Глава шестнадцатая

— Эндрю! — позвала Марджори утром.

Он открыл глаза.

— Который час?

В комнате было совершенно светло, за окнами птицы шумели на дневной лад.

— Десятый час, — сказала мать. — Ты ужас как долго спал! Ты уже уснул, когда я вчера пришла звать тебя ужинать.

Эндрю обнаружил, что он спал не раздеваясь.

— Сейчас я встану, — сказал он. Ему очень не хотелось начинать день.

— Не спеши, — сказала Марджори. — Ты сегодня не идешь в школу. Мы пойдем к доктору Фримену, но это к одиннадцати.

Эндрю удивленно поглядел на нее.

— Кто это доктор Фримен? И зачем нам к нему идти? Я не больной.

— Ты слегка не в себе последнее время. Я немного о тебе тревожусь. Я думала, хорошо, если ты с кем-нибудь поговоришь, ну, с кем-нибудь — не со мной, в смысле.

Марджори говорила все это, не глядя на него, она прибирала в комнате, раскладывала вещи по ящикам, распрямляя салфетки, которые вовсе в этом не нуждались.

— Поговорю?.. О чем? — спросил Эндрю, медленно подбирая слова.

— О том, как ты себя сейчас чувствуешь. О том, что тебя тревожит, ну, о таком…

Он видел ее отражение в зеркале, глаза их встретились, она беспомощно улыбнулась и отвела взгляд. Эндрю в ответ не улыбнулся.

— Ничего меня не тревожит, — сказал он. И почувствовал, как внутри него вырастает злость. Почему мама не оставит его в покое?

— Кто этот мужик, Фримен?

Марджори взяла стопку журналов и стала укладывать их на книжной полке.

— Приятель отца, они вместе учились… Он… ну, детский психиатр, что ли.

— Психиатр? Ты что думаешь, мам, у меня крыша поехала, что ли?

Она села на кровать и потрепала его по щеке.

— Переоденься в чистое, — сказала она мягко. — Я приготовлю завтрак.

Взгляд Эндрю упал на выключенный компьютер. Что-то произошло. Что-то заставило его решить больше не играть. Он не мог сообразить: на самом деле что-то было или только приснилось. Его мозг вроде забастовал, как тогда, когда он первый раз играл с Марио… Вот оно! Марио! Что-то случилось с Марио. Но что? Да, а где он?

«Да все с ним в порядке, — пытался он убедить самого себя. — Должно быть пошел домой, когда мы кончили играть, а я про это забыл. У меня что-то голова плохо работает. Что со мной? Почему я так ужасно себя чувствую?»

На его комоде стояла фотография, сделанная на пляже прошлым летом, с отцом и с матерью. Они с отцом занимались виндсерфингом. Бело-розовый парус резко контрастировал с их загорелой кожей. Все трое выглядела счастливыми и беззаботными. Трудно было поверять, что это их семья.

— Папа неделями отсутствует, мама все время плачет. А я… Я… А что — я?

Что бы там ни было, он чувствовал, что с ним не все в порядке. Перевел взгляд с фотографии на свое отражение в зеркале. Он был бледен и казался каким-то бестелесным, прозрачным.

«Как будто я исчезаю», — подумал он: Снова взглянул на фотографию, и вдруг страх ударил его прямо в живот.

Они стояли за спиной. Он видел их отражения в зеркале. Они были вполне реальны, даже еще реальней, чем в игре. Почти полностью трехмерны.

Он не мог пошевельнуться, ничего не мог сделать. Совершенно остолбенел.

— Эндрю, как ты там? Завтрак готов!

Дверь открылась, и мать вошла в комнату. Демоны уменьшились в размере, поблекли и исчезли. Повернув голову, Эндрю увидел, что позади него никого нет, но какое-то темное пятно, колеблясь в воздухе, отплыло в сторону, а затем вернулось и осталось где-то на периферии его зрения.

Под маминым встревоженным взглядом он позавтракал не смея повернуть головы.

Когда они садились в машину, он увидел нечто, обескуражившее его еще больше.

— О, черт!

— Что? Что? — спросила Марджори в волнении. Она проследила его взгляд. Он смотрел на черный велосипед, который лежал возле клумбы.

— Это что, велосипед твоего приятеля… того мальчика? — спросила она. — Вчера его оставил? Убери его оттуда, Эндрю, он помнет нарциссы.

«Это безусловно велосипед Марио. — думал Эндрю. — Он швырнул его вчера как раз здесь. Но он никогда не отправился бы домой без велосипеда, скорее оставил бы свою собственную ногу. Это означает только, что он не вернулся домой».

Эндрю сжал кулаки, ногти врезались ему в ладони. Невероятным усилием успокоил свои мысли. Пока не надо об этом думать… Поднял велосипед, медленно отвел его в гараж, прислонил к своему. Потом сел в машину. Они молча поехали к центру города.

«И не подумаю принимать никаких дурацких таблеток», — решил Эндрю, когда они с Марджори ушли от доктора и уже сели в машину.

Марджори сосредоточилась на том, чтобы задом сдать машину с парковочного места. Другая машина уже стояла за ней в ожидании места, и ей было трудно выехать. Она ненавидела эти многоэтажные парковки. У нее появлялось такое чувство, точно ее заперли, и становилось страшновато, а к тому же надо было крутиться и крутиться по спирали в полутьме, прямо как в дурном сне. Затем остановиться у выезда и найти нужную монету. Пока она рылась в кошельке, машина, идущая следом, начинала сигналить, и от этого Марджори только нервничала и становилась неуклюжей. Наконец-то шлагбаум поднялся и они выехали. Она вздохнула глубоко и сказала:

— Ну что, милый?

Эндрю весь клокотал от нетерпения. Он знал совершенно определенно только одно — ему надо скорее попасть домой и начать игру в «Космических демонов» с самого начала. Он выключил компьютер, поэтому игра вернется к началу. Но если бы она оставалась на уровне воронки, это ему все равно не помогло бы: настоящий пистолет исчез вместе с Марио, и неизвестно, как теперь попадать в игру. Значит, придется снова пройти все стадии, чтобы добыть пистолет. Раньше на это ушел у него не один день. Сколько уйдет сейчас — неизвестно, но надо срочно начать. Ему не будет покоя, пока он с этим со всем не разберется.

— Тебе понравился доктор Фримен? — спросила Марджори.

— Ничего. Но только он ни в чем не разобрался. И у меня ничего нет. И таблетки принимать я не буду.

— Ну, всего одну недельку, — молила она. — Доктор Фримен хочет тебе помочь, и ему виднее. Ты должен его слушаться.

«Все взрослые одинаковые. Всегда они хотят помочь и всегда им виднее. Но им ничегошеньки неизвестно про «космических демонов»!» — думал Эндрю.

Как только они приехали домой, он помчался в свою комнату. Марджори поднялась вслед за ним, уговаривая принять таблетки.

— Ладно, ладно, — сказал Эндрю, чтобы отделаться от нее. — Приму. Давай.

Он положил две таблетки в рот и притворился, что глотает. На самом деле задвинул их языком за щеку. Затем плюхнулся на постель и сказал:

— Я посплю немножко. Устал.

Как только мама вышла из комнаты, он выплюнул таблетки и сунул их под подушку. Затем повернулся лицом к стене, свернулся калачиком и притворился спящим.

Минут через двадцать услышал, как дверь тихонечко отворилась. Он дышал глубоко и медленно. Дверь снова закрылась, и Эндрю услышал, как шаги удаляются и стихают.

Тотчас быстро вскочил и запер дверь своей комнаты. Сел перед компьютером, глубоко вздохнул. Включил компьютер и нажал на старт. Глубокий синий цвет начала игры залил экран, выглядевший вполне безопасным, совсем невинным. Эндрю сосредоточился и начал играть.

Ступени игры были все те же самые, но ощущение было иным. Тогда он чувствовал, как программа ведет его, помогает ему, сейчас казалось, что она против него, что она чинит ему препятствия, где может. И сосредоточиваться было тоже труднее, потому что его не покидало ощущение, что кто-то присутствует в комнате, заглядывает ему через плечо. Демоны на экране и демоны в комнате были как бы ведомы одним и тем же разумом. Точно они сотрудничали, стараясь не допустить его в игру. Уходило гораздо больше времени, чем раньше, даже на самые простые стадии в игре. Он продвигался слишком медленно, много делал ошибок.

«Ничего не получается, — думал Эндрю в отчаянии. — Я ничего не смогу сделать».

Он с тоской смотрел на экран. Экран вновь вернулся к голубому цвету.

«Должен же быть какой-то путь, — думал Эндрю. — Должен же я суметь что-то сделать».

Внутри него закипала злость, и чем злее он становился, тем меньше он мог сосредоточиться. Злость не помогала. Наоборот, все становилось еще хуже. Он понял, чем больше он злится, тем реальнее становятся фигуры позади него, тем больше они начинают его пугать, тем труднее кажется ему игра.

«Игра реагирует на ненависть, — думал он. — Злость помогает им расти. Игра вытягивает энергию из играющего и питает демонов, детей программы, как она их называет. Ух, ужас какой-то, мороз по коже! Если б только я мог все это бросить!»

И хотя он так подумал, но хорошо понимал, что сейчас игра должна быть доиграна до конца.

— В конце концов это только игра, — уговаривал он себя. — Какой бы умной она ни казалась, это только программа. Она должна сама соблюдать свои правила. Раз она реагирует на ненависть, значит, ее надо заставить не реагировать на отсутствие всякой ненависти!

Эта мысль проникла в его сознание, как солнечный луч через булавочную дырочку в оконных шторах. Он стал ее спокойно обдумывать. Его злость стала испаряться. Это еще пока не давало ему надежды, но все-таки с этим уже можно было что-то начинать.

«Марс, — подумал он. — Прости меня».

Немедленно в его душе всколыхнулось такое же негодование и бешенство, как и в туннеле, когда Марио оставил его одного. Поделом ему было то, что с ним случилось.

«Нет! Не думай так! Откажись от ненависти!»

Отказаться было трудно. Точно отрезать кусок от самого себя. Это причиняло боль. Но он старался держать себя в руках.

«Откажись от ненависти!»

Через минуту света в комнате прибавилось. Он сосредоточился на игре. Дело пошло быстрее.

Чувство подавленности слегка отпустило. Ощущение того, что кто-то маячит там, у него за спиной, ослабело.

«Срабатывает, — подумал он. — Мне удастся туда попасть».

Терпеливо и спокойно он продолжал игру.