IX

Лафейма признается, что его негодяи трусят, а кардинал считает себя счастливым в своем несчастье, узнав, что голова его высочества спасена

Ришелье, как все честолюбцы, мало спал. Сон — половина смерти. Кардинал, часто допрашивавший свою совесть, знавший лучше всех, что он не должен надеяться попасть в рай, не торопился умереть и даже опасался этого сходства со смертью, которое отнимает у человека половину жизни.

Еще не рассвело, когда он вышел в кабинет. Однако он нашел людей, вставших еще ранее него. Уже два часа Лафейма ждал его в передней. Лафейма имел самый жалкий вид.

— Ваше преосвященство, — сказал он кардиналу, — в нынешнюю ночь случились вещи невероятные; я сам не решился бы их сказать, если бы не видел собственными глазами.

По расстроенной физиономии своего главного агента Ришелье почувствовал несчастье.

— Без околичностей, господин де Лафейма, — сказал он сухо, — если вы сделали какую-нибудь неловкость или глупость, рассказывайте прямо, что случилось.

— Герцог Букингем отправлялся вчера в Валь де Грас.

Кардинал подпрыгнул на своем кресле.

— Вы это знаете наверно?

— Господа де Кребассан и де Ростейн следили за его каретой с тех самых пор, как он выехал из дворца вашего преосвященства.

— Тогда было восемь часов? — сказал Ришелье.

— Точно так. На перекрестке Бюси герцог вышел из кареты и пошел один пешком. Де Кребассан и де Ростейн узнали его.

— Ну! — с нетерпением сказал кардинал. — Каким же образом дошел он до Валь де Грас?

Лафейма понял всю важность этого вопроса.

— Эти господа рассудили, что не следует заставлять его брать шпагу в руки, пока он остается на многолюдных улицах, где какой-нибудь прохожий вздумал бы защитить его.

Кардинал кипел нетерпением.

— Они сделали хорошо. Далее? — сказал он.

— В ста шагах от Валь де Грас Ростейн бросился к нему.

— Один?

— Да, ваше преосвященство, один. Де Кребассан остался сзади. Они не хотели напасть на него оба сразу.

— Странная деликатность! — вполголоса проворчал Ришелье.

— Тогда де Кребассан с того места, где он остановился, увидел человека, вдруг появившегося между герцогом и нашим товарищем; две шпаги сверкнули в темноте, и де Ростейн упал. Это было делом одного мгновения. Де Кребассан бросился вперед, и, когда добежал к своему товарищу, человек тот исчез с одной стороны, а герцог с другой.

— Далее, далее!

— Де Ростейн был мертв, и заметьте, ваше преосвященство, он получил только один удар шпагой, и этот удар поразил его в лоб. Эта та же рана, тот же удар, которые были нанесены в течение недели трем моим подчиненным.

— Что вы говорите, Лафейма?

— Бельсор, Куртрив и Либерсаль были убиты таким образом за стенами Сен-Жерменского аббатства.

— Вы думаете, что эту рану нанес один и тот же человек?

— Да. Только один человек знает этот удар, неизвестный нам. Бельсор, Куртрив и Либерсаль были три наших лучших бойца; де Ростейн был не хуже их. Все четверо пали, не будучи в состоянии защищаться.

— Кто этот человек? — спросил кардинал.

— Я слышал, что его зовут барон де Поанти.

— Барон де Поанти! — повторил Ришелье.

— Это непременно он нынешней ночью убил Ростейна. Это он под стенами Валь де Грас убил двух моих гвардейцев и ранил полицейского, поразив всех в лоб. И это еще не все, ваше преосвященство.

— Да! Что же сделалось с герцогом Букингемом? Почему вы знаете, что он вошел в Валь де Грас, когда де Кребассан потерял его из виду, когда упал его товарищ?

— Де Кребассан, испугавшись мысли, что он очутится лицом к лицу с этой смертоносной шпагой, как он признался, и притом не зная, за кем гнаться, потому что в темноте он никого не видел перед собой, поспешно вернулся предупредить меня. Со мною было человек двадцать моих подчиненных, я взял десять самых лучших и вернулся к тому месту, где осталось тело де Ростейна. Следы легко было найти. Шаги виднелись на мягкой земле. Я легко отыскал след герцога Букингема.

— Хорошо, — сказал Ришелье.

— Он нас довел до дома садовника.

«Отца той девушки, которую я засадил в Шатлэ», — подумал Ришелье.

— Дверь эта была крепко заперта. Я велел шестерым моим подчиненным перелезть через стену сада, а с четырьмя, оставшимися у меня, караулил все выходы, оставив для себя пост, который показался мне самым важным, то есть тот, откуда герцог Букингем вошел в монастырь.

— Хорошо, — повторил Ришелье, слушая внимательно, — до сих пор ошибки не было. Вы должны были иметь успех. Герцог, войдя в монастырь, не должен был оттуда выйти.

— Подождите. Мы оставались почти всю ночь на карауле, надеясь или на выход герцога, или на возвращение наших шестерых товарищей, вошедших после него в монастырь. Два часа тому назад, не более, потому что я, не теряя ни одной минуты, явился сообщить вашему преосвященству, де Флоранж, стоявший у другой двери, вдруг пришел ко мне. Зубы его стучали от ужаса, и он с трудом объяснялся. Как только я его понял, я пошел за ним, так же взволнованный, как и он.

— Что же случилось?

— Что случилось, никто из тех, кто видел, не может сказать, потому что все умерли.

— Что вы говорите?

— Да. Между тем местом, которое занимал де Флоранж, и тем, которое занимал я, среди пустого пространства, за стенами Валь де Граса, шестеро наших товарищей лежали мертвые, друг возле друга, со шпагами в руках, и лежали они таким образом, что можно было подумать, будто они убили друг друга во время страшной дуэли, сражаясь трое против троих.

— Как же они тут очутились?

— Их, верно, принесли уже мертвых. Смерть их, должно быть, случилась за несколько часов до того, как мы их нашли, потому что тела их были уже холодны. Вот что видели мы, и легко угадать, что случилось. Наши шестеро товарищей, должно быть, встретили барона де Поанти внутри монастыря. Там его знак, кровавый и неизгладимый; он убил четверых своей рукой, потому что на лбу четверых из шестерых виднеется след той же раны.

— Все этот Поанти! — пробормотал кардинал, губы которого были бледны от бешенства.

— Все он!

— И человек этот защищает герцога Букингема!

— Ему герцог Букингем обязан сегодня жизнью.

— Итак, герцог, войдя в Валь де Грас, может быть, и теперь еще находится там?

— Нет, он, должно быть, ушел. Если нашли выход, чтобы вынести тела наших четырех товарищей, ничто не помешало герцогу уйти оттуда.

— Я это узнаю, — сказал кардинал.

— Что теперь делать? — спросил Лафейма.

— Ждать, — ответил Ришелье. — Случай никогда не представляется один, — прибавил он, с намерением делая ударение на каждом слове, — всегда найдется другой случай после первого. Ждите, если настанет минута, действуйте.

Лафейма раскрыл рот, но не решался говорить. Видно было, что он пугался заранее того, что хотел сказать.

— Говорите, — сказал Ришелье, который понял эту игру физиономии.

— Есть еще одно обстоятельство, которого я не должен от вас скрывать, — сказал Лафейма, — мои товарищи пугаются мысли встретиться лицом к лицу с бароном де Поанти; они уже не рассчитывают на свое искусство с подобным противником.

— То есть их мужество надо подстрекнуть, я понимаю, — сказал Ришелье.

Он отворил ящик своего бюро, взял пригоршню золотых монет и подал их Лафейма.

— Благодарю, — сказал тот, — такое поощрение повредить не может, но, — прибавил он, — кое-что другое было бы еще лучше в настоящую минуту.

— Что такое?

— Уничтожение Поанти.

— Отдаю его вам, — сказал Ришелье.

— Мы не можем гнаться за двумя зайцами, ваше преосвященство, преследовать Букингема и отыскивать барона. Возьмите на себя барона, а мы позаботимся о герцоге.

— Я держал этого Поанти в своих руках, он бежал, его преследует один человек, который его найдет.

Ришелье задумался на минуту, потом сказал:

— Подождите.

Он придвинул к себе лист бумаги и написал несколько строк.

— Бегите в Шатлэ, — сказал он Лафейма, — и отдайте эту бумагу губернатору, чтобы через час он исполнил приказание, написанное тут. Через час я сам буду в Шатлэ.

— Ваше преосвященство не дает мне других приказаний? — спросил Лафейма.

— Ждите меня в Шатлэ. Я найду там способ освободить вас раз и навсегда от барона де Поанти.

Оставшись один, Ришелье впал в глубокое размышление. Со своей хитрой проницательностью, при помощи того, что он знал, он угадал то, что ему было неизвестно. Герцог Букингем имел в Валь де Грасе свидание с Анной Австрийской, в этом не могло быть ни малейшего сомнения. Но что происходило между ними на этом свидании?

«Анна не могла принять герцога в своей комнате, — думал Ришелье, — хотя с нею в Валь де Грасе свита небольшая, все-таки она так окружена, что этого предположения допустить нельзя. Должно быть, она встретилась с ним или в саду, или в капелле. Королева очень набожна. Потребовалась, вероятно, вся хитрость герцогини де Шеврез и все влияние, которое она имеет над королевой, чтобы заставить ее решиться на поступок, который в первую минуту должен был показаться ей святотатством. Стало быть, между королевой и герцогом не было никаких разговоров о любви и никаких страстных уверений. Но этого тайного свидания уже достаточно, чтобы добиться разрыва между супругами. Публичный развод отомстит за меня. Но я не могу сообщить королю об этом свидании. Он потребует от меня доказательств, а у меня их нет. Притом для того, чтобы затеять развод, надо, чтобы брак герцога Анжуйского с герцогиней де Комбалэ был решен. Свидание герцога с королевой, должно быть, было прервано солдатами Лафейма, стало быть, свидание было самое короткое. Но из всего этого выходит, что я второй раз одурачен герцогиней де Шеврез. Это она уговорила королеву выпросить у Людовика XIII позволение удалиться в Валь де Грас. Это она отыскала де Поанти, воина поискуснее поборников Лафейма, и поручила ему оберегать герцога Букингема. Это она вырвала его из моих рук. Она одна сопротивляется мне, а все другие, даже королева, только служат орудием. Эта женщина демон. Я уничтожу ее. Но когда? Еще не настала минута напасть на нее. Она падет вместе с королевой, но падет так низко, что проклянет тот день, в который вздумала бороться с моей волей. Сейчас я могу поражать только тех, кто ей служит, и буду поражать их безжалостно. Теперь в моих руках только та молодая девушка, которая служила ей посредницей с бароном де Поанти. Она знает все, что относится к нему. Она должна мне сказать, потому что мне необходимо держать его опять в моей власти, и на этот раз тюрьмой ему будет служить не комната во дворце Медичи, а темница в Шатлэ или Бастилии. Девушка должна знать еще многое другое, потому что этот Поанти не один на жалованье у герцогини де Шеврез. Из шестерых человек, убитых в эту ночь в Валь де Грасе, только на четверых виден его знак; должно быть, у него есть сообщники. Эта девушка должна открыть мне все эти тайны. Пытка заставит ее говорить».

Все эти мысли за десять секунд родились в уме кардинала. Он вышел из кабинета и отправился в свою уборную, где камердинер причесал ему волосы под красной камилавкой со светским кокетством, напрыскал ему усы итальянскими духами, надел ему длинную мантию огненного цвета на рясу из черной материи с горностаевым воротником и обшитую внизу таким же мехом. Кардинал прошел по своим комнатам, где, несмотря на раннее время, нашел толпу дворян, между которыми находились люди самого высокого звания. Но в это утро Ришелье не был расположен давать аудиенции. Он прошел мимо всех с холодным и строгим лицом, слегка кивая головой самим важным. Через несколько секунд он сел в карету и отправился в Шатлэ, приказав прислать туда своего нового шпиона Пасро, в случае если тот явится во дворец до его возвращения. Губернатор ожидал министра на первом дворе.

— Исполнены приказания, доставленные вам? — спросил кардинал, прерывая раболепные поклоны губернатора.

— Исполнены.

— Готова зала пыток?

— Все готово, как ваше преосвященство приказали.

— Ведите меня прямо в эту залу.

Губернатор скоро привел кардинала в большое помещение, имевшее в номенклатуре различных комнат, составлявших тюрьму, страшное название «комната пыток». Вдоль стен симметрично были расположены все принадлежности страшного способа вырывать у несчастных признание в их действительных или мнимых преступлениях и имена их сообщников.

Когда кардинал вошел в эту комнату, он удостоверился, что действительно его приказания, присланные с Лафейма, были исполнены. В этой комнате находились протоколист, доктор и два палача, с руками, обнаженными по локоть, и готовые исполнять свою страшную обязанность.

— Надеюсь, что этих приготовлений будет достаточно, чтобы заставить ее говорить, — сказал кардинал.

— Ваше преосвященство желает сделать только вид? — спросил губернатор.

— Да, — ответил кардинал.

— Вы слышите?

Палачи сделали утвердительный знак.

— Велите привести эту девушку, — сказал Ришелье.

Губернатор пошел к двери и отдал приказ тюремщику.

Через несколько минут привели Денизу. За два дня, которые молодая девушка провела в тюрьме, с нею произошла страшная перемена. Эти два дня прошли для нее как два года продолжительных и сильных страданий. Прекрасный румянец юности и здоровья исчез. Матовая и почти болезненная бледность заступила его место. Глаза были обведены синими кругами. Они лишились своего огня. Легко было видеть под этими признаками сильного отчаяния, что несчастная девушка не переставала плакать и не спала ни одного часа. Ришелье, как ни был жесток, был тронут при виде перемен, произошедших в такое непродолжительное время в такой впечатлительной и деликатной натуре.

Дениза остановилась у дверей. Она дрожала уже прежде, чем вошла, но когда, подняв глаза, узнала кардинала по его длинной красной мании, она чуть было не лишилась чувств. Однако она еще не заметила того, что находилось в этой зале; она не знала, где она и чего от нее хотят.

— Подойдите, — сказал ей Ришелье. — Объясните ей, чего от нее хотят и что ее ожидает, если она не захочет повиноваться, — обратился он к губернатору.

— Послушайте, — сказал тогда губернатор Денизе примирительным тоном, — кардинал очень милостив, он не желает вам зла, и от вас зависит сейчас быть выпущенной на свободу.

Он остановился, как бы ожидая знака, какого-нибудь движения, но Дениза не шевелилась.

— От вас требуют очень немногого, — продолжал он, — согласитесь отвечать на вопросы, которые вам сделают.

— Какие вопросы? — спросила Дениза невнятным голосом.

— Во-первых, признайтесь, что вы знаете барона де Поанти, — сказал Ришелье.

Молодая девушка сделала усилие и твердо отвечала:

— Я его не знаю.

— Вы лжете, — сказал Ришелье.

— Берегитесь, — вмешался губернатор, — если вы откажетесь отвечать или ваши ответы покажутся его преосвященству неправдивыми, вот что с вами случится. Знаете ли вы, где находитесь в эту минуту?

— Нет, — отвечала Дениза.

— Вы находитесь в зале пыток.

Дениза задрожала.

— Вы соглашаетесь говорить? — спросил Ришелье сухим и надменным голосом.

— Нет, — ответила она, — потому что я не знаю, чего вы хотите от меня.

— Я хочу знать, какие отношения существуют между герцогиней де Шеврез и бароном де Поанти, вызванным ею из Дофинэ.

— Я этого не знаю, — отвечала Дениза.

— Я хочу узнать число и имя сообщников этого Поанти.

— Я этого не знаю.

— Я хочу, наконец, узнать, в каком месте живет этот Поанти.

Дениза, зубы которой стучали, а все члены подергивались нервной дрожью, пронзительно вскрикнула:

— Я не знаю ничего, ничего, ничего! Я ничего не могу сказать!

— Заставьте ее говорить, — холодно сказал кардинал.

Оба палача подошли к молодой девушке, схватили ее и положили на застенок. Она не сопротивлялась, словно она была мертва. Но как только положили ее на орудие пытки, она вскочила, потом повалилась, судорожно изгибаясь в припадке страшной истерики. Доктор сделал к ней шаг, смотрел на нее несколько минут, потом обернулся к Ришелье:

— Если вашему преосвященству не угодно лишить жизни эту девушку, — сказал он, — то нельзя заходить далее, не убив ее. Она находится в эту минуту в припадке страшной падучей болезни; малейшее новое нервное потрясение неизбежно причинит или смерть, или помешательство.

— Стало быть, вы думаете, что пытка не принудит ее говорить?

— Теперь ничто не может ее принудить. Боль, которая пробудит ее из этого состояния, убьет ее.

Ришелье потупил голову. Невозможность остановила его.

— Окажите ей помощь, которую требует ее состояние, — сказал он глухим голосом.

Он сделал знак губернатору следовать за ним и вышел из этой залы, где уничтожилась всякая надежда узнать местопребывание Поанти. Когда кардинал вышел на двор, в ворота вбежал человек с поспешностью, походившей на неистовство. Лафейма, стоявший возле кареты кардинала, вскрикнул от удивления. Он узнал прибежавшего. Тот также его узнал.

— Господин де Лафейма! — вскричал он.

— Прокурорский клерк! — сказал Лафейма и обратился к кардиналу: — Это тот негодяй, который был первой причиной смерти моих трех товарищей, убитых бароном де Поанти за Сен-Жерменскими воротами.

— Да, — сказал Пасро голосом, изменившимся от радости и жажды мщения, — я теперь знаю, где найти и взять того, кто их убил.

— Вы знаете, где нам найти де Поанти? — спросил Ришелье.

— Знаю, ваше преосвященство.

— Какое приятное известие! — вскричал Лафейма.

— Вы не ошибаетесь? Вы знаете его убежище?

— Знаю, ваше преосвященство. Вы изволили угадать: дом на улице Этюв служит ему убежищем.

— И вы нашли этот дом?

— Нашел.

— И придумали, как застать врасплох барона де Поанти?

— Придумал самое верное средство и ручаюсь за успех, если ваше преосвященство сдержит обещание и позволит самому управлять этим предприятием.

— Управляйте. Вам нужна помощь?

— Да, потому что нужно караулить весь фасад дома, пока в него войдут.

— Сколько вам нужно человек?

— Двадцать, под командою решительного офицера.

— Вы получите все это.

— Благодарю.

— Когда намерены вы действовать?

— Сегодня вечером, как только наступит ночь.

— Хорошо. Повидайтесь с Кавоа; он получит приказания от меня.

Кардинал обернулся к губернатору, присутствовавшему издали при этой сцене.

— Господин губернатор, — сказал он, — велите приготовить к сегодняшнему вечеру самую надежную тюрьму.

Губернатор поклонился, Ришелье сел в карету и, обрадованный возможностью захватить наконец в свои руки искусного врага, уже раз ускользнувшего от него, велел везти себя в Лувр.

Подкрепив с таким жаром просьбу Анны Австрийской удалиться в Валь де Грас, кардинал хотел теперь употребить все свое иезуитское красноречие, чтобы заставить короля, не объясняя ему настоящей причины этой перемены, тотчас вызвать оттуда королеву.