Глава 23

МИССИС КИРШНЕР СЦЕПИЛА морщинистые руки. Она сосредоточенно уставилась на противоположную стену, но Дэниел сомневался, что она ее видит.

– Ты не слышал эту историю? Бран Мирикс поступил с матерью ужасно. Он так ее ненавидит, он держит ее душу в ловушке, где она не знает ни сна, ни покоя. Она заперта в башне и никогда не сможет попасть на небеса. Говорят, она не освободится, пока не сломаются печати на двери.

– Ох, – выдохнул Дэниел.

Его затошнило. Он не сразу понял, что слишком сильно вцепился в кота, пока тот не начал выдираться. Дэниел ослабил хватку.

– Извини, Алонзо… Шшш. Прости меня, малыш.

– Говорят, Бран живет в поместье. Он сумасшедший, да? И он держит при себе всю семью – не только мать, но и маленькую сестру. Он знает, что ад поглотит его душу, когда он умрет, потому он и продолжает жить. А они вынуждены страдать вместе с ним. Навсегда, – ее передернуло. – Плохой дом, плохая семья. Держись подальше, Дэниел, хорошо?

– Да.

Он пытался представить, что бы он сделал, окажись навечно в ловушке в доме, который медленно разрушается. И все из-за эгоистичных, злобных прихотей одного человека. Дэниел часто оставался наедине с Браном. Интересно, действительно ли хозяин умел ловить души? Если так, он мог поймать и душу Дэниела. Неужели он бессознательно балансировал у края вечного заточения?

Миссис Киршнер встала, взяла чашку Дэниела. Он предложил помочь ей вымыть посуду, но она махнула рукой.

– Не надо, сиди, сиди. Алонзо так хорошо, да? Погрей его, Дэниел.

Старая добрая миссис Киршнер. Кот всегда в приоритете. Дэниел выдавил улыбку, почесывая шею Алонзо. Из кухни доносились привычные звуки: хозяйка ополоснула чашки и убрала их, затем открыла ящик, которым, судя по скрипу, пользовались редко. Дэниел оглянулся через плечо и увидел, что миссис Киршнер возвращается, зажав что-то в руках.

– Подарок Дэниелу, – сказала она, сияя. – Моя бабушка делает. Отгоняет злых духов, да? Сделан из соли и серебра, освящен святым человеком. Дэниел держи его рядом. Он защитит.

– Я… – Дэниел, моргая, уставился на талисман, который она вложила в его руки.

Он был сделан из нескольких крошечных серебряных бусинок, нанизанных на нить вокруг стеклянного флакончика. К флакончику крепился кожаный шнурок, чтобы его можно было носить на шее.

– Мне не хочется забирать у вас подарок бабушки. Он, наверное, очень дорог вам.

Она потрепала его по макушке, проходя мимо.

– Нет, лучше так. Дэниел присмотрит за мной. Я присмотрю за Дэниелом. Хороший мальчик, хороший мальчик.

Он смотрел, как она уходит, и его охватило ощущение дезориентации. Она поняла явно больше, чем он ей сказал. Она не дала бы ему талисман, если бы не думала, что ему угрожает опасность из-за Крейвен Мэнор.

Она очень добра, но я ведь собрался переехать в новый дом, и талисман мне не понадобится. Он повертел талисман в руках. Он был довольно тяжелый. Я не планирую возвращаться в Крейвен Мэнор.

Он попытался утвердиться в этой мысли. Но тут же заколебался. История Элизы и Аннализы поселила в нем чувство вины. Ему удалось избежать львиной пасти, и разумнее всего было бы продолжать жить дальше, не оглядываясь назад. Но он вдруг почувствовал ответственность за измученную семью, особенно за Аннализу. Она стала для него почти другом.

Чувство вины продолжало мучить его, пока он принимал душ. Пока он вытирался в убогой голубой ванной комнате миссис Киршнер, он рассмотрел проблему со всех сторон. Поместье и его обитатели были практически забыты. Полиция тут не поможет. Если я ничего не сделаю, то и никто не сделает. Они навсегда останутся в ловушке. Эта мысль ужаснула его, и мыло выскользнуло из онемевших рук. Он вздрогнул и сделал воду погорячее.

Он имел полное право забыть обо всем. И с юридической точки зрения он не был обязан помогать семье Мириксов… но он уже знал, что никогда не сможет их забыть. Память о том, что он бросил их, оставил страдать, будет висеть над его головой всю оставшуюся жизнь.

Если ты исчезнешь, никто не будет по тебе скучать. Он вышел из душа и посмотрел на свое размытое отражение в зеркале, пока сушил волосы. Миссис Киршнер погрустит, что ты долго не заходишь. Возможно, Кайл будет время от времени интересоваться, куда ты пропал. Но общество ничего не заметит. Никто от тебя не зависит, и дома тебя никто не ждет, да и дома у тебя нет. Поэтому ты – лучший кандидат. Если тебе не повезет, то пострадаешь только ты и больше никто.

Он вспомнил слова Брана: «Вещи и люди, которые здесь умирают, имеют тенденцию задерживаться на этом свете». Дэниел подумал, что встретит смерть без особого сожаления, но мысль о вечном заточении на территории Крейвен Мэнор рядом со мстительным хозяином ужаснула его. Может, Бран не станет приковывать его кандалами к земле. В конце концов, он же не из его семьи, а Бран, похоже, был одержим матерью и сестрой. Но риск все же существовал.

Дэниел провел ночь в гостиной миссис Киршнер, устроившись на кровати с подушками и запасными одеялами. Он то ворочался, то вертелся, то смотрел на свет уличного фонаря в том месте, где он, преломляясь, бежал по потолку, то на Алонзо, который дремал на кошачьем дереве. Пока он лежал без сна, в его голове начал формироваться план. Он был груб и полон нестыковок – все, что угодно, могло пойти не так. Но, если он будет сохранять спокойствие и вести себя естественно, ему, возможно, удастся справиться.

Основой всего плана было сохранить доверие Брана. Владелец поместья, наверняка, заподозрит неладное из-за того, что Дэниел не вернулся. Поэтому ему понадобится веская причина, по которой он остался в городе. Ему также нужно будет держать язык за зубами обо всем, что он узнал.

Дэниел поднялся вместе с солнцем. Миссис Киршнер обычно спала долго, поэтому Дэниел двигался бесшумно, как призрак. Он приготовил завтрак на кухне. Поел у окна, глядя на людей на улице. Дом находился в неблагополучном районе города. Чей-то босой ребенок несколько минут играл в сточной канаве, прежде чем его нашла мать, как следует наподдала ему и затащила в одно из зданий. Лица у большинства прохожих выглядели изможденными, утомленными, переполненными той усталостью, которая возникает из-за ежедневного стресса.

Дэниел задавался вопросом, станет ли его собственное лицо таким же изможденным, если он останется в городе. Все те несколько коротких дней, что он проработал в Крейвен Мэнор, он чувствовал себя прекрасно – будто сбежал в лучшую жизнь. И его работа имела значение… даже если он работал на привидение и человека, сотканного из теней.

Он выдохнул, отвернувшись от окна. Вымыл свою тарелку и оставил на столе завтрак для миссис Киршнер. Наконец, он взял деньги, которые получил накануне от продажи монеты, и спрятал их в шкафу за банкой персиков. Наверное, она обнаружит их не сразу – может, через несколько дней или даже недель. Но они точно пригодятся и ей, и Алонзо, и она сможет продержаться еще некоторое время. Ему было стыдно тратить деньги на себя, но он не испытывал никаких угрызений совести, оставляя их тут, женщине, которая заслужила лучшей доли в жизни.

Он подхватил с подоконника талисман, надел его на шею и сунул флакончик под рубашку. Затем посмотрел на себя в зеркало в ванной. Если куртка застегнута на молнию, талисман не видно. Дэниел молча вышел из квартиры.

Как только он вышел на улицу, его тут же окружили звуки города. В магазине громко ругались, на дороге гудели машины. Дэниел наклонил голову, сунул руки в карманы и быстрым шагом, почти бегом, двинулся подальше от шума. Через пару кварталов он зашел в универмаг и потратил оставшиеся деньги на небольшую сумку с припасами.

Так надо. Он чувствовал тошноту и потел. Его снова затрясло, когда он вспомнил, что касался гнили в заброшенном городе, но потом он успокоился, вспомнив, что миссис Киршнер сказала, что болезнь убивает людей в течение суток. Если бы он заразился, то сейчас уже бы почувствовал. Липкий страх возник исключительно из-за стресса.

Город постепенно сменился сельскими пейзажами, и Дэниел направился знакомой дорогой по Тилбрук-стрит, в конце которой качались на ветру ветви огромного корявого дуба, будто маня его идти вперед. Дэниел повернул и пошел по тропе, выложенной плиткой, в лесные заросли.

В тот день в лесу было шумно. Громко галдели птицы, жужжали и стрекотали насекомые. Дэниел попытался отстраниться от мыслей и сосредоточиться на звуках. Он должен быть спокоен, когда вернется в Крейвен Мэнор. Если он будет нервничать, весь его план рухнет.

Вскоре – раньше, чем ему хотелось – показались ворота. Он остановился у них на мгновение, чтобы взглянуть на изъеденный ржавчиной металл. Бронзовая пластина с названием поместья блестела на солнце.

«Поместье, внушающее страх людям, увидевшим его. Поместье, в котором живут трусы». Он облизнул губы и протиснулся в узкую щель. Этот маневр с каждым разом давался все легче, но он надеялся, что ему придется проделать это еще лишь раз… когда он окончательно покинет Крейвен Мэнор.

Дэниел оставил полиэтиленовый пакет недалеко от ворот, спрятав его в густых кустах. Затем развернулся и пошел по знакомой тропинке через сад к особняку.

Как только он увидел дом, его снова охватила тревога. Темные каменные стены, высокие окна и безумное сочетание контрфорсов и пристроек подавляли. Он посмотрел на башню, и ему показалось, что он видит призрачное бледное лицо, прижатое к стеклу. Он уставился на Элизу, но она отошла от окна и скрылась среди теней.

«Робкая женщина. Женщина, объятая фобиями».

На дереве и на каменных колоннах у входа собрались вороны. Дэниел искал огромную, потрепанную возрастом птицу, но Брана среди них не было. Он поднялся по ступенькам к открытой входной двери и вошел внутрь.

Он и забыл, каким заброшенным выглядит холл. Пустое пространство многократно усиливало звук каждого вздоха и каждого движения. Люстра едва-едва отражала свет, с трудом пробивавшийся через окна. Каждый предмет – пустые рамки и свечи на каминной полке, стулья у камина, некогда пышные портьеры, обрамляющие окна – все задыхалось под слоем пыли. Было слишком темно, чтобы заметить паутину, но Дэниел знал, что она спряталась и выжидает, когда он влипнет в нее.

Момент истины. Поверит ли мне Бран?