Мия

Ньор Рефелли не заставил себя ждать.

Прибыл, для начала осмотрел малышку, сказал, что та здорова, даже удивительно, и посоветовал укропную водичку для животика. Мало ли что?

Мия обещала сделать. И проводила ньора в спальню на первом этаже, где металась в горячке эданна Фьора.

Ньор осмотрел ее и покачал головой.

– Дана, вы понимаете…

– Да. Но так у нее хотя бы один шанс будет.

– Хорошо, дана. Кто есть еще в доме?

– Мой дядя. Его слуга.

– Не болеют?

– Бог миловал.

– Позовите их – и уходите.

Мия вскинулась, но сверкать глазами на лекаря было бесполезно.

– Я не позволю вам здесь присутствовать. Или вы слушаетесь – или я ухожу.

– Я…

– Вы меня не поняли?

Девушке оставалось только подчиниться. Лекарь проводил ее грустным взглядом.

Да, никого не красит болезнь. Даже если сама девушка не болеет, она все равно осунулась, похудела, подурнела, светлые волосы стянуты в тугие косы, платье из тех, что попроще, темное, невзрачное, на голове простой платок, так крестьянки носят, завязан так, чтобы косы вперед не лезли.

Но все равно, через пару лет из нее вырастет ослепительная красавица. И с характером, сразу видно.

Мужчины вошли в комнату через пару минут.

– Что надо делать? – коротко спросил дан Джакомо.

– Держать. Это адская боль, не все ее даже выдерживают.

– Может, ей рот завязать? Чтобы дана Мия не слышала? – Иларио посмотрел на лекаря даже как-то вопросительно. Слуге Мия тоже нравилась. Такое редко бывает, чтобы дана – и не боялась ручки запачкать. А эта и ничего…

– Ей бы что-то вроде палки, чтобы язык себе не откусила…

Отломить кусок от черенка метлы, обмотать его тряпкой – это недолго. И вскоре мужчины крепко держали эданну Фьору, которую еще и к кровати привязали.

И не зря.

Стоило лекарю начать раскаленным ножом вскрывать бубон, как эданна заметалась, попыталась заорать… точно бы язык себе откусила, а так только зубы покрошились… не сильно. Ну и палку чуть не перегрызла.

Но крови из бубона вышло мало. И гноя тоже…

Ньор Рефелли покачал головой.

– Не знаю. Что смог, я сделал, остальное в воле Божьей.

Но и так всем было ясно, что прогноз крайне плохой.

Мия не плакала. Сил не осталось. Мама, ну как же так…