46

– Больше я к Тоби не пойду, – заявил Том, вернувшись в квартиру Шерон. – Не хочу больше иметь с ней ничего общего.

– Он сердится, – прокомментировала Шерон.

– Раньше он здоровался при встрече, – заметил Ахмед, развалившийся в любимом кресле Тома с бутылкой «Маккаби».

– Мне казалось, что ты не пьешь пива, – парировал Том, доставая из холодильника еще одну бутылку и завалившись с ней на диван рядом с Шерон.

– Что она тебе сделала? – спросила Шерон.

– Ничего. В том-то и дело. Это пустая трата времени. Болтаем и болтаем, и все об одном и том же. Считается, что это должно помочь. Ничего подобного. Это место набито женщинами со склонностью к тем или иным дурным привычкам, правильно? Ну, так некоторые из них имеют склонность к болтовне, только и всего.

– Ты прав! – воскликнул Ахмед, размахивая бутылкой. – А хуже всех эта старуха. Она хочет снять с твоего мозга оболочку, как кожуру с апельсина.

Том содрогнулся:

– В общем, больше я туда не пойду.

– Это мы уже слышали, – заметила Шерон.

– Бери пример с меня, – сказал Ахмед. – Держись от них подальше. Этот их центр – прямо зал ожидания для джиннов. Шерон и Тоби изгоняют их из своих клиенток, так что они сидят и ждут, когда появится кто-нибудь вроде тебя и меня, чтобы вскочить нам на спину. Это нездоровое, вредное место, поверь мне.

– У тебя уже ум за разум заходит, – сказала Шерон.

– Ты смеешься надо мной? Тебе мало того, чего ты насмотрелась сегодня? Тебе мало? Слушай, Том, вот эта твоя подруга думает, что, раз она работает в том заведении, у нее иммунитет. Но теперь она должна переменить свое мнение.

– О чем это он? – спросил Том.

– А, ни о чем.

– У тебя симпатичная прическа, Ахмед, – сказал Том.

– И этот тоже смеется надо мной? Да? Слушай предсказание. Придет день, когда у тебя тоже будет такая прическа. – Араб свирепо уставился на него.

Почувствовав, что разговор принимает слишком серьезный оборот, Шерон сменила тему:

– Ахмед перевел новую часть рукописи и хочет рассказать тебе об этом. Я достану еще пива.

– Это трудная работа, – произнес Ахмед необычным для него приглушенным тоном. – Чем ближе к центру спирали, тем мельче становятся буквы и тем труднее их разобрать, а информации все больше, и она мне кажется очень важной. В прошлый раз я говорил, что после смерти Иисуса на кресте в их движении произошел раскол. Брат Иисуса Иаков хотел возглавить движение, а Магдалину оттеснили. У могилы они пытались уговорить Марию признать Иакова как воскресшего Иисуса. Она отказалась. Тут появился еще один деятель, который, как пишет Мария, был на побегушках у Кайафы. Он был фарисей. Мария отзывается о нем как о Женоненавистнике и Лжеце, принявшем христианство и пытавшемся свалить всю вину за срыв их плана на Сиккари – Иуду Искариота. Иаков поехал вместе с этим деятелем в Дамаск. По пути к этому человеку, Лжецу, пристал демон, или джинн, притворившийся призраком Иисуса. И после этого Лжец стал утверждать, что говорил с Иисусом и тот уполномочил его выступать от его имени… Хотя она не упоминает имени этого человека, называя его Лжецом, Женоненавистником и так далее, я думаю, что это был Саул, который сначала преследовал Иисуса, а потом стал Святым Павлом. Мария пишет и еще об одном конфликте, вспыхнувшем в рядах движения. Лжец стремился выбросить из учения Иисуса то, что не нравилось ему как Женоненавистнику. Иаков и Мария установили временное перемирие и договорились изгнать Лжеца из Иерусалима. Это им удалось, и он отправился на запад. В Эфесе его избили, а на Крите сбросили в море, поскольку знали, что он собой представляет. Тогда он поехал в Коринф, а оттуда в Рим, обращая в христианство язычников.

– Но если Лжецом был Павел… – начал Том.

– Значит, он добился своего. Стал великим апостолом христианской Церкви. И остается таковым по нынешний день.

«Они переломили ему голени. Они переломили ему голени».

– Но если это тот самый человек… – продолжил Том. «Они переломили ему голени». – Я хочу сказать, если это тот самый человек…

– То что? – спросила Шерон, протягивая ему бутылку пива.

– Ничего, – ответил он, отмахнувшись от пива. – Ничего. Я устал. Я завалюсь спать, если вы не возражаете. Неважно себя чувствую.

Оставив Ахмеда и Шерон в гостиной, он прошел в спальню и разделся. Неожиданно его пробрал холод и стало трясти, как в лихорадке. Он укутался в простыню, свернулся калачиком и уснул под бормотание Ахмеда, доносившееся из гостиной.