Глава 16
Фото Верн получил, только когда на закате выбрался из воды. Дракон не сразу понял, на что смотрит, решив, что мальчишка решил устроить ему пранк – таким в интернете, судя по всему, занимались многие, – но потом присмотрелся и увидел, что кто-то покромсал Ваксмена на приманку для аллигаторов и разложил куски вокруг лежащего в отключке Пшика. Что такое варварство, Верн знал не понаслышке. Он достаточно насмотрелся на него – в основном, во время чистки, когда люди обрекали драконов на всю жестокость, какую только могли придумать. Верн видел выражения лиц этих людей после, и они явно сами удивлялись, какие креативные способы смертоубийств наимпровизировали с полудюжиной мечей, парочкой слонов и чаном масла.
Верн увидел все это, и его сердце разбилось, а разум слетел с катушек.
Но сердца и разумы способны излечиваться.
И теперь Верн заново погрузился в ад. Ваксмен мертв. И это дело рук человека, Хука, и Верна, словно грозовое облако, окутывала глухая тоска, мысли замедляли бег, а моргать и дышать становилось слишком тяжело.
Вжухнуло сообщение. Пшик установил на них звук светового меча.
Сообщение гласило:
Эй, дракон. Ты что, фотку не получил?
У меня тут твой дружочек.
Внизу, в качестве подписи значился эмодзи с крюком, который красноречиво намекал на отправителя.
Через пять секунд световой меч вжухнул снова.
Выглядит он неважно. Ты б поспешил.
За ним следовала точка в гугл-картах – отель «Марчелло» в Новом Орлеане.
Третий вжух.
Айвори Конти говорит убить его щас, но я дам тебе еще час, прежде чем он закончит как Ваксмен.
К этому сообщению крепился файл: еще одно фото Ваксмена. Вернее, голова могвая на колу.
«Хук ошибся, – подумал Верн. – Надо было убить и Пшика. Потому что теперь мне есть ради чего жить».
Ближайший час.
Десять минут спустя Верн уже оказался в воздухе и был совершенно ошарашен текущими событиями в целом.
Во-первых, он входит в воздушное пространство Нового Орлеана впервые с той гребаной истории с видео, которое снял уборщик пару лет назад.
Во-вторых, он рискует собственным чешуйчатым задом ради какого-то пацана, которого видел-то раз два и обчелся, потому что… а, собственно, что? Пшик доставлял в хижину водку и драконью порнуху – так себе причина как убивать, так и умирать ради этого.
И третий залет: он позволил какому-то мудиле-копу так себя накрутить, что полетел прямиком в логово гангстеров, в немалой степени для того, чтобы письками помериться.
«Что бы этой ночью ни случилось, Ридженс Хук не уйдет – и даже не уползет».
– Совсем крыша у тебя протекла, лорд Хайфаэр, – сказал он себе строго. – Поворачивай сию же минуту.
И не повернул, потому что Пшик – хороший малый. Хороший и верный.
«Я поощряю в людях верность. Что дальше, буду присягать, мать их, овцам?»
И тем не менее Верн не повернул. То, что творил Хук, нельзя допускать, даже если это очевидная западня.
Верн летел низко, наслаждаясь теплом восходящих потоков.
«Что, кайфуешь?»
«Так вот, Виверн Всемогущий, если поворачивать ты не собираешься, давай-ка хотя бы включи в игру, мать ее, голову».
Что было справедливым замечанием.
Может, он и всесильный дракон, а они – кучка тупых людишек, так удобно сбившихся вместе для забоя, но иногда тупым улыбается удача, а всесильным – смерть.
«Сосредоточься, малыш. Вспомни, как Грендель вынес тот длинный дом у викингов? Давай вот так и поступим. Только вместо викингов читай: «итальянцы». Длинный дом – отель в центре города. А мечи – полуавтоматическое оружие».
Верн потихоньку начинал понимать, что с метафорами у него туго.
Новый Орлеан сиял огнями так, будто весь город был одной большой ярмаркой. Монолитные плиты небоскребов, кичливые надгробия на фоне ночного неба, не были и вполовину так красивы, как их нарисованные отражения. Особенно – стадион «Супердоум», не постройка, а фиолетовая сиська, напоминающая Верну о драконице, которую он однажды повстречал в, как ее сейчас называют, Бразилии.
«Южноамериканские драконицы. Епт».
Верн проскользнул над болотами Делакруа едва ли в десяти футах над портом Миссисипи. Он держал крылья прижатыми как можно плотнее, а рот – захлопнутым на замок. Один намек на пламя, и он подсветит себя для направленной в его сторону камеры. И если жизнь чему-то и научила Верна, так только тому, что рядом всегда найдется хер с камерой. А нынче этим хером мог оказаться даже робот. Где там тот Армагеддон, поскорее бы – тогда дракону, который всего-то пытается выжить, возможно, станет полегче.
Верн посигналил пигментным клеткам, и те подогнали цвет под природу Миссисипи – весьма неплохо, для случайного наблюдателя, потом поднялся немного выше, чтобы скрыться от плавучих дискотек, но продолжил следовать по реке на северо-восток, к Французскому кварталу. А там обоняние дракона свихнулось от многообразия запахов улиц, рога изобилия специй и парфюмов, из-за чего стало крайне сложно думать о чем-либо, кроме гумбо.
«Надо б в укрытие, – сообразил Верн. – Сперва послежу за отельчиком, потом схвачу этого уебка Хука, сорву его тупую башку и, может, яйца – в водке их замариную».
И мгновение спустя, слегка стыдливо:
«А еще спасти Пшика. Первым делом».
Верн зацепился когтем за средний шпиль собора Святого Людовика и, скрывшись там в тенях, воззрился с высоты птичьего полета на раскинувшуюся перед ним современную Гоморру.
«Наверняка выгляжу – просто отпад, – подумал он. – Здоровенный крутанский дракон у шпиля. Кристофер Нолан бы обосрался от восторга, если бы увидел».
Но никто его не видел. В этом и заключался весь смысл. Сопротивление желанию покрасоваться перед толпой – вот, как Верн выживал так долго. Но как же трудно приструнить себя, когда ты так прекрасен в действии. Десять лет жизни бы отдал, лишь бы хоть разочек оттянуться.
«Даже не знаю, что смогу натворить, – вдруг понял Верн. – Вот, сколько времени утекло».
От квартала внизу веяло центром города, где глянец прятал под собой порок, чтобы туристы набивали клювы по-боями или светили крепкими юными титьками, ничего не опасаясь. Или, если очень уж надерутся, покупали ненастоящие талисманы вуду, чтобы влезть кому-нибудь в штаны.
«Раньше это была карнавальная фишка. А теперь так всерьез, – подумал Верн. – Даже мужики развлекаются. Странно, что так долго сдерживались».
Но глянец Французского квартала наложили неровно; в углах, в недрах переулков проглядывало дно. Верн чуял жгучую сладость дешевого алкоголя, маслянистую пластиковую вонь подожженного крэка, прогорклый мускус беспробудных пьяниц. Он видел, как возбужденные гости города все из себя веселятся и гикают, будто они неуязвимы, будто куда ни плюнь не наткнешься на ствол или выкидной нож. Будто их не могут прихлопнуть как без особых раздумий, так и усилий. Он видел рабочие кадры, которые сновали в толпе трудолюбивыми муравьями, продавая заветные пакетики, обчищая карманы, заманивая лошков в свои заведения. Все шло своим чередом, как и раньше на протяжении столетий, кроме недели сокращенного обслуживания из-за множественных косяков Федерального агентства по управлению в чрезвычайных обстоятельствах после того, как «Катрина» затопила восемьдесят процентов города.
В другой вечер Верн, может, даже насладился бы редкой сменой пейзажа, но сейчас перед ним стояла задача отмстить жестокое убийство Ваксмена, спасти своего пацана и похоронить констебля Хука так глубоко, что без археолога не откопают.
Сердцем Верн никак не мог поверить, что Ваксмена действительно больше нет. А вот нутро переворачивало от старого доброго друга-или-члена-семьи-убил-человек чувства, которое он так хорошо помнил. Он по собственному ох какому обширному опыту знал, что месть не сможет как по волшебству заставить это чувство уйти, но определенно сумеет его малость притупить.
Отель «Марчелло» Верн заметил сразу. Этот Айвори явно любил колонны. Их было около полудюжины только у фасада заведения – в паре кварталов от Рампарта, вплотную к Тремей – залитого золотом и увитого бетонными виноградными лозами. Вывеска, разумеется, тоже сверкала золотом: «Башня Марчелло». Классическая элегантность.
Этот парень думал, где находится? В Нью-Йорке двадцатых годов?
Верну вдруг пришло в голову, что в более светлые времена он бы сжег всю эту построечку только потому, что его выбесила вывеска.
«Славные деньки, – подумал дракон. – Как в воду глядел, Брюс».
Он хотел присмотреться поближе, так что рискнул пятисекундным приземлением на здание напротив – жилой дом из красного кирпича с самыми что ни на есть настоящими горгульими головами, выглядывающими с края крыши.
«Как удобно», – подумал Верн.
На крыше обнаружился один парнишка, весь в боевой готовности к вечеру – с шезлонгом и косячком марихуаны. Дракон рухнул за его спиной, словно марионетка на ниточках, и от души дохнул ему в голову чадом.
– Дешевле травки, – сказал Верн, – но серное похмелье – та еще дрянь.
Дракон припал на четвереньки и подполз к краю и постаментам с головами горгулий. Откуда открылся неплохой вид на «Марчелло». И, что совсем хорошо, сам Верн был прикрыт со всех сторон.
Делать то, что он собирался, на самом деле было не так уж обязательно, ведь на таком расстоянии хватало и пигментных клеток, с его-то простецким окрасом.
Но какого черта. Надо иногда и развлечься.
Верн просунул когтистый палец в трещину в высохшем цементе, крепившем горгулью к стене, и уже через минуту бюст отделился от паза.
– Пойдем-ка, дружочек, – произнес Верн и потихоньку потянул его с насеста.
«А неплохое сходство, – подумал он, разглядывая горгулью. – Но лоб мелковат».
Вблизи драконы и горгульи были не так уж похожи, но на расстоянии и ночью можно с легкостью провести девяносто девять и девять процентов людей, восемьдесят три процента которых тупее свиного дерьма в помойке.
И Верн пристроил на место горгульи собственную голову и воззрился на Новый Орлеан с полной вседозволенностью.
У «Марчелло» было четыре этажа будто бы сплошных камня и стали, с тяжелыми гранитными колоннами и скошенными двойными дверями. Эдакий кипящий жизнью улей, с множеством бойцов, которые создавали движуху у входа, и переполненный итальянский ресторан, занимающий добрую половину первого этажа. Большинство окон прикрывали декоративные решетки, фасад подсвечивали голливудские прожекторы. В плане архитектуры этот Айвори явно пытался воссоздать осовремененную версию итальянской классики, но воткнутый посреди ряда цветных креольских домов с лепниной «Марчелло» выглядел Вулканским посольством, то есть безликим и мрачноватым.
«Даже с прожекторами – скукотища».
Верн даже зевнул.
«А удобная, мать ее, ниша, – подумал он. – Вздремнуть?»
Десять минут – неплохо восполнить силы после полета.
Но как насчет Пшика?
Вероятно, лучше вытащить мальца, а потом уже вздремнуть.
Верн сосредоточил все свое внимание на ноздрях.
«Где ты, парнишка Пшик? Где ты прячешься?»
Нюх у драконов, если есть след, получше, чем у среднестатистической гончей, хотя с годами имел свойство ухудшаться из-за серных отложений вдоль носовых проходов. На прошлом месте, в Эверглейдс, у Верна их на пару столетий вообще почти наглухо заложило – пока любезная тайская дамочка, которая жила в хижине у реки, не уболтала его не делать из нее шашлык, предложив прочистить ноздри свечами. Опасная, тяжелая задачка – работать с огнем рядом с драконом, однако Лили ухитрилась вытащить из носа Верна комья засевшего там дерьма, и будь он проклят, если не почуял запахи хоть самого будущего. Спалось тоже лучше, с чистыми-то дыхательными путями.
Так что Верн отпустил Лили с миром, и в благодарность она натравила на него толпу. Пришлось сказать Флориде прости-прощай. С тех пор Верн и тусовался у Хани-Айленда.
«Стоило того. Здоровью цены нет».
Верн решил, что как только выловит своего бедового фамильяра, заставит его погуглить как правильно ставить свечи – вдруг мальчишка таки сможет провести процедурку. Нос, правда, не был и близко так жестко забит, как раньше – все-таки пыхать огнем ему нынче доводилось редко.
«Что вот-вот может измениться».
Перед вылетом Верн захватил из хижины старую футболку Пшика. Он достал ее из кармана штанов, поднес к морде и потянул носом.
«Ну давай, сопатка. Ищи и обрящи».
Из всех мест, куда могло занести Пшика, Новый Орлеан в целом был худшим, а Французский квартал в частности – худшим из худших. Вокруг вились все знакомые ароматы – угарный газ, биологические жидкости, болотный мускус, вентиляция ресторанов, курильщики, закусочные на колесах, и все это приправлено послевкусием встряски после «Катрины», которое так и не развеялось. Так вот, берешь все это, выкручиваешь остроту на максимум, сбрызгиваешь приевшейся лимонной жидкостью для мойки улиц, еще малость душка протекающих нефтяных бочек Раковой аллеи Речных приходов – и получаешь букет каких поискать.
Не для слабого носа.
«Большинство людей все равно ни черта не чуют», – подумал Верн, а вот его четвертое чувство работало отлично, и он почти мгновенно уловил запах Пшика на третьем этаже «Марчелло». Найти мальца было нетрудно – с тем, как он намывался дешманским мылом с таким содержанием промышленной химии, что закачаешься. Бедный несведущий Пшик, ничего не подозревая, медленно отбеливал себе кожу.
Так вот для Верна этот запах, вместе с Пшиковым характерным купажом из пота, пубертата и норова, был так отчетлив, что дракон мог считать его так же легко, как струйки дыма от неонок на другой стороне улицы.
«Третий этаж, в тылу, – подумал Верн. – Туда и обратно. Кто попадется на пути – ну упс, пофиг. Постараюсь свести потери к минимуму, из уважения к чувствам Пшика относительно убийств и Ваксменовской теории о душах, но в мое оправдание – вообще-то там кругом плохие ребята».
Верн сдал назад, убирая голову из горгульей ниши. Он был уверен, что его никто все-таки не заметил. Камуфляжные клетки плюс ночь плюс бухие людишки равно фактической невидимости. Ну, или Верн искренне на это надеялся.
Он несколько раз отжался, потом добавил с полдюжины прыжков из упора лежа, чисто разогнать кровь. Прикинул, не поделать ли еще разножку, но победила страстная ненависть к этому упражнению.
«Мне эту дрянь делать сложнее, – аргументировал дракон. – У меня центр тяжести ниже».
Пришлось довольствоваться отжиманиями и прыжками. А еще, разумеется, провести беглую проверку своего драконьего хозяйства – убедиться, что оно запрятано так глубоко, как только можно.
«Нервничаешь, Виверн? – оживился внутренний голосок. – Срань господня, да ты что, испуган?»
– Ничего я не испуган, ушлепок, – буркнул Верн в ответ. – Просто предусмотрителен. Давно не разминался, а я, насколько мне известно, последний дракон. Миру нельзя меня потерять.
Однако Верн все-таки нервничал и, возможно, был капелюшечку напуган, что необязательно плохо, хотя своему внутреннему голоску он в этом ни за что бы не признался.
«Страх сцены случается даже у Адель, – сказал Верн себе. – Будь как Адель, пусти энергию в русло».
И, пока не передумал, дракон взял разбег, прыгнул с крыши и нацелил бронированную голову на решетку подъемного окна третьего этажа.
И промазал.
Верн прошел сквозь стену, а это жестко даже для дракона. Впрочем, к счастью, кирпичной постройка только выглядела, а на деле ее возвели из пустотелых блоков и гипсокартонной обшивки. Это и стеной-то сложно назвать – по меркам некоторых средневековых замков, в которые Верну доводилось ломиться. Те ублюдины были толщиной в три фута цельного камня, а сверху, вдобавок, какой-нибудь сраный норманн лил тебе на спину кипящую смолу, а от нее чешую потом хрен отмоешь. Так вот, Верн пробил стену, но малость подрал крылья и поднял жуткую пыль.
– Бля, – выругался он. – Блядская пыль.
В его сбитом прицеле была виновата, конечно, именно она.
Вытряхнув из глаз звездочки, Верн поспешно соскреб с пола свое филе, пока в него не перетек жир, и мафиози не наткнулись на то, как он здесь разлеживается аки готовая для гриля кура. Верн вдруг понял, что теснится в коридоре, а это нехорошо – не развернуться. Драконы, как правило, предпочитали побольше пространства для маневра – посечь когтями, погромить что-нибудь хвостом. В идеале во время битвы дракону даже не приходилось касаться земли, но Французский квартал еще никогда не обвиняли в идеальности, кроме как во фразах типа «О, прекрасно. Просто, еб твою мать, идеально».
Из-за угла вырулили двое, и один серьезно недооценил уровень угрозы.
– Эй, чел, – обратился он к Верну, то ли улыбаясь, то ли нет, – ты чо, типа до хрена косплеер?
Второй врубился в ситуацию получше.
– Срань господня, Альфонсо, эта херь настоящая. Это ж сраная горгулья.
Что было, по мнению Верна, ударом ниже пояса.
Так или иначе, оба быстро забили на переговоры и перешли прямиком к пушкам.
«У меня нет выбора, – подумал Верн. – Только в бой».
«Агась, – поддакнул внутренний голосок. – Типа это в планы не входило».
А потом первая пуля ударила прямиком в грудную пластину. К счастью, Верн так часто попадал в передряги, что клапаны пластины откалибровались и оставались перманентно твердыми, что та еще дрянь, когда пытаешься поспать, но окупается с лихвой, когда какой-нибудь умник палит в тебя почти в упор. Но больно все-таки было, так что Верн, любезный болотный дракон, на мгновение отошел, и его место занял боевой лорд Хайфаэр.
Боевые драконы не слушают внутренние голосочки.
Они встают прямиком на тропу войны.
Что Верн и сделал.
Инстинкт самосохранения вкачал в пластины больше крови, укрепляя броню. Пигментные клетки подцепили темно-синий цвет обоев. Железы плеснули серной нефтью на моляры.
«Ну, погнали», – подумал боевой Верн, щелкая зубами и высекая искру для запала.
«Поддадим жару», – он перегнал десять фунтов телесного жира в плазму и выдохнул ее на запал. Плазма вспыхнула, превращаясь в тот самый поток огня, о котором столетиями писали в книгах, и после которого так редко кто-то оставался в живых.
Пламя успело превратить двух вооруженных качил в обугленные кучки костей, пока Верн с ним не совладал и, сжав губы поплотнее, вырезал в дальней стене коридора дыру. А потом сглотнул пламя и ринулся сквозь кольцо тлеющих углей вперед, ожидая найти Пшика на той стороне.
Но Пшика там не оказалось – во всяком случае, Пшика целиком, – а только палец его ноги на салфетке. А еще надпись на этой же салфетке:
Хер тебе, ящерица.
Верн вздохнул.
«Чтоб тебя, Хук. Совсем дурной. Бедный кретин думает, что может поймать меня в западню, как дикого зверя».
А потом пришло осознание:
«Хук покалечил моего пацана».
Из коридора донесся особенно бравый топот.
«Уж не прошлым ли повеяло?»
Дракон развернулся. К нему неслась дюжина или около разномастных громил, все в предвкушении перестрелки.
«Аж отсюда кокс чую, – подумал Верн. – Чутка колумбийского драйва».
Ребятки явно были тупыми. Как будто никогда не смотрели «Триста спартанцев». Нельзя набиваться в узкий проход толпой. Неважно, сколько вас там – иметь дело надо будет за раз только с двумя.
Но Верн подумал:
«У меня нет ни времени, ни терпения, ни настроения иметь дело с двумя за раз».
Так что он поддал искры, разинул пасть пошире и обдал коридор пятисекундным шквалом яростного огня, который обратил потенциальных противников в кучки костей и заставил их вооружение рвануть так, что из кладки полетели отбитые куски. Несчастные братки даже толком и не рассмотрели, на кого так перли.
«А так вообще говорят? – подумал Верн. – Братки? Звучит как-то устарело».
Верн вскинул нос, пытаясь поймать новый след, и обнаружил целых два – послабее, чем палец, над которым он стоял, но, несомненно, принадлежащих Пшику Моро.
«Опять пальцы, – догадался дракон. – Вот же гребаный садист. Это ведь пытки».
«Агась, – вклинился внутренний голосок, – говорит тот, кто только что выжег целый батальон».
«Эти, по крайней мере, быстро отмучались, – возразил Верн. – Мой огонь тебе не медленный. От драконьего пламени средних ожогов не бывает».
Два запаха, отдельных: значит, Хук вынуждал его гоняться за химерой, которая потом в его же лице и угодит в рагу. Что, конечно, произойдет вряд ли, но кто сказал, что этот тип Айвори не пристроил рядом с очередным пальцем ракетную установку?
Верн улучил минутку на подумать. Ракетная установка точно оставит шрам.
«Если б у меня в распоряжении был отель с рестораном, куда б я сныкал пацана, которого не должны учуять?»
Ответ пришел довольно быстро.
Уловить запах сквозь алюминий сложно даже дракону.
Но богатый опыт подсказывал, что мясохранилище всегда находится в задней части кухни, а уж кухню-то Верн чуял наверняка.
Он выбрался наружу тем же путем, только на этот раз впился когтями в стены и пополз мордой вниз.
По плану он вот так спускался до самой кухни, но давненько не упражнялся в переползании по фасадам, а еще из-за вспышки адреналина стрелка его внутреннего индикатора билась около значения «безрассудно», так что Верн загнал пятерню когтей слишком глубоко и раскрошил блок.
«Пиздец котенку», – подумал он, потеряв хватку и ухнув головой вниз к тротуару.
Расправлять крылья было некогда – даже если б Верн успел малость взмахнуть, полет бы все равно особо не замедлился, – так что он прижал подбородок к себе поплотнее и приготовился принять удар бронированной макушкой.
К счастью, его двухэтажное пике обломалось о парочку не в то время и не в том месте оказавшихся консьержей, которых в свою очередь обломало его двухэтажным пике. Стыдно Верну не стало – консьержи были вооружены, а он тут маленько занят, вообще-то.
Однако врезаться в тротуар Французского квартала у ресторана – это как-то, на вкус Верна, чересчур. В той части улицы слонялась пара сотен туристов, дюжины их выглядывали из окон. Люди отпрянули от удара, словно круги по воде от камня, и Верн очутился в свете фонарей, при всем честном народе, которого так долго сторонился.
«Молоде-е-ец, лорд Хайфаэр, – сказал он себе. – Все еще считаешь, что эта спасательная операция не херня полная?»
Во времена менее незапамятные первой реакцией народа на внезапно рухнувшего в округе дракона было к черту удирать, роняя тапки по дороге. Парочка совсем малодушных юнцов могла ожидаемо обгадиться или отключиться. Все это случилось и теперь, но значительный процент свидетелей еще и потянулся за телефоном. В современной Америке самым важным же было задокументировать момент. Еще каких-то десять лет назад этим документаторам пришлось бы лезть за девайсами в сумочки или карманы, и даже успей они достать телефоны вовремя, в таком освещении видео вышло бы практически бесполезным. Теперь же каждый индивид на континенте с возраста двух лет все время стискивал в потных ладошках как минимум одну эйч-ди киностудию с полным фаршем. Если уж на то пошло, без смартфона люди не могли ни поесть, ни поспать, ни поработать, ни передернуть.
И вот, когда Верн рухнул, люди издали два вида звуков. Первым был коллективный «Ох!», а вторым – вариации на тему «Снимай!».
А еще две пьяные (возможно) девицы показали ему сиськи.
«Вашу ж мать, – подумал Верн. – Теперь или валить из Луизианы, или меня кокнут. Люди не понимают, через какие круги ада дракону приходится скакать только для того, чтобы вай-фай себе провести».
понтов.
Так что он сиганул с раздавленных консьержей прямиком в окно ресторана, обдал дождем из стекла празднование бар-мицвы и намотал на плечи красную бархатную штору а-ля дракон-супергерой.
– Мазл тов, – выдал Верн офигевшему пацану в шляпе и пробежал по столам к дверям кухни.
Он двигался быстро, быстрее, чем ему доводилось на протяжении столетий, и чувствовал, как заходится сердце.
«Надо бы поднажать на кардио, – сказал он себе. – Позорище. А были времена, когда пролетал весь континент и ничего, как два пальца. Теперь даже по ресторану без отдышки не пробегу».
Тем не менее, Верн по-прежнему был наибыстрейшим живым существом из всех, кого только видели эти люди – именно поэтому его они не то чтобы видели. Для них он выглядел как смутное пятно размером с медведя, которое оставляло в сознании скорее общее впечатление, нежели четкий образ.
Пацан с бар-мицвы, Тони Коэн, позже заявил каналу «Фокс 8»: «Я думал, что это два аллигатора трахались».
Что разлетелось по Сети так, как любой записи с Верном и не снилось. Малыш Тони, разумеется, тайком глушил шоты водки – ну а что, собственно, хотели его родители, устраивая празднование во Французском квартале.
Верн врезался в двойные двери башкой и снес их с петель. В коридоре обнаружился боец Айвори, который, демонстрируя свою пушку, подкатывал к официантке, чувствовавшей себя явно неуютно, так что Верн мимоходом вмазал его в гипсокартон. «Запеченную Аляску» на серебряном подносе в руках шеф-повара Верн – чисто поржать – поджег огненным плевком.
«Ну вот как тут сдержаться?» – подумал дракон, когда горящий синим десерт пшикнул искрами.
Как он и предполагал, мясохранилище, алюминиевая морозильная комната, обосновалась у дальней стены. У двери тусовались два хмыря.
«Сторожат говядинку? Вот уж вряд ли».
В пользу ребяток Айвори стоит сказать, что они все-таки ухитрились достать пистолеты прежде, чем Верн до них добрался. Но удалось им это наверняка потому, что о приближении некой угрозы возвестил хаос, который с минуту назад воцарился снаружи.
А еще то, что коп Хук сказал им «держать дверь ценой яиц».
Один из ребяток засомневался в инструкции: «Эй, коп, может, “ценой жизни”?».
И Хук ответил: «Нет, сынок. Яиц. Именно их я тебе оторву, если кто-то или что-то туда проникнет».
Констебль Хук подкрепил угрозу привычным злобным взглядом, что вкупе с выразительным в отношении упомянутого органа глаголом «оторвать» обеспечило стражам холодильника прилив морозной бодрости.
Несмотря на сказанное, они ждали угрозу в лице человека.
Угроза, которая ринулась к ним сейчас, человеком определенно не была.
Реакция людей на его появление Верна и развеселила, и возмутила. В данном случае он испытал обе эмоции, сменившие друг друга буквально за миг.
– Аве Сатана! – выпалил первый.
Что, вероятно, было отчаянной попыткой напоследок переметнуться от одного спасителя к другому, дабы задобрить мчащегося к нему дьявола.
Что вызывало у Верна улыбку, пока второй не выдал:
– Жирный, мать его, мегахряк.
Что эту улыбку мгновенно и стерло.
«Мегахряк? Что за на хрен?!»
Если бы Верн малость замедлился, труженики кухни бы от его вида кукухой тронулись, а так реакция запаздывала на пару секунд, и приступ истерии ожидал поваришек, когда Верн уже давным-давно свалит.
Он врезался в стражей холодильника на полном ходу, сплющив им грудную клетку гармошкой так, что лопнуло сердце. Один даже умудрился разок стрельнуть; пуля чиркнула Верну по внутренней стороне бедра и определенно зацепила бы член, если б дракон не проявил предусмотрительность и не спрятал ценный орган заранее. На причиндалах защитных пластин не было, и такой осечки могло легко хватить, чтобы дракон истек кровью на кафельном полу.
Не самая достойная гибель.
В крови клокотала ярость, Верн сдернул дверь с петель – хотя мог просто-напросто повернуть ручку, – и спину прострелило болью. Трудно поверить, но эту давнюю травму он заработал, когда всего-навсего ел коня.
Холодильник представлял собой большую комнату с подвешенными, словно шмотье в химчистке, кусками туш. Пшик сидел на корточках у дальней стены, между башнями из ведерок мороженого, с натянутой на колени футболкой и алой, как леденец, лужицей замерзшей крови вокруг босой ступни.
– Эй, Верн, – произнес мальчик. – Вы мне снитесь?
– Нет, сынок, – отозвался тот, – не снюсь. Самый что ни на есть настоящий дракон явился тебя спасать.
Пшик слабо улыбнулся.
– Не всего меня. Хук поработал над моей ногой крюком.
Верн присел рядом и выдохнул над головой Пшика облако серы.
– Вы хотите меня усыпить, Верн? Но зачем?
Дракон вскинул коготь и раскалил его пламенем добела.
– Потому что ты определенно не хочешь оставаться в сознании, малец, когда я прижгу раны.
– Наверное, – согласился Пшик, и один его глаз уже начал закрываться. – Шеф, мы же поимеем Хука?
– Он и так в жопе, – сказал Верн, – за то, какую свинью подложил Айвори под дверь. Хуку хана по полной.
– Хана по полной, – повторил Пшик. – А отлично звучит.
И заснул. Верн поднял его ногу и принялся за дело.
Для дракона это смешно, однако запах горелой плоти друзей всегда вызывал у Верна рефлекс. На противников он плевать хотел, а вот в прижигании фамильяра было нечто, отчего желудок норовил вывернуться наизнанку.
Пшик потерял три пальца, отчего ступня выглядела так, будто у нее появился ирокез. Верн захихикал, отвлекаясь от тошноты. Быстро покончив с полевой хирургией, он зачерпнул горсть льда со стены и приложил к обожженной плоти. Раздалось яростное шипение, взвилось облачко пара. Пшик даже не застонал. Впрочем, это его по максимуму ожидало на следующий день.
«Бедному засранцу придется как пирату скакать на одной ноге две-три недели, – подумал Верн. – Но выживет, при условии, что о спасении я не просто так трепался и сумею вытащить нас отсюда».
Людской мир уже постепенно врубался, что у них тут творится нечто из ряда вон, и Верну даже не пришлось напрягаться, чтобы это понять. На кухне стоял галдеж октавы на три выше обычного и децибел на пятьдесят громче. Из-за раскуроченного дверного проема высунулась парочка голов и тут же поспешно убралась.
На улице взвыли сирены, возвещая о приближении полиции, которую привлекла движуха, выходившая за рамки даже по меркам Французского квартала.
«Задержаться бы, конечно, и посмотреть, как Хук будет объяснять, что он тут забыл, но увы», – подумал Верн, и его собственному желанию отправить констебля побеседовать со своим создателем пришлось отойти на второй план. В данный момент, когда патрульные катались с дробовиками, а спецназ разъезжал на танках, на полномасштабные бесчинства не было времени.
«Лучше пока по-быстрому отступить и рвануть в байу. Опять же, – добавил Верн про себя, – похерить мафиозный отель можно в любой момент».
Верн подхватил Пшика чуть ласковее, чем обычно, когда в его лапы попадали люди, и обернул крыльями, словно маленького драконенка. Выбравшись из холодильной камеры, он применил метод, который однажды стал известен как «призыв кавалерии». Он выдохнул плотный столп клокочущего пламени, который прожигал на хрен все, чего касался, и пробил ход прямиком в ночное небо. В этом и есть все драконье пламя – оно куда ближе к греческому огню четвертого века до нашей эры, чем к привычному бытовому. Эдакий горючий поток, который пожирает все, чему не посчастливилось оказаться у него на пути, и которому абсолютно насрать, плещут на него водой или как.
Полностью свою физиологию не понимал даже сам Верн, потому что подобный уровень понимания имел цену, и она включала в себя наркоз, средства фиксации, каталку и бригаду медиков в халатах. От чего, если уж обсуждать цены, по мнению Верна, малость веяло Росомахой. В пятнадцатом столетии он уже позволил одному эрудиту-итальяшке маленько себя пощупать, но узнал только то, что его пламя, на современном наречии, неадгезивный нефтяной дистиллят. Плюс человечек сделал зарисовку того, как Верн дрался с его львом, с достоинством во всей красе наружу – хотя Верн вообще-то подчеркивал, что оно глубоко внутри.
Сраные эрудиты.
Так что Верн изверг поток нефтяного дистиллята, который выжег в самом сердце отеля колодец в шесть футов шириной так, что внутрь заглянул серебряник луизианской луны.
«Вуаля, – подумал Верн. – Выход справа от сцены. Благодарим за внимание и всего доброго».
А потом:
«Пожалуйста, господи, никаких вертолетов».
Хуку пришлось признать, что масштаб разрушений, которые устроил Верн в «Марчелло», его удивил. Он-то ждал что-то на уровне отряда «морских котиков», но дракон пронесся скорее как стихийное бедствие – типа гибрида урагана и лесного пожара. При том, что сам-то всего семь футов ростом.
Впечатляет.
«Сдается, старина Верн таки окажет любезность и разберется с моим геморным начальством. Так что план «Б» отпадает за ненадобностью».
Теперь Хуку было нужно всего лишь попасть в хранилище.
Как только на вентилятор размером с мельницу ухнуло слоновье дерьмо, по стенам пентхауса черными молниями побежали трещины, и повсюду расплескалась «Сан Пеллегрино».
– Что за херь?! – изумился Айвори, отступая к своему фитнес-столу.
– Ну, шеф, тут такое дело, – непринужденно отозвался Хук. – Кажется, дракон все-таки явился.
Теперь, когда здание тряслось, как башня из коробок в кузове несущегося вперед пикапа, заставить его продать правду было, судя по всему, гораздо проще.
– Иди на хер, Хук, – послал его Айвори, но отчасти все-таки поверил. У людей, как ни крути, есть память рода, и вследствие все они в трудную минуту верят в драконов.
Хук подумал, что Айвори Конти, наверное, имел право малость повариться в жалости к себе. Во-первых, он точь-в-точь соответствовал своему имени – а именно Белый Граф, что, несомненно, было его личной разновидностью комплекса Наполеона. И во-вторых, еще десять минут назад он был королем этого маленького замка с довольно крепкой бизнес-моделью, а сейчас его лучшие бойцы мертвы, авторитет висит на ниточке, и огромная полыхающая смертельным огнем ящерица, в которую он, возможно, даже не верит, вот-вот придет оформить из него барбекю в собственной крепости.
«Бедный говнючила», – подумал Хук.
Ну, по крайней мере, теперь Айвори относился к ситуации серьезно – пусть его и пришлось мотивировать убитым телохранителем и сотрясающимся отелем. Айвори открыл хранилище и, что логично, вошел.
– Охо-хо, – Хук даже руки потер. – Значит, Айвори Конти прячет игрушечки. Что там у тебя, сынок?
Он проследовал за Айвори прямиком в Алладинову пещеру добра. Ридженс Хук был впечатлен – а ведь он умыкнул из Ирака охренеть сколько сокровищ.
– Что это, шеф? – поинтересовался констебль, будто не знал ответ заранее. – Это ведь не обычная камера?
– Убежище, – отозвался Айвори. – Любуйся, пока можешь, потому что второго раза не будет, въезжаешь?
«Въезжаешь? – подумал Хук. – Серьезно?»
Айвори снял с подставки новехонькую модульную винтовку.
– Не только у твоего дракона есть огневая мощь, – заявил он. – Посмотрим, как ему понравится эта штучка.
– Восхищаюсь твоим подходом, шеф, – сказал Хук. – Не из пугливых. Выберемся из переделки – и город наш.
Убежище действительно внушало уважение. Все эти ровненькие ряды винтовок. Люди недооценивают бережность и щепетильность, которые для этого требуются. Гребаная художественная выставка, вот что это было. Хук слыхал, Айвори даже нанял сборщика из галереи Складского района, чтобы тот явился и сделал ему из вооружения эту инсталляцию. Сборщик провозился неделю и получил восемь штук, как говорили, но Хук считал, что неудобства и ценник с лихвой окупились, и готов был поспорить, что у Айвори вставало каждый раз, как он сюда заходил. Вдобавок, он время от времени давал конкурентам одним глазком взглянуть на свой тайный арсенал, чтобы не забывали, какого калибра парня они думают наебать. Потому что ребятки в бизнесе Айвори думают о том, как наебать друг друга двадцать четыре на семь триста шестьдесят пять дней в году.
Хук побродил мимо различных орудий на стене, минуя экземпляры для хлюпиков, пока его больную душу не озарил свет винтовки «Баррет М82».
– И-и-и вот наш победитель, – произнес констебль, принимая вес пятидесятого калибра словно штангу.
«Интересно, – подумал он, – увидеть, сможет ли эта переносная пушка пробить дыру в настоящем драконе».
А еще интересно увидеть, что сделает Верн, когда Айвори его выбесит своей пукалкой.
«Дракон дойдет до белого каления, и тогда сделаю ход я».
Айвори встал в снайперскую позу, упираясь локтями в стол, и нацелил ствол на дверь.
«Ждет, наверное, что Верн постучит».
Сам Хук, тем временем, остался позади, одной ногой в убежище, которое называлось таковым явно не просто так.
Удерживать позиции долго не пришлось, у них тут была не то чтобы охота на бен Ладена. Уже через считаные мгновения здание сотряс рев, словно кто-то запер в четырех стенах бурю, и добрую четверть пола снесло потоком пламени, которое пробило пентхаус насквозь и устремилось в небо.
– Бля! – воскликнул Айвори, вскидывая обгоревшие брови. – Бля, черт, мамочка…
Что, в целом, неплохо описывало ситуацию.
Столп огня, разумеется, внушил ужас, но с точки зрения Хука, у него все-таки имелись и плюсы. Во-первых, он уничтожил все следы недавнего убийства, и во-вторых, он появился и исчез. Больше ничего толком не загорелось, только тлели края дыры.
Огонь мигнул, словно его и не было вовсе. И Хук мгновенно сообразил, что это бж-ж неспроста.
«Старина Верн проложил себе путь к отступлению, который проходит прямиком через этот огрызок пентхауса», – подумал констебль.
Он ткнул задницу Айвори носком ботинка.
– Оружие к бою, шеф. Пошло-поехало. На арене дракон.
Хук фыркнул.
«На арене дракон».
Восхождение по отелю в сравнении с путешествием по кругам ада оказалось не так уж богато на события. Карабкаться наверх для дракона пустяковое дело, ведь они традиционно предпочитали высоту. Да, в свои гнездовья они обычно взлетали, а не ползли. Однако огненный ящер, спасибо стальным когтям, мог взобраться и на отвесную скалу, если придется. Так что с четырехэтажным новоорлеанским отелем не должно было возникнуть проблем – при условии, что никакой достаточно безбашенный кретин не встанет на пути.
На втором этаже царил полный хаос, кругом клубилась пыль и мерцали тлеющие угли. Система пожаротушения лениво прыскала водой, туда-сюда слонялись несколько бойцов, ошалевших от испарений. Бойцы были малость не в себе и не особо врубились, кто перед ними – ну, пока Верн превратил большинство в кучку горелых костей.
– Это что, горгулья ожила? – пробормотал себе под нос единственный выживший.
«Горгулья?!»
Уже второй, мать его, раз.
И Верн полез дальше, покрывая Пшика руганью, хотя мальчишка с тремя дымящимися обрубками пальцев наглухо застрял в фазе быстрого сна.
– Гребаные фамильяры, – ворчал дракон. – Вот так откроешь сердце на пять сраных минут и опомниться не успеешь, как прожигаешь шахтный ствол в мафиозном отеле.
«Ага, и сам-то как будто не в восторге», – оживился внутренний голосок.
Верн продвигался быстро, вонзая когти, вполне довольный ходом дела, при условии, что скалолазанием в таких количествах ему не доводилось заниматься уже десятилетиями.
«Завтра пожалею», – это он знал по опыту. Как забьешь на ягодицы, так после нагрузки они мигом попытаются отвалиться.
В какой-то момент подъем перестал быть непримечательным, и момент этот случился, когда Верн мельком заметил на верхнем этаже Ридженса Хука.
– А вот и бонусные очки, – произнес дракон, уже до трясучки предвкушая, как проделает то, что задумал.
«Отрубаешь пальцы моему пацану, значит? Расчленяешь собутыльника? Ну сейчас посмотришь, что бывает, если потыкать палочкой дракона, Ридженс».
В пентхаусе Верна встретил шквал выстрелов. Пули отскакивали ото лба, но черт возьми, как же дико это раздражало – как будто кто-то плевался в него бумажными шариками.
Верн нахмурился, и не только потому, что был недоволен – так он опускал на глаза крепкую лобовую пластину.
«Ну разве можно быть таким талантливым?» – подумал дракон, выглядывая из-под защиты кости, чтобы понять, кто там, кроме Хука, разбазаривает боезапасы. Мелкий мудила в прикиде а-ля Тони Монтана орал что-то про его матушку и жопу, что считалось неподобающим из уст представителя любого биологического вида. Выглядел он уморительно, в черной рубашке и белом жилете.
Верн думал бросить фразочку, как Пачино в фильме – и уже было открыл рот, как заметил болтающегося чуть позади Хука.
– А вот ты где, ублюдина, – прорычал он, а стоило зажигать искру, потому что Хук вскинул что-то вроде мини-пушки и выстрелил.
Уклониться Верну не дали две вещи. Во-первых, он не то чтобы переживал, и во-вторых, пусть Верн и быстр, но развить сверхзвуковую скорость без разбега не мог, так что пятидесятый калибр его все равно бы достал.
Крупная пуля чиркнула по лбу, взрезав плоть и надколов кость, и Верна охватила такая боль, которую он не испытывал долгие, долгие годы.
Как только потекла кровь, Верна сгоряча охватил алый туман буйства. Дракон издал первобытный рев и обрушил в угол констебля широкий чтоб-все-сдохли шквал огня, каким-то образом умудрившись мимоходом выдать «иди на уй, Ук» прямо с открытым ртом, и вышло довольно-таки разборчиво.
Когда туман рассеялся, Верн окинул взглядом разрушения, которые учинил, и увидел, что это хорошо.
«Живым отсюда Хуку точно не выбраться, – подумал он. – Ублюдина, наверное, в крошечный алмазик прекратился, под таким-то жаром».
Мысль принесла удовольствие и даже немного успокоила его сердцебиение.
– Столько беспокойства – и все из-за какого-то пацана, – пожаловался Верн луне.
«Джубел бы жопу от хохота надорвал».
Осознание, что дракон поймал лицом снаряд ради человека, и правда заставило бы брата ржать до треска чешуи. Верн бы тоже посмеялся – в конце концов, это ж насколько надо отчаяться, чтобы вдруг перестало быть до самых серных глубин насрать на судьбу конкретного человека?
«Вот настолько отчаяться», – подумал Верн, в последний раз щурясь на обгоревший пентхаус – чисто на случай, если Хук, тот еще скользкий пациент, каким-то чудом умудрился вывернуться и уползти с порога смерти не в ту сторону. Затем он ощутил, как все здание вздохнуло, осело, и выбрался на крышу. Ночной воздух приятно охладил спину, и Верн расправил плечи, как вдруг заметил в небе «вертушку». Луч ее прожектора, взрезая тьму, приближался.
«Никогда еще не сжигал “вертушку”, – подумал Верн. – Может, будет забавно».
Тут в импровизированном коконе зашевелился Пшик, и дракон смекнул, что лучше, наверное, дать деру обратно в байу.
Верн похлопал себя по животу. Все эти вспышки стоили ему жировых запасов.
«Заскочу в “Жемчужину”, – решил он. – Умыкну пару-тройку галлонов масла, чисто на случай, если последствия этой херни меня таки догонят, и придется поддать огоньку разъяренной толпе».
Нынче о разъяренных толпах услышишь нечасто, однако они все еще набегают, все еще ждут, когда вспыхнет огненный крест, чтобы собраться вокруг него, а в перерывах орут на беременных девочек-подростков по телику. Ничтожества зачастую преследовали своих же, что Верн находил уморительно смешным. Люди охотились на людей из-за цвета кожи или из-за того, к какой они гавани, так сказать, причаливали в шторм. В этом-то и заключалась проблема людей – их не вразумить. Был у Верна один товарищ, еще в средневековой Англии. Неплохой парень. Жил в местности под названием Фэтфилд. Курил до фига гашиша.
Так вот, товарищ этот неизменно придерживался точки зрения, что толпу можно увещевать: «Устраиваешь им показательное выступление, так они мигом раскидывают мозгой, что лучше б не соваться, и расходятся обратно по своим фермам».
Фэтфилдский дракон свято в это верил ровно до тех пор, пока отряд норманнов не нашпиговал его арбалетными болтами и не бросил на милость природы.
«Увещевать?»
Если Верн что-то и усвоил, так это то, что людей не вразумить.
«Ну и что ты тогда тут делаешь, дятел?» – поинтересовался внутренний голосок.
Достойного ответа у Верна не нашлось. «Я здесь потому, что так правильно» не очень походило на аргумент, но зато стояло максимально близко к правде.
Пшик – хороший парнишка, который изо всех сил старался выбраться из дерьмового положения, так что если уж и выбирать сторону, то Верн предпочитал ту, где нет Ридженса Хука.
«И я только что обратил команду старины Ридженса в кучку пепла».
– Славно потрудился, – произнес Верн, а потом уложил Пшика на землю и встряхнул крыльями, в дцатый раз думая, что надо бы погуглить, как работают крылья, и узнать о себе что-нибудь новое.
– Там что-то про подъемную силу и сопротивление, – поделился он с бессознательным Пшиком, а потом схватил мальчишку за пояс и взмыл в ночное небо над Новым Орлеаном.
– Прощай, констебль, – сказал дракон, мысленно вычеркивая пункт «убить Хука» из списка дел. – Гори в аду.