Глава 26. Переворот

В конце июля шведы объявили России войну. «Партии шляп», захватившей власть в риксдаге, не терпелось взять у русских реванш, и они не стали дожидаться, пока Нолькен получит от Елизаветы письменные гарантии без войны уступить захваченные Петром Великим области в Карелии. Людвиг Гессен-Гомбургский был назначен командовать войсками, обороняющими Финский залив, и таким образом единственный военачальник на стороне заговорщиков оказался выведен из столичной игры. Десятитысячный русский корпус под командованием фельдмаршала Петра Ласси двинулся на шведов и к концу августа подошел к городу-крепости Вильманстранд – нынешняя Лаппеенранта – на северном берегу озера Сайма. Крепость оборонял пятитысячный отряд шведского генерала Карла Врангеля.

Шведы выстроились на возвышенности, под защитой городских пушек. Русские пошли в атаку, но были отбиты. Тогда Ласси ударил во фланг кавалерией и после упорного боя заставил врага бежать. После этого в город отправили парламентера, но он был убит, и Вильманстранд взяли штурмом. Русские потеряли пятьсот человек убитыми, включая одного генерал-майора, а в плен взяли более тысячи шведов, в числе которых был и сам генерал-майор Врангель. Город сожгли, а жителей отходящие на свою территорию войска вывели в Россию.

Это было обычное сражение, за исключением того, что некоторые мертвые русские солдаты, по словам очевидцев, имели почернелое, как у удавленников, лицо, а кроме того – никаких ран на теле. Впрочем, сие могло произойти от близкого разрыва бомбы, а отсутствие осколочных ран объяснимо случайностью. Правда, таких случайностей было немало.

Капитан лейб-гвардии, граф Иван Карлович Скавронский, племянник царицы Екатерины I, получивший в сражении тяжелое ранение, вскоре сведшее его в могилу, сумел внести некоторую определенность в эту загадку. Он рассказывал Петру Шувалову, с которым был короток, что видел за линиями шведов, на возвышенности, какого-то статского, манипулировавшего чем-то наподобие телескопа. Этот прибор сиял на солнце многочисленными стеклами. В какой-то момент Ивану Скавронскому показалось, что предмет направлен прямо на него, и тут же ему стало нечем дышать. Но шведская пуля швырнула его наземь, и он забыл на время об увиденном. Однако ни в сражении, ни во время штурма города этот незнакомец не был убит или пленен. Взволнованный Шувалов немедленно пересказал все это Гавриилу, и Лодья крепко задумался. Особенно не понравилось ему упоминание прибора, снабженного большим количеством линз… Некоторые технические приемы в работе с оптикой, показанные ему в Лейдене ван Мушенбруком, заставили его провести параллели с действием неизвестного прибора.

– Надобно бы свидеться с господином Лестоком: шведы, похоже, решились использовать боевое колдовство, основанное на оптическом искусстве. Надо бы обдумать, как защититься от него.

– Да от пуль-то гораздо более погибло! – удивился Шувалов. – Лучше от пуль защиту обдумать.

– От пуль магической защиты быть не может, они же свинцовые, а на этом металле еще римляне самые тяжелые и неотразимые заклятья писали, – ответил Лодья. – А прибор этот пока испытывают. А ежели потом начнут целыми полками душить? Рекрутов новых где напасетесь?

– Да-а… – задумался Шувалов.

Однако Лесток с прохладцей отнесся к предложению Гавриила.

– Как сей невежда смеет считать себя умнее меня?! Шведы действуют нам на пользу, отвлекают внимание двора, – сказал он и отправился на вечернее рандеву с Шетарди, которое происходило в лесу, вдали от чужих глаз. Французский посланник передавал ему инструкции по подготовке переворота для Елизаветы Петровны.

Цесаревна, имевшая нрав веселый и гулящий – в матушку пошла, да и царь Петр юбок не пропускал, – часто и охотно посещала казарму Преображенского полка, оказывала всемерное пособие гвардейским солдатам, попавшим в трудное денежное или служебное положение. И солдаты уже в открытую стали поговаривать, что не ту, не ту они посадили на трон, после того, как Бирона за шкирку оттащили от власти.

Между тем Лодья сел за стол и скоро написал диссертацию «Исследование о катоптрическо-диоптрическом приборе», тут же подав ее на рассмотрение Санкт-Петербургской академии. Только посвященный в тайное знание человек мог выявить в обычном тексте о зажигательных стеклах иную суть, касавшуюся более широких сфер воздействия рассматриваемых приборов. Из диссертации следовало, что принципы построения смертоносной машины шведов разгаданы. Посол Нолькен, как обычно, не вникая, озаботился раздобыть экземпляр диссертации для посылки в Шведскую академию, как это делалось со всеми санкт-петербургскими новинками. В Стокгольмской академии диссертация вызвала подобие тихого взрыва. Это был вызов, и его бросил Лодья.

Развязка наступила в ноябре, когда уже выпал снег и замерзли реки. Главнокомандующим шведов был Карл Левенгаупт, сын генерала, сдавшего шведские войска после Полтавского поражения и умершего в России при возвращении из плена. Участвовавший во многих европейских войнах, Левенгаупт был признанным вождем «партии шляп», призывавшей к реваншу. С шеститысячным корпусом и полутысячей кавалерии, составлявшими лишь третью часть шведской армии, он двинулся на Выборг.

Русская армия, стоявшая у Выборга, была примерно равна по общей численности всей шведской армии. Но непреклонное движение Левенгаупта вселило неуверенность в русских начальников.

В это же время английский и австрийский послы донесли правительнице Анне Леопольдовне о том, что в Санкт-Петербурге готовится заговор с участием гвардии. Со всем этим надо было что-то делать, хотя лень мешала изрядно.

На придворном куртаге 23 ноября, отозвав Елизавету из-за карточного стола, Анна Леопольдовна спросила разбитную тетушку, почему она хочет спихнуть ее с трона? Страшно перепугавшись, Елизавета Петровна отвечала, что у нее и в мыслях подобного нет, и обе разрыдались друг у дружки на грудях.

Узнав об этом, Лесток пришел в исступление и решился применить магическое средство. Он принес цесаревне два рисунка, на которых была изображена она сама, и велел пристально смотреть на каждый по очереди. На одном из них изображение внезапно очутилось за решеткой, затем с вывернутыми руками закачалось на дыбе и, наконец, заболталось в петле. Елизавета побледнела от ужаса и обратила взор на другой рисунок: там ее фигурка, выхватив саблю, вдруг оказалась перед троном, взошла на престол и была коронована, с державой и скипетром в руках. Это видение успокоило цесаревну, но посыл был ясен. Надежда на второй исход была тем основательнее, что страшный правитель Канцелярии тайных и розыскных дел, бессменный блюститель государева имени, престарелый Андрей Иванович Ушаков, некогда помогавший взойти на трон Екатерине I, уже раз обжегшись на падении Бирона, теперь самоустранился от этого дела. Его пасынок, бездарный генерал Апраксин, с легкостью отрекся от своего прежнего патрона Миниха и выказал полную готовность присоединиться к грядущему победителю.

На следующий день, 24 ноября, было объявлено, что гвардия выступает к границе. Гвардейцам это совсем не понравилось. Возможно, подобное решение объяснялось предосторожностью, но сыграло оно противоположную роль.

В аустерии, где сидели недовольные преображенские солдаты, разгорелся вдруг скандал. Адъюнкт Академии Лодья потребовал лучшего вина за помин души славных русских воинов, которые померзнут нынешней зимой в Финляндии в угоду немцам. Солдатам, которые возмущенно кинулись к нему, он разъяснил, что присяга обязывает их умереть за всяких государей, каких только Бог ни пошлет на русский трон, даже если они сами за себя еще не отвечают, а приказания делаются от их имени. Намек на малолетнего Иоанна Антоновича был очевиден. Солдаты глубоко задумались.

Тем же вечером у Елизаветы собрались Алексей Разумовский – невенчанный пока супруг цесаревны, братья Шуваловы, Михаил Воронцов, принц Гессен-Гомбургский, Скавронские и Гендриковы – родня со стороны матери, Екатерины I. Елизавета надела преображенский мундир, кирасу и поехала в санях в Преображенскую казарму. Там она обратилась к солдатам:

– Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мной.

– С радостью, матушка!

И триста человек выступили за цесаревной, поклявшись на распятии в верности друг другу. Подойдя к Зимнему дворцу, гвардейцы подняли Елизавету на плечи и внесли внутрь под приветственные крики караула. Поднявшись в императорские покои на втором этаже, цесаревна разбудила Анну Леопольдовну словами:

– Сестрица, пора вставать!

Ее муж, принц Антон Ульрих, увидев в спальне солдат, хотел было схватиться за шпагу, но не нашел ее, поэтому солдаты без затруднений арестовали своего незадачливого генералиссимуса. Детей их тоже взяли под охрану. Но Елизавета пообещала не причинять насилия брауншвейгскому семейству, оставить с Анной Леопольдовной ее любимицу Юлию Менгден и в дальнейшем выслать их на родину – последнего обещания так и не сдержала. Арестованных вывезли из дворца.

Отставного фельдмаршала Миниха при аресте побили, были взяты и канцлер Андрей Остерман, и его деятельный сподвижник, обергофмаршал и былой сердечный друг Екатерины I, а затем и приближенный Анны Иоанновны, курляндец Рейнгольд Левенвольде. Кстати, многолетней любовницей Левенвольде была Наталья Лопухина, одна из первых красавиц двора, племянница Анны Монс, возлюбленной Петра Первого.

Канцлером был назначен престарелый князь Алексей Михайлович Черкасский, один из богатейших людей России. Впрочем, ему суждено было прожить менее двух лет. Вице-канцлером – Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, выдвиженец Бирона, с легкостью отказавшийся от прежнего благодетеля и получавший пенсию от британского правительства. Конференц-министром – Карл фон Бреверн, свояк посла Кейзерлинга. Эти трое попали в немилость при Анне Леопольдовне по обвинению в пособничестве Бирону. Таким образом, иностранные сношения России очутились в руках приверженцев союза с Англией и Австрией. Наутро 25 ноября был готов текст новой присяги и манифест, утверждавший наследственные права Елизаветы Петровны согласно завещанию ее матери, Екатерины I.

Вызванные и построенные у Зимнего дворца полки принесли присягу. Солдаты прикладывались сначала к Евангелию и кресту, потом подходили к праздничной чарке. Под приветственные крики «Виват!», залпы салютов с бастионов Адмиралтейской и Петропавловской крепостей Елизавета торжественно и чинно проследовала в свою новую резиденцию.