Больнее всего —

что равнодушию

учишься в самом расцвете жизни.

Оно неизбежно — как конец предписанный.

И вводишь его — чтобы знать наизусть —

в сердце, что подпортила грусть,

но зато забыло как надо ждать,

о собственном весе начав горевать.

Больнее всего —

что любимые самые

отучат тебя от веры,

инстинкта,

и чётко — как на учебной пластинке —

растолкуют тебе

анатомию грусти.

Они же — родня — и окажутся теми,

кто под кожу тебе

введут сомненья.

И ты, перестав их считать прегрешеньем,

скажешь себе про грусть: Ну и пусть!

Больнее всего —

что взгляд незнакомца —

когда на тебе вдруг остановится —

разбудит сердце твоё и отправит

в рифмованный и гарцующий бег

за правдой, скрывшейся на ночлег.

А если не он, не вырванный взгляд, —

то фраза, вырванная из контекста,

отбросит в юность, в забытое место:

«Я умру от того, что немытый поем виноград…»

Больнее всего —

что некому будет

тебе потом уже объяснить —

как просто было

простою причудой

душу в самой себе воскресить.

И подобно писаке, лишенному дара

увидеть главное —

но приставшему к частностям,

ты, когда растратишься даром,

пристанешь к тем, к кому непричастна.

И станешь потом, потирая затылок,

вспоминать эту фразу, как некий обряд:

«Я умру от того, что немытый поем виноград…»