Глава 16

СОН БЭНЫИИ

11 мая

Все повторялось. Кэтрин снова шла по зеленой траве. И на этот раз она была настоящей, не иллюзорной. Босые ступни чувствовали ее шелковую прохладу. Туман лип к подолу платья, а влажный, свежий ветер овевал лицо и шею. Наконец-то она могла дышать. Тяжесть, сдавливающая грудь, разбилась, осыпалась мелкими колючими крошками.

Глаза видели то, что было на самом деле, а не мутные фантомы, порожденные больным разумом.

Крест, виднеющийся далеко впереди, на фоне бледного неба казался темной фигурой в зеленом плаще, широко раскинувшей руки, желающей заключить ее в объятия. И женщина была готова доверчиво потянуться к ней…

Кэтрин не помнила, сколько времени уже была здесь. Чья-то сильная, надежная рука бережно поддерживала ее, не давала оступиться. Бэньши подняла голову, чтобы посмотреть на спутника, и увидела его лицо. Очень знакомое.

Рядом с ней шел Вольфгер. И, посмотрев на него, бэньши вспомнила, как оказалась в мире кадаверциан.

— Это еще одно испытание? — спросила женщина тихо.

— Последнее. И все закончится, — с ласковой улыбкой пообещал он, касаясь ее волос. Затем протянул кубок, от которого пахло свежей кровью, и попросил: — Выпей это. За меня.

Кэтрин подчинилась. После первого глотка во рту остался пряный, непривычный привкус, от второго закружилась голова, а после третьего все вокруг потемнело. Она опустила веки, а когда снова смогла смотреть, то увидела прежнюю тесную душную комнату, красный цвет которой агрессивно бросался в глаза, раскаленный воздух обжигал ноздри, пахло горячим металлом и пылью. Единственное, что осталось неизменным — лицо Вольфгера и его рука, крепко обнимающая ее.

— Выпусти меня отсюда, — прошептала женщина, начиная задыхаться.

— Хочешь вернуться туда? — отозвался он так же тихо, и Кэтрин снова увидела размытую тень креста посреди моря зеленой свежей травы.

— Хочу…

— Тогда иди.

— Ты был мертв. Я сама предсказала твою смерть, — прошептала бэньши, глядя в его светлые глаза — отражение ее собственных глаз.

— Но разве ты уверена в том, что жива сама? — спросил он, крепко обнимая ее.

И, прижимаясь к его груди, чувствуя на своей спине его руки, Кэтрин отрицательно покачала головой. Она чувствовала, что рано или поздно те, чьи смерти она предсказывала, придут за ней. И как хорошо, что посланником мертвых оказался Вольфгер.

— Иди первая, — сказал он ей, выпуская из объятий, и женщина, как это было всегда раньше, послушалась мэтра.

Его рука выпустила ее запястье, но тут же снова крепко сжала.

Кэтрин закрыла глаза, пытаясь уловить дуновение потустороннего мира, почувствовала запах свежей травы, тумана, мокрого дерева и шагнула вперед из реальности в другое пространство.

Переход, как всегда, был очень быстрым. Но в первое мгновение бэньши показалось, что она ослепла. И тут же Кэтрин поняла, что ее зрение затмевает туман. Густое марево окутывало землю, размывало все краски, дышало влагой и глушило звуки.

Боль, которая мучила ее несколько часов или дней, прошла. Она снова могла дышать.

Серая мгла искажала лицо Вольфгера, стоящего рядом, и временами бэньши виделся на его месте кто-то совсем другой.

Из глубины тумана долетел долгий, протяжный вздох… или стон. Кэтрин не знала. Сырость липла к ее обнаженным рукам и лицу, мокрая трава холодила босые ноги. В белесом мареве стали появляться смутные тени. Как будто кто-то огромный, темный блуждал за плывущей пеленой, но не хотел приближаться.

Женщина перевела взгляд на Вольфгера и увидела его серое напряженное лицо. Казалось, он страдал от сильной боли, но изо всех сил молча боролся с ней. Кэтрин хотела спросить, что с ним, но в эту секунду впереди из тумана появился крест.

Грубый, массивный, видимый до последней прожилки и трещинки на дереве. Ярко-зеленые листья плюща, обвивающего перекладины, были покрыты мелкими каплями росы. Время от времени они начинали дрожать, словно от порыва невидимого ветра, и бэньши не могла отвести от них взгляд.

Наверное, она могла бы простоять так очень долго, созерцая, если бы вновь не почувствовала прикосновения Вольфгера. Гармония, наступившая в душе женщины, была нарушена, она вдруг поняла, что не знает, как ей поступить, не понимает, зачем она здесь.

— Мы пойдем дальше, — сказал мэтр, словно слышал мысли спутницы, и коснулся губами ее волос, — Ты пойдешь дальше.

— Куда? — тихо спросила Кэтрин.

— Неужели не видишь? — Он тихо рассмеялся и указал на крест, — Вот он, вход. Всегда был перед вами.

Вольфгер медленно подошел, с видимым трудом поднял руку и коснулся деревянного основания. Женщина всмотрелась и увидела вдруг, что черные перекладины перестали быть материальными. В них клубилась угольная бархатная тьма.

И это было настолько страшно, что бэньши невольно отступила назад, натолкнулась на мэтра и вновь почувствовала его успокаивающее объятие.

— Там гораздо лучше, чем здесь, — прошептал он ей на ухо с тихой, непонятной печалью. — Нигде нет такого покоя и гармонии. Ни в одном из ваших миров. Безмолвие вечности, созерцания и постоянства. Все в этой реальности чуждо ему, и я сам стал чужаком…

Кэтрин слушала голос Вольфгера, и в какой-то миг почувствовала, что не понимает значения слов, которые он произносит. Они звучали монотонным речитативом, в него вплетались шум ветра, шелест капель, срывающихся с листьев плюща…

Туман внезапно развеялся. Втянулся в расселины между камнями, заполз в ложбины и растворился среди травы, чуть присыпанной снегом.

Казалось, весь окружающий мир замер, прислушиваясь.

Кэтрин почудилось, будто бурлящая темнота, заключенная в крест, начинает наливаться краснотой.

— Сделаешь это для меня? — спросил Вольфгер, крепко, до боли, сжимая ее плечи.

Женщина не ответила, глядя в бездну, вскипающую багровыми всполохами невидимого зарева.

— Иди, — Мэтр выпустил ее, слегка подтолкнув.

Она не удержалась и шагнула вперед, в клокочущую черноту перед собой, успела оглянуться и разглядела, как меняется лицо Вольфгера. Оно выцветало, словно старая фотография, и под этой блеклой маской проступали другие черты, искаженные усталостью.

Кэтрин не падала, не летела, чужое пространство неслось ей навстречу, а за женщиной тянулся длинный шлейф красных искр — заклинание, сплетенное вокруг…

Она не увидела, как рассеялась иллюзия, освобождая истинный образ того, кто был с ней все это время. На некоторое время она вообще перестала видеть и чувствовать.

Основатель медленно сел на траву перед крестом, ощущая невероятное утомление и одновременно сожаление от того, что не может сам шагнуть следом за бэньши в мир, ставший недостижимым для него. Он не знал, сколько уже находится здесь — несколько часов или суток. Время растягивалось и сжималось, словно пружина, обманывая чувства. Казалось,V, Атум пришел сюда уже давно, но не мог вспомнить, когда именно.

Мир кадаверциан вокруг был неспокоен. В тумане ощущалось торопливое движение. Метались темные тени, временами слышались долгие, тягучие звуки. Иногда земля начинала вздрагивать, словно по ней проходил кто-то гигантский, сотрясающий скалы. Листья плюща на кресте трепетали от невидимого ветра.

Атум ощущал, как силы уходят из него. Желая мести родственникам, он сам загнал себя в ловушку. Пространство кадаверциан, в которое он так стремился, истощало его магию и силы.

Глупо было подготовить гибель для сородичей и погибнуть самому, растаяв здесь, словно клочок тумана. Но он должен был знать, что происходит на той стороне. Страстное желание видеть свой родной мир заглушило все остальные чувства, в том числе и осторожность…

Кэтрин шла по траве. По черной мягкой траве, ровными волнами клонящейся к земле. Далеко впереди виднелись какие-то тонкие ажурные конструкции, сквозь которые просвечивало темное небо. Издали они напоминали странные, причудливо изогнутые деревья…

Здесь не было убийственного, жгучего солнца. Только прохладная, бархатная, вечная ночь…

В траве виднелись бутоны белых цветов. Казалось, будто небо перевернулось, упав на землю, и расцвело тысячами звезд. А среди них медленно двигалась бэньши с длинным шлейфом алых искр за плечами.

Атум уже почти ощущал пряный аромат цветов и прикосновения теплого ветра, но картина родного мира смазалась — он почувствовал чужое присутствие.

Рядом появилось несколько размытых фигур, становящихся все более четкими. Колдун и еще кто-то из кадаверциан.

Они пришли за ним.

— Рад видеть тебя живым и здоровым, Крис… — сказал Основатель не оборачиваясь. — Жаль, что ты пришел так поздно и не увидел самого главного события в твоей жизни. Но ничего, скоро ты сам почувствуешь свободу от власти прежних богов.

— Где Кэтрин? — глухо спросил некромант.

— Там, — Атум указал на крест, продолжая блуждать взглядом по черным трещинкам на дереве. — В моем мире… в моем прежнем мире. Я вижу, как она идет по полю. — Он почувствовал какое-то движение за плечом, оборванную эмоцию и отрицательно покачал головой. — Нет. Не проси, я не могу вернуть ее. Не потому, что не хочу…

Наверное, они ждали, что Основатель нападет на них, станет метать громы и молнии страшных заклинаний, а он продолжал сидеть неподвижно, глядя перед собой.

И видел глазами Кэтрин медленно приближающееся высокое ажурное кольцо на фоне сумрачного неба. Изящная арка переливалась алыми огнями, разбрасывая вокруг себя яркие блики света. Казалось, она создана руками искусных мастеров, но на самом деле была выращена, как растение. И стояла на том же самом месте, что и много тысячелетий назад.

Атум медленно поднялся, подошел к кресту, обеими руками взялся за его основание, прислонился лбом к мокрому шершавому дереву.

— Я вижу свой мир ее глазами. И как же меня тянет туда! Как я хочу вернуться…

Он чувствовал, что остальные кадаверциан смотрят на Кристофа, ожидая, когда тот даст сигнал для нападения, а мастер Смерти все медлил, пристально вглядываясь в утомленную фигуру Основателя.

— Атум, — произнес колдун, впервые называя его настоящим именем.

Тот медленно обернулся, пристально глядя на некроманта:

— Хочешь правду? Как все было на самом деле? Меня не изгоняли мои родственники. Я бежал сам. Я очень хорошо знал, что представляет из себя ваш мир. Знал, как выжить в нем.

— Почему же ты бежал? — спросил Кристоф, и в его голосе прозвучал искренний интерес.

Основатель на мгновение прикрыл глаза, вспоминая:

— Мой мир никогда не был ни волшебством иллюзий, ни райским садом, ни адом, ни землями богов. Всего лишь другое пространство. Негатив этого мира. Там не было многого из этой реальности — жгучего солнечного света, страстной жажды жизни, которая толкает на убийство себе подобных или тех, кто слабее, и смерти тоже не было.

Перед мысленным взором Основателя вновь возникла бархатно-черная арка, у основания которой росли цветы. На белых лепестках выступали красные прожилки, если сжать венчик в руке, на пальцы брызнет алый сок, так похожий на кровь…

— Мои братья не убивали друг друга, — сказал Атум, вновь посмотрев на Кристофа. — Им нечего было делить. Каждый пребывал в благородном созерцании, познавая себя и окружающий мир.

В его памяти вновь мелькнула картина из другого мира. Черная ажурная арка раскрылась, превращаясь в кружевную сферу, переливающуюся тысячами алых искр. В ее центре застыла фигура — высокая, тонкая, окутанная длинным колышущимся одеянием, на белой ткани которого виднелись такие же красные прожилки, что и на лепестках цветов. Фигура не двигалась, погруженная в наблюдения за миром и самим собой как частью этого мира.

— Иногда мне казалось, будто мы похожи на растения, — пробормотал Основатель. Он снова сел в траву, опустив руки на колени. — И в какой-то миг я понял, что изменился. Мне стало не хватать места, жизненного пространства, воздуха. Мне все больше казалось, что я натыкаюсь на чужие мысли, заполняющие мир вокруг меня, и на чужие эмоции. Они мне мешали. И мое желание избавиться от давящих со всех сторон чужих ментальных сил стало настолько велико, что я начал убивать своих братьев. Одного за другим.

Атум поднял голову, взглянул на Кристофа:

— Ты вряд ли сможешь понять меня до конца. Эти чувства не совсем человеческие.

Кадаверциан не возразил, не согласился, молча стоял рядом, по-прежнему внимательно слушая его, и Основатель продолжил:

— Сначала мои родственники не понимали, что происходит. Были не в силах осознать, как одно разумное существо может уничтожить другое. А когда поняли, что такое агрессия, стали сопротивляться. Научились противостоять мне. И очень успешно.

Атум невольно поежился, вновь вспоминая жгучие прикосновения к своей коже. Их причиняло не физическое оружие, а мысли его братьев, желающих устранить существо, такое же, как они, внешне, но так сильно изменившееся.

— В какой-то миг я понял, что они тоже готовы убить меня, — сказал Основатель. — Мне ничего не оставалось делать, кроме как бежать. Сюда, в человеческий мир. Я появился здесь и стал создавать таких, как ты. А потом уснул на очень долгое время. Но, к сожалению, мои родственники не спали. Они следили за моими созданиями. Подчинили некоторых из вас, контролировали, внушали нужные им идеи. Они продолжали преследовать меня даже в этом мире.

— Мне жаль, — негромко сказал кадаверциан.

Основатель кивнул — он видел, что мастер Смерти действительно сожалеет обо всем, что произошло, обо всех погибших, о судьбе самого Атума, которую считал нелепой. А кроме того, некромант не испытывал ни злости, ни гнева.

— Мне тоже… — Атум снова отвернулся от него, глядя на скалы, виднеющиеся вдали, — жаль, что ты также не захотел понять меня.

Он снова увидел Кэтрин. Она сидела на земле рядом с аркой. Мир, в который она попала, продолжал подтачивать ее силы. Основатель почувствовал усталость бэньши и одновременно восхищение неземными видами, разворачивающимися вокруг. Над головой женщины пронеслось несколько полупрозрачных стремительных силуэтов, отбросивших на землю почти материальные тени. Когда одна из них задела Кэтрин, по черному крылатому контуру прошла резкая дрожь. Он замер, а потом вдруг вспыхнул ослепительным красным огнем.

Атум прикрыл глаза рукой от слепящего света, видимого только ему. И заставил себя отвлечься от ярких, захватывающих картин.

— Ты можешь ответить на мой вопрос? — долетел до Основателя голос Кристофа, звучащий тускло и приглушенно в этом мире.

— Спрашивай.

— Зачем ты отправил Кэтрин в свой мир?

— Я тебе уже говорил. Я хочу избавиться от гин-чи-най. В венах бэньши есть частица моей крови, а сама она — отражение этой реальности. Всего того, что убийственно для моих братьев и их мира.

— Ты хочешь уничтожить свой мир?

Атум с искренним недоумением пожал плечами:

— А зачем он мне, если теперь у меня есть новый?

— Но как ты можешь быть уверен в том, что твои братья, наблюдавшие за нами так долго, не ожидали твоего возвращения и не сумели подготовиться к твоей новой попытке навредить им?

Основатель повернулся к колдуну и внимательно посмотрел на него.

— Сейчас я уверен только в одном, Кристоф. Задавая все эти вопросы, ты тянешь время. Зачем?

Он попытался проникнуть в мысли кадаверциана, но они по-прежнему были закрыты для него.

— Впрочем, догадаться несложно. Вы тоже мечтаете избавиться от меня. Но пока по каким-то причинам не можете этого сделать. Что, нософорос отказался принимать участие в моем изгнании? Или вы не смогли попасть в его мир? Или все еще надеетесь уговорить его?

— Он пришел, — сдержанно ответил Кристоф. — Сам. Сказал, что ощутил вибрации пространства. Ты открываешь порталы, он это чувствует.

Атум улыбнулся, провел рукой по влажной траве и с наслаждением протер мокрой ладонью лицо.

— Ну что ж, значит, вам повезло. Ачтонасчетревенанта? Вы нашли Витторию?.. Нет? Но если пришли сюда, значит, все еще надеетесь на ее появление? Мне бы не хотелось вас разочаровывать. Но она вряд ли поможет вам.

У него не было желания убивать, но нужно было закончить это бессмысленное выжидание, отвлечься от видений потерянного мира и вернуть себе жажду жизни, которую проклятое пространство кадаверциан вытягивало из него. Основатель поднял руку, и красный шар, вылетевший из его ладони, разбился вдребезги у ног Доны. «Оказывается, она жива», — успел удивиться Атум. Но в тот же миг его захлестнула изумрудная петля, связавшая руки, и поволокла прочь из мира кадаверциан.