Де Анджелис подверг Сантьяго допросу дважды – в ночь ареста и на следующий вечер. Арестованный не ответил ни на один вопрос, и магистрат с трудом сдерживал бешенство. Вернувшись в свой кабинет в прокуратуре, он бесновался целых пять минут, пока в дверь не постучал Сантини, которого сопровождал неизвестный ему мужчина. – Явился, гений, – с сарказмом сказал Де Анджелис. – Новости есть? – Никаких, господин магистрат, – отозвался Сантини. – Если бы вы провели операцию как надо, нам не пришлось бы сейчас играть в кошки-мышки. – Затем он словно вдруг вспомнил о явившемся вместе с Сантини человеке. Мужчина лет шестидесяти, с рыжеватыми усами, тронутыми сединой, и такими же волосами, терпеливо дожидался, пока на него обратят внимание. – Де Анджелис, – протянул ему руку судья. – Маурицио Курчо, – представился тот. – Прошу прощения, я полагал, что вы знакомы, – вмешался Сантини. – Господин Курчо – новый начальник спецподразделения. Он возглавлял уголовный розыск в Реджо-ди-Калабрии. – Поздравляю с повышением, – сказал Де Анджелис. – Жаль, что вы получили его в столь прискорбных обстоятельствах. Курчо сел. Он был спокойным человеком, который осторожно выбирал слова: – Поэтому я и позволил себе вас побеспокоить, чтобы осведомиться о ходе расследования. Де Анджелис взглянул на Сантини. Тот прочистил горло. – Через два часа после побега Каселли из дома на улице Реденторе, что в районе Тор-Белла-Монака, Торре снял в банкомате наличные, из чего можно заключить, что обоих укрывал у себя ранее судимый Сантьяго Гуртадо, – сказал Сантини. – По нашему мнению, наличные понадобились им на побег. – Если не ошибаюсь, Гуртадо – член какой-то латиноамериканской группировки? – спросил Курчо. – Да, – ответил Сантини. – Он якшался с кукиллос, но сейчас действует в одиночку. – Но почему этот человек помог Каселли? Сложно представить, что их объединяют общие интересы. – Это нам неизвестно, – резко оборвал его Де Анджелис. – Это сообщит нам сама Каселли, когда мы ее поймаем. – Неясен также – по крайней мере, из тех материалов, с которыми ознакомился я, – характер ее взаимоотношений с Торре. Сантини и Де Анджелис переглянулись. – Насколько мы знаем, Каселли вовлекла Торре в несанкционированное расследование похищения Луки Мауджери. – Отец ребенка все еще под арестом? – спросил Курчо. – Да, – ответил Де Анджелис. – Потому что мы все еще считаем его виновным. – Однако Каселли с вами не согласна. – Откровенно говоря, разобраться в том, что на уме у Каселли, весьма нелегко. Курчо пригладил усы. Эта его привычка почему-то действовала Де Анджелису на нервы. – Если у вас больше нет вопросов… – сказал судья. – У меня был тяжелый день, и уже время ужина. – Я задавался вопросом, почему вы столь уверены в виновности госпожи Каселли. – Вы забываете о найденных в ее квартире следах взрывчатки, – сказал Де Анджелис. – Я прекрасно об этом помню, и разумного объяснения у меня нет. Тем не менее я в замешательстве. До парижского кровопролития она была на хорошем счету. С чего бы ей внезапно превращаться в террористку? Де Анджелис откинулся на спинку кресла и, прищурившись, посмотрел на него: – Вы читали заключение психиатра, наблюдавшего ее в больнице? Курчо кивнул: – Да. Учитывая обстоятельства, посттравматическое стрессовое расстройство – достаточно обычная реакция. – Вы в курсе, что после выписки она перестала посещать психотерапевта? – Такое случается. – Когда человек в ее состоянии остается без медицинского наблюдения… Кто знает, что творится у нее в голове. – Де Анджелис постучал по виску. – После выздоровления Каселли я встречался с ней дважды, – сказал Сантини. – В первый раз она под надуманным предлогом нанесла мне устное оскорбление. Во второй – без всякого повода меня ударила. Я написал рапорт об этом инциденте. – По моему мнению, – продолжал Де Анджелис, – вместо того чтобы отправлять Каселли в административный отпуск, ее следовало попросту уволить. Как ни грустно об этом говорить, но частичная ответственность за случившееся лежит на самом Ровере. Это он ее выгораживал. – Безусловно, – сказал Курчо, но Де Анджелису стало ясно, что подразумевает он прямо противоположное. – А как вписывается в вашу версию человек, пытавшийся убить Каселли? Некий Феррари. Де Анджелис приподнял бровь: – Об этом мнимом покушении сообщила по телефону одному из коллег она сама. Мы не знаем, что произошло на самом деле. – Сложно себе представить, что Каселли заманила Феррари в больницу, чтобы ввести ему смертельный яд. – Согласно криминалистам, это был не обычный яд, а раствор панкурония и хлорида калия. Эти вещества вызывают паралич и немедленную остановку сердца, – объяснил Сантини. – И их очень просто раздобыть в больнице. – А как Каселли собиралась избавиться от трупа? – преувеличенно любезным тоном осведомился Курчо. – Или, по вашему мнению, она изначально намеревалась сбежать? Де Анджелис, скрывая раздражение, поправил запонки на рубашке. – Нам пока не удалось восстановить полную картину событий, – сказал он. – Возможно, ей пришлось избавиться от Феррари, чтобы он не сдал ее полиции. – Мы считаем, что Феррари был ее сообщником в организации взрыва, – вмешался Сантини. – Ранее он не привлекался, но никому не известно, чем он зарабатывал на жизнь. Постоянной работы он не имел, а родители его были бедны как церковные мыши. Поэтому мы проверяем его на наличие связей с криминальным миром. – Известно ли вам, что Феррари был связан с Белломо? – спросил Курчо. Де Анджелис и Сантини уставились на него. – Согласно отчету карабинеров, сделанному в октябре девяносто восьмого года, – продолжал Курчо, – Белломо скрылся от преследования на машине, зарегистрированной на имя Феррари. На допросе Феррари заявил, что машину у него угнали, и впоследствии был полностью оправдан. – Ты об этом знал? – спросил Де Анджелис, прожигая Сантини глазами. – Впервые слышу, – отозвался тот. – Я и сам только-только получил отчет карабинеров, – с извиняющейся улыбкой сказал Курчо, – и еще не успел передать его в следственное управление. Конечно, это может быть совпадением, но, возможно, Белломо и Феррари общались. – С какой целью? – спросил Де Анджелис. – Не знаю, – откровенно признал Курчо. – В этом деле многое не сходится. На мой взгляд, в вашей версии есть нестыковки. Де Анджелис уперся в него тяжелым взглядом: – Жаль, что приходится вам об этом напоминать, но в настоящем случае ваш взгляд не является ключевым. Надеюсь, мы друг друга поняли. – Разумеется, господин магистрат. – Курчо встал и пожал руку Де Анджелису. – Спасибо, что уделили мне время. Обменявшись рукопожатием с Сантини, Курчо вышел из кабинета. – Чую, этот хмырь изрядно попортит нам жизнь, – произнес Де Анджелис. – Изрядно попортит. – Да он просто пускает пыль в глаза. У вас есть для меня поручения? Де Анджелис кивнул: – Проверь друзей и родных Торре. Если Коломба с ним, возможно, он помогает ей скрываться. Они же оба двинутые. Два сапога пара. Сантини кивнул: – А как там Гуртадо? Удалось из него что-то вытащить на допросе? Де Анджелис покачал головой: – Молчит как рыба. Частично – благодаря советам своего засранца-адвоката. Который – вот так совпадение! – также является адвокатом Торре. – Минутилло, – сказал Сантини. – А что другие дружки Гуртадо? – К сожалению, судья, ведущий предварительное расследование, признал аресты незаконными за недостатком убедительных доказательств преступления, – ответил Де Анджелис. – Ему еще требуются доказательства, когда речь идет о такой шпане? – спросил Сантини. – Вот именно, – сказал Де Анджелис. – Мне пришлось распорядиться, чтобы их освободили. Одним из освобожденных был Хорхе, который в этот момент как на крыльях парил, мчась по улицам Рима. Хоть он и не оказал сопротивления, когда его скрутили в подвале, но не поставил бы и гроша на то, что так легко отделается после суматохи в Торбелле. Он провел за решеткой всего одну ночь и успел попрощаться с Сантьяго, который уже смирился с мыслью, что застрял там надолго. Когда Хорхе позвонил с почти разряженного мобильника Аните, та залилась слезами. Она-то уже собирала ему передачку с чистым бельем. – Говорил же, я всегда выхожу сухим из воды, – похвалился собственной удачливостью Хорхе. – Ты же домой идешь, правда? Я так хочу тебя увидеть, – сказала она. И он заверил ее, что скоро будет. В конце концов, он все-таки ее любил. Да и где бы он нашел другую такую подружку? Анита не пилила его, когда он шатался где-то ночи напролет и притаскивал домой дружков, типа пацанов из банды, которые оставляли после себя свинарник. Да что там, она его даже не ревновала: главное, чтобы он не мутил с другими девчонками у нее на глазах. Хорхе и его девушка жили в одной из трехсот квартир грязно-розового муниципального дома в квартале Сан-Базилио, похожего на гигантскую уродливую подкову. Это была настоящая помойка с загаженными лестницами и спозаранку орущими младенцами – из-за бумажных стен был слышен каждый чих соседей, – зато там можно было жить на халяву. Когда-то в квартире жила бабушка Хорхе, а после ее смерти туда заселился он. И хотя администрация то и дело угрожала ему выселением, Хорхе знал, что опасаться ему нечего. За квартиры не платило полдома, не говоря уже о жителях зданий по соседству. Не может же муниципалитет выбросить их всех на улицу. Он открыл дверь своими ключами и ожидал, что Анита с объятиями кинется ему навстречу, однако этого не случилось. – Венди, я дома! – зловеще воскликнул Хорхе, подражая герою Джека Николсона из «Сияния». На такие шутки он был мастак. Но она снова не откликнулась. – Анита? – позвал он. Может, она вышла за продуктами? Или в душе моется. Открывая дверь в ванную, он заметил на полу в коридоре небольшое, почти идеально круглое красное пятнышко. Он стер его пальцем – пятнышко оказалось клейким на ощупь. Кровь. Свежая, не успевшая свернуться капля крови. Невдалеке алела еще одна. И еще, и еще. Видать, Анита порезала палец. Странно только, что она сразу не побежала в ванную за пластырем, потому что красный пунктир вел прямо в спальню. Одна из капель темнела у самых его ног, как будто Анита порезалась на пороге. Слегка встревоженный, Хорхе снова позвал ее и вошел в комнату. Анита валялась на полу, как тюк с тряпьем. Под ней расползалась огромная лужа крови. Хорхе мгновенно понял, что в ее теле не осталось ни капли. На кровати, протирая салфеткой лезвие ножа, сидел пожилой мужчина с такими светлыми голубыми глазами, что они казались прозрачными. – Нам с тобой нужно поболтать, – сказал человек, которого Данте называл Отцом. Хорхе попытался закричать, но не смог издать ни звука.16