8
Холод не прекращался и в первые недели нового года. Выпал большой снег, укрывший толстым покровом всю землю.
Ульф после нескольких дней болезни (он болел гриппом и лежал в санчасти) вернулся в подразделение. Доложив о выздоровлении лейтенанту, он пошел в подразделение, где не было ни души. Придирчиво осмотрев, как заправлены койки в казарме, Ульф обратил внимание на фотографию и лист глянцевой бумаги, приколотые над кроватью Кольхаза. Лист бумаги был весь исписан мелким почерком. Это было стихотворение любовного содержания. На цветной фотографии была снята девушка с каштановыми волосами и карими глазами. Голову она чуть-чуть склонила набок, а вокруг рта у нее застыла еле заметная улыбка.
Ульф довольно долго рассматривал фотографию. Девушка выглядела умной, об этом говорил ее целеустремленный взгляд, энергичной, об этом свидетельствовал волевой подбородок, и в то же время чуть-чуть легкомысленной.
За этим занятием и застал Ульфа Раудорн, вошедший в комнату.
— А где остальные? — спросил его Ульф.
— Поль сегодня свободен, Шонер ушел в село, а Кольхаз тренируется в метании гранаты. Кениг — с ним вместе.
— Кольхаз тренируется? — удивился фельдфебель. — Как это он решился на такое?
— Он сам попросил ефрейтора позаниматься с ним. Мы тоже удивились. Вот уже несколько дней так… Мы и сами не поймем, что это с ним… Это все она!
— Кто она?
— Да вот эта девушка, — ефрейтор кивнул головой на фото.
— А я думал, что они так и не помирились,
— Все быстро выяснилось. Парень тот действительно оказался ее знакомым по институту. Девушка написала Кольхазу письмо, и все встало на свои места.
— Это, по-видимому, положительно сказалось на поведении Кольхаза. Такие знакомства или воодушевляют или же расстраивают человека.
Раудорн недоверчиво покачал головой:
— Думаю, что причину его перемен, нужно искать не в ней. По его лицу заметно, что он что-то пережил.
— Садись! — предложил Ульф ефрейтору. — И рассказывай!
Раудорн закурил и, немного подумав, сказал:
— У меня сейчас такое чувство, что он начал вживаться в коллектив.
— С какого времени?
— Трудно сказать, пожалуй, с рождества.
— А чье это стихотворение? — задумчиво спросил Ульф. — Может, он его сам написал?
— Нет, это, кажется, Евтушенко или кто-то другой из современных. В следующую среду у нас в клубе будет вечер, не забудь пригласить Трау.
— Хорошо…
— Да, к слову, ты, наверное, не знаешь о том, что Кениг хочет организовать небольшой оркестр, а?
— Нет, вот будет здорово!
— В первом взводе он нашел гитариста, в селе один парень играет на саксофоне, а другой — на ударных. Сам он неплохо играет на гитаре-бас. У них уже были две репетиции, играли неплохо. Ну, так не забудь пригласить на вечер Трау.
— Хорошо.
Готфрида Трау Рэке разыскал в школьной библиотеке. Он сидел на лестнице и листал какую-то книгу.
— Не подходи ко мне близко, — сказал он и закашлялся. — Видишь, я простужен, — и он показал рукой на горло, замотанное теплым шарфом.
— У меня это уже было, — усмехнулся Ульф и полез вверх по лестнице. — Меня в лазарете так напичкали таблетками, что теперь мне никакие бациллы не страшны.
— Смотри, я тебя предупредил! — Трау поставил книгу на место, поздоровался с Ульфом за руку и, глядя на него поверх очков, сказал: — Уж если ты разыскиваешь меня в школе, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Я то тебя знаю.
— Скажи, ты в следующую среду свободен? Вечером, разумеется.
— В среду… Подожди… — Трау перелистал блокнот. — Я свободен, если моя простуда меня окончательно не свалит с ног. А что случилось?
Ульф объяснил, а затем добавил:
— Откровенно говоря, никто не знает, куда он нас может завести со своими стихами. Именно потому мы тебя и приглашаем. Ты в поэзии лучше нас всех разбираешься.
— Ну, не больно уж сильно и я разбираюсь.
— Речь пойдет о теории стихосложения, метрике и тому подобном…
— Понятно.
— В общем, мы ждем тебя… Да, чуть было не забыл спросить у тебя, кто такой Евтушенко?
— Евтушенко? Известный советский поэт… русский лирик, если я не ошибаюсь… А почему он тебя заинтересовал? — спросил Трау.
— Да так просто… Он хороший поэт?
— Очень популярный, особенно у молодежи. Кое-какие стихи у него спорны.
— А ты его стихи читал?
— Подожди… — Трау снял с полки тоненькую книжицу.
— Вот его «Избранное». Прочти сам, тогда и поймешь.
Ульф взял книжицу и положил ее в карман.
— Так не забудь, в среду! — крикнул он с порога. — Пометь в своем календарике: среда, двадцать часов!