ПОБЕГ ИЗ ДОМА

Виталькина мать сразу увидела, что яблок в саду сильно поубавилось. «Молодец сынок, — подумала она, — постарался!»

Ещё два года назад они не продавали яблоки. Хотя работала одна мать, на самое необходимое денег им хватало. Витальке выплачивали пенсию за отца, который умер, когда Виталька был маленьким.

Продавать яблоки надумала Виталькина бабушка, приехавшая погостить из деревни. Бабушка оглядела сад и сказала:

— Наложи-ка мне ведёрочко яблок, пойду на базар.

Вечером принесла выручку.

— Оставьте себе, мама, — сказала Виталькина мать. — У нас деньги есть.

Бабушка замахала руками:

— И что ж что есть? Разве спрятать нельзя? Все говорят, война будет. С деньгами и в войну легче. Спрячь!

Она распродала весь сад. Раньше Виталькина мать любила угощать знакомых, набивая им карманы и сумки яблоками.

— Дурость это, — сказала бабушка, — они не бедней тебя, пусть на базаре покупают.

На вырученные деньги купили шубу. Шуба матери очень нравилась, и она осталась довольной. Прошлой осенью, когда яблоки созрели, опять приехала бабушка, и мать сама уже помогала носить ведра на базар, а потом внимательно считала выручку.

В этом году бабушка заболела, не приехала. Пришлось торговать Витальке.

— Постарался все-таки сынок, — повторила вслух Дарья Романовна. — Денег, наверное, выручил… Надо будет купить ему что-нибудь.

Она принялась наводить порядок, как вдруг за окном залаял Рекс.

— Романовна, уйми пса! — послышался со двора зычный голос.

Виталькина мать выглянула во двор и увидела Граммофониху.

— Незваный гость — хуже татарина! — прогудела та. — На минутку, не бойся. Уйми собаку! Ух и злющая, хуже моих. Чистый волк.

В доме, усевшись на скрипнувший стул, Граммофониха спросила воды.

— Селедок наелась, — объяснила она, оглядываясь. — И не знаю, чего это я так селедку люблю!

«Зачем она пожаловала?» — настороженно думала Дарья Романовна.

Граммофониха оглядела всё кругом и продолжала:

— Люблю солёное. И горькое люблю. А сладкое ни-ни. А пришла я к тебе, Романовна, насчет парня твоего. Сердце у меня за тебя болит. Жаль мне вас обоих, — вздохнула она, горестно качая головой.

— Ты про Витальку? — тревожно подалась Дарья Романовна.

— Про него, про него. Такой орел, хоть караул ори! А где он у тебя?

— Ещё не вернулся с базара.

— Да базар-то давно закрыт! Он с базара ещё днём улетел. Не по душе ему там стоять!

— Что натворил? Говори, Никоновна, — взволновалась Виталькина мать. — Я на работе целый день.

— Понимаю, Романовна. Когда тебе ребёнка воспитывать! Так вот. — Граммофониха понизила голос, словно кто-то мог подслушать. — Орел твой сегодня шесть вёдер в столовую стащил…

— Господи, в какую ещё столовую?!

— В комбинатовскую. Ведь это ж убыток, Романовна! В столовой цена жесткая, государственная!

— Не знаю, что и думать. Никогда не обманывал…

— А кто виноват? Зачем ты ему с дедом Артюшкой позволяешь водиться?

Дарья Романовна пожала плечами:

— Ничего плохого от Артемия Артемьича мы не видели. Тихий такой старик. Всё что-то мастерит. Часа не посидит без дела!

— Хитрый он, Романовна, а не тихий! Людей сбивает. Васеньку не хочет осчастливить!

— Какого это Васеньку, племянника твоего?

— Его — сироту, — Граммофониха шмыгнула носом. — Из-за него Васенька наш в общежитии живет. Ни отца у него, ни матери, ладно хоть тетя есть.

— Опять ничего не пойму. Старик-то при чем?

— Не знаешь ты ничего, Романовна. Старик этот какой участок занимает, а?

— Такой, как все. Двенадцать соток, — не понимала Виталькина мать.

— Во! — закивала головой торговка. — А куда ему столько, а? Он и в сторожке может пожить. Всё равно ходит школу караулить. Плохо ли в сторожах? Я б и то пошла, да забот полон рот.

— Постой, а куда же дом с садом? — всё ещё недоумевала Дарья Романовна.

— Пускай мне продаст, — поджала губы собеседница.

— У тебя же свой есть! Говорят, лучше всех, — испытующе поглядела на нее Дарья Романовна. Граммофониха никогда не приглашала к себе.

— Лучше… конечно, лучше всех! Сколько труда положила! Не себе хочу купить, а Васеньке. Теперь поняла? Всё равно продавать придётся, я наведу комиссию! Мне надо своего сироту пристроить! А Вася оженится сразу. Детки народятся, и я в няньки пойду. Всё равно добьюсь! Такой шум подниму — сам отступится, — заверила она, вставая. Отворив дверь, похвалила Рекса: — Ишь! Рычит… Прибери-ка его. Вот бы мне такого, вот бы мне… мои-то что кошки!

Виталька поздно вернулся домой. Весь вечер они помогали Артюше. Дед приготовил специальные ящики, выложил их деревянной стружкой. В ящики он укладывал яблоки.

Ай да молодцы мы,

Ну и молодцы! –

напевал он.

Машина придёт,

А у нас все готово!

Грузите и везите.

— Как думаете, понравится наш подарок?

— Еще бы!

— И я так думаю.

Хорошо было у Артюши.

Погладив Рекса, Виталька осторожно открыл двери дома.

Мать не спала. Она искоса взглянула на сына и отвернулась.

— Ужин на столе, — коротко бросила она. — Деньги где?

Виталька положил выручку на стол:

— Пятнадцать рублей восемнадцать копеек. Шестьдесят копеек прообедал.

— Ешь сперва. — В голосе матери слышались недовольные нотки.

Виталька сразу думал рассказать ей, что продал яблоки в столовую. Он хотел и про то рассказать, как ему было стыдно встретиться с учительницей…

— Чего молчишь, мам? — осторожно спросил он, усевшись за стол.

Она сердито двинула стулом.

— Чего молчу? Скажи, ты сад растил? Ты его поднимал? Для того надрывался отец, чтобы ты потом своевольничал, а? Молчишь? Ты что думал, не узнаю, куда ты яблоки дел? А ведь и не узнала бы — спасибо, Никоновна предупредила. Всё мне понятно и без твоих слов. На рынке постоять надо, потерпеть на солнце, а тут раз-два и айда к своему деду! Хоть бы посчитал, сколько мать из-за твоих фокусов денег потеряла!

— Всего-то три рубля, — простодушно ответил Виталька. — Зато как быстро! А то стой целый день, как бобик!

— Всего! Я тебе дам «всего». Ишь, добрый какой! Кто это тебя научил? Старик? Не зря Никоновна говорит, что он тебя с толку сбивает. Сам небось так не сделает!

— Ничего ты о нем не знаешь…

— И знать не хочу, — перебила мать. — Запрещаю ходить к нему, вот и всё!

— Нет, пойду.

— Что?! — крикнула мать и неожиданно хлестнула сына по щеке.

Она тут же отдернула руку, но было поздно. Виталька уже вскочил из-за стола, глаза его были полны слёз. Ни слова не говоря, он метнулся к двери.

— Куда? Смотри, если к Артюшке! Пожалуюсь, куда надо! Чему он вас учит? Тоже мне учителя нашел!

Виталька повернулся:

— Граммофониха твоя — натуральная спекулянтка! — Голос у него срывался, лицо горело. — А дед свои яблоки интернату совсем даром отдал!

— Ну вот! Ну вот! Сам чудит и других подбивает. Правильно Никоновна рассудила.

— За наши в столовой заплатили. Туда, я слыхал, плохие несут, а получше на базар.

— Тебе что, лучше других быть хочется?

— Да там же рабочие обедают, — упорствовал Виталька. — Раньше ты и так яблоки дарила, а теперь, вроде Граммофонихи, побольше содрать хочешь!

— Замолчи! — крикнула мать. Но Витальки уже не было в комнате. Он выскочил на улицу. Навстречу ему радостно кинулся Рекс.