Book: Цель

Морис Николл

Цель

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие            4

Человек: тело и душа            5

Трансформация            23

Притча о сеятеле             67

Горчичное зерно             103

Метанойя             107

Никодим            137

Истина            167

Новые Небеса и Новая Земля            205

Новая воля             235

Телос            239

Приложение             247

Указатель библейских цитат      254

ПРЕДИСЛОВИЕ

Перед смертью, настигшей его 30 августа 1953 года, мой отец работал над книгой, которую он назвал «Цель».

Д-р Николл умер, еще не решив, как надлежит располо­жить материал в этой книге, и это сделала я, надеясь, что по­ступаю так, как, по моему мнению, поступил бы он.

Главы «Притча о сеятеле», «Метанойя», «Никодим» и «Истина» были уже закончены и отредактированы — они, очевидно, предназначались для данной книги.

Он также, несомненно, намеревался включить в нее сон, озаглавленный «Новая воля», незавершенный фрагмент из «Небесной битвы» и неоконченную главу в конце книги, на­званную «Телос».

В книгу добавлены отрывки из его дневниковых запи­сей — те, которые, как представляется, могут заинтересовать читателя. Остальной материал, и тот, который он сам, веро­ятно, включил бы, и тот, который, возможно, не стал бы включать, взят из работ, написанных им в разные годы.

Я только хотела бы добавить, что здесь, в отрывках, под­час воистину художественных, содержится ключ для тех, кто стремится глубже постичь учение Христа и смысл нашего су­ществования на этой земле.

Джейн Маунзи

ЧЕЛОВЕК: ТЕЛО И ДУША

Часть первая            6

Ноги и голова            8

Нагой человек            9

Омой ноги водой из чаши            11

Часть вторая             12

Противоборство между змеем и конем            15

Часть третья             18

Вера             18

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Человек касается земли своими физическими ногами, но жизни он касается «психологическими ногами». Его самый внешний психологический уровень — это чувственный уро­вень, сфера ощущений, сфера чувств. То есть его наиболее внешнее мышление и чувствование возникают из того, что он получает с помощью ощущений. Этот уровень представ­ляет собой «ноги» его психологического существа, в отли­чие от ног физического тела. И те «башмаки», в которые обуты его ноги, — это конкретные взгляды, мнения и отно­шения, которые он несет по жизни и применяет в жизни-на-основе-ощущений. Без пяти чувств внешняя жизнь не суще­ствовала бы для людей.

Как человек ходит по земле? (Имеется в виду — в психоло­гическом плане.) Как самые внешние его чувства связывают его с внешней жизнью?

Человек, который воспринимает жизнь, пользуясь толь­ко своими ощущениями, в духовном смысле не является чело­веком. Это человек чувственный. Его разум ограничен его ощущениями. Он живет, как сказано в Новом Завете, «плот­ским своим умом» (Кол. 2:18).

В таком случае он думает ногами; головы у него нет. Точ­нее, его мысли определяются тем, в какие «башмаки» обуты его ноги. Это та форма, в которой существует его истина, — истина, в различных случаях разная, но всегда принадлежа­щая к одному и тому же уровню. Он еще далек от того, чтобы быть Человеком. Он мыслит буквально. Например, притчу он будет воспринимать буквально. Но для того, чтобы стать Че­ловеком, нужно начать мыслить по-иному, отстраняясь от буквального смысла. Всем, кто стремится к внутреннему раз витию, необходимо научиться психологическому мышле­нию. Почему, например, в эзотерической литературе, в част­ности в Писании, так часто указывается: прежде чем войти в священное место, человек должен снять обувь? Это означает, что чувственный ум не в состоянии понять духовных истин. Поэтому ему велено «разуться», — то есть отбросить осно­ванную на ощущениях истину, — потому что ум, основанный на ощущениях, и истина, сформированная на их основе, не способны понять истину более высокого порядка или уров­ня — духовную истину. Иными словами, физический человек не может понять человека духовного.

Следовательно, когда нам говорят, что необходимо снять обувь, прежде чем войти в священное место, это означает, что чувственное не может постичь духовного. Чувственная мысль не способна коснуться уровня, который выше ее соб­ственного. Требуется другого рода мышление. Есть ум раз­ных уровней, и низший уровень просто не в состоянии по­стичь деятельность высших уровней. Понять духовную исти­ну низшим, самым внешним уровнем ума невозможно. По­этому эти башмаки необходимо снять при входе в сферу сверхчувственного знания. Низвести духовное понимание до уровня чувственного понимания - значит уничтожить в Чело­веке все, что может способствовать его внутреннему развитию.

Люди, пытаясь чувственным умом понять «Бога» и «Бо­жественное», пытаются понять башмаками (даже не ногами!) то, что постигается лишь головой.

Бог, явившись Моисею в горящем кусте, сказал:

Не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на кото­ром ты стоишь, есть земля святая (Исх. 3:5).

И когда Иисус Навин пришел в Иерихон, перед ним воз­ник Ангел с обнаженным мечом и потребовал:

Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, свято (И. Нав. 5:15).

Ученики Христа, которых послали проповедовать Бла­гую весть, должны были ходить босиком.

Ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха (Мф. 10:10).

Человек наделен сложной системой — физическим телом. Кроме того, он входит в качестве элемента в ту систему, ко­торой является цивилизация. Существование этой особой системы поддерживается с помощью законов. Некто совер­шает убийство. Законы его страны осуждают его. Но у чело­века нет духовного закона. У него нет внутренней организа­ции. Он повинуется законам из страха, стремясь избежать позора и общественного скандала.

Если бы все ограничения были сняты, то, предоставлен­ный самому себе, он бы убивал всех, кого он ненавидит. Нена­висть — труднопостижимый феномен. В некотором смысле мы все ненавидим друг друга. Нам говорят: «Не убивай» (Исх. 20:13). Будучи воспринята буквально, эта заповедь со­блюдается из-за боязни последствий. Однако в духовном плане она означает, что человек не должен убивать даже в мыслях и чувствах. Таков подлинный смысл заповеди.

НОГИ И ГОЛОВА

Видения, аллегории и сны неизменно связаны с духов­ным человеком. Он разделяется на внешнего и внутреннего, то есть на низший и высший уровни. Голова — символ выс­шей, или самой глубинной, сущности человека. Смешивать мышление «ног» («башмаков») с мышлением головы — зна­чит смешивать два разных уровня. Мышление «ног» образу­ет башмаки и является чувственным, поэтому оно обусловле­но внешними объектами, данными в ощущениях. Мышление головы — духовное и потому касается внутреннего смысла ве­щей. Истины двух этих уровней не противоречат друг другу сами по себе, но становятся противоречивыми, если их рас сматривать как противоположности. Они не являются про­тивоположностями, просто находятся на разных уровнях. Но когда человек думает лишь «ногами», он не может понять самой идеи уровней. Он мыслит только на одном уровне и в силу этого превращает в противоположности то, что ими не является. Поэтому, когда люди теряют всякое ощущение высших и низших уровней, мир превращается в царство противоположностей — и, как следствие, насилия.

НАГОЙ ЧЕЛОВЕК

На духовном языке слова «одежда», «покров» означают духовное одеяние человека, то есть ту истину, согласно кото­рой он живет. Таким образом, «нагой человек» — это чело­век «нагой» в духовном смысле, человек без души. Это чело­век бездуховный, не обладающий какой бы то ни было исти­ной. В Книге Откровение говорится:

Блажен бодрствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим и чтобы не увидели срамоты его (Откр. 16:15).

Конечно, здесь имеется в виду духовное одеяние, а не конкретные предметы одежды.

Но во что мы должны облачиться? Царь был наг, гово­рится в Евангелии от Матфея:

Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отде­ляет овец от козлов;~и поставит овец по правую свою сторону, а коз­лов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темни­це был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25:31—36).

Под Царем, несомненно, подразумевается некая внутренняя сущность человека. Многие люди воображают, что следу­ют истине. Но что в них следует ей?

Надо спросить себя — одет ли ваш внутренний Царь? Подразумевается, что Царь уже есть внутри и вопрос заклю­чается лишь в том, одет ли он. Он либо наг, либо одет. Точ­но так же многие люди творят добро, сами того не ведая, то есть по своей доброй природе. Вот что говорится далее в притче:

Тогда праведники скажут Ему в ответ: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? Когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? Когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» И Царь ска­жет им в ответ: «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:37—40).

Мы понимаем, что тело человека состоит из видимых плоти, крови и костей. Но подчас мы не сознаем, что душа человека состоит из невидимых мыслей, чувств и желаний. То, о чем человек думает и чего желает, определяет качество его духовной сущности. Физическое тело нам дано, это чет­кая структура, которая может работать согласованно; духов­ное же тело нам не дано, и его работа ни в коей мере не яв­ляется согласованной. Человек может думать одно, чувство­вать другое, а желать третьего. С этой точки зрения задачей человека является наведение порядка в собственной душе, которая пребывает в состоянии хаоса.

Издавна существует самая различная литература, посвя­щенная именно духовности человека. Это, например, фраг­менты учения, сохранившегося в Евангелиях, и многие дру­гие тексты.

Но мы скорее всего делаем ошибку, полагая, что духов­ное тело нам не дано, поскольку духовный человек в некото­ром смысле уже находится в нас — нужно только одеть его. Наверное, следует сказать так: он либо наг, либо одет непра­вильно, и задача состоит в том, чтобы подобрать ему подобающую одежду. Вспомните, что Царь, очевидно, находится внутри — нагой или одетый, — и в тех случаях, когда он оста­ется без одежд, человек терпит неудачу, а в тех случаях, ко­гда он облачен в одежды, человек неудачу не терпит.

ОМОЙ НОГИ ВОДОЙ ИЗ ЧАШИ

Очищение мышления, изменение ума символизируется омовением водой; дух избавляется от всего чувственного.

Чаша — это сосуд, принимающий и удерживающий воду, вода сконцентрирована в нем.

Ноги — это олицетворение низшего уровня сущности че­ловека, с их помощью осуществляется контакт с внешним ми­ром. Их необходимо преобразить (омыть) уже в этой жизни.

Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразу­меешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову. Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все (Ин. 13:5—10).

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В первых пяти книгах Ветхого Завета, называемых Пяти­книжием и приписываемых Моисею, содержится большое количество необычных повествований, которые принято считать историческими фактами. Например, есть история о фараоне, виночерпии и хлебодаре (хлебопеке) в Книге Бы­тие (40). История эта на первый взгляд не несет никакой особой нагрузки и в том виде, в каком она изложена, кажется совершенно тривиальной. Однако она содержит глубокий внутренний смысл, который становится доступен не сразу.

Или же знаменитая история о том, как Моисей уводит из­раильтян из Египта, спасая их от власти фараона (Исход). Но и это, конечно же, можно понять как исторический сю­жет — и Египет будет означать Египет, а фараон — фараона, точно так же, как и в предыдущем примере виночерпий мо­жет быть воспринят как реальный виночерпий, а булоч­ник — как реальный булочник.

Попробуем рассмотреть бегство израильтян из Египта и их странствие к Земле обетованной не буквально, а как притчу, имеющую аллегорический смысл, совершенно не связанный с какими-либо историческими фактами. Иными словами, давайте воспримем ее как рассказ о человеке, кото­рый освобождается из-под власти чего-то или кого-то, что символизируется фараоном и Египтом, и движется к иному внутреннему состоянию.

Все эзотерические учения говорят о существовании низ­ших и более высоких уровней, и сущность эзотеризма состо­ит в том, что человек способен претерпеть трансформацию и достичь нового внутреннего уровня. Человек должен вы­рваться из-под власти фараона и Египта и двигаться в особом направлении — сперва оно обозначено как пустыня, а за­тем — как Земля обетованная. Аллегория позволяет увидеть, как это трудно, поскольку фараон пытается принудить изра­ильтян остаться в Египте, навлекая на них одну язву за дру­гой.

Человек, привязанный к ощущениям, к видимой реально­сти, к внешней жизни, лишь с большим трудом способен двинуться в сторону того уровня понимания, который лежит за пределами фактов, ощущений и на котором последние не властны над ним. Это первая задача эзотерического учения, и в притче акцент делается на власти фараона, которую Моисей пытается преодолеть. Фараон символизирует власть низшего уровня, а Моисей — власть высшего уровня. Именно Моисею Господь поручил вывести израильтян из Египта, ко­торый, в свою очередь, символизирует исходное психологи­ческое состояние человечества. Способности к внутреннему развитию крепко удерживаются фараоном (то есть властью низшего уровня) в Египте (то есть на низшем уровне пони­мания, понимания, получаемого лишь из самого начального источника — видимого мира, каким он дан нам в ощущени­ях). Такой уровень интерпретируется как Египет, а фараон — как концентрированная сила этого уровня. Его можно срав­нить с «управителем пира» в притче о браке в Кане.

Давайте рассмотрим некоторые определения из Ветхого Завета, раскрывающие смысл «Египта». В необычайно свое­образной Книге пророка Исайи, которая богата психологи­ческими интерпретациями, содержится ключ к пониманию смысла чуть ли не более ранних, чем она сама, книг Ветхого Завета.

И Египтяне — люди, а не Бог; и кони их — плоть, а не дух (Ис. 31:3).

Из этого мы можем заключить, что рассказ об освобож­дении израильтян надо истолковывать в психологическом смысле — как переход из состояния «плоти» в состояние «духа»: речь идет о духовной трансформации. Апостол Па­вел в одном из своих посланий так говорит о телесном уме, или уме плоти:

Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служе­нием Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умом (Кол. 2:18).

Поэтому, если мы применим к истории израильтян, бе­жавших из Египта, толкование, лежащее вне какого бы то ни было буквального исторического смысла, то начнем пони­мать, что речь идет об освобождении человека, «привязав­шегося» к свидетельству своих ощущений, — человека ося­заемых фактов — и о его трансформации в состояние нового понимания. Такое понимание основано на принципах и смыслах другого уровня, на котором доступно внутреннее озарение, то есть переход от «плоти» к «духу». Конь — это то, на чем человек передвигается. На древнем языке это аллего­рия интеллекта, или ума (такой мотив прослеживается во многих древнегреческих мифах). Когда Исайя говорит, что кони Египта суть плоть, а не дух, он дает ключ к пониманию всего смысла исхода из Египта. Он дает нам возможность по­нять все это психологически. Фараон — «плоть», Моисей — «дух». Мы сами должны вывести своих «детей Израилевых» из своего «Египта».

Вся эзотерическая психология касается самого человека и его возможностей, того, что он должен оставить в самом себе и от чего в себе ему следует отказаться и избавиться. Однако эти бессмертные притчи не представляют собой четких, кратких и сухих рецептов, к тому же мы, в действи­тельности, ни в малейшей степени их не понимаем. Это обу­словлено нашими скудными возможностями, нашей неспо­собностью в полной мере постичь внутренний смысл, лежа­щий за пределами буквальных значений. Понимание сущно­сти — нелегкая задача для обыденного разума. Мы должны учиться думать по-новому и видеть связи, которые не подчинены формальной логике, но в то же время глубоко психо­логичны.

Пытаясь проникнуть во внутренний смысл истории фа­раона, виночерпия и булочника, мы должны признать, что фараон означает человека, который основывается на ощу­щениях, но чье понимание уже начинает изменяться. Это, так сказать, ваш внутренний фараон, который крепко связы­вает вас ощущениями и содержащейся в них информацией. Виночерпий и хлебопек символизируют две стороны чело­веческого «я», одну из которых необходимо казнить, а дру­гую — спасти. В этой истории мы видим, что Египет транс­формируется под влиянием Иосифа, который в конце кон­цов становится правителем Египта.

Это та же история, что и история об исходе израильтян из Египта, но рассказанная по-другому. И тут, и там одна и та же идея, но в данном случае сам Египет отдает себя в новое рабство. Когда мы поймем, что все эти притчи относятся к самому человеку и в действительности не несут никакой исторической нагрузки и их не следует воспринимать в бук­вальном смысле, тогда нетрудно будет догадаться: все они го­ворят по сути дела об одном и том же — об освобождении че­ловека, о его бегстве с низших уровней, о его трансформа­ции в существо более высокого уровня. Различие лишь в под­боре образов.

ПРОТИВОБОРСТВО МЕЖДУ ЗМЕЕМ И КОНЕМ

Нам поистине необходимо понять, что «естественный человек» с его чувственным мышлением не может разви­ваться, хотя такая способность присуща ему от рождения. Этому мешает его чувственное мышление, потому что оно — противник духовного подхода. Будучи не способен мыслить духовно, привязанный к ощущениям, человек обречен оставаться неразвитым. Где можем мы найти указания на то, что чувственное и духовное мышление — антагонисты? Об этом упоминается в Книге Бытие:

Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу [пяту] коня, так что всадник его упадет назад (Быт. 49:17).

В качестве символа чувственного мышления избран змей. Пята¹ — это низшая часть естества, самые низменные сужде­ния чувственной сферы:

Для чего бояться мне во дни бедствия, когда беззаконие путей моих окружит меня? (Пс. 48:6).

И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту (Быт. 3:15).

Змей — чувственное понимание, а женщина (здесь) — ду­ховное понимание. Здесь чувственное и духовное враждуют между собой. Христос примирил, соединил Человеческое и Божественное, чувственную сферу и дух.

Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов... (Лк. 10:19).

Змеи и скорпионы — это те, кто лжет и прячется за личи­ной добра, в сердце тая злобу, или те, кто старается выгля­деть благочестивым, втайне кипя от ненависти, или же те, кто выступает сторонником реформ, имея истинной целью дорваться до власти. Когда истинная сущность человека на­ходится в противоречии с тем, каким он пытается казаться, в душе его наступает раскол. Лживость — результат расщепле­ния души. Человек говорит о хорошем, а думает плохое. Или делает что-то хорошее, внутренне желая зла, и, таким обра­зом, он полон скрытого яда. Лживость - это желание зла, прикрытое внешним доброжелательством. Христос так назвал фарисеев:

Змии, порождения ехиднины! (Мф. 23:33).

Потому что внешне они казались благочестивыми, а внут­ренне были исполнены злобы. Такая лживость пронизывает все существо человека и делает его неспособным к внутрен­нему росту. Он мертв, безнадежен. Христос обращается к фа­рисеям как воплощению лживости:

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внеш­ность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и не­правды (Мф. 23:25).

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ВЕРА

Слово, переведенное в Новом Завете как вера, означает больше, чем верование. Оно означает иной тип мышления. Давайте обратимся к Евангелию:

Переправившись на другую сторону, ученики Его забыли взять хле­бов. Иисус сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской. Они же помышляли в себе и говорили: это значит, что хлебов мы не взяли. Уразумев то, Иисус сказал им: что помыш­ляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли? Как не разумеете, что не о хлебе сказал Я вам: «берегитесь закваски фарисейской и саддукейской»? Тогда они поняли, что Он говорил им беречься не закваски хлебной, но учения фарисейского и саддукейского (Мф. 16:5-8, 11-12).

Ясно, что в этом эпизоде ученики изначально восприня­ли сказанное Христом в чувственном смысле — в соответст­вии с буквальным смыслом слов. Христос объяснил им, что это — признак недостатка веры. Это не вопрос верования, то есть убежденности в том, что нечто является истиной. Они, может быть, очень даже верили видимому Христу. Од­нако при этом у них было мало веры². Что это значит? Это значит, что иметь веру — больше, чем верить. В этом случае вера означает восприятие на уровне ином, нежели букваль­ное понимание. Чувственное понимание не поможет устано­вить, усвоить смысл, содержащийся в учении Христа. Он, очевидно, говорил не о буквальной закваске, а о духовной сущности. Христос вкладывал в каждое свое слово духовный смысл. Не чувственный смысл, а исключительно духовный. Упомянутая закваска была не буквальной закваской, хлеб был не реальным хлебом, речь шла о лжи, заражающей доб­ро. Саддукеи и фарисеи всегда здесь, всегда рядом. Саддукеев можно сравнить с современными учеными. Они не верят в какую-то там жизнь после смерти. Это закваска, которая кон­сервирует их лживость. Фарисеев можно сравнить с людьми, которые целиком во внешнем, которые, так сказать, думают, что самое важное — это ходить в Церковь по воскресеньям, «...чтобы показаться перед людьми» (Мф. 6:5).

Это их закваска. Они были названы лицемерами, не имеющими истинной веры. Здесь Христос указывает, что не­достаток у учеников духовного видения обусловлен недоста­точной верой. Другими словами, Христос связывает способ­ность духовного понимания с обладанием верой, а чувствен­ное понимание — с недостаточной верой; а в других местах — даже со слепотой, с полным отсутствием веры и с внутрен­ней смертью. Вера необходима для того, чтобы привести в дей­ствие ту часть сознания, которая не может питаться только ощущениями.

Давайте обратимся теперь к другим отрывкам, где речь идет о вере в наиболее высоком смысле слова. Многие, воз­можно, веровали в Христа как в несомненного чудотворца. Они веровали, поскольку сами оказались очевидцами; вери­ли, таким образом, свидетельству своих ощущений. Но в По­слании к Евреям о вере говорится как об основе, которая только и позволяет обрести знания о том, что невидимо.

Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невиди­мом (Евр. 11:1).

Это не только убежденность в истинности того, что мы не способны увидеть, — это основание, которое позволяет приблизиться к тому миру, где господствуют иные отноше­ния и иные ценности — миру, выходящему за пределы види­мого мира и являющемуся его причиной. Поэтому автор По­слания к Евреям продолжает:

Верою познаём, что веки устроены словом Божиим, так что из неви­димого произошло видимое (Евр. 11:3).

Далее речь идет о том, что в силу обладания верой мно­гие вещи могут стать возможными. И в самом деле, вроде бы нигде в Писаниях не дается точного определения веры. Но там не раз говорится — как в приведенном выше отрывке — о ее следствиях, о том, что она открывает человеку новые возможности. Если вера помогает человеку прийти к пони­манию того, что за пределами видимого мира лежит мир, не доступный ощущениям, но являющийся причиной видимого мира, тогда он может увидеть все явления на некоей шкале или в определенной иерархии, то есть постичь идею выс­ших и низших уровней.

Когда сотник сказал, что он — человек, который подчи­нен вышестоящим, в то время как и у него самого есть под­чиненные, которые ниже его по чину, и добавил, что с Хри­стом дело должно обстоять точно так же, он говорил имен­но об этой шкале. Он имел в виду, что стоит лишь Христу отдать приказание, как больной слуга будет исцелен. Услы­шав это, Христос воскликнул, что Он никогда раньше не встречал никого, кто понимал бы лучше, что значит вера. Сотник направил к Христу своих посланцев, прося исцелить его слугу:

Иисус пошел с ними. И когда Он недалеко уже был от дома, сотник прислал к Нему друзей сказать Ему: не трудись. Господи! ибо я недо­стоин, чтобы Ты вошел под кров мой; потому и себя самого не по­чел я достойным прийти к Тебе; но скажи слово, и выздоровеет слуга мой. Ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: «пойди», и идет; и другому: «приди», и при­ходит; и слуге моему: «сделай то», и делает. Услышав сие, Иисус уди­вился ему и, обратившись, сказал идущему за Ним народу: сказываю вам, что и в Израиле не нашел Я такой веры. Посланные, возвратив­шись в дом, нашли больного слугу выздоровевшим (Лк. 7:6—10).

Вернемся к Посланию к Евреям. Автор далее говорит:

А без веры угодить Богу невозможно... (Евр. 11:6).

Иными словами, без того основания, которым является вера, наделяющая человека способностью обходиться без свидетельства его ощущений, невозможно ни осознать суще­ствование невидимой шкалы, ни понять истинный смысл явлений.

Осознавать шкалу — значит осознавать, что существуют различные уровни смысла. Буквальный смысл — одно, психо­логический, или духовный, смысл — другое, хотя слова упо­требляются одни и те же. Например, мы видели, что слово закваска, использованное в цитированном отрывке, имело два уровня смысла. Ученики восприняли более низкий уро­вень, и это произошло потому, как сказал Христос, что их вера была недостаточна. Их восприятие жизни было чувст­венным. Им было трудно мыслить по-новому, на другом уровне. И их духовное восприятие оказалось таким слабым именно потому, что они руководствовались ощущениями, а не верой.

Таким образом, ощущения и вера образуют два способа восприятия, не противоположных, не антагонистичных, а разноуровневых. Если не учитывать разных уровней, тогда вещи, которые не являются противоположностями, проти­вопоставляются друг другу и ум человека оказывается раско­лот на «или—или», что ведет к бесконечной путанице, умст­вованиям и несчастьям.

Автор Послания далее говорит:

Ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает (Евр. 11:6).

Если все предметы и явления находятся на некоей шкале, если порядок — не что иное, как шкала или иерархия, и упо­рядочивать — значит выстраивать иерархию, то, несомнен­но, найдется нечто, расположенное выше, и нечто, находя­щееся ниже.

Человек, который не может постичь шкалу, видимую и невидимую, как ее постиг духовным взором тот сотник бла­годаря своей большой вере, человек, который был погружен в сон, сотканный ощущениями и тем ограниченным миром, к которому они открывают доступ, останется слеп: прозре­ния дарует нам лишь вера.

ТРАНСФОРМАЦИЯ

Смысл      24

Трансформация жизни       25

Трансформация человека       36

Соль земли      36

Жена Лота      44

Трансформация смысла      59

СМЫСЛ

Ένάρχή ό λογος, αι ό λογος ήν προς τον Θεον, αι Θεος ήν ό λογος.

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1:1).

Когда человек ни в чем не находит никакого смысла, ему неведомо и переживание Бога. Бессмысленность — тяжелей­ший недуг. Его необходимо побороть. Это в сущности — без­божие: если вы утверждаете, что Бога нет, и если утверждае­те, что ни в чем нет Смысла, это одно и то же. Но если вы убеждены, что Смысл есть, вы веруете в Бога. Утверждать, что вы не веруете в Бога, но верите, что вещи обладают Смыслом, — абсурдно. Одно невозможно без другого. Бог есть Смысл. Если вам не нравится слово Бог — пожалуйста, говорите Смысл. Слово Бог «закрывает» некоторых людей. Слово же Смысл не может их «закрыть». Оно делает человека открытым истине.

Смысл существовал прежде, чем возникло Время. Он был до сотворения, ибо творение происходит во Времени, в ко­тором существуют рождение и смерть. Рождение и смерть причастны к течению Времени. Но смысл существовал преж­де времени, а сотворение мира началось уже во времени. Нет способа описать существование в мире более высокого порядка вне Времени. Тут не обойтись без понятия Время — оно течет от прошлого, через настоящее, в будущее.

Смысл существует (а не существовал!) до сотворения ми­ра, происходившего во Времени. Он принадлежит не тому, что появляется и уходит, а тому, что есть, сверх (вне) Време­ни. Если, следовательно, там, над нами, есть Смысл, каков же Смысл сотворения людей?

ТРАНСФОРМАЦИЯ ЖИЗНИ

Существует не только та Вселенная, о которой нам гово­рят органы чувств. Это не просто внешняя сцена — фактиче­ски отдельной внешней сцены не бывает, это всегда комби­нация этой сцены и нас самих. Вселенная не просто отдель­ные восприятия органов чувств — вот этот грубый мир на Земле, вот та отдаленная светящаяся точка в небе, — а вос­приятие идей, постижение истины, осознание смысла, спо­собность увидеть знакомые вещи в новом свете, проникно­вение в сущность явлений, переживания, страдание и — бла­годать. Она дается и как небесный хлеб, и как земная реаль­ность. Она являет собой шкалу такого масштаба, до которого не простирается власть ощущений, и постичь ее возможно только внутренне, благодаря пониманию.

Внезапно в нашем сердце или уме открывается такого ро­да опыт, который не есть внешний мир (хотя между ним и внешним миром возможно взаимопроникновение), и мы в эти моменты ощущаем, что купаемся в свете смысла... Этот благодатный свет — чистое переживание, свечение без тени, свет, в котором исчезает сила тяжести нашего «я». Мы ви­дим: смысл наделяет нас безграничной властью. Мы дотраги­ваемся до предметов: нет обычного чувства отделенности от поверхности, которое всякое физическое прикосновение не­избежно вызывает в нас. Мы чувствуем глубоко, без привыч­ного внутреннего диалога, не смотрясь в зеркало ложной личности. Каждое переживание этого света рождает в нас новые глубины. Это созидающий свет, трансформирующий тот смысл, к которому все стремились от начала времен, свет благодатный, смысл того, что мы всегда знали и нико­гда не имели силы помнить. Мы не просто чувствуем, что каждое переживание этого света созидает нас, но это, гово­рим мы, именно то, что мы всегда искали, — этот смысл и эта реальность, это блаженство, которое мы неправильно ин­терпретировали и искали в тысячах бесполезных физиче­ских измерений, это то, чего мы все страстно желаем и что свет внешней жизни будто бы предлагает нам, но никогда не дает; этот союз, который мы постигаем, есть реальный союз, тайная идея, лежащая за пределами наших нелепостей, на­ших поисков, наших ущербных жизней.

Как прийти к этому свету? Как вступить в такой союз со смыслом? Откуда исходит этот свет? В каком месте вонзить нож, чтобы открыть путь смыслу?³ Об этом говорится испо­кон веков. Для того чтобы обрести свет, человеку необходи­мо отсечь себя от себя. В этом вкратце сущность всех учений. А этого человек не сможет сделать, если не начнет смотреть на себя непосредственно как на новое сознательное пережи­вание, новое событие, ежедневное событие «я» — не анали­тически, не критически, не как на тему для разговоров. Та­кого рода сознание, направленное на ту область, которой постигается смысл, — вовсе не наше обыденное сознание. Очень многое стоит у нас на пути.

Первым по силе влияния является воображение. Мы во­ображаем, будто обладаем этим смыслом. Воображение — это психическая субстанция, на основе которой можно создать суррогатную реальность, это мощнейшая сила обыденной жизни. Далее, нам необходимо сделать регулярной практи­кой использование сознания в качестве отсекающего ножа. Это требует усилия, в котором обыденная жизнь не нуждает­ся. Поэтому мы легко об этом забываем и не можем сохра­нить живым начатое нами дело.

Но прежде чем станет понятно все это, человек должен почувствовать, что имеется внутренняя сторона Вселенной, воспринимаемая внутренним чувством. Внешне он живет не в чем ином, как в мире следствий, скрытые причины кото­рых ведут к тайнам, находящимся за пределами человеческо­го разумения, а в нем самом есть состояния, неведомые ему. Ибо если человеком управляют ощущения, он словно вывер­нут наизнанку. Он думает, что ощущения первичны по отно­шению к разуму. Тогда ничто внутреннее не может ему при­надлежать: он извратил естественный порядок. И тогда он будет решать все вопросы посредством, в конечном счете, насилия. Ведь объект ощущений, понимаемый как конечная и высшая реальность, может быть уничтожен — скажем, раз­бит, поврежден, взорван или убит. Именно поэтому материа­лизм столь опасен с точки зрения душевного уклада челове­ка. Он не только закрывает ум для его возможного, имма­нентно присущего ему развития, но и настолько выворачива­ет все наизнанку, что человек всерьез объясняет идею дома через кирпичи, идею Вселенной — через атомы и довольст­вуется чрезвычайно убогими объяснениями такого рода.

* * *

Целью всякой «церкви» всегда было и будет спасение че­ловека, и сам по себе человек есть церковь, взаимодействую­щая с тем, что наверху, и с тем, что внизу, имеющая внеш­нюю и внутреннюю стороны. Великие соборы не что иное, как почти завершенные символы Человека.

Но подумайте о том знании, которое создало эти симво­лы в те темные времена, когда господствовали насилие и суеверия! Примите во внимание неимоверный труд и твер­дость намерения. Что-то всегда сохранялось живым и пере­давалось из поколения в поколение, от церкви к церкви, от религии к религии — идея человека, каждого человека, себя самого. Это выражалось посредством семени, которое не может расти благодаря свету естественного мира, то есть од­них лишь ощущений. И спасение человека, которое, как все­гда утверждалось, необходимо для блага всего мира, означа­ло рост этого семени, а он не может происходить лишь под влиянием идей, принадлежащих уму, полностью управляемо­му ощущениями.

Итак, мы возвращаемся к тому, какую угрозу для реально­го благополучия человечества представляет материализм.

Идеальный план церкви (Quattro Primi Libri di Architettura, 1554)

Если в душе человека есть высшие центры, он не поднимется к ним силой идей и привычек низших центров. Он должен прежде всего признать существование более высокой сторо­ны своей натуры и затем искать пути приблизиться к ней. И когда он признает ее существование, человек вправе ожи­дать, что найдет ее, станет стремиться к этому, интересо­ваться историческими сочинениями, в которых содержатся свидетельства ее существования, изучать литературу, посвя­щенную тому, какими путями и средствами пробудить выс­шие центры. И конечно, в этой литературе он обнаружит идеи совершенно иного порядка, чем идеи, знакомые и по­нятные его низшим центрам.

* * *

Истина не станет истиной для вас, пока вы не сумеете ее воспринять. Истина возможна только в форме вашего внут­реннего переживания — ее не выучишь по книгам. Это про­цесс отчасти мышления, отчасти воображения — глубинный процесс. Отчасти это беседа с самим собой, отчасти — опыт быть собой, отчасти — взгляд на себя со стороны и отчасти — умение прислушаться к себе, к новым смыслам, которые вам открываются. Это наполовину активный, наполовину пас­сивный процесс, в котором присутствует и то, что всецело является вами, вы сами — не активность и не пассивность.

Нам редко удается отслеживать свои собственные мысли. Мы не поспеваем за движениями души. Мы не можем само­стоятельно установить взаимосвязи явлений, не видим, в чем правда того или иного события или явления для нас самих. Мощный поток ассоциаций, непрерывная череда привыч­ных реакций имеют огромную власть над нами! Мы не вос­создаем мир, не осмысливаем его заново, просто некогда позволили ему являться нам в виде мешанины чувственных образов.

Если мы проследим за тем, как мы читаем, то обнаружим, что задействованы три разных человека. Налицо тот, кто читает, его внутренний слушатель и своего рода судья или критик, выносящий оценку. Все они при деле, когда мы чи­таем. Этот слушатель не слышит того, что говорят люди во­круг него. Он слышит читателя и прислушивается к сужде­ниям критика.

Чтобы вы были способны воссоздавать мир, то есть соз­давать свой внутренний мир, наделять его смыслом, фор­мой, интерпретировать его, упорядочивать, видеть его цен­ность, именно ему, слушателю, необходимо учиться. Человек воспринимает чьи-то' идеи, чьи-то чувства, мысли, работу чьего-то воображения — и проводит над ними внутреннюю работу. Тогда приходит понимание: что бы другие люди ни знали, ни говорили, ни писали, ни делали — ничего поисти­не ценного для него самого при этом не происходит. Не про­исходит внутренней ассимиляции истины, внутреннего от­крытия, ничего нового внутри не создается. Если бы наш эмоциональный центр был более активен, тогда союз мысли и чувств мог бы питать эту глубочайшую и самую реальную часть нас самих и мы познали бы то счастье, которое прихо­дит, когда жизнь насыщается смыслом.

Наше поведение стало бы иным, поскольку во всем мы бы видели бесконечно большее число различий, нюансов по сравнению с тем, как это происходит при восприятии при­вычным способом. Жизнь не может нас насытить, потому что мы смотрим на нее привычным образом — используя скуд­ный набор душевных привычек. Мы распознаем образы, только и всего. А называем это знанием или даже истиной.

Несомненно, что у нас имеются силы (иногда мы даже осознаем это) для более тонкого восприятия, помимо тех сил, которые мы привычно задействуем. И если мы спросим себя, что же значит развиваться, то ответ может быть таков: это значит гораздо более сознательно воспринимать повсе­дневную жизнь, используя эти, невостребованные обычно, силы. Они делают доступным более тонкое восприятие, на­правленное одновременно и внутрь, и вовне. Это значит от­делиться от привычек разума и чувств путем непрерывного их осознания — отсекать себя от себя. Мы же на деле позво­ляем своей жизни состоять из однообразных и бесконечных повторов одного и того же, ища причины всего происходя­щего не в самих себе, а во внешних обстоятельствах.

Сознание нельзя делить с другими. Ваше сознание — это только ваше сознание, мое — исключительно мое. И так как сознание невозможно делить с другими, каждый должен стремиться к собственному, уникальному переживанию всего существующего, каждый должен осознавать сам себя, быть способным видеть для себя и делать для себя. Только так мы можем создать нечто внутри себя. А когда мы создаем нечто внутри, оно становится неотъемлемо нашим, неизменным и реальным.

Таким образом, все свежо, все ново, все не тронуто и не искажено предшествующими пользователями.

Каждый находится на определенной стадии развития мышления, чувствования, понимания и переживания. Для внутреннего роста и обретения смысла нельзя взять истину взаймы; если вам категорично заявят: нечто есть истина — и вы поверите, значит, вы попросту слепо примете расхо­жую формулу. Истина может быть только пережита — в соот­ветствии с вашим уровнем развития. Никто за вас не может попробовать яблоко. Бесполезно пытаться описать словами, каково оно на вкус. Точно так же во всем, что имеет реаль­ное значение, никто вам ничем не поможет. Только ваша собственная способность видеть истинность чего бы то ни было изменит вашу ситуацию — и именно эту способность мы всеми силами стремимся отбросить в надежде найти что-нибудь полегче. В каждой ситуации и проблеме — если бы мы могли достаточно глубоко погрузиться в самих себя, освобо­дившись от привычных механических реакций, — мы нашли бы выход, потому что перед нами высветился бы новый смысл и наше видение данной ситуации трансформирова­лось бы.

* * *

Самый главный, первичный и сознательный акт, кото­рый должен оставаться сознательным на протяжении всей жизни, акт, направленный на обретение духа внутри самого себя, на нахождение источника смысла, — это акт утвержде­ния. Только через этот акт все, что вовне, что внешне и мертво, соединяется с тем, что является внутренним и жи­вым. Это главнейший из всех психологических актов. Это первичный и в то же самое время постоянно воспроизводи­мый акт, которым начинается душевная жизнь в глубочай­шем смысле (иными словами, личностная эволюция). Ее ко­нечная цель, до которой еще весьма и весьма далеко, — внут­реннее единство. Человек постепенно объединяется с самим собой, а не просто с тем, чем он случайно стал и чем он себя считает. Утверждение — это не декларация, а результат пони­мания. Отрицание всегда ведет к внутренним потерям и в ре­зультате к все большей поверхностности суждений, к нетер­пимости, потере смысла и насилию. Можно сколько угодно отрицать все, что угодно. Что может быть проще? Всякий, кто будет избегать любых актов понимания, считая их сенти­ментальными или не имеющими ценности с научной и ком­мерческой точек зрения, пойдет по пути отрицания.

Мы знаем, однако, больше, чем сами утверждаем. Даже больше, чем мы думаем. Но если человек встает на путь во­инствующего отрицания, как это ныне делают многие, — он во всем находит нужные ему доказательства и подтверждения. Подумайте в этой связи, как эффективно работает по­дозрительность! В результате же, как нам хорошо известно, мы имеем ложь.

Психологический эффект утверждения во всех смыслах противоположен этому. Для того чтобы расти, человек дол­жен утверждать. Отрицание в конечном счете ведет к наси­лию, принуждению, разрушению. Та скрытая, почти непроявленная часть человека, которая способна к развитию, мо­жет развиваться по принуждению. Потому-то органы чувств не дают нам надежных доказательств, безошибочного под­тверждения для разума и не открывают смысла, таящегося за формальными схемами.

Ясное, сенсорное доказательство принудило бы ум, не оставило бы ему выбора. Как, скажем, если бы мы увидели на небе Господа Бога. Убежденность в реальности чего-то, ко­гда она возникает из понимания, внутренних интимных раз­мышлений, никто нам насильственно не прививает. Она от­крывает уму возможность двигаться в определенных, жиз­ненно важных направлениях. Реалии обыденной жизни, ее ужасы, несправедливость и страдание, легко могут спустить нас с небес на землю. Если мы будем воспринимать жизнь чувственно — воспринимать ее видимые проявления, — мы ни к чему не придем. Возможно, однако, что именно в этом отчасти и состоит замысел Сценариста.

В человеке от рождения заложено гораздо большее, не­жели ощущения и их производные.

С точки зрения механической эволюции нельзя понять наличие неиспользованных или редко используемых воз­можностей человека. И если замысел состоит в развитии, внутреннем развитии, развитии нашего сознания, если каж­дый человек будет развивать присущие ему от рождения спо­собности (у каждого они свои), тогда все трудности и про­блемы нашей жизни, всё непрекращающееся борение, — не­обходимый фактор. Тогда нужно ждать не избавления от проблем, а чего-то иного, например противостояния. Развитие необходимо под­разумевает усилие, и если бы жизнь была хороша и прекрас­на, без страданий и горестей, ничто не подвигало бы нас на дальнейшее созидание себя. Никакой борьбы, в результате которой мы обнаружили бы в себе более тонкие психиче­ские инструменты — а мы ими изначально обладаем, — не возникало бы, и мы так и не научились бы отличать их от бо­лее грубых инструментов.

Мы постепенно узнаем, что в каждой ситуации соедине­но тонкое и грубое. Наша нервная система создала превос­ходные инструменты, с помощью которых мы отвергаем неподходящую пищу. Мы имеем пищеварительную систему, которая ассимилирует более тонкие продукты и отвергает более грубые. Но нет соответствующих механизмов, позво­ляющих нам так же приспособиться в нашей душевной жиз­ни. Это нечто должно быть создано — и в то же время оно создаст нас. Поэтому на каждом этапе развития мы нуждаем­ся в соответствующем обучении. Таков, к примеру, внутрен­ний смысл евангельских притч — они указывают нам, что следует принять, а чего надо избегать, и, следовательно, подсказывают, как стать человеком.

Речь идет, таким образом, — если мы поймем и начнем применять данные идеи, — о самосотворении. В тот момент, когда это произойдет, можно будет сказать, что человек на­чинает существовать, вдруг постигнув, что значит жить со­знательно. Он уже не то существо, которое обстоятельства, условности и последние течения моды бросают словно щеп­ку. Он больше не является в такой степени рабом ужасного механизма жизни, в котором вращается все и вся. Он уже не мыслит категориями, основанными на ощущениях. Он уже имеет внутри себя иную систему. В результате он обретает но­вое отношение к тому, что переживает. Идеи иные, нежели те, что он усвоил в своей животной жизни, посещают его и пробуждают его ум. И по мере того как он прислушивается, смысл этих идей все больше и больше открывается ему. Ведя внутренний диалог с самим собой, он начинает говорить по-новому и его внутренний слушатель начинает слышать и де­лать встречные шаги.

Жизненные реалии по-настоящему не затрагивают нас. И мы то и дело неверно их интерпретируем. Но некоторые идеи могут проникнуть в глубины, о которых мы прежде не ведали, и привести в движение такие энергии, о возможно­сти которых мы даже не подозревали.

ТРАНСФОРМАЦИЯ ЧЕЛОВЕКА

СОЛЬ ЗЕМЛИ

В Евангелиях многие слова употребляются в особом смыс­ле. Можно предположить, что Евангелия содержат в себе со­вершенно особое учение. Несомненно главное — в Евангелиях речь идет не об обычных целях повседневной жизни. Про­поведуя Свое учение, Христос говорил не о том, как стать преуспевающим политиком, бизнесменом, юристом, врачом и т. п. Он говорил о.том, что у человека есть возможность родиться заново, претерпев внутреннюю эволюцию, или трансформацию. И когда Он проповедовал особую идею, ка­сающуюся Человека на земле, многие слова употреблял в осо­бом смысле — это своего рода термины. Точно так же, как, скажем, ученый-химик, имея дело с возможными комбина­циями атомов, порождающими бесчисленные новые вещест­ва, изъясняется языком специалиста — этот язык не понятен для тех, кто несведущ в химии, которая является наукой о превращении одного вещества в другое и которая в первона­чальной форме, в форме алхимии, началась именно с обсуж­даемой идеи — идеи трансформации.

Изложенное в Евангелиях учение Христа было, условно говоря, высшей формой органической химии, а именно уче­нием о возможной трансформации самого человека - транс­формации в нового Человека. В Евангелиях Человек рассмат­ривается как материал для внутреннего развития. Как экспе­римент по саморазвитию. Коротко говоря, человек — зерно, посеянное в землю, чтобы взойти в Царстве Небесном, сим­волизирующем тот уровень внутреннего развития, возмож­ность достичь которого потенциально имеется у него. Будучи посеян в землю, человек, соприкасаясь с тем, что называ­ют «Слово Царства», может сам для себя служить материа­лом для внутреннего развития. Поэтому Человек на земле, с точки зрения Евангелий, незавершен, незакончен, несовер­шенен, и именно в этой незавершенности заключается глу­бочайший смысл его существования. Ибо он способен через новое понимание и с помощью нового сознания достичь внут­ренней завершенности.

Дальнейшая стадия развития Человека не может быть до­стигнута внешним принуждением. Никакие правила, ника­кие навязанные установки, никакие жесткие формальные ритуалы, никакое внешнее принуждение не могут этого осу­ществить. Внутренняя эволюция, рождение заново и, таким образом, завершение Человека может быть осуществлено только им самим, благодаря его собственному видению исти­ны, его собственному восприятию ее, его собственному же­ланию ее познать, его собственной воле, направленной на обретение всего этого. Это высочайшая идея о Человеке на Земле, и именно ее проповедовал Христос. Посеянный на земле, как семя, предназначенное прорасти в Царстве Не­бесном, человек либо так и останется семенем, дитятей зем­ли; либо он будет развиваться с помощью своего собственно­го поиска, своего собственного разума, своего собственного внутреннего понимания — только если услышит учение, ко­торое дал Христос, или любое учение, столь же великое и вечное.

Никто не осуществит за человека его личную эволюцию. Никакие ограничения, никакие карательные меры, никакие законы, никакие формы внешнего принуждения не могут заставить его внутренне развиваться. Это его индивидуаль­ная задача, дело его собственного внутреннего выбора, тре­бующее глубочайшего личного понимания. Человек или на­чинает видеть сам, понимать внутренне, через себя, или нет. Ему, так сказать, предоставляется право выбора, ему нужно самому принять решение. Человек волен служить земной жизни, а волен служить Царству Небесному. Люди иногда удивляются: если то, чему учил Христос, есть истина, почему людей не заставляют становиться лучше, не заставляют быть добродетельными и т. д. — почему, в самом деле, Бог не добивается этого? Но разве такое возможно? Если бы люди были добродетельными по принуждению, если бы они виде­ли Бога в небе и боялись — значит, все дело в насилии. Их поступки были бы обусловлены не самостоятельным выбо­ром, не собственным внутренним пониманием и собствен­ной волей, а только страхом наказания. И не было бы ника­кого внутреннего развития.

Поэтому нет ничего во внешнем мире, ничего в природе, что определенно бы подтверждало или отрицало существо­вание Бога. Если бы органы чувств давали нам ясное свиде­тельство того, что Бог есть или же Его нет, человек был бы вынужден — в силу внешних причин — веровать или, наобо­рот, не веровать. Но, как вы замечаете, в природе — об этом сообщают наши органы чувств — нет ничего, что можно считать убедительным доказательством существования или несуществования Бога. Природа и прекрасна, и жестока. Жизнь и хороша, и ужасна. Невозможно, исходя из природы или жизни, решить вопрос однозначно. Иными словами, ни­что извне не вынуждает человека верить — ничто, данное в ощущениях. Этот факт сам по себе поразителен. Вы можете объяснять природу жизни как угодно, как вам больше нра­вится. Задумайтесь, насколько это поразительно: Человек посеян на Земле для индивидуального рождения заново, ин­дивидуального внутреннего развития, и ему дана возмож­ность персонального выбора, свобода путем глубочайших раздумий, личных переживаний достичь в конце концов ис­тинного понимания и обрести волю, самосознание! Он рож­дается как материал, подлежащий внутреннему развитию, итоговая цель которого — приобщение к Царству Небесному. Именно к тем, кто понимает, то есть к «имеющим уши слышать», обращены Евангелия. Ведь, во-первых, главное, что характеризует Человека, — это его понимание, а не его тело, или лицо, или физический облик. И, во-вторых, его со­знательный выбор в сочетании с пониманием. Это Человек Царства. Человек может далеко продвинуться в жизни и да­леко продвинуться в знании, но в то же время не иметь по­нимания и тем более — воли жить тем, что он воспринял и понял. Таким образом, в свете учения высшего уровня — то есть в свете учения Евангелий о Царстве Небесном, о выс­шем Человеке— каждый человек есть не что иное, как его по­нимание и его сознательный выбор, обусловленный этим пониманием. В свете идеи Царства Небесного это и есть реальный человек. Каково бы ни было его социальное поло­жение, образ жизни и т. д. — реального человека делает чело­веком его понимание учения о высшем Человеке и его способ­ность сделать сознательный выбор.

Неудивительно поэтому, что в Евангелиях использовано много терминов, которые относятся к науке о высшем Челове­ке, или Человеке Царства Небесного. Например, слово метанойя (неправильно переведенное как «покаяние») на деле означает изменение мышления. Есть слово фронимос, непра­вильно переведенное как «мудрый». Есть слово вера, так ча­сто переводимое как верование; вера и верование — разные вещи, то есть можно иметь веру, не будучи верующим. Есть слово душа, столь часто переводимое как жизнь. Так, напри­мер, в следующем отрывке из Евангелия от Иоанна в англий­ской версии Библии употреблено слово life (жизнь):

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих⁴ (Ин. 15:13).

Мы уже приводили это высшее определение сознатель­ной любви: человек должен положить душу, то есть вообра­зить на месте себя тех, кого он любит, преодолевая таким об­разом сопротивление собственной души. Христос говорит:

...Жизнь Мою полагаю за овец (Ин. 10:15).

Теперь необходимо рассмотреть другое слово, являю­щееся в Евангелиях термином, которое требует объяснения. Это слово соль. В Евангелиях есть несколько отрывков, где говорится о соли. Что же означает соль? Каков смысл этого термина?

Соль — добрая вещь; но ежели соль не солона будет, чем вы ее по­правите? Имейте в себе соль, и мир имейте между собою (Мк. 9:50).

Евангельскую идею о том, что человек должен творить добро без всякой мысли о вознаграждении, понять очень трудно. Вот Христос говорит:

Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего... (Лк. 6:35).

Нам нелегко вообразить, что можно делать добрые дела без всякой мысли о вознаграждении, «не ожидая ничего».

Однако во многих текстах подразумевается, что, если че­ловек творит добро и соблюдает заповеди в надежде обрести счастье и вечную жизнь, он не достигнет своей цели. Имен­но в свете этой идеи — напрасны все добрые дела, если руко­водствоваться ложными побуждениями — мы воспринимаем тот фрагмент Евангелия от Матфея (6:5) о лицемерах, кото­рые усердно молятся на улицах, чтобы видели их люди, и де­монстративно подают милостыню, потому что превыше все­го они дорожат людской похвалой. Но, даже совершая доб­рые дела, без посторонних глаз, а лишь в надежде на возна­граждение на небесах, мы не приближаемся к праведности. Почему? Все сказанное в Евангелиях имеет свою причину —психологическую причину, связанную как с тем, что способст­вует, так и с тем, что препятствует внутреннему развитию человека. Я имею в виду, что Евангелия вовсе не являются набором обязательных правил или моральных догм, это си­стема духовных указаний и ориентиров. Среди них есть и про­стые, а есть и очень даже сложные, и, если бы человек сумел понять их правильно и следовать им надлежащим образом, это неизбежно привело бы его к открытию в себе Царства Небесного. Одно сказано совершенно ясно: человек должен прежде услышать, а лишь затем делать то, чему учит Хри­стос. То есть сначала необходимо понять, ибо попытка сде­лать что-либо прежде, чем мы поняли, что это такое, никуда не приведет. А поняв нечто, человек волен и вести себя в со­ответствии с тем, что, по его мнению, он понял — иными словами, жить этим. Но человек может и заблуждаться от­носительно своей способности понимать. Или же руководст­воваться ложными мотивами. Вот потому-то и необходимо творить добро без всякой мысли о вознаграждении.

Причина, по которой человек не должен творить добро в надежде на вознаграждение на небесах, проста: в этом слу­чае он заботится о собственном благополучии. То есть, вы­ражаясь языком Евангелий, он действует, движимый не чув­ством, именуемым «любовью к Богу» или «любовью к ближ­нему», а только «любовью к самому себе», и поэтому не мо­жет достичь Царства Небесного. Нам стараются объяснить, что Царство Небесное зиждется на любви к Богу и любви к ближнему, в отличие от преисподней, где царствуют любовь к себе и ненависть к ближнему. И это означает, что человек, делающий все ради вознаграждения и, таким образом, из любви к себе и эгоизма, не может ни увидеть Царства Небес­ного, ни войти в него. Христос говорит, что человек должен рождаться снова и снова, прежде чем он сумеет увидеть Цар­ство Небесное. Один из многочисленных смыслов этого вы­сказывания таков: человеку необходимо выйти за пределы самого себя и стать нищим духом, как это состояние названо Христом в Нагорной проповеди. Тщеславие, самомнение, гордыня, презрение к другим и бесконечные грубые и тон­кие эмоции и мысли, спровоцированные этими состояния­ми, делают человека «богатым духом» и имеют общий, еди­ный источник — себялюбие. Вот от чего человеку необходимо освобождаться — от себялюбия.

* * *

Каков духовный смысл выражения оглянуться назад} По­кидая обреченный на гибель Содом, жена Лота «оглянулась позади его...» (Быт. 19:26). И она превращена в соляной столп. Соль символизирует целый ряд психических особенностей человека, как хороших, так и дурных. Она может убивать и спасать. Христос сказал Своим ученикам, когда они спори­ли, кто из них главнее: «Имейте в себе соль». Но, хотя соль может символизировать духовную безжизненность, Христос имел в виду нечто совершенно противоположное — Он как бы призывает улыбнуться себе, не быть столь мрачными. В этом конкретном смысле «тот, кто оглядывается назад», становится ничем, он оказывается безжизненным, хотя про­должает двигаться. В двух весьма странных притчах Христос передает их внутренний смысл, рассказывая историю о жене Лота:

Так же, как было и во дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, са­дили, строили; но в день, в который Лот вышел из Содома, пролил­ся с неба дождь огненный и серный и истребил всех; так будет и в тот день, когда Сын Человеческий явится. В тот день, кто будет на кровле, а вещи его в доме, тот не сходи взять их; и кто будет на поле, также не обращайся назад: вспоминайте жену Лотову (Лк. 17:28—32).

Таким образом, речь идет о пагубности возвращения, рав­но как и о пагубности оглядывания назад — это символ внут­ренней смерти, внутренней безжизненности. Это не может означать того, что Христос произнес, когда Его ученики ссорились по поводу того, кто должен быть первым. Им Хри­стос сказал: «Имейте в себе соль».

Когда будущее становится туманным, когда потеряны все надежды и на смену им приходит страх, человек оглядывает­ся в прошлое или даже возвращается в детство. Болезни, ко­торые вызываются таким отступлением во временном теле человека — в его земной жизни, — объясняются слабостью духа. Ведь дух, несмотря на внешние трудности, должен бо­роться, должен стремиться вперед.

Согласно эзотерической концепции Человек имеет внут­реннюю цель, приближение к которой составляет реальный смысл его существования. Подобный процесс обусловлен его внутренним пониманием, связанным с верой и поэтому с активностью духа, не поддерживаемым ничем внешним. Человек отказывается от духовной устремленности и начи­нает оглядываться назад или идти вспять. Он обеспокоен внешними неприятностями. Поэтому он становится духовно опустошенным (и, возможно, более преуспевающим в обы­денной жизни). Но духовно он превращается в соляной столп, потому что отказывается от чего-то неопределимого и тем не менее в глубине души известного всем, кто хочет знать это. Ведь труднее всего обрести видение и понимание, когда дело касается самого себя. Сколько маленьких соляных столпов находится во временном теле человека — в его жи­вом прошлом? И сколько соляных столпов живет на свете, ходит каждый день по улицам?

Что же значат слова: «Имейте в себе соль»? Христос ска­зал ученикам:

Ибо всякий огнем осолится, и всякая жертва солью осолится. Соль — добрая вещь; но ежели соль не солона будет, чем вы ее поправите? Имейте в себе соль, и мир имейте между собою (Мк. 9:49—50).

Есть расхожая метафора, употребляемая для характери­стики человека, который не сломлен жизнью и потому не погружен в уныние: «У него сдобренная солью речь». Соль — это то, что не дает внутреннему содержанию человека ис­портиться (как и пищевым продуктам). Одни и те же собы­тия и жизненные перемены кто-то ест с солью, а кто-то — без. Кто-то будет сломлен, угнетен, а кто-то — нет. Спор уче­ников о том, кто из них лучший, кто первый — один из обыч­нейших источников жалости к себе, огорчений и, как след­ствие, того или иного рода насилия. Неспособность посме­яться над собой — трагическое восприятие своих невзгод — означает отсутствие соли. Немножко юмора в отношении к себе — да-да, немного соли остроумия! — и родится иной под­ход к жизни. Истинный эзотеризм наделяет человека солью, что редко делает каноническая религия.

ЖЕНА ЛОТА

История жены Лота, рассказанная в Ветхом Завете, так­же имеет свой внутренний смысл.

Давайте ее вспомним. Как рассказывается в Книге Бы­тие, ангелы пришли в Содом предупредить Лота, чтобы он бежал со своей женой, детьми и зятьями, прежде чем будет разрушен город, погрязший в грехах. Зятья не поверили предостережению, да и сам Лот медлил, пока ангелы не вы­вели его, его жену и двух его дочерей из Содома.

Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. Но Лот сказал им: нет, Владыка! Вот, раб Твой обрел благоволение пред очами Твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною, что спас жизнь мою; но я не могу спасаться на гору, чтоб не застигла меня беда и мне не умереть; вот, ближе бежать в сей город, он же мал; побегу я туда, — он же мал; и сохранится жизнь моя [ради Тебя]. И сказал ему: вот, в угодность тебе Я сделаю и это: не ниспровергну города, о котором ты говоришь; поспешай, спасайся туда; ибо Я не могу сде­лать дела, доколе ты не придешь туда. Потому и назван город сей: Сигор. Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастения земли. Жена же Лотова огляну­лась позади его, и стала соляным столпом (Быт. 19:17—26).

Все это имеет духовный смысл и относится к нашему пе­реходу из одного состояния в другое. Все это — об опреде­ленной стадии во внутреннем развитии, о необходимости оставить позади себя все, чем прежде человек был и за что он цеплялся. Давайте возьмем одну фразу из процитирован­ного выше текста. Человек по имени Лот должен был поки­нуть то, чем он был, то есть начать развиваться. Он спорит и торгуется, и хочет идти в маленький город, называемый Сигор (Зоар). Ангел в конце концов соглашается и говорит:

Поспешай <...> Я не могу сделать дела, доколе ты не придешь туда.

Сигор символизирует какое-то новое состояние, но он означает нечто малое. И вот Лот достигает этого внутренне­го состояния, по-видимому, менее значительного, чем ожи­далось от него.

Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор (Быт. 19:23).

Что означает земля? В молитве Господней говорится:

Да будет воля Твоя и на земле, как на небе... (Мф. 6:10).

Когда человек в своем внутреннем развитии вступает в новую стадию понимания, «солнце поднимается над землей». Земля человека в нем самом. Для того чтобы развиваться, че­ловек должен оставить эту «землю», то есть прежнего себя. Заметьте, что

...ниспроверг города сии, всю окрестность сию, и всех жителей го­родов сих, и все произрастения земли.

Лоту, каким он был, говорят, что ему надо бежать на гору, то есть достичь чего-то на более высоком уровне в себе. Ангел говорит, что он не может помочь Лоту, если тот не избавится от своего старого состояния, называемого Содо­мом, и не достигнет определенного состояния, называемого Сигор. Его прежнее состояние не может быть уничтожено, пока он не изведает нового понимания. Но Лот сомневается, что может достичь этого нового состояния. «Я не могу спа­саться на гору», — восклицает он. И просит, чтобы ему все же позволили думать и действовать так, как он привык, — из своего прежнего состояния. Новое состояние достигается тогда, когда человек начинает видеть истину эзотерического знания, которое не только было ему дано, но которое, так сказать, становится практикой его жизни. И это новое со­стояние делается частью его самого, без него уже не обой­тись, теперь это не просто что-то, что он знает и вспоминает время от времени.

То, что человек знает, и то, что он есть, разделяет огром­ная, фактически непреодолимая дистанция. И также то, что он знает, не может стать непосредственной частью его, если он не видит высшего добра этого и не сознает, что добро есть его высочайшая сторона, гораздо более важная, нежели то знание, которое ведет к добру. Он прежде видит истину эзо­терического знания, а уж потом — добро, которое оно несет. Все эзотерическое знание является зародышем — в том смыс­ле, что оно ведет к другой стадии и фактически постоянно растет и трансформирует свой смысл (соответственно и об­раз мышления). Таким образом, оно изменяется в человеке по мере того, как сам человек преображается. И человек не может возвращаться (идти вспять) и цепляться за то, что он некогда понял, ибо это значит вернуться к тому, что уже остав­лено позади. На самом деле, его прежнее понимание станет опасным для него. Чтобы обрести новую форму жизни, необ­ходимо утратить прежнюю.

Христос вспоминает о Лоте в связи с завершением века, или концом света, говоря о том моменте, когда «Сын Чело­веческий явится» (Лк. 17:30).

Но речь-то идет о внутреннем состоянии человека и о переходе из одного состояния в другое.

Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее (Лк. 17:33).

Это относится к достижению человеком определенного понимания, когда то, что было священным для него прежде, теперь утрачивает всякий смысл — иными словами, привыч­ные основания и привычные ценности, которые были для него святы и незыблемы, больше не имеют для него никако­го смысла. Это тот момент, когда в человеке может что-то произойти. Поэтому в Евангелии от Матфея говорится:

Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, — читающий да разумеет, — то­гда находящиеся в Иудее да бегут в горы; и кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, тот да не об­ращается назад взять одежды свои. Горе же беременным и питаю­щим сосцами в те дни! (Мф. 24:15—19).

Когда мы обнаруживаем, что нечто, когда-то для нас свя­тое, не имеет никакой ценности, для нас наступает психоло­гически весьма тяжелый период.

Обратите внимание — Христос говорит: «Читающий да разумеет». Это означает, что понимать сказанное надо не буквально, а в духовном смысле. Человек может достичь той точки, когда он должен либо продолжать идти вперед и вый­ти за пределы самого себя, за пределы того, чем он был рань­ше, либо же погибнуть. Лоту не хотелось двигаться вперед. Его собственный город Содом — это он сам, такой, каким он был. Он должен был уйти от себя или умереть. Когда в месте, которое свято, воцаряется мерзость запустения, необходимо «бежать в горы», потому что нет ничего хуже, чем утратить ценности и смысл. Цель жизни в том, чтобы привести нас к этой точке, и здесь нас может найти эзотерическое учение — горы. Прежняя жизнь человека, точнее, все, что бесполезно в ней, может тогда быть разрушена, как был разрушен Содом, город на равнине. Вся эта история именно о внутреннем из­менении и о рождении вновь — об оставлении того уровня, на котором прежде протекала жизнь человека, и достиже­нии нового уровня.

Вы помните или можете прочесть, что эпизод о Лоте и Содоме изложен после рассказа о посещении Аврама и его жены Сары, которые достигли весьма преклонного возрас­та⁵, тремя странными мужами. Это были ангелы, они и сооб­щили хозяевам, что у них родится ребенок. Аврам переимено­ван в Абрахами (Авраама)⁶, а Сара переименована в Сарах (Сару)⁷ (Принцесса). В обоих именах появилась буква X, од­на из священных букв имени Яхве. Вы должны понять, что все повествование рассказывает не о буквальном ребенке, а о возрождении, или рождении вновь. Сарах смеется над ан­гелами (хотя потом отрицает, что делала это), и это не про­щается ей полностью: «...нет, ты рассмеялась» (Быт. 18:15) — говорит ей один из ангелов. После этого описывается несча­стье, постигшее жену Лота.

Когда кто-то делает шаг вперед в своем развитии, его прежнее обычное состояние должно быть разрушено. Чело­век не может одновременно и оставаться тем, что он есть, и стать новой личностью. Семя не может в одно и то же время оставаться семенем и стать растением. Признавая, что исто­рия об Аврааме и Сарре — это аллегория возникновения че­го-то нового (рождение сына), следует ожидать, что по логи­ке аллегории или притчи что-то должно быть разрушено. Новое не может содержаться в старом. Оно должно уничто жить старое, взяв из него все необходимое. Метафора ново­го вина, налитого в старый сосуд, используется в Евангелиях для иллюстрации этой истины.

Однако людям свойственно думать, что они могут изме­ниться и в то же время остаться такими, какие они есть, или, выражаясь иначе, воображают, будто это изменение не имеет ничего общего с тем, чтобы стать совершенно други­ми по сравнению с тем, чем они были. И потому им трудно смириться с тем, что всякий раз, когда в Писании упомина­ется новое состояние (например, рождение сына у Авраама и Сарры), это естественным образом является упоминанием о смерти. Новое не может возникнуть иначе чем в результате смерти старого.

Невозможность одновременно остаться семенем и стать деревом не всегда очевидна, и люди не понимают, почему умер Христос. Они не понимают, что рождение вновь, пере­ход в новое состояние, непременно означает смерть прежне­го состояния. В связи с этим не удивительно, что, как только Аврааму и Сарре обещан сын, возникает тема разрушения — в данном случае разрушения того, что названо Содомом и Гоморрой. Все это символизирует внутренние, психологиче­ские процессы, все это говорит о том, как человек может на самом деле перейти с одного уровня на другой. Имена сменя­ются, персонажи разнообразны, сцены действия различны, но речь идет об одном и том же внутреннем процессе разви­тия. Обратим внимание, что Аврам, теперь ставший Абраха­мом, молит Бога о сохранении Содома. Он говорит:

...Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты noi-убишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? (Быт. 18:23-24).

Когда Бог соглашается выполнить эту просьбу, Авраам опять молит, чтобы город был спасен даже и в том случае, если там лишь сорок пять праведных людей, затем — если можно будет найти только сорок, затем, если обнаружится только тридцать, только двадцать. В конце концов он вопро­шает:

Да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять?

И Бог отвечает:

Не истреблю ради десяти (Быт. 18:32).

И затем, обратите внимание, Лот не желает уходить из Содома. Причина та же самая. С большой неохотой мы ос­тавляем то, что привычно, естественно и потому необреме­нительно. Трудно научиться понимать по-новому. Трудно от­казаться от своих заслуг, доброго имени и чувства успеха. Очень трудно видеть, что наша грязь (нечистота) — то есть Содом в нас — сконцентрирована как раз в этих заслугах, се­бялюбии и в склонности приписывать все силам своего разу­ма. Обитателям Содома мнилось, что они могут общаться с ангелами, что они равны им. Лот понимал больше. Он впус­кает ангелов в свой дом и закрывает входную дверь, отгора­живаясь от людей на улице. Это символизирует акт истинно­го осознания — различение того, что ценно, и того, что ни­чтожно. Лот смог распознать собственную ничтожность, по­рожденную себялюбием. Это было чуждо его натуре, и он закрыл двери от нежеланных гостей. Вы должны понять, что любовь к себе — любовь иного рода, нежели любовь к ближ­нему и любовь к Богу.

Таковы стадии внутреннего развития. Чтобы развивать­ся, человек должен миновать первую стадию, потому что все, что сформировано духом себялюбия, основано на не­правильных внутренних связях. Механизм неисправен. Это Содом. Подумайте, к чему приводит себялюбие, в котором мы даже не отдаем себе отчета и которое поэтому неуправляемо. Его производными являются наслаждение какой бы то ни было властью, обладанием — чего бы это ни касалось. Себялюбию обязаны своим существованием лицемерие, лю­бой обман — лживость натуры в целом, мелкое и, казалось бы, безобидное вранье, всевозможное притворство. И на бо­лее глубинном уровне оно же — источник ненависти, мсти­тельности, грязненького чувства злорадства, всякой жесто­кости и подлости, которые могут напитать себялюбие чело­века тайным ощущением власти. Все это и есть Содом — и в мыслях человека, и в его чувствах или поступках. Для пере­хода в другое состояние бытия человеку необходимо изба­виться от такого состояния. Поэтому Лот должен оставить Содом, и ангелы предупреждают его, что медлить нельзя и что, отправившись в путь, он не должен оглядываться назад. Этот путь — символ духовного пути. Когда человек пере­ходит из прежнего внутреннего состояния в новое, он совер­шает своего рода путешествие. Такие путешествия — в мел­ком масштабе — всегда происходят с нами. В нас постоянно происходит движение. Но здесь речь идет о переходе с бо­лее низкого на более высокий уровень. Лот должен оставить равнину и подняться в горы, то есть почти все в нем, связан­ное с его прежним уровнем, должно умереть или быть остав­лено позади. Различные свойства человека составляют не­отъемлемую его часть. Точно так же как во внешнем мире у него есть родственники — мать, отец, жена, дочь, сын и т. д., — он имеет родственников в своем внутреннем мире мыслей, чувств и желаний, идей, стремлений, различных проблесков истины и знания, различных душевных состояний, различ­ных побуждений, различных прозрений, различных вос­приятий, различных целей и т. д. Жена Лота олицетворяет собой те свойства самого Лота, которые обречены на ги­бель, потому что они — порождение Содома. Избавление от этих пагубных свойств представлено тем, что жена Лота оглядывается назад и превращается в соляной столп.

* * *

Все приведенные выше цитаты говорят об осквернении эзотерической истины. Как и все прочее, эта истина может быть неправильно понята. Найдутся люди, которые исказят ее и таким образом сделают бесполезной. Найдутся и такие, кто, руководствуясь благими побуждениями, сумеет опошлить всякую идею. Тогда положение этого человека плачевно. Ес­ли бы эзотерическое знание находилось на той же шкале, что и обыденное знание, которое мы можем приобрести в любой школе или в любом университете, результаты искаже­ния этого знания были бы очевидны. Мы просто сказали бы, что человек потерпел неудачу, что он не понимает какую-то мысль, что он не разбирается в предмете. Но если речь идет об эзотерическом знании, о том духовном развитии, которое возможно благодаря ему, когда оно падает на благоприятную почву, то здесь понимание совершенно другого рода, и, если оно искажено, возможности реального развития для челове­ка навсегда утрачены.

Представим себе историю Лота и Содома как историю об индивидууме и различных сторонах его существа, и если мы хотя бы смутно сумеем постичь идею открытых и закрытых дверей как идею внутреннего и внешнего понимания чело­века, — мы сможем понять следующее. Человеку необходимо разграничить те факторы, которые способствуют внутрен­нему росту, и те, которые бесполезны с этой точки зрения. Есть элементы внутри человеческого существа, которые стре­мятся отрицать возможность духовного развития («И очень приступали к человеку сему, к Лоту, и подошли, чтобы выло­мать дверь» (Быт. 19:9)) и таким образом погубить его. Это — духовное осквернение, и именно о нем идет речь в приве­денном отрывке. Каждый человек имеет в себе мощные ис­точники отрицания, которые при дальнейшем развитии, ве­дущем к трансформации, неизбежно вступят в войну против него. Но такие элементы в этом повествовании изображены ослепленными, так что они не могут найти нужную дверь:

Тогда мужи те [Ангелы] <...> людей, бывших при входе в дом, пора­зили слепотою, от малого до большого, так что они измучались, ис­кав входа (Быт. 19:10— 11).

Это означает, что на определенной стадии искушения че­ловек получает помощь. Он получает помощь с высшего уровня, которого он стремится достичь, а противостоящие элементы получают, так сказать, ложное направление или ослепляются. Это относится к определенной стадии внут­ренней жизни. Вот дверь почти взломана, но, раз хозяин принял двух человек, раз они внутри, ему помогают. В пове­ствовании говорится:

Тогда мужи те простерли руки свои и ввели Лота к себе в дом, и дверь заперли (Быт. 19:10).

Другая типичная идея эзотерической психологии пере­дается выражением «при входе», то есть снаружи, вне дома. Люди, против которых Лот должен бороться, находятся сна­ружи. Они требуют, чтобы обоих гостей вывели из дома:

Выведи их к нам, мы познаем их (Быт. 19:5).

Это последнее выражение имеет на древнееврейском языке сексуальный смысл. Словом «познать» обозначается, на буквальном уровне, половое сношение. Но так же может быть охарактеризован любой союз и любая связь. На языке образов, на языке эзотерической аллегории и притч, для пе­редачи психологического смысла используются, как мы зна­ем, буквальные образы. Суть в том, что люди «при входе» не должны вступать в союз с теми двумя, кто находится в доме Лота. Человек как дом, имеющий множество комнат, — очень древняя метафора. Внутреннее строение человека сравнива­ется с домом, где комнаты расположены на различных эта­жах. Люди «при входе» символизируют в этом повествовании внешние стороны Лота. Они символизируют те элемен­ты, которые усвоены во взаимодействии с внешним миром, а внешняя оболочка неизбежно противодействует развитию внутреннего содержания. Человек должен осознать, что есть что-то еще, кроме реалий окружающего мира. Если все, что предлагает внешний мир, он принимает за чистую монету, то оказывается чрезвычайно поверхностным и не предпри­нимает никаких усилий для глубоких размышлений. Эзоте­рическая психология становится действенной тогда, когда че­ловек осознает — существует еще нечто помимо того, о чем сообщают ему органы чувств. Без этого жизненные события будут постоянно затягивать его в горизонталь, он не сумеет противостоять хаосу внешней жизни. Вот почему людям «при входе» необходимо оказать сопротивление. С той же самой идеей мы встречаемся и в притче о сеятеле:

Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при до­роге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его (Лк. 8:5).

Истина — знание дальнейшей эволюции человека, кото­рое является предметом эзотерической психологии, — не должна упасть «при дороге». Она не должна оказаться на том уровне человека, который всецело взаимодействует с внеш­ней жизнью. Самая внешняя сторона Человека — это сторо­на, имеющая дело с внешним миром, таким, каким он его воспринимает, с его повседневными задачами и внешними влияниями. Эзотерическое знание должно попасть на более глубокий уровень. Оно должно затронуть глубинную сущ­ность человека. И если это происходит, неизбежно начина­ется борьба между внутренним и внешним пониманием. Так, Лот должен бороться с людьми «при входе», потому что он достиг той стадии, когда уже может произойти нечто. И он тотчас же оказывается перед лицом опасности утратить то понимание сути вещей, которое он уже обрел. В самом деле, его внутреннее понимание под угрозой. Его может осквернить внешний, привычный способ восприятия мира. Когда пришли два гостя:

...Они сказали: нет, мы ночуем на улице. Он же сильно упрашивал их; и они пошли к нему и пришли в дом его. Он сделал им угоще­ние... (Быт. 19:2-3).

Это означало, что он сознавал разницу между тем, что принадлежит обыденной жизни, и тем, что относится к эзо­терическому знанию. Он понял, что для него возможно раз­витие, но эту возможность ему придется отстаивать. Поэто­му он так уговаривал их войти в его дом, что они согласи­лись. Когда они уже внутри, в доме, у него появляется воз­можность оказывать сопротивление тем, кто находится «при входе». То есть они открыли перед ним возможность сопро­тивляться всем его сомнениям, всем тем особенностям его личности, которые препятствуют развитию. Но Лот пребы­вает на таком уровне, когда он все еще не может отрешиться от себя и все еще хочет поторговаться. Он недостаточно силен, чтобы оторваться от себя прежнего, и поэтому готов отдать людям «при входе» двух своих дочерей:

Вот, у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно; только людям сим не делайте ничего... (Быт. 19:8).

Вы, конечно, понимаете, что и здесь смысл не букваль­ный. Речь идет о том, что он хотел прийти к компромиссу. Он знает, что эзотерическую истину нельзя осквернять, и он оберегает ее, но у него недостаточно сил, чтобы полностью поверить в нее. «Дочери» символизируют две точки контак­та с пониманием, присутствующие в нем, но они относятся скорее к сфере чувств, нежели к сфере знания. Он не предла­гает своих дочерей двоим своим гостям, но предлагает их людям «при входе», хотя это его дочери, стало быть, интим­ные стороны его самого, нечто из области чувств. Позже эти две «дочери», взаимодействуя с ним, образуют новую часть его личности. Оба гостя настаивают, чтобы он оставил Со­дом, означающий его нынешнее состояние. Они побуждают его уйти быстро, но Лот снова медлит:

Когда взошла заря, Ангелы начали торопить Лота, говоря: встань, возьми жену твою и двух дочерей твоих, которые у тебя, чтобы не погибнуть тебе за беззакония города. И как он медлил, то мужи те, по милости к нему Господней, взяли за руку его, и жену его, и двух доче­рей его, и вывели его и поставили его вне города (Быт. 19:15—16).

После этого город разрушается. Разрушаются все те эле­менты, которые бесполезны для возможной трансформации человека. Лишь позднее упоминается о том, что люди «при входе» оказываются ослеплены и не могут найти дверь. Но психологически данная история описывает человека, кото­рый не готов к внутренним изменениям, необходимым для трансформации.

Это история о человеке, который достиг определенного уровня и, уже отбросив прежнюю личину, еще не обрел но­вого себя. Он еще хочет прийти к компромиссу с людьми «при входе в дом», и та его часть, которая символизируется его женой — что означает какую-то интимную привязан­ность, — все еще хочет вернуться. Ангелы говорят ему, что он должен бежать на гору — то есть стремиться к достиже­нию более высокого уровня собственного бытия, — но он не может сделать этого. Его ангелы — его высшее понимание — говорят ему: «...спасай душу свою...» (Быт. 19:17). Речь идет не о спасении физической жизни, а о спасении души. И они предупреждают:

...Не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть (Быт. 19:17).

Но Лот проявляет малодушие; он не хочет подниматься в гору, он просто боится сделать это. И он говорит:

...Но я не могу спасаться на гору, чтоб не застигла меня беда и мне не умереть (Быт. 19:19).

Он чувствует, что не способен достичь этого высшего уровня в себе, и если попытается сделать это, то умрет — ум­рет психологически, не имея силы жить на этом новом уров­не. Он просит разрешения пойти в маленький город. Он чув­ствует, что способен только на очень незначительные изме­нения, не готов вынести того, что ему предлагают сделать, но знает, что он должен это сделать. Поэтому начинается внутренний спор Лота с теми силами в нем самом, которые заинтересованы в трансформации.

Вот, ближе бежать в сей город, он же мал; побегу я туда, — он же мал; и сохранится жизнь моя (Быт. 19:20).

Ангелы соглашаются, и один из них говорит:

Поспешай, спасайся туда; ибо Я не могу сделать дела, доколе ты не придешь туда. Потому и назван город сей: Сигор (Быт. 19:22).

Сигор означает «малость». Никто не может убежать от се­бя, пока ему некуда бежать. Человек не способен изменить себя, если он уже не имеет чего-то нового, к чему надо стре­миться. Прежде чем старое может быть разрушено, должно появиться что-то новое. Лот, и понимающий, и в то же вре­мя сопротивляющийся новому, не хотел идти на гору, потому что не имел внутри себя того, в чем можно было бы укрыть­ся. А укрыться ему можно в Сигоре. И его нерешительность передается его жене: она оглядывается назад — к прежнему состоянию. Ведь ему было велено не оглядываться назад и не останавливаться на равнине. В тексте говорится: «Солнце взошло над землею; и Лот пришел в Сигор» (Быт. 19:23).

Так иносказательно говорится о новом состоянии. Лот достиг пусть малого, но нового состояния, называемого «Си­гор». Его «земля» была освящена этим состоянием.

И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Гос­пода с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастения земли (Быт. 19:24—25).

Прежнее состояние полностью разрушено. Все, что рос­ло на земле, на равнине, уничтожено. Уничтожена опреде­ленная часть личности Лота.

Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом (Быт. 19:26).

Соль имеет разное значение на эзотерическом языке притч, но здесь она означает нечто совершенно бесплодное, абсолютно мертвое. Все, что осталось у Лота, — его «две до­чери». Затем говорится, что Лот побоялся поселиться в Си-горе и жил на горе в пещере с «двумя дочерьми» и что через них он продолжил свой род, так как они поили его вином и по очереди спали с ним, когда он был пьян (Быт. 19:33—38).

Это история о жестокой внутренней борьбе человека и, в некотором смысле, о его неудачах, о том, что все им порож­денное в конце концов оказывается ошибочным. Сущность этой борьбы передается сценой борьбы между людьми на улице и ангелами В1гутри дома в Содоме. Нам важно понять, что это на самом деле описание различных стадий развития человека с точки зрения эзотерической психологии. Это описание внутреннего состояния человека, вступившего на путь индивидуальной эволюции. Речь идет о духовном рож­дении, рождении заново. История ни в коей мере не более исторична, чем исторично все написанное в Евангелиях. Все это имеет не буквальный, но духовный смысл и написано людьми, знакомыми с эзотерической психологией. Воспри­нимать эти сюжеты буквально — значит полностью искажать их смысл. Понятые таким образом, они вызовут у читателя лишь отторжение.

ТРАНСФОРМАЦИЯ СМЫСЛА

Предоставь мертвым погребать своих мертвецов (Мф. 8:22).

Блаженный Августин говорит:

Несомненно, эти мертвые — хоронящие не мертвых телом, ибо, если бы это было так, они не могли бы хоронить мертвые тела. Однако Он называет их мертвыми; где, как не в душе внутри? Ибо, как мы можем часто видеть в доме, самом по себе здравом и благополучном, хозяин лежит мертвый, так и в здоровом теле многие имеют мертвую душу внутри, и их Апостол пробуждает так: проснись ты, спящий, и восстань из мертвых, и Христос даст тебе свет (Проповеди, 38).

Бывает, что человек живущий на этой земле, будто бы жив. Но при этом он может быть мертвым. Блаженный Авгу­стин приводит текст из пятой главы Послания к Ефесянам: «Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф. 5:14). Акцент тут прежде всего делается на пробуждении ото сна. Человек должен сперва пробудиться, он должен подняться над своим обычным состоянием, которое сравнивается со смертью или сном, и тогда свет озарит его.

Не принимать все буквально людям трудно, в особенно­сти трудно не воспринимать буквально то, что содержит скрытый смысл. Таким людям, вероятно, легче постичь скрытый смысл аллегорий — в первую очередь зрительных, например карикатуру. Так, мертвый будет означать для них реального покойника. Пробудиться — значит проснуться ут­ром, а сон — сон ночью в постели. Глухие, слепые, хромые — физически лишенные слуха, зрения, страдающие хромотой люди. И им покажется весьма искусственной идея о том, что в каждом из нас есть два человека: внешний, обладающий физическим телом, который на самом деле может быть глух вследствие болезни ушей, или слеп из-за болезни глаз, или хром вследствие повреждения ног; и внутренний человек, ко­торый может быть глухим, хотя его слух в порядке, и сле­пым, хотя зрение без изъянов, и хромым, хотя имеет здоро­вые и сильные ноги. И трансформация чувственного, или сенсорного, смысла в направлении к смыслу эмоционально­му и ментальному есть один из аспектов той работы, кото­рую называют верой. Апостол Павел сказал:

Ибо мы ходим верою, а не видением (2Кор. 5:7).

Даже когда мы уверены, что понимаем истинный смысл этой фразы, все равно «ходить видением» — иными словами, буквально воспринимая все сущее, — свойственно большин­ству людей. Люди, как правило, склонны воспринимать про­изнесенные слова, а не тот смысл, что лежит за ними.

Для блаженного Августина и многих других, писавших до и после него, больные, глухие и мертвые в Евангелиях — это внутренне, духовно больные, глухие и мертвые. И, рассуждая о двух слепых, встретившихся Иисусу, которые взывали к Не­му с мольбой, чтобы их глаза открылись, Августин задается вопросом — можем ли мы этот эпизод действительно считать описанием чуда, происшедшего с двумя слепцами. Почему го­ворится, что толпа пытается удержать их, а они противосто­ят ей и настойчиво стремятся привлечь внимание Иисуса?

И вот, двое слепых, сидевшие у дороги, услышав, что Иисус идет мимо, начали кричать: помилуй нас, Господи, Сын Давидов! Народ же заставлял их молчать <...> Иисус, остановившись, подозвал их и сказал: чего вы хотите от Меня? Они говорят ему: Господи! чтобы открылись глаза наши (Мф. 20:30—33).

Слепые здесь — это люди, которые не могут видеть, но хо­тят видеть. Блаженный Августин говорит о них, что это — те, кто слеп в своем сердце и осознает это. И глухие, и боль­ные, и мертвые, и слепые — все это определенные категории людей. Слепые в данном случае — это люди, знающие, что они слепы, и желающие ясно видеть. «Воскликни в самой гу­ще толпы, — говорит бл. Августин, — и не отчаивайся».

Кто эти двое слепых, которые не могут видеть, но кото­рые постигли духовный смысл, воплощенный в личности Иисуса, — какие индивидуальные функции души передаются с помощью образа людей, борющихся с толпой обыденных смыслов и мыслей и в конце концов, благодаря своей реши­мости, обретающих способность видеть?

«Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я по­среди них» (Мф. 18:20), — сказал Христос. Какие две стороны человека должны сначала встретиться, чтобы затем откры­лись наши глаза, то есть наше понимание? Почему необходи­мы двое, чтобы получился результат?

* * *

У человека, говорит Сведенборг, имеются две стороны, которые, если человек стремится к возрождению, должны пробудиться и возрастать совместно, —ум и воля. Одна сто­рона связана с таким общим понятием, как истина. Функция интеллекта — искать истину, отличать ее от фальши, от лжи. Другая сторона связана с понятием добра. Истина без добра бесплодна. Она слепа, безжалостна, жестока, сурова, власто­любива. Истина питается добром, а добро — истиной. Исти­на может произрастать только на доброй почве. В дурном мире, где нет добра, а есть лишь насилие, истина не будет жизнеспособна. Она будет извращена и превратится в ложь, в фальшь. А ложь станет казаться истиной.

Воля вслепую ищет «добра», но добра в своем собствен­ном понимании. Есть добрая и злая воля; каждая будет стре­миться к тому, что она считает добром. Таким образом, борь­ба, которую ведет человек, — всегда борьба за добро, только у всех различные представления о нем. А намеренно к злу никто не стремится.

Приверженность к истине и приверженность к добру должны возрастать совместно, чтобы человек развивался нормально. «Небесный брак», посредством которого чело­век становится единым целым, — это брак, заключенный меж­ду добром и истиной.

Каждый из людей — это изначально два человека: внеш­ний и внутренний. Вначале они слиты воедино или кажутся слитыми воедино, как если бы были одним целым. Только тогда, когда человек начинает размышлять над своей жиз­нью и над тем, что он из себя представляет, анализировать собственные действия, слова и намерения, — внутренний че­ловек начинает отделяться от внешнего и в нем может заше­велиться совесть. Это состояние необходимо предшествует первой стадии возрождения. Позвольте снова напомнить, что возрождение — высочайшая цель человека. Это истинное развитие человека. Человек в этом смысле не просто одно из созданий внешнего мира, пусть более хитрое и сильное, чем другие создания, но в целом — такое же животное. То, чем яв­ляется человек, определяется степенью его понимания. И если его внутренний человек не отделен от внешнего, такой чело­век не способен стать человеком. Он не способен к понима­нию, а понимание начинается, возможно, всего лишь со «стояния под» собой⁸, и это, может быть, и есть внутренний смысл данного слова, этимология которого неизвестна.

Притча о двух слепых приведена в конце 20-й главы Евангелия от Матфея. Этой притче предшествуют две дру­гие. Обе о первенстве. Первая притча уподобляет Царство Небесное хозяину, который через определенные промежут­ки времени посылает работников трудиться на своем вино­граднике:

Ибо Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой и, договорившись с работниками по динарию на день, послал их в виноградник свой; выйдя около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно, и им сказал: «идите и вы в виноградник мой, и что следо­вать будет, дам вам». Они пошли. Опять выйдя около шестого и де­вятого часа, сделал то же. Наконец, выйдя около одиннадцатого часа, он нашел других, стоящих праздно, и говорит им: «что вы стоите здесь целый день праздно?» Они говорят ему: «никто нас не нанял». Он говорит им: «идите и вы в виноградник мой, и что следо­вать будет, получите». Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: «позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых». И пришедшие около одинна­дцатого часа получили по динарию. Пришедшие же первыми дума­ли, что они получат больше; но получили и они по динарию; и, полу­чив, стали роптать на хозяина дома и говорили: «эти последние ра­ботали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной». Он же в ответ сказал одному из них: «друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое и пой­ди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не вла­стен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр?» Так будут последние первыми, и первые последними... (Мф. 20:1-16).

В другой притче берется за основу эпизод, в котором мать двух учеников просит Христа, чтобы они заняли самые почетные места в Его Царстве:

...Скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторо­ну, а другой по левую в Царстве Твоем (Мф. 20:21).

Остальные десять учеников негодуют. Христос говорит им, что в жизни люди занимают высокие места и имеют власть друг над другом, но среди Его учеников так быть не должно.

...Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельмо­жи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать ду­шу Свою для искупления многих (Мф. 20:25—28).

Затем следует эпизод с двумя слепыми:

И вот, двое слепых, сидевшие у дороги, услышав, что Иисус идет ми­мо, начали кричать: помилуй нас. Господи, Сын Давидов! ...Иисус, остановившись, подозвал их и сказал: чего вы хотите от Меня? Они говорят ему: Господи! чтобы открылись глаза наши. Иисус же, уми­лосердившись, прикоснулся к глазам их; и тотчас прозрели глаза их, и они пошли за Ним (Мф. 20:30—34).

Как в притче о винограднике, так и в наставлении, пре­поданном матери двух учеников, речь идет о том, что чело­век слеп, он не в силах постичь природу Царства Небесного; человеку непонятно, что это такое. Становится ясно, что мать сыновей Зеведеевых представляет себе земное царство со всей присущей ему помпезностью и мысленно гордится, считая, что окажется в нем. Работники в винограднике так­же не могут понять идеи Царства Небесного. Оно представ­ляется им несправедливым. С ними обращаются одинаково. Те, кто пришел работать последним, получают то же возна­граждение, что и те, кто пришел первым. Мгновенно устра­няется всякое различие, проводимое естественным челове­ческим умом, исходящим из идеи «справедливости». Факти­чески такое различение считается в Евангелиях злом.

«...Или глаз твой завистлив [зол] оттого, что я добр?» (Мф. 20:15) — спрашивает хозяин виноградника первых при­шедших, которые жалуются ему. И Христос добавляет:

Так будут последние первыми, и первые последними... (Мф. 20:16).

Это сказано как нечто само собой разумеющееся, но че­ловеку требуется еще это осознать, и такое осознание долж­но прийти на смену привычном)' восприятию. Эта притча — о наших обычных способах мышления, наших умственных представлениях. Просьба матери сыновей Зеведеевых по­рождена тщеславием человеческой натуры, эгоистическими эмоциями, стремлением превзойти других и удовлетворить желания «маминого любимчика». Человек утратил духовное зрение, и он слеп эмоционально, невосприимчив к идее «Цар­ства Небесного».

Исследователи Библии видят смысл этой книги в идее о необходимости преодолеть в себе материнское начало — все, что передается человеку при рождении «с молоком мате­ри», — и рассматривают Новый Завет как правдивое описа­ние внутреннего развития человека, символизируемого Хри­стом. Как ни странно, люди этого не понимают. Возможно, даже те, кто следует Его учению.

Представьте на минуту, что двое слепцов, толпа, крики и Христос, проходящий мимо и остановившийся, — все это символизирует человека на определенной стадии развития. Передать внутреннее состояние человека проще всего с по­мощью аллегорической картины. Почему так важен единст­венный факт исцеления, столь часто упоминаемый? Описа­ние исцеления следует за двумя фрагментами, иллюстри­рующими недостатки человеческой натуры. Один из них очень трудно понять, другой — легче, но в нем весьма непро­сто уловить практический смысл. Оба недостатка связаны с человеческой одержимостью быть первым. И оба связаны в то же время с другой идеей — идеей о том, что первый ста­новится последним, что хозяин становится слугой. Это не мо­жет иметь чисто эмоциональный смысл. Нелегко осмыслить ту стадию, которая именуется «Царством Небесным», и тем более трудны для понимания все практические методы его достижения.

Развитие должно затронуть иное состояние бытия, выс­шее состояние. Развитие человека — это развертывание чело­века, точно так же, как развитие семени или яйца означает, что семя, разворачиваясь, превращается в дерево, а яйцо — в птицу, в целостное сложное существо. Бытие семени отли­чается от бытия дерева, бытие яйца отличается от бытия птицы. Их судьбы также различны. На протяжении всего текста Нового Завета человек сравнивается с семенем. Без этой идеи не могло быть никакого учения о развитии, ника­кой реальной, устойчивой, фундаментальной идеи о челове­ке — и, таким образом, никакой реальной вечной души чело­века, не подвластной ничему земному. Человек происходит из семени, и в то же время человек сам - новое семя. Иными слова­ми, человек, появившийся на свет, — это неразвитое сущест­во; он является семенем, потенциальным зародышем самого себя, имеющим все необходимые физиологические, а также и психологические функции — мышление, чувства, интуицию, сознание и т. д., — которые позволяют ему «развернуться» в полноценно развитого человека, или человека в самом под­линном смысле слова. Вся реальная психология — вся истин­ная наука о душе — говорит о человеке, который сам является семенем. Попытаемся п-редставить себе это развитие — оно протекает не в физическом времени, а в каком-то другом из­мерении. Что это значит? Притча о работниках в виноград­нике, кажется, затрагивает вопрос времени. Одни работали дольше, чем другие.

Итак, символизирует ли один из тех слепцов, что кричит (и дерется «с толпой» в себе), ту сторону человека, которая приближает его к новому пониманию жизни? Идет ли здесь речь о широком диапазоне возможностей, начинающемся с понимания того, что время — это нечто, создающее преграду? Течение времени не есть развитие. Развитие характеризуется не количеством усилий, а их качеством. Время — само по себе еще не прогресс, а его течение — само по себе ничто. Эволю­ция, развитие — это движение по направлению к чему-либо, что выше, чем теперешнее положение вещей, а не к завтра. Это движение внутрь, в направлении более глубокого пере­живания, к большей цельности и чистоте, это качественное, а не количественное изменение.

ПРИТЧА О СЕЯТЕЛЕ

Часть первая      68

Часть вторая       71

Часть третья       73

Часть четвертая      79

Часть пятая      87

Часть шестая      92

Часть седьмая      95

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В молитве Господней есть такие слова:

Да будет воля Твоя и на земле, как на небе... (Мф. 6:10).

γενθτω το θελμα σου, ώς έν ούραυω, αι έπι γς.

Земля в духовном смысле означает ту часть человека, кото­рую образуют ощущения. Это в сущности и есть «земля». Че­ловек живет согласно информации, получаемой от органов чувств. Но не на этой его «земле» свершается воля небес. Он должен научиться пониманию, которого не достигнешь с по­мощью ощущений.

Нужно усвоить главное — связь Человека с эзотерическим учением подобна сеянию семян с более высокого уровня. Ка­тегории Человека, описанные на последующих страницах, характеризуются согласно их отношению к эзотерическим идеям, — те, кто может понять их, те, кто понимает их непра­вильно, и те, кто действительно и понимает такие идеи, и следует им.

Человек создан как саморазвивающийся организм, как семя, которое способно прорастать вверх по вертикальной шкале бытия; и с высшего уровня, который создает челове­ка, исходит все эзотерическое учение, то есть вечное учение о Человеке, его потенциальном внутреннем развитии и о средствах, которыми это может быть достигнуто.

Когда человек понимает все буквально, это означает, что его мышление находится на низшем, или самом внешнем, уровне. На этом уровне он соприкасается с внешним миром, на нем же сфокусировано и его мышление. Его глаза видят предметы, освещенные реальным светом Солнца, и человек в силу этого формирует свои представления о мире — из все­го, что он видит, слышит и осязает. Таким образом, его по­нятия о мире возникают на основе реалий, доступных орга­нам чувств. Он мыслит, оперируя этими понятиями, ибо каждый мыслит и может мыслить, исходя только из тех представлений, которые у него есть. Обычно человеческое мышление обусловлено реалиями внешнего мира, то есть тем, что открывается нашим органам чувств. Это буквальный ум. Этот уровень ума неотделим от реальных объектов. Толь­ко объекты и понятия, полученные на основе объектов, реальны для него. Уберите понятия, сформированные миром вещей, и мышление будет разрушено. Или предложите идею, что, ска­жем, время — это измерение, в котором простираются и прошлое, и будущее, и человек ничего не поймет, поскольку он мыслит, только исходя из того, что он видит.

Этот ум низшего уровня, который мыслит естественно, на основе внешних наблюдений, есть ум, который формиру­ется в нас прежде всего. И он имеет величайшее значение, потому что связывает нас с внешней жизнью. Но этот уро­вень ума должен быть использован для того, для чего он предназначен. Он не годится для представлений о том, чего нельзя наблюдать воочию. Имеются другие уровни ума, не за­висящие от внешних ощущений, и на этих уровнях — другие понятия и другие способы мышления. Давайте рассмотрим простой пример мышления на основе ощущений, то есть ес­тественного, буквального восприятия зримой реальности, а также мышления несколько более высокого уровня. Органы наших чувств, в частности глаза, свидетельствуют, что Солн­це встает на востоке и садится на западе. Человек, мыслящий естественно, поклянется, что это так и есть. Однако, если мыслить на несколько более высоком уровне и, таким обра­зом, делать вывод вопреки видимому, это неверно. Земля вра­щается и создает видимость того, что Солнце встает и садит­ся. Но никто не видит собственно вращения Земли. Напротив, мы видим, как явно вращается небо, и поэтому думаем, что оно обращается вокруг Земли каждые двадцать четыре часа. Это естественное, или механическое, мышление осно­вано на свидетельстве ощущений, то есть на внешне наблю­даемом: оно — свойство буквального ума, который мыслит ка­тегориями вещей и полученных на их основе понятий.

И очень важно, чтобы человек научился проводить раз­личия между понятиями разных категорий. Он должен в кон­це концов осознать, что значит «мыслить различными кате­гориями» (Успенский П. Д. Новая модель Вселенной). Иначе человек не сможет внутренне развиваться. Если он не узна­ет, что есть различные категории понятий о мире, то начнет соединять понятия разных уровней и они вступят друг с дру­гом в конфликт, будут казаться противоречивыми. Имеются различные виды понятий. Бывают понятия различных уров­ней, и смешивать уровни нельзя. Сама идея уровней заклю­чается в том, что существуют различные представления, ко­торые не могут быть смешаны, и их следует разграничивать. Все эзотерические идеи находятся на более высоком уровне, чем уровень ума, который мыслит естественно, в соответст­вии с видимой реальностью. Понять эти идеи на сугубо меха­ническом, буквальном уровне невозможно. Однако в то же время они должны в некоторой степени попадать прежде на этот уровень, ибо мыслить по-новому мы начинаем на осно­ве того, что уже знаем и понимаем.

С учением эзотеризма связано множество проблем. Эзо­терические понятия лежат далеко за пределами естествен­ных представлений. Однако между ними должна быть уста­новлена связь. Вот одна из задач эзотеризма, а именно найти возможность передать идеи более высоких категорий, отно­сящиеся к более высокому уровню ума, тем людям, которые думают естественно, буквально, основываясь на собствен­ных ощущениях очевидных реалий. В Евангелиях такой со­единительный мост построен с помощью притч.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Притча — это средство, позволяющее связать между со­бой низший и высший смыслы. Но необходимо пристально разобраться в сути притч и их предназначении. В древних учениях Человек рассматривается как соединительное звено между высшим и низшим мирами, между «небесами» и «зем­лей». Физически Человек живет на земле благодаря солнеч­ному свету, но в духовном смысле он живет благодаря свету, притягиваемому его уровнем понимания, а это небесный свет — свет куда более удивительный. По мере того как созна­ние человека возрастает, он все больше погружается в этот свет, и можно сказать, что, только получив какую-то частицу этого света, человек вообще способен мыслить. Некогда был известен язык, который связывал Человека на уровне земли с Человеком на уровне небес. Именно этим языком и излага­ются притчи. Это особый язык: используя названия земных объектов, он передает смысл, который такие земные объек­ты символизируют на более высоком уровне. На этом языке все, что существует на земле, символизирует нечто, относя­щееся к познанию. Предметы символизируют идеи. Все фи­зические объекты обладают конкретным психологическим смыслом — не произвольными субъективными значениями, изобретенными Человеком, а объективным смыслом, то есть смыслом, весьма далеким от субъективных ассоциаций Чело­века. Все сущее на земле имеет истинное, реальное, объек­тивное значение, поскольку оно символизирует что-то на бо­лее высоком уровне, то, что могут постичь только владею­щие знанием. Если бы человек мог полностью пробудиться, он увидел бы подлинный смысл всего, что его окружает. До­статочно хотя бы пробуждения эмоционального центра, то есть осознания себя в Высшем Эмоциональном центре. Выс­ший Эмоциональный центр — это мир, который выше нас. Язык Высшего Эмоционального центра — это язык притч. Это язык видений. Это, например, язык Книги Откровения Иоанна Богослова. Язык этой странной книги — язык чувст­венных образов. Мы читаем о конях, трубах, мечах, звездах, солнце, луне, царях, войнах, морах, стихийных бедствиях и т. д. и можем решить, что речь идет о буквальных персо­нажах и явлениях. Смысл же этой книги сокрыт в символи­ческом значении земных предметов и явлений, в особенно­стях того утраченного ныне языка, который по-прежнему живет в нас.

Этот язык люди когда-то знали и понимали, он активно использовался в мифах, легендах, притчах и т. д. Эмоцио­нальный центр у Человека был некогда пробужден. Человек в то время жил в общении с Богом. Он давал имена всему со­творенному. То есть он знал, что именно символизирует тот или иной предмет.

Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей (Быт. 2:19).

Если бы человек был пробужден в Высшем Эмоциональ­ном центре, благодаря его свету он постигал бы значение всех вещей. Он видел бы вещи такими, какие они есть на са­мом деле. Он знал бы свойства, ценность и назначение всех вещей. Он знал бы, что каждая из них символизирует. Он постиг бы смысл всего и вся. Из мира физических объектов он вступил бы в мир сверхъестественного, непостижимого смысла. Он обрел бы состояние объективного сознания.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Каждое слово, использованное в евангельских притчах или в описании чудес, имеет особый смысл, выраженный на языке, который связывает видимые объекты и явления это­го мира с пониманием, присущим разуму Высшего Эмоцио­нального центра. Притча жива только тогда, когда она соз­дана на основе этого языка, потому что именно тогда она обеспечивает связь с более высокими уровнями. Все букваль­ное, если оно правильно выражено в терминах этого языка, передает силу высших уровней, и поэтому оно жизнеспособ­но. В этом основа чуда, ибо чудо происходит благодаря тому, что законы высшего мира реализуются в низшем мире. Тако­ва суть ритуальных практик, однако ритуал утратил свой смысл, — отчасти это произошло потому, что его эффектив­ность, то есть передача силы, требует двух условий: эмоцио­нального понимания его смысла и определенного эмоцио­нального состояния. Например, исцеление посредством воз­ложения рук было ритуалом, основанным на этом утрачен­ном языке. Руки символизируют силу, а возложение симво­лизирует контакт. Но когда это только ритуальное действо, никакого исцеления произойти не может. Хотя сам по себе ритуал имеет большое значение. Чтобы соответствовать этому языку, действа должны правильно выполняться — ина­че сила не может быть передана. Это чем-то похоже на обычный язык — слова передают смысл, только если вы со­блюдаете правильный порядок слов.

Это основа объективного знания. Притча - пример объек­тивного знания. Если она пересказана точно, она передает постоянный, или вечный, смысл; и каждый сумеет понять ее строго в соответствии со своим уровнем бытия. То есть она будет обретать все больший смысл по мере того, как человек растет в своем понимании, достигая нового уровня. На са­мом низком, естественном уровне мышления притча будет понята буквально. Она покажется просто рассказом о каком-то пастухе или о каком-то расточительном сыне и т. д., и воз­никнет образ того или иного реального царя, или пастуха, или сына, и, возможно, какой-нибудь ученый предпримет ис­следование, чтобы выяснить, какие исторические лица име­ются в виду. Стоит только прочитать какие-нибудь поздние комментарии к Новому Завету, чтобы понять, насколько бук­вально может быть воспринято все, что написано в Еванге­лиях. В былые времена с пониманием дело обстояло лучше. Давайте начнем с т.ого, что в Евангелиях называется притчей притч. Это — первая притча, в Евангелии от Мат­фея она появляется в 13-й главе. До этого момента в данном Евангелии учение Христа представлено в форме рассужде­ний — таких как Нагорная проповедь. Затем, совершенно не­ожиданно, Иисус начинает проповедовать в форме притч. Первая притча — ключевая, о чем и предупреждает Христос Своих учеников: если они не могут понять эту притчу, то и другие им окажутся недоступны. Об этом говорится при упоминании той же самой притчи в Евангелии от Марка, где Христос обращается к ученикам:

...Не понимаете этой притчи? Как же вам уразуметь все притчи? (Мк. 4:13).

Эта ключевая притча — притча о сеятеле и семени. В Евангелии от Матфея она изложена в 13-й главе, в Еванге­лии от Марка — в 4-й, в Евангелии от Луки — в 8-й, но в Еван­гелии от Иоанна ее нет, потому что Евангелие от Иоанна на­писано совершенно иначе и пришло из другой школы.

Начнем с версии, представленной в Евангелии от Мат­фея. Иногда стоит обратить внимание на вступление к прит­че. В данном случае вступление следующее:

Выйдя же в тот день из дома, Иисус сел у моря. И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел, а весь народ сто­ял на берегу. И поучал их много притчами, говоря... (Мф. 13:1—3).

Мы можем понять это буквально, но это имеет и другой смысл. То есть кроме буквального смысла имеется и психо­логический смысл. Слово море иногда используется для ука­зания на отдаленность от «земли», нечто иное, чем земля, то есть Христос говорит не о вещах, относящихся к земному буквальному пониманию Человека, а о вещах, на первый взгляд непонятных для того, кто основывается на ощущени­ях. Он говорит с другого уровня — потому-то и находится не на земле, а на море, неподалеку от берега. Различные катего­рии понятий относятся к различным уровням понимания, и эти различные уровни, на естественном языке ощущений, представлены различными способами, например гора в про­тивовес равнине или море в противовес суше. В Евангелии от Матфея притча о сеятеле начинается так:

Вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то... (Мф. 13:3—4).

Давайте рассмотрим только эту часть притчи и попыта­емся понять ее смысл. Случилось так, что эта притча — одна из тех, которые Христос снабжает толкованиями. Ученики спрашивают, что означает притча, а также интересуются, почему Он говорит иносказаниями. Давайте опустим пока объяснение Христа относительно иносказаний, а рассмот­рим Его объяснение собственно притчи. Вот оно:

Вы же выслушайте значение притчи о сеятеле: ко всякому, слушаю­щему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и по­хищает посеянное в сердце его — вот кого означает посеянное при дороге (Мф. 13:18-19).

Вы обратили внимание, что в последней строке говорит­ся: «...вот кого означает посеянное при дороге»? Это отно сится к человеку — к Человеку определенного рода. Человек есть семя. Однако семя определяется еще и так:

Семя есть слово Божие (Лк. 8:11).

Это, конечно, относится к учению о Царстве Небесном, которое — как ясно сказано в Евангелии — находится внутри человека. Христос объяснил фарисеям, спросившим Его, ко­гда наступит Царство Божье:

...Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: «вот, оно здесь», или: «вот, там». Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17:20-21).

Семя, которое сеется, и является учением эзотеризма — учением о возможном внутреннем развитии Человека к бо­лее высокому уровню, называемому «Небом», — и самим Че­ловеком, ибо здесь говорится: «...вот кого означает посеян­ное при дороге».

Во всех эзотерических учениях Человек рассматривается как семя. В этом смысле о Человеке говорится, что если он не умрет для себя, то не сможет дать плода. Иисус, услышав, что некие греки пришли говорить с Ним, сказал, что Его час близок. Почему Он сказал это, когда пришли греки? Вот загадочный текст, который имеется только в Евангелии от Иоанна:

Из пришедших на поклонение в праздник были некоторые Еллины. Они подошли к Филиппу, который был из Вифсаиды Галилейской, и просили его, говоря: господин! нам хочется видеть Иисуса. Фи­липп идет и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп ска­зывают о том Иисусу. Иисус же сказал им в ответ: пришел час про­славиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную (Ин. 12:20-25).

Этот загадочный, казалось бы, текст основан на истори­ческой реальности. Греческий орфизм — малоизвестное ре лигиозное учение — концентрировалось вокруг идеи зелено­го колоса пшеницы, то есть семени. Колос пшеницы симво­лизировал Человека. Этот текст указывает на совершенно определенную связь между древними греческими вероуче­ниями и драмой Христа, но почему-то никто из комментато­ров Нового Завета, по-видимому, не понимает этого.

Человек — это семя, и сам эзотеризм - это семя. Но когда человек сталкивается с эзотерическими идеями, не понимая их, прилетают птицы и склевывают их. Птицы на языке притч символизируют нечто конкретное. В сущности, это мысли. У Платона, например, вы можете встретить такой об­раз: человеческий ум — это птичья клетка (птичья клетка — главная тема его философского трактата «Теэтет»). Это клетка, в которую влетают и из которой вылетают всевоз­можные птицы. Если человек, столкнувшись с эзотерически­ми учениями, не понимает их, значит, у него ложные или ошибочные мысли, и эти ложные мысли, подобные птицам, уничтожают эти идеи или искажают их и превращают в ложь.

Иными словами, идеи поглощаются ложной мыслью. Ложное мышление — это и есть «лукавый» (то есть зло — 6 novrjpoc,). Вот что означает понятие дьявола. И каждый мо­жет увидеть это в себе. Всякий, кто искренен в самонаблюде­нии, знает, какой властью обладает ложь и как он должен бо­роться с этой ложью внутри себя, — с неправильным понима­нием вещей, искажением истинного смысла происходящего и т. д. Птицы - символ ложного мышления. Но они могут также означать и правильное мышление. Пророк Илия был накормлен воронами в пустыне:

И вороны приносили ему хлеб и мясо поутру, и хлеб и мясо по вече­ру, а из потока он пил (ЗЦар. 17:6).

Здесь птицы также означают мысли, но совершенно иные. Пророк был накормлен правильными мыслями, пра­вильным пониманием. Неправильное понимание - разруша ет изнутри. Правильное понимание — питает. Человек есть семя, посеянное на земле, а эзотеризм есть семя, посеянное в Человеке, чтобы пробудить к жизни то семя, каким являет­ся Человек.

Первая категория Человека, описанная здесь, — это чело­век, который «посеян при дороге». Такой человек не спосо­бен воспринять идеи эзотеризма либо неправильно понима­ет и фальсифицирует их. Люди, как семена, посеяны в мир по-разному, и их способность понимания зависит от того, где они посеяны.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Теперь поразмышляем над той странной идеей, согласно которой люди по-разному сеются на земле, в свете притчи о сеятеле и семени, как она изложена в Евангелии от Матфея. Еще раз процитирую первую часть притчи:

И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклева­ли то... (Мф. 13:3-4).

Отвечая на вопрос учеников, спрашивавших, почему Он говорит притчами, Христос сказал, что им дано понимать тайны Царства Небесного, но толпе не дано.

Вы же выслушайте значение притчи о сеятеле: ко всякому, слушаю­щему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и по­хищает посеянное в сердце его — вот кого означает посеянное при дороге (Мф. 13:18-19).

Внимание привлекает последняя фраза: «...вот кого озна­чает посеянное при дороге». Она подразумевает, что Чело­век может быть посеян по-разному в жизни. То есть люди не имеют одинаковых возможностей для понимания тайного знания. Христос уже сказал, что толпа не способна понять тайну Царства Небесного, но у Его учеников есть такая воз­можность.

Ваши же блаженны очи, что видят, и уши ваши, что слышат (Мф. 13:16).

И конечно же, имеются в виду не буквальные глаза и уши, реальные органы чувств. Глаза означают внутреннее виде­ние ума, а уши — восприятие эмоций, — ибо только ум может видеть истину вещи и только эмоциональный центр — ее ценность и добро. Христос подчеркивает, что только неко­торые из множества людей могут понимать и следовать Его учению, и определяет шесть классов, или категорий, людей. Первая категория — это те, кто слышит Слово, то есть учение и идеи эзотеризма, идею сознательного человека и идею внутреннего развития к состоянию, называемому Царством Небесным, которое является кругом сознательного челове­чества, — слышат, но ничего не понимают. Их глаза и уши открыты этой жизни, этому миру, чувственно воспринимае­мым объектам, то есть умственно и эмоционально они знают только этот мир. И это не их вина, ведь сказано, что такой человек «посеян при дороге». Такой человек всецело при­надлежит земной жизни. Он «приклеен к своим ощущени­ям», как сказал Сократ, и идеи, которые превосходят диапа­зон ощущений, недоступны ему, потому что он может думать только естественно, буквально, в конкретных терминах. Этот момент далее подчеркивается на языке притчи, кото­рую мы разбираем, в Евангелии от Луки:

Вышел сеятель сеять семя свое; и когда он сеял, иное упало при до­роге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его (Лк 8:5).

Как вы можете заметить, здесь добавлено одно предложе­ние к тому же самому тексту, что находится в Евангелии от Матфея⁹. Семя упало у дороги и было затоптано ногами. Да­вайте обсудим смысл выражения «ногами». Ноги — это то, чем человек касается внешнего мира, воспринимаемого ор­ганами чувств, и на языке притч они символизируют наибо­лее естественный, буквальный уровень человеческого позна­ния. Ритуал омовения ног означает прежде всего очищение ума от ошибок чувственного восприятия, то есть от видимо­сти, от жизни такой, какой она кажется. В Евангелии от Иоанна рассказано о том, как Христос омыл ноги ученикам и затем объяснил: «Если это знаете, блаженны вы, когда ис­полняете».

Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не боль­ше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете (Ин. 13:14—17).

Но если человек не способен думать и понимать сверх то­го, что дано в ощущениях, он не может очистить свой естест­венный ум. Он не может тогда ни думать об идеях эзотериз­ма, ни что-либо в них понять. Ибо следует помнить, что эзо-теризм начинается не из чего бы то ни было, данного во внешних ощущениях, но из нашего невидимого я. Он начина­ется не с наблюдения внешнего мира, а с самонаблюдения, с изучения собственного невидимого мира. Постарайтесь по­нять, и понять совершенно отчетливо, что самонаблюде­ние — это не дело внешних глаз и ушей или осязания себя и т. д., но внутренний процесс, протекающий за пределами ощущений. Когда Христос сказал: «...не придет Царствие Бо-жие приметным образом» (Лк. 17:20), Он имел в виду не что-то внешнее, не что-то, наблюдаемое органами чувств, а внут­реннее, то есть определенную стадию внутреннего развития над нами и в нас самих по вертикальной шкале возможного бытия. И начинается она с наблюдения за собой, в свете идей и учения эзотеризма. Ибо тогда вы начинаете понимать, по­чему для таких, какие вы есть, Царство Небесное недостижи­мо; понимать, что необходима весьма продолжительная кро­потливая работа над собой, прежде чем станет возможным хотя бы мечтать о достижении этого.

Как далеки мы от Царства Небесного! Но какое чудо — увидеть путь к нему! И каждому, кто стремится к этому и до­рожит этим, эзотерические идеи помогают найти такой путь. Как чудесно понять, что механическая добродетель может привести к этому ничуть не скорее, чем механический по­рок. Как замечательно осознать, что значит преодолевать собственную механистичность.

Вернемся к идее, передаваемой выражением «затоптано ногами». Если понимать ноги как естественный, буквальный уровень человека, когда он стоит на земле, то можно по­стичь смысл слов «при дороге».

Семя падает у дороги и его затаптывают ногами. Что зна­чит «при дороге»? В духовном понимании — это русло ваше­го жизненного потока. Это — все ваши механические мысли. Это — механическая сторона, механическая часть человека, повернутая к жизни, к ощущениям. Невозможно, чтобы эта механическая часть — то есть часть, которая почти автома­тически функционирует в жизненном потоке, — восприняла эзотерические идеи. Если эти идеи падают на такую механи­ческую часть, они падают «при дороге». Они падают на не­правильное место в человеке — место, полезное для жизни, но бесполезное для саморазвития. Позвольте мне напом­нить: человек должен быть в состоянии думать различными категориями. Он должен думать о своих делах в обыденной жизни. Он должен думать об эзотерических идеях. Но он не должен думать в тех же самых категориях и о делах обыден­ной жизни, и об идеях эзотеризма. Он должен знать и ви­деть, что они различны по качеству. А если он не может уви­деть, что они различны, значит, у него нет магнетического центра.

Эзотеризм говорит о том, как жить в этой жизни, но не о самой жизни. Его источником не является повседневная жизнь. Если бы это было так, он не мог бы поднять вас над механистичностью жизни. Как может то, что берет начало в самой жизни, поднять вас над жизнью? Эзотеризм — своего рода канат, позволяющий подняться вверх. Магнетический центр в человеке — это его способность разграничивать по­вседневность и сферу сознательного существования. Человек должен, например, различать, с одной стороны, спор­тивные или политические новости и, с другой — эзотериче­ские идеи, и не позволять одному разрушать другое и всту­пать с ним в противоречие. Если у вас нет ощущения шкалы, а ощущение шкалы — один из признаков наличия магнетиче­ского центра, тогда все будет противоречиво, просто пото­му, что вы не ставите вещи на свои места, на должный уро­вень, а смешиваете их на одном и том же уровне. То есть у вас нет чувства вертикальной перекладины креста, которая символизирует различные уровни и различные категории — коротко говоря, высшее и низшее, и, следовательно, более сознательный и более механический уровни, присущие вам. И помните: если вы стремитесь на более сознательный уро­вень, вы попадаете туда прежде всего с помощью правильно­го внимания.

Вся идея эзотеризма состоит в том, чтобы сделать наше поведение более осознанным, чтобы мы отдавали себе отчет в своих мыслях, чувствах, словах и поступках. И цель этого — заставить действовать более сознательные части самих себя, которые у большинства людей не задействованы или почти не задействованы. И самонаблюдение — это акт внутреннего внимания. Цель эзотеризма — поднять нас по вертикальной шкале бытия.

Магнетический центр, таким образом, дает человеку пер­вое представление о том, что существуют вещи наверху и вещи внизу, или вещи более внутренние и более внешние. Этот центр позволяет понять, что имеется вертикальная шкала. Ведь вертикальное есть внутреннее, и более высокое на вертикальной шкале — более внутреннее в человеке. Су­ществует как бы маленькая машина, которая, подобно ма­ленькому лифту, движется вверх и вниз. Человек, обладаю­щий магнетическим центром, сумеет поэтому понимать не только буквально и естественно, но улавливать смысл и того, что находится над буквальным и естественным уровнем. То есть помимо внешнего он станет понимать и внутренний смысл. Это отправной пункт всей дальнейшей эволюции че­ловека, и если человек не обладает такой маленькой маши­ной, тогда он — один из тех, посеянных в мир, которые, по­знакомившись с идеями эзотеризма, ничего не сумели в них понять. Вы увидите поэтому, что первая категория, или класс людей, о которых говорится в притче, — это те, кто не имеет магнетического центра. О них ясно сказано, что они — «...посеяны при дороге».

И в Евангелии от Луки на этом делается еще больший ак­цент. Здесь показано, что Христос говорит об этой первой категории:

...Семя есть слово Божие; а упавшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, что­бы они не уверовали и не спаслись... (Лк. 8:11—12).

Обратите внимание на следующую фразу: «...чтобы они не уверовали и не спаслись...» Что это значит? Все не могут быть спасены.

«Слово Божие» — это учение эзотеризма, то есть учение о средствах внутреннего развития, о направлении ваших мыс­лей и поступков, которое и обеспечит приближение к уров­ню сознательного человека или Царству Небесному.

Вы должны уловить смысл древнего высказывания: «То, что наверху, подобно тому, что внизу» (Гермес Трисмегист. Изумрудная скрижаль).

Это означает, что все подчиняется законам, пронизы­вающим всю сотворенную Вселенную. Отражение всего, что вы находите на более крупной шкале, вы находите на более мелкой шкале. Как вверху, так и внизу.

Существует аналогия в человеческом теле. Человеческое тело отражает идею как сознательного человека, так и меха­нического. Клетки мозга, столь крошечные и изолирован­ные, представляют сознательный круг клеток в сравнении с клетками остального тела. С точки зрения остального тела они бессмертны. Если бы все клетки тела попытались стать мозговыми клетками — тело распалось бы. Оно оказалось бы не в состоянии оставаться телом и выполнять функции тела как такового. Но несколько клеток из биллионов биллионов живых клеток, составляющих тело, могут вырваться, не дез­организуя его. То есть определенное количество клеток тела может стать клетками мозга, не нарушив работы тела как це­лого. То же и с жизнью Природы, которая является великим телом. Определенные клетки в нем — то есть в данном случае человеческие существа — могут ускользнуть от ее законов, не дезорганизуя ее главную функцию и цель. Если вдуматься, то станет понятно, что имеется в виду.

Остается добавить лишь следующее: тех, кто уже может начать освобождение от служения Природе, больше, чем тех, кто стремится сделать это. Именно такая мысль помога­ет понять нашу ситуацию. Иначе люди, впервые услышав это объяснение и не пытаясь постичь его истинный смысл, ста­нут говорить, что это несправедливо. И я знаю, что некото­рые из вас скажут примерно следующее: «В этом отрывке из Евангелия от Луки говорится, что приходит дьявол и забира­ет семя, чтобы люди не уверовали и не были спасены. Похо­же на то, что какая-то злая сила мешала людям пробудиться. Это не кажется справедливым» и т. д.

Попытаюсь ответить на это возражение. В Евангелии от Матфея дьявол назван лукавым (злым), а в самой притче го­ворится, что птицы склевали семя. Птицы в данном случае означают, как уже сказано, ложные, или злые, мысли. Если человек думает ложным образом, если он думает злобно, раз­ве сумеет он понять учение эзотеризма? Он сам — дьявол. Он сам есть злой. Теперь давайте заменим идею дьявола иде­ей механистичности. Если человек думает механистично, он не может воспринимать идеи эзотеризма. В механистичных частях человека «птицы клюют семя», то есть уничтожают его. Суть заключается в том, чтобы не ограждать эзотериче­ское учение от механических мыслей, ценить его, поднимать его, сделать его, так сказать, священным — то есть особым, священным учением, — иначе оно попадает в неправильное место в вас самих, склевывается птицами и затаптывается ногами. Поймите: выражение ногами означает — в вашем собственном уме. Вы должны думать об эзотеризме осознан­но, контролировать себя, когда вы думаете о нем. Вы не мо­жете думать о нем всегда — по крайней мере поначалу, — но вы не должны позволять себе думать о нем механически, не­гативно и т. д.

Однако есть определенные силы, которые стремятся удер­живать человека в русле*его привычек, то есть в механистич­ности. Под их воздействием люди продолжают делать, гово­рить и думать одно и то же — снова и снова. Потому-то вы должны заставить идеи эзотеризма звучать громче, чем идеи обыденной жизни, иначе напор механического существова­ния будет удерживать вас в естественном состоянии буква­лизма, основанном на ощущениях. А встретившись с идеями эзотеризма, вы будете отвергать их, считать их злом, отно­ситься к ним с подозрением, окажетесь слепыми, глухими и т. п. Стоит вам только попытаться заговорить с другими об эзотеризме, как вы почувствуете, что «птицы поклевали се­мя». И если вы настолько романтичны, что не допускаете и мысли об искаженном восприятии людей, о распространен­ности злых побуждений, тогда я могу сказать лишь, что вы еще не начали искренне наблюдать за собой и не осознали, на что вы сами способны.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Теперь мы подошли ко второй категории. Первая катего­рия — это человек, основывающийся на самом внешнем, че­ловек ощущений. Вторая категория — более внутренняя. Каждая последующая категория идет все дальше и дальше внутрь, то есть выше и выше по вертикали. Вторая категория в Евангелии от Матфея описывается следующим образом:

Иное [семя] упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло (Мф. 13:5—6).

Давайте попытаемся понять эту категорию Человека в плане сеяния семян эзотерического учения в человечестве. Это люди, которые имеют своего рода магнетический центр. Давайте посмотрим, как Христос объяснил эту часть притчи.

А посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово и тотчас с радостью принимает его; но не имеет в себе корня и не­постоянен: когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас со­блазняется (Мф. 13:20-21).

На первый взгляд это описание человека, который не способен перенести трудностей, связанных с постижением эзотеризма, то есть человек, который не может работать над собой и который не умеет работать с другими и преодоле­вать нежелательные реакции.

При следовании эзотерическому учению для начала должна присутствовать оценка идей эзотеризма, затем уже возможно применение этих идей к самому себе; и после это­го непременно наступает осознание собственных личных за­труднений. Если человек столь большего достигает, он осо­знает, что причина его трудностей заключена не в других людях, а в нем самом. Если он не впадает в одержимость или депрессию, то может идти дальше, поскольку у него есть для этого силы и он не растрачивает их на жалобы, на поиск ви­новатых и на обиды.

Но люди этой, второй, категории отличаются не только поверхностным энтузиазмом. В более глубоком смысле чело­век, посеянный на каменистых местах, есть человек, кото­рый просто идет по пути знания. Это человек, который ра­ботает лишь в области накопления знания. А необходимо де­лать усилия, чтобы усвоить эзотерические идеи. Это откры­вает новые связи. Но вам необходимо также работать над бытием— над собой, над той личностью, какой вы являетесь. Если вы вспыльчивый человек, вы должны избавиться от гневливости. Если вы мрачный человек, вам надо прораба­тывать эту свою эмоцию. Если вы всюду видите негативные проявления, вы должны как-то это изменить и т. д. Человек, который работает над собой только в плане обретения зна­ния, однобок, односторонен. Когда возникают трудности, он оказывается сломлен. Да, он знает, но он не может де­лать. Почему он не может делать? Потому что уровень его бытия, — то, каков человек есть, — гораздо ниже уровня его знания. О таком человеке и говорится в притче. Он — чело­век, который посеян на каменистой почве. Скалы, камни на языке притч означают знание — давайте назовем его знанием истины или самой истиной. Вековая Скала означает Вечную Истину. Под истиной подразумевается знание эзотеризма — не обычный житейский опыт, а особая истина, относящаяся к трансформации человека, то есть эзотерическая истина. Обычное знание не трансформирует ваше бытие. Но и осо­бое знание не совершит этого, если только вы не применяете его к себе. Ибо вы сами являетесь объектом познания, вы и есть эксперимент.

Человек, который в определенной степени обладает маг­нетическим центром, с радостью получает эзотерическое знание. Он хочет услышать о нем все, что возможно, и срав­нить с другими известными ему эзотерическими идеями. Но когда ему приходится применять это к себе, он, из-за отсут­ствия у него нет эмоционального стержня, слабеет и увядает.

Чтобы воздействовать на нас, знание должно стать эмо­циональным. Чтобы оказать на нас влияние, эзотерические идеи должны затронуть наши эмоции. Человек в этой прит­че хочет обрести знание и получить удовлетворение от зна­ния Истины. Он теоретизирует. Он может услышать слово, но ничего не делает и не пытается делать. Ему нравится зна­комиться с новыми идеями эзотеризма и т. д. Он способен увидеть разницу между эзотерическими и обыденными идея­ми, но все это так и остается в его уме. Его магнетический центр находится только в области знания. Когда «взошло солнце» (Мф. 13:6), то есть когда наступают гонения и не­счастья, — он слаб. Он не умеет посмотреть в лицо своим трудностям, всему отрицательному в себе, своим сомнениям, своим внутренним преследователям и несчастьям и потому не может бороться за эзотеризм в себе, оставаясь бесплод­ным. Вот что такое вторая категория.

Нередко приходится наблюдать, как люди этой катего­рии переходят от одного учителя к другому, как они с радо­стью принимаются за что-то одно, а затем с не меньшим эн­тузиазмом начинают заниматься чем-то другим. Из разгово­ра с ними вы можете почерпнуть только массу разрозненных частиц знания, часто весьма спутанных и не имеющих прак­тического применения. Такие люди стремятся познакомить­ся с определенного рода идеями, но они не чувствуют глуби­ны этих идей или своей собственной связи с ними и, как только встречают затруднения, отступают и начинают инте­ресоваться чем-нибудь другим. Это не более чем своего рода интеллектуальное любопытство, вызываемое эзотеризмом. Для них все по-прежнему внешне, хотя и не так, как для пер­вой категории, а внешне-внутренне. Если они встречаются с учением, которое шокирует их, то чувствуют себя оскорб­ленными. В этом и заключается смысл фразы: «Когда наста­нет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется» (Мф. 13:21) (в английском переводе — «оступается»).

Оступиться по-гречески означает оскорбиться, быть шо­кированным. Человек переполнен негативными эмоциями, он начинает жалеть себя, произносит возмущенные речи, не в состоянии увидеть никакой связи между тем, чему его учи­ли, и тем, как он себя ведет.

Как было сказано, Вековая Скала означает на языке притч Вечную Истину. И вы помните, что ученику Симону Христос дал новое имя. Он был назван Петром, что по-гречески озна­чает «камень» или «скала» («петрос» — летрос,). Имея в виду Петра, Христос сказал:

На сем камне Я создам Церковь Мою... (Мф. 16:18).

Петр обладал знанием, но знание это еще не было эмо­циональным, поэтому Христос и сказал ученику, что тот пока не имеет веры и отречется от Учителя. Хотя Петр был толь­ко человеком знания, человеком истины, но все же выказал способности к более глубокому пониманию, Христос стал учить его тому, что значит прощать. Вот почему к Петру об­ращены две притчи о прощении. Ибо человек, основываю­щийся только на истине, суров и немилосерден. Он никому ничего не прощает. Обратите внимание: после отречения от Христа Петр плакал. Он заплакал потому, что учение Христа в тот самый момент затронуло его эмоции. Он уже не вос­принимал его исключительно как некое знание. То, что бы­ло умственным, проникло на его эмоциональный уровень. Он увидел себя в свете того знания, которому его учили. Он увидел разницу между тем, что он знал, и тем, чем он был. На смену простому знанию пришло понимание.

Мы упомянули здесь о Петре только в связи со значением слова скала, или камень, на языке притч и, таким образом, в связи со значением наречения Симона Петром, то есть «кам­нем», или «скалой». Я хочу сказать, что Петр относился ко второй категории в притче о сеятеле, ибо, когда пришло страдание и преследование, он уже имел корни. Но сначала он лишь доверял своему Учителю, а не верил сам.

Скала символизирует примитивный уровень истины, на котором не утолить жажду. «Голодные» и «жаждущие» часто упоминаются в Писании. Жаждущим называется человек без знания истины. И скала не может удовлетворить эту жажду. Из скалы должна быть высечена вода, как высек ее Моисей. Христос говорит, что тот, кто верует, «не будет жаждать во­век...» (Ин. 4:14).

В Книге пророка Амоса говорится, что скоро Господь по­шлет на землю голод, и поясняется, о чем идет речь:

...Не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господ­них (Ам. 8:11).

Вне всякого сомнения, слова «голод», «земля», «жажда» используются здесь в духовном, а не в буквальном смысле. В следующем отрывке незнание истины также изображено как голод и жажда.

...А на дела Господа они не взирают и о деяниях рук Его не помыш­ляют. За то народ мой пойдет в плен непредвиденно, и вельможи его будут голодать, и богачи его будут томиться жаждою (Ис. 5:12—13).

Отсутствие знания истины — такое духовное состояние, которое на образном языке притч символизирует голод и от­сутствие воды, порождающие телесные страдания.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Третья категория людей определяется в притче такими словами:

Иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его (Мф. 13:7).

Разъясняя это суждение, Христос говорит:

А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно (Мф. 13:22).

В Евангелии от Марка есть добавочное объяснение:

...И другие пожелания, входя в них, заглушают слово... (Мк. 4:19).

А в Евангелии от Луки объяснение Христа звучит так:

А упадшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, за­ботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода (Лк. 8:14).

К этой категории относятся люди, которые слышат и по­нимают эзотеризм, но их эмоции вызваны ложной установ­кой. Вторая категория — «посеянные на каменистой земле» — подразумевает интеллект; в этой же, третьей, категории вни­мание привлекается к эмоциям. Тернии означают эмоции, сферу эмоциональных интересов. Когда Христос говорит: «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника вино­град или с репейника смоквы?» (Мф. 7:16), имеется в виду та же идея. Терновник и репейник символизируют эмоцио­нальную сферу. Неправильные эмоции не могут дать хоро­шего плода. Также напрасно ожидать плода от людей, чьи обыденные эмоциональные интересы подавляют тот эмо­циональный интерес и те ценности, которые требуются для развития эзотерического знания. Магнетический центр в их эмоциональной сфере еще недостаточно силен.

Терновый венец, возложенный на голову Христа перед Его распятием, имеет тот же смысл. Он символизирует со­стояние тех, кто Его распял. Христос был распят людьми, которые могли понимать и даже на самом деле понимали Его учение, но эмоционально не могли ему следовать, так как их постоянно обуревали интриги, ревность, страх, жажда вла­сти и т. д., что и называется здесь терновником, а в других местах — репейником, эти растения символизируют озабо­ченность, беспокойство и отрицательные эмоции. Терно­вый венец символизирует общее эмоциональное состояние человечества в то время. Люди были поглощены своеко­рыстными заботами, и, хотя многие способны были воспри­нять учение Христа, у них в душе для него не оставалось ме­ста. Их «воля», обусловленная состоянием эмоционального центра человека, которое и изменяется по мере его эмоцио­нального развития, была слаба. И потому они не сумели в полной мере воспринять учение Христа, не позволили ему изменить их жизнь. В эмоциональном плане оно не стало для них делом первостепенной важности.

А если знание не затрагивает ваших эмоций, оно не мо­жет коснуться вашего бытия, то есть не может воздейство­вать на вас. Оно не будет иметь над вами власти. Иными словами, вы можете чувствовать его в какой-то степени эмо­ционально, но не можете применить свое знание и начать жить по-новому. Слишком сильны другие эмоциональные интересы.

Эта идея, а именно идея о том, что же в действительно­сти является наиболее важным для вас в эмоциональном пла­не, — выражена во многих притчах. Именно эмоции делают нечто важным для нас, то есть мы ценим это, любим, желаем и стремимся к нему. Смысл этой притчи таков: человек, чрезмерно поглощенный повседневными заботами, человек, чьи эмоциональные интересы сосредоточены на нем самом и его положении в этой жизни, выращивает в себе тернии, которые не только причиняют боль, но и препятствуют вся­кому эмоциональному развитию. У такого человека в эмо­циональной части имеется магнетический центр, но он не­достаточно силен и затопляется жизненными заботами и тревогами и всем тем, что эта жизнь, как кажется, предлага­ет. Он способен понимать и понимает, но он посеян в жизни таким образом, что ничто не может произрасти.

Все рассмотренные выше категории — человек, который ничего не понимает; человек, который понимает интеллек­туально; человек, который понимает эмоционально, но не­достаточно, — также символизируют, если смотреть глубже, различные стадии развития каждого конкретного человека в его отношении к эзотеризму. Но об этом мы будем говорить позже.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

После этих трех категорий людей, упомянутых в притче о сеятеле и семени, которые не способны к внутреннему раз­витию, потому что они оказались посеяны в мир определен­ным образом, — характеризуются три другие категории. Они образуют один класс; это те, кто сеется на благоприятную землю и дает плоды, — некоторые стократно, некоторые ше­стидесятикратно и некоторые тридцатикратно.

Христос так объясняет эту притчу:

Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разу­меющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, иной в тридцать (Мф. 13:23).

Всего описано четыре вида почвы: почва, называемая «при дороге»; почва каменистая; почва, засоренная терния­ми, и благоприятная почва. Те семена, которые сеются на плохой почве, не дают плода, в то время как семена, кото­рые сеются на благоприятной почве, дают плоды трех кате­горий, символизируемых числами 100, 60 и 30.

Обратите внимание, что здесь перечисление идет в об­ратном порядке, хотя было бы естественнее ожидать проти­воположной последовательности — от меньшего к большему числу плодов. В текстах Евангелий от Марка и от Луки этого обратного порядка нет.

В Евангелии от Марка Христос объясняет:

А посеянное на доброй земле означает тех, которые слушают слово и принимают, и приносят плод, один в тридцать, другой в шестьде­сят, иной во сто крат (Мк. 4:20).

В Евангелии от Луки:

А упадшее на добрую землю, это те, которые, услышав слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении (Лк. 8:15).

Причем Лука предварил слова Христа так:

А иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит! (Лк. 8:8).

Объяснение этой притчи, вложенное в уста Христа, раз­личается у каждого из евангелистов. Например, Лука не по­нимает, что сам Человек посеян в жизнь по-разному:

«А упавшее при пути, это суть слушающие» (οί δε παρα τν όδον) (Лк. 8:12) и «А упавшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают...» (οί δε έπι τς πν όδον) (Лк. 8:13)¹⁰ и т. д., тогда как Матфей и Марк говорят, что люди сеются в жизнь по-разному, при этом некоторые сеются у дороги, некоторые на каменистой земле и т. д., и слово Божье, посеянное в свою очередь в них, приносит раз­ные результаты.

Евангелия были написаны много времени спустя после распятия Христа. Лука никогда не видел Христа. Он был первоначально последователем Павла, который не учился у Христа, но, возможно, постигал учение в какой-нибудь шко­ле вблизи Дамаска. Чем ближе Евангелие к первоначальному источнику учения, тем полнее и богаче язык его притч. Если мы сочтем, что примечательный обратный порядок чисел в Евангелии от Матфея имеет определенный смысл, не поня­тый Марком и Лукой, можно считать, что именно это Еван­гелие ближе всех к источнику и оригиналу. Но обычно счи­тается, что самое раннее Евангелие — Евангелие от Марка. Первые три Евангелия называются синоптическими. Но это не значит, что они были написаны очевидцами, как часто предполагается. Просто их авторы, в отличие от апостола Иоанна, излагают события сходным образом. Если Еванге­лие от Матфея написал ученик Матфей, первоначально на­зывавшийся Левием, он был сборщиком податей, тогда надо признать, что только это Евангелие написано человеком, действительно лично знавшим Христа. Марк и Лука либо еще не родились, либо были маленькими детьми, когда умер Христос.

Надо полагать, что учение, принесенное Христом, рас­пространялось благодаря школам, что учение сохранялось в изустной традиции и что дата появления его в письменной форме — это совершенно другой вопрос, имеющий второсте­пенное значение. Учение о возможном внутреннем разви­тии Человека и его истинном предназначении на Земле все­гда сохранялось живым в школах и передавалось изустно на протяжении веков. Оно снова и снова возрождается через определенные интервалы, или скорее рассчитанные перио­ды истории — в религиозной или иной форме, — для того чтобы дать толчок, который может поднять человечество выше уровня варварства, к чему оно неизбежно стремится, если предоставлено самому себе, — и таким образом делает возможным развитие искусства, науки и литературы. Все это приводит людей к определенному «нормальному уровню» понимания — он должен быть достигнут по меньшей мере некоторыми, прежде чем станет возможным вопрос о внут­реннем развитии.

То, что мы называем нашей «христианской культурой» — а в ней, как показывает история, могут иметь место различ­ные движения в искусстве, литературе, философии и нау­ке, — началось с толчка, который отчасти был дан тщательно разыгранной драмой Христа и отчасти — работой многих других до и после этого. И хотя, может быть, и правомерно говорить, что не было христиан в истинном смысле — то есть людей, которые достигли уровня внутреннего развития, заданного Христом через бесконечные искушения и через совсем иное страдание, нежели смерть на кресте, — не следу­ет забывать: этот толчок был источником постепенной орга­низации жизни, что и заставило Человека подняться выше самого себя, выше уровня варварства, и сделало возможной цивилизацию.

Теперь, прежде чем искать смысл «благоприятной поч­вы», давайте вернемся к общей идее притчи о сеятеле, ведь части и детали не могут быть поняты иначе чем в их связи с общей идеей как целым.

Притча как целое говорит о внутреннем развитии Чело­века, а категории людей, о которых идет речь, относятся к возможностям людей, различно помещенных (или посеян­ных) в жизни относительно постижения этого учения и воз­можности осуществить внутреннюю эволюцию, о которой оно говорит. За каждой притчей лежит какая-нибудь общая идея, и подробности и язык разнятся по смыслу в соответст­вии с ней.

Все в этой притче относится к общей идее, согласно ко­торой, во-первых, речь идет об учении, называемом здесь Словом, и, во-вторых, одни не могут, а другие могут понять это Слово, или учение, и из тех, кто может, некоторые при­нимают его полностью и следуют ему. Последние называют­ся посеянными на благоприятной почве. Они могут прино­сить совершенные плоды.

Далее. Учение о внутреннем развитии непременно отно­сится к самому человеку. Сам человек есть объект экспери­мента. Это он должен развиваться, познавая истину о внут­реннем развитии и ее применяя. Только таким образом мо­жет он дать плод. Семя Слова растет в нем. В то же самое время человек сам есть семя, которое способно прорасти, если в нем посеяно семя учения, если даже он не растет и не развивается сам по себе. То есть по мере того, как он растет в себе, растет семя Слова. Это, наверное, трудно понять по­началу, ибо люди воспринимают знание или истину совер­шенно отдельно от себя, то есть независимо от того, какого рода людьми они являются.

Нам кажется странным, что есть какой-то порядок зна­ния или истины, который не может быть правильно понят вне зависимости от его роли в личном развитии, развитии своего «я». Однако, если вы поразмыслите над этим, станет очевидным, что поскольку есть учение о саморазвитии, постольку оно предполагает и собственное развитие. Это искусство должно применяться к самому себе. Искусство, художник и объект, над которым он работает, суть одно це­лое. Никто никогда не возьмет на себя труд применять какое-нибудь знание, если он не видит в нем блага. Если человек не видит благого в той или иной вещи, он немного узнает о ней. Или он может узнать кое-что, но, обнаружив, что это трудно применить, отбросит. Убежденность челове­ка в том, что он творит добро, делает его сильным, независи­мо от того, как он распоряжается своим знанием. Если у него нет глубокой убежденности в благотворности чего-либо, в чем он, однако, может быть интеллектуально заинтересован как в форме знания или истины, это не будет иметь для него реального смысла. Мы видим, что категория, охарактеризо­ванная в притче как «посеянные на каменистой почве», опи­сывает людей такого склада. Они получают истину, но не имеют глубокой почвы — то есть не могут в достаточной сте­пени видеть ее блага, — и, если возникает много трудностей, их интерес увядает.

Только те, кто отнесен к категории посеянных на благо­приятной почве, дают плоды. Благоприятная почва означает способность видеть добро. Видеть добро Слова в достаточной степени — то есть знание, которое учит истине о внутреннем развитии или «Царстве Небесном», находящемся внутри че­ловека, — возможно только для людей этой категории. Люди первой категории в притче — посеянные «при до­роге» — не способны увидеть во всем этом никакого блага. Идея внутреннего развития ничего не значит для них. Люди второй категории — посеянные на каменистой почве — лишь отчасти видят в этом благо. Те, кто принадлежит к третьей категории — посеянные среди терний, — слишком погруже­ны в заботы и радости повседневной жизни и ценят их. По­следняя категория открыта добру в различной степени, но все же достаточно, чтобы принести плоды. Плод означает плодотворную реализацию, внутри себя, учения о внутрен­нем развитии... Люди сами, благодаря собственному внут­реннему развитию, являются плодами.

То же самое относится и ко многим вещам в природе, развивающимся механически. Это происходит с гусеницей, когда она превращается в бабочку. Это случается.

Что касается Человека, то его возможная эволюция к высшему состоянию не случается. Он должен работать созна­тельно. Но, как и в случае с личинкой, он сам есть объект экс­перимента в этой внутренней метаморфозе, или трансформа­ции, на которую ясно указывают Евангелия как на реальную цель Человека. Человек — такой, каким он является, — это «земля»; Человек, претерпевший внутреннюю трансформа­цию, — «Небо».

Когда в молитве Господней люди говорят:

...да будет воля Твоя и на земле, как на небе... (Мф. 6:10),

они в действительности молятся о трансформации самих себя — не осознавая этого. Они молятся о максимально воз­можной плодотворности собственной жизни, самих себя.

Но земля (почва) в человеке бывает различного качества. Порой это просто земля у дороги, порой она засорена тер­ниями, иногда это каменистая земля, а иногда — плодород­ная почва. Чтобы измениться, человек должен прежде всего принять это учение о внутреннем изменении на своем есте ственном уровне, внедрить его в собственную «почву». Семя должно упасть в подходящую почву, а почва — это категория человека.

Как вы видели, имеются различные виды человека, или различные почвы. Истина, попадающая в Человека подобно семени, сама по себе бессильна. Истине необходима подхо­дящая почва. Эта истина, это знание, это учение о внутрен­ней эволюции, для того чтобы развиваться и расти, должны объединиться с добром. То есть человек должен быть в со­стоянии видеть благое в истине, которой его учат, иначе ни­чего не произойдет.

Видеть благо в любой форме знания — вовсе не равно­значно тому, чтобы «быть хорошим». Требуется не «быть хорошим», а скорее обладать способностью к добру. Видеть ценность вещи — значит иметь доброе начало, то есть иметь способность видеть ее ценность. Это доброта. И это — ос­новная концепция добра в Евангелиях.

Каждая форма Знания, каждая форма Истины должна найти соответствующее ей добро и объединиться с ним, что­бы стать живой. Каждая истина имеет собственное, опреде­ленное добро, и Человек является точкой, где они могут встретиться и объединиться.

Добро и истина непременно должны объединиться, что­бы принести плоды. Когда человек начинает видеть благо­творность какой-либо истины, которой его учили, возника­ет связь между тем, что он знает, и тем, чем он является. Че­ловек не способен желать чего бы то ни было, если он не чувствует, что это — благо. Недостаточно просто видеть, что вещь истинна. Он должен желать этой истины, и для- того, чтобы это было возможным, нужно видеть благотворность истины, благо знания, которому его учили. Тогда истина внутренне соединяется с ним, таким образом становясь жи­вой. И чем больше человек видит добра в ней, тем скорее бу­дет истина расти и развиваться, а приумножившаяся истина, увиденная им, неизбежно увеличит добро, которое он видит в ней. Позже я еще буду говорить о смысле добра и свяжу это с ранним греческим учением. Все эти идеи сокрыты в притче о сеятеле, так же как и многие другие. Притча имеет измерение высоты и глубины, и ее смысл простирается от наипростейшего буквального, или внешнего, смысла до самого высочайшего, внутреннего смысла, постижимого только в высочайшем состоянии сознания, где язык и образы переходят в чистый смысл. (См. Приложение.)

ГОРЧИЧНОЕ ЗЕРНО

И сказал: чему уподобим Царствие Божие? или какою притчею изобразим его? Оно — как зерно горчичное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле; а когда посеяно, всходит и становится больше всех злаков, и пускает большие ветви, так что под тенью его могут укрываться птицы небесные (Мк. 4:30—32).

Почему семя высшего уровня называется самым малым из всех семян? А дело в том, что на уровне ощущений и разума, всецело находящегося во власти ощущений, идеи более вы­сокого уровня, более тонкие смыслы суть ничто. Высший уровень представлен в низшем лишь точкой, неразвитой точ­кой, точно так же, как низший уровень и все, что относится к его форме жизни и его смыслам, является всего лишь точкой для высшего уровня. Это можно передать с помощью изобра­жения одной из идей в древней диаграмме, называемой печа­тью Соломона (см. диаграмму)¹¹.

Высший уровень

Низший уровень

Горчичное зерно

Низший уровень и все относящееся к нему на высшем уровне заканчивается точкой. Здесь это очень малый смысл, ничтожная доля общего смысла. Точно так же все, что отно­сится к высшему уровню, — всего лишь точка на низшем уровне. Если мы теперь нарисуем дерево, растущее из точки, где высший уровень касается низшего уровня, и простираю­щееся вверх к высшему уровню, то оно будет символизиро­вать ту самую связь, о которой идет речь в притче.

НЕБО

Горчичное зерно ЗЕМЛЯ

МЕТАНОИЯ

Часть первая            108

Пусть свершится Твоя воля на земле            108

Часть вторая             122

Часть третья             124

Часть четвертая            129

Что есть Царство Небесное            129

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПУСТЬ СВЕРШИТСЯ ТВОЯ ВОЛЯ НА ЗЕМЛЕ...

γενθτω το θελμα σου …έπι γς.

Существует ли более удивительная молитва, нежели эта:

...да будет воля Твоя и на земле... (Мф. 6:10; Лк. 11:2).

Смысл этой фразы в том, что воля Божья не вершится на земле.

Несмотря на это, религиозные люди обычно вообража­ют, будто все происходящее на земле всегда есть воля Божья. И они стремятся ободрить друг друга и придать силы друг другу этой мыслью — даже перед лицом самых бессмыслен­ных и роковых событий, перед лицом самой смерти. Для лю­дей нерелигиозных бедствия — свидетельство того, что Бога нет.

Тут происходит что-то странное, какое-то отсутствие по­нимания или неверное понимание, странное смешение мыс­лей.

Люди судят о существовании или несуществовании Бога, основываясь на том, что происходит на земле. Не реже, чем раз в десять лет, пишутся книги, утверждающие, что сущест­вование Бога невозможно, и обосновывается это тем, что в жизни так много зла, так много жестокости, в природе столь много бесполезного. Различные люди, погружаясь в разду­мья, приходят именно к такому заключению. Им довелось стать очевидцами несчастных случаев, в которых внезапно погибли сотни невинных людей, эпидемий, покалечивших и погубивших десятки детей; извержений вулканов, навод­нений или голода, уничтоживших миллионы жителей; они видят жестокость природы и социальное несовершенство. Животные пожирают друг друга. Бесчеловечные законы ре­гулируют миропорядок.

Будучи свидетелем всего этого и рассуждая с позиций ви­димого мира, как можно веровать в то, что Бог — верховный Принцип Высочайшего Добра — воистину существует? Это первая проблема, которая встает перед любым человеком, начинающим серьезно мыслить, и, как правило, результат его измышлений — сомнения либо пессимизм. Атеист, кото­рый основывает свои заключения на видимом мире со всеми его традициями, стопроцентно прав, утверждая, что види­мая жизнь не свидетельствует о существовании Бога.

Все, что происходит на земле, кажется людям случайным стечением обстоятельств. Порой даже пытаются в несчасть­ях, постигающих человечество, узреть особый замысел Про­видения (конкретно — увидеть в них ниспосланное Богом на­казание, постигающее человечество). Они видят, как воля Бога свершается на земле.

Но текст Нового Завета опровергает подобную интер­претацию. Когда ученики сообщили Иисусу, что Пилат убил нескольких галилеян (Лк. 13:1—5), Христос ответил:

Думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? (Лк. 13:2).

Очевидно, ученики решили, что убитые галилеяне нака­заны Богом за свои грехи. Так они объяснили это несчастье, и именно так мы склонны воспринимать несчастья, которые случаются с другими. Они увидели, что рука Божья карает зло на земле. Рассуждая таким образом, следовало признать, что убитые галилеяне были уж особенно неисправимыми грешниками. Христос спросил учеников, действительно ли они думают так, и затем ответил им:

Нет, говорю вам; но, если не покаетесь, все так же погибнете (Лк. 13:3).

Что означает этот ответ? Он означает следующее. Про­никнуться идеей греха и наказания и стремиться объяснять ею все, что изо дня в день происходит в нашей жизни, — не главное. Главное — «покаяться». Жизненные события не до­казательство. Люди, умирающие ужасной смертью, не более грешны, чем все остальные. Все, что мы можем видеть, — от­нюдь не главное. Если мы будем всегда искать в видимой жизни свидетельства существования или несуществования Бога, мы их не найдем. Ученики поначалу думали так, и им было сказано, что они ищут ответ совсем не там, — его следу­ет искать в том, что названо «покаянием». Это греческое сло­во, «метанойя», на самом деле не передает смысла, который вкладывается в него в греческом оригинале. Как отношения между учениками в жизни, так и их отношение к учению бы­ли неправильными. Они смешивали свои обычные идеи, по­лученные из обыденной жизни, с идеями, которые пропове­довал Христос. Поэтому Христос снова начинает объяснять и затем спрашивает учеников, думают ли они, что несчаст­ный случай, недавно происшедший в пригороде Иерусалима, указывает на то, что и там погибли наиболее грешные люди? Он говорит:

Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам; но, если не покаетесь, все так же по­гибнете (Лк. 13:4—5).

На оба вопроса один и тот же ответ: несчастья, которые случаются с людьми в земной жизни, не имеют ничего обще­го с божественной карой за грехи, их нельзя так восприни­мать. Искать Бога в земной жизни, тревожно вопрошать, ища основу в видимой жизни с ее событиями и находясь, та­ким образом, под постоянным давлением этих ежесекундно происходящих в мире событий, — значит абсолютно не по­нимать смысла того, чему учил Христос. Его учение немно­гие сумели понять, и основную идею постичь столь трудно, что, например, в английской Библии короля Иакова (1611), принятой Англиканской церковью, глава 13-я Евангелия от Луки буквально озаглавлена так: «Христос призывает пока­яться за галилеян...» Это забавно, потому что проповедова­лось-то совершенно другое. Христос старался доходчивее объяснить ученикам, насколько неправильно их отношение к жизни. Они спросили его о галилеянах и услышали в ответ, что те погибли вовсе не потому, что Господь покарал греш­ников. И далее Христос добавляет, что падение башни в Си-лоаме, когда было убито восемнадцать человек, также не имеет ничего общего с карой за грехи. Тем не менее такое ошибочное отношение к жизни, которое Христос пытался исправить у учеников, сохранилось и распространилось, по­служив в конце концов причиной роковых коллизий между религией и современной наукой. Все книги и доктрины, ка­сающиеся религии, можно разделить на две группы: одна, преобладающая, исходит из точки зрения учеников; другая, весьма малочисленная, — из смысла ответов Христа.

В ответах Христа явно подразумевается, что воля Божья вершится не на земле. И именно это говорится в молитве Господней. Поэтому делать выводы о Боге на основании зем­ных происшествий — значит исходить из заведомо неверной точки зрения. Однако нам очень трудно пренебрегать свои­ми ощущениями, и почти каждый человек в поисках ответа на вопрос, существует ли Бог, исходит именно из этой точки зрения. Люди постоянно отталкиваются не от нужного уров­ня — точно так же, как это сделали ученики, — и поэтому в их умах все перемешивается. И, подобно ученикам, которые го­товы были сделать моралистические выводы о воздаянии за грехи на основании местных происшествий, они считают внешний мир той сценой, где непосредственно разыгрывает­ся драма между грешным человеком и карающим Господом. Люди склонны видеть в сиюминутных событиях карающую или вознаграждающую человека руку Господа. Они готовы увидеть ее даже в войне. Они воспринимают Бога как правду или справедливость на земле. В войне им видится воля Гос­пода, и они считают, что Господь на их стороне и победа бу­дет означать, что исполнена Его воля. Именно эта внешняя, основанная на ощущениях религиозная идея осуждается Христом. Он говорит, что всех людей, если они не покаются, ожидает одна и та же судьба. Но что значит покаяться?

Как это понимать? Можно уже догадаться, каков истин­ный смысл этого крайне неудачного слова — неудачного, по­тому что оно совершенно неверно передает значение слова, которое использовано в греческом оригинале. А значение его раскрывается в контексте, в котором оно употребляется. Его можно понять исходя из объяснений Христа, убеждав­шего учеников не считать обыденную жизнь результатом Божественного вмешательства. Необходимо воспринимать жизнь по-иному. Иной способ видения жизни действительно есть. И это самое важное из всего, что способен понять че­ловек. Если, говорит Христос, человек не «покается», он так и останется никчемным существом и его постигнет обычная участь, единая для всех, кто не достиг того уровня понима­ния, который называется покаянием.

Видеть волю Бога во всех земных событиях — значит не понимать значение этого непростого слова — «покаяние». Только через нечто, называемое или, точнее, неверно назы­ваемое покаянием, человек обретает правильное отношение к жизни, а пока он не раскаялся, он делит судьбу со всем ос­тальным человечеством — добрыми или злыми, нравствен­ными или безнравственными, сознательными или несозна­тельными людьми, добропорядочными гражданами или пре­ступниками...

В некотором смысле все воспринимают жизнь ошибоч­но, и, если изначальная ошибка не будет исправлена, участь всех одинакова. Без покаяния как высокоморальные, так и дурные люди в равной степени обречены.

В Иерусалиме, как и в любом современном городе — Лондоне, Париже или Берлине, — жило много и хороших, и безнравственных людей, праведников и грешников, законо­послушных граждан и преступников. И все одинаково погиб­нут, если не покаются:

...но если не покаетесь, все так же погибнете.

Слово, переведенное в тексте Нового Завета как покая­ние, — это греческое слово Метанойя (μετανοια), что означает изменение ума.

Греческая частица мета- встречается в ряде довольно широко употребляемых слов — метафора, метафизика, мета­морфоза... Рассмотрим понятие «метафора». «Оно означает перенос значения (переносный смысл). Говорить метафо­рически — значит иметь в виду не буквальный смысл слов, а нечто более широкое или похожее и, таким оборазом, «пере­носить смысл сказанного за пределы употреблленных слов». Метафизика — изучение того, что находится за пределами наблюдаемого физической наукой: например, изучение при­роды бытия, или теории знания, или факта сюзнания. Сло­вом «метаморфоза» обозначается процесс трансформации формы жизни (например, превращение личинки), перехода или трансформации одной структуры в другую, в нечто, вы­ходящее за пределы изначально данного. Частица мета-, следовательно, означает перенос, трансформацию или выход за пределы.

Другая часть этого слова, переведенного в Новом Завете как «покаяние», — нойя — происходит от греческого слова ноус (vovς), что означает «ум».

Главный смысл слова метанойя, таким образом, транс­формация ума. Выходит, что перевод «раскаяние» неточен или даже вообще неверен? Английское слово repentance (рас­каяние) восходит к латинскому poenitare, что означает «чув­ствовать сожаление». Такое раскаяние, чувство сожаления или вины, чувство боли или огорчения — это настроение, которое время от времени переживает каждый. Но смысл греческого слово метанойя гораздо шире и глубже, оно озна­чает не просто настроение. Это понятие не выражает чувст­во боли или сожаления. Оно означает новый ум, а не новое «сердце», ибо невозможно приобрести новое сердце, не об­ретя раньше новый ум. Новый ум — это принципиально но­вый способ мышления, новые идеи, новое знание и новый подход ко всему в жизни. Хотя очень много сказано о под­линном смысле этого важнейшего слова и о неправильной его интерпретации, хотя исследователи неоднократно ука­зывали на то, что покаяние — неверный перевод, в недавних новых и так называемых «разговорных» версиях Нового За­вета авторы продолжают переводить греческое слово «мета­нойя» как «покаяние», подразумевая таким образом нравст­венное изменение, а не изменение ума.

Сейчас имеет смысл вернуться к словам Христа, сказан­ным ученикам об убитых галилеянах и о людях, погибших в Силоаме. Если иметь в виду значение слова метанойя, весь разговор становится понятнее. Ученики думают неправильно, и потому Христос имеет в виду следующее: не «если они не раскаются», а «если они не смогут думать совершенно по-ино­му». Другими словами, они должны мыслить по-новому. Он говорит, что иначе они несвободны, их разум скован и им не избежать общей судьбы всех тех, кто неизменно исходит из кажущегося, видимого, из ощущений, основывая свои идеи и взгляды на их свидетельстве. Метанойя есть первый шаг. Неточность слова «покаяние» бросается в глаза в Посланиях Павла к Коринфянам. Жизнь может ранить и огорчать лю­дей до такой степени, что они теряют всякую веру, вовсе перестают мыслить и стремятся всеми силами угождать себе во всем. Или же попросту отказываются от всякой надежды и живут как мертвецы или неодушевленные предметы.

Гораздо реже происходит так, что люди начинают раз­мышлять над тем, что с ними случается, и таким образом могут постепенно прийти к какому-то новому взгляду, найдя возможность принять эту жизнь. В отдельных умах может за­родиться что-то новое. Может начаться новая деятельность ума — ум начнет пробуждаться. В моменты больших личных несчастий и страданий люди часто чувствуют, что все слу­чающееся в их жизни нереально. Это и есть правильное по­нимание жизни. Это кратковременное проникновение на ту стадию, на которой происходит метанойя, то есть трансфор­мация ума. Внезапно человек, озаренный новым светом, по­нимает: все, что происходит в жизни, не главное. Главное — его отношение. На мгновение перед человеком открывается поворот — возможна революция ума... То, что было прежде пассивно и управлялось ощущениями, жизненными собы­тиями, больше не подчиняется внешнему миру и начинает обретать независимое существование. Именно о таком про­буждении активного ума говорит Павел в следующем отрыв­ке, где в английском переводе несколько раз встречается слово «покаяться», в то время как в греческом тексте слово метанойя употреблено один-единственный раз... Павел пишет жителям Коринфа:

Посему, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было; ибо вижу, что послание то опечалило вас, впрочем, на время. Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опеча­лились к покаянию... (2Кор. 7:8—9).

В греческом тексте этого отрывка слово метанойя встре­чается только один раз — в выражении «к покаянию» (tie, liETctvoiav, эйс метанойян), и посему понятно, сколь неточен перевод. Когда Павел говорит «не жалею...» («I do not re­pent»), он употребляет совершенно другое слово — μεταμελομαι¹² (эквивалент латинского poenitet me¹³). К нему и восходит наше привычное слово раскаяние. Тем не менее эти гре­ческие слова, совершенно различные по смыслу, переводят­ся на английский язык одним и тем же словом — repent.

Не сожалением и не раскаянием в общепринятом смысле достигается изменение ума. Человек может горько сожалеть о чем-то, но не до такой степени, чтобы произошла метанойя. Однако существует особый вид страдания, который ве­дет к метанойе, и именно об этом страдании говорит Павел, когда противопоставляет его обычному страданию обыден­ной жизни:

Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасе­нию, а печаль мирская производит смерть (2Кор. 7:10).

«Ваша печаль стала раскаянием» — именно такое страда­ние коринфян привело их к раскаянию. Декан¹⁴ Стенли, один из немногих английских комментаторов, осознающих смысл метанойи, замечает: «Отрывок показывает, как неточно на­ше слово «раскаяние». Вы были огорчены так, что ваш ум из­менился, или ваше раскаяние было таковым, что произвело ре­волюцию ума».

Имеется в виду именно это. В гораздо более глубоком смысле это предназначение всей жизни: привести человека к той точке, где вместо того, чтобы слепо говорить себе «это не может быть правдой», он пробуждается, возникает мгно­венное ощущение нереальности происходящего в мире и не­реальности происходящего с ним самим. Это и есть метанойя; это начало трансформации ума.

Весь смысл замечания Христа ученикам об убийстве гали­леян и несчастном случае в Силоаме сводится к тому, что фраза «...да будет воля Твоя и на земле...» (Мф. 6:10) не мо­жет быть понята без осознания того, что слово метанойя означает изменение ума. Хотя нам может казаться, будто мы знаем, что имеется в виду, на нашем нынешнем уровне мыш­ления мы все же этого не понимаем. И пока человек не суме­ет внутренне отграничить видимый мир, со всеми его собы­тиями, от своего собственного существования в видимой жизни, признавая его некий высший смысл, он будет пребы­вать в состоянии, когда метанойя попросту невозможна.

Покаяние как новое отношение, как принципиально иной способ мышления может начаться только тогда, когда люди осознают, что воля Божья вершится не на земле. Часто, узнав о несчастьях, случившихся с другими, люди говорят: «Так им и надо». И такой взгляд в какой-то степени присущ каждому, хотя человек может этого и не признавать. Это точка зрения в первую очередь тех, кто считает себя нравст­венным и понимает религию исключительно в моральном аспекте. Эта внешняя сторона религии, с позиций которой жизнь рассматривается как поле для наказаний и вознаграж­дений, основана как раз на той идее, что воля Божья вер­шится на земле. Все видели, как ведут себя с другими те, кто разделяет эту точку зрения. (Мне особенно запомнился слу­чай, когда некий весьма благочестивый миссионер и врач лечил девушку, больную сифилисом. Он вел себя при этом так, будто она была наказана Богом и потому с ней следует обращаться как с низшим существом. В данном конкретном случае она, по его мнению, не заслуживала того, чтобы полу­чить анестезию во время крайне болезненной местной опе­рации.) Разве не факт, что дикая жестокость, пытки, страда­ния и зло, которыми отмечена история религии, проистека­ют из фундаментальной ошибки — из убеждения, будто воля Божья вершится на земле — и, следовательно, обусловлены иллюзией, будто человек знает, какова она, воля Господа. В связи с этим крайне важно понять, что же на самом деле Христос говорил об убитых галилеянах и погибших в Сило­аме. Эти события не имели ничего общего с Божьей волей, и ученикам было предложено посмотреть на них с новой точки зрения. Это в свою очередь должно было повлечь за собой не раскаяние — почему бы ученикам раскаиваться, в обычном смысле, за галилеян, — а именно изменение ума. И это изменение ума означает следующее: человек не дол­жен думать, будто люди караются на земле за свои грехи, не должен считать грешниками тех, кто не соглашается с его собственными взглядами на мораль и не разделяет его пра­вильных религиозных принципов. А если их настигают не­счастья, это вовсе не Божья кара за их прегрешения. Хри­стос очень ясно говорит, что это совершенно неправильное отношение к жизни. И верующие, и неверующие люди часто считают всех, кто не согласен с ними в вопросах политики, морали, науки или общественной жизни, не говоря уже о ре­лигиозных доктринах, недостойными людьми и занимают по отношению к ним позицию превосходства, держатся с ними высокомерно и даже полагают, что их необходимо на­казать, если не уничтожить. Подобные убеждения получены из внешней жизни и ею они подпитываются — они не рожде­ны изнутри, не выношены внутри. И если человек не отка­жется полностью от такой позиции, его внутреннее разви­тие не начнется. Неважно, судит ли человек других исходя из своих религиозных убеждений, своих политических взгля­дов или чего бы то ни было еще.

Дело в том, что человек, желающий этой трансформа­ции — Христос говорит сначала о метанойе, а затем о рожде­нии вновь, — должен стартовать не от внешней жизни, не от чего бы то ни было, относящегося к внешнему миру, воспри­нимаемому нашими скудными чувствами. О рождении вновь здесь говорить не приходится, оно происходит намного поз­же, но следует заметить, что метанойя, или изменение мыш­ления, является все же начальной стадией. И первый при­знак такого изменения — отказ от иллюзии, будто воля Божья вершится на земле. Таким образом, фраза «...да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф. 6:10) в молитве Гос­подней, если связать ее с тем, что Христос сказал Своим уче­никам, имеет первостепенную важность для понимания все­го учения. Он сказал ученикам, твердо убежденным в том, что галилеяне и силоамцы были наказаны за собственные грехи, ученикам, которые, очевидно, находились на том уровне мышления, когда само собой разумеется, что воля Божья в самом деле вершится на земле и что все происходя­щее есть результат Его воли, буквально следующее: «Если вы не измените свой ум, вы все таким же образом погибнете».

Здесь впервые ясно передается смысл, который вклады­вал Христос в чрезвычайно сложное для понимания слово метанойя.

Зачастую люди, в силу крайне скудного и упрощенного восприятия, склонны считать, что когда человек — привер­женец иной религии (сторонник других убеждений) — стал­кивается с неприятностями, то поделом ему. Это является следствием распространенного убеждения, будто все проис­ходящее в мире зло имеет определенный функциональный смысл. Такая скудость понимания обусловлена скудостью смысла. Однако высшее символическое значение — в конеч­ном счете Бог — нам понятно. И в самом деле, не столь важ­но, веруем мы в Бога или нет. Каждый находит смысл для себя и действует, руководствуясь им. Ведь жить без смысла не может никто. Чем может поддерживаться бессмысленное существование? Итак, ясно, что каждый живет своим собст­венным смыслом, каким бы тот ни был и поэтому каждый воспринимает жизнь в соответствии со своим индивидуаль­ным смыслом.

Но Христос говорит, что искать в жизни смысл — то есть высочайший смысл или проявления Бога — в корне неверно. Высочайший смысл существует независимо от событий, ко­торые происходят в обыденной жизни, и если человек не способен изменить свой ум, он разделяет судьбу всего человечества — как хороших людей, так и дурных. Он не прибли­зился к истинной исходной основе. Иными словами, когда мы веруем в Бога как источник смысла, стараемся убедить себя, что наше личное существование имеет общий смысл, и пытаемся обнаружить этот особый смысл во внешней жиз­ни, объясняя им все хорошее и плохое, что с нами происхо­дит, мы на ошибочном пути. Посему нам так важно понять это странное слово метанойя.

Не из внешнего мира человек должен начинать движе­ние. Если он исходит из внешнего мира, как это делают все, он не способен претерпеть никакого изменения, никакой дальнейшей эволюции. Искать смысл во внешней жизни, опираться на тот смысл, который человек в ней находит, и судить на основе этого смысла, обусловленного воспитанием человека, — все это полная противоположность метанойе. Именно об обычном взгляде на жизнь говорит ученикам Христос, когда Он подчеркивает, сколь необходима мета­нойя— изменение ума. Но все дело в том, что отдельно взятый индивидуум не свободен от подобного взгляда на вещи. Фак­тически каждый индивидуум стремится всеми силами под­держать уважение к себе и самовосхищение, основанное на внешних верованиях, на том фундаменте, что заложен в нем с самого детства, на чувстве, что он лучше других, независи­мо от своего положения в жизни. И все думают — кто в силу религиозности, кто в силу иных причин, — что внешний мир есть театр моральных действий, на сцене которого мы долж­ны доказать свою правоту — презрением ли, насилием ли, преследованием ли несогласных...

Таким образом, все видят конечный смысл — а это на самом деле есть Бог — во внешней жизни. И ведут себя соот­ветствующим образом. Нравственные люди ведут себя так, политики — эдак и т. д. Чрезвычайно трудно избавиться от подобного взгляда на вещи. Но если мы начнем это делать, то мы начнем осуществлять изменение ума, или метанойю.

Все, сами того не ведая, судят о жизни в соответствии со своими моральными установками, принципами и т. д., осно­ванными на вере в то, что внешняя жизнь есть источник все­го. Но Христос говорит, что жизнь, какой мы ее восприни­маем, не позволяет сделать верные суждения. События внеш­ней жизни ничего не объясняют. Однако люди думают, что именно в ней источник всего; они не видят, что, несмотря на их усилия, жизнь остается всегда той же. Им невдомек, что жизнь по самой своей природе и есть то, что может приве­сти к метанойе— высшей цели, а не место, где вершится воля Божья. Поэтому в молитве говорится: «...да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф. 6:10).

И если человек не понимает, что означает эта фраза, и не способен увидеть, что из нее следует, то он не понимает и смысл молитвы Господней. И не одна только эта фраза, каж­дая фраза молитвы Господней должна быть понята так, что­бы человек, творя молитву Господню, находился на высо­чайшем уровне сознания, вникая в значение каждого слова и фразы, — тогда она будет спасительной, то есть молитвой в подлинном смысле. Это метанойя в самом полном смысле слова.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Какова природа мира и каков смысл нашего существова­ния в нем с точки зрения Нового Завета? Павел говорит:

Тварь покорилась суете не добровольно, но но воле покорившего ее... (Рим. 8:20).

Павел говорит о положении вещей на земле. Выражен­ная таким образом идея представляется весьма странной и пугающей. Апостол учит, что земная жизнь дана не для блага человека и не направляется добром, — все на земле просто случается. Он не говорит, что все происходящее на этой зем­ле правильно, или создано намеренно, или управляется вер­ховным Богом. Наоборот, он совершенно ясно говорит, что земные создания «покорились суете», и не потому, что жела­ют этого, «но по воле покорившего». Речь идет о силе, кото­рая, имея власть над всем сотворенным на нашей крошечной планете, враждебна человеку. Если считать, что все имеющее власть над тварным на земле можно называть Богом и если в то же самое время мы верим, что Бог един и Бог есть Добро, то данное утверждение Павла непостижимо. Если высший Бог непосредственно правит всеми созданными и проявлен­ными мирами и Его воля непосредственно их достигает, то как можно говорить, что тварь «покорилась суете» против своей воли? Если Павел проповедует идею Добра, главную идею высшей и доброй силы, воздействующей на все живые существа, как может он делать такое странное заявление? Человек, говорит он, как часть тварного, подчинен суете на­сильно, против своей воли. Но ведь принято считать — что Бог есть Добро}.. Несомненно, глядя на жизнь и ее события и веря, что безгранично добрый Бог управляет всем, нельзя объяснить и малой доли тех событий, что происходят на земле. Но Павел не говорит, что сила, действующая на этой тварной земле со всеми ее существами, есть добро. В дейст­вительности он говорит о «Боге этого мира» (ό θεος του αίωνος τουτου):

...Неверующих, у которых бог века сего ослепил умы... (2Кор. 4:4).

Человек как часть тварного подчинен суете и находится под властью чего-то, под неким влиянием, то добрым, то недобрым, которое воздействует на него против его воли, вопреки его желанию.

Итак, тварь подчинена суете не по своей собственной воле. По чьей же? «По воле покорившего ее...» (Рим. 8:20).

Павел не называет это Богом. Какое объяснение дает он? Суета означает ошибочность, бесполезность, бессмысленность или, по-латыни, — расстройство, тщету. Павел добавляет: в надежде, что можно будет бежать от «рабства... в свободу».

...В свободу славы детей Божиих (Рим. 8:21).

Все мы в этом положении, говорит он. И продолжает:

...Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усы­новления... нашего (Рим. 8:22—23).

Все мы как бы заключены в тесную темницу, «ожидая усыновления... нашего» — в качестве Сынов Божьих.

Признается бесполезность страдания твари, страдания мира. Не делается никакой попытки скрыть их и сказать, что это — лучший из миров. Все страдание, вся боль, все горе, все смерти, разрушения и бессмысленность необъяснимы сами по себе. Жизнь необъяснима как таковая. Жизнь как таковую понять невозможно. За ее внешними проявлениями скрыта иная идея — идея, не выводимая из того, что мы видим, идея, не доказуемая свидетельством органов чувств.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Если мы хотим уяснить смысл учения, излагаемого в Евангелиях, причем уяснить себе и его терминологию, необ­ходимо отказаться от сентиментального взгляда на текст. Внутренний смысл учения Христа отнюдь не сентиментален. Речь в этом учении идет вовсе не об утешении слабых и убо­гих, физически и морально, людей, и, уж конечно, в нем не проповедуется мораль, основанная на покорности. Сенти­ментальное вольное прочтение, которое позволяют себе литература, искусство и поэзия, сформировавшиеся вокруг учения Христа, — замечательный пример полного непони­мания того, что означало это великое и ни в коей мере не «жалостливое» учение.

Учение Христа говорит о возможности индивидуального развития человека.

Попытавшись выделить основополагающее понятие, тер­мин, обозначающий первую стадию, которой необходимо достичь человеку, прежде чем для него станет возможным какое бы то ни было дальнейшее развитие, мы убедимся, что это то самое трудное слово метанойя. Иоанн Крести­тель, провозвестник нового учения, призывает к покаянию, то есть метанойе, или изменению ума, трансформации мыш­ления. Пока человек не начнет мыслить совершенно по-но­вому, ему недоступно учение Христа. От этого в Евангелиях зависит все, и тот, кто не постиг смысла этого исходного призыва, не сумеет понять значения всего учения, изложен­ного в форме сложных для интерпретации притч и столь богатого парадоксами.

Христос, объясняя ученикам одно из значений этого сло­ва, предупреждал, что за изменением ума следует стадия, называемая рождением вновь. Но и Христос, и Иоанн оба про­поведовали еще одну идею. Иоанн пришел проповедовать метанойю и «Царство Небесное», а Христос, тайно беседуя с Никодимом, говорил о рождении вновь и обретении «Царст­ва Небесного».

Мы должны понять, что метанойя — изменение ума — не­возможна без осознания другой идеи — идеи «Царства Не­бесного». Эту идею невозможно понять вне рамок концеп­ции индивидуального развития человека, согласно которой все люди на этой планете способны к внутреннему росту, а это и есть их истинное предназначение, глубочайший смысл их существования.

И начинается этот путь с метанойи. Но изменение ума бесполезно, невозможно, неосуществимо иначе как в свете этой второй идеи, которая и делает изменение ума возмож­ным и наделяет его смыслом. Если, кроме этой земной жиз­ни, нет ничего, тогда метанойя невозможна. И в свете идеи Царства Небесного вся придуманная человечеством психо­логическая наука произвольна и лишена какого бы то ни бы­ло значения. Ибо если человек рождается на земле как инди­видуум, способный осуществить потенциально присущую ему возможность трансформации, как в личинке потенци­ально заложена способность ее трансформации в крылатое насекомое, — значит, может существовать и действительно существует истинная и подлинная психология человека — психология личной трансформации. Если же нет, тогда тем более все психологические системы — всего лишь выдумки и веяния моды.

Таким образом, если мы хотим приблизиться к понима­нию того, о чем говорится в Евангелиях, нам следует понять, что в них доказывается возможность внутреннего развития, или трансформации, человека, отправной точкой которой является метанойя. И, как мы видели, начинается метанойя с понимания того, что Божья воля вершится не на земле. Иными словами, человек должен перестать искать высший смысл во внешних событиях своей жизни, во всем, что выпа­дает в этой жизни на его долю. Где же искать его? А в той са­мой идее, которая не относится к внешней жизни и называ­ется «Царством Небесным». Неудивительно, что после того, как Христос объяснил ученикам, сколь ошибочно видеть в жизненных трагедиях и катастрофах «волю Божью, свер­шающуюся на земле», и, что главное, — изменение ума и, сле­довательно, их отношений и сознания, — далее Он сразу же заговорил языком притч о «Царстве Небесном». Он сказал, что погибшие в Силоаме нагрешили не больше, чем осталь­ные жители Иерусалима, и повторил слова:

Нет, говорю вам; но, если не покаетесь, все так же погибнете (Лк. 13:5).

Тотчас после этого Он рассказывает такую притчу:

Некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и при­шел искать плода на ней, и не нашел; и сказал виноградарю: «вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает?» Но он сказал ему" в ответ: «господин! оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу наво­зом, — не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год сру­бишь ее» (Лк. 13:6-9).

Какую связь может иметь эта притча с текстом, который помещен непосредственно перед ней? Какую она может иметь связь со словами «...но если не покаетесь, все так же погибнете»?

Эта притча, как станет ясно позже, говорит о Царстве Небесном, о котором никогда не говорится прямо, но кото­рое всегда уподобляется чему-то или сравнивается с чем-то и таким образом соотносится с какой-нибудь историей или образом, знакомым по обыденной жизни. Любая притча яв­ляется метафорой. В связи с идеей Царства Небесного чело­век часто уподобляется дереву, способному дать плод, человечество в целом — винограднику. Эта притча становится понятной в связи с предшествующими строками, если мы хоть что-то поняли из слов, обращенных Христом к учени­кам. Человечество подобно дереву или винограднику, спо­собному дать плод, и если этого плода нет, то бесплодному винограднику грозит опасность быть уничтоженным — отсю­да слова «все так же погибнете».

Первый шаг в трансформации человека, первая стадия рождения плода и есть метанойя, — то есть процесс опреде­ленного изменения ума, вследствие чего человек расстает­ся с иллюзией, будто воля Божья вершится на земле, пере­стает воспринимать внешнюю жизнь как основной источник смысла и размышлять над тем, что случилось с ним или с другими во внешней жизни и в наказание за какие грехи, а обращается к абсолютно новой идее. То есть он обращает­ся к принципиально новому способу мышления, к измене­нию своего ума, подсказанному идеей, что реальный смысл человечества или человека сравним с фиговым деревом или виноградником, цель которых дать плод, то есть достичь но­вого внутреннего состояния, которое называется «Царством Небесным».

Реальный смысл человеческого существования на земле можно найти не во внешней жизни и земных объектах, а в идее трансформации, которая, происходя в человеке, ведет к этому состоянию — Царству Небесному. Таким образом, все беды и горести, все личные трагедии, все тревоги, разочаро­вания и обиды, так же как все радостные события и счастли­вые моменты, которые каждый человек время от времени переживает, в свете Царства Небесного не что иное, как средства для достижения цели; сами по себе они лишены какого-либо значения и не имеют ничего общего с Божьей волей. Именно эта новая идея, идея изменения ума, обозна­чена словом метанойя, которое столь неудачно и неправиль­но переведено как покаяние. Это новое отношение к жизни в свете идеи Царства Небесного меняет все. Изменяется вся жизнь людей. Весь смысл их жизни изменяется, и все, что случается с ними, все их трагедии, все их тайные тревоги и не дающие покоя мыс­ли и переживания неудач трансформируются — приходит понимание того, что внешняя жизнь не главное, не в ней надлежит искать смысл и не в ней действует воля Божья. В этом заключается связь метанойи с идеей Царства Небес­ного.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЧТО ЕСТЬ ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ

Царство Небесное можно определить прежде всего как место, где вершится воля Божья:

...Да будет воля Твоя и на земле, как на небе (Мф. 6:10).

Однако, как правило, люди не только убеждены, что воля Божья вершится на земле, но и считают, будто «небеса» — это какой-то потусторонний мир, куда всякий, кто вел доб­родетельную жизнь, переходит после смерти. И они (небеса) всегда противопоставляются аду, также обычно понимаемо­му не как возможное состояние, которое может настичь че­ловека и на земле, а как место, куда дурные люди, грешники отправляются после смерти. Очень многие важнейшие еван­гельские идеи понимаются подобным образом — как относя­щиеся к будущему времени и иному месту в пространстве. Люди даже не пытаются применить их к настоящему, к зем­ной жизни человека.

В то же время человек в процессе своей земной жизни может в различные моменты находиться то в лучшем, то в худшем состоянии.

Он может на мгновение войти в лучшее состояние, из ко­торого все видится в лучшем свете, в другой момент оказать­ся в наихудшем состоянии, из которого все воспринимается им в дурном свете. Ему свойственны падения и взлеты. Он может воспринимать одни и те же вещи как с более высоко­го уровня, так и с более низкого.

Этот факт всем хорошо известен.

Такие взлеты и падения, чередование глубокого ясного понимания и затмений, характерные для жизни каждого, не имеют ничего общего с будущим временем и потусторонней жизнью, а являются состояниями, которых человек спосо­бен достичь в себе уже теперь. Они относятся к внутреннему движению вверх и вниз и, таким образом, являются, образно говоря, вертикальными.

Когда человек пребывает в дурном состоянии, таком, как, например, подозрительность, — ему видны такие-то связи. Когда обстоятельства изменяют его состояние, ему открыва­ются совершенно иные связи. Это настолько обычный и зна­комый опыт, что нет необходимости обосновывать его ре­альность. Но будущее человека, охваченного подозрениями (состояние, которое указывает на определенный, ограни­ченный, уровень понимания), — это будущее не в реально­сти, а в его внутреннем мире, то есть подозрительность на­правлена в воображаемое будущее. Подозрительность может сбрасывать человека на все более и более низкий уровень, пока он в конце концов под ее влиянием не предпримет какие-либо опрометчивые и, возможно, агрессивные дейст­вия, имеющие необратимые последствия. Его истинное буду­щее — это достижение иного внутреннего состояния. И это будущее — не в потусторонней жизни и не в простом течении дней — то есть не в физическом времени, — оно обусловлено внутренним изменением самого человека. Таким образом, для человека существует два вида будущего: одно наступает с течением времени, другое — с изменением внутреннего со­стояния. И именно об этом втором будущем, будущем в со­стоянии человека, говорится почти в каждой строке Еванге­лий. Людям обычно кажется, что время — это прогресс и что простая смена дней, лет и веков будет — и даже должна — ве­сти к лучшей жизни. Или же, применительно к самим себе, они надеются и верят, что в следующем году или через год все будет по-другому. Однако едва ли можно согласиться, что это так. Жизнь всегда остается одной и той же. И сколько бы человек ни старался, никакого улучшения не наступает. Вре мя не тот фактор, который производит трансформацию — ни в общем уровне жизни, ни в индивидуальном. Но сущест­вует глубоко укоренившаяся в нас и воздействующая на всех людей иллюзия: завтра будет другим. Завтра принесет пере­мены к лучшему. И эта иллюзия, имеющая столь сложное происхождение, что невозможно распутать все переплете­ния мыслей и эмоций, создающих ее, в тех или иных формах управляет как человечеством в целом, так и каждым отдель­ным человеком. Людям, в глубине души находящим жизнь столь трудной и столь неподвластной пониманию, вполне естественно представлять себе лазейку, всегда открытую для лучших возможностей, — завтра. Или, с другой стороны, че­ловек, которому предстоят трудные дела, требующие серьез­ных усилий, помнит, что у него всегда есть «завтра». Каждый из нас совершенно искренне убежден в том, что «завтра» у него будет возможность осуществить то, что необходимо осуществить, и, прикрываясь этим «завтра», большинство людей прячется от грозного лика собственных недостатков, непрестанно маячащего перед ними.

И самое страшное, что люди думают о своей жизни в тер­минах прошлого, настоящего и будущего — в терминах вре­мени, а не в терминах внутреннего состояния. Как легко ве­рить, что в конце концов можно достичь лучшего состояния, что оно достижимо в каком-то там будущем! Но будущее каж­дого находится не во времени, а в нем самом и заключается в изменении его состояния теперь, в тот момент, когда он осознает нынешнее умонастроение.

Вернемся к примеру с подозрительностью. Человек по­степенно погружается в состояние подозрительности и, по мере того как это происходит, начинает все больше и боль­ше соглашаться с теми идеями и устанавливать те взаимосвя­зи, которые диктует ему такое умонастроение. Любой психи­атр очень хорошо знает, что, как только это состояние пере­ходит некий рубеж, человек оказывается на пороге безумия. Фактически это диагностический признак. Каково реальное будущее такого человека? Находится ли оно во времени или в каком-то ином измерении? Во времени его будущее — это не­уклонное погружение в те мысли, что внушаются ему, как под гипнозом, его подозрительностью. Но возможно другое будущее для этого человека — достижение иного, лучшего, состояния теперь. Это «будущее теперь» может быть представ­лено как вертикаль, перпендикуляр по отношению к линии физического времени — прямая, подобная шкале или лест­нице, ступени или деления которой обозначают высшие и низшие состояния. Если мы представим себе время графиче­ски — в виде горизонтальной оси, указывающей направление от прошлого к будущему, — то этот перпендикуляр, пересе­кающий человека в каждый конкретный момент, указывает на возможность более высокого и более низкого уровня со­знания, на котором человек находится в этот самый момент.

И если мы хотим хоть что-то понять в Евангелиях, необ­ходимо понять идею, передаваемую этой воображаемой вер­тикальной линией. Нужно понять, что она символизирует возможные состояния человека, ибо во всех Евангелиях речь идет о достижении человеком более высокого состояния — не во внешнем мире, а внутренне и не в будущем, а в этой жизни, теперь.

Но смысл, подразумеваемый словом метанойя, гораздо шире, нежели простое изменение состояния, к тому же вре­менное. Человек, который пытается контролировать себя и не потворствовать своим худшим склонностям, который стремится к тому, что он считает добром, и намерен «идти тропою долга», иными словами, жить жизнью, которую он считает добродетельной, не достиг стадии метанойи. Даже если он, быть может, и убежден, что его образ жизни не вы­зван стремлением заслужить уважение и благодарность, или желанием служить примером для других, или страхом поте­рять доброе имя, репутацию респектабельного человека, а что он воистину творит добро ради добра, — все равно в нем не произошло никакого изменения ума. Как уже говорилось, в Иерусалиме было много людей, которые вели доброде­тельную и нравственную жизнь. Тогда слова Христа «если не покаетесь» — то есть если не осуществите изменение ума, — «все так же погибнете» (Лк. 13:5) должны означать не необ­ходимость нравственного поведения, а что-то другое.

В этом заключена одна из глубочайших духовных идей евангельского учения. Это учение о возможности радикаль­ной и постоянной трансформации, которая обозначена тер­мином метанойя.

Но человек не сумеет достичь более высокого уровня и удержаться на нем, если в его сознании не установлена взаи­мосвязь идей, которые постепенно помогут ему превзойти его нынешний уровень развития. В этом смысле идея Царст­ва Небесного — высочайшая идея. Она символизирует выс­шее Добро. Она находится за пределами видимой жизни, ма­териальной истины и физических теорий, и стоит постичь ее, пусть даже смутно, как человеческому уму откроется но­вое направление, указующее на новые взаимосвязи в мыслях и чувствах человека, возникнет новое понимание. Идея раз­вития сознания человека, идея метанойи, или трансформа­ции ума, и идея Царства Небесного родственны и тесно взаимосвязаны. Следует понять: чтобы личное развитие, или трансформация, началось, человек должен перестать всецело доверять свидетельству органов чувств. Он должен отучиться делать умозаключения на основе явлений приро­ды, наблюдаемых событий и фактов собственной жизни. Ему не следует искать смысл жизни во внешнем мире, вне себя, и видеть в событиях земной жизни проявления Божьей воли. Человек, уверенный, что не существует ничего сверх того, что он сам способен вообразить, и что «Бога нет», иначе мир не пребывал бы в столь бедственном состоянии, — нахо­дится, в сущности, в таком же точно положении, как и ученики, которые думали, что все происходящее на земле про­исходит по воле Божьей.

Понятия метанойи и Царства Небесного дают другие ориентиры. Человек должен отвернуться от мира и обра­титься к себе. Об этом говорят многие евангельские притчи. Одна из самых важных — притча о блудном сыне. Как раз пе­ред изложением этой притчи, в которой идет речь о метанойе, Христос говорит о важности «покаяния»:

...Так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в по­каянии (Лк. 15:7).

И еще:

...Бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся (Лк. 15:10).

Затем Христос рассказывает такую притчу:

...У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: «отче! дай мне следующую мне часть имения». И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стра­не, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: «сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим, прими меня в число на­емников твоих». Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: «отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим». А отец ска­зал рабам своим: «принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». И начали веселиться. Стар­ший же сын его был на поле; и, возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и призвав одного из слуг, спро­сил: «что это такое?» Он сказал ему: «брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым». Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: «вот, я столько лет служу тебе и никогда не пре­ступал приказания твоего; но ты никогда не дал мне и козленка, что­бы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, рас­точивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка». Он же сказал ему: «сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселить­ся, что брат твой сей был мертв, и ожил, пропадал, и нашелся» (Лк. 15:11-32).

Это поистине притча притч. В ней показано, как в чело­веке происходит полный переворот, и вместо того, чтобы искать причины во внешней жизни, он изменяет свое соб­ственное направление. И интересно заметить, что в этой притче фраза «придя же в себя» (είς έαυτον δε έλθων) указыва­ет на то, что прежде блудный сын был потерян, в том смыс­ле, что был потерян сам для себя.

Но люди очень часто интерпретируют эту притчу как ме­тафору буквального расточительства, то есть траты денег и, таким образом, проматывания наследства. Им представляет­ся молодой человек, на самом деле впавший в нищету и дей­ствительно питающийся тем же, что и свиньи. Они не дума­ют, что это относится к ним самим, к какому-то их собствен­ному психологическому состоянию, фактически к состоянию, которое испытывает когда-то каждый, — человек теряет себя и все внешние формы жизни и внешние вещи насыщают его так же мало, как корм для свиней.

Притча — это, как мы уже говорили, метафора. Одно де­ло — ее физический, буквальный, или чувственный, смысл. Но ее истинный смысл — выше ощущений. Таким образом, притча — своего рода передающее устройство между двумя уровнями смысла. Она имеет как буквальный, так и психоло­гический смысл. Это средство, с помощью которого можно передать нечто более важное, чем используемые в ней слова и образы, буквальный смысл которых не так важен. И поэто­му данный жанр используется на протяжении всех Еванге­лий. Никогда не следует воспринимать притчу буквально.

Таким образом, притча прокладывает дорожку от чувст­венного смысла к психологическому. В одном месте Еванге­лия сказано, что с народом Христос говорил исключительно притчами, а ученикам излагал учение напрямую. И вспом­ним — Он постоянно говорит окружающим, что они не по­нимают Его слов, потому что у них нет ушей, чтобы слышать, и глаз, чтобы видеть. Это значит, что их понимание было за­крыто, весь внутренний, или психологический, смысл был им неясен и они всё воспринимали абсолютно буквально, как если бы речь шла о фактах внешней жизни и событиях физического мира.

Так, притча о блудном сыне повествует, конечно же, не о нерадивом юноше, который промотал свое состояние. Она о каждом человеке, рожденном на этой земле. Но заключи­тельная ее часть никоим образом не относится к каждому из нас, потому что лишь немногие правильно понимают свое положение, да и из них не каждый «приходит в себя», что знаменует момент метанойи.

Важно обратить внимание: блудный сын не «раскаивает­ся», а «приходит в себя» и, осознав свое положение, стре­мится предпринять побег от власти, которой обладают над ним вещи и явления внешнего мира. Упоминается вовсе не раскаяние, а некоторое изменение ума. Оно обозначается здесь словами «придя в себя», а как раз непосредственно пе­ред изложением притчи — словом метанойя, означающим трансформацию мышления, принципиально новое видение жизни.

НИКОДИМ

Часть первая            138

Часть вторая             142

Часть третья             148

Часть четвертая            152

Женщина из Самарии             152

Часть пятая……………………………..159

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Состояние смятения, в котором Никодим, один из вид­ных фарисеев, пришел ночью к Христу, показывает следую­щий диалог:

...Равви! мы знаем, что Ты — учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог. Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия. Ни­кодим говорит Ему: как может человек родиться, будучи стар? не­ужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родить­ся.' Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе: если кто не ро­дится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие. Рожден­ное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: «должно вам родиться свыше». Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа. Никодим сказал Ему в ответ: как это может быть? Иисус отвечал и сказал ему: ты — учитель Израилев, и этого ли не знаешь? (Ин. 3:2—10)

Есть что-то странное в этой последовательности фраз, особенно вначале. Что имеет в виду Никодим и что имеет в виду Христос? Никодим вроде бы не задавал вопроса, однако Христос отвечает ему. И что Он отвечает? На первый взгляд не очевидно, что слова, которые вложены в уста Никодима, требуют ответа. Данное изложение предполагаемого ночного разговора между фарисеем и Христом показывает, что Ни­кодим говорит серьезно, не имея намерения льстить, что он видел чудеса, творимые Христом, и потому убежден, что Хри­стос — Учитель, пришедший от Бога.

Мы знаем, что Ты — Учитель, пришедший от Бога, ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог (Ин. 3:2).

Это выглядит разумным утверждением, не требующим ответа, не предполагающим скрытого вопроса, признания или просьбы о совете. Но, согласно тексту, именно в этот момент Христос прерывает его ответом. По какой причине Никодим был прерван, что с самого начала содержалось в его словах, на что было необходимо отвечать? Ведь мог же Христос просто согласиться с Никодимом и совершенно не­двусмысленно дать Никодиму понять: тот полностью прав, чудеса являются убедительным свидетельством того, что Он, Христос, — Учитель, посланный Богом. Но вместо этого Хри­стос произносит то, что, как кажется, не имеет никакой свя­зи со словами Никодима, и именно этот — неожиданный и на первый взгляд неуместный — ответ создает обо всем эпизоде довольно странное впечатление, словно он приведен невпо­пад, словно искусственно соединены две совершенно разные точки зрения. И в этом как раз смысл данного эпизода.

С самого начала, с помощью двух кратко сформулирован­ных положений мнение Никодима и мнение Христа проти­вопоставляются друг другу — тем самым показано различие этих двух взглядов. И подобно всему остальному содержа­нию Евангелий, этот отрывок является своего рода испыта­нием для читателя — проверкой его способности понимать. В двух первых стихах по форме все складно, но смысл, за­ключенный в них, противоречив, и чем дальше, тем ярче бросается в глаза это противоречие, и наконец становится очевидным, что Никодим ничего не понимает из того, о чем говорит Христос.

Источником убеждений Никодима являются ощущения. Никодим отталкивается от того, что он видел собственными глазами, и, надо полагать, пытается на этой основе выстро­ить свою веру в учение Христа. Он видел сотворенные чуде­са, знамения, и это свидетельство органов чувств определяет его веру. Он исходит не из того, что видел внутренним взо­ром, а из того, что видел глазами. Христос поправляет Никодима — ведь Никодим, еще не задав вопроса, уже начал гово­рить определенным и совершенно неправильным образом. Имен­но это и отмечает Христос. Христос не говорит прямо, что Никодим заблуждается, но Его ответ подразумевает это. Он не говорит Никодиму прямо, что бесполезно искать опору в зримых доказательствах существования Бога. Его ответ под­разумевает, что вся проблема содержится внутри человека.

...Истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может уви­деть Царствия Божия (Ин. 3:3).

То есть Христос говорит Никодиму, что только новый человек, человек другого рода, может что-то знать о Боге. Но Никодим в поисках внешних свидетельств Божественного и под впечатлением чудес не может осознать и принять того, что имеется в виду. Он думает, все дело в том, чтобы найти видимые, внешние признаки существования «Бога» или уви­деть, как оно отражается на том или ином человеке. И он со­вершенно серьезно готов исходить из таких видимых, внеш­них признаков. Ему нужно было лицезреть чудо, чтобы прий­ти к выводу, что Христос — во всяком случае незаурядная личность, а то и воистину божество.

Почти все, разумеется, склонны думать точно так же, от­правляться из той же точки и рассматривать явные свиде­тельства как конечные доказательства. Это происходит по­тому, что ум развивается изначально посредством контакта с объектами ощущений, то есть с видимым миром.

Вера Никодима основана на чувственном опыте и, следо­вательно, на том, что находится вовне. Христос же показы­вает нам, что вера на основе внешнего невозможна. Все, что получено с помощью органов чувств и может быть подтвер­ждено ими, не является надлежащей исходной точкой. Если Человек способен к внутреннему развитию, к индивидуаль­ной трансформации, называемой здесь рождением вновь, то из подразумеваемого Христом ясно, что это развитие берет начало вовсе не из внешне воспринимаемого и поэтому от­правной точкой его не может служить видимая жизнь.

Итак, какие бы фантазии у нас ни существовали вокруг рождения заново, очевидно одно: оно начинается только с чего-то внутреннего, того, что человек внутренне понял и осознал. Из чего бы то ни было вовне — из поклонения внешним идолам, из знания или впечатлений, полученных с помощью органов чувств, например лицезрения чуда, - оно никогда не начнется.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Никодим говорит Ему: как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и ро­диться? (Ин. 3:4).

Идея рождения заново понимается Никодимом букваль­но, в терминах ощущений. Рождение заново должно, по его мнению, означать еще одно физическое рождение, когда че­ловек вновь попадает в чрево матери и из чрева матери сно­ва появляется для жизни на земле, еще раз начиная с младен­чества. Такая идея — идея повторения жизни сначала, бук­вального нового физического рождения от той же матери — испокон веков присуща людям.

Идея повторения той же самой жизни, представление, что время идет по кругу и возвращается к исходной точке, что все повторяется, снова происходит точь-в-точь, как прежде, существовала издавна и упоминается античными ав­торами. Многие верили в нее. Это не то же самое, что пере­воплощение. Идея времени как окружности, то есть време­ни, возвращающего нас в прошлое и восстанавливающего все, что уже некогда происходило, — по сути идея вечного воз­вращения - очень старая идея, берущая начало в истоках на­шей западной культуры, по всей видимости, сформулирова­на Пифагором. Эта идея возрождалась в различные времена и иногда использовалась для объяснения жизни и человече­ских поступков, различий между людьми, людских талантов и судеб. Идея вечного возвращения, которую, казалось бы, затрагивает Никодим или которую, по крайней мере, затра­гивает сам евангелист Иоанн, — объясняет многое из того, что иначе трудно объяснить в нашей жизни. Человек может помнить свою жизнь — помнить и жизнь предыдущую, и ту, которую он ведет в нынешнем воплощении, — а может не помнить ничего. Если он помнит, он будет все знать заранее, то есть предчувствовать будущее, — потому что это уже про­исходило с ним и в нем сохранилось какое-то смутное пред­восхищение грядущего. Или он сумеет лучше воспринимать определенные стороны жизни — они не окажутся для него чужеродными. У такого человека будет осознанное желание делать что-то определенное. Он может очень рано проявить способности музыканта, писателя, художника, оказавшись, так сказать, «избранником судьбы». Или, возможно, это бу­дет просто человек, который все глубоко чувствует, но слов­но забыл, что же ему делать, или же он может лишь помнить, чего ему ни в коем случае не следует делать.

В этом буквальном смысле человек, каждый человек, мо­жет родиться заново, физически, от той же матери, и еще раз оказаться в том же самом времени, в том же самом месте, в том же самом культурном контексте. И если в прежней жиз­ни человек испытал какое-то особо сильное страдание или что-то пробудило в нем особый интерес, он будет знать о ка­ком-то аспекте своего времени больше, чем другие, и без прямого знания он почувствует, как ему надо поступать, чему посвятить себя, а чего следует избегать. Он может даже знать, как практически действовать в какой-то конкретный момент, потому что все это уже происходило с ним прежде. С этой точки зрения все события, все войны, всё случившее­ся в определенное время происходило и происходит снова и снова и всегда происходит в самом Времени. Знание, при­шедшее из воспоминания, — странного, смутного и, возмож­но, всегда косвенного воспоминания, — что все уже некогда происходило и что определенные вещи должны неизбежно произойти снова, заставляет человека чувствовать, что он в этой жизни находится в другом положении, чем остальные, не помнящие ничего, что в нем действует некая сила, на зов которой он должен откликнуться, независимо от того, при ведет ли это его к успеху или к неудаче. И такой человек со­гласится с тем, что все происходящее с ним и с другими за­ключено в рамки одной-единственной жизни или что жизнь каждого начинается при рождении.

В этом смысле — в смысле физического, буквального воз­вращения — человек, конечно, опять окажется во чреве сво­ей собственной матери. Если смерть означает, что все воз­вращается тотчас же к моменту своего рождения и опять рождается, буквально, в то же самое время, в какое оно все­гда рождалось — в тот же год, тот же день и тот же час, — то­гда можно сказать, что человек опять входит, «будучи стар» (Ин. 3:4), в материнское чрево и еще раз рождается младен­цем в той же самой жизни. И даже если он ничего не пом­нит, ему легче будет делать все то, что он делал прежде, будь то добро или зло. И если он предчувствует событие прежде, чем оно происходит, такое знание будущего в действитель­ности будет знанием прошлого — того, в чем он жил и что пережил прежде. Потому что если время искривлено и обра­зует окружность, то нет реального прошлого и будущего, так как все будет вращаться в этом круговороте времени, собы­тия прошлого всегда будут возвращаться и, таким образом, становиться будущим, а события будущего всегда будут ста­новиться тем, что уже произошло, и, следовательно, прош­лым. И тогда прошлое и будущее являются относительными терминами, в соответствии с положением человека в круго­вороте его собственной жизни. Иными словами, тот по­движный момент, который мы называем настоящим и кото­рый мы никогда не можем зафиксировать, в котором мы ни­когда не можем реально жить и который мы никогда не спо­собны реально видеть, кроме как через наши ощущения, всегда показывающие нам только настоящий момент, можно сравнить с тем, как если бы, скажем, мы смотрели сквозь уз­кую щелку на громадный непостижимый мир, пребывающий в вечном настоящем во всех измерениях Времени. Во Време ни все, что мы называем настоящим, прошлым и будущим, существует одновременно, а нам удается увидеть на мгнове­ние некий фрагмент пейзажа, некий срез, мир, ограничен­ный тремя измерениями... Непостижимая и таинственная машина, называемая Временем, всегда безмолвно уносит нас вперед, спящих или бодрствующих, прочь от всего, что мы имели, и от всего, что мы чувствовали или думали, заставляя нас прожить свою жизнь и встретить момент смерти.

Поэтому реплика Никодима «...неужели может он в дру­гой раз войти в утробу матери своей и родиться?» (Ин. 3:4), вероятно, не без умысла включена в Евангелие апостолом Иоанном. Идея буквального возвращения, видимо, затрону­та здесь намеренно. Текст Евангелий не изложение того, что действительно, в узком историческом смысле, когда-то про­исходило. Евангелия написаны для того, чтобы или передать смысл определенных идей, или проиллюстрировать эти идеи. Главное — будь это притча, эпизод или диалог — постичь подлинный смысл метафоры.

Евангелия только во вторую очередь историчны. Прежде всего они передают не историческую истину, а истину иного порядка. Неважно, происходил ли на самом деле этот ноч­ной разговор между Христом и Никодимом, потому что все содержание Евангелий ценно не как исторический доку­мент, а как хранилище смысла. Просто тот или иной эпизод, описаны ли в нем реальные события или вымышленные, ис­пользуется для того, чтобы пролить свет на тот или иной психологический аспект и указать так или иначе на смысл главного учения, принесенного Христом. Так что в опреде­ленном отношении Евангелия — вымысел, и эпизоды сгруп­пированы так, чтобы передавать смысл, а не излагать бук­вальную историческую истину. Никодим, возможно, и не встречался с Христом. Совершенно очевидно, что Иоанн ис­пользовал его образ, чтобы показать тип человека, поверх­ностно воспринимающего учение Христа. Евангелия передают смысл в концентрированном виде, но внешне он облачен в форму того или иного происшест­вия, события, и трудно догадаться, что перед слушателем притча. Форма, в которой излагается Учение, в высшей сте­пени парадоксальна, потому что оно слишком сложно для понимания, чтобы его можно было передать в прямой фор­ме. Чтобы верно и полно передать идеи, которые излагал Христос, необходим был другой язык, — язык, который обыкновенные люди, то есть такие как мы с вами, не могут понять, и потому для их опосредованной передачи исполь­зовались притчи, рассказы о тех или иных событиях, иллю­стрирующие эти идеи.

С помощью образа Никодима в Евангелиях показан чело­век, способный понять учение Христа только буквально. Это человек, вполне серьезно веривший, что близится земное Царство Небесное, где будет царствовать реальный конкрет­ный Царь, который, возможно, физически уничтожит всех, кто не согласится с тем, что он, Никодим, считал правиль­ным. Совершенно очевидно, что Христос старается сдвинуть сознание Никодима с уровня буквальной интерпретации и объяснить ему, что человек, в том состоянии, в котором он пребывает, со всеми его пристрастиями и антипатиями, и со всеми иллюзиями, продиктованными ощущениями, не тот, кто способен «увидеть» Бога. Каждому, кто желает прибли­зиться к Царству Божьему, надо пройти через тот процесс, который называют «рождением заново». Чтобы человек был в состоянии обратиться к «Богу», ему необходимо достичь другого уровня бытия. Поэтому Христос говорит Никодиму:

Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия (Ин. 3:3),

то есть, не возродившись, не став по сути человеком иного рода, не сумеешь увидеть Бога, поскольку не сумеешь даже вообразить, что такое «Бог». Но люди, находясь на своем уровне бытия, хотят пред­ставить себе Бога, и многие считают, что могут говорить о Боге и Божьей воле, и проповедуют, и пишут о Божьей воле, как будто знают наверняка, что означает Божья воля, не по­трудившись даже понять смысл молитвы Господней:

...Да будет воля Твоя и на земле, как на небе (Мф. 6:10).

Они не только воображают, что Божья воля совершается на земле и что, если их друзей настигает несчастье, значит, Божья воля вершится над ними в виде кары, но и полагают также, будто знают Бога, знают, чего Он желает, и, слушая проповеди о Божьей воле, даже чувствуют свое превосходст­во над теми, кто не ведет себя надлежащим, по их мнению, образом, кто не посещает храм той же конфессии, что и они. В той сфере жизни, которую именуют религией, это вполне обычная ситуация. Но Христос не проповедовал никакой ре­лигии. Он проповедовал рождение заново. Весь смысл Еванге­лий — метанойя и рождение заново.

Но так как никто не понимает, что за всем тем, чему учил Христос, стоит нечто совершенно особое и реальное и так как все подлинное, изначальное учение Христа было превра­щено в «религию», весь смысл Его учения оказался искажен до неузнаваемости. Оно превратилось в почву для всевоз­можных споров, расколов, сектантства и, как следствие, же­стоких кровавых гонений и ужасающих войн. Все это — след­ствия непонимания учения Христа. Непонимание было неиз­бежно, потому что то, чему учил Христос, и тот смысл, что скрыт в евангельских повествованиях, предполагают совсем иной уровень современного человечества. Христос обращался к людям, находящимся на более высоком уровне развития — том уровне, которого надо достичь.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Итак, человек должен родиться заново? Что же это озна­чает? Как может человек в этой жизни, склоняющийся под тяжестью перемен, захваченный чередой событий внешнего мира, родиться заново и стать новым человеком, человеком иным? Человек, каков он есть, говорит Христос, рожден от «плоти» и «воды», и, чтобы стать другим человеком — ро­диться заново, — он должен родиться от «воды» и «духа». И в Новом Завете показано, что человек должен умереть для себя, только тогда он сможет родиться заново. То есть преж­де, чем он родится от «духа», он должен умереть во «плоти». Но эти слова, которые многократно слышали сотни и тыся­чи людей, часто остаются просто словами — они приносят удовлетворение, испытываемое от чего-то знакомого, узнан­ного... Но ничего более.

Что значит «плоть»? Что значит «вода»? Что значит «дух»?

Люди считают, что им по крайней мере понятно выраже­ние «умертвить плоть» или «победить плоть», что означает подвергнуть себя какому-нибудь ограничению либо наказа­нию, или поститься, или отказаться от всех физических удо­вольствий. Именно это обычно понимается под выражением «пойти против плоти». Конечно, многие представляют себе анахоретов, отшельников и святых просто как людей, кото­рые сделали аскезу своей главной целью, надеясь таким об­разом подняться на другой уровень, взойти на более высо­кую ступень развития. Трудно вообразить себе что-либо столь же нелепое, ибо никто, руководствуясь внешними со­ображениями, никогда ничего не достигал и не может чего бы то ни было достичь. Такие люди не уловили смысла фра­зы, произнесенной Христом, объяснившим, что нужно для того, чтобы следовать за Ним, то есть следовать Его учению о рождении заново.

Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною... (Мф. 16:24).

Люди обычно толкуют эти слова как призыв отказаться от каких-то земных внешних благ или, возможно, от чего-то, им особенно дорогого. На самом деле, чтобы отказать в чем-то себе, человек должен отказаться от себя.

В греческом тексте Евангелий эти слова Христа так пря­мо и записаны: человек должен полностью отказаться от се­бя. И очевидно, что, если человек способен к дальнейшему развитию, которое потенциально заложено в нем, и таким образом к достижению более высокого уровня бытия, он не может одновременно и оставаться самим собой, и претер­петь это внутреннее изменение. Ведь измениться внутренне, изменить себя не означает прибавить что-то к тому, чем че­ловек уже является, как человек добавляет что-то к своему знанию, начав изучать новый предмет. Греческое слово ме­таморфоза¹⁵, употребленное в Евангелии от Матфея и Посла­нии Павла к Римлянам и переведенное как «преображение», означает полную трансформацию ума:

По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лицо Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет (Мф. 17:1—2).

...Не сообразуйтесь с "веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего... (Рим. 12:2).

В экспериментах, которые проводит природа по мета­морфозе насекомых, превращение личинки в бабочку суть не новое добавление к личинке, как, скажем, появление крыльев, а трансформация. Такое изменение, которое явля­ется простым ростом и отмиранием, или увеличением и уменьшением, конечно, происходит повсюду во Вселенной; но повсюду происходит и изменение иного порядка — транс­формация. Все химические процессы суть трансформация и поэтому в некотором смысле чудесны. Сгорание дров в огне есть трансформация. Развитие человеческого существа из клетки есть трансформация.

Трансформация клетки в человека или личинки в бабоч­ку — забота природы, в то время как трансформация, о кото­рой говорил Христос, не имеет никакого отношения к при­роде. Все открытые наукой формы биологической эволю­ции и трансформации представляют собой процессы совер­шенно иного порядка, чем процесс развития, о котором говорится в Евангелиях и во многих других, еще более древ­них священных текстах. Природа по-своему, медленно и по­этапно осуществляет трансформацию. Равным образом и в сфере разума, чувств и сознания должен происходить сход­ный процесс, цель которого — дальнейшая трансформация. Тот факт, что трансформация происходит на внешнем, фе­номенальном, плане, неизбежно предполагает трансформа­цию на духовном, умственном, эмоциональном плане — в том мире, в котором мы живем на самом деле. Именно об этой трансформации Христос и говорил Никодиму.

Такая трансформация — рождение заново — означает, что человек перестает принадлежать плоти. Он является че­ловеком от «плоти» и «воды», а может стать человеком от «воды» и «духа». Обратите внимание: при этой трансформа­ции один связующий элемент, или принцип, сохраняется — это «вода». Такие термины особого языка, несомненно, по­нимали те, кто тесно общался с Христом. Но, проанализиро­вав значение термина метанойя, и мы сумеем уяснить, что «плоть» означает «плотский ум» — термин, действительно используемый в Новом Завете, — и что Никодим своим поведением символизировал именно «плотский ум», то есть ум, основанный на внешних ощущениях, обращенный вовне, к внешней жизни.

Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего... (Рим. 12:2).

Здесь имеется в виду нечто гораздо более тонкое, чем простое тщеславие и суетность. Если же мы будем видеть в данном изречении лишь это, нам не откроется его глубо­кий смысл. Ум, питаемый только «плотью» — пищей, предо­ставляемой ощущениями, — не может установить контакта с «духом».

В первую очередь необходимо подчеркнуть следующее: человек, поняв, что должен отказаться от себя — от всех тех представлений, которыми заполнено его сознание, от всех иллюзий относительно своей персоны, которые заставляют его верить, будто он — то, что он о себе думает, — поймет так­же, что «плоть» не поможет ему измениться. Ибо никто не может смотреть внутрь себя, используя органы чувств, пред­назначенные для контакта с внешним миром, и никто не может хотя бы начать видеть «себя», глядя вовне. Ум, руко­водимый ощущениями, не приведет человека к правильной исходной точке — он будет подобен Никодиму, который ду­мает и действует на основе внешних факторов. Христос его поправляет, утверждая, что человек способен родиться за­ново — нужно начать изнутри, из «себя», а не опираться на события внешней жизни, не делать заключений о Боге на основе свидетельства ощущений.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЖЕНЩИНА ИЗ САМАРИИ

Что имеется в виду под словом вода?

...Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин. 3:5).

В данной фразе это слово явно из числа тех, что употреб­ляются в особом смысле. В диалоге Никодима с Христом ни­что не указывает на его значение. Но оно употребляется осо­бым образом и в других текстах Нового Завета, например в разговоре Христа с женщиной-самарянкой, которая пришла к колодцу Иакова, чтобы набрать воды. В диалоге, который напоминает порой диалог с Никодимом, в отношении воды присутствует очевидная игра слов:

Там был колодезь Иаковлев. Иисус, утрудившись от пути, сел у коло­дезя. Было около шестого часа. Приходит женщина из Самарии по­черпнуть воды. Иисус говорит ей: дай Мне пить. Ибо ученики Его от­лучились в город купить пищи. Женщина Самаринская говорит Ему: как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки? ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются. Иисус сказал ей в ответ: если бы ты зна­ла дар Божий и Кто говорит тебе: «дай Мне пить», то ты сама проси­ла бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую. Женщина говорит Ему: господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая? Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его? Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную. Женщина говорит Ему: господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать. Иисус говорит ей: пойди, позови мужа твоего и приди сюда. Женщи­на сказала в ответ: у меня нет мужа. Иисус говорит ей: правду ты ска зала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которо­го ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала. Женщина говорит Ему: Господи! вижу, что Ты пророк (Ин. 4:6—19).

В этом тексте разговор как будто распадается на две ча­сти, не связанные между собой, а если они и связаны, то связь неясна.

Первая часть кончается тем, что женщина просит чудес­ной воды, о которой говорил Христос. Но как и в случае с Никодимом, который воспринял идею о рождении заново буквально, здесь, видимо, тоже что-то воспринимается в бук­вальном смысле. И как раз после этого начинается вторая часть.

Христос внезапно велит женщине привести своего мужа. Почему Он это делает? Какую связь это может иметь с пер­вой частью?

Кажется странным, что Христос, после того как Он гово­рит о «вечной жизни» и «живой воде», способной дать эту вечную жизнь, — то есть сказанное Им относится к самому что ни на есть высшему уровню смысла, — спустился до обы­денного уровня морального осуждения и как будто обвиняет женщину, достающую воду из колодца, в том, что она не за­мужем и что она имела пять мужей. Но если слово «брак» употребляется для обозначения некоего союза, порождаю­щего что-то новое, а любое рождение есть результат союза двоих, тогда обнаруживается связь, устраняющая ощущение странного перехода от священного к профанному — оно воз­никает, когда мы воспринимаем этот отрывок на уровне бук­вального смысла. И тогда возможно увидеть, что вторая часть, следуя непосредственно за первой, рисует более яс­ную картину — картину того, как выглядит обычный человек в свете учения Христа. Но достигается это при помощи идей, поступающих извне, из свидетельства ощущений.

Давайте попытаемся найти эту связь, отвлекшись от бук­вального, или чувственного, смысла. Христос сказал женщине, что у нее было пять мужей, и добавил: «...и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе» (Ин. 4:18).

Что имеется в виду? Имеется в виду какой-то неправиль­ный союз. Об этом говорится сразу же после того, как проде­монстрировано неправильное понимание — Христос только что сказал ей о «живой воде»: мол, всякий, кто выпьет воды, которую она достает, опять захочет пить, но всякий, кто вы­пьет воды, которую может дать Он, никогда не будет жаж­дать. Самарянка, как показывает ее ответ, восприняла это буквально:

Женщина говорит Ему: господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать (Ин. 4:15).

Ее ответ демонстрирует непонимание идеи, которую пы­тается донести до нее Христос. Подлинный смысл ускольза­ет от нее, и она отвечает, исходя из своего привычного представления — из совершенно другой идеи. То же самое прослеживается и в реакции Никодима на слова Христа.

Человек может оперировать только теми идеями, кото­рыми он располагает, и если слова собеседника касаются иных понятий, которых у него нет, то он неизбежно поймет собеседника неверно. Даже силясь понять, он поймет не так. И Никодим, и женщина-самарянка на уровне низшего, чув­ственного смысла могут означать конкретных людей, и лю­бая притча о них будет содержать в себе и элементы, относя­щиеся к этому буквальному аспекту. Но они также символи­зируют определенные состояния души или уровни развития мышления и понимания. Чтобы осознать это, необходимо задействовать иной, более тонкий, психологический уро­вень понимания. И если человек в процессе жизненного на­копления опыта достиг такого уровня понимания, он сможет проникнуть во внутренний смысл и разглядеть в притче не­что совершенно отличное от того, что мы видим во внешних объектах, отраженных нашими органами чувств. Но евангельские притчи поначалу всегда воспринимают­ся на чувственном уровне и рождают ассоциации с идеями, относящимися к нему. Поэтому-то мы и слышим, прежде всего, историю о царе, винограднике, человеке по имени Никодим, самарянке, пришедшей к реальному колодцу, что­бы набрать самой обыкновенной воды...

Иными словами, притча всегда начинается как рассказ о событиях, которые человек может вообразить на основе приобретенного жизненного опыта. Это чувственный уро­вень, понятия которого дают возможность человеку жить в этом мире и действовать в нем в соответствии со своим ра­зумом. Смысл учения Христа находится на абсолютно другом уровне — на уровне, где возможно обретение совершенно новых идей и целей, где жизнь интерпретируется совсем по-иному: в свете возможного индивидуального развития, зало­женного в человеке, но недостижимого с помощью рутин­ной деятельности или просто приспособления к меняюще­муся миру. Христос говорит не об этом уровне жизни чело­века — Он говорит о новом состоянии его ума и о стадии интегрированного понимания-. Такой уровень почти всегда связан не со временем, а с понятием вечности, о котором мы будем говорить позже.

Но для того чтобы человек вышел за пределы самого себя и, таким образом, за пределы имеющихся у него идей, кото­рыми он живет, то есть чтобы он прежде всего осуществил метанойю, или изменение ума, должна произойти встреча с другими идеями — теми, которые будут вести его к истине.

В каждом человеке имеется потенциал для достижения высшего состояния, но чтобы он реализовался, необходимы еще и определенная наука, определенное знание и практика. Точно так же человеку, желающему изучить, например, ма­тематику, необходимо получить определенные знания, соот­ветствующие способы его передачи, которые единственно возможны для овладения данным предметом. Если человек находится в союзе с ложными идеями, воз­можность приобретения знания не будет реализована — он или пойдет не к тому учителю, или, как в примере с матема­тикой, совершенно не поймет смысла того, чему его учат. Такой человек ничем не отличается от слепого, идущего за слепым поводырем. И фигура Христа символизирует, наряду со многим другим, человека, достигшего более высокого уровня бытия, человека иного уровня. Все учение Его говорит о том, что человек должен осмысленно подходить к тому, что делать и чего не делать, — только тогда он сможет внут­ренне совершенствоваться, осуществить потенциально воз­можное личное развитие и достичь иного, высшего уровня. Христос предупреждает: без этого развития «...все так же по­гибнете» (Лк. 13:5). И это, следует повторить, в корне отли­чается от того представления, которое люди обычно имеют о религии.

Многие комментаторы Нового Завета, начиная с древно­сти, считали, что женщина-самарянка символизирует чело­веческую душу. А что такое человеческая душа? Это средото­чие наших интересов, желаний, импульсов. И все это устрем­лено к тому, что, по нашему убеждению, является самым луч­шим и наиболее истинным. Душа человека — это его самая тайная и глубочайшая «любовь», это его главенствующая часть, источник силы и энергии. «Душа» скряги — его жад­ность. Золото в буквальном смысле — предел его мечтаний. Для честолюбца цель жизни — достижение высочайшего об­щественного положения, или верховная власть, или упоение несметными богатствами. Тщеславный человек жаждет ве­личайшего одобрения или похвалы. А иной более всего це­нит комфорт, вкусную еду, выпивку. И на глубинном уровне то, что человек любит, и есть его душа. Душа представляет величайший смысл для человека в его нынешнем состоянии.

О женщине-самарянке, как о «душе» человека, говорится, что у нее было пять мужей. То есть она, будучи «замужем» за всеми пятью чувствами, ищет того, кого она считает лучшим и самым истинным. И чем теперь она живет?

...И тот, которого ныне имеешь, не муж тебе... (Ин. 4:18).

Что может это означать? Это может означать лишь со­стояние души, при котором контакт с внешним миром через пять каналов ощущений уже не имеет прежней силы или прежнего очарования. В такие моменты «душа» робко обра­щается к другим интересам — возможно, к философии, к так называемому оккультизму, к доктринам, учениям, воображе­нию и т. д., пытаясь удовлетворить свою жажду иной исти­ны, нежели истина чувственной сферы.

В этой библейской истории — которая может быть толь­ко притчей, но никак не рассказом о действительном собы­тии — душа, жаждущая «воды», встречает Христа. Тот, с кем она живет, не ее муж, говорит Христос. «Истина», которой она следует, реально не принадлежит ей, и это подобно не­законному союзу. Теперь становится понятно, почему Хри­стос прежде говорил о «живой воде». Он говорил о той ис­тине, которая действительно способна удовлетворить ищу­щую душу. Такая истина, когда человек соединится с ней, признав ее и начав жить ею, может привести его к осуществ­лению внутреннего роста, к развитию.

Вся притча — об истине. Если проанализировать употреб­ление в ней слова вода, можно увидеть, что в действительно­сти оно имеет четыре значения, одно внутри другого, — это, впрочем, справедливо и для любой притчи.

Первое — самый внешний, чувственный уровень. Просто обычная вода. И этот уровень создает ткань повествования.

На втором уровне вода уже означает истину определен­ного рода, например вода соотнесена здесь с пятью чувства­ми; истина этого уровня символизируется с помощью поня­тия брака.

Третье значение — мнение, теория, просто воображение, аллегорически сравниваемое с союзом, который, в противо­вес браку, незаконен и потому не может ни к чему привести.

И наконец, вода же символизирует истину такого поряд­ка, такие идеи и поступки, которые побуждают человека быть внутренне живым и создать в себе живой источник но­вых смыслов, который позволил бы никогда не испытывать жажду.

Вся эта игра значений не может быть буквально передана никакими словами, потому что одно значение переходит в другое и в третье. Но в том, что вода здесь символизирует именно истину, можно легко убедиться, если обратиться к следующей фразе из третьей части притчи:

Настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться духу и истине (Ин. 4:23—24).

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Пилат в разговоре с Христом задает вопрос: «Что есть истина?» Вот как этот эпизод изложен в Писании:

Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский? Иисус отвечал ему: от себя ли ты гово­ришь это или другие сказали тебе о Мне? Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал? Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не от­сюда. Пилат сказал Ему: итак, Ты Царь? Иисус отвечал: ты гово­ришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы сви­детельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Мое­го. Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем (Ин. 18:33—38).

Пилат не ждет от Христа ответа на свой вопрос. Иоанн пишет, что он просто выходит к толпе. Но этот поступок, — как и остальное его поведение на протяжении суда над Хри­стом, — сам по себе в некоторой степени дает ответ на его вопрос об истине. Ибо Писание ясно раскрывает перед нами тот тип людей, к которому принадлежит Пилат, и показыва­ет, что есть истина для человека данного типа. На первый взгляд Пилат — загадочная фигура. Но в действительности это просто-напросто человек, для которого истина — поли­тическое понятие, и, как бы ни был хорошо образован, про­свещен такой человек, каких бы гуманных взглядов он ни придерживался, в критический момент он всегда поступит не так, как втайне считает правильным. Он будет избегать любой персональной ответственности, всякого независимо­го суждения, заигрывая с толпой. Христос говорит Пилату:

Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего (Ин. 18:37).

Пилат произносит: «Что есть истина?» (Ин. 18:38) — и вы­ходит к толпе, которая и есть его истина. И хотя он знает, что Христос не виновен ни в каком преступлении, он ведет себя вопреки собственному знанию. Его политика вершится голосом толпы; для него это знак, указывающий, что следует делать. Для него это — истина. Ибо тот выбор, который че­ловек считает правильным, является истиной для него. То, что кажется человеку правильным, он называет истиной и в соответствии с этим поступает. Только представление об истине у всех разное.

У Никодима истина проверялась ощущениями. Он начи­нает верить в Христа, лицезрев чудо. И Христос совершенно определенно дает ему понять, что это — неверный и тупико­вый путь. Истина Пилата обусловлена расчетом, осторожно­стью и компромиссом. Но в то же самое время он понимал ситуацию лучше других. Он боялся действовать, руководст­вуясь своими знаниями и чувствами. Поэтому в Евангелии от Матфея говорится, что опасаясь беспорядков,

Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы (Мф. 27:24).

В этом весь Пилат, точнее, все пилаты всех времен и на­родов.

В апокрифическом Евангелии от Никодима усилия Пила­та освободить Христа переданы более красочно. Но там до­бавлен следующий эпизод: Пилат, находясь наедине с Хри­стом, спрашивает: «Что мне делать с Тобой?» Иисус отвеча­ет: «Делай так, как тебе было дано». Пилат спрашивает: «Как это — было дано?» И Иисус отвечает: «Пророки предсказали Мою смерть и воскресение».

Он должен был умереть, и поэтому Пилат должен был осу­дить Его на смерть. Этот необычный текст означает, что Хри­стос фактически повелел Пилату предать Его смерти. И как бы ни хотел Пилат не делать этого, он в сущности вынужден следовать словам Христа и поступить так, как он впоследст­вии и поступил.

Этот отрывок, помимо многих других аргументов, дает возможность глубже понять, что вся драма Христа была обду­манно и сознательно разыграна с определенной целью. Еван­гелист Иоанн повествует, что, хотя Пилат действительно очень хотел освободить Христа, Христос не раз предупреж­дал учеников о предопределенности Своей смерти. В свете этого евангельская драма кардинально меняет свое значение и смысл — сложно вообразить, что Христос стал просто жерт­вой жестокого мира, или рассматривать судьбу, которая Его постигла, в сентиментальном ключе. Христос должен был умереть — в этом состояло Его предназначение. И Пилат — та­кой, каким он был, и следуя той форме истины, которая воз­действовала на него сильнее всего, — в конце концов посту­пил так, как того требовал общий замысел.

В том же самом апокрифическом Евангелии от Никодима есть дополнение к той части повествования, где Пилат спра­шивает, что есть истина.

Пилат говорит Ему: что есть истина? Иисус говорит ему: истина от небес. Пилат говорит: разве нет истины на земле? Иисус говорит Пилату: ты видишь, как те, которые говорят истину, судятся с теми, которые имеют власть на земле.

Часто, по всей видимости, люди не понимают, что из все­го учения Христа мы "располагаем лишь фрагментами, со­бранными в Евангелиях. Но даже того, что сохранилось, до­статочно, чтобы стало ясно: это учение — отнюдь не призыв к набожности, но конкретная практика, основанная на кон­кретном знании и конкретных идеях, касающихся возмож­ностей человека достичь более высокого уровня развития личности. Речь идет о сугубо внутреннем совершенствова­нии, поскольку не делалось никакого акцента на выполнении внешних ритуалов. Напротив, подчеркивается значение внутренней работы человека над собой, которую он совер­шает, когда его ум начинает пробуждаться и сознание стано­вится активным, когда он начинает видеть, каков он на са­мом деле и. каково в действительности его положение на этой земле.

Но для того, чтобы стало возможно это развитие, или са­мосовершенствование, человеку необходимо осуществить особого рода внутреннюю работу, направленную на понима­ние определенных идей. Человек, который всегда лжет, че­ловек, снедаемый тщеславием, человек, упивающийся собст­венной праведностью или ненавистью и т. д., в данном своем состоянии не способен к развитию, но не способен не по нравственным причинам, а потому, что его внутренняя ду­шевная жизнь слишком сильно искажена или искалечена. Именно в этом смысле в Евангелиях говорится о хромых, слепых, глухих и т. д. А истина, содержащаяся в Евангелиях, всегда является истиной об этой возможной внутренней эво­люции и ее конечной цели, называемой Царством Небес­ным. Это истина о внутреннем состоянии человека, то есть о человеке определенного рода. Нетрудно понять, что человек, который всегда лжет или всегда ненавидит, не может разви­ваться правильно даже в рамках обычной, внешней жизни; не может получиться ничего хорошего из человека с иска­женной внутренней жизнью. Следовательно, многие другие черты и многие другие качества или отсутствие оных будут служить человеку внутренним препятствием.

Людям необходимо особое знание. Ведь если имеется бо­лее высокий уровень, должно существовать и особое знание О том, как его достичь, и, следовательно, какая-то особая форма истины, свидетельствующая об этом. Именно о тако­го рода знании и о такого рода истине говорится в Евангели­ях, и именно по этой причине уже неоднократно упомина­лось, что Христос возвещал совершенно определенное «уче ние» о трансформации, которая начинается с метанойи и ве­дет к рождению заново.

Христос говорит много важных вещей о Своем учении, некоторые из них очень трудно понять. Но об «истине» Он упоминает только в связи со Своим учением. То есть «исти­на» начинается со знания Его учения.

...Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить во­лю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю. Говорящий сам от себя ищет славы себе, а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен и нет неправды в Нем (Ин. 7:16—18).

Христос неоднократно разъяснял: Его учение — совсем не то знание, которое человек может получить из обычного контакта с миром. Как мы видели, Пилату надлежит спро­сить, и он спрашивает — разве не существует истины на зем­ле? Смысл ответа Христа таков: если бы она существовала, люди не захотели бы распять Его. В другом месте Христос говорит:

...Вы от нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от сего мира (Ин. 8:23).

Этот и многие другие тексты показывают, что истиной в Евангелиях именуется то, что ведет человека к достижению такого внутреннего состояния, которое и называется рожде­нием заново и — свободой:

...И познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8:32).

Иными словами, существует истина, которая не порабо­щает человека и не привязывает его все сильнее и сильнее к соблазнам внешнего мира, как это случилось с Пилатом, но истина, освобождающая людей. Однако истину можно по­стичь, только имея определенные идеи, и потому истине должно предшествовать знание. Истина рождается из зна­ния, которое лично пережито. Знанию можно научить, но истинность этого знания проверяется только на собственном опыте. Знание бывает разным и соответственно разной будет основанная на нем истина. Но высшее знание и выс­шая истина — это знание и истина о внутреннем развитии человека. Всюду, где в Новом Завете говорится о знании, речь идет о знании этого рода, ибо не может быть знания бо­лее важного и истины более полезной, чем те, что ведут че­ловека к развитию и трансформируют его в новое существо. Христос говорит:

Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения... (της γνωσεως) (Лк. 11:52).

Он имеет в виду именно этого рода знание. И подобным же образом фраза «...дать уразуметь народу Его спасение в прощении грехов их...» (γνωσιςσωτηριας) (Лк. 1:77) относит­ся к этому особому знанию, касающемуся возможной эволю­ции человека. В Новом Завете термин «знание» (γνωσις — «разумение») встречается нечасто, в то время как слово «ис­тина» (άληθεια) употребляется постоянно. Поэтому необхо­димо подробнее поговорить о смысле истины.

Что значит для нас истина? Что человек называет исти­ной и что он называет знанием? Какое отношение имеет ис­тина к знанию? И какие виды истины и знания существуют? Все эти вопросы будут обсуждаться в следующей главе. Но и сейчас уже можно утверждать, что Евангелия говорят об истине как о ключе к рождению заново и что не существует возможности родиться заново, если человек не начал видеть истину. Все, что в человеке есть ложь, мешает ему, а почти все практически в любом человеке есть ложь. Вся ложь в человеке, вся ложь, на которой основана его жизнь и на которой основан мир, преграждает ему путь и удерживает его там, где он есть, — таким образом удерживается все чело­вечество там, где оно есть. Не может быть никакого разви­тия личности человека, кроме как через истину; и все то, что сущностно, реально и является добром в человеке, может возрастать только в свете истины. Эта истина, как говорит Христос, — «истина от небес» (апокрифическое Евангелие от Никодима).

Нет истины на земле. И это также значит, что нет исти­ны в той части человека, которая от земли. У явлений види­мого мира своя истина. Христос имеет в виду истину другого порядка. Истина, о которой говорит Христос, — «свыше»¹⁶. И чтобы подняться до нее, человек должен начать изнутри, из духа своего понимания, ибо эта истина выше земных ощу­щений и таким образом она «от небес».

ИСТИНА

Часть первая            168

Часть вторая             173

Часть третья             178

Часть четвертая            186

Часть пятая            190

Притча о неверном управителе            190

Комментарии к притче о неверном

управителе………………………………..201

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Еще раз обратимся к 15-й главе Евангелия от Луки.

Фарисеи выражают недовольство Христом, потому что Он делит трапезу с мытарями и грешниками. По их пред­ставлениям (внешним) о религиозном благочестии это грех. Они ропщут:

...Он принимает грешников и ест с ними (Лк. 15:2).

Тогда Христос рассказывает притчу о заблудшей овце:

Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяно­ста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью и, придя домой, созо­вет друзей и соседей и скажет им: «порадуйтесь со мною: я нашел мою пропавшую овцу». Сказываю вам, что так на небесах более ра­дости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девя­ти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк. 15:4—7).

Смысл этой притчи может на первый взгляд показаться очевидным, но на самом деле понять ее отнюдь не легко. Ка­кой-то пастух ищет то, что потеряно, а потом находит и при­носит домой. А потом нам объясняют, что какой-то грешник раскаивается. Какова связь?

Давайте рассмотрим притчу о потерянной монете, кото­рая изложена сразу же после вышеупомянутой:

Или какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжет свечи и не станет мести комнату и искать тщательно, пока не найдет, а найдя, созовет подруг и соседок и скажет: «пора­дуйтесь со мною: я нашла потерянную драхму». Так, говорю вам, бы­вает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся (Лк. 15:8-10).

В обеих притчах темой является обретение одного из многих. И это одно, когда оно обретено, связано с метанойей (покаянием).

Как потерянная овца, так и потерянная монета символи­зируют что-то утраченное, обретение чего и называется «по­каянием». То есть в этих двух притчах скрыто дальнейшее указание на то, что значит метанойя, или трансформация ума. Так как «покаяние» есть некий внутренний акт, проис­ходящий в человеке, притча должна иметь внутренний смысл, то есть заблудшая овца есть нечто утраченное челове­ком, что он должен обрести сам; и так же в случае потерянной монеты.

Необходимо обратить внимание на следующее: это «не­что» в каждом случае обозначается числительным один. По­этому именно обретение этого одного определяет смысл метанойи, происходящей с человеком. Человек оставляет мно­гих (многое), чтобы найти то единственное, что пропало.

Такая структура текста, как в этих двух притчах, очень часто встречается в Евангелиях. Фарисеи, как это им свойст­венно, осуждают Христа. В данном случае — за то, что Он де­лит стол с мытарями и грешниками. Эти две притчи часто интерпретируются как раз в этом ключе: Христос пришел, чтобы спасти грешников, и заблудшая овца означает одного из этих грешников; девяносто девять «праведников, не име­ющих нужды в покаянии» олицетворяют, возможно, фарисе­ев. Ведь фраза «не имеющих нужды в покаянии» (ой xpeiav txovoi HExavoictc;) имеет здесь иронический оттенок. Те, кто всякий раз спешит оправдаться и воображает, будто живет праведно, считая, что им не в чем раскаиваться, принадле­жат к числу «...не имеющих нужды в покаянии». То есть они не хотят каяться, не имеют в этом потребности. Взгляды у таких людей застывшие, любая идея, усвоенная ими, оста­ется неизменной. Для них «изменение ума» невозможно — попросту потому, что их душа ни в коей мере не стремится к этому. Самый внешний смысл этого отрывка таков: только один человек из ста видит необходимость переосмысления своей жизни и обретения нового смысла существования. Осталь­ные удовлетворены собой и ничего не ищут, полагая свое поведение праведным. Но нам многократно в разных местах Евангелий встречаются слова Христа, утверждающего, что никто не может развиваться внутренне, если его «правед­ность» не превосходит праведности фарисеев. В этом слу­чае, что бы человек ни делал, результат будет один и тот же. Фарисеи были как бы ненастоящими людьми, подделкой. Все, что они делали, делалось ими ради карьеры, похвалы, из страха потерять репутацию. Эта сторона человеческой нату­ры, имеющаяся у каждого обычного человека, — его внутрен­ний фарисей.

Движимый подобными побуждениями человек поступает так или иначе не потому, что это диктует его истинное «я», а исходя из разнообразных внешних соображений, например руководствуясь тем, в каком положении он окажется, что скажут другие, позволяет ли ему гордость так поступать, прибавит ли ему это уважения со стороны окружающих, смо­жет ли он привлечь к себе больше внимания. Поэтому Хри­стос и говорит о фарисеях:

Горе вам, фарисеи, что любите председания в синагогах и приветст­вия в народных собраниях (Лк. 11:43).

И в другом месте Он характеризует их как людей, кото­рые

...возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию (Ин. 12:43).

В таких людях все нереально, а если в человеке нет ниче­го реального, как он сумеет понять то, что реально? Он мо­жет бороться против тирании, он может проповедовать по­каяние или умереть как герой, но все это будет делать не он. У такого человека — на самом деле у всех нас — истина лишь одна, и это «истина» социального статуса, наград и поощре­ний и т. д. И если бы вдруг внезапно исчез внешний мир, со всеми его ценностями, целями и честолюбивыми устремле­ниями, со всеми своими ограничениями и требованиями, — едва ли от такого человека что-нибудь осталось бы. Скорее всего не осталось бы ничего. Иными словами, «человек», ка­ким мы знаем его, распался бы и исчез, или же осталась бы какая-то ничтожная часть — и то, что осталось, ничем не по­ходило бы на того человека, которого мы знали.

Вернемся к притчам, в которых говорится о том, что че­ловек оставляет многое для того, чтобы обрести одно. Что­бы попробовать понять, что может означать эта идея, приве­дем такое сравнение. Предположим, у человека в распоря­жении имеется несколько пуль и он начинает стрелять в ми­шень. Одна пуля, затем другая — мимо цели. И вдруг он обнаруживает, к своему удивлению, что одна из пуль помече­на его именем, на ней имеется некий знак, взглянув на кото­рый человек мгновенно понимает, что данный знак относит­ся к нему. Он стреляет этой пулей, и, оказывается, даже при­целившись кое-как, он тем не менее попадает в «яблочко». Используя одну-единственную, но свою пулю, он не может промахнуться.

В Евангелиях слово άμαρτανω, переведенное как грех, по-гречески буквально означает «непопадание в цель». Как если бы брошенное копье пролетело мимо. И от значения «не по­пасть в цель» произошло другое значение - «потерпеть не­удачу в достижении своей цели и, следовательно, ошибиться или поступить неправильно, оступиться».

В личности каждого человека есть некая сфера, где гос­подствуют общепринятые условности, и эта сфера формиру­ется в процессе жизни, ее источник — внешняя жизнь. Она не принадлежит человеку изначально. Внутреннего фари­сея мы воспитываем в себе сами. Что бы ни предпринимал человек исходя из внешних соображений, он не попадает в цель, ибо не использует то единственное внутри себя, что реально может привести к успеху. Та сторона его личности, которая единственно реальна, остается не задействованной, она фактически потеряна. Вот что необходимо понять, преж­де чем анализировать дальше эти притчи и их связь с после­дующими.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В 18-й главе Евангелия от Матфея притча о заблудшей овце появляется вновь, в несколько иной форме, но в совер­шенно другом контексте. Это вообще типично для Еванге­лий, и для человека с буквальным восприятием такие несо­ответствия оказываются камнем преткновения. Ему кажется, что, поскольку притчи не совпадают слово в слово и не все­гда даются в одном и том же контексте, они не могут быть «истинными». Но ошибочно полагать, что критерием исти­ны является лишь соответствие внешнему или историческо­му факту. Существует истина разных порядков. Истина о фи­зическом мире — это истина одного порядка. Притчи не яв­ляются источником конкретных сведений о буквальных фак­тах, что следует из самого понятия «притча». Истина притчи о заблудшей овце не в том, чтобы сообщить нам о каком-то реально существовавшем пастухе, имевшем ровно сто овец и потерявшем именно одну из них. Истина, содержащаяся в притчах, — это истина другого порядка. Это духовная исти­на, а значит, она относится к внутренней жизни человека.

Огромная часть учения о человеке и его возможном раз­витии, принесенного в мир Христом, содержится в притчах. И так как самой главной задачей было передать это учение, притчи вкраплены в общее описание драмы Христа. Это од­на из причин неоднородности текста Евангелий.

Никакое объяснение, взятое по отдельности, не способ­но исчерпать смысла притчи. Но если не делать ни малей­шей попытки понять, что же притча означает, она не будет способствовать совершенствованию ума человека. Притча предназначена именно для выхода за пределы сугубо бук­вального понимания, основанного на ощущениях, на види мых доказательствах. Она предполагает опору на внутреннее понимание, без которого невозможен внутренний рост, ибо человека делает человеком понимание им мира и самого себя. Поэтому можно сказать, что назначение притчи — за­ставить человека думать. И если человек не начнет думать определенным образом, метанойя невозможна, невозможно развитие. По этой причине Христос подчеркивал, что «по­каяние» (метанойя) — первейший и существеннейший шаг.

В 18-й главе Евангелия от Матфея неоднократно упоми­навшаяся уже притча о заблудшей овце появляется не в при­вычном своем контексте. Она о том, что в малом нельзя про­буждать сомнения. Ученики спрашивают Христа, кто наибо­лее велик в Царстве Небесном, и Он называет маленького ребенка.

...Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает. А кто соблазнит одного из малых сих, ве­рующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельнич­ный жернов на шею и потопили его во глубине морской (Мф. 18:3—6).

В этой притче происходит скачок смысла слова малый. Сначала употребляется слово паидион (παιδιον), что означает по-гречески «маленький ребенок». Но когда Христос гово­рит: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Ме­ня», используется другое греческое слово — микрос (μικρος), что означает маленький, малый, как, например, в слове мик­роскоп. И это относится уже не к малым детям, а к людям, ко­торые начали следовать Христу и уже имеют малое понима­ние — или скорее начали понимать благодаря тому в себе, что пусть еще мало, но уже зародилось. Иными словами, речь идет о тех, в ком уже началась метанойя.

Затем, сказав, что неизбежно последуют периоды сомне­ний («...но горе тому человеку, через которого соблазн при­ходит» (Мф. 18:7)), он добавляет:

Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих (ένος των μικρων); ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лицо Отца Моего Небесного. Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спа­сти погибшее. Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? И если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся. Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих (Мф. 18:10—14).

Здесь заблудшая овца и есть «малый». В этой притче уста­навливается связь между одним, который теряется, и волей Отца Небесного...

Именно на этого одного, или на это одно в человеке, что может связать его с «небесами», направлена воля Божья:

Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих.

И хотя прямо о «покаянии» не упоминается, мы должны опять напомнить себе фразу, сказанную Христом:

...Если не покаетесь, все так же погибнете... (Лк. 13:5).

То есть, как уже сказано, человек, который не достигает состояния, называемого покаянием или метанойей, погиба­ет. Но воля Божья начинает совершаться над человеком, ко­торый «раскаивается»; и это связано с обретением им не­когда потерянного. И если мы вернемся к фразе в молитве Господней «...да будет воля Твоя и на земле, как на небе...» (Мф. 6:10) и примем ее как характеристику внутреннего со­стояния человека, то несложно понять, что речь идет о «не­бесах» в человеке или скорее о возможности для человека принять власть новой силы, называемой волей Божьей. А в данной притче это символизируется обретением того, что человек потерял, — именно этого одного, о котором ясно сказано: нет воли Божьей на то, чтобы оно погибло.

Рассмотрим другую аналогию: предположим, что человек хочет добыть золото из земли. Чтобы сделать это, он должен иметь какое-то специальное приспособление. Но это при­способление — лишь средство к достижению цели. Цель же — извлечь золото, и когда золото найдено, приспособление уже не нужно.

Евангельский взгляд на человека в чем-то передается этой аналогией. Человек, каков он есть, рассматривается как по­терявшийся, но в нем существует нечто, ценность чего соиз­мерима с весом золота. Сначала он должен научиться жить в мире, приобретая, так сказать, приспособление для жизни. Но это, в свете учения Евангелий, не является его целью (τελος). Приспособление, которое человек приобретает во внешней жизни, может быть полезным или негодным. В по­следнем случае оно не будет служить подспорьем в дальней­шем пути.

Все добро, которое человек приобретает в жизни, не яв­ляется его неотъемлемой собственностью. Это лишь первая стадия, которой абсолютно необходимо достичь ученику в школе развития человека. Такое приобретение не является неотъемлемой собственностью человека и в то же время дает ему возможность играть какую-нибудь полезную роль в жизни и вести себя достойно, выполнять свой долг и т. д. Однако не на этой основе происходит внутреннее развитие. Это необходимое условие внутреннего роста, но вовсе не ре­шающее. Весь этот багаж, который, как было сказано, при­обретается в жизни путем воспитания или обучения (и без которого ничего в дальнейшем не произойдет), можно ус­ловно назвать «девяносто девятью овцами» или теми, кто «не имеет нужды в покаянии».

Все, что в человеке не способно к внутреннему росту, не нуждается в «покаянии». Человек, обремененный подобным грузом, еще не живой. Как бы он ни был удачлив, с точки зрения учения Христа, он все еще является мертвым или за­блудшим. И необходимо понять, что жизнь подготавливает человека только к первоначальной стадии его возможной эволюции, а Евангелия, как и другие подобные учения, рас­сматривающие сущность человека, говорят о его дальнейшем развитии, которое начинается с метанойи.

Но чтобы разучиться, стать «как малый ребенок» (ώς τα παιδια), начать поиски утерянного — человеку неизбежно придется отречься от всего, что он приобрел на ощупь, от всех достигнутых им общепринятых ценностей — социаль­ного положения, карьеры и т. п. Вся эта сторона символизи­руется выражением «девяносто девять», которые не нужда­ются в «покаянии» просто потому, что незачем каяться.

Чтобы сместить свой центр тяжести, начать все зано­во — совершить «внутренний переворот», отказаться от по­честей и хорошей репутации, пусть заслуженных, и т. п., — необходимы серьезные усилия, настоящая борьба. Но ее да­же начать нельзя, пока человек не поймет, что все его при­обретения — лишь средства для достижения иной цели. Именно об этой цели (τελος) говорит почти каждая строка Евангелий.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Даже после трехлетнего общения с Христом ученики не особенно приблизились к «покаянию», не совершили его. Од­на из последних фраз Христа, адресованных Петру, такова:

...Но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих (Лк. 22:32).

Греческое слово эпистрэфо (έπιοτρεφω), употребленное здесь, означает «повернуться кругом», «возвратиться», а ме­тафорически — «покаяться», «прийти в себя».

Становится ясно, что метанойя (покаяние) означает по­ворот кругом, то есть переворот в сознании.

...Если не обратитесь (στραφητε) и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18:3).

Так говорится в Евангелии от Матфея. Но обращение при­обрело какой-то размытый и сентиментальный смысл. Бук­вально оно означает вполне конкретную вещь — «поворот» ума, истинную трансформацию. В греческом языке это слово употребляется, когда останавливают и поворачивают коня или когда солдатам дается команда «Кругом!» В Деяниях Апостолов слова метанойя и поворот кругом встречаются вместе (μετανοησατε και έπιοτρεψατε) и переводятся как «по­кайтесь и обратитесь».

Подразумевается определенный внутренний акт — акт, который вполне реально осуществим: с человеком может произойти внезапное резкое изменение. И этот акт ясно пока­зан в притче о блудном сыне, когда младший сын «придя же в себя, сказал: «сколько наемников у отца моего избыточест­вуют хлебом, а я умираю от голода...» (Лк. 15:17) — и возвра­тился к отцу. В этой притче — она, как уже сказано в предыдущей гла­ве, часто воспринимается совершенно буквально, как исто­рия о молодом человеке, промотавшем свое состояние, при­чем в комментариях часто говорится об отцовской неспра­ведливости, — заложена та же самая идея, что и в обеих пре­дыдущих притчах. Что-то было потеряно, а затем найдено. В данном случае потерянное именуется младшим сыном. Итак, в первой притче — одна овца из ста, во второй — одна монета из десяти, в притче же о блудном сыне — один из двух братьев. И хотя нет никакого прямого указания на «покая­ние», как в первых двух притчах, очевидно, что вся притча символизирует такой процесс, происходящий в человеке. И процесс этот связан с обретением одного, как и в предыду­щих притчах. Вдобавок в этой притче обретение потерянно­го связано с дальнейшей идеей — с разницей между живым и мертвым:

А о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв, и ожил, пропадал, и нашелся (Лк. 15:32).

Ясно, что понятия «мертвый» и «живой» употреблены уж никак не в физическом смысле; они могут относиться только к внутреннему состоянию человека. И если человеком поте­ряно это одно, значит, метанойя не произошла и его состоя­ние сравнивается со смертью. Тот, в ком это изменение про­изошло, назван не просто живым, но тем, кто ожил (άνεζησε). Почему ожил? И почему темой притчи является младший сын? И почему, как мы видели в предыдущем отрывке, чело­век должен уподобиться малому ребенку? В чем состоит цен­ность потерянного? И что это, собственно, значит — поте­рянное одно в человеке, ради которого надлежит оставить все остальное?

Очевидно, если в человеке что-то теряется, значит, было такое состояние, когда это что-то не потерялось; и если че­ловек способен ожить, значит, некогда он был жив. В нас есть нечто вечно юное, способное к восприятию сверхфеноменальной реальности. Но эта вечно юная сторо­на нашей личности теряется в предметном мире, в мире объектов ощущений, и мы, следуя обыденной логике, рас­трачиваем ее в бесполезных умствованиях. Тем самым мы теряем способность понимать более высокую логику и иной мир, совершенно отличный от того темного мира ощущений и причинно-временной логики, под властью которого ока­зываемся. Эта магическая сторона нашего существа, которая столь явственна в детстве, разрушается жизнью и остается лишь смутным воспоминанием, мимолетным отблеском че­го-то, что мы некогда знали и что впоследствии оказалось утрачено.

Именно это одно в нас должно быть вновь найдено, имен­но об этой отсутствующей, утраченной части человека гово­рят рассмотренные притчи. Чтобы она была реализована, ее необходимо отделить от повседневной жизни, которой управляет череда внешних событий. Так человек может ожить. Ибо такие, какими мы являемся в нашем настоящем состоянии, когда это одно потеряно, мы все живем непра­вильно, как бы мы ни поступали и сколь бы ни стремились делать добро. И пока человек не установит истинную связь с этой стороной своей личности, он не достигнет необходи­мого уровня, на котором может начаться его личная эволю­ция. Он не «покаялся», не осуществил метанойю. Поэтому он погибает. И он все будет делать неправильно, пока недоста­ет этой одной его стороны.

Когда человек подчинен внешней жизни и испытывает лишь внешние влияния, когда для него реальны только те аргументы, которые доступны чувственному восприятию, он является машиной, приводимой в движение ощущениями, и он движется в противоположную сторону. Над ним всецело господствует внешняя жизнь, в нем самом жизни нет. Та его часть, которая и есть его реальное «я» и из которой могли бы брать начало его индивидуальное существование и внут­ренний рост, потеряна. Она находится не в том месте. Это и есть грех. Иными словами, пребывая в этом состоянии, ни­кто никогда не попадает в цель, упуская из виду саму идею своего индивидуального существования.

Часто люди до некоторой степени сами чувствуют это и знают, что ведут себя неправильно, когда слишком сильно и остро переживают, или чересчур тревожатся обо всем на свете, или постоянно чем-то расстроены, обеспокоены, раз­дражены и находятся во власти жизни. Эта «неправиль­ность» их поведения не имеет ничего общего с моралью; просто они ощущают, что не должны всецело подчиняться внешней жизни и что, позволяя ей иметь над собой такую власть, они совершают некое прегрешение. Однако, ин­стинктивно чувствуя это, они не понимают, в чем именно та­кое прегрешение состоит. А ведь все Евангелия говорят нам именно о том, что теперешнее состояние человека — непра­вильное состояние. И с этой точки зрения ничто другое не имеет значения. Если человек не осознает, что он находится в этом состоянии, и не начинает искать ту часть себя, кото­рая потерялась среди вещей ничтожных, и не углубится в се­бя, не начнет изменять свое отношение к жизни, — он не преуспеет в достижении цели и не постигнет тайны своего существования.

Люди думают, что в Евангелиях говорится о внешней жизни и о моральной позиции человека по отношению к внешней жизни; они попросту не видят того, что речь идет о человеке и о его возможности родиться заново. Почти каж­дая фраза Евангелий говорит о внутреннем состоянии чело­века, о том неправильном состоянии, в котором он находит­ся, и указывает направление, в каком нам нужно меняться и как это сделать. Евангелия не объявляют человека просто добрым или нравственным от природы, а говорят о возмож­ности и необходимости подлинного изменения человека и превращения его в нового человека. В этом их главная суть: человек может и должен внутренне измениться и стать дру­гой личностью, каким бы «хорошим» или «плохим» он ни был прежде. И первый шаг на пути к этому — метанойя.

Какова природа этой части человека — той, которая явля­ется реальной нашей сущностью и которую мы утратили? Можно ли как-то ее определить, сделав более ясной для на­шего понимания? Это одно в обличий блудного сына уезжает в далекую страну. Оно растрачивает все свое состояние, и как раз в это время в той стране начинается голод. Оно на­чинает нуждаться, и никто не дает ему ничего; и именно то­гда блудный сын «приходит в себя» и вспоминает:

Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я уми­раю от голода... (Лк. 15:17).

Что это за голод, что за нужда, что за бедствие? И что та­кое хлеб} Необходимо полностью абстрагироваться от бук­вально-предметного контекста и понять: имеется в виду не физический голод или нужда и не буквальный хлеб. Выраже­ния «расточил имение свое...» и «прожил все...» не относят­ся к реальным деньгам. Человек был мертв. Но он пришел в себя и, таким образом, снова стал живым. В акте вспомина­ния себя к нему пришла истина. Там, где он был, он в дейст­вительности был не на своем месте — в дальней стране, куда он поехал, где ни один человек не давал ему ничего и где в пищу он мог получить разве что корм для свиней. Жизнь ста­ла бессмысленной, и тот единственно доступный смысл был подобен пище свиней.

Во внешней жизни нет ничего такого, что не могло бы стать на каком-то этапе абсолютно бессмысленным для нас. И это отнюдь не сентенция, а реальный факт, хотим мы его признавать или нет. В равной мере фактом является и то, что всякий стремится к самореализации и к достижению всего того, что в этой жизни ему желанно. Он, конечно, чувствует разочарование; но также чувствует, что его случаи ис­ключительный и он в конце концов найдет то, что ищет. Или же он полагает, будь его жизненные обстоятельства иными, сложись жизнь по-другому, — все было бы у него так, как он хочет. Но жизнь человека не может существенно от­личаться от той, которой он реально живет. Жизнь, в основе своей, всегда одна и та же. Человек всегда сам себя заключа­ет в темницу собственной ревности или ненависти и, как бы ни изменялись внешние обстоятельства, не может убежать от этих чувств.

Источник страданий человека не во внешней жизни, а в нем самом. Пока он вне себя ищет все, в чем нуждается, и все, что ему желанно, и всячески стремится достичь этого, оказывается утрачен смысл и в конце концов наступает го­лод, несмотря на величайшие богатства, которые, возмож­но, удалось приобрести. И, чувствуя, что он весь в этом, чело­век «грешит», то есть совершенно не понимает, в чем его предназначение и чем он мог бы стать. Он не попадает в цель.

Нет страшнее болезни, чем отсутствие смысла. Но жизнь может стать бессмысленной в силу двух совершенно различ­ных причин. Можно попросту утратить к ней всякий инте­рес, и все, что человек делает или делал, покажется беспо­лезным и бесцельным, а собственное существование — ли­шенным какого бы то ни было смысла. Но есть совершенно иное переживание. Всякий обычный смысл перестает иметь какую-либо ценность в свете большего, высшего смысла. При таком переживании, которое рано или поздно настигнет многих, человек от всякого смысла внешней жизни уходит в себя. Это переживание связано с внезапными проблесками осознания того, что человек сам отличен ото всего, что он видит, слышит и осязает. Он осознает свою уникальность. Его собственное существование уже не является существова­нием, слившимся с внешним миром. Он осознает, что он —это он сам, а не то, за что он себя принимал. И ему уже нет необходимости сравнивать себя с другими, чтобы ощутить собственную реальность. Он понимает, что он одинок, что он один, другие не могут его понять и увидеть его душу. Дру­гие видят лишь его тело. Он знает, что, если бы сумел удер­жать это состояние, это новое внезапное осознание себя, жизнь никогда уже не причинила бы ему боль и ничто, про­исходящее с ним, никогда не казалось бы ему несправедли­вым; он никогда не стал бы ревновать, завидовать или нена­видеть. В такие моменты человек приходит в себя.

Однако это всего лишь момент, и человек снова погружа­ется в свое обычное состояние. Напряженное внутреннее осмысление самого себя как отдельного творения, как инди­видуума, как совершенно единственного в своем роде и от­личного от всего остального, недолговечно. Снова человек оказывается во власти своих ощущений, слитый воедино с внешней жизнью ее смыслами и с объектами и целями той реальности, которая подвластна ощущениям. Снова он начи­нает опираться на свои ощущения и их логику, удовлетво­рять потребности тем, что находится снаружи. Осознание того, что наиболее реально, что имеет наибольший смысл, заменяется другой «реальностью», другим набором смыслов, которые он опять обнаруживает вне себя. Он больше не от­делен от своих ощущений и диктуемого ими образа жизни. Он забыл себя и опять стал потерявшимся, или мертвым, че­ловеком.

Но если он все же помнит что-то, тогда он знает, что со­стояние осознанности, которое он испытал, есть тайна его жизни, и, сумей он обрести его снова и сохранить, все ос­тальное не имело бы значения.

Это — метанойя в самом полном смысле слова. Это новое состояние сознания, к которому он внезапно прикоснулся и которое так же внезапно исчезло. В этом состоянии человек обретает себя. Он обретает то, что потеряно. Он обретает свое «я». Это — первая встреча с истиной, первое осознание ее. Только тогда человек становится живым. Вот тот отправ­ной пункт, из которого начинается внутреннее развитие. А все, что человек предпринимает в своем обычном состоя­нии, делается неправильно и исходит из неправильного ме­ста в нем. Поэтому Христос и призывает покаяться (достичь метанойи) — иначе человеку не войти в Царство Небесное. И в притче о блудном сыне это внезапное резкое измене­ние ума в человеке показано в драматической форме, ибо вся притча имеет внутренний смысл. То самое одно в челове­ке уводится из-под власти ощущений и понятий, сформиро­ванных на их основе, и приходит в себя и вспоминает. То, что было потеряно, — найдено. Человек пробуждается от сна ощущений, от смерти и оживает.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Блудный сын оказывается во власти голода и вспомина­ет, что в доме отца есть хлеб, причем в достаточном количе­стве. Но, как уже говорилось, ни голод, ни хлеб не следует понимать буквально. Хлеб, которого не хватает блудному сы­ну, — это не продукт, изготовляемый из муки, как и тот хлеб, о котором говорится в молитве Господней:

Хлеб наш насущный дай нам на сей день (Мф. 6:11).

Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день (Лк. 11:3).

Проанализируем значение слова «хлеб» в молитве Гос­подней. Слово, переведенное как «насущный», неизвестно в классическом греческом языке и употребляется в Новом За­вете только в тех двух случаях, когда приводится молитва Господня. Греческое слово эпиоусиос, как и слово метанойя, относится к разряду слов, которые нелегко понять или пере­дать буквальным переводом. Слово эпиоусиос (imovmoc,) не означает насущный, ежедневный. Оно обладает гораздо более сложным смыслом. И хотя это всегда осознавалось и этому было дано множество интерпретаций, в различных версиях текста Нового Завета остается прежний перевод — «насущ­ный». Поэтому большинство людей, возможно, воображают, что речь идет об обычном хлебе, и считают эту молитву просьбой о достаточном количестве еды изо дня в день. Те, у кого много хлеба, выговаривают эти слова, не понимая их, если они вообще думают о смысле слов, которые произно­сят; они полагают, что, должно быть, это относится к бед­ным людям, у которых еды недостаточно. Их не удивляет, что в самом начале молитвы Господней речь идет просто о физическом пропитании. Они не видят ничего странного в том, что в таком контексте упоминается столь обыденная вещь, как еда:

Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши... (Мф. 6:11-12).

Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам гре­хи наши... (Лк. 11:3—4).

Просьба о «хлебе насущном» — первая личная просьба, сформулированная в молитве Господней, а значит, она са­мая важная. За ней следует вторая личная просьба: «Прости нам». Люди почему-то с легкостью допускают, что исполнен­ная великого смысла первая часть молитвы Господней (мы упоминали ее однажды, когда говорили о том, что воля Бо­жья свершается не на земле) внезапно переходит на более обыденный уровень и высказывается личная просьба о бук­вальной, физической пище и далее следует вторая личная просьба — о том, чтобы наши грехи были прощены. То есть люди полагают, что первая просьба — просьба о физическом благополучии. И, сознавая, что прощение грехов должно быть чем-то гораздо более значительным, чем-то духовным и поэтому глубоко психологическим, они тем не менее не ви­дят ничего странного в том, что просьбе о прощении грехов предшествует просьба о хлебе насущном.

Всего в молитве Господней три личных просьбы: пер­вая — о «хлебе насущном», вторая — о «прощении» и третья — «не ввести во искушение». На этом молитва заканчивается. Это изначальная форма молитвы. Но к ней были добавлены слова:

Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь (Мф. 6:13).

В Евангелиях от Матфея и Луки — двух Евангелиях, кото­рые содержат молитву Господню, — эти последние слова от­сутствуют в весьма распространенном английском издании Библии (Пересмотренный перевод). Притча о блудном сыне ясно говорит нам: если человек внутренне поворачивается и начинает идти в направлении, противоположном исходному, естественному — а природу этого обращения несложно понять даже по структуре прит­чи, — он движется туда, где может получить хлеб, причем в до­статочном количестве, избавившись от голода, в который сам вверг себя. Но что такое этот хлеб? Не что иное, как сло­во эпиоусиос, столь неточно переведенное в молитве Господ­ней как насущный, проливает свет на природу этого хлеба. Попытаемся понять это слово. Его можно разделить на две части: эпи и оусиос.

Греческое слово оусиа¹⁷ (ούσια) в буквальном переводе означает то, что является твоей собственностью. Даже если понимать происхождение этого слова в такой лишь мере, первая личная просьба в молитве Господней уже приобрета­ет иной смысл. Произнося фразу «...хлеб наш насущный дай нам на сей день...», человек в действительности просит то, что является его собственным — не буквально хлеб из муки, но «пищу», которая питает то, что является его собственным, чем-то, неотъемлемо ему принадлежащим.

В такой жизни, где ничто не является тем, чем оно пред­ставляется, и все влачат искусственное и нереальное сущест­вование, где людьми давно потеряно то, что является «их собственным», и они ничего не помнят, просьба, сформули­рованная подобным образом, приобретает глубочайший смысл. Вспомним первые фразы молитвы: утверждается, что имеется и более высокий уровень существования и что есть высшие силы, а значит, может быть достигнуто новое со­стояние человека. Затем — мольба о том, чтобы воля Божья вершилась на земле и, следовательно, индивидуально в чело­веке, на «земле» человека, чувственного человека. И вот тут то высказывается первая личная просьба: человек просит, чтобы тому, что является его собственным и поэтому реаль­ным, было дано питание. Это просьба никак не об обычном хлебе, но о той самой пище, которая поможет человеку рас­ти внутренне, в его личном бытии, в его собственном разу­ме, в его способности чувствовать и понимать.

Но если трансформация, или рождение заново, — то, о чем в Евангелиях только и идет речь и о чем говорится поч­ти в каждом стихе, — возможна, значит, у каждого человека должно быть в резерве что-то, позволяющее ему прийти к метанойе, к этому повороту в противоположную сторону и, та­ким образом, — к совершенно новому ощущению себя и об­ретению нового смысла земной жизни. Это нечто внутрен­нее, неотъемлемо принадлежащее ему, и для достижения ме-танойи он должен научиться это слышать, чувствовать, по­нимать это и следовать его зову.

Основное значение частицы эпи (έπι) в слове эпи-оусиос — положение, нахождение чего-либо на или над чем-то дру­гим, касаясь последнего.

Таким образом, полный смысл этого слова, переведенно­го как насущный, в его сочетании с последующим словом «хлеб» (которое и в греческом варианте означает обычный хлеб), таков: все, что реально в человеке, что является его собст­венным и что он потерял, находится как раз над ним, прика­саясь к нему. И эта часть молитвы Господней является лич­ной просьбой даровать возможность почувствовать поте­рянное, и почувствовать его теперь — сегодня, в этот мо­мент, — потому что это чувство и есть та пища, которая дает возможность человеку быть живым.

Когда младший сын, говорит притча, «приходит в себя» (Лк. 15:17), он улавливает первый намек на это чувство, на эту пищу, вкус которой им забыт, поэтому происходит обра­щение и он начинает вновь узнавать себя.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ПРИТЧА О НЕВЕРНОМ УПРАВИТЕЛЕ

Следующая притча — о человеке, потерпевшем неудачу, и о направлении, в котором он поворачивает после этого. Она помещена вслед за общеизвестной притчей о блудном сыне, где речь идет о человеке, который, «придя в себя», возвраща­ется.

Но это возвращение показано только в общих чертах. Блудный сын пробуждается и возвращается, его отец видит его уже издали и радушно принимает. Притча описывает только успех и радость от возвращения того, что было утеря­но, от возвращения к жизни того, что было мертво. Но притча о неверном управителе говорит о человеке, который также терпит неудачу, но действует «образцово». Эта притча по праву считается самой сложной и загадочной евангель­ской притчей.

Сказал же и к ученикам Своим: один человек был богат и имел упра­вителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его; и, призвав его, сказал ему: «что это я слышу о тебе? дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять». Тогда упра­витель сказал сам в себе: «что мне делать? господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь; знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом». И, призвав должников господина своего, каж­дого порознь, сказал первому: «сколько ты должен господину мое­му?» Он сказал: «сто мер масла». И сказал ему: «возьми твою распис­ку и садись скорее, напиши: пятьдесят». Потом другому сказал: «а ты сколько должен?» Он отвечал: «сто мер пшеницы». И сказал ему: «возьми твою расписку и напиши: восемьдесят». И похвалил госпо­дин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде. И Я говорю вам: приобре­тайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители. Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в не­праведном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше? Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне (Лк. 16:1—13).

Как видно из разъяснений Христа, эта притча говорит об истинных богатствах и о том, что является твоим собствен­ным, противопоставляемым маммоне неправедности и всему, что принадлежит не тебе:

Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное?

Христос подчеркивает:

И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?

В отличие от притчи о блудном сыне эта притча, как уже сказано, о неудаче и о том, как к ней можно отнестись. Не­праведный управляющий потерпел неудачу в делах, но он придумывает и осуществляет замечательный план, и его хва­лят его господин и Христос:

И похвалил господин управителя неверного, что догадливо посту­пил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде. И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправед­ным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк. 16:8).

Управляющий потерпел неудачу. В каком отношении? По объяснению он потерпел неудачу как управляющий истин­ными богатствами. Но притча и ее интерпретация касаются человека, который в данных обстоятельствах реабилитирует себя. В притче не говорится прямо, что он мог бы в конце концов опять стать управляющим истинными богатствами. Но в разъяснениях к ней это рассматривается как вероятный итог. Христос говорит, что если человек не верен в са­мом малом, он не может быть верен в большом.

«В самом малом» (έν έλαχιστω) есть маммона неправедно­сти. В сравнении с истинными богатствами маммона непра­ведности и ее истина — самое малое. Но если человек неверен маммоне неправедности, он не может рассчитывать обрести истинные богатства и то, что является его собственным. Об­ратите внимание на слово верный, в которое в Еван­гелиях вкладывается весь смысл веры. Об этом слове и его значении мы уже говорили ранее. Но вера не равнозначна верности в соблюдении конкретных правил, и притча не об этом. Вера включает, даже в обычном мирском понятии, до­верие и убежденность в' чем-то сверх того, что самоочевид­но. В обычной жизни верным называется, как правило, че­ловек, не поддающийся искушению — искушению больше не верить в то, что он делает, и поэтому не хранить верность доверенному ему делу. Поэтому под верным управляющим люди понимают того, кто продолжает честно служить в трудных обстоятельствах, подчас в ущерб собственным ин­тересам.

Управляющий назван мудрым¹⁸, и греческое слово фронимос (φρονιμος)¹⁹, употребленное здесь, очень важно правиль­но понять. Оно означает «имеющий присутствие духа, прак­тически проницательный и быстрый на разумное действие». В притче о десяти девах (Мф. 25), пять дев были фронимос (φρονιμο) (переведенное как «мудрые»), и пять были мораи () (откуда происходит современное слово moron, озна­чающее «идиот»). Слово фронимос много раз встречается в Евангелиях и всегда передает нечто очень важное. В главе 24-й Евангелия от Матфея имеется упоминание об управляющем, который постоянно должен быть настороже, что­бы никто не ворвался к нему в дом и не ограбил его:

Кто же верный и благоразумный раб, которого господин его поста­вил над слугами своими? (Мф. 24:45).

Греческое слово софос (), также переведенное в Евангелиях как «мудрый», имеет совершенно другое значе­ние, как, например, в фразе Христа:

Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от муд­рых и разумных и открыл младенцам... (Лк. 10:21).

Здесь слово софос () явно имеет неодобрительный оттенок, но его перевод — «мудрый» — вводит в заблуждение.

Фронимос () в Евангелиях относится к качеству, которым должны обладать люди, желающие следовать за Христом. Это явствует из притчи о человеке, построившем дом на камне, и человеке, построившем дом на песке. Хри­стос говорит:

...Всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и по­шел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал... (Мф. 7:24—25).

В этом тексте и в других, которые можно было бы проци­тировать, управляющий назван «мудрым» или «благоразум­ным». На том языке, которым пользовался Христос, это ука­зывает на очень важное и высокое качество управляющего, которое проявляется в нужный момент и надлежащим обра­зом. Управляющий действовал разумно — или сознательным образом. Комментаторы обычно ограничиваются замечани­ем, что это слово означает благоразумный, но его смысл не­сравненно глубже.

Прямо управляющий именуется «мудрым», но косвенно, в разъяснениях, его также называют «верным». Эти два оп­ределяющих термина не могут не быть связаны. В том, что он делает, управляющий не только умен, но и верен. Верен в чем, чему? Ответ содержится в словах:

Верный в малом и во многом верен... (Лк. 16:10).

Управляющий был верен «в малом» — в том, что он реаль­но сделал, а это в данном случае относится к «маммоне непра­ведности». Ему нужно было пренебречь своим местом управ­ляющего истинными богатствами, и он, не сетуя, сделал это, обратившись к миру. Вместо того чтобы быть управляющим праведного мира — то есть Царства Небесного, — он стал вер­ным управляющим неправедного мира, мира маммоны, в ко­тором мы все живем, с его истиной, его идеями, его ценно­стями, понятиями, знанием, наукой и т. д. По этой причине, после своего поступка, который встречает одобрение, он на­зван «управляющим неправедности». И это ошибочно пере­водится как «неверный» или «неправедный управитель» — в греческом варианте притчи он так ни разу не назван. Там, «осле обсуждения поступка, он назван «ойкомонос тесадикиас» (ίκ τη άδικια), что означает управляющий неправед­ности; и в следующем стихе употребляется выражение мамо­на тесадикиас (αωα τη άδικια), что означает маммоиа неправедности. Он стал управителем неправедного мира, за что и назван «верным в малом». И Христос говорит, что если человек не научится быть верным в малом — то есть в маммо­не неправедности, — нельзя ожидать, что он будет верным в распоряжении истинными богатствами.

Человек должен научиться всему, чему он может научить­ся в земной жизни, и постичь все, что охватывает собой мирское знание и мирская истина, и только потом он сумеет с уверенностью идти дальше — в направлении высшей исти­ны и высшего знания. Это — основной смысл притчи и разъ­яснений к ней, которые были адресованы в первую очередь ученикам. Если человеку не удается достичь высшей цели, он должен обратиться к тому, что он способен узнать и понять. Такая интерпретация притчи объясняет прежде всего, поче­му управляющему было сказано лишь, что он больше не мо­жет служить своему богатому господину. Но вина его не кон­кретизируется, и в оригинальном греческом тексте даже со­держится намек на злонамеренное обвинение, на то, что он попросту стал жертвой оговора. Ведь из притчи явствует, что управляющий не претендовал на деньги должников свое­го господина, не копил денег для себя. Должники задолжали весьма крупные суммы, а управляющий не имел ничего.

Теперь обратимся к самой притче. Эта притча повеству­ет, казалось бы, о ловких финансовых махинациях, или мошен­ничестве, и если она воспринимается с такой точки зрения, то чем больше ее изучаешь, тем непонятнее и запутаннее она становится. Первый комментарий к ней

...сыны века сего догадливее сынов света в своем роде (Лк. 16:8)

означает, что этот мир на теперешней стадии своего разви­тия, или люди «этого века» на своем уровне истины, знания и науки, гораздо умнее, практичнее и трудолюбивее, чем «сыны света» на своей ступени или на своем уровне знания и истины. Иными словами, есть много того, что можно и долж­но почерпнуть из этого мира, его знания и его истин, в том числе научных.

Управляющий больше не может оставаться «сыном све­та», он больше не может управлять истинными богатствами, истиной, о которой говорил Христос. Он столкнулся с пре­пятствием и остановился. Возможно, ему об этом сообщили, как говорит притча, а возможно, он начал осознавать это сам, поскольку он не стал жаловаться, когда ему было сказа­но, что он потерпел неудачу. Так или иначе, вместо того, чтобы впасть в отчаяние, он пытается наметить какой-то план дальнейших действий и в конце концов восклицает: «Знаю, что сделать...» (Лк. 16:4). В греческом тексте (έγω τ πιησω) под этим скорее всего подразумевается, что идея внезапно его осенила, что он вдруг увидел возможность решения — не на основе прежних познаний, а в самой той ситуации, в которой он оказался. Вероятно, до этого он счи­тал, что мир не имеет значения — теперь же он повернулся к нему. Если он был не в состоянии идти дальше привычным путем, у него оставалась возможность использовать наилуч­шим образом то, что он оставил позади. Но ему пришлось приспособить свои идеи и свое отношение к новой ситуа­ции; поступок, который он совершает, показывает, что ему это удалось. Вот его план: он заставляет мир казаться лучше, чем на самом деле, чтобы сохранить для себя возможность вернуться в него и продолжить дальнейшее существование, но все еще как управляющий. Он становится управляющим неправедности, мира и его знания, сохранив то, чему он на­учился, будучи управляющим истинных богатств. Применяя уже имеющиеся знания к тому, что он способен обрести из знаний этого мира, он может оставаться внутренне живым.

Термином управляющий (όκ) обозначен человек, который достиг состояния ответственности, определенного уровня понимания. Он решил быть верным в малом и за это получает похвалу, но не только за это. Подразумевается сле­дующее: оставаясь верным маммоне неправедности — то есть самому малому и тому, что ему не принадлежит, — человек го­товится быть верным истинному богатству, тому, что явля­ется его собственным. Но делая это, управляющий не служит маммоне, он «приобретает друзей вне маммоны» (φλυ έκ τυ αωα τη άδκα), то есть извлекает пользу из маммоны.

Служить маммоне — совсем другое дело, и Христос гово­рит, что ни один человек не может служить Богу и маммоне. Но использовать маммону, использовать мир, его открытия и его знания, которые суть богатства этого мира, — не то же самое, что самому быть «от маммоны» и служить этому миру и его истине, принимать все это как единственную истину и единственно возможное знание. Наставления Христа ученикам по этому поводу ставили в тупик многих читателей — их вводил в заблуждение перевод.

...Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк. 16:9).

В стихе (9) выражение «вечные обители», или «вечные жилища», переведено неправильно. В предшествующем сти­хе (8) встречается выражение «сыны века сего»; в нем слово «век» — это греческое слово эон (αίω), которое имеет раз­ные значения и переводится в Евангелиях многоразличны­ми понятиями. В данном случае оно означает «мировой пе­риод», или «период времени», или «век». То же самое слово в качестве прилагательного появляется в следующем стихе, но переводится как вечный (αίω) — то есть вечные жили­ща, или обители, — сразу же обретая некий более высокий смысл, возможный в этом контексте. Выражение «сыны века сего» прямо соотносится с «их вечными обителями» в сле­дующем стихе, и перевод должен быть: «сыны этого периода времени» и «обители этого периода времени». Под обителя­ми (буквально: шатрами — ) имеется в виду то, что в данный мировой период или человеческий век считается установленным или признанным, то, что считается истиной и потому ценится, во что верят и чем его заселяют.

Общий смысл этого стиха, таким образом, не является противоречивым, каким он представляется в традиционном переводе. Смысл таков: управляющий использует «свой пе­риод времени» и способен найти в нем место для себя, ис­пользуя его истину и все, что относится к нему.

Должники () в притче символизируют мир. Человек в своем обычном состоянии — тот, кто не «пришел в себя» и не осознает, что реальный смысл его существования не только во внешней жизни и ее целях, — рассматривается в Евангелиях как должник. На протяжении всего текста прит­чи о неправедном управляющем и разъяснений к ней красной нитью проходит идея об истине двух порядков: истине, относящейся ко внутреннему развитию человека, в процессе которого он в конце концов овладевает тем, что его собствен­ное, и истине, относящейся к внешней жизни и всему тому, что человеку по сути не принадлежит. Если смотреть на них снизу, с низшего уровня, то между ними окажется пропасть — и эта пропасть упоминается в притче о Лазаре, следующей за притчей, которую мы обсуждаем сейчас (Лк. 16:19—31). От мирской истины и науки невозможно прийти к истине, о ко­торой говорил Христос, поскольку то, что ниже расположе­но на шкале бытия, не может соприкоснуться с тем, что на­ходится выше. Но истина более высокого измерения может соприкоснуться с истиной более низкого измерения и вме­стить ее — так что поступок управляющего понятен.

Каждый, кто пребывает в неведении относительно исти­ны высших измерений, именуется в Евангелии должником, и хотя высшая истина всегда, во все времена сеялась в мир, люди ее не понимали. По этой причине в следующей прит­че — притче о Лазаре — говорится, что, даже если бы человек восстал из мертвых, люди не раскаялись бы, то есть никакой трансформации их ума не произошло бы:

...Если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят (Лк. 16:31).

Люди являются должниками по отношению к высшей ис­тине — то есть к своим большим возможностям. Если человек продолжает следовать низшему из того, что в нем есть, он оказывается в долгу перед самим собой. Если, например, че­ловек понимает многое, но действует вопреки своему понима­нию, так, как действовали бы те, у кого такого понимания нет, — он должен самому себе, то есть находится в долгу у лучшей стороны своей натуры. Это делает людей несчастны­ми, потому что большинство, ощущая драматичность ситуа­ции, не знают по-настоящему, кому они должны или в какой области своей души они являются должниками. Но с точки зрения Евангелий, которые призывают к внутреннему разви­тию человека, начинающемуся с метанойи и завершающему­ся рождением заново и обретением Царства Небесного, все без исключения являются должниками. Так, среди множест­ва притч о долге в одной приводится метафора человека, за­должавшего огромную сумму. Второй просьбой, звучащей в молитве Господней, является просьба о прощении долгов, то есть буквально (на греческом языке — άημ) об аннулирова­нии всех задолженностей человека, полном списании дол­гов — в чем и состоит реальный смысл прощения. Управляю­щий не может аннулировать все долги должников своего гос­подина — это означало бы сделать вид, что мир праведен, и таким образом приравнять его по сути к Царству Небесному. И он записывает их для себя — «у себя в уме». Он прощает часть их долгов, то есть делает так, что кажется, будто долж­ники (символизирующие внешнюю жизнь) должны меньше, чем на самом деле.

Таким образом, он перебрасывает мост через пропасть, разделяющую истинное богатство, истинное знание и внеш­ний мир. Он не обеспокоен своим неминуемым увольнени­ем, и его отношение к истинным богатствам не меняется. Для него есть еще шанс, и он использует его: остается вер­ным управляющим, но теперь обращает свое знание к миру — к неправедному миру — и, таким образом, становится управ­ляющим неправедности. Он осознанно заявляет, что жизнь должна меньше, чем она на самом деле должна, — то есть что она лучше, чем она есть, и люди лучше, чем они есть. Он ис­пользует знания, существующие в мире, в свете своего собст­венного знания, полученного им как управляющим правед­ного мира, или истинных богатств. Так, он использует «мам-мону неправедности», и Христос одобряет его поступок. Но фарисеям не понять слов Христа, и они считают, будто Он говорит попросту о мирском богатстве, что все сказанное от­носится к буквальным богатствам — к деньгам.

Слышали все это и фарисеи, которые были сребролюбивы, и они смеялись над Ним (Лк. 16:14).

Предположим, что человек поступил в какую-нибудь школу или монастырь и подчинился строгой дисциплине, погрузившись в глубокие изыскания в поисках высшей исти­ны. Или возьмем учеников, которые всецело доверились Христу, приняв его как своего Учителя, и которые, как гово­рится в Евангелиях, понимают очень немногое из того, чему их учат. Что делать в таком случае человеку, если ему сказа­ли, что он больше не может в школе оставаться? Допустим, он уже знает что-то, достиг некоторого понимания и, воз­можно, определенного положения, сравнимого с положени­ем управляющего из притчи. И внезапно его обвиняют в чем-то. Возможно, злонамеренно фабрикуется необоснован­ное обвинение против него. Человеку заявляют, что он больше не может быть управляющим, как рассказывается в притче. Что ему делать? Вплоть до этого момента он, воз­можно, считал внешнюю жизнь бессмысленной, а ее истины бесполезными, и это могло послужить причиной того, что он искал истины иного порядка. Может быть, его постигло какое-то разочарование, он пережил удары судьбы и оказал­ся не способен что-либо делать. Возможно, при этом у него был малый жизненный опыт.

Представим теперь, что его учитель — или тот, за кем он следует, — совершенно ясно видит, что такой, каков он есть, этот человек не движется дальше и ему следует возвратиться в жизнь и учиться у жизни. Чтобы испытать его, учитель говорит ему, что он должен уйти. И здесь как нельзя лучше подходит слово испытание; мы можем ввести его в эту прит­чу с самого ее начала, для того чтобы пролить свет на дейст­вия богатого господина и неясность обвинения. Как посту­пит этот человек? Станет ли слабым, начнет ли жаловаться, почувствует ли, что с ним поступают несправедливо, будет ли стремиться оправдать себя? Обратите внимание на сле­дующую характеристику фарисеев:

...Вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом (Лк. 16:15).

Или же он собирается действовать как человек, который еще сохраняет внутреннюю дисциплину и понимание всего, что он узнал, то есть как человек, который является фропи-мос? Управляющий в притче поступает именно так. То есть он делает правильные — с точки зрения Христа и с точки зрения того, чему его учили и чему он следует, — поступки. В таком прочтении притча становится удивительной прит­чей о милосердии и здравом смысле, притчей о человеке, который, встречаясь с тем, с чем каждый должен встретить­ся в данных обстоятельствах, поступает надлежащим обра­зом и, не пытаясь оправдать себя, призадумывается и тотчас же делает то, что, как он ясно видит, есть единственно пра­вильное, что ему остается делать.

КОММЕНТАРИИ

К ПРИТЧЕ О НЕВЕРНОМ УПРАВИТЕЛЕ

Эту притчу легко понять, если мы рассмотрим Христа как богатого Господина, то есть Господина истинных богатств и, следовательно, таким образом представителя праведного мира, а управляющего как одного из Его учеников — то есть того, кто обучается, скажем, в школе. Должники, которые задолжали Ему так много, — а фактически находятся в не­оплатном долгу, ибо число «сто» внутренне имеет именно такой смысл, — это те, кто принадлежит внешнему миру, или неправедной маммоне. Управляющему по какой-то причине говорят, что он больше не может быть управляющим истин­ных богатств. Он должен вернуться назад, в неправедный мир. И притча — про то, как он возвращается. Он не может одновременно служить и Богу, и маммоне, это ясно сказано. С одной стороны, он не может вернуться в неправедный мир, погрузиться в его интересы и устремления, ибо в таком случае он уже не будет служителем Бога. Но, с другой сторо­ны, он должен оставить школу, где состоял учеником в каче­стве «управляющего». И он принимает решение — остается управляющим, но управляющим неправедного мира. И тогда он назван в притче управляющим неправедности — то есть управляющим неправедного мира маммоны, — но не «непра­ведным управляющим», как это было переведено.

Его план дает ему возможность использовать неправед­ный мир, и Христос называет его фронимос— то есть ловким, умным, практичным. Он «подружился» с неправедной мам-моной и принят в ее (мирскую, а не вечную) обитель. Что это за план? Он разрабатывает правильный план, а Христос говорил, что если человек неверен в самом малом, он и по­давно не может быть верен в чем-то большем и поэтому не обретет истинных богатств. План, который управляющий задумал и реализовал в отношении самого малого — то есть неправедной маммоны, и, следовательно, должников, — свя­зан, таким образом, согласно разъяснениям Христа, с идеей верности²⁰. План состоит в том, чтобы простить «детям века сего» некоторые долги, дав им разрешение списать свои долги на столько-то и столько-то. И в том, что он берет на себя часть их долгов, заложен глубочайший смысл. Он ча­стично берет на себя ответственность за их недостатки — та­ким образом их возможности возрастают. Это и значит «быть верным в самом малом», ибо идея веры в Евангелиях часто ассоциируется со способностью приуменьшать все, что принадлежит этому миру. В Евангелиях под силой веры все­гда имеется в виду трансформирующая сила. Управляющий верен в самом малом, поэтому он смог трансформировать ситуацию нескольких должников. Обладая знанием, которое он получил из истинных богатств, управляющий создает но­вую возможность для должников своего господина. Силой своей веры он игнорирует очевидные для него факты и даже очевидные для некоторых из должников и, таким образом, продолжает быть управляющим, но теперь по отношению к неправедному миру и его должникам.

В идее «дружбы с маммоной неправедности» кроется та­кой смысл: все еще держась за знание, которое он ранее по­лучил как управляющий истинным богатством, и ни на мгно­вение не отрекаясь от него из-за того, что случилось с ним самим, он обращается к знанию мира «сынов века», которые более «фронимос», более умные, чем «сыны света». Ибо если человек уже обрел некоторое знание и понимание «истин­ных богатств» и не отрекается от них даже в исключительно трудных обстоятельствах, он обнаружит, что все почерпну­тое им в обычном мире помогает ему и утверждает его пози­ции. Приобретенные знания позволяют ему распознать, что полезно и что бесполезно, что истинно и что ложно — он уже сформировал позицию, дающую такую возможность.

Эта притча — о человеке, находящемся на определенной стадии развития, то есть о человеке, который прошел опре­деленный путь — путь, столь ясно показанный в притче о блудном сыне, — и достиг некоего рубежа. Рубежа, обозна­чающего начало иной жизни. Тема обсуждаемой притчи — каким образом вступает он в эту жизнь. Притча показывает, как человек в столь трудных обстоятельствах идет верным путем.

НОВЫЕ НЕБЕСА И НОВАЯ ЗЕМЛЯ

Иоанн Креститель             206

Учение Христа             215

Эзотерические школы            220

«Кончина века»            226

Небесная битва            230

ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ

Странные слова Христа о Царстве Небесном, взятом си­лой, силой захваченном сильными, следует проанализиро­вать в связи с фигурой Иоанна Крестителя и тем, что Хри­стос говорит о нем. Поэтому лучше всего будет привести этот эпизод целиком, как он описан в Евангелии от Матфея:

Иоанн же, услышав в темнице о делах Христовых, послал двоих из учеников своих сказать Ему: Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого? И сказал им Иисус в ответ: пойдите, ска­жите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскре­сают и нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о Мне. Когда же они пошли, Иисус начал говорить народу об Иоанне: что смотреть ходили вы в пустыню? трость ли, ветром колеблемую? Что же смотреть ходили вы? человека ли, одетого в мягкие одежды? Но­сящие мягкие одежды находятся в чертогах царских. Что же смот­реть ходили вы? пророка? Да, говорю вам, и больше пророка. Ибо он тот, о котором написано: «се, Я посылаю Ангела Моего пред ли­цом Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою». Истинно говорю вам: из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но меньший в Царстве Небесном больше его. От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его, ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна. И если хотите принять, он есть Илия, которо­му должно прийти (Мф. 11:2—14).

Прежде всего заметьте, что Христос сказал:

От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его... (Мф. 11:12).

Выражение «доныне» может означать лишь одно: «пока Я, Христос, не пришел». Ясно, что путь, которым следовал Иоанн Креститель, отличается от учения Христа, и это под­разумевается на протяжении всего отрывка, если мы сообразим, что имелось в виду под такими выражениями, как «...трость ли, ветром колеблемую...», «...чертоги царские...», «...мягкие одежды...» и т. д. Мы знаем, что Иоанн Крести­тель был одет не в мягкие одежды, а носил власяницу:

Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих... (Мф. 3:4).

И ясно, что Христос говорит об Иоанне Крестителе как-то по-особенному, отмечая, что хотя он самый великий из тех, кто рожден из чрева женщины, но самый малый в Цар­стве Небесном более велик, чем он. Мы можем это понять только так: Иоанн достиг определенного уровня понимания, но это не понимание самого малого в Царстве Небесном, и, следовательно, учение Иоанна было учением другого уров­ня, чем учение Христа. Иоанн удивлен, что ученики Христа не постятся, что они пьют вино и т. д., в то время как его ученики соблюдают пост и воздерживаются от спиртного. Ученики Иоанна были посланы к Христу с вопросом:

Почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся.?

(Мф. 9:14).

Таким образом, Иоанн сомневается в Христе:

...Ты ли Тот, Который должен прийти... (Мф. 11:3).

Поведение Христа явно беспокоило Иоанна Крестителя. Он не мог Его понять. Он видел путь к достижению высшего уровня бытия, называемого Царством Небесным, через на­силие над собой, через воздержание, соблюдение ритуалов и постов, буквальное выполнение Слова постоянно и при лю­бых обстоятельствах. В его суровом мировоззрении и суро­вом понимании истины было, несомненно, мало милосер­дия. Его понимание, возможно, покоилось на буквальном смысле тех доктрин, которым он следовал. Субботние дни он, возможно, проводил в точности согласно заповеди. Ни­чего нельзя делать в субботу. Даже исцелять нельзя. Если бы он и услышал, что ответил Христос на обвинения буквально мыслящих фарисеев в нарушении субботы, он не понял бы Его. Порицая учеников Христа, срывавших в поле колосья и евших зерна, фарисеи говорили:

Вот, ученики Твои делают, чего не должно делать в субботу (Мф. 12:2).

Они осуждали Христа за исцеления в субботние дни. Христос сказал им:

Суббота для человека, а не человек для субботы... (Мк.2:27).

Эти слова в настоящее время многие не могут понять.

Вплоть до времени Иоанна Крестителя наступление Цар­ства Небесного ожидалось в будущем. «...Ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна» (Мф. 11:13). Но Иоанн Крести­тель как провозвестник Христа учил, что Царство Небесное незримо присутствует и теперь, в настоящем. Было время кризиса. Когда он восклицал: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3:2), он имел в виду, что оно яви­лось на Землю в лице Христа. Тогда почему же он не после­довал за Христом, когда Христос пришел к нему креститься? Он вроде бы и признает Христа, и в то же время будто со­мневается. Мне всегда казалось чрезвычайно странным, что Иоанн Креститель, встретив Христа, не признал Его тотчас и не последовал за Ним. Порой даже чудилось, что Христос был холоден к Иоанну и даже не любил его. И тем не менее, когда Иоанна обезглавили за вмешательство в семейные де­ла Ирода, то «услышав, Иисус удалился оттуда на лодке в пу­стынное место один...» (Мф. 14:13).

Несомненно, именно в этот момент Он наделил силой дух Иоанна, ибо позднее, во время преображения на горе, разве не появились по одну сторону Христа Моисей, а по другую Илия?

И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие (Мф. 17:3).

И разве не сказал уже Христос Своим ученикам об Иоан­не: «И если хотите принять, он есть Илия, которому должно прийти» (Мф. 11:14)?

Можно предположить, что Христос не хотел пребражать его при жизни, а осуществил это после его физической смер­ти: смерть Иоанна словно приблизила его к Спасителю. В одном из Евангелий говорится:

Два мужа беседовали с Ним, которые были Моисей и Илия; явив­шись во славе... (Лк. 9:30—31).

Известно, что с помощью сосредоточения и длительной медитации даже мы, обычные люди, можем наделить силой другого человека, — ибо это одна из форм разумной жертвы. Так не больше ли в таком случае мог передать Христос — как живому, так и мертвому? Разве не наделил Он силой апосто­ла Петра, сказав ему, как повествует Лука:

...Симон, Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, об­ратившись, утверди братьев твоих (Лк. 22:31—32).

С этой точки зрения, следовательно, есть Иоанн Крести­тель, величайший из людей, рожденных женщиной, но пре­бывающий не в Царстве Небесном; и есть Иоанн Крести­тель, преображенный Христом и, следовательно, пребываю­щий в Царстве — и это уже не человек, рожденный женщи­ной, а человек, рожденный заново, и, таким образом, по ту сторону насилия. Разве Христос, когда Он достиг того уров­ня внутреннего развития, внешним знаком которого явилась Его способность превратить воду в вино, не сказал своей Ма­тери: «...что Мне и Тебе, Жено?» (Ин. 2:4)? Понимать слова Писания буквально — значит совершать насилие над другими и над собой. Буквальный смысл, скажем, притчи сам по себе не передает ее глубинного смысла. Дословное значение не выражает сострадания, милости или милосердия, оно может быть крайне грубым и приводить к вопиющему насилию, как показывает история многочисленных религиозных гонений. Грубое одеяние Иоанна Крестителя противопоставляется мягким одеждам живущих в царских чертогах. В духовном плане человек одет в те вещи, которым он следует в жизни, ум одет в те истины, которых он придерживается. Измене­ние ума (метанойя) означает переодевание ума — в новые мысли и новые истины. И Иоанн Креститель учит этой ме-танойе, как бы метафорически показывает ее. Слово это пе­реводится как «покайтесь», но имеется в виду — «измените свой ум». И грубое одеяние Иоанна Крестителя в пустыне символизирует его учение. Он призывал:

Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3:2).

Мы можем теперь понять, что если метанойя, это изме­нение ума, произошла в человеке, то он относится к Царству Небесному как к чему-то реальному. И начинает думать о своем предназначении на Земле в свете этого высочайшего Царства избранных, превосходящего любое царство на Зем­ле. Иоанн не знал учения Христа. Но он первым сказал, что Царство Небесное не в будущем, а теперь. Таким образом, мы видим три разных учения о Царстве. Пророки говорили о том, что должно произойти: приход Царства Небесного ожидался в будущем. Креститель же сказал, что Царство близ­ко, и поэтому был больше пророка:

Да, говорю вам, и больше пророка (Мф. 11:9; Лк. 7:26).

А Христос говорит:

Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17:21).

То есть оно не в будущем и не в каком-нибудь ином месте, чего, возможно, Иоанн Креститель не понимал. Ибо внеш­няя, буквальная истина не в состоянии выразить внутрен­нюю, психологическую, духовную истину. Да, Небеса — это не место наверху, и ад — это не место внизу физического пространства. Небеса и ад внутри человека. Таким образом, Царство изначально представлялось грядущим во времени, затем близким во времени и пространстве, и наконец появ­ляется идея присутствия его в самом человеке, независимо от физического времени и физического пространства.

Размышляя о двух самых загадочных для меня евангель­ских фигурах — Иоанне Крестителе и Иуде Искариоте, я ча­сто задавался вопросом, как бы Иоанн воспринял те много­численные притчи, с помощью которых Христос объяснял, что же такое Царство Небесное. Обычно они начинались со слов «Царство Небесное подобно...».

Несомненно, понимая истину столь буквально и жестко, Иоанн Креститель представлял себе Царство как место, ко­торое нужно было взять силой, — каким-то неимоверным уси­лием над плотью, самоотречением. Но Христос говорит, что это неверный путь. Суровость не поможет. Она не ведет в Царство. Когда люди шли к Иоанну Крестителю в пустыню (где его пищей были саранча и дикий мед), рассчитывали ли они, спросил Христос, увидеть что-то слабое, подобное тро­стнику, колеблемому ветром? Если так, то они ошибались. Как человек, рожденный женщиной, Иоанн Креститель был силен. Но вся эзотерическая религия учит другому, новому рождению, и этому учил Христос, когда говорил: «...Должно вам родиться свыше» (Ин. 3:7).

Сознавал ли это Иоанн Креститель? Можем ли мы счи­тать на основании слов Христа о нем, что он понял, каким образом приходит человек в Царство? Мой ответ — пожалуй, нет. Он полагал, что таким, каков он есть, — человек как ди­тя природы, человек, рожденный женщиной, — он может до­биться Царства Небесного, обуздывая свои желания, и ко­роткое время это казалось возможным:

От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется... (Мф. 11:12).

Но, конечно, ненадолго. Описывая суровый метод Иоан­на Крестителя, Христос говорит об одетых в мягкие одежды, о том, что они пребывают в Царстве. Они понимают гораздо глубже застывшего буквального смысла слов, и там, где Иоанн Креститель видел одно, они видят тысячу. Они гиб­ки, они не скованы буквальным соблюдением закона от пункта до пункта. Это те, кто сострадателен, милосерден и, что важнее всего, обладает гибкостью мышления. Иначе го­воря, это люди, находящиеся на другом уровне понимания. Это понимание более разностороннее, более разумное и ми­лосердное. Ограниченная, застывшая истина больше не ста­вится выше доброты, и в человеке вступают в союз истина и добро, так что буквальной истине никогда не разрешается опережать доброту. Тем самым немыслимо именем истины творить злые дела, немыслимо ненавидеть или убивать ближнего во имя конкретных догматических истин.

Если ограниченная, застывшая истина берет в вас верх над добротой и доброй волей, то вы одеты, как Креститель, в грубые шкуры и кожу, и пища вашей доброты — саранча и дикий мед, а ваше обиталище — пустыня, лишенная всякой жизни. Поэтому евангелист Иоанн (его не надо путать с Иоанном Крестителем) так отзывается об Иисусе:

Благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа (Ин. 1:17).

Да-да, благодать, а не истина, стоит на первом месте.

* * *

Возникает вопрос: «Если Царство Небесное внутри нас, является ли оно каким-то сознательным состоянием понима­ния, которое в одно время доступно, а в другое путь к нему закрыт?»

Если так, то можно ли с легкостью сказать, что люди спо­собны проникнуть в него лишь в отдельные периоды миро­вой истории? И я бы добавил еще: «Значит, та самая добрая весть или радостная, благая весть (в Новом Завете — учение Христа, проповедь о Христе) — весть именно о том, что те­перь люди могут войти, потому что вдруг, в жизненном кру­говороте, двери оказались открыты?» Помните человека, ко­торый попал в Царство Небесное по ошибке? Процитирую отрывок из притчи о брачном пире:

Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: «друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде?» Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: «связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов»; ибо много званых, а мало избранных (Мф. 22:11-14).

На человеке не было мягких одежд, о которых говорил Христос. Из голой безжалостной истины не сошьешь свадеб­ного одеяния. В этой идее не найдут утешения и освобожде­ния многие, кто воспитан на такой интерпретации учения Христа, которая основана исключительно на буквальной ис­тине и оставляет без внимания идею милосердия и доброй воли. В ней нет и тени психологического понимания. Разве не удивительно, что все до сих пор придерживаются бук­вального смысла, ничуть не сомневаясь в правильности та­кого подхода? Люди не догадываются, что этого недостаточ­но и что это не есть подлинное понимание, иначе им стало бы очевидно, что человек, вводящий в растерянность других и причиняющий им бесконечное страдание, не имеет сва­дебного одеяния и обречен быть изгнанным из Царства.

Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что человек, столь непоколебимый в буквальной интерпретации истины, теоретизирующий с кафедр и трибун, человек, возможно, осуждающий всех на свете, убежденный, что Человек создан для субботы, и отказывающийся признать, что суббота была создана для Человека, — это тот, кто, не имея ни милости, ни внутреннего милосердия, ни человеческой доброты, то есть свадебного одеяния, является не чем иным, как воплощением своеволия и насилия. В сущности, в свете идей Христа, он вообще не человек.

То же самое относится к людям, которые регулярно на протяжении всей жизни ходят в церковь и потому вообража­ют, что они уже в Царстве Божьем. Им невдомек, что метанойя и рождение заново есть основной и истинный смысл то­го, чему учил Христос, и что никто не является христиани­ном в подлинном смысле слова. Хуже того — огромное мно­жество людей считают себя истинными христианами! Но только Христос и был христианином. Почему? Потому что Он полностью объединил в Себе человеческую (материн­скую) сторону с Божественной стороной и на том этапе че­ловеческой истории, когда человечество утратило все поня­тия о высших ценностях и, таким образом, устремленность вверх, восстановил связь между Небесами и Землей.

УЧЕНИЕ ХРИСТА

Эзотерическое учение предназначено для того, чтобы установить связь между высшим и низшим уровнями пони­мания. Высочайший пример — Иисус Христос, который был рожден земной женщиной и в то же время был Сыном Божь­им. Мы ничего не поймем в драме Иисуса Христа, пока не осознаем, что Он в некотором смысле был двумя — сыном Человека и сыном Бога. Это означает, что Он был связан с более низким уровнем и в то же время находился в особых отношениях с уровнем более высоким.

Если говорить обобщенно, задача эзотерического уче­ния, которое сеется на землю время от времени, через опре­деленные интервалы, заключается в том, чтобы поддержи­вать определенный контакт с более высоким уровнем бытия. Когда контакт между высшим и низшим нарушается, то, что внизу, погибает, сходит с ума и кончает насилием. Христос пришел как посредник между высшим и низшим уровнями. Его задачей было, представ в качестве простого человека, подверженного любым искушениям, преодолеть все, относя­щееся к низшему уровню, то есть человеческому уровню, и объединить человеческий уровень с Божественным. Бог спустился на землю в человеческом обличий, но, будучи та­ковым, не мог использовать Божественных способностей. В противном случае Его задача оказалась бы легкой, и мы ча­сто удивляемся, почему Его задача была нелегкой — ведь Он имел в Себе Божественное начало, был Сыном Бога. Если мы не поймем этого, то не сможем осознать, почему Он был искушаем вплоть до последнего мгновения.

Мы рассуждаем примерно так: если Христос был Сыном Божьим, почему Он был искушаем, возможно ли было иску­шение? Почему Он переносил такие страдания? Почему все оказалось столь мучительным для Него? Почему Он не мог просто явить людям Свою силу? Почему Он не превратил камни в хлеб? Но вопросы, требующие ответа, неизмеримо более неординарны и сложны. Христос пришел тогда, когда существовала величайшая опасность, что может быть навсе­гда утрачена всякая связь человечества с более высоким и тонким уровнем понимания. Весь мир погряз в насилии и стремлении к материальным ценностям. Высшие ценности исчезали или уже исчезли. Не оставалось и тени понимания, что человек — духовное существо, а не просто создание из крови и плоти. И в этой ситуации кто-то должен был устано­вить связь между земным и небесным уровнями. Но очевид­но, что человек, который наделен возможностями более вы­сокого, или даже небесного уровня, как это называется в Евангелиях, и который в состоянии использовать эти воз­можности на земле, никогда не станет примером победите­ля, выигрывающего внутренние битвы, преодолевающего внутренние сомнения и земные искушения. Если вы будете внимательно читать Евангелия, то увидите, что у Христа бы­ло не только множество искушений, но и множество сомне­ний. Даже на кресте Он произнес:

...Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27:46).

Если мы осознаем, что задачей Христа было соединить человеческое с божественным, Сына Человека с Сыном Бога, и для этого Ему необходимо было выстрадать все, что долж­но выстрадать человеческое существо, взбираясь по лестни­це внутреннего развития, мы сможем гораздо лучше понять основной смысл Евангелий. Мы сможем также понять, поче­му Он должен был преодолеть связь с Матерью, как показано во многих евангельских текстах, — ведь Мать символизирует Его человеческую сторону. Выполняя Свою задачу, Христос заново устанавливал связь между высшим и низшим уровня­ми, между духовным и физическим. По этой причине Он должен был пройти через все те страдания, через которые Он прошел, и в конце пути претерпеть такую смерть, какой удостаивали преступников, не получив никакой помощи свыше. Перекинув мост через пропасть между человеческим и Божественным, Он воссоздал нарушенный порядок вещей и дал возможность человечеству получать духовную под­держку с более высокого уровня.

Таким образом, Христос являл Собой человеческое и Бо­жественное, и Его задачей было соединить эти два уровня. Потому-то все, что мы читаем о Христе, парадоксально и требует такой формы понимания, которая нелогична с точ­ки зрения привычной логики. Он спустился и в конце кон­цов поднялся, но Его восхождение произошло благодаря Его собственным усилиям, начиная с рождения на этой земле из чрева матери. Он должен был преодолеть это свое рождение и родиться заново. Вот почему в евангельском учении такое большое место занимает идея рождения заново. Как часто Христос говорит: «Вы должны родиться заново», и как труд­но понять, что это значит! Но если нас коснется хоть про­блеск того, что мы могли бы назвать идеей Христа и всей драмой Его смерти и воскресения, мы сможем лучше понять, почему в чудесной притче, или истории, известной под на­званием брака в Кане, когда Он превращает воду в вино, Он говорит Своей Матери:

...Что Мне и Тебе, Жено?.. (Ин. 2:4).

Мы сможем понять, что этот эпизод из 2-й главы Еванге­лия от Иоанна повествует об определенной стадии, которой Иисус достиг. Это означает, что Он преодолел Свою челове­ческую сторону и достиг новой ступени внутренней эволю­ции. Он не имеет ничего общего с той стороной, которая символизировалась Матерью. И, однако, Он говорит Своей Матери — а она в финале будет стоять возле креста, на кото­ром Его распнут:

...Что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой (Ин. 2:4).

Мы смутно догадываемся о смысле этих слов: человече­ское еще не было преодолено и окончательное его преодо­ление означало смерть на кресте. Тело Иисуса вышло из чре­ва Его Матери, над ним тоже надо было восторжествовать, по существу трансформировать его, чтобы даже после физи­ческой смерти оно могло служить как живое физическое те­ло, поддерживаемое уже не жизнью, а иными силами. Это воплощало полный союз человеческого с божественным, низшего с высшим.

Но когда Иисус уже достиг стадии, на которой Он мог превратить воду в вино, эта полная трансформация еще не произошла. Вначале должна была осуществиться духовная трансформация, которая символизирована способностью превратить воду в вино. Это, по словам Иоанна, было пер­вым знамением. Чудо — лишь следствие. Событие это пра­вильнее назвать не чудом, а именно знамением — знамением того, что Христос достиг определенной стадии, обретя оп­ределенную внутреннюю силу, которую Он мог передавать таким объектам, как вода (имеющая, конечно, символиче­ский смысл). Вода на древнем метафорическом языке притч означает истину. Превращение воды в вино символизирует превращение истины в нечто, что является не просто исти­ной, а истиной более высокого порядка. Когда вам открыта бесценная Истина истин, истина для вас становится больше, чем истина, вы воспринимаете полноту объективного смыс­ла. То, что прежде было истиной, воспринимаемой верой, становится понятным и осмысленным. Истина для вас ста­новится неисчерпаемым источником смысла, который спо­собен опьянить душу как вино. Заключен союз между исти­ной и чем-то еще. Мы можем назвать его смыслом истины, или добром, которое сокрыто в истине и достигает нас в ме­ру нашего постижения истины. Поэтому Иисус зовет слуг, которым — если вы обратили внимание — Его Мать велит по­виноваться Ему и наполнить кувшины водой до краев, и пре­вращает воду в вино. Это означает, что вся истина, которую постиг Иисус, может быть Им трансформирована таким об­разом, чтобы иметь реальный смысл.

Порой нам становится очевидна связь между явлениями, которые ранее воспринимались как отдельные и не связан­ные друг с другом. Тогда мы понимаем их совсем по-друго­му — так в детстве мы учили отдельные буквы алфавита, а по­том их сочетания вдруг волшебным образом стали превра­щаться в слова и даже целые предложения. Мы достигли со­вершенно иного уровня понимания.

Теперь вспомним, чем кончается притча — после того, как Иисус превратил воду в вино. Это вино несут распоряди­телю пира, который делает любопытное замечание. Он го­ворит, что обычно — то есть «в обыденной жизни», посколь­ку управитель пира символизирует повседневную жизнь с ее порядками — хорошее вино подают к столу прежде всего.

...Всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе. Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его (Ин. 2:10—11).

Обратите внимание на слово «хорошее» (доброе). В не­коем эзотерическом учении, которое оперирует словами «истина» и «добро», речь идет о возможности брака между истиной и добром, когда человек начинает видеть добро той истины, которой его учили, и начинает в своей жизни руко­водствоваться добром, а не голой истиной. Мы видим, что доброе, в противовес тому, как-то происходит в жизни, идет после — на это указывает распорядитель пира. В жизни мы стремимся сначала взять лучшее (доброе), а худшее оставля­ем напоследок. В связи с этим можно сказать: чтобы подни­маться вверх по лестнице саморазвития, мы должны платить вперед.

(Более полный анализ данного «знамения», проведенный в ином ракурсе, читатель может найти в книге: Николл М. Новый человек.).

ЭЗОТЕРИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ

Рассмотрим некоторые тексты, как из Ветхого, так и из Нового Завета, где слово вино употребляется в таком смыс­ле, который явно не может быть буквальным.

Вот отрывок из Книги Бытие.

...Моет в вине одежду свою и в крови гроздей одеяние свое; блестя­щи очи его от вина и белы зубы его от молока (Быт. 49:11—12).

Нам понятно, что вино имеет особый смысл, связанный с тем, во что человек «одет» и как «видят его глаза». Если ис­кать в данном отрывке буквальный смысл, он покажется нам полной чепухой. Духовное одеяние человека — это его ум, его убеждения и оценки. Каждый в духовном смысле одет в мнения и взгляды, составляющие его умственный гардероб; и своим умственным зрением он смотрит на мир глазами че­ловека, одетого именно в такие одежды. Перед нами описа­ние того, как и «одежды», и «глаза» омываются неким глубо­ким озарением, называемым «вином». В духовном смысле человек одет в то, что он считает истиной, на этом основана его ментальность. Если вино символизирует определенную стадию в постижении Истины, то очи, блестящие от вина, символизируют присущий этой стадии способ видения. Пе­редается идея какого-то очень высокого состояния, при ко­тором уровень понимания выше уровня воды.

В Книге Откровение описывается видение четырех ко­ней.

...Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос посереди четырех животных, гово­рящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за дина­рий; елея же и вина не повреждай (Откр. 6:5—6).

Невозможно предположить, что речь идет о реальных вине и масле. Даже здесь, на земном уровне мышления, сим­волизируемом черным конем, где царит строгое равновесие и все измеряется, где человек должен платить строго за то, что он получает, имеются масло и вино, то есть что-то более высокое, и это не должно быть повреждено.

В притче о добром самарянине снова появляется вино — и это можно понять как буквально, так и символически.

В эзотерических учениях слово виноградник часто ис­пользуется по отношению к школам, проповедующим внут­реннее развитие. Школы, способствующие внутреннему ро­сту человека, сравниваются с виноградниками. Виноград­ник — источник винограда и вина, в том числе первосортно­го вина.

Ибо Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой... (Мф. 20:1).

Другой отрывок иллюстрирует, как легко учение о внут­ренних возможностях и развитии Человека может быть ис­кажено или превращено в тупиковый путь.

...Некоторый человек насадил виноградник и обнес оградою, и вы­копал точило, и построил башню, и. отдав его виноградарям, отлу­чился. И послал в свое время к виноградарям слугу — принять от ви­ноградарей плодов из виноградника. Они же, схватив его, били, и отослали ни с чем. Опять послал к ним другого слугу; и тому кам­нями разбили голову и отпустили его с бесчестьем. И опять иного послал: и того убили; и многих других то били, то убивали. Имея же еще одного сына, любезного ему, напоследок послал и его к ним, говоря: «постыдятся сына моего». Но виноградари сказали друг дру­гу: «это наследник; пойдем, убьем его, и наследство будет наше». И, схватив его, убили и выбросили вон из виноградника. Что же сделает хозяин виноградника? — Придет и предаст смерти виногра­дарей, и отдаст виноградник другим (Мк. 12:1—9).

Официальная история знает не одну попытку поднять лю­дей из состояния варварства путем распространения определенных идей о глубинном предназначении человека на зем­ле. Но внутренняя сторона этих попыток не составляет пред­мета исторической науки. Все, о чем мы можем прочитать, — обыкновенная история неправильного применения и непра­вильной интерпретации идей, которые, воплощаясь в жизнь, становятся источником политических интриг, жадности, на­силия, жесточайших преследований и войн. Однако в наше время совершенно ясно, что если бы человечество следова­ло хотя бы той части учения Христа, которая содержится в Нагорной проповеди, все войны, несправедливость и поро­ки общества тотчас же исчезли бы и мир стал иным. Но для того, чтобы это произошло, в человеке должно пробудиться то, чем он реально внутренне является.

Предназначение виноградника — давать виноград и вино. Подобно тому как засевается виноградник, сеется опреде­ленное учение о достижении определенной стадии внутрен­него развития. Пророк Иеремия сетует на детей Израиля и спрашивает их, почему они хотят вернуться в Египет, то есть в свое прежнее состояние:

И ныне для чего тебе путь в Египет, чтобы пить воду из Нила? (Иер. 2:18).

Бог, говорит пророк, освободил их от давнего ярма:

Ибо издавна Я сокрушил ярмо твое, разорвал узы твои, и ты гово­рил: «не буду служить идолам», а между тем на всяком высоком хол­ме и под всяким ветвистым деревом ты блудодействовал. Я насадил тебя как благородную лозу, — самое чистое семя; как же ты превра­тилась у Меня в дикую отрасль чужой лозы? (Иер. 2:20—21).

И здесь, конечно же, символический, а не буквальный смысл. Им в вину ставится возвращение к старым веровани­ям, к состоянию, называемому «Египет», и смешивание дан­ного им учения (семени) с другими учениями, что приравне­но к поведению распутницы.

Когда дается учение, оно должно сохраниться чистым, пока цель его не достигнута. Оно существует только в тече ние какого-то определенного времени. На разных историче­ских этапах появляются различные учения и существуют в течение более или менее продолжительных периодов. Их цель — внутренний рост человека. Они сходны между собой по внутренней форме — все они имеют целью индивидуаль­ное развитие Человека, осуществляемое углублением его по­нимания и повышения качества его бытия. Каждый вино­градник сажается с целью производить из его плодов опре­деленное вино. Как нельзя смешивать семена, так нельзя смешивать и идеи. В некоторых высказываниях Моисея речь идет именно об этом.

Не засевай виноградника своего двумя родами семян... не паши на воле и осле вместе. Не надевай одежды, сделанной из разных ве­ществ, из шерсти и льна вместе (Втор. 22:9—11).

Очевидно, что и эти слова имеют переносный смысл. Но они, конечно, могут быть восприняты и как указание, кото­рое следует выполнять буквально, и тогда покажутся неле­пыми. Когда «виноградник» начинает погибать, то есть ко­гда смысл учения, первоначально посеянного в нем, искажа­ется или утрачивается, — учение умирает. В этом смысле в Ветхом Завете то и дело появляется тема разрушения. Уче­ние многократно становилось неправильным, потому что люди искажали его. Пророк Иеремия скорбит о разрушении школы, называемой Моав:

Буду плакать о тебе, виноградник Севамский, плачем Иазера; отрас­ли твои простирались за море, достигали до озера Иазера; опусто­шитель напал на летние плоды твои и на зрелый виноград. Радость и веселье отнято от Кармила и от земли Моава. Я положу конец вину в точилах; не будут более топтать в них с песнями; крик брани будет, а не крик радости (Иер. 48:32—33).

Речь идет об утрате учения. Тот же пророк говорит в дру­гом месте:

Множество пастухов испортили Мой виноградник... (Иер. 12:10).

Иными словами, много было учителей, разрушавших из­начальное учение. Амос так описывает разрушение учения:

...Множество садов и виноградников ваших, и смоковниц ваших, и маслин ваших пожирала гусеница... (Ам. 4:9).

Учение было поражено неправильными идеями. Иногда виноград оказывается горьким, как в описанном Моисеем винограднике тех, кто искажал истину:

Ибо виноград их от виноградной лозы Содомской и с полей Го-моррских; ягоды их ягоды ядовитые, грозды их горькие; вино их яд драконов и гибельная отрава аспидов (Втор. 32:32—33).

Такое тоже случается, особенно тогда, когда учение — или «виноградник» — становится инструментом мирской власти и политических интриг, как в следующем пророчест­ве о школе, именуемой Иерусалимом:

...Не останется ни одной виноградины на лозе, ни смоквы на смо­ковнице, и лист опадет... (Иер. 8:13).

Можно было бы привести множество других примеров. Но и так понятно, что регулярно возникали учения высокого порядка, они сеялись в человечестве, однако с течением вре­мени терпели неудачу. Это не значит, что учение не давало результатов во время своего наивысшего расцвета. Оно те­ряет силы со временем, иначе говоря, оно может существо­вать только определенный ограниченный во времени пери­од. Понять это крайне важно, потому что мы, как правило, склонны думать, что реальная и истинная вещь должна суще­ствовать постоянно. Но как школы в науке, формы правле­ния в обществе, политические течения, так и эзотерические учения сменяют друг друга. В то же время с последними дело обстоит несколько иначе, потому что эзотерическое учение появляется вновь в иной форме, в другом обличий, но в сущ­ности предмет его всегда один и тот же — развитие Человека. Люди должны стать более сознательными — сначала в отношении самих себя, затем по отношению к другим. Они долж­ны отвергнуть насилие как легкий путь решения проблем. Они должны искренне простить друг друга, что возможно, только если они осознают самих себя — чем они являются и что они делают. Они должны относиться к другим так, как хотели бы, чтобы другие относились к ним, — а это крайне трудная задача. Они должны понять, что их жизнь имеет иной смысл и что природа существования человека не может быть понята в контексте чего бы то ни было, происходящего на Земле. Они должны увидеть бревно в собственном глазу, прежде чем возмущаться по поводу соринки в глазу другого. Они должны перестать кичиться своей добродетельностью, должны перестать ненавидеть, перестать лгать, притворять­ся и т. д. Все это — составные части пути индивидуального развития, о котором всегда говорят эзотерические учения. Невозможно понять историю человечества, не принимая во внимание влияние эзотерического учения, из которого мы получили все искусство и всю культуру. Без учения человек остается варваром. А что касается ограниченной продолжи­тельности во времени любого конкретного учения такого рода, то можно процитировать слова Христа, предупреждав­шего Своих учеников о приходе антихриста:

Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под име­нем Моим, и будут говорить: «я Христос», и многих прельстят. Так­же услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец... (Мф. 24:4—6).

«КОНЧИНА ВЕКА».

В эзотерическом учении Евангелий можно встретить много упоминаний о Втором пришествии Сына Человече­ского. Чтобы понять их смысл, необходимо осознать одну из основных эзотерических идей относительно человечества и его земного существования. Та или иная форма эзотериче­ского учения, возникшая на конкретном временном этапе, имеет свою историю, существует только в течение опреде­ленного периода и постепенно теряет силу и утрачивает смысл. Что касается учения Христа, которое наделило смыс­лом и силой многие начинания человечества, заметьте: Хри­стос не говорил, что Его учение будет существовать вечно. Он очень ясно дал понять, что оно может существовать лишь в течение определенного времени. И в связи с этим Христос предупреждает о том, какие события, какие знаки укажут на угасание того импульса, который был дан Его си­лой. Наступит время, говорит Он, когда истина будет исто­щена. Ученики спрашивают Его, каково знамение Второго пришествия Сына Человеческого:

Когда же сидел Он на горе Елеонской, то приступили к Нему учени­ки наедине и спросили: скажи нам, когда это будет? и какой признак Твоего пришествия и кончины века? Иисус сказал им в ответ: бере­гитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: «я Христос», и многих прельстят. Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и земле­трясения по местам; всё же это — начало болезней (Мф. 24:3—8).

Выражение «кончина века» (fjuvretaia тои cucovoc,) иногда переводят как «конец света». По этой причине многие сентиментальные люди думают, что наступит время, когда види­мый мир будет уничтожен. Однако на греческом языке выра­жение это имеет совершенно другой смысл, не имеющий ни­чего общего с видимым миром. Мы скорее должны ассоции­ровать его с концом какого-то периода культуры, какой-то фазы в развитии человечества и наступлением хаоса, когда один народ совершенно буквально восстанет против другого и т. д.

Но символический смысл совсем в другом. Во многих эзотерических книгах Ветхого Завета, которые имеют смысл совсем не дословный, часто говорится о том, что истина мо­жет потерпеть неудачу на земле. Когда народ теряет основ­ные традиционные ценности и утрачивает свои корни, это сравнимо с землетрясением. Когда эзотерическая истина оказывается забытой, когда она не проникает в сердца и умы людей, когда человек всецело становится чувственным суще­ством, не верящим ничему, кроме свидетельства ощущений, когда уничтожен весь смысл, кроме физического смысла, — он неизбежно начинает деградировать и во все большей и большей степени становится сторонником насилия, потому что у него отсутствует внутреннее направление и какие бы то ни было ценности, которые та или иная форма эзотери­ческого учения всегда обеспечивает. Эзотерическое учение всегда формирует в человеке ценности, лежащие за преде­лом физического существования, и только через эти ценно­сти возможно создание какой бы то ни было культуры. Когда все внутренние ценности разрушаются, когда никакая исти­на более не является внутренним поводырем человека, и он обнаруживает утрату внутренней целостности, — вот тогда и наступает «конец света». Иссякает сила, направленная на развитие, утрачивается идея, что предназначение человека на этой земле — научиться чему-то, исчезает возможность внутреннего развития. И когда это становится распростра­ненной, если не повсеместной, тенденцией, наступает кон чина века; сила, привнесенная в мир в далеком прошлом, оказывается исчерпана. Тогда-то и грядет Второе пришест­вие. Читая 24-ю главу Евангелия от Матфея, мы видим, что, с точки зрения высшего эзотерического учения, человек должен постичь истину, чтобы она возвысила его над наси­лием, личным интересом и желаниями. А когда эта истина, переходя из поколения в поколение, до неузнаваемости ис­казится, то наступит период полнейшего хаоса, — и тогда ис­тина проявится по-иному — вот в чем смысл идеи о Втором пришествии Сына Человеческого.

Люди воображают, что истина всегда будет хранить себя, но всякая истина истощается, и в человечестве должно быть посеяно новое семя (та же истина в новой форме). Каждому народу, каждой расе была дана истина. Эта истина одна и та же для всех, но она дана в разных формах, иногда с акцентом на тот или иной аспект, в соответствии с условиями времени и места. Но когда эта истина разрушается и утрачивает силу, способную вести за собой людей, когда она становится бес­плодной, — вот тогда и наступает кончина века, за которой следует период хаоса, возвещающий приход той же истины, но в другом обличий.

Мы вкратце охарактеризовали ситуацию, которая, воз­можно, поможет осознать, что кончина века не означает конца света. Она означает конец существования конкретной формы истины; а также то, что за ним неизбежно последует истина в новой форме, и, несомненно, могут потребоваться столетия для того, чтобы она набрала силу. Это повторяю­щийся цикл. Таким образом, мы понимаем, что Сын Челове­ческий придет снова — это означает возрождение эзотериче­ского учения на Земле. Сила дается в определенное время и постепенно угасает с течением времени — тогда наступает период хаоса; а затем сила вновь нисходит на человечество. Каждое такое пришествие силы называется в эзотерическом учении Христа Вторым пришествием Сына Человеческого — существа, поднимающего себя над всем земным своими соб­ственными силами, путем преодоления всех человеческих искушений. Сын Человеческий заново устанавливает поря­док и, таким образом, вновь открывает путь человеческому развитию. И тогда снова высший уровень становится откры­тым для низшего уровня, и первоначальная цель сотворения человека — переход от более низкого к более высокому уров­ню бытия и понимания — в очередной раз становится осуще­ствимой.

Какая же истина сеется в мир через определенные про­межутки времени, для того чтобы поднять человека выше его земного уровня, где господствуют ощущения? Можем ли мы найти ее в выраженных словами заповедях? Примеча­тельно, что Христос начал Свою проповедь не с конкретных заповедей, выраженных буквально, но с изложения духов­ной идеи — идеи метанойи, означающей, как мы помним, из­менение ума.

Основополагающая идея эзотерического учения — идея о первостепенной важности изменения ума. То самое непра­вильно переведенное как «покаяние» слово метанойя озна­чает новый способ размышления о смысле собственной жиз­ни. Цель эзотерического учения — заставить нас мыслить по-другому. Это его исходная точка: познать тайну своего суще­ствования — того, как ты думаешь, как чувствуешь и как дви­гаешься, — и постичь тайну своего сознания, проникнуть в тайну тончайшей организации материи. Все это и есть то, посредством чего в человеке может начаться метанойя. Про­тивоположное состояние — ощущение, будто все можно при­писать самому себе. Одно чувство открывает человеку доступ к высшему пределу его возможностей, другое закрывает ум и направляет нас вниз, по пути ощущений.

НЕБЕСНАЯ БИТВА

Ничто никогда не остается неизменным.

Вот, предсказанное прежде сбылось, и новое Я возвещу; прежде не­жели оно произойдет, Я возвещу вам (Ис. 42:9).

По-видимому, условия изменяются не только на земле, но также и на небесах.

И увидел я новое небо и новую землю... (Откр. 21:1).

Более того, сказано, что те, кто пребывает на небесах, не обязательно останутся там, когда будут созданы новые небе­са. Мы читаем, что «произошла на небе война» (Откр. 12:7). Михаил и его ангелы борются с сатаной и ангелами сатаны. Сатана и его ангелы изгнаны с небес, и «не нашлось уже для них места на небе» (Откр. 12:8).

Ангелы сатаны, по-видимому, символизируют всех тех, кто внешне благочестив и набожен, но внутренне не имеет веры. Христос настойчиво подчеркивал необходимость внут­ренней веры и бесполезность соблюдения лишь внешних обрядов. Можно считать, что внешнее исповедание религии может быть вознаграждено попаданием лишь на такие небе­са, которым рано или поздно придет конец. Люди, которые в земной жизни не имеют внутренней веры ни во что, зато внешне тверды и несгибаемы, формально и жестко исполня­ют все требования религии, соблюдая все запреты и пори­цая всех вокруг, уподобляются драконам. Имеющие лик дра­кона лишены какой бы то ни было благодати. Петр говорит:

...Мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда (2Петр. 3:13).

Ясно, что имеется в виду не та праведность, которая про­исходит от гордыни, праведность, которой упивается такой «праведник». Последняя не имеет ничего общего с той пра­ведностью, которая проистекает из внутренней доброты.

Сам Христос говорил о том, что Царство Небесное не ос­тается всегда одним и тем же. Мы уже приводили Его слова об Иоанне Крестителе: «Истинно говорю вам: из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но мень­ший в Царстве Небесном больше его» (Мф. 11:11). И затем Он добавляет: «От дней же Иоанна Крестителя доныне Цар­ство Небесное силою берется, и употребляющие усилие вос­хищают его...» (Мф. 11:12).

Что может означать это странное замечание? Оно может означать лишь одно: условия вступления в Царство Небес­ное изменились. С того времени, как начал проповедовать Креститель, до начала учения Христа был период, о котором сказано:

...Царство Небесное силою берется... (Мф. 11:12).

Значит ли это, что те, кто совершил насилие над собой, достигли Царства, или же смысл в чем-то совсем другом?

* * *

Условия вхождения в Царство Небесное и частые упоми­нания о том, что между Богом и Человеком заключается со­глашение (завет), — связаны. Соглашение заключается обыч­но между двумя лицами и означает, что если одно из них вы­полнит определенное условие, то и другое осуществит обе­щанное. Оно не постоянно, а заключается на какое-то время, как показывает выражение «договор века».

Древнееврейское слово олам, часто переводимое в Вет­хом Завете как «вечный», на самом деле означает вековой, для­щийся в течение века (эры), как в отрывке из Книги пророка Иеремии:

И заключу с ними вечный завет, по которому Я не отвращусь от них, чтобы благотворить им... (Иер. 32:40).

Развивающемуся человечеству, которое поднимается из состояния относительного варварства, нельзя и рассчиты­вать, что завет будет постоянным. Десять заповедей, данные израильтянам на горе Синай, являлись договором между Бо­гом и Израилем. Если бы израильтяне повиновались, Бог обеспечил бы им процветание:

Если вы будете поступать по уставам Моим и заповеди Мои будете хранить и исполнять их... призрю на вас [благословлю вас], и пло­дородными сделаю вас, и размножу вас, и буду тверд в завете Моем с вами... и если презрите Мои постановления, и если душа ваша возгнушается Моими законами, так что вы не будете исполнять всех за­поведей Моих, нарушив завет Мой... разорю высоты ваши и разрушу столбы ваши, и повергну трупы ваши на обломки идолов ваших, и возгнушается душа Моя вами... (Лев. 26:3, 9, 15, 30).

В заповедях говорится и о том, что следует делать, и о том, чего делать нельзя. Они представляли собой Цель, в ко­торую надлежало попасть. Обдумайте первую заповедь:

Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим (Исх. 20:3)

и последнюю:

Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего (Исх. 20:17).

Возможно ли это? Говорят, что в действительности бог каждого человека — это то, что он больше всего любит. Че­ловек может, конечно, воображать, что он любит Бога пре­выше всего. В таком случае он себя не знает, не наблюдает за собой. Себялюбие — огромная и страшная сила, но в то же время нелегко признать за собой это качество. Когда же оно становится совершенно очевидным, мы тотчас беремся оправдывать себя. Более того, кто может сказать, что он осознает все свои желания и все формы их проявления, кто мо­жет сказать, что они не имеют власти над ним? Если он гово­рит это, достаточно ли он наблюдает себя?

* * *

Грех означает непопадание в цель. Слово, переведенное в Новом Завете как «грех», — термин, заимствованный из выражения «целиться стрелой в мишень и не попадать в нее». В Ветхом Завете десять заповедей были целью, то есть законом; Христос сказал, что Он приносит новый закон: лю­бить друг друга. Он говорит о любви определенного рода — сознательной, а не эмоциональной любви, которая столь легко превращается в свою противоположность.

Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга (Ин. 13:34).

Христос говорил в притче о конце века. Он употреблял слово зон, означающее период, в течение которого имеются определенные условия и нечто может осуществиться. С при­ходом Христа начался один из таких периодов и возникли определенные условия для вхождения в Царство Небесное. Те, кто следовал учению Христа искренне, от сердца, а не только внешне, могли достичь Царства Небесного. Вот со­держание притчи, которую обычно называют «притчей о плевелах и пшенице»:

...Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел; когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: «господин! не доброе ли семя сеял ты на поле своем? откуда же на нем плевелы?» Он же сказал им: «враг человек сделал это». А рабы сказали ему: «хочешь ли, мы пойдем, выберем их?» Но он сказал: «нет, - чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою» (Мф. 13:24-30).

Христос объясняет, что эта притча повествует о конце зона (эры) (а не о конце света, как переведено²¹):

...Сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доб­рое семя — это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, по­сеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ан­гелы. Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и со­берут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и вверг­нут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда пра­ведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит! (Мф. 13:37—43).

Согласно этому объяснению, в притче речь идет об окон­чании периода сознательного отбора. В каждом веке есть идея отбора — не слепого, а разумного. И каждый век, или период, по-видимому, осуществляет разного рода отбор. В одной короткой притче Христос сравнивает Царство Не­бесное с рыбаками, которые используют сети, чтобы пой­мать рыбу. Наловив достаточно рыбы, они отобрали хоро­шую и выбросили прочь никчемную.

Еще: подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захва­тившему рыб всякого рода, который, когда наполнился, вытащили на берег и, сев, хорошее собрали в сосуды, а худое выбросили вон (Мф. 13:47-48).

НОВАЯ ВОЛЯ

Кто-то толкает меня вверх по покрытому травой склону. Там есть ров. Он не широк, но через него трудно перебрать­ся. И в этом рве, находящемся на вершине склона, через ко­торый трудно перебраться, полно костей доисторических животных — останки свирепых существ, хищников, чудовищ, рептилий, змей. Они заполняют пропасть от края до края. Есть доска, по которой можно перебраться через ров, но в воздухе чувствуется какая-то сдерживающая сила, словно не­видимый магнит; эта сила и страх, который я испытываю при мысли о том, что надо пересечь эту бездну, — хотя шири­на и невелика — удерживают меня.

Неизвестно, как долго это длится, ибо здесь нет обычно­го времени. Затем я оказываюсь на другой стороне. И что за дивная картина возникает передо мной! Я вижу, что некто проводит словно бы учения, тренировку воинов, что ли... На первый взгляд кажется, в этом нет ничего странного. Он улыбается. Он дает понять, что не ожидает каких бы то ни было результатов от своих усилий. Как будто он смиряется с этим. Он не проявляет никаких признаков нетерпения, ко­гда эти люди грубы с ним. Урок, похоже, закончился, но ему нет до этого дела. Как если бы он сказал: «Что ж, это надо было сделать. Нельзя ожидать многого. Нужно было оказать им помощь, хотя они не нуждаются в ней». И поражает меня именно то, что его ничто не задевает, не ранит. Его не сер­дят их насмешки и их расхлябанность. Он обладает некоей удивительной силой, но почти не пользуется ею.

Я иду дальше, дивясь такому поведению. Я бы не взялся за столь неблагодарную задачу. В конце концов я прихожу туда, где сложены вытащенные на берег лодки. А дальше — море.

Проснувшись, я думаю об этом человеке. Он — полная моя противоположность. Мне, чтобы вести себя так, пона­добилась бы новая воля.

Это означало, что мне надо идти в том направлении, в ка­ком я никогда не шел. Я много думал об этом направлении. Как мог бы я определить его для себя? Я, такой, каков я есть, стал бы принуждать силой этих новобранцев. Да, вот в этом-то все дело. Этот человек не прибегал ни к какому насилию. Его воля осуществлялась без насилия. В этом и заключался весь секрет. Это и был источник удивительной силы, кото­рую я ощутил в нем. Человек без насилия.

И затем я вспомнил, что во сне, чтобы добраться до этого человека, я должен был перейти на другую сторону глубоко­го рва, полного костей доисторических животных, полного останков свирепых существ. Каким-то образом это произош­ло, и я оказался на границе другой страны, но всего лишь на краю ее. Здесь жил и учил этот человек ненасилия. Ново­бранцев обучали именно в стране ненасилия. Они казались безучастными, но, возможно, они символизировали именно тех людей, которых в конце концов можно чему-то научить.

Человек почти закончил свой урок. Вдали шумело море, и на берегу были сложены лодки. Несомненно, закончив ра­боту, он уедет куда-то, за пределы этой страны. Что касается меня, мне было позволено лишь бросить взгляд на смысл но­вой воли — воли ненасилия или обретения собственного пу­ти. Я повторяю — лишь беглый взгляд. Ибо я знал, что на са­мом деле не пересек (разве что мысленно) ту глубокую про­пасть, что наполнена костями прошлой жизни, где царило насилие, я до сих пор не оставил ее позади. Для меня не бы­ло новобранцев — или эти новобранцы, которых он пытался чему-то научить, были различными «я» во мне самом? Вынужден признать, что ни одна из лодок не ожидала ме­ня. Но благодаря этом)' беглому взгляду я увидел — реально увидел — иной путь, иное направление и узнал, что означает новая воля, очищенная от насилия. Я также знаю, что воз­можности следования этой новой воле, этому новому пути сокрыты в каждом мгновении жизни человека — и постоян­но об этом забываю.

ТЕЛОС²²

Часть первая ………………………………240

Часть вторая……………………………….242

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Одной короткой фразой, одним ответом на вопрос Хри­стос дает понять, что способен сознательно проявлять силу.

«Кто может прощать грехи?» (Лк. 5:21; Мк. 2:7) — спроси­ли Иисуса те четверо, что несли парализованного, которому Он сказал, что его грехи прощены.

...Чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой (Мк. 2:10—11; Лк. 5:24).

Имеется в виду, что парализованный не мог быть исце­лен до тех пор, пока грехи его не были прощены и пока его внутреннее состояние не было изменено через восстановле­ние контакта с внутренней истиной.

Парализованный тотчас поднимается, берет постель свою (прежде его, абсолютно беспомощного, приходилось нести четверым, теперь же его несет один человек — он сам!) и идет впереди всех — не так, как он прибыл, спущенный че­рез разобранную кровлю, из-за того, что толпа слишком на­пирала.

Внешнее изменение отражает внутреннюю трансформа­цию; это в нем самом что-то «слишком напирало», и тогда на него не обращали внимания, теперь же он «вышел перед все­ми». Почему? Потому что грехи этого человека прощены, сняты, как бы «разорвана расписка», так что его внутренние обвинители больше не могут убедить его, что он совершенно незначителен и ни на что не годен. Те, кто прежде мешал ему приблизиться к Христу, теперь видят, как он идет впере­ди Него — впереди их всех. Он больше не лежит расслаблен­ный, он деятелен, он выпрямился, больше не горизонтален умственно, не придавлен временем, а вертикален в свете Вечности.

Из временного измерения в мгновение ока произошел переход в измерение Вечности, где человек из распростер­того становится выпрямленным, так как грехи его прощены. Ибо Вечность, являя собой насыщенность, должна всегда прощать Времени его скудость, его ничтожество, его неспо­собность подражать вечному — и потому вечный Христос прощает людей на земле, при условии, что они имеют веру, ко­торая дает видение.

Вера — это сила смотреть вверх. Ибо, когда парализован­ный и те четверо, что несли его, не могли пробраться сквозь толпу и поднялись на крышу и разобрали ее, разве не гово­рится, что Христос почувствовал их веру? Разве не вера под­нимается вверх, разбирая крышу, ломая то, что мешает нам смотреть ввысь? Заметьте — Он почувствовал не только веру парализованного, но также веру тех четверых, которые нес­ли его, взобрались наверх и разобрали крышу, взяв с собой беспомощного калеку.

...Раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спусти­ли постель, на которой лежал расслабленный (Мк. 2:4).

Но Христос, почувствовав и их веру, говорит все же лишь о парализованном, ибо не все пятеро одинаково тверды в вере (см. Мк. 2:1-12).

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Эзотерическое учение говорит о возможности некоего оп­ределенного изменения человеческого существа. Это ясно. Мы находим такие суждения в немногих сохранившихся фрагментах учения Христа. Мы находим их и в других источ­никах. Но что же это за изменение? Ответить трудно. Еванге­лия — самые сложные для понимания книги. Мы можем ви­деть, что большая часть учения Христа намеренно изложена иносказательным языком притч. Он буквально так и говорит:

И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царст­вия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и при­умножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют... (Мф. 13:10-13).

Притчи содержат эзотерический (то есть внутренний) смысл. Иногда Христос намеренно говорил в высшей степе­ни парадоксальные вещи. Но при этом достаточно очевидно, что все время речь идет об определенной трансформации и что фрагменты трудного для понимания учения, указываю­щего, как достичь ее, разбросаны по тексту, вкраплены в него то здесь, то там, вне какого-либо порядка.

По-видимому, идея состоит в том, что человек — такой, каков он есть — незавершен, подобно недостроенному дому, и для того чтобы достичь завершения, он должен разрушить себя до основания и построить заново.

Иными словами, многое из того, чему он научился, ему надо забыть (разучиться). Все бесполезное или ложное в себе следует отбросить. Именно так происходит трансформация. Именно так можно стать новым человеком.

* * *

Трансформацию человека можно представить себе как цель, в которую надо попасть. Некоторые, возможно, нико­гда и не увидят ее. Другие не поймут, что они видят. Третьи, быть может, плохо прицелятся.

* * *

Согрешить — значит не попасть в цель. Греческое слово άμ (хамартано) имеет значение «ошибиться», «не по­пасть в мишень». Но оно переводится как грех. В прямом, буквальном, смысле это слово употреблялось для описания промахов лучников.

Таким образом, мы не сможем правильно понять идею греха, пока не получим представления о том, во что надо це­литься. Не попасть в цель — значит «согрешить»; но что же это за цель? Существование некоей цели, по-видимому, и яв­ляется причиной греха, потому что если бы не было цели, в которую надо попасть, то невозможно было бы ни попасть, ни промахнуться и, следовательно, не было бы греха. Так, Павел восклицает, что если бы не было заповедей, он нико­гда бы не стал грешником.

Значит, заповеди явили Павлу его греховность, а наруше­ние запрета Адамом и Евой, съевшими аллегорический плод с древа познания, стало причиной греха и падения человека. В цель попасть не удалось.

Рассуждая о десятой заповеди — «не желай...», Павел го­ворит:

Но я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: «не пожелай». Но грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое желание: ибо без за­кона грех мертв (Рим. 7:7—8).

Он не узнал бы, что такое грех, если бы не закон. Он жил, и жил благополучно, говорит он, без закона.

...Но когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер... (Рим. 7:9—10).

Какой бы смысл ни вкладывал Павел в эти и последую­щие слова, мы можем понять во всяком случае, что Павел воспринимал закон — заповеди — как цель, а соблюдение за­поведей — как достижение цели. Но он не раз говорит, что никто не способен соблюдать десять заповедей и что зако­ном человек не может быть спасен, а только лишь осужден. Он утверждает: Христос пришел выполнить то, что «закон, ослабленный плотию, был бессилен» (Рим. 8:3) совершить.

* * *

В Послании апостола Павла к Римлянам говорится, что «закон духовен» (Рим. 7:14).

Итак, тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию — закону греха (Рим. 7:25).

Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием (Рим. 7:22).

Заметьте, что он использует слово я, рассуждая о внутрен­нем человеке, а не о внешнем, или плотском, человеке. О пло­ти он не говорит я:

Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе... (Рим. 7:18).

Он разделяет в себе внутреннего и внешнего человека. Поэтому говорит:

Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю (Рим. 7:19).

«Я» здесь выступает в двух разных смыслах. Не одно и то же я хочет и не делает или не хочет и делает. Давайте назо­вем одно из них оно, попробуем говорить о нем в третьем ли­це. Следовательно, этот отрывок будет звучать так: «Доброго, которого хочу, не делает, а злое, которого не хочу, делает». И то­гда становится ясно, почему дальше он говорит:

Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то... (Рим. 7:20).

Оно делает это, а не я. Итак, следует вывод: о той части себя, которая делает то, чего он не хочет, и не делает того, что он хочет, он может сказать — это не я. Так чувство я пе­ремещается и концентрируется во внутреннем человеке.

В начале 8-й главы говорится, что с помощью заповедей не удалось освободить людей, так как ни один человек не мог соблюдать их, поэтому пришел Христос сделать то, что «за­кон, ослабленный плотию, был бессилен» (Рим. 8:3) совер­шить.

...Чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по пло­ти, но по духу (Рим. 8:4).

Телос освобождает нас, «потому что конец [телос] закона — Христос, к праведности всякого верующего» (Рим. 10:4). Цель и есть конец, телос (ελος). Бог

предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями (Рим. 8:29).

Нельзя начинать с закона. Все учение Павла основано на формировании нашего внутреннего Христа. Когда это про­изойдет, соблюдение закона последует само собой.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Метанойя      248

Эпиоусиос      248

Учение древних греков      249

Телеиосис      252

МЕТАНОЙЯ

В Ветхом Завете словом покаяться переведено еврейское сло­во шуб— повернуться, возвратиться, или изменить направление, повернуться кругом на месте и стать лицом к противоположной стороне. В Коране словом покаяние переводятся два слова: надам — раскаяние (угрызение) и тобах — возвращение, поворот к Богу.

«Латинское слово ретроспективно. Оно означает взгляд назад, обращение чувств к прошлым поступкам, тогда как греческое слово указывает на перспективу - на моральное возрождение с целью транс­формации всего человека».

«Мы переводим это слово (метанойя) как „покаяние", вкладывая в него смысл „скорби по поводу наших грехов"; и переводим его непра­вильно. Оплакивание собственных грехов составляло малую часть слова „метанойя", как употреблял его Иисус; в первую очередь оно означало активный процесс, устремленный далеко вперед: начало мощного внутреннего движения ради обретения принципа жизни. И метанойя есть соответствующее внутреннее изменение человека».

(Мэтью Арнольд. Литература и догма)

ЭПИОУСИОС

Слово έπουσος, эпиоусиос, которое иногда переводилось как надсущностный («Дай нам на этот день наш надсущностный хлеб»), хотя и является производным от греческого оусис, оусиа — то, что является твоим собственным, — не вполне ясно передает смысл этого слова в оригинале. Но оно тем не менее гораздо точнее дру­гих переводов, отражающих различное понимание этимологии этого слова. Например, в подстрочном примечании к Пересмот ренному переводу Библии (1878—1884 гг.) дается вариант: «хлеб назавтра» (im), так как смысл приставки «эпи» понимается как указание на время, а не положение на некоей шкале в настоящем, то есть на нахождение сверху; и в связи с этим был выбран вари­ант «вечный хлеб», или «хлеб будущей жизни». Греческое слово, переведенное как вечный, в молитве Господней встречается толь­ко в заключительной части, где оно переводится как «...во веки» (Мф. 6:13), что совершенно неверно, так как оно не имеет смысла бесконечного времени, а относится к иному порядку — пребыва­нию над временем.

УЧЕНИЕ ДРЕВНИХ ГРЕКОВ

Благословен человек, который получил представление о божест­венной мудрости; несчастен тот, кто имеет смутное понятие о бо­гах в своем сердце (Эмпедокл, Фрагмент 132).

Идеей всей античной религиозной философии, на которую оказало влияние пифагорейское учение, было очищение и осво­бождение от душевной скованности, чтобы ум и сердце стали вновь открыты реальностям и истинам, которые возможно внутренне постичь, но которые затмеваются повседневной жизнью. Душа, выпав из благодатного состояния — состояния блаженства, — где она могла созерцать Вечные Ценности, оказалась брошена в по­ток времени, в полуреальность и сумятицу ощущений. Таким об­разом, смысл земной жизни в том, чтобы для начала пробудить душу. Конечная же цель заключается в том, чтобы вновь обрести то видение, без которого сознательная душа умирает. Метод со­стоит в очищении (катарсис²³) и освобождении от душевной скован­ности (лусис²⁴). Такой метод не для тех, кто думает: «Если я не могу потрогать этого руками, значит, это не существует».

Допифагорейская орфическая мистерия, по-видимому, содер жала ту же идею. Но в народе она была понята как религия в обычном смысле слова (устраивались празднества, соблюдались обряды и приносились жертвы), однако чисто ритуальные пред­писания предназначались для тех, кто находился на ранней ста­дии обучения и понимания. Это о них говорилось: «Много тех, которые слышат слово, но мало Вакхов». Та же самая идея и даже похожими словами выражена в Новом Завете:

...Много званых, а мало избранных (Мф. 22:14).

Это замечательное толкование смысла жизни, которое нахо­дит параллели во многих древних источниках, имеет в своей ос­нове учение о внутреннем развитии. Человек может развиваться в определенном направлении, двигаясь к определенной цели, ко­торой лишь немногим доводится достичь, и из этих последних кое-кто оставляет человечеству свои наставления, которые обык­новенно превращаются в религиозные учения. Поэтому грече­ские философы презирали орфические ритуалы. Они презирали их, ибо чувствовали, что только философия является истинным способом помешать цепи реинкарнаций души во времени и осу­ществить ее возвращение к звезде, которой она принадлежит. А под философией они имели в виду прежде всего устойчивое со­стояние внимательности и сосредоточения, самым ярким воплоще­нием которого у Платона является личность Сократа. Фактиче­ски все его диалоги посвящены этому, они являют собой описа­ние средств, которыми пользовалась школа, к которой принадле­жал Платон. Это устойчивое умственное усилие сопровождалось катарсисом и лусисом. Мы можем понять по меньшей мере то, что значит лусис. Глагол, от которого образовано это существитель­ное, буквально означает освобождать от скованности, но важно и второстепенное значение — «платить выкуп, освобождать путем платы».

Сократ постоянно изображался освобождающим людей от са­мих себя — от их заимствованных мнений, воображения и оши­бочного предположения, будто они знают. Все страдают по соб­ственной вине, но не видят этого. Люди остаются невежествен­ными, потому что воображают, будто уже обладают знанием. Мы можем провести линию, которая делит невежество на две части: одну - очень большую и скверную... совершенно отлич­ную от других... что это? Это - когда человек предполагает, что он знает, - а он не знает. Это оказывается главным ис­точником заблуждений... (Софист, 229 г. до Р. X.).

Освободить людей от иллюзии, будто они знают, несомненно, было одной стороной этого избавления от скованности, которое освобождает душу. Это болезненный процесс, который могут вы­нести немногие, потому что он предполагает воздействие на тебя другого человека — его проникновение в интимные стороны тво­ей души, туда, где обитает твое самолюбие и чувство собственной важности.

Одни чувствуют себя оскорбленными, другие — приходят в бе­шенство. И в Евангелиях неоднократно упоминается подобная же ситуация. Людей почти всегда оскорбляло то, что говорил Хри­стос. Он сказал фарисеям:

...Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но, как вы говорите, что видите, то грех остается на вас (Ин. 9:41).

Человек не в силах пройти тот путь развития, о котором гово­рит религия. Он даже не может понять идею, которую скрывает ее язык. И он не в состоянии делать необходимых усилий. Он не­верно понимает идею в целом и считает, что религия или вера по сути есть внешнее поклонение — не более чем социальное или по­литическое изобретение, цель которого — делать людей нравст­венными или послушными. Или же считает религию прочно об­основавшимся в умах людей суеверием. Он не способен понять, что речь идет о высшей психологии, — то есть о реальной психо­логии, о грядущем состоянии или уровне развития человека и о том, что необходимо делать, думать, чувствовать, чему следовать и что понимать для того, чтобы достичь этого уровня. Он не ви­дит, что в любой подлинной религии говорится не об ином мире, а об ином человеке, который в каждом конкретном человеке имеется, но не рожден, который пребывает в мире иного смысла (а это по сути и есть критерий истинности религии). Именно об этом сверхчеловеке, сокрытом в обычном человеке, говорит религия языком притч, аллегорий и парадоксов. И она пользуется языком притч, аллегорий и парадоксов именно потому, что нет другого способа передать идею трансформации, ведущей к более высоко­му уровню, и состояний, относящихся к более высокому уровню, поскольку обычный язык сам является функцией более низкого уровня — уровня видимых вещей.

ТЕЛЕИОСИС²⁵

Зосимус Панополитанус говорит о ελεσς, трансформации, которая является целью всех человеческих существ. Рассуждая о tetaicooig души, Зосимус приводит для сравнения зеркало. Когда душа смотрится в это зеркало, она видит то, от чего должна изба­виться. И какие указания даются человеку? — спрашивает Зоси­мус. Ответ: Познай самого себя. И это связано с идеей зеркала.

«Они (указания) касаются, таким образом, духовного (пневма­тического) и интеллектуального (ноуменального) зеркала. Чем же может быть это зеркало, как не божественным духом? Когда человек смотрится в него и видит в нем себя, он отворачивается от всего, называемого богами и демонами».

Он погружается в процесс самоочищения посредством зерка­ла, которое становится для него святым духом, и приближается к совершенству. Прибегнув к помощи зеркала, он в конце концов оказывается способен увидеть Бога в себе самом благодаря по­средничеству Святого Духа.

Приведем отрывок из «Герметики» полностью:

Это зеркало символизирует божественный дух. Когда душа смот­рит на себя в зеркале, она видит постыдные вещи, которые находят­ся в ней, и отвергает их; она заставляет свои пятна исчезнуть и стать безупречной. Когда она очищена, она берет в качестве образца Святой Дух; она сама становится духом; она обладает спокойствием и возвращается беспрестанно к тому высочайшему состоянию, в ко­тором человек знает Бога и известен (Богу). Тогда, став безупречной, она избавляется от своих оков, и она [поднимается] к Всемогущему. Что говорит философское слово¹? «Познай себя». Оно указывает тем самым на духовное и интеллектуальное зеркало. Что же это за зерка­ло, как не божественный и изначальный дух? Если только не сказать, что это принцип принципов, Сын Божий, Слово, тот, чьи мысли и чувства вдохновлены также Святым Духом. Таково объяснение зерка­ла. Когда человек смотрит в него и видит себя в нем, он отворачива­ется от всего, что называется богами и демонами, и, приобщаясь к Святому Духу, становится совершенным человеком; он видит Бога, который в нем, благодаря посредничеству этого Святого Духа. Узри свою душу с помощью этого духовного зеркала... (Hermetica, vol. 4, p. 143, Edited Scott and Ferguson. Oxford).

* * *

Есть слова Христа: «...Если хочешь быть совершенным...» (Мф. 19:21) (ελεος)²⁶. Древние мистерии, которые устраивались в Элевсине, в Аттике и в других местах, назывались телетаи (ελε)²⁷ — завершающими, доводящими до совершенства. Их смысл заключался в том, чтобы завершить человека путем посте­пенного приобщения к божественной истине.

Мистерии отличались от общепринятых религий, которые часто имели примитивный и варварский характер. Они, по-види­мому, всегда существовали в виде скрытого непрерывного потока знания, в то время как общепринятые религии возникали и исче­зали.

Заметки

[

←1

]

В той редакции Библии, которую цитирует Николл (предположи­тельно — это так называемая Библия короля Иакова, 1611 г.), эта фраза звучит так: «that biteth the horse heels». Heel в переводе с английского — пята, но есть также значения «шпора», «задний шип подковы»; а в The New English Bible, Oxford University Press, 1970, эта фраза переведена как «who bites the horses fetlock». Fetlock — щетка (волосы за копытами у лоша­ди). — Прим. пер.

[

←2

]

Автор текста использует два разных слова — belief и faith, — оба в ан­глийском языке означают «вера». Первое обозначает доверие к некоей информации, убежденность в том, что она правдива, или же формаль­ное следование культу. Второе передает веру как высокое чувство, в частности подлинное религиозное чувство, то есть веру как эмоцио­нальное знание, знание высшего эмоционального центра. В русском же языке оба термина переводятся словом «вера», здесь в первом значении иногда используется слово «верование». — Прим. пер.

[

←3

]

Эта метафора станет понятной в ходе дальнейшего изложения. — Прим. пер.

[

←4

]

There is no greater love than this, that a man should lay down his life for his friends (The New English Bible, Oxford University Press, 1970). — Прим. пер.

[

←5

]

«И пал Авраам на лицо свое, и рассмеялся, и сказал сам в себе: не­

ужели от столетнего будет сын? и Сарра, девяностолетняя, неужели ро­дит?» (Быт. 17:17).

[

←6

]

«И не будешь больше называться Аврамом; но будет тебе имя: Ав­раам...» (Быт. 17:5).

[

←7

]

«И сказал Бог Аврааму: Сару, жену твою, не называй Сарою; но да

будет имя ей: Сарра» (Быт. 17:15).

[

←8

]

Английское слово «understand» — «понимать» — состоит из «un­der» — «под» и «stand» — «стоять». — Прим. гиф.

[

←9

]

«...и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и по­клевали то...» (Мф. 13:4). — Прим. ред.

[

←10

]

Очевидно, имеется в виду следующее: в Евангелии от Луки подра­зумевается, что каждый человек вначале посеян у дороги, потом на ка­менистую почву и т. д. Евангелие от Матфея, напротив, утверждает, что изначально разные люди посеяны по-разному. — Прим. пер.

[

←11

]

НЕБО - также высший уровень ума; ЗЕМЛЯ - также низший уро­вень ума.      

[

←12

]

Раскаиваться, жалеть.

[

←13

]

Раскаиваться в чем-либо, жалеть о чем-либо.

[

←14

]

Декан — титул старшего после епископа духовного лица в Католи­ческой и Англиканской церквах.

[

←15

]

Мгтацорфоо|лш (греч.) — преображать, превращать в другой вид, преобразиться, преображаться.

[

←16

]

Греческое слово uva)6ev означает не только — «свыше», «сверху», «с высоты», «с неба», но и «с самого начала», «с начала времен». Таким образом, здесь имеется в виду не только пришествие Истины с высшего уровня, но и изначальность ее существования. — Прим. пер.

[

←17

]

Имущество, состояние, существо, сущность, действительность, бытие. — Прим. пер.

[

←18

]

В каноническом русском переводе в основном используется слово

«благоразумный» или же «догадливый». — Прим. пер.

[

←19

]

Мудрый, умный, сведущий, искусный. — Прим. пер.

[

←20

]

В английском тексте Библии используется слово faithful, имеющее, наряду со значением «верный, преданный», также значения «верую­щий» и «добросовестный». — Прим. пер.

[

←21

]

В английском переводе Библии использовано слово «world». — Прим. пер

[

←22

]

Телос (греч. тсХ.од) - конец, окончание, цель; исполнение; достиже­ние высшей точки или степени; исход, результат; решение; высшая власть; приношение, жертва, дань; посвящение, особенно в мистерии; таинство, священнодействие, празднество.

[

←23

]

Эмоциональное потрясение, состояние внутреннего очищения. —

Прим. пер.

[

←24

]

Развязывание, разрешение; освобождение, избавление, отпуще­ние на волю; выплата выкупа.

[

←25

]

Исполнение, приведение к концу, освящение.

[

←26

]

Совершенный (о богах, людях и предметах), превосходный, от­ личный, отборный; без порока; выросший, возмужалый; оконченный, исполнившийся, осуществившийся; полный, целый.

[

←27

]

Посвящение в религиозные таинства; таинство, священный об­ряд, мистерия, религиозное празднество; завершение, совершенствова­ние.