20
– Мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус, – мы с Риткой часто употребляем эту фразу.
Что она означает? Например, дважды наступить на одни и те же грабли. Или давишься, но все равно пьешь коньяк. Люда же обычно недоумевает:
– Вы о чем? О мышах-наркоманах, что ли?
Сейчас мне открылся новый смысл этой присказки. Да, я наступила на те же грабли, что и Регина. По звонку вышла из дома, села в машину и попала в беду. Мало того, мне в глаза и в горло впились с десяток кактусов. Глаза перестали видеть, стало трудно дышать. А потом я вообще провалилась в черную дыру.
Я оказалась в лапах душителя. На меня напал предвыборный маньяк. Он оглушил меня, чтобы я не сопротивлялась, когда он затянет петлю на моей шее…
Звон в голове превратился в набат. Наверное, он и разбудил меня. А еще холод и боль в руке. Почему так жестко? Неужели я все-таки записалась на курсы йоги?
Я открыла глаза и увидела сумерки. Я лежала на полу в каком-то помещении, холодном и сыром. Голова болела, рука затекла. Боже мой, где я? Довольно большая комната, окно, за которым вечер. Наверное, часов девять, не меньше. Пол дощатый, мебели почти нет. Запах какой-то нежилой. И странная тишина: машины не шумят, соседский телевизор голос не подает.
Я попыталась встать. Глаза еще слезились, в горле першило, но серьезных ран я у себя не обнаружила. И черный шарф на шее не мотался. Пошатываясь, я добрела до окна. Оно было забрано решеткой, и виднелись в нем лишь какие-то ветки. И луна. Больше почти ничего – ни домов, ни фонарей, ни машин. Похоже, это не город. Это домик в деревне. Или в садоводческом товариществе «Энергетик»?
Кажется, действия преступника не отличаются разнообразием. Он поступил со мной так же, как с Региной. Вывез в пригород и бросил в какой-то даче. Интересно зачем? Кузине он хотя бы регистрацию сорвал. А сейчас-то что? Решил меня попугать? Чтобы не совала свой нос в чужие дела, не расспрашивала и не подозревала?
Но это точно была машина Табуреткина. И лицо Табуреткина. Но я не уверена. Как такое может быть? Маска? Его водитель – бывший чекист, а нынешний душитель – сделал резиновую копию лица хозяина и прячется за ней? Странно это…
И что мне теперь делать? Как и Регине, выйти отсюда и брести по дороге. Но, кажется, напавший на меня человек не был так любезен, как в прошлый раз, и не оставил мне мобильный телефон. Я поискала в карманах куртки, пошарила по полу и не нашла его. Кстати, а зачем он его Регине оставил? Хотел, чтобы ее спасли? Ничего не понимаю…
Я попыталась обнаружить дверь. На ощупь добрела до проема, коснулась ручки, попыталась открыть. Заперто. Навалилась всем телом, но дверь не поддалась. Здесь проволокой не обошлось, закрыто на замок. А на окне решетки. Я в ловушке?
Ужасное чувство. Но я постаралась не унывать и не представлять собственные похороны. Хотя интересно, кто придет? Скоро ли после этого Юра женится на иностранке? Нет, так нельзя. Нужно думать о хорошем, искать выход, не сдаваться.
Чего хочет душитель? Уморить меня голодом и холодом? Но маньяк не должен менять почерк. Почему бы ему просто не воспользоваться черным шарфом? Может быть, милиция изъяла их из свободной продажи?
Как хочется пить. И анальгин бы не помешал, иначе голова лопнет.
– Ей, вы там! – закричала я и забарабанила в дверь. – Откройте! Какого черта вам от меня надо?
И дверь внезапно отворилась. Надо было только попросить? Сим-сим, откройся!
В проеме выросла темная фигура.
– Отойдите к стене! – приказал свистящий шепот. – Отойдите и сядьте там. Если сделаете хоть одно резкое движение, я вас убью.
Господи, вот и мы встретились. Душитель и я. Наедине. В темной комнате, за много километров от людей. В руках у вошедшего я различила какой-то предмет. Он поднял его, продемонстрировал. Кажется, топор. Прямо палач из фильмов ужасов, одетый в черное. Я попятилась к стене.
– Кто вы и что вам от меня нужно? – с дрожью в голосе спросила я.
– Во-первых, мне нужно выговориться. А дальше посмотрим.
Я оторопела.
– Выговориться? Но я не психоаналитик.
– Вы – моя крестная.
– Что?!
– Вы дали мне имя. Нарекли Душителем. Вот так, с большой буквы. Остальные еще долго ничего не понимали, а вы сразу дошли до сути. Поэтому я хочу говорить именно с вами.
Дверь за ним со скрипом закрылась. И я снова почувствовала себя в ловушке, вернее, в клетке со зверем.
– Мы знакомы? – произнесла я, стараясь дышать спокойно.
– И да, и нет, – был ответ.
Голос я пока не узнала. Это плохо или хорошо? Если я не знаю этого человека и не вижу его лица, может, он отпустит меня? Хотел бы убить, представился бы. Ведь мертвые не дают показаний.
– С одной стороны, вы отлично меня знаете, Виктория. Но, с другой, так и не смогли догадаться, кто я.
– Во всяком случае, я уверена, что вы не Табуреткин. Откуда же у вас его мобильник, его машина? И почему я видела его лицо в джипе? Вы что, его брат-близнец?
– Все узнаете в свое время, – остудил мой пыл неизвестный, тем самым еще раз напомнив, кто здесь главный. – Сначала ответьте мне, Виктория. Кто, по вашему мнению, убил всех этих людей и почему?
Псих сумасшедший, кто же еще. Но так отвечать нельзя. Типу с топором это вряд ли понравится. А его расстраивать не стоит.
– Я предположила, что это человек, для которого важно, чтобы выборы были честными, – осторожно начала я. – Видимо, он, то есть вы, устали от постоянного вранья и манипулирования общественным мнением.
Вот, так хорошо. Он у меня прямо героем выходит. Может, раздумает меня убивать, а побежит на Доску почета фотографироваться.
– Вот видите, Виктория. Я же говорил, вы меня хорошо знаете. Я не ошибся, когда выбрал вас.
– Выбрали для чего?
– Для исповеди.
Исповедь и покаяние, это же бывает перед тем, как того… Может быть, душитель не меня, а себя топором отделает. Хоть я и считаю, что самоубийство – грех и из любой ситуации есть выход, но для убийцы я не буду его искать.
– Итак, я вам все расскажу. Чистосердечное, так сказать, признание, – снова раздался громкий шепот. – 10 лет назад я предпочел политику журналистике. Творчеству – ремесло. Идеям – грязь и подкуп. 10 лет назад я был журналистом. Не только по профессии, но и по образу жизни. Работал репортером, был в курсе всего, знал все телефоны и адреса, получал ответы на все вопросы. Я снял с должности директора больницы, который покрывал врачебные ошибки, и начальника уголовного розыска, который пытал задержанных противогазом. И хотя официально их вину не доказали, все узнали, что они виновны. И я хотя бы испортил им карьеру.
Я рассказывал читателям об аферах губернатора, который вбухивал миллионы в строительство спиртового завода, в то время как два существующих подверглись умышленному банкротству. Я писал про незаконные увольнения людей предпенсионного возраста и про то, что у пожарных не хватает автолестниц, и им остается только смотреть, как люди в ужасе выпрыгивают из окон. Пожилых восстанавливали на работе, а лестницы покупали. Это настоящая журналистика. Четвертая власть. Когда слово действеннее пули. Это было время демократии, свободы слова. Сейчас о таком остается лишь вспоминать.
Мое имя было на слуху, но получал я довольно скромную зарплату. Такая вот ирония. Люди звонят в редакцию газеты и требуют помочь найти управу на начальников, чиновников или жэк. Но при этом мое издание даже не выписывают, читают «СПИД-инфо». А ведь мне, жене и сыну нужна была отдельная квартира. Сколько можно было жить с родителями, которые прислушивались к каждому шороху и совали свой нос даже в наши тарелки!
В конце концов жена заявила, что больше так не может, и я ее очень хорошо понимал. Я бросил любимую работу ради пиара, ушел в компанию, которая обслуживала политиков и выборы. Там я уже не мог высказывать свою точку зрения и бороться за справедливость. Я выполнял заказы. Пел дифирамбы мерзавцам и топил по их указке честных людей. Примерно как Чумазов. Только последнему это, кажется, нравилось. Он никогда и не работал иначе, сразу же стал цепным псом с телекамерой. Но я-то привык к другому.
Я почти не бывал дома и не видел своих родных. Меня бросали то на выборы губернатора в Иваново, то на выборы мэра в Ханты-Мансийск. Два месяца до дня голосования мы пахали как проклятые, забывая поесть и поспать, но вовремя приезжали на запись телевизионных дебатов. Ни Новый год, ни дни рождения, ни годовщины свадьбы я не мог отметить дома. Зато через два года мы въехали в новую квартиру.
Жена была довольна. Я видел ее и сына только на фотографиях, а слышал лишь по телефону. Зато она смогла купить себе норковую шубу и нанять няню, которая водила нашего мальчика в школу и спортивную секцию.
С каждым годом выборы становились все грязнее. Политики не щадили никого, даже себя. Они устраивали на самих себя покушения, «попадали в аварии», чтобы жальче было. Один даже специально сел в инвалидную коляску. Другой, у которого сын погиб в Чечне, развесил по городу плакаты про самого себя: мол, отправляйся вслед за сыном. Мол, избиратели подумают, что у конкурентов совсем совести нет. Бред!
Я старался не думать об этом, просто зарабатывал деньги на достойную жизнь для своей семьи. Жена счастливо вздыхала: как это здорово, когда ты каждую неделю делаешь в салоне маникюр и у тебя десять пар зимней обуви вместо одной. Набойки больше не меняют в твоем присутствии, пока ты сидишь босая. Она была, конечно, права. Хотя не в деньгах счастье, потому что всегда найдется кто-то богаче тебя. Я это понял на своей шкуре.
Некоторое время назад губернаторские выборы отменили. Теперь первых лиц в областях назначают. Избирательные кампании им не нужны, и доходы пиарщиков резко упали. Конечно, у нас еще остались мэрские и депутатские гонки, но размах уже не тот.
Как-то моя жена поехала отдыхать в Испанию. Одна. Я работал, сын был с няней. Супруга закрутила роман с американцем. Вернулась как ни в чем не бывало. Переписывалась с ним полгода, а потом попросила у меня развод. Они с сыном уехали жить в Штаты, в загородный коттедж ее хахаля.
Знаете, что меня больше всего задевает? Что она оказалась в Испании за мой счет. Если бы не я, она так бы и сидела в своей библиотеке и отдыхала на турбазе, где туалет на улице. На мои бабки она отправилась на роскошный курорт. И вместо благодарности изменила мне, лишила семьи, отняла сына. Это было несправедливо!
Но окончательно меня подкосил Табуреткин. Наш бравый кандидат, народный заступник. Я два раза подряд выигрывал с ним выборы в областную Думу, я продумывал стратегию, изобретал ходы, договаривался, лгал, льстил, запугивал. Я сделал никому не известного учителя узнаваемым политиком, который может претендовать на кресло главы города. Но именно перед мэрскими выборами я получил удар под дых. Откуда-то появился этот самовлюбленный и нахальный мальчик. И он, оказывается, теперь главный, он решает все. А я – у него на побегушках. Позвони туда, съезди к тому. А Табуреткин вообще дошел до того, что посылал меня в химчистку за костюмом, просил позвонить своей любовнице и отменить свидание. Позор! Унижение! Я чувствовал себя барменом, который за 100 рублей скажет жене постоянного посетителя: «Он только что ушел», за 200 – «Он сегодня не приходил», за 300 – «Я не видел его несколько дней», за 500 – «Кто это?»
И этой «сфере обслуживания» я отдал всю свою жизнь! Из-за этого потерял любимую работу, семью. Ведь меня же постоянно не было дома, вот жена и забыла, что мы друг для друга значим. Я все положил на алтарь политики, выборов, пиара, рекламы. Но теперь я уже не нужен, я второй сорт. Меня ни в грош не ставят эти наглые молокососы.
И тогда я решил, что меня еще рано списывать со счетов. Я стану главным человеком на нынешних мэрских выборах. Даже главнее избирательной комиссии. Именно я буду решать, кто будет зарегистрирован, а кто нет, потому что умрет. Я даже смог почти посадить основного претендента.
Для этого я и выбрал эту женщину с редким именем Регина. Не чтобы убить, а чтобы подставить Табуреткина. Я взял его машину, как делал это для поездок в химчистку или в цветочный магазин, когда ему приспичивало купить букет для очередной смазливой студентки. А шофера послать нельзя – шофер у нас не на посылках, он охрана, чекист. Меня вот можно, я – никто.
Так вот, я взял машину и позвонил этой Регине от имени Табуреткина. Она села в джип, мы выехали за город. Я брызнул ей в лицо из баллончика и сунул под нос листовку нашего кандидата, а потом тряпку с хлороформом. Как и вам, Виктория. Так что последнее, что вы видели, теряя сознание, был Афанасий Иванович крупным планом.
Если бы менты тогда его загребли, убийства бы прекратились, клянусь. Но они его отпустили. Нашлись заступнички. В любом случае, надеюсь, я подпортил ему рейтинг. И это еще не конец…
Признаюсь, большинство из жертв было приятно душить. Особенно Чумазова. Я позвонил ему с телефона Табуреткина. Благо, тот разбрасывает свои вещи где попало. Я назначил журналисту встречу от имени кандидата. И он поверил, явился. Тут-то я его и замочил. Еще и помог ему. А то бы кончил парень, как я – разочарованный, ненужный, выброшенный на свалку. А так он ушел на взлете карьеры. В нашем деле главное – побольше нахапать и вовремя уйти. Пока тебя еще любят женщины и ценят хозяева. Потом будет поздно…
Исповедь, как и холод в даче, пробрала меня до костей. Однако я не собиралась сочувствовать убийце. У каждого преступника есть мотив, но я не одна из двенадцати наивных присяжных. Я в эту сказочку не поверю.
Бросила жена – найди другую. Выгнали с работы – переквалифицируйся. Но не гадь людям, не убивай, не лишай их близких и родных. И уж точно не заставляй нюхать газ красотку вроде меня. Боюсь, от моего макияжа уже ничего не осталось, а у меня сегодня еще свидание с женихом. Вместо того чтобы слушать психа с топором, я должна рыбу готовить. Этот субъект взял и испортил мне всю малину! Так что пусть не рассчитывает на понимание. Черным шарфом выборы уж точно не обелить.
Кстати, я так и не поняла, кто же он такой. Бывший начальник штаба, которого сменил Шустров. У меня была такая версия. Так что я все-таки докопалась до истины. Но шофер сказал, мол, тот по здоровью устранился.
– Так вы Егорыч? – уточнила я. – Бывший начальник штаба Табуреткина? Но я слышала, у вас был инфаркт, и поэтому теперь всем заправляет Шустров.
– Нет, сначала меня бросила жена и подвинул этот выскочка, а потом я уже слег с сердечным приступом. Но Афанасий Иванович у нас за народ радеет, никого не обижает, прямо святой с нимбом. Поэтому его версия – забота о моем здоровье. Надеюсь, он однажды подавится какой-нибудь очередной ложью. Захлебнется ею, она встанет у него поперек глотки, и он не сможет дышать. И подохнет. Совсем…
Что ж, похоже, убивая тезок Табуреткина и Костина, несчастную дворничиху, болтливого инструктора и продажного журналиста, наш маньяк представлял, что душит совсем другого человека. Афанасий Иванович – вот кого он мечтает, но не решается прикончить. Вот кто стал для него воплощением всех бед, олицетворением политики, предвыборной грязи, подлости и обмана.
Все-таки мне интересно, кто этот Егорыч. Человек из штаба, но кто именно? Я не знаю их по именам и отчествам. Но я, наверное, видела его много раз в «Табуреткин-хаус». Там околачивался какой-то седой господин, и тип с усами, и лысый, и тетя Маруся. Хотя вряд ли это она…
– Что это такое?! – неожиданно заволновался шептун. – Самолет?
Я не сразу поняла, о чем это он. А потом услышала. Какой-то рокот. Будто бы с неба. Да, действительно, похоже на шум двигателей.
– Надеюсь, он не рухнет прямо нам на голову, – озаботилась я.
Перед глазами сразу встали картинки из новостных программ. Самолеты таранят небоскребы и падают на маленькие деревенские домики. Чего только не бывает… Но я старалась не думать о плохом, не представлять свои похороны.
– Спасибо за откровенность, – сказала я убийце. – Только трудно воспринимать собеседника, когда не видишь его. Трудно сочувствовать, когда не смотришь в глаза.
– Вас разбирает любопытство, – шепот стал насмешливым. – Но правила здесь устанавливаю я…
Однако в следующую секунду комната внезапно осветилась. Вряд ли убийца это планировал. Я вздрогнула. И смогла, наконец, разглядеть лицо душителя.