Письмо в редакцию телепередачи «Очевидное невероятное» с Канатчиковой дачи

Из сумасшедшего дома

Дорогая передача! Во субботу, чуть не плача,

Вся Канатчикова дача к телевизору рвалась,

Вместо чтоб поесть, помыться у колодца и забыться,

Вся безумная больница у экрана собралась.

Говорил, ломая руки, краснобай и баламут

Про бессилие науки перед тайною Бермуд,

Все мозги разбил на части, все извилины заплел,

И канатчиковы власти колят нам второй укол.

Уважаемый редактор, может лучше про реактор, а?

Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд

То тарелками пугают, дескать, подлые, летают,

То у вас собаки лают, то у вас руины говорят.

Мы кое в чем поднаторели, мы тарелки бьем весь год

Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет,

А медикаментов груды мы в унитаз, кто не дурак,

Вот это жизнь, а вдруг Бермуды. Вот те раз. Нельзя же так!

Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало.

Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков.

Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни,

И не испортят нам обедни злые происки врагов.

Это их худые черти бермутят воду во пруду,

Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.

Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,

Тут примчались санитары и зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек.

Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:

«Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы.

Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе».

Сорок душ посменно воют, раскалились добела.

Вот как сильно беспокоят треугольные дела,

Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,

И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет

Подал знак кому-то, значит: «Фельдшер, вырви провода».

И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,

И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах — навсегда.

Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:

«Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?»

Мы ответим нашим чадам правду — им не все равно,

Удивительное рядом, но оно — запрещено.

А вон дантист-надомник, Рудик, у него приемник «грюндиг»

Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ

Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком,

А к нам попал в волненьи жутком и с растревоженным

Желудком, и с номерочком на ноге.

Он прибежал взволнован крайне и сообщеньем нас потряс,

Будто наш уже научный лайнер в треугольнике погряз.

Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,

Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме,

Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли.

И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,

Что бермудский многогранник — незакрытый пуп земли.

Что там было, как ты спасся? Каждый лез и приставал,

Но механик только трясся и чинарики стрелял.

Он то плакал, то смеялся, то щетинился как еж,

Он над нами издевался. Ну сумасшедший, что возьмешь?

Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,

Говорит: «Надо выпить треугольник. На троих его, даешь!»

Разошелся — так и сыплет: «Треугольник будет выпит.

Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!»

Пусть безумная идея — не решайте сгоряча,

Отвечайте нам скорее через доку главврача.

С уваженьем, дата, подпись. Отвечайте нам, а то,

Если вы не отзоветесь мы напишем в «Спортлото».