Бунт

Вто утро все было не так: кофе убежал, на лестнице кто-то рассыпал мусор, а двери переполненного автобуса закрылись перед самым ее носом, и только в вагоне метро Варвара перевела дух и оглядела утренних пленников, точно нанизанных на одну покачивающуюся бечеву. Скользнув взглядом по сидящим пассажирам боковым зрением, она зацепилась за заголовок на развороте газеты: «Чертухинский маньяк: в лесу под Москвой обнаружены новые трупы… Русский чупакабра пока не пойман!»

– «Станция Беговая», – давясь от внутреннего смеха, объявил женский голос. – «Осторожно, двери закрываются…» Должно быть, этот подавленный хохот был прописан пассажирам как концентрированная пилюля утренней радости или вечернего отдохновения.

Голос усыпляюще булькал, но Варвара уже рванулась сквозь пневматические челюсти. Двери вагона хищно щелкнули у нее за спиной. Рассекая встречный поток пассажиров, она побежала к эскалатору.

Выскочив из метро, она стремглав бросилась к киоску и, выхватив у продавщицы последнюю газету, впилась в текст. Речь шла о происшествии в Чертухинском районе. На окраине леса нашли пару задранных овец, а в нескольких километрах – труп молодой женщины без признаков насилия или иных действий, приведших к смерти.

За неделю до этого в деревне Воробьевка пропала пятилетняя девочка, а в соседнем районе сгорел дом переселенцев с Кавказа. «Возможно, речь идет о действиях маньяка или целой группы лиц, намеренно дестабилизирующих обстановку в районе… В окрестностях озера проводится масштабный поиск… Работают кинологи с собаками…» – успокаивал читателей милицейский пресс-центр.

Как сомнамбула, Варвара вновь вошла в метро и села в обратный поезд.

В эту самую минуту полковник Варганов свернул с раскаленного Садового кольца на набережную. Впереди в жарком летнем мареве алели кремлевские звезды, еще один поворот – и он вырулит к «конторе».

– Врете, гады… шептал Варганов, припоминая прошлый вечер…

Он едва успел заглушить двигатель, как из дверей «конторы» почти выбежал Кокошкин, непривычно растерянный и без фуражки. Наверное, четко сработала «дежурка», вовремя разглядели варгановский «вольво» и стукнули куда надо.

– Случилось что? – угрюмо спросил Варганов, глядя на непривычно бледное лицо заместителя.

– Случилось, – перевел дыхание Кокошкин. – Я на мобилу тебе звонил, да без толку. Вот что, Серега, ты лучше сразу разворачивайся и дуй домой! Мне тут шепнули, что спецы машину определили – ту, что с Красной площади Ленина вывезла. Так она вроде как твоя… старая. Короче, к тебе на квартиру наряд выехал. А оттуда, – Кокошкин неопределенно мотнул головой, имея в виду высший эшелон службы, – людей в оцепление запросили. По старой дружбе тебя предупредить хотел.

– Спасибо… – попробовал улыбнуться Варганов.

Он резко дал по газам, так что жалко взвизгнули шины, и на раскаленном асфальте остался черный траурный след. Мобильный телефон дочери не отвечал, должно быть, она ехала в метро.

«Эх, Варюха, Варюха, ну и натворила ты дел… И молчала до последнего, как партизанка! И чему удивляться – моя порода… Как же тебя предупредить? Как уберечь роженое-баженое…» – билась в сердце отчаянная тревога, не находя выхода, но отцовская интуиция на этот раз толкнула его к дому.

Казалось, под шинами плавится асфальт, не сбрасывая скорости на поворотах и почти не застревая у светофоров, полковник гнал машину к Серебряному бору.

Впереди выросло оцепление. Младший лейтенант в форме сотрудника ДПС, мельком взглянув на удостоверение, пропустил полковника за первый пикет. Дальше Варганова развернули, объяснив, что проводится общегородская операция «Кольцо», но он знал, как проехать к дому наискосок, по лабиринту дворов.

Едва попадая ключом в замочную скважину, Варвара распахнула дверь, мимо ее ног черной пушистой кометой прошмыгнул испуганный кот. Варвара быстро прошла в комнату, на кухню, проверила газ, все было в порядке, должно быть, кот просто не узнал ее: задыхающуюся, непривычно растрепанную, даже подмышки от страха промокли и пахли ацетоном. Подхватив командирский компас, зажигалку, кое-что из сменного белья и белый холст с нитками, она спрятала все в заплечный рюкзачок и только тут заметила, что над кроватью отца нет старинной остроги.

Варвара тревожно осмотрелась: вроде все было на месте, но одни вещи словно одичали, а другие, наоборот, испуганно сбились в стаю. Моргал включенный компьютер, хотя она отлично помнила, что, уходя, выключила его. Она подхватила рюкзак и, хлопнув дверью, понеслась вниз.

У подъезда копался в машине какой-то горе-шофер. Не поднимая головы, он зацепил Варвару взглядом и прошептал что-то в отворот куртки.

Варвара окончательно растерялась и бросилась обратно в подъезд, стремглав взбежала вверх по лестничному пролету и замерла: с чердака послышался топот погони. Она затравленно огляделась, из распахнутого окна второго этажа было видно, как удрученный «ремонтник» спешно покинул свое распахнутое авто и побежал в подъезд. Еще секунда, и ее возьмут в кольцо! Варвара резко выдавила наружу тугое окно и, перебросив легкое тело через раму, спрыгнула на козырек подъезда, оттуда через кусты побежала дворами к шоссе.

Она не видела черную машину со светонепроницаемыми стеклами, выжидающую за углом, как притаившийся в зарослях аллигатор. Едва девушка показалась в переулке, автомобиль резко выехал из укрытия, отрезая ей путь. В переулке раздался оглушительный визг тормозов, и из-за поворота выскочил серебристый «вольво». Со смесью ужаса и счастья Варвара узнала автомобиль отца. Полковник не успел затормозить перед неожиданным препятствием, машину повело. Как нацеленный снаряд, «вольво» сплющил капот «аллигатора», от удара черный автомобиль прокрутился юлой, калеча «вольво», и, развернувшись на последнем витке, ударил в багажник. Из-под искореженной крышки со звоном выпала острога. Варганов выпрыгнул из разбитой машины и подхватил острогу.

Дверь черной иномарки распахнулась, и в первую секунду Варвара увидела только темное марево, словно за рулем сидело густое дымное облако. Но расплывчатый силуэт быстро уплотнился, меняя очертания от огромной саламандры до обыкновенного человека, пока не оформился в высокого тощего штатского с зажатым в руке пистолетом Макарова.

– Отец! – крикнула Варвара.

В боевой обстановке, когда для спасения даны сотые доли секунды, рептилии соображали медленнее людей. Будучи абсолютно бесстрашными, они страдали именно из-за этой нехватки чувств и интуиции, позволяющей человеку сработать на опережение, поэтому преимущество Варганова, даже вооруженного острогой, было абсолютным. Полковник усилил удар резким разворотом корпуса и метнул свое древнее оружие. Трехзубая острога вошла в грудь Вибера с сухим хищным хрустом.

Вибер выронил пистолет и осел на асфальт, обеими ладонями держась за острогу, как будто пробовал, крепко ли она сидит. Он сумел вырвать ее и отбросить в сторону. Отрога звякнула у ног Варвары, и она машинально подняла окровавленное оружие. Умирающий Гвибер все еще тянулся к пистолету, пробуя захватить рукоять когтистой шестипалой ладонью, больше похожей на плавник. Носком ботинка полковник отшвырнул пистолет, подхватил с асфальта и осмотрел. Патрон уже был дослан в патронник, и Варганов держал его с предосторожностями, стволом вверх. Варвара бросилась к отцу.

– Варюха, цела! Ничё, дочка, мы, Варгановы, живучие… – Последнее слово полковник выговорил тихо, точно через силу.

Он уже видел то, чего не видела дочь. За ее спиной занимали позиции пятнистые камуфляжники с автоматами наперевес.

– Давай-ка, дочка, уходи потихоньку! Да беги же! Беги!!! – Он резко оттолкнул Варвару, но та не сразу сбросила оцепенение.

Ее рука все еще сжимала острогу, ноги едва шевелились, как в кошмарном сне… Она, пошатываясь, уходила от дымящихся машин и, только услышав близкий вой сирен, пошла быстрее, потом, словно очнувшись, побежала, срывая дыхание.

Варганов не спешил укрыться за массивной тушей «вольво», прикрывая собой уходящую Варвару. По асфальту чиркнула очередь. Стреляли по ногам, значит, брать будут живым, и у него еще есть призрачная фора в несколько горячих от пороха минут. Но он ошибся: выстрел незримого снайпера раскромсал правую ногу, пуля прошла навылет и раздробила голень. От болевого шока Варганов завалился на бок, попробовал подняться, но перебитая нога не слушалась его. Полковник перекатился за «вольво» и занял позицию.

Укрывшись за машиной от снайперских «уколов», он сумел прижать погоню к асфальту, надо было удержать их хотя бы минут пять, не давая подняться, чтобы девчонка ушла подальше, и он держал нападавших экономными точными выстрелами, вынуждая к обороне. «Семечки» – пустые гильзы сыпались одна за другой с легким прощальным звоном. Во время передышки он проверил магазин, там оставался всего один патрон, и еще один был дослан в ствол.

– Ты прости-прощай, порода родовитая… – внезапно пришло на память. Это давний северный плач, он и слышал-то его всего один раз, еще мальчишкой, а вот, поди, запало в душу и всплыло в самую последнюю, самую нужную в жизни минуту.

Он сделал последний выстрел. Затвор вновь вернулся в боевое положение, последний патрон скользнул в патронник, и горячий ствол готов был вытолкнуть последнюю пулю. Полковник попробовал подняться, но не смог. Тогда он сел, прижавшись спиной к заднему колесу «вольво», приставил к ледяному виску раскаленный дульный срез и закрыл глаза. Плавно, почти невесомо, как сам учил на стрельбах, он надавил на хвост спускового крючка. Это последнее усилие не было жестом отчаяния, страха или истеричным протестом. Это было жесткое требование инстинкта свободы, право на выбор судьбы. Самое страшное из всего, что могло быть с ним на земле, уже случилось…

– Ты прости-прощай, порода родовитая, – замер вдали горестный плач.

Пуля прошла навылет и ударила в бензобак «вольво». Грянул взрыв, солнечный день померк от копоти… Густой жирный дым уходил в знойное небо, унося последние мечты, надежды и просьбы полковника Варганова в неподсудные выси. Высоко в небе его клубы распадались на пряди и ложились переменчивой строкой на пустой странице московского неба.

Варвара не слышала шума боя. Задыхаясь от бега, она выскочила на людный проспект и только здесь, ощутив движение и дыхание множества людей, немного успокоилась. Укрывшись за журнальным киоском, она убрала острогу в рюкзак, а витую ручку прикрыла газетами. Купила на остановке бутылку чистой воды и пересчитала деньги: их было в обрез. Она проскользнула под турникетом метро, доехала до вокзала и взяла входной билет в подмосковную электричку.

На станции Залазино Варвара вышла и пересела в автобус, идущий до Чертухинска. Она остановила автобус на обочине лесной дороги, не доехав до города нескольких километров, и под удивленными и даже испуганными взглядами пассажиров отправилась в лес. Вскоре она вышла на заглохший проселок, тот самый, где прополз в последний путь ее белый «жигуленок».

За те несколько дней, что она не была на озере, поляна, где утонула машина, превратилась в пышный зеленый луг, и тропинка растаяла среди густой травы. В лесу быстро стемнело, внезапно смолк птичий гам, и малахитовые лапы елей превратились в черные старушечьи лохмотья. Позабыв о растерзанных трупах и о маньяке, шатающемся по лесам, она брела вдоль берега, робко выкликая Воскресшего. К расколотому камню она вышла уже в густой тьме, сняла рюкзак и положила в глубокую расщелину полотно и нитки, а острогу закопала у корней старой раздвоенной березы, под пышной шапкой мха, и побрела по едва заметной тропе в глубину ночного леса.

В темноте вдоль тропинки белели ночные цветы, похожие на крупные ландыши. В ноздри заползал злой, дурманящий аромат, под ногами похрустывали белые камешки, точно выточенные на токарном станке, она подняла один и тут же с ужасом отшвырнула: на тропе белели рассыпанные позвонки и выветренные кости. Она пошла быстрее, потом побежала, внезапно на ее пути вырос высокий забор, обвитый поверху колючей проволокой. Тропка обрывалась у забора. От луны стало чуть светлее, и Варвара разглядела под неровной, выщербленной плитой темный лаз, прорытый каким-то зверем, может быть крупной собакой. Зачем она поднырнула под забор, она и сама толком не понимала. Но эта влажная от росы тропа, и цветы, и кости в траве, и стена с колючей проволокой поверху – все в этом лесу было связано с Воскресшим тонкими нитями, напряженными нервами, и еще позванивало, как задетые сторожевые колокольчики.

Этот лес ничем не отличался от того, что остался по другую сторону забора, но уверенная натоптанная стежка уводила в глубину березовой рощи. Метров через сто тропа уперлась в приземистое строение с распахнутыми воротами из двух сварных листов и плавно спустилась под землю. Из глубины пробивался ровный, явно не электрический свет, но Варвара решительно вошла в тоннель и почти сразу заблудилась в хитросплетении ходов и поворотов подземелья.

Здесь не было обычных ламп, казалось, светились сами стены. Изредка ей попадались таблички, похожие на указатели аварийного выхода, но вместо силуэта бегущего человека на них был изображен ящер с крыльями и длинным волочащимся хвостом. Внезапно включилась сирена, и она побежала туда, куда указывали «рептильные ангелы».

На одном из поворотов подземелья Варвара увидела распахнутый люк, она уверенно взобралась по сварной лесенке и жадно вдохнула свежий ночной воздух. Забор, отделявший зону от леса, был совсем рядом, и она побежала к слабо белеющим в темноте бетонным плитам, но яростный собачий лай настиг и оглушил ее. Огромные черные псы опрокинули девушку на мокрую от росы траву. Огнедышащие пасти впились в ее запястья и щиколотки и удерживали на земле, не давая подняться. Варвара обреченно затихла. В ее лицо посветили слепящим фонариком, безмолвные охранники оттащили псов, подняли с травы растерзанную девушку и поволокли обратно в подземелье. Через несколько минут она смогла идти, и ее повели, подталкивая в спину прикладами.

Варвару завели в широкое гулкое помещение, построенное выше поверхности земли, и оставили одну. Запущенная комната, где она оказалась, походила на офис конторы средней руки. На низких столиках пылились компьютеры, вдоль стен стояли диваны и кресла. Варвара прощально задержалась взглядом на окнах, где уже широко и вольно светлело небо. Со спины на нее накатила волна ледяного воздуха, она попыталась повернуть голову.

– Не оборачивайся! – последовал приказ.

Голос был низкий, похожий на вибрирующий рык.

Изможденная Варвара села в кресло, в ту же секунду что-то негромко щелкнуло, на стене перед нею вспыхнул широкий экран.

– Говорите, – мягко прошелестел сумрак. – Ваше имя, возраст, интересы…

Сухой, шипящий голос был пропущен сквозь звуковые фильтры, и от этого в ушах щекотало, словно там шевелилась мохнатая гусеница.

– Выпустите меня, я хочу уйти. – Внезапный страх подбросил Варвару с кресла, она бросилась к двери-люку, но безмолвный охранник «выдавил» ее обратно в зал:

– Вы уйдете, когда скажете правду. Ваше имя и фамилия?

– Варвара Варганова.

– Сколько вам лет?

– Двадцать один…

– Отлично… А мне сорок миллионов лет, но я еще не родился… – Механический голос сдавленно хмыкнул, точно нажал на кнопку «сдержанный смех».

Должно быть, это была шутка, заготовленная заранее, но Варваре было не до любезностей. Всей кожей и даже мозгом костей она чуяла власть крупного и сильного существа, с могучей волей и знаниями.

– Что вы делали на территории секретного объекта?

– Я заблудилась.

– Ложь, вы сознательно перелезли через ограду и прошли через тоннель. Вас сюда направили?

– Это не так, – качнула головой Варвара.

– Странно, но вы говорите правду, – прогудел голос.

Должно быть, у ее невидимого визави перед глазами что-то вроде детектора лжи, и любая заминка в ответе или малейшее изменение тембра сейчас же ломало плавные линии и волны.

– Итак, вы сознательно нарушили демаркационную линию. Зачем? Вы кого-то искали?

Варвара глубоко вздохнула и оглянулась на бледную зарю за окнами, словно искала единственный ответ, который приходит лишь в последнюю, смертельно опасную минуту, но убогие казенные стены, с осевшей на них бумажной скукой, и пыльная мебель хранили равнодушное молчание. В голом неоновом свете блеснула серебряная чешуйка. На сиденье кожаного дивана лежал гребень, Варвара вскочила и дрожащими пальцами подняла свой талисман, всего три, нет, уже четыре дня назад она подарила его Воскресшему.

– Стас! – закричала она, надрывая легкие. – Стас!!!

– Ах, вот вы о чем… – с едва заметной грустью произнес голос.

– Он у вас? – с безумной надеждой выкрикнула Варвара.

– Предположим…

– Я должна его увидеть!

– Зачем?

– Ты еще не понял, тупица? Я люблю его, и я разнесу весь ваш могильник по кирпичам, если не увижу его!

– Храбрый головастик, – удовлетворенно прошелестел голос, – в этом тощем, обескровленном мире мало кто отваживается любить. А ты уверена, что он также хочет видеть тебя?

– Я должна убедиться, что с ним все в порядке!

– Хорошо, ты увидишь его, но право на встречу ты должна заработать. Расскажи о себе все, от этого будет зависеть, захочу ли я спасти тебя или тебе придется стать еще одной «чертухинской находкой».

Варвара обмякла. Ее порыв быстро схлынул, и она чувствовала смертельную усталость и равнодушие к своей судьбе. Но где-то здесь, в этих стенах, жил и дышал Воскресший, и ради него, ради слабой надежды на встречу она сдалась. Не раздумывая и не прячась, она ответила на все вопросы.

– Ну что ж… Считайте, что вы выдержали предварительное собеседование. В ближайшее время вы получите работу по вашим силам и способностям. Вам не нужно возвращаться туда, откуда вы пришли. У вас будет все: просторная комната, удобная одежда, вкусная пища и даже развлечения. С завтрашнего дня вы работаете в нашем центре, по странной случайности именно сейчас нам нужен психолог.

– Я увижу его? – Варвара попыталась придать своему голосу внушительность, но получился слабый девчоночий вопль.

– Будет зависеть от вас, – пообещал невидимка.

Безмолвные охранники провели Варвару через коридор, разделенный переборками, как в подводной лодке, до лифтовой площадки. Лифт плавно провалился в глубину, именно там, на бессчетном уровне подземелья, располагалась комната-модуль, похожая на номер в дорогой гостинице. Ей принесли одежду без швов – короткие черные брюки, черную блузу и круглую черную шапочку, похожую на медицинскую. Варвара приняла душ и легла в постель, застеленную черным полотном.

«Отец… Отец. Видишь ли ты меня в эту минуту? Не осуждаешь ли?» Когда-то незапамятно давно, в той, уже навсегда потерянной жизни, когда отец был рядом, она умудрялась не замечать этого ежедневного счастья. Она жила своей собственной, легкомысленно счастливой жизнью, а когда встречалась с отцом за поздним ужином, то говорила о пустяках и бытовщине и никогда – о тайнах жизни, родства и крови. Теперь эти тайны открывались ей по наитию, и она заплакала, как в детстве, когда надолго оставалась одна, но она помнила последний приказ полковника Варганова – выжить, а приказы в их семье не обсуждались.