Глава 15

Сабрина положила на туалетный столик черепаховый гребень и нахмурилась, глядя на свое отражение в зеркале.

– Бесполезно, Эми. Я могла бы с таким же успехом подвязать волосы морскими водорослями и не мучиться.

– Дай мне. – Эми взяла гребень и начала ловко укладывать густые медные пряди Рины. – Это не твоя вина. Просто твоя камеристка ничего не понимает в модных прическах. А мы должны добиться, чтобы ты выглядела как можно лучше сегодня вечером. Все хотят посмотреть на ангела с мыса Кораблекрушений.

При этих словах Рина поморщилась. Рассказ о ее подвиге на утесах разнесся по округе, и каждый приукрашивал его живописными подробностями. В итоге Рина узнала, что висела над пропастью, держась одной рукой за выступ скалы, а другой обнимала леди Сару.

– Все будут жестоко разочарованы, когда им сообщат, что произошло на самом деле. Если бы ты была там, а не уехала к Кларе, то увидела бы…

– Я увидела бы женщину, рискующую жизнью ради спасения моей племянницы, – закончила Эми. – Я знаю, что некоторые подробности приукрашены, но в основном все правда. И я с ужасом думаю о том, что случилось бы с Сарой, если бы не ты. Она могла бы потерять голову от страха, возможно, попыталась бы взобраться наверх, если бы ты к ней не спустилась. Даже Эдуард, который не способен сказать и несколько добрых слов о людях, – даже он превозносит тебя до небес.

– Он… слишком добр ко мне, – пробормотала Рина. Воспоминания об Эдуарде терзали ее душу. Она едва не призналась ему в любви, когда они разговаривали в детской, но вовремя спохватилась. Он не должен знать о ее чувствах к нему, потому что завтра она навсегда исчезнет из его жизни.

– Пруденс, с тобой все в порядке? ~ неожиданно спросила Эми. – Ты так побледнела…

– Я… я подумала о Кларе. Как она?

– Многие из бывших подруг от нее отвернулись. Просто ужасно, как все с ней обращаются, будто во всем виновата она одна. Две недели назад она так горевала, что я начала волноваться за ее ребенка, поэтому попросила доктора Уильямса поехать навестить ее вместе со мной.

– Ты ездила с доктором Уильямсом? Мне казалось, ты его терпеть не можешь.

– Ну… обычно не могу. Но он знает, как успокоить Клару. И других тоже. Он очень добр к своим пациентам, даже к тем, кто не может ему заплатить. Его предшественник лечил только зажиточных. А доктор Уильямс помогает беднякам с тем же старанием и состраданием, которое выказывает по отношению к богатым. Я поняла это сразу, как только увидела его у Клары в первый раз. Она не может заплатить ему ни пенни, но для него это не имеет значения. Просто удивительно… Он всегда казался таким чопорным и строгим, но с Кларой он…

Эми внезапно умолкла и покачала головой, словно осуждая себя за болтливость. Потом снова принялась за прическу Рины.

– Довольно об этом несносном докторе Уильямсе, – продолжала Эми. – И не пытайся меня обмануть. Я знаю: ты беспокоишься не только из-за Клары. Пруденс, в чем дело?

Сабрина вздохнула.

– Я не слишком часто бывала на светских раутах, – призналась она, – а теперь мне предстоит оказаться на балу, который дают в мою честь. Боюсь, все во мне разочаруются, скажут, что ожидали большего…

– Чепуха, – заявила Эми, умело закалывая тяжелые локоны Рины. – Ты станешь первой дамой на балу. Все джентльмены будут сражаться за каждый танец с тобой. В их числе был бы и мой Парис, если бы не уехал.

– Мистер Фицрой уехал? Он ничего об этом не говорил, когда они с сестрой заезжали на чай в прошлый вторник.

– У него появилось какое-то неожиданное дело. Что-то связанное с дальним родственником, по-моему. Их с Касси обоих вызвали, но они должны вернуться на этой неделе.

Сабрина поджала губы, разочарованная тем, что ей не удастся еще раз повидаться с леди Кассандрой. Мистера Фицроя она не очень-то хотела видеть, впрочем, и с ним поговорила бы, чтобы расспросить о письме Изабеллы. Мысль об этом не давала ей покоя, хотя Квин, конечно, отругал бы ее за подобные фантазии. Но как Парис узнал о том, что Изабелла была недовольна своими детьми?

– Пруденс!

Резкий окрик Эми прервал ее размышления.

«Черт возьми, Рина, если ты не способна рассуждать здраво перед балом, то как ты надеешься делать это во время бала?»

– Прости, Эми. Я… я…

– Знаю-знаю… Ты представляла себе джентльменов, которые будут сражаться за очередной танец с тобой. Клянусь, к концу вечера я буду просто вне себя от ревности.

Рина с ласковой улыбкой взглянула на Эми. Золотистые локоны Эми идеально правильными кольцами обрамляли лицо. На ней было расшитое серебром белое платье, безупречно облегавшее стройную фигуру. Она казалась прекрасной принцессой из сказки, вдвойне прекрасной оттого, что ее доброта была не показной, а искренней.

Телесная красота Эми была столь же редкой и удивительной, как и красота ее души, и Рина восхищалась ею.

– Если джентльмены станут ссориться из-за танцев, они будут поступать так только из милосердия. Я некрасивая, Эми. Вот в чем все дело.

– Просто ты никогда не отдавала должного своей внешности. Возможно, когда ты сюда приехала, ты была немного худощавой и нервной, но сейчас…

Эми отложила гребень, схватила Сабрину за руку и потащила удивленную девушку за собой. Поставив ее перед зеркалом, спросила:

– Посмотри, кузина. Скажи мне честно, что ты видишь?

Взглянув на свое отражение в зеркале, Рина затаила дыхание. Она видела перед собой незнакомую женщину в элегантном платье из атласа бронзового цвета; платье украшали золотистые вставки, а в глубоком вырезе сверкала белоснежная кожа. Медного цвета волосы были уложены короной, в которой, словно звезды, искрились украшенные драгоценными камнями булавки. И вокруг этой незнакомки плясало пламя свечей, так что казалось, будто и сама она огненная.

Но еще более поразительная перемена произошла с лицом… Возможно, оно не стало прекрасным, но, казалось, светилось, и в ярко-зеленых глазах сияло счастье. Рина прижала ладони к щекам и почувствовала, что ладони стали влажными от слез, потому что она увидела перед собой свою прекрасную мать.

– Это не я, – прошептала она в изумлении.

– Это ты, – заверила ее Эми. – И всегда была ты.

Нет, не всегда. Она не была такой, когда жила в доме мачехи. Там она считала себя служанкой, у которой безрадостное настоящее и такое же будущее. Неожиданное превращение – это следствие заботы и любви, которой ее окружили обитатели Рейвенсхолда. Рина обернулась и обняла Эми.

– Я хочу, чтобы ты знала: где бы я ни находилась, что бы ни произошло со мной в будущем, я навсегда запомню эту минуту и твою искреннюю доброту ко мне.

Эми тоже обняла ее. Потом отстранилась, наморщив озадаченно лоб.

– Ты говоришь так странно, кузина. Будто собираешься уехать.

Стук в дверь избавил Сабрину от необходимости отвечать.

Эми бросила взгляд на часы на каминной полке.

– Он точен, – заметила она, направляясь к двери.

– Кто?

– Мой брат. Эдуард сказал, что зайдет за нами, чтобы сопровождать на бал.

Эдуард! Сабрина тотчас оробела. Она весь вечер собиралась с духом перед этой неизбежной встречей. А теперь, когда этот момент настал, она поняла, что не готова к встрече. И не будет готова даже через сто лет.

– Прошу тебя, не открывай. Я не закончила… прическу.

– Чепуха, твои волосы прекрасно уложены. – Эми открыла дверь, и настала ее очередь удивиться. На пороге стоял доктор Уильямс, облаченный в неизменную коричневую куртку, с белым шарфом на шее. Единственной уступкой торжественному случаю были менее взъерошенные, чем обычно, волосы, – очевидно, доктор попытался причесаться.

– Простите за вторжение. Ваш брат попросил меня сопровождать вас на бал вместо него. Эдуард… – Доктор осекся; он только сейчас как следует разглядел леди Эми в воздушном белом платье, с белокурыми локонами, сияющими при свечах, словно серебро. – Вы выглядите… очень мило, – пробормотал он наконец.

Рина увидела, как легкий румянец покрыл щеки Эми. Ей прежде приходилось наблюдать, как Эми, и глазом не моргнув, выслушивала множество гораздо более красноречивых комплиментов. Она подошла к доктору и легонько коснулась его плеча.

– Доктор Уильямс, вы говорили об Эд… о моем кузене. С ним ничего не случилось?

Чарльз улыбнулся:

– Успокойтесь, мисс Уинтроп. Просто графу назначила свидание перед балом другая прекрасная леди – его дочь пожелала, чтобы он спел ей песенку перед сном. Когда я их оставил, он пытался исполнить «Три слепые мышки».

У Сабрины ком встал в горле. Она вспомнила слова Сары о том, как папа пел ей перед сном, и поняла, что их долгая разлука подходит к концу. Со временем Сара все забудет; она вырастет и превратится в сильную и красивую женщину, уверенную в любви отца. «Жаль, что меня здесь не будет и я этого не увижу. Я всем сердцем хотела бы этого».

– Пруденс, ты опять побледнела! – в тревоге воскликнула Эми. Потом повернулась к доктору Уильямсу. – Боюсь, она плохо себя чувствует.

– У нее действительно… немного возбужденный вид, – согласился Чарльз, положив ладонь на лоб Рины. – У вас действительно жар. После такого дня, какой выдался сегодня… Совсем неудивительно, что вы чувствуете себя усталой. Возможно, вам не следует идти на бал…

– Но я должна пойти! – Сабрина отстранилась, попятилась. Пропустить бал – значит упустить шанс завладеть ожерельем. К тому же, если ей придется провести в этом доме еще один день… Она этого просто не вынесет!

Сабрина подняла голову и попыталась изобразить легкомысленную улыбку.

– Вы ведь не лишите меня возможности насладиться чествованием ангела с мыса Кораблекрушений?

– Ну… если ты уверена, что с тобой все в порядке… – с задумчивым видом проговорила Эми.

Чарльз с улыбкой предложил Сабрине руку.

– Кажется, я впервые сопровождаю настоящего ангела. Даже двух настоящих ангелов, – добавил он, предлагая другую руку снова покрасневшей Эми.

Рина улыбнулась ему в ответ, но на душе у нее было неспокойно. Сегодня вечером ее будут превозносить, будут восхищаться ею, но завтра и Эми, и доктор Уильямс – все в графстве станут проклинать ее, и, вероятно, «кузину Пруденс» назовут дьяволом с мыса Кораблекрушений.

Бал превзошел своим великолепием все, что могла вообразить Сабрина. Большой зал освещали тысячи свечей, и все вокруг сияло и сверкало, точно во дворце. С потолка свисали знамена предков, украшенные золотыми коронами, белыми крестами и кроваво-красными львами, как в дни турниров много лет назад. На всех столах и в нишах стояли серебряные вазы с цветами, и звучала музыка: на Галерее менестрелей играл квартет. По сверкающему мраморному полу скользили пары, отражаясь в многочисленных зеркалах.

Рина вошла в зал – и тотчас же стала объектом самого пристального внимания. Не прошло и нескольких минут, как ее пригласил на танец отставной армейский генерал с пушистыми седыми усами. Склонный к преувеличениям, он рассказывал Рине самые невероятные истории о своих боевых подвигах, чем рассмешил ее до слез. Не успела она перевести дух, как ее пригласил на менуэт пожилой судья, каждое движение которого свидетельствовало о том, что он считает себя весьма важной персоной. Потом она танцевала с пожилым бароном; барон заразительно хохотал, а после танца представил ее двум своим холостым сыновьям.

Благожелательное отношение местного дворянства льстило самолюбию Сабрины. Прежде на нее смотрели свысока, пренебрегали ею, и вот теперь она наслаждалась всеобщим вниманием к своей особе. Но Рина все время искала взглядом леди Пенелопу; не обнаружив ее, встревожилась и, под предлогом усталости отказав в танце очередному кавалеру, присела на один из золоченых стульев, стоявших вдоль стен. Прикрывшись веером, она стала оглядывать зал в поисках вдовствующей графини.

Чудесное зрелище, подумала Сабрина, глядя, как шелка и атласы с шелестом, кружатся в танце. У нее появилось странное ощущение: ей казалось, что она уже когда-то видела нечто подобное, что перед ней – полузабытое прошлое… Много лет назад родители брали ее с собой на деревенские танцы, которые устраивались в помещении старого склада. Она вспоминала смех и глаза родителей, глаза, затмевавшие своим сиянием все свечи. В середине вечера отец закружился в танце с ней, хотя ему для этого пришлось согнуться, чуть ли не сложиться пополам.

При воспоминании об отце острая боль пронзила сердце Сабрины, ведь она безумно его любила, хотя он в конце концов и превратился в жалкого неудачника. Но когда-то он был замечательным отцом, и никто не мог лишить ее этих воспоминаний. «Что бы ни случилось, я всегда буду вспоминать родителей. И навсегда сохраню воспоминания об этом вечере в Рейвенсхолде, о днях, проведенных здесь. Я всегда буду помнить, как Эдуард стоял на утесе, прижимая к себе спасенную дочь, стоял с растрепанными волосами и с горящими глазами…»

– Черт возьми, мисс Уинтроп, вы замечательно выглядите!

Рина подняла голову и тотчас же забыла о своей печали – перед ней стоял адвокат Тревелина, смотревший на нее с улыбкой.

– Мистер Черри, какой сюрприз. Я не знала, что вы приедете на бал.

– Ни за что не попустил бы его. И матушка тоже.

Улыбка Рины померкла.

– Ваша матушка здесь?

– Разумеется. Она вон там.

Он указал на стоящие полукругом стулья в дальнем конце зала, и Рина увидела миссис Черри, неодобрительно поглядывавшую на кружившиеся в танце пары. Даже среди ярких огней эту женщину, казалось, окружало темное облако. Сабрина осторожно заметила:

– Она выглядит… очень неплохо.

– Действительно, она прекрасно себя чувствует. Но я хотел поговорить с вами о другом. – Поверенный уселся рядом с Риной, и улыбка исчезла с его лица. – Я хотел вам кое-что сказать… Нет, не просто сказать, а объяснить. Впрочем, это даже не объяснение, скорее признание. Ну, не совсем признание… То есть…

– Может, вы просто скажете, в чем дело, – с улыбкой предложила Сабрина.

– Да, конечно. Вы быстро соображаете, мисс Уинтроп. Но должен признаться, что в день нашего приезда в Рейвенсхолд… Вы помните тот день?

Рина помнила каждое мгновение того дня. Она помнила резкий ветер, колючий дождь, величественные утесы, помнила, как сверкнула молния, осветившая древний Рейвенсхолд. Она не забыла и первую встречу с гордой графиней и с красавицей Эми, показавшейся ей тогда избалованной, капризной и бессердечной. Но лучше всего запомнился Эдуард. Сверкая глазами, он ураганом ворвался в комнату, пугающий, высокомерный… и великолепный. Наверное, она полюбила его с первого взгляда, хотя в тот момент, конечно, не понимала этого.

Рина попыталась отогнать навязчивые воспоминания.

– Да, мистер Черри. Я помню тот день.

Он кивнул, в смущении откашлялся.

– Видите ли… Хотя я нисколько не сомневался в подлинности ваших документов, лорд Тревелин вам не доверял. И он поручил мне провести проверку ваших документов несколько раз. Я даже съездил для этого в Дублин.

Рина похолодела. Документы Квина, подтверждающие вымышленную историю Пруденс, все-таки были поддельными. Неужели мистер Черри разоблачил ее? Она попыталась улыбнуться:

– Ох, деловые разговоры так утомительны… Так что же вы обнаружили?

– Ну, по правде говоря, я не смог ни подтвердить, ни опровергнуть ваши свидетельства. Но сейчас это уже не имеет особого значения. Теперь никто не сможет усомниться в том, что вы действительно Пруденс Уинтроп. Ведь вы рисковали жизнью ради спасения леди Сары. Мне совсем не хочется продолжать расследование.

– Не беспокойтесь, мистер Черри, – отмахнулась Сабрина. – Я всегда буду вам признательна за вашу доброту в те первые дни. И в любом случае вы всего лишь следовали указаниям графа, когда отправились в Ирландию, разве не так? Вы просто очень добросовестный и исполнительный поверенный.

Адвокат расплылся в улыбке:

– Вы удивительная женщина, мисс Уинтроп. Так вот, в качестве добросовестного поверенного графа, сейчас я должен выполнить гораздо более приятное поручение. – Глаза мистера Черри стали совсем круглыми и блестящими, как вишни. – Ставлю вас в известность, что его светлость поручил мне предоставлять в ваше распоряжение тысячу фунтов ежегодно.

Сабрина в изумлении уставилась на адвоката:

– Тысячу… фунтов?

– В год, – кивнул мистер Черри. – Кроме того, граф сказал, что вы можете тратить их, как пожелаете. Удивительная щедрость, не так ли?

– Да, конечно, – с рассеянным видом проговорила Рина.

Значит, Эдуард заплатил ей за спасение дочери. Заплатил за спасение девочки, которую она не могла бы любить больше, даже если бы та была ее собственной дочерью. Ее охватил гнев. Это низко и подло, особенно после того, что произошло в детской. Выходит, она ошибалась, воображая, что он испытывает к ней какие-то чувства. Просто он – хозяин, а она – лишь служанка, которую наградили за верную службу. Но как он мог подумать, что она возьмет эти деньги? Как он посмел предложить их?

Рина все больше распалялась, гнев душил ее. Но она понимала, что должна держать себя в руках, что нельзя давать волю своим чувствам на балу. Аристократка Пруденс сумела бы овладеть собой, и если она, Рина, хочет убедить гостей в том, что является кузиной Тревелина, то ей придется держать себя в узде. Она встала и, обмахиваясь веером, обратилась к мистеру Черри:

– Прошу меня извинить, но я, кажется, немного устала. Думаю, мне надо отдохнуть несколько минут.

Но у нее не оказалось этих нескольких минут. В следующее мгновение ее окружили мужчины, соперничающие за право с ней танцевать.

– Это вальс, – сообщил ей молодой человек в зеленом фраке. – А я лучше всех в графстве танцую вальс.

– Неужели?! – воскликнул сын барона. – Да ты же совсем не умеешь танцевать. Потанцуйте с ним, мисс Уинтроп, и он вам все ноги оттопчет.

– Потанцуйте с ним, и будете вся в синяках, – улыбнулся другой молодой джентльмен. – Мисс Уинтроп, не окажете ли вы честь мне?

Рина, ошеломленная настойчивостью кавалеров, переводила взгляд с одного лица на другое.

– О… для меня это большая честь, – пробормотала Сабрина, – но я…

– Нет, вы будете танцевать вальс только со мной, – раздался знакомый голос.

В следующее мгновение она оказалась в объятиях графа Тревелина.