Глава 14
Осень отметила свой приход в Одессу буйным норд-остом, порывистым и капризным. Он то успокаивался на два-три дня, то врывался в бухту вновь, трепал платаны, ломал ветви, уносил в море солому с крыш и рыбачьи сети.
Свинцовые, вздыбившиеся пенными гривами волны с рёвом лезли на берег, остервенело колотились в утёсах. В порту сорвало с якорей два корабля, и они, не решившись приставать к берегу в такую погоду, ушли в Севастополь. Рыбаки кляли погоду и святого Николая, сидели по кабакам и кофейням, ждали штиля, на всякий случай повытаскивав подальше на берег шаланды и баркасы.
Наконец в начале октября долгожданная погода пришла: проклятый ветер утих, выглянуло тёплое солнце, взъерошенное море улеглось и несколько дней было синим, ясным, умиротворённым, словно после хорошей бани. Как раз подходило время макрели и камбалы, и обрадованные рыбаки, измучившиеся от безделья, собрались на лов. Но не все: люди постарше опасались, говоря, что бора[170] коварен и может "выжидать". Несмотря на это пять шаланд все же покинули бухту и, когда солнце поднялось над скалами, скрылись из виду.
В посёлке забеспокоились два часа спустя, когда на ясном небе появились "кошачьи хвосты" - длинные мохнатые облака, обычно ничего хорошего не предвещавшие. Снова задул ветер, через полчаса превратившийся в бурю, небо обложила зловещая синева, которую из края в край пересекали молнии, и в бухте мгновенно стало темно. Море вновь наморщилось волнами, его до самого горизонта пестрили белые барашки, в утёсах уже ревела и металась вода, всплескивая брызги до макушек скал. На утёсы высыпал весь посёлок, женщины запалили было на берегу костёр, но хлынувший ливень тут же затушил его. Из Одессы верхом прилетели Илья и Митька. Илья, осадив буланого возле сгрудившейся у скал толпы, накинулся на первого, подвернувшегося под руку, - Лазаря Калимеропуло.
– Лазарь! Дорогой мой! Скажи, эта дура вправду в море вышла? Одна?
Может, померещилось тебе?
– Какое "померещилось"?! - завопил Лазарь, хватаясь за голову. - Уплыла, проклятая, сказала - снасть у неё там на макрель стоит, проверить, мол, надо. И на что ей та макрель, святой Спиридион?!
– Ты что же, холера одноглазая, досмотреть не мог?!
– Да что я с ней сделаю? Вот сам бы и смотрел, вместо того чтоб по рынку шляться, вор лошадный!
– Кончайте! - хмуро оборвал их мрачный растрёпанный Белаш, у которого в море утром, не сказав ему ни слова, вышли два сына. - Зараз обоим наваляю.
Илья, выматерившись от бессилия, запрыгал по уступам на верх утёса, всмотрелся в сизую мглу, сгустившуюся над морем. Он не был рыбаком, но даже ему было понятно, что лучше бы лодкам проболтаться несколько дней в открытом море, чем пытаться, на свою погибель, пристать к берегу сквозь такой прибой. Волны, казалось, взмётывались до небес, ревущими валами падали вниз, пена хлестала по лицам собравшихся на скалах людей. Небо грохотало и сверкало, сполохи молний, как днём, озаряли бухту. Рядом сопел в плечо Митька.
– Чяво, у тебя глаза помоложе… Посмотри - не видать?
Митька молча покачал головой. С берега сквозь рев ветра послышались отчаянные женские рыдания. Свесившись с утёса, Илья увидел, как Фроська, невестка Белаша, вырвалась из рук свекрови, кинулась к морю, влетела по пояс в воду и застыла там, прижав руки к груди. Ветер сорвал с её головы расшитый платок, унёс его на скалы, дождь вымочил и растрепал волосы.
Несколько раз волны с головой накрывали шатающуюся фигурку Фроськи, валили её с ног, но она поднималась и, не оборачиваясь на призывы с берега, продолжала всматриваться в чёрное море. И спустя полчаса хрипло, прерывисто закричала:
– Плывут! Плывут! Плыву-у-ут!!!
Илья кубарем скатился с утёса, вместе со всеми побежал к полосе прибоя.
Сначала он не видел ничего, но после нескольких минут напряжённого всматривания с трудом разглядел несколько чуть заметных чёрточек на горизонте.
– Господи… - простонала стоящая рядом молдаванка Янка. - Господи…
Илья даже представить себе не мог, что лёгкие шаланды пройдут, не перевернувшись, сквозь это кипящее месиво. Но он же не рыбак… может, он не знает, не понимает чего-то? Илья с надеждой оглянулся на стоящих рядом людей, но все лица были хмурыми и замкнутыми.
– Белаш… - сдавленно спросил он стоящего рядом контрабандиста. - Что делать-то?
– Молитву знаешь какую? - отрывисто, не отводя глаз от моря, спросил тот. - Вот и вспоминай…
Лодки подходили всё ближе. Когда все четыре перевернуло огромной волной в нескольких саженях от берега, над берегом поднялся многоголосый женский вой. Мужчины, крепко держась за руки, цепью пошли в море, и Илья сам не понял, как оказался между Лазарем и коренастым, похожим на медвежонка, молодым болгарином Мирчей. Волны тут же повалили их, потащили в глубину, но соседи помогли подняться, и цепочка людей шаг за шагом продвигалась сквозь бушующую воду к перевёрнутым шаландам.
Первым на берег выбрался, шатаясь, плюясь и отхаркиваясь, Белаш, волоча на себе сына. Сбросив его на песок, сквозь зубы предупредил: "Отдеру как сидоровых коз!" и снова бросился к морю. За ним выкарабкался на четвереньках Илья, за шиворот волоча другого его сына - мужа Фроськи. Три раза волны отбрасывали их назад, на четвёртый подоспели Ион и Мирча, которых тут же тоже смыло в море, и всю команду выловили женщины, цеплявшиеся, чтобы не унесло, за перевёрнутую шаланду. Худой и чёрный грек Спиро чуть не утонул в сажени от берега: его с головой накрыло волной.
Спиро нахлебался воды, заорал, но рядом с ним вынырнул фыркающий, дико вращающий глазами Янкель, схватил грека за ремень и энергично погрёб с ним к берегу. Волна подхватила их, взметнула на гребень, над морем разнеслись два истошных вопля: "Вэйзмир!" и "Кирие Спиридион!", и полумёртвые от страха и проглоченной воды Янкель и Спиро вылетели на гальку, где их подхватило десяток рук. Из моря появлялись кашляющие, захлёбывающиеся солёной, перемешанной с песком и водорослями водой, едва живые люди. Их хватали, тащили на берег, откачивали, растирали, радовались - живы… Понемногу выяснилось, что никто не утонул, что пропали, слава богу, только шаланды и снасти, и те, кто не был занят спасательными работами, опустились на колени прямо под ветром и дождём, благодаря Аллаха, Христа, Магомета, Богоматерь, святого Николая, святого Спиридиона и всех прочих святых, попавшихся на язык. Кое-кто уже потянулся с берега в посёлок, когда Илья заорал на весь берег:
– Розки нет!!!
Толпа всколыхнулась единым вздохом. Те, кто уже вышел на дорогу, опрометью кинулись обратно. Сотня глаз тревожно всмотрелась в свинцовую муть. Илья, головокружительно выматерившись, бросился к морю, но медвежьи лапы Белаша удержали его:
– Одурел, брат? Ещё не хватало и тебя хоронить!
"Хоронить"?! Застонав сквозь зубы, Илья остановился, не замечая, что стоит по пояс в воде. Волны хлестали в лицо, сбивали с ног. Роза… Роза… Где эта проклятая цыганка, все ведь приплыли уже… Всегда у неё всё не как у людей… Стой вот теперь и жди… хотя и ждать, конечно, уже нечего. Разве справится с этим бушующим киселём баба, когда мужики еле выгребли, у Спиро даже кровь пошла из-под ногтей от вёсел… Глядя в бурлящее море, Илья в который раз за вечер вспоминал хоть какую-нибудь молитву, но в голове было пусто.
– Белаш, как думаешь, выплывет? Выплывет?!
– Не знаю, дорогой. Молись. Всяко бывает.
Наверху, на лысом утёсе, сидел Митька. Сидел уже больше двух часов, намертво вцепившись в камень и глядя в море. И когда вдали появилась чёрная точка, он сначала тихо, почти не веря самому себе, сказал:
– Плывёт… - а потом закричал хрипло, отчаянно: - Люди, плывё-ё-ёт!!!
Едва передохнувшие мужчины вновь, как горох в суп, посыпались в море.
Воспалённые от соли глаза следили за крошечной шаландой, которую волны несли прямо на камни - ближе, ближе, ближе… Митька скатился с утёса, кинулся было к морю, но Белаш поймал его и, не обращая внимания на яростные протесты и брыкание, отнёс подальше на берег. Толпа людей взорвалась криком, когда маленькая шаланда взметнулась на свинцовом горбе волны и перевернулась. Волны закипели людьми, человек тридцать цепью снова начали проталкиваться сквозь валы. Ледяная вода хлестала в лицо, вертела, тянула в глубину. Стоя по грудь в этой солёной заварухе, Илья с ужасом смотрел на то, как над его головой с грохотом опрокидывается водяная гора. Огромная волна накрыла его, оторвала от дна, швырнула навстречу чему-то скользкому, бесформенному, потащила в море. Крепко обхватив это "что-то", Илья из последних сил рванулся к берегу. "Господи, не хочу тонуть! Господи, пронеси, согласен сегодня ночью дома умереть!
Господи, да что я - каракатица морская?! Я цыган, господи, нам на роду такого не написано…" Судорога свела плечи, руки, от холода ныли суставы, но со всех сторон к нему кинулись рыбаки, и последнее, что успел увидеть Илья, была оскаленная, рычащая морда Белаша.
– Да отчепись ты от неё, задушишь ещё! - словно сквозь сон, Илья услышал чей-то голос, почувствовал, что его трясут, разжимают ему руки.
Через силу он разлепил саднящие, словно в них насыпали песка, глаза. Было темно. Где-то рядом ревели волны. Вокруг плотным мокрым кольцом столпились рыбаки, кто-то подсунул горящий фонарь, и Илья увидел улыбающиеся лица.
– А где Роза? - силясь сесть, испуганно спросил он.
– Вот балда! - Белаш перестал его трясти. - Очнись, брат, ты её в руках держишь. Как ты её в этой каше выловил - зарежь, не пойму.
Роза лежала у Ильи поперёк колен - неподвижная, с закрытыми глазами.
Её юбка, порванная и мокрая, задралась выше колен. Машинально Илья одёрнул её. Стараясь, чтобы не дрогнул голос, спросил:
– Она жива?
– Если не отпустишь - может и помереть.
Илья с усилием взял Розу на руки, перевернул вниз лицом. Она застонала.
Ледяная рука слабо ухватилась за запястье Ильи.
– Смоляко?..
– Фу! Слава богу… Розка, ну разве можно так?.. - растерянно прошептал он, прижимая её к себе. - Что же ты, дура, сотворила-то? Ещё б чуть-чуть - и не успели бы мы…
– Я… я хочу домой…
Рыбаки, стоящие рядом, весело, облегчённо рассмеялись.
– Неси домой, - ухмыльнулся Белаш. - Там сам разберёшься, как её в чувство приводить. Помощь занадобится - покличешь.
– Иди к чёртям! - огрызнулся Илья. Помедлив, добавил: - Спасибо, брат.
Белаш отмахнулся. Пересиливая подступившую тошноту и дрожь в коленях, Илья поднялся на ноги, перекинул Розу через плечо и понёс её к посёлку.
Следом толпой потянулись рыбаки. Вскоре берег был пуст, и только растрёпанные волны с рёвом выбрасывали на оползающую гальку обломки разбившихся о камни шаланд.