Глава 21

Утро с конфликта начинать не хочу, но нам же здесь жить.

— Олег, повернись, пожалуйста, ко мне лицом, нам нужно поговорить, — обращаюсь к укрытой ярко-жёлтой футболкой худой спине.

Спина молчит.

Проснувшись я пожелал всем добра, предложил познакомиться, представился сам и представил друга. Малолетний сосед вяло кивнул, буркнул “Олег”, отвернулся к стене. Однако мне с вынужденным сожителем необходимо обговорить правила совместного проживания, вопросы чистоты и уборки за собой.

— Олег! — полный игнор.

С Димкой мы всё давно решили, каждый из нас согласился: посуду за собой надо мыть, и если нассал на ободок унитаза — надо взять половую тряпку, протереть сидушку, тряпку прополоскать, ободок протереть насухо туалетной бумагой.

— Олег, ты меня слышишь!? —

нет, парень не в наушниках, он просто лежит, что-то печатает в телефоне, в наглую, **ка, клал на меня с прибором. Для точности, ***ть.

У пацанской кровати вразнобой валяются ботинки, розочки грязных, вонючих носков, почему-то только один поношенный тапок. В душевой, на крючках для полотенец висит одежда, тоже, походу, грязная.

— Олег!

Встаю с кровати, делаю пару шагов, тяну малолетку за плечо.

— Не трогай меня! — пацан разворачивается в мою сторону, рука его обманчиво легко мазнула по моему плечу; боль, с криком отшатываюсь назад, хватаюсь за поражённое место; одежда чем-то прорезана, меж пальцев течёт кровь, впитывается в футболку, капает на пол.

— Твою же мать!! — в ладонях вскочившего с кровати ушастого разгорается огненный шар, — Да ты малой ***ел, ммать!

Всё замерло в напряжении; смотрю на руку обидчика, вместо ногтей его человеческие пальцы заканчиваются сантиметровыми когтями, металлический оттенок, с них капает кровь… моя, **ка, кровь.

— Я их ещё плохо контролирую, — угрюмо произносит сжавшийся тугой, диванной пружиной парень; он кидает быстрые, испуганные взгляды то на меня, то на огнешар, —

Извините, —

звучит правильное слово.

“За собой нужно убирать, живёшь не один, лады? Лады.”

Но это всё уже после визита к доктору, в “больницу” парой этажей ниже. Рану обработали, заклеили, зашивать не стали; врач — пожилой мужчина в белом халате с выдающимся гордым носом, что некоторые несознательные элементы именуют шнопаком — расспросил о причинах травмы, всё записал, назначил через сутки повторный осмотр. Я больше испугался, нежели физически пострадал.

Дорога до госпиталя и обратно занимает пару минут, гостинично-казарменное проживание имеет свои плюсы. Мы живём на четвёртом этаже, больница на втором, столовая на первом; маршрут к центру всея питания освоен нами в первую очередь.

Ну ещё бы!

Здание пятиэтажное, не новое, евроремонт сделал недавно, сделан на совесть. На всех этажах стабильно ловится вай-фай, высокоскоростной интернет, пароли выдали, ничего не запрещали — ни звонки по телефону, ни переписку в сети, более того (!), по письменному запросу каждому волновику обещают предоставить в личное пользование современный ноутбук. Нельзя распространять информацию о портале, количестве тварей, прямо или косвенно указывать на то, что твари “жирнеют”.

ПОЧЕМУ оную информацию разглашать не следует — методично, каждому объяснял мой полный тёзка Михаил Александрович, крепко сбитый невысокий мужичок лет 45ти. На его лице в глаза бросались не глаза, но красные, щекастые щёки. Я украдкой присматривался, вроде не румяна, натуральный, блин, цвет. Все его объяснения сводятся к тому, что нам — о, я уже говорю о них как о нас, как я быстро… привык? — не нужна паника среди гражданского населения, мы не будем сейчас сообщать простым людям ту информацию, знание которой не принесёт им пользы, станет почвой для спекуляций.

В стране — говорил мужчина — фиксируется повышенная инфляция, активизация преступности, сект, террористических организаций, всё это прямо и косвенно связано с волной, с появлением магии, рушащей “нормальные” физические законы. Всё это пугает, гражданское население к новым реалиям нужно приучать постепенно, над этим работают СМИ.

Михаил Александрович был убеждён в том, что введение чрезвычайного положения, инициированное президентом — это крайняя, но при этом оправданная мера. Порталы опасны, зафиксирован не один десяток СМЕРТЕЙ от клыков и когтей агрессивных тварей, эти прецеденты по возможности освещаются в прессе как смерти по иным причинам. После разговора я рефлексивно отметил — аргументы мужчины кажутся мне логичными, недовольство нарушением личной свободы, принудительным задержанием, снизилось. Немаловажным фактором стало денежное довольствие, оно имело место быть, его сумма в 2 раза превышает мой заработок в Сабвее! Ххе. Они тебя купили, Миша, купили с потрохами. А всё почему? Потому что отдельно от потрохов я не продаюсь.

Договор об оказании услуг с привлекаемым высококвалифицированным специалистом, мной, хха, подписан. Область знаний эксперта определилась как “волновые взаимодействия” — мне нужно “оказывать консультационные услуги”, спектр их “согласовывается отдельно”. Документ я читал внимательно, недоверчиво, каверз не нашёл.

Расторгнуть уведомлением можно в любой момент, без штрафов, без обязательной отработки; нанимателем выступает Федеральная служба войск национальной гвардии. Уже к вечеру обещают перекинуть на карты аванс. Кроме ноутбука, каждому волновику положены несколько комплектов одежды, обувь, всякая мелочёвка типа зубного порошка, туалетной бумаги, расчёски, нижнее бельё.

Полное казённое обеспечение, причём вещи качественные. Трусы только сидят плохо, но это у меня, друга всё устраивает. На первом этаже, на пропускном пункте я поинтересовался у пары солдат возможностью покинуть охраняемую территорию, скажем… в магазин съездить. Да говорят, можно, требуется разрешение на увольнительную от куратора, прямо так и сказали, на увольнительную. А куратором — кто бы вы думали — уже знакомый мне Михаил Александрович. Щекастый поведал мне о том, что мы должны быть призваны на службу, де-юре мы считаемся гражданскими специалистами, де-факто проходим по армейской линии. Званий у нас пока нет, вопрос обещают решить позже.

“Проведение волновиков по армейской линии необходимо в целях оптимизации внутреннего документооборота и линий подчинённости”, его слова. Увольнительную куратор обещает дать завтра.

А вот уже и завтра.

— Михаил, ваша увольнительная, — через стол мужчина протянул листок с печатями, — Но я хотел бы с вами поговорить… начистоту, перед тем, как вы уйдёте, — лицо куратора стало серьёзным, —

Сейчас, несмотря на ограничение свободы выбора места жительства, вы, по сути, находитесь в привилегированном положении. Да-да. Я знаю, вы недовольны тем, что мы ЗА ВАС решили — где вам жить, определили содержание вашей жизни, — мужчина положил на стол дорогую, позолоченную ручку, взглянул в глаза, —

Я знаю, вы человек умный, осознаёте мотивы нашего государства, причины принятия им жёстких, непопулярных решений.

Я верю в то, что вы трезво оцениваете ту жизнь, в которой мы живём, — вздох, — Да, никто не ожидал того, что случится, вы не виноваты в том, что попали под волну, что теперь служите маяком открытия порталов. Но если вы сейчас уйдёте и не вернётесь — а вы можете это сделать, мы не станем за вами следить — то в дальнейшем отношение к вам будет не как к честному гражданину Российской Федерации.

Как к беглому преступнику.

И когда наше государство вас поймает, а оно умеет это делать, поверьте, — слова звучат веско, округло, собеседник верит в то, что говорит, — Вам придётся существовать в других, куда более неприятных условиях. Михаил, я не хочу вас пугать, я рассказываю вам, как работает система. Я уважаю вас, как человека, поэтому я с вами предельно откровенен. Я надеюсь на наше добровольное сотрудничество, — куратор коротко улыбнулся, встал со стула, давая понять, что разговор окончен.

Добровольное, говоришь.

В магазин я съездил, посидел в TC, обратно вернулся, как положено, до вечерней “мессы”. Убегать куда-либо я не собирался и ДО разговора с куратором, эта беседа лишь чётче расставила нелицеприятные акценты…

Димка со мною в город не поехал, его уже с первого дня, как владельца активированной татуировки, зазвали тренироваться в подвалы здания; там он занят целый день, возвращается под вечер, усталый и довольный. Он говорит, что вместе с ним под землёй тусят ещё человек 10, у всех разные волновые способности; пара инструкторов придумывают тесты, ставят эксперименты, пытаются оценить колдунство каждого волновика, выявить сильные и слабые стороны. Получаемые результаты фиксируют, измеряют всё, что можно как-то измерить — физическая сила, скорость, выносливость, количество маны, субъективные ощущения волновика.

Иномировые монстры растут в размере и количестве — вечером я наблюдал уже двух скоро-убитых вожаков. Жизнь беспощадно стаскивает меня в ранее торенную колею — Димка тренируется, я маюсь от скуки. Утрирую, конечно, у меня целых две отдушины: Интернет и еда. Еда в местной столовой хороша: бесплатна, вкусна, разнообразна.

Желудка радость, рта услада, готовить ничего не надо. Интернет тоже хорош: быстр, стабилен, бодрящ, всё как я люблю. Многих попавших под волну, сотни фамилий! — объявили в федеральный розыск. Лица некоторых товарищей, успевших преступить закон, показывают по тиви, предлагают вознаграждение за любую о них информацию, хорошие деньги платят, между прочим. Всё подаётся под соусом поддержания общественного порядка, дикторы одобряют действия властей. Я сейчас не осуждаю, делюсь наблюдениями.

А соус соевый, солёненький.

Димка моется в душе, что-то тихо напевает под нос; мыть длинные волосы под горячей текущей водой — вот оно счастье, нет его слаще. Меня же позвали к куратору, в уютный кабинет с портретом В.В. и книжным шкафом во всю заднюю стену. Михаил Александрович улыбается, кивает, но не машет; предлагает присесть; в руки мои мужчина вложил тоненькую папочку старого образца, картонку с белыми тесёмками.

— Прочти.