Во избежание визитов незваных гостей Данте оформил квартиру на имя Минутилло и сообщал адрес только единицам избранных. Это решение ему пришлось принять после того, как отец одного пропавшего мальчика взялся с криком и слезами караулить его под окнами террасы его старой квартиры. Женщина приложила зеленый глаз к глазку, и Данте понял, что она заметила за дверью его движущуюся тень. – Господин Торре, – произнесла она, – я замначальника мобильного спецподразделения Каселли. Мне необходимо с вами поговорить. Не будь она из полиции, ее голос с легкой хрипотцой показался бы Данте сексуальным. Он накинул дверную цепочку и опасливо приоткрыл дверь. Коломба пристально посмотрела на него и сунула ему под нос удостоверение: – Здравствуйте. – Можно посмотреть поближе? – спросил Данте. – Пожалуйста, – пожала плечами Коломба. Данте взял корочку здоровой рукой и притворился, будто тщательно ее изучает. Он понятия не имел, как отличить фальшивые документы от настоящих, но интересовало его другое. Ему хотелось взглянуть на реакцию Коломбы. Та казалась невозмутимой. Скорее всего, она и правда та, за кого себя выдает. Данте вернул удостоверение. – Я что-то натворил? – спросил он. – Нет. Но я прошу вас уделить мне несколько минут. – Зачем? – Я предпочла бы обсудить это внутри, – терпеливо ответила Коломба. – Но я же не обязан, верно? Я могу просто сказать «нет», и вы мне ничего не сделаете. Вы же не станете выбивать дверь. – Конечно нет, – улыбнулась она. Данте поразило, как преобразилось ее лицо, с которого на миг слетела вся суровость. Даже если это и не искренняя улыбка, то все равно очень красивая. – Но на вашем месте я бы полюбопытствовала, чего я от вас хочу. – Думаю, на моем месте вы вообще не открыли бы дверь, – сказал Данте. Коломба напряглась, и Данте понял, что задел ее за живое. Он сделал это намеренно, но, как ни странно, почувствовал себя виноватым. Чтобы избавиться от этого ощущения, он спрятал больную руку в карман и пропустил ее в квартиру. При виде хаоса в доме Коломба постаралась сохранить нейтральное выражение лица, однако ей это не удалось. Петляя между книжными завалами, Данте направился в кухню. – Сделать вам кофе? – спросил он. – Спасибо, не откажусь. Он указал ей на стол в гостиной: – Освободите какой-нибудь стул и присаживайтесь. Какой кофе предпочитаете? Покрепче, помягче, душистый… – Обычно я пью растворимый, так что любой сойдет. – Притворюсь, что этого не слышал. – Чтобы загладить допущенную ранее грубость, Данте добавил в смесь горстку мягко обжаренных зерен кофе «копи-лювак». Его частично переваренные зерна собираются из экскрементов питающихся кофейными вишнями индонезийских мусангов[3]. Знатоки особенно ценят фруктовое послевкусие этого самого дорогого и редкого кофе и считают его лучшим на земле. Как и почти все прочие продукты, кофе доставлял ему на дом курьер. – Возможно, обычно вы пьете с сахаром, но сюда его можно не добавлять, – сказал он, закрывая крышку машины, которая начала перемалывать зерна. – Господин Торре… – натянуто начала Коломба. Данте оглянулся. Она продолжала стоять посреди комнаты, следя за каждым его движением, словно хищная птица за зверьком. – Что-то не так? – спросил он. Коломба кивнула. Во взгляде появилась жесткость, а глаза, как ему показалось, стали еще зеленее. – Вы не могли бы вытащить левую руку из кармана? Пожалуйста! – Простите? – Я заметила, что, с тех пор как я вошла, вы все время держите руку в кармане. Даже когда она могла бы вам пригодиться. Например, чтобы открыть банку кофе. Разумеется, так и было. Всякий раз, встречаясь с новыми людьми, Данте невольно прятал больную руку. Судя по языку тела, Коломба чувствовала угрозу. Она инстинктивно сделала полшага вперед и слегка напрягла руки. Правой рукой она стиснула ручку сумки, как будто готовясь бросить ее ему в лицо. – Пожалуйста, – повторила она. – Как пожелаете. – Данте продемонстрировал ей больную руку. Она была сплошь покрыта шрамами. Подвижность сохранили только большой и указательный пальцы, в то время как остальные, необыкновенно маленькие и без ногтей, прижимались к ладони. Коломба как-то видела похожую руку у бывшего уголовника, с которым произошел несчастный случай в промышленной прачечной. – Прошу прощения, – сказала она, отведя взгляд. – Я сегодня что-то нервничаю с самого утра. – Ничего страшного. – Данте, привыкший подмечать каждое еле уловимое движение собеседников, понимал, что нервозность Коломбы – вовсе не временное явление. С ней явно что-то случилось. Насилие, какое-нибудь происшествие на службе? «Интересно», – подумал он и снова принялся возиться с чашками. Мокрый после душа, в чересчур просторном черном халате и с зачесанными назад светлыми волосами, он напомнил Коломбе Дэвида Боуи в старом фантастическом фильме. По комнате распространился аромат кофе. Данте сел напротив нее и поставил на стол две дизайнерские чашки в современном стиле. «Не хватало только разбить чашку, чтобы дополнить произведенное впечатление», – подумала Коломба, но все-таки сумела, не наделав новых бед, поднести кофе ко рту. У нее кружилась голова, и она чувствовала себя выставленной на обозрение. Отвратительное ощущение. За исключением последних двух дней, она избегала даже ближайших друзей, а теперь ей приходилось обмениваться любезностями в гостях у незнакомца. – Замечательно, – похвалила она, хотя на ее вкус кофе был недостаточно крепким. – Благодарю, – улыбнувшись уголком рта, отозвался Данте. – Я не стыжусь своей бедной руки. – В доказательство своих слов он поднял руку перед ее лицом: тыльную сторону ладони покрывала густая сеть рубцов. – Я прячу ее по привычке, чтобы избежать лишних вопросов. Хотя большинство людей слишком вежливы и воспитанны, чтобы их задавать. Или и без того знают, что со мной случилось, так что и спрашивать не приходится. – Он снова улыбнулся. – Вы относитесь к третьей категории. – Глаза Данте заблестели. – Что вам обо мне известно? – Это допрос? Или любите поговорить на эту тему? Данте улыбнулся, обнажив белоснежные зубы: – Скажем так, это поможет нам сэкономить время. Коломба решила, что после своей оплошности не имеет права спорить. – Вы из Кремоны. Родились в семьдесят втором. В ноябре семьдесят восьмого, в возрасте шести лет, когда вы играли в одиночестве на стройке за вашим домом, вас похитил один или несколько неизвестных. Вы не могли воссоздать в памяти случившееся, и никто ничего не видел. – В подвале нашего дома была дверь, ведущая к полю, где мы играли. Должно быть, по пути туда меня схватили и, вероятно, накачали наркотиками, – сказал Данте. Коломба кивнула: – Вы правы. В восемьдесят девятом вам удалось сбежать. Ваш похититель покончил с собой. Это был фермер по имени Антонио Бодини. – Ферма принадлежала Бодини, и он действительно покончил с собой, вот только похитил меня не он. По крайней мере, он не был моим тюремщиком. Коломба удивленно прищурилась: – Не ожидала, что ошибусь в таком вопросе. – Вы и не ошиблись. Ошиблось следствие. Я видел своего похитителя в лицо, и он нисколько не походил на Бодини. – Почему вам не поверили? – Потому что все улики указывали на Бодини, потому что он покончил с собой, потому что я был, скажем так… в тяжелом психическом состоянии. – Но вы все еще убеждены, что правы. – Да. – Было проведено расследование, искали сообщников, – осторожно сказала Коломба. – И никого не нашли. Знаю. Но продолжайте же ваш рассказ, я начал входить во вкус. – Я уже почти закончила. Вы взяли девичью фамилию матери. Какое-то время путешествовали, вляпались в неприятности. Вас судили за драку, нарушение общественного порядка, хулиганство, нанесение телесных повреждений и незаконное ношение оружия. – Это был всего лишь электрошокер, во многих странах он находится в свободной продаже. – Только не у нас. В последние восемь лет вы поугомонились. С тех пор никаких нарушений за вами не числится. – Коломба посмотрела ему в глаза. – Достаточно? Данте под впечатлением откинулся на спинку стула. Коломба ни разу не сверилась с записями. Неплохая память, достойная подготовка. – Вы столько обо мне знаете, но ничего не знали о моей руке. – Возможно, я чего-то не заметила. – Такое невозможно не заметить. По крайней мере, этого не могли не заметить вы. В ваших документах об этом попросту ничего не сказано. – Данте растянул губы в ухмылке. – Видите ли, по руке меня мог бы узнать кто угодно, особенно в маленьком городке вроде Кремоны. Ювенальный суд предпочел не разглашать эту информацию. – Данте уставился на нее. – Сдается мне, что вы не запросили документы в прокуратуре. И это тоже весьма странно. Хотите знать почему? Коломба нехотя кивнула: – Да. – Вы не при исполнении. – С чего вы взяли? – Вы не вооружены. Если бы вы прятали пистолет за спиной, я мог бы его не заметить, однако в случае предполагаемой опасности вооруженный и прошедший профессиональную подготовку человек обычно держит ведущую руку у кобуры. Вы же схватились за ручку сумки. Не говоря уже о том, что замначальника полиции всегда при оружии, если только он не на отдыхе и не в административном отпуске. Или я ошибаюсь? – Не ошибаетесь, – покачала головой Коломба. – Вы в административном отпуске, не полностью владеете информацией… Вы здесь по личным причинам? Коломба попыталась сохранить непроницаемое лицо: – Да. – Лжете вы из рук вон плохо, значит вам слегка стыдно. Но не будем пока об этом. Что вам от меня нужно? – В Пратони-дель-Виваро пропал ребенок. – Женщина убита, муж за решеткой. Я смотрел новости. – Данте старался не показывать, что история задела его за живое. – Тот, кто вас сюда прислал, считает, что муж невиновен, хотя некто, имеющий отношение к расследованию, с ним не согласен. Скорее всего, магистрат. И поскольку отец не знает, где его сын, и речь вряд ли идет о похищении с целью выкупа, вы собираетесь попросить меня помочь вам в поисках ребенка. Голова у Коломбы пошла кругом. – Вы специализируетесь в области розыска пропавших. – По вашему утверждению. – Вы занимались как минимум двумя случаями похищений с целью выкупа, пятью случаями принуждения и бог знает сколько раз разыскивали сбежавших из дома детей. Все эти дела вы раскрыли. Иногда вы также беретесь за случаи жестокого обращения с детьми. – Вы можете это доказать? – с безрадостной усмешкой спросил Данте. – Конечно нет. Вы используете в качестве посредника юридическую фирму, которая, в свою очередь, привлекает частные детективные агентства либо прячется за адвокатской тайной. Тем не менее слухи о вас ходят, и до того, кто меня прислал, они дошли. Говорят, вы хороши в своем деле. Данте покачал головой: – Просто мне помогает собственный опыт. – Опыт жертвы похищения? – Видите ли, не считая редких встреч с моим похитителем, одиннадцать наиболее важных для человеческого развития лет я прожил в полной изоляции. Ни книг, ни телевизора, ни радио. Когда я попал на свободу, мир оказался для меня непостижим. Обыкновенное общение было мне чуждо, как вам, возможно, кажется чуждой жизнь муравейника. – Мне очень жаль, – искренне произнесла Коломба. – Спасибо, но не стоит меня жалеть. Начав изучать внешний мир, я осознал, что понимаю некоторые механизмы его устройства лучше тех, кто в нем вырос. Чтобы увидеть что-то по-настоящему, бывает необходимо взглянуть со стороны. Я был на это способен, хоть и не по собственной воле. Когда нужно, я умею взглянуть на ситуацию со стороны и сейчас. Если в привычках пропавшего что-то изменилось, я это замечаю и могу по расположению его личных вещей определить, что он любит и чего боится. А также не был ли кем-то или чем-то нарушен обычный распорядок его жизни. – И, как в моем случае, считываете язык тела. Данте кивнул: – Мой похититель всегда носил перчатки и закрывал лицо. Приходилось по одной его позе угадывать, доволен ли он мной или вот-вот накажет. Правду ли он говорит, когда обещает мне еду и воду. Это пригодилось мне при поиске пропавших, о которых вы говорите. Кто-то всегда недоговаривал, и я это видел. – Почему вы предпочитаете не появляться в суде? – Вы видели этот дом? – Вы не можете находиться в замкнутых помещениях, – утвердительно произнесла Коломба. Данте кивнул: – Вряд ли хоть один магистрат примет мои экспертные показания. Не говоря уже о том, что мне меньше всего хотелось бы снова оказаться в центре внимания. – Я прошу лишь о частной консультации, – сказала Коломба. – Ваше имя не будет фигурировать в деле. – Нет, госпожа Каселли. Я никогда не соглашаюсь на две вещи: работать над расследованием напрямую и сотрудничать с полицией. А вы просите меня сделать и то и другое. – Данте поднялся и протянул ей здоровую руку. – Приятно было с вами побеседовать. Приходите снова, и я опять угощу вас кофе. Коломба не сдвинулась с места, и Данте слегка поморщился. Словно сквозь открывшуюся щель она на мгновение увидела его таким, как есть, – жертвой, которая перенесла невообразимое и мучительно воссоздавала свою жизнь из осколков. «Я должна уйти, – сказала себе Коломба. – Так будет правильно». Но уйти она не могла. – Господин Торре, – произнесла она вслух, – разрешите и мне высказаться. Данте неохотно сел. – Прежде всего позвольте повторить, что мне действительно очень жаль, – продолжала она. – После всего, что вы выстрадали, вы заслуживаете, чтобы вас оставили в покое до конца дней. – Сделайте одолжение, не жалейте меня. Терпеть этого не могу. – Я просто хочу быть откровенной. Вся эта ситуация нравится мне не больше, чем вам. Я не привыкла вмешивать в расследования гражданских и не люблю закулисных интриг. – Что-то непохоже. – Раз уж об этом зашла речь, то я выпила ваш выжатый из беличьих задниц кофе только из вежливости. Да, я заметила название на упаковке. Хоть я всего лишь сотрудница полиции, но что такое «копи-лювак» – мне известно. И пока вы не объявили мне, каких деньжищ он стоит, скажу вам, что мне известно и это. – Я не настолько дурно воспитан, – пробормотал он. – А я не хрупкий цветочек: за тринадцать лет службы я навидалась и наглоталась такого дерьма, что вам и не снилось. Я не сказала всего, что о вас знаю. Я знаю и о том, что произошло с вашими родителями. Пока вы находились в розыске, ваш отец почти не вылезал из-за решетки. А мать покончила с собой, когда вам было сколько? Десять лет? – Девять, – сухо произнес он. – В то время моим сослуживцам не удалось ни найти вас, ни даже предположить, что вы все еще живы. На вашем месте я бы тоже обозлилась на полицейских, судей и весь мир. Мы бросили вас и обвинили во всем ваших родителей. Вам пришлось спасаться самому. – Коломба пристально посмотрела на него. – Но неужели вам хотелось бы, чтобы случившееся с вами повторилось с другой семьей? – По-вашему, вы можете заявиться в мой дом и играть на моем чувстве вины? – Прошу прощения и за это. Только ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Данте посмотрел ей в глаза: – Каждый день умирает около тридцати тысяч детей. Половина из них погибает от голода. Я не в ответе за все зло мира. Коломба не сводила с него взгляда: – Сын Мауджери не в Африке. Гораздо ближе. – Вот и найдите его сами. – Вы могли бы спасти этого ребенка. Вы же это понимаете? Данте покачал головой: – До вчерашнего дня вы даже не подозревали о моем существовании. Скажите мне, кто вас сюда прислал. Коломба поняла, что, если она надеется чего-то добиться, придется говорить начистоту: – Начальник спецподразделения Ровере. – А как зовут придурка из магистрата? – Де Анджелис. Данте снова покачал головой: – У вас и правда неприятности. – Так вы нам поможете? – спросила Коломба. Данте изучающе посмотрел на нее: – Вы правда полагаете, что я могу что-то сделать для ребенка? Или просто хотите втянуть меня в склоки между вашим шефом и судебными инстанциями? Коломба решила быть искренней до конца: – Я могу лишь надеяться, что вы сможете вынуть кролика из шляпы, но мне слабо в это верится. – Вы больше не верите в чудеса? – Как и в Санта-Клауса, – ответила она, подумав о Катастрофе. Данте медленно кивнул, словно прочитав ее мысли. В какой-то мере так оно и было. Сидящая перед ним решительная женщина явно скрывала какую-то глубокую боль. И дело было не в том, что Ровере использует ее в своих неблаговидных и противоречащих всем принятым процедурам целях и, очевидно, в случае чего готов ею пожертвовать, а в том, что она сама на это согласилась. Никто не рискнул бы профессиональным будущим во имя туманной возможности, в которую сам не верит, если он не убежден, что такого будущего у него нет. Коломба оказалась в положении заходящего в пике камикадзе, и перед этим обстоятельством Данте устоять не мог. Он любил драматические и героические порывы, даже самые глупые. А может быть, глупые порывы он любил еще больше. – Будь по-вашему, – сказал он. – Я готов посмотреть бумаги, которые наверняка лежат у вас в сумочке, и сказать вам свое мнение. – Спасибо. – Не спешите благодарить. Сначала вам придется оказать мне услугу. – Какую? – настороженно прищурилась Коломба. Данте провел ее на балкон и указал на человека на дороге: – Займитесь им.2