Книга: Вкус греха



Вкус греха

Уильям Гилл

Вкус греха

Пролог

Пунта-дель-Эсте

1 января 1989 года

– Быстрее! – подстегнула водителя Пандора.

Тучи совсем закрыли луну, и впереди виднелся лишь небольшой участок шоссе, освещенный фарами автомобиля. Лента дороги, огибая холм, поднималась вверх.

Внезапно ветер разорвал пелену туч, и Пандора увидела впереди сказочный дворец Ла-Энкантада, весь до последнего камня привезенный из Испании, – своеобразный памятник богатству и упрямству Симона де ла Форса. В лунном свете стены здания поблескивали, словно облитые жидким серебром. Над ними стояло оранжевое зарево.

Наконец машина подъехала к входу. Взглянув на башню, верхняя часть которой была охвачена пламенем, Пандора крикнула шоферу:

– Вызовите пожарных!

Спеша, она открыла массивную входную дверь. Внутри было темно. Порыв ветра ворвался внутрь, и фламандские гобелены захлопали по стенам зала. Пандора щелкнула выключателем, но ничего не изменилось. Лишь проникавший сквозь окна лунный свет позволял разглядеть смутные очертания лестницы и дым, быстро заполнявший коридор со сводчатыми потолками. До Пандоры донесся крик ужаса. Она узнала голос Ариан – очевидно, та находилась в своей спальне наверху.

Пандора бросилась вверх по лестнице. Когда она добежала до последнего пролета, из глаз ее текли слезы, а в горле стоял горький вкус дыма. В голове билась единственная мысль: она должна спасти Ариан во что бы то ни стало. Когда Пандору, казалось, отделяли от цели всего каких-нибудь несколько ярдов, она разглядела в темноте и дыму оранжевую полоску – отсветы пламени, пробившиеся сквозь щель под дверью. Криков больше не было слышно.

Пандора принялась шарить в темноте, пока пальцы не наткнулись на дверную ручку. Прикосновение к раскаленному металлу обожгло руку. Открыть дверь. Простое действие, которое каждый человек проделывает по многу раз за день, в этот момент стало для нее делом всей жизни. Она изо всех сил навалилась на тяжелую дверь, и та, подавшись, чуть приотворилась. Струя горячего воздуха опалила Пандоре ресницы. Она задыхалась. Инстинкт самосохранения вступил в борьбу с волей, – и одержал победу. Подруга была где-то совсем рядом, но Пандора отступила. Всем существом она стремилась туда, где гулял на просторе океанский ветер. Пошатываясь, Пандора сделала несколько шагов и упала на верхней площадке лестницы, так и не добравшись до ступенек.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

– Пятьдесят два миллиона, – произнес аукционист, увидев поднятую руку. Софиты телевидения осветили эту руку – безупречный маникюр, золотой карандаш в длинных холеных пальцах, на одном из которых сверкал перстень с квадратным изумрудом. Жест дамы был уверенным и удивительно точным – рука взлетела вверх ровно настолько, чтобы ее заметили с помоста, и ни на дюйм выше.

В зале зашептались. Долгое время считавшийся утерянным «Портрет мадам Клер» кисти Мане стал самой дорогой в мире картиной.

Рядом с аукционистом на обитом бархатом стенде было выставлено полотно, спокойная красота которого контрастировала с царившей вокруг суетой. На картине была изображена неизвестная натурщица, предположительно одна из тех, кто позировал художнику во время создания им «Завтрака на траве». Модель стояла перед зеркалом в позолоченной раме спиной к художнику, но голова ее была слегка повернута вправо, словно женщину внезапно позвал кто-то, находившийся позади нее. Таким образом, зритель видел лицо натурщицы как бы с двух точек – в профиль и анфас, – отраженным в зеркале. Два «неполных» изображения, соединяясь, создавали эффект удивительной целостности. Автор использовал тот же прием, что и в более раннем произведении – «Бар в "Фоли-Бержер"». Несколько месяцев назад картина была случайно обнаружена на чердаке какого-то никому не известного дома в северной части штата Нью-Йорк. Оказалось, что владевшая домом старушка получила холст в наследство от родственника, который некогда был ассистентом Мане. Свернутое в трубку полотно в течение многих десятилетий пылилось в чулане и было обнаружено лишь после того, как старушка отдала Богу душу. Умерла она в полной нищете.

Разумеется, сама мысль о нищете вряд ли могла прийти в голову кому-либо из собравшихся в этот вечер в главном аукционном зале «Кристи». Здесь фантастически богатые люди буквально сражались за право стать обладателями полотен прославленных мастеров, и борьба эта проходила в атмосфере невероятного напряжения, в которой, казалось, подчас проскальзывал некий почти эротический подтекст.

Как только Пандора Дойл услышала заявку не известной ей дамы и разглядела изумруд на пальце ее поднятой руки, в ней проснулся профессиональный интерес.

Поначалу участие в торгах принимало довольно большое количество людей, но, когда цена достигла тридцати семи миллионов, желающих осталось только двое – нью-йоркский дилер Джейкоб Куглер и некто делавший заявки по телефону. Пандора слышала, как сидевший рядом с ней мужчина шепнул на ухо своему соседу, что инкогнито звонил из Токио, а Куглер действует от имени Теда Карсона, англо-австралийского магната, который из-за своей страсти к приобретению картин получил в кругах, близких к миру искусства, прозвище Кинг-Конг. После того как Куглер предложил пятьдесят один миллион, анонимный любитель живописи из японской столицы выбыл из игры. Накал страстей ослаб: самый интересный лот уже фактически был разыгран. Пандора собралась было направиться к выходу, но остановилась, услышав заявку незнакомки.

Она вытянула шею, пытаясь получше разглядеть эту даму. Однако в соответствии с правилами, неукоснительно действующими в местах, где пахнет большими деньгами, женщина, пожелавшая приобрести картину Мане, расположилась в одном из первых рядов, в то время как сама Пандора стояла в дальнем углу аукциона. В этом состояла разница между человеком, способным сделать заявку в пятьдесят два миллиона долларов, и начинающей журналисткой. Утром Пандора предусмотрительно позвонила в фирму «Кристи», чтобы аккредитоваться, – иначе ей пришлось бы околачиваться за дверью, в толпе зевак. Оттуда, где стояла Пандора, рассмотреть заинтересовавшую ее особу было трудно. Впрочем, даже на таком расстоянии безошибочно угадывалась окружавшая незнакомку почти осязаемая аура богатства и роскоши.

Пандора почувствовала, что дело пахнет интересным репортажем или очерком. Именно это ей и было нужно. Она работала в журнале «Шик» уже почти пять недель и успела понять, что порученная ей рубрика «Покупки» в рамках издания – что-то вроде места ссылки. Ее предшественницами были либо девушки, убивавшие время в ожидании того момента, когда подвернется подходящий жених, либо богатые разведенные дамы, дожидавшиеся получения компенсации от бывших супругов. Как только очередной ведущей злосчастной рубрики удавалось реализовать свои планы, она тут же увольнялась. Словом, для того чтобы как-то выдвинуться, Пандоре отчаянно нужен был сенсационный материал.

Она с интересом принялась наблюдать за Куглером, который, поколебавшись, поднял руку, сжимавшую каталог. Аукционист уже собрался огласить новую сумму – пятьдесят три миллиона, – но золотой карандашик дамы взмыл в воздух еще до того, как эти слова успели сорваться с его губ.

– Пятьдесят пять миллионов, – твердо произнесла она, и по залу прокатился возбужденный гул. Торгующиеся обычно не оглашают сами свои заявки и тем более не удваивают последнюю прибавку к цене. В голосе незнакомки явственно прозвучал иностранный акцент, но всем было ясно, что она хотела сказать: «Не стойте у меня на пути».

Пандора решила нарушить правила вежливости. Покинув свое место, она, наступив на ногу соседу и не обращая внимания на ледяной взгляд, которым тот ее одарил, стала пробираться по боковому проходу, пока не оказалась совсем близко от того ряда кресел, в котором сидела неизвестная. Прислонившись к стене, Пандора принялась ее разглядывать.

На миловидном, латинского типа лице женщины лежала печать надменности. Подобное сочетание Пандоре доводилось видеть в лицах богатых итальянцев или латиноамериканцев. Она внимательно рассмотрела нос с небольшой горбинкой, золотисто-карие миндалевидные глаза, гладкую смуглую кожу, идеальной формы скулы. На вид незнакомке было немного за тридцать, однако Пандора знала, что так нередко выглядят и женщины, уже переступившие рубеж сорокалетия, но пользующиеся услугами умелого хирурга-косметолога.

Мужчина, сидевший рядом с незнакомкой, был примерно одних с ней лет. Его волосы отливали серебром, на загорелом лице выделялись глаза небесной голубизны. Одет он был в некое подобие международной униформы, указывающей на принадлежность человека к числу сильных мира сего: темно-синий двубортный пиджак, белоснежная рубашка, красный шелковый галстук.

– Пятьдесят пять миллионов долларов, слева.

Сэр Генри Линдхерст-Смит специально приехал из Лондона, чтобы провести этот аукцион. Его безукоризненно респектабельная внешность и высокомерный ястребиный взгляд, благодаря которым любые заявки казались чем-то не заслуживающим серьезного внимания, были неотразимым оружием, позволявшим добиться продажи любого лота по максимально возможной цене.

Сейчас он выдержал паузу, приподнял на несколько дюймов старый молоточек черного дерева, выждал еще немного и опустил его.

– Продано, благодарю. Картина принадлежит вам, мадам.

Женщина и ее спутник, поднялись и быстро направились к ближайшему выходу. Едва она шагнула за порог, как ее окружила толпа любопытных, рассыпавшихся в комплиментах по поводу ее вкуса, умения распознать настоящий шедевр. Единственное, что эти люди получили в ответ, – легкий кивок тщательно причесанной головки. Пока швейцар открывал перед ней дверь, женщина приостановилась на секунду, чтобы обменяться рукопожатием с экспертом фирмы «Кристи», специализировавшимся на творчестве импрессионистов. На улице женщина не обратила ни малейшего внимания на телевизионщиков, обступивших ее с камерами и микрофонами. Шофер и телохранитель оттеснили журналистов и зевак. Чуть наклонившись, красавица скользнула в светло-серый «роллс-ройс», словно не замечая вспышек фотоаппаратов, от которых рябило в глазах.

Пандора с трудом пробивалась через толпу вслед за незнакомкой и ее спутником. Она успела увидеть, как мужчина, сопровождавший загадочную обладательницу «Портрета мадам Клер», садится в машину. Глаза их случайно встретились, и в его взгляде мелькнул чисто мужской интерес.

Лимузин тронулся, и толпа двинулась, столкнув Пандору с тротуара на мостовую. Она часто мечтала о таком моменте: вот сейчас перед ней откуда ни возьмись появится такси. Пандора много раз представляла, как, прыгнув в него, она шлепнет в ладонь таксисту крупную купюру и скажет: «Езжайте за той машиной!» Затем последует погоня с визгом покрышек на крутых виражах…

Но такси не появилось. Пандора постояла немного, вдыхая прохладный апрельский воздух, насыщенный выхлопными газами автомобилей, и почувствовала, как мечта о сенсационном материале медленно рассеивается.

Борясь с разочарованием, она свернула на улицу, ведущую к Мэдисон-авеню, и зашагала к дому, от которого ее отделяло всего несколько кварталов. Впрочем, квартира, в которой она поселилась, так и не стала для нее домом – Пандора чувствовала, что она навсегда останется для нее квартирой отца. Он умер в прошлом году от сердечного приступа. Смерть отца потрясла Пандору, но как раз в то время у нее были неприятности с мужем, и потому она не смогла сразу полностью осознать все последствия случившегося. Она приехала из Англии в Нью-Йорк на похороны и для того, чтобы урегулировать все дела с юристами. Ей предложили продать квартиру, но Пандора не смогла заставить себя сделать это и ограничилась тем, что избавилась от отцовской одежды, сожгла его личные бумаги и, заперев за собой дверь, уехала. Было приятно ощущать, что теперь у нее есть жилье в другой стране, а значит, возможность начать новую жизнь. Но решение оставить квартиру за собой объяснялось не только этим. Нью-йоркская квартира хранила память о покойном, а это было нужно Пандоре – прожив долгие годы вдали от отца, она все еще не могла окончательно понять, что он для нее значил.

После Рождества в жизни Пандоры многое изменилось. Ей всегда хотелось быть уверенной в своем будущем, хотелось, чтобы жизнь шла спокойно, по запланированному сценарию, без каких-либо ненужных сюрпризов и треволнений. Однако эти мечты рассыпались, словно соломенный домик беспечного поросенка, рухнувший от одного дуновения злобного волка. Пробыв восемь лет миссис Джон Лайонс, теперь она снова стала Пандорой Дойл.

Пандора остановилась у витрины, рассматривая кукол – мать и дочь в костюмах благословенных времен королей Эдуардов, некая домашняя идиллия, выражение ностальгической тоски по жизни в Англии. В детстве ночные рубашки и платьица с матросскими воротничками из магазина Либерти так и не смогли заменить Пандоре отца, который решил покинуть Англию и отправиться домой, в Нью-Йорк, когда ей было всего пять лет. Мать Пандоры так и не сумела научиться игнорировать вежливое презрение, с которым стали относиться к ней бывшие друзья, после того как ее брак рухнул. Пандора выросла в Норфолке, в вечно пустом доме приходского священника, расположенном на территории имения ее дяди. Уделом ее было одиночество, и девочка мечтала о том времени, когда пойдет наконец в пансион и сможет общаться с подругами, которым ничего не известно о том, что отец бросил ее и мать.

Но в школе ее обособленность и одиночество лишь стали еще более очевидными. Дочерям нуворишей она казалась слишком надменной, тем, чьи матери в свое время сами учились в этом пансионе, – слишком робкой и застенчивой. Лишь с Джеральдиной, которую из-за ее внешности остальные девочки тоже считали странной, Пандора чувствовала себя свободно и раскованно в эти трудные для нее годы.

Взрослея, Пандора стала понимать, что надежды, возлагаемые на нее родителями, все больше вступают в противоречие между собой. Отец, регулярно писавший ей из-за океана, хотел, чтобы главным в жизни дочери стала карьера; мать считала, что замужество и должно стать карьерой.

Пандора приняла точку зрения матери – отчасти из-за того, что так и не смирилась с отъездом отца, отчасти потому, что ощущала в себе потребность кому-то принадлежать. Ей удалось превратить свою мечту в реальность, но кончилось все катастрофой – Джонни покинул ее.

В последние годы их брака Пандора превратилась в кухарку и прислугу, раз в неделю отдававшуюся мужу – всегда в те минуты, когда по телевизору шел последний блок рекламы перед десятичасовым выпуском новостей. Ребенка он не хотел: не время, говорил Джонни, это помешает карьере. В один прекрасный день Пандора обнаружила, что ее муж, сотрудник банка, проводит массу времени, и не только рабочего, в обществе некоей деловой дамы, торгующей акциями японских компаний. По словам Джонни, она была «своим парнем», что, по-видимому, должно было означать, что бизнес-леди не протестовала, когда после работы в каком-нибудь из баров кто-нибудь забирался рукой к ней под юбку. Эта капля переполнила чашу пережитых Пандорой разочарований. По крайней мере она была уверена в том, что вышвырнуть Джонни за дверь ее заставила уязвленная гордость, а никак не поруганная любовь – любовь умерла задолго до этого.

После окончания пансиона Пандора собиралась стать специалистом по интерьерам, и друг ее матери познакомил ее с миссис Огилви, лондонской королевой хлопка. К работе молодая женщина отнеслась очень серьезно, но ей хотелось, чтобы и миссис Огилви столь же серьезно относилась к ней, а не заставляла ее заниматься выполнением ужасающе безвкусных заказов, поступавших от богатых арабов, – они могли принести лишь деньги, но не давали никакого профессионального удовлетворения.

Став миссис Джон Лайонс, Пандора без особых сожалений оставила эту работу и открыла собственный небольшой магазинчик. Эта ее затея завершилась полным фиаско, к молчаливому удовлетворению Джонни.


…Пандора свернула на Шестьдесят четвертую улицу и едва не столкнулась с бегуном, который не видел ничего вокруг, опьяненный музыкой, гремевшей в наушниках ярко-желтого плеера. Это небольшое происшествие помогло Пандоре на какое-то время отвлечься от мрачных мыслей.

«Не кисни, дорогая», – посоветовала Джеральдина, когда два месяца назад в Лондоне Пандора рассказала подруге свою невеселую историю. Сейнсбери пригласили Джеральдину на праздничное представление в «Ковент-Гарден», и подруга заночевала у Пандоры, став ее первым гостем в новой квартире. Дом, где они жили с мужем, Пандора продала сразу же после того, как Джонни оттуда съехал. В итоге благодаря взлету цен на жилье и наследству, оставленному ей отцом, Пандора Дойл стала относительно обеспеченной женщиной.



«Если уж рыдать, то в лимузине, а не в подземке», – как-то сказала Джеральдина. При этом было ясно, что она-то сделает все возможное, чтобы вообще никогда не проливать слезы. С того самого момента, как они познакомились шестнадцать лет назад, Джеральдина все время занималась чем-то, о чем Пандора мечтала, но так и не решалась заняться сама. После окончания пансиона Пандора пустилась в плавание по жизни в поисках любви и замужества. Что касается Джеральдины, то она закрутила широко обсуждавшийся всеми кому не лень роман с известным газетным комментатором. Вскоре она сама стала автором постоянной рубрики в одной из газет, а затем и редактором в «Дайари», журнале, который даже мать Пандоры считала весьма старомодным. За какие-нибудь шесть месяцев Джеральдина превратила его в нечто вроде библии лондонского света. Впечатляющий успех, которого она добилась, стал своеобразным трамплином, и вскоре Джеральдину пригласили возглавить издаваемый в Нью-Йорке журнал «Шик» с соответствующими окладом и гонорарами. Три года спустя она вышла замуж за Салли Голдсмита, очень богатого торговца недвижимостью.

– Не кисни, подумай лучше о том, чем теперь заняться, – посоветовала Джеральдина приунывшей подруге. – Ты умна, молода, красива, несмотря на все то, что ты с собой делаешь, или, вернее, чего ты с собой не делаешь, и у тебя нет детей, которые связывали бы тебя по рукам и ногам. Мир принадлежит тебе. Вот что, поехали вместе в Нью-Йорк – поможешь мне с журналом. В пансионе ты очень хорошо писала сочинения. Вылетаем завтра утренним рейсом. Билет за мой счет. И ни слова больше! У тебя двойное гражданство, значит, тебе не грозят проблемы с иммиграционной службой. Секрет успеха в том, чтобы уметь пользоваться тем, что имеешь!

Пандора не была уверена в правоте подруги, но, отправившись за океан, она по крайней мере получала возможность попробовать что-то новое…

Пандора снова мысленно вернулась к аукциону, на котором только что побывала. Интересно, кто та дама, что купила картину Мане, и можно ли сделать о ней материал… Джеральдина должна была это знать. Пандора решила, что расспросит ее завтра же.

Глава 2

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

Лифт остановился на тридцать седьмом этаже. Пандора быстро оглядела себя в зеркале, хотя и без того знала, что одета неподобающе. Все ее наряды в Лондоне казались очаровательными: Пандора привыкла одеваться в стиле принцессы Дианы в первые годы после замужества. Однако здесь, в Нью-Йорке, в той же одежде она чувствовала себя так, словно пользовалась услугами Армии спасения. Пандора понимала, что давно пора пройтись по магазинам и обзавестись более подходящим гардеробом, но у нее не было настроения этим заниматься.

Утром «Нью-Йорк таймс» опубликовала репортаж о вчерашнем аукционе на первой полосе, однако в нем покупательница полотна Мане была названа «неизвестной дамой». Было очевидно, что человек, обладающий таким состоянием, которым, по всей видимости, располагала незнакомка, не мог быть не известен журналистам, если только он сам этого не хотел.

Секретарша проводила Пандору в кабинет Джеральдины. Пандора уже привыкла к обоям в виде пестревших заголовками газетных полос, мебели в стиле пятидесятых годов и к бархатным занавескам на окнах, рисунок которых имитировал тигровую шкуру. Оформление кабинета было одной из знаковых работ Терри Капелло в короткий период его славы: художник рано умер от СПИДа.

Джеральдина поднялась из-за стола навстречу подруге, и Пандора, как всегда в ее присутствии, почувствовала себя маленькой. Уже в четырнадцать лет рост Джеральдины достиг шести футов. Из-за этого ей в свое время довелось пережить немало насмешек в школе, но теперь ее габариты были одним из козырей внешности – Джеральдина старалась выжать из него все возможное: туфли на очень высоком каблуке и короткое платье в обтяжку подчеркивали безукоризненность ее ног и исключительную стройность фигуры, достигнутую благодаря строгой диете. Прямые огненно-рыжие волосы до пояса, густая челка закрывает верхнюю часть оправы очков.

Тепло улыбнувшись Пандоре, Джеральдина расцеловала ее в обе щеки.

– Дорогая, я забыла пригласить тебя к себе на вечеринку сегодня вечером. Я устраиваю ее в честь Паломы и Рафаэля – они приехали вчера. Приходи где-нибудь в половине девятого, – проворковала Джеральдина и оглядела одежду Пандоры. – Может, вылезешь наконец из этих ужасных тряпок и наденешь по такому случаю что-нибудь симпатичное? Ну ладно, проходи, садись.

Джеральдина указала на диван, формой напоминавший фасолину. При этом движении огромные хрустальные браслеты на ее запястье мелодично звякнули.

– Что я могу для тебя сделать, дорогая? – спросила Джеральдина.

– Вчера вечером я была на аукционе «Кристи»… – начала было Пандора, но подруга прервала ее.

– Ее зовут Ариан де ла Форс, – сказала Джеральдина, разглядывая собственные ногти, покрытые темно-красным лаком.

– Откуда ты знаешь, о чем я тебя хотела спросить? – удивилась Пандора.

– Я знаю множество вещей, моя дорогая, и одна из них состоит в том, что тебе отчаянно нужен сенсационный репортаж. Ты нащупала весьма подходящую тему.

– Ты с ней знакома? – с надеждой спросила Пандора.

– Мы несколько раз встречались, но дружбы между нами нет. Если ты собираешься о ней писать, будь осторожна. Она не дает интервью, и стоит предоставить ей малейший повод, допустив хотя бы мелкую фактическую неточность, подает в суд.

– Внешне она похожа на латиноамериканку. Ты знаешь, откуда она родом?

– Выяснить это по силам разве что ЦРУ, – хихикнула Джеральдина. – Как-то она мне сказала, что родилась во Франции, а воспитывалась в Бразилии, но затем кому-то другому поведала совершенно обратное. Она из тех, кто на любом языке говорит с акцентом. Я слышала, как Ариан рассказывала, будто она аргентинка – возможно, это в самом деле так, если судить по национальности ее мужа.

Пандора вспомнила импозантного господина, которого она видела на аукционе.

– Вчера они вместе были на аукционе, – щегольнула она своей информированностью. – Ее муж весьма хорош собою.

Джеральдина недоверчиво подняла ухоженную бровь.

– Дорогая, если вчера вечером ты действительно видела их вместе, это сенсация, – с усмешкой заметила она. – Ее муж, Симон де ла Форс, был невероятно богат. Аргентинец намного старше ее. Кстати, имей в виду: если хочешь, чтобы брак был прочным, выбирай мужа, который был бы значительно старше тебя. Впрочем, у Ариан не было нужды заботиться о том, как удержать мужа: Симон умер вскоре после свадьбы.

Пандора покраснела. Тем не менее история незнакомки, приобретшей «Портрет мадам Клер», казалась ей все более интересной.

– Отчего же он умер?

– Думаю, от самого обыкновенного инфаркта. Это вовсе неудивительно: представь себе мужчину, которому перевалило за пятьдесят и который пытался произвести впечатление на божественную Ариан! До замужества она была одной из ведущих топ-моделей в Париже. Интересно, как она умудряется до сих пор так чертовски хорошо выглядеть? Должно быть, все дело в этом хирурге-чудотворце из Рио.

В кабинет вошла секретарша и сообщила о прибытии некой миссис О’Коннор, но Джеральдина, которая явно получала удовольствие от разговора с Пандорой, махнула рукой.

– Попроси ее подождать, – бросила она и снова повернулась к подруге. – Все, что я тебе рассказала, – сплетни, притом очень старые. Ариан вышла замуж за Симона де ла Форса лет пятнадцать назад.

– А чем она занимается? – спросила Пандора и тут же подумала, что снова сморозила глупость. Чем занимаются богатые женщины? Ездят к портным на примерки и скучают.

– После смерти мужа Ариан взяла в свои руки управление компанией и весьма преуспела. Капитал фирмы вырос вдвое. Это самая крупная компания в Южной Америке из тех, что делают бизнес на сахаре и всем, что имеет к нему отношение. Плюс к этому Ариан владеет множеством других компаний, разбросанных по всему миру. Партнеров у нее нет, все акции она держит в своих руках. Некоторые эксперты утверждают, что она имеет около миллиарда, другие настаивают, что гораздо больше двух. Сейчас она почти постоянно живет здесь или в Европе – говорят, у нее были какие-то проблемы с аргентинскими партизанами в семидесятые годы.

– А почему она ведет себя так скрытно? – поинтересовалась Пандора.

– Ты прелесть, – улыбнулась Джеральдина. – Способность сделать недоступной для других свою частную жизнь – это высшая степень роскоши. Любой болван, у которого водятся деньги, может отправиться на юг Франции, но только очень богатые или совершенно нищие люди могут жить там так, что их никто не будет видеть, если только они сами этого не захотят. Кроме того, пресса очень много писала о ней всякого, когда умер Симон де ла Форс.

– И что же о ней писали?

Часы на столике разразились боем.

– Вот что, я не могу заставлять эту О’Коннор ждать целый день. Да и вообще мое время слишком дорого. Если хочешь писать об Ариан, поработай сама. Но не забывай о ее адвокатах.

Пандора встала, намереваясь немедленно отправиться в библиотеку и прочесть все, что публиковалось об Ариан де ла Форс.

Джеральдина смотрела на нее с плохо скрываемой иронией.

– Вижу, тебе не терпится поиграть в Шерлока Холмса, – проницательно заметила она, – но, возможно, прежде чем дышать библиотечной пылью, имеет смысл побывать на моей сегодняшней вечеринке. Я подумала, что присутствие кое-кого из представителей южноамериканского высшего света просто необходимо, и пригласила Ариан. Возможно, удастся договориться с ней об интервью. Всегда лучше получать информацию из первоисточника, даже если этот первоисточник лжет. И будь полюбезнее с Чарлзом Мердоком. На страницах журнала я буду называть его ее постоянным компаньоном, но лично тебе скажу, что было бы куда правильнее квалифицировать его как ее постоянного и очень дорогого хахаля. Он может снабдить тебя кое-какими интересными деталями. Но смотри не переусердствуй: Ариан не любит конкуренции. Да, и постарайся купить какое-нибудь новое платье, дорогая. Твоя мать – замечательная женщина, но хватит уж тебе одеваться так, как она.

Полная радужных предчувствий, Пандора отправилась за новым платьем, не заходя домой.


Покупка квартиры обошлась Ариан в шесть миллионов долларов, а отделка и обустройство еще в три миллиона, не считая антикварной мебели и картин. Это означало, что удовольствие смотреть с огромной высоты на Пятую авеню и Центральный парк из любого окна квартиры стоило полмиллиона. Однако мысли Ариан де ла Форс в данную минуту занимал не этот сверхдорогой вид – она думала о том, сколько может стоить молчание Чарлза Мердока.

Они с Чарлзом находились в библиотеке. Огонь в камине эпохи Людовика XVI освещал позолоченные рамы картин, отбрасывал отсветы на обтягивавшую стены комнаты зеленую, с золотым тиснением кожу.

Вчера, возвращаясь с аукциона, Чарлз сказал Ариан, что хочет поговорить с глазу на глаз.

Как только они приехали домой, Ариан сразу отправилась спать. Перед сном, как всегда, она просмотрела ежедневник, чтобы выяснить, какие дела и встречи предстоят завтра. Ее личный тренер должен был прибыть в восемь утра, в половине десятого – парикмахер. После этого – переговоры с Оскаром де ла Рента. Ленч с Патом Бакли, встреча с Тедом Боско в «Ширсон-Лехман» около полудня – Ариан собиралась точно выяснить, сколько ее средств вложено в облигации. Они с Чарлзом договорились, что побеседуют во второй половине дня, до вечеринки, на которую их пригласила Джеральдина.

Когда Ариан вошла в библиотеку, Чарлз был уже там, Он наливал себе виски.

– Выпьешь что-нибудь?

– Как обычно, – отозвалась Ариан, усевшись в кресло у камина.

Чарлз плеснул в стакан немного «Салуса», уругвайской минеральной воды, запасы которой всегда имелись в доме Ариан де ла Форс, где бы она ни жила. Подав Ариан стакан, он тоже уселся в кресло.

– Мы одни? – поинтересовался Чарлз.

– Да.

– А где Глория?

– Она уже давным-давно вышла из того возраста, чтобы отчитываться передо мной, куда и с кем она идет. Не знаю, где она, – отправилась куда-то в город. Возможно, я меньше чем следовало бы интересуюсь ее делами, но тебя в последнее время этот вопрос интересует сверх всякой меры. Мне это не нравится. – Ариан взглянула на часы. – Прежде чем мы начнем разговаривать, позвони Рику и напомни, чтобы он подал машину к подъезду через час.

Чарлз набрал номер и, подождав некоторое время, положил трубку на рычаг.

– Его нет на месте. Насчет подачи машины я уже с ним говорил, но постараюсь попозже напомнить.

Мердок снова уселся в кресло и отхлебнул виски, вглядываясь в лицо Ариан.

– Ты великолепна, – восхищенно заметил он.

Ариан заметила его плотоядный взгляд.

– Я думала, этот вопрос у нас закрыт, – отрезала она.

– И ты никогда об этом не жалеешь?

– Если ты собирался сказать мне, что нам следует снова начать трахаться, то не стоит – мне вполне достаточно одного раза в двенадцать лет. С чего это ты вдруг стал таким романтичным? Вообще, что происходит?

– Меня беспокоит мое будущее, – заявил Чарлз. – Я достиг того возраста, когда большинство людей имеют полную ясность в вопросе об их пенсии.

Ариан улыбнулась:

– Сам знаешь – до тех пор, пока держишь рот на замке, ты у меня на довольствии. Лучшей пенсии и быть не может.

– Пожалуй, – согласился Чарлз, – но что со мной будет, если с тобой, не дай Бог, что-нибудь случится? Когда человеку под пятьдесят, трудно начинать жизнь сначала.

На губах Ариан снова появилась улыбка.

– Да, особенно при твоей профессии, – проговорила она с нескрываемым презрением.

Чарлз бросил на нее злобный взгляд, но сказал:

– Мы не должны злиться друг на друга – это бессмысленно. Это принято между пожилыми супругами, а мы с тобой еще отнюдь не старые люди.

– И к тому же не супружеская пара, – добавила Ариан.

Последовала долгая пауза.

– Но мы можем ею стать, – сказал он наконец.

– О чем ты? – спросила Ариан, стараясь скрыть охватившую ее тревогу.

Встав с места, Чарлз подошел к ней и наклонился, опершись ладонями о резные подлокотники ее кресла и вплотную приблизив свое лицо к ее лицу.

– Я говорю о миссис Ариан Мердок, бывшей миссис де ла Форс. По-моему, звучит замечательно.

Ариан, оттолкнув его, встала и подошла к окну.

– Зачем тебе это нужно? – спросила она, стоя к Чарлзу спиной.

– Мотив вполне понятный – страх перед старостью, – холодно процедил Мердок. – Я уверен, что ты меня переживешь, но представь себе, в каком положении я окажусь, если этого не произойдет.

– Я могу включить тебя в завещание.

Чарлз налил себе еще виски.

– Только не притворяйся, что сделала мне великолепное предложение – это отнюдь не так, – снова заговорил он. – Проблема в том, что ты не просто богатая, а невероятно богатая женщина, и я уже привык к образу жизни миллиардера. Если ты дашь мне столько денег, что я стану просто богатым человеком, мне придется менять свои привычки и жизненные стандарты; это нелегко в любом возрасте, а я уже немолод. Если ты в завещании оставишь мне столько денег, сколько мне было бы нужно, чтобы продолжать жить по-прежнему, любой адвокат, который не зря получает свои гонорары, посоветует Глории оспорить твое завещание. Я знаю, какого уровня адвокаты на тебя работают: они станут землю носом рыть, потому что будут получать за это чудовищные деньги. Моих же адвокатов будут вдохновлять только большие гонорары в случае, если я выиграю дело. Если же проиграю да еще заплачу юристам, денег у меня останется гораздо меньше той скромной суммы, которую ты могла бы мне выделить. – Мердок отхлебнул еще виски и закончил: – Нет, единственный разумный выход – пожениться. В этом случае закон будет на моей стороне, а уж я буду строго соблюдать условия нашей сделки. Обещаю, что никогда тебя не брошу.

– Разумеется, не бросишь, – рассмеялась Ариан. – В газетах постоянно пишут о том, что в мире есть только две женщины, которые богаче меня, – королева Голландии и королева Англии. Ни одна из них ни за что не порвет со своим мужем ради тебя. – Лицо Ариан стало жестким. – Похоже, ты в самом деле серьезно поразмыслил о своем положении. Мы живем вместе уже двенадцать лет. Ни один из нас не относится к тем людям, которые совершают необдуманные поступки, по крайней мере когда речь идет о важных вещах. Я подумаю над тем, что ты сказал, и сообщу о своем решении.

С этими словами Ариан встала с кресла и направилась к двери.

– Не хочется опаздывать. Пожалуйста, перезвони Рику, – бросила она через плечо.


Пандора правой рукой наносила тени, одновременно пытаясь левой держать открытым модный журнал, когда зазвонил телефон. После нескольких безуспешных попыток ей наконец удалось-таки более или менее удачно скопировать макияж модели, изображенной на фотографии.

В первой половине дня, подыскивая себе платье, она заодно прошлась по отделу косметики «Блумингдейла» и поняла, что средства, которыми она привыкла пользоваться, безнадежно устарели, как и ее манера краситься. Не зная, как быть в этой ситуации, она купила номер «Вог» – модель на обложке тоже была не слишком ярко выраженной блондинкой и тоже с голубыми глазами. Затем Пандора вернулась в магазин, подошла к прилавку, где торговали косметикой от Шанель, и купила все, чем воспользовалась девушка с обложки «Вог», и еще кое-что, рекомендованное ей продавщицей. Когда выяснилось, что общая сумма покупки составила триста восемьдесят четыре доллара, сердце у Пандоры екнуло. Но это позволило ей морально подготовиться к следующему шагу – покупке чудесного короткого черного платья от Валентино.



Лишь несколько часов спустя Пандора до конца осознала тот факт, что ради одного вечера истратила почти три тысячи долларов. Целый час она простояла перед зеркалом, добиваясь того, чтобы вид у нее был одновременно элегантный и небрежный. Усилия принесли свои плоды: тщательно нанесенный макияж выгодно подчеркнул голубизну глаз и красоту ее скул, а помада оттенила мягкие линии прекрасной формы губ, одновременно высветив золотистые пряди в светло-русых волосах.

Пандора вдруг обнаружила, что выбилась из графика и ужасно опаздывает, и тут как назло зазвонил телефон. Чертыхнувшись про себя, она побежала к телефону, но оказалось, что кто-то ошибся номером.

Пандора отправилась в спальню, сняла с плечиков новое платье и надела. Тихий шорох и прикосновение к телу шелковистой материи подняли ей настроение. Стоя перед зеркалом, она поняла, что впервые за многие месяцы ей нравится собственное отражение.

Может быть, с этого дня, подумала Пандора, жизнь наконец пойдет на лад. Словно в подтверждение этого на улице ей сразу же удалось поймать такси.


Мужчина лежал на спине и внимательно наблюдал за тем, как сидящая перед ним на коленях девушка медленно раздвигает ему бедра. Раздался телефонный звонок. Мужчина попытался снять трубку, но девушка наклонилась так, что маленькие груди легонько коснулись волос на его животе, и ухватила любовника за запястья. Вначале осторожно, затем все энергичнее она стала ласкать языком кожу мужчины вокруг сосков, пока они не набухли и не затвердели. Пальцы девушки сомкнулись вокруг набухшего кровью пениса. Она принялась осторожно двигать рукой вверх и вниз. Мужчина тихо охнул от наслаждения.

– Пожалуйста, детка, дай мне трахнуть тебя. Дай.

Девушка подняла голову и улыбнулась.

– Ты всегда слишком торопишься – я еще не готова.

Под устремленным на нее пристальным взглядом любовника она обхватила ладонями свои груди, потирая соски большими пальцами, и закрыла глаза, покусывая нижнюю губу. Затем приподнялась ровно настолько, насколько было нужно для того, чтобы мужская плоть скользнула между ее бедер, и принялась медленно и осторожно двигать тазом; партнер выгнул спину в отчаянной попытке проникнуть в нее, но она не позволила ему это сделать, приподнявшись еще больше. На кончике пениса показалась капелька влаги. Девушка сняла ее пальцем, затем жадно слизнула с пальца языком.

– Ох, как мне это нравится, – выдохнула она. – Но пока еще рано, противный мальчишка. – Девушка окинула взглядом тело мужчины, с широкими плечами, мощными руками, почти не уступающими по толщине ее бедрам. – Мальчику нужно успокоиться. Надо дать ему чего-нибудь сладенького.

Взглянув на прикроватную тумбочку, она увидела рядом с бумажником мужчины и связкой ключей шоколадку. Взяв ее, девушка сорвала обертку, потерла шоколадку о губы партнера, пока та не стала мягкой, а затем засунула себе между ног и, держа запачканными шоколадом пальцами, принялась двигать взад-вперед.

– Мальчику это понравится, – прошептала она.

Вытащив шоколадку, она расположилась над распростертым на кровати мужчиной так, что почувствовала внутренней стороной бедер уколы отросшей к вечеру щетины и его горячее дыхание.

– Оближи меня, милый, я такая сладкая, – прошептала девушка.

Мужчина осторожно прикоснулся к ее телу кончиком языка – сначала так, что она этого почти не ощутила, затем все сильнее, и через несколько минут девушка почувствовала, что не может больше терпеть эту чудесную пытку. Внезапно мужчина захватил зубами мягкую плоть, и девушка громко вскрикнула:

– О да, теперь мальчик может меня иметь.

Она наклонилась и жадно поцеловала своего партнера в губы, впиваясь ногтями в кожу на его груди. Мужчина приподнялся, охватил ее одной рукой за талию, резким толчком повалил на кровать лицом вниз… Он вошел в нее сзади, вцепившись пальцами в ее ягодицы. Вскоре она почувствовала, как все тело свело сладкой судорогой. В этот момент мужчина начал выплескивать в нее струи горячей влаги.

Когда все закончилось, любовник остался лежать на ней и тяжело дыша. В это время снова раздался телефонный звонок. Мужчина снял трубку.

– Да, сэр, – ответил он невидимому собеседнику, и тут же спрыгнул с постели. – Это был мистер Мердок, – пояснил он, кладя трубку на рычаг. – Извини, Глория, я должен отвезти твою мать на какую-то вечеринку, – добавил он, торопливо надевая униформу шофера.

Глава 3

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

Пандора вышла из такси, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и направилась к двойным парадным дверям. Медный корпус звонка размером с тарелку был отполирован до зеркального блеска. Ожидая, пока ей откроют, Пандора разглядывала великолепную улицу с особняками, вдоль фасадов которых росли высокие деревья. Внимание ее привлек похожий на игрушку дом, расположенный по соседству, – его словно перенесли в Нью-Йорк из Парижа. «Мы живем в нескольких шагах от дома Меллона», – с гордостью объявила Джеральдина, давая подруге свой адрес. Пандора, которая в то время не имела ни малейшего понятия о достопримечательностях Нью-Йорка, решила, что та имеет в виду владельца очень дорогого магазина.

Двери отворились, и Комптон, дворецкий-англичанин, впустил гостью и принял у нее пелерину.

– Добрый вечер, Комптон, – поздоровалась она.

– Добрый вечер, мисс. Если позволите, мисс Дойл, я считаю, что на свете нет ничего прекраснее, чем симпатичная английская девушка.

Комптон произнес это дружелюбно и почтительно. Пандоре его слова доставили удовольствие, но и смутили – такова была ее обычная реакция на комплименты.

– Благодарю вас, Комптон, но думаю, что это в вас просто говорит патриотизм, – с улыбкой откликнулась она.

Пандора подозревала, что на самом деле дворецкий носил другое, менее звучное имя, а Комптоном его назвала хозяйка, решив, что так будет солиднее. Это было своеобразным отражением ее тактики завоевания Нью-Йорка – Джеральдина шла к своей цели, стараясь сочетать американскую динамичность с утонченностью британской аристократии.

Само ее жилище было наглядной демонстрацией этого подхода. Снаружи дом Джеральдины выглядел как типичная резиденция богатой семьи Верхнего Ист-Сайда, но стоило открыть дверь, как посетителя окружал интерьер работы Терри Капелло. Круглый холл и покрытый стальными пластинами, словно на промышленном предприятии, пол, выщербленные стены, покрытые граффити и окрашенные таким образом, чтобы с максимальной степенью достоверности имитировать трущобы Бронкса. А потолок был расписан облаками, нимфами и херувимами. Напротив входной двери располагались два огромных панно работы Рона Арада, укрепленные на стальных листах с насечкой. Когда Пандора приблизилась к ним, листы – створки двери – бесшумно скользнули в стороны, и она увидела перед собой заполненный гостями зал.

Здесь интерьер был выдержан в стиле эпохи регентства, вплоть до лестницы и занавесок. Из светильников, искусно спрятанных за расставленными по углам терракотовыми напольными вазами с объемными композициями из айвовых ветвей и листьев, лился приглушенный свет.

Большинство из присутствовавших в зале женщин оказались блондинками, по внешности которых было весьма затруднительно определить их возраст. На каждой сверкали бриллианты. Хозяйка стояла неподалеку от двери – не настолько близко, чтобы можно было подумать, будто она вознамерилась поприветствовать каждого гостя, едва он переступит порог зала, но все же достаточно близко, чтобы никто не вошел, будучи не замеченным ею. Как и большинство дам, она была в платье от Лакруа – черно-желтом, очень коротком.

Джеральдина представила Пандору гостям, среди которых стояла. Палома Пикассо, облаченная в красно-черное платье и унизанная крупными бриллиантами, выглядела очень соблазнительно. Остальные ничуть не уступали ей в смысле известности: кинорежиссер Марко Беллини, телеведущий Ник Абрамс… Имени еще одного мужчины Пандора не расслышала. Беседа, которая была прервана ее появлением, возобновилась – говорили о новом бестселлере «Конец мечты», посвященном нравам нью-йоркского общества.

Пандора решила принять участие в общей беседе.

– Мне кажется, что автор очень тонко подметил многие вещи, и… – начала она и умолкла, поняв, что до ее мнения никому нет дела. Собеседники Джеральдины как ни в чем не бывало продолжали разговор. Наконец в беседе наступила небольшая пауза.

– Пандора только что приехала из Лондона, – сказала, воспользовавшись этим, Джеральдина. – Я упросила ее немного поработать на мой журнал. Пандора согласилась сделать для нас материал о миссис Тэтчер; надо сказать, что госпожа премьер-министр исключительно щепетильна в вопросе о том, кому можно, а кому нельзя давать интервью.

Тон, которым это было сказано, подчеркивал, что Джеральдина открыла своим гостям некий важный секрет, и Пандора впервые почувствовала их интерес.

– Вы знакомы с миссис Тэтчер? Я просто восхищаюсь этой женщиной, – сказал мужчина, чье имя Пандора не разобрала. На вид ему было за пятьдесят. Лицо и глаза его были настолько же умными и проницательными, насколько дорогими были его часы. Пандора, которую позабавила импровизация Джеральдины, тем не менее почувствовала приступ раздражения – ей было не по душе, что она оказалась в центре внимания благодаря тому, что ее подруга солгала. Но она не могла возразить, не поставив Джеральдину в неловкое положение.

– Я с ней вовсе не знакома. Просто как-то мне довелось писать для одного журнала очерк о миссис Ганди, который мог привлечь внимание госпожи премьер-министра, – вывернулась она.

По тому, как Джеральдина подмигнула ей, Пандора поняла, что подруга тоже помнит ее материал, подготовленный для школьного журнала много лет назад.

Джеральдина обвела взглядом зал и обратилась к другой группе гостей, расположившейся неподалеку.

– Салли, дорогой, будь душкой и покажи Пандоре твоего нового Шнабеля, пока здесь еще не собралось слишком много народу, – попросила она. – Бедняжка просто умирает от желания увидеть его с того самого момента, как я ей о нем рассказала.

Человек, наводящий ужас на весь деловой мир, ежедневно в течение двенадцати часов заключавший сделки и разорявший других людей, Салли Голдсмит дома хотел наслаждаться покоем и уже давно усвоил, что самый прямой путь к достижению этой цели – не перечить жене. Извинившись перед остальными гостями, он повел Пандору в свою библиотеку.

– Никогда бы не подумал, что вы такая поклонница Джулиана Шнабеля, – заметил он.

– Понятия не имею, кто это такой.

Салли в явном замешательстве воззрился на Пандору.

– Что, черт возьми, происходит? – осведомился он.

– Джеральдина наплела всем про меня какую-то фантастическую историю, а потом попросила вас меня увести. Возможно, она просто хотела, чтобы я выглядела более значительной персоной, чем на самом деле, и решила сплавить меня куда-нибудь прежде, чем остальные меня раскусят.

Салли улыбнулся, взял с подноса у подошедшего официанта бокал с шампанским и вручил его Пандоре.

– Наверное, она все сделала правильно, – сказал он. – На вечеринках все слушают друг друга вполуха; через пять минут у них в памяти останется только то, что вы – человек, с которым стоит познакомиться, и не более того.

Они вошли в библиотеку, и Салли указал Пандоре на огромную картину, висевшую над диваном. На ней были изображены десятки разбитых белых тарелок на ярком радужном фоне. Не зная, что сказать, Пандора, поколебавшись, в конце концов спросила:

– Вам это нравится?

Салли бросил на нее острый взгляд.

– Джеральдина сказала мне, что я должен приобрести эту картину, и я предложил дилеру определенную сумму. Я не смотрю на картины. В музеях бываю только тогда, когда там устраиваются какие-нибудь светские сборища. Ну а вам нравится?

Пандора еще раз внимательно взглянула на картину.

– Боюсь, мне это не по вкусу, – произнесла она.

– Вы, британцы, странные люди, – сказал Голдсмит. – Почему, интересно, вы боитесь? Не убью же я вас за это. Сказали бы просто: «Нет, мне это не нравится». Когда твердо стоишь ногами на земле и четко определяешь свою позицию, гораздо легче жить, знаете ли. Ну что ж, пора возвращаться. Как-никак предполагается, что я здесь хозяин.

Когда они вошли в зал, к ним поспешила какая-то женщина.

– Салли! Салли, дорого-о-ой!

Незнакомка с пышными черными волосами и выразительными глазами, одетая в шелковое платье с декольте, довольно бесцеремонно оттеснила Пандору от Голдсмита. Салли, освободившись от ее объятий, решил познакомить дам:

– Пандора, это Мария Димитреску. А это Пандора Дойл.

Женщина быстро, но зорко оглядела Пандору с головы до ног, после чего снова уставилась на Салли, словно в гостиной не было никого, кроме него.

– Какой же ты гадкий, Салли, – заворковала она. – Ну, когда же ты побываешь у меня, противный? Ты сможешь вместе с другими нашими братьями и сестрами открыть новые грани твоей личности. – Говоря, Мария поправила галстук Голдсмита, хотя он был завязан безупречно. – Обещай, что придешь. Разумеется, и Джеральдина пусть приходит.

Минуту назад это была обычная вежливая беседа трех человек, но теперь тон Марии Димитреску стал таким интимным, что Пандора почувствовала себя лишней.

– Не знаю, – сказал Салли. – Поговори лучше с Джеральдиной.

– Вы оба просто прелесть! Джеральдина сказала мне, чтобы я поговорила с тобой. Почему бы вам не навестить меня в первый уик-энд мая? У меня будет герцогиня Бри-Монтваль, и Барри Лин специально приедет из Лондона. Приходи, Салли. Ну пожалуйста, – мурлыкала Димитреску, поглаживая лацканы Голдсмита. – Дэвид Бломфилд тоже приглашен, – добавила она.

Лорд Бломфилд был крупнейшим финансовым магнатом, который недавно удивил весь деловой мир, продав все свои акции, несмотря на то что рыночная конъюнктура была весьма благоприятной. Теперь в руках у него скопилось огромное количество наличности, и предполагалось, что лорд заинтересован в том, чтобы вложить деньги в какую-то недвижимость.

– Думаю, мы как-нибудь решим эту проблему, – смягчился Салли.

Перемена в тоне Голдсмита явно пришлась по вкусу Марии.

– Оревуар, дорогой, – прожурчала она с кокетливой улыбкой и, повернувшись к Пандоре, пробормотала: – Рада была с вами познакомиться.

Глаза ее в это время уже внимательно просеивали толпу гостей.

– Кто она такая? – поинтересовалась Пандора, когда Мария удалилась. Она давным-давно уже усвоила, что подобные вечеринки не просто светские рауты, куда люди приходят, чтобы пообщаться, но и нечто вроде охоты, где каждый ищет знакомства с теми, кто может представлять для него интерес – либо с точки зрения бизнеса, либо в смысле секса. В Лондоне, однако, все это не выглядело так откровенно: здесь игра шла, что называется, в открытую. Да и она сама пришла сюда с определенной целью.

– Мария? Она якобы знает способ прямого общения с Богом – не иначе у нее с Всевышним что-то типа «горячей линии». Надо сказать, что на этой ахинее она сделала очень неплохие деньги.

– По крайней мере она знает, чего хочет, – заметила Пандора.

– А вы разве нет? – с неподдельным интересом в голосе спросил Салли.

– Мне казалось, что знаю, но выяснилось, что я ошибалась, – невольно улыбнулась Пандора. – Но теперь я уже начинаю понимать, что мне нужно, – тут же добавила она, испугавшись, как бы магнат не подумал, будто она ждет от него выражений сочувствия.

В этот момент двери в холл отворились и появилась Ариан де ла Форс.

Еще на аукционе Пандору поразила ее красота, но тогда Ариан была окружена просто элегантными людьми. Теперь же Пандора увидела ее в окружении самых эффектных женщин Нью-Йорка и поняла, что Ариан де ла Форс действительно необыкновенно хороша собой. Она стояла прямо, расправив плечи, слегка откинув назад длинную, прекрасную шею и чудесной формы голову. Тем не менее в ее манере держаться не было ничего такого, что казалось бы неестественным или заранее отрепетированным – в каждом движении красавицы ощущалась природная грация.

На ней было обманчиво простое атласное платье с длинными рукавами цвета льда. В зале, где там и сям мелькали банты и оборки, благодаря своей подчеркнутой элегантности Ариан безнадежно затмила других женщин. Блестящие черные волосы были собраны сзади – точно так же, как и накануне. Даже на сравнительно большом расстоянии Пандора без особого труда разглядела украшавшие ее уши серьги с изумительно крупными жемчужинами. Чарлз Мердок держался на шаг позади своей дамы. Поприветствовав обоих, Джеральдина заглянула за спину Пандоре в поисках кого-нибудь из официантов. Один из них тут же поспешил к вновь прибывшим.

Салли тем временем подвел Пандору к гостям, собравшимся вокруг Джеральдины.

– А вот и вы, мои дорогие, – произнесла хозяйка. – Ариан, это Пандора Дойл, самая проверенная из моих подруг. Пандора, позволь представить тебе Ариан де ла Форс и Чарлза Мердока. Пандора собирается написать для моего журнала серию очерков о наиболее выдающихся женщинах мира – по крайней мере я на это надеюсь. Ее так трудно заполучить!

Чарлз Мердок перевел взгляд на Пандору.

– В самом деле? – многозначительно спросил он. Попытка флирта выглядела настолько откровенной, что скорее была рассчитана на то, чтобы повеселить компанию, нежели на желание действительно установить некие особые отношения с Пандорой.

– Пандора должна рассказать нам о миссис Тэтчер, – поддержал тему господин с проницательным выражением лица, обращаясь ко всем сразу. – Как-никак она любимый журналист премьер-министра Англии.

Пандора подумала, что нисколько не удивится, если к концу вечеринки о ней будут болтать как о тайном советнике Тэтчер.

Ариан взглянула на мужчину с выражением любопытства на лице.

– Вы всегда очень хорошо информированы, Боб, – произнесла она мягким, низким голосом. – Мисс Дойл напоминает мне удивительно симпатичную секретаршу, которая когда-то давно у вас работала.

– Я изо всех сил пыталась уговорить Пандору написать очерк о вас, Ариан, – вмешалась Джеральдина. – Если бы вы согласились помочь ей в этом, я была бы просто в восторге.

– Какие чудные композиции из ветвей и листьев, Джеральдина, – произнесла Ариан. – Кто их для вас составляет?

– Одна замечательная девушка, которую я нашла в Лондоне, – с улыбкой ответила Джеральдина. – Училась в одной школе с принцессой Дианой. Когда у меня намечается вечеринка, я ее вызываю, она прилетает и делает все, что нужно. Это куда разумнее, чем платить нью-йоркским специалистам – они заламывают безбожные цены.

Пандора невольно подумала, что обе собеседницы вряд ли представляют себе уровень цен на цветы в Нью-Йорке, равно как и в каком-либо другом месте.

– Я знаю. Когда есть возможность, я заказываю для моих вечеринок орхидеи в Бразилии – их привозят самолетом. Но здесь масса сложностей с ввозом растений. – Сообщив это, Ариан отхлебнула глоток минеральной воды из своего бокала.

Пандора обратила внимание, что на обеих руках у нее надеты перстни с одинаковыми квадратными изумрудами.

– Какие замечательные камни! – непосредственно воскликнула она.

– Вы весьма наблюдательны, хотя в этом нет ничего удивительного, – улыбнулась Ариан. – Как-никак журналистка. Тем не менее весьма необычно слышать из уст англичанки комментарии по поводу личных вещей, принадлежащих кому-то другому.

Укол был нанесен мягким, нежным голосом.

– Англия теперь не такова, какой вы ее себе представляете, моя дорогая, – снова вмешалась Джеральдина. – Однако ваши драгоценности действительно становятся все великолепнее. Что до меня, то я больше не ношу настоящих драгоценностей, так что проблема страховки для меня теперь не существует. – С этими словами хозяйка продемонстрировала Ариан красовавшиеся у нее на обоих запястьях массивные позолоченные браслеты с синтетическими жемчужинами. – Вот эти штуки сделала Мерседес Робироса.

– Я давно отказалась от бижутерии, – коротко бросила Ариан.


Гости начали потихоньку двигаться к только что открытым позолоченным дверям из красного дерева в задней части комнаты.

– Вы уже знаете, где ваше место за столом? – спросил, обращаясь к Пандоре, Чарлз Мердок и слегка выставил локоть, предлагая ей опереться.

– Еще нет, – ответила Пандора, которой не пришло в голову выяснить это заранее.

Чарлз остановился около небольшого столика с золочеными ножками. План, напечатанный на листе белой бумаги, был приколот к пробковой пластинке, лежавшей на мраморной столешнице.

– Мы с вами сидим рядом. Отлично придумано, Джеральдина, – заявил Чарлз.

Глядя на план, Пандора обратила внимание на имя человека, который должен был расположиться за столом слева от нее.

– Кто такой Шеридан Крэбтри? – спросила она.

– Не знаю. Не стоит тратить время на пустяки, – ответил Чарлз, вводя ее в столовую.

Пандора уже видела эту комнату, но те изменения, которые были произведены в ней ради всего-навсего одной вечеринки, поразили ее. Громадные застекленные двери, ведущие в сад, были сняты, а сама комната стала вдвое больше за счет пристроенного к ней сооружения, похожего на оранжерею. Сверху все было затянуто серебристой газовой материей. На столах стояли зажженные свечи в серебряных подсвечниках с отделкой из позолоты. Вдоль дальней стены комнаты выстроились девушки, одетые как рабыни из гарема какого-нибудь восточного владыки.

В столовой было два стола, каждый из которых рассчитан на двадцать гостей. Место Пандоры было за тем из них, во главе которого сидела Джеральдина. Во главе второго стола, вынесенного в напоминавшую оранжерею пристройку, расположился хозяин дома. Пандора поначалу пожалела, что оказалась не за одним столом с Ариан, но поняла, что у нее в любом случае не было бы возможности поговорить с той: между ними обязательно оказался бы кто-то из мужчин. Джеральдина и так сделала для подруги максимум возможного, усадив ее рядом с любовником миссис де ла Форс.

Взяв в руки салфетку, Пандора бросила короткий взгляд на Шеридана Крэбтри и тут же отвернулась – наиболее яркими деталями его внешнего облика оказались на редкость заношенный смокинг и острый запах пота, перебивавший даже аромат дорогих духов.

Когда вдоль столов засновали официантки, предлагая гостям «Пулиньи-Монтраше» урожая 1971 года, Чарлз Мердок спросил Пандору, давно ли она в Нью-Йорке.

– Уже несколько…

Пандора хотела сказать «недель», но тогда ее слова вступили бы в противоречие с рассказом Джеральдины о ее карьере – звезды журналистики нигде не задерживаются надолго без определенной цели. В это время одна из «рабынь» подошла к ней с огромным серебряным блюдом. Пандора положила себе лобстера и немного бирманского салата-латука.

– Я здесь уже несколько дней, – продолжила она после небольшой паузы и, в свою очередь, поинтересовалась: – Миссис де ла Форс кажется мне очень интересной, даже загадочной женщиной. Как вы познакомились?

Чарлз с улыбкой взглянул на нее.

– Я думал, у нас будет обычный застольный разговор, но вы, похоже, настроены поработать.

Пандора усмехнулась, в душе ругая себя за нетерпение.

– Я вовсе не пытаюсь брать у вас интервью. Диктофоном я пользуюсь только на работе, спрятать его под платьем было бы весьма затруднительно.

– Несколько позже я был бы не прочь убедиться в этом, – ухмыльнулся Чарлз.

– Я думала, вы будете вести обычный застольный разговор, а не пытаться меня соблазнить, – рассмеялась Пандора.

– Вы уже достаточно взрослая, чтобы знать, что это-то как раз и составляет суть большинства застольных разговоров, – парировал Мердок и взялся за нож и вилку. – Странно, что Джеральдина, которая всегда проявляет исключительную щепетильность в вопросах протокола, не знает о том, что для лобстера полагается специальный рыбный нож, – заметил он.

Пандору, которая и так уже была достаточно раздражена снобизмом Мердока, распалила эта претенциозная фраза.

– Рыбные ножи – изобретение викторианской эпохи. Этот вид столового серебра получают в наследство только нувориши, – процедила она так же, как это делала ее мать.

Чарлз бросил на нее испытующий взгляд.

– Вряд ли семья Салли в восемнадцатом веке покупала большое количество серебра, – ответил он и как ни в чем не бывало продолжил: – А вы были на лихтенштейнской выставке? Это было замечательно.

Он явно уводил разговор от единственной темы, которая ее интересовала. Надо было срочно брать инициативу в свои руки.

– …и, конечно, коллекция полотен Тициана великолепна.

Закончив очередную фразу, Чарлз отхлебнул вина из бокала.

– Вы удивительно много знаете о живописи, но не могу поверить, что картины имеют отношение к вашей профессии. Чем вы занимаетесь? – поинтересовалась Пандора.

Чарлза, похоже, снова позабавил ее вопрос.

– Я веду довольно продолжительный по времени курс обучения под названием «Как хорошо проводить время». – Он бросил взгляд на Пандору, которая отправила в рот очередной кусочек лобстера, и улыбнулся. – Должно быть, вы единственная женщина в Нью-Йорке, которая действительно ест на таких мероприятиях. Вы замужем?

– Мы с мужем, – коротко ответила Пандора, – развелись пять месяцев назад, а в браке прожили восемь лет.

Она почувствовала, что, по всей вероятности, следует рассказать о себе больше, чтобы поощрить к откровенности собеседника, но решила, что даже ради этого не станет знакомить Мердока с подробностями своей личной жизни.

– Откуда вы? – поинтересовалась она. – У вас почти американский выговор, но все же не совсем.

– Я долго жил в Европе.

– А где именно? – Пандоре очень хотелось снова перевести разговор на Ариан, но ее радовало уже и то, что собеседник отвечает на вопросы, касающиеся лично его.

– В основном на юге Франции. Замечательное место для совершенствования знаний и навыков для обучающихся на моих курсах.

– Я уже много лет не была на юге Франции. Должно быть, там многое изменилось, – проговорила Пандора, чтобы усыпить его бдительность. – Вы познакомились с Ариан там?

Мердок улыбнулся.

– Нет, мы познакомились на острове Форментора. Это было очень давно.

Подали основное блюдо – седло барашка с гарниром из кабачков, молодой моркови и нежнейшего, изумительно приготовленного молодого картофеля. Пока Пандора перекладывала порцию с блюда на свою тарелку, Чарлз Мердок повернулся к даме, сидевшей по правую руку от него.


Когда наконец подали десерт, Пандора вздохнула с облегчением, в течение последнего получаса она была вынуждена слушать гнусавую болтовню соседа слева. Мистер Шеридан Крэбтри заявил ей, что он архитектор, но не занимается практической работой, ибо современные здания недостойны того, чтобы он тратил на них свой талант. Вместо этого он предпочел стать основателем и редактором «Палладиан газетт», выходящего ограниченным тиражом издания для избранных. Руководство «Палладиан газетт» Шеридан Крэбтри осуществлял из своего дома в Уилтшире. В Нью-Йорк же он, по его словам, прибыл потому, что выполнял обязанности главного консультанта по дизайну в одном крупном проекте реконструкции исторических построек. Впрочем, он добавил, что его супруга приходится Джеральдине кузиной.

Пандора вспомнила, что Джеральдина действительно как-то упоминала о его приезде и при этом охарактеризовала как напыщенного зануду. Она еще сказала, что мистера Крэбтри пригласили проконсультировать владельцев нового оздоровительного клуба по поводу интерьера, – им хотелось воссоздать атмосферу типично английского загородного дома.

Слушая мистера Крэбтри, Пандора заметила, как нога Чарлза Мердока вплотную приблизилась к ее ноге. Это нельзя было назвать прикосновением, но сквозь тонкий чулок она явственно чувствовала текстуру ткани его брюк и тепло его тела. Она взглянула на Чарлза, но тот, казалось, был полностью поглощен беседой с другой соседкой. Пандора отодвинулась и снова принялась слушать разглагольствования архитектора. Наконец, когда в ее бокал налили «Редерер» урожая 1976 года, Чарлз повернулся к ней и спросил:

– Так на чем мы остановились?

– На миссис де ла Форс, – ответила Пандора.

– Можете называть ее Ариан. Я уверен, что она не стала бы против этого возражать – по крайней мере здесь.

В голосе Мердока явственно прозвучала нотка сарказма. «А ведь ты самый обыкновенный паркетный шаркун, только чем-то очень обозленный», – подумала Пандора.

– Я слышала, у нее были какие-то проблемы с партизанами в Аргентине, – произнесла она.

– Это было давно. Я познакомился с ней уже после того, как она и Глория приехали жить в Европу.

– А кто такая Глория?

– Ее дочь.

Слова Мердока привели Пандору в замешательство.

– Мне казалось, муж Ариан умер вскоре после свадьбы.

– Симон де ла Форс не был отцом Глории, – пояснил Чарлз. – Девочке было два или три года, когда Ариан вышла за него замуж.

– А кто же ее первый муж? – Пандора обрадовалась, что начинает получать хоть какую-то новую информацию.

– Спросите у нее. – Мердок, чтобы несколько смягчить свои слова, добавил: – Точно не знаю, но мне кажется, француз. Уверен, что Ариан мне говорила, но все вылетело из головы. Простите, я такой неважный сплетник – никогда не помню историй, касающихся личной жизни других людей. Ну а теперь, когда вы знаете, что я человек надежный, деликатный и заслуживаю доверия, может быть, расскажете немножко больше о себе?

– Что вам хотелось бы узнать?

– Например, что вы делаете завтра во второй половине дня.

Откровенность его намека не понравилась Пандоре, хотя после многих месяцев одинокой жизни в Лондоне, когда она была вынуждена обедать наедине с собой, глядя в экран телевизора, от явных знаков внимания со стороны весьма привлекательного мужчины у нее слегка закружилась голова. Однако Чарлз Мердок не был в ее вкусе, так что Пандоре не составило труда преодолеть головокружение. Она бросила на собеседника ледяной взгляд.

– У меня есть довольно необычное занятие – я работаю, – процедила она. – Бываю занята как по утрам, так и во второй половине дня и к вечеру очень устаю.

– Вы исключительно недружелюбны, – заявил Чарлз. – Оттого, что у вас роман с Салли, или по какой-то другой причине?

Пандора почувствовала, как щеки у нее загорелись от гнева.

– Да как вы смеете? – возмутилась она. – Джеральдина – моя давнишняя и лучшая подруга, и я не собираюсь терпеть ваши гнусные намеки!

Чарлз, судя по всему, был искренне озадачен.

– Пожалуйста, простите, если я вас обидел, но мне кажется, не стоит принимать все это так близко к сердцу. Я всю свою жизнь спал с женами моих лучших друзей. Это совершенно обычное дело, так что не стоит расстраиваться по пустякам.

Пандора уже собиралась ответить Чарлзу, но тут снова появились «рабыни» с позолоченными чашками и антикварными турецкими кофейниками, и она решила, что, пожалуй, будет лучше замять неприятный разговор. Она заметила, что Джеральдина разговаривает с человеком, с которым, как ей показалось, Ариан знакома – это был тот самый мужчина с проницательным взглядом, имени которого Пандора не расслышала, когда их знакомили.

– Кто тот господин, что сидит слева от Джеральдины? – поинтересовалась она.

– Боб Чалмерс, – ответил Мердок. – Финансовый гений: сначала загнал все страны третьего мира в долги, а потом слупил с них же огромные гонорары, советуя, как выбраться из долговой ямы. Сейчас он консультирует лишь нескольких частных клиентов. Ариан – одна из них. Хотя, судя по тому, как внимательно его слушает Джеральдина, у него есть какие-то дела и с Салли.

Как только Чарлз и Пандора вышли из-за стола, Чалмерс подошел к ним.

– Давно мы не играли с тобой в теннис, Чарлз. Как насчет корта в Пайпинг-Рок в следующую субботу?

Чалмерс улыбнулся Пандоре и, когда они подошли к мраморным ступеням лестницы, предложил ей руку. Чарлз слегка отстал, чтобы с кем-то поговорить.

– Когда такая молодая женщина, как вы, добивается успеха в жизни, это производит впечатление, – проговорил Чалмерс. – Должно быть, вы действительно мастер своего дела. Вы что-нибудь публиковали?

После обеда в обществе Чарлза Мердока Пандора поняла, что когда мужчины льстят ей, следует соблюдать особую осторожность.

– У меня готово несколько занятных вещей, – сказала она, – но только одна из них появится в «Шике». Остальные опубликую в Англии. Как раз сейчас я собираю кое-какой материал.

– Я попрошу моего референта следить за публикациями в «Шике». – Боб вытащил из кармана бумажник и протянул Пандоре свою визитную карточку. – Буду очень рад, если вы пришлете мне экземпляры английских изданий с вашими публикациями.

– Разумеется, – улыбнулась Пандора.

Они с Бобом прошли в гостиную, где уже успели собраться другие гости. В комнате стоял оживленный гул. Джеральдина сидела у камина в одном из черных с позолотой кресел. Напротив нее расположились Рафаэль Лопес Санчес и Ариан де ла Форс.

Увидев в огромном зеркале над камином их отражение, Джеральдина помахала Бобу и Пандоре рукой.

– Идите сюда, – позвала она. – Рафаэль рассказывает нам о своей театральной карьере в Буэнос-Айресе в шестидесятые годы.

Боб и Пандора уселись в огромных креслах с гобеленовой обивкой.

– …и вот представьте, спектакль был в самом разгаре, когда вдруг жена генерала, сидевшая в зале, не выдержала, забралась на сцену, вытащила из сумки четки и принялась хлестать ими актеров, крича: «Клевета! Клевета!» На следующий день пьесу запретили, а я вскоре уехал в Париж. – Рафаэль повернулся к Ариан. – А вы в то время тоже жили в Буэнос-Айресе? Я просто не помню – все это было так давно.

– Мы с Симоном поженились в 1969 году, – сказала Ариан. – Так что аргентинские шестидесятые пролетели мимо меня.

– А где вы были в шестидесятые годы, Ариан? – спросила Джеральдина. – Позвольте вам напомнить, что Пандора будет писать о вас очерк. Моих читателей все это очень интересует.

– Думаю, нет необходимости утомлять ваших читателей малоинтересными подробностями моей жизни, – ответила Ариан.

Пандора заметила, что она сжала левую руку в кулак.

Джеральдина шутливо воздела руки вверх, изображая ужас.

– Боже мой, никогда еще я не встречала человека, так упорно не желающего сотрудничать с прессой, – произнесла она. – Вы хуже, чем Гарбо, дорогая.

– Где же Чарлз? – Ариан огляделась по сторонам и взяла с кофейного столика свою сумочку. – Нам, пожалуй, пора.

– Пандора, дорогая, я думаю, мне придется отправить тебя в Рио для журналистского расследования. К сожалению, объект твоего интервью не хочет нам помочь.

Джеральдина сказала это шутливым тоном, но при этом ни на ее лице, ни в ее глазах, устремленных на миллиардершу, не было и тени улыбки. Ариан встала и улыбнулась хозяйке.

– Я вовсе не такая интересная личность, как вам кажется. – Она повернулась к Пандоре: – Пожалуйста, позвоните моему секретарю и согласуйте дату и время встречи. Думаю, получасовая беседа с вами – это все же лучше, чем допрос с пристрастием, который устраивает мне Джеральдина всякий раз, когда мы встречаемся. Доброй ночи.

– Я провожу вас до лестницы, – сказала Джеральдина.

Обе дамы направились к двери, болтая и смеясь, как лучшие подруги.

Глава 4

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

Небо становилось все темнее, и Пандора ускорила шаг. В тот самый момент, когда она шагнула на мостовую, чтобы перейти улицу, на асфальт упали первые капли. Когда же она пересекла проезжую часть, дождь уже лил вовсю и по водосточным желобам бежали целые ручьи. Пандора чертыхнулась про себя: на ней было лучшее платье и любимые туфли.

Пандора окинула Пятьдесят седьмую улицу взглядом в поисках такси. Было десять минут четвертого, а в половине четвертого ей было назначено интервью у Ариан де ла Форс. Было ясно, что если не удастся немедленно поймать машину, она будет вынуждена идти пешком, несмотря на ливень.

Весь день настроение Пандоры менялось в соответствии с погодой.

Утро было ясным, на небе не было ни облачка, и она отправилась в офис в предвкушении интересной работы в чудесном расположении духа. Короткая пешая прогулка доставила ей удовольствие, хотя намеченная встреча с менеджером по рекламе вовсе не обещала быть приятной. Войдя в фойе редакции, отделанное в стиле тридцатых годов черным мрамором, хромом и зеркалами, Пандора почему-то подумала, что сегодняшняя беседа с людоедом из отдела рекламы вряд ли будет лучше, чем первая, состоявшаяся две недели назад, когда она приступила к исполнению своих обязанностей.

Пандора приехала в Нью-Йорк, имея весьма смутное представление о том, что за работа ей предстоит. Поначалу ей казалось, что служебные отношения с Джеральдиной станут чем-то вроде продолжения их прежней дружбы. Однако вскоре ей стало ясно, что подруга теперь живет совсем в другом мире, где полеты на «конкордах» и ленчи в обществе Нэнси Рейган – совершенно обычное дело. Джеральдина решала только наиболее важные, глобальные вопросы, непосредственно касавшиеся либо судьбы журнала, либо собственной карьеры.

Правда, в первый день Джеральдина пригласила Пандору подняться в свой потрясающий кабинет выпить чашку чаю и весьма откровенно проинформировала ее о том, кто из редакционных сотрудников с кем спит, но вскоре свернула дружескую беседу, так как торопилась на весьма срочную и важную встречу. Когда Пандора попросила Джеральдину хотя бы вкратце объяснить, в чем будут состоять ее обязанности, та сказала, что кто-нибудь обязательно свяжется с ней и обсудит все детали. «Все очень просто, дорогая, ты вполне сможешь делать свою работу даже во сне», – заключила Джеральдина.

Через неделю Пандорой начала овладевать скука. Она составила список знаменитостей, которые могли бы стать героями ее очерков, надеясь обсудить его с Джеральдиной. Как-то днем, когда она сидела дома за столом, машинально покрывая страницы блокнота цветочками, в первый раз за все время в квартире зазвонил телефон. Это была секретарша Конни ван Наалт, редактора раздела моды. Она попросила Пандору подъехать в редакцию.

Конни ван Наалт считалась в «Шике» ведущей журналисткой, пишущей о проблемах моды. Она открыла в Бронксе нескольких молодых интересных дизайнеров, которые с ее помощью стали суперзвездами Седьмой авеню; девушки, замеченные ею в уличной толпе, становились моделями международного уровня; сама Конни инициировала едва ли не столько же новых тенденций в развитии моды, сколько глотала женьшеневых таблеток. Мисс ван Наалт так стремилась к совершенству, что нередко срывала платья со своих перепуганных ассистенток, если эти платья казались ей банальными.

Кое-что об этой особе Пандоре было известно от ее фулхэмской парикмахерши, которую та регулярно посещала. Однако Пандора не знала о том, что после отставки предыдущего редактора журнала Конни ясно дала всем понять, что намерена сменить его на этом посту.

Однако деловое чутье миссис Грин, владелицы «Шика» и доброй дюжины других изданий, было ничуть не менее острым, нежели чутье мисс ван Наалт на все новое в области моды. Хозяйка не преминула обратить внимание на незавидные финансовые результаты деятельности «Шика» и прекращение роста его тиража, в результате чего пришла к выводу, что на месте главного редактора ей нужна не легендарная личность из мира моды, а человек, умеющий делать стильный журнал и одновременно зарабатывать на нем деньги. Миссис Грин была наслышана о Джеральдине Фриман и потому полетела в Лондон, где сразу же после прибытия пригласила Джеральдину в свой номер-люкс пообедать. На следующей неделе в Нью-Йорке было объявлено о назначении Джеральдины на должность главного редактора.

Конни, узнав об этом, с достоинством промолчала – она все и всегда делала с достоинством. Мисс ван Наалт была слишком искушена во всевозможных интригах, чтобы пытаться конфликтовать с Джеральдиной или демонстрировать какие-либо признаки недовольства. Однако, услышав о том, что в отделе «Покупки» появилась новая сотрудница и что она протеже Джеральдины, не имеющая никакого журналистского опыта, Конни втайне возликовала – стервятник, долгие часы круживший в небе под лучами палящего солнца, наконец заметил внизу, на земле, хромого зайца.

– Я слышала, ты взяла новую девушку, которая будет работать на раздел «Покупки»? – спросила она у Джеральдины как ни в чем не бывало.

– Да, – недовольно пробурчала та. – Эта идиотка Биби Сонненталь две недели назад получила травму, катаясь на лыжах в Альпах. Теперь она валяется в больнице. Я попросила Пандору Дойл ее заменить. Мы знакомы еще по Лондону, она очень компетентный человек. Я попросила Тони ее проинструктировать.

– Я уверена, что она замечательно себя проявит, – произнесла Конни с деланным воодушевлением.

Джеральдина несколько удивилась – обычно в манере держаться и в высказываниях редактора раздела моды так и сквозило высокомерие, – но в конце концов решила, что такая реакция вызвана импульсивным желанием Конни продемонстрировать ей свое дружелюбие.

– Ты ведь знаешь Тони, – снова заговорила Конни. – Его вечно заботят цифры, и потому он наверняка не уделит новенькой достаточно времени. Если ты не против, Джеральдина, я могла бы сама побеседовать с Пандорой, очертить ей круг ее обязанностей.

И на лице, и в голосе мисс ван Наалт можно было прочесть лишь заботу о деле, и потому Джеральдина одобрила эту идею. Вернувшись в свой кабинет, Конни коротко переговорила с Тони Андреотти, менеджером по рекламе, затем посмотрела в компьютере материалы, которые должны были выйти в свет в уже отправленном в печать номере в разделе «Покупки», а также список рекламодателей раздела для следующего номера, с которыми Биби Зонненталь успела начать переговоры, прежде чем упала где-то на горнолыжной трассе и получила сразу несколько переломов. Главной темой раздела были итальянские торговые точки в Ист-Сайде – магазины, рестораны и тому подобное. Конни попросила свою секретаршу распечатать список потенциальных рекламодателей, после чего позвонить Пандоре и пригласить ее.

Через час секретарша сообщила, что мисс Дойл приехала. Мисс ван Наалт подошла к проектору, сделав вид, будто изучает слайды с моделями летней одежды.

– Пожалуйста, садитесь, – сказала Конни, обращаясь к Пандоре и, не оборачиваясь, указала новой сотруднице на стул. В течение еще нескольких минут она разглядывала слайды, после чего наконец посмотрела на сидевшую в молчаливом ожидании Пандору.

При виде коротко остриженных волос Конни цвета воронова крыла, ее подбритых бровей, черно-белой косметики, придававшей лицу журналистки схожесть с маской актера театра кабуки, черного облегающего платья и стальных украшений Пандора поначалу решила, что перед ней чуть ли не сама горгона Медуза. Однако улыбка, появившаяся на губах мисс ван Наалт, сгладила первое негативное впечатление.

– Дорогая, – проворковала Конни, – я так много слышала о вас от Джеральдины, что мне ужасно хотелось с вами познакомиться. – Она устремила на Пандору восхищенный взгляд. – По идее, я должна вкратце рассказать о работе, которой вам предстоит заняться, но мне даже как-то неловко вам об этом говорить. По этому поводу я невольно вспоминаю замечательную пословицу, существующую в вашей стране – кажется, что-то насчет того, что яйца курицу не учат.

Ошарашенная потоком комплиментов, Пандора не решалась задавать вопросы.

– Вот список доноров для «гвоздя»… – Конни нарочно использовала жаргонное выражение, означающее список основных рекламодателей, которые должны были быть упомянуты в тексте главного материала раздела и рекламу которых следовало разместить на соседней странице. Мало того, она еще и громко раскашлялась, так что непривычному человеку ее слова вообще было невозможно разобрать. – О, извините. Здесь рекламодатели для следующего номера. Как видите, главная тема раздела – «Италия в Ист-Сайде».

Сказав это, мисс ван Наалт протянула Пандоре лист бумаги.

– Мне очень жаль, что сотрудники, работающие на ваш раздел, не хотят проявить творческий подход и дать волю своему воображению, – снова заговорила она. – А ведь здесь открываются невероятные просторы для полета фантазии. Вы только представьте себе – Италия… – Конни на секунду умолкла. – Впрочем, мне, видимо, следует сдерживать себя, чтобы не подавать вам идеи, которые невозможно реализовать. Тем не менее я знаю, что Марк Броди, наш директор по рекламе, всегда ценит все новое и нестандартное. Как только ваш материал будет готов, свяжитесь с Тони Андреотти, менеджером по рекламе. Он очень динамичный человек.

Мисс ван Наалт не сочла нужным сообщить Пандоре, что мистер Андреотти славился весьма вспыльчивым характером, и в те моменты, когда на него находило, впору было эвакуировать из здания всех остальных сотрудников. Вместо этого Конни пустилась в рассуждения о значении моды в жизни людей. Ее страстный монолог на эту тему сопровождался бурной жестикуляцией и поминутным закатыванием глаз. Через десять минут, закончив свое выступление, она отпустила Пандору и отправила Джеральдине записку о том, что инструктаж состоялся.

Пандоре не терпелось поскорее заняться планированием порученного ей раздела. В выходные она успела просмотреть старые номера «Шика», и теперь, казалось, она поняла, чего от нее ждут. Раздел «Покупки» был слишком предсказуемым – из месяца в месяц в нем рассказывалось о ресторанах, одежде, продуктах и других товарах повседневного спроса, дорогих, но все же заурядных. Продумав возможные варианты, Пандора решила, что на сей раз главной темой раздела будет итальянская музыка.

Следующие три дня она провела в радостном возбуждении, прочесывая антикварные и букинистические магазины – от уютных маленьких лавок до крупных галерей. Еще день работы ушел на подготовку черновика двухстраничного материала, который она отредактировала дома. Наконец, решив, что сделала все, что могла, Пандора позвонила секретарше Андреотти. Ей сказали, чтобы она принесла свой материал наверх немедленно: до сдачи очередного номера в печать оставалось уж очень мало времени.

Пандора вошла в кабинет Андреотти, чувствуя, как внутри у нее все холодеет от ужаса. При ее появлении менеджер по рекламе лишь махнул рукой в сторону свободного стула, уронив пепел на лежавшие перед ним бумаги. Сросшиеся на переносице брови и глубокие морщины придавали ему устрашающий вид. Как только Пандора села, он протянул руку. Она отдала ему материал и стала ждать.

Мистер Андреотти впился глазами в текст. Внезапно его брови еще сильнее сошлись на переносице, а лицо побагровело. Сжав кулак, он со страшной силой грохнул им по столешнице.

– Кого, черт бы вас побрал, волнует стол Пуччини или золотой светильник, использовавшийся во время представления «Аиды» в Милане в 1879 году? Какой болван станет их покупать? – заорал он. – Как, по-вашему, я буду добывать рекламу у придурков, которые продают всю эту ерунду?

Пандора что-то пролепетала, но поток ругани, изрыгаемой менеджером по рекламе, не прекратился.

– Я сыт по горло королевами вечеринок вроде вас, которые не способны сделать простейший материал, – орал Андреотти. – Откуда только таких выкапывают? Корчите из себя невесть что, а на самом деле ни черта не умеете. Но вы, мисс Пуччини, всех перещеголяли. У вас даже есть британский акцент! – Он швырнул листки бумаги Пандоре. – Придете завтра в это же время, но только с чем-то таким, что понравится настоящим рекламодателям. А теперь убирайтесь!

Пандора встала и, стараясь казаться невозмутимой, вышла из кабинета. Проходя мимо хихикавшей секретарши, она еще выше вздернула подбородок. Однако стоило ей оказаться в коридоре, как лицо ее запылало, а в глазах защипало.

Вернувшись в свой кабинет, она еще раз просмотрела содержание раздела «Покупки» в предыдущих шести номерах и наконец поняла, что практически все упомянутые в разделе магазины помещали свои рекламные объявления либо рядом с текстом, либо на следующих нескольких страницах. До нее наконец дошло, что имела в виду Конни, вручая ей перечень потенциальных рекламодателей. Выбежав из здания редакции, Пандора успела обойти все включенные в список магазины до их закрытия. На следующее утро она за два часа написала материал и оставила у секретарши Андреотти.

Прошла неделя. Наконец Пандора не выдержала и позвонила секретарше менеджера по рекламе. Та сказала ей, что если бы с материалом возникли какие-то проблемы, Тони ей об этом сообщил бы. Тогда Пандора составила список тем, которые, по ее мнению, следовало осветить в разделе «Покупки», а также районов, на которые, по ее мнению, следовало обратить особое внимание, и отправила и то и другое мистеру Андреотти. Его секретарша связалась с ней по телефону и сообщила, что Тони благословил ее задумки и хотел бы, чтобы материал для следующего номера был посвящен теме вечеринок на открытом воздухе. И вот теперь статья была готова, переговоры с рекламодателями проведены, сроки сдачи в печать поджимали, и Пандоре предстояла вторая встреча с мистером Андреотти. Она была назначена на половину двенадцатого.

Пандора вошла в свой крохотный кабинетик. Просмотрев почту, состоявшую из нескольких приглашений посетить магазины, в половине из которых она уже была, а о другой половине никогда не слышала, она начала сочинять письмо матери, чтобы как-то отвлечься от предстоящей беседы, время которой неумолимо приближалось.

Пандора взглянула на стоящие на столе фотографии своего отца и Уолшем-Холла, заключенные в поддельные черепаховые рамки. Это был один из многих подарков, полученных ею на свадьбу, и единственный, который она привезла с собой из Лондона. Ей показалось, лучше держать их в офисе: на вражеской территории ей была необходима хоть какая-то поддержка семьи.

…Пандора взглянула на часы – до встречи с Андреотти оставалось всего пять минут. Отложив в сторону едва начатое письмо, она поспешила наверх.

Поначалу все шло точно так же, как и во время ее первого посещения. Пандора вручила материал, мистер Андреотти взмахом руки указал ей на стул, после чего она села, а он принялся читать. Однако на этот раз он дочитал все до конца, затем улыбнулся.

– Ну что же, замечательно, Пэнди, просто замечательно! – пророкотал мистер Андреотти.

Похоже, ему в самом деле понравился стиль Пандоры. Кроме того, теперь ему уже наверняка было известно, что она школьная подруга суперстервы, занимавшей пост главного редактора. Он встал, обогнул стол и, подойдя к Пандоре вплотную, похлопал ее по плечу.

– Думаю, мы с вами поладим.

У Пандоры в этот момент мелькнула мысль, что, пожалуй, топающий ногами Андреотти все же более ей симпатичен, чем Андреотти, расточающий комплименты. Она уже собиралась было спросить, можно ли считать беседу законченной, как вдруг дверь кабинета отворилась и вошел загорелый, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, похожий на Ричарда Гира. Пандоре он показался очень привлекательным, и она, дабы не обнаруживать слишком явного интереса, уставилась на панораму Нью-Йорка – фотография висела над столом менеджера по рекламе Андреотти.

– Привет, Тони, – сказал вошедший. – Я только что вернулся с Коморских островов. Много рекламы оттуда не выудишь, но местечко славное.

– Меня просто убивает, что я должен оплачивать расходы на твои развлекательные поездки, – желчно пробормотал Тони.

– Не волнуйся, я побывал также в Шри-Ланке и на Таити. Там полно размякших от безделья отпускников с кредитными карточками и огромное количество многоэтажных отелей, из которых можно надоить деньжат. Взгляни.

Мужчина положил на стол Андреотти папку и раскрыл ее. Пандора поднялась.

– Простите, мне пора, – сказала она, думая о том, что, если поторопиться, то можно успеть в буфет и перехватить сандвич.

Мужчина посмотрел на нее, потом на Тони.

– Вот что, мне тоже пора, – объявил он. – Просмотри эту папку, а я тебе попозже позвоню.

Двойник Ричарда Гира начал говорить, как только они оказались в коридоре.

– Меня зовут Том Кансино. Веду раздел путешествий. А вы кто? Давно я не встречал здесь таких, как вы – вы похожи на живую женщину, а не на куклу.

Пандора на секунду заколебалась: Том был слишком хорош собою, а после разрыва с Джонни она относилась к любому симпатичному представителю противоположного пола с некоторой подозрительностью. Она ответила собеседнику довольно сухо, но в то же время с дружелюбной улыбкой:

– Я Пандора Дойл. Веду раздел «Покупки».

Они остановились у лифта, и Пандора, смущенная его явным интересом, отвела взгляд.

– Пожалуй, пойду по лестнице. Я уже опаздываю, – проговорила она и направилась к двери, ведущей на лестничную клетку.

– Не так быстро, а то вы меня загоняете. Я посещаю тренажерный зал всего три раза в неделю, – пошутил Том, направляясь следом за ней.

Когда они вышли на лестницу, он отвесил ей преувеличенно низкий поклон.

– Сейчас я продемонстрирую вам хорошее воспитание. Во-первых, как джентльмен советую вам идти по лестнице со стороны перил. Во-вторых, позвольте пригласить вас на ленч.

Пандора улыбнулась:

– Прошу прощения, но я уже приглашена на ленч, и к тому же опаздываю.

Ее голос эхом заметался в лестничном колодце, и тут она, взглянув в окно, заметила, что небо резко потемнело. Пандора бегом бросилась вниз.

Том остался на месте раздосадованный. Один раз он уже кинулся следом за этой женщиной; делать это вторично было бы чересчур.

Пандора пожалела, что проявила чрезмерную холодность. Пробежав по лестнице вниз пару этажей, она остановилась на очередной площадке и, задрав вверх голову, сказала:

– Буду рада принять ваше приглашение в любой другой день.

И, сверкнув на прощание улыбкой, помчалась дальше.


Ариан де ла Форс сняла трубку внутреннего телефона.

– Только что звонил швейцар, мадам. Мисс Дойл поднимается.

– Благодарю, Франсуа. Проводите ее в библиотеку. Впрочем, нет, лучше в гостиную.

Этой ничтожной журналисточке будет труднее задавать каверзные вопросы, сидя в одной из самых роскошных гостиных Нью-Йорка, подумала Ариан.

Сняв кольца с изумрудами, она положила их на прикроватную тумбочку. Затем открыла один из ящичков шкатулки, в которой хранила свои драгоценности. Быстро оглядев выстланный бархатом подносик, на котором вплотную друг к другу лежали кольца, серьги, кулоны и броши, Ариан выбрала кольцо с великолепным бриллиантом размером чуть ли не в квадратный дюйм. В свое время, купив его, Симон де ла Форс, любивший выставлять напоказ свое богатство, превзошел самого себя. Ариан не любила и почти никогда не носила это кольцо, но настырная девица, явившаяся в ее дом, похоже, обращала внимание на драгоценности. Что ж, громадный бриллиант, если будет нужно, поможет Ариан отвлечь ее и увести беседу куда-нибудь в сторону. Надев кольцо на палец, мадам де ла Форс села в кресло и, выбрав из лежавшей на столике кипы всевозможных изданий какой-то иллюстрированный журнал, принялась его просматривать. Выждав пятнадцать минут, она встала и вышла из комнаты.

Сидя в одном из позолоченных кресел, некогда заказанных Екатериной Великой для Зимнего дворца, Пандора чувствовала себя словно в музее. Ей всего несколько раз приходилось видеть подобные комнаты в Англии – но там изящная мебель и старинные портреты передавались по наследству в течение сотен лет. Здесь же роскошь символизировала лишь силу денег. В местах, наверняка указанных дорогим дизайнером, были расставлены вазы с мастерски составленными букетами, но нигде не было видно ни одной фотографии. На низких журнальных столиках не было ни альбомов, ни репродукций – ничего, что могло бы дать хоть какое-то представление о вкусах хозяйки дома и его обитателей. Не было даже тех небольших деталей, которые оформители интерьеров обычно используют для того, чтобы придать жилой вид тем комнатам, которые используют лишь для приема гостей. Словом, гостиная чем-то напоминала саму Ариан, какой Пандора видела ее на вечеринке у Джеральдины, – с безукоризненным вкусом, дорого и элегантно одетую, но при этом совершенно непроницаемую.

Наконец двойные двери распахнулись и вошла хозяйка. На ее устах играла любезная улыбка.

– Садитесь, пожалуйста. – Ариан небрежно указала левой рукой в направлении кресла, которое успела облюбовать Пандора. Бриллиант на ее пальце ослепительно засиял. – Простите, что заставила вас ждать, но я разговаривала по телефону и никак не могла закончить беседу.

Дамы сели. Слуга поставил на столик между ними поднос с чайными приборами из серебра и слоновой кости.

– Чашку чаю? – предложила Ариан. – Или, может быть, чего-нибудь еще?

– Спасибо, чаю выпью с удовольствием, – ответила Пандора. – Благодарю вас за то, что согласились со мной встретиться. Я попросила фотографа подъехать без четверти четыре.

Открыв сумочку, Пандора достала маленький диктофон.

– Вы не возражаете, если я воспользуюсь этим? – спросила она. – Мне бы не хотелось отнимать у вас лишнее время – насколько я понимаю, вы скоро уезжаете.

– Разумеется, нет. Да, я действительно завтра отправляюсь в Буэнос-Айрес. Мне нравится быть в курсе основных дел моего бизнеса. Сахарная промышленность сейчас переживает нелегкие времена.

Пандору позабавило некоторое противоречие между покупкой картины за пятьдесят с лишним миллионов долларов и тревогой собеседницы по поводу проблем, испытываемых сахарной промышленностью.

– Какая прекрасная комната, – сказала она, меняя тему. – Как и когда вы начали собирать вашу замечательную коллекцию антиквариата?

– Большая часть всего этого досталась мне в наследство от мужа, – пояснила Ариан. – На него работало множество агентов, скупающих подобные вещи по всей Европе. Думаю, многое из того, что приобреталось, он даже не видел – все это оседало на складах. Я же покупаю только картины – точнее, портреты.

– Почему? – поинтересовалась Пандора. Журналистка почувствовала возбуждение: сейчас она узнает, что именно кажется этой женщине интересным в людях или по крайней мере в их изображениях.

– Просто они мне нравятся, – последовал ответ. – Извините, что не могу выразиться более ясно.

– Возможно, вам было бы легче выразить свое отношение к какой-то одной картине, – предположила Пандора. – Почему вы купили «Портрет мадам Клер»?

Ариан удивленно воззрилась на нее:

– А кто сказал, что я ее купила?

– Я своими глазами видела вас на аукционе! – воскликнула Пандора.

– Возможно, – улыбнулась собеседница, – но вы напрасно не заглянули в газеты на следующее утро. Мое имя там не упоминается. Вы, как журналистка, должны доверять своим коллегам. Иногда я провожу торг в интересах моих друзей, которые хотят сохранить инкогнито, а они, в свою очередь, время от времени оказывают аналогичную услугу мне. Так что бывают случаи, когда не следует верить собственным глазам.

Ариан взяла в руку чашку и сделала глоток. Затем повернула голову в сторону окон.

– Кажется, гроза миновала. Еще чаю? – предложила она.

– Нет, спасибо, – отказалась Пандора, чувствуя, что топчется на месте, и решила сделать еще одну попытку приоткрыть завесу таинственности над личностью своей собеседницы.

– Вы родились в Бразилии?

– Я там выросла, – ответила Ариан. Она собиралась этим и ограничиться, но тут вспомнила угрозу Джеральдины отправить Пандору в Южную Америку для журналистского расследования. Сидевшая перед ней девушка была явно неопытна, но о Джеральдине нельзя было этого сказать. Поэтому Ариан благоразумно решила скормить журналу то, что она сама захочет сообщить, нежели позволить кому-то копаться в ее прошлом.

– У моего отца была фазенда недалеко от Баии, – заговорила она. – Он выращивал пряности. Я до сих пор помню, как пахло в доме – все было пропитано запахом пряностей и кедровых досок пола.

Ариан подробно описала Пандоре жизнь на фазенде, чернокожих служанок, одетых в белые платья с оборками… Выражение лица Пандоры, которая слушала ее увлеченно и внимательно, приободрило и успокоило Ариан, и она еще некоторое время предавалась воспоминаниям о своем детстве.

– …занималась я дома, с частными преподавателями. О том, чтобы мы ходили в школу, не могло быть и речи. Меня и сестру всячески ограждали от влияния внешнего мира. Когда мне исполнилось восемнадцать, меня отправили продолжать учебу во Францию. Моя мать была любимым клиентом Баленсиаги, и мэтр предложил мне выступить в роли модели на показе его очередной новой коллекции. Потом я познакомилась с Симоном… Возможно, вы знаете, что он умер вскоре после нашей свадьбы. Это был ужасный, ужасный удар. – Голос Ариан прервался, словно воспоминания разбередили в ее душе незажившую рану. Она сделала вид, что усилием воли взяла себя в руки, и улыбнулась. – Если не считать этого несчастья, жизнь моя была безбедной и благополучной.

Ариан скрестила руки на груди так, чтобы журналистка могла получше рассмотреть громадный бриллиант на ее пальце. Пандора поняла, что мадам де ла Форс умело направляет разговор в нужное ей русло, создавая иллюзию того, что беседа носит весьма откровенный характер. Пандора решила разрушить идиллию.

– Известно, что у вас были серьезные неприятности с партизанами в Аргентине… – начала она и, поскольку лицо Ариан оставалось бесстрастным, решила продолжить: – Должно быть, для вас это было весьма неприятно. У этой истории были какие-либо последствия?

Ариан снова взяла чашку.

– История эта очень давнишняя. Никаких последствий она не имела, да и вообще в свое время в Аргентине подобное случалось со многими. Если вас интересуют подробности, их можно найти в любой библиотеке, где есть старые газеты, – заявила она. – Я знаю, что у меня трудно брать интервью, – тут же добавила Ариан с извиняющейся улыбкой. – Вы, журналисты, судя по всему, считаете, что я могу рассказать о себе что-то сногсшибательное. Но вся моя жизнь заключается в том, что у меня есть бизнес, которым необходимо управлять. Это могло бы представлять интерес для «Уолл-стрит джорнел», но для «Шика» тема, боюсь, слишком скучна.

«Сложна – может быть, но скучна – вряд ли», – подумала Пандора.

– А есть какой-нибудь аспект в вашей работе, который вас особенно интересует? – спросила она, стараясь скрыть охватившее ее напряжение.

– Их ужасно много, – вздохнула Ариан и внезапно резко наклонилась вперед. – Вот один такой аспект, который наверняка покажется вам весьма любопытным… – Она сделала паузу, давая журналистке возможность проникнуться сознанием того, что сейчас она услышит нечто важное. – Меня очень интересуют евростерлинговые облигации, а также будущее отношений между государственными и негосударственными биржами Соединенного Королевства.

На Пандору обрушился град финансовых терминов.

– Миссис де ла Форс, пожалуй, нашим читателям… – попыталась она остановить разошедшуюся собеседницу, но та и не подумала прекратить свою тираду, и Пандора сдалась. Она поняла: чтобы проникнуть сквозь броню, за которой пряталась Ариан, понадобится время, а время интервью почти истекло. Дверь гостиной открылась, появился Франсуа, следом за которым шагал фотограф с камерой и вспышкой.

Ариан поднялась.

– Пожалуй, пора заняться фотографиями, – сказала она.

Когда Пандора щелкнула кнопкой, выключая диктофон, Ариан едва сдержала торжествующую ухмылку, подумав, что жизнь была бы куда легче и приятнее, если бы все журналисты были такими, как эта наивная молодая особа. Она попозировала фотокорреспонденту, положив руку на каминную полку, причем благодаря ее элегантности даже эта более чем тривиальная поза отнюдь не смотрелась как расхожее клише.

В этот момент часы из золоченой бронзы издали мелодичный бой.

– О Боже! – воскликнула Ариан. – Сожалею, но мне придется вас покинуть.

Миссис де ла Форс направилась к двери гостиной и, подождав, пока фотограф упакует аппаратуру, отворила ее. Журналисты последовали за хозяйкой. Они остановились у входных дверей, чтобы попрощаться, и Ариан протянула руку.

– Если вам будет еще что-нибудь нужно, можете…

Ее прервали вопли, донесшиеся откуда-то с другого конца длинной галереи. Затем одна из дверей распахнулась, и в коридор выбежала совершенно обнаженная девушка, преследуемая по пятам Чарлзом Мердоком, который орал во все горло:

– Ах ты, маленькая шлюшка! Мразь поганая! Так вот чему тебя научили в Швейцарии – сосать член у мамашиного шофера!

Девушка истерически рыдала.

– Да кто ты такой, чтобы мне указывать? – выкрикнула она сквозь слезы. – Ноль, ничтожество, наемный хахаль! Ненавижу тебя, дерьмо!

Пандора взглянула на Ариан. Лицо хозяйки было бледным.

– Глория! – Она направилась к девушке. – Совсем забыла о приличиях! Ты мне отвратительна!

– Ах, вот как? Очень жаль, мамочка! Извини, что обидела твоего наемного кобеля. Господи, какая же ты лицемерка… Скажи мне, милая мамуля, что такое Нана знает о тебе и твоих драгоценных секретах? Презираю тебя, ненавижу!

Девица орала все громче. Вдруг она схватила огромную китайскую вазу, стоявшую на подзеркальном столике, и с грохотом швырнула на мраморный пол. В стороны брызнули осколки.

– Франсуа! Франсуа! – позвала Ариан.

Чарлз тем временем попытался скрутить девушку, но та укусила его за руку. Он взревел от боли и нанес ей удар кулаком в живот. Глория согнулась пополам и упала на колени.

– Пойдемте отсюда, – шепнула фотографу Пандора, но тот молча пялился на обнаженную Глорию. Пандора хотела дотронуться до его плеча, чтобы привлечь внимание, но внезапно он повернулся, и журналистка случайно нажала на кнопку спуска фотокамеры. Ослепительный мертвенный свет сработавшей вспышки залил галерею, на мгновение словно увеличив осколки разбитой вазы на полу, обнаженную девушку и искаженное ужасом лицо Ариан. Дворецкий накинул на плечи Глории свой сюртук и повел ее прочь. Наступившая тишина показалась Пандоре еще более тягостной, чем предшествовавшая ей безобразная сцена.

– Мы, пожалуй, пойдем, – тихо сказала она.

Чарлз Мердок поспешно скрылся в одной из комнат, громко хлопнув дверью. Ариан торопливо подошла к Пандоре.

– Мне так неудобно, – заговорила она. – Думаю, лучше всего будет, если мы все забудем о случившемся, не правда ли? Я позвоню вам, как только вернусь. Думаю, нам стоит познакомиться поближе. Хотите съездить с нами в Венецию? Или поплавать вместе по Эгейскому морю на моей яхте?

Судя по молчанию, девчонка на это не клюнула, встревожилась Ариан. Что же она напишет в своем журнале? Черт побери, она слышала о Нане… И потом этот снимок. Вполне возможно, уже завтра утром он будет опубликован во всех желтых газетенках.

Ариан могла бы попытаться выхватить у фотографа камеру и извлечь оттуда пленку, но ей совсем не хотелось, чтобы ее привлекли к суду за нападение с применением физического насилия – как-никак дело происходило в Америке.

Страх начал перерастать в панику и заставил ее на короткое время забыть об осторожности.

– Я заметила, что во время нашей беседы вы обратили внимание на мое кольцо и что оно вам понравилось, мисс Дойл, – сказала она. – Я хотела бы подарить его вам. Я его почти не ношу – у меня так много драгоценностей…

С этими словами Ариан сняла с пальца кольцо с огромным бриллиантом и протянула Пандоре. Та была в недоумении, что могло довести непоколебимо уверенную в себе Ариан де ла Форс до такого состояния, что она в течение какой-нибудь минуты успела сделать ей, Пандоре Дойл, несколько весьма странных предложений? Вряд ли только сцена, разыгравшаяся на глазах у нее и фотографа. Скорее всего тут крылось нечто еще. Однако Пандора уже не имела ни малейшего желания выяснять, в чем дело – она ни минуты больше не могла оставаться в этом доме.

– Нет, благодарю вас. – И она легонько подтолкнула фотографа к выходу.

Ариан слышала, как закрылись двери лифта. Все тело ее заколотила нервная дрожь. Закрыв глаза, она обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от удара. Мгновение спустя в глазах Ариан появился металлический блеск – ей стало стыдно за собственное поведение, за жалость к самой себе. Вскинув голову, она направилась к телефону.


Джеральдина нажала на кнопку интеркома.

– Ванесса, – сказала она секретарше, – немедленно выясни, кто из фотографов поехал домой к миссис де ла Форс вместе с Пандорой Дойл.

Отпустив кнопку, она откинулась назад в кресле. В ушах у нее все еще звенело после истерики, которую закатил ей по телефону Салли. Боб Чалмерс позвонил ему и сообщил, что журналистка и фотограф из «Шика» настолько вывели Ариан из равновесия, что та решила пересмотреть свою позицию относительно сделки, касающейся «Лос Милагрос», и попросила Боба переговорить по этому поводу с лордом Бломфилдом. По словам Боба, неприятный эпизод с репортерами произошел буквально только что. Ариан заявила, что урегулировать конфликт можно только при условии, что ей немедленно вернут в непроявленном виде фотопленку, отснятую у нее дома.

«Лос Милагрос» должен был стать крупнейшим в Европе торговым, спортивным и культурным центром. Его предполагалось возвести в Испании, под Мадридом, на земле одной из компаний, являвшихся собственностью миссис де ла Форс. Салли давно уже искал пути проникновения своего бизнеса в Европу, и Чалмерс связал его с Ариан. После года осторожных переговоров сделка была на грани подписания. Экстравагантная вечеринка, устроенная Джеральдиной и ее мужем, по сути была замаскированной попыткой укрепить личный контакт между Салли и Ариан. Разумеется, Палома Пикассо была великолепна, но Салли ни за что не стал бы тратить тридцать тысяч долларов только ради того, чтобы развлечь ее, не говоря уже об остальных, если бы не рассчитывал, что это так или иначе окупится.

Джеральдина также сыграла свою роль в этой интриге, ненавязчиво намекнув Ариан, что ее журнал может стать для бизнес-леди потенциальным источником неприятностей. В этой ситуации неопытная Пандора подходила на роль интервьюера как нельзя лучше: настоящий журналист мог представлять серьезную опасность и даже стать неуправляемым, почувствуй он запах жареного. На самом же деле Джеральдина вовсе не собиралась ставить под угрозу свои отношения с Ариан – она была уверена, что для достижения цели достаточно будет лишь чуть-чуть показать зубы. Через два дня после вечеринки Боб позвонил Салли и сообщил, что Ариан готова заключить сделку до своего отъезда. Однако теперь, судя по всему, нужно было ее успокоить, задобрить.

Телефон на столе Джеральдины зазвонил.

– Я разыскала Люка, мисс Фриман, он сейчас в приемной, – раздался в трубке голос секретарши. – Фотограф, о котором вы спрашивали, – Роберт Лопински.

В трубке щелкнуло, и она услышала знакомый голос с гнусавым южным акцентом:

– Добрый день, мисс Фриман.

– Добрый день, Люк. Как только мисс Дойл и мистер Лопински войдут в дверь редакции, приведите их прямо ко мне, и проследите, чтобы по пути они нигде не задерживались.

– Они только что вошли, мисс Фриман.

Буквально через несколько секунд Ванесса впустила в кабинет Джеральдины Пандору и фотографа. Никогда раньше Пандора не видела на лице подруги такого жесткого выражения.

– Вот что, Боб, не говори ни слова, просто дай мне пленку, которую ты отснял дома у миссис де ла Форс, – отчеканила она. – И отправляйся в лабораторию, а я постараюсь сделать все возможное, чтобы забыть об этом эпизоде.

Пока Лопински перематывал пленку, вытаскивая кассету из камеры, Джеральдина перевела взгляд на Пандору и ледяным тоном процедила:

– Даже передать не могу, насколько я недовольна тем, что произошло. – Джеральдина взяла кассету из рук фотографа и, кивком отпустив его, снова повернулась к подруге. – Ты должна понять, что нет никакого смысла расстраивать людей без всякой на то необходимости.

Дверь за фотографом закрылась, и Джеральдина, выйдя из-за стола, бросилась к Пандоре.

– Милая, похоже, ты, как говорится, застала ее со спущенными штанами! – Джеральдина громко расхохоталась. – Садись. Я просто умираю от любопытства. Что, черт побери, тебе удалось выяснить?

Глава 5

Нью-Йорк

Апрель 1987 года

Фотография запечатлела самое красивое вечернее платье, которое Пандоре когда-либо доводилось видеть. Не менее прекрасной была модель, демонстрировавшая его. Подпись под снимком гласила: «№ 30 – вечернее платье из синего атласа. Коллекция весна/лето 1968 года». На обратной стороне фото стояла печать: «Баленсиага. Копирование запрещено».

Снимки из фотоархива редакции Пандора разложила на столе. Кроме того, в ее распоряжении была переданная по каналам одного из мировых информационных агентств датированная декабрем 1968 года фотография. Текст к ней гласил: «Ариан, новая звезда парижского модельного бизнеса, и Симон де ла Форс, южноамериканский магнат, входят в ресторан «Максим».

Обычный снимок в стиле паппарацци: пару застали врасплох в тот момент, когда они выходили из сверкающего черного лимузина. Правая рука Симона де ла Форса с зажатой между пальцами огромной сигарой была вытянута вперед в попытке закрыть объектив камеры, на лице его застыло сердитое выражение.

Впрочем, такое лицо, должно быть, заставляло людей трепетать даже тогда, когда на нем появлялась улыбка. В чертах де ла Форса было что-то индейское, а в полуприкрытых тяжелыми веками глазах, напоминавших глаза игуаны, таилась злоба. Великолепно сшитый костюм не мог скрыть нелепости его фигуры – бочкообразная грудь делала его похожим на ярмарочного борца. Его спутница стояла позади него, но было ясно, что Симон значительно ниже ее ростом. Ариан казалась тоненькой и хрупкой в простом черном платье и надетом поверх него шиншилловом жакете. Ее отсутствующий взгляд не вязался с жизнерадостной атмосферой праздника, которую, по-видимому, должна была символизировать улыбка на лице попавшего в кадр швейцара.

Идея взять фотографии Ариан из архива принадлежала Джеральдине. Вернув Ариан непроявленную пленку и узнав от Пандоры все детали происшествия, она попросила ее подготовить черновой вариант очерка, но добавила, что, прежде чем что-либо решать по поводу публикации, им лучше пару дней выждать.

– Вполне возможно, что больше со стороны миссис де ла Форс никаких претензий не будет. Тогда дадим вполне симпатичный материальчик, представив ее в самом лучшем свете, – заявила Джеральдина. – Если же она продолжит метать стрелы в твой адрес, дорогая, мы сыграем жестко. Разумеется, не станем рассказывать читателям о забавах ее милой дочурки, но ты можешь ненавязчиво намекнуть на то, что пока мадам швыряет деньги направо и налево, крестьяне в ее владениях умирают от голода.

Тем временем, предложила Джеральдина, Пандора может попробовать подыскать в архиве подходящие снимки и информацию. Покидая ее кабинет, Пандора испытывала искреннюю благодарность подруге за поддержку.

Она складывала фотографии обратно в папку, когда зазвонил телефон.

– У вас найдется время для ленча со мной, или мне придется становиться в очередь? – раздался в трубке знакомый голос, и Пандора невольно улыбнулась. – Это говорит Том, Том Кансино. Пожалуйста, ответьте «да».

Пандора была и польщена, и несколько встревожена. Пожалуй, она не возражала бы против легкого флирта, но страшила возможность того, что у нее возникнут по отношению к нему какие-то серьезные чувства – она не могла себе этого позволить, поскольку все еще была слишком уязвима.

– Хотелось бы принять ваше приглашение, но мне нужно кое-что закончить для Джеральдины.

– Боже правый! Вам не откажешь в умении ввернуть в разговор подходящее имя. Пожалуй, мне надо научиться знать свое место. Только смотрите не перерабатывайте, – жизнерадостно отозвался Том и дал отбой.

Едва успев повесить трубку, Пандора уже пожалела, что проявила чрезмерную осторожность. Подумав несколько секунд, она схватила внутриредакционный телефонный справочник и набрала номер Тома. Ей ответил кто-то другой.

– Он только что ушел на ленч, – сказали на том конце провода.

Пандора схватила пальто, сумку и бросилась вниз по лестнице. Когда она догнала его, Том приложил все силы, чтобы сохранить на лице мрачное выражение.

– Я-то думал, вы заняты, – едко заметил он.

– Если бы видели, как невероятно быстро я работаю, вы бы удивились, – с улыбкой ответила Пандора.

Том взглянул на нее и тоже улыбнулся.

– Ладно, – сказал он, – беда в том, что я собирался пригласить вас в «Ле сирк», а когда вы мне отказали, отменил свой заказ на столик.

– Мне все равно, где перекусить, – заверила его Пандора.

Стоял ясный прохладный день. В солнечных лучах сверкали брызги фонтанов Пэли-парк. Пандора бросила взгляд на Тома и порадовалась тому, что передумала.

– Сейчас я расскажу вам мою любимую историю для туристов, – проговорил Том, когда они проходили мимо церкви Святого Томаса. – В начале века это была самая красивая церковь Нью-Йорка, и в ней венчалось множество богатых американских девиц. И вот когда церковь стали ремонтировать, один каменщик-итальянец возьми и высеки на камне доллар…

Внезапно сзади на Тома налетели двое маленьких мальчишек и мертвой хваткой вцепились в его бедра.

– Папа! Папа! – завопили они, подпрыгивая на месте от радости.

Том подскочил как ужаленный.

– А вы что здесь делаете? – спросил он. – Я собирался вам позвонить сегодня вечером – думал, в воскресенье мы могли бы отправиться порыбачить.

Наклонившись, он подхватил мальчиков на руки.

– Мама привезла нас повидаться с бабушкой! Сегодня днем мы с ней идем в кино!

С ними поравнялась стройная молодая женщина типично американской, по мнению Пандоры, внешности. Она окинула Пандору внимательным взглядом и повернулась к Тому.

– Привет, – сказал тот. – Вот уж в самом деле сюрприз.

– Да уж, – сдержанно заметила женщина. – Томми, Бен, слезайте.

Мальчики никак не отреагировали на ее слова. Один из них пихнул Тома в плечо.

– Пап, пойдем с нами. Ну пожалуйста!

Женщину, судя по всему, забавляло замешательство Тома. Заметив это, Пандора посмотрела на часы.

– Думаю, мне пора, – сказала она.

Один из мальчишек трепал Тома за волосы, другой стал дергать его за галстук.

– Встретимся в другой раз, – сказал Том Кансино, обращаясь к Пандоре. – Может, как-нибудь вечером сходим с вами в кино.

Пандора повернула к редакции. «А может, и нет», – подумала она.


Боб Чалмерс сложил свои бумаги в портфель, щелкнул замком и направился следом за Ариан к выходу из комнаты.

– …таким образом, вопрос о «Лос Милагрос» можно считать урегулированным, – заключила миссис де ла Форс. – Пожалуйста, позвоните Салли и устройте так, чтобы сделка была оформлена сегодня, Боб.

– Хорошо. Я рад, что проблема с журналом разрешилась. На вечеринке у Джеральдины эта журналистка показалась мне очень симпатичной.

Ариан бросила на собеседника проницательный взгляд.

– Боюсь, Бетти это тоже заметила. Вероятно, вашей женой быть очень трудно, Боб.

– Вовсе нет. Каждый раз после моей очередной интрижки на одну ночь Бетти отправляется в магазин Билла Бласса и покупает себе пару вечерних платьев. Надеюсь, по возвращении вы сможете устроить небольшой ленч и пригласить на него эту очаровательную молодую особу? Должен же я получить какое-то вознаграждение за великолепную сделку, касающуюся «Лос Милагрос», которую организовал вам?

Ариан всплеснула руками в притворном ужасе.

– Предлагаете мне стать вашей сводницей? Вы же знаете, как я люблю Бетти. – На губах Ариан появилась лукавая улыбка. – Впрочем, когда я вернусь, мне, пожалуй, следует устроить ленч лично для вас.

– Буду ждать с нетерпением.

Дойдя до входной двери, Боб Чалмерс остановился рядом с мраморным подзеркальным столиком, на котором стоял свежий букет.

– А где же ваша замечательная ваза? – поинтересовался он.

– У реставраторов. Одна из моих идиоток горничных, вытирая пыль, должно быть, думала о своем приятеле и умудрилась уронить ее на пол, – небрежно бросила Ариан.

– Как жаль.

Ариан улыбнулась.

– Вам придется помочь мне заработать лишний миллион, Боб, тогда я смогу купить другую, не хуже разбитой.

Тон Ариан ясно говорил о том, что развивать эту тему не следует. Боб открыл дверь и наклонился, чтобы поцеловать собеседницу в щеку.

– Счастливого пути, – сказал он. – Я позвоню завтра утром.

Притворив за ним дверь, она вернулась в библиотеку и села за стол. Закрыв глаза, Ариан вздохнула. Вот уже почти двадцать лет она не оглядывалась назад, в свое прошлое. Деньги стали для нее защитой. И все же, по сути, ее дом был оранжереей. Тот мир, в котором жила она, от остального мира отделяло всего лишь тонкое стекло, и вот теперь Чарлз швырял в эти стеклянные стены камни.

Сняв трубку, Ариан набрала номер спальни Мердока. Он ответил сонным голосом.

– Немедленно приходи в библиотеку. Надо поговорить, – отчеканила она.

– Который час? – осведомился Чарлз.

– Довольно поздно. Я уезжаю через полчаса.

Чарлз явился буквально через несколько секунд, одетый в шелковый халат. Привлекательный мужчина в тонком халате у кого-то мог вызвать сексуальное возбуждение, у кого-то – умиление как символ некой семейной идиллии. У Ариан вид Чарлза Мердока не вызвал ничего, кроме отвращения.

– Итак, – заговорила она, – должна признать, что у тебя есть довольно мощный рычаг давления на меня.

Произнося эти слова, миссис де ла Форс понизила голос и слегка потупилась. Когда она снова вскинула голову, ей удалось уловить в глазах Мердока искорку торжества, и Ариан подумала, что эта беседа в конечном итоге может доставить ей немалое удовольствие.

– Ты был совершенно прав в том, что касается твоего положения, – продолжила она, – но ты вынудил меня всерьез задуматься о моем собственном положении и, что еще более важно, о твоем положении по отношению ко мне. От тебя исходит только одна серьезная угроза. И дело не в том, что ты можешь предать гласности некоторые события моего прошлого, поскольку то, что тебе заплатят за эту историю, – ничто по сравнению с тем, что ты имеешь, сохраняя молчание. Единственное, что ты действительно можешь сделать, – обратиться к родственникам Симона, а они могут предъявить права на мои деньги. Но они не смогут заплатить тебе столько, сколько ты захочешь, пока не выиграют дело. Значит, тебе придется использовать свой козырь до того, как ставки окажутся на столе.

Ариан взглянула на каминные часы – до отъезда оставалось пятнадцать минут.

– Ты беспокоишься о том, учту ли я твои интересы в завещании и удастся ли тебе отстоять свои права в суде. Возможно, твое беспокойство обоснованно. Но если семейство Симона, заключив с тобой эту мерзкую сделку, в конце концов решит не соблюдать ее условия, твои шансы выиграть в суде у них еще меньше. Если у них есть хоть капля здравого смысла, они не подпишут ни одной бумаги за пределами Аргентины, а вероятность того, что ты сможешь выиграть процесс у де ла Форсов в Аргентине, да еще если они станут самой богатой семьей в стране, вообще равна нулю. – В очередной раз посмотрев на часы, Ариан решила, что пора выезжать. – Я предлагаю тебе другой вариант: будем вести себя так, словно наших разговоров на эту тему просто не было, но о твоих интересах я все же позабочусь. Тебе не следует волноваться о будущем, дорогой. Честно говоря, ты вообще никогда не производил на меня впечатления человека, способного волноваться. Увидимся через несколько дней.

Повернувшись, Ариан вышла из комнаты.

– Передай привет Нане. Я уверен, вы с удовольствием вспомните добрые старые времена, – съязвил Чарлз, но Ариан его уже не услышала.

Мердок встал, подошел к подносу с напитками и налил себе изрядную порцию шотландского виски. Ариан была права: он сомневался в том, что ему удастся заключить сделку с семьей де ла Форсов. В свое время только страх Ариан сделал возможным их союз, но было очевидно, что за двенадцать лет она научилась с ним справляться, и это позволило ей распознать блеф. Впрочем, Чарлз отнюдь не блефовал, когда говорил о тревоге, вызванной неумолимым течением времени.

Дело, однако, было не только в этом. У Мердока в запасе было еще достаточно времени для того, чтобы найти другую богатую женщину, пусть даже не такую, как Ариан, и наверняка не столь красивую. Однако ему пришлось бы забыть о своих романах на стороне. Живя с Ариан, он имел карт-бланш на интрижки с любой дамой, которая ему нравилась, при условии сохранения своих похождений в тайне. С другой женщиной он почти наверняка оказался бы перед необходимостью целыми днями восхищаться красотой своей подруги, а по ночам доказывать, что его восхищение носит отнюдь не платонический характер. Это было ему не по силам – после двенадцати лет жизни с Ариан он утратил способность внушать женщине, что она любима и желанна, если на самом деле не испытывал по отношению к ней никаких чувств.

Решить вопрос могли только деньги – его собственные деньги. Или деньги, принадлежащие кому-то, кто находился бы под полным его контролем. Чарлз замер – в голове мелькнула неожиданная мысль. Ну конечно! Решение согрело его ничуть не хуже виски.

Что ж, Ариан права. Ему, Чарлзу Мердоку, ни к чему было беспокоиться о будущем. Ведь на свете существовала Глория – молодая, глупая Глория.


Нана медленно поднималась по лестнице. Ей потребовалось немало времени и сил, чтобы добраться до верхней площадки. Она была уже слишком стара, но Ариан никому, кроме нее, не позволяла входить в хозяйскую спальню в Ла-Энкантада, ее любимую комнату в ее любимом доме. Когда Ариан отсутствовала, дом стоял запертым, но теперь она вот-вот должна была приехать, и Нана хотела удостовериться, что все прибрано.

Спальня занимала почти весь верхний этаж башни и была очень красиво отделана. Стенные деревянные панели прекрасно гармонировали с темным резным деревом потолка и гладкими половицами. Мебель в комнате была бразильская, оставшаяся еще с колониальных времен: большая кровать, шкаф для одежды, столик, несколько стульев… Все было сделано из красного дерева, от времени потемневшего почти до черноты. Больше не было ничего – ни занавесок на окнах, ни картин на стенах; только две фотографии в серебряных рамках стояли на туалетном столике.

Нана начала вытирать пыль. В этом не было необходимости, поскольку она уже проделала это утром, но с возрастом соблюдение привычного распорядка стало для нее ритуалом, который, как ей казалось, не подпускает смерть.

Нана никогда не спрашивала, почему она единственный человек, которому позволяется входить в эту комнату. Она и так знала слишком много. Ариан было нужно ее молчание, а ей нужно было покровительство Ариан. Обе заключили сделку и выполняли ее условия.

Нана взяла одну из фотографий и стала протирать серебряную рамку. Она видела этот снимок миллион раз. Маленькая Глория выглядела такой счастливой! Однако Нана избегала мыслей о Глории – они причиняли слишком сильную боль.

Она принялась вытирать рамку другой фотографии. Это был старый, выцветший черно-белый снимок, сделанный уличным фотографом. На заднем плане на фоне холмов безошибочно угадывались контуры Рио-де-Жанейро. На переднем же была изображена большая площадь, обсаженная стройными пальмами, со статуей какого-то всадника в центре. У подножия монумента стояла бедно одетая женщина, державшая за руки двух детей. Черты ее лица были бы приятными, даже красивыми, если бы она не выглядела такой измученной. Дети были совсем маленькие. Увидев фотографию в первый раз, Нана подумала, что старшей девочке около пяти лет, другой – скорее всего года три.

Нана никогда не задавала никаких вопросов об этом фото, даже тогда, когда много лет назад впервые увидела его в Париже. Тогда, как и сейчас, она не хотела ничего знать – ей было достаточно призраков своего собственного прошлого.


Пока ее везли в аэропорт, Ариан разглядывала затылок нового шофера. Франсуа нашел его через Христианскую ассоциацию благоденствия. Новый водитель был заикой и имел прекрасный послужной список. Изучив его седые волосы, морщинистую шею и узкие плечи, Ариан осталась довольна: было очевидно, что этот человек куда лучше подходил на должность ее личного шофера, чем его предшественник. Она отметила про себя, что по возвращении в Нью-Йорк следует повысить Франсуа жалованье.

Наконец она различила сквозь окно лимузина знакомые очертания «Сахарного номер один». Из всего, что ей принадлежало, Ариан больше всего ценила личный самолет и поместье Ла-Энкантада. Главным содержанием ее жизни было постоянное бегство: от самой себя, от своего прошлого, от своего мужа. В какой-то момент она поняла, что ей необходима своя территория, на которой она чувствовала бы себя спокойно. Ла-Энкантада, замок в мавританском стиле, стоявший на уругвайском побережье, был убежищем, где она могла спрятаться от всех и вся; «Сахарный номер один» был волшебным ковром, способным перенести ее в любое место.

Взбежав по ступенькам трапа, Ариан нырнула в самолет. Как обычно, внутри ее ожидали Мария и Хосе. Как только она вошла, Мария закрыла дверь. К тому времени, когда Ариан добралась до своего личного салона, расположенного прямо за кабиной пилотов, трап был убран. Как только ему сообщили, что хозяйка на борту, первый пилот включил двигатели.

Ариан плеснула на себя немного минеральной воды, чтобы освежиться.

Она не любила предвзлетные секунды – они заставляли ее почувствовать собственную уязвимость. Всю жизнь Ариан сама принимала решения, а в этой ситуации положение контролировал кто-то другой. Стараясь отвлечься, она осмотрелась и заметила рядом с собой на сиденье маленький плеер. Ариан надела наушники, включила запись и прикрыла глаза, даже не взглянула на вставленную в плеер кассету – в этот момент ей было все равно, какую музыку слушать. Она просто хотела закрыть глаза и забыться на несколько минут.

В сознание Ариан ворвались звуки Девятой симфонии Бетховена. Тело ее пронизала дрожь. Резким движением она сорвала с головы наушники, словно они обожгли ее. Сначала Ариан подумала, что это подстроил Чарлз, чтобы причинить ей боль именно в тот момент, когда она чувствовала себя беззащитной. Немного успокоившись, Ариан сообразила, что это было невозможно – только Нана могла знать, какие кошмары будила в ее памяти именно эта музыка.

Пилот наконец получил разрешение на взлет. Взревев двигателями, «Сахарный номер один» помчался вперед. За окном самолета все замелькало, словно на кинопленке, пущенной с удвоенной скоростью, но Ариан не смотрела в иллюминатор. Ее глаза были плотно закрыты. Она тихонько всхлипывала, вспоминая то, что ей так хотелось забыть.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 6

Рио-де-Жанейро

Март 1957 года

– Мама! Мама!

Крик пронзил ночную тишину. Карлота Соса торопливо приподнялась на тряпье, расстеленном на грязном полу, и принялась шарить в темноте, пока не нащупала светильник, который она тут же зажгла.

Направив огонь в ту сторону, где спали ее дети, Карлота заметила громадную черную крысу, шмыгнувшую в темный угол. Карлота вскрикнула от ужаса, но ее напугала не крыса: тварь успела укусить Сильвию за ногу, и теперь из ранки обильно сочилась кровь. Она бросилась к дочери.

Захлебываясь слезами, девочка обвила шею матери худенькими ручонками. Карлота промыла место укуса пальмовой водкой и крепко прижала дочку к себе, лихорадочно целуя ее.

Крик сестры разбудил Флоринду. Вооружившись двумя длинными палками, она загнала в угол метавшуюся по комнате тварь и принялась изо всех сил молотить ее. Она колотила мерзкое создание до тех пор, пока один из глаз-бусинок не выкатился из орбиты, а из крысиной пасти с острыми, как стамеска, зубами не потекла кровь. Отодвинув в сторону ржавый железный лист, заменявший дверь, девочка ухватила мертвую крысу за длинный хвост и, как следует размахнувшись, швырнула со склона вниз, надеясь, что она упадет в саду одного из красивых домов, расположившихся у подножия холма. Флоринде было всего десять лет, но она уже успела научиться ненавидеть.

Вернувшись в лачугу, девочка снова улеглась на кучу тряпок и старых газет. Ее сестра все еще плакала.

– Заткнись, я спать хочу! – выкрикнула Флоринда.

Сидя в темноте и обнимая всхлипывавшую девочку, Карлота молила Бога о дожде. Только ливень мог хоть немного остудить раскаленный воздух в трущобах, смыть экскременты, которыми были усеяны протоптанные между хижинами тропинки, сделать жизнь хотя бы чуть более сносной.

Жизнь никогда не щадила Карлоту. Она казалась немолодой, хотя ей было всего двадцать семь. Родилась она на одной из фазенд в штате Пернамбуку. Ее мать была одной из стряпух, которые готовили еду для рабочих. Она даже не смогла сказать Карлоте, кто именно был ее отцом. Мать вообще мало что могла сказать дочери и мало чему ее научить.

Карлота выросла поразительной красавицей – такой когда-то была и ее мать. Внешность Карлоты и ее необычно высокий рост были результатом многовекового смешения рас. Прямые, цвета воронова крыла волосы и миндалевидный разрез глаз свидетельствовали о том, что в жилах девушки течет немалая доля индейской крови; высокие скулы и стройную фигуру Карлота взяла от своих чернокожих предков; медовый цвет глаз и великолепная, чуть смугловатая кожа были «вкладом» португальских колонизаторов. Но любому было ясно, что непосильная работа и нищета уничтожат эту красоту раньше, чем Карлота сможет воспользоваться ею, чтобы бежать от своей ужасной доли. С другой стороны, привлекательность представляла опасность для самой Карлоты – вокруг них были отнюдь не джентльмены.

Одиннадцать лет назад на девушку положила глаз целая группа, а точнее, шайка сезонных рабочих, которых хозяева фазенды наняли для сбора сахарного тростника. Получив деньги, они большую часть заработка истратили в первый же вечер, отмечая это событие в местном баре. Накачавшись спиртным, мужчины вывалились в горячую и влажную тропическую ночь и прямиком отправились к хижине, где жили Карлота с матерью.

Мать Карлоты пыталась помешать подонкам, но тщетно. Один из обрушившихся на нее ударов сломал ей шейные позвонки. Пьяные мерзавцы бросили Карлоту на кровать и всю ночь насиловали девушку, после чего ушли, связав несчастную и заткнув ей кляпом рот.

Именно тогда, на кровати, мокрой от ее собственной крови, задыхаясь от ненавистного ей чужого запаха, которым, как ей казалась, она пропиталась навсегда, Карлота приняла важное для себя решение. После того как ее мать похоронили у стен маленькой часовенки, она отправилась домой и достала из спрятанной консервной банки тоненькую пачку крузейро, скопленных ими на черный день. Эти деньги должны были помочь ей добраться до Рио.

Денег едва хватило на железнодорожный билет третьего класса, а дорога заняла целых четыре дня.

Когда Карлота вышла из здания вокзала, почти стемнело. Чувствуя, как сердце холодеет от страха, она пересекла широкую улицу и вошла в парк. Здесь она почувствовала себя несколько увереннее: огромные деревья напоминали родные места.

Девушка устроилась спать на скамейке, но посреди ночи ее разбудил полицейский. Блюститель порядка потребовал у бродяжки документы. Когда Карлота рассказала ему свою историю, этот человек вытащил из кармана записную книжку, нацарапал на листке адрес агентства, подбиравшего кадры для работы в качестве домашней прислуги, и отпустил.

На следующее утро Карлота отправилась в агентство и к полудню уже получила место горничной в чудесном доме на руа Редентор, около пляжа. Семья, обитавшая в доме, оказалась очень приятной. Хозяин занимал один из руководящих постов в крупной компании с трудным названием; его жена спала допоздна, а днем, проснувшись, увозила детей на пляж. Карлота делала всю работу по дому, за исключением кухни – там распоряжалась кухарка по имени Отилия.

Впервые в жизни Карлота получила в свое единоличное распоряжение небольшую комнатку и возможность пользоваться ванной. Девушка была счастлива. Получив в конце месяца жалованье, она сразу же истратила значительную его часть на покупку купальника, чтобы по воскресеньям ходить на пляж вместе с Отилией.

В той веселой и чувственной атмосфере, которая царила на пляжах Рио, девушка, подобная Карлоте, не могла остаться незамеченной. Однако, какими бы дружескими ни были приглашения провести время, какими бы смешными шутками ни пытались развлечь ее местные ловеласы, она не проявляла никакого интереса к ухаживаниям. Когда мужчины, улыбаясь, склонялись над ней, чтобы попытаться завязать разговор, вид их покрытых волосами грудей вызывал у нее страх.

У нее прекратились месячные. Мать однажды объяснила ей, что регулярные кратковременные кровотечения – естественная особенность женского организма. Карлота решила, что отсутствие ставшего уже привычным неудобства вызвано ее переездом в Рио.

Грудь ее увеличилась, и Карлоте отчего-то стало трудно застегивать на талии пуговицы униформы. Однажды сеньора сказала, что хочет с ней поговорить. Карлоту вначале удивили, а потом смутили вопросы хозяйки.

В тот же вечер один из многочисленных кузенов сеньора, по профессии врач, был приглашен вместе с супругой на обед. Незадолго до обеда Карлоте сказали, что доктор ее осмотрит. Осмотр показался девушке очень неприятным, но длился недолго. Закончив его, врач сообщил, что она беременна.

На следующее утро сеньора объявила Карлоте, что возмущена ее безответственностью и не намерена терпеть в доме такую ненадежную и недостойную доверия особу. Четыре дня спустя в доме появилась новая горничная.

Сложив скудные пожитки в картонную коробку, Карлота с остатками жалованья отправилась обратно в агентство. Увидев ее, женщина в приемной сразу же заявила, что больше ее не удастся никуда устроить.

Выйдя из здания агентства, Карлота зашагала по улице к вокзалу. Она решила вернуться обратно домой, но ей сказали, что поезда в нужном направлении не будет до полудня. Девушка направилась в парк на другой стороне улицы – очень хотелось побыть в таком месте, которое было бы ей хоть немного знакомо. Отыскав ту скамейку, на которой она совсем недавно пыталась переночевать, Карлота уселась, вытянула занывшие от усталости ноги… и тут наконец осознала весь ужас своего положения. Дома ее никто не ждал. Собственно, и дома у нее не было. Как же она сможет растить ребенка, ухаживать за ним?

Вид горько плакавшей молодой девушки привлекал внимание прохожих. У одних это зрелище вызывало в душе сочувствие, у других возникало мимолетное желание узнать, что так расстроило бедняжку, однако большинство равнодушно проходили мимо. Тем не менее нашелся человек, который, бросив на Карлоту короткий взгляд, мгновенно и точно оценил ситуацию. Чико Рибейро видел подобные сцены не раз и отлично знал, что ему следует делать.

Подойдя к скамейке, он уселся рядом с Карлотой и сказал:

– Не стоит так переживать.

Он повторял эту незамысловатую фразу снова и снова, вытирая с лица девушки слезы сильно надушенным платком.

Карлота никогда не видела таких чутких молодых людей с таким количеством золотых цепочек на шее и на запястьях, да еще обутых в такие замечательные белые туфли из крокодиловой кожи с чудесными кубинскими каблуками.

Ее душу захлестнула волна благодарности. Зарывшись лицом в его плечо, она заплакала еще горше. Вытащить деньги из кармана девушки для него было проще простого. Он еще некоторое время бормотал слова утешения, пока Карлота не начала понемногу успокаиваться. Затем посмотрел на свои золотые часы и воскликнул:

– Боже, мне пора бежать!

Впрочем, он ушел совсем недалеко – до ближайшего куста. Спрятавшись, Чико принялся наблюдать за девушкой. Посидев еще немного на скамейке, та встала и направилась к выходу из парка. Вскоре она скрылась из виду, но это не имело значения – Чико знал, что эта дурочка обязательно вернется.

Ждать пришлось каких-нибудь пятнадцать минут. Лицо девушки на этот раз было искажено ужасом. Опустившись на четвереньки, она принялась ползать около скамейки, просеивая между пальцами гравий. Наконец девушка рухнула на скамью и закрыла лицо руками.

Выйдя из-за куста, Чико Рибейро направился к ней.

– О, ты все еще здесь. Все в порядке? – обратился он к девушке с жизнерадостной улыбкой.

Вопрос, который в Рио-де-Жанейро был чем-то вроде приветствия, отозвался в сердце Карлоты острой болью.

– Не уходите, сеньор, – взмолилась она.

Чико и не собирался уходить. Более того, выслушав рассказ о ее бедах, он немедленно предложил ей поселиться у его невесты до той поры, пока она не подыщет себе работу и жилье. Карлота, не веря своему счастью, направилась за молодым человеком к его машине, прижимая к себе картонную коробку с вещами.

Невеста молодого человека жила в небольшой квартире на площади Мауа, неподалеку от порта. Она приветливо встретила Карлоту, назвалась Лулой и пригласила гостью на кухню, где готовила ужин.

Когда все трое уселись за стол, Карлота почувствовала, что страшно голодна, и, как только перед ней поставили тарелку, набросилась на мясо, рис и жареные бананы. Лула выслушала ее печальную историю и сказала, что, поскольку Карлота имеет опыт работы по дому, ее, возможно, заинтересует вакансия в салоне, которым она руководит. Заведение это, по ее словам, специализировалось на расслабляющем массаже. Массажистки, пояснила она, там же и живут, они все как одна большая семья. Девушка, занимавшаяся уборкой и другой подсобной работой, недавно уволилась, и на ее место еще не успели никого взять. Карлота с восторгом приняла предложение Лулы.

На следующее утро Чико отвез девушек в довольно неприглядного вида район. Прежде чем войти в дом, Лула быстро оглядела улицу, после чего, отперев замок входной двери, втолкнула Карлоту внутрь. Запах дешевых духов, разлитый в спертом воздухе, не мог заглушить вонь кошачьей мочи. Где-то в доме было включено радио, из которого лились звуки самбы.

Когда Лула и Карлота поднимались по лестнице, на площадку первого этажа вышла девушка-мулатка. На ней не было абсолютно ничего, если не считать босоножек на очень высоком каблуке. Весьма внушительных размеров бюст, впрочем, частично прикрывал эмалированный таз с водой, который девушка держала обеими руками. Лула познакомила их – имя мулатки было Неринья.

В конце коридора открылась дверь, из-за которой появился молодой светловолосый матрос. Он хотел было пройти к выходу, но Неринья, крепко сжав губы и выставив вперед объемистую грудь, преградила ему дорогу.

– Неблагодарный, сделай мне подарок, давай сюда доллары, – обратилась она к молодому человеку. – Неринья ведь была с тобой всю ночь, верно?

Мужчина осторожно вытащил из кармана банкноту. Приняв ее, Неринья уже собиралась зажать купюру в кулак, но Лула ловким, точным движением выхватила у нее кредитку и с улыбкой опустила себе в карман.

Карлота прижилась в салоне. Кроме нее и Нериньи, в заведении было еще две девушки – Мимоса из Сеары и Магнолия, родом из Пелотаса. У Магнолии было две кошки. Каждая из девушек имела свою комнату. Застекленные двери комнат, прикрытые занавесками в цветочек, выходили в коридор первого этажа. Комната Карлоты представляла собой маленький чердак, где было душно и жарко, даже когда со стороны гавани дул прохладный бриз. Но Карлота очень гордилась тем, что у нее снова есть свое жилье. Работа ее состояла в приготовлении еды для девушек, мытья полов и уборки постелей.

Расчет Чико был прост. Карлота была ему благодарна, а он вполне мог позволить себе подождать до тех пор, пока она будет способна оказывать его клиентам полный набор услуг. Что же касается ребенка, то он, по мнению Чико, мог быть полезен в другом виде его бизнеса, а именно в попрошайничестве.

Пока же жизнь Карлоты текла довольно размеренно. Девушки спали допоздна, а около полудня отправлялись на пляж. Карлота тем временем прибирала в комнатах. Около трех или четырех часов пополудни девушки возвращались и снова укладывались вздремнуть; затем все собирались в комнате Нериньи и слушали ее новый радиоприемник, обсуждая проблемы героинь «мыльных» опер. Между делом они шили и вязали одежду для будущего ребенка Карлоты.

По ночам Лула пускала в салон клиентов. В ожидании гостей она усаживалась в стоявшее в прихожей кресло-качалку и одну за другой курила сигареты. В те вечера, когда клиентов не было, ее и девушек иногда навещали Чико или Морена ду Сул, приятельница Лулы, работавшая в одном из баров рядом с портом. Карлота по вечерам сидела у себя на чердаке. Она боялась выходить в город одна, опасаясь, что с ребенком, который уже скоро должен был появиться на свет, что-нибудь случится.

Однажды Чико поручил Карлоте новую работу. Вместе с Мореной они должны были ездить по Рио в переполненных автобусах. Задача Карлоты состояла в том, чтобы, присмотрев наиболее обеспеченного по виду пассажира, устроившегося на сиденье, встать рядом с ним, выпятив живот. Пассажир, как правило, уступал ей место, руководствуясь самыми добрыми побуждениями. Если же он этого не делал, Морена начинала на весь салон честить бедолагу за отсутствие манер. Так или иначе, в конце концов мужчина вставал, и в неизбежно возникавшей при этой толчее Морена забиралась к нему в карман. Сделав свое дело, она выходила на ближайшей остановке. На следующей покидала автобус Карлота. Она поджидала Морену, после чего обе садились в очередной автобус.

Как-то они разыгрывали отработанный сценарий. Все прошло как будто благополучно, Морена пробиралась к выходу. Внезапно мужчина, которого она только что обчистила, обнаружил пропажу и закричал. Морена выскочила из салона, пассажир бросился следом. Карлота лихорадочно пыталась сообразить, что ей делать, но вдруг почувствовала резкую боль внизу живота и ощутила, как из нее начала хлестать жидкость, заливая сиденье. Страшно смутившись, она торопливо вышла, хотя другие пассажиры предлагали ей помощь.

Оказавшись на улице, Карлота побрела куда глаза глядят, но вскоре приступ боли повторился. Она с трудом сохранила равновесие, опершись о ствол огромной пальмы.

Вскоре она потеряла сознание. Карета «скорой помощи» доставила молодую женщину в больницу «Роча Маиа», и семнадцать часов спустя Карлота уже прижимала к груди новорожденную дочь.

Во время пребывания в больнице Карлота подружилась с уборщицей, приехавшей в Рио из Ресифи. Участие, которое проявила пожилая женщина к ней и к ее ребенку, заставило Карлоту поплакать о том, что ее мать не дожила до рождения крохотной Флоринды. Карлота назвала дочь в честь главной героини любимой «мыльной» оперы, искренне надеясь, что когда-нибудь ее Флоринда тоже станет богатой и известной.

Чико и пальцем не пошевельнул, чтобы попытаться разыскать Карлоту. Он был уверен, что она вернется, и оказался прав: через несколько дней после своего исчезновения Карлота появилась снова. В салоне поднялся переполох – Лула, Неринья, Магнолия и Мимоса ворковали над малюткой, пока не появился первый клиент.

Спустя месяц, когда Карлота готовила ужин, медленно помешивая фасоль и кусочки свинины вилкой, в кухню вошел улыбавшийся Чико с Флориндой на руках.

– Малышка готова к тому, чтобы немного подышать свежим воздухом, – заявил он. – Завтра утром вывезу ее погулять.

Карлота не поняла, о чем идет речь. Она каждый день гуляла с Флориндой, и ей казалось, что свежего воздуха ее дочь получает более чем достаточно.

– Но я не могу никуда отлучаться завтра утром, – сказала Карлота. – Я должна помочь Луле здесь.

– Тебе и не надо никуда отлучаться. И вообще, с сегодняшнего дня ты будешь видеть Флоринду только тогда, когда я тебе позволю. Я ее у тебя забираю.

Чико знал Карлоту уже несколько месяцев и привык к ее покорности. Однако он ее явно недооценил. Широко раскрыв глаза, Карлота прыгнула на него. Левой рукой выхватив девочку, правой она рассекла ему лицо вилкой от брови до подбородка. Брызнула кровь, заливая Чико глаз. На его крики сверху сбежались девушки. Они увидели, что входная дверь заведения распахнута, а Карлота и Флоринда исчезли.

Магнолия занялась лицом Чико, а Мимоса и Неринья бросились на улицу, но свист и улюлюканье мужчин, громкое гудение автомобильных клаксонов заставили их вспомнить, что они выскочили из дома в чем были – в туфлях на высоких каблуках и черном нижнем белье. Испугавшись, что вмешается полиция, они вернулись.


По шее Карлоты стекал пот, сердце бешено колотилось, но она продолжала мчаться все дальше, прижимая к себе ребенка. Флоринда заплакала. Задержавшись у входа в церковь, Карлота покормила младенца. Прикосновение десен малышки к груди помогло ей успокоиться. Глядя на личико Флоринды, Карлота вспомнила, как впервые кормила ее в больнице, и подумала о Марии, уборщице, которая была к ней так добра.

Насытившись, Флоринда заснула. Струйки молока стекали по ее щекам и губам, на которых появилась умиротворенная улыбка. Карлота охраняла ее сон, сколько могла, но когда церковные колокола прозвонили два часа ночи, тоже провалилась в сонное забытье.

Когда она проснулась, было все еще темно. Пеленки на Флоринде промокли насквозь. Ребенок беспокойно шевелился и хныкал. Карлота осторожно прижала дочку к груди и зашагала по пустынным улицам. Она забрела в какой-то обсаженный деревьями переулок и, убедившись, что вокруг никого нет, присела и справила нужду на тротуар. Взгляд Карлоты упал на приоткрытое окно дома, забранное металлической решеткой с декоративными завитушками. Между прутьями виднелся край занавески.

Оглядевшись, Карлота подняла с земли осколок стекла. Положив ребенка на подоконник, куском стекла она быстро отрезала от занавески лоскут. Пройдя пару кварталов, беглянка увидела неприметную арку, в которой перепеленала малышку в чистую ткань.

На улицах уже начали появляться люди. Карлота несколько раз спрашивала у прохожих дорогу и наконец оказалась возле больницы, в которой родила Флоринду. Неподалеку от входа она принялась ждать. Марию Карлота увидела издали. Окликнув ее, она впервые после своего бегства из массажного салона почувствовала себя в безопасности. Выслушав ее, Мария отправилась в здание больницы. Через некоторое время она вернулась с картонным стаканчиком кофе и пирожным и, протянув Карлоте, попросила ее подождать где-нибудь на улице до конца смены.

Карлота с малышкой на руках уселась на скамейку под пальмой и принялась ждать. В конце концов усталость взяла свое, и мать и дочь, разомлев под лучами утреннего солнца, уснули.

Мария в это время мыла пол нескончаемого коридора и думала о Карлоте. С ее помощью, рассуждала уборщица, легче будет управляться с работой по дому, и к тому же ее сыну Нелсону была нужна женщина. Карлота понравилась Марии: она была способна рожать красивых, здоровых детей.

Закончив работу, Мария предложила Карлоте пожить у нее. Уборщица рассказала, что у нее есть сын по имени Нелсон, который наверняка будет рад Карлоте. По ее словам, они с сыном жили в очень хорошей части города, из которой видны Жокейский клуб и бухта. Это произвело на Карлоту большое впечатление.

После долгой поездки на автобусе женщины почти час взбирались по крутому склону холма, продираясь сквозь заросли папоротников и лиан. Мария несколько раз предлагала Карлоте понести девочку, но та не соглашалась.

Наконец они оказались на тропинке между выстроенными из чего попало лачугами, лепившимися к склону горы. Тут Карлоте пришлось идти, держа Флоринду одной рукой – другой она вынуждена была отмахиваться от мух, тучами вившихся над грудами мусора и кучками экскрементов. Карлота не замечала голых ребятишек, тощих и чумазых, которые стайками играли вокруг – зрелище было для нее привычным с детских лет.

Мария открыла жестяную дверь одной из хижин. Внутри Карлота увидела молодого человека. Лежа на полу в брюках, он громко храпел. Рядом стояла пустая бутылка.

– Нелсон! – позвала Мария.

Тот не пошевелился. Мария тряхнула его за плечо, после чего Нелсон наконец проснулся и встал. Карлота увидела, что одна нога у него изувечена.

– Нелсон, это Карлота, – сказала Мария. – Она будет жить с нами. Ее дочку зовут Флоринда.

– Отлично, – сказал молодой человек, оглядывая Карлоту. Никаких объяснений ему не требовалось. Мать содержала его, и вот теперь привела ему миловидную женщину. Нелсон был доволен.

Через десять месяцев Карлота родила Сильвию. Младшую дочь она назвала в честь Сильвии да Коста, кинозвезды, которая в то время была невероятно популярна в Бразилии.

В день, когда Сильвии исполнилось три года, Мария заболела. Они с Карлотой собирались пойти на площадь и сфотографироваться вместе на память о дне рождения малышки, но в последний момент у Марии страшно разболелась голова, и она предпочла остаться дома. Нелсон объявил, что тоже останется в лачуге, чтобы присмотреть за матерью. Вскоре после того, как Карлота и девочки ушли, Мария заснула, а Нелсон отправился на ипподром.

На следующий день Марию осмотрели в больнице, где она работала. Врачи обнаружили у нее опухоль в мозгу. Вскоре она умерла. Не долго думая Нелсон, прихватив сбережения матери, отправился в Сан-Паулу, где, как ему сказали, можно было жить легко и беззаботно.

Карлота никогда больше его не видела. Нужно было как-то зарабатывать на жизнь, но она не могла ходить на работу, оставляя без присмотра Флоринду и Сильвию. Она прекрасно знала, что рано или поздно, вернувшись домой, не найдет там дочерей. Попрошайничество стало для нее единственным способом заработать хотя бы несколько крузейро, а обыскивание мусорных баков – единственной возможностью добыть для детей хоть что-нибудь съестное. Через два года после исчезновения Нелсона Карлота начала кашлять, а еще через год у нее в мокроте появилась кровь.

Да, жизнь никогда не щадила Карлоту. Порой она жалела о том, что ей все время не везло, но тут же спохватывалась и благодарила Бога за то, что он подарил ей ее девочек. Она любила их и давала им все, что могла.

…Наконец младшая дочь, успокоившись, заснула в ее объятиях, и Карлота, поцеловав Сильвию в лоб, уложила ее на постель из тряпья.

Глядя на спящих девочек, она в который раз поразилась их красоте, испытав невольный прилив гордости и тревогу.

Что будет с ними дальше?

Глава 7

Рио-де-Жанейро

31 декабря 1962 года

Солнце только что зашло, но сумерек не было – лиловая темнота по-южному мгновенно окутала море и землю. Флоринда и Сильвия влились в огромную толпу почитателей языческого культа, собравшихся на пляже Копакабана, протянувшемся вдоль авениды Атлантика – одной из роскошнейших улиц мира.

Все утро ушло у девушек на изготовление красивых венков и гирлянд из цветов, предназначавшихся для ублажения богини моря Йеманги: белые розы от Флоринды, красные цветы под названием «райские птицы» – от Сильвии. И те и другие рано утром украла из цветочного киоска возле Жокейского клуба Флоринда, в то время как Сильвия, следуя наставлениям старшей сестры, отвлекала внимание продавца.

Песок пляжа освещало пламя тысяч свечей. Около миллиона человек собралось у кромки океана, чтобы принять участие в ритуале, завезенном в Бразилию из Африки четыре века тому назад.

Сильвия и Флоринда пели и приплясывали под ритмичный бой барабанов вместе с толпой. Девушки были почти одного роста и исключительно пропорционально сложены. Движения сестер были настолько изящны, что их стройные, длинноногие фигурки казались невесомыми.

Обычно они приходили на пляж с Карлотой, но на этот раз нездоровье заставило их мать остаться дома.

Ее сил с трудом хватило на то, чтобы приготовить подарок для Йеманги. В последний момент Карлота объяснила младшей дочери, что ей нужно. На дне пивной бочки, полной всевозможных предметов, извлеченных из мусорных баков, Сильвия отыскала квадратный кусок материи, который мать подробно ей описала. Края его были грубо обрезаны каким-то примитивным орудием. Посередине квадратного лоскута виднелось большое застиранное пятно.

Карлота долго молча смотрела на кусок ткани, а затем перевела взгляд на дочерей.

– Принесите мне по одному из ваших цветков, – попросила она, стараясь, чтобы голос звучал не слишком устало. – И еще мне нужна нитка и иголка.

Карлота крупными стежками пришила цветы к краям лоскута и протянула свое странное изделие Сильвии.

– Когда вы будете дарить свои венки Йеманге, положите это рядом. Она знает, какое желание я загадала.

Голова Карлоты упала на постель из тряпья. Несмотря на жару, женщина постоянно дрожала от озноба.

– А теперь идите, девочки, идите, – прошептала она и уснула.

Сильвия не хотела оставлять мать одну, но Карлота сама настояла на том, чтобы они с Флориндой пошли к океану.

Танец сестер привлек внимание многих. Возле них один за другим возникали все новые партнеры, пока наконец какие-то двое мужчин, широко разведя руки в стороны, не отделили девушек от всех остальных.

Перед полуночью люди поспешили к воде с подарками в руках. У линии прибоя были расстелены кружевные скатерти, немедленно скрывшиеся под грудами подношений почитателей древнего культа: цветами, фруктами, всевозможными украшениями и шелковыми лентами. Люди были уверены, что если Йеманга согласится принять их дары, она ровно в полночь пошлет приливную волну. Тогда каждый из тех, кто пришел почтить богиню моря, мог надеяться, что она исполнит его заветное желание.

Сильвия и Флоринда успели к линии прибоя как раз вовремя. Лоскут Карлоты оказался на скатерти между венками, сплетенными ее дочерьми. Держась за руки, девушки вместе со всеми остальными стали напряженно ждать.

Внезапно вдали от берега поверхность океана словно вспухла, и в толпе зашелестел шепот. Вскоре уже можно было разглядеть двигавшуюся прямо на людей большую волну. Вот она обрушилась водопадом пены и с поразительной быстротой выкатилась на пляж.

Волна смыла приготовленные для богини дары, и восторженный рев собравшихся разом покрыл все остальные звуки, включая треск фейерверка, который в этот момент залил небо над Рио-де-Жанейро. Прилив продолжался. Люди стали мало-помалу расходиться. Вскоре мокрая полоса песка опустела. Только дар Карлоты, зацепившийся за что-то, мерно колыхался в воде.

– С Новым годом! – раздавалось на пляже то тут, то там.

– С Новым годом! – воскликнул один из двух мужчин, оказавшихся рядом с сестрами. – Меня зовут Карлос, – представился он. – А это Омар.

С этими словами он достал из кармана плоскую флягу. Омар, молодой человек приятной наружности, улыбнулся Флоринде.

– Давайте-ка как следует встретим Новый год, – предложил Карлос и, отхлебнув из фляги, выкрикнул: – Добро пожаловать, шестьдесят третий!

Он передал флягу Сильвии. Не желая признаться, что никогда раньше не пила ничего, кроме пива, да и то изредка, она сделала большой глоток. Виски обожгло горло, девушка закашлялась, из глаз ее потекли слезы. Карлос хлопнул ее ладонью между лопаток.

– С этой штукой надо быть поосторожнее, – сказал он. Затем его ладонь небрежно скользнула ниже. – Почему бы нам не найти какое-нибудь уютное местечко, где мы могли бы посидеть спокойно и посмотреть на фейерверк? Можем отправиться ко мне на квартиру. Вам, девочки, стоит взглянуть на мою машину – тачка просто класс.

Карлос зашагал к дороге, положив руки на плечи Флоринды и Сильвии. Омар взял руку Флоринды в свою. Она заметила на его запястье часы фирмы «Ролекс».

Все четверо пошли по улице, пробираясь сквозь толпу. Мужчины перебрасывались шутками и то и дело предлагали девушкам отхлебнуть из фляжки. Сделав глоток, Флоринда больше не стала пить виски, а Сильвия не отказывалась. Разговор произвел на нее большое впечатление – новые знакомые то и дело упоминали о машинах, яхтах, вскользь называли имена знаменитостей. Было очевидно, что они счастливые обитатели того мира, в который так стремилась Сильвия. Флоринда, которая между тем внимательно наблюдала за мужчинами, по тому, как на них сидела одежда, успела определить, что бумажников при них нет.

Омар предложил свернуть на одну из боковых улиц, и Флоринда с готовностью согласилась. Как только они свернули за угол, парень взял Флоринду под руку и ускорил шаг, так что они обогнали Карлоса и Сильвию на несколько ярдов. Омар болтал без умолку, все крепче обнимая спутницу за талию.

Постепенно шум толпы становился все тише.

Молодые люди и девушки оказались на площади, под кронами деревьев. Вокруг не было ни души. Флоринда бросила на Омара кокетливый взгляд.

– У меня кружится голова. Посидим где-нибудь, – сказала она, ухватившись обеими руками за обнаженное предплечье юноши и делая вид, что едва не потеряла равновесие.

Омар указал на беседку, почти скрытую цветущей бугенвиллеей, и двинулся туда. Флоринда почти повисла на нем, прижимаясь грудью к его груди, а рукой словно невзначай касаясь его паха. Дыхание Омара участилось. Глаза Флоринды были полузакрыты, но она видела, что Карлос повел Сильвию к ближайшим кустам, причем рука его лежала у девушки на ягодицах. Флоринду это обрадовало: предстояла работа, и она знала, что ей будет гораздо проще, если они с Омаром останутся наедине.

Войдя в беседку, она тут же опустилась на стоящую внутри скамейку. Омар присел рядом и обнял ее. Флоринда тихонько застонала, притворяясь, будто плохо понимает, что происходит. У Омара был немалый опыт общения с девушками, и он хорошо знал их повадки. Сегодняшняя партнерша, решил он, из тех девиц, которые предпочитают делать вид, будто ничего не соображают и потому совершенно беспомощны. Он начал ласкать груди Флоринды сквозь тонкую блузку, одновременно прижимая ее руку к своим оттопыривавшимся брюкам.

Издавая стоны и вздохи, Флоринда методично делала то, чему научил ее Марио, парнишка, который жил по соседству с их лачугой. Расплачиваться за полезные сведения и навыки ей приходилось по установленной Марио таксе – минет за урок. Теперь ей предстояло выяснить, чего стоила вся эта «наука».

Омар встал со скамьи, чтобы расстегнуть пояс брюк, и Флоринда решила, что пора действовать.

– О, я просто без ума от тебя, – прошептала она и опустилась перед ним на колени. Расстегнув молнию, она стащила с него трусы вместе с брюками до лодыжек. Затем, испустив страстный стон, Флоринда прикоснулась губами к его пенису. По телу Омара пробежала дрожь наслаждения – он мгновенно забыл обо всем на свете. Целуя его, Флоринда одновременно ласкала руками его ноги, опускаясь все ниже и ниже, пока не добралась наконец до ступней. Тогда быстро, как только могла, она связала вместе шнурки его ботинок.

Затем Флоринда ухватилась за запястья Омара – якобы для того, чтобы ей было легче держать равновесие – изо всех сил впилась зубами в нежную плоть. Сквозь страшную боль, Омар не почувствовал, как пальцы Флоринды расстегнули браслет его «Ролекса». Вскочив на ноги, девушка выбежала из беседки. Завопив от ярости, Омар бросился было за ней, но тут же рухнул ничком, запутавшись в шнурках.

– Сильвия, бежим! Помогите! Полиция! – во все горло закричала Флоринда, улепетывая в сторону ближайшей оживленной улицы. Она увидела, как из-за кустов показался Карлос – его рубашка и брюки были расстегнуты. Следом появилась Сильвия, в глазах которой блестели слезы. Флоринда схватила сестру за руку и потащила за собой, продолжая во весь голос звать полицию – до тех пор, пока не убедилась, что Карлос бросился бежать в противоположном направлении, а за ним, спотыкаясь, припустил Омар.

Флоринда не останавливалась до тех пор, пока они не оказались на людной улице. Еще раз убедившись, что их не преследуют, она повернулась к Сильвии.

– Ах ты, мерзкая шлюшка, – процедила она. – Погоди, придем домой – все расскажу матери.

– Пожалуйста, не говори ничего маме, – взмолилась Сильвия. – Ты же знаешь, она больна.

Флоринда почувствовала острую радость от сознания того, что сестра отныне полностью в ее власти.

– Ладно, подумаю. Только боюсь, что теперь меня будет тошнить всякий раз, когда я на тебя посмотрю, – сказала Флоринда и сунула украденные часы за пазуху. «Ролекс» скользнули вниз, до туго стягивавшего талию девушки пояса юбки.

До дому сестры добрались уже под утро. Когда они вошли в лачугу и увидели в свете первых утренних лучей солнца лежавшее на полу тело Карлоты, их поразило выражение ее лица: с него исчезли обычная тревога и озабоченность, черты матери казались необычно спокойными и умиротворенными и от этого обрели прежнюю красоту.

– Мама, мама…

Рыдая, Сильвия обняла Флоринду. Старшая сестра, глядя на тело матери, стояла не двигаясь, думая о том, что с этого момента жизнь будет гораздо легче: главной теперь была она.

Глава 8

Рио-де-Жанейро

Февраль 1966 года

– La plume de votre tante est sur la table,[1] – неуверенно произнесла Флоринда. – Non, la plume de ma tante n’est pas sur la table, elle est sur le[2]… О черт!

Флоринда стукнула кулаком по кофейному столику, стоявшему перед креслом, на котором сидела. Выключив магнитофон, она захлопнула книгу, лежавшую у нее на коленях.

– Интересно, долго еще ты собираешься заниматься этой ерундой? – крикнула из кухни Сильвия. – Даже я уже успела запомнить всю эту ахинею лучше тебя.

Младшая сестра остановилась в дверном проеме и приняла вызывающую позу, томно оперевшись о косяк и подбоченившись.

– Voulez-vous du cafe?[3] – спросила Сильвия издевательским тоном.

Флоринда бросила на нее сердитый взгляд.

– Я буду заниматься столько, сколько понадобится, чтобы выучить этот проклятый язык. Может, я не такая умная, как ты, но все равно уеду в Париж и стану манекенщицей, а ты останешься здесь, где тебя будет трахать твой жирный торговец автомобилями, который обязательно наградит тебя сифилисом, если только ты раньше не забеременеешь. – Флоринда вгляделась в лицо Сильвии. – Я миллион раз тебе говорила, чтобы ты не пользовалась моими тенями для глаз!

Сильвия чмокнула губами, посылая сестре воздушный поцелуй.

– Извини, пожалуйста. Ты, конечно, кое в чем права, но если бы не мой жирный торговец автомобилями, ты бы все еще барахталась в дерьме. Я бы на твоем месте сначала подождала, пока твой фотограф для начала выполнит свое обещание и сделает тебя знаменитой, а уж потом строила планы насчет Парижа.

Сильвия прошла через комнату и включила радиоприемник.

Комнату заполнила песня «Девушка с Ипанемы». Тихонько подпевая, Сильвия принялась танцевать вокруг кофейного столика.

– Скажи своему Рубену, чтобы он или продавал побольше машин, или перестал быть таким скрягой, – вставила Флоринда. – Ты пока что живешь не на Ипанеме.

– По крайней мере Рубен оплачивает все счета, и ты живешь здесь благодаря ему, – огрызнулась Сильвия, на секунду остановившись. Затем она присела на подлокотник кресла, в котором расположилась Флоринда, и обняла ее за плечи. – Давай не будем цапаться из-за пустяков. Перестань говорить о Рубене, а я слова не скажу против твоего Марко. Кстати, когда ты нас с ним познакомишь?

Флоринда ничего не ответила. Сильвия взяла со столика пачку сигарет, пустила в воздух несколько дымных колец и заговорила снова.

– Между прочим, мой Рубен только что получил целую кучу наличных от какого-то типа, который купил у него «ягуар», – с гордостью заявила она. – Ты бы видела, Флоринда, это просто чудо, а не тачка – представляешь, белая, с красными кожаными сиденьями. Покупатель собирается забрать ее в шесть часов в пятницу. Если хочешь, завтра я могу захватить тебя с собой в демонстрационный зал посмотреть эту машину, пока ее не увезли.

Флоринда встала, в упор глядя на Сильвию.

– Ты же знаешь, что я не выношу табачного дыма! – выкрикнула она. – Сейчас же прекрати курить.

Пораженная ее неожиданной вспышкой, Сильвия потушила сигарету в пепельнице. Флоринда тем временем направилась к двери.

– Пойду приму душ и приведу себя в порядок, – заявила она. – У меня нет ни малейшего желания бесцельно тратить время в твоем обществе. Марко собирается свозить меня в Копакабана-Пэлэс. Он заберет меня в семь часов, потому что хочет представить меня одному своему знакомому кинопродюсеру.

– Я уверена, ты будешь выглядеть великолепно.

– Тебя это не касается, – отрезала Флоринда.

– Обещай не входить в мою комнату, – умильно попросила Сильвия, решив от греха подальше сменить тему разговора. – Мне надо закончить костюм для завтрашнего вечера, хочу сделать сюрприз. Думаю, тебе понравится.

Флоринда пожала плечами и прошла через коридор в свою спальню. Закрыв за собой дверь, она прислонилась к ней и, закрыв глаза, закусила губу. Она была в ярости.

Целый год после смерти матери средства на жизнь и пропитание добывала Флоринда. Она воровала и время от времени, когда это было необходимо, торговала своим телом. Сильвия сидела, а чаще неподвижно лежала дома и слушала транзисторный приемник, который Флоринда украла специально для нее. Выходить на улицу Сильвия категорически отказывалась: смерть матери потрясла ее. Парни из их района, молодые бандиты, узнали об уязвимости девушки.

Как-то раз Флоринда, направляясь домой, проходила мимо группы парней. Они принялись грязно шутить, прохаживаясь на ее счет. Флоринда решила не обращать на это внимания. Однако один из мерзавцев увязался за ней и принялся громко во всех подробностях описывать, что ему хотелось бы проделать с Сильвией и Флориндой. Тогда девушка остановилась и схватила валявшееся на земле собачье дерьмо. Резко обернувшись, она размазала экскременты по лицу парня и вдобавок с размаху ударила его ногой в пах. Больше подобных проблем у нее не возникало.

Вскоре после первой годовщины смерти Карлоты Сильвия немного оживилась. Она стала бывать на пляже, привлекая своей красотой не меньше внимания, чем Флоринда. Девушке было нужно восхищение, и она получала его в избытке. Там же, на пляже, она познакомилась с Рубеном. Они начали встречаться ежедневно, и в конце концов Рубен, солидный мужчина средних лет, зарабатывавший на жизнь продажей автомобилей, снял для Сильвии меблированную квартиру на руа Палмейра, неподалеку от своего офиса. Сильвия дала согласие поселиться там, поставив одно условие – что сестра будет жить вместе с ней.

Иногда Рубен оставался на ночь, но редко. Он разводился со своей женой и был вынужден соблюдать приличия до момента окончательного урегулирования всех формальностей. Жил он вместе матерью.

Квартира, в которой поселились Сильвия и Флоринда, была маленькой, но в ней имелись гостиная, кухня, ванная комната, а также две спальни, одна из которых была достаточно большой, чтобы вместить двуспальную кровать. Сестрам все это, в том числе электрическое освещение, горячая и холодная вода, казалось неслыханной роскошью. Они быстро научились пользоваться ножом и вилкой, усвоили разницу между полотенцами и простынями, высокими стаканами для коктейлей и винными бокалами. Казалось, их жизнь изменилась к лучшему, однако Флоринда думала иначе.

В родной трущобе главной была она. Теперь бразды правления перешли в руки Рубена, он стал для Сильвии основным источником любви и денег. Флоринда была убеждена, что пройдет немного времени, и она в жизни сестры отойдет на второй план. Но Флоринда хотела быть первой – во всем и всегда.

Существовал еще один, более глубокий повод для недовольства. С тринадцатилетнего возраста Флоринда использовала секс для достижения своих целей. Мужчины не значили для нее ровным счетом ничего, и она абсолютно ничего не ощущала, оказываясь в их объятиях. Флоринда знала, что красота делает ее неотразимой в их глазах, и пользовалась этим, уверенная, что когда-нибудь ей в руки попадет настоящая добыча. Пока же она довольствовалась тем, что ловко очищала чужие карманы и время от времени проводила с кем-нибудь ночь в отеле, если предложенная сумма ее устраивала. Большинство мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело, вызывали у нее отвращение: почти у каждого были дряблые животы и варикозные вены на ногах.

Роман Сильвии с Рубеном потряс ее. Сестра разом добилась всех тех материальных благ, о которых так мечтала Флоринда, и вдобавок нашла человека, который ее обожал. Последнее бесило Флоринду больше всего.

Уязвленная гордость заставила ее придумать себе некоего Марко. Она взяла это имя из подписей под снимками в разделе мод журнала «О Крузейро», а Сильвии рассказала, что на пляже в Леблоне ее остановил какой-то фотограф и попросил для него позировать. Она описала его как высокого, широкоплечего блондина с серо-голубыми глазами, счастливого обладателя красного «тандерберда».

Сильвия действительно однажды видела такой автомобиль, заезжавший за Флориндой. Правда, из окна она не могла разглядеть, что за рулем сидел пятидесятичетырехлетний продавец металлолома Эпитасио Барбоза. Он был лыс, тучен и страдал одышкой. Однажды вечером он «снял» Флоринду на улице прямо из машины, когда она прогуливалась взад-вперед по авениде Атлантика. Раз в неделю они проводили по часу в отеле, после чего толстяк отправлялся к семье, а Флоринда – на последний сеанс в один из ближайших кинотеатров. На следующее утро она рассказывала Сильвии о том, в каких замечательных местах ей удалось побывать накануне.

Как-то раз Флоринда посмотрела фильм «Шарада» с Одри Хепберн. Образ элегантной героини натолкнул ее на очередную фантазию. За завтраком Флоринда заявила, что Марко якобы пообещал подыскать для нее работу в Париже. Когда Сильвия спросила, как сестра намерена обходиться во Франции без французского языка, Флоринда ответила, что без труда выучит его. В тот же день, потратив уйму времени на оформление документов, необходимых для получения заграничного паспорта, она израсходовала часть денег, оставленных ей Эпитасио за последнее свидание, на покупку лингафонного курса для самостоятельного изучения французского.

После первого же урока Флоринда пожалела об этом – упражнения оказались невыразимо скучными. Однако она не могла бросить занятия, предвидя, каким презрительным взглядом одарит ее сестра. Попав в ловушку собственного вранья, Флоринда была вынуждена продолжать изучать язык, который был ей совершенно ни к чему.

Сегодня Эпитасио собирался заехать за Флориндой в семь – он заранее предупредил ее, что накануне карнавала должен вернуться домой пораньше. Флоринда даже не стала наряжаться, решив, что попросит Эпитасио отвезти ее в тихое местечко где-нибудь в Тижуке, где они смогут наскоро заняться сексом на заднем сиденье. Ему такие вещи нравились, а она в этом случае могла вернуться обратно меньше чем через час, чтобы успеть пообедать с Сильвией.

Она подошла к спальне сестры и чуть приоткрыла дверь.

– Я поеду. Кажется, у меня начинаются месячные, поэтому скорее всего выпью какой-нибудь коктейль – и назад. Не уходи никуда сегодня – я приготовлю что-нибудь вкусное.

– И Рубену тоже, – обрадовалась Сильвия. – Он собирался повезти меня куда-нибудь, но я скажу, что мы будем обедать дома.

Флоринда ушла. Сквозь раскрытые окна в квартиру врывалось пение и пьянящий ритм самбы.


Флоринда вошла в гостиную, держа в руках поднос с кофейником и чашками, и, увидев, что Рубен держит в своей руке руку Сильвии, ощутила болезненный укол чувства, похожего на ревность.

– Обед был отличный, Флоринда, – похвалил ее Рубен, ковыряя во рту зубочисткой. – Давненько мне не приходилось есть такую вкусную ватапу.

– Это единственное блюдо, которое мама научила меня готовить.

Флоринда вдруг вспомнила, как они с матерью и сестрой разводили открытый огонь в своей хижине, как готовили еду в найденных на помойке пустых банках из-под растительного масла. Она тряхнула головой, отгоняя неприятные воспоминания, и взгляд ее случайно упал на золотой браслет на запястье Рубена с выгравированными на нем именем и фамилией владельца. Она поняла, как легко свалиться обратно в пропасть, из которой ей и сестре удалось выкарабкаться благодаря Рубену. И все же не испытывала к нему никакой благодарности.

– Мой мальчик очень устал и ужасно обеспокоен, – сказала Сильвия и нежно потрепала Рубена по щеке. – Сейчас я переоденусь, мы поедем куда-нибудь и будем танцевать всю ночь. Не стоит так переживать из-за сломанного сейфа, милый, – добавила она, допивая свой кофе.

– Что случилось? – спросила Флоринда, когда Сильвия вышла из комнаты.

– Ничего особенного, – ответил Рубен. – Просто в сейфе, который установлен в моем офисе, испортился замок. Я хотел бы, чтобы завтра его починили, но в карнавальную пятницу никого не заставишь этим заниматься. Да ладно, все не важно. Карнавал, карнавал… – тихонько запел он, отбивая ритм пальцами по столу и поводя мясистыми плечами, словно в танце.

Он посмотрел на Флоринду.

– Ты сегодня замечательно выглядишь. Почему бы тебе не поехать с нами?

– Боюсь, без кавалера мне будет скучно, – кокетливо ответила Флоринда. Она склонилась над столом так, что шелковая блузка соскользнула вниз и бюст остался почти совершенно открытым. – Может, ты сможешь развлечь меня потом, когда вернешься, – промурлыкала она и многозначительно облизнула губы.

Видя, что Рубен удивлен и несколько растерян, Флоринда, решив ковать железо, пока горячо, быстро вскочила со стула и уселась ему на колени, обвив руками шею. Ей вдруг стало ясно, что все ее раздражение было вызвано желанием, чтобы Рубен принадлежал ей. Во-первых, у него были деньги. Во-вторых, Сильвия, как и раньше, зависела бы от нее.

В этот момент в комнату вошла Сильвия в бикини из золотистой парчи и головном уборе, украшенном перьями. Флоринда получила большое удовольствие, увидев в глазах сестры гнев. Встав с колен Рубена, она, покачивая бедрами, направилась на кухню, бросив через плечо самым жизнерадостным тоном:

– Пойду помою посуду.

Сильвия пронзила Рубена злобным взглядом.

– Не смей липнуть к моей сестре! – выкрикнула она, пока тот вел ее к входной двери, безуспешно пытаясь объяснить, что произошло.

Флоринда слышала каждое слово последовавшей за этим перепалки. Настроение у нее сразу поднялось, и она, приступив к мытью горы грязной посуды, даже принялась насвистывать.

* * *

Роскошный «ягуар» стоял в центре демонстрационного зала. Флоринда провела рукой по боку автомобиля, и прикосновение к холодному металлу доставило ей больше удовольствия, чем все ласки любого из тех мужчин, с которыми ей доводилось иметь дело. Открыв широкую дверь, она скользнула на низкое красное сиденье, опьяненная запахом дорогой кожи. Приоткрыв дверь, в машину заглянул Рубен.

– Я не могу покатать тебя, – сказал он. – Покупатель собирался забрать ее сегодня вечером, и не стоит рисковать – не дай бог повредить такую красавицу.

Флоринда выбралась из машины и захлопнула дверь. Даже мягкий щелчок замка доставил ей наслаждение.

– Когда-нибудь у меня будет целая куча таких, всех цветов радуги, – заявила она.

За завтраком, слушая рассказы Сильвии о тех местах, где они побывали с Рубеном, Флоринда вдруг испугалась, как бы сестра не забыла, что приглашала ее с собой в демонстрационный зал посмотреть на эту машину. Наконец Сильвия спросила, поедет ли она взглянуть на «ягуар». Флоринда сделала вид, что ее это не очень интересует, и отправилась на кухню сварить еще кофе. При этом она прекрасно понимала, что Сильвия будет настаивать, чтобы она отправилась вместе с ней, – сестре было приятно хвастаться тем, что ее Рубен процветает.

– Поехали, Флоринда, – нетерпеливо сказала Сильвия, глядя на висевшие в демонстрационном зале часы. – Иначе мы никогда не попадем на пляж.

– Мне нужно в туалет, – коротко бросила Флоринда.

Рубен показал ей дверь в небольшом коридоре рядом с демонстрационным залом. Флоринда быстро осмотрела дамскую комнату и, придя к выводу, что для исполнения задуманного она не подходит, шмыгнула в мужскую. Там она обнаружила то, что искала, и заперлась в кабинке.


Гора, формой похожая на наперсток, так четко вырисовывалась на фоне закатного неба, что казалась сделанной из папье-маше. Однако ни Флоринда, ни Сильвия не обращали никакого внимания на замечательный вид – для них он был слишком привычным и представлял собой лишь декорацию для грандиозного карнавала, который только начинался и должен был продлиться пять дней.

Они прошли пешком от центра города до Леме – района, расположенного у самого начала Копакабаны. Большую часть пути девушки пританцовывали: как только они вышли из офиса Рубена, им стали то и дело попадаться танцевальные ансамбли. Теперь они двигались по авениде Атлантика в центре огромной толпы. Сестры не говорили друг другу ни слова – это было ни к чему. Они просто танцевали самбу, поддавшись магии карнавала, во время которого миллионеры нередко надевали лишь набедренные повязки, а жители трущоб – наряды из шелка, украшенные перьями.

Танец длился почти пять часов, когда Сильвия, почувствовав сильную жажду, дотронулась до плеча Флоринды.

– Давай посидим! – прокричала она, показывая на полотняный тент небольшого бара на боковой улице. – Я угощу тебя пивом.

Сестры подошли к ближайшему свободному столику под навесом и опустились на металлические стулья. Их обслужили мгновенно.

Сделав большой глоток, Сильвия слизнула с верхней губы пену.

– Именно то, что мне было нужно, – довольно вздохнула она и рыгнула. – Ой, извини, пожалуйста.

– «Ой, извини», – передразнила ее Флоринда и ядовито засмеялась. – Какая ты у нас стала паинька! Рубен сделал из тебя маленькую послушную куколку.

– Слушай, – удивилась Сильвия, – я хорошо знаю этот твой тон: когда ты так говоришь, значит, тебе хочется поцапаться. Но я не собираюсь с тобой ссориться, когда вокруг звучит самба. Ты только послушай, Флоринда! – Сильвия принялась отбивать пальцами по столу зажигательный ритм.

– Он превратил тебя в шлюху, – злобно проговорила Флоринда.

Сильвия уставилась на сестру. Черты лица ее разом стали жесткими.

– Вот что, сука, – прошипела она, – я сыта по горло твоими нравоучениями. Да, Рубен меня содержит, но и ты пользуешься его деньгами. И ни в кого он меня не превратил. Мне всегда нужен был человек, который защищал бы меня, заботился обо мне – в отличие от тебя. Тебе повезло, ты сильнее меня. Когда какой-нибудь тип, от которого тебя тошнит, сначала трахнет тебя, а потом сделает тебе подарок, ты принимаешь его и считаешь себя умной. А когда я принимаю подарки от человека, которого люблю, называешь меня шлюхой.

Флоринда сделала вид, что слова сестры ее разозлили.

– Ты просто идиотка. Пожалуй, нам не стоит больше жить вместе. С меня хватит!

Встав, Флоринда зашагала прочь. Сильвия швырнула на стол деньги и бросилась следом.

– Флоринда, ты меня не поняла. Пожалуйста, постой!

Флоринда побежала. Сильвия старалась не терять ее из виду, но тщетно – через несколько секунд сестра растворилась в толпе. Флоринда пробиралась сквозь людское море до тех пор, пока не оказалась на авенида Принцесса Исабель. Там на остановке она стала ждать автобус, чтобы отправиться домой. Она больше не торопилась. Первая часть плана была выполнена безукоризненно, но внутреннее напряжение лишь усилилось. Поссориться с сестрой для нее никогда не составляло труда. Теперь же предстояло решить куда более сложную задачу.


В бикини с серебристыми блестками и серебристых туфлях на высоком каблуке Сильвия казалась почти обнаженной. Глядя на себя в зеркало, она осторожно нанесла на веки еще немного теней и решила, что совершенно готова. С улицы послышался гудок клаксона – приехал Рубен. Девушка задержалась еще на несколько секунд, натягивая длинные черные перчатки, затем взяла с кровати головной убор, украшенный перьями, и вышла из комнаты.

Проходя мимо пустой спальни Флоринды, она невольно задумалась о том, где сейчас может быть сестра. За те несколько часов, которые прошли после их ссоры, Сильвия успела повидаться с Рубеном в его офисе. Она появилась как раз в тот момент, когда Рубен прощался с обладателем великолепного «ягуара». Сильвия рассказала приятелю о размолвке с сестрой, объяснив, что Флоринда якобы ужасно обиделась на нее из-за того, что она взяла ее тени для глаз. Рубен удивленно поднял брови, но никак не стал это комментировать. Вместо этого он предложил Сильвии пообедать в хорошем новом ресторане, который он обнаружил в Барра-де-Тижука – там было несколько прохладнее, чем в городе.

Она была так рада и чувствовала себя с Рубеном такой защищенной, что едва не поделилась с ним своей новостью, но в конце концов все же решила повременить. В конце концов, Сильвия еще не была уверена в том, что беременна: пока у нее на три недели запаздывали месячные, только и всего. «Поговорим после карнавала, – решила Сильвия, – к тому времени все прояснится».

Подойдя к машине, она положила головной убор на заднее сиденье, а сама села вперед рядом с Рубеном. Когда автомобиль тронулся с места, фары едва не выхватили из темноты Флоринду, которая в течение последнего часа пряталась в подворотне одного из соседних зданий, ожидая, пока парочка уедет.

Едва машина скрылась из виду, Флоринда бросилась вверх по лестнице. Остановившись у окна, выждала десять минут на всякий случай, затем прошла в свою спальню и переоделась. Взяв паспорт и билет на самолет, купленный еще днем, она сунула то и другое в сумку, украденную накануне. Туда же она положила взятую с полки старую фотографию и простое полотняное платье. На этом сборы закончились. В Париже ее ждала новая жизнь, а успех сегодняшнего предприятия зависел от того, насколько быстро она будет действовать.

На листке бумаги она нацарапала: «Сильвия мы ни можим жить вместе. Я уежжаю».

Затем в последний раз обошла комнаты. Возможно, она была бы счастлива в этой квартире, если бы не ревность и зависть.


Парад школ самбы был в самом разгаре. Добрый миллион зрителей громогласно приветствовал своих любимцев.

В течение многих месяцев бедняки Рио-де-Жанейро собирались в школах самбы своих кварталов, готовились, писали тексты песен, репетировали. И вот настал день парада, и десятки тысяч его участников двигались по авенида Риу Бранку в сказочных нарядах из бархата и атласа, украшенных перьями и блестками, фальшивыми драгоценностями и другой разноцветной мишурой, приобретенной на скудные сбережения.

Парад продолжался уже несколько часов. Впереди каждой из школ самбы двигалась громадная передвижная платформа с танцовщицами – фантастические конструкции, не менее великолепные, чем костюмы самих девушек. Дальше шли тысячи участников той или иной школы, затем танцующие дети…

На улице появлялись все новые и новые платформы, и наконец, к вящему восторгу сотен тысяч зрителей, показалась батерия – гигантский оркестр, сплошь состоявший из ударных инструментов. Люди танцевали, пели, смеялись – на мостовой и на тротуарах, в уличных кафе и на балконах зданий. Никто не обращал внимания ни на жару, от которой участники праздничного шествия и зрители обливались потом, ни на дождь, который время от времени начинал поливать город, напоминавший колоссальный, невероятно красочный калейдоскоп.

Наконец на Риу Бранку показалась «Портела», любимая школа Сильвии. Впереди катились сразу несколько платформ, сделанных в виде украшенных затейливой резьбой, золоченых старинных кораблей. За ними следовала толпа чернокожих танцовщиц, одетых в роскошные платья эпохи Людовика XV. Ощутив мощный прилив энергии, Сильвия затанцевала еще быстрее и, повернувшись к своему спутнику, прокричала:

– Посмотри, Рубен, они просто неподражаемы!

Но Рубен обеспокоенно посмотрел на часы.

– Думаю, нам пора на бал, – сказал он несколько раздраженным тоном.

– Почему? – не поняла Сильвия. – Сейчас только два часа. До трех ничего не начнется.

– Будет лучше, если мы поедем сейчас. – И Рубен, взяв ее за руку, повел прочь, с трудом прокладывая путь в толпе.

Наконец они добрались до того места, где Рубен оставил машину.

– Что случилось? – спросила Сильвия, растянувшись на заднем сиденье. Ей не хотелось снимать свой головной убор, а сидеть в нем было невозможно – он упирался в крышу и мог сильно помяться.

– Я нанял охранника, чтобы он присмотрел за офисом – сейф-то сломан. Но мне вдруг пришло в голову, что он, вместо того чтобы выполнять свою работу, сейчас скорее всего танцует где-нибудь на улице или кого-нибудь трахает, – пояснил Рубен. – Короче, мне хочется лично убедиться, что все в порядке.

– Напрасно ты беспокоишься. – И Сильвия принялась насвистывать мелодию самбы.


Добравшись до здания, Флоринда остановилась. Где-то вдали раздавались звуки самбы. Флоринда стояла неподвижно, пока не убедилась, что вокруг нет ни души. После этого она осторожно двинулась вперед, вплотную прижимаясь к фасаду. Наконец она нашла маленькое окошко, которое отперла еще утром, и распахнула его. Упираясь руками в подоконник, девушка стала протискиваться в узкий проем. Когда ей удалось просунуть в него голову и плечи, она бросила на пол мужского туалета сумку, а затем медленно, дюйм за дюймом, начала соскальзывать внутрь сама.

Наконец ее ступни коснулись сиденья унитаза.

Выйдя из туалета, она пробралась в вестибюль рядом с демонстрационным залом. Свет был выключен, но глаза Флоринды уже привыкли к темноте. Чуть приоткрыв дверь, она заглянула в просторное помещение и убедилась, что там никого нет. Было очень тихо. Тем не менее через демонстрационный зал Флоринда шла на цыпочках. Доносившиеся издалека едва слышные звуки самбы не могли заглушить сумасшедший стук ее сердца, отдававшийся во всем теле. Обратного пути не было: завтра Флоринда уже должна была лететь в Париж.

Добравшись до двери в офис Рубена, она потянула за ручку. Дверь была отперта. Вдруг Флоринде показалось, что она услышала звук дверного колокольчика. Она замерла на месте, прислушиваясь, но вокруг по-прежнему было тихо. Тогда она вошла в комнату и, затворив за собой дверь, включила настольную лампу.

Подойдя к сейфу, Флоринда опустилась на колени и потянула за ручку, расположенную рядом с цифровым замком. Дверца не сдвинулась с места. Панический ужас сдавил ей горло. Флоринда налегла на ручку изо всех сил и почувствовала, как дверца подается.

Внутри сейфа были две полки, забитые всевозможными документами и картонными папками. Она, однако, сразу заметила толстый коричневый конверт, лежавший на куче скрепок. Флоринда схватила его, и револьвер, который лежал поверх конверта и которого она поначалу не заметила, упал на пол. Флоринда рывком вскрыла конверт и увидела три толстые пачки стодолларовых купюр в банковской упаковке. Ей ни разу в жизни не доводилось видеть, тем более держать в руках столько денег. Флоринда уже собралась положить их в сумку, как вдруг дверь офиса распахнулась, и в глаза ей ударил луч света из фонарика.

Охранник в честь праздника выпил целую бутылку рома и еще не вполне протрезвел, поэтому движения его были несколько замедленными. При виде Флоринды он тут же включил верхний свет и потянулся к висевшей на поясе кобуре, но опоздал – Флоринда опередила его. Схватив с полу револьвер, она, не раздумывая, нажала на курок. Звук выстрела в закрытом помещении был оглушительным, но охранник его не услышал – пуля сразила его наповал.

Как раз в это время к зданию подъехал Рубен. И он, и Сильвия слышали выстрел. Вбежав в здание, они увидели, что дверь в кабинет Рубена открыта и там горит свет. Они застыли на пороге, пораженные открывшейся их глазам картиной: на полу лежал охранник, из маленькой ранки на его лбу сочилась кровь, а рядом с открытым сейфом с каменным лицом стояла Флоринда, держа в руках направленный на них револьвер.

– Что ты наделала! – вскрикнула Сильвия и ринулась к сестре.

– Ни с места, или я тебя застрелю! – взвизгнула Флоринда.

Сильвия прыгнула вперед и попыталась схватить сестру за руку, сжимавшую оружие. Рубен тем временем атаковал Флоринду с другой стороны, пытаясь обезоружить. Сильвии удалось вцепиться в револьвер, и она почувствовала, что ее палец оказался на спусковом крючке. Флоринда свободной рукой принялась выкручивать ей кисть.

Внезапно раздался грохот. Обе замерли на месте, затем резко отпрянули друг от друга. Рубен повалился на пол. На груди его, пропитывая рубашку, расплывалось кровавое пятно. Сильвия разжала руку в черной перчатке и, выронив револьвер, опустилась рядом с Рубеном на колени и склонилась, чтобы поцеловать его в последний раз.

Весь ее мир рухнул в одно мгновение. Всего несколько секунд назад у нее были два близких человека. Теперь один из них был мертв, другой предал ее.

Сильвия почувствовала прилив неистовой ярости. Рубен погиб по вине Флоринды. Ее алчность и зависть стали причиной его смерти, сломали жизнь ей, Сильвии. Испустив страшный вопль, младшая сестра бросилась на старшую.

Флоринда не колебалась ни секунды. Она прекрасно понимала, что выстрелы наверняка кто-нибудь слышал, и скоро на место происшествия прибудет полиция. Надо было думать только об одном – как спастись. Флоринда схватила со стола тяжелое стеклянное пресс-папье и изо всех сил обрушила его на голову Сильвии. Оглушенная, та зашаталась, и Флоринда принялась методично наносить ей удар за ударом, пока сестра не упала, рассыпав по полу белые перья с головного убора, словно убитая птица.

Флоринда бросилась наутек. Она бежала, не останавливаясь, до тех пор, пока не смешалась с толпой участников карнавала, далеко от комнаты, на полу которой лежали три бездыханных тела.

Глава 9

Париж

Апрель 1967 года

Сильвия вышла из метро. Остановившись под красивой металлической аркой, она осмотрелась. Хотя в этом не было необходимости – она была уже не в Бразилии, кошмар остался позади, – манера настороженно оглядываться по сторонам вошла у нее в привычку.

Улицы вокруг были пустынны. Время было позднее, респектабельные буржуа давно улеглись спать. После полуночи по Булонскому лесу и его окрестностям бродили только такие, как Сильвия. Она пересекла площадь и привычным маршрутом зашагала в сторону леса.

Из Рио Сильвия бежала больше года назад. Сознание вернулось к ней на следующее утро после трагедии. Единственным ее желанием было бежать от мертвых тел и воспоминаний, а также уничтожить все, что свидетельствовало бы о ее присутствии на месте происшествия. Если бы ее нашли, полиция наверняка предъявила бы ей обвинение в убийстве Рубена. Неудивительно, что она, придя в себя и обдумав свое положение, схватила сумку, брошенную Флориндой, и пустилась наутек.

Через несколько минут Сильвия остановилась, сообразив, что, во-первых, у нее совершенно нет денег, а во-вторых, что она по-прежнему одета в свой карнавальный костюм. У нее не хватило духу вернуться в офис и взять немного денег из бумажника Рубена – на место преступления уже могла прибыть полиция. Поэтому она решила пойти на квартиру: нужна была не только одежда, но и сумка, бумажник и удостоверение личности.

Когда Сильвия приблизилась к дому, где еще вчера была счастлива, она увидела клубы дыма, вырывавшиеся из ее окон, и пожарную машину, окруженную толпой зевак. Подумав, что Флоринда наверняка уничтожила все улики, Сильвия не стала дожидаться, пока ее кто-нибудь заметит, и бросилась прочь.

Только тут ей пришло в голову заглянуть в сумку сестры. Обнаружив там платье, она переоделась, свои испачканные в крови перчатки и головной убор с плюмажем из перьев бросила в сточную канаву. Затем она снова принялась рыться в сумке и выудила оттуда паспорт Флоринды и авиабилет до Парижа на ее имя с открытой датой. Сильвия решила сохранить и то и другое. Особенно большую ценность представлял паспорт. Внешне сестры были очень похожи, а документ, удостоверяющий личность, рано или поздно должен был понадобиться.

Пешком она добралась до северной части города. У перекрестка остановила грузовик, водитель которого согласился подвезти ее до Сан-Паулу. То, как пришлось с ним расплачиваться, было еще одним воспоминанием, которое она стерла из своего сознания.

В Сан-Паулу Сильвии скоро стало ясно, что заработать деньги она сможет только так, как это делала Флоринда. На нормальную работу она рассчитывать не могла: не было ни опыта, ни рекомендаций. Показывать паспорт Флоринды в качестве документа, удостоверяющего ее личность, Сильвия боялась.

За две ночи она добыла сумму, необходимую в качестве залога для того, чтобы снять комнатушку в одном из дешевых, обшарпанных отелей, в которые ее водили клиенты.

Вскоре подозрения Сильвии, что она беременна, переросли в уверенность. Она ждала ребенка Рубена. Если бы она решилась родить, это означало бы неизбежное возвращение в трущобы. Она рассказала о своей проблеме одной из новых подружек, промышлявших тем же ремеслом, что и она, и та дала ей адрес надежной женщины, которая помогала в таких случаях.

Сама операция не заняла много времени, но женщина предупредила Сильвию, что после возможно кровотечение. Когда Сильвия наконец добралась до своего номера в отеле, ее кровью насквозь пропитались четыре полотенца. Владелец гостиницы пригласил знакомого врача. Тот как мог ликвидировал с помощью иглы и ниток последствия варварской работы «благодетельницы», вкатил Сильвии огромную дозу антибиотиков и сказал, что на следующий день зайдет ее посмотреть. Доктор сказал, что она выздоровеет, но никогда не сможет иметь детей. Сильвия проплакала всю ночь, думая о Рубене и о том, как хорошо могла бы сложиться ее жизнь.

Шли дни, и она мало-помалу стала склоняться к мысли, что неудачный аборт не так уж и плохо. Ей удалось убедить себя, что она в любом случае не хочет иметь детей. Отчасти это помогло ей преодолеть чувство вины за смерть Рубена. Она знала, что во всем виновата Флоринда, но ее мучило, что именно она, Сильвия, нажала на спусковой крючок. Собственное бесплодие она воспринимала как Божье наказание за непреднамеренное убийство возлюбленного.

Через неделю после операции Сильвия смогла встать с постели. Большая часть сбережений ушла на покупку нового матраса, который Сильвии пришлось приобрести, чтобы не ссориться с владельцем отеля. Вскоре, однако, ей улыбнулась фортуна: первый же клиент, которого она привела в свой номер после выздоровления, заявил, что она слишком хороша, чтобы предлагать себя на улицах. Он обещал помочь ей устроиться на работу в «Мотылек» – так назывался бар в одном из самых бедных районов города.

Вскоре у Сильвии появились постоянные клиенты. Она даже ухитрялась кое-что откладывать. Но однажды вечером ей передали, что Туко – так звали владельца «Мотылька» – хочет с ней поговорить.

– Сегодня здесь были полицейские, – прямо заявил Туко. – Они разыскивали девушку, которая имеет отношение к одному убийству в Рио. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Нет. – Сильвии с большим трудом удалось сохранить бесстрастное выражение лица. – С какой стати это должно мне о чем-то говорить?

Достав из сумки сигарету, она закурила и отвела взгляд.

– А с той, что они дали мне описание той девчонки. Похожа на тебя. В мое заведение ходят солидные, респектабельные люди, многие из них женаты и не хотят неприятностей. Я сказал полицейским, что ничего не знаю, но если до завтра ты отсюда не уберешься, начну кое-что припоминать…

Сильвия вышла из плохо освещенного кабинета Туко, чувствуя, как от страха у нее сводит желудок. Ей удалось немного пожить под чужим именем, но теперь отпущенное время истекло.

Одна из девиц, крутившихся в баре, бывала в Париже. Она-то и рассказала Сильвии, что в столице Франции можно заработать неплохие деньги. Сама она проработала там почти год, но потом ее арестовали и выслали из страны как нелегальную иммигрантку. Сильвия призналась, что немного понимает по-французски, и девушка стала настойчиво убеждать ее попытать счастья в Париже, даже написала на клочке бумаги адрес отеля, в котором сама в свое время останавливалась, и название аллеи в Булонском лесу, где можно было без труда подцепить клиента.

Сильвия сохранила ту бумажку. У нее было отложено немного денег. Кроме того, был билет на самолет и паспорт Флоринды. «Что ж, – подумала Сильвия, – Париж не самый плохой выход из положения». Впрочем, она не могла просто поехать в аэропорт и сесть на первый же парижский рейс. Прохождение паспортного контроля в Бразилии представляло для нее серьезную опасность, а Сильвии не хотелось рисковать.

Она отправилась на автобусный вокзал и купила билет до Чуи. Два дня спустя Сильвия приехала в маленький городишко на границе с Уругваем. В полночь она ушла из Чуи пешком, держа в руках карту района, купленную на заправочной станции. Всю ночь она пробиралась проселочными дорогами в глубь уругвайской территории.

Рано утром Сильвия дошла до Коронильи и, сев в автобус, следовавший в Монтевидео, крепко заснула. В уругвайской столице она потратила часть своих скудных сбережений на покупку двух платьев, пары белых туфель и маленького чемодана, затем зашла в парикмахерскую, где подстриглась и сделала маникюр. После этого она отправилась в офис авиакомпании «Эр Франс» и предъявила билет Флоринды. Девушка у стойки сообщила ей, что билет необходимо использовать в ближайшие две недели, в противном случае он станет недействительным. Сильвия забронировала для себя место на ближайший рейс до Парижа, доплатив немного за перелет по маршруту Монтевидео – Рио-де-Жанейро.

В столицу Франции она прилетела на следующий день. У нее не было ничего, кроме пятидесяти долларов в кармане и страстного желания выжить. Чиновнику иммиграционной службы она объяснила, что приехала, чтобы провести во Франции отпуск. Когда он ставил в паспорте печать, Сильвия вдруг поняла, что с этого момента ей придется стать Флориндой.

В первый момент эта мысль вызвала у нее отвращение, но потом ей стало казаться, что смена имени не самое худшее в ее положении. Превращение из Сильвии во Флоринду было пусть хрупкой, но все же защитой от той омерзительной реальности, в которой ей приходилось зарабатывать на жизнь, продавая случайным мужчинам свое тело. С тех пор прошло три месяца.

Свет автомобильных фар, прорезавший темноту, отвлек Сильвию от ее мыслей. К ней на очень малой скорости приближалась машина. Сильвия остановилась и сняла плащ, под которым не было ничего, кроме чулок с поясом и тонкой цепочки, охватывавшей талию. Она принялась демонстрировать человеку, сидевшему за рулем, свои груди и великолепные ноги, длину которых подчеркивали туфли на высоком каблуке. Однако автомобиль проехал мимо, даже не притормозив, и Сильвия выплюнула ему вслед поток самых отборных французских ругательств, которые знала. В прохладном апрельском воздухе изо рта ее поднимался парок.

Когда автомобиль проезжал мимо, Сильвия успела разглядеть водителя. Лицо его было сильно накрашено, волосы обесцвечены, а вокруг шеи – длинный белый шарф. Надевая плащ, Сильвия подумала, что этому, должно быть, нужен кто-нибудь из «голубых», собирающихся на авеню Сен-Клу, и брезгливо передернула плечами.

Решив попытать счастья в другом месте, Сильвия свернула в одну из незнакомых аллей и увидела там поразившее ее зрелище. Под фонарями выстроились беременные женщины. Распахнув плащи и пальто, они выставляли на обозрение свои огромные животы, набухшие груди. Вдоль обочины стояли две или три машины – очевидно, беременные пользовались спросом. Некоторые мужики в самом деле ненормальные, подумала Сильвия, проходя мимо.

В это время одна из проституток, совсем молоденькая, повернулась и зашагала в том же направлении, что и Сильвия, в нескольких ярдах впереди ее. Рядом с ней притормозила машина. Женщина продолжала идти, и машина ползла следом. Водитель что-то говорил ей через полуоткрытое боковое стекло.

– Я иду домой, – сказала женщина.

В ответ водитель выскочил из автомобиля и схватил ее за руку. Беременная закричала. Мужчина ударил ее в лицо, затем вывернул руку за спину и стал подталкивать ее к машине. Женщина стонала и негромко звала на помощь.

Быстро оглядевшись, Сильвия увидела на земле пустую бутылку. Ни секунды не колеблясь, она подняла ее и бросилась вперед. Мужчина ее так и не увидел – лишь услышал цоканье каблуков, а затем в мозгу у него что-то ослепительно вспыхнуло, и он мешком свалился на землю. Сильвия, закинув руку женщины себе на плечо, повела ее прочь. Когда они оказались за территорией Булонского леса, на бульваре Ланн, Сильвия остановила такси.

– Где ты живешь? – спросила она у своей новой знакомой, почти девочки. – Я отвезу тебя домой.

– На площади Пигаль, – пошутила та.

– Я тоже, – улыбнулась Сильвия.

Взглянув на свою спасительницу повнимательнее, беременная поняла, что Сильвия промышляет тем же ремеслом, что и она. Она назвала водителю адрес, и такси тронулось.

После происшествия в Булонском лесу между женщинами возник некий дух товарищества, которого Сильвии уже давно очень не хватало в жизни, и внезапно в душе у нее вспыхнула надежда на то, что они подружатся.

– Меня зовут Сильвия. – Впервые за время своего пребывания в Париже она назвала свое настоящее имя.

– А я Ариан. Спасибо, что помогла. Ты ведь знаешь, какими сволочами бывают эти типы.

– Не следует работать в твоем положении, – заметила Сильвия.

– Беременные много зарабатывают, на них особый спрос, – рассмеялась Ариан. – Сразу видно, что ты нездешняя. Откуда ты?

– Из Бразилии. В Париже всего три месяца.

Сильвия окинула взглядом широкое лицо Ариан. Черты его были грубоваты, но глаза светились добротой, а в улыбке чувствовалась неподдельная теплота.

Ариан снова рассмеялась:

– Я слышала, что девушки из Бразилии пользуются большой популярностью. Но не подумай, что я ревную или завидую. У меня свои клиенты, у тебя – свои. – Она с лукавой улыбкой похлопала себя по животу. – Вот когда рожу, тогда, пожалуй, мы станем конкурентками.

– А когда должен родиться твой ребенок?

– Через три месяца, в июне. Надеюсь, я не слишком растолстею и смогу работать до самых родов. В последние два месяца можно зашибить славную деньгу.

– А это обязательно? – спросила Сильвия. С одной стороны, ей было жаль Ариан, с другой – она испытывала невольное отвращение от того, что только что услышала.

– Мне приходится содержать мать, а после рождения ребенка я некоторое время не смогу работать, – пояснила Ариан, положив руки на живот. Она сняла туфли и осторожно шевелила отекшими ступнями. – Слава Богу, мы почти приехали, – сказала она через некоторое время.

Такси затормозило около весьма неприглядного здания, обращенного фасадом в сторону железнодорожного склада. Ариан вытащила из кармана пятидесятифранковую бумажку и протянула водителю.

– Отвези мою подругу домой и дай ей сдачи, сколько положено.

Она с трудом выбралась из автомобиля и ухватилась за ближайший фонарный столб – ей стало плохо. Сильвия тоже выскочила на улицу и бросилась к ней. Таксист громко хлопнул дверцей и рванул машину с места, крикнув на прощание сквозь приоткрытое окно:

– Пошли ко всем чертям, шлюхи!

– Все мужики мразь, – пробормотала Ариан.

– Не обязательно, – возразила Сильвия. – У тебя ведь тоже может родиться мальчик. Пойдем, я помогу тебе.

Распахнув дверь подъезда, она нашарила выключатель. Одинокая лампочка выхватила из темноты грязные, с облупившейся краской стены. В подъезде воняло мочой.

– На каком этаже ты живешь? – спросила Сильвия, придерживая Ариан за руку.

– На последнем, конечно. А начиная со второго этажа и до самого верха света нет.

Через несколько минут женщины добрались до двери на верхней площадке лестницы. Ариан открыла ее и повернула выключатель. Вся мебель в ее жилище состояла из стола, трех сосновых стульев и матраса, лежавшего на голом полу у стены. По потолку тянулся карниз, к которому была прикреплена занавеска, разделявшая комнату на две части. Ариан тихонько задернула ее.

– У меня есть немного пастиса, – сказала она. – Больше мне нечего тебе предложить. Кухня на половине матери, а она, если ее разбудить посреди ночи, не сможет больше заснуть.

– Ничего не надо. Мне пора идти, – ответила Сильвия.

– Куда же ты пойдешь? Сейчас уже около четырех, и такси ты нигде не поймаешь. – Ариан взглянула на обнаженное тело Сильвии под распахнувшимся плащом. – И потом, полицейские могут спросить, что случилось с твоим платьем. Это в Булонском лесу они смотрят на такие вещи сквозь пальцы, но не здесь. Так что я лягу спать с ней, а ты устраивайся на моей постели.

Сильвия, больше года прожившая в полном одиночестве, без колебаний согласилась.

– Мне уже лучше, – сказала Ариан. – Давай все-таки выпьем немного.

Женщины сели за стол. Ариан налила в два стаканчика анисовки и добавила немного воды. Жидкость помутнела и стала белой как молоко.

– Твое здоровье, – сказала Ариан и одним глотком выпила свою порцию. – Ну а теперь расскажи о себе.

Сильвия коротко, опуская некоторые весьма существенные детали, поведала ей о последних трех годах своей жизни. Она рассказала о жизни в трущобах Рио, о смерти матери и о том, что решила уехать.

Ариан рассказала о своем детстве, которое прошло на ферме. Сильвия узнала, что отец ее погиб во время войны, а мать так и не оправилась от этого удара.

– Моего отца расстреляли боши на глазах у матери. Мне тогда было всего несколько месяцев от роду. Много лет после этого мать была все равно что зомби. Через некоторое время мы оказались в Париже. Она думала, здесь будет полегче… – Ариан с горечью рассмеялась и взглянула на часы. – О черт, уже почти пять, а я собиралась лечь пораньше, – спохватилась она. – Туалет там, в коридоре. Спокойной ночи.

Сильвия обнаружила, что туалет грязный, но не хуже, чем в отеле, где она жила. Вернувшись в комнату, она увидела на матрасе футболку, оставленную для нее Ариан, и чуть не прослезилась оттого, что о ней кто-то позаботился.

Ее разбудил запах свежесваренного кофе и теплого хлеба, позвякивание посуды – по-видимому, за занавеской накрывали на стол. Накинув плащ, Сильвия отдернула ширму.

– А, вот и ты! – улыбнулась Ариан. – Нана только что сходила в магазин, и теперь у нас есть свежий хлеб. Завтрак будет готов через минуту.

Сильвия увидела в комнате немолодую женщину. Она была хрупкая, болезненная на вид, почти седая и казалась гораздо старше, чем ее представляла себе Сильвия. Одета женщина была во все черное.

– Это моя мама. Можешь называть ее Нана – ей это нравится.

Все трое уселись за стол.

Гостья несколько смутилась под проницательным взглядом Наны, но болтовня Ариан развеяла напряженность.

– Надеюсь, ты останешься на ленч? Каждый платит за себя, – предложила Ариан, убирая тарелки со стола.

Сильвия обрадовалась: наконец-то у нее появилась подруга.

– Продукты куплю я, – предложила она. – Приготовлю ватапу – бразильское блюдо. Надеюсь, вам понравится.

– Ладно, – согласилась Ариан, – но расходы мы поделим.

Ариан и Нана приехали в Париж в надежде как-то устроить жизнь, но все пошло не так, как они рассчитывали. Денег не было, работы тоже. В Париже есть только один способ, которым четырнадцатилетняя девочка может заработать достаточно, чтобы прокормить двух человек. Мать молчаливо смирилась с ремеслом дочери.

Ариан забеременела случайно и поначалу собиралась сделать аборт. Однако как только Нане стало известно о том, что ее дочь в положении, это стало невозможно. Впервые Ариан увидела в глазах матери искорку надежды.

Разумеется, Ариан прекрасно понимала, какие сложности вызовет рождение ребенка. Ей трудно было содержать одного иждивенца. Двое – почти непосильное бремя, и его нужно было с кем-то разделить. Наиболее очевидным выходом из положения было найти себе мужчину, но Ариан этот вариант не подходил: на мужчинах она зарабатывала деньги. И вот неожиданно возникла Сильвия – это могло заметно облегчить их существование.

Пока они делали покупки на ближайшем рынке, Ариан спросила Сильвию, не хочет ли она переехать вместе с ней и Наной в большую по размерам квартиру. Она не забыла растолковать, что это обойдется Сильвии дешевле, чем снимать номер в отеле, а в том, что касается текущих расходов, ей придется оплачивать только свою долю. Сильвия немедленно согласилась.

Ленч по-бразильски прошел с большим успехом. Днем Сильвия перевезла в квартиру Ариан свои скудные пожитки. Ночью женщины отправились в Булонский лес вместе.

Вскоре обе убедились, что приняли правильное решение. Ариан почти сразу же удалось подыскать более просторную квартиру неподалеку от прежней. В ней было четыре комнаты, что позволяло каждой иметь свой уголок. Жизнь понемногу налаживалась.


Флоринда на цыпочках вошла в темную спальню и остановилась на несколько секунд около двери, чтобы убедиться, что супруги не проснулись. Она была одета в униформу уборщицы – на тот случай, если случайно столкнется с кем-нибудь.

Выждав немного, она быстро прошла к подзеркальному столику. Как она и ожидала, хозяйка не стала убирать свои драгоценности в сейф. Флоринда, которая проработала в доме уже пять месяцев, добилась доверия хозяев очень просто: ночью выкрала дорогой золотой браслет, а на следующее утро якобы случайно обнаружила его, взбивая диванные подушки. Получалось, что у сеньоры в самом деле не было причин для того, чтобы открывать сейф после долгой вечеринки: ее прислуга состояла из весьма надежных людей, сигнализация была включена, а по территории виллы, расположенной в одном из самых престижных районов Сан-Паулу, рыскали три эльзасские овчарки.

Флоринда положила драгоценности в карман, взяла с комода связку ключей, бросила презрительный взгляд на спящих богатых свиней и вышла из спальни.

В вестибюле она отключила сигнализацию, после чего отправилась во флигель для прислуги. Выждав немного и удостоверившись, что остальные слуги спят, Флоринда проскользнула на кухню и стащила с себя униформу уборщицы, оставшись в обычном платье.

Взяв в руку чемоданчик, оставленный возле кухонной двери, воровка вышла из дома. Собак Флоринда не боялась – они ее знали. Пройдя через сад, она открыла боковую калитку и оглядела пустынную улицу.

Сантос должен был ждать ее в машине в двух кварталах от виллы. К тому времени, когда хозяева проснутся и вызовут полицию, Флоринда и ее сообщник рассчитывали быть уже в Рио-де-Жанейро. Сценарий дальнейших действий был для Флоринды привычным. Две или три недели они с Сантосом проведут на пляже, загорая и веселясь, после чего она наймется в прислуги в какой-нибудь приличный дом, только теперь уже в Рио, и в течение нескольких месяцев будет трудиться. Затем у нее внезапно заболеет мать, и ей придется уехать. Великолепные рекомендации хозяев в Рио-де-Жанейро помогут получить место прислуги у каких-нибудь богачей в другом городе. Их она снова обчистит. Сантос продаст добычу в Рио, после чего все начнется сначала.

Как всегда после удачной работы, Флоринда поймала себя на том, что думает о сестре и о той ночи в офисе Рубена. Сильвию она ненавидела. Именно из-за нее ей, Флоринде, пришлось стать воровкой: после смерти матери нужно было как-то кормить и себя, и младшую сестру. Если бы не она, Флоринда была бы порядочной девушкой, вышла бы замуж за обеспеченного человека и жила бы так, как те богатые бездельницы, которым теперь она была вынуждена прислуживать.

Единственным утешением для Флоринды была мысль о том, что Сильвия сейчас наверняка в какой-нибудь дыре, а может, ее вообще уже нет в живых.

Она увидела впереди припаркованную у обочины машину Сантоса и побежала к ней.

Глава 10

Париж

Май 1967 года

Ночь выдалась дождливая и ветреная, в такую погоду клиенты появлялись в Булонском лесу довольно редко. Сильвия подумывала о том, чтобы остаться дома, но в последнее время Ариан не могла работать, а деньги были необходимы – ребенок должен был родиться через две недели.

Сильвию вывел из задумчивости сильный раскат грома. Она невольно чертыхнулась про себя при мысли о том, что скоро снова пойдет дождь, и уже совсем собралась было домой, как вдруг увидела свет фар приближавшегося автомобиля. Стоя у обочины, она распахнула плащ и подбоченилась. Черный виниловый корсет соблазнительно приподнимал ее груди и подчеркивал стройную талию. Машина остановилась рядом с ней, боковое стекло опустилось.

Сильвии довелось повидать немало мужских лиц, но это показалось ей особенно неприятным. Человек в машине не был уродом, но у него был холодный взгляд, а тонкие губы усиливали впечатление жестокости. Однако незнакомец сидел за рулем дорогого авто, и Сильвия решила, что у нее бывали клиенты и похуже.

– Минет делаешь? – спросил мужчина.

– Да, – ответила Сильвия, обрадовавшись, что клиент не тратит времени на пустые разговоры, от которых у нее всегда возникало чувство неловкости.

– Во сколько мне это обойдется?

– Сто франков.

Назвав цену, Сильвия подумала, что если у этого типа есть хоть капля разума, он начнет торговаться. Но он, открыв дверь, сказал:

– Садись.

Сильвия уселась рядом и протянула руку ладонью вверх. Мужчина отдал ей купюру и погнал машину в сторону озера, говоря что-то о погоде, о том, какая мерзкая выдалась ночь. Наконец они свернули на широкую лесную тропу и незнакомец припарковал машину так, чтобы ее не было видно с дороги.

– Приехали. – И он наклонил спинку своего сиденья так, что она приняла почти горизонтальное положение. Затем расстегнул брюки и, откинувшись, пробормотал: – Ну, давай.

Сильвия приникла лицом к его промежности и, закрыв глаза, принялась за работу. Время от времени она издавала страстный стон, чтобы продемонстрировать клиенту, что занятие доставляет ей удовольствие, хотя на самом деле думала в это время о том, что надо будет купить завтра утром. Вдруг она почувствовала, что мужчина правой рукой шарит между передними сиденьями, а в следующее мгновение услышала щелчок и почувствовала, как к горлу ей приставили холодное лезвие.

– Прекрати сачковать, сука, не то тебе плохо придется, – хрипло пробормотал он и провел ножом по шее Сильвии вниз, так что острие едва не прокололо кожу. Затем принялся изрыгать непристойности. Сильвия похолодела от ужаса, но вскоре заметила, что по мере того, как ругательства становились все грязнее, давление ножа на ее шею ослабевало. Забыв о покупках, она пустила в ход все свое умение. Наконец тело клиента содрогнулось, а из горла вырвалось удовлетворенное ворчанье.

– Это было неплохо, – сказал мужчина, застегивая брюки, но все еще держа раскрытый нож в руке.

Сильвия посмотрела на него с притворным восхищением.

– Ты лучше, чем большинство тех, с кем мне приходилось иметь дело, – пробормотала она.

Мужчина поднял руку с ножом на уровень лица. Глаза его возбужденно поблескивали в темноте.

– Тебе нравятся острые ощущения, верно? – сказал он. – У меня дома есть кое-какие интересные штучки. Поехали, я беру тебя на ночь.

Мозг Сильвии лихорадочно работал.

– Через пять минут в аллее меня будет ждать полицейская машина. – Она кокетливо улыбнулась. – Ты не единственный, кому я нравлюсь, а ажаны не любят, когда их «кидают». Полетт – она стояла рядом со мной – скажет им, в какую машину я села. Мы, уличные девчонки, привыкли запоминать такие вещи.

– Ладно, отвезу тебя назад, – сказал мужчина после некоторого раздумья. – Но мне действительно хотелось бы встретиться с тобой у меня дома… Я хорошо заплачу.

Сильвия ничего не ответила.

– Ты иностранка. Откуда ты? – неожиданно спросил незнакомец.

– Зачем тебе это?

– Если у тебя какие-нибудь проблемы с бумагами, можем заключить сделку. Я зарабатываю на жизнь тем, что подделываю документы. Давай так: сначала повеселимся как следует, а потом я сделаю все, что тебе нужно.

Они выехали на ту аллею, где Сильвия села в машину, и незнакомец затормозил. Написав что-то в своем блокноте, он вырвал листок и протянул Сильвии:

– Вот мой телефон. Меня зовут Пьер. Если буду нужен, позвони.

Стараясь больше не смотреть на него, Сильвия выбралась из автомобиля. Дождавшись, когда задние габаритные огни машины исчезнут в ночи, она бросила листок в сточную канаву, но тут же наклонилась и подняла.


Ариан и Сильвия завтракали. Роды задерживались уже на две недели относительно предполагаемого срока. Нана ушла за покупками. С тех пор как Ариан перестала выходить из дома, молодые женщины впервые остались одни.

– В какой больнице ты хочешь рожать? – осведомилась Сильвия, намазывая маслом кусок багета.

– Я буду рожать здесь, дома.

– Почему? – удивилась Сильвия. – Все пройдет куда легче и безопаснее, если рядом будут доктора.

– Не лезь не в свое дело, – отрезала Ариан, но тут же, смягчившись, похлопала подругу по руке. – Извини. Я знаю, ты беспокоишься за меня. Дело в том, что в больнице мне начнут задавать всякие вопросы, и как только выяснится, что я не замужем и зарабатываю на жизнь проституцией, ребенка у меня заберут и отдадут на усыновление.

Сильвия не была уверена в правоте подруги, но решила не спорить.

– Не волнуйся, Нана обо всем позаботится, – снова заговорила Ариан. – Она знает все о родах и подобных вещах. Я буду орать как резаная, но уж это вам придется потерпеть.

Ариан с трудом встала и пошла на кухню, но вдруг застыла на месте и издала громкий крик. По ногам ее, пропитывая юбку, потекли воды. Опершись на стул, Ариан рукой потерла поясницу.

– Ну вот, началось, дорогая, – сказала она Сильвии. – Боль была будь здоров.

В это время женщины услышали, как открылась дверь, и Сильвия бросилась навстречу Нане.

– Слава Богу, что вы пришли. У Ариан отошли воды.

– Сама вижу, – пробормотала Нана, глядя на лужу посреди комнаты.

Сильвия бросилась на кухню за ведром и тряпкой и принялась вытирать пол. Покончив с уборкой, она вернулась в спальню.

Нана сидела рядом с Ариан, держа ее за руку. Сильвия никогда раньше не видела ее настолько сосредоточенной, даже торжественной – у нее был такой вид, будто жизнь наконец-то обрела смысл.

К семи часам схватки у Ариан стали очень частыми. Она инстинктивно начала тужиться, поднимая колени, но мать посоветовала ей не торопиться.

– Я чувствую, как он ворочается, Нана… – стонала, сжимая руку матери, Ариан, лоб и верхняя губа которой покрылись бисеринками пота. – Пожалуйста, позволь мне тужиться! Я не могу больше, Нана, я сейчас разорвусь!

– Уже скоро, дорогая, я уже вижу головку, – ласково говорила Нана. – Теперь тужься! Тужься посильнее!

Сильвия на цыпочках обошла Нану сзади – ей хотелось видеть, как все произойдет. Глазам ее открылась верхняя часть головки ребенка, покрытая мокрыми, слипшимися волосиками. Медленно, очень медленно наружу появилась вся головка, и Сильвия, чувствуя в горле комок, разглядела крохотное личико с закрытыми глазами, все в крови и слизи.

Нана быстро взяла с маленького столика, заранее поставленного ею рядом с кроватью, кусок марли и протерла ребенку рот, нос и глаза. Затем наклонилась и, как показалось Сильвии, поцеловала ребенка в нос и в губы. Лишь через некоторое время до нее дошло, что таким образом Нана освобождала ему дыхательные пути.

Вслед за головкой на свет появилось плечо, потом другое, затем крохотные ручки и худенькое тельце. Нана приподняла голову и плечики младенца так, чтобы мать могла увидеть его. Лицо Ариан просияло.

По щекам Наны текли слезы.

– Родная, это девочка, чудесная маленькая девочка, – сказала она.

Сильвия тоже заплакала, охваченная незнакомым ей ранее желанием защитить такое беспомощное и такое милое маленькое существо.

Новорожденная тоже заплакала, и Сильвия увидела, как кожа ее прямо на глазах сменила цвет с синеватого на розовый. Положив девочку на мягкое полотенце, Нана быстро перевязала пуповину в двух местах и перерезала заранее простерилизованными ножницами. Затем она завязала остаток пуповины узлом, завернула малышку в полотенце и с улыбкой протянула Ариан.

Сильвия, стоя рядом с подругой, во все глаза смотрела на младенца, уцепившегося за мизинец матери.

– Как ты ее назовешь? – спросила она.

– Глорией, – уверенно ответила Ариан. – Она сделала меня самой счастливой женщиной на свете.


Ариан, стиравшая пеленки, подняла голову и выглянула в окно.

– Какой чудесный вечер, – сказала она, обращаясь к Сильвии. – Может, выпьем пива перед работой? Я проторчала дома целых три недели и хочу как следует отметить последние моменты моей свободы.

Сильвия отложила в сторону иллюстрированный журнал, от начала до конца посвященный светской хронике. Она пристрастилась к этому чтиву – перед ней словно приоткрывалась заветная дверь в сказочный мир.

– Я буду готова через минуту, – откликнулась она.

Накануне вечером Ариан объявила, что на следующую же ночь выйдет на работу.

– Я не могу позволить себе продолжать бездельничать, – сказала она. – В полночь покормлю Глорию, а потом мы можем вместе с Сильвией отправиться в Булонский лес. Я уверена, что ты присмотришь за малышкой, Нана.

– Не волнуйся, я знаю, как управляться с детьми, – успокоила ее мать. – Это единственное, что я умею.

Сильвия обратила внимание, что перед своим первым выходом после вынужденного перерыва Ариан накрасилась с особенной тщательностью.

– Кому-то сегодня здорово повезет, – сказала Сильвия подруге. – Ты классно выглядишь.

– Плевала я на мужиков. Я это для себя. Последние два месяца я выглядела так, что меня можно было перепутать с обезьяной.

Женщины вышли на улицу.

– С погодой нам повезло, – сказала Ариан, глядя на небо. – Пройдемся до Пигаль и там выпьем пивка?

Сильвия и Ариан, двинувшись вперед по бульвару, ненадолго задержались у газетного киоска, чтобы поглазеть на обложки модных женских журналов.

– Посмотри, какая прелесть. – Ариан указала на обложку, где красовалась дама в элегантном синем пальто. Через всю фотографию тянулась броская надпись: «Баленсиага – зима/осень 1968».

– Только сумасшедший может думать сейчас о зимней одежде. Ладно, пойдем.

Взяв подругу под руку, Ариан повела ее прочь от киоска. По мере их приближения к площади Пигаль тротуары становились все более людными, и через некоторое время они уже были вынуждены буквально протискиваться сквозь толпу, состоявшую преимущественно из мужчин.

– Через год брошу это занятие, – заявила вдруг Ариан. – Меня от него уже тошнит. Ты только посмотри на этих ублюдков – у них же прямо слюни текут, как у собаки, которой показали кусок колбасы.

Сильвия не стала озираться по сторонам – она видела эту похотливую толпу каждый день. Ей тоже надоело торговать собой. Внезапно в мозгу у нее промелькнула мысль о Пьере. А что, подумала она, если он действительно сумеет раздобыть или сделать ей новые документы?

– А чем ты хотела бы заниматься? – спросила она Ариан.

– Накопить побольше денег, а потом арендовать маленькое кафе у моря, где-нибудь на побережье Бискайского залива. Я там никогда не была, но Нана там выросла, и ей хотелось бы туда вернуться. Глории было бы очень хорошо в тех местах – она могла бы играть на пляже и строить замки из песка. Ты тоже могла бы поехать с нами.

– Я бы с удовольствием, – сказала Сильвия.

На какой-то момент она представила себе, как они с Ариан и Наной вместе работают в небольшом кафе на берегу моря, но эта чудесная картина показалась ей слишком нереальной.

Ариан указала рукой на кафе, расположенное на другой стороне бульвара:

– Давай приземлимся вон в том заведении. – И она шагнула на мостовую.

В этот момент какой-то прохожий ущипнул ее за ягодицу, после чего гордо глянул на своих приятелей, стоявших поодаль на тротуаре, и ухмыльнулся.

Ариан обернулась с перекошенным от ненависти лицом.

– Ах ты, ублюдок! – выкрикнула она, глядя на самодовольного идиота, и сделала шаг назад, чтобы пнуть его в пах. Однако сделать выпад она не успела – черный автомобиль, на огромной скорости мчавшийся вдоль бульвара, сбил ее, подбросив вверх, словно тряпичную куклу. Падая, Ариан ударилась головой о гранитный бордюр, мгновенно сломав шейные позвонки. Все произошло так быстро, что она не успела даже вскрикнуть.

Сильвия бросилась к подруге и склонилась над распростертым на мостовой телом. Душу ее переполняли ужас и боль, но тут же они сменились яростью. Грязно ругаясь, она обрушила на болвана, по вине которого погибла подруга, град ударов. Толпа зевак наблюдала за происходящим, пока наконец кто-то не крикнул:

– Вызовите полицию!

Услышав слово «полиция», Сильвия почувствовала, как сердце похолодело от страха. Ее наверняка отвезут в участок и станут допрашивать, спросят документы, а это означало только одно – через какое-то время она неизбежно окажется в бразильской тюрьме.

Сделав над собой усилие, Сильвия отошла от неподвижного тела Ариан. При этом ее захлестнуло чувство вины: она предавала подругу, которая сделала для нее так много хорошего. Однако выбора у нее не было. Бормоча себе под нос, что нужно позвонить, она юркнула в какое-то кафе, выскочила через черный ход и бросилась бежать во весь дух. До нее донеслось завывание полицейских сирен, но, оглянувшись через плечо, Сильвия с облегчением убедилась, что ее никто не преследует.

Стоило немного расслабиться, как на нее снова нахлынуло чувство тяжелой утраты. Она зашагала дальше, словно в забытьи. Только добравшись до дома, Сильвия осознала, что придется рассказать о случившемся Нане. Она подумала о Глории, о том, что теперь малышка останется на попечении бабушки, испытывающей неодолимый страх перед окружающим миром. Единственным человеком, который мог позаботиться о них обеих, была она, Сильвия. Но два этих беспомощных человека, вдруг поняла она, могли стать ее спасением…

Войдя в квартиру, Сильвия сразу направилась к комнате Наны.

Та сидела на узкой железной кровати. Она была еще одета, на коленях у нее лежал раскрытый молитвенник.

– Я вижу, у тебя плохие новости, – сказала Нана, подняв глаза.

– Да, – ответила Сильвия, собираясь с духом.

Она рассказала матери Ариан о происшествии, изо всех сил стараясь не плакать.

– Пойми, Нана, я не могла там остаться. Но поверь, Ариан была мертва, когда я ушла. Ты ведь знаешь, что у меня проблемы с документами. Если я попадусь полиции, меня выставят из Франции, а в Бразилию я возвращаться не могу.

Нана не стала спрашивать почему – ее в этот момент интересовало только одно:

– Ты знаешь, куда они ее увезли? Я хочу ее видеть.

С этими словами Нана встала, готовая идти на улицу. Сильвия глубоко вздохнула. То, что ей предстояло сказать, было единственным выходом для всех – и для нее, и для Глории, и для самой Наны. Но от этого ей было ничуть не легче.

– Нана, послушай меня. Ариан была твоей дочерью, и я понимаю, каково тебе сейчас. Но мы обязаны думать о будущем, о Глории. Именно это сказала бы Ариан, если бы могла.

Сильвия ненадолго замолчала. Ей показалось, что Нана хочет ее о чем-то спросить, но та промолчала, опустив глаза, и Сильвия заговорила снова:

– Ты хочешь увидеть Ариан, проститься и похоронить ее. Это твое право. Но я не знаю, куда ее отвезли. Чтобы выяснить это, надо позвонить в полицию. Сейчас Ариан проходит у них по бумагам как неопознанное тело, но как только они установят ее личность, они разыщут тебя, а потом и меня. – Сильвия закусила губу. Было очевидно, что пути назад нет, поэтому она, сжав кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, продолжила: – Если меня заберут, о тебе и о маленькой Глории некому будет заботиться. Пройдет какое-то время, и тебе скорее всего придется сдать девочку в приют. Если ты оставишь все как есть и не станешь ничего предпринимать – а это значит, что Ариан так никто и не опознает, – то, клянусь Богом, я буду заботиться о тебе и о малышке до тех пор, пока жива. Глорию я люблю как родную дочь и за тобой буду ухаживать, как за собственной матерью.

Лицо Наны исказилось от боли.

– Ты хочешь, чтобы я отказалась от дочери, – проговорила она сдавленным голосом.

– Нет, Нана, я ни за что не осмелилась бы просить тебя об этом. Я прошу тебя отказаться от ее тела ради ее дочери и твоей внучки. И ради тебя самой.

Нана молча прошлась по комнате и остановилась перед старой фотографией своего мужа.

– Я должна подумать. Поговорим завтра утром.

Впрочем, несчастная, убитая горем женщина уже знала, каким будет ее ответ. Ариан она уже потеряла. Терять и внучку она не хотела.

Выйдя из комнаты Наны, Сильвия прошла в спальню Ариан. Там она замерла на минутку, глядя на спящего ребенка. Со слезами на глазах она дотронулась до щечки Глории, затем резко повернулась и принялась рыться в ящиках старого комода. Через несколько секунд нужная вещь была у нее в руках.

Метнувшись в свою комнату, Сильвия сунула карточку с загнутыми уголками в один из журналов. Затем вывалила содержимое своей сумки на кровать и выхватила из кучки предметов смятый клочок бумаги и свои ключи. Проходя мимо комнаты Наны, она прислушалась, но за дверью было тихо. Сильвия собиралась вернуться буквально через несколько минут – уличный телефон-автомат находился в каких-нибудь пятидесяти ярдах от дома.


В конце улицы был виден великолепный купол Пантеона, сверкавший серебром в лунном свете. Но Сильвию не волновали красоты Парижа. Она была полностью погружена в мысли о предстоящей встрече с Пьером.

Десять дней назад, в тот самый вечер, когда погибла Ариан, она позвонила, потом встретилась с ним, отдала удостоверение личности и объяснила, что ей нужно. Пьер внимательно осмотрел карточку с загнутыми уголками и поднял взгляд на Сильвию.

– Насколько я понимаю, женщина, которой принадлежит это удостоверение, не станет возражать против того, что на нем заменят фотографию, – сказал он. – Мне не составит труда выполнить твою просьбу, но это будет стоить гораздо дороже, чем ты в состоянии заплатить.

– Откуда ты знаешь, сколько у меня денег? – злобно спросила Сильвия.

– Я этого не знаю, но в любом случае цена будет выше той, которую ты можешь себе позволить. – Пьер погладил ее ягодицы. – Зато можешь рассчитаться со мной другим способом – для этого тебе придется провести здесь ночь и делать все, о чем я тебя попрошу.

В его ледяных глазах мелькнул похотливый огонек. Сильвия поняла, что у нее нет выбора.

– Я принимаю условия сделки, – заявила она. – Не знаю, что ты задумал, но тебе придется позаботиться о том, чтобы после всего я попала домой живой и здоровой. Я оставлю матери записку, в которой укажу, что провела ночь по этому адресу.

– Это лишняя предосторожность, – рассмеялся Пьер. – Но я тебя понимаю и не имею ничего против. Мы с тобой профессионалы и должны сами заботиться о себе.

Черты его лица сложились в привычную маску деловитости.

– Надо будет тебя сфотографировать, – сказал он, раскатывая белый экран. Нырнув за буфет, он тут же появился снова с осветительными лампами и фотоаппаратом на треноге. Установив камеру и свет, Пьер усадил Сильвию на табуретку и быстро сделал несколько снимков.

– Приходи через десять дней в это же время, – сказал он. – Удостоверение будет готово.

И вот теперь Сильвия шла за ключом к своей новой жизни.

Распахнув перед ней дверь, он улыбнулся и пропустил ее внутрь. Вечер был теплый, но она заметила, что все окна в студии закрыты, белые полотняные занавески плотно задернуты. Комната, в которой она оказалась, была очень большой и обставлена с подчеркнутой простотой, которая как раз в это время вошла в моду. Стены и выложенный кафелем пол были белыми. По потолку от стены к стене шли легкие деревянные балки. В противоположном конце комнаты, вплотную к стене, от края до края задернутой белым занавесом, стоял большой бочонок. Пьер усадил Сильвию на стул и отправился на кухню, вернувшись с бутылкой вина и парой бокалов.

– Я весьма удовлетворен результатами моей работы и уверен, что ты тоже останешься ими довольна, – заявил он. – Давай это отпразднуем.

– Мне ничего не нужно, только мои документы, – сказала Сильвия.

Взгляд Пьера стал жестким.

– Вот что, не надо все усложнять. Выпей вина и по крайней мере сделай вид, что тебе хорошо и весело. Я не сомневаюсь, ты прекрасно умеешь это делать.

Пьер разлил по бокалам вино, после чего взял в руки лежавший на столе конверт, открыл и, вынув оттуда удостоверение личности, вручил Сильвии. Она взглянула, и у нее радостно екнуло сердце. На документе была ее фотография с печатью, которую невозможно было отличить от настоящей. Волнуясь, Сильвия прочла знакомые имя и фамилию, которые выглядели очень странно рядом с фото, на котором была изображена она, Сильвия. Мелькнула мысль, что ей придется привыкнуть откликаться на новое имя.

Пьер поднял свой бокал.

– Твое здоровье, Ариан Делор, – сказал он и отхлебнул глоток. Сильвия к своему бокалу даже не притронулась. – Есть только одна проблема, – продолжил Пьер после небольшой паузы. – Как ты объяснишь свой акцент? Человек, родившийся в Арлане, не может говорить так, как ты. Я хотел было изменить место твоего рождения на Алжир или Касабланку, но у тебя все равно рано или поздно возникли бы проблемы, когда пришлось бы предъявить и удостоверение личности, и свидетельство о рождении. Советую тебе что-нибудь придумать.

– Уже придумала. Я могу сказать, что родители увезли меня в Бразилию, когда я была совсем маленькой, и что я выросла там. Потом отец и мать погибли в результате несчастного случая, и я выучила французский только после того, как вернулась на родину, а это произошло не так давно.

– Неплохо, – заметил Пьер и, взяв Сильвию за руку, повел ее в другой конец комнаты, по направлению к кровати. – Ладно, хватит разговоров. Встань вон там и раздевайся – медленно, очень медленно. У нас масса времени.

С этими словами он улегся и, закинув руки за голову, принялся наблюдать.

Наконец на ней не осталось абсолютно ничего. Пьер усмехнулся, затем встал и отдернул белый занавес. Взгляду Сильвии открылась старинная каменная кладка. У самой стены, на специально сделанном стеллаже, она увидела аккуратно разложенные хлысты.

– А теперь как следует повеселимся, – хрипло пробормотал Пьер, расстегивая рубашку.


Была середина сентября, и в воздухе уже пахло осенью.

Сильвия ждала ее с нетерпением. Ей страстно хотелось перемен, а смена времени года должна была как бы подчеркнуть, что все то, что случилось весной, осталось позади.

Она приспособилась к происшедшему. Сама почти поверив, что ее зовут Ариан и что у нее есть маленькая дочь Глория. Ей очень хотелось верить, что и Нана сумела привыкнуть к своему новому положению. Сильвия не раз и не два объяснила Нане, что сможет успешно выдавать себя за француженку, только если будет утверждать, что ее детство и юность прошли в Бразилии. Было очевидно, что, если Нана станет притворяться ее матерью, рано или поздно незнание далекой южноамериканской страны подведет ее и обман раскроется. Получалось, что она была навсегда лишена возможности назвать Глорию своей внучкой. Сильвия также настояла на том, чтобы они немедленно съехали с прежней квартиры и поселились в другом районе, где их никто не знал.

Нана без лишних слов приняла условия Сильвии, но было видно, чего ей это стоило. Она перестала называть подругу погибшей дочери Сильвией, ей даже удавалось не меняться в лице, когда та представлялась как Ариан. Однако сама Нана этого имени никогда не произносила. Обращаясь к Сильвии, она называла ее либо «дитя мое», либо вообще никак. Сильвия раздражалась, но надеялась, что со временем и это пройдет.

Главной целью ее жизни теперь были деньги. Жизнь в нищете была кошмаром ее собственного детства, и она обещала себе, что не допустит, чтобы на долю дочери выпал тот же удел. На следующий же день, после того как Пьер снабдил ее новыми документами, она купила номер «Фигаро» и принялась изучать объявления о приеме на работу. Она была готова стать кем угодно – уборщицей, официанткой, прислугой, – лишь бы не торговать собственным телом. Однако снова и снова перед ней непреодолимой преградой становилось одно и то же условие: рекомендации.

Как-то раз Сильвия, потерпев очередную неудачу, ночью отправилась в Булонский лес. Она находила некоторое утешение в том, что теперь, даже занимаясь проституцией, имела возможность выбирать. До сих пор Булонский лес был единственным местом, где Сильвия могла рассчитывать на заработок, поскольку только там полиция смотрела сквозь пальцы на таких изгоев, как она. Однако теперь она стала француженкой, со всеми правами, дарованными ей конституцией, а значит, могла попытать счастья на центральных улицах. Для этого, правда, нужна была более приличная одежда, которая опять-таки стоила недешево. Это означало, что ей придется провести на аллеях Булонского леса больше времени, чем обычно.

Мысли ее прервал шум мотора. Увидев свет фар, Сильвия вышла к обочине и остановилась, чуть раздвинув ноги, демонстрируя свое тело, просвечивавшее сквозь крупные петли вязаного коротенького платьица. Машина, судя по всему, была дорогой, и Сильвия решила, что попробует увеличить обычную таксу.

Автомобиль остановился, и Сильвия зазывно улыбнулась человеку, сидящему за рулем. Тут только она рассмотрела его как следует. Это был мужчина с обесцвеченными волосами, накрашенными глазами, с золотыми браслетами на запястьях и чем-то вроде шелкового платка на плечах. Было непонятно, чем она могла заинтересовать подобного типа.

Мужчина вышел из машины и, не скрывая улыбки, направился к ней.

Глава 11

Париж

Сентябрь 1967 года

Кристобаль Баленсиага был мэтром в мире моды. Вся его жизнь представляла собой поиск совершенства: совершенства ткани, покроя, формы и, самое главное, совершенства модели, которая должна была демонстрировать его шедевры.

Его целью было создание одежды, предназначенной для ослепительных красавиц, женщин-лебедей. Но лебеди куда-то исчезли, и вокруг остались лишь обычные девушки в мини-юбках и облегающих тело свитерах. В роскошных салонах маэстро запахло увяданием и смертью, он почувствовал, что скорее всего работает над своей последней коллекцией.

Баленсиага был полон решимости сделать все для того, чтобы эта демонстрация, стала своеобразным итогом и прощанием с тем, что долгое время составляло смысл его жизни. Наконец ему удалось отшлифовать все до мелочей. Двенадцать девушек-моделей, двенадцать богинь должны были явить миру совершенство его мастерства, и каждая отражала какую-то особую грань его таланта.

Показ коллекции зимней одежды в июне, как всегда, потребовал от него огромных затрат сил и нервов, однако уже на следующий день маэстро принялся за работу над следующим шоу. По уже давно сложившейся привычке он заперся в мастерской, своей святая святых, с моделью, которая более других будила его воображение. Наблюдая игру складок, переливы цветов драгоценных тканей на ее теле, Баленсиага мог воплотить свою фантазию в нечто реальное. Лишь после того, как в его голове вырисовывалась определенная концепция, он мог приступать к непосредственной работе над новой коллекцией – но не раньше.

На этот раз моделью, призванной вдохновлять его, стала венгерка Илона, красавица с холодным лицом, прилет которой из-за «железного занавеса» произвел на всех огромное впечатление. Баленсиага работал с Илоной в течение двух недель почти круглыми сутками, пока гостья из Венгрии наконец не настояла на небольшом перерыве и не улетела в короткий отпуск на Лазурный берег.

Несчастье произошло внезапно. После бурной ссоры любовник Илоны, итальянский промышленник, порвал с ней. Для венгерки удар оказался слишком сильным. Ее бездыханное тело было обнаружено прислугой на следующее утро после разрыва. Рядом с кроватью лежала пара пустых пузырьков из-под снотворного.

Едва гроб с телом Илоны опустили в могилу, другие манекенщицы стали пробовать примерять ее платья. Но ни одна из них не обладала такой холодноватой отчужденностью и еще чем-то неуловимым, что делало прекрасную венгерку неотразимой.

Наступил сентябрь, и времени до показа оставалось совсем мало. Маэстро знал, что где-то в мире должна быть женщина того же типа, что и Илона. Однако для того, чтобы дефиле состоялось в назначенный срок, он должен был найти ее не позднее конца месяца.


Жаку Вилетту все надоело до чертиков. В течение многих лет он был одним из ведущих визажистов мира. Десять сезонов подряд Вилетт участвовал в подготовке показов высокой моды. Он работал на Диора и Шанель. Оба были требовательны, даже придирчивы в работе, но, по мнению Жака, никто не мог сравняться в этом смысле с Баленсиагой.

Жака срочно вызвали к великому кутюрье после того, как визажист, услугами которого обычно пользовался дом моды Баленсиаги, уволился, доведенный до истерики бесконечными капризами маэстро. Баленсиага просматривал новых манекенщиц, надеясь подобрать кого-то на замену Илоне, и требовал, сходства с безвременно ушедшей из жизни венгеркой. Жак сделал все, что было в человеческих силах, использовал все известные ему приемы, но кутюрье, похоже, ничто не могло удовлетворить. К полудню две девушки были в слезах, а одна пулей вылетела из зала, громко выругавшись. Жак тоже испытывал сильное желание хлопнуть дверью.

– Маэстро, из этих моделей ничего больше нельзя выжать, – заговорил он, сдерживая раздражение. – Может быть, если вы опишете мне лицо, которое вам нужно, то есть тот образ, который у вас сложился, я сумею понять вас.

Баленсиага выполнил его просьбу в свойственной ему лаконичной манере. Жак внимательно выслушал его, и внезапно где-то в глубинах его сознания шевельнулось смутное воспоминание.

Вилетт обладал феноменальной памятью на лица – они были его профессией, делом его жизни. Он точно знал, что где-то видел женщину, которую только что описал великий кутюрье, – но где и когда?

Вернувшись домой, Жак налил себе виски и принялся вспоминать. Через пару часов он решил передохнуть. Взбил перед зеркалом свои обесцвеченные волосы, накинул на плечи белый шелковый шарф, вышел на улицу, сел в машину и поехал в сторону Булонского леса.

Когда Вилетт уже подъезжал к Сен-Клу, где имели обыкновение собираться гомосексуалисты, его осенило. Он вспомнил, что несколько месяцев назад, проезжая по своему обычному маршруту через Булонский лес, видел у дороги проститутку, которая пыталась привлечь его внимание. На ней не было ничего или почти ничего, но даже в своем, мягко говоря, неглиже женщина выглядела не менее элегантной, чем большинство моделей в вечерних платьях. Она была великолепно сложена.

Женские тела Жака Вилетта совершенно не интересовали, однако лицо той проститутки было совершенно особенным – ему давно не приходилось видеть такого совершенства. Когда она шагнула к обочине, Жак даже хотел было остановить машину и попросить ее поехать с ним в его студию, но передумал: с уличными девицами можно было нарваться на неприятности.

Вилетт был уверен, что та проститутка соответствовала образу, нарисованному Баленсиагой. Теперь нужно было во что бы то ни стало ее найти. Это было непросто – район был наводнен сотнями девиц легкого поведения. Тем не менее Жак решил попробовать.

Ему повезло. Оказавшись в Булонском лесу, он не успел проехать и пары сотен ярдов, как увидел именно ту, кого искал. Фары автомобиля Вилетта выхватили ее из темноты, и сердце его екнуло от радости. Необыкновенную внешность девушки не могли испортить ни дешевое платье, ни косметика, которой было грубо размалевано ее лицо. Жак подъехал поближе, и глаза его засветились в темноте торжеством.


Будильник, как обычно, зазвонил в восемь, и Сильвия тут же проснулась. Она ночевала в отведенной ей спальне уже неделю, но каждое утро, прежде чем встать с кровати, озиралась по сторонам. В эти моменты она думала об одном и том же – вернее, не думала, а мечтала о том, что когда-нибудь будет постоянно жить в такой же прекрасной комнате, как эта.

Муштра, которой подвергли девушку, была изнурительной, но Жак, судя по всему, был доволен ею. На следующее утро после разговора в Булонском лесу Сильвия переехала в квартиру Вилетта, предупредив Нану, что несколько дней поживет в другом месте.

Квартира Жака потрясла Сильвию. Он жил в самом начале рю Анри Барбюс, в районе Монпарнаса. В свое время квартирка в Рио, снятая для нее Рубеном, казалась Сильвии верхом роскоши, но она выглядела убогой каморкой по сравнению с двухуровневыми апартаментами ее нового знакомого. Ее поразили огромная гостиная и окна от пола до потолка, из которых открывался прелестный вид на внутренний дворик, где рос каштан. Жак поселил Сильвию в собственной спальне, а сам ночевал на тахте в гостиной.

Жаку пришлось натаскивать ее с нуля. Он объяснил ей, как надо стоять, как ходить, как краситься. Собрав по своим друзьям целый ворох одежды, он терпеливо растолковывал, каким образом носить платье или блузку, чтобы показать костюм в самом выгодном свете. Каждую минуту Сильвия узнавала что-то новое: как есть, как поворачивать голову, как изящно садиться. Жак также то и дело напоминал ей, что ни в коем случае не следует улыбаться.

– Месье Баленсиага считает, что по-настоящему элегантные женщины должны быть холодными, даже неприветливыми, – пояснил он.

После первого звонка Наны Сильвия рассказала Жаку, что у нее есть маленькая дочь, за которой присматривает пожилая знакомая, однако Вилетта это нисколько не заинтересовало.

– У каждого из нас своя история, дорогая. Я не хочу ничего знать о твоем прошлом, так же как тебе ни к чему знать о моем. А теперь давай попробуем пройтись в большой шляпе, по-настоящему большой. – Он закрыл тему.

Сильвия потянулась – пора было вставать. Быстро ополоснувшись под душем, она облачилась в одежду, которую накануне вечером ей дал Жак.

– Завтра утром надень именно это, – предупредил он.

Сильвия нашла визажиста в гостиной – Жак завтракал. Она тоже села за стол и, налив себе чашку кофе, бросила в нее три кусочка сахара. Затем намазала маслом рогалик и обильно полила его ежевичным джемом.

– Ты ешь как лошадь и при этом имеешь такую потрясающую фигуру, – заметил Жак, вертевший коробочку с сахариновыми таблетками. – Меня это ужасно раздражает.

Вытащив из пачки «Кента» сигарету, он закурил. Сильвия тоже протянула руку, но Жак быстро отодвинул сигареты.

– Не сегодня. Мне нужно было, чтобы ты сегодня хорошо выспалась, поэтому вчера вечером я не стал тебе говорить, что на одиннадцать у нас назначена встреча с месье Баленсиагой. Если от тебя будет пахнуть табаком, он не примет тебя на работу.

– Если он примет меня на работу, я никогда больше не возьму в рот сигарету, – пообещала Сильвия.

Ее охватило смешанное чувство возбуждения и страха. Через два часа ее жизнь могла измениться. Сильвия прекрасно понимала, что, если она понравится Баленсиаге, нищета для нее навсегда останется в прошлом; если же месье Баленсиага решит, что не нуждается в ее услугах, уже вечером она снова окажется в Булонском лесу, и чужаки снова будут расплющивать ее по сиденьям автомобилей. Она не могла позволить себе упустить шанс.

– Ну что ж, займемся делом, – сказал Жак и повел ее в спальню. Он указал ей на туалетный столик, и Сильвия уселась, глядя на себя в зеркало.

Жак расчесал Сильвию, затем, держа во рту множество шпилек, умело стянул ее волосы в плотный узел на затылке.

– С таким лицом, как у тебя, распущенные волосы совершенно ни к чему, – заявил он и, осторожно взяв Сильвию за подбородок, приподнял ее голову так, чтобы на лицо падал свет из огромного окна. – Ты почти безупречна, – подытожил он после осмотра, длившегося всего несколько секунд. – Но давай сделаем тебя идеальной.

Жак склонился над ней, и Сильвия закрыла глаза. Полчаса прошли в полном молчании – ухо Сильвии улавливало лишь дыхание Вилетта и легкое позвякивание бутылочек и флаконов. Затем она почувствовала, как к ее лицу прикасаются кисточки из собольего меха – толстые и тонкие, сухие и влажные. Ими был обработан каждый дюйм ее лица, пока наконец она не услышала легкий звон – Жак бросил их на стеклянную поверхность туалетного столика.

– Посмотри на себя, – сказал он, и в голосе его прозвучали нотки гордости.

Сильвия открыла глаза, и сердце подпрыгнуло от счастья. Поднявшись, Сильвия поцеловала Жака в щеку.

– Осторожнее с помадой! – воскликнул он и тут же принялся водить по ее губам крохотной кисточкой. – Ну, нам пора. Мы могли бы пройтись по набережной, чтобы немного успокоить нервы, но опаздывать никак нельзя, так что возьмем такси.

Такси затормозило на авеню Георга Пятого перед внушительным зданием. «Баленсиага», – прочла Сильвия на карнизе по обе стороны двустворчатой дубовой двери. Внезапно ее охватил ужас.

– Пошли, тебе совершенно нечего бояться. – Жак выскочил из машины и протянул Сильвии руку.

– Мне страшно, – шепнула она, вцепившись в его кисть.

– Я это чувствую, дорогая, – ты вот-вот сломаешь мне запястье. – Жак обнял ее за плечи. – Милая, по сравнению с кое-какими вещами, которые тебе, должно быть, приходилось проделывать в Булонском лесу, то, что тебе предстоит здесь, – просто детская игра. – Вилетт впервые упомянул о прошлом Сильвии с того момента, как они познакомились, и выражение лица девушки мгновенно заставило его пожалеть об этом. Он похлопал ее по плечу. – Если бы ты не была накрашена, я бы тебя поцеловал.

Через боковую дверь они пробрались между рулонами тканей по вымощенному плиткой коридору к лифту.

– Вот и наш этаж, – объявил Жак.

Сильвии показалось, что его голос доносится откуда-то издалека. Она двинулась за провожатым как во сне, не чувствуя под собой ног. Наконец Жак остановился перед двойной дверью.

– Я войду внутрь, а ты подожди здесь, – мягко сказал он. – Я тебя позову.

Сильвию начала бить крупная дрожь.

– Возьми себя в руки, идиотка, – пробормотала она сквозь зубы, стараясь думать о том, что очень скоро все это кончится. Внезапно в памяти всплыло маленькое личико Глории, и весь ее страх разом прошел. Прикрыв глаза, Сильвия глубоко вздохнула. Она сделала это как раз вовремя – огромная дверь раскрылась, и в проеме возник Жак.

– Месье Баленсиага ждет тебя, – произнес он с улыбкой.

Помня уроки Вилетта, Сильвия вплыла в огромный зал раскованной походкой «от бедра», высоко вскинув голову и расправив плечи – словом, так, словно все, что ее окружало, принадлежало ей. Она пристально, не отводя глаз, смотрела на пожилого смуглого мужчину, сидевшего у противоположной стены зала на высоком табурете. Одиннадцать лучших моделей выстроились в ряд за его спиной.

– Маэстро, это Ариан, о которой я вам говорил, – раздался где-то рядом голос Жака. – Я подумал, что, возможно, она вас устроит.

Баленсиага поднялся с табурета, подошел к Сильвии вплотную, и в этот момент она поняла, что победила. Об этом ей сказало не столько выражение лица самого маэстро, сколько ненависть, проступившая на лицах девушек, стоявших у него за спиной.

– Рад познакомиться с тобой, Ариан. – Баленсиага протянул Сильвии руку. – Добро пожаловать в мой дом моды.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Ненависть сформировала характер Симона де ла Форса. Ненависть стала определяющим фактором и в судьбе первого из де ла Форсов, поселившегося в Аргентине за два столетия до появления Симона на свет.

В 1707 году, во время Войны за испанское наследство, Луи Делафорс, молодой французский хирург из окрестностей Нанта, был призван в качестве военного медика в одну из частей королевской кавалерии. В битве при Альмансе он был ранен, но с поля боя его не вынесли, так как сочли убитым. Луи подобрали и выходили монахи из соседнего монастыря. Лишь через год молодой человек оправился от ранения.

Однако его преданность родине после случившегося серьезно пошатнулась. Он решил попытать счастья в Новом Свете. Сев в Кадисе на корабль, он отправился в Буэнос-Айрес – промежуточный пункт на пути к его цели – Лиме, центру испанских владений на американском континенте. Там, как сказали молодому хирургу, должны были пригодиться его познания в области медицины.

У Луи были смутные представления о расстоянии, разделявшем Буэнос-Айрес и Лиму. Проделав тяжелый путь длиной почти в две тысячи миль, он добрался до района в северо-западной части Аргентины, ныне известного как провинция Сальта.

Молодой француз был поражен красотой горных пейзажей, склонами, на которых отчетливо выделялись слои земли золотистого, охристого и красного цветов. После адской влажной жары центральных, равнинных районов Аргентины сухой климат гор показался ему благословением Божьим, и когда Луи наконец добрался до селения под названием Сан-Симон, он решил задержаться там на несколько дней.

По селению пошел слух, что на постоялом дворе остановился врач, и туда потянулись испанцы и креолы с разнообразными хворями, а также их жены и дети. Вскоре Луи сошелся с Марией Тупак, индейской девушкой, работавшей на постоялом дворе. После многих месяцев лишений и вынужденного воздержания молодой французский хирург почувствовал себя счастливым и уже через несколько дней принял решение остаться в поселке.

Он облюбовал себе маленький домик, который ему сдал внаем один из пациентов. Индианка переехала туда вместе с ним, к ужасу весьма набожных местных обитателей. Однако врач был нужен, и ему простили столь вызывающее поведение. Через некоторое время Мария Тупак родила ребенка, затем второго, и месье Делафорс, которого теперь уже все звали дон Луис, окончательно укоренился в Сан-Симоне.

В 1719 году дон Гаспар Сеспедес дель Кампо, маркиз Алькорконский, четырнадцатый вице-король Перу, решил проинспектировать земли, которыми он управлял от имени испанской короны. После нескольких месяцев неспешного путешествия по просторам вице-королевства маркиз и его свита добрались до Валье-дель-Оро, долины, в которой находился поселок Сан-Симон. Именно здесь дона Гаспара поразила лихорадка. В ближайшие города и селения были разосланы верховые солдаты, получившие приказ найти доктора.

Обнаружив в Сан-Симоне Делафорса, солдаты немедленно доставили его в лагерь вице-короля. Луи понял, что выбор у него не богат: либо он вылечит метавшегося в бреду маркиза, либо ему самому придется проститься с жизнью. Врач испытал все доступные ему средства – пускал дону Гаспару кровь, давал ему слабительное, купал его в холодной воде, после чего заворачивал вице-короля в нагретые одеяла и вливал ему в рот индейское травяное снадобье, приготовленное Марией.

Должно быть, какой-то из этих методов лечения все же сработал. Через два дня дон Гаспар уже мог сидеть в кровати, а на третий снова был на ногах. Благодарность вице-короля не знала границ: вся Валье-дель-Оро была подарена дону Луису и его потомкам. Дон Гаспар благословил брак врача с индианкой и признал их детей законными. Именно тогда была официально изменена фамилия Луи, после чего он и его родственники стали де ла Форсами.

Вице-король также приказал, чтобы на вершине холма Янби, в том самом месте, где был разбит его лагерь, построили церковь. Для этого он повелел использовать одну пятидесятую часть годовой продукции серебряного рудника Потоси. По повелению дона Гаспара образ Пресвятой девы на алтаре должен был быть украшен ожерельем с шестью самыми крупными изумрудами, какие только найдутся в вице-королевской казне в Лиме. Попечителями церкви была навечно провозглашена семья де ла Форсов.

Богатая церковь, расположенная в засушливом, малонаселенном районе, вскоре была забыта всеми, кроме местного населения. Огромные размеры территории Валье-дель-Оро обеспечивали скромное, но достаточно безбедное существование дону Луису и его семье, однако ее название – в переводе с испанского «Долина золота» – в большей степени отражало оптимизм первых поселенцев, нежели реальное положение вещей. Никакого золота в долине никто так и не нашел, а почвы из-за нехватки влаги были малопригодными для земледелия.

Де ла Форсы были весьма уважаемой в провинции семьей. Однако со временем фамилия вырождалась – на свет появлялись преимущественно девочки.

У Педро де ла Форса, последнего мужчины рода, было четыре дочери. Супруга его умерла вскоре после рождения младшей. Дон Педро так и остался вдовцом, но уже в довольно преклонном возрасте сделал своей любовницей одну из горничных-индианок. Та, к ужасу его дочерей, которые уже сами имели детей, забеременела. А затем, к вящему испугу их мужей, дон Педро пообещал любовнице сделать ее законной женой, если она произведет на свет мальчика.

В положенный срок молодая индианка родила здорового младенца мужского пола, получившего имя Симон. Дон Педро был счастлив. Как только мать наследника оправилась после родов, состоялась довольно скромная свадебная церемония. Увы, бурная радость, пережитая доном Педро в связи с рождением сына, оказалась роковой: в тот же вечер, сидя в кресле-качалке на галерее, глава рода де ла Форсов, чувствовавший себя на вершине блаженства, вдруг уронил голову на грудь и перестал дышать. Сердечный приступ убил его мгновенно, как пуля.

Зятья дона Педро использовали все свои связи, и в результате раздел имущества произошел в полном соответствии с буквой аргентинских законов, но отнюдь не с их духом. Дочери получили в свое владение небольшие, но весьма плодородные имения, а новорожденный сын умершего стал единственным хозяином Валье-дель-Оро – десятков тысяч гектаров бесплодных земель, на которых росли только кактусы. Права Симона защищать было некому – его мать была неграмотной крестьянкой.

Симон вырос в ненависти ко всем, кто его окружал. Мать он ненавидел за то, что она индианка, остальных членов семьи – за их холодное к нему отношение, друзей родственников – за то, что те презирали его, считая недостойным носить фамилию де ла Форс. Симон был готов на что угодно, лишь бы доказать, что он не только не хуже, но несравненно лучше любого из них, и мечтал о том, как заставит своих врагов умолять о прощении. Чтобы осуществить эту мечту, ему нужны были деньги или власть, а лучше всего и то и другое.

Мать сделала все возможное, чтобы дать сыну надлежащее воспитание и образование. Ей и сыну постоянно не хватало денег. Мебели и ценных вещей в доме оставалось все меньше – их приходилось продавать. Тем не менее Мария понимала, что сам дом и земли долины неприкосновенны.

В 1943 году на политическом горизонте Аргентины появилась серьезная и значительная фигура – полковник Перон. Симон де ла Форс одним из первых вступил в ряды перонистов, чем больше усугубил презрение, с которым относились к нему родственники, все как один активные сторонники консервативной партии.

В ходе президентской предвыборной кампании в конце 1945 года, когда Хуан Перон и его молодая жена, популярная актриса Эва Дуарте, посетили штаб-квартиру движения в Сальте, Симон де ла Форс был членом комитета по подготовке к встрече с лидером и потому имел честь коротко побеседовать с сеньорой Перон. Симону и Эвите потребовалось всего несколько секунд для того, чтобы признать друг в друге родство душ. В результате Эва обещала оказать привлекшему ее внимание молодому человеку посильную помощь и поддержку, одарив его ослепительной улыбкой. Оказавшийся рядом фотограф запечатлел этот момент.

Перон был избран президентом 12 февраля 1946 года. Уже 13 февраля Эва развила бурную деятельность, в результате которой впоследствии стала одной из наиболее влиятельных женщин своего времени. В ночь после того, как стало известно о победе Перона, Симон де ла Форс отпер замок изгороди, окружавшей святилище на холме Янби, и впервые со времен своего детства вошел в заброшенную церковь. Держа в руке фонарь, он взобрался на алтарь и снял с шеи Пресвятой девы Марии ожерелье с изумрудами.

На следующее утро он отправился в банк и снял все деньги со своего скромного счета, а уже ночью ехал в поезде в Буэнос-Айрес.

Он никогда раньше не был в столице, и для него было сюрпризом, что жизнь огромного города замерла еще в январе, когда от жары на улицах стал плавиться асфальт. Летнее затишье продолжалось до марта, и Симон был вынужден потратить значительную часть сбережений на проживание в весьма скромном отеле. Он терпеливо ждал, когда снова откроются ювелирные магазины. Чтобы не тратить времени даром, Симон снял один из изумрудов с ожерелья и отнес его на оценку в муниципальный банк: ему хотелось знать, сколько может стоить такой камень. Когда ему назвали цифру, молодой человек с трудом поверил своим ушам.

Симон остановил свой выбор на роскошном ювелирном магазине «Ричьярди». Надев лучший костюм, он прошел в торговый зал и заявил, что ему необходимо переговорить с управляющим. Бросив беглый взгляд на плохо одетого мужчину, продавец хотел было выставить его за дверь, но что-то в облике необычного посетителя – явно метис и к тому же деревенщина! – подсказало ему, что просьбу лучше удовлетворить. Он проводил Симона в кабинет владельца магазина.

Не говоря ни слова, Симон вынул из кармана пять громадных камней, завернутых в тряпку, и выложил их на стол. Хозяин буквально потерял дар речи – таких великолепных изумрудов ему никогда в жизни не приходилось видеть. Тип их огранки был очень старомодным, но камни были обработаны безупречно. Не дожидаясь вопросов, Симон положил на стол фотографию, на которой он был снят рядом с Эвитой.

– Это, – сказал он, указывая на камни, – подарок сеньоре от жителей Валье-дель-Оро, и я хочу, чтобы вы превратили эти изумруды в самое красивое ожерелье, какое только можно найти в Аргентине.

Ювелир, который разбирался в людях так же хорошо, как в драгоценных камнях, заглянул Симону в глаза:

– Вам понравится то, что мы сделаем, сеньор…

– Де ла Форс, – подсказал Симон.

Он достал из кармана шестой изумруд.

– Вот плата за вашу работу. Я знаю, сколько стоят эти камушки, и когда ожерелье будет готово, отдам его на оценку. Если вы попытаетесь меня надуть, это будет большая глупость с вашей стороны. Благодарность сеньоры может стать для вас дополнительной наградой.

Ожерелье было готово в двухмесячный срок. Оно было исполнено в виде цветов с лепестками из бриллиантов. Центр каждого бутона венчал великолепный изумруд. Как только Симону сообщили, что работа закончена, он попросил аудиенции у Эвы Перон.

Встреча состоялась в резиденции президента. Симону пришлось ожидать в отделанном мрамором зале вместе с десятками других людей, жаждущих переговорить с супругой главы государства. Его вызвали всего через час – это ясно говорило о том, что Эва помнит его.

– Какого черта тебе надо, Симон? – спросила Эвита, увидев де ла Форса. Она ко всем обращалась с грубоватой фамильярностью, кто бы перед ней ни был – скромный проситель или посол.

Симон достал из-под мышки папку и положил перед ней.

– Сеньора, здесь планы строительства дамбы на Рио-Дульсе. Этот проект долгие годы пылился на полке. Если жители Валье-дель-Оро не получат этой дамбы в самом скором времени, долина умрет. Я с нетерпением буду ждать того дня, когда вы приедете на открытие дамбы имени Эвы Перон и спасете нас от окончательного разорения.

Эва раскрыла папку и быстро перелистала документы.

– А это что такое? – осведомилась она, указывая на большую бархатную коробку, которую Симон поставил перед ней, после того как рассказал о плане строительства плотины.

– Выражение нашей благодарности, сеньора.

Плотина была построена в рекордно короткий срок. Ее официальное открытие Эвой Перон произошло 20 ноября 1948 года. К тому времени правительство полностью контролировало финансовую систему страны, и банковские кредиты могли получить только те, к кому оно благоволило. Симон де ла Форс был из их числа.

Долину орошали не только воды реки, но и выгодные банковские займы. В Валье-дель-Оро были сооружены ирригационные и дренажные системы, проложены шоссе и построена сеть железных дорог. Ставшие плодородными земли были обильно засажены черенками сахарного тростника. Четырнадцать месяцев спустя на плантациях собрали первый урожай.

Полученные прибыли были вложены в заводы, работавшие на дешевом электричестве – на плотине построили гидроэлектростанцию. Заводы стали превращать волокнистые отходы тростника, оставшиеся после производства сахара, в бумагу и картон. Были построены винокуренные заводы, где патоку перегоняли в технический спирт. То, что оставалось после перегонки патоки, использовалось для производства кормов, удобрений. Каждый листок и каждый стебелек, росший в огромной долине, приносил доход, и очень скоро Симон де ла Форс превратился в самого богатого человека на северо-западе Аргентины.

Он активно скупал земельные угодья, вложил значительные средства в производство стали, текстиля, проник в банковскую сферу не только Латинской Америки, но и – весьма дальновидно – послевоенной Франции и Испании.

К 1955 году Симон де ла Форс стал богатейшим человеком Аргентины. После падения правительства Перона ему пришлось на некоторое время уйти в тень, но он уже обладал слишком большим влиянием и деньгами, чтобы его интересы могли серьезно пострадать в результате изменений на политической арене страны.

Симон забыл о своих обидах на родственников – они были слишком мелкими людишками. Он давно разорил их, использовав свои связи в перонистской партии. Со временем, однако, он завел привычку посылать к сестрам своего шофера, который развозил банковские чеки. Суммы были не особенно большими – Симон не хотел обижать сестричек сомнениями в их благополучии.

Когда ему исполнилось сорок шесть, Симон де ла Форс решил, что пришло время подумать о наследниках.

Самой красивой девушкой Буэнос-Айреса в то время была Долорес де Ансорена. Вскоре состоялась их свадьба, которую тут же назвали свадьбой года. В подарок невесте Симон преподнес лучший набор драгоценностей из магазина «Ричьярди» и когда-то построенный для него дедом Долорес, архитектором, роскошный дом на самой фешенебельной улице аргентинской столицы.

После медового месяца, проведенного в Европе, супруги зажили в Буэнос-Айресе. Симон хотел, чтобы у них как можно скорее родился сын.

Глава 12

Буэнос-Айрес

Июль 1967 года

– «…И будущее нашей великой страны, господа, зависит от вас».

Министр сельского хозяйства сложил листки своей речи и снял очки. Загремели аплодисменты.

Ежегодная выставка общества «Сосьедад рураль», объединявшего крупнейших аргентинских аграрных производителей, была важнейшим событием для страны, где сельское хозяйство было основой социальной и экономической стабильности и являлось главной экспортной отраслью. День был торжественный: вскоре должен был начаться парад, после которого жюри предстояло выбрать быка-чемпиона в каждой породе. Никто из собравшихся не приложил больше усилий для того, чтобы быть отмеченным таким образом, чем Симон де ла Форс.

Неторопливо направившись к месту проведения парада, Симон заметил поджидавшую его Долорес. К этому моменту он успел полностью охладеть к супруге. До сих пор она не родила ему наследника, с ней было неинтересно разговаривать, а заниматься любовью было все равно что ласкать бревно. Тем не менее после трех выкидышей его жена снова была беременна. Долорес выглядела весьма импозантно в накидке из шкуры ягуара. Рядом с ней стояли Мария Карретас и Малена Хамильтон, две другие королевы высшего света аргентинской столицы.

Симон почувствовал прилив гордости собственника; распространяя вокруг себя крепкий аромат сигар и благоухание туалетной воды, он направился к элегантной троице, время от времени отвечая на приветствия знакомых.

– Дорогой, у меня для тебя сюрприз, но надо поторопиться, – сказала Долорес, взяв мужа под руку. – Пока, милые, увидимся позже.

Она расцеловалась с подругами, после чего те ушли. Симон посмотрел на часы и нахмурился.

– Нам пора, парад вот-вот начнется.

– Это займет всего минуту. – Долорес увлекла Симона в сторону павильона, где чистили и украшали перед выходом на публику быков.

Они прошли туда, где разместили быков с фермы Сан-Симон.

– Ну разве это не чудо? – гордо спросила Долорес, указывая на великолепного белого бугая во втором стойле.

Бык по кличке Маршал был лучшим из шортгорнов де ла Форса в 1967 году и являлся одним из кандидатов на звание чемпиона породы. Вскинув огромную благородную голову, он равнодушно смотрел вперед, в то время как Губерт, лучший домашний парикмахер Буэнос-Айреса (во многом обязанный своей профессиональной славой Долорес), украшал кончик его хвоста сахарной ватой. За манипуляциями цирюльника с ненавистью в глазах наблюдали двое гаучо, которым было поручено присматривать за животным.

– Я решила помочь тебе одержать победу, дорогой, – прощебетала Долорес мужу.

Тот вздохнул и взял ее за руку.

– Пойдем, – сказал он и повел супругу к трибуне.

Это был день триумфа. К четырем часам де ла Форс получил три чемпионских приза – его быки были признаны лучшими среди животных шортгорнской, герефордской и абердинской породы. Приз за лучшего абердинца, считавшийся главной наградой выставки, вручал сам министр. Симон и Долорес спустились с трибуны под аккомпанемент рукоплесканий и поздравлений собравшихся.

Наконец быков стали уводить с арены. Принц Руперт из Валье-дель-Оро, чемпион-абердинец, увешанный венками и букетами, поджидал своего хозяина.

Симон галантно передал Долорес веревку, пропущенную через кольцо в носу бугая. Оркестр заиграл марш, начался парад победителей.

Торжественная церемония внезапно была прервана: на полпути к выходу с арены Долорес споткнулась, ухватилась обеими руками за живот и, пронзительно закричав, рухнула на землю.

– Врача! Скорее врача! – послышалось в толпе зрителей. Лучшие в стране ветеринары готовы были прийти на помощь, но Симон не позволил никому из них даже прикоснуться к своей жене. Вызвали «скорую помощь», и через двадцать минут Долорес была доставлена в клинику «Пекенья компаниа де Мария», где всем распоряжались монахини.

В течение двух часов сеньору де ла Форс осмотрели лучшие в стране гинекологи, а на следующий день из Цюриха прибыл профессор Лино фон Кести. Мнения аргентинских специалистов и европейского светилы совпали: предотвратить выкидыш было невозможно, и к тому же Долорес де ла Форс навсегда лишилась способности иметь детей.

Глава 13

Париж

Май 1968 года

Каждое утро Ариан предвкушала момент, когда она сможет пешком отправиться на работу. Эти прогулки были для нее единственным временем, когда она имела возможность побыть наедине с собой. Дома она либо ухаживала за Глорией, либо обсуждала бытовые дела и вопросы с Наной, которая в смысле ведения домашнего хозяйства была мастером на все руки. Ариан нравилось купать девочку, но очень редко удавалось вернуться домой, когда малышка еще не спала. Баленсиага обладал феноменальной работоспособностью. Он умудрялся просматривать по сто восемьдесят платьев за день, и при этом внимание его не ослабевало ни на секунду – там он отрывал рукав, там менял линию ворота. Ни одна из моделей не могла уйти до того момента, пока маэстро наконец не оставался доволен.

После январского показа очередной коллекции Ариан стала звездой. Париж был ослеплен ее красотой, ее элегантностью, ее холодной отстраненностью от публики, и на топ-модель дождем посыпались приглашения на всевозможные светские мероприятия и вечеринки.

В предложениях иного рода тоже недостатка не было. Богатые, влиятельные, властные, уверенные в себе мужчины – все они хотели как минимум показаться с ней на людях. Впрочем, большинство из них, разумеется, желали оказаться в постели с самой красивой моделью Парижа – хотя бы только для того, чтобы похвастаться этим в узком кругу. Ариан неизменно отвергала их ухаживания. Секс кое-что значил для нее, когда она была с Рубеном, но затем стал всего лишь инструментом, необходимым для выживания. Теперь мужчины не привлекали ее, хотя не вызывали и отвращения – она была к ним просто равнодушна.

Репутация холодной и безразличной женщины становилась все более прочной, но это не наносило Ариан никакого вреда. Мужчины лишь распалялись, каждый надеялся добиться успеха там, где многие потерпели поражение. Как-то один весьма настойчивый немецкий миллионер прислал ей массивный золотой браслет с предложением поужинать в ресторане «Максим». Прежде чем вернуть подарок, Ариан решила показать его своей подруге Камелине, манекенщице-англичанке, которая также работала на Баленсиагу, но собиралась увольняться: в скором времени она должна была стать женой божественно красивого итальянского князя.

– Зачем обижать беднягу, возвращая ему браслет? – сказала Камелина. – Это же просто подарок. Смотри на это так, как если бы он подарил тебе коробку шоколадных конфет. И потом, нет никаких причин отказываться от его приглашения. Поужинаешь с ним, скажешь «спасибо» – и все дела.

Последовав совету подруги, Ариан поужинала с немцем и приняла браслет, но на душе остался неприятный осадок.

За каких-нибудь несколько месяцев в жизни ее произошли колоссальные изменения. Больше всего она гордилась тем, что обеспечила приличные условия существования для Глории. Она сняла небольшую квартиру на рю Бонапарт. По утрам Нана гуляла с девочкой в Люксембургском саду, а Ариан наслаждалась прогулками из дома на работу – сначала на набережную и дальше вдоль Сены.

Однако в последние две недели прогулки эти стали куда менее приятными. По улицам бродили группы взбудораженных студентов.

На фасадах зданий были видны черные следы от бутылок с горючей смесью. Повсюду было полно полицейских. По радио сказали, что президент выехал из Парижа.

Ариан не на шутку встревожилась и в душе молила Бога, чтобы из-за всех этих событий не отложили показ очередной коллекции маэстро.

* * *

– Номер 243, «Мелодия», вечерний туалет.

Ариан вышла на подиум. Она на секунду остановилась в центре, затем сделала быстрый поворот и прошла к краю помоста, где уронила с плеч длинную шаль. Держа ее кончиками пальцев, она небрежно тащила ее за собой. Едва успев скрыться за занавесом, она попала в руки девушек, молниеносно освободивших ее от платья, затем бросилась к своему туалетному столику и уселась перед ним. Парикмахер быстро изменил ей прическу, а Жак Вилетт, не теряя времени, освежил грим и подправил отклеившийся уголок одной из накладных ресниц.

Когда Ариан снова появилась на подиуме, в зале раздались оглушительные аплодисменты. Она присоединилась к остальным одиннадцати манекенщицам. Аплодисменты переросли в овацию и продолжались до того момента, пока неожиданно среди девушек не появился сам маэстро. Зрители примолкли в ожидании чего-то совершенно необычного.

– Я должен объявить, что вы видели мою последнюю коллекцию, – проговорил Баленсиага в наступившей тишине. – Показы будут продолжаться еще месяц, и мой дом выполнит все заказы, сделанные в течение этого периода. Однако в конце июля мы прекращаем свою деятельность. Хочу поблагодарить всех моих сотрудников и всех моих клиентов, которые оказывали мне постоянную поддержку… – Голос маэстро дрогнул. – Большое вам всем спасибо.

Растерянность публики двумя короткими фразами выразила молодая герцогиня де Бри-Монтваль, громко прошептавшая на ухо своему спутнику:

– Сначала беспорядки, а теперь еще и это. Боже, куда катится мир?

В отличие от герцогини Ариан не волновали судьбы мира в целом – ее беспокоило, что будет с ее маленьким мирком. Значение слов маэстро для нее означало одно: Ариан потеряла работу.

Лицо ее, когда она вместе со всеми шла к выходу, было непроницаемым, как всегда. Остановившись около бархатного занавеса, Ариан повернулась к зрителям и сделала глубокий реверанс. Белые шелковые юбки взметнулись вверх, словно павлиний хвост. Она улыбнулась публике – в первый и в последний раз. В конце концов, скорее всего Ариан прощалась с карьерой модели.

Вбежав в раздевалку, она увидела, что мадам Флоретт с полными слез глазами обнимает других девушек. Ариан молча подошла к своему туалетному столику и стала ждать, пока помощница расстегнет на ней платье. В это время подошел Жак. Лицо у него было задумчивое.

– Нам нужно искать работу, – сказала Ариан, глядя на его отражение в зеркале.

– Это мне надо искать работу. А на твоем месте, милая, я бы поискал себе миллионера, пока ты еще высоко котируешься.

– Сам поищи себе миллионера! А мне никто не нужен – я сама могу себя содержать.

Подавив раздражение, она уже более спокойно рассказала Жаку о своих намерениях. Он с сомнением покачал головой, хотя и признал, что идея неплоха.


– Оревуар, милый, – сказала красавица, наклонившись, чтобы поцеловать Симона в губы. При этом жемчужное ожерелье коснулось его шеи. Прежде чем уйти, девушка бросила взгляд на обнаженного де ла Форса, лежавшего на кровати, и улыбнулась. Светлые, до плеч, волосы мягко колыхались, словно блестящий шелковый занавес, реагируя на каждое движение ее головы. Симон тоже напоследок окинул ее взглядом и снова пришел к выводу, что ноги просто великолепны. По сравнению с ней все подружки Долорес казались уродками. И в постели она была просто богиней. Что и говорить, девушки от мадам Клод стоили тех денег, которые приходилось выкладывать за их услуги.

Супруги де ла Форс провели в Париже уже почти неделю, и каждый день, когда Долорес отправлялась в очередной дом моды, он проводил время с очередной девицей по вызову. По сравнению с расходами Долорес его забавы стоили копейки, а после четырех недель, проведенных с супругой на Ривьере и Лазурном берегу, ему было необходимо расслабиться.

Их врач в Буэнос-Айресе посоветовал Симону свозить жену в длительное путешествие, чтобы помочь ей справиться с депрессией, которая развилась у нее после выкидыша. Тот долго медлил, но в конце концов уступил настояниям доктора и обеспокоенного тестя.

Поездка в самом деле сотворила с Долорес чудо – она вновь заинтересовалась светской жизнью. Долорес посещала все рауты, какие только могла. В этот день она договорилась встретиться в ресторане «Максим» с Зу-Зу Лобос и другими своими знакомыми из Аргентины и вместе пойти на очередной показ мод.

Было уже около четырех. Де ла Форсов пригласили на чай супруги Ганай, и Симону не хотелось опаздывать. Он несколько раз повторил Долорес, что в половине пятого она должна ожидать его у выхода из дома моды.

Когда шофер арендованного лимузина притормозил у здания дома моды Баленсиаги, Долорес в условленном месте не оказалось. Симон взглянул на часы – они показывали четыре часа тридцать одну минуту. Опустив стекло, он крикнул, обращаясь к швейцару в униформе:

– Что, мадам де ла Форс ждет меня внутри? Попросите ее немедленно выйти сюда!

Швейцар поклонился и дотронулся до своей фуражки.

– Извините, месье, но в фойе никого нет.

– Тогда пойдите наверх и скажите, чтобы она вышла, черт побери!

– Прошу простить, месье, но у нас строгие инструкции от месье Баленсиаги ни в коем случае не мешать во время показа. Я уверен, мадам с минуты на минуту будет здесь.

Симон не ожидал отказа от какого-то швейцара, одетого словно опереточный персонаж. Гнев магната плеснул через край. Сжав зубами кончик сигары, он выскочил из машины и, оттолкнув швейцара, влетел в святая святых великого кутюрье словно разъяренный бык. Подбежав к лифту, отпихнул в сторону какую-то весьма импозантную даму.

– Вези меня наверх, придурок! – рявкнул он лифтеру.

Выскочив из роскошной кабины на втором этаже, де ла Форс лицом к лицу столкнулся с безукоризненно элегантной дамой – директором салона, главной обязанностью которой было мгновенно и точно определять настроение, в котором находился клиент. Она поняла, что оказавшийся перед ней человек представляет собой серьезную проблему.

– Могу я чем-нибудь помочь вам, месье? – осведомилась она, перебирая наманикюренными пальцами жемчужины своего колье.

Симон оттолкнул женщину с такой силой, что она пролетела через всю комнату и упала на один из диванов эпохи Людовика XV. Сам же де ла Форс устремился к роскошным двойным белым дверям, украшенным позолотой.

Дверями Симон ошибся. В зал, где проходили показы, вели три двери, однако выбранная им центральная обычно была заперта, поскольку подиум заканчивался прямо перед ней. Клиентов пускали в зал через боковые входы. Однако взбешенному Симону было не до таких тонкостей. Нажав на ручку и почувствовав, что она не поддается, он без колебаний разбежался и изо всех сил ударил в дверь ногой.

Створки распахнулись, в напитанный запахом дорогих духов воздух полетели щепки. Под изумленный ропот публики Симон ворвался в помещение. Глаза его сверкали бешенством, галстук сбился на сторону. Лицо Долорес стало пунцовым. Сидевшая рядом с ней Зу-Зу Лобос стиснула руку подруги в знак сочувствия.

Долорес знала, что сейчас последует: поток самых грязных испанских ругательств, выкрикиваемых во всю силу легких. Ей оставалось надеяться только на то, что никто здесь не понимает по-испански.

Однако Симон, вопреки ее ожиданиям, не произнес ни слова. Всего в ярде от себя он увидел на подиуме женщину невероятной красоты, живое олицетворение совершенства. Ничего подобного ему не приходилось видеть никогда, более того – он даже представить себе не мог, что такая красота может существовать на свете. Из белого облачка перьев выступали прекрасные обнаженные плечи. Он молча смотрел на видение. Женщина также смотрела на него. В ее медового цвета глазах мелькнула веселая искорка, но лицо оставалось бесстрастным.

Она возвышалась над ним, словно идол на алтаре, и он не мог отвести от нее глаз.

– Ты будешь моей женой, – пробормотал он вдруг, брызгая слюной.

Держа одну руку на бедре, Ариан другой отвела в сторону накрахмаленную юбку великолепного вечернего наряда и, повернувшись спиной к нарушителю спокойствия, поплыла к бархатному занавесу в конце подиума. На лице ее застыло каменное выражение. После последнего официального показа месье Баленсиага напомнил Ариан, что ей не следует улыбаться. С тех пор она не улыбнулась ни единого раза.

Глава 14

Портофино

Июль 1968 года

Стоял чудесный погожий день. Вид из отеля «Альберго Сплендидо» был так великолепен, что казался нереальным. Маленький замок на вершине холма по другую сторону залива, розовые и коричнево-желтые домики вокруг гавани, белые яхты, которые издалека казались крохотными, как детские игрушки, – все дышало идиллическим покоем. Камелина и Ариан, расположившись у бассейна в желто-белых шезлонгах, наслаждались утренним солнцем.

– Один из немногих плюсов ухода Баленсиаги в том, что мы теперь можем загорать, – пошутила Камелина. – Маэстро требовал, чтобы все его модели были бледны, словно вампиры. – Она потянулась и зевнула. – Но я к такому не привыкла. Давай чего-нибудь выпьем. – Камелина махнула рукой одному из официантов: – Два пунт-эме, пожалуйста.

Топ-модели приехали в Портофино накануне вечером. Камелина готовилась познакомиться со старой княгиней, своей будущей свекровью. Знакомство должно было состояться в воскресенье в Генуе, в родовом дворце семьи Сартеано.

– Бруно сказал, что лучше, если мы не станем спать вместе в доме его матери, пока официально не поженимся, – рассказала Камелина Ариан несколько дней назад, приглашая подругу на уик-энд в Италию. – Пожалуйста, поедем со мной. Я уверена, эта старая кошелка ожидает, что кто-то будет за мной присматривать.

Ариан была рада возможности хотя бы ненадолго покинуть Париж – ей был нужен отдых после напряженной работы в течение нескольких последних недель.

Став манекенщицей, Ариан профессионально заинтересовалась украшениями. Она обратила внимание, что искусно изготовленная бижутерия, которую она носила на подиуме, почти так же элегантна, как изделия из подлинных драгоценных камней и металлов. Но Ариан поняла и другое: какими бы изящными ни были поддельные драгоценности, они все-таки выглядели как цветное стекло.

Мода менялась. После нескольких лет бешеной популярности геометрических форм, пластика и псевдокосмических нарядов явно наметилась тенденция возврата к романтизму. Новый стиль в одежде требовал иных украшений. Тут-то Ариан и вспомнила, как в Бразилии на рынках туристам в огромных количествах продавали по дешевке разнообразнейшие поделки из кварца – красивого и недорогого камня, который, однако, страшно портили уродливые, грубые проволочные оправы. Она решила, что, комбинируя бразильские камни и европейские оправы, можно было бы делать великолепную бижутерию.

Пару недель назад она поделилась своим планом с Жаком и немедленно приступила к его реализации. Через торговую миссию при бразильском посольстве она сумела выйти на одного из французских импортеров, занимавшихся ввозом из Бразилии полудрагоценных камней и минералов – в Париже они продавались на рынках в виде бус, весьма популярных среди местных хиппи.

Приобретя порцию камней, Ариан связалась с несколькими фирмами, специализировавшимися на поставках ювелирных изделий для домов высокой моды. Целыми днями она бродила по кварталам старого Парижа, сравнивая всевозможные сплавы меди, пока наконец фирма «Рефобей» не подобрала для нее идеальное сочетание, имитировавшее старинное золото.

Вернувшись с работы в доме Баленсиаги, по ночам Ариан занималась разработкой дизайна ювелирных изделий в форме орхидей и бабочек – воспоминания о таких вещицах сохранились у нее с детства. Наконец, когда эскизы были готовы, специалисты сделали сначала глиняные, а затем и металлические формы, которые передали мастерам по изготовлению оправ. Как раз перед отъездом она смотрела первые отлитые образцы.

Глядя на цепочки, заколки и браслеты, разложенные на зеленом бархате, и любуясь игрой света на бледных, пастельных тонов камнях и оправах насыщенного желтого цвета, Ариан испытала новое для нее чувство творческого удовлетворения. Она оказалась права: изделия получились исключительно красивыми, по стилю чем-то напоминающими драгоценности византийской эпохи.

Они, однако, оказались недешевыми. Ариан в отличие от прошлых месяцев не удалось ничего отложить из своей очередной зарплаты. Более того, изготовление образцов потребовало больших расходов – пришлось снять со счета несколько тысяч франков.

Жак познакомил Ариан со своим бухгалтером, месье Ивом Осмю, который объяснил ей, что для производства новой линии ювелирных изделий потребуется стартовый капитал, а также средства на проведение презентации и рекламную кампанию. Ариан сняла небольшое помещение в отеле «Крильон», с тем чтобы провести презентацию 20 сентября. Она также взяла напрокат самые элегантные стеклянные витрины, которые ей удалось найти, и заказала тисненые открытки-приглашения, которые разослала в отделы закупок всех домов моды.

Все это стоило ужасно дорого, а ведь Ариан надо было на что-то жить. Месье Осмю посоветовал ей взять ссуду в банке, и она договорилась через неделю встретиться с управляющим одного из филиалов банка, услугами которого пользовалась. Ариан не хотелось думать о том, что ее предприятие может потерпеть крах, и о том, что это будет означать для Наны и Глории. Все же мысли о будущем не давали ей покоя, и она решила немного развеяться, позагорав в компании Камелины.

К ним подошел официант с напитками.

– Мадемуазель Делор? – спросил он, обращаясь к Ариан.

Та кивнула.

– Вон тот джентльмен попросил передать вам это.

Официант протянул ей какой-то предмет и указал на мужчину в белом, стоявшего на верхней террасе.

В руках Ариан оказалась записка, продетая в кольцо с огромным рубином в форме сердца. Интенсивность цвета камня поразила ее. Развернув записку, она прочла: «Если вы поужинаете со мной сегодня вечером на моей яхте, я буду счастливейшим мужчиной в мире. Моя яхта – та, на которой вывешен бело-голубой флаг. Жду вас в 8.30». Внизу стояла подпись: Симон де ла Форс. В верхней части листа было типографским способом напечатано: Фортуна – Монте-Карло.

Ариан бросила взгляд в сторону гавани. Над одним из судов действительно развевалось бело-голубое полотнище.

– Так-та-ак, – протянула Камелина, наклонившись к Ариан. Взяв у нее из рук кольцо, она осмотрела его, затем прочла записку и подняла одну бровь. – А это не тот тип, который вышиб ногой дверь и влетел на подиум? Его жена была так смущена, что купила всю коллекцию одежды, которую мы демонстрировали. Мило с ее стороны, правда? Но месье Баленсиага все равно ужасно рассердился и отослал твоему воздыхателю счета за ремонт. Похоже, он незаурядная личность.

– Мне наплевать, пусть он хоть сам шах Ирана, – заметила Ариан. – Никуда я не пойду. А кольцо сейчас же отошлю назад.

Она уже подняла было руку, чтобы подозвать официанта, но Камелина остановила ее:

– Ты слишком серьезно к этому относишься. Если отошлешь кольцо назад, скорее всего оно просто «потеряется» где-нибудь на обратном пути. Если уж тебе так хочется, верни подарок ему лично. – Взгляд Камелины стал игривым. – Сегодня вечером в отель приедет Бруно. Если ты отправишься куда-нибудь, чтобы развлечься, у меня появится возможность побыть с ним наедине вдали от его мегеры мамочки.

– У меня нет ни малейшего желания общаться с этим типом. Наверняка он устроит какую-нибудь безобразную сцену.

Камелина метнула на подругу пристальный взгляд поверх солнечных очков.

– Ты должна уметь управляться с парнем, который начинает бузить.

Ариан молчала.

– Слушай, – снова заговорила Камелина, – у тебя ведь финансовые проблемы. Тебе как раз нужен богатый тип вроде этого. Я вовсе не призываю тебя ложиться с ним в постель – просто сделай ему после ужина деловое предложение.

В словах Камелины было рациональное зерно.


– Я так рад, что вы пришли. – Симон протянул руку, чтобы помочь гостье подняться на борт. – Сюда, пожалуйста.

Держа Ариан под руку, хозяин яхты повел ее на корму. Вдруг она почувствовала, как палуба под ногами завибрировала – двигатели заработали, и судно, развернувшись, медленно направилось к выходу из гавани. Заметив отразившееся на лице Ариан удивление, Симон улыбнулся.

– Я подумал, что вам будет приятно взглянуть на Портофино с моря. К тому же в гавани на тебя пялится каждый турист, а это очень утомляет.

Взгляд Симона скользнул по телу Ариан.

– Вы можете замерзнуть, но я уверен, что решу эту проблему. – В голосе его прозвучал недвусмысленный намек.

– Чтобы согреться, я всегда могу попросить у вашей жены одну из ее шалей, – ответила Ариан, глядя на удаляющиеся огни «Альберго Сплендидо» и мысленно ругая Камелину последними словами за то, что та уговорила ее принять приглашение.

– Жены на борту нет. Вообще-то она укатила домой, в Аргентину. Я же остался, чтобы урегулировать… кое-какие дела, касающиеся моего бизнеса, – пояснил Симон.

На палубе появился стюард в белом пиджаке.

– Шампанского, Пепе, – отрывисто бросил Симон.

Стюард открыл бутылку «Дом Периньон», наполнил два бокала, поставил их на серебряный поднос и подошел к Ариан.

– Благодарю, я не хочу шампанского, – с улыбкой отказалась она.

– Простите, мне следовало узнать, что вы хотели бы выпить. Так что же? – осведомился Симон.

– Ну, раз уж вы спросили, то я, пожалуй, с удовольствием выпила бы шампанского, – ответила Ариан и взяла с подноса бокал.

Симон щелкнул пальцами, и Пепе мгновенно исчез вместе с подносом. Хозяин яхты поднял свой бокал.

– За наше будущее, – сказал он, глядя в упор на спутницу.

– Вряд ли оно у нас есть, месье.

– Называйте меня Симон. – Де ла Форс придвинулся ближе.

Ариан вынула из сумочки кольцо.

– Я пришла главным образом потому, что хотела вернуть вам это. Я уверена, это очень ценная вещь, и мне не хотелось бы, чтобы она пропала.

С этими словами она положила кольцо на подушку, лежавшую между ней и Симоном. Луч света, упавший на камень, заставил его вспыхнуть в сумерках.

Симон молча уставился на Ариан. В его глубоко посаженных глазах было что-то пугающе злобное, но нельзя было отрицать, что взгляд их обладал гипнотической силой. Ростом Симон де ла Форс был на несколько дюймов ниже Ариан. Белая рубашка от Лакоста и белые полотняные брюки не скрывали бочкообразной фигуры. Но этот человек был словно окружен аурой могущества. Несмотря на отталкивающую внешность, Симон де ла Форс – Ариан прекрасно это понимала – был первым мужчиной на ее жизненном пути, который мог немедленно добиться исполнения любого своего каприза.

– Вы делаете ошибку, не принимая мои слова всерьез, – заявил он. – Я всегда добиваюсь желаемого. – Симон снова поднял бокал. – За наше будущее, – повторил он и сделал большой глоток.

Ариан, на какое-то время словно загипнотизированная внутренней силой, с которой был произнесен этот тост, последовала его примеру, но вкус шампанского помог ей опомниться. Ариан разозлилась на себя и решила перевести разговор на другую, менее личную тему.

– У вас замечательная яхта, – непринужденно сказала она. – Вы давно ее приобрели?

– Арендовал вчера вечером, когда услышал, что вы в Портофино.

– А как вы узнали, что я здесь?

– У меня свои источники информации, – с улыбкой ответил магнат. Вынув из кармана брюк сложенный листок бумаги, он развернул его и принялся читать: – «Понедельник: 11.00 – парикмахерская; 13.00 – ленч с редактором отдела моды журнала «Эль»; 15.30 – прогулка с дочерью в Люксембургском саду…» – Де ла Форс поднял глаза на Ариан. – Если хотите, могу процитировать содержание вашего ежедневника на неделю вперед.

Ариан пришла в ярость:

– Вы следите за мной? Прекратите немедленно.

Она встала, рассерженно глядя на де ла Форса. Тонкая ткань платья под дуновением морского ветра плотно обтянула ее тело. Волосы взметнулись вверх, обрамляя прекрасное лицо, словно нимб. Ее соски, затвердевшие от вечерней прохлады, ясно проступили под многоцветным шелком.

Симон наклонился вперед так, что его лицо теперь находилось всего в нескольких дюймах от ее тела. Он хотел ее больше всего на свете – хотел надолго, а может, и навсегда.

– Простите, если я рассердил или расстроил вас, – сказал он наконец. – Просто мне хотелось узнать о вас как можно больше. – Симон взял с подушки кольцо. – Может быть, спустимся в каюту? – предложил он. – Становится холодно. Не знаю как вы, а я очень, очень голоден.

Ариан молчала до тех пор, пока они не оказались в каюте-столовой. В углу, у огромного иллюминатора, в котором все еще видны были огни Санта-Маргериты, стоял круглый стол, накрытый на двоих.

– На палубе в самом деле стало прохладно, – смягчилась Ариан.

Симон предложил ей стул. Когда Ариан развернула свою салфетку, из нее выскользнули, лязгнув о тарелку, серьги с бриллиантами и рубинами.

– У испанцев есть поговорка: где два, там и третий. – Симон положил кольцо рядом с серьгами. – Обычно это касается неприятностей, но я подумал, что у этих слов может быть и позитивный смысл.

Она задумчиво смотрела на подарок, которой мог решить все ее финансовые проблемы до конца жизни, пока вдруг до нее не дошло, что рядом стоит стюард. Ариан отложила драгоценности в сторону. Стюард поставил перед ней хрустальную вазу с белужьей икрой, уложенной на колотый лед, и небольшую стопку блинов на серебряном блюде.

Симон подождал, пока стюард разольет в рюмки ледяную водку, и спросил:

– Вам нравятся эти серьги? Если нет, я их обменяю, как только мы вернемся в Париж.

Ариан сделала вид, что не может отвести глаз от украшений. На самом же деле она просто хотела посмотреть, какие именно приборы Симон возьмет из более чем внушительного набора столового серебра, разложенного рядом с тарелками.

– Не знаю, – отозвалась она наконец. – Когда я во время показов надеваю что-нибудь подобное, всегда приходится после шоу возвращать украшения. Глупо хотеть то, чего не можешь иметь.

– С этого момента вы можете иметь все, что захотите, – пробормотал Симон с набитым ртом.

Ариан, следуя его примеру, тоже принялась за блины.

– Я слышал, вы родом из Бразилии, – сказал де ла Форс, внезапно меняя тему.

– Я родилась во Франции, но выросла в Бразилии.

– Голоса бразильских женщин всегда звучат так, словно они занимаются любовью, – заявил Симон, накладывая себе еще икры.

– Мне трудно судить – я никогда не пробовала заниматься любовью с женщинами, – парировала Ариан.

– Вы крепкий орешек, но мне это нравится, – рассмеялся Симон и залпом опрокинул рюмку водки. – Может, дело в том, что вы, как все бразильцы, недолюбливаете аргентинцев?

– Я уже сказала вам, что я француженка. К тому же вы первый аргентинец, с которым мне довелось познакомиться. Тем не менее мне не нравятся люди, которые вышибают ногами двери и врываются в запертые помещения и в жизни других людей.

– Если бы я не выломал ту дверь, у меня не было бы возможности подарить вам эти рубины.

Ариан заметила злость в глазах де ла Форса и решила, что его, пожалуй, лучше не дразнить без необходимости.

– Я ведь уже вам объяснила, что не привыкла к таким подаркам, – с легким оттенком кокетства тихо проговорила она. – Я вовсе не хотела вас обидеть.

Сказав это, она надела кольцо и серьги.

– Я поношу их, пока будет длиться наш ужин, а потом верну их вам.

Симон потянулся через стол и похлопал ее по руке.

– Вы не можете меня обидеть, – успокаивающе сказал он и позвонил, вызывая стюарда – ему хотелось как можно скорее покончить с едой.


Ариан почувствовала себя более раскованно. Человек, в обществе которого она находилась, не нравился ей, но он изо всех сил старался ее очаровать, расспрашивая о работе и одновременно явно наслаждаясь главным блюдом – лобстером, приготовленным по-американски. Она рассказала ему о своих планах выхода на рынок с новой линией бижутерии, о предстоящей 20 сентября презентации.

– А каким образом вы собираетесь финансировать ваше предприятие? – прямо спросил Симон. Его вопрос давал Ариан тот самый единственный шанс, но она вдруг заколебалась.

– Я намерена взять ссуду в банке, – ответила она наконец, решив, что в случае необходимости обратится к де ла Форсу за помощью потом.

С этого момента он полностью взял на себя инициативу в разговоре, развлекая Ариан рассказами о своих недавних путешествиях. Закончив ужинать, они перешли в салон. Симон взял ее за руку и подвел к одному из диванов. Она осторожно присела на краешек.

– Бренди или ликера? – Симон щелкнул пальцами, подзывая стюарда.

– Нет, спасибо. Ужин был просто замечательный.

Стюард принес Симону большой бокал бренди. Симон уселся на диван рядом с Ариан, так что ноги их почти соприкасались. Яхту слегка покачивало.

– Надеюсь, качка не будет слишком сильной, – заметила она. – Моряк из меня никудышный.

– Вам не о чем беспокоиться. – И Симон положил ладонь на ее бедро.

Ариан встала, делая вид, что хочет получше разглядеть портрет молодой женщины, висевший на стене.

– Прекрасная работа, – произнесла она, стоя спиной к хозяину. – Это ваша жена?

– Я понятия не имею, кто она такая, черт побери. Сказано же вам – это не моя яхта. И будь она моей, я не стал бы вешать на стену портрет моей жены. Она одна из тех немногих ошибок, которые я совершил в своей жизни. – Симон отхлебнул бренди из бокала. – Я слышал, у вас чудесная дочь. Сколько ей лет?

– На прошлой неделе исполнился год, – ответила Ариан, по-прежнему не оборачиваясь.

– Кто ее отец?

– Не вы, – тихо и жестко ответила Ариан, не двигаясь с места.

Симон решил, что пришло время поставить эту женщину на место. Одним глотком допив бренди и чувствуя, как напиток прокладывает огненную дорожку у него внутри, де ла Форс ощутил мощнейший приступ вожделения.

Подойдя к Ариан, он обнял ее сзади, охватив ладонями ее груди, затем развернул лицом к себе и прижался губами к ее губам. Ариан не сопротивлялась – наоборот, тело ее обмякло, а руки обвили его талию. Де ла Форс принялся расстегивать пуговицы платья у нее на спине, одновременно жадно раздвигая языком ее губы.

Внезапно Ариан рыгнула, и Симон почувствовал запах недавно съеденного ею лобстера. Оттолкнув Симона, она бросилась к двери и, выбежав на палубу, склонилась над поручнями. Обильный ужин оказался за бортом. Подбежав, Симон помог ей выпрямиться. Глаза Ариан были полны слез.

– Говорила же, я никудышный моряк, – пробормотала она, идя в каюту. Симон поддерживал ее за талию.

– Пожалуйста, успокойтесь. Лягте на диван. – Симон подложил ей под голову подушку и, выпрямившись, рявкнул: – Пепе! Джованни! Быстро сюда!

В каюту вбежали стюарды.

– Скажите капитану, чтобы он как можно быстрее возвращался в гавань. И передайте по рации, чтобы вызвали врача – пусть ждет нас прямо в порту. Пошевеливайтесь!

Ариан, лежа на диване с закрытыми глазами, тихонько постанывала. Симон сел рядом с ней и, взяв ее за руку, то и дело пожимал ее пальцы. Ни одно из его прежних свиданий на яхте не заканчивалось таким образом.

Вскоре в иллюминаторах показались огни гавани Портофино. Еще через несколько минут яхта замерла у причала.

– Через минуту вас осмотрит врач, – сказал Симон.

Крепко держа Ариан за талию, он почти понес ее к двери.

Едва коснувшись ногами твердой земли, Ариан отстранилась от Симона.

– Благодарю за ужин, – сказала она, быстро снимая с себя серьги и кольцо. – Если вам так уж невтерпеж, попробуйте трахнуть свои рубины.

С этими словами Ариан сунула пальцы за пояс его брюк, оттянула их и, бросив в образовавшийся промежуток драгоценности, зашагала прочь. При мысли о том, что умение рыгать в любой момент по собственному желанию, которым она обладала в детстве, пригодилось таким неожиданным образом, на губах ее заиграла озорная улыбка. Было уже темно, и чтобы добраться до отеля, предстояло долго идти пешком в гору, но Ариан ничего не имела против.


Управляющий банка долго изучал разложенные на столе бумаги – справку о состоянии счета Ариан и бизнес-план, подготовленный ее бухгалтером.

– Сколько денег вам нужно? – спросил он наконец.

– Три тысячи франков на мои собственные расходы и десять тысяч на производство коллекции бижутерии.

Управляющий отвел взгляд и принялся вертеть в пальцах ручку.

– Что касается предоставления ссуды в три тысячи франков, тут никаких проблем – я могу сделать это, основываясь на данных о состоянии вашего счета. Но оставшуюся сумму я не могу вам выделить. Наш банк не выдает необеспеченных ссуд.

Ариан постаралась скрыть свое разочарование, хотя на случай отказа уже продумала запасной вариант. Она собиралась обратиться к Жаку – Ариан была почти уверена, что уж он-то ей поможет.

– Что ж, – сказала она, – думаю, мне удастся добыть оставшуюся сумму… из других источников.

Ариан почувствовала, что управляющий вздохнул с облегчением.

– Рад быть вам полезным, – елейным тоном пропел он. – Если вы перед уходом заглянете к месье Распару, он оформит все бумаги. Деньги будут переведены на ваш счет завтра.

Управляющий встал и протянул руку. Посетительница, однако, не двинулась с места.

– Есть еще один вопрос, который мне хотелось бы с вами обсудить, – заявила она.

Управляющий снова сел.

– Я уверена, что мой бизнес в долгосрочном плане будет весьма доходным, – заговорила Ариан, – однако, когда я начну принимать заказы, наверняка возникнут проблемы с наличностью. Я не могу рассчитывать на то, что клиенты, оформившие первые заказы, станут платить мне вперед. В торговле ювелирными изделиями это обычно не практикуется.

– О каких суммах идет речь? – поинтересовался управляющий.

Ариан выдержала небольшую паузу.

– По моим подсчетам, потребуется от двадцати до тридцати тысяч франков, – сказала она с нарочитой небрежностью, словно разговор шел о сущих пустяках.

Управляющий хрустнул пальцами.

– Мы уже обсудили вопрос о необеспеченных ссудах, мадемуазель Делор.

Ариан улыбнулась.

– Но к тому моменту, когда мне потребуются эти деньги, у меня будут заказы от лучших парижских домов моды, – возразила она. – Таким образом, ссуда уже не будет необеспеченной.

Ее собеседник на мгновение задумался.

– Если заявка действительно будет подкреплена заказами, урегулировать этот вопрос будет несложно, однако в любом случае решение буду принимать не я, – ответил он.

В отношении заказов у Ариан не было никаких сомнений. Она встала и протянула руку.

– В таком случае загляну к вам в сентябре, – сказала она. – Где мне найти месье Распара?


Жак закатил глаза. Они с Ариан сидели под красным полотняным тентом кафе «Две макаки», расположенном напротив церкви Сен-Жермен-де-Пре. Ариан украдкой скрестила под столом пальцы и, подняв голову, нашла взглядом ее шпиль.

– Видишь ли… – Жак вздохнул. – Десять тысяч франков – это все, что у меня есть в банке. На днях я видел пару божественных светильников в стиле ар-нуво. Думал сделать себе подарок ко дню рождения. Но теперь, как я понимаю, мне придется обойтись без них.

Ариан, потянувшись через стол, поцеловала Жака в щеку.

– Когда-нибудь я куплю тебе любой чертов светильник, какой ты только пожелаешь, – пробормотала она.

Жак улыбнулся.

– Ты можешь испортить макияж, дорогая. Не стоит демонстрировать свои чувства на виду у туристов.

Тыльной стороной ладони Ариан вытерла выступившие на глазах слезы.

Глава 15

Париж

Сентябрь 1968 года

Ариан стояла перед громадным окном, выходившим на рю Руаяль. Огни фар автомобилей на улице казались размытыми из-за осеннего дождя. В комнате было почти темно – ее освещали, слабо отражаясь на золотистых панелях стен, лишь маленькие светильники, установленные внутри выставочных витрин. Там были разложены украшения, ее украшения. У Ариан были все основания для того, чтобы гордиться собой.

Презентация окупила каждый вложенный в нее франк. После суматошного дня Ариан получила твердые заказы от четырех домов моды на общую сумму в семьдесят тысяч франков, причем с двумя из них удалось даже договориться о частичной предоплате. Деньгами Жака она рассчиталась с поставщиком. Вручить клиентам готовые изделия она должна была в декабре, и тогда же должна была поступить основная сумма платежа. В ее распоряжении осталось две с половиной тысячи на личные расходы.

Ариан взяла в руки подписанные бланки заказов. Теперь у нее не будет проблем с получением ссуды.

Было около семи. Поторопившись, Ариан вполне могла успеть домой до того, как Глорию уложат спать. За последние несколько недель, полные суматохи, она почти не видела малышку.


Управляющий банковского филиала широко улыбнулся Ариан.

– Примите мои поздравления, мадемуазель Делор. Ваши дела явно идут в гору.

Ариан кивнула, давая понять, что принимает комплимент, но пришла вовсе не для того, чтобы обмениваться любезностями.

– Вы можете предоставить мне ссуду в тридцать тысяч франков? – без всяких предисловий спросила она.

– Как я уже говорил, принятие подобного решения не входит в мою компетенцию. – Управляющий помахал в воздухе пачкой заказов. – Нужно будет послать это в головной офис вместе с вашим заявлением о предоставлении ссуды. Но не думаю, что могут возникнуть какие-то проблемы.

– Пожалуйста, когда я смогу получить деньги, дайте мне об этом знать, – попросила Ариан, вставая.


Симон де ла Форс заглянул в свой ежедневник. Сегодняшний день, 20 сентября, был обведен красным кружком. Подняв трубку, магнат попросил секретаршу соединить его с парижскими номерами Эдуарда Голбинза и Селин де Мертей.


Голбинз был банкиром, славившимся умением осуществлять исключительно прибыльные инвестиции. Его успех базировался на очень простых принципах: предугадывать развитие рынка, безупречно одеваться и выполнять любое требование клиента, если оно укладывается в рамки закона либо если нарушение закона невозможно отследить. Де ла Форс много лет был одним из самых крупных клиентов Голбинза. Поговорив с ним, Голбинз подумал, что очередная просьба де ла Форса не слишком обременительна: он должен был всего лишь сделать пару звонков, выяснить, в каком банке держит свои деньги некая девица, а также узнать, кто владеет зданием, в котором располагается банк. После этого Голбинзу следовало связаться еще с одним человеком и попросить того о небольшой услуге.


– Пока тебя не было, звонил управляющий банка, – сообщила Нана.

Ариан, которая только что вошла в квартиру и направилась было в комнату Глории, откуда доносилось лепетание девочки, разговаривавшей с одной из своих кукол, резко остановилась и вернулась в гостиную. Заглянув в свою записную книжку, она сняла телефонную трубку.

– Управляющего, пожалуйста, – произнесла она.

Некоторое время она слушала стоя, затем опустилась на стул возле столика с телефоном. Нана не обращала на это внимания, пока не заметила, что Ариан против обыкновения слишком долго молчит. Обернувшись, Нана увидела, что та закусила губу.

– Нет, я все понимаю. Зайду к вам сейчас же и заберу бумаги.

Повесив трубку, она некоторое время сидела не двигаясь.

– Все в порядке? – спросила Нана.

– Да, – ответила Ариан. Захватив пальто и сумочку, она стремительно вышла за дверь.


Селин де Мертей была представительницей одной из самых старых аристократических семей Франции. Финансовые затруднения у ее родственников начались сравнительно недавно, в период Французской революции. Стесненность в средствах, с которой предки Селин столкнулись тогда, выработала в них способность зарабатывать на жизнь, внешне ничего не делая. Этот талант передался и Селин. Она считала, что работа – занятие грубое и вульгарное, и если уж человеку приходится чем-то заниматься, чтобы прокормить себя, лучше, чтобы об этой его деятельности никто ничего не знал.

Селин жила тем, что выполняла кое-какие весьма деликатные поручения нуворишей, обладавших достаточными средствами для того, чтобы оплачивать ее услуги. Звонок Симона поначалу удивил ее. Тем не менее она поняла, что стоит за теми инструкциями, которые дал ей банкир, и, когда дама положила трубку, на губах ее играла кривоватая улыбка. Любовная интрига! Какая прелесть! – подумала она.

Открыв записную книжку на букву «К», Селин нашла слово «кутюрье». Набрав номер, она попросила подозвать к телефону директрису одного из домов моды, свою старую приятельницу. После двух-трех минут обычной болтовни и обмена комплиментами Селин наконец перешла к делу:

– Дорогая, ты, наверное, знаешь некую Ариан Делор – это бывшая манекенщица Баленсиаги. Я слышала, она занялась изготовлением бижутерии. Ваш дом у нее, случайно, ничего не покупает? Ах, нет…

Выяснив все, что ей было нужно, мадам де Мертей непринужденно закончила разговор и снова погрузилась в изучение своей записной книжки. Следующим в списке стоял дом моды Кристиана Диора.

Еще два звонка оказались безрезультатными, однако третьим она попала в точку.

– …Вот как? Покупаете? Тогда я должна тебя кое о чем попросить, дорогая. Но сначала хочу сообщить тебе, что на следующей неделе в Париж приедет мадам Сударно. Я буду помогать ей с обновлением гардероба, она тратит на одежду бешеные деньги, ты ведь знаешь. Ну конечно, обязательно привезу ее посмотреть твою коллекцию, Николь. Тебе следует показать ей и меха – она их просто обожает. Да, а теперь насчет этой Делор…

Изложив суть своей просьбы, она выслушала ответ.

– Не беспокойся ни секунды, дорогая. Все твои расходы будут компенсированы. Ты ведь знаешь, я всегда держу слово. Понимаю, тебе трудно это сделать, и я искренне благодарна…

К полудню Селин де Мертей успела переговорить со всеми клиентами Ариан.


Ариан вышла из здания банка, надела солнечные очки, и понуро зашагала по бульвару, не думая о том, куда, собственно, идет.

Банк отклонил просьбу о предоставлении ссуды. Управляющий был в полной растерянности относительно возможной причины отказа, или по крайней мере делал вид, что очень удивлен.

– Все решает головное учреждение, мадемуазель, я ведь вам говорил, – повторял он снова и снова.

У Ариан было предчувствие, что этим ее неприятности не ограничатся, и оно ее не обмануло: головной банк также решил, что ее личная ссуда в сложившихся обстоятельствах должна быть отозвана. Теперь Ариан была должна банку шестьсот сорок три франка. Кроме того, она задолжала десять тысяч франков Жаку и обязана была заплатить двадцать пять тысяч фирме, изготавливавшей ее украшения, в двухнедельный срок. И эти две недели еще надо было прожить – заглянув в кошелек, Ариан обнаружила, что денег в нем хватит всего на три-четыре дня.

Обращаться за помощью к Жаку она больше не могла – он и так сидел на мели. Ариан подумала было о Камелине, но тут же отбросила эту мысль. Работая у Баленсиаги, она не раз имела возможность слышать разговоры жен богачей и знала, что, хотя мужья без колебаний оплачивали любые их счета, они тем не менее очень неохотно давали женам наличные сверх того, что отпускалось на карманные расходы. Свадьба Камелины была назначена на следующий месяц, и девушка делала все возможное, чтобы завоевать расположение весьма привередливой семьи Бруно.

Прохожие в меховых пальто и шелковых шарфах казались Ариан удивительно счастливыми, обеспеченными, уверенными в себе. Ее же с детства преследовал кошмар нищеты. Когда-то она умела жить в бедности. Пожалуй, могла бы и теперь, но сейчас у нее не просто не было денег – она была должна столько, сколько ей не под силу было заработать за две недели. Если только… не отправиться на авеню Фош. Там она могла бы с каждого клиента требовать по сто долларов.

Ариан вскинула голову и увидела собственное отражение в витрине магазина. При мысли о том, что ее снова будут касаться руки чужих мужчин, в душе вспыхнул такой гнев, что она едва не ударила кулаком по стеклу. Как быть? Первым делом она решила позвонить заказчикам и попытаться уговорить их оплатить всю сумму немедленно в обмен на сокращение сроков выполнения заказов. Что касается домашних расходов, Ариан решила попробовать потолковать с владельцами магазинов, где делала покупки, и убедить их открыть ей кредит.

Повернувшись, она зашагала в сторону дома. Приняв решение, она почувствовала прилив энергии, тоска отступила. Завтра утром она позвонит заказчикам. А сейчас надо было погулять с дочерью.


Нана поставила завтрак на стол рядом с почтой. Ариан уже была за столом. Искусно наложенная косметика скрывала следы бессонной ночи.

– Доброе утро, Нана, – жизнерадостно поздоровалась Ариан и тут же нахмурилась – взгляд ее упал на внушительную пачку бумаг. Она быстро просмотрела конверты – на всех, за исключением одного, из страховой компании, были проставлены обратные адреса ее заказчиков. Распечатав один из них, она вынула чек и письмо. Положив чек на стол, пробежала глазами текст, и лицо ее побелело.

Ариан торопливо вскрыла остальные конверты. В одном из них также оказался чек с письмом, в двух – только письма, в которых ей предлагалось рассматривать полученную предоплату как вполне приемлемую компенсацию за отказ от заказа. Онемев от потрясения, она прочла письмо из страховой компании и пошла к телефону.

– Жак! Мне надо с тобой встретиться, – сказала она, услышав в трубке сонный голос своего приятеля и бывшего коллеги. – Да, прямо сейчас. Буду у тебя через двадцать минут.

Повесив трубку, Ариан, даже не взглянув на Нану, направилась за пальто. Когда она уже собиралась открыть входную дверь, звякнул дверной звонок. На пороге стоял посыльный, которого было почти не видно за огромной корзиной белых роз.

– Мадемуазель Делор? – спросил он.

Ариан приняла от посыльного конверт, доставленный вместе с розами, сунула в карман пальто и вышла из квартиры.

– Поставьте цветы туда, куда укажет мадам, – распорядилась она, закрывая дверь лифта.


– Кто-то все это подстроил, дорогая, – заключил Жак, потягивая кофе.

Они сидели за столом у огромного окна в его квартире. Ариан вспомнила, как завтракала здесь в последний раз – это было перед ее первым визитом к Баленсиаге. На секунду в ее душе шевельнулась тоска по тому времени, когда она была полна радужных надежд.

– Не будь параноиком, Жак, это просто невезение.

Вилетт покачал головой:

– Твой банк отклоняет вполне обоснованную просьбу о предоставлении ссуды, твои клиенты аннулируют заказы без всяких видимых причин, владелец квартиры, в которой ты живешь, заявляет, что рутинная проверка состояния твоего банковского счета вынуждает его разорвать контракт и поставить вопрос о твоем выселении – и все это стечение обстоятельств?

– Что же делать? – в отчаянии вскричала Ариан.

– Иди в суд, – ответил Жак.

Но одно дело просто жить по поддельным документам, другое – затевать судебную тяжбу, которая могла вызвать повышенное внимание органов юстиции к личности самой Ариан и к ее прошлому. Она не могла позволить себе пойти на такой риск.

– У меня нет денег даже на то, чтобы купить еды. Я не могу позволить себе нанять адвоката, не могу заплатить за квартиру. Да и прошлое мое далеко не идеально.

Почувствовав, что расплачется, если будет продолжать говорить, Ариан замолчала. Жак сочувственно сжал ее руку, затем встал и подошел к стулу, на спинку которого был наброшен его пиджак. Запустив руку во внутренний карман, он вынул оттуда бумажник, извлек пятисотфранковую банкноту и положил на стол перед Ариан.

– Ты уже лишила меня возможности купить приглянувшиеся мне светильники, так что я вполне могу обойтись и без нового костюма, – с улыбкой сказал он.

Ариан зарыдала.

– Пожалуйста, перестань, дорогая, – попросил Жак. – Будем деловыми людьми. Сколько ты должна?

– Двадцать пять тысяч франков фирме «Рефобей», десять тебе и шестьсот франков банку. За квартиру надо платить через неделю, а телефонный счет пришел сегодня. – Ариан сложила пятисотенную кредитку и сунула в карман. – А теперь я должна тебе и это…

– Перестань. Сколько ты получила в качестве компенсации за аннулированные заказы?

– Пять тысяч.

– Значит, твой долг составляет около тридцати двух тысяч франков. Ты не пыталась найти других покупателей на свой товар?

Ариан покачала головой.

– Изделия слишком дорогие – их могут позволить себе лишь дома моды. Те, кто не захотел приобрести их с самого начала, вряд ли станут делать это сейчас, когда от моей продукции отказались остальные. Ты ведь знаешь мир моды, Жак: к тому времени, когда пора будет садиться за ленч, всем уже все будет известно.

Жак налил себе еще кофе.

– Может, кто-нибудь тебе все-таки подвернется, – сказал он. – А пока высморкайся как следует и вытри глаза.

Ариан сунула руку в карман за носовым платком и, наткнувшись пальцами на конверт, вынула его.

– Что это? – поинтересовался Жак.

– Кто-то сегодня прислал мне цветы. Их доставили как раз в тот момент, когда я убегала, и я даже не посмотрела на карточку. – Ариан протянула конверт Жаку. – Прочти, что там внутри, а я пока подкрашу глаза.

Вилетт достал из конверта белую открытку из твердого картона и тихонько присвистнул.

– Ты высоко котируешься, дорогая. Я никогда еще не видел человека, которого, несмотря на то что он разорен, приглашают на ленч в лучший ресторан Парижа, – сказал Жак и шутливо-торжественным тоном прочел: – «Надеюсь, вы простили мне мое дерзкое поведение. Буду счастлив, если вы примете приглашение на ленч в час дня в четверг в «Ла-Тур д’Аржан». Симон де ла Форс». Кто это, милая?

Ариан рассказала Вилетту обо всем, что случилось в Портофино.

– Я нисколько не удивлюсь, если выяснится, что он нанял детектива для слежки за тобой. И вообще очень может быть, что именно он стоит за всеми неприятными событиями, которые с тобой произошли, – заметил Жак. – Говорил, что тебе нужен миллионер. Похоже, ты его нашла.

– Я не хочу спать с ним, Жак. Этот человек мне отвратителен.

– Не думаю, чтобы в Булонском лесу тебя «снимал» Ален Делон, дорогая.

Ариан больно задели его слова, но Вилетт знал, что делал. Наклонившись вперед, он ласково потрепал подругу по щеке.

– Прости. Но все же не следует забывать, что нищим нельзя быть привередливыми. Отправляйся на встречу с этим человеком, поешь как следует, выслушай его, постарайся быть приветливой, ничего не обещай. Главное – добиться, чтобы он дал тебе взаймы денег. И еще: если он и на этот раз подарит тебе какие-нибудь камушки, оставь их у себя.

* * *

– Не перестаю поражаться вашей красоте, – проговорил Симон. – Вы заставляете меня забыть об этом прекрасном виде.

Ариан повернула голову к окну, из которого были видны шпили Нотр-Дам на другом берегу реки.

– Я не могу соперничать с собором, которому добрая тысяча лет, но мне льстят ваши слова, – с улыбкой ответила она.

В ресторанном зале, вознесенном над Парижем на огромную высоту, она ощущала себя так, словно находилась в салоне авиалайнера, уносившего ее прочь от проблем – пусть даже на какую-то пару часов. Она была рада, что послушалась совета Жака. Симон оказался занятным собеседником, и она с невольным интересом слушала его рассказы о борьбе с жизненными трудностями, кознями врагов. Не раз Симон пытался завести разговор о своих чувствах, но Ариан помнила, что пришла на встречу с определенной целью.

– В Портофино вы говорили, что готовы помочь мне в бизнесе, – внезапно произнесла она.

Симон, судя по всему, был удивлен.

– Да? Не помню.

– Говорили, и не будем спорить об этом. Для того чтобы мой бизнес сдвинулся с мертвой точки, нужна финансовая поддержка. Вы готовы мне ее оказать? Мои дела здесь идут очень хорошо, – солгала Ариан с непроницаемым лицом, – но я поняла, что парижский рынок слишком тесен. Я хочу провести презентацию своей бижутерии либо в Нью-Йорке, либо в Берлине, а для этого нужен стартовый капитал.

– Я бы с радостью помог вам, но я не даю деньги в долг – во всяком случае, друзьям. Я давно понял, что не следует смешивать бизнес и удовольствие. А я хочу стать вашим другом.

Отказ был вежливым, но весьма недвусмысленным, и по лицу де ла Форса Ариан поняла, что от него она ничего не получит.

После паузы он добавил:

– Пока мы с вами будем друзьями, у вас не будет никаких проблем. Скажите, после ленча вы свободны?

Ариан возненавидела де ла Форса – он опять отнесся к ней как к дешевой девке, которую можно купить, вкусно угостив.

– А я-то думала, что вы не станете делать одну и ту же ошибку, – процедила она.

– Я извинился за свое поведение и заверяю, что ничего подобного не повторится. Не в моих интересах расстраивать вас. Тем не менее есть нечто, что мне очень хотелось бы вам показать. Это всего в пяти минутах отсюда, вы освободитесь через полчаса.

– Мне нужно быть дома к трем, – коротко предупредила Ариан.

У ресторана их ждал лимузин. Они поехали вдоль реки и вскоре остановились на набережной Анатоля Франса, перед красивым каменным зданием. Де ла Форс, буквально выпрыгнув из машины, взял свою даму под руку и повел к огромной входной двери.

Фойе чем-то напомнило ей аналогичные помещения в некоторых домах моды: мраморный пол, каменные колонны, изящная лестница – словом, Париж восемнадцатого века во всем великолепии.

– Куда вы меня ведете? – спросила Ариан, когда роскошно отделанная кабина лифта бесшумно двинулась вверх.

– Сейчас увидите, – весело отозвался Симон.

Наверху он достал из кармана ключ, отпер высокие двойные двери с позолотой и отступил в сторону. Ариан оказалась в круглом зале с полом из черного и серого мрамора. Это было опять-таки что-то похожее на фойе, через которое можно было попасть в гостиную с тремя громадными окнами, из которых открывался вид на реку и сад Тюильри на правом берегу Сены.

Войдя в комнату, Ариан оглядела украшенный лепниной потолок, панели, которыми были отделаны стены, великолепную мебель и картины.

– Я хочу, чтобы вы увидели все остальное, – раздался из фойе голос Симона.

Ариан вернулась в круглый зал, после чего де ла Форс отпер еще одни двойные двери, которые вели в длинный коридор, и принялся демонстрировать гостье спальни, гардеробные, библиотеку. Все это было отделано и обставлено с такой же вызывающей роскошью, как и уже виденные Ариан помещения.

Когда они вернулись в гостиную, де ла Форс, остановившись у камина, спросил:

– Вам здесь нравится?

– Кому это принадлежит? – ответила Ариан вопросом на вопрос.

– Одному моему знакомому, который переехал в Швейцарию. Я планирую арендовать все это на год. Если вам нравится, я могу подписать документы уже сегодня днем.

– Это важно? – осведомилась Ариан, уже догадавшись, какой последует ответ.

– Мне бы хотелось, чтобы вы здесь жили.

Ариан поднялась с кресла.

– Мне казалось, мы пришли к соглашению относительно того, что спать с вами я не буду ни при каких обстоятельствах, – прямо сказала она. – Через десять минут я должна быть дома.

– Пожалуйста, выслушайте меня.

Тон, с которым были произнесены эти слова, заставил ее остановиться.

– Я знаю, что я вам все еще неприятен, но вы меня неправильно поняли. Вы самая необыкновенная женщина, которую я когда-либо встречал, и мне хотелось бы, чтобы вы стали моей женой. Но я не достиг бы моего нынешнего положения, если бы не умел удовлетворяться частью чего-то в тех случаях, когда невозможно получить все. Я терпеть не могу свою супругу, но в моей стране развода не существует. И я не могу жить без женщины, которую люблю. Я хочу, чтобы вы были рядом со мной, когда я буду приезжать в Париж – это бывает нечасто. Мы будем вместе гулять, бывать в разных интересных местах, если вы захотите – путешествовать. Я не буду здесь жить и не стану навязывать вам свое общество. Между нами не будет физической близости, если только вы сами не измените решения. В обмен на это я буду оплачивать эти апартаменты и все ваши расходы, какими бы они ни были, а также готов заплатить все долги, которые у вас могут иметься. Надеюсь, вы согласитесь – этим вы сделаете меня самым счастливым мужчиной на свете.

Симон говорил так прочувствованно, что и сам почти поверил в то, что сказал.

– Есть два условия, – добавил он после небольшой паузы. – Во-первых, вы не должны встречаться с другими мужчинами. Я человек гордый и не смогу это терпеть. Во-вторых, вы не должны работать. Я очень занят и не могу заранее сказать, когда смогу приехать, чтобы повидаться с вами, поэтому мне нужно, чтобы вы были свободны всегда.

Ариан предполагала, что Симон сделает ей другое предложение, и была готова отвергнуть его. Однако то, что он сказал, стало для нее полной неожиданностью, и скорее приятной, нежели наоборот. Условие? Любовник был ей ни к чему. Работа… она давала ей ощущение свободы. Тем не менее в кошельке Ариан сейчас было всего-навсего сорок три франка. Чего она добилась, став свободной? А ведь надо было содержать не только себя, но еще и Нану и Глорию. Вернуться на панель? Мысль об этом была невыносимой.

Она подошла к окну и, посмотрев несколько секунд на реку, обернулась к Симону.

– Мне надо подумать.

– Завтра я улетаю в Буэнос-Айрес. Позвоните в «Георг Пятый» сегодня не позже половины восьмого, – сказал де ла Форс и, не удержавшись, хвастливо добавил: – Вечером я обедаю с четой Помпиду.

Они вышли из здания в молчании. Когда Ариан уже собиралась сесть в машину, Симон достал из кармана квадратную коробочку из черного бархата.

– Надеюсь, на этот раз вы не станете заталкивать это мне в штаны, – сказал он, улыбаясь и протягивая коробочку Ариан.

Та положила ее в сумочку. Она знала, что находится внутри, и подумала, что, в конце концов, замечательные рубины могут быть решением всех ее проблем. Она могла продать их и при этом никогда в жизни не встречаться больше с Симоном де ла Форсом.

– Если они вам не понравятся, не пытайтесь их продать. – Симон словно прочитал ее мысли. – Они зарегистрированы как собственность компании. Но мы можем обменять их на любые другие драгоценности, которые вы предпочтете получить вместо этих.

Ариан нырнула в автомобиль.

Симон наклонился и захлопнул дверцу.


– Жаль, что он не заинтересовался мной, – хихикнул Вилетт в телефонную трубку.

– Перестань, Жак, это не шутка. Я не вижу возможности ему отказать, но чувствую, что здесь кроется какой-то подвох, – нетерпеливо прервала его Ариан.

– Может, и так. Но в любом случае это лучше, чем остаться без денег и без крыши над головой. Уже четверть восьмого. Пожалуйста, скажи «да», а потом перезвони мне. Так хочется посмотреть на замечательный дворец, о котором ты рассказывала, – просто до смерти! Пока.

Ариан положила трубку и задумалась. Возможно, Жак был прав. У нее появилась возможность иметь все, о чем она могла только мечтать, и в то же время ничего не давать взамен – или, во всяком случае, давать очень мало. Но где-то в ее сознании продолжал звучать тревожный сигнал. Ах, если бы в своих опасениях она могла опереться на что-нибудь еще, кроме неясного страха и мрачных предчувствий! Если бы она не была связана по рукам и ногам долгами! Если бы…

Ариан взглянула на туалетный столик, на котором стояла фотография, сделанная много лет назад в Рио-де-Жанейро. Мама, сестра… жизнь в трущобах… Она набрала номер.

– Отель «Георг Пятый», добрый вечер, – раздался вежливый голос девушки-оператора.

– Пожалуйста, соедините меня с месье де ла Форсом.

В трубке ненадолго наступила тишина, после чего Ариан услышала знакомый голос.

– Да, – сказала она, с трудом заставив себя выговорить это простое слово.

– Вы об этом не пожалеете, – отозвался Симон.

Ариан бросила трубку – она отнюдь не была в этом уверена.

Глава 16

Париж

Ноябрь 1968 года

Огромный трельяж отражал Ариан едва ли не под всеми возможными углами. Повернувшись, она внимательно осмотрела себя сзади.

– Тесьма пришита не совсем ровно, – сказала она главному портному ателье, стоявшему рядом. – Слева она должна быть чуть выше.

– Приятно иметь дело с клиентом, который разбирается в портновском искусстве так, как вы, мадемуазель Делор, – откликнулась женщина-менеджер. – Многие из тех, кто покупает наши изделия, ничего не понимают в одежде.

– Благодарю вас, Иветт, – сказала Ариан ассистентке, которая тут же устранила замеченный изъян. – Думаю, здесь нужны другие пуговицы. Мне бы хотелось такие же, как на синем пальто, которое вы мне сшили в прошлом месяце. Я имею в виду не приталенное, а то, прямое.

– Разумеется, мадемуазель. – Иветт быстро сделала пометку в блокноте.

Ариан посмотрела на вешалку в углу – оставалось примерить еще четыре костюма – и перевела взгляд на циферблат своих платиновых часиков.

– Пожалуй, сейчас посмотрим только желтый, а остальные – как-нибудь в другой раз, – сказала она, обращаясь к Иветт. – Скоро время ленча. У меня встреча в отеле «Ритц».

Заключив с ней сделку, Симон еще ни разу не появлялся в Париже. Он звонил примерно раз в десять дней и обещал быть в самое ближайшее время, но приезд пока откладывался. Ариан была предоставлена самой себе и наслаждалась свободой.

На следующий же день после того, как она приняла предложение Симона, все ее долги были выплачены. Ей прислуживали две горничные и повар, в ее полном распоряжении постоянно находилась машина с водителем. Каждое утро ей доставляли букет белых цветов с открыткой, на которой было написано: «Я люблю тебя». Такие же записки прилагались к коробочкам из черного бархата, которые каждый понедельник она получала либо от Картье, либо из других роскошных ювелирных магазинов. Вместе с ключами от апартаментов Ариан получила конверт, где лежали ключ от сейфа, стоявшего в ее спальне, и записка, в которой Симон просил ее обращаться с этим ящиком осторожно, так как он не имел дубликата. Поначалу ей казалось, что сейф ни к чему. Однако теперь он был почти доверху набит всевозможными драгоценностями, которые все продолжали прибывать.

Одевалась она в домах моды Шанель, Живанши и Сен-Лорана. В день переезда в новые апартаменты Ариан купила светильники в стиле арт-нуво, которые так приглянулись Жаку, и пять костюмов для него у Сен-Лорана. Все это она подарила Вилетту в тот же вечер, когда он приехал взглянуть на ее новое жилище.

Ариан ожидала, что Нана разделит ее восторг по поводу обрушившегося на них благосостояния, но та стала, напротив, еще более замкнутой. Когда Глории доставляли какую-нибудь новую шикарную и дорогую игрушку, Нана лишь бормотала себе под нос что-нибудь вроде «это уже чересчур», неодобрительно покачивая головой. Поначалу Ариан пыталась объяснить, что ей это ничего не стоит, но потом сдалась – ничто не могло рассеять страх Наны перед жизнью.

Одевшись, Ариан вышла из дома моды Шанель и пешком направилась в отель «Ритц». Она предвкушала удовольствие от предстоящей встречи с Камелиной – теперь уже княгиней Сартеано, – которая впервые после свадьбы приехала в Париж за покупками. Подруги договорились вместе пообедать, а затем отправиться посмотреть коллекцию одежды дома Бальмэн.

* * *

Симон де ла Форс посмотрел на разложенные на каминной полке рождественские открытки, откинулся на спинку огромного кожаного кресла и довольно хохотнул. Он только что поговорил по телефону с Эдуардом Голбинзом, который подтвердил, что из месяца в месяц расходы Ариан удваивались. Это его обрадовало – красавица шла в расставленную им ловушку.

Симон безгранично верил в свою способность угадывать человеческие слабости. Еще во время беседы на яхте он уловил, что в прошлом Ариан есть нечто такое, что делало ее уязвимой. Нужно было лишь выяснить, что это. Однако никаких данных на Ариан Делор у французской полиции не оказалось, если не считать сведений о дате ее рождения, факт которого был официально зарегистрирован. В Бразилии вообще ничего не было известно о женщине с таким именем.

Симон оставался вдали от Ариан для того, чтобы дать ей привыкнуть к ее новому образу жизни до такой степени, чтобы она и помыслить не могла ни о каком другом. Только тогда можно было начинать потихоньку закручивать гайки, никак не раньше. Сейчас, однако, ему предстояло дело, которое он не мог доверить никому, кроме самого себя. По этой причине он должен был отправиться в Париж лично. Сейчас он ждал, когда его соединят с Ариан.

Телефон зазвонил, и Симон мгновенно схватил трубку.

– На линии миссис де ла Форс, сэр, – раздался голос оператора.

Симон хотел было проигнорировать звонок супруги, но решил, что лучше коротко поговорить с Долорес сейчас, чтобы избежать выслушивания ее нескончаемых упреков потом.

– Хорошо, соедините.

– Симон! – раздался в трубке пронзительный голос жены, от которого у де ла Форса нервы мгновенно натянулись как струны. – Я только что разговаривала с Жаклин, и она рассказала мне, что в Париже есть одна девица, о которой там все говорят. Она живет просто как королева. Ее зовут Ариан, а фамилию я не помню. Так вот, если опять-таки верить слухам, ее содержишь именно ты.

Симон не дал супруге закончить.

– Заткнись, глупая корова! – взревел он. – Нечего слушать всякие сплетни! Я только что просмотрел кое-какие из твоих последних счетов. Содержать еще одну «королеву» вроде тебя мне бы удалось только в том случае, если бы я стал владельцем Форт-Нокса!

– Ну что ты, Симон, – заныла Долорес. – Я же только спросила! Не забудь, что сегодня вечером мы обедаем с Мигелем и Терезой. Не опаздывай.

Де ла Форс положил трубку, и лицо его перекосила гримаса. Что ж, подумал он, пусть благоверная наслаждается жизнью, пока у нее есть такая возможность.


– Здравствуй, любовь моя. Я только что остановился в отеле «Георг Пятый», – проворковал Симон.

– Как долетел?

Ариан знала, что ей следовало бы выразить свою радость, но она не смогла заставить себя это сделать.

– Очень хорошо. Почти всю дорогу спал. – Растянувшись на шелковых простынях, не снимая ботинок, де ла Форс посмотрел на часы: девушка от мадам Клод должна была появиться через пять минут, поэтому беседу лучше было не затягивать. – Послушай, дорогая, я очень устал, но, может быть, мы встретимся завтра за ленчем? И знаешь что? В самолете я думал, что еще ни разу не видел Глорию. В газете я прочел, что в Париже гастролирует будапештский цирк. Может быть, девочке будет интересно посмотреть представление?

– Ей всего полтора года, – запротестовала Ариан.

В этот момент Симон услышал, как в дверь вежливо постучали, и прервал ее:

– Извини, дорогая, тут стучат. Я просил, чтобы мне принесли чего-нибудь поесть. Обсудим все завтра. Спокойной ночи.

Положив трубку, Симон встал и быстро сунул в ящик прикроватной тумбочки конверт от Эдуарда Голбинза с адресом детективного агентства и копиями ключей. Затем направился к двери, на ходу расстегивая рубашку. «Скоро, – сказал он себе, – у меня не будет необходимости вызывать девушек от мадам Клод».


Рядом с ареной за какие-то несколько часов была построена новая ложа, обитая розовым бархатом. На фронтоне из шоколадок в ярких обертках было выложено имя «Глория». Как только Симон, Ариан, Нана и Глория, следом за которыми шли еще несколько смущенных детей с нянями и вся прислуга Ариан, вошли в цирк, клоуны и акробаты встретили их как дорогих гостей и проводили к своим местам.

Во время ленча Симон сумел переубедить Ариан, и теперь цирк давал специальное представление только для них.

– Мне всегда хотелось иметь детей, и я просто мечтаю устроить представление для ребенка, которого я люблю, – заявил он.

Де ла Форс настоял и на том, чтобы вместе с Ариан в цирк отправилась вся их прислуга – под тем предлогом, что получится что-то вроде «семейного торжества».

Устроившись в кресле и взглянув на личико Глории, глазенки которой сверкали от радостного возбуждения, Ариан повернулась к Симону и дотронулась до его руки.

– Спасибо, – сказала она с чувством. – Это лучший подарок из всех, которые ты мне сделал.

– Не за что, моя дорогая, – ответил он. – Все это так же много значит для меня, как и для Глории.

Воздух прорезали звуки фанфар, и на арене появились клоуны с мячами красного и желтого цветов.

Примерно в это же время в пятидесяти ярдах от дома на набережной Анатоля Франса остановилась черная «симка». Водитель вышел из машины и посмотрел на часы.

В цирке детишки, собравшись в розовой ложе, шумно приветствовали попытки клоуна взобраться на мяч. Наконец ему это удалось, и он, вытащив из кармана водяной пистолет, брызнул из него в лицо своему коллеге.

Консьерж в доме на набережной Анатоля Франса читал «Фигаро», когда в его комнате, по другую сторону вестибюля, зазвонил телефон. Он что-то проворчал себе под нос и вышел из-за стойки, чтобы снять трубку. В этот момент человек, стоявший на улице около двери, быстро и бесшумно вошел в вестибюль, взбежал по лестнице на второй этаж и достал из кармана пальто ключ. К тому времени, когда консьерж вернулся за стойку, раздраженный тем, что его оторвал от чтения какой-то болван, неправильно набравший номер, незнакомец уже проник в пустые апартаменты Ариан.

Развернув небольшой листок с планом, он отыскал спальню Ариан. Рукой в перчатке потянул на себя нужную картину, сунул дубликат ключа в скважину замка и бесшумно открыл сейф.

В цирке веселье достигло своего апогея. Акробаты, демонстрировавшие чудеса ловкости на белых конях, закончили свой номер и раскланялись под аплодисменты маленьких зрителей. Запели фанфары. Шпрехшталмейстер объявил следующий номер – на очереди было выступление воздушных гимнастов.

Между тем незнакомец внимательно разглядывал содержимое сейфа Ариан, ни к чему не притрагиваясь: он получил строгие инструкции не оставлять ни малейших следов своего визита. Затем он стал осторожно один за другим раскрывать бархатные футляры. Но там были только драгоценности. На верхней полке он не нашел никаких бумаг.

Осмотр средней полки сейфа также ничего не дал. Неизвестный принялся методично обыскивать нижнюю, и вскоре нашел то, что искал: бразильский паспорт был спрятан за одной из стопок футляров с украшениями. Незваный гость вынул из кожаной сумки мощную лампу и фотоаппарат, подключил лампу к ближайшей розетке и разложил документ на прикроватной тумбочке.

Лучи прожекторов освещали гимнастов, безукоризненно исполнявших сальто и другие сложнейшие акробатические элементы.

В доме на другом конце Парижа незнакомец, убедившийся, что никаких других документов или фотографий на полках нет, вернул паспорт на место и запер сейф.

Потом он осмотрел содержимое всех выдвижных ящиков комода в спальне и стола в библиотеке. Там не оказалось ничего интересного. Незнакомец из библиотеки связался со своим офисом, напомнил, что повторный звонок должен последовать ровно через минуту и, расположившись в коридоре, принялся ждать.

Он услышал, как в вестибюле этажом ниже зазвонил телефон. До него донеслось ворчанье консьержа, выбиравшегося из-за стойки, чтобы снять трубку. Мужчина успел выскочить из здания задолго до того, как консьерж вернулся на свой пост, ругая последними словами типов, которые не в состоянии попасть пальцем в нужную дырку на телефонном диске.

Когда на арене появился глотатель огня, человек уже ехал в своей машине вдоль набережной. Сыщик надеялся, что месье с лицом индейца и странным именем (скорее всего вымышленным) останется доволен его работой.

Когда юркая «симка» влилась в поток транспорта на площади Согласия, Симон де ла Форс выходил из цирка, держа на руках Глорию, которая пыталась ущипнуть его за нос.

Глава 17

Париж

Декабрь 1968 года

– Не правда ли, это было чудесное Рождество, Нана? – спросила Ариан.

Все трое направлялись в сад Тюильри. Ариан не любила гулять с Глорией, когда на улице было холодно, но Нана настояла на том, что девочка должна бывать на свежем воздухе каждое утро независимо от погоды. Ариан уступила. Повар и горничные-португалки избавили Нану от многих хлопот по дому, и ее единственной обязанностью теперь было заниматься Глорией – внучка была для нее всем.

– Да, – согласилась Нана, направив коляску слегка в сторону, чтобы объехать выемку на тротуаре. Девочка была одета в дешевое синее пальтишко, которое Нана преподнесла ей к рождественским праздникам. Ариан не могла понять смысла подобного подарка, поскольку шкафы в доме ломились от дорогой детской одежды. Ей вообще было неясно, почему Нана с таким неодобрением относится к их новому образу жизни, – ведь она прекрасно знала, каким ремеслом Ариан зарабатывала на жизнь до того, как стала манекенщицей.

Это было их второе совместное Рождество. Внешне все прошло просто великолепно. В гостиной стояла роскошная рождественская елка, во всех каминах пылали сухие дрова, были куплены прекрасные подарки.

На праздник Ариан отпустила прислугу. Еду доставили из ресторана «Фошон» с первыми сумерками. Ариан и Нана постарались, накрывая праздничный стол. Но когда женщины и Глория принялись за рождественский ужин, великолепие обстановки лишь подчеркнуло их одиночество и разобщенность – Ариан и Нане нечего было сказать друг другу. Глория часам к одиннадцати ужасно раскапризничалась, и Нана уложила ее в постель. Женщины, усевшись в гостиной у камина, какое-то время поддерживали вялую беседу, пока не пришло время открывать подарки, а затем с чувством облегчения отправились спать.

Из Буэнос-Айреса позвонил Симон и сказал, что приедет в Париж в канун Нового года и что ее ждет праздничный сюрприз.


Симон де ла Форс был весьма доволен собой. Собственно говоря, это было его обычное состояние. Сидя в зале ожидания аэропорта, предназначенном для особо важных персон, в окружении целой свиты помощников и служащих авиакомпании, он ожидал посадки на рейс Буэнос-Айрес – Париж. Скорее всего он в последний раз летел куда-либо коммерческим рейсом – в начале нового года из Америки должен был прибыть только что купленный им новый «лир».

Проведя неделю в Пунта-дель-Эсте с Долорес и ее родственниками, он был несказанно рад своему отъезду. Как и было условлено, Эдуард Голбинз позвонил ему спустя два дня после Рождества и сказал, что Симон должен немедленно выехать в Париж на чрезвычайно важную и срочную деловую встречу. Долорес, как обычно, возражала, но Симон был уверен, что жена рада его отъезду не меньше, чем он сам.

К де ла Форсу подошел сотрудник авиакомпании и передал ему паспорт.

– Вам нет необходимости проходить паспортный контроль, мистер де ла Форс, – сообщил он. – Вы можете подняться на борт прямо сейчас. Счастливого полета.

Симон сунул паспорт в нагрудный карман и зашагал к выходу из VIP-зала. Краешек документа остался торчать наружу. Магнат попытался запихнуть его поглубже, но ничего не вышло. Тогда он сообразил, что, по всей вероятности, мешает маленькая кожаная коробочка, лежавшая на самом дне нагрудного кармана, и переложил паспорт во внутренний.

Поднимаясь по трапу навстречу улыбкам стюардесс, Симон думал о том, что деньги на Ариан были потрачены недаром. Он не любил Ариан Делор. Любовь была неведомым ему чувством. Но за всю жизнь ни к одной женщине его не тянуло так сильно, как к Ариан. И вот теперь наконец он мог получить ее.

Де ла Форс щелкнул пряжкой ремня безопасности, закрыл глаза и расслабился в кресле.

Глава 18

Париж

31 декабря 1968 года

– Мы почти приехали, мадемуазель.

Голос шофера был хорошо слышен сквозь перегородку из темного стекла, отделявшую его от Ариан, но разглядеть его самого она не могла. Мало того, из салона невозможно было увидеть, что происходит на улице. Водитель объяснил, что стекла лимузина были заменены на затемненные по требованию месье де ла Форса. Разумеется, окна автомобиля не открывались.

Сначала Ариан почувствовала приступ раздражения, но затем ей показалась даже забавным, что ее везли, словно восточную принцессу, так что никто из прохожих не мог ее видеть. Включив радио, расположенное над баром, она откинулась на спинку обитого бархатом сиденья и стала слушать музыку.

Наконец машина остановилась. Дверь открыли снаружи, и Ариан увидела в нескольких футах от себя одетого в смокинг Симона. Лакей в костюме придворного эпохи Людовика XV и напудренном парике помог ей выйти из машины.

– Ты, как всегда, великолепна, – восхищенно сказал Симон, целуя ее в щеку.

Смущенная поцелуем, Ариан сделала вид, что пытается плотнее запахнуть длинное, до щиколоток пальто, под которым виднелось белое шелковое платье, расшитое золотыми нитями и украшенное горным хрусталем.

– Туалет у тебя просто шикарный, – снова заговорил Симон тем же восхищенным тоном. – Какой счет мне за него выставят?

Последняя фраза содержала весьма неприятный намек, и Ариан насторожилась.

– Надеюсь, ты не собираешься жаловаться по поводу того, что я трачу слишком много денег, – холодно сказала она.

– Во всяком случае, не сегодня вечером, – заявил де ла Форс. Он повел Ариан к ярко освещенному двору, расположенному неподалеку. Красный ковер, брошенный поверх дорожки из белого гравия, глушил звук их шагов.

– Это же Малый Трианон! – воскликнула Ариан, остановившись перед входом. – Что мы здесь будем делать?

– Сначала пообедаем, а потом встретим Новый год. Я думал, тебе это понравится. – Симон отступил в сторону, пропуская Ариан.

– Как тебе удалось его арендовать? – не удержалась она.

– Узнал через друзей, что как раз сейчас идет реставрация Версаля, нужны деньги. Одна из моих компаний, действующая на территории Франции, частично оплатила расходы по реставрации дворца. В обмен на эту помощь мне оказали небольшую услугу.

Слова Симона произвели на Ариан огромное впечатление. Она поняла, что для этого человека нет ничего невозможного. Де ла Форс по выражению лица прочел ее мысли, и это доставило ему огромное наслаждение.

– Тебе наверняка известно, что этот дворец был построен Людовиком Пятнадцатым для мадам де Помпадур. Я подумал, это как раз то, что нам нужно, – хвастливо заявил он.

– Летом я приходила сюда на пикник вместе с Наной и Глорией, и гид рассказывал, что последней владелицей дворца была Мария-Антуанетта. Это меня не очень-то вдохновляет, – парировала Ариан.

Симон улыбнулся:

– Не волнуйся, я не привез с собой гильотину.


– Не желает ли месье чего-нибудь еще? – осведомился официант в парике.

Симон бросил взгляд туда, где в ведерке со льдом покоилась неоткупоренная бутылка шампанского.

– Поставьте вино на стол и можете быть свободны, – распорядился он.

Все опасения Ариан рассеялись еще за обедом, который состоялся в небольшом будуаре рядом с музыкальной комнатой. Круглый стол был накрыт розовой скатертью из камчатного полотна. В золотых подсвечниках горели ароматизированные свечи. Меню обеда было таким же легким, как и разговор, который они вели. Симон рассказывал Ариан о красотах Аргентины, причем по его словам получалось, что у него есть имение чуть ли не в каждом уголке этой экзотической страны. Слушая его, Ариан укоряла себя за свои необоснованные страхи.

Симон взглянул на часы.

– Половина двенадцатого, – сказал он, вынимая из нагрудного кармана обтянутую кожей коробочку. Потянувшись через стол, он положил ее на скатерть перед Ариан. – Мне как раз хватит времени, чтобы сказать тебе все, что я бы хотел.

По тону, которым были произнесены эти слова, Ариан поняла: то, что предстояло услышать, ей вряд ли понравится. Открыв коробочку, она невольно ахнула – там оказалось кольцо с бриллиантом квадратной формы размером с крупную почтовую марку.

– Не чересчур ли это для рождественского подарка? – спросила она.

– Возможно, и чересчур, – согласился Симон. – Но для обручального кольца в самый раз.

Ариан отодвинула коробочку в сторону.

– Мне казалось, мы заключили сделку, – осторожно сказала она.

– Я давным-давно усвоил, что условия сделки могут пересматриваться в зависимости от обстоятельств, – ответил Симон.

Ариан молча встала и направилась к двери.

– Я не стал бы торопиться с уходом, Флоринда, – спокойно произнес де ла Форс. Он мог позволить себе быть абсолютно хладнокровным: в этой игре у него на руках были все козыри.

Услышав это, Ариан застыла на месте как вкопанная. Если в Булонском лесу клиенты спрашивали, как ее зовут, она называлась именно так – Флориндой. С тех пор как она перестала торговать своим телом, прошел почти год, и она искренне надеялась, что мужчины, покупавшие ее, так же мало обращали внимание на ее лицо, как она на их лица. Но если бы кто-нибудь из них, увидев фотомодели Баленсиаги в одном из модных журналов, узнал в ней Флоринду и решил заработать шантажом, он наверняка вышел бы непосредственно на нее. Если бы это «открытие» сделала какая-нибудь из проституток, она отправилась бы с этой историей в одну из бульварных газет, но уж никак не к Симону. Ариан съежилась от страха при мысли о том, что ее мог предать Жак, но тут же вспомнила, что визажист знал ее как Ариан. Нет, Жак здесь был ни при чем, и Нана, разумеется, тоже. Должно быть, ее сдал тот садист, зарабатывавший на жизнь подделкой документов. Помедлив немного, чтобы взять себя в руки, Ариан повернулась, подошла к столу и снова села.

– Не понимаю, о ком ты говоришь, – сказала она, глядя Симону прямо в глаза. Ей нужно было выиграть время.

– Меня восхищает твоя выдержка, – заметил Симон. – Это лишь подтверждает, что ты достойна стать моей женой. Если хочешь, можем поиграть в кошки-мышки, но, чтобы не тратить время, я напомню тебе о некоторых фактах. Мне стало известно, что полиция Рио-де-Жанейро очень хотела бы побеседовать с девушкой по имени Флоринда Соса. Ее разыскивали в связи с убийством. Лицо на фотографии показалось мне удивительно знакомым. Продолжать я не буду – может подслушать прислуга, а шантаж в наше время – весьма доходный бизнес.

Ариан все поняла. Симон ничего не знал о ее «работе» в Булонском лесу. Должно быть, он каким-то образом умудрился заглянуть в ее паспорт, вернее, в паспорт Флоринды, и навел справки в Бразилии. Теперь Симон был убежден, что перед ним Флоринда. Ариан быстро обдумала ситуацию и решила не признаваться ему, что на самом деле она Сильвия. Если бы Симон решил навести на ее след бразильскую полицию, это нисколько не помогло бы – с точки зрения правоохранительных органов Рио, Сильвия была ничуть не меньше виновна в смерти Рубена, чем ее сестра.

Несколько воодушевила Ариан последняя фраза, по которой она поняла: Симон де ла Форс боится шантажа ничуть не меньше ее.

– Насчет прибыльности шантажа ничего сказать не могу, – с нажимом произнесла она. – Я этим видом бизнеса не занимаюсь.

Глаза Симона сверкнули.

– Буду откровенен. Если ты не согласишься на мои новые условия, я сообщу полиции твое настоящее имя и местонахождение. Я не для того потратил на тебя столько времени и денег, чтобы остаться с носом.

Де ла Форс налил себе еще шампанского и, прежде чем продолжать, поднял бокал и полюбовался игрой напитка цвета светлого топаза.

– Не воображай, что твое прошлое может изменить мои чувства к тебе, – снова заговорил он. – Меня не волнует, если люди нарушают какие-то моральные запреты, когда речь идет о выживании, или когда они стремятся любой ценой заполучить то, что им нужно. – Симон встал, развязал галстук и принялся расстегивать рубашку. – Здесь, за дверью, замечательная спальня, в которой зажжен камин. Мы и так потеряли массу времени.

Обойдя вокруг стола, Симон остановился позади Ариан и, наклонившись, поцеловал ее в шею. От прикосновения мокрых губ Ариан содрогнулась. Он обнял ее одной рукой за талию и попытался поднять со стула.

Ариан встала. Ее не раз загоняли в угол, но она всегда умудрялась найти выход из трудных положений.

– Я не буду с тобой спать, – спокойно сказала она, повернувшись к Симону лицом. – Я знаю, что ты хочешь меня и что ты узнал обо мне достаточно, чтобы считать, что в твоих силах заставить меня лечь с тобой в постель. Но я не уверена, что ты любишь меня. Я вижу, что ты потерял от меня голову, но между этим состоянием и любовью большая разница. Если я стану спать с тобой, вполне возможно, что ты охладеешь ко мне так же быстро, как и воспылал. В этом случае я не только стану для тебя обузой; из-за меня ты можешь потерять большие деньги, если твоя жена узнает о наших отношениях и использует их как повод для официального развода. Тогда тебе будет дешевле отправить меня в тюрьму. Нет, я не буду с тобой спать. Твое желание – единственная гарантия моей безопасности.

– Это все твои проблемы, а не мои, – резко бросил де ла Форс. Подойдя к Ариан вплотную, он схватил ее в объятия. Реакция Ариан была мгновенной. Схватив его за промежность, она изо всех сил стиснула пальцы. Вскрикнув от боли, Симон, хватая ртом воздух, отпустил ее. Воспользовавшись этим, она бросилась к буфету. В левой руке ее оказалась бутылка с шампанским, а в правой – нож для мяса с ручкой из слоновой кости.

– Стоит тебе двинуться с места, и это полетит в полотно Фрагонара, – сказала Ариан, взмахнув бутылкой и указывая на картину, висевшую на стене. – А нож я всажу тебе под ребра. Если ты собираешься изнасиловать меня, можешь попробовать, но я бы не советовала.

Некоторое время Симон молча смотрел на нее, затем стал медленно застегивать рубашку. Покончив с пуговицами, он завязал галстук и сел. Угроза получить удар ножом под ребра не слишком его напугала. Другое дело – шумный скандал и газетные заголовки, которые могли за ним последовать.

– Я восхищаюсь твоим мужеством, – сказал он примирительно. – Вынужден снова извиниться за свое глупое поведение. И тем не менее ты не права. Ты нужна мне не просто как любовница. Ты исключительно красива, умна и в случае необходимости можешь постоять за себя. Я уже говорил тебе и повторю: я прошу тебя стать моей женой.

– Мне это льстит, но где гарантии, что я не наскучу тебе в качестве жены? Теперь, когда ты знаешь, кто я на самом деле такая, ты можешь в любой момент избавиться от меня, отправив за решетку. Это будет гораздо дешевле, чем развод. Я думаю, что и нынешнюю свою супругу ты бы давно бросил, если бы не раздел имущества и прочее. Так что для себя лично я не вижу разницы между положением любовницы и жены. Разумнее всего было бы расстаться. Я верну тебе все твои подарки, а ты будешь молчать по поводу того, что тебе известно обо мне. Это было бы справедливо.

– Ты все еще не понимаешь меня, – вздохнул Симон. – Дело в том, что я отчаянно хочу сына. Моя жена бесплодна.

Впервые с момента знакомства с могущественным магнатом Ариан услышала в его голосе не высокомерие, а что-то иное. Просьбу? Потянувшись через стол, Симон взял ее за руку.

– У тебя есть ребенок, и ты, наверное, можешь понять, как мне хочется иметь родное дитя. Я создал огромную империю из ничего, но у меня нет наследника. Я хочу, чтобы его матерью была ты. У тебя уже есть чудесная дочь, и ты родишь мне прекрасного сына. Собственно, родишь мне столько детей, сколько будет угодно Богу. – Пальцы Симона крепче сжались на руке Ариан. – Ты ведь понимаешь, что я не стану отправлять в тюрьму мать моих детей, верно? Так вот, наши дети и будут твоей гарантией. – Он заглянул Ариан в глаза. – Твое будущее зависит от меня, а мое – от тебя. Я тебя не подведу. – Де ла Форс секунду помедлил, а затем добавил с плохо скрытой угрозой: – Уверен, ты не подведешь меня.

Ариан поняла, что попала в ловушку. Она не могла сказать Симону, что давно уже лишилась возможности рожать: он пришел бы в ярость. Это означало бы, что все его хитроумные комбинации по завоеванию Ариан, все его расчеты и надежды рухнули, и огромные деньги были потрачены зря. Трудно было предположить, как именно он поведет себя в гневе – во всяком случае, магнат вполне мог выдать Ариан полиции, несмотря на угрозу скандала. Ей ничего не оставалось, кроме как попытаться выиграть время.

– Ты как-то сказал мне, что в твоей стране развода не существует, – тихо произнесла она.

– Ну и что? Я могу развестись в любом месте за пределами Аргентины, а потом жениться на тебе.

– Но тогда наши дети не будут признаны законными в Аргентине, а я не буду считаться твоей законной женой. Пока ты жив, это не будет иметь никакого значения, но в случае твоей смерти это может очень серьезно повлиять на судьбу наших детей. Ты ведь намного старше меня.

– Ты чересчур осторожна, – рассмеялся Симон.

– Возможно, но большую часть жизни я была парией, и у меня нет ни малейшего желания оставаться в этом положении. Пойми меня. Если ты хочешь, чтобы мы поженились, ты должен добиться, чтобы твой первый брак был признан недействительным Ватиканом.

Ариан было известно, что процедура признания брака недействительным через Ватикан занимает годы. Она могла бы за это время раздобыть себе новые поддельные документы и скрыться вместе с подаренными драгоценностями, Глорией и Наной.

Симон усмехнулся про себя – у него были другие планы, которые требовали куда меньше времени и усилий, чем обращение в Ватикан.

– Если условием твоего согласия является признание нашего брака полностью законным в Аргентине, то я с удовольствием выпью за это. – Он поднял свой бокал.

– И никакого секса до тех пор, пока мы официально не поженимся, – добавила Ариан.

– Второе условие мне очень не нравится, но я готов принять и его, – сказал Симон, думая о том, что свадьба состоится гораздо раньше, чем рассчитывала Ариан.

Часы пробили полночь.

– Пожалуйста, подойди к окну, – попросил Симон. – Сейчас ты увидишь последний сюрприз, который я приготовил для сегодняшнего вечера.

На улице было совершенно темно – очертания деревьев лишь смутно угадывались во мраке. Громкий хлопок пробки, вылетевшей из горлышка бутылки, совпал с первой яркой вспышкой, озарившей небо. За ней последовала другая, третья, и вскоре великолепный фейерверк осветил весь парк. В небе засверкали буквы «А» и «С».

Симон протянул Ариан бокал с шампанским.

– С Новым годом, любовь моя, – тихо сказал он, целуя ее в плечо и одновременно надевая ей на палец кольцо с огромным бриллиантом.

Оно показалось Ариан очень тяжелым.

Глава 19

Сальта, Аргентина

Март 1969 года

Карлос Гардес родился в долине Валье-дель-Оро тридцать лет назад. Он рано осиротел, воспитывался в приюте и, повзрослев, нашел работу в одном из имений, принадлежавших Симону де ла Форсу. Карлос обладал приятным голосом, любил петь и лелеял мечты об эстраде. Он уехал за славой в Буэнос-Айрес. Но в столице шустрого молодого человека родом из провинции Сальта определили к другому делу – он стал кокаиновым курьером между Боливией и Аргентиной. Сальта была на этом маршруте одним из ключевых участков.

Дела на новом поприще шли неплохо, но во время одной из его поездок стряслась беда. На боливийской границе Карлоса задержали жандармы. Его схватили, отвезли в тюрьму города Сальта и оставили там ждать суда.

В камере Карлоса осенила блестящая идея. Он написал письмо Симону де ла Форсу, в котором заявил, что ему ничего не было известно о содержимом посылки (этот же довод он использовал в качестве оправдания и на допросах в полиции). Кроме того, в своем послании он подробно описал свое тяжелое детство.

Де ла Форс наслаждался своим положением средневекового феодала, и его секретари имели строгую инструкцию передавать боссу все письма от тех, кто каким-либо образом был связан с его имением и просил о помощи. Симон захотел взглянуть на Карлоса, и молодого человека доставили к нему под полицейским конвоем. С формальной точки зрения это было нарушением закона, но в провинции Сальта законы устанавливал де ла Форс.

Симон, который отлично разбирался в людях (вернее, в их слабостях), понял, что Карлос идеальный слуга. То ли в силу обстоятельств, то ли по своей природе этот человек был способен сделать все, что угодно, по приказу хозяина.

Такой человек мог быть очень полезен Симону, и он устроил дело так, что Карлоса освободили за отсутствием улик. Посылка с кокаином таинственным образом исчезла из полицейского управления.

Вскоре выяснилось, что Карлос Гардес обладает недюжинными способностями следопыта и что ему нет равных в выслеживании и отлове самых разнообразных животных. Ему была поручена организация охот, которые Симон нередко устраивал для своих друзей или партнеров по бизнесу. Помимо этого, ему приходилось заниматься в интересах де ла Форса и довольно грязными делами, которые, разумеется, не афишировались. Однако ни одно из предыдущих поручений Симона не шло в сравнение с тем, которое Карлос получил от него на этот раз.


Долорес де ла Форс ненавидела Сальту. Днем здесь стояла невыносимая жара. Ближайшие соседи жили за несколько сот миль, нельзя было даже найти подходящую компанию, чтобы сыграть в канасту.

Ей очень хотелось подольше остаться в Пунта-дель-Эсте, но Симон настоял, чтобы уже в первых числах марта жена отправилась в Валье-дель-Оро и привела в порядок дом к моменту приезда его самого и каких-то его друзей из Испании.

Дом ее раздражал, но возникли некоторые идеи. Покончив с завтраком, Долорес стала думать, чем заняться в течение дня. Внезапно она вспомнила, что Карлос говорил ей, будто обнаружил в дальнем конце парка несколько очень необычных орхидей – по его словам, они росли на камнях, там, где находился искусственный водопад, вода для которого подавалась при помощи насосов из искусственного озера. Ей пришло в голову, что если даже Карлосу, уроженцу здешних мест, никогда не доводилось видеть подобных растений, значит, речь действительно шла о чем-то исключительном. До озера было полчаса пути пешком, и она в конце концов решила отправиться туда – это был неплохой способ убить время и к тому же хороший моцион перед ленчем.

Сеньора де ла Форс быстро облачилась в белую плиссированную юбку и очаровательную розовую рубашку, купленную на Капри. Она надела белые носки, удобные туфли на низком каблуке и вышла из дома через боковую дверь.

Дойдя до оружейной комнаты, она увидела разнорабочего по имени Сенон, чинившего дверной замок. При виде Долорес тот выпрямился и сдернул с головы берет.

– Добрый день, сеньора Долорес.

– Добрый день, Сенон. Что случилось с дверью?

– Два дня назад, ночью, кто-то забрался в оружейную, сеньора. Мне пришлось ждать, пока из города пришлют новый замок взамен сломанного.

– Мне никто ничего не сказал! Что-нибудь пропало? – Долорес сделала вид, что ее это в самом деле волнует.

– Украли все сапоги, сеньора, а остальные вещи на месте. Наверное, Панчо просто не хотел беспокоить вас из-за такой ерунды. Странное вообще-то дело, сеньора. Сапоги утащили, а ружья не тронули. Должно быть, воришка совсем дурак.

Долорес вздохнула. В самом деле, только сумасшедший мог украсть сапоги и оставить на месте все остальное, однако в любом случае происшествие было неприятное, а главное, теперь надо было возвращаться обратно, чтобы посмотреть, нет ли запасной пары сапог в гардеробной. Впрочем, подумала Долорес, разговоры местных жителей о том, что гулять в здешних местах без сапог опасно, скорее всего были пустой болтовней – индейцы обожали запугивать приезжих.

– Надеюсь, о краже уже сообщили в полицию, – заметила она и пошла дальше.

Когда Долорес углубилась в парк и дом остался далеко позади, она, оглядевшись, вынуждена была признать, что окружавший ее пейзаж действительно по-своему красив. Контраст между бесплодными каменистыми горами и плодородными землями долины, невероятно голубое небо, желто-коричневые горы – все это обладало своеобразной прелестью, хотя и отличалось от привычного и потому такого милого сердцу Долорес зеленого моря пампы.

Впрочем, она не долго думала об окружавшем ее ландшафте. Как это весьма часто случалось с ней в последние дни, мысли ее незаметно переключились на ее отношения с Симоном и их брак.

Де ла Форс был лучшей партией во всей Аргентине, поэтому она вышла за него. Долорес знала, что в первые годы их совместной жизни Симон нередко изменял ей, но тогда это не имело значения: она была сеньорой де ла Форс, и этого было вполне достаточно. В их кругу любовницы приходили и уходили, а жены оставались.

Выкидыши и заключение врачей о том, что она не может иметь детей, вызвали появление серьезной трещины в их браке. Нечастые визиты Симона в спальню супруги прекратились. Секс не слишком много значил для Долорес, однако гордость ее была задета, и к тому же ее начало одолевать беспокойство: она знала, как велико желание Симона обрести наследника, и не сомневалась, что рано или поздно он найдет женщину, которая родит ему сына.

Слухи о содержанке в Париже заставили ее заволноваться по-настоящему. Долорес обратилась за советом к отцу.

– Симон не может развестись с тобой – он может лишь официально поставить вопрос о раздельном проживании. Но любой хороший юрист – а среди моих знакомых есть несколько очень хороших юристов – сделает всю процедуру настолько дорогой для него, что он даже не станет всерьез рассматривать этот вариант. Он скорее приживет ребенка с какой-нибудь горничной – в их роду такое случалось. В этом случае ты сможешь усыновить этого ребенка и жить дальше без всяких проблем. Не расстраивайся, дорогая.

Рассудив так, отец повез Долорес обедать в Жокейский клуб.

Внезапный отъезд Симона из Пунта-дель-Эсте сразу после Рождества вновь оживил ее страхи. Однако вскоре супруг вернулся и провел с ней весь остаток лета, никуда не отлучаясь, если не считать коротких деловых поездок в Буэнос-Айрес. Пожалуй, решила Долорес, отец был прав…

Приблизившись к водопаду, Долорес осмотрелась и пришла к выводу, что болван Карлос что-то напутал – никаких необычных растений она не увидела.

Карлос прятался за камнями уже очень давно. Он провел здесь первую половину дня еще вчера, но хозяйка так и не пришла. Сегодня он занял позицию до рассвета, чтобы его ненароком никто не увидел, и с каждым часом все больше сомневался, что сеньора вообще появится. Однако, в очередной раз осторожно выглянув из своего укрытия, Карлос увидел, что она идет вдоль озера по направлению к водопаду.

Стоя спиной к Карлосу, сеньора де ла Форс принялась разглядывать цветы, росшие, казалось, прямо на камнях. Карлос развернул мешок из толстого полотна и, улучив удобный момент, покинул свое укрытие. Бесшумно, словно охотясь на дичь, он приблизился сзади к Долорес, точным движением накинул мешок ей на голову и плечи и рывком потянул вниз, так что края мешка достигли бедер, после чего стянул веревкой. Затем он обхватил Долорес обеими руками и, несмотря на сопротивление, легко приподнял ее от земли. Продолжая держать ее на весу, он подошел к плетеной корзине, спрятанной за камнем. Пинком Карлос сбросил с нее крышку и опустил ноги Долорес в корзину.

Карлосу потребовалось два дня, чтобы выследить и поймать большую каскавель. Он продержал ее в корзине десять суток, чтобы ядовитые железы змеи до отказа наполнились ядом. Голодная и разозленная рептилия, которую к тому же Долорес невольно потревожила ногами, мгновенно нанесла удар, без труда прокусив острыми, словно иглы, зубами тонкий хлопчатобумажный носок. Отчаянно вырывавшаяся из рук Карлоса Долорес почувствовала резкий укол в левую ногу, боль от которого тут же сменилась жжением.

Как только змея сделала свое дело, Гардес снова приподнял женщину, ударом ноги захлопнул крышку корзины и принялся ждать. Крики Долорес его ничуть не беспокоили – он понимал, что шум водопада наверняка их заглушит. К тому же кричать она будет не долго.

Вскоре тело Долорес совсем обмякло, однако Карлос не стал снимать с нее мешок. Ему приходилось видеть, как люди умирают от укуса каскавели. Кровь обильно текла у них изо рта, носа и ушей, а ведь надо было позаботиться о том, чтобы на его одежде не осталось ни одного пятнышка – дон Симон особо предупредил его об этом.

Закурив, Карлос порылся в своей сумке и достал транзисторный приемник. Подключив наушники, взглянул на часы – в это время начиналась его любимая передача «В ритме танго». Карлос так заслушался, что не заметил предсмертных конвульсий Долорес.

Когда он наконец выключил приемник, спеленутая мешком женщина уже не двигалась. Развязав веревку, Карлос стащил мешок с тела, но при этом закрыл глаза – ему не хотелось видеть лицо бедной сеньоры.

Оставив труп лежать на земле, он снова осторожно открыл корзину. Змея выскользнула и мгновенно скрылась в одной из расщелин.

Корзину, окурки и полотняный мешок он бросил в мусоросжигатель.

Карлос очень устал, но это было не важно. Главное – он хорошо поработал и от души надеялся, что дон Симон будет доволен.

Глава 20

Париж

Апрель 1969 года

Едва Ариан закончила одеваться, как горничная сообщила, что машина ждет внизу.

– Спасибо, Розинья. – Ариан взглянула на себя в зеркало и решила сменить только что надетое простое темно-синее платье на какое-нибудь другое: то, что было на ней, показалось недостаточно мрачным для того, чтобы в полной мере выразить ее чувства. Вернувшись к платяным шкафам, она наконец остановила свой выбор на строгом черном костюме и черной шелковой блузке. Ариан понимала, что опаздывает, но ее это не волновало – она решила, что большой беды не будет, если Симон подождет.

Де ла Форс позвонил ей на следующий день после смерти жены и коротко сообщил о подробностях. Кроме того, он объявил, что приедет в Париж в апреле, чтобы обсудить с Ариан совместные планы на будущее. Несмотря на то что его рассказ об обстоятельствах гибели Долорес был весьма правдоподобным, Ариан сразу поняла, что де ла Форс убил свою жену. Так же ясно она осознала и то, что теперь путь назад для нее отрезан.

Симон прилетел в Париж еще вчера ночью и позвонил ей из отеля. Он хотел видеть ее немедленно, но Ариан напомнила о необходимости соблюдать хотя бы видимость приличий до того момента, когда будет официально объявлено об их помолвке. Симон неохотно согласился и предложил встретиться на следующее утро в магазине Картье, чтобы выбрать подарок для Ариан.

– Я хочу, чтобы весь мир видел нас вместе, – гордо заявил он.

Ариан посмотрела на часы: она опаздывала уже на тридцать минут. Взяв сумочку, она вышла из комнаты, на этот раз даже не взглянув в зеркало: ей внезапно стало безразлично, как она выглядит.


– Может быть, мадемуазель заинтересуют сапфиры? – прожурчал ювелир, выкладывая перед ними очередной бархатный подносик. – Эти камни принадлежали супруге одного магараджи, но мы заново огранили их и вставили в другую оправу. Вот, примерьте ожерелье.

– Я не ношу сапфиры, – холодно ответила Ариан. – Они не подходят к цвету моих глаз.

– Разумеется, – тут же согласился ювелир.

– Есть ли вообще хоть что-нибудь, что тебе нравится? – В голосе Симона явственно прозвучали нотки раздражения.

С утра он находился в прекрасном настроении, предвкушая встречу с Ариан. Оно еще улучшилось, когда ему позвонили из его офиса и подтвердили, что доверенные люди в Женеве решили вопрос о том, как избавиться от драгоценностей Долорес, не привлекая к этому внимания. Продажная цена фактически покрывала все расходы де ла Форса на украшения, подаренные им Ариан. Экономить деньги Симон любил почти так же, как зарабатывать и тратить, и потому, входя в магазин Картье, он буквально лучился самодовольством.

Прошел час. Ариан пересмотрела множество всевозможных серег, подвесок, браслетов, колец и кулонов, но так и не смогла ничего подобрать. Сначала она опоздала почти на час, а теперь, судя по всему, у нее было отвратительное настроение. Де ла Форс был уверен, что во всем виноваты критические дни. Что ж, подумал Симон, скоро я на какое-то время избавлю ее от связанных с этим проблем.

Ювелир не меньше Симона поражался равнодушию Ариан, но десятилетия работы с самыми разными, в том числе весьма капризными клиентами научили его сдерживать раздражение. Хотя отвергнутые сапфиры были последним комплектом из драгоценностей наивысшего качества, которые мог предложить магазин Картье, он твердо следовал правилу: сделать все возможное, чтобы заставить клиента совершить покупку. Шепнув что-то на ухо своему помощнику, он, сияя профессиональной улыбкой, снова повернулся к Ариан:

– Возможно, мадемуазель доставит удовольствие приобрести что-то, сделанное специально для нее из камней, не уступающих по качеству тем, которые она уже видела, но с учетом ее личных вкусов. Я попросил ассистента принести кое-что из того, что находится на нашем складе и предназначено для изменения огранки и заключения в новую оправу.

Помощник появился с новой стопкой бархатных футляров, и ювелир, приняв ее у него из рук, открыл крышку футляра, лежавшего сверху.

– История этого ожерелья, возможно, покажется вам интересной, месье де ла Форс. Мы недавно получили его в качестве оплаты за другое ожерелье от одного из наших американских клиентов. Камни просто великолепны, но огранка, увы, весьма старомодна, как и весь дизайн этого украшения. Оно было изготовлено в Буэнос-Айресе для мадам Перон, вероятнее всего, в конце сороковых годов. Наш клиент купил его в 1956 году на аукционе, где распродавались драгоценности Эвиты.

При виде ожерелья Симон отшатнулся.

– Я никогда не стану покупать ничего из того, что принадлежало этой воровке! – взревел он. – Она разрушила мою страну! – Благодаря многолетней практике вспышка Симона получилась весьма натуральной. – Унесите это сейчас же, – добавил он уже более спокойно.

– Подождите, – оживилась вдруг Ариан и положила руку на футляр. – Это в самом деле великолепная вещь.

Склонившись над футляром, она стала разглядывать огромные изумруды в обрамлении бриллиантовых лепестков. Ариан не понимала, почему при виде ожерелья Симон пришел в такое бешенство, но причина его гнева ее не так уж и интересовала – достаточно было того, что эта вещь вывела его из себя. Примерив ожерелье, она взглянула на свое отражение. Украшение выглядело на редкость вульгарным.

– Замечательно, просто замечательно, – заключила она. – Именно его я надену на нашу свадебную церемонию. Спасибо тебе, дорогой.

Не дожидаясь Симона, она направилась к выходу. Впервые за это утро на губах Ариан появилась улыбка, но причин для веселья у нее было немного. Когда Симон опустился на сиденье автомобиля рядом с ней, лицо ее было уже бесстрастным, как обычно.


Стояла середина июня, каштаны в саду Тюильри цвели. Ариан подумала, что, возможно, видит их в последний раз, и отошла от окна.

Она оглядела гостиную. Мебель была в чехлах – это сделали еще утром рабочие. Они же забрали ее вещи – семнадцать огромных чемоданов фирмы «Лоис Вуттон», бог знает сколько чемоданов поменьше и громадную коробку со свадебным платьем от Сен-Лорана.

Месяц назад, обсуждая с Симоном детали предстоящей церемонии, Ариан настаивала, чтобы на ней присутствовала только Нана. Симон согласился и сказал, что их обвенчают в глуши, в его поместье в Сальте, в церкви, оставшейся еще с колониальных времен. Тем не менее он попросил ее надеть по такому случаю белое свадебное платье.

– Я ужасно сентиментален, и мне очень хочется видеть мою невесту в белом, как положено, – весело объявил жених.

Симон, пребывавший в хорошем настроении, казался Ариан еще более отвратительным, чем обычно. Единственным – хотя и малоэффективным – оружием, с помощью которого она могла хоть немного поквитаться с де ла Форсом, было растранжиривание его денег. Этим Ариан и занималась с мстительным упоением в последние недели. Помимо свадебного платья она заказала у лучших кутюрье еще семьдесят пять туалетов. Остановилась она лишь после того, как поняла, что примерки стоят ей куда больших усилий, чем Симону оплата ее безумств.

Незадолго до отъезда в Аргентину Ариан пообедала в обществе Жака. Поцеловав Вилетта на прощание, она вручила ему коробку из-под обуви, куда сложила свои лучшие драгоценности, и письмо, в котором просила Жака деньги от продажи украшений использовать исключительно для материальной поддержки Глории и Наны. Ариан никогда не говорила Симону о своей дружбе с Жаком и надеялась, что он не узнал о ней и что за Вилеттом не будут следить, по крайней мере в течение какого-то времени.

– Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, открой коробку и прочти письмо, которое лежит внутри, но не раньше, чем Глория и Нана вернутся в Париж. Я сказала Нане, чтобы она связалась с тобой, – попросила Ариан.

Жак взял в руки коробку.

– Восковые печати ни к чему, дорогая. Я не стремился заглянуть в твое прошлое и не стану заглядывать в твою коробку. И я сделаю все, о чем ты меня просишь. – Жак отвел в сторону взгляд. – Иди. Я не умею сдерживать свои чувства так, как ты, – сказал он, мягко подталкивая ее к двери.

На следующее утро Ариан посетила аргентинское консульство, чтобы оформить все бумаги, необходимые для заключения официального брака.

…Стемнело. Нана помогла Ариан уложить Глорию и отправилась к себе в спальню. С того момента, как Ариан рассказала ей, что выходит замуж за Симона, отношение к ней Наны изменилось. Молчаливое неодобрение всего, что делала приемная мать Глории, исчезло. Она не умела и не пыталась выражать свои чувства словами, но Ариан догадалась, что каким-то необъяснимым образом Нана ощутила ее тоску – тоску человека, попавшего в ловушку.

Ариан дала ей два обратных билета из Аргентины до Парижа с открытой датой, а также доверенность, позволявшую Глории путешествовать в сопровождении Наны.

– Если в Аргентине со мной что-нибудь случится, немедленно возвращайся в Париж вместе с Глорией и свяжись с Жаком, – проинструктировала она Нану.

– Я сделаю все, как ты говоришь, – ответила Нана. Больше она не произнесла ни слова, но Ариан почувствовала облегчение.

Войдя в свою спальню, она бросила взгляд на камин и на кучку пепла, которая совсем недавно была бразильским паспортом Флоринды Сосы.

После церемонии в консульстве ей вручили письмо от Симона, которое она прочла в машине. Де ла Форс договорился, что аргентинский паспорт, оформленный на новую фамилию Ариан, она получит на следующее утро. «Самолет может сделать экстренную посадку в Бразилии, а мне не хочется, чтобы у тебя возникли проблемы с бразильской иммиграционной службой. Новый документ тебе вручит шофер непосредственно перед прохождением паспортного контроля в Париже. Я не хочу, чтобы ты села не на тот рейс», – говорилось в письме. В этих нескольких фразах было сказано все – в некоторых вещах Ариан и Симон прекрасно понимали друг друга.

Взяв кочергу, Ариан принялась ворошить пепел, пока сожженный паспорт не превратился в пыль. Затем села за стол, зажгла настольную лампу и придвинула стопку бледно-голубой писчей бумаги. Подумав немного, она принялась писать – это давалось ей куда легче, чем она ожидала.

Наконец Ариан закончила письмо, запечатала, написала на конверте «Симону» и убрала в шелковый карманчик внутри чемоданчика с косметикой. Прежде чем забраться в постель, она снова раскрыла косметичку и, достав флакон со снотворным, приняла две капсулы. Встряхнув флакон, она вздохнула с облегчением, определив по звуку, что пилюль в нем еще много.

Глава 21

Сальта, Аргентина

Июнь 1969 года

Предвечернее солнце заливало вершину холма, резко очерчивая белые стены церкви Нуэстра-Сеньора-де-Янби на фоне бирюзового неба. Когда машина начала подниматься по склону, Ариан увидела автомобиль Симона, припаркованный в тени гигантских кактусов. Вид одинокого авто лишь подчеркивал пустынность пейзажа.

Они ехали уже почти час – сначала через бесконечные плантации сахарного тростника, затем по каменному плато. Ариан, устроившаяся на заднем сиденье, обливалась потом в своем свадебном платье. Церемония была назначена на шесть.


Надзиратель втолкнул Флоринду в камеру и с лязгом закрыл стальную дверь. Она, споткнувшись, рухнула на узкую койку, в который уже раз орошая слезами грязную простыню.

Как всегда, она покидала виллу рано утром, перед рассветом, когда охранники обычно крепко спят. Скорее всего кто-то из хозяев, проснувшись, обнаружил, что с прикроватной тумбочки исчезли драгоценности, и поднял тревогу. В тот момент, когда Флоринда подошла к воротам, в парке внезапно зажглись фонари, а из будки с пистолетом в руке выскочил охранник. Оттолкнув его, Флоринда выбежала на улицу, где ее должен был ждать в угнанной машине Сантос. Но того нигде не было. Грохнул выстрел. Шансов убежать не было, и она бросила сумку на тротуар и подняла руки.

Но ее обвинили не только в ограблении – отпечатки ее пальцев совпали с теми, что были обнаружены на оружии, из которого был застрелен Рубен. Суд признал Флоринду виновной. Теперь она была обречена провести за решеткой двадцать пять лет. Ее поймали по вине Сантоса. Но расплачиваться пришлось за преступление, которое совершила Сильвия. Когда Флоринда осознала это, в душе ее не осталось ничего, кроме ненависти.


Ариан вошла в придел церкви, под сводами которого царила прохлада, и остановилась, чтобы Нана могла расправить длинный шлейф ее свадебного платья и поправить вуаль. Она невольно обратила внимание на простые деревянные двери, беленые стены и удивилась, как Симон с его тщеславием мог удовлетвориться столь скромным антуражем для церемонии их венчания.

Музыка, доносившаяся из-за закрытых внутренних дверей, показалась ей смутно знакомой. Это был не орган и не церковное пение, а нечто более мощное, полифонически богатое. Двери медленно растворились, и перед Ариан возникла статуя Девы Марии.

– Иди же, – шепнула на ухо Ариан Нана.

Как только невеста шагнула вперед, к алтарю, национальный симфонический оркестр Аргентины и хор из ста двадцати человек грянули бетховенскую «Оду радости». Могучие волны музыки, отражаясь от стен, взвились к сводам церкви, где на серебряных облаках, плывущих по золотому небу, сидели серебряные ангелы. Ариана шла, почти не видя высокого алтаря из-за слез, выступивших на глазах.

Из всех моментов триумфа, которые в обилии выпадали на его долю, этот был для Симона особенно сладок. Величественная музыка, вице-королевское серебро вокруг, шелк роскошного платья невесты, красота самой Ариан – все это было частью гимна его могуществу и его славе. Симон бросил презрительный взгляд на серебряную статую Девы Марии в нише над алтарем – ожерелье, когда-то украшавшее ее шею, теперь красовалось на шее Ариан. Это ли не свидетельство того, что он, Симон де ла Форс, добился всего, чего хотел?

Архиепископ Сальты приступил к обряду венчания. Ариан слышала его голос откуда-то издалека, словно сквозь вату. Наконец она поняла, что архиепископ обращается непосредственно к ней. Решающий момент наступил.

– Согласна, – пробормотала Ариан.

Симон поднял вуаль и поцеловал ее в губы, но Ариан ничего не почувствовала – губы у нее словно онемели. В полном отчаянии она подняла взгляд на статую Девы Марии. Ариан не была религиозной, но сейчас ей нестерпимо хотелось поверить в то, что у нее еще есть хоть какая-то надежда. Впившись глазами в лицо Богоматери, черты которого были вырезаны мастером-индейцем сотни лет назад, Ариан в душе молила ее о помощи.

Архиепископ благословил новобрачных, и Ариан обратилась к нему.

– Я хочу передать вам это в помощь бедным прихожанам, – сказала Ариан, сняв с шеи изумрудное ожерелье и протянув его архиепископу.

Тому давно не приходилось сталкиваться с подобными просьбами. Однако, не подав виду, он благословил Ариан за щедрость. Симон вспомнил, сколько ему пришлось заплатить за ожерелье, и невольно выругался про себя, но даже эта небольшая заминка не могла испортить ему настроения.

На улице новобрачных поджидал открытый «кадиллак». Они сели в машину, которая тут же плавно тронулась с места. Ариан не могла заставить себя заговорить с Симоном, но понимала, что должна сказать хоть что-нибудь. Взглянув вверх, она увидела в небе прямо над ними самолет, затем еще один, а вдали, почти у самой линии горизонта, – третий.

– Откуда здесь так много самолетов? – спросила она. – Ведь это место, насколько я понимаю, находится вдали от оживленных авиамаршрутов.

– Все летят на нашу свадьбу. Я нанял десять самолетов, которые должны чартерными рейсами доставить гостей из Буэнос-Айреса, – самодовольно заявил Симон.

– Ты же обещал, что у нас будет скромная свадьба, на которой будут присутствовать только близкие, – тихо возразила Ариан.

– Обещал. Но я никогда не говорил ничего подобного о приеме по случаю нашего бракосочетания, – заметил де ла Форс.

Водитель «кадиллака» сбросил скорость.

– Поднимись, – попросил супругу Симон.

Подъездная аллея, ведущая к дому, казалось, вытянулась до самого горизонта. По обеим ее сторонам выстроились мужчины, одетые в ярко-красные пончо с черной отделкой. Каждый держал в руках по стеблю сахарного тростника. Поднявшись на ноги в салоне автомобиля, Симон, помахивая рукой, отвечал на приветствия крестьян. Впереди дорога была покрыта чем-то белым, как снег искрящимся в лучах солнца.

– Я подумал, сахар для нас будет самым лучшим ковром, – пояснил Симон и повторил: – Встань, мои люди хотят видеть тебя.

Ариан повиновалась и помахала рукой стоявшим вдоль дороги работникам. Она всегда относилась к Симону с неприязнью, но теперь возненавидела этого человека за то, что он добился своего, умело манипулируя ею, а себя – за то, что позволила ему это.


На приеме присутствовали все сколько-нибудь значительные в общенациональном масштабе Аргентины люди – или почти все. Президент вынужден был в последнюю минуту изменить свои планы из-за волнений в Кордове. Симон болезненно переживал вежливые отказы, полученные от Борнов, Фортабатов и еще нескольких богатых семейств – слишком богатых, чтобы удовлетворять любую его прихоть.

Гости делали все возможное, чтобы казаться веселыми и непринужденными, но все беседы сводились к обсуждению одной и той же проблемы – эскалации политических волнений в стране. За день до приема был убит лидер крупнейшего профсоюза Аргентины, глухое недовольство назревало в армии, и дни генерала Онгания как президента, казалось, были сочтены.

Положение в Аргентине нисколько не волновало Симона. Он знал, что на смену одному генералу придет другой, а с генералами он умел ладить. В течение последних трех лет магнат усиленно занимался расширением своего бизнеса за рубежом. Благодаря советам Боба Чалмерса в США де ла Форс теперь стоил больше, чем у себя на родине, а ведь у него неплохо шли дела и в Европе. Симон сказал самому себе, что надо не забыть переговорить с Бобом, – внимание и любезность по отношению к нужным людям всегда окупаются. Взяв с подноса бокал шампанского, он направился к чилийскому послу. Обсуждая с дипломатом будущее горнодобывающей промышленности Чили, он увидел, что Ариан направилась к ним. Даже издали Симон заметил, что лицо ее необычно бледно. Он извинился перед послом и пошел навстречу супруге.

– Я вот-вот упаду в обморок, – прошептала Ариан. – Мне нужно немного полежать. У меня очень низкое кровяное давление, и если я сейчас же не отдохну хоть немного, то просто потеряю сознание.

Симон почувствовал приступ раздражения. Он не мог покинуть гостей. До официального окончания приема, после которого приглашенные должны были сесть в самолеты и отправиться в Буэнос-Айрес, оставалось всего полтора часа.

– Почему бы тебе не посидеть немного? – предложил он.

– Это не поможет. Лучше я пойду в нашу спальню. Пожалуйста, извинись за меня перед гостями.

Не дождавшись ответа, Ариан зашагала прочь. Наверху ее ждала Розинья.

– Сюда, мадам, – сказала горничная, указывая хозяйке путь. Через некоторое время девушка открыла одну из многочисленных дверей.

Как только Ариан вошла в комнату, у нее мелькнула мысль, что когда-то здесь была спальня Долорес. Она заметила более темные прямоугольные пятна на стенах, наверное, висели картины. С чувством облегчения она увидела на тумбочке, рядом с огромной кроватью под балдахином, свою косметичку.

– Пожалуйста, помогите мне раздеться, Розинья.

– Вы уже ложитесь, мадам? – удивилась горничная.

– Да, прямо сейчас, – с некоторым раздражением ответила Ариан.

Не задавая больше вопросов, Розинья отколола вуаль, расстегнула молнию на платье и помогла хозяйке его снять. Сбросив нижнее белье, Ариан надела шелковый пеньюар, разложенный на кровати.

– Может быть, расчесать мадам волосы?

– Нет, не надо. Вы свободны.

– Спокойной ночи, мадам.

Дверь за горничной закрылась, и Ариан наконец осталась одна. Открыв чемоданчик с косметикой, она вынула письмо, адресованное Симону, и положила на подушку. Затем достала фотографию Глории, поцеловала ее и уложила обратно в косметичку. Прежде чем закрыть чемоданчик, Ариан извлекла из него флакон со снотворным.

Усевшись на кровать, она налила воды в стакан и одну за другой проглотила все содержавшиеся в нем капсулы. Капсул было двадцать две, но Ариан их не считала – она знала, что в любом случае этого достаточно, чтобы заснуть и больше не проснуться.


Последние гости погрузились в автобус. Симон махал рукой вслед автобусу, пока его габаритные огни не исчезли вдали, там, где находилась взлетно-посадочная полоса. Наконец-то, подумал он. Ворвавшись в дом, де ла Форс, перепрыгивая через ступеньки, взбежал по лестнице, на ходу сдергивая серебристо-серый галстук.

Влетев в супружескую спальню с сияющим лицом, он увидел на кровати супругу. Взгляд его скользнул по шелковому пеньюару, соблазнительно натянувшемуся на ее груди и собравшемуся складками между ног. Нетерпеливо сорвав с себя одежду, Симон решительно направился к кровати. Когда он подошел вплотную к постели, ему вдруг показалось, что лицо Ариан слишком спокойно даже для спящего человека. Затем он заметил на подушке письмо и, вскрыв его, принялся читать.

Ярость темной волной захлестнула его сознание. Эта мразь, эта шлюха, эта… эта баба обвела его вокруг пальца! Он потратил миллионы, чтобы завоевать ее, убил свою жену, чтобы жениться на ней, а она – она не могла родить ему ребенка. Что ж, подумал Симон, мерзавка права – он убьет ее. Но прежде получит то, чего давно хотел.

Симон попытался разбудить Ариан, но не смог, несмотря на пощечины и даже полновесные удары. Впрочем, ему уже было наплевать, спит она или бодрствует. Сорвав пеньюар, Симон распластал супругу на кровати и, раздвинув руками ее бедра, резким движением вошел в нее. Ненависть лишь усиливала его наслаждение, а с такой силой он ненавидел впервые. Руки его сомкнулись на горле Ариан, с каждым толчком он душил ее все сильнее.

– Сдохни, сука! – крикнул Симон, содрогаясь от страсти.

Внезапно в груди у него словно вспыхнул огненный шар. Симон испытал такую боль, что забыл обо всем на свете. Он широко раскрыл рот, но был не в силах вдохнуть. Глаза его были широко открыты, но он ничего не видел. Руки его соскользнули с шеи Ариан, но он этого уже не почувствовал.

Симон изверг семя, и жизнь покинула его тело. Пальцы судорожно ухватились за шнур звонка, лицо исказилось в агонии, и он рухнул на неподвижную Ариан, успев все же сделать ее своей женой перед Богом и людьми.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава 22

Нью-Йорк

Май 1987 года

Пандора провела в библиотеке несколько часов и порядком устала.

Она начала свои поиски со справочника «Кто есть кто». Имени Ариан там не упоминалось. Она порылась в еще нескольких изданиях, пока наконец не обнаружила упоминание о Симоне де ла Форсе в одном из томов «Кто был кто». Там было немного: «жен. в перв. раз в 1957 г. на Долорес де Ансорена (ум. в 1969), втор. жен. в 1969 г. на Ариан». Даже ее фамилия не была указана, не говоря уж о каких-то более подробных сведениях.

Пандора отправилась в библиотеку микрофильмов. Единственной аргентинской газетой, которую она обнаружила, оказалась «Ла насьон». Зная дату смерти Симона, Пандора без труда разыскала некролог, занявший в газете больше чем полстраницы. Даже при весьма слабом знании испанского она смогла понять, что в некрологе в основном перечислялись заслуги покойного. В нем также говорилось, что смерть Симона наступила всего через несколько часов после свадьбы, но Ариан упоминалась очень мало, да и то только как сеньора де ла Форс. Ясности по поводу ее девичьей фамилии добиться не удалось. Продолжая листать газету, Пандора лишь несколько раз наткнулась на упоминание об Ариан де ла Форс в разделах, посвященных бизнесу и финансам.

Через несколько часов она добралась до 1975 года и обнаружила целый ряд статей о партизанах, однако ни в одной из них об Ариан не говорилось ни слова. В самом деле, если бы можно было раздобыть какую-нибудь информацию в подшивках старых газет, кто-то из журналистов давно уже сделал бы это и написал очерк о таинственной миллиардерше, если, конечно, овчинка вообще стоила выделки.

Пандора решила поговорить с Джеральдиной о поездке в Аргентину и даже в Бразилию, чтобы попробовать провести расследование. Мысль об этом наполнила ее душу радостным возбуждением.


– Дорогая, как я рада тебя видеть! Насколько мне известно, ты просто замечательно справляешься с работой, – проворковала Джеральдина, ведя Пандору к дивану и, как обычно, позвякивая многочисленными браслетами.

Пандора, которая почти неделю дожидалась того момента, когда Джеральдина ее примет, не настроена была тратить время на пустые разговоры.

– Спасибо, – коротко поблагодарила она подругу и тут же, опускаясь на диван, объявила: – Я в последнее время пыталась разыскать какую-нибудь информацию об Ариан де ла Форс.

– Ну и как, удалось раскопать что-нибудь стоящее?

Пандору несколько задел покровительственный тон, но она решила не обращать на это внимания.

– Да. Я обнаружила, что зря теряю время в библиотеке. Женщины, подобные Ариан, не говорят с журналистами о своих секретах.

Джеральдина вздохнула.

– И все же не стоит прекращать поиски. Когда-нибудь ты поймешь, что упорство – главное качество для хорошего журналиста.

– Я вовсе не собираюсь прекращать поиски, просто хочу сказать, что вела их не там, где надо. Чтобы раскопать что-нибудь действительно интересное об Ариан, мне надо отправиться в Аргентину, а возможно, и в Бразилию.

Джеральдина отвела взгляд. Когда ей было это выгодно, она поощряла интерес Пандоры к Ариан. Однако, как главный редактор, вовсе не собиралась тратить время и деньги на добывание материала, годного разве что для раздела светской хроники. Кроме того, опять пришлось бы искать на место Пандоры человека, способного более или менее связно излагать свои мысли на бумаге и целыми днями бродить по всевозможным магазинам. Просчитав все это, Джеральдина повернулась к подруге, сияя улыбкой.

– Какая замечательная идея! – воскликнула она. – Надо сейчас же все устроить. Ты знакома со Стивеном? Он редактор раздела очерков. Стивен подготовит все, что тебе будет необходимо. Я позвоню ему прямо сейчас.

Джеральдина сняла телефонную трубку и, мурлыча себе под нос какую-то мелодию, стала водить наманикюренным ногтем по страницам справочника внутренних телефонов.

Пандора невольно почувствовала, как душа ее наполняется чувством благодарности к подруге. Та тем временем набрала нужный номер, но после небольшой паузы положила трубку на рычаг.

– Я вдруг кое о чем вспомнила, – сказала она задумчиво. – У меня есть приятель в «Санди таймс», который хотел поехать в Аргентину. Так вот, ему потребовалось жуткое количество времени, чтобы получить визу. Аргентинцы, видишь ли, неохотно пускают в свою страну британских журналистов. Наверное, из-за тех Богом забытых островов. Боюсь, там ты не сможешь чувствовать себя в безопасности.

На секунду в душу Пандоры закралось подозрение: боязнь риска, касалось ли дело ее самой или кого-то другого, была несвойственна Джеральдине. Но, с другой стороны, у Пандоры не было никаких оснований сомневаться в искренности подруги.

– Я не собираюсь расхаживать там с британским паспортом, у меня ведь есть и американский.

Джеральдина вздохнула с облегчением.

– Ну конечно. Какая же я дура! Что ж, тогда полный вперед. А со Стивом я поговорю, как только смогу с ним связаться. В эти дни у него постоянно занят телефон. – Джеральдина потерла руки. – Господи, как бы мне хотелось поболтать! Но, к сожалению, у меня масса дел.

Когда Пандора ушла, Джеральдина сделала пометку в ежедневнике, чтобы не забыть позвонить ей через три дня. Мысли ее уже были заняты множеством вещей, не имевших к Пандоре никакого отношения.

* * *

– Мне нравится, – сказал Тони Андреотти, просмотрев материал Пандоры для будущего номера, посвященный свадебным церемониям.

Это был третий материал Пандоры для журнала. Она послушно делала все, чего от нее ждали. Однако теперь ей хотелось большего – накануне ей позвонила Джеральдина и в весьма коротком телефонном разговоре неожиданно отвергла идею очерка об Ариан де ла Форс.

– Дорогая, это было ужасно глупо с моей стороны, – скороговоркой произнесла в трубку Джеральдина, – но я совсем забыла, что мы уже делаем большой очерк о миссис Гонсалвиш, который планируем опубликовать через пару месяцев. Будет нехорошо, если мы дадим два очерка о женщинах из Южной Америки один за другим. Давай отложим твой замечательный проект до нового года, ладно? Как-нибудь еще поговорим. Пока.

Джеральдина повесила трубку, прежде чем Пандора успела произнести хоть слово. Наверное, самым разумным в этой ситуации было бы стиснуть зубы и, проявив терпение, найти какую-нибудь другую тему. Это Пандора и попыталась сделать.

– Я тут прочла в «Нью-Йорк таймс» статью о дыре в озоновом слое атмосферы, – сказала она, обращаясь к Андреотти. – Людей сегодня все больше беспокоят проблемы окружающей среды. Я подумала, мы могли бы дать материал, посвященный экологически безопасным товарам.

Андреотти покачал головой. Все эти девицы были одинаковы: он давал им конкретные задания, а они тут же начинали генерировать собственные идеи по поводу чего-то, что не имело к их непосредственным обязанностям никакого отношения.

– Твое дело – отыскать для меня хорошие вещи в хороших магазинах, дорогуша, – сказал менеджер по рекламе. – Именно этого ждут от нас читатели, именно благодаря этому мы добываем рекламные объявления. И именно за это тебе платят, между прочим. Так что не забивай свою хорошенькую головку мировыми проблемами.

– Что ж, я рада, что вы хотя бы признаете у меня наличие головы. – Пандора встала. – Это уже некоторый прогресс. Очередной материал я вам скоро принесу, но не пугайтесь, если он окажется совершенно ужасным. Это лишь уравновесит ваши комплименты.

Пандора выскочила из кабинета Андреотти раньше, чем тот успел открыть рот. Промчавшись по коридору, она с грохотом захлопнула за собой дверь в кабинет.

Работа превратилась в скучную рутину, и, если не считать Джеральдину с ее чисто внешним дружелюбием, в Нью-Йорке не было никого, кто был бы ей нужен и интересен.

Ей не нужен был мужчина – во всяком случае, пока. Пандоре не раз приходилось слышать от подруг, потерпевших фиаско в любовных делах, что все мужчины одинаковы, и эти слова вызывали у нее снисходительную улыбку. Теперь же она придерживалась того же мнения.

Джонни, конечно, казался ей особенным – после знакомства и в начале их брака. Но это было много лет назад. После медового месяца, проведенного на Карибах, началась реальная будничная жизнь. Устав от своих частных клиентов, Пандора заняла денег у отца и открыла небольшой магазин в самой недорогой части Фулхэм-роуд, где стала продавать ткани для обивки мебели с разработанными ею рисунками, а также образцы мебели собственного дизайна. В ее памяти навсегда запечатлелись те чудесные дни, когда она часами придумывала силуэт какого-нибудь кресла или софы, без конца дергала поставщиков, пока не получала именно того, что ей было нужно, а по вечерам возвращалась домой и рассказывала о своих делах и заботах Джонни. Муж снисходительно относился к ее увлечению – до тех пор, пока оно не стало убыточным. Через два года магазинчик пришлось закрыть.

Пандора раздраженно тряхнула головой. Думать о прошлом было бесполезно – надо было смотреть вперед. Взглянув на часы, Пандора хотела уже пойти поесть, как вдруг зазвонил телефон.

– Привет, вы меня помните? Я тот самый парень, который должен вам ленч.

Пандора узнала голос Тома Кансино.

– Здравствуйте. Как поживаете? – Она постаралась говорить непринужденно.

– Прекрасно, хотя у меня есть гнусное чувство, что я вам больше не нравлюсь, – жизнерадостно заявил Том.

– Я не размышляла над этим вопросом, – сухо заметила Пандора.

– Так я и знал. От нас, разведенных мужчин, девушки всегда шарахаются.

– Послушайте, очень жаль, но я должна бежать. Не могли бы вы позвонить как-нибудь в другой раз?

– Ну что ж, это лучше, чем если бы вы сказали: «Не звоните, я сама с вами свяжусь», – не сдавался Том. – А насчет того, чтобы сходить вечером в кино? Надеюсь, в Лондоне вы не успели посмотреть «Мою очаровательную Лондретт». Возможно, это пока еще не взаимно, но мне с вами очень хорошо.

Последняя фраза Тома, несмотря ни на что, доставила Пандоре удовольствие.

– Спасибо за приглашение, но вечером я тоже занята, – солгала она.

– Это что – британский способ давать отставку?

– Нет, я как раз собиралась добавить, что свободна послезавтра.

– Отлично. Встретимся около кинотеатра.

Пандора записала адрес и время сеанса.


– Счет, пожалуйста, – бросил Том официанту. – Еще чашечку кофе? – спросил он, обращаясь к Пандоре.

– С удовольствием.

Кофе Пандоре вовсе не хотелось, но она решила немножко потянуть время. Фильм ей, правда, не очень понравился – он в довольно неприглядном виде выставлял британских нуворишей. В героях картины Пандора узнавала многие неприятные черты, которые в свое время находила у Джонни. Однако ей нравилось общество Тома Кансино, дружеская болтовня.

– Я все собиралась спросить, где вы так замечательно загорели, – сказала Пандора.

– Почему вас это интересует? – улыбнулся Том.

– Просто любопытство.

– Какая жалость. Я-то надеялся, что это признак вашего интереса к моей персоне. Видите ли, я только что побывал на Сейшельских островах. Жил на территории какого-то птичьего заповедника, в старом доме, сохранившемся еще с колониальных времен, – там было несколько комнат для гостей. Райское место! Управляющий – отличный парень, ваш соотечественник, просто помешан на тропических птицах, по-моему, он пишет о них книгу. Сидишь эдак на веранде со стаканом какого-нибудь пойла в руке, наблюдаешь, как солнце садится прямо в море.

– Судя по вашим словам, это в самом деле настоящий рай.

– А вы мечтали когда-нибудь побывать в тропических странах?

Улыбнувшись, Пандора отрицательно покачала головой.

– Мои мечты несколько более практического свойства. Мне хочется заниматься своим делом и получать от работы удовольствие, – ответила она и рассказала Тому о своем последнем проекте, предназначенном для раздела «Покупки».

– Не думаю, что Тони способен превратить в реальность чьи-либо мечты, но желаю вам успеха, – сказал Том. – Надеюсь, вы со мной не очень соскучились. – Он сунул в сложенный счет свою кредитную карточку и вручил счет официанту.

– Вовсе нет. Мне было очень хорошо, – с энтузиазмом отозвалась Пандора.

Когда они шагали по улице, Том взглянул на часы.

– Еще не очень поздно, – проговорил он. – Может, зайдете ко мне выпить? Я живу тут рядом. Вы сказали, что когда-то были декоратором интерьеров, – у вас будет возможность высказать профессиональное мнение по поводу моей обстановки.

Хотя Пандора в принципе ожидала чего-нибудь подобного, приглашение Тома застало ее врасплох. Ей не хотелось попасть в неловкую ситуацию, но еще меньше хотелось вести себя как испуганная пятнадцатилетняя девчонка.

– Я не смогу задержаться у вас надолго, – ответила она наконец.

– Отлично. Я живу в пяти минутах ходьбы отсюда.

Они свернули на Седьмую авеню, затем в переулок и остановились у довольно неприглядного здания, фасад которого пересекали зигзаги пожарной лестницы. Открыв дверь подъезда, Том пропустил Пандору в вестибюль, освещенный одной-единственной люминесцентной трубкой.

– Местечко не из тех, куда вас пригласила бы Джеральдина, – пошутил он. – Можете не искать лифт – его здесь нет.

– Взглянув на дом снаружи, я и не ожидала, что он тут будет. Если у вас есть хотя бы вода и электричество, меня это вполне устраивает.

– Значит, вы собираетесь ко мне переехать?

Пандора рассмеялась.

– Нет, просто хотела узнать, смогу ли рассчитывать на чашку кофе.

Кансино жил на самом верху. Ей еще не приходилось бывать в квартирах, расположенных под самой крышей, и Пандора с любопытством осмотрелась. Обстановка напоминала интерьеры, в которых в Лондоне обычно снимали рекламу пива. Пандора немедленно стала прикидывать, каким образом она переставила бы мебель, чтобы максимально подчеркнуть всю прелесть этого не совсем обычного жилья.

– Стулья слишком высокие, а стол маловат. К тому же вам нужен более длинный диван, – объявила она.

– Проблема состоит в том, что у меня слишком тощий кошелек! – крикнул Том откуда-то. Пандора услышала шум кофеварки.

– Какой вам кофе? – осведомился Том, присев с ней на диван.

– Черный. Вы когда-нибудь бывали в Южной Америке?

– Возможно, я скоро туда отправлюсь – хочу пройти старым маршрутом инков из Перу в Северную Аргентину. А вы что, собираетесь в Южную Америку?

– Собиралась, – грустно улыбнулась Пандора. – Я хотела, чтобы Джеральдина отправила меня в командировку в Аргентину с целью поиска материала для очерка о миссис де ла Форс, одной очень богатой особе, с которой я познакомилась здесь, в Нью-Йорке. Но Джеральдина отказала, правда, очень вежливо.

– Вам следовало бы знать, что ваша подруга не любит тратить деньги, если не уверена в результате, – усмехнулся Том. – Иногда она ошибается, но доказать это можно, только написав и опубликовав материал. Короче говоря, все та же проблема яиц и курицы.

Пандора отхлебнула кофе.

– Она определенно считает, что я не смогу снести ей золотое яичко.

– А вы что думаете?

– Если бы думала так же, как она, я бы об этом сказала, – резковато заметила Пандора.

– В таком случае ей же хуже, и уберите ваш пистолет обратно в кобуру.

Том откинулся на подушки дивана, и Пандора сквозь тонкую ткань блузки почувствовала тепло его руки. Она не шелохнулась. Выждав немного и убедившись, что Том не собирается убирать руку с ее плеча, Пандора взглянула на него и впервые заметила в карих глазах золотистые крапинки. Поднявшись, он отошел в угол комнаты и принялся рыться в стопке компакт-дисков.

Зазвучала медленная музыка, которая тут же заставила Пандору насторожиться. Вернувшись к дивану, Том снова сел рядом, но она поднялась.

– Извините, но мне действительно пора.

Том проводил ее до двери, помог надеть пальто. Затем он взял за плечи и повернул лицом к себе. Пандора вцепилась взглядом в расстегнутый ворот рубашки, открывавший его шею, которая была всего в нескольких дюймах от ее лица.

– Надеюсь, мы еще увидимся, – пробормотал Том.

Отстранившись, Пандора открыла дверь.

– Хорошо. Я вам позвоню. – И она закрыла за собой дверь.

Она торопливо спустилась по лестнице, радуясь, что наконец осталась одна. Том нравился Пандоре, но она не видела никакой необходимости торопить события. Усилием воли она заставила себя переключиться на обдумывание завтрашних дел. Шагая прочь от дома Кансино, она то и дело озиралась в надежде поймать такси. Дойдя до угла, она остановилась, и мысли ее снова вернулись к Тому.

Внезапно она подумала, что, по всей видимости, бессознательно стремилась сохранить иллюзию того, что в ее жизни ничего не изменилось. Но Пандора давно перестала быть миссис Джон Лайонс. Пустынная нью-йоркская улица напомнила ей об этом. Повернувшись, она быстро пошла обратно.

– Это я, – сказала она, услышав голос Тома в динамике домофона, и без всяких колебаний распахнула дверь подъезда.

Глава 23

Нью-Йорк

Май 1987 года

– Доброе утро, мисс Глория.

Горничная в униформе поставила накрытый розовой салфеткой поднос на столик рядом с кроватью Глории де ла Форс. Затем она подошла к окну, раздернула в стороны шелковые занавески.

– Спасибо, Корасон.

С раннего детства Глорию приучили к тому, что к прислуге надо относиться с уважением. Намазав мармеладом горячий рогалик, она стала перебирать письма и открытки. Приглашения на показы коллекций Джигли и Версаче, которые должны были состояться в Милане в следующем месяце, на свадьбы двух школьных подруг (одна звала ее в Женеву, другая – в Каракас), на танцевальный вечер в Англию, в поместье, находившееся неподалеку от Аскота… Глория глубоко вздохнула – у нее явно не хватало сил, чтобы всюду успеть.

Отхлебнув глоток черного кофе, она взяла ручку и написала «нет» на приглашении в Каракас; в это время года она в любом случае не могла туда поехать. К подруге, обосновавшейся в Женеве, она относилась очень хорошо и потому вывела на ее открытке «да». Взяв в руки приглашение в Англию, она несколько секунд колебалась. Танцевальный вечер совпадал по времени с неделей скачек в Аскоте. Глория подумала, что, пожалуй, могла бы показаться там в одном из замечательных платьев от Лакруа, и тут же решила черкнуть Кристиану пару строк и попросить сшить для нее что-нибудь особенное. Однако, подумав, что в последнее время на ипподромах бывает полно каких-то крайне неприятных личностей, она написала на открытке из Англии «может быть». Затем сложила почту в стопку и позвонила. Минуту спустя, постучав, в комнату вошла Корасон.

– Пожалуйста, передайте все это Кейзи, – распорядилась Глория.

– Я оставлю это на ее столе, мисс Глория, но она звонила рано утром и сказала, что приболела, – сообщила горничная, забирая с кровати поднос.

– А она не сказала, когда появится? – осведомилась Глория с ноткой раздражения в голосе. – Должен же кто-то заниматься моей почтой! Завтра я поговорю с Кейзи сама, – заключила она, знаком отпуская горничную.

Когда Корасон ушла, Глория подняла глаза к окну, из которого открывался прекрасный вид на Центральный парк, уже одевшийся зеленым покрывалом молодой листвы. Она любила Нью-Йорк в это время года, особенно когда рядом не было матери. Иногда от этого в душе возникало чувство вины. Однако быть дочерью такой женщины, как Ариан де ла Форс, было очень трудно. Огромное состояние вызывало постоянное внимание всего мира к персоне Ариан, а красота ее была почти столь же грандиозной, как и богатство. Глория подозревала, что все невольно сравнивали ее с матерью, и прекрасно понимала, что сравнение было отнюдь не в ее пользу. Глория носила фамилию де ла Форс только потому, что после смерти Симона ее взяла Ариан. Право Глории на состояние Симона было таким же сомнительным, как и право на это имя. Она не раз пыталась выяснить у матери ее девичью фамилию, пока Ариан раз не обмолвилась, что на самом деле она не де ла Форс, а Соса. Это была весьма распространенная португальская фамилия – во всяком случае, достаточно распространенная, чтобы по ней нельзя было найти никаких концов. Еще более скупой Ариан была на сведения об отце Глории: по ее словам, в один прекрасный день этот человек просто ушел, и больше она никогда его не видела и не получала от него никаких известий.

Глория потянулась под пуховым одеялом. Она наслаждалась ощущением тепла, чистоты и мягкости постельного белья, ласкавшего кожу. Тело значило для Глории очень много: оно льстило ее самолюбию, было инструментом, доставлявшим ей плотские удовольствия, и оружием, которое она использовала против матери. Благодаря напряженным тренировкам и собственному упорству Глория сумела превратить свою довольно невыразительную фигуру в почти идеальную. Это потребовало, помимо всего прочего, огромного количества времени и денег, но у нее не было недостатка ни в том, ни в другом.

Задолго до того, как тело стало предметом ее гордости, Глория открыла для себя ни с чем не сравнимое удовольствие физической близости с представителями сильного пола – особенно с мужчинами куда более зрелого возраста, чем она сама. Удовольствие стало еще более острым, когда она обнаружила, что матери неприятна ее необузданная сексуальность и что особенно Ариан расстраивает то, что в свои любовные забавы Глория нередко вовлекает обслуживающий персонал. Открытие это Глория сделала в возрасте четырнадцати лет, когда Нана застала ее в помещении бассейна с одним из садовников.

Именно после того эпизода в бассейне Глория начала чувствовать, что Нана становится все более отчужденной, и это задело ее куда сильнее, чем нотации Ариан. Всю сознательную жизнь Глории Нана была с ней рядом.

Глория вспомнила один случай, который произошел, когда ей было лет пять. Мать была в отъезде, а Глория осталась в Буэнос-Айресе, в их громадном доме на авенида Альвеар. Дело, судя по всему, происходило поздней весной, в ноябре, потому что деревья в саду утопали в цвету. Было около полудня. В доме стояла тишина.

После ленча Глорию отвели в ее комнату, чтобы она, как обычно, немного поспала. Но заснуть так и не смогла. Осторожно выбравшись из детской, она пробралась до самого конца галереи, ведущей в главный зал, а затем проникла в комнаты матери, куда ее не пускали.

Сначала она оказалась в обувной комнате. Вдоль стен ее шли длинные полки, сделанные из медных полос. На полках аккуратными рядами стояли туфли. На специальных вешалках, прикрепленных к стенам, висели сумочки, по цвету соответствовавшие туфлям, выставленным под ними.

Глорию увиденное привело в восторг. Она принялась брать и разглядывать туфли, а затем швырять их на пол. Арка в стене обувной комнаты вела в следующее помещение, где хранились десятки платьев – каждое на широкой полке из ароматного кедрового дерева. Справа и слева от входа располагались два огромных, от пола до потолка, зеркала. Глория остановилась перед одним из них и, глядя на свое отражение, стала корчить рожи. Погримасничав всласть, она двинулась дальше.

Миновав еще пару комнат, заполненных самой разнообразной одеждой, Глория наконец очутилась в спальне матери. Девочка пересекла огромное помещение и, подойдя к кровати с балдахином, провела ладошкой по вышитому покрывалу. Внимание ее привлекла фотография, стоявшая на прикроватной тумбочке. На ней была изображена молодая женщина с двумя детьми. Глория взяла снимок в руки. В этот момент отворилась боковая дверь, которую девочка поначалу даже не заметила, и вошла Нана.

Бросившись через всю спальню, она вырвала у Глории фотографию и принялась громко ее отчитывать. Девочка расплакалась. Лицо Наны сразу смягчилось. Она принялась гладить Глорию по голове, приговаривая: «Все хорошо, малышка, твоя Нана всегда будет с тобой». Затем она отвела ее обратно в детскую. Гораздо позже, когда Глории было позволено свободно передвигаться по всему дому, она, зайдя в спальню матери, обнаружила, что фотография исчезла.

Прошло много лет с той поры, когда Глория чувствовала, что одна лишь Нана – по-настоящему близкий ей человек…

Вдруг Глория чертыхнулась и одним прыжком соскочила с кровати – вспомнила, что через час должна была прийти Милка, чтобы сделать ей эпиляцию. Накинув халат, она направилась в тренажерный зал.

Войдя туда, Глория увидела Чарлза – он качал мышцы рук и груди. Она хотела было ретироваться, но подавила это желание, чтобы не дать Чарлзу повода подумать, будто она уступает ему преимущественное право пользоваться залом.

Чарлз, руки которого были оттянуты назад рукоятками тренажера, приветливо улыбнулся Глории. Футболка на его груди пропиталась потом и прилипла к телу.

– Доброе утро, – жизнерадостно сказал он.

– Вам не следует тренироваться, если вы неважно себя чувствуете, – заметила Глория, проигнорировав приветствие.

– С чего ты решила, что я неважно себя чувствую? – спросил Чарлз.

Забота Глории о его здоровье показалась ему несколько странной, но в то же время польстила его самолюбию.

– Просто вы встали необычно рано, вот я и подумала, что вы нездоровы, – буркнула Глория, поворачиваясь к нему спиной.

Чарлз молча ухмыльнулся. Глория между тем сбросила халат прямо на пол. Под халатом на ней не было ничего, кроме тоненьких трусиков.

– Не надо возбуждаться, вы не в первый раз это видите, – сказала она, почувствовав, что Чарлз внимательно ощупывает глазами ее тело.

Ступив на бегущую дорожку, Глория повернула ручку регулятора и начала бег на месте. Чарлз улегся поперек скамьи неподалеку от нее. Поставив таймер своих часов на двенадцатисекундный интервал, он сцепил пальцы на затылке и принялся качать брюшной пресс, поочередно поднимая то туловище, то ноги, и одновременно глядя на Глорию в зеркало.

– Глория, – сказал он, закончив серию движений и расслабив мышцы, – я хочу извиниться за нашу небольшую схватку.

Девушка повернула ручку регулятора, увеличив нагрузку. Шум беговой дорожки стал заметно громче.

– Не слышу! – крикнула она.

Чарлз, ничего больше не пытаясь сказать, продолжил выполнение своего комплекса из пятидесяти упражнений, а Глория, закончив пробежку, приступила к разминке.

Завершив первую часть тренировки, Глория надела пуанты и отошла в противоположный конец зала к станку. Положив руку на перекладину, она начала делать махи ногами. Чарлз же, встав со скамейки, направился к большому мячу, лежавшему в паре ярдов позади Глории, и принялся ритмично прыгать через него.

– Ты должна войти в мое положение, – с трудом выдохнул он, глядя на Глорию в зеркало.

– Ну разумеется, – с издевкой процедила она.

Мердок сделал печальное лицо и прекратил свои прыжки.

– Ты делаешь мне больно, Глория. Мы знаем друг друга уже двенадцать лет. Я понимаю, что ты не слишком высокого мнения обо мне, но я люблю тебя, и мне хотелось бы, чтобы мы были друзьями.

Сказав это, Чарлз занялся наклонами в стороны. Глория прервала выполнение очередного упражнения на середине. Примирительный тон Мердока ее озадачил – она прекрасно понимала, что должна быть какая-то причина. Что ж, решила девушка, будет интересно сделать вид, будто она попалась на крючок, и выяснить, что ему надо.

– Я рада слышать это, Чарлз. Нам нет смысла враждовать. В конце концов, мы почти родственники. – Держа руки на перекладине станка, она наклонилась к зеркалу, глядя Мердоку прямо в глаза. – Я тоже хотела бы дружить с вами.

Глория не могла поверить, что Чарлзу настолько приспичило переспать с женщиной, что он предпримет попытку заняться любовью с ней. С другой стороны, это была бы отличная возможность избавиться от него – раз и навсегда.

– Значит, будем дружить, – сказал Чарлз и почти сразу же отвел глаза в сторону. Не надо спешить, сказал он сам себе. – А сейчас лично я собираюсь попариться в сауне.

Сняв футболку, Мердок направился к душевой кабине, расположенной за мраморной перегородкой. Сняв шорты, некоторое время постоял под сильными струями воды, затем вышел из душа, взял верхнее из полотенец, стопкой лежавших на мраморной полке, и открыл тяжелую деревянную дверь в парную.

Глория была уже там. Она растянулась на скамье у стены. Шевельнувшись, девушка медленно согнула одну ногу в колене и улыбнулась, глядя в глаза Мердоку.

– Ваша идея насчет сауны мне очень понравилась, – проворковала она.

Чарлз скользнул глазами по ее покрытому мелкими капельками пота телу, жадно вбирая взглядом все его округлости. Затем, сбросив полотенце, обернутое вокруг бедер, расстелил его на скамье у противоположной стены, после чего повернулся к Глории лицом.

– Я рад, что ты решила последовать моему примеру. Сауна действительно творит чудеса, – сказал он и, сев на скамью, закрыл глаза.

Внезапно Глория подумала, что понимает, почему ее мать в течение целых двенадцати лет терпела рядом с собой этого человека: его мужское достоинство было на редкость внушительных размеров. Будет приятно поиграть с ним немного, прежде чем известить мамочку о шалостях ее любовника, подумала она. А потом – прощайте, Чарлз…

– Вы не разотрете меня маслом? – томно спросила Глория, махнув рукой в сторону столика, накрытого влажной тканью.

– С удовольствием. Каким?

Глория перевернулась на живот.

– Мое любимое – «Жасмин Кипра», – пробормотала она.

– Что ж, значит, возьмем «Жасмин Кипра», – ответил Чарлз, по очереди поднося флаконы к свету. Он подошел совсем близко к Глории – настолько близко, что чувствовал ее дыхание на своих ногах. Вытащив из флакона пробку, наклонился над девушкой и тонкой струйкой вылил немного масла на ее плечи и спину. Отвернув лицо к стене, Глория закрыла глаза.

Положив ладони ей на лопатки, Чарлз стал втирать масло в кожу – сначала осторожно, затем чуть сильнее. Потом его ладони стали опускаться ниже, пока не достигли впадины в поясничной области. Нащупав под тонкой кожей позвонки, Мердок осторожно, но сильно нажал на них большими пальцами. Раздался легкий хруст, и Глория издала стон наслаждения.

– Тебе не было больно? – спросил Чарлз, остановившись на секунду, но при этом по-прежнему касаясь ее спины ладонями.

Приподняв со скамьи голову, Глория взглянула на него. Массивная головка его пениса была в каких-нибудь нескольких дюймах от ее лица. Запретный плод, подумала она. Ничто так ее не возбуждало, как это.

– Мне было приятно, – успокоила она Мердока, откровенно разглядывая его. – Жарко, – простонала девушка и стала жадно хватать ртом воздух, стараясь, чтобы Чарлз почувствовал ее дыхание на своей плоти. Она не спускала глаз, ожидая хоть какой-нибудь реакции его естества, но ее не последовало.

– Можно убавить температуру, – сказал Мердок после небольшой паузы, и рука его снова скользнула вниз по ее спине. – А можно, наоборот, поддать жару. – С этими словами он вылил немного масла на ягодицы Глории, так, что оно стало стекать во впадину между ними и просачиваться меж сомкнутых бедер. – Что ты предпочитаешь? – спросил он едва слышно.

Глория снова опустила голову на скамью.

– А как можно поддать жару? – пробормотала она, слегка раздвигая ноги.

– Очень просто, – ответил Мердок, и, взявшись за деревянную ручку заслонки, открыл ее и плеснул на раскаленные камни немного воды. Вдруг зазвонил телефон, укрепленный на стене. Продолжая левой рукой массировать девушку, Мердок правой снял трубку.

– Привет, дорогая! – сказал он, растирая бедра Глории и касаясь большим пальцем их внутренней поверхности. – Как там у тебя дела? Глория? Она здесь, в гимнастическом зале, выполняет свой комплекс.

Как только Мердок произнес последнюю фразу, Глория словно невзначай уронила руку со скамьи и коснулась запястьем его члена. Чарлз, однако, даже не шелохнулся.

– Да, я рано встал, – проговорил он в трубку и посмотрел на часы. – Сейчас здесь около десяти.

Глория вскочила и выбежала из сауны. Она совсем забыла об эпиляции, а ведь ей перед этой процедурой надо было еще принять ванну. Милка не любила ждать, ее услуги пользовались большим спросом. Как-никак она была лучшим специалистом в Нью-Йорке.


– Мне пора в аэропорт, – сказала Ариан. – Буду дома вечером. До свидания.

Положив трубку, она в последний раз окинула взглядом свою любимую комнату и вышла за дверь. Стоя на лестничной площадке, она сквозь узкое окно в толстой каменной стене некоторое время смотрела на воды Лагуна-дель-Саусе, блестевшие вдали. Ей не хотелось думать об этой своей поездке как о прощальной, но в известном смысле так оно и было.

Глория, бывшая когда-то самым важным человеком в ее жизни, превратилась в бомбу замедленного действия. Через год она в соответствии с аргентинскими законами должна была достичь совершеннолетия и стать единственной наследницей имущества Ариан, находившегося на территории этой страны. Никто и ничто не могло помешать ей распоряжаться этим имуществом, как заблагорассудится, – ни опекуны, ни попечительские советы, ни какие-либо другие препятствия, существующие в других государствах для защиты собственности богатых родителей от их отпрысков, появившихся на свет в результате «ошибок молодости». Ариан знала Глорию. Она также знала, какой будет реакция Чарлза на ее отказ выйти за него замуж и какие мысли в этой ситуации могут прийти ему в голову. Ариан не питала в отношении Глории никаких иллюзий и прекрасно сознавала, что та может пойти на все, чтобы насолить ей.

Сложившееся положение требовало от Ариан полного контроля над ситуацией. Первым делом надо было избавиться от собственности в Аргентине – это автоматически лишало Глорию значительной части наследства. Чтобы решить эту задачу, Ариан пришлось в течение трех недель вести переговоры едва ли не по двадцать четыре часа в сутки. В конце концов ей удалось договориться о продаже фирмы Сан-Симон – головной компании, владевшей почти миллионом акров первоклассных земель и контролировавшей весь сельскохозяйственный бизнес в Аргентине, за исключением производства и сбыта сахара.

В течение последних лет она время от времени получала предложения о продаже компании. Приняв решение, Ариан тут же прощупала их позиции. Выбор ее в конечном итоге пал на двух из них: японскую компанию с большими интересами в Южной Америке и итало-аргентинский концерн.

Переговоры с японцами оказались безрезультатными. Итальянцы предложили более низкую цену, зато переговорный процесс пошел весьма быстро. Сорок пять миллионов долларов должны были быть выплачены Ариан в Аргентине, а еще триста двадцать семь миллионов концерну следовало перевести на счет некой компании в Лихтенштейне. Перевод нужно было осуществить через компанию-посредника, зарегистрированную на Каймановых островах. Установить, что фактическим владельцем лихтенштейнской фирмы является Ариан, было так же невозможно, как и отследить перекачку денег по банковским каналам.

Однако все это имело смысл только в случае продажи еще и Валье-дель-Оро, а для этого Ариан еще не созрела. Колебания ее можно было объяснить чисто финансовыми соображениями, но не они были главной причиной ее нерешительности. Для Ариан де ла Форс долина Валье-дель-Оро стала своеобразным символом триумфа, напоминанием о том, что она сумела принять вызов, брошенный Симоном, и, несмотря ни на что, одержать победу в игре, которая велась по его правилам. Продав земли долины, Ариан могла предвосхитить и расстроить план Чарлза, если она правильно его себе представляла. Но в то же время для нее это значило бы окончательно признать тот факт, что Глория и она стали врагами.

Нана ждала ее на нижней площадке лестницы, одетая, как всегда, в черное. Ариан обняла ее.

– Береги себя, Нана. Я постараюсь скоро вернуться.

– Да благословит тебя Господь, – ответила Нана и побрела прочь.

Внезапно у Ариан возникло предчувствие, что они никогда больше не увидятся, но она тут же отогнала прочь неприятную мысль.

Глава 24

Нью-Йорк

Июнь 1987 года

– Разумеется, я могу помочь вашему племяннику, Родни. Рада слышать, что он хочет стать журналистом. Честно говоря, мне даже немного обидно: как вы могли сомневаться в том, что я окажу ему содействие?

Выслушав в ответ слова благодарности и комплименты, Джеральдина положила трубку. У нее возникла серьезная проблема.

Родни Гибсон был председателем совета директоров крупнейшей в Америке корпорации по производству косметических средств, которая ежегодно покупала в журнале сорок страниц рекламного пространства. Естественно, отказать ему в его просьбе пристроить на работу племянника было бы глупо. Но не менее глупо было бы игнорировать тот факт, что Конни ван Наалт была членом того же комитета содействия развитию балета, что и миссис Грин, владелица «Шика». Как и все богатые люди, миссис Грин имела свои пунктики, одним из которых была маниакальная боязнь слишком раздуть штат редакции. Она даже бровью не вела, когда журнал расходовал десятки тысяч долларов на какую-нибудь вечеринку или прием, но при этом регулярно просматривала список сотрудников и задавала весьма въедливые вопросы. Конни наверняка не упустила бы возможности обратить внимание миссис Грин на беспечность Джеральдины в этом отношении.

* * *

Пандора повозилась с незнакомым замком и, не без усилий отперев его, вошла в подъезд. Том на несколько дней уехал с детьми в Вермонт и попросил присматривать за квартирой и поливать цветы. Пандора обрадовалась просьбе. Она с каждым днем все сильнее привязывалась к нему, хотя ни за что не призналась бы в этом. Если поначалу Пандора воспринимала свои отношения с Томом как бегство от одиночества, то теперь была почти уверена, что ей нужен именно этот мужчина, и никто другой.

Она медленно обошла пустые комнаты, проверяя, все ли электроприборы выключены. В этом не было необходимости – она уже сделала это во время своего первого визита, но ей нравилось чувствовать себя в роли хозяйки квартиры Тома. Наполнив водой кувшин и удостоверившись, что вода не слишком холодная, Пандора опорожнила его в огромную кадку, где росло большое фикусовое дерево, предусмотрительно установленное под световым люком. Том очень гордился своим фикусом. Он рассказал Пандоре, что купил его четыре года назад. «Он был вот таким», – сказал Том, держа ладонь на уровне своей талии. Теперь широкие глянцевые листья растения почти касались стеклянной поверхности светового люка, с наружной стороны запачканной сажей. Пандора отметила про себя, что на следующей неделе надо будет предложить Тому вместе забраться на крышу и помыть стекло. Дело было сделано – можно было уходить, но Пандора решила еще немного побыть в квартире Тома, где ей было так хорошо и уютно.

Подойдя к кровати, она легла на нее с той стороны, где обычно ложился Том, и потерлась щекой о его подушку. Ткань еще хранила слабый запах его туалетной воды. Полежав немного с закрытыми глазами, она решила, что, пожалуй, пора.

Усевшись, Пандора случайно взглянула на прикроватную тумбочку, и ее внимание привлекло мигание красных огоньков на корпусе автоответчика, которых она скорее всего не заметила бы, если бы на улице было светло. Но уже темнело, а лампу она так и не включила. Машинально Пандора нажала на клавишу прослушивания сообщений.

Какая-то женщина весьма сердитым тоном пыталась выяснить, куда запропастился Том. Следующее сообщение было от другой особы, которая вкрадчивым голосом довольно подробно описала, что она проделает с телом Тома во время их следующей встречи.

Вскочив с кровати, Пандора выключила автоответчик. На глазах у нее выступили слезы. Значит, все, что Том говорил ей, было ложью. Она почти полюбила его, а он, встречаясь с ней, встречался и с другими женщинами, которые спали на той же кровати, что и она, и, возможно, на тех же простынях.

Внезапно Пандора почувствовала приступ бешенства. Ей тоже захотелось причинить ему боль. Она бросилась на кухню, схватила бутылку с отбеливателем и, вернувшись в комнату, метнулась к фикусу. Она собиралась вылить содержимое бутылки в кадку, но не смогла. Подумав еще немного, Пандора подошла к комоду, открыла его. Медленно разбрызгав отбеливатель по белью Тома Кансино, пустую бутылку она бросила на пол и вышла из квартиры.


– Будешь омлет? – предложила Джеральдина, кивнув слуге, стоявшему около старинного резного буфета.

Комптон, приблизившись, снял крышку с серебряного блюда.

– Спасибо, нет – ответила Пандора.

Комптон, положив крышку на место, вернулся на свой пост.

– Не знаю, почему нам вечно подают на завтрак омлет, – пожала плечом Джеральдина, прихлебывая кофе. – Я его не ем, потому что он ужасно невкусный, Салли не ест, потому что страшно боится холестерина. Никто из прислуги его тоже не ест, потому что, когда его возвращают на кухню, он успевает остыть, а собака просто не любит яйца. Должно быть, все дело в моей ностальгии по Англии. – Джеральдина рассмеялась.

Для Пандоры было очевидно, что Джеральдина произносит эти ничего не значащие фразы в качестве прелюдии к серьезному разговору. Она очень удивилась, когда подруга пригласила ее на завтрак к себе домой, но Джеральдина объяснила, что у них давно не было возможности поговорить, а ее дневной график слишком плотно заполнен всевозможными делами.

– Если мы не поболтаем завтра утром, я не увижу тебя до конца месяца, – заявила она Пандоре. – До редакции ты сможешь добраться на машине вместе со мной.

Взглянув на часы, Джеральдина принялась намазывать на поджаренный кусочек хлеба диетический мармелад, приготовленный без добавления сахара.

– Дорогая, хочу задать тебе один вопрос. Поверь мне, я делаю это только потому, что хочу, чтобы ты была счастлива. Скажи, ты собираешься остаться в Нью-Йорке?

Пандору изрядно озадачили эти слова. Она ожидала какого угодно вопроса, только не этого.

– Я еще ничего не решила. А почему ты об этом спросила?

Джеральдина бросила на Пандору взгляд поверх очков.

– Как это там у Элтона Джона? «Мне кажется, что жизнь твоя подобна свече на ветру. Я буду здесь, когда зарядят дожди, но тебе на всякий случай не мешало бы купить зонтик». Так, кажется?

– Что ты имеешь в виду? – снова не поняла Пандора. Она почувствовала себя неловко и была нерасположена выслушивать нотации.

Откинувшись на спинку стула, Джеральдина скрестила руки на груди.

– Дорогая, я беспокоюсь за тебя. Если ты сама не возьмешь быка за рога, никто за тебя этого не сделает. Ты вышла замуж за этого идиота Джонни и решила, что все, к чему ты стремишься, – быть хорошей женой. Потом крыша твоего семейного гнездышка рухнула, а ты, вместо того чтобы все силы бросить на работу в журнале, связываешься с Томом Кансино, смазливым ублюдком, имевшим двухнедельные романы со всеми девицами, которых можно встретить в редакционном здании. Да я бы могла укомплектовать вторую редакцию из особ, которые, утирая слезы, уволились из-за этого проходимца.

Менторски-заботливый тон Джеральдины вызвал у Пандоры приступ раздражения. Ее приятельница была главным редактором журнала, но то, что делала Пандора в нерабочее время, ее не касалось.

– Что ты пытаешься этим сказать? – сердито осведомилась Пандора.

Джеральдина перешла в открытое наступление:

– Мы не в Англии, дорогуша. Я не пытаюсь сказать, а говорю тебе, что ты должна сосредоточиться на каком-то главном деле, которым ты хочешь заниматься и которое сделает тебя человеком, а не пытаться найти какого-нибудь мужчину в надежде, что он решит все твои проблемы. Боюсь, ты зря теряешь время. Да, ты можешь писать, но я не уверена, что ты в самом деле хочешь быть журналисткой. Когда-то ты была декоратором интерьеров – может быть, тебе стоит еще раз попробовать себя в этом? Правда, для этого нужны контакты, и в этом смысле тебе лучше было бы начинать в Лондоне.

– Все, что ты говоришь, вполне резонно. Я и сама подумывала о том, чтобы вернуться в Лондон. Но прежде чем мы продолжим наш разговор, я хочу знать одну вещь. Ты что, увольняешь меня? Если так, то я хочу знать, почему, – спокойно сказала Пандора, которая, поняв, к чему клонит Джеральдина, почувствовала себя несколько раскованнее.

– Дорогая, как ты могла такое подумать! Конечно же, нет, я просто хочу помочь тебе. Но я в самом деле убеждена, что ты должна как следует подумать, стоит ли тебе оставаться в Нью-Йорке. Мне бы не хотелось, чтобы ты тратила время.

– Очень любезно с твоей стороны. Мне тоже ни к чему, чтобы ты зря тратила свое время. Поэтому, если хочешь, чтобы я уволилась, так и скажи, – жестко ответила Пандора.

Джеральдина бросила на нее задумчивый взгляд.

– Мне ужасно жаль, что ты меня неправильно поняла, – заговорила она после небольшой паузы. – Для меня было бы большим ударом, если бы ты решила уволиться из журнала, но я не могу удерживать тебя в редакции против твоей воли. Ты сама заговорила о возможности твоего ухода – ты, а не я. Решение за тобой. – Джеральдина повернулась к Комптону: – Налейте нам еще по чашке кофе, а потом мы поедем в офис. Уже довольно поздно.

Джеральдина взбила рукой волосы и мило улыбнулась, словно ничего не произошло.

– Угадай, кого я видела вчера вечером у Мортонов. Ариан де ла Форс! Она только что вернулась из Аргентины. Выглядит, как всегда, сногсшибательно. Она тебе не звонила? – спросила Джеральдина таким тоном, словно Пандора и Ариан были близкими подругами.

Прежде чем ответить, Пандора подождала, пока Комптон дольет в чашки кофе и отойдет от стола.

– Как это ни странно, некоторое время тому назад мне позвонила секретарша Ариан и от ее имени пригласила меня завтра на ленч в «Ла Кот Баск». Мне так же непонятно, зачем я понадобилась Ариан, как было непонятно, с какой стати ты решила пригласить меня к себе домой завтракать. Надеюсь, от встречи с ней я получу не меньше удовольствия, чем от разговора с тобой, – съязвила Пандора.

Эта колкость, однако, не произвела на ее собеседницу никакого впечатления. Допив свой кофе, Джеральдина встала со стула. Следом за ней поднялась и Пандора.

– Передай от меня привет Ариан, – сказала Джеральдина, когда они были уже в вестибюле. – Ужасно неудобно, что ты так и не напишешь о ней очерк, но, честно говоря, я всегда считала, что Ариан не совсем подходящая героиня для такого материала.

Пандору так и подмывало напомнить, что всего пару минут назад Джеральдина предоставила ей самой право решать, уходить из журнала или нет, но она решила воздержаться.

Комптон открыл дверь, и женщины вышли на улицу.

– Ты не возражаешь, если я с тобой не поеду? – спросила Пандора, когда они подошли к поджидающему их лимузину. – Хочу прогуляться.

– Разумеется, нет, – ответила Джеральдина, усаживаясь в лимузин.

Пандора зашагала в сторону Парк-авеню. Как бы ни была она поражена только что закончившейся беседой, в ней был затронут вопрос, решение которого в самом деле не терпело отлагательств.

Ее поездка в Нью-Йорк, по сути дела, была не чем иным, как бегством от обрушившихся на нее проблем. Но это бегство ничего ей не дало. Изменить свою жизнь при желании можно было где угодно; при отсутствии же такого желания это было в принципе невозможно. Случай с Томом был тому свидетельством. Ей казалось, что их отношения открывают какую-то новую страницу в ее жизни. На самом же деле, сблизившись с Томом Кансино, Пандора подсознательно пыталась пойти уже знакомым путем – найти другого мужчину, который стал бы центром ее жизни. Однако Том никогда ей ничего не обещал.

Расстроенная своими мыслями, Пандора взглянула на витрину магазинчика, мимо которого проходила. На белом фоне были продуманно расставлены образцы мебели. Витрина была искусно подсвечена. Пандора невольно восхитилась неброской красотой кресел и диванов. Неделю назад она обязательно заглянула бы сюда в надежде сделать хороший материал для раздела «Покупки». Но теперь все это не имело никакого значения, и Пандора прошла мимо.

Как бы то ни было, она была рада, что приехала в Нью-Йорк. Она повидала другой мир и лучше узнала саму себя. Никогда больше она не будет свечой на ветру. Назвав ее так, Джеральдина была права. Что ж, ей предстояло найти свою дорогу в жизни.


Чарлз снял наушники и выключил магнитофон. Он уже прослушал эту пленку рано утром, но, прежде чем говорить с Глорией, хотел еще раз проверить все факты. Он похвалил себя за то, что догадался поставить «жучок» в телефон Ариан, воспользовавшись ее отсутствием. Было около часа дня. Ариан должна была уже уехать на ленч в «Ла Кот Баск». Час назад заглянув в ежедневник Кейзи, Мердок установил, что у Глории тоже назначен ленч с ее знакомой. Пройдя в библиотеку, Чарлз оставил дверь открытой, уселся со свежим номером «Нью-Йорк таймс» и принялся ждать.

Через полчаса он услышал шаги Глории. Отложив газету, он встал и направился к ней.

– Глория, у тебя есть свободная минутка?

Остановившись у входной двери, она обернулась.

– Чарлз, я очень тороплюсь.

– Прости, но это важно. Речь идет об очень серьезном деле, касающемся твоих интересов.

Глория опешила, но остановилась.

– Давай побеседуем в библиотеке. То, что я должен тебе сказать, в высшей степени конфиденциально, – сказал Чарлз, взяв Глорию за руку и увлекая за собой.

Девушка села в кресло у камина, Мердок остался стоять рядом с ней.

– Прежде чем я что-либо скажу, хочу, чтобы ты пообещала, что никогда не будешь ссылаться на меня как на источник информации. Если ты меня выдашь, это крайне обострит мои отношения с твоей матерью. Возможно, тебя это только обрадует, но учти: это будет означать, что ты никогда больше не узнаешь от меня ничего о том, что происходит. Я иду на риск только потому, что всегда заботился о твоих интересах, как о своих.

– Хорошо, обещаю на тебя не ссылаться, – с нетерпением отозвалась Глория. – Так в чем дело?

Мердок почти дословно процитировал ей телефонный разговор Ариан с Бобом Чалмерсом.

– …а это означает, что очень скоро в Аргентине у твоей матери не останется никакой собственности. В случае ее смерти по аргентинским законам ты должна была бы унаследовать все ее имущество, но если такового на территории страны не окажется, ты получишь лишь то, что она оставит тебе по завещанию. Она лишает тебя наследства, Глория, – заключил он.

Та вскочила. Лицо ее побелело, все тело била дрожь. Обняв девушку, Чарлз крепко прижал ее к себе и поцеловал в лоб.

– Я знаю, насколько это для тебя болезненно, милая, но знай – я на твоей стороне, – прошептал он и почувствовал, как руки Глории крепче обхватили его талию. Какое-то мгновение он раздумывал, не поцеловать ли ее в губы, но решил повременить. Разжав объятия, он отпустил ее. Девушка тут же сорвалась с места и выбежала из дома, хлопнув за собой дверью.

Подождав немного, Чарлз прошел в спальню Глории. Осмотрев содержимое выдвижных ящиков прикроватной тумбочки, он, зайдя в ванную комнату, принялся шарить в аптечке за одним из зеркал. Именно там он и обнаружил то, что искал.

Выбежав из дома, Глория села в поджидавший ее лимузин. Должно быть, она все же сказала шоферу, куда направляется, потому что он привез ее к нужному ресторану. Но это совершенно не запечатлелось в ее памяти, как и то, что подруга Паола поцеловала ее после того, как метрдотель проводил Глорию к столику.

Глория всегда жила в тени Ариан, а теперь мать старалась сделать так, чтобы она никогда не смогла прорваться к свету. Отчаяние душило ее.

Резко вскочив с места и опрокинув стул, она бросилась из ресторана, даже не взглянув на озадаченное лицо Паолы и забыв на столе сумочку.

* * *

– …И она сказала своему мужу, что собирается в Рио погостить у Элизиньи. Она не стала сообщать супругу, что на самом деле решила сделать сразу несколько операций по подтяжке кожи у Иво. Он подтянул ей все – лицо, грудь, переделал ее всю от макушки до кончиков пальцев на ногах. Муж, который остался дома, в Женеве, начал беспокоиться, так как подумал, что она нашла себе какого-нибудь молодого ухажера, и принялся посылать ей ультиматумы. Наконец она получила телеграмму, в которой прямо говорилось: «Вернись, или между нами все кончено». Это заставило ее по-настоящему заволноваться. Иво предупредил ее, что в таком состоянии ей нельзя никуда лететь, но она не обратила на это внимания. И что же? Когда самолет приземлился в Женеве, она выглядела как тыквенная маска в канун Дня всех святых! Бедняжка провела в больнице две недели. Недавно я ее видела – теперь она уже в порядке.

Пока гости смеялись над рассказанной Ариан историей, официант снова наполнил бокалы вином. От десерта отказались все, за исключением Пандоры – она изъявила желание попробовать суфле с малиновым сиропом.

– Звучит очень соблазнительно. Пожалуй, я к вам присоединюсь, – передумал Боб Чалмерс, сидевший слева от Пандоры.

– Я очень рад снова видеть вас, – сказал Пандоре Боб. – Знаете, с той самой вечеринки у Джеральдины, где мы познакомились, я хотел позвонить вам, но боялся, что вы не вспомните, кто я такой.

– Ну что вы. Вы проявили интерес к моей работе, что весьма необычно. Большинство мужчин способны говорить только о своей, – ответила Пандора.

Чалмерс рассмеялся и чокнулся с ней шампанским.

– Мне с вами удивительно хорошо. Был бы очень рад, если бы это ощущение было взаимным, – вкрадчиво сказал он после небольшой паузы.

Пандора поняла, почему она удостоилась приглашения от самой Ариан. Пару недель назад все это могло показаться ей забавным, но теперь попытки женатого финансиста ухаживать за ней не вызывали у нее ничего, кроме раздражения.

– Жаль, что не смогу принять ваше приглашение на ленч. Дело в том, что я собираюсь обратно в Лондон, – сказала Пандора и, видя, что княгиня Сартеано закончила беседовать с соседом, обратилась к ней через стол: – Если я не ошибаюсь, вы сказали, что когда-то, как и Ариан, работали манекенщицей в Париже. Вы никогда не скучаете по своей работе?

Камелина подняла руку к шее, рассеянно тронув жемчужины ожерелья.

– Дорогая моя, это было так давно, что теперь даже немного неловко вспоминать об этом. У нас с Ариан уже взрослые дети…

Камелина закончила фразу, потому что дверь ресторана с шумом распахнулась, и в зал ворвалась Глория. Ее горящий взгляд мгновенно нашел Ариан, сидевшую во главе стола. Разумеется, ее мать была в центре внимания – красота и деньги надежно гарантировали Ариан всеобщее признание и уважение. И вот теперь она пыталась лишить Глорию ее единственного шанса на такое же отношение окружающих к ней. От злости у Глории закружилась голова.

– Ах ты дерьмо! Ты крадешь мои деньги! Я тебя ненавижу! – завизжала она.

Ариан, смертельно побледнев, встала.

– Глория! Что на тебя нашло? Я не понимаю, о чем ты говоришь, но в любом случае обсудим все дома. Пожалуйста, извинись перед моими гостями и сейчас же уходи, – проговорила она очень тихо.

– Это ты должна извиняться. Ты пытаешься лишить меня наследства. Вот тебе! – выкрикнула Глория и, схватив стоявшую перед Пандорой тарелку с десертом, швырнула ею в Ариан. Однако, поскольку тело девушки сотрясали рыдания, она промахнулась, и суфле шлепнулось на грудь дамы, сидевший справа от Ариан. Дамой оказалась Мария Димитреску, которая в течение всего ленча безуспешно пыталась привлечь внимание хозяйки. Димитреску громко взвизгнула. Метрдотель бросился к ней с салфеткой в руке, по-французски бормоча извинения.

Боб Чалмерс, поднявшись, взял Глорию за плечи и решительно повел к выходу. Та не сопротивлялась – она рыдала в голос.

– Я отвезу ее домой, – сказал на ходу Чалмерс, обернувшись к Ариан.

Модный дизайнер, пробормотав что-то о том, что у него срочное дело, покинул ресторан следом за Бобом и Глорией. Пока Ариан извинялась перед Марией Димитреску, которая успокоилась только после того, как та пообещала ей оплатить счет за испорченный костюм, Камелина демонстративно посмотрела на часы и тоже поднялась.

– Дорогая, уже очень много времени. Нам пора, Бруно, – прощебетала она и, чмокнув на прощание Ариан, направилась к выходу. Супруг зашагал за ней.

Ариан улыбнулась Пандоре.

– Ну вот, остались только вы, – сказала она с горечью в голосе. – Извините за все это безобразие. Похоже, всякий раз, когда мы с вами встречаемся, Глория превосходит саму себя.

– Вы в этом не виноваты.

Пандора встала со стула и, подойдя к Ариан, села рядом. Ариан явно была подавлена, и она решила, что было бы некрасиво оставить ее одну и ретироваться, как все остальные.

– Нет, во всем виновата именно я, хотя, возможно, и не совсем в том смысле, который вы имеете в виду. Что ж, пожалуй, на сегодня я доставила публике достаточно развлечения. – Ариан кивнула официанту и благодарно улыбнулась Пандоре. – Спасибо, что остались. Мне бы не хотелось, чтобы люди видели, как я ухожу отсюда одна.

Официант вернулся со счетом, который Ариан тут же подписала. Прежде чем уйти, она коротко извинилась перед метрдотелем за доставленное беспокойство. На улице ее ждала машина. Шофер уже распахнул перед ней дверь, но Ариан, задержавшись на секунду, вдруг сказала, обращаясь к Пандоре:

– Хочу прогуляться в парке, прежде чем отправиться домой. Может быть, вы составите мне компанию?

Пандора заколебалась. Три недели назад она сочла бы подобное предложение даром судьбы, шансом приоткрыть завесу таинственности над жизнью и личностью Ариан де ла Форс. Даже еще вчера оно дало бы мощный импульс ее самолюбию, предоставив Пандоре возможность уколоть высокомерную Джеральдину небрежным упоминанием о своей дружбе с одной из самых богатых женщин мира. Но теперь все это ее уже не волновало. С другой стороны, она ясно почувствовала, что Ариан не хочет оставаться одна. Пандора прекрасно понимала, что такое страх перед одиночеством.

– Спасибо, – сказала Пандора. – С удовольствием поеду с вами.

Шофер открыл перед ней дверцу лимузина, и Пандора скользнула на сиденье. Как только машина тронулась, Ариан повернулась к своей спутнице.

– Мне очень стыдно, что я вынуждена просить вас об этом, – заговорила она очень тихо, – но я надеюсь, что вы не станете ничего писать о том, что только что видели.

Пандору глубоко изумили ее слова.

– Мне никогда не пришло бы в голову писать о таких вещах, – сказала она, почувствовав внезапное раздражение. Ей вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, неожиданное приглашение на ленч объяснялось тем, что Ариан просто боялась скандала, связанного с той безобразной сценой, которая не так давно разыгралась на глазах Пандоры в ее доме. – К тому же я больше не занимаюсь журналистикой. Вчера уволилась, а на следующей неделе собираюсь в Лондон.

– Пожалуйста, не обижайтесь. Любой другой продал бы историю о том, что произошло тогда у меня дома, в бульварные газеты, а вы этого не сделали. – Ариан посмотрела на Пандору долгим задумчивым взглядом. – Вы очень необычный человек.

– Я всегда считала, что моя проблема состоит как раз в том, что я слишком заурядна.

– Только не среди людей моего круга. Я начинаю понимать, что вы, возможно, самое редкое из существ, встречающихся в природе, – нормальный человек.

– Возможно, оттого, что у меня никогда не было возможности стать другой.

– То, что мы делаем со своей жизнью и кем становимся, зависит не столько от количества возможностей, сколько от того, как мы их используем, – сказала Ариан, отворачиваясь к окну. – Очень немногие люди имели в жизни такие возможности, как Глория, и тем не менее она выросла никчемным человеком. Я виню в этом себя. Я была слишком занята тем, что играла роль миссис де ла Форс.

– В течение последних восьми лет я была миссис Лайонс и при этом ничего не добилась. Ровным счетом ничего. У вас по крайней мере есть богатство, – с горечью заметила Пандора.

Лицо Ариан выразило удивление.

– Вам нужны деньги? Я отчаянно стремилась к ним, потому что думала, что они помогут мне избавиться от всего того, что мне хотелось навсегда оставить в прошлом. Богатство в самом деле помогло мне, но мне бы хотелось, чтобы Глория имела какую-то более высокую цель, чем просто быть моей дочерью.

– Нет, деньги – не единственное, что мне нужно, – пояснила Пандора. – Да и для вас это, наверное, тоже не самое главное, раз вы, имея такое громадное состояние, все же работаете. Я хочу заниматься каким-то делом, которое было бы мне интересно, и не быть в нем дилетантом.

Въехав в парк, лимузин замедлил ход. Ариан постучала по стеклу, отделявшему пассажирок от водителя, и машина остановилась.

– Пожалуйста, подождите нас здесь, Майк, – сказала она.

Шофер распахнул дверь, и женщины выбрались из салона. Ариан быстро стала подниматься по каменным ступенькам к фонтану. Пандора последовала за ней. Наконец они остановились у балюстрады, откуда открывался вид на пруд.

– Я люблю приходить сюда, – сказала Ариан. – Это место чем-то напоминает мне английский парк.

Пандора огляделась вокруг и почувствовала, как на секунду сердце ее уколола игла ностальгии по дому.

Постояв немного, Ариан медленно пошла по тропинке вдоль берега озера. Пандора зашагала рядом. Их то и дело обгоняли любители бега трусцой, которых в парке было великое множество.

– Когда вы уезжаете из Нью-Йорка? – спросила Ариан.

– В следующую субботу. Когда-то я была декоратором интерьеров. Теперь я хочу снова заняться этим, но как-то совершенно иначе. Нужно как следует все продумать, найти правильный подход, чтобы проникнуть на современный рынок.

– Когда-то и у меня был свой маленький бизнес в Париже. Это было очень давно, – откликнулась Ариан. – Вскоре после того как я перестала работать манекенщицей, я в течение очень короткого периода времени была дизайнером по бижутерии.

Пандоре показалось, что в интонации, которой были сказаны эти слова, проскользнули нотки грусти.

– А почему же вы бросили этим заниматься?

– Потому что… вышла замуж. А вы?

– По той же причине, – засмеялась Пандора. – Но ваш муж по крайней мере дал вам возможность проявить себя несколько позднее.

– Возможно, но я не посоветовала бы вам выходить замуж за такого человека, как мой покойный супруг.

Теперь в словах Ариан явственно прозвучала горечь.

– Не волнуйтесь, я вообще не собираюсь замуж, – шутливо произнесла Пандора, стараясь немного развеселить собеседницу, у которой, судя по всему, настроение совсем испортилось. – В моей жизни только что произошла одна… история, из-за которой, наверное, я надолго перестану интересоваться мужчинами.

– Не допускайте, чтобы это случилось, – пробормотала Ариан.

Пандору несколько удивил ее комментарий, и она серьезно ответила:

– Вы правы. Пожалуй, со временем я приду в себя и даже, возможно, снова стану чьей-то женой. Мне уже почти тридцать, и я хочу детей.

– Я тоже когда-то хотела детей. Может быть, моя главная проблема состоит как раз в том, что Глория не… – Ариан спохватилась и оборвала фразу на полуслове. Она так увлеклась воспоминаниями, что едва не проговорилась, но у нее не было ни малейшего желания из-за секундной слабости открывать ворота крепости, которую она с таким трудом строила в течение двадцати лет, – не самый любимый для меня человек на данный момент, – закончила она, внимательно глядя на Пандору, чтобы оценить ее реакцию на неожиданную паузу.

Пандора была поражена. Неужели Ариан в самом деле только что едва не сказала, что Глория была ее неродная дочь? Пожалуй, это было бы наиболее логичным объяснением их непохожести, их странных, если не сказать большего, отношений. Впрочем, Пандора не хотела ничего знать. Она оказалась в парке потому, что пожалела Ариан, а не для того, чтобы разнюхать что-то о подробностях ее личной жизни.

– Но ведь она ваша дочь, и вы ничего не можете с этим поделать, – сказала она.

– Вы ищете свой путь в жизни, Пандора. – Ариан, казалось, не слышала ее последней фразы. – Глория пока еще даже не пытается этого сделать. После всего того, что вы видели, вы наверняка понимаете, что я виню за это себя. – Она покачала головой. – Но хватит о Глории.

Женщины развернулись и направились в ту сторону, где осталась машина.

– А что вы сделали с той картиной? – поинтересовалась Пандора спустя некоторое время, чтобы прервать неловкое молчание.

– Вероятно, это покажется вам еще одним проявлением моей чрезмерной экстравагантности, но пока она находится в хранилище. Я долго думала, где мне ее повесить, но так ничего и не решила. Возможно, из-за того, что у меня слишком много вариантов. Ну вот, по крайней мере теперь вам известен один из моих секретов.

Глаза женщин встретились, и их лица осветились улыбками.

Глава 25

Нью-Йорк

Июнь 1987 года

Пандора вошла в свой кабинет. Это был ее последний рабочий день, но все дела она закончила еще вчера, оставалось только повидаться с Джеральдиной. Теперь у Пандоры не осталось никаких сомнений относительно мотивов, заставивших подругу пригласить ее к себе домой позавтракать. Вчера она столкнулась в лифте с Тони Андреотти, и тот, пока кабина поднималась наверх, успел сообщить ей, что на ее должность уже взяли другого человека.

– Он племянник одного из наших крупных рекламодателей. Вам нужен богатый дядюшка, милая, – хмыкнул менеджер по рекламе.

Андреотти рассчитывал обидеть Пандору, но, наоборот, помог ей избавиться от последних колебаний по поводу своего решения об уходе. Но все же надо было попрощаться с Джеральдиной – хотя бы ради их прошлой дружбы.

Зазвонил телефон.

– Мисс Фриман хотела бы встретиться с вами сейчас, если у вас есть свободная минутка.

Было очевидно, что Джеральдина ничуть не меньше Пандоры стремится к соблюдению приличий.

Она встретила Пандору словами:

– Дорогая, я так рада тебя видеть! Ужасно боялась, что тебя не застану. Нам надо немедленно поговорить.

– Я бы не уехала не попрощавшись, – резковато сказала Пандора.

Джеральдина помахала рукой, давая понять, что все понимает. Золотые браслеты в виде крокодилов на ее запястье звучно брякнули.

– Извини, что не позвонила тебе сразу же после того, как получила твою записку, но ты ведь знаешь, какая у меня жизнь. Хочешь чаю или кофе?

Джеральдина села, приглашая Пандору последовать ее примеру.

– Нет, спасибо.

У Пандоры абсолютно не было желания затягивать беседу даже на секунду больше положенного. Однако тон главного редактора «Шика» несколько удивил Пандору.

– Дорогая, – Джеральдина снова позвенела браслетами, – я знаю, как тебе тяжело после истории с этим подонком Кансино, но жизнь продолжается, и ты должна думать о работе.

Пандора молчала, ожидая продолжения.

– Думаю, тебе подвернулся великолепный шанс.

– Что ты имеешь в виду?

– Вчера за обедом я слышала, что в «Ла Кот Баск» между Ариан де ла Форс и ее дочерью произошла публичная ссора. Ты была там. Теперь ты можешь написать очерк об Ариан, основываясь на этом скандале. У тебя наконец-то есть возможность выступить в новой роли, – с воодушевлением сказала Джеральдина.

Слова Джеральдины даже не возмутили, скорее просто позабавили Пандору.

– Но ты же сказала мне, что к печати готовится очерк о другой выдающейся южноамериканской женщине. Я согласилась, что мой очерк об Ариан де ла Форс нарушил бы принципы редакционной политики, и признала, что в любом случае ты опытнее, и потому тебе виднее, – сладко проворковала Пандора.

– Другие очерки могут подождать. Они скучные, а этот материал действительно привлек бы огромное внимание читателей, – с искренним энтузиазмом продолжала вещать Джеральдина.

Пандора сделала вид, что на секунду задумалась, после чего сказала с деланным энтузиазмом:

– Ты знаешь, после того ленча мы прогулялись с Ариан, и она рассказала мне кое-что о своей жизни. Это действительно невероятно!

– Так напиши об этом, дорогая! Ты можешь стать знаменитой!

Джеральдина в восторге всплеснула руками. Глядя в ее светящиеся радостным возбуждением глаза, Пандора решила, что пора прекратить притворяться, и встала.

– Я не могу этого сделать, – спокойно произнесла она. – Я дала Ариан слово, что не стану писать о том, что произошло.

– В письменной форме? – Джеральдина была явно сбита с толку.

– Разумеется, нет, но я обещала этого не делать.

Джеральдина вздохнула.

– Дорогая, послушай меня. Честность – вещь, достойная восхищения, но на ней далеко не уедешь. Не упускай свой шанс! Я бы даже сказала – не ломай себе жизнь.

– И не собираюсь. Именно поэтому я возвращаюсь в Лондон, – заявила Пандора.

Лицо Джеральдины на мгновение стало жестким, но затем она поняла, что проиграла, и сверкнула улыбкой.

– Я хочу только одного – чтобы ты нашла свою собственную дорогу в жизни. Уверена, что ты сможешь это сделать.

– Надеюсь, – ответила Пандора. – Спасибо тебе за все. Я говорю совершенно серьезно. – И, поцеловав Джеральдину в щеку, вышла.


Ариан окинула взглядом свое отражение в зеркале лифта. Сняв тяжелые бриллиантовые подвески, она помассировала пальцами мочки ушей. В вестибюле ее ожидал Франсуа.

– Мадам, что-нибудь понадобится сегодня вечером? – спросил дворецкий.

– Нет, благодарю вас. Скажите Розинье, что она мне сегодня тоже не нужна. Пусть уберет мою одежду завтра утром.

Оставшись одна, Ариан сняла вечернее платье и швырнула в ближайшее кресло, потом сбросила туфли и облачилась в халат, с наслаждением ощутив прикосновение к коже прохладного шелка. Мысль о том, что уже завтра она будет в одиночестве нежиться на палубе яхты, бороздящей воды Эгейского моря, наполнила ее сердце радостью.

Глория отправилась погостить у Паолы в Кап-Ферра. Она уехала вчера, почти сразу же после их ссоры. Скандал, разразившийся дома, надолго, если не навсегда, запечатлелся в памяти Ариан. Глория обрушила на нее целый каскад обвинений. Она заявила, что Ариан лишила ее отца, лжет ей о нем, а затем разразилась обличениями по поводу махинаций матери, направленных на то, чтобы лишить единственную дочь наследства.

– Ты хочешь, чтобы только у тебя все было! – кричала Глория. – Тебе нужно, чтобы ты была единственной, чтобы только о тебе шли легенды! О тебе, и ни о ком другом!

Если не считать обвинения, связанного с деньгами, все остальные упреки Ариан неоднократно слышала и раньше и давно научилась сдерживать эмоции по этому поводу. Но как береговая твердыня, беспрерывно подтачиваемая морским прибоем, ее каменное терпение начало давать трещины. В какой-то момент она даже хотела было рассказать Глории все о себе и о своем прошлом, но поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Сейчас Ариан размышляла, каким образом Глория узнала о продаже компании Сан-Симон. Она была уверена, что утечка информации произошла не через Боба. Вероятнее всего, Глорию просветил Чарлз, но как он узнал об этом? Ариан осенило: должно быть, Мердок установил прослушивающее устройство в ее телефон. Чарлз уехал накануне вечером, заявив, что собирается провести остаток лета на Капри. Утром после его отъезда апартаменты Ариан осмотрел эксперт, присланный Чапмерсом, но ничего не обнаружил.

В любом случае отъезд Мердока вызвал у Ариан чувство облегчения, хотя она и подозревала, что он отправился туда же, куда и Глория, – содержание, которое миссис де ла Форс выплачивала своему сожителю, позволяло ему путешествовать в свое удовольствие. Ей, разумеется, очень хотелось бы избавиться от него окончательно, но она знала, что это стоило бы ей всего состояния.

Деньги, деньги, деньги. Ее волшебная лампа Аладдина превратилась в дамоклов меч. Ее богатство хотела прибрать к своим рукам Глория, и Чарлз тоже охотился за ее деньгами – скорее всего используя в качестве орудия ту же Глорию.

Деньги дали Ариан власть и могущество. Все последние годы именно они определяли, с кем ей встречаться, что делать. При этом Ариан потеряла из виду многое другое, и прежде всего дочь.

Ариан вспомнила о своем разговоре в парке с Пандорой Дойл. Возможно, это было лишь плодом ее фантазии, но ей показалось, что в Пандоре она разглядела качества, которые ей так хотелось видеть в Глории, – и прежде всего стремление найти в жизни свой путь. Подчиняясь внезапному импульсу, Ариан де ла Форс прошла в кабинет Кейзи, нашла в списке телефонов фамилию Дойл и набрала номер.


Взглянув в иллюминатор, Пандора рассмотрела далеко внизу крышу Альберт-Холла, которую ни с чем невозможно было спутать. Через несколько секунд лайнер начал заходить на посадку в аэропорту Хитроу. Она потянулась в кресле. В ее жизни наступал новый этап.

Она невольно вспомнила о вчерашнем телефонном разговоре с Ариан. Когда та позвонила, Пандора паковала чемоданы. У нее было сильное искушение отклонить приглашение Ариан навестить ее, но Пандора все же передумала. В конце концов, их невероятное знакомство оказалось для нее одним из немногих приятных сюрпризов во время ее пребывания в Нью-Йорке.

Встреча оказалась довольно короткой. На следующее утро Ариан собиралась уехать. В галерее, ведущей к входной двери, стояла внушительная коллекция дорогих чемоданов.

– Отправляю кое-какие вещи в Венецию, – пояснила Ариан, поприветствовав Пандору. – Я всегда езжу туда в сентябре.

Пандора вспомнила, как еще совсем недавно, впервые оказавшись в этих апартаментах, она была поражена их великолепием, как снисходительно разговаривала с ней их хозяйка. Теперь все было иначе. Необъяснимая внутренняя близость, возникшая между женщинами в парке, не исчезла.

Ариан сама приготовила напитки и некоторое время непринужденно болтала, рассказывая о предстоящей ей поездке, но вскоре резко сменила тему:

– Вчера вы сказали, что собираетесь обратно в Лондон и намерены открыть там свое дело. Я знаю, что давать советы легче, чем следовать им, но тем не менее рекомендую вам не мелочиться и начинать, что называется, по-крупному, если это возможно. Мне неизвестно, каким образом вы собираетесь финансировать свою компанию, но по собственному опыту я знаю, что ее выживание может оказаться в зависимости от того, удастся ли вам убедить банк дать вам ссуду. Банкиров одинаково трудно уговорить дать вам кредит, независимо от его размера, но чем крупнее будет ваш бизнес, тем менее он будет уязвим.

Рассуждения Ариан смутили Пандору.

– Спасибо за совет. Мой прежний опыт позволил мне войти в курс тех проблем, с которыми сталкиваются мелкие предприятия, и именно этот вопрос, как я вам уже говорила, я намерена изучить в Лондоне особенно тщательно, – туманно ответила она.

– Пожалуйста, если у вас возникнут проблемы с банком по поводу предоставления ссуды, дайте мне знать. Я могу связать вас с другими банкирами, – сказала Ариан.

Пандора усмехнулась.

– Одно из преимуществ моего брака состояло как раз в том, что я познакомилась с очень многими банкирами. Если я решусь на что-нибудь серьезное, то обращусь к ним, а небольшое предприятие я в состоянии профинансировать из собственных средств. Но в любом случае спасибо за заботу, – сказала она.

Какими бы теплыми ни были ее чувства по отношению к Ариан, Пандора не хотела быть обязанной ни ей, ни кому-либо другому.

– Возможно, это покажется вам глупым, но наш вчерашний разговор был для меня очень важным. Мне хотелось бы надеяться, что мы сможем с вами подружиться, но если я приму ваше предложение, это очень все затруднит.

– Я собиралась сказать, что не следует подвергать слишком строгому анализу предложение о помощи, если вы в ней нуждаетесь, но теперь думаю, что вы правы, – проговорила Ариан после паузы. – Могу лишь добавить, что тоже получила удовольствие от вчерашнего. До сентября со мной трудно будет связаться. Давайте в сентябре и вернемся к этой теме. Я запишу ваш лондонский номер телефона.

Подойдя к столу, Ариан взяла записную книжку, затем открыла выдвижной ящик и вынула оттуда визитную карточку из белого плотного картона с золотым тиснением.

– Каждый год я устраиваю какое-нибудь большое мероприятие, прием или что-то в этом роде, – сказала она, протягивая карточку Пандоре. – В этом году я даю костюмированный бал в моем дворце в Венеции. Буду очень рада, если вы сможете там быть. Бал назначен на четырнадцатое сентября.

По пути домой Пандора пыталась найти объяснение столь резкой перемене в отношении к ней Ариан де ла Форс. Вряд ли стоило выискивать причины этого странного явления. Так или иначе, Пандора была приглашена в Венецию, и это было чудесно. Но прежде всего она была намерена заняться делами.

Глава 26

Буэнос-Айрес

Июнь 1969 года

В дверь постучали, и в палату вошла сиделка.

– К вам посетитель, сеньора, – объявила она. – Какой-то сеньор Чалмерс.

Имя не сказало Ариан ровным счетом ничего.

– Впустите его, – еле слышно пробормотала она. Ариан изнемогала от слабости, должно быть, выглядела ужасно, но сейчас ее это нисколько не волновало. В палате появился незнакомый мужчина, и сиделка вышла.

– Очень рад вас видеть, – сказал незнакомец по-французски с американским акцентом. – Я пришел, как только врач сообщил мне, что ваше состояние перестало быть критическим.

– Кто вы? – спросила Ариан еле слышно.

Мужчина улыбнулся.

– Простите, я должен был представиться с самого начала. Мы познакомились на вашей свадьбе, но я нисколько не удивляюсь тому, что вы меня не запомнили. Меня зовут Боб Чалмерс. Я был советником Симона в вопросах, касавшихся его бизнеса. Кроме того, я один из директоров его холдинговой компании.

Ариан не поняла, что привело этого человека в ее палату. В голове у нее вертелись более важные на данный момент вопросы.

– Где моя дочь? – с тревогой спросила она.

– Она дома, за ней присматривает гувернантка. Не беспокойтесь, с ними все в полном порядке.

Ариан удивилась упоминанию о гувернантке, но потом до нее дошло, что гость имел в виду Нану.

– Где я нахожусь? – поинтересовалась она.

– В Буэнос-Айресе, в клинике «Пекенья компаниа».

Ариан окончательно запуталась.

– Пожалуйста, расскажите мне, что случилось, – устало попросила она. – Я ничего не помню.

– Вы позволите мне сесть? – осведомился Чалмерс.

– Конечно.

Ариан хотела указать на кресло, стоящее в углу, но оказалась не в силах поднять руку.

– Симон попросил меня погостить у него после приема. Я не люблю ложиться рано, и, когда все пошли спать, допоздна засиделся в библиотеке. Внезапно я услышал сильный шум и увидел, что прислуга носится по дому. Выяснилось, что кто-то из слуг пошел в вашу спальню – оттуда позвонили – и обнаружил, что вы без сознания. Вас отвезли в больницу в Сальте, но, поскольку вы были в очень тяжелом состоянии, я договорился, чтобы вас перевезли сюда.

Чалмерс тактично обошел молчанием тот факт, что в Сальте врачи были вынуждены сделать Ариан глубокое промывание желудка. Никогда раньше ему не приходилось видеть женщину, которая попыталась бы наложить на себя руки в первую брачную ночь. Он ожидал, что, когда Ариан де ла Форс придет в себя, у нее будет что-то вроде нервного срыва, но женщина, если не считать вполне естественной в таких случаях бледности, выглядела совершенно нормально и была абсолютно спокойна.

– А где Симон?

Ариан нелегко было заставить себя задать этот вопрос – с того самого момента, как она очнулась, ей хотелось вычеркнуть мужа из своей памяти.

– Разве врачи вам ничего не сказали?

– Нет.

Чалмерс встал с кресла и подошел к кровати. Видя его нерешительность, Ариан забеспокоилась.

– Мне очень неприятно сообщить вам об этом, – сказал он наконец, – но Симон в тот вечер умер. Его родственники потребовали немедленного вскрытия. Оно показало, что причиной смерти стал обширный инфаркт.

Чалмерс не стал говорить Ариан, что родственники ее мужа также потребовали, чтобы врачи засвидетельствовали, что брак состоялся, в надежде найти предлог для того, чтобы процедура бракосочетания была признана недействительной – это давало бы им право претендовать на наследство. Врачи, к их великому огорчению, подтвердили, что с медицинской точки зрения сомневаться в полноценности брака нет никаких оснований.

Ариан прижалась щекой к подушке, по лицу ее потекли слезы.

– Я не знал, что вам до сих пор ничего не сказали. Симона вчера похоронили – там, в Сальте, – пробормотал сконфуженный Чалмерс.

Ариан ничего не ответила. Не могла же она признаться, что ее слезы были слезами радости! Кошмар, в котором она жила, закончился. Скоро она снова будет в Париже, вместе с Глорией и Наной, будет продавать свою бижутерию и поступать так, как сочтет нужным.

– Когда я смогу уехать из Буэнос-Айреса?

– В соответствии с аргентинскими законами вы должны унаследовать все, что принадлежало Симону. Возможно, в завещании есть и другие бенефициары, хотя это, на мой взгляд, маловероятно, но в любом случае им может быть передано не более одной пятой всего наследства. Остальные четыре пятых в любом случае будут вашими. Вам придется остаться в Аргентине по крайней мере до того момента, как все эти вопросы будут окончательно урегулированы.

– Мне не нужно никакое наследство, – мгновенно отреагировала Ариан.

Боб уставился на нее в немом изумлении. Ему показалось, что она говорит вполне искренне.

– Вечером, за день до вашей свадьбы, Симон передал мне письмо, адресованное вам. Я должен был отвезти его в Нью-Йорк и хранить там в надежном месте. Вам мне следовало его передать только после его смерти. Никому и в голову не могло прийти, что я буду вынужден сделать это так скоро. Содержание письма мне неизвестно. – С этими словами Чалмерс достал из внутреннего кармана пиджака конверт. – Думаю, будет лучше, если вы прочтете его, прежде чем принимать какое-то решение, – добавил он, протягивая конверт Ариан.

Глаза Ариан заскользили по строчкам, с каждой секундой она становилась бледнее.


«Валье-дель-Оро, 15 июня 1969 года

Дорогая Ариан!

В соответствии с моим завещанием ты должна унаследовать мое состояние. Если у нас будут дети, состояние будет разделено между ними и тобой на равные доли, и ты будешь опекуншей наших детей до той поры, пока они не достигнут совершеннолетия. Если же у нас не будет детей, ты будешь единственным бенефициаром.

Я не хочу, чтобы мое имущество распылялось или распродавалось каким-либо образом до того момента, как мои дети смогут в полной мере реализовать свои права наследства. Поэтому я оставил у одного надежного юриста запечатанный конверт, внутри которого находится ксерокопия твоего бразильского паспорта и адресованные бразильской полиции объяснения по поводу того, кто ты на самом деле. Юрист проинструктирован таким образом, что как только ему станет известно о продаже тобой какой-либо значительной части имущества или же о признаках твоего нежелания взять в свои руки контроль за моим бизнесом, он немедленно передаст конверт в посольство Бразилии.

Эти ограничения будут действовать в течение десяти лет с момента моей смерти или же до достижения совершеннолетия нашими детьми, и отменяются, как только произойдет либо первое, либо второе, независимо от того, что произойдет раньше. В этом случае конверт будет тебе возвращен. Я объясню, почему на случай, если я умру бездетным, я предусмотрел именно десятилетний срок, в течение которого ты не сможешь ничего продать. Я прекрасно понимаю, что если ты научишься эффективно управлять делами всех моих компаний, то после десяти лет такого управления ты вряд ли захочешь передать контроль над бизнесом кому-либо другому. Еще одним условием перехода моего имущества или его части в твои руки я поставил твое невступление в брак в течение все того же десятилетнего периода. Уверен, что после десяти лет абсолютной власти ты ни с кем не захочешь ее делить и, таким образом, не станешь рисковать накопленным мной состоянием.

Предпринимаю все эти шаги потому, что верю в свое умение разбираться в людях. Единственное, чего я добиваюсь, – это обеспечить выполнение тобой поставленных мною условий. Мое состояние – это памятник мне, и моя семья должна содержать этот памятник в целости и сохранности.

Симон».


Ариан медленно сложила письмо, пораженная тем, как Симон умудрился даже после своей смерти поймать ее в ловушку. Десять лет! Ей трудно было представить все возможные последствия развития событий по сценарию ее покойного супруга. Десять лет назад она жила в трущобах вместе с Флориндой и матерью… Впрочем, Симон не оставил ей никакого выбора.

Ариан села на кровати и повернулась к Чалмерсу.

– В письме Симон объясняет, чего он от меня хочет. Я готова взять в свои руки управление его бизнесом, – заявила она.

– Очень рад это слышать, миссис де ла Форс. На следующей неделе должно состояться заседание совета директоров, на котором планируется принять очень важные решения.

– Нет, так не пойдет. Если я руковожу всем, значит, я устанавливаю правила. Я ничего не знаю о бизнесе, и я не стану одобрять никаких решений, пока не научусь в нем разбираться. И пожалуйста, называйте меня Ариан. – Подумав немного, она решила, что у Чалмерса должны быть какие-то мотивы для того, чтобы так явно проявлять о ней заботу, и потому спросила: – Что привело вас сюда? Я уверена, что вы появились здесь не просто с визитом вежливости.

– Не совсем, это верно, – улыбнулся Боб. – Я хотел вам сказать, что мог бы оказать вам помощь в эти трудные времена. Возможно, это в такой же степени в ваших интересах, как и в моих.

Ариан нравилось, когда с ней говорили откровенно. Ему нужен был союзник, и ей тоже. Интуиция подсказывала ей, что Чалмерсу она может доверять.

– Сколько вам платил Симон? – без обиняков спросила она.

Боб поколебался какое-то мгновение, а потом ответил:

– Я получал комиссионные. Не думаю, что сейчас подходящий момент для того, чтобы обсуждать этот вопрос.

– Самый подходящий, – возразила Ариан. – На этот год я удвою ваш комиссионный процент. Сегодня вечером я собираюсь выписаться отсюда. Найдите мне лучшего в Буэнос-Айресе преподавателя испанского. Он должен быть у меня дома завтра ровно в девять утра. Днем вы будете объяснять мне тонкости бизнеса. Заседание совета директоров состоится через две недели, когда я изучу язык и правила игры.

– Но…

– Никаких «но». С сегодняшнего дня все будет так, как я скажу. А теперь я устала. Жду вас завтра у себя дома, – сказала Ариан, не зная ни адреса своего дома, ни даже номера своего домашнего телефона. – Пожалуйста, оставьте мне номер телефона, по которому я могу связаться с дочерью, – добавила она.

Боб написал номер на листке блокнота, лежавшего на тумбочке, попрощался и вышел. Шагая по коридору к лифту, он подумал, что, выбирая жену, Симон нашел женщину, которая была ему под стать.


Машина свернула на авенида Альвеар, и Ариан невольно обратила внимание на огромное дерево, нависавшее над перекрестком, словно гигантский зонтик. Все в этом городе было ей чужим, но особняки вдоль улицы, построенные в так называемом французском стиле, чем-то напомнили ей Париж – Париж с тропическими деревьями вдоль тротуаров.

Автомобиль сбросил скорость и повернул направо. Ариан сквозь ветровое стекло машины увидела дом.

Длина его фасада составляла не меньше двухсот футов. Он был сложен из бледно-серого камня и явно представлял собой копию одного из зданий на парижской площади Согласия. Автомобиль остановился, шофер распахнул дверь. Ариан на минутку задержалась перед гигантскими дверями. Швейцар в ливрее открыл их, и она, высоко вскинув голову, вошла в свое новое жилище.

По обе стороны широкой каменной лестницы выстроилась прислуга. Красный ковер, устилавший ступеньки, был аккуратно прижат толстыми медными прутьями. Ариан стала подниматься наверх, кивая на приветствия слуг. Когда она оказалась на верхней площадке, к ней подошла невысокая, дородная женщина со стянутыми в пучок волосами.

– Меня зовут Нелли, сеньора. Я экономка. Для меня большая честь познакомиться с вами, – сказала она и низко поклонилась.

– Спасибо, Нелли, – ответила Ариан. Она вошла в просторную квадратную комнату. Темные дубовые панели, украшенные искусной резьбой, покрывали стены комнаты почти до самого потолка высотой в добрых двадцать футов. Ариан обратила внимание на громадную картину, висящую в простенке между дверей – это был выполненный в полный рост портрет прекрасной молодой женщины в одежде, которую носили в начале века.

Подойдя к портрету, она взглянула на маленькую медную табличку в нижнем углу резной рамы. На ней было написано: «Жозефина А. де Ансорена – Джованни Болдини – Париж, 1911 год».

– Кто эта дама? – поинтересовалась Ариан.

– Это бабушка миссис де ла Форс, сеньора. Картина – фамильная ценность, – с гордостью ответила Нелли.

Ариан смерила экономку ледяным взглядом.

– Я понимаю, что все произошло слишком быстро, Нелли, но теперь я миссис де ла Форс, и эта женщина не имеет ко мне никакого отношения. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы портрет сняли и вернули ее родственникам.

Лицо Нелли побагровело. Хотя остальные слуги не произнесли ни слова, она почувствовала, что они злорадствуют за ее спиной.

– Конечно, сеньора, – смиренно пробормотала экономка, понявшая, что с новой хозяйкой надо быть начеку.

Ариан миновала двойные двери слева от нее и быстро прошлась по обставленным роскошной французской мебелью помещениям, предназначенным для приема гостей.

Она вошла в зал, в необъятном пространстве которого гулко отдавался стук ее каблуков по версальскому паркету. На стенах висели исполинские картины, изображавшие эпизоды охоты. На столе, изготовленном из полированного красного дерева, стоял комплект из серебряных супниц, соусниц и салатниц.

– Мне бы хотелось взглянуть на столовое серебро и фарфор, – сухо сказала Ариан.

– Здесь семнадцать фарфоровых сервизов, сеньора. Вы хотите осмотреть все?

– Сейчас покажите мне серебро.

Нелли подошла к боковой двери в дальнем конце зала и открыла ее одним из ключей, висевших на кольце, которое она носила с собой. Женщины вошли в просторную буфетную, вдоль стен которой выстроились шкафы со стеклянными дверцами. На полках шкафов Ариан увидела аккуратные горки фарфоровой посуды. С другой стороны помещались хрустальные бокалы. Нелли открыла несколько ящиков, где на зеленом сукне лежали серебряные ножи, ложки и вилки.

– Столовое серебро хранится здесь, сеньора, – сказала она.

Ариан интересовала только монограмма. Это были три переплетенные буквы – «д», «N», «Ф».

– Если в этих ящиках есть серебро с какой-нибудь другой монограммой, отошлите его в мастерскую – пусть переделают. Если этого сделать нельзя, наборы серебра с любой иной монограммой я продам. То же самое относится и к белью, и к фарфору, Нелли. А теперь я устала. Проводите меня в спальню.

Экономка задвинула ящики и заперла их. Затем она пересекла столовую и открыла двойные двери в главный зал.

Если до этого момента Ариан удавалось сохранять невозмутимость, то теперь она не смогла сдержаться. Застыв на месте, хозяйка невольно затаила дыхание при виде того великолепия, которое открылось ее глазам.

Огромный квадратный зал был оформлен в стиле эпохи Возрождения. Общая площадь его составляла свыше трех с половиной тысяч квадратных футов, а высота – футов сорок. С потолка, отделанного резными дубовыми панелями, свисали пять массивных бронзовых люстр. Вдоль стен, украшенных огромными картинами и эстампами, стояли средневековые скульптуры из дерева и камня. Свет проникал в зал сквозь два огромных окна с каменными средниками.

Ариан, пройдя через зал, снова оказалась в холле, где висел портрет, который она распорядилась убрать. Нелли открыла металлическую дверь возле лестницы и следом за хозяйкой вошла в лифт. Выйдя из кабины, женщины молча зашагали вдоль коридора второго этажа. Наконец Нелли остановилась перед одной из множества дверей и открыла ее.

– Это были комнаты сеньоры Долорес? – осведомилась Ариан, прежде чем войти.

– Да, сеньора. Это лучшие комнаты на этаже, – извиняющимся тоном ответила экономка.

– Пожалуйста, покажите мне комнаты моего мужа, – приказала Ариан. – И еще проводите меня в комнаты моей дочери и ее гувернантки. Мне бы хотелось повидать обеих. Завтрак будете подавать в семь тридцать – черный кофе, апельсиновый сок и тосты. Это пока все, Нелли.

Выполнив распоряжения новой хозяйки, экономка еще раз сказала, что для нее большая честь познакомиться с сеньорой, пожелала Ариан спокойной ночи и направилась к лестнице. Ариан окликнула ее.

– На меня произвело большое впечатление то, как вы справляетесь со своей работой, Нелли, – сказала она. – Хочу поблагодарить вас и сообщить, что начиная с этого месяца я удваиваю ваше жалованье.

По выражению лица женщины Ариан поняла, что ее расчет оказался верным. Ее не волновало то, что, возможно, в ее доме будет работать самая высокооплачиваемая во всей Южной Америке экономка. Содержание такого дворца наверняка обходилось в целое состояние, и Ариан хотелось, чтобы Нелли была на ее стороне, иначе расходы на поддержание дома в надлежащем состоянии могли стать совершенно запредельными.

Оставшись одна, Ариан внезапно почувствовала приступ слабости и опустилась в одно из похожих на трон кресел, расставленных вдоль стены. Однако, несмотря на усталость, она чувствовала радостное возбуждение. Симон купил ей жизнь в немыслимо роскошных условиях, но только теперь Ариан поняла, что до сих пор все, что ей доставалось, было, если можно так выразиться, лишь небольшими процентами с его капитала. Теперь же она была всем тем, чем еще совсем недавно был ее супруг. В ее руках оказались не только огромные деньги, но и власть.

Ариан отправилась в комнату Наны. Прежде чем постучать в дверь, она несколько секунд тихонько постояла в коридоре, и на губах ее появилась улыбка. «Что ж, – подумала она, – вполне возможно, в конце концов мне очень даже понравится быть миссис де ла Форс».

Глава 27

Буэнос-Айрес

Июль 1969 года

Боб Чалмерс предупредительно распахнул широкую дверь.

– Прошу вас, миссис де ла Форс, – произнес он. Ариан заметила, что с того момента, как они переступили порог здания, он перестал называть ее по имени. Ему никак нельзя было отказать в тактичности.

В голове Ариан пронеслось воспоминание. Менее двух лет назад Жак Вилетт вот так же распахнул перед ней дверь дома моды Баленсиаги. Она добилась своего тогда – значит, добьется и теперь.

Ариан вошла в комнату, в дальнем конце которой висел портрет Симона в полный рост. При ее появлении двенадцать мужчин, сидевших за длинным столом, встали. Человек, расположившийся во главе стола, прямо под портретом, подошел к ней. Ариан, заранее изучившая фотографии членов правления, без труда узнала его по ястребиному профилю и прилизанным черным волосам – перед ней стоял вице-председатель совета директоров гигантского холдинга, принадлежавшего Симону.

– Очень рада видеть вас, мистер Массера, – сказала она, прежде чем тот успел представиться. Массера заговорил было на довольно плохом французском, но Ариан, перебила его по-испански: – То, что вы говорите со мной по-французски, очень любезно с вашей стороны, но в этом нет необходимости.

Вице-председатель повел ее вокруг стола, пытаясь знакомить с остальными членами совета директоров, но она и без его помощи обращалась к каждому из них по фамилии, так что после второй безуспешной попытки вставить хоть слово Массера окончательно умолк. Когда процедура знакомства была закончена, он выдвинул свободный стул, стоявший сбоку стола.

– Пожалуйста, садитесь, сеньора.

Ариан, проигнорировав приглашение, прошла вперед и уселась на стул во главе стола – тот самый, на котором несколько минут назад сидел сам Массера. Вице-председателя это немало озадачило, но он, не говоря ни слова, собрал свои бумаги и расположился на стуле, который только что предложил Ариан. Едва он уселся, миссис де ла Форс окинула взглядом всех присутствующих и сказала:

– Джентльмены, я очень рада встрече с вами. Все мы сегодня переживаем трудные времена, но я надеюсь, что с вашей помощью мне удастся сделать этот непростой переходный период максимально коротким и безболезненным. Внезапная кончина моего мужа создала определенные проблемы, и я, как мне кажется, понимаю все особенности вашего положения в нынешней ситуации. Уверена, что и вы осознаете все особенности моего. – Ариан поставила локти на стол и принялась демонстративно вертеть на пальце обручальное кольцо с огромным бриллиантом. Пауза, которую она сделала, произнеся последнюю фразу, подчеркнула особое значение, которое она вложила в свои слова. – А теперь займемся делом, – сказала Ариан, выждав несколько секунд.

Массера поднялся.

– Сеньора, для нас большая честь приветствовать вас сегодня здесь, и если бы не страшная потеря, которую понесли вы и мы все, ваше присутствие доставило бы нам огромную радость. Мы были счастливы, узнав о вашем желании почтить нас своим визитом. Долг совета директоров состоит в том, чтобы отстаивать интересы вкладчиков как свои собственные, и мы намерены вести акционерное общество «Валье-дель-Оро» по пути роста и процветания, как и в те незабвенные дни, когда нашим председателем был дон Симон. Пожалуйста, не сомневайтесь, что мы будем держать вас в курсе нашей деятельности, даже когда вы вернетесь в Европу.

Произнеся эту тираду, Массера сел. Было очевидно, что остальные члены совета директоров молчаливо одобрили его выступление. Теперь вице-председатель ждал, что скажет в ответ Ариан. Массера был уверен, ему не придется напоминать вдове де ла Форс, что она не имеет права присутствовать на заседании совета директоров компании.

– Джентльмены, я очень тронута оказанным мне теплым приемом, – немедленно отозвалась Ариан. – Благодарю вас за заботу, мистер Массера, но мне хотелось бы немного облегчить вам жизнь. Во-первых, я теперь намерена жить в Аргентине. Во-вторых, вам не надо будет держать меня в курсе дел компании, потому что я намерена принимать личное участие во всех ее делах и в принятии всех решений. Строго говоря, я буду сама их принимать.

В зале заседаний воцарилась мертвая тишина. Наконец Массера, преодолев первый шок, снова заговорил:

– Сеньора, я прекрасно понимаю, как вам тяжело. Однако боюсь, что ваша относительная неопытность в вопросах бизнеса стала причиной того, что вы, исходя из самых добрых намерений, пришли к не совсем правильным выводам. Одной из целей нынешнего заседания совета директоров является утверждение моего назначения на пост председателя совета и главного управляющего акционерного общества «Валье-дель-Оро». На заседании имеют право присутствовать только члены совета директоров.

Массера снисходительно улыбнулся – должно быть, эта бедная женщина слегка тронулась умом от горя, и ему было ее искренне жаль.

Ариан тоже ответила ему улыбкой.

– Вы немного торопите события, мистер Массера. Я пока не намерена проводить заседание совета директоров. Я пришла сюда, чтобы созвать экстренное совещание держателей акций, на что имею полное право. Поскольку сто процентов акций компании находятся в моих руках, кворум есть. Цель совещания состоит в роспуске нынешнего совета директоров. Вкладчики полностью одобряют это предложение. Второй вопрос повестки дня – назначение нового состава совета, возглавить который должна я как председатель и главный управляющий. Прежде чем я проголосую по второму вопросу, мне хотелось бы спросить бывших членов совета, нет ли у них возражений против своего повторного назначения на новых условиях. Тем, у кого такие возражения есть, мне придется подобрать достойную замену.

Ариан окинула взглядом собравшихся – изысканно одетых мужчин, высокооплачиваемых специалистов, которые были настолько поражены услышанным, что на какое-то время лишились дара речи. Она была уверена, что в этот момент каждый из них просчитывает в уме все возможные последствия попыток оспорить ее действия в суде. Было совершенно очевидно, что для любого это означало бы немедленное лишение весьма солидного дохода, в то время как перспективы выиграть дело наверняка представлялись им весьма призрачными. Ариан была уверена, что правильно оценила возможные итоги такого обдумывания. Однако прежде чем кто-либо из остальных членов совета директоров успел открыть рот, заговорил Массера.

– У меня на руках имеется контракт, в соответствии с которым пост вице-председателя совета директоров акционерного общества «Валье-дель-Оро» закрепляется за мной, – злобно прошипел он.

Ариан получала огромное наслаждение от ощущения того, как в комнате с каждой минутой нарастает напряжение. Ситуация напоминала партию в покер с предельно высокими ставками.

– Мистер Массера, – сказала она очень спокойно, – мне известно о вашем контракте. Он был подписан двенадцать лет назад, и потому меня не удивляет, что кое-какие положения, напечатанные мелким шрифтом, стерлись из вашей памяти. Однако среди бумаг моего покойного мужа есть копия вашего контракта. Вы можете занимать пост вице-председателя лишь при условии ежегодного одобрения вашей кандидатуры акционерами. Я уверена, что мой супруг не считал нужным снимать вас с вашей должности, но теперь я являюсь единственным держателем акций компании и в данном вопросе занимаю иную позицию. Поскольку вы больше не имеете никакого отношения к компании «Валье-дель-Оро», потрудитесь покинуть зал заседаний, чтобы совет директоров мог заняться делами.

Бывший вице-председатель с трудом поднялся со своего места, опрокинув при этом стул, и сгреб свои бумаги.

– Ничего, мои юристы разберутся с тобой, сучка! – выкрикнул он.

– Всего хорошего, мистер Массера. Прежде чем уйти, пожалуйста, поставьте стул на место. Я терпеть не могу беспорядка.

Не глядя ни на кого, Массера вышел, громко хлопнув за собой дверью. Двое членов совета, сидевшие по обе стороны от него, торопливо нагнулись, чтобы поднять перевернутый им стул.

– Ну а теперь, джентльмены, – сказала Ариан с обворожительной улыбкой, – продолжим заседание. Надеюсь, вы не против?

Глава 28

Буэнос-Айрес

Ноябрь 1969 года

– Сеньора, – раздался в динамике громкоговорителя голос первого пилота, – приземление через десять минут. Пожалуйста, пристегните ремень.

Сложив бумаги, Ариан посмотрела в иллюминатор.

Готовясь к посещению имения Сан-Симон, расположенного на юге провинции Буэнос-Айрес, Ариан ознакомилась с его историей. Оно было заложено в сороковые годы девятнадцатого века, после того как генерал Ансорена расправился с местными индейскими племенами, практически полностью их уничтожив. Наградой генералу стали полмиллиона акров земли. Имение его получило название Эль-Фортин-де-Ансорена и стало основой богатства и процветания его рода. Однако разделение его между множеством отпрысков весьма многочисленной католической семьи через три или четыре поколения подорвало ее благосостояние. К тому времени, когда Симон женился на Долорес, у ее отца осталось лишь весьма скромных размеров поместье.

Разбогатев, де ла Форс приобрел господский дом, принялся скупать окрестные земли, пока не стал владельцем ста тысяч акров угодий, некогда входивших в имение генерала Ансорены. Поместье, переименованное в Сан-Симон, стало крупнейшим на юге провинции Буэнос-Айрес и, безусловно, самым благоустроенным: здесь было даже поле для гольфа на восемнадцать лунок. Симон подарил его супруге ко дню рождения, когда она на короткое время увлеклась этим видом спорта. Имение Сан-Симон стало своеобразным, но весьма действенным средством, которое помогло чете де ла Форс играть ведущую роль в столичном обществе.

Понимая, что имение тесно связано с именем Долорес, Ариан не торопилась с посещением. Свою поездку в Сан-Симон она запланировала на сентябрь, но помешала прокатившаяся по стране волна забастовок.

Кроме того, была еще одна, чисто личная причина для того, чтобы отложить поездку. Вскоре после того как Ариан взяла в свои руки руководство всем бизнесом Симона, она посетила еще одну эстансию де ла Форса, где как раз убирали зимний урожай кукурузы. Ариан вышла из самолета в строгом костюме, в туфлях на высоком каблуке и оказалась лицом к лицу с управляющим имением и конюхом, сидящими верхом. Конюх держал за уздечку третью лошадь, предназначенную для сеньоры.

Разумеется, конюха тут же отправили обратно, и вскоре около взлетно-посадочной полосы появилась машина, но Ариан была смущена этим эпизодом. Симон гордился тем, что объезжал свои владения верхом. Она представляла себе, какие шутки будут отпускать в ее адрес, когда она уедет. Женщина, к тому же иностранка – ее наверняка приняли за городскую куклу, пытавшуюся корчить из себя хозяйку. Вернувшись в Буэнос-Айрес, она начала брать ежедневные уроки верховой езды, начинавшиеся сразу после восхода солнца. Через три месяца Ариан почувствовала, что уверенно сидит в седле.

Формальной причиной для визита в Сан-Симон было желание Ариан осмотреть недавно возведенные силосные башни и строения для сушки зерна. Она держала в памяти массу сведений о поместье – общую площадь хранилищ сельхозпродукции, размер посевных угодий, количество грузовиков и многое другое.

Когда самолет коснулся колесами земли и покатился по взлетно-посадочной полосе, гася скорость, Ариан еще раз быстро просмотрела резюме управляющего имением, который должен был ее встретить. Его звали Пол Лир. Тридцатишестилетний управляющий окончил Канзасский университет и поступил на свою нынешнюю должность сразу же после выпуска.

Стюард открыл дверь салона. Ариан взяла в руку кейс с бумагами и направилась к выходу из самолета.

* * *

– Я очень доволен результатами. Надеюсь, и вы тоже, сеньора.

Пол Лир говорил о гибридах, полученных в результате скрещивания быков-абердинцев с коровами герефордской породы и шароле. Хозяйка разделяла его мнение. После окончания их поездки по территории хозяйства управляющий подвез ее обратно к дому. Теперь они стояли у входа.

– Если это не противоречит вашим планам, сеньора, я мог бы заехать за вами к четырем часам для продолжения осмотра, – сказал он.

Ариан хотела бы продолжить инспекцию сразу же после ленча, но поняла, что ей придется сделать скидку на распорядок дня, принятый в сельской местности. Люди здесь поднимались с восходом, но работать после полудня в это время года было невозможно из-за невыносимой жары. Игнорировать это обстоятельство означало бы вызвать неприязнь у работников и обслуживающего персонала имения. В то же время Ариан вовсе не улыбалась перспектива провести в доме несколько часов в полном одиночестве.

– Почему бы вам не остаться здесь? – предложила Ариан. – После ленча мы можем поговорить о других аспектах вашей работы, – добавила она, увидев явное удивление на лице управляющего.


Ариан собиралась попросить, чтобы принесли еще кофе, когда заметила, что Пол украдкой поглядывает на часы. Это вызвало у нее раздражение – завтрак в его обществе оказался более приятным, нежели она ожидала. Вдобавок она уже успела привыкнуть к тому, что ею все восхищаются. Управляющему же, судя по всему, не терпелось уйти.

– Если вам со мной скучно, пожалуйста, скажите об этом прямо, – сухо бросила Ариан.

– Что вы, сеньора. Просто мне показалось, что я и так отнял у вас слишком много времени.

Смущение управляющего было искренним, и Ариан смягчилась. Пол был прав, и к тому же она, по-видимому, лишила его по крайней мере части дневного сна.

– Мне было с вами очень интересно, но, пожалуй, пора сделать перерыв для сиесты.

С этими словами Ариан встала и направилась в вестибюль. Пол последовал за ней. Они довольно быстро распрощались у лестницы. Пол подтвердил, что заедет за ней в четыре, и зашагал прочь.

Побродив по дому, открывая дверь за дверью, Ариан наткнулась на комнату, которая превосходила размерами остальные. В ней стояла большая кровать под балдахином. Вероятно, это была спальня Долорес. Ариан отправилась в противоположный конец коридора и, распахнув еще одну дверь, увидела на вешалке у зеркала твидовый пиджак. Перед ней наверняка была комната Симона.

Ей очень захотелось уйти отсюда, но именно по этой причине Ариан заставила себя остаться. Она принялась разглядывать картины, почти не видя их, пока наконец внимание ее не привлекла фотография в серебряной рамке, стоявшая на прикроватной тумбочке. Это был ее собственный портрет. Ариан тронула неожиданная находка. Вероятно, Симон поставил сюда ее фото после смерти Долорес. Возможно, он все же любил свою новую строптивую жену…

Покачав головой, Ариан посмотрела на часы. До приезда Пола оставался еще целый час. Подойдя к окну, она окинула взглядом почти белое от зноя небо и деревья, отбрасывавшие черные тени. Затем она прошла вглубь комнаты и опустилась в кожаное кресло у камина. Ариан чувствовала смутное беспокойство и никак не могла понять, чем оно вызвано.

Она стала восстанавливать в памяти события первой половины дня. Теперь она уже была достаточно хорошо знакома с основами агробизнеса, и к тому же Пол Лир сделал все, чтобы помочь ей понять, как идут дела в хозяйстве. В отличие от большинства других управляющих он не пытался произвести на нее впечатление глубиной своих познаний. Было видно, что он действительно очень любит свою работу и готов говорить о ней бесконечно.

Ариан заверила управляющего, что текущая программа капиталовложений в хозяйство Сан-Симон будет продолжена, и было видно, что Пол от души обрадовался поддержке хозяйки.

Часы на каминной полке пробили четыре. Вскочив с места, Ариан, сама удивляясь своему энтузиазму, чуть ли не бегом бросилась вниз по лестнице.

Пол поджидал ее около дома. Его «лендровер» был припаркован во внешнем дворе. Едва он успел поприветствовать хозяйку, как подошел конюх, ведя под уздцы двух лошадей. Сбруя великолепного арабского скакуна была украшена серебром. Другая лошадь, гнедой масти, узнав своего хозяина, потерлась мордой о плечо Пола.

– Лошади готовы, дон Пол. Мне передали, что они нужны вам к четырем часам, – сказал конюх.

– Я же отправил с доном Сегундо записку, что они нам не понадобятся, – с досадой бросил управляющий.

– Он мне ничего не сказал, дон Пол, – пробормотал парнишка, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

– Я с удовольствием проедусь верхом, – вмешалась в разговор Ариан.

– Дело в том, что это… – Пол явно собирался сказать, что вороной конь – лошадь дона Симона, но вовремя опомнился. – Понимаете, сеньора, Асукар – очень нервное животное. Он не любит незнакомых всадников. – Он повернулся к конюху: – У него слишком длинный хвост. Чем, интересно, ты занимался весь последний месяц?

Ариан забрала поводья из рук конюха и легко вскочила в седло.

– Асукар скоро ко мне привыкнет, – сказала она с улыбкой. – Поехали.


Ариан и Пол подъехали к воротам парка.

Последним объектом, который они посетили, был конный завод. Ариан не слишком интересовалась лошадями и перед поездкой в Сан-Симон всерьез подумывала о закрытии завода, который казался ей ненужной роскошью. Однако, внимательно выслушав разъяснения Пола по поводу ведущейся на нем селекционной работы, она заколебалась. Вероятно, Пол каким-то образом догадался о намерениях хозяйки, потому что в разговоре несколько раз подчеркнул, что, хотя конный завод был всего лишь песчинкой в масштабах созданной де ла Форсом громадной империи, он тем не менее приносил хорошую прибыль.

К концу поездки Ариан поймала себя на том, что не сводит глаз с лица Пола Лира. Его энергия и энтузиазм заставили Ариан признаться себе, что рядом с ней весьма привлекательный мужчина. Лишь усилием воли ей удалось сосредоточиться на том, что говорил управляющий.

На обратном пути она почти все время молчала, но в конце концов решила, что будет нехорошо, если у Пола останется впечатление, будто она им недовольна.

– Все, что я сегодня увидела, произвело на меня большое впечатление, – проговорила она.

– Я очень рад, сеньора, – улыбнулся Лир. – Мне доводилось слышать, что, если чья-то работа вам не нравится, вы этого человека сразу же увольняете, а мне не хотелось бы лишиться любимого дела.

Ариан бросила на Лира подозрительный взгляд, но, поняв, что он сказал это без всякой задней мысли, улыбнулась.

– Я поступаю так, только когда это необходимо. Вам не о чем беспокоиться, Пол.

Ариан впервые назвала управляющего по имени и тут же спросила у самой себя, почему она не делала этого раньше. Они остановились перед воротами парка, и Лир наклонился в седле, чтобы отомкнуть замок. Чтобы не мешать ему, всадница сошла с тропы чуть в сторону, на траву. Пол открыл ворота и, оказавшись за изгородью, ждал хозяйку. Ариан слегка пришпорила Асукара, не заметив, что сухой стебель чертополоха запутался в длинном хвосте коня. Когда она проезжала в ворота, шип засохшего растения уколол заднюю ногу животного. Испуганный конь рванулся вперед, но Пол успел тронуть с места свою лошадь и загородить ему дорогу. Протянув руку, управляющий ухватил Ариан за талию и стащил ее с седла, крепко прижав к себе, так что ноги ее повисли в воздухе. Освобожденный Асукар взволнованно побегал взад-вперед и остановился неподалеку.

Ариан, лицо которой было прижато к плечу Пола, невольно обхватила руками его шею, чтобы сохранить равновесие. На несколько коротких мгновений она забыла обо всем, кроме ощущения его рубашки на своей щеке, стука его сердца и исходившего от него запаха мыла и теплой кожи. Как только Ариан коснулась ногами земли, Пол отпустил ее, поймал Асукара и взял под уздцы. Затем он очень осторожно зашел сбоку, дотянулся рукой до хвоста, выпутал из него злосчастный стебель и подвел коня к Ариан.

– Говорил ведь я этому парню, что у коня слишком длинный хвост, – пробурчал он. – Ну, теперь ему от меня достанется. С вами все в порядке, сеньора?

– Да, – ответила Ариан, покривив душой. Ноги у нее дрожали от пережитого испуга, и она постаралась подойти к Асукару как можно скорее, чтобы Пол этого не заметил. Управляющий не стал помогать ей взбираться в седло, и она мысленно поблагодарила его за это.


Посещение Сан-Симона оставило какой-то странный осадок в ее душе. Ей казалось, что причиной тому фотография, которую она обнаружила в спальне своего покойного супруга, но копаться в своей душе Ариан не стала – она не могла себе этого позволить. По той же причине она постаралась не думать о своем интересе к Полу Лиру.

Лимузин поджидал миссис де ла Форс прямо на летном поле. Когда машина тронулась с места, она с удовлетворением отметила, что еще совсем рано – это означало, что она успеет вернуться домой до того, как Глория уляжется спать.

Деревья на улицах аргентинской столицы стояли в цвету. Глядя на них, Ариан невольно вспомнила Рио-де-Жанейро, но эти воспоминания причиняли ей такую же боль, как попытки разобраться в собственных чувствах.


Ариан положила телефонную трубку и задумалась. Проблемы, которые она предвидела уже давно, не только возникли, но и обострились. Она прекрасно понимала, с кем имеет дело; было бы наивно ожидать, что первая же попытка окажется удачной. Русские всегда были весьма коварными оппонентами на переговорах, а мадам Щербатьева, женщина, занимавшаяся закупками сахара, была, пожалуй, хитрее и коварнее всех прочих. Только что Эдуард Голбинз, никогда не перестававший удивлять Ариан широтой своих связей и контактов, подтвердил, что завтра мадам Щербатьева прибудет в Париж – якобы с визитом вежливости. Ариан решила лететь в Париж немедленно.

Четырнадцать месяцев назад правительство Аргентины ввело существенные налоговые льготы на торговлю сахаром. Ариан, как и другие производители, увеличила площадь плантаций сахарного тростника до рекордного уровня. Урожай был невиданный. Однако вопреки ожиданиям спрос на сахар внутри страны не вырос. Единственная надежда избавиться от излишков продукции была связана с экспортом, но издержки производства в Аргентине были весьма высоки, и потому цена аргентинского сахара значительно превышала средний уровень цен на Лондонской и Нью-Йоркской биржах.

На весьма тесном сахарном рынке очень быстро становится известно о том, что у кого-то из производителей проблема со сбытом. Лондонские брокеры неоднократно входили в контакт с Ариан, но она отвергала их предложения, грозившие серьезными убытками, и ждала, когда рыночная конъюнктура станет более благоприятной. Сахар по-прежнему оставался на ее плантациях и складах, а это означало значительные ежедневные потери.

Неожиданная надежда на благополучный исход всего дела возникла у Ариан в связи с ураганом «Элиса», пронесшимся над Карибским бассейном. За день до описываемых событий он всей своей мощью обрушился на Кубу. Кубинские плантации сахарного тростника были практически уничтожены. Что касается русских, они, судя по рекордным закупкам зерна в Америке, были намерены восполнить недостаток продовольствия внутри своей страны за счет импорта. Это означало, что скоро они появятся на рынке. Завтра в Париже Ариан предстояло выяснить, так ли это на самом деле.


– Мадам Щербатьева не хочет с вами встречаться, – сообщил Эдуард Голбинз, как только они с Ариан уселись на диван в его кабинете, из окна которого открывался вид на Елисейские Поля. – Не стоит воспринимать это как проявление личной неприязни – в данный момент она вообще никого не принимает.

– Но мне необходимо с ней встретиться. Ее можно уговорить?

Голбинз улыбнулся.

– Если вы предлагаете отправить ее в салон Кристиана Диора за ваш счет, то не получится – она не тот человек. Однако русские любят, когда их развлекают, и вчера вечером я провел довольно много времени с людьми из ее окружения. Это было весьма утомительно, но полезно.

Ариан заметила темные круги у него под глазами и подумала о том, какого рода развлечения могут понравиться русским, приехавшим на переговоры за границу.

– Проблема состоит в том, что Аргентина для них не играет большой роли как торговый партнер. Всерьез рассматривать возможность сделки с вами они станут только в том случае, если вы предложите им те условия, которые для них приемлемы, а на них вы не согласитесь, если у вас есть здравый смысл. Их интересуют лишь партии объемом не менее двухсот тысяч тонн, и к тому же по цене ниже рыночной. Мало того, они хотят, чтобы цена была жестко зафиксирована в контракте. Неудачная сделка такого масштаба может вам обойтись очень дорого.

Голбинз был прав. Партия в двести тысяч тонн почти вдвое превышала излишки, которые стремилась сбыть Ариан.

– Так вы говорите, что они открыты для предложений? – уточнила она.

– Они так не сказали. Но не сказали и обратного. Я могу связаться с ними. Вы можете сделать им предложение, но, если вы и в самом деле решите заключить с ними сделку, не вешайте на меня вину за возможные последствия ваших дальнейших шагов, – предупредил Голбинз.

– Я собираюсь предложить им такую сделку, от которой они вряд ли откажутся.

Подойдя к столу Голбинза, Ариан быстро написала на листе бумаги несколько строк и показала записку собеседнику.

– Вы с ума сошли! – воскликнул тот. – Вы не только потеряете на этой сделке миллионы, но вдобавок потерпите еще и косвенные убытки.

– Возможно, – ответила Ариан. – Но у меня скопилось много сахара, и я должна от него избавиться. Иногда приходится играть в русскую рулетку. Звоните им сейчас же.


Шесть месяцев спустя двенадцать судов, доставивших в Россию триста тысяч тонн сахара, разгрузились в порту Владивостока. Советское правительство оплатило груз в полном соответствии с необычными условиями сделки. Ариан де ла Форс понесла убытки, исчислявшиеся многими миллионами долларов, но восприняла это весьма спокойно.

Через три месяца после реализации этой сахарной сделки были резко взвинчены цены на нефть, и над мировыми рынками нависла угроза инфляции. Цена золота, в течение многих лет державшаяся на низком уровне, начала расти со скоростью, которая поражала даже экспертов, и вскоре достигла рекордной отметки. Русское золото, которое Ариан получила в качестве оплаты за крупную партию сахара, хранилось в сейфах цюрихских банков. Быстро продав его, она получила чистую прибыль, в четыре раза превышавшую ее убытки в результате продажи сахара в Россию. Мадам де ла Форс была очень довольна, но отнюдь не удивлена: просто ситуация на рынке сложилась именно так, как она и ожидала.

Замужество сделало Ариан известной в деловых кругах. Сделка с Россией превратила ее в легенду.


«В задницу монашку, в задницу монашку», – повторяла про себя Флоринда, вышивая цветочный узор на белом полотне. День медленно клонился к вечеру, и уже пора было возвращаться в камеру. На рукоделие упала тень, и Флоринда вздрогнула – она не могла привыкнуть к способности сестры Росарио передвигаться совершенно бесшумно. Может быть, до того как постричься в монахини, эта женщина тоже была воровкой?

– Прекрасная работа, Флоринда.

– Спасибо, сестра.

В этот день подошла очередь Флоринды убираться в комнате. Она бросилась к стоявшему в углу комоду и схватила метлу и совок для мусора с такой радостью, словно уборка доставляла ей удовольствие. Флоринда аккуратно собрала с пола нитки, то и дело улыбаясь сестре Росарио. При этом она внимательно следила, чтобы эти демонстрации дружелюбия не приняла на свой счет надзирательница по имени Пальмира: за свою привычку с особым рвением проверять, достаточно ли тщательно заключенные моются в душе, эта мегера заслуживала чего угодно, но только не улыбок.

Чем бы ни занималась Флоринда, она думала об одном: ей еще предстояло провести в тюрьме целую вечность – двадцать два года. Впрочем, за хорошее поведение ей могли сократить срок, но и в этом случае она должна была провести в камере семнадцать долгих лет. Когда в тюрьме появилась монахиня с бледным одутловатым лицом, которой нужны были добровольные помощницы, Флоринда, узнав, что, работая в монастыре, она может выйти из тюрьмы раньше срока, с радостью ухватилась за эту возможность. За то, чтобы оказаться на свободе на пять лет раньше, она готова была покрыть вышивкой все скатерти Бразилии.

Флоринда подсчитала, что окажется на воле в возрасте сорока пяти лет. В сорок пять она будет уже старухой. На нее не взглянет ни один мужчина. Ее уделом станут одиночество и нищета. Флоринда не слышала даже пронзительных криков надзирательницы – она была поглощена мыслями о предстоящей мести. Рано или поздно она найдет свою сестру, поклялась она себе. Мечты о том, что она сделает с Сильвией, были единственным развлечением Флоринды.

Глава 29

Лондон

Июль 1987 года

Остановившись перед дверью своей квартиры, Пандора, немного помедлив, сунула ключ в замочную скважину. Повернув его, она распахнула дверь и быстро прошла через холл в гостиную. Только там Пандора поняла, как сильно изменилась она сама. Она оглядела ситцевые занавески мягкого синего цвета с кремовым цветочным узором, диваны, цвет которых контрастировал, но не диссонировал с занавесками, деревянные оконные рамы, резную каминную доску цвета слоновой кости. Опустившись на стул, она скользнула взглядом по ковру с узором в виде сердца. Пандора гордилась своей квартирой. Теперь ей казалось, что она задыхается от заурядности и обыденности обстановки.

Взяв в руки записную книжку, она быстро перелистала ее, подошла к телефону и набрала номер.

– Здравствуйте, миссис Говард, – сказала она в трубку. – Простите, что беспокою вас дома. Это Пандора Дойл. Да, миссис Лайонс, но я теперь работаю под своей собственной фамилией. Я хотела узнать, не могли бы вы прислать ко мне пару маляров? Мне нужно как можно скорее перекрасить квартиру… да, я знаю, что вы провели у меня малярные работы полгода назад, но я хочу, чтобы все было по-другому…


Парикмахерша выключила фен и протянула маленькое зеркало Пандоре, чтобы та могла посмотреть, как прическа смотрится сзади.

– По-моему, вам очень идет, – сказала она.

Пандора взглянула в огромное, во всю стену, зеркало. Короткая стрижка подчеркнула ее высокие скулы, а несколько прядей, выкрашенных в цвет меди, словно оттенили сине-зеленый цвет глаз. Весьма к лицу ей оказался и тот тип макияжа, который она стала использовать в Нью-Йорке.

– Мне тоже нравится, – улыбнулась она.

Свое первое воскресенье в Лондоне Пандора провела, снимая и упаковывая занавески, картины и прочие вещи. Она хотела кое-что из мебели продать на аукционе, а остальное сдать торговцам подержанными вещами. Затем Пандора занялась наведением порядка в стенных шкафах, отбраковывая свои старые наряды и заменяя их новыми, купленными в Нью-Йорке. Именно разбирая свою одежду, она пришла к выводу, что необходима новая прическа.

Как только она вышла из парикмахерской, к ней приблизился симпатичный молодой человек, державший в руках коробку зеленого цвета.

– Я из организации «Друзья земли», – представился он.

Пандора остановилась. В самолете по пути из Нью-Йорка в Лондон она прочла в «Ньюсуик» статью о катастрофическом сокращении площади тропических лесов Амазонки. Статья вызвала у нее чувство беспокойства и какой-то беспомощности. Теперь ей представилась возможность сделать что-то конкретное для сохранения природы. Она вытащила из кошелька десятифунтовую банкноту и положила в коробку для пожертвований.

– Большое спасибо, – сказал молодой человек. – Хотите стать членом нашей организации?

Пандора на секунду задумалась.

– Да, – ответила она. – Мне нравится то, чем вы занимаетесь.

Молодой человек достал из своей сумки анкету, которую она тут же заполнила и подписала. Вся процедура заняла меньше минуты, и Пандора зашагала дальше, радуясь острому чувству легкости и свободы.


Сидя на полу в гостиной, Пандора разбирала свои заметки. В целом у нее сложилась общая картина рынка услуг, предоставляемых дизайнерами интерьеров.

Преобладающим был современный стиль: тускло-черные цвета, итальянская мебель. По-прежнему не вышли из моды и разнообразнейшие вариации интерьеров в стиле викторианской эпохи – от самых дешевых до весьма дорогостоящих. Однако и тот и другой стиль должны были вот-вот уступить место чему-то другому, так как держались на рынке уже около десяти лет. Следовательно, Пандора должна была предложить нечто новое и оригинальное.

Окинув взглядом пустую гостиную, она поняла, что у нее есть еще одно срочное, хотя и несколько менее важное дело: нужно было купить мебель для собственного дома.


– Я возьму кухонный стол и вон ту пару валлийских стульев, – сказала Пандора продавщице антикварного магазина. – Пожалуйста, пусть их доставят завтра утром, как можно раньше. Я живу совсем рядом, за углом.

Мебель, которую она выбрала, была старой, весьма простой и неполированной, но именно этим она и привлекла Пандору. Помимо всего прочего, в этих предметах было что-то неуловимо знакомое, и это доставляло ей удовольствие.

Уже на улице Пандора сообразила, что именно: стол и стулья, купленные ею, были очень похожи на те, которые она видела в витрине магазина в Нью-Йорке, когда возвращалась в редакцию после завтрака с Джеральдиной. Пандора почувствовала, как по всему ее телу пробежала волна радостного возбуждения. Она нашла свой стиль.


– Я вас поняла. У меня в Лондоне есть знакомый, который может быть вам полезен. Его зовут Крис Аутрам, а фирма называется «Аутрам-Куллинан». Эта компания оказывает консалтинговые услуги в области бизнеса и менеджмента. Я и переговорю с Крисом. Он будет ждать вашего звонка.

Голос Ариан звучал удивительно четко, несмотря на огромное расстояние, разделявшее собеседниц.

Накануне Пандора еще раз проверяла свой бизнес-план и вдруг, импульсивно, решила позвонить Ариан. С одной стороны, ей нужен был совет, но, помимо этого, она очень нуждалась в моральной поддержке после последнего разговора с бухгалтером, который был весьма обеспокоен. Когда Пандора набрала номер Ариан, ей сказали, что миссис де ла Форс путешествует на своей яхте. Положив трубку, Пандора почувствовала даже некоторое облегчение. В конце концов, ее проблемы были ее проблемами, и не следовало перекладывать их на чужие плечи. Однако Ариан ей перезвонила и проявила искренний интерес к тем идеям, которыми Пандора с ней поделилась.

Беседа подошла к концу.

– Надеюсь, у вас все в порядке, – сказала Пандора, перед тем как попрощаться.

– Да, благодарю вас. Погода стоит великолепная. Мой отдых удался на славу. Вы сказали, что готовите бизнес-план для вашего банка. Пожалуйста, пришлите мне копию, как только он будет готов, мне бы хотелось его просмотреть. Надеюсь, мы увидимся в Венеции.

– Разумеется, я обязательно пришлю вам копию. И в Венецию приеду. Я не упущу возможности побывать в городе, о котором столько говорят, – с энтузиазмом сказала Пандора.

– Буду ждать нашей встречи, – откликнулась Ариан. – Позвоните, если вам что-нибудь будет нужно. До свидания.

Пандора положила трубку и снова принялась штудировать цифры.


Поначалу Крис Аутрам задал Пандоре несколько прямых и не слишком приятных вопросов, но, убедившись, что посетительница знает предмет и знает, чего хочет, однозначно поддержал идею, хотя и подчеркнул ее рискованность. Через некоторое время он вызвал одного из экспертов фирмы по вопросам розничной торговли, а сам откланялся. Беседа с экспертом была куда более детальной, проект Пандоры был рассмотрен во всех подробностях. В итоге и надежда на успех, и терзавшие ее страхи усилились.

После того, как в голове ее месяц назад окончательно созрел план действий, она собрала воедино свои идеи относительно мебели и тканей. Однажды утром, когда Пандора сидела дома и работала, ей принесли толстый конверт, присланный «Друзьями земли». Внутри она обнаружила папку с литературой по экологии и списки экологически чистых продуктов, а также извещение, подтверждавшее, что она стала полноправным членом этой организации. Когда Пандора прочла все содержавшиеся в конверте материалы, у нее появилась еще одна идея: в ее интерьерах будут использоваться только те материалы, ресурсы которых в природе могли восстанавливаться, и натуральные красители. Это отвечало ее личным убеждениям и к тому же являлось весьма интересным подходом с точки зрения маркетинга. «Мягкий стиль сделает мир добрее» – это могло стать рекламным слоганом.

Пандора восстановила контакты со своими старыми поставщиками тканей. Для этого ей пришлось несколько раз съездить на север Англии и много часов провести в мастерских Ист-Энда. Данные начали поступать на прошлой неделе.

Как и ожидалось, разница в себестоимости между крупными и мелкими партиями была поразительно велика. Торговля мелкими партиями означала открытие магазина, похожего на тот, который у нее в свое время был. Средства позволяли Пандоре открыть маленький магазинчик, но она просто не могла позволить себе прогореть вторично, тем более что за прошедшие годы в сфере розничной торговли развилась сильнейшая конкуренция: любой новый продукт или изделие тут же пиратским образом копировались и выбрасывались на рынок по демпинговым ценам. В ее ситуации это означало бы разорение. Новизна концепции Пандоры была ее главным козырем, и потому, если она собиралась получить от своих идей серьезную отдачу, нужно было добиться того, чтобы ее продукт был достаточно качественным и в то же время предлагался по достаточно низким ценам, чтобы подделка была бессмысленной.

Пандоре необходимы были несколько торговых точек, желательно в центральной части города, а также достаточно просторные складские помещения, квалифицированный персонал, фургоны для доставки готовых заказов и серьезная рекламная кампания. Пандора отлично запомнила слова Ариан, которая посоветовала ей не размениваться на мелочи и сразу ставить свой бизнес на солидную основу. Но для этого нужны были средства. По самым скромным подсчетам, ей не хватало пяти-шести миллионов фунтов стерлингов.

К счастью, Пандоре удалось решить по крайней мере один из вопросов, который причинял ей немало беспокойства. Беседуя с Крисом Аутрамом, она упомянула о том, что ей нужны компетентные менеджеры.

– Сама я могу работать по семь дней в неделю, но все равно одной мне не справиться, – сказала Пандора. – Мне нужны толковые сотрудники, а для того чтобы собрать хорошую команду, требуется масса времени. Для меня было бы идеальным вариантом, если бы удалось найти уже готовый коллектив и переманить к себе.

– Я точно знаю, что менеджеры, работавшие у Марты Брэдли, в данный момент находятся не у дел, – сказал Крис. – Мы можем устроить вам неофициальную встречу с ними.

Марта Брэдли добилась огромного успеха на декораторском рынке в начале семидесятых годов, но в прошлом году продала свою компанию и ушла на покой, поселившись на Барбадосе. Пандора решила, что обязательно свяжется с ее бывшими сотрудниками.

Но чем она им заплатит? При недостатке средств бесполезно было строить планы. Пандора вспомнила о предложении Ариан, но пришла к выводу, что правильно сделала, отказавшись от него. Ей не нужно было дружеское одолжение – ей нужен был банкир, который решился бы вложить средства в перспективное дело.


Отпуск получился весьма приятным, Чарлз сам сделал для этого все, что от него зависело. Вообще-то слово «отпуск» давно потеряло для него смысл, но в любом случае он сделал намеченное дело и теперь отправлялся в Сен-Тропез.

Как только Глория покинула Нью-Йорк, он выяснил у Кейзи, что она в последний момент договорилась с Паолой Санта Колома о том, что погостит на ее вилле в Кап-Ферра. Узнав об этом, он немедленно забронировал себе номер в отеле «Ла Ресерва» в Болье. В аэропорту Ниццы он какое-то время размышлял, не взять ли ему напрокат какой-нибудь маленький неприметный «рено», но, подумав о том, как мучительна будет езда в такой крохотной машинке при росте в шесть футов и три дюйма, остановил свой выбор на двухдверном «мерседесе».

Прежде чем вступить в непосредственный контакт с Глорией, Мердоку пришлось провести три дня в машине, припаркованной вблизи ворот виллы Паолы. В первый день он видел, как девушки сели в «феррари» Паолы и отправились на соседнюю виллу, где оставались почти до вечера. На второй день Чарлз «довел» их до гавани, где они поднялись на борт одной из больших яхт, стоявших у причала. Шанс представился ему вечером третьего дня, когда девушки, усевшись в машину, отправились куда-то в компании двух одетых в белое молодых повес с набриолиненными и зачесанными назад темными волосами.

Он ехал следом, пока «феррари» не остановился у одного из ресторанов. Выждав немного, Мердок тоже отправился в зал, сказав швейцару у дверей, что его ждут. Войдя, он окинул взглядом помещение и обнаружил, что Глория и ее друзья расположились на террасе, с которой открывался вид на гавань. Он пошел по проходу между столиками, делая вид, будто кого-то ищет. Встретившись глазами с Глорией, Мердок, старательно изобразив на лице удивление, воскликнул:

– Глория! Вот уж не ожидал тебя здесь встретить!

– А вы что здесь делаете? – удивилась девушка.

– Пытаюсь провести несколько дней в тихой и спокойной обстановке. В Нью-Йорке ужасно шумно, а окружающие так и норовят потрепать тебе нервы, – сказал Чарлз, сделав акцент на последней фразе. – Я остановился в «Ла Ресерва». Сегодня нос к носу столкнулся с Клиффордами, они пригласили меня пообедать, но я, должно быть, плохо расслышал название ресторана.

Мердок почувствовал, что Глория колеблется – еще чуть-чуть, и ей пришлось бы представлять его своим друзьям и объяснять, кто он такой и кем ей приходится.

– Пожалуй, лучше вернусь в отель, – проговорил он. – Мне нравится быть одному, но с тобой я с удовольствием пообщаюсь. Дай мне номер телефона – я позвоню завтра.

Глория помедлила секунду, после чего спросила у подруги номер.

Дальше пошло как по маслу. На следующий день он отправился на виллу Паолы выпить коктейль-другой и там пустил в ход все свое обаяние. Перед уходом ему удалось, ненадолго отозвав Глорию в сторонку, сообщить ей, что им нужно как можно скорее переговорить с глазу на глаз. На следующее утро он встал очень рано и предупредил служащих отеля, чтобы те переключали все звонки ему на телефон, установленный около бассейна. Не успел он расположиться на солнце, подставив его лучам левую сторону лица, чтобы добиться идеально ровного загара, как позвонила Глория.

Она сказала, что днем останется одна, поскольку Паола собралась покататься на яхте, и предложила Чарлзу встретиться на вилле подруги. Когда Мердок, явившись на зов, вошел в дом, слуга попросил его подождать в гостиной и отправился сообщить Глории, что ее гость прибыл. Не теряя времени, Мердок выскользнул в холл и сунул в верхний выдвижной ящик шкафа, стоявшего в холле рядом с лестницей, принесенный с собой коричневый конверт. Когда Глория вышла к нему, он уже стоял в гостиной, внимательно разглядывая портрет матери Паолы работы Энди Уорхола.

Хотя было очень жарко, он, в отличие от Глории, которая сразу же бултыхнулась в бассейн, заявил, что должен на минутку зайти в ванную комнату, и быстро направился к дому. Войдя в холл, достал из шкафа конверт и бросился наверх. Еще накануне вечером он заблаговременно поинтересовался у Глории, видно ли из ее комнаты море, и она показала ему свои окна. Поэтому найти ее комнату не составило никакого труда. Войдя туда, Мердок прямиком направился в ванную и запер дверь. На мраморной полке он увидел косметичку Глории. Открыв ее, он сразу обнаружил то, что искал. Заменить один предмет на другой было минутным делом.

Когда он вернулся, Глория все еще была в бассейне. Чувствуя себя на вершине блаженства, Чарлз нырнул в воду. При этом он не забыл на секунду задержаться на краю бассейна, чтобы дать Глории возможность оценить свое мускулистое тело, покрытое ровным загаром, который подчеркивали белые плавки. Переплыв бассейн несколько раз из конца в конец, он встал на ноги на мелководье, поджидая Глорию.

– Твой брасс можно улучшить, – сказал он. – Ты недостаточно широко разводишь руки во время гребка. Плыви сюда – я покажу, в чем твоя ошибка.

Глория подплыла к нему вплотную, и он подвел левую руку под живот девушки, удерживая ее на поверхности. Кончики его пальцев словно ненароком скользнули под купальник Глории и коснулись соска. Переплетя пальцы правой руки с пальцами Глории, Чарлз принялся демонстрировать ей тонкости техники самого экономного из стилей.

– Вот так, видишь? Чем шире ты разводишь руки, тем гребок мощнее, – бормотал Чарлз. Повторив движение несколько раз, он добился того, что левая грудь девушки целиком оказалась в его ладони. Почувствовав, что Глория удивлена и растеряна, он решил остановиться.

– Здесь замечательно, но я все же должен с тобой поговорить, – проговорил он, помогая Глории подняться по ступенькам бассейна.

Они сели за столик. Чарлз, взяв в руку кувшин с апельсиновым соком и кубиками льда, наполнил прохладным питьем два стакана. Глядя прямо в глаза девушке, он начал свою тщательно отрепетированную речь:

– Глория, мне очень трудно об этом говорить… Видишь ли, я решил расстаться с твоей матерью. Отношения между мужчиной и женщиной неизбежно рано или поздно исчерпывают себя, и было бы глупо, если бы я пытался делать вид, что у нас с твоей матерью все обстоит иначе. – Лицо Глории, как он и ожидал, выразило недоверие и интерес. – Я знаю, что ты обо мне думаешь – альфонс, которого интересуют только деньги. В какой-то мере ты права, во всяком случае, в том, что касается прошлого. Но теперь я изменился, и для того, чтобы оставаться честным человеком, мне нужна помощь человека, который верил бы в меня.

Чарлз, умудренный богатым личным опытом, прекрасно знал, что на свете очень мало женщин, способных не откликнуться на подобный призыв привлекательного мужчины. Что же касается Глории, которой явно не хватало уверенности в себе, то она наверняка должна была на это клюнуть.

– В течение многих лет наши отношения были всего лишь своеобразной сделкой, – снова заговорил Мердок. – Гордость долгое время не позволяла мне всерьез заняться разрешением этой проблемы, но то, что случилось недавно – я имею в виду то, что Ариан пыталась лишить тебя наследства, – заставило меня взглянуть правде в глаза. А правда состоит в том, что ты единственный человек, который мне близок и нужен.

Упоминание о том, что отношения с Ариан были своеобразной сделкой, было, пожалуй, единственной крупицей правды в его искусно составленном монологе, и оно помогло Мердоку сохранить нужный проникновенно-искренний тон. Сев на стул, он спрятал лицо в ладонях и, глубоко вздохнув, пошел дальше:

– Когда ты стала женщиной, я понял, что ты значишь для меня гораздо больше, чем я думал. Мне нелегко было признаться в этом самому себе. Я знал, что ты меня недолюбливаешь, и вовсе не виню тебя за это. Ты вполне могла считать, будто я стремлюсь завладеть наследством твоей матери. Честно говоря, мне порой и самому так казалось. Но двуличие матери по отношению к тебе разом поставило все на свои места. Даже если она оставит тебя без средств к существованию, ты нужна мне.

Мердок вскочил, схватил со стула одежду и, изображая смущение оттого, что обнажил перед Глорией душу, быстро зашагал к дому. Скрывшись за раздевалками, он остановился и принялся ждать.

Глория была явно озадачена признанием. В какой-то момент у нее возникло желание остановить его и прямо сказать, что она не настолько глупа, чтобы купиться на такую дешевую приманку. Но Мердок отнюдь не был дураком, и если уж он принялся нести такую чушь, это могло означать только одно – он говорил искренне. Глория давно уже заметила, что мужчина, пытающийся признаться в своих вполне искренних чувствах, со стороны выглядит очень глупо. И потом, Чарлз Мердок был единственным мужчиной на свете, которому было известно, что мать хочет оставить Глорию без копейки.

Девушка пришла к выводу, что не имеет ничего против романа с Чарлзом. Она находила его физически весьма привлекательным, и к тому же он мог быть полезен ей как союзник в борьбе с матерью.

Так или иначе, в данный момент он был рядом, а солнце всегда будило в Глории желание заняться сексом. Она встала и, сделав умильное лицо, пошла в том направлении, в котором скрылся Мердок. Мужчина, прятавшийся за зданием раздевалки, услышал шаги Глории и, покинув свое убежище, двинулся ей навстречу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что было у Глории на уме – во всяком случае, так ему показалось. Чарлз раскрыл объятия и крепко прижал ее к себе.

– Милая моя, дорогая, – забормотал он, гладя ее по волосам. Взяв девушку пальцами за подбородок, он слегка запрокинул ей лицо и поцеловал ее – сначала нежно, едва касаясь губами ее губ, потом более настойчиво, проникнув языком в ее рот. Затем Чарлз, не прекращая целовать ее, подхватил Глорию на руки и понес в раздевалку. Там он расстегнул ее купальник и осторожно уложил на мягкий матрац. Глория стащила с Мердока плавки и потянула его к себе.

Чарлз осторожно сжал зубами один ее сосок, затем другой. Застонав от нетерпения, Глория рукой направила его внутрь себя и впилась ногтями в его спину. Волна наслаждения захлестнула ее – она хотела Чарлза, а это означало, что рано или поздно она захочет его снова.

– Люблю тебя, люблю, – прошептал Мердок, проникая в тело Глории длинными, сильными толчками и одновременно считая в уме эти толчки. Он никогда не страдал преждевременной эякуляцией, но ему нужно было как-то отвлечься, потому что для того, что он задумал, требовалась предельная концентрация воли.

Досчитав до сорока, он неожиданно отстранился от Глории и встал.

– Нет! – выкрикнул он. – Я принуждаю тебя делать то, чего я от тебя хочу, но при этом совершенно не считаюсь с твоими чувствами! – Он схватил свою одежду, лежавшую рядом на скамье, и торопливо натянул брюки. Затем опустился на колени рядом с Глорией, лицо которой разрумянилось от приближавшегося, но так и не наступившего экстаза. – Я хочу, чтобы ты пришла ко мне только тогда, когда будешь уверена, что знаешь, что делаешь, – сказал он и, еще раз поцеловав девушку в губы, направился к выходу.

У двери он остановился и, старательно изображая на лице тоску и любовь, обернулся.

– Думаю, нам обоим надо пару дней побыть в одиночестве. Я живу в отеле «Библос». Нам надо все серьезно обдумать, любовь моя, – сказал он и вышел за дверь. Бегом добежав до ворот виллы, он сел в машину и укатил.

Чарлз был уверен, что Глория появится в Сен-Тропезе, даже если ей придется добираться туда пешком. Ему же теперь нужно было как можно скорее найти себе какую-нибудь девку, чтобы снять напряжение.

Глава 30

Лондон

Август 1987 года

Ресторан Пандоре не понравился. Блюда были слишком дорогими, а главным элементом интерьера, который, по всей видимости, владельцы заведения считали весьма элегантным, были в изобилии развешанные по стенам гравюры в медных рамах с изображением сцен охоты и скачек. Столь же сомнительной ей показалась и публика: бизнесмены с Дальнего Востока в обществе дорогих проституток с крашенными «перьями» шевелюрами и местные мужчины, которых тоже сопровождали дамы весьма экзотической наружности. Вскоре, впрочем, Пандора сконцентрировала внимание на своем собеседнике.

Питера Уэнтуорта-Бриггза она не видела много лет. Он был женат на девушке, которая училась с Пандорой в одной школе. Несколько раз они вместе с Джоном случайно встречались с ним на коктейлях и приемах.

После первой встречи Пандоры с Крисом Аутрамом работа над ее проектом пошла очень быстро. Пандора разработала концепцию современного интерьера, связалась с поставщиками, нашла первоклассных специалистов, которые готовы были приступить к делу, как только проект будет запущен в действие. Проблема по-прежнему состояла в отсутствии средств.

Она обзвонила всех своих друзей, знакомых, родственников, у которых были хоть какие-то связи в банковской сфере. Реакция у всех была одинаковой: проект хвалили, говорили, что расчеты на бумаге выглядят весьма убедительно, однако в конечном итоге заявляли, что либо уже связаны обязательствами со своими постоянными клиентами, либо просто не хотят рисковать. Один из троюродных братьев Пандоры, в самой вежливой форме отказав ей в помощи, покровительственным тоном пожелал ей поскорее найти себе нового мужа. Во время одной из многочисленных бесед кто-то сказал Пандоре, что Питер Уэнтуорт-Бриггз заведует отделом кредитов в «Томкинс и Круикшенк», коммерческом банке с хорошей репутацией. На следующее же утро она ему позвонила.

Питеру потребовалось некоторое время для того, чтобы понять, с кем он говорит, но голос его звучал вполне дружелюбно. Он собирался в отпуск, но предложил Пандоре прислать ему бизнес-план, пообещав перезвонить, если идея покажется ему перспективной. Пандора отправила Питеру документы с курьером сразу же после того, как положила трубку.

Два дня спустя Питер связался с ней по телефону и сообщил, что проект его заинтересовал. Он предложил встретиться на следующий день и вместе пообедать. Другой возможности для разговора с Пандорой у него не было: на следующее утро Питер должен был лететь в Ниццу, где его уже ждала семья. Пандора согласилась.

Ситуация с ее проектом была критической. Десять дней назад ей позвонил агент по торговле недвижимостью и сообщил, что в центре Лондона продается сеть из четырех магазинов – небольших, идеального размера. При сложившейся конъюнктуре на рынке этот вариант можно было считать уникальным шансом для человека, стремящегося разом создать в Лондоне свою торговую сеть. Пандора не могла позволить себе упустить такую возможность. Осмотрев магазины, она убедилась, что для того, чтобы приспособить их для реализации ее плана, пришлось бы произвести в них кое-какие изменения. Магазины стоили около четырех миллионов фунтов стерлингов, еще примерно в миллион обошелся бы ремонт. А ведь предстояли и другие расходы!

Она должна, должна была раздобыть деньги. Потягивая первый коктейль, Пандора молча слушала вежливую болтовню Питера, но, как только он сделал заказ, достала из кейса бумаги и положила на стол. Поясняя Питеру детали своего проекта, она поняла, что он успел забыть кое-какие принципиальные его положения. Но в самый разгар объяснений Пандора заметила, что он смотрит куда-то в сторону.

– Я вижу кое-кого, кто может очень быстро решить твою проблему, – вдруг сказал Питер. – Он на тебя так и пялится, и я его прекрасно понимаю.

– О ком ты? – Пандора была недовольна тем, что ее перебили.

– О Теде Карсоне. В женщинах он разбирается так же хорошо, как в бизнесе.

Как и большинство англичан, Пандора прекрасно знала, кто такой Тед Карсон. Этот человек буквально из ничего создал в Австралии огромный конгломерат предприятий и теперь поселился в Британии, где его рискованная (а по мнению некоторых, откровенно пиратская) манера вести дела едва ли не ежедневно привлекала внимание прессы к его персоне. Впрочем, сколько бы пивных заводов или газет он ни собирался купить в ближайшее время, Пандора даже не взглянула бы на него. Если в душе ее и шевельнулся интерес к миллионеру, то только потому, что она вспомнила: в памятный вечер, когда Пандора впервые увидела Ариан, Карсон боролся за право стать обладателем «Портрета мадам Клер». Теперь ей стало любопытно, как выглядит этот человек.

Это был крупный, но не толстый мужчина. Седина на висках, красивый загар. Морщин было немного, да и те, казалось, лишь придавали внешности Карсона значительности. Ему скорее всего было лет сорок пять. Небрежно-спортивный стиль одежды подчеркивал его моложавость. Поймав взгляд Пандоры, он широко улыбнулся. Она тут же отвернулась и не без труда заставила себя снова сосредоточиться на разговоре с Питером. Тот, слушая ее, время от времени отпускал короткие замечания, но к тому моменту, когда Пандора добралась до последней страницы своего бизнес-плана, она поняла, что Уэнтуорт-Бриггз глубоко равнодушен ко всему, что она говорит.

Подошедший официант убрал со стола пустые тарелки.

– Кофе? – спросил Питер.

– Да, пожалуйста. – В голосе Пандоры было нетерпение – ее знакомому пора уже было сказать что-то определенное.

– Счет, пожалуйста, – бросил Питер официанту. – А кофе выпьем у меня. Там сейчас тихо, спокойно. Миранда с детьми уже во Франции, – добавил он, бросив на Пандору многозначительный взгляд.

Она почувствовала, как внутри закипает бешенство, но сдержалась.

– Мы прекрасно можем обсудить все и здесь. С какой стати отправляться к тебе домой? Кстати, попроси, чтобы официант все-таки принес мне кофе.

На лице Питера появилось озадаченное выражение. Он подозвал официанта и сделал заказ. Когда тот отошел, Питер наклонился вперед и, почти касаясь своей рукой руки Пандоры, сказал:

– Мне нравится твой бизнес-план. Очень нравится. Но, как ты понимаешь, мне придется убедить в его достоинствах руководство банка. Я буду очень убедителен, если ты сегодня постараешься сделать все возможное, чтобы меня стимулировать.

– Хочешь сказать, что рассмотришь вопрос о выдаче мне кредита в пять миллионов фунтов стерлингов, если я лягу с тобой в постель?

– Ты слишком резко это все выразила, – обиженно сказал Питер. – Должен тебе сказать, что есть немало людей, которые с удовольствием взяли бы пятимиллионный кредит, и у всех у них тоже прекрасно продуманные бизнес-планы. Ты должна радоваться уже тому, что я согласен рассмотреть твою заявку. Я уже сказал – ты очень красивая женщина.

Питер дотронулся до руки Пандоры. Она, отдернув руку, стала складывать в кейс свои бумаги.

– Почему бы тебе не купить калькулятор и не привязать себе к причинному месту? Тогда по крайней мере твоя манера вести переговоры не будет вводить в заблуждение потенциальных клиентов.

Не обращая внимания на изумленные взгляды посетителей ресторана, Пандора бросилась к выходу.


Расположившись у бортика бассейна отеля так, чтобы ни один квадратный дюйм его кожи не остался лишенным целебного солнечного ультрафиолета, Чарлз махнул рукой проходившему официанту.

– Кампари с содовой, пожалуйста, – приказал он.

Он торчал в «Библосе» уже десять дней и порядком соскучился. Мало того, он был всерьез обеспокоен. Мердок ожидал, что Глория появится на следующий же день после их встречи, но этого не произошло. Через четыре дня он позвонил на виллу Паолы. Дворецкий сообщил ему, что мадемуазель де ла Форс вчера уехала.

Мердоку ничего не оставалось, кроме ожидания.

Официант принес Чарлзу заказанный напиток. Мердок принялся прихлебывать его маленькими глотками, наблюдая за женщинами. Большинство были стройными, с упругими телами. Однако кое у кого были узкие, похожие на шрам пупки, свидетельствовавшие о том, что их плоские животы – результат косметической хирургии. Мердок невольно подумал о том, что Ариан, возможно, тоже прибегала к пластическим операциям. Как бы то ни было, она была так же красива, как во время их первой встречи, пожалуй, даже еще эффектнее. Хотя с тех пор прошло двенадцать лет…

Чарлз изо всех сил старался подавить растущую тревогу, убеждая себя, что рано или поздно Глория появится. Часы показывали уже начало второго, и, чтобы убить время, Мердок решил съесть легкий ленч. Он отправился на террасу бассейна. В тот самый момент, когда Чарлз закончил диктовать официанту заказ, он увидел Глорию. Сердце его радостно екнуло.

– Дорогая моя, ты не представляешь, как я беспокоился, – искренне сказал он. – Я даже позвонил на виллу, но там не знали, куда именно ты уехала, – проговорил он, взяв Глорию за руку.

– Я успела побывать в разных местах, – несколько суховато отозвалась она.

– Ты голодна?

– Нет, спасибо. Я должна вам кое-что сказать, – проговорила Глория с отсутствующим выражением лица.

Мердок чертыхнулся про себя: судя по тону Глории, то, что она собиралась сообщить, вряд ли могло ему понравиться. Это означало, что надо сделать все возможное, чтобы не дать ей высказаться – во всяком случае, до тех пор, пока он ее не обработает: после хорошего оргазма жизнь всегда кажется лучше и веселее.

Официант поставил перед Чарлзом салат из мяса лобстера.

– Унесите это, я не голоден. Приплюсуйте заказ к моему счету, – сказал Чарлз официанту, сунув тому в карман стофранковую бумажку, и поднялся. – Не стоит говорить здесь, – добавил он, кивнув в сторону соседних столиков. – Пойдем в мой номер.

Не дожидаясь ответа, он зашагал к выходу с террасы. Бросив взгляд через плечо, Мердок вздохнул с облегчением – Глория следовала за ним. Как только они вошли в лифт, Чарлз заключил девушку в объятия и принялся целовать.

Она вроде бы отвечала на его поцелуи, но сдержанно. Или нехотя? Чарлз насторожился еще больше.

Едва открыв дверь номера, он подхватил Глорию на руки и понес к кровати. На ней была только тонкая футболка, которую Чарлз, не прерывая ласк, задрал кверху.

– Не сейчас, – прошептала Глория.

– Я люблю тебя, люблю. – Чарлз беспрерывно покрывал ее лицо поцелуями, чтобы не дать ей заговорить. Время от времени Глория все же пыталась что-то произнести, и Мердок уже подумывал решить проблему путем орального секса. Это наверняка заставило бы Глорию на какое-то время замолчать. Услышав, как она застонала от желания, он начал раздеваться. Однако, стоило ему чуть отодвинуться, как Глория села.

– У меня герпес, – заявила она, явно избегая смотреть Чарлзу в глаза. – На вилле было обострение. Это очень заразная вещь. Поэтому я и не приехала к тебе сразу.

Известие поразило его. Чарлзу было известно, что герпес – недуг весьма неприятный, болезненный и с трудом поддающийся лечению. С другой стороны, он не мог рисковать – с Глорией нужно было переспать как можно скорее, чтобы исправить ее настроение. Воспользоваться презервативом Чарлз не мог – не было гарантий, что Глория останется с ним. Необходимо был попытаться сделать так, чтобы она забеременела. Выбора не оставалось.

Мердоку удалось скрыть отвращение и не дать окончательно угаснуть возбуждению, которое разом пошло на убыль после того, как Глория сообщила ему о своей болезни.

– Дорогая, для меня это не имеет никакого значения. Ты нужна мне, нужна сейчас, – проникновенно произнес он.

– Правда? – недоверчиво, но с надеждой в голосе спросила девушка.

– Единственное, чего я хочу, – это быть с тобой, любить тебя, – заверил ее Мердок и, мысленно пожелав себе удачи, осторожно раздвинул руками ее бедра.

Чего не сделаешь ради денег, подумал Чарлз.

Глава 31

Лондон

Сентябрь 1987 года

Держа в руках чек, Пандора задумалась, глядя на цифру в графе рядом с линией отрыва. Четыреста тысяч фунтов! Это был самый крупный чек, который ей когда-либо приходилось выписывать.

Она прекрасно понимала, что действует крайне неосмотрительно, обязуясь заплатить почти полмиллиона фунтов, а затем еще три с половиной миллиона плюс государственные пошлины и прочее, и прочее… Магазины должны были достаться ей – при условии, если она раздобудет оставшиеся три с половиной миллиона. Строго говоря, ей требовалось занять даже не три с половиной, а шесть миллионов фунтов стерлингов – с учетом прочих стартовых издержек.

Вариантов было всего два – либо она сможет раздобыть деньги, либо нет. Пандора быстро подписала чек и подколола его к остальным документам. Затем аккуратно запечатала огромный конверт и положила на стол секретарши, попросив ее завтра утром отослать его с курьером по указанному адресу.

После этого Пандора отправилась домой – предстояло упаковать вещи. Она уже подумывала о том, чтобы в последний момент отказаться от поездки в Венецию, но, получив от Ариан обещанное приглашение вместе с авиабилетом первого класса и уведомлением о том, что для нее забронирован номер в отеле «Гритти», все же начала собираться в дорогу. Она решила, что слетает в Венецию всего на день – в конце концов, ей требовалась передышка. В Венеции она окунется в тот блестящий мир, в котором жила Ариан, затем вернется в мир реальный.


Глория лежала на кровати в номере-люкс отеля «Хасслер», уставившись в потолок. В углу комнаты стояла огромная коробка с костюмом от Тирелли. Там же был сложен ее багаж, который вот-вот должен был забрать носильщик. Но девушка не могла думать ни о новом костюме, ни о предстоявшем отъезде.

В последние дни пребывания на юге Франции Глорию отчего-то стало подташнивать по утрам. От запаха горячего жира из ресторанов и закусочных ей становилось совсем плохо, во рту появлялся металлический привкус. Перед отъездом в Рим она обратила внимание, что время от времени стала побаливать грудь. Если бы Глория не пользовалась противозачаточными таблетками, она подумала бы, что беременна. Однако о беременности не могло быть и речи, и девушка решила, что чем-то заразилась. Это сильно напугало ее, и Глория попросила Паолу дать ей римский адрес своего доктора.

И вот теперь она точно знала, что беременна. И от кого? От Чарлза Мердока! Первое, что сделала Глория, когда доктор огласил свой приговор, – выругалась последними словами по поводу своего невезения, обложив заодно и изготовителей противозачаточных пилюль. Затем в голову ей пришла мысль об аборте, которую она после некоторого размышления отвергла. Ее ребенок! Он принадлежит только ей. Ариан не имела к этому никакого отношения. Глория внезапно почувствовала, что перспектива стать матерью для нее – возможность самореализации, и ей разом стало наплевать на все последствия и на то, как отнесутся к ее беременности другие. Даже Нана…

Глория прекрасно понимала, что придется сообщить о своем открытии матери, и решила сделать это как можно скорее. Однако знать о том, кто отец ребенка, рассудила она, Ариан вовсе не обязательно. В конце концов, она сама много лет скрывала от дочери личность ее родителя. Что же касается Чарлза, афишировать свое отцовство было не в его интересах – это могло разом лишить его денег, роскоши и полной свободы, которыми он наслаждался в роли любовника Ариан.

Диагноз врача волей-неволей заставил Глорию задуматься о Чарлзе и о ее чувствах по отношению к нему. Все началось, как самая обычная забава, но невозможно было в течение месяца с лишним прилежно заниматься сексом с привлекательным мужчиной, без конца говорившим о любви, и не втянуться в эту игру…

В дверь номера вежливо постучали – по всей видимости, это пришли за багажом. Глория встала с кровати и направилась к двери, чтобы впустить носильщика. Она была полностью готова к поездке в Венецию.


Чарлзу понравилось собственное отражение в зеркале. Белая пена для бритья оттеняла загар, который, в свою очередь, подчеркивал голубизну глаз. Мердок улыбнулся самому себе, улыбка его тут же погасла – ему показалось, что на фоне пены зубы выглядят желтоватыми.

Чарлз был рад возвращению в Нью-Йорк. Ему давно уже хотелось отдохнуть от Глории, хотя их совместное времяпрепровождение на юге Франции доставило ему больше удовольствия, чем он ожидал. Через несколько дней после своего приезда юная стерва призналась, что выдумала историю с герпесом, чтобы проверить его чувства. Мердок с большим облегчением узнал о том, что его мужество оправдало себя.

С Глорией ему временами было даже интересно, а в постели она была выше всяких похвал. Они пробыли вместе около шести недель и расставались очень редко – лишь когда ей время от времени приходилось принимать приглашения посетить чью-нибудь виллу или яхту. Чарлз убедил девушку, что, если она совсем перестанет показываться на людях, Ариан может что-то заподозрить. Ему меньше всего хотелось, чтобы за Глорией начал ходить по пятам какой-нибудь частный детектив.

Возможно, Глория уже была беременна, но уверенности в этом у Чарлза не было. В конце концов могло оказаться, что ему вместо поддельных противозачаточных пилюль, за которые он заплатил три тысячи долларов, продали самые обыкновенные, то есть настоящие. Но об этом Мердоку не хотелось даже думать…

Прежде чем покинуть номер, Чарлз еще раз оглядел себя в зеркале – на этот раз в большом, отражавшем его во весь рост. Подойдя к зеркалу вплотную, он улыбнулся и с огромным облегчением убедился в том, что теперь, когда на лице не было пены для бритья, зубы казались такими же белыми, как и всегда.


Опираясь о поручни, Ариан, волосы которой развевались под дуновением легкого ветерка, смотрела вдаль.

Когда-то ее бал в Венеции был всего лишь средством для расширения деловых контактов, но со временем стал привычным, превратился в своеобразную традицию. Ариан от души наслаждалась пышностью и великолепием праздника и ждала его – только не на этот раз.

Теперь, когда она чувствовала, что вот-вот потеряет Глорию, Ариан казалось, что в этом году бал вообще можно было бы отменить. Но главную проблему представлял собой Чарлз. Мердок в самом деле мог потребовать у нее денег в обмен на свое молчание. Минувшим летом Ариан много размышляла об их отношениях.

Когда-то она согласилась на условия Мердока из-за терзавшего ее страха. Со временем страх ослаб, но она не торопилась избавиться от Мердока: его присутствие в доме держало на расстоянии других мужчин, а для того, чтобы Чарлз был рядом, не нужно было ничего, кроме денег. Теперь с помощью тех же денег его можно было послать ко всем чертям. Однако, хотя денег у Ариан было в избытке, она не собиралась выполнять требования, выдвинутые Мердоком. Недавно ей стало известно, что Инес де ла Форс, последняя родственница Симона, серьезно больна. Это означало, что в скором времени Чарлз Мердок потеряет возможность ей угрожать.

Глава 32

Венеция

Сентябрь 1987 года

– И кто же отец? – осведомилась Ариан, в душе которой бурлила странная смесь любви, бешенства и жалости. Дочь не переставала удивлять ее своей способностью осложнять себе жизнь.

– Не твое дело, – буркнула Глория. – Им вполне мог оказаться мой папаша – я ведь так и не знаю, кто он.

Ариан решила прекратить этот разговор. Следовало, по всей видимости, подойти к ситуации более практично. Камелина рассказывала Ариан, каким образом она прошлым летом решила такую же проблему, с которой столкнулась одна из ее дочерей.

– Хорошо, что срок беременности небольшой. Наш самолет здесь, и мы можем завтра же вылететь в Лондон, чтобы там сделать аборт. – Ариан по выражению лица Глории тут же поняла, что сделала ошибку – она попыталась решить вопрос, как на деловом совещании: уяснив суть проблемы, предложила самое простое и быстрое ее решение.

– Вот, значит, какие у тебя были мысли, когда ты забеременела мной? – спросила Глория, едва сдерживая слезы. Встав, она направилась к двери. – Не знаю, зачем я вообще рассказала тебе об этом – могла бы догадаться, как ты отреагируешь. Но я знаю одно: нравится тебе это или нет, я рожу этого ребенка! – И захлопнула за собой дверь.

Ариан подошла к окну. На противоположной стороне канала, как всегда, толпились туристы. Некоторые из них разглядывали мраморный фасад ее дворца, по всей вероятности, гадая, кто тот счастливчик, который может позволить себе жить в таком палаццо.

Она была уверена, что отец ребенка – Чарлз. Глория сказала Ариан, что она – первый человек, которого она посвятила в свою тайну. Скорее всего Чарлз еще не знал о беременности, и у него не было причин подозревать, что что-то могло случиться, – Глория все время принимала противозачаточные таблетки. Если это так, раздумывала Ариан, то еще есть возможность сделать Мердоку предложение, которое тот не сможет отклонить.

Ариан поднялась по широкой лестнице и, решительным шагом пройдя по главному коридору, постучала в дверь комнаты Чарлза. Помедлив немного, она заглянула в комнату и обнаружила, что Мердока там нет.

Мысль о том, что он в этот момент может находиться рядом с Глорией и даже заниматься с ней любовью, взбесила ее. Ариан снова кинулась к лестнице, собираясь немедленно заглянуть в комнату дочери, но вдруг замерла на месте, поняв, что, если она в самом деле обнаружит там обоих, это нисколько не поможет делу, а лишь разъярит ее еще больше. Она принялась в нетерпении мерить шагами коридор.

Часы пробили четыре. С минуты на минуту должен был прибыть парикмахер. Ариан предстояло еще проверить, все ли готово к приему гостей, и привести себя в порядок перед балом.


Стоя перед зеркалом, Пандора поправила пышное кружевное жабо, украшавшее ее шитый золотом камзол. Она была одета в костюм придворного времен Людовика XV и с удовольствием отметила, что наряд выгодно подчеркивает стройность ее фигуры. Необходимость надеть напудренный парик поначалу озадачила ее, но вскоре она к нему привыкла. Ей даже показалось, что белый как снег парик выгодно оттенил зеленоватый цвет ее глаз, и Пандора тут же решила не закрашивать седые пряди, когда они появятся.

Она пожалела, что нельзя с такой же легкостью предсказать будущее своего бизнеса. Некоторое время назад Пандора позвонила своей секретарше и выяснила, что документы для тендера были отправлены еще утром, дошли до адресата, но ответа пока нет.

Ах, если бы время можно было остановить! Скоро она должна была отправиться в гондоле на самый роскошный в мире бал, и ее переполняло предвкушение какого-то чуда. Когда Ариан пригласила ее в свой дворец в Венеции на праздник, Пандора почувствовала себя словно главная героиня сказки о Золушке. Правда, она очень сомневалась, что в итоге перед ней возникнет прекрасный принц с хрустальным башмачком.

Мысли ее прервал стук в дверь – коридорный принес омлет. Бал должен был начаться в десять тридцать, а это означало, что ужинать придется очень поздно. Пандора решила, что голодное бурчание в животе будет плохо сочетаться с ее костюмом вельможи, и, сняв камзол, принялась за еду.


– Ты хотела меня видеть? – спросил Чарлз, появившись в гардеробной Ариан. Она стояла перед зеркалом, заключенным в золоченую раму. Розинья, стоя на коленях рядом с хозяйкой, взбивала кружева ее шлейфа.

– Пожалуйста, стучи, прежде чем входить. Да, я хотела тебя видеть, – ответила Ариан, поправляя роскошную шляпку. – Все в порядке, Розинья, можешь идти.

– В черном ты выглядишь просто великолепно. Кем же ты будешь на балу? – с улыбкой поинтересовался Чарлз.

– Королевой ночи, – сухо бросила Ариан. – И хватит болтать о ерунде. Мне с минуты на минуту пора будет спускаться вниз. – Обернувшись, она устремила взгляд прямо в лицо Мердоку. – Я много думала о нашем разговоре в Нью-Йорке и решила, что будет лучше, если мы расстанемся.

Чарлз приподнял одну бровь.

– А о компенсации ты подумала? – осведомился он.

– Компенсация составит пятьдесят миллионов долларов, – тихо сказала Ариан. – Но есть два условия: во-первых, ты будешь держать рот на замке, во-вторых, ты никогда и нигде не попадешься на моем пути. Мир велик, и у тебя будет достаточно денег, чтобы в случае необходимости купить себе билет на самолет и убраться куда-нибудь подальше.

Чарлз тихонько присвистнул.

– Ты и впрямь деловая женщина. Уважаю твое стремление за все платить минимальную цену, но если ты думаешь, что меня это устроит, то плохо меня знаешь. – Мердок подошел вплотную к Ариан. – За пятьдесят миллионов не купишь даже ту картину, которую мы вместе с тобой приобрели в апреле. Ты приучила меня к личному самолету, и мне трудновато будет привыкнуть к необходимости летать коммерческими рейсами. Так что придется тебе сделать более выгодное предложение.

– Восемьдесят миллионов, – чуть громче сказала Ариан.

– Попробуй еще разок. Ты меня разочаровываешь, – спокойно промолвил Мердок.

– Сто миллионов! – выкрикнула Ариан, теряя терпение.

Чарлз был поражен. Никто не знал точно размеров ее состояния, даже сама Ариан – оно исчислялось миллиардами. Он мог сделать так, что Ариан потеряла бы все, но тем не менее она продолжала предлагать ему смешные, унизительные подачки. С другой стороны, Ариан никогда не поднимала цену с такой готовностью, даже когда речь шла о деньгах, которые она не считала деньгами.

Мердок уже собирался сказать, какую сумму он считает достаточной в качестве отступного, когда до него вдруг дошло, что такой он видел Ариан только однажды – много лет назад, после их первой и последней ночи, проведенной вместе. Сейчас она точно так же утратила контроль над собой. Вряд ли их торг мог оказать на нее такое действие. Дело явно было в чем-то другом, более серьезном. Неужели…

Сердце Чарлза радостно забилось, но он одернул себя: сначала надо было удостовериться, что он не ошибается. Обняв Ариан одной рукой за талию, он привлек ее к себе.

– Дорогая, все это ерунда, – промурлыкал он, пытаясь ее поцеловать.

Мысль о том, что эти руки совсем недавно ласкали Глорию, наполнили сердце Ариан отвращением. Отпрянув, она влепила Мердоку оглушительную пощечину.

– Не прикасайся ко мне, ублюдок!

Чарлз понял все. Не было больше смысла обсуждать размер отступного. Он хотел получить все, причем немедленно, и знал, что добьется своего. Повернувшись, он вышел из комнаты.


Канал был буквально запружен гондолами, фонарики которых, мерцавшие в темноте, напоминали сбившихся в стаю больших светлячков.

Оглядевшись, Пандора почувствовала, как от восторга у нее перехватило дыхание. Все пространство огромного зала освещалось свечами, пламя которых отражалось на гладкой поверхности облицованных мрамором стен. Готические колонны и арки буквально утопали в великолепных орхидеях. Цветами была украшена и огромная лестница, на верхней площадке которой, приветствуя гостей, стояла Ариан де ла Форс.

– Вы выглядите просто великолепно!

– Вы обворожительны!

Ариан отвечала на комплименты, произносимые на разных языках и со всеми возможными акцентами, ослепительной улыбкой женщины, которой неведомы тревоги и заботы.

– Я очень рада, что вы смогли приехать. – Она прикоснулась щекой к щеке Пандоры и в дополнение к стандартному приветствию на секунду дружески пожала ее пальцы. Глаза женщин на мгновение встретились, и Пандоре показалось, что Ариан чем-то расстроена. Однако прежде чем она успела вглядеться в лицо хозяйки бала более пристально, непрерывный поток гостей увлек Пандору за собой под арку, в главный зал. Здесь собрались сотни гостей со всего света. Звуки оркестра с трудом перекрывали глухой гул голосов.

Пандора, взяв с подноса бокал шампанского, медленно принялась обходить зал. Ей казалось, что все собравшиеся знакомы между собой, и лишь она одна составляет досадное исключение. Услышав, как кто-то окликнул ее, Пандора очень удивилась.

Обернувшись, она увидела Джеральдину. Волосы главного редактора «Шика» были стянуты на затылке в огромный узел, скрепленный гребнем, на плечи накинута кружевная шаль. Ее длинное платье тоже было обильно украшено черными кружевами.

Пандора никак не ожидала встретить Джеральдину на балу в Венеции. Однако теперь, стоя с бывшей подругой лицом к лицу, поняла, что происшедшее теперь потеряло для нее всякое значение.

– Джеральдина! Как я рада тебя видеть! Что на тебе за костюм? – спросила Пандора таким тоном, словно ее в самом деле это интересовало.

– Я маха Гойи. А что, разве не похоже? – хихикнула Джеральдина. – Я подумывала о том, чтобы прийти в костюме махи обнаженной, но в последний момент решила, что Салли это не одобрит.

– А где Салли?

– Где-то здесь. Беседует с какой-то очень важной француженкой. Салли хочет купить часть земель, которыми она владеет в окрестностях Парижа. Скорее всего я его не увижу до тех пор, пока он не заставит ее подписать контракт прямо на салфетке. Как твои дела? Тысячу лет тебя не видела, – прощебетала Джеральдина, хотя с тех пор как Пандора уехала из Нью-Йорка, не прошло и трех месяцев.

– Спасибо, все хорошо, – сказала Пандора и, поняв, что, учитывая их прошлую дружбу, неудобно ограничиться столь кратким ответом, добавила: – Я организовываю собственный бизнес.

– О, я так рада! Ты все еще в Нью-Йорке? – спросила Джеральдина, процеживая взглядом толпу за спиной Пандоры.

Пандора подумала было, что в вопросе бывшей подруги содержится некая шпилька, но тут же поняла, что Джеральдина полностью поглощена рассматриванием гостей и почти ее не слушает.

– Нет, я вернулась в Лон… – все же начала она, но Джеральдина тут же ее перебила:

– Извини, дорогая, но я только что заметила вон там Палому и Рафаэля. Я просто обязана с ними поздороваться. Увидимся позже.

Джеральдина обнажила в улыбке зубы и исчезла. Пандора покачала головой и тоже улыбнулась, подумав, что ее бывшая подруга в своем репертуаре. Сделав глоток шампанского, она продолжила обход зала и через некоторое время оказалась у окна, выходившего на канал. Опершись о мраморный подоконник, она разом окинула взглядом все пространство зала. Увиденное поразило ее. Ей много раз доводилось бывать на балах в Англии, в том числе на таких, которые проводились во дворцах, не уступавших венецианскому палаццо Ариан, однако нигде богатство не демонстрировалось с такой откровенностью, граничившей с вызовом. Пандора вспомнила о своих финансовых затруднениях и задумалась о том, в какую астрономическую сумму обошелся этот бал устроительнице.

– Много миллионов, – послышался рядом с ней мужской голос. Повернувшись, Пандора обнаружила рядом Боба Чалмерса в костюме пирата.

– Вы говорите о награбленной вами добыче или о цене, заплаченной за все это великолепие? Если о последней, то вы прямо-таки ясновидящий, – улыбнулась Пандора.

– Всегда стараюсь угадывать мысли привлекательных женщин. – Боб почти шептал, вплотную приблизив свои губы к ее уху.

– В таком случае, если вы задержитесь около меня надолго, вас ждет весьма скучный вечер. Но как вы все-таки угадали, о чем я думала?

– Всякий раз, когда я бываю на подобных мероприятиях, я сам невольно думаю о том, во сколько они обходятся. Но мне это простительно: я деловой человек. Что же касается вас, то вы скорее всего размышляли о том, как здесь красиво. В любом случае я очень рад снова видеть вас. – Наклонившись вперед, Чалмерс поцеловал Пандору в щеку. – После того ленча я несколько раз пытался звонить по вашему нью-йоркскому номеру, но никто не брал трубку.

Несколько месяцев назад внимание Чалмерса польстило бы Пандоре, теперь оно ее всего лишь забавляло.

– Я вернулась в Лондон и занимаюсь организацией собственного бизнеса, – пояснила она.

– В самом деле? – воскликнул Боб с ноткой неподдельного интереса в голосе. – Если я что-нибудь могу для вас сделать, только скажите, и…

Пандора уже хорошо знала, что означают эта интонация и выражение лица. Намерения Боба ничем не отличались от намерений Питера – разница состояла лишь в том, что Чалмерс был более воспитанным человеком, чем ее лондонский знакомый.

– Вы действительно можете кое-что для меня сделать. Возникли некоторые проблемы с финансированием моей компании. Смогли бы вы раздобыть для меня пять миллионов фунтов стерлингов? Я была бы вам очень благодарна. – Несмотря на обворожительную улыбку, в ее тоне не было и намека на шутку.

Лицо Боба застыло.

– Вы серьезно? – осведомился он через некоторое время.

– Я всегда говорю серьезно, особенно когда речь идет о бизнесе, – ответила Пандора, наслаждаясь растерянностью собеседника.

– Бал не лучшее место для разговоров о бизнесе, – сказал Боб, немного подумав. – Мы могли бы встретиться завтра в моем отеле за ленчем. Я остановился в «Сиприани». Жена как раз в это время встречается с какой-то своей подругой, так что мы сможем побеседовать без всяких помех.

– Что ж, я была бы очень рада побеседовать с вами без всяких помех, но рано утром улетаю обратно в Лондон, – ответила Пандора, одарив собеседника улыбкой Джеральдины и отметив, что после этих ее слов лицо Чалмерса разочарованно вытянулось. – Я бы и не подумала затевать разговор о деньгах, если бы вы о них не упомянули, так что сами виноваты, – добавила она и направилась прочь от Боба, в соседний зал.

Он оказался поменьше, и здесь было не так людно. В центре, среди группы гостей, Пандора заметила Глорию, указывавшую на потолок. Взглянув вверх, она увидела овальную фреску – знаменитое творение Тьеполо под названием «Триумф Венеры». Платье Глории было точной копией одеяния богини любви. Пандора увидела, как к Глории подошел мужчина в костюме Зорро, фигура которого показалась ей смутно знакомой. Через несколько секунд они вместе вышли из зала.


Ариан была рада нескончаемому потоку гостей – они отвлекали ее от мыслей о Глории. Она знала, что совершила ошибку, но сейчас было не время копаться во взаимных обидах. Она решила поговорить с дочерью завтра.

Почувствовав, что потеряла нить общего разговора, Ариан сфокусировала все свое внимание на светской беседе. Вокруг оживленно обсуждали раздоры между принцем Уэльским и принцессой Дианой. Повернувшись, чтобы поприветствовать группу вновь прибывших гостей, она заметила поодаль Пандору Дойл, разговаривавшую с Камелиной Сартеано.

Ариан отметила, как изменилась Пандора со времени их последней встречи в Нью-Йорке, и невольно вспомнила недавний телефонный разговор с ней. В каждом жесте Пандоры сквозило достоинство, уверенность в себе. Ариан хотела уже, извинившись перед остальными, подойти к Пандоре и Камелине, но тут в широком дверном проеме появился Ферручо, которого почти невозможно было узнать – вместо обычного костюма дворецкого на нем был наряд придворного. Трижды ударив по мраморному полу длинным посохом из черного дерева, отделанного серебром, он голосом, разом покрывшим всеобщий шум и гам, возвестил:

– Ваше королевское величество, леди и джентльмены, обед подан.

Ариан подобрала свою мантию Королевы ночи и, взяв под руку ближайшего из стоявших рядом мужчин, во главе толпы гостей стала спускаться по мраморным ступеням.


В лунном свете мягко поблескивали складки смятого шелка. Черная мантия Зорро и цвета розового жемчуга одеяние Венеры были небрежно брошены прямо на пол. Обнаженные Чарлз и Глория, сжимая друг друга в объятиях, лежали поперек кровати, не обращая внимания на доносившуюся снизу музыку. Глорию в эту минуту не интересовало абсолютно ничего, за исключением того неожиданного душевного спокойствия, которое наполнило все ее существо. Это Чарлз помог ей обрести уверенность и внутреннее равновесие.

– Надо одеться и спуститься вниз. Уже довольно поздно, – пробормотал он.

– Рано еще, – ответила Глория. – Успеем.

Чарлз крепче сжал ее талию, и шум бала перестал для них существовать – по крайней мере на какое-то время.


– …Так вот, я слышал от человека, который очень хорошо ее знает, что она незаконнорожденная дочь бразильского плантатора и одной из его гувернанток, и…

Пандора, внимательно слушавшая монолог ее соседа по столу о тайне происхождения Ариан де ла Форс, вдруг поняла, что все это не более чем сплетни и слухи, большую часть которых ей уже пересказала Джеральдина.

– Прошу извинить, – сказала она и, поднявшись со стула, пошла обследовать первый этаж дворца.

В одном из салонов была устроена дискотека. В толпе, освещенной вспышками разноцветных прожекторов, Пандора разглядела Марию Димитреску и еще несколько лиц, знакомых ей по нью-йоркской вечеринке в доме Джеральдины. Мужчина в костюме Отелло пригласил ее танцевать. В этот момент из динамиков звучала одна из ее любимых композиций:

Мы тратим деньги не считая,

Я люблю тебя, ты платишь за мою квартиру.

Танцующие громко скандировали слова песни. Внезапно партнер Пандоры, положив руку на ее предплечье, принялся как-то странно потирать его.

– Как насчет того, чтобы зарядиться и малость пострелять? – пробормотал он, вплотную приблизив лицо к ее лицу.

Пандора не поверила своим ушам.

– С удовольствием. Я это просто обожаю, – наконец проговорила она и стала ждать, что будет дальше.

– Отлично. Тогда давай поищем местечко поспокойнее. У меня есть немного героина и очень хороший кокаин. Ты что предпочитаешь? – спросил незнакомец, обнимая ее за талию.

– Предпочитаю стрелять в тетеревов, но нам придется быть осторожными, чтобы не попортить Ариан потолки, – ответила Пандора и, оттолкнув партнера, двинулась дальше. Оглянувшись, она увидела, что он что-то втолковывает девушке-блондинке, весь костюм которой состоял из нескольких перьев. Что и говорить, некоторые гости Ариан оказались куда более экстравагантными, чем она ожидала.

Пандора поднялась в бальный зал. Ариан танцевала с Бобом Чалмерсом, и, судя по всему, с удовольствием. Пандора пошла дальше вдоль стены и увидела мужчину в костюме Зорро. Он стоял у края балкона, на котором расположился оркестр.

В этот момент прозвучали последние такты мелодии, и наступила тишина. Танцующие остановились в ожидании, когда музыканты заиграют снова, но пауза оказалась длиннее, чем обычно. Как и многие другие гости, Пандора подняла глаза и увидела, что Зорро выступил вперед и снял маску.

Это был Чарлз Мердок. Он трижды громко хлопнул в ладоши, и все разговоры в зале стихли. Рядом с Чарлзом появилась Глория.

– Леди и джентльмены, – звучно проговорил Мердок, – сегодня самый счастливый вечер в моей жизни, и, надеюсь, в жизни Глории тоже. Мы хотим, чтобы все наши друзья знали: мы собираемся пожениться.

Закончив, Чарлз дал знак дирижеру, тот взмахнул палочкой, и ропот изумленных гостей потонул в звуках оркестра. Выражение лица Глории представляло собой странную смесь торжества и ненависти. Проследив, куда она смотрит, Пандора поняла, что взгляд Глории прикован к Ариан. Лицо Ариан напомнило Пандоре каменных сфинксов в саду дяди Хэролда – по нему было совершенно невозможно что-либо прочесть.

Хозяйка бала медленно подняла руки и захлопала в ладоши. Тут же раздались аплодисменты гостей – сначала нерешительные, потом все более громкие и уверенные.

– Эти южноамериканцы – совершенно невероятный народ, – сказал кто-то за спиной у Пандоры.

Неожиданное происшествие нисколько не нарушило гармонии бала. Оно надолго снабдило гостей пищей для разговоров – теперь можно было без конца обсуждать новость за ленчами и обедами.


«…Мы собираемся пожениться». Услышав эти слова Чарлза, Ариан едва не закричала от гнева и боли. Но она не могла себе этого позволить – слишком много собралось под крышей ее палаццо владельцев и редакторов газет и журналов, знаменитых комментаторов. Новость о предстоящей свадьбе Чарлза и Глории была сенсацией только сегодня, а завтра – Ариан была уверена в этом – уже перестанет ею быть. Но малейшее проявление враждебности или недовольства с ее стороны – и всю эту историю будут муссировать неделями, а значит, журналисты начнут интересоваться ее прошлым и вполне могут раскопать что-то такое, о чем им не было известно раньше. Глория хотела причинить матери боль. Это было написано у нее на лице, когда она смотрела на Ариан с балкона. Но Ариан твердо решила, что не доставит ей этого удовольствия. Она сделала то, чего ни Глория, ни Чарлз от нее не ожидали, – публично одобрила их решение. Когда Ариан подняла руки и начала аплодировать, бриллиант на ее пальце ярко засверкал.


«…Мы собираемся пожениться». Когда Чарлз, стоя рядом с ней, произнес эти слова, Глорию захлестнули одновременно радость и страх.

Она думала, что, узнав о ее беременности, Чарлз будет смущен, обеспокоен и начнет уговаривать ее избавиться от ребенка. Однако он этого не сделал. Более того, новость привела его в восторг, и Мердок предложил Глории немедленно пожениться и вместе уехать куда-нибудь.

– Я всегда хотел жить спокойной, тихой жизнью где-нибудь за городом, – заявил он. – Мне удалось скопить немного денег, которых нам вполне должно хватить. Представляешь, как хорошо: мы вдвоем и наш ребенок, вдали от всей этой мерзости.

Разумеется, она боялась связывать судьбу с Чарлзом. Как сложится их жизнь? Рассчитывать на наследство было глупо, и вокруг было столько соблазнов, столько богатых скучающих дам… Глория устыдилась собственных мыслей. В конце концов, все, и прежде всего мать, считали ее пустышкой, никчемным, испорченным созданием, но сама-то Глория знала, что они не правы. Возможно, Чарлз тоже был не таким человеком, каким казался на первый взгляд.

Мердок обнял невесту за талию, и страхи Глории начали рассеиваться, разогнанные громом аплодисментов.


Часы пробили три часа. Бал был в разгаре. Пандора, праздничное настроение которой заметно испортилось после сцены, разыгравшейся два часа назад, раздумывала, уйти или еще побыть на балу. Но до утреннего рейса в Лондон было еще много времени, а за бронзовыми воротами дворца Ариан ее ждали проблемы, о которых ей так хотелось забыть хотя бы на время. Утомившись от шума, она поднялась по лестнице на верхний этаж палаццо.

Одна из дверей на террасу была открыта. Пандора решила взглянуть на канал, вышла и увидела, что там уже кто-то есть. В фигуре, опиравшейся о перила, она безошибочно узнала Ариан. При виде Пандоры на лице хозяйки, освещенном лунным светом, появилась улыбка.

– Рада вас видеть, – проговорила Ариан. – Ночью здесь тихо и очень красиво.

Пандора остановилась рядом с ней. Она не могла заставить себя поддержать разговор о погоде, не коснувшись темы, которая явно занимала и ее, и собеседницу.

– Возможно, мне не следует этого говорить, но мне очень жаль, что все так получилось, – сказала она. – Надеюсь, вы не вините себя за поведение Глории. Это ее ошибка, а не ваша, хотя вы, должно быть, считаете иначе.

Ариан взглянула на Пандору с печальной улыбкой – молодая англичанка была первой, кто в этот вечер заговорил с ней по-настоящему искренне.

– Наверное, вы правы, но давайте не будем говорить о Глории. Во всяком случае, не сейчас. Я прочла бизнес-план, который вы мне прислали. Меня от души радует то, что у вас в Лондоне хорошо идут дела. Расскажите мне, как вы там управляетесь.

Пандора сомневалась, что Ариан в самом деле интересуют ее проблемы, но разговор на эту тему явно мог помочь преодолеть возникшую неловкость.

– Я закончила разработку дизайна интерьеров, и вскоре все это будет запущено в производство. Кроме того, мне удалось найти сеть магазинов с очень удачным расположением…

Пандора говорила автоматически, безбожно приукрашивая реальную ситуацию и выдавая желаемое за действительное – в точности так, как она множество раз делала это в Лондоне, пытаясь найти средства для реализации своего проекта. Однако на этот раз она в какой-то момент вдруг почувствовала усталость от необходимости скрывать истинное положение вещей. Да и зачем? Часы показывали половину четвертого ночи. Было ясно, что с Ариан она скорее всего не увидится больше никогда. Пора было отправляться в отель и отдохнуть перед самолетом.

– Извините, – сказала Пандора, оборвав свою речь на полуслове. – Уже очень поздно, мне пора. Спасибо вам за приглашение и чудесный вечер.

Ариан протянула руку и на секунду сжала запястье Пандоры.

– Мне не хочется, чтобы вы уходили, – тихонько сказала она. – А теперь расскажите мне все как есть.

– Почему вы решили, что я лгу? – спросила Пандора, изображая вежливое негодование.

– Я так вовсе не считаю. Просто вы не говорите мне правды. За двадцать лет я научилась разбираться в таких вещах. Извините, если я вас обидела, но мне действительно интересно узнать, как идут дела.

Ариан хотелось как-то отвлечься от мыслей о том, что произошло пару часов назад, и беседа с молодой англичанкой давала ей такую возможность.

Пандора облокотилась на перила. Пожалуй, лучше всего было бы откланяться, но она не смогла этого сделать. Впереди ее ждали проблемы и неприятности, и ей очень хотелось с кем-нибудь поделиться.

– Я, похоже, сделала ошибку, – заговорила она. – В Нью-Йорке вы сказали мне, что лучше сразу ставить свой бизнес на широкую ногу. Так, наверное, и есть. Но, пытаясь раздобыть деньги, я столкнулась с серьезными трудностями и поневоле стала задаваться вопросом, зачем мне вообще все это нужно. Я пытаюсь понять, что мною движет. Возможно, не что иное, как желание доказать самой себе и всем окружающим, что я не неудачница и могу добиться успеха.

– Это называется амбицией. Впрочем, сейчас нет смысла рассуждать о ваших мотивах, – перебила ее Ариан. – Скажите, вы считаете, что приняли неверное решение?

Пандора на несколько секунд задумалась.

– Нет. Просто пытаюсь понять, что именно заставило меня его принять. Понимаете, я думала, что работа, создание собственного дела помогут мне обрести уверенность в себе. Возможно, я рассуждала слишком наивно.

Погруженная в свои мысли, Пандора не смотрела на собеседницу и потому не заметила, что ее взгляд устремлен куда-то вдаль. Ариан смотрела не на дворцы и соборы на другом берегу канала – она вглядывалась в собственное прошлое, вспоминая разговор, который состоялся между ней и Симоном, когда они впервые вместе пришли в предназначенные для нее парижские апартаменты. Тогда Ариан думала о своей работе так же, как Пандора. Она тоже мечтала доказать всем, и прежде всего самой себе, что способна на многое. Но… отказалась от мечты, испугавшись возможности поражения. Тогда Ариан считала, что переживает очень тяжелые времена, но ей было куда тяжелее сейчас, когда она, обладая практически неограниченными возможностями, была окружена ложью и когда в жизни ее дочери главным стало не стремление к собственному счастью, а желание как можно сильнее досадить матери.

– Никогда не сомневайтесь в верности своих решений, если они ведут вас к желанной цели и дают возможность заниматься тем, что вам по душе. Результаты могут быть разными, но вы должны по крайней мере сделать все возможное для того, чтобы осуществить ваш план. Иначе вы всю жизнь будете жалеть о том, что упустили свой шанс.

– Может быть, вы и правы, – сказала Пандора, минутку подумав, – но даже этот разговор с моей стороны есть не что иное, как потакание своим слабостям. У меня нет никакого права утомлять вас рассказами о моих проблемах.

– Вы рассуждаете на британский манер, Пандора, и это делает вам честь, – улыбнулась Ариан. – Но все беседы, посвященные личным вопросам, так или иначе концентрируются вокруг тех, кто принимает в них участие – иначе в них не было бы никакого проку. Мне кажется, вы пытаетесь не разобраться в своих мотивах, а угадать последствия своего решения. Думаю, вы усомнились в успехе, испугались, что ваши планы потерпят крах. Разумеется, такие вещи никому не по вкусу. Но почему, в конце концов, вы боитесь осрамиться перед другими? Вам должно быть наплевать на других.

Пандора посмотрела на Ариан:

– Вы не стояли бы здесь, на террасе, в одиночестве, если бы вам было наплевать на Глорию.

– Я думала, что мы говорим о бизнесе. Вы же затронули тему любви. Это совершенно другое.

Напряжение, с которым Ариан произнесла эти слова, подсказало Пандоре, что теперь ее собеседница чувствует себя так же неловко, как и она сама в начале их разговора.

– Не согласна, – возразила она. – И в работе, и в любви нам нужно одно – чтобы мы что-то значили для других людей. По крайней мере я могу сказать это о себе. И причина этого в том, что другие люди важны для нас, нужны нам. Когда работа перестает быть средством выживания, человек продолжает работать не только потому, что ему это нравится, но и потому, что это один из способов доказать другим, что он чего-то стоит. Мне это не удалось, когда я была замужем, и теперь я пытаюсь добиться этого, занявшись бизнесом. Возможно, это будет стоить мне всего, что у меня есть. Когда мы начали этот разговор, мне показалось, что он совершенно бесполезен, но теперь я думаю, что, возможно, была не права. – Пандора тихонько рассмеялась. – Вы меня кое-чему научили. Я вела себя как капризный ребенок, пытаясь оправдать свое желание пойти по легкому пути и все бросить.

Собеседница, однако, не слышала последних слов Пандоры, она была погружена в собственные мысли. Поначалу Ариан растрогала наивность англичанки, что было вполне естественно – уверенный в себе, умудренный опытом и в какой-то мере циничный человек почти всегда умиляется, столкнувшись с честностью и бесхитростностью. Но Пандора не только напомнила Ариан о той ошибке, которую она совершила, по причине страха и малодушия приняв предложение Симона; она помогла Ариан осознать нечто очень важное, гораздо более важное, чем все то, о чем они говорили.

– Вы еще не сказали, какая сумма стала причиной всех ваших тревог, – сказала она, повернувшись к Пандоре.

– По меньшей мере пять миллионов фунтов стерлингов. Это огромные деньги.

Ариан наклонилась вперед, так что жемчужные бусы, украшавшие ее шею, нависли над перилами, и посмотрела на воду канала внизу.

– Да, это немалые деньги, – согласилась она. – Но для вас эта сумма – все, а для меня – всего-навсего стоимость еще одной картины вроде тех, что висят у меня на стенах.

– Я не прошу у вас взаймы. Мы уже обсудили все это в Нью-Йорке. У вас нет никаких причин ссужать меня деньгами, а уж о такой дикой сумме вообще говорить не приходится, – извиняющимся тоном сказала Пандора.

– Я не даю денег взаймы, – ответила Ариан, невольно поразившись тому, что слово в слово повторила то, что сказал ей когда-то Симон во время их ленча в Париже. – Зато я осуществляю инвестиции. Иногда я вкладываю деньги в людей, иногда в тот или иной бизнес, хотя разница, строго говоря, не так уж и велика. Впрочем, люди, пожалуй, подводят чаще. В конечном счете главное – уметь сделать правильный выбор. Вам я намерена помочь.

Сердце Пандоры, которую глубоко поразили последние слова Ариан, забилось быстрее.

– Но почему? – недоуменно спросила она, слегка задыхаясь от волнения. – Для меня эти деньги действительно решают все, но с какой стати вы хотите меня выручить?

– Я просила вас прислать мне ваш бизнес-план, и он показался мне весьма интересным, – ответила Ариан, всем своим видом давая понять, что ничего особенного не произошло. – Будем считать, что я решила вложить деньги в перспективный проект. Вы говорите, что нужно пять миллионов, из чего я делаю вывод, что на самом деле скорее всего потребуется шесть. Я поддержу вашу компанию как инвестор, но весь контроль за бизнесом будет в ваших руках. Завтра я поговорю с моими лондонскими банкирами, и к понедельнику все вопросы будут решены. Желаю успеха.

На глазах Пандоры выступили слезы облегчения.

– Не знаю, как мне вас благодарить, – прошептала она.

– Если вы добьетесь успеха, это будет для меня лучшей благодарностью, – с улыбкой ответила Ариан. – Надеюсь, то, что вы считаете нужным и важным для себя, действительно вам нужно. А теперь до свидания. Мне хотелось бы немного побыть одной перед тем, как спускаться вниз.

Пандора почувствовала невероятный прилив энергии. Хотя было уже очень поздно и с востока к городу приближался рассвет, это был рассвет самого важного дня в ее жизни. Она бросилась по ступенькам вниз, туда, где горел свет и играла музыка.

Снова оставшись в одиночестве, Ариан окинула взглядом выстроившиеся у причала гондолы, которые вскоре должны были увезти ее гостей. Она думала о том, что время покажет, насколько она была дальновидной, вложив деньги в предприятие Пандоры. Что же касается человеческих качеств молодой англичанки, тут сомнений не было.

Ариан привыкла сталкиваться с холодным расчетом и вероломством – они стали неотъемлемой частью ее повседневной жизни. Однако все ее защитные заслоны не смогли устоять перед Пандорой, в которой все еще не умерло желание верить другим. Когда-то Ариан тоже доверяла людям. Со временем ей пришлось задавить в себе это качество – иначе она не смогла бы выжить. Но тогда же что-то живое и очень важное увяло в ее душе.

Отношения с Глорией не сложились у Ариан именно потому, что она никогда до конца не доверяла дочери. Она лгала Глории, как и всем остальным. Но если остальным лгать было необходимо, то обманывать дочь было вовсе не обязательно. Ложь была гарантией безопасности для ее огромного состояния, она же привела к тому, что Глория стала ей совершенно чужим человеком. Ариан лгала дочери не для того, чтобы облегчить ей жизнь, а для того, чтобы облегчить жизнь себе. Она боялась, что Глория, зная правду, стала бы для нее опасным врагом, как и все остальные. И если теперь Глория видела в ней врага, то в этом была виновата сама Ариан.

Трещина в их отношениях появилась много лет назад, когда в жизни Ариан появился Чарлз и она отправила Глорию в пансион. Ариан убедила себя в том, что будет лучше, если дочь поживет вдали от дома, превратившегося в ад. Однако ее решение было продиктовано не столько желанием избавить Глорию от необходимости жить под одной крышей с Чарлзом Мердоком, сколько страхом перед вопросами, которые задавала ей девочка.

Любовь не может существовать без доверия. Ариан же считала, что это чувство делает человека слишком уязвимым. Ей казалось, что, допустив его в свою жизнь, она вернется ко всему тому, что ей хотелось оставить в прошлом. По ее мнению, любовь могла быть уделом только таких людей, как Сильвия… На самом деле все было гораздо сложнее. Но Ариан должна была сделать выбор, и она сделала его много лет назад. Когда-то Сильвия решила превратиться в Ариан. Теперь же Ариан хотелось того, что когда-то имела Сильвия. Было странно, что человеком, который открыл Ариан глаза на все это, стала Пандора – женщина, которая еще каких-нибудь несколько минут назад была для нее всего лишь симпатичной знакомой. Ариан долго не могла объяснить самой себе, почему еще в Нью-Йорке вдруг почувствовала желание чем-то помочь молодой англичанке. Теперь она знала: Ариан на самом деле помогла не Пандоре, а самой себе – той, которой она была когда-то.

Часы пробили четыре. Пора было распорядиться подавать завтрак. Почувствовав, что массивные серьги с рубинами больно оттягивают ей мочки ушей, Ариан сняла их. Это были те самые серьги, которые Симон когда-то подарил ей в Портофино, в самом начале долгого пути, приведшего Ариан к этой ужасной ночи.

Когда она впервые увидела украшение, оно ей не понравилось, но со временем она изменила свое мнение. Сейчас она смотрела на них совсем другими глазами. Подумав немного, Королева ночи подняла руку и бросила их в канал. Серьги сверкнули в серебряном лунном столбе, словно пара красных светлячков, и канули в темную воду. Минуту спустя Ариан де ла Форс присоединилась к своим гостям.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Глава 33

Лондон

Декабрь 1987 года

Ноги Пандоры были надежно защищены от сырости норфолкской земли толстыми шерстяными носками и зелеными резиновыми сапогами. Держа руки в карманах теплой куртки, она собралась уже пройти через лес, чтобы сократить путь от дома матери до Уолшем-Холла, но вдруг вспомнила, что может потревожить фазанов. Когда-то в детстве дядя Хэролд частенько ругал ее за это. Теперь дядя Хэролд был дряхлым стариком, но ее заход в лес мог вызвать недовольство у Гарри, наследника дяди Хэролда и ее кузена, который следил за порядком в имении и, в частности, за лесными угодьями. Поэтому она пошла полем.

Внезапно послышался шум вертолета. Взглянув вверх, она проследила взглядом машину, которая, промелькнув над ее головой, скрылась.

Успех фирмы «Дойл» в первые три недели декабря превзошел все ожидания экспертов. Экономическое процветание стимулировало потребительскую психологию. Покупать, покупать, покупать – это стало правилом поведения. Звон кассовых аппаратов в магазинах Пандоры звучал почти непрерывно. Она стала модным дизайнером. Предлагаемый ею своеобразный и запоминающийся стиль в то же время был вполне по карману среднему классу. Покупателей привлекало еще и то, что Пандора широко использовала экологически чистые материалы. Бурный рост продаж позволил ей найти средства для того, чтобы расширить сеть магазинов – новые торговые точки должны были открыться не позднее чем через два месяца.

Из-за собственной загруженности, а главным образом потому, что мысль о жизни под одной крышей с матерью даже в течение трех-четырех дней приводила ее в ужас, Пандора приняла решение о поездке в Норфолк в самый последний момент, и то лишь потому, что перспектива провести праздники в Лондоне в полном одиночестве была еще хуже.

Очень скоро Пандоре пришлось пожалеть о своем решении. Мать, как всегда, была всем недовольна. Жизнь прошла мимо, и она винила за это всех, кроме себя. Словом, за минувшие годы мать Пандоры совершенно не изменилась – в отличие от окружающего пейзажа.

Прежде имение представляло собой живописную и довольно беспорядочную мозаику из небольших полей, фруктовых садов, огородов и полузаброшенных теплиц, за ржавыми металлическими рамами и разбитыми стеклянными панелями которых любили скрываться во время игры в прятки местные дети. Теперь ничего этого не было. Стремление Гарри к получению максимальной прибыли привело к тому, что Уолшем-Холл превратился в весьма эффективное предприятие аграрного сектора. Изгороди, разделявшие небольшие участки, исчезли, на месте маленьких клочков земли появились огромные поля. Фруктовые деревья, переставшие приносить доход, были выкорчеваны, а на территории, когда-то использовавшейся под сады, теперь выращивали зерновые. Огороды и теплицы также исчезли: Гарри стремился сократить обслуживающий персонал и, соответственно, расходы. Охота, которая некогда была всего лишь любимым времяпрепровождением дяди Хэролда, теперь приносила немалые барыши – угодья предоставлялись в пользование лондонским фирмам, организующим отдых и развлечения для бизнесменов. Словом, имение снова стало прибыльным, но за это была заплачена дорогая цена. Камилла, жена Гарри, предупредила Пандору, чтобы она пила воду только из бутылок: вода в местных колодцах была попорчена из-за того, что на полях обильно использовались химические удобрения.

Пандора очень обрадовалась, когда сразу после Рождества Камилла попросила ее помочь с подготовкой всего необходимого для организации очередной охоты – это давало ей предлог хотя бы ненадолго покинуть дом и не слышать бесконечного брюзжания матери. Поначалу Пандора собиралась вернуться в Лондон на следующий день, но затем решила уехать в тот же вечер, если позволит расписание поездов.

Добравшись наконец до дома кузена, она заметила несколько припаркованных во дворе машин. Забрызганный грязью «рейнджровер» Гарри довольно странно смотрелся среди сверкавших чистотой «БМВ» и «мерседесов». Другой «рейнджровер», гораздо более новый, чем у Гарри, стоял около главного входа, сверкая золотистыми боками. Шофер в униформе протирал автомобиль тряпочкой. Пандора обратила внимание на номер – ТК-1, и усмехнулась про себя при виде такой вульгарности.

Первой, кого Пандора увидела в доме, была миссис Томас, кухарка. Она работала в доме, сколько Пандора себя помнила, но со времени их последней встречи почти не изменилась – разве что слегка пополнела да седины в волосах немного прибавилось.

– Здравствуйте, миссис Томас! – воскликнула Пандора, как только кухарка вышла из комнаты, держа в руке банку с маринованными овощами. – Как вы поживаете? Я всегда скучаю по вашему йоркширскому пудингу – никто во всем мире не готовит его лучше вас.

– Боже, как же ты изменилась, девочка! Должно быть, все дело в твоем замужестве, – ответила миссис Томас. – Как твой супруг? После вашей свадьбы я его ни разу не видела. Да и тебя тоже, если уж на то пошло, – добавила она укоряющим тоном.

– Просто не хватает времени, чтобы сюда приезжать, – сказала Пандора, игнорируя неприятный для нее вопрос о муже. – Камилла попросила меня ей немного помочь. Где она?

– Миссис Темпл-Стюарт на кухне.

Пандора, естественно, не могла не заметить, как уважительно назвала кухарка жену Гарри. Что ж, кухарка всегда больше благоволила к Гарри, чем к Пандоре, даже когда они были детьми, и не было ничего удивительного в том, что теперь Камилла стала для нее миссис Темпл-Стюарт.

Женщины пришли на кухню – огромное помещение с бесконечными горшочками и кастрюлями на деревянных полках. Камилла вынимала из духовки старомодной плиты противни с мясным рулетом. Поставив последний противень на громадный стол, она сняла войлочные перчатки, защищавшие руки от ожогов.

Пандора и Камилла расцеловались.

– Как я рада тебя видеть! – сказала Пандора. – У вас тут сегодня полно народу, судя по количеству машин.

– Видела бы ты их владельцев. Удивляюсь, как это они не забыли срезать ценники со своей одежды, – рассмеялась Камилла. – Похоже, по дороге сюда они заехали в «Пэрди», чтобы полностью экипироваться. Десять дней назад нам позвонили и сказали, что в Лондоне кому-то срочно приспичило пострелять фазанов. Сегодняшний день Гарри хотел зарезервировать для себя и потому запросил за каждого убитого фазана по тридцать фунтов – вдвое больше обычного. Но этим типам, вероятно, на цену было наплевать. Только бы они не перестреляли друг друга, когда начнут палить по птицам.

Прикрыв вынутые из духовки рулеты полотенцами, Камилла снова повернулась к Пандоре.

– После последнего загона они вернутся в дом на поздний ленч, но завтракают они в охотничьем домике у озера. Ты не поможешь мне загрузить все это в машину?

Пандора кивнула.

Камилла выскочила из кухни и тут же вернулась в теплом пиджаке, точно таком же, какой был на Пандоре.

– Пошли, – сказала она.

– Я слышала, ты открыла свой магазинчик. Это здорово, – сказала Камилла, ведя машину по узкой проселочной дороге, ведущей к озеру. Пандора уловила в тоне миссис Темпл-Стюарт покровительственную нотку и собралась было ее поправить, но тут же поняла, что, пытаясь объяснить Камилле, что держать небольшой магазинчик и управлять целой торговой сетью – не одно и то же, она только даром потратит время.


– Моя кузина, Пандора Лайонс, – сказал Гарри, представляя Пандору крупному мужчине, стоявшему у камина в центре группы гостей. – А это Тед Карсон, – добавил он небрежно.

– Рад познакомиться, – сказал Карсон, крепко пожимая руку Пандоры.

– Теперь моя фамилия Дойл. Гарри не знает об этом, потому что мы не виделись много лет, – отозвалась Пандора. На секунду она испугалась, как бы Карсон не вспомнил скандал в ресторане, но, судя по реакции, он ее не узнал.

– Судя по тому, что я вижу, ваш кузен много потерял, – жизнерадостно заявил Карсон.

Пандора улыбнулась.

– Благодарю за комплимент, но Гарри скорее всего с вами не согласится.

– Я читал о вас в газетах. Если дела у вас идут в самом деле так хорошо, как об этом пишут журналисты, то у меня, пожалуй, может возникнуть желание взять ваш бизнес под свое крыло, – усмехнулся собеседник Пандоры.

Карсон, не лишенный своеобразного грубоватого обаяния, говорил с ярко выраженным австралийским акцентом. Было видно, что он привык находиться в центре внимания и нисколько не сомневается, что общение с ним людям очень льстит.

– Сомневаюсь, что вас могут заинтересовать всего лишь четыре магазина, – возразила Пандора. – Разве вы занимаетесь розничной торговлей?

– Нет, но меня всегда привлекали новые возможности, то, что перспективно.

– Пожалуй, будет лучше, если вы сегодня проявите интерес к фазанам. Малый бизнес – вещь, требующая постоянного личного контроля. И потом, я не собираюсь продавать свое дело, – небрежно заметила Пандора.

Все остальные с интересом прислушивались к их разговору, и Пандора обрадовалась, увидев миссис Томас с подносом мясного рулета. Гарри жестом дал понять Карсону, что ему предоставляется право первым попробовать блюдо.

– После вас, – сказал Тед Пандоре.

– Благодарю, я не голодна, – ответила она.

– Очень вкусно, – заявил Карсон, отправив в рот солидный кусок своей порции.

– Это блюдо готовила моя жена, но, насколько я знаю, Пандора ей помогала, – заметил Гарри таким заискивающим тоном, что Пандора невольно изумилась. Подумав, она решила, что Гарри подсознательно пытается оправдаться перед гостями за заломленные тридцать фунтов за каждую убитую птицу. Однако Пандору разозлило сознание того, что кузен как бы включил ее в условия сделки – вместе с фазанами.

– Есть вещи, которые женщины делают лучше, чем мужчины. И, разумеется, наоборот, – изрек Тед Карсон с благодушной улыбкой. Мужчины вокруг согласно закивали.

– Возможно, вы правы, мистер Карсон, – заметила Пандора. – Но я обнаружила, что большинство мужчин отличаются от женщин в гораздо меньшей степени, чем им бы хотелось.

Наступила неловкая пауза. Гарри сердито посмотрел на Пандору. В следующую секунду Карсон расхохотался.

– А вы умеете постоять за себя! – сказал он наконец. – Мне это нравится. Пожалуйста, называйте меня Тед.

– Спасибо. Думаю, мне пора помочь Камилле и миссис Томас с кофе.

Проходя мимо окна, Пандора увидела на улице загонщиков и прыгавших вокруг них собак, из пастей которых в холодном воздухе поднимался пар.

Она помогала Камилле распаковывать кофейные чашки, когда вдруг почувствовала, что за спиной кто-то стоит. Обернувшись, Пандора увидела Карсона.

– Хочу извиниться за свои слова, – сказал он. – Я слишком много времени прожил в австралийской глуши. Мне бы очень хотелось, чтобы вы постояли рядом со мной во время следующего загона.

– Спасибо за приглашение, хотя мне нужно возвращаться домой, чтобы успеть собрать вещи, – ответила Пандора, продолжая расставлять чашки. Возможно, она вела себя глупо – ей нравилось ходить с ружьем по лесу, а с тех пор, когда она делала это в последний раз, прошло очень много времени. К тому же явный интерес к ней Карсона льстил Пандоре. Наконец, любое знакомство могло оказаться полезным в будущем, особенно когда речь шла о таком человеке, как Тед Карсон. – Но я с удовольствием понаблюдаю за стрельбой, – добавила она.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Карсон. – А после охоты, если вы спешите, я могу отвезти вас в Лондон.

– Благодарю, но мне не хотелось бы четыре часа сидеть в машине. Сюда и отсюда я обычно езжу поездом – так быстрее.

– Я собираюсь возвращаться на вертолете. – Глаза Карсона озорно блеснули.

– С удовольствием воспользовалась бы вашим приглашением, но ненавижу летать. Мне ужасно стыдно, но я все же вернусь поездом. – Внезапно Пандора вспомнила о стоявшем возле дома золотистом «рейнджровере». – Кажется, я видела во дворе вашу машину, – сказала она.

– Мои люди и моя собака приехали на автомобиле, а я прилетел на вертолете, – ответил Карсон, явно гордясь собой.


Стрелки выстроились в линию, протянувшуюся через поле между двумя участками леса. Невидимые за деревьями загонщики двинулись по направлению к ним. Крики и стук палок становились все громче, и вскоре неподалеку от охотников стали взмывать в воздух фазаны. Загремели выстрелы.

Стоя в нескольких шагах позади и чуть левее Карсона, Пандора с любопытством наблюдала за происходящим. Как и предвидела Камилла, стрельба велась крайне неумело. Охотники палили, когда птицы еще не успевали взлететь достаточно высоко, нередко целились в фазана, находящегося в секторе обстрела соседнего номера – либо от нетерпения, либо из-за незнания правил. К Теду Карсону, впрочем, это не относилось. Он был прекрасным стрелком – не хуже Гарри, но при этом все его действия отдавали такой показухой, что неловко было смотреть. Позади него стояло трое мужчин – двое заряжающих и дворецкий, одетый так, словно он сошел со страниц какого-нибудь комического романа начала века. Один из троих держал в руке мобильный телефон, чему Пандора немало удивилась – ей еще не приходилось видеть, чтобы люди, приехавшие стрелять фазанов, брали с собой на огневую позицию сотовые телефоны. Зачем Карсону понадобились двое заряжающих, стало ясно, когда он, выстрелив поочередно из обоих стволов, передал разряженное ружье одному из них. Тот переломил его и подставил открытый казенник второму, который быстро вставил в стволы патроны. Во время этой манипуляции Пандора заметила, как Карсон искоса посмотрел на нее, чтобы убедиться, что она за ним наблюдает.

Когда до Пандоры дошло, что австралиец пытается произвести на нее впечатление, ей стало смешно. Но она осознала и другое: она сама была в Уолшеме таким же гостем, как Тед и те, кто приехал вместе с ним.

Карсон стоял перед горкой убитых им фазанов, а его собака приносила все новых и новых птиц.

– Неплохо, – с улыбкой сказал Тед, обращаясь к Пандоре и явно ожидая от нее выражения восхищения.

– Вы очень хороший стрелок. Должно быть, у вас большой опыт? – с иронией спросила она, решив, что Карсон скорее всего посещал один из многих стрелковых клубов в окрестностях Лондона.

– У отца была маленькая ферма в Австралии. Я научился стрелять еще мальчишкой, – сказал он.

Пандоре стало стыдно. Она могла бы предположить, что управляться с охотничьим ружьем могут не только сельские сквайры, живущие в центральных графствах, но и горожане.


– С вас четыре фунта тридцать шиллингов, леди.

– Сдачи не надо, – сказала Пандора, протянув таксисту пятифунтовую банкноту.

– Спасибо, дорогуша, – развязно поблагодарил тот. – Слушайте, кажется, я вас уже где-то видел! Похоже, вы известная личность, верно?

– Вовсе нет, – с улыбкой ответила Пандора. Она была довольна: рекламная кампания явно давала свои плоды.

– Да ладно, я ведь знаю, кто вы. – Таксист изо всех сил напряг память, закрыв глаза и высунув кончик языка. – Селина Скотт – вот кто! – с торжествующей улыбкой заключил он. – Можно попросить у вас автограф? Это для детишек, – сказал он с благоговением, протянув ей листок бумаги и ручку.

– Разумеется, – ответила Пандора, написала на листке «Селина Скотт» и протянула бумажку таксисту.

– Вы будете покрасивее, чем леди Ди! – проорал он и, приветственно помахав на прощание рукой, уехал.

Пандора, которую этот случай немало позабавил, поднялась по ступенькам к входной двери. Несмотря на усталость после длительной прогулки с охотниками, она уехала в тот же день вечерним поездом и была рада, что наконец оказалась дома. Она с наслаждением предвкушала, как примет ванну и отправится спать.

Она отпирала дверь, когда увидела, как из припаркованного возле дома небольшого фургона вышел какой-то человек и направился к ней.

– Мисс Дойл? – осведомился незнакомец.

– Да, – настороженно ответила Пандора.

– Пожалуйста, подождите минутку, мисс. У меня для вас кое-что есть, – сказал мужчина.

Пандоре показалось странным, что кто-то так поздно занимается развозом посылок. Внезапно она испугалась, затем подумала, что если бы мужчина был грабителем, он вряд ли стал бы тянуть время.

Несколько секунд спустя посыльный вернулся с огромной корзиной лилий.

«Надеюсь, вы простили меня за наглое и дерзкое поведение. В конце концов, я ведь всего-навсего неотесанный австралиец. Завтра утром я вылетаю в Сидней и буду там до начала февраля. Может быть, вы пообедаете со мной в Париже в пятницу, двенадцатого февраля? Мы отправимся туда на моем самолете и вернемся обратно в тот же вечер. Мой секретарь позвонит вам, чтобы выяснить, согласны ли вы принять мое приглашение. Надеюсь, вы будете свободны».

Пандора поняла, кто прислал цветы и открытку, до того как взглянула на подпись. Только один мужчина мог обратиться к ней с таким приглашением, и она решила принять его: еще никто не приглашал ее пообедать за шесть недель до назначенной даты. Она, однако, решила, что попросит секретаря Карсона передать своему боссу, чтобы тот, вернувшись из Австралии, позвонил ей лично. Мистеру Карсону, подумала она, не помешает слегка усовершенствовать не только технику стрельбы, но и свои манеры.

Глава 34

Буэнос-Айрес

Июнь 1973 года

В комнате зазвучал перонистский гимн. На экране телевизора возникла огромная толпа, собравшаяся в аэропорту Эсейса, расположенном в двадцати милях от Буэнос-Айреса, в ожидании Хуана Доминго Перона, возвращавшегося на родину из Испании после восемнадцати лет эмиграции.

Ариан, которую раздражал весь этот спектакль, выключила телевизор. Сняв трубку внутреннего телефона, она позвонила на кухню, чтобы заказать чашку чаю. На ее звонок долго никто не отвечал, а затем к телефону подошла Розинья. Ариан немало подивилась этому обстоятельству, затем вспомнила, что правительство объявило день возвращения Перона из эмиграции национальным праздником. Розинью, португалку по национальности, все это мало волновало, но остальная прислуга скорее всего была в этот момент в аэропорту, где вместе со всеми во все горло кричала, что проклятым богачам (в том числе и Ариан) пришел конец.

Возвращение Перона большинство друзей Ариан праздновали с таким же ликованием, как и его изгнание в 1955 году. Восемнадцать лет назад они радовались, потому что ненавидели его, а сейчас демонстрировали свою радость, потому что боялись. Их показной энтузиазм, однако, не помешал им заблаговременно перевести все свои деньги за границу, а также отправить своих детей в сельскую местность – они не исключали, что в столице после приезда Перона могли начаться беспорядки. Ариан вывезла Глорию и Нану в одно из своих имений, расположенное в ста милях от Буэнос-Айреса. Теперь, когда она осталась почти совсем одна в огромном пустом доме, ей их очень не хватало.

Рядом не было ни семьи, ни друзей, ни мужчины.

После смерти Симона с ней пытались сблизиться многие мужчины, но Ариан была равнодушна к ухаживаниям. Кроме того, она прекрасно понимала, что рано или поздно у каждого из ее поклонников неизбежно возникло бы желание жениться – либо из-за ее денег, либо из тщеславия. Любовь она не брала в расчет… Письмо-завещание Симона сделало замужество невозможным, и Ариан решила, что нет смысла разжигать огонь, который все равно придется тушить.

В довольно узком кругу высшего света Буэнос-Айреса личная жизнь Ариан де ла Форс либо ее отсутствие в первое время были одной из тем, которые обсуждались наиболее оживленно. Злоба и уязвленное самолюбие отвергнутых ею мужчин, а также зависть женщин создали ей довольно странную репутацию. Одни считали ее «ледышкой», другие – нимфоманкой. Со временем количество тех, кто стоял на второй точке зрения, из-за явного дефицита информации, подтверждавшей их правоту, стало неуклонно сокращаться, в то время как число сторонников первой версии увеличилось. Еще через какое-то время мужчины из боязни получить отставку вообще перестали приглашать Ариан провести время в их обществе. В итоге ей пришлось прибегать к услугам довольно немногочисленных богатых гомосексуалистов, которые регулярно показывались с ней в театрах и других общественных местах. Однако это не избавило ее от чувства одиночества, которое сегодня мучило ее особенно сильно.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Ариан стала думать о Поле Лире. Вскоре после того, как три года назад она впервые посетила хозяйство Сан-Симон, она стала бывать там довольно часто и поймала себя на том, что с нетерпением ждет малейшего повода для очередного визита. Когда она стала сама придумывать эти поводы, Ариан поняла, что еще немного – и над ней просто начнут смеяться. Тогда она завела новый порядок: Пол стал докладывать ей о положении дел в хозяйстве по телефону. В тех же случаях, когда ее посещение Сан-Симона было действительно необходимо, она крепко держала себя в узде. Ариан чувствовала, что Пол относится к ней с искренним уважением, но при этом она нисколько не интересует его как женщина. Все восхищались ее красотой и пели ей дифирамбы – все, кроме того, из уст которого она была бы рада их услышать.

Но сегодня ей было трудно, и внезапно она ощутила нестерпимое желание повидать Пола. Она нервно ходила из комнаты в комнату, заставляя себя разглядывать картины и гравюры, затем отправилась в библиотеку и наугад взяла с полки первую попавшуюся книгу. Усевшись в одно из кожаных кресел, начала было читать, но вскоре швырнула книгу на кофейный столик.

Ариан раздражало, что она волнуется, как школьница, из-за того, что ей хочется повидать понравившегося мужчину. Наконец она приняла решение и, снова сняв телефонную трубку, позвонила своему пилоту. Через полчаса Ариан оказалась уже на взлетно-посадочной полосе.

В это самое время на противоположном конце города митинг перонистов достиг кульминации. То там, то сям возникали стычки между представителями правого и левого крыла движения. «Перон, Эвита, страна будет перонистской!» – скандировали одни. «Перон, Эвита, страна будет социалистической!» – отвечали другие. Шум стоял оглушительный, но даже рев многих тысяч голосов не смог заглушить автоматные очереди.

Никто так и не узнал, кто первый открыл стрельбу и сколько человек погибло в последовавшем за этим побоище. Мужчины, женщины, дети бросились врассыпную, но пули, казалось, летели со всех сторон, кося людей как траву. Из клетки, стоявшей неподалеку от места проведения митинга, вырвались сотни белых голубей. Их должны были выпустить на волю в тот момент, когда перед своими сторонниками появится сам Хуан Доминго Перон, но теперь птицы летали над ареной самой настоящей резни.

Никто еще не знал о том, что насилие будет продолжаться почти десять лет.


Когда самолет приземлился, Ариан вдруг поняла, что забыла предупредить работников хозяйства Сан-Симон о своем приезде. Это означало, что машина ее не встретит. Впрочем, дом находился не более чем в миле от взлетно-посадочной полосы, а погода стояла прекрасная. Ариан решила, что прогуляться через парк будет даже приятно.

Занятая мыслями о том, как лучше объяснить свой неожиданный визит, Ариан решила срезать путь – ей не терпелось поскорее увидеть Пола.

Увы, она увидела его раньше, чем ожидала. Идя по широкой дорожке, посыпанной белым гравием, Ариан заметила мужчину и женщину, сидевших на каменной скамейке в дальнем конце сада. Пол – а это был именно он – обнимал женщину за плечи.

При виде хозяйки он вскочил на ноги. То же самое сделала его подруга, оказавшаяся совсем молоденькой девушкой.

– Никто не предупредил меня о вашем приезде, сеньора, – извиняющимся тоном сказал Лир.

Девушка, поняв, кто перед ней, смущенно опустила глаза.

– Позвольте вам представить Анну Раух, – промолвил Пол после неловкой паузы. – Она… моя хорошая знакомая.

Ариан грациозно кивнула ему, не обращая на девушку никакого внимания.

– Я заехала только на минутку, Пол. Решение навестить Сан-Симон возникло у меня внезапно… срочно понадобились кое-какие бумаги, которые я забыла у себя в спальне, когда была здесь в прошлый раз. Я немедленно возвращаюсь обратно в Буэнос-Айрес.

Сказав это, Ариан повернулась и, не прощаясь, зашагала прочь. Она ушла не потому, что ей стало стыдно за очевидную ложь – ведь в руках у нее ничего не было. Все было гораздо хуже. Дрожь, пронизавшая все ее тело, подтвердила, что «ледышка» безнадежно влюблена в Пола Лира.


Значительную часть первой страницы июльского бюллетеня компании занимало приветствие в адрес генерала Перона в связи с его возвращением на родину. Рядом была помещена фотография сеньоры де ла Форс, председателя совета директоров компании, поздравлявшей генерала с приездом у него дома. На второй странице, среди других сообщений, была опубликована скромная заметка о введении Пола Лира в совет директоров компании в качестве поощрения за блестящие успехи в управлении хозяйством Сан-Симон.

В заметке сообщалось также, что отныне мистер Лир будет жить в Буэнос-Айресе.

Глава 35

Париж

Февраль 1988 года

Официант осторожно плеснул в бокал «Шато-Марго» – ровно столько, чтобы вино покрыло донышко. Тед сделал маленький глоток и, закрыв глаза, беззвучно почмокал губами.

Наконец Карсон кивнул, и официант наполнил оба бокала.

– Какой сейчас оборот у вашей фирмы? – внезапно спросил Тед.

– Вы всегда спрашиваете об этом женщин, которых приглашаете в Париж пообедать?

Вопрос Карсона застал Пандору врасплох – до этого не было сказано ни слова ни о его, ни о ее бизнесе.

– Ответ вопросом на вопрос – весьма распространенная тактика, – парировал Тед. – Есть два варианта развития событий: либо я могу попытаться вас соблазнить, либо мы можем поговорить о бизнесе. Меня устроит как первый, так и второй. Я, разумеется, предпочел бы первый, но мне кажется, что вы не из тех женщин, которые сдаются на первом же свидании. Что ж, вы мне нравитесь, так что я готов подождать.

– Похоже, вы ничуть не сомневаетесь, что вам есть чего ждать, – заметила Пандора. – Я не понимаю, что вас может заинтересовать в моем бизнесе. Насколько мне известно, вы вкладываете деньги главным образом в пивоваренную промышленность.

– И во многое другое. Только что купил в Америке одну компьютерную компанию. Они, помимо всего прочего, продают офисную мебель на восточном побережье. Им принадлежит целая сеть демонстрационных залов в наиболее крупных городах. Они пустуют, но сейчас неподходящий момент для продажи, и потому я размышляю над тем, как эти залы использовать.

Пандору слова Карсона нисколько не заинтересовали. Для ее относительно небольшой компании вопрос об экспансии на американский рынок, равно как и любой другой, не стоял, по крайней мере в данный момент.

– Когда-нибудь, возможно, меня и будут привлекать подобные проекты, но только не сейчас, – сказала она. – Здесь слишком вкусная еда, так что не стоит давать ей остывать, беседуя о ваших пустых демонстрационных залах и обороте моей фирмы.

– Вы правы, – усмехнулся Тед. – Вы сегодня выглядите просто потрясающе. Извините, что не сказал об этом раньше. Мне нравится ваше платье – надеюсь, когда-нибудь я увижу его изнанку.

На Пандоре было то самое платье, которое она купила, готовясь к вечеринке в доме Джеральдины. Оно до сих пор оставалось самым эффектным вечерним туалетом в ее гардеробе.

– Я вижу, вы не привыкли терять время, – заметила Пандора с усталой улыбкой.

– Если хотите, давайте сменим тему, – откликнулся он.

Тед отпил из бокала глоток вина и принялся со знанием дела рассуждать о достоинствах «Шато-Марго» именно этого урожая.

– К сожалению, – заключил он, – все по-настоящему хорошее дорого стоит, хотя каждый смотрит на это по-своему. Например, я уверен, что цена, которую вы платите за ваши духи, не кажется вам чрезмерной. Как вы думаете, сколько будет стоить флакон духов размером с эту винную бутылку?

От покровительственного тона Карсона Пандору покоробило.

– Не знаю. Я ведь не пью свои духи, – сухо сказала она, с удовлетворением отметив, что собеседник явно смешался. – Единственной причиной, натолкнувшей вас на это сравнение, может быть ваше бессознательное стремление намекнуть мне, что эта бутылка стоит сотни фунтов.

Карсон был так смущен, что Пандора пожалела о своей резкости.

– Мне нравится Плас-де-ла-Мадлен – она чем-то напоминает мне картину в стиле импрессионистов, – взглянув в окно, торопливо продолжила она, пытаясь загладить неловкость. – Я очень благодарна вам за приглашение.

Карсон некоторое время сидел молча, затем губы его расползлись в улыбке.

– Вы необыкновенная женщина. Впрочем, это меня не удивляет. Я слышал, что вы приходитесь родственницей графу Фелмингему. Мы недавно познакомились на охоте.

Было бы проще назвать графа просто лордом Фелмингемом, но Теду явно было приятно произнести титул полностью.

– Он мой троюродный брат по линии матери. Я с ним почти не вижусь. – Пандора поняла, что Тед Карсон, должно быть, весьма подробно ознакомился с ее родословной, если был в курсе таких ее деталей. На память ей пришли слова Джеральдины: «Используй то, что имеешь под рукой – в этом секрет успеха».

Какое-то время она рассказывала Теду о своих английских родственниках и о том, как начинала свой путь в бизнесе. Тот слушал с неподдельным интересом, но вскоре она поняла, что, по сути, делает то же, что и он: ее небрежная демонстрация своего знакомства со многими представителями английской элиты была немногим лучше, чем грубоватое и прямолинейное хвастовство Карсона. И то и другое служило одной и той же цели – произвести впечатление на собеседника, но Карсон по крайней мере достаточно ясно дал понять, для чего ему это нужно. Для чего это нужно было ей, Пандора тоже знала, но от этого у нее было тяжело на душе. Она прекрасно понимала, что одно дело – признать, что в совете Джеральдины есть рациональное зерно, и совсем другое – вести себя так, как Джеральдина.

– Должно быть, вам скучно слушать мою болтовню о друзьях и родственниках, – прервала свой рассказ Пандора.

– Вы говорите искренне или пытаетесь подчеркнуть свое превосходство? Нет ничего легче – сначала показать, как много всего у тебя есть, а потом заявить, что все это не имеет никакого значения. Если уж мы начали играть в игры, давайте по крайней мере играть по правилам, – запротестовал Тед.

Пандора на минутку задумалась.

– Я просто хотела сменить тему разговора, и не более того. Если уж вы заговорили о правилах, то, пожалуй, стоит договориться, кто их устанавливает, – парировала она.

– Слишком сложный вопрос для нашего первого совместного появления на людях, – засмеялся Тед. – Но раз вы ставите его, это дает мне некоторую надежду на будущее. Но сегодня давайте больше не будем играть в игры. Я понял, на что вы недавно намекали, так что попытки вас соблазнить прекращаю.

Карсон на секунду отвернулся, чтобы подозвать официанта, и Пандора почувствовала одновременно облегчение и разочарование.


Было уже около семи вечера, и почти все сотрудники разошлись по домам. Пандора же никак не могла успокоиться после недавно закончившегося разговора с одной из своих служащих: Шарлотту пришлось уволить.

Вскоре после Рождества к ней зашла одна из школьных подруг и попросила взять ее на работу. Она объяснила, что, поскольку дети уже пошли в школу, ей хотелось бы чем-то заняться. Пандора предложила ей должность ассистента в одном из своих магазинов. Утром Пандоре позвонил менеджер и сообщил, что миссис Харрисон, недавно приступившую к исполнению своих обязанностей, поймали за руку на воровстве – она пыталась стащить что-то со склада.

– Я бы решил эту проблему сам, мисс Дойл, но знаю, что миссис Харрисон ваша подруга… – смущенно пробормотал в трубку менеджер.

Пандоре пришлось выдержать безобразную сцену с плачем, мольбами, оправданиями… Теперь она приходила в себя.

Зазвонил телефон. Она взяла трубку и по тягучему австралийскому акценту сразу же узнала говорившего.

– Привет, я вернулся, – раздалось на другом конце провода. – Рад, что вас застал. Означает ли это, что уик-энд у вас свободен?

Сначала Пандора хотела ответить отрицательно, но вдруг поняла, что тоже рада слышать Теда Карсона.

– Да, я свободна.

– Прекрасно. Кое-кто из моих друзей собирается погостить в моем доме в Хэмпшире. Буду очень рад, если вы к ним присоединитесь. Я заберу вас завтра утром, в половине девятого. Полетим на вертолете.

Карсон не стал дожидаться, пока Пандора ответит согласием на его предложение, и она решила простить ему это.

– Я ведь уже говорила вам, что не люблю вертолеты.

– Ничего, вам понравится – надо только привыкнуть. Да, кстати, я кое-что купил для вас в Нью-Йорке. Извините, кто-то прорывается ко мне по другой линии, мне нужно ответить на этот звонок. Увидимся завтра. – И Карсон переключился.

Положив трубку, Пандора стала думать, правильно ли она поступила, приняв приглашение. Хорошо было уже то, что ее не беспокоили больше мысли о Шарлотте.


– Вот мой дом! – заорал Карсон, стараясь перекричать шум двигателя.

Услышав его возглас, пилот чуть наклонил вертолет так, чтобы Пандоре было лучше видно.

– Очень красиво! – крикнула она.

Тед, довольный тем, что Пандора так высоко оценила его жилище, похлопал пилота по плечу.

– Фредди, сделай круг над имением, – сказал он. – Я хочу, чтобы мисс Дойл увидела все.

Неожиданное продление полета заставило Пандору пожалеть о том, что она выразила Теду свое восхищение. После того как вертолет наконец приземлился, Пандора и Тед – разумеется, по настоянию последнего, – прежде чем войти в дом, обошли его кругом. Карсону явно хотелось, чтобы гостья как следует рассмотрела и оценила его обиталище. Тед купил дом у герцога Барнсбери и отреставрировал его. Викторианское крыло здания было снесено. Специалисты полностью восстановили и привели в порядок парк.

Гости уже собрались в зале. Одни играли в триктрак, другие читали «Файнэншл таймс» или «Дейли телеграф». Дамы все до единой были блондинками – одни натуральными, другие крашеными. Все они были одеты в сшитые у дорогих портных брюки и шелковые рубашки и выглядели так, словно прибыли прямиком из самого солнечного уголка земного шара, предварительно прочесав магазины на Слоун-стрит.

Тед представил Пандору собравшимся. Среди них оказался какой-то грек, имя которого она толком не расслышала. Он сопровождал Мелиссу Харви, которая не нуждалась в представлениях, поскольку ее имя постоянно фигурировало на страницах газет и журналов, посвященных светской хронике. Последний из ее многочисленных супругов незадолго до развода был посвящен в рыцари.

– Пожалуйста, называйте меня просто Мелиссой, – с улыбкой сказала она Пандоре.

Среди гостей оказался также Норман Брэгг с супругой. Брэгг был известным специалистом по ремонту, реставрации и реконструкции объектов недвижимости, особенно торговых галерей. Он умудрился охватить своими проектами даже район лондонских доков, где теперь на подъемных кранах красовались эмблемы с его именем.

Пандора не без удивления заметила среди гостей знакомое лицо. Давным-давно, когда она работала в магазине миссис Огилви, Ник Астон-Джоунс был приятелем одной из продавщиц. Теперь он был здесь с Оливией Тредуэлл, скандально известной журналисткой, чья способность шокировать читателей могла сравниться лишь с ее умением доводить до неистовства тех, о ком она писала. Ее роман «Совращение» пользовался бешеным успехом, и имя ее было у всех на устах. Пандора изумилась при виде столь странной пары.

– Ник! Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь, чем занимаешься? – воскликнула она, краем глаза заметив, что Тед повел остальных гостей к столу, поверхность которого почти полностью скрывалась под стоявшими на серебряных подносах бутылками и бокалами.

– Я теперь публи-шах, – заявил Ник.

Услышав ответ, Пандора поняла, что связывает его с Оливией. Ей было прекрасно известно, что авторы и издатели всегда держатся рядом, поскольку их интересы лежат в одной и той же сфере. Все трое поболтали немного, а затем присоединились к другим гостям.


Во время ленча Пандора поняла, что заставило Теда собрать столько гостей. Норман Брэгг владел сотней акров в зоне лондонских доков, на берегу Темзы. Площади эти никак не использовались, и теперь Тед и Власос собирались вместе с Брэггом заняться их облагораживанием, чтобы затем с выгодой продать или сдать в аренду. Ник приехал в гости к Теду по той причине, что его издательский дом недавно был приобретен одной из принадлежавших Теду компаний, и теперь Астон-Джоунс считался одним из кандидатов на высший руководящий пост в новом, более крупном издательском предприятии. Оливию он, судя по всему, прихватил с собой в качестве украшения. Пандора обвела взглядом портреты предков Теда на обшитых деревянными панелями стенах и пришла к выводу, что те, кто на них изображен, скорее всего не имели никакого отношения к семье Карсон.

– Тед, кажется, я решил проблему планировки, которую мы обсуждали на прошлой неделе, – объявил Норман Брэгг в самый разгар ленча. – Я задействовал в качестве главного консультанта проекта Шеридана Крэбтри. Он довольно странный тип и к тому же дерет такие гонорары, словно он Борис Беккер. Но дело старикашка знает. Он знаком с принцем Уэльским, представляете себе? Этот Крэбтри помешан на колоннах – лепит их где только можно. Словом, выглядеть все будет шикарно.

Тед повернулся к Пандоре.

– Норм говорит о нашем совместном проекте в доках, – пояснил он. – Там будут особняки, многоквартирные дома, офисы, торговая галерея – и все по высшему классу.

Пандора оценила то, что Карсон, до того как ответить Брэггу, объяснил ей суть вопроса.

– Рад слышать это, Норм, – сказал Тед, на этот раз обращаясь к Брэггу. – Вы сделаете интерьеры для наших демонстрационных домов? – неожиданно спросил он у Пандоры.

Она улыбнулась.

– Я бы с удовольствием, но мне доводилось встречаться с Шериданом Крэбтри в Нью-Йорке, и боюсь, что мы, так сказать, настроены не на одну волну. Насколько я могу судить, ему не по вкусу даже электрическое освещение. В любом случае для меня это предложение может иметь интерес, только если я открою филиал своей фирмы в вашей торговой галерее.

Тед фамильярно похлопал ее по руке.

– Молодцом, правильное решение, – одобрительно прогудел он.

Пандора несколько секунд сидела неподвижно, а затем убрала руку со стола и повернулась к Брэггу.

– Из какого камня будут колонны? – поинтересовалась она.

– Мы не используем настоящий камень – стеклопластик выглядит не хуже, а обходится дешевле, – ответил тот.

– Насколько я понимаю, Пандора, вы не одобряете колонны из стеклопластика, – заметил Карсон.

– Трудно сказать. Я ведь не видела их. Но по-моему, если уж взялся за дело, его надо делать как следует.

Замечание Пандоры, судя по всему, развеселило Теда.

– Вы о колоннах или о нас с вами? – спросил он тихонько.

– О колоннах, – улыбнулась она. – В любом случае настоящее – самое лучшее.

– Но в данном случае это обойдется гораздо дороже.

– А вы тоже говорите о колоннах? – осведомилась Пандора с невинным видом.

– Да, – рассмеялся Карсон. – Но я, между прочим, вспомнил, что у меня есть для вас подарок, так что в какой-то степени сказанное относится и к нему. Надеюсь, хоть он-то вам понравится. – Тед накрыл своей ладонью руку Пандоры и повернулся к остальным гостям. – Норм, давай лучше сделаем колонны каменными, – громко произнес он и убрал руку, прежде чем Пандора успела отреагировать на его жест.

После ленча гости расположились в библиотеке. Отдохнув немного в кожаном кресле, Брэгг вскоре объявил, что вместе с Тедом и Власосом отправляется прогуляться по парку. Ник, который за ленчем выпил невероятное количество кларета, спотыкаясь, побрел по лестнице в гостевую комнату, чтобы вздремнуть. Оливия также отправилась наверх, сославшись на то, что ей надо поработать – по всей вероятности, работа состояла в том, чтобы зафиксировать на бумаге все, что говорилось за столом, чтобы потом использовать записи при создании очередного бестселлера. Пандора осталась один на один с Мелиссой. Когда Мелисса разразилась десятиминутным монологом, посвященным ее путешествиям и покупкам, Пандора предположила, что следующей темой будет ее половая жизнь. Тут хозяин пригласил их обеих понаблюдать, как они с Власосом будут упражняться в игре в поло.

Когда мужчины оставили их у изгороди площадки, опасения Пандоры полностью оправдались. Мелисса в красках принялась описывать свои похождения в период между разводом со своим прежним мужем и браком с Власосом, с которым она познакомилась прошлым летом на Сардинии.

– Я обожаю Власоса, – заявила она. – Он готов сделать ради меня что угодно, но у нас тоже были трудные времена. После прошлогоднего обвала на бирже он стал совершенно ни на что не способен – совершенно ни на что. Что я только ни делала – все было бесполезно. К счастью, через некоторое время дела на бирже поправились, и Власос снова вошел в норму.

Пандора никак не прокомментировала это сообщение.

– Я слышала, что Тед в постели – прямо-таки тигр, – как ни в чем не бывало продолжала Мелисса.

Пандора решила, что ей ни к чему становиться героиней колонок светской хроники, и потому отреагировала весьма определенно:

– Боюсь, мне нечего сообщить на эту тему.

Мелисса подняла брови.

– Вы хотите сказать, что…

– Да, именно это, – подтвердила Пандора.

– Но почему, дорогая? Тед такой замечательный мужчина…

В голосе Мелиссы звучало искреннее удивление. Пандора, увидев, что Тед и Власос спешились, нырнула под перила и направилась к ним. Ей было бы трудно ответить на последний вопрос Мелиссы, поскольку та была по-своему права.


Пандора собиралась уже лечь в постель, но тут обнаружила, что забыла захватить с собой книгу, которую начала читать еще в Лондоне. Она с надеждой взглянула на стопку книг, предусмотрительно положенную кем-то на прикроватную тумбочку, но это был стандартный набор, характерный для гостевых комнат в английских домах: биография лорда Маунтбаттена, роман о последних днях английского владычества в Индии, какой-то триллер, чьи-то мемуары о второй мировой войне… Под книжной стопкой лежала подшивка старых номеров журнала «Кантри лайф».

После обеда Оливия подарила Теду экземпляр своего нового романа с автографом, не преминув при этом во всеуслышание подчеркнуть, какая это захватывающая вещь.

– Динамит, настоящий динамит, – твердила она.

Оливия прекратила расхваливать собственный опус только после того, как Ник напомнил ей, что роман переиздается и потому в данный момент его нельзя купить ни в одном книжном магазине. Пандоре еще во время этого разговора захотелось из чистого любопытства ознакомиться с этим «шедевром». Теперь она вспомнила, что подаренный экземпляр Тед оставил в библиотеке на одном из столов, и решила спуститься за ним.

Едва Пандора успела войти в библиотеку, включить лампу и взять в руки книгу Оливии, как дверь отворилась и на пороге появился Тед. Он все еще был в вечернем костюме. Пандора почувствовала себя очень неловко в тонкой ночной рубашке.

– Как вы узнали, что я здесь? – спросила она.

– Вспомнил, что забыл отдать вам подарок, и пошел прямо в вашу комнату, но там вас не оказалось.

Тед протянул Пандоре маленькую синюю коробочку. Открыв ее, она увидела браслет – очень простой по форме, но целиком сделанный из квадратных бриллиантов. На белой подкладке футляра стояло золотистое клеймо магазина «Тиффани», из чего следовало, что браслет куплен в Нью-Йорке. Закрыв крышку, Пандора протянула коробку Теду.

– Чудесный подарок, но слишком дорогой. Вряд ли я смогу его принять.

Тед положил футляр на стол и посмотрел на Пандору.

– С моей точки зрения, это всего лишь вещь, но вы, я вижу, думаете иначе. Все зависит от системы ценностей, которой руководствуется в жизни тот или иной человек. Но в любом случае вы неверно расценили мой подарок, – сказал он и, помолчав, добавил после паузы: – Вижу, вам не нравятся мои друзья.

В голосе его не было упрека – последняя фраза была сказана совершенно спокойно.

– Вы правы.

Разговор, судя по всему, нисколько не смущал Карсона, но Пандора чувствовала себя очень неловко.

– А может быть, вам не по вкусу, что они демонстрируют нечто такое, что вам не нравится в самой себе?

– Я думала, мы говорим о ваших друзьях, – огрызнулась Пандора.

– Мне нравится, когда вы сердитесь, – улыбнулся Тед. – Знаете, я не стал бы жертвовать своим сном только ради того, чтобы поговорить о своих друзьях. Вы прекрасно понимаете, о чем мы на самом деле беседуем. Мне кажется, вы видели достаточно, чтобы понять, подхожу я вам или нет. Поскольку вы тоже занимаетесь бизнесом, то должны знать, что в нашем деле очень важно уметь принимать решение быстро – тем более что я не из тех, кто привык ждать.

– Мы обсуждаем не бизнес, – парировала Пандора.

– Может, и так, но мы говорим об умении принимать решения. Оно одинаково важно и для бизнеса, и для личной жизни.

Пандора была вынуждена признаться себе, что в одном по крайней мере Карсон был прав: его друзья не нравились ей именно потому, что демонстрировали ей, какой она может стать, а может быть, уже стала. Но во время своей поездки в дом матери она поняла и то, что перестала быть частью того мира, в котором родилась, в котором жили Гарри и Камилла. Что ж, по крайней мере Тед олицетворял собой будущее.

Пандора не могла отрицать, что иметь рядом такого мужчину, как Тед, польстило бы многим женщинам. Но она твердо решила, что если и свяжет с кем-то свою судьбу, то это будет не только на условиях мужчины – этим она была сыта по горло.

Решение созрело, но ей нелегко было объявить о нем Теду.

– Что я должна сказать? – пробормотала она наконец.

– Вы все уже сказали.

Обняв Пандору за талию, Карсон поцеловал ее. Она начала было отвечать на поцелуй, как вдруг услышала громкое жужжание.

– Что это? – удивилась Пандора.

– Дворецкий включил охранную сигнализацию, – усмехнулся Тед. – Под каждой дверью установлены сенсорные устройства, так что до утра, пока он не выключит эту штуку, мы не сможем выйти из комнаты. Не беспокойтесь, здесь полно диванов.

Глава 36

Буэнос-Айрес

Июнь 1975 года

Лимузин медленно продвигался по забитой машинами улице. Спереди и сзади от него ползли два автомобиля сопровождения, в каждом из которых, помимо водителя, сидели трое вооруженных автоматами мужчин. Зеркальные стекла не позволяли видеть пассажиров лимузина. Ариан де ла Форс устроилась на заднем сиденье. По обе стороны от нее расположились телохранители. Каждый держал на коленях «магнум-44».

Для жителей Буэнос-Айреса наступили черные дни. В городе чуть ли не каждый день слышались взрывы и стрельба. Богатые и влиятельные люди предпринимали все возможные меры для обеспечения собственной безопасности, особенно после того как в прошлом году партизаны дерзко похитили братьев Борн, потребовав выкуп размером в шестьдесят миллионов долларов. После этого случая похищения людей стали обычным явлением. В городе шла открытая война между правой и левой экстремистскими группировками.

После похищения братьев Борн советник Ариан по вопросам безопасности стал настаивать на необходимости увезти Глорию из Аргентины. Ариан наотрез отказалась, но имела неосторожность упомянуть об этом предложении при Нане. Мысль о том, что ребенку угрожает опасность, накрепко засела в голове Наны. По прошествии двух месяцев непрерывного давления Ариан в конце концов сдалась. Глорию вместе с Наной отправили в Париж, и теперь она училась в школе при одном из женских монастырей. Ариан скучала, но, немного свыкшись с ее отсутствием, поняла, что ей самой стало спокойнее от сознания того, что девочка в безопасности. Ариан с нетерпением ждала завтрашнего дня – она должна была отправиться в Париж. Впервые поездка была вызвана не только чисто деловыми причинами. Она сняла на лето виллу в Кап-д’Ай. Глория должна была провести там школьные каникулы в обществе Наны.

Как только они добрались до места, охранники выскочили из машин и выстроились двумя шеренгами у входа в здание. Ариан выбралась из лимузина и направилась в офис, не обращая внимания на своих мрачных сопровождающих. Она к ним уже привыкла.


Ариан сложила бумаги в кожаную папку. Вот-вот должно было начаться заседание совета директоров. Ариан пришла к выводу, что лучше всего именно на нем объявить о своем решении. Разумеется, это травмирует Пола, но другого выхода она не видела – бизнес есть бизнес.

Когда-то Ариан почти удалось убедить себя, что она перевела Пола в Буэнос-Айрес, руководствуясь исключительно деловыми соображениями. Он ведь в самом деле прекрасно управлял большим хозяйством, так что было вполне логично его продвинуть. Ариан искренне ожидала, что он оправдает ее надежды. Однако, вскоре после того как Пол был введен в совет директоров, ей стало ясно, что Пол прекрасно управлял людьми, но совершенно не способен был манипулировать ими. Член совета директоров должен был генерировать идеи и внедрять их в сознание остальных так, чтобы исполнители воспринимали их как собственные. Руководитель такого масштаба должен был уметь находить союзников и использовать их, тонко чувствовать ситуацию на рынке. Пол же обладал слишком открытым характером и потому вскоре оказался в изоляции.

Какое-то время Ариан ждала, что с его переездом в Буэнос-Айрес их отношения будут развиваться. Она старалась как можно чаще встречаться с ним, обращаться к нему за советом в любое время суток. В конце концов в компании начались разговоры о том, что она явно покровительствует Лиру. Но это волновало Ариан куда меньше, чем то, что Пол не делал ничего такого, что хотя бы частично оправдывало эти слухи.

* * *

– Вы не понимаете сути вопроса! – сердито воскликнул Пол Лир, обращаясь к остальным членам совета. Все посмотрели на Ариан, но она молчала.

Совет директоров обсуждал вопрос о том, что делать с имением Сан-Симон в условиях серьезного осложнения экономической ситуации в стране и падения курса песо. Преобладала та точка зрения, что пришло время сократить масштабы хозяйственной деятельности, свернуть проекты, осуществление которых налагало на холдинг жесткие валютные обязательства. Лир отстаивал другую концепцию: он считал, что в условиях, когда цены на землю резко упали, можно и нужно расширить скотоводческие хозяйства. При даже небольшом повышении цен на мясо на международном рынке это принесло бы компании значительные валютные доходы.

– Только не забывайте, что вырученные доллары придется продать по официальному курсу, установленному миссис Перон. В нынешних условиях даже наша компания не выдержит такого удара, – отозвался один из членов совета.

Наконец Ариан решила положить конец дискуссии.

– Господа, – сказала она, – я внимательно выслушала вас. Мистер Лир весьма ясно изложил свою позицию, но я присоединясь к точке зрения, которой, по всей видимости, придерживаются остальные члены совета директоров.

Ариан старалась не встречаться глазами с Полом.

– Перейдем к следующему вопросу, – обратилась она сразу ко всем собравшимся.

Завтра она должна была уехать и на какое-то время получить возможность выбросить все это из головы.


Ариан вынула из сейфа часть своих драгоценностей и сложила в небольшой дорожный чемоданчик. Ее отъезд был запланирован на следующее утро, и багаж уже увезли в аэропорт.

Зазвонил телефон.

– Только что звонили люди из охраны, сеньора, – услышала она голос экономки. – Пришел посетитель, Пол Лир. Он говорит, что у него к вам срочное дело.

– Впустите его и проводите в библиотеку, – сказала Ариан, опешив от неожиданности. Взглянув на себя в зеркало, она торопливо спустилась.

Пол уже стоял возле камина, спиной к двери.

– Вот так сюрприз. Пожалуйста, садитесь, – сказала Ариан со сдержанной улыбкой и указала обернувшемуся на ее голос Полу на ближайший к нему диван.

– Спасибо, я ненадолго. Извините, что пришел без предупреждения, но мне очень нужно было вас повидать. Я должен вам кое-что сказать.

Сердце Ариан забилось от радостного предчувствия. Неужели она наконец услышит то, что так давно хотела услышать? Ариан подошла к Полу. Она оказалась слишком близко к горевшему в камине огню, но решила потерпеть.

– Вот мое заявление об отставке, – сказал Пол, вынув из кармана пиджака конверт.

Ариан почувствовала, как у нее вдруг ослабли ноги. Ей показалось, что он собирается сказать ей что-то совсем другое, но им, очевидно, руководил лишь гнев. Впервые с тех пор, как стала сеньорой де ла Форс, Ариан осознала, что благодаря своему высокому положению она была до такой степени защищена от проявлений гнева со стороны других людей, что просто забыла, как люди сердятся. Она взяла конверт и собиралась уже открыть его, но передумала.

– Я хочу знать о причине вашего ухода. – Ариан старалась говорить тем тоном, каким обычно обращалась к членам совета директоров на совещаниях.

Пол отвернулся.

– Причина вам известна, – глухо пробормотал он. – С тех пор как я приехал сюда, я стал несчастным человеком. Если я и пробыл какое-то время на посту члена совета директоров, то только из-за вас… вернее, благодаря той поддержке, которую вы мне оказывали. – Его голос упал почти до шепота. – Мне предложили другую работу, в Патагонии, и я согласился.

– Вы оставались в компании только из-за меня? – переспросила Ариан, испугавшись, что ослышалась.

– К чему этот вопрос? Вы и так все прекрасно знаете…

Но она не знала – во всяком случае, до этого момента. В своих заоблачных высях Ариан ожидала, что Пол поднимется до ее уровня, но это было невозможно. Она фактически принудила его переехать в Буэнос-Айрес, чтобы иметь возможность видеть каждый день, но не сообразила, что это заставило его лишь острее ощутить, какая пропасть их разделяет. Тех слов, которые Пол только что сказал, она ждала целых пять лет.

– Ничего я не знаю! – крикнула Ариан. – Почему вы не сказали мне раньше?

– Потому что это было бессмысленно, – сказал Пол совсем тихо. – Вы мадам де ла Форс и всегда останетесь ею, а я всегда буду тем, кто есть. Я не могу быть фаворитом королевы – гордость не позволяет. Да и потом, это не могло бы продолжаться долго, а я слишком сильно люблю вас и не смог бы перенести, если бы вы охладели ко мне.

Глаза Ариан наполнились слезами. Значит, это гордость не дала им быть вместе – его гордость и ее. Но еще не все было потеряно. Ариан подошла к Полу и взяла в ладони его лицо – осторожно, как самую большую в мире ценность. Она увидела в его глазах свое отражение и долго и тщательно скрываемую страсть.

– Почему вы думаете, что я могу к вам охладеть? – прошептала она.

Больше Ариан не успела ничего сказать – губы Пола прильнули к ее губам. Долгие пять лет она ждала этого поцелуя, но зато теперь он разом вернул ей все то, что она старалась забыть: утренние пляжи, ласковую океанскую воду, вечера под луной, танцы до упаду, способность безгранично верить другому человеку и отдавать ему себя радостно и самозабвенно. Поцелуй Пола снова сделал ее Сильвией.


В рассветной мгле Ариан наконец сумела разглядеть циферблат стоявших на прикроватной тумбочке часов: без четверти семь.

Она не могла заснуть и всю ночь рассматривала Пола – его губы, его плечи, руки, пальцы, наблюдала за тем, как с каждым вдохом и выдохом поднимается и опадает его грудь… Казалось, он ничем не отличался от других мужчин – и тем не менее был единственным.

Времени до отъезда оставалось не так уж много, поэтому Ариан стала осторожно будить Пола. Спросонья он принялся было целовать ее, но она его остановила.

– Едем вместе, – сказала Ариан. – Дай мне ключи от твоей квартиры и скажи, где лежит паспорт. Мой шофер заберет его, и мы поедем в аэропорт. Кроме паспорта, ничего не нужно.

Пол внезапно широко раскрыл глаза. Сев на кровати, он прислонился спиной к резному изголовью и глубоко задумался.

– Нет, – сказал он через некоторое время. – Нам лучше расстаться прямо сейчас. Но перед этим надо как следует проститься. – И снова принялся покрывать лицо Ариан поцелуями.

Это было не то, что хотела услышать Ариан, но явные колебания Пола подсказали ей, что его все же удастся уговорить. Обвив руками шею Пола, она стала отвечать на его поцелуи, теряя, как и он, голову от страсти, но вдруг оттолкнула его и одним прыжком вскочила с кровати.

– Мы теряем время, – заявила Ариан. – Моя яхта стоит в Монте-Карло. Мы вполне можем позволить себе недельный круиз по Средиземному морю – только ты и я. Нам обоим нужен отпуск. Давай не думать о будущем. Пройдет какое-то время, и ты сам решишь, что тебе делать, – я не стану чинить тебе препятствий.

Говоря это, Ариан была уверена, что через неделю никакие препятствия уже не потребуются.


Когда лимузин и две машины охраны отъехали от дома, Ариан оглянулась на закрывшиеся за ними массивные металлические ворота и сжала руку Пола. Для нее начиналась новая, замечательная жизнь. Кавалькада автомобилей покатила по авенида Альвеар. Ариан положила голову на плечо возлюбленному. Он украдкой указал пальцем на водителя.

– Плевать, – сказала она, поцеловав Пола в ухо.

Ей на самом деле было на все наплевать, хотя она нисколько не сомневалась, что ей долго будут перемывать косточки. Еще бы – всемогущая Ариан де ла Форс увлеклась своим подчиненным!

Машины пересекли авенида Кальяо и направились в сторону кладбища. Внезапно на дороге возникла группа полицейских – перекрыв движение, они заставили автомобили свернуть в переулок. В тот момент, когда кортеж снизил скорость на крутом спуске, Ариан заметила двигавшуюся навстречу процессию и вспомнила, что в этот день верующие отмечали праздник тела Христова. В Буэнос-Айресе эта религиозная традиция всегда соблюдалась весьма строго. Во главе процессии двигались несколько мужчин, несших большое распятие. Рядом, окружив их полукольцом, шагали священники и монахини.

Улица, однако, была слишком узка и не позволяла машинам разминуться с процессией, поэтому водители приняли вправо и притормозили, чтобы пропустить шествие. Когда «монахини» приблизились, Ариан разглядела их загорелые лица, но было уже поздно. Изображение Христа, брошенное на землю, разлетелось на куски. Переодетые в священников и монахинь террористы выхватили из широких рукавов оружие.

– Ложись! – успел крикнуть шофер лимузина.

Пол толкнул Ариан на пол машины и упал на нее.

Если бы телохранители Ариан не были профессионалами высочайшего класса, исход нападения скорее всего был бы другим. Трое охранников, ехавших в замыкавшей машине, сумели сдержать натиск лжеполицейских, атаковавших кортеж сзади. Остальные вступили в перестрелку с террористами, облаченными в сутаны. Схватка длилась недолго: поняв, что операция сорвалась, уцелевшие террористы бросились к поджидавшим их автомобилям и мгновенно скрылись с места происшествия.

Чувствуя, что вот-вот задохнется под тяжестью тела Пола, Ариан лежала, крепко зажмурившись, пока не услышала, что стрельба прекратилась. Тогда она открыла глаза и хотела попытаться встать, но тут на нее и Пола посыпался каскад осколков стекла – это один из телохранителей разбил боковое окно лимузина, чтобы отпереть замок, блокировавший заднюю дверь. Охранник приподнял Пола и положил на сиденье. Кровь, сочившаяся из ран на его теле, пропитывала бархатную обивку. Получив наконец возможность двигаться, Ариан встала на колени. Осколки стекла впились ей в кожу, но она этого не почувствовала. Она вглядывалась в лицо Пола. Ей уже была знакома эта маска смерти. Второй раз она видела ее на лице человека, которого любила.

Из груди Ариан вырвался нечеловеческий, рвущий сердце крик.

Глава 37

Лондон

Сентябрь 1988 года

Пандора бросила папку на стол и, откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза. Каждую неделю ее отдел по связям с общественностью присылал ей ксерокопии газетных публикаций, посвященные либо ее магазинам, либо ей самой, причем разницы между теми и другими оставалось все меньше. «Магия Дойл», «Дойл бросает вызов общей тенденции», «Пандора Дойл и Тед Карсон: динамичный дуэт»… Поначалу Пандоре это нравилось, но теперь у нее все чаще возникало искушение швырнуть очередную папку с вырезками в мусорную корзину.

Торговля ее процветала, успехи ее поражали всех без исключения, в том числе и саму Пандору. В скором времени ее магазины должны были открыться во всех крупных городах Британии. Однако, что бы ни писали в газетах и какой бы успешной ни была рекламная кампания ее фирмы, в целом экономическая ситуация в стране становилась все более сложной. Для того, чтобы сохранить завоеванные позиции, требовалось расширять масштабы своей деятельности, а это означало, что экспансия на американский континент, которая еще несколько месяцев назад казалась чем-то невероятным, теперь могла стать средством решения возникших проблем. Понятно, что самым энергичным сторонником этого шага был Тед Карсон.

Пандора прекрасно понимала Карсона. С того момента, когда начался их роман, он то и дело пытался вмешиваться в ее дела – сначала в форме дружеских советов, затем путем более решительных шагов. Пандора сразу рассказала Теду о роли Ариан де ла Форс в создании компании. Вскоре ей стало известно, что Карсон предпринял попытку вступить в переговоры с Ариан через ее нью-йоркских банкиров с целью выкупить ее долю в фирме «Дойл». В результате между Пандорой и Тедом возник конфликт, разрешившийся, однако, сам собой, когда юристы Ариан уведомили Карсона о том, что миссис де ла Форс не заинтересовало его предложение. Тем не менее этот случай заставил Пандору с горечью убедиться в наличии у Теда качеств, на которые она до сих пор не обращала внимания.

Желание владеть и руководить всем, что находилось вокруг, было неистребимым свойством личности Карсона. Тед был и похож, и не похож на ее бывшего мужа.

Если бы, к примеру, Пандора в годы замужества начала играть в теннис, Джонни сначала непременно бы сказал ей, что это пустая трата времени, потому что теннис – занятие не для нее. Затем он принялся бы, стоя у кромки корта, давать ей бесконечные советы и делал бы это до тех пор, пока она не отказалась бы от этой затеи из-за отсутствия уверенности в себе. Тед был иным человеком. Он был бы только счастлив, если бы Пандора вдруг занялась теннисом, и позволял бы ей играть сколько угодно в любое время дня и ночи – при условии, что она будет делать это на принадлежащем ему корте, а сам он будет выступать в роли судьи. Таким образом, главная проблема состояла бы в том, чтобы не дать ему купить корт.

В целом Тед явно относился к Пандоре с нежностью, и она платила ему тем же. Недавно Пандора уговорила Карсона спонсировать постановку в «Ковент-Гарден» оперы Вагнера «Золото Рейна», и вот теперь лорд и леди Вудфолл пригласили Теда и Пандору в королевскую ложу на просмотр «Итальянки в Алжире» Россини. Лорд Вудфолл, известный меценат, по всей видимости, знал, что за человек Карсон – опера была короткой. К сожалению, в качестве спонсора постановки произведения Вагнера официально фигурировала компания по продаже недвижимости, созданная Тедом и Каламеропулосом, и потому приглашения удостоились также Власос и Мелисса, знакомство с которой оставило в душе Пандоры неприятный осадок.

Пандора поднялась – пора было ехать домой, чтобы успеть привести себя в порядок перед посещением театра.


«Роллс-ройс», а за ним «бентли» свернули на Флорал-стрит. Пандора старалась смотреть только вперед, чтобы не видеть любопытных взглядов любителей оперного искусства.

Обе машины остановились у двери в боковой стене здания. Пандоре и Теду пришлось чуть задержаться, дожидаясь, пока Мелисса справится со своими пышными юбками и выберется на тротуар. Группа направилась в небольшое фойе, где их встретили лорд и леди Вудфолл.

– Вы, случайно, не дочь Серены? – спросила леди Вудфолл Пандору.

– Да.

Леди Вудфолл улыбнулась.

– Мы с вашей матерью вместе учились в школе. Это было так давно! Она была очень красива. Вы удивительно на нее похожи.

Пандора знала, что это не так, но либо леди Вудфолл подводила память, либо она была большой мастерицей вести ни к чему не обязывающие разговоры. Поэтому Пандора просто поблагодарила ее и, опираясь на руку лорда Вудфолла, стала вместе со всеми подниматься по красивой лестнице в королевскую ложу.

– Я обожаю Россини, – заговорила леди Вудфолл, ни к кому конкретно не обращаясь.

Все согласились, что Россини действительно замечательный композитор. Лакей в ливрее открыл выходившие на верхнюю площадку лестницы двойные двери, и все оказались в вестибюле королевской ложи. В центре стоял стол, накрытый на шесть персон. В углу, у небольшого круглого столика, заставленного подносами с напитками и бокалами, застыл в ожидании официант.

Пандора почувствовала, что скромная элегантность помещения несколько разочаровала Теда. Реакция Мелиссы четко проступила на ее лице – она явно ожидала чего-то более впечатляющего и потому даже поморщилась от отвращения при виде электрического камина.

– Здесь очень мило, – произнесла она наконец, проявив куда больше такта, чем ожидала Пандора.

– Что из напитков вы предпочитаете? – спросил лорд Вудфолл.

– Я бы с огромным удовольствием выпила бокал шампанского, – изрекла Мелисса.

Лорд Вудфолл окинул взглядом подносы с бутылками. Официант выбежал куда-то – скорее всего в театральный бар, расположенный на первом этаже.

– Простите, но здесь шампанского, похоже, нет. Его сейчас же принесут, – извинился Вудфолл.

– Вы вполне могли угостить ее имбирным элем – она вряд ли отличит его от шампанского, – пошутил Власос, принимая из рук лорда стакан с виски.

– Я слышала, у вас замечательный сад, – сказала Пандора, обращаясь к леди Вудфолл, которая, просияв благодарной улыбкой, тут же принялась развивать эту тему. Держа в руке бокал с шампанским, к ней и Пандоре присоединилась Мелисса. Беседа потекла по привычному руслу – мужчины, сгруппировавшись в одном конце комнаты, разговаривали о бизнесе, дамы же, обменявшись мнениями о садоводстве, принялись обсуждать проблему оформления интерьеров. Леди Вудфолл с большой похвалой отозвалась о достижениях Пандоры в этой области.

– Все молодые женщины теперь занимаются каким-то полезным делом, – сказала она. – Я считаю, это просто чудесно. Стыдно сказать, я умею только коллекционировать фарфор – и ничего больше. А вы что поделываете, дорогая Мелисса?

– Коллекционирую деньги, которыми меня снабжают мужчины, – сладко пропела та.

К счастью, как раз в это время прозвенел первый звонок.

– Пожалуй, нам пора занять свои места, – проговорил лорд Вудфолл. – А во время антракта мы снова соберемся здесь и пообедаем.

– Антракт будет только один? – озабоченно осведомилась Мелисса.

– Боюсь, что да, – улыбнулась леди Вудфолл. – Но и блюдо у нас будет только одно. Теперь все сидят на диете.

Мелисса с мрачным видом направилась в ложу. Раздался второй звонок. Рассевшись по местам, гости принялись изучать программки. Вскоре в зале погасили свет, и оркестр заиграл увертюру. Через некоторое время Пандора, взглянув на Власоса, обнаружила, что тот клюет носом. Она решила на всякий случай присмотреть за Тедом – как-никак он сидел рядом, и она могла в случае необходимости ткнуть его локтем под ребра.


– Замечательно, просто замечательно! – воскликнула Мелисса, когда официант поставил перед ней чашку кофе. Речь, разумеется, шла не о кофе, а об опере.

– Да, великолепно. Певцы были выше всяких похвал, – подхватил Карсон.

Пандора молила Бога лишь об одном – чтобы Тед ограничился этим замечанием и не пустился в дальнейшие комментарии.

Леди Вудфолл принялась рассуждать о достоинствах голоса Мэрилин Хорн. Внезапно дверь в фойе королевской ложи отворилась, и она замолчала на полуслове. Вошел молодой человек на вид лет тридцати с небольшим, одетый в простой полотняный костюм. Хотя на нем не было галстука, он, судя по всему, чувствовал себя вполне уверенно, несмотря на весьма чопорный вид супругов Вудфолл и их гостей.

– Извините, что я врываюсь таким образом, дядя Джек, но, увидев вас в ложе, я решил, что не могу с вами не поздороваться, – с улыбкой проговорил молодой человек.

– Эндрю! Вот это сюрприз! – радостно воскликнул лорд Вудфолл.

Официант принес еще один стул, и молодой человек уселся за стол рядом с леди Вудфолл.

– Эндрю, мой племянник. Несколько лет назад он уехал из Лондона, – пояснила она. – Ну, так что же ты теперь поделываешь, дорогой?

– Управляю птичьим заповедником на Сейшелах. Денег этим не заработаешь, но мне очень нравится. – Вынув из кармана галстук, Эндрю продемонстрировал его тетушке. – Видишь, я выглядел вполне респектабельно, но там, где я сижу, ужасно жарко.

– Знаю, – сочувственно отозвалась леди Вудфолл. – В «Ковент-Гарден» иногда в самом деле бывает страшная духота. Так приятно, когда занавес поднимается, и на тебя веет прохладой.

– Почему вы решили отправиться на Сейшелы? – поинтересовался Тед. – По-моему, это просто Богом забытый медвежий угол.

Прежде чем молодой человек успел ответить, прозвенел звонок. Эндрю встал со стула.

– Именно по этой причине, – сказал он. – После Кембриджа я чем только не занимался. Но потом я все больше и больше стал втягиваться в деятельность, связанную с охраной природы, пока наконец не понял, что именно это мне больше всего по душе. Однако мне пора отправляться на свою галерку. – Эндрю повернулся к леди Вудфолл. – Я еще некоторое время пробуду в Лондоне. Если вы не возражаете, хотелось бы к вам заглянуть, – добавил он, целуя на прощание свою тетушку в щеку. Затем рассеянно помахал рукой остальным гостям и вышел.

Лорд Вудфолл, которого, похоже, позабавил стремительный визит племянника, покачал головой.

– Весьма оригинальный молодой человек, – заметил он. – Когда-то он работал под моим началом в банке, но затем решил уехать Бог знает куда.

– Должно быть, оттого, что на какой-нибудь вечеринке он встретился с Мелиссой, – сказал Власос.

Гневно сверкая глазами, Мелисса стремительно пересекла фойе и скрылась за полированной дверью красного дерева. Через минуту она вернулась. На губах поблескивал свежий слой губной помады, и все ее лицо сияло довольством.

– Ну вот, теперь я могу сказать, что была в туалете, который посещает сама королева, – объявила она, обращаясь к Пандоре. – Там так здорово! Кругом деревянные панели, и вообще все такое старинное.

Тонкого слоя тонального крема на щеках леди Вудфолл оказалось недостаточно, чтобы скрыть залившую ее лицо краску гнева.


Пандора в последний раз взглянула на аккуратно распечатанный отчет и счета за последний квартал, затем расписалась на подколотом к пачке документов сопроводительном письме. После нескольких безуспешных попыток Пандоре пришлось отказаться от мысли сделать переписку с Ариан менее формальной. Время от времени они разговаривали по телефону, но после их встречи в Венеции та старалась беседовать исключительно о делах, явно избегая других тем.

Пандора искренне жалела об этом. Она была многим обязана Ариан и надеялась, что их отношения так или иначе продолжатся. Взглянув еще раз на сопроводительное письмо, она открыла ящик письменного стола, вынула бланк для личных посланий и написала на нем: «От всей души надеюсь, что у вас все хорошо. Была бы очень рада получить весточку».

Глава 38

Остров Форментера, Мальорка

Июль 1975 года

В самый разгар послеполуденного зноя в отеле царила тишина: большинство гостей, покончив с ленчем, разошлись по номерам, чтобы вздремнуть. Кое-кто из постояльцев бродил по вестибюлю, но бар был пуст. Бармен так увлекся перетиранием стаканов и бокалов, что Чарлз Мердок вынужден был постучать по стойке, чтобы привлечь его внимание.

– Пиво. И пожалуйста, похолоднее, – коротко бросил Чарлз.

Рассеянно глядя в бокал, Чарлз погрузился в раздумья. В кармане у него оставалось всего триста долларов, а реальных возможностей поправить свои финансовые дела он не видел. Он, разумеется, мог сдать обратный билет до Нью-Йорка, но не хотел отрезать себе путь к бегству. О том, чтобы продать золотые часы, не могло быть и речи.

Теперь ему оставалось лишь горько сожалеть о том, что он разозлил ту немку. Мердок познакомился с ней в Монте-Карло, в одном из казино, – его привлекли ее бриллианты. Чарлза нисколько не смущало ни то, что бриллианты эти украшали давно увядшую шею, ни то, что от талии немки осталось одно воспоминание – за хорошее вознаграждение он был готов обслужить даже кирпичную стену.

Еще в самом начале своей карьеры жиголо Чарлз твердо усвоил, что, заводя роман с женщиной, ни в коем случае нельзя даже упоминать о деньгах на первой стадии его развития – жертва сразу настораживалась. Куда правильнее было дождаться того момента, когда даме начинало казаться, будто между ней и ее новым знакомым уже сложились довольно прочные отношения, и, выбрав подходящий момент, завести разговор о стремлении к учебе, реализовать которое мешает недостаток средств. Лучше всего действовала на женщин байка о нестерпимом желании заняться изучением искусства восстановления старинных фресок. Как и сам Чарлз, его жертвы не знали об этом искусстве ровным счетом ничего, но им, по-видимому, было приятно сознавать, что они, оказывая ему финансовую помощь, не позволяют угаснуть в душе молодого человека тяге к прекрасному. Получив чек и старательно, хотя и в несколько специфической форме, продемонстрировав им свою благодарность, Чарлз всегда давал им понять, что берет деньги в долг, который вернет, как только у него появится такая возможность.

Если же объект не проявлял подобной отзывчивости, Мердок прибегал к другому средству. Он всегда путешествовал, имея набор ювелирных инструментов и поддельные бриллианты самых разных форм и размеров. Улучив удобный момент, он подменял камни в драгоценностях своей жертвы, после чего расставался с ней. Второй способ нередко оказывался даже более продуктивным, нежели первый, но он грозил неприятностями с полицией, а Чарлз предпочитал спокойную жизнь.

С немкой все шло нормально. Проведя на ее вилле сутки, Чарлз к вечеру второго дня решил прибегнуть к первому способу, предварительно как следует ублажив женщину в постели. Он весьма преуспел в реализации своего плана. Однако доведенная до экстаза немка начала испускать такие громкие крики, что разбудила свою собачонку породы чихухуа, мирно спавшую в углу комнаты. Та, решив, что хозяйка в опасности, прыгнула на кровать и укусила Чарлза в ногу. Ослепленный болью и яростью, он схватил крысоподобное существо и отшвырнул его подальше от себя, но не рассчитал силу броска. Несчастное животное вылетело из окна второго этажа и шлепнулось в бассейн. С проклятой собачонкой ничего страшного не случилось, если не считать нервного потрясения и легкой простуды, однако ее хозяйка закатила Чарлзу истерику и тут же выгнала его со своей виллы. И вот он уже целых две недели без всякой пользы для себя сидел в отеле…

Чтобы хоть немного отвлечься от тягостных мыслей, Мердок стал прислушиваться к разговору между барменом и одним из официантов. Детство его прошло в одном из пуэрто-риканских кварталов Нью-Йорка, и потому он немного понимал по-испански. Разговор заинтересовал Мердока, и он переспросил:

– Что за яхта, о которой вы говорили?

– Педро сказал, что недалеко от берега стоит на якоре огромная яхта, на борту которой находится самая богатая в мире вдова, – пояснил бармен.

Чарлз встал. Он не мог позволить себе терять время. Подписав счет, он вышел из бара.


Остров Форментера с его белыми скалистыми берегами, омываемыми синими водами, – одно из самых красивых мест на всем Средиземноморье. Однако Ариан, расположившейся в шезлонге на палубе собственной яхты в четверти мили от берега, он казался какой-то туманной полосой.

Она ждала окончания очередного дня. Недели, которые прошли с момента гибели Пола и ее отъезда из Буэнос-Айреса, она прожила словно в забытьи, одурманивая себя шотландским виски и валиумом. Она не хотела никого видеть, даже Глорию и Нану, и, прилетев в Европу, прямиком отправилась на яхту и приказала сниматься с якоря. Когда капитан судна спросил, куда им предстоит идти, Ариан, глядя на морскую карту, ткнула пальцем в Кипр. Когда же Кипр появился на горизонте, она снова посмотрела на карту и, стараясь выбрать маршрут подлиннее, приказала идти на Мальорку.

Сходить на берег она не собиралась. Ежедневно ей приносили радиограммы и телексы, но она, не читая, комкала их в руке и бросала за борт, с любопытством наблюдая, как смятые бумажки медленно тонут за кормой.

Она заметила, что очертания береговой линии стали более четкими. Это означало, что пора принять очередную таблетку снотворного. Ариан с трудом извлекла ее из коробки, запила большим глотком виски и снова растянулась в шезлонге. Скоро настанет время чего-нибудь – ленча, обеда… не важно. В лицо Ариан дохнул ветер. Ощущение было приятным. Ветер – хорошая вещь, подумала она, так как обладает способностью сдувать ненужные предметы.

– Дуй, дуй, – пробормотала Ариан. – Ветер дует, – сказала она, обращаясь к стоящему неподалеку стюарду.

– Да, мадам, – бесстрастно подтвердил тот.

Ариан подняла глаза к небу, но от яркого солнечного света у нее закружилась голова, и она прикрыла веки, прислушиваясь к шуму ветра. Вдруг она услышала еще какой-то звук. Ей показалось, кто-то кричит. Открыв глаза, Ариан увидела, как стюард бросился к противоположному борту.

– Помогите! – донесся откуда-то мужской голос.

Стюард бросил за борт спасательный круг и принялся тянуть за привязанную к нему веревку. На помощь стюарду пришли двое матросов. Через некоторое время Ариан увидела, как через борт яхты с трудом перевалился какой-то мужчина. На нем были лишь узкие белые плавки. Незнакомец, явно наглотавшийся морской воды, громко кашлял.

Матросы помогли мужчине подняться на ноги и какое-то время поддерживали его под руки, но вскоре отпустили, убедившись, что он может стоять и передвигаться самостоятельно. Увидев Ариан, незнакомец, пошатываясь, приблизился к ней и опустился на колени.

– Меня зовут Чарлз Мердок, – сказал он. – Вы не можете себе представить, как я вам благодарен. Вы спасли мне жизнь.

Мердок говорил вполне искренне. Лодочник, которого он нанял на пляже, чтобы тот отвез его к самой крайней точке мыса, предупредил Чарлза, что во время отлива течение очень сильное. Его могло унести в открытое море.

– Это прекрасно – спасти кому-то жизнь, – пробормотала Ариан, отпивая из бокала большой глоток.

Чарлз, глядя на даму, полулежащую в шезлонге, сразу понял, что она вдребезги пьяна. Однако, несмотря на это, она была удивительно красива. Что ж, подумал Мердок, кажется, наконец повезло.

Женщина, однако, ничего не говорила – просто разглядывала Чарлза затуманенными глазами. Мердок ненадолго встал на ноги, чтобы дать ей возможность оценить его рост и сложение, после чего рухнул на стоявший рядом стул, боясь, как бы владелица яхты не подумала, что спасенный уже окончательно пришел в себя и его можно отправить обратно на берег.

– Я все еще чувствую некоторую слабость, – сказал он виновато. – Извините, если задерживаю вас, не давая сняться с якоря.

Ариан махнула рукой, давая понять, что это не имеет никакого значения.

– Не беспокойтесь, я никуда не тороплюсь, – проговорила она. – У меня масса времени.

Ариан находилась в состоянии эйфории. Рядом с ней сидел славный парень. Он появился из моря и скоро снова отправится туда, словно рыба.

– Вы рыба! – неожиданно воскликнула она и хихикнула.

Чарлз заставил себя тоже рассмеяться. Ариан понравился его смех – этот человек-рыба смеялся как друг.

– Возможно, вы и правы, – сказал Мердок. – Вы удивительно красивая женщина, – добавил он.

– Да, я красивая. О-о-очень красивая. Такая красивая, что любой мужчина, приблизившийся ко мне, тут же умирает. Не умирай, рыбка, – пробормотала Ариан, доставая из коробки еще одну таблетку валиума и поднося ее ко рту.

Чарлз взял ее за руку, стараясь ей помешать. Хозяйка яхты была явно ненормальная, но ему вовсе не хотелось, чтобы она прямо сейчас взяла и заснула.

– Это вам вредно, – сказал он, отнимая у нее пилюлю. – Вам надо чего-нибудь поесть.

– Ты заботишься обо мне, рыбка? Мне это нравится. Надо же – заботливая рыба! Но учти, у меня в каюте полно таблеток. Целая куча замечательных таблеток. – Ариан махнула рукой в сторону иллюминаторов в нескольких ярдах от них. – Но ты права, рыбка, надо что-нибудь съесть.

Она попыталась встать и едва не упала. Чарлз обхватил ее рукой за талию и помог восстановить равновесие.

– А почему вы говорите, что мужчины, которые к вам приближаются, умирают? – поинтересовался он, провожая Ариан в сторону кают-компании – точнее, он тащил ее за собой чуть ли не волоком. Он понятия не имел, кто такая эта красотка, и ее слова на какой-то момент вызвали у него приступ страха. А что, если она из мафии? – подумал он. Прежде чем что-либо предпринимать, не мешало бы разузнать о хозяйке яхты хоть что-нибудь.

– Потому что они умирают, рыбка… Умирают, и все. Первый… первый погиб в результате несчастного случая, второй умер от разочарования, а третий… третий… – Женщина заплакала, но вдруг ни с того ни с сего рассмеялась. – А ведь это ужасно смешно, когда мужчина умирает от разочарования, верно? Я сообщила ему, что у меня не может быть детей, его хватил удар – тут же, на месте.

Чарлз слушал ее бормотание вполуха. От красавицы так и разило виски. Было ясно, что она вот-вот заснет, а этого он допустить не мог. Было еще довольно светло. Чарлз решил, что действовать нужно немедленно.

Когда они дошли до двери в ее каюту, Чарльз внезапно привлек женщину к себе и стал целовать. Она не сопротивлялась. Взяв ее на руки, Чарлз открыл дверь каюты и шагнул через порог.


Впервые за долгое время Ариан отчетливо различала все окружавшие ее предметы. Она подумала, что вчера вечером, наверное, забыла принять очередную порцию снотворного. Протянув руку, чтобы выдвинуть ящик тумбочки, она вдруг услышала какой-то странный звук и, повернувшись, увидела рядом с собой мирно посапывавшего обнаженного мужчину.

Вскочив с постели, она убедилась, что на ней также ничего нет. Ариан пришла к выводу, что никогда раньше не видела типа, развалившегося в ее постели, и никак не могла понять, как он попал в ее каюту. О событиях вчерашнего вечера она ничего не помнила – ей лишь смутно припоминалось, будто она с кем-то разговаривала о рыбе. От мысли о том, что какой-то незнакомый мужчина прикасался к ее телу, Ариан стало дурно. Она бросилась в ванную, включила душ на полную мощность и принялась растираться мочалкой, пока кожа ее не покраснела и не начала саднить. Затем еще немного постояла под душем, чувствуя, как струйки воды на ее лице смешиваются со слезами.

Наконец Ариан вышла из ванной и вернулась в каюту. На кровать она старалась не смотреть – голый незнакомец вызывал у нее омерзение. Ей было стыдно вспоминать и о последних неделях своей жизни – она корила себя за то, что так опустилась.

Быстро накинув на себя что-то из одежды, Ариан схватила записную книжку и выбежала из каюты. Оказавшись в кают-компании, она сделала два телефонных звонка, после чего связалась с капитаном и сказала, что срочно хочет с ним поговорить.

– Я собираюсь немедленно покинуть яхту, – сказала она, как только капитан перешагнул через порог кают-компании. – Сейчас же подготовьте лодку, которая доставит меня на берег. Обратно я не вернусь. До завтра я погощу у своих друзей, а завтра в Пальме меня заберет самолет. Яхту перегоните обратно в Монте-Карло. – Ариан помолчала немного, а затем, отвернувшись, заговорила снова, чувствуя нестерпимый стыд и ненависть к самой себе: – Вчера вечером у меня… был гость. Когда я покину судно, разбудите его и отправьте на берег.

– Разумеется, миссис де ла Форс. Что-нибудь еще?

– Нет, это все.

От ее внимания не укрылось то, что капитан не стал уточнять, где находится ее гость.


– Мама, смотри! – крикнула Глория и бросилась с бортика бассейна в воду. Ариан, которую с ног до головы обдало брызгами, засмеялась.

– Ах ты, проказница! Ну ничего, сейчас я тебя поймаю! – прокричала она в ответ.

Девочка пришла в восторг оттого, что ее сейчас начнут преследовать. Ариан уже собиралась тоже нырнуть, когда подошла горничная.

– Вас спрашивает какой-то джентльмен, мадам. Его зовут Чарлз Мердок. Он говорит, что это касается мистера де ла Форса.

Имя Ариан ничего не говорило.

– Извини, дорогая, но мне нужно на минутку зайти в дом, – сказала Ариан, накидывая на плечи халат.

Когда она вошла в кабинет, гость, который уже успел расположиться в кресле, встал и, широко улыбаясь, протянул ей руку. Это показалось ей странным – он вел себя так, словно это она пришла к нему с визитом, а не наоборот. Отметив мимоходом, что мужчина весьма хорош собою, Ариан решила было, что видит его в первый раз, но вдруг внутренне похолодела, что явно не укрылось от его внимания.

– Привет! Я рыбка. Рад, что вы меня помните, – сказал Чарлз. – Жаль, что вы не пожали мне руку, но я вас понимаю.

– Как вы меня нашли? – ледяным тоном осведомилась Ариан.

Гость растянул губы в улыбке, от которой Ариан охватило чувство непреодолимого отвращения. Ей захотелось немедленно уйти, но она понимала, что этот человек пришел к ней не просто так.

– Я очень настойчив, и у меня есть свои каналы получения информации, – заявил он и, заметив в углу столик с напитками, подошел к нему и смешал себе коктейль из кампари и содовой. – Вероятно, вас интересует, зачем я здесь. Все очень просто. Я думаю, что нам надо начать там, где мы закончили. Ночь, которую я провел с вами, была чудесной. Думаю, если вы меня выслушаете, это будет и в ваших интересах, и в моих.

Подойдя к двери, Ариан открыла ее.

– Думаю, будет лучше, если вы немедленно уйдете. Я вызову охранников, которые проводят вас до выхода.

Чарлз откинулся на спинку кресла и, прежде чем ответить, сделал большой глоток коктейля.

– Уверен, вы не захотите, чтобы ваши слуги услышали то, что я собираюсь сказать, – заявил он.

В душе Ариан всколыхнулся давно забытый страх, но она тут же подавила его. Было весьма маловероятно, что ему удалось что-то разнюхать об убийстве Рубена. Тогда что же? Страх уступил место любопытству. Закрыв дверь, она пересекла комнату и уселась за стол.

– Должен вам признаться, что мне никогда раньше не доводилось встречать такую женщину, как вы, и наш разговор на яхте меня заинтриговал, – сказал он, поудобнее устраиваясь в кресле. – Выяснив, кто вы, я решил, что будет полезно провести небольшое расследование, и отправился в Мадрид. Там в университетской библиотеке я с большим интересом ознакомился со старыми подшивками аргентинских газет и выяснил, что ваш муж умер в первую брачную ночь от сердечного приступа. Поскольку я имел счастье оценить ваш темперамент, я этому нисколько не удивился.

– Я тоже в свое время читала аргентинские газеты, – проговорила Ариан, едва сдерживая бешенство. – Продолжать нашу беседу нет никакого смысла.

– То, что я собираюсь сказать, не займет много времени. – Чарлз отпил еще глоток и вперил в Ариан пристальный взгляд. – Так вот, выяснение обстоятельств смерти вашего мужа заставило меня под несколько иным углом взглянуть на ваши слова о том, что один из близких вам мужчин умер от разочарования. Вы сказали, что ваш супруг отправился на тот свет, когда вы сообщили ему, что не можете иметь детей.

Ариан еще не поняла, к чему клонит незваный гость, но почувствовала сильную тревогу.

– Я прекрасно понимаю, какое горькое разочарование могла вызвать эта новость у одного из богатейших в мире людей, – продолжал тем временем Чарльз. – Из некролога мне стало ясно, что он был человек немолодой и что детей у него не было. Следовательно, состояние должна была унаследовать его жена, то есть вы. Увидев вашу яхту и прочитав в газетах о масштабах бизнеса вашего супруга, я прекрасно понял и то, почему вы не хотели разочаровывать его до свадьбы. Это всего лишь моя догадка, но я почти уверен, что вы признались ему, что не можете рожать, только после заключения брака.

Тревога Ариан росла. Гость неверно истолковал мотивы ее поведения, но он был умен.

– Ближе к делу, – нетерпеливо произнесла она.

Чарлз взглянул на свои дешевые часы. Он все еще сожалел, что пришлось продать прежние, золотые, но вырученными от продажи деньгами он смог оплатить расходы, связанные с поездкой в Мадрид.

– Еще минута. Хотя это стоило мне некоторых расходов, в Испании я проконсультировался с юристом, очень хорошо разбирающимся в тонкостях аргентинского законодательства. Брак, при заключении которого один из будущих супругов утаивает от другого информацию, которая может самым непосредственным образом повлиять на их семейную жизнь, в Аргентине считается недействительным. Главной целью брака в Аргентине считается создание полноценной семьи, рождение и воспитание детей. Это означает, что ваш брак недействителен. Соответственно по закону состояние вашего мужа должно было отойти его сестрам, а не вам. Думаю, родственников мистера де ла Форса очень заинтересовало бы мое небольшое открытие, но я бы предпочел иметь дело с вами.

Ариан чувствовала нестерпимое желание встать и вышвырнуть негодяя вон, но она чувствовала, что он, вероятнее всего, прав в его ссылках на аргентинские законы. Медицинский осмотр подтвердил бы, что Ариан бесплодна. Но у него не могло быть никаких доказательств того, что она не предупредила Симона об этом до свадьбы, а это означало, что в суде слово могущественной Ариан де ла Форс будет против слова сестер Симона и этого подонка.

Ариан немного расслабилась. Через пару секунд гнусный шантажист окажется на улице, решила она, и уже раскрыла было рот, чтобы крикнуть «Убирайтесь!», но слово это так и не было произнесено: она вдруг вспомнила нечто очень важное.

Свидетели были. Сотни свидетелей. Тогда, во время приема после свадьбы, Симон твердил всем и каждому, что первое, что они сделают с Ариан, – это заведут ребенка. Все приглашенные знали о гипертрофированном самолюбии де ла Форса. Он ни за что не стал бы говорить ничего такого, что впоследствии могло бы привести к «потере лица». Ложь Ариан, разумеется, все равно пришлось бы доказывать в суде, но косвенные свидетельства того, что она ввела мужа в заблуждение, были достаточно весомыми, чтобы у какого-нибудь алчного юриста могло возникнуть желание взяться за это дело. А первое, что сделает любой адвокат, – это начнет наводить справки об ответчице, то есть об Ариан. Если явившийся к ней тип сумел раскопать столько всего, лишь прочитав старые газеты и проконсультировавшись с адвокатом в Мадриде, то детективы в Париже и Рио-де-Жанейро, разумеется, смогут выяснить гораздо больше, а этого Ариан допустить не могла.

– Сколько вы хотите? – спросила она.

Чарлз встал с кресла и, подойдя к Ариан, уселся на ее стол так небрежно, словно был у себя дома. На лице его снова появилась гнусная ухмылка.

– Строго говоря, мне нужны не деньги. Вот цена, которую я назначаю: мы с вами проведем вместе всю оставшуюся жизнь. С сегодняшнего дня я не могу себе позволить потерять вас из виду. Как вы сами сказали, мужчины, приблизившиеся к вам, умирают. Я не допускаю и мысли, что после нашей беседы вы поручите кому-нибудь меня прикончить, но вероятность такого исхода станет еще меньше, если я, так сказать, официально стану вашим любовником и сожителем. В этом случае, если я погибну при странных обстоятельствах, вы станете главной подозреваемой. Но это крайне неприятная тема, и вряд ли стоит ее развивать. Словом, мне нравится ваш образ жизни, и я буду рад разделить его с вами, – промурлыкал Чарлз и, увидев, как в глазах Ариан сверкнула ярость, тут же добавил: – Не беспокойтесь, я не стану требовать от вас ничего такого, что шло бы вразрез с вашими желаниями. В этом смысле у меня будет своя жизнь, отдельная от вашей, и при этом я обещаю, что никогда не поставлю вас в неудобное положение. Но ответ нужен мне сейчас. Сегодня вечером есть рейс на Буэнос-Айрес – если придется лететь в Аргентину, я бы не хотел его пропустить.

– Ваша наглость поразительна, – заговорила она. – Мне никогда в жизни не приходилось слышать ничего подобного, и…

– Мы теряем время, – перебил ее Чарлз. – У вас есть час на раздумья. Я буду ждать вашего звонка в баре отеля «Мирамар». – Он встал и направился к двери, бросив на ходу: – На вашем месте я бы хорошенько подумал, прежде чем наводить какие-либо справки.

Как только за Чарлзом закрылась дверь, рука Ариан легла на телефонную трубку. Однако, помедлив несколько секунд, она снова положила трубку на рычаг. Мерзавец был прав: если она позвонит в Буэнос-Айрес и начнет выяснять у кого бы то ни было детали аргентинского законодательства, касающиеся вопросов признания брака недействительным, это неизбежно породит подозрения, а затем и слухи.

Разумеется, можно было немедленно передать все состояние Симона его семье. Но тогда сработала бы ловушка, заготовленная для нее мужем: бразильская полиция немедленно получила бы от заблаговременно нанятого Симоном юриста информацию о том, что Ариан де ла Форс не та, за кого себя выдает. Получалось, что Ариан не только потеряет все деньги, но и окажется в тюрьме, будет разлучена с Глорией. Письмо Симона закабалило ее на десять лет. Этот срок подходил к концу, но теперь, после визита Чарлза Мердока, угроза разоблачения стала для Ариан пожизненной.

Ариан посидела, напряженно размышляя, затем сняла трубку и попросила телефонистку соединить ее с отелем «Мирамар». Разговор занял меньше минуты.


Нана заперла дверь в свою комнату, вытащила чемодан и принялась паковать свои вещи. Она не могла понять, почему год назад Ариан позволила неизвестно откуда взявшемуся Чарлзу поселиться у них. Нана терпеть его не могла, да и Ариан, судя по всему, тоже. Ариан постоянно появлялась с ним на людях, но при этом и у нее, и у Чарлза была своя жизнь. Нана знала, что Ариан не любила Симона, но по крайней мере могла понять, почему она вышла за него замуж. Чарлз же не представлял собой ровным счетом ничего – это был просто красивый альфонс.

Хуже всего, что он плохо действовал на Глорию. Нет, не обижал ее – Чарлз вообще старался не замечать девочку. Однако с того самого момента, как он появился в доме, Глория стала злой, капризной, совершенно на себя непохожей. В результате Ариан тоже стала стараться избегать общения с ней. В самом деле, трудно было общаться с девочкой, которая то и дело кричала, что ненавидит свою мать и мужчину, с которым та живет. Однако отсылать Глорию в Швейцарию, в школу-интернат, как это только что сделала Ариан, было жестоко.

Нана понимала, что теперь внучка вырастет вдали от нее. Она потеряла Глорию, как когда-то потеряла свою дочь, и теперь ее жизнь лишилась смысла. Нана сказала Ариан, что хочет жить где-нибудь в другом месте, вдалеке от всех.

Она остановила свой выбор на замке Ла-Энкантада в Пунта-дель-Эсте, где Ариан иногда проводила свой отпуск. Холмы и море, объяснила Нана, напоминают ей о детстве. Ариан заверила Нану, что обязательно будет приезжать на уругвайское побережье вместе с Глорией на рождественские каникулы – в южном полушарии в это время начиналось лето.

Нана была довольна, что иногда все же будет иметь возможность видеться с внучкой, но в то же время станет жить одна.

Глава 39

Лондон

Ноябрь 1988 года

У Пандоры выдался особенно трудный день. Возникли проблемы с поставкой товаров в центральные графства, из Тайваня вовремя не поступила крупная партия хлопка, застрявшая в каком-то порту, и ко всему этому добавилась забастовка почтовых работников, создавшая множество досадных осложнений. После долгого телефонного разговора на повышенных тонах с каким-то типом, находившимся на противоположной стороне земного шара, она бросила трубку на аппарат, чувствуя себя, словно выжатый лимон. Было семь часов вечера. Лекция в штаб-квартире организации «Друзья земли», посвященная проблеме спасения котиков в Северном море, началась в шесть тридцать. Пандора решила, что успеет послушать заключительную часть, если поторопится.

Тед был в Нью-Йорке, и Пандора заметила, что ей не хватает того чувства уверенности и защищенности, которое исходило от него. Анализируя их отношения, Пандора всякий раз приходила к выводу, что они развиваются очень удачно, и она, по идее, должна была считать, что ей крупно повезло. Однако, хотя ей не хотелось признаваться в этом даже себе самой, Пандора радовалась возможности побыть одной, когда Тед уезжал. Может, мне просто иногда нужно немножко свободы, подумала она, паркуя машину около университетского колледжа.

Когда она вошла в здание, лекция уже закончилась. Пандора направилась было к выходу, когда кто-то вдруг дотронулся до ее плеча. Она обернулась.

– Привет! Вы меня помните? Я Эндрю Макадам. Мы с вами встречались в «Ковент-Гарден». Вы тогда еще обедали в обществе моих дяди и тети. Извините, я забыл ваше имя.

Пандора, разумеется, помнила, как молодой человек ворвался в королевскую ложу и скрасил своим присутствием до невозможности чопорную и напыщенную беседу. Эндрю лучился здоровьем и бодростью, добытыми явно не в тренажерных залах и соляриях – их ему наверняка заменяли море и солнце. Он был строен и широкоплеч – словом, весьма и весьма хорош собою.

– Меня зовут Пандора Дойл. Я вас помню, но тогда в «Ковент-Гарден» вы выглядели иначе.

– Ну разве что потому, что на мне был мой единственный костюм, – рассмеялся Эндрю. – Во всем остальном я, по-моему, тот же, что и раньше. Может быть, вы просто стали как-то по-другому смотреть на людей.

– Возможно, – согласилась Пандора, подумав, что Эндрю Макадам попал в точку.

– Завтра утром я улетаю обратно на Сейшелы. Недостаток времени заставляет людей быть более дерзкими, чем в обычных условиях. Я с удовольствием сейчас же пригласил бы вас пообедать. Но поскольку мое приглашение может быть расценено как слишком поспешное – ведь мы почти не знаем друг друга, – вам пришлось бы делать вид, что я кажусь вам слишком навязчивым. Почему бы нам не поболтать минут пять? А уж после этого я приглашу вас пообедать. Идет? Для начала расскажите мне, что могло привести такую красивую, стильно одетую женщину, как вы, на скучную лекцию о морских котиках.

Эндрю держался с подкупающей непосредственностью, и в то же время в его поведении начисто отсутствовало высокомерие и самолюбование, часто свойственные людям, сознающим свою внешнюю привлекательность. Его восхищение красотой Пандоры было неподдельным, и она почувствовала, что польщена.

– Я спонсирую проект по защите котиков от вымирания, – сказала она.

– Значит, вы богаты, хороши собою и задумываетесь о судьбах окружающего мира. Да, вы необычная женщина.

– Почему вы решили, что я богата? – поинтересовалась Пандора, насторожившись.

– Это видно по тому, как вы стоите. Когда я работал в банке, я мог определить размеры состояния любого посетителя, плюс-минус миллион, по походке. Правда, я давно не занимался такими вещами и немного потерял навык… – Скрестив руки на груди, Эндрю с шутливым вниманием окинул Пандору взглядом. – Пожалуй, я бы сказал, что размеры вашего состояния составляют от пяти до десяти миллионов. Ну а как обстоит дело в действительности?

Вопрос был не из тех, которые задают в первые десять минут после знакомства.

– В любом случае вас это не касается, – холодно ответила она.

– А, значит, вы в самом деле богаты, – рассмеялся Эндрю. – И очень жаль, потому что это означает, что с вами скорее всего очень трудно общаться. И все же мы могли бы вместе съесть какой-нибудь простенький обед.

– Я вас совершенно не знаю.

– Вот вам как раз отличная причина. За обедом я могу все о себе рассказать. Я уехал из Лондона пять лет назад, но думаю, что где-нибудь поблизости все еще можно найти подходящий ресторанчик с мягким полумраком, таинственной восточной музыкой, приличной едой и счетом, не превышающим десять фунтов.

Ей внезапно ужасно захотелось принять неожиданное приглашение – оно было чем-то вроде острой приправы к пресному, скучному, тяжелому дню.

– Что касается счета, вы погорячились, – ответила она. – Боюсь, на десять фунтов сейчас нигде не поешь – разве что ваша история совсем короткая. Может, вы все же осилите сумму посолиднее? Если нет, то могу заплатить и я.

– Не обольщайтесь насчет моей походки – мои финансы весьма скудны. И тем не менее деньги от женщин я не принимаю, даже если речь идет о лондонских миллионершах. Как насчет того, чтобы разделить расходы пополам?

– Договорились, – сказала Пандора.

– Куда пойдем?

– Ну, я не знаю, где сейчас можно найти дешевый китайский ресторан, но мне известен один индийский. Называется «Моти-Махал». Это в Челси, но я на машине – она припаркована на Расселл-сквер.

– Звучит соблазнительно, поехали, – жизнерадостно улыбнулся Эндрю.

Когда они выходили из здания, Пандора вдруг подумала о Теде. «Ради Бога, ведь мы собираемся всего-навсего пообедать», – одернула она сама себя. Вскоре они остановились около ее автомобиля. Пандора очень гордилась своим черным «Порше-911», но сейчас он показался ей чересчур шикарным. Эндрю сел на сиденье, ничего не сказав по этому поводу, и она почувствовала, что он просто не из тех, кто придает значение подобным вещам. Когда-то давно ей встречались люди такого типа.

Эндрю явно был слишком высок для ее автомобиля, и его нога почти соприкасалась с рычагом переключения передач. Пандора почему-то чувствовала себя напряженно и, чтобы развеять неловкость, заставила себя заговорить.

– Ну и где же вы сейчас живете? – спросила она, уголком глаза глядя на своего собеседника.

Эндрю улыбнулся.

– Я собирался приберечь свою историю до обеда, но могу начать и сейчас, если хотите.

Сиденья в салоне были расположены вплотную друг к другу, поэтому, когда он пошевелился, слегка переменив позу, плечо его слегка коснулось плеча Пандоры – на какую-то секунду, не более. Однако ей от этого мимолетного прикосновения мгновенно стало душно. К счастью, как раз в этот момент ей пришлось полностью сконцентрироваться на вождении – она с трудом пробиралась сквозь густой поток машин, делавших круг по Трафальгарской площади.

– Пять лет назад я бросил работу в банке, – начал Эндрю. – Там люди либо старались как можно быстрее разбогатеть, чтобы, положив на это все силы, потом заняться чем-то другим, либо пытались делать карьеру, идя по трупам, чтобы любой ценой добраться до самого верха. Карьерные высоты меня не интересовали, а для того, чтобы заниматься любимым делом, мне не требовалось много денег.

– И в чем же состояла ваша мечта? – поинтересовалась Пандора, резко вывернув руль, чтобы избежать столкновения с каким-то идиотом мотоциклистом.

– Еще с детства меня очень интересовали птицы, – продолжал он. – И вот я бросил работу, продал квартиру, накупил уйму литературы о пернатых и отправился на Сейшелы. Мне принадлежит маленький отель на одном из островов, я пишу книгу о тропических птицах и вместе с небольшой группой замечательных людей, моих единомышленников, занимаюсь охраной исчезающих видов. Мне не нужно ничего, что походило бы на это. – Он указал пальцем на Букингемский дворец.

– А вам не скучно на ваших Сейшелах? – спросила Пандора с искренним любопытством.

– Скучно бывает тому, кому нечего делать, да еще тому, кто занимается делом, которое ему не нравится. У меня полно работы, свободного времени почти совсем не остается, и мне это нравится. Правда, моя работа не приносит много денег, но это вовсе не означает, что она скучная.

– Наверное, ваша жизнь довольно приятна, но дает ли она вам ощущение того, что вы чего-то добились?

Прежде чем ответить, Эндрю бросил на Пандору пристальный взгляд.

– Возможно, и нет – в том смысле, который вы в это вкладываете. Но нам удалось восстановить поголовье черных райских мухоловок, которые, когда я приехал на острова, находились на грани исчезновения. И нам еще очень много надо сделать. Я работаю по четырнадцать часов в сутки, но при этом никогда не пользуюсь телефоном.

Отповедь несколько смутила Пандору, и она на некоторое время замолчала. Наконец они свернули на Смит-стрит, и Пандоре каким-то чудом удалось найти свободное местечко на стоянке перед рестораном. Она от души обрадовалась возможности выйти из машины и увеличить дистанцию между ней и Эндрю. Пандора зашагала ко входу в ресторан, как вдруг почувствовала, как Эндрю взял ее за руку.

– Извините, если я ответил вам чересчур сердито, – мягко сказал он.

– И вы извините за то, что я неуважительно отозвалась о вашей работе, – с улыбкой ответила она и тут же отвела взгляд. Они вошли в ресторан, но оказалось, что зал полон посетителей. Около бара дорогу им преградила толпа юношей, одетых в костюмы в тонкую полоску, и их подружек в мини-юбках. Метрдотель, заметив Пандору, подошел к ней и, заламывая руки, сообщил:

– Мисс Дойл, вы не заказали столик заранее, а раньше чем через сорок минут вряд ли появятся свободные места. Я очень сожалею.

Пандора, однако, его почти не услышала. Эндрю стоял сзади, притиснутый к ней толпой, и она чувствовала тепло его тела, его дыхание на своей шее. Некоторое время Пандора стояла не шелохнувшись, затем повернулась к Эндрю. Сделав над собой усилие, она посмотрела ему прямо в лицо и, преодолев смущение, сказала:

– Я живу здесь рядом, за углом. Мы могли бы зайти ко мне и чего-нибудь выпить, а минут через сорок вернуться.

– Отлично, – коротко бросил Эндрю.

Не говоря больше ни слова, они вышли из ресторана и зашагали по направлению к Сейнт-Леонардз-террейс. Перед домом Эндрю крепко сжал руку Пандоры в своей. Они подошли к дому. Эндрю, остановившись, окинул взглядом фасад. В преддверии зимы глициния сбросила листья, и Пандора вдруг пожалела, что ее спутник не видел растение в цвету.

– Что ж, неплохо, – сказал Эндрю с нескрываемым восхищением, закончив свой осмотр.

– Ваша мечта – тропический остров, моя – дом на Сейнт-Леонардз-террейс.

– Моя будет подешевле.

– Зато от моей мне легче добираться до работы, – парировала Пандора, делая вид, что ищет ключи. Она вдруг словно опомнилась, и ей стало неловко. Она совсем не знала стоявшего рядом мужчину и тем не менее привела его к себе домой. Такого с ней раньше не случалось! Пандора попыталась думать о Теде, но это не помогло. Внезапно она почувствовала руки Эндрю на своих плечах и подняла на него глаза.

– Думаю, вам лучше открыть дверь, – сказал он после долгого молчания, не отводя взгляда.

Войдя, они остановились в прихожей, глядя друг на друга в слабом свете, проникавшем сквозь входную дверь, которую Пандора так и не закрыла. Потом Эндрю толчком захлопнул ее, и они оказались в полной темноте. Несколько секунд они стояли в полном молчании, слыша дыхание друг друга. Наконец Эндрю обнял Пандору и прильнул губами к ее губам.

* * *

Тишину пронзил резкий телефонный звонок. Проснувшись, Пандора протянула руку к аппарату. Она понятия не имела о том, который час, но, судя по солнечным лучам, лившимся в окно, было уже довольно поздно. Ответив своей секретарше – в офисе Пандору ждал важный клиент, – она перекатилась на другую сторону кровати и потрогала углубление в подушке, оставленное головой Эндрю. Тут только она заметила на полу записку. Подняв ее, прочла: «Улетаю на острова сегодня утром. Адрес найдешь на обратной стороне. Прилетай следующим рейсом. У нас будет масса времени – столько, сколько мы захотим».

Ей не нужна была масса времени, ей был нужен он, Эндрю. Несколько часов, проведенных с ним, изменили все ее мироощущение. Все, чего достигла Пандора, все, что имела, показалось ей жалким суррогатом того, что она нашла. Она знала, что так будет, с момента, когда они с Эндрю сели в ее машину.

День шел своим чередом, но Пандора почти ничего не замечала вокруг. Она вспоминала Эндрю, каждый миг, проведенный рядом с ним, испытывая сильнейшее искушение сесть в самолет.

Однако минул день, затем другой, третий, и все были заполнены множеством событий, встреч с самыми разными людьми, требовали от нее принятия решений. К тому же вернулся Тед.

Реальная жизнь оставалась реальной жизнью. Пандоре пришлось затратить слишком много сил, чтобы найти в ней свое место. Мечты же были опасным занятием.

Глава 40

Пунта-дель-Эсте

Сентябрь 1988 года

Утро, несмотря на солнечную погоду, выдалось холодным. Ариан подняла воротник. Мужчины опустили гроб в свежевыкопанную могилу. Ариан бросила в нее букет белых роз и зашагала прочь, не дожидаясь, пока священник дочитает молитву – не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел слезы на ее глазах.

Тихо и незаметно, как все, что она делала, Нана неделю назад вошла в море и не вернулась. Тело нашли на острове в центре залива три дня спустя. Нана не оставила предсмертной записки, но в этом не было необходимости – все было ясно. Десять дней назад Ариан позвонила ей и сообщила о свадьбе Глории и о том, что она родила девочку.

Ариан вообще-то очень не хотелось, чтобы Нана знала о том, что Глория вышла замуж, а главное – за кого. Она не сомневалась, что именно ее, Ариан, Нана будет молчаливо обвинять в катастрофе, которой можно было считать брак Глории и Мердока.

Узнав от своих знакомых, что Глория родила, Ариан почувствовала острую необходимость пообщаться с дочерью. Чтобы как-то подготовиться к трудному разговору, Ариан решила для начала позвонить Нане и сообщить о том, что ее внучка вышла замуж и родила правнучку. Только теперь она поняла всю серьезность и непоправимость своей ошибки. Она должна была догадаться, что брак Глории с Чарлзом для Наны означал последнее и окончательное поражение, поскольку все последние годы внучка была для нее центром и смыслом жизни.

Теперь у Ариан не осталось никого, кроме Глории и ее маленькой дочери. Рубен, Флоринда, Симон, Пол, теперь и Нана – все близкие люди исчезли из ее жизни. Однако смерть Наны давала Ариан долгожданную возможность позвонить Глории, чтобы разделить с ней горе.


– Добрый день, мисс Глория, – с почтением сказал дворецкий, распахнув дверь перед Глорией и нянькой, которая несла на руках ребенка. Голос его звучал так, будто он по-прежнему видел Глорию каждый день. Молодая мать огляделась и вдруг почувствовала себя так, словно никуда и не уезжала. Здесь был ее дом.

– Доброе утро, Франсуа, – ответила она и, представив няньку дворецкому, добавила: – Пожалуйста, проводите Шейлу в гостиную для прислуги – она наверняка с удовольствием выпьет чашечку чаю.

С этими словами Глория забрала у няньки девочку. Расправив складки одеяла, в которое была завернута Мерседес, она, дождавшись, пока остальные выйдут, направилась в сторону большой гостиной и вдруг заметила Ариан, которая, стоя в дальнем конце галереи, смотрела на нее. Глории вдруг показалось, что мать так же жаждет примирения, как и она сама, и так же боится их встречи. Женщины медленно двинулись навстречу друг другу. Когда расстояние между ними сократилось до шага, Ариан раскинула руки в стороны и обняла дочь и внучку.

– Родная моя, я так рада тебя видеть, – сказала Ариан со слезами на глазах. Затем она осторожно приподняла уголок одеяла, закрывавший лицо маленькой Мерседес. – Эта кроха – единственная, кому разрешается плакать, но она ведет себя просто идеально. Какая же она милая!

Глория с улыбкой вручила ей драгоценный сверток. Ариан принялась покачивать спящую малышку, прижавшись щекой к ее покрытой пухом головке.

– Пойдем в мою спальню, – предложила Ариан дочери. – Мерседес будет куда удобнее на моей кровати.

Они прошли через гардеробную, где Глория заметила огромную коробку одноразовых подгузников, ящик всевозможных детских лосьонов и массу игрушек.

– Сегодня утром я на всякий случай кое-что купила, – смущенно пояснила Ариан и рассмеялась, прижав к себе маленькое тельце.

В спальне она уложила девочку на шелковую простыню.

– Похоже, ей тут уютно. Давай посидим у камина – оттуда нам будет удобно за ней приглядывать, – сказала Ариан и нажала на кнопку звонка рядом с кроватью.

Через несколько секунд в комнате появился Франсуа с чайными приборами на подносе. Поставив поднос на низкий столик у камина, он вышел. Мать и дочь почувствовали, что теперь наступает самый трудный момент – им предстоял действительно тяжелый разговор. Ариан принялась сосредоточенно разливать по чашкам чай, радуясь этой небольшой отсрочке.

В течение последних нескольких дней она не раз репетировала свою речь. Пришло время положить конец двадцати годам молчания и лжи. Ариан собиралась объяснить Глории, кто она такая на самом деле и кем была раньше, рассказать правду о Нане, о детстве самой Глории, о Чарлзе – словом, обо всем. Передав Глории чашку с чаем, Ариан уселась рядом с ней, на секунду прикрыла глаза и начала говорить, глядя прямо перед собой:

– Я никогда не была такой счастливой, как сейчас. Когда я увидела тебя, то поняла, как сильно мне тебя не хватало. Мне надо рассказать тебе очень много важного о себе и о тебе – ты имеешь право это знать. Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты знала: я всегда считала тебя своей дочерью. Ты всегда была и сейчас остаешься для меня самым близким и нужным мне человеком. Если ложь – это искажение наших подлинных чувств, то я никогда не лгала тебе, но я хочу рассказать тебе о себе, о Нане и… о тебе.

Ариан замолчала, пытаясь справиться с подступившими слезами. Когда она, собравшись с силами, собиралась продолжить, Глория взяла ее за руку.

– Мама, пожалуйста, не продолжай. Я знаю, то, что ты хочешь мне сказать, причинит тебе сильную боль, но пойми, все это больше не имеет никакого значения. Ты действительно моя мать, и я люблю тебя, остальное не важно. За этот год, пока мы были вдали друг от друга, я очень многое узнала о себе и о тебе, да и Мерседес помогла мне понять нечто очень важное. Ты не была мне должна ничего, кроме любви, и ты любила меня, как могла. Я старалась сделать тебе больно, но куда больнее сделала самой себе…

Наступил долгая пауза.

– Прости меня, – прошептала наконец Ариан.

– И ты прости меня, – отозвалась Глория.


– Ну и сколько же она тебе дала? – озабоченно спросил Чарлз, едва Глория вошла в гостиную.

Он давно перестал притворяться. После свадьбы ему пришлось оплачивать все счета, и его финансовые ресурсы были почти исчерпаны. Арендная плата за дом была поистине грабительской. Мердок рассчитывал, что Ариан вскоре смягчится и поможет им, чтобы иметь повод навестить беременную Глорию. Однако у этой стервы оказался куда более сильный характер, чем он предполагал, и после рождения ребенка ему пришлось погасить счета из роддома – они привели его в ужас, – также из собственного кармана. Вскоре после этого он был вынужден уволить повара и горничную. Молодым супругам пришлось довольствоваться услугами приходящей уборщицы. Теперь, с приближением зимы, у Мердока появился предлог, чтобы рассчитать еще и садовника, но так не могло продолжаться бесконечно.

От подруги Глории Чарлз узнал, что в Аргентине умерла последняя из сестер Симона де ла Форса. Это означало, что капкан, в котором Мердок держал Ариан, разжался. Он не мог больше шантажировать ее, он мог только просить.

– Иногда я думаю, что тебе самое время уползти обратно в канализацию, откуда ты в свое время появился, – сказала Глория, с презрением глядя на мужа. – Ты ведь вылез из дерьма – там тебе и место. Я не просила у матери денег.

– Ну а как вообще все прошло? – спросил он, постаравшись, чтобы голос звучал как можно мягче и доброжелательнее.

– Мама пригласила нас вместе с ней встретить Рождество в Пунта-дель-Эсте, – холодно сказала Глория. – Мне неудобно было ей отказывать, и я приняла приглашение, в том числе и от твоего имени, но я хотела бы, чтобы ты остался здесь. Назад я не вернусь. Завтра я поговорю с юристами. Мне нужен развод.

Чарлз замер как громом пораженный, затем пришел в бешенство. Какая дрянь! Всего одна встреча с ее мамашей – и пожалуйста, она уже намерена сбежать от него. Чарлз не собирался разводиться с Глорией до тех пор, пока не достигнет своей цели, то есть не получит по меньшей мере половину денег Ариан. Но для этого Глория должна была сначала получить состояние матери в свое распоряжение!

– Что за чушь ты несешь, Глория! Я понимаю, что после свидания с матерью ты взволнована, но сейчас не время расторгать наш брак. Подумай о нашей дочери!

Упоминание о ребенке мгновенно привело Глорию в ярость.

– Да тебе наплевать на Мерседес! Я знаю, на что ты рассчитываешь! Тебе кажется, что чем дольше мы будем оставаться мужем и женой, тем больший кусок тебе достанется при разделе состояния матери! Так вот, забудь об этом. Мама сказала, что планирует все свое состояние перевести в лихтенштейнские банки и оформить на Мерседес, а распоряжаться им до ее совершеннолетия доверено совету опекунов. Разумеется, опекуны будут заботиться и обо мне и учитывать мои интересы. Не думаю, что они будут о тебе высокого мнения. Все это будет сделано к следующему году. Честно говоря, ты напрасно теряешь время, околачиваясь около меня.

Чарлзу стоило огромных усилий скрыть свою тревогу. Весь его расчет строился на его уверенности в том, что Глория очень дорога Ариан. Однако ему никогда не приходило в голову, что Ариан может завещать все свои колоссальные деньги внучке. Вытребовать что-либо для себя у опекунского совета, заседающего в Лихтенштейне, было потруднее, чем заглянуть в сумочку английской королевы. Чарлзу нужно было время, чтобы все обдумать.

– Глория, мне очень больно слышать твои слова. Ты обсудила вопрос о разводе с твоей матерью?

– Нет.

Глория жалела о том, что не сделала этого, но ей помешала ее собственная гордость.

Чарлз с трудом скрыл облегчение. Не все еще было потеряно. Опустив глаза, он заговорил, делая вид, что слова даются ему с большим трудом:

– Твое решение о разводе для меня большой удар. Однако в любом случае Мерседес не только твоя, но и моя дочь, и мне нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к мысли, что я буду видеть ее гораздо реже. Давай проведем все вместе хотя бы одно Рождество – обещаю, что дам согласие на развод на каких угодно условиях, как только мы вернемся обратно в Нью-Йорк. Повремени беседовать с юристами. И еще одно: пожалуйста, не говори матери о своем решении до Нового года – это даст нам еще один, последний шанс решить все наши проблемы. Не думаю, что я прошу слишком много, верно?

Глория заколебалась. Ей трудно было поверить, что Мерседес настолько дорога Чарлзу, что ему больно с ней расстаться, но, в конце концов, она ведь действительно была его дочерью. И потом, до Рождества оставалось всего два месяца.

– Согласна, – проговорила она наконец. – Но до Рождества я буду жить на другой половине дома.

С этими словами она, не оглядываясь, вышла из комнаты.

Чарлз вздохнул с облегчением. Он не возражал против перспективы спать в одиночестве. Чтобы обдумать свои планы, ему нужно было сосредоточиться.


Лежа в постели, Ариан снова и снова перебирала в памяти события минувшего дня. Держа на руках Мерседес, она поняла, что отныне внучка должна стать неотъемлемой частью ее жизни. В то же время Ариан было ясно, что рано или поздно придется поговорить с дочерью о Чарлзе. Она не верила в прочность этого брака. Однако слишком многие их прежние ссоры возникали из-за того, что, по мнению Глории, мать вмешивалась в ее жизнь. Теперь дочь сама должна была принять решение.

В то же время Ариан стремилась создать хотя бы иллюзию нормальных взаимоотношений. Она пришла к выводу, что лучшим способом сделать это было собраться всем вместе на Рождество в Пунта-дель-Эсте. Чарлз и Глория могли бы ночевать на яхте, в нескольких милях от Ла-Энкантада. Днем же Чарлз мог бы ходить под парусами или кататься на водных лыжах, а Глория вместе с малышкой коротать время в замке в обществе матери.

Впрочем, Ариан поняла, что выдает желаемое за действительное и что ей скорее всего не ужиться с Чарлзом под одной крышей. Чтобы снять напряженность, решила она, нужно пригласить других гостей.

Ариан принялась изучать свою записную книжку. В ней значились имена сотен людей, однако большинство были слишком тесно связаны с тем периодом ее жизни, когда Мердока все считали ее постоянным любовником, а с другими Ариан была недостаточно хорошо знакома, чтобы ни с того ни с сего приглашать в свой уругвайский замок на празднование Рождества.

Внезапно у Ариан возникла великолепная мысль. Ну конечно же, Пандора Дойл. Ариан знала ее достаточно хорошо и вполне могла рассчитывать на ее помощь в этой весьма непростой ситуации, учитывая свойственное Пандоре безукоризненное чувство такта. Пандора как-то упоминала, что ее приятелем и любовником был Тед Карсон – тот самый, который в свое время пытался выкупить у Ариан принадлежавшую ей долю компании, основанной Пандорой. Отвергнув предложение Карсона, Ариан невольно подумала о том, что он скорее всего относится к людям того же сорта, что и Симон де ла Форс. Впрочем, это была проблема Пандоры, а уж никак не ее. Итак, Пандора Дойл и Тед Карсон. Они будут идеальными гостями для такого случая.


Гипсовый образ Девы Марии и небольшое деревянное распятие – других украшений в комнате не было. Сестра Росарио, сидевшая напротив Флоринды за тщательно выскобленным сосновым столом, не спускала с нее внимательного взгляда.

– Найти работу для человека с твоим прошлым было нелегко, Флоринда, – жестко сказала она. – Но все те годы, которые ты провела в тюрьме, я наблюдала за тобой, и верю, что ты искренне раскаялась в содеянном. За тебя просила сама мать-настоятельница. Именно поэтому и только поэтому тебя освободили досрочно. Теперь мы нашли тебе занятие, которое даст тебе средства к существованию, и ты не должна нас подвести.

– Спасибо, сестра Росарио. Я хочу лишь жить спокойно и честно – больше мне ничего не надо, – тихо ответила Флоринда, потупив взгляд.

– Ты пойдешь в отель «Прайя-дос-Моррос» в Сан-Коррадо и спросишь Марию Галвеш. Ей нужны уборщицы. Она тебя ждет. – Монахиня протянула Флоринде листок бумаги. – Вот адрес. Да благословит тебя Господь, дитя мое.

Та наклонилась и поцеловала монахине руку.

Оказавшись на улице, Флоринда бегом понеслась вдоль крытой аркады монастыря – ей хотелось как можно скорее вырваться на волю. Здесь было почти так же гнусно, как в тюрьме, где она провела почти двадцать лет. Последний месяц она почти все время молилась вместе с дурами монашками и чистила в монастыре сортиры.

Зато теперь Флоринда была свободна и могла наконец заняться поисками Сильвии.

Глава 41

Пунта-дель-Эсте

Декабрь 1988 года

Ариан, сидя в лимузине, катившем из Ла-Энкантада в аэропорт Монтевидео, где она через пару часов должна была встретить Пандору, от души наслаждалась поездкой. Она, разумеется, могла бы отправить в аэропорт кого-нибудь из обслуживающего персонала, но ей был нужен предлог, чтобы на какое-то время отлучиться из замка.

Утром из Нью-Йорка прибыли Чарлз, Глория и Мерседес. Сразу по прибытии они отправились на яхту, чтобы отдохнуть после ночного перелета. В самый последний момент из Лондона позвонила Пандора и сообщила, что Карсон не сможет приехать. К счастью, сама Пандора не отменила свой визит. Ариан вытянула ноги и откинулась на мягкую кожаную спинку сиденья.

Когда несколько недель назад умерла Инес де ла Форс, Ариан почувствовала, что она наконец освободилась от мертвой хватки Чарлза. Двенадцать лет она ждала этого. В июне будущего года должно было исполниться двадцать лет с того момента, как Ариан стала женой Симона де ла Форса. По аргентинским законам, по истечении двадцатилетнего срока со времени свадьбы вопрос о признании брака недействительным рассмотрению в суде уже не подлежал. Это означало, что Чарлзу не достанется ничего, за исключением компенсации в ходе развода с Глорией. Ариан готова была заплатить три-четыре миллиона долларов за то, чтобы Мердок навсегда исчез из их жизни.

Теперь надо было думать о будущем – своем собственном, Глории и ребенка.

Да, все определенно менялось к лучшему. Стоял солнечный день, и Ариан вдруг захотелось запеть, но несколько стесняло присутствие шофера. Тогда она принялась громко насвистывать. Водитель время от времени бросал на нее удивленные взгляды в зеркало заднего вида, но это только забавляло Ариан. В конце концов, она была миссис де ла Форс и могла делать все, что ей вздумается.


Пандора смотрела в иллюминатор, стараясь отвлечься от неприятных мыслей.

Самая сложная из ее проблем была у нее прямо перед глазами – крупный бриллиант, украшавший ее палец.

Вернувшись три недели назад из Нью-Йорка, Тед, должно быть, что-то почувствовал, поскольку заговорил о том, что им с Пандорой нужно «работать над укреплением отношений». Они договорились перед вылетом в Уругвай встретиться в его квартире и прямо оттуда отправиться вместе в аэропорт. Пандора приехала к Теду довольно рано. Некоторое время любовники сидели на диване, глядя на огонь и перебрасываясь ничего не значащими фразами. Внезапно Тед заговорил о делах.

– Мне надо знать твое решение по поводу внедрения твоей фирмы на американский рынок, – сказал он. – Я не могу держать для тебя помещения целую вечность.

– Я ведь уже говорила, что мне сейчас страшновато брать на себя такие серьезные финансовые обязательства, – ответила Пандора.

– Есть способ, благодаря которому ты можешь заработать уйму денег, совершенно при этом не напрягаясь.

– И каким же образом?

– Став миссис Тед Карсон, разумеется. – Вынув из кармана кольцо, Тед надел его на палец Пандоре. – Мне несложно будет финансировать расширение сети магазинов моей жены.

Пандора, избегая его взгляда, стала рассматривать кольцо.

– Я… я не могу тебе ответить прямо сейчас, – выговорила она наконец.

– Почему?

– Я уже была замужем, и дело тут не только в кольце. Все гораздо сложнее.

Пандора не кривила душой – ее действительно терзали сомнения, правда, они были связаны отнюдь не с ее неудачным замужеством. Пару месяцев назад она бы без колебаний ответила Теду «да», но ее встреча с Эндрю многое изменила.

– Понимаю, – сказал Тед. – Я тоже был женат. Тебе по крайней мере не приходится платить алименты. Но неудача в браке еще не повод для того, чтобы отказаться попробовать еще раз.

– И все же я должна подумать, – сказала Пандора.

Тед встал. Он был явно расстроен.

– Если есть такая необходимость, то это значит, ты мне отказываешь.

– Мне просто надо как следует поразмыслить. – Пандора тоже встала и взглянула Карсону прямо в лицо. – Пожалуй, будет лучше, если я поеду в гости к Ариан одна. Если мы поедем вместе, ты будешь оказывать на меня давление. Ты можешь быть очень убедительным – иногда даже сам не знаешь, насколько, – с улыбкой сказала Пандора, стараясь, чтобы голос звучал как можно беспечнее.

Тед на мгновение нахмурился, но затем тоже улыбнулся и обнял ее.

В его объятиях Пандора почувствовала себя так уютно, что едва не ответила ему согласием тут же, на месте. И все же что-то удержало ее от этого. Теперь, в семи тысячах миль от Лондона, она размышляла о том, что, возможно, напрасно попросила у Теда отсрочку.


Сначала протереть плинтусы, затем обмахнуть электрические розетки на стене, пройтись по дверным косякам, а после этого – мебель. Держа в руке перьевой плюмажик для вытирания пыли, Флоринда ходила взад-вперед по номеру отеля – одному из тех многих, которые ей предстояло убрать. За работой она мысленно то и дело повторяла, словно молитву, наставления своей новой начальницы. Это была настоящая мегера. Проверяя работу горничных, она заходила в каждую комнату, без конца проводя рукой в белоснежной перчатке то по поверхности стола, то по дну выдвижного ящика, то по подоконнику. Обнаружив на перчатке малейшие следы пыли, она приходила в неистовство. Флоринда ненавидела ее, но сдерживалась. Как-никак у нее была комнатка на чердаке, где она жила вместе с еще одной горничной, и жалованье, на которое хоть и с трудом, но все же можно было существовать. Если бы не эта работа, ей пришлось бы либо снова поселиться в трущобах, либо, что еще хуже, отправиться обратно к монахиням.

Последним в перечне ее обязанностей было опорожнение мусорной корзины. Это было для Флоринды единственной возможностью получить за свои труды хоть какую-то награду сверх скудного заработка: иногда в корзинах оказывался флакончик с остатками духов или выброшенная за ненадобностью губная помада. На этот раз, однако, среди мусора не оказалось ничего полезного, кроме бразильского издания журнала «Вог». Покончив с уборкой, она села в кресло и принялась перелистывать глянцевые страницы.

Фотографии красивых женщин на фоне роскошных домов и молодых девиц, щеголявших в одежде, которую она никогда в жизни не могла себе позволить, привели Флоринду в ярость. Шлюхи, думала она, все они шлюхи, которым просто невероятно повезло. На глаза ей попалась статья, посвященная живописи, и она начала рассматривать репродукции картин с указанными рядом астрономическими ценами, как вдруг ее внимание привлекла фотография женщины, лицо которой показалось Флоринде смутно знакомым. Вначале Флоринда подумала, что это хозяйка одного из тех домов, где она когда-то работала, затем пришла к выводу, что это не так.

Внезапно Флоринда почувствовала себя так, словно кто-то нанес ей сильнейший удар под ложечку: она узнала Сильвию. Правда, подпись под снимком гласила, что запечатленную на нем даму зовут Ариан де ла Форс, но у Флоринды не было никаких сомнений в том, что это ее сестра. Подойдя к зеркалу, Флоринда положила журнал на туалетный столик и взглянула на свое отражение. Затем она подтянула рукой обвисшую кожу лица, разгладив морщины – результат разрушительного воздействия времени и перенесенных лишений. Сходство было поразительным. Сильвия, разумеется, выглядела моложе и свежее, но если бы Флоринда жила так же беззаботно, как ее сестра, и носила такие же платья и драгоценности, она выглядела бы ничуть не хуже.

Флоринда принялась читать статью. В ней говорилось, что «великолепная миссис де ла Форс» приобрела картину за пятьдесят пять миллионов долларов. Автор описывал ее как невероятно богатую и в то же время весьма скрытную особу. Репортер упоминал также о том, что она провела детство в Южной Америке, что живет она то в Европе, то в Нью-Йорке, а в данный момент она отправилась в Уругвай, чтобы встретить Рождество в своем замечательном замке в Пунта-дель-Эсте.

Флоринда в бешенстве разорвала журнал. Значит, пока она гнила в тюрьме, Сильвия жила как королева. Ну что же, по крайней мере теперь было известно, где ее искать. Наконец-то эта сука заплатит за все, подумала Флоринда. Она решила, что потребует с Сильвии деньги за свое молчание – много, очень много денег – а потом убьет ее.

Завтра, за день до сочельника, ей заплатят жалованье. Этих денег должно было хватить, чтобы доехать на автобусе до границы с Уругваем.

Глава 42

Пунта-дель-Эсте

31 декабря 1988 года, утро

Горничная вошла в комнату на цыпочках.

– Не беспокойтесь, Корасон, я уже проснулась, – сказала Пандора.

– Я не принесла вам завтрак, мисс Дойл, потому что миссис де ла Форс просила узнать, не позавтракаете ли вы вместе с ней внизу.

– Пожалуйста, передайте миссис де ла Форс, что я с удовольствием присоединюсь к ней, как только приведу себя в порядок, – ответила Пандора и соскочила с кровати.

– Миссис де ла Форс завтракает на террасе, – весьма официальным тоном объявила горничная перед тем, как выйти за дверь.

Стоя под душем, Пандора подумала, что ей предстоит впервые позавтракать в обществе Ариан, хотя она приехала в Пунта-дель-Эсте неделю назад. Пандоре удалось скрыть свое раздражение, когда Ариан по пути из аэропорта Монтевидео как бы между делом заметила, что на рождественские праздники по ее приглашению приехали также Чарлз и Глория вместе с ребенком. Пандоре сразу стало ясно, почему Ариан решила пригласить ее, но она была в долгу перед Ариан и смирилась с отведенной ей ролью громоотвода. Однако ее опасения оказались напрасными. Поселившись в замке, Пандора оказалась вовлеченной в весьма бурную светскую жизнь – ее то и дело приглашали на всевозможные приемы, коктейли на яхтах и прочие увеселительные мероприятия, посещать которые Ариан неизменно отказывалась. В результате Пандора проводила в доме Ариан не так уж много времени.

По сравнению с Чарлзом, однако, даже довольно нелюдимая владелица замка казалась образцом общительности. Пандоре довелось побеседовать с Мердоком всего один раз, в первый вечер после своего приезда, во время праздничного рождественского обеда. Ариан весьма живо обсуждала с Глорией общих знакомых, а Чарлз в основном разговаривал с Пандорой. Его манеры были такими же безукоризненными, как и во время памятной для молодой англичанки вечеринки в доме Джеральдины. После того вечера Пандора видела Мердока очень редко, да и то издали.

Приняв душ, Пандора быстро оделась и прошла на огромную каменную террасу, за перилами которой виднелся залив. Там за столом, в тени круглого белого тента, среди терракотовых ваз с белой геранью, сидела Ариан, держа на руках Мерседес. В десяти ярдах от нее, прислонившись к одной из колонн галереи, стояла нянька, почтительно глядя на хозяйку и ребенка. На террасе появилась горничная с подносом.

– Вы как раз вовремя, – с улыбкой сказала Пандоре Ариан.

Горничная ушла, и Пандора села за стол напротив хозяйки.

– Вы не могли бы разлить по чашкам кофе? – попросила Ариан, пощелкивая пальцами перед личиком малышки, которая пыталась ухватить ее за руку. – Я не могу выпустить из рук Мерседес. Няня так и ждет удобного момента, чтобы у меня ее отобрать. Угощайтесь сами, хорошо?

Держа ребенка на коленях, Ариан не без труда ухитрилась намазать маслом кусочек поджаренного хлеба, но Мерседес за это время успела запустить пальчики в клубничный джем и вымазать им белую рубашку своей бабушки.

– Ах ты, проказница! – со смехом воскликнула та.

Пандора невольно улыбнулась.

– Я вижу, вы ей все прощаете, – заметила она.

– Она подарила мне самую большую радость, которую я когда-либо испытывала. Благодаря ей я многое поняла, и прежде всего то, что нужно уметь выделять в жизни главное.

– Откуда вы можете знать, что главное, а что – второстепенное?

– Человек всегда в состоянии это сделать. Просто подчас нам не хватает мужества, чтобы взглянуть правде в глаза. – Бросив взгляд на руку Пандоры, Ариан заметила на ее пальце кольцо. – Когда мы встретились в первый раз, вы сделали мне комплимент по поводу моих драгоценностей. Теперь моя очередь. Почему бы вам не рассказать мне о ваших делах и об этом кольце?

Пандора задумалась, вертя кольцо на пальце, затем подняла глаза на Ариан и сказала:

– Тед предложил мне выйти за него замуж.

– А вы, насколько я понимаю, не хотите этого делать.

– Я точно знаю, что предпочла бы оставить все как есть, – вздохнула Пандора. – Выйдя замуж за такого человека, как Тед, очень трудно не стать просто миссис Карсон. С другой стороны, я не уверена, что работа всегда будет для меня главным делом жизни. Она заполняет собой большую часть моего времени, она доставляет мне удовольствие, но ведь в конце дня я все же иду домой.

– Похоже, вы считаете, что вам сделали предложение, от которого вы не можете отказаться. Или не должны отказываться. Исходя из своего опыта, хочу вас предупредить – берегитесь предложений, от которых невозможно отказаться. Они всегда обходятся людям гораздо дороже, чем им кажется поначалу.

Ариан жестом подозвала няньку.

– Мерседес нужно сменить подгузник. – Она передала женщине ребенка и, смочив в стакане с водой салфетку, потерла влажное пятно, появившееся на ее белых брюках. – Видели бы меня сейчас фотографы из «Вог»! – рассмеялась она, но тут же лицо ее стало серьезным. – Вы завтра уезжаете. Я хотела сказать, что очень благодарна вам за то, что вы приехали. Я уверена, вы понимаете, почему я пригласила вас сюда.

Пандора улыбнулась.

– Это я должна вас благодарить. Признаюсь, я была удивлена, встретившись здесь с Глорией и Чарлзом, но для меня было очевидно, что вы не хотели обсуждать этот вопрос. Есть вещи, о которых лучше не говорить.

– Вы рассуждаете как типичная британка, – засмеялась Ариан.

– А я и есть типичная британка. В Нью-Йорке это осложняло мне жизнь, но теперь я отношусь к этому совершенно спокойно. И вам нет нужды извиняться – особенно после того, что вы сделали для меня в прошлом году.

– Всего лишь инвестицию, причем только по той причине, что была уверена, что вкладываю деньги в интересное и выгодное дело. Теперь, когда у вас тоже есть деньги, вы, наверное, поняли, что это очень важная вещь, но все же далеко не все. В ту ночь в Венеции вы дали мне нечто такое, что было для меня так же важно, как для вас были важны деньги.

Пандора попыталась вспомнить их тогдашний разговор.

– Я тогда плохо соображала, потому что была очень озабочена собственными проблемами. О чем вы? – спросила она, по-настоящему заинтригованная.

– Это сейчас не важно. Как видите, я решила последовать вашему совету и не говорить о вещах, о которых лучше молчать. Мне просто хотелось, чтобы вы знали, что я вам очень благодарна, особенно сейчас.

– Если вы имеете в виду Чарлза и Глорию, то я искренне надеюсь, что мое присутствие вам помогло, – сказала Пандора. – Чарлз определенно старается никому не попадаться на глаза. Возможно, он смущен.

Ариан отрицательно покачала головой:

– Нет, он что-то задумал – если бы я только знала, что именно. – Ариан легонько хлопнула в ладоши. – Ну, хватит об этом. Давайте поговорим о сегодняшнем вечере. Гулленсы пригласили нас на новогоднюю вечеринку в Ла-Терраса. Глория и Чарлз приняли их предложение, но с меня хватит и Рождества. Мы с вами могли бы пообедать здесь, после чего вы, если захотите, отправитесь в Ла-Терраса. Мой шофер отвезет вас и может подождать.

– Если вы не хотите ехать, я останусь с вами, – предложила Пандора.

– Ни в коем случае, – твердо возразила Ариан. – Я устала от вечеринок, но вы должны как следует отдохнуть и развлечься. Возможно, вы встретите там мужчину своей мечты, хотя у меня такое впечатление, что вы его уже встретили.

– Что вы имеете в виду? – озадаченно спросила Пандора.

– Не надо так волноваться, – загадочно улыбнулась Ариан. – Я говорю всего лишь о вашем кольце.


Чарлз еще раз внимательно огляделся по сторонам. Вокруг никого не было.

Во время первой же прогулки по парку он сумел отыскать строение, в котором размещался электрогенератор – оно находилось у подножия одного из холмов. Удача явно была на стороне Мердока. Буря, пронесшаяся незадолго до этого над побережьем, повалила несколько сосен на опушке леса, которым поросла вершина холма. Теперь Чарлзу нужно было только одно: чтобы поваленные деревья никто не трогал. Было маловероятно, что их станут убирать сегодня – Чарлз рассудил, что между рождественским и новогодним праздниками вряд ли найдутся охотники заниматься этой работой.

Мердока нисколько не ввело в заблуждение безукоризненно корректное поведение Ариан – он был уверен, что она ни за что не покажется на людях вместе с ним и с Глорией, особенно на вечеринке, подобной той, что должна была состояться в Ла-Терраса. Оставалось только выманить из дома девицу-англичанку. Чарлз попросил Гулленсов пригласить ее, так что этот вопрос вроде бы был решен. Ариан всегда отпускала прислугу после новогоднего обеда. Это означало, что вечером хозяйка останется в доме одна.

Чарлз позаботился и о том, чтобы на яхте вечером тоже никого не было. Утром он сказал капитану, что команда может быть свободна на всю ночь. Еще раз обдумав все детали, Чарлз, довольный собой, зашагал к дому.


Налетевший ветер зашумел, раскачивая сосны на вершине холма всего в сотне ярдов от того места, где еще несколько секунд назад находился Чарлз. Скрип веток испугал Флоринду, и она спряталась. Через некоторое время, удостоверившись, что вокруг никого нет, она расслабила пальцы, крепко сжимавшие ручку небольшой сумки, которую захватила с собой из Рио.

Три дня назад, едва успев приехать и даже не отдохнув после изнурительной тряски в автобусе, Флоринда принялась изучать телефонный справочник Пунта-дель-Эсте и вскоре обнаружила то, что искала. «А. де ла Форс, Ла-Энкантада», прочла она на одной из страниц. Адреса в справочнике не было. В конце концов ей удалось выяснить на почте, что замок Ла-Энкантада находится в двенадцати милях от города, на холме около Пунта-Байена. Ей пришлось снова сесть в автобус. На билет ушли почти все остававшиеся у нее деньги, но Флоринда не расстроилась – она была уверена, что очень скоро деньги перестанут быть для нее проблемой.

Добравшись до вершины холма, Флоринда наконец увидела дом и была поражена его размерами и красотой. Впрочем, у нее не было времени любоваться видами – прежде чем стемнеет, нужно было найти какое-нибудь убежище. Лес был достаточно далеко от дома, и в него явно никто не ходил. Она устроила себе убежище под открытым небом, среди поваленных деревьев.

Днем она наблюдала за обитателями дома, по ночам рылась в мусорных ящиках в поисках пищи и утоляя жажду из фонтана на террасе. В один из вечеров Флоринда заметила в окне башни сестру. Радость по поводу того, что ей удалось обнаружить место, где спала Сильвия, несколько сгладила вспышку ярости, которую Флоринда испытала, увидев ее. Флоринде удалось также установить, что кроме Сильвии в доме жила только еще одна женщина, которая ночевала в спальне, расположенной с противоположной стороны башни. Ей оставалось лишь надеяться, что сегодня ночью сестра останется одна – из опыта своей работы в качестве горничной Флоринда знала, что в ночь накануне Нового года богачи имеют обыкновение отпускать прислугу. Она ждала уже много лет, так что несколько лишних часов не играли роли.

Открыв сумочку, Флоринда достала пистолет, который выкрала из кабинета управляющего, перед тем как покинуть отель. Прикосновение к металлу доставило ей огромное удовольствие.

Глава 43

Пунта-дель-Эсте

31 декабря 1988 года, вечер

Прежде чем отправиться на камбуз, Чарлз еще раз бросил взгляд на часы. Было около девяти вечера. С нижней ступеньки трапа он мог видеть Пепу, которая была занята тем, что нагружала едой и напитками подносы, стоящие на хромированной плите.

– Извините, что беспокою вас так поздно, Пепа, – заговорил Мердок, войдя в камбуз. – Знаю, вы уже собираетесь домой, но я обнаружил, что у меня куда-то пропала карточка «Американ-экспресс». Наверное, я оставил ее в кармане рубашки, которую сегодня днем отдал вам в стирку. – Чарлз сверкнул одной из своих самых любезных улыбок. – Не могли бы вы ее поискать? Я бы и сам это сделал, но где же я найду свою нестираную рубашку?

Прачечная находилась на нижней палубе – следовательно, Пепе должно было понадобиться несколько минут, чтобы сходить туда и обратно.

– Конечно, сеньор. Я быстро, – заверила Пепа Чарлза.

– Не торопитесь. Я не хочу, чтобы в спешке вы поскользнулись на трапе. Я могу подождать.

Как только Пепа ушла, Чарлз вынул из кармана флакончик секонала. В этот вечер он специально заказал для себя пиво – это давало ему возможность без труда отличить свой поднос от двух других.

Глория заказала гаспачо. Достав из флакона две капсулы, Мердок быстро вытряхнул их содержимое в тарелки своей супруги и няньки и перемешал жидкость, так что порошок полностью растворился в супе. К тому времени, когда Пепа вернулась в камбуз, он уже стоял у стены, внимательно разглядывая висящую на ней полочку со специями.

– Вот ваша карточка, – сказала Пепа.

Взяв у нее из рук пластиковый прямоугольник, Мердок сунул его в карман.

– Очень хорошо, что вы ее нашли, – сказал Чарлз. Он не сомневался, что так оно и будет, так как сам заранее положил карточку в карман грязной рубашки.

Пепа взяла в руки поднос Глории. Чарлз вежливо посторонился, пропуская ее вперед.


Часы пробили одиннадцать. Обед закончился, и две женщины, оставшись в гостиной одни, принялись за кофе.

– Сейчас новогодняя ночь. У вас есть какое-нибудь желание? – спросила Ариан и улыбнулась, увидев тень тревоги на лице Пандоры. – Не волнуйтесь, я не собираюсь требовать, чтобы вы раскрыли мне свои секреты. Но вы впервые встречаете Новый год здесь, а в этой части земного шара в летнее время очень часто можно видеть падающие звезды. Когда увидите падающую звезду, загадайте желание – и оно исполнится.

Пандора подняла глаза к небу.

– Так просто?

Ариан улыбнулась.

– Человек сам должен добиваться исполнения своих желаний, но все же лучше иметь некоторую поддержку там, наверху.

Пандора внезапно почувствовала себя ужасно одинокой.

– У меня есть желание, – сказала она, чуть помедлив, – и я скажу вам, какое. Я очень хочу снова увидеть одного человека.

Ариан встала и взяла с серебряного поставца бутылку вина.

– Наверное, этот «один человек» не тот, который подарил вам это кольцо. Уж очень вы неуютно себя чувствуете с ним на пальце, – сказала она и, наполнив бокал Пандоры, снова села на свое место. – Почему бы вам не рассказать мне о нем?

– Я познакомилась с ним в Лондоне, совсем недавно. Он живет на Сейшелах и вскоре после нашей встречи снова отправился туда. Возможно, все это моя фантазия… – извиняющимся тоном заговорила Пандора.

– Не надо с такой легкостью отказываться от своих фантазий. Они дают нам возможность стремиться к недосягаемому. Если бы не они, жизнь была бы пресной, а фантазии добавляют в нее пряности. Вы его любите?

– Если бы знать, – вздохнула Пандора. – Тогда все было бы гораздо легче. Разве можно сказать, любишь человека или нет, если провел с ним всего несколько часов?

Ариан задумалась.

– Когда речь идет о любви, время, которое люди провели вместе, не имеет никакого значения, – ответила она, помолчав. – Даже если вы проживете с человеком всю жизнь, это еще не значит, что вы его любите. Любовь – это не привычка. Впрочем, я всего лишь высказываю свое личное мнение, и вы должны сделать скидку на то, что я импульсивная южноамериканка, – шутливым тоном добавила Ариан, но тут же, снова посерьезнев, посоветовала: – Не надо пытаться подвергать любовь анализу, просто радуйтесь, если она к вам пришла.

– Даже если это означает бросить все остальное, что есть в вашей жизни – все, что для вас ценно и важно?

– Да, если вам в самом деле нужна эта любовь. Человек должен стремиться к тому, что ему действительно нужно.

– Я уверена, что не имею права спрашивать вас об этом. Но для меня это очень важно, и потому я все же задам вам этот вопрос. Так вот, для меня более чем очевидно, что вы не любите Чарлза. Теперь, когда я все же немножко вас знаю, я уверена, что и никогда раньше вы его не любили. Если, как вы утверждаете, любовь к мужчине играет такую большую роль в жизни женщины, то почему вы остановили свой выбор на нем?

Ариан встала со стула и, подойдя к застекленным дверям, повернулась к Пандоре спиной и стала смотреть на тучи, заволакивающие луну.

– Потому что у меня не было другого выхода, – заговорила она. – Жизнь время от времени ставит нас перед выбором. Перед нами открываются определенные возможности, но доступно нам далеко не все. И не дай вам Бог вдруг обнаружить, что, получив желаемое, вы потеряли самое важное для вас. За все приходится чем-то платить, но бывают такие цены, заплатить которые человек просто не в состоянии. Именно это я поняла во время нашей с вами беседы в Венеции, хотя тогда я не осознавала этого так ясно, как сейчас. Вы очень помогли мне тогда, и потому я вам очень благодарна. Именно этим объясняется мое тогдашнее решение вам помочь.

Пандора задумалась, пытаясь вспомнить, что именно сказала она в Венеции такого, что оказало на Ариан столь сильное влияние, но ей, как и за завтраком, это не удалось.

– Думаю, вам пора, – донесся до нее голос Ариан. – Вам надо добраться до Ла-Терраса до полуночи, а это далеко отсюда. Ла-Терраса находится за казино, что на Сан-Рафаэль.

Пандора встала.

– Вы уверены, что не хотите, чтобы я осталась? Как-то неловко оставлять вас одну в новогоднюю ночь.

– Конечно, уверена, – улыбнулась Ариан. – В особенности теперь, после всего того, что вы мне рассказали. Вам сейчас ни в коем случае нельзя оставаться наедине со своими мыслями, а я устала и хочу спать. Но мы можем выпить в честь Нового года немного раньше срока.

С этими словами Ариан пересекла гостиную, подошла к буфету, вынула из стоящего на нем серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского и откупорила ее. Раздался громкий хлопок, выстрелившая пробка угодила Пандоре в ногу.

– По местному поверью, если в незамужнюю женщину попадает пробка из-под шампанского, это означает, что она скоро пойдет под венец, – сказала Ариан, разливая в бокалы вино.

– Вы специально в меня прицелились, так что это попадание не в счет, – рассмеялась Пандора, принимая бокал из рук собеседницы.

– Это совершенно безобидная игра, и в ней иногда, чтобы добиться нужного результата, не грех немного и сжульничать, – сказала Ариан. – Счастливого Нового года! – воскликнула она, поднимая бокал с шампанским. Одинаковой формы и размера изумруды, украшавшие ее пальцы, ярко блеснули, освещенные пламенем свечей.

– Счастливого Нового года, – ответила Пандора, искренне надеясь, что ее пожелание сбудется. – А у вас есть новогоднее желание?

На губах Ариан снова появилась улыбка.

– Мне кажется, мое желание уже исполнилось. Сегодня днем Глория сказала мне, что как только мы все вернемся в Нью-Йорк, она начнет бракоразводный процесс, – сказала хозяйка Ла-Энкантада с нескрываемым торжеством в голосе.

– Я очень рада – и за вас, и за нее, – сочувственно проговорила Пандора.

Женщины отпили по глотку вина, после чего Ариан поставила свой бокал на стол.

– А теперь вам пора. Повеселитесь как следует. И не забывайте про падающие звезды – смотрите почаще на небо.

Ариан и Пандора прошли через неосвещенный вестибюль, отделанный мавританской плиткой. Плитка блестела в свете фар поджидающего Пандору автомобиля, проникающем в помещение через застекленные двери.

Дождавшись, пока машина отъедет, Ариан повернула к лестнице, ведущей в ее спальню, и остановилась, услышав где-то снаружи, совсем рядом с домом, какой-то странный шум. Прислушавшись, она решила, что это ветер опрокинул один из стульев на террасе. Тем не менее ей почему-то стало не по себе от мысли о том, что она осталась совсем одна в огромном, погруженном в темноту доме.

Она вспомнила о пистолете Симона, лежащем в нижнем ящике ее стола, и решила, что, хотя это и глупо, ей все же следует пойти и взять его.


Ведя машину по пустынной дороге, идущей по берегу океана, Чарлз тихонько напевал себе под нос и старался успокоиться, однако от волнения у него болел живот, словно все его внутренности сжимал, скручивал чей-то невидимый кулак. Увидев вдали огни приближающегося встречного автомобиля, он съехал к обочине, затормозил и пригнулся, выжидая, пока тот проедет мимо, и только после этого снова вырулил на шоссе.

Первую часть его плана ему удалось осуществить без каких-либо накладок. Как Чарлз и ожидал, Глорию и няньку сморил сон, и они так и остались в своих каютах. Мердок решил, что завтра утром скажет Глории, что она спала так крепко, что у него просто рука не поднялась будить ее из-за какой-то вечеринки. Он подумал, что, может быть, и ему стоит потом принять секонал, чтобы наутро женщины нашли его спящим в своей кровати.

Мердок свернул на поперечную узкую дорогу, ведущую к Ла-Энкантада, и, выключив фары, поехал вверх по холму. Доехав до ворот, он припарковался чуть в стороне, за густыми кустами, и взял с заднего сиденья сумку на ремне.

Дальше Мердок пошел пешком. Вскоре впереди замаячила темная громада дома. Свет горел только в окнах спальни Ариан, просачиваясь сквозь жалюзи. Правда, лампы были зажжены и в вестибюле на первом этаже, но так бывало всегда – на ночь их не гасили.

Мердок свернул влево и направился к лесу. Через некоторое время он добрался до вершины холма и вышел к поваленным деревьям. С моря подул ветер, и сосны вокруг заскрипели под его напором. «Отлично, – подумал Мердок. – Утром это будет вполне правдоподобным объяснением случившегося».

Выждав полчаса, он навалился на ствол одной из поваленных сосен и принялся осторожно подталкивать его вниз. Через некоторое время, уступив его усилиям, дерево покатилось по склону холма и остановилось лишь почти у самого подножия, ударившись о стену строения, в котором располагался генератор. Чарлз тоже спустился вниз и плотно прижал ствол к фундаменту таким образом, что густая масса хвои закупорила вентиляционное отверстие, сделанное для эвакуации выхлопных газов, образовывавшихся при работе двигателя. Вскоре, задохнувшись в собственном дыму, двигатель заглох.

Чарлз бегом бросился к дому. Теперь Ла-Энкантада полностью погрузилась в непроницаемую тьму. Был час ночи. Мердок решил, что подождет полчаса, чтобы Ариан заснула, а затем сделает свой последний ход.


Вечеринка в Ла-Терраса была в самом разгаре. Час назад, после целой серии тостов, в продолжение которой гости выпили изрядное количество шампанского и поздравили друг друга, обмениваясь объятиями и поцелуями, снова начались танцы. Танцевали везде – в доме, в саду, около освещенного бассейна. Пандора была одной из тех немногих, кто не участвовал в этом веселье.

Чарлз и Глория так и не появились, и это ее всерьез обеспокоило. Пандора помнила, как Ариан сказала, что Чарлз что-то задумал, и теперь жалела, что оставила ее одну. Время уже далеко перевалило за полночь, и она, придя к выводу, что оставаться дольше в Ла-Терраса бессмысленно, решила попросить шофера немедленно отвезти ее обратно.

Пройдя через лужайку, она спустилась по каменным ступенькам, ведущим на автомобильную стоянку. Ветер трепал ее волосы. Несмотря на беспокойство, Пандора не могла не восхититься красотой раскинувшейся перед ней бескрайней равнины океана, мерцающей в голубовато-серебристом свете звезд и луны. Дойдя до конца лестницы, она вдруг заметила падающую звезду, сверкающей полосой прочертившую ночное небо, в котором ярко горел Южный Крест.

К тому времени, когда Пандора оказалась около машины, она уже загадала желание.


Стрелки часов показывали половину второго ночи. Пора, решил Чарлз и, встав, в полной тишине двинулся через внутренний дворик. Дойдя до входной двери, он открыл ее своим ключом и скользнул в дом. Затем Мердок взял с одного из столов в вестибюле небольшой медный подсвечник и прислушался. Убедившись, что кругом стоит полная тишина, он начал подниматься наверх.

Добравшись до двери на верхней площадке лестницы, он снова замер, выжидая и прислушиваясь. В доме по-прежнему было тихо. Тогда он осторожно, очень осторожно приоткрыл дверь и заглянул в образовавшуюся щель. В лунном свете, пробивавшемся в окно сквозь жалюзи, Чарлз увидел на кровати спящую Ариан.

Он снял туфли и вытащил из сумки тяжелый гаечный ключ. Затем он неслышно вошел в спальню. В воздухе стоял отчетливый запах духов Ариан. Чарлз на цыпочках подошел к кровати и занес гаечный ключ, готовый обрушить его на голову Ариан, но вдруг замер. Единственным звуком, который улавливал его слух, был стук его собственного сердца, но Чарлзу вдруг стало страшно. Он немного помедлил – ему надо было успокоиться, чтобы точно рассчитать удар. Бить следовало достаточно сильно, чтобы разом лишить Ариан сознания, но важно было и не переборщить – гаечный ключ вполне мог пробить череп, а это означало бы провал всего замысла. Все должно было выглядеть как несчастный случай, поэтому детали приобретали исключительное значение. Нельзя было допустить ни одной ошибки. Поразмыслив немного, он пришел к выводу, что, пожалуй, будет лучше, если он сначала подготовит все остальное. Опустив гаечный ключ в карман, он медленно попятился, содрогаясь от скрипа досок под ногами, и снова вышел на лестничную площадку. Ариан продолжала крепко спать.

Чарлз достал из сумки отвертку и большую жестяную банку с мастикой для натирания полов. Он слегка ослабил шурупы, которыми ручка двери крепилась к филенке, после чего отложил отвертку в сторону и, взяв в руки банку с мастикой и подсвечник, снова пробрался в комнату. Там он осторожно положил рядом с Ариан раскрытую книгу, чтобы создать видимость, будто она читала перед сном, и поставил подсвечник на прикроватную тумбочку. Хотя движения Мердока были очень медленными, он чувствовал, как по лбу его текут струйки пота. Постояв несколько секунд в полной неподвижности, чтобы немного успокоиться, он открыл жестянку с мастикой и вылил густую массу на кружевной подзор и на пол под кроватью. По комнате мгновенно распространился резкий запах растворителя. Когда банка опустела, он сунул ее себе за пазуху. Все было готово: теперь ни у кого не должно было возникнуть никаких сомнений в том, что гибель Ариан была вызвана просто трагическим стечением обстоятельств. Все просто – человек читал при свече, что само по себе вполне естественно, так как по ночам в Пунта-дель-Эсте то и дело отключалось электричество. А потом человек просто незаметно для самого себя заснул.

Чарлз почувствовал, что наконец-то готов сделать последний шаг в осуществлении своего плана, но тут вдруг комната погрузилась в полную темноту. Ветер нагнал тучи, которые совершенно закрыли луну. Чарлзу же был необходим лунный свет – без него он не мог точно прицелиться. В кромешной тьме он мог повредить Ариан лицо, сломать нос, а на это не преминул бы обратить внимание даже провинциальный врач. Чарлз уже собрался было сходить на площадку и взять из сумки карманный фонарик, как вдруг Ариан зашевелилась. Он замер на месте как вкопанный, боясь двинуться с места – скрип досок под его ногами мог разбудить ее. Однако время шло, и пора было действовать. Снова вынув гаечный ключ, Чарлз нашарил в кармане зажигалку и, чиркнув ею, зажег свечу. Затем он размахнулся, собираясь опустить тяжелый ключ на голову спящей.

Грохот выстрела оглушил его. Чарлз громко вскрикнул от боли и отчаяния – оказывается, мерзавка прихватила с собой в постель пистолет! Пуля раздробила Мердоку коленную чашечку. Судорожно взмахнув рукой, он опрокинул стоящий на тумбочке подсвечник. Свеча упала на пол, фитиль окунулся в лужицу мастики на полу. Вокруг кровати мгновенно взвились вверх языки пламени. Чарлз захромал к двери, но грянул второй выстрел. На этот раз пуля угодила ему в спину. Дыхание у него пресеклось, ноги подогнулись, и он рухнул на пол. Чарлз попытался выбраться из комнаты ползком, но силы его иссякли. Так и не добравшись до выхода, он замер у самой двери, заблокировав ее изнутри своим телом.

Пламя быстро охватило стены, обитые деревянными панелями, которые много лет тщательно полировали. Вскоре огонь добрался и до потолка. Чарлз слышал, как откуда-то издалека до него доносятся крики Ариан. Они звучали так тихо, словно она находилась от него за тысячи миль. Но она была рядом, совсем рядом – Мердок чувствовал, как она пинает его, старается оттащить в сторону и отчаянно, но безуспешно дергает за дверную ручку. Ему показалось, что он услышал, как ручка с хрустом отломилась, и крики Ариан стали еще громче, но это могло ему и померещиться. Он еще мог видеть, ему чудилось, что он наблюдает за происходящим сквозь толстый слой воды, словно рыба, плавающая в аквариуме. Но вместо воды вокруг него были пламя и дым, много-много дыма. Ариан рухнула на пол рядом с ним. Свет в глазах Чарлза начал меркнуть, и вскоре он уже ничего не видел, кроме небольшого участка стены прямо перед собой. Там, на стене, висела картина с изображением какой-то женщины. Огненные языки жадно лизали раму и холст. Мердок точно знал, что где-то уже видел эту картину, но где?

Вскоре огонь превратился в сплошной оранжевый вал. Портрет на стене, как и все остальное в охваченной пожаром комнате, превратился в пепел.


– Быстрее, быстрее, – подгоняла водителя Пандора.

Машина вихрем влетела в открытые ворота. В разрыве между тучами вдруг показалась луна, и Пандора наконец увидела впереди замок Ла-Энкантада. Верхний этаж башни был охвачен огнем. Автомобиль остановился у входа, и Пандора, выбравшись наружу, опрометью кинулась в дом.

В первую секунду ей показалось, что внутри дома все выглядит точно так же, как тогда, когда она уезжала. Однако затем Пандора почувствовала запах гари и услышала доносящиеся сверху отчаянные крики. Она бросилась бежать вверх по лестнице. О себе Пандора в этот момент не думала – все ее мысли были об Ариан.

Эпилог

Пунта-дель-Эсте 1 января 1989 года

Пожар удалось локализовать и потушить, но даже издали было видно, как безоблачное небо все еще пачкает дым. Замок Ла-Энкантада, который еще вчера был одним из многочисленных материальных олицетворений богатства и могущества Ариан, теперь стал ее могилой. В этой могиле могла оказаться и Пандора, если бы через несколько секунд после того, как она потеряла сознание, на месте происшествия не появились пожарные.

Она сидела в полном одиночестве на террасе кафе и, рассеянно помешивая кофе, смотрела в сторону побережья. Перед ней раскинулся пейзаж удивительной красоты – залив, обрамленный светлой лентой песка, сосновый лес, вплотную подступивший к линии побережья, подернутые голубоватой дымкой холмы и лазурной голубизны небо, отражавшееся в воде. Идеальное место для беззаботной жизни. По крайней мере так Пандоре казалось еще несколько часов назад.

Пандора поднесла чашку к губам, и луч солнца упал на бриллиант. Вчера ночью на вечеринке в Ла-Терраса она приняла решение отклонить предложение Теда о замужестве. Желание, которое она загадала в полночь, увидев падающую звезду, было простым – ей хотелось снова встретиться с Эндрю. Но все это случилось до того ужаса, который ей довелось пережить в Ла-Энкантада, и потому теперь уже не имело почти никакого значения. Ариан погибла. Когда-то она, словно падающая звезда, помогла осуществиться мечтам Пандоры и вот теперь ушла из жизни. Пожалуй, Пандоре ничего не оставалось делать, как вернуться в Лондон, к той жизни, которой она жила до этого, не надеясь на чудеса, опираясь на реальность и довольствуясь тем, что есть.

Вдруг она заметила машину, приближавшуюся со стороны гавани. Это был один из автомобилей Ариан. Вероятно, подумала Пандора, кто-то – Чарлз или Глория – послали водителя на ее розыски. А может быть, полицейские. Еще утром, когда она выписывалась из клиники «Мальдонадо», ей сказали, что днем с ней, возможно, захотят встретиться представители полиции. Пандора не могла заставить себя вернуться в дом и предупредила медсестру, что будет завтракать в кафе. Сейчас, впрочем, она всерьез подумывала о том, чтобы сбежать в Лондон до встречи с представителями закона.

Что, собственно, она могла им сказать? Пандора была уверена, что Чарлз убил Ариан, но не могла этого доказать.

Мердок, вероятно, сумел замести следы – в противном случае сейчас полиция обшаривала бы яхту. Но яхта мирно покачивалась на волнах в какой-нибудь сотне футов от Пандоры, и на палубе не было ни души. Глория наконец-то должна была получить в свое распоряжение деньги матери. Чарлз добился своего. Даже если Глория с ним разведется – Пандора от души надеялась, что так и будет, – Мердоку наверняка достанутся солидные отступные. А дальше жизнь пойдет своим чередом.

Машина остановилась в нескольких ярдах от ее столика, и из нее вышел водитель.

Пандора отвернулась. Ей не хотелось смотреть на Чарлза, видеть его торжествующее лицо, не хотелось, чтобы он понял, что в душе у нее кипит бессильный гнев. Однако в ту же секунду ей стало стыдно за свое малодушие. Она должна, должна была посмотреть этому мерзавцу прямо в глаза – ради Ариан. Да, она не может его уличить, но по крайней мере Мердок должен понять, что она знает правду.

Пандора подняла взгляд и застыла в изумлении. К ней своей обычной грациозной походкой направлялась Ариан. Горе, терзавшее душу Пандоры еще несколько секунд назад, при виде живой и здоровой Ариан мгновенно уступило место бурному ликованию. Пандора бросилась к подруге и со слезами на глазах обняла ее.

– Я думала, что вы погибли! – снова и снова восклицала она.

– Никогда ничему не верьте, не увидев все собственными глазами, – тихо произнесла Ариан, обнимая Пандору за плечи.

Женщины направились обратно к столику. Как только они сели, Ариан начала говорить:

– Когда начался пожар, меня в доме не было – я ненадолго вышла на улицу. Когда же я вернулась, вокруг Ла-Энкантада было уже полно пожарных. Они сказали мне, что вас увезли в клинику, и я немедленно помчалась туда. Там мне сообщили, что вы спите и что утром вас выпишут. Тогда я отправилась на яхту, чтобы посмотреть, все ли в порядке с Глорией и Мерседес. Обе спали, и я тоже решила переночевать на борту. Некоторое время назад я снова связалась с больницей, но вы уже выписались и ушли. Медсестра объяснила мне, где вас найти.

Пандора схватила Ариан за руку.

– Но что же произошло ночью? Я слышала крики из вашей спальни!

Несмотря на возбуждение, Пандора заметила, что лицо ее собеседницы отразило некоторое замешательство.

– Я не могу рассказать вам все сразу.

– Кто был в комнате, когда я пыталась открыть дверь?

Помолчав немного, Ариан снова заговорила:

– Это был… это была одна женщина, которую я очень близко знала в годы моей молодости, когда жила в Бразилии. Потом я потеряла с ней связь, даже забыла ее фамилию. Когда я уже собиралась лечь спать, она позвонила в звонок у входной двери, и я впустила ее в дом. Она пришла повидаться со мной и попросить у меня денег. Не знаю почему, но деньги были нужны ей немедленно. Она хотела совсем небольшую сумму, несколько сот долларов, но я обычно не держу в доме наличные. Я подумала, что смогу обналичить чек в казино, и попросила ее меня подождать. К сожалению, у меня совершенно вылетело из головы, что в новогоднюю ночь казино может оказаться закрытым. Так и оказалось. Тогда я вернулась обратно. Ну а все остальное я вам уже рассказала. Полиция предполагает, что Чарлз по какой-то причине оказался дома и застал мою знакомую в моей спальне. Должно быть, он принял ее за воровку. Что произошло дальше, мне неизвестно, но, как говорят полицейские, хорошо, что в комнате оказалось два человека, а не больше. Начальник полиции – замечательный человек. Он просто из кожи вон лез, чтобы свести к минимуму неизбежные неудобства, с которыми мне пришлось столкнуться, и заявил, что в опознании тела женщины нет необходимости. Судя по всему, она обгорела до неузнаваемости. Я им объяснила, что знаю только, что погибшую звали Сильвией, но что я почти ничего о ней не помню и понятия не имею, где она живет. Садовник любезно согласился опознать в морге тело Чарлза, чтобы избавить от ненужных переживаний меня и Глорию.

– Так Чарлз погиб? – переспросила Пандора не веря своим ушам.

– Да. Судя по всему, моя бывшая знакомая его застрелила. У нее было оружие, хотя я этого не заметила. Возможно, Чарлз застал ее в тот момент, когда она пыталась выкрасть мои драгоценности. Полицейские считают, что она специально устроила пожар, чтобы замести следы, но не смогла выбраться из горящей комнаты.

В истории, рассказанной Ариан, было множество нелепостей, но, немного поразмыслив, Пандора решила, что это не важно. Главное, ее подруга была жива.

– Что ж, я рада, что мне не придется беседовать с полицией, – сказала Пандора, но тут же поняла, что собеседница ее не слышит.

Зажмурившись, Ариан вцепилась в край стола. Крепко сжатые губы превратились в тонкую горизонтальную линию и дрожали мелкой дрожью. Через несколько секунд она открыла глаза и, глубоко вздохнув, заговорила тихо, но твердо:

– Нет, все было совсем не так. Мне стыдно, что я пыталась обмануть вас, но трудно сразу избавиться от старых привычек. – Ариан сделала большой глоток воды из стакана, стоявшего перед Пандорой, и, наклонившись вперед, устремила взгляд вдаль. – Когда-то у меня была сестра. С тех пор как я уехала из Бразилии – а это случилось много лет назад, – я ее не видела и ничего о ней не слышала. Вчера ночью, после того как вы уехали, я услышала шум. Это почему-то напугало меня, и я решила отыскать старый пистолет Симона. Когда я его нашла, мне стало ясно, что я веду себя просто глупо, – я ведь никогда не стреляла из пистолета и не знаю, как это делается. Кончилось тем, что я пошла к себе в спальню. В тот момент, когда я смотрела на «Портрет мадам Клер», я услышала, как дверь открылась…

– А что, эта картина висела в вашей спальне? – несмотря на разбиравшее ее любопытство и желание как можно скорее узнать, что же было дальше, не удержалась Пандора. На нее произвело большое впечатление упоминание о портрете – ведь когда-то именно благодаря ему Пандора впервые увидела Ариан.

– Да, – ответила Ариан. – Сначала я ума не могла приложить, куда мне его повесить. Но за последние несколько месяцев я привыкла к картине. Мне стало казаться, что между мадам Клер, смотрящейся в зеркало, и мной есть некое сходство. Мы обе имели какой-то вес в окружающем мире только по той причине, что и она, и я стоили очень много денег. Возможно, это звучит глупо, но я стала видеть в этой женщине свое второе я и потому решила захватить картину с собой в Пунта-дель-Эсте. – Губы Ариан скривились в сухой усмешке. – Но я все еще здесь и по-прежнему стою много денег, а бедная мадам Клер превратилась в кучку пепла.

– Это лучше, чем наоборот, – вставила Пандора. – Пожалуйста, продолжайте.

– Я услышала, как заскрипели доски пола, обернулась и увидела сестру с пистолетом в руке…


– Не двигайся!

Первый приступ страха, который испытала Ариан, стал ослабевать. В то же время у нее появилось ощущение, что она уже где-то видела эту женщину с перепачканным грязью лицом и полными сосновых иголок волосами, которая сейчас целилась в нее из пистолета. Внезапно она похолодела от ужаса.

– Я так и думала, что ты меня узнаешь, – с ухмылкой процедила Флоринда. – Не сомневаюсь, что ты рада встрече с сестренкой через столько лет. Я, конечно, выгляжу похуже тебя, сучка, но все же я не так уж сильно изменилась.

Ненависть, звучавшая в голосе Флоринды, заставила Ариан поежиться. Не смея шевельнуться, она смотрела на сестру – кошмарное отражение самой себя.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – что я выгляжу как кусок дерьма, – прошипела Флоринда. – Дело в том, что в отличие от тебя у меня не было богатеньких покровителей. К тому же мне много лет пришлось провести в тюрьме, расплачиваясь за убийство, которое совершила ты. Но теперь пришло время поставить все на свои места.

Ариан почувствовала такую же ярость, как двадцать лет назад, когда она стояла лицом к лицу с Флориндой в офисе Рубена. Сестра обвинила ее в смерти Рубена, ответственность за которую на самом деле полностью лежала на ней самой!

– Что тебе надо? – спросила Ариан, стараясь говорить как можно спокойнее. Даже сейчас, испытывая сильнейший страх, она не упустила из виду главное из сказанного Флориндой: вопрос об убийстве Рубена, который так долго висел над Ариан, был наконец-то закрыт. Теперь никто уже не предъявит ей никаких обвинений.

– Деньги! – рявкнула Флоринда. – Много денег!

– Сколько? – поинтересовалась Ариан.

– Сто тысяч долларов прямо сейчас. Об остальном поговорим позднее.

Ариан вздохнула.

– Неужели ты думаешь, что я держу в доме такие деньги? Вон там мои драгоценности. – Она указала на шкатулку, стоявшую на туалетном столике. – Можешь их взять.

Продолжая держать ее на мушке, Флоринда подошла к столику и открыла крышку. Глаза ее округлились от удивления.

– Ладно, это я возьму, – сказала она, запуская внутрь руку. – А теперь давай деньги. Не может быть, чтобы у тебя их тут не было. Даю тебе минуту.

– Но я действительно не держу денег в доме. Если хочешь, можешь заглянуть в мою сумочку. Клянусь, если деньги и есть, то только там. А в банк, как ты сама понимаешь, я сейчас пойти не могу, – сказала Ариан, стараясь подавить дрожь в голосе.

Флоринда ненадолго задумалась.

– Может, ты и не врешь, – медленно проговорила она и, набрав полную пригоршню колец, браслетов, серег и кулонов, встряхнула комком драгоценностей перед носом Ариан. – Пока ты таскала на себе все эти побрякушки, я чистила сортиры в домах богачей вроде тебя в Рио и Сан-Паулу. Мне очень хорошо известно, что такие твари, как ты, не держат в доме наличность, – хрипло рассмеялась Флоринда. – Трясетесь, как бы вас кто-нибудь не ограбил. – С каждой секундой голос старшей сестры становился все более злобным и пронзительным. – Ну да ладно, хватит и твоих побрякушек. Давай-ка попрощаемся.

Флоринда прицелились в голову Ариан, явно готовая нажать на спусковой крючок.

– Подожди! – крикнула Ариан.

Флоринда мрачно ухмыльнулась.

– Я так и знала, что ты что-нибудь придумаешь. Пистолет – отличное средство заставить человека шевелить мозгами.

– Я могла бы попробовать обналичить чек в казино – меня там знают. Но на то, чтобы добраться туда и вернуться, потребуется больше часа.

Ствол пистолета, который начал было опускаться, снова вздернулся кверху.

– Ты что, думаешь, я совсем дура? – зарычала Флоринда. – Думаешь улизнуть из дому и вернуться с полицией? Ладно, хватит.

Палец Флоринды снова лег на спуск.

– Я вовсе не собираюсь вмешивать в это дело полицию. Пожалуйста, не стреляй! – взмолилась Ариан.

Флоринда на секунду задумалась, а потом рассмеялась:

– Пожалуй, тебе в самом деле ни к чему вмешивать полицию – ты ведь не хочешь, чтобы все вокруг узнали, какая у тебя сестричка! Ладно, езжай в казино.

Подавив облегченный вздох, Ариан достала из сумочки чековую книжку и ключи от машины. Она была уже на пороге, когда Флоринда ее остановила.

– Погоди, не так быстро. Времени у нас полно. Даже если сюда вернется твой дружок, не особенно на него рассчитывай. Патронов у меня хватит и на двоих.

– Чего же ты теперь хочешь? – спросила Ариан.

– Я ведь уже сказала тебе, что много лет работала горничной. Теперь пришло время тебе узнать, что это такое. – Флоринда взмахнула пистолетом. – Приготовь мне ванну, корова! – рявкнула она.

Ариан повернулась и пошла в ванную комнату, Флоринда последовала за ней. Ариан отвернула краны.

– И не забудь про мыльную пену – я это дело люблю, – скомандовала старшая сестра. Под ее злобным взглядом Ариан взяла с полки флакон с пеной фирмы «Шанель» и побрызгала в воду. – Лей все! – Флоринда ткнула Ариан стволом пистолета в ребра. – И еще плесни чего-нибудь такого, что хорошо пахнет. – Схватив самый большой флакон духов «Бал в Версале», она отвинтила пробку, скорчила недовольную гримасу и вылила духи в раковину. – Чего-нибудь получше, чем это.

Ариан достала масло для ванн фирмы «Флорис» и опорожнила всю бутылку в ванну, которая уже наполнилась водой. На поверхности воды клубилась пышная ароматная пена. Флоринда вытащила пояс из халата Ариан и, схватив ее за руку, вытолкала из ванной обратно в комнату.

– А теперь сними с себя халат и твое замечательное бельишко, – приказала она.

Ариан заколебалась.

– Делай, что я говорю! – заорала Флоринда.

Ариан, преодолевая стыд, разделась, после чего старшая сестра бросила ей пояс от халата.

– Вяжи себе ноги. Да покрепче!

Ариан села на пол и выполнила требование. Флоринда заломила ей руки за спину и чулком стянула запястья.

– А теперь катись к двери. Я хочу, чтобы тебя было видно из ванной, – сказала Флоринда, пнув распростертую на полу Ариан.

Сестра снова повиновалась. Когда она с трудом доползла до входа в ванную комнату, Флоринда, входя туда, нарочно наступила на нее.

– Ты отличный коврик для ног, шлюха, – заметила она, сбрасывая на пол дешевое трикотажное платье. Забравшись в ванну, Флоринда долго лежала там, пробуя то один, то другой сорт мыла. Наконец она с нескрываемым удовольствием вытерлась насухо полотенцем Ариан.

Вернувшись в спальню, Флоринда облачилась в одежду сестры, затем уселась перед туалетным столиком и, стянув волосы в узел на затылке, заколола их шпилькой, как это делала Ариан. То и дело поглядывая на ее лицо, Флоринда накрасилась ее косметикой, после чего снова взяла в руки пистолет и развязала ей руки. Только сейчас заметив на пальцах сестры кольца с изумрудами, она сняла их и надела себе на руку.

– Можешь развязать себе ноги. Давай-давай, я тебе не служанка! – процедила она. – Так, а теперь надевай мое платье.

Несмотря на то, что воздух в комнате был насквозь пропитан густым ароматом духов, Ариан, натянув платье Флоринды, почувствовала вонь. Флоринда схватила ее за руку и, подтолкнув к зеркалу, выдернула из ее головы все шпильки, пальцами растрепала волосы.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала она. – Теперь я – это ты, а ты – это я. В конце концов, мы не так уж сильно друг от друга отличаемся, верно?

Взглянув в зеркало, Ариан пришла в ужас – в последних словах сестры была немалая доля истины.

– Ну ладно, хватит в игрушки играть, – зевнула Флоринда. – Давай, сука, отправляйся в казино. И не мечтай, что ты найдешь где-нибудь пистолет или что кто-нибудь придет сюда вместе с тобой и тебе поможет. Я буду ждать тебя на улице, в укромном месте. Ты вернешься одна, с деньгами и остановишься посреди двора, подняв руки вверх, так, чтобы я их видела. У тебя полтора часа, и ни минуты больше. Если ты не вернешься, я уйду, но потом обязательно приду снова и пристрелю тебя или того замечательного ребеночка, с которым ты так чудно играешь. Ну, двигай…

Ариан бегом бросилась вниз по лестнице. Флоринда наблюдала за ней сверху, пока не услышала, как заработал двигатель автомобиля. Продолжая держать в руке пистолет, она удобно устроилась на кровати сестры и стала ждать. Взгляд ее упал на фотографию в серебряной рамке, стоявшую на прикроватной тумбочке. Несколько секунд она смотрела на снимок. Когда-то он принадлежал ей. Сильвия отняла его у нее, как и все остальное. Теперь фотография снова вернулась к Флоринде, но она ровным счетом ничего не значила. Флоринда бросила фото на стол. От удара стекло разлетелось на мелкие кусочки.

Вытянув руку, Флоринда с удовольствием принялась разглядывать сверкавшие на пальцах изумруды. Теперь эти кольца принадлежали ей. Сияние камней и прикосновение к телу рубашки из тонкого шелка доставляли ей огромное наслаждение, и она довольно вздохнула. После горячей ванны ее охватила сладостная истома, и она на минутку закрыла глаза…


– Я услышала, как заскрипели доски пола, обернулась и увидела сестру с пистолетом в руке…

Ариан внезапно отвела взгляд и на некоторое время замолчала.

– Видите ли, мне нужно объяснить вам еще кое-что, – продолжила она после паузы. – Я хочу рассказать вам нечто такое, чего я никогда и никому раньше не говорила. Понимаете, когда я жила в Рио, я полюбила одного человека. Возможно, я бы…

Голос Ариан упал почти до шепота. Бросив взгляд на искаженное страданием лицо, Пандора перебила подругу.

– Я хочу знать только то, что произошло вчера ночью. Все, что имеет отношение к вашему прошлому, касается только вас, – твердо проговорила она.

Ариан вспомнила, как почти то же сказала ей в Нью-Йорке во время их примирения Глория. Потянувшись через стол, она ласково сжала руку Пандоры.

– Я считаю, что рассказать вам правду – мой долг, – проговорила она тихо.

– Дружба не признает никаких долгов. Даже если вы не расскажете мне, что же на самом деле случилось вчера ночью, вы все равно останетесь моей подругой.

Пандора хотела продолжить, но, видя, что Ариан готова разрыдаться, замолчала.

– Ваша сестра потребовала у вас денег? – спросила она через некоторое время.

– Да, – прошептала Ариан.

– А все остальное было так, как вы мне рассказали сначала?

– Да. Я понятия не имею, что Чарлз делал в доме, но думаю, мне лучше этого и не знать.

– Мне кажется, мы обе знаем, почему он там оказался, – сказала Пандора и, сделав знак официанту, снова повернулась к собеседнице. Глаза женщин встретились, и они молча пришли к соглашению не говорить больше о событиях минувшей ночи.

– Вы хотите, чтобы я осталась? – спросила Пандора.

Ариан отрицательно покачала головой.

– Очень тронута вашим предложением, но в помощи нет необходимости. Глория, Мерседес и я – мы постараемся уехать обратно домой как можно скорее. Глория потрясена случившимся, и я теперь намерена проводить с ней как можно больше времени. – Ариан подписала принесенный официантом счет. – Ну что, идемте? С той стороны, где расположена ваша комната, дом совершенно не пострадал, и Корасон уже упаковала ваши чемоданы. Я договорилась, чтобы ваш багаж доставили в аэропорт. А вас я отвезу сама. – Ариан бросила на Пандору лукавый взгляд. – Пожалуйста, не думайте, что я стараюсь вас выпроводить. Просто я уверена, что вы сможете найти другие, куда более приятные способы провести остаток отпуска, нежели торчать здесь со мной.

Женщины сели в машину, которая тут же тронулась с места.

– Вчера вы сказали, что человек должен беспокоиться только о том, что для него действительно важно, – заговорила Пандора. – Когда я увидела вас живой и здоровой – а я ведь была уверена, что вы погибли, – я вдруг поняла, что на свете не так много вещей, которые для людей действительно важны. По возвращении в Лондон я решу, продолжать заниматься бизнесом или нет. Я вполне могу продать свою компанию, но за свои инвестиции вы не беспокойтесь. Я уверена, в любом случае вы будете получать хорошую прибыль.

– Что-что, а уж это я умею делать, – с улыбкой заметила Ариан.

До самого аэропорта женщины ехали в молчании. Когда машина остановилась на стоянке, Пандора, выбравшись из салона, вошла в здание и направилась к стойке авиакомпании «Аэролинеас Архентинас». Там ее поджидал водитель Ариан с багажом.

– Как мне добраться до Сейшельских островов? – обратилась Пандора с вопросом к девушке в голубой униформе.

Девушка привыкла информировать пассажиров о рейсах в Буэнос-Айрес, а не в какие-то Богом забытые места, о которых ей и слышать-то никогда не приходилось. Поэтому, прежде чем ответить, она раскрыла толстый справочник и какое-то время шелестела страницами.

– Это очень длинный перелет, – сказала она наконец. – Вам придется добираться через Йоханнесбург. Туда есть рейс сегодня днем из Буэнос-Айреса. Если вы сядете на самолет, вылетающий через несколько минут в Буэнос-Айрес, то, пожалуй, успеете.

Пандора протянула ей свою кредитную карточку, и пальцы девушки заплясали по клавиатуре компьютера. Попросив Ариан подождать ее у стойки, Пандора купила в ближайшем киоске маленькую коробочку с шоколадными конфетами и коричневый конверт. Высыпав конфеты в урну, она написала на конверте адрес и протянула его Ариан.

– Не могли бы вы отправить это Теду заказным письмом из Нью-Йорка? – попросила она Ариан, положив в коробку кольцо с бриллиантом. – Я позвоню с дороги.

Ариан с улыбкой взяла коробку и опустила ее в конверт.

– Похоже, вы наконец-то занялись решением давно назревших проблем, – заметила она.

– Так же, как и вы. – Пандора взяла в руку билет и посадочный талон. – Я должна найти Эндрю, а там будь что будет. Либо выяснится, что он просто моя фантазия, либо окажется, что мы действительно нужны друг другу. Во всяком случае, надо попробовать.

Женщины направились к дверям, ведущим на летное поле. Самолет был всего в пятидесяти ярдах от них. Остановившись, Пандора посмотрела Ариан прямо в глаза.

– А что будете делать вы?

– О, не беспокойтесь. Теперь у меня есть Глория и Мерседес. Представляете себе – я бабушка! – воскликнула Ариан, и в ее медового цвета глазах заплясали искорки радости.

Обе рассмеялись, но затем, словно по команде, крепко обнялись. Потом Пандора повернулась и бросилась бежать к самолету. Она бежала в свое будущее и ни разу не оглянулась.

Примечания

1

Ручка вашей тетушки лежит на столе (фр.). – Здесь и далее примеч. пер.

2

Нет, ручка моей тетушки лежит не на столе, а на… (фр.)

3

Не хотите ли кофе? (фр.)


на главную | моя полка | | Вкус греха |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу