ГЛАВА 20

После обеда, за кофе барон пролистал газеты за последние несколько дней. Читать сплетни о семье было противно, но ему хотелось наверстать упущенное. «Ла репаблика» разразилась гневной тирадой, изобличающей Найджела. Подробности прелюбодеяния, совершенного в усадьбе, вызвали у барона приступ дурноты. Саманту немедленно уволить!

Эммануил быстро пролистывал газеты, пока не наткнулся на статью в местной «Иль газеттино ди Венециа»: разыскивался Лео Кавана для «оказания помощи в раскрытии дела делла Ривьера»; он не только ушел от полиции, к вящей радости журналистов, но и оставил после себя «номер в отеле, забрызганный кровью — от пола до потолка».

Этот вариант Эммануил не учел: добропорядочный американец, серьезный ученый. Барон приглашал его к себе на лекцию, где тот сидел, зевая, а потом и вовсе выскользнул из зала вместе с Орсиной. Племянница просила его помощи в изучении «Магического мира героев», но Эммануил лично положил этому конец. Неужели у американца была интрижка с его племянницей? Он не производил впечатления человека страстного или способного совершить вылазку в духе спецназа. Неприятно, но факт: Орсина похищена, честь барона задета, слуги запуганы, алтарь разорен, ценнейшая семейная реликвия пропала. Кровь в номере отеля… Нельзя допускать, что псевдоиезуит не совершал никаких трюков.

Если же Кавана похитил и книгу, и Орсину, то где он сейчас? Что задумал? Бежать? Вернуть Орсину Найджелу?

Использовать Орсину в качестве магической помощницы не удастся до тех пор, пока она не разведется с Макферсоном и не переедет в Италию. Ее будет нелегко подчинить. Анжелу барон зачаровал еще в детстве. Орсина может заглянуть в прошлое и увидит смерть сестры. И что? Подаст в суд? Ни один судья не примет доказательств, добытых магическим способом. Но такая перспектива нежелательна. Орсина может нанять киллера, а то и двух, чтобы избавиться от дяди. Впрочем, это сомнительно: женщинам несвойственно мыслить рационально.

Эммануил открыл «Коррьере делла сера» и прочел еще одну версию саги о Ривьере. После статьи с признаниями осквернителей Эммануил, пребывавший до того в смущении и растерянности, пришел в ярость. Ради этого ли он трудился?! Что сталось с новым Крестовым походом, с новой Реконкистой, в которой Эммануил отвел себе роль возрожденного Карла Мартелла^[58] или Годфруа Буйонского?!^[59] Нет, он не остановится, пока в его груди бьется сердце!

Последней барон прочел статью в утреннем выпуске «Коррьере делла сера» и неожиданно для себя восхитился: осквернители собора в Шартре не сдались. Французская полиция провела блестящее расследование, арестовав семерых юношей, которые оказались не христианскими фундаменталистами, но выходцами из Марокко. Их финансировала группа исламистов, предположительно связанная с королевской семьей Саудовской Аравии. Вандалы с гордостью признали свои действия и в разных интервью заявили, что «неверные на Западе — заклятые враги ислама», что мусульмане должны «убивать идолопоклонников… захватывать их, осаждать», «сражаться с ними, пока вся религия не будет принадлежать Аллаху». Свои речи они завершали пафосной угрозой в сторону неверных: их будут «бить по голове и отсекать у них концы пальцев», ибо «если мусульманин не отправится на войну, Аллах покарает его смертью». Юные фанатики, успокаивала читателей французская пресса, цитировали выдержки из Корана. В Париже, Лионе и Марселе готовились массовые антиисламские акции.

«Неужели Франция готова?» — удивился барон. Нет, не зря он работал. Его послание дошло до Европы и мира. Эммануил сдержал неожиданно нахлынувшую эйфорию. Еще не все потеряно, нужно действовать незамедлительно.

Первым делом барон позвонил Джорджио.

— Новый курс лекций начнется в пятницу днем, на вилле Ривьера. Это дело первостепенной важности. Мою работу не должно ничто прерывать. И напомни молодым людям, чтобы не разбивали лагерь на территории усадьбы и не бродили где попало.

— Барон, какое облегчение, что Макферсона отпустили! Я немедленно свяжусь со старостами групп, а они оповестят остальных.

В пятницу Джорджио прибыл в усадьбу за час до начала лекций и застал барона в библиотеке.

— Где слушатели? — спросил хозяин, оторвавшись от заметок.

— Пока не появились, — ответил Джорджио. — Я их предупредил, чтобы не шатались по окрестностям. Они подойдут к парадному входу перед началом лекций.

В десять минут второго Джорджио постучал в дверь библиотеки.

— Барон, простите, но никто не приехал.

— Ты правильно назвал им дату и время?

— Да, барон.

— Что произошло? В любом случае пора начинать.

Эммануил и Джорджио вошли в бальный зал через дверь за кафедрой. Их шаги гулко раздавались в пустом помещении.

— Очень странно, Джорджио. Чем ты это объяснишь?

— Барон, я не понимаю, — смутился секретарь. — Я разослал письма по электронной почте и оставил сообщения для старост групп. Когда вы позвонили из Венеции, я связался с ними еще раз, чтобы подтвердить время и дату проведения лекции. Каждый из старост связывается с десятью слушателями. Способ неформальный, но работает, никогда не подводил.

— Я просил объяснений, а не извинений.

Джорджио замялся.

— Барон, не знаю, как вам объяснить, но один из старост, швейцарец по имени Рауль, заявил, что лекций посещать больше не будет.

— Что именно сказал этот Рауль?

— Он не только не собирался приезжать на лекцию, но и предупредил об этом остальных.

— И все?

Джорджио растерянно опустил глаза.

— Что он сказал на самом деле? — повысил голос барон.

— Сказал, что он не желает еще раз сидеть в итальянской тюрьме, — глубоко вздохнул Джорджио.

— А другие?

— Еще некоторые просили передать примерно то же самое.

— Эффективно работает твоя система связи, ничего не скажешь! — воскликнул барон. — На сегодня ты свободен, Джорджио. Я хочу побыть один.

Через полчаса барон был у себя в мастерской, в сердце магического царства. Именно здесь он годами совершал ритуалы со своими помощницами: сначала нанимал женщин — впрочем, безрезультатно, затем стал использовать Анжелу — с большим успехом. Отметив у себя отсутствие «дара», барон обратился к комментарию:

Сомнений не было, магические действия возымели эффект: барону удалось привлечь сотни учеников, которые терпели лишения ради того, чтобы посетить лекции. Получается, Эммануил сравнялся с величайшими из Ривьера — заставил людей действовать в его интересах. Семя, посеянное магическим духом, выросло в могучее дерево. Барон подтолкнул к действию массы людей, которых ни в чем нельзя было бы заподозрить, заставил их осквернить христианские святыни. Уловка раскрылась, когда влияние барона исчезло, а впечатлительные молодые люди поддались страху или самому презренному чувству — раскаянию. На помощь барону неожиданно пришли истинные исламские фундаменталисты, осквернившие собор в Шартре. Народные волнения начались снова — если их подстегнуть, если не дать им угаснуть, то они не успокоятся, пока Европу не избавят от присутствия чужаков.

Вот истинная политика! Она заключается не в ложных понятиях о том, что низший правит высшим, не в парламентских прениях, не в фарсе плебисцита. Политика — это умелая манипуляция человеческими существами во имя целей, понятных лишь посвященному. Вот чем занимались, следуя призванию, благороднейшие из Ривьера. Эммануил не уступит предкам, не займет второго места. Он политик до мозга костей, а его амбиции простираются шире, чем пробуждение народных масс. Когда с исламской угрозой будет покончено, он займется грандиозной идеей: возвращением римского империализма.

Эммануил оторвался от пафосных мыслей и вернулся к реальности: из-за досадной потери самоконтроля он остался без идеальной магической помощницы. Не по своей вине лишился ударных сил, без которых препятствий на пути к цели не одолеть. Враг нарушил — если не уничтожил совсем — оккультную поддержку Ривьера.

Орсина потеряна. Когда она очнется, похититель все ей объяснит. Племянница поймет, что в плену ее держал родной дядя. Вспомнит ли она все? Обратится ли в полицию? Этого захочет ее муж, который сейчас кается в измене. Полиция тоже пожелает ее опросить!

Хотя похищение Орсины — дело второстепенное, Гедина сумеет разглядеть след, ведущий к убийству. Инспектор заподозрит и тут же арестует барона. Эммануила делла Ривьеру будут судить как обычного преступника. Наказание его ждет суровое. Связать барона со смертью Анжелы будет несложно.

Когда именно следует вмешаться в ход событий, грозящих катастрофой? Единственное слабое звено в цепочке — Орсина. Нужно добраться до нее и нейтрализовать любым способом. На физическом уровне этого не сделать. Остается магия.

Серия тестов выявила у Орсины легкую анемию, но в целом состояние здоровья оказалось хорошим. Витамины вкупе с хорошим отдыхом завершат процесс выздоровления.

— Посттравматический стресс, — согласился врач в конфиденциальном разговоре с ее мужем, — это отдельная статья.

Испытания на этом не закончились. Выйдя из клиники, Орсина сочла нужным известить о своем спасении инспектора Гедину и согласилась ответить на его вопросы, назначив встречу в миланском отеле, где поселились они с Найджелом.

Направляясь к номеру Макферсонов в отеле «Принцип ди Савойя», инспектор наставлял Колуччи:

— Веди себя естественно, не пялься по сторонам!

В номере их встретили Найджел, группа смуглых людей в черном (наверное, телохранители) и адвокат Алеманни (как всегда, в костюме от Карачени). Осунувшаяся и усталая баронесса сидела в кресле — она по-прежнему прекрасно выглядела. Гедина поздоровался и попросил разрешения записать разговор. Найджел отослал телохранителей, а Колуччи включил диктофон.

— Прошу, баронесса, расскажите, что с вами случилось.

— Боюсь, рассказывать почти нечего, инспектор. Уверена, вы прочтете медицинский отчет из клиники: у меня в крови были обнаружены следы анестетика и снотворного. Меня держали без сознания, — объяснила Орсина.

— Кто?

— Не знаю.

Гедина был удивлен и раздосадован.

— Баронесса, но что же случилось?

— Последнее, что я помню, — это кафе в Больцано. Джорджио Мозер, дядин секретарь, отвез меня туда.

— А что синьор Мозер делал в Больцано?

— После похорон моей сестры дядя отдал мне его в распоряжение в качестве шофера. Он высадил меня у дверей отеля, как я и просила. Думаю, потом он вернулся в Верону. Я зашла в близлежащее кафе, чтобы выпить эспрессо… Очнулась с ужасной слабостью и головной болью в поезде на пути в Милан. Я попросила попутчицу одолжить мне сотовый и позвонила мужу. Он встретил меня на станции и отвез прямиком в клинику.

— И это все? — Инспектор не мог скрыть разочарования. — Вы уверены, баронесса?

— Да, инспектор. Я полностью в этом уверена.

На самом деле Орсина помнила другое: Джорджио вошел в кафе вместе с ней, заказал эспрессо, пока она отлучилась в уборную… После кофе — мешанина кошмаров и пустоты. Орсина почти постоянно была без сознания. Иногда она приходила в себя, глаза ее были завязаны. Орсину поили и кормили, потом делали укол, и она погружалась в забытье. Однако одного эпизода она не забудет и не станет рассказывать о нем инспектору. Орсина решила это, когда Лео оставил ее на железнодорожной станции: полиция против дяди бессильна, но разобраться с ним надо. Ее жег стыд. Только Лео может противостоять Эммануилу. Гедина останется без улик. Ничего нового Орсина ему не расскажет.

Инспектор сидел, ожидая… чего? Что Орсина признается? Сообщит подробности? Или ему нравится смотреть на нее?

— Ну что ж, — лукаво произнес Гедина. — Что вы можете сказать о профессоре Леонарде Каване?

— О профессоре Каване?

— Да.

— Не представляю, что вы желаете услышать. Профессор Кавана в Джорджтауне, читает лекции в университете.

— Вовсе нет, — произнес Гедина и описал странные обстоятельства пребывания Лео в Италии. — Я спрашиваю о нем, баронесса, потому что знаю: вы ежедневно говорили с профессором по телефону за несколько недель до убийства вашей сестры. Вы звонили ему по пути в Больцано после похорон. Что за срочное дело вы обсуждали? Вы также звонили ему два раза поздно ночью за день до вашего похищения.

— На что вы намекаете, инспектор? Мы с Леонардом друзья. Я была его ассистентом в Джорджтауне. До трагедии я изучала старинные манускрипты и советовалась с ним.

Рассказ об окровавленной комнате ошеломил Орсину. Гедина не отступал:

— Вы уверены, что ничего не упустили, баронесса? Я расследую не только ваше похищение, но и убийство вашей сестры. Есть некоторые подозрения насчет профессора. Полагаю, он замышляет нечистое.

— Мне жаль слышать подобное. Он мухи не обидит. Боюсь, как бы с ним что-нибудь не случилось.

Гедина наклонился к Орсине и прошептал:

— У меня есть письмо, которое вы написали профессору Каване несколько лет назад.

Новость застала Орсину врасплох.

«Но как?!» — думала она, пытаясь сохранить спокойствие. Лео велел секретарше уничтожить письмо вместе с остальными бумагами. О каком письме говорит инспектор? Не стоит делать поспешных выводов.

К сожалению, все обстояло именно так, как опасалась Орсина: декан Трокмортон, прочитав письмо, немедленно позвонила миссис Рид; они связались с инспектором и факсом отправили Гедине послание Орсины, адресованное Лео.

— Признаться, я впечатлен, даже тронут. Вы понимаете, что я не верю, будто вы с Леонардом друзья. Мне это не нравится. О чем еще вы солгали? О чем умолчали?

— Хорошо, инспектор. Вижу, вам нравится совать нос не в свое дело. Да, во время моего пребывания в Джорджтауне я влюбилась в Леонарда, — Орсина перешла на шепот, — но моя любовь осталась безответной. Я вернулась в Европу, встретила мистера Макферсона, а с профессором Каваной мы, повторяю, остались друзьями.

Любопытство Гедины осталось неудовлетворенным.

— Баронесса, — сказал он, — вы позвонили мужу из поезда?

— Да.

— Вы звонили с чужого телефона, верно?

— Да.

— Видите ли, баронесса, сотовый вашего мужа стоял на прослушке, и мы слышали тот звонок.

На самом деле Гедина услышал его только утром, но об этом он умолчал.

— Мы отследили номер телефона, с которого вы звонили, и знаем имя владельца.

Орсина даже бровью не повела, чем сильно удивила Гедину.

— Та женщина, — продолжал инспектор, — подтвердила, что вы ехали на поезде с высоким худым мужчиной, который попросил у нее телефон. Мы показали ей фоторобот Каваны…

Гедина сделал театральную паузу. Орсина, подождав, произнесла:

— Инспектор, я вижу и высоко ценю ваше серьезное отношение к делу, но я очень утомлена. Если у вас есть что сказать, не тяните.

— Дело в том, баронесса…

Владелица телефона не опознала Лео по фотороботу: мужчина, сопровождавший Орсину, выглядел старше, худее, носил бороду, был выше ростом и вообще… Короче, она сомневалась, что видела Кавану.

— Да, инспектор, в чем же дело?

— Кавана был с вами в поезде. Он похитил вас, но передумал… Ваш дядя или муж заплатили выкуп…

— Инспектор, вы оскорбляете меня, обвиняя во лжи, и порочите доброе имя друга нашей семьи. Я уже говорила, что очнулась в поезде совершенно одна — то есть рядом со мной не было никого из знакомых. Да, припоминаю бородатого мужчину — я просила у него телефон. У него сотового не было, и он любезно одолжил мобильный у той женщины. Да, он помог мне сойти с поезда и подождал, пока не приедет мой муж. Вот и все.

Гедина медленно и глубоко затянулся сигаретой.

— Вы уверены, что вам больше нечего сказать?

— Ну, хотелось бы…

— Слушаю, баронесса.

— Вы не могли бы здесь не курить?

Инспектор покраснел и, затушив сигарету, жестом велел Колуччи выключить диктофон.

Выходя из номера, Гедина сказал Найджелу:

— Если ваша супруга что-нибудь вспомнит, вы знаете, где меня найти.

Они неприязненно посмотрели друг на друга.

— Перед уходом, инспектор, — ответил Найджел, — переговорите с моим адвокатом.

— Инспектор, — подошел Алеманни, — мои клиенты завтра покидают Италию и в ближайшее время не собираются возвращаться. Хотелось бы оградить их от нападок прессы — баронесса нуждается в отдыхе. Общаться с моими клиентами вы будете через меня. Вам не ответят, пока вы не переговорите со мной. Я понятно выразился?

Гедина нахмурился и, тяжело дыша, покинул номер. Колуччи шел следом.

На следующий день Гедина стоял на лестничной площадке третьего этажа в стареньком отеле в центральной части Вероны. Вместе с ним прибыли Колуччи, Галлорини и четверо полицейских из штурмового отряда. Портье сказал, что подозреваемый — у себя в номере.

— Взламывайте дверь, — велел Гедина агентам.

Галлорини хотел было постучаться, но поздно — дверь выбили.

Джорджио сидел в гостиной и работал с ноутбуком.

— Какого черта? Что происходит? — возмутился он.

— Синьор Джорджио Мозер, вы арестованы, — сказал инспектор. — В наручники его.

— Арестован? За что? На каком основании? Эй, погодите!

— Сопротивление при аресте — не очень умно в вашем положении, — предупредил Гедина. — Зачтется как оскорбление представителя закона при исполнении.

Джорджио позволил надеть на себя наручники, потом повторил вопрос:

— Будьте добры, объясните, за что меня арестовали? По какому обвинению?

— Зачитать вам весь список? — Гедина сардонически улыбнулся. — Лжесвидетельство, введение в заблуждение властей, препятствие следствию, подделка доказательств, похищение и удержание человека в неволе, сексуальные домогательства и, наконец, убийство — последнее в списке, но не последнее по значению. Вы обвиняетесь в преступлениях первой степени тяжести, а также как соучастник до и после факта их совершения. Вам светит пожизненный срок без права на помилование. Есть еще вопросы?

Джорджио ошарашенно рухнул в кресло.

— Посидите, — сказал Гедина, — заодно все обдумайте, а мы займемся осмотром.

Пока полицейские обыскивали номер, Галлорини приглядывал за Джорджио.

Номер оказался большим и хорошо обставленным. Барон прилично платил своему секретарю. Гедина и его люди перерыли все ящики стола, шкафы, книги, конфисковали документы, компьютерные диски и прочее. У Джорджио было время обдумать ситуацию. Обвинение в убийстве — самое нелепое из всего списка преступлений. Он никогда в жизни никого не убивал. Все обвинения выглядели неоправданными, несправедливыми, но барон, приказав похитить Орсину, предупреждал, что это может произойти.

— Джорджио, — сказал он тогда, — суть обряда посвящения в том, что ты не должен задавать вопросов, даже в уме. Обывателю твое задание покажется абсурдным и аморальным, но ты не в состоянии увидеть глубинное значение событий. Например, рыцари-тамплиеры при посвящении плевали на распятие и топтали его, а потом засовывали язык козлу в анус. Ты бы пошел на такое?

— Да, если бы то было истинным посвящением, — ответил Джорджио, сморщившись.

— Времена изменились, а вместе с ними и обряды. Но принцип остался прежним. Безропотным послушанием ты пробудишь свое безличное «я». Помни, Джорджио: ты пробудишь в венах кровь касты воинов.

Похищение труда не составило: подсыпать Орсине в кофе снотворное, усадить ее в машину и передать Бхаскару и Соме, которые ждали в небольшом доке неподалеку. Звонок с требованием выкупа выглядел шуткой, но Джорджио пришлось напрячь воображение. Настоящее испытание началось только сейчас.

Закованный в наручники Джорджио вынырнул из омута воспоминаний. Галлорини не сводил с него глаз. Сейчас Гедина закончит обыск и отвезет Джорджио в полицейское управление. Сумеет ли он убедить магистрата и судью поместить Джорджио под предварительный арест? Где доказательства? Их нет, даже косвенных. После возмутительного задержания Макферсона ни один судья не согласится поместить под стражу Джорджио, особенно по тому же самому делу. Пресса достаточно унизила суд Больцано, выставив его на посмешище в мире юриспруденции. Ни один суд не захочет повторить его судьбу.

А не припас ли инспектор туз в рукаве? Может быть, баронесса ему что-нибудь рассказала? Нет, полиции она не доверилась бы — ей хорошо известен нрав барона. Печально, но придется с ней разобраться. Впрочем, это дело барона.

Джорджио был матерым игроком в покер, знал, когда нужно блефовать, и умел это делать, а потому выигрывал чаще, чем проигрывал. Гедина блефовал, но, как и любой новичок, перестарался. Выбить дверь, заковать Джорджио в наручники, предъявить нелепые и ненужные обвинения… Нет, заключил Джорджио, все это отчаянный блеф.

Вернулся Гедина, собрав вещи для конфискации. Пора было уходить, но Джорджио оставался на месте.

— Постарайтесь вести себя учтивее, — сказал инспектор. — Вы же не думаете, что мы понесем вас на руках?

— Инспектор, можно увидеть ордер на арест? — спокойно поинтересовался Джорджио.

— К чему спешить? Увидите позже, если будет нужно.

— Боюсь, так дело не пойдет. Я не совершил ничего противозаконного. Наоборот, закон нарушаете вы: ворвались ко мне в номер без ордера. Разве не так?

Галлорини вопросительно посмотрел на шефа — Гедина отвел взгляд. Джорджио пояснил:

— Вы не имеете права находиться здесь, предъявлять мне ложные обвинения и уж тем более не имеете права меня арестовывать. Италия вот уже шестьдесят лет как не фашистское государство. А теперь, — сдержанно продолжил Джорджио, — снимите с меня наручники и дайте позвонить адвокату.

Повисла долгая пауза. Полицейские смотрели на шефа — тот уставился в пол, выдыхая сигаретный дым.

— Снимите с него наручники.

— Ордера на обыск у вас тоже нет. Самое малое, что вы можете сделать, — вернуть изъятое на место. Я прав, инспектор? — добавил Джорджио, массируя запястья.

Гедина через силу кивнул.

— А еще вы должны заплатить за выломанную дверь, петли, косяки и бог знает за что еще. Мой адвокат с вас последнюю рубашку снимет. — Джорджио решил блефовать до конца. Он набрал номер адвоката и намеренно заговорил так, чтобы Гедина со своими людьми слышали все до последнего слова.

Когда полицейские покидали номер, Джорджио расслабился. Ледяной тон его голоса сменился триумфальным.

— Гедина, я засужу тебя. Ты по уши в дерьме. Ищи себе другую работу, фашистский ублюдок!

В усадьбе Ривьеры барон позвонил в колокольчик, вызывая Думитру.

— Я на несколько дней ухожу в мастерскую, — сказал он дворецкому. — Беспокоить меня нельзя ни по какому поводу.

У себя в комнате Эммануил нарядился в парадный костюм: белая сорочка, черная жилетка, фрак, бриджи, шелковые чулки и туфли с пряжками, украшенными стразами. Из обитого кожей ларца он достал военные и гражданские украшения, прикрепив их к лацкану, вместе с орденом Святых Маврикия и Лазаря. Барон накинул плащ с крестом Мальтийского ордена, перепоясался парадным мечом в ножнах и спустился вниз.

Забираться в машину в таком виде было нелепо, и Эммануил решил пройти милю до мастерской пешком, по примеру предков. Он шел медленно и величественно, подражая знаменитой походке Короля-Солнца, Людовика XJV, мимо гигантских конских каштанов, постепенно погружаясь в настроение прошлого.

Эммануил запер дверь, задернул занавески на окнах и зажег свечи в высоком серебряном канделябре. Барон сел в кресло с прямой спинкой, вытащил меч из ножен и поставил его между ног. Глубоко дыша, он положил руки в перчатках на рукоять. В состоянии лихорадочного возбуждения барон чувствовал, что достиг зрелости: он больше не один из слабых братьев, которым нужна помощь женщины. С Анжелой он достиг наивысшего магического экстаза. С алхимической точки зрения гибель племянницы не случайна — успешно проведенный ритуал и важная веха, символизирующая, что Эммануила одарили силой, сделали магом.

Эммануил собирался использовать Орсину, однако властью над ней не обладал. Попытки подчинить Орсину потерпели фиаско — пришлось держать ее без сознания. Теперь племянницу выкрали — ну и пусть!

Гордый наследник многих поколений магических героев и полноценный маг, Эммануил готов был идти к трансцендентности и творить магию самостоятельно. Если на пути он встретит Митру, ошибка не повторится — Эммануил будет не быком, но богом. Возможностям его не станет предела. Он первым из рода штурмом возьмет врата бессмертия: научится регенерировать, — и его физическое тело, как написано в «Магическом мире героев», обратится в «иное, неразрушимое и небесное тело, которое станет не чем иным, как небесным Меркурием».