9

В 1221 году новгородцы прогнали Всеволода Смоленского: «Показали путь новгородцы князю Всеволоду: "не хотим тебя; пойди, куда хочешь; иди к отцу в Русь» (НПЛ). Читатель, обрати внимание и запомни: новгородцы себя Русью не считают. Почему новгородцы прогоняют Всеволода, окончательно порывая с длительным периодом гегемонии смоленских князей? Отказ от союза со Смоленском означал, что Новгород решил сделать ставку на союз с «низовой землей» и вернуться в сферу влияния Владимиро-Суздальской Руси. За князем новгородцы обращаются к Великому князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу, которого они разбили в битве при Липице. Чем вызвано такое резкое изменение расстановки политических сил в Новгородской земле?

Главная причина в том, что к этому времени интересы Новгорода перестали совпадать с интересами Смоленского княжества. После основания Риги русские земли, расположенные в бассейне Северной Двины, получили возможность напрямую, минуя Новгород, вести торговлю с Западом.

Владимиро-Суздальская Русь, в силу своего географического положения, наоборот, в торговле с Западом оставалась зависимой от посреднических услуг Новгорода и, следовательно, интересы Новгорода и Владимира в вопросе политики по отношению к Ливонии совпадали. Обратившись к Великому князю Владимирскому Юрию за князем, новгородцы звали именно его, а не своего заклятого друга Ярослава. Юрий послал в Новгород восьмилетнего сына Всеволода (1222 г.). Но новгородцам нужен был воин, а не ребенок.

В том же году, несмотря на то, что с ливонцами был заключен мир, состоялся новый поход в Ливонию. На этот раз русские объединились с язычниками-литовцами. «Юрий князь прислал брата своего Святослава новгородцам в помощь, и пошли новгородцы с Святославом к Кеси (Цесис), и пришла Литва в помощь же, и много воевали, но города не взяли» (НПЛ). Это был очередной грабительский поход. Ливония, в которой полыхала междоусобица между Ригой, Орденом и датчанами, не могла оказать организованного сопротивления. Судя по Хронике Генриха, целью нападения были владения Ордена Меченосцев, а Рига от участия в обороне орденских владений уклонилась. Можно предположить, что русские действовали в сговоре с Ригой, которая попыталась через псковского князя Владимира использовать их для того, чтобы нанести удар по Меченосцам.

Подробное описание этого нападения на Ливонию сохранилось в Хронике Генриха. «Русские же прислали из Пскова обратно грамоту о мире, заключенном у Одемпэ, а вслед за тем и сами пришли с большим войском. И было в том войске двенадцать тысяч русских, собравшихся и из Новгорода и из других городов Руссии против христиан, находившихся в Ливонии. И пришли они в землю лэттов и стояли там две недели, дожидаясь литовцев и опустошая все, что было по соседству. Затем подошли к Вендену (Цесису). У ворот их встретили братья-рыцари со своими вендами, но не будучи в силах противостоять массе врагов, сожгли дома и деревни и отступили в замок. Однако русские, оставив замок в стороне, перешли Койву и явились в Торейду. И разграбили они всю страну, сожгли все деревни, церкви и хлеб, лежавший уже собранным на полях; людей взяли и перебили, причинив великий вред стране. Литовцы, двигаясь по той же дороге близ Вендена вслед за русскими, перешли Койву, присоединились к ним и, где русские нанесли меньший вред, там приложили руку литовцы. И выступили из Риги магистр братьев-рыцарей со своими и рыцарь Бодо с некоторыми пилигримами; за ними последовали и другие, но лишь немногие из-за бывшего в стране несогласия. И пошел магистр со своими и прочими сопровождавшими к Койве и стал на берегу, не давая русским переправиться на его сторону. Некоторые из ливов, переправившись через реку, бросились преследовать литовский отряд, шедший с пленными и добычей из Койвемундэ, и убили у них до двадцати человек, прочие же спаслись бегством к русским. Другой, русский, отряд они застали в деревне Когельсэ, убили и у них семь человек, а другие бежали и воротились к своим или скрылись в лесу. И сказали тогда русские: «Нехорошо нам оставаться здесь, так как ливы и тевтоны собираются вокруг нас со всех сторон». И, поднявшись в полночь, стали уходить из страны, а на следующую ночь, остановившись в Икевальдэ, разграбили и сожгли окрестную область. На третью ночь такой же вред причинили в местности у Имеры, затем поспешили в Унгавнию, четыре дня таким же образом опустошали и эту область, а там вернулись в Руссию. Литовцы же, не решаясь отделиться от русских из страха перед тевтонами, ушли с ними во Псков и оставались там целый месяц, чтобы потом безопасно возвратиться в свою землю». После неудачного похода в Ливонию малолетний Всеволод, видимо по собственной инициативе, тайком бежал из Новгорода. Новгородцы пришли к Юрию просить в князья его брата. Так в Новгороде вновь появился Ярослав Всеволодович. «На ту же зиму князь Всеволод побежал в ночь, утаившись из Новгорода, со всем двором своим; новгородцы были этим опечалены. Тогда же новгородцы послали к Юрию: «если тебе не угодно держать Новгород сыном, дай нам брата»; и дал им брата своего Ярослава» (НПЛ).

Так спустя восемь лет после поражения в Липецкой битве осуществилась заветная мечта удельного переславского князя – Ярослав вернулся в Новгород. Новгородцам пришлось закрыть глаза на прошлую вражду и забыть причиненное им зло. Главное, чтобы Ярослав с дружиной «низовой земли» помог им в предстоящей войне с «немцами» за Эстонию. Для этого его и пригласили в Новгород.

Историки не могут объяснить, почему новгородцы, которые могли выставить несколько тысяч хорошо обученных и прекрасно вооруженных воинов, вынуждены были приглашать князей и самостоятельно были не способны организовать ничего, кроме ушкуйнических шаек. Английский историк Феннел удивляется «поразительной неспособности новгородцев защищаться от врагов самостоятельно» (Кризис средневековой Руси, с. 55). В действительности ничего поразительного в этом нет: войску, которому предстоит не разбойничий набег за «зипунами», а ведение длительной военной кампании, нужен командир, дисциплина и единоначалие. А сами новгородцы даже во время военных походов не отказывались от обычая решать все вопросы на вече, а все командиры у них были выбранными. В любой момент по поводу и без повода новгородское воинство могло начать митинговать и, решив, что хватит воевать, показать противнику спину. Так, в 1228 году ямь пришла в Ладожское озеро и стала опустошать новгородские владения, мстя за то, что Ярослав Всеволодович с новгородцами воевали их землю. Новгородцы сели на суда и поплыли Волховом к Ладоге. Но ладожане их не дождались и сами вступили в бой с финнами. Что же делали в это время новгородцы? «Они стояли на Неве да вече творили, хотели убить одного из своих, какого-то Судим ира, да князь скрыл его в своей ладье, потом возвратились домой, ничего не сделавши» (Соловьев, т. 2, с. 622).

Один из самых ярких примеров «неспособности новгородцев защищаться самостоятельно» – разгром их войска на реке Ше-лонь в 1471 году, когда четырехтысячная московская рать нанесла сокрушительное поражение сорокатысячному войску Новгорода. Только убитыми новгородцы потеряли в этом бою двенадцать тысяч.

Приглашенный же князь со своей дружиной подобно магниту, притягивающему железную стружку, был той силой, которая объединяла новгородское ополчение и делала его по-настоящему боеспособной силой. Двести-триста княжеских дружинников – достаточно веский аргумент, способный заставить даже самых отпетых новгородских сорвиголов соблюдать дисциплину и выполнять приказы.

Теперь новгородцам предстояла война, которая в случае успеха могла принести им власть над Эстонией. Но ливонцы были противником, с которым самостоятельно новгородцы справиться не могли. Ливонское войско – не племенное ополчение плохо вооруженных и не умеющих воевать чухонцев и ни шайка одетых в звериные шкуры литовцев. Это не хуже новгородцев вооруженное, и, в отличие от них, обученное и дисциплинированное профессиональное войско, которое, к тому же, опирается на стены неприступных каменных замков. А новгородцы, по свидетельству Генриха, не могли взять даже «самый маленький» замок в Ливонии.

Итак, без князя Новгород не мог закрепить и удержать принесенные им на блюдечке старейшинами эстов земли и города. И Новгороду был нужен не просто князь, а опытный воин. Кроме того, за ним должна стоять не только его малочисленная дружина, а войска целого княжества, а еще лучше, нескольких княжеств.

В 1223 году (по Хронике Генриха, в 1222 г.), когда остальные русские княжества вышли биться на Калку, Ярослав во главе двадцатитысячного войска выступил в Ливонию. «Жители встречали его с радостью, выдавали ему всех Немцев, заключенных ими в оковы, и приняли Россиян как друзей в Юрьеве, Оденпэ и других местах» (Карамзин, там же). Ярослав хотел вести войско на Ригу, но эсты убедили его повернуть к Ревелю – против датчан.

Хроника Генриха сообщает о том, что эсты подговорили Ярослава сначала уничтожить более слабых датчан, а затем покончить с немцами. В это время ливонцы отбили у восставших эстонцев ряд замков, в том числе и Феллин, где уже был размешен новгородский гарнизон. На пятнадцатый день осады страдающие от голода, жажды и болезней эсты решили сдаться. Они вышли из замка, вновь приняли крещение и обещали «никогда впредь отступнически не нарушать таинства веры, а за сделанное дать удовлетворение». Сдавшихся на милость победителей эстов рыцари пощадили. «Что касается русских, бывших в замке, пришедших на помощь вероотступникам, то их после взятия замка всех повесили перед замком на страх другим русским» (Хроника Германа). Виноваты ли эсты в гибели новгородцев или нет – сказать трудно. Но проходивший мимо города Ярослав, узнав о судьбе русского гарнизона, пришел в бешенство. Свой гнев он сорвал на местных жителях, истребив всех, кто уцелел от рук немцев и начавшегося в окрестностях мора. Лишь немногим из них удалось спастись в лесах. «Огорченный Ярослав клялся жестоким образом отмстить за такое злодейство, но вместо Рыцарей наказал одних невинных жителей Феллинской области: лил их кровь, жег домы; довершил бедствие сих несчастных, которые искали убежища в диких лесах, стеная от Немцев, Россиян и болезней» (Карамзин, там же.). Покарав «виновных» и «восстановив справедливость», Ярослав продолжил поход на датчан. Но воевать с ними оказалось не так просто, как карать эстов. Четыре недели объединенное войско Ярослава и эстов безрезультатно осаждало датский замок (по русским источникам, это был Ревель), «но не мог ни одолеть их, ни взять их замок, потому что в замке было много балистариев, убивавших немало русских и эстов» (Хроника Генриха). И это несмотря на то, что в ходе восстания эсты захватили много немецких метательных машин и вместе с русскими использовали их во время осады – «пытались взять замок тевтонским способом, но не хватило сил».

Добившись успеха, как обычно, только в разграблении окрестностей, русские войска ушли – «в конце концов король суздальский в смущении возвратился со всем своим войском в Руссию» (Хроника Генриха). НПЛ описывает эту войну по обыкновению кратко: «Пришел князь Ярослав от брата, и идя со всею областью к Колыване, и повоевав всю землю Чюдьскую, а полона приведя без числа, но город не взяли, злата много взяли, и вернулись все здоровы».

Даже здесь Ярослав Всеволодович «отличился». Он присвоил себе большую часть захваченной добычи и переданных эстами даров, чем вызвал крайнее недовольство принимавших участие в походе псковичей и новгородцев.

Поход Ярослава в Эстонию в 1223 году, как и все предыщущие нападения русских на Ливонию, при всем желании не назовешь оборонительным. Ни рижские немцы, ни тем более датчане, на владения которых обрушилась вся Северо-восточная Русь, никакой угрозы для русских земель не представляли.

По традиции этот поход не увенчался победой над ливонцами и датчанами. Но в отличие от предыдущих столь же «успешных» экспедиций русских в Ливонию он оказал судьбоносное влияние на судьбу целого народа – эстов. После того как освободители Ярослава с золотом и другими трофеями разошлись по домам, рижане, Меченосцы, с ливами и лэттами один за одним подавили все очаги восстания на территории Эстонии. «Все радовались и славили бога за то, что после многих бедствий и горьких войн вновь завоевана и покорена почти вся Эстония» (Хроника Генриха). Оставался только один очаг сопротивления – Дерпт, где засел князь Вячко, который совершал регулярные вылазки и подстрекал эстов против ливонцев. Вячко Генрих дал следующую характеристику: «Он был ловушкой и великим искусителем для жителей». Генрих с сожалением констатирует: «Был двадцать шестой год посвящения епископа Альберта, а церковь все еще не знала тишины от войн. Ибо король Вячко с жителями Дорпата (Дерпта) тревожил всю область вокруг. И собрались в тот замок к королю все злодеи из соседних областей, изменники, братоубийцы, убийцы братьев-рыцарей и купцов, зачинщики злых замыслов против церкви ливонской. Главой и господином их был тот же король, так как и сам он давно был корнем всякого зла в Ливонии: нарушив мир истинного миротворца и всех христиан, он коварно перебил преданных ему людей, посланных рижанами ему на помощь против литовских нападений, и разграбил все их имущество» (Хроника Генриха). Дважды, сначала ливы и лэтты, потом Меченосцы пытались взять замок, но не смогли. Тогда епископ Альберт прибегнул к дипломатии и попытался убедить Вячко в том, что он, как христианин, не должен помогать отступникам от истинной веры.

«И отправили епископы послов к королю (Вячко) в Дорпат, прося отступиться от тех мятежников, что были в замке, так как они оскорбили таинство крещения; бросив веру христову, вернулись к язычеству; братьев-рыцарей, собратьев и господ своих, одних перебили, других взяли в плен и таким образом вовсе извели в своих пределах, а все соседние области, перешедшие в веру христову, ежедневно грабили и опустошали». Но Вячко отказался, полагаясь на то, что в случае нападения на город ливонцев ему придет помощь из Новгородской земли. «И не захотел король отступиться от них, так как, давши ему этот замок с прилегающими землями в вечное владение, новгородцы и русские короли обещали избавить его от нападений тевтонов». Уверенность в Вячко вселяло и то, что в его руках оказалась самая лучшая крепость в Эстонии. Вот что пишет об этом Генрих: «Замок этот был крепче всех замков Эстонии: братья-рыцари еще ранее с большими усилиями и затратами укрепили его, наполнив оружием и балистами, которые были все захвачены вероломными. Сверх того, у короля (Вячко) было там множество его русских лучников, строились там еще и различные военные орудия».

Казалось, нужно только ликвидировать последнее логово язычников – Дерпт, и в Ливонии наконец наступит долгожданный мир. Мирным путем это сделать не удалось. Оставалось последнее средство – война. «Итак, чтобы ливонская церковь могла избавить от бед дочь свою, церковь эстонскую, рожденную ею во Христе, достопочтенный епископ рижский созвал братьев-рыцарей, а также церковных людей с пилигримами, купцами, горожанами Риги, со всеми ливами и лэттами и назначил поход для всех, принадлежащих к ливонской церкви» (Хроника Генриха). 15 августа 1224 года (по Хронике Генриха) ливонские войска подошли к стенам Дерпта. «Итак, поля покрылись шатрами, началась осада замка. Стали строить осадные машины, наготовили множество военных орудий, подняли крепкую осадную башню из бревен, которую восемь дней искусно строили из крупных и высоких деревьев в уровень с замком, затем надвинули поверх рва, а внизу тотчас начали вести подкоп. Для рытья земли днем и ночью отрядили половину войска, так, чтобы одни рыли, а другие выносили осыпающуюся землю» (Хроника Генриха). Подмога из Пскова и Новгорода на выручку осажденному Дерпту так и не пришла. Дабы избежать ненужного кровопролития, ливонцы предложили Вячко принять почетную капитуляцию. «Ему предлагали свободный путь для выхода с его людьми, конями и имуществом, лишь бы он ушел из замка и оставил этот народ отступников» (Хроника Генриха). Вячко отказался. Наверное, он до последнего надеялся на то, что подойдет помощь. Да и не верил клятвопреступник Вячко в то, что Ливонцы сдержат свое слово: на его совести было не отмщенное убийство рижан. Терять князю Вячко было нечего, поэтому он дрался с обреченностью смертника.

Получив отказ, ливонцы договорились пленных не брать. Интересны мотивы этого решения. «Надо взять этот замок приступом, с бою, и отомстить злодеям на страх другим. Ведь во всех замках, доныне взятых ливонским войском, осажденные всегда получали жизнь и свободу: оттого другие и вовсе перестали бояться».

Опасаясь того, что на помощь осажденным вот-вот придет подмога, ливонцы вели штурм и днем и ночью. Осажденные отчаянно сопротивлялись.

«Многих на верху вала ранили стрелами из балист, других перебили камнями метательных орудий, бросали в замок железо с огнем и огненные горшки. Одни готовили осадные орудия, другие складывали костры из бревен, третьи подкладывали огонь, наводя всем этим великий страх на осажденных. И бились так много дней. Точно так же и бывшие в замке построили свои машины против христианских орудий, а против стрел христиан направили своих лучников. Подкоп велся день и ночь без отдыха, и башня все более приближалась к замку. Не было отдыха усталым. Днем бились, ночью устраивали игры с криками: ливы и лэтты кричали, ударяя мечами о щиты; тевтоны били в литавры, играли на дудках и других музыкальных инструментах; русские играли на своих инструментах и кричали; все ночи проходили без сна».

Ночью осажденные сделали вылазку для того, чтобы поджечь построенную ливонцами осадную башню. Для этого, проделав в стене отверстие, они стали пускать в нее горящие колеса. Ливонцам, бросившимся в стремительной атаке на крепостной вал, удалось через это отверстие ворваться в город. «Когда уже много тевтонов вошло в замок, за ними двинулись лэтты и некоторые из ливов. И тотчас стали избивать народ, и мужчин, и даже некоторых женщин, не щадя никого, так что число убитых доходило уже до тысячи. Русские, оборонявшиеся дольше всего, наконец были побеждены и побежали сверху внутрь укрепления; их вытащили оттуда и перебили, всего вместе с королем около двухсот человек. Другие же из войска, окружив замок со всех сторон, не давали никому бежать. Всякий, кто, выйдя из замка, пытался пробраться наружу, попадал в их руки. Таким образом, изо всех бывших в замке мужчин остался в живых только один – вассал великого короля суздальского, посланный своим господином вместе с другими русскими в этот замок. Братья-рыцари снабдили его потом одеждой и отправили на хорошем коне домой в Новгород и Суздаль сообщить о происшедшем его господам».

На «его господ» известие о падении Юрьева и гибель его защитников, которые так и не дождались помощи, впечатления не произвела. НПЛ отреагировала на него лаконичной записью: «того же лета убили князя Вячко Немцы в Юрьеве, а город взяли».

Как видно из дальнейших событий, целью ливонцев была месть эстам, ограбившим и убившим живших в Дерпте немцев, и наказание своего старого врага Вячко. С новгородцами воевать они не собирались. Поэтому ливонцы даже не попытались закрепиться в захваченном с таким трудом «замке». Они просто сожгли его и ушли в Ригу, уведя с собой оставшихся в живых женщин и детей. Новгородцы тоже не горели желанием проливать свою кровь за погибших эстов, бывшего полоцкого удельного князя Вячко и его дружинников. Они предложили ливонцам мир. Опытный дипломат епископ Альберт хорошо знал, как договариваться с русскими. Он выдал им из своей казны часть дани, которую собрали с аборигенов, признавая то, что новгородцы остаются номинальными господами в Ливонии. Новгород такие условия мирного договора вполне устроили.

А Ярослав, пополнив свою мошну награбленным в Эстонии золотом, не поделившись со своими подельщиками, поспешно покинул Новгород. Очевидно, он решил переждать в родном Переславле, пока улягутся страсти по поводу несправедливого дележа захваченной добычи.