Голос Роберта слабеет, как будто Эстер от него отстает, как будто он все еще катает ее за велосипедом в детском прицепчике, который отстегнулся, а мальчик, не замечая, продолжает жать на педали. Последнее, что слышит Эстер, сидя на веранде в этот последний день своей жизни, это голос Мириам. На дворе теперь всегда серо независимо от времени суток; Роберт присутствует лишь в виде какого-то тепла поблизости. – Выйдя из города, мы оказались в лесу, – говорит голос Мириам. – Ну, лес так лес, пришлось идти через лес. Идем, идем, а дальше гора; полезли на гору, а с вершины смотрим, внизу туман, – ты меня слушаешь, Эстер? – стоит густой пеленой, а что за ним, не видно. Как испарения какие-то – то расползутся, то сжимаются и крутятся, ходят вихрями и волнами. Но иногда на миг в тумане открывается окошко, и тогда внизу, в долине я вижу тысячу палаток… может быть, десять тысяч, и внутри каждой горит фонарик, и все трепыхаются и хлопают на ветру. Целый город палаток, подсвеченных золотистым сиянием изнутри. Ну, то есть там, под покровом тумана. Пауза. Потом: – Ну… пойдем, что ли, Эстер. Кум шейм[15]. Пойдешь со мной? Со всеми нами.24