49. Джулия — о своем разрыве

Я порвала со Смитом и со всеми остальными. Я не отказалась от своих прежних убеждений, но отошла от активной политической деятельности. Я сидела, глотая слезы, в полупустом театре: охваченные фанатизмом студенты ходили теперь только на политические митинги и на концерты Амплфорта, да и театральный сезон закончился. Я сидела и думала, что, когда буря утихнет, буду заниматься только театром. Потому что здесь есть определенная цель. Мы будем играть Шекспира, Бена Джонсона и Шоу, потому что они останутся вечными ценностями. Правда, безупречных политических систем не бывает; но система, при которой можно беспрепятственно ставить «Гамлета» и зрителям не бросается в глаза, насколько происходящее на сцене напоминает их собственную ужасную участь, — такая система не столь уж и плоха.^[75] Я уже видела те здоровые силы в партии и в полиции мыслей, которые, придя в себя от опьянения тиранией Старшего Брата, могли стать гарантами лучшей системы. Мне кажется — и я признаю это с той же юной революционной страстью, с какой когда-то противостояла тирании, — я стала умеренной! На фанатизм нельзя отвечать фанатизмом, на крайность — крайностью, потому что тогда мы останемся пленниками порочного круга. Сегодня подлинный революционер должен избегать конфликта. Смит и ему подобные просто не хотят это признать.