Мари и Леони украшали гостиную «Бори». Приближалось Рождество. Молодые женщины сходили в лес за остролистом и омелой, не забыли прихватить и еловых веток.

Лизон, сидя на ковре, играла с куклой. Поль, ее маленький братик, спрятался под стол и испускал радостные крики, когда Мари, смеясь, громко спрашивала:

— Где же наш Поль? Куда он подевался?

У камина Дениза, гувернантка, кормила из бутылочки трехмесячную крошку Матильду.

В комнату вошел Жан Кюзенак. Со слезами умиления на глазах он любовался представшей перед ним картиной: Мари, стоя на стуле, украшала остролистом раму большого зеркала, а Леони ловко обвивала золотистыми лентами ветви елки… Не успел он и шагу ступить, как Лизон увидела дедушку и бросилась к нему:

— Дедушка, на шейку! На шейку!

Поль тот час же выбрался из своего укрытия и, оттолкнув сестренку, раньше нее добежал до деда:

— Давай играть в «самолетик»! Подними меня высоко-высоко!

Жан Кюзенак рассмеялся:

— Поль, ты стал тяжеленьким! В три года мальчики уже не летают, как самолетики! У меня не хватит сил тебя поднять, попроси лучше папу!

Подошла Леони. Она приехала в «Бори» после долгого отсутствия — несколько последних месяцев девушка провела в Англии. Ей удалось получить отпуск на праздники, и в Прессиньяк она приехала сегодня утром.

— Здравствуй, папа Жан! Как хорошо, что мы отметим Рождество все вместе!

Она замолчала, потому что из вестибюля донеслись тяжелые шаги. Мари шепнула детям:

— Папа вернулся из конюшни! Бегите и поцелуйте его скорее! Лизон, дорогая, попроси, чтобы он переоделся к ужину.

Лизон, прелестная четырехлетняя девчушка, с заговорщицким видом тряхнула кудрявыми волосами. Она схватила Поля за руку, и они вдвоем, подпрыгивая от радости, побежали через всю столовую к двери.

Леони на мгновение закрыла глаза. Четыре года она старательно избегала встреч с Пьером, когда ненадолго приезжала в «Бори». Расстояние и искренний интерес к учебе позволили девушке забыть некоторые эпизоды из прошлого, которые ей хотелось бы навсегда выбросить из памяти. Но в этот зимний вечер ее сердце забилось быстрее: она увидится с Пьером, проведет неделю в непосредственной близости от него. Мари не заметила волнения подруги. Она рассказывала отцу о последних шалостях Поля.

Ужин прошел весело. Леони, розовая от смущения, объявила о том, что помолвлена, и принялась рассказывать о женихе:

— Он — врач. Мы познакомились в Париже. Его зовут Адриан. Мы стали общаться, так как выяснилось, что он тоже родился в департаменте Коррез, но только в Юзерше.

— Прекрасная новость! — обрадовалась Мари. — А сколько ему лет?

Леони ответила тихо, не сводя глаз с куска торта, лежавшего перед ней на тарелке:

— Он старше меня. В будущем месяце ему исполнится тридцать четыре.

— Ну и ну! — воскликнул Пьер. — Одиннадцать лет разницы! Они скажутся со временем. Что, этот парень падок на молоденьких?

Мари сердито посмотрела на мужа. Он слишком много выпил. В его словах она уловила нотки ревности и презрения.

К счастью, в этот момент подошла Дениза и сказала, что маленькая Матильда никак не перестанет плакать.

— Наверное, у нее болит животик, мадам. Может, ей не очень подходит коровье молоко?

— Я поднимусь к ней, Дениза. Приготовьте настойку для мсье Жана!

Леони последовала за подругой на второй этаж. Наверное, Матильде приснился страшный сон. Стоило Мари взять ее на руки и покачать, как ребенок сунул в рот большой пальчик и заснул.

— Матильда куда капризнее, чем Лизон. Знала бы ты, Леони, сколько ночей я провела без сна! Кто бы мог подумать, что у такой крошки может быть столь громкий голос!

Девушка задумчиво улыбалась. Помолчав, она сказала:

— Мне тоже хочется поскорее родить ребенка. Адриан говорит, что мы поженимся этим летом. В июле. Он такой замечательный! Если бы вы познакомились! Он заботливый, ласковый, очень умный и начитанный. Он — само обаяние!

Мари обняла Леони:

— Я очень рада за тебя, моя милая!

Эти произнесенные шепотом слова разбудили в памяти Леони мучительные воспоминания. Никто и никогда не узнает, что произошло между ней и Пьером. Он много дней преследовал девушку, умолял, ходил за ней, стучал в дверь спальни по ночам. Леони никому об этом не говорила из страха причинить боль Мари или папе Жану. Теперь, вспоминая те дни, она понимала, что в происходящем была доля и ее вины… Пьер нравился ей, в его присутствии она испытывала странное томление…

Мари и Леони спустились в столовую. Как обычно на праздники, дом полнился ароматами вина и горящих в камине поленьев. Мари с улыбкой подумала, что навсегда сохранит в сердце память об этом прекрасном, безмятежном моменте. Молодая женщина посмотрела на освещенное отблесками огня лицо отца и представила, как холодным утром они вместе пойдут гулять…

Это случилось в одно мгновение. Жан Кюзенак поднес руку к груди и, с глухим звуком втянув в себя воздух, стал клониться вперед. Лизон испустила испуганный крик, Пьер подбежал к тестю и схватил его за плечи как раз вовремя — еще секунда, и мсье Кюзенак мог бы упасть в камин.

Леони через всю комнату бросилась к «папе Жану». От ее крика «О нет, только не это!» у Мари кровь застыла в жилах. Дениза увела обоих детей на второй этаж, несмотря на их протесты. Пьер принялся было развязывать тестю галстук, но Леони отстранила его и сама стала уверенными движениями расстегивать сорочку.

— Папа Жан, папа Жан! — повторяла она.

Мари стояла, скрестив руки на груди, боясь пошевелиться. Пьер бросился к недавно установленному в «Бори» телефону, на ходу нечаянно толкнув супругу:

— Звоню Видалену!

Драматическую тишину в комнате нарушало только хриплое дыхание хозяина дома. Мари хотелось хоть чем-то помочь, однако она сама едва держалась на ногах. Леони уложила Жана Кюзенака на ковер и стала измерять пульс. Глаза ее расширились от страха, когда девушка воскликнула:

— Это сердце! Господи! Пьер, доктор приедет?

— Да, но не сразу. В лучшем случае через час.

Леони встала. Глаза ее метали молнии:

— Значит, надо позвонить другому врачу! В Шабанэ!

Мари подошла к отцу. Глаза его были закрыты, нос заострился. На лице застыло выражение невыносимого страдания. Она взяла его руку и стала покрывать ее поцелуями.

Подошла Леони и спросила тихо:

— Папа Жан принимает лекарства? Может, они у него в спальне?

— Я ничего не знаю о лекарствах. Папа не жаловался на самочувствие, а может, просто скрывал от меня правду. Послушай, я хочу побыть с ним. Посмотри сама в ящичке прикроватного столика.

Пьер от волнения ходил взад и вперед по комнате. Мари знаком попросила его пойти наверх и успокоить детей. Жану Кюзенаку с каждой минутой становилось все труднее дышать, лицо стало мертвенно-бледным.

— Папа! Любимый папочка!

Мари склонилась над отцом и тихонько позвала:

— Папочка, скажи что-нибудь, умоляю!

Но он, похоже, ее не слышал. Во взгляде его плескалась безмерная боль. Мари, обмирая от горя и страха, села на ковер и осторожно положила голову отца себе на колени. Поглаживая его по лбу, она ласково приговаривала:

— Папочка, милый! Я так тебя люблю! Ты — самый замечательный в мире, ты подарил мне столько счастья, столько радости! От тебя я получила много подарков, но самый лучший подарок — это чувствовать, что ты рядом, что ты меня любишь! Умоляю, не оставляй меня, тебе рано уходить! Нам еще так много надо сказать друг другу, в стольких местах побывать! Вспомни, ты хотел, чтобы мы вместе отправились в Италию, в Неаполь! Не оставляй меня, ты мне нужен!

Мари умолкла. Пальцы отца, которые она сжимала в своих, шевельнулись. Жан Кюзенак вдруг сел и пробормотал, запинаясь:

— Мари, моя… крошка… дорогая… Я должен сказать тебе… быстро…

С выражением отчаяния на лице в столовую вернулась Леони. Лекарств она не нашла.

— Мари, как он? Пьер связался с врачом из Шабанэ, он уже выехал. Видален тоже приедет. Думаю, надо вызвать скорую. Если мы сумеем довезти папу Жана до больницы в Лиможе, он спасен!

Мари жестом попросила тишины. Собрав последние силы и превозмогая боль, ее отец пробормотал:

— Дочь… послушай… в гостиной… иди скорее… Прошу тебя!

Леони правильно оценила ситуацию.

— Папа Жан, вам надо беречь силы! — взмолилась она. — Сейчас приедет доктор! Полежите спокойно, вам нельзя напрягаться!

Глаза Жана Кюзенака, хозяина «Бори», широко распахнулись. Он с трудом вдохнул воздух и проговорил:

— Я должен… сказать… Мари… Я должен сказать ей… быстрее… помоги мне!

Мари тихо плакала. Если отец не оставит попыток поговорить с ней, ему станет хуже, и виновата в этом будет она. Леони, по щекам которой тоже катились слезы, снова попросила:

— Папа Жан, ничего не говорите! Мы все обсудим позже, когда вам станет лучше… Полежите спокойно, прошу вас!

В вестибюле послышались шаги. Леони обернулась в надежде увидеть врача, но это был Пьер. Крик Мари заставил ее содрогнуться:

— Папа! Нет! Папа!

Подбежал Пьер, вслед за ним Дениза. Мари склонилась над безжизненным телом отца. Леони вне себя от горя обхватила ладонями голову Жана Кюзенака, повторяя приглушенным голосом:

— Папа Жан! Ну почему? Почему?

Потом она сказала громче, но по лицу ее было понятно, что она все еще не верит в произошедшее:

— Его сердце не выдержало, а я ничего не могла сделать, ничего…

Леони почувствовала, как руки мужчины легли ей на плечи. Это неожиданное теплое прикосновение помогло ей прийти в себя. Девушка закрыла глаза. Пьер помог ей подняться и прижал к себе:

— Леони, успокойся, ты ни в чем не виновата!

Она, словно испугавшись чего-то, быстро высвободилась из его объятий и нервно произнесла:

— Утешь жену, Пьер! Посмотри, как ей плохо!

Но Мари их не слышала. Не помня себя от горя, молодая женщина рыдала так, словно сила ее отчаяния могла вернуть отца к жизни. Вернуть к жизни… Это единственное, чего ей хотелось в эту минуту. Страстное желание маленькой покинутой девочки, напрасное желание, потому что Мари уже знала, что снова стала сиротой…