Сундучок распадался под руками. Вместо дерева и железа – труха и ржавчина.

Недовольно ворчащих рабочих попросили отойти. В качестве компромисса участковый оставил бригадира вместе с молодым небритым хлопцем, первым увидевшим, что скрывала заложенная кирпичами ниша.

Учителя тоже остались – в качестве представителей общественности.

Остап Остапович поудобнее устроился на принесенном ящике, достал из командирской сумки листок бумаги, привычно черкнул слово «Протокол». На большее его не хватило – служители порядка тоже люди.

– Ну, смотрим, что ли, граждане?

Небритый хлопец схватился за крышку. Бригадир сел на корточки, подался вперед, вытянув шею. Ганна хотела последовать его примеру, но поглядела на Владислава Викторовича и не решилась. Физик достал из пачки сигарету, не спеша размял и прикурил, даже не пытаясь подойти ближе.

– Вот! Вот!!! Эх!..

Руки, рывшиеся в недрах сундучка, отдернулись. Над развалинами пронесся тяжкий вздох.

– Мы-то думали, золото! А это вроде как бумаги…

– Покажите! – резко бросил физик, отшвырнув сигарету.

– Нет… Не понять. – Владислав Викторович встал, отряхнул пыль с пальцев. – Могу лишь предположить, что это были письма. Отдельные листы, следы чернил…

– Фиксируем, – бодро откликнулся участковый, водя карандашом по бумаге. – Значит, при визуальном осмотре в вышеизложенном сундуке найдены письма неустановленного содержания неустановленному адресату от неустановленного… Фу ты, плохо выходит!

– А тут еще! – Ганна, осторожно разбиравшая истлевшие листки, подняла руку. – Кажется… Флакон!

Стоявший поблизости бригадир дернулся, готовясь подбежать ближе, но, увидев, что девушка не ошиблась, разочарованно отвернулся.

– Фиксируем, – охотно отозвался Остап Остапович. – А также пустой сосуд, в скобках – флакон…

– Флакон не пустой, – перебил физик.

Ганна Петровна приглашала коллегу в гости не реже раза в неделю. Владислав Викторович не отказывался, и они подолгу пили чай, беседуя о новых методиках в педагогике. Мать Ганны, слышавшая обрывки разговоров, разочарованно вздыхала.

На сей раз до чая так и не дошло. Устроились в оранжерее, среди пахнущих цветов и огромных резных листьев. Что именно тут росло, Владислав Викторович даже не пытался предположить. Ганна охотно бы рассказала, но ее не спрашивали.

На маленьком деревянном столике лежал флакон. Пока закрытый.

– А вы не разобрали, чей там почерк? В письмах этих? – интересовалась Ганна Петровна, вытирая руки вышитым полотенцем.

– В смысле не девичий ли? – догадался физик. – Послания от замурованной графини? Нет, не понять. Но если учесть, что флакон – от женских духов…

«Пустой сосуд, в скобках – флакон» им отдали. Он оказался не хрустальным – из обыкновенного стекла, да и крышечка не походила на золотую. Зато внутри…

– Думаете, все-таки семена? – Владислав Викторович недоверчиво поглядел на находку, качнул головой. – Похоже, но… Что толку? Им же лет двести!

– То ж и оно! – Ганна взяла флакон, поднесла к свету. – То ж такая находка! Как в Бельгии, в Антверпене-городе. Не слыхали, Владислав Викторович? Там целый ящик нашли – семян старых. Полтора века замурованные лежали. И все-таки выросли!

– Что-то слышал, – кивнул начитанный физик. – И вроде бы в египетской гробнице тоже обнаружили, и тоже проросло. Вообще-то говоря, уникальный опыт, правда?

– И правда! Посажу, поливать буду, ухаживать!.. – радостно воскликнула биологичка. Настолько радостно, что Владиславу Викторовичу стало несколько неудобно. Ганна это заметила и смутилась.

Чай все-таки выпили.