Book: Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков. Антология



Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков. Антология

Александр Жолковский

Русская инфинитивная поэзия XVIII—XX веков Антология

ОБ ИНФИНИТИВНОЙ ПОЭЗИИ

1

Наброски предлагаемой Антологии, да и первые догадки об инфинитивной поэзии как особом типе поэтического письма, заслуживающем пристального литературоведческого внимания, возникли у меня в результате восхищенного, хотя несколько запоздалого (1999), знакомства со стихотворением Сергея Гандлевского «Устроиться на автобазу…» (1985):

Устроиться на автобазу И  петь про черный пистолет. К старухе матери ни разу Не  заглянуть за десять лет. Проездом из Газлей на юге С канистры кислого вина Одной подруге из Калуги Заделать сдуру пацана. В рыгаловке рагу по средам, Горох с треской по четвергам. Божиться другу за обедом, Впаять завгару по рогам. Преодолеть попутный гребень Тридцатилетия. Чем свет, Возить «налево» лес и щебень И  петь про черный пистолет. А не обломится халтура –  Уснуть щекою на руле, Спросонья вспоминая хмуро Махаловку в Махачкале.

Меня поразила, как бы это поточнее сформулировать, закономерная оригинальность интонации – одновременно и на редкость свежей, и очень внятной, определенной, даже, пожалуй, давно знакомой, а потому побуждающей к поискам своей пока неведомой интертекстуальной основы. И сразу же оказалось, что два ближайших претекста наукой уже установлены: «Грешить бесстыдно, непробудно…» Блока (1914[1]; см.: Безродный 1996: 71–73) и «Леиклос. 2» Бродского (1971; см.: Лекманов 2000):

Родиться бы сто лет назад / и, сохнущей поверх перины, / глазеть в окно и  видеть сад, / кресты двуглавой Катарины; / стыдиться матери, икать  / от наведенного лорнета, / тележку с рухлядью толкать  / по желтым переулкам гетто; / вздыхать , накрывшись с головой, / о польских барышнях, к примеру; / дождаться Первой мировой / и  пасть в Галиции – за Веру, / Царя, Отечество, – а нет, / так пейсы переделать в бачки / и  перебраться в Новый Свет, / блюя в Атлантику от качки.

Оставалось, однако, ощущение недостаточности подобного точечного выявления наиболее вероятных непосредственных импульсов к созданию текста, на самом деле подспудно резонирующего с мощной поэтической традицией. В ранней статье об инфинитивной поэзии (Жолковский 2002) я рассмотрел несколько пришедших на память менее прямых, но типологически релевантных параллелей:

• длинный инфинитивный фрагмент из «Опять Шопен не ищет выгод…» Пастернака (1931):

Опять бежать и спотыкаться <…> Опять трубить, и гнать, и звякать <…> Рождать рыданье, но не плакать , Не умирать, не умирать? <…> Подслушать пенье на погосте Колес, и листьев, и костей. В конце ж <…> Распятьем фортепьян застыть? А век спустя <…> Разбить о плиты общежитий Плиту крылатой правоты <…> Всем девятнадцатым столетьем Упасть на старый тротуар;

• инфинитивную первую половину стихотворения «Февраль. Достать чернил и плакать…» (1912; № 278), обычно открывающего пастернаковские собрания:

Февраль. Достать чернил и  плакать ! Писать о феврале навзрыд <…> Достать пролетку <…> Перенестись туда, где ливень Еще шумней чернил и слез;

• «Тринадцать лет. Кино в Рязани…» Симонова (1941):

…Из зала прыгнуть в полотно, Убить врага из пистолета, Догнать, спасти, прижать к груди <…> придумать средство <…> Чтоб хоть на час вернуться в детство, Догнать, спасти, прижать к груди;

• «Соседей» Межирова (1961):

Дышать и жить иначе, Чем живу, – Так жить , как едут эти вот на дачу <…> Так и  дышать –  не корысти в угоду, Вот так и  жить  – не ради постных щей, Так жить, чтоб много в кузове Народу. Так жить , чтоб мало в кузове Вещей. <…> Писать бы мне о Чкалове поэму, И у крыльца <…> Бить колуном по звонкому полену, И жизнь любить , покамест не умру.

На один прямой источник – инфинитивный финал послания Набокова «К князю С. М. Качурину» (1947):

Я спрашиваю, не пора ли / вернуться к теме тетивы <…> чтоб в Матагордовом Ущелье / заснуть на огненных камнях <…> с пером вороньим в волосах,

– мне указал сам Гандлевский, который не исключил и влияния инфинитивного стихотворения «быть учителем химии где-то в ялуторовске…», написанного в том же 1985 г. его старшим собратом по цеху Алексеем Цветковым:

быть учителем химии где-то в ялуторовске / сорок лет садясь к жухлой глазунье / видеть прежнюю жену с циферблатом лица / нерушимо верить в амфотерность железа / в журнал здоровье в заповеди районо

реже задумываться над загадкой жизни / шамкая и шелестя страницами / внушать питомцам инцеста и авитаминоза / правило замещения водородного катиона / считать что зуева засиделась в завучах / и что электрон неисчерпаем как и атом

в августе по пути с методического совещания / замечать как осели стены поднялись липы / как выцвел и съежился двухмерный мир / в ялуторовске или даже в тобольске / где давно на ущербе скудный серп солнца

умереть судорожно поджав колени / под звон жены под ее скрипучий вздох / предстать перед первым законом термодинамики

Обнаружение непосредственных источников «Устроиться…»[2] шло рука об руку с констатацией все более далеких интертекстуальных перекличек, заставляющих предположить распространенность и разработанность в русской поэтической традиции некого особого, инфинитивного письма (далее сокращенно – ИП)[3], способного претендовать на роль самостоятельного если не жанра, то модуса поэтической речи. В этом свете интертекстуальный статус «Леиклос» Бродского не сводится к генеалогическому посредничеству между текстами Блока и Гандлевского, определяясь соотношением с некоторыми существующими в рамках ИП типовыми вариантами.

Так, стихи, описывающие весь круг жизни обобщенного персонажа – от рождения до смерти (а не просто его типичное времяпровождение, как в «Грешить…» и «Устроиться…»), образуют особый подвид инфинитивной поэзии, одним из ранних образцов которого на русской почве является стихотворение И. И. Дмитриева «Путешествие» (1803; № 9):

Начать до света путь и ощупью идти , На каждом шаге спотыкаться ; К полдням уже за треть дороги перебраться <…> Искать пристанища к покою, Найти его, прилечь и наконец уснуть … <…> Всё это значит в переводе: Родиться , жить и умереть.

Именно к этой ветви принадлежит «Родиться бы…» Бродского, которое – уже по другой линии – приводит на мысль менее престижный (нежели «Грешить…»), но, возможно, более непосредственный источник – «О родине» Твардовского (1946), естественно, перекликающееся с блоковским, но патриотическое уже по-советски, от чего Бродскому и предстояло оттолкнуться:

Родиться бы мне по заказу У теплого моря в Крыму, А нет – побережьем Кавказа Ходить , как в родимом дому И  славить бы море и сушу В привычном соседстве простом, И  видеть и  слышать их душу Врожденным сыновним чутьем… Родиться бы , что ли, на Волге <…> Родиться бы в сердце Урала <…> Везде я с охотой готов Родиться . Одно не годится: Что где ни случилось бы мне, Тогда бы не смог я  родиться В родимой моей стороне <…> И всюду готов я  родиться Под знаменем этой земли <…> По той по одной лишь причине, Что жизнь достается одна.

Этот беглый экскурс в интертекстуальный – генеалогический и типологический – фон одного инфинитивного стихотворения может дать первое общее представление о феномене инфинитивной поэзии. Перейдем к его более систематическому рассмотрению.

2

Под ИП мы будем понимать поэтические тексты, содержащие достаточно автономные инфинитивы одного из двух типов – А или Б.

А. Самый чистый случай – абсолютные инфинитивные конструкции, с одним или несколькими однородными инфинитивами в роли главного сказуемого независимого предложения типа Грешить бесстыдно, непробудно, Счет потерять ночам и дням, не вводимые никакими другими словами и конструкциями (например, такими как чтобы, можно, готов, могу, желание, ср. неабсолютное: И всюду готов я родиться), в том числе через связку (такими, как доля, ср. неабсолютное: Печальная доля – так сложно, Так трудно и празднично жить [т. е. жить есть печальная доля]), и грамматически не привязанные к конкретным лицам (таким как нам, им, я, мне; ср.: Быть в аду нам и я в приведенном выше примере: готов я родиться) или к более специальным модальностям (типа: Не поправить дня усильями светилен).

Случай полной абсолютности являет, например, двухчастное стихотворение Саши Черного «Два желания» (1909; № 180–181):

1. Жить на вершине голой, Писать простые сонеты… И  брать от людей из дола Хлеб, вино и котлеты.

2. Сжечь корабли и впереди, и сзади, Лечь на кровать, не глядя ни на что, Уснуть без снов и, любопытства ради, Проснуться лет чрез сто.

Но такая эмблематическая краткость скорее редка: ИП тяготеет к структурной экспансии, представленной двумя основными вариантами. С одной стороны, это уже знакомое нам обилие однородных инфинитивов (как в блоковском «Грешить…»), с другой – доминирование одного-двух инфинитивов над многочленным, причудливо разветвленным периодом с множеством разнообразных падежных и предложных подчинений, обстоятельств, причастий и деепричастий, сочинительных синтагм, отрицательных оборотов и придаточных предложений, компенсирующих минималистскую монотонность базовой синтаксической схемы. Ср. образцовое в этом смысле стихотворение Зенкевича «В сумерках» (1926; № 227), относящееся к абсолютному подтипу А:

Не окончив завязавшегося разговора, Притушив недокуренную папиросу, Оставив недопитым стакан чаю И блюдечко с вареньем, где купаются осы, Ни с кем не попрощавшись, незамеченным Встать и  уйти со стеклянной веранды, Шурша первыми опавшими листьями, Мимо цветников, где кружат бражники, В поле, опыленное лиловой грозой, Исступленно зовущее воплем сверчков, С перебоями перепелиных высвистов, Спокойных, как колотушка ночного сторожа, Туда, где узкой золотой полоской Отмечено слиянье земли и неба, И  раствориться в сумерках, не услышав Кем-то без сожаленья вскользь Оброненное: «Его уже больше нет…».

Б. Второй, менее впечатляющий, но широко распространенный тип ИП – достаточно длинные (не короче трех членов) инфинитивные серии, зависящие от управляющих слов/конструкций[4]:

Печальная доля –  так сложно, Так трудно и празднично жить , И  стать достояньем доцента, И критиков новых плодить ;

Я  хотел бы ни о чем Еще раз поговорить , Прошуршать спичкой, плечом Растолкать ночь, разбудить;

Как хорошо с приятелем вдвоем Сидеть и  пить простой шотландский виски И, улыбаясь, вспоминать о том, Что с этой дамой вы когда-то были близки.

Многочисленны, разумеется, пограничные случаи. Так, текст может быть на каких-то участках финитным, личным, на других – абсолютным. Ср.:

О  тебе , о  себе , о России <…> Мы все перед ней в ответе. Матерям  – в отместку войне, Или в чаяньи новой бойни, В любви безуметь вдвойне И  рожать для родины двойней. А  нам  – искупать грехи Празднословья. Держать на засове Лукавую Музу. Стихи Писать не за страх, а за совесть.

В этом стихотворении Парнок срединный фрагмент (Матерям… безуметь и рожать…) лишь квазиабсолютен, а далее с ним сочинена уже отчетливо перволичная конструкция (А нам… искупать… держать… писать…).

А «Заглянуть» Бальмонта (№ 113) абсолютно почти полностью (включая название) и лишь в конце соскальзывает в личный план (опять-таки ввиду появления нам):

Позабывшись, Наклонившись, И незримо для других, Удивленно Заглянуть , Полусонно Воздохнуть, –  Это путь Для того, чтоб воссоздать То, чего нам в этой жизни вплоть до смерти не видать [5].

Но наиболее распространенный тип пограничности между зависимым ИП и абсолютным – это, конечно, длинные серии, подчиненные какому-то управляющему слову, но по мере удаления от него воспринимающиеся как все более автономные, практически абсолютные.

Таковы, например,

• две из четырех строф державинского «Снигиря» с десятком однородных инфинитивов:

Кто перед ратью будет, пылая, Ездить на кляче, есть сухари; В стуже и зное меч закаляя, Спать на соломе, бдеть до зари; Тысячи воинств, стен и затворов С горстью россиян всё побеждать? Быть везде первым в мужестве строгом Шутками зависть, злобу штыком, Рок низлагать молитвой и богом; Скиптры давая, зваться рабом; Доблестей быв страдалец единых, Жить для царей, себя изнурять ?

• целые или почти целые строфы в «Евгении Онегине» (Какое низкое коварство Полуживого забавлять, Ему подушки поправлять…; см. №№ 24–28);

• фетовское «Я пришел к тебе с приветом…» с его четырьмя анафорическими Рассказать (зависящими от главного сказуемого пришел; см. № 53);

• и только что рассмотренное «О тебе, о себе, о России…» Парнок.

К вопросам экспансии инфинитивных структур, их длины и степени автономности мы вернемся в разделах 5–9.

3

Развитие ИП в русской поэзии восходит к очень ранним источникам: к «Слову о полку Игореве», где обнаруживается пять инфинитивных фрагментов, к народным песням (в частности, колыбельным), к силлабическим духовным стихам и виршевой поэзии XVII в. Но эта предыстория русского ИП[6] остается за хронологическими рамками Антологии.

В ХVIII в. силлабическое стихосложение постепенно уступает место силлабо-тонике, однако такой крупный поэт, как Кантемир (1708–1744), продолжает держаться силлабической традиции, в частности в своем ИП, каковое у него (да и в течение последующего столетия) обнаруживает четкую ориентацию на иностранные – французские и латинские – образцы[7].

У Кантемира нет целиком инфинитивных стихотворений, но в его сатирах многочисленны инфинитивные серии, описывающие – в классицистическом духе – как порицаемое, так и одобряемое поведение персонажей. Ср.:

Склонности есть противно, чтобы мне трусити, При глупце гордом для мзды век свой проводити . Или стихи посылать то в Лондон, то в Вену, Продавать их за деньги, кто даст больше цену <…> Разве , жизнь мне оставя, играть нову ролю, Скучая Аполлоном, преходить к Бартолю? Пербирая там листы, взять книги тяжелы, Да с долгою епанчой в судах мести полы («Из Буало. Сатира первая», 1727–1729);

Добродетель лишь одна может нам доставить Покойну совесть, предел прихотям уставить , Повадить тихо смотреть счастья грудь и спину И неизбежную ждать бесстрашно кончину («Сатира VII», 1739).

Последующая поэзия XVIII в. богато разрабатывает эти возможности. Пример иронического изображения харáктерного персонажа[8] – «Портрет» Ржевского (1763; № 3):

…Желать; желав, не знать желанья своего. Что мило, то узреть всечасно торопиться; Не видя, воздыхать; увидевши, крушиться. и т. д.

Оригинальный ход делает Державин, который в своем «Снигире» (1800) переадресовывает подобное сатирическое ИП положительному герою (покойному Суворову), создавая новый игровой – амбивалентный – эффект.

В «Евгении Онегине» (см. №№ 24–28) немало традиционно характерологических строф, причем об Онегине (начиная с эмблематической первой строфы, см. выше) в том же ключе, что о Зарецком. Ср.:

Как он умел казаться новым, Шутя невинность изумлять , Пугать отчаяньем готовым, Приятной лестью забавлять <…> Невольной ласки ожидать, Молить и требовать признанья, Подслушать сердца первый звук, Преследовать любовь, и вдруг Добиться тайного свиданья… И после ей наедине Давать уроки в тишине!

и

Умел морочить дурака И умного дурачить славно <…> Умел он весело поспорить , Остро и тупо отвечать , Порой расчетливо смолчать , Порой расчетливо повздорить , Друзей поссорить молодых И на барьер поставить их; Иль помириться их заставить, Дабы позавтракать втроем, И после тайно обесславить Веселой шуткою, враньем.

А в «Письме Онегина» (1831) происходит лирическая, от 1-го лица, апроприация дотоле отчужденного, в 3-м лице, сатирического дискурса типа «Портрета» Ржевского:

…как ужасно Томиться жаждою любви, Пылать – и разумом всечасно Смирять волнение в крови <…> притворным хладом Вооружать и речь и взор. [9]

Очередной важный сдвиг в эволюции ИП открывает стихотворение Фета «Одним толчком согнать ладью живую…» (1887; № 55) – совмещением метапоэтического образа творчества с форматом абсолютного ИП.

За этим около 1900 г. следует мощный всплеск ИП, связанный, во-первых, с повальной эстетизацией «иного» – и как «возвышенно-творческого», и как «аморально-декадентского», а во-вторых, с общемодернисткой революцией в языковой практике, в частности – со стиранием граней как между изображаемыми объектами, так и между субъектом и объектом, что предрасполагает к абсолютному ИП как подрывающему традиционную субъектность (см.: Жолковский 2003; Жолковский, Смирнов 2004).

Новый подъем ИП приходит с поколением шестидесятников – у Ахмадулиной, Кушнера, раннего Бродского (см.: Жолковский 2000; 2004). В меньшей степени, но вполне явственно ИП представлено и в новейшей поэзии – у Льва Лосева, Алексея Цветкова, Ольги Седаковой (см.: Жолковский 2007), Тимура Кибирова[10], Бориса Рыжего (см.: Жолковский 2005б), уже упоминавшегося Гандлевского и даже у прозаиков – Саши Соколова и Владимира Сорокина (см. Приложение 3)[11].



4

Если (следуя пропповскому принципу «все сказки – одна сказка») увидеть в ИП корпус однородных текстов, построенных по некой инвариантной формуле, несущей (в духе теории Тарановского – Гаспарова и общей концепции «памяти жанра») определенный семантический ореол, то – согласно поэтике выразительности[12] – ИП можно рассматривать как своего рода поэтический мир, т. е. систему вариаций на единую центральную тему. Какую?

Говоря очень кратко, ИП трактует о некой виртуальной реальности, которую поэт держит перед мысленным взором, о неком ином, воображаемом «там». Это со– и противопоставляет ИП другому грамматически минималистскому стилю – назывному, который рисует описываемое как имеющее место здесь и сейчас[13]. Общий семантический ореол всего корпуса ИП это – в неизбежно схематизирующей рабочей формулировке – «медитация о виртуальном инобытии».

Тем самым ИП оказывается носителем некого обобщенно-размытого модального медитативного наклонения, не отраженного в грамматиках, которые сосредоточиваются на неавтономных инфинитивных конструкциях с более конкретными значениями – желательности, повелительности, невозможности и т. п. (ср. Золотова 1998: 465). Это особое наклонение, явившееся продуктом многообразной стихотворной разработки, для практической речи нехарактерной, можно считать вкладом поэзии в обогащение естественного языка[14].

Каковы же типовые манифестации компонентов этой триады «медитативное – виртуальное иное – бытие»?

(1) Элемент «медитация» предстает в ИП в виде сослагательных глагольных форм с частицей бы, глаголов желания, созерцания, рассказывания, угадывания, воспоминания, веры, видения во сне, воображения, сочинения, творчества.

Хотел бы я разлиться в мире (Хомяков; № 35); Весь день, в бездействии глубоком, Весенний, теплый воздух пить, На небе чистом и высоком Порою облака следить (Тютчев; № 33); Рассказать, что солнце встало <…> Что не знаю сам, что буду Петь, – но только песня зреет (Фет; № 53); Обманите меня… но совсем, навсегда… Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда… Чтоб поверить обману свободно, без дум <…> И не знать, кто пришел, кто глаза завязал <…> А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман… Обманите и сами поверьте в обман (Волошин; № 155); Хотеть, спешить, мечтать о том ночами И лишь ползти и не видать ни зги… <…> И замечать по неизменным звёздам <…> (Коржавин).

(2) Сема «виртуальное иное» отвечает за категории модальности, альтернативности, чужести, перемены, перемещения, превращения. «Иное» часто называется впрямую (ср. у Фета: Одной волной подняться в жизнь иную <…> Чужое вмиг почувствовать своим). Оно выступает в двух ипостасях: как возвышенный, идеальный (в частности, творческий) вариант собственного хабитуса или как сниженный, вульгарный, порочный, восходящий к нравоучительным портретам отрицательных характеров в сатирах, но в модернистской поэзии предстающий вполне приемлемым и даже желанным. Среди типовых воплощений «иного» – самые разные варианты «другости»:

• уже названные харáктерные персонажи;

• женщины как носительницы особой женской доли;

• представители экзотических культур и идеологий (ср. ниже «Красногвардеец» Волошина; 1919; № 157);

• животные, как в «Весне» Багрицкого (1927; № 330; см. ниже);

• насекомые; ср. «Кавказской в следующей жизни быть пчелой…» Кушнера (1982):

Кавказской в следующей жизни быть пчелой , Жить в сладком домике под синею скалой <…> Не надышался я  тем воздухом, шальной <…> Пускай жизнь прежняя забудется <…> летать путем слепым, Вверяясь запахам томительным, роскошным <…> Пчелой кавказской быть , и только горький дым, Когда окуривают пчел, повеет прошлым;

• и даже растения; ср. «Сосну» Мея (1845; № 68):

Грустно, тяжко ей, раскидистой, расти : Все цветет, а ей одной лишь не цвести! <…> Хочет в землю глубоко она уйти Иль, сорвавшися с извилистых корней, В небо взвихриться метелью из ветвей <…> Тяжело сосной печальною расти , Не  меняться никогда и не цвести , Равнодушным быть и к счастью и к беде, Но судьбою быть прикованным к земле, Быть бессильным –  превратиться в бренный прах Или вихрем разыграться в небесах!

(3) Третья составляющая формулы «медитация об ино-бытии» – это тема «бытия, жизни» (слова жизнь, жить относятся к числу частых в ИП). Она развертывается в картины жизненного цикла или типичного дня некого типового персонажа, подаваемого в качестве более или менее харáктерного «другого» (как в примерах из Гандлевского, Блока, Бродского, Илличевского, Ржевского, Пушкина, Волошина, Кушнера), а также в мотивы хода времени, смерти/воскресения, засыпания/пробуждения, впадения в детство, возвращения на родину/домой. Мотив жизненного цикла охотно совмещается с растительной метафорой; ср., например, у Минского (№ 82):

Желанней Нет счастья, как весною ранней Завянуть почкой молодой <…> Увидеть смерть надежд своих <…> И  лепесток за лепестком Ронять , когда весь мир кругом Томится медленной кончиной!

Разумеется, мотивы, представленные в ИП, не сводятся к манифестациям собственно инфинитивной тематики. Ее развертывание накладывается на разработку «локальных» тем, важных для данного текста[15], хотя для ИП вроде бы и необязательных, посторонних. Они поступают как из общего лирического репертуара (любовь; поэзия; пейзаж), так и из занимающей поэта конкретики (от объявления войны, как в «Грешить…» Блока, до обеспечения прожиточного минимума, как в «Устроиться…» Гандлевского), в свою очередь, подводимой под или накладываемой на инфинитивные и общелирические мотивы. Некоторые типично инфинитивные темы одновременно являются и общелирическими (смерть, созерцание, иное), а другие естественно к ним возводятся. Так, резервуаром самого разного «иного» может служить пейзаж; к числу общелирических тем, облюбованных ИП, можно отнести и названные выше типовые манифестации «другости».

5

Структурным и неизбежно семантическим аккомпанементом очерченной выше инвариантной темы является стремление одновременно и к минимализму, единичности, замкнутости, и к максимализму, мощи, экспансии, всеохватности.

Эта двоякая тенденция присуща ИП в силу его характерной синтаксической энергетики. Его основу составляет одна-единственная грамматическая категория, к тому же лишенная параметров лица, числа и времени, но она берет на себя доминантную роль сказуемого и в этом качестве старается распространить свое предикативное господство на как можно больший синтаксический и лексический материал, чему неопределенность времени, числа и т. п. как раз способствует. Помимо семантической установки на всеохватность, длинные инфинитивные серии несут и важную формальную функцию, создавая своей повторностью четкий композиционный стержень текста. Эта функция приобретает особое значение в модернистскую эпоху ввиду отказа от традиционных структурирующих средств: строфики, метра, рифмы – и, в пределе, перехода к верлибру.

Итак, в согласии со своей центральной темой, ИП проникает, пусть мысленно, в некий виртуальный мир и пытается охватить целое инобытие, чему и служит нанизывание многочисленных инфинитивов и/или зависящих от них слов. Но эта экспансия уравновешивается установкой на минимализм: инфинитивы остаются гомогенными, чаще всего сочинительно однородными (впрочем, иногда они надстраиваются друг над другом, создавая подчинительную «двухэтажность», о чем ниже); иногда вся инфинитивная серия укладывается в рамки единого периода (т. е. одного, пусть очень сложного, предложения); стихотворение повествует об одном дне одного персонажа или о едином, упрощенно-типовом жизненном цикле.

Применяются и другие способы совместить экспансию с редукцией, например, насыщение серией инфинитивов всего нескольких строк (как в каждой из коротеньких частей минидилогии Саши Черного «Два желания»), причем иногда строк, развивающих тему «небытия», отсутствия, самоумаления, как в известном стихотворении Микеланджело по поводу его статуи «Ночь» и в сходной миниатюре Сологуба:

Молчи, прошу, не смей меня будить . О, в этот век преступный и постыдный Не жить, не чувствовать –  удел завидный… Отрадно спать , отрадней камнем быть (перевод Тютчева; 1855);

Не быть никем , не быть ничем, Идти в толпе , глядеть, мечтать , Мечты не разделять ни с кем, И ни на что не притязать (Сологуб; 1894; № 101).

Целой сюитой отрицаний, отказов и исчезновений предстает приведенное выше «В сумерках» Зенкевича, сочетающее инфинитивный минимализм (всего 3 инфинитива на текст из 82 слов) с нарочитым обилием подчиненных им зависимых слов и конструкций, в том или ином отношении отрицательных:

Не окончив <…> Притушив недокуренную <…> Оставив недопитым <…> Ни с кем не попрощавшись, незамеченным <…> уйти <…> опавшими листьями, Мимо <…> С перебоями <…> И раствориться <…> не услышав <…> без сожаленья вскользь <…> «Его уже больше нет…».

В каком-то смысле обратный случай сочетания минимализма с максимализмом – не умиротворенного ухода, а страстного настаивания на безразличии – являет «Тоска по родине! – Давно…» Цветаевой (1934, опубл. 1935):

Мне совершенно все равно – Где совершенно одинокой Быть , по каким камням домой Брести с кошелкою базарной <…> Мне все равно, каких среди Лиц ощетиниваться пленным Львом, из какой людской среды Быть вытесненной – непременно – <…> Камчатским медведём без льдины Где не ужиться (и не тщусь!), Где унижаться  – мне едино. Не обольщусь и языком <…> Мне безразлично – на каком Непонимаемой быть встречным!

6

Характерная тропика ИП служит реализации его основных установок – как собственно смысловых, так и синтаксических. ИП тропогенно по своей природе, будучи в этом смысле одним из наиболее органичных проявлений общепоэтической установки на мета-форизм = пере-носность = «езду-в-незнаемое».

Наиболее активен в тропеическом отношении элемент «виртуальное иное», создающий необходимое сопряжение двух далековатых идей: «реального своего» и «мыслимого другого». Коренится эта оппозиция уже в самой неопределенности субъекта действия – принципиальной в абсолютных инфинитивных конструкциях (Грешить бесстыдно, непробудно…) и близких к ним безлично управляемых (Отрадно спать, отрадней камнем быть), несколько менее острой – в инфинитивных рядах с контекстно проясняемым субъектом:

Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить –  и никаких гвоздей! Вот лозунг мой – и солнца ! (Маяковский; 1920)

Модально-альтернативное мерцание лирического «я» ИП – одновременно «человека вообще» и более или менее конкретного «другого» – задает некий метафоризм первой степени, каковой может далее наращиваться, например, приписыванием неопределенному субъекту «чужих» характеристик. Так, у Блока вслед за по-декадентски двусмысленным, но все же приемлемо «своим» грешить появляются явно «чужие» предикаты вроде обмерить и переслюнив купоны <…> в тяжелом завалиться сне, указывающие на типового «русского мещанина».

Устремление от реального своего к виртуальному чужому обладает богатым потенциалом переносности.

В плане смежности перенос может реализовываться буквальным – пусть мысленным и даже метафорическим – пространственным перемещением:

Одной волной подняться в  жизнь иную (Фет); Перенестись туда, где ливень (Пастернак); Из зала прыгнуть в полотно (Симонов); Так жить, как едут эти вот на дачу (Межиров); Возить «налево» лес и щебень (Гандлевский).

Часто это осуществляется с помощью соответствующих готовых предметов – транспортных средств: фетовской ладьи, пастернаковской пролетки; подразумеваемого у Межирова и Гандлевского грузовика, подверженного качке океанского лайнера у Бродского.

В плане сходства перенос предрасполагает ко всевозможным приравниваниям – параллелизмам, наложениям, сравнениям, метафорам, метаморфозам.

Два основных способа переноса в иное переплетаются друг с другом: поднявшись в жизнь иную, фетовский избранный певец и сам становится/оказывается иным. Так взаимодействие метафорического принципа с метонимическим образует ядро инфинитивной образности и, как правило, подразумевает метаморфозу – виртуальное превращение в иное.

Инфинитивные структуры тяготеют и к гиперболике. И само «иное», и модальное устремление к нему часто мыслятся как нечто «бóльшее»: возвышенное, далекое, мощное (подняться, прыгнуть, светить всегда) или как «преувеличенно меньшее» (отрадней камнем быть). Собственно, гипербола встроена уже в характерную для ИП однородно-перечислительную структуру, коннотирующую «множественность, интенсивность». В строках типа пастернаковской Опять трубить, и гнать, и звякать интенсивность перечисления вторит интенсивности перечисляемых действий, а в сологубовском «Не быть никем, не быть ничем…» та же перечислительность акцентирует установку на самоумаление.

Описание более конкретной инфинитивной тропики может идти по многим признакам – тематическим, синтаксическим, версификационным, собственно тропологическим. Рассмотрим основной тип – моносубъектные приравнивания, т. е. такие, где субъект инфинитивов, переносно отождествляемый с кем-то или чем-то другим, совпадает с лирическим субъектом – подразумеваемым «я» стихотворения[16]. Выделим три характерных для ИП cюжета (охотно перетекающих друг в друга): протеическое всемогущество субъекта; любовное тяготение к объекту желаний; и тотальную фиксацию на таком объекте. Обладая сильным тропогенным потенциалом, они наглядно демонстрируют взаимодействие смежности, сходства и гиперболики.

7

Протеическая экспансия лежит в зоне пересечения всех трех установок – на смежность, отождествление и преувеличение. Характерный пример – «Желание» Хомякова (1827; № 35):

Хотел бы я  разлиться в мире < …> Звездою в сумрачном эфире Ночной светильник свой зажечь <…> Хотел бы с тучами скитаться <…> Жить ласточкой под небесами, К цветам ласкаться мотыльком <…> Как сладко было бы в природе То жизнь и радость разливать, То в громах, вихрях, непогоде Пространство неба обтекать!

Мощное устремление субъекта во внешний мир гиперболично по определению и генерирует мысленные превращения в разнообразные природные объекты (звезду, ласточку, мотылька), сопровождающиеся аккумуляцией необходимых свойств в виде инфинитивных метафор (разлиться, зажечь, скитаться, обтекать и т. д.). Опорой этого метаморфического порыва служит не менее последовательная установка на смежность, реализуемая соответствующими предлогами (в мире; в… эфире; с тучами; под небесами; к цветам; в природе; в громах, вихрях, непогоде) и инфинитивами, среди которых особенно интересны смежностные (разлиться в, скитаться с, ласкаться к, разливать в, обтекать).

Наивная прямолинейность хомяковского стихотворения сделала его законной мишенью для пародирования, ср. «Желанье поэта» Козьмы Пруткова» (1854; см. ниже с. 89). Интересная особенность этой пародии – обнажение в заключительном четверостишии самого принципа метаморфозы и скрытой метапоэтической темы оригинала:

Как сладко было б на свободе Свой образ часто так менять И, век скитаясь по природе, То утешать, то устрашать .

Любопытный негативный комментарий к проблематике протеического ИП – «Зачем» Бенедиктова (1857; № 38):

Зачем смотреть с восторженной любовью На лилию чужого цветника, Где от нее не суждено судьбою Мне оторвать ни одного цветка? И для чего пленяться мне картиной, Когда она – чужая, не моя? Иль трепетать от песни соловьиной, Где я  поймать не в силах соловья? Зачем зарей я  любоваться стану, Когда она сияет надо мной, И знаю я, что снизу не достану Ее лучей завистливой рукой? Зачем мечтам напрасным предаваться ? Не лучше ли рассудку место дать ? О, да! к чему прекрасным увлекаться, Когда – увы! – нельзя им обладать ?

ИП здесь достаточно интенсивное, но интересным образом преимущественно вопросительное и даже отрицательное. Напрашивается мысль, что объявленной «рационалистической, антипоэтической» теме на формальном уровне соответствует обращение привычной инфинитивно-тропеической парадигмы вспять – ее субверсивная редукция. Вопросительно-отрицательные инфинитивы и управляющие ими предикаты последовательно подрывают стандартные связи по смежности (речь идет о неотрывании цветка, непоимке соловья, недосягаемости лучей зари и т. п.). Отвержению подвергается и ключевая в ИП вокабула «чужой»: И для чего пленяться мне картиной, Когда она – чужая, не моя…? Всему этому деконструктивному кластеру вторит систематический и полный отказ от метафорики[17]. В целом перед нами еще один вариант купирования свойственной ИП экспансии теми или иными средствами (вспомним негативность Микеланджело и Сологуба).



Невзирая на Пруткова и Бенедиктова, полвека спустя Брюсов обращается к той же протеической тропике, формально обогащая ее деепричастными конструкциями, а тематически – мотивами модернистской рефлексии (смерть; сон бытия; сознавать) и ее ницшеанско-нарциссического преодоления.

Я желал бы рекой извиваться По широким и сочным лугам, В камышах незаметно теряться , Улыбаться небесным огням <…> Раскатиться дорогой веселой К молодой суете городов <…> Я хочу и по смерти и в море Сознавать свое вольное я! («К самому себе»; 1900; № 135).

Метаморфозы в духе Хомякова (превращение в реку и дорогу) сопровождаются соответствующей гиперболической экспансией в плане смежности (извиваться по; теряться в; улыбаться… огням). Финал же совмещает экспансию с минималистским возвратом назад: бросок в чужой внешний мир диалектически совмещается с регрессивным уходом в свое «я».

Замена/завершение протеической экспансии регрессией/смертью/воскресением – естественные экзистенциальные поправки к романтическому гипероптимизму типа хомяковского.

Пример последовательно регрессивного варианта ИП – клюевское стихотворение 1928 г.; процитирую два начальных четверостишия:

Вернуться с оленьего извоза, С бубенцами, с пургой в рукавицах, К  печным солодовым грозам, К  ржаным и щаным зарницам. К  черемухе белой, – женке, К  дитяти – свежей поляны.

Текст открывается программным абсолютным инфинитивом Вернуться, причем возвращение к предметам и существам своего, домашнего мира совершается из внешнего мира, но это мир природы, противопоставленный дому лишь пространственно и риторически: в ценностном отношении олений извоз, бубенцы, пурга и рукавицы дóроги русофильствующему субъекту ничуть не меньше. Богатую метафорику определяет вчитывание гроз, зарниц, черемухи и поляны в предметы быта (печку, хлеб, щи) и в фигуры членов семьи (женки, дитяти). В результате, несмотря на обращение траектории вовнутрь, интенсивные смежностные контакты отчасти как бы сохраняют внешнюю направленность (к… грозам, к… зарницам, к… черемухе, к… полян[е]).

Особенно эффектна пограничная между лесом и домом метонимия/метафора/гипербола с пургой в рукавицах, одомашнивающая, миниатюризирующая, но не отменяющая реальную пургу помещением ее в рукавицы. Знакомый нам смежностный предлог «с» появляется сначала в отложительном значении (с извоза), затем в присоединительном (с бубенцами), далее следует оригинальное переносное присоединение (с пургой в рукавицах), и лишь после этого грозы становятся уже чисто метафорическими.

Тот же предлог «с» является структурным стержнем начального четверостишия ахматовской «Последней розы» (1962):

Мне с  Морозовою класть поклоны , С падчерицей Ирода плясать, С дымом улетать с костра Дидоны, Чтобы с Жанной на костер опять. Господи! Ты видишь, я устала Воскресать, и умирать, и жить.

Протеическая экспансия субъекта выражается в мысленном примеривании ролей четырех знаменитых героинь. Метафоричны инфинитивы (класть поклоны, плясать, с дымом улетать), а имена героинь вводятся смежностным предлогом «с», создавая переносный образ не столько превращения в них, сколько совместных с ними действий. Таков, во всяком случае, эффект, задаваемый первыми двумя строчками, в 3-й же наступает, наконец, слияние: выражение с дымом улетать применимо ведь и к самой Дидоне, не говоря о полноте воображаемого слияния даже и раздельных дымов.

В общем сюжете «Последней розы» протеическая экспансия трактуется под знаком типичного для ИП экзистенциального цикла «жизнь – смерть – воскресение» (ср. выше «К самому себе» Брюсова)[18], причем, в соответствии с мадригальным тоном стихотворения, порядок экзистенциальных предикатов кокетливо (я устала) обращается вспять: воскресать – умирать – жить.

Наложение протеической экспансии на тот же экзистенциальный цикл и переплетение смежности с метаморфикой пронизывают и стихотворение Седаковой «Стансы четвертые. Памяти Набокова. 3» (1979–1980):

Как странно: быть, не быть , потом начать / немного быть; сличать и различать , / как бабочка, летающий шатер / с углом и лампой, с линиями штор, / кончать одно и думать о другом, / как облако, наполнить целый дом, / сгуститься в ларчик, кинуться в иглу / и вместе с ней скатиться в щель в углу.

Инфинитивная структура почти абсолютна, если не считать вводящего ее оборота Как странно, впрочем, безличного. Неожиданный порядок экзистенциальных глаголов: быть – не быть – быть – … мотивирован пересмотром гамлетовской формулы, проходящей и в других стихах «Стансов». Сравнений два: как бабочка и как облако, причем бабочка сама является эмблемой метаморфизма, каковой далее материализуется – превращением безличного субъекта в ларчик и в иглу. Характерным образом семантика глаголов (инфинитивов), осуществляющих эти метемпсихозные превращения, включает наглядный смежностный компонент (сгуститься в; кинуться в), подготовленный рядом аналогичных предикатов (в особенности, наполнить дом). В финале смежность выходит на передний план: очередной экзистенциальный шаг (скатиться в щель в углу) предпринимается, так сказать, не в составе иглы, а вместе с ней. Причем остается двусмысленным, означает ли это символическую смерть или бессмертие – с опорой на мотив смерти Кощея, спрятанной в ящике, с его разнообразным содержимым и, наконец, в игле. Цикл в целом принимает вид: «жизнь – смерть – жизнь/неодушевленность – смерть/бессмертие», опять-таки диалектически совмещая экспансию и редукцию.

8

Наряду с протеизмом экстенсивного типа – превращением во множество разных объектов, в ИП распространена и другая гиперболическая тенденция – к перерастанию интенсивного смежностного любования одним объектом в полное отождествление с ним. Назовем этот тип случаев любовным тяготением. В роли «виртуального иного» выступает тут не целый мир, а некий единичный объект.

Иногда метаморфоза индуцируется, по принципу подражательного желания, той любовной энергией, которой заряжен сам объект, вернее, смежная пара объектов. Пример – начало стихотворения Саши Черного «Послание второе» (1908).

Хорошо сидеть под черной смородиной <…> И  следить за тучками легкомысленно-легкими. Хорошо объедаясь ледяной простоквашею <…> Смотреть с веранды глазами порочными, Как дворник Пэтэр с кухаркой Агашею Угощают друг друга поцелуями сочными. Хорошо быть Агашей и дворником Пэтэром <…> Начав с конца роман перед вечером, Окончить утром – дуэтом храпения.

От серии смежностных инфинитивов (сидеть под; следить за; смотреть, как) сюжет переходит к мысленной метаморфозе (Хорошо быть…). Этот скачок совершается под магнетическим воздействием наблюдаемого любовного контакта, описанного к тому же в общих для обеих сторон терминах – гастрономических (о себе: Хорошо, объедаясь ледяной простоквашею; о них: Угощают друг друга поцелуями сочными).

Любовная фиксация на объекте не обязательно носит эротический характер. В «Ученике» Цветаевой (1921; № 302) она предстает в виде не менее тропогенной преданности священной фигуре Учителя:

Быть мальчиком твоим светлоголовым, <…> За пыльным пурпуром твоим брести в суровом Плаще ученика. Улавливать <…> Твой вздох животворящ <…> Победоноснее Царя Давида Чернь раздвигать плечом <…> от всей земной обиды Служить тебе плащом <…> Быть между спящими учениками Тем , кто во сне – не спит <…> Уже не плащ – а щит ! <…> И <…> первым Взойти на твой костер .

ИП здесь практически абсолютное, причем длинная серия (7 инфинитивов) покрывает текст от первой до последней строки. Стихотворение читается как почти сознательное упражнение во все более интенсивном наращивании контакта вплоть до попытки полного отождествления с желанным объектом (мальчик – ученик – плащ – щит; брести за – улавливать – служить – первым взойти), которая искусно готовится метонимикой и метаморфикой (за… пурпуром твоим – в плаще – служить плащом – уже не плащ, а щит!). Завершающий гиперболический ход парадоксально совмещает метаморфозу со смежностью: цветаевская героиня не столько превращается в Учителя, сколько опережает, оттесняет, заменяет его на его судьбоносном костре.

Что касается собственно любовных сюжетов, то имитаторское заряжение эротической, т. е. по определению смежностной, энергией не обязательно ограничивается фиксацией на одном выделенном объекте. Оно охотно совмещается и с множественной протеической экспансией, иконизируя тем самым еще и гиперболический потенциал любви как орудия размножения. Яркий пример – «Весна» Багрицкого (№ 330):

Уже, окунувшийся В масло по локоть, Рычаг начинает Акать и окать <…> Приклеены к стеклам Влюбленные пары, – Звенит палисандр Дачной гитары: – Ах! Вам не хотится ль Под ручку пройтиться ? <…> Мне любы традиции Жадной игры: Гнездовья, берлоги, Метанье икры… Но я – человек, Я – не зверь и не птица; Мне тоже хотится Под ручку пройтиться; С площадки нырнуть <…> В  набитое звездами Решето … Обрызгать молоками Щучью икру; Гоняться за рыбой <…> Чтоб, волком трубя <…> Далекую течку Ноздрями ощупать <…> Кружиться над птицей, Сигать кожаном И бродить за волчицей, Нырять, подползать И бросаться в угон, – Чтоб на сто процентов Исполнить закон <…> И поезд, крутящийся В мокрой траве, – Чудовищный вьюн С фонарем в голове!.. <…> И поезд от похоти Воет и злится: <…> Хотится! Хотится!

Мотив Под ручку пройтиться восходит к известному инфинитивному стихотворению Северянина («Еще не значит быть изменником…»; 1914; № 242), но приняв, в отличие от ряда пародистов, его смежностный сексуальный напор всерьез, Багрицкий развертывает его в картину тотального эротизма. Миметическое заражение начинается с зависти к влюбленным парам в вагоне (Мне тоже хотится) и приводит к длинной серии метаморфоз субъекта-человека в «Другого», каковым он по определению не является (Я – не зверь и не птица). Субъект мысленно (хотится – это, в сущности, сниженный до элементарной похоти вариант хомяковского Хотел бы я) превращается в рыбу, птицу, кожана (летучую мышь), волка… Метаморфозам, как обычно, предшествует интенсивная, т. е. гиперболическая, смежностная устремленность: от под ручку пройтиться субъект переходит к нырнуть в звездное небо, а далее следуют уже непосредственно сексуальные инфинитивные контакты – копии природных (обрызгивание икры молокой и др.). Картина замыкается перебрасыванием эротической тропики на сюжетную рамку – на поезд, представляющий, к тому же, в дополнение к миру человеческих отношений и миру природы, мир индустрии. Эта финальная метафора («похотливый поезд – чудовищный вьюн с фонарем в голове») подготовлена в начале текста эротизированным образом рычага (который начинает Акать и окать). К проведению темы через все возможное разное предрасполагает задача довести присущий любовной теме гиперболизм до логического предела – объявления его законом природы (Чтоб на сто процентов Исполнить закон).

Тот же глубинный принцип – сочетать минималистскую однонаправленность любовного тяготения с многоадресностью протеической экспансии – организует тропику внешне непохожего стихотворения Седаковой «Неужели и мы, как все, как все…» (1986):

Неужели и мы, как все, / как все  / расстанемся? <…> Не меньше, чем ивы вырастать у воды , / не меньше, чем воды  / следовать за магнитом звезды , / и чем камень опускаться на дно , / чем пьяный Ли Бо заглядывать  / в желтое, как луна, вино , / любящие быть вместе —  / неужели мы расстанемся, как простые скупцы и грубияны?

Стержневым тропом стихотворения является сравнение лирического «мы» с четырьмя парными объектами внешнего мира по свойству «любить быть вместе». Его самоочевидная смежностность («любить» и значит «хотеть быть вместе») подкрепляется далее проекцией на пары тяготеющих друг к другу явлений, а также дополнительными сцеплениями между членами разных пар. Действительно, вода соединяет две (а имплицитно и три) первые пары, магнитное/земное тяготение – вторую и третью, звезды/луна – третью и четвертую, соотношения звезда/вода и луна/вино – вторую и четвертую. При этом первая пара задает горизонталь, вторая – движение вверх, третья – движение вниз[19], а четвертая включает человека, готовя переход к мы. Сочетание головоломной инверсии (нормальным был бы порядок Неужели мы, любящие быть вместе не меньше, чем ивы…) с начальным эллипсисом напрягает конфликт между тенденцией к разрыву структуры (= иконическому образу «расставания») и героической попыткой ему противостоять (неужели…?).

Апелляция ко «всем» разным явлениям окружающего мира (деревьям, камню, воде, луне, звездам, луне, вину, поэзии) призвана сообщить любви статус универсального закона, как у Багрицкого. Разница не только в том, что там речь идет о беспроблемном весеннем вожделении, а здесь о возможности расставания, но и в том, что старательно аргументируемому «закону любви» противостоит не менее универсальный «закон распада» (расстанемся, как все, как все). Вопрос в том, какой из двух законов окажется сильнее[20]. Налицо опять борьба экспансии и редукции.

9

Еще одним способом совместить центростремительную любовную фиксацию (= редукцию) и центробежный протеизм (= экспансию) является восходящий к античности сюжет с сильным упором на синекдохичность: «превращение субъекта в набор атрибутов/компонентов желанного объекта».

Наглядный пример такого сосредоточения на атрибутике объекта – стихотворение Львова «Ода ХХ к девушке своей» (1794; перевод из «Анакреонтейи», № 8).

Я же в  зеркало твое Пожелал бы превратиться , Чтобы взор твой на меня Беспрестанно обращался; Иль одеждой быть твоей <…> Или, в  воду претворясь, Омывать прекрасно тело <…> Иль твоими б я желал Быть сандалами , о дева! Чтоб хоть нежною своей Жала ты меня ногою .

Смежностный и минималистский порыв к любимой реализуется путем мысленного максималистского превращения в разнообразные предметы ее туалета (зеркало, одежду, обувь, косметику), близкие к ее телу. Инфинитивы мотивированной таким образом серии более или менее равномерно распределены между метаморфическими и смежностными актами (превратиться, быть – омывать, умастить); но некоторые смежностные предикаты (обращался на, жала) остаются не охваченными инфинитивностью. Тема метаморфозы задана впрямую мифологическими отсылками (опущенными в цитате) и употреблением в качестве первого же инфинитива глагола превратиться. Структурная схема здесь в принципе та же, что и в протеизме хомяковского типа, только вместо нацеленности на все мироздание имеет место фиксация на одном предмете любви, а роль составляющих целого достается не небу, рекам, птицам и т. п., а деталям обихода возлюбленной.

Неожиданным образом сходна организация XIX сонета из «Цветов зла» Бодлера, в переводе Бальмонта – «Гигантши» (см. в связи с № 93):

Полюбил бы я  жить возле юной гигантши бессменно, Как у ног королевы ласкательно-вкрадчивый кот . Я любил бы глядеть , как с душой ее плоть расцветает <…> Заглянув, угадать , что за мрачное пламя блистает В этих влажных глазах <…> Пробегать на досуге всю пышность ее очертаний , Проползать по уклону ее исполинских колен <…> Я в тени ее мощных грудей задремал бы, мечтая, Как у склона горы деревушка ютится глухая.

Сонет открывается картиной древнего, чреватого метаморфозами состояния природы, в рамках которого субъект мыслит себя превращающимся в кота и в целую деревню и осуществляющим благодаря этому серию смежностных контактов с желанной гигантшей, в основном инфинитивных (жить возле, глядеть, угадать, пробегать, проползать по, задремал бы в тени). Ввиду космичности образа гигантши, чуть ли не совпадающей с самой Природой, масштабы превращений (особенно в деревушку у склона горы) и смежностных действий (особенно пробегать, проползать) далеко превосходят будуарную замкнутость анакреонтического сюжета Львова и оказываются в буквальном смысле сопоставимы с размахом протеической экспансии у Хомякова и Брюсова. Но конструктивное сходство бодлеровского текста с анакреонтическим и их совместное отличие от предыдущих типов состоит в том, что протеическое разнообразие, независимо от его абсолютного масштаба, сосредоточивается вокруг единого объекта желания (возлюбленной у Львова/Анакреона; гигантши у Бальмонта/Бодлера), становящегося в результате доступным для любовного контакта.

Элементы такого конструктивного решения отчасти присутствовали уже в примерах из Седаковой и Цветаевой. У Седаковой веер аналогий с явлениями окружающего мира поставлен на службу центральной любовной паре (в отличие, скажем, от ситуации у Багрицкого). У Цветаевой фиксация на единичном объекте желания реализуется через отождествление с его антуражем и атрибутами, в том числе одеждой, выстроенными, однако, не столько вокруг объекта, сколько в порядке постепенного приближения к нему.

Сходной устремленностью субъекта в антураж любимой женщины задана композиция стихотворения Кушнера «И хотел бы я маленькой знать тебя с первого дня…» (1984):

И хотел бы я маленькой знать тебя с первого дня, И когда ты болела, подушку взбивать, отходить От постели на цыпочках… я ли тебе не родня? Братья? Сорок их тысяч я мог бы один заменить <… > Я хотел бы отцом тебе быть : отложной воротник <…> И сестрой, и тем мальчиком, лезущим в пляжный тростник <… > И хотел бы сквозить я, как эта провисшая сеть, И  сверкать, растекаясь, как эти лучи на воде, И хотел бы еще, умерев, я  возможность иметь Обменяться с тобой впечатленьем о новой беде.

В отличие от классического превращения в аксессуары любимой женщины, большинство метафор проецируют здесь лирическое «я» в людей – родственников и знакомых любимой (родня, братья, отец, сестра, мальчик, посмертный собеседник), но наряду с этим мыслятся и превращения в окружающие предметы и явления природы (рыбачья сеть, лучи, вода). Инфинитивы работают как на метаморфизм (быть отцом, сестрой…, заменить, сквозить, сверкать), так и на смежность (знать, взбивать, отходить, обменяться). Особую роль играет центральный в стихотворении мотив родства, по определению промежуточный между тождеством и смежностью.

10

После ознакомления с многочисленными образцами и основными тематическими вариантами ИП имеет смысл вернуться к его формальной структуре (кратко намеченной в п. 2), чтобы охарактеризовать более подробно основные ее разновидности и способы их описания, в частности вводимые для этого условные обозначения.

Говоря об ИП, мы всегда имеем в виду той или иной длины инфинитивные фрагменты (ИФ) и показываем число инфинитивов цифрами: ИФ 1, ИФ 2 и т. д. Начиная с ИФ 3, мы позволяем себе говорить об инфинитивных сериях: ИС 3, ИС 4 и т. д., причем как ИС 2 может описываться и сочетание всего двух инфинитивов – при условии, что они абсолютные (а не зависимые)[21].

Не  быть никем, не быть ничем, Идти в толпе, глядеть, мечтать (ИС 5)

Любовь, охотничьи попойки – Все в будущем, а ныне – скорбь, И  вскакивать на жесткой койке Чуть свет, под барабанов дробь (ИФ 1);

Удивленно Заглянуть , Полусонно Воздохнуть (ИС 2).

Основным типом связи между ИФ является их сочинительное нанизывание, союзное или бессоюзное (через запятую, а иногда и точку), в качестве однородных членов предложения или периода[22]. Иногда такие серии достигают огромной длины; так, «Модное остроумие» Державина (1776; № 7) содержит 25, а «Спекулянт» Волошина (1919; № 158) – 29 инфинитивов.

В цельные серии их сводит либо, в случае абсолютных инфинитивов, ничем не прерванное[23] сочинение, либо, в случае зависимых инфинитивов, их подчинение одному и тому же управляющему слову. Но тексты, как правило, содержат и ИФ, непосредственно не связанные и не соседствующие друг с другом. Такие сочетания показываются знаком «+», причем повторные обозначения ИС и ИФ опускаются, а сочетание серии инфинитивов с отдельным инфинитивом может описываться как составная серия, т. е. вместо ИС 3 + ИФ 1 можно писать ИС 3+1. Например,

И снова грудь больная дышит смело. Работать! Жить! Ведь жизнь так коротка, Так коротка, а в ней так много дела! Ужели же не суждено облечь Ей в образы задуманное ею? (ИФ 2+1 или ИС 2+1);

Его любить никто не захотел, Никто не мог его возненавидеть. Неузнанным пребыть –  его удел, – Не  действовать, не жить, а только видеть (ИС 1+1+4);

Она, прекрасная, отмечена была Рукой сознательной для бытия иного: Зажечься и  гореть , – блестя, сгореть дотла, – И в помыслах людей теплом зажечься снова <… > Ей нужен долгий путь, ей надо исказиться <…> Как было ей дано, погибшей, осветиться! <… > Скорее, господи, скорей войди в меня – И дай мне почернеть, иссохнуть (ИС 4+1+1+2).

Однородность (или дистантное соседство) – не единственный синтаксический способ образования ИС. Наряду с паратаксисом в ИП применяется гипотаксис – подчинительная связь, обозначаемая знаком дефиса «-» и создающая так называемые двухэтажные конструкции. Это могут быть конструкции с непосредственным подчинением одного инфинитива другому, типа

Отвыкнуть ждать , забыть надежды сладость И молодость губить в деревне, взаперти… (ИС 3-1);

Не много разуметь , о многом говорить ; Быть дерзку, но уметь продерзостями льстить (ИС 4-1)

Но нередки и случаи подчинения инфинитиву целого оборота (обычно – придаточного предложения), в составе которого на каком-то уровне имеется еще один инфинитив, таким образом подчиненный первому, но не прямо, а опосредованно), типа:

Тот узел рассекать , что развязать не знаем (ИФ 1-1);

Все делать начинав, не сделать ничего (ИФ 1-1);

Ах! лучше по лесам скитаться, С лапландцами в снегу валяться И  плавать в лодке по морям, Чем быть плаксивым Селадоном, Твердить увы печальным тоном И ввек служить потехой вам! (ИС 3-3);

<…> чтоб тщетно не терзаться, Спокойно жить , бесплодно не страдать –  Не надобно прекрасным увлекаться (ИС 1-3).

Заметим, что в последнем примере ИФ 1, управляющий другими (не надобно… увлекаться), ставится в нашем формульном описании не в порядке появления в тексте (т. е. не в конце серии), а перед знаком подчинения «-», а три ИФ, которые зависят от него (чтоб… терзаться… жить… страдать) ставятся после знака подчинения[24].

От одного управляющего ИФ могут по отдельности зависеть два или более ИФ, и такое раздельное подчинение обозначается знаком «/»:

Согласен я: чтоб тщетно не терзаться, Спокойно жить , бесплодно не страдать –  Не надобно прекрасным увлекаться , Когда нельзя прекрасным обладать (ИС 1-3/1);

Вставать , чтоб целый день провесть наедине <… > Считать года потерянными днями, Не  видеть пред собой ни цели, ни пути, Отвыкнуть ждать , забыть надежды сладость И молодость губить в деревне, взаперти… (ИС 6-1/1).

Уровней подчинения может быть и больше двух, ср. случай инфинитивной трехэтажности:

Преодолеть наречье курдов; Хотеть нелепостей, абсурдов, Чего угодно, чтоб уметь По-настоящему хотеть ! (ИС 2-(1-1)). [25]

О! если б ты могла понять , Какое горькое томленье <… > Все знать , все чувствовать, все видеть , Стараться все возненавидеть И все на свете презирать! (ИС 1-(4-2) или ИС 1-(5-1)).

Особый вид синтаксической связи между ИФ – их «дефиниционное», так сказать, «словарное» приравнивание, обозначаемое знаком «=»:

Любить – идти,  – не смолкнул гром, Топтать тоску, не знать ботинок, Пугать ежей, платить добром За зло брусники с паутиной (ИС 1=5).

Наряду с глаголом-связкой (обычно опускаемым), приравнивательную роль могут играть и другие языковые средства (в частности глаголы типа значит, являет, составляет…), а также различные сравнительные и подобные им обороты. Ср.:

Когда б родиться в свет и  жить Лишь значило: пойти в далекий путь без цели, Искать безвестного, с надеждой не найтить (ИС 2=3);

Что в море купаться, то Данта читать (ИФ 1=1);

И только осталось твое озаренное имя. Как хлебом питаться им – жадную душу кормить (ИФ 1=1);

О России петь  – что стремиться в храм По лесным горам, полевым коврам… О России петь  – что весну встречать , Что невесту ждать, что утешить мать… О России петь  – что тоску забыть , Что Любовь любить , что бессмертным быть ! (ИС (1=1)+(1=3)+(1=3)).

По сути дела, таким словарным конструкциям сродни традиционные концовки инфинитивных стихотворений типа Вот…; Таков…; Это… Однако в общем случае, когда непосредственное предикативное соотнесение двух инфинитивов не имеет места, нет необходимости говорить о приравнивании. Но четкую грань провести трудно, ср. переходные случаи:

Удивленно Заглянуть , Полусонно Воздохнуть, –  Это путь Для того, чтоб воссоздать То, чего нам в этой жизни вплоть до смерти не видать (ИФ 2=(1-1));

Опомнясь, под вечер вздохнуть , Искать пристанища к покою, Найти его, прилечь и наконец уснуть… Читатели! загадки в моде; Хотите ль ключ к моей иметь? Всё это значит в переводе: Родиться, жить и умереть (ИС 5+1+3 или 5+(1=3));

Что значит жить ? Быть может, это значит пережить ? И  пережить уметь ? (ИФ 1+(2-1) или 1=(2-1)).

11

Важнейшей чертой ИП, в особенности зависимого, является длина фрагментов. Так, в качестве серий рассматриваются последовательности не короче трех инфинитивов. Но это количественное условие и правила подсчета единиц, образующих серию, не самоочевидны, в значительной мере условны и потому требуют уточнений. Одно из них касается непрерывности серий. Некоторые нарушения такой непрерывности (вставкой неинфинитивных кусков) носят характер не столько полного обрыва инфинитивной последовательности, сколько нарочитой риторической перебивки, после которой подхватывается та же самая серия (а не начинается новая, переход к которой обозначался бы плюсом)[26]. Ср. начальные строфы известного стихотворения Пастернака:

Во всем мне хочется дойти До самой сути. В работе, в поисках пути, В сердечной смуте. До сущности протекших дней, До их причины, До оснований, до корней, До сердцевины. Все время схватывая нить Судеб, событий, Жить , думать, чувствовать, любить, Свершать открытья.

Здесь расстояние между первым инфинитивом (дойти) и следующим (жить), открывающим бесспорно непрерывную серию, очень велико – 9 строк. Тем не менее очевидно, что жить именно подхватывает начавшуюся и прерванную было серию: …хочется дойти… жить, думать и т. д. Более того, принцип перебивки и подхвата был намечен уже раньше – на материале номинативной серии. Сначала была задана общая формула: «в+Сущ. – Глаг.-личн. – Инф. – до+Сущ.», затем каждый ее член был развернут в однородную серию, и произошло их неизбежное переплетение: за до+Сущ. (сути) следует серия в+Сущ. (В работе…), потом опять серия до+Сущ. (До сущности…) и, наконец, серия Инф. (Жить…), давая в целом единую ИС 6. В наших комментариях подобные перебивки-подхваты систематически отмечаются и при подсчете длины серий учитываются.

Напротив, в подсчет не включаются подразумеваемые – эллиптически опущенные – инфинитивы, которые в каком-то смысле вроде бы и удлиняют серию, но физически в тексте не присутствуют и потому не засчитываются; разумеется, это условное решение. Так, в отчасти уже знакомом нам анакреонтическом стихотворении Львова (№ 8) – в ранее не процитированных строках – есть несколько таких эллипсисов (наряду еще и с эллипсисом деепричастия), покажем их в квадратных скобках:

Я же в зеркало твое Пожелал бы превратиться <… > Иль одеждой быть твоей <… > Или, в воду претворясь , Омывать прекрасно тело; Иль [претворясь] во благовонну мазь, – Красоты твои умастить; Иль [быть] повязкой на груди, Иль [быть] на шее жемчугами, Иль твоими б я желал Быть сандалами, о дева!

Соответственно, в целом такая структура описывается как ИС 4+1, – а не как ИС 6+1.

С эллипсисами связана еще одна проблема определения длины ИС. Часто опускаются не инфинитивы, а управляющие ими слова, в частности связка быть. Проблема возникает, когда эта связка служит сказуемым не при одном и том же подлежащем (чаще всего я), а при разных. В таком случае серия образуется только, так сказать, на поверхности текста, тогда как на глубинном уровне имеет место сочинение нескольких разных предложений, у которых разные подлежащие; тем не менее чисто внешнее совпадение глагольных форм (обычно это будет или будут) делает эллипсис возможным. Ср. два последние (из трех) четверостишия бунинского стихотворения «<Без меня>» («Настанет день – исчезну я…», 1916; № 125).

И так же будет залетать Цветная бабочка в шелку. Порхать, шуршать и трепетать По  голубому потолку. И так же будет неба дно Смотреть в открытое окно, И море ровной синевой Манить в простор пустынный свой.

Шесть инфинитивов, подведенных под общую рамку эллипсисом общей, казалось бы, связки будет, воспринимаются как единая однородная серия, но в действительности описывают поведение разных подлежащих (бабочка, дно неба, море). Соответственно, перед нами ИС 4+1+1, хотя на первый взгляд, а значит, и по производимому впечатлению, это ИС 6, как если бы все эти инфинитивы относились к одному подлежащему. Для наглядности позволим себе переписать текст Бунина в виде такой ИС 6 – по модели хомяковского «Желания»:

Мне б легкой бабочкой в шелку Порхать, шуршать и  трепетать По голубому потолку, Смотреть в открытое окно И  видеть только неба дно, Да к морю на простор пустой Лететь заманчивой мечтой.

Хомяковский синтаксис вторит теме романтической экспансии, бунинский – трезвому приятию ухода.

Аналогичный эллипсис встречаем в еще одной медитации о смерти (возможно, отмеченной влиянием бунинской) – в «Трудно, трудно, брат, трехмерной тенью…» Парнок (1929, опубл. 1979; см. с. 280), где ИФ 1+1+1+1+1 воспринимается как ИС 1+1+3:

Трудно, трудно, брат, трехмерной тенью В тесноте влачить свою судьбу! <… > Хочешь умереть ? – Ступай за ширму И тихонько там развоплотись <… > А умрешь, – вокруг неукротимо Вновь «младая будет жизнь играть »: День и ночь шуметь охрипший примус, Пьяный мать, рыгая, поминать …

От эллипсисов вернемся к повторам и перебивкам. Характерный пограничный случай – роль повторов слов, вводящих ИФ, причем иногда – повторов очень настойчивых, анафорических. В приведенном выше примере из Львова (№ 8) такой глагол повторен не совсем точно (Пожелал бы… б… желал), и потому проблемы вообще не возникает – отсюда бесспорный + в формуле ИС. Но часто повтор совершенно точен и анафорически ощутим, ср. «Самой себе» Парнок:

Когда перевалит за сорок, Поздно водиться с Музами, Поздно томиться музыкой, Пить огненное снадобье, –  Угомониться надобно: Надобно внуков нянчить , Надобно путь заканчивать, Когда перевалит за сорок. Когда перевалит за сорок, Нечего быть опрометчивой, Письма писать нечего, Ночью бродить по дому, Страсть проклинать подлую, Нечего верить небыли, Жить на седьмом небе, Когда перевалит за сорок.

Однако настойчивые повторы как заглавной неинфинитивной формулы (Когда перевалит за сорок…), так и слов, управляющих инфинитивными фрагментами (двух поздно, трех надобно и трех нечего), способствуют, ввиду полнозначности повторяющихся слов, не столько суммированию подчиненных им инфинитивов в единую серию ИС 3+3+6, сколько, напротив, четкому членению их последовательности, давая ИС 1+2+1+1+1+1+3+2.

Ср. еще фрагмент уже приводившегося примера из Кушнера:

И  х отел бы я маленькой знать тебя с первого дня <… > Я  хотел бы отцом тебе быть : отложной воротник <… > И  хотел бы сквозить я, как эта провисшая сеть, И  сверкать, растекаясь, как эти лучи на воде, И  хотел бы еще, умерев, я возможность иметь Обменяться с тобой впечатленьем о новой беде (ИФ 1+1+2+(1-1), а не ИС 5-1).

Иначе работают повторы, в том числе очень интенсивные, анафорические, служебных слов – разнообразных союзов, начиная с не вызывающих сомнений и, а, ил(и/ь), л(и/ь), но, то… то… и кончая более внушительными, но все же служебными, чтоб(ы) и если б(ы), тоже вводящими инфинитивы, но как бы скрадывающимися за ними и потому не прерывающими их единого потока. Ср.:

И  душны покровы, и  скучно лежать , Но свет мой не хочет в окне засиять. Докучная лампа, тебя ли зажечь, Чтоб взоры направить на мертвую речь? Иль грешной мечтою себя веселить, Приникнуть к подушке и все позабыть? (ИС 1+1+(4-1));

Мне было сладко так любить Без цели, чувством баловаться , С больной по вечерам сидеть , То проповедовать, то петь, То увлекать, то увлекаться (ИС 7);

Обманите меня… но совсем, навсегда… Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда… Чтоб поверить обману свободно, без дум (ИС 3);

Ты миг, но данный нам от Бога Не для того, чтобы роптать На свой удел, свою дорогу И дар бесценный проклинать , Но чтобы жизнью наслаждаться, Но чтобы ею дорожить, Перед судьбой не преклоняться, Молиться, веровать, любить (ИС 8);

О, если бы , жужжа пчелою, Перелетая с лип на рожь, Почуять острою иглою Пронзающую сердце дрожь! О, если б , многосложным глазом, Который не дан еще нам, Безмерный мир окинуть разом, Ко всем приникнуть временам, И сочетать причину с целью, И  это множество могил Закрыть всемирной колыбелью Из вечности текущих сил! (ИС 5)

В результате, такие инфинитивные последовательности не разделяются на короткие ИФ, а сливаются в длинные ИС, создавая то ощущение полной погруженности в инфинитивное иное, которое сближает зависимые серии с абсолютными, – эффект, который мы называем автономизацией, или (квази-)абсолютизацией, ИП.

12

Выразительность ИП не сводится к количественным эффектам типа длины и непрерывности. Существенны и различные качественные параметры.

Один из важнейших – образуют ли инфинитивы синтаксически единую серию (в идеале одно-единственное предложение) или представляют собой разрозненные самостоятельные фрагменты.

Большую роль, независимо от полноты охвата целого инфинитивными конструкциями, играет расположение инфинитивов в стихотворном тексте:

• в начале, середине или конце стихотворения;

• в началах, серединах или концах строк (и в рифмованных стихах соответственно под рифмой);

• контактное (несколько инфинитивов подряд) или дистантное и – во втором случае – равномерное (по столько-то ИФ в строфе), с нарастанием (числа ИФ в строфе) или нерегулярное;

• еще каким-либо образом упорядоченное, например, обрамляющее (в начале и в конце текста), ограничивающееся определенными позициями (например, только в началах строк) или совершенно свободное.

Другой качественный параметр – установка на сходство или, напротив, разнообразие структур, в частности на повторение одних и тех же вводящих инфинитивы слов (или их синонимов) или на избегание такой монотонности.

Некоторые организующие стратегии непосредственно связаны с содержанием текста. Так, топика жизненного (или иного) цикла предрасполагает к развертыванию серии инфинитивов, описывающих стадии соответствующего цикла (типа родиться – жить – умереть).

Особую роль упорядоченность, исходно присущая инфинитивным сериям, приобретает там, где ослаблены другие композиционные структуры, например, в белом стихе (а тем более в верлибре). Ср. стихотворение Ахматовой «Просыпаться на рассвете…» (1917, опубл. 1918; № 272), написанное четверостишиями белого 4-стопного хорея, так называемого испанского:

Просыпаться на рассвете Оттого, что радость душит, И  глядеть в окно каюты На зеленую волну, Иль на палубе в ненастье, В мех закутавшись пушистый, Слушать , как стучит машина, И не думать ни о чем, Но предчувствуя свиданье С тем, кто стал моей звездою, От соленых брызг и ветра С каждым часом молодеть.

Почти полностью абсолютная ИС 5 (мешает местоимение моей) охватывает целиком единое 12-строчное предложение (= три четверостишия), описывая, не очень строго, некий дневной (точнее, утренний) цикл поведения. Все инфинитивы, кроме последнего, располагаются в началах строк, а последний – катартическое молодеть – в конце строки, строфы и стихотворения. Сдвигу инфинитивов из начальных позиций в строках к конечной сопутствует их постепенное перемещение из начал строф к их концам (из 1-й и 3-й строк в I строфе – в 3-ю и 4-ю во II – и, наконец, сугубо в 4-ю в III). Это движение вторит избранной просодической схеме испанского хорея, с женскими окончаниями в трех первых строках и мужским в четвертой. Таким образом, инфинитивная организация стихотворения, во взаимодействии с синтаксической и метрической и вопреки отсутствию рифменной, обеспечивает цельность структуры, венчаемой ключевым финальным инфинитивом.

Среди других параметров, определяющих облик произведений ИП, – сочетание инфинитивности с неинфинитивностью, в частности с родственным ИП назывным письмом. Примеры их взаимодействия многочисленны; приведем три.

Душный воздух, дым лучины, Под ногами сор, Сор на лавках, паутины По углам узор; Закоптелые палати, Черствый хлеб, вода, Кашель пряхи, плач дитяти… О, нужда, нужда! Мыкать горе, век трудиться , Нищим умереть … Вот где нужно бы учиться Верить и  терпеть !

Это «Ночлег в деревне» Никитина (1858; № 72). Тема «крестьянского иного» решена в почти полностью безглагольном ключе: первые 8 строк – назывные, а последнее четверостишие состоит из абсолютной ИС 3 и резюмирующей ИС 1-2, управляемой единственным открыто финитным, но подчеркнуто модальным, безличным и неглагольным предикатом (нужно бы).

Тупые звуки вспышек газа Над мертвой яркостью голов, И скуки черная зараза От покидаемых столов, И там, среди зеленолицых, Тоску привычки затая, Решать на выцветших страницах Постылый ребус бытия.

Две строфы «Идеала» Анненского (1904; № 84) образуют единое сложное безглагольное предложение: первая состоит из двух назывных предложений, вторая, содержащая деепричастный оборот, управляется единственным, но абсолютным ИФ (Решать…). ИП мотивировано отчуждением от там (атмосферы казино) и символистским напряжением между реальным (загадками азартной игры) и реальнейшим (ребусом бытия), допускающим метапоэтическое понимание (на выцветших страницах – читаемой или сочиняемой книги).

И я решил <… > Взять старую географию России И  перечислить (Всякий перечень гипнотизирует И уносит воображение в необъятное) Все губернии, города, Села и веси, Какими сохранила их Русская память. Костромская, Ярославская <… > Смоленская, Псковская <… > Второй волною Перечислить Хотелось мне угодников И местные святыни <… > И тогда <…> Преподнести Страницы из «Всего Петербурга» Хотя бы за 1913 год – Торговые дома, Оптовые, особенно: Кожевенные, шорные <… > Кондитерские, хлебопекарни <…> Кончить вдруг лирически Обрывками русского быта И русской природы: Яблочные сады, шубка, луга… <…> Как бусы нанизать на нить И слушателей тем пронзить.

Длинное стихотворение Кузмина «„А это – хулиганская“, – сказала…» (1922; см. с. 193) примечательно не только совмещением инфинитивности с назывными сериями, но и постепенным перерастанием зависимых инфинитивов в абсолютные – на фоне отходов от верлибра и возвратов к нему, завершаемых 14-ю строками рифмованного 4-стопного ямба; сквозь всю эту сложную структуру продергивается четкая нить ИП[27].

Еще один важный аспект взаимодействия ИП с другими наличными структурами – это его совмещение с твердыми строфическими формами, и прежде всего – сонетной. Такая установка особенно характерна для Серебряного века, с его вниманием к изощренным европейским поэтическим формам. Ср. «Звездные знаки» Бальмонта (1917; № 115):

Творить из мглы, расцветов и лучей, Включить в оправу стройную сонета Две капельки росы, три брызга света И помысел, что вот еще ничей. Узнать в цветах огонь родных очей, В журчанье птиц расслышать звук привета, И так прожить весну, и  грезить лето, И в стужу целоваться горячей. Не это ли Веселая наука, Которой полный круг, в расцвете лет, Пройти повинен мыслящий поэт? И вновь следить в духовных безднах звука, Не вспыхнул ли еще не бывший след От лёта сказок, духов и комет.

Это редкий по полноте опыт наложения инфинитивного письма на сонетное. Две ИС 7+2, из которых вторая занимает терцеты и служит своего рода дефиниционным (в духе классицистического Вот…) пояснением к первой, охватывающей оба катрена и читающейся как абсолютная. Характерна топика – общеинфинитивное созерцание и узнавание родного в ином и специфическая для данного текста метапоэтическая, собственно, метасонетная медитация об образе жизни поэта (в частности, о ее полном круге).

В других случаях ИП сосредоточивается лишь в какой-то части сонета – в одном или двух катренах или терцетах. Кстати, к сонетному ИП близки знакомые нам инфинитивные строфы «Евгения Онегина».

Разрабатываются в ИП и другие твердые формы – рондо, триолеты, газели (см. №№ 4, 231, 241; 106, 147, 346; 296, 329). Приведу уникальный, по-видимому, случай инфинитивного восьмистишия à la сицилиана (традиционный итальянский моностроф с чередующейся рифмовкой AbAbAbAb) – вторую (из двух) строфу блоковского «Май жестокий с белыми ночами!..» (посвященного Вл. Пясту, охотно применявшему подобные формы):

Хорошо в лугу широким кругом В хороводе пламенном пройти, Пить вино, смеяться с милым другом И венки узорные плести, Раздарить цветы чужим подругам, Страстью, грустью, счастьем изойти, – Но  достойней за тяжелым плугом В свежих росах поутру идти! (1908; № 176).

Сродни работе с готовыми формами и уже упоминавшиеся переводы гамлетовского монолога. Знаменательно влияние его лишь отчасти инфинитивной структуры на иной, но родственный текст.

Пастернаку, долгие годы переводившему «Гамлета», принадлежит и перевод шекспировского «Сонета 66»:

Измучась всем, я  умереть хочу. Тоска смотреть , как мается бедняк, И как шутя живется богачу, И  доверять , и  попадать впросак, И  наблюдать , как наглость лезет в свет, И честь девичья катится ко дну, И  знать , что ходу совершенствам нет, И  видеть мощь у немощи в плену, И  вспоминать , что мысли заткнут рот, И разум сносит глупости хулу, И прямодушье простотой слывет, И доброта прислуживает злу. Измучась всем, не стал бы жить и дня, Да другу трудно будет без меня (1940; № 284).

Перевод последовательно выдержан в инфинитивном духе: ИС 1+7+1 покрывает весь текст, причем срединная ИС 7, подчиненная слову тоска, но постепенно абсолютизирующаяся, охватывает все строки, кроме 1-й и финального двустишия (в котором, тем не менее, есть ИФ 1). Однако в строках 1–12 оригинала – всего один ИФ (As to behold desert a beggar born)! Он управляет длинной серией однородных дополнений, перечисляющих жизненные несправедливости (ср. выше о сочетании инфинитивного письма с назывным), инфинитивы же возвращаются лишь в заключительном двустишии (Tired with all these, from these would I be gone, Save that, to die, I leave my love alone). Этому ближе следует перевод Маршака (1944):

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж Достоинство, что просит подаянья <… > Да жаль тебя покинуть , милый друг!

Естественно предположить, что подмена в пастернаковском переводе именного безглагольного письма инфинитивным объясняется параллельной работой поэта над переводом «Гамлета», в частности, тематически родственного 66‐му сонету и насыщенного инфинитивами монолога «Быть или не быть?..», а также общим для обоих типов письма минимализмом синтаксиса.

13

От наброска истории, структуры и семантики ИП перейдем к вопросам организации предлагаемой Антологии.

Начнем с ее состава и рамок. В Антологию вошло 369 полностью или преимущественно инфинитивных текстов 149 поэтов. В основном это отдельные стихотворения, но иногда и достаточно автономные фрагменты более крупных форм (например, строфы «Евгения Онегина»). В Приложении 3 читатель найдет несколько образцов того, что можно назвать инфинитивными стихами в прозе.

Как явствует из ее заглавия, Антология посвящена инфинитивной поэзии двух прошлых веков, начиная с Тредиаковского (1703–1768), традиционно считающегося основоположником русской силлабо-тоники, и кончая поэтами, родившимися до 1903 г. Это хронологическое правило отчасти продиктовано прагматическими соображениями, и прежде всего – сложностями, возникающими при работе с текстами более современных авторов, в частности проблемами копирайта. (Предварительный, неизбежно неполный список более пятисот инфинитивных стихов таких авторов вынесен в Приложение 2.)

Но и в пределах этой условной рамки собранный материал претендует не столько на исчерпывающую полноту, сколько на представительность. Это касается как самого списка поэтов и нумерованной выборки их инфинитивных текстов, так и, тем более, обзора их лишь частично инфинитивной продукции. В качестве источников использовались авторитетные и при этом достаточно доступные издания XX в., учитывалось творчество более или менее признанных профессиональных поэтов, писавших как в России, так и в эмиграции. Антология мыслится как первый пробный шаг и приглашение к дальнейшей работе.

Что же касается сознательного ограничения хронологических рамок, то за пределами настоящей Антологии осталась и часть уже проделанной работы. ИП многих более поздних авторов до известной степени собрано, а в ряде случаев подробно описано в опубликованных работах – см. Приложение 4 – список статей составителя Антологии о проблематике ИП, включающих и разборы стихов тех новейших авторов, которые не вошли в Антологию (Бродского, Кушнера, Гандлевского, Седаковой, Рыжего).

Формат описания принят следующий. Авторы располагаются в хронологическом порядке годов рождения, а их основные, нумеруемые, инфинитивные стихотворения – в порядке написания. Этим избранным стихам каждого автора предпосылается очерк его ИП в целом, с примерами значительных инфинитивных пассажей из других его текстов и краткими примечаниями к ним; нумерованные образцы сопровождаются более подробными комментариями.

Комментарии обоих типов включают техническую формулировку структуры текстов и указания на их релевантные русские, а иногда и иностранные источники и параллели и, конечно, на релевантные топосы, семантические ореолы и поэтические фигуры, входящие в типовой репертуар ИП и кратко очерченные выше.

Применяются следующие условности и сокращения.

Нумерованные стихи даются в столбик, стандартным шрифтом, комментарии – петитом, стихотворные цитаты в комментариях – в строчку, курсивом, инфинитивы в их составе выделяются полужирным шрифтом. Границы строк передаются заглавными буквами в начале нового стиха; косые черты-строкоразделы используются только в тех случаях, когда авторы не выделяют начала строк заглавными буквами или используют дополнительные графические средства членения строки (например, лесенку).


ИП – инфинитивное письмо, инфинитивная поэзия (см. Примеч. 3);

ИФ – любой инфинитивный фрагмент;

ИС – инфинитивная серия (минимум 3 связанных инфинитива);

оп. – дата публикации;

ст-ие – стихотворение;

цифры арабские – показатели числа инфинитивов в ИФ и ИС, а также номера строк в стихах; римские – номера строф в стихах;

+ – знак сочетания раздельных ИФ (или ИС), будь то соседних или располагающихся в разных частях текста; сочетание серии инфинитивов с отдельным инфинитивом может описываться как составная серия, т. е. вместо ИС 3 + ИФ 1 может писаться ИС 3+1;

= – знак словарного (дефиниционного) приравнивания инфинитивов друг другу;

– – знак синтаксического подчинения одного ИФ другому

/ – знак сочетания ИФ, по отдельности подчиненных управляющему ИФ;

Я4мж, Х5мж и другие принятые обозначения стихотворных размеров;

и прочие условные сокращения, принятые в стиховедческих и энциклопедических текстах.


Ссылки на источники текстов даются либо после преамбул об ИП каждого автора, либо, если используются разные источники, после текстов отдельных стихотворений. При воспроизведении текста, набранного в старой орфографии, она заменяется на новую, пунктуация же сохраняется. Сокращенные ссылки на научную литературу и на источники текстов расшифровываются в Библиографии; сокращенные ссылки на статьи автора об ИП (вида: Ж-2000) – в Приложении 4.

Литература

Безродный 1996 – Безродный М. В. Конец цитаты. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1996.

Гаспаров 1997 – Гаспаров М. Л. Фет безглагольный. Композиция пространства, чувства и слова // Гаспаров М. Л. Избранные труды. Т. 2: О стихах. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 21–32.

Гаспаров, Гик 2015 [М. Л. Гаспаров, А. В. Гик]. Метрический справочник [к стихотворениям М. Кузмина] // Гик А. В. Конкорданс к стихотворениям М. Кузмина. Т. 4: Ха–Ящик. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2015. С. 216–323.

Жолковский 2000 – Жолковский А. К. Бродский и инфинитивное письмо (Материалы к теме) // Новое литературное обозрение. 2000. № 45. С. 187–198 [Ж-2000].

Жолковский 2002 – Жолковский А. К. К проблеме инфинитивной поэзии: Об интертекстуальном фоне «Устроиться на автобазу…» С. Гандлевского // Известия РАН. Серия литературы и языка. 2002. Т. 61. № 1. С. 34–42 [Ж-2002].

Жолковский 2003 – Жолковский А. К. Об инфинитивном письме Шершеневича // Русский язык в научном освещении. 2003. Т. 6. № 2. С. 100–117 [Ж-2003б].

Жолковский 2004 – Жолковский А. К. Инфинитивное письмо и анализ текста: «Леиклос» Бродского // Поэтика исканий или поиск поэтики. Материалы международной конференции-фестиваля «Поэтический язык рубежа ХХ–ХХI веков и современные литературные стратегии» / Ред.-сост. Н. А. Фатеева. М.: Изд-во Института русского языка РАН, 2004. C. 132–150 [Ж-2004б].

Жолковский 2005а [1985] – Жолковский А. К. Из записок по поэзии грамматики: о переносных залогах Пастернака // Жолковский А. К. Избранные статьи о русской поэзии. М.: РГГУ, 2005. С. 489–501.

Жолковский 2005б – Жолковский А. К. Об инфинитивных «Стихах уклониста Б. Рыжего» // Звезда. 2005. № 12. С. 196–205 [Ж-2005в].

Жолковский 2005в – Жолковский А. К. Русское инфинитивное письмо на rendez-vous: Фет / Мюссе // De la littérature russe: mélanges offerts à Michel Aucouturier / Éd. C. Depretto. Paris: Institut d’études slaves, 2005. P. 34–49 [Ж-2005г].

Жолковский 2007 – Жолковский А. К. «Неужели..?» (Ольга Седакова, «Китайское путешествие», 13) // Звезда. 2007. № 11. С. 180–190 [Ж-2007в].

Жолковский, Смирнов 2004 – Жолковский А. К., Смирнов И. С. Инфинитивное письмо и китайская классическая поэзия // Лотмановский сборник. Вып. 3. Ред. Л. Н. Киселева, Р. Г. Лейбов, Т. Н. Фрайман. М.: ОГИ, 2004. С. 674–695 [Ж-2004а].

Жолковский, Щеглов 1996 – Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности. М.: Прогресс-Универс, 1996.

Жолковский, Щеглов 2016 – Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Ex ungue leonem. Детские рассказы Л. Толстого и поэтика выразительности. М.: Новое литературное обозрение, 2016.

Золотова 1998 – Золотова Г. А. О композиции текста // Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: Наука, 1998. С. 440–469.

Иванов 1981 – Иванов Вяч. Вс. Проблема именного стиля в русской поэзии ХХ века // Slavica Hierosolymitana. 1981. Vol. 5–6. P. 277–287.

Ковтунова 1986 – Ковтунова И. И. Поэтический синтаксис. М.: Наука, 1986.

Лекманов 2000 – Лекманов О. А. Пропущенное звено // Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск: Водолей, 2000. С. 358–361.

Панченко 1993 – Панченко О. Н. Номинативные и инфинитивные ряды в строе стихотворения // Очерки истории русской поэзии ХХ века: Грамматические категории. Синтаксис текста / Отв. ред. Е. В. Красильникова. М.: Наука, 1993. С. 81–100.

АНТОЛОГИЯ

Василий Кириллович Тредиаковский (1703–1769)

Оба текста – из переведенного Т. с фр. яз. романа со стихами «Езда в остров Любви» (1730; Paul Tallemant, «Le Voyage et la conqueste de l’isle d’amour, le passe-partout des cœurs» [1663; цит. по изд. Paris: Augustin Besoigne, 1675]). ИП встречается у Т. и в нескольких других текстах, в т. ч. в «Элегии II» (1735), где с его помощью варьируется поведение верного любовника, и в «Эпистоле V» (рукоп. 1754), в более общем медитативном ключе.

[Тредиаковский 1963]

1. «Видеть все женски лицы…»

Видеть все женски лицы

Без любви беспристрастно;

Спóзнать нову с девицы

Учинять повсечасно;

Казать всем то ж учтивство,

Всё искать свою радость.

Такову то любимство

Дает в жизни всем сладость!

1730

1. Спóзнать (знакомство, связь) с девицы (тв. п. мн. ч. ж. р.) учинять повсечасно – непрерывно вступать в новые связи с женщинами (в оригинале: faire chaque iour nouvelle connoissance, без упоминания ‘девиц’). Обилие обозначений всеобщности (все, повсечасно, всем, всё, всем) и упоминание о жизни типичны для инфинитивного очерка целого модуса вивенди. Первые 6 строк – абсолютная ИС 4, отчасти подрываемая лишь заключительным резюме с двойной местоименной отсылкой назад (Такову… дает… сладость). Инфинитивы в начальных позициях.

2. «О коль сердцу есть приятно…»

О коль сердцу есть приятно

Видеть за неверну мниму,

Речи нам предлагать внятно

К оправданию любиму,

Тысящи извинений

Искать, и своей рукою

От стужных сердца кипений

Утирать плач, а собою

Чрез великие милости

Платить за горькие очам

Слезы и за унылости,

Что были по дням, по ночам.

1730

2 . Стужных – досадных. ИС 1-4, подчиненная начальному есть приятно, захватывает все последующие 11 строк, постепенно развертывая и усложняя синтаксис, вплоть до заключительного пассажа (4 строки), в котором инфинитив платить управляет тремя косвенными конструкциями (собою…, чрез…, за… и за…) и косвенно – вторичным придаточным (что…); инфинитивы, кроме одного (предлагать), в началах строк. Налицо уникальный в корпусе русского ИП галлицизм – двухэтажный инфинитив типа «видеть кого делать»: О коль сердцу есть приятно Видеть за неверну мниму… предлагать… искать… утирать… платить…, т. е. по смыслу: «О сколь приятно видеть, как якобы неверная (нам возлюбленная) предлагает нам… ищет… утирает (наши слезы)… платит…». Ср. ИС 1-(4-1) оригинала:

Qu’il est doux de voir une belle Que l’on prenoit pour infidelle En peine de nous appaiser , Chercher mille raisons pour tascher d’excuser Quelques offenses pretendues Et de sa belle main essuyant tous nos pleurs, Nous payer par mille faveurs Les larmes qu’on a répandues.

Алексей Андреевич Ржевский (1737–1804)

Р. прибегает к ИП охотно, особенно в начале 1760‐х гг.; ср. почти целиком инфинитивные «Совет» (1763) и притчу «Волк-певец» (1763), а также значительные фрагменты «Станса» (1761), «Оды… Петру Великому» (1761) и сонета «Когда я осужден на то моей судьбою…» (1763). Оба приводимые текста написаны в жанре сатиры (типа кантемировской) на абсурдность образа жизни, принятого в свете.

[Поэты XVIII века, т. 1]

3. Портрет

Желать, чтоб день прошел, собраний убегать,

Скучать наедине, с тоской ложиться спать,

Лечь спать, не засыпать, сжимать насильно очи,

Потом желать, чтоб мрак сокрылся темной ночи,

Не спав, с постели встать; а встав, желать уснуть,

Взад и вперед ходить, задуматься, вздохнуть

И с утомленными глазами потягаться,

Спешить во всех делах, опять остановляться,

Всё делать начинав, не сделать ничего,

Желать; желав, не знать желанья своего.

Что мило, то узреть всечасно торопиться;

Не видя, воздыхать; увидевши, крушиться.

Внимав, что говорят, речей не понимать;

Нескладно говорить, некстати отвечать,

И много говоря, ни слова не сказать;

Ийти, чтоб говорить, прийти – и всё молчать.

Волненье чувствовать жестокое в крови:

Се! зрак любовника, несчастного в любви.

1763

3. Рекордная абсолютная ИС 34, включающая 5 двухэтажных конструкций (ложиться спать; лечь спать; желать уснуть; Всё делать начинав, не сделать ничего; ийти, чтоб говорить) – единый период, перебиваемый, правда, двумя точками и двоеточием, вводящим единственную неинфинитивную – указательную, безглагольную – строку-резюме (Се! зрак, т. е.: Вот вид/образ). Инфинитивы занимают все возможные позиции в строке, создавая, в сочетании со множеством синтаксических вариаций и риторических фигур (повторов, контрастов), иронически «полную» картину поведения несчастного любовника.

4. Рондо

Чтоб книги нам читать,

И их, читая, понимать,

И красоту их познавать,

И чтобы самому писать,

Чтоб звезды на небе считать

И меру им определять,

Или природу испытать, —

Лишь потрудись, то может всяк,

Никак.

Но букли хорошо чесать,

И чтоб наряды вымышлять,

Чтоб моды точно наблюдать,

Согласие в цветах познать,

И чтоб нарядам вкус давать,

Или по моде поступать,

Чтоб в людях скуку прогонять,

Забавны речи вымышлять,

Шутить, резвиться и скакать,

И беспрестанно чтоб кричать,

Но, говоря, и не сказать, —

Того не может сделать всяк

Никак.

1763

4. ИС 7+13+1, зависимые от иногда повторяемых, иногда опускаемых подчинительных чтоб(ы), покрывают почти весь текст. Двухчастная композиция этой миниатюры противопоставляет, в духе больших кантемировских сатир, правильный образ жизни (просвещенного труженика) – неправильному (светского щеголя). Контраст с тождеством (сходство инфинитивных конструкций; каламбур на двух рефренах, предусмотренных жанром рондо: Никак: 1. вроде бы; 2. никоим образом) осложнен нарастанием: сатирическая вторая часть длиннее по числу и строк (8+1 – 12+1), и инфинитивов (7 – 14), включая цельную ИС 9, открываемую последним чтоб. Все инфинитивы – в концах строк, кроме кульминационной 18‐й, целиком состоящей из 3-х инфинитивов. В первой части фигурирует перволичное нам (и субъектное самому), а в ее резюме – императив (потрудись); все три – в неопределенно-личном значении. Во второй ч. личный элемент исчезает, знаменуя полное отчуждение лирического субъекта от харáктерного персонажа. Ирония акцентирована однообразием мужской рифмовки на инфинитивное -ать (и дважды на -як/-ак) (ср. аналогичную технику осмеяния примитивности поведения в № 13.

Ипполит Федорович Богданович (1743/4–1803)

Оба текста – миниатюрные нравоучительные послания. Инфинитивные пассажи есть также в «Душеньке» (1778–1783).

[Богданович 1957]

5. Стихи на дачу, называемую «Красная мыза», 1775 года

Болота превратить в прекрасные луга,

Извлечь из недр земли ключи потоков чистых,

Повсюду взор привлечь на тропки, на брега,

Явить во всей красе приятность рощ тенистых,

Гуляющим дарить веселье и покой, —

Таких блаженных мест чудесное начало

В старинны времена богам принадлежало,

Но ныне строится Нарышкиных рукой.

<1775>

5. Квазиабсолютная ИС 5 охватывает первые 5 строк из 8‐ми; инфинитивы чередуют начальные позиции со срединными. Изъявительное резюме соотнесено с ИС лишь по смыслу и местоимением Таких. Инфинитивность повышает просветительскую деятельность патронов-адресатов (Нарышкиных) в ранге, готовя их финальное уподобление богам.

6. Стихи к сочинителю разных новых русских комедий

Отечество любя,

Являть ему пути спокойства, счастья, славы;

Смягчая грозные и грубые уставы,

Приятность с пользою мешать в свои забавы;

Забавами желать людские править нравы,

Другим желанием людей не оскорбя, —

Не суть ли то дела, достойные тебя?

<1786>

6. Квазиабсолютная ИС 3-1 искусно осложнена тремя деепричастными оборотами (два перед управляющими ими инфинитивами, один – после). Риторический вопрос в последней строке привязывает образцовое просветительское поведение к неопределенно-личному адресату (тебя). Растянутая опоясывающая рифмовка (аВВВВаа) вторит семантической и синтаксической ретардации в средней, инфинитивной части текста, описывающей рекомендуемые действия.

Гаврила Романович Державин (1743–1816)

Длинные ИС есть также в диалоге «Философы, пьяный и трезвый» (1789);

в «Изображении Фелицы» (1789): Я вам даю свободу мыслить И разуметь себя ценить, Не в рабстве, а в подданстве числить, И в ноги мне челом не бить. Даю вам право без препоны Мне ваши нужды представлять, Читать и знать мои законы И в них ошибки замечать. Даю вам право собираться И в думах золото копить, Ко мне послами отправляться И не всегда меня хвалить. Даю вам право беспристрастно В судьи друг друга выбирать, Самим дела свои всевластно И начинать и окончать и т. д., с ИС (4-1)+4+4+3, с тематически релевантной активной ролью царственного лирического «я»;

в «Снигире» (1800): Кто перед ратью будет, пылая, Ездить на кляче, есть сухари; В стуже и в зное меч закаляя, Спать на соломе, бдеть до зари; Тысячи воинств, стен и затворов, С горстью россиян всё побеждать? Быть везде первым в мужестве строгом, Шутками зависть, злобу штыком, Рок низлагать молитвой и богом, Скиптры давая, зваться рабом, Доблестей быв страдалец единых, Жить для царей, себя изнурять?, с быстро автономизирующейся ИС 10 и примечательным совмещением харáктерного и идеализирующего изображений (мотивированным чудаческим обликом реального Суворова).

[Державин 1957]

7. Модное остроумие

Не мыслить ни о чем и презирать сомненье,

На все давать тотчас свободное решенье,

Не много разуметь, о многом говорить;

Быть дерзку, но уметь продерзостями льстить;

Красивой пустошью плодиться в разговорах,

И другу и врагу являть приятство в взорах;

Блистать учтивостью, но, чтя, пренебрегать,

Смеяться дуракам и им же потакать,

Любить по прибыли, по случаю дружиться,

Душою подличать, а внешностью гордиться,

Казаться богачом, а жить на счет других;

С осанкой важничать в безделицах самих;

Для острого словца шутить и над законом;

Не уважать отцом, ни матерью, ни троном;

И, словом, лишь умом в поверхности блистать,

В познаниях одни цветы только срывать;

Тот узел рассекать, что развязать не знаем, —

Вот остроумием что часто мы считаем!

1776

7. Турдефорс сатирического нанизывания инфинитивов (квазиабсолютная ИС 27, включающая две двухэтажные конструкции: уметь продерзостями льстить; Тот узел рассекать, что развязать не знаем) в составе единого предложения; абсолютность снимается лишь задним числом (Вот… что… мы считаем). Инфинитивы во всех возможных позициях – начальных, срединных, рифменных, но синтаксическое разнообразие невелико. Тема – поведение харáктерного персонажа (светского остроумца), оригинальный поворот – причастность к его осмеиваемым манерам собирательного лирического «мы», обнаруживающаяся лишь в двух последних строках (не знаем; считаем).

Николай Александрович Львов (1751–1803/4)

Небольшие ИФ встречаются в ряде ст-ий Л., в том числе еще в двух, помимо № 8, одах «из Анакреона» (ХХIII, «На богатство»; XXVII, «К Вакху»). Л. переводил сборник «Анакреонтейя» (1554; гл. обр. подражания греческому лирику VI–V вв. до н. э., от которого дошли лишь фрагменты) с древнегреческого, опираясь на европейские переводы; до него на рус. яз. «Анакреонтейю» переводили Кантемир, Херасков и нек. др.

[Поэты XVIII века, т. 2]

8. Из Анакреона. Ода ХХ. К девушке своей

Некогда в стране Фригийской

Дочь Танталова была

В горный камень превращенна.

Птицей Пандиона дочь

В виде ласточки летала;

Я же в зеркало твое

Пожелал бы превратиться,

Чтобы взор твой на меня

Беспрестанно обращался;

Иль одеждой быть твоей,

Чтобы ты меня касалась;

Или, в воду претворясь,

Омывать прекрасно тело;

Иль во благовонну мазь,

Красоты твои умастить;

Иль повязкой на груди,

Иль на шее жемчугами,

Иль твоими б я желал

Быть сандалами, о дева!

Чтоб хоть нежною своей

Жала ты меня ногою.

1794

8. ИС 4+1 составляют длинную среднюю часть стихотворения (стихи 7–19 из 21), управляемую обрамляющими ее почти тождественными личными формами (я… пожелал бы…. – … б я желал…) и перемежаемую цепочкой сочинительных союзов (или/иль). Незаметная граница проходит после 15‐й строки: тройка именных сказуемых (повязкой, жемчугами, сандалами) относится к заключительному быть, управляющему ею эллиптично (быть прописано только один раз, а дважды подразумевается) и ретроспективно, т. е. зеркально по отношению к начальной серии. Последние две строки, хотя и личные, образуют не самостоятельное предложение (как многие резюме в ИП), а – по образцу предыдущих пассажей – придаточное, чем повышается общая мера инфинитивности текста. Автономность обеих серий ослаблена регулярным появлением личных местоимений.

Инфинитивы (вообще отсутствующие в древнегреческом оригинале, последовательно оптативном) трижды перемежаются личными формами в придаточных цели (чтоб[ы]…), а дважды, напротив, сами описывают цель превращения (Омывать прекрасно тело; Красоты твои умастить); так варьируется единая схема виртуальной реализации желания путем метаморфозы в предметы, смежные с телом любимой.

Ср. сходную структуру в вольной вариации на ту же ХХ оду – «Любушке», 1802–1808 [Державин 1987, 80]:

Не хочу я  быть Протеем, Чтобы оборотнем стать ; Невидимкой или змеем В терем к девушкам летать ; Но желал бы я тихонько, Без огласки от людей, Зеркалом в уборной только Быть у Любушки моей: Чтоб она с умильным взором Обращалася ко мне <…> (ИС (1-2)+1) и т. д. уже без инфинитивов (омывал… украшал… умащал… оттенял… был…) (Ж-2003а).

Ср. тж. первый русский перевод – Кантемира (1736; оп. 1868), с инфинитивами и даже двухэтажными, но без серий [Кантемир 1867, 358–359]: Танталова некогда Дочь на фригийских горах В камень обратилася, И Пандионова дочь В ластовицу быструю. A я бы зеркалом быть Желал, чтобы ты в меня Смотрелася безперечь; Хотел бы я платьем быть, Чтоб век ты носила мя; Xoтел бы водою быть, Чтобы тебя омывать; Масло благовонное, Чтоб обмазывать тебя; И подвязка титечкам, И жемчуг горлу твойму, И башмак хотел бы быть, Чтоб хотя ногами ты, Красная, топтала мя (ИС 1+1+(2-1/1)+1, с архаичными, но в то время принятыми им. пад. вместо тв. при связках (И башмак хотел бы быть и даже более редкое сочетание в этой предикативной роли им. и тв. пад. благодаря эллипсису: Xoтел бы водою быть, Чтобы тебя омывать; Масло благовонное, Чтоб обмазывать тебя).

Иван Иванович Дмитриев (1760–1837)

Д. прибегает к ИП в двух десятках стихотворений разных жанров – сатирах, одах, песнях, посланиях, эпитафиях, притчах. Ср. в особенности:

изощренную ИС (2-1)+(1-(4-1)): Так, вождь! Твой лавр: быть церкви сыном, Усердным, верным гражданином, Готовым прать ехидн, химер, Лишь праздности страшиться ига. Вся жизнь твоя – разверста книга, Могуща подавать пример, Как в мире чтить себя заставить, Не предками – собой блистать, Отечество, себя прославить И в род и род не умирать («Стихи графу Суворову-Рымникскому…», 1794);

длиннейшую и потом автономизирующуюся ИС (13-1/1): Иной <…> всё кинул, десять лет Бессменно бабушку, как ворон, стережет, Ни шагу от нее, и должен беспрестанно Читать в ее глазах, стараться несказанно Ни правдою, ничем ее не разъярить; Миролюбиво да всечасно говорить, Грустить, вздыхать, не поднимая взора; Смеяться? – Хохотать, надсевшись до умора; Браниться ль? Поощрять того, сего чернить, Бояться, как дитя, безделицы купить, Коптеть в конуре и, что мне всего тяжеле, Не сметь и пролежать час лишний на постеле, Таскаться до зари, бродить туда-сюда, Лишь только б думали: «Он в деле завсегда…» («Наследники»; 1794; в свете пушкинского № 30 примечательно введение в отчужденно-сатирический дискурс сопричастно-перволичного мне);

ИС 2+2+7+6: Но если я скажу, что автор есть почтенной: Исполнен разума, умеющий равно Как мыслить, так и жить, которому дано В словах приятным быть, в творениях высоким И ловкость съединять с учением глубоким; <…> О, если бы я мог, без рабства, обольщенья, Почтенным быть всегда в почтенном ремесле, Считать весь мир друзей в умеренном числе; Для утешенья их употреблять все силы, Читать, что нравится, а видеть, кто мне милы; На знатного глупца с презрением смотреть И с знатным иногда свидания иметь! <…> О! если бы могла сыновняя любовь Хотя у матери согреть остылу кровь; Прибавить жизни ей и на краю могилы Поддерживать ее скудеющие силы, Покоить, утешать до смертного часа И отдалить ее полет на небеса! («Послание от английского стихотворца Попа к доктору Арбутноту»; 1798, пер. с франц. перевода Ж. Делиля).

[Дмитриев 1967]

9. Путешествие

Начать до света путь и ощупью идти,

       На каждом шаге спотыкаться;

К полдням уже за треть дороги перебраться;

Тут с бурей и грозой бороться на пути,

Но льстить себя вдали какою-то мечтою;

       Опомнясь, пóд вечер вздохнуть,

       Искать пристанища к покою,

Найти его, прилечь и наконец уснуть…

       Читатели! загадки в моде;

       Хотите ль ключ к моей иметь?

       Всё это значит в переводе:

Родиться, жить и умереть.

1803

9. Первые два четверостишия – абсолютная ИС 10, к которой синтаксически отдельное резюме (приравнивание словарного типа) ИС 1+3 отсылает лишь по смыслу (словами загадка, ключ, перевод). Инфинитивы занимают все возможные позиции в строках, дважды заполняя строки (кульминационные 8-ю и 12-ю) целиком. «Путешествие» – перевод басни-притчи Флориана (Jean-Pierre Claris de Florian, 1755–1794):

Partir avant le jour, à tâtons, sans voir goutte, Sans songer seulement à demander sa route; Aller de chute en chute, et, se traînant ainsi, Faire un tiers du chemin jusqu’à près de midi; Voir sur sa tête alors s’amasser les nuages, Dans un sable mouvant précipiter ses pas, Courir , en essuyant orages sur orages, Vers un but incertain où l’on n’arrive pas; Détrempé vers le soir, chercher une retraite, Arriver haletant, se coucher , s’endormir: On appelle cela naître, vivre et mourir. La volonté de Dieu soit faite! («Le voyage»).

В оригинале инфинитивов еще больше (16) – за счет двухэтажности (в частности, синтаксически невозможной в русском: Voir sur sa tête alors s’amasser les nuages; ср., однако, № 2) и оборота sans + Inf., букв. «без того, чтобы + Inf.» (sans voir, sans songer). В переводе за первым четверостишием с опоясывающей рифмовкой следуют два с чередующейся; в оригинале рифмовка сначала смежная, затем чередующаяся, затем опоясывающая – с последовательным удлинением рифменных расстояний, как бы вторящим увеличению длины и трудности земного странствия. Тема жизни как пути – типично инфинитивная, но примечательна «пешеходность» – отсутствие транспортного средства, частого в ИП.

10. Люблю и любил

Люблю – есть жизнью наслаждаться,

Возможным счастьем упиваться,

Всех чувств в обвороженьи быть.

Любил же – значит: полно жить!

Яснее: испытать собою,

Что клятвы – слов каких-то звон;

Что нежность – хитрости игрою;

Невинность – маска; счастье – сон!

1805

10. Две ИС (3+2, не считая трех эллиптически опущенных испытать в конце), подчиненные словарным глаголам (есть; значит). Этот тип ИП (ср. финал № 9) часто применяется в дефинициях любви (ср. № 12; словарный по сути характер носят и резюме в №№ 3, 6, 7; см. Ж-2001/2002).

Николай Михайлович Карамзин (1766–1826)

ИП налицо у К. во множестве стихотворений (более 20) разных жанров. Ср.:

«Мы желали – и свершилось!..» (1794?), с абсолютными ИС 4: Быть счастливейшим супругом, Быть любимым и любить, Быть любовником и другом…;

«Послание к женщинам» (1795), с ИС 4+1+(3-1)+7 и трактовкой женского начала как «иного», мотивирующего инфинитивную виртуальность:

Не знаешь, что хвалить , над чем остановиться, На что смотреть, чему дивиться, – Так я теряюсь в красотах Прелестных ваших душ. Хвалить ли в вас то чувство, Которым истину находите в вещах Скорее всех мужчин? Нам надобно искусство, Трудиться разумом, работать, размышлять, Чтоб истину сыскать; <…> Но всё, но всё еще люблю В апреле рвать фиалки с вами, В жар летний отдыхать в тени над ручейками, В печальном октябре грустить и тосковать, Зимой перед огнем романы сочинять, Вас тешить и стращать!;

«Выбор жениха» (1795), с ИС 1+1+1+3+3 и аналогичным «женским иным»: Время ей пришло любить… Всем любиться в свете должно, И в семнадцать лет не можно Сердцу без другого жить. Что же делать? где искать? И кому люблю сказать? Разве в свете появиться, Всех пленить, одним плениться?;

и «Песню» (1795) с ИС 4+(3-3), где связанное с женщинами предстает более «иным», чем географическая экзотика:

Тот ввек несчастлив будет с вами, Кто любит прямо, не словами. Вам мило головы кружить , Играть невинными сердцами, Дарить нас рабством и цепями И только для тщеславья жить. <…> Ах! лучше по лесам скитаться, С лапландцами в снегу валяться И плавать в лодке по морям, Чем быть плаксивым Селадоном, Твердить увы печальным тоном И ввек служить потехой вам!

Ст-ие «Покой и слава» (1797), со сложной ИС (1-(4-2))+(4-2), примечательно виртуозной разработкой другой инфинитивной темы – о могуществе субъекта (здесь – героя, часто – поэта, ср. № 35):

Чем бережно в тени скрываться , Бояться шороха, бояться вслух дышать, Единственно затем, чтоб жизнию скучать И смерти праздно дожидаться, – Не лучше ль что-нибудь Великое свершить? <…> Парить с орлом под небесами, Сиять эфирными лучами, Сгореть там солнечным огнем, Оставить пепел нам – милее для героя, Чем духом онеметь в ничтожестве покоя И с червем прах лобзать <…>

В метапоэтическом и дефиниционном ключе ср.:

ИС (3=1/1/2)+5 в «Дарованиях» (1796): Кому служить – есть быть счастливым, Кого гневить – себя терзать, Любить – есть быть добролюбивым И ближних братьями считать; <…> «Здесь будем утром наслаждаться, Здесь будем солнце провожать, Читать поэта, восхищаться И дар его благословлять»;

и ИС 3+1+2+(3-1) в «К бедному поэту» (1796?7?): [Природа] <…> Дает им ум, сердечный жар, Искусство петь, чудесный дар Вливать огонь в златые струны, Сердца гармонией пленять. Ты сей бесценный дар имеешь; Стихами чистыми умеешь Любовь и дружбу прославлять; <…> Чего же больше? будь доволен; Вздыхать, роптать есть страсть глупцов. <…> Вели им с нежным звуком лир Петь в громком и приятном хоре, Летать, подобно Терпсихоре, При плеске радостных гостей И милой ласкою своей, Умильным, сладострастным взором, Немым, но внятным разговором Сердца к тому приготовлять, Чего… в стихах нельзя сказать.

[Карамзин 1966]

11. <Из надписей в парке Эрменонвиля>

7 <Надпись на скамье>

Жан-Жак любил здесь отдыхать,

Смотреть на зелень дерна,

Бросать для птичек зерна

И с нашими детьми играть.

1790–1791

12. Вопросы и ответы

Что есть любить?

Тужить.

А равнодушным быть?

Не жить.

1799

11–12. Тексты выбраны за краткость и почти полную инфинитивность. Лапидарные эпитафии и метафизические дефиниции типичны для ИП, ср. № 10. Если в № 11 применена зависимая (от любил) ИС 4, в которой представлены личные актанты (Жан-Жак; нашими детьми), то в № 12 абсолютная ИС (1=1)+(1=1) полностью абстрагирована от времен и личностей, образуя прямое (через тире и связку есть) словарное приравнивание инфинитивов.

Сергей Алексеевич Тучков (1767–1839)

13. Придворная жизнь

Сонет

Быть предану властям и оным лишь служить,

Зависеть от других и воли не иметь,

В местах тех обитать, где б не хотелось быть,

За несколько утех премного скук терпеть;

Что в сердце чувствуешь, того не сметь сказать,

Любимцам следовать, при том их не любить,

Надеждой богатеть, а в существе нищать,

То, чем гнушаешься, из силы всей хвалить;

С вельможей льстивну речь искусно продолжать,

Смеяться верности, пронырливость ласкать,

Есть поздно завсегда, день в ночь преобразить,

С кем встретишься, лобзать, а друга не иметь,

Казать веселый вид, спокойствия ж не зреть.

Вот кратко, при дворе как должно гибко жить.

1789

[Поэты 1790–1810‐х годов, 164]

13. Абсолютная ИС (21-1/1)=1 (включающая два двухэтажных инфинитива) плюс однострочное инфинитивное (=словарное) резюме. Жанрово-риторический тип – сатира на харáктерного персонажа (придворного лицемера; ср. №№ 3, 7). Сочетание с твердой сонетной формой – особый подтип ИП (ср. № 115), являющий двойной технический вызов. Все рифмы мужские инфинитивные, причем одна рифма (-ить) проходит через все стихотворение, и получающееся однообразие (аbabcacaccabba) иконически передает идиотизм изображаемого поведения (ср. № 4). Помимо конечных позиций, инфинитивы иногда занимают начальные и средние.

Ст-ие является переводом сонета некоего Сен-Мартена (Saint-Martin):

Servir le Souverain, ou se donner un Maître Dépendre absolument des volontés d’autrui; Demeurer en des lieux où l’on ne voudroit être , Pour un peu de plaisir, souffrir beaucoup d’ennui. Ne témoigner jamais ce qu’en son coeur on pense, Suivre les Favoris, sans pourtant les aimer; S’apauvrir en effet, s’enrichir d’espérance; Louer tout ce qu’on voit, mais ne rien estimer; Entretenir un Grand d’un discours qui le flate, Rire de voir un chien, caresser une chate; Manger toujours trop tard, changer la nuit en jour; N’avoir pas un ami, bien que chacun on baise; Etre toujours debout, & jamais à son aise, Fait voir en abrégé comme on vit à la Cour.

В оригинале есть непереводимые на русский типы ИФ (sans aimer; rire de voir), а резюмирующая строка построена не по принципу Вот…, а как сказуемое (причем с инфинитивом: fait voir, «показывает») к подлежащему, каковым служит вся предыдущая ИС (18-/1/1/1)=1. См.: Добрицын 2008: 90–92.

Александр Федорович Воейков (1778/9–1828)

В. принадлежит яркая метапоэтическая ИС 5 в «Послании к С. С. Уварову» (1818) в защиту русского гекзаметра:

В самом деле, сличая ямб всегда одновидный С разнообразным и звучным гексаметром, вижу в последнем Больше, чем тридцать колен, перекатов в тоны из тонов: Можно возвысить свой стих и  понизить ; быстро промчаться Вихрем, кружащим с свистом и шумом по воздуху листья; Серной скакать с скалы на скалу, с камня на камень, Тихо ступать ступень с ступени по лестнице звуков.

[Поэты 1790-1810‐х годов]

14. Дом сумасшедших

11

«Хочешь мельницу построить,

Пушку слить, палаты скласть,

Силу пороха удвоить,

От громов храм божий спасть,

Справить сломанную ногу,

С глаз слепого бельмы снять – 

Не учась, молися Богу,

И пошлет он благодать!…»

1814–1830; оп. 1857

14. «Дом сумасшедших» существовал в разных редакциях и списках, содержа от трех до пяти десятков строф; строфа 11-я приводится по 3-й редакции. Зависимая и личная (управляемая сказуемым хочешь) ИС 7 – прямая речь сатирически изображаемого под именем Ханжецова (упомянутого в предыдущей строфе) представителя официального мистицизма В. М. Попова (см.: Поэты 1790–1810‐х годов: 833, 835); его обскурантская речь продолжится в 12‐й строфе. Инфинитивная техника отличается от традиционной сатиры, где осмеиваемый характер обычно изображается от 3-го лица, и приближается к водевильной, где он сам произносит порочащие его речи. При смещении контекста такая игра с точками зрения может терять ироническую окраску (ср. существенную трансформацию харáктерного дискурса в современном воейковскому тексте Пушкина, см. №№ 27–28).

Василий Андреевич Жуковский (1783–1852)

Корпус ИП у Ж. невелик (десяток фрагментов), но включает влиятельные тексты, прежде всего – переводы «Сельского кладбища» (1802, 1839) Грея (Thomas Gray, «Elegy Written in a Country Church-Yard», 1751). В оригинале, написанном рифмованным Я5мм, имеются 4 значительные ИС, в переводах – по две более кратких, но в обоих переводах сохранена последовательность двух ИС 4+5, содержащих инфинитивы с частицией to:

Th’ applause of list’ning senates to command , The threats of pain and ruin to despise, To scatter plenty o’er a smiling land, And read their hist’ry in a nation’s eyes, Their lot forbade: nor circumscrib’d alone Their growing virtues, but their crimes confin’d; Forbade to wade through slaughter to a throne, And shut the gates of mercy on mankind, The struggling pangs of conscious truth to hide, To quench the blushes of ingenuous shame, Or heap the shrine of Luxury and Pride With incense kindled at the Muse’s flame.

Перевод 1802 г. был выполнен рифмованным Я6жм; приведу ИФ из варианта 1839 г., белый стих (гекзаметр) которого отводит тем более важную организующую роль повторности инфинитивов: Всемогущим Словом сенат покорять, бороться с судьбою, обилье Щедрою сыпать рукой на цветущую область и в громких Плесках отечества жизнь свою слышать – то рок запретил им; Но, ограничив в добре их, равно и во зле ограничил: Не дал им воли стремиться к престолу стезею убийства, Иль затворять милосердия двери пред страждущим братом, Или, коварствуя, правду таить, или стыда на ланитах Чистую краску терять, или срамить вдохновенье святое, Гласом поэзии славя могучий разврат и фортуну.

Инфинитивная арматура перевода 1802 г. карикатурно преувеличена в пародии Н. А. Полевого, «Книжная лавка. Элегия» (оп. 1825; Я6жм), с ИС 2+(1-1)+(4-1)+(3-1/1)+4, переключающей дискурс в метапрофессиональный план:

О славе будущей, о похвалах мечтая, Не будут их творцы, как милых чад, хвалить , Число листов и вес творенья исчисляя, Читаньем бедняков зевающих морить. <…> А вы, Горацием и Буало прельщенны! Зачем же спящих здесь спешите презирать, Что в мрак невежества и в глупость облеченны, Едва родясь, они стремились умирать? <…> Греметь на севере бессмыслия главою И пол-отечества – заставить задремать, Затмить и Бавия и Мевия собою И скукой много лет читателей терзать – Не многим рок судил!.. но, вместе с сочиненьем Он, с их погибелью, преграды положил – Скрывая лавки в мрак и поразив истленьем, В провинциях вводить вкус глупый запретил. Забывши долг родства, приличия и чести, От дедовских стихов заставить нас зевать И за творением, печатным в две, в три дести, Давно умершего заставить проклинать. <…> Нередко к вечеру, скитаяся за нами, Они приходят к нам чай с ромом, с водкой пить <,> Продать трагедию, помучить нас стихами, О переводе вновь романа говорить… [Мнимая поэзия, 204–209].

У Ж. ср. еще:

ИС 5+1 в программно сентименталистском «Вечере» (1806), с его типовым набором мотивов пути, природы, мироздания, дружбы, любви, жизни и поэзии:

Мне рок судил: брести неведомой стезей, Быть другом мирных сел, любить красы природы, Дышать под сумраком дубравной тишиной И, взор склонив на пенны воды, Творца, друзей, любовь и счастье воспевать . О песни, чистый плод невинности сердечной! Блажен, кому дано цевницей оживлять Часы сей жизни скоротечной!;

и инфинитивный финал «Пловца» (1812, оп. 1813), приведшего к тому, что мать М. А. Протасовой, к которой поэт сватался, отказала ему от дома, усмотрев в стихотворении (пропетом Ж. на музыку Плещеева), запрещенные ею намеки на любовь к ее дочери:

Неиспытанная радость – Ими жить , для них дышать ; Их речей, их взоров сладость В душу, в сердце принимать . О судьба! Одно желанье: Дай все блага им вкусить ; Пусть им радость – мне страданье; Но… не дай их пережить (ИС 3+1+1).

[Жуковский 1999]

15. <29 января 1814 года>

       Когда б родиться в свет и жить

Лишь значило: пойти в далекий путь без цели,

Искать безвестного, с надеждой не найтить,

И, от младенческой спокойной колыбели

       До колыбели гробовой

       Стремясь за тщетною мечтой,

Остановиться вдруг и, взоры обративши,

Спросить с унынием: зачем пускался в путь?

Потом, забвению свой посох посвятивши,

       На лоне тишины заснуть, —

Тогда бы кто считал за праздник день рожденья?

       Но жребий мне иной!

       Мне ангел, мой хранитель,

Твой вид приняв, сказал: «Я друг навеки твой!»

В сем слове все сказал небесный утешитель,

В сем слове цель моя, надежда и венец!

Благодарю за жизнь, творец!

1814; оп. 1878

15. Написано в собственный 31‐й день рождения, через 11 лет после первого подобного опыта – «Стихов, сочиненных в день моего рождения» (1803), где имелась предвещающая начало № 15 отчасти инфинитивная концовка ИФ (1-1/1):

Когда ж придет нам расставаться , Не будем слез мы проливать: Недолго на земле скитаться ; Друзья! увидимся опять.

ИС 2=(5-1) занимает первую, условно-вопросительную, часть ст-ия (10 строк, включающих двухэтажное подчинение: Искать… с надеждой не найтить). Вольность медитации выражается в разностопности ямба (Я3/4/6-ст.), нечетности числа строк (17), разнообразии позиций инфинитивов. Примечательно совмещение стилистики отчужденного инфинитивного очерка жизненного пути (ср. № 9), включающего словарный элемент (значило, ср. №№ 9, 10, 12), с интимностью перволичного любовного послания (во второй части, адресатом которой считают М. А. Протасову). Композиционно это обеспечено сцеплением двух составляющих в пару «вопрос–ответ»; стилистически – мягким лирическим тоном уже и первой части и вложением вопроса, выдержанного в грустно-романтическом и одновременно инфинитивном ключе (спросить с унынием), в уста абстрактному персонажу; а интертекстуально – опорой на инфинитивную же традицию гамлетовского монолога (см. Ж-2000).

Денис Васильевич Давыдов (1784–1839)

В стихах Д. есть несколько ИФ, в частности, в популярной «Песне» («Я люблю кровавый бой!..»; 1815), с ИС 3+1+3+1:

Станем, братцы, вечно жить Вкруг огней, под шалашами; Днем – рубиться молодцами, Вечерком — горелку пить! Станем, братцы, вечно жить Вкруг огней, под шалашами! О, как страшно смерть встречать На постеле господином, Ждать конца под балхадином И всечасно умирать! О, как страшно смерть встречать На постеле господином!

[Давыдов 1984]

16. К Е. Ф. С–НУ, убеждавшему меня написать ему что-нибудь

Рушитель лености моей!

Оставь дремать меня в покое

Среди моих беспечных дней;

Позволь мне время золотое

Заботами не возмущать!

Я славы не хочу искать;

Хочу покоиться всечасно,

Лежа в постели размышлять

И век лениться сладострастно!

1813/1814; оп. 1826

16. Адресат ст-ия, с ИФ в заглавии, не установлен. Пример свободы употребления ИП в стихах на случай; ср. вольную строфику (4+5 строк, со сменой порядка мужских и женских рифм). Примечателен перевод в 1-е лицо харáктерного образа (лентяя). ИС 1+1+1+3.

Павел Александрович Катенин (1792–1853)

ИП представлено у К. слабо. Среди исключений – 13‐й из «Романсов о Сиде» (из Гердера; 1822–1823), с несколькими ИС, например:

ИС 1+4 : Честь гласит мне: благородный Должен род свой сохранить; Должен он служить отчизне И советом и рукой, Помнить веру, государю В нужде правдой помогать; А затем свой род и имя Твердо в землю вкоренить, <…>

В белом стихе, в частности в испанском хорее, ИП иногда применяется в качестве одного из компенсаторных ритмико-композиционных средств (ср. № 272).

[Катенин 1965]

17. Княжна Милуша

IV: 68–69

[…Ум на Руси большой шутник и трезвый,

Подавно там, где Лель, бесенок резвый,

Его поит, и сподтишка ему

Причуд шальных нашептывает тьму:]

69

Класть рожь в снопах с их колосом зернистым

Для молодых под брачную постель,

И опахать их соболем пушистым,

И посыпать им на голову хмель,

И петухом кормить, и до рассвета

Стеречь их сон от вражьего навета,

И мало ли еще каких затей,

Науку свах и смех честных гостей.

1832–1833

17. Богатырская поэма-сказка «Княжна Милуша» (1833) отмечена влиянием «Евгения Онегина» (в изображении «иного» – деревенского, народного – образа жизни), хотя и написана другими размером (Я5) и строфикой. Строфа 69 выглядит как начинающаяся с абсолютной ИС 5, но в действительности подчинена тьме причуд из предыдущей.

Петр Александрович Плетнев (1791/2–1865)

18. Нередкая в посланиях поэтов пушкинской поры длинная ИС (7-1), подчиненная мечтательному обороту как бы… хорошо в двух начальных строках, включающему личное местоимение нашей, занимает весь последующий текст (14 строк) и таким образом постепенно автономизируется. Она разрабатывает тему буколической деревенской жизни (ср. ниже о Дельвиге). Инфинитивы – сначала в рифмах, а затем в началах строк, причем по-разному распределенные по строкам: в двух первых строфах по два инфинитива (I,2,4; II,2,3), в кульминационной третьей – три (III,1,3,4), а в заключительной – один (IV,4), оттянутый до последней строки и управляющий целым четверостишием.

[Поэты 1820–1830‐х годов]

18. Стансы к Д<ельвигу>

Дельвиг! как бы с нашей ленью

Хорошо в деревне жить;

Под наследственною сенью

Липец прадедовский пить;

Беззаботно в полдень знойный

Отдыхать в саду густом;

Выйти под вечер спокойный

Перед сладким долгим сном;

Ждать поутру на постеле,

Не зайдет ли муза к нам;

Позабыть все дни в неделе

Называть по именам;

И с любовью не ревнивой,

Без чинов и без хлопот,

Как в Сатурнов век счастливый,

Провожать за годом год!

1826

Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797–1846)

19. <Песни из повести «Адо»>

6

Что ты, Машенька, призадумалась?

Что, голубушка, пригорюнилась?

Ах! пришла пора тебе, Машенька,

Пора бросить житье девичье,

Расплести свои косы черные,

Дом покинуть родного батюшки!

Не за тем ли ты пригорюнилась?

Не на то ли, свет, призадумалась?

Не на то ли, свет, призадумалась?

1822 или 1823

[Кюхельбекер 1967, 169]

19. «Адо (Эстонская повесть)» (1824) рассказывает о борьбе эстонцев с Меченосцами в XIII в. Адо – один из эстонских старшин. «Что ты, Машенька…?» – песня девушек на свадьбе Маи (Марии), дочери Адо, с Нором (Юрием). Зависимая ИС 3 интересна фольклорным колоритом и представляющей «иное» женской темой.

Антон Антонович Дельвиг (1798–1831)

У Д. более десятка ИС, в основном, в дружеских посланиях, в том числе: «К Пущину (В альбом)» («Прочтя сии разбросанные строки…», 1817), «А. С. Пушкину (Из Малороссии)» (1817), «К Илличевскому (В Сибирь)» (1818) и «К Евгению <Баратынскому>» (1819) – ответ на вовсе не инфинитивное «Дельвигу» Баратынского («Так, любезный мой Гораций…», 1819; ср. тж. № 18), с ИС 3+6:

За то ль, Евгений, я Гораций, <…> Кого ж мне до вершин Парнаса, Возвыся громкий глас, вознесть? Иль за ухо втащить Мидаса И смех в бессмертных произвесть? Вернее в храме Цитереи, <…> Благоуханной головою Поникнув, Лидии младой Приятно нежить слух игрою, Воспеть беспечность и покой, И сладострастия томленье, И пламенный восторг любви, Покинуть гордые желанья, В венок свой лавров не вплетать И в час веселого мечтанья Тихонько Флакку подражать В науке дивной, в наслажденьи, И с ним забавы петь свои.

[Дельвиг 1986]

20. К К<няжне> Т. В<олконской>

К чему на памятном листке мне в вас хвалить

Ума и красоты счастливое стеченье?

Твердить, что видеть вас уж значит полюбить

И чувствовать в груди восторги и томленье?

Забавно от родни такое восхищенье,

И это все другой вам будет говорить!

Но счастья пожелать и доброго супруга,

А с ним до старости приятных, светлых дней —

Вот все желания родни и друга

Равно и для княжны, и для сестры моей.

между 1814 и 1817

20. ИС 2-(1=2)+1+1, с личными компонентами (мне, вас), постепенно ослабевающая к концу. Примечательны: абсолютность вопросов в строках 3-4; густота инфинитивности – двухэтажной и словарной одновременно – в 3-й строке (Твердить, что видеть вас уж значит полюбить; ср. №№ 9, 10, 12, 15); ироническое обнажение ориентации на «иное»: поэт пишет то, что не он сам, а другой вам будет говорить.

21. Фани

(Горацианская ода)

Мне ль под оковами Гимена

Все видеть то же и одно?

Мое блаженство – перемена,

Я дев меняю, как вино.

Темира, Дафна и Лилета

Давно, как сон, забыты мной,

И их для памяти поэта

Хранит лишь стих удачный мой.

Чем с девой робкой и стыдливой

Случайно быть наедине,

Дрожать и миг любви счастливой

Ловить в ее притворном сне —

Не слаще ли прелестной Фани

Послушным быть учеником,

Платить любви беспечно дани

И оживлять восторги сном?

между 1814 и 1817

21. Темира, Дафна и Лилета – ср. в опущенной Пушкиным строфе из «Онегина» (IV: 3): Словами вещего поэта Сказать и мне позволено: Темира, Дафна и Лилета Как сон, забыты мной давно (1827). ИС 1+(3-3): безличные инфинитивные конструкции соединены подчинительным сравнением под знаком вопроса (Чем Инф… – Не слаще ль Инф..?), подчеркивающей виртуальность мысленного выбора. Они занимают вторую половину текста, но предвещаются инфинитивом во 2-й строке (видеть), привязанным, как и все начало, к местоимению 1 л. ед. ч. Топика – условные мечты о любовных наслаждениях.

22. Песня

Как ни больно сердца муки

Схоронять в груди своей,

Но больнее в час разлуки

Не прижать родную к ней,

Не услышать слово «милый»,

Не понять понятный взгляд

И мучений ждать уныло

Вместо всех себе наград.

Все ж не больно, есть больнее,

Чем страдаю, что терплю!

Я б хотел любить нежнее,

Некому ж сказать «люблю».

Сердце ищет разделиться,

Но кого и где найти?

Как слезам из глаз не литься,

Как цветку не отцвести.

1819

22. ИС (4-1)+1+1+1+1+2. Главная ИС 4-1, в I-II строфах, введена сравнительным оборотом (Как ни больно… – Но больнее…, – ср. № 21), причем три инфинитива даны под отрицанием, акцентирующим виртуальность. В строфах III-IV серийность падает – следуют 4 разрозненных инфинитива, но последние 2 образуют квази-серию, и сохраняется альтернативность (есть больнее, чем терплю), причем опробуются разные способы введения инфинитивов (б хотел; некому; ищет; кого и где..?; как не..?). На рукописи пометка Пушкина: «Сохранить оборот и сделать прелесть» (Дельвиг 1986: 392).

Алексей Дамианович Илличевский (1798–1837)

23. Cовершенный человек

Другого мысль проникнуть сразу,

Себя скрывать всего,

Смеяться, плакать по заказу,

Любить и всех и никого,

Льстить и ругать попеременно,

Лгать и обманываться век —

Вот что зовется совершенный

В понятьи светском человек.

1827

[Поэты 1820–1830‐х годов, 492–493]

23. Вольный перевод из «Les gens du monde» Гомбо (Jean Ogier de Gombau(l)d, 1570/1576–1666). Почти абсолютная ИС 9, замыкаемая резюме словарного типа (Вот что зовется…; ср. №№ 3, 7, 9, 12, 19). Традиционный сатирический портрет (светского человека) переложен новым размером (Я4), а инфинитивы словарно отождествлены не с абстрактным названием поведения (ср. Вот остроумием что часто мы считаем в № 7), а непосредственно с типом персонажа; примечательна открывающая стихотворение ориентация на «другого».

Александр Сергеевич Пушкин (1799–1837)

ИС встречаются у П. более 30 раз – в лирике, поэмах и драматических произведениях.

В «Гавриилиаде» (1821) есть ИС 1+6:

Они должны, красавицы другие, Завидовать огню твоих очей; Ты рождена, о скромная Мария, Чтоб изумлять адамовых детей, Чтоб властвовать над легкими сердцами, Улыбкою блаженство им дарить , Сводить с ума двумя-тремя словами, По прихоти – любить и не любить… Вот жребий твой…

В драме «Борис Годунов» (1825) довольно длинные ИС встречаются дважды:

Зачем и мне не тешиться в боях, Не  пировать за царскою трапезой? Успел бы я, как ты, на старость лет От суеты, от мира отложиться , Произнести монашества обет И в тихую обитель затвориться (Григорий; «Ночь. Келья…»; ИС 2+3);

Что делать мне? Ужели буду ждать <…> Не лучше ль Предупредить разрыв потока бурный И самому….. Но  изменить присяге! Но  заслужить бесчестье в род и род! Доверенность младого венценосца Предательством ужасным заплатить (Басманов; «Ставка»; ИС 1+1+4; в связи с оборотом Не лучше ль… ср. замечание П. по поводу № 22).

Несколько серий есть в «Полтаве» (1828), например, ИС 6:

Он мальчик бойкой и отважный; Два-три сраженья разыграть , Конечно, может он с успехом, К врагу на ужин прискакать, Ответствовать на бомбу смехом, Не хуже русского стрелка Прокрасться в ночь ко вражью стану; Свалить как нынче казака И обменять на рану рану (Мазепа о Карле); ср. еще ИС 4 в «Воеводе» (1833): Я скакал во мраке ночи Милой панны видеть очи, Руку нежную пожать; Пожелать для новоселья Много лет ей и веселья, И потом навек бежать; ИС есть также в «Графе Нулине» (1825) и «Тазите» (1830).

В «Каменном госте» (1830) есть ИС 6: Вокруг тебя Еще лет шесть они толпиться будут, Тебя ласкать, лелеить и дарить И серенадами ночными тешить И за тебя друг друга убивать На перекрестках ночью (Дон Карлос – Лауре).

ИС 3 открывает ст-ие «Прощание» (1830):

В последний раз твой образ милый Дерзаю мысленно ласкать , Будить мечту сердечной силой И с негой робкой и унылой Твою любовь воспоминать;

и охватывает всю вторую половину ст-ия «К ***» («Нет, нет, не должен я, не смею, не могу…»; 1832):

Ужель не можно мне, Любуясь девою в печальном сладострастье, Глазами следовать за ней и в тишине Благословлять ее на радость и на счастье, И сердцем ей желать все блага жизни сей, Веселый мир души, беспечные досуги, Всё – даже счастие того, кто избран ей, Кто милой деве даст название супруги.

[Пушкин 1937–1949]

24–28. Евгений Онегин

24. Глава первая

I

«Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог.

Его пример другим наука;

Но, боже мой, какая скука

С больным сидеть и день и ночь,

Не отходя ни шагу прочь!

Какое низкое коварство

Полу-живого забавлять,

Ему подушки поправлять,

Печально подносить лекарство,

Вздыхать и думать про себя:

Когда же чорт возьмет тебя?»

1823

25. Глава первая

ХI

Как он умел казаться новым,

Шутя невинность изумлять,

Пугать отчаяньем готовым,

Приятной лестью забавлять,

Ловить минуту умиленья,

Невинных лет предубежденья

Умом и страстью побеждать,

Невольной ласки ожидать,

Молить и требовать признанья,

Подслушать сердца первый звук.

Преследовать любовь, и вдруг

Добиться тайного свиданья…

И после ей наедине

Давать уроки в тишине!

1823

26. Глава шестая

VI

Бывало, он трунил забавно,

Умел морочить дурака

И умного дурачить славно,

Иль явно, иль исподтишка,

Хоть и ему иные штуки

Не проходили без науки,

Хоть иногда и сам в просак

Он попадался, как простак

Умел он весело поспорить,

Остро и тупо отвечать,

Порой расcчетливо смолчать,

Порой расcчетливо повздорить,

Друзей поссорить молодых

И на барьер поставить их,

VII

Иль помириться их заставить

Дабы позавтракать втроем,

И после тайно обесславить

Веселой шуткою, враньем. <…>

1826

27–28. Глава осьмая

Письмо Онегина к Татьяне.

<…>

Нет, поминутно видеть вас,

Повсюду следовать за вами,

Улыбку уст, движенье глаз

Ловить влюбленными глазами,

Внимать вам долго, понимать

Душой всё ваше совершенство,

Пред вами в муках замирать,

Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!

<…>

Боюсь: в мольбе моей смиренной

Увидит ваш суровый взор

Затеи хитрости презренной —

И слышу гневный ваш укор.

Когда б вы знали, как ужасно

Томиться жаждою любви,

Пылать – и разумом всечасно

Смирять волнение в крови;

Желать обнять у вас колени,

И, зарыдав, у ваших ног

Излить мольбы, признанья, пени,

Всё, всё, что выразить бы мог,

А между тем притворным хладом

Вооружать и речь и взор,

Вести спокойный разговор,

Глядеть на вас веселым взглядом!..

1831

24–28. В «Евгении Онегине» ИП использовано в десятке мест (гл. I, IV, VI, VIII), причем серии довольно однотипны: зависимые, часто длинные: № 24: ИС 1+1+1+5; № 25: ИС 13; № 26: ИС 2+(7-1/2) – двухэтажность с двумя раздельными ИФ, зависящими от одного члена длинной серии: …заставить помириться, дабы позавтракать… и… обесславить; № 27: ИС 8, зависящая от блаженством, появляющимся после всей серии; № 28: ИС 7-(2-1). Инфинитивы занимают все возможные позиции в строках. Это ИП опирается на традицию XVIII в. – отстраненное изображение поведения, диктуемого характером персонажа или типовым положением, в которое он попал, – но модифицирует ее игрой с точками зрения и переводом в Я4.

В более или менее чистом виде традиция представлена в портрете Зарецкого (№ 26); в № 25 и других, неинфинитивных, зарисовках характера и времяпровождения Онегина (см. I: 5, 6, 10, 11, 12 и опущенную строфу 13-ю) сатирический портрет светского денди сочетается с оттенком любования и авторской причастности. Интересный вариант такой двойственности – в эмблематической 1-й строфе романа (№ 24), где сатирическое общее место (притворство наследника у одра богатого родственника) дано как рефлексия самого этого якобы харáктерного персонажа (Какое низкое коварство..!); а зеркальное ее обращение – ИС 5-1 в IV: 8, 9, где, напротив, от имени лирического «я» поэта (хотя и совершенно безлично) сообщаются истины, оказывающиеся созвучными мыслям Онегина: Кому не скучно лицемерить, Различно повторять одно, Стараться важно в том уверить, В чем все уверены давно, Всё те же слышать возраженья, Уничтожать предрассужденья <…> Так точно думал мой Евгений…

Вершины игра с харáктерным ИП достигает в «Письме Онегина»: описание нелепого поведения несчастного влюбленного (ср. «Портрет» Ржевского, № 3) превращено в страстный романтический монолог от 1-го лица (с опорой на Б. Констана: «[J]’aurais un tel besoin de me reposer de tant d’angoisses, de poser ma tête sur vos genoux, de donner un libre cours à mes larmes…»; «Adolphe», 3).

29. Анджело

Часть вторая. VI

Клавдио

Так – однако ж… умереть,

Идти неведомо куда, во гробе тлеть

В холодной тесноте… Увы! земля прекрасна

И жизнь мила. А тут: войти в немую мглу,

Стремглав низвергнуться в кипящую смолу,

Или во льду застыть, иль с ветром быстротечным

Носиться в пустоте, пространством бесконечным…

И всё, что грезится отчаянной мечте…

Нет, нет: земная жизнь в болезни, в нищете,

В печалях, в старости, в неволе… будет раем

В сравненьи с тем, чего за гробом ожидаем.

1833

29. Довольно точный перевод (11 строк Я6 со смежной рифмовкой) монолога из «Меры за меру» Шекспира (1604; III: 1; 15 строк белого Я5):

Ay, but to die , and go we know not where; To lie in cold obstruction, and to rot ; This sensible warm motion to become A kneaded clod; and the delighted spirit To bathe in fiery floods or to reside In thrilling region of thick-ribbed ice; To be imprison’d in the viewless winds, And blown with restless violence round about The pendent world; or to be worse than worst Of those that lawless and incertain thought Imagine howling – ’tis too horrible. The weariest and most loathed worldly life That age, ache, penury, and imprisonment, Can lay on nature is a paradise To what we fear of death.

Тема, интонация и ИП сходны со знаменитым инфинитивным монологом из «Гамлета» (1601), так что № 29 может считаться и вкладом П. в традицию его переводов (Ж-2000). Две ИС (3+4) практически абсолютные, лишь слегка подрываемые местоименным тут; можно считать их и единой ИС 7 с перебивкой. В оригинале одна длинная ИС 8 (или 9, если считать и эллиптичное [to be] blown), ретроспективно подчиненная перебивающей конструкции ’tis too horrible.

30. (Из Пиндемонти)

Не дорого ценю я громкие права,

От коих не одна кружится голова.

Я не ропщу о том, что отказали боги

Мне в сладкой участи оспоривать налоги

Или мешать царям друг с другом воевать;

И мало горя мне, свободно ли печать

Морочит олухов, иль чуткая цензура

В журнальных замыслах стесняет балагура.

Всё это, видите ль, слова, слова, слова.

Иные, лучшие мне дороги права;

Иная, лучшая потребна мне свобода:

Зависить от властей, зависить от народа —

Не всё ли нам равно? Бог с ними.

              Никому

Отчета не давать, себе лишь самому

Служить и угождать; для власти, для ливреи

Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;

По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам,

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья.

– Вот счастье! вот права…

1836; оп. 1857, 1889

30. Заголовок был задуман как подцензурная мистификация, но при жизни ст-ие опубликовано не было, и до 1889 г. печаталось с цензурными пропусками. Длинная ИС 5 занимает, благодаря распространяющим деепричастным оборотам, 8 строк в конце стихотворения (из общего числа 21) и читается как абсолютная – вплоть до появления финального резюме (Вот…); ее предвещают ИС (2-1)+2 в начале и середине.

Негативная первая половина ст-ия написана короткими предложениями в 2-3 строки, позитивная заключительная – инфинитивная – образует единое предложение, иконизирующее своей длиной, обилием переносов и последовательным удлинением инфинитивных кусков ту свободу, о которой идет речь. Медитация об идеальной свободе включает типичные для ИП передвижения в пространстве (скитаться здесь и там). Неполная последняя строка Вот совмещает две традиции заключительного Вот…: классическое сатирическое резюме (ср. №№ 7, 13) и романтический возглас восторга (ср. № 32). См.: Ж-2005б.

31. <Русалка>

[IV] Днепр. Ночь

              Русалки

       [Веселой толпою

       С глубокого дна

       Мы ночью всплываем,

       Нас греет луна.]

Любо нам порой ночною

Дно речное покидать,

Любо вольной головою

Высь речную разрезать,

Подавать друг дружке голос,

Воздух звонкий раздражать,

И зеленый влажный волос

В нем сушить и отряхать.

1829–1837

31. ИС 1+5, покрывающая целиком вступительный хор «Русалки», примечательна принадлежностью к фольклорной струе ИП. В драме в общей сложности пять ИС, в том числе в начальных сценах, ср.:

ИС 4: Ох, то-то все вы, девки молодые, Все глупы вы. Уж если подвернулся К вам человек завидный, не простой, Так должно вам его себе упрочить. А чем? разумным, честным поведеньем; Заманивать то строгостью, то лаской; Порою исподволь обиняком О свадьбе заговаривать – а пуще Беречь свою девическую честь… (Мельник);

ИС 4+3 <…> а вольно им, Небось, подманивать, божиться, плакать И говорить: тебя я повезу В мой светлый терем, в тайную светлицу <…> Им вольно бедных девушек учить С полуночи на свист их подыматься, И до зари за мельницей сидеть (Дочь).

Василий Иванович Туманский (1800–1860)

ИС нередки у Т.; ср.:

«Милой деве» (1822), с эксплицитной ориентацией на «других»:

ИС 4: Другим судьба послала милый дар Пленять твой ум, живить твое бесстрастье, Угадывать твой потаенный жар И похищать души твоей участье; Пускай других с тобою нежит счастье…;

«Век Елисаветы и Екатерины (Отрывок из послания Державину)» (1823), вполне в духе «Изображения Фелицы» и «Снигиря» (см. с. 57, 58):

ИС 8: Ты живо начертал сию полубогиню, <…> Но всюду русскую, всегда Екатерину! Жену, которая, очаровав судьбину, Умела нисходить к мечтам от важных дум; В безвестном юноше предвидеть зрелый ум; Над сердцем властвовать, давать законы миру; Улыбкою будить твою, Державин, лиру; В доспехах воина скакать перед полком, Вольтера побеждать аттическим пером И, даже в Сан-Суси пугая Фредерика, Не ведать, сколь сама прекрасна и велика;

и первую (из трех) строфу «Отрад недуга» (1838), с элегическим приятием «иного» состояния – болезни:

ИС 3: От всех тревог мирских украдкой, Приятно иногда зимой С простудой, с легкой лихорадкой Засесть смиренно в угол свой; Забыв поклоны, сплетни, давку, И даже модных дам собор, Как нектар, пить грудную травку И думам сердца дать простор.

Несколько инфинитивных моментов есть в переводе Т. вольтеровских стансов «К г-же дю Шатле» (1741) (под заголовком «К Сидевиллю», 1822, оп. 1825; дело в том, что эти стансы были посланы Вольтером в письме к его постоянному корреспонденту Пьеру де Сидевиллю):

ИС 1+1+(1-1)+ 2+1+1: Ты мне велишь пылать душою <…> Кто удержать его посмеет? Нет! Покоряюся ему, – И жить нерадостно тому, Кто жить по летам не умеет. <…> Ах! дважды ждет кончина нас: Забыть любовь, не быть любимым, – Вот смерть с мученьем нестерпимым! Окончить дни – отрадный час! <…> Пошел за ней; но плакал я, Что мог идти я лишь за нею [Мастера перевода, 296–297].

Т. был знаком с неопубликованным пушкинским переводом – «Стансами (Из Вольтера)» (1817–1819), ср.:

ИС 1+1+1+(1-11)+1 [вариант: 1+1+1+(1-1(1-1))+1]: Ты мне велишь пылать душою <…> Пред ним смириться должно нам. Кто применяться не умеет Своим пременчивым годам, Тот горесть их одну имеет <…> Нам должно дважды умирать: Проститься с сладостным мечтаньем – Вот Смерть ужасная страданьем! Что значит после не дышать? [вариант: Что значит после жить, дышать?] <…> И вслед пошел, но лил я слезы Что мог итти вослед лишь ей! [Пушкин 1937, 1, 413; 248–249]

Ср. систематически двухэтажные ИФ (1-2)+(1-1)+(1-1) в конце вольтеровского оригинала:

…On meurt deux fois, je le vois bien: Cesser d’aimer et d’être aimable, C’est une mort insupportable; Cesser de vivre, ce n’est rien <…> Je la suivis; mais je pleurai De ne pouvoir plus suivre qu’elle.

Пушкин (как и Т. в первой строке) вводит инфинитивы, отсутствующие у Вольтера, но не сохраняет их двухэтажности. Отзвук этих стихов ср. у Блока:

ИС 3+(2-1): Позволь и мне сгорать душою, Мгновенье жизнь торжествовать И одинокою мечтою В твоем бессмертьи ликовать <…> Позволь же мне сгорать душою И пламенеть огнем мечты, Чтоб вечно мыслить пред собою Твои небесные черты («Артистке» (вариант заглавия: «Марии Гавриловне Савиной»), 1900, оп. 1918) [Блок 1999, 121].

[Поэты 1820–1830‐х годов]

32. Элегия

На скалы, на холмы глядеть без нагляденья;

Под каждым деревом искать успокоенья;

Питать бездействием задумчивость свою;

Подслушивать в горах журчащую струю

Иль звонкое о брег плесканье океана;

Под зыбкой пеленой вечернего тумана

Взирать на облака, разбросанны кругом

В узорах и в цветах и в блеске золотом, —

Вот жизнь моя в стране, где кипарисны сени,

Средь лавров возрастя, приманивают к лени,

Где хижины татар венчает виноград,

Где роща каждая есть благовонный сад.

1824; оп. 1825

32. Квазиабсолютная ИС 5 покрывает 7 строк из 12; резюме (Вот жизнь моя…) переводит речь в изъявительный личный план. Композиционное сходство с традиционными сатирическими и ироническими очерками изображаемых модусов вивенди (ср. №№ 3, 7, 9, 13, 23; традиционным остается и размер – Я6) оттеняет различие: «иная» жизнь (в Крыму) подана с романтической, хотя и остраненной, сопричастностью (ср. №№ 18, 30 и далее № 33), – из Крыма, но как бы с «туристским» взглядом (на стран[у], где…) из столиц.

Федор Иванович Тютчев (1803–1873)

Число ИС у Т. невелико, но среди них – некоторые сигнатурные строки и одна знаменательная абсолютная серия. Ср.:

ИС 1+2+1+1: Молчи, прошу – не смей меня будить – О, в этот век преступный и постыдный – Не жить, не чувствовать – удел завидный – Отрадно спать, отрадней – камнем быть («<Из Микеланджело>»; 1855, оп. 1868), – перевод знаменитого ответа скульптора от имени его статуи «Ночь» на ст-ие Д. Строцци о том, что она столь совершенна, что стоит ее разбудить, и она заговорит:

ИС 1+2+1: Caro mi è il sonno, e più l’esser di sasso, mentre che ‘l danno e la vergogna dura; non veder, non sentir m’è gran ventura; però non mi destar, deh, parla basso (1545).

Существуют и другие переводы, от Вл. Соловьева («Ответ Микель-Анджело», 1883): Мне сладок сон, и слаще камнем быть! Во времена позора и паденья Не слышать, не глядеть – одно спасенье… Умолкни, чтоб меня не разбудить (ИС 1+2+1) – до А. Вознесенского, с цельной ИС 4: Блаженство – спать, не видеть злобу дня, Не ведать свары вашей и постыдства, В неведении каменном забыться… Прохожий, тсс… не пробуждай меня! (1975; см.: https://ruthenia.ru/tiutcheviana/publications/trans/mikelandz.html)

У Тютчева ср. далее:

ИФ 2+1: Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать – В Россию можно только верить (1866).

ИФ 2+1 [вариант: 2+2]: Умевший все совокупить В ненарушимом полном строе, Все человечески-благое, И русским чувством закрепить – Умевший, не сгибая выи Пред обаянием венца, Царю быть другом до конца И верноподданным России… [вариант: И до конца служить России] («Великий день Карамзина…»; 1866).

ИФ 2+1: Чудный день! Пройдут века – Так же будут, в вечном строе, Течь и искриться река И поля дышать на зное («В небе тают облака…»; 1868).

Ср. также ИС 3+3+3 в тяжеловесном басенно-патриотическом ст-ии «Британский леопард…» (1873; оп. 1900):

Наш северный медведь – Земляк наш всероссийский – От права своего не хочет отказаться Себя оборонять , подчас и  огрызаться В угоду же друзьям своим Не хочет перед миром Каким-то быть отшельником-факиром; И миру показать и всем воочию´, Всем гадинам степным На снедь предать всю плоть свою <…> «Как, он, простой медведь, и хочет защищаться В присутствии моем, и лапу поднимать, И даже огрызаться!»

[Тютчев 2002–2003]

33. «Нет, моего к тебе пристрастья…»

Нет, моего к тебе пристрастья

Я скрыть не в силах, мать-Земля.

Духов бесплотных сладострастья,

Твой верный сын, не жажду я —

Что пред тобой утеха рая,

Пора любви, пора весны,

Цветущее блаженство мая,

Румяный свет, златые сны?..

Весь день в бездействии глубоком

Весенний, теплый воздух пить,

На небе чистом и высоком

Порою облака следить,

Бродить без дела и без цели

И ненароком, на лету,

Набресть на свежий дух синели

Или на светлую мечту?

ок. 1835; оп. 1879

33. Синель – сирень (устар.); пунктуация в разных изданиях расходится. Вся вторая половина (2 четверостишия Я4жм из четырех) – абсолютная ИС 4, регистрирующая впечатления дня, идиллически проводимого «я» (из первой половины ст-ия) на природе. Два первые члена этой серии констатируют реакции субъекта на окружающее, два вторые – его передвижения, причем мостиком служит следить, описывающее восприятие движения; 3 глагола несов. вида замыкаются одним сов. вида – успешным, хотя и непреднамеренным результатом: набресть.

Виртуально-альтернативный заряд ИП мотивирован открывающей ст-ие риторической фигурой отказа (Нет,…). Инфинитивы стоят как в рифмах, так и в началах строк – легкий беспорядок, вторящий теме романтической непринужденности. Один инфинитив появляется уже во 2-й строке. Глагольность в I строфе постепенно падает: за двумя изъявительными предложениями идет одно безглагольное вопросительное (Что пред тобой утеха рая…?), с серией из шести однородных подлежащих, готовя абсолютную инфинитивность II строфы – грамматический аналог лирического растворения личности в природе.

От менее смелого опыта Туманского (№ 32) тютчевское ст-ие отличает эта абсолютность серии, а также перевод в неархаический – «актуальный» – Я4 (ср. № 18). Ст-ие было в числе рассматривавшихся Пушкиным для публикации в «Современнике» (1836/7) ст-ий Т., но не вошло в нее и было опубликовано лишь посмертно – в преддверии модернистской активизации ИП. См. Ж-2008a.

Алексей Степанович Хомяков (1804–1860)

Х. активно применял ИП как в лирике, так и в драме, преимущественно для разработки темы творческой или политической власти. Таковы № 34 и два десятка других ИС из трагедий «Ермак» (1825–1826) и «Дмитрий Самозванец» (1831–1832, пост. 1833) и ИС в № 35 и ст-иях «На сон грядущий» (1831) и «Просьба» (1828). В плане политической власти характерен фрагмент «Ермака» (III, 8-9), с монологом заглавного героя и искушающими рассуждениями Шамана, в котором квазиабсолютная ИС насчитывает, с перебивками, 18 инфинитивов:

[Ермак:] Здесь быть царем, там умереть на плахе! Царем, владеть судьбою ста племен, Быть богом их, их зримым провиденьем. О гордая, но сладостная мысль! Сказать войне: пылай! и кровь лиется; Велеть: будь мир! и счастлива земля; Зреть пред собой склоненные народы И взглядом, манием одним руки Им страх внушать, вливать в их сердце радость; Давать им жизнь иль к смерти посылать, И лишь от неба ждать своей судьбины, Пред ним одним главу свою склонять… Не это ли венец мне предлагает?.. <…> [Шаман:] Быть благодетелем, его отрадой, Его защитой? Зреть веселие одно, Внимать вокруг благословенья, Знать, что везде, где чтится твой закон, Во всех странах, твоей подвластных воле, Ни вздоха нет, ни горести, ни слез, – И говорить: «Они счастливы мною <…>»

Речь Ермака – это две почти абсолютные ИС (4+9), разделенные назывным предложением (О гордая, но сладостная мысль!) с ретроспективно и не очень жестко управляющим словом мысль и завершающиеся аналогично резюмирующим это. Они посвящены теме царского могущества; виртуальность ИП (герой колеблется, не принять ли ему корону, изменив законному царю Ивану Грозному) подчеркнута альтернативностью конструкции здесь… – там…

Тема личной и поэтической власти налицо в «Просьбе», где несколько ИФ: (3-1)+1+2+2+6, первый из которых – квазиабсолютный:

В час утренней зари, румяной и росистой, Услышать пушки глас, зовущий нас к боям, Глядеть , как солнца луч златистый, Играя, блещет по штыкам; <…> И чувствовать тогда, что верен меч стальной, <…> Что я могу с улыбкою презренья На жизнь, на смерть и на судьбу взирать! О, эти сладкие мгновенья! <…> Я не хочу в степи земной скитаться <…> Как робкая жена, пред роком не привык Главой послушной преклоняться, Внимать, как каждый день, и скучен и смешон, Всё те же сказки напевает <…> Я не рожден быть утлою ладьею, Забытой в пристани, не знающей морей, И праздной истлевать кормою, <…> Но я хочу летать над бурными волнами Могущим кораблем с дружиной боевой, <…> Бороться с бездною и с дикою грозой, Челом возвышенным встречать удар судьбины, Бродить по области и смерти и чудес, И жадно пить восторг, и из седой пучины Крылом поэзии взноситься до небес. Вот счастливый удел, давно желанный мною.

Более сдержанно ностальгическое «К детям» (1839), наполовину покрытое ИС 1+5:

Бывало, в глубокий полуночный час, Малютки, приду любоваться на вас; Бывало, люблю вас крестом знаменать , Молиться, да будет на вас благодать, Любовь вседержителя бога. Стеречь умиленно ваш детский покой, Подумать о том, как вы чисты душой, Надеяться долгих и счастливых дней Для вас, беззаботных и милых детей, Как сладко, как радостно было!

[Хомяков 1969]

34. Ермак

Трагедия в пяти действиях

II, 1

              Ольга:

        О Волга! На твоих брегах

Как жизнь моя прелестно расцветала,

Как сладко я о будущем мечтала,

Как мало думала о горе и бедах!

С ним было сладко все: среди дубрав скитаться,

        Внимать их сладостным певцам;

Иль грозно плещущим волнам

На легком челноке вверяться;

С ним быть, речам его внимать,

Встречать всечасно взор его прекрасный,

И в нем любовь его читать,

И блеск души, как небо, ясной…

        (Вздыхает.)

Но все навек прошло! Ермак, Ермак!

1825–1826

34. Реплика персонажа построена как самостоятельное элегическое ст-ие, четко выделенное из окружающего текста – размером и рифмовкой (Я4/5/6; два четверостишия с опоясывающей рифмой, одно с перекрестной; собеседница – вне цитируемого куска – говорит белым Я5); незарифмована лишь последняя строка-восклицание (вполне в элегическом духе). Два последние четверостишия заняты длинной зависимой чисто сочинительной ИС 7, ностальгически воскрешающей «иное» – былые любовные свидания, в частности, передвижения (скитаться), в т. ч. с помощью транспортного средства.

35. Желание

Хотел бы я разлиться в мире,

Хотел бы с солнцем в небе течь,

Звездою в сумрачном эфире

Ночной светильник свой зажечь.

Хотел бы зыбию стеклянной

Играть в бездонной глубине

Или лучом зари румяной

Скользить по плещущей волне.

Хотел бы с тучами скитаться,

Туманом виться вкруг холмов

Иль буйным ветром разыграться

В седых изгибах облаков;

Жить ласточкой под небесами,

К цветам ласкаться мотыльком

Или над дикими скалами

Носиться дерзостным орлом.

Как сладко было бы в природе

То жизнь и радость разливать,

То в громах, вихрях, непогоде

Пространство неба обтекать!

1827

35. Пять четверостиший (Я4жм) с четырьмя анафорическими личными Хотел бы: двумя в I строфе, управляющими соответственно одним и двумя инфинитивами; одним во II, управляющим двумя; и одним на следующие 8 строк, управляющим ИС 6. Период замыкается синонимической заменой личного главного сказуемого (Хотел бы) на безличное (Как сладко было бы), управляющее двумя инфинитивами. Перволичное я при хотел бы исчезает после 1-й строки. Анафорические повторы, длина серий и общее обилие инфинитивов (ИС 1+2+2+6+2), разнообразие их позиций в стихе, множественность явлений природы, с которыми мыслится контакт и метаморфное слияние (ср. № 8; см. Ж-2003а), и интенсивность пространственных передвижений – все это работает на романтическую тему творческой мощи субъекта. Синтаксис довольно однообразный (пространственные предлоги, совместный предлог с и тв. п. превращения), сугубо сочинительный (бессоюзный и с союзами или и то); нет ни причастных, ни деепричастных оборотов, ни разветвленных конструкций.

Не исключено влияние позднего ст-ия Гёте «Одно и всё» («Eins und Alles»; 1821), с его более глубокой темой круговорота бытия и небытия и более разветвленным ИП (благодаря свободной номинализации инфинитивов в нем. яз), см., напр. I и IV строфы:

ИС 2+5+4+(1-1): Im Grenzenlosen sich zu finden, Wird gern der einzelne verschwinden, Da löst sich aller Überdruß; Statt heißem Wünschen, wildem Wollen, Statt lästigem Fordern, strengem Sollen, Sich aufzugeben ist Genuß. <…> Es soll sich regen, schaffend handeln, Erst sich gestalten, dann verwandeln; Nur scheinbar steht’s Momente still. Das Ewige regt sich fort in allen: Denn alles muß in Nichts zerfallen, Wenn es im Sein beharren will. [Ср. буквальный перевод строк 3-5: *Вместо горячего хотеть, дикого желать, Вместо тягостного требовать, строгого долженствовать, Отказаться от себя – удовольствие.]

В пер. Н. Н. Вильмонта [Гёте 1975, 464–465]:

ИС 2+(1-1)+1+1: В безбрежном море раствориться, С собой навеки распроститься В ущерб не будет никому. Не знать страстей, горячей боли, Всевластия суровой воли – Людскому ль не мечтать уму? <…> Пусть длятся древние боренья! Возникновенья, измененья – Лишь нам порой не уследить. Повсюду вечность шевелится, И все к небытию стремится, Чтоб бытию причастным быть (Отметим утрату по сравнению с оригиналом четырех инфинитивов в IV строфе).

Три десятка лет спустя ст-ие 23-летнего Х. вызвало пародию Козьмы Пруткова: «Желания поэта» [вар.: Желанье поэта]» (оп. 1854; об авторстве В. М. Жемчужникова, см. Прутков 1965: 430):

Хотел бы я тюльпаном быть; Парить орлом по поднебесью; Из тучи ливнем воду лить; Иль волком выть по перелесью. Хотел бы сделаться сосною; Былинкой в воздухе летать; Иль солнцем землю греть весною; Иль в роще иволгой свистать . Хотел бы я звездой теплиться; Взирать с небес на дольний мир; В потемках по небу скатиться; Блистать , как яхонт иль сапфир. Гнездо, как пташка, вить высоко; В саду резвиться стрекозой; Кричать совою одиноко; Греметь в ушах ночной грозой… Как сладко было б на свободе Свой образ часто так менять И, век скитаясь по природе, То утешать , то устрашать! [Прутков 1965, 68–69]

В пародии сказуемые-анафоры и управляемые ими ИС образуют более ровный рисунок нарастания – ИС 4+4+8, а металитературный финал (ИС 3), вводимый формулой Как сладко было б на свободе, эффектно обнажает самый топос метаморфозы.

Степан Петрович Шевырев (1806–1864)

У Ш. примечательна «Русская разбойничья песня» (1827; обработка того же народного источника, что и в «Свадьбе» А. В. Тимофеева, 1834, знаменитой благодаря музыке Даргомыжского, 1835), с ИП фольклорного типа. Атаман разбойников отвечает на вопросы сына:

«Я учил тебя добру: Зверем жить под землей, Рыбой плыть под водой, Птицей в воздухе летать. На коне в огонь скакать <…> Мне сказала ворожейка, Лихая злодейка: Что тебе венчаться С матерью твоей, Что тебе ласкаться У песчаных грудей».

ИС 4+2; характерен мотив передвижения; «иное» представлено фольклорностью, разбоем и зооморфной метафорикой (ср. № 330).

[Шевырев 1939]

36. Чтение Данта

Что в море купаться, то Данта читать:

Стихи его тверды и полны,

Как моря упругие волны!

Как сладко их смелым умом разбивать!

Как дивно над речью глубокой

Всплываешь ты мыслью высокой:

Что в море купаться, то Данта читать.

1830

36. Обрамляющий повтор приравненных друг другу инфинитивов – частный случай дефиниционных приравниваний (ср. №№ 12, 15), как правило, безличных и, значит, абсолютных; изъявительное 2-е лицо в 6-й строке (всплываешь ты…) неопределенно-лично. Общая структура: ИС (1=1)+1+(1=1). Мотивы передвижения (в частности, по воде), любования волнами и поэтического творчества (здесь под углом читательской рецепции) типичны для ИП, а ассоциация плавания с чтением (вызвавшая упрек Белинского в натянутости) оригинальна и родственна другим метапоэтическим применениям ИП.

Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807–1873)

У Б. более двух десятков ст-ий с ИС, часто длинными, но не абсолютными и не покрывающими бóльшую часть текста, – свидетельство укоренения ИП как принятого ресурса романтической поэзии.

Особенно охотно разрабатывал Б. тему женщины как проблемного иного, пришедшую на смену сатирическому харáктерному иному XVIII в. Ср.:

ИС (3-1)+(14-1)+4 в ст-ии «К женщине» (1839):

Должна от света ты зависеть , Склоняться, падать перед ним, Чтоб, может быть, его возвысить Паденьем горестным твоим; Должна и мучиться и мучить, Сливаться с бренностью вещей, Чтоб тяжесть мира улетучить Эфирной легкостью твоей; Не постигая вдохновенья, Его собой воспламенять, И строгий хлад благоговенья Слезой сердечной заменять; Порою, на груди безверца Быть всем, быть верой для него, Порою там, где нету сердца, Его создать из ничего, Бездарному быть божьим даром Уму надменному назло, Отринув ум, с безумным жаром Лобзать безумное чело; Порой быть жертвою обмана, Мольбы и вопли отвергать, Венчать любовью истукана И камень к сердцу прижимать. <…> Тебе дано его покоить, Судьбу и жизнь его делить, Его все радости удвоить, Его печали раздвоить [Бенедиктов 1939, 115];

ср. тж. ст-ие «Напрасно» (1842; «Напрасно, дева, бурю спрятать.…»), с ИС 6;

и «Лестный отказ» (1844), с ИС 5 в прямой речи женщины, т. е. с перевоплощением лирического субъекта в «иной» пол [Бенедиктов 1939, 177]:

«<…> Я не хочу обманом искушать Поэта жар и стих покорной И полунежностью притворной Тебя коварно вдохновлять, Внушать страдальцу песнопенья И звукам, вырванным из сердца глубины, Рассеянно внимать с улыбкой одобренья И спрашивать: кому они посвящены? <…>»;

а также квазилермонтовское «Смейтесь!» (1850–1856) с несколькими ИФ.

Длинные ИС есть и в других стихах Б., ср., например, квазиабсолютную ИC 5 в «Послании о визитах (К М. Ф. Ш<такеншнейдер>)» (1856), описывающем в 1-м лице стандартное поведение современного светского человека, уподобляемого в его передвижениях по городу великим мореплавателям (транспортный мотив из репертуара ИП), не в сатирическом, а автоироническом ключе (ср. послания поэтов пушкинской поры):

<…> Открыть среди таких прогулок Иль неизвестный закоулок, Иль безымянный островок; Полузнакомого припомня, Что там у Покрова живет, Узнать, что самая Коломня Есть остров средь канавных вод, – Открыть полярных стран границы, Забраться в Индию столицы, Сто раз проехать вверх и вниз Через Надежды Доброй мыс [Бенедиктов 1983, 380–381].

37. Еще черные

О, как быстра твоих очей

Огнем напитанная влага!

В них все – и тысячи смертей,

И море жизненного блага.

Они, одетые черно,

Горят во мраке сей одежды;

Сей траур им носить дано

По тем, которым суждено

От них погибнуть без надежды.

Быть может, в сумраке земном

Их пламя для того явилось,

Чтоб небо звезд своих огнем

Перед землею не гордилось,

Или оттоль, где звезд ряды

Крестят эфир лучей браздами,

Упали белых две звезды

И стали черными звездами.

Порой, в таинственной тени,

Слегка склоненные, они,

Роняя трепетные взгляды,

Сияньем теплятся святым,

Как две глубокие лампады,

Елеем полные густым, —

И укротив желаний битву

И бурю помыслов земных,

Поклонник в трепете при них

Становит сердце на молитву.

Порой в них страсть: ограждены

Двойными иглами ресницы,

Они на мир наведены

И смотрят ужасом темницы,

Где через эти два окна

Чернеет страшно глубина, —

И поглотить мир целый хочет

Та всеобъемлющая мгла,

И там кипящая клокочет

Густая черная смола;

Там ад; – но муки роковые

Рад каждый взять себе на часть,

Чтоб только в этот ад попасть,

Проникнуть в бездны огневые,

Отдаться демонам во власть,

Истратить разом жизни силы,

Перекипеть, перегореть,

Кончаясь, трепетать и млеть,

И, как в бездонных две могилы,

Всё в те глаза смотреть – смотреть.

1842–1850

[Бенедиктов 1939, 150–151]

37. Длинное ст-ие Я4 завершает длинная двухэтажная ИС 1-10, с разнообразным положением инфинитивов в строках, развивающая тему мощи (ср. № 35), повернутой по-новому – применительно к демонической любовной страсти. Заглавие отсылает к более раннему ст-ию Б. «Черные очи» (оп. 1835), кончающемуся ИС 4 [Бенедиктов 1939, 39]:

Не довольно ль любоваться На тебя, краса любви, И очами погружаться В очи черные твои, Проницат ь в их мглу густую И  высматривать в тиши Неба искру золотую, Блестку ангельской души?

«Черные очи», вкупе с двумя ст-ями – неинфинитивным «К черноокой» (оп. 1835 под названием «К Аделаиде») и отчасти инфинитивным «Кудри» [оп. 1836; Бенедиктов 1939, 51–52]:

Кудри девы-чародейки, <…> «Кто-то будет эти волны Черпать жадною рукой? Кто из нас, друзья-страдальцы, Будет амвру их впивать, Навивать их шелк на пальцы, Поцелуем припекать, Мять и спутывать любовью И во тьме по изголовью Беззаветно рассыпать?» (ИС 1+6), —

считаются источником романтического (хотя и неинфинитивного) ст-ия Некрасова «Турчанка» (1839). Это примечательно в свете более поздней некрасовской пародии на Б., высмеивающей ст-ие «Три искушения» (1846):

Та черная коса, те локоны густые, И волны, пряди их и кольца смоляные, Когда б раскинуть их, казалось бы, могли Опутать , окружить, обвить весь шар земли, и т. д. [Бенедиктов 1939, 205]

Некрасов создает мощный образец ИП, пародируя более ранние стихи Б.:

Те кудри черные… когда б отрезать их, Преступно посягнув на их несокрушимость… Соткать на них чехол из тканей дорогих – В нем бешеных кудрей сковать необозримость. И, взбив перину ту в длину и ширину, Чрез степи жаркие, чрез влажную волну, Чрез горы и леса постлать ее по миру, – Всё человечество могло б на них заснуть ; В душистом их пуху блаженно утонуть , И – гордо близостью к надзвездному эфиру –  Увидеть райские, пленительные сны Про кудри черные, про думы Сатаны, Как ковы зависти, про очи огневые, Про радугу бровей и перси наливные… («Те кудри черные… когда б отрезать их…»; <1846>) [Русская пародия, 467].

Сравнительно скромную ИС 1-3 бенедиктовского оригинала Некрасов развертывает в более длинную ИС 3-4, увешанную распространяющими конструкциями и однородными существительными и покрывающую весь текст – и «весь мир». Некрасов хорошо уловил пристрастие Б. к крупному плану деталей женской внешности, проявляющееся у него как в инфинитивных, так и неинфинитивных фрагментах.

38. Зачем

Посв<ящено>

Антонине Христиановне Лавровой

Мне ваш совет невыразимо дорог, —

И хоть тяжел он сердцу моему,

Но должен я, скрепясь, без отговорок

Его принять и следовать ему.

Согласен я: чтоб тщетно не терзаться,

Спокойно жить, бесплодно не страдать —

Не надобно прекрасным увлекаться,

Когда нельзя прекрасным обладать.

Зачем смотреть с восторженной любовью

На лилию чужого цветника,

Где от нее не суждено судьбою

Мне оторвать ни одного цветка?

И для чего пленяться мне картиной,

Когда она – чужая, не моя,

Иль трепетать от песни соловьиной,

Где я поймать не в силах соловья?

Зачем зарей я любоваться стану,

Когда она сияет надо мной, —

И знаю я, что снизу не достану

Ее лучей завистливой рукой?

Зачем мечтам напрасным предаваться?

Не лучше ли рассудку место дать?

О, да! к чему прекрасным увлекаться,

Когда – увы! – нельзя им обладать?

1857?

[Бенедиктов 1983, 449–450]

38. А. Х. Лаврова (1823–1865) – жена ученого, в дальнейшем революционера-народника, П. Л. Лаврова; Б. был особенно дружен с ними в 1857 г. Ст-ие содержит 17 инфинитивов, почти полностью покрывающих текст, но разбитых на короткие ИФ 2+(1-3/1)+(1-1)+(2-1)+1+1+1+(1-1), даваемые под вопросами и отрицаниями и при полном отсутствии обычно обильной метафорики. Эта деконструкция ИП радикальнее типичных для романтической манеры Б. парадоксов, типа амбивалентной инфинитивной ностальгии в «Прежде и теперь» (1850–1856) [Бенедиктов 1983, 348–349]:

Я не люблю воспоминаний – нет! <…> Готов сказать: «Как это было глупо!» А для чего желал бы я забыть Минувшее? – Чтоб сердцем стать моложе И в будущем возобновить всё то же, Все глупости былые повторить, – Растратить вновь святые упованья, И, опытов хватая барыши, За них продать и девственность незнанья, И светлое ребячество души (ИС 1+(1-5)).

Каролина Карловна Павлова (Яниш, 1807–1893)

У П. более десятка ИС, не абсолютных, часто повествовательных, представляющих женское «иное» как социальный тип – от имени поэта-женщины и от лица женщины-персонажа, или трактующих другие темы в духе трезвого размышления-послания, без иронической стилизации, хотя и с сохранением романтической идеализации сельского уединения (как еще одного традиционного для жанра посланий «иного»), например, «К С. К. Н.» (1848; оп. 1863):

Хочу не слушать крик и спор; Не  спрашивать про сейм немецкий, <…> Не знать о вспышке этой детской, С которой справился Радецкий; О всем, что близко и вдали; О нам уж свойственной холере, О всех страданиях земли, О Ламартине, Коссидьере, О каждой радостной химере, Которой мы не сберегли. Хочу я ныне жить невеждой, И, ставя помыслам черту, Далекой тешиться надеждой, Хранить любимую мечту; И, пропуская без вниманья Национального собранья Ошибки, ссоры и грехи, Забыв, что есть иная треба, Хочу глядеть на бездну неба, Скакать верхом, читать стихи.

Здесь ИС 3+3+3, объединенная анафорическими Хочу, покрывает большой отрезок текста благодаря сочетанию с длинной серией однородных косвенных дополнений к не знать. Ср. тж. ИФ в «Laterna magica. Вступление» (1850) и «Не пора!» (1858).

Тема «женских историй», заданная в «Трех душах» (№№ 39-40), получила мощное развитие в длинной поэме «Кадриль (1844–1859); две из четырех составляющих ее историй содержат значительные ИФ, напр. в «Рассказе Лизы» (1851), с ИС 6-(1-1):

И вела жизнь тягостную эту <…> Вскакивала в продолженье часа Двадцать раз – то чтоб поднять платок, То чтобы принесть бутылку кваса, То чтоб снять подушку тетке с ног, То чтобы велеть сказать ребенку На дворе, чтоб он не смел кричать , То чтоб вынести за дверь болонку, То чтобы впустить ее опять…

Ср. в «Рассказе Ольги» (1859):

Молчанье прервала Надина <…> «Затем-то мы, решась удало На роль опасную свою, Должны, как рыцари в бою, Не  поднимать с лица забрала, Не  дать из рук упасть копью, Не  оплошать , во что б ни стало, Не  предаваться забытью, Не  охмелеть от мадригала И, жизнь поняв уже с начала, В ней зачеркнуть любви статью» (ИС 6-1).

[Павлова 1964]

39–40. Три души

[1]

Одной из них судило провиденье

Впервые там увидеть дольный мир,

Где, воцарясь, земное просвещенье

Устроило свой Валфазарский пир.

Ей пал удел познать неволи светской

Всю лютую и пагубную власть,

Ей с первых лет велели стих свой детской

К ногам толпы смиренной данью класть;

Свои нести моления и пени

В житейский гул, на площадь людных зал,

Потехою служить холодной лени,

Быть жертвою бессмысленных похвал.

И с пошлостью привычной, безотлучной

Сроднилася и ужилась она,

Заветный дар ей стал гремушкой звучной,

Заглохли в ней святые семена.

О днях благих, о прежней ясной думе

Она теперь не помнит и во сне;

И тратит жизнь в безумном светском шуме,

Своей судьбой довольная вполне.

[2]

Другую бросил бог далеко

В американские леса;

Велел ей слушать одиноко

Пустынь святые голоса;

Велел бороться ей с нуждою,

Противодействовать судьбе,

Всё отгадать самой собою,

Всё заключить в самой себе.

В груди, испытанной страданьем,

Хранить восторга фимиам;

Быть верной тщетным упованьям

И неисполненным мечтам.

И с данным ей тяжелым благом

Она пошла, как бог судил,

Бесстрашной волью, твердым шагом,

До истощенья юных сил.

И с высоты, как ангел веры,

Сияет в сумраке ночном

Звезда не нашей полусферы

Над гробовым ее крестом.

1845

39–40. Эта сравнительно ранняя, короткая, но программная, полиметрическая поэма состоит из вступления и трех историй женщин. Приводятся первая история, с ИС 1+1+4 в начальной и средней части, и вторая, с аналогичным повествованием, синтаксисом и ИС 1+6. Третья написана в индикативе, но заканчивается подчеркнуто альтернативным ИФ 2: Может, лучше было ей Обезуметь в жизни вздорной Иль угаснуть средь степей…

Алексей Васильевич Кольцов (1809–1842)

У К. есть полтора десятка ст-ий с ИС, почти всегда зависимыми, иногда длинными, часто с фольклорного типа повтором управляющих слов; народная стилистика проявляется и в выборе соответствующих размеров, нерифмованного стиха или смежной рифмовки, часто инфинитивной. Ср. довольно раннее ст-ие «Неизменимость» (1830), с интересной конструкцией, охватывающей альтернативу яви и сна переходом (после вопросительного знака) от одинарного ИФ к эллиптичной и потому квазиабсолютной ИС 1+(4-1):

Иль на роду уж дано мне Любить любезную во сне? А наяву – в тоске, в мученьи С тобою быть , подле сидеть И  лобызать тебя не сметь ; И в ожиданье, и в сомненьи, И дни и ночи проводить !.. и далее с длинной квазиабсолютной ИС 5, вводимой анафорическими как(ою) и постепенно опускающей личное нам: И как укрыться нам от взора Недоброхотливых людей! Как неизбежного дозора Нам избежать во тьме ночей! И как завистников тиранов Иль отклонить, иль обмануть? Какою силой талисманов Их очи зоркие сомкнуть?

«Глаза» (1835) примечательны переходом от белого стиха к грамматической – инфинитивной – рифмовке в заключительной строфе:

Мучьте жаждой любви; Я горю, и в жару Бесконечно хочу Оживать , умирать, Чтобы, черны глаза, Вас с любовью встречать, И опять, и опять Горевать и страдать (ИС 2-3).

Панорама крестьянского труда в длинном (27 строф) ст-ии «Урожай» (1835) содержит несколько ИФ (2+1+2+3) белого народного стиха с инфинитивами-эпифорами:

Дума первая: Хлеб из закрома Насыпать в мешки, Убирать воза; А вторая их Была думушка: Из села гужом В пору выехать. <…> Чем-свет по полю Все разъехались – И пошли гулять Друг за дружкою, Горстью полною Хлеб раскидывать; И давай пахать Землю плугами, Да кривой сохой Перепахивать, Бороны зубьем Порасчесывать.

Ст-ие с программным названием «Путь» (1839) разрабатывает – в фольклорном духе и размере (Ан2мм, в основном с перекрестной рифмовкой (в части строф нечетные строки не рифмованы) – тему экзистенциального маршрута (ср. №№ 9, 15, 33, 35).

Путь широкий давно Предо мною лежит; Да нельзя мне по нем Ни  летать , ни ходить <…> Да на путь – по душе – Крепкой воли мне нет, Чтоб в чужой стороне, На людей поглядеть; Чтоб порой пред бедой За себя постоять, Под грозой роковой Назад шагу не дать; И чтоб с горем, в пиру, Быть с веселым лицом; На погибель итти – Песни петь соловьем!

ИС 2+(5-1) завершается метапоэтическим петь, данным, как и весь путь, под знаком минорной резиньяции; заметим, что это петь, однородное остальным членам ИС, эллиптично управляет условным идти: «…чтобы, когда придется идти на погибель, быть в состоянии петь песни».

Негативная трактовка маршрутной темы развивается и в «Перепутье» (1840):

В чужих людях век домаять ли? Сидя дома ли, состариться? По людям ходить , за море плыть  – Надо кровь опять горячую, <…> Сидеть дома, ботеть, стариться, С стариком-отцом вновь ссориться, Работать, с женой хозяйничать, Ребятишкам сказки сказывать… Хоть не так оно – не выгодно; Но, положим – делать нечего <…>

Это белый Х4 (точнее, пеон третий), с характерными «фольклорными» пропусками ударений. Из трех ИФ (2+2+7) последняя, длинная ИС – квазиабсолютная (ретроспективно соотносящаяся с резюмирующим оно), к которой примыкает идиома делать нечего с ее полустертым инфинитивом.

Более позитивна, с виртуальностью в форме предвкушаемых воспоминаний, нерифмованная «Сельская песня» (1841), с ИС (3-1):

Только дум, заботы У царя-головки: Погулять по свету, Пожить нараспашке; Свою удаль-силку Попытать на людях, – Чтоб не стыдно вспомнить Молодое время.

[Кольцов 1939]

41. Русская песня

Так и рвется душа

Из груди молодой!

Хочет воли она,

Просит жизни другой!

То ли дело – вдвоем

Над рекою сидеть,

На зеленую степь,

На цветочки глядеть!

То ли дело – вдвоем

Зимню ночь коротать,

Друга жаркой рукой

Ко груди прижимать, —

Поутру, на заре,

Обнимать-провожать,

Вечерком, у ворот

Его вновь поджидать!

1840

41. Ст-ие написано Ан2 четверостишиями с мужскими клаузулами и рифмовкой четных строк (хaхa). ИС (2+5), занимающие 3 из 4-х строф, управляются анафорическим То ли дело – фольклорным аналогом частого в ИП альтернативисткого [Не] лучше [ль]… Все рифмы во II–IVстрофах инфинитивные, причем в III–IV – одинаковые (на -ать), поддерживающие единство второй ИС. По-фольклорному двойной инфинитив обнимать-провожать занимает целую строку в заключительной строфе (ср. ниже с. 124 в связи с № 62).

Нестор Ваcильевич Кукольник (1809–1868)

К., вообще утрировавший романтические клише, охотно применял ИП, в частности, в драмах. На его «драматическую фантазию в стихах» «Доменикино» (1838) «Новый поэт» (И. И. Панаев) сочинил пародию под названием «Два отрывка из драматической грезы „Доминикино Фети, или Непризнанный гений“» (1847), включив туда инфинитивный монолог c зависимой ИС 1+4+1, мало отличающейся от серьезного ИП (ср. напр., № 35):

Я радугу хотел сорвать с небес; С природою я мыслил состязаться; Пересоздать небесные светила; Луну и солнце с небеc перенесть На полотно. И кистью исполинской Хаос, и тьму, и ад изобразить На диво, страх и трепет человеку!.. Я мыслил сжать в одно произведенье Громадное – все божии миры!.. [Русская пародия, 452]

Ср. в оригинале у Кукольника всего лишь ИФ 1+2: Я кистью молнию хотел поймать И, лучшее творенье сил небесных, Хотел умом украсить человека И ужас навести на человека… [Кукольник 1852, 95]

К. представлял естественную мишень для пародирования; но одна инфинитивная пародия, предположительно адресованная ему, возможно, имела мишенью другого автора – А. Н. Струговщикова (см. об этом с. 126 Антологии).

[Поэты 1820-1830‐х годов]

42. Охлаждение

(писано в декабре 1836)

Чужое счастье втайне видеть,

Чужою радостью страдать,

Любить и вместе ненавидеть,

То прославлять, то проклинать,

Завистливым и злобным взглядом

Искать ее, искать его,

Исполниться мертвящим ядом

В пустыне сердца своего

И, заразив кругом вниманье

Ядоточивой клеветой,

Хранить коварное молчанье

Перед смущенной красотой

И только изредка сурово

В бесстрастный, хладный разговор

Бросать двусмысленное слово

Иль подозрений полный взор;

Смеяться тайными слезами

И плакать смехом; то, дрожа

Недужно, – жаркими руками

Искать отравы иль ножа…

Вот это ревность.

Но, по счастью,

Мне эта страсть давно чужда,

Душа поэта предана

На жертву жадному бесстрастью.

Смотрю на прочную любовь,

Взаимную холодность вижу…

Спокойна опытная кровь:

Я – ни люблю, ни ненавижу.

1836

42. Пять четверостиший из семи – единая, почти абсолютная ИС 14, ретроспективно резюмируемая по традиционной формуле Вот это.… Традиционно ироническое изображение странного – чужого – поведения осовременено размером (Я4жм, с перекрестной рифмовкой во всех строфах, кроме предпоследней, где рифма опоясывающая) и применением к перволичному субъекту, каковой, однако, принимает (в неинфинитивном финале) позу отстранившегося от страстей поэта-наблюдателя (в отличие от Онегина в №№ 27-28). На отстранение работают и курсивные выделения (ревность; ни люблю, ни ненавижу), сигнализирующие о последовательно метаязыковом характере дискурса.

Ср. сходный аналитический взгляд на любовь в ст-ии «Из записок влюбленного» (1837) с ИС 2+1-(1+1)+1+4+3:

Но  разлагать , учить – гораздо веселей Одно, отдельное, особенное чувство. Приятно, любопытно наблюдать, Каким путем идет всемирный предрассудок, Как сердце рвется мир несбыточный создать, Как этот мир разбить старается рассудок, <…> Люблю и не люблю встречать твой образ милый, <…> Приятно божье солнце отражать, Быть отблеском вполне прекрасного светила, Сиянием небес блистать и согревать. <…> Э, други, полно! Что за радость Любить и нелюбимым быть? Весну цветов, живую младость Как бремя, как недуг, влачить? (ср. позднейшую разработку темы «нелюбимости» у М. Кузмина, с. 192).

Евдокия Петровна Ростопчина (Сушкова, 1811/12–1858)

У Р. два десятка ст-ий с одной или несколькими ИС: «Мечта» (1830), «Прежней наперснице» (1834), «Черная немочь» (1838–9), «В Москву» (1840), «Как должны писать женщины» (1840), «Еще о Неаполе» (1846), «Молва» (из «Неизвестного романа»; 1856) и др. Абсолютных серий нет; есть длинные, преимущественно в началах или концах ст-ий, часты разрозненные ИФ. Тематическая подоплека ИП – метания между романтической любовью и браком, сельским уединением и светской жизнью, женским и принятым взглядами на жизнь; см. № 43, «Цирк девятнадцатого века» (1850; чч. I, VI) и Прим. к № 45, а тж.:

О, пусть сокроются навек мои мечты, Мое пристрастие и к обществу и к свету От вас, гонители невинной суеты! Неумолимые, вы женщине-поэту Велите мыслию и вдохновеньем жить , Живую молодость лишь песням посвятить, От всех блистательных игрушек отказаться, Всем нам врожденное надменно истребить, От резвых прихотей раздумьем ограждаться…<…> Ваш ум привык коснеть в мышлениях тяжелых. Чтоб обаяние средь света находить, Быть надо женщиной иль юношей беспечным, Бесспорно следовать влечениям сердечным, Не мудрствовать вотще, радушный смех любить… А я, я женщина во всем значенье слова, Всем женским склонностям покорна я вполне; Я только женщина, – гордиться тем готова, Я бал люблю!.. отдайте балы мне! («Искушенье», 1839, с ИC 5+1+(4-1)+1).

Ср. тж. «Зачем я люблю маскарады?» (1850), с ИC 4+4+1+3+4+1 и амбивалентным применением к лирическому «я» харáктерной техники (по методу I строфы «Онегина»):

Забавно ль для меня, в кругу мужчин хвастливом, Подделав ум и речь на лад их пустоты, Их скуку занимать и голосом пискливым Твердить им пошлости, загадки, остроты?.. Для шутки заводить интриги без развязки, В насмешку завлекать всесветских волокит, – <…> Уж надоело мне под пышным платьем бальным Себя, как напоказ, в гостиных выставлять, Жать руку недругам, и дурам приседать, И скукой смертною в молчаньи погребальном, Томясь средь общества, за веером зевать… Комедий кукольных на тесной сцене светской Постыла пошлость мне, противен мне язык; Твердить в них роль свою с покорностию детской Правдолюбивый мой и смелый ум отвык. Не лучше ль, сбросивши наряды дорогие, Себя таинственной мантильей завернуть, Урваться из кружка, где глупости людские Нам точат лесть одну да россказни пустые, От лицемерия под маскою вздохнуть?.. Прочь все условное!.. Прочь фразы, принужденье!.. Могу смотреть, молчать, внимать, бродить одна; Могу чужих забав делить одушевленье…

[Поэты 1840–1850‐х годов]

43. «Любя его, принадлежать другому!..»

Любя его, принадлежать другому!..

И мне в удел сей тяжкий долг избрать?

Мне, изменя обету дорогому,

Иной обет пред алтарями дать?..

Жестокие!.. Они не понимают,

Что буду я, их воле покорясь;

Судьбой моей они располагают,

Ни чувств моих, ни сердца не спросясь!

Могу ли я забыть любовь былую…

Заменит ли одна рука моя

Привязанность и преданность прямую?..

Позволено ль коварством подкупным

Обманывать искателя младого

И заплатить за жар огня святого

Кокетством лишь расчетливым одним!..

Когда во мне, любовью ослепленный,

Он думает сочувствие сыскать,

Должна ли я, играя им надменно,

Безумные мечты его питать?..

Должна ли я надеждою напрасной

Его привлечь, в нем сердце упоить,

Его на миг блаженством озарить,

Чтоб, ложь презрев, он вправе был, несчастный,

Проклятием меня обременить?..

Ах, нет!.. Грешно и низко бы то было!..

Доверие – святыня!.. Горе той,

Кто, не поняв измены первой силу,

Сомнениям предаст весь век чужой!

Но я, любви я слишком цену знаю,

Чтоб ею мне бессмысленно шутить!

Я не могу другого полюбить,

Но искренно в нем чувство уважаю!

Победу я заметила свою

Без радости, без гордости сердечной…

И клятву я самой себе даю.

Люблю к тому остаться верной вечно!

<1842–1850>

43. Ст-ие – из гл. 15 «Сватовство» романа в стихах «Поэзия и проза жизни. Дневник девушки», где оно принадлежит героине романа Зинаиде; его ранняя редакция («Невозможно»; 1831), по-видимому, выражала настроения самой Р., колебавшейся между любовью к Алексею Голицыну и выходом замуж за богатого гр. А. Ф. Ростопчина (брак был заключен в 1833 г.). Почти абсолютная инфинитивность начала (за исключением перволичного мне) вторит альтернативности размышлений лирической героини (о другом и чужом), отмеченных влиянием Татьяны в VIII гл. «Онегина». ИФ 3+1+2+1+1+(3-1)+1+1+1 пронизывают весь текст. Ст-ие написано Я5жм с опоясывающей и перекрестной рифмовкой, с одной холостой строкой (Заменит ли одна рука моя, – отсутствует 4-й член схемы AbAb) и с одной добавочной – в кульминации ИС 3-1 (Его на миг блаженством озарить).

44. Безнадежность

Вставать, чтоб целый день провесть наедине

С напрасными и грустными мечтами,

В безжизненной степи, в бемолвной тишине,

Считать года потерянными днями,

Не видеть пред собой ни цели, ни пути,

Отвыкнуть ждать, забыть надежды сладость

И молодость губить в деревне, взаперти, —

Вот жребий мой, вот жизнь моя и радость!

Когда ровесницам моим в удел даны

Все общества и света развлеченья,

И царствуют они, всегда окружены

Толпой друзей, к ним полных снисхожденья;

Когда их женский слух ласкает шум похвал,

Их занят ум, их сердце бьется шибко, —

Меня враждебный рок здесь к степи приковал,

И жизнь моя лишь горькая ошибка!..

Напрасно я в себе стараюсь заглушить

Живой души желанья и стремленья…

Напрасно зрелых лет хочу к себе привить

Холодные, сухие размышленья…

Напрасно, чтоб купить себе навек покой,

Состариться сейчас бы я готова…

Вперед, вперед и вдаль я рвусь моей мечтой, —

И жить с людьми стремится сердце снова!..

1836; оп. 1856

44. Ст-ие открывается квазиабсолютной ИС (6-1/1) с резюмирующим Вот…; II строфа неинфинитивна, а в III инфинитивы, на этот раз зависимые, возвращаются (1+1+(1-1)+1). Альтернативность ИП мотивирована нетрадиционным для элегии, но характерным для «женской» тематики противопоставлением бессмысленной сельской жизни полноценной городской/светской. Более обычно выражение того же элегического уныния в осенне-зимнем природном коде, ср. «Осенние листы» (1834/5), с ИФ 1+2+4 и мотивом неосуществимого маршрута:

И вы, как я, обречены Увянуть здесь перед зимою?.. И я, как вы, осуждена Не  покидать степи печальной, В ней изнывать , тоски полна, Вотще душой стремясь в путь дальний?.. Нам вместе ль рок велел страдать , И век отжить , и умирать В своем углу непросвещенном, Под небом, вечно омраченным, И стран желанных не видать?..

45. Еще о Неаполе

Пойдет ли дальше он, все берегом морским, —

То сад тенистый там, то вилла перед ним,

И каждая из них изящно, прихотливо

По вкусу новому устроена на диво.

Чем ближе к пустырям, чем дальше от людей,

Тем краше здесь страна, пленительней, милей.

И вот – раскинулась Вергилиева Бая,

Залива тихого окраины лобзая…

Но пусть он древности созданий здесь не ждет:

Обломки только он да местность здесь найдет,

Да прелесть имени волшебного, да виды,

Любимые певцом бессмертной Энеиды…

Чего же более, когда дано мечтам,

Забыв людей и век и все, что в тягость нам,

В уединении природой наслаждаться,

Картиной дивною на воле восхищаться,

Нырять в безбрежьи волн, витать вблизи небес,

Ловить вулкана дым, весь этот край чудес

Восторгом обнимать, весною упиваться

И в полусне души теряться, забываться?..

1846

45. Это третье и последнее ст-ие цикла. Длинная заключительная ИС 9 типична для элегических восторгов по поводу являющегося в мечтах благословенного юга (ср. № 32), но уместна и применительно к средней полосе, ср. №№ 18, 33, а тж. «В деревне» Р. (1854), с эскапистской начальной ИС 9 (далее речь переходит в повелительный модус):

Здорово иногда, хоть волей, хоть неволей, От жизни городской урваться в глушь лесов, Забыть счет дням своим и мерный ход часов, Тревогам и трудам не жертвуемых болей… С своею мыслию, с собой наедине Сосредоточиться , прервать совсем на время Наш быт искусственный, стряхнуть заботы бремя, Природы жизнию простою жить вполне… Дышать всей негою дней летних или вешних, Укрыться в зелени, под листвою густой, Ленясь, блаженствуя, лежать в траве сырой <…>

Михаил Юрьевич Лермонтов (1814–1841)

Более двух десятков ИС встречаются у Л. преим. в поэмах (иногда длинные, но не абсолютные и не занимающие строф целиком), начиная с «Литвинки» (1832; см. строфы 6, 10, 105), с женским вариантом «иного», например.:

Не женский страх Ее заставил вздрогнуть и  вздохнуть , И голову поспешно отвернуть, И белою рукой закрыть глаза, Чтоб изменить не смела ей слеза!.. (ИC 4-1; строфа 10).

Что касается лирических стихов, то ИС 2-2 занимает финальную пятую строфу ст-ия «Опасение» (1830):

Без друга лучше дни влачить И к смерти радостней клониться , Чем два удара выносить И сердцем о двоих крушиться !..;

ИС 4+2 организует первые две строфы (из четырех) одного из «Новогодних мадригалов…» (1831; оп. 1859), – посвященного «Додо»:

Умеешь ты сердца тревожить , Толпу очей остановить , Улыбкой гордой уничтожить , Улыбкой нежной оживить ; Умеешь ты польстить случайно С холодной важностью лица И умника унизить тайно, Взяв пылко сторону глупца!;

сложная ИС 1+(4-1)+(1-1) охватывает всю первую строфу (вдвое более длинную, чем вторая и последняя) ст-ия «Что толку жить!…» (1832; оп. 1872):

Что толку жить !.. Без приключений И с приключеньями – тоска Везде, как беспокойный гений, Как верная жена, близка; Прекрасно с шумной быть толпою, Сидеть за каменной стеною, Любовь и ненависть сознать , Чтоб раз об этом поболтать ; Невольно узнавать повсюду Под гордой важностью лица В мужчине глупого льстеца И в каждой женщине – Иуду. А потрудитесь рассмотреть  – Всё веселее умереть .

Самая длинная, хотя не абсолютная, ИС (1-11-2) – в «Демоне» (1839–1840; ч. II: 10), сочетающая инфинитивные мотивы мощи и «другости»:

О! если б ты могла понять , Какое горькое томленье Всю жизнь, века без разделенья И  наслаждаться и  страдать , За зло похвал не ожидать, Ни за добро вознагражденья; Жить для себя, скучать собой, И этой вечною борьбой Без торжества, без примиренья! Всегда жалеть и не желать, Всё знать, всё чувствовать, всё видеть, Стараться всё возненавидеть И всё на свете презирать!…

Парадоксальным образом, более влиятельными в последующей традиции оказались короткие ИФ из «Выхожу один я на дорогу…» (1841):

Я б хотел забыться и  заснуть ! Но не тем холодным сном могилы… Я б желал навеки так заснуть , Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь <…> (этим зачаточным ИФ 2+1 предстояло большое будущее, ср. хотя бы фофановское № 98);

а также из «И скучно и грустно» (1840), с полуабсолютным Любить… но кого же?..,, вскоре подхваченным в некрасовской пародиии «И скучно, и грустно!» (1844):

Ремизиться вечно не стоит труда, Наверно играть невозможно… Крепиться? .. Но рано иль поздно обрежешься вдруг, Забыв увещанья рассудка… (1+1+1).

[Лермонтов 1989]

46–47. Сашка

41

Каким-то новым чувством смущена,

Его слова еврейка поглощала.

Сначала показалась ей смешна

Жизнь городских красавиц, но… сначала.

Потом пришло ей в мысль, что и она

Могла б кружиться ловко пред толпою,

Терзать мужчин надменной красотою,

В высокие смотреться зеркала,

И уязвлять, но не желая зла,

Соперниц гордой жалостью, и в свете

Блистать, и ездить четверней в карете.

73

О, если б мог он, как бесплотный дух,

В вечерний час сливаться с облаками,

Склонять к волнам кипучим жадный слух,

И долго упиваться их речами,

И обнимать их перси, как супруг!

В глуши степей дышать со всей природой

Одним дыханьем, жить ее свободой!

О, если б мог он, в молнию одет,

Одним ударом весь разрушить свет!..

(Но, к счастию для вас, читатель милый,

Он не был одарен подобной силой.)

1835/1836

46-47. В № 46 ИC 6, занимающая вторую половину 11-строчной строфы (Я5), передает мысли многообразно экзотичной героини – женщины, еврейки, куртизанки, – примеряющей к себе совсем иной образ жизни. В № 47 ИC 6+1 на тему виртуальной мощи субъекта покрывает всю строфу, кроме заключительного двустишия, иронически отказывающего герою в описанных способностях.

«Сашка» содержит еще несколько ИФ в духе онегинских, например, ИС 4 в строфе 117:

Любил он заговóры злобы тайной Расстроить словом, будто бы случайно; Любил врагов внезапно удивлять , На крик и брань – насмешкой отвечать Иль, притворясь рассеянным невеждой, Ласкать их долго тщетною надеждой; см. тж. строфы 146, 147.

Той же, так называемой лермонтовской, строфой (аBaBaCCddEE) написана «Сказка для детей» (1839–1840) с ИФ 1+2+3 в строфе 19‐й, ср. квазиабсолютную (с замыкающим это) заключительную ИС:

Я с ней не разлучался. Детский лепет Подслушивать , невинной груди трепет Следить , ее дыханием с немой, Мучительной и жадною тоской Как жизнью упиваться … это было Смешно! – но мне так ново и так мило!

48. Тамбовская казначейша

8

Хозяин был старик угрюмый

С огромной лысой головой.

От юных лет с казенной суммой

Он жил как с собственной казной.

В пучинах сумрачных расчета

Блуждать была ему охота,

И потому он был игрок

(Его единственный порок).

Любил налево и направо

Он в зимний вечер прометнуть,

Четвертый куш перечеркнуть,

Рутёркой понтирнуть со славой,

И талью скверную порой

Запить цимлянского струей.

1838

48. Поэма написана в стиле, размере и строфике «Онегина», – ср. ИС 1+4 в конце 8-й строфы с портретом Зарецкого (№ 26). Ср. еще ИС (1-1/1) в строфе 15:

Он всё отцовское именье Еще корнетом прокутил; С тех пор дарами провиденья, Как птица божия, он жил. Он, спать ложась, привык не ведать , Чем будет завтра пообедать .

Сергей Федорович Дуров (1815/1816–1869)

49. Сонет

Я думаю: на что облокотиться?

На что теперь осталося взглянуть?

К чему душой и сердцем приютиться?

Чем вылечить мою больную грудь?

Над головой златое небо тмится,

В безвестности теряется мой путь,

Густой туман вокруг меня ложится:

Нет пристани, где б мог я отдохнуть.

Любить – нет сил; надеяться – нет мочи;

Желать – теперь мне кажется смешно:

Желаниям не верю я давно…

Так пешеход, во время поздней ночи,

В неведомую даль стремит напрасно очи:

Вокруг него все смутно, все темно…

1846

49. ИС 4 (или 1+3?) сосредоточена в I катрене, являя довольно слабый случай скрещения инфинитивного письма с сонетным. В тексте есть еще 4 разрозненных (ибо грамматически неоднородных) ИФ. Заметна тематическая (но не просодическая) перекличка с лермонтовскими «И скучно и грустно…» и «Выхожу один я на дорогу…». По линии совмещения ИП с сонетом ср. № 13, где ИП покрывает весь текст, а тж. современный данному «Сонет» Е. Л. Милькеева (начало 1840‐х гг.), где ИС 3 занимает оба первых катрена:

Зачем, о, дева-красота, <…> О, как роскошно, как отрадно Отдать себя тебе во власть, И пред тобою, ненаглядной, В восторге трепетном упасть, И языком лобзаний жадно Вверять тебе немую страсть!

Д. много переводил с французского, и в переводе из Огюста Барбье у него есть ИС 5+1+1-1:

Как больно видеть мне повсюду свою горесть, Читать , всегда читать одну и ту же повесть, Глядеть на небеса и видеть тучи в них <…> Покорность – наш удел. Неволей или волей, Должны мы следовать за тайной нашей долей, Должны, склонясь во прах, покорствовать во всем, Чего преодолеть не станет сил ни в ком… («Как больно видеть мне…»; 1844); оригинал (Аuguste Barbier, «Il est triste partout de ne voir que le mal…»; поэма «Il Pianto»; 1833), менее инфинитивен.

[Поэты-петрашевцы]

Алексей Константинович Толстой (1817–1875)

50. «Коль любить, так без рассудку…»

Коль любить, так без рассудку,

Коль грозить, так не на шутку,

Коль ругнуть, так сгоряча,

Коль рубнуть, так уж сплеча!

Коли спорить, так уж смело,

Коль карать, так уж за дело,

Коль простить, так всей душой,

Коли пир, так пир горой!

1850/1851; оп. 1854

[Толстой 1963, 88]

50. Единственный у Т. и сам по себе необычный случай: последовательность семи инфинитивов (ИФ 1+1+1+1+1+1+1) строится не на их однородности, а на параллелизме условных предложений, зависящих от сочиненных друг с другом главных; структура упрощена благодаря народно-разговорной союзной структуре (коль – так) и четкости параллелизма. ИС квазиабсолютная (совершенно безличная, хотя и условная) и квазидвухэтажная – благодаря эллиптическому полуприсутствию инфинитивов и в главных предложениях. Напротив, в последней строке принцип «безглагольности» выдержан полностью – благодаря использованию именного сказуемого.

Ср. иную структуру в черновом варианте, где в двух случаях двухэтажность проявлена более четко ИС (1-1)+1+(1-1)+1+1, причем один раз с тавтологическим повтором инфинитива (Коли плыть, так плыть как гусь):

Коль смотреть – смотреть уж в оба, Коли помнить , так до гроба, Коль простить, так всей душой, Коли пир, так пир горой. Коли плыть, так плыть как гусь, Коли гибнуть, так за Русь, Коль кричать, так с нами бог! [Толстой 1963, 708]

Ст-ие было положено на музыку А. Г. Рубинштейном и многими другими космпозиторами – всего 16 раз.

Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883)

У Т. свыше десятка ИП, преимущественно в повествовательных поэмах, отмеченных влиянием «Евгения Онегина». Длинная ретроспективно резюмируемая ИС (1=2)+(3-1)+(1-1) есть в раннем, но не опубликованном при жизни ст-ии «Русский» (1840, оп. 1926), вообще богатом ИФ:

Идти – брести среди толпы мне чуждой И снова жить , как все живут; а там Толпа забот — обязанности — нужды, — Вседневной жизни безотрадный хлам. Покинуть мир восторгов и видений, Прекрасное всем сердцем понимать Не в силах быть — и новых откровений Больной душе печально ждать — Вот что осталось мне — но клясться не хочу я, Что никогда не буду знать любви…

Конструкция Идти — брести…, интересна фольклорным приравниванием инфинитивов (ср. № 281 и статью Ж-2001/2002); понимать не в силах быть – оригинальная, почти головоломная инверсия двухэтажной конструкции (быть не в силах понимать).

Длинной ИС 7 в духе финала «Евгения Онегина» (Блажен, кто праздник Жизни рано…), правда, в основном неинфинитивного (с одним-единственным ИФ И вдруг умел расстаться с ним), заканчивается поэма Т. «Помещик» (1845–1846), написанная Я4, но иной строфикой. Характерно применение ИП для метапоэтического росчерка:

Но весело сказать себе: Конец мучительной гоньбе За рифмами… придумать строчку Последнюю, поставить точку, Подняться медленно, легко Вздохнуть , с чернилами проститься  – И перед вами глубоко, О мой читатель, поклониться !

Примечательна наличием ИП поэма «Андрей» (1845–1846). См., например, две ИС 1+5:

Смешно глядеть на круглую луну; Смешно вздыхать  – и часто, цепенея От холода, ночную тишину « Пить , жадно пить» , — блаженствуя, немея… Зевать — и прозаическому сну Противиться, затем, что с эмпирея Слетают поэтические сны… Но кто ж не грешен с этой стороны? <…> Как весело гореть таким огнем! Но тяжело терять напрасно годы, Жить завтрашним или вчерашним днем, И счастья ждать, как узники – свободы… Упорно, как они, мечтать о нем И в безответных красотах природы Искать того, чего в ней нет: другой Души, любимой, преданной, родной.

В обоих случаях ИП описывает поведение определенного социального типа (в первом случае использована даже закавыченная цитата из соответствующего типового дискурса «Пить, жадно пить!») – с установкой на объективное, слегка ироническое, но и сочувственное, портретирование; описание менее отстраненно, чем, скажем, в № 26. См. тж. строфы той же поэмы II: 12, 13 и 16–17, с более короткими, но почти абсолютными ИС 3+3+1+3:

Как? Ей склониться молча головою Пред кем-нибудь на свете?.. Никогда! Узнать волненье робости позорной? Унизиться до радости притворной? <…> Предать ее на суд толпы досужной? Лишиться права презирать судьбу И сделать из жены, рабы наружной, Немую, добровольную рабу? <…> он должен с ней Расстаться… с ней… О, новое мученье! О, скорбь! о, безотрадный мрак! Андрей Предался грусти страшной, безнадежной, Как будто перед смертью неизбежной. Во всем признаться… не сказавши слова, Уехать – и в почтительном письме Растолковать…

[Тургенев 1970]

51. Параша

Рассказ в стихах

XLI

Но эта искра часто гаснет… да;

И, вспыхнувши, горит довольно странно

И смертных восхищает – не всегда.

Я выражаюсь несколько туманно…

Но весело, должно быть, господа,

Разгар любви следить в душе прекрасной,

Подслушать вздох, задумчивую речь,

Подметить взгляд доверчивый и ясный,

Былое сбросить всё, как ношу с плеч…

Случайности предаться без возврата —

И чувствовать, что жизнь полна, богата

И что способность праздного ума

Смеяться надо всем – смешна сама.

1843

51. Это максимальное у Т. приближение к целой инфинитивной строфе. Зависимая безличная ИС 6-1 занимает последние 8 строк 13-строчной строфы (Я5, аBaBaCdCdEEff). Психологическое наблюдение над персонажем выдержано в стиле пушкинских описаний Онегина – со стороны, но с элементом сопричастности. Ср. аналогичное проникновение в душу персонажа в строфе LX:

«Тем лучше, – скажут мне, – разгар страстей Опасен»… точно; лучше, без сомненья, Спокойно жить и  приживать детей – И не давать , особенно вначале, Щекам пылать … склоняться голове… А сердцу забываться – и так дале (ИС 3-3).

Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин, 1820–1892)

Среди двух десятков фетовских ИС есть несколько вошедших в русский цитатный фонд и сыгравших важную роль в движении ИП от романтической эпохи к модернистской благодаря почти полному отказу от харáктерного и социально типизирующего тона в пользу лирического и метапоэтического. ИП разрабатывалось Ф. на всем протяжении творчества. Ср.:

Вот люди, думаю, не знают, как придраться , – Напившись кофею, сто раз сказать «люблю», И тысячу – поцеловаться («Ты мне простишь, мой друг, что каждый раз…», оп. 1840; ИС 1-2; [Фет 2002, 35]);

И глухо изречет свой страшный приговор: Страдать , весь век страдать бесцельно, безвозмездно, Стараться пустоту наполнить —  и  взирать , Как с каждой новою попыткой глубже бездна, Опять безумствовать , стремиться и страдать <…> («Когда кичливый ум, измученный борьбою…», оп. 1842) [Фет 2002, 328] с ИС 7-1);

Довольно странствовать по миру, Пора одно, одно любить , Пора блестящему эфиру От моря сушу отделить , Забыть вражды судьбы безбрачной, Пути блудящего огня, И расцвести одеждой злачной В сияньи солнечного дня («Эпиталама графу Л. Н. Толстому», 1862 [Фет 2002, 375]; ИС 1+1+3, оркеструющая характерную для ИП тему перехода от одних состояний к другим);

И так хотелось жить , чтоб, звука не роняя, Тебя любить , обнять и плакать над тобой <…> А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой («Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…», 1877 [Фет 2014, 38]); ИС (1-3)+4, варьирующая, с неточным повтором, формулу, которой предстояло стать хрестоматийной; ср. век спустя у Кибирова: <…> и хочется обнять, и плакать, и кануть, словно эта спичка, плевать, что эта электричка последняя, обнять и плакать и в темные луга и рощи бежать с певуньей ненаглядной, бежать, рюкзак суровой тещи оставив на скамейке, – это <…> («Памяти Державина. 10. Когда фонарь пристанционный…»; 1996 [Кибиров 1997, 28]);

Минувшего нельзя нам воротить , Грядущему нельзя не доверяться, Хоть смерть в виду, а все же нужно жить; А слово жить – ведь значит покоряться («Ей же» (<А. Л. Бржесской> «Опять весна! Опять дрожат листы…»), 1879 [Фет 2014, 76], с афористичной дефиниционной концовкой, венчающей ИС 1+1+1+(1=1) и все ст-ие);

Живым карать и  награждать , А нам у гробового входа, – О, муза! нам велит природа, Навек смиряяся, молчать [Фет 2015, 14] (концовка ст-ия «На пятидесятилетие музы», 1888, отсылающая к финалу пушкинского «Брожу ли я вдоль улиц шумных…», развивая его зачаточное и тоже распределительное ИП: И пусть у гробового входа Младая будет жизнь играть, И равнодушная природа Красою вечною сиять [Пушкин 1948, 195]).

52. Эпитафия

Любил он песням дев задумчиво внимать,

Когда на звуки их березник отзовется,

Любил о них поплакать, помечтать;

Под этой липою лениво отдыхать;

Теперь он спит – и не проснется.

оп. 1840

[Фет 2002, 30]

52. Ст-ие из первого сборника Ф. «Лирический пантеон» (1840); написано, предположительно, на смерть И. И. Козлова. ИС 1+3, объединенная анафорическим повтором управляющего глагола, покрывает почти весь текст, что характерно для инфинитивных миниатюр; скорее оригинален идилличный тон, лишенный иронии.

53. «Я пришел к тебе с приветом…»

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера – пришел я снова,

Что душа всё так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что буду

Петь – но только песня зреет.

1843

[Фет 2002, 166]

53. Зависимая и личная (я пришел к тебе… на меня… не знаю сам… буду) ИС 4-1/1 очень прозрачной структуры (4 главных инфинитива, образующих равномерный анафорический повтор) охватывает все 16 строк единым предложением. Автометапоэтичны как повторяющийся инфинитив рассказать, так и подчиненный ему в заключительной строке петь (все ст-ие строится на совмещении внешнего мира с лирическим «я» субъекта, а в плане ИП – описываемой конкретики с творческой волей). Построфному нарастанию (развивающемуся внутри рамки повторных рассказать) авторефлексивности (I: солнце – II: лес и птицы – III: я, душа, тебе – IV: отовсюду веселье[м], на меня, сам, песня) и инфинитивности (1+1+2+2) сопутствует нарастание сложности конструкций, распространяющих инфинитивы (простое придаточное – простое придаточное с однородными сказуемыми – два придаточных с одним сравнительным оборотом – три придаточных, одно из которых управляет придаточным второго порядка, а именно кульминационным что буду петь), чем иконически демонстрируется нарастающая сила слова.

54. «О, долго буду я в молчаньи ночи тайной…»

О, долго буду я в молчаньи ночи тайной,

Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,

Перстам послушную волос густую прядь

Из мыслей изгонять, и снова призывать;

Дыша порывисто, один, никем не зримый,

Досады и стыда румянами палимый,

Искать хотя одной загадочной черты

В словах, которые произносила ты;

Шептать и поправлять былые выраженья

Речей моих с тобой, исполненных смущенья,

И в опьянении, наперекор уму,

Заветным именем будить ночную тьму.

оп. 1844

[Фет 2002, 117]

54. Ст-ие открывает фетовский план собрания его стихов (список 1892 г.), перекликаясь с инфинитивными первыми и последними ст-ми других поэтов. Зависимая (от буду я) и личная (я, ты) ИС 6 охватывает все 12 строк, образующих единое предложение. ИС распространена предложными конструкциями, однородными дополнениями и определениями, причастными оборотами, деепричастным оборотом и придаточным предложением. Ностальгически любовное (с парадоксальной, в частности грамматически, ориентацией на будущие воспоминания о прошлом) ст-ие сосредоточивается на метаязыковой деятельности (повторной обработке слов любимой, собственных выражений и речей и, наконец, ее заветного имени), описываемой в инфинитивах (искать, шептать, поправлять, будить). В отличие от № 52, структура, иконически реализущая мотив «дыша порывисто», подчеркнуто асимметрична: в ней многочисленны инверсии и ретардации, а инфинитивы причудливо разбросаны по строкам (располагаясь в их началах и серединах, а однажды и под рифмой).

55. «Одним толчком согнать ладью живую…»

Одним толчком согнать ладью живую

С наглаженных отливами песков,

Одной волной подняться в жизнь иную,

Учуять ветр с цветущих берегов,

Тоскливый сон прервать единым звуком,

Упиться вдруг неведомым, родным,

Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,

[Вар.: Дать сердцу жизнь, дать сладость тайным мукам]

Чужое вмиг почувствовать своим;

Шепнуть о том, пред чем язык немеет,

Усилить бой бестрепетных сердец, —

Вот чем певец лишь избранный владеет!

Вот в чем его и признак, и венец!

1887; оп. 1888

[Фет 2015, 9, 247]

55. Это ст-ие (три 4-стишия Я5жм), написанное в канун модернистской эпохи и прямо (в отличие от №№ 52, 53) посвященное теме творчества, венчает разработку поздним Ф. метапоэтического ИП. Эксплицитно, причем в символическом повороте, даны характерные для ИП мотивы: жизнь; сон; иное, чужое, неведомое и его превращение в свое, родное; перемещение и транспортное средство (ладья). Квазиабсолютная ИС 10 с двойным резюме (Вот чем… Вот в чем…) образует, как и в №№ 53, 54, единое предложение, служащее здесь синтаксической проекцией мгновенности поэтического озарения (ср. одним толчком, одной волной, единым звуком, вмиг). Это вольная вариация на ст-ие А. Мюссе «Impromptu en réponse à la question: „Qu’est-ce que la poésie?“» (1839):

Chasser tout souvenir et fixer sa pensée, Sur un bel axe d’or la tenir balancée, Incertaine, inquiète, immobile pourtant, Peut-être éterniser le rêve d’un instant; Aimer le vrai, le beau, chercher leur harmonie; Écouter dans son cœur l’écho de son génie; Chanter , rire, pleurer, seul, sans but, au hasard; D’un sourire, d’un mot, d’un soupir, d’un regard Faire un travail exquis, plein de crainte et de charme, Faire une perle d’une larme: Du poète ici-bas voilà la passion, Voilà son bien, sa vie et son ambition.

У Мюссе тоже 12 строк (12-сложник со смежными рифмами, чередующими мужские и женские двустишия), со слегка более длинной ИС 12; сходное метапоэтическое резюме (подчеркнутое введением более короткой, 8-сложной, строки – третьей с конца: Faire une perle d’une larme, иконически передающей своей краткостью идею perle, жемчужины и, соответственно, поэтического перла); налицо мотивы сна и мгновенности; но нет ни чужого родного, ни жизни, ни символической ладьи.

Ст-ие Мюссе было переведено восемнадцатилетним Павлом Флоренским («Что такое поэзия? Из Альфреда де Мюссе»; 1900; оп. 2004), с ИС 12:

Былое вспоминать и думы закрепить , / на оси золотой недвижно нацепить  / их облик и тревожный и неясный. / Продлить на век мгновения мечту, / любить и истину и красоту, / Искать меж них гармонии согласной. / Внимать , как бьется в сердце гений. / Петь , плакать и смеяться в единеньи, / всегда без цели, наугад. / Улыбку, слово, взгляд иль воздыханье / возвесть в прекрасный перл созданья / и претворить слезу в брилльянт, / – вот страстное желание поэта: / тут – все его добро, жизнь, слава света (Тифлис, 8 июня 1900 г.).

Перевод chasser tout souvenir (букв. «гнать всякое воспоминание») как «вспоминать» (т. е. как бы «гнаться за каждым воспоминанием») неверен. Общепринят перевод В. Е. Васильева, с ИС 11 (и не вспоминать в соответствующем месте текста), ср. его «Экспромт в ответ на вопрос: „Что такое поэзия?“»:

Смеяться , петь о том, что по сердцу пришлось, Грустить и изливать на золотую ось Мысль беспокойную, но взвешенную твердо; Любить прекрасное, искать ему аккорда, На зов души лететь за истиной вослед, Не вспоминать того, что скрыто мраком лет; Дарить бессмертие мечте, на миг рожденной, Найти высокое в надежде затаенной, В улыбке и в мольбе, где полон каждый слог Очарованья и тревог, И слезы обратить в жемчужины — вот это Призвание, и жизнь, и торжество поэта (Мюссе 1957: 255; см. Ж-2005г).

Аполлон Николаевич Майков (1821–1897)

На протяжении долгого творческого пути у М. насчитывается более двух десятков ИС, иногда длинных, почти всегда зависимых, никогда не покрывающих текст целиком, в стихах разных размеров (часто 6-ст.) и «объективных» жанров: антологических, медитативных, повествовательных, драматических (но не любовных) на народные, античные и экзотические темы.

Пример в античном, квазидраматическом роде (Я6) – одна из «Камей» (как бы монолог заглавной героини), «Аспазия» (1853), с двумя длинными ИС (ИС 6, интересно перебиваемой отрицанием Нет, и последующей квазиабсолютной ИС 6-1) и с «иным» в виде как самого жанра, так и женского образа:

Но счастье ведь не в том, чтобы самой любить И чувством пламенным сгорать и  наслаждаться ; Нет, счастием его дышать и  любоваться И в нем неопытность к блаженству приучить <…> О, как бы тут его прижать к горячей груди И  говорить : «Не плачь, не плачь, то злые люди…» В ланиты, яркие румянцем вешних роз, И в очи целовать , блестящие от слез, Сквозь этих слез уста заставить улыбаться , И вместе плакать с ним, и вместе с ним смеяться!

«Рыбная ловля» (1855), напротив, – пример нарочито реалистичного рассказа-признания в любви к такому времяпровождению; ИС 4 развивает контраст с «иным» восприятием рыбалки:

Но близкие мои – увы! – всё горожане… И  странствовать в лесу, поднявшися с зарей, Иль в лодке осенью сидеть в сыром тумане, Иль мокнуть на дожде, иль печься в летний зной – Им дико кажется <…>

Вот ИС 3+3 в длинной испанской «картине» «Исповедь королевы (Легенда об испанской инквизиции)» (1860; «испанский» Х4):

Искони твердят испанки: «В кастаньеты ловко брякать , Под ножом вести интригу Да на исповеди плакать  – Три блаженства только в жизни!» <…> Ополчися на нечестье! В царстве зло вели измерить , Отличить худых от добрых, Совесть каждого проверить…

А в итальянской «картине» «Старый дож» (1887–1888; Х4) на тему пушкинского отрывка «Ночь тиха; в небесном поле…» ср. абсолютную ИС 4, мотивированную тем, что это фрагмент песни, доносящейся из соседней гондолы:

«С старым дожем плыть в гондоле… Быть его – и не любить… И к другому, в злой неволе, Тайный помысел стремить <…>».

В российском одическом стиле ср: «Памяти Державина. При получении известия о победах при Синопе и Ахалцихе» (1853–1854; Я4), с ИС 3+1+2-1:

В нас сил твоих недоставало К ним стать лицом, поднять забрало И  грянуть речью громовой. Пора забыть наветы злые, Пора и нам глаза открыть И  перестать нам о России С чужого голоса судить .

[Майков 1977]

56. Свирель

Вот тростник сухой и звонкой…

Добрый Пан! перевяжи

Осторожно нитью тонкой

И в свирель его сложи!

Поделись со мной искусством

Трели в ней перебирать,

Оживлять их мыслью, чувством,

Понижать и повышать,

Чтоб мне в зной полдня´ златого

Рощи, горы усыпить

И из волн ручья лесного

В грот наяду приманить.

1840

56. Ст-ие (Х4жм) из первого же сборника М. («Стихотворения Аполлона Майкова», СПб., 1842), антологическое, античное, метахудожественное; ИС 4-2, зависимая (от императива Поделись) и личная на всем протяжении (со мной; мне), начинается со II строфы и занимает строфы III и IV до конца, с инфинитивами в начальных и конечных позициях и инфинитивной заключительной строкой. Интересна перекличка с описанием возможностей русского гекзаметра в «Послании к С. С. Уварову» Воейкова (см. с. 66); возможен общий античный источник.

В том же сборнике ср. тж. ИФ 2+1+1+3 в стилистически сходном, тоже метапоэтическом, ст-ии «Горный ключ» (1841):

Откуда б ни был ты, но сладко В твоих сверкающих зыбях Дремать наяде иль украдкой Свой лик купать в твоих водах; Отрадно пастырям долины У вод твоих в свой рог играть И девам звонкие кувшины В студеной влаге погружать . Таков и ты, о стих поэта! <…> но всем отрадно Твоей гармонии внимать, Любить твой строй, твой лепет складный, В тебе усладу почерпать.

57. Грезы (Отрывок)

12

«О, боже мой! не рождена

Для этой жизни я печальной!

На то ли молодость дана,

Чтоб каждый мог нас так нахально

Своею пошлостью терзать,

Свои навязывать несчастья,

При нас и плакать, и вздыхать,

Себе вымаливать участья!

И без того уж жизнь скучна,

И так своих страданий много!

И каждый в жизни шаг сполна

Стеснен враждою света строгой!

О, нестерпимо выполнять

Всегда закон его тяжелый!

Души движения скрывать,

Сквозь слез рассчитанно веселой,

Довольной, важной, ледяной

Всегда казаться пред толпой;

И восхищаться по заказу,

И по заказу порицать,

Души не высказать ни разу —

И это жизнью называть!

1845

57. Эта длинная строфа длинного (467 стихов Я4) «отрывка», представляющего собой как бы незаконченную повесть о героине (Елене Дмитриевне, вариации на тему замужней пушкинской Татьяны), недовольной светом, браком, жизнью, собой, – первая из двух, отведенных под ее внутренний монолог. Две ИС (5+7) в духе «Онегина», занимающие более половины текста, разрабатывают тему «женского иного» (ср. тж. №№ 39–40, 44). Концовка (И это жизнью называть) примечательна включением в однородный инфинитивный ряд дефиниционной формулы с это, восходящей к XVIII в. (ср. №№ 7, 9–13, 23). ИС (1-7)+4 есть в 16‐й строфе отрывка:

<…> Придите, можете увидеть, Как я умел любить, страдать, Терзаться, плакать, изнывать, Боготворить и ненавидеть! <…> Ввек люди пьют из той же чаши, И, как предшественники наши, Мы жадны рушить, созидать, Вновь ошибаться и страдать!

Инфинитивность в духе «Онегина», но с «женской» темой, есть также в длинной повествовательной поэме с монологами «Машенька» (1845; оп. 1846; ч. I, гл. 1–9), написанной Х5 и Я4. Ср.:

<…> Но зачем же вам Тюльпан так нужен? – Ангел мой прекрасный, И можете вы спрашивать – зачем? Глядеть и знать, что вы его касались <…> С тех пор, как вас увидел, я постиг Все ваши совершенства. – Я не знаю, Чего же вы хотите! – Иногда Позвольте видеть, слышать вас, хоть тайно, Хоть издали; улыбку, хоть случайно, Мне искупить ценою слез моих <…> (гл. 3; ИС 1+2+3);

«<…>Люблю дразнить я сердце в ней, Навесть на душу сон глубокий, В ней чувством разум подавлять И к упоению порока В ней тихо душу приучать» (гл. 5; ИС 4);

А Клавдий? О, как ей мечталось сладко Всю жизнь свою ему лишь посвятить , Смягчать его, исправить недостатки, Врожденное добро в душе раскрыть (гл. 9: 3; ИС 4).

Ср. еще в том же стиле «женского иного» и онегинской типизации (в Я4) ст-ие «Барышне» (1846; оп. 1847), с ИФ 1+3+3+3:

<…> Уж вы проснулись, но поднять Глаза не хочется, вам сладко Ночные грезы продолжать, К груди подушку прижимая, Бог знает что воображая, Уста сжимать и разжимать <…> Неся условья, Оковы среднего сословья, Вы не сроднитесь с ним душой: Читать вы будете порой Романы из большого света, И на себе их примерять, И в новых формах этикета Его свободу применять <…> Опять придется вечно вам Смеяться шуточке почтенной, Терпеть нарядного шута, Карать порок судом гостиным <…>

58. Еще из народной песни

Не хочу я смерти ждать,

Ждать до старости постылой,

Умирать – так умирать

От ножа, в глазах у милой!

Станет вдруг она тогда

Говорить – о чем молчала,

Целовать – как никогда

До того не целовала!

1859

58. Ст-ие из «Неаполитанского альбома» (1858–1859; оп. 1862), с пометой в черновом автографе: «Народная песня. Пел рыбак Лоренцино». Три ИФ 2+(1-1)+2 покрывают весь текст, причем структура второго (Умирать – так умирать…) подобна лежащей в основе № 50, подчеркнуто народной; в народном стиле и амебейный повтор … ждать, Ждать…)

59. «В чем счастье?.. В жизненном пути…»

В чем счастье?..

В жизненном пути,

Куда твой долг велит – идти,

Врагов не знать, преград не мерить,

Любить, надеяться и — верить.

1889

59. Типичное «итоговое» инфинитивное стихотворение – медитация с дефиниционным уклоном. ИС 6, занимающая 3 из 4-х строк, разрабатывает тему жизни как пути (без транспортного средства).

60. «Поэзия – венец познанья…»

Поэзия – венец познанья,

Над злом и страстью торжество;

Тебе в ней свет на всё созданье,

       В ней – божество!

Ее сияние святое

Раз ощутив – навек забыть

Всё мимолетное, земное;

       Лишь ею жить;

Одно лишь сознавать блаженство,

Что в дух твой глубже всё идет

И полнота, и совершенство

       Ее красот…

И вот уж он – проникнут ею…

Остался миг – совсем прозреть:

Там – вновь родиться, слившись с нею,

       Здесь – умереть!

1889; оп. 1891

60. Ст-ие содержит две ИС 3, расположенные в четных строфах, причем первая полностью абсолютна, а вторая может пониматься и как зависимая (миг — [, в который]… прозреть… В качестве «иного» в ст-ии (входившем в подборку «Из Аполлодора Гностика») выступает надмирная суть поэзии; для воплощения этой метапоэтической темы оригинально использован частый в ИП цикл «родиться – жить – умереть».

Николай Федорович Щербина (1821–1869)

У Щ. среди полутора десятков ИС нет абсолютных или очень длинных; скорее, они свидетельствуют об усредненной принятости ИП в антологической поэзии его времени. Из чем-либо примечательных ср.:

«Свиданье» (1844; оп. 1850) с концовкой, в которой ИС 4 подчеркнуто копирует лексику подчиненного ей деепричастного оборота:

Красоту моей милой Я созерцал и, как Тантал, всё жаждал и жаждал, В очи ей глядя, лобзая, томяся и плача, В очи глядеть ей, лобзать и  томиться и  плакать …;

«Поэту» (1846, 1856?; оп. 1851), тоже с ИС 4:

Из холода ты можешь вынесть чувство И чувством мысль холодную согреть , Ее облечь в творение искусства И над людьми той мыслью прогреметь ;

«Женщине» (1848; оп. 1856), с соответствующим вариантом «иного» и ИС 3+(1-1)+4 с разветвленными завимимыми:

Твое святое назначенье – Наш гений из пелен приять , Направить душу поколенья, Отчизне граждан воспитать… <…> Ты сердца чуткого прозреньем Те правды можешь угадать, Которых нам ни размышленьем, Ни долгой жизнью не дознать… Я верю, что настанет время Тебе вознесться меж людей И сбросить вековое бремя С судьбы таинственной своей, – И новой мыслью, новой страстью, Огнем, любовью, красотой Подвинуть мир в путях ко счастью И взволновать его застой;

и «Заразу» (1867; оп. 1891) – эпиграмму на редактора «С-Петербургских ведомостей» В. Ф. Корша (1828–1883), лежащую на пересечении ИП и жанра миниатюры, с ИС 2-1 по формуле «лучше…, чем …»:

Легче мне бежать по свету И в глуши окончить век, Чем Корша читать газету: Ведь читая тупость эту, Окоршится человек!

[Щербина 1970]

61. Греческий мир

Нашей бесцветною жизнью, исполненной мелких стремлений,

Своекорыстных страстей, утомленный, люблю я порою

С грустного севера мыслью свободной подняться

И полететь под лазурное небо отчизны искусства,

Вечно нетленной Эллады, где статуи все да колонны,

Дивные храмы, а в храмах богини да боги,

Портики, дело руки Каллистрата, в портиках много

Славных картин Полигнота, где творческой мыслью возвышен

Брат-человек, высочайшее неба творенье,

Очи богини-природы, соперник бессмертных,

Богоподобная персть… И невольно здесь, полный сознанья,

Именем этим горжусь я, горжусь я тобою, Эллада!

1846; оп. 1906

61. Каллистрат (Калликрат) – древнегр. архитектор, Полигнот – художник (V в. до н. э.). Антологичность обозначена «античным» размером (Д6/5), но Эллада представлена не как данность, а как цель мысленного – инфинитивного – полета (ср. №№ 35, 55). Зависимая ИС 2 покрывает с помощью распространяющих членов 11 из 12 строк – практически все длинное первое предложение (из двух).

62. «Когда она веселою порою…»

Когда она веселою порою

Начнет шутить, резвиться и болтать,

Но мило так и с прелестью такою,

Что я боюсь прервать иль отвечать,

Чтоб одного словечка не прослушать,

А всё б хотел я слушать, слушать, слушать…

Как речь ее глаза у ней зажжет,

И пух ланит зардеется сильнее,

И перл зубов средь пурпура блеснет, —

О, я тогда смотрю уже смелее!

И не хочу, как прежде, ей внимать,

К ней близятся уста мои невольно,

И слушать мне уж будто не довольно, —

Я бы хотел лобзать, лобзать, лобзать!

1846; оп. 1907

62. Перевод ст-ия Мицкевича «Moja pieszczotka» (1825), написанного в Одессе:

Moja pieszczotka, gdy w wesołej chwili Pocznie szczebiotać i kwilić , i gruchać, Tak mile grucha, szczebioce i kwili, Że nie chcąc słówka żadnego postradać Nie śmiem przerywać, nie śmiem, nie śmiem odpowiadać I tylko chciałbym słuchać, słuchać, słuchać. Lecz mowy żywość gdy oczki zapali I pocznie mocniej jagody różować, Perłowe ząbki błysną śród korali; Ach! wtenczas śmielej w oczęta spoglądam, Usta pomykam i słuchać nie żądam, Tylko całować, całować, całować.

ИФ 3+(2-1)+3+1+1+3 покрывают, с перерывами, весь текст Щ. и более или менее точно соответствуют ИП оригинала: 3+(2-1)+3+1+4. Тремя годами позже неопубликованного перевода Щ. появился перевод Мея, «Pieszczotka moja. (Из Мицкевича)» (1849; положен на музыку Чайковским, Римским-Корсаковым и др.), с приблизительно той же инфинитивной структурой (4-1)+3+4 и использованием сдвоенных «народных» инфинитивов: Как птичка, начнет щебетать-лепетать. Так мило начнет лепетать-щебетать… Что не сохраняется в переводах, это краткость и своеобразная строфика оригинала: ABACCBDEDFFE; ср. у Щ.: AbAbCCdEdEf[=b]GGf; у Мея AAbbCddCceeFFg[=b]HHg.

Николай Алексеевич Некрасов (1821–1877)

ИП появляется у Н. уже в 1840 г. и охотно используется им с тех пор во всех жанрах – пародиях (см. выше в связи с № 37), элегиях, водевилях, повествовательных очерках петербургской жизни, реалистических и сатирических поэмах. Таковы «Говорун» (1843–1845); «Пьяница» (1845); «Свадьба» (1855), с женской темой:

Будешь ребенка больного качать , Буйного мужа домой поджидать, Плакать, работать – да думать уныло <…> (ИС 5);

отрывок: Кто долго так способен был Прощать, не понимать, не видеть, Тот, верно, глубоко любил, Но глубже будет ненавидеть… (1855–1856; ИФ 1-3);

ИФ 1+1+1: Три тяжкие доли имела судьба, И первая доля: с рабом повенчаться, Вторая – быть матерью сына раба, А третья – до гроба рабу покоряться, с эллиптичным повтором управляющего слова доля и опять с «женским иным» («Мороз, Красный Нос» (1862–1863).

Ср. тж. «Балет» (1865–1866) и «Суд (современная повесть)» (1866–1867), с ИФ (1-7)+1-(2-1) в подчеркнуто прозаизированном метапоэтическом пассаже (об отношениях с музой):

С железной грудью надо быть , Чтоб этим ласкам отвечать, Объятья эти выносить, Кипеть, гореть – и погасать, И вновь гореть – и снова стыть. Довольно! Разве досказать, Удобный случай благо есть, Что я, когда начну писать, Перестаю и спать, и есть…;

фрагменты из гл. 2 сатирической поэмы «Недавнее время» (1863–1871):

Наслажденье его роковое Нюхать , чмокать, к свече подносить И раз двадцать вино дорогое Из стакана в стакан перелить. <…> Маловато прочесть два романа Да поэму «Монго» изучить (Эту шалость поэта-улана [т. е. Лермонтова]), Чтоб разумно и доблестно жить! Недостаточно ухарски править, Мчась на бешеной тройке стремглав, Двадцать тысяч на карту поставить И глазком не моргнуть, проиграв <…> (ИС 4+(2-1)+3);

и сокрушенно-гражданственную «Элегию (1874):

<…> Оплакивать их рок, служить им будет муза, И в мире нет прочней, прекраснее союза!.. Толпе напоминать, что бедствует народ, В то время как она ликует и поет, К народу возбуждать вниманье сильных мира – Чему достойнее служить могла бы лира?.., с ИФ 2+(1-2).

[Некрасов 1981–1982]

63. «Пускай мечтатели осмеяны давно…»

Пускай мечтатели осмеяны давно,

Пускай в них многое действительно смешно,

Но все же я скажу, что мне в часы разлуки

Отраднее всего, среди душевной муки,

Воспоминать о ней: усилием мечты

Из мрака вызывать знакомые черты,

В минуты горького раздумья и печали

Бродить по тем местам, где вместе мы гуляли, —

И даже иногда вечернею порой,

Любуясь бледною и грустною луной,

Припоминать тот сад, ту темную аллею,

Откуда мы луной пленялись вместе с нею,

Но, больше нашею любовию полны,

Чем тихим вечером и прелестью луны,

Влюбленные глаза друг к другу обращали

И в долгий поцалуй уста свои сливали…

1845; оп. 1851

63. Зависимая (от Отраднее всего) и несложная сама по себе ИС 4 вместе со своими непосредственными зависимыми покрывает средние 8 из 16 строк, а косвенно и все ст-ие, образующее синтаксический турдефорс – единое предложение (ср. №№ 3, 7, 13, 18, 25, 32, 42, 47, 53, 54, 55; любопытна перекличка с № 54), с пара– и гипотаксисом, деепричастным, сравнительными, обособленными и предложными оборотами, подчиненными, начиная с 5-й строки, инфинитивам. ИП мотивировано «ностальгическим иным» (единство периода цементирует связь с прошлым) и включает глагол движения (бродить); примечателен временной план ст-ия: Настоящее (с элементами прошедшего и будущего) – Инфинитивы (и деепричастие) – Прошедшее (с вневременным обособленным определением).

64. Стихотворение, заимствованное из Шиллера и Гёте

Я герой!..

Припеваючи жить

И шампанское пить,

Завираться!

Жребий мой:

Вечеринки давать,

И себя восхвалять,

И стишки издавать,

И собой

Восхищаться!

Верить одному

Вкусу своему,

Всех блаженней в мире,

Всех несчастней быть;

Но какое счастье

Так себя любить!..

1845 /6; оп. 1846

64. Приписывается Некрасову предположительно (Некрасов 1967, 1, 672). Эпиграмма на поэта и переводчика А. Н. Струговщикова (1808–1878), пародирующая его ст-ие «Фантазия Клары»:

Веселиться , грустить, Чашу радости пить И теряться! От тоски умирать, До небес ликовать, Забываться! Верить одному Сердцу своему… (абсолютная ИС 8), —

которое представляет собой вольный перевод не столь инфинитивной песенки Клерхен из «Эгмонта» Гёте (1787):

Freudvoll Und leidvoll, Gedankenvoll sein , Langen Und bangen In schwebenden Pein, Himmelhoch jauchzend, Zum Tode betruebt, — Gluecklich allein Ist die Seele, die liebt (ИС 3).

Заглавие пародии Н. восходит к заглавию всего сб.: «Стихотворения Александра Струговщикова, заимствованные из Гёте и Шиллера» (1845). По менее убедительной версии (см. Русская пародия, 760, вслед за: Мнимая поэзия, 430–433), адресат пародии – Кукольник.

Припеваючи жить И шампанское пить <…> Вечеринки давать… – вечеринки у Струговщикова известны по мемуарам Панаева и дневникам Никитенко. В эпиграмме Н. инфинитивность усилена – до ИС 3+6+1, начинающейся с абсолютной серии и замыкаемой нарциссическим фрагментом, естественным в пародии и предвосхищающим всерьез нарциссические стихи ИП Северянина (ср. № 241).

65. Сцены из лирической комедии «Медвежья охота»

I: 3

Пальцов: …А что такое русский франт? <…>

Его тщеславие вращается доднесь

       Между конюшней и трактиром.

       Программа жалкая его —

       Не делать ровно ничего,

       Считая глупостью и ложью

       Всё, кроме светской суеты;

       Гнушаться чернью, быть на «ты»

Со всею именитой молодежью;

За недостатком гордости в душе,

       Являть ее в своей осанке;

       Дрожать для дела на гроше

И тысячи бросать какой-нибудь цыганке;

Знать наизусть Елен и Клеопатр,

Наехавших из Франции в Россию,

       Ходить в Михайловский театр

       И презирать – Александрию.

Французским jeunes premiers в манерах подражать,

       Искусно на коньках кататься,

       На скачках призы получать

       И каждый вечер напиваться

       В трактирах и в других домах,

       С отличной стороны известных,

       Или в Милютиных рядах,

       За лавками, в конурах тесных,

Где царствует обычай вековой

       Не мыть полов, салфеток, стклянок,

       Куда влекут они с собой

И чопорных, брезгливых парижанок,

       Чтобы в разгаре кутежа,

       В угоду пристающим спьяна,

Есть устрицы с железного ножа

И пить вино из грязного стакана! <…>

    Стаканом можно каждого споить

    И каждого нетрудно удавить

    На узкой ленточке, которой он повязан!<…>

1866–1867

65. Мощная ИС (13-(1+2))+1+1, открывающая «Сцены», выдержана в духе харáктерной сатиры XVIII в., но вложена в уста персонажа комедии (Я4/5/6). Лоретка – женщина легкого поведения. Михайловский театр – великосветский, с французской труппой, Александрия – Александринский театр, для буржуазной публики. Jeune premier – герой-любовник. Милютины ряды – торговые лавки в Петербурге.

66. Друзьям

Я примирился с судьбой неизбежною,

Нет ни охоты, ни силы терпеть

Невыносимую муку кромешную!

Жадно желаю скорей умереть.

Вам же – не праздно, друзья благородные,

Жить и в такую могилу сойти,

Чтобы широкие лапти народные

К ней проторили пути…

1876

66. Поздняя медитация о жизни и смерти, полузавещание, полуавтоэпитафия. ИФ 1+3, c переменой актанта (дополнения) в пределах серии: «Желаю (себе)… + вам…».

Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864)

Г. широко употребляет ИП, преимущественно в онегинском духе. Есть у него достаточно длинные ИС, но они всегда зависимые и никогда не покрывают целого текста или строфы. В раннем и типичном «Вы рождены меня терзать…» (1843) на 12 строк (в том числе первую и последнюю) приходится 7 инфинитивов, шесть из них – в рифмах (на -ать), но они подчинены разным управляющим и потому не образуют серии; есть лишь один ИФ 2.

В нескольких ст-иях цикла «Борьба» (1843–1857) есть длинные ИС, более или менее прямо восходящие к структуре «Письма Онегина», но транспонированные в иные размеры (Я5, Я6, Ам4): ср. в особенности 3-е ст-ие, с ИС 1-16-1:

Не дай вам Бог, дитя мое, узнать , Как тяжело любить такой любовью, Рыдать без слов, метаться, ощущать, Что кровь свинцом расплавленным, не кровью, Бежит по жилам, рваться, проклинать, Терзаться ночи, дни считать тревожно, Бояться встреч и ждать их, жадно ждать; Беречься каждой мелочи ничтожной, Дрожать за каждый шаг неосторожный, Над пропастью бездонною стоять, И чувствовать, что надо погибать, И знать, что бегство больше невозможно.

Ср. ту же традицию, причем уже в Я4, в поэме «Олимпий Радин. Рассказ» (1845), с элементами «женского иного», например, в строфе 3-ей, ИС 2+2+1:

Его жена <…> Умела ежедневный вздор Умно и мило говорить, Подчас, пожалуй, важный спор Вопросом легким оживить, Владела тактом принимать Гостей и вечно наполнять Гостиную и, может быть, Умела даже и любить;

а в строфе 5-й ср. аналогичную (но уже о другой женщине!) ИС (3-1)+(5-1)+2, с повтором управляющего инфинитивами слова (умела):

Она умела, видя вас, Пожалуй, даже в первый раз, С собой заставить говорить <…> Насмешке ль едкой, иль мечтам Безумно-пламенным внимать С участьем равным; понимать Оттенки все добра и зла Так глубоко и так равно <…> И как умела, Боже мой! Отпечатлеть она во всем Свой мир особый, – и притом Не  быть хозяйкой записной, – Не  быть ни немкою, и речь Вести о том, как дом беречь , Ни русской барыней кричать В огромной девичьей… О нет! Она жила, она страдать Еще могла иль сохранять , По крайней мере, лучших лет Святую память…;

Наконец, в строфе 8-й ИС (5-1)+2+1+2 – о самóм заглавном герое, который

Теперь лишь верит одному, Что верить вообще смешно, Что глупо истины искать, Что нужно счастье, что страдать Отвыкнуть он желал давно, Что даже думать и желать – Напрасный труд… <…> Как можно славно есть и пить И как неистинно любить… <…> Как будут каждому даны Все средства страсти развивать, Не умерщвляя, и к тому ж Свободно их употреблять На обрабатыванье груш.

Cр. еще длинную ИС 7 вполне онегинской структуры и размера, но с иным ритмом, в поэме «Вверх по Волге. Дневник без начала и конца» (1862):

Мне было сладко так любить Без цели, чувством баловаться , С больной по вечерам сидеть , То проповедовать , то петь, То увлекать, то увлекаться… (гл. 5).

Единственное у Г. приближение к абсолютному ИП – в 1-й строке перевода шиллеровской «Тайны воспоминания» (1847), посвященного жене Г. Лидии Федоровне:

Вечно льнуть к устам с безумной страстью… Кто ненасыщаемому счастью, Этой жажде пить твое дыханье, Слить с твоим свое существованье, Даст истолкованье? (ИФ 1+2)

Оригинал, «Das Geheimnis der Reminiszenz. An Laura» (1781): Ewig starr and deinem Mund zu hangen, Wer enthuellt mir dieses Glutverlangen? – немного менее инфинитивен и абсолютен. «Ностальгическим иным» служит тайная память любящих об их предвечной близости, согласно «Пиру» Платона, как половинок одного тела.

[Григорьев 2001]

67. «Нет, не рожден я биться лбом…»

Нет, не рожден я биться лбом,

Ни терпеливо ждать в передней,

Ни есть за княжеским столом,

Ни с умиленьем слушать бредни.

Нет, не рожден я быть рабом,

Мне даже в церкви за обедней

Бывает скверно, каюсь в том,

Прослушать Августейший дом.

И то, что чувствовал Марат,

Порой способен понимать я,

И будь сам Бог аристократ,

Ему б я гордо пел проклятья…

Но на кресте распятый Бог

Был сын толпы и демагог.

1845–1846; оп. 1856

67. Ст-ие распространялось в списках и было впервые опубликовано Герценом за границей. Прослушать августейший дом – молитву за здравие августейших особ. Демагог – в то время синоним демократа, в соответствии с буквальным смыслом древнегреч. слова («народоводец»). ИС 4 занимает лишь I строфу, а далее идут разрозненные ИФ 1+1+1, не доходящие до конца этого сонетоподобного текста. ИП сатирического типа, с той разницей, что харáктерное поведение примеряется лирическим субъектом к себе и отвергается по романтической формуле «Нет, я не…».

Лев Александрович Мей (1822–1862)

У М. ИС немногочисленны. В «Колыбельной песне» (1850) примечательна ИС 4, подчиненная – в фольклорно-колыбельном стиле (источник – чешская народная песня) – императиву:

Соловейка-соловей, Ты гнезда себе не вей: Прилетай ты в наш садок, – Под высокий теремок. / Под кусточком попорхать , Спелых ягод поклевать , Солнцем крылышки пригреть , Оле песенку пропеть [Мей 1947, 16–17]

Несколько ИФ, управляемых анафорическими Желаю, есть в ст-ии «В альбом (Е. П. М<айковой>)» (1856), ИС 3 находим в «В альбом (Гр. Е. П. Ростопчиной)» (1856); длинная фольклорная ИС 6 завершает «Отголоски думок. Перевод из волынских песен» (1858):

Да господняя воля: Век с тобой вековать , Век тебя миловать, Холить, нежить, покоить, Хату новую строить.

В эпическом ключе ИП применено у М. в одной из коротких поэм на библейские мотивы – «Юдифь» (1855; оп. 1856), в песне заглавной героини:

«Пришел ассур [т. е. вождь ассирийцев Олоферн] <…> Хвалился он пожечь мою обитель, И юношей мечами умертвить, И помостом младенцев положить, И дев пленить…» (ИС 4).

Источник – апокрифическая «Книга Юдифи». В ее русском синодальном переводе инфинитивов нет («Он сказал, что пределы мои сожжет, юношей моих мечом истребит, грудных младенцев бросит о землю, малых детей моих отдаст на расхищение, дев моих пленит» (Иудифь 16: 4)); в латинской Вульгате – всего один инфинитив, если не считать эллипсиса esse при причастиях в описательном будущем и эллипсиса второго dare (dixit se incensurum fines meos et iuvenes meos occisurum gladio infantes meos dare in praedam et virgines in captivitatem (Iudith 16:6)). Зато ИС 5 есть в др.-греч. оригинале – самом старом, так как др.-евр. не сохранился (εἶπεν ἐμπρήσειν τὰ ὅριά μου καὶ τοὺς νεανίσκους μου ἀνελεῖν ἐν ῥομφαίᾳ καὶ τὰ θηλάζοντά μου θήσειν εἰς ἔδαφος καὶ τὰ νήπιά μου δώσειν εἰς προνομὴν καὶ τὰς παρθένους μου σκυλεῦσαι (Iουδιθ 16:4)) и в ц.-сл. переводе


Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков. Антология

У М. (и в Вульгате) на одно злодейство больше: у него нет отдачи младенцев на расхищение (а в Вульгате – бросания на землю), зато бросание на землю/пол (помост – ц.-сл. «пол») поэтически усилено благодаря двусмысленности тв. пад. помостом, который может пониматься не только в местном значении – «на пол», но и в метафорическом – «в качестве пола» (по которому ходят). Поэтическим эффектом является и выбор слова хвалился вместо исходного сказал (во всех версиях), работающий не только на простое эмоциональное усиление, но и на иронический контраст с похвальбой самой Юдифи.

[Мей 1972]

68. Сосна

Во сыром бору сосна стоит, растет;

Во чистом поле метель гудит, поет;

Над землею тучи серые шатром;

На земле снега пушистые ковром;

Вьюга, холод, но печальная сосна

Неизменна, как весною зелена.

Возвратится ли веселая весна,

Пробудится ли природа ото сна,

Прояснеют, улыбнутся небеса,

В листья нежные оденутся леса,

Заблестит сквозь зелень ландыш серебром,

Засинеет незабудка над ручьем,

Взглянет солнце с неба чистого светлей,

И зальется звонкой трелью соловей —

Всё по-прежнему печальна, зелена,

Думу думает тяжелую сосна.

Грустно, тяжко ей, раскидистой, расти:

Всё цветет, а ей одной лишь не цвести!

Собирая иглы острые свои,

Хочет в землю глубоко она уйти

Иль, сорвавшися с извивистых корней,

В небо взвихриться метелью из ветвей.

Да крепка земля, далеки небеса —

И стоит она, угрюмая краса,

И весною и зимою зелена,

И зимою и весною холодна…

Тяжело сосной печальною расти,

Не меняться никогда и не цвести,

Равнодушным быть и к счастью и к беде,

Но судьбою быть прикованным к земле,

Быть бессильным – превратиться в бренный прах

Или вихрем разыграться в небесах!

1845

68. Первая половина текста неинфинитивна, но длинной финальной ИС 8 предшествуют, начиная с середины ст-ия, ИФ 1+1+2. От традиционного ИП на тему «природного иного» ст-ие отличается последовательностью в представлении точки зрения сосны (хотя и от 3-го лица), а не желающего превратиться в нее субъекта (ср. № 35). Кульминации это напряжение достигает в ИС, где «сосновая» перспектива сохраняется, но именные части сказуемого даются в неопределенно-личном мужском роде подразумеваемого авторского «я» (Тяжело сосной печальною расти… Равнодушным быть… прикованным… бессильным…). Интересно амбивалентно-сочувственное отношение к метаморфозе «субъект → иное» (напр., обилие отрицательных частиц и эмоций; ср. № 38); оригинально и применение для лирической медитации фольклорного Х6.

Николай Васильевич Берг (1823–1884)

Б. много переводил со славянских языков, а тж. с французского и итальянского, в основном – народные песни (но тж. Мицкевича и Петрарку), следуя принципу свободного перевода.

[Мастера перевода, 1, 416–417]

69. Милый и немилый

На лугу пасется белый конь,

Час пасется, два он слушает,

Как свою родную матушку

Молит девица-красавица:

«Не давай меня ты, матушка,

За немилова, неласкова!

Лучше с милым по горам ходить,

Воду с листьев дождевую пить,

Заедать колючим тернием,

Спать на голой, на сырой земле,

Чем с немилым в терему большом

Белый сахар есть и нежиться

На шелку всё да на бархате!»

<1847>

69. Перевод сербской нар. песни «Конь зеленко росну траву пасе…». Абсолютная ИС 4-2 по схеме «Лучше…, чем…».

Иван Сергеевич Аксаков (1823-1886)

Среди десятка ИС у А. нет абсолютных и особенно длинных; но иногда он ставит их в сильные финальные позиции. В повествовательной «Простой истории» (1841) ИС 5 применена к «женскому иному»:

Придется вам до поздних лет дожить , Приготовлять внучат своих для света, В бостон играть, да свадебки чинить, А с бала возвратясь, полураздета, Как фурия, людей своих бранить…

В «На прощанье (При отъезде из Петербурга)» (1842) «иное» – это обычная для дружеских посланий разлука/ностальгия, и ИС 4 дана под знаком предвкушения:

Мне грустно расставаться с вами, Себя от братства оторвать , Проститься с близкими друзьями И вновь свиданья ожидать!

Шуточная мистерия «Жизнь чиновника» (1843/1861) открывается словами Служить? иль не служить? да, вот вопрос!, игриво отсылая к гамлетовской инфинитивной традиции. В «При кликах дерзостно победных…» (1847) по ходу мысленного присоединения к чужой, женской, точке зрения после нескольких коротких ИФ появляется ИС 1-2, покрывающая семь строк:

Хотел бы я лампадой ночи Светить пред ней в заветный час, Когда подъемлет к небу очи Одна страдалица из вас, Чтоб видеть пыл душевной битвы Перед творцом, наедине, Чтоб слышать мне полет молитвы В благоуханной тишине!..

В сатирической «Зимней дороге» (1847) один из персонажей, Петр Семенович Архипов, произносит монолог, содержащий самобичевательные ИС 5+4, с характерным для ИП противопоставлением «своего» и «чужого»:

Мы любим жить чужим умом, Свое чужим аршином мерить И  пировать в пиру чужом; Кому ненужны мы – о том И  хлопотать , и  лицемерить ! <…> Так чем глядеть по сторонам, В чужом пиру искать похмелья И по проложенным тропам Идти вослед чужим стопам, Ковать ненужные изделья – Пусть пелену с себя сорвет, <…> Пусть он почувствует в себе Всю святость уз своих к народу…

В патриотическом «На Дунай! туда, где новой славы…» (1854) есть длинная мечтательная ИС 6:

О, туда! Отрадно на просторе Там вздохнуть средь жизни мировой, В горе всех – свое растратить горе, В счастье всех –  исчезнуть будто в море, Хода дней не слышать над собой… В общей жизни – жизнью потеряться , В общем деле – свято послужить …

[Аксаков 1960]

70. «Странным чувством объята душа…»

Странным чувством объята душа,

Будто хочет проститься с землею,

Будто всё, чем земля хороша,

С бесконечной и пестрой семьею,

Всё покинуть ей должно спеша!..

И с порывом тоскливо-больным

Просит воли, – на миг позабыться,

Всё вместить, полюбить, всем земным,

Всем дыханием жизни упиться,

Всем блаженством ее молодым!..

1847

70. ИС 4 покрывает четыре строки второго пятистишия; предвестием служат ИФ 1+1 в I строфе. Мотивировка ИП – колебания души между привязанностью к земной жизни и принадлежностью к «иному» миру.

Иван Саввич Никитин (1824–1861)

Длинная ИС 1+8 есть в довольно раннем ст-ии на типично инфинитивную тему – «Жизнь» (1849/1853), написанном Я4 и транспонирующем онегинскую медитацию в мрачный, негативно-ностальгический перволичный план:

И  жить в ту пору мы спешим, <…> Нам тяжело припоминать Минувшей молодости повесть, Читать ее и усыплять Неумолкающую совесть, И в поколенье молодом Казаться лишними гостями С своим обманутым умом И затаенными слезами, В тоске безмолвно изнывать, В надеждах лучших сомневаться, В вопрос о жизни углубляться И постепенно умирать.

«Русь» (1851) примечательна финальным аккордом – ИС 4, управляемой оборотом Есть за что…, в фольклорном «кольцовском» пятисложнике:

Уж и есть за что, Русь могучая, Полюбить тебя, Назвать матерью, Стать за честь твою Против недруга, За тебя в нужде Сложить голову! (ср., напротив, тютчевское «Умом Россию не понять…», 1866).

Нередко у Н., как у многих, использование ИП в стихах на женскую тему; ср. ИС 6 в «Не повторяй холодной укоризны…» (1853), с переносом (в духе Онегина) ответственности за ожидаемый несчастный образ жизни женщины на лирического субъекта:

Тебе ль, с младенчества не знавшей огорчений, Со мною об руку идти одним путем, Глядеть на зло и грязь и  гаснуть за трудом, И  плакать , может быть, под бременем лишений, Страдать не день, не два — всю жизнь свою страдать!..

Ср. более предсказуемые «Три встречи» (1854):

Стала ты жить сиротою, Горечь забот узнавать , Молча, под кровлей чужою, Ночи одна работать (ИС 3);

и «Рассказ крестьянки» (1854):

То надо печь соломою Топить и щи варить; То за водою на реку С ведерками сходить; То снег самой откидывать Лопатой от ворот <…> (ИС 4).

Менее беспросветна ИС 3 в «Песне» («Ковыль, моя травушка, ковыль бесприютная…»; 1855), где примечателен мотив «чужого»:

Легко красной девице чужой тоской тешиться , С ума сводить молодца, шутить злой изменою (ср. №№ 69, 71).

К женскому «иному» примыкают у Н. и его крестьянские и другие социальные типы; ср. выше «Рассказ крестьянки», а тж. ст-ие «Нужда» (1853) с ИС 6+5:

Стал он думать с тех пор, Тосковать и  бледнеть , Мало есть , дурно спать , День и ночь работать <…> В путь-дорогу пошел Новой доли искать; Мыкать горе свое, В пояс кланяться всем, На людей работать, Силу-матушку класть…

Ср. тж. ИС 4 в поэме «Кулак» (1857):

Лукич на ярмарке с рассвета; Успел уж выпить , закусить, Купить два старых пистолета И с барышом кому-то сбыть;

ИС 7 в «Ах, прости, святой угодник!..» (1858):

Поп, обросший бородою, По дворам с святой водою Будет в праздники ходить , До упаду есть и  пить , За холстину с причтом драться , Попадьи-жены бояться , Рабски кланяться рабам И потом являться в храм;

и рекордную ИС 9, состоящую почти исключительно из форм совершенного вида и охватывающую 18 строк в патриотическом «Донцам» (1854), полном передвижений, в частности в челноке и на скакуне:

Привык казак к огню и бою, Ему не страшно по реке В глухую полночь под грозою Пуститься в легком челноке, Подкрасться к вражескому стану, Канат у судна отрубить И из-под носа оттомана Его спокойно уводить , Схватить «язык», открыть дороги В лесах, болотах и горах, И в неприятельских шатрах Наделать шуму и тревоги, Иль, подбоченясь молодцом, На скакуне своем степном Скрываясь в поле под туманом, В руке с губительным арканом Врага беспечного открыть И вдруг — с коня его схватить.

Многочисленны у Н. и лирико-медитативные ИС, часто с металитературной тематикой; ср., напр., ИС 4 в финале «Нового завета» (1853):

Как сладко читать эти строки, Читая, молиться в тиши, И плакать , и  черпать уроки Из них для ума и души!;

ИС 8-1 в ст-ии к «С. В. Чистяковой» (1854), с отзвуками гамлетовского монолога и схемой «Что лучше: … или …»:

Что лучше: раньше умереть Или страдать и  сокрушаться , Глядеть на зло, и зло терпеть, И веровать, и сомневаться? Утраты, нужды испытать, Прочесть весь свиток жизни горькой, Чтоб у дверей могилы только Их смысл таинственный понять?;

ИС 4 в фольклорно окрашенном (Ан3), но перволичном «За какую ж вину и беду…» (1855):

Годы шли… Стал я ночи не спать , Думы думать про степи раздольные, Чудных звуков игру понимать , Втихомолку слагать песни вольные;

ИС 5 в «В саду» (1856):

Долго ль буду я тут одиноко бродить , Слушать песню и свист соловьиный, Надрывать свою грудь, свое сердце крушить, Молча сдерживать слезы кручины?;

негативно-ностальгичную ИС 5 в «Средь жизни пошлой, грустной и бесплодной…» (1858/60):

О, как я мог так долго ошибаться , Святое чувство на смех отдавать , Служить шутом, игрушку заменять, Так жестоко, так глупо унижаться!;

и, наконец, комбинацию коротких ИФ 1+1+1 в начале и эффектно обрываемой на полустроке финальной ИС 3 в условно-мадригальном послании к Н. А. Матвеевой «Я вас не смею раздражать…» (1861):

Я вас не смею раздражать И повинуюсь молчаливо, И, хоть совсем не рад молчать , Молчать я буду терпеливо. <…> Мне остается перед вами, Приняв вид скромности святой, Стоять с поникшей головой И с потупленными глазами Или забыть весь свет — и вдруг Воскликнуть…

[Никитин 1965]

71. «Не вини одинокую долю…»

Не вини одинокую долю,

О судьбе по ночам не гадай,

Сберегай свою девичью волю,

Словно клад золотой, сберегай:

Уж недолго тебе оставаться

В красном тереме с няней родной,

На леса из окна любоваться,

Расцветать ненаглядной зарей;

Слушать песни подруг светлооких,

И по бархату золотом шить,

И беспечно в стенах одиноких

Беззаботною пташкою жить.

Отопрется твой терем дубовый,

И простится с тобою отец,

И, гордясь подвенечной обновой,

Ты пойдешь с женихом под венец;

Да не радость – желанную долю —

Ты найдешь на пороге чужом:

Грубый муж твою юную волю

Похоронит за крепким замком.

И ты будешь сносить терпеливо,

Когда злая старуха свекровь

Отвечать станет бранью ревнивой

На покорность твою и любовь;

Будешь глупой бояться золовки,

Пересуды соседей терпеть,

За работой сидеть без умолку

И от тайного горя худеть,

Слушать хмельного мужа укоры,

До рассвета его поджидать;

И забудешь ты песню, уборы,

Станешь злую судьбу проклинать;

И, здоровье в груди полумертвой

От бесплодной тоски погубя,

Преждевременной жалкою жертвой

В гроб дощатый положишь себя.

И никто со слезой и молитвой

На могилу к тебе не придет,

И дорогу к могиле забытой

Густым снегом метель занесет.

1853; оп. 1912

71. Тема женского иного, взятая в самом беспросветном социальном ключе, разработана с контрастом между ИС 6, изображающей счастливое девичество (строфы II-III), и ИС (1-1)+6+1, рисующей тяжелую замужнюю жизнь (VI-VIII); интересна перспектива предвкушаемой ностальгии по настоящему из предсказываемого будущего.

72. Ночлег в деревне

Душный воздух, дым лучины,

   Под ногами сор,

Сор на лавках, паутины

   По углам узор;

Закоптелые палати,

   Черствый хлеб, вода,

Кашель пряхи, плач дитяти…

   О, нужда, нужда!

Мыкать горе, век трудиться,

   Нищим умереть…

Вот где нужно бы учиться

   Верить и терпеть!

1857–1858

72. Тема «крестьянского иного» решена в почти полностью безличном ключе: первые 8 строк – назывные, а последнее четверостишие состоит из абсолютной ИС 3 и резюмирующей ИС 1-2, управляемой единственной открыто модальной, но не глагольной и практически безличной, формой нужно бы.

Дмитрий Дмитриевич Минаев (1835–1889)

У М., знаменитого, наряду с эпиграммами и пародиями, также переводами, ИП встречается в переводах, в частности из Огюста Барбье, ср. ИФ 2+2 (вводимый анафорическим повтором управляющего Должны) в одном из монологов Поэта (Сальватора Розы) в «Киая» (Auguste Barbier, «Il Pianto. Chiaia») (1861):

Должны всю боль души, гной наших ран скрывать Под палкою гостей незваных и бесчестных, И двадцать раз на дню безмолвно умирать С невозмутимостью животных бессловесных; Должны крик ужаса тогда в себе давить , Когда бы закричал от боли самый камень, И где-нибудь в углу украдкой слезы лить <…>.

Оригинал инфинитивнее, ср.:

Mais nous, mais nous, hélas! Habitants de la terre, Il faut savoir souffrir , mendier et nous taire; Il faut de notre sang engraisser les abus, Des fripons et des sots supporter les rebuts; Il faut voir aux clartés de la pure lumière Des choses qui feraient fendre et crier la pierre; Puis, dans le creux des doigts enfermer avec soin Son âme, et s’ en aller gémir en quelque coin <…> (ИC (1-3)+2+(3-2/1).

См. также сатирическое ст-ие «Полезные люди» (1866; пeревод из Гюстава Надо, Gustave Nadaud, «Les Hommes utiles», 1849), две из семи октав которого – ИФ 2+1+3+1 – посвящены соответственно колониальным солдатам и верноподданическим поэтам (так что ИП ставится на службу метапоэтической теме):

Солдатам нашим, говорят, Не жизнь, а рай в Алжире… Людей колоть и  убивать Привыкнешь без труда ты… Ну, хочешь край свой защищать  — Так поступай в солдаты. / Еще есть роль одна у нас — И роль почетна эта: Куплеты стряпать на заказ И, в должности поэта, В ливрею музу наряжать, Петь голосом продажным… Ну, хочешь лавры пожинать — Так будь певцом присяжным… Среди эпиграмм М. есть посвященная врачу и художнику «[А. И.] Жижиленко» (1884), т. е. метахудожественная, с ИС 5:

<…> Художник начал исправлять Природы этой недостатки, Подкрашивать, и подвивать, Заштопывать и класть заплатки <…>

[Минаев 1947]

73. Евгений Онегин нашего времени. Роман в стихах

Глава третья, IX

Какой вы будете женою?

Что вы за мать, скажите мне,

Умея только пред луною

Мечтать в полночной тишине?

Что для жены быть может хуже —

Искать опоры только в муже,

Его трудиться заставлять,

Самой же плакать и вздыхать,

Краснеть пред дочерью и сыном,

Своим невежеством казнясь,

И постепенно падать в грязь!

Муж будет честным гражданином,

Жена же – куклою немой!..

Вот идеал, но он не мой…

оп. 1865

73. Строфа из знаменитой пародии на пушкинский роман в стихах, с ИС 1+(6-1), – наибольшее приближение у М. к инфинитивному целому. В форму онегинской строфы облечена разработка темы женского иного, взятой в откровенно разоблачительном феминистском ключе.

Константин Константинович Случевский (1837–1904)

В поэзии С., с ее медитациями о своем и чужом, личности и толпе, здешнем и загробном бытии, ИП используется более чем в десятке ст-ий, на всем ее протяжении, начиная с ИС 4 в довольно раннем переводе ст-ия Барбье «Il Pianto» («Il est triste partout de ne voir que le mal…»; 1833), переводившегося также Дуровым (1844, см. выше) и Минаевым (1861, см. выше):

Да! грустно на земле одно лишь зло встречать , Настраивать свой стих на стон и вопль кручины, На ясных небесах бег тучи подмечать, В лице смеющемся отыскивать морщины.

В «Будущим могиканам» (1880) ИП совмещено с сонетной формой и темой жизни и смерти: ИС 3 появляется во 2-м катрене, а далее следуют ИФ 1+2-1, завершая сонет инфинитивной рифмой:

Ну, что ж? Положим так, что вовсе не позорно Молчать сознательно, но заодно с толпой; В весельи чувственности сытой и шальной Засмеивать печаль и  шествовать покорно! Толпа – всегда толпа! В толпе себя не видно; В могилу заодно сойти с ней не обидно; Но каково-то тем, кому судьба –  стареть , И ждать, как подрастут иные поколенья И окружат собой их, ждущих отпущенья, Последних могикан, забывших умереть!

Во фрагменте из гл. 1 поэмы «В снегах» (1879) мотив заброшенности в «здешнее иное» выражен через ИС 7-1, с инфинитивами в рифмах:

Нанят ты с тем, чтобы быть тут и  жить , Ломы, кирки, решета сторожить , Книги какие да счеты беречь , В горенке темной протапливать печь, Снегу лачуги сдавить не давать , В стойла пустые волков не пускать .

Более позитивное размышление о смысле существования, в данном случае России, – в финальной строфе ст-ия «На Волге» (1881) с ИС (1-1)+3:

…Только не добиться, Во что здесь жизни суждено сложиться! Придется ей самой себя создать И от истории ничем не поживиться, И от прошедшего образчиков не брать.

В начальной строфе металитературного «Нет, жалко бросить мне на сцену…» (1890) ИС 1-3 мотивирована темой отчужденности от толпы и условностей театра:

Нет, жалко бросить мне на сцену Творенья чувств и дум моих, Чтобы заимствовать им цену От сил случайных и чужих, – Чтобы умению актера Их воплощенье поручать , Чтоб в лжи кулис, в обмане взора Им в маске правды проступать <…>

Один из сигнатурных текстов С., «Меня в загробном мире знают…» (1901), построен на совмещении оппозиций «земное/потустороннее», «свое/чужое» и «поэт/адресат-атеист». Инфинитивность нарастает к середине 6-строфного ст-ия, достигая почти абсолютного уровня, c ИС 1+(4-2)+1:

«Жить в том, что осмеял он, – скучно, Он не захочет быть смешон. Всё им поруганное –  видеть , Что отрицал он –  осязать , Без права лгать и  ненавидеть В необходимости –  молчать !» Ты предвкуси такую пытку: Жить вне злословья, вне витийств!

[Случевский 2004]

74. Заря во всю ночь

Да, ночью летнею, когда заря с зарею

Соприкасаются, сойдясь одна с другою,

С особой ясностью на памяти моей

Встает прошедшее давно прожитых дней…

Обычный ход от детства в возмужалость;

Ненужный груз другим и ничего себе;

Жизнь силы и надежд, сведенная на шалость,

В самодовольной и тупой борьбе;

Громадность замыслов какой-то новой славы, —

Игра лучей в граненых хрусталях;

Успехов ранних острые отравы,

И смелость бурная, и непонятный страх…

Бой с призраками кончен. Жизнь полна.

В ней было всё: ошибки и паденья,

И чад страстей, и обаянье сна,

И слезы горькие больного вдохновенья,

И жертвы, жертвы… На могилах их

Смириться разве? но смириться больно,

И жалко мне себя, и жалко сил былых…

Не бросить ли всё, всё, сказав всему: довольно!

И, успокоившись, по торному пути,

Склонивши голову, почтительно пройти?

А там? – А там смотреть с уменьем знатока,

Смотреть художником на верность исполненья,

Как истязаются, как гибнут поколенья, —

Как жить им хочется, как бедным смерть тяжка, —

И поощрять детей в возможности успеха

Тяжелой хрипотой надтреснутого смеха!..

1880

74. Датировка написания затруднена, но в первом сб. С. (1880) ст‐ие расположено близко к началу. Из трех строф инфинитивны конец II строфы и вся III, причем ИС 1+1+(5-1), предвещаемая квазиабсолютным модальным Смириться разве? и открывающаяся аналогичным Не бросить ли..?, постепенно все больше автономизируется, особенно после переброса в заключительную строфу с помощью вопроса А там? В роли «иного» – отчужденный взгляд на жизнь как уже прожитую субъектом.

75. Мои желанья

Что за вопросы такие? Открыть тебе мысли и чувства!..

Мысли мои незаконны, желания странны и дики,

А в разговорах пустых только без толку жизнь выдыхаешь.

Право, пора дорожить и собой и своим убежденьем, —

Ум прошутить, оборвать, перемять свои чувства нетрудно.

Мало ли, как я мечтаю, и много в жизни хочу я!..

Прежде всего мне для счастья сыскать себе женщину надо.

Женщина вся в нежном сердце и в мягкости линий,

Женщина вся в чистоте, в непорочности чувства;

Мне не философа, мне не красавицу нужно; мне нужны

Ясные очи, коса до колен и подчас поцелуи.

С этакой женщиной труд будет легче и радость полнее.

Я бы хотел отыскать себе близких по цели и сердцу,

Честных людей, прозревающих жизнь светлым оком рассудка.

С ними сходясь, в откровенных беседах часы коротая,

Мог бы я силы свои упражнять, проверять свои мысли.

Словом живым заменил бы я мертвые речи печати;

Голос из книги – не то, что живой, вызывающий голос.

Я бы хотел, взявши в руки свой посох, спокойно пуститься

Тем же путем, по которому шло человечество в жизни.

С Желтой реки до священных лесов светлоструйного Ганга,

С жарких пустынь, где в конических надписях камни пестреют,

Шел бы я рядом развалин столиц азиатских народов;

Снес свой поклон пирамидам и гордо-задумчивым сфинксам.

В рощах Эллады, на мраморных плитах колонн Парфенона

Мог бы я сесть отдохнуть, подошедши к Эгейскому морю,

Прежде чем следовать берегом моря за ходом народов,

Прежде чем сжиться с историей Рима и с жизнью Европы.

Я бы хотел, обратившись на время в печатную книгу,

В книгу хорошую, полную силы и смысла живого,

Слиться с народом; себя позабыв, утонуть в нем, стереться,

Слушать удары тяжелого пульса общественной жизни,

Видеть во всей наготе убеждения каст и сословий;

Выведать нужды одних, утешать их во время движенья,

…………………………………………………………………..

Стать на виду у других ………………………………………

Я бы хотел, проходя по широкой, бушующей жизни,

Сердцем ответить на всё, пережить всё, что можно, на свете,

Всем насладиться душою, и злом и добром человека,

Светлым твореньем искусства, и даже самим преступленьем,

Ежели только оно не противно той истине светлой,

Смыслу которой законы и люди так часто враждебны.

Я бы хотел, умирая, весь скарб своих сил и познаний,

Весь передать существу молодому, богатому жизнью;

Пусть бы он начал с того, чем я кончил свой труд и печали,

Пусть бы и он и преемник его умирали для внуков

С чистою совестью, светлою мыслью и полным сознаньем.

Я бы хотел после смерти, свободен, бесстрастен и вечен,

Сделаться зрителем будущих лиц и грядущих событий;

Чувствовать – мыслью, недвижно дремать в созерцаньи глубоком,

Но не ворочаться к жизни, к ее мелочной обстановке

Из уваженья к себе и к ошибкам прошедшего века!

1860

75. Длинное ст-ие, написанное неравными по длине белыми строфами Д6жж (имитирующего гекзаметр) и посвященное размышлению о собственных планах на жизнь, насыщено ИФ 1+1+3+1+1+2+1+(1-1/2)+7+3+1+4, причем некоторые единичные и зависимые (от хотел бы) инфинитивы управляют целыми строфами. Ст-ие 23-летнего поэта, появившееся в «Современнике», вызвало пародию (в «Свистке», тоже озаглавленную «Мои желания», тоже 1860 г.) Аполлона Капелькина (Н. А. Добролюбова), которая довольно концентрированно передает ИП оригинала (по схеме: 1+(1-1)+(1-1/6)+1+2+2+3:

Дики желанья мои, и в стихах всю их дичь изложу я. <…> С этакой женщиной вместе мне друга-философа надо. С ней целоваться я буду, а мудрый мой друг в это время Будет науки мне все изъяснять, чтоб не надо мне было Время и зрение тратить над мертвою речью печати. <…> Всё, что от друга услышать успел посреди поцелуев, Всё это тут бы я вспомнить хотел, чтобы книжечку тиснуть, С нею проникнуть в народ, уяснить ход общественной жизни, Добрых утешить, а злых покарать и разлить в мире счастье… Всё бы хотел я изведать: не только искусством заняться, Но насладиться хотел бы я даже грехом преступленья, Только чтоб нравственным правилам было оно не противно… Всё, что от друга я слышал, весь скарб своих сил и познаний, Всё бы хотел перелить, через женщину с длинной косою, В новое я существо, – и в сей сладкой работе скончаться: Пусть существо молодое начнет с того, чем я окончил… После же смерти хотел бы я зрителем быть его действий, Чувствовать мыслью и сладко дремать в созерцаньи глубоком… [Русская пародия, 557–558]

Алексей Николаевич Апухтин (1840–1893)

ИП представлено у А. скромно, как по числу, так и по длине и автономности, но тяготеет к сильной финальной позиции. Ср. «К Гретхен. Во время представления „Le petit Faust“» (1869, оп. 1872), с заключительной ИС 3:

Наш век таков. <…> Ему бы только в храм внести слова порока, Бесценный мрамор грязью забросать, Да пошлости наклеивать печать На всё, что чисто и высоко!;

фрагмент от 4 мая поэмы «Год в монастыре. Отрывки из дневника» (1883–1885), кончающийся ИС 1+4:

И я туда пойду, попробую забыться , Попробую унять бушующую страсть, К ногам Спасителя упасть И долго плакать и молиться!;

и финал одного из самых поздних тесктов А. – поэмы «Из бумаг прокурора» (1888–1889), на отчасти гамлетовскую тему самоубийства, с постепенно все более абсолютизирующейся ИС 4-1:

Да, тусклый, мокрый день сурово Глядит в окно. Что ж, разве отворить ? Попробовать еще по-новому пожить ? Нет, тяжело! Увидеть снова Толпу противных лиц со злобою в глазах, И уши длинные на плоских головах, И этот наглый взгляд, предательский и лживый… Услышать снова хор фальшивый Тупых, затверженных речей… Нет, ни за что! Опять стучат… Скорей! Пусть мой последний стих, как я, бобыль ненужный, Останется без рифмы…

[Апухтин 1991]

76. Жизнь

О жизнь! Ты миг, но миг прекрасный,

Миг невозвратный, дорогой;

Равно счастливый и несчастный

Расстаться не хотят с тобой.

Ты миг, но данный нам от Бога

Не для того, чтобы роптать

На свой удел, свою дорогу

И дар бесценный проклинать.

Но чтобы жизнью наслаждаться,

Но чтобы ею дорожить,

Перед судьбой не преклоняться,

Молиться, веровать, любить.

1853; оп. 1895

76. Раннее ст-ие. Инфинитивность (ИС 1+8) нарастает к III строфе, образующей со II единое предложение по схеме «Не для того, чтобы…, но чтобы…». Тема – частая в ИП «жизнь»; примечательно, что ранний и поздний (ср. «Из бумаг прокурора») инфинитивные опыты трактуют вопрос о смысле и ценности жизни, первое – в позитивном, второе – в негативном ключе.

77. Из Байрона

Мечтать в полях, взбегать на выси гор,

   Медлительно среди лесов дремучих

   Переходить, где никогда топор

   Не пролагал следов своих могучих;

   Без цели мчаться по полям пустым,

   И слушать волн немолчное журчанье,

   И всё мечтать – не значит быть одним…

   То – разговор с природой и слиянье,

То – девственных красот немое созерцанье!..

   Но, посреди забот толпы людской,

   Всё видеть, слышать, чувствовать глубоко,

   И одному бродить в тоске немой,

   И скукою измучиться жестоко…

   И никого не встретить из людей

   Кому бы рассказать души мученья,

    Кто вспомнил бы по смерти нас теплей,

    Чем всё, что лжет, и льстит, и кроет мщенье.

 Вот – одиночество… вот, вот – уединенье!

1858; оп. 1896

77. Перевод двух строф II песни «Паломничества Чайльд Гарольда» Байрона (1788–1824). Английским языком А. не владел и, по-видимому, переводил с французского. ИС 6+6-1 квазиабсолютна, но обе строфы замыкаются резюме типа Вот…, как и в оригинале. Ср. Byron, «Childe Harold’s Pilgrimage. Canto II» (1812), строфы 25–26, с ИС 5+2+(5-1)+(1-1)+1:

To sit on rocks, to muse o’er flook and fell, To slowly trace the forest’s shady scene, Where things that own not man’s dominion dwell, And mortal foot hath ne’er, or rarely been; To climb the trackless mountain all unseen, With the wild flock that never needs a fold; Alone o’er steeps and foaming falls to lean; This is not solitude; ’tis but to hold Converse with Nature’s charms, and view her stores unroll’d. / But midst the crowd, the hum, the shock of men, To hear , to see, to feel, and to possess, And roam along, the world’s tir’d denizen, With none who bless us, none whom we can bless; Minions of splendour shrinking from distress! None that, with kindred consciousness endued, If we were not, would seem to smile the less Of all that flatter’d, follow’d, sought and sued; This is to be alone; this, this is solitude!

Перевод близок к оригиналу, хотя и упрощает спенсерову строфу Байрона (ababbcbcc) собственным вариантом на 4 рифмы и без смежной рифмовки (bb) в середине – (aBaBcDcDD), а в плане ИП утрачивает инфинитивы байроновского резюме, в частности, гамлетовское to bе в конце. Для сравнения вот перевод В. Левика (1911), с более слабой ИС 5+1+1, но с сохранением строфики оригинала и инфинитива быть в первом из резюме:

Лежать у волн, сидеть на крутизне, Уйти в безбрежность, в дикие просторы, Где жизнь вольна в беспечной тишине, Куда ничьи не проникали взоры; По козьим тропкам забираться в горы, Где грозен шум летящих в бездну вод, Подслушивать стихий мятежных споры, — Нет, одиноким быть не может тот, Чей дух с природою один язык найдет. / Зато в толпе, в веселье света мнимом, В тревогах, смутах, шуме суеты, Идти сквозь жизнь усталым пилигримом Среди богатств и жалкой нищеты, Где нелюбим и где не любишь ты, Где многие клянутся в дружбе ныне И льстят тебе, хоть, право, их черты Не омрачатся при твоей кончине — Вот одиночество, вот жизнь в глухой пустыне! [Байрон 1973, 68] Топика – типичный романтический набор перемещений и восприятий природы в противовес равнодушной жизни в свете.

78. Забыть так скоро

 Забыть так скоро, Боже мой,

 Всё счастье жизни прожитой,

 Все наши встречи, разговоры,

 Забыть так скоро, забыть так скоро!

 Забыть волненья первых дней,

 Свиданья час в тени ветвей,

 Очей немые разговоры

 Забыть так скоро, забыть так скоро!

 Забыть, как полная луна

 На нас глядела из окна,

 Как колыхалась тихо штора…

 Забыть так скоро, забыть так скоро!

 Забыть любовь, забыть мечты,

 Забыть те клятвы – помнишь ты? —

 В ночную пасмурную пору?

 Забыть так скоро, так скоро! Боже мой!

1870; оп. 1873

78. Текст, известный по романсу Чайковского, приписывается А., но, возможно, был переделан композитором. Абсолютная ИС 13 состоит исключительно из разрозненных, в основном рефренных, повторов заглавного инфинитива, доводя до предела песенную традицию ИП. Примечательны: преобладание однородных именных повторов в дополнениях к инфинитиву (кроме кульминационной III строфы) и слом ритма в IV, повышающий абсолютность финала.

Сергей Аркадьевич Андреевский (1847 или 1848–1918)

79. На крыше конного вагона

Люблю, в ласканьи ветерка,

На крыше конного вагона,

С перил плебейского балкона

Глядеть на город свысока,

Нестись над морем экипажей,

Глазеть по окнам бельэтажей,

В кареты взоры опускать

И там случайно открывать

На складках шелкового платья

Двух рук любовное пожатье…

Люблю глядеть и за борты

Колясок пышных и глубоких

(Хотя внутри они пусты),

Люблю камелий быстрооких,

В сияньи наглой красоты,

Обозревать в углу коляски,

Где, развалясь и глядя вбок

И туфли выставив носок,

Они прохожим строят глазки…

Люблю весеннею порой

С высокой крыши подвижной

За институтские ограды

Бросать непрошеные взгляды…

Никто наверх не поглядит,

Никто в боязни малодушной

Пред нашей публикой воздушной

Не лицемерит, не хитрит;

А взор повсюду наш парит…

И вот, когда мне прямо к носу

Вагон с услугой подкатит —

Всегда наверх меня манит:

Взберешься, вынешь папиросу,

Сосед предложит огонька,

Кивнешь признательно, закуришь,

Поговоришь, побалагуришь —

И все, в ласканьи ветерка,

На крыше конного вагона,

С перил плебейского балкона

На мир глядим мы свысока.

1878–1885; оп. 1886

[Поэты 1880–1890‐х годов, 289–290]

79. Камелии – кокотки. ИП захватывает лишь первую половину ст-ия, причем длина ИФ 5+1+1+1 не возрастает, а падает после начальной серии. Примечательно оригинальное использование транспортного средства для переноса в «иное», – не традиционного индивидуального челна, коня или экипажа, а урбанистической общественной конки, да еще в сочетании с вуайеризмом, выражающим инфинитивную тему «могущества» (ср. типичный для нее глагол парит; ср. в Преамбулах к Карамзину и Хомякову, с. 63 и 86). Среди инфинитивов преобладают глаголы видения, движение представлено единственным нестись. Все ИФ зависимые (от четырех анафорических перволичных Люблю), но местоименный план ст-ия более сложен и вторит обобщенно-личной установке инфинитивов: [я] – никто – обобщенно-личное наш – мне – меня – сосед – неопределенно-личное ты (кивнешь и т. п.) – все мы.

Дмитрий Николаевич Цертелев (1852–1911)

80. «Когда б я мог порвать оковы тела…»

Когда б я мог порвать оковы тела,

Умчаться вольною мечтой

И долететь до крайнего предела

Пучины вечно голубой, —

Я бытия не ждал бы там другого,

Не жаждал там блаженств иных

И, отрекаясь от всего земного,

Не звал видений золотых;

Нет, только позабыть все злые раны

Души моей хотел бы я

И, погрузясь навек во тьму нирваны,

Найти покой небытия.

1883

[Поэты 1880–1890‐х годов, 215]

80. Нирвана – буддийский идеал совершенного покоя и один из повторяющихся мотивов ИП; здесь – в сочетании с «полетом в иное», в результате чего возникает оригинальное совмещение: Я бытия не ждал бы там другого. ИС 3+2 зависят от модального присутствия субъекта, причем оно не скрадывается по мере перехода к небытию, а ИФ не удлиняются, а сокращаются и к тому же разделяются личным хотел бы я; все это ослабляет выразительную эффективность ИП. Ср. сходные мотивы (в духе финала лермонтовского «Выхожу один я на дорогу…») и несколько более слабую инфинитивность 2+1 (с общим анафорическим хотел бы) в «Я хотел бы, отдавшись теченью…» (1902):

Я хотел бы, отдавшись теченью, От бесплодной борьбы отдохнуть И в могучем, всемирном движеньи, Забывая себя, потонуть . И хотел бы я в целой вселенной Видеть отблеск идеи одной, Чтобы всюду царил неизменный И как сила могучий покой.

Николай Максимович Минский (1855–1937)

81. Любовь к ближнему

Любить других, как самого себя…

Но сам себя презреньем я караю.

Какой-то сон божественный любя,

В себе и ложь, и правду презираю.

И если человека я любил,

То лишь в надежде смутной и чудесной

Найти в другом луч истины небесной,

Невинность сердца, мыслей чистый пыл.

Но каждый раз, очнувшись от мечтаний,

В чужой душе все глубже и ясней

Я прозревал клеймо своих страстей,

Свою же ложь, позор своих страданий.

И всех людей, равно за всех скорбя,

Я не люблю, как самого себя.

1893

[Минский, Добролюбов 2005, 159–160]

81. ИФ 1+1: Первая строка этого сонета – абсолютный, но и единственный независимый ИФ, так что честолюбивое сочетание сонетного письма с инфинитивным предпринято очень нерешительно; сонетная форма и в остальном соблюдена нестрого: в катренах не выдержана единая рифмовка, а заключительная рифма сонета кольцом повторяет начальную. Тематически инфинитивность мотивирована интересом к другому, каковой с декадентской парадоксальностью отвергается вместе с «я», не исключено, что в порядке переклички со следующим, тоже отчасти инфинитивным (ИФ 1+1+2+1+1+1), cт-ием Мережковского (1887):

И хочу, но не в силах любить я людей: Я чужой среди них; сердцу ближе друзей — Звезды, небо, холодная, синяя даль И лесов и пустыни немая печаль… Не наскучит мне шуму деревьев внимать, В сумрак ночи могу я смотреть до утра И о чем-то так сладко, безумно рыдать, Словно ветер мне брат, и волна мне сестра, И сырая земля мне родимая мать… А меж тем не с волной и не с ветром мне жить, И мне страшно всю жизнь не любить никого. Неужели навек мое cердце мертво?.. Дай мне силы, Господь, моих братьев любить! [Мережковский 2000, 122].

82. Прости!

Любовь трехдневная моя!

Как юный цвет в начале мая,

С души срываю я тебя.

Прости, о греза молодая!

Прости! Я плачу над тобой,

Но мне не жаль тебя. Желанней

Нет счастья, как весною ранней

Завянуть почкой молодой,

С любовью к солнцу, с верой чистой,

Что ветры ласковы всегда,

Лазурь безоблачна, душисты

Ковры лугов, светла вода…

О, если б знала ты, как больно

Не вдруг, а тихо и невольно

Разочаровываться в них,

Увидеть смерть надежд своих,

Все пережить их до единой

И лепесток за лепестком

Ронять, когда весь мир кругом

Томится медленной кончиной!

Видать, как солнце с каждым днем

Все злее смотрит из‐за тучи,

И в темный вечер под дождем

На голом стебле к ниве голой,

Склонясь, рыдать, рыдать в тиши,

Чтоб выплакать весны веселой

Блестящий сон – мираж души, —

Чтобы развеял вихрь осенний

Обман чарующих речей,

Что некогда в тиши ночей

Зефир нашептывал весенний… <…>

1883

[Минский, Добролюбов 2005, 128]

82. ИС 1+7-1 и подчиненные ей конструкции покрывают практически весь текст внутри кольцевой рамки (прощания с любимой), тематически являя еще одну парадоксально-декадентскую вариацию на готовый стереотип, здесь – любовный: лучше Завянуть почкой молодой, чем дожить до разочарования в любви и жизни. Мотивировкой служат два охотно совмещающиеся топоса ИП – растительная метафора и жизненный цикл.

Иннокентий Федорович Анненский (1855–1909)

В скромном по объему лирическом корпусе А. около десятка инфинитивных текстов, часто абсолютных, метафорических (типичны растительные тропы), вписанных в городской или иной пейзаж и посвященных, как правило, грустной медитации о смысле жизненного цикла; им принадлежит важная роль в повороте русской поэзии к абсолютному ИП. Большинство приводимых ст-ий вошли в первый сб. А. «Тихие песни» (1904); три последние были опубликованы в составе «Посмертных стихов» (1923).

[Анненский 1990]

83. Поэзия

Над высью пламенной Синая

Любить туман Ее лучей,

Молиться Ей, Ее не зная,

Тем безнадежно горячей,

Но из лазури фимиама,

От лилий праздного венца,

Бежать… презрев гордыню храма

И славословие жреца,

Чтоб в океане мутных далей,

В безумном чаяньи святынь,

Искать следов Ее сандалий

Между заносами пустынь.

1904

83. Абсолютная ИС 3-1 охватывает все 3 строфы – единое предложение с разветвленным синтаксисом (деепричастными и предложными оборотами, однородными конструкциями, противительным сочинением и придаточным цели) и глаголами перемещения (бежать, искать). Пейзаж и «иное» представлены сакральными категориями, реалиями, топографическими ориентирами и следованием за по-символистски обожествляемым мистическим адресатом – Поэзией/Дамой с большой буквы. Как персонификация Поэзии/Музы, так и мотивы жречества и ухода от него могли быть реакцией на полемическое ст-ие К. М. Фофанова «Декадентам» (1900), ср.:

Вот она!.. Вокруг ее хаос И жрецы с подъятыми власами. <…> Но не их кадилом – ароматным Свежим воздухом пора вздохнуть .

84. Идеал

Тупые звуки вспышек газа

Над мертвой яркостью голов,

И скуки черная зараза

От покидаемых столов,

И там, среди зеленолицых,

Тоску привычки затая,

Решать на выцветших страницах

Постылый ребус бытия.

1904

84. Две строфы образуют единое сложное безглагольное предложение; I состоит из двух назывных предложений, II, содержащая деепричастный оборот, управляется единственным, но абсолютным инфинитивом. ИП мотивировано отчуждением от там (атмосферы казино) и символистским напряжением между реальным (загадками азартной игры) и реальнейшим (ребусом бытия), допускающим метапоэтическое понимание (на выцветших страницах – читаемой или сочиняемой книги?). Своего рода кратчайшая формулировка сути блоковской «Незнакомки» (1906).

85. Ноябрь. Сонет

Как тускло пурпурное пламя,

Как мертвы желтые утра!

Как сеть ветвей в оконной раме

Всё та ж сегодня, что вчера…

Одна утеха, что местами

Налет белил и серебра

Мягчит пушистыми чертами

Работу тонкую пера…

В тумане солнце, как в неволе…

Скорей бы сани, сумрак, поле,

Следить круженье облаков, —

Да, упиваясь медным свистом,

В безбрежной зыбкости снегов

Скользить по линиям волнистым…

1904

85. Совмещение ИП с сонетным осуществлено в терцетах, целиком безглагольных (из катренов практически безглаголен только первый); последние четыре строки почти абсолютно инфинитивны: ИС 2 зависит, но нежестко, от скорей бы. В автографе две последние строки шли в обратном порядке. Пейзаж природный, сюжет ИП – виртуальное перемещение в транспортном средстве; намечена и метахудожественная тема (белила, работа пера, линии). Инфинитивной транспортировке в «иное» вторит подчеркнутая незаконченность структуры (жизненная бесцельность финального ИФ; несовершенный вид обоих инфинитивов; женская, а не мужская, финальная клаузула).

86. С четырех сторон чаши

Нежным баловнем мамаши

То большиться, то шалить…

И рассеянно из чаши

Пену пить, а влагу лить…

Сил и дней гордясь избытком,

Мимоходом на лету

Хмельно-розовым напитком

Усыплять свою мечту.

Увидав, что невозможно

Ни вернуться, ни забыть…

Пить поспешно, пить тревожно,

Рядом с сыном, может быть,

Под наплывом лет согнуться,

Но, забыв и вкус вина…

По привычке всё тянуться

К чаше, выпитой до дна.

1904

86. Абсолютная ИС 9-2 охватывает все четыре строфы, по числу заглавных сторон чаши бытия и способов питья из нее, символизирующих стадии человеческой жизни (цикла: детство, молодость, зрелость, старость). Один из инфинитивов – типичный для А. нарочито детский неологизм (большиться). ИС, в основном сочинительная, осложнена деепричастными оборотами, одним причастным оборотом и одним придаточным предложением.

87. Кулачишка

Цвести средь немолчного ада

То грузных, то гулких шагов,

И стонущих блоков, и чада,

И стука бильярдных шаров.

Любиться, пока полосою

Кровавой не вспыхнул восток,

Часочек, покуда с косою

Не сладился белый платок.

Скормить Помыканьям и Злобам

И сердце, и силы дотла —

Чтоб дочь за глазетовым гробом,

Горбатая, с зонтиком шла.

1906

87. Первоначальное название – «Доля». Абсолютная ИС 3 равномерно охватывает все три строфы – три стадии бессмысленной жизни героя (не ставшего настоящим кулаком владельца бара/бильярдной?) или героини (служанки в таком заведении? – в этом менее вероятном случае перед нами новая вариация на тему женского иного; в «женскую» сторону указывают глагол цвести и строки о косе и платке); еще одна интерпретация заглавия, выдвигавшаяся в критике, – поднятый кулачок как отчаянный жест протеста против жалкого существования. Неопределенность смысла заглавия хорошо согласуется с принципиальной безличностью ИП. В I строфе инфинитив управляет группой однородных дополнений, а во II и III – двумя и одним придаточным соответственно. Ст-ие помечено: Ночь с 21 на 22 мая 1906 Грязовец (уездный город к югу от Вологды), печаталось в прессе (1906, 1909) и вошло во 2-й, посмертный «Кипарисовый ларец» (1923).

88. Три слова

Явиться ль гостем на пиру,

Иль чтобы ждать, когда умру

С крестом купельным, на спине ли,

И во дворце иль на панели…

Сгорать ли мне в ночи немой,

Свечой послушной и прямой,

Иль спешно, бурно, оплывая…

Или как капля дождевая, —

Но чтоб уйти, как в лоно вод

В тумане камень упадет,

Себе лишь тягостным паденьем

Туда, на дно, к другим каменьям.

оп. 1923

88. Почти абсолютная (но с личным мне) ИС 2-1/1 охватывает все три строфы, по одному обещанному заглавием и выделенному авторским курсивом инфинитиву в каждой, из которых третий не однороден с первыми двумя, а подчинен им (чтоб уйти). Это синтаксическое неравновесие предвещается структурой сочинений/подчинений в I строфе, где второй инфинитив (ждать) может показаться однородным с первым (явиться… иль… ждать), но в действительности синтаксически подчинен ему (явиться… чтобы ждать), будучи по смыслу, да и синтаксически, хотя несколько нестандартно (= разговорно) однороден с существительным гостем: «явиться в качестве гостя или [явиться] в качестве ожидающего смерти»; аналогичная нестандартность есть и во II строфе. Еще одно предвестие в I строфе – тематическое: смерть с крестом купельным готовит падение в лоно вод в III. Таким образом, I строфа оказывается зародышем всей структуры, в которой метафорически разработанное и виртуозно варьируемое приятие смерти (временный гость, так или иначе сгорающая свеча, дождевая капля, тонущий камень), реализуется неуклонно, но не прямолинейно, а через причудливый лабиринт возможностей.

Колебания между структурными пропорциями (синтаксическими членениями 1+3, 1+2, 2+2, 4), двукратный гипотаксис внутри ИС, разнообразие расположения по строфам и строкам подчиненных конструкций (деепричастных оборотов и придаточных предложений) смазывают равномерность распределения заглавных «трех слов» по трем строфам и трем символическим стадиям жизненного цикла. Эта равномерность отчасти поддержана множественностью сочинительных иль/или/ли в I-II строфах (их 7), но смазана их применением как к инфинитивам, так и к подчиненным им конструкциям (опять нестандартность) и полностью отменяется в III строфе, не содержащей ни одного или и трактующей исключительно о целенаправленном движении к смерти (чтоб уйти при любой из альтернатив). Примечателен целый букет характерных тематических обертонов ИП: жизненный цикл; серия метаморфоз в неодушевленные объекты, чреватые аннигиляцией; присоединение к иному (другим каменьям); перемещение (падение на дно); уменьшение присутствия одушевленного перволичного субъекта от строфы к строфе вплоть до полного исчезновения в III (себе относится уже к камню); и сам метаязыковой акцент на «словах», оригинально – абсолютно – преломляющий «словарный», дефиниционный мотив ИП (так сказать, «Вот что мы называем жизнью», – ср. такие концовки в ранних образцах ИП).

89. «Только мыслей и слов…»

Только мыслей и слов

Постигая красу, —

Жить в сосновом лесу

Между красных стволов.

Быть как он, быть как все:

И любить, и сгорать…

Жить, но в чуткой красе,

Где листам умирать.

оп. 1923

89. Абсолютная ИС 6+1 – вариация на тему жизни и смерти в пейзаже, с растительной метафорой/метаморфозой/метонимией причастности к иному и эстетски позитивным исходом («наслаждаться красотой слов в соседстве с красотой умирания»).

90. «Начертания ветхой триоди…»

Начертания ветхой триоди

Нежным шепотом будит аллея,

И, над сердцем усталым алея,

Загораются тени мелодий.

Их волшебный полет ощутив,

Сердце мечется в узах обмана,

Но навстречу ему из тумана

Выплывает банальный мотив.

О, развеяться в шепоте елей…

Или ждать, чтоб мечты и печали

Это сердце совсем закачали,

И, заснувши… скатиться с качелей?

1898–1904?; оп. 1923

90. Абсолютная ИС 3. Триодь – богослужебная книга трехпесенных канонов. Вольный перевод 2-й из «Забытых ариетт» из «Романсов без слов» Верлена, где триодь (типичная для А. с его пристрастием к трехчастности) отсутствует, а сходные ИФ 2 – абсолютны.

Ариетта переводилась с разной степенью точности также Сологубом, Шенгели (у обоих – абсолютные ИФ 2) и Брюсовым, но наиболее инфинитивна трактовка финала именно у А. Ср.:

O mourir de cette mort seulette Que s’en vont, — сher amour qui t’épeures – Balançant jeunes et vieilles heures! O mourir de cette escarpolette! (Verlaine, 1872);

Умереть бы так, как отлетели Те часы изгнания и рая, Что Амур качал, мне угрожая! Умереть бы в этой колыбели! (Сологуб, 1893/1922; Сологуб 1979, 515);

Умереть бы , как те отлетели — Быстрых мигов истаявших звоны, Что колеблет Амур устрашенный! Умереть бы на этой качели! (Шенгели, 1945).

Брюсовский вариант вообще неинфинитивен: Что хочешь от меня, ты, песни нежный хмель? И ты, ее припев, неясный и манящий, Ты, замирающий, как дальняя свирель В окне, растворенном на сад вечерний, спящий? (1893?).

К. Р. (Константин Константинович Романов; 1858–1915)

91. «Бывают светлые мгновенья…»

Бывают светлые мгновенья:

Земля так несравненно хороша!

И неземного восхищенья

Полна душа.

Творцу миров благоуханье

Несет цветок, и птица песнь дарит:

Создателя Его созданье

Благодарит.

О, если б воедино слиться

С цветком и птицею, и всей землей,

И с ними, как они, молиться

Одной мольбой;

Без слов, без думы, без прошенья

В восторге трепетном душой гореть

И в жизнерадостном забвенье

Благоговеть!

1902

[К. Р. 1994, 74]

91. ИС 4 зависимая (от О, если б) занимает всю вторую половину ст-ия (Я4/5/4/2), а последний инфинитив – всю последнюю строку. Формально и тематически традиционное ИП мотивировано топосом утраты личного начала путем слияния с миром растений и птиц, а через них – с Богом и его творением.

П. Ф. Якубович (Мельшин, 1860–1911)

Длинная ИС 1+(3-1/1), все более абсолютная по мере приближения к концу, завершает ст-ие «К родине» (1890), открывающееся риторическим инфинитивным вопросом:

За что любить тебя? Какая ты нам мать..? <…> Любовь моя и жизнь – твои, о мать моя! И, чтоб еще хоть раз твой горизонт обширный Мой глаз увидеть мог, твой серый небосвод, Сосновый бор вдали, сверканье речки мирной, И нивы скудные, и кроткий твой народ. За то, чтоб день один мог снова подышать я Свободою полей и воздухом лесов, – Я крест поднять бы рад без стона и проклятья, Тягчайший из твоих безчисленных крестов! В палящий зной, в песке сыпучем по колени, С котомкой нищего брести глухим путем. Последним сном заснуть под сломанным плетнем В жалчайшем из твоих заброшенных селений!.. [Якубович 1913, 211]

92. «Нет, легче жить в тюрьме, рабом…»

Нет, легче жить в тюрьме, рабом,

Чем быть свободным человеком

И упираться в стену лбом,

Не смея спорить с рабским веком!

1900

[Якубович 1960]

92. Зависимая (от легче) ИС 1-(2-1) пронизывает всю миниатюру. Гражданская по содержанию, она выдержана в типичном для ИП духе метаморфозы в нечто меньшее: здесь – узника, в других случаях – растение, камень, ничто (ср. № 100, а тж. тютчевский перев. из Микеланджело, с. 84).

93. Великанша

В те дни, когда цвела Природа красотой,

Чудовищных детей в восторгах зачиная, —

Я-б жить хотел у ног гигантши молодой,

Как кот изнеженный, ярма забот не зная;

Следить, как ужасы в забаву превратив,

Растет она душой и зреет мощным станом,

Угадывать страстей бунтующих порыв

В глазах, увлажненных всплывающим туманом.

Величьем форм ея я услаждал бы взор,

По склонам ползал бы ея колен огромных

И в час, когда бы зной, пора желаний томных,

Ее, усталую, по полю распростер,

В тени ея грудей дремал бы я небрежно,

Как у подошвы гор поселок безмятежный.

1901

[Бодлер 1909, 84]

93. Перевод XIX стихотворения-сонета из «Цветов зла» Бодлера, «La Géante» (оп. 1857), с ИС 3, располагающейся в катренах, но не захватывающей сестета. Ср. более инфинитивные переводы: Бальмонта, «Гигантша» (1908), с ИС 1+4, переходящей из катренов в I терцет:

В оны дни, как Природа, в капризности дум, вдохновенно Каждый день зачинала чудовищность мощных пород, Полюбил бы я  жить возле юной гигантши бессменно, Как у ног королевы ласкательно-вкрадчивый кот. / Я любил бы глядеть , как с душой ее плоть расцветает И свободно растет в ужасающих играх ее, Заглянув, угадать , что за мрачное пламя блистает В этих влажных глазах, где, как дымка, встает забытье. / Пробегать на досуге всю пышность ее очертаний, Проползать по уклону ее исполинских колен, А порой в летний зной, в час, как солнце дурманом дыханий, / На равнину повергнет ее, точно взятую в плен, Я в тени ее мощных грудей задремал бы, мечтая, — Как у склона горы деревушка ютится глухая [Бодлер 2006, 451] —

и Эллиса, «Великанша» (1908), с ИC 2+2+1 в I катрене и в терцетах (с троекратным повтором управляющего инфинитивами глагола стал бы [Бодлер 2006, 450]):

В века, когда, горя огнем, Природы грудь Детей чудовищных рождала сонм несчетный, Жить с великаншею я стал бы, беззаботный, И к ней, как страстный кот к ногам царевны, льнуть . / Я б созерцал восторг ее забав ужасных, Ее расцветший дух, ее возросший стан, В ее немых глазах блуждающий туман И пламя темное восторгов сладострастных. / Я стал бы бешено карабкаться по ней, Взбираться на ее громадные колени; Когда же в жалящей истоме летних дней / Она ложилась бы в полях под властью лени, Я мирно стал бы спать в тени ее грудей, Как у подошвы гор спят хижины селений.

В оригинале ИП еще интенсивнее – длинная ИС 1+(5-2/1) проходит через весь сонет:

Du temps que la Nature en sa verve puissante Concevait chaque jour des enfants monstrueux, J’eusse aimé vivre auprès d’une jeune géante, Comme aux pieds d’une reine un chat voluptueux. / J’eusse aimé voir son corps fleurir avec son âme Et grandir librement dans ses terribles jeux; Deviner si son coeur couve une sombre flamme Aux humides brouillards qui nagent dans ses yeux; / Parcourir à loisir ses magnifiques formes; Ramper sur le versant de ses genoux énormes, Et parfois en été, quand les soleils malsains, / Lasse, la font s’étendre à travers la campagne, Dormir nonchalamment à l’ombre de ses seins, Comme un hameau paisible au pied d’une montagne (Бодлер 2006, 74–76).

ИП полностью отсутствует в переводе П. Антокольского (1976). Сонет эффектно сочетает типичные для ИП мотивы жизненного суточного цикла, созерцания (вплоть до вуайеризма), передвижения по пейзажу и превращения с целью приближения к «иному».

Семен Яковлевич Надсон (1862–1887)

В поэтическом корпусе Н., обширном для поэта, умершего в возрасте 24 лет, – более двух десятков ст-ий с ИП, появляющемся уже в самых ранних его стихах. Среди ИФ много в свое время знаменитых; серии коротки и часто конкретны (в модальном и субъектном отношении), но встречаются и абсолютные. Тематически это поздний рефлекс романтической поэзии, с мотивами жизни, смерти и порыва к лучшему иному. Ср. ИС 4 c транспортным средством в «Кругом легли ночные тени» (1878):

Усни, чтоб завтра с силой новой Бороться с безотрадной мглой, Чтоб не устать в борьбе суровой, Чтоб не поддаться под грозой, Чтоб челн свой твердою рукою По морю жизни направлять Туда, где светлою зарею Едва подернулася гладь;

ср. тж. ИС 2+1+1+1+1, с несколькими абсолютными инфинитивами (напоминающими лермонтовское Любить… но кого же?..) в «Признании умирающего отверженца» (1878):

Я помню, в суде говорил адвокат, Что нужно работать , трудиться. Работать!.. Зачем? Для кого хлопотать, С кем прибылью буду делиться? <…> Работать!.. Работай, кто молод душой <…>;

ср. тж. ИС 3+1 в «Я чувствую и силы, и стремленье…» (1878):

Я чувствую и силы и стремленье Служить другим, бороться и  любить ; На их алтарь несу я вдохновенье, Чтоб в трудный час их песней ободрить ;

и разрозненные, но интенсивные, иногда квазиабсолютные «лермонтовские» ИФ 4+2 во второй половине «Над свежей могилой» (1879; на смерть Н. М. Дешевовой, предмета любви Н., с характерной для ИП подписью: «Чужой»):

Чего мне ждать , к чему мне жить , К чему бороться и трудиться: Мне больше некого любить, Мне больше некому молиться!..

Ср. еще двойной абсолютный (тоже «лермонтовский») зачин ст-ия 1879 г. (оп. 2001):

Рыдать ? – Но в сердце нет рыданий. Молиться ? – Для чего, кому?;

ИС 1+(2-1)+(5-1) с мощным абсолютным фрагментом в «Ночь сегодня была бесконечно длинна…» (1883; оп. 1887):

Тяжело погибать , но видать, как недуг Беспощадно уносит любимых тобой… Но видать, как усталый, измученный друг Уж готов уступить, обессилен борьбой!.. Тщетно ум свой пытать – и не верить уму, И, не веря, молитвы шептать небесам, И бояться дать волю безумным слезам, – Нет, уж лучше погибнуть стократ самому!..;

и абсолютную ИС 4, с мотивами жизни и плавания в «Я не щадил себя: мучительным сомненьям…» (1883):

Жить в мире призраков, жить грезами и снами, Без думы плыть туда, куда несет прилив, Беспечно ликовать с рабами и глупцами <…>.

В «Долго в ясную ночь я по саду бродил…» (1883; оп. 1887) см. ностальгическую и полную движения ИС 4 и пессимистичную ИС 3:

Помню, как я в столице, за школьной стеной, Ждал весны с замиравшей от неги душой, Чтоб родимую глушь повидать , Ранним утром с ружьем по полям побродить , В ясный вечер веслом гладь реки бороздить , Душный полдень – в лесу переждать <…> Я давно уж привык никого не любить, Ничего не желать, ни о чем не просить <…>;

а в «Она была славная девушка, – смело…» (1883; оп. 2001) – ИС 1-3:

Она была славная девушка, – смело Ты мог бы ей братскую руку подать , Чтоб вместе бороться за общее дело, И вместе трудиться , и вместе страдать …

Ср. еще ИС 1-5, с ностальгической завистью к модусу жизни ребенка в «У кроватки» (1884): Как бы я рад был с тобой поменяться, Чтобы, как ты, и резвиться и петь, Чтобы, как ты, беззаботно смеяться, Шумно играть и беспечно глядеть!;

и, наконец, ИС 2-1 – концовку позднего ст-ия Н. «Если ночь проведу я без сна за трудом…» (1885; оп. 1887):

Милый, добрый мой друг, не печалься о мне: Чем томиться на медленном, тяжком огне, Лучше сразу блеснуть и  сгореть …

[Надсон 2001]

94. «Не на время любить, – а безумно любить…»

Не на время любить, – а безумно любить,

       Беззаветно любить, до могилы;

За любовь – свою юность и жизнь погубить,

       Все надежды, все грезы, все силы —

Вот блаженство…

1882; оп. 2001

94. Совершенно безличная ИС 4 охватывает (вкупе с зависимыми однородными дополнениями) все ст-ие, и была бы абсолютной, если бы не традиционное резюмирующее вот блаженство в неполной последней строке. Мотив любить (не) на время восходит к Лермонтову.

95. «Неужели всю жизнь суждено мне прожить…»

Неужели всю жизнь суждено мне прожить,

       Отдаваясь другим без завета,

Без конца, всем безумством любви их любить

              И не встретить ответа?..

1882; оп. 1900

95. Зависимая ИС 3 во всю длину миниатюры; примечательно присутствие «других».

96. «Жить, полной жизнью жить!.. Пусть завтра оборвется…»

Жить, полной жизнью жить!.. Пусть завтра оборвется

Последняя струна в груди моей больной,

Но день сегодня мне так радостно смеется,

Так чудно дышит сад и негой и весной!..

Где ты? Скорей ко мне на грудь, о дорогая,

О милая моя!..

1883 /84; оп. 1887

96. Абсолютный зачин ИФ 2, характерный для надсоновского ИП.

Константин Михайлович Фофанов (1862–1911)

ИП у Ф. – зависимое (часто от хотел бы), традиционно-романтическое в лермонтовском духе; серии средней длины есть в десятке ст-ий, чаще в сильной финальной или начальной позиции.

Ср. ИФ 1+1+1+4 в конце «Мира поэта» (1886):

И душно здесь ему, и больно пресмыкаться… Он любит солнце грез, он ненавидит тьму, Он хочет властвовать , он хочет наслаждаться , Не покоряясь ничему. Он хочет взмахом крыл разбить земные цепи, Оставить мрак земной в наследие глупцам… Со стрелами зарниц блуждать в небесной степи И приобщаться к божествам! [Фофанов 1962, 72];

ИС 1-3 в конце ст-ия «Дрожащий блеск звезды вечерней…» (1889): Хочу к былому я воззвать, Чтоб вновь верней им насладиться; Сны молодые попытать, Любви забытой помолиться!..;

ИС 4 в длинной «Думе в Царском Селе» (1889): И люди вновь родились, чтоб опять Злословить, петь, влюбляться и страдать;

ИС 1+5+1+3, с традиционными со времен Хомякова виртуальными метаморфозами во все стихии и состояния, в ст-ии «Не зажигая звезд, плывет по небосводу…» (1893):

И смотрят на меня они [забытые призраки] с такой любовью, Как будто жизнь мою хотят умчать с собой. Наскучило ли им в забвении спокойном Эфирами блуждать, сливаться в аромат, Шуметь волной морей, гореть огнем лампад И в ночь весеннюю мерцать румянцем знойным? <…> И просят теплых слез, как будто могут слезы Их приковать к земле, несозданных земли! <…> И просят грешных дум, как истины святой, Чтобы хотя на миг облечься в прах земной, — Любовью трепетать и рассыпаться в звуках!..;

ИС 6 в начале стилизованно-фольклорной «Песни» (1898):

Я хотел бы, ненаглядная, Вновь с тобой еще увидеться: Горьким словом не обмолвиться, Дерзким взором не обидеться, Молодые сны рассказывать, Песни нежные налаживать; Ранним утром, поздним вечером Под окном твоим расхаживать.

[Фофанов 2010]

97. Мечта

Дрожит ли зыбь сребристого ручья,

Сверкает ли вечерняя зарница,

Шумит ли лес, иль песня соловья

Гремит в кустах, – везде мечта моя

Найдет приют, как властная царица.

Она живет с природой заодно;

Она в ручье купается наядой —

И ложе ей – из мхов цветущих дно…

Ей всё любить, ей всё понять дано,

Чтоб пролететь мгновенною усладой;

Чтобы на миг блеснуть в душе моей

И озарить улыбкой суеверной

Холодный мрак моих печальных дней,

Чтоб исцелить минутный яд страстей

И скрасить жизнь красою лицемерной…

1889

97. ИС 2-5 во 2-й половине ст-ия мотивирована виртуальностью мечты (и ее предрасположенностью к полету). Мечта и является субъектом инфинитивов, как бы извне воздействующим на лирическое «я». Ретардационная строфика (aBaaB) поддерживает нарастание от строфы к строфе числа инфинитивов (0-3-4).

98. «Хотел бы я уснуть под свежею сиренью…»

Хотел бы я уснуть под свежею сиренью,

Под рокот соловья весеннею порой,

Когда всю ночь заря лобзается с зарей

И сумрак озарен оранжевою тенью…

Хотел бы я уснуть, измученный борьбой,

Исчерпавший всю жизнь до горького осадка,

Как роковой бокал… уснуть, забыться сладко

Под шум весенних грез и жизни молодой…

Хотел бы я уснуть без жалобы и муки

И потонуть в лучах негаснущего дня,

Рассыпаться теплом лазурного огня,

Разлиться в аромат, в ласкающие звуки…

Хотел бы я уснуть – и возродиться вновь

Во взорах ласковых, в привете уст румяных

Для жизни молодой, для грез обетованных,

Весь счастье и восторг, весь трепет и любовь…

1893

98. ИС 1+3+4+2 проходит через все ст-ие, управляемая повторными анафорами Хотел бы, но местами становясь квазиабсолютной. Это интенсифицированная вариация на ИФ в финале лермонтовского «Выхожу один я на дорогу…» (Я б хотел забыться и заснуть). Налицо типичные для ИП мотивы – сон, жизнь, метаморфоза, растворение, утопание, смерть, воскресение.

99. Стансы

Всё пережито, что возможно,

Всё передумано давно,

И всё так бледно, так ничтожно!

Чего желать? Не всё ль равно!

Рассудок чувству не уступит,

А чувство ум клянет назло,

И память страстью не искупит

Того, что время отняло!

Не сметь любить, не сметь обидеть,

Не сметь желать во цвете лет,

Не знать, не чувствовать, не видеть, —

Ужели блага выше нет?

1898

[Фофанов 1962, 200]

99. Короткий квазиабсолютный «лермонтовский» ИФ 1 в I строфе предвещает практически абсолютный финал – ИС (1-1)+(1-1)+(1-1)+3, совершенно безличный и лишь семантически соотнесенный с резюмирующим словом благо. Топика – медитация о желательности эмоциональной нирваны.

100. Ивы

Где сохнущей речки извивы

Пленяют мечтательный взор,

Две ивы, две грустные ивы

Сплелися в столетний шатер.

И в полдень горячий без шума

Зовут пришлеца отдохнуть;

Одна у них песня и дума —

Как сладко под ними уснуть!

Уснуть без желаний, без грезы

На их многолетних корнях,

Пoкa возмущенные грозы

Спалят и размечут их в прах.

1903

100. ИФ 1+1+1, с постепенным нарастанием абсолютности: ни одного инфинитива в I строфе, два порознь зависимых во II и один практически абсолютный, управляющий всей III строфой. Мотивика – лермонтовская, развивающая желание уснуть под сенью дерев, но подаваемая с точки зрения не столько человека, сколько ив, приглашающих к такому успению.

Федор Кузьмич Сологуб (Тетерников, 1863–1927)

У С. более двух десятков текстов с ИП, относящихся ко всем периодам его творчества, в т. ч. абсолютных и полностью инфинитивных.

Абсолютная ИС 7-1 открывает ранний черновой отрывок (1887, оп. 2002): …Идти, – скучать, зевать, молчать, До утра в карты поиграть, Послушать сплетен самых свежих, И самому порассказать, Пристанешь к барышням, – потешь их <…> Цинизмом, но не свыше мер <…> Чтоб догадаться и без слов Их пол лукавый был готов, – И словом, по тропам избитым, Водить их тонко и умно <…> (следуют 38 неинфинитивных строк) [Cологуб 2012: 303–304].

В 8-строчном ст-ии «В его устах двухсмысленны слова…» (1902; оп. 1911) зависимая ИС 1+1+4 занимает всю II строфу, развивая излюбленную С. тему «бесстрастного поэта» в духе типичной для ИП установки на «нисхождение к небытию» и в стиле микеланджеловской Ночи (см. с. 84), но с сохранением за поэтом способности к восприятию:

Его любить никто не захотел, Никто не мог его возненавидеть . Неузнанным пребыть – его удел, – Не действовать, не жить, а только видеть.

В «Он не знает, но хочет…» (1902; оп. 1905) буддийско-шопенгауэровская тема бесстрастного неразличения жизни и смерти дана (с последовательным применением альтернативистского синтаксиса) в типичном для ИП ключе растительной метафорики и завершается мощной ИС 8, целиком занимающей III и последнюю строфу:

Умереть или жить , Расцвести ль, зазвенеть ли, Завязать ли жемчужную нить, Разорвать ли лазурные петли, Все равно – умереть или жить.

На фоне и под влиянием цветка (левкоя) С. развивает все ту же типичную для него и для ИП тему «нирваны» в двух (из трех) последних строфах ст-ия «Невинный цвет и грешный аромат…» (1904; оп. 1906), охваченных ИС 2, короткой, но очень разветвленной и к концу воспринимающейся почти абсолютно:

Так сладостно склоняться в полусне Под тенью К желанному и радостному мне Забвенью, – Простивши всё, что было в жизни злом И мукой, Стереть и память даже о былом Разлукой.

В первой из двух строф «Пьяного поэта» (1914; оп. 1915) ИС 4 обслуживает другой мотив С. – метания между противоположностями декадентской поэтической натуры (лирическое претворение харáктерного ИП XVIII в.):

Мне так и надо жить , безумно и вульгарно, Дни коротать в труде и ночи в кабаке, Встречать немой рассвет тоскливо и угарно, И  сочинять стихи о смерти, о тоске.

Ст-ие «Приди ты поздно или рано…» (1920; оп. 1921), обращенное к жене поэта А. Н. Чеботаревской, открывается неинфинитивной строфой, содержащей предвестие последующего ИП – серию альтернативистских или/иль, после чего следует скромная ИС 1-1, которой подчинены синтаксически четыре очень разветвленные строфы:

Люблю твой взор, твою походку И пожиманье тонких плеч, Когда в мечтательную лодку Тебя стремлюся я  увлечь , Чтобы, качаяся на влаге Несуществующей волны, <…> На остров плыть, где реют сны, <…> и т. д. (примечательна подчеркнутая виртуальность движения в иное на транспортном средстве – мечтательной лодке).

В ст-ии 1923 г. (оп. 1978) «Как ювелиры, собираем…» ИС 5, сначала оптативная (о, если б…), но постепенно все более автономная, занимает три последние строфы (из пяти) и разрабатывает тему с большим инфинитивным будущим – метаморфозу в насекомое – пчелу (ср. ст-ие Кушнера, «Кавказской в следующей жизни быть пчелой…», упомянутое во вступительной статье, см. с 17):

О, если бы, жужжа пчелою, Перелетая с лип на рожь, Почуять острою иглою Пронзающую сердце дрожь! О, если б многосложным глазом, Который не дан еще нам, Безмерный мир окинуть разом, Ко всем приникнуть временам, И  сочетать причину с целью, И это множество могил Закрыть всемирной колыбелью Из вечности текущих сил!

[Сологуб 1979]

101. «Не быть никем, не быть ничем…»

Не быть никем, не быть ничем,

Идти в толпе, глядеть, мечтать,

Мечты не разделять ни с кем

И ни на что не притязать.

1894; оп. 1978

101. Абсолютная ИС 7 заполняет эту однострофную миниатюру, написанную на заре модернистского подъема абсолютного ИП, но почти век остававшуюся неопубликованной. Она построена в ключе микеланджеловской и духе сологубовской «бесстрастности», – ср. выше о более позднем и неабсолютном «В его устах двухсмысленны слова…», где тоже нет отказа от восприятия мира. Грамматическая абсолютность и тематическая установка на «небытие» поддержаны лексическим выбором – преобладанием отрицательных частиц и местоимений.

102. «Грозные невзгоды…»

Грозные невзгоды,

Темная вражда.

Быстро мчатся годы.

За бедой беда.

Утешаться, верить,

Ворожить, тужить,

Плакать, лицемерить.

Стоит жить!

Дни идут. Всё то же,

Перемены нет.

Думы злее, строже.

Много, много лет

Медленно трудиться,

Угождать, служить,

Унижаться, биться.

       Стоит жить!

1896; оп. 1978

102. Еще один ранний и остававшийся неопубликованным образец ИП – эксперимент с почти абсолютными ИС 6/5+1 в роли рефренов к преимущественно назывному и именному письму. Пессимистическая ирония как лирическое преломление старого харáктерного письма.

103. «О сердце, сердце! позабыть…»

О сердце, сердце! позабыть

Пора надменные мечты

И в безнадежной доле жить

Без торжества, без красоты,

Молчаньем верным отвечать

На каждый звук, на каждый зов,

И ничего не ожидать

Ни от друзей, ни от врагов.

Суров завет, но хочет бог,

Чтобы такою жизнь была

Среди медлительных тревог,

Среди томительного зла.

1898

103. ИС 4, с характерной перебивкой серии управляющим словом (пора), занимает две первые строфы из трех, по ходу которых возрастает ощущение автономности инфинитивов. Тема – все та же пессимистическая нирвана; лексика и морфология – соответственно отрицательные. Какой-то, хотя бы и мрачный, смысл этой негативной жизни возвращает III строфа: в ней появляются личные глаголы, закон и Бог, и исчезают отрицательные приставки и частицы.

104. «Рассвет полусонный, я очи открыл…»

Рассвет полусонный, я очи открыл,

Но нет во мне воли, и нет во мне сил.

И душны покровы, и скучно лежать,

Но свет мой не хочет в окне засиять.

Докучная лампа, тебя ли зажечь,

Чтоб взоры направить на мертвую речь?

Иль грешной мечтою себя веселить,

Приникнуть к подушке и всё позабыть?

Рассвет полусонный, я бледен и хил,

И нет во мне воли, и нет во мне сил.

1899

104. ИС 1+1+(4-1), с постепенным нарастанием количества и интенсивности ИФ, приходится на строфы II-IV, обрамленные почти в точности одинаковыми начальной и конечной. Тема – привычное пассивное приятие скуки бытия.

105. «Ветер тучи носит…»

       Ветер тучи носит,

       Носит вихри пыли.

       Сердце сказки просит

       И не хочет были.

Сидеть за стеною, работником быть, —

О ветер, ты мог бы и стены разбить!

Ходить по дорогам из камней и плит, —

Он только тревожит, он только скользит!

И мертвые видеть повсюду слова, —

Прекрасная сказка навеки мертва.

1902; оп. 1906

105. Абсолютная ИС 4, перебиваемая зависимым ИФ 1; ст-ие полиметрично (Х3жж, Ам4мм). В отличие от других текстов С., ИП включает здесь перемещение, которое, однако, остается не только безысходным, но и не направленным в какое-либо существенно «иное» (у С. – обычно потустороннее), и заключительный ИФ пессимистичен, несмотря на финальное явление драгоценных атрибутов поэзии (металитературности и острого зрения).

106. Триолеты

13

Просыпаться утром рано,

Слушать пенье петуха,

Позабыть, что жизнь лиха.

Пробудившись утром рано,

В час холодного тумана,

День промедлить без греха

И опять проснуться рано

Под оранье петуха.

1913; оп. 1914

106. Триолет – твердая форма: восьмистишие, с повторением 1-й строки в 4-й и 1-го двустишия в последнем. С. написал 178 триолетов, часто с отклонениями от стандартной рифмовки (XYYXXYXY; основные схемы: ABaA abAB или ABbA baAB) и точности повтора строк, как это и имеет место здесь (строки варьированы). Сочетание абсолютного ИП с твердой формой (ср. инфинитивные сонеты) дает эффект непрерывной (несмотря на точку в конце 3-й строки) ИС 5, с финальным повтором, накладывающимся на полный оборот суточного цикла, типичного для ИП. Необычен для С. общий мажорный тон, подхваченный четырьмя годами позже Ахматовой, в том же Х4, хотя и с другой строфикой и без рифмовки (см. ахматовский № 272, и Ж-2006б). Менее инфинитивен 11‐й триолет С. (Какая радость – по дорогам Стопами голыми идти и т. д.), с ИФ 2+1+1 и инфинитивами, зависящими от анафорического зачина.

107. «Как ярко возникает день…»

       Как ярко возникает день

В полях оснеженных, бегущих мимо!

Какая зыбкая мелькает тень

       От беглых белых клочьев дыма!

       Томившая в ночном бреду,

       Забыта тягость утомлений,

И память вновь приводит череду

Давно не мной придуманных сравнений.

       И сколько б на земле ни жить,

       Но радостно над каждым утром

Всё тем же неизбежным перламутром

И тою ж бирюзою ворожить.

Людей встречать таких же надо снова,

       Каких когда-то знал Сократ,

А к вечеру от счастия земного

       Упасть в тоске у тех же врат,

       И так же заломивши руки

И грудью жадною вдыхая пыль,

Опять перековать в ночные муки

       Земную сладостную быль.

1917; оп. 1918

107. Из пяти строф (Я4/5мж; с неравномерным расположением длинных и коротких строк в строфах) ИС (1-1)+3 охватывает последние три (причем III строфа отмечена одноразовой заменой перекрестной рифмовки на опоясывающую). Тема – приятие жизни, несмотря на вечное возвращение старого; инфинитивный мотив – жизненный суточный цикл.

Ольга Николаевна Чюмина (1864/1865–1909)

108. Умирающая художница

(Памяти М. Башкирцевой)

3

И снится ей: опасность далека

И снова грудь больная дышит смело.

Работать! Жить! Ведь жизнь так коротка,

Так коротка, а в ней так много дела!

Ужели же не суждено облечь

Ей в образы задуманное ею?

Ужель оно погибнет вместе с нею?

И ей восторг не суждено зажечь

В сердцах людей, чтоб, глядя на творенья

Художницы, мог каждый оценить,

Постигнуть мог душою их значенье

И вместе с ней и мыслить и любить?..

Как? Умереть? Когда желаешь страстно

Творить и жить и жизнь сама – прекрасна!

1889

[Сонет 1983, 117]

108. Мария Константиновна Башкирцева (1860–1884) – художница, учившаяся и работавшая во Франции, умершая от туберкулеза и оставившая знаменитый «Дневник» (оп. 1887; рус. 1893); к образу Башкирцевой обращен сонет «Встреча» – первое ст-ие первой книги Цветаевой «Вечерний альбом» (1907–1910). Сонет Ч. (третий из четырех, посвященных Башкирцевой) содержит несколько разрозненных, отчасти абсолютных ИФ 2+1+(1-4)+(1-2); сонет – «шекспировского» типа – без сквозной рифмовки и с заключительным двустишием. Инфинитивность мотивирована типичной в ИП (в т. ч. гамлетовской) медитацией о смысле жизни и смерти, здесь – в метахудожественном повороте.

Вячеслав Иванович Иванов (1866–1949)

У И. есть десяток текстов с ИП, преимущественно мифологизирующе-стилизаторских. Серии неабсолютные, но иногда длинные и эмфатичные.

В «Испытании», второй из пяти «Песен Дафниса» (1895; оп. 1904), несколько ИФ 2+2+1+1 анафорически управляются повторами типичной для ИП обобщенно-личной сравнительной формулы (Что) блаженней…? Вожделенней…, охватывающей все, кроме средней строфы:

«Что блаженней? Упоений Раздвигать цветущий полог, — Истощив ли наслажденья, Отягченною ногою Попирать порог увялый? Что блаженней? В нежных взорах Дерзких ласк читать призывы — Или видеть очи милой, Утомленные тобою, Без огня и без желаний?» <…> «Вожделенней, сын Киприды, В угашенных взорах милой, Без восторга, без призывов, – Воспалять лобзаньем новым Жадной страсти едкий пламень… Ах, с порога совершений Вожделенней возвратиться К исступленьям ненасытным!..» [Иванов 1971, 765–766]

В ст-ии «Время», втором в цикле «Suspiria» [Вздохи] (1902), есть длинная ИС 8:

Устала ты, невольница Мгновенья, Себя рождать , Свой призрак звать из темного забвенья, Свободы ждать – И воскресать, и, разгораясь, реять, И прозирать, – Отгулы сфер в отзывах струн лелеять, – И замирать… [Там же, 699]

В сонете «В алый час» (1906) ИС 4 занимает все второе четверостишие (три ИФ есть и в терцетах):

Так позволь мне стоять безглагольным, Затаенно в лазури неметь , Чаровать притяженьем безвольным И, в безбольном томленьи, – не сметь… [Иванов 1974, 322]

Мощная зависимая ИС 5 охватывает все 8 строк девятой (из 15) строф переводного ст-ия «Славьте пир наш на погосте» (из романа Новалиса «Генрих фон Офтердинген»), с характерной для ИП темой «слияния с другим»:

Жжет чету, растет желанье Слить взаимное пыланье, Душу впить душою в недра, Стать душой одной, Все отдать друг другу щедро На одном костре сгорая И, другого пожирая, Напитать собой [до 1909 г.; Иванов 1987, 239] (до 1909 г.).

Ср. зависимую ИС 6 оригинала: Immer wächst und blüht Verlangen Am Geliebten festzuhangen, Ihn im Innern zu empfangen, Eins mit ihm zu sein, Seinem Durste nicht zu wehren, Sich im Wechsel zu verzehren, Voneinander sich zu nähren, Voneinander nur allein;

зависимую ИС 7 в переводе В. Гиппиуса («Славьте праздник наш бесстрастный…», 1922):

Вечное растет томленье Милого обнять в волненье, В сокровенном единенье Все с любимым слить . Жажде не сопротивляться , Вечно гибнуть и  меняться , Лишь друг другом упиваться , Лишь друг в друге вечно быть [Новалис 1995, 136] —

и абсолютную ИС 5 в переводе В. Микушевича («Наше тихое веселье…», 2003):

Раствориться бы в желанном; С ним в томленье беспрестанном, В сочетанье долгожданном Слиться бы вполне; И  прельщать всегда друг друга, Поглощать всегда друг друга, Насыщать всегда друг друга Лишь друг другом в глубине [Новалис 2003, 108].

Метапоэтическая ИС 3, длиной в две начальные строфы, с богатым гипотаксисом, создающим автономизирующую перебивку, есть в восьмом ст-ии февральского цикла в «Римском дневнике 1944 года» (оп. 1962):

«Nudus salta! [лат.: Танцуй голым] Цель искусства — Без покрова, без оков Показать, кто ты таков, Темные поведать чувства Заповедных тайников — Все, что в омутах роится, Под блестящим, гладким льдом, – Распечатать мертвый дом. Где от бела дня таится Подсознательный Содом» [Иванов 1979, 594–595].

109. Бог в лупанарии

Александру Блоку

Я видел: мрамор Праксителя

Дыханьем Вакховым ожил,

И ядом огненного хмеля

Налилась сеть бескровных жил.

И взор бесцветный обезумел

Очей божественно-пустых;

И бога демон надоумил

Сойти на стогна с плит святых —

И, по тропам бродяг и пьяниц,

Вступить единым из гостей

В притон, где слышны гик и танец

И стук бросаемых костей, —

И в мирре смрадной ясновидеть,

И, лик узнав, что в ликах скрыт,

Внезапным холодом обидеть

Нагих блудниц воскресший стыд, —

И, флейту вдруг к устам приблизив,

Воспоминаньем чаровать —

И, к долу горнее принизив,

За непонятным узывать.

1909

[Иванов 1974, 327–328]

109. Лупанарий – публичный дом в древнем Риме. Александр Блок – Блок был известен посещением публичных домов и поэтическим культивированием этой темы; в 1912 г. он ответил ст-ием «Вячеславу Иванову» (без инфинитивов). Пракситель – греч. скульптор (IV в. до н. э.). Вакх – одно из имен Диониса, др.-греч. бога виноделия и природного цикла; Праксителю принадлежит сохранившаяся статуя Гермеса с младенцем Дионисом; флейта (греч. сиринга) использовалась в культе Диониса. Мирра – благовоние, изготовлявшееся из смолы одноименного дерева. ИС 6 занимает последние три с половиной строфы из пяти, образующие единое предложение; инфинитивы включают глаголы движения, восприятия и побуждения; тематические мотивировки – связь между нижним (земным, развратным) и горним (непонятным) мирами, ностальгия, творчество; ср. монолог Прометея в одноименной трагедии И. (1915; II, 2), содержащий ИС 3+(7-1), в которой герой воображает противоречивый образ жизни людей, который сложится в результате дарования им огня:

Приманками любезна станет жизнь И прелестью мечтательной и лживой. Когда по краю будет ослащен Сосуд, что я поднес им, желчи полный, — И желчь полюбят, и привыкнут жить, Из рода в роды тщась и соревнуя Игралища творить, утехи множить. Измыслят грады зиждить, торговать, Воинствовать, художествовать, числить, И рабствовать, и властвовать — затем, Чтоб в шуме дней, в заботах, в сладострастьи, В мечтах – забыть о воле бытия Прямой и цельной.

[Иванов 1919, 41]

110. Жар-птица

Песни устали

В легкие дали

Реять за даром

Райских плодов, —

С огненным шаром,

Ношей орлиной,

Вечной первиной

Звездных садов,

В клюве могучем,

Ловчими света,

В лоно поэта

Бурно слетать, —

Ливнем гремучим

Лире на струны

Сеять перуны,

Луны метать.

Лучшего хочет,

Чудо пророчит

Рощи лавровой

Трепет и тьма:

Скоро Жар-Птица

В рощу примчится

С песнею новой,

Песня сама.

1915

[Иванов 1987, 43]

110. Зависимая ИC 4, охватывающая первые две из трех 8-строчных строф (Д2, с разными схемами рифмовки) и образующая единое предложение. Мотивы дали, полета, иного мира, чуда, метапоэзии; субъект – не лирическое «я», а его объективированные песни и их воплощение – Жар-птица.

Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866–1941)

У М. около десятка ИС, обычно зависимых, иногда длинных, но никогда не охватывающих целого ст-ия.

В «Аллахе и демоне» (1886; оп. 1914) ИС 3 появляется близко к концу довольно длинного повествования в описании «иного места» – рая:

Там братья-ангелы придут нас обнимать И кровь из наших ран с любовью вытирать Краями светлых риз, и пурпурные розы С блестящих облаков на грешников кидать .

Более длинная ИС 5 – в другом ст-ии на экзотический сюжет, тоже в описании идеального образа действий (Будды) – «Восточном мифе» (1888):

Он жаждет одного: утешить , пожалеть, Помочь — без дум, без слов и разделить мученья, И одинокого любовью отогреть.

В гл. 8-й поэмы «Семейная идиллия» (1890; оп. 1891), написанной Я6, но в жанровом отношении развивающей онегинскую традицию, есть ИС 4 (перекликающаяся с № 24):

Но тяжелей всего — болезнь: какая мука, Едва заметив жар, в тревоге пульс считать, Способность потеряв работать и читать, И думать. А в душе — томительная скука…

В «Волнах» (1891; оп. 1892), где разрабатывается инфинитивный топос мысленной метаморфозы в природную стихию и жизни и смерти в этом коде, ИС 1+7 содержит прямую цитату из пушкинского № 30:

Смирение!.. Как трудно жить под игом! Уйти бы к вам и с вами отдохнуть , И лишь одним, одним упиться мигом, Потом навек безропотно уснуть !.. Ни женщине, ни Богу, ни отчизне, О, никому отчета не давать , И только жить для радости, для жизни И в пене брызг на солнце умирать!..

Тот же топос волн налицо в ст-ии «То, чем я был» (1895), с ИС 4+3:

И страстного вы учите бесстрастью — Не верить злу людскому и добру, Быть радостным и не стремиться к счастью И жизнь любить, как вечную игру. И мудрости вы учите свободной, — Все пением и смехом побеждать, И в красоте великой и холодной Бесцельно жить, бесцельно умирать [Мережковский 1914: 48]

[Мережковский 2000]

111. Тучка

Я с думой гляжу на закат потухающий,

По облачкам нежным румянцем играющий.

Луч жаркий с воздушною тучкой лобзается

И пурпуром страстным она зажигается.

Но тучка прозрачна, но тучка нежна, —

Под знойным лобзаньем растает она.

О, если-б я мог быть той тучкой небесною!..

Такою-ж прозрачной, такою-ж прелестною,

Растаять от знойного солнца лобзания, —

Погибнуть той смертью без мук, без страдания:

С высокого неба на землю взглянуть —

И в море лучей без следов потонуть!..

1880

[Живописное обозрение, 1880, № 40, 253]

111. Самое раннее из напечатанных ст-ий М. ИС 5 на тему о желанной метаморфозе в природное иное занимает II строфу (противопоставленную I, не инфинитивной и чисто пейзажной), но, в отличие от романтической традиции (ср. №№ 34, 35), в порядке демонстрации не всемогущества, а устремленности к небытию: жизненный цикл сведен к стадии умирания.

112. «Покоя, забвенья!… Уснуть, позабыть…»

Покоя, забвенья!… Уснуть, позабыть

       Тоску и желанья,

Уснуть – и не видеть, не думать, не жить,

       Уйти от сознанья!

Но тихо ползут бесконечной чредой

       Пустые мгновенья,

И маятник мерно стучит надо мной…

       Ни сна, ни забвенья!..

1887

112. Практически абсолютная ИС 7, несмотря на ауру оптативности, заданной родительным падежом начальных существительных (как бы дополнений к опущенному хочется/дай). ИС занимает первую строфу, противопоставленную второй, личные изъявительные глагольные формы которой воплощают бессмысленную реальность. Последняя строка отрицательно вторит начальной (общий член – забвенья).

Константин Дмитриевич Бальмонт (1867–1942)

У Б. абсолютное ИП – частый, едва ли не осознанный жанр, представленный множеством ст-ий, не говоря о еще более широком применении традиционных зависимых серий, осваиваемых им уже в 1890‐е гг. Ср:

«Среди шхер» (1893), с ИС 3 и мотивом путешествия в иное:

Как сладко мечтать одиноко, Забыть все сердечные раны, Умчаться далеко, далеко — В волшебные, чуждые страны [Бальмонт 1969, 467];

«Памяти И. С. Тургенева» (1893; оп. 1894), с абсолютной в начале ИС 3+(1-1): Кумир неволи сбросить с пьедестала, Живой волной ударить в берега, Сломить ту силу, что умы сковала, – И ты поклялся клятвой Ганнибала – Жить лишь затем, чтоб растоптать врага [Бальмонт 1969, 87];

«Я знаю, что значит – безумно рыдать…» (1894), с ИС 2+1 в первой строфе (из двух):

Я знаю, что значит – безумно рыдать , Вокруг себя видеть пустыню бесплодную, Что значит – с отчаяньем в зиму холодную Напрасно весны ожидать [Там же, 83];

«Можно жить с закрытыми глазами…» (1899), с инфинитивами, зависящими от анафорически повторяющихся модальных можно (ИС 3+1+1+1+1+1), т. е. как бы последовательным уклонением от более автономной серийности, заданной в I строфе:

Можно жить с закрытыми глазами, Не желая в мире ничего, И навек проститься с небесами, И  понять , что все кругом мертво. Можно жить , безмолвно холодея, и т. д. до конца текста [Бальмонт 1969, 162–163];

«К Дальнему» (1899), с квазиабсолютным ИФ 1 – зачином-обращением к типичному для ИП «дальнему» – иному, потустороннему – адресату (видимо, к покончившему самоубийством брату Николаю; ср. отсылки к монологу Гамлета):

Замкнуться , как в тюрьму, в одну идею, – Я знаю этот сон, мой дальний брат, Я медленно, но верно холодею, И, раз уйдя, я не приду назад. Ты отошел в страну без перемены <…> [Бальмонт 1969, 178];

«Молитву о жертве» (1899), с виртуальной метаморфозой в дерево (горящую березу) и топосом смерти/возрождения, вводимым ИС 4, зависящей от программных слов об инобытии, а далее подхватываемым двумя раздельными ИФ 1 и финальной ИС 3, передающей инфинитивы лирическому «я»:

Она, прекрасная, отмечена была Рукой сознательной для бытия иного: Зажечься и  гореть , — блестя, сгореть дотла, — И в помыслах людей теплом зажечься снова <…> Ей нужен долгий путь, ей надо исказиться: <…> Как было ей дано, погибшей, осветиться! <…> Скорее, господи, скорей войди в меня — И дай мне почернеть, иссохнуть, исказиться! [Бальмонт 1969, 181] (отсылка к ст-ию Тютчева «Как над горячею золой…», см. Markov 1988, 1: 120, скорее, типологична).

В 1900‐е гг. Б., продолжая писать зависимыми сериями, начинает практиковать и абсолютное ИП. Ср.:

ИС 2+4 в первой из двух строф ст-ия «Еще необходимо любить и убивать…» (1901):

Еще необходимо любить и  убивать , Еще необходимо накладывать печать, Быть внешним и жестоким, быть нежным без конца И всех манить волненьем красивого лица [Бальмонт 1969, 261];

ИС 2+1 с ностальгией и виртуальной миграцией в другого и в рай в «Возвращении» (1903):

Мне хочется снова быть кротким и нежным, Быть снова ребенком, хотя бы в другом, Но только б упиться бездонным, безбрежным В раю белоснежном, в раю голубом [Бальмонт 1969, 280];

«Талисман» (1905), с одной и той же ИС 4 в первой и предпоследней строфах ст-ия, взятой, согласно Markov 1988, 1: 217, не из Корана, а из современного Бальмонту «руководства по сексу в духе Корана», «Théologie Musulmane. El Ktab…», в переводе, возможно, вымышленном, д-ра Регла (Paul de Regla):

Знать , хотеть, молчать и сметь — завещал араб. Знай, молчи, желай и смей, если ты не слаб. <…> Знать, хотеть, молчать и сметь — радостный завет, Этот светлый талисман дал нам Магомет [Бальмонт 1969, 303–304];

ст-ие «Мирра» (1905?); памяти умершей в том же году М. Лохвицкой, с которой у Б. ранее был роман), с ИС 1+1+3 и топосом принадлежности иному миру:

Как ты умела быть нездешней между нами, Давала ощущать [вар.: чувствовать] крылатость вольных птиц. Любить в любви, как ты, так странно-отрешенно, Смешав земную страсть с сияньем сверхземным, Лаская, быть, как ты, быть любящим бездонно [вар.: Светить в любви, как ты, любить в любви бездонно] — Сумел бы лишь сюда сошедший серафим (заключительный ИФ 3 квазиабсолютен благодаря постпозиции управляющего сумел бы) [Там же, 375–376].

В «Преступном слове» (1906?) неопределенно-личная ИС 3-1, охватывающая две строфы из трех, основана на подчинительной местоименной конструкции «кто…, тот…»:

Кто будет говорить о слове примиренья, Покуда в тюрьмах есть сходящие с ума, Тот должен сам узнать весь ужас заключенья, Понять , что вот — кругом — тюрьма. Почувствовать, что ум, в тебе горевший гордо, Стал робко ищущим услад хоть в бездне сна, Что стерлась музыка — до крайнего аккорда: Стена, стена и тишина [Там же, 341].

Первое ст-ие цикла «Майя» из книги «Хоровод времен» (1909), под инфинитивным заголовком «Играть», открывается абсолютным ИФ 2:

Играть на скрипке людских рыданий, На тайной флейте своих же болей, И  быть воздушным как миг свиданий, И нежным — нежным как цвет магнолий [Бальмонт 1909, 37] (не исключена полемика со словами Гамлета о невозможности играть на нем как на флейте).

В 1910–1920‐х гг. все чаще появляются абсолютные серии, хотя бы и не охватывающие ст-ий целиком; сохраняются и зависимые ИС.

В сонете «Неразделенность» (1917), посвященном платонической, т. е. виртуальной, любви Микеланджело и итальянской поэтессы маркизы Виттории Колонна, первая половина терцета – абсолютная ИС 3 (плюс зависмый ИФ 1):

Любить неразделенно, лишь мечтой. Любить без поцелуя и объятья. В благословеньи чувствовать заклятье. Творец сибилл, конечно, был святой. И как бы мог сполна его понять я? [Бальмонт 1969, 418];

Ностальгическое эмигрантское «Из ночи» (1920) начинается с длинной ИС 5+1, в конце вводящей тему «иного»:

Я от детства жил всегда напевом, Шелестом деревьев, цветом трав, Знал, какая радость, над посевом, Слышать гул громов и шум дубрав. Видеть честность лиц, когда упруго Жмет рука надежную соху, Слышать , сколько звуков в сердце друга, Волю мчать по звонкому стиху. В поле ячменей светловолосых Видеть знак достойного труда. Путь иной – ходить в кровавых росах. Знак иной – багряная звезда [Ковчег, 64–65] (мотив «чужого/родного» возвращается в ИФ 1-1 предпоследней строфы: Я смотрю на мир в окно чужое, И чужое небо надо мной. Я хочу страдать, еще, хоть вдвое, Только б видеть светлым край родной).

В 3-м ст-ии цикла «Часы» (1922) первые полторы строфы (из 5) – абсолютная ИС 3, несущая архетипическую тему остановленного мгновенья:

Лежать в траве, когда цветет гвоздика И липкая качается дрема. Смотреть , как в небе сумрачно и дико Растут из шаткой дымки терема. Узнать , что в юном сердце есть хотенье, Истома, быстрой крови бьется жгут [Бальмонт 1980, 375].

Абсолютными ИФ 5 (= повторами одного и того же инфинитива) открывается и закрывается еще один ностальгический текст – программный первый фрагмент-вступление цикла «В раздвинутой дали. Поэма о России» (1929), соответственно озаглавленный «Уйти туда»:

Уйти туда, где бьются струи В знакомый брег, Где знал впервые поцелуи И первый снег <…> Уйти – уйти – уйти – в забвенье. В тот вспев святой, Уйти туда — хоть на мгновенье, Хотя мечтой [Бальмонт 1930, 3].

113. Заглянуть

Позабывшись,

Наклонившись,

И незримо для других,

Удивленно

Заглянуть,

Полусонно

Воздохнуть, —

Это путь

Для того, чтоб воссоздать

То, чего нам в этой жизни вплоть

              до смерти не видать.

1902

[Бальмонт 1969, 259–260]

113. Это ст-ие из «Будем как солнце», с инфинитивным заглавием и построенное как оригинальный полностью инфинитивный период, состоит из абсолютной ИС 2 и двухэтажного ИФ 2, присоединенного к исходной ИС по традиционному, казалось бы, принципу Вот…, но – благодаря своей инфинитивности – выступающего в приравнивательной, т. е. словарной, роли, давая в целом ИС 2=(1-1). Экспериментальности такого ИП вторят нестандартный размер – вольный хорей (Х2/4/8; последняя, самая длинная строка опирается на стилистику «детского» жанра) и богатая тематика (другие, забвение, жизнь, смерть, созерцание, ирреальность, детство).

114. Отдать себя

Отдать себя на растерзание,

Забыть слова – мое, твое,

Изведать пытку истязания,

И полюбить как свет ее.

Не знать ни страха, ни раскаянья,

Благословить свою печаль,

Благословить свое отчаянье,

Сказать – мне ничего не жаль.

Быть равным с низкими, неравными,

Пред криком – нежным быть как вздох:

Так правят силами державными,

Так меж людей ты будешь Бог.

1903

[Бальмонт 1989, 467]

114. Ст-ие было запрещено цензурой к печатанию в «Журнале для всех» (см. Markov 1988, 1: 200), но вошло в сб. Б. «Только любовь» (1903). Почти абсолютная (резюмированная двумя финальными Так…) ИС 10, с инфинитивами (кроме последнего) в началах строк, во многом предвосхищает риторику менее инфинитивного «If» Киплинга (1910; см. примечания к ИП Маршака, с. 308). Тематическая мотивировка инфинитивности – парадоксальность декадентского человекобожества, в частности, совмещения высокого и низкого; основной риторический ход – «сила» длинного перечисления на службе у квазихристианской «слабости» (самоотдачи).

115. Звездные знаки

Творить из мглы, расцветов и лучей,

Включить в оправу стройную сонета

Две капельки росы, три брызга света

И помысел, что вот еще ничей.

Узнать в цветах огонь родных очей,

В журчаньи птиц расслышать звук привета,

И так прожить весну и грезить лето,

А в стужу целоваться горячей.

Не это ли Веселая Наука,

Которой полный круг, в расцвете лет,

Пройти повинен мыслящий поэт?

И вновь следить в духовных безднах звука,

Не вспыхнул ли еще не бывший след

От лёта сказок, духов и комет.

1916; оп. 1917

115. Веселая Наука – отсылает одновременно к gaia scienza трубадуров XIV в. (или gaie saber провансальских поэтов XIV–XV в.) и к «Die fröhliche Wissenschaft» Ницше (c подзагловком «la gaya scienza»); Ницше Б. знал и переводил (Markov 1988, 2: 227–228). Две ИС (7+2), из которых вторая занимает терцеты и служит резюмирующим пояснением к первой, охватывающей оба катрена и читающейся (до появления второй) как абсолютная (квазиабсолютен и последний ИФ: И вновь следить…), – редкий по полноте опыт совмещения сонетного письма с ИП. Тематическая подоплека – метапоэтическая (метасонетная) медитация об образе жизни и действий поэта (в частности, об их полном круге) и топос созерцания и узнавания родного в ином.

116. Три страны

Строить зданья, быть в гареме, выходить на львов,

Превращать царей соседних в собственных рабов,

Опьяняться повтореньем яркой буквы я, —

Вот, Ассирия, дорога истинно твоя.

Превратить народ могучий в восходящесть плит,

Быть создателем загадок, сфинксом Пирамид,

И, достигши граней в тайнах, обратиться в пыль, —

О, Египет, эту сказку ты явил как быль.

Мир опутать светлой тканью мыслей-паутин,

Слить душой жужжанье мошки с грохотом лавин,

В лабиринтах быть как дома, все понять, принять, —

Свет мой, Индия, святыня, девственная мать.

Много есть еще созданий в мире Бытия,

Но прекрасна только слитность разных ты и я,

Много есть еще мечтаний, сладко жить в бреду, —

Но, уставши, лишь к родимой, только к ней приду.

1905

[Бальмонт 1911, 6]

116. ИС 5+3+5+1 замыкаются все менее эксплицитными выражениями «словарной» формулы (Вот, указательное эту, тире-связка), накладывающими набор инфинитивных предикатов на характерные особенности трех древнейших неевропейских культур (Ассирии, Египта, Индии) в духе античных проекций Брюсова. Характерный мотив – вписывание собственного «я» в древнее иное (см. Панова 2006, 1: 263–264), причем в варианте финального возвращения к своему, «родимому». Мотив метаморфозы в иное проведен и через каждую из трех древних картин (Превращать царей… в рабов; Превратить народ… в восходящесть плит… обратиться в пыль; Слить душой жужжанье мошки с грохотом лавин), а также резюмирован в последней строфе (Но прекрасна только слитность разных ты и я).

117. Венок

Смешать печаль, которой нет острей,

       С восторгами, которых не бывало,

       Но могут быть, – от горного обвала

Взять музыку – и кровь погнав быстрей,

В стихи добрызнуть огненный ручей

И всё соткать для нежности твоей

       В венок любви, а если скажешь:

                     «Мало!» —

Вели еще – я твой среди зыбей

       Девятого ликующего вала.

1920

117. Сдвиги в размещении строк соответствуют распределению мужских и женских окончаний (Я5; aBBaaaBaB). Первые семь с половиной строк – почти совершенно безличная (за исключением твоей) абсолютная ИС 4-1; последние две с половиной – вполне личное и глагольное высказывание, включающее сложно-подчиненное предложение и императив. Тематическая подоплека – метапоэтичность, чудо.

118. Лестница любви

Только бы встречаться.

Только бы глядеть.

Молча сердцем петь.

Вздрогнуть и признаться.

Вдруг поцеловаться.

Ближе быть, обняться.

Сном одним гореть.

Двум в одно смешаться.

Без конца сливаться.

И не расставаться.

Вместе умереть.

<1913>

[Бальмонт 1913, 125]

118. Турдефорс: ИС 13, с инфинитивами в каждой из коротких (Х3) 11 строк (остальных полнозначных слов в тексте всего 12), начинается, хотя и безлично, но в оптативном ключе (бы), однако далее полностью абсолютизируется. Из инфинитивных мотивов налицо полнота жизненного цикла, кончающегося с последним словом ст-ия – умереть.

119. Сквозная сеть

Дохнуть в напев порывным ветром, полным длительности,

Шуршаньем листьев, духом ландыша в тени,

Качнуть мечту, ее качать до утомительности,

Истомы сладкой разбросать по ней огни.

Журчать стихом, как бы вечерними кузнечиками,

Манить любовь, роняя в тень неверный свет,

Пока малютка, истомясь, не дрогнет плечиками,

И, «Да» почуяв, своенравно бросит: «Нет!»

Не веря ей, продлить всю вкрадчивость гадательности,

Любовь любя, влюблять, влюбляться и любить,

В густых ресницах, в зыби их и в их мечтательности

Прочесть, что счастье в мире дышит, может быть.

1933

[Ковчег, 79]

119. Еще один турдефорс – абсолютная ИС 11, охватывающая все три четверостишия (Я6; чередование гипердактилических и мужских рифм иконически драматизирует тему «дления любовной игры»). Во II строфе нарастает синтаксическая сложность, в III – густота инфинитивов. Тематика – метапоэзия, созерцание, продление (которому вторит длина ИС).

120. Круг

Слышать ночное дыханье

Близких уснувших людей,

Чувствовать волн колыханье,

Зыбь отошедших страстей, —

Видеть, как, вечно гадая,

Сириус в небе горит,

Видеть, как брызнет, спадая,

В небе один хризолит, —

Знать, что безвестность от детства

Быстрый приснившийся путь,

Вольно растратить наследство,

Вольным и нищим уснуть.

[Бальмонт 1921, 125]

120. Полностью абсолютное ст-ие с ИС 7 и мотивами созерцания, вчувствования, схождения к небытию, сна, цикла жизнь/смерть. Частое в ИП замыкание цикла глаголом уснуть композиционно подготовлено движением инфинитивов в последней строфе из начальной позиции (соблюдавшейся в двух первых строфах) – к конечной.

Неизвестный автор

121. [Эпитафия] М. В. Дальскому

Великий Дальский здесь зарыт в могилу.

Имел в себе он чудодейственную силу:

Опаздывать в спектакль, ролей не знать,

И в мамонта Отелло обращать.

<1899>

[Русская эпитафия, 330]

121. Одна из 38 «Эпитафий на будущих памятниках современных гениев»; среди других адресатов: Савина, Репин, Варламов и др. Дальский Мамонт Викторович (настоящая фамилия Неелов, 1865–1918) – актер, исполнитель в т. ч. шекспировских ролей. Типичное применение зависимой ИС 3, занимающей значительную часть краткого текста.

Филипп Степанович Шкулев (1868–1930)

122. Я хотел бы…

Я хотел бы маем быть, цветущим маем,

Грезою лучистой, птицей заповедной

И парить над краем, сердцу милым краем,

С чистою любовью, с песнею победной.

Я хотел бы солнцем быть, горячим солнцем

И согреть все души, размягчить черствины

И блеснуть зарницей, кованным червонцем,

Нарядить цветами степи и долины.

Я хотел бы ветром, ветром полуденным

Быть и облететь бы милую сторонку

И судьбой гонимым, счастьем обойденным

Спеть о новой жизни, к нам грядущей звонко.

Я хотел бы сказкой быть, заветной сказкой,

Полной содержаньем современной были,

И напомнить людям, позабывшим ласки,

Что любовь и братство злобой заменили.

1904

[Шкулев 1973, 55–56]

122. Ст-ие Ш., одного из первых пролетарских поэтов, представляет собой подновленный вариант хомяковского «Желания» (№ 35), – гражданский (ср. мотивы согревания душ, новой жизни, братства), слегка символистский (ср. мотив сказки), с транспозицией в обстоятельный Х6жж. Узнаются привычные мотивы полета, пения, превращения в птицу, ветер, солнце; менее традиционны, хотя и наивно выражены, мотивы метаморфозы в месяц (май) и текст (сказку). Ст-ие состоит из ИС 2+5+3+2, каждая из которых занимает ровно одну строфу и образует ровно одно предложение простейшей структуры, управляемое анафорическими Я хотел бы.

Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945)

ИП появляется у Г. лишь во втором десятилетии творчества, а абсолютное ИП – еще полутора десятками лет позже и не занимает большого места, несмотря на ее интерес к грамматическим экспериментам (ср. ст-ие «Все кругом» [«Страшное, грубое, липкое, грязное…»; 1904, оп. 1906], состоящее, за исключением заглавия – подлежащего и 2-строчного глагольного резюме, из прилагательных ср. р. и определяющих их наречий). В ст-ии «Что есть грех?» (1902), написанном в остальном именными предложениями, третья строфа (из четырех) образована ИС 3:

Грех –  жить без дерзости и без мечтания, Не признаваемым – и не гонимым. Не  знать ни ужаса, ни упования И  быть приемлемым, но не любимым.

Ст-ие «Иметь» (1905; оп. 1906) примечательно абсолютным инфинитивным заглавием; ИФ 1+(1-2), правда, зависимые, есть и в тексте, особенно в последней, IV строфе:

Хочу дойти , хочу узнать, Чтоб там, обняв Его колени, И умирать, – и воскресать.

Ст-ие «Не будем как солнце» (1911; оп. 1914), посвященное В. Ропшину (Б. Савинкову) и написанное той же формой, что и его неинфинитивные «Терцины» (1911), а заглавием полемизирующее с книгой Бальмонта «Будем как солнце» (1903), кончается семью инфинитивными строками – ИС 5+1+4, которые перекликаются по содержанию и структуре скорее с бальмонтовским «Отдать себя» (1903; из сб. «Только любовь»; см. № 114), а тж. с киплинговским «If» (1910):

Посмей роптать , но в ропоте молиться , Огонь земной свечи хранить , нести, И, покоряя, – вольно покориться. Умей быть верным верному пути, Умей склоняться у святых подножий, Свободно жизнь свободную пройти И слушать… И услышать голос Божий.

Длинное ст-ие «14 декабря 17 года» (1917) кончается практически абсолютной строфой – ИС 2-4:

К одежде смертной прикоснуться , Уста сухие приложить , Чтоб умереть –  или проснуться , Но так не жить! Но так не жить!

ИС 4 с обертонами проникновения в чужое, божественной власти и небытия завершает трехстрофное ст-ие 1924 г. «Идущий мимо»:

Как Бог, хотел бы знать я всё о каждом, Чужое сердце видеть , как свое, Водой бессмертья утолять их жажду – И  возвращать иных в небытие.

[Гиппиус 1999]

123. Прогулки

Вы помните?..

              О, если бы опять

По жесткому щетинистому полю

Идти вдвоем, неведомо куда,

Смотреть на рожь, высокую, как вы,

О чем-то говорить, полуслучайном,

Легко и весело, чуть-чуть запретно…

И вдруг – под розовою цепью гор,

Под белой незажегшейся луною,

Увидеть моря синий полукруг,

Небесных волн сияющее пламя…

Идти вперед, идти назад, туда,

Где теплой радуги дымно-горящий столб

Закатную поддерживает тучу…

И, на одном плаще минутно отдохнув,

Идти опять и рассуждать о Данте,

О вас – и о замужней Беатриче,

Но замолчать средь лиственного храма,

В чудесном сумраке прямых колонн,

Под чистою и строгой лаской

Огней закатных, огней лампадных…

Вы помните? Забыли?..

1926

123. Первое из трех ст-ий цикла «В дружносельи» (1926). Дружноселье – место под Петербургом, где Мережковские проводили лето 1917 и 1918 гг. Обращенное, по-видимому, к В. Злобину, ст-ие разрабатывает ностальгическую тему совместных прогулок и поэтических переживаний в оставленной России. Практически весь текст охвачен почти совершенно абсолютной ИС 9, лишь обрамленной индикативными и условными предложениями в начале и конце и начинающейся в оптативном ключе (О, если бы опять…).

В черновом варианте ст-ия («Былое»; оп. 1945) структура та же, но ИС 11 еще мощнее, хотя и зависимее (в начале – от разлюбили):

Вы разлюбили – почему? – со мной гулять По жесткому, щетинистому полю Идти вдвоем, неведомо куда, Смотреть на рожь, высокую, как я, О чем-то говорить , полуслучайном, Легко и весело, чуть-чуть запретно… И вдруг – под розовою цепью гор, Под белой, незажегшейся луною, Увидеть море, синий полукруг, Нездешних волн сияющее пламя. Идти назад, идти вперед, туда, Где теплой радуги дымно-горящий столб Закатную поддерживает тучу… И на одном плаще минутно отдохнуть , Опять идти и рассуждать о Данте, О вас и о замужней Беатриче, Но замолчать средь лиственного храма В чудесном сумраке прямых колонн Под чистою и строгой лаской Огней лампадных… Странно, почему Вы разлюбили?.. Нет, я улыбаюсь, Я понимаю.

В обоих вариантах ностальгия совмещена с другими типично инфинитивными мотивами: перемещением, созерцанием, причастностью иному (нездешнему), металитературностью и, наконец, элементом «небытия» (замолчать). Оригинально применение белого разностопного (6/5/4/3/2-ст.) ямба с одной строкой 5-ст. дольника и нерегулярной строфикой, придающее вдвойне виртуальному состоянию воспоминания/неразделенности особый привкус медитативной необязательности. Композиционную четкость придает замыкание обоих пассажей, состоящих из инфинитивов несовершенного вида, формами совершенного вида (увидеть; замолчать), а также появление внутренней рифмы (закатных – лампадных) в предпоследней строке.

124. Как он

Георгию Адамовичу

Преодолеть без утешенья,

Всё пережить и всё принять.

И в сердце даже на забвенье

Надежды тайной не питать, —

Но быть, как этот купол синий,

Как он, высокий и простой,

Склоняться любящей пустыней

Над нераскаянной землей.

1928; оп. 1930

124. Единственное у Г. абсолютно инфинитивное ст-ие. ИС 6 интересно сочетает три разные типично инфинитивные установки – на высшую власть (быть как…купол неба; ср. хомяковское № 35), на стоический отказ, чуть ли не небытие (надежды… не питать), и на любовное отождествление с иным (все принять).

Иван Алексеевич Бунин (1870–1953)

125. <Без меня>

Настанет день – исчезну я,

А в этой комнате пустой

Все то же будет: стол, скамья

Да образ, древний и простой.

И так же будет залетать

Цветная бабочка в шелку,

Порхать, шуршать и трепетать

По голубому потолку.

И так же будет неба дно

Смотреть в открытое окно,

И море ровной синевой

Манить в простор пустынный свой.

1916
© The Ivan Bunin Estate, 2020

[Бунин 1956]

125. В поэзии Б., небогатой ИП, это ст-ие редкость. Три зависимых ИФ 4+1+1: залетать, порхать, шуршать, трепетать – смотреть – манить), связанные анафорической конструкцией И так же + вспомогательное будет, охватывают две из трех строф. Эта лейтмотивная формула начинает складываться уже в I строфе (Все то же будет…), а при последнем проведении эллиптически опускается (И море… манить…). Она оригинальным образом способствует разработке темы «смерти», вообще характерной для ИП, но взятой Б. в особом повороте, заданном заглавием (присутствовавшим в первой, журнальной публикации). Инфинитивы II строфы описывают продолжающуюся после смерти «я» жизнь бабочки, обычно служащей символом души, эфемерности жизни, а иногда и воскресения и являющей естественный объект метаморфических устремлений имплицитного в ИП лирического «я». В III строфе, где физическое движение замирает (чему вторят сдвиги в рифмовке: перекрестная сменяется смежной, а разнообразная – монотонной на -о), частый в ИП глагол смотреть непривычным образом передается тоже частому, – но в роли не субъекта, а объекта устремлений, – небу. Заключительное манить прописывает типичную для ИП человеческую устремленность к «иному», но загробное лирическое «я» привязывает ее опять-таки исключительно к внеположному неодушевленному объекту-подлежащему (море), опуская грамматически напрашивающееся одушевленное дополнение-субъект (манить кого).

Структура трех ИФ иконически воплощает тему: «После [моей] смерти мир останется как бы таким же, но по сути будет иным». Шесть инфинитивов, подведенные под общую рамку, кажутся единой однородной серией, но в действительности описывают поведение разных подлежащих: бабочка, дно неба, море; тематически (но не синтаксически) этот ряд начинается в I строфе: …стол, скамья, Да образ, древний и простой. И, в отличие от того, что принято в ИП, этими подлежащими являются конкретные сущности, а не неопределенно-личное подразумеваемое «я», так что ст-ие как бы мутирует в некий антиинфинитивный (и во всяком случае, антиабсолютный) модус.

В духе хомяковского «Желания» (№ 35) могло бы получиться что-то вроде ИС 6:

*Мне б легкой бабочкой в шелку Порхать , шуршать и трепетать По голубому потолку <…> Смотреть в открытое окно И видеть только неба дно, Да к морю на простор пустой Лететь заманчивой мечтой.

Но Бунин подрывает эти ожидания, сохраняя лишь видимость единой ИС. От строфы к строфе постепенно размывается и обжитая вещность подлежащих (комната, стол, скамья – икона – бабочка – дно неба, море – ровная синева, пустынный простор); исчезновению «я» вторит раздробленность и все большая эллиптичность синтаксиса (См. Ж-2006в: 53–55).

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936)

У К. более десятка зависимых ИС, иногда подчиненных излюбленным им анафорическим зачинам; абсолютное ИП развивается довольно поздно.

«О, быть покинутым – какое счастье!..» (1907; оп. 1908) примечательно введением ИФ в начальную лейтмотивную и две заключительные (О, быть покинутым — такое счастье! <…> Быть нелюбимым — вот горчайший рок) строки ст-ия, написанного в размере и традиции пушкинского «Я вас любил…» (см. Ж-2005а: 390–431).

Ст-ие «Ах, не плыть по голубому морю…» (1911; оп. 1912) открывается модальными инфинитивами со значением невозможности, а затем желательности, но во II строфе модальность как бы отходит на второй план, уступая место абстрактной виртуальности: Не видать открытых, светлых палуб И судов с косыми парусами, Золотыми в зареве заката.

Ст-ие «Как месяц молодой повис…» (1915) заканчивается четверостишием, образующим абсолютную ИС 4+1: Прозрачным быть, гореть, манить И обещать, не обещая, Вести расчисленную нить, На бледных пажитях мерцая!

Несколько озорных (описывающих детские гомосексуальные забавы) инфинитивов есть в ст-ии «Купанье» (1918; оп. 1920) из «Занавешенных картинок», ср. ИС 8:

Кувыркаться , плавать, драться, Тискать, шлепаться, нырять, Снова плавать, кувыркаться, И опять, опять, опять!

Образец изощренной инфинитивной эротики – длинная, постепенно автономизирующаяся ИС 6 в ст-ии из той же книги – «Али» (1918; оп. 1920):

Когда-б я смел, когда-б я мог, О, враг, о, шах мой, свиться в схватке, И сладко погрузить клинок До самой, самой рукоятки! Вонзить и долго так держать , Сгорая страстью и отвагой, Не вынимая, вновь вонзать И  истекать любовной влагой! (ср. у Недоброво № 190, впрочем, остававшееся неопубликованным до 2001 г.).

Длинное ст-ие «„А это – хулиганская“, – сказала…» (1922) примечательно очень постепенным перерастанием зависимых инфинитивов в абсолютные, а также совмещением инфинитивности с назывными сериями; виртуальность ИП реализуется обнаженным приемом – наложением иронически сочиняемого ностальгического текста (вдохновленного цитируемой и некоторыми другими песенками) на географические и культурно-бытовые реалии утраченной с революцией России, ср. растянутую тройку ИФ (2+1+5):

И я решил, Мне было подсказано: Взять старую географию России И  перечислить (Всякий перечень гипнотизирует И уносит воображение в необъятное) Все губернии, города, Села и веси, Какими сохранила их Русская память. Костромская, Ярославская <…> Смоленская, Псковская. <…> Второй волною Перечислить Хотелось мне угодников И местные святыни <…> И тогда (Неожиданно и смело) Преподнести Страницы из „Всего Петербурга“, Хотя бы за 1913 год, — Торговые дома, Оптовые особенно: Кожевенные, шорные, <…> Кондитерские, хлебопекарни, – <…> Еще, еще поддать… <…> И этим Самым житейским, Но и самым близким До конца растерзав, Кончить вдруг лирически Обрывками русского быта И русской природы: Яблочные сады, шубка, луга, <…> Березовые рощи, да покосы кругом. / Так будет хорошо. / Как бусы, нанизать на нить И слушателей тем пронзить (См. Ж-2014: 585–667).

В III строфе (из трех) 8-го ст-ия цикла «Новый Гуль» (1924) «Я мог бы!.. мертвые глаза…» есть практически абсолютная ИС 5:

Я мог бы, мог!.. Напрасный бред! Надежде верить и не верить , Томительно ловить ответ В твоих глазах прозрачно серых, Взлетать и  падать … Жар и лед…

[Кузмин 2000]

126. «Надоели мне грядки с левкоями…»

Надоели мне грядки с левкоями,

Звуки флейты, закаты да звезды,

Надоел мне мой дом, надоели книги,

Все мне надоело на свете!

Хоть бы пойти бродить с пастухами

Или поступить в наемные солдаты,

Они такие потные, большие

И говорят громкими голосами.

Что? Прокатиться по морю?

Удивительно интересно!

Что ж мне делать? скучно.

Если б я мог смести все звезды

И вставить вместо них драгоценные камни,

Или прилепить к жукам зажженные свечи

И так пустить их по комнате бегать?

Или выдумать новый соус?

Придумал! пойду посмотрю,

Не потемнели ли твои серые глаза за день,

А завтра буду смотреть,

Не сделались ли они светлее.

<1905>

[Кузмин 2006, 17]

126. Это ст-ие, не вошедшее в издание «Александрийских песен», – самый ранний образец кузминского ИП. Его свободная стиховая организация – на грани с верлибром – компенсируется повторностью инфинитивов, проходящих, начиная с 5-й строки, через весь текст. ИС (2-1)+1+1+(5-1)+1 примечательна опорой на вопросно-ответную форму мысленного эллиптичного диалога с адресатом, так что короткие реплики выглядят достаточно абсолютно, постепенно автономизируясь в самый длинный ИФ 5. Топика – перебор «иных» способов поведения в отсутствие предмета любви.

127. «Сладко умереть…»

Сладко умереть

на поле битвы

при свисте стрел и копий,

когда звучит труба

и солнце светит,

в полдень,

умирая для славы отчизны

и слыша вокруг:

«Прощай, герой!»

Сладко умереть

маститым старцем

в том же доме,

на той же кровати,

где родились и умерли деды,

окруженным детьми,

ставшими уже мужами,

и слыша вокруг:

«Прощай, отец!»

Но еще слаще,

еще мудрее,

истративши все именье,

продавши последнюю мельницу

для той,

которую завтра забыл бы,

вернувшись

после веселой прогулки

в уже проданный дом,

поужинать

и, прочитав рассказ Апулея

в сто первый раз,

в теплой душистой ванне,

не слыша никаких прощаний,

открыть себе жилы;

и чтоб в длинное окно у потолка

пахло левкоями,

светила заря

и вдалеке были слышны флейты.

1906

127. Четвертое ст-ие цикла «Мудрость» («Сети», ч. IV, «Александрийские песни»). Первый вариант смерти опирается на Горация («Оды», III, 2: Dulce et decorum est pro patria mori = Сладко и почетно умереть за отчизну); второй – на архетипическую смерть патриарха, третий – на стоическое самоубийство Сенеки, а триада в целом – на сюжет лирической драмы А. Н. Майкова «Три смерти» (содержащей несколько ИС).

Инфинитивная композиция ст-ия (1+1+2) совпадает с его общей композиционной схемой: Сладко + Инф – Сладко + Инф – Но еще слаще, еще мудреее + 2 Инф. Эта структура неабсолютна, но покрывает синтаксически богатый текст почти целиком. В каждом фрагменте, управляемом анафорической конструкцией с инфинитивом, по 9 строк, причем в двух первых инфинитивы предшествуют зависимым, в 3-м инфинитив отнесен в конец, а в 4-м (образующем с 3-м единое сложное предложение, так что «правильный» вариант смерти растягивается) расположен посередине. В этих двух заключительных, семантически решающих фрагментах, действие (теперь уже не умереть, а поужинать и открыть себе жилы) как бы оттягивается до конца фрагмента, а затем совершается посередине, так что фрагмент и «жизнь» продолжаются, продлевая финальный момент наслаждения жизнью/смертью (ср., напротив, полную окончательность смерти на фоне продолжающейся жизни в бунинском № 125). Тема смерти (и включенного в нее модуса жизни) типична для ИП, но размышление о выборе способа расставания с жизнью оригинально в рамках ИП и похоже на риторические схемы других «Александрийских песен».

Ср. пародию Г. Шенгели (1925; поздравление М. Волошину к 30-летию его творческой деятельности как бы от имени К.), с более мощной ИС (3+3+3):

Как хорошо На мальпосте старинном Поехать в город И  выпить у Юры Бузы густейшей, А потом у фонтана Поесть чебуреков, Монумент созерцая, Который вот-вот уронит Бетонную глыбу На пальцы ног. Как хорошо Получить по почте Гонорар заслуженный Из Мосполиграфа, Уплатить портомое – И  выкупить наконец Парадную тогу, Сиречь штаны. Но еще лучше, Поужинав в Нарпите Вчерашней кефалью В машинном масле, Возвратиться домой, В комнату, на которую Есть уже 37 претендентов, И, прочитав в сто первый раз «Протопопа Аввакума», Сесть во гробе И  вскрыть вены, И чтобы в щель Светила заря, Виднелась очередь, И слышался голос Наташи И поступь Макса, Сторожащего посев у веранды [Шенгели 2017, I, 548–549] (См. Ж-2008г).

128. «Что ж делать, что ты уезжаешь…»

Что ж делать, что ты уезжаешь

И не могу я ехать за тобой следом?

Я буду писать тебе письма

И ждать от тебя ответов,

Буду каждый день ходить в гавань

И смотреть, как корабли приходят,

И спрашивать о тех городах, где ты будешь,

И буду казаться веселым и ясным,

Как нужно быть мудрецу и поэту.

Накоплю я много поцелуев,

Нежных ласк и изысканных наслаждений

К твоему приезду, моя радость,

И какое будет счастье и веселье,

Когда я тебя на палубе завижу

И ты мне махнешь чем-нибудь белым.

Как мы опять в мой дом поедем

Среди садов тенистого предместья,

Будем опять кататься по морю,

Пить терпкое вино в глиняных кувшинах,

Слушать флейты и бубны

И смотреть на яркие звезды.

Как светел весны приход

После долгой зимы,

После разлуки – свиданье.

1904–1905; оп. 1996

128. Раннее инфинитивное ст-е К. – 4-е из семи, намечавшихся в состав «Александрийских песен», но не включенных в окончательную редакцию (1908). Как почти все «Александрийские песни», написано верлибром. Вольной организации стиха вторит свободная инфинитивная структура: ИФ 1+2+3+1+4 расположены близко к началу (первые 7 инфинитивов, 6 из которых объединены и расчленены тремя управляющими (я) буду, с нарастанием и спадом длины ИФ) и к концу (ИС 4) текста. Этот нестрогий повтор обрамляет предвкушающе-ностальгическую разработку тем как наступающей разлуки, так и ожидаемого в дальнейшем воссоединения с любимым; эффект обострен достижением в финале максимальной длины ИФ и употреблением того же управляющего глагола, но на этот раз в форме инклюзивного 1-го л. мн. ч. (будем).

129. «Отрадно улетать в стремительном вагоне…»

Отрадно улетать в стремительном вагоне

От северных безумств на родину Гольдони,

И там на вольном лоне, в испытанном затоне,

Вздыхая, отдыхать;

Отрадно провести весь день в прогулках пестрых,

Отдаться в сети черт пленительных и острых,

В плену часов живых о темных, тайных сестрах,

Зевая, забывать;

В кругу друзей читать излюбленные книги,

Выслушивать отчет запутанной интриги,

Возможность, отложив условностей вериги,

Прямой задать вопрос;

Отрадно, овладев влюбленности волненьем,

Спокойно с виду чай с инбирным пить вареньем

И слезы сочетать с последним примиреньем

В дыму от папирос;

Но мне милей всего ночь долгую томиться,

Когда известная известную страницу

Покроет, сон нейдет смежить мои ресницы

И глаз все видит Вас;

И память – верная служанка – шепчет внятно

Слова признания, где все теперь понятно,

И утром брошены сереющие пятна,

И дня уж близок час.

1907; оп. 1908

129. Четвертое ст-ие цикла «Обманщик обманувшийся» («Сети», ч. II), обращенное к В. А. Наумову, в которого К. был влюблен. На родину Гольдони – в Венецию; о темных, тайных сестрах – мойрах, или парках, прядущих нити человеческой жизни. Схема, аналогичная № 127 (отрадно.… отрадно… отрадно… но мне милей…), складывается из зависимых ИФ 2+(5-1)+2+(1-1), охватывающих текст – единое сложное предложение длиной в 24 строки – целиком. Инфинитивные топосы: виртуальность переживаний (двойная: устремления за границу и предвкушаемой ностальгии по другу), металитературность, перемещение в иное пространство, транспортное средство (стремительный вагон), прогулки, хроника одних суток (до времени отхода ко сну, а затем и наступления утра).

ИФ, описанный выше как 5-1, грамматически не совсем правилен: анафорическое Отрадно управляет пятью однородными инфинитивами, а следующий инфинитив (задать) подчинен существительному возможность, которое является то ли (1) еще одним, не вполне однородным членом той же серии, что и инфинитивы (получается: *Отрадно делать то-то и то-то и [отрадна] возможность делать еще и то-то), то ли (2) нескладным приложением к слову отчет или к целым двум предыдущим строкам (В кругу друзей читать излюбленные книги, Выслушивать отчет запутанной интриги); в любом случае анаколуф натурализован длиной постепенно автономизирующегося перечисления и соответствует духу естественной разговорности, характерной для поэзии К.

130 Листки разрозненных повестей

6

В потоке встречных лиц искать глазами

Всегда одни знакомые черты,

Не мочь усталыми уже ногами

Покинуть раз намеченной черты

То обогнав, то по пятам, то рядом

Стезей любви идти и трепетать,

И, обменявшись равнодушным взглядом,

Скорей уйти, как виноватый тать;

Не знать той улицы, того проспекта,

Где Вы живете (кто? богато ль? с кем?);

Для Вас я только встречный, только некто,

Чей взгляд Вам непонятен, пуст и нем.

Для сердца нет уж больше обороны:

Оно в плену, оно побеждено,

Историей любовников Вероны

Опять по-прежнему полно оно.

И каждый день на тот же путь вступая,

Забывши ночь, протекшую без сна,

Я встречи жду, стремясь и убегая,

Не слыша, что кругом звенит весна.

Вперед, назад, туда, сюда – всё то же,

В потоке тех же лиц – одно лицо.

Как приступить, как мне начать, о Боже,

Как мне разбить колумбово яйцо?

1907; оп. 1910

130. Ст-ие открывается абсолютной ИС 7, выдержанной в характерном для К. отрицательно-предвкушающем ключе (два инфинитива – с отрицанием не; ср. № 128, а также «О быть покинутым…»), а завершается ИС 3 – тремя зависимыми вопросительными инфинитивами, вводимыми повторяемым союзом как.

131. «В проходной сидеть на диване…»

В проходной сидеть на диване,

Близко, рядом, плечо с плечом,

Не думая об обмане,

Не жалея ни о чем.

Говорить Вам пустые речи,

Слушать веселые слова,

Условиться о новой встрече

(Каждая встреча всегда нова!).

О чем-то молчим мы, и что-то знаем,

Мы собираемся в странный путь.

Не печально, не весело, не гадаем, —

Покуда здесь ты, со мной побудь.

1907; оп. 1908

131. Это четвертое ст-ие цикла «Радостный путник» («Сети», ч. II), обращено к В. А. Наумову и примечательно почти полной абсолютностью ИС 4, занимающей две первые строфы из 3-х (абсолютность подрывается личным местоимением Вам в 5-й строке). Парадоксальное ощущение «маршрута в инобытие», которым чреват неподвижный образ действий, описываемый с помощью ИП, формулируется впрямую в 3-й строфе: Мы собираемся в странный путь. Элемент виртуальности можно усмотреть и в подчеркнуто промежуточном месте действия (в проходной).

132. «Чтоб удержать любовника в плену…»

Чтоб удержать любовника в плену,

Любить должны вы, а не притворяться,

Взаимным пламенем лишь ожигаться,

Иметь и речь, и душу, – все одну.

Всегда хранить улыбку, доброту,

Всегда писать, друг другом утешаться.

Писать нельзя? запрещено встречаться?

Так посылать хоть вестницу к нему.

Должны портрет вы друга заказать,

Сто раз на дню портрет тот целовать,

И вспоминать о друге, сладко млея,

В одно две половинки единить, —

Так делают, чтоб дружбу сохранить, —

А вам в любви понятна лишь идея!

1908–1909? 1918?, оп. 1977

[Дмитриев 2016: 70]

132. ИС (7-1)+1+1+1+(4=1) с постепенной автономизацией в обоих длинных фрагментах и применением мысленного диалога (как в № 130), один из фрагментов которого (Так посылать…) может трактоваться и как подхватывание, после перебивки, более ранней ИС (7-1); сестет построен по принципу дефиниционного резюме, заодно замыкающего и все ст-ие. Размер строгий – типичный для сонета и любовной элегии Я5, с охватывающей рифмовкой (аBBа) в четверостишиях и заключительным сестетом ааBссB. Топика – позитивная, в духе следования платоновской идее любви, вариация на тему «тяжелой службы» влюбленного (ср. сатирические № 3 у Ржевского и № 26 у Пушкина и амбивалентные №№ 24-25 у Пушкина).

Это перевод сонета Ронсара, содержащего более скромную ИС (6-1/2)+2, проникающую в сестет лишь одним инфинитивом:

Pour retenir un amant en servage, Il faut aimer , et non dissimuler , De mesme flame amoureuse brusler , Et que le cœur soit pareil au langage: Tousjours un ris, tousjours un bon visage, Tousjours s’ ecrire et s’entre-consoler : Ou qui ne peut escrire ny parler, A tout le moins s’ entre-voir par message. Il faut avoir de l’ amy le portraict, Cent fois le jour en rebaiser le traict: Que d’ un plaisir deux ames soient guidées. Deux corps en un rejoincts en leur moitié. Voyla les poincts qui gardent l’ amitié; Et non pas vous qui n’ aimez qu’ en idées (текст по: Дмитриев 2016: 71; его статья об этом, «Неузнанный Ронсар», – стр. 63–73).

133. «Сквозь розовый утром лепесток посмотреть на солнце…»

Сквозь розовый утром лепесток посмотреть на солнце,

К алой занавеске медную поднести кадильницу, —

Полюбоваться на твои щеки.

Лунный луч через желтую пропустить виноградину,

На плоскогорьи уединенное встретить озеро —

Смотреться в твои глаза.

Золотое, ровное шитье – вспомнить твои волосы,

Бег облаков в марте – вспомнить твою походку,

Радуги к небу концами встали над вертящейся мельницей – обнять тебя.

1921; оп. 1922

133. ИП тяготеет к абсолютному, но содержит местоименные указания на второго участника ситуации – адресата любовного стихотворения (твои, твои, твои, твою, тебя). Девять инфинитивов входят в шесть приравнивательных (дефиниционных) конструкций, по три ИФ в каждой строфе: ИС (2=1)+(2=1)+1+1+1. В III строфе роль первых членов приравнивания (подлежащих) отдана не инфинитивам, а существительным и личной форме глагола. Приравнивательный, а не сополагательный, и значит, чисто виртуальный характер соотнесения фрагментов, окончательно выясняется только в последней строфе, благодаря введению недвусмысленно ностальгического глагола вспомнить; тем острее воспринимается ирреальность наиболее непосредственного любовного действия – финального обнять. Использованы привычные в ИП мотивы любования пейзажем, артефактами и предметом любви и отсчет времени: утро – ночь – воспоминание, измеряемое месяцами.

Оригинальны: возгонка созерцания до степени зрительных экспериментов (поднести, пропустить); уподобление этих операций с пейзажем проявлениям любви к адресату; и отказ, в заключительной строфе, от автоматизировавшихся инфинитивов в первых частях сравнений. В 1-й строке этой строфы подлежащее – конкретное (хотя на глагольной основе) существительное (шитье); во 2-й – отглагольное существительное, обозначающее действие (бег). Подчеркнуто растянутая последняя строка нарушает даже и инерцию, намеченную в III строфе, и, к тому же, синтаксически двусмысленна: вместо приравнивания инфинитивов имеет место то ли приравнивание личного глагола прош. вр. встали инфинитиву обнять тебя, то ли еще более неожиданное подчинение финального инфинитива этому личному глаголу: *встали [чтобы] обнять тебя. В результате структура, а с ней и выражение любви, напрягается до предела. Эти изысканные до неграмматичности конструкции напоминают несколько более ранние эксперименты Шершеневича (см. №№ 313 и 315, а тж. Ж-2003б, 2004а), и не исключено прямое влияние.

134. Переселенцы

Чужое солнце за чужим болотом

Неистово садится на насест,

А завтра вновь самодержавно встанет,

Не наказуя, не благоволя.

Как старомодно ваше платье, Молли!

Как опустился ваш веселый Дик,

Что так забавно говорил о боксе,

Пока вы ехали на пакетботе!

Скорей в барак! дыханье малярии

С сиреневыми сумерками входит

В законопаченные плохо щели,

Коптит экономическая лампа,

И бабушкина библия раскрыта…

Как ваши руки, Молли, погрубели,

Как выветрилась ваша красота!

А ждете вы четвертого ребенка…

Те трое – рахитичны, малокровны,

Обречены костями осушать

К житью неприспособленную местность.

О Боже, Боже, Боже, Боже, Боже!

Зачем нам просыпаться, если завтра

Увидим те же кочки и дорогу,

Где палка с надписью «Проспект побед»,

Лавчонку и кабак на перекрестке

Да отгороженную лужу «Капитолий»?

А дети вырастут, как свинопасы:

Разучатся читать, писать, молиться,

Скупую землю станут ковырять

Да приговаривать, что время – деньги,

Бессмысленно толпиться в Пантеоне,

Тесовый мрамор жвачкой заплевав,

Выдумывать машинки для сапог,

Плодить детей и тупо умирать,

Почти не сознавая скучной славы

Обманчивого слова «пионеры»!..

Проспите лучше, Молли, до полудня.

Быть может, вам приснится берег Темзы

И хмелем увитой родимый дом…

1926; оп. 1967

134. Серия зависимых ИФ 1+1+3+6 возникает в середине ст-ия и постепенно набирает силу, обрываясь лишь перед самым концом. ИП вторит характерной теме перемещения в географическое иное, здесь – эмиграции из Англии в Новый Свет, окрашенной в вульгарно-американские и скудно-античные тона (Капитолий, Пантеон). Лейтмотив негостеприимного чужого открывает ст-ие, а замыкается оно предположительной тоской о родимом доме. Образ виртуального будущего как культурного упадка, редкий в ИП, сопоставим с предвидением мрачных сторон будущей брачной жизни в ИП XIX в. (ср. №№ 39–40 Павловой).

Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924)

Б. – один из поэтов, массированно применявших ИП, в т. ч. абсолютное. ИС встречаются в нескольких десятках его ст-ий, начиная со 2-й книги его стихов «Chefs d’œuvre», ср. ИС 4 в первом терцете сонета «Предчувствие» (1894; оп. 1895):

Идем: я здесь! Мы будем наслаждаться , – Играть, блуждать, в венках из орхидей, Тела сплетать, как пара жадных змей!

Длинная зависимая (от излюбленного Б. хочу) ИС 5 есть в опубликованном посмертно (1935) ст-ии «Будущий век…» (1899), с типичными для Б. и ИП мотивами власти над жизнью, миром и метаморфозами:

Я хочу Верить белому лучу, В блестках искристых дробиться , Каждым мигом насладиться. Жизнью мировой дышать – И холодной властью мысли… Дням, что в вечности нависли, Как словам, повелевать! —

и «Торжествовать! какие звуки!.. » (1900), в котором первая и последняя строфы (из четырех) открываются абсолютным инфинитивом:

Торжествовать ! какие звуки! Их плеск расплесканный мне люб. <…> Торжествовать! люблю я звуки, Люблю моих заклятий власть<…>.

С 1900 г. ИП укореняется и в публикуемых ст-иях Б., ср. фольклорно-святочную «Коляду» (1900), где субъектом зависимой ИС 4 в заключительной строфе-шестистишии является некая коллективная субстанция (Баба-Яга + Кощей + Солнце + Месяц + Дед), представленная местоимением «мы»):

Мы пришли, Козу привели, — Людей веселить, Орешки дробить, Деток пестовать, Хозяев чествовать.

Ср. тж. «Зимние дымы» (1900; оп. 1903), с ИС 6:

Хорошо нам, вольным дымам, Подыматься , расстилаться, Кочевать путем незримым, В редком воздухе теряться, Проходя по длинным трубам, Возноситься выше, выше И клубиться белым клубом, Наклоняясь к белым крышам;

длинное «L’ennui de vivre…» ([Скука жизни…]; 1902; оп. 1903; заглавие – начало неинфинитивного ст-ия Верлена из сб. «Bonheur», 1891), с программным отказом от своего «я» в I строфе (Желал бы я не быть «Валерий Брюсов») и ИС 9 в последней строфе, содержащей типичный набор мотивов ИП (забвение, перемещение, смерть, (не)воскресение):

О, если б все забыть , быть вольным, одиноким, В торжественной тиши раскинутых полей, Идти своим путем, бесцельным и широким, Без будущих и прошлых дней. Срывать цветы, мгновенные, как маки, Впивать лучи, как первую любовь, Упасть, и умереть, и утонуть во мраке, Без горькой радости воскреснуть вновь и вновь!;

и инфинитивное заглавие ст-ия 1907 г. (оп. 1909) «Быть без людей», кончающегося ИФ 2: И я упьюсь недолгим счастием: Быть без людей, быть одному!

«Близ моря» (1911) открывается абсолютной ИС 4, занимающей две строфы, состоящей из типичных для ИП глаголов (ИФ есть и в последующих строфах) и формулирующей программную тему «иного» – «мысль о далеком»:

Засыпать под ропот моря, Просыпаться с шумом сосен, Жить , храня веселье горя, Помня радость прошлых весен; В созерцанье одиноком Наблюдать лесные тени, Вечно с мыслью о далеком, Вечно в мареве видений.

Большой инфинитивный пассаж (квазиабсолютная – начинающаяся оптативно – ИС 6, занимающая 2 строфы из шести) есть в ст-ии «Как птицы очковой змеей очарованы…» (1911; оп. 1912), где виртуальность удвоена: желанному бегству предшествует метафорическое самоотождествление с загипнотизированными змеей птицами:

Привстать бы, сорвать бы оковы железные, И кольца и цепи! и вольными вновь Бежать в дали синие, в сумерки звездные, Где ставит алтарь свой меж сосен Любовь! Со смехом упасть там на мхи потемневшие, Объятья святые, как детям, сплести, Забыть эти муки, как сны отлетевшие, Как камни на прежнем, пройденном пути!…

Сонет «На смерть А. Н. Скрябина» (1915) примечателен инфинитивной рифмовкой катренов, хотя 10 инфинитивов и не образуют единой длинной серии (ИФ 3+2+1+1+(2-1)):

Он не искал — минутно позабавить, Напевами утешить и пленить; Мечтал о высшем: Божество прославить И бездны духа в звуках озарить. Металл мелодий он посмел расплавить И в формы новые хотел излить; Он неустанно жаждал жить и жить, Чтоб завершенным памятник поставить<…>

Абсолютная ИС 2 проходит в одном из последних ст-ий Б. – «Dolce far niente» [Блаженное безделье (ит.)] (1924; оп. 1928), написанном за несколько месяцев до смерти и пронизаном духом воспоминаний о молодости и раннем творчестве (с эпиграфом из собственного ст-ия «День растоплен, море сине…»; 1898; оп. 1900): Щекой припасть к коре шершавой, Вобрать в глаза дрожанья вод…

[Брюсов 1973–1974]

135. К самому себе

Я желал бы рекой извиваться

По широким и сочным лугам,

В камышах незаметно теряться,

Улыбаться небесным огням.

Обогнув стародавние села,

Подремав у лесистых холмов,

Раскатиться дорогой веселой

К молодой суете городов.

И, подняв пароходы и барки,

Испытав и забавы и труд,

Эти волны, свободны и ярки,

В бесконечный простор потекут.

Но боюсь, что в соленом просторе —

Только сон, только сон бытия!

Я хочу и по смерти и в море

Сознавать свое вольное «я»!

1900; оп. 1908

135. Зависимая (от традиционного Я желал бы) ИС 4 захватывает половину текста – две строфы, причем II строфа, образующая новое предложение, воспринимается как практически абсолютная; финальную строку занимает ИФ 1, управляемый более решительным (чем начальное) Я хочу. От стандартного инфинитивного набора – мощной метаморфозы (в реку-дорогу), перемещения через пейзаж, транспортных средств, сна, смерти, воскресения – ст-ие отличает ницшеанский упор на исключительное «я» (отсутствующее, например, в хрестоматийном хомяковском № 35).

136. В полдень

Свершилось! молодость окончена!

Стою над новой крутизной.

Как было ясно, как утонченно

Сиянье утра надо мной.

Как жрец, приветствуя мгновения,

Великий праздник первых встреч,

Впивал все краски и все тени я,

Чтоб их молитвенно сберечь.

И чудом правды примиряющей

Мне в полдень пламенный дано

Из чаши длительно-сжигающей

Испить священное вино:

Признав в душе, навстречу кинутой,

Сны потаенные свои,

Увидеть небосвод, раздвинутый

Заветной радугой любви,

И сжать уста устами верными,

И жизнь случайностями сжать,

И над просторами безмерными

На крыльях страсти задрожать!

Зарю, закатно розоперстую,

Уже предчувствуя вдали,

Смотрю на бездну, мне отверстую,

На шири моря и земли.

Паду, но к цели ослепительной

Вторично мне не вознестись,

И я с поспешностью томительной

Всем существом впиваю высь.

1903, 1904; оп. 1906

136. ИФ 1+5+1. Зависимая, но постепенно все более автономная ИС 5 занимает почти целиком три средние строфы (из 7), посвященные магическому превращению сна в явь, полету, прозрению тайн неба. Во II строфе есть единичный зависимый ИФ (чтоб… сберечь), а в последней строфе – единичный модальный инфинитив под отрицанием (не вознестись), исключающим возможность повторения чуда.

137. В море

Ночью светлой, ночью белой

Любо волнам ликовать,

Извиваться влажным телом,

Косы пенные взметать;

Хороводом в плавной пляске

Парус старый обходить,

За кормой играя в прятки,

Вить серебряную нить;

И в припадках краткой грусти

(Лентой длинной сплетены)

Подставлять нагие груди

Голубым лучам луны;

А потом, дрожа от счастья,

Тихо вскрикивая вдруг,

В глубину ронять запястья

С утомленных страстью рук.

1906

137. Cт-ие из цикла «На гранитах», посвященного Швеции. Характерное ИП от имени неодушевленных явлений (ср. «Зимние дымы»), заимствует размер (Х4жм), инфинитивную организацию и антропоморфизм у пушкинских [«Русалок»] (см. № 31, в частности, зачин: Любо нам порой ночною…). ИС 7, зависимая, но быстро абсолютизирующаяся, охватывает весь текст.

138. На отмели

Прилечь на отмели, двумя руками взять

(Чтоб за песчинкою песчинку высыпать)

Горсть белого песка, что золотит закат,

И, раньше чем глаза закроешь, бросить взгляд

На море стройное и в глубину небес;

Потом, почувствовав, что весь песок исчез

Из облегченных рук, что нет в них и крупицы,

Подумать, прежде чем опять раскрыть ресницы,

О всем, что наша жизнь берет у нас, мешая

Летучий свой песок на отмели без края.

1913

[Брюсов 1994, 411]

138. Перевод ст-ия Анри де Ренье (Henri de Regnier; 1864–1936) «Sur la grève» (1900), написанного лишь отчасти в инфинитивном, а преимущественно в императивном модусе и во 2-м лице ед. ч.:

Couche-toi sur la grève et prends en tes deux mains, Pour le laisser couler <…> Puis, avant de fermer les yeux, contemple encor La mer <…> Et, quand tu sentiras <…> Songe que notre vie <…> (ИФ (1-1)+1);

ср. безинфинитивный перевод Волошина (1911):

Приляг на отмели. Обеими руками Горсть русого песку, зажженого лучами, Возьми и  дай ему меж пальцев тихо течь . А сам закрой глаза и долго слушай речь <…> И ты почувствуешь, как тает постепенно <…> Тогда, не раскрывая глаз, подумай, что и ты <…> [Волошин 2006, 734]

Это первое абсолютно инфинитивное ст-ие Б., построенное вокруг шести инфинитивов (от членов главной серии из четырех инфинитивов порознь зависят еще два: ИС 4-1/1) и образующее единое предложение, будучи явно сознательной инфинитивной транспозицией оригинала, свидетельствует о распространении моды на ИП. Тематически – описание последовательности коротких мгновений, а не целого дня или тем более целой жизни, каковая, однако, появляется в последних строках в виде долгожданного метафорического обобщения.

139. В Тифлисе

Увидеть с улицы грохочущей

Вершины снежных гор, —

Неизъяснимое пророчащий

Зазубренный узор;

Отметить монастырь, поставленный

На сгорбленный уступ.

И вдоль реки, снегами сдавленной,

Ряд кипарисных куп;

Вступив в толпу многоодежную,

В шум разных языков,

Следить чадру, как дали, снежную,

Иль строгий ход волов;

Смотреть на поступи верблюжие

Под зеркалом-окном,

Где эталажи неуклюжие

Сверкают серебром;

Пройдя базары многолюдные,

С их криком без конца,

Разглядывать остатки скудные

Грузинского дворца;

В мечтах восставить над обломками

Пленителей молвы:

Тамары век с делами громкими,

И век Саят-Новы;

Припоминать преданья пестрые,

Веков цветной узор, —

И заглядеться вновь на острые

Вершины снежных гор.

1916

139. Тифлис – старое название Тбилиси, столицы грузинского царства. Эталажи – галлицизм, от фр. étalage – выставка товаров, витрина. Тамара – знаменитая царица Грузии (1184–1213). Саят-Нова (1712–1795; наст. имя Артур Саядян) – великий армянский поэт, родившийся и погибший в Тифлисе. Первое полностью и абсолютно инфинитивное ст-ие Б. Длинная ИС 8 образует единый период (по одному инфинитиву в первых шести строфах, два в последней); инфинитивы преимущественно в началах строф и строк. Почти все инфинитивы созерцательные, мотивы включают также припоминание, перемещение (вступив…; пройдя…) и мечты; общий тематический тонус – туристское смакование иного с опорой на ностальгический историзм, обнажаемой в последних двух строфах (восставить; припоминать), но замыкает композицию возвращение к пейзажной созерцательности. Размер Я4/3дм.

140. Смотреть в былое

Смотреть в былое, видеть все следы,

Что в сушь песка вбивали караваны

В стране без трав, без крыш и без воды,

Сожженным ветром иль миражем пьяны;

Припоминать, как выл, свистя, самум,

Меня слепя, ломая грудь верблюду,

И, все в огне, визжа сквозь душный шум,

Кривлялись джинны, возникали всюду;

Воссоздавать нежданный сон, оаз,

Где веер пальм, где ключ с душой свирели

И где, во мгле, под вспышкой львиных глаз

Проснешься, когти ощущая в теле!

Смотреть вперед и видеть вновь пески,

Вновь путь в пустыне, где желтеют кости…

Уже не кровь, года стучат в виски,

И зной и смерть слились в последнем тосте.

Но, сжав узду, упорно править ход,

Где холм не взрезан скоком туарега,

Опять, еще, где океан ревет, —

В лед волн соленых ринуться с разбега!

1921; оп. 1922

140. Самум – песчаная буря. Джинны – духи в арабской мифологии. Оаз – галлицизм, от фр. oase – оазис. Туареги – кочевое племя в Сахаре. Воссоздавать нежданный сон, оаз… и т. д. – образы, возможно, навеянные картинами фр. художника Анри Руссо-«таможенника» (Henri Rousseau, le Douanier, 1844–1910): «Спящая цыганка» (1897), со львом, склонившимся над телом спящей женщины на фоне пустыни, и «Сон» (1910), с женщиной среди тропических пальм; общий экзотический колорит ст-ия перекликается с соответствующими мотивами в поэзии действительно (в отличие от Б.) ездившего в Африку Гумилева.

Во многом подобное предыдущему (№ 139), ст-ие образовано длинной абсолютной ИС 8 с одним-двумя инфинитивами в каждой из пяти строф; инфинитивы преимущественно созерцательные (и один припоминательный), но в заключении появляются глаголы решительного перемещения, с использованием транспортного средства (синекдохически представленного уздой) и коннотациями гибели. Появление во II строфе перволичного местоимения меня (перетекающего затем в неопределенно-личное проснешься 2-го л. ед. ч.) подключает к абсолютно инфинитивному контексту личного или исторического прошлого теперешнее лирическое «я». А поворот от начального Смотреть в былое… и сопровождающих его форм прош. вр. (вбивали, выл, кривлялись, возникали) к Смотреть вперед…, открывающему IV строфу и управляющему формами наст. вр. (желтеют, ревет), задает временную перспективу, в которой начало может быть отнесено к реальному или воображаемому прошлому в жизни «я» (ср. еще вновь и года), а конец – к его метафорически осмысляемому настоящему и будущему. Метаморфоза лирического «я» в кого-то радикально «иного» – один из инвариантов ИП.

Аделаида Казимировна (Лубны-)Герцык (1874–1935)

У Г. более десятка ст-ий с ИП. В ст-ии 1908 г. (оп. 1999) «Иду в вечереющем, вольном мире…» постепенно автономизирующаяся ИС 5 проходит в середине текста:

Так хочется двери, закрытой, тесной, Простых, человечьих слов. На эти врата глубины небесной Набросить земной покров. На миг отдохнуть от молитв пустыни, Забыть голубой свой путь, Стать другом, сестрой, но одной, единой, Стать всем для кого-нибудь…

То же, но в более определенном модальном ключе – в ст-ии «Я не знаю, так ли оно приближается?…» (1910; оп. 1999), с ИС 3+1+4:

Может ли сердце проснуться без зова, В солнечной выси греясь, безвестное? Заблудиться в мире среди бездорожия И  встретить счастье в пути случайно, Можно ль? Нет ли? Там многое — тайна, Как распознать веления Божии? Все стоять бы и ждать, покуда узнается, Стоять и ждать, — не прошло бы мимо <…>

Сильна перволичная и модальная окраска и в длинной срединной серии 3+(2-1)+(4-1)+1 ст-ия «Вина» (1912; 1992):

Ах, укрыться , зарыться в глухом подземелье И стать тише самой тишины! Что сказать, как начать, чтобы сердце унять, Поискать ли мне травы целебные? Или сеять и ждать, и с зерном умирать, Чтоб воскреснуть с колосьями хлебными? Как уйти из-под вихря, с крутого хребта?

В ст-ии «Вокруг души твоей и день, и ночь скитаюсь…» (1920; оп. 1992) ИС 3 (обращенная к «ты») появляется в заключительной III строфе: Принять твою тоску, твою изведать муку, Твой страшный сон изведать въявь…

Наконец, в ст-ии 1921 г. «Друзья! Ведь это только „путь“!..» (оп. 1992), с характерной темой «пути», ИС 3 отнесена к коллективному «мы»:

Друзья! Ведь это только «путь»! Когда заря погаснет в небе, Нам можно будет отдохнуть , Тоскуя о небесном хлебе. Молитву краткую шепнуть, На миг поверить близкой встрече, А утром снова, снова в путь Тропой унылой человечьей…

[Герцык 2004]

141. «В стесненный строй, в тяжелые оковы…»

В стесненный строй, в тяжелые оковы,

В изысканный и справедливый стих

Мне любо замыкать позор свой новый

И стон подавленный скорбей своих.

Расчетливо касаясь слов чужих,

Искать из них единое то слово,

Что передаст безжалостно сурово

Всю тьму бескрылых дум, всю горечь их.

Внести во все порядок нерушимый,

Печатью закрепить своей, – потом

Отбросить стих, как призрак нелюбимый,

Замкнув его серебряным ключом.

И в стороне, склонившись на колени,

Безгласно каяться в своей измене.

1912; оп. 1992

141. Ст-ие из цикла «Сонеты» – характерное упражнение на совмещение ИП с сонетным. ИС 6, хотя и зависимая (от Мне любо), охватывает весь текст, образующий, несмотря на точки, практически единое предложение. Тему – типичную для жанра сонета метапоэтическую (метасонетную) драму борьбы за идеально замкнутую форму – несут именно инфинитивы (в рифмовке, однако, не участвующие). Инфинитивный топос представлен, в свою очередь, проблематикой своего/чужого.

142. Подвальные

II

В этот судный день, в этот смертный час

   Говорить нельзя.

Устремить в себя неотрывный глас —

   Так узка стезя.

И молить, молить, затаивши дух,

   Про себя и вслух,

   И во сне, и въявь:

   Не оставь!

<1921; 1992>

142. Второе из 4-х ст-ий, написаных в январе 1921 г. во время трехнедельного заключения в подвале судакской тюрьмы. Г. была отпущена молодым следователем – любителем поэзии, которому она записала и надписала «Подвальные стихи». ИС 1+3, как это типично для Г., вначале окрашена модальностью, но быстро абсолютизируется.

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (1874–1952)

Щ. известна как переводчица многих западноевропейских драматургов, в частности полного собр. соч. Э. Ростана (Edmond Rostand, 1868–1918).

В переводе монолога заглавного героя его драмы «Орленок» («L’Aiglon», 1900; пер. 1914; V, 2) длина и абсолютность ИС 9:

<…> меня корона ждет!.. Корона, власть… Движением десницы, Как по волшебству, открывать темницы И узникам свободу даровать, Кормить голодных, облегчать страданья, Вносить улыбки, осушать рыданья, Любить, прощать и счастье разливать… —

призваны компенсировать более сложную и многочленную инфинитивную структуру оригинала – ИФ 2+1-(1-1/(1-1))+(1-5):

Régner! .. Régner! – C’est dans ton vent dont le parfum de gloire Commence à me rapatrier, Qu’au moment de partir je devais venir boire, Wagram, le coup de létrier! Régner! – Qu’on va pouvoir servir de grande causes Et se dévouer à présent! Reconstruire, apaiser, faire de belles choses!… (ср. аналогичное ИП в разработке темы царской власти в «Ермаке» Хомякова, см. с. 86).

[Мастера перевода]

143. Упражнения

Встряхнем сонливую усталость,

Что всё позабывать склонна,

И летаргического сна

Прогоним тягостную вялость.

Хотеть! Научимся хотеть!

При этом волею железной.

Для нас спасение одно:

Хотеть! Чего? Не всё ль равно?

Хотеть сорвать цветок над бездной,

Хотеть искусным стать стрелком, —

Иль брать барьеры напролом.

Пусть развлеченье! Пусть забава!

Спектакль устроить иль пикник;

Восстать за попранное право;

Нубийский изучить язык;

Преодолеть наречье курдов;

Хотеть нелепостей, абсурдов,

Чего угодно, чтоб уметь

По-настоящему хотеть!

Пускай в душе не будет мира.

Жизнь, жизнь! Не всё ль равно нам – в чем?

Ведь учит легкая рапира

Тяжелым овладеть мечом.

Сперва попробуем несмело,

С смирением ученика,

Хотеть чего-нибудь слегка;

Потом – сильней, потом – всецело!

Бросая камни у реки,

Чтоб приобресть размах руки,

Не будем начинать тяжелым!

Начавши с маленьких камней,

Возможно легче и скорей

Стать самым лучшим дискоболом.

Пусть добрым знаком будет нам,

Когда мы так хотеть устали…

Ведь, утомясь от скучных гамм,

Мы все же время не теряли,

Коль упражнялись на рояли.

Так честолюбец и герой

Всё время детскою игрой

Как будто на смех развлекался…

И в бильбоке ему попался

В конце концов весь шар земной!

1914

143. Перевод ст-ия Ростана «Exercices» из кн. «Les Musardises» (1887–1893):

Secouons la léthargie Où tout est trop oublié, Et traitons notre énergie Comme un muscle atrophié. Veuillons pour vouloir . La chose Importe peu! Mais veuillons! Veuillons cueillir une rose Sur un gouffre, et la cueillons; Veuillons franchir un obstacle, Devenir tireur adroit, Organiser un spectacle, Faire respecter un droit, Parler la langue des Kurdes, Écrire le nubien; Veuillons des choses absurdes Pour apprendre à vouloir bien! Quittons l’âme inoccupée Que nul désir n’effleurait: On apprend la lourde epée Avec le léger fleuret. Ces petits sports volontaires Ne seront pas superflus. Ainsi qu’on fait des haltères, Veuillons peu d’abord, puis plus. Ramassons aux plages molles, Des cailloux, et lançons-les! On devient des discoboles En maniant les galets. Lorsque nous nous fatigâmes À vouloir , soyons contents; Car lorsqu’on a fait ses gammes On n’a pas perdu son temps. Telle ambition profonde, Jouant un jeu qu’on moquait, Guettait la boule du monde Dans celle d’un bilboquet.

Поскольку лейтмотивом ст-ия является инфинитив модального глагола (Хотеть), возможности нагромождения инфинитивов расширяются, образуя двух– и трехэтажную инфинитивную структуру 1+1+(5-1/6/(1-1))+1+1+(1-1)+1+1 (с шестью однородными хотеть и одним хотеть, самым подчиненным членом трехэтажной инфинитивной конструкции: хотеть… чтоб уметь… хотеть…), как бы транспозицию в инфинитивный модус серии типа четырех хотел бы из хомяковского № 35 (с которым данное ст-ие, как и монолог из «Орленка», имеет общую тему – «власть»). Перевод превосходит оригинал в длине и изощренности ИП: у Ростана инфинитивов почти вдвое меньше (12; у Щ. – 22), а структура ИС 1+1+(6-1/(1-1))+1 проще: глагол vouloir, «хотеть», появляется в инфинитиве лишь трижды и в этих случаях сам не управляет инфинитивами (ими управляет его личная – императивная – форма veuillons, «давайте захотим»; ср. № 35). Таким образом, переводчица успешно проецирует тему «упражнения», заявленную в заглавии и проведенную через мотивный ряд оригинала, в план поэзии грамматики – создает иконический образ «упражнения» собственными упражнениями в искусстве ИП. Любопытно, что делая Хотеть лейтмотивом ст-ия, Щ. как бы компенсирует утрату ею аналогичного лейтмотива (Régner! «Править») в переводе «Орленка» (см. выше).

Сергей Львович (Зеликович) Рафалович (1875–1943/1944)

У Р., начавшего печататься в 1900 г., много переводившего с французского, примкнувшего к символизму, замеченного Анненским и ценившего поэзию Ахматовой, обращение к ИП было естественно и имело место на протяжении нескольких десятилетий.

Ср. квазиабсолютную ИС 5, с топосом власти искусства в ст-ии «Смелость» («Она победила не силой, а властью…», 1911):

Бороться с сильнейшим искусством разумным И прихоти быстрой его подчинить , Над зверем свободным, над зверем бездумным, Горячим и гордым бесстрашно царить; И  мчаться , и мчаться, забыв о покое Вселенной созвучной и мерной как стих, — Да есть ли на свете блаженство такое? Да стоит ли вечность мгновений таких? [Рафалович 1914, 71];

и аналогичную по теме ИС 5 в «Отваге» («Как ель стройна, как дуб могуча…», 1911):

Отрадно ей пытать удачу, Дразнить лукавую судьбу, Решать ненужную задачу, Вести бесцельную борьбу, И каждый миг касаясь гроба, Упасть , блестя, среди огней, — Меж тем как страх, восторг и злоба, Толпу склоняют перед ней [Рафалович 1911, 68];

ИС 3+3, с топикой выхода в иной, запретный для ребенка взрослый мир, в «Молитве девочки» (1916):

Если небо хмурится, / не хожу гулять: / ах, позволь на улице / в дождик постоять , / и с дворовым мальчиком / в луже дождевой / покопаться пальчиком, / поиграть с водой. / Дай мне булку сладкую, / клейкий пирожок. / Отведи украдкою / ночью на лужок. / Там хочу со взрослыми / при луне бродить , / в лодке узкой веслами / по воде водить , / увидать русалочку, / лешего — в лесу / с бородой мочалочкой, / с шишкой на носу [Рафалович 1916а, 9–10];

ИС 1+5, с характерными у Р. мотивами бескорыстного отказа в «Как сталь, до белого закала…» (1916):

Учусь молитвенно склоняться , / хочу бесхитростно понять , / не соблазнять , а  соблазняться , / и  полюбить , а не пленять [Рафалович 1916а, 79];

и постепенно абсолютизирующуюся ИС 5 (или ИС 4+1, – если просто в последней строке трактовать не как обстоятельство, а как предикатив, управляющий стать) в эмигрантском ст-ии «Улицу запорошило снегом…» (1923):

Вот наш итог. Сидеть бы лучше дома И  пить на брудершафт. / Поцеловаться трижды, отругнуться , Так просто близким стать [Рафалович 1923, 9].

144. «Не ведать ни счастья, ни горя…»

Не ведать ни счастья, ни горя,

Забыться без мыслей, без слов,

Парить над пучинами моря,

Над темной грядой облаков;

Не знать ни надежд, ни стремлений,

Ни ласки неверной любви,

Ни страсти горячих молений,

Ни веры могучей струи;

Презреть неотцветшие силы,

Отречься от славы людской,

Чтоб только до темной могилы

Найти на мгновенье покой.

1901

[Рафалович 1901, 97]

144. Ст-ие из 2-го сборника стихов Р. («Весенние ключи», 1901) построено как единое предложение – абсолютная ИС 6-1, с симметричным распределением инфинитивов по строфам (3-1-3) и двухэтажной конструкцией цели (отречься… чтоб найти) в финале. Серия негативных инфинитивов сродни многочисленным образцам ИП с топикой нирваны/приятия смерти; небольшое отличие – утвердительная итоговая установка на обретение покоя еще в этой жизни.

145. «Городом пустынным ночью проходить…»

Городом пустынным ночью проходить,

шорохи и тени, проходя, будить,

слышать за собою гул своих шагов,

ждать зловещей встречи и ночных врагов,

вглядываться в звезды, думать о былом,

знать, что ночь пустынна и за тем углом,

быть ненужным миру, людям и земле,

быть самим собою в тишине и мгле,

телом утомленным совершая путь,

разумом и волей на ходу вздремнуть,

но следить забвенно, к цели не спеша,

как из пут телесных восстает душа

отблеском неверным, отзвуком глухим,

незнакома людям, близким и чужим,

и сквозь город сонный и укрытый тьмой

вещую тревогу принести домой,

уловить намеков неземную речь

и в слова земные нежно их облечь.

оп. 1916

[Рафалович 1916а, 95]

145. Абсолютная ИС 14 охватывает все стихотворение (18 строк со смежной рифмовкой). Инфинитивы сначала приходятся по одному на строку, в 5-й строке их два, потом несколько раз по одному, потом один на 2 строки, один на 4, опять один на 2, а в финале дважды по одному на строку. Инфинитивы образуют первую рифменную пару, потом переходят в позицию в началах строк, потом один замыкает среднюю (10-ю) строку, потом они возвращаются в начала и середины строк, но последняя строка опять-таки замыкается инфинитивом. Топика включает все типичные мотивы ИП: движение, восприятие, сон, чужое, возвращение и замыкающий сюжет метапоэтический мотив.

146. «Хранить, забыв о мире близком…»

Хранить, забыв о мире близком,

Огонь зажженный не тобой,

Пред алтарем склоняться низко

С привычной, строгою мольбой;

Не ждать ни радости мятежной,

Ни сладко вяжущей тоски,

Не отвечать улыбкой нежной

На нежный зов чужой руки;

Но день за днем, за годом годы,

В благоговейном забытьи,

Сердцам, возжаждавшим свободы,

Смиренно освещать пути,

И в час блаженного успенья

Окончить жизнь как тяжкий труд,

Не зная, что твое служенье

Любовным подвигом зовут.

1924?

[Рафалович 1924, 62]

146. Ст-ие из кн. «Август» (Берлин, 1924), явно в традиции блоковского «Грешить…» (№ 178), но не провокационно-амбивалентного содержания, а последовательно подвижнического. Абсолютная ИС 6, приблизительно покрывающая жизненный цикл (не от рождения, но до смерти). Единый период трехчастной (диалектической) структуры: два позитивных инфинитива, два негативных и опять два позитивных, на этот раз занимающих две строфы – всю вторую половину ст-ия.

147. В кафе

Сидеть в кафе, на тротуаре,

предаться бережно толпе,

людей с обоих полушарий

в свой мир включить на тротуаре.

Но быть, как зритель на пожаре

иль путешественник в купе.

И подбирать на тротуаре

Мечты, ненужные толпе.

[Рафалович 1916б, 23]

147. Ст-ие из сборника «Триолеты» (1916) совмещает ИП с твердой формой триолета (ср. № 106 Сологуба). Абсолютная ИС 5 охватывает весь текст; тема гедонистического восприятия комфортной городской культуры напоминает № 79 Андреевского и эстетизм Кузмина (№№ 129, 131).

Александр Михайлович Добролюбов (1876–1945?)

Д. – русский поэт-символист, известный не столько своей поэзией, сколько жизнетворчеством. Его образцы ИП немногочисленны. Ср. последнюю (из трех) строфу ст-ия «На вечеринку уединенную…» (оп. 1900) с двумя двухэтажными ИФ (2-1)+(1-1):

Я  освятить хочу и мелочь, Вновь дать душе дышать ! Желаю всем во всем так делать , Чтоб ввек дрожать .

[Минский, Добролюбов 2005]

148. [Из раздела] Псалмы из архива С. Н. Дурылина

23.

Работать работник я верный, друзья,

Работать для правды и света.

Работать упорно, работать всегда

Для жизни, суровой от века.

Работать – ведь в этом словечке одном

Вся правда, вся цель нашей жизни,

Мы служим тем малым наружным трудом

Для будущей святой отчизны.

Мы служим грядущим священным векам,

Мы служим созданию мира,

Пора же за дело святое всем нам —

Разбить золотые кумиры.

Все кандалы и цепи, и мамона жрецов,

Все храмы мамонские в пламя.

И новым ученьем мир озарить,

Воздвигнув рабочее знамя.

Наш Бог – Иегова, трудящихся Бог

От древних времен и доныне,

Нам дал бесконечного дела урок —

Творить новый мир из пустыни.

1895

148. В этом раннем ст-ии лишь местами автономизирующаяся ИС 4+1+1+1 (или 3+1+1+1+1) с перебивками охватывает все пять строф ст-ия. Топика – революционная, с опорой на библейскую традицию.

Максимилиан Александрович (Кириенко-)Волошин (1877–1932)

В. – один из ранних активистов ИП. За 20 лет между 1903‐м и 1925‐м годами им создано около трех десятков текстов с ИС, в т. ч. длинными и абсолютными.

Через соседние строфы (V–VI) довольно раннего многострофного «Письма» (1904/1905; оп. 1907) с топосом жизненного цикла проходит абсолютная ИС 8:

Орган… Готические своды… Толпа: потоки глаз и лиц… Припасть к земле… Склониться ниц… / Любить без слез, без сожаленья, Любить , не веруя в возврат… <…> Смотреть , как тают без следа Остатки грез, и никогда Не расставаться с грустным счастьем, И, подойдя к концу пути, Вздохнуть и радостно уйти [Волошин 2003, 50–51].

В «Когда время останавливается. 2» (1905; оп. 1907), напротив, абсолютные ИФ 2+2 занимают первые половины I и II строф (из четырех), подчеркнуто перемежаясь неинфинитивными предложениями:

Быть заключенным в темнице мгновенья, Мчаться в потоке струящихся дней. В прошлом разомкнуты древние звенья, В будущем смутные лики теней. Гаснуть словами в обманных догадках, Дымом кадильным стелиться вдали. Разум запутался в траурных складках, Мантия мрака на безднах земли [Там же, 38].

В ст-ии «Гражданская война» (1920; оп. 1923), характерном для ИП позднего В., длинная обличительная ИС 2+1+7 располагается в середине текста (в отличие от сходных тематически, но целиком инфинитивных №№ 150-151): Одни идут освобождать Москву и вновь сковать Россию, Другие, разнуздав стихию, Хотят весь мир пересоздать. <…> А вслед героям и вождям Крадется хищник стаей жадной, Чтоб мощь России неоглядной Размыкать и продать врагам: Сгноить ее пшеницы груды, Ее бесчестить небеса, Пожрать богатства, сжечь леса И высосать моря и руды [Там же, 330].

149. «Сквозь сеть алмазную зазеленел восток…»

Сквозь сеть алмазную зазеленел восток.

Вдаль по земле таинственной и строгой

Лучатся тысячи тропинок и дорог.

О, если б нам пройти чрез мир одной дорогой!

Всё видеть, всё понять, всё знать, всё пережить,

Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,

Пройти по всей земле горящими ступнями,

Всё воспринять и снова воплотить.

1904; оп. 1906

[Волошин, 2003, 47]

149. Начавшись лично и оптативно в конце I строфы, ИС 9 абсолютизируется во II, в частности благодаря разделяющему строфы восклицательному знаку. Топика – «всё», путь, хождение, созерцание, жизнь, творчество (метапоэтическая концовка всё воплотить). Я6, кроме заключительной строки в Я5.

150. «Лежать в тюрьме лицом в пыли…»

Казнимый может при известных условиях считаться живым, повисев в петле не только минуты, но даже и часы. Современная же медицина не имеет еще надежных способов для определения момента наступления действительной смерти.

Проф П. Минаков. Рус. ведом. № 244

Лежать в тюрьме лицом в пыли

Кровавой тушей теплой, сильной…

Не казнь страшна… не возглас «пли!»

Не ощущенье петли мыльной.

Нельзя отшедших в злую тень

Ни потревожить, ни обидеть.

Но быть казнимым каждый день!

И снова жить… и снова видеть…

Переживя свою судьбу,

Опять идти к крестам забытым,

Лежать в осмоленном гробу

С недоказненным, с недобитым.

И каждый день и каждый час

Кипеть в бреду чужих мучений…

Так дайте ж смерть! Избавьте нас

От муки вечных возрождений!

<после 5 октября 1905>; оп. 1981/1984

[Волошин 2004, 396]

150. Минаков Петр Андреевич (1865–1931) – судебный медик. Первые 2 строфы опубл. в 1981 г., ст-ие целиком – в 1984 г. Еще одно раннее приближение к абсолютному ИП. Почти весь текст охвачен ИС 1+2+6: абсолютное начало перебивается неинфинитивными строками в конце I строфы, II начинается модальным Нельзя, III вполне абсолютна, IV завершается повелительно. Топика – трактовка злободневной темы казни в духе приятия метаморфозы в ничто и отказа от более частого в ИП вокресения, с отдаленными отзвуками гамлетовского монолога; инвариантные в ИП мотивы хождения, созерцания.

151. «Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь…»

Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь,

Ослепнуть в пламени сверкающего ока,

И чувствовать, как плуг, вонзившийся глубоко

В живую плоть, ведет священный путь.

Под серым бременем небесного покрова

Пить всеми ранами потоки темных вод.

Быть вспаханной землей… И долго ждать, что вот

В меня сойдет, во мне распнется Слово.

Быть Матерью-Землей. Внимать, как ночью рожь

Шуршит про таинства возврата и возмездья,

И видеть над собой алмазных рун чертеж:

По небу черному плывущие созвездья.

1906; оп. 1907

[Волошин 2003, 75]

151. Вступительное стихотворение к циклу «Звезда полынь». Написано в Богдановщине, сохранились сделанные В. фотоснимки вспаханного поля. Слово – евангельский Логос. Руны – древнескандинавское письмо. Первое абсолютно инфинитивное ст-ие В. ИС 7 описывает радикальную метаморфозу в «иное» – в реальную и мифологизированную землю, зачинающую Христа, – с опорой на инфинитивный и мифологический топос смерти/возрождения и потерю/обретение зрения. Вероятный подтекст пастернаковского № 279.

152–153. Иверни (Неоконченное)

1

Забыть не значит потерять:

А окончательно принять —

В себя, на дно, навек.

1907; оп. 1984

5

Быть семенем исчезнувших вселенных…

1907; оп. 1984

[Волошин 1984, 237]

152–153. Фрагментарность ст-ий, собиравшихся В. под названием «Иверни» («Осколки»), предоставляет широкие возможности для абсолютного ИП. Трехстишие построено по «словарной» формуле ИС 1=2; однострочное ст-ие напоминает начало № 151.

154. Corona astralis

8

Изгнанники, скитальцы и поэты, —

Кто жаждал быть, но стать ничем не смог…

У птиц – гнездо, у зверя – темный лог,

А посох – нам и нищенства заветы.

Долг не свершен, не сдержаны обеты,

Не пройден путь, и жребий нас обрек

Мечтам всех троп, сомненьям всех дорог…

Расплескан мед, и песни не допеты.

О, в срывах воль найти, познать себя

И, горький стыд смиренно возлюбя,

Припасть к земле, искать в пустыне воду,

К чужим шатрам идти просить свой хлеб,

Подобным стать бродячему рапсоду —

Тому, что зряч, но светом дня ослеп.

1909; оп. 1910

[Волошин 2003, 123]

154. Восьмой из венка сонетов. Corona astralis (лат.) – звездная (или астральная, с теософскими коннотациями) корона (венец). У птиц – гнездо, отсылка к Матф. VIII, 20. Совмещение ИП с сонетным осуществлено в терцетах, образующих квазиабсолютную ИС 6 (зависимую от коль), предвестием которой служат два ИФ (1-1) в I строфе. Топика – познание, чужое/свое, хождение, метаморфоза, металитературность.

155. «Обманите меня… но совсем, навсегда…»

Обманите меня… но совсем, навсегда…

Чтоб не думать – зачем, чтоб не помнить – когда…

Чтоб поверить обману свободно, без дум,

Чтоб за кем-то идти в темноте, наобум…

И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,

Кто ведет лабиринтом неведомых зал,

Чье дыханье порою горит на щеке,

Кто сжимает мне руку так крепко в руке…

А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман…

Обманите и сами поверьте в обман.

1911; оп. 1915

[Волошин 2003, 136]

155. Ст-ие (печатавшееся под заглавием «Встречной») связывают с оккультисткой и теософкой А. Р. Минцловой (1860?–1910?), в предсказания которой В. то верил, то нет. Зависимая, но очень длинная и постепенно абсолютизирующаяся ИС 6 обрамлена лейтмотивными строками в императиве (варьирующими отчасти инфинитивную концовку пушкинского «Признания», 1826: Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад). Топика – отказ от себя и созерцания, путь, пробуждение, прозрение.

156. Иверни (Неоконченное)

74

Море мутное от пены

Выносить лицом к лицу.

1913; оп. 1984

[Волошин 1984, 250]

156. Для подобных отрывков, обычно публикуемых через много лет после смерти поэта, характерна смазанность границ между черновиком и законченным текстом, родственная романтической установке на фрагмент и модернистской – на обнажение конструкции. Данное двустишие было, скорее всего, задумано как начало серии, но может восприниматься как абсолютно инфинитивный отрывок, не нуждающийся в продолжении.

157. Красногвардеец (1917)

Скакать на красном параде

С кокардой на голове

В расплавленном Петрограде,

В революционной Москве.

В бреду и в хмельном азарте

Отдаться лихой игре,

Стоять за Родзянку в марте,

За большевиков в октябре.

Толпиться по коридорам

Таврического дворца,

Не видя буржуйным опорам

Ни выхода, ни конца.

Оборотиться к собранью,

Рукою поправить ус,

Хлестнуть площадною бранью,

На ухо заломив картуз.

И, показавшись толковым, —

Ввиду особых заслуг

Быть посланным с Муравьевым

Для пропаганды на юг.

Идти запущенным садом,

Щупать замок штыком.

Высаживать дверь прикладом.

Толпою врываться в дом.

У бочек выломав днища,

В подвал выпускать вино,

Потом подпалить горище

И выбить плечом окно.

В Раздельной, под Красным Рогом

Громить поместья и прочь

В степях по грязным дорогам

Скакать в осеннюю ночь.

Забравши весь хлеб, о «свободах»

Размазывать мужикам.

Искать лошадей в комодах

Да пушек по коробкам.

Палить из пулеметов:

Кто? С кем? Да не всё ль равно?

Петлюра, Григорьев, Котов,

Таранов или Махно…

Слоняться буйной оравой.

Стать всем своим невтерпеж.

И умереть под канавой

Расстрелянным за грабеж.

16 июня 1919 Коктебель оп. 1919/1954

[Волошин, 2003, 318–319]

157. Родзянко Михаил Владимирович (1859–1924) – председатель Государственной Думы (с 1911 г.). Муравьев Михаил Артемьевич (1880–1918) – левый эсер, подполковник, глава антибольшевистского мятежа; Петлюра, Григорьев, Котов, Таранов, Махно – вожди различных военных формирований времен Гражданской войны. Горище – чердак. Ст-ие из цикла «Личины». Рекордная абсолютная ИС 23, образованная, в основном, глаголами движения, пронизывает все 11 строф, в предпоследней перебиваясь неинфинитивными вопросами. Сатирический портрет революционного солдата, каких В. наблюдал в Крыму, как бы возрождает харáктерное ИП XVIII в.; жизненный цикл персонажа прослежен до финального умереть. Оригинальна игра с единичностью/множественностью подразумеваемого субъекта (заданного заглавием, допускающим собирательное понимание), облегчаемая инфинитивностью: ср. толпиться (мн.) и поправить ус, быть посланным (ед.).

158. Спекулянт (1919)

Кишмя кишеть в кафе у Робина,

Шнырять в Ростове, шмыгать по Одессе,

Кипеть на всех путях, вползать сквозь все затворы,

Менять все облики,

Все масти, все оттенки,

Быть торговцем, попом и офицером,

То русским; то германцем, то евреем,

При всех режимах быть неистребимым,

Всепроникающим, всеядным, вездесущим,

Жонглировать то совестью, то ситцем,

То спичками, то родиной, то мылом,

Творить известья, зажигать пожары,

Бунты и паники; одним прикосновеньем

Удорожать в четыре, в сорок, во сто,

Пускать под небо цены, как ракеты,

Сделать в три дня неуловимым,

Неосязаемым тучнейший урожай,

Владеть всей властью магии:

Играть на бирже

Землей и воздухом, водою и огнем;

Осуществить мечту о превращеньи

Веществ, страстей, программ, событий, слухов

В золото, а золота – в бумажки,

И замести страну их пестрою метелью.

Рождать из тучи град золотых монет,

Россию превратить в быка,

Везущего Европу по Босфору,

Осуществить воочью

Все россказни былых метаморфоз,

Все таинства божественных мистерий,

Пресуществлять за трапезой вино и хлеб

Мильонами пудов и тысячами бочек —

В озера крови, в груды смрадной плоти,

В два года распродать империю,

Замызгать, заплевать, загадить, опозорить,

Кишеть, как червь, в ее разверстом теле

И расползтись, оставив в поле кости

Сухие, мёртвые, ошмыганные ветром.

16 августа 1919 Коктебель оп. 1919, 1922

[Волошин 2003, 327–328]

158. Сходно с предыдущим – еще одна из «Личин» революции. Построено как еще более длинная абсолютная ИС 29. Белый стих и вольный размер (ямб, местами неправильный) тем более нуждается в организующей роли ИП. Лейтмотив портрета – глаголы не столько движения, сколько превращения (глаголы пресуществить, творить, в соседстве с магией и метаморфозами), и финальная смерть выдержана в том же ключе (расползтись, оставив кости). Игра с собирательностью тоже налицо (ср. кишеть), но обнаженной единственности нет – ввиду большей абстрактности предикатов.

159. Иверни (Неоконченное)

Микель Анджело

Как сей пожар дерзнувший взгромоздить

На колоссеум купол Пантеона…

Трагические профили и тени

Абсид Петра и Пиевых ворот…

Убрать все лишнее, отсечь и сжать,

Все сделать кратким, сильным, напряженным,

Звучащим ясно и трагически, как звук

Ночной тревоги, поданной Бундирой.

1921; оп. 1984

[Печатается по рукописи, предоставленной Р. П. Хрулевой]

159. Микель Анджело (Микеланджело) Буонаротти (1475–1564) – великий итальянский художник, скульптор и архитектор. Колоссеум – Колизей, гигантский амфитеатр в Риме, возведенный при Веспасиане и освященный при Тите (80 г. н. э.). Пантеон – римский храм с гигантским куполом, возведенный при Адриане (118–128 гг. н. э.). Абсида (апсида) – перекрытый выступ здания. Петра – папский собор Св. Петра в Риме, в строительстве купола и росписи которого участвовал Микеланджело. Пиевы ворота (Porta Pia) – построены по проекту Микеланджело, выбранному из нескольких папой Пием IV. Убрать… отсечь – Микеланджело приписываются слова: «Я беру кусок мрамора и отсекаю всё лишнее»; не исключено, что эти слова пришли к В. от Родена, подражавшего Микеланджело и тоже говорившего про отсекание лишнего (см. Волошин, «О возможных путях скульптуры»). Бундира – значение не установлено. ИС 5 абсолютна и покрывает весь фрагмент, отчасти мотивируясь его фрагментарностью. Топика – метатворческая. Опять белый стих, Я5.

160. Доблесть поэта

I

Править поэму, как текст заокеанской депеши:

Сухость, ясность, нажим – начеку каждое слово.

Букву за буквой врубать на твердом и тесном камне:

Чем скупее слова, тем напряженней их сила.

Мысли заряд волевой равен замолчанным строфам.

Вытравить из словаря слова «Красота», «Вдохновенье» —

Подлый жаргон рифмачей… Поэту – понятья:

Правда, конструкция, план, равносильность, сжатость и точность.

В трезвом, тугом ремесле – вдохновенье и честь поэта:

В глухонемом веществе заострять запредельную зоркость.

II

Творческий ритм от весла, гребущего против теченья,

В смутах усобиц и войн постигать целокупность.

Быть не частью, а всем: не с одной стороны, а с обеих.

Зритель захвачен игрой – ты не актер и не зритель,

Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.

В дни революции быть Человеком, а не Гражданином:

Помнить, что знамена, партии и программы

То же, что скорбный лист для врача сумасшедшего дома.

Быть изгоем при всех царях и народоустройствах:

Совесть народа – поэт. В государстве нет места поэту.

17 октября 1925 Коктебель 1925; оп. 1973

[Волошин 2004, 67]

160. Человеком… Гражданином… – строчка, полемизирующая с Некрасовым («Поэт и гражданин», 1856) и Рылеевым (ср. последнюю строку посвящения поэмы «Войнаровский» А. А. Бестужеву, 1825: Я не Поэт, я Гражданин), возводится к словам Г. Торо (Henry David Thoreau, 1817–1862), выписанным В. для себя: «Мы прежде всего должны быть людьми и после уже гражданами» («Civil Disobedience»; 1849). Программно метапоэтическое ст-ие. В I части ст-ия абсолютная ИС 4 складывается из четырех фрагментов, перемежаемых неинфинитивными (часто именными) конструкциями. Во II части ИС 5 не начинает текста, зато перебивается только раз. Нерифмованный гекзаметр с нарушениями, нуждающийся в композиционной опоре на ИП.

Юрий Никандрович Верховский (1878–1956)

У этого поэта-филолога, друга Вяч. Иванова, ученика и эпигона символистов, ИП представлено широко, выступая в качестве канонизированного приема. Уже в ранних стихах В. намечается совмещение ИП с сонетным, ср.:

«Да, опьяненным нужно быть всегда…» (первая, заглавная, строка – бодлеровская, вынесенная и в эпиграф), с ИС 5 во втором катрене и ИФ 1 в первом:

Да, опьяненным нужно быть всегда. <…> Я каждый миг хотел бы быть влюбленным, Пылать, как та далекая звезда, – Зажечь ли мир, сгореть ли без следа, – Но говорить с бессмертьем окрыленным.

Поздний образец – сонет «Затемненный Ленинград» (1943), где разрозненные инфинитивы появляются в 1-м катрене (Нет сил в спокойной комнате сидеть <…> Куда себя мне деть?) и возвращаются, подхватывая все ту же рифму, в виде абсолютной ИС 3 на переломе к терцетам: Дышать, глядеть – И вслушиваться в мерное такое Дыханье великана [Сонет 1987, 93–94].

ИС 4+1+2 проходит в середине иронического наброска петербургского ландшафта, «Хоть заштатная столица…» (между 1917 и 1920?):

В эту гниль, и слизь, и слякоть Славно Питером брести , С двойником своим калякать Без путя, хоть по пути. / И желанья, и вопросы Драной шубой запахнуть , Дымом скверной папиросы Подогреть пустую грудь. А с погодою бесстыжей И  поспорить не моги <…> Что ж? Не хочешь в воду кануть? Шепчет вкрадчиво двойник: Без догадки – в небо глянуть, Что же к лужам ты поник?

[Верховский 2008]

161. Вариации на тему Пушкина

1

Когда черемуха повеет

Стыдливой негою весны,

Когда восток уж розовеет,

Но вьются трепетные сны, —

О как я рвусь в поля родные —

Забыться в радостной тиши,

Как тяжки стены городские

Для молодеющей души!

Но тяжелей, чем жаждать встречи

И без надежды изнывать —

Прощальный звук последней речи

Душой взволнованной впивать;

Но мне грустнее любоваться

Багрянцем осени златой,

Ее цветами упиваться —

Чтоб с ними тотчас расставаться

Для жизни чуждой и пустой.

оп. 1908

161. ИС 1+(1-2)+(2-1). Инфинитивное «иное» представлено устремлением за город, на природу, но и она навевает декадентские настроения, в духе пушкинского предпочтения осени другим временам года, здесь – весне. Четыре строфы регулярных Я4 построены с отчетливым нарастанием числа инфинитивов (ни одного в I, один во II, по три в III и IV), их продвижением в рифменные позиции, усложнением их синтаксической организации (появлением гипотаксиса) и удлинением последней строфы до пяти строк (с рифмовкой АbААb).

162. Желания

3. Рок

Пусть буду я навек твоей судьбой.

У ног моих пусть плещет и дробится

Твоя душа, готовая разбиться,

Как о скалу смирившийся прибой.

Вокруг тебя, в тебе, везде – разлиться —

И течь, и влечь, как воздух голубой,

Как небосвод, раскрытый над тобой,

Которому б хотела ты молиться.

Как жертвенный тебя палящий дым,

С огнем багровым виться и клубиться

И содрогаться сердцем молодым, —

Пока твое не перестанет биться.

В предсмертный миг пылай в моем огне,

Чтоб вместе с ним отдаться – только мне.

оп. 1908

162. Этот 3-й сонет из цикла «Желания» подчеркнуто ориентирован на ИП. Инфинитивны, причем одинаковы (на -иться), многие рифмы в катренах (половина) и в терцетах (треть), что работает на слияние двух частей сонетной композиции (обычно противопоставленных по составу рифмовки). Изысканно сложная ИС 1+(6-1/1)+1 начинается в I катрене в качестве зависимой (от готовая), но продолжается во II уже абсолютно, причем со сменой – после точки и сравнительного оборота (Как…) – субъекта: из следующих девяти инфинитивов шесть относятся, как постепенно выясняется, не к «ты», а к неназываемому в этих строках «я». Еще одна обманчивая смена, но на этот раз не субъекта, а субъектной отнесенности оборота Как…, происходит на стратегической границе катренов и терцетов: сравнением (с дымом) описывается теперь поведение лирического «я», а не «ты». Эти двусмысленности поддержаны сходством возвратных инфинитивных форм, подчиненных разным субъектам: четыре инфинитива, всегда в зависимых позициях, относятся к лирической героине и ее ипостасям (разбиться, молиться, биться, отдаться), перемежаясь с остальными шестью, абсолютными, относящимися к субъекту. В целом, с опорой на фундаментальную неопределенность субъекта ИП, создается эффект многообразной синтаксической перепутанности – в pendant к общей теме взаимного любовного обволакивания лирических «я» и «ты» (потоками воды, пламенем и дымом).

163. «Широкой чашей быть – хмельным вином…»

Счастия легкий венец.

«Довольно». Вячеслав Иванов

Широкой чашей быть – хмельным вином

Налитой до избытка, выше края,

Шипеть, смеяться, искриться, играя

И разливаясь на пиру хмельном.

Широким морем быть – в себе одном

И адской бездны плен, и волю рая

Вмещать безмерно – пышно убирая

Себя валов серебряным руном.

Широким небом быть – и обнимать

За солнцем солнце синевой нетленной

И, распростершись, течь вокруг вселенной.

Широкой песней быть – себе внимать

И шириться так властно и раздольно,

Чтобы сказать самой себе: «Довольно»

оп. 1908

163. Эпиграф – последняя строка ст-ия (не сонета) Вяч. Иванова «Довольно!» (1902). Инфинитивный интертекст – № 86 Анненского; возможный источник широкой чаши – ст-ие П. А. Вяземского «К партизану-поэту» («Давыдов, баловень счастливый…» 1814), с лейтмотивом подымаемой чаши, в частности, широкой, причем выступающей в качестве дополнения к инфинитиву (Не удалось судьбой жестокой Ударить робко чашей мне С твоею чашею широкой, Всегда потопленной в вине!); как историк литературы В. занимался поэтами пушкинской поры.

В самом общем плане весь сонет – единая абсолютная ИС 12-1, состоящая из 4-х смысловых и лексических групп (быть чашей, морем, небом, песней), с четырехкратным повтором инфинитивного зачина Широкой(им)… быть. В действительности, эти зачины связаны, в каждом из катренов и терцетов, с ИФ, следующими за ними и присоединенными к ним при помощи тире, по «словарному» принципу – как подлежащее и истолковывающее его смысл сказуемое, образуя сложную ИС 4-3/1/2/(2-1). Однако синтаксическая двусмысленность (а не однородны ли 12 инфинитивов?) полностью не снимается и способствует размыванию границ между четырьмя частями сонетной композиции, повышая обобщенность дискурса. Перебор традиционных отождествлений с разными самодостаточными «иными» завершается метапоэтически – песней, одновременно наиболее абстрактной и наиболее близкой поэту и, значит, наиболее убедительной в плане самодостаточности; замыканию конструкции соответствует «перемена в последний раз» – переход к двухэтажной инфинитивности (метапоэтическое и целевое чтобы сказать зависит от внимать и шириться).

164. В библиотеке

А. А. Веселовскому

Как сладостно следить в пустой библиотеке

Признанья тихие желтеющих страниц

И жить вне временных, условленных границ —

В минувшем, может быть, но полном жизни веке.

Предавшись добрых сил целительной опеке,

В теченье медленном знакомых верениц

Тебя ласкающих, тобой любимых лиц

В тиши мечтать о нем, о близком человеке.

И сладостно узнать, что жизнь его душа

Другая, близкая твоей душе, следила —

Душа учителя. Вот – книга сохранила

Пометы легкие его карандаша —

Привычные черты. Как внове хороша

Мечты и памяти связующая сила!

<1910>

164. ИС 4, абсолютная, несмотря на присутствие личного местоимения тебя, ибо оно употреблено в обобщенно-личном значении, сосредоточена главным образом в катренах сонета, но перетекает и в начало первого терцета. Но завершается сонет личными, неинфинитивными предложениями (включающими и традиционное Вот, впрочем, присоединенное по-новому). Мотив контакта с иным, оказывающимся в итоге близким, привычным общением с учителем через его пометы в книгах. Примечательна синтаксическая ретардация, откладывающая появление инфинитива во II катрене до 4-й строки, чем иконически передается дистанция между лирическим субъектом ст-ия и близким, но далеким человеком, составляющим предмет мечты.

165. «Бессонную ночь провести…»

Бессонную ночь провести

       За милой работой;

И встретить улыбкой любви

       Веселое утро;

Широко окно распахнуть

       Навстречу рассвету,

Душистому ветру весны

       И птичьему гаму;

И в легкие сны унося

       Встающее солнце,

Уснуть – до вечерней зари.

       И в час пробужденья

Приветить с балкона зарю

       И первые звезды, —

Зарю, золотую зарю

       И звезды, и звезды…

оп. 1917

165. Абсолютная ИС 5, с инфинитивами к каждой строфе; оригинальная трактовка временного цикла: он начинается ночью и заканчивается следующим вечером, и стандартное в ИП уснуть приходится именно на дневные часы. Возможный источник умонастроения – тютчевская фиксация на ночи; настроение в целом вполне здоровое, без декадентских ноток.

166. «Нам печали избыть не дано…»

Нам печали избыть не дано.

А на склоне печального лета —

Как бывало утешно одно

Загрустившему сердцу поэта:

Закатиться в поля и луга

И леса над речными водами,

Где ступала не часто нога,

Где не славят природу словами!

Но теперь и мечтать о тебе,

Мать родная, обидно и больно —

Изнывать по проклятой судьбе,

По злодейке твоей своевольной.

И томиться с тобой суждено

Разлученным – под игом запрета,

И на склоне печального лета

Нам печали избыть не дано.

оп. 1922

166. Зависимые ИФ 1+1+2+1+1 покрывают все строфы, сначала по одному, а затем по два в строфе; композиция замыкается повторением в заключительной строке ИФ из первой. Иное представлено ностальгией по родной природе-матери, с которой поэт разлучен роковой судьбой.

167. «О, полусонное томленье!..»

О, полусонное томленье!

Куда осеннее пыланье

Влекло меня в одном стремленье,

       В былом желанье?

Зачем в игре багряных пятен

Мой дух дневной опять бодрится?

Ночной тоске удел понятен

       Один – смириться;

И, поникая в дреме смутной

Душою слабой и молебной,

Благодарить за блеск минутный,

       Мечте целебный —

Благодарить осенний ветер,

Со злою совладавший тучей,

Благословлять прозрачный вечер

       И лист летучий —

Тот, что горел последним златом

И веет мне широким шумом

Вот тут, в ночном саду богатом —

       Навстречу думам.

оп. 1922

167. Зависимая, но постепенно автономизирующаяся ИС 4, начинающаяся во II строфе и заканчивающаяся, симметрично, в предпоследней, причем содержащее ее длиннейшее предложение (14 строк) продолжается до конца ст-ия. Параллельно нарастает (а затем падает) число инфинитивов в строфах (0-1-1-2-0); интенсифицируется ИС и лексически – благодаря повторам в конце III – начале IV строфы (Благодарить — Благодарить — Благословлять).

168. «Хорошо встречать весну…»

Хорошо встречать весну

Вместе с милою деревней

И родную сторону

Миловать любовью древней;

Слушать жаворонка трель

И в лазури с ним купаться;

Ликовать, что смог апрель

Грома первого дождаться.

Солнце льется горячей

Над пахучей черной пашней;

А в логу бурлит ручей, —

Не унять живых речей

О весне – красе всегдашней.

И прозрачных юных рощ

Воскрешающая нега,

В теплом вздохе ветра – мощь,

И играет первый дождь

На последних пятнах снега.

23.IV/6.V.1926. Москва

168. ИС (5-1)+1, сильно автономизирующаяся уже во II строфе, но резко ослабляющаяся в III и исчезающая в IV. Длина строф, напротив, возрастает с четырех строк в двух первых до пяти в двух следующих. Весенняя радость на природе в милой деревне ничем не замутнена, чему, по-видимому, призван вторить постепенный переход от инфинитивов к личным формам глагола.

169. «Какая грусть – и как утешно…»

Какая грусть – и как утешно,

Что в наши злые времена,

Когда живем мы так поспешно

И нами шутит сатана,

Что в наши дни и небывалых,

И неразгаданных утрат

Мы в силах жить средь жизней малых,

Смотря вперед, а не назад;

Петь над бурлящим морем мутным,

Следить за блесткой на волне

И ясным отблеском минутным

Вмиг душу напитать вполне;

Плесть в вешней радостной истоме

Надежды радужную нить;

И в ветхий вечер, в мирном доме

Над смертью кошечки грустить.

23.IV/6.V.1926 Москва

[Верховский 2008, 552]

169. ИС 5 охватывает все строфы, кроме I. Острая смесь грусти и надежды отводит инфинитивам роль спасительных медитативных утешений, включая традиционное в ИП и встречающееся в других ст-иях В. следить (ср. № 164) и метапоэтическое петь. Завершает композицию ироническая радость мирной (в наши злые времена!) грусти над смертью кошечки; концовка отмечена единственным попаданием инфинитива (грустить) в конец строки и соответственно под рифму.

170. «Какая грусть! Какая…»

Какая грусть! Какая

Томительная тишь.

Я медлю, поникая.

Ты плачешь. Ты молчишь.

У ног твоих слезами

И жизнью изойти.

К твоим следам устами

Приникнуть/ув на пути.

И стать – дорожной пылью;

Развеяться вдали,

Взлететь небывшей былью

Очнувшейся земли, —

Но вылить в звуки муки

Двух одиноких воль.

Ни встречи, ни разлуки.

Не плачь.

Какая боль!

30.05.1926 (?), оп. 2008

170. Квазиабсолютная ИС 6 (или ИС 5) начинается во II строфе (с тех же слов, что и написанное более или менее одновременно ст-ие № 169) и продолжается почти до самого конца ст-ия. Полной абсолютности мешает участие личного актанта Ты, сходящее, впрочем, на нет в строфах II-III. Непоправимое страдание (по-видимому, утрата близкого человека, возможно, ребенка) выражено с применением характерных для ИП мотивов полного исчезновения; преодоление муки намечается с помощью перехода в метапоэтический план (вылить в звуки).

171. Огаревские раздумья

2

Спать хочется – и не могу решиться

       Прилечь, уснуть.

Душа пуста и скукою томится,

       Но как-нибудь

Всё лучше, хоть нанизывая строки

       Еще к письму,

Одолевать положенные сроки

       И гнать дрему.

Пусть ничего ты больше и не скажешь, —

       Вольнее грудь.

И словно бы спокойней, легче ляжешь —

       Вздохнуть, уснуть.

Октябрь–ноябрь 1927; оп. 2008

171. ИФ 1+(1-2)+2+2. Прихотливое (даже больше, чем обычно у В.) синтаксическое плетение инфинитивов, соответствующее беспокойному состоянию «я»; проблематизация частого в ИП мотива (не)засыпания. В средней II строфе инфинитивы располагаются в началах строк, в начальном стихе I строфы – и в начале, и в конце строки, а в I и III строфах, включая заключительную строку ст-ия, пары инфинитивов занимают некоторые строки целиком.

172. «Хорошо проболеть и проплакать…»

Ольге Максимилиановне Новиковой

Хорошо проболеть и проплакать

Эту пору весны городской,

Ядовитую сырость и слякоть

С неизбывной, пустою тоской.

И дождаться желанья немножко

Освежить пересохшую грудь,

И привстать, и неслышно окошко

Ослабевшей рукой распахнуть, —

И сквозь лязга, и камня, и люда

Вдруг – вдохнуть, словно песню, струю,

Что провеет Бог знает откуда

На вспорхнувшую душу твою —

Всею крепостью силы зеленой:

Это – дарствует солнцу земля,

Это – ласка земли полнолонной.

Это – где-то – вот тут – тополя.

10/23.V.1928

[Верховский 2008, 563]

172. Абсолютная ИС 6-1, образующая единый длинный период (несмотря на точку в конце I строфы), охватывает все строфы, кроме последней, где появляются традиционные заключительные привязки к внеинфинитивной реальности: серии Это… Это…. Характерная для В. ностальгия по загородной природе.

Эллис (Лев Львович Кобылинский; 1879–1947)

173. Одиночество

В. Нилендеру

О эти тихие прогулки!

Вдали еще гудит трамвай,

но затихают переулки,

и потухает неба край.

Бродить, читая безучастно

ночные цифры фонарей,

на миг бесцельно и напрасно

помедлить у чужих дверей;

и, тишину поняв ночную,

смирившись с нею потужить,

и из одной руки в другую

лениво трость переложить.

Один, один, никто не ранит,

никто не рвет за нитью нить.

Один… Но сердце не устанет,

и нелюбимое любить.

И тихий голос отпевает

все, что навек похоронил…

Один… но сердце уповает

на верность тихую могил.

1905–1913

[Эллис 1996]

173. В. О. Нилендер (1865–1947) – переводчик, поэт, литературовед, начинал как член круга символистов. Ст-ие в целом неинфинитивное, но две строфы из пяти – абсолютная ИС 4 (плюс ИФ 1 в IV). Топика – ностальгическая прогулка, в частности, у чужих дверей; пейзаж урбанистический; прогулка пешком, без транспортного средства, замещаемого тростью, которая дана крупным планом и под знаком специального инфинитива (переложить).

Георгий Иванович Чулков (1879–1939)

ИП встречается у Ч. нередко, ср. абсолютную ИС 4 в сонете «Стрела» («Нет, не убийства хмель и темь, не сила…») – в начале первого терцета: Все сознавать и быть слепым, как все; У ног любовницы твердить обеты <…> (1920; Сонет 1998, 435),

а также тематизацию гамлетовской формулы в другом сонете – «Да, Ты грядешь со славою судить…» (седьмом в цикле «Истина», 1920; Там же, 440):

Да, Ты грядешь со славою судить <…> И в миг порвется нить – Последняя, что вяжет нас: – «не быть» Вдруг станет «быть». И станет мир постылым, Где нам, глухим, нечистым и бескрылым, Как в склепе суждено, стеная, жить.

174. «Уйти в пустыню, в дальний строгий скит…»

Уйти в пустыню, в дальний строгий скит

К молчальнику, на подвиг и работу;

Забыть сады, решетки и гранит,

Забыть и страсть, и радость, и заботу;

Взять посох и, пыля землей, итти

То большаком, то полем, то лесами;

И чувствовать, что нет назад пути,

Где связан был пристрастьем и годами.

Так я хотел и в сердце так решил, —

Уж голубело небо в дивной дали…

Покинул я кресты родных могил

И позабыл восторги и печали.

Но на распутьи встретил я Тебя, —

О, странная, явилась Ты откуда?

Идешь ли Ты, любя иль не любя?

Но там, где Ты – любовь и хмель, и чудо…

Июль 1918

[Чулков 1922, 9]

174. Абсолютная ИС 6 занимает всю первую половину ст-ия; абсолютность ретроспективно ослаблена резюмирующим Так, открывающим переход к перволичным финитным формам. Тема – частый в ИП виртуальный переход к иному, здесь странническому, образу жизни, с отказом от возвращения назад; во второй, неинфинитивной, половине ст-ия этот переход предпринимается и в реальности, но отменяется судьбоносной встречей с типичной для символистской поэзии Вечной Женственностью в традиции «Трех свиданий» Вл. Соловьева (1898).

Александр Александрович Блок (1880–1921)

У Б., автора эмблематичного образца русского ИП (№ 178), абсолютных ИС почти нет, но ст-ия, насыщенные инфинитивами, встречаются.

Одна из ранних ИС 3+(2-1) – в ст-ии «Артистке» (1900; оп. 1918), с вероятным инфинитивным подтекстом из переводов вольтеровских стансов «К г-же дю Шатле» Пушкина/Туманского (см. примечания к ИП Туманского, с. 82–83; вероятность отсылки к Пушкину подкрепляется заключительной строкой – цитатой из «Я помню чудное мгновенье…»):

Позволь и мне сгорать душою, Мгновенье жизнь торжествовать И одинокою мечтою В твоем бессмертьи ликовать . <…> Позволь же мне сгорать душою И пламенеть огнем мечты, Чтоб вечно мыслить пред собою Твои небесные черты.

Аналогичное кольцевое применение ИС 4 (на этот раз точно повторенной в конце) – в ст-ии «Я вышел в ночь – узнать, понять…» (1902), с его топикой угадывания «иного» в ночном пейзаже; 16 строк в середине неинфинитивны, если не считать единственного зависимого ИФ 1):

Я вышел в ночь –  узнать , понять Далекий шорох, близкий ропот, Несуществующих принять, Поверить в мнимый конский топот.

Интересные попытки ИП – в сонете «Никто не умирал. Никто не кончил жить…» (1903, оп. 1907; первоначальное название «Метемпсихоз»), в связи с топикой переселения душ и противопоставлением двух форм бытия с помощью распределенной ИС 2+1:

Одна и та же нить Связует здесь и там; лишь два пути открылись: Один — безбурно ждать и юность отравить, Другой – скорбеть о том, что пламенно молились…

Внушительная, постепенно автономизирующаяся (благодаря перебою, тоже включающему инфинитив) ИС 6-1 (или ИС 5-2) венчает длинное ст-ие «О смерти» (1907; оп. 1908):

Хочу, Всегда хочу смотреть в глаза людские, И  пить вино, и женщин целовать , И яростью желаний полнить вечер, Когда жара мешает днем мечтать И песни петь ! И  слушать в мире ветер!

ИС 3+2 с возможной отсылкой к лермонтовскому забыться и заснуть, завершает знаменитое «Друзьям» (1908; оп. 1909), содержащее и другие разрозненные ИФ: Печальная доля — так сложно, Так трудно и празднично жить, И стать достояньем доцента, И критиков новых плодить… Зарыться бы в свежем бурьяне, Забыться бы сном навсегда! Молчите, проклятые книги! Я вас не писал никогда!

В ст-ии «На островах» (1909; оп. 1911) полторы строфы образует ИС 4:

Я чту обряд: легко заправить Медвежью полость на лету, И, тонкий стан обняв, лукавить , И мчаться в снег и темноту, И помнить узкие ботинки, Влюбляясь в хладные меха (движение в иное включает вариацию на тему транспортного средства).

Программное первое ст-ие «Ямбов» «О, я хочу безумно жить…» (1909–1914; оп. 1915) открывается ИС 4 с примечательным упором на метаморфозу «безличного» в человеческое: О, я хочу безумно жить: Всё сущее – увековечить, Безличное – вочеловечить, Несбывшееся – воплотить!

В ст-ии «Искусство – ноша на плечах…» (1909; оп. 1915) зависимая ИС 4 охватывает две средние строфы из четырех, причем заключительная, именная, практически назывная, строфа как бы согласована с ИП тенденцией к отказу от глагольности (и даже числом однородных членов – тоже 4):

Как сладостно предаться лени, Почувствовать , как в жилах кровь Переливается певуче, Бросающую в жар любовь Поймать за тучкою летучей, И  грезить , будто жизнь сама Встает во всем шампанском блеске <…> А через год — в чужой стране: Усталость, город неизвестный, Толпа, — и вновь на полотне Черты француженки прелестной!.. (характерен топос – небесный полет туч, грезы, альтернативный мир кино, чужая страна, неизвестный город).

ИП используется, но лишь периферийно и в поздних стихах и поэмах, ср. предпоследнюю строфу «Скифов» (1918) с кровожадной ИС 4:

Не сдвинемся, когда свирепый Гунн В карманах трупов будет шарить , Жечь города, и в церковь гнать табун, И мясо белых братьев жарить!..;

и «фольклорную» ИС 3 в «Двенадцать» (1918; гл. 3):

Как пошли наши ребята В красной гвардии служить  – В красной гвардии служить  – Буйну голову сложить !

[Блок 1997–1999]

175. «Часто в мысли гармония спит…»

Часто в мысли гармония спит

И не льется словесной волною.

И молчанье бесцельно таит

Непонятный упрек над собою.

Только чувствовать, верить, узрев,

Но сказать, – не услышишь ответа…

Точно песня, весь мир облетев,

Возвратилась, ничем не согрета.

1901; оп. 1926

175. ИС 2+1 занимает лишь полторы строки во 2-м двустишии, но начальный ИФ 2 – абсолютный, тогда как последующее Но сказать… представляет собой эллиптичное условное предложение. Как многие тексты с абсолютным ИП, ст-ие долго оставалось неопубликованным.

176. «Май жестокий с белыми ночами!..»

Вл. Пясту

Май жестокий с белыми ночами!

Вечный стук в ворота: выходи!

Голубая дымка за плечами,

Неизвестность, гибель впереди!

Женщины с безумными очами,

С вечно смятой розой на груди! —

Пробудись! Пронзи меня мечами,

От страстей моих освободи!

Хорошо в лугу широким кругом

В хороводе пламенном пройти,

Пить вино, смеяться с милым другом

И венки узорные плести,

Раздарить цветы чужим подругам,

Страстью, грустью, счастьем изойти, —

Но достойней за тяжелым плугом

В свежих росах поутру идти!

1908

176. В. А. Пяст (1886–1940) – поэт-символист, друг Б. За тяжелым плугом… идти – отсылка к трудовому имиджу Л. Н. Толстого. Ст-ие написано сицилианой – восьмистишиями АbАbАbAb; итальянский 11-сложник передан Х5, часто коннотирующим в русской поэзии тему пути. Совмещение ИП с сицилианой принимает во II строфе вид сквозной инфинитивной рифмовки (на -ти), а совмещение с Х5 акцентирует глаголы движения (пройти, идти). ИС 6+1 зависимая, но постепенно автономизирующаяся; помимо инфинитивов, синтаксис ст-ия – подчеркнуто назывной и именной, отчасти императивный, но не лично-глагольный; композиция – по сравнительной схеме «Хорошо Инф1, но лучше Инф2».

177. «Как тяжело ходить среди людей…»

Там человек сгорел.

Фет

Как тяжело ходить среди людей

И притворяться непогибшим,

И об игре трагической страстей

Повествовать еще не жившим.

 И, вглядываясь в свой ночной кошмар,

 Строй находить в нестройном вихре чувства,

 Чтобы по бледным заревам искусства

 Узнали жизни гибельной пожар!

1910–1914

177. Эпиграф – последняя строка ст-ия Фета «Когда читала ты мучительные строки…» (1887). Зависимая ИС 4 охватывает обе строфы. Топика – коммуникация между мирами живых и мертвых, но не столько с помощью пространственного перемещения (глагола ходить, остающегося в пределах земного мира), сколько метапоэтическим путем (ср. № 55).

178. «Грешить бесстыдно, непробудно…»

Грешить бесстыдно, непробудно,

Счет потерять ночам и дням,

И, с головой от хмеля трудной,

Пройти сторонкой в Божий храм.

Три раза преклониться долу,

Семь – осенить себя крестом,

Тайком к заплеванному полу

Горячим прикоснуться лбом.

Кладя в тарелку грошик медный,

Три, да еще семь раз подряд

Поцеловать столетний, бедный

И зацелованный оклад.

А, воротясь домой, обмерить

На тот же грош кого-нибудь,

И пса голодного от двери,

Икнув, ногою отпихнуть.

И под лампадой у иконы

Пить чай, отщелкивая счет,

Потом переслюнить купоны,

Пузатый отворив комод,

И на перины пуховые

В тяжелом завалиться сне… —

Да, и такой, моя Россия,

Ты всех краев дороже мне.

1913–1914; оп. 1914

178. Напечатанное в начале войны (21 сент. 1914 под заголовком «Россия»), ст-ие стало воплощением безоговорочной любви к родине со всеми ее недостатками, чему способствовало новаторское совмещение в неназванном субъекте инфинитивов и в голосе лирического «я» положительных, духовных, «своих», черт с «чужими», греховными, торгашескими. Длиннейшая ИС 12, охватывающая все 6 строф, была бы абсолютной, если бы не заключительные две строки, обращенные от 1-го л. ко 2-му, то есть России, и представляющие собой оригинальный амбивалентный вариант классического морализирующего резюме. Сюжет строится как традиционное описание типового поведения (и одного дня) харáктерного персонажа, с перемещениями и засыпанием. Примечателен мотив счета (счет потерять, три, семь, три, семь, столетний, обмерить, грош, отщелкивая счет, переслюнить купоны – и, наконец, уже от 1-го лица, – дороже), парадоксально совмещающий сакральные и профанные действия и опирающийся на перечислительную интонацию длинной однородной ИС.

Негативный аспект образа молящегося ханжи-стяжателя опирается на стереотип русского лавочника, в частности на ряд неинфинитивных, но близких по топике пассажей поэмы И. С. Никитина «Кулак» (1857; ИФ из нее см. на с. 135), а его положительная духовная сторона и синтаксическая структура – на абсолютно инфинитивное ст-ие С. Городецкого «Мощи», с ИС 16 в 9 строфах из 10 (1910; см. № 195), II и III строфы которого Б. отчеркнул в своем экземпляре (см.: Блок, 1997, 3: 958–959; Лавров 2000: 205–206). Ст-ие Б. имело резонанс в прессе и вызвало поэтические отклики, в т. ч. инфинитивные, ср. длинное и тоже амбивалентное ст-ие Волошина «Россия (1915 год)» (1915), кончающееся ИС 4:

Люблю тебя побежденной, Поруганной и в пыли, <…> Люблю тебя в лике рабьем <…> Когда, связав по ногам, Наотмашь хозяин хлещет Тебя по кротким глазам. <…> Дай слов за тебя молиться, Понять твое бытие, Твоей тоске причаститься, Сгореть во имя твое (Волошин 2003, 221–222; ср. тж. ст-ие Северянина «Еще не значит…» (1914; см. № 242).

Саша Черный (Александр Михайлович Гликберг; 1880–1932)

Ч., мастер иронической стилизации, с самого начала охотно обращался к ИП (в сатирических зарисовках, стихах на случай и для детей), что свидетельствует о быстрой канонизации такого письма в 1900‐е гг. Для Ч. характерно не абсолютное ИП, а анафорически вводимые зависимые ИС.

«Послание второе» (1908) открывается безличной ИС 4+1+2, управляемой тремя анафорическими Хорошо, охватывающей три строфы из десяти и описывающей дневной цикл (окончить утром), с постепенным переходом от традиционного созерцания природы (следить за тучками) к вуайеристскому подглядыванию (смотреть… как … угощают… поцелуями), а затем и к мысленной метаморфозе (быть Агашей):

Хорошо сидеть под черной смородиной, Дышать , как буйвол, полными легкими, Наслаждаться старой, истрепанной «Родиной» И  следить за тучками легкомысленно-легкими. Хорошо, объедаясь ледяной простоквашею, Смотреть с веранды глазами порочными, Как дворник Пэтэр с кухаркой Агашею Угощают друг друга поцелуями сочными. Хорошо быть Агашей и дворником Пэтэром, Без драм, без принципов, без точек зрения, Начав с конца роман перед вечером, Окончить утром — дуэтом храпения.

В ст-ии «Театр» (1908) ИС 1+6, опять с анафорическим повтором управляющего слова, появляется в связи с темой иного – сценического – образа жизни, а в рефрене, обнажающем тему «чужого», дважды фигурирует ИФ 1-1,

Все равно? О, так ли? Трудно искры в сердце затоптать , Трудно жить и  знать , и видеть, но не верить, но не ждать, И играть тупую драму, покорившись, как овца, <…> И вот, порою, Чтоб вспомнить, что мы еще живы, Чужою игрою Спешим угрюмое сердце отвлечь.

В «Ламентациях» (1909) ИС 4 проходит в двух начальных строфах, а затем анафорическое Хорошо, управляющее тремя из начальных четырех инфинитивов, возвращается в финале:

Хорошо при свете лампы Книжки милые читать , Пересматривать эстампы И по клавишам бренчать, — Щекоча мозги и чувство Обаяньем красоты, Лить душистый мед искусства В бездну русской пустоты. <…> Хорошо при свете лампы Книжки милые читать, Перелистывать эстампы И по клавишам бренчать.

Ст-ие «У моей зеленой елки…» (1909; ИС 1-7) интересно переходом от созерцания (смотреть) к метаморфическому переживанию за праздничную елку, выраженному постепенно автономизирущейся ИС 7 в придаточном предложении, описывающем отрицаемый альтернативный вариант бытия:

Буду долго и безмолвно На нее смотреть любовно, На нее, которой больше не видать в лесу весны, Не  видать густой лазури И под грохот свежей бури Никогда не прижиматься к телу мачтовой сосны! Не  расти , не подыматься, С вольным ветром не венчаться И смолы не лить янтарной в тихо льющийся ручей…

В «Празднике» (1910; посвящено Пасхе) тройной анафорой (со сменой субъекта в третий раз) служит вспомогательное Будут (в значении будущего абитуального, хорошо согласующегося с инфинитивным топосом обобщенной повторности харáктерного поведения), давая ИС 3+(3-1)+7:

Снова кавалеры, наливая водку, Будут целовать чужих супруг взасос И, глотая яйца, пасху и селедку, Вежливо мычать и  осаждать поднос. Будут выбирать неспешно и любовно Чем бы понежней набить пустой живот, Сочно хохотать и с масок полнокровных Отирать батистом добродушный пот. Локоны и фраки, плеши и проборы Будут наклоняться , мокнуть и блестеть, Наливать мадеру, раздвигать приборы, Тихо шелестеть и чинно соловеть.

В «Настроении» (1910) лирический субъект метафорически чувствует себя сразу двумя «другими» – одновременно радостным ребенком и усталым музыкантом, и соответствующая ИС проходит с нарастанием, первый раз это ИФ 2, а второй раз, в финале, – ИС 4:

Ли-ли! Мне скучно взрослым быть Всю жизнь — до самой смерти. И что-то нудное пилить В общественном концерте. <…> Ха-ха! Как скучно взрослым быть, По скучным улицам бродить, Смотреть на скучных братьев, И скуке мстить проклятьем!

Скорее пронзительное, нежели ироничное «На кладбище» (1910) кончается абсолютной ИС 6 с частым в ИП отказом от жизни в форме метафорического засыпания:

Упасть на могильные плиты, Не  видеть , не знать и не ждать, Под небом навеки закрытым Глубоко уснуть и не встать…

В длиннейшем, уже эмигрантском, «Оазисе» (1919; оп. 1920) есть иронически сентиментальная ИС 5 с мотивами вольного перемещения и времяпровождения и метамофрозы:

Старик Руссо вполне был прав: Рок горожан ужасно тяжек… Как славно средь коров и трав Дня три прошляться без подтяжек! Поесть , поспать, пойти в поля, Присесть с пастушкой возле ели…

ИС 6 с постепенной, но не полной автономизацией есть в ст-ии «Ах, сколько на свете детей!» (1920; оп. 1921):

Ах, когда б собрать всех вместе — Верст на двести Растянулся б хоровод… Завертеться б, закружиться, Сразу всем остановиться, Отдышаться всем на миг — И поднять веселый крик!

[Черный 2007]

179. Поклонение красоте

       Упругие женские руки

       Бьют по зеленой воде.

Яркие ткани купальных одежд.

       Какие танталовы муки —

       Гримасу скрывать в бороде,

Не имея и тени надежд.

       Сидеть у воды и стеречь

       Виноград в лубке и простыни,

Занимать и смешить умело

       И вести банальную речь,

       Следя за изгибами линий

Запретного близкого тела…

       Чахлый, но важный чиновник

       Любил ее, как святыню,

Мучительно чувство таил

       И вдруг, как внезапный любовник,

       Увидел нагую богиню

И, сражен, остался без сил.

       Хорошо быть зеленой волною,

       Ударять в упругую грудь,

Целовать атласные бедра,

       Или влажною тканью сквозно<ю>

       Облечь, прилипнуть и льнуть…

Ах, надо держаться бодро!

       Средиземное море так сине,

       Но ему купаться запретно —

Горбат и оброс волосами.

       Сиди, стереги простыни,

       Стереги и смотри незаметно…

Каково? Подумайте сами…

<1908>

[Черный 1996, 426-427]

179. Зависимые раздельные ИС 6+6+1+1 занимают шесть из десяти полустроф (со скользящей рифмовкой abc abc), причем первая ИС описывает неудовлетворительную реальность, а вторая (появляющаяся после неинфинитивной перебивки), управляемая частым у Ч. Хорошо…, – мысленную метаморфозу уродливого чиновника в волну, способную ласкать желанную красавицу (по принципу анакреонтического № 8).

180–181. Два желания

1

Жить на вершине голой,

Писать простые сонеты…

И брать от людей из дола

Хлеб, вино и котлеты.

2

Сжечь корабли и впереди, и сзади,

Лечь на кровать, не глядя ни на что,

Уснуть без снов и, любопытства ради,

Проснуться лет чрез сто.

1909; оп. 1909

180–181. Первоначально пятое и второе ст-ия цикла «Мои желания» (1909), включенные Ч. в таком составе, но под новым заглавием в его первую книгу стихов «Сатиры» (1910). Примечательно довольно раннее появление этой полностью абсолютной двойчатки в истории абсолютного ИП. В обоих случаях ИС (3, а затем 4), с инфинитивами в началах строк охватывают четверостишия целиком. Обе жизненные программы пародийно философичны; в первом фрагменте она строится на якобы простой и в то же время романтической модели биографии поэта, во втором – на цикле засыпания-пробуждения. Ирония поддержана отклонениями от регулярной силлаботоники: с Дк3 в 1-м и Я5/3 с внеметрическими ударениями на трех начальных инфинитивах во 2-м.

182. Нирвана

На сосне хлопочет дятел,

У сорок дрожат хвосты…

Толстый снег законопатил

Все овражки, все кусты.

<