Вниз по кроличьей норе
Шел 2014 год. Теплым солнечным ноябрьским утром я проснулся, сварил чашку кофе и сел за стол, наблюдая, как парочка серферов спускается к Венис-Бич. Я только что вернулся из Украины, где месяц готовил репортажи о вялотекущей гражданской войне и жестком экономическом кризисе, раздирающих страну на части. Я страдал от джетлага и усталости. В голове все еще всплывали жуткие картины войны и разрушения на родине моих предков. Мне очень хотелось отдохнуть и насладиться покоем. И тут я решил проверить почту.
В интернете разверзся сущий ад.
Всю ночь, пока я спал, на меня сыпались всевозможные угрозы и нападки. К утру их тон достиг предельно злобного, зверского характера. Слышались призывы меня убить: сжечь, задушить, вскрыть мне горло бритвой. Люди, которых я в жизни не встречал, называли меня насильником, намекали, что я получал удовольствие, избивая женщин и принуждая их к сексу. Меня обвиняли в гомофобии. Анонимы отправляли моему редактору липовые жалобы. Звучали обвинения в том, что я агент ЦРУ, и утверждения, что я работаю на британскую разведку. То, что я родился в Советском Союзе, еще больше усугубляло ситуацию. Конечно же, меня называли шпионом ФСБ, наследницы советского КГБ. Мне сообщали, что мое имя добавлено в список «заказанных» лиц – на сайт в даркнете, куда можно вписывать тех, кого вы желаете убить{591}. Блуждающее око интернет-машины ненависти вдруг сфокусировалось на мне.
Безумие усилилось, когда к этой чертовщине подключилась активистская группа «Анонимус». Она вынесла мне и моим коллегам приговор, заверяя, что не успокоится, пока я жив. «Пусть бесконечность ядовитых насекомых населяет фашистские кишки Яши Левина», – писал в своем Twitter «Анонимус», у которого было 1,6 миллиона подписчиков{592}. Все вдруг обернулось кошмаром. «Анонимус» был децентрализованной группой хактивистов, прежде всего известной своими акциями против церкви саентологии. Теперь же они охотились на меня, нарисовав у меня на спине огромную мишень.
Я ходил взад-вперед по комнате, нервно поглядывая в окно. Рефлекторно опустил шторы, гадая, как далеко может зайти дело. Впервые я задумался о безопасности своей семьи. Недоброжелатели знали, где я живу. Квартира, которую мы снимали с Евгенией, моей женой, была на первом этаже, и вход в нее был со стороны улицы. На все стороны выходили огромные окна, отчего возникало ощущение, будто живешь в аквариуме. Мы думали остановиться на несколько дней в доме друга на другом конце города, пока ситуация не уляжется.
Я и раньше становился мишенью злобного онлайн-буллинга: таков удел журналистов-расследователей. Но в этот раз все было по-другому и выходило за рамки. Меня пугал не только градус ненависти, но и ее причина.
Проблемы начались тогда, когда я стал углубляться в проект «Тор». Я исследовал роль, которую он играл в движении за право на частную жизнь, после того как Эдвард Сноуден представил его как панацею от слежки в интернете. Он вызывал у меня недоверие, и потребовалось совсем немного времени, чтобы найти основания для моих изначальных сомнений.
Первый сигнал – поддержка Кремниевой долины. Группы, в том числе EFF и Fight for the Future, защищающие право на частную жизнь и спонсируемые такими компаниями, как Google и Facebook, были самыми ярыми и верными сторонниками проекта «Тор»{593}. Google прямо спонсировала его разработку, выплачивая щедрые гранты студентам, которые работали в Tor во время летних каникул{594}. Зачем интернет-компаниям, чей бизнес целиком и полностью строится на отслеживании людей в интернете, способствовать развитию мощного инструмента, защищающего от слежки, и продвигать его? Что-то здесь не сходилось.
Исследуя технические детали работы Tor, я быстро понял, что проект не предлагает защиты от слежки за частной жизнью и составления профилей со стороны интернет-компаний. Tor работает лишь в том случае, если люди целенаправленно поддерживают строгую процедуру анонимности в сети: используют только липовые электронную почту и аккаунты, проводят финансовые операции в биткойнах и других криптовалютах и никогда не упоминают настоящих имен в текстах сообщений и электронной почты. Для подавляющего большинства людей в интернете – тех, кто общается с друзьями в Facebook и совершает покупки на Amazon, – Tor не делает ровным счетом ничего. Стоит вам войти в личную учетную запись – в Google, Facebook, eBay, Apple или Amazon – вы тут же выдаете себя. Этим компаниям известно, кто вы. Они знают ваше имя, адрес доставки, информацию по кредитной карте. Они все так же сканируют вашу почту, социальные сети, фиксируют ваши социальные связи и составляют досье. Есть у вас Tor или нет, стоит вам ввести ваше имя пользователя и пароль, как ее технология анонимности становится бесполезной.
Учитывая неэффективность Tor против технологий слежения Кремниевой долины, мне кажется странным, что эту программу поддерживают Сноуден и другие активисты, выступающие в защиту права на частную жизнь. В конце концов, те же документы, опубликованные Сноуденом, говорят о том, что все, чем владеют компании, доступно и АНБ. Я был озадачен, хоть и понимал теперь, почему программа пользовалась поддержкой Кремниевой долины: она давала ложное чувство личной защищенности и не угрожала бизнес-модели отрасли, которая строилась на наблюдении за частной жизнью.
Неясным оставалось, почему Tor поддерживалась американским правительством, но этот факт становился все более понятным по мере продвижения моего расследования.
Таинственность и притягательность Tor во многом была связана с ее, казалось бы, исключительной независимостью и радикальностью, враждебным отношением к государству. По официальной версии она спонсировалась множеством различных источников, что развязывало разработчикам руки. При анализе финансовых документов организации я понял, что все было как раз наоборот. Проект «Тор» был детищем совместного военного проекта ВМС США и DARPA, запущенного в начале 2000-х и все еще выполнявшего некоторые федеральные контракты, уже выделившись в частную некоммерческую организацию. Средства шли из Пентагона, Госдепартамента и по крайней мере одного учреждения, подчиненного ЦРУ. Военные контракты приносили в год несколько миллионов долларов и составляли более 90 % бюджета проекта. Компания, разработавшая Tor, была подрядчиком военных федеральных агентств. У проекта даже был федеральный контрактный номер.
Чем глубже я копал, тем причудливей становилась картина. Я узнал, что практически каждый, кто участвовал в разработке Tor, был так или иначе связан с государственным аппаратом, от которого программа якобы должна была защищать людей. Даже основатель Tor Роджер Динглдайн провел одно лето в АНБ и создал программу, выполняя контракты DARPA и ВМС США{595}. Я даже нашел старую аудиозапись 2004 года (как раз когда он оформлял проект «Тор» как независимую организацию), на которой он говорит следующее: «Я выполняю контракт правительства США по созданию и запуску технологии анонимности»{596}.
Я был в недоумении. Как инструмент глобального движения за право на частную жизнь, направленный против государственной слежки, мог получать финансирование того самого американского правительства, от которого он должен помогать скрыться? Что это? Обман? Уловка? Наживка? Или у меня паранойя? Несмотря ни на что, я попытался во всем по возможности разобраться.
Летом 2014 года я собрал все доказуемые финансовые документы, связанные с Tor, проверил истории госагентств США, которые финансировали проект, проконсультировался со специалистами-шифровальщиками и защитниками права на частную жизнь, опубликовал несколько статей в Pando Daily о противоречивости связей между проектом «Тор» и правительством. Они были прямолинейны и точно следовали старой журналистской присказке: ищи деньги. Сталкиваясь с загадкой, прежде всего нужно понять, кому это выгодно. Я наивно полагал, что сообщество, защищающее право на частную жизнь, будет радо узнать скрытую информацию о финансировании проекта: эти люди всегда параноидально ищут жучки и несовершенства системы безопасности. Но я ошибался. Поборники неприкосновенности частной жизни не только не обрадовались информации о том, что Tor пользовался государственной поддержкой, но и вместо этого набросились на меня.
Майка Ли, бывший технический специалист EFF, который помогал Эдварду Сноудену безопасно общаться с журналистами, а теперь работает в Intercept, назвал меня сторонником теории заговоров и обвинил меня и моих коллег в Pando в сексизме: он утверждал, что мой репортаж был мотивирован не желанием добраться до истины, а гнусным порывом напасть на разработчицу Tor{597}. И хотя Ли признал, что моя информация о государственном финансировании Tor была правдой, тем не менее, вопреки здравому смыслу, он заявил, что это неважно. Почему же? Потому что Tor – опенсорсный проект, работающий по законам математики, что, по мнению Ли, обеспечивало надежность. «Конечно, спонсоры могут пытаться влиять на направление развития проекта и исследований. В случае с Tor действуют смягчающие обстоятельства: во-первых, научное исследование и исходный код находятся на 100 % в свободном доступе, а во-вторых, криптоматематика подлежит проверке специалистов и подчиняется законам физики», – писал он. Ли говорил о том (и в это верили и другие члены сообщества, защищающего приватность), что зависимость разработчиков Tor от Пентагона не играла никакой роли. Их не трогали проблемы влияния, карьерного продвижения, ипотеки, выплат за машину, личных отношений, пропитания и прочие «вязкие» аспекты человеческого существования, которые подспудно определяют наши решения. И все потому, что программа Tor, как и все шифровальные алгоритмы, подчинялась только математике и физике, что делало ее неподкупной{598}.
Весьма сомнительный аргумент. Программа была не воплощением «закона физики», а компьютерным кодом, написанным маленькой группой людей. Обычный софт, как и любой другой, с дырами и ошибками, которые постоянно выявляются и устраняются. Алгоритмы шифрования и компьютерные системы, возможно, и основываются на абстрактных математических концепциях, но, когда их выводят в реальный мир, они становятся несовершенными инструментами, ограниченными человеческим фактором, а также компьютерными системами и сетями, на которых работают. Ведь даже самые навороченные системы шифрования в конечном итоге взламываются. Кроме того, ни Ли, ни кто-либо еще не в состоянии ответить на вопрос, поставленный моим репортажем: если Tor представлял такую опасность для правительства США, зачем же оно продолжало тратить миллионы долларов на развитие проекта, каждый год продлевая финансирование? Представьте, если бы во Вторую мировую войну силы союзников поддерживали разработку шифровальной машины «Энигма» в нацистской Германии, вместо того чтобы бросить все усилия на расшифровку ее кода.
Вместо аргументированного ответа на этот вопрос правозащитники бросили мне в лицо угрозы и клевету.
Журналисты, эксперты и технические специалисты из ACLU, EFF, Фонда свободы прессы и Intercept, а также сотрудники проекта «Тор» объединенными усилиями ополчились на мой репортаж. В отличие от Ли, большинство даже не ссылались на текст, а задействовали целый перечень известных тактик нападения, применяемых в пиаре. Правда, как правило, эти тактики используются корпоративными пиарщиками, а не принципиальными активистами-правозащитниками. В социальных сетях они уговаривали всех заинтересовавшихся моими статьями забыть о них{599}. Когда же это не сработало, они попытались дискредитировать мою работу, подвергнув ее насмешкам, ложным интерпретациям и грубым оскорблениям.
Уважаемый эксперт ACLU по вопросам защиты частной жизни, который теперь работает в Конгрессе, назвал меня «сторонником теории заговора, которому повсюду мерещатся черные вертолеты»[32], и сравнил мой репортаж с «Протоколами сионских мудрецов»{600}. Мне, человеку, бежавшему от антисемитизма, поддерживавшегося в Советском Союзе на государственном уровне, это сравнение показалось особенно обидным. Тем более из уст ACLU. «Протоколы» – антисемитская подделка, распространявшаяся тайной полицией в царской России и вызвавшая массовые еврейские погромы на территории Российской империи в начале XX века{601}. Сотрудники Tor направили в мой адрес целый поток глупых оскорблений, называя «тупым сталинистским отродьем» и «конченным мудаком». Они обвинили меня в том, что мне платили шпионы, чтобы подорвать веру людей в криптографию. Один даже назвал меня насильником и забросал гомофобскими оскорблениями, описывая разнообразные способы, которыми я якобы ублажал своего партнера-мужчину{602}.
Как и все подобные интернет-явления, кампания быстро набирала обороты. Мне и моим коллегам начали угрожать в социальных сетях незнакомые люди. Некоторые обвиняли меня в том, что у меня на руках была кровь активистов, что из-за моих статей, подрывающих доверие к Tor, действительно погибают люди{603}.
Среди жертв нападок оказались также постоянные читатели и пользователи социальных сетей – все, кто осмелился задавать вопросы об источниках финансирования Tor. Один сотрудник проекта дошел до того, что опубликовал личные данные анонимного пользователя Twitter и связался с его работодателем в надежде, что младшего фармацевта уволят с работы{604}.
Ситуация была дикой. Я смотрел, как этот кошмар развертывается в реальном времени, и не имел ни малейшего представления, как на него реагировать. Еще большее замешательство вызвало то, что скоро к нападкам присоединились уважаемые издания, печатавшие на своих страницах лживые порочащие мое имя статьи. В Guardian независимый репортер обвинил меня в том, что я провожу интернет-кампанию сексуального насилия и устрашения{605}. The Los Angeles Review of Books, в целом хороший журнал об искусстве и культуре, поместил эссе независимого журналиста, который утверждал, что мои статьи финансировались ЦРУ{606}. Пол Карр, мой редактор в Pando, направил официальные жалобы и потребовал объяснений, каким образом указанные репортеры пришли к таким выводам. Оба издания в итоге отказались от своих обвинений и выступили с опровержениями. Редактор Guardian извинился и назвал статью ошибкой{607}. Однако в сети нападки продолжались.
Я и раньше слышал в свой адрес угрозы и запугивания. Но в этот раз целью кампании было заткнуть не меня, а саму дискуссию вокруг официальной истории Tor. После первого залпа я залег на дно и попытался понять, почему мой репортаж вызвал такую злобную и странную реакцию со стороны защитников приватности.
Военные подрядчики – кумиры борцов за право на частную жизнь? Эдвард Сноуден поддерживает инструмент, спонсируемый Пентагоном и направленный против слежки АНБ? Google и Facebook поддерживают технологию защиты от слежения за частной жизнью? И почему активисты так враждебно отнеслись к информации о том, что их любимое приложение финансировалось военными? Что за чепуха! Полная бессмыслица!
Когда только посыпались обвинения, я решил, что это просто инстинкт самозащиты. Многие из нападавших либо работали над проектом «Тор», либо были его горячими сторонниками и видели его как инструмент против государственной слежки. Они вроде как были специалистами в этом вопросе; возможно, моя информация о продолжительных связях между Tor и Пентагоном застала их врасплох и выставила в глупом свете. В конце концов, некому не нравится, когда его выставляют дураком.
Похоже, все было не так просто. Собирая историю по кусочкам, крупицу за крупицей, я приходил к пониманию, что за этими нападками скрывается нечто большее, что-то настолько зловещее и обескураживающее, что в это сложно было поверить.