Кот в сапогах

«А Кот в сапогах стал знатным вельможей, – рассказывали про него. – И с тех пор охотился на мышей только изредка».

Слегка поправляя классика, существует ложь, наглая ложь и счастливые финалы сказок. Людей хлебом не корми, дай только присобачить к чему-нибудь хэппи-энд. К своим-то жизням не всегда получается, вот они и отводят душу на чужих.

На мышей кот охотился изредка, потому что после съеденного великана у него от них начиналась изжога. «Психосоматика, как пить дать», – грустно думал он, провожая взглядом очередную несостоявшуюся добычу.

Само собой, вокруг визг, писк, крики и опрокинутые табуретки. Мышь тем временем с достоинством удаляется под плиту.

А Маркизу потом кухаркины жалобы выслушивать: «Ваш кот даже мышей не ловит!»

И вельможество продлилось недолго. Ровно до того момента, как наследник Маркиза и Принцессы расчихался, дернув его за хвост.

Что тут началось! «Аллергия! Аллергия! Ах, у нас в роду непереносимость кошек!»

Ну и выставили за милую душу.

Маркиз сам лично сапожки вынес. «Ты, – говорит, – извини, брат, что так вышло». И глаза отводит в сторону. Совестливый! Совестливые хуже всего. Сделают гадость, а мстить им никак не получается, поскольку понятно, что и так мучаются. Даже в ботинки не нагадишь: куража не хватает. Тьфу!

«Я за тебя не беспокоюсь, – говорит. – Ты же котик. Вас все любят».

И дверь замка закрыл изнутри. Как иллюстрацию к всеобщему обожанию.

А кот побрел навстречу любви и признанию.

Позже, вдумчиво анализируя свои похождения и зализывая шерсть так, чтобы шрамы не бросались в глаза, он пришел к выводу, что с двумя качествами ему не повезло.

Во-первых, окрас. Родиться черным котом в семнадцатом веке – не такая бесспорная удача, как может показаться.

Во-вторых, рост. То ли перепелиных яиц в детстве переел, то ли бабушка когда-то согрешила с водолазом, но только люди непривычные шарахались. А привычные сперва стреляли.

Впрочем, врожденные черты характера, как-то любовь к стебу, глумлению и троллингу – тоже нельзя сбрасывать со счетов. «Если вы не скажете, что этот луг принадлежит маркизу Карабасу, вас всех изрубят в куски, словно начинку для пирога!»

Ха-ха! Грех смеяться над убогими, но что ж поделать, если других вокруг нет.

С таким нравом и обликом ему подолгу нигде не удавалось задержаться. Тот случай, когда три дня кряду гоняли вилами по всему селу, не в счет.

Скитаясь, он выучил, что вдовы мстительны, а жены злы. Что босому труднее, чем в сапогах, но значительно безопаснее. Что дураков каких мало в действительности на удивление много. Что добрее всех людей поэты, даже если кричат и размахивают кулаками, но проку от той доброты чуть, ибо им самим вечно жрать нечего.

А что смеяться нужно до последнего, ему накрепко вколотили в бродячем цирке, с которым он шлялся пару лет, пока не выгнали за порчу циркового имущества. Всего-то и сделал, что подбил дрессированного пуделя цапнуть клоуна за тощую задницу. Обещал, что зрители будут в восторге. Ну и что, разве обманул?

Закономерный итог его странствиям настал в Париже. Недооценил кот булочника, которому являлся по ночам, извалявшись в муке, и выл, что он дух убиенного круассана. «Что ни говори, славная вышла шалость, – философски думал кот, бултыхаясь в мешке. – Хоть сладким полакомился напоследок».

Мешок встряхнули, и связанный кот шмякнулся на землю. Холодные языки речной волны облизывали берег в двух шагах от него. «Утопят, – с пробивающейся сквозь все заслоны самоиронии тоской понял кот. – Надо было дочке скорняка являться».

Что произошло затем, он не совсем понял. Только что булочник привязывал камень к его лапам, и вдруг выкатил глаза, зашатался, пал на четвереньки и ускакал в кусты. Только хруст сломанных веток затих вдали.

Кот попытался извернуться, чтобы увидеть, кто так перепугал его несостоявшегося палача. Но на голову ему снова надели мешок. А потом словно выстрелили им из пушки. Ни с чем иным кот не мог сравнить это чувство упруго обтекающего воздуха и бешеный свист в разом закоченевших ушах.

Полет закончился так же неожиданно, как начался. На этот раз его бережно поставили на холодный мраморный пол, рассекли ножом веревки, и лишь затем стащили с головы грубую дерюгу. Щурясь от ослепивших его свечей, кот огляделся.

В золоченом кресле напротив него сидел мужчина с острым подбородком и перекошенным на правую сторону ртом. «Не кресло, – понял кот. – Трон». А возле перекошенного стояла та, кто, по всей видимости, и притащила его сюда, а именно – ослепительной красоты рыжая нагая женщина с жутковатым шрамом, пересекающим горло. «О. Из наших!» – одобрительно подумал кот.

А больше ничего не успел подумать, потому что женщина опустилась на одно колено и хрипло сказала, обращаясь к тому, кто на троне:

– Мессир! Вы давно искали питомца…