Кэролайн Данфорд Смерть в семье © Павловская О., перевод на русский язык, 2019 © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019 * * * Моим мальчикам, М. и К., – порой они вдохновляют, порой отвлекают, но делают и то и другое очаровательно, – а также Грэму, без которого многое было бы невозможно. Глава 1 Серьезные последствия В декабре 1909 года Англия готовилась ко всеобщим выборам, в России гремели громовые раскаты надвигавшейся революции, а мой отец, преподобный Иосия Питер Мартинс, упал лицом в миску баранины с луком, отдав Богу душу и оставив матушку, меня и моего младшего брата Джо на милость епископа Пэджета. Матушка по душевному складу была из тех, кто остро реагирует на внешнюю сторону событий, в первые минуты упуская из виду долгосрочные последствия. – Почему он не попросил убрать со стола, прежде чем это сделал? – возмутилась она, когда служанка прибежала с роковой вестью и отвела нас в столовую. – Знал же, что его найдут посреди объедков. Ох, Иосия… Поскольку матушка крайне редко называла отца именем, данным ему при крещении, сразу стало ясно, что она потрясена и раздавлена. – Он кажется таким умиротворенным… – деликатно сказала я. Отец и правда выглядел как человек, испытавший глубокое облегчение, будто он с радостью принял смерть, хоть та и застала его за скромной трапезой. Эта мысль помогла мне стерпеть ужасную, мучительную боль утраты. – О, Эфимия, если бы только твой отец… – Он ничего не мог поделать, – резонно заметила я. Мать надменно вскинула бровь: – Не перебивайте, юная леди, это неприлично. Я собиралась сказать: если бы только твой отец не стал викарием. – Думаю, матушка, он принял решение вполне осознанно. – Ничего не могу сказать, это было до меня. – Она помолчала и тряхнула головой. – Нет, сами мы не справимся. Придется написать твоему деду. – Я буду только рада, если он предложит нам помощь, но вы пишете этому человеку всю мою сознательную жизнь, матушка, а он ни разу не соизволил ответить. – Не «этому человеку», Эфимия, а твоему родному дедушке. – Он никогда не был мне настоящим дедушкой. – Я не хотела, чтобы эти слова прозвучали резко, но горе, лишившее меня сдержанности, распорядилось по-своему. – Вся в отца, – буркнула мать и вышла из столовой. В свои восемнадцать я, скромная девушка с густыми блестящими каштановыми волосами и умными серыми глазами, опасалась, что мне далеко до маминого идеала хорошей дочери и никогда к нему не приблизиться. Нас с ней разобщили долгие часы, проведенные мною в отцовском кабинете, где он старался передать мне все свои познания об окружающем мире, а еще учил аналитически мыслить и понимать то немногое о человеческой душе, что ему самому удалось постичь за время службы священником. Матушка же считала, что интеллект «нужен юной леди как пара копыт и примерно так же привлекателен». Однажды я позволила себе заметить, что копыта да с подковами могли бы порой очень пригодиться для прогулок, и мой отец вынужден был молча стоять в сторонке, пока матушка отсылала меня спать без ужина. Родители не были так уж близки, но без отца наше будущее в один миг сделалось опасно зыбким. На следующий же день после его смерти от епископа пришло извещение о нашем выселении. Так что, пока матушка скорбела у себя комнате и продолжала одностороннюю переписку с моим дедом, я, со своей стороны, развила бурную деятельность – взялась рассылать письма в разные поместья с просьбой нанять меня в услужение. Не знаю, откуда возникла эта идея – наверное, из самых глубин отчаяния. Но не могу не признать, что в тот момент определенную роль сыграл и дух романтизма, который мне так и не удалось истребить в себе, хотя я прекрасно видела, во что превратился брак моих родителей, заключенный по любви. Разумеется, я приняла меры предосторожности, чтобы сохранить свою личность в тайне – попросила присылать ответы на адрес ближайшего почтового отделения и подписалась вымышленной фамилией. Служительнице почты я сказала, что забираю письма для своей кузины, которая скоро к нам приедет. Такая вопиющая ложь стоила мне бессонных ночей, но я не сомневалась, что все пройдет гладко и обман не обнаружится. Тем не менее, когда после целого вороха резких отказов пришло нечто похожее на положительный ответ, у меня возникло желание пойти на попятную – ведь нужно было еще как-то рассказать обо всем матери… Секрет мой раскрыл малыш Джо. Я сидела в спальне, размышляя, что из пожитков взять с собой в дорогу, когда у меня в руках будет приглашение на работу. Дверь вдруг распахнулась, и мой братец рыбкой нырнул под кровать. – Прости, Эффи! – выпалил он оттуда. – Я не хотел тебя выдавать! И немедленно из холла донесся голос матери: – Эфимия Мартинс! А ну живо спускайся! Я наклонилась и заглянула под кровать – братец тотчас метнулся в самый дальний угол с проворством паука, удирающего от веника. – Джо, что ты натворил? – Я не нарочно! Мама все говорила о том, как же нам дальше быть, и сказала, что от тебя никакого толку, потому что ты сиднем сидишь у себя. Я подумал, это несправедливо, и выболтал твой грандиозный план. – Грандиозный план?.. – Я прочитал одно из твоих писем. По-моему, это гениальная идея, Эффи. Так ты сможешь познакомиться с каким-нибудь богатеньким дворянином, он в тебя влюбится и подарит кучу всяких драгоценностей, и еще большой дом. Ведь ты этого заслуживаешь, Эффи, больше всех в мире! Знаешь, для сестры ты очень даже симпатичная. Может, у тебя будет столько денег, что ты купишь мне тех деревянных солдатиков, которых папа обещал подарить на день рождения. – О Джо! Когда же ты перестанешь совать нос в чужие… – Я не договорила, услышав скрип ступеней – мать в тяжелом траурном платье поднималась по лестнице. Она подошла к моей комнате и остановилась на пороге, мрачная и торжественная, чтобы произвести впечатление. Несмотря на четыре фута десять дюймов[1] роста, ей удавалось сделать свое присутствие заметным в любом обществе – это была ее врожденная способность. – Эфимия, я не стерплю такого позора. Она произнесла это так, что мой братец забился под кровать еще глубже. – Нам нужно на что-то жить, матушка. – Эфимия! Девице твоих лет негоже рассуждать о подобных вещах, ты ничего в этом не понимаешь. – Я понимаю, матушка, что нам не обойтись без еды. Особенно малышу Джо. Матушка растерялась. В этот момент малыш Джо мне в помощь высунул из-под кровати ангельское личико, обрамленное белокурыми кудряшками, и мать с тяжким вздохом опустилась на тюфяк – будто сложился от безысходности гигантский черный бархатный веер. – Я буду работать не под своей фамилией, – продолжила я. – И поскольку нам всем придется покинуть этот дом, я смогу помогать вам с выплатой ренты за новый и за обучение Джо. – Нам нужно освободить дом викария в течение двух недель. – Мать встала и, напомнив моему братцу, что у него сейчас урок латыни, вышла из комнаты, не обернувшись. Она не хуже меня понимала, насколько безнадежно наше положение. За следующую неделю я не получила ни одного письма от работодателей, мать ходила по дому с окаменевшим лицом, и даже малышу Джо, как он ни старался, не удавалось заставить ее улыбнуться ни фирменными ужимками, ни шутками. Сначала она без устали паковала вещи, затем взялась за дело, которым еще не приходилось заниматься ни одной достойной леди, – начала искать коттедж, сдающийся внаем. А я со своей стороны приняла окончательное решение и написала очередное письмо. Именно оно и определило мою дальнейшую судьбу. Ранним, по-весеннему светлым утром мы с матушкой столкнулись в холле – у каждой были важные новости, и матушка, как всегда, заговорила первой: – Я нашла коттедж, Эфимия. Это, конечно, не то, к чему мы привыкли, зато он маленький и чистенький, с птичьим двором и загончиком для двух свиней и козы. Козье молоко – самое питательное. Я заключила договор аренды на три месяца, мы переезжаем в следующий вторник. Кроме того, я навела справки в деревне и уже обзавелась четырьмя учениками, которые желают освоить игру на фортепиано под моим руководством. Думаю, их еще прибавится, когда мы там обустроимся. Разумеется, образованием Джо пока продолжу заниматься я сама, но надеюсь, со временем мы наймем ему гувернанта. Будь любезна, выбери в кабинете отца книги, которые вам с Джо могут понадобиться. Я отлично понимала, чего ей стоила эта последняя просьба. – А разве епископ Пэджет не запросил полную опись вещей? Мать, как того требовали приличия, покраснела: – Мы всё предоставим в надлежащем виде. Я без зазрения совести обчистила бы «старого чудилу», как называл его отец, но меня удивило, что на это решилась матушка. Видимо, недоумение отразилось на моем лице, потому что она вздохнула: – Ну в самом деле, Эфимия, обычно ты всегда готова нарушить любые правила! Пришло время сказать ей главное. Но у меня почему-то не нашлось слов. Так что я просто отошла в сторону, чтобы стала видна сумка, набитая пожитками, без которых я не могла обойтись. Мать охнула, прикрыв рот рукой: – Нет, ты все-таки… – Извините, матушка. Я получила место в Стэплфорд-Холле. Я почти что ожидала драматического заявления на тему «ты больше мне не дочь», так что ее реакция меня ошарашила. Мать обняла меня и шепнула «прости» так нежно, что я совсем потеряла дар речи. Она отступила на шаг и заговорила уже обычным тоном: – Надеюсь, у тебя будет должность хотя бы старшей горничной. Было бы глупо отказаться от достойного положения в обществе в обмен на жалованье не больше того, что я плачу служанке. – У меня будет должность горничной с дополнительными обязанностями. Мать издала громкое фырканье, неподобающее истинной леди: – Стэплфорд-Холл! Всего лишь пародия на приличные дома. – Думаю, поэтому его владельцы и согласились меня нанять. У меня же нет рекомендаций. Зато есть образование, и, надеюсь, мои хозяева это заметят. Я рассчитываю быстро дослужиться до экономки. Мать вздохнула. – Ты очень наивна, Эфимия. К счастью, я буду поблизости, когда тебя выставят вон из этого поместья. Коттедж находится в Литтл-Кросшор. Для тебя всегда найдется местечко подле нас с Джо. – Она произнесла это со всей торжественностью, хотя мы обе понимали, что без моего жалованья выплачивать арендную плату за жилье, которое матушка мне описала, будет практически невозможно. Я сомневалась, что она станет такой уж востребованной учительницей музыки в деревне. – Буду навещать вас, когда хозяева позволят. – «Хозяева позволят», – повторила она. – Вот уж не думала, что моя дочь когда-нибудь произнесет такие слова. В ее голосе стали проскальзывать драматические нотки, и я сочла, что пора уже благоразумно откланяться. Сказала, что из Стэплфорд-Холла за мной пришлют повозку на площадь, чем вызвала новую волну причитаний – «Простую повозку!» – поцеловала Джо и пообещала ему набор солдатиков, а затем вышла на яркое солнышко. Было 8 января 1910 года, и я готовилась оставить за плечами не только всю мою прежнюю жизнь, но и фамилию. Морозный воздух покалывал кожу, как лимонный сок, ветер выжимал слезы из глаз; однако, стыдно признаться, главным чувством, владевшим моей душой, когда я покидала дом своего детства, было предвкушение начала чего-то нового. Радостная дрожь нетерпения пробирала с ног до головы. Дрожь усилилась в прямом и переносном смысле, потому что прямо надо мной разразилась гроза. Старенькой повозке понадобилось больше времени, чем предполагалось, чтобы одолеть размытую дождем сельскую дорогу, но, когда начали сгущаться сумерки, мы все-таки добрались до длинной трехколейки – непременного атрибута всех современных больших поместий. Возчик высадил меня на полпути к особняку, потому что ему пора было разворачиваться и ехать на ферму. Сумки пришлось тащить самой, зато хоть деревья давали укрытие от ливня – по крайней мере, теперь вода не струилась потоком по шее и не стекала из рукавов, словно из водосточных труб, как было всю дорогу в открытой повозке. Стэплфорд-Холл вполне оправдал мои надежды. Это был большой дом, построенный по образу и подобию старых поместных особняков, но более компактный и современный, уютно сиявший окнами всех трех этажей, залитыми теплым газовым светом. Но прием, если можно так сказать, меня ожидал не слишком радушный. – Эфимия Сент-Джон! Ничего себе имечко для прислуги! Папаша, видать, из аристократов? Сходил налево? Я у себя в штате не потерплю зазнаек. Передо мной стояла высокая тощая женщина, похожая на заморенную голодом ворону. Это сходство усиливалось благодаря прическе – жиденькие, темные, необычно блестящие волосы были туго затянуты в пучок. Губы тонкой розовой линией перечеркивали бледное, угловатое лицо, с которого недобро смотрели маленькие черные глазки. Лично мне бы не хотелось, чтобы у меня в доме хозяйничала такая управительница. Я робко переминалась с ноги на ногу в луже дождевой воды, натекшей с меня на персидский ковер библиотеки, и при этом старалась сосредоточиться на разговоре, хотя мой взгляд неумолимо притягивали полки со стройными рядами книг. Меня трясло от холода, но я надеялась, что в общении с работодателями это будет скорее преимуществом. Кроме того, я заметила, что настольная лампа отчаянно нуждается в чистке, и это добавило мне надежды на успех. – Эй, девочка, ты что, язык проглотила? – Вы можете называть меня Амелия, мисс. Это мое второе имя. – Мне хватило ума назвать настоящее имя, данное при крещении. Я пришла наниматься на работу без рекомендаций, и если бы выдумала имя и случайно его забыла, потом наверняка пришлось бы объясняться с полицией. – Миссис Уилсон. Ко всем экономкам и кухаркам принято обращаться «миссис». И ты знала бы об этом, будь у тебя на самом деле опыт работы, как заявлено в твоем письме. – Да, миссис Уилсон. – Я потупилась. – Вы правы. Женщина-ворона громко фыркнула. – Если я все же решу тебя нанять, ты быстро убедишься, что я всегда права. Но с какой стати мне брать на работу врунишку? Назови хоть одну причину. – Я умею работать, миссис Уилсон. Возможно, раньше я и не служила горничной, но… Дверь распахнулась, и вошли два джентльмена в смокингах, споря на ходу. – Между прочим, этот старикашка был моим родным дядюшкой! – возмущался высокий, мощного телосложения мужчина с рыжими волосами и голосом, хриплым от злоупотребления алкоголем. – А мне он был крестным отцом, Дикки, – перебил второй, пониже. Он казался, возможно, и не таким статным, как рыжеволосый великан, которого я мысленно окрестила Викингом, но мне в глаза сразу бросилось, как аккуратно он одет и причесан: галстук завязан безупречно, волосы набриолинены. о что тут такое, миссис Уилсон? Почему какая-то девица льет воду на мой персидский ковер? Я, стиснув зубы, смиренно опустила голову. – Прошу прощения за беспокойство, мистер Ричард, – торопливо сказала экономка, – я думала, вся семья после ужина собралась в гостиной и мы здесь никому не помешаем. Эта девушка претендовала на вакансию служанки. – Претендовала? – переспросил тот, что пониже. – Как выяснилось, она пыталась ввести меня в заблуждение своим письмом. Сомневаюсь, что она работала хоть один день в своей жизни. Невысокий мужчина шагнул ко мне: – Вы позволите? – Он взял меня за руки и принялся рассматривать кисти. У него были удивительно длинные пальцы, а прикосновения оказались мягкими и деликатными. Особенно его заинтересовали мои большие пальцы и ладони. – Могу предположить, что эта девушка привыкла много писать, заниматься верховой ездой и выполнять легкую домашнюю работу. Викинг расхохотался: – Ну вот, товар-то бракованный, миссис Уилсон, хотя с виду лакомый кусочек! На свалку! Не стерпев оскорбления, я вскинула голову, и невысокий мужчина, поймав мой взгляд, тотчас отвел руки. – Ты не прав, Дикки, – сказал он рыжему. – И кто же она, по-твоему? Незаконнорожденная принцесса? – Вы, должно быть, оказались без средств к существованию? – продолжил невысокий, обращаясь ко мне. Говорил он сухо и смотрел на меня, будто оценивал в уме. Но помимо этого я прочла в его глазах симпатию. – У меня умер отец… – Я замолчала, потому что силы внезапно меня покинули. Я замерзла, проголодалась и никогда еще не чувствовала себя такой беззащитной. Ужасно хотелось есть, спать и еще огреть дубиной Викинга за его оскорбительное нахальство, но я ни на секунду не забывала про матушку и Джо, о которых мне нужно было заботиться. Поэтому я смирила гордыню. – Он ничего не оставил мне в наследство. – И кем же был ваш достопочтенный батюшка, юная леди? – поинтересовался рыжий Дикки. – Я бы предпочла не отвечать на ваш вопрос, сэр. – Я с вами согласен, миссис Уилсон, – отрезал рыжий. – В этом доме не место обманщицам. Отошлите девицу восвояси. – Как пожелаете, мистер Ричард. – Постойте, – вмешался невысокий джентльмен. – Посмотрите-ка мне в глаза, мисс. Вы скрываете имя отца, потому что для вас это дело чести? – Да, сэр. – Я почувствовала укол совести, но взгляд не отвела. Невысокий повернулся к экономке: – В таком случае, миссис Уилсон, давайте дадим девушке шанс. Назначьте ей испытательный срок. У нас сейчас все равно не хватает прислуги. Миссис Уилсон поджала губы: – Раз уж такова ваша воля, мистер Бертрам, мне возразить нечего. Завтра утром я обо всем доложу хозяйке. А теперь позвольте откланяться. Идем, девочка. – Она отодвинула стенную панель, которая издалека казалась обычными рядами книжных полок, и вывела меня в потайной коридор для прислуги. – Ты можешь пудрить мозги мистеру Бертраму, но не мне, – шепнула экономка. – Посмотрим еще, что на твой счет скажет хозяйка. Она тоже не из тех, кого легко обдурить. С этими словами миссис Уилсон ощутимо толкнула меня в поясницу, и я оказалась в абсолютной темноте. Панель за нами задвинулась с легким щелчком хорошо смазанного механизма, где-то над головой лязгнул металл. Как только свет из библиотеки исчез, я замерла, и миссис Уилсон пнула меня еще раз: – Пошевеливайся. Настоящие служанки знают, что, пока ужин не подан, нельзя терять время. Я устремилась вперед на ощупь, не желая оставаться дольше необходимого в этой черной ловушке наедине со старой гарпией. Через несколько минут мои глаза привыкли к темноте, и вскоре я, в точности как в той пословице, увидела свет в конце туннеля. По мере того как мы приближались к выходу, все громче становился шум, который то и дело перекрывали истошные вопли какой-то сердитой женщины. Коридор для прислуги вывел нас в кухню. Дым там стоял коромыслом, и в первую секунду мне показалось, что по тесному помещению мечутся как минимум человек тридцать. Войдя, я проворно подалась в сторону, чтобы не получить очередной пинок от миссис Уилсон, и наступила на чью-то огромную, безупречно начищенную штиблету. – Это мистер Холдсуорт, дворецкий, – холодно сообщила миссис Уилсон. – Простите, сэр, – смутилась я. Владелец штиблеты – высокий, средних лет человек с угрюмым лицом – молча смотрел на меня сверху вниз. Взгляд у него был суровый, но, судя по морщинкам у глаз и рта, он был не чужд веселью и часто улыбался. Я присела в книксене и изо всех сил постаралась изобразить на лице дружелюбие, однако он лишь бесстрастно произнес: – Не делай так больше. Помещение было по-современному обставлено и ярко освещено. Блестящие кастрюли и горшки выстроились стройными рядами. Высокие окна были распахнуты, но зимний воздух не мог победить знойную духоту, царившую в кухне, где все кипело и клокотало в преддверии семейного ужина. – Это Мэри, – указал дворецкий на хорошенькую девушку с веснушками и каштановыми кудряшками. – Иногда мы зовем ее Мэрри[2] за веселый нрав. Я покосилась на него, ожидая увидеть улыбку, но на сумрачном лице не обнаружилось ни единого признака несерьезности. Зато у Мэри рот был до ушей, когда она бросилась ко мне и тепло пожала руку: – Ну наконец-то помощь подоспела! – Она хихикнула. – Как здорово, что теперь у меня будет с кем поболтать. Агги не в счет, она говорит только о том, как побыстрее почистить кастрюли. – Агги – посудомойка, – пояснил мистер Холдсуорт. – А это великолепная миссис Дейтон, она как раз заканчивает приготовления к ужину. И в такие минуты от нее лучше держаться подальше. Может, Мэри покажет девушке комнату для прислуги, как считаете, миссис Уилсон? Ей неплохо бы переодеться, она промокла насквозь. – Дворецкий посмотрел на меня. – Мы уже полдничали, но думаю, миссис Дейтон найдет тебе что-нибудь перекусить после того, как хозяева поужинают. Она тогда будет поспокойнее. – Мы еще ничего не решили насчет жилья для Эфимии, – проворчала миссис Уилсон. – Но вы абсолютно правы, мистер Холдсуорт: девушка мокрая как мышь и уже успела натоптать грязи в библиотеке. Мэри, проводи ее туда, но сначала прихвати каких-нибудь тряпок. Ковер нужно вычистить до того, как джентльмены устроятся в библиотеке выпить виски. Если справишься как следует, Эфимия, я, может статься, замолвлю за тебе словечко перед хозяйкой. Я заставила себя кивнуть и произнести: – Да, миссис Уилсон. Спасибо, миссис Уилсон, – хотя с удовольствием затолкала бы упомянутые тряпки в ее тощую глотку. Этот порыв я все-таки подавила и даже сделала книксен напоследок. – Ты не обязана передо мной приседать, – буркнула она, но могу поклясться, ей это понравилось. Экономка принадлежала к той же породе людей, что и епископ Пэджет, и я ее уже ненавидела. Мэри куда-то сбегала, вернулась с охапкой тряпья и кивком поманила меня за собой. – Не смейте попадаться на глаза хозяевам, – потребовала миссис Уилсон, когда мы выходили в потайной коридор для прислуги. – О боже мой… – чуть слышно выдохнула я. вилась у прохода в библиотеку. – Обратную дорогу найдешь? Я кивнула в полутьме. – Вот и хорошо, тогда увидимся позже. Но вот на глаза джентльменам тебе и правда лучше не попадаться – ты так промокла, что кажется, будто на тебе вовсе нет одежды. – Мэри снова хихикнула и дружески подтолкнула меня к библиотеке. Оглядев себя при газовом освещении, я пришла к выводу, что новая знакомая права: мокрая одежда плотно облепила мое тело. Неудивительно, что рыжий мистер Ричард позволил себе сказать то, что сказал. Отогнав эти мысли, я опустилась на колени, решив побыстрее расправиться с заданием. Но руки окоченели от холода и едва шевелились, а на тряпках обнаружились маслянистые разводы – похоже, их не раз использовали для полировки. Паркетного масла было столько, что тряпки отказывались впитывать воду с ковра. Я терла ковер изо всех сил, думая лишь о том, как бы поскорее вернуться в душное тепло кухни. В конце концов я решила, что сделала все возможное в предложенных обстоятельствах, но, поднявшись на ноги, увидела в том месте на ковре, где только что сидела, еще одно мокрое пятно. Проклиная злокозненность миссис Уилсон и собственную глупость, я расстелила самую сухую тряпку у края нового пятна и, снова опустившись на колени, взялась за неподъемную задачу. Больше всего я боялась, что меня выставят из Целую вечность спустя я встала и обвела взглядом ковер. Результат стараний не обнадеживал: стало еще хуже. Теперь светлый узор ковра был неравномерно покрыт слоем паркетного масла. Я чуть не взвыла от безнадеги. Где-то внизу хлопнула дверь – вероятно, джентльмены поужинали и направлялись в библиотеку. Выбор у меня был такой: предстать в моем нынешнем виде либо перед ними, либо перед миссис Уилсон. В итоге я предпочла отступить. Отодвинула стенную панель, нырнула во мрак коридора для прислуги, сделала несколько шагов и, неожиданно споткнувшись обо что-то, растянулась на полу. К счастью, я так одеревенела от холода, что даже не почувствовала боли от падения. Глаза еще не привыкли к темноте, но пальцы определенно нащупали мужской ботинок, пробежали по нему вверх и подергали штанину. «Прошу прощения», – прошептала я, уже смутно осознавая, что в этой черной массивной фигуре на полу есть что-то неправильное, и начала отползать обратно к стенной панели. Сердце колотилось все быстрее. Я с треском отодвинула панель, в коридор хлынул свет из библиотеки, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить увиденное. Полоса бледного желтоватого света выхватила из темноты джентльмена средних лет в смокинге. Он лежал на спине, странно вывернув конечности, и смотрел в одну точку. Правая рука была прижата к груди; вокруг него растеклась какая-то жидкость. Я толкнула панель, расширив проем, и картина явилась мне во всех красках: алая лужа крови, серебристый блеск ножа, торчащего из груди, и светло-голубые остекленевшие глаза на белом лице. Лишь тогда я окончательно поняла суть своей находки. Глава 2 Труп в библиотеке Я обдумала возможность грохнуться в обморок на манер приличных леди, но быстро отмела этот вариант действий, приняв во внимание свое нынешнее положение: я была служанкой, к тому же от природы не имела склонности лишаться чувств и не представляла, как это делается. Вместо этого я совершила то, что, как мне казалось, дамы с тонкой душевной организацией всегда проделывают, оказавшись наедине с трупом, – пронзительно завизжала и бросилась прочь из библиотеки. Бегство получилось несколько хаотичным, поскольку я промерзла до костей и плохо соображала. Но мне все же удалось распознать главную дверь по размеру; я, задыхаясь, вылетела на галерею и, не успев затормозить, на полной скорости врезалась в перила. Мой визг резко прервался – железное ограждение выбило из грудной клетки весь воздух. В холле, футах в пятнадцати подо мной, дворецкий, которому я недавно наступила на ногу, как раз направлялся к входной двери. Он остановился и уставился на меня взглядом испуганного карпа. Колокольчик у входа зазвонил громко и настойчиво – видимо, не в первый раз. Мистер Холдсуорт встряхнулся, возвращая себя к действительности, оторвал от меня взгляд и невозмутимо продолжил путь по черно-белой плитке холла. – Труп… – выдохнула я, навалившись на перила. И повысила голос: – В библиотеке – труп! Я видела, как вздрогнули плечи дворецкого, но он даже не замедлил шаг. Ясное дело, решил, что не позволит какой-то чокнутой девице отвлекать его от исполнения служебных обязанностей. Внезапно почувствовав головокружение, я нащупала ледяными пальцами перила и вцепилась в них. Выложенный плиткой пол поплыл у меня перед глазами, а элегантные лестничные пролеты, обрамляющие холл, потекли куда-то белопенными мраморными реками. Великолепный персидский ковер, уложенный посреди холла, устремился за ними, вступил в столкновение с черно-белой плиткой, и узор начал пульсировать и завихряться. Самыми вероятными в тот момент мне представились два варианта развития событий: я могла оросить эту прекрасную картину остатками завтрака или нырнуть вниз и разукрасить ее собственными мозгами. В общем, я собиралась напачкать похуже, чем в библиотеке, но вдруг послышался топот, чьи-то сильные руки дернули меня назад и тем самым спасли от позора, а может, и от верной смерти. – Боже милостивый, Холдсуорт! – прозвучал у меня над ухом хорошо поставленный женский голос, которого не постеснялась бы выпускница элитной семинарии. – Старая карга экономка теперь удумала топить прислугу? Меня принялись осторожно усаживать в кресло на галерее, а когда я слабо возразила – мол, одежда же мокрая, – усадили насильно, велев не рыпаться. – Полагаю, новая служанка проделала долгий путь во время грозы, – отозвался Холдсуорт, и его голос донесся до меня словно сквозь вату. – Миссис Уилсон немедленно оказала ей любезность, доверив вычистить ковер в библиотеке перед ужином. – Говорил он вполне уважительным тоном и вместе с тем дал понять, что не одобряет поведение экономки. Холдсуорт был безупречным дворецким. – Черт бы побрал эту стерву! – воскликнула моя спасительница. Ее манера выражаться мгновенно вернула мне ощущение реальности, и я впервые получила возможность рассмотреть, кому обязана жизнью. Передо мной стояла молодая рыжеволосая женщина с обворожительными зелеными глазами. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не слишком выдающаяся волевая челюсть. Разглядеть одежду мне не удалось, поскольку на женщине был подбитый мехом малиновый плащ с капюшоном, зато я увидела самые прекрасные в мире коричневые сапожки на пуговицах. Они поднимались, судя по всему, гораздо выше ее стройных лодыжек, защищая от зимнего холода. Как же мне хотелось согреться! Но долг был прежде всего. – В библиотеке труп, мисс. – Мне было неловко за такую вульгарную новость, но сообщить о своей находке по-другому не представлялось возможным. Как в плохой театральной пьесе, Холдсуорт и молодая леди хором повторили мои слова. Разумеется, они ждали разъяснений. – Я чистила ковер в библиотеке, но только напачкала еще больше… – Да уж понятно, – кивнула рыжеволосая. Я затараторила дальше, уже не думая о приличиях, потому что все это нужно было выложить одним махом, иначе мне никогда не удалось бы досказать историю до конца. – Кажется, я услышала шаги в коридоре для прислуги, но в ту же секунду споткнулась о труп – на полу лежал мужчина. У него из груди торчал нож. Вместо того чтобы начать охать и ахать, слушатели внимательно смотрели на меня с очень серьезными лицами. – Это правда, – пролепетала я. – Господь мне свидетель. Холдсуорт нахмурился и издал легкое покашливание – все правильные дворецкие так делают, перед тем как сообщить, что чье-то понимание ситуации в корне неверно. Но молодая леди не дала ему изречь дворецкую мудрость, заговорив первой: – Холдсуорт, звони в полицию. – Конечно, мисс Риченда. Но вы же не думаете, что эта девушка отдает себе отчет в своих словах? У нее лихорадка, в голове помутилось от холода и голода. – Не исключено. Но взгляд у нее вроде бы осмысленный. В приютах я видела много голодающих людей и лихорадку тоже наблюдала. По-моему, девушка выглядит скорее потрясенной. Собственно, знакомство с миссис Уилсон для кого угодно будет потрясением. – Мисс Риченда расхохоталась в неподобающей леди манере, и это было настолько несообразно обстоятельствам, что мне на глаза навернулись слезы. – Уверен, скоро выяснится, что ничего страшного не произошло, – успокаивающе произнес дворецкий. – Так давайте проверим, – заявила мисс Риченда. – Идем, девушка, показывай, где твой труп. Я с удивлением обнаружила, что ноги еще способны меня нести, и неверным шагом двинулась вперед. В библиотеке все осталось по-прежнему: отодвинутая стенная панель открывала проход в коридор для прислуги. В свете газовых ламп я увидела тень от ног лежащего мужчины и, обернувшись, указала спутникам в полумрак коридора. Мисс Риченда решительно шагнула в проход. – Боже милостивый! А девушка права, Холдсуорт. Иди взгляни! – Благодарю, мисс Риченда, я поверю вам на слово, если не возражаете. Пойду звонить в полицию и заодно извещу хозяев. – Валяй. Принеси-ка мне лампу, эй. – Я, мисс?.. – А, нет, поставь на место. Лучше помоги мне вытащить его на свет. Я всегда знала, что судьба прислуги не сахар, поэтому зажмурилась, шагнула в коридор и взялась за ногу трупа. Оказывается, мертвые тела немыслимо тяжелые – будто бы пустое место, освобожденное душой, после смерти занимает какая-то неподъемная субстанция. Понадобилось довольно много времени, нецензурных высказываний рыжеволосой леди и пыхтения с моей стороны, чтобы приволочь труп в библиотеку, под свет газовых ламп. На беду, именно в этот момент вошла Мэри. Она уставилась на плоды наших трудов и немедленно начала всхлипывать. – Ох ты боже мой, – выпалила мисс Риченда, – это же кузен Жоржи! Мэри взвыла. Прежде я не слышала, как люди по-настоящему воют, – отец никогда не брал меня с собой на местные похороны. И, пожалуй, мне бы не хотелось еще раз услышать тот пронзительный, душераздирающий звук, исходивший от Мэри. Вой не смолкал. Мисс Риченда, вероятно, тоже уже не могла это терпеть, потому что подошла к девушке и влепила ей пощечину. Вой мгновенно прервался, Мэри съежилась, обалдело вытаращив глаза. – Что с тобой такое? Это же мой кузен, а не твой, – озадаченно сказала рыжая. – Думаю, дело в том, мисс, что люди по-разному реагируют на чужую смерть, – попыталась я объяснить, подойдя к дрожавшей Мэри и обняв ее одной рукой за плечи. Рукав у меня был все еще мокрый. – Не у всех такие стальные нервы, как у вас. – Хм, да ты вроде бы тоже не верещала как банши[3]. – Мисс Риченда замолчала. Я тоже хранила молчание, переживая, что своей последней репликой могла ее задеть. – Что тебе понадобилось в библиотеке, Мэри? – Мистер Холдсуорт прислал меня на подмогу, – пролепетала девушка. При этих словах я не сумела сдержать улыбку, и мисс Риченда ее заметила, но вместо того чтобы пожурить меня, она и сама ухмыльнулась: – Хороша подмога! – И еще я должна передать, – смущенно добавила Мэри, – что хозяйка желает видеть Эфимию. – Ой-ёй, если мачеха призывает тебя пред светлы очи, лучше не медлить, – сказала мисс Риченда. – Очередная жена моего отца умеет говорить ласково, но она мегера пострашнее Уилсон. С одной стороны, ее комментарий не обнадеживал, но с другой, я была благодарна за предупреждение. Сделав книксен, я выжидательно взглянула на Мэри. – Я провожу Эфимию, мисс, она же здесь новенькая. Вы сможете тут побыть одна… с ним? – На последнем слове голос Мэри жалобно дрогнул. Риченда махнула рукой: – Я его пока посторожу, а вы пришлите сюда этого слабака Холдсуорта. Вдвоем будет веселее. Мы с Мэри послушно присели в книксене. К моим замерзшим конечностям начала возвращаться чувствительность, в коленях и лодыжках появилась покалывающая боль – я слишком долго ползала по ковру, вытирая грязь. Работа служанки оказалась куда хуже, чем я ожидала, а ведь меня еще даже не приняли в штат… – Она ждет тебя в зеленой гостиной. – Скинув с плеча мою руку, Мэри выскочила на галерею и теперь стремительно спускалась по лестнице в холл. – Скорей, нам нельзя попадаться на глаза хозяевам. – А почему мы не пошли по коридору для прислуги? – спросила я, неуклюже пытаясь не отставать, насколько позволяли мокрые юбки, липнувшие к ногам. Получалось у меня плохо – Мэри при всей ее субтильности оказалась очень шустрой. – Ни за что на свете туда не сунусь! – выпалила она. – А вдруг убийца все еще там? – Из того коридора есть проход не только в библиотеку, – заметила я. – Так что убийца мог затаиться в любой из комнат. В доме теперь повсюду небезопасно. Мэри остановилась, и я получила возможность отдышаться. – А ты умная, да? Хозяйка не любит, когда умничают, Эфимия. – С ее светлостью я буду вести себя скромно и услужливо, – заверила я. Мэри, склонив голову набок, смерила меня взглядом с ног до головы. – Сомневаюсь, что у тебя получится, – сообщила она, немного поразмыслив. – Ты не такая, как другие служанки. Есть в тебе что-то… пока не могу понять, что… – Ты так расстроилась в библиотеке. Сейчас тебе получше? – попыталась я сменить тему. – Это я от неожиданности разоралась. – Возможно. – Я мило улыбнулась. – Только мне показалось, тут было нечто большее. Пока не могу понять, что… – Зеленая гостиная там. Мэри зашагала в указанном ею самой направлении и после головокружительного количества поворотов остановилась перед широкой двустворчатой дверью в пастельных тонах. По-моему, мы сейчас были в восточном крыле, но я бы не поручилась. – Ну вот, пришли, – сказала Мэри. – Не стучи – хозяйка ненавидит, когда стучат. Говорит, это действует ей на нервы. – Но я же не могу войти без предупреждения. Это невежливо, и потом, я боюсь ее потревожить. – О чем это ты? – уставилась на меня Мэри, уперев руки в бока. – Мы же служанки. Хозяевам до нас нет никакого дела. Они вспоминают о нашем присутствии, только когда им нужна еда, теплая вода или перестановка мебели. Мы в доме вообще не в счет. Я уже поняла, что выдала себя, но, помимо подозрения, уловила в голосе Мэри нотки горечи. Надо было как-то выкручиваться. – Извини, – быстро сказала я. – Леди, которой я прислуживала, предпочитала, чтобы мы стучали. – Ты же говорила, что раньше не работала. – Я говорила?.. Это была не работа, а что-то вроде стажировки. Меня обучали ремеслу горничной в качестве одолжения. К счастью, Мэри не спросила, кто оказал мне одолжение. Она задумчиво поцыкала зубом и кивнула самой себе, будто одобрила какую-то мысль, пришедшую ей в голову. – В тебе точно есть что-то странное, но я никогда не забуду, как ты была добра ко мне, когда я разревелась в библиотеке, – сказала она, уходя. В зеленой гостиной царил дух увядания, и леди Стэплфорд, расположившаяся в кресле, повернутом спинкой к камину, идеально вписывалась в обстановку. Депрессивное впечатление усиливал шум дождя, барабанившего по оконным стеклам. В камине лежала охапка засохших цветов. То есть в комнате было очень холодно. Хозяйка оказалась худенькой леди, закутанной в сто одежек. Мой взгляд задержался на ее лице всего лишь на секунду, но в ее глазах было столько удивления и недовольства, оттого что прислуга дерзнула поднять взор, что я тотчас потупилась и смиренно подошла ближе. Тем не менее по пути мне удалось отчасти рассмотреть гостиную. Шторы были задернуты, комнату освещали развешанные на стене газовые лампы, от которых падали длинные колышущиеся тени. Здесь было слишком много мебели: кресла и диваны разных габаритов теснились в художественном беспорядке, который кто-нибудь мог бы назвать и бардаком. Рядом с леди стоял журнальный столик, заваленный кучей вещей; вокруг по всей комнате выстроились его собратья, тоже уставленные безделушками, китайскими вазами и стеклянной посудой. Я осторожно пробралась между всем этим добром и остановилась напротив кресла. Чувствовала я себя как на аудиенции у чрезвычайно важной персоны – именно этого от меня, по всей видимости, и ожидали. Вернее, я чувствовала, что меня соизволила принять персона, считающая себя чрезвычайно важной. – Стало быть, ты та самая девушка, которая нашла труп в моей библиотеке? Какое безобразие! Леди Стэплфорд говорила с легким французским акцентом, но в остальном ее английский был безупречен. Она лишь чуть заметнее смягчала конечные согласные, по сравнению с уже знакомыми мне детьми лорда Стэплфорда – их произношение отличалось аристократической чеканностью. Риченда назвала леди Стэплфорд очередной женой своего отца, и либо осуждение в ее голосе было беспочвенным, либо лорд Стэплфорд славился неумеренной страстью к увядающим блондинкам за сорок. Всё в леди Стэплфорд казалось мягким – от пушистых светлых волос до целого вороха лент и кружев. Вероятно, когда-то она была сказочно прекрасна, но сейчас искра юности и красоты уже угасла в ней. В пронзительных синих глазах я видела тень безысходности, осознание полного поражения в борьбе с возрастом. В отличие от моей матери, которая красотой никогда не блистала, и потому ей нечего было терять, леди Стэплфорд с глупым отчаянием пыталась удержать свою молодость и французский шарм. – Да, мэм, – ответила я, убеждая себя, что «безобразием» она считает наличие трупа, а не то, что мне удалось его найти. – У нас ничего подобного не случалось с тех пор, как я стала хозяйкой Стэплфорд-Холла. – Это очень печальное происшествие, миледи. – А, собственно, что ты делала в библиотеке, девушка? – Вытирала ковер, миледи. – Вытирала? Он что, был мокрый? – Ледяной взгляд сапфировых глаз пробежался по моей одежде. – По дороге в Стэплфорд-Холл я попала под дождь, миледи. – И ты решила обсушиться, повалявшись на моем персидском ковре в библиотеке? Теперь то, что покрывало пол в библиотеке, походило на персидские ковры не больше, чем половичок у входа в наш с матушкой бывший дом, но я благоразумно решила не сообщать об этом. – Нет, миледи. Миссис Уилсон изволила пригласить меня в библиотеку на собеседование, – сказала я и выдержала еще один ледяной тяжелый взгляд. – С одежды натекло… – Натекло?! – Леди Стэплфорд повторила это с таким возмущением, будто я призналась в краже столового серебра. – Мне очень, очень жаль, миледи. На дворе гроза, и я вымокла насквозь, пока шла по аллее. – Шла по аллее? Ты что, просто проходила мимо и решила заглянуть в дом, побеседовать с моей экономкой? – Конечно, нет, миледи. Я получила письмо с извещением о приеме на работу. – Как тебя зовут? – Эфимия Сент-Джон, мэм. – Какое нелепое имя для служанки! Рекомендую тебе сменить его, когда будешь искать работу. Прозвучало это очень нехорошо, поэтому я постаралась изобразить смиренность и раскаяние: – Я от всей души надеялась получить работу здесь, миледи. – Девушка, у тебя не только смехотворное имя, которое кому-нибудь может показаться фальшивым, но ты, ко всему прочему, нашла труп в моей библиотеке! – Он был в коридоре для прислуги, мэм, – уточнила я. – Что за чушь?! Племянник моего мужа никогда бы не зашел на территорию слуг! – Леди Стэплфорд даже порозовела от негодования. – Со слов Холдсуорта я поняла, что труп лежит на моем персидском ковре. – Но он… – Ты что, собираешься со мной спорить? Разговор с леди Стэплфорд все больше походил на какую-то причудливую игру в шахматы, в которой фигуры меняли расположение, повинуясь ее прихоти. Я прекрасно понимала, что хозяйка дома огорчена и, может быть, даже напугана смертью своего родственника, поэтому она сердится и ей нужно на ком-нибудь сорвать злость. К сожалению, я подвернулась под руку. Так что в этой игре без правил стояла на кону не только моя гордость, но и перспектива долгой дороги домой в непогоду. Я сделала книксен. – Ни в коем случае, мадам. Вы совершенно правы. Должно быть, это убийца положил труп в коридоре для прислуги. – Убийца?.. – Мы с мисс Ричендой перетащили покойного в библиотеку. Леди Стэплфорд откинулась на спинку кресла с таким видом, будто намеревалась лишиться чувств. Откуда-то из-под пышных юбок появился старомодный веер, и она принялась вяло им обмахиваться, одновременно указав мне на графин с водой, стоявший на журнальном столике рядом с креслом. Я намек поняла и, налив воды в стакан, протянула его хозяйке, не забыв сделать еще один книксен. Длинные, покрытые алым лаком ногти царапнули мой указательный палец, когда она принимала у меня стакан. Затем леди Стэплфорд с большим усилием сделала пару глотков и вернула стакан мне таким резким жестом, что остатки воды едва не расплескались. Еще немного, и я вымокла бы еще больше, если это, конечно, в принципе было возможно. – Правильно ли я поняла, – начала леди Стэплфорд прерывающимся голосом, – что ты уговорила мою падчерицу помочь тебе переместить труп? Ты взяла покойного племянника моего мужа и отнесла его в библиотеку? – Мы… э-э… отволокли его, миледи, – сообщила я, сокрушаясь о том, что отец научил меня всегда говорить правду. – Отволокли?.. – Взяли за ноги – она за правую, я за левую – и отволокли. Веер запорхал быстрее, поэтому я предусмотрительно подлила в стакан воды. Намахавшись веером и опустошив стакан до дна, леди Стэплфорд пробормотала: – Эта девица совершенно неуправляема. И вот тут во мне затеплился огонек надежды: она определенно имела в виду Риченду. Так что я затаила дыхание и ждала решения своей участи. – Не думай, что я тебя простила, девушка. Однако никто не назовет меня несправедливой. – Уверена, никому это и в страшном сне не приснится, миледи. Будто не услышав меня, леди Стэплфорд продолжала: – Из христианского милосердия я распоряжусь накормить тебя остатками еды, перед тем как ты покинешь поместье. – Покину? – вырвалось у меня. – В этот поздний час? В грозу? – Ну и что? Дождик еще никому не навредил. – Дождик, – чуть слышно повторила я и уже собиралась исправить представление леди Стэплфорд о христианском милосердии, но в тот момент у меня за спиной открылась дверь. – Полиция, ваша светлость, – объявил Холдсуорт. Вошел невысокий коренастый человек в зеленоватом котелке и поношенном, лоснящемся костюме. Наткнувшись по дороге на пару предметов мебели, он все же добрался до нас и заговорил: – Добрый вечер, миледи. Я разыскивал девушку, которая нашла труп, и мне сказали, что она беседует с вами. Леди Стэплфорд указала на меня кивком: – Я как раз велела ей убираться восвояси. – О, я бы не рекомендовал отсылать ее из поместья, миледи. Это, прошу прощения, будет выглядеть подозрительно. И в любом случае инспектор захочет ее допросить. Пусть лучше девушка побудет здесь, пока расследование не закончится. Кто знает, что она за птица, поймите меня правильно. Леди Стэплфорд взглянула на меня с откровенной неприязнью, но перспектива долгой прогулки под проливным дождем явно откладывалась, и это уже было хорошо. Я одарила своего спасителя лучезарной улыбкой. Глава 3 Полиция вступает в дело – Не сочтите за злую насмешку, мисс, но вы сейчас похожи на хорошо пропитанный сиропом бисквитик, – сообщил седовласый сержант Дэвис, наливая мне вторую чашку. – У нас, конечно, не заведено поить чаем свидетелей преступлений, но могу себе представить, как рассердится инспектор, если вы скончаетесь от пневмонии до того, как он успеет допросить вас лично. Мы сидели за столом в чудесной, светлой, теплой кухне миссис Дейтон. Сержант пододвинул мой стул поближе к плите. Стул был жесткий, с простым деревянным сиденьем, но никогда в жизни мне еще не было уютнее. Я блаженно пила маленькими глоточками горячий чай, любуясь звездами, мерцавшими на ночном небе в окне за спиной мистера Дэвиса. Даже леди Стэплфорд не удалось бы сейчас вытолкать меня в эту тьму при всем ее христианском милосердии. – Так, щечки вроде бы уже порозовели, – констатировала грозная миссис Дейтон, которая самоотверженно осталась на посту, чтобы обеспечить хозяевам с прислугой реки чая и горы закусок в кризисной ситуации. У меня защипало глаза от слез. Эти два человека, знакомые со мной всего лишь несколько часов и имевшие все основания подозревать во мне убийцу или, по крайней мере, сомнительную личность, были вопреки всему невероятно добры. – Ну что ты, что ты, детка? – заглянула мне в лицо миссис Дейтон. – Не расстраивайся! У нее был трудный день, офицер. И все, что ей нужно сейчас, – это хорошенько выспаться в теплой постели. Сержант Дэвис достал записную книжку, откинул с деловитым видом крышку переплета, достал из-за уха карандаш, послюнил кончик грифеля и занес его над чистой страницей. – Насколько я понял, эту юную леди еще не приняли на работу, так что теплой постели для нее тут может и не найтись. – Он сделал многозначительную паузу. – В этом случае мне придется забрать ее с собой в участок и предоставить койку в камере. Я чуть не подавилась чаем. – Прошу прощения, мисс, – развел руками сержант, – но я не хочу, чтобы вы оказались на улице и всю ночь разгуливали под дождем. – А я не хочу оказаться в тюрьме, – жалобно сказала я и добавила глупость, которую говорят все преступники: – Я же ни в чем не виновата. – Может, и не виноваты, но у нас действует закон о бродяжничестве, так что, если вас выставят из поместья, мне придется последовать за вами и все равно задержать, только чуть позже. Гораздо лучше будет, если вы сразу пойдете со мной в качестве гостьи, а не арестантки. Обещаю походатайствовать, чтобы вам дали одиночную камеру. Тут я краем глаза увидела притаившуюся за дверным косяком миссис Уилсон. Она стояла в темноте коридора, но лунный свет упал на ее лицо, и я заметила злорадную усмешку. Наверное, сержант тоже ее заметил, потому что он добавил: – Конечно, приятного в этом мало. Стыд и позор. Если я буду возить служанок в тюрьму прямиком из поместья Стэплфордов, это не лучшим образом скажется на репутации всего семейства. Кто-то может возразить, что девушку еще не наняли, но люди-то ведь любят поболтать, и подлинные факты их мало заботят. Пойдут слухи, а там уже никто не разберет, где правда, где неправда. Миссис Дейтон прижала ладони к щекам: – Ох, сержант Дэвис, и не говорите! Начнут со служанки, а закончат пересудами о хозяйке. Многие только того и ждут. Мне показалось, они немного переигрывают, но миссис Уилсон купилась. Она шагнула в кухню: – Эфимия принята на работу. Я только что удостоверилась, что для нее приготовили комнату. Я, вероятно, слишком широко заулыбалась, потому что старая карга добавила: – Пока мы берем тебя на испытательный срок. На две недели. Теперь я кротко опустила взор и промолвила: – Да, миссис Уилсон. Конечно, миссис Уилсон. Буду стараться изо всех сил, чтобы заслужить ваше одобрение, миссис Уилсон. – Мэри проводит тебя наверх, когда полицейский с тобой закончит. Будьте любезны, сержант, следуйте за мной – я нашла пустую комнату для снятия показаний, как вы просили. – Что ж, Эфимия, – сказал сержант Дэвис, – прошу. Послушаем, как вы нашли труп. К моему удивлению, комната, выбранная экономкой в качестве рабочего кабинета для полиции, находилась наверху, среди апартаментов для господ, но потом я подумала – это потому, что Дэвис захочет поговорить с людьми всех чинов и рангов. Комната была над холлом – маленькая, квадратная, с единственным окном, выходившим на подъездную аллею. Там стояли письменный стол-конторка, обычный небольшой стол, три деревянных стула и вешалка. Маленький железный камин оказался чистым и пустым. Было очень холодно. – Полагаю, это подойдет для ваших нужд, сержант, – сказала миссис Уилсон, показывая нам комнату, и это было утверждение, а не вопрос. – Отлично подойдет, миссис Уилсон. Думаю, вы немало потрудились, чтобы привести гардеробный закуток в надлежащий вид – вынесли верхнюю одежду, принесли мебель… Миссис Уилсон слегка порозовела. – Я не привыкла принимать в доме полицию, сержант. – Рад это слышать, мэм. Теперь вам осталось только разжечь камин. Неизвестно, когда сюда доберется следователь из Скотленд-Ярда. В Скотленд-Ярде они такие, мэм. Важные шишки. – Я пришлю кого-нибудь, – произнесла миссис Уилсон голосом, от которого – могу поклясться – оконные стекла покрылись инеем. – Итак, мисс, хватит уже улыбаться мне от уха до уха. Садитесь здесь и постарайтесь настроиться на серьезный лад, пока я освежу в памяти свои записи. Ага… – Он извлек из кармана брюк записную книжку – уголки страничек замялись, и сержант принялся аккуратно их разглаживать. Пока он читал, прибежала посудомойка с ведерком угля и хворостом. Вскоре в камине весело загудел и защелкал сухими ветками огонь. Сержант Дэвис попросил меня рассказать с самого начала. Он внимательно слушал, изредка задавая вопросы, кивал в нужных местах, подбадривая меня, и время от времени одобрительно хмыкал. Поначалу я робела, но после неуверенного вступления слова полились из меня бурным потоком. К моему удивлению, своим рассказом, и особенно в присутствии такого дружелюбного слушателя, я словно сняла с души груз, о котором еще несколько минут назад и не задумывалась. Сержант Дэвис вскинул бровь, когда я говорила о том, как миссис Уилсон отправила меня чистить ковер в библиотеке. – Это все потому, что я вымокла под дождем, – смущенно объяснила я, и он просто кивнул, но в его глазах читались сочувствие и понимание. Как и большинство людей, я была уверена, что сельские полицейские, мягко говоря, умом не блещут, и пока не видела оснований считать сержанта Дэвиса гением, но слушал он очень внимательно и много записывал по ходу моего рассказа. Я уже перешла к заключительной части и говорила о том, как мы с мисс Ричендой взяли покойника за ноги, как вдруг сержант перестал записывать и вскинул руку: – Вы перенесли тело? – Ну да. Я же сказала, что нашла его у входа в коридор для прислуги. – Значит, вы споткнулись о него не в тот момент, когда отодвигали стенную панель? – Нет. – Вы уверены, мисс? – Абсолютно уверена. Чтобы перетащить его из коридора в библиотеку, нам обеим понадобилось приложить немало усилий. Я сильнее, чем кажусь, а мисс Риченда выше меня. Сержант Дэвис закрыл глаза, будто от внезапного приступа мигрени, и потер переносицу. – То есть, как я понимаю, две юные леди… очень сильные юные леди, не отличающиеся брезгливостью и малодушием, просто взяли труп за ноги и оттащили его по полу футов этак на десять? – Скорее на двадцать. – Кто первым предложил переместить тело? – Не могу сказать точно… – задумалась я. – Вроде бы мисс Риченда. Она хотела получше его рассмотреть при свете. Мне это показалось хорошей идеей. – Хорошей идеей? – изумленно переспросил сержант. И неожиданно хлопнул ладонью по столу, рявкнув: – Вы что, никогда не слышали, что на месте преступления ничего нельзя трогать, особенно труп?! Я вздрогнула – настолько внезапной была смена его настроения, – но ответила, как мне казалось, очень убедительно: – У меня мало опыта в… общении с трупами. – Мало? Но есть? – насторожился сержант, который, как предполагалось, не мог быть интеллектуалом. – И сколько же трупов вы уже обнаружили, мисс? – Всего два, – призналась я, в очередной раз проклиная воспитание, не позволявшее мне врать. В глазах полицейского мне почудилось откровенное подозрение. – А второй кто? – Преподобный Иосия Питер Мартинс из прихода Суитфилд. Он умер от естественных причин. Упал лицом в баранину с луком. – Разум кричал мне заткнуться, но язык молол и не останавливался. – Никакие подозрительные обстоятельства с его смертью не связаны. Можете проверить. – Непременно так и сделаю. Выходит, вы служили у преподобного Мартинса горничной? Или кухаркой? «Господи боже мой, ну вот и попалась, – подумала я. – Если сейчас скажу правду, выставлю себя не просто мошенницей, а самой главной претенденткой на роль убийцы». В конце концов, я оказалась в поместье почти случайно, всего лишь по приглашению на собеседование, и убийство произошло сразу после моего приезда. Даже себе самой я казалась подозрительной личностью. – Я жила там, но у меня не было обязанностей кухарки, – сказала я, мысленно взмолившись о прощении для моей бессмертной души за эту полуправду. У нас действительно была служанка, и это она нашла моего отца мертвым за столом. Оставалось только надеяться, что сержант не станет проводить такое уж подробное расследование в доме викария, который все уже покинули, или что настоящего убийцу найдут в ближайшее время. В тот момент я решила помогать полиции изо всех сил. Было бы нелепо чувствовать ответственность перед найденным мною мертвым человеком – и все же я чувствовала нечто подобное, к тому же сейчас, когда у меня появилось время все обдумать, я устыдилась того, что мы так грубо оттащили его в библиотеку, держа за ноги. Но главное – в моих интересах было найти убийцу как можно скорее, чтобы не допустить слишком подробного расследования моего собственного прошлого. Вдруг внизу, без звонка, с треском распахнулась входная дверь, и кто-то ворвался в дом – мы услышали быстрые шаги по холлу. – Холдсуорт! Уилсон! Позовите миледи! Все сюда! Что творится в моем доме? Я требую объяснений! Сержант захлопнул записную книжку и отложил ее. – Мы еще продолжим разговор, мисс. – Он кивнул на дверь, и я молча выбежала в коридор. Памятуя о том, что не следует попадаться на глаза хозяевам, я осторожно спустилась в холл и притаилась за каким-то огромным растением, высоко поднимавшимся над латунной кадкой, начищенной до блеска. Оттуда я прекрасно видела в просветах между листьями владельца поместья, громогласно созывавшего домочадцев. Лорду Стэплфорду было, наверное, слегка за шестьдесят, но, судя по энергичной походке, на здоровье он не жаловался. Когда он подошел ближе и принялся расхаживать совсем рядом с моим укрытием, я почувствовала исходивший от него запах одеколона и сигар. Еще выяснилось, что он не высокий, как мне показалось вначале, а примерно одного роста со мной, приземистый, с мясистым лицом человека, не отказывающего себе в свежем мясе и хорошем вине. Лицо его все гуще багровело с каждым новым воплем, особенно нос, и теперь владелец поместья напоминал мне быков с фермы, находившейся по соседству с домом викария, – быки не менее оглушительно ревели, если им вовремя не задавали корм. Но не в пример быкам, щеголявшим густой коричневой шерстью на загривках, череп лорда Стэплфорда был покрыт жиденькими темными волосками, гладко прилизанными каким-то средством, наверняка очень модным. Глаза у него были маленькие, глубоко посаженные, почти неразличимые между нависшими бровями и мощными челюстями. Жировые складки на шее неприятно нависали над воротничком, но одежда и туфли отличного качества были в идеальном порядке. Первым на зов явился Холдсуорт. Он нечеловечески быстро ступал по плиткам пола, однако никто не осмелился бы сказать, что дворецкий несется сломя голову – скорее это было стремительное скольжение. В руках он держал серебряный поднос с большим бокалом виски. Холдсуорт остановился как вкопанный перед лордом Стэплфордом, тот схватил бокал, опустошил его одним глотком, вернул на поднос и снова принялся метать громы и молнии во все стороны. – Какой-то дурень позвонил мне в контору и сказал, что в моем доме убийство! – Вероятно, это был я, сэр, – с достоинством сообщил Холдсуорт и поклонился так, что поднос не потерял равновесия и бокал с него не соскользнул. – Боюсь… Мы так и не узнали, чего боится дворецкий, потому что в этот момент на галерее показалась мисс Риченда. – Папочка, дорогой! – закричала она, торопливо спускаясь по ступенькам. – Знаю, ты предпочел бы, чтобы я использовала какое-нибудь женственное словечко вроде «ужасненько» или «кошмарненько», но, поверь, не могу! Потому что я пришла домой и нашла труп! Ну разве не обалденно? – «Обалденно»?! – взревел лорд Стэплфорд. – «Обалденно»! Для чего я отправлял тебя в Швейцарию? Для того чтобы ты научилась вести себя прилично, а ты ведешь себя, ведешь себя… – Неприлично? – подсказала Риченда, спрыгнув с последней ступеньки, подбежав к отцу и чмокнув его в щеку. – Так, значит, именно тебе я обязан всей этой катавасией? – Какой катавасией, папа? – Сюда понаедет лондонская шушера! – Это не шушера, папа. Это полиция. Они будут проводить расследование. Обалденно! – Боже милостивый, дочка! Ты хочешь умереть старой девой? Да на тебя ни один мужчина не позарится, даже если я ему приплачу! Риченда вспыхнула: – Ты говоришь ужасные вещи! – А, то есть ты все-таки не оставила надежд на замужество? А на что жениха ловить собираешься? На мои деньги? Рассчитываешь привести в мой дом какого-нибудь лоботряса? Так вот, говорю тебе раз и навсегда: ничего ты от меня не получишь, пока не научишься вести себя как надо! Ничего! И вообще я не желаю видеть тебя в моем доме! Убирайся вон, черт побери! – Как скажешь, папочка. Только когда станешь совсем стареньким, седеньким, одиноким и впадешь в маразм, не забудь, что ты сам меня выгнал! – Когда впаду в маразм, я вообще обо всем забуду! – рявкнул лорд Стэплфорд. – Глупая девчонка! Не пытайся спорить с мужчинами, Риченда, у тебя мозгов на это не хватит! – Ненавижу тебя! – выпалила Риченда. – Лучше бы ты умер! Лорд Стэплфорд повернулся к дочери спиной: – Кстати, Холдсуорт, что там за история с покойником? – Если позволите вмешаться… – подал голос полицейский, невозмутимо наблюдавший семейную сцену, стоя чуть поодаль. – Я сержант Дэвис из местного отделения полиции. Меня прислали сюда начать расследование, пока мы ждем важную персону из Скотленд-Ярда. – Важную персону из Скотленд-Ярда? – тупо повторил лорд Стэплфорд. – Должен с прискорбием сообщить, сэр, что почтенный[4] Жорж Пьер Лафайетт найден мертвым в вашем доме… – Сержант сверился с записной книжкой, – некой Эфимией Сент-Джон, вашей молодой служанкой, вскоре после того, как семья села ужинать. – Что за чушь? – возмутился лорд Стэплфорд. – У нас нет служанки с таким именем! А Лафайетт есть, да. Это племянник моей первой супруги, сын ее сестры. Я видел его пару дней назад в клубе, и он был в добром здравии. – К сожалению, это уже не так, сэр. Следующие слова лорда Стэплфорда я не услышала из-за острой боли в правом ухе. – Любопытным деткам пора в кроватку, – шепнула мне в то же ухо миссис Уилсон и, не отпуская его, выволокла меня из-за кадки на свет божий. Одарив собравшихся в холле любезной улыбкой, она протащила меня под их изумленными взглядами через всё помещение к двери на лестницу для прислуги. И если я надеялась, что число свидетелей моего позора ограничится лордом Стэплфордом, мисс Ричендой и Холдсуортом, я сильно ошибалась. К тому времени, как мы добрались до мансардного этажа, мое ухо горело и пульсировало. Наконец миссис Уилсон открыла дверь какого-то чулана и втолкнула меня в черный проем. – Тебя разбудят на рассвете для работы по дому перед завтраком, – буркнула она, и дверь захлопнулась у меня за спиной. В чулане было темно, но из маленького оконца падал тусклый лунный свет, и когда зрение к нему приноровилось, я огляделась и поняла, что теперь это будет моя комната. Еще быстрее выяснилось, что потолок здесь нестандартной высоты – я почувствовала это собственной макушкой. Недоумевая, как это в таком современном доме со всеми новейшими удобствами не позаботились сделать приличное жилье для слуг вместо этого чердачного закутка, я тяжело опустилась на узкую кровать. Думать об этом дальше не было сил – день у меня выдался долгий, полный приключений и потрясений, а попросту говоря, кошмарный. Поэтому я скинула верхнюю одежду, обувь и легла, закутавшись в тонкое одеяло. Моя матушка была бы в шоке, но даже если миссис Уилсон снизошла до того, чтобы попросить кого-нибудь принести в эту комнату мои вещи, я не собиралась искать их в темноте, рискуя получить пару синяков и шишек только ради того, чтобы переодеться. Едва я начала немного согреваться в своей жалкой постели, откуда-то послышались рыдания. И можно себе представить, в каком угнетенном состоянии пребывал мой разум, если первой мыслью, пришедшей в голову, была мысль о том, что миссис Уилсон по причине сугубой зловредности отвела мне единственную в доме комнату с привидениями. – Пожалуйста, замолчите, – пробормотала я. – Вы зря тратите время, потому что я не верю в привидения. – И натянула одеяло на голову. Потом передумала, высунула нос и добавила для ясности: – Мой папа был викарием, так что я в таких делах понимаю. Рыдания, однако, не стихли. Тогда я со вздохом села на кровати и попыталась определить источник звука. Похоже, он был где-то за стеной справа. Встав и накинув на плечи одеяло – для тепла и ради приличий, – я открыла дверь и вышла в коридор. Там стояла кромешная тьма, но меня в моем полусонном состоянии это уже не волновало, я плохо отдавала себе отчет в своих действиях и потому решительно распахнула первую попавшуюся по пути дверь, рассудив остатками здравого смысла, что в этой части мансардного этажа нет мужских комнат. Передо мной был бельевой шкаф – это стало ясно, когда мне на голову посыпались полотенца, после того как я шагнула внутрь и врезалась в полки. Дальше я шла уже с большей осторожностью. Остановилась у следующей двери, прислушалась и, различив приглушенные всхлипывания, тихо постучала. – Тут есть кто-нибудь? – спросила я, чувствуя себя второсортным медиумом. – Это ты, Эфимия? – раздался за дверью голос Мэри. – Погоди минутку. Последовали шаги, скрежетнула задвижка, и дверь открылась. Заплаканная Мэри подняла повыше зажженную свечу в подсвечнике и спросила: – Ты заблудилась? – Нет, меня поселили в соседней комнатушке. Мэри попыталась тыльной стороной ладони утереть слезы, но только размазала их по щекам. – Извини, – смутилась она. – Сегодня был на редкость неудачный день. – Почему ты плакала? – Так ведь убийство и все такое… – По-моему, тут что-то еще. Мэри, видимо, поняла, что просто так я от нее не отстану, поэтому схватила меня за руку и втащила в комнату. Ее ногти ощутимо впились мне в локоть. Похоже, в этом доме у всех дурная склонность хватать людей за разные части тела и куда-нибудь тащить. А может, это было мне наказание Господне – за то, как я обошлась с покойным Жоржи и его ногой. – Заходи скорей. Если Уилсон нас застукает – выгонит обеих. Комната Мэри, судя по всему, мало чем отличалась от моего чулана, как я себе его представляла. Здесь было повеселее, конечно, но только благодаря свету. На полочке над умывальником стояли несколько почтовых открыток, на одной я рассмотрела Эйфелеву башню. Мэри, проследив направление моего взгляда, тотчас подровняла стопку так, что эта открытка исчезла из виду. – Ты была влюблена в Жоржа Лафайетта, да? – догадалась я. Мэри несколько секунд смотрела на меня с вызовом, потом закусила губу и кивнула. Она была очень хорошенькой и достаточно обаятельной, чтобы привлечь внимание молодого человека из высшего общества. Я мысленно обрушила проклятия на голову мертвеца. – Ты попала из-за него в беду, Мэри? Она вздернула подбородок: – Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь? Я не такая! Мы с мистером Жоржи были просто друзьями. Должно быть, сомнение отразилось у меня на лице, потому что она возмущенно продолжила: – А что? Не веришь? Ты такая же испорченная, как мистер Холдсуорт! У мисс Риченды свои непонятные взгляды… А мистер Жоржи сказал мне, что его не волнует мое общественное положение! Еще он сказал, что я очень сообразительная и в два раза красивее всех великосветских девиц, которых он встречал. Что тут дурного? Мэри определенно выросла в сельской местности, но мне пришло в голову, что она, в отличие от меня, никогда не бывала на фермах и ничего не знала об отвратительных повадках самцов домашнего скота. Она и правда могла не понимать, «что тут дурного». – А что вы делали с мистером Жоржи? – Разговаривали. Он интересовался, какую работу мы выполняем по дому, и считал, что меня не ценят. – А еще что? – Ничего. – Мэри… – Ничего! Клянусь! Мне было ясно, что она лжет. – Мэри, что вы еще делали? – Ох, ну ладно. Он меня поцеловал. Один раз. И немедленно извинился! Сказал, что стыдится своего поступка, но просто не смог совладать с собой, потому что я очень миленькая. Сказал, я для него как младшая сестренка. – Он что, целовался с сестрами? – ужаснулась я. – Да нет же, у него вообще нет родных сестер. Он имел в виду, что мы с ним родственные души. Мистер Жоржи много путешествовал и присылал мне открытки со всех концов света, из тех мест, куда он обязательно свозил бы меня, если бы все было по-другому. Но он просил не отчаиваться, говорил, если мы сумеем доказать, что наша нежная привязанность прочна, тогда общество забудет о том, что я служанка. – И как именно вы собирались это доказывать? – Не знаю. Он умер и не успел мне объяснить… – Мэри снова начала всхлипывать, и я едва успела выхватить у нее из рук свечу, прежде чем девушка рухнула на кровать и забилась в рыданиях. Мне было ясно: пройдет еще немало времени, прежде чем Мэри поймет, от какого жестокого, беспощадного будущего спасло ее произошедшее в доме убийство. И вместо того чтобы убеждать бедняжку в том, что на самом деле смерть обожаемого ею мистера Жоржи для нее благо, я просто сидела рядышком, держала ее за руку и говорила всякие глупости – мол, он умер мгновенно, без мучений, и, если она действительно была ему дорога, не хотел бы знать, что она несчастна… Наконец Мэри перестала всхлипывать и крепко заснула. Оставлять горящую свечу в комнате спящего человека было опасно, поэтому я взяла ее с собой, подумав к тому же, что со светом скорее доберусь до чулана и заодно избавлю себя от лишних шишек и синяков, перед тем как окажусь в желанной постели. Я чуть не падала от изнеможения, открывая дверь чулана, и не думала ни о чем, кроме кровати и блаженного сна. Ледяной сквозняк задул свечу через секунду после того, как я успела рассмотреть в ее свете, что в моей комнатке кто-то побывал – вещи были разбросаны, окно открыто. Глава 4 Загадки архитектуры – И тебе не пришло в голову, Эфимия, что неплохо бы разбудить остальных домочадцев? – Я подумала, невелика беда, – тихо проговорила я. Только что мне открылось, каким импозантным и величественным может быть человек в безупречно сидящем костюме дворецкого. Это был уже совсем не тот мистер Холдсуорт, которому я наступила на ногу в кухне. – Сдается мне, мисс Сент-Джон, что голову вы и вовсе где-то обронили. – Дворецкий саркастически вскинул бровь – и в этом фирменном элементе актерской игры было столько мужественности, что при других обстоятельствах я сочла бы его безумно привлекательным. – Нашей Мэри я непременно простил бы подобную глупость, но ты – совсем другое дело, к тебе и счет другой. Этот, по сути, комплимент прозвучал как пощечина. – Да, мистер Холдсуорт. Через несколько минут я уже была в библиотеке – меня в прямом и переносном смысле вызвали на ковер. Пришлось лепетать объяснения сержанту Дэвису, пока тот осматривал место, куда мы с мисс Ричендой перетащили труп. Ширма, которой ранее отгородили запятнанный кровью участок ковра, теперь одиноко стояла у стены рядом с большим камином. Сержант был явно не в духе, и мое молчание ему не понравилось еще больше, чем Холдсуорту. – А вы не подумали, мисс, что грабитель, рывшийся в ваших вещах, мог быть еще в доме, когда вы вошли в свою комнату? – Он мог всех нас перерезать в постелях! – выпалила миссис Уилсон, которая без приглашения явилась в библиотеку под предлогом того, что она за меня отвечает. На самом деле я видела по злым вороньим глазкам, что она ищет любой предлог выставить меня из поместья. – Ну это вряд ли, миссис Уилсон, – заметил мистер Холдсуорт. – Скорее хозяева могли лишиться фамильного серебра. Я благодарно ему улыбнулась. – А это было бы тяжкое преступление, – добавил дворецкий, сурово нахмурившись в ответ на мою улыбку. – Наверное, она была в сговоре с грабителем! – снова влезла миссис Уилсон. – Иначе подняла бы тревогу! Все взгляды скрестились на мне. Из кресла, повернутого спинкой к центру комнаты, поднялся до сих пор ничем не выдававший своего присутствия мистер Бертрам и сказал: – Это очень серьезное обвинение, миссис Уилсон. – С сожалением должен признать, что главная служанка может оказаться права, – заявил сержант Дэвис. – Экономка! – сердито поправила его Уилсон. – Так или иначе, вам, мисс Сент-Джон, лучше объясниться, – не обратил на нее внимания сержант. Я была готова защищать собственную ложь, но обвинение в том, в чем я была совершенно невиновна, заставляло меня «принять стойку с упором на заднюю ногу». (Так говорил мой отец, имея в виду, что кому-то приходится обороняться в невыгодной позиции; наверное, он позаимствовал это выражение у боксеров. Звучит грубовато, однако в тот момент оно вполне соответствовало ситуации, в которой я оказалась: мне предстояло сражаться не только за работу, но фактически за свою жизнь. К счастью, сражаться словами, а не ударами – малыш Джо однажды сообщил мне, что я даже кулак не могу сжать как следует.) Стыдно сказать, я пустила в ход обычное оружие слабого пола: закрыла лицо ладонями. Мне ничего не известно об актерской игре – в отличие от народных песен, это не тот предмет, который одобрен к изучению дочками викариев, – но кажется, мне удалось издать парочку достоверных всхлипов: – Как вы могли такое подумать, миссис Уилсон? Я приехала сюда по вашему письменному приглашению, потому что мне очень нужна работа – у меня семья на попечении, без моего жалованья мы не проживем. – Это правда, миссис Уилсон? – спросил сержант Дэвис. – Вы прислали мисс Сент-Джон приглашение на работу? – Да, – вынуждена была признать моя недоброжелательница. – Но заметьте, в ответ на ее письмо. Она откликнулась на объявление, которое мы разместили в газете, так что могла все спланировать заранее. Я сразу поняла – девица весьма сомнительная. Во всех отношениях. Я оскорбленно вскинула голову, не веря, что на свете бывают такие злые женщины: – И как вы себе представляете этот план? Мой мнимый сообщник убивает жертву, а я как ни в чем не бывало остаюсь работать в поместье? Да уж, крайне разумно! А никто из вас не подумал, что через мой чулан преступник не забрался в дом, а выбрался из него? Может, он ушел по крыше? Я действительно думала, что преступник какое-то время после убийства мог прятаться в особняке, но сомневалась, что так долго. Совесть обрушилась на меня с градом упреков, но я понимала, что в первую очередь нужно отвести от себя подозрения, а для этого предложить простую версию. Еще я знала, что не виновна ни в каком тяжком преступлении. Мистер Бертрам пересек гостиную и облокотился на каминную полку. Мне почему-то показалось, он занял такую позицию не для того, чтобы погреться у огня, а для того, чтобы получше меня разглядеть. – Вы должны признать, это любопытная версия, сержант. – Темные глаза пристально смотрели на меня, но в отличие от полицейского мистер Бертрам хотя бы не хмурился. – Стало быть, мисс, все эти умозаключения вы сделали еще ночью, но решили ни с кем не делиться? – Да. То есть нет… – Я запнулась, поскольку не была уверена, что имею моральное право рассказать о признаниях, услышанных от Мэри. В итоге выбрала компромиссный вариант: – Служанка, у которой комната рядом с моей, Мэри, была очень расстроена событиями, произошедшими в доме днем. Я зашла к ней, потому что тоже была сильно взволнована и хотелось с кем-нибудь поговорить, но в конце концов это мне пришлось ее утешать. – Чушь какая, – каркнула ворона Уилсон. – С чего бы это Мэри расстраиваться? Недаром остальные слуги дали ей дурацкое прозвище Мэрри – оно свидетельствует о ее веселом нраве. Говорю же, эта девица Сент-Джон была в сговоре с грабителем. Он забрался в дом, наткнулся на бедненького мистера Жоржа, и дело закончилось убийством. – Я полагал, что вся прислуга в доме расстроена этим событием, – тихо, но твердо произнес мистер Бертрам. – И Мэри больше других, потому что она с нами много лет. Ее огорчила бы смерть любого члена семьи, не говоря уж о жестоком убийстве моего кузена Жоржа. – Разумеется, сэр. Все взрослые слуги пребывают в глубокой скорби, но этим глупым девчонкам… – Благодарю вас, миссис Уилсон, – перебил сержант Дэвис. – Позвольте мне продолжить расследование. Мисс Сент-Джон, объясните-ка, почему вы решили, что грабитель, побывавший в вашей комнате, и убийца – одно и то же лицо? – Потому что таких совпадений не бывает, сержант. Едва ли сразу два преступника в один день выбрали мишенью такое, безусловно, почтенное семейство, как Стэплфорды. Это же загородное имение, а не городской дом в людном месте. Тут мистер Бертрам издал странный звук и прикрыл рот ладонью, но я заметила, как дрогнули его тонкие усики. Кажется, он усмехался. Тем не менее я продолжила: – Поэтому, когда мы с мисс Ричендой нашли труп… – «Мы с мисс Ричендой»! – перебила скандализированная миссис Уилсон. Я невозмутимо кивнула ей: – Когда мы с мисс Ричендой нашли труп… – Я думал, это вы нашли труп, мисс, без чьей-либо помощи, – перебил меня на этот раз сержант. – В общем, да, но я сразу выбежала из библиотеки. Мисс Риченда убедила меня вернуться, мы вместе рассмотрели страшную находку, и… – Сейчас она все будет валить на мисс Риченду, попомните мои слова! Эта девица – прирожденная лгунья! – шепнула миссис Уилсон мистеру Бертраму так, что все услышали. Я с радостью отметила, что он повернулся к зловредной вороне спиной, и тоже постаралась не обращать на нее внимания: – Поэтому правильнее будет сказать, что тело нашли мы с мисс Ричендой, хотя первой о него споткнулась я. В тот момент я, честно признаться, даже не до конца отдавала себе отчет, что это было, и вообще плохо соображала, поскольку половину дня провела в дороге во время грозы, вымокла под дождем, промерзла до костей и с самого утра ничего не ела. Я от души надеялась, что всему виной игра моего воспаленного воображения, что тело в коридоре мне померещилось… И очень жаль, что я ошиблась. – Как вы оказались в библиотеке, мисс? – Меня отправила туда миссис Уилсон. Чуть раньше она привела меня в библиотеку на собеседование, а потом заметила, что с моей мокрой одежды натекла вода, и послала вычистить ковер. Сержант Дэвис что-то записал в блокноте. – Ясно, мисс. А миссис Уилсон попадалась вам на глаза в промежуток времени между собеседованием и тем моментом, когда вы закончили работу в библиотеке? Я задумалась. – Вчерашний вечер мне запомнился смутно: до поместья я добралась слишком уставшая и голодная, чтобы обращать внимание на такие мелочи… К моему глубокому удовлетворению, миссис Уилсон слегка побледнела и начала что-то, заикаясь, бормотать, но сержант вскинул руку, обрывая ее, и я продолжила: – Хотя, пожалуй, могу сказать, сержант, что я постоянно находилась в присутствии миссис Уилсон до тех пор, пока она не отправила меня в библиотеку. Сама миссис Уилсон осталась в кухне. – Мне нужно было присматривать за приготовлением ужина! – выпалила экономка. – Она определенно не входила в библиотеку до того, как я нашла труп в коридоре для прислуги. – Последние три слова я выделила интонацией и снова испытала чувство глубокого удовлетворения, увидев, что миссис Уилсон сделалась белой как бумага. Наверное, именно тогда я и задумалась по-настоящему, не причастна ли эта женщина к убийству. Экономка постоянно присутствует в доме, знает многие секреты хозяев и гораздо ближе к ним, чем остальная прислуга. Я знала, что во многих домах возникают тесные связи между хозяевами и старшими слугами – экономками и дворецкими; если в доме в принципе есть прислуга, это неизбежно. Сержант некоторое время пристально смотрел на меня, потом вдруг шагнул к экономке: – Миссис Уилсон, вы можете сказать, что владельцы этого поместья живут счастливо? Она покраснела и опять начала что-то бормотать, но вмешался мистер Бертрам: – Сержант, вы не можете задавать такие вопросы прислуге моей матери! – Простите, сэр, вы совершенно правы, – согласился полицейский, – это прерогатива моего начальства. – Дэвис сокрушенно вздохнул, но мне показалось, он увидел именно ту реакцию, которую ожидал и которая подтвердила его подозрения. – Сержант, – подала я голос, – мне бы хотелось вернуться к тому, о чем я начала говорить, но не довела мысль до конца… – Нет, ну что за нахальная девица! – возмутилась немного пришедшая в себя миссис Уилсон. – Конечно, мисс, – кивнул полицейский. – И что же это за мысль? – Я хотела сказать, вывод о том, что преступник не проник в дом, а покинул его через мою комнату, имеет основания. Когда я нашла труп… думаю, мистера Жоржа убили совсем незадолго до этого, а значит… – Почему вы так думаете, мисс? – перебил сержант. Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, и велела себе сохранять терпение. Коротко вдохнула и выдохнула. Я чувствовала, что напряженные взгляды всех, кто находился в комнате, сейчас обращены на меня. – Потому что он был еще теплый. Всем известно: после смерти тела остывают. – Всем? – вскинулась миссис Уилсон. – Или только тебе? – Всем, кто хоть раз в жизни свернул шею курице, чтобы приготовить обед, – отрезала я, и усики мистера Бертрама снова дрогнули. – Я пытаюсь сказать, что в доме сразу началась суматоха. Я подняла визг, пришла мисс Риченда, мистер Холдсуорт телефонировал в полицию, на кухне еще не закончили готовить и подавать ужин… – Вы имеете в виду, мисс, что вся эта суета на нижних этажах заставила преступника укрыться на чердаке? – Вот именно, сержант. – О боже, – выдохнул мистер Бертрам. – Убийца мог все это время находиться здесь! Почему никому не пришло в голову обыскать дом?! Ему никто не ответил. Миссис Уилсон опустила очи долу. – Весьма интересное соображение, мисс. И неглупое, осмелюсь заметить. Кажется, раньше мне не доводилось иметь дело с такими умными служанками. – Голос мистера Бертрама был суров, но я видела в его глазах одобрение. – Разумеется, не доводилось, сэр, – заверила миссис Уилсон. – Умные служанки – полнейшая нелепость. – Сколько здесь лестниц, ведущих на мансардный этаж, сэр? – спросил сержант. – Здесь чертова уйма лестниц, натыканных по всему дому. Сомневаюсь, что кому-то из членов семьи известно хотя бы примерное их количество. Это была гениальная архитектурная идея моего отца, чтоб он провалился! – Сэр! – воскликнула шокированная миссис Уилсон, а мне такая перемена в настроении хозяйского сына показалась даже забавной. – Тут, в библиотеке, должны быть копии всех чертежей. Отец в свое время специально велел сброшюровать их и переплести в книгу. Погодите, сейчас найду… – Несколько минут мистер Бертрам искал нужный том, рассматривая корешки, выдвигая книги без названия и задвигая их обратно; потом, когда выяснилось, что на виду книги нет, он принялся сбрасывать с полок все подряд на пол. – Куда же она запропастилась? – пробормотал мистер Бертрам, швыряя на софу очередной увесистый том. Я в ужасе взглянула на сержанта: книга за книгой летели в разные стороны, и было ясно, что кому-то придется возвращать их на место. – Возможно, сэр, кто-то из членов семьи больше знает об этой книге и ее местоположении? – осторожно спросил полицейский, в последний момент удержав стопку книг, грозившую обрушиться со стула ему на ноги. Мистер Бертрам остановился и тут же воскликнул: – Ну конечно! Вот я дурень! Моя сестра здесь все переставила незадолго до того, как переехала в город. Сейчас я ее позову. – И, бросив все как было, он покинул библиотеку гордой и решительной поступью. Меня его поступь впечатлила бы гораздо больше, не оставь он за спиной столько разрушений. Я ни секунды не сомневалась, кого миссис Уилсон изберет для восстановительных работ. – Думаю, теперь самое время поговорить с этой вашей Мэри. – Конечно, сержант. Эфимия, наведи порядок в библиотеке. И постарайся расставить книги в том же порядке, в каком они стояли. Разумеется, идеального выполнения задачи я от тебя не жду. – Милостиво кивнув, она удалилась, и полицейский последовал за ней. Я со вздохом оглядела фронт работ. Мистеру Бертраму удалось всего за несколько минут обратить библиотеку в руины, на восстановление которых мне понадобится куда больше времени. Миссис Уилсон, может, и не ждет идеального выполнения задачи, но если в ближайшем будущем кто-нибудь из хозяев пожалуется, что не может найти нужную книгу, она с удовольствием взвалит всю вину на меня. Поэтому я была намерена все расставить по местам в надлежащем порядке. Я как раз пыталась разобраться с грудой томов античной литературы, среди которых чудесным образом затесались альманахи лондонского клуба любителей скачек (у меня возникло подозрение, что владельцу поместья библиотека нужна скорее для красоты, чем для получения знаний), когда со стороны галереи раздались шаги. Я обернулась и увидела, как поворачивается дверная ручка. Помня о том, что прислуге запрещено попадаться на глаза хозяевам – предполагалось, что мы армия добрых фей-невидимок, которые без устали чистят, моют, убирают и обеспечивают им всяческий комфорт, – я, однако, не решилась уйти через потайной коридор, где вчера нашла кузена Жоржа. К тому же миссис Уилсон могла кого-нибудь прислать за мной. Или это был кто-то желающий втихаря найти архитектурный план дома в собственных злокозненных целях… Такие вот мысли вихрем пронеслись у меня в голове. Я еще не успела как следует решить, что делать дальше, а дверь уже начала открываться, так что я не раздумывая нырнула в узкий проем за складной ширмой и подтянула ее поближе к себе, едва не опрокинув. Теперь шаги звучали уже в библиотеке. Я осторожно вернула ширму в вертикальное положение, отчаянно надеясь, что вошедший человек смотрит в другую сторону, затем скорчилась на полу между ширмой и стеной и заглянула в щель над железной петлей, скрепляющей две панели. Это был мистер Ричард. Он тихо закрыл за собой дверь и повернул в замке ключ. У меня чуть сердце не остановилось. Только бы он меня не заметил! От двери рыжий Викинг зашагал, как мне почудилось, прямиком к ширме, но его интересовал камин. Я отползла к краю ширмы и выглянула в проем между ней и книжными полками. К моему удивлению, мистер Ричард стоял на цыпочках и шарил кончиками пальцев по верху облицовки камина. Оттуда на него спланировало облачко пыли, и он безудержно расчихался. Нерадивость прислуги стала единственным открытием – кроме пыли, мистер Ричард тут ничего не нашел и, утирая слезящиеся от чихания глаза, отошел в центр библиотеки. Там он опустился на колени, уперся ладонями в пол и принялся осматриваться. Я затаив дыхание, вжалась спиной в книжные полки. Обувь у меня была темная – оставалось надеяться, что, если он и увидит мыски ботинок, примет их за тени. Мистер Ричард что-то искал под стульями и большим креслом. Затем он внимательно осмотрел подлокотники кресла, опять ничего не нашел и тут уж, как можно было догадаться, потерял терпение, поскольку иного объяснения тому, что дальше произошло с библиотечным столом, нет. Мистер Ричард яростно накинулся на него и начал потрошить ящики – выдергивал один за другим и бросал на пол. Я невольно подумала, что это не самый умный представитель семейства Стэплфорд, если превращает тайные поиски в такой бедлам. Затем внимание мистера Ричарда переключилось на стеллажи – вслед за ящиками стола на пол полетели книги. Я тем временем гадала, почему его интерес до сих пор не вызвала ширма. Викинг взъерошил рыжую гриву, крутанулся на пятках, заново оглядывая помещение, и, конечно же, двинулся прямиком к ширме. У меня в голове вихрем закружились тысячи вариантов оправдания своего присутствия здесь. Просто сказать, что он своим появлением застал меня врасплох, было бы глупо, поскольку сам мистер Ричард явился сюда с нечистыми намерениями – в этом можно было не сомневаться. Он подошел уже совсем близко, когда со стороны галереи кто-то нетерпеливо задергал дверную ручку. – Эй, там! Откройте дверь! – прозвучал голос мистера Бертрама. Викинг резко обернулся. А в следующую секунду метнулся – иначе и не скажешь – в потайной коридор для прислуги. Я бросилась к столу, начала запихивать на место разбросанные мистером Ричардом ящики. Возвращать книги на полки времени уже не было – надо было отпирать дверь. – Эфимия? Что вы тут дела… – начал мистер Бертрам, но затем он увидел поверх моего плеча разгром в библиотеке и озадаченно поднял брови: – Это я, что ли, всё натворил? – Не то чтобы всё, сэр, – честно сказала я. – Знаете, когда кто-нибудь делает уборку, всегда так бывает: сначала всё выглядит хуже, чем было, а потом сразу становится лучше. – Как занятно, – прокомментировала мисс Риченда, тоже входя в библиотеку. В пальцах она крутила длинную нитку бус. – Служанка говорит «кто-нибудь делает уборку». Приходи ко мне сегодня вечером – поможешь переодеться и заодно расскажешь о начале своей карьеры. – Риченда, я думаю, вряд ли в ее обязанности входит… – Не занудствуй, Бертрам. По-моему, помогать мне переодеваться – это приятнее, чем таскать помои свиньям или что там старуха Уилсон любит поручать самым хорошеньким служанкам. К тому же мы с Эфимией старые боевые подруги – вместе таскали за ноги кузена Жоржи. – Риченда, это не предмет для шуток! – Дорогуша, предмет для шуток здесь – ты. Ладно, в этом бардаке теперь все равно ничего не найти, так что я пойду. Вернусь, когда книжки снова будут на своих местах. Дайте мне знать. А пока надо поболтать с твоей милой мамочкой. Она никак не может решить, отчего наш папочка больше расстроится – оттого, что я покину родительский дом, или оттого, что останусь. С этими словами мисс Риченда удалилась. Мистер Бертрам взглянул на меня, явно испытывая неловкость: – Вы тут справитесь в одиночку? Я сделала книксен, вместо того чтобы сказать, что у меня нет выбора. Но он словно прочел мои мысли: – Хотя, конечно, у вас нет выбора. В этом доме было бы неразумно предлагать вам помощь – никто не оценит и не одобрит. – Конечно, нет, сэр, – озадаченно кивнула я. Он все еще топтался на месте. – Но вы такая маленькая… Вот тут мне пришлось возмутиться: – Я нормального роста для своего возраста и пола, сэр, и не жалуюсь ни на здоровье, ни на отсутствие выносливости. Так что могу вас заверить: любое поручение будет мне по силам и по способностям. Это была почти правда – любое, если только никто не потребует от меня приготовить омлет. На кухню я всегда приносила с собой панику и разрушения – матушка не считала, что ее дочери необходимо уметь готовить. Мистер Бертрам рассмеялся: – Не сомневаюсь, Эфимия. Не буду вам мешать. – Он направился к выходу, но остановился, уже взявшись за дверную ручку, добавил через плечо: – Знаете, вам действительно лучше подыскать другое место, – и вышел прежде, чем я успела возразить. Через несколько минут после того, как за ним закрылась дверь, явилась миссис Уилсон. – По-твоему, это означает наводить порядок? Если таково твое представление о… – Я все сделаю в наилучшем виде, – пообещала я. – Мистер Бертрам только что был здесь и дал мне подробные указания. – Я, разумеется, не уточнила, что фактически это было указание покинуть поместье. Миссис Уилсон фыркнула и развернулась на каблуках. Я расценила это как разрешение продолжить уборку и занялась делом. На то, чтобы придать библиотеке более или менее приличный вид, ушло несколько утомительных часов. Мой покойный отец был бы в ужасе от принятой здесь каталогизации, поэтому я взялась сортировать и переставлять книги, но вскоре поняла, что понадобится не меньше недели, чтобы привести содержимое библиотеки в надлежащую систему. Кроме того, я очень сомневалась, что мои усилия будут замечены и оценены кем-то из хозяев; скорее мне не простят потраченного времени. Так что, подавив свойственное мне стремление все систематизировать, я закончила работу за день. По крайней мере, разобралась с самыми запущенными стеллажами. Едва я спустилась на нижний этаж, меня перехватила миссис Дейтон и потащила на кухню. – А ну сядь здесь, девочка, и давай ешь. Ты совсем тощая. Она усадила меня за кухонный стол и соорудила на моей тарелке целую гору из картошки, хлеба, колбасы и подливы. – Но ведь хозяева… – попыталась я возразить. – Господь с тобой, голубушка! Ты сегодня еще не ела, и кто его знает, когда нам всем теперь удастся спокойно посидеть за столом, если в доме такое творится! Поэтому живо уплетай все это, пока хозяева тебя не позвали. Я как раз собиралась проглотить последнюю ложку восхитительной подливы миссис Дейтон, когда зазвенел колокольчик. Звон был пронзительный и настойчивый – тот, кто призывал прислугу, явно испытывал нетерпение. Мне подумалось, что дворецкий и опытные слуги наверняка умеют определять на слух, кто звонит, но я этой премудрости еще не постигла, поэтому огляделась в поисках панели с колокольчиками и нашла ее над дверью. Услуг требовала мисс Риченда. Я тотчас вскочила из-за стола и бросилась вверх по служебной лестнице. – Я уж думала, ты обо мне забыла. Мисс Риченда в расшитом цветами пеньюаре сидела за туалетным столиком. Волосы у нее были мокрые – только что вышла из ванной. Я с ужасом подумала, что сейчас мне придется ее одевать. – Сегодня выберу что-нибудь попроще. Не хочу давать повод моей драгоценной мачехе заявить, будто я выгляжу как павлин. Однако и пренебрегать своим внешним видом нельзя – шоу есть шоу. Особенно если в доме убийство. Я не уразумела, какая тут связь, но глаз не подняла – скромно смотрела в пол. – Платье из оранжевого крепа и кремовые туфли, – решила мисс Риченда. – Этот чертов наряд меня старит, но папочке нравится. Я послушно принесла означенные предметы гардероба и как сумела помогла ей одеться. Следующим пунктом повестки дня оказалась прическа. К счастью, мисс Риченда как любая женщина с непослушными волосами отлично знала, как их нужно уложить, и давала мне подробные указания. Шевелюра у нее была такая же густая, как у меня, но более жесткая, словно конская грива. Возиться с такой копной волос оказалось делом трудным и малоприятным. – Итак, – произнесла мисс Риченда, поймав в зеркале мой взгляд, – откуда ты такая взялась? Можешь рассказать мне правду. Я участвую в движении за избирательное право для женщин, если ты не в курсе. То есть нет нужды рассказывать мне о том, что источник всех женских бед в этом мире – мужчины. Так что же с тобой приключилось? – Мой отец умер, и я осталась без гроша. Мисс Риченда кивнула: – Но это ведь еще не все, верно, милая? Кем был твой отец? Моя драгоценная мачеха считает, что ты незаконнорожденная. Но я не строю из себя принцессу и не стесняюсь признавать, что любой бастард в десять раз благороднее любого из нас. – Она громко рассмеялась. – Представь себе, я тебя защищала в разговоре с мачехой! И за это ты обязана сказать мне правду. Кроме того, я тут единственная, кому ты можешь доверять. – Мисс?.. – не поняла я. – Я пришла в дом после убийства. – А вы не слышали, как кто-то забрался в мою комнату? – У меня бывают приступы рассеянности, Эфимия, но тут могу сказать точно – не слышала. – Это было в ночь после убийства. Меня поселили рядом с Мэри. – Хм… с Мэри? Она вчера была ужасно расстроена. Мне даже показалось, что… – Вчера вообще был странный день, мисс. Еще и книга из библиотеки пропала. Мисс Риченда неожиданно тряхнула головой, и я укололась шпилькой. – Извини, – быстро сказала рыжая, но по выражению лица я видела, что она ничуть не сожалеет. – Мистер Ричард приходил обыскивать библиотеку. Устроил там страшный беспорядок. – Я с удовлетворением увидела, что на лице мисс Риченды наконец-то отразились эмоции – глаза сердито сузились. – Тебе не по чину предъявлять претензии моему брату, – сухо сказала она. – Может, он и не выдающийся бизнесмен, но, так или иначе, он мой близнец. – О, я бы не догадалась. – Я чувствовала, что нельзя открыто расспрашивать о мистере Ричарде, но разговор надо было поддерживать. – Вы не настолько похожи. Но все же у вас с мистером Ричардом больше сходства, чем с мистером Бертрамом… Мисс Риченда кивнула: – Бертрам – сын драгоценной мачехи, второй жены моего отца. – О, а я подумала… – не договорив, я покраснела. – Ах нет, – отмахнулась мисс Риченда. – Он женился на ней давным-давно. Наша мать умерла, когда нам с Ричардом было семь лет. Упала с лошади. Была признанной красавицей в высшем свете, но происхождения скромного, из купцов. Мы все принадлежим к среднему классу. Средненькими были, средненькими остались, на что бы там ни претендовала драгоценная мачеха. Отгрохать такой домище было ее идеей. В дверь постучали, и вошла миссис Уилсон. – Эфимия, ты мне нужна. Прошу прощения, мисс Риченда, этой служанки здесь быть не должно. Риченда указала мне на дверь: – Мы уже закончили, можешь идти. Я последовала за миссис Уилсон в коридор. – Раз уж ты залезла на хозяйский этаж, приберись тут в спальнях. Живо. Нужно управиться до конца обеда. О том, чтобы предложить пообедать мне самой, экономка, разумеется, и не подумала. Но я благоразумно не стала ей об этом напоминать. От забот и хлопот у меня разыгрался бешеный аппетит – оставалось надеяться, что великодушная миссис Дейтон обо мне не забудет. В коридоре миссис Уилсон открыла маленький потайной шкафчик, достала оттуда веник, совок для мусора, метелку из перьев и сунула это все мне в руки. – Откуда начинать? – спросила я. Миссис Уилсон махнула рукой в неопределенном направлении: – Все спальни в этом крыле нуждаются в уборке. Мэри сегодня застелила там постели, но если после обеда хозяева вернутся и обнаружат, что порядок не идеальный, я спрошу с тебя. Я сглотнула. Краткое знакомство со Стэплфордами наводило на мысль, что они не привыкли раскладывать вещи по местам. Миссис Уилсон между тем уже величественно вышагивала прочь, как самодовольная черная ворона. Я с детским возмущением подумала: бывают же такие «снежные королевы», вот ведь старая карга и ледышка! Гуманистическая часть моей натуры тотчас задалась вопросом: что случилось в жизни этой несчастной женщины, отчего она стала такой? А другая часть, та, которую, вопреки всем стараниям, так и не удалось подавить моей матушке, возжелала дать вороне хорошего пинка, чтобы скатилась по ступенькам. Преодолев это искушение, я выбрала дверь наугад и вошла в первую спальню. Мебель здесь была тяжеловесная, «мужская», из темного мореного дерева с витыми элементами декора. Кровать под травянисто-зеленым балдахином, шторы того же цвета на двух широких окнах, выходящих на подъездную трехколейку. Справа от кровати – вешалка с аккуратно развешанной мужской повседневной одеждой. Я узнала пиджак, который вчера был на мистере Бертраме. Еще тут были два высоких закрытых сундука; на туалетном столике – расческа, маленькая шкатулка, блюдце для мелочи и больше ничего, все аккуратно разложено-расставлено. Два кресла по бокам кровати повернуты к ней в зеркальной симметрии на сорок пять градусов. В спальне царил идеальный порядок, только зеленое стеганое покрывало на кровати было смято и выбивалось из общей картины. В воздухе витал легкий мускусный запах мужского одеколона. Мне показалось, будет невежливо искать мусор в такой безупречной комнате, поэтому веник и совок я оставила у двери и, остановившись посреди спальни, помахала в воздухе метелкой из перьев. О ее назначении у меня было очень смутное представление – разве что перегонять пыль с места на место. Может, предполагается, что пыль нужно сметать на пол, а с пола собирать в совок? Спросить было не у кого, да и нельзя – любая горничная сразу разоблачила бы во мне самозванку, а хозяева тут вряд ли смогли бы помочь, даже будь я с ними в панибратских отношениях. Я решила, что надо начинать действовать – какая-нибудь умная мысль насчет метелки придет в процессе работы, – и принялась совершать движения, которые видела, наблюдая за служанками. Быстро обнаружилось, что дело это, не требующее усилий, и по-своему даже приятное. В комнате мисс Риченды, где много вещей, мне пришлось бы тщательно обмахивать перьями каждый предмет, передвигать и ставить обратно, а здесь помахивать метелочкой, уничтожая крошечные пятнышки пыли и оставляя все в идеальном порядке, было сплошным удовольствием. Мне уже казалось, что я вполне освоилась с инструментом, когда вдруг разразилась катастрофа. До верхней части балдахина над кроватью мне было не дотянуться, но я почему-то решила, что, если встану на цыпочки, непременно достану до паутинки, которую заметила на самом краю. И мне действительно удалось до нее достать, но попутно я смахнула на кромку маленький клубок пыли, смело потянулась за ним – и, как выяснилось, переоценила себя. Клубок пыли спланировал мне на голову, и я повалилась на кровать, отчаянно чихая. Перина почему-то оказалась настолько жесткой, что я даже охнула от боли и, не заботясь о прическе, перекатилась на другой бок. Здесь было мягко. Значит, что-то твердое лежало под покрывалом в том месте, где я на него упала. Я полежала некоторое время, приходя в себя, и начала ощущать слабый, но различимый мужской запах, исходивший от кровати. Тут, конечно, девушка моего происхождения и воспитания должна была бы испытать отвращение, но вынуждена признать, что мне даже понравилось. Такая неуместная реакция сразу привела меня в чувство, и я села на постели, красная от стыда. Рука легла на ровную твердую поверхность – под покрывалом определенно что-то было. Ну раз уж я должна прибраться в этой спальне, значит, и покрывало нужно застелить как следует… Я откинула край – под ним лежала книга в переплете, обтянутом синей кожей. На верхней крышке было оттиснуто название: «Полное собрание архитектурных планов Стэплфорд-Холла». Я застыла на смятой постели, с ужасом глядя на свою находку, когда вдруг дверь спальни открылась и вошел мистер Бертрам. Глава 5 Взаимовыгодная сделка – Что вы делаете в моей постели? – спросил мистер Бертрам, густо покраснев. – Я не в вашей постели, а на ней! – пылко уточнила я. – Сижу и думаю, зачем вам понадобилась эта книга. – Я схватила синий том, чтобы показать ему, но собрание архитектурных планов оказалось слишком тяжелым. Пришлось грозно хлопнуть крышкой переплета – по задумке жест должен был получиться многозначительным и угрожающим, но вышло как-то не очень. – Немедленно покиньте мои апартаменты! – Какие апартаменты? Здесь всего одна комната! Мистер Бертрам шагнул к кровати. – Еще есть ванная, – сказал он ледяным тоном. – И полагаю, вас послали сюда прибраться, а не рыться в моих вещах. – Я не рылась! – возразила я, отползая на край кровати, потому что мистер Бертрам подошел уже совсем близко. – Не надо менять тему. Вы не должны были брать эту книгу! – Как ты смеешь мне указывать, что я должен делать, девчонка? – Я вам не девчонка! – взвизгнула я. – Если вы сейчас же не объясните мне, откуда взялась эта книга в вашей комнате, я закричу! – Эфимия, перестаньте. – Закричу! Мы некоторое время сверлили друг друга взглядами. Мне пришлось смотреть на него снизу вверх, но уверена – в моих глазах читалась отчаянная решимость, потому что мистер Бертрам вдруг глубоко вздохнул и как будто стал меньше ростом, а я почувствовала к нему внезапную симпатию. – Вы самая необычная служанка из тех, что мне доводилось встречать. – Он отступил от кровати и опустился в кресло. Я уже собиралась прочитать ему гневную отповедь о так называемых джентльменах, позволяющих себе сидеть в присутствии леди, но опомнилась – какая уж тут леди? – и вместо этого, встав с кровати и выпрямившись во весь свой невеликий рост, с достоинством произнесла: – Да, я всего лишь служанка, но при этом все-таки женщина. Смею надеяться, вы предложите мне сесть, перед тем как мы начнем беседу. Он махнул рукой в сторону второго кресла: – А мы собираемся беседовать? О чем же? Я со вздохом обошла кровать. Мистер Бертрам и не подумал подняться, чтобы развернуть для меня кресло, так что пришлось ворочать тяжелый предмет мебели самой. – Хотелось бы верить, что обычно вы обращаетесь с леди повежливее. – Я не привык принимать леди в своей спальне. На этот раз покраснела я. – Повторяю вопрос: о чем мы собираемся беседовать? – Тонкие усики уже не дрожали – мистер Бертрам был спокоен, но на его лбу залегли сердитые морщинки. Мне наконец удалось развернуть кресло, и я уселась, со знанием дела заметив: – Не хмурьтесь так, а то рано облысеете. Он невольно провел рукой по волосам. Судя по чистоте и порядку в комнате, мистер Бертрам был из тех, кто много внимания уделяет собственной внешности. Я получила что хотела: своим замечанием мне удалось выбить его на время из колеи, – поэтому, не теряя ни секунды, продолжила: – Учитывая, что я нашла в вашей спальне, нам нужно обсудить важные вопросы. – Что? Вы намерены меня шантажировать? Я возмущенно вскочила с кресла: – Разумеется, нет! За кого вы меня принимаете? – Я пока не решил, за кого вас принимать. Зато точно знаю, кем вы не являетесь. Служанкой. – Кажется, я уже говорила вам, что жизненные обстоятельства заставили меня искать работу прислуги, – произнесла я со всем достоинством. Мистер Бертрам хмыкнул. Должно быть, на моем лице опять отразилось возмущение, потому что он сказал: – Раз уж вы решили наняться в услужение, вам надо привыкать к тому, что мужчины будут обращаться с вами как со служанкой. И, пользуясь случаем, хочу предупредить вас, что любой другой член нашего семейства, застав хорошенькую служанку в своей… Я ожгла его яростным взглядом, и он поправился: – На своей постели, проявил бы куда меньше сдержанности и самообладания, чем я. Я похолодела от страха, но все же отметила про себя комплимент по поводу моей внешности. – Мне дали понять, что домом владеет благородное семейство и все мужчины здесь – джентльмены. Мистер Бертрам покачал головой: – Вы не представляете себе, что значит быть джентльменом в наши неспокойные времена. Я открыла было рот, чтобы ответить, но он вскинул руку, останавливая меня, и продолжил сам: – А еще вы не представляете себе, какие услуги порой требуются от служанок. – Нахмурившись, мистер Бертрам наклонился вперед и окинул меня таким взглядом с головы до ног, что я невольно поежилась. – Это неподходящее занятие для вас. – Сэр, вы уже так долго говорите, что это можно счесть занудством. Однако вы так и не объяснили, почему пропавшее собрание чертежей Стэплфорд-Холла находится в вашей спальне. Мистер Бертрам откинулся на спинку кресла и улыбнулся краем рта: – Вы пытаетесь охотиться с крысой на терьера. – Спасибо за такую милую метафору, – отозвалась я. – Уверяю вас, я неутомимый охотник. Он рассмеялся: – Ну и дела, служанка дерзит мне в моем собственном доме! Вы как будто подозреваете меня в убийстве кузена Жоржа? Я быстро обдумала предложенную версию. Надо сказать, раньше мне это в голову не приходило, а теперь я вдруг осознала всю опасность своего положения. – Нет, – осторожно сказала я, – не подозреваю. Но думаю, что у вас был мотив спрятать эту книгу. И еще вы не кажетесь мне опечаленным смертью кузена. Могу предположить, вы что-то знаете об убийстве, но почему-то не желаете делиться сведениями с полицией. Мистер Бертрам два раза хлопнул в ладоши: – Браво! Блестящее предположение! – Не смейтесь надо мной! – выпалила я, но быстро взяла себя в руки и добавила: – Пожалуйста, сэр. – А вам-то что за дело до вчерашнего преступления в этом доме? – Здесь некоторые намекали, что я могу быть к нему причастна. – То есть хотите оправдаться? – По крайней мере, не хочу уйти отсюда без рекомендаций. – Значит, вы не из тех, кто ищет справедливости ради справедливости? – У меня не было случая выяснить это о себе, – честно призналась я. – Но я, естественно, огорчусь, если истинный преступник не понесет наказания. – Естественно. – Вы мне не верите? – Не сказал бы, что мне часто приходилось иметь дело с честной прислугой. По моему опыту слуги не склонны скорбеть о почивших хозяевах – их больше заботит, кому по завещанию достанутся хозяйские штиблеты. – Тогда у них, наверное, очень бедные хозяева. Мистер Бертрам кивнул: – Может, и так. Но я клоню к тому, что низшие классы, как правило, не доверяют высшим, а высшие – в нашем случае выше среднего – не доверяют полиции. – Боитесь огласки? – догадалась я. – Именно так. Не желаем выставлять свои семейные дела на потеху публике. Но, возможно, недоверие к полицейским основано еще и на том, что эти люди не способны достичь нашего уровня жизни. – А вы считаете сержанта Дэвиса порядочным человеком? Мистер Бертрам пожал плечами: – У вас есть другие вопросы, Эфимия? – Есть. Скажите, кого вы защищаете. Мы снова уставились друг на друга в упор. Затем, к моему удивлению, он все-таки ответил: – Господь свидетель, есть только один человек, которого можно заподозрить в этом убийстве. Но я, разумеется, буду отрицать, что наш с вами разговор имел место, если у вас не хватит ума сохранить его в тайне. – Конечно, – кивнула я, – вы ведь джентльмен. Он слегка покраснел, но за словом в карман не полез: – А вы служанка. – У нас разное общественное положение, но, мне кажется, схожие моральные устои. – Сударыня, вы обвиняете меня в наличии морали? – Не смейтесь, сударь. Я думаю, вы поступили нечестно, украв книгу из библиотеки, но сделали это из лучших побуждений. Вы хотели кого-то защитить. Кого же? – Мою сводную сестру Риченду. Родственники у меня довольно эксцентричные, но Риченду я люблю больше всех. – И на этом основании вы готовы простить ей убийство? Теперь я понимаю, почему вы не можете найти общий язык с полицией. – Нет, не понимаете. Я не знаю наверняка, виновна ли Риченда в убийстве, а если виновна, не одобряю ее поступок. Но у нее есть смягчающие обстоятельства. – Вы хотите сказать, что мистер Лафайетт был замечен в недостойном поведении? – Для моего кузена можно было бы составить исчерпывающую эпитафию из слухов. Она бы звучала… – Могу догадаться, – перебила я. – Значит, ваш кузен был близок с мисс Ричендой? Он поморщился: – Скажем, я всегда думал, что причиной столь поспешного бегства Риченды из дома было не только ее желание заняться политикой. – Не понимаю… – Она уехала, когда здесь поселился кузен Жорж. – Ах, тогда ясно. – Надеюсь, ничего вам не ясно, – пробормотал мистер Бертрам. – Но она ведь появилась в доме после убийства. – Отличное алиби. – Если вы считаете ее неспособной на преступление, тогда да. Я бы сказала, что алиби идеальное. По-моему, на юридическом языке это называется «невиновность». – А вы уверены, что она появилась после? – Встав с кресла, мистер Бертрам подошел к кровати и откинул скомканное покрывало. Я подобралась, готовая спасаться бегством, но он всего лишь взял с постели книгу и открыл ее: – Посмотрите. Я опасливо подошла поближе с другой стороны кровати. Он наблюдал за моими перемещениями с кривой усмешкой. – Если бы у меня были бесчестные намерения по отношению к вам, Эфимия, я не стал бы тянуть время. «Бесчестные намерения» в данном случае означает… – Я знаю, что это означает, – отрезала я. – Ну конечно. – Он спокойно взглянул мне в глаза. – А теперь идите сюда, иначе не разглядите чертеж. Я покрепче сжала метелку. Рукоятка была крепкая и увесистая, так что при необходимости можно будет хорошенько огреть его. Я обошла вокруг кровати и остановилась на расстоянии вытянутой руки от мистера Бертрама. Но он, похоже, не собирался на меня нападать – развернул открытую книгу и показал на плане проход, ведущий с торца дома к служебной лестнице и дальше в коридор для прислуги, по которому можно попасть в библиотеку. – Вероятно, это то, что называется «тайный ход». Риченда могла войти через него в особняк незамеченной и добраться до библиотеки. Затем ей не составило бы труда так же незаметно вернуться к служебной лестнице и сделать вид, будто она только что вошла в дом с парадного входа. – Вы думаете, эта потайная дверь не была заперта на замок? – Вряд ли. Это же большое дворянское поместье, едва ли кто-нибудь решится на грабеж посреди бела дня. А вот на ночь дверь, скорее всего, запирают. У моего отца богатейшая коллекция фарфора, но даже самый смелый вор не решится идти на преступление при дневном свете. А Риченда… – Могла бы соврать, если бы ее застукали, что она воспользовалась тайным ходом, чтобы устроить отцу сюрприз. – Я хотел сказать, что Риченде смелости не занимать, но вы правы: если бы кто-то ее увидел, она сумела бы объяснить свое появление. – И все равно это очень дерзкий план. Мистер Бертрам кивнул: – Однако, согласитесь, вполне осуществимый. – Вы сказали «тайный ход»? – задумчиво уточнила я. – Скорее надо было сказать «тайный выход». Думаю, архитектор включил его в план дома, чтобы хозяин мог отлучаться на встречи с местными… э-э… дамами так, чтобы хозяйка не заметила его отсутствия. – Но дом построен не так давно… – Верно. И это еще одна причина, по которой я не хочу, чтобы это собрание чертежей попало в руки полицейских. Я не сую нос в личные дела отца и предпочитаю, чтобы никто другой туда тоже не лез. Я попробовала осмыслить новое обстоятельство. Каково детям расти в доме беспутного отца? Как поведение лорда Стэплфорда могло повлиять на их склад ума и характера? Если он велел построить в доме тайный выход – значит, привычку отлучаться из дома приобрел давно. Голос мистера Бертрама прервал мои размышления: – Так что же? Вы дадите мне слово не рассказывать об этом полиции? Я попятилась: – Нет! Не могу… – А как же верность хозяевам? – возмутился он. – Я в этом доме меньше суток и не могу сказать, что это был приятный опыт. – Вы у нас на жалованьи! – Верность купить нельзя, мистер Бертрам! – заносчиво воскликнула я. – Молчание можно, но не верность! Мистер Бертрам сразу полез в карман пиджака: – Я думал о вас лучше, чем вы есть на самом деле. Сколько? – устало спросил он. – А сколько стоит ваша честь? Он вспыхнул: – Моя честь не продается! – Так же как и моя, – спокойно отозвалась я. Мистер Бертрам указал мне на кресло, предлагая снова сесть и продолжить разговор. – Похоже, мы зашли в тупик, – констатировал он. – Возможно, и нет. Правильно ли я понимаю, что, если ваша сводная сестра окажется непричастной к убийству, вы захотите, чтобы истинный преступник понес наказание? – Жорж был редкостным негодяем, но… – Мистер Бертрам резко замолчал и сразу продолжил: – Нет, тут не может быть никаких «но». Преступник, отнявший жизнь кузена Жоржа, должен быть наказан. – Лишь Господь может решать, кому жить, а кому умереть, – пылко поддержала я. – Или двенадцать достойных граждан в составе суда присяжных. – Ну да, точно, – уступила я; мистер Бертрам начинал меня раздражать. – Помимо всего прочего, Эфимия, некоторые деловые интересы моего отца тесно связаны с государственными. – Теперь вы намекаете, что полиция, вместо того чтобы предать ваши семейные тайны огласке, наоборот, постарается замять дело и утаить правду? Я уже запуталась… Мистер Бертрам взглянул на карманные часы. – Я и сам запутался, Эфимия. Скажем, я надеюсь, что полиция не станет игнорировать очевидные улики, но при этом не исключаю, что на нее могут оказать давление, чтобы дело было закрыто в кратчайшие сроки, без шума и дотошного расследования. – Но это же неправильно! – С точки зрения морали – да, согласен. Но, как член семьи, я буду только счастлив, если Риченду не повесят за то, что она отомстила обидчику. – А если это все-таки не она? – не уступила я. Мистер Бертрам громко захлопнул крышку карманных часов и сердито нахмурился: – Ну и надоедливая же вы девица! Между прочим, я опаздываю на обед. Заскочил всего лишь на минутку сменить запонки – у одной из этих порвалась цепочка, – он достал из кармана две нефритовые запонки, – а меня заставляют решать морально-этическую дилемму! – Пожалуйста, идите, никто вас не задерживает, – отрезала я, снова забыв о своем положении. – Такие пустяки, как правосудие, не должны препятствовать наслаждению изысканным обедом. Хмурые морщинки разгладились, и мистер Бертрам расхохотался: – Я преданный поклонник кулинарных талантов миссис Дейтон с тех самых пор, как подрос достаточно, чтобы тайком пробираться на кухню и таскать ее пирожки с вареньем из смородины, но даже мне не придет в голову называть эту стряпню изысканной! Обильная и питательная – более подходящие определения. Я даже ногой притопнула от возмущения: – Так или иначе, можете хоть объесться пирожками, а правосудие подождет! Мистер Бертрам от этого еще больше развеселился: – Милая девочка, сейчас не лучшие времена для смеха, но вы сумели поднять мне настроение! Признаюсь, книгу с чертежами я спрятал отчасти из-за того, что никому не доверяю, но вы определенно заслуживаете доверия. И еще раз повторю: вам не подходит это место работы. – У меня нет выбора, сэр, – процедила я сквозь зубы. – В таком случае вы станете украшением нашего штата прислуги. – А что насчет книги, сэр? – Эфимия, мне правда нужно идти. – Но сэр!.. Мистер Бертрам вздохнул: – Предлагаю компромисс. Мы объединим усилия и попробуем вместе разузнать об этом преступлении как можно больше. И давайте договоримся: ни один из нас не пойдет в полицию, не обсудив предварительно свои открытия с другим. – Вы предлагаете работать в команде? – удивилась я. – Мне известны политические взгляды Риченды и знаком круг ее общения, а у вас есть возможность собирать слухи в помещениях для прислуги, куда у меня нет доступа. – Но если миссис Уилсон даст мне отставку, я буду вынуждена рассказать полиции все, что знаю, перед тем как покину поместье. – И вы еще говорите, что не намерены меня шантажировать! Стыдитесь, Эфимия! Я потупилась. – Что ж, ладно, – продолжил мистер Бертрам, – пока мы не разберемся с этим убийством, обещаю, вы останетесь в штате. Пока не знаю как, но я все улажу. – Спасибо, сэр, – поблагодарила я и сделала книксен. – Не надо передо мной приседать, все равно выглядит неубедительно. – С этим не вполне понятным комментарием он положил сломанные запонки на туалетный столик, достал из шкатулки другие, серебряные, и молча закрепил их на манжетах. Только что мы разговаривали, глядя друг другу в глаза, а теперь, я могла бы поклясться, он просто забыл о моем присутствии. У меня защемило сердце – доля служанки и без того не казалась мне сладкой, но полное осознание своего истинного положения угнетало все сильнее. Мистер Бертрам тем временем закончил возиться с манжетами, поддернул рукава и оглядел себя в зеркале. Удовлетворенный увиденным, он повернулся и зашагал к выходу из спальни, удостоив меня лишь мимолетным взглядом. У меня от такого пренебрежения перехватило дыхание – будто этим взглядом он заставил меня проглотить ту самую горькую долю, о которой я только что размышляла. Открывая дверь, мистер Бертрам бросил через плечо: – Не забудьте вымыть ванну, Эфимия. Хочу, чтобы она блестела. Увы, я не представляла, где искать чистящие средства для ванны, поэтому прилежно обмахнула ее метелкой из перьев. Я надеялась, что хозяин ванны, как и всякий мужчина, не заметит разницы. Глава 6 Господа Разговор с мистером Бертрамом отнял слишком много времени. Оставалось надеяться, что после обеда хозяева не сразу разойдутся по комнатам. Я буквально перебегала из спальни в спальню, смахивая пыль и отчаянно жалея о том, что у меня нет возможности побольше разузнать о членах семьи Стэплфорд. Конечно, я не собиралась обыскивать их апартаменты – «рыться в вещах», если вспомнить подозрения мистера Бертрама на мой счет, – но сейчас, когда у меня появилось официальное разрешение на расследование от одного из хозяев дома, я думала, он не стал бы возражать, если бы я как следует там осмотрелась. Но пришлось отложить эту задачу на другой день. Я уже спускалась по служебной лестнице, когда сверху донеслись женские голоса. Возможно, хозяева шли в гостиную на господском этаже, но мне почему-то казалось, что большинство из них решат вернуться в свои комнаты. У меня уже сложилось впечатление, что это не семья, а какая-то тайная секта, где все предпочитают самостоятельно следить за собственными вещами и не распространяться о своих делах. Это было, конечно, похвальное свойство, но в то же время мое подозрение о том, что в этом доме нет счастья, зато секретов в избытке, усилилось. Честно признаться, если бы не труп и место убийства, увиденные во всех подробностях, я бы получала удовольствие от происходящего – как от хорошей головоломки, которую приятно распутывать, устроившись у камина после обеда. Однако память о неподъемном весе мертвого тела, о том, как мы тащили его по коридору, не позволяла мне вообразить, будто я участвую в увлекательном приключении. К миссис Уилсон я явилась с чувством выполненного долга. В награду она отправила меня в бельевую, где я до поздней ночи штопала простыни. К счастью, моя матушка считала, что девица благородного происхождения должна в совершенстве владеть иголкой и ниткой, и одной из главных ее забот было проверять мои успехи в искусстве вышивания, так что по сравнению с этим штопка простыми длинными стежками оказалась для меня делом незатейливым, хоть и довольно монотонным. К тому времени, когда служанок уениями самым ненавистным служанкам, и о моих способностях она едва ли догадывалась, так что я подумала: эта ворона наверняка мне отомстит. И не ошиблась. На следующее утро я встала очень рано, вместе с остальным штатом, и начала с того, что развела огонь в каминах. Вообще-то я рассчитывала, что моим первым заданием будет отнести мисс Риченде чашку горячего чая, раз уж я временно стала горничной хозяйской дочки. Поэтому я в надлежащий срок явилась прямиком на кухню к миссис Дейтон забрать поднос с завтраком. Однако сегодня, встретив меня, добрая повариха старательно отводила глаза. – Ну не знаю, дорогуша. Вроде как за подносом должна зайти Мэри… Я лучезарно улыбнулась в ответ. В мои планы, конечно же, не входило нарушать внутреннюю иерархию штата прислуги и перебегать дорогу кому бы то ни было. – Ничего страшного, миссис Дейтон! – заверила я самым, как мне казалось, угодливым тоном. – Сегодня я еще не виделась с миссис Уилсон, но уверена, у нее для меня найдется работа. – Уилсон сейчас у хозяйки, – сказала кухарка. – Получает распоряжения на весь день, но до ланча они еще десять раз изменятся. Нынешняя леди Стэплфорд любит, чтобы слуги всегда были в боеготовности. Я снова заулыбалась – на этот раз ободряюще, в надежде, что она еще что-нибудь скажет. Чувствовала я себя при этом клоуном в разгар представления бродячего цирка, но уповала на то, что со стороны мои попытки очаровать собеседницу выглядят не такими идиотскими, какими кажутся мне самой. Усилия и правда оправдались. Кухарка вздохнула и продолжила: – Не то что наша первая леди Стэплфорд. То есть поначалу та была еще просто миссис Стэплфорд, а потом уж леди сделалась. Хозяин получил титул за помощь государству во время войны. – Неужели лорд Стэплфорд участвовал в Первой бурской войне? – воскликнула я, постаравшись добавить в голос нотку восторга. – Господь с тобой, лапушка, – засмеялась миссис Дейтон. – Хозяин много чего умеет, но он уж точно не солдат. Нет, детка. Там было что-то связанное с деньгами – его банк, наверное, здорово выручил правительство. Все, что я знаю, – это что благодарный народ воздал ему должное за доброту, так он сам мне сказал и прибавил: мол, могла ли я себе представить когда-нибудь, что буду работать на баронета? – Кухарка помолчала, мысленно возвращаясь в прошлое. – Какой прием мы тогда устроили! Все пришли – банкиры разные, промышленники, – а наша миссис Стэплфорд, то есть уже леди в ту пору, выглядела роскошно. Мы тогда жили в лондонском доме. Жара стояла такая, что пришлось открыть все большие окна. Гости танцевали до рассвета. Я всегда говорила – это речной туман во всем виноват, сырость проклятая… – В чем виноват туман? – не поняла я. – В том, что леди Стэплфорд подхватила простуду, которая ее прикончила. Нрав у нее был буйный, у моей первой хозяйки, но сердце золотое. Она была попечительницей полдюжины приютов – и до того, как Стэплфордам был пожалован титул, и после. Злые языки болтали, будто бы она мечтала стать леди всеми правдами и неправдами, но они ошибались. Золотое сердце было у этой женщины. Норов, конечно, тот еще – как у всех огненно-рыжих красоток, но в глубине души – добрейшее создание. Никого лучше ее в этом семействе не было и нет. Тут по кухне пополз легкий запах гари, и миссис Дейтон всполошилась: – Господи-боженьки! Ты меня совсем заболтала, негодница. Это же хозяйский омлет подгорает! Ну-ка брысь отсюда! Миссис Уилсон спустится с минуты на минуту, и если ты сама не придумаешь себе работу, уж она точно найдет что-нибудь для тебя! Я кивнула, лихорадочно размышляя, чем же мне заняться – опять бороться с пылью? – Живо-живо! – прикрикнула кухарка. – Агги сегодня нездоровится. – Надеюсь, с ней ничего серьезного не случилось? – Если не уберешься отсюда немедленно, что-нибудь серьезное случится с тобой! – грозно предупредила миссис Дейтон. Через минуту выяснилось, что это были не пустые слова. Я как раз брела к выходу с кухни и ломала голову, подыскивая себе какое-нибудь полезное занятие, да такое, чтобы заодно можно было собрать сведения для нашего с мистером Бертрамом расследования, – и вдруг столкнулась на пороге с миссис Уилсон. – А, Эфимия! – Выражение лица у нее было странное – я даже подумала, уж не застряла ли в складках траурно-черного платья булавка. – Как ваше самочувствие, миссис Уилсон? – вежливо спросила я. Выражение ее лица слегка изменилось – стало как будто более отчетливым, – и меня осенила догадка, что миссис Уилсон может так выглядеть, когда пытается торжествующе улыбнуться. Догадка подтвердилась: ее следующие слова лишили меня сомнений: – Как мило, что тебя это волнует. Я-то себя чувствую прекрасно, в отличие от Агги. Боюсь, придется перепоручить тебе ее обязанности. – Но она же посудомойка, – робко попыталась я возразить. Мне хватило одного дня на то, чтобы понять: положение посудомойки в штате прислуги хуже, чем у кухонного кота. От котов хотя бы не требуют выносить помои. – Совершенно верно. Рада, что ты так быстро разобралась в должностях и обязанностях домашнего штата. К счастью для тебя, девушка, мать Агги не хочет лишаться ее меся Тут миссис Дейтон закашлялась, и мне в этом кашле отчетливо послышалось слово «Берегись!». Впрочем, я могла ошибаться, потому что при этом она продолжала взбалтывать новую порцию омлета и даже не обернулась. Миссис Уилсон некоторое время сверлила взглядом спину кухарки, затем перевела его снова на меня. – Джонни, разумеется, будет работать вместе с мужской половиной прислуги. – С мужской половиной? – переспросила я с любопытством. – Мне казалось, из мужчин тут только мистер Холдсуорт. – Господи упаси, – возмутилась миссис Уилсон. – И как, по-твоему, мы бы содержали в порядке такой огромный дом с таким маленьким штатом? Меня тоже интересовал этот вопрос, но я промолчала. – У нас есть шоферы, садовники, чистильщики обуви, камердинеры, и при особых обстоятельствах появляются ливрейные лакеи. Мне ужасно захотелось спросить, куда ливрейные лакеи исчезают при обычных обстоятельствах. – Однако ни с кем из них ты не встретишься, и не мечтай! – заявила миссис Уилсон. – Ну, может быть – только может быть! – во время какого-нибудь званого ужина ты увидишь лакея одним глазком на кухне. Я держу своих девушек подальше от мужчин. Недаром же хозяин велел построить отдельные помещения для женской и мужской прислуги! Я сразу представила себе, как вырастет список подозреваемых в убийстве, и у меня в глазах, должно быть, мелькнула тревога. Но миссис Уилсон истолковала ее неверно: – Если ты рассчитывала обзавестись тут муженьком, даже не думай – лорд Стэплфорд никому не позволяет строить шашни под своей крышей! Это приличный дом! Мне на ум пришло несметное число гневных возражений, но я удержала язык за зубами. – А теперь, Эфимия, отправляйся в огород. Собери там капусту и бобы к обеду. Я кивнула. – Если сумеешь, – добавила миссис Уилсон с ноткой удовлетворения в голосе и удалилась, подметая пол длинным вороньим хвостом из черных-пречерных юбок. – Ты ведь знаешь, как выглядит капуста на грядке? – обеспокоенно спросила миссис Дейтон. – Конечно, – улыбнулась я. Кухарка вручила мне огромную корзину, на дне которой лежал огромный нож, и указала на дверь в сад. Я шлепала по грязи на размокшей тропинке, ведущей к огороду, и вдруг поняла, что все это означало. Меня тут же разобрал смех. Миссис Уилсон не верила, что я когда-либо работала служанкой – она считала меня аморальной женщиной с нечестивыми намерениями и думала, будто я понятия не имею, как выглядит капуста. Это была проверка. Возможно, моя матушка в те времена, когда только вышла замуж, и не сумела бы отличить капусту от картошки в природе, а не в супе, но любой член семьи небогатого викария все знал об овощах, растущих в огороде. Я быстро отыскала грядки с капустой и принялась с энтузиазмом срезать ее ножом. Кочаны походили на человеческие головы, и мне казалось, что в них куда больше разума, чем у некоторых знакомых мне особ. Никто не сказал мне, сколько нужно кочанов, поэтому я решила остановиться на пяти. Корзина уже наполнилась доверху и сделалась ужасно тяжелой. Я огляделась в поисках бобов. Садово-огородная территория, предназначенная для кухни, здесь была большая, разделенная на несколько участков ухоженными живыми изгородями. Я свернула за угол в этом лабиринте и почувствовала аромат чабреца и розмарина – на этом участке росли чудесные травы. Садик расходился концентрическими кругами, и на дорожках тут и там были расставлены маленькие скамеечки и кадки с лавандой. Наверное, здесь прогуливались леди, живущие в доме. Я постояла немного, любуясь видом и гадая, где тут искать бобы. Вдруг впереди показался мальчишка лет двенадцати, замызганный и в такой грязной одежде, что пером не описать. Он быстро шагал куда-то, а за ним едва поспевал моложавый мужчина в дешевом коричневом костюме. Я на всякий случай отступила за изгородь, чтобы не попасться им на глаза. – Джимми, малыш, да постой же ты! – пропыхтел мужчина. – Гляди, это новенький пенни, и он будет твоим, если скажешь то, что меня интересует! – Говорю же: дичего я де здаю! – сердито отозвался мальчик, который явно нуждался в операции на аденоидах. – Я хозяида и вижу-то только издалека. – Но ты общаешься с людьми, которые к нему поближе. Ты ведь такой смышленый парень, Джимми. Могу поспорить, ты здесь всеобщий любимчик! Словечко тут, словечко там… По-моему, мистер Мартин, шофер, – разговорчивый малый. Роскошная у него машина, а? Тебе же нравятся машины, Джимми? – Ду ясдое дело, еще бы де дравились, – буркнул Джимми. – Вот и славно! Тогда тебе не составит труда расспросить мистера Мартина, куда он на этой роскошной машине ездил в последнее время, верно? – А чего сами де спросите? – Джимми, Джимми, Джимми! Тебе еще многое предстоит узнать об этом прекрасном мире, малыш. Давай ты просто окажешь мне услугу, а я дам тебе вот этот волшебный новенький пенни? – Я все равдо де подял, почему вы сами де хотите с дим поговорить. Тут я решила обнаружить свое присутствие. – У меня тот же вопрос. Ты молодец, Джимми, – сказала я голосом, достойным дочери викария. – Теперь беги по своим делам, а с этим господином я сама разберусь. Джимми уставился на меня, как на сумасшедшую, удравшую из психушки. Однако обладатель пенни его, наверное, так утомил, что мальчишка воспользовался возможностью поскорее смотаться отсюда – думаю, в данном случае это корректный глагол. – Что касается вас, мистер, я даже не спрашиваю, кто вы и откуда. Хотя едва ли тот, кто считает допустимым предлагать ребенку деньги за информацию, может работать на одно из наших респектабельных периодических изданий. Надо отдать должное незнакомцу – при виде меня он снял шляпу, но особого уважения в его тоне я не услышала. – «Респектабельных»! – передразнил он. – Странно, что вам вообще знакомо это слово. – Сэр, вы обо мне ничего не знаете! – Я подумала, уж не родственник ли он миссис Уилсон. – Уходите сейчас же. Мне бобы нужно собрать. Мужчина в коричневом костюме шагнул вперед, грозно наставив на меня указующий перст и презрев мои огородные заботы. – Как вы смеете говорить о респектабельности, когда ваша семья сеет вокруг только смерть и разрушение?! – Он ткнул пальцем в сторону моей корзинки. – Да как вам только кусок в горло лезет, если вы знаете, что ваше фамильное состояние построено на чужой крови?! Я попятилась и уперлась спиной в живую изгородь. Незнакомец надвигался на меня, и, признаюсь, мне стало страшно. – Не понимаю, о чем вы! – выпалила я. – Мой отец проводил в последний путь многих мужчин и женщин, но он не был убийцей! – Ха! Вы все-таки подтвердили это! – воскликнул человек в коричневом костюме. – Но я тут не из-за вашего отца, а из-за его сына. Тут до меня дошло наконец, что он принимает меня за члена семьи Стэплфорд, и это придало мне уверенности: – Подите вон из нашего сада, иначе я позову полицию! – И как же вы это сделаете? – осклабился мужчина, продемонстрировав мерзкие желтые зубы. – Закричу, – с достоинством пояснила я. – Сержант еще не покинул поместье. Лицо незнакомца исказилось от злости. – Не думайте, что я это так оставлю, мэм. – Он нахлобучил шляпу на голову. – Кем бы вы ни были, свободный голос прессы вам не заглушить. Стране не нужны во власти такие люди, как он! Запомните мои слова. Не будут нужны, когда все узнают правду! Я перевела дыхание. К счастью, все закончилось – незнакомец поспешно удалялся от меня по саду. Бобы нашлись за очередным поворотом изгороди, так что я нагрузила корзину до краев и с чувством выполненного долга вернулась в дом. Однако надо сказать, что странные слова газетчика не шли у меня из головы – я несколько раз прокручивала в памяти наш разговор, и у меня все время возникали новые вопросы. К сожалению, из-за того, что я наболтала лишнего – про своего отца, справлявшего заупокойные службы, – теперь нельзя было никому рассказать об этой встрече, иначе газетчика поймают, и тогда мое происхождение может ненароком раскрыться. Я вошла на кухню с видом триумфатора, гордо держа полную корзину перед собой. Миссис Дейтон что-то яростно взбивала в миске. Когда я переступила порог, она вдруг прервала свое занятие, подняла венчик и с ужасом уставилась на протянувшуюся от него струйку какой-то густой субстанции. Я не представляла, что она готовит, но даже при моих скудных познаниях в кулинарии было ясно: что-то не ладится. Кухарка заметила меня и раздраженно нахмурилась. – Где ты пропадала, Эфимия? Мне срочно нужны бобы! – воскликнула она. – Иди к раковине, помой их хорошенько и заодно ополосни капусту. Надеюсь, там четыре кочана. Ты даже не потрудилась спросить, сколько нужно, перед тем как выскочила в сад. Я кивнула. В корзине было четыре кочана и еще один, но я подумала, что для уточнений сейчас не время. – Вот и хорошо, что не больше. Как я всегда говорю, мотовство до нужды доведет. – Миссис Дейтон кивком указала мне на дверь в помещение для мойки посуды. Это оказалась унылая темная каморка с одним маленьким зарешеченным оконцем под самым потолком. Раковина была широкой и низкой, рядом стояла колонка с холодной водой; в пол уходил большой деревянный водоотвод. Странное дело – моечная была снабжена самым современным оборудованием и вместе с тем производила убогое впечатление. Я сердито плюхнула корзину на угол раковины. Отец учил меня, что все люди равны в глазах Господа. «Все мужчины, а не все люди», – проворчала я, яростно обрывая верхние листья с капусты, в общем-то, ни в чем не повинной. Я уже заметила, что даже в этом богатом поместье существует что-то вроде мужского братства, к которому принадлежит весь сильный пол, независимо от классов и рангов, а женщины, и не только несчастная посудомойка, по-видимому, считаются низшими созданиями, помышляющими только о том, как бы соблазнить мужчин, и потому их стараются держать подальше – якобы для того, чтобы защитить от их же собственных нечестивых устремлений. – Вот тебе! – в сердцах выпалила я, швырнув ощипанный кочан в раковину. Мне вспомнилось заплаканное лицо Мэри, верившей в доброту кузена Жоржа. Этот добренький кузен Жорж, если подозрения мистера Бертрама верны, уже успел причинить зло Риченде. Теперь весь Стэплфорд-Холл представлялся мне опасной трясиной несправедливости и обмана. Я даже задумалась, не было ли истины в пока недоступных моему пониманию обвинениях, брошенных газетчиком в адрес Стэплфордов. – Полегче, красотуля. Не люблю помятые овощи. Я резко обернулась – на пороге каморки стоял незаметно подошедший мистер Ричард. Он шагнул внутрь и, рассмотрев меня при тусклом свете из оконца, воскликнул: – О, да это не Агги! Тогда понятно. Агги не такая темпераментная, по крайней мере, не с овощами. Ты ведь Эфимия, да? В его тоне было что-то странное, и я невольно попятилась, прижавшись бедрами к краю раковины. Одновременно я опустила руку в корзину, пытаясь нащупать нож. – Ну-с, по-моему, сейчас подходящий момент познакомиться поближе, – сказал мистер Ричард, и прозвучало это одновременно угрожающе и как-то мерзко. Я с удвоенным старанием принялась шарить в корзине еще не отогревшимися пальцами. Наконец мне удалось нащупать что-то длинное и гладкое. Я выхватила это оружие из корзины, гневно выпалила: – Сэр, я не такая, как вы думаете! – а в следующий миг перевела взгляд на то, что считала ножом. Прямо в лицо мистеру Ричарду был нацелен смертоносный пучок бобов. Хозяйский сынок расхохотался: – Это уж точно, Эфимия! Не такая! Вот теперь я ни за что не упущу возможность узнать тебя получше. Я оказалась в ловушке. Между мной и мистером Ричардом был только пучок бобов. И даже при тусклом свете я видела, что бобы не лучшего качества. – Я закричу, – предупредила я, снова прибегнув к недавно сработавшему методу защиты. Рыжий был совсем рядом – я чувствовала запах его одеколона – и шагнул еще ближе, слегка наклонившись ко мне. – Думаешь, кто-нибудь услышит? – Его дыхание пахло алкоголем. – Думаешь, кто-нибудь прибежит сюда, даже если услышит, Эфимия? – Сэр! – прозвучал из коридора звучный голос. – Я нашел бутылку восемьдесят седьмого года. Думаю, ваш отец будет чрезвычайно признателен, если вы сами ее принесете. Мистер Ричард бросил через плечо: – Это вряд ли, Холдсуорт, но я, пожалуй, принесу. – Затем он шепнул мне на ухо: – На этот раз не вышло, но я вернусь, – и вышел из каморки как ни в чем не бывало. Я развернулась и оперлась обеими руками на край раковины, борясь с неожиданным приступом тошноты, но успела все же пробормотать: – Спасибо, мистер Холдсуорт. – Позволю себе дать совет, Эфимия. Как только подвернется возможность, подыщи другую работу. Здесь тебе не место. Я сглотнула ком в горле и кивнула. – Да, я уже начинаю думать, что так оно и есть. – Не успела я договорить, как меня вырвало прямо на капусту. Глава 7 Дамы На следующее утро мне поручили отнести поднос с завтраком мисс Риченде, а Мэри отправили в огород. Никто из хозяев не пожаловался на странный привкус у овощей за ужином, но по всеобщему молчаливому согласию решено было держать меня подальше от кухни и мойки. К сожалению, мисс Риченда за городом вставала поздно, так что мисс Уилсон нашла чем меня занять спозаранку – отправила развешивать белье на просушку. Работа хоть и не требовала большого ума, но оказалась нудная, утомительная и нескончаемая – стопка чистых простыней как будто и не убывала. Однако, если Агги совсем разболеется, у меня будет возможность освоить более неприятные обязанности. Эта мысль мне совсем не нравилась. Кроме того, начал угасать мой изначальный энтузиазм по поводу расследования – если так пойдет и дальше, у меня не будет времени на помощь сержанту Дэвису и мистеру Бертраму. Леди в поместье были эгоцентричными, не слишком любезными и праздными. Зато джентльменов в праздности обвинить было нельзя. Так или иначе, единственным, кто среди хозяев вызывал у меня симпатию, был мистер Бертрам, но даже он раздражал своим занудством. Покончив с бельем, я постучала в комнату мисс Риченды, чтобы не застать ее врасплох, затем вошла, не дожидаясь приглашения, и чуть не выронила поднос с завтраком. В комнате царил страшный кавардак. При виде пудры, рассыпанной на туалетном столике, разбросанных по всей спальне предметов одежды и перевернутого кресла я даже подумала, что здесь побывал грабитель. – Мисс Риченда! – в панике позвала я. Из-под малинового одеяла показалась взъерошенная голова. Мисс Риченда попыталась сесть на кровати, одновременно зажимая руками уши: – Не ори, Мэри! – Уставившись на меня затуманенным взглядом, она несколько раз моргнула. – Ах, это ты, Эфимия. Поставь кресло на место. А это что у тебя, чай? Отлично! – Мисс Риченда смахнула с тумбочки все, что там было: журнал, ожерелье из крупных бусин и маленькая записная книжка полетели на пол. Я осторожно поставила поднос на расчищенное пространство и нерешительно переступила с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. До меня только что дошло, что грабители ни при чем – понятно, кто устроил весь этот кавардак. Должно быть, такие мысли отразились на моем лице, потому что мисс Риченда нахмурилась: – Мэри, похоже, не предупредила тебя о моей небольшой проблемке? – Нет, мисс. – Я лунатик. Хожу во сне с детских лет. Далеко не забредаю, но маршрут, как видишь, можно проследить по разрушениям. Я слышала о сомнамбулизме и о том, что его причина – беспокойные мысли. Интересно, что так беспокоит мисс Риченду?.. – Не берите в голову, мисс. Я тут разом все приберу. – Провинциальный говорок Мэри мне воспроизвести не удалось, но простота речи вполне соответствовала моему положению служанки. Риченда кивнула, а я мысленно напомнила себе, что она не обязана меня благодарить – ведь это была моя работа. Однако вещи хозяйки приходилось не прибирать, а в буквальном смысле разгребать. Мисс Риченда тем временем расправилась с чаем, хлюпая и причмокивая. Зрелище было не слишком изысканное, зато она немного взбодрилась, и глаза прояснились. – Где ты была? – Здесь, мисс… – Нет-нет, вчера. Мне никто не прислуживал. Я думала, ты меня дождешься. – Простите, мисс. У миссис Уилсон для меня было много работы. Мисс Риченда поморщилась: – Ох уж эта старая карга! Делает все, чтобы досадить мне! – И погрузилась в задумчивое молчание. – Не могу сказать ничего дурного ни о ком из прислуги, – быстро проговорила я, и мне удалось вернуть внимание мисс Риченды – она снова обратила ко мне взгляд. – Но, думаю, даже близкие друзья миссис Уилсон согласятся, что с ней не так уж легко работать. Мисс Риченда пристально уставилась на меня, и я, испугавшись, что перегнула палку, сразу отвела глаза: – У нее такие высокие стандарты… Мисс Риченда хмыкнула: – Высокие стандарты? Да она уверена, что весь дом держится только на ней! Я лихорадочно соображала, что бы на это ответить, но любые слова о миссис Уилсон прозвучали бы как возражение хозяйке. Должно быть, она заметила мое смятение. – Да-да, Уилсон, конечно, экономка, и ее обязанность – вести хозяйство, но она искренне думает, что всем тут заправляет. Драгоценная мачеха ежедневно выдает ей указания, и она им следует. – Миссис Уилсон кажется очень компетентной, – осторожно заметила я. – Она записывает все указания в блокнот. – О да, и выполняет их буквально. Таким образом, если кто-нибудь пожалуется на нее моему отцу, у нее есть возможность предъявить запись и свалить вину на чужие плечи. По-моему, это наивысшая наглость. Я со своей стороны всего лишь обозначаю служанкам направление деятельности. У тебя же есть мозги, верно? Я кивнула. – Значит, если я скажу тебе «приведи в порядок мою комнату», ты же догадаешься, что вещи нужно расставить примерно по тем местам, где они и стояли? Я опять кивнула. – Ну вот. А если я то же самое скажу миссис Уилсон, она сначала все, до малейшей мелочи, разложит ровными рядами, а потом станет натужно соображать, в каком конкретно месте должен находиться каждый предмет. И это будет так невыносимо долго, что легче мне самой прибраться. Я пробормотала что-то на тему педантичности хороших слуг. – Чушь! – воскликнула мисс Риченда. – Она ненавидит свою работу. Но никогда не уйдет от моего отца. Тут мне показалось, что мы ступили на запретную территорию, и я в надежде на продолжение затаила дыхание. Мисс Риченда встала с кровати. – Ты, наверно, гадаешь, что я имела в виду? – Да, мисс, – призналась я. Вранье мне плохо удается – каждый раз, собираясь сказать неправду, я словно вижу перед собой отца, который укоризненно качает головой. Мисс Риченда, по обыкновению, громко расхохоталась: – Откровенность – твой девиз? Дай мне тот пеньюар. И наполни ванну. Только не надо заливать туда пену из розовой бутылки, которыми драгоценная мачеха нашпиговала весь дом. Эта розовая дрянь жутко воняет. – Конечно, мисс. Сейчас все будет сделано. – Я медленно двинулась в сторону ванной комнаты, предоставляя хозяйке шанс сказать еще что-нибудь лишнее. И она меня не разочаровала. – Уилсон познакомилась с моим отцом, еще когда он был молод, – сказала мисс Риченда, едва я взялась ручку двери ванной комнаты. – Он к ней очень привязан. – Она поколебалась немного и добавила вдогонку: – На мой взгляд, все мужчины из нашей семьи питают чрезмерную привязанность к служанкам. Я вошла в ванную. – Мисс, возможно, моя просьба будет несколько несвоевременной, но раз уж вы сами об этом заговорили… Я бы хотела сменить место работы. Не могли бы вы дать мне рекомендательное письмо? Честно признаться, я и сама еще не разобралась, хочу уйти или остаться. У меня были аргументы и за, и против, но я подумала, в любом случае будет полезно намекнуть мисс Риченде, что я уважаю ее больше, чем кого-либо из членов семьи Стэплфорд, раз уж обращаюсь к ней за рекомендациями. – Так-так, Эфимия! Насчет несвоевременности – это ты зря. Время выбрано самое подходящее, ты ведь умная девушка. Но у нас не хватает прислуги. Кто будет гладить мои платья? Неуклюжая Мэри вчера чуть не сожгла их утюгом. А твою проблему я сама улажу. Мужчин нужно ставить на место, и я сделаю это за тебя! – Спасибо, мисс. – При виде свирепого выражения лица мисс Риченды я почти пожалела мистера Ричарда. Но только почти. Я наполнила ванну. – Отлично, Эфимия, – одобрила хозяйка. – А теперь приберись немножко в спальне. Когда с этим покончишь, займись моим гардеробом – там тоже нужно навести порядок по мелочам: погладить платья, расставить обувь по парам. В общем, в таком духе. Я быстро поняла, что мисс Риченда недооценила масштаб задачи. К тому времени, когда она закончила плескаться в ванне, я совершила невозможное – устроила в спальне еще больший беспорядок. Потому что когда я открыла дверцу гардероба – могу поклясться! – наряды сами вырвались оттуда и разлетелись по всей комнате, настолько плотно был набит шкаф. Мисс Риченда вышла из ванной свеженькая, точно утренняя маргаритка, а я увязла в ворохе платьев, как в трясине, и было очевидно, что просто так утрамбовывать их обратно в гардероб нельзя – они давно нуждаются в стирке. Мне не по чину было требовать ответа, почему платья оказались в гардеробе в таком виде, однако я решила, что мисс Риченда должна дать мне некоторые разъяснения по другому поводу. – Мисс Риченда, вы не против, если я кое-что спрошу? Она в это время пудрила лицо. До сих пор я не замечала, что оптимизм – одно из главных свойств ее натуры, но сейчас эта женщина упорно работала пуховкой, хотя было ясно, что даже метровый слой пудры не скроет ее веснушки. Я отогнала жестокие мысли. А леди не оставляла своих стараний. – Мисс… – Да, в чем дело, Эфимия? – Я встретила в саду мужчину… – Как неблагоразумно. – Мне кажется, он газетчик, мисс. Говорил, что ваша семья сеет смерть и разрушения. – Может, он лудильщик и хотел предложить свои услуги по восстановлению разрушенного? – То есть вы не знаете, что именно он имел в виду? Риченда обратила ко мне по-клоунски белое лицо: – Послушай, девушка, нечего тратить время на каких-то проходимцев. Лучше скажи мне, как ты думаешь, пудры не слишком много? – О нет, в самый раз, мисс, – невозмутимо отозвалась я. Едва она ушла, я провела тщательный обыск спальни. На деле все было не так уж страшно и незаконно, как на словах, – мне действительно пришлось перебрать все ее вещи, чтобы вызволить похороненную под ними мебель. В маленькой записной книжке, на которую я возлагала большие надежды, не оказалось ничего полезного, только список насущных покупок – чулки, опять же пудра – и тексты популярных песен. В общем, в книжке было так же пусто, как в ее голове, злобно подумала я. Желудок уже стал напоминать мне о том, что я провела в этой спальне все утро, когда дверь распахнулась и ворвалась Мэри: – Ах вот ты где! Ну, миссис Уилсон тебе устроит – ты не сказала ей, куда пошла. Тебя немедленно хочет видеть хозяин! Я беспомощно оглядела свою измятую и запылившуюся униформу. – Немедленно, дорогуша! Он в библиотеке. Ох, чую, достанется тебе! Небось натворила дел? – В светлых глазах Мэри плясали озорные искорки. Я бы порадовалась, что она уже забыла о своих горестях, но меня слишком беспокоили собственная судьба и предстоящее общение с хозяином. В общем, особого желания идти в библиотеку я не испытывала. И не удивилась, обнаружив там миссис Уилсон. Хозяин дома, однако, на мое появление никакого внимания не обратил. Он сидел за письменным столом; то место на персидском ковре, куда мы с мисс Ричендой сгрузили труп, было прикрыто половиком. Когда я вошла, хозяин как раз отодвигал свое кресло, оно угодило одной ножкой на этот половик и накренилось. – Чертова тряпка! – рявкнул лорд Стэплфорд. – Да убери ты ее уже наконец! – Половик тут по распоряжению миледи, – робко сказала миссис Уилсон. – И часто миледи сюда заходит? Да эта курица читает по слогам! – возопил хозяин совсем не по-джентльменски. Я изобразила книксен в надежде, что движение его отвлечет. – А тебе чего тут надо? – прорычал он. – Вы посылали за мной, сэр, – вежливо напомнила я. – Да ну? А зачем ты мне понадобилась? – Вы хотели поговорить о происшествии в саду, сэр. – Едва заметная усмешка появилась на бледном лице миссис Уилсон, и я мысленно отметила, что такие лица лучше выглядят в гробу. Не то чтобы у меня были по отношению к ней убийственные намерения, просто за свою жизнь я не раз побывала на поминках – помогала отцу, разнося чай скорбящим, – и видела очень много покойников. При мысли об этом у меня возникли сразу два вопроса. Один уже давно не давал мне покоя, но я никак не могла найти ответ: отчего после смерти человеческое тело становится меньше, как будто усыхает? И второй: почему до сих пор никто не озаботился похоронами кузена Жоржа? – В саду? – переспросил лорд Стэплфорд. – Ты о странном привкусе у капусты? – Об инциденте с мужчиной. И как только этой женщине удалось вложить в какие-то жалкие четыре слова столь мерзкий и злобный подтекст? Никогда мне не постичь этого искусства. – Мисс Риченда про него рассказывала, – добавила она. – Ах да, – кивнул лорд Стэплфорд и обратил взгляд на меня: – Ты в саду столкнулась с газетчиком? – Подозрительная история, – опять влезла миссис Уилсон. – Эта служанка у нас новенькая, сэр. На испытательном сроке. И боюсь, она его не пройдет. – Неужели? И почему? – У нее неверное представление о собственном месте и положении. – Гм… – промычал хозяин в усы, обдумывая услышанное. – Ладно, что у тебя там случилось с газетчиком, девушка? – Не возьмусь утверждать, что этот джентльмен имеет отношение к прессе, сэр, но таково мое предположение. Мохнатые брови лорда Стэплфорда поползли вверх, и я мысленно выругала себя за то, что никак не могу освоить простую манеру речи, подобающую служанке. То есть подобающую моему новому месту и положению, о которых упомянула миссис Уилсон. – Он расспрашивал мальчика, помощника садовника, – продолжила я, – о ваших передвижениях, сэр. Когда я вмешалась, мальчик воспользовался случаем и убежал. Я посоветовала незнакомцу сделать то же самое. Он пытался и мне задавать вопросы, но я дала ему отпор. – Правда? А что еще он тебе сказал? – Что состояние семьи Стэплфорд построено на крови и несчастьях других людей. Хозяин помрачнел, и я быстро добавила: – Понятия не имею, на что он намекал, сэр. Я так ему и заявила, а потом велела убираться прочь. – И он тебя послушался? – спросил лорд Стэплфорд. – Я пригрозила, что, если он не покинет частную территорию, я закричу и на крик подоспеет офицер полиции, который, дескать, еще в доме. – Ха-ха! – развеселился хозяин. – Забавную девицу ты нашла, Дженни! Мои представления о мироздании несколько пошатнулись, когда оказалось, что у миссис Уилсон есть христианское имя – ведь это означало, что священник, совершая обряд крещения, изгнал из нее бесов. Прошу прощения, но тот священник, надо полагать, был слишком молод и неопытен… – Умница, девушка! Просто молодчина! – Лорд Стэплфорд пошарил в кармане. – Подойди-ка, у меня для тебя кое-что есть. Я с некоторой опаской приблизилась, и он протянул мне полсоверена. – Спасибо, сэр, – пробормотала я. Для меня это были огромные деньги. – Только ни слова об этом другим слугам, ясно? Не хочу, чтобы все решили, будто я подобрел. – Конечно, сэр. – Я сделала книксен. – Да… и о том, что сказал газетчик, тоже никому болтать не надо. Иначе мои жена и дочка расстроятся. Меньше знаешь, крепче… ну и так далее. Поняла, девушка? – Разумеется, сэр. – Теперь я уже умирала от любопытства – хотелось выяснить, что все-таки имел в виду незнакомец. – Вот и славно! Думаю, Дженни, тут дело не в ее неверных представлениях о собственном месте. Просто девица на редкость умна. Пусть остается – до тех пор, пока ты не застанешь ее в постели моего сына. Тебе ведь пригодится помощница с головой – небось самой надоело командовать безмозглыми курицами, которых ты обычно нанимаешь. Миссис Уилсон ожгла меня взглядом, в котором была откровенная ненависть. – Как скажете, сэр. Теперь Эфимия может идти? – Что? – нахмурился лорд Стэплфорд. – Ты все еще здесь, девушка? Живо возвращайся к работе. В моем доме бездельникам не место. – С этими словами он изобразил лицом то, что я определила для себя как «плутоватое подмигивание». К счастью, позавтракала я рано утром, иначе меня бы стошнило. По пути на кухню у меня голова шла кругом. Надо же, полсоверена! Я прекрасно понимала, за что они мне пожалованы: это был подкуп. А значит, в Стэплфорд-Холле больше секретов, чем гвоздей в гробу, как говорится в пословице. Не слишком удачное сравнение. Но, так или иначе, даже попав в уютно освещенное и теплое царство миссис Дейтон, я не могла избавиться от могильного холодка в груди – мне казалось, грядут беды пострашнее. Глава 8 Тайный сговор Надо было как-то прилепить полсоверена к почтовой бумаге, чтобы монета не прощупывалась в конверте. Надо было попросить у миссис Дейтон почтовую марку. И главное – вообще не следовало брать эти деньги. Но, как любил повторять мой отец, задним умом сыт не будешь. Дома, собираясь в дорогу, я не догадалась взять с собой бумагу и чернила и теперь печалилась об этом, сидя на кухне. А Мэри вдруг ошарашила меня предложением: – Если хочешь написать своей маме, могу одолжить тебе пару листов. Я бросилась ее благодарить и пообещала возместить долг. Мэри вдруг вспыхнула. – Знаешь, я умею писать, – заявила она, гордо вскинув подбородок. – Не сомневаюсь, – пробормотала я, смутившись от того, что она словно прочитала мои мысли во второй раз. – Какие-нибудь сюси-пуси – это да, это она завсегда напишет, – проворчала миссис Дейтон. – Оно, конечно, куда проще, чем делать опись продовольственных запасов! – Могу вам с этим помочь, – отрезала Мэри. – Ох ты боже! – всплеснула руками кухарка, когда девушка выскочила из кухни. – Теперь она и на меня обиделась! А я ведь всегда была рада помочь, если Мэри хотела чему-нибудь поучиться. Но у нее это больное место. Вечно ей твержу, что какой-нибудь простой хороший парень будет счастлив на ней жениться, да только ведь ей подавай… – Тут миссис Дейтон осеклась и, помолчав, продолжила: – Боюсь, как бы она не угодила в беду. В этом доме и тебе тоже надо быть поосторожней, голубушка. Ты бы поговорила с ней, Эфимия. Мэри к тебе хорошо относится, а она, знаешь ли, несмотря на все ее улыбочки, далеко не каждую принимает в подружки. – Я за ней присмотрю, – пообещала я. – Пойду пока к себе, напишу матушке письмо. – Если справишься быстро, успеешь сбегать на почту в деревню. Я скажу миссис Уилсон, что отправила тебя в лавку – у меня изюм закончился. И не то чтобы совру – вечно его недосчитываюсь. По-моему, у Холдсуорта тайное пристрастие к сладкому. Мы обе рассмеялись, представив себе, как величественный мистер Холдсуорт украдкой пробирается на кухню, чтобы полакомиться засахаренными ягодами. – Вот возьми два пенни, – сказала миссис Дейтон. – А теперь поторапливайся, у тебя есть время черкнуть всего пару строчек, но твоя матушка будет рада узнать, что дочурка жива-здорова. Я взяла монеты и поспешила вверх по лестнице. Мэри ждала меня в коридоре мансардного этажа. – Держи. – Она протянула мне два тонюсеньких листочка бумаги, грязную бутылочку с чернилами и дешевую перьевую ручку. – Сгодится? – Еще бы! – соврала я. – Конверт, тебе, наверно, тоже понадобится? Я кивнула: – Спасибо, Мэри, я все возмещу. Она отмахнулась: – Иди пиши, я принесу конверт. В своей каморке я села за стол и в смятении уставилась на листочки. Мне надо было отправить матушке полсоверена, но бумага оказалась такой тонкой, что монету к ней никак не прикрепить, и я не сомневалась, что конверт будет такого же качества. В довершение всего выяснилось, что Мэри побрызгала бумагу лавандовой водой. Разводы на поверхности были почти не видны, но воняла она ужасающе. Страшно было представить, что скажет об этом матушка – она считала, что надушенные письма рассылают только «женщины определенного сорта». Я с отвращением принюхивалась к листочкам, когда вошла Мэри. – Что, не нравится? – сердито спросила она. Я широко улыбнулась. – Наоборот! Ты здорово придумала надушить бумагу. – Я понимала, что ей было не так-то просто раздобыть лаванду и приготовить ароматную воду. – Кухарка мне разрешила. – Что разрешила? – не поняла я. – Нарвать лаванду в саду. – Я и не сомневалась… – Ну да, как же! – Мэри швырнула конверт на стол. – Ты на нас на всех смотришь свысока! Я даже вздрогнула – столько ярости было в ее голосе. – Мэри, я знаю, тебе сейчас нелегко… – Вернешь долг, когда сможешь, – перебила она, указав на письменные принадлежности. – Конечно, – холодно сказала я. – Не хочу злоупотреблять твоей добротой. Мэри одарила меня взглядом, полным неприязни, и выскочила в коридор. А я, постаравшись унять чехарду мыслей, взялась за письмо. Дорогая матушка! Надеюсь, вы в добром здравии и вам хорошо живется в новом коттедже. Эту бумагу я одолжила у другой служанки, но скоро обзаведусь своей, получше. Мне посчастливилось оказать хозяину поместья приватную услугу, и он пожаловал мне полсоверена. Я непременно перешлю вам эти деньги при первой же оказии. Возможности вложить монету в конверт сейчас у меня нет – бумага неподходящая. Я немного подумала. Мать могла слышать или читать об убийстве – все, что было мне известно, уже попало в газеты. Если вам довелось услышать о прискорбном событии в Стэплфорд-Холле, спешу заверить, что я здорова и меня ни в чем не подозревают. Кухарка, миссис Дейтон, – женщина, достойная уважения, равно как и дворецкий, мистер Холдсуорт. Они оба взяли надо мной шефство, и я быстро освоилась с работой в таком большом доме. Все служанки здесь прекрасно знают свое дело, а я не нахожу свои обязанности чересчур обременительными. При первом же удобном случае я наведаюсь к вам в гости, чтобы вы могли удостовериться: положение я заняла надежное, на здоровье не жалуюсь, и все у меня хорошо. Ваша почтительная и любящая дочь Эфимия. P. S. Поцелуйте за меня малыша Джо. P. P. S. Надеюсь, ваши новые свинки послушны и быстро нагуливают жирок. Я перечитала письмо и уточнила: P. P. S. Мистер Холдсуорт, конечно, мужчина, но весьма положительный. Подумала еще и добавила: P. P. S. Прошу прощения за столько постскриптумов, но это послание я пишу в спешке, потому что мне еще надо успеть на почту до закрытия. Получилось не письмо, а какой-то набросок, но у меня было всего два листочка, мало времени, и к тому же я знала, что матушка ненавидит читать длинные тексты. По крайней мере, меня не будет рядом и не придется выслушивать ее критику насчет моих вялых упражнений в эпистолярном жанре. Я положила письмо в конверт, оделась и поспешила вниз по лестнице. Воздух на улице покалывал кожу, грозя скорыми морозами, было пасмурно, но приближалось зимнее солнцестояние, и дни уже стали чуточку длиннее. Телега, недавно доставившая меня в поместье, катилась медленно, и у меня тогда было время хорошенько запомнить окрестности, так что я знала, в какой стороне деревня. Чувство направления меня никогда не подводило, вот и теперь, несмотря на толстые стволы деревьев по обочинам дороги, заслонявшие обзор, и вопреки плохо различимым надписям на указателях, я вскоре уже шагала вниз по склону холма, разглядывая издалека зеленые коттеджи и магазинчики симпатичной деревушки. Солнце клонилось к горизонту, разбрасывая повсюду тени и превращая голые деревья в персонажей горельефа, распростерших во все стороны нескладные тощие конечности. Поля начали покрываться инеем прямо у меня на глазах – будто незримая рука щедро наносила вокруг белейшие линии и пятна. Нос пощипывало от ледяного воздуха, но это было даже приятно. Мороз покусывал щеки, поднимал настроение и прочищал мозги. Я вдруг почувствовала себя счастливой и сама этому удивилась. Сельская дорога передо мной в очередной раз сделала развилку, и я свернула на тропу, ведущую к деревне. На всякий случай огляделась, запоминая ориентиры. Теперь я не сомневалась, что возвращаться в поместье лучше по полям – так будет быстрее, чем плутать разветвленными тропами-дорогами, тем более что земля и грязь сделаются твердыми на морозе, постепенно набирающем силу. А выигранное время даст мне возможность побродить по деревне – возможно, там найдется магазинчик, где продаются игрушечные солдатики, о которых мечтает Джо. – Эфимия! Я испуганно обернулась – от развилки ко мне шагал мистер Бертрам. Я подумала было, что он шел за мной от самого поместья, но подозрения тотчас рассеялись: из кустов выскочил его белый волкодав – вернее, сейчас белая масть только угадывалась под грязью – и радостно бросился со мной здороваться. Когда зверь подпрыгнул, я успела поймать в полете его здоровенные передние лапы и ловко увернуться от дружелюбных собачьих поцелуев. Когда растешь в доме сельского священника, преимуществ у тебя не так много, но одно из них – умение управляться с большими дворовыми псами. Если бы так же легко было поладить с их хозяевами… – Сидеть, Зигфрид! – крикнул мистер Бертрам. Пес и не подумал подчиниться, у него было занятие повеселее – он пытался облобызать мое лицо. Я засмеялась и, все-таки заставив Зигфрида убрать от меня лапы, потрепала его за уши, вознаграждая за проявленные дружеские чувства. – Я смотрю, вы умеете обращаться с собаками, – усмехнулся мистер Бертрам. – Необычно для лондонской девушки. Я улыбнулась: – Мне никогда не доводилось бывать в Лондоне, сэр. – Правда? А я думал, именно там вы набрались ума-разума. Я снова рассмеялась, забыв о своем статусе – за пределами дома это было совсем легко. – Разумеется, нет! Я деревенщина до мозга костей! Мистер Бертрам странно на меня посмотрел и вдруг с неожиданной резкостью произнес: – Нельзя, чтобы нас видели вместе. Эти слова тотчас вернули меня на землю, хорошее настроение улетучилось. Я сделала книксен: – Конечно, сэр. Я иду на почту отправить письмо матери. Прошу прощения. – И, еще раз сделав книксен, поспешила по тропе к деревне. Мистер Бертрам догнал меня и схватил за руку: – Нет, Эфимия. Нам нужно поговорить, только не у всех на виду. Знаете, где «Алый лев»? Я озадаченно покачала головой. – Это постоялый двор, – пояснил он. – В деревне прямо и направо, там увидите. Идите по этой тропе, а мы с Зигфридом – по полям. Встретимся у входа. В «Алом льве» есть маленький бар, там всегда полумрак, мы сможем спокойно поговорить. – Сэр! – ужаснулась я. – Мне нельзя появляться в общественном заведении. В некоторые бары женщин и вовсе не пускают. – Боже правый, Эфимия, вы же будете со мной! Владелец постоялого двора разрешит мне привести кого угодно. – Но вы же сказали, нас не должны видеть вдвоем… – Не снимайте капюшон плаща, когда сядем за столик, – и никто вас не разглядит. – По-моему, все равно мне туда нельзя, сэр… – Не говорите ерунду, Эфимия! Будь вы леди – другое дело. Но вы же служанка в доме моего отца, да еще и на испытательном сроке, который неизвестно чем закончится. Я вспыхнула: – Это несправедливо! – Хотите остаться на этой работе или нет? – Конечно, хочу. Но не ценой собственной чести! Мистер Бертрам громко расхохотался: – Эфимия, вы начитались романов! Нет, все-таки вы самая необычная девушка на свете. Но не бойтесь – ваша честь мне без надобности. Мне нужен только ваш разум. В моей душе поднялась целая буря эмоций. Я не хотела разбираться сейчас, какая из них превалирует, но точно знала, что его слова меня ранили. – Встретимся у входа, – сказала я только для того, чтобы положить конец этой сцене, и быстро зашагала прочь по тропинке. С улицы «Алый лев» показался мне захолустным, но вполне приличным заведением. Это была приземистая двухэтажная постройка из серого гранита с аккуратной соломенной крышей. Оконные рамы и двери блестели свежей краской. Мистер Бертрам не заставил себя ждать, а маленький, тесный бар оказался таким, как он его описал: войдя через боковую дверь, мы сразу погрузились в полумрак. Усадив меня за столик в крошечном эркере, мистер Бертрам отправился за напитками. Зигфрида он оставил со мной, и пес, похоже, чувствовал себя здесь привычно. Он сразу залез под стол, чтобы никому не мешать, но, как и все большие собаки, забыл учесть длину своего хвоста. На хвост немедленно наступил какой-то посетитель – мужчина крупных габаритов, – и бедный Зигфрид взвизгнул. Посетитель, вместо того чтобы извиниться, обругал нас обоих последними словами, а я, не выдержав, дала ему отповедь – мол, сам виноват, под ноги смотреть надо. Думаю, все могло бы кончиться плохо, но в баре было тесно, гости ходили туда-сюда, и грубиян, поколебавшись между хорошей перепалкой и собственным заказом, сделал выбор в пользу эля. Мистер Бертрам вернулся с двумя кружками пива – полпинты для меня и пинта для себя. В ответ на его «За ваше здоровье!» я заставила себя сделать глоток – пойло оказалось преотвратное. – Спасибо, – выдавила я. Он улыбнулся: – Ну, рассказывайте, что вы разведали. Если дело касается моих родственников, не надо ничего скрывать – я не обижусь. И говорите потише. – Мэри была близка с вашим кузеном… – начала я. Мистер Бертрам тихо присвистнул: – Вот оно что… – Нет, не думаю, что настолько близка. Мэри в него влюбилась и верила, что у них есть будущее… Не смотрите на меня так, мистер Бертрам. Я прекрасно понимаю, что у мистера Лафайетта не могло быть подобных намерений по отношению к служанке. Но я уверена, что Мэри не переступила границы дозволенного, и смерть вашего кузена огорчила ее больше, чем кого-либо в поместье. – Значит, вы не думаете, что она убила Жоржа из ревности? – Вряд ли. Конечно, будучи служанкой, она знала в доме все тайные входы и выходы, а когда я осторожно попыталась установить ее местонахождение во время убийства, ни миссис Дейтон, ни мистер Холдсуорт не смогли дать мне ответ. – А что насчет миссис Уилсон? – Ее не так уж легко расспросить… Мистер Бертрам покачал головой: – Понимаю. Помимо прочего, вы ей не нравитесь. Но я спрашивал не о том. Вам удалось выяснить, была ли у нее самой возможность или мотив для убийства? – Где она была во время убийства, мне тоже неизвестно. Но полиция наверняка с этим разберется. – Мой отец попросил детективов закрыть это дело как можно скорее. Все-таки на кону место в палате. – В какой палате? – не поняла я. – Не важно, – отмахнулся мистер Бертрам. – Как вы сами считаете, миссис Уилсон могла убить Жоржа? – Она мне нравится не больше, чем я ей, но если ваш кузен Жорж не представлял угрозы для лорда Стэплфорда или для ее собственного положения в доме, тогда не думаю, что это совершила миссис Уилсон. Мистер Бертрам сделал добрый глоток пива. – Похоже, мы пока ни на шаг не продвинулись в расследовании. Я вздохнула: – Во время уборки в спальне вашей сводной сестры я тоже не нашла ничего полезного. – Вы обыскивали спальню Риченды? – В голосе мистера Бертрама прозвучало неодобрение, смешанное с веселым изумлением. – Я там убиралась, сэр, а спальня, поверьте, отчаянно нуждалась в уборке. Но вот что я узнала. У мисс Риченды опять случился приступ сомнамбулизма, а, как я слышала, такое происходит с некоторыми людьми в стрессовых ситуациях. Мистер Бертрам молча кивнул. – Боюсь, о местонахождении мистера Холдсуорта в интересующее нас время мне тоже нечего сказать, – продолжала я. – Известно только, что он был в холле и открывал дверь мисс Риченде вскоре после убийства. – Библиотека совсем рядом с холлом, – заметил мистер Бертрам. – Да, но… Я, конечно, мало что знаю об убийцах, но вряд ли человек, только что лишивший жизни ближнего своего, способен хладнокровно вернуться к исполнению служебных обязанностей… – А если этот человек – очень хороший актер или у него был очень серьезный повод для убийства? – Я уверена, что ни то ни другое к мистеру Холдсуорту не относится. – Мне ужасно хотелось расспросить мистера Бертрама, что он думает о членах семьи, но я уже начинала понимать: мое дело маленькое – добывать информацию. Более подходящее обозначение для этого занятия – «шпионить» – я постаралась выкинуть из головы. – Спасибо, Эфимия. Прошу вас и дальше внимательно следить за всем, что происходит в доме. В данный момент у нас слишком много подозреваемых. Я все же осмелилась задать вопрос: – А у вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу? – Сейчас у меня только одна важная мысль, – сказал мистер Бертрам, поднимаясь из-за стола. – Вам пора бежать на почту, иначе она закроется. Я пойду прямиком в поместье, чтобы никому не показалось странным, что мы откуда-то вернулись один за другим. У меня не было никакого желания провести в этом баре хоть одну минуту в одиночестве, поэтому я выскочила следом за ним. Почта нашлась совсем неподалеку от постоялого двора. И она была закрыта. У входа стоял почтовый ящик, но у меня не было марки. Я потопталась в нерешительности. Можно было, конечно, бросить конверт в щель и без марки, чтобы почтовые расходы оплатила матушка, но, учитывая ее финансовое положение, я не считала себя вправе так поступить. Я не сомневалась, что она обрадуется, получив от меня весточку, однако платить за эту радость не станет. В общем, я засунула конверт обратно в карман плаща. Прогулка по полям оказалась приятной, к тому же путь, как я и предполагала, занял гораздо меньше времени. Грязь, прихваченная морозом, отвердела, и у меня на ботинках только серебрился иней, когда я шагала по замерзшим полям. Вдыхая студеный воздух, я снова чувствовала себя свободной и счастливой. Пока господское семейство в полном составе сидит в доме, я буду получать удовольствие от таких вот недолгих отлучек. ни я провела рядом с кладбищами, и хотя отец старался оградить семью от скорбной стороны своей службы, ему это плохо удавалось. Мать обожала ходить в гости, но терпеть не могла поминки, поэтому помогала отцу в таких делах только я. Может, не стоило бы об этом упоминать, но в последнее время я часто посещала тяжелобольных в нашем приходе, и матушка страшно переживала – боялась, что я заражу малыша Джо. Так или иначе, я позволила себе это краткое отступление лишь в доказательство того, что от природы не наделена буйным воображением: мне, в отличие от младшего брата, никогда не мерещились привидения, и предчувствий у меня не бывало, даже перед смертью отца. Однако, шагая по трехколейке, я ощущала все нараставшее беспокойство, мне не хотелось возвращаться в дом, и вечерняя темнота, сгущавшаяся вокруг, лишь усиливала странное чувство. Если бы мне было куда бежать, честное слово, я наверняка бы сбежала. Но бежать было некуда, так что я все-таки вошла в особняк через крыльцо для прислуги. На кухне за столом сидел незнакомый констебль, не сводя взгляда с дверного проема, порог которого я вот-вот должна была переступить. Вид у полицейского был сосредоточенный, как у кота, подстерегающего мышь. Едва я вошла на кухню, он вскочил: – Эфимия Сент-Джон? – Да… – Вы пойдете со мной. – Констебль в два прыжка пересек помещение и грубо схватил меня за локоть. – Не вздумайте упираться! – Ой! Отпустите! Мне больно! – Ничего, потерпишь. От меня не удерешь! – Но я не собираюсь удирать! Это какое-то недоразумение! Констебль уже тащил меня вверх по лестнице, не слушая моих восклицаний. Собственно, он вообще как будто не обращал на меня внимания – только еще крепче сжал локоть. Я со своей стороны успела его хорошенько рассмотреть и могу сказать, что ему не помешало бы заняться личной гигиеной. Особенно неприятными мне показались рыжие волосы в ушах. – Я поймал ее, господин начальник! – заорал констебль, когда мы вывалились в главный холл. – Поймал девчонку! – И остановился, ожидая поздравлений. – Вы с такой гордостью об этом заявили, будто гонялись за бандой разбойников по полям и победили всех до единого. А между тем вы лишь протащили по ступенькам беспомощную девушку, – заметила я. Он по-прежнему меня игнорировал. Тут в холл ворвался мистер Ричард, и от него ни на шаг не отставала миссис Уилсон. Ее лицо подозрительно кривилось – по-моему, это была улыбка. Я начала испытывать тревогу. – Где ты была, девчонка? – рявкнул мистер Ричард. – В деревне, сэр. – Врет как по писаному! – выпалила миссис Уилсон. – Кто дал тебе разрешение? – грозно спросил мистер Ричард. – Миссис Дейтон. – Зачем? – Ей нужен был изюм, – тихо сказала я; это поручение совсем вылетело у меня из головы. – И где же изюм? – осведомилась миссис Уилсон. – Я про него забыла… – Что за чушь! Не ходила ты ни в какую деревню! – Ходила! – возразила я. – А почему у тебя ботинки чистые? – влез констебль. – Потому что на улице мороз. Извольте отпустить мой локоть – я не вижу необходимости бежать. – Выверни карманы, – потребовал мистер Ричард уже более спокойным тоном. Я озадаченно повиновалась. Мое письмо матери никого не заинтересовало, но мистер Ричард сразу схватил полсоверена и помахал монетой у меня перед носом. – Это из кошелька моего отца! – У него на шее снова набухла вена. – Да, мне дал ее лорд Стэплфорд. – Девица лжет! – триумфально воскликнула миссис Уилсон. – Но вы же при этом присутствовали! – выкрикнула я в ответ. – Подозреваю, она и есть убийца, сэр, – сообщил констебль. – Очень на то похоже. Небось большевичка. – Я всего лишь нашла труп, – напомнила я, стараясь сохранять спокойствие. – Пожалуйста, спросите лорда Стэплфорда об этой монете. Он скажет вам, что сам мне ее дал. – Ага, ты будто не знаешь, – ухмыльнулся констебль. – Лорд Стэплфорд мертв. Убит. Глава 9 Леди с дурной репутацией Моя матушка назвала бы это презренной склонностью к мелодраматическим жестам, но я ничего не смогла с собой поделать – упала в обморок прямо на слове «убит». Очнулась в многострадальной библиотеке – меня там уложили на что-то твердое. Вяло оглядевшись, я увидела мистера Ричарда, он как раз говорил: – Чертовски неприятно, когда убивают твоего родного отца, но на государственном уровне это страшная трагедия! Папаша был вторым человеком после кузена Жоржа, партия одного за другим потеряла двух своих лучших представителей! – Какая партия, сэр? – раздался незнакомый мужской голос. Такое ощущение, что ему трудно давались гласные – я заметила какой-то акцент, но не сумела его распознать. Возможно, мужчина – лондонец; наверное, инспектор из Скотленд-Ярда, предположила я. – Унионисты[5], приятель! Партия унионистов – какая же еще? У нас наконец-то появилась возможность передушить либералов! – А, вы про политику. Надеюсь, обойдется без физического насилия с вашей стороны, сэр? – Разумеется, но вы же видите, что происходит! – разбушевался мистер Ричард. – Это политическое убийство! Кто-то хочет перевернуть страну вверх дном! – Поправьте меня, если я ошибаюсь, сэр, но ведь это вы хотите свергнуть партию власти? Я хихикнула – инспектор точно подметил. – Господь с вами! Мы хотим дать стране новую, справедливую власть, а не поставить ее на колени! – Я вас понял, сэр. А теперь давайте прервемся – похоже, девушка пришла в себя. – Ты! – взревел мистер Ричард, наставив на меня указующий перст, и стало ясно, что главный специалист по мелодраматическим жестам тут вовсе не я. – Ты большевичка! Марксистка! Я села. Голова кружилась до тошноты. – По-моему, нельзя быть одновременно тем и другим, – заметила я. – Ха! – Мистер Ричард шарахнул кулаком по ладони. – Она себя выдала! Настоящие служанки ни черта не смыслят в политике. Это самозванка! Инспектор, невысокий изящный человек в скромном шерстяном костюме и с аккуратной бородкой, пристально смотрел на меня карими глазами, и я невольно поежилась. Ничего угрожающего в его облике не было, но я сразу почувствовала, что за неброской внешностью скрывается острый ум. Я, конечно, не была виновна в убийствах, но работу получила обманом, и если меня выведут на чистую воду, это не лучшим образом отразится на репутации дочери викария. – И насколько же велики ваши познания в политике, девушка? – спросил инспектор. – Я не так уж часто о ней думаю, сэр. Ко мне политика не имеет отношения. Он едва заметно улыбнулся: – Если бы так считали все женщины… Тут во мне взыграл дух противоречия, и я с трудом подавила желание заявить, что прямо сейчас готова вступить в движение суфражисток. – Стало быть, вам ничего не известно о большевистской идеологии, мисс? – Очень мало. – Но что-то ты все-таки знаешь? – набросился на меня мистер Ричард, как кот на мышь. По счастью, только на словах. – Лишь то, что пишут в газетах. – Лорд Стэплфорд… – произнес инспектор. – Что? – Это ведь наследственный титул, верно? Теперь вы лорд? Мистер Ричард тяжело опустился на стул и пригладил рукой буйную рыжую гриву. – Да-да… Странно слышать такое обращение. От этого смерть отца становится еще реальнее. – Прошу прощения, сэр. Я хотел сказать, что девушка такого телосложения, как у вашей служанки, вряд ли могла одолеть прежнего лорда Стэплфорда. – Значит, у нее есть соучастник! – Если позволите, сэр… Мне уже удалось собрать кое-какие сведения, и я хотел бы их проверить. – Инспектор повысил голос: – Констебль, впустите его! Дверь библиотеки открылась, и вошел тот самый грубиян, который наступил на хвост Зигфриду. У меня упало сердце. – Можете ли вы подтвердить, что встретили в баре «Алого льва» именно эту девушку? – спросил инспектор. Грубиян уставился на меня: – Точно, ее. – Когда это было? – Около четырех вроде бы. – Понимаете, лорд Стэплфорд? Если эта девушка не умеет летать, она не может быть убийцей вашего отца. – Повторяю: у нее есть соучастник. Я знаю, что с этой девицей что-то не так. Без сомнения, ее сообщник по преступлению сбежал. Возможно, сейчас он уже на полпути в Россию. Она специально нанялась на работу к нам и снабдила его необходимыми сведениями о доме. Так и работают большевики – внедрение и шпионаж! – С ней кто-нибудь был в баре? – снова обратился инспектор к грубияну. – Ага, – кивнул тот и замолчал. Я с замиранием сердца ждала продолжения. – Но я не разглядел его физиономию – там слишком темно было. А вот ее разглядел вблизи, потому что споткнулся, когда наступил на… – Вы вели себя безобразно и всячески мне угрожали! – выпалила я, помешав ему упомянуть о большом белом волкодаве – вряд ли в округе много таких собак. – Могу поспорить, вы были пьяны и вообще ничего не видели! – Ах ты сука… – Довольно! – прикрикнул инспектор. – Но она меня оскорбляет! – возмутился грубиян. – Порочит мое честное имя! – О честном имени надо было подумать до того, как вы решили провести вечер в баре. Идите домой, пока я не взялся за вас всерьез. Грубиян бросил на меня злобный взгляд и ушел, бормоча под нос проклятия. Я наконец вздохнула с облегчением. – Рано радуетесь, мисс, – сказал мне инспектор. – Советую вам рассказать всю правду и назвать имя вашего спутника. Теперь я почувствовала, что меня приперли к стенке. – Не назову. – Юная леди, предупреждаю вас: сокрытие важных сведений от полиции – уголовно наказуемое преступление. Как зовут вашего спутника? Последние слова он почти что выкрикнул мне в лицо. Думаю, именно это и заставило меня принять окончательное решение. Я пришла к выводу, что молчать о мистере Бертраме в моих же интересах, потому что, если тот начнет отрицать наш тайный сговор… тогда для меня дело примет совсем уж скверный оборот. В общем, я сжала зубы и уставилась в пол. Инспектор подошел к двери и распахнул ее: – Позовите экономку! Я тихо сидела, уповая на чудо, которое, конечно, не могло произойти. Неужели никто не придет мне на помощь? В библиотеку проскользнула миссис Уилсон, тут же отыскала меня взглядом, и ее губы скривились. – Чем могу помочь, сэр? Вопрос прозвучал спокойно и сдержанно, но я чувствовала, что старую ворону так и распирает от злорадного триумфа. – Что вы можете сказать об этой девушке? – Боюсь, это я во всем виновата. Взяла ее на испытательный срок без рекомендаций. – Без рекомендаций? – переспросил инспектор. – А так разве нельзя? Не знаю, заметил ли он, но миссис Уилсон бросила быстрый взгляд на нового лорда Стэплфорда. Пару мгновений поколебавшись, она ответила: – Поместье находится далеко от города, сэр, и мало кто из молоденьких девушек желает здесь работать. Разве те, что выросли по соседству. Большинство предпочитают искать работу в Лондоне. – Значит, об этой девушке вы ничего не знаете? – Только то, что успела заметить, инспектор, и выводы не обнадеживают. – Извольте объясниться. Мне нужны факты, а не домыслы. – Похоже, она и правда получила эту монету от покойного лорда Стэплфорда, но боюсь даже предположить, за что. – Уилсон! – рявкнул мистер Ричард. – Как вы смеете? Отца еще даже не похоронили! Смертельно бледные щеки экономки слегка порозовели. – Я всего лишь хочу сказать, сэр, что эта молодая женщина с самого начала стремилась понравиться хозяевам. – Разве это не естественно для служанок? – спросил инспектор. – Или вы имеете в виду что-то другое? – По моему опыту, служанка должна стремиться угодить господам, но при этом она делает все, чтобы оставаться незаметной. Она должна четко представлять себе свое место в доме и демонстрировать осведомленность о собственном положении – это делает для нее общение с господами трудным испытанием, которое она предпочитает избегать. Эфимия же намеренно старается привлекать к себе внимание хозяев. Более того, от мистера Холдсуорта, нашего дворецкого, мне известно, что она даже пыталась заигрывать с мистером Ричардом в помещении для мойки посуды! – Интересно, что мистер Ричард забыл в моечной, – пробормотала я. – Из ваших слов, миссис Уилсон, следует, что эта девушка ведет себя неподобающим для служанки образом. Означает ли это, по-вашему, что она тем самым выражает презрение ко всей классовой структуре нашего общества? – Да! – горячо поддержала миссис Уилсон. – Именно это я и хотела сказать! Инспектор повернулся ко мне: – Похоже, мне следует пересмотреть изначальное впечатление о вас, девушка. Вы большевичка? – Разумеется, нет! – с нескрываемым презрением воскликнула я. – Стало быть, марксистка? – Вряд ли она признается, инспектор, – заметил лорд Ричард. – Вы удивитесь, в чем только не признаются преступники под суровым оком закона, сэр. – Я непричастна к смерти лорда Стэплфорда и вообще не интересуюсь политикой! – громко заявила я. – Думаю, ночь в тюремной камере прочистит вам мозги, – сказал инспектор и позвал: – Констебль! – Что?! – вскочила я на ноги. – Вы не можете бросить меня в тюрьму! Я ничего не сделала! – Вы отказались отвечать на вопросы, имеющие отношение к расследованию. Для меня это достаточное основание. Констебль, да где же вы?! Дверь открылась. Несколько мгновений я обдумывала перспективу выскочить в окно, но оно было закрыто, а библиотека находилась на втором этаже; кроме того, пришлось бы прорываться сквозь заслон из лорда Ричарда и Уилсон. Еще возникла мысль закричать, но, учитывая, что я была вконец измотана, а в горле у меня пересохло, едва ли это к чему-нибудь привело бы. В общем, я оказалась в ловушке. И тут примчался мистер Бертрам, устремившись прямиком к брату. – Ричард! – выпалил он, будто и не заметив остальных. – Это правда? Папа мертв? Лорд Ричард положил руку ему на плечо: – Увы, да, Берти. Похоже, тот же преступник, что убил кузена Жоржа, вернулся за отцом. Мистер Бертрам смотрел на него отсутствующим взглядом. – Но это же не имеет смысла… – пробормотал он и стряхнул руку брата с плеча. – Понимаю тебя, мы все в шоке, Берти. Но похоже, это большевистский заговор. Двое лучших представителей партии убиты почти накануне выборов! Мистер Бертрам покачал головой: – Ну не знаю, Дикки. Почему здесь, в поместье? И почему именно они? – Что? – изумился мистер Бертрам. Он как будто только теперь заметил, что в комнате много народу, и уставился на инспектора: – О чем она говорит? Что вы узнали? Инспектор откашлялся. – Возникло предположение, сэр, что у этой девушки могут быть определенные политические пристрастия. Мистер Бертрам все никак не мог прийти в себя от удивления и молча смотрел на него. Инспектор оттянул пальцем воротничок рубашки, словно ему вдруг стало трудно дышать. – Вы что, с ума сошли? – поинтересовался наконец мистер Бертрам. – Против нее есть косвенные улики, сэр. Эти большевики чертовски – прошу прощения за грубость, миссис Уилсон, – чертовски умны. Ночь в тюрьме развяжет ей язык. – И сколько же большевиков среди ваших знакомых, чтобы сделать подобный вывод? – спросил мистер Бертрам. – Собственно… ни одного, сэр. – Лондонский говор инспектора усилился – видимо, от волнения. – Но среди нас, полицейских, регулярно проводят разъяснительную работу – вы же знаете, какие нынче времена… – Боже! – воскликнул мистер Бертрам. – В жизни не слышал подобной чепухи! Убит мой отец, и я больше, чем кто-либо, желаю найти и покарать преступника, но если вы будете предъявлять безосновательные обвинения всем подряд, правосудие так и не свершится! – Но она отказалась отвечать на мои вопросы, сэр. Вы ведь слышали это, лорд Стэплфорд? Отказалась! Мистер Бертрам побледнел, услышав титул отца, адресованный брату. Мистер Ричард снова положил руку ему на плечо: – Это правда, Берти. Знаю, ты считаешь эту девицу чудом природы, но сегодня днем ее видели на постоялом дворе «Алый лев» с каким-то подозрительным типом, а она отказывается назвать его имя. – И это все ваши улики? – Мистер Бертрам опять нетерпеливо стряхнул его ладонь. – Есть же вполне очевидное объяснение… – Он перехватил мой взгляд и замолчал в нерешительности. – И что же это за объяснение, сэр? – спросил инспектор. Мистер Бертрам отвел от меня глаза и вздохнул: – Думаю, мой брат уже говорил вам о наших подозрениях насчет этой девушки, которые возникли сразу, как она приехала наниматься на работу в поместье. – О подозрениях? – насторожился инспектор. Мистер Бертрам пренебрежительно взмахнул рукой: – Тут нет никакой связи с политикой. Подумайте сами: работу служанки в богатом доме ищет молодая женщина, явно хорошо образованная, без средств к существованию и… – Он понизил голос, подошел поближе к инспектору, но я все равно услышала следующие слова: – И очень привлекательная. – Что же из этого следует? – спросил инспектор. Похоже, он не больше меня понимал, к чему клонит мистер Бертрам. ая приманка. Я понятия не имела, о чем он толкует, но мне почему-то казалось, что лучше в это и не вникать. Что бы мистер Бертрам сейчас ни говорил, он был здесь моим единственным союзником, так что у меня хватило благоразумия не мешать ему и держать язык за зубами. В тюрьму мне как-то не хотелось. – Понима-аю… – протянул инспектор. – То есть вы намекаете, что… – Именно, – быстро сказал мистер Бертрам. – У меня есть некоторые предположения на ее счет, но не хочу вторгаться на вашу профессиональную территорию. – Я считаю себя человеком широких взглядов, сэр, – заявил инспектор. С виду он был невозмутим, за воротничок себя больше не дергал, но, мне кажется, я заметила в его глазах что-то похожее на смятение. Этот человек определенно имел склонность благоговеть перед вышестоящими. Если бы он знал, каковы на самом деле эти люди! – Моя сестра Риченда покровительствует таким молодым особам, – продолжал мистер Бертрам. – Выполняет для них обязанности адвоката в Лондоне. По-моему, она симпатизирует этой девушке. Если Риченде удастся завоевать доверие Эфимии, та, возможно, будет более откровенна с вами. – Но это ее долг! – воскликнул инспектор. – Она обязана отвечать на мои вопросы по закону! – И я уверен, она ответит, если вы не будете с ней так суровы. Вы наверняка сами знаете, что женщины, оказавшиеся в ее ситуации, с опаской относятся к закону, образцовым служителем которого вы являетесь. Я подавила смешок и всем своим видом изобразила раскаяние. Мистер Бертрам покосился на меня. – Видите, инспектор, как на нее действует само ваше присутствие? Девушка нервничает, но сомнений быть не может – она не имеет отношения к преступлениям, совершенным в этом доме. Говорит она иногда складно, и все-таки не забывайте – перед вами женщина, а значит, ее интеллект имеет естественные границы. Я собралась было негодующе возразить, но мистер Бертрам перехватил мой взгляд, и я прикусила язык. – Ну не знаю, сэр, – покачал головой инспектор. – Это как-то неправильно… – Берти, не мешай человеку делать свою работу! – призвал брата лорд Ричард. – Одна ночь в тюрьме этой девице не повредит. – Чистая правда, сэр! – влезла миссис Уилсон. – Это единственное разумное решение. Инспектор неожиданно воспротивился: – Чистая правда, говорите? Мэм, давайте вы не будете брать на себя мои обязанности. Если вы не возражаете, я бы предпочел действовать по плану мистера Стэплфорда. Лорд Ричард пожал плечами: – Воля ваша. Я не стану вмешиваться в расследование. – Он холодно посмотрел на брата. – И в чем же состоит твой план, Берти? Но мистер Бертрам не спасовал под этим взглядом. – Предлагаю отдать ее на поруки нашей сестре. Пусть Эфимия пока прислуживает Риченде – у той все равно нет горничной, а прошлый опыт поможет Эфимии разобраться со всеми ее нарядами и прочими женскими штучками. Может быть, сестре удастся расположить ее к себе и вызвать на откровенность. Тогда девушка расскажет все, что знает, и, возможно, вспомнит важные детали, о которых сама не подозревает. – Сама не подозревает? – озадаченно переспросил лондонец. – Именно так, инспектор. – Что ж… – В любом случае, это никак не повредит вашему расследованию, – добавил мистер Бертрам, – а если все получится, может, наоборот, существенно помочь. – Эфимия, иди в бельевую комнату, – скомандовала миссис Уилсон. – Там простыни все еще нуждаются в штопке. А джентльменам будет сподручнее обсудить твою судьбу без твоего присутствия. – Она посмотрела на инспектора: – Если ваш констебль не откажется выпить чашечку чая на кухне, он заодно сможет присмотреть за ней, чтобы не сбежала. – Отличная идея, миссис Уилсон, – кивнул инспектор. – Я даже завидую констеблю. – Я отведу Эфимию вниз и распоряжусь, чтобы вам тоже подали чай, инспектор. Миссис Уилсон бесцеремонно вытолкала меня из библиотеки. Я не сомневалась, что она сюда немедленно вернется и наговорит про меня всяких гадостей. Оставалось во всем полагаться на мистера Бертрама. Открыв дверь бельевой, экономка дала мне хорошего пинка – такого, что я, споткнувшись, влетела внутрь. Дверь мгновенно захлопнулась у меня за спиной, и я с оторопью услышала, как в замке поворачивается ключ. К своему стыду, я не сдержалась – закричала, требуя не запирать меня, и заколотила в створку кулаками. Но на помощь никто не пришел, и хотя на кухне слышалось какое-то шевеление, даже добрейшая миссис Дейтон, похоже, не собиралась выпустить меня из этой тюрьмы. В каморке было почти темно, пахло сыростью, и я со злорадным удовлетворением подумала, как, должно быть, неприятно господам ложиться на свежезастеленные влажные простыни. Дурная голова ногам покоя не дает, но вскоре выяснилось, что и рукам тоже: я и не заметила, как заштопала шесть простыней подряд, а на седьмой распорола и переделала шов, наложенный кем-то вкривь и вкось. На свободу меня выпустила Мэри, окатив при этом таким презрением, будто я была грязнее грязи на ее ботинках. – Противно думать, что я дала себя одурачить такой, как ты, – буркнула она. – Ты же не утешала меня, а потешалась, когда я скорбела по мистеру Жоржу! – И, повернувшись ко мне спиной, зашагала прочь. Я, щурясь и быстро моргая от яркого света после полумрака, выскочила за ней в коридор: – Мэри! Подожди! Наверное, у каждого, кто сейчас был на кухне, имелась важная причина там находиться, но возникло впечатление, будто все поджидали меня. Мистер Холдсуорт хмурился, наводя тряпочкой блеск на серебряные приборы. Миссис Дейтон, ворча себе под нос, что-то взбалтывала в миске так яростно, что брызги летели ей на фартук. Мэри вытирала чистые тарелки, я бы сказала, в несколько агрессивной манере, а миссис Уилсон замерла как истукан в углу и высокомерно обозревала владения. – Я не понимаю… – выдохнула я. – А чего тут понимать? – Мэри от души грохнула по деревянному, идеально вычищенному столу глиняным блюдом. – Сиди себе, дожидайся мисс Риченду. Может, она заберет тебя с собой, когда уедет в Лондон – ей же не привыкать к общению с такими, как ты. И вот что я тебе скажу: скатертью дорога! – С такими, как я? – тупо повторила я. Мистер Холдсуорт прервал свое занятие: – Миссис Уилсон любезно довела до нашего сведения некоторые объяснения мистера Бертрама по поводу твоего поведения. – Неужели? – По моей задумке это должно было прозвучать с холодным презрением. – Вас не затруднит довести их и до моего сведения тоже, миссис Уилсон? Признаться, я не вполне уследила за этой частью разговора. Экономка скривилась, что, конечно, означало усмешку. В общем-то, это было ее обычное выражение лица, но для меня она немного усилила эффект. – О, думаю, за всем ты прекрасно уследила. И вероятно, сумеешь сложить два и два, если я скажу, что мисс Риченда покровительствует одному благотворительному обществу, которое содержит приюты для падших женщин. – Что?! – воскликнула я. – И ты еще повсюду мелешь языком, что, дескать, у покойного мистера Жоржа были грязные намерения! – добавила Мэри. – Помолчи, Мэри, – велела миссис Уилсон. – Чего еще от нее ждать? – Правильно ли я уяснила? Мистер Бертрам дал понять прислуге и хозяевам, что я – падшая женщина? – Сейчас у меня не было нужды изображать определенную интонацию – все получилось само собой, и судя по тому, что миссис Уилсон слегка попятилась, мне удалось произвести впечатление. – А ты что, будешь это отрицать? – окрысилась она. – Разумеется, буду! И ни на секунду не останусь в этом доме! Какую реакцию вызвало мое заявление, я не видела, потому что устремилась из кухни прочь со всем достоинством герцогской внучки, вынужденной носить униформу горничной. Инспектора я отыскала в холле на втором этаже. Он стоял возле камина и внимательно изучал записную книжку. – Я подозреваемая? – с порога спросила я. Он поднял удивленный взгляд: – Здесь все подозреваемые. Могу поклясться, в конце прозвучало «мэм» – вид у меня, наверное, был на редкость решительный. – Если я оставлю вам свой новый адрес, у вас будут законные возражения против того, чтобы я покинула этот дом? – В общем нет, но… Дальше я уже не слушала – выскочила из холла и быстро зашагала в свою каморку. Терпеть не могу паковать вещи. Это унылое и утомительное занятие, но когда злишься, нет ничего лучше, чем пошвыряться предметами и устроить в комнате погром – помогает отвести душу. В итоге я погрузилась в это занятие с головой и не услышала, как из коридора кто-то вошел. Присутствие незваного гостя обнаружилось, только когда он положил руку мне на плечо. Я резко обернулась, уставилась в лицо нового лорда Стэплфорда и возмущенно воскликнула: – Сэр! – Собираешься нас покинуть, Эфимия? Он подступил еще ближе, и я невольно подумала, что его рыжие усы подергиваются, как две мохнатые гусеницы. Это было омерзительно и в то же время завораживало. – По-моему, верное решение. Таким, как ты, не место среди прислуги. Мне хотелось отойти от него подальше, но каморка была слишком тесная. – Я баллотируюсь в парламент вместо отца, – продолжал лорд Ричард. – Можно считать, место в палате общин у меня в кармане. – Он придвинулся еще ближе. – И когда формальности будут улажены, я стану много времени проводить в Лондоне. Мне понадобится спутница, а то заскучаю. – Он окинул меня наглым взглядом с ног до головы. – Понимаешь, о чем я, Эфимия? Я кивнула. Наверное, зря, но его напряженное лицо тотчас расслабилось и просияло. – Теперь, когда папаша отправился на тот свет, я стану богатым человеком. Очень богатым. Я получу такое состояние, рядом с которым жалкое наследство Берти покажется горсткой медяков. И у моей спутницы будет все, что ее душеньке угодно. Понимаешь меня? Я опять кивнула. Широкие плечи перестали заслонять от меня выход в коридор – лорд Ричард уселся на кровать и похлопал ладонью по покрывалу рядом с собой: – Так, значит, мы договорились? Будем дружить? А что мне оставалось, кроме как притворяться и дальше? Я кивнула в третий раз. Собралась было проскользнуть мимо него, сделав вид, будто хочу сесть с другой стороны – поближе к двери, – но он схватил меня за руку и усадил рядом. – Хочу кое-что спросить. Не то чтобы это сейчас имело большое значение, однако мне любопытно: ты была знакома с моим кузеном Жоржем до того, как нанялась к нам на работу? Может, встречала его в Лондоне? – Нет, сэр. – Я обрела дар речи, но голос прозвучал очень слабо. Лорд Ричард заулыбался и провел пальцами по моей ладони – мне пришлось подавить приступ тошноты. Мою руку он так и не отпустил, причем держал так крепко, что можно было не сомневаться: широкие плечи и массивный силуэт – не просто видимость, этот человек обладает огромной физической силой. – Да, в общем-то, не важно. Но все же ты меня успокоила. Если бы ты нашла труп человека, с которым водила знакомство, было бы куда хуже. Я сглотнула и в очередной раз кивнула. – Должно быть, все равно это ужасно – найти труп? – спросил лорд Ричард. И еще один кивок. – А ты ничего особенного не заметила? Ничего такого, о чем не рассказала полиции? – Его тон сделался мягче. – Вдруг ты увидела что-то и это не дает тебе покоя? Можешь мне довериться, Эфимия. Мы ведь теперь друзья, я обещаю о тебе позаботиться. Так что давай-ка, расскажи мне обо всем. Обо всем, что ты нашла. И тогда все будет хорошо. Я чувствовала, что это правда – уж лучше мне что-нибудь ему рассказать. Но, к сожалению, я понятия не имела, что он хочет услышать. – Нет, сэр, я ничего такого не видела. Мне очень жаль. Сильные пальцы крепче сжались на моем запястье. – Хорошенько подумай, девочка. Между нами все может сложиться к лучшему или к худшему. Выбор за тобой. Он грубо притянул меня к себе. Две мерзкие рыжие гусеницы качнулись к моему лицу – кажется, он собирался меня поцеловать. Я разинула рот и заорала. Глава 10 Респектабельный джентльмен Силы меня покинули, глаза закрылись. Я уже изготовилась применить неподобающий леди прием коленом, когда вдруг раздался стук в дверь. Лорд Ричард отпрянул от меня как от чумы, а из коридора донесся спокойный голос мистера Холдсуорта: – Эфимия, я договорился с возчиком, он заедет за тобой завтра вечером. Если у тебя сейчас есть время передать ему указания насчет дороги, поговори с его сынишкой. Мальчик ждет внизу. – Конечно! Уже иду! – почти выкрикнула я с облегчением, невежливо отпихнула своего мучителя, вырвалась в коридор и в буквальном смысле упала в объятия дворецкого. Он помог мне удержаться на ногах и без единого слова зашагал прочь. Мне страшно захотелось разрыдаться. Я бросилась за ним: – Вы не должны верить тому, что обо мне говорят! – Насколько я понял, ты более не состоишь в штате прислуги, а значит, твое поведение, равно как и нравственный облик, меня не касается. – Но это неправда! – выкрикнула я. – То, что обо мне говорят, – неправда! – Надеюсь, я ошибся, но мне показалось, что в комнате ты была не одна. – Я здесь ни при чем! Я не сделала ничего, чтобы привлечь его внимание! – Вот в это я охотно верю. – Дворецкий остановился на верхней ступеньке служебной лестницы. – Ужин закончился, мне нужно выполнять свои обязанности. – А где мне найти сына возчика? Он на кухне? – Ни возчик, ни его сын сегодня сюда не приходили. Я посмотрела мистеру Холдсуорту в глаза: – Понятно… Он кивнул и начал спускаться по ступенькам. Я последовала за ним, но уже не так быстро – просто не знала, куда идти, а возвращаться в свою каморку боялась, ведь лорд Ричард мог меня там поджидать. Его отсутствие в любом случае заметят, так что я смогу вернуться к себе позже. Но куда податься сейчас? Бродить в одиночестве по дому не было никакого желания – я могла бы с кем-нибудь столкнуться, а общаться с кем-либо из обитателей поместья, неважно, из господ или из слуг, мне отчаянно не хотелось. Никогда в жизни я не чувствовала такого презрения к себе со стороны окружающих. От размышлений я очнулась на первом этаже и обнаружила, что ноги сами несут меня к библиотеке. Осмотревшись, я свернула в коридор для прислуги и направилась к потайной двери. Сама не знаю, что я надеялась там найти, тем более в коридоре было темно. Но в глубине души я чувствовала, что все мои злоключения в этом доме связаны с первым убийством. Мне просто не повезло споткнуться о труп. Возможно, если найдутся улики против убийцы, мне удастся обелить собственное имя… Я осторожно нажала на стенную панель – раздался тихий щелчок, и коридор осветился газовым светом. За стеной послышались шаги. Я заглянула в щель и увидела мистера Бертрама. В одной руке у него был бокал бренди, в другой – недокуренная сигара. Ума не приложу, что на меня вдруг нашло. Так или иначе, сердце, всегда служившее мне верой и правдой, покорно и бесперебойно качая кровь, вдруг обдало меня такой волной гнева, что я чуть не задохнулась. А в следующую секунду я ворвалась в библиотеку, даже не подумав, один он там или нет. – Как вы могли так поступить со мной?! Вы опорочили мою честь! Из-за вас я потеряла работу, и теперь мои родные могут лишиться дома! И ради чего?! Чтобы вокруг вашего непорочного семейства, не дай бог, не разразился скандал! Вы хотите этого избежать? Тогда считайте, что я нашла для вас ценную информацию: ваше драгоценное семейство уже утонуло во лжи, тщеславии и грехе! Мистер Бертрам, испуганно вздрогнувший при моем появлении, дождался, когда я договорю и переведу дыхание, а потом просто сказал: – Я знаю. Почувствовав себя кораблем, чьи паруса вдруг лишились ветра и безвольно повисли, я тяжело опустилась в кресло, закрыла лицо ладонями и, к собственному ужасу, разрыдалась. Мистер Бертрам, как и все джентльмены в присутствии плачущих женщин, совершенно растерялся. – Эфимия! Пожалуйста, не надо! Я всего лишь пытался вас защитить! От этой вопиющей лжи поток слез у меня немедленно прервался, будто закрыли кран. – Да как вы смеете такое говорить?! Мистер Бертрам бросился передо мной на колени и схватил за руки: – Это правда, Эфимия, клянусь вам! На одно безумное мгновение я даже почувствовала себя героиней приключенческого романа; сердце заколотилось в ожидании слов, которые сейчас неизбежно должны были последовать. – Думаю, их обоих убил Ричард, – сказал он. Что бы я там ни навоображала себе, это были определенно не те слова. Я отдернула руки и отстранилась. – Встаньте, мистер Бертрам. Вы смешны. – Не такой реакции я ожидал, Эфимия… – озадаченно проговорил он, поднимаясь на ноги. – Кажется, мы оба оказались в неловком положении, – заметила я. – Вы действительно совсем не похожи на служанку, Эфимия… – Кажется, вы начали говорить о брате. – Я сильно подозреваю, что Ричард сделал несколько неудачных инвестиций. После этого отец не только лишил его содержания, но и пригрозил оставить без наследства. – Но убить родного отца… – не поверила я. – Да, действительно немыслимо, – покивал мистер Бертрам, тоже усаживаясь в кресло. – И тем не менее… – Что? Он вздохнул: – Вы знаете о нашем семейном бизнесе? Я покачала головой: Я обдумала услышанное. – Так вот что имел в виду тот газетчик, когда заявил, что вы сеете смерть… – Боюсь, именно так, Эфимия. Я в этом бизнесе не участвую. Отец не возражает, поскольку у меня слабое сердце. Он предпочитает, чтобы люди думали, будто я не работаю с ним из-за проблем со здоровьем, а не по велению совести. Но моя совесть все равно неспокойна. Я получил скромное наследство от своего покойного крестного отца, и оно дает мне некоторую самостоятельность, однако я по-прежнему живу в доме отца и ем за его столом. Всю свою жизнь я трачу его кровавые деньги. Тут я почувствовала необъяснимую потребность увеличить дистанцию между нами и пересела на соседний с креслом стул. Конечно, служанке не подобает сидеть в присутствии хозяина, но мне казалось, что мы уже преодолели черту сугубо деловых отношений. – Я думаю, вашу жизнь в доме отца, когда вы были ребенком, в расчет можно не принимать. Родителей не выбирают. Он кивнул: – Да, но жизнь с такими родителями калечит психику. Представляете, каково это – понимать, что твой отец отчасти виновен в массовых убийствах. Если бы вы знали хотя бы десятую долю того, что творилось в Африке… Хорошо, что не знаете. – Говорят, опасно не само оружие, а тот, кто держит его в руках. – Не очень убедительный аргумент. Моя семья участвовала в разработке самых страшных видов оружия, и с тех пор мы сами решаем, кому его продавать. Будущее всего мира теперь зависит от нас больше, чем когда-либо. – Я плохо разбираюсь в политике… – начала я, но мистер Бертрам меня не услышал. Он не мог остановиться, слова хлынули потоком, будто прорвало плотину. – Однажды вечером Ричард изрядно напился и принялся хвастаться тем, что они с Жоржем сделали. Трезвым он бы никогда мне в этом не признался, но алкоголь развязал ему язык. Я знал, что мать близнецов была каким-то образом связана со «Шнейдер»[6] – несмотря на немецкую фамилию основателей, это французская компания. На заводах «Шнейдер» выпущено новое полевое орудие – эта гнусная штуковина косит людей, как серп пшеницу, и теперь планируется ее продавать и французам, и немцам. Французы начали завоевание Вадаи[7], но дело не только в этом. Они вкладывают деньги в новые проекты. Ходят слухи о разработке тяжелых артиллерийских тягачей. Эта невероятная мерзость навсегда изменит картину войны. Разумеется, все говорят, что подобные машины нужны для защиты торговых путей через Сахару, но я не верю. Мне в кошмарах снится будущее нашего мира – то будущее, в которое его ведут такие люди, как мои отец и брат. Наши деньги сделаны из человеческой крови, и мы тратим их на то, чтобы пролить ее еще больше. – Такой бизнес можно назвать гнусным и подлым, но он все же вполне законный и не дает повода для убийства, – заметила я. – Эфимия, многие люди – очень важные и серьезные люди – уверены, что назревает война с Германией. Россия погружается в хаос. Мы надеемся сохранить дружеские отношения с французами, но… но некоторые члены партии унионистов симпатизируют немцам. Ричард к ним весьма благосклонен. Той ночью, когда напился, он сказал мне, что лишь благодаря его влиянию новое оружие «Шнейдер» было предложено и этой стране. – На пьяную голову мужчины зачастую преувеличивают свои достижения, разве нет? – Вы не понимаете. Я принадлежу к семье чудовищ. Они способны на всё. Сказанное мистером Бертрамом отозвалось во мне вихрем противоречивых мыслей. Даже при обычных обстоятельствах было бы сложно выстроить их в систему, а сейчас, когда я сама, добровольно, загнала себя в лабиринт классовых условностей и пыталась из него выбраться, было и вовсе невозможно разобраться, с чего начать. С одной стороны, я видела, что этот человек искренен и от всей души желает поступить правильно. Кроме того, легко было согласиться, что о европейской политике и общем состоянии дел в мире ему известно куда больше, чем мне. Но с другой стороны, я сомневалась, что оба убийства в Стэплфорд-Холле имеют к этому какое-то отношение. Потому я сделала единственное, что было сейчас в моих силах, – охладила его пыл пригоршней здравого смысла. – Возможно, в ваших умозаключениях есть резон, сэр. Однако, помимо смерти двух членов семьи, есть два подозрительных события: кто-то проник в мою комнату с неизвестной целью, а отношение вашего брата ко мне вдруг резко изменилось. – Вы вполне привлекательны и выполняете обязанности служанки в доме его отца – поверьте, Ричарду этого достаточно. Я задохнулась от возмущения. Во-первых, мне не казалось, что девушка в униформе служанки и с подобающей прической в принципе может быть привлекательной. А во-вторых, он сказал «вполне»! – Я имел в виду, что любая мало-мальски привлекательная служанка может невольно удостоиться внимания моего брата, а уж вы-то… – неуклюже уточнил мистер Бертрам. Я вспыхнула. Мне было непривычно выслушивать комплименты ни в статусе служанки, ни в статусе герцогской внучки. – Не надо забывать, – резко сказала я, – что у вашего брата с самого начала было море возможностей разглядеть степень моей привлекательности, но его поведение изменилось слишком уж неожиданно. Мистер Бертрам склонил голову набок, как ворон, созерцающий червяка. – Значит, вы каким-то образом вызвали эту перемену. – Уверяю вас, я не делала ничего, что… – Нет-нет, – перебил мистер Бертрам, – я не об этом. У вас более чем достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что за человек мой брат. – И более чем достаточно моральных устоев! – Да, Эфимия, не сомневаюсь. Но я думаю, вы могли найти в доме какие-то улики. Очевидно, это произошло после убийства кузена Жоржа и перед убийством отца. – Мистер Ричард пытался меня поцеловать в каморке для мойки посуды как раз перед смертью лорда Стэплфорда. После этого, как вы сами видели, он вдруг решил вышвырнуть меня из дома. А не далее как час назад предложил мне стать его спутницей в Лондоне. – Боже правый! – негодующе выпалил мистер Бертрам, вскочив с кресла. – Я, разумеется, отказала. И это стало причиной моего желания покинуть поместье. – Но вы не можете уехать! Мы с вами тут единственные, кто может разобраться в этом деле. И отец, и кузен Жорж были не лучшими представителями рода человеческого, но это не оправдывает их убийство. Надеюсь, вы с этим согласитесь? Я вздохнула: – Соглашусь. Но я нахожусь здесь в очень сложном положении… – Что еще Ричард вам сказал? – Что я не буду ни в чем нуждаться. – Это я понял. Он сказал что-нибудь существенное? Я на секунду задумалась. – Он спросил, была ли я знакома с мистером Жоржем до его смерти. – Он думает, вы что-то знаете. – Или что-то нашла, – добавила я. – Вы были первой, кто увидел труп Жоржа. Не догадались обыскать его карманы? – В тот момент мне это не пришло в голову. – Очень жаль, – огорчился мистер Бертрам, снова усаживаясь в кресло. – Позвольте вас заверить, сэр, что в следующий раз, когда я споткнусь о труп кого-нибудь из ваших родственников, я не только в обязательном порядке обыщу его карманы, но и зарисую место преступления. Мистер Бертрам улыбнулся: – Не сердитесь, Эфимия, я просто пытаюсь найти объяснение действиям Ричарда. Мне понятно ваше желание покинуть Стэплфорд-Холл, но если кто-то – мой брат или кто-нибудь другой – считает, что у вас есть улики или сведения, которые способны навести полицию на след убийцы, до своего дома вы можете и не доехать. Я похолодела, едва до меня в полной мере дошел смысл его слов, и жалобно пролепетала: – Но я ничего не знаю! Мистер Бертрам неожиданно вскочил и шагнул ко мне: – Я не хотел вас напугать! – Но почему кто-то может подумать, что мне известно больше, чем другим? В коридоре для прислуги было темно, а ваш кузен, когда я о него споткнулась, был уже мертв. Я не слышала его последних слов. И кроме меня, в коридоре никого не было. – Значит, преступник думает, вы что-то нашли на месте преступления. Ричард определенно вас в этом подозревает. – Вы полагаете, ваш брат мог убить лорда Стэплфорда ради того, чтобы не получило огласку его собственное участие в незаконных сделках, касавшихся производства и продажи оружия? Таков его мотив? Мистер Бертрам кивнул. – Если вы правы, тогда он не может быть убийцей мистера Жоржа, – заявила я. – Почему вы так решили? – Опять же, если вы правы, единственным объяснением поведению мистера Ричарда может быть его страх перед шантажом. Допустим, он уверен, что я нашла какие-то улики в карманах трупа или рядом с ним. А возможно, даже подозревает, что я пыталась шантажировать мистера Жоржа и эта попытка неудачно закончилась. Он может полагать, что я нанялась на работу в это поместье специально для того, чтобы добраться до мистера Жоржа и тянуть из него деньги. А то, что я не слишком похожа на горничную и веду себя порой не так, как ожидается от служанки, усугубило его подозрения. – Милая моя, вы ведете себя не так, как ожидается от женщины, – хмыкнул мистер Бертрам. Он невольно поежился под взглядом, которым я его наградила за эти слова, и поспешно добавил: – Я всего лишь хочу сказать, что у вас не только есть понятие о кодексе чести, но и способности к логическому мышлению. И то и другое нельзя назвать характерными чертами, присущими вашему полу… Я улыбнулась: – Моя матушка тоже не устает мне об этом напоминать. Я для нее не дочь, а наказание. – Кто она? Я покачала головой: – Не важно. Думаю, вы правы. Жоржа наверняка шантажировали, и речь шла о каких-то теневых сделках в паре с Ричардом. Боюсь, ваш брат запаниковал и убил отца. – Вы приписываете Ричарду эмоции, которые ему совершенно чужды. Скорее он просто увидел возможность избежать обвинения в убийстве – полицейские придерживаются политической версии, они считают, преступника надо искать среди большевиков. А смерть отца позволила ему сохранить в тайне свои грязные делишки, обеспечила место в парламенте, где он сможет злоупотреблять своим влиянием для того, чтобы набивать карманы, а также, конечно, избавила от угрозы лишиться наследства. – Но все это означает, что он не убивал вашего кузена. – Верно. – Мистер Бертрам помолчал и добавил: – Это также означает, что, уехав из поместья, вы подвергнете свою жизнь опасности. – Позвольте напомнить: в поместье люди умирают с тревожной регулярностью. – Тоже верно. Однако здесь, в присутствии всех домочадцев, у вас больше шансов уцелеть, чем в одиночестве по дороге домой где-нибудь в полях. – Но я же поеду с возчиком! – Вы уверены, что его не подкупят? – Мистер Бертрам, это смешно! Можно подумать, я в центре какого-то мирового заговора. – Может, и нет, но я не удивлюсь, если возчику заплатят, чтобы он высадил вас где-нибудь на пустыре и убрался восвояси. Скажем, ему внушат, что он привез вас на романтическое свидание. – У вас весьма изощренное воображение… сэр. – Благодарю. – А что мы будем делать дальше? Того, что мы уже знаем или предполагаем, недостаточно, чтобы обратиться к инспектору. Честно говоря, я бы предпочла больше не привлекать внимание к собственной персоне, пока у нас не будет каких-то существенных улик. – Думаю, вы правы, Эфимия. Не исключено, что инспектор до сих пор считает вас пособницей русских революционеров, мечтающих о свержении нашего буржуазного строя. – Мистер Бертрам снова немного помолчал. – Нотариус семьи Стэплфорд скоро начнет разбирательство по делу о наследстве моего отца. Медлить мы не можем. Я думаю, вам и, возможно, кому-то еще будет грозить серьезная опасность, пока мы не разгадаем эту головоломку. Я сегодня же поеду в Лондон повидаться с нотариусом. Душеприказчиком отец назначил меня, а не Ричарда, так что нотариус не станет возражать, если я попрошу взглянуть на счета. Я также осторожно наведу справки о деловых отношениях, которые могли связывать Ричарда и Жоржа. Должно быть, на моем лице отразилось беспокойство, потому что он сразу заверил меня: – Я отлучусь всего на пару дней, не больше. Вы верно заметили: нам нужны существенные улики. – А если мы ошибаемся? – тихо спросила я. – Тогда начнем все сначала. В любом случае вреда от моей поездки не будет, и я не стану никому рассказывать о наших подозрениях, пока мы не разберемся в этом деле до конца. Я кивнула. Его план и правда показался мне толковым. – Мы пока не можем с уверенностью утверждать, что лорда Стэплфорда убил ваш брат. Но если это так, значит, в доме два убийцы. – Поэтому будьте очень осторожны, Эфимия. Я вздернула подбородок: – Постараюсь ни с кем не оставаться наедине. Это будет лучшей предосторожностью. У меня за спиной внезапно распахнулась дверь. – Что-то в доме все расслабились! Я думала, учитывая два убийства, Холдсуорт поймет, что мы нуждаемся в бесперебойной поставке коктейлей. – Какая же ты бесчувственная, Риченда! – Мистер Ричард вошел в библиотеку следом за сестрой-близняшкой и замер как громом пораженный при виде меня и мистера Бертрама – мы сидели в креслах, подавшись друг к другу, и было очевидно, что прервали весьма интимную беседу. – Ох ты боже мой! Мистер Бертрам вскочил: – Я хотел сообщить тебе кое-что наедине, Дикки, но раз уж вы нас застали, должен сказать, что мы с мисс Сент-Джон достигли некоторого взаимопонимания… Мисс Риченда картинно ужаснулась: – О нет, Берти, ты не можешь жениться на служанке! Мистер Ричард ткнул ее локтем в бок: – Не думаю, что женитьба входит в его намерения, сестренка. Может, пойдешь прогуляешься? А мы тут по-джентльменски решим, что делать с этой девицей. Мисс Риченда шагнула было к выходу, но передумала и обернулась ко мне: – Эфимия, ты хочешь остаться с этими джентльменами? – Нет! – выпалила я, обретя наконец дар речи – ее вопрос развязал мне язык, примерзший к зубам от удивления. – Конечно, нет! Ни одному мужчине я не позволю распоряжаться моей судьбой! Мисс Риченда кивнула: – Вот и славно. Тогда идем, у меня есть для тебя работа. Глава 11 Лук и выборы В дверь зазвонили громко и настойчиво. Я уже перестала обращать на это внимание, а мистер Холдсуорт снова устремился к выходу с кухни, хмурясь и вытирая испарину со лба. – Боже милосердный! – воскликнула Мэри. – По-моему, эта штука трезвонит уже в тысячный раз за утро! – Надеюсь, нет, – ужаснулась миссис Дейтон, которую уже не было видно за целой грядой горшков и кастрюль. – Я готовлю на тридцать персон, а не на тысячу. У меня картошки на такую ораву не хватит! Мэри весело расхохоталась. Я сидела в уголке тихо, как мышка, норовила слиться с пейзажем и, аккуратно счищая шкурку с очередной морковки, думала, с чего это я вдруг взяла, что благородный порыв мисс Риченды, предложившей мне работу, возымеет долгосрочные последствия. Едва миссис Уилсон пришла в ее апартаменты и сказала, что от меня будет больше пользы на кухне в день большого званого ужина, как мисс Риченда тотчас сдала меня врагу и даже не обернулась, когда я уходила. Теперь миссис Уилсон заявилась на кухню и, несмотря на мои старания оставаться незаметной, устремилась прямиком ко мне: – Вот ты где, Эфимия! Я оставила для тебя подарочек в моечной. Я тупо уставилась на нее, и экономка хлопнула в ладоши: – Живо, живо! Повариха ждать не будет! – Она заглянула в миску, стоявшую передо мной. – Боже правый, миссис Дейтон, вы видели, что натворила эта девчонка?! Ее морковь никуда не годится. Мэри, тебе придется почистить еще порцию. Мэри наградила меня недобрым взглядом. – Но я сейчас замешиваю слоеное тесто, миссис Уилсон, а это, кстати, тоже не моя обязанность, – сообщила она. – Тебе что, нужно напомнить, что у нас сегодня грандиозный прием? К вечеру в этом доме снова появится член палаты! – Какой палаты? – спросила Мэри. – Палаты парламента! – А мистера Ричарда точно выберут? – поинтересовалась я. Вороньи глазки-бусины уставились на меня. – Разумеется, выберут. Может, тебе, с твоими-то политическими пристрастиями, это не по вкусу, но лорду Стэплфорду обеспечено место от партии унионистов. Я хотела было резко ответить на это заявление, но удержала язык за зубами. Вряд ли миссис Уилсон имела склонность к самостоятельным, обдуманным суждениям, но за годы общения с господской семьей она приобрела некоторое понятие о миропорядке – так залежавшиеся овощи приобретают налет плесени. – Пойду к себе, чайку выпью, – поведала экономка. Мэри и миссис Дейтон обменялись взглядами, значения которых я не поняла. – Да, и еще. Хорошенько вычисти старую решетку для жаровни, Эфимия. На ней недавно что-то жгли. – Так ведь решетка для того и предназначена, разве нет? – пробормотала я, уже когда миссис Уилсон покинула кухню – такой величественной поступью, будто ее юбки были из павлиньих перьев, а не из черного шелка. – В жаровне кто-то жег бумагу, – отозвалась миссис Дейтон. – Я недавно заметила, но из-за всей этой суеты тотчас и позабыла. Щетку возьми в бельевой, Эфимия. Я озадаченно направилась в каморку, где недавно штопала простыни, но Мэри бросилась за мной: – Не туда! Эту комнату мы зовем буфетной. Я озадачилась еще больше, и Мэри, должно быть, заметила, потому что радостно захихикала в своей прежней дружеской манере: – Ну раньше это была буфетная, а Уилсон оставляет за комнатами те же названия, даже если их назначение меняется, – говорит, такая у нее традиция. – Так ведь запутаться можно… – Не переживай, ты здесь все равно надолго не останешься, путаться не придется, – совсем другим тоном произнесла Мэри. – Я слышала, теперь ты завела дружбу с мистером Бертрамом. – Мы с мистером Бертрамом всегда… – запротестовала я и осеклась. – То есть я совсем другое имею в виду. Слухи обо мне – это недоразумение и сущая ложь! Мэри пожала плечами и, проводив меня до настоящей бельевой, убежала, а я, со вздохом прихватив щетку и ведро, отправилась мыть решетку. Кто-то действительно разводил огонь в самом центре – там было пятно копоти на блестящих металлических прутьях. Конечно, с появлением газовых кухонных плит эта жаровня стала не более чем декоративным элементом, и если кому-то понадобилось избавиться от улик, глупо было таким образом привлекать внимание. Но почему я решила, что это были улики? Хотя… Внизу, под прутьями, что-то белело. Я просунула между ними пальцы и извлекла узкую полоску уцелевшей бумаги. Это была всего одна строчка, написанная мелким, витиеватым почерком: «Люси носит твоего ребенка». Я, сидя на корточках, на секунду потеряла равновесие. Кто такая Люси? Тут миссис Дейтон, оторвавшись от своих кастрюль, ринулась за солью – я быстро спрятала бумажку в карман, пересыпала сажу в ведро и наскоро вычистила решетку. Выйдя из натопленной кухни в зимний сад, я словно нырнула в ледяное озеро. От мороза защипало щеки, но в голове не прояснилось. Высыпав золу, я стрелой метнулась обратно в дом, вернула на место щетку с ведром и побежала в моечную. Там мне пришлось вымыть и очистить целую гору лука. Слезы бурными потоками текли из глаз, но я этого даже не замечала – настолько была занята размышлениями. Что-то мне подсказывало, что сожженное письмо – ключ ко всему случившемуся. Иначе и быть не могло. Таинственные, зловещие слова на клочке бумаги уцелели неспроста – так распорядилась сама судьба, они обязаны быть жизненно важными. У меня в руках оказалась подсказка, которая поможет установить имя убийцы, а мне никак не удавалось понять, в чем она состоит. Нужно было с кем-нибудь обсудить это. Но кому я могла довериться? Как только последняя луковица отправилась в корзинку, я снова выскочила в сад, чтобы выбросить очистки в компостную кучу. А обратно вернулась уже с готовым решением. Оставила помойное ведро у двери и побежала вверх по служебной лестнице. Сначала я заглянула в библиотеку, но там никого не было. Тогда, под угрозой окончательно испортить свою репутацию, я с неохотой побрела к спальне мистера Бертрама. Тихо постучала в дверь и, не желая быть замеченной в коридоре, сразу вошла. Комната оказалась пуста. Кровать застелена – на ней никто не спал. Запонок на туалетном столике нет. У меня упало сердце – мистер Бертрам вчера собирался в Лондон. Значит, уехал и вернется нескоро. Я уныло шагала вниз по ступенькам служебной лестницы, когда на меня на всех парах налетела Мэри: – Вот ты где! Мистер Холдсуорт за тобой послал. Не знаю, чем ты ему можешь пригодиться, но он говорит, это срочно. Я кивнула и покорно последовала за ней. – Не знаешь, что мистеру Холдсуорту от тебя надо? – полюбопытствовала Мэри. – Думаю, он сам мне расскажет, – рассеянно отозвалась я. Я пожала плечами: – Мне кажется, миссис Уилсон никому не уступила бы почетную миссию известить меня об этом. – Да ее саму скоро отсюда вышвырнут, – злорадно сказала Мэри. – При лорде Стэплфорде – прежнем лорде Стэплфорде – ей жилось припеваючи. Он попустительствовал этой старой карге, но не думаю, что лорд Ричард будет делать ей поблажки. – У прежнего лорда Стэплфорда было особое отношение к миссис Уилсон? – уточнила я. – Ну да. Ходили слухи, что у них случилась какая-то история в прошлом, если ты понимаешь, о чем я. И хотя мне никогда в это не верилось, все ж таки не думаю, что она родилась такой сушеной селедкой. Я помотала головой, стараясь привести мысли в порядок. – А что с миссис Уилсон не так? В чем ей нужно было попустительствовать? – Ты же слышала – она сказала, что пойдет выпьет чайку. Не понимаешь, что это значит? Я остановилась и с удивлением посмотрела на Мэри: – Кажется, нет. – Выпьет чайку, – веско повторила Мэри, не дождалась моей реакции и вздохнула: – К бутылке она приложится, а не к чашке. Ясно? – Она пьяница? – дошло до меня наконец. – Позволяет себе время от времени. У нее эта проблема всегда была. Но обычно она держала себя в руках, и пьянство не мешало ей управлять хозяйством, а с тех пор как старого хозяина убили, у нее крыша слегка накренилась. – У нее есть дети? Мэри расхохоталась: – Как тебе такая глупость в голову пришла? Конечно, нет. И я сильно подозреваю, что у нее никогда ничего не было с мужчиной… ну ты понимаешь. – Но ты ведь сказала, что она и лорд Стэплфорд… – Ничего я такого не говорила! – фыркнула Мэри. – Я имела в виду, что у покойного лорда Стэплфорда были к ней особые чувства, а это не то же самое, что… ну ты понимаешь. Соберись уже, дорогуша, что у тебя с соображалкой? И вообще, беги скорей, мистер Холдсуорт ждать не любит. Мистера Холдсуорта я нашла в служебном помещении для дворецких. Он стоял у стола, который, видимо, сюда специально принесли недавно, потому что из-за него в комнатке стало совсем тесно. На столе были разложены карточки с надписями, и мистер Холдсуорт с очень озабоченным видом изучал их, то и дело вытирая платком вспотевший лоб. Когда я вошла, его лицо просветлело. – Эфимия! Отлично! Я не очень рассчитываю на положительный ответ, но все-таки вдруг ты что-нибудь знаешь о столовом этикете… особенно о том, как нужно рассаживать гостей? – Совсем чуть-чуть, – нервно ответила я, но дворецкий обрадовался. – Замечательно! Иди скорей сюда. Я думал, моих познаний в этом деле хватит, но у нас сегодня такой грандиозный прием… Вот, например, с кем из аристократов можно посадить рядом архидиакона? – А разве не леди Стэплфорд составляет списки? – Обычно этим занимается миссис Уилсон. – Ах, вот как… – сказала я, глядя прямо в лицо дворецкому. Он отвел глаза: – Ты здесь недавно, Эфимия. Все не так просто, как тебе кажется. – Вы ее прикрываете. – Да. Так ты поможешь мне или нет? Признаюсь, мне очень хотелось немедленно развернуться, подняться на господский этаж к леди Стэплфорд и сдать пьянствующую экономку со всеми потрохами на блюдечке с голубой каемочкой, вернее, на одном из тех серебряных подносов, которые я по приказу миссис Уилсон вчера полировала до глубокой ночи. Однако воспитание в семье викария имеет массу побочных эффектов – например, усвоенное с детства понятие о христианском милосердии. Так что я села за стол рядом с дворецким. – Вы очень разумно распределили места для гостей. Но вот этих двоих, по-моему, лучше пересадить. Мистер Холдсуорт испустил душераздирающий вздох. – Но тогда братья Уиртингтон окажутся один подле другого, а они много лет не разговаривают! – Сословные соображения должны превалировать над личными, – сообщила я, подражая авторитетному тону матушки. – Но подумаем, что тут можно сделать. Расскажите мне все, что знаете о гостях, и мы постараемся набросать план рассадки, который обеспечит мирную атмосферу за ужином. И мистер Холдсуорт рассказал. О столовом этикете дворецкий, может, и недостаточно знал, зато ему была известна вся подноготная приглашенных до самых интимных подробностей. Впрочем, к его чести, должна сказать, что от таких историй, которые могли бы вогнать меня в краску, он меня избавил, воспользовавшись скромными намеками. Лекция и составление плана рассадки заняли у нас полчаса. – Я весьма впечатлен, Эфимия. План идеальный! – Ну идеальным я бы его не назвала, но, по-моему, нам удалось соблюсти иерархию и при этом предотвратить возникновение конфликтных ситуаций. – Где ты этому научилась? – У матери. – У матери? Кто же ты такая? Я откинулась на спинку стула. Глаза болели оттого, что так долго пришлось разбирать мелкий витиеватый почерк на карточках. – Теперь это уже не важно. Наверное, завтра меня уволят. – Ты оказала мне огромную услугу, Эфимия. Но если сегодняшний прием пройдет неудачно, нас тут всех уволят. А если прием удастся на славу, весь штат прислуги будет благодарен в первую очередь тебе. Я фыркнула, и будь рядом моя матушка, она бы упала в обморок от такого поведения. – Боюсь, весь штат прислуги невысокого мнения обо мне. – Я никогда не думал о тебе дурно. Эти слова мистера Холдсуорта прозвучали так ласково, что у меня защипало глаза от подступивших слез. – Я внучка герцога! – внезапно выпалила я. – Дед лишил мою мать наследства, когда она вопреки его воле заключила неравный брак. Мой папа был викарием. – Значит, в тебе сочетаются благородство и духовность. И, осмелюсь сказать, ответственность, раз ты пошла искать работу из-за трудных финансовых обстоятельств семьи. – У меня есть младший брат. – Стало быть, жестокость твоего деда не передалась через поколение. Мне внезапно захотелось рассказать ему все без утайки – после смерти отца никто еще не говорил со мной так долго и с таким теплым участием. Появилось неодолимое желание уткнуться носом в плечо мистеру Холдсуорту и оросить его девичьими слезами. Но после признания в том, что я герцогская внучка, нельзя было позволить себе разрыдаться на плече у дворецкого. – Родственники могут быть очень жестокими, – продолжал мистер Холдсуорт. – Моя племянница… Он не договорил, потому что из-за двери донесся шум – двое мужчин спорили на повышенных тонах. Слов разобрать я не могла, но узнала голос мистера Бертрама и сразу вскочила: – Мистер Холдсуорт, я пойду, мне нужно повидаться с мистером Бертрамом. В глазах дворецкого мелькнула тревога, он протянул ко мне руку: «Эфимия!..» – но поймал лишь воздух – я уже выскочила в коридор. – Бизнес?! Опять этот чертов бизнес! Поставлять в Африку ружья, из которых будут расстреливать местное население, – ты называешь это честной торговлей?! – У тебя хватает наглости читать мне мораль, братец? Да кто бы говорил! Уж меня-то ты не одурачишь! Если бы тебя это действительно волновало, ты давно сбежал бы из дома! – Я остался из-за отца! – Чушь собачья! Ты его терпеть не мог! Мы все его ненавидели, даже драгоценная мачеха! Я пулей взлетела по лестнице, но на верхней ступеньке остановилась. Имею ли я право вмешаться в ссору двух братьев? Я твердо решила покинуть поместье, едва будут раскрыты два убийства, и уже не считала себя служанкой. Если честно, я думала о себе как о тайном агенте мистера Бертрама, но прекрасно понимала, что тут он вряд ли согласился бы со мной. И еще я ничуть не сомневалась, что для мистера Ричарда остаюсь всего лишь ничтожной и докучливой прислугой. Что меня волновало, так это насколько докучливой я ему кажусь и что он может предпринять, чтобы избавиться от раздражающего фактора в моем лице. Так что меньше всего на свете мне хотелось лишний раз попасться ему на глаза. Однако сейчас у меня не было выбора – поговорить с мистером Бертрамом как можно скорее было очень важно. Я медленно преодолела последние ступеньки, решив, что, если тихонько встану в самом конце холла, возможно, мне удастся привлечь внимание того брата, который нужен. Ссора между тем разгорелась нешуточная, мистер Ричард с багровым лицом метал громы и молнии: – Черт тебя побери, Берти! Ты мне тут проповеди читаешь, а сам притащил в дом свою шлюху и думал, что я буду ей платить! – Он нацелил указующий перст прямо на меня. Остаться незамеченной не удалось. Я сделала несколько шагов, чтобы мистер Бертрам меня тоже увидел: – Прошу прощения, но мне очень нужно с вами поговорить… – Убирайся на кухню, девка! – рявкнул мистер Ричард. – Эфимия! – в отчаянии воскликнул мистер Бертрам. – Сейчас неподходящее время! – Но… Тут оба Стэплфорда воззрились на меня и хором заорали: – Прочь! Признаться, я не привыкла к такому грубому обращению. Поэтому подхватила юбки и помчалась вниз по ступенькам. У меня за спиной возобновилась ссора, и, стыдно сказать, теперь в бурном диалоге слишком часто упоминалось мое имя. Внизу лестницы я чуть не столкнулась с мистером Холдсуортом. – Возможно, сейчас самое время тебе сходить на почту и отправить то письмо матери, – сказал он. – Пусть тут пока все немного уляжется. Долго убеждать меня ему не пришлось: в доме я задержалась всего на несколько минут, чтобы взять конверт и плащ, и вскоре уже шагала по подъездной аллее. Воздух по-прежнему был свежим и колючим от мороза. Вокруг в природе царили тишь да гладь, и немного этого спокойствия передалось моей душе. Сердце перестало бешено колотиться, дыхание выровнялось, щеки перестали пылать. С моих плеч будто сняли тяжелое бремя, и мне стало казаться, что, если я сейчас подпрыгну – зависну в воздухе и полечу. Вне стен Стэплфорд-Холла я чувствовала себя легкой как перышко. Если в доме заметят мое долгое отсутствие, миссис Уилсон не преминет этим воспользоваться, чтобы вышвырнуть меня с работы. Но ускорять шаг не хотелось – я неспешно прогулялась по полям и вышла к деревне. Впереди к почте направлялась пожилая леди в очень желтой шляпе и с большой корзиной из ивовых прутьев. Когда я тихонько вошла в здание, она уже беседовала со стоявшей за прилавком работницей почты – женщиной средних лет в неуместном летнем капоре с цветочками. Они дружно обернулись ко мне. – Чем могу помочь? – спросила женщина за прилавком. – Мне нужно отправить письмо. У вас есть марка? Леди с корзинкой внимательно всмотрелась в меня: – Вы из Стэплфорд-Холла? Я кивнула: – Новая служанка. Две дамы обменялись взглядами. – Что-то не так? – осторожно спросила я. – Все в порядке, голубушка, – отозвалась служительница почты и показала мне марку: – Наклеить ее для вас? – Да, спасибо. – Я почувствовала себя неуютно, глядя, как она читает адрес на конверте. – Ищете другое место работы? – поинтересовалась леди с корзинкой. Я покачала головой. Деревенские порядки были мне хорошо известны – я понимала, что от меня ждут какой-нибудь истории, и желательно поувлекательнее. – Нет, я пишу своей прежней хозяйке. Она просила дать ей знать, когда я устроюсь на новом месте. Сама она переехала в дом поменьше и поэтому отпустила меня. Сейчас в большом особняке всем заправляет ее сын, а мне не очень хотелось на него работать… – Стало быть, из огня да в полымя! – воскликнула дама с корзинкой, а служительница почты на нее цыкнула. – Леди, – спокойно и со всем почтением начала я, – кажется, я далеко не все знаю о Стэплфорд-Холле и буду крайне благодарна, если вы меня просветите. Я в здешних краях чужая, а матушка моя далеко – не у кого спросить совета. Женщины снова переглянулись. Меня их тайные знаки уже начали утомлять. – Ну пожалуйста! – взмолилась я. – Я не сплетница, – заявила служительница почты. – Мне нужно поддерживать репутацию заведения. Дама с корзинкой лишь разочарованно вздохнула. – Да, конечно, – вежливо согласилась я, пожелала им обеим удачного дня и вышла на улицу. Возле крыльца я сделала вид, что у меня развязалась шнуровка на сапожке, а через минуту, как и ожидалось, по ступенькам торопливо спустилась дама с корзинкой. Она на ходу подхватила меня под локоть и увлекла за собой в сторонку. – Она боится не угодить местной знати. – Дама кивнула в сторону почты. – Только никакая это не знать, а презренные выскочки. И хорошеньким молоденьким девушкам вроде тебя надо быть с ними настороже, учитывая недавние события. Я энергично закивала. – Что ж, про все эти убийства и говорить не буду – мало что знаю, но вот рассказывал ли тебе кто-нибудь о той служанке, твоей предшественнице? Я помотала головой. Дама с корзинкой подступила ко мне поближе и понизила голос: – В беду угодила, в такую беду… – Она отстранилась и несколько раз многозначительно кивнула в подтверждение собственных слов. – О, – сказала я, когда до меня наконец дошло. – В ту самую беду? – Умерла при родах. Ребеночек-то выжил, крошечная девчушка, но Стэплфорды ничем помочь не захотели. Мать покойной вне себя от горя. Их семья местная, так что слухи в наших краях ходят, и кое-кто очень недоволен. – Кто? – Она никому не говорит. Может, от стыда, а может, надеется, что отец заберет ребеночка или хотя бы даст ей денег на содержание, если она будет держать язык за зубами. Только надежды всё никак не оправдываются. – Это очень печально. – А не надо было юбку задирать. – Дама покрепче перехватила корзинку. – Расплатилась за собственный грех. Я с трудом подавила гнев и смолчала – знала, что мое мнение по этому поводу даме с корзинкой не понравится. – А как звали ту служанку? – Люси, – сказала дама. – Люси какая-то-там. По линии матери она была родственницей кого-то из стэплфордских слуг. Не помню, кого. Но служит он там уже давно и обеспечил племяннице теплое местечко. Только надо было лучше за ней присматривать. Ну, в общем, я выполнила свой христианский долг – предупредила тебя, голубушка. Если с тобой что случится, мне себя винить будет не в чем. – С этими словами она гордо вскинула голову и хлюпнула носом. «Люси… – повторила я про себя. – Ее звали Люси, и ребенок жив». Глава 12 Неудобное положение У меня голова шла кругом. Перед глазами стояли карточки с именами гостей, написанными мелким витиеватым почерком. Я уже видела его раньше. Холдсуорт произнес слова «моя племянница» – и у него при этом было такое лицо… Я сложила куски головоломки, но вместо удовлетворения почувствовала ужас, сковавший сердце. Когда произошло это озарение, я была уже на полпути к поместью. От раздумий меня отвлек громкий лай – впереди затрещали заросли, и показался знакомый мне волкодав Стэплфордов. – Зигфрид! Ты где? – раздался из-за кустов голос Риченды. – Он здесь, мисс Риченда! – крикнула я. Она не без изящества форсировала живую изгородь, замерла на секунду. – Не бойся, Эфимия, он тебя не укусит! – Она поспешила ко мне. Но к тому времени, когда она приблизилась, мы с Зигфридом уже возобновили старую дружбу, к нашему общему удовольствию. – Похоже, ты ему понравилась, – с ноткой ревности заметила Риченда. Я заулыбалась. – Обожаю собак. У нас в доме они всегда были. – И, покраснев под ее любопытным взглядом, добавила: – Я выросла в деревне. – Твоя биография полна сюрпризов, – холодно улыбнулась мисс Риченда. – А я вот собак терпеть не могу. Эта зверюга принадлежит Бертраму. – Выражение ее лица потеплело. – Вечно мужчины подбрасывают заботы и хлопоты. На этот раз Берти умчался в Лондон и оставил меня присматривать за своей псиной. – Иногда мне кажется, что жить было бы проще, если бы всем управляли женщины, – сказала я. Мисс Риченда одобрительно хмыкнула: – Вот такие речи мне по сердцу. – Женщинам иногда трудно приходится, да? – Ты о чем? – О, так, ни о чем… Мужчины порой ведут себя непорядочно. Вы, наверное, много таких историй узнали, работая в приютах? – Мужчины не только плодят бастардов, – мрачно сказала мисс Риченда. – Вы сочувствуете женщинам, которые от них натерпелись? – Конечно. Любую из нас – даже тебя – может постичь судьба лондонской уличной девки. Любую из нас они могут так назвать – и не отмоешься. Я никогда не испытывала такой симпатии к мисс Риченде, как после этих слов. Но меня интересовало другое. Набрав воздуха в грудь, я спросила: – А что-нибудь подобное случалось… в поместье? Она внимательно посмотрела на меня: – Ты, похоже, сплетен наслушалась? – Помолчала, будто решая, заслуживаю ли я доверия, и продолжила: – Между нами, кузен Жорж был тот еще мерзавец. И оказывал дурное влияние на моего брата. Я сочувственно покачала головой. Какое-то время мы шли молча. – Я заменила в штате прислуги племянницу мистера Холдсуорта, да? Мисс Риченда нахмурилась: – Возможно. Я довольно долго не общалась с родителями. До недавних пор. – О… – Прямо как в сказках – не заладились отношения с мачехой. – Вам, должно быть, нелегко было… Мисс Риченда пожала плечами: – У каждого свой крест. С вершины холма открылся вид на Стэплфорд-Холл. Я набралась храбрости для нового вопроса: – Вы не знаете, как звали племянницу мистера Холдсуорта? Может быть, Люси? Мисс Риченда остановилась: – Хватит уже кружить вокруг да около. – Простите?.. – Перестань задавать наводящие вопросы. Если у тебя что-то на уме – говори прямо. – Все так сложно… – жалобно призналась я. Мисс Риченда хлопнула меня по плечу: – Не знаешь, кому верить, да? Бедняжка. Ну давай, рассказывай. Обсудим между нами, девочками. – Я думаю, мистер Холдсуорт убил мистера Жоржа, – выпалила я. – Его племянница забеременела и умерла при родах. – И ты считаешь, это был ребенок Жоржа? – Скорее всего. Холдсуорт обезумел от горя и расправился с виновником смерти Люси. Но я не могу себе представить, что он убил вашего отца… – Да уж, и правда все сложно. Пожалуй, тебе лучше поговорить с Бертрамом. Ричард был слишком привязан к Жоржу… Знаешь что? Пойдем в мои апартаменты. Подождешь там Берти, заодно вместе все обдумаем – может, вдвоем у нас получится разобраться в этом деле. У меня по спине вдруг пробежал холодок. Но я покорно кивнула. Мисс Риченда провела меня в дом через служебный вход, оставила пса внизу, и мы поднялись в ее спальню. – Устраивайся поудобнее. – Пропустив меня в комнату, она любезно улыбнулась – и захлопнула дверь. А в следующую секунду я услышала, как поворачивается ключ в замке, и поняла, что совершила чудовищную ошибку. Отец всегда говорил: мораль превыше семьи. Но люди часто меняют первое и третье слова местами. Я бросилась к окну – оно было закрыто. Я подняла тяжелую раму и высунулась наружу. Мне показалось, что усыпанная гравием дорожка безнадежно далеко внизу. А поскольку сам дом был современный, не так давно построенный, к моему сожалению, ни зарослей плюща на стенах, ни водосточных труб поблизости от окна не обнаружилось. Я постаралась совладать с эмоциями. Можно было бы совершить героический бросок по карнизу в соседнюю спальню, но в последний раз я такое проделывала лет в двенадцать, к тому же сейчас мне помешали бы длинные юбки. С одной стороны, я понимала, что надо спасать себя самой, с другой – надеялась, что мистер Бертрам засучит рукава и мужественно ринется на защиту правосудия, то есть на мою. Много времени не прошло, прежде чем я снова услышала скрежет ключа в замочной скважине. Пришлось стремительно отступить за кровать. В комнату вошла мисс Риченда, а следом за ней – мистер Ричард. – Прости, Эфимия. Ты знаешь, что я невысокого мнения о самцах в целом, но это как-никак мой близнец. И кстати, по закону старшинства у него есть все права на новую любовницу нашего младшенького братца. – Новую любовницу?.. – тупо повторила я. – Ох ты боже мой, – вздохнула мисс Риченда, приближаясь ко мне, – милая девочка, ты же не думала, что Берти у нас святоша? Я вцепилась в край балдахина кровати. Ткань была гладкой и холодной; мой ноготь запутался в кружеве оборки. – Если тронете меня – я закричу! Мистер Ричард смахнул охапку книг, блокнотов, чулок со стула и уселся. – Сдались мне эти права, – проворчал он. – Честное слово, у нас с Берти разные вкусы. Мисс Риченда отступила немного назад, перекрывая мне выход из спальни. – Отпустите меня, – попросила я. – Обещаю: я никому не скажу. – Чего не скажешь? – нахмурился мистер Ричард. – Ничего! – Тогда тебе придется стать на редкость молчаливой. Надо все уладить как-то по-другому. – Он заулыбался, оскалив зубы, как лис, подобравшийся близко к курятнику. – Так что она тебе там такого наговорила, Риченда? – Она думает, что Жоржи обрюхатил племянницу Холдсуорта и тот его за это прикончил. Я от таких слов густо покраснела. – Фу, как грубо, сестренка. Ты вогнала нашу гостью в краску. Это же не одна из тех шлюшек, которых ты привечаешь в своих приютах. Это красотка уровня повыше. – Мистер Ричард снова устремил взгляд на меня. – Стало быть, ты распространяешь грязные сплетни о прислуге моего отца, девка? А за что же, по-твоему, Холдсуорт и его убил? Я сглотнула. – Не думаю, что это Холдсуорт. – Голос прозвучал чуть слышно. Мистер Ричард кивнул: – Умница. Кто-то просто воспользовался ситуацией – ты ведь так думаешь, да? Вероятно, все мои мысли тотчас отразились на лице, потому что он хмыкнул: – Удивлена, дорогуша? За покерный стол тебе лучше не садиться. Да-да, можешь не сомневаться, у меня тоже есть мозги. И по-моему, насчет Холдсуорта ты не совсем права. – Ричард, ты думаешь, Холдсуорт убил отца? – вмешалась Риченда. Он перевел на нее спокойный взгляд голубых глаз: – Я думаю, сестренка, он считал, что папаша слишком мало внимания уделял собственной прислуге, о которой должен был заботиться… Или же наоборот – слишком много. – О нет, Ричард! – Не строй из себя оскорбленную невинность, Риченда. Ты прекрасно знаешь, как отец вел себя с женщинами. – Но не в собственном же доме! Ричард пожал плечами: – А какая разница? И какое нам дело до всего этого теперь? Он мертв. Надо поскорее закрыть расследование, мне тут шум-гам не нужен. – Но у вас нет доказательств! – воскликнула я. – Риченда, завяжи ей рот и запри ее в гардеробе. Вот сейчас мне надо было бежать во что бы то ни стало, но он произнес это так спокойно, будто давал распоряжение принести ему послеобеденный виски, и я не всполошилась. Более того, я все еще думала, что ослышалась, даже когда мисс Риченда подступила ко мне и принялась засовывать в рот платок, а ее брат уже связывал мне руки шнуром от балдахина. Зато с гордостью могу сообщить, что, пока они тащили меня через всю комнату, мне удалось стянуть с кровати покрывало и порвать его. Потом меня втолкнули в гардероб. Я упала на пол в полнейшей темноте и услышала, как щелкнул замок дверцы. – А может, зря мы так? – спросила мисс Риченда. – Нам нужен козырь в переговорах с Бертрамом, иначе мы не сумеем перетянуть его на свою сторону. – О, братец, да у тебя и правда есть мозги. По моим щекам хлынула горячие слезы. Самое время было удариться в девичью истерику, но на это у меня уже не осталось сил – день все ж таки выдался на редкость тяжелый. Потрясение оттого, что мистер Холдсуорт оказался убийцей, долгая зимняя прогулка на почту и обратно, глупое решение довериться мисс Риченде и ее последовавшее предательство, а под конец незаконный арест и заключение в платяном шкафу – все это лишило меня воли к сопротивлению. В итоге, несмотря на то, что прежняя горничная мисс Риченды определенно не обладала талантами в области стирки, а мисс Риченда была очень активной молодой женщиной, я сделала то, чего ни за что не позволила бы себе при иных обстоятельствах. А именно закрыла глаза в полнейшем опустошении и мысленно вверила свою судьбу мистеру Бертраму – пусть придет и спасет меня. Позже я проснулась, никем не спасенная, с ноющей болью в неловко подвернутой левой ноге. С улицы долетал шум подъезжающих машин и экипажей – гости собирались на грандиозный прием. Время было позднее, а белых рыцарей на горизонте все еще не наблюдалось. Я подергала руками – веревка была завязана на совесть. А потом дверь спальни открылась, и я затаила дыхание. – Входи, Мэри! – раздался голос Риченды. – У меня совсем мало времени на переодевание. Я обрушила безмолвные проклятия на голову мистера Бертрама. – Понимаю, мисс. Буду стараться изо всех сил. Ума не приложу, где это носит Эфимию! – Может, она сбежала? Хочет где-нибудь развлечься вечерком. – Да, мисс. – А может, решила нас покинуть. Думаю, полиция все еще считает ее подозреваемой в убийстве. – О нет, мисс! Не могу поверить! Я сидела в темноте и прикидывала свои шансы. Если я сейчас начну колотить в дверь, придет ли Мэри мне на помощь? Мисс Риченда выше и сильнее, но Мэри крепкая, она привыкла к тяжелой работе изо дня в день, а ее хозяйка – белоручка. Можно поднять шум – и Мэри услышит, спросит, в чем дело. Что тогда скажет мисс Риченда? Она уже солгала, что не знает, где я. Возможно, дав о себе знать, я подвергну Мэри опасности. Но что, если это мой единственный шанс? Раз уж мисс Риченда заявила, что я могла сбежать, она наверняка готовит почву для моего бесследного исчезновения… От этой мысли я похолодела. Надо было срочно действовать. Отодвинувшись в самый угол шкафа, я кое-как согнула затекшие ноги и приготовилась изо всех сил ударить пятками в дубовую дверцу. Но в этот момент на меня посыпались тяжелые платья. – Что это за шум? – спросила Мэри. – По-моему, из вашего гардероба. – Ерунда! – громко и отчетливо отозвалась мисс Риченда. – Просто он набит под завязку – что-нибудь упало с верхней полки… Мэри, оставь, давай-ка я сама займусь прической – эти шпильки очень острые, не хочу, чтобы ты поранилась. На последних двух словах она сделала заметный акцент, и я замерла. – Ну что вы, мисс, это же всего лишь шпильки. – Одна из моих подопечных в приюте призналась, что такой шпилькой она убила своего… э-э… хозяина. – О боже! Правда? Неужели это возможно? – Думаю, нам лучше не проверять, возможно или нет. Я похолодела. Поверить в то, что Риченда выполнит угрозу, было трудно, но если бы мне кто-нибудь заранее сказал, что, нанявшись на работу, я в тот же день споткнусь о труп или что меня свяжут и запрут в шкафу, мне бы тоже показалось, что это полная чушь. – Ни за что, мисс! Конечно, вам лучше самой закончить укладку. Хотите, чтобы я прибралась в вашей спальне, пока вы будете на званом ужине? Здесь неплохо бы немножко навести порядок. – Зачем? Здесь вполне уютно и этак по-домашнему, всё как я люблю. К тому же, если я тебя здесь задержу, миссис Уилсон с меня шкуру живьем спустит – по-моему, за последние пять минут к дому подъехали пять автомобилей. Я с упавшим сердцем прислушалась к шагам – они обе покинули спальню. Выхода не было. Я изо всех сил ударила ногами в дверцу гардероба, но наградой мне стали только глухой стук и боль, отдавшаяся в костях. Не обращая на боль внимания – это же мелочь по сравнению со смертельной угрозой, – я продолжила колотить пятками в дубовую створку, но гардероб был сколочен на совесть. Когда сделалось ясно, что так я ничего не добьюсь, лишь доведу себя до изнеможения, я остановилась. Все домочадцы были внизу, меня никто не услышал. Нужно было придумать план действий на тот момент, когда вернутся мои тюремщики. Я предполагала, что это произойдет поздно ночью, а то и под утро, когда хозяева уже не знают, как избавиться от последних гостей. Близнецы – и брат, и сестра – высокие и крепкие. Значит, мое единственное преимущество – неожиданность. Они ожидают найти в шкафу робкую перепуганную девушку. Именно такой я и была, но твердо решила не показывать им своего страха. «У меня есть гордость, и, к сожалению, только она, больше предъявить нечего», – подумала я и неловко, связанными руками, принялась шарить вокруг – сейчас могло пригодиться все что угодно; даже крошечная булавка, если внезапно уколоть ею противника, даст мне несколько мгновений их замешательства, которые будут означать разницу между жизнью и смертью. И вдруг дверь спальни открылась. Мысль о том, что близнецы могут рискнуть избавиться от меня в разгар званого ужина, когда все заняты, промелькнула в голове, вызвав приступ паники. И в этот самый момент я почувствовала под пальцами холодок металла. Булавка! Я подцепила ее ногтями и сжала. Не велико оружие, конечно, но хоть что-то. Замок щелкнул, и дверца шкафа распахнулась. Я заморгала, ослепленная на миг газовым светом. – Мэри?! – Я забыла про кляп, и удивленный возглас превратился в мычание. – Ну и что ты тут делаешь? – сердито поинтересовалась моя спасительница. – Собираешься украсть хозяйкины платья?.. Погоди, это что, кляп?! Ловкими пальцами Мэри быстро размотала повязку, закрывавшую мне рот, и вытащила платок, а потом помогла выбраться из шкафа. С путами на моих руках у нее вышла заминка – она взяла ножницы с туалетного столика мисс Риченды и с трудом разрезала толстый шнур от балдахина. – Кажется, мне не очень хочется знать, что здесь произошло… – Как ты догадалась, что я в шкафу? – отдышавшись, спросила я и принялась растирать онемевшие кисти. – Ты воняешь луком. – Миссис Уилсон заставила меня почистить целую корзину и… – Да, я в курсе, – перебила Мэри. – Но в спальне Риченды вряд ли кто-то этим занимался. – Какая ты умная, Мэри, – с искренним восхищением похвалила я. – Достаточно умная, чтобы не спрашивать, что ты тут затеяла. – Я – ничего! Я просто… Мэри вскинула руки: – О нет! Что бы здесь ни происходило, я не желаю знать. Кто-нибудь может тебе помочь? Позвать полицейского инспектора? Я покачала головой: – Мне нужен мистер Бертрам. Мэри положила руки мне на плечи: – Слушай, мы с Люси не особо дружили, но я все равно чувствую вину, оттого что ничем не смогла ей помочь, когда это случилось. – А что случилось? – Она так никому и не сказала, кто отец ребенка, а теперь уж это дело прошлого. Но я не хочу, чтобы из-за Стэплфордов погибла еще одна девушка. Моя семья живет недалеко отсюда. Средств у них немного, но я знаю, что, если попрошу, матушка согласится приютить тебя на время, пока ты не встанешь на ноги. У меня на глаза навернулись слезы. – Спасибо тебе, Мэри, ты очень добрая. Но мне действительно нужно поговорить с мистером Бертрамом – просто поговорить! Я не та, кем меня здесь все считают. И никогда такой не была… Но я слишком много знаю о совершенных в поместье преступлениях, и мистер Бертрам – единственный из Стэплфордов, кому я могу доверять. Мэри оценивающе взглянула на меня. – Ну ладно, думаю, тут ты права. В этой корзинке мистер Бертрам – единственное яблоко, которое еще не начало гнить. – Она пару секунд поразмыслила. – Давай поступим так. Муж моей сестры держит постоялый двор в деревне. Если скажешь ему, что ты от меня, он позволит тебе остаться. У тебя же есть деньги, да? Я кивнула. – Хорошо, потому что он скупой до ужаса. И вещи с собой возьми, иначе будет странно, что я прошу за девушку, которая выглядит, как… – Мэри не договорила. – Ты права, – вздохнула я, хотя это означало, что придется потратить время на сборы. – Скажешь мистеру Бертраму, где я? – Конечно. Хотя не думаю, что это будет правильно… Я взяла ее за руку: – Мэри, все очень серьезно. Вопрос жизни и смерти. Мы постояли так некоторое время, и я почувствовала, что между нами установилось молчаливое согласие, своего рода товарищество. У меня защемило сердце: теперь, когда нужно было покинуть это место работы, я вдруг поняла, что могла бы стать своей в коллективе. Мэри отстранилась: – Если Уилсон узнает, что я тут с кем-то болтаю, мне достанется по первое число! Она всегда ужасно злая после отлучек на «чаепитие». Я быстро зашагала к двери. – Подожди! Я проверю. Тебя никто не должен видеть. – Мэри обогнала меня, высунулась за дверь, огляделась и нервно вытолкала меня в коридор. Добежав до служебной лестницы, я немного перевела дух, но по-прежнему не чувствовала себя в безопасности. В свою каморку я влетела на полных парах. Верхние этажи безмолвствовали. Снизу доносился смех – пир был в разгаре. Захлопнув дверь, я приставила к ней единственный расхлябанный стул и принялась в спешке паковать вещи. Я уже закрывала саквояж, когда стул отлетел в сторону, выбитый резко распахнувшейся дверью. Глава 13 Что знал дворецкий – Предупреждаю! Я вооружена! Вскинув над головой подсвечник, я попыталась придать своим мыслям героический настрой, но коленки у меня ходуном ходили под длинными юбками. Горячий воск капнул на рукав – запахло паленым. – Эфимия! Вы целы? Мэри только что рассказала мне несусветную историю о том, что вас заперли в шкафу! – В каморку ворвался мистер Бертрам и замер, уставившись на горящую свечу у меня над головой. – Поставьте это на место, пока тут пожар не случился! – Слава богу! – выдохнула я. Он выхватил подсвечник из моей ослабевшей руки и тем самым спас от огня не только мои волосы. – С какой стати вы тут размахивали этой штуковиной, Эфимия? – А как еще я должна была встретить своих убийц? – Что за чушь?! Недоверие, прозвучавшее в этом возгласе, вывело меня из себя: – Где вы были, когда они меня заперли в шкафу? – В Лондоне… – Нет! Я слышала, как вы ругались с братом в холле! – Значит, я только что вернулся. – Почему вы меня не искали? – А как я, по-вашему, должен был догадаться, что вы дали себя запереть в серванте? – В гардеробе! В гардеробе, набитом несвежим тряпьем! Мистер Бертрам поднял перевернутый стул, с грохотом приземлил его на все четыре ножки и уселся, сердито откинув фалды. – В гардеробе так в гардеробе. Боже правый, да у меня голова и без того кругом идет – между прочим, мои кузен и отец убиты! Я притопнула ногой: – То есть вы хотите сказать, вам некогда обо мне думать? Тут я, видимо, хватила лишнего, потому что гневное выражение исчезло с его лица, и он уставился на меня в полнейшем изумлении: – Не понял, о чем вы, Эфимия… Я поймала себя на том, что шумно дышу в не подобающей леди манере, но, так или иначе, нужно было унять бешеное сердцебиение. – Я думала, мы вместе ведем расследование. – Вместе? Пренебрежение в его тоне задело меня еще больше. – Вместе. Я думала, мы команда, – тихо сказала я. – В борьбе за справедливость. Мистер Бертрам вдруг откинул голову назад и расхохотался: – Не устану повторять: ну до чего же вы необычная девица, милая моя. Право слово, как же мы с вами можем быть командой? – Это потому что женщинам не пристало участвовать в таких делах? – И поэтому тоже. Еще потому, что у нас с вами разный общественный статус. Я уже собиралась сказать, что меня это ничуть не волнует, но тут на меня ушатом холодной воды обрушилось понимание реального положения вещей. Я вела себя как дочь своего отца – и даже в большей степени дочь своей матери, – но мистер Бертрам не видел во мне ни благовоспитанную дочь сельского викария, ни опальную внучку герцога. Я для него была всего лишь служанкой с обязанностями горничной. И неприятнее всего оказалось то, что винить в этом мне было некого, кроме себя самой. Я нервно сглотнула и сделала книксен: – Прошу прощения, сэр. Я, кажется, забылась. Мистер Бертрам кашлянул: – Я не имел в виду, что от вас никакого проку, Эфимия. Наоборот, я очень благодарен вам за помощь. Мне ничего не известно о том, что происходит в доме на половине слуг, и ваши сведения об этом чрезвычайно ценны. Я снова сделала книксен. Вот так – никаких сожалений по поводу того, что сделал его брат, и никаких извинений за то, что моя жизнь подверглась опасности… Мистер Бертрам сунул руку в карман брюк, и я на мгновение с ужасом подумала, что сейчас он достанет шиллинг. – Однако, судя по всему, Эфимия, слуги тут совершенно ни при чем. Я расскажу вам то, что удалось узнать мне, но больше никому об этом ни слова, пока не будет готово официальное обвинение. Я села на кровать и аккуратно сложила руки на коленях. Все это время я невольно поглядывала на дверь, но мистер Бертрам, похоже, вторжения не опасался. По крайней мере, теперь у меня была надежда, что он вмешается, если кто-нибудь снова решит затолкать меня в шкаф. Мой взбудораженный ум окончательно осознал, что без помощи этого мужчины мне не вырваться из лап его брата и сестры. Мистер Бертрам, сидя в кресле, подался вперед и заговорил: – Выяснилось, что Ричард и Жорж крали деньги из банка нашего отца. Я поговорил с семейным нотариусом. Тот сначала упирался, но в конце концов все выложил, потому что я душеприказчик отца и рано или поздно все равно бы докопался, что мои брат и кузен обчищали семейные фонды. Отец всегда был против участия Ричарда в оружейном бизнесе – похоже, просто не доверял ему. И, видимо, именно поэтому он пришел в ярость, когда я отказался с ним работать. Однако Ричард не терял надежды, что мнение отца на его счет изменится, и решил на собственный страх и риск провернуть крупную сделку, чтобы доказать свою профессиональную состоятельность. В общем, он вместе с Жоржем стал вести торговые дела под девичьей фамилией матери. Все это крайне неприятно, и я не буду утомлять вас подробностями. Скажу только, что предприятие требовало все больше средств – гораздо больше, чем Ричард мог позаимствовать из отцовского банка, не привлекая к себе внимания. В итоге он украл сколько мог, начал играть на бирже и все потерял. – Значит, он убил мистера Жоржа и вашего отца, чтобы скрыть свои махинации? – Не думаю, что ради этого. Исходя из сведений, которые мне удалось вытянуть у нотариуса, отец уже обо всем знал. Он согласился закрыть глаза на воровство сына, не стал предавать эту историю огласке, но приберег ее в качестве гарантии хорошего поведения Ричарда в дальнейшем – под угрозой скандала тот вынужден был делать все, что требовал от него отец. – Могу предположить, что мистеру Ричарду это не нравилось. Но зачем он убил Жоржа? – Ричард амбициозен, он хотел получить место в парламенте. А осуществлению этой мечты мешали два человека. Теперь их нет. Я не сомневалась, что Ричард убил родного отца – тут все сходилось один к одному, – но была не менее уверена, что он не убивал кузена. Внутренний демон шептал мне, что нужно держать рот на замке, а совесть требовала, чтобы я все рассказала мистеру Бертраму. – Думаю, вы не совсем правы. – Да? И в чем же я не прав? – Ваш брат убил отца – он достаточно наговорил мне, чтобы сделать такой вывод, – но я не верю, что он убил и мистера Жоржа. Вероятно, мистер Ричард просто воспользовался ситуацией. Полагаю, убийца – дворецкий… – Холдсуорт?! – …и мистер Ричард постарается возложить на него вину за оба преступления. – Холдсуорт? – с недоумением повторил мистер Бертрам. – Но почему? Он много лет служил нашей семье… – Вы знаете, что служанку по имени Люси выгнали из Стэплфорд-Холла потому, что она забеременела? Мистер Бертрам покраснел: – Нет, я не знал. Даже не догадывался… И не хотел бы обсуждать это с вами! – Возможно, тема для обсуждения не слишком приличная, но, так или иначе, это правда. Люси умерла при родах. Ребенок остался жив, его забрала к себе родная бабушка. В деревне ходят слухи, что она обращалась к кому-то из Стэплфорд-Холла за помощью, но ей отказали. – Я, разумеется, прослежу, чтобы она получала средства на воспитание ребенка, Эфимия, но… – Люси была племянницей Холдсуорта. – Ах вот как… – Но в принципе вы можете оказаться правы, – быстро добавила я. – Скорее всего, Ричард совершил оба преступления. Мистер Бертрам пристально на меня посмотрел: – Эти слова определенно продиктованы вашей совестью и выдают уверенность в том, что хороший человек не способен на преднамеренное злодеяние. Я опустила голову: – Да. Но Ричард в любом случае свалит на Холдсуорта вину за два убийства! – Это меня ничуть не удивит. Мой брат – человек не только аморальный, но и глупый. Он никогда не видит сути вещей. – Мне кажется, он умнее, чем о нем думают. А уж хитрости ему точно не занимать. Мистер Бертрам вскочил с видом человека, готового к решительным действиям. – Мне жаль Холдсуорта, но я не могу скрыть от полиции то, что вы мне рассказали о его племяннице. У меня достаточно доказательств вины Ричарда, полученных от нотариуса, кроме того, вы засвидетельствуете, что он запер вас в гардеробе. Я немедленно пошлю за инспектором. Он будет присутствовать на званом ужине, и мы публично разоблачим моего брата. – О нет! – воскликнула я. – Это слишком мелодраматический план, наверняка что-нибудь пойдет не так! Мистер Бертрам поднял бровь: – Эфимия, давайте я самостоятельно займусь решением этой проблемы. Прошу вас оставаться в этой комнате – возможно, нам понадобится послать за вами для дачи показаний. Обещаю не спускать глаз с Ричарда и Риченды – вы будете в полнейшей безопасности. – Мистер Бертрам, честное слово, это не лучший план действий… – Позвольте мне самому судить, – сказал мистер Бертрам, вышел из каморки и тихо закрыл за собой дверь. Тысячи мыслей проносились в моем сознании, и ни одна из них не обнадеживала. План мистера Бертрама удовлетворял его склонность к театральным эффектам, но мистер Ричард был хитрее и коварнее, чем младший брат себе представлял. Я боялась, что Холдсуорта действительно обвинят в обоих преступлениях, и не могла этого допустить. Схватив лист бумаги и перо, я набросала короткую записку и, вопреки распоряжению мистера Бертрама, выбежала в коридор. На мансардном этаже царила тишина. Спустившись по служебной лестнице, я осторожно выглянула за угол. С кухни до меня долетал голос миссис Дейтон – она рассуждала о свойствах современной цветной капусты. Ей что-то говорила в ответ Мэри. Я знала, что мистер Холдсуорт сейчас должен быть наверху, его обязанность – разносить коктейли, поэтому стремительно пересекла холл и нырнула в служебную комнату дворецкого. Там было пусто, как я и рассчитывала. Теперь нужно было придумать, где оставить Холдсуорту записку так, чтобы ее смог найти только он. Обычно сюда, кроме него, никто не заглядывает, но, когда дворецкого возьмет на подозрение полиция, здесь наверняка устроят обыск… Получалось, я раскритиковала план мистера Бертрама, а теперь сама не могла придумать ничего толкового. Необходимо было вручить записку Холдсуорту до того, как им заинтересуется инспектор. Но как?.. Я выросла с верой в то, что Господь непременно отвечает на молитвы, но не всегда так, как того ждет молящийся (чаще всего Он говорит «нет»). Мой отец любил повторять, что у Господа есть чувство юмора, поэтому, надеюсь, Его позабавило выражение моего лица, когда дверь вдруг открылась и на пороге застыл мистер Холдсуорт. Мы оказались лицом к лицу. – Ты ведь все знаешь, да? – сказал он. – Да, – кивнула я. Дворецкий вошел, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Я невольно огляделась в поисках путей отступления, но других выходов, кроме маленького зарешеченного оконца, в комнате не было. – Что ты здесь делаешь? – Пришла предупредить вас. – Я протянула ему записку. – Не знала, где ее спрятать… Мистер Холдсуорт прочитал вслух: – «Ричард знает о Люси. Он собирается обвинить вас в двух убийствах, но я думаю, что он сам убил отца. Вам нужно бежать». – Он поднял взгляд, в его глазах стояли слезы. – Выходит, ты тоже знаешь о Люси? – Я сложила куски головоломки. Разные слухи помогли понять. Дворецкий в сердцах ударил кулаком по столу. – Будь он проклят! – Он повернулся ко мне: – Не думай о Люси дурно. Все еще хуже, чем ты можешь предположить. Он взял ее силой. – Я не… – начала я, но мистер Холдсуорт не слушал. – Я нашел ее потом в слезах. Она во всем винила себя, говорила – нельзя было оставаться с ним наедине. Он сказал ей, что у мужчин есть насущные потребности… – Животное! – выдохнула я. Холдсуорт гневно продолжал: – Вскоре Люси поняла, что беременна, и этот мерзавец сказал ей, что если она станет… станет его любовницей, он о ней позаботится. – Господи, какое чудовище… – Я пошел с жалобой к миледи, но она не пожелала меня выслушать. А Люси сказала… может, все к лучшему – по крайней мере ребенку обеспечено достойное будущее. Но негодяю она быстро надоела, и он отослал ее к матери, не дав ни гроша. А потом она умерла, и он не сделал ровным счетом ничего. – Тогда вы решили его шантажировать? Я нашла обрывок записки в кухонной жаровне. Почему вы сожгли записку именно там? Ведь кто-нибудь обязательно это заметил бы – жаровней давно не пользуются. – У меня не было времени искать другое место, – чуть слышно проговорил Холдсуорт. Он смотрел мимо меня отсутствующим взглядом, будто вдруг забыл о моем существовании. – Люси навсегда осталась для меня крохотной девочкой. Думаю о ней и вижу эту малявку в ее любимом голубом платьице, как она сидит у меня на колене и просит подарить ей котенка… Котенка ей так и не подарили. А моя сестра… Господи, как же это невыносимо… К моему ужасу, дворецкий всхлипнул, пытаясь сдержать рыдания. Бедняга был на пределе нервов, и я подозревала, что именно в таком состоянии он мог напасть на мистера Жоржа. – Я так вам сочувствую, Холдсуорт, – честно сказала я. – Спасибо. Я знаю, ты говоришь искренне. Ты не такая, как они. – Он вытер глаза тыльной стороной ладони. – Как ты догадалась, что я убил Жоржа Лафайетта? Этот вопрос эхом раскатился в моем сознании. Одно дело – подозревать кого-то в преступлении, другое – получить признание преступника. – Я подумала, что в записке вы назначили ему встречу, а потом что-то пошло не по плану. Холдсуорт безрадостно рассмеялся, и от этого смеха у меня защемило сердце. – Не по плану? А может, я с самого начала собирался его убить? Каменный пол ушел у меня из-под ног. Я схватилась за край стола. – Я не верю, что вы злодей, мистер Холдсуорт. Вы – человек, убитый горем и остро переживающий несправедливость. Вы из тех, у кого равнодушие к несчастью вызывает праведный гнев. – Ты очень проницательна, Эфимия. И тем печальнее, что такой умной и доброй девушке приходится прислуживать «вышестоящим». – Последнее слово он произнес с яростью и презрением. – Это много говорит о нашем здешнем мирке… Знаешь, что сделал Жорж, когда пришел на встречу? Расхохотался мне в лицо. Я взял с собой нож только для того, чтобы припугнуть его. Но он сказал, что Люси была гулящей девкой и получила то, чего заслуживала. И тогда я ударил его ножом. Он упал там, в коридоре для прислуги. И умер почти мгновенно. Это была слишком легкая смерть… – Это вы обыскали мою комнату? Дворецкий покачал головой. – Значит, это мистер Ричард, – подумала я вслух. – Должно быть, он подозревал, что Жоржа шантажируют, и решил, что я могла найти записку рядом с телом. – Мне жаль, что ты оказалась в это замешана, Эфимия. Я почувствовала, как ноги наливаются свинцовой тяжестью. – Что вы имеете в виду? – пролепетала я. – Что намерены делать? – Я? – переспросил Холдсуорт. – Сдаться полиции, конечно. Что мне еще остается? – Нет! – воскликнула я. – Ричард повесит на вас оба убийства, а сам уйдет безнаказанным! Вас принесут в жертву, так же как и Люси! Вы не можете, не можете сдаться! Мистер Холдсуорт отошел от двери и опустился на стул. – У меня нет другого выхода. И ты тут ничего не поделаешь. Я выхватила монеты из кармана юбки: – Вот, возьмите! Поезжайте за границу. Там никто не будет вас искать. Переберетесь на континент и начнете новую жизнь. – Но я не могу бросить сестру с ребенком… – Болтаясь в петле, вы им ничем не поможете. Ваша сестра и так настрадалась. Кроме того, мистер Бертрам пообещал дать ей денежное содержание. Он хороший человек и умеет держать слово. Ну же, Холдсуорт! Вашу казнь за убийство сестра уже не переживет. Вы не можете позволить мерзавцам Стэплфордам победить! Глава 14 Премногоуважаемый член парламента Я сбежала по ступенькам и поняла, что опоздала – разговор с Холдсуортом занял слишком много времени. Из холла до меня донесся голос мистер Бертрама, который здоровался с полицейским инспектором. Я замерла, занеся ногу над последней ступенькой. – Идемте в библиотеку, инспектор. Мне нужно кое-что вам рассказать. Из гостиной долетали звон бокалов и взрывы смеха. Все приглашенные уже собрались и вот-вот должны были сесть за стол. Видимо, инспектор тоже это заметил. – У лорда Ричарда сегодня званый ужин, мне бы не хотелось мешать. Я слышал, победа на выборах ему обеспечена. Так что, если в библиотеке не ждет убийца, давайте поговорим завтра утром. Мистер Бертрам рассмеялся: – О нет, инспектор, убийца не в библиотеке. Но чуть позже он будет ужинать в зале приемов. – Если это шутка… – Разумеется, нет. – В таком случае мне придется воспользоваться вашим телефонным аппаратом и вызвать подкрепление. – Прошу, аппарат вон там, инспектор. – Вы действительно нашли убийцу, сэр? Для всех было бы лучше, если б вы ошиблись… – Убийца сейчас находится здесь, в этом доме. У меня есть неопровержимые доказательства. Я подумала, что мистер Бертрам слегка преувеличил – у него могли быть доказательства хищения, но не более того. Однако его энтузиазм, похоже, захватил и инспектора. Я пулей взлетела вверх по ступенькам. Неудивительно, что слуги часто доживают до преклонных лет – с такой-то физической подготовкой и ежедневными тренировками… Веселый шум в гостиной напомнил мне о том, что я ничего не ела после завтрака и зверски проголодалась. Однако сейчас мне нужно было попасть в потайной коридор для прислуги, ведущий к библиотеке. Самый простой путь туда лежал через кухню, но я не надеялась, что у меня есть шансы прошмыгнуть там незамеченной. Пришлось выбрать другой маршрут. Я была уверена, что служебный коридор за малой гостиной на втором этаже соединяется лестницей с другим – с тем, который ведет к библиотеке. К сожалению, мое чувство ориентации в пространстве, обычно безупречное, на этот раз меня подвело в полумраке извилистых переходов для прислуги, и путь отнял у меня лишнее время. Наконец я приникла к щели рядом со стенной панелью, служившей входом в библиотеку, и прислушалась. – Вы что, не понимаете, инспектор? Деньги, которые он украл из банка, необходимо было вернуть. – А он потратил их на покупку доли в той французской компании? – Да нет же! – В голосе мистера Бертрама звучало отчаяние. – Он давал взятки направо и налево – покупал влияние и прочное положение в этом бизнесе. Ему нужно было заслужить доверие владельцев французской компании. В итоге он стал играть на бирже и спустил больше денег, чем украл. – И место в парламенте могло ему чем-то помочь? – Ну конечно! – А у вас есть доказательства хищений? – Да. – Однако я никак не могу уразуметь, зачем ему понадобилось убивать вашего кузена. Мистер Бертрам некоторое время молчал – вероятно, колебался, – затем произнес: – Они же вместе участвовали в той афере. – Стало быть, воровская честь уже не в моде? – Инспектор откашлялся. – Должно быть, вам сейчас тяжело приходится. – Да уж, не лучшие времена в моей жизни. Инспектор еще немного покашлял. – Я вот думаю, сэр, до чего легко впасть в заблуждение, если находишься на грани нервного срыва. Горе мешает людям трезво мыслить. Моя жена, когда ее матушка преставилась… – Вот, извольте. Это документы из банка. Я получил их на правах душеприказчика отца до официального оглашения завещания. Наш семейный нотариус сейчас здесь, внизу, он должен был собрать для меня другие доказательства. – Хорошо-хорошо, я понял. Хищения – не моя специализация, но я поговорю с коллегами. Однако, при всем моем уважении, должен заметить, что одно дело – грязные финансовые делишки, а совсем другое – убийство родного отца… Я вдруг почувствовала острую боль в левом ухе и отпрянула от панели. Прямо на меня в полумраке злобно смотрели черные вороньи глазки. Отчетливо пахло перегаром. – И что это ты здесь забыла, милочка? – поинтересовалась миссис Уилсон. – Не могли бы вы отпустить мое ухо? Вообще-то очень больно. – Неужто ты думаешь, что я позволю тебе и дальше бездельничать? Ты весь день где-то шляешься, а у меня людей не хватает. Поверь, если бы у меня было достаточно лакеев, я бы о тебе и не вспомнила. А теперь идем, живо. – Если вы все же отпустите мое ухо, я смогу идти гораздо быстрее. Но миссис Уилсон будто и не услышала. Она дотащила меня за ухо до самой кухни, и я, опасаясь остаться без мочки, уже собиралась хорошенько пнуть злодейку, но едва я приняла позицию для удара, вороньи когти еще сильнее впились в мое ухо. Мне даже показалось, я почувствовала, как по шее потекла струйка крови. Мэри на моем месте наверняка сумела бы дать отпор старой карге, но я до конца сохранила остатки достоинства. Кроме того, я надеялась, что когда-нибудь буду носить сережки. На пороге кухни она меня наконец отпустила и втолкнула внутрь. – Она этим займется, – сообщила миссис Уилсон присутствующим. Багровое от кухонного жара лицо миссис Дейтон показалось из-за горшечно-кастрюльной гряды: – О нет, вы не можете отправить горничную обслуживать гостей на приеме! – У нас не хватает лакеев, так что у меня нет выбора. У этой девицы, по крайней мере, есть хоть какие-то манеры, в отличие от Мэри. Уж Эфимия-то привыкла по-всякому угождать господам, так что сумеет подать им пару картофелин. Главное, чтобы ее юбка оставалась на месте. Я залилась краской и развернулась к миссис Уилсон: – Да как ты смеешь, старая ворона?! – Я – ворона?! Ну, зато для таких, как ты, есть названия и похуже! В этот момент заверещал звонок, потом второй, третий. – О боже! – выпалила миссис Дейтон. – Мэри, хватай блюдо и беги уже! – Я не могу! – перепугалась Мэри. – Пожалуйста, не просите меня! Эфимия! – Она обратила ко мне умоляющий взгляд огромных глаз. Как я могла ей отказать? Если бы она не спасла меня из гардеробной тюрьмы, я не стояла бы сейчас на кухне и не ругалась с Уилсон. – Только ради тебя, Мэри, – сказала я пафосно и взяла со стола большое блюдо с картошкой. На мой взгляд, Мэри зря переживала. Наверху все было залито светом свечей и сиянием хрусталя; накрытый стол ломился от яств; в переполненном гостями помещении было зо всех сил старались произвести впечатление друг на друга и были полностью поглощены этим занятием. Мистер Бертрам стоял в дальнем уголке помещения, похлопывая по плечу неловко переминавшегося с ноги на ногу человека в идеально сидящем фраке, затем сделал ему знак следовать за собой и двинулся к выходу. Я догадалась, что это тот самый семейный нотариус. Пора было раздавать угощение. Я пошла по залу, шепотом обращаясь ко всем леди подряд: «Картофель, мэм?» – но ни одна не удостоила меня и взглядом. Даже мисс Риченда не заметила. Некоторые отмахивались – в основном леди с осиной талией, – да так, что лишь хорошая реакция позволяла мне увернуться и не получить ненароком затрещину, иначе меня, не ровен час, еще и обвинили бы в том, что я испортила им маникюр. Победа мистера Ричарда на выборах в парламент не представляла собой интриги, но атмосфера в зале гудела от всеобщего возбуждения – господа ждали официального оглашения результатов. Меня тоже била нервная дрожь, но совсем по другой причине: я думала, мистер Бертрам переоценил свои успехи в расследовании, и не верила, что инспектор арестует мистера Ричарда. Оставалось надеяться, что я сумею убедить старшего Стэплфорда сдаться правосудию. Тут вернулись мистер Бертрам с нотариусом; за ними уныло брел инспектор. Нотариус прошмыгнул в уголок и уселся в кресло, а мистер Бертрам задержался у дверей, о чем-то вполголоса споря с полицейским. Гул разговоров вокруг не дал мне разобрать слова. Гости, как один повернувшиеся посмотреть, не уполномоченный ли это чиновник избирательной комиссии, уже потеряли к вошедшим интерес. Я предложила картофель последней необслуженной леди. Незнакомый мне лакей в это время подносил бокал мистеру Ричарду. Уклонившись от очередной оплеухи, я стремительно направилась к нему. – Картофель, сэр? – сурово сказала я мистеру Ричарду в ухо из-за спины. Результат превзошел мои ожидания: будущий член парламента взвился из кресла так, словно я уколола его булавкой. Все взоры обратились к нам. – Ты! – взревел виновник торжества, направив на меня указующий перст. Это было очень мелодраматично, к моему полному удовлетворению. – Как ты… – Он осекся, заметив наконец, что все на него таращатся. В зале образовалась мертвая тишина. – Вы хотели спросить, сэр, как я выбралась из гардероба? – почтительно уточнила я робким голоском, как, по моему мнению, и полагалось провинившейся служанке. – Знаете, этот платяной шкаф мисс Риченды не показался мне комфортабельным. К тому же миссис Уилсон понадобилась помощь из-за внезапного исчезновения мистера Холдсуорта. Ричард устремил бешеный взгляд на экономку. Его сестра между тем крепче вцепилась в блюдо с закусками, а потом у нее вдруг проснулся бешеный аппетит – наверное, комплекция требовала. – Миссис Уилсон, где мой дворецкий?! Экономка выскользнула из тени и со скорбной грацией приблизилась к хозяину. – И как это вас угораздило – потерять дворецкого? – весело воскликнул какой-то мужчина в толпе гостей. – Парень-то вроде здоровенный, этот ваш Холдсуорт! – Тут он рассмотрел миссис Уилсон. – Ох ты боже мой, а это что за чучело? Никак не пойму – то ли ворона-переросток, то ли призрак загубленной души явился на пир. Ха-ха!.. – Спутница ткнула его локтем, он охнул и замолчал. – Миссис Уилсон, я задал вам вопрос! – яростно повторил Ричард. – Сядь! – зашипела на него Риченда. – Не устраивай спектакль на приеме. – И обратилась к гостям: – Прошу всех к столу! Мой брат в этот знаменательный день от всей души… – Заткнись, Риченда, я еще не пьян! Миссис Уилсон, спрашиваю в третий раз… – Мы нигде не можем его найти, сэр. Голос экономки показался мне сухим и ломким, как трубочки корицы на кухне у миссис Дейтон. – Черт побери, женщина, это не ответ! Если дорожишь своим положением, давай рассказывай! – заорал хозяин вечера. – Ричард, не надо сцен! – взмолилась его сестра. – Миссис Уилсон! – С прискорбием должна сообщить, сэр, что мистер Холдсуорт оставил записку. Какие-то семейные неурядицы, как я поняла. Он ушел до начала приема. Того, что случилось дальше, я никак не ожидала. Мистер Ричард развернулся и грубо схватил меня за запястье. Я выпустила из рук сервировочное блюдо, и картошка раскатилась по полу. Он рванул меня к себе, заорав: – Кто-нибудь, вызовите полицию! Холдсуорт – убийца, а эта девка – его соучастница! Мистер Бертрам шагнул было к нам, но инспектор придержал его за руку и сам выступил вперед: – Погодите-ка, сэр. Давайте сначала потолкуем с глазу на глаз. – Инспектор, я требую, чтобы вы арестовали эту девицу! – На каком основании, сэр? – Она соучастница дворецкого! – А вы, стало быть, уверены, что это он совершил преступления? – Да. Да, приятель, уверен! Ради бога, пошлите за ним немедленно ваших людей, иначе он сбежит из страны. – Э-э… а вам известен его мотив, сэр? Зачем дворецкому понадобилось убивать ваших кузена и отца? – Спросите у нее – она все знает! Проболталась моей сестре! Что-то там связанное с какой-то служанкой… Риченда, расскажи ему! Но мисс Риченда сосредоточенно смотрела в свою тарелку. – Сядь, Ричард, – тихо сказала она. – Это добром не кончится. – Бога ради, женщина! Давай рассказывай! – Ричард, я не стану повторять сплетни в приличном обществе. – Если у вас есть сведения, способные помочь в расследовании, я вынужден попросить вас рассказать все без утайки, – заявил инспектор. Риченда наконец подняла голову, выдержала пристальный взгляд полицейского и отчетливо произнесла: – Я не знаю ничего полезного для вас, инспектор. Боюсь, у моего брата расшалились нервы и помутился разум из-за сегодняшних торжеств и скорби по отцу. Ричард, до сих пор сжимавший мою кисть в железной хватке, вдруг резко оттолкнул меня. Я, потеряв равновесие, грохнулась на пол и, хотя успела выставить руки вперед, больно ударилась бедром. Вставать я на всякий случай не стала – села на полу, обнаружив, что нахожусь на безопасном расстоянии от новоиспеченного лорда. – Ричард, все кончено! – крикнул мистер Бертрам. – Я так и знал – это ты все затеял! Опять разыгралось твое буйное воображение?! Инспектор, оценив накал страстей, предпочел вмешаться: – Господа, нам лучше продолжить разбирательство в участке! – Черт вас подери, никуда я с вами не пойду! – взревел Ричард. – У меня прием по случаю выборов в парламент, я праздную победу! – Понимаю, сэр, но против вас выдвинуты серьезные обвинения. – Кем? Инспектор слегка покраснел. – Вашим братом и нотариусом семьи Стэплфорд. – Писбоди! Писбоди думает, что я убил отца?! Человек в идеально сидящем фраке сполз на стуле пониже, словно под столом вдруг появилось что-то очень интересное. – Я не говорил, что речь идет об убийстве, сэр, – заметил инспектор. – А о чем тогда? Что за чушь вы тут городите, я уже запутался! Теперь лицо инспектора сделалось багровым. – Ради вашего блага, сэр, я воздержусь от оглашения обвинений, но если вы откажетесь от добровольного содействия следствию, мне придется вас арестовать. Ричард схватил бокал вина и опустошил его одним глотком. – Инспектор, вы болван. Начальник полиции – мой добрый приятель. Думайте, что говорите, иначе завтра же на вас будет форма простого патрульного. Инспектор шагнул к двум констеблям, незаметно стоявшим у входа в зал. – Лорд Ричард Стэплфорд, вы арестованы по подозрению в хищениях, за отказ содействовать полиции в расследовании двух убийств… – Он взглянул на мистера Бертрама, и тот коротко кивнул. – А также по подозрению в убийстве прежнего лорда Стэплфорда. На несколько секунд установилась полнейшая тишина – гости переваривали услышанное, – а потом все заговорили одновременно. Мистер Ричард не сумел придумать ничего лучше, как рвануться к двери – и двое констеблей приняли его в свои объятия. – Будьте вы прокляты! У меня влиятельные друзья! Вам это даром не пройдет! – заорал он. – Вам тоже, сэр, – пообещал инспектор, у которого внезапно проявилось чувство иронии. Пока констебли вытаскивали в холл упиравшегося хозяина поместья, в зале снова воцарилась тишина. Я осторожно поднялась на ноги. – Прошу прощения… – прозвучал детский голосок. – Мне сказали, новость срочная и я должен рассказать ее всем-всем-всем. – В зал робко вошел рыжеволосый мальчик в простой одежде. В руках он нервно мял суконный картуз. – Мой папа – чиновник избирательной комиссии, и он просил передать, что лорд Ричард избран в премногоуважаемые члены парламента. Мисс Риченда грациозно поднялась из-за стола. – Благодарю, Томми, это прекрасная новость! Миссис Уилсон, отведите мальчика на кухню, накормите ужином и дайте ему шиллинг. – Она обвела взглядом растерянных и озадаченных гостей. – Вечер выдался богатый на события, но я уверена, что все закончится хорошо. А в ожидании, когда недоразумение уладится и мой брат вернется, мы можем все вместе перейти в салон – сегодня даже леди заслужили по стаканчику бренди! В ответ раздались вежливые смешки. Гости снова вспомнили о своих желудках и дружно потянулись в другой зал, где были поданы дижестивы. Ко мне подошел мистер Бертрам. – Мистер Ричард ведь не уйдет от правосудия? – спросила я. Он улыбнулся: – Его в любом случае осудят за хищения, а для властей это не менее тяжкое преступление, чем убийство, а может, и более. Я понизила голос: – Вы ничего не сказали инспектору про Холдсуорта… – Ну он же все равно сбежал. Наверное, предчувствие сработало. Да? Я внезапно заинтересовалась пылинками на собственных туфлях. Мистер Бертрам кашлянул и продолжил: – Поскольку Холдсуорт больше не числится в штате прислуги семейства Стэплфорд, я не вижу причин делать за полицию ее работу. – То есть вы просто его отпустите? Он вздохнул: – Ну почему женщины так любят расставлять точки над i, когда и без того все ясно? – Потому что у нас педантичный ум, склонный к порядку? – предположила я. Он рассмеялся: – Можно и так сказать. Я почувствовала, как напряжение, сковывавшее меня со дня приезда в поместье, постепенно уходит. – До чего же я рада, что все закончилось! – Впереди еще долгое разбирательство, – без энтузиазма напомнил мистер Бертрам и беспокойно пригладил волосы. – Мне нужно вам кое-что сказать. Временами я был с вами не слишком-то любезен… Мне не всегда удается совладать с эмоциями, и я прошу прощения за свой гнев и резкие слова. А также не перестаю упрекать себя в том, что из-за Дикки ваша жизнь подверглась опасности. – Он покачал головой, словно еще раз мысленно осуждая действия сводного брата, затем решительно вдохнул и продолжил: – Вы мне очень помогли. Показали себя бравым солдатом – отвага через край, как сказал бы мой отец. Я зарделась. – И благодаря всему этому, мне кажется, я очень хорошо вас узнал. Кем бы вы ни были, Эфимия, несомненно вот что: вы умная, великодушная и честная девушка, умеющая хранить верность. У меня затрепетало сердце, когда я взглянула в его серьезное лицо. – И поэтому я хочу задать вам вопрос… – Он вдруг заулыбался совсем по-мальчишески. – Очень надеюсь, что вы ответите «да». – Что ж, задавайте свой вопрос – и проверим, – сказала я, чувствуя, что у меня тоже рот растягивается в улыбке до ушей. Все остальное в мгновение ока отступило на второй план – он так смотрел на меня, что кошмарный сон, в котором я прожила наяву несколько дней, рассеялся. – Эфимия… – Да? – прошептала я. – Эфимия, работа служанки не для вас. – Правда? – Правда. Я хочу, чтобы вы остались в поместье, но в качестве моей… – Он сделал паузу, и в этот момент я поверила – белые рыцари существуют, они только что одержали победу над силами зла. – Я хочу, чтобы вы остались в качестве моей секретарши. – О… – Я удвою… нет, утрою ваше жалованье. И позабочусь, чтобы Риченда вас не беспокоила. Вы нужны мне, Эфимия. Мне очень не хватает умного помощника и собеседника в этой глуши. «Ну конечно, не хватает. А мне не обойтись без хорошего заработка, ведь малыша Джо надо отдать в школу», – подумала я. И не важно, что вместо радостно трепещущего сердца в моей груди теперь застыл тяжелый камень. – Разумеется, я согласна, сэр. Почту за честь. Мысленно я напомнила себе, что у нашего союза нет права на существование, ведь в общественной иерархии мистер Бертрам стоит гораздо ниже герцогской внучки. Однажды я признаюсь ему, кто я такая, но лишь когда мое происхождение больше не будет иметь значения для нас обоих. Кажется, я уже упоминала о моих романтических склонностях. Могу добавить, что вопреки стараниям матушки, желавшей исцелить меня от этого недуга, я осталась дочерью своего отца, который научил меня верить в лучшее будущее. Послесловие автора Спасибо за то, что купили мою книгу и наблюдали за приключениями Эфимии. Надеюсь, читать эту историю вам было так же приятно, как мне ее сочинять. сопутствующими действиями. К тому же когда-то – сейчас кажется, вечность назад – я работала психотерапевтом, в соответствии с профильным образованием, так что в первую очередь меня занимали мотивации поступков и эмоции персонажей. Все, что касалось полицейских формальностей, меня не увлекало, то есть мне нужен был главный герой, не связанный с полицией напрямую. Эфимия – совсем молоденькая и потому немного наивная девушка. Отец-священник научил ее верить во все лучшее, что есть в людях, в итоге знакомство с обитателями Стэплфорд-Холла стало для нее своего рода потрясением. Мне важно было создать персонаж, чей характер развивается под влиянием обстоятельств, но при этом в нем вопреки несчастьям и злоключениям сохраняются все положительные качества. Эфимия своенравна и отважна, порой она совершает глупейшие ошибки, но всегда с благими намерениями, и это заставляет читателя сопереживать ей. Однако Эфимия ни за что не разгадала бы тайну в одиночку, поэтому я придумала для нее Бертрама. Они нужны друг другу. У него больше жизненного опыта, тем не менее он идеалист, пытающийся мыслить в масштабах мироздания и во всем ищущий глубокий смысл. Эфимия необходима Бертраму, чтобы иногда спускаться на землю, а он может дать ей знания о мире, о котором самой Эфимии известно очень мало. Идея о том, что молодая девушка из хорошей семьи вынуждена пойти в услужение, отчасти основана на случае из истории моего рода. Среди моих предков нет герцогов (насколько я знаю), однако, согласно фамильной легенде, у прабабушки не сложились отношения со второй женой ее отца. Они так отчаянно ссорились, что в конце концов отец поставил дочь перед выбором: либо она подружится с мачехой, либо пусть убирается восвояси. И моя прабабушка предпочла покинуть родной дом. Ее отец считался человеком состоятельным – владел большими особняками, у него было множество слуг, – но она ушла без гроша в кармане и нанялась в услужение. Как и Эфимии, ей приходилось нелегко, только в отличие от моей героини она оказалась недостаточно сильной и выносливой для такой тяжелой работы и в конце концов заболела. Всех подробностей я не знаю. Как бы там ни было, потом она влюбилась в моего будущего прадеда, он на ней женился, и они вместе держали табачную лавку. В отцовский дом прабабушка так и не вернулась, богатой не стала, но мне приятно думать, что она была счастлива. Сочиняя романы, я думаю о том, чтобы увлечь и развлечь моих читателей. Мне нравится обустраивать вымышленные миры и вырисовывать характеры, а еще я люблю, когда люди смеются. Мир Эфимии движется к страшным временам войн и катастроф, и ее история разворачивается на границе света и мрака; мир Стэплфордов элитарен и полон роскоши, но своим состоянием они по большей части обязаны торговле оружием и сомнительным сделкам. Эту эпоху – 1910-е годы – принято идеализировать, и потому мы легко забываем, что не всем тогда жилось сладко. Я постаралась представить историю Эфимии светлой, даже забавной, но не упустила из внимания и темную сторону тех времен. Ведь, в конце концов, именно отвага и смех перед лицом тьмы и делают героинь настоящими героинями. Примечания 1 Английский фут равен примерно 30 см, дюйм – 2,54 см. 2 В английском языке имя Mary (Мэри) созвучно прилагательному merry («веселый, радостный»). 3 Банши – персонажи ирландского фольклора, покровительницы древних семейств Ирландии, а также вестницы смерти и плакальщицы, издающие пронзительные крики, когда умирает кто-то из их подопечных. 4 Почтенный – в Великобритании титулование детей пэров. 5 Унионисты – принятое в Великобритании в конце XIX века общее название для консервативной и либерально-унионистской партий. Последняя отделилась от либеральной партии из-за несогласия по вопросу о предоставлении самоуправления Ирландии. 6 Компания, основанная в 1836 г. братьями Эженом и Адольфом Шнейдерами, до конца Второй мировой войны занималась главным образом производством оружия. 7 Вадаи – султанат, существовавший с XVI века по 1911 г. в Африке на территории современного Чада. See more books in http://e-reading.club