Кнут и пряник
Проводившаяся реформа ухудшила материальное положение крестьянства и привела к падению поддержки немцев среди сельских жителей. Продолжение войны означало ужесточение немецкой политики в отношении крестьян: постоянно повышались квоты на поставку сельскохозяйственной продукции и, что было тяжелее всего, все чаще немцы прибегали к практике принудительной трудовой повинности. Гитлер лично распорядился привлечь к работе в рейхе, в промышленности, на шахтах и в сельском хозяйстве миллионы работоспособных мужчин и женщин с Востока. Новая политика вызвала ожесточение и страх среди крестьянства, а молодежь заставила уйти в ряды партизан, что было для нее единственным средством избежать депортации в Германию. С другой стороны, это резко сокращало количество рабочих рук в деревнях, лишая сельское хозяйство наиболее квалифицированной рабочей силы. Административные органы и различные хозяйственные ведомства не хотели, естественно, падения сельскохозяйственного производства. Однако так и не была решена проблема выделения приоритетов в распределении рабочей силы. К середине зимы 1942/43 г. недостаток рабочих рук на Востоке был настолько острым, что любая трудовая повинность могла нанести непоправимый урон сельскохозяйственному производству. Обсуждая эту проблему с военной администрацией, Розенберг признал наличие «трудностей, которые автоматически появляются при выполнении фундаментальных требований рейха». Все сильнее расходились друг с другом задачи максимально большей поставки рабочей силы в Германию и наиболее эффективного использования рабочей силы на местах.
На практике программа принудительного трудового набора продолжала выполняться, несмотря на протесты администрации и агрономов. Сельское хозяйство Востока и так уже испытывало дефицит рабочей силы, и те крестьяне, что еще оставались, были запуганы и озлоблены продолжавшейся отправкой их собратьев в рейх.
В то же самое время требования экономии продовольствия в Германии принуждали Гитлера «выжимать из Востока» как можно больше ресурсов. Геббельс, начавший смотреть на вещи более реалистично после первого зимнего кризиса, заметил весной 1942 г., что «фюрер сделал все возможное, чтобы избежать урезания пищевого рациона в Германии. Даже сейчас он делает все возможное, чтобы обеспечить большие поставки продовольствия, особенно с Украины». Но затем Геббельс добавил: «Я не разделяю оптимизм фюрера, что нам удастся в обозримом будущем добиться значительных поставок с Украины. У нас нет рабочих рук, надлежащей организации и особенно транспорта…» Однако Гитлер продолжал выдвигать новые планы. Если будет необходимо, он «заберет последнюю корову с Украины, чтобы не позволить своей стране голодать». С возмущением фюрер отмахивался от всех тех, кто призывал не смотреть с излишним оптимизмом на поставки добавочной продукции с Востока. Подобно ему Геринг также утверждал, что «немецкий народ питается явно недостаточно», и придерживался мнения, как и в первые месяцы кампании, что «на каждой оккупированной территории народ объедается, в то время как наши люди голодают. Немецкие чиновники были посланы на Восток, Бог свидетель, не для того, чтобы заботиться о благополучии вверенного им населения, но чтобы получить там максимум возможных ресурсов для выживания немецкого народа». Неудивительно, что постоянно растущие поставки продовольствия с оккупированных восточных территорий в Германию еще больше увеличили пропасть между правителями и подданными и обесценили все положительные стороны аграрного «нового порядка».
Для многих критиков реформы это отчуждение было неизбежным следствием неадекватного немецкого подхода к проблеме советского сельского хозяйства. Провозглашение аграрного декрета не заставило замолчать критиков. В то время как Кох и его подчиненные продолжали саботировать умеренную «реформу», эти критики выступали за более широкие и быстрые преобразования, и не только по причине их целесообразности. Так, профессор Ханс Юрген Серафим утверждал, что «необходимо осуществить передачу земли таким образом, чтобы убедить крестьянство, что Германия действительно желает перемен, и это не останется просто обещанием на будущее».
К концу лета 1943 г. стали видны результаты реформы, и критика ее усилилась. Представители Розенберга при группе армий «Центр» сообщали, что «распоряжения о высоких квотах поставок зерна, картофеля, скота и прочего вызвали у населения беспокойство и, отчасти, явное неудовольствие». Вернувшись из инспекционной поездки по Востоку, Шиллер писал, что «трудолюбивому крестьянину должна быть предоставлена большая свобода», чтобы пробудить у него большую инициативу. Даже высокие квоты поставок не вызовут протеста, если не будет нарушено право справедливой оплаты и крестьянину будет выдаваться все большая часть урожая, побуждая его производить все больше. Имея в виду тактику Коха, Шиллер настаивал на своем: «Лучший заготовитель продукции не тот, который требует больше от крестьян, но тот, кто может получить больше». Бройтигам объяснял разочарование населения на Украине медленным претворением в жизнь аграрной реформы. В письме к Рикке он потребовал более быстрой реорганизации хозяйств в общины, роста частного землевладения и расширения пропаганды реформы, которая ничего не дала, но лила воду на мельницу советской пропаганды.
Ахметели, директор Института Ванзе, снова продолжил критику реформы. После поездки на Украину он представил доклад, в котором содержались обвинения в некомпетентности министерства Розенберга и одновременно был предложен целый ряд будущих реформ. Готтлоб Бергер, которому был передан доклад по каналам СС, с возмущением назвал его «крайне угрожавшим безопасности государства». «Украинцы должны знать, – заметил он, – что мы победители и хозяева. В военное время они должны подчиняться нам. Что будет после войны, их совершенно не касается». Он не был согласен с предложением Ахметели дать право коренным жителям на самоуправление и с удовольствием отправил бы «профессора» на постоянное жительство на Востоке.
Возможно, наиболее настойчивое требование быстрых и политически оправданных перемен исходило от некоторых армейских кругов, и особенно от военной администрации. Как докладывал офицер разведки 2-й полевой армии в конце 1942 г., «…снова и снова все указывает на то, что справедливая, твердая и последовательная реализация аграрной политики – в том числе и раздел земли – единственное средство в нашем распоряжении, способное улучшить материальное положение населения хотя бы в этом одном отношении».
В октябре 1942 г. порядка 40 офицеров Генерального штаба и военной администрации посетили конференцию под председательством полковника фон Альтенштадта в Виннице, на которой обсуждалась немецкая аграрная политика. Было сделано несколько докладов, одним из которых был доклад Шиллера, после чего Клаус фон Штауффенберг, в будущем полковник и участник покушения против Гитлера, взял слово и в своей страстной получасовой, произнесенной экспромтом речи подверг уничтожающей критике немецкую политику. Рейх, восклицал он, сеет ненависть, которая вызреет в следующем поколении. Ключом к победе было привлечь на свою сторону симпатии населения Востока и добиться его поддержки!
Тот же самый дух, хотя и в более сдержанной форме, витал на знаменитой декабрьской конференции представителей армии и министерства оккупированных восточных территорий. Делегат от группы армий «Север» подчеркивал, что квоты поставок слишком высоки и их можно выполнить не более чем на 60–70 процентов. В районе расположения их армейской группировки войска занимаются бесконечными реквизициями; часто в протоколе встречается фраза: «Крестьянин был вынужден отдать свою лошадь, свой скот и даже свою последнюю корову». Именно такие действия санкционировал Гитлер. В протокол конференции была внесена рекомендация, что в случае, «если крестьяне соберут большой урожай, то большую его часть они могут оставить для себя. Проводя аграрную реформу, следует проявлять большее снисхождение к сельскому населению, в противном случае эффект будет абсолютно нулевым».
Этот призыв прозвучал в то время, когда Гитлер приказал военным оставаться вне политики и Розенберг получил приказ не вмешиваться в военные дела. Еще одна попытка перемен сверху была пресечена, но критический настрой остался. Несколько дней спустя фон Альтенштадт снова выступил против применения понятия «унтерменш» в политике и неправильной трактовки понятия «аграрная реформа». Он призвал к быстрым и решительным действиям: «принимая во внимание ситуацию на Востоке, нельзя терять ни минуты».
Несколько недель спустя были приняты новые директивы по сельскому хозяйству. В конце января 1943 г. экономический штаб «Ост» отдал распоряжение за лучшие результаты работы и получение более высоких урожаев «вознаграждать крестьян большим количеством товаров и премиальных». Через краткое время было вновь заявлено, что основная проблема сельскохозяйственного производства – «соответствующее отношение к людям». Согласно директиве штаба, «особое внимание должно быть обращено на справедливое и надлежащее отношение к трудящемуся сельскому населению, и в данном случае не будут лишними применение наказаний или подобные меры». В тот же самый месяц после Сталинградской битвы[60] фельдмаршал Манштейн отдал приказ о дальнейшем развертывании реформы в районе ответственности его группы армий «Юг»[61]. В это же время фельдмаршал фон Клейст принял директивы (с далеко идущими последствиями) об отношении к гражданскому населению. Несмотря на протесты Шиллера и Рикке, по мнению которых он «зашел слишком далеко и был слишком поспешен в своих действиях», Клейст отдал распоряжение о преобразовании еще большего числа общин в товарищества и о дальнейшей раздаче участков в частную собственность. Он заявил: «Квоты поставок продукции сельского хозяйства не должны превышать 80 процентов от ее общего количества, подобного не было и при большевиках… Ни при каких обстоятельствах последняя корова, свинья, овца и тому подобное не должны отбираться у крестьянина».
Аргументы пересекались странным образом. Рикке критиковал Коха за отказ поддержать реформу, потому что опасался, что это неблагоприятно скажется на поставках продовольствия в Германию. В то же время он поддержал Шиллера в его нападках на директиву Клейста, которая была направлена для ознакомления непосредственно самому Гитлеру. Во время кризиса, как он утверждал, никто не может обещать, что у крестьянина не заберут последнюю корову. Теперь уже Рикке, который обвинил Коха в навешивании на украинцев ярлыка «илоты», был заклеймен Клейстом как приверженец «теории илотов».
Все это уже не имело большого значения, и было слишком поздно. Сталинград стал реальностью, а в Берлине была провозглашена тотальная война. В теле нацистского Голиафа появились первые трещины, войска союзных держав готовились к высадке на континент, а гражданское население на Востоке было охвачено недовольством и гневом, и Берлин уже не пользовался той поддержкой, которой ему удалось добиться двумя годами ранее. Постепенно разработчиков аграрной политики охватило чувство пессимизма. В 1942 г. Гитлер обрушил свой гнев на тех, кто вел «пораженческие разговоры» о малом количестве продовольствия, которое можно получить на Востоке. Теперь, в середине 1943 г., берлинская пресса писала о «латентном кризисе» в сельском хозяйстве Украины. Даже Герберт Бакке, опора немецкого экономического эгоцентризма, в конфиденциальной беседе признал, что половина сражения проиграна. Он распространял копии лекции профессора Эмиля Ворманна, эксперта и директора Берлинского института европейских сельскохозяйственных исследований, в качестве документа «особой важности». Его автор утверждал, что «вследствие потери территории и низкого урожая поставки сельскохозяйственной продукции из оккупированной части России будут в текущем году меньше…».