Патрик

В 1959 году у тети Мари де Мопассан заболел палец на ноге. Врачи решили, что его необходимо ампутировать. В то время мой отец еще не был настолько знаменит, чтобы позволить себе звонить каждые пять минут в клинику. Он отправил туда дежурить маму. Выйдя из операционной, известный хирург добродушно успокоил ее:

— Ничего страшного, завтра ее можно будет выписать.

Когда спустя несколько дней Мари вернулась домой, ее розовые щеки очень контрастировали с белыми кружевными подушками.

— Как вы себя чувствуете, тетя? Вы хорошо выглядите, — сказал ей отец.

— Превосходно, дорогой Луи. А вот у вас усталый вид. Вы слишком много работаете.

Затем, повернувшись к маме, она добавила:

— Жанна, видишь ту даму на полотне напротив меня, в белом платье с декольте, я застала ее однажды в тот момент, когда усатый господин, склонившись к ней, шуровал в ее корсаже! Я ей крикнула: «Мадам, тут приличный дом! Если так будет продолжаться, я вас выставлю за дверь!»

Мама побледнела. Отец, будучи хорошим актером, ничем себя не выдал. На другой день нейрохирург вынес окончательный диагноз: тетин мозг пострадал от наркоза. Галлюцинации вскоре участились. Ей являлись не Дева Мария или Христос, а гримасничающий сборщик налогов. Приходя на обед в воскресенье, она вместо приветствия говорила отцу:

— Мой бедный Луи, налоги, налоги! Сколько забот! Если б вы знали!

Чтобы отвлечь ее, он изображал этого ненасытного чиновника. Его рука превращалась в язык коровы, которая щиплет траву. Он подносил ее ко рту, с наслаждением что-то поглощая, а потом с довольным видом скрещивал руки на животе. Тетка хохотала до упаду, в точности как впоследствии зрители при виде его мельтешащих рук.

Тетя Мари в конце концов решила уехать в свою очаровательную усадьбу Тибодьер, близ Сомюра, и почила там в 1963 году. Ее похоронили в Алонне, в семейном склепе Мопассанов. Это кладбище, как две капли воды, напоминает кладбище в «Замороженном». Но, отправляясь туда, отец был не таким оживленным, как в фильме, и не суетился! Он не называл свою жену «моя козочка», не надевал кричащих галстуков и не засовывал платок в кармашек пиджака. Эти могилы из серого или розового гранита, обрамленные керамическими фиолетовыми цветами, не нравились ему. Ему были ближе военные кладбища с тысячами одинаковых белых крестов — он показывал их нам, мальчишкам, возле пляжей в Нормандии, где проходила высадка союзников в 1944 году.