О госпожа, скажу я все, что видел.

Ни слова правды я не утаю.

Зачем тебя мне утешать словами?

Чтоб стать лжецом? Нет, правды путь верней.

1200 Провел я мужа твоего на край

Долины, где безжалостно был брошен

Труп Полиника, весь истерзан псами.

Плутону помолясь и придорожной

Богине,^[26] чтоб они свой гнев смирили,

Омыли мы священным омовеньем

Останки и сожгли на ветвях свежих.

Насыпав из земли родимой холм,

Пошли мы к брачному покою девы,

Где ложе из камней, — к жилищу смерти,

1210 И вот один из нас услышал громкий

Стон, несшийся из терема невесты,

И прибежал сказать о том царю.

Тот ближе подошел и горьких жалоб

Услышал вопль и, застонав от муки,

Воскликнул так: «О, злополучный я!

Я сам беду накликал! Нет сомненья

Иду я верной гибели тропой!

Я слышу сына милого. Бегите

Скорее, слуги, вверх и, став у склепа,

1220 Взгляните через брешь, где камень снят,

В глубь подземелья — Гемона ли голос

Я слышу, иль обманут я богами».

Как повелел нам в ужасе владыка,

Мы глянули — и в склепе, в глубине,

Повесившейся деву увидали

На туго перекрученном холсте;

А рядом он, ее обнявши труп,

Лил слезы о погибели невесты,

Отца деяньях и любви несчастной.

1230 Отец, его увидя, с диким стоном

Сбегает вниз и так зовет, вопя:

«Несчастный, что ты сделал? Что замыслил?

Какой бедой твой разум помутился?

О, выйди, сын! Прошу, молю тебя!»

Но юноша тогда, взглянувши дико,

Ни слова не сказал, извлек свой меч

Двуострый. В ужасе отец отпрянул —

И промахнулся он. Тогда, во гневе

Сам на себя, всем телом он на меч

1240 Налег — и в бок всадил до половины,

Еще в сознанье, деву обнял он

И, задыхаясь, ток последний крови

На бледные ланиты пролил ей.

И труп лежит на трупе, тайны брака

Узнав не здесь — в Аидовом дому, —

Показывая людям, что безумье

Для смертного есть худшее из зол.