Глава 2

Жарким и влажным субботним вечером я сошла с автобуса в Греховодье, Луизиана, и не сомневалась, что шагнула прямиком в ад. Форрест Гамп ошибался. Жизнь не коробка конфет. Скорее, пачка слабительного, и судя по ощущениям, я проглотила её целиком.

Я оглядела главную улицу и скривилась. Помесь картин Томаса Кинкейда с фильмом ужасов. На самом краю города красовался миленький розовый магазин, будто бы украшенный кружевом. Перед крыльцом в ряд стояли горшки с цветами. Вывеска в витрине гласила: «Вы их убиваете, мы – набиваем». И гигантская голова косоглазого оленя рядом со входом.

Следующий магазин был целиком из бледно-голубого кирпича. На сей раз никаких горшков, зато от фасада к террасе на втором этаже тянулся плющ с милыми белыми бутончиками. На здешней вывеске имелась стрелка, указующая на розового соседа, и надпись: «Отдали им шкуру – отдайте нам мясо». Я очень надеялась, что это мясная лавка.

– Ваш багаж, мэ-эм. – Голос водителя автобуса выдернул меня из момента а-ля Алиса в Стране чудес.

Я посмотрела на два ярко-розовых чемодана с серебряными блестящими кисточками и подавила рвотный позыв. Пока я подвергалась пыткам в руках сотрудниц салона красоты, Харрисон отправился покупать сумки. Это стало его последним подарком на прощанье.

Я б лучше пулю из его девятимиллиметрового приняла.

Поблагодарив водителя, я всучила ему щедрые чаевые – если не вернусь отсюда, нужно, чтобы кто-нибудь вспомнил, где видел меня в последний раз, – затем вытянула ручку большого чемодана и примостила маленький сверху, стараясь не замечать свои длинные накрашенные ногти. Я просила чёрный лак, но Морроу позвонил раньше и предупредил их. Мне предложили вино и крошечные затейливые пирожные в попытке уломать на «изысканную лаванду» или «солнечный мандарин», но я устояла. В конце концов мы сошлись на «восхитительном красном», который я выбрала, потому что он точь-в-точь походил на цвет свежепролитой крови.

Я вытащила листок из кармана своего жуткого фиолетового костюма и сверилась с направлением. Дом моей «двоюродной бабули» находился, наверное, в миле отсюда, и в нормальных условиях это не было бы проблемой. В нормальных условиях, шагая эту милю, я могла попутно в одиночку уничтожить диктаторский режим. Но в льняном костюме при смертельной жаре Луизианы и на высоких каблуках мне повезёт, если хотя бы главную улицу одолею, не насадившись на оленьи рога, только бы со всем этим покончить.

Вздохнув, я дёрнула за ручку чемодана. И даже успела сделать два шага, прежде чем моя лодыжка подвернулась и каблук отвалился от долбаной туфли. Двести баксов за кусок дерьма. Глушитель, на который я заглядывалась, и то дешевле, или граната с чёрного рынка, что могла пополнить мою незаконную коллекцию… «Не думай об этом».

Я подняла сломанный каблук, стянула обе туфли и бросила их в грязный поток, бегущий вдоль города прямо за «убейте-и-съешьте-их» магазинами. Вот и ещё одна пара модных и переоценённых башмаков, которые Хедли никогда не наденет.

– Не хотелось бы, чтобы в первый же день в городе вас арестовали за загрязнение байю ^[1], – раздался за спиной мужской голос.

Я в ярости развернулась. Кто-то подобрался ко мне так близко, а я даже не заметила! И то, что сидел он за рулём огромного внедорожника с неприлично большими колёсами, только укрепило мои подозрения: пять минут в Луизиане – а я уже потеряла сноровку.

Я быстро оценила незнакомца. «Лет тридцать пять, метр девяносто, около двенадцати процентов телесного жира и слепое пятно слева на сорок пять градусов от центра». Слабость, которую можно использовать.

– Загрязнение? – переспросила я. – Я лишь подняла стоимость этого грязевого потока.

Он улыбнулся – одной из покровительственных фальшивых улыбок, что мужчины используют на тех, кого по ошибке принимают за слабый пол.

– Этот грязевой поток кормит половину жителей города.

– Я на диете.

– Вы, должно быть, племянница Мардж Будро.

Потребовалось какое-то время, чтобы понять: вылетевшее из его рта «Бу-у-дроу» – не что иное как фамилия, которую я вычитала в некрологе. Иначе никогда б не догадалась.

– Да.

– Спорю, вам интересно, как я узнал.

– Хм, весь город состоит человек из пятнадцати и того, что они там вчера подстрелили. И поскольку никто больше не вышагивает по центральной улице с розовым багажом – по крайней мере, я на это надеюсь, – то я не очень удивлена, что вы распознали во мне чужачку.

Мужчина вскинул брови:

– А Мардж описывала вас куда более милой. Полагаю, имелось в виду по сравнению с ней. Ну, раз уж вы здесь… и босиком, буду рад подвезти. Гравий губит ноги.

Я глянула вниз и только теперь сообразила, что стою вовсе не на тротуаре, а крепко так увязла в странной смеси грязи и ракушек. Слава богу, педикюр не сделал мои ступни нежными цветочками.

– Я в порядке. Правда.

Незнакомец не выглядел убеждённым, но, кажется, решил, что выполнил свой долг гостеприимного южанина.

– Ладно. Что ж, до встречи.

Он сорвался с места, смехотворно огромные колёса крутанулись, поднимая больше пыли, чем песчаная буря.

За рюмку виски и пару армейских ботинок я бы зацепилась за багажник его зверя и проехалась на другой конец города верхом на чемодане. Но, наверное, это привлекло бы внимание. Вероятно, библиотекарши-бывшие-королевы-красоты не катаются на собственном багаже.

Двадцать минут спустя я уже шла по подъездной дорожке к своему новому жилищу. Это был большой дом в викторианском стиле, и я вздохнула с облегчением, увидев его адекватную тёмно-синюю расцветку и отсутствие каких-либо цветов в горшках или на клумбах. Иначе б точно не выдержала. А так, если только внутри всё не заросло плющом или папоротником – жить можно.

Ещё пятнадцать шагов – и я окажусь внутри, подальше от посторонних глаз. Переоденусь в привычные шмотки и сожгу чемоданы на заднем дворе, не дожидаясь полуночи. Я уже практически ощущала запах дыма. Но стоило поставить ногу на крыльцо, как дверь распахнулась, и наружу выпорхнула маленькая седовласая старушка.

«Метр пятьдесят семь, пятьдесят килограммов вместе с сумкой, старше самого Христа, и слишком много слабых мест, чтобы все перечислить».

– Ты, наверное, Сэнди-Сью. – Женщина шагнула вперёд и схватила меня за руки. – Какое счастье наконец-то с тобой познакомиться! Я боялась, что автобус задержится.

– Не-а. Точно по расписанию.

«Будто спешил навстречу смерти».

– Чудесно. Я Герти Хеберт, одна из старых подруг твоей тётушки.

Я кивнула. Что старая – это точно.

Герти залезла в безразмерную сумку, на вид словно сшитую из гобелена, и достала вакуумный пакетик для продуктов.

– У Кэролайн дома случилась неприятность с курицей, и она не сумела подготовить приветственную корзину, так что мне пришлось импровизировать. – Она протянула мне пакет: – Чернослив?

– Может, позже.

«Например, когда мне стукнет девяносто».

– Что ж, тогда давай зайдём, Кости тоже жаждет с тобой познакомиться. И вдруг сумеет откопать в твоих занятных чемоданах пару обуви. Знаешь, вообще-то, в Греховодье женщины уже лет сорок как не обязаны ходить босиком.

Я уставилась на неё:

– Но по-прежнему должны быть беременными?

– Только если родились в первый вторник фестиваля раков, – махнула рукой Герти, – и только если тогда было полнолуние. Но ты, возможно, исключение, так как из другого города и всё такое.

Развернувшись, она вошла в дом.

Впервые в жизни я почувствовала, как по спине тонкой струйкой бежит страх. Мне предстояло ступить на вражескую территорию, и дёрнул же черт выбросить единственное оружие в мутную речушку.

Протиснувшись в дом, я порадовалась отсутствию антиквариата и стекла и с удивлением отметила сдержанную мебель и светло-коричневые стены. Никаких кружев и бахромы. Такое мне по силам.

– Здесь славно, – сказала я.

– Ты, кажется, удивлена.

– Да… нет… Ну, учитывая, что весь город словно нарисован пастелью…

Герти кивнула:

– Мардж не следовала общим правилам. Она не любили садоводство и уборку, потому не собиралась держать при себе «дерьмо, которое необходимо чистить и поливать». – Она усмехнулась. – Мардж была немножко феминисткой. Впереди своего времени, вообще-то, но для тебя это не новость.

Настроение слегка повысилось. Возможно, всё не так уж скверно.

– Я приготовила кофе, – продолжила Герти и жестом велела мне следовать за ней через гостиную и дальше по коридору. – Мардж всегда очень беспокоилась о тебе, дорогая.

– Обо мне?

Мы вошли в яркую солнечную кухню, и я остановилась, оглядываясь. Бежевые стены, дубовые шкафы – из настоящего дерева, а не поддельная хрень, как в моей квартире. Километровая рабочая зона буквой «Г» с гранитной столешницей.

– Да, дорогая. – Герти наполнила чашку и опустила на стол передо мной. Затем поставила рядом сливки и деревянную коробочку с сахаром.

Проигнорировав добавки, я сделала большой глоток и удовлетворённо вздохнула. Эта старушка сотворила кофе, от которого краска с бампера слезет.

Она понаблюдала за мной и налила кофе и себе.

– Мардж переживала, что ты не реализуешь весь свой потенциал как женщина. Она думала, твои представления о жизни несколько старомодны. – Герти глянула на неиспользованный подсластитель, потом снова на меня и улыбнулась. – Возможно, она ошибалась.

О-ё-ёй. Я судорожно искала объяснения. Ещё и получаса в Луизиане не провела, а уже раскрыта. Если я даже ровесницу динозавров не смогла одурачить, то как обману кого-то другого?

– Моя, эм, мама смотрела на всё иначе, чем тётя Мардж.

Герти понимающе кивнула:

– И как хорошая дочь ты согласилась с ней. Конечно, милая, я всё понимаю. У моей матери тоже имелось обо всём собственное представление. Я была для неё постоянным испытанием.

– Вы? Да что такого вы могли натворить?

– Не вышла замуж и не родила ей внуков. Для матерей это почему-то смертный грех. Женщина, не сумевшая найти мужчину, вызывает жалость.

– Вы не кажетесь мне той, кого стоит жалеть.

Глаза Герти блеснули.

– Самое умное, что я сделала, – не связалась с мужчиной. И семьдесят два года жила в своё удовольствие. – Она похлопала меня по руке. – Мы с тобой прекрасно поладим.

Я почувствовала, как во Вселенной что-то сдвинулось, и улыбнулась Герти. Возможно – всего лишь возможно, – всё, в конце концов, не так уж плохо. Я как раз собиралась попросить вторую чашку кофе, когда груда одеял в углу кухни зашевелилась и поднялась из коробки, в которой лежала. Я с трудом удержалась, чтобы не выхватить оружие (коего при мне не было) и просто ткнула в ту сторону пальцем.

Герти глянула на коробку, затем на часы.

– Пять часов, минута в минуту. Кости должен чуток размяться.

Она прошла в угол, потянула за одеяло, и оттуда наконец высунулась голова хаунда. Он уставился на меня, и я задумалась, а вдруг это обученный служебный пёс, но тут он сделал первый шаткий шаг, и его старость стала очевидна.

– Кажется, я знаю, почему его Костями кличут, – заметила я, осматривая худое костлявое тело.

– О, нет, не поэтому. В своё время он был великолепным представителем породы, а всё те же Кости. – Герти открыла заднюю дверь кухни, пёс выскользнул на улицу, и мы направились следом.

Кости выполнил программу по обнюхиванию кустов, затем прислонился к крыльцу, чтобы не упасть, и задрал лапу. А покончив с первостепенными делами, устремился к грязному ручью на лужайке позади дома.

– Это та же мутная речка, что бежит через весь город? – спросила я.

– Да, греховодный байю. Создаёт чуток проблем с комарами и змеями, но аллигаторы редко выбираются на газоны, так что об этом можешь не беспокоиться.

Какая прелесть. Вероятно, за всё время здесь мне не придётся никого убивать.

Кости зашёл в байю, недалеко, словно лапы отмачивал, и замер. Голова опущена, нос впритык к воде, но пёс не пил. И слава богу. Фиг знает, что там в этом ручье помимо моей обувки.

Герти нахмурилась:

– Опять эта псина за своё.

– В смысле? – не поняла я, и тут Кости начал копать. – С ним всё нормально? Судя по виду, он вот-вот грохнется.

Раскачиваясь, будто пьяный, пёс расшвыривал вокруг грязь и воду с невероятной скоростью – никогда б не подумала, что он на такое способен.

– Он всё время это делает, – отмахнулась Герти. – Повсюду грязные следы.

Внезапно Кости замер, прижался носом к воде, потом и вовсе сунул голову в тёмное месиво, а через пару секунд вынырнул с белым предметом в зубах. Чрезвычайно собой довольный, пёс прискакал к нам, бросил находку на землю и стряхнул на нас воды байю.

Я прикрыла лицо рукой и глянула вниз. Кости уже улёгся на живот и принялся грызть угол своей добычи.

– Герти? Это кость.

Герти опустила руки и тоже уставилась на пса.

– Ну да, конечно, кость. Из-за этой собаки нам пришлось установить бетонный забор вокруг кладбища. Как, по-твоему, он заработал свою кличку?

Я прищурилась на предмет в лапах пса, дабы убедиться, что моя первая догадка верна.

– Вы уверены, что забор перекрывает всё кладбище?

– Да. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что это человеческая кость.