Эпилог

Правосудие Императора

Неделю спустя мы тащились по грязному тракту через открытую полосу холмистых пашен Гулича. Теплый дождь барабанил по моему капюшону, и я ощущала, как мой вощеный плащ постепенно сдается под натиском влаги.

Все это время мы быстро двигались на юг, по возможности избегая Хаунерской дороги, и останавливались лишь для того, чтобы Вонвальт или сэр Радомир зашли в попадавшиеся на пути станции и трактиры и навели справки. Брессинджер лежал в повозке Герцога Брондского, укрытый вощеными плащами, пил и спал. Несмотря на то что он успешно шел на поправку, он еще долго не возвращался к непринужденной болтовне и развязному поведению, к которому я привыкла. Думаю, помимо прочего он был обижен на то, что сэра Радомира включили в свиту Вонвальта.

Я долго не понимала, что происходит, пока однажды днем внезапно все не осознала. Несколько деталей мозаики сложились воедино: наш маршрут, явно избегавший Хаунерской дороги и Имперской Эстафеты, частые остановки и расспросы, в которых я не участвовала.

Я подогнала свою лошадь, пока она не затрусила рядом с Винченто.

– Где он? – спросила я Вонвальта. Мне пришлось повысить голос, чтобы перекричать дождь.

– В Оссике, – просто ответил он. Вонвальт был мрачен и выглядел неопрятно, что было для него нетипично. Его черная борода спуталась, став похожей на птичье гнездо, а длинные волосы от влажности стали грязными и слиплись в сосульки.

Я попыталась подобрать правильные слова.

– Его нельзя…

– Я знаю, Хелена, – ответил Вонвальт.

Мы продолжили путь. Я снова подогнала лошадь, чтобы она поравнялась с Вонвальтом.

– Присяжные не…

– Я знаю, Хелена.

Его лицо ничего не выражало.

– Тогда зачем мы…

– Достаточно. Ты уже все поняла, несмотря на мои усилия. Мне стоило догадаться, что так и будет. Ты не станешь в этом участвовать. Мы лишь немного отклонились от пути и скоро поедем дальше на юг. Нам нужны сведения.

– Только сведения? – не унималась я.

Вонвальт не ответил.

– Вы же говорите об…

– Я сказал достаточно, – рявкнул он. – Я не желаю обсуждать это с тобой.

Я умолкла, одновременно уязвленная и обеспокоенная, и вернулась на свое место в процессии.

Мы двигались дальше до самого конца дня, пока солнце медленно садилось. Сумерки подкрались к нам поздно вечером. Однако на горизонте, подобно маякам, уже сияли огни сторожевых башен Оссики – еще одного крупного торгового города, соединенного с Долиной Гейл той же широкой глубокой рекой.

Мы добрались до города уже поздней ночью, и лишь благодаря влиянию Вонвальта нам позволили войти в главные ворота. Когда мы поскакали по булыжным улицам, я ощутила, как стражники провожают нас взглядами. Казалось, что они чувствуют, зачем мы здесь.

Мы нашли неприметный трактир и поставили лошадей в стойло. Я заметила, как в свете огней очага блеснуло серебро – Вонвальт заплатил трактирщику непомерную сумму денег. Общий зал был битком набит сомнительными типами, но никто не обращал на нас внимания.

Вонвальт несколько минут негромко разговаривал с трактирщиком, а затем мы повернулись к выходу.

– Останься здесь с Дубайном, Хелена, – сказал Вонвальт, когда мы дошли до двери. – Я оплатил вам комнату наверху.

– М-м, – неопределенно ответила я. Брессинджер, стоявший рядом со мной, обмяк; из-за боли в культе и выпивки он был наполовину без сознания.

– Заприте дверь на засов и не выходите. Я приду за вами примерно через несколько часов.

Я запротестовала для виду, но я понимала, что если хочу последовать за ними, то мне придется сделать так, как он велит. Еще немного потянув время, я затем ушла наверх, в нашу комнату. Оказавшись внутри, я помогла Брессинджеру улечься в кровать и заперла дверь.

Из окна я увидела Вонвальта и сэра Радомира. Едва они зашли за угол, я бросилась вон из комнаты, спустилась в общий зал и вышла наружу. Там я пошла по незнакомым улицам вслед за ними и примерно через минуту догнала. Оставаясь в тени, я еще где-то четверть часа шла следом. Сэр Радомир и Вонвальт уходили все дальше от освещенных фонарями главных улиц в глухие переулки, где их окликали ждавшие в дверях шлюхи, а мужчины, оценивающе оглядев, решали, что грабить их было бы неразумно.

Наконец они остановились у входа в бордель, и на миг я с ужасом подумала, что все неправильно поняла и сегодня они искали удовлетворение иного рода. Затем я увидела в дверях человека и узнала в нем одного из людей сэра Радомира из Долины Гейл. Они негромко перекинулись парой фраз, затем человек ускользнул прочь, а Вонвальт и сэр Радомир вошли, прикрыв за собой дверь.

Я огляделась. Проникнуть внутрь я никак не могла, но дома вокруг были ветхими, полуразвалившимися, и вскарабкаться по ним наверх было очень легко. За время, проведенное на улицах Мулдау, я научилась мастерски карабкаться, так что теперь в мгновение ока забралась на соседнюю соломенную крышу. Заглянув в несколько окон, я быстро нашла то, что искала: обенпатре Фишера, на котором с фальшивым энтузиазмом скакала скучающая шлюха.

Через считаные секунды после того, как я спряталась в тени, дверь в комнату священника слетела с петель. Внутрь с мечами наголо ворвались сэр Радомир и Вонвальт. Девушка из ниоткуда выхватила нож и прижала его к горлу Фишера. Я видела, как завязалась короткая борьба. Вонвальт руководил происходящим. Затем девушка забрала свою одежду – и кошель монет у сэра Радомира – и ушла.

Мое сердце колотилось. Я подобралась ближе, оказавшись лишь в нескольких футах от окна. Стекло в нем было дрянным, рама прилегала неплотно, так что разговор легко просачивался через щели наружу, в прохладную ночь.

– Казивар вас раздери, Правосудие, что все это значит? Все кончено. Отпустите меня, и мы обо всем забудем, – сказал Фишер слабым, дрожащим голосом.

– Наденьте что-нибудь, – сказал Вонвальт священнику. Тот поспешил послушаться и натянул нижнее белье и пурпурную рясу. – Сядьте. Много времени это не займет.

– Сэр Конрад, пожалуйста… вы уже получили мое признание.

– Закрой свою пасть, – рявкнул сэр Радомир.

Повисла тишина. Вонвальт набрал в грудь воздуха.

– Как вы добрались сюда из Кругокаменска?

Голос Императора. Он грянул в воздухе, как раскат грома. Я подпрыгнула. Мне подумалось, что привыкнуть к первому удару Голоса просто невозможно.

– На корабле… по реке Кова.

– Вы путешествовали вместе с Клавером?

– Д-да!

– Где он?

– Отправился дальше на юг! – выдохнул Фишер. Слова прозвучали хрипло, их вытаскивали из его глотки против воли, как рыбу из реки. – К Пограничью!

– Куда? В Зюденберг? Керак? Цетланд?

– Да… хр-р… В одну из этих крепостей!

– В которую?

– Я не знаю!

– Как назывался корабль?

– Я не знаю! – Фишер задыхался, словно его вздергивали на дыбе.

– Откуда Клавер получил свои силы?

– А-а-а! Пожалуйста! Хватит!

– Откуда? С ним сотрудничает кто-то из Ордена?

– Д-да! Я не знаю, кто именно, пожалуйста!

– Кто?

– Я не знаю! – выдохнул Фишер. Из его носа потекла кровь. Его глаза были размером с блюдца.

Тишина. Фишер тихонько заплакал. Вонвальт и сэр Радомир стояли над ним. Вонвальт опустил меч, а затем сел в кресло в углу. Сэр Радомир продолжал держать свой клинок наставленным на священника, но тот был не в состоянии что-либо предпринять.

Вонвальт упер острие своего меча в половицы между ног. Затем он положил руки на навершие, а подбородок – на руки. Когда он заговорил, голос его звучал тихо. Применение Голоса отнимало массу сил, но дело было не только в этом. Вонвальт устал и, думаю, испытывал глубочайшую тоску. Мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать его.

– Когда я был еще мальчишкой, до того как до нас добрался Рейхскриг, в Йегланде была распространена одна очень старая поговорка: «правосудие королей». Как и все старые поговорки, за годы она приобрела множество разных значений, но мой отец, сам служивший закону, объяснил мне, что исконное значение «правосудия королей» всего одно. Видите ли, как и у сованцев, у нас, йегландцев, существовала своя судебная система. В ней виновность подсудимого определялась решением присяжных, которых набирали из его родного города. Но если присяжные признавали кого-то невиновным, то можно было обратиться к королю, чтобы тот вмешался. Даже если простые люди, ваши соотечественники, снимали с вас всю вину за преступление, король все равно мог вас казнить, если считал, что решение было вынесено несправедливо. – Вонвальт замолк, ненадолго погрузившись в свои мысли. Потом покачал головой. – Правосудие королей, – пробормотал он.

Затем он встал и подошел к Фишеру.

– Конечно, теперь говорят: «Правосудие Императора».

Священник едва успел вскрикнуть. Он все еще был наполовину одуревшим от воздействия Голоса. Он попытался вскочить и отразить меч руками и тут же потерял обе. Выпучив глаза, Фишер уставился на фонтанирующие кровью обрубки, издал единственный стон, полный ужаса и удивления, а затем короткий меч Вонвальта вонзился ему в шею, разрубив позвоночник надвое. Священник ударился о кровать, неуклюже отскочил на нее и, наконец, окровавленной кучей рухнул на пол.

От того, что я ждала подобного конца, мне было не легче его увидеть. Хотя я крепко зажимала себе рот рукой, у меня все же вырвался приглушенный взвизг.

Вонвальт обратился ко мне, не отрывая взгляда от трупа Фишера.

– Хелена, возвращайся в свою комнату. Нам завтра рано выезжать.