2

Море оказалось легкой беспрепятственной дорогой для двух горно-стрелковых батальонов 1-й немецкой альпийской дивизии, которые в ночь с 18 на 19 высадились в бухте Кириаки под командованием майора фон Хиршфельда. По правильному расчету подполковника Ганса Барге, гарнизону Ликсури даже при поддержке авиации не так-то легко удалось бы подавить сопротивление итальянской дивизии. Чтобы провести операцию по уничтожению противника, нужно было подбросить подкрепление — отборные части, специально подготовленные для действий в гористой местности.

Горные стрелки майора фон Хиршфельда прибыли. Эта ночь тоже была лунной; освещенные воды бухты Кириаки мягко плескались у бортов; сосны на холмах, озаренные луной, казалось, спускались к морю, колыхались вместе с ним.

Катера причалили к берегу; слова команды произносились вполголоса, но звучали четко, почти звенели в кристальном воздухе лунной ночи. Отчетливо слышались сухие удары бортов о камень, шаги первых горных стрелков, прыгнувших на землю, нестройные шаги батальона, который подтягивался к подножию горы; затем шаги обоих батальонов — все еще беспорядочные, скорее топот ног при построении; приглушенное бряцание оружия; смутные голоса, дыхание двух батальонов, слившееся с дыханием ночи.

Ночь укрыла сосны, горы, оружие, горных стрелков; моторы на катерах стихли. Воды бухты, потревоженные высадкой, вновь стали неподвижной гладью. Но воздух утратил аромат леса, влажной травы и земли, утратил ночной запах камня, нагретого солнцем и сохраняющего тепло даже в прохладе. Воздух, искрившийся в лунном свете над амфитеатром бухты Кириаки, постепенно вбирал в себя тяжелый дух двух батальонов.

Отряд, выстроившийся под горой, вздрогнул и двинулся, вытянувшись в колонну, по белой, озаренной луной, проезжей дороге; батальоны направлялись к мягкой волнистой линии гор Кефаллинии — гор, составлявших природу, стихию этого острова. Без песен, без слов, без команды горные стрелки маршировали к намеченным позициям, придавая этой ночи свой ритм.

Не ритм, присущий долинам и дальним горам в такие же ночи, при такой же луне, но молчаливый и жесткий ритм войны, который придавал солдатам сходство с самоходной машиной — машиной смерти.