Провинция Джорат, империя Куур.

Через два дня после того, как Кирин Де Мон вернулся в Куур

Мужчины остановились на мостках у входа, отряхивая капли дождя с плащей салли. Черное небо за спинами путешественников замерцало, затем озарилось вспышкой молнии, а вслед за этим послышался раскат грома. Казалось, само небо разверзлось, чтобы затопить землю.

– Закройте дверь!

Они и ответить ничего не успели: Стерва, серая кобыла-огнекровка, тут же проскользнула внутрь, толкнув боком створку. Сильный ветер вновь отбросил дверь – и пока один мужчина удерживал ее, второй поспешно задвинул щеколду.

И хоть снаружи завывал ветер, тишина внутри окутывала все теплым одеялом.

Кирин повернулся к своему спутнику:

– Почему мы не отправились в Атрин?

Второй путешественник – крупный мужчина с родимым пятном на лбу в форме белой звезды – хмыкнул:

– Там слишком много имперских солдат.

– А, точно. – Кирин с подозрением окинул взглядом убранство каменного здания: – Звезда, я знаю, ты любишь лошадей, но это что – конюшня?

Сейчас, когда Кирин Де Мон прошел внутрь, стало очевидно, что помещение переходило в огромную, расположенную в склоне холма пещеру, в глубине которой сбился в кучу целый табун лошадей, испуганно распахнувших глаза и прядающих ушами при каждом раскате грома. Выглядевшая как огромная кобыла, серая огнекровка Стерва уже успела присоединиться к своим сородичам, бочком подойдя к двум стоявшим здесь же крупным черным жеребцам-огнекровкам, чья не-лошадиная природа проявлялась в ярко-алых глазах и тигриных полосах на ногах. Остальные лошади сгрудились вокруг этих созданий, подобно детям, ищущим защиты у родителей.

– Если она понесет от них, пусть мне не жалуется, – буркнул Кирин.

Какая-то старуха с пятнами на коже бросилась ко входу из глубины залы:

– Закройте дверь покрепче! Слышите? Это самая ужасная буря, которую я только видела… – Она не договорила, оборвав речь на полуслове, стоило ей только взглянуть на Звезду.

И Кирин ее за это не винил. Звезда мог бы остановить давку, просто нахмурившись. Кирин был выше, чем его спутник, но Звезда был вдвое крупнее самого Кирина, а мрачен и вовсе – как непогода за дверью. В борделе, где Кирин вырос, Звезду бы без вопросов наняли вышибалой.

Старуха подмигнула Звезде.

– Здорово, кобыла, – рассмеялся он в ответ, дернув себя за прядь волос цвета соли с перцем. – Я тоже рад тебя видеть. Нам нужны подушки и хорошее место для Хамаррат. Извини, что пришли так поздно. Не думали, что начнется буря. – И, коснувшись указательными пальцами лба, он поклонился в пояс.

Кирин никогда раньше не слышал, чтобы Звезда произносил столько слов за раз. Как, впрочем, и не видел, чтобы тот кланялся кому бы то ни было – ни Верховному лорду, ни кому-то еще.

Стоп. Кто такая Хаммарат?^[1]

– О, ничего страшного! – Старуха вдруг резко остановилась, обратив внимание на Кирина: – Отлично. По крайней мере, ты здесь. Проходи в укрытие. Она ждет тебя. Только поторопись, пока рагу не остыло.

Кирин опустил суму на присыпанный соломой пол.

– Простите, мэм, но здесь какая-то ошибка. Меня никто не ждет.

Старуха удивленно глянула на него:

– Тебя разве зовут не Кирин?

С именем она определенно попала в цель, а потому Кирин с трудом смог не выхватить меч. С очень большим трудом.

– Кто сказал тебе это имя?

– Твоя женщина сообщила, что ты скоро присоединишься к нам^[2]. – Старуха показала в сторону коридора, ведущего в глубь холма: – Она ждет тебя. Сказала, чтобы я высматривала высокого парня с золотыми волосами, который выглядит как чужак. И я ведь не ошиблась? Ну, в смысле, ты, должно быть, с другого края империи – у нас так не одеваются. – По лицу собеседницы читалось, что ей достаточно было глянуть на его миши и кеф – и больше не требовалось никаких доказательств.

– Моя женщина? – Кирин переглянулся со Звездой. Не всех женщин, которых он знал, можно было назвать его подругами. – Никто не знает, что я здесь. Проклятье! Да я сам не знаю, где мы! – Ладонь юноши легла на рукоять кинжала на поясе.

– Я останусь здесь, присмотрю за лошадьми, – предложил Звезда.

– Договорились. Услышишь мои предсмертные крики, отомстишь.

Звезда пожал плечами:

– Не уверен. Это же у тебя чудесный меч.

Сейчас из оружия у Кирина был только кинжал, но если хозяйка конюшни и удивилась услышанному, виду она не подала.

– Пошли, жеребенок. – Она жестом подозвала Звезду: – Помоги старухе напоить коней.

Кирин же направился по коридору, ведущему, как он надеялся, к таверне. Проход вывел его из-под сводов каменной конюшни в просторную общую комнату, спрятанную так глубоко в холме, что она располагалась под землей, но при этом в нее невесть откуда поступали потоки свежего воздуха, заставляющие трепетать висевшие под самым потолком разноцветные флажки. Их радужные оттенки напомнили путешественнику цвета Королевских Домов столицы, но Кирин подозревал, что здесь они означают что-то иное. В Джорате влияние Королевских Домов не было сильно – и это было несомненным плюсом.

Кроме того прохода, через который пришел сам Кирин, в комнату вело еще три. Конечно, у путника не было возможности узнать, который из них вел наружу – если такой вообще был, – но лучше всегда иметь пространство для маневров.

Бар таверны был забит выпивкой, вышибалы нигде не было видно, а с кухни доносился аромат хорошо прожаренного мяса. Отлично.

Зал заполняли джоратцы, укрывшиеся от непогоды и наслаждавшиеся вечерней трапезой. Кирин с трудом заставил себя не пялиться на посетителей – цвет их кожи был столь же разнообразен, как и шкуры их коней, – даже отметины были похожи, а длинные прямые волосы были или распущены, или заплетены в замысловатые косы. Некоторые, правда, выбривали голову по бокам, так что оставался узкий гребень, похожий на лошадиную гриву. При этом все посетители были одеты или в простые грубые одежды земляных тонов, или в яркие одеяния со множеством драгоценностей.

Кирин не мог сказать, отчего зависела разница в одежде – от ранга или от выполняемой социальной роли, но казалось, что от пола это не зависело^[3].

Взгляды же, которыми одаривали чужака местные жители, были весьма недружелюбны: в зале даже повисла мертвая тишина.

– Кирин?

Он обернулся и увидел стоявшую у огня молодую женщину.

У Кирина перехватило дыхание.

Она была такой же джораткой, как и все в этой комнате, и в то же время она была совершенно иной. Она вся была красной: ее кожу обожгла охра, ее глаза были цвета рубина. Он так часто представлял, как увидит ее, что встретить ее вживую казалось абсурдным. Принц демонов Ксалторат явил ему этот облик лишь однажды, много лет назад – и все же Кирин никак не мог изгнать его из памяти, ибо для юноши она стала эталоном красоты.

И она была здесь. Она была прямо здесь.

Это невозможно. Сама мысль о том, что он может приехать в Джорат и в первой же пивной встретить женщину своей мечты, казалась нереальной. Конечно, Богиня Удачи благоволила ему, как никому другому, но ведь всему есть предел!

Значит, это какая-то хитрость. Обман.

Внезапно он почувствовал обиду – настолько глупа и проста была эта уловка.

Девушка же одарила его такой улыбкой, что могла, в его влюбленных глазах, затмить солнце.

– Я так рада тебя видеть. Прошу, присоединяйся, – собеседница указала на место рядом с собой, подле худого невысокого мужчины с западного Куура, обряженного в аголе и одеяния жреца. Похоже, ее спутник уже смирился с незавидной ролью третьего лишнего.

Улыбка женщины погасла, когда Кирин вновь положил ладонь на рукоять кинжала.

– Кажется, мы незнакомы, – отчеканил он. – Я – Кирин, а ты кто?

Радость пропала из ее глаз.

– Ты не помнишь меня.

– Вынужден повторить. Мы незнакомы.

В таверне послышался шум, сидевшие сзади люди начали вставать, собираясь защитить своих соотечественников от незнакомого чужака.

Девушка посмотрела на посетителей и подала знак замолчать:

– Все в порядке, он мой гость. Всем бесплатной выпивки за мой счет.

Зала взорвалась хохотом и одобрительными выкриками, словно она сказала что-то смешное. Кирин про себя внес это в список причин не доверять сложившейся ситуации.

– Может, вы присядете? – предложил жрец. – Мы представимся и расскажем, что здесь происходит.

Кирин убрал ладонь с рукояти кинжала. Если это и была хитрость, то, по крайней мере, у него было небольшое преимущество – он понимал ее природу. Только три создания во вселенной знали, как выглядит девушка его мечты: его лучший друг Тераэт, демон Ксалторат и мимик Коготь. Тераэт никогда бы не сделал ничего подобного, а вот остальные… Ни тот ни другая не были его друзьями.

Жрец, правда, казался странным сопровождающим для демонических соблазнов. Почему Ксалторат или Коготь взяли с собой такого компаньона?

Кирин придвинул стул и сел. Джоратская девушка вернулась на свое место:

– Все идет не так, как я планировала, а у нас совершенно нет времени.

– Я же сказал, он не будет вас помнить, – обронил жрец. – Как и большинство других людей.

– Может, вы все же представитесь? – не выдержал Кирин. – С этого ведь обычно и начинают любую беседу.

– Ах да, – вздохнула девушка. – Конечно. – Она коснулась рукою, черной как непроглядная тьма, своей груди.

Кирин прищурился. Ему не померещилось: на девушке не было перчаток, но цвет кожи ее рук и ее лица не совпадал.

– Я – Джанель Теранон. Это мой самый дорогой друг Коун, в прошлом бывший… – Она оглянулась на жреца: – Это ведь в прошлом?

Мужчина поморщился:

– Мое положение слишком неопределенно. – И, повернувшись к Кирину, добавил: – Я брат Коун, служитель Мистерий Вишаи. Рад знакомству с вами.

– Взаимно, – откликнулся Кирин, по-прежнему не отводя взгляда от Джанель.

Джанель.

Он чувствовал себя круглым идиотом. У нее есть имя. Ну, разумеется, у нее есть имя. Все эти годы, прошедшие с тех пор, как Ксалторат явил у него в голове ее облик, Кирин никогда не задумывался о том, как ее могут звать. А ведь «Джанель» вполне могло быть распространенным прозвищем! Может быть, в Джорате оно столь же популярно, как Тишар для столицы. Да и означает что-нибудь вроде милой или благословенной или – как, видимо, принято в этих землях – что-нибудь связанное с лошадьми.

– Джанель… – протянул он. – Почему я не помню тебя, если мы знакомы?

Она понизила голос:

– Потому что ты был мертв.

Кирин оглянулся по сторонам. После того как Джанель назвала его своим гостем, он стал неинтересен для остальных посетителей.

– Я бы хотел узнать подробности.

Тераэт – друг Кирина, мог свободно посещать Загробный Мир и возвращаться обратно – и все благодаря своей матери, которая по счастливой случайности оказалась Таэной, Богиней Смерти^[4]. Да и сама Таэна часто возвращала к жизни разных людей – как и его самого пару дней назад. Так что сама мысль о том, что они могли встречаться, пока он был мертв, была вполне возможна.

Пугающа, но возможна.

– Ну что ж, – начала Джанель. – Я могу путешествовать между Миром Живых и Загробным. Два дня назад, когда ты был принесен в жертву Ксалторату, я была именно там. Я помогла тебе одолеть стоявших на твоем пути и охотящихся за тобой демонов, так что ты смог вернуться в Мир Живых.

У него пересохло во рту.

– И как вы узнали, что я должен… прибыть сюда?

Жрец, Коун, оглянулся на нее:

– Джанель, я не думаю…

– Тс-с! – шикнула она на него, а затем вновь повернулась к Кирину: – Когда мы встретились в небытии, ты рассказал мне свою историю. Ты умер, пытаясь остановить Гадрита Де Лора, которого ты заподозрил в заговоре с целью убить императора. Пробудившись, я обнаружила, что император уже мертв, как и Гадрит, и кто-то разбил Кандальный Камень, освободив при этом всех рабов с гаэшами, а заодно и демонов с гаэшами. И, насколько мне известно, для уничтожения такого Краеугольного Камня, как Кандальный, требуется Уртанриэль, также известный как Погибель Королей.

Тут Кирин уже не стерпел – она прекрасно знала, по каким болевым точкам бить:

– Это все очень интересно, но я по-прежнему не слышу от тебя объяснений.

Джанель вскинула подбородок:

– Я искала тебя, но не могла найти. – Она вновь понизила голос: – Даже с помощью магии. А поскольку для своих поисков я использовала Краеугольный Камень, самое простое объяснение, почему мои попытки были неудачны, – это то, что именно ты владеешь Погибелью королей^[5]. Он у тебя. Прямо сейчас. Поскольку мы не могли отследить тебя, оставалось только надеяться, что рано или поздно ты воспользуешься системой Врат.

– И? – Кирин жестом попросил ее продолжить.

– И мы подкупили Гильдию Хранителей Врат, чтобы они следили за тобой.

– И направили тебя к местному Привратному Камню, а не туда, куда ты направлялся, – в тон ей продолжил Коун.

– Джорат.

Джанель склонила голову набок:

– Извини?

– Я направлялся сюда. В Джорат. Мне нужно было… – Кирин оборвал речь на полуслове.

Мне нужно было найти Черного Рыцаря, – просилось на язык. – Потому что одиночка не способен исполнить пророчество об Адском Воине. Мы подозреваем, что речь идет о четверых, но знаем лишь троих: сына Террина, сына Дока и сына Санда.

Что означает, что есть еще один^[6].

Кирин понимал – девушка все еще ждет, что он объяснит, что привело его сюда, – но вместо этого он улыбнулся и спросил:

– Как бы то ни было… мы сейчас в Джорате. Но где именно?

– Авранила, – ответила Джанель, – городок на северо-востоке. – И вздохнула: – Я надеялась, что ты доберешься сюда раньше. Почему ты так задержался?

– Мне нужно было принять душ, – усмехнулся Кирин.

Ей это смешным не показалось.

Кирин вздохнул:

– В столице прошел Адский Марш. Беженцы заполонили все Врата на десять миль вокруг столицы, и нам пришлось идти пешком, поскольку Стерва не позволяет никому ехать на ней верхом. Нам пришлось преодолеть не менее тридцати миль, чтобы найти доступные Врата. А я еще удивлялся, что нам удалось так легко подкупить Хранителя Врат – он, должно быть, взял кучу денег за выполнение твоих требований.

Джанель кашлянула, прочищая горло:

– Ну и отлично. Мы очень боялись, что кто-то из Привратников может попытаться играть на обе стороны.

А брат Коун добавил:

– Дом Де Мон объявил награду за ваше «благополучное возвращение».

– И почему я этому не удивлен? Я считался пропавшим несколько лет – и никто не потрудился снять объявления «пропала собака». – Кирин вскинул руку, чтоб привлечь внимание трактирщика: – Эй, можно мне сидра? И что-нибудь к нему.

Джанель прикоснулась пальцами к его запястью:

– Я все пытаюсь тебе объяснить – у нас нет времени ужинать. Прямо сейчас в другом месте нужна твоя помощь – именно поэтому мы привели тебя сюда.

В коридоре, вторя ее речам, послышался громкий стук. Посетители таверны замерли, а несколько горожан привстали, чтобы получше рассмотреть прибывших.

Впрочем, их не было – вместо этого в главный зал таверны вошли Звезда и старуха-конюх, которая помогала ему с лошадьми.

Женщина вытерла руки о фартук:

– Надеюсь, никто ничего не запланировал – буря так разгулялась, что мы заперли дверь.

По таверне пронесся протяжный стон.

Джанель вновь привстала:

– Но мы уедем отсюда, как только дождемся еще одного гостя.

Конюх мотнула головой:

– А вот и нет. Никто не придет и не уйдет отсюда – буря за дверями разыгралась не на шутку. Ты не проживешь и нескольких минут, если выйдешь наружу. Так что присаживайся и наслаждайся нашей чудесной компанией, пока злые ветра не стихнут. – Старуха одарила Джанель острым взглядом: – Так ты кого-то там ждешь? Извини, но он, похоже, пропустит нашу вечеринку.

– Он опаздывает, – признала Джанель. – Потому что должен уже быть здесь.

– Да? А я должна быть маркривом Альвароса – так что мы не всегда получаем то, что хотим. Как бы то ни было, когда демоны начинают Адские Марши из одного края Куура в другой, твой друг, пытаясь заявиться в такое время – пусть даже если бы не было бури, – должен сразу понимать, что его задумка весьма сомнительна. – И старуха, отвернувшись, направилась к стойке. Уселась на свободный стул и громко потребовала бутылку.

К удивлению Кирина, Звезда, обогнув стол юного Де Мона, последовал за нею.

– Подожди. Она сказала Адские Марши?! Не Марш, а Марши?! – поразился Кирин.

Джанель и Коун уставились на него:

– Ты серьезно ничего не знаешь?

Джанель пригладила ладонью свои брюки, которые она носила заправленными в сапоги для верховой езды.

– Да, Адские Марши. С тех пор как ты разбил Кандальный Камень, Ксалторат бродит на свободе – и с тех пор он регулярно приглашает новых и новых друзей для своих развлечений.

Кирин почувствовал, как у него скрутило живот.

– Я… я не знал…

– Ну, еще не все потеряно, – хмыкнула Джанель. – Восемь Бессмертных сражаются с демонами, чтобы помешать им захватить Мир Живых. Они и раньше изгоняли их, так что, не сомневаюсь, они сделают это и снова.

А вот Кирин не сомневался в том, что она слишком наивна^[7].

– Отлично. Но ты потратила много сил на то, чтобы найти меня. – Он посмотрел ей прямо в глаза: – Почему?

– Мы хотим убить дракона, – просто ответила она.

Кирин пораженно уставился на нее:

– Дракона? Дракона?!

Джанель вспыхнула:

– Пожалуйста, говори тише.

– Дракона, – повторил он еще раз. – У тебя есть какие-то… Хотя нет, подожди. Я не знаю, амбиции или жадность подтолкнули вас к этой идее, но позволь мне заверить тебя – вы совершенно зря это задумали!

– Неважно, так это или нет…

– Нет, погоди, выслушай меня. В перечне самых ужасных идей в мире ваша задумка «давайте убьем дракона» находится на весьма почетном месте. Точнее, где-то между вторжением в Манол летом и освобождением Вол-Карота «совсем на чуть-чуть». Знаешь, почему родители не отговаривают детей нападать на драконов? Потому что ни один отец не думает, что его ребенок может быть настолько туп, что решится на такое. Да дракон уничтожит меня раньше, чем я приближусь к нему, хотя бы для того, чтоб задеть его чувства, не говоря уже о том, чтобы ранить.

Джанель вздернула бровь:

– Ты уже закончил?

– Нет! – прошипел Кирин. – Я хотел бы знать, кто посоветовал тебе втянуть меня в этот смехотворный план, потому что я очень хочу найти его и засунуть мой…

– В Атрине сейчас живет четверть миллиона человек, – перебила его Джанель. – И они понятия не имеют, что скоро на них нападет самый большой дракон, какой только существует на свете.

Его словно холодной водой окатило. Он даже не обратил внимания на трактирщицу, которая, выполняя обязанности разносчицы, поставила еще одну кружку сидра на стол, а затем добавила к ней тарелку с рисом и овощами, сдобренными густой подливой, а потом, не спрашивая, нужно ли кому-то что-то еще, отступила к стойке.

Кирин отодвинул еду в сторону.

– Что?

Музыканты и сказители в Столице любили поведать об Атрине. Да и как можно было не любить? Атрин был воистину волшебным городом, созданным из поэзии и мрамора, возведенным императором Атрином Кандором за один день. Забавно, но Кирин никогда не встречал никого, кто действительно бывал в столице Джората – этот город был любим всеми на почтительном расстоянии.

– Ты слышал, что я сказала. – Джанель больше не улыбалась. – Теперь, после того как выяснилось, что это именно я решила привлечь тебя к этому мероприятию, скажи-ка мне на милость, что и куда ты намереваешься мне засунуть? Была бы признательна, если б ты уточнил.

Кирин покраснел. Тяжело выдохнув, он повернулся к жрецу:

– А вы-то как впутались во все это?

– Ну… я… э… – Коун запнулся. – Когда-то я был… Как бы сказать… – Он взволнованно нахмурился. – Это сложно, – закончил он.

– Как Коун упоминал раньше, он Служитель Мистерий Вишаи. Он также квалифицированный врач и мой лучший друг.

Жрецу явно было неуютно. Кирину же очень хотелось узнать, что из сказанного Джанель больше расстроило мужчину: слова о его вере или о его статусе целителя, имеющего лицензию от Королевского Дома. Тем более что раньше, когда его называли самым лучшим другом, это совершенно его не смущало.

– Вы не похожи на человека, готового расстаться со своей жизнью, – и все равно тоже считаете хорошим план «Давайте пойдем убьем дракона»?

– Со всем моим уважением, – перебил его Коун, – не имеет сейчас никакого значения, что я думаю об этом плане. Когда Мориос вынырнет из вод озера Джорат, он нападет на Атрин, и погибнут тысячи людей. Обычно с подобными проблемами справлялся император или Восемь Бессмертных, но император Санд мертв, а боги… – Он бессильно развел руками.

– Боги заняты сражениями с демонами, – закончила за него Джанель.

Кирин оглядел комнату. Все здесь казалось настолько нормальным… ну, или что считается нормой в этой части империи. Звезда и старуха-конюх сидели у стойки. Посетители таверны решили улучшить свое пребывание в самом сердце бури и затянули песню.

Кирин повернулся к двум безрассудным будущим героям. Это явно не была ловушка Ксалтората.

Принц демонов не стал бы городить столь неправдоподобный план.

Насколько Кирин знал, последнее нападение дракона на город в Куурской империи произошло в Эпоху королей-богов тысячи лет назад. Кирин всегда полагал, что драконы – не что иное, как сказка: миф, который менестрели выкликали всякий раз, как хотели спеть хвалу первому императору. По крайней мере, Кирин так считал, пока не встретил настоящего дракона – Старика, Шаранакала. И повторять этот опыт не было никакого желания.

Кирин провел рукой по лицу.

– Вы не возражаете, если я поем, пока мы разговариваем? Я не ел с тех пор, как оказался к западу от Драконьих Башен.

Джанель с аристократическим изяществом согласилась.

Кирин задумался, не означали ли ее красные глаза, что она огенра – так Королевские Дома называли бастардов, которым посчастливилось доказать, что у них в родословных есть Прикосновение богов.

Например, у Дома Де Тал красные глаза, а у его собственного Дома Де Мон – голубые.

– Хорошо, значит, ты… Ладно. Я вас слушаю. По крайней мере, до конца бури.

Он погонял еду по миске. Рис выглядел невкусным. Овощи побелели, густая паста сверху казалась съедобной, но что за белая слизь была сверху – оставалось совершенно непонятным^[8].

В столице была в моде джоратская кухня, и при мысли о том, что придется питаться лишь тем, что, насколько он помнил, было безвкусным мусором, сердце Кирина оборвалось.

Брат Коун сжалился над ним. Подойдя к столу, он быстро сказал:

– Прошу прощения, – и вытащил горшочек с ярко-красной пастой. – Существуют соусы чили, – жрец поставил кувшин перед Кирином. – Но если вы не попросите, их не подадут. Но если вам нравится перец, получается весьма неплохо.

– Неплохо? – Джанель приподняла бровь.

– Конечно, это не сравнится с баклажанами ванвази, – сказал Коун. – Извините, но это факт. Нельзя ожидать, что вы, джоратцы, можете сравнить свою кухню с совершенством.

Джанель хлопнула Коуна по плечу:

– Прекрати. Жрецы должны быть скромными.

– Скромность – это добродетель, о которой мечтают те, кто идет к свету, – просиял Коун. – Так же как и честность.

Усмехнувшись, Кирин открыл банку и принюхался. Когда жрец говорил о еде, а не о драконах, он казался гораздо более спокойным. Глаза Кирина наполнились слезами – хороший знак. Он добавил в еду большую ложку специй.

– Будем считать, что на данный момент ты говоришь серьезно. И каков же план, если этот дракон… Как его, кстати, зовут?

– Мориос.

– Хорошо, Мориос. Как ты предлагаешь убить… – Кирин подавил рвущийся смех. – Извини. Как ты предполагаешь это сделать? Насмеши меня.

– Мы ждем еще одного человека. – Джанель бросила встревоженный взгляд на коридор, ведущий ко входу в таверну.

– Кого? – спросил Кирин. – И откуда ты знаешь, что этот дракон – Мориос – собирается разнести столицу провинции? Он прислал тебе письмо?

Джанель и Коун переглянулись. Джанель сказала:

– Это… сложно объяснить.

Благодаря детству, проведенному с преступниками, Кирин очень остро чувствовал опасность. И все происходящее попахивало жульничеством. Приемная мать Кирина, Ола, научила его лучшему способу избежать опасности: никогда не задерживайся достаточно долго, чтобы оказаться на крючке.

Кирин уронил ложку и схватил свою заплечную суму.

– Хорошо. Я ухожу отсюда. Удачи вам в охоте на драконов. Было очень приятно с вами познакомиться. – И он крикнул через всю комнату: – Эй, Звезда, мы уходим! Прямо сейчас!

Мужчина удивленно поднял глаза от своего напитка.

– Мы – что?

Джанель встала:

– Ты не можешь уйти. Буря снаружи…

– А я рискну! – Решив не дожидаться Звезду, он направился к выходу, огибая стулья. Джоратский конюх был именно там, куда Кирин обещал его отвести: в Джорат. И вряд ли преданность Звезды распространялась на что-то еще.

Кирин вернулся по коридору обратно. В проходе с балок свисали фонари, освещая дорогу в конюшню и ко входу – с закрытой на тяжелый деревянный засов дверью, грохотавшей так, будто с другой стороны стоял великан, трясущий ее, чтобы войти.

Когда Кирин подошел, чтобы сдвинуть засов, Стерва заржала на него. Кирин не говорил на языке огнекровок, но, судя по тону, это значило что-то вроде: «Ты же не собираешься выходить на улицу в такую погоду?»

– Извини, Стерва, но ты, как я и обещал, вернулась в Джорат. Звезда сможет тебя отсюда забрать.

Приехав сюда, он совершил ошибку. Кирин должен был остаться с Тераэтом. Тогда бы он по-прежнему пребывал в блаженном неведении о количестве трупов, связанных с его деяниями. Он вызвал Адские Марши…

Так много людей погибло. И все потому, что он нашел хитрый способ обойти силу Кандального Камня, для того чтобы убить Гадрита. Откуда он вообще мог знать, что проклятый артефакт отвечает за сковывание демонов? Он ведь понятия об этом не имел!

– Привет тебе, Нарушитель Закона. Привет тебе, Принц Мечей, – прошептал он самому себе насмешливые слова Ксалтората. Он сделал именно то, что хотел Ксалторат: освободил демонов. А еще убил императора. Затем вернул меч Уртанриэль, Погибель королей. И что же, согласно Деворанским пророчествам, было уготовано человеку, который совершил все это? Этот счастливый ублюдок уничтожит Куурскую империю – и, вполне возможно, весь мир. Имело ли значение, что Кирин не хотел этого?^[9]

Сколько он знал людей, что пытались избежать игры в пророчества, в которую играли демоны, драконы и боги? Это все не имело значения. Они все равно оказывались во все это вовлечены. Восемь Бессмертных лично втянули Кирина в эту неразбериху в надежде низвергнуть пророчества. И все же он задавался вопросом, действительно ли они знали, что делают. Казалось, демоны побеждали.

Привет тебе, Похититель Душ.

Он опустил рюкзак и налег плечом на засов на двери. Тяжелое дерево, застонав, освободилось, и Кирин отбросил его в сторону. Засов отворился, и наружная дверь с грохотом распахнулась. Ветер завывал подобно ревущему дракону. Кирин мог различить лишь силуэты ближайших зданий, словно шторм превратил послеполуденное время в ночь. Но Кирину было все равно, опасна ли такая погода для человека или зверя.

Он шагнул на улицу.

Шагнул. А затем услышал свирепый свист. Огромное белое пятно пронеслось над головой; затем фигура развернулась и приземлилась с оглушительным грохотом. Дома, навесы и здания, сделанные из дерева, потрескались и раскололись, а камни раздробило и раскидало в стороны.

Молния очертила перед ним фигуру дракона. Это был не Шаранакал, вулканический дракон, пытавшийся удержать его в плену. Это был другой дракон, белый с серым и серебристым. Дракон, чьи голубые глаза сверкали, как драгоценные камни.

И дракон уставился на него.

Время застыло, вытянулось. Он подумал: «Ее глаза того же цвета, что и мои»^[10].

Только лишь потом он понял, что догадался, какого пола дракон. Время рванулось вперед. Драконица широко расправила крылья и откинула голову назад. А затем резко наклонила ее вперед, и вместе с порывом ураганного ветра из огромной пасти вылетели острые, как бритва, осколки льда.

Он попытался закрыть дверь, но один он бы с этим не справился.

А затем рядом встала, ухватившись за край двери, Джанель. Подняла засов и с грохотом опустила его на место, одновременно с тем, как в дверь ударили осколки льда. Джанель налегла на дверь, и преграда содрогнулась.

– Твой меч! – выкрикнула она. – Бей сквозь дверь. Ничто не может противостоять Уртанриэлю!

Он выхватил кинжал, и тот мгновенно превратился в тонкий меч из белого серебра.

Крик Уртанриэль вонзился ему в уши – о, это был рев сирены, способный соперничать с любым завыванием шторма. Она вопила, чтобы он уничтожил эту женщину. Кричала, чтобы он уничтожил что-то за спиной в таверне. Орала, чтобы он уничтожил дракона. Уничтожил любую магию. Любого, кто разбирается в магии. Уртанриэль пела песню хаоса и ненавидела все голоса, кроме ее собственного.

Он не обратил внимания на ее вопли.

– Пригнись! – крикнул он Джанель.

Та подчинилась. И он вонзил лезвие по самую рукоять. Дерево поддалось, словно это была бумага, а не закаленный огнем дуб. Затем что-то массивное ударилось в дверь. Здание содрогнулось, и воздух наполнился ревом.

Он вытащил Уртанриэль. Лезвие покрывала сине-фиолетовая кровь. И там, где она капала на землю, образовывались ледяные кристаллы.

– Что нам… – Кирин повернулся к Джанель.

– Драконица еще жива! – Джанель схватила его за мишу, оттащила подальше от двери и, упершись ногами в брусчатку, прижалась к стене. Комнату наполнил воющий, шипящий шум. На двери наросли толстые слои льда, а камень фундамента треснул и застонал.

Наконец шум ветра снаружи стих. Джанель опустилась на мокрую землю, ее дыхание застывало в воздухе. Кирин сел прямо перед ней, держа в руке Уртанриэль. Рядом капала вода. Лошади фыркали, пытаясь успокоить друг друга, а огнекровки подались вперед, пытаясь выяснить, в чем дело.

После долгого, тягостного молчания Кирин сказал:

– Ты могла бы упомянуть, что дракон направляется к нам.

– Да… – выдохнула она, потирая голову рукой. – Могла бы, но есть одна проблема.

– Какая?

– Это не тот дракон.

1: Преступники из Барсины

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после того, как Кирин Де Мон был принесен в жертву Ксалторату

Когда Кирин вернулся в таверну, его – или ее – встретила волна вопросов. Гости хотели получить ответы. Что это был за шум? Он напугал лошадей? С лошадьми все в порядке? Неужели погода ухудшилась? Кто-нибудь проверял лошадей? Не хотят ли огнекровки присоединиться к ним в баре?^[11]

Последнее предложение звучало серьезно.

– Буря слишком сильна, чтобы путешествовать, – громко объявила Джанель. – Не пытайся уйти.

Кирин приподнял бровь, но спорить не стал. Теперь внутри всех удерживал ледяной покров толщиной в несколько футов. А снаружи поджидал разъяренный дракон.

Просто обычный вечер в таверне.

Вероятно, не было смысла пугать толпу тем, что они не могли исправить. Кирин тоже сомневался, что он мог бы помочь, пусть даже и с Уртанриэль, но одно он знал точно: любые разговоры об убийстве дракона стали значительно менее спорными.

Но если снаружи был не тот дракон, то где же был тот?

После того как все вернулись к напиткам и болтовне, Джанель побрела обратно к жрецу Вишаев и бросила сумку Кирина на стул.

– Эйан’аррик снаружи, – прошептала она брату Коуну, – и она закрыла льдом вход в таверну.

Кирин сел и уставился в свою миску. Он задумался, сколько провизии запасено в таверне и хватит ли ее надолго. Как местные жители воспримут распределение или, еще хуже, нехватку еды?

Нет, Кирин не собирался позволить дракону заманить его в ловушку. И полные ненависти песни Уртанриэль показали присутствие могущественной магии. Кирин не мог быть уверен, реагирует ли Уртанриэль на волшебников или на наличие одного или нескольких Краеугольных Камней, но меч давал ему смутное представление о направлении, достаточное для того, чтобы сделать обоснованное предположение. Уртанриэль хотела смерти Коуна столь же сильно, как хотела убить дракона, Джанель или старуху, которая занималась лошадьми.

Эти люди не были столь уж беспомощными, как казались^[12].

– Эйан’аррик здесь? Уже? – Коун наклонился вперед, понизив голос, как и Джанель до этого. – Прошло так мало времени после боя. Если она так быстро пришла в себя…

– Не «если», – сказала Джанель. – Она пришла в себя, и это очень плохое подтверждение тому, как трудно навсегда убить дракона. Она даже двух дней не побыла мертвой. И мы понятия не имеем, выздоравливают другие драконы быстрее или медленнее.

Кирин нахмурился:

– Она была мертва два дня назад? Как это произошло?

Джанель вздохнула и огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что на нее никто не смотрит.

– Я ее убила. – И добавила: – Честно говоря, мне очень помогли.

– Итак… Давай посмотрим, правильно ли я понял. Вы заманили меня сюда с помощью комбинации подкупа и логики. Существует некий гипотетический дракон – Мориос, – и, по твоим словам, он готов в любую минуту уничтожить Атрин. И есть Эйан’аррик – совсем гипотетический дракон, – который преследует тебя. Потому что ты была достаточно груба для того, чтобы убить ее два дня назад. – Кирин придвинул к себе миску и ложку. – Нет смысла беспокоиться о вашей первой проблеме, пока вы не разберетесь со второй. Я ничего не пропустил?

Джанель нахмурилась, глядя на него:

– Нет.

– Тогда ответь мне вот что. Если этот дракон – Мориос – направляется к столице Джората, почему ты не обосновалась в Атрине и не попросила Хранителя Врат отправить меня туда? Мы бы уже были на месте. Когда я прибыл, я не видел Хранителя, дежурившего по эту сторону Врат. Так что, если только у вашего Привратника не выходной и он не пьет в баре, мы не сможем открыть отсюда ворота. Зачем заручаться моей помощью здесь – даже если я и соглашусь, – если для того, чтобы добраться до Атрина, потребуется два месяца? Что останется от города к тому моменту, как мы туда прибудем?^[13]

Джанель и Коун снова обменялись взглядами.

– Так. Прекращайте это, – сказал Кирин. – Если ты думаешь, что я во что-то не поверю или не смогу что-то принять, просто расскажи мне обо всем. Я через многое прошел и многое повидал. Я мастер принимать невозможное.

– То, как трясутся твои руки, говорит об обратном, – возразила Джанель.

– Это нормальная реакция на нападение дракона!

Коун откашлялся:

– Иногда конкретные действия выглядят очень плохо, если мы не знаем контекста, который поможет интерпретировать их. Для примера, если бы кто-нибудь сказал мне, что вы убили императора Санда…

– Просто для примера? – прищурился Кирин. – Я гипотетически убил императора?

– Дай ему договорить, – сказала Джанель.

– Да, спасибо. Как я уже говорил, я был бы расстроен. Но только потому, что я не знал бы контекста. На самом деле Гадрит Кривой, используя Кандальный Камень, завладел телом Санда. Вы не убивали императора, потому что он уже был мертв. Видите? Если выболтать определенные факты – ну, без правильного контекста, – слушатель может прийти к неправильному выводу.

Кирин уставился на него:

– Откуда у вас столько информации обо мне?

Их точность была слишком удручающей.

Кирин покосился на руки мужчины: никаких перстней-печаток с рубином. Если Коун и принадлежал к Людям Грифона, тайному обществу покойного императора, свою преданность он открыто не демонстрировал.

Коун прочистил горло:

– И это тоже одна из тех ситуаций, когда важен контекст. – Он повернулся к Джанель: – Нам нужно многое объяснить.

– Именно, – согласился Кирин. – И, к вашему счастью, я никуда не спешу.

Джанель нахмурилась:

– Мы должны сконцентрироваться на Атрине, Коун. Мориос может проснуться в любой момент. И когда он сделает это, Атрин будет беззащитен.

– Хотите, чтобы я проверил? – спросил Коун. – Извините. Разумеется, хотите. – Он вытащил из-под одежды камень размером с яйцо. Коричневый агат шел слоями, словно превращаясь к середине в какой-то более драгоценный камень, и в центре его, казалось, горело пламя.

Уртанриэль мысленно закричала.

– Это… – Кирин замолчал и облизнул губы. – Это Краеугольный Камень, верно?

– Сердце мира, – сказал Коун. – Один из восьми божественных артефактов. Каждый Краеугольный Камень обладает уникальными способностями, которые может использовать его владелец…

– Я знаю, что такое Краеугольный Камень. Я уничтожил один такой пару дней назад,

И освободил всех демонов в мире.

– Верно. Кандальный Камень. – Коун заерзал. – Одну минуту. – Жрец не сделал ничего особенного или эффектного. Он просто уставился на камень, словно любуясь его красотой, а через несколько секунд моргнул и спрятал камень обратно под мантию. – Он еще не напал, – сказал Коун.

– Но скоро это сделает. И мы должны быть там, когда он… – Она оглянулась на Кирина, успев заметить, как тот закатил глаза. – Ты нам не веришь.

– Я все еще не услышал, почему мы не в Атрине.

– У нас есть на то причины.

– Какие же?

– Мои собственные, – прищурилась она.

Но Кирин не собирался ее успокаивать:

– Ты не хочешь поделиться со мной информацией и ждешь, что я помогу? Зачем мне это?

Джанель перегнулась через стол:

– Потому что мужчина, с которым я столкнулась два дня назад, не был избалованным ребенком. Потому что он без колебаний помог мне, рискуя при этом оказаться в ловушке Загробного Мира. Потому что я думала, что человек, способный рискнуть своей душой, чтобы спасти кого-то, кого он никогда раньше не встречал… – Ее губы скривились. – Я думала, что такой человек рискнет своей жизнью, чтобы спасти двести пятьдесят тысяч других людей, которых он тоже никогда не встречал ранее. По-видимому, я ошиблась. – Она резко встала.

Казалось, брату Коуну захотелось стать как можно более незаметным.

Кирин схватил Джанель за запястье. Судя по уничтожающему взгляду, которым она его одарила, он был близок к тому, чтоб потерять руку, а следом и жизнь.

– Извини. – Он уставился в ее глаза: красные с проблесками оранжевого и желтого – не такие, как у Дома Де Тал. – Я перегнул палку. Но, пожалуйста, пойми, ты просишь слишком многого. Ты ждешь, что я слепо поверю твоей истории. Любой бы отнесся к этому скептически. Дай мне какую-нибудь зацепку!

Джанель окинула его долгим взглядом и лишь потом села.

– Я не могу вернуться в Атрин из-за моего статуса в глазах правителя Джората. Как только герцог Ксун узнает, что я не умерла, меня немедленно казнят. Я могу прибыть в Атрин только в том случае, если город будет слишком занят другими проблемами, чтобы обратить на это внимание. Например, он будет занят Мориосом^[14].

Кирин уставился на нее:

– Почему герцог Ксун хочет твоей смерти?

– Это довольно долгая история.

– У нас есть время, – сказал Кирин. – Я имею в виду… – Он указал в сторону входной двери: – Мы все равно никуда не пойдем, пока ледяная королева не устанет от этой игры. Или пока мы не убьем ее.

Брат Коун оживился:

– Это замечательная идея!

– Какая именно? Ее утомление или ее убийство?

– Коун… – сказала Джанель.

– Не ругайтесь. Он прав, мы должны рассказать ему! – Коун улыбнулся Кирину: – Кроме того, вы должны и сами понять, как вы вписываетесь во все это и почему вы нам нужны.

– Я знаю почему, – ответил Кирин. – Уртанриэль. Если они уже один раз убили дракона, то трудность была вовсе не в том, чтобы сделать это снова. А вот убить дракона навсегда уже было сложно. И, вероятно, для этого нужна была Уртанриэль.

Коун отвлекся от копания в сумке.

– Хм, сомневаюсь.

– С чего мне начать? – спросила Джанель. – Наверно, с герцога Каэна?

Коун вытащил из сумки, в которой он хранил книги, маленький, аккуратно переплетенный томик.

– Придется начать чуть раньше герцога Каэна, или это не будет иметь смысла. И раньше Атрина. Начнем с мероприятия в Барсине. – Он постучал большим пальцем по обложке книги. – К счастью, я все записал.

– Барсина. Это человек или место? – спросил Кирин.

Джанель тускло улыбнулась:

– Это зависит от контекста. Коун, начинай. А я схожу принесу всем нам еще по одной порции. И еще больше упишеаррала^[15].

Кирин проводил Джанель взглядом к бару. И, что бы она ни сказала бармену, это заставило ее собеседницу бросить полотенце и скрестить руки на груди. Через несколько секунд они выскользнули через заднюю дверь.

Брат Коун же взял свою записную книжку и прочел вслух:

– Существует много рассказов о восстании, о его причинах, об обстоятельствах его успехов и неудач. Брат Коун был уверен, что его рассказ не совпадет с другими истори…

– Подожди. У меня вопрос, – сказал Кирин.

Брат Коун оборвал чтение:

– Всего один?

– Я ничего не обещаю, – сухо сказал Кирин. – Восстание? Какое восстание? Я думал, мы говорим о драконе.

– Мы ведь говорили о контексте, помните? – возразил Коун. – Пожалуйста, наберитесь терпения. Опять же, пока не будут устранены определенные препятствия в виде дракона, у вас нет особого выбора.

– Хорошо, хорошо. Это произошло недавно? Герцог Каэн выступил против империи? – Джанель и Коун упоминали герцога Каэна ранее, да и друг Кирина Джарит Миллигрест был обеспокоен необъявленным восстанием герцога. И если уж на то пошло, отец Джарита, главнокомандующий Корен Миллигрест, был обеспокоен герцогом Каэном. Оба, и отец и сын, наблюдали за ним, ожидая, когда он даст предлог направить против него армию.

И это напомнило Кирину о том, что его друг Джарит был уничтожен Адским Маршем, прошедшим два дня назад в столице.

Он выдохнул.

– Мои извинения, – сказал Кирин. – Пожалуйста, продолжайте.

– Да, хорошо, да. – Коун нашел взглядом место, на котором закончил. – Итак… Коун всегда будет настаивать на том, что восстание началось в Джорате.

Все началось с ограбления…

Все это с самого начала было проблематичным. Разбойники явно не хотели исполнять свои «грабительские» обязанности. Брат Коун знал, что бандиты прячутся на близлежащих деревьях, и чувствовал, что за ними уже несколько часов следят. Он задавался вопросом, чего же они ждут …

Брат Коун поднял голову и нахмурился:

– Да?

– Вы рассказываете в третьем лице? – спросил Кирин, стараясь не рассмеяться. – Серьезно? Если вы там были… Почему бы не рассказать обо всем произошедшем со своей точки зрения?

– Это хроника, – запротестовал брат Коун. – Я летописец, а хронику не пишут, как дневник, от первого лица.

– Никогда не встречал никого, заслуживающего доверия, кто бы говорил о себе в третьем лице. Знал я одного мимика…

Джанель поставила поднос с сидром, местным пивом и еще несколькими мисками с упишеарралом.

– А вот и я.

– Какие-то проблемы с барменом? – спросил Кирин.

– Хм? Никаких проблем, – сказала Джанель, присаживаясь и наливая себе сидр.

Кирин оглянулся на бар. Бармен вернулась, но теперь она стояла в обнимку со старухой-конюхом и о чем-то шепталась с ней.

– Он все время меня перебивает. – Брат Коун посмотрел на Джанель, словно ища у нее защиты: – Можно я продолжу?

Джанель прикоснулась к руке Кирина:

– Если ты не позволишь ему читать, он не даст нам никакой жизни.

И Кирин решил не спорить.

Рассказ брата Коуна.

Знамя Барсина, Джорат, Куур

Ни одни предыдущие бандиты столько не медлили.

В самом деле, пришлось ждать так долго, что кобыла Дорна даже пошутила, что их стоит пригласить в лагерь разделить завтрак.

Наконец одинокая фигура в маске вышла к ним на поляну. Брат Коун смог скрыть свое удивление: он не ожидал, что разбойником окажется женщина. Впрочем, Джорат уже не оправдал стольких ожиданий.

– Наконец-то, – пробормотала Дорна. Брат Коун толкнул ее локтем, чтобы она замолчала.

Очевидно, в этой части Джората преступники были робкими существами, которых нужно было выманивать из их нор.

– Где твои охранники? – спросила бандитка, оглядываясь по сторонам. Разумный вопрос для того, кто собирается совершить преступление.

Кобыла Дорна фыркнула, соскребая засохший сладкий рис с железной сковороды^[16].

Третий член их отряда тихо и неподвижно сидел у костра, воплощая в себе все чаяния тех, кто рискнул заняться бандитизмом. На шее на цепочке висело кольцо с драгоценными камнями. Туника для верховой езды была прошита золотой нитью, а прическа лаэвос была украшена нефритовыми заколками.

– Охранники? Зачем? – Джанель неспешно отхлебнула чаю. – Вы ищете работу?

В ответ на шутку бандитка закатила глаза, продолжая при этом осматривать поляну, словно вооруженные солдаты могли спрятаться под спальными мешками. На мгновение ее взгляд задержался на освежеванном олене, висевшем вниз головой на одном из деревьев.

Брат Коун мог угадать, о чем она думала: их всего трое, и ни один из них не выглядел способным на то, чтобы подвесить оленя, не говоря уже о том, чтобы защищаться. Дорна выглядела старше гор. Сам брат Коун был плохо приучен к физическим упражнениям. Благородная дама, Джанель, походила скорее на ребенка. Лошади паслись на соседнем пастбище и казались совершенно безобидными. Нигде не видно никаких признаков хороших охранников, которые могли бы защитить джоратского аристократа от тех, кому при рождении повезло гораздо меньше.

Металл, который легко добыть.

– Слишком просто, – пробормотал бандит. – Вы слишком благородны для того, чтобы не иметь защитников.

А она умнее, чем главари последних четырех банд, подумал брат Коун.

Такая ловушка всегда напоминала брату Коуну салоса, змею, живущую в джунглях Манола. Сам он никогда их не видел, поскольку никогда не бывал так далеко на юге и не покидал границ Куура, но отец Зайхера описывал это существо. Рептилия охотилась, подергивая кончиком хвоста и делая вид, что это не кончик хвоста, а находящееся в отчаянии раненое животное. Любой хищник, набросившийся на эту бесплатную закуску, обнаруживал, что предназначался в качестве основного блюда.

Его работодательница, Джанель Теранон, граф Толамер, выглядела столь же беззащитно.

Он услышал треск сухих листьев и веток, хрустевших под ногами, и перевел взгляд в сторону леса.

– Граф, – сказал он, – есть еще.

– Я надеюсь на это, брат Коун, – ответила граф Джанель, рассматривая разбойницу и с преувеличенной осторожностью ставя чашку. – Ваши компаньоны тоже ищут работу? – улыбнулась она.

– Зависит от обстоятельств. Сколько вы платите? – крикнул мужчина откуда-то из-за деревьев. Другие, тоже невидимые, засмеялись в ответ, показывая, что женщина привела на вечеринку всех своих друзей.

Бандитка вздохнула. Она была одета в богато украшенную кожаную тунику, окрашенную в контрастные коричневые и зеленые тона. Маска на лице состояла из двух кусков вышитой зеленой ткани, наложенных друг на друга так, чтоб оставить прорезь для глаз. Кожа вокруг одного глаза была коричневой, а вокруг другого – винно-красной. Наискось через плечо был перекинут лук, а в руке она держала серп.

Возможно, это просто взбунтовавшаяся фермерша. Тем более что это очень заразительно, учитывая, как часто разбойники нападали на них за пределами кантона графа Джанель, Толамера. Однако в этом была и положительная сторона. Большинство правящих аристократов Джората предлагали награду за пойманных бандитов.

Прекрасный способ заработать на жизнь, если не бояться рисковать.

Брат Коун очень возражал против этого, но не ему было указывать графу, как наполнять сундуки металлом.

Разбойница повернулась к лесу:

– Заткнитесь!

Улыбка Джанель превратилась в усмешку:

– Вашим людям нужно время. Ни одна лошадь не родилась оседланной.

– Сущая правда, – согласилась бандитка, а затем расправила плечи, словно напомнив себе, что не следует отвлекаться на дружелюбную жертву. – Смотри сюда. С тех пор как ты пересекла реку, мы следили за тобой и твоими людьми и все время спрашивали себя, что же здесь делает такая модногривая, как ты. Думаешь, мы поверим, что тебя сопровождают только древняя кобыла и жирный мерин?

Брат Коун выпрямился:

– Подожди…

– О, она зрит в корень, не так ли? – Дорна встала, по-прежнему держа сковородку. – Я стара, а ты за свою жизнь никогда не отказывался от второй порции лапши.

Брат Коун нахмурился:

– Дорна, ты на чьей стороне?

Их прервал свист. Брат Коун, действуя скорее на животных инстинктах, чем вследствие долгих тренировок, отскочил назад. Стрела выбила из рук Дорны сковороду, отправив ее в полет.

Все замолчали. Губы графа Джанель сжались. Она больше не выглядела удивленной.

– Ой! Зачем вы это сделали? Я ее еще не дочистила! – Дорна потерла руку и недовольно поморщилась.

Сердце брата Коуна билось так быстро, что он подумал, что оно сейчас превратится в кролика и убежит. Последние бандиты, с которыми они столкнулись, были сплошь вооружены вилами и длинными ножами – оружием ближнего боя, – и это играло на руку графу. Она выглядела такой беспомощной; это всегда приманивало волков.

Другое дело – стрелы. К ним у графа Джанель не было иммунитета.

Как и у Коуна с Дорной.

Бандитка лишь крепче сжала серп в руке.

– Мы здесь не для того, чтобы развлекать тебя, старая карга. Отдавайте свои ценные вещи. Сейчас. – Она указала на фамильный меч Джанель, вложенный в ножны и висевший на толстой ветке на поясе: – Чей он?

Джанель склонила голову набок:

– Мой.

– Лошадиное дерьмо! – рассмеялась женщина. – Да будь я проклята, если ты хотя бы сможешь поднять такой тяжелый металл. Где твоя охрана? Справляет нужду в лесу?

Брат Коун посмотрел в сторону деревьев. Листья шуршали, когда бандиты меняли позицию или выражали нетерпение. Тот, кто стрелял из лука, либо знал свое дело, либо был благословлен Таджей, но если у них чуть больше луков, если они смогут выстрелить залпом…

Брат Коун подозревал, что граф знала об опасности, но глаза у нее горели так, словно она развлекалась.

Брат Коун подозревал, что она действительно развлекается.

Он сделал знак утреннему солнцу, задаваясь вопросом, что он сделал для того, чтобы огорчить отца Зайхеру. Было ли это задание наказанием?

– Ты так убеждена, что у меня должны быть охранники, – задумчиво произнесла Джанель. – Слыхала поговорку: «Не суди о том, как быстро бежит лошадь, по цвету ее шкуры»? Это может быть применимо и здесь. – Затем она встала, отряхнула крошки, оставшиеся после завтрака, с вышитой туники для верховой езды и поклонилась: – Я предлагаю тебе сделку.

– Думаешь, ты в состоянии заключать сделки?

Брат Коун встретился взглядом с Дорной. Старуха сделала едва заметный жест в сторону расположенного рядом большого камфорного дерева с толстыми корнями, идеально подходящими для того, чтобы спрятаться за ними. Джанель всегда хорошо дралась, но Дорне и Коуну нужно было где-то спрятаться.

Граф Джанель отмахнулась от ее слов:

– Ты – пастух. Ты беспокоишься о моих охранниках, и это правильно; ты не хочешь, чтобы твои люди получили ранения. Поэтому я предлагаю компромисс. Дуэль. Я сражусь с любым из твоих соратников – даже с тобой, если пожелаешь, – используя любое оружие, которое ты выберешь. Если ты выиграешь, я отдам все, что у меня есть. Даю слово.

Брат Коун затаил дыхание, гадая, заглотит ли вожак бандитов наживку и кинется ли на этот подрагивающий, беззащитный хвостик…

Бандитка хмыкнула:

– Ты, должно быть, вообразила, что я дура или слабачка, но это не так.

– Ты разбойница. – В этом выпаде не было ничего оскорбительного. Джанель улыбалась, как ребенок, играющий с новой лучшей подругой.

Казалось, ей доставляет удовольствие, что ее соперницей была женщина. В Джорате в разбойники шло мало женщин. Банды, с которыми она сталкивалась до сих пор, состояли из мужчин^[17].

Бандитка положила руку ей на бедро:

– Ты действуешь мне на нервы, крошка.

Джанель откровенно рассмеялась:

– Возможно, я была бы и не против, если бы ты меня не грабила.

– А теперь я заберу и меч.

– Разве ты бы оставила его, будь я повежливей?

– И это причудливое кольцо. – Женщина указала на цепочку на шее графа Джанель.

Фамильный меч Теранонов и кольцо с печаткой кантона Толамер.

Брат Коун с трудом удержался от громкого вздоха, но, по крайней мере, их потенциальный грабитель не ответил «нет».

– Так что насчет сделки? – продолжала настаивать граф Джанель.

Объявленная вне закона прошлась взад-вперед, а затем указала на меч:

– О да. Хорошо. Сразись со мной, но оружие, которое я выбираю для тебя, – не твой клинок, а ветка, на которой он висит.

Брат Коун невольно заморгал. Предложенное «оружие» – ветвь, горизонтально отходившая от ствола дерева, была толщиной с руку графа Джанель. Для того чтобы воспользоваться этим суком, был явно нужен топор.

У них его не было.

Бандитка увидела выражение лица Коуна, вздернутые брови Джанель…

– Игры кончились, малышка. Все ваши ценные вещи находятся посредине лагеря, и считайте, что вам повезло, что нам не нужны ваши лошади.

В глубине леса что-то шевельнулось. Вдали послышался дробный стук копыт.

Женщина, должно быть, поверила, что это приближается перепуганная охрана, вернувшаяся, чтобы защитить благородную даму.

– Стать в круг! – рявкнула она. – Приготовиться!

Но стоило бандитам отвлечься на воображаемое подкрепление, как Джанель Теранон, двадцать четвертый граф Толамер, протянула руку и просто сломала ветку. Треск эхом разнесся по поляне.

– Я принимаю твои условия, – сказала Джанель. – А теперь начнем.

Поляна затихла, когда главарь бандитов поняла свою ошибку. Брат Коун почти что чувствовал к ней жалость. Кто бы мог подумать, что граф может быть опасна? Обычная девушка. Такая беспомощная.

А в итоге оказалось, что дрожащий беззащитный червячок – не такая уж бесплатная пища.

В воздухе пахло сосновой смолой, старым древесным дымом и приближающимся полуденным дождем: из леса вышли мужчины и женщины. Брата Коуна поразило, что женщин было не меньше, чем мужчин, да и выглядели первые не дружелюбнее вторых.

– Что вы делаете? – потрясенно спросила бандитка. – Во имя Восьми! Почему вы вышли из укрытия? Возвращайтесь к деревьям, живо!

Брат Коун тоже был в растерянности. Он не понимал, почему банда вышла из укрытия вместо того, чтобы начать стрелять, когда у них была такая возможность. Кобыла Дорна и брат Коун еще не успели спрятаться, так что они были весьма удобными мишенями.

А бандиты не только вышли из леса, но и убрали оружие, повесив луки через плечо.

Самый крупный из них – настоящий великан с серой кожей, покрытой черными пятнами, – искоса глянул на Джанель и указал на нее:

– Она бросила тебе вызов. Ты согласилась. – Судя по выражению его лица, объяснение было очевидным.

Второй мужчина потянул здоровяка за рукав:

– Пять шансов, что модногривая упадет с первым же ударом.

Дорна выпрямилась:

– Ах, теперь ты бегаешь по моему пастбищу! Ставлю десять тронов, что моя граф надерет задницу твоему боссу! – Она похлопала брата Коуна по плечу: – Жрец, мне нужны десять тронов.

– Дорна, нет! – возмутился брат Коун.

– Ну ты ж знаешь – чтобы сделать металл, нужно потратить металл.

– Идиоты! – рявкнула главарь банды. – Я говорила несерьезно!

– Это Джорат. – Крепыш сложил руки на груди.

Женщина с белой отметиной посередине лица сказала:

– В Джорате не шутят с соревнованиями.

– Неужели вы все такие идиоты?! – Главарь банды даже не пыталась скрыть раздражение.

Джанель, покачивая веткой, рассмеялась:

– Ты ведь не местная?

В этот момент на поляну выскочил Арасгон.

В каком-то смысле главарь банды была права насчет охраны Джанель. Если граф и нуждалась в свите, то Арасгон вполне подходил на эту роль. Он был ее верным спутником с детства, но, поскольку одно его присутствие во время путешествия могло напугать любого, Джанель приказала Арасгону, дабы ловушка удалась, держаться подальше от лагеря. Но Арасгон не носил доспехов, не пользовался оружием, да и вовсе не был человеком.

Огнекровка был ростом восемнадцать ладоней, черным, как соболь, с малиновой гривой и хвостом – того окраса, который джоратцы называют «поцелованный огнем». На этом его сходство с сородичами – лошадьми – заканчивалось; ноги обвивали красные тигриные полосы, а глаза были того же рубинового оттенка, что и у его хозяйки Джанель. Из него получился бы великолепный конь, но огнекровки не были конями – и готовы были напомнить об этом любому, находящемуся в пределах досягаемости их копыт глупцу, посмевшему назвать их лошадьми^[18].

Арасгон издал звук, похожий на нечто среднее между ржанием и чем-то гораздо более обдуманным и проницательным. Брат Коун знал, что это был язык, настоящий язык, но, к своему разочарованию, не мог понять ни слова.

– Я в порядке, – сказала Джанель, оглянувшись через плечо на Арасгона. – Она не примет вызо…

Именно в этот момент бандитка ударила Джанель ногой в голову.

Трижды.

Бандиты ликовали. Если бы они могли, они б от радости поразбивали кружки и порвали вымпелы. А почему бы и нет? Даже учитывая огнекровку, которые почитались джоратцами почти до святости, разбойники вчетверо превосходили их числом. Это было не ограбление, а развлечение.

Да и забыть, что их главарь сражалась с женщиной, которая могла обламывать толстые ветви с деревьев, было достаточно легко.

Джанель так сильно покачнулась от удара, что брат Коун испугался, что бой закончится прямо сейчас. Разбойник, поставивший на такой исход, приободрился.

Но вместо этого Джанель мотнула головой и сфокусировала красные глаза на нападавшей.

– О, так мы уже начали? Извини, ошиблась. – Она вытерла кровь со рта. Улыбка, сверкавшая на ее лице, погасла.

Главарь бандитов остановилась как вкопанная:

– Почему ты не упала? Я так сбила с ног даже его! – Она указала на крепыша, принимавшего ставки.

– Я славлюсь своим упрямством. – Джанель взмахнула веткой, подкрепляя свои слова. Дерево ударилось о землю, и разбойница испуганно отскочила в сторону.

Вор, поставивший на легкую победу, застонал и передал монеты другому бандиту.

Джанель снова шагнула к сопернице. И на этот раз главарь бандитов успела поднырнуть под ветку, одновременно зацепив ноги Джанель и сбивая ее на землю. Граф едва не упала в костер, на котором готовился завтрак, а бандитка пнула ее ногой, решив воспользоваться преимуществом. Джанель перекатилась на бок и встала, попав рукою в горящие угли.

Едва раздавшиеся радостные вопли смолкли от ужаса.

Правая рука Джанель была охвачена огнем. Она посмотрела на нее, вздохнула и, взяв ветку под мышку, стащила перчатку с пальцев. В отличие от лица цвета корицы, руки ее были черны как ночь и, насколько мог судить брат Коун, вообще не были обожжены.

– Это была моя любимая пара перчаток! – возмутилась она.

– Ах, жеребенок, – вздохнула Дорна. – Это была твоя единственная пара перчаток.

– Я так и сказала, кобыла Дорна, – согласилась Джанель. Взяв себя в руки, она взмахнула веткой как дубинкой, указывая ею на свою противницу: – Я недооценила тебя, воровка.

– О, аналогично. – В ее смехе прозвучало беспокойство. – Конечно, ты сильна, как демон, и крепче, чем бык, но одной лишь веткой тебе меня не победить.

– Радуйся, что ты не выбрала меч.

В смехе бандитки прозвучали нервные нотки:

– Сначала тебе придется достать меня. А я быстрее любого, здесь присутствующего.

Великан повернулся к Дорне и доверительно сообщил:

– Это правда. Она – наш лучший боец. – Он постучал себя по груди: – А я уж в этом разбираюсь.

Джанель улыбнулась своей сопернице:

– Мне достаточно ударить тебя один лишь раз.

Брат Коун заставил себя разжать стиснутые кулаки. В каждой провинции свои традиции. Хорвешцы были великими воинами. Кирписцы гордились своими магическими способностями. Йорцы – варвары. Джоратцы любили лошадей… Но ему бы очень хотелось, чтобы кто-то рассказал о том, как народ Джората любит соревнования.

Все это время Джанель и главарь бандитов кружили вокруг друг друга, выжидая, когда кто-нибудь откроется. Преступница так и не попыталась ударить серпом, но и не отбросила его. Всякий раз, когда Джанель замахивалась, женщина ускользала от удара или отводила ветку в сторону. Каждое нападение Джанель заканчивалось тем, что она получала новый удар или пинок.

В конце концов, воровка могла просто взять графа измором.

– Не так уж и плохо, – сказала женщина после того, как Джанель в энный раз пропустила ее удар. – Жаль, что тебя никто никогда не тренировал.

Джанель, сжимая ветку, рванулась вперед, бандитка отклонилась, шагнула в сторону и пнула ее в…

Скажем, по ногам.

Игрушки кончились. А может, граф Джанель просто утратила самообладание. И больше она не пыталась увернуться или избежать ударов. Она превратилась во что-то безжалостное. Женщина ударила снова, сильно, но Джанель, прищурив глаза, только хмыкнула. Граф выпрямилась и подбросила ветку в воздух. Та взлетела, кружась, как поросшее листьями колесо.

Она казалась безоружной.

Такой уязвимой…

И главарь бандитов не упустила возможности: она напала. Джанель двигалась быстро, легко уклоняясь от ударов. Поймав падающую ветку, она с силой ударила по серпу, отправив псевдооружие в полет, а затем, перевернув ветвь, ударила противницу по ноге с такой силой, словно била молотом.

Послышался громкий треск, а затем воздух распорол крик бандитки. Женщина, рыдая, упала на землю: нога ее была изогнута под странным углом.

Джанель отбросила ветку.

– О нет, – сказала она. – Я не… – Она сморгнула и отступила назад. – Брат Коун! Помогите нам!

Он рванулся к ней:

– Я здесь, я здесь! Позвольте, я возьму свою сумку…

Великан окинул все это взором и, скрестив руки на груди, нахмурился:

– Я совсем не так себе это все представлял.

Стоявшая рядом с ним кобыла Дорна протянула руку, чтобы забрать свой выигрыш.

2: Гнилой Плод

Провинция Джорат, империя Куур.

Через два дня после того, как Ксалторат начал Адский Марш в столице

Голос брата Коуна сорвался, и он замолчал.

– Чай смягчит тебе горло лучше, чем сидр, – сказала Джанель.

Жрец кивнул:

– Ты права. Я пойду проверю кухню. – Проходя мимо, он вежливо кивнул Кирину.

В наступившей тишине Кирин и Джанель уставились друг на друга.

Кирин спросил:

– Это все правда?

– Что? Правда ли, что Коун проверяет, есть ли чай? – Она оперлась подбородком на руку и ухмыльнулась, когда Кирин закатил глаза. – А, ты говоришь о напавших на нас бандитах.

Кирин ответил ей улыбкой:

– Нет, я говорю о ветке, которую ты сломала.

– Да. Думаю, в это действительно трудно поверить.

Кирин отставил тарелку с упишеарралом в сторону.

– Я не мог закрыть дверь конюшни. Этого не смог сделать мой приятель Звезда, хотя мы оба пытались, а ты закрыла и заперла входную дверь на засов так легко, словно она была сделана из сахарной ваты и комплиментов.

Она заломила бровь:

– Тогда, возможно, эта история правдива.

– Почему эту историю рассказывает Коун, а не ты? Хорошо, конечно, иметь личного летописца^[19], но я сомневаюсь, что его версия беспристрастна.

– А если я буду рассказывать со своей точки зрения, все будет иначе? По крайней мере, он запомнил, что надо записать все наши приключения. А я была слишком рассеянна.

– А может быть, я просто предпочел бы услышать эту историю от тебя.

Их глаза снова встретились.

Губы Джанель дрогнули:

– Удовлетвори мое любопытство. Жеребцы или кобылы?

Кирин прищурился:

– Что?

Она наклонилась вперед, зеркально повторяя его позу:

– Ты бегаешь за жеребцами? Или за кобылами?

– Я никогда не задумывался о том, какого пола моя лошадь… – Он оборвал речь на полуслове. – Но ты ведь сейчас не о лошадях говоришь?

– Ни в малейшей степени, – сказала она. – И люди, не знающие наших обычаев, отвечая на этот вопрос, могут попасться в ловушку.

– Что ты имеешь в виду?

– Есть некоторая разница в том, как мы используем слова жеребец или кобыла. – Она медленно провела пальцем по столу. – Важно знать контекст, чтобы не оказаться в затруднительном положении.

– И каков же контекст сейчас?

– Предпочитаемый пол твоих партнеров по постели, разумеется. – В ее глазах запрыгали искорки озорства. – Ты бегаешь за жеребцами? Или за кобылами? – Она пожала плечами: – Некоторые вообще не любят бегать, но ты не из таких, не так ли?

Кирин провел рукой по волосам:

– Нет, не из таких. За кобылами, пожалуй. – Он заколебался: – И в чем тогда ловушка?

– Потому что в Джорате слова жеребец, кобыла и так далее лишь в этом случае указывают на то, что находится между ног. Обычно, когда кто-то называет человека жеребцом или кобылой, мы обсуждаем их гендер.

Кирин уставился на нее:

– А разве раньше ты говорила не о гендере? Ты женщина. Разве не это ты имеешь в виду, говоря кобыла?

Она дернула уголком рта:

– Ты путаешь пол и гендер. Мой пол – так же, как и мое тело, – женский, да. Но это не мой гендер. Я жеребец. И жеребец – это то, как джоратское общество называет наших мужчин. Так что в этом ты ошибся; я, безусловно, не женщина.

Глаза Кирина расширились:

– Ты только что сказала, что ты женщина.

Она вздохнула:

– То, кто я, не зависит от, – она жестом указала на себя, – этого. Не имеет никакого значения, женщина ли я, мужчина или ни то ни другое. Я все равно остаюсь жеребцом.

Кирин всмотрелся повнимательнее.

– Ты… мужчина. – Его взгляд скользнул вниз по ее тунике, задержался на ногах, затем снова поднялся к лицу. – Оче-видно.

Джанель закатила глаза:

– Опять же, ты путаешь женщину и женский пол. Я не виню тебя за это; на западе это, должно быть, синонимы. Но, будь уверен, здесь – нет. – Она оглядела себя с ног до головы, дернула за ворот туники. – Обычно, когда для описания человека используют термин кобыла или жеребец, то говорят о гендере. И по этому определению я – мужчина. Но в отношении секса правила меняются. Потому что тогда мы говорим лишь об эстетических предпочтениях, и в этом случае, – она вновь осмотрела себя сверху вниз, – я, скорее всего, соответствую стандартам тех, кто предпочитает партнеров женского пола. На самом деле я мужчина женского пола. – Она улыбнулась: – Теперь ты видишь, в чем заключается ловушка?

Он покачал головой. Если кто-то похож на женщину – как Джанель, например, – как следует вести себя при общении с ним, если он определял себя как… мужчину? Да и откуда ему знать разницу? Кирин всегда предполагал, что то, что находится между ног, и является самой важной частью для того, чтобы выяснить, кто мужчина, а кто женщина.

Но, похоже, так было не для Джанель и, вероятно, и не для остального Джората тоже. О, теперь он понял, в чем заключается ловушка. Но совершенно не был уверен, что понимает, как это работает, не говоря уже о том, как этого избежать.

Неужели брату Коуну нужно столько времени, чтоб заварить чай?

– Э-э… возможно, мне понадобится время, чтобы привыкнуть к этой мысли. А обращаться к тебе надо «он» или?..

– Она, – сказала Джанель. – Мы стараемся, чтобы остальная часть Куура не слишком путалась^[20].

– Мне кажется, у вас это не особо получается. – Кирину потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями. – Так… Что насчет тебя?

– Меня? Я вроде не запуталась.

– Нет, я имею в виду, ты бегаешь за жеребцами… или за кобылами?

Она вздернула брови:

– Зачем мне бегать только за частью табуна?

Кирин был рад, что он ничего не пил в этот момент.

– Ага, действительно, зачем, – улыбнулся он в ответ. Ему нравилась ее прямота. Ему нравилось ее непоколебимое отсутствие стыда. И хотя Кирин понимал, что у Джанель все распланировано, ей достаточно было встретиться с ним взглядом на несколько секунд, и он тут же начинал забывать, почему это может быть важно. Кирин понимал, что это неразумно. Совсем не разумно.

Кирин все равно потянулся к ее руке.

Брат Коун поставил на стол поднос с чашками и чайником. Кирин убрал руку.

– Ты нашел чай. Здорово.

– Разве нет? – сказал брат Коун. – Я так рад.

Джанель вздохнула:

– Брат Коун, может, мне сменить тебя? Это поможет тебе сохранить голос.

– Вы уверены? – Коун протянул ей книгу.

– В этом нет необходимости, – сказала Джанель. – Я расскажу историю по-своему.

Кирин чуть не расхохотался от того шокированного взгляда, которым одарил ее Коун.

Придя в себя, жрец налил чаю:

– Вы не возражаете, если я запишу ваш рассказ?

Джанель заморгала, глядя на Коуна:

– Каким образом?

Коун полез в свою сумку и достал еще один блокнот.

– Это заклинание, которому я научился… – он откашлялся, – в моем старом монастыре. Записывать рассказы для исторических отчетов. Оно очень деликатное. Вы даже не заметите, что что-то происходит.

– Подожди. – Кирин наклонился вперед: – Ты знаешь заклинание, которое запишет все, о чем мы говорим? Дело в том, что мне знакомо это заклинание.

Его приемный отец, Сурдье, умел делать нечто очень похожее.

– В самом деле? О, это прекрасное заклинание, не так ли? Я не могу даже перечислить, сколько раз оно спасало мои пальцы от судорог…

– У тебя нет кольца с рубином, не так ли?

Глаза Кирина сузились, а Коун как-то странно посмотрел на него:

– Что за странный вопрос? Нет, и никогда не было. Жрецы Вишаев живут скромной жизнью.

Кирин взял себя в руки.

– Извини. Разумеется^[21].

– Ну, – сказала Джанель. – Я, например, не возражаю, если ты запишешь, что я рассказываю, Коун, так что я начинаю.

И, не дожидаясь его ответа, она заговорила.

Рассказ Джанель.

Знамя Барсина, Джорат, Куур

Увидев сломанную ногу, я отбросила ветку и отступила назад, а брат Коун бросился к нам. Арасгон обнюхал меня, проверяя, не получила ли я серьезных травм – и на это были причины: на челюсти и ребрах наверняка останутся синяки.

Эта женщина пиналась, как сам Хорсал.

Остальные бандиты побросали оружие у костра, показывая, что они сдаются. Я почти не обращала на них внимания, разве что подсчитала, сколько их – если считать женщину-главаря, восемь, – да еще и несколько имен расслышала. Женщину с белым пятном звали Кей. Еще кого-то – я так и не поняла кого – Виданом. Может, я и дура, но нужны они мне были лишь для того, чтоб заработать денег.

Удача была с нами: в столице Барсины, Мерейне, должен был начаться турнир, на котором был обязан присутствовать местный барон, а значит, ждать награды было недолго.

Когда мы в первый раз ловили бандитов на живца, брат Коун очень удивился: он никак не мог понять, почему другие бандиты никогда не пытались убежать или вступить в бой после проигрыша их предводителя. Пришлось мне объяснять…

Видите ли, все в нашем мире зиждется на двух понятиях: идорра – власть и сила, которыми обладают те, кто защищает других, и тудадже – уважение, достигаемое при подчинении тому, кто выше. И для того чтобы определить, кому принадлежит каждое из них, проводятся испытания, состязания и дуэли, что способствует хорошему воплощению лидерства и хорошим общественным связям. В поражении тоже нет позора. Бандиты, показав тудадже и став нашими пленниками, найдут сочувствие и прощение. И поэтому, что вполне естественно, они сдались. И естественно, с ними будут хорошо обращаться.

И разве человек, сильный в идорре, мог поступить иначе? Тот, кто использует свою силу для угнетения, – хулиган и тиран. И для него тоже есть слово на нашем языке: торра.

Увы, но Коун так ничего и не понял. За горами, на западе, все иначе.

Да на западе вообще все по-другому!

Но именно сейчас у одного бандита было меньше тудадже, чем у остальных. У мужчины с лаэвосом – волосами, подстриженными, как конская грива. Прической, которая является признаком благородства.

У того самого человека, который поставил на мое поражение и проиграл.

В то время как остальные смотрели на своего бывшего лидера или брата Коуна, он уставился на меня.

– Я вас знаю, – сказал он. – Вы – Джанель Данорак, внучка графа Толамера.

О, чудесно! Он знает, кто я.

Проклиная в уме свою удачу, я вздернула подбородок:

– Ошибаешься, – отчеканила я.

На его красивом лице промелькнуло замешательство. Белый лаэвос, выделявшийся на фоне темно-серой кожи, когда-то, наверное, был прекрасен. Как привыкший к роскоши человек мог превратиться в кого-то, таящегося в лесу, прячущегося от своих врагов?

Так же, как я, наверно?

– Разве? – удивленно прищурился он.

– Да. Когда-то я была внучкой графа Толамера. Теперь я графиня Толамера. – Я заставила себя вновь посмотреть ему в глаза. – Как ты меня узнал? С тех пор как я посещала это знамя, прошло много лет. Я думала, меня никто здесь не узнает.

Судя по его горькой улыбке, он смеялся скорее над собой, чем надо мной.

– Я с детства помню ваши визиты. Вы всегда могли уговорить Тамина играть с вами и этой огнекровкой и возвращались грязной после лазанья по деревьям или постройки замков из песка. Это ведь вы, правда? Вы – Джанель Данорак.

– Моя фамилия Теранон. Ты из свиты барона Барсины?

– Был. – На его лице промелькнуло болезненное выражение. – Но вы ведь Данорак?

Бандиты шумной и обеспокоенной стаей птиц обступили своего раненого главаря, но стоило раздаться этому вопросу, и все разговоры стихли. Все взгляды обратились ко мне.

Я вздохнула:

– Я просто случайно оказалась на пути Адского Марша.

Он усмехнулся:

– А еще вы очень скромны.

– Нет, я не… – Я оборвала речь на полуслове.

Меня всю жизнь учили, что я не должна никому рассказывать, что же на самом деле произошло в кантоне Лонеж, когда в нем бесчинствовали демоны, а потому я не спорила с людьми, готовыми сплести мифы из моих детских кошмаров.

Для тех, кто не знает историю Джората, поясню: Данорак был огнекровкой. И он вдоль и поперек оббежал весь Джорат за неделю – без еды, питья и отдыха, и все для того, чтоб предупредить стада людей и огнекровок, что они должны подняться на возвышенность до того, как император Кандор затопит Бесконечный каньон, чтобы вынудить нашего тирана, бога-короля, выйти на открытое место, где его могут убить.

Когда Данорак спас всех до единого, он упал замертво от истощения.

Лонежский Адский Марш начался потому, что какой-то колдун или колдунья в Маракоре вызвали демона, обладающего большей силой, чем они могли контролировать. Результат был вполне предсказуем, и закончилось все лишь после того, как большая часть Джората и целый кантон – Лонеж – обезлюдели.

Меня стали называть Данораком после того, как разнеслась весть, что я обогнала демонов и несколько дней была на шаг впереди них, и все для того, чтобы предупредить императора Санда о вторжении. Считалось, что это знак почета.

А вместо этого служило напоминанием, что вся моя жизнь и моя репутация основаны на лжи.

Никто не способен обогнать демонов, а уж тем более восьмилетняя девочка.

Говорить об Адском Марше мне совершенно не хотелось, так что я переключила внимание на брата Коуна, все еще занимающегося главарем банды.

– Она сможет путешествовать?

– Хоть сейчас, – заявила женщина, пытаясь сесть.

– Прекратите, – упрекнул ее брат Коун. – Я еще не закончил вправлять вашу ногу.

– Еще раз дотронешься до нее, и я покажу, как сильно могу пинаться другой.

– Но я должен… – Мой жрец повернулся ко мне за помощью: – Граф, пожалуйста, не могли бы вы ей объяснить, что я пытаюсь помочь?

– Точнее, пытаешься полапать мои ноги!

Дорна засмеялась:

– Он не таков. Наш Коун – мерин во всех отношениях. – Ее улыбка стала еще шире. – Хотя ноги у тебя красивые. Если он и не будет этого делать, то я с удовольствием.

Коун закрыл глаза, бормоча молитву.

– Как тебя зовут? – спросила я побежденную.

Она шмыгнула носом и отвернулась.

Я стянула маску с ее лица. Она ударила меня по руке, но сейчас женщина была слишком слаба.

Без маскировки она выглядела настоящей джораткой: с прямыми черными волосами, темно-коричневой кожей и неровным розовым пятном, занимавшим левую щеку и лоб. Судя по всему, она была вдвое старше меня.

Но она не была джораткой.

При этом она убедила целую банду джоратцев отдать ей свое тудадже. Вероятно, они не знали, кто она на самом деле.

А может, она просто очень хорошо дралась.

– Ее зовут Нинавис, – сказал мужчина с лаэвосом. – Можно Нина. До того как барон объявил, что лес полностью принадлежит ему, она была охотницей, но сейчас его солдаты под страхом смерти переселили целые деревни, и семьи, которые охотились на этих землях в течение многих поколений, теперь стали браконьерами.

– Ты серьезно, Кэлазан?! – выругалась Нинавис. – Может, ты сразу и барону мое имя назовешь?

– Ей можно сказать, – сказал Кэлазан. – Нина, ты разве не понимаешь? Она та, кого мы так долго ждали. – Он снова повернулся ко мне: – Я – Кэлазан. Великана зовут Данго, а того, со шрамом на лице, – Дубина. Это Кей Хара и Джем Накиджан, а рядом с ними стоят Видан и Ган…

– Ган, дочь мельника, – перебила его женщина, которую так назвали. Она была молода, красива и щеголяла великолепным лаэвосом, и если она на самом деле дочь мельника, то я – королева Старого Зайбура. – Кэл, Нина права. Тебе не следовало называть наши имена.

– Но, Ган, это она, – отчаянно жестикулируя, оживился он. – Мы месяцами влачили жалкое существование в лесах, а барон и его проклятый капитан сжигали деревню за деревней, разыскивая угрозу, которую им предсказали. Нужное демону дитя, помнишь? Но что, если она – та, кого они боятся? Что, если бы это всегда была Данорак? В пророчестве не сказано, что это должен быть кто-то местный.

У меня скрутило живот от ужаса, охватившего меня с ног до головы, и чтобы не поддаться порыву схватить Кэлазана за горло и трясти его до тех пор, пока ответы не выплеснутся наружу, я уперла кулаки в бока.

– Объясни, о чем ты говоришь? – потребовала я. – И напрямик, ибо я ненавижу пророчества.

Вопрос остался без ответа.

У Арасгона чувства намного острее, чем у любого человека, и огнекровка закричал:

– Граф, мы не одни! – как раз в тот момент, когда на поляну с подветренной стороны выехали три дюжины вооруженных всадников, одетых в золотисто-коричневые цвета знамени Барсины.

И у всех у них были арбалеты.

Или, точнее, у всех у них были арбалеты, направленные на нас.

Несколько бандитов рванулись то ли за оружием, то ли просто в лес, то ли в укрытие, которое они могли бы найти под корнями деревьев. Нинавис за ними последовать не могла, а Кэлазан хотя и не побежал, но я заметила, что и он, и Ган, дочь мельника, накинули на головы капюшоны плащей, чтобы скрыть прически-лаэвос.

– Итак, что у нас здесь? – спросил командир стражи, выезжая вперед. – Всем оставаться на местах, никому не двигаться!

– О, отлично! – выпалил Арасгон, подбегая к нему, чтобы поприветствовать прибывших. – Мы поймали этих отбившихся от табуна животных. А теперь помоги нам отвести их к твоему табунщику.

Капитан стражи не обратил на Арасгона никакого вни-мания:

– Тебе нечего сказать? Кто здесь главный? Говори громче!

Арасгон сморгнул и уставился на меня. Я поняла, о чем он подумал. Неважно, что эти люди выглядели как джоратцы; ни одно дитя наших лугов не осмелилось бы проигнорировать слова огнекровки.

Если только они не поняли огнекровку.

Но это невозможно. В древние времена бог-король Хорсал избрал нас, чтобы мы заботились о его любимых детях – его огнекровках. И когда те же самые огнекровки присоединились к людям при свержении Хорсала, наши отношения лишь укрепились. Каждый ребенок в Джорате учится понимать наших четвероногих сородичей.

Но этот солдат не понял речи Арасгона. Он либо идиот, либо такой же чужак, как Нинавис.

И я готова поставить металл на последнее.

Я шагнула вперед:

– Я здесь главная. Я граф Толамера, еду в Мерейну навестить барона Барсины.

Он окинул меня критическим взглядом. С моим ухоженным лаэвосом и достаточно роскошной, пусть и поношенной, одеждой я не была похожа на крестьянку. Однако, если одежду и уход за нею и можно подделать, идорру подделать нельзя. Я вела себя как настоящий граф.

– О? И где же ваши охранники? – спросил он.

Я услышала, как натужно запротестовала Нинавис, главарь банды.

Я заставила себя изобразить на лице приятную улыбку:

– Меня сопровождает огнекровка. Какая еще защита может понадобиться любому аристократу?

Мужчина, наконец-то поняв, кто такой Арасгон, оглянулся. Огнекровка, вскинув голову, направился обратно к плотно и неуклюже сгрудившимся бандитам.

Предводитель солдат спешился:

– Я капитан Дедрю. Мы охотимся за преступниками, уже почти год грабящими и поджигающими деревни вдоль реки. И эти люди как раз похожи на них, так что, если вы простите нас, – он указал своим людям на бандитов, – мы заберем их.

Половина солдат спешилась, убрав арбалеты и достав мечи. Однако меня обеспокоило выражение их лиц. Я бы поняла, если бы они были в гневе, но в их глазах светился голод хищника, нагнавшего добычу. Я видела, как капитан бросил короткий взгляд на сидевшую на земле Нинавис и облизнул губы^[22]. От такого взгляда нельзя ждать добрых намерений.

Я изо всех сил пыталась сдержать гнев, чувствуя, как волна ярости наполняет меня неприятным теплом.

Я возложила руку без перчатки на кожаный нагрудник Дедрю.

– Это я поймала их, Дедрю, – сказала я. – Победила их и подчинила их тудадже моей идорре. И потому они находятся под моей защитой, пока я не передам их барону. Лично.

Конечно, я чувствовала иронию всего происходящего. Видишь ли, я изначально и собиралась поступить так, как предлагал Дедрю. Я ведь специально их ловила! Когда я до этого охотилась на бандитов, то отдавала их местным властям, даже не узнавая, как их зовут. Я не собиралась нести за них ответственность. Я не собиралась брать под опеку каких-то бродяг, а просто пыталась наполнить сундуки, оставшиеся пустыми после моего быстрого отъезда из Толамера.

Да в любом знамени, кантоне или округе провинции предлагалась награда за пойманных разбойников! Я действительно просто хотела обменять их на металл!

И вот теперь я заявляю о том, что они находятся под моей идоррой, как будто они не просто мусор – простолюдины, преступники и грабители. Чем они отличались от других? Может, я так сказала потому, что вышла из себя и ранила их главаря? Не знаю.

А может, капитан Дедрю просто шел неправильным аллюром.

– Капитан! – закричал один солдат. – Там, за ее спиной! Это он!

Дедрю попытался оттолкнуть меня и удивленно замер, обнаружив, что не может этого сделать, а всадники позади него навели арбалеты. И они выстрелят раньше, чем бандиты – о, Хоред, теперь они, похоже, стали моими бандитами? – успеют дотянуться до луков.

Капитан Дедрю был воистину устрашающ. По крайней мере, на фут выше меня, со светло-серой кожей, испещренной темно-серыми ягуаровыми пятнами у самой линии роста волос. С глазами цвета льда.

И хоть он был достаточно красив, в воздухе чувствовалась какая-то совершенно не нравящаяся мне вонь, что-то похожее на запах гнили, смыть которую не сможет ни одна ванна.

– С дороги, – усмехнулся он и добавил: – Миледи, – как будто вспомнил об этом только сейчас и не потрудился извиниться за свои слова. – Эти преступники разыскиваются за государственную измену и колдовство. Если вы выступаете от их имени, мне придется предъявить эти обвинения и вам.

– Капитан, если эти люди совершили преступления, они заплатят за них, однако сейчас они находятся под моей идоррой. Так что давайте, как и положено, отправимся для вынесения приговора в Мерейну.

– Женщина…

– Женщина? – Я недоверчиво вздернула бровь.

Он нахмурился:

– У тебя нет права вмешиваться в это. Будь благодарна хотя бы за то, что я сопровожу тебя обратно в город. – Он наклонился, так что его лицо оказалось напротив моего: – Зима была тяжелой и опасной. На обратном пути может случиться все что угодно.

Я уставилась на него, совершенно не удивленная и не испуганная его словами:

– Вот оно как?

– Если ты будешь со мной мила, я позабочусь, чтобы ты добралась… – Моя рука сомкнулась на его горле, и он сдавленно булькнул.

Не буду врать. Мне очень хотелось усилить хватку, да так, чтоб пальцы сомкнулись.

– Я граф Толамера, – сказала я. – И я жеребец, а не кобыла. И я не спрашиваю твоего разрешения. Я отдаю тебе приказы.

Несмотря на преимущество в росте, я все же приподняла его на несколько дюймов над землей. И заодно прикрылась им от его арбалетчиков.

– Э-э… Граф? – окликнула Дорна. – Не хотелось бы мешать твоему флирту, но стоит позаботиться о детях…

Я оглянулась. Солдаты направили свое оружие на Дорну и брата Коуна и да, даже на Арасгона, хотя их нервные взгляды намекали, что они совсем не были уверены в том, что это разумно – угрожать огромному огнекровке.

– Скажи своим людям, чтобы прекратили, – сказала я Дедрю. – Или они смогут полюбоваться, как я оторву тебе челюсть и удушу тебя твоим собственным языком^[23]. И отныне ты не будешь разговаривать с графом таким тоном. И не поднимешь оружия против тех, кто находится под моей защитой. Понятно? – Я замолчала, прислушиваясь к сдавленным звукам, которые он издавал. – Моргни, если понятно.

Его пальцы коснулись моих, но он моргнул, а когда я отпустила его, сдавленно сглотнул и сплюнул на землю.

– Опустите оружие! – прохрипел он, а затем в ярости повернулся ко мне: – Пообещайте, что вы поможете мне арестовать этих преступников, иначе то, что вы граф, вас не спасет.

Я подняла бровь, задаваясь вопросом, как правитель знамени Барсины обучал своих людей. Я помнила барона как крепкого жеребца, предпочитавшего морковке кнут. Если поведение Дедрю что и доказывало, то лишь то, что с годами ему становилось все хуже.

– Вы, кажется, запутались, капитан. Барон ниже, чем граф. И я уже предложила доставить их, не так ли?

Он попятился, свирепо глядя на меня. Его тудадже был очень скуден. Я доказала ему свое превосходство, но он ответил на это негодованием, а не благородным подчинением моей воле. Он был хулиганом, торрой, тем, кто думал, что физическая сила – единственное, что имеет значение, когда ты доказываешь свое право доминировать. В его взгляде я видела угрозу: берегись, или, когда мне выпадет шанс, ты заплатишь за это унижение.

Я прищурилась. Существующая система функционировала уже пятьсот лет, и это работало, потому что люди понимали свое место.

Он показал, как он низок, настаивая, что его идорра выше моей, что было совершенно недопустимо после того, как я заставила его подчиниться. Впрочем, всегда были те, кто считал, что идорра и тудадже – это синонимы мужского и женского пола.

Чужаки часто совершают эту ошибку.

Я вряд ли могла называться графом, если бы позволила подобным образом относиться ко мне кому-то с таким статусом.

Я подозвала свистом лошадь Дорны, Кусачую Крошку, и мерина брата Коуна, Облако, а сама начала спускать с дерева оленя, которого мы поймали.

– Кобыла Дорна, брат Коун, помогите связать наших друзей, пока эти люди помогут нам свернуть лагерь. Нинавис, ты поедешь на Арасгоне. Я оседлаю наших лошадей. Остальные не создавайте проблем.

Меня удивила улыбка Кэлазана. Я вспомнила его разговор о пророчестве, о нужном демону дитя.

Кэлазан не боялся. Ну конечно, ведь прибыл герой, который избавит их всех от капитана Дедрю и его людей!

Я не знала, хочу ли, чтобы он оказался прав.

3: Правосудие барона

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после смерти императора Санда

– Подожди, – сказал Кирин. – Огнекровки разговаривают? Эти лошади в конюшне умеют разговаривать? – Он указал себе за спину для выразительности.

Кирин всегда разговаривал со Стервой так, как будто та понимала его, а в детстве он так же обращался с кошкой по имени Принцесса.

Людям всегда нравится считать питомцев семьей, но это не значит, что те отвечают взаимностью.

– О нет, – вздохнул брат Коун. – Теперь и ты это сказал.

– Что?

– Они не лошади, – настойчиво сказала Джанель. – Огнекровки – подданные империи, пользующиеся законными правами в полной мере.

Глаза Кирина расширились:

– А империя об этом знает?

Джанель решительно поставила кружку на стол:

– Когда Атрин Кандор освободил Джорат от бога-короля Хорсала, он предоставил гражданство обеим расам, порабощенным богом-королем: и людям, и огнекровкам. Назвать огнекровку конем, все равно что назвать человека животным. И да, они разговаривают. – Она скрестила руки на груди. – И не их вина, что ты так и не научился их понимать^[24].

– Ну, тогда попытки Дарзина заставить Стерву размножаться смотрятся совсем по-другому. – Кирин скорчил гримасу: – И весьма непристойно. – Хотя это не особо бы изменило поведение его ужасного брата. На самом деле Кирина не удивило бы, если бы выяснилось, что его брат пытался сделать это, даже зная правду об огнекровках. Это было так похоже на Дарзина.

– Ты назвал Хамаррат Стервой? – Судя по тону Джанель, Кирин провалил тест.

– Что… Подожди! Почему ты думаешь, что Стерву зовут Хамаррат?

Кирин вспомнил, что Звезда упоминал это имя.

– Она сама мне это сообщила в конюшне, – сказала Джанель. – Помни, они умеют разговаривать.

Кирин вспомнил о звуках, которые издавали лошади – вернее, огнекровки – во время нападения дракона. Он предполагал, что это было обычное лошадиное ржание.

Шторм. Большой дракон. Опасности. Но речь?

Все возможно.

– Я понимаю, что это может шокировать, – сказал ему брат Коун. – Поверьте мне, я прекрасно понимаю.

– Звезда сказал, что ей нравится имя Стерва, – сказал Кирин. – Так что я продолжу звать ее так.

– Ладно, – сказала Джанель. – Если она сама на это согласилась, а не ты дал ей кличку, как рабыне.

Глаза Кирина сузились:

– Она не рабыня.

– И лучше бы так и было.

Брат Коун переводил взгляд с одного на другого:

– Джанель, может, я начну чтение? А вы сможете поесть.

Джанель придвинула миску к себе.

– Да. Пожалуйста.

Рассказ брата Коуна.

Город Мерейна, Знамя Барсина Джорат, Куур

Чтобы получить вознаграждение за пойманных бандитов, нужно было съездить в Мерейну – столицу знамени Барсины. Поездка была не очень приятной. Охранники всю дорогу шутили и подтрунивали друг над другом, хвастаясь так, словно они не просто прибыли на все готовое, а сделали что-то большее. И в отличие от них разбойники были мрачны.

Брат Коун невольно сравнивал их с теми разбойниками, которых они ловили раньше и которые относились ко всему происходящему как к игре.

Он был удивлен. В остальной части Куурской империи бандитизм карался продажей в рабство. Здесь же, в Джорате, мужчины и женщины, которых они арестовывали, обычно вообще не относились к этому серьезно. Они были преступниками и насильно и с радостью забирали металл, но к своему аресту относились как к шутке. Они проиграли, граф выиграл. Хорошо сыграно.

Нинавис и ее банда вели себя по-другому.

И бандиты, и граф Джанель молчали напряженно и угрюмо, а сама она, прищурившись, оглядывалась по сторонам, словно в любой момент ждала нападения. И по мере того как команда приближалась к цели, напряжение только росло.

Стоило выехать за деревья, и в поле зрения появился замок Мерейна. Вначале Коун его не узнал и понял, что здание не было сторожевой башней или складами, лишь когда охранники направились к нему.

Честно говоря, здание не особенно-то и походило на замок.

Приземистое квадратное сооружение было построено в древности, когда все эти земли находились за пределами Куурской империи, и сейчас пограничная крепость была просто перестроена в резиденцию местного правителя. Называть это здание замком было все равно что сравнивать пологие холмы его родного Эамитона с Драконьими Башнями.

«Город», расположенный в долине ниже плато, на котором находился замок, отличался от сделанных из дерева, глиняных кирпичей и камня сооружений, используемых в Западном Кууре. Вместо домов долину покрывали частные дворики и беседки. На столбах развевались флаги и знамена, превращавшие город при сильном – или даже слабом – ветре в море развевающейся ткани. Это было, конечно, мило, но совершенно бесполезно для защиты от штормов, которыми так печально славился Джорат.

По улицам бродили лошади и слоны. Долы – порода собак с мордами, похожими на лисьи, – бродили по улицам или держались поближе к частным дворикам.

Но где же дома?

Единственные сооружения, напоминающие здания, располагались на том же плато, что и замок: сотни джоратских палаток, называемых азок. Сделанные из ткани и шкур, натянутых на деревянную раму, азоки были достаточно большими, чтобы вместить как людей, так и лошадей. Эти временные дома должны были приютить путешественников, прибывших на турнир: купцов, торговцев, фермеров и тех, кто представлял их интересы на самом мероприятии.

Захваченные в плен бандиты шли перед братом Коуном и Дорной, только Нинавис ехала верхом на Арасгоне. Граф Джанель находилась рядом с разбойниками, отказываясь ехать с капитаном Дедрю или стражниками, хотя она вполне удовлетворилась тем, что позволила им нести тушу оленя, предназначенную в качестве гостевого подношения барону. Брат Коун подозревал, что Джанель сопровождала заключенных, чтобы убедиться, что никто не будет приставать к ним. Пусть он и был в чем-то наивен, но даже он заметил, как солдаты смотрели на разбойниц.

У джоратцев слово торра буквально означает «жеребца, которого небезопасно оставлять с другими лошадьми».

И это не комплимент.

Дорога к замку вела через ярмарочную площадь. Из-под обычно опущенных клапанов палаток выглядывало множество людей, которые затем прятались обратно.

Между палатками промчалась, распространяя весть о прибытии, девушка с жесткими седыми волосами и черной кожей, расцвеченной серебристыми пятнами. Секундой позже из азока вышел такой же пятнистый, но более крупный мужчина – судя по фартуку и брюкам, кузнец – и, вытирая руки полотенцем, остановился, наблюдая за группой. Казалось, его неодобрение еще долго витало в воздухе, даже после того, как они прошли.

Ненависть не была направлена на брата Коуна, Дорну, Джанель или бандитов. Кузнец приберег свой гнев для стражников.

Одетый в меха юноша остановился, надевая клобучок на орла – джоратцы часто использовали их для охоты. Казалось, он собирался выпустить птицу на сопровождающих бандитов стражников, но другой охотник удержал его, положив руку на плечо.

Горожане узнали разбойников, но злости к ним не испытывали. Врагами здесь были не они, а стражники. И именно на них весь город смотрел так, словно люди барона были львами, бродящими по их лугам. Торра – хулиганы, мягко говоря.

Брат Коун почувствовал озноб. Джорат не был той провинцией, от которой можно было бы ждать восстания^[25]. Джоратское общество основывалось на идее, что каждый его член принимает свое место. Ненависть к солдатам знамени выглядела как гроза в обычно безоблачном небе.

Пока группа двигалась к замку, Кэлазан развернулся и прошел назад, чтобы обратиться к своим компаньонам:

– Для меня это было честью и привилегией. Вы лучшие из людей. И пусть никто не скажет иначе.

Самый крупный бандит – кажется, его звали Данго – фыркнул:

– Ах, Кэлазан. Оставь свои сладкие речи. Мы еще даже не поженились.

Кэлазан грустно ему улыбнулся:

– Возможно, в следующей жизни. Думаю, сегодня ночью я лягу на брачную постель Бледной Госпожи, а не на твою. – Он встретился глазами с разбойницей с прической лаэвос – Ган, дочерью мельника. Грустная улыбка стала горькой.

Дорна повернулась к графу Джанель, которая с каменным выражением лица наблюдала за перепалкой. По лицу Дорны скользнула плутовская усмешка:

– Мы могли бы…

– Шагайте вперед, будьте вы прокляты! – приказал капитан Дедрю.

– Пока никаких похоронных речей, Кэлазан, – сказала Нинавис. – Мы еще здесь не закончили.

– Зато скоро закончите, – отрезал Дедрю. – А теперь шагайте, или я воспользуюсь мечом.

– Пошли дальше, – предложила граф Джанель.

И они пошли вперед.

Брат Коун предполагал, что замок Мерейны будет комфортабельным, поскольку именно его правители этого знамени называли своим домом. Впрочем, он быстро понял свою ошибку. Каменные стены служили для безопасности, а не для комфорта, но в век современных магических осадных кораблей они давно устарели. В замке было душно, тесно и холодно. Коун подозревал, что, когда наступит сезон летних дождей, здесь будет душно, тесно и жарко. Как ни крути, крепость была местом совершенно неприятным для жизни. Палатки-азоки казались намного практичнее.

Коун взгрустнул по Красному Человеку из Дома Де Тала, способному сотворить согревающее заклинание, но, судя по тому, как суеверно относились к магии местные жители, особого шанса найти здесь такого не было.

Несмотря на отсутствие удобств, в замке были свои красивые оригинальные особенности: украшенные резьбой с лошадиными мотивами деревянные карнизы из кипариса и тунгового дерева. Старые, выцветшие гобелены скрывали крошащиеся стены. Фонари – солнце выжгло узоры на их кожаных боках – отбрасывали расписные тени на плиточные полы. Крепость не сильно отошла от военных корней: вооруженные мужчины и женщины расположились лагерем во внутреннем дворе, а лошадей оставили жевать зерно в грязном, затоптанном дворе.

Дедрю послал гонца к барону, а стражники остановились у ворот.

– Идет подготовка к турниру, – пояснил капитан Дедрю Джанель. Пока они ехали, Дедрю решил произвести впечатление на графа, превратившись из воинствующего в подобострастного.

– Я вижу, – ответила она.

Он усмехнулся, в глазах появился блеск:

– Я тоже буду участвовать.

Она искоса глянула на него:

– Это очень мило с твоей стороны.

– Я собираюсь выиграть, – признался он.

Она так плотно стиснула зубы, что, казалось, можно было услышать скрежет зубов. Брат Коун не отводил от нее пристального взгляда, зная, что она в любой момент может не выдержать. Не то что он мог ее остановить – просто нужно было знать, в какую сторону бежать.

Капитан Дедрю наклонился к Джанель:

– Я всегда выигрываю.

На этот раз она обратила на него внимание:

– И барон не считает, что это конфликт интересов? Разве вы не следите за арестантами?

Капитан Дедрю выпрямился, собираясь возразить ей, но в этот момент ведущие в замок двустворчатые двери распахнулись.

Барон Барсины вышел во двор.

На бароне был пышный наряд – гораздо роскошнее, чем когда-либо носила граф Джанель. Но жрец совсем не ожидал, что барон будет таким: с золотистой кожей, тонкими чертами лица – и в то же время очень молодым.

Таким же молодым, как граф Джанель.

– Тамин! – рассмеялась Джанель, с наслаждением обнимая барона и отвечая на его традиционное джоратское приветствие: лоб в лоб, положив руки друг другу на загривок. Она касалась его ласково, словно он был из тончайшего фарфора, а ее прикосновения были такими нежными, что ее деликатность легко было принять за застенчивость. – Я принесла подарок твоему огню и доброжелательность твоему табуну.

– А я приветствую тебя как гостя на моих полях, – сказал он, заканчивая официальное приветствие. – Мне так жаль твоего дедушку. – Тамин разомкнул объятья. Увидел, как граф Джанель удивленно заморгала, и добавил: – Мои люди сказали, что прибыл граф Толамера. Но вместо твоего дедушки я вижу тебя.

– Он умер во сне, – сказала Джанель. – Сердце подвело. – Она запнулась. – А ты… Где твой отец? Я думала, я увижу его.

– Он тоже умер во сне, хотя и не должен был. Убит в результате подлого заговора, и среди заговорщиков был управляющий замком. Мне сказали, я должен поблагодарить тебя за розыск последнего из убийц моего отца. – Тамин нашел взглядом бандитов.

Тому, что произошло дальше, можно было и не удивляться. Тамин, барон Барсины, прошел мимо графа Джанель к солдатам Дедрю, охранявшим бандитов, и остановился перед Кэлазаном.

А потом дал ему пощечину.

Кэлазан ухмыльнулся:

– Я тоже рад тебя видеть, барон.

Это было возмутительно, но он пренебрег традициями джоратского языка, отражающими уважение к собеседнику: мой барон, мой господин.

Брат Коун не владел свободно древним джоратским языком – каро, но оскорбление смог распознать даже он. Кэлазан всего одним словом поставил под сомнение статус Тамина как своего сеньора. Он объявил Тамина недостойным быть его сеньором.

И эти слова были смертельным оскорблением, даже если бы они прозвучали не из уст того, кто убил его отца.

– Это ведь сейчас я должен бросить тебя в темницу, прежде чем твои приятели смогут организовать твое спасение? – спросил Тамин. И, не дожидаясь ответа, махнул Дедрю: – Убей его!

– Нет! – отчаянно вскрикнула Ган, дочь мельника, и рванулась вперед столь внезапно, что этого никто не ожидал. Веревка, которой были связаны ее руки, потянула следующего привязанного к ней разбойника, Видана. Тот потянул за собой Джема Накиджана, и тот упал, и веревка, связывающая Кэлазана, лопнула.

Его узы пали.

Это могло застать врасплох солдат, но никак не самого Кэлазана. Рванув меч с пояса ближайшего охранника, он полоснул того по боку. Второй охранник еще мог что-то сделать, но прежде, чем он успел пошевелиться, нога Нинавис врезалась ему в подбородок, и тот упал.

Арасгон, закричав, взвился на дыбы, и Нинавис скатилась на землю. Приземлилась на раненую ногу и коротко вскрикнула.

Кэлазан схватил графа Джанель и приставил меч ей к горлу.

– Не двигаться! – выкрикнул Тамин. – Никому не двигаться!

Во дворе воцарилась тишина. Все замерли, увидев, что у Кэлазана заложница.

А брат Коун услышал, как Кэлазан прошептал:

– Прошу прощения, мой граф.

И на этот раз он использовал правильную форму. Мой граф. Мой сеньор.

– Оставь ее! – приказал барон Тамин.

Кэлазан улыбнулся и лишь сильнее прижал меч к горлу Джанель, отступая вместе с ней к воротам.

Граф Джанель промолчала – лишь стиснула зубы и, сжав кулаки, вытянула руки по швам. Брат Коун прекрасно понимал, что это значит. Кэлазан видел, как Джанель сражалась с Нинавис. Неужели он не понимает, что произойдет, если она будет защищаться?

– Отпусти ее! – повторил Тамин.

– Пока нет, – сказал Кэлазан. – Это, конечно, грубо с моей стороны, но ваш прием был столь холоден, что у меня нет другого выбора, кроме как отказаться от вашего гостеприимства. – Он отступил к арке.

– Очень хорошо, – сказал Тамин.

Кэлазан улыбнулся.

– Стреляйте в нее! – приказал барон Тамин.

Все уставились на него с недоверием.

Все, кроме Дедрю и его солдат, которые продолжали следить за заложницей.

И потом случилось очень многое.

Кэлазан оттолкнул Джанель как можно дальше от себя. Арасгон рванулся вперед, закрывая ее своим телом. Арбалеты выстрелили или, точнее, дали осечку – на всех разом лопнула тетива. Один арбалетный болт попал в седло Арасгона, второй пролетел на расстоянии монеты от него. Остальные солдаты замерли, не желая впустую тратить заряды и выискивая цель – учитывая, какого размера был Арасгон, он прекрасно закрывал собой мишень.

Кэлазан побежал. Проскочил через главные двери и метнулся в сторону. И прежде чем солдаты смогли прицелиться, проскользнул через дверь за бастионом.

– За ним! – закричал Дедрю. – За ним!

Солдаты бросились в погоню. Несколько осталось приглядывать за заключенными.

Дедрю вернулся к охраннику, у которого выхватили оружие. Схватил его за куртку и поднял с земли, встряхнув на весу:

– Идиот! Отведи этих мерзавцев в тюрьму, и если что-нибудь пойдет не так, клянусь, ты присоединишься к ним.

Брат Коун бросился к Нине. Женщина, что совсем не удивительно, была без сознания. Приземление на сломанную ногу, должно быть, было мучительным.

Тем не менее она была жива.

Осматривая Нину, брат Коун услышал, как обсуждают остальных пленников.

– А что насчет этой? – спросил солдат.

Тамин ответил:

– Она саэлен! Хочет жить в трущобах с ворами, так тому и быть. Посади «госпожу» Ганар рядом с ею подобными.

Саэлен^[26].

Брат Коун вспомнил преподанные ему уроки каро. Потерянный или заблудший. Ужасное оскорбление по меркам Джората. Почти такое же ужасное, как и торра, но с подтекстом, что речь идет о маленьком ребенке, который не понимает, что в его интересах. Его сердце замерло. На секунду ему показалось, что Тамин подразумевал графа. Но нет, Тамин подразумевал скрежещущую зубами и пытающуюся вцепиться ногтями в барона Ган, дочь мельника. Будь у нее развязаны руки – лицо барона мгновенно стало бы гораздо менее симпатичным.

Тамин же повернулся к графу Джанель:

– Я очень сожалею об этом неприятном инциденте.

Она заломила бровь:

– Стреляйте в нее?

– У меня лучшие стрелки во всей провинции, – заверил ее он. – Так что я совсем не боялся за твою безопасность. – Он указал на главный вход в замок: – Пойдем? Я прикажу, чтобы твой подарок доставили на кухню для вечерней трапезы.

Тем временем двое охранников схватили Нинавис.

– Она ранена! – запротестовал Коун. – Нужно быть осторожными. Позвольте мне пойти с вами и обработать ее рану.

Они не обратили на брата Коуна ни малейшего внимания.

– А что будет с другими саэлен? – Голос графа Джанель звучал скучающе, словно она спрашивала об этом лишь для приличия. Но, увидев приближающегося брата Коуна, она коротко махнула ему рукой, предупреждая: я разберусь с этим.

– Все как обычно – станут наградой на турнире, – сказал Тамин. – Судьба Кэлазана уже предрешена. Мы скоро схватим его.

Раздался крик.

Брат Коун думал, что кричат о его поимке, но Ган, дочь мельника, откровенно рассмеялась, а все еще связанный Данго улыбнулся.

– Этот Кэлазан, – сказала Джанель, – он знаком с замком?

Тамин помрачнел:

– Он был сыном управляющего.

– А.

Нахмурившись, Тамин жестом подозвал Дедрю:

– Проклятье! Найди его и убей. Черт возьми! Он не должен увидеть рассвета, понял? А потом выясни, какой идиот так плохо связал его, и прикажи выпороть.

Брат Коун уставился в землю, стараясь не выдать себя взглядом, и лишь когда солдаты увели пленников, а капитан Дедрю ушел, чтобы проследить за поисками, позволил себе поднять глаза и посмотреть на человека, который связал Кэлазану руки.

Кобыла Дорна, улыбаясь, мурлыкала себе под нос непристойную песенку.

Брат Коун последовал за стражниками в замок и остановился, когда один из них, неуклюжий серокожий парень с черными пятнами вокруг глаз, обернулся:

– Что тебе надо? – требовательно спросил охранник.

Брат Коун указал на связанных пленников, которых несли и вели в глубь здания:

– Я должен заняться их лечением.

– Их не нужно лечить! – прорычал его собеседник.

Брат Коун, покачав головой, улыбнулся:

– Граф дала четкие указания. Я должен позаботиться об их благополучии.

И проверить все ли в порядке. Брат Коун видел, какими взглядами всю дорогу до замка Мерейны обменивались между собой стражники. Стоит только уйти всем, кому не все равно, и заключенные станут хорошей игрушкой для любых придуманных солдатами издевательств.

И то, что это ненормально для Джората, вряд ли этому помешает.

– Увидишь их утром, – скомандовал охранник.

– А как же их кровавая болезнь? – спросил брат Коун.

Все, и охранники, и заключенные, остановились.

– О чем ты?! – спросил кто-то.

– Кровавая болезнь Фалезини, – уточнил брат Коун. – Она не очень заразна, не требует карантина или чего-то вроде этого, но передается через кровь или другие жидкости. – Коун начал все сначала: – Я имею в виду, если ты прикоснешься к ним голой кожей, ты заразишься. У всех бандитов были симптомы. Мы планировали вылечить их, как только разберемся с ними, но в этой суматохе…

Первый охранник прищурился, а затем захохотал.

– Что это за чушь? Эти люди не больны, – отмахнулся он.

Брат Коун указал пальцем на Данго.

У великана были связаны руки за спиной, и в ответ на жест брата Коуна он лишь нахмурился. Но, по крайней мере, разбойники не спорили с братом Коуном, хотя он этого опасался.

Из ноздри Данго капала свежая кровь. Данго не нужно было изображать панику – он и правда запаниковал. Брату Коуну оставалось лишь надеяться, что великан достаточно умен, чтобы не сойти с ума от страха.

Данго сморщил нос, словно силясь чихнуть:

– Опять начинается, жрец.

– Да, – согласился брат Коун, – но, по крайней мере, мы нашли тебя до того, как ты истек кровавыми слезами.

Охранники отступили назад.

Брат Коун замахал руками:

– О, не волнуйтесь! Пока вы не прикасаетесь кожа к коже, никакой опасности нет.

Солдат обнажил меч.

– Что, ко всем демонам, ты делаешь?! – рявкнул офицер.

– Но они больны…

– Заткнись и тащи их вниз. Хочешь, надень эти проклятые перчатки. Ты и сам знаешь, капитан хочет, чтобы они были живы. Мертвые они нам ни к чему! – Офицер снова повернулся к брату Коуну: – Они ведь не умрут от этого?

– О нет. Это поддается лечению. – Он потянулся за сумкой. – Мне нужно сделать для них отвар. И через несколько дней все станет ясно.

– Если они способны дожить до завтра, то нам не нужно ждать несколько дней. – Охранник махнул своим людям, жестом приказывая им отвести разбойников вниз по ступеням. Брат Коун предположил, что их вели в подземелье замка. Охранники, еще недавно бросавшие на заключенных голодные взгляды, теперь выглядели гораздо менее заинтересованными. Но, если говорить точнее, большинство солдат ушли сразу.

Теперь, когда брат Коун последовал за пленниками и солдатами в тюрьму, никто не поднял шума. Честно говоря, это помещение больше походило на винный погреб – прохладный, темный, такой, в котором можно безопасно хранить лучшие бутылки местного правителя. Но сейчас все вина были убраны, хотя, судя по нескольким коробкам, сложенным рядами, это место все еще использовалось для хранения. Подвал явно не предназначался для жилища. Невозможно было представить, что здесь вообще будут держать заключенных.

Брат Коун не был уверен, хороший ли это знак или ужасный.

Солдаты разделили пленников, заменив им веревки на цепи, прикрепленные к железным перекладинам, вделанным в стены.

Для всех нужд здесь было ведро и колодец.

Стражники быстро вспомнили, что они добровольно вызвались разыскивать Кэлазана, а брат Коун вытащил ведро с водой и занялся травами – а это уже само по себе могло показаться серьезным человеку, не имеющему медицинской подготовки^[27].

Последний охранник нашел себе стул и устроился у запертой снаружи двери. Остальные ждали его в коридоре.

Брат Коун останавливался у каждого заключенного, предлагая ему воду.

Данго прошептал:

– Как ты это?.. – Он выразительно шмыгнул носом.

Брат Коун вытер кровь с лица мужчины:

– Коммерческая тайна. Не стоит здесь об этом говорить.

Данго кивнул:

– Спасибо. Кое-кто мог здесь что-нибудь устроить, и в итоге и закончить тем, что ей разорвут глотку. Так что ты можешь мне рассказать.

Брат Коун помолчал. Он подозревал, что Данго совсем не преувеличивает: у джоратских женщин была весьма определенная репутация. Коун ответил:

– Граф этого не потерпит. Мы вернемся за тобой.

Брат Коун ходил по комнате, раздавая заключенным питье и притворяясь, что лечит их от болезни, которой у них не было. Кей Хара казалась настолько искренне напуганной, что Коун подумал, что она либо принимала историю за чистую монету, либо провела значительное время в театре. Джем Накиджан даже не взглянул на него. Видан попросил жреца заняться Ган и разозлился, когда Коун настоял на том, что он должен осмотреть каждого. Дубина ничего не сказал, но, когда брат Коун дал ему воды, его взгляд смягчился и стал менее убийственным. Охранники обыскали преступника, но Коун подозревал, что этого было явно недостаточно. Возможно, ему это и почудилось, но Дубина показался ему человеком, у которого всегда есть ножи.

Дольше всего он задержался рядом с Нинавис – из-за ее травмы. То, что она упала с Арасгона и потеряла сознание, дало ему шанс вправить ее перелом. Жрец хотел бы сделать больше, но чувствовал, что, пока он занимается ею, оставшийся охранник смотрит на него. Брату Коуну очень не хотелось рисковать: увидев магию, стражник мог ее распознать. Все ведь знали, что у Нинавис сломана нога. И если бы она выздоровела к утру, Коун сделал бы ей очень плохое одол-жение.

Позаботившись обо всех, он ушел, чтобы обсудить дальнейшую тактику действий с графом.

4: Дитя, нужное демону

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после начала правления Гадрита Де Лора

– Кровавая болезнь Фалезини? Она действительно существует? – Джанель посмотрела на брата Коуна.

Завсегдатаи таверны позади нее занялись сложной игрой, принявшись бросать кости на расположенную наклонно глиняную доску. Кто-то уже делал ставки.

Жрец кашлянул в ладонь:

– О да, более чем. Это геморрагическая лихорадка, вызываемая высохшей мочой пустынной мыши. Это одна из причин, по которой в Хорвеше так популярны кошки. – И добавил: – В Джорате никто никогда ею не болел. Не тот климат.

– Очень умно, – сказал Кирин. – Но я не удивлен, учитывая…

Его собеседники замолчали.

– Учитывая что? – спросил брат Коун.

Кирин указал на мантию брата Коуна:

– Ты жрец Мистерий. Я знал одного их приверженца. Вы все такие хитрые.

– Прошу прощения, – сказал брат Коун. – Я не «хитрый». Я предан делу, чтобы помочь другим постичь физическую и духовную гармонию.

– Возможно, он немного хитроват, – ухмыльнувшись, сказала Джанель.

Кирин продолжил:

– Разве ваш орден не признан вне закона?

Брат Коун откашлялся:

– Это всего лишь политика^[28]. Теперь все улажено. И в Эамитоне наша вера всегда принималась. – Внезапно он просиял: – Вы знаете кого-то, кто следует Пути? Это замечательно! Нас не так уж много.

– Знаю. Он скупал мои трофеи.

– Простите, что? – Глаза брата Коуна расширились.

Джанель бросила на Кирина любопытный взгляд и усмехнулась:

– Ты вырос не во дворце, не так ли? – заметила она.

– А ты – да, – согласился он. – Несомненно.

– Это был не дворец, – сказала Джанель. – Это был замок.

– Прости. Это ведь совершенно другое дело. Тем не менее я заметил, что ты больше не используешь благородный титул, – сказал Кирин. – Почему? И почему ты называешь себя графом, а не графиней?

– Разве графиня – это не куурский титул жены правителя-мужчины? – пожала плечами Джанель. – Если так, я не отвечаю требованиям.

– Он также используется для женщины-правителя, – сообщил Кирин.

– Как странно. Нам все равно, кто наши правители – мужчина или женщина. Мы просто всегда настаиваем, что это жеребец.

Позади нее крупный мужчина с серой кожей, словно обрызганной чем-то черным, одержал некую победу в игре, связанную с бросанием костей. Радостно закричав, он прошелся по комнате, подняв кулаки в воздух. О его победе возвестили приветствия, овации и чей-то свист, а затем шум снова утих.

– Вы знаете, что родной язык джоратцев, каро, вообще не признает пол? – сказал брат Коун. – Только положение в обществе, отражающее власть или подчинение. А на практике я обнаружил, что используются по крайней мере три разных гендера. Ну, точнее, два и один общий термин, но все же…

Кирин широко распахнул глаза, и Джанель отставила свою миску в сторону.

– Лучше сменим тему, иначе это превратится в лекцию о социальных структурах джоратцев. А мы обсуждали это раньше.

– Э-э… верно, – сказал Кирин. – Может, это и к лучшему.

Джанель кивнула. Затем села.

Как раз в тот момент, когда Кирин решил, что она передумала, она заговорила.

Рассказ Джанель.

Замок Мерейна, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Независимо от того, каково наше происхождение и кто мы сами: вор или аристократ, жрец или колдун, мы всегда хотим быть героями нашей истории.

Нет, это не так.

Не «мы хотим быть».

Нам нужно быть героями нашей истории.

Мы все воображаем, что мы должны ими быть. Никто никогда не считает себя дураком или лжецом. Полагаю, что если кто так поступит, то он изобретает какую-нибудь правдоподобную выдумку, чтобы оправдать свои поступки. Мы все видим мир именно таким. Мы все интерпретируем каждое наше действие как кульминацию эпической истории, сосредоточенной на нас самих. Что это – высокомерие или наша ограниченная способность воспринимать Вселенную чужими глазами? Если наше восприятие – единственное, что мы можем испытать, не следует ли из этого, что наше восприятие – единственное, что имеет значение?

Результат от этого не меняется. Мы противоречим правилам, нарушаем их и игнорируем. Мы ставим свои собственные потребности выше чужих. Но ведь именно так поступают герои? Разве мы не имеем права быть не такими, как все? Только на этот раз? Ну, и в следующий раз тоже?

На этот раз все по-другому. На этот раз это важно.

Я, конечно, размышляла о бандитах, а не о себе.

Они считали себя героями. И поскольку я была воспитана в уверенности, что мне поручили защищать эти земли, получалось, что я должна осудить их как преступников? То, что они грабили незнакомцев, не делает их смельчаками.

И все же… Слова Кэлазана жгли меня изнутри, словно готовое вспыхнуть ярким пламенем проклятье.

Он сказал, что они ждали нужного демону дитя, будь он проклят.

Хуже другое. Разве я могла не заметить, из кого Тамин набирал свои войска? Из солдат, которые не понимали языка огнекровок. Из солдат, которые, несмотря на мой костюм жеребца, обращались со мной как с кобылой. Да и в глазах самого Тамина, когда он приказал стрелять в меня, горел радостный блеск.

Желание барона Тамина казнить Кэлазана расставило все по своим местам. Нельзя защитить табун, убивая саэленов, отбившихся животных. И если Кэлазан, его отец и остальные сговорились убить предыдущего барона, то это означало, что до этого они пытались вынести ему Осуждение. Пытались и не смогли снять с поста недостойного правителя.

Я не могла поверить, что старый барон был настолько бесчестен, что не отрекся бы от власти до того, как ситуация стала настолько ужасной.

От напряжения, царившего во время ужина, казалось, что нечем дышать. При нормальных обстоятельствах можно было бы ожидать, что замок будет переполнен друзьями и гостями, горящими желанием принять участие в пиршестве. Вместо этого главный зал казался почти пустым. В то время как я была единственной, кто привез пойманную дичь (как это и подобало по требованиям идорры), сам барон накупил ее или поймал во время охоты очень много. Как оказалось, без надобности. Большая часть забитой для турнира дичи, приготовленной в разных запрещенных стилях тамаране, осталась несъеденной.

И я знала почему. Охранники все еще не обнаружили Кэлазана. Тамин был достаточно вежлив со мною за ужином. В конце концов, разве я не была его старым другом? (Не говоря уже о том, что я выше него рангом.) Но его вспыльчивый характер побуждал большинство гостей избегать обеденного зала.

Один солдат клялся, что попал Кэлазану в спину из арбалета. Они даже нашли кровавый след, но тела так и не обнаружили. Никаких явных доказательств того, что «предатель» отправился на юг, в Загробный Мир, на последний суд Таэны.

Позже я с завистью наблюдала, как люди уходили из-за стола. Уходили после ужина по двое и по трое. Когда сэр Орет появился на пороге моего дома с бумагами о выселении и угрозами, я как раз вступила в пору совершеннолетия – возможности предаваться взрослым развлечениям и играм у меня не было.

Однако, похоже, сейчас было не время восполнять этот недостаток.

На случай, если Тамин, его гости или – да помогут мне боги! – ненавистный капитан Дедрю повернутся ко мне передом или задом, я подготовила несколько оправданий: «Нет, извини, у меня как раз началась красная луна, но в любом случае спасибо за комплимент» и «Я все еще в трауре по дедушке и думаю, что пока еще рано заниматься постельными видами спорта».

Или вот мое любимое – одно из тех, которые я никогда бы не смогла сказать Тамину, как бы сильно мне этого ни хотелось: «Нет, и не предлагай мне больше. Может, на меня и приятно смотреть, но я первоклассное чудовище. Я попросту разорву тебя на мелкие кусочки – и неважно, с какой нежностью я вспоминаю, как зимовала здесь в детстве».

Вспоминая об этом, я и сама не знаю, почему я так волновалась. Я – титулованный аристократ высокого ранга, а значит, этого от меня ждали, чтобы я к кому-нибудь подошла. Технически говоря, отношения ранга и идорра – тудадже – не имеют отношения к постельным играм, но я сомневаюсь, что это правда.

Так что ко мне никто не подходил, а Тамин сам не спрашивал. Да и, насколько я знала, Тамин уже решил для себя, что предпочитает бегать за жеребцами.

Тем не менее Тамин выделил нам прекрасные комнаты. Правда, когда я поняла, кому они принадлежали, эти комнаты стали казаться уже не настолько прекрасными – вероятно, тут жила семья Кэлазана и его отец – безымянный управляющий, казненный за участие в убийстве покойного барона.

Я не могла не задаться вопросом, сколько людей обвинили в участии в этом «заговоре». Запущенный вид замка наводил на мысль, что когда-то его залы наполняло большее количество прислуги, большее количество людей. Но кто я такая, чтобы осуждать все это? С моим домом творилось то же самое.

Последний Адский Марш был тяжелым для всех в Джорате.

– Думаешь, я неправильно поступаю с бандитами? – спросила я Дорну, когда она расплетала и расчесывала мне волосы.

Дорна тихонько цокнула языком:

– Нам нужен металл.

– Я не об этом, – сказала я. – Они бросились под мою идорру, а я ничего не сделала, когда эти люди пришли за ними.

– Ты молода, – сказала Дорна так же, как она обычно оправдывала и многие другие непростительные грехи. – Держу пари, Нинавис и ее люди думали, что смогут повлиять на тебя сильнее, чем на сына человека, которого они убили. Шансы выше. Таджа подарила им грязную удачу, когда солдаты нашли нас, прежде чем эти бандиты сделали все что могли.

– А что, если они правы? – спросила я. – Здесь что-то не так. Вдобавок Кэлазан сказал о нужном демону дитя…

Дорна, заставив меня вздрогнуть, схватила меня за подбородок:

– Навоз и отбросы, жеребенок! Да каждый, у кого есть глаза и уши, знает, что случилось с тобой в кантоне Лонеж…

Я оттолкнула ее руку:

– Неправда! И ты это знаешь. Я – Джанель Данорак. Выживших нет, и никто не знает, что там было. Без свидетелей правда превращается в слух. Слухи превращаются в миф. Джорату нужен был символ – вот они и придумали его себе.

– Меня всегда удивляло, почему этот шикарный главнокомандующий так и не внес ясность в этот вопрос^[29].

Я вздохнула:

– Он сказал всем, что Ксалторат возглавил Адский Марш. И это была правда. – Я на мгновение опустила голову и, прикрыв закрыл глаза, вздохнула: – Думаю, этот ярлык «нужный демону» очень близок к истине.

– А я по-прежнему утверждаю, что это случайность, и ничего, кроме нее. Ничего, кроме случая. Все равно нам повезло, что мы избавились от разбойников. Помяни мои слова, от них одни неприятности.

Я отвернулась, пребывая в уверенности, что мы ни капельки от них не избавились.

– Может, мне следовало обвенчаться с Оретом…

Она усмехнулась еще сильнее:

– О, это было бы просто прекрасно. Вы оба жеребцы, и он тебе никогда этого не простит… Сэр Орет не просто хочет объездить тебя, он хочет тебя сломать. – Она уперла руки в боки. – Не могу поверить, что барон не попросил тебя остаться с ним на ночь. Вот ему точно нужен сильный наездник, запомни мои слова. Вы идеально подходите друг другу.

Кровь прилила к моим щекам.

– Не его дело – делать мне такие предложения, Дорна. Это я должна делать.

– Ему все равно следовало развернуться к тебе. Грубо этого не делать.

– Только для того, чтобы услышать мой отказ? Для него менее неловко просто этого не делать.

Она покраснела, и на ее лице отразилось не столько огорчение, сколько вина.

– Ох, жеребенок… Может быть, мы когда-нибудь закончим все это? Возможно, Атрин – лучшее место, чтобы найти кого-то…

У меня не было настроения обсуждать политику моей спальни.

– Дорна, хватит!

– Иди отдохни, дитя. У нас завтра долгий день.

И несмотря на то, как я боялась сна и всего, что он принесет, я кивнула:

– Да. Спасибо, Дорна.

Конечно, я очень долго пыталась не заснуть.

Так долго, как только могла.

Но Ад всегда готов заявить на меня свои притязания.

Я ненавидела спать. Я ненавидела сон, хотя засыпала всегда очень легко. У меня никогда не было никаких проблем с засыпанием, сон завладевает мной, едва я закрою глаза.

Возможно, потому, что то, что я делаю, технически не является сном.

Мы живем во вселенной, разделенной на два мира, Жизнь и Смерть. Если я провожу часы бодрствования здесь, среди живых, то сон мой принадлежит богине Таэне^[30].

Видишь ли, я умираю.

Каждую ночь я умираю.

Я закрыла глаза и открыла их уже не в Мерейне.

Я стояла на поляне в тенистом лесу под грозово-красным небом. Моя ночная рубашка исчезла. Вместо этого на мне были пластинчатые доспехи, сделанные из металла – такого темного, что он поглощал весь свет, обрисовывая силуэт темнее ночи.

Сюда я прибыла с обнаженным оружием – и это был не фамильный меч Теранонов. Да и доспехи были не те, что я унаследовала от своего дедушки и которые прятала сейчас в своем дорожном саквояже. В Загробном мире у меня не было физического тела, поэтому я не могла носить настоящие доспехи или оружие. Все это было у меня в уме – или, точнее, у меня в душе.

Передо мной раскинулась деревня-призрак. Призраком она была не в поэтическом смысле: состоящая из пустых, похожих на скелеты зданий, она переливалась в воздухе призрачными, фосфоресцирующими голубыми и фиолетовыми оттенками, застывшими в полупрозрачных фантазмах.

И она не была заброшена.

Ее жители остались здесь – убитые рядом со своими домами. И деревня, и ее жители умерли вместе.

Жители деревни, привязанные к изгородям и столбам, связанные, как скот после забоя, все пытались разорвать свои путы, а на стенах азоков были нарисованы светящейся человеческой кровью демонические руны. Не знаю, умерли ли эти люди от ударов мечом или сгорели вместе с подожженными домами, но, даже умерев, они продолжали кричать. Они корчились и умоляли, чтобы кто-нибудь уничтожил их и освободил от этих мучений.

И долго ждать им не придется: демоны уже прибыли на пир.

И их было очень много.

Я скорее почувствовала, чем услышала, как приближается первая волна, и по моей коже прошла дрожь предвкушения от лающего вибрато. Гончие захлебывались от возбуждения – они выследили оставленных для них жертв! И они сожрали бы большинство запертых душ. Или, на худой конец, хотя бы несколько.

Стоило гончим учуять меня, и их вой стал резче.

Видишь ли, это мое проклятие. В Загробном Мире я полыхаю ярче, чем все остальное вокруг меня. Я свечусь от огня, который приношу с собой. А демоны так любят тепло, и после того, как они учуют мой запах, мало у кого хватит силы воли на то, чтобы переключиться на другую, более легкую добычу.

Я задавалась вопросом, не путаю ли я причину и следствие. Стала ли я такой из-за демонов Адского Марша, нашедших меня в Лонеже? Или демоны пришли в кантон Лонеж, потому что их привлек мой огонь?

Ладно, хватит об этом.

Я хочу сказать, что они всегда преследуют меня, считая меня охотничьей ланью, робким оленем, которого нужно выследить и растерзать.

И это меня вполне устраивает.

Я уже неоднократно была наживкой в ловушке.

Ухмыльнувшись, я развернулась и приняла на меч первую гончую: расколовшийся надвое череп забрызгал мертвую землю черной слизью. Вторая гончая прыгнула и впилась зубами в мою броню, вгрызаясь в металлическую пластину. Расхохотавшись, я отшвырнула тварь на землю – сладкий звук ломающихся костей стал мне наградой.

За ними кинулись новые гончие. И тоже погибли.

Это были детеныши, недавно зараженные, самые слабые и наименее опытные. Эти демоны, проклятые сохранять позорные формы, пока не докажут свою ценность, пока что только приспосабливались к пыткам своего нового существования. Собаки умерли легко.

Следом появились всадники.

Будучи старше и хитрее, они не спешили на смерть, подобно гончим. У них уже развилась индивидуальность, они уже знали, как предпочитают выглядеть. Ничего оригинального: черепа, рога и клыки всегда популярны. Демоны предпочитают формы, которые смертные считают пугающими: гниющие мертвецы, монстры из мифов и сказок о богах-королях.

Мы считаем, что человеческий страх восхитителен.

Я имею в виду, они так считают.

Демон с черепом носорога вместо головы погрозил мне копьем:

– Убирайся, шлюха! Пир приготовлен для нас!

Я рассмеялась и плашмя ударила окровавленным клинком по ладони:

– Тогда получите, что вам причитается, но учтите, что этот ужин придется отработать.

Эти демоны не были настолько глупы, чтобы атаковать меня поодиночке. Будь они ненаблюдательны – и долго бы в Загробном Мире не протянули, а они прекрасно видели, что эта тактика сослужила их собакам плохую службу.

Но это не имело никакого значения. Все демоны безумно наслаждаются резней.

И я в этом от них мало отличаюсь.

Демон верхом на коне-скелете пришпорил коня, пытаясь пронзить меня насквозь. Отступив в сторону, я ударила монстра между глаз: конь-ящерица закричал и повалился на бок, когда я схватила его за шипастый гребень, – всадник оказался в пределах досягаемости. И в тот же миг я пронзила ему грудь мечом – сотканный из бледно-голубого пламени человеческий скелет застонал от боли.

Пока я освобождала свое оружие, его соотечественники не сидели сложа руки. Копье одного из демонов пронзило мою броню, я почувствовала жгучую боль. Атакующая демоница радостно и ликующе взревела, но крик оборвался, когда я перехватила оружие и повалила нападающую на землю. Одна стрела отскочила от моего нагрудника, но второй выстрел нашел слабое место в наручах и попал в цель. Кто-то в тылу выкрикивал команды.

Битва обернулась против меня, и я чувствовала, как душа разрывалась между страхом и желанием.

И я продолжала сражаться. Что еще я могла поделать? Сдаться было невозможно. Они не были джоратцами. И у них не было пощады к побежденным.

Да и вообще ни к кому.

К тому моменту, как я услышала вой приближающегося подкрепления, их количество сократилось наполовину.

Я вызывающе закричала в ответ и, рассмеявшись в лицо нападающим, пронзила мечом одного из демонов. Его близнец в ответ ударил когтями, расплавляя крошащиеся края моей брони. Я почувствовала, как она ударила мне по бедру белым пламенем.

Затем атака изменилась. Замерла. В ряду нападающих появилась прореха. Демоны, сомкнувшиеся вокруг меня, разбежались, бросившись в лес.

Я знала, почему демоны бежали.

Останавливая дрожащими пальцами призрачную кровь, я повернулась лицом к их королеве.

Она была самым красивым и самым ужасным монстром: с кожей бледной, как смерть, и руками скользкими от свежей крови. Ее окровавленные волосы отливали зловещей белизной, а губы мерцали грибной зеленью. Ее груди и бедра таили обещание бесконечных плотских наслаждений, за которые отдал душу не один бедный идиот.

Демон может выглядеть так, как он пожелает, какого пола он пожелает, но для меня Ксалторат предпочитает быть женщиной.

Она знает, что мне от этого лишь больнее.

***НЕУЖЕЛИ КТО-ТО СЛИШКОМ СТРОГ К СВОИМ ТОВАРИЩАМ ПО ИГРАМ? ЭТИ ИГРУШКИ МОГУТ ДАТЬ ОТПОР.***

– Я бы сказала, что рада тебя видеть, но я ненавижу ложь.

Я встала между Ксалторат и деревней. Ее жители останутся запертыми в своих подвалах, прибитыми гвоздями к своим беседкам, пока слуги Таэны не прибудут, чтобы спасти их. Если демон, которому они были принесены в жертву, не найдет их раньше.

Ксалторат заметила мое движение и поняла, зачем я это делаю.

***ОНИ МОИ.***

Я оглянулась.

– Судя по рунам, я бы сказала, что они – для Касмодея.

***ТЕМ БОЛЬШЕ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ Я ДОЛЖНА ПРЕТЕНДОВАТЬ НА НИХ, НЕ ТАК ЛИ? КАСМОДЕЙ МНЕ НИКОГДА НЕ НРАВИЛСЯ***

Я подняла меч, и она мне улыбнулась:

***ПРЕЛЕСТНО. ВОТ ПОЧЕМУ ТЫ МОЯ ЛЮБИМАЯ ДОЧЬ.***

– Я не твоя дочь, – выплюнула я.

***КТО ТОЛЬКО ЧТО СКАЗАЛ, ЧТО НЕНАВИДИТ ЛОЖЬ?***

Королева демонов склонила голову набок, изучая меня с выражением, от которого мои лаэвос всегда вставали дыбом. Это был жестокий, чужеродный взгляд, предвещающий что угодно: от лекций об обрядах ухаживания до урока о пытках – со мной в качестве подопытного.

Она не моя мать.

Она никогда не будет моей матерью. Я помню свою мать, храню смутные воспоминания о темных волосах и огне, горящем в очаге. Я вспоминаю ее сладкий яблочный аромат, ее пальцы, касавшиеся моих лаэвос, ночи, проведенные за подсчетом звезд, когда эти далекие драгоценные камни ясно проступали сквозь Вуаль Тиа.

Нет, Ксалторат – не моя мать. Но по правилам ее проклятой расы я – ее дитя. Ее приемное дитя. Нужное ей дитя.

Вот почему упомянутое Кэлазаном пророчество так обеспокоило меня.

Ксалторат повернулась лицом к деревне.

***ТЫ БЫЛА ТАКОЙ ХОРОШЕЙ ДОЧЕРЬЮ, ДОРОГОЕ ДИТЯ. Я ГАДАЮ: НЕУЖЕЛИ ТЫ ПОЗВОЛИШЬ ХОЛОДНЫМ ВОДАМ ПОГИБНУТЬ НАПРАСНО?***

Мой меч дрогнул. Деревня Холодные Воды находилась в нескольких минутах езды от столицы Барсины, Мерейны. В детстве я несколько раз бывала там, когда мои родители навещали семью барона. Холодные Воды были известны как маленькая деревня искусных ремесленников. Они сделали водонепроницаемую тростниковую корзину, такую тонкую, что она казалась сделанной из ткани. Много лет назад, будучи в гостях, моя мать купила ее, и она все еще была цела – когда меня вынудили уехать, я оставила ее в Тола-мере.

И пусть я не узнала Холодные Воды, но это не значит, что это были не они.

Я не могу контролировать, где я блуждаю во сне, но Загробный Мир отражает Мир Живых – пусть и не совсем точно. В Загробном Мире может существовать гора, в реальном мире давно превратившаяся в холмы, или равнины и пропасти, ныне погребенные под озерами. Города обычно слишком новы для того, чтобы у них были призрачные отражения, но деревни иногда могут быть старше стран. Деревня, разрушенная до основания, вместе со всеми ее убитыми жителями, может просуществовать в Загробном Мире гораздо дольше, чем когда-либо в Мире Живых.

Но поперек горла у меня стали первые из ее слов.

– Хорошая дочь? – плюнула я в нее. – Я нападу на тебя при первой же возможности. Я убью каждого демона, которого встречу. Я брошу вызов любому твоему желанию. Я не хочу быть твоей «хорошей» дочерью. Я хочу быть твоим заклятым врагом.

Она гордо улыбнулась:

***КАК Я ВСЕГДА И ХОТЕЛА. ТЫ НАСТОЛЬКО ДЕРЗКА И НЕПОКОРНА, ЧТО Я УДИВЛЕНА ЭТИМИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ ИСТОРИЯМИ, В КОТОРЫХ ГОВОРИТСЯ, ЧТО БЫТЬ РОДИТЕЛЕМ ТЯЖЕЛО.***

Она приложила руку к сердцу:

***ВСЕ, ЧТО МНЕ НУЖНО БЫЛО СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ВЫРАСТИТЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО РЕБЕНКА, – ЭТО ЗАСТАВИТЬ ТЕБЯ ВООБРАЗИТЬ, ЧТО Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛА МОИМ ЗЕРКАЛОМ. Я ВЫПОЛНИЛА СВОЮ ЧАСТЬ СДЕЛКИ С ТВОЕЙ БИОЛОГИЧЕСКОЙ МАТЕРЬЮ.***

– Моя мать не заключала с тобой никаких сделок! – Ярость жгла все сильнее, и сомнений в том, что говорю, у меня не было. Ксалторат любила лгать и спутывать ложь в связующие цепи с правдой. Я уже давно научилась не доверять ничему, что она говорила.

***О, ТЫ БЫ УДИВИЛАСЬ, УЗНАВ, ЧТО ДЕЛАЮТ МАТЕРИ, ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬ СВОИХ ДЕТЕЙ. ОТСЫЛАЮТ СВОИХ НОВОРОЖДЕННЫХ МАЛЫШЕЙ ПРОЧЬ СО СЛУЖАНКОЙ^[31]. ЗАКЛЮЧАЮТ СДЕЛКИ С ДЕМОНАМИ. ПРИЧЕМ ТВОЯ МАТЬ СДЕЛАЛА ЭТО НЕ В ПЕРВЫЙ РАЗ. МЫ СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ.***

Она усмехнулась, проведя алым языком по зеленым губам.

***НИКАК НЕ ПОЙМУ, НЕУЖЕЛИ ТЫ ТАК И БУДЕШЬ СПОРИТЬ? ЗНАЯ, ЧТО ТЫ СОЗДАНА ПО МОЕМУ ЗАМЫСЛУ?***

– И как мало ты меня понимаешь, если думаешь, что я веду себя так лишь назло тебе. Я презираю тебя и ненавижу все, что ты олицетворяешь. Я не успокоюсь, пока не исчезнет весь твой вид.

Ксалторат прищурилась, опустив веки медленно, как домашняя кошка. Ее зеленые губы скривились. Затем она наклонилась вперед и произнесла единственное слово, которое с тех пор преследовало меня много лет:

***ХОРОШО.***

5: Правосудие графа

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после убийства дракона Ксаломе

Джанель прервала свое повествование и отвела взгляд.

Кирин уставился на нее:

– Ксалторат – твоя мать?

Она оглянулась, ее улыбка была черна, как ночь.

– К моему большому сожалению. Но из достоверных источников я знаю, что я не демон. Точней, не полностью.

– О, это обнадеживает. И кто тебе это сказал, повтори еще раз?

Она взмахнула рукой в его направлении:

– Ты. Но были и другие, кто сказал мне то же самое. – На мгновение ее яркие глаза вспыхнули и тут же погасли от боли. Она выдохнула: – Во время Адского Марша в кантоне Лонеж все было настолько ужасно? Я даже не могу себе представить… – Кирин поморщился, чувствуя себя дураком. Конечно, все было ужасно. Да демон мог сделать с ребенком такое…

Он вспомнил виденные много лет назад улицы столицы. Вспомнил, как, освободившись из хватки демона и все еще шатаясь после психического нападения того же демона, он слушал, как генерал Миллигрест обменивается оскорблениями с монстром. Ксалторат хвастался тем, что они сделали с восьмилетней дочерью генерала.

И Джанель уже сказала ему, что, когда демоны напали на кантон Лонеж, ей было восемь лет.

Кирин отвел взгляд. Он чувствовал себя идиотом.

Возраст Джанель идеально соответствовал заданным условиям. И наверняка, если проверить ее происхождение, действительно окажется, что ее отец – главнокомандующий Корен Миллигрест.

А значит, Джанель и была четвертым «сыном». И очевидно – нужным демону дитя.

Где-то в Деворанских пророчествах наверняка об этом упоминалось.

Кирин не заметил, что за столом воцарилась тишина, пока Джанель не заговорила:

– Хуже всего то, что это не всегда было ужасно. Иногда Ксалторат была… милой. В детстве, когда она заранее становилась демоном или кем-то похожим на человека, я никогда не знала, как она себя поведет. – Она пожала плечами и вернулась к еде. – Когда я поняла, что она не может меня контролировать, я ушла и начала уничтожать демонов, но, очевидно, ее замысел был таков с самого начала.

Кирин сочувственно хмыкнул. Оглядываясь назад, можно сказать, что его детство было даже счастливым. Полным преступлений, конечно, но и полным песен. Если сравнивать с этим детство Джанель, становилось непонятно, как она вообще могла связно говорить.

Их глаза снова встретились.

Кирин сказал:

– Я бы многое отдал, чтобы понять, какова точка зрения Ксалторат на все это. Я всегда предполагал, что он пытается вызвать как можно больше демонов, но теперь думаю иначе. В какую игру они играют? – Он указал ложкой на Джанель.

– Я не знаю, – ответила она, – но я согласна. Почему она не убила меня в детстве? Почему она напала на тебя? Я никогда не понимала ее мотивов. – Джанель пожала плечами.

– Могу я рассказывать дальше? – спросил брат Коун.

Кирин зашевелился. Он совсем забыл об их компаньоне.

– Пожалуйста.

Рассказ брата Коуна.

Замок Мерейна, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Когда на следующее утро брат Коун присоединился на кухне к Дорне, глаза жреца Вишаев запали и покраснели. Застонав, мужчина опустился в кресло.

– Плохо спал? – спросила его кобыла Дорна.

– Почему все должны спать на полу? – жалобно захныкал брат Коун. – Вы что, никогда не слышали о кроватях?

Дорна была ошеломлена:

– У нас есть кровати. На чем ты спал прошлой ночью?

– На подушках, – сказал брат Коун. – И циновках. И ни то ни другое – не настоящая кровать. А ливрейный лакей, рядом с которым я спал, храпел. Странно, что этот шум вас не разбудил. Он еще и локтями толкался.

– Так и тебе надо было его легонько толкнуть. – Она с любопытством посмотрела на него: – Ты имеешь в виду, что там, откуда ты родом, все спят в разных комнатах? Как это высоко и могуче! Здесь так поступают только благородные люди. Остальная часть дома, как и было задумано богами, спит вместе.

– Или вообще не спит, – посетовал брат Коун.

– Если найдут себе подходящего партнера… – подмигнула ему кобыла Дорна.

– О звезды, я не это имел в виду! – Это ему тоже предлагали прошлой ночью. И когда он отказал, женщина нисколько не обиделась. Лишь сказала, что если брат Коун предпочитает бегать за жеребцами, то она знает именно такого мужчину. Она была даже готова свести Коуна с герольдом еще до того, как закончился вечер, если бы Коун не сказал ей «нет». – Но хотя бы скажите мне, что вам для этого нужно уединение!

– Для чего? – Она невинно распахнула глаза.

– Мне следовало вернуться в Храм Света, когда у меня была такая возможность, – вздохнул он.

– Я всегда считала, что лучшее, что можно сделать, чтобы хорошо поспать, – это найти себе подходящую грелку в постель. Тогда не имеет значения, кто ткнул тебя локтем.

– Неужели обет безбрачия ничего для вас не значит?!

Она ошеломленно уставилась на него.

Брат Коун напомнил себе перестать задавать вопросы, на которые он знал ответы.

– Значит, ты вообще не бегаешь?!

– Нет! – Он взял миску и поставил ее на стол чуть более решительно, чем следовало бы.

– Тогда так и скажи. В этом нет ничего постыдного.

– Кобыла Дорна, я принадлежу к монашескому ордену. Мы даем обет. Физические удовольствия, несомненно, отвлекают людей от созерцания божественных тайн.

Прислуга по большей части отсутствовала, будучи занятой подготовкой к сегодняшнему турнирному пиршеству. Вероятно, сюда входило множество различных способов обжарки фруктов, овощей и дичи – гораздо больше способов, чем было знакомо Коуну, – и большая их часть проводилась снаружи. Никто по-настоящему не протестовал против того, чтобы Дорна заняла угол кухни.

Кто-то оставил в замковой кухне большую кастрюлю с кашей, собираясь приготовить ее на огне, но рисом она не пахла. Коун зачерпнул себе в миску чего-то, напоминающего овес. Ячмень? Вероятно, ячмень.

– Разве еда не удовольствие? – Дорна полила свою кашу красным соусом чили и добавила к своей порции маринованные овощи.

– Цель пищи – укреплять и поддерживать организм. А что это такое? – брат Коун показал пальцем.

– Это? – Она подняла кружевной ломоть. – Лотос. Знаешь, не стоит есть кашу просто так. – Она взяла несколько мисок со стола и начала по очереди добавлять из них в миску брата Коуна. – Лотос, имбирь, капуста…

– Это не капуста!

– Разумеется, это она! Ферментированные бобы дор, корень фениса, листья перечной мяты и маринованное кислое яблоко. Теперь добавим сверху перечный соус…

– Дорна, пожалуйста… – попытался остановить ее брат Коун, но она не обратила на это никакого внимания.

Дорна протянула ему миску:

– Вот это настоящий завтрак. Не знаю, что вы там готовите на западе, но это, должно быть, скучно, как грязь.

– Нет, вовсе нет. Наша кухня превосходна. Я был бы рад приготовить блюдо…

– Ты собирался съесть кашу без ничего. Нет, спасибо. – Она вернулась к своей еде. – Если бы ты меня спросил, я б сказала, что этот твой «обет без брюквы» звучит глупо. Если ты не хочешь бегать, хорошо, но кто заставляет тебя обещать, что ты не будешь бегать? Вести себя так, будто бегать – это грех? Это неправильно.

Брат Коун вздохнул. Потеря самообладания не поможет его делу.

– Спасибо, что заметили, что я вас не спрашивал. Кроме того, речь идет не о вступлении в плотские отношения. Мы живем простой жизнью, чтобы удовлетворить наши духовные потребности и освободиться от цепей нашей физической формы.

Дорна уставилась на него:

– Наш граф «освобождается от цепей своей физической формы» каждую ночь. Думаю, она вряд ли согласится, что это так прекрасно.

– Я не это имел в виду… – Он оборвал речь на полуслове, увидев, что на кухню входит мрачная граф Джанель.

– Как вы спали, граф? – спросил брат Коун.

– Как мертвая. – Она указала на кашу Дорны: – Там еще осталось?

– О да, жеребеночек! – Взяв еще одну тарелку, Дорна наполнила ее из котла, а граф Джанель добавила в нее овощей и перечного соуса.

Брат Коун подумал, что кухарка, все еще остававшаяся на кухне, упадет в обморок, увидев, как на скамейку плюхнулся приезжий граф, собирающийся поесть. Кухарка не осмелилась сказать аристократке, чтобы та уходила, но тем не менее она кружила вокруг графа, подобно крапивнику, беспокоящемуся из-за ворона, слишком близко подлетевшего к ее гнезду.

Заметив это, граф Джанель встала:

– Пошли со мной, – сказала она Дорне и брату Коуну.

Кашу она забрала с собой.

Никто не пытался помешать троице покинуть кухню или выйти на стены замка. Брат Коун подозревал, что кто-то, может, и был против – солдаты или им подобные, – но Джанель была гостем и она была графом. Пусть она и не была прямой сеньорой Тамина, но титул все равно что-то значил. Так что, пока не забредала в личные покои, она могла свободно ходить по замку.

– Что-то не так? – спросил брат Коун. Лицо аристократки было экстремально суровым даже по ее собственным суровым стандартам.

Граф Джанель прислонилась к зубчатой стене.

– Все зависит от того, что обнаружил мой мастер шпионажа, – покосилась она на Дорну.

Кобыла Дорна склонила голову и поднесла руку к лицу, словно пытаясь прикрыть застенчивый румянец.

– Ах, моя дорогая, ты мне бесстыдно льстишь. Я просто старая увядшая сплетница^[32].

Джанель усмехнулась:

– Старая увядшая сплетница, которая могла бы убедить гальку выдать название реки, которая ее породила. Продолжай в том же духе.

Дорна выпрямилась и оглянулась по сторонам, высматривая, не подслушивают ли их.

– Ничего хорошего не расскажу. Ветер полнится слухами: знамя Барсина полно колдунов. Зима наступила рано, холодная и суровая. Водяные буйволы замерзли насмерть, не выплюнув своей жвачки; ягуары начали охотиться на людей, потому что все дикие стада удрали в теплые края; из-за поздней весны будет поздний урожай, если, конечно, что-нибудь останется. Так что тут и так понятно, что во всем виноваты колдуны, не так ли?

– А что насчет пророчества? – спросила граф Джанель. – И нужного демону дитя?

– Никто ничего не говорил ни о каком пророчестве, – призналась Дорна. – Хотя о демонах говорят. Ходят слухи, что на местных фермах существовали демонические культы, поэтому барон покончил с ними, когда унаследовал титул. Вот почему так много земель объявлено лесом.

– Э-э… лесом? – спросил Коун. – В Кирписе есть огромный лес, но он не обеспечивает никакой магической защиты от демонических культов.

– В Джорате вход в лес запрещен, – объяснила Джанель, – поэтому это дает местному барону право войти и прогнать всех, кто живет в нем. И да, конечно, это относится и к так называемым демоническим культам. Но, к сожалению, относится и ко всем остальным. Никто не может там жить или охотиться, и любой, кто это сделает, будет объявлен саэленом и арестован на месте.

– Ты имеешь в виду, что это запрещено всем, кроме аристократов, – пожала плечами Дорна. – Как бы то ни было, по этой причине были очищены и сожжены целые деревни и города.

– Демонические культы? Здесь? – протянула Джанель. – Он что, думает, здесь Маракор?

Брату Коуну очень хотелось назвать множество достойных маракорцев, не имеющих никакого отношения к демоническим культам.

Дорна вскинула руки:

– Я просто повторяю то, что смогла подслушать. Старый барон умер зимой. С тех пор новый барон перевернул вверх дном все земли, дабы усмирить колдунов, которые, по его словам, нападают на его людей. – Она на миг умолкла. – Я слышала, что для того, чтобы тебя обвинили в колдовстве, требуется не так уж много. А еще барон твердо верит, что использование огня помогает в борьбе с колдунами.

– Что?! Это просто варварство! – не выдержал брат Коун. – Опять-таки, колдуны неуязвимы для огня!

– Или уязвимы не больше, чем обычные люди, – согласилась граф Джанель. – Но в одном Тамин не ошибается: в Барсине есть колдуны, вызывающие демонов.

– Разве?

– Есть. И я найду и уничтожу их. – Ее тон не оставлял места для споров.

Граф Джанель отставила миску в сторону и целеустремленными шагами направилась прочь. Дорна и брат Коун обменялись взглядами и поспешили за нею: через мгновение Дорна вернулась, чтобы забрать забытую миску.

– Куда мы идем? – спросил брат Коун, догнав графа.

– В подземелье. Мне нужно поговорить с Нинавис.

Брат Коун думал, что подземелье будет одной из немногих территорий, куда титул графа не даст автоматического допуска, но он ошибся. На них практически не обращали внимания. Граф Джанель походила на королеву, прогуливающуюся по своему королевству, а слуги суетились где-то за ее спиной.

Впрочем, ее уверенность была излишней: у двери не было никакой охраны.

– Вчера здесь был солдат, – сказал брат Коун. – А еще дверь была заперта снаружи.

Действительно, тяжелый железный прут лежал на полу, а дверь казалась на долю градуса открытой.

Дорна подошла к двери и подтолкнула ее носком обуви.

В ответ послышался оглушительный грохот: на пол упали меч и ножны, прислоненные к двери. Они только что дали кому-то внутри тюрьмы несколько секунд форы.

Кто-то сдавленно вскрикнул, а затем выругался:

– Проклятье! Ой! Сука!

Отбросив всяческие условности, граф Джанель ворвалась внутрь. Подземелье выглядело почти так же, как и вчера вечером, за единственным исключением: оно было совершенно пустым.

Брат Коун не увидел ни заключенных, ни охранников. Но вдруг из-за ящиков с вином, расправляя тунику и откидывая волосы с лица, выскочил стражник.

У брата Коуна скрутило живот от ужаса. Они наверняка прервали что-то весьма мерзкое^[33].

Если в его рассказ о заразной болезни не поверили… Если кто-то раскрыл его блеф…

– Эй, вам здесь не место! – запротестовал охранник, разглядев, кто помешал ему.

– Значит, нас таких здесь двое, – сказала граф Джанель.

– Почему у тебя идет кровь, жеребенок? – кобыла Дорна склонила голову набок, указав на прическу мужчины. Даже сейчас, когда его волосы были убраны, было видно, как по шее стекает кровь, капая на затянутое кожей плечо.

Будь охранник поумнее или поизобретательнее, у него, возможно, была бы наготове правдоподобная история. Вместо этого он потянулся за мечом на поясе и внезапно понял, что оставил его в ножнах – прислоненным к двери, ведущей в подземелье. И не придумал ничего лучше, кроме как схватить цепь и кандалы и размахнуться ими, как цепом.

А затем он кинулся на Джанель.

Граф вздохнула. Шагнув вперед, она перехватила нападающего за грудки и швырнула его о каменную стену, да так, что он с глухим стуком врезался головой.

Глаза мужчины закатились, и он сполз на пол.

– О звезды! – Брат Коун поспешил к охраннику, надеясь, что граф Джанель каким-то чудом не убила тюремщика сразу. Но на теле пострадавшего были и другие признаки насилия: кто-то укусил мужчину за ухо, и с этим нужно было что-то делать. Быстро обдумав все варианты, Коун понял, что сначала ему следует проверить, кто мог укусить этого человека. Граф Джанель, должно быть, пришла к тем же выводам, потому что она бросилась за штабели ящиков.

Догнав ее, Коун увидел Нинавис, как раз отпиравшую свои кандалы ключом, позаимствованным у тюремщика. По губам и подбородку пленницы стекали алые капли, а сама она размахивала оковами, как оружием.

К изумлению брата Коуна, граф Джанель улыбнулась:

– О, теперь понятно, что это за кровь.

– Я здесь не останусь! – Нинавис, сверкнув глазами, крепче сжала цепь.

– Разумеется, нет, – согласилась Джанель. – Это было бы весьма опрометчиво. – Казалось, она с трудом удерживалась, чтобы не рассмеяться. – Лучше покинуть это место.

– А у нас не начнутся из-за этого проблемы? – Брат Коун подавил желание нервно потереть руки. Он очень сомневался, что барон будет игнорировать приезжую аристократку – пусть даже графа, – нападающую на его охрану.

– О да, я думаю, весьма крупные, – по-прежнему ухмыляясь, сказала граф Джанель. Вытащив из рукава носовой платок, она дождалась, когда женщина, прихрамывая, подошла, и протянула его Нинавис: – У тебя какая-то грязь на подбородке.

Нинавис прищурилась, но платок взяла.

– Вы меня не выдадите?

– О нет. Здесь небезопасно.

– Гм. – Кобыла Дорна, стоявшая до этого на коленях рядом с охранником, встала, подняв руку, чтобы все увидели, что ее пальцы вымазаны чем-то серым и жирным. – Мне кажется, что не только у этой девочки что-то на подбородке.

Опершись одной рукой на стену, Нинавис принялась другой вытирать лицо: сейчас, балансируя на здоровой ноге и делая это с гораздо большим мастерством, чем мог бы проявить брат Коун, она напоминала фламинго.

– Мне тридцать пять лет. Прошло до хрена времени с тех пор, как кто-то имел право называть меня девочкой. – Она уставилась на руку Дорны: – Это что, краска?

Брат Коун опустился на колени рядом с охранником и потер серые леопардовые пятна, покрывавшие подбородок лежавшего без сознания мужчины.

На пальцах Коуна тоже остались следы.

– Зачем ему подделывать окраску? – спросил он.

– Думаю, по той же причине, по которой здесь так много неуклюжих охранников, которые не понимают огнекровок, – сказала кобыла Дорна. – Потому что они не джоратцы. – Она прикрыла один глаз и искоса глянула на лежащего, разглядывая его черты. – Это йорец, или я все еще акробат в передвижном турнирном шоу. – Она принялась проверять карманы солдата.

Граф Джанель бросила на мужчину короткий взгляд, а затем повернулась обратно к Нинавис:

– Где твои люди?

– Охранники отвезли их на турнир. – На ее лице появилось кислое, злое выражение. – Я думала, эти ублюдки поднимут шум из-за того, что меня придется оставить, потому что я не могу идти, но они рассмеялись и сказали, что барону все равно нужно четное количество.

Брат Коун закончил осматривать лежащего охранника. У него наверняка было сотрясение мозга, но в присутствии стольких зрителей жрец не мог сделать для него многого. Коун встал.

– Зачем им было приводить пленных на турнир? Почему бы им просто не оставить их в темнице или не отправить в настоящую тюрьму до суда?

Граф выглядел пораженным:

– Что? О нет. Никакого суда не будет. Точнее, не в том смысле, что ты подразумеваешь.

– Прошу прощения? – Брат Коун на мгновение почувствовал острую ярость. Даже в Столице правосудие было стандартным. Возможно, оно было искаженным и извращенным притворством в пользу тех, у кого есть деньги и связи, но, во имя Восьми, это все равно был суд!

– В Джорате нет тюрем. Когда кто-то нарушает наши законы, мы держим заключенных достаточно долго, для того чтобы обеспечить их присутствие на следующем турнире. Заключенные выдаются победителям турниров в надежде, что идорра чемпиона вернет саэлена в лоно. Однако я никогда не слышала о турнире, где количество саэленов, выданных в качестве награды, имело бы значение.

– В качестве награды?! – Брат Коун поперхнулся. – Вы имеете в виду, что с самого Толамера мы продавали бандитов в рабство?

– Ага, – сказал Нинавис, – именно^[34].

Взглядом графа можно было плавить стекло.

– А вот и нет! Женщины и мужчины, выданные в качестве награды, не являются рабами или пленниками. Их усыновляют, переводят в новый табун для их оздоровления. Это совсем не то же самое, что рабство.

Нинавис фыркнула:

– Назвать меч клинком – ничего не изменится.

– Хватит, хватит, мои жеребятки. Философствовать будем позже, – сказала Дорна. – Нам нужно выяснить, что там с этим охранником. Почему йорец попытался замаскироваться под джоратца?

– Многие маскируются под джоратцев, – огрызнулась Нинавис.

– Ага, – согласилась Дорна, – но когда ты позволяешь людям принимать темное родимое пятно как доказательство того, что ты местная девушка, это не очень-то хорошая маскировка.

Брат Коун прищурился: Нинавис – не джоратка? У нее было идеальное произношение. Но после того как Дорна это сказала, брат Коун понял, что большое темно-бордовое пятно на лице Нинавис не так уж сильно напоминает джоратские отметины на коже.

– И он не единственный такой солдат. – Граф Джанель попыталась вернуть разговор к первоначальной теме: – Капитан Дедрю должен был понимать Арасгона. А он не мог.

– Дедрю новенький, – откликнулась Нинавис. – Как и большинство солдат. Они появились здесь несколько месяцев назад, когда Тамин стал бароном после смерти своего отца. Тамин сказал, что не доверяет охранникам, которые позволили его отцу умереть.

– А что с ними случилось? – спросил граф.

Нинавис развела руками:

– Это чертовски хороший вопрос! – Она вернула запачканный кровью платок. – Слушайте, я знаю, что вы с бароном были приятелями, но сейчас в нем не осталось ничего от вашего друга. Хотите нам помочь? Устраните его. Вы единственный человек, который может это сделать.

– Я не его сеньор. У меня нет над ним власти.

– Тогда не отдавайте ему приказов. Убейте его. Вы можете подобраться достаточно близко, чтобы сделать это, и вам даже не понадобится оружие. Вы Данорак. Если вы скажете, что у вас была веская причина для этого, люди вам поверят.

Джанель пораженно уставилась на нее:

– Мы здесь так не поступаем.

– Да в Ад то, как вы все делаете! Думаете, кто-нибудь посмеет высказать ему Осуждение? Во всем, что касается барона, – любой, кто выступает против него, автоматически становится колдуном. Это единственное оправдание, которое ему нужно, чтобы его люди уничтожили нас. Он не откажется от власти. Если пророчество Кэлазана насчет тебя верно…

– Подожди! – Джанель вскинула руку. – Что там насчет пророчества Кэлазана? Что там вообще с этим «нужным демону дитя»?

– О, будь я проклята, если знаю! – призналась Нинавис. – Кэлазан утверждает, что это лекарство от всех наших проблем. Он подслушал, как Тамин и его учитель говорили об этом перед смертью старого барона. Будто пророчество предсказывало, что кто-то, называющийся нужным демону дитя, разрушит все. Им нужно было выследить этого человека. Вот почему Тамин так одержим борьбой с демонами. Тамин думает, что демоны приведут его к этому «дитя», который может убить Тамина, если Тамин не убьет его первым.

– Я не собираюсь убивать Тамина!

– Так ты и есть нужное демону дитя? Это прозвучало как признание.

Граф Джанель пропустила вопрос мимо ушей, повернувшись к своим спутникам:

– Брат Коун, кобыла Дорна, вы можете тайком провести Нинавис в наши покои?

– Меня заметят. – Нинавис указала на свое лицо: – Я выгляжу примечательно.

– Ха, нашла! – Дорна выхватила из карманов охранника маленькую жестянку и, отвинтив крышку, показала серую краску для лица, которую охранник, должно быть, использовал, чтобы притвориться местным. – Дай мне пять минут, и тебя не узнает твоя собственная бабушка. Единственной приметой будет больная нога, но думаю, с этим мы справимся.

– А что насчет него? – Нинавис указала на лежащего без сознания охранника.

– Затащи его за эти ящики, – предложила Дорна. – Это даст нам по крайней мере несколько часов форы, прежде чем его найдут другие охранники. А к тому времени мы придумаем, как разобраться с погоней, которую пошлет за нами барон.

– Мы отсюда не уедем.

Дорна вздохнула, глядя на Джанель:

– Жеребенок…

– Мы отсюда не уедем, – упрямо повторила Джанель, на мгновение становясь тем готовым затопать ногами упрямым подростком, каким и была на самом деле. – Я пообещала этим людям, что, если они сдадутся, с ними будут обращаться справедливо. Я отказываюсь бежать до тех пор, пока есть вероятность, что Тамин растопчет мое слово.

Нинавис, поджав губы, окинула Джанель долгим взглядом:

– Возможно, ты действительно чего-то стоишь, аристократочка.

Брат Коун спрятал улыбку: даже если он и был доволен результатом, особых поводов для улыбки не было.

– Как вы собираетесь узнать, что запланировал Тамин?

Джанель расправила плечи:

– Самым простым из возможных способов: я спрошу. – Она строго посмотрела на троицу: – Ждите в моих покоях. Как только у меня будет больше информации, я вернусь.

И прежде чем они смогли запротестовать, она ушла.

Они проводили ее взглядами. А затем Дорна сняла верхнюю юбку, завязанную на запа́х, – серую, шерстяную, прошитую нитью цвета индиго, образующей узор в виде головы лошади по подолу, и перебросила ее Нинавис:

– Надень в качестве плаща. Если мы не хотим, чтобы на тебя все пялились, лучше прикрыть твое жалкое подобие доспехов. Эта потертая кожа выделяется намного сильнее, чем пара пятен на лице.

– Эй, хватит! Их сделал Дубина. Их просто надо немного починить. – Нинавис боролась с шерстяной тканью, пытаясь закутаться в нее.

– Дубина у вас дубильщик? – расхохоталась Дорна. – А как бы вы его звали, если бы он был деревенским золотарем?

– Кобыла Дорна! – Поморщившись, Коун повернулся к Нинавис: – Не позволяй Дорне надоедать тебе. Она просто расстроена, что мы не сбежали.

– Бежать было бы очень умно, – сказала Дорна и подманила рукой Нинавис: – А теперь, дорогая, иди сюда, где свет получше, а я приведу твое лицо в порядок. Жрец, будь хорошим жеребенком и оттащи охранника назад, хорошо?

Брат Коун начал протестовать, но потом понял, что надо спешить, пока кто-нибудь не понял, что охранник оставался совсем один, так что он потащил стражника за ящики.

Получалось с трудом.

Когда брату Коуну впервые поручили это задание, он думал, его отправят в замок кантона Толамер. Думал, что это будет тихой, сидячей работой, на которой он сможет сосредоточиться на медитации и руководстве духовным развитием графа. Чем-то, где ему не нужно будет много двигаться.

Если он будет продолжать в том же духе, то придется побольше тренироваться, чтоб не отставать.

Нинавис продолжала бросать в его сторону раздраженные взгляды, как будто собиралась прервать свой сеанс рисования с Дорной и сама перетащить тело охранника, не обращая внимания на то, сломана нога или нет.

Он оставил мужчину за ящиками, укрыв его потрепанным и изодранным одеялом. Если сильно не присматриваться, можно было решить, что охранник спит. Брат Коун проверил, не следят ли за ним Дорна или Нинавис.

Не следят.

Брат Коун приложил руку к груди охранника, сосредоточивая свою энергию, как учил наставник, отец Зайхера. Он вошел в Озарение, особую чувствительность к тенье, окружающим все сущее, к универсальному свету, играющему на ткани, коже, грязи и плоти. Озарение позволило увидеть тенье, сущностную природу каждого объекта в мире по отдельности. Эта энергия не всегда совпадала с объективными явлениями, и, глядя лишь на нее, вполне можно споткнуться и раскроить себе голову. Но в качестве компенсации этого неудобства открывалась целая вселенная возможностей.

Джоратцы – или эамитонцы, или казиварцы – могли бы назвать то, что сейчас делал брат Коун, магией. Но он знал, что это нечто иное: он приобщился к вселенской благодати, вкусил божественного. Получил священный дар.

Нет, точнее, самый священный дар.

Яростная пятнистая отметина, портившая ауру охранника, наводила на мысль о сотрясении, гематоме, внутреннем кровотечении. Если бы брат Коун оставил этого человека без помощи, он бы, не просыпаясь, прошел Вторую Завесу и попал в Загробный Мир.

Брат Коун положил руку на голову мужчины. Сначала он успокоил воспаление мозговой ткани, затем убрал трещины в черепе мужчины, после чего залатал кровоточащие раны – слишком маленькие, чтобы их можно было увидеть. Охранник будет спать, и спать он будет крепко, но если Коун закончит свою работу, охранник не умрет.

И если кто-нибудь из джоратцев узнает, что сделал брат Коун, они попросту его казнят.

– Эй, что так долго? – крикнула Нинавис.

– Иду! – Брат Коун бросился за ними.

6: Турнир в Джорате

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после того, как Кирин Де Мон был возвращен к жизни

– Мне нравится, как ты описываешь взгляд сквозь Первую Завесу, – сказал Кирин Коуну, когда жрец сделал паузу. – Этому учится каждый, кто занимается Мистериями Вишаев? Я к тому, что я не так уж много знаю о том, как работает религия. Я проводил время среди религиозных людей, но я бы не назвал их жрецами. Описанное тобою очень похоже на колдовство. Не объяснишь, в чем разница? – Кирин смущенно оглянулся, внезапно догадавшись, что, прежде чем спрашивать о чем-то, что может быть ересью, ему следовало проверить, не подслушивает ли кто-нибудь.

– Я тоже не знаю, как функционируют другие религии, – признался брат Коун. – Подозреваю, что они включают в себя молитвы и обещания подношений за определенные услуги? Но Мистерии не таковы. Видите ли, наш бог мертв.

Кирин кашлянул:

– Твой бог мертв? Прошу прощения?

Мягкобрюх говорил что-то о свете и о храме на Радужном озере, но о поклонении умершему богу он ничего не рассказывал.

Джанель начала было рассказывать, но быстро замолчала.

Брат Коун улыбнулся:

– Мы следуем учению Селанола, стараемся распространять его свет по миру и защитить людей от демонов, сражаясь с которыми он погиб.

– Селанол? Я никогда о нем не слышал, – сказал Кирин.

– Он восьмой из Восьми Бессмертных. В память о нем мы отдаем себя и надеемся получить опыт и поощрение просвещенной жизни. Но поскольку наш бог мертв, он не может отвечать на молитвы, поэтому мы должны довольствоваться собственными магическими дарами. – Коун на миг замолчал. – Мои взгляды на магию довольно неортодоксальны.

Кирин ошеломленно откинулся на спинку стула:

– Ух ты! – Имя было незнакомым, но среди Восьми было всего одно «свободное» место, и только один из них мог считаться «мертвым», хотя разные регионы всегда предлагали своих кандидатов на эту роль. Сам Кирин вырос, думая, что Восьмым богом был Гризт Безумный, связавший всех демонов. Так же как и прочие истории, это было неверным.

Настоящего Восьмого Стража звали Саррик, а не Селанол. И Кирин подозревал, что, если бы он был тем, кого имел в виду Коун, жрец бы ужаснулся, узнав, что на самом деле случилось с «богом» солнца и звезд. Кирин уж точно ужаснулся.

– Так вот почему ваша религия была объявлена вне закона?

– О нет. Наша религия была запрещена, потому что мы утверждаем, что боги – это всего лишь смертные, которые, используя магию, наделили себя великой силой, и поэтому им не следует поклоняться.

Кирин уставился на него:

– Хм. Да, я понимаю, как это может огорчить людей. – Он пошевелился на стуле, по-прежнему не сводя взгляда с брата Коуна.

Разумеется, жрец и тут не ошибался. Изначально Восемь были не богами, которым поклонялись, а защитниками, которым было поручено спасти остальных людей от вторжения демонов. Но Саррик умер не во время битвы с демонами. Его убили, предали. Тем не менее Кирин вполне мог понять, как повествование могло превратиться в утверждение, что он умер именно так. Или как со временем имя «бога» изменилось с Соланаррика на Селанола.

Кирин надеялся, что в Мистериях Вишаев не существовало какого-нибудь верования в то, что Селанол вернется, чтобы спасти всех, но он не удивился бы, если бы такое существовало. Оглянувшись, он увидел, что на лице Джанель застыло пустое выражение. Казалось, она изо всех сил сжимает кулаки под столом, чтобы удержаться от коммента-риев.

У него возникло такое впечатление, что обсуждение «богов» было ее больным местом^[35].

И потому, чтобы сменить тему, Кирин сказал:

– Джанель, мне интересно: барон Тамин просто так взял и рассказал тебе о своих планах?

Она печально улыбнулась:

– Можно сказать и так.

Рассказ Джанель.

Площадки для турнира в Мерейне, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Чужаки почти не понимают, насколько для жизни Джората важны турниры. Участвующие в соревнованиях рыцари являются героями. В других провинциях рыцарство, если оно существует, – предназначение благородной крови, владеющая мечом рука аристократии. В Джорате мы не наделяем этой сбруей наших рыцарей. Они наши лучшие конники, спорт-смены и фехтовальщики, обученные и финансируемые для того, чтоб представлять интересы своего сеньора на поле чести. Любой может претендовать на то, чтобы стать рыцарем.

Любой, кроме правящего аристократа.

Поэтому стоит ли удивляться, что здесь так любят рыцарское сословие?

Рыцари находятся на вершине, доступной любому, кто, независимо от его происхождения, достаточно смел, достаточно храбр и достаточно силен. Рыцари – это победители, которые могут представлять лордов, торговцев, города, но они поднялись из простолюдинов. Толпы людей, приходящих посмотреть на проявление их доблести, можно описать словами: «Любые кобыла, жеребец или мерин, которые только могут присутствовать».

Турнир – сердце джоратского общества.

И потому, чтобы понять, насколько это сердце прогнило, много времени мне не понадобилось.

Оставив кобылу Дорну, брата Коуна и Нинавис, я нашла ложу для знати во главе полупустых трибун, рядом с которыми на столбах развевалось несколько измученных вымпелов, принадлежащих джоратским торговым ассоциациям, прибывшим с утренним открытием Привратного Камня – путешественники из других частей Джората прибыли торговать. Толпившиеся прошлой ночью во дворе крепости рыцари собрались сбоку. Их деморализованные, напряженные позы говорили, что людям были совершенно неинтересны предстоящие соревнования: они явились сюда лишь потому, что от этого зависело их жалование. Мрачная атмосфера казалась более подходящей для похорон, чем для турнира.

Если меня и беспокоило то, с каким отвращением люди относились к турниру, то от одного взгляда на пару деревянных столбов, торчащих из земли напротив ложи знати, мой лаэвос встал дыбом. У основания каждого столба были сложены высокие штабеля хвороста и веток, выжженная земля вокруг свидетельствовала о многочисленных кострах, а сами бревна с прикрепленными к ним цепями были по всей длине покрыты знаками.

Рядом с каждым предполагаемым костром стояла большая клетка, накрытая промасленной тканью. И мне совсем не надо было ее поднимать для того, чтобы догадаться, что под нею, и уж тем более сообразить, почему охранники сказали, что им понадобится четное количество.

Я нашла спутников Нинавис.

– Я ничего интересного не пропустила? – входя в ложу балона, спросила я, пытаясь скрыть свой гнев. Я пропустила открывающую молитву – церемонию посвящения турнира Восьмерым. Вероятно, я также пропустила по крайней мере несколько первых соревнований. Будем надеяться, что это не столь уж важно.

Тамин прервался на середине глотка.

– Джанель! Я боялся, что ты заболела. – Усмехнувшись, он подошел ко мне и, положив руку мне на шею, прижался лбом к моему лбу.

Или, по крайней мере, попытался.

– Ты в порядке? – отстранился он.

Я коснулась его руки – вместо приветствия, в котором я ему отказала.

– Путешествие было очень трудным.

Тамин, впервые с тех пор, как я приехала, выглядел неуверенно. Сглотнув комок, он махнул рукою в сторону:

– Граф Джанель, позвольте представить вам стража Лората – из одного из моих знамен. – Он указал на старика, явно находящегося в старческом слабоумии и слишком слабого, чтобы стоять самостоятельно. Для стража он был слишком немощен, но я придержала свой язык.

Страж Лорат, как раз кормивший у себя на коленях маленького щенка дола – и это занимало его гораздо больше, чем турнир, – поднял глаза на меня.

– Страж, – склонила я голову.

Пожилой страж пробурчал что-то неразборчивое, и стоявшая рядом с креслом служанка бросилась к нему и прижалась ухом к его губам, прислушиваясь, что он бормочет. Щенок принялся облизывать свои лапы.

Сиделка выпрямилась и повернулась ко мне. У нее был поразительный окрас: это была сероглазая бледно-молочная кобыла всех оттенков обесцвеченности – с кожей, покрытой тонкой сеткой голубых и фиолетовых вен. Можно было бы подумать, что она тоже проклятая льдом йорка, но для этого ее черты были слишком неправильными. У йорцев были маленькие носики и пухлые губы, а у нее вытянутые черты лица, тонкие губы и прямой нос.

– Страж приветствует вас. – Ее акцент выдавал, что она провела долгое время на западе^[36]. – Он извиняется, что не может обратиться к вам, как полагается, но из-за красной лихорадки ему трудно говорить.

– Разумеется, – сказала я, обращаясь к нему. – Для меня удовольствие встретиться с вами. – Я улыбнулась сиделке: – Спасибо за помощь с переводом.

Ее серые глаза остановились на моем лице, и она склонила голову в знак признательности, а затем вновь вернулась к стражу.

У меня было такое чувство, что меня только что отвергли.

– А это, – сказал Тамин, указывая на последнего из присутствующих, – это мой уважаемый учитель, Релос Вар. Я боялся, что ты не сможешь встретиться с ним до того, как он уйдет. – Тамин вздохнул, глядя на мужчину: – Неужели я ничего не могу сделать, чтобы убедить тебя остаться?

Я вспомнила слова Нинавис: Кэлазан слышал, как Тамин разговаривал со своим учителем о пророчестве.

Мужчина, по происхождению явно бывший куурцем, выглядел весьма непритязательно и был одет в простую одежду, подобающую слуге. Волосы у него были коротко подстрижены, лицо выбрито, а обут он был в сапоги, подходящие для верховой езды или путешествий.

Мужчина посмотрел на меня, и наши взгляды встретились.

Релос Вар улыбнулся.

Я знаю, когда люди смотрят на меня с вожделением. Мужчины и женщины бросали на меня такие взгляды задолго до того, как я вошла в соответствующий возраст. Но он смотрел совсем по-другому.

– Джанель Данорак, – сказал он, улыбаясь от удовольст-вия. – Единственная выжившая в Лонежском Адском Марше.

– Джанель Теранон, граф Толамер, – поправила его я. – И последний Адский Марш пережили очень многие души – иначе мы бы просто сейчас не разговаривали.

Релос Вар усмехнулся и чуть склонил голову – принять это за поклон мог только очень снисходительный человек.

– И все же ваша репутация опережает вас. – После он отвесил столь же неискренний поклон барону: – Приношу свои извинения. Мне очень жаль покидать вас, но я получил известие, что у одного моего родственника небольшие проблемы. Я должен немедленно вернуться к нему, чтобы позаботиться о его надлежащем положении.

– Что за проблемы? – спросила я, лишь потому, что все это весьма странно дополняло и без того странную ситуацию: слишком много иностранцев, слишком много тайн, слишком много изменений в порядке проведения турниров. И еще этот разговор о пророчестве. Был ли Релос Вар тем самым человеком, чей разговор с Тамином о «дитя, нужном демону», подслушал Кэлазан?

Было в нем что-то…

Я и по сей день не уверена, что его выдало. Может быть, он хотел, чтоб я заметила это.

Наши глаза встретились, и я явно увидела его самоуверенность. Тамин не представил его как одного из западной знати или королевской семьи. Его тудадже должно было равняться тудадже обычного слуги, но – нет.

На самом же деле его идорра была настолько велика, что я не понимала, почему все в аристократской ложе не стояли на коленях.

Релос Вар помолчал, прежде чем ответить на мой вопрос:

– Моего младшего брата вот-вот выставят на торгах в Кишна-Фарриге. – С его губ сорвался горький смешок: – У него талант впутываться в неприятности. А заодно и впутывать всех остальных.

– Продадут в рабство? Это действительно кажется серьезным. Тогда счастливого пути. – Ах, как бы мне хотелось задать ему вопросы, на которые он мог бы дать ответы. Где находится эта Кишна-Фаррига? Поскольку ранг барона не позволял ему иметь собственного Хранителя Врат, как Релос Вар намеревался отправиться туда, чтобы спасти своего брата? Он заключил сделку с Хранителями Врат или сам был Хранителем?

– Благодарю вас, граф, – ответил Релос Вар и поклонился мне – по-настоящему поклонился! Его глаза стали настолько теплыми, что это меня просто поразило. – Мы живем в чудовищные времена. Надеюсь, мы еще встретимся и я смогу уделить вам все свое внимание.

Он казался искренним, выражение его лица было добрым, и все же его слова показались мне угрозой. Я почувствовала озноб, сдобренный уверенностью, что мне совершенно не понравится «все внимание» Релоса Вара^[37].

– Взаимно, – сказала я.

Толпа нетерпеливо затопала ногами, и Релос Вар ушел. Я заняла освободившееся кресло и пыталась изобразить, что я, как обычно, заинтересована исходом соревнования, но взгляд вновь и вновь возвращался к столбам. Вар почти смог меня заболтать, но теперь моя цель располагалась прямо перед глазами.

– Сэр Ксиа Нилос, – сказал Тамин, отвлекая меня от изучения столбов и указывая на рыцаря в красивом головном уборе, украшенном перьями орла, и серо-белом плаще, расшитом бисером. Рыцарь выехала верхом на прекрасной, серой в яблоках, кобыле, в гриву которой были вплетены такие же ленты. – Она представляет торговый консорциум «Семь путешествий». Напротив нее – мой человек, сэр Дедрю.

Уж на него-то мне не надо было показывать. Дедрю был одет в желтое и коричневое, золото и бронзу, его парадный наряд был украшен блестящими лентами, развевающимися на ветру. Гарцуя по площадке для соревнований, мужчина выкрикивал угрозы противнику.

Энтузиазм толпы казался вынужденным и неестественным. Если бы хвастовство Дедрю передо мной не было дурацким бахвальством, то он мог считаться королем тигров в этом маленьком лесу. Я ожидала, что у него будут преданные поклонники и почитатели, размахивающие его флагами, одетые в его цвета. Вместо этого местные жители явно болели за него лишь потому, что должны были это делать.

Посетители приветствовали Дедрю по той же причине, по которой они приветствовали бы любого рыцаря: они поставили на него.

– Вчера вечером твой капитан упомянул, что именно он обычно выигрывает финальный приз турнира – арестованных саэленов. Твои судьи не думают, что тут может быть конфликт интересов?

Лицо Тамина помрачнело, но в следующий миг он рассмеялся и махнул рукой в сторону старого, дряхлого стража:

– Вон там сидит мой единственный судья.

У меня глаза расширились от удивления.

– Знаю, – дернул уголком рта Тамин. – Но что я могу поделать? Остальные стражи отказались присутствовать, сославшись на невзгоды нынешней зимы. Если бы я попытался сам возглавить судей, это был бы дикий скандал, а он единственный, кто утруждается прибытием сюда. Остальные меня бросили.

– А высокопоставленные кобылы?..

– Ганар, дочь стража Докмара, находится там, внизу, в клетке, – огрызнулся он. – Эта шлюха и убийца связала свою жизнь с колдунами и душегубами. Как я могу попросить ее быть судьей?

Я вздрогнула. Интересно, знал ли страж Докмара, что его дочь ждет казнь за измену и колдовство?

Протянув руку, Тамин схватил меня за запястье. Если бы я не была самой собой, то сказала бы, что схватил он слишком сильно.

– Твое прибытие, – сказал Тамин, – это единственное хорошее, что произошло за прошедшие месяцы, Джанель. Это словно наступление весны.

– Тамин, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, – но сейчас – весна.

На секунду он пораженно уставился на меня. Так, словно я только что сказала что-то удивительное и невероятное: что-то вроде того, что небо голубое, а не бирюзовое, или, например, объявила магию законной по всей стране.

Если быть откровенной хотя бы перед собой, он выглядел просто ненормальным.

Оглушительный, резкий грохот не дал ему возможности ответить.

Мы обернулись к площадке для соревнований как раз вовремя, чтобы увидеть, что рыцари уже успели сойтись. Ксиа Нилос, идорра которой была ниже, могла выбрать форму поединка: она остановилась на Соревновании Хореда. В свою очередь Дедрю выбрал технику – стиль сражения на мечах, – в которой грубая сила превалировала над ловкостью. Для Ксиа Нилос эта стратегия была очень плоха, и сейчас она привела ее к весьма затруднительному положению: ее сшибли с лошади, и она изо всех сил пыталась нашарить рядом с собой выроненное оружие. Стоявший у края арены оруженосец Нилос подхватил запасной меч и рванулся на помощь своему рыцарю.

Сэр Ксиа Нилос подняла свой щит как раз вовремя, для того чтобы принять на него ошеломляющий удар Дедрю, отбросивший ее назад. Нилос нащупала меч и вскинула обе руки, удерживая щит.

Уверена, при других обстоятельствах, против других противников, навыки сэра Ксиа помогли бы ей справиться. Но не здесь. И не против такого врага, как Дедрю.

Я посмотрела на стража:

– Она побеждена. Огласи это.

Старик что-то пробормотал себе под нос.

– Пусть сэр Ксиа сама решит, когда она будет побеждена, – сказала служанка от имени стража Лората.

Удары, которыми Дедрю осыпал Ксиа, казались мне подходящими скорее для работы молотом в кузне, чем для состязания в мастерстве: щит Ксиа сильно помялся.

– Кончай с этим! – жарко прошептал Тамин. Его глаза блестели. Сиделка забрала щенка дола с колен стража и отвернулась.

– Ты сдаешься? – изо всех сил закричала я, но вряд ли рыцари могли меня слышать за свистом и улюлюканьем зрителей.

Оруженосец наконец добрался до рыцаря с запасным мечом.

Все последующее я увидела так, словно само время замедлилось, дабы дать мне возможность рассмотреть получше. Беспрестанные удары Дедрю, сверхъестественно сильные и такие могучие, что я подумала, что он может пробить щит, чтобы сокрушить своего противника. Нетвердые шаги сэра Ксиа, пытающейся сохранить равновесие. Вскрик молодого оруженосца, протянувшего меч так, чтоб Нилос могла схватить его. Время остановилось.

Дедрю отвел клинок назад, для замаха, а затем пронзил оруженосца насквозь.

Я вскочила. Да и все остальные тоже.

Шок и наивная вера в то, что соревнование закончилось – оно ведь и должно было закончиться, не так ли? – притупили бдительность сэра Ксиа. Ее взгляд остановился на умирающем оруженосце.

Она отвела взор от врага.

Рывком выдернув меч из тела мертвого юноши, Дедрю развернулся к сэру Ксиа и окровавленным клинком отбил щит женщины в сторону. Меч Дедрю вошел в сочленение доспехов на шее, а затем скользнул к подмышке. Сэр Ксиа закричала. Дедрю рванул лезвие вверх, вскрыв главную артерию и отрубив женщине руку. Брызнула кровь.

– Тамин! – закричала я.

Лицо Тамина горело экстазом. Все внимание барона было поглощено победой и жаждой крови. Услышав мой предостерегающий голос, мужчина резко повернулся ко мне:

– Ты мой друг, а не мой граф. Твой тон неуместен. – Его ноздри затрепетали от гнева.

– Они умрут, – сказала я. – И сэр Ксиа, и ее оруженосец умрут.

Тамин уставился на меня так, словно я говорила на иностранном языке. Почему эти смерти должны были его беспокоить или волновать? Он сел в свое кресло.

– Разве турниры предназначены не для того, чтобы подготовить нас к войне? И разве на войне люди не умирают? – Он поднял руку, благословляя сэра Дедрю: на поле вышли люди забрать тела.

– Тамин…

Он улыбнулся и помахал рукой, но когда он взглянул на меня, выражение его лица было ледяным:

– Не стоит подвергать сомнению мои действия, Джанель. Мое знамя стоит на грани катастрофы. Я должен принять решительные меры^[38].

– Решительные меры?! – Я изо всех сил старалась говорить спокойно. – Тамин, Дедрю – твой человек. Ты несешь ответственность за то, что заплатишь смертную цену за тех, кого он убьет. Если твое знамя находится в таком бедственном положении, как ты вообще можешь допускать такое?

– Я не приму совета от жеребца, который сбежал из своего собственного кантона, вместо того чтобы принять Осуждение лицом к лицу. – Тамин наклонился вперед, на лице светилось неприятное выражение: – Думаешь, я не знаю всей правды о твоем визите? Твой бывший нареченный, сэр Орет, выкупил твоих людей еще до того, как твой дедушка испустил дух. И все это время ты сидела там, не обращая внимания на то, как тебя выставляют на посмешище. Вот почему ты не пришла с помощью Привратного Камня – у тебя не было ни его, ни Хранителя Врат, чтоб его использовать.

Его слова ранили сильнее, чем удары, – хотя бы потому, что были правдой.

Но одновременно они и отвлекали от главного, а я этого очень бы не хотела.

– Дедрю – чудовище. Я – твой друг, и именно поэтому я прошу тебя не нанимать чудовище, чтобы доказать свою идорру.

Всегда были те, кто считал, что идорра требует насилия, – мол, палка – наиболее эффективное средство для удержания стада в узде. Это ошибочное убеждение всегда влечет за собой Осуждение. Аристократы могут править в Джорате, но они правят, потому что пользуются доверием наших горожан. И что же происходит, когда аристократы становятся опасней всего для народа?

Они прогоняются прочь. Так было всегда.

– А я, как твой друг, – сказал Тамин, – прошу тебя, чтобы ты управляла своим табуном и не лезла к моему.

Я подняла руки в знак согласия:

– Тамин, я не хотела тебя обидеть. Зима была тяжелой для нас обоих.

Я увидела боковым зрением, как на площадку для соревнований выходит Черный Рыцарь турнира. Его послали, чтобы отвлечь толпу от запекшейся крови, которую вытирали за его спиной. Толпа злобно кричала:

– Торра! Торра! – Но когда капитан Дедрю бросил взгляд на зрителей, повисла тишина.

Гнев Тамина чуть приутих.

– Как я тебе завидую, Джанель. По крайней мере, ты могла сбежать от твоих демонов.

Эти слова полоснули меня, будто ножом.

– Не от всех, – коснувшись его руки, я заговорила, тщательно подбирая слова. – Но мы могли бы помочь друг другу.

Черный Рыцарь, подшучивая над зрителями, гарцевал по полю – как того и требовала его роль. Он был одет в богато украшенные черные доспехи, слишком маленькие для него – и причем в совершенно неподобающих местах. Его огромное брюхо обнажилось, но он, не замечая этого, пританцовывая, скакал на поцелованной пламенем черной огнекровке.

Тамин отдернул руку:

– Мне не нужна помощь. Эти колдуны думают, что смогут взять надо мной верх. Я им всем покажу. Я всех их сожгу!

– Именно это ты намерен сделать с пленниками, которых я привела?

– Они колдуны, или колдуньи, или в сговоре с ними. Разве у меня есть выбор? – Он стиснул зубы. – Я знаю Кэлазана с детства, Джанель, и до сих пор не могу поверить, что он предал меня.

Страж не обращал никакого внимания на наш разговор; служанка вернула ему щенка, при этом она с таким интересом и сосредоточенностью изучала раму ложи для знати, что, должно быть, ловила каждое наше слово. Женщина отошла лишь тогда, когда к ней подошел находившийся на поле судья, собиравшийся о чем-то спросить.

И она не посоветовалась со стражем, прежде чем начать давать указания.

– Ты, должно быть, чувствуешь то же, что чувствовала я после того, как со мной поступил Орет, – сказала я. – После того, как он отвернулся от меня.

– Он любит тебя, – сказал Тамин.

– Страстное желание владеть чем-то не означает любовь.

Он вздохнул и налил себе еще вина.

– Ты всегда была столь мудра, дорогая Джанель?

– Ты льстишь мне, Тамин. Если бы я была мудра, я бы не попала в эту передрягу.

– Но ты ведь понимаешь меня. Мы оба должны делать то, что необходимо. Я должен убить каждую колдунью, каждого колдуна в своем знамени. Каждого. Я не оставлю в живых никого, способного призвать демонов, которые могли бы уничтожить нас. Релос Вар открыл мне глаза на существующую опасность.

Я повернулась к нему:

– Какую опасность?

– Дитя, – сказал Тамин. – Нужное демону дитя. Пророчество гласит: «Нужное демону дитя собирает сломленных, колдуний, колдунов и преступников – ярых мятежников, дабы замыслить завоевание и восстание, пока зимняя злоба прячет цепи во дворце снежного короля».

Я уставилась на него.

– Разве ты не видишь? Это же очевидно!

– Я не…

– А вот еще, – продолжал настаивать он. – «Нужное демону дитя ждет, не мертвое, но спящее, видит сны о зле и душах для жатвы, ибо, когда день и ночь наконец сольются воедино, решетки короля демонов будут сняты». Все яснее ясного! Если демоны найдут ребенка, которого они ищут, они используют его, чтобы уничтожить мир^[39].

Мне ничего не было ясно, но высказывать мнение добровольно я не стала.

– Когда день и ночь наконец сольются воедино… в затмении?

Несмотря на то что я изо всех сил пыталась сдержать эмоции, в голосе проскользнул сарказм, но Тамин пропустил это мимо ушей.

– Да, мне так кажется. Но я не уверен. Это может означать что угодно.

Я подавила желание попросить его повторить последнее предложение еще раз, медленнее.

Я вздернула подбородок:

– А как же руны, вырезанные внизу, на столбах? Они предназначены для… того, чтоб причинить боль… демонам?

– Да. Когда колдунья или колдун умирают, становится меньше на одну колдунью, способную призвать демона.

– Ах, как умно, – сказала я. – Теперь все ясно.

И это было правдой. Все действительно было ясно.

Видишь ли, из-за «нежного» воспитания Ксалторат я могла прочесть руны, вырезанные на этих столбах. А еще я заметила неестественную силу, благодаря которой Дедрю побеждал. Я не дура. Учитель Тамина Релос Вар, его доверенный наставник, сплел вокруг него красивую паутину лжи. Тамин проглотил всю наживку. В Знамени Барсина кто-то действительно вызывал демонов.

И, к сожалению, несмотря на веру в собственную невиновность, этим кем-то был сам Тамин.

7: Планы атаки

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после того, как Уртанриэль подняли с земли

Кирин откинулся на спинку стула, чувствуя, как на него давит окружающий их камень. Юноша содрогнулся:

– Ну, знаешь ли, это был я. Я – тот младший брат, которого продали в рабство в Кишна-Фарриге. И Релос Вар действительно пытался меня купить.

– О, – сказала Джанель, – так ты – тот самый брат.

– Ну, технически я ему вообще не брат. По крайней мере, не в этой жизни.

Джанель пожала плечами:

– Я не думаю, что он видит разницу.

– Нет-нет, думаю, он ее вообще не замечает. И ненавидит меня так, будто я его настоящий брат.

Она на мгновение замолчала, выражение ее лица было непроницаемым.

– Думаешь?

– Разумеется. – Он снова посмотрел на нее: – Думаешь, на самом деле все не так?^[40]

Она обдумала свой ответ, прежде чем заговорить:

– Наши эмоции редко бывают просты, когда дело касается семьи.

– Тебе легко говорить. Ты никогда не встречалась с моим старшим братом Дарзином. Рад, что этого никогда и не произойдет.

По ее лицу проскользнул испуг:

– Понимаю. Хотя у меня такое чувство, что мы знаем одних и тех же людей. Так что, кто знает?

Он, ухмыльнувшись, наклонился вперед:

– Дарзин мертв.

Джанель пристально посмотрела на него:

– Как и ты.

Ухмылка сползла с его лица. Разве мог Дарзин… Ну, нет. Богиня Смерти ненавидела Дарзина. Она никогда не позволит ему Вернуться.

– А как насчет тех пророчеств, о которых упоминал Тамин? Они похожи на… – Кирин замялся. – Они похожи на Деворанские пророчества. Однажды я встретил Голос Совета, который был деворанским жрецом – так он был убежден, что каждое чирикание птицы относится к одному из этих проклятых катренов^[41].

– О, это и есть Деворанские пророчества, – вмешался брат Коун. – Я проверил это на случай, если Тамин или Релос Вар использовали их название в качестве оправдания своих зверств. Но нет – строфы, которые цитирует Тамин, подлинные. Конечно, это не означает, что они правдивее любого из тысяч четверостиший, которые деворанцы собирали на протяжении веков.

– Это очень обнадеживает, – сказал Кирин. – Знаешь, Тамин все неправильно понял. По крайней мере, первое пророчество. Оно, должно быть, относится к Вол-Кароту. – Вздохнув, он покосился на Коуна. – Давайте просто надеяться, что конкретно это четверостишье никогда не сбудется.

– Ты уже произносил это имя раньше. – Джанель сдвинула брови: – Кто это?

У Коуна отвисла челюсть.

– Что? Джанель! Вы не знаете, кто такой Вол-Карот? Никто не объяснил вам, кто такой Вол-Карот?

Джанель беспомощно развела руками:

– Нет. Но по твоему возмущенному тону я предполагаю, что это кто-то важный.

Кирин прочистил горло:

– Ну, можно и так сказать.

Джанель, прищурившись, смерила его взглядом.

– Он – Король Демонов… – начал объяснять Коун.

– Нет, он не из них, – отрезал Кирин. – Он – то, во что превратился бог, которому ты поклоняешься и не поклоняешься, Коун, Восьмому из Восьми Бессмертных.

Коун, распахнув рот от ужаса, уставился на Кирина.

– Давным-давно некий волшебник обманом заставил одного из Восьми Бессмертных участвовать в ритуале, – медленно начал Кирин. – Я говорю обманом, потому что кульминацией ритуала, по-видимому, было принесение в жертву Бессмертного, о котором я говорю. Предполагается, что он не вызвался на это добровольно. Как бы то ни было, что-то пошло не так. Остальные люди, участвовавшие в ритуале, стали драконами, но этот Бессмертный – как я понимаю, вы называете его Селанолом, но настоящее имя у него другое – стал чем-то еще более ужасным. Он действительно умер, но то, что появилось из его мертвого тела, было аватаром уничтожения и зла, настолько опасным, что монстра пришлось заключить в тюрьму, иначе он уничтожил бы весь мир. А может, и всю вселенную. И поэтому они дали ему другое имя: Вол-Карот. Я на самом деле не думаю, что он Король Демонов. Он жаждет уничтожить демонов так же, как и все остальное.

– Ох, – сглотнула комок Джанель. – Тогда прошу прощения; я слышала про него. Моргаджи называют его как-то иначе^[42]. И в Деворанских пророчествах, которые я читала, он никогда не упоминался как Вол-Карот. Король Демонов, да? Это имя я уже слышала.

Кирин выдохнул. Он не объяснил остального: что, хотя тело Саррика было превращено в сосуд для размещения развращенной силы тьмы, его душа в конце концов была освобождена и возвращена в Загробный Мир.

Чтобы в конечном итоге возродиться в качестве Кирина Де Мона.

Джанель встретилась взглядом с Кирином.

– Однако я также слышала, что этот предсказанный Воин Ада будет тем, кто освободит его, тем, кто возвестит конец света.

– Это… это все еще очень спорно. Мне кажется, это тоже неправда, – сказал Кирин. – Как бы то ни было, мы уверены, что это не один человек. Не просто один-единственный «Адский воин». Нас четверо.

– Нас?! – повторил Коун.

Кирин скорчил гримасу и не ответил.

– Это тоже не имеет никакого смысла, – сказала Джанель. – Почему не восемь? Восемь Бессмертных, восемь драконов, восемь Воинов Ада?

Но прежде чем Кирин успел сказать хоть что-то, вмешался Коун:

– Хорошо, подождите. Вернемся к вашим словам о драконах. Если предположить, что все остальное сказанное – правда, вы еще сказали, что участники стали драконами. Вы уверены, что правильно расслышали эту деталь?

– Абсолютно, – не глядя на Коуна, ответил Кирин. – Именно так и были созданы все девять драконов.

– Восемь, – поправил его Коун.

Кирин, нахмурившись, глянул на жреца:

– Вижу, это входит в привычку. Девять. Именно это я и собирался сказать Джанель: цифры не всегда совпадают. Видите ли, человек, который разработал ритуал и выполнил его, – он тоже стал драконом. Вы с ним встречались. В наши дни он шастает повсюду, называя себя Релосом Варом.

Коун пораженно заморгал:

– Релос Вар – не дракон!

– О нет, он дракон! Релос Вар просто предпочитает не выглядеть драконом большую часть времени. – Кирин пожал плечами: – Может быть, именно поэтому он не настолько безумен, как другие драконы? Честно говоря, даже не знаю.

Коун замер, широко распахнув глаза от удивления, а Кирин повернулся к Джанель:

– Первое четверостишие действительно звучит так, как будто оно относится к тебе.

Она приподняла бровь:

– Неужели? Неужели я, замышляя восстание, собираю преступников и колдунов?

– Вот и скажи мне. Собираешь?

Брат Коун поднял свою книгу:

– Давайте я просто почитаю, что было дальше?

Ни Кирин, ни Джанель не стали протестовать.

Рассказ брата Коуна.

Замок Мерейна, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Замок казался безжизненным: сейчас, когда за спинами идущих закрылись ворота, внутри него оставался лишь костяк охраны. Большинство жителей толпились на арене на турнирной площадке. Но брат Коун, ведя вместе с кобылой Дорной хромающую Нинавис и притворяясь слугами, возвращающимися с пошедшего наперекосяк задания, по-прежнему чувствовал себя незащищенным и уязвимым.

– С ней все в порядке? – охранник указал на Нинавис.

Кобыла Дорна махнула рукой:

– О, она в порядке, в полном порядке. Просто эта неуклюжая кобыла споткнулась на лестнице.

– Эй, не такая уж я и неуклюжая!

– Ну, а кто умудрился споткнуться о свои собственные ноги? Ты ведь, а не я.

Усмехнувшись, стражник вернулся к обходу территории замка. На брата Коуна он даже не взглянул.

Они направились в комнаты на третьем этаже, где раньше находились покои прежнего управляющего, а теперь жила граф.

Стоило двери в комнаты закрыться – и все трое выдохнули с облегчением.

Оставив Нинавис, Дорна кинулась собирать вещи.

Брат Коун нахмурился:

– Граф сказала…

Дорна оглянулась через плечо:

– Думаешь, я оглохла, жеребенок? Я знаю, что она сказала. Но гарантирую тебе, это место мы не будем покидать медленно и неторопливо. И лучше всего быть готовыми к быстрому отступлению.

Брат Коун начал было возражать, но замолчал на полуслове. Нинавис по-прежнему опиралась на его плечо.

– Дайте мне взглянуть на вашу ногу. Шина была временным решением. Я должен попытаться придумать что-нибудь более долговечное.

Нинавис одарила брата Коуна безжизненным взглядом, затем стянула импровизированный плащ с головы и, прихрамывая, направилась к кровати.

– Уверен, что ты не просто хочешь полапать мои икры?

Брат Коун боролся с желанием закатить глаза к небесам.

– Я жрец Мистерий Вишаев.

– И?

– Он вообще не может бегать за табуном, если ты понимаешь, что я имею в виду. – Дорна сделала несколько резких движений, имитируя ножницы.

Коуну стоило огромных усилий проигнорировать Дорну. Он жестом пригласил Нинавис сесть на ближайший стул.

– Не не могу. А не буду. Мы даем обет. Если меня и интересуют ваши ноги, то только потому, что я хочу узнать, насколько они зажили.

Фырканье Дорны он пропустил мимо ушей.

Он по нескольким причинам не использовал Озарение для исцеления Нинавис: прежде всего потому, что она была в сознании, настороже и главное – маракоркой. Последнее означало, что она вполне может понять, что он делает. Маракорцы не разделяли недоверия джоратцев к магии.

Точнее, маракорцы сами были причиной, по которой джоратцы не доверяли магии.

К счастью, перелом Нинавис был закрытым, а значит, было меньше шансов на заражение. Хотя на ноге и красовался вполне предсказуемый отек, да и мышцы были повреждены. Но при достаточном отдыхе она полностью выздоровеет. Другой вопрос, будет ли у нее возможность отдохнуть.

– Дорна, как вы думаете, здесь можно найти восковую лиану? Я бы сделал пластырь. – Брат Коун оглянулся по сторонам, выискивая взглядом ткань, которую можно было бы прокипятить и разрезать на полосы.

Однако прежде, чем он успел что-то сделать, в комнату ворвалась граф Джанель:

– Вы здесь. Отлично. Дорна, помоги мне с моими доспехами. Вы трое должны немедленно уйти отсюда. Отправляйтесь на север, в Висалию. У маркрива есть там дальняя родственница. Она даст вам кров.

Подойдя к собранным Дорной вещам, она достала фамильный меч.

– Жеребенок? Что случилось? Ты не… Подожди, что ты делаешь? – Дорна уперла руки в бока.

– Я дала слово, – сказала граф. – И я выполню его.

– Что происходит? – Нинавис попыталась встать, покачнулась и рухнула обратно на сиденье. – Что они собираются сделать с моими людьми?

– Подождите, – начал брат Коун. – Граф, вы расстроены. Но, пожалуйста, объясните, что происходит.

Граф Толамер подошла буфету и взяла с него оловянные кувшин и кубок. Налила себе воды, осушила кубок залпом и отбросила его в сторону. Руки ее дрожали.

Она даже не пыталась держать себя в руках. На пол упал раздавленный комок металла с отпечатками пальцев.

Джанель запустила пальцы в лаэвос.

– До того как мы уехали из кантона Толамер, еще когда мой дедушка был жив, он пользовался услугами Ковингласса, Хранителя Врат из Дома Де Арамарин. Он был казиварцем. Мне он никогда не нравился, но предателем я его не считала. По крайней мере, до смерти моего дедушки. Когда же я начала просматривать бумаги моего дедушки, я полностью поменяла мнение. Не знаю, то ли дедушка платил Ковинглассу слишком мало, то ли тот просто мстил ему за что-то незначительное, но при этом совершенно незабываемое. Когда дедушка заболел, Ковингласс рекомендовал одно неудачное решение за другим, отчего наши долги только росли.

– Не все грабители пользуются мечами, – сказал брат Коун. – Некоторым достаточно пера и чернил.

Граф горько кивнула в знак согласия:

– Похоже на то.

Нинавис нахмурилась:

– Какое это имеет отношение к Тамину и к моим людям?

– Поскольку у меня уже был опыт с предательством Ковингласса, – пояснила граф Джанель, – я хотела верить, что барона Барсины тоже ввели в заблуждение. Мне казалось, что все его мысли были заняты лишь покойным отцом Кэлазана и его покушением на отца Тамина и совершенный переворот. Ведь даже если Тамин слишком остро реагирует на убийство своего отца, самого Тамина могли использовать такие люди, как капитан Дедрю… и, возможно, этот Релос Вар.

– Кто?

– Релос Вар. Чужак^[43]. Учитель Тамина. Вдобавок я знала Тамина много лет. Я хотела поверить ему на слово.

– Ну разумеется! Вы, аристократы, всегда заступаетесь друг за друга, не так ли? – закатила глаза Нинавис. – Всегда прикрываете дерьмо друг друга.

– Заткнись, ты! – рявкнула Дорна – Ты не имеешь права разговаривать так с моим графом.

– Нет, Дорна. Она заслужила право ругать меня. – Совершенно опустошенная Джанель села на стул.

– Граф, – спросил брат Коун, – что случилось?

– Барон не понимает этого, но он и есть тот, кто призывает демонов, – объяснила она. – Он думает, что убивает колдуний и колдунов. Но на самом деле он казнит невинных людей, а затем посвящает их смерти демону по имени Касмодей. В Барсине действительно существует проблема с колдунами, но этот колдун – Тамин.

– Вы должны убить его, – сказала Нинавис. – Вы должны убить его. Лучшей возможности не представится. Вы единственная, кто может пройти мимо его солдат и убить барона.

Граф Джанель шокированно уставилась на женщину:

– Неужели ты не слышала ни слова из того, что я сказала? Тамина обманывают. Мы должны объяснить ему!

– И это все исправит? Вернет уничтоженные деревни? Или поможет мужчинам, женщинам и детям, отправленным на костер? – Нинавис приподнялась со своего места. – Не смей говорить мне, что его легковерие оправдывает его поступки.

Лицо графа побледнело от гнева. Дорна вскочила. Брат Коун тоже встал, хотя не знал, что он может сделать.

– Есть способы…

Нинавис выпятила нижнюю челюсть:

– Ты собираешься поведать мне об Осуждении? Клянусь, если… – Ее голос затих, стоило ей посмотреть в лицо графа Толамер.

Глаза Джанель вспыхнули нестерпимым пламенем. Даже нечеловеческим.

– Позволь мне, – сказала граф, – объяснить, что из себя представляет политика здесь, в Джорате.

Она шагнула вперед, и Нинавис была вынуждена отступить. Вот только Нинавис уже стояла у края кровати, поэтому она попросту села.

– Если я войду туда и убью барона, – сообщила Джанель, – у которого нет детей и который не избрал себе наследника, его титул и земли достанутся не мне, а самому сильному жеребцу его двора. Как ты думаешь, кто это может быть? Дедрю. Дедрю будет за главного. Ты не видела его на турнире. Он силен так же, как и я, если не сильнее. Он убьет нас всех, и ничего не изменится. В Джорате ты не можешь убивать любого, кто стоит на твоем пути к власти^[44]. Но может быть, только может быть, у меня есть идея, как с этим справиться.

Граф подошла к сундуку, откинула крышку и начала рыться внутри.

Долгая, неловкая тишина окутала всех, находившихся в комнате.

– Что ты собираешься делать?! – спросила Нинавис.

Граф Толамер повернула голову:

– Действовать решительно.

– Я не это имела в виду!

– Я знаю. Мне просто все равно.

Нинавис вздохнула:

– Послушай…

– Ты собираешься мне помогать или так и будешь, как маленькая птичка, разбивать клювом все, что я делаю? – Джанель бросила ей в руки одежду и уставилась на женщину: – Я могу помочь тебе и твоим людям снаружи. Но не в том случае, если ты думаешь, что я враг, цель которого – дать тебе то, против чего можно восстать.

Тишина была ей ответом.

Дорна и брат Коун смотрели на двух женщин, не осмеливаясь дышать, и лишь ждали, кто двинется первым.

– Возможно, мы были чуть-чуть оторваны от реальности, – сказала Нинавис.

Брат Коун выдохнул. Джанель склонила голову в знак того, что она услышала ее, но больше ничего не сказала, лишь вновь принялась выкидывать одежду на пол.

– Они мои люди, – продолжила Нинавис. – И они вот-вот будут принесены в жертву демонам.

– Может быть… – Брат Коун откашлялся: – Не могли бы мы отправить сообщение сеньору Тамина? Предупредить, что барон – негодяй? Кстати, кто здесь граф?

– Изиния, – сказала Дорна. – Но как именно ты собираешься это сделать, молодой человек? Непохоже, что у нас есть Хранитель Врат, если только у тебя нет каких-то талантов, о которых нам неизвестно.

Брат Коун слабо улыбнулся, что Дорна восприняла как отрицание.

У него вообще не было способностей к магии телепортации, для которой использовался Привратный Камень или что-то иное. Его это никогда особо не беспокоило. Хотя Привратные Камни соединяли каждый уголок империи, у Коуна не было реального интереса быть прославленным оператором платных врат.

Тем не менее у брата Коуна действительно была законная лицензия Дома Де Мон на использование магии. И он даже платил членские взносы. К сожалению, в Джорате всех, кто не был жрецом Восьми или официальным Хранителем Врат, считали колдуньями и колдунами. Брат Коун не был уверен, что местные жители дадут ему достаточно времени, чтобы предъявить документы, прежде чем они потянутся за факелами и вилами.

– Что ж, тогда, – продолжила кобыла Дорна, – так как Барсина – знамя, здесь есть Привратный Камень. Но я слышала от местных, что барон слишком скуп, чтобы платить за своего Хранителя Врат. Для этого у него есть люди из Дома Де Арамарин, которые выполняют только самые простые функции. Врата открыты за день до турнира. Врата будут открыты на следующий день после. А если кто-то хочет больше, он должен заплатить сам. И заранее договориться об этом.

– Нам это не поможет! – рявкнула Нинавис.

– Разумеется, нет, – согласилась Дорна. – Совсем не поможет. Вот почему я по-прежнему сторонница побега. – Она пошевелила двумя пальцами, показывая, как именно надо бежать. – Мне действительно жаль твоих людей, Нинавис. Они все выглядят хорошими людьми. Но я до сих пор не услышала плана, который позволил бы нам подобраться достаточно близко, чтобы освободить их. На нас направят столько арбалетов, что по одному болту нам точно достанется. А если этот капитан Дедрю такой же сильный, как ты, жеребенок, но вдвое больше тебя? Я не думаю, что в честном бою твои шансы так уж велики. Кроме того, давайте не будем забывать, что у нашего друга Тамина есть немного колдовской магии под рукой. Не стоит ставить весь металл на то, что этот отсутствующий учитель был единственным, кто умеет произносить заклинания. – Дорна прищурилась и, склонив голову набок, смерила графа взглядом: – Так как же ты собираешься с этим справиться? – Она вскинула руку: – Только не говори, что будешь пробиваться с боем наружу. Слышишь меня, юный жеребец? Не смей этого делать.

– Вовсе нет, – сказала граф, вытаскивая груду кольчуг из сундука. – Я планирую пробиваться с боем внутрь.

Кольчужный хауберк цвета темного индиго отливал цветами побежалости, словно его породили ночь и радуга, под иссиня-черной металлической поверхностью плясало пламя. Это были не латунь, не железо и не сталь, а шаната – металл, ради которого Куурская империя завоевала Кирпис и изгнала ванэ. Стоимость его была очень велика, и шаната был почти незаконен для гражданских лиц, если они вдруг могли бы позволить себе приобрести его.

Для джоратских аристократов, формально относившихся к куурским военным, было исключение.

– «Внутрь»? – спросила Дорна. – Что ты имеешь в виду, говоря «внутрь»?

Граф улыбнулась, поднимая с земли еще одежду: бордовый гамбезон, настолько темный, что он казался черным, и поношенный плащ, знававший лучшие дни: его истинный цвет разобрать было невозможно.

– Лучшего времени и быть не может. Барон молод и неопытен.

Нинавис фыркнула:

– А тебе сколько? Семнадцать?

Граф фыркнула:

– Не смеши меня.

Брат Коун, искоса глянув на Джанель, прочистил горло.

Граф выглядела смущенной.

– Я имею в виду, я достигла совершеннолетия три месяца назад, как раз перед тем, как мы уехали из Толамера.

Глаза Нинавис расширились.

– Ой. А, понятно. Ты права. О чем я только думала! Тебе шестнадцать! Конечно, это совсем другое дело. – Она пристально посмотрела на Дорну и брата Коуна, как бы провоцируя их поправить ее.

– Молода годами, – сказала Джанель, – но не страданиями.

Нинавис встретилась с ней взглядом. То, что она там увидела, заставило ее сглотнуть и отвести взгляд.

– И какое это имеет отношение к тому, что ты запланировала, жеребенок? – Дорна начала терять терпение.

Граф Джанель, казалось, не обращала никакого внимания на плохое настроение своей няни. Казалось, она была рада, что тема разговора поменялась. Все-таки по любым меркам она была слишком юна.

– Наша цель не Тамин, а Дедрю. И, в отличие от барона, Дедрю доступен: он сражается на турнире. Хотя после того, что я видела, будет странно, если он продолжит. Его противники сдадутся, и он станет победителем без боя. Поскольку никто не хочет разделить судьбу сэра Ксиа, он победит – но не стоит заблуждаться. Для того чтобы барон мог законно убить людей Нины, Дедрю должен победить. Иначе пленники не принадлежат барону.

– Но… как же колдовство, в котором их обвиняют? – Брату Коуну не хотелось поднимать эту тему, но он чувствовал, что должен это сказать.

Джанель покачала головой:

– Это также определится турниром. Тамин собирается соединить обычный судебный процесс с исходом турнира, и это не случайно. Но, опять же, чтобы барон доказал, что они колдуньи и колдуны, Дедрю должен победить.

– Но кто будет с ним драться? – спросила Нинавис. – У меня сломана нога, а ты – титулованный аристократ. Тебе не разрешено участвовать в турнирах.

– Именно, – согласилась граф, натягивая на себя гамбезон. – Как граф Толамер, на турнире меня может представлять рыцарь, но мне никогда не разрешат участвовать самой. Это запрещено. – В ее голосе послышался смех. Она рассказала анекдот, но не объяснила, в чем соль.

Дорна строго посмотрела на молодую аристократку:

– Черный Рыцарь? Ты ведь об этом говоришь, не так ли? Ты хочешь выступить в качестве Черного Рыцаря.

Брат Коун нахмурился:

– Не понял. Кто такой Черный Рыцарь?

Дорна фыркнула:

– Никто. Кто угодно. Любой, кто хочет, может принять его облик. Черный Рыцарь – это анои… амони…

– Аноним, – подсказала Нинавис.

– Именно. Он самый. Черный Рыцарь – безумец, шутник. Небесный шут. Он непознаваем, ведь черный – цвет тайны и опасности, – и живое доказательство, что независимо от того, насколько хорош доспех на вашей лошади, всегда есть какая-нибудь придурочная задница, которая помочится на твои сапоги для верховой езды. Рыцарь – тот еще засранец. Это забавная работа, премия для отставника, выданная какому-нибудь пьянице, который весь день бродит среди толпы, пьет бесплатный эль и щупает за задницы хорошеньких мальчишек. Развлекается, как может.

– Но я по-прежнему не понимаю, как это нам поможет?

Граф закончила застегивать дублет. На ней было несколько слоев одежды. И поскольку она всегда носила туго стянутый на груди корсет, он эффективно скрывал изгибы ее тела.

– Если личность Черного Рыцаря известна, – сказала граф, – эту роль может взять любой, даже правящий аристократ. Никто об этом не говорит, но самый плохо хранимый секрет в провинции заключается в том, что человек, носящий на любом турнире черные доспехи, вполне может быть веселящимся титулованным аристократом. Что означает, что я могу сражаться – и шансы Дедрю на турнире не столь высоки, как его заставили поверить. – Ее губы изогнулись в усмешке.

– Черного Рыцаря всегда выбирают перед турниром, – сказала Нинавис. – Думаю, люди могут заметить, если появится еще один.

Но на лице графа по-прежнему светилась улыбка.

– Действительно, – согласилась она, надевая кольчугу из шаната. – Поэтому я полагаю, что было бы невежливо не нанести визит Черному Рыцарю барона Тамина заранее^[45].

8: Безумец

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после того, как был разрушен Кандальный Камень

– Я так и знал, что ты Черный Рыцарь! – довольный собой, Кирин откинулся на спинку стула. Его теория о Джанель выглядела все более вероятной.

– Мне жаль тебя разочаровывать, но нет.

– Что? Но ты только что сказала…

– Я была Черным Рыцарем, – поправила Джанель. – Постоянно существует много Черных Рыцарей, поскольку везде проводятся турниры.

Кирин задумался.

– Так это не за твое убийство герцог Каэн предлагает награду?

Джанель покосилась в сторону бара, затем снова перевела взгляд на Кирина:

– Нет.

– Ох…

– Кажется, ты разочарован.

– Да. Я прибыл сюда, чтобы найти этого человека. Герцог Каэн из Йора объявил за его голову щедрую награду – больше металла, чем большинство людей увидит за всю свою жизнь. Я подумал, что хотел бы увидеть в союзниках любого, кого Каэн так сильно хочет убить.

Но когда он это сказал, Джанель и Коун очень странно на него посмотрели.

– Только не говорите, что Каэн стоит за моей спиной…

Джанель хихикнула:

– Нет, конечно.

– Тогда почему вы оба так на меня смотрите?

Джанель выдохнула:

– Давай скажем так. Не думаю, что Каэн будет для нас проблемой.

– Но не волнуйся! – Для убедительности Коун постучал костяшками пальцев по столу. – Вместо него у нас будут другие проблемы. И они столь же плохи, если не намного, намного хуже.

– Это ты так пытаешься меня утешить?

– Не совсем.

– О, хорошо. Тогда у тебя прекрасно получается.

Восторженные крики, раздавшиеся от стола, где играли в эту странную игру с метанием костей, отвлекли Кирина^[46]. Крупный мужчина приглашал кого-нибудь поучаствовать в новой игре, но никто не проявил интереса.

Брат Коун спрятал улыбку за чашкой чая.

– Надо же, как внезапно! – сказал он. – Он постоянно выигрывает, а потом удивляется, что никто больше не хочет с ним играть.

Джанель усмехнулась:

– Подожди.

– Что ж, неужели никто не посмеет бросить мне вызов? – похвалялся мужчина, вскидывая руки. Смех и стоны были ему ответом, а несколько человек швырнули в него матерчатыми салфетками. – Давайте, люди, мы просто развлекаемся!

Внезапно бармен, опершись одной рукой о стойку, перепрыгнула через нее и выхватила метательный камень из руки победителя. Эта жилистая женщина напоминала Кирину женщин – членов его старой банды «Ночные Танцоры», которые специализировались на кражах со взломом и грабежах. У нее была темная красно-коричневая кожа и бордовые волосы до плеч, выбритые с одной стороны до гладкой кожи. С другой стороны волосы падали на лицо, скрывая его наполовину.

Толпа одобрительно выдохнула, а затем радостно закричала.

Кирин понятия не имел, как в этой игре подсчитываются очки, но сама игра состояла из того, чтобы ударить камнем о землю и он отскочил в цель. Женщина кинула камнем об пол, и тот попал прямо в яблочко в центре доски, пискнув подобно птице.

Бармен поклонилась толпе и, показав грубый жест серокожему мужчине, вернулась за стойку бара.

Кирин усмехнулся и повернулся к собеседникам:

– Чувствую, я должен был поставить на это металл.

– Почему нет? Остальные ставят, – согласилась Джанель.

– Есть о чем подумать позже, когда вновь выпадут кости. А пока расскажи мне побольше об этом Черном Рыцаре, – сказал Кирин.

Рассказ Джанель.

Турнирные площадки в Мерейне, Знамя Барсина, Джорат, Куур

К тому времени, как я повела брата Коуна и Дорну обратно на турнирную площадку, солнце уже поднялось высоко над головой. Турнирные соревнования приостановились на полуденную трапезу, пока люди перегруппировывались за сценой. Как я и предполагала, капитан Дедрю больше не участвовал в матчах; его противники отказались от соревнований, уйдя пусть и сконфуженными, но живыми. Только идиот мог не заметить, что настроение толпы стало еще противнее.

Если сразу после смерти сэра Ксиа Черный Рыцарь Тамина находился на поле чести, пытаясь отвлечь толпу от поступков Дедрю, то к тому моменту, как мы вернулись, он отсутствовал. Думаю, ушел он быстро, потому что разъяренная толпа начала выражать свое недовольство гнилыми овощами и испорченным вином. Отступить он мог только к азокам за территорией.

Похожие на палатки азоки образовывали временный передвижной лагерь, перемещавшийся с каждым турниром из города в город. Несмотря на свою бродячую природу, схема улиц и адресов в нем была столь же постоянна, как и визит налоговиков сразу после сбора урожая.

Дорна догадалась о секрете Черного Рыцаря, когда мы проходили мимо группы лошадей – жеребцов, если говорить точнее, – которых держали подальше от любых кобыл. Единственный жеребец-огнекровка выделялся среди них, как гигантское красное дерево среди карликовых сосен.

Она увидела огнекровку и фыркнула:

– О, вот оно что!

– Будь с ним мила, – предупредила я ее, входя в палатку, помеченную красной паутиной.

– Здравствуй, сэр Барамон, – сказала я, откидывая капюшон плаща салли.

Отвлекшийся от эамитонского сливового вина мужчина с голубой чалой кожей и великолепными черными усами, кончики которых опускались ниже подбородка, выглядел, мягко говоря, далеко не лучшим образом. На нем все еще были доспехи Черного Рыцаря; шлем покоился на расположенном рядом с гамаком небольшом переносном сто-лике, на котором стояло еще несколько бутылок со спиртным.

Удивленный нашим появлением, мужчина поднял глаза:

– Вы не должны здесь находиться…

– Ох, ну посмотри на себя. – Дорна вошла в палатку следом за мной. – С тех пор как я видела тебя в последний раз, ты так разжирел!

– Да и ты, старая хавронья, не похорошела в своем старческом слабоумии. Я не… – Но стоило ему перевести взгляд с Дорны на меня, и краска отхлынула с его лица.

Он узнал меня.

Он даже не взглянул на брата Коуна, когда тот проскользнул в палатку, и продолжил игнорировать Дорну, хотя они только что обменялись колкостями. Я полностью завладела его вниманием.

– Судя по твоей реакции, я предполагаю, что мне не нужно представляться.

Сэр Барамон расхохотался и вытер рот.

– О боги, нет! Не надо! Френа, увидев, как ты выросла, гордилась бы тобой.

Он налил себе еще выпивки, но я перехватила его руку:

– У нас нет на это времени!

Он попытался вырваться, но ему было бы легче разогнуть пальцы у железной статуи. Он нахмурился и перевел взгляд с пойманной руки на мое лицо. Может, он и был стар и не в форме, но все равно оставался жеребцом.

– Чего ты хочешь? – пробормотал он.

– Ты помнишь, когда в последний раз видел меня?

– Конечно. – На его лице появилось болезненное выражение. – Ты была… – Он опустил глаза на свою руку. – Отпусти меня.

Я разжала пальцы.

– В кантоне Лонеж, – сказала я, – когда у ворот стояли демоны. И ты сбежал.

– Все было совсем не так…

– Сбежал, – повторила я, – посреди ночи, вместе с Таларасом. Покинул свой пост и солгал стражникам, охранявшим подземный ход. Ты сказал им, что у тебя задание от моего отца и они должны тебя выпустить. Поэтому они подчинились.

– Я сам помню, что произошло. – Взгляд сэра Барамона стал жестче, когда он отставил бутылку и откинулся на спинку протестующе заскрипевшего стула.

Молчание сэра Барамона стало напряженным. Он на мгновение пошевелил челюстью, а затем наклонился вперед:

– Я пытался взять тебя с собой. Ты помнишь?

Мое горло сжалось.

– А я кричала, брыкалась и отбивалась.

– Так вот почему вы здесь? – Его взгляд остановился на Дорне. – Пришли поиздеваться над трусом?

Я отодвинула второй стул от стены азока и села лицом к Барамону, улыбнувшись старому толстому рыцарю:

– Зачем мне издеваться над тобой, сэр Барамон? У тебя одного была хотя бы капля здравого смысла.

Барамон дернул головой и уставился на меня. Он ждал чего угодно, но только не этих слов.

– Что?

– Они были дураками.

Барамон моргнул. Думаю, Дорна и Коун тоже.

– Дураками, – повторила я. – Я люблю своего отца, но он был идиотом. Я не имею ни малейшего понятия, почему он решил пойти сражаться. Если бы я поехала с тобой… – На последнем слове мой голос сорвался. Я сглотнула и отвернулась, борясь с готовой разразиться бурей эмоций. Я глубоко вдохнула. – Ты избежал расправы. Единственный, кто смог.

– Я бы так не сказал, – пробормотал он, склонив голову.

Брат Коун сел на край гамака. Веревки заскрипели, и этот звук разрушил чары. После того как сэр Барамон поднял глаза, чтобы посмотреть, откуда раздался шум, он повернулся ко мне с суровым выражением на лице:

– Чего ты хочешь?

– Одолжения, – объяснила я. – Я собираюсь на сегодня взять на себя твою роль Черного Рыцаря.

Сэр Барамон удивленно расхохотался, но выражение его лица посерьезнело, стоило ему понять, что я не шучу.

– Ты что?.. Что?.. Ты не… – Он откашлялся и начал все сначала: – Мы разного размера, мой граф.

– Ты разного размера и с носорогом, – сказала Дорна, – но это не мешает тебе пытаться выдать себя за одного из них.

– Дорна, – упрекнула ее я, – прекрати. – Я повернулась к рыцарю: – Справедливости ради, доспехи немного, гм, маловаты для тебя. Они и не должны идеально на мне сидеть. У меня есть кольчужная рубашка из шанаты, которую я надену под них. – Я распахнула плащ салли, обнажив под ним синюю кольчугу.

Сэр Барамон уставился на металл. Его взгляд не был похотливым – он не бегал за моим полом, – в нем скорее было потрясение от того, что он узнал.

– Это кольчуга твоего деда.

– Это была кольчуга моего деда.

Выражение его лица омрачилось.

– Мне жаль. Как он умер?

– У него не выдержало сердце. – Я изо всех сил старалась сохранить спокойное выражение лица. То, что он умер во сне, не означало, что мои раны зажили. У меня не было времени горевать.

– Я сочувствую твоему горю. Он был хорошим человеком.

– Спасибо. – Я взяла оставленный на столе шлем, разглядывая окрашенный в черное металл. Большая часть основных элементов брони, используемых в турнирных боях, настолько же прочна, как и любая броня, которую солдаты могут носить на поле боя. Турниры не лишены риска, даже если поединки непохожи на демонстрацию, устроенную капитаном Дедрю. Сэр Барамон, возможно, и был пьяницей на последнем издыхании, но он не отказался от своей тренировки; шлем был в хорошем состоянии и весьма практичен. Это могло сослужить хорошую службу.

Я поставила его обратно на стол.

– Как ты думаешь, Таларас позволит мне поехать на нем? Я бы выехала на Арасгоне, но кто-нибудь может заметить, что он не тот же огнекровка.

– Арасгон здесь? – Он вздохнул и ущипнул себя за переносицу. – Глупый вопрос. Он никогда не отходит от тебя.

– Однажды он это сделал.

Сэр Барамон не клюнул на наживку. Он взял свою бутылку вина и загнал в нее пробку.

– Почему ты хочешь изображать Черного Рыцаря? Там такая уродливая толпа. И учитывая то, как проходит этот турнир, время лучше потратить на то, чтобы уйти, пока есть такая возможность.

– Это вопрос идорры. Кроме того, если я этого не сделаю, тебе придется второй раз столкнуться с выбором, который ты сделал в кантоне Лонеж.

Лицо Дорны посерело:

– Что?!

Вскочив, сэр Барамон вцепился в шлем, и я поспешно выпустила его, чтоб не драться с ним.

– Что за глупости? Не стоит пытаться пугать людей историями о привидениях.

– О, не притворяйся скептиком. Как часто ты слышал, как новый барон Барсины утверждает, что его знамя наводнено колдунами и вызванными ими демонами? – Я скрестила руки на груди. – Как ты думаешь, с чего начинается Адский Марш?

– Его болтовня о колдовстве – параноидальный бред ребенка, оплакивающего смерть своего отца.

– О нет, – прищурившись, сказала я. – Все гораздо хуже. – Признаюсь, я надеялась, что мне будет легче убедить в этом сэра Барамона. Полагаю, я надеялась, что он ухватится за шанс вернуть свою честь. Но…

Демоны. Могу ли я винить его за то, что он дрогнул?

Это означало, что мне придется играть в более сложную игру.

– Не заставляй меня самой брать то, что мне нужно, рыцарь. Я не откажусь от своей цели.

– Ты просто маленькая девочка, – упрекнул меня сэр Барамон. – Маленькая девочка, которой нужно идти домой.

– Ты бросил мою мать умирать.

Он вздрогнул:

– Эти слова здесь неуместны.

– Если бы мой отец был жив, он бы не согласился. Мой дедушка – тоже. Ты подвел Теранонов. Когда ты был нам нужен, ты бросил нас, думая лишь о себе…

– Нет! – Глаза сэра Барамона стали влажными. – Это неправда! Френа приказала мне уйти! Твоя мать умоляла меня забрать тебя и доставить в безопасное место. Она сказала, что этого потребовали боги. Демонам нельзя было позволить заполучить тебя ни при каких обстоятельствах. Ты была надеждой всего мира. Я… – Его голос оборвался, и он сдавленно зарыдал.

Дорна с непроницаемым выражением лица протянула мужчине носовой платок и похлопала его по плечу.

Я пораженно заморгала и отступила назад, не в силах сказать больше ни слова. Моя мать приказала Барамону отвести меня в безопасное место? Если это правда, то она откуда-то знала, что бороться с демонами безнадежно. Она никогда бы не отправила меня за стены замка, если бы думала, что мы отразим нападение демонов. И это означало что-то ужасающее…

Понимаешь, я многие годы боролась с чувством вины, что то, что меня пленили демоны, что мною обладала Ксалторат, не было простым совпадением. Что Ксалторат искала меня, вместо того чтобы выбрать наугад любую девчонку. Я знаю, знаю – мы все хотим думать, что мы особенные. Но «особенность» такого рода раз за разом вызывала кошмары, стоило мне лишь уснуть. Мысль, что половина Джората и Маракора, вместе взятых, пала в Адском Марше лишь из-за того, демоны искали одну-единственную девчонку, была столь ужасна, сколь и высокомерна. И ушла она только тогда, когда Ксалторат решила, что она наигралась.

Видишь ли, я не сбежала от демонов. Совсем нет.

Но позволить сейчас себе отвлекаться я не могла.

– Теперь твоя помощь нужна мне, – сказала я. – Ты был лучшим рыцарем моего дедушки, а теперь? Ты последний рыцарь моего дедушки. Мне нужна твоя помощь. Я призываю тебя вернуться, чтобы служить Дому Теранона. Я призываю тебя вернуть твои долги.

Он вытер глаза платком и нахмурился:

– Я служу… – Я покачала головой:

– Нет. Ты не служишь. Уже нет. Тамин недостоин тебя. Теперь ты мой человек, как и всегда должен был быть.

Его челюсти сжались, и прежде, чем я начала сомневаться, не допустила ли я ошибку, он уставился на меня.

Сэр Барамон протянул мне шлем:

– Ремень немного ослаб.

Дорна перехватила его:

– Ну, мы об этом позаботимся.

9: Соревнование

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после начала правления Гадрита Де Лора

Когда Джанель прервала рассказ и жестом попросила брата Коуна продолжить, Кирин вначале ничего не сказал. Лишь закусил на мгновение губу.

– Знаешь, мне неприятно это говорить, но я думаю… Я думаю, что ты права. Я думаю, что Ксалторат искал тебя. Именно тебя. Точно так же, как, я думаю, что он… она… искала меня в Столице. Это было сделано намеренно.

– Хотя это печальная мысль, я согласен, – сказал брат Коун.

Джанель кивнула, сглотнув комок в горле:

– Теперь я это знаю. И ненавижу. Я ненавижу каждой частицей своей души мысль, что люди умерли только потому, что я существую. Это так бессмысленно. Я действительно чувствую себя виноватой. – Она вскинула руку: – Я знаю, что это не моя вина, но я ничего не могу поделать со своими чувствами.

Кирин встретился взглядом с Джанель:

– Один мой хороший друг сказал мне, что мы добровольно вызвались на это. Все четверо. Мы добровольно вызвались вернуться из Загробного Мира и помочь сражаться на войне. Я думаю, что ты одна из нас.

– Дай угадаю – меня звали Элана.

Кирин заморгал, удивленно глядя на нее:

– Что? Почему ты думаешь…

– Когда мы встретились в Загробном Мире, ты называл меня Эланой. – Она сделала паузу. – Неоднократно.

– Ох. Странно. Я не знаю никакой Эланы. Проклятье, единственный раз, когда я слышал это имя… – Он нахмурился. – Хм.

Джанель ждала продолжения, подняв брови.

– Мне говорили, что в моей прошлой жизни женщина по имени Элана спасла меня от кое-чего… э-э… ужасного. Честно говоря, без ее помощи я бы здесь не сидел.

– О? – Джанель оперлась подбородком о костяшки пальцев. – И как же ты планируешь ее отблагодарить?

На мгновение Кирину показалось, что она говорит об Атрине, но потом он понял, что на самом деле это не так. Он медленно улыбнулся:

– У меня есть несколько идей.

– Не могу дождаться, чтобы их услышать.

Брат Коун прочистил горло.

Кирин вздрогнул. Он все время забывал, что жрец все еще сидит за этим же столом.

Джанель выглядела слегка смущенной:

– Есть еще что-нибудь, о чем я должна знать?

Кирин одарил ее кислой улыбкой:

– Есть пророчество.

Она закатила глаза и засмеялась, глядя в потолок:

– О боги!

– По большей части – именно они. Поэтому я думаю, что у Ксалтората – поскольку он демон – были причины искать нас. Точнее, выслеживать.

– Но тогда почему она не убила нас? – спросила Джанель. – Это не имеет никакого смысла!^[47]

– Думаю, для того, чтобы понять, имеет ли это смысл или нет, нам придется понять самого Ксалтората.

– Удачи тебе с этим, – сказала Джанель.

– Демоны хотят жить, – наконец заговорил брат Коун. – Чего хочет каждый из живущих? Он хочет выжить. Вопрос, который мы должны задать себе: могут ли они выжить только за наш счет? Это игра Зайбура, где может победить только один игрок, или это «вороны и голуби»?

Кирин и Джанель переглянулись.

– Э-э… – протянул Кирин. – «Вороны и голуби»? Я такой игры не знаю.

– О, – брат Коун явно смутился. – Я в детстве играл в нее в Эамитоне. Это детская игра, в которой возможно одержать несколько совместных побед, и на самом деле лучше всего, если выиграют все игроки.

Кирин скорчил гримасу:

– Эамитон – это очень мило. Не так ли? Я собирался открыть там бар для своего отца. – Вздохнув, он уставился на свой стакан и жестом попросил бармена налить еще, а затем повернулся к Коуну: – Теперь твоя очередь рассказывать.

Рассказ брата Коуна.

Турнирные площадки в Мерейне, Знамя Барсина, Джорат, Куур

В ходе подготовки был составлен план – что в случае с братом Коуном и Дорной означало, что они должны найти места на турнире. В итоге это оказалось более сложным делом, чем ожидал Коун. В то время как трибуны были почти пустыми, посетители толпились перед ними. Множество зрителей собрались вместе, чтобы вполголоса обсудить странные события сегодняшнего дня, а также то, кто еще может быть убит и насколько они должны быть расстроены этим.

– Как ты думаешь, сколько времени потребуется сэру Барамону, чтобы сломать свою палатку? – прошептал брат Коун Дорне, наклонившись к ней. Если, вернее, когда что-то пойдет не так, время будет очень дорого. Кому-то нужно было бы увести Нинавис – а это само по себе опасное предприятие, – поэтому Коун хотел, чтобы все остальное было подготовлено наилучшим образом.

Дорна задумчиво разглядывала кожаный кошелек с гравировкой, который держала в руках.

– О чем ты? – Она спрятала кошель под юбку.

– Как ты думаешь, сколько времени потребуется сэру Барамону, чтобы сломать свою палатку? – повторил он.

– Они называются азоками, – фыркнула Дорна.

– Какая разница!

– Ну, если ты собираешься изучать наши обычаи, жрец, тебе лучше начать с важных слов, тебе не кажется? – Подмигнув ему, старуха вновь уставилась на турнир.

Дорна наклонилась и потянула за рукав женщину, сидевшую в ложе. На рукавах у нее был вышит квадратный герб купеческой семьи, а на коленях лежали пяльцы.

– Доброе утро, кобыла, – сказала Дорна. – Кто этот рыцарь в синих и желтых цветах? – Она указала на поле, где виднелись двое приближающихся рыцарей.

Женщина смерила Дорну взглядом, убедилась, что она не одета в цвета какой-нибудь команды, и лишь потом снизошла до ответа:

– Гозен. Работает на семью Сифен. – Она шмыгнула носом. – Они фермеры, выращивают манго.

– О-о-о, – протянула Дорна. – И насколько этот рыцарь хорош?

На этот раз женщина фыркнула и вновь взялась за свою вышивку.

– Подожди, мой кошелек! Где мой кошелек?!

Дорна проигнорировала обвиняющий взгляд брата Коуна.

– Может, ты его уронила? Когда ты видела его в последний раз? Ты что-нибудь покупала? Может быть, оставила его там?

Женщина бросила на Дорну испуганный взгляд, схватила свою сумку с вышивкой и поспешила прочь. Дорна заняла ее место и жестом пригласила жреца Вишаи присоединиться.

– Дорна!

Она притянула его к себе:

– Не поднимай шума, иначе люди обратят внимание.

– Но ты… ты… – Брат Коун почти показывал на нее пальцем. – Это место тебе не принадлежит. Как и этот кошелек.

– Мы сохраним это место для Ее Высочества, если она вернется. Ты сам на это согласился! – Дорна сделала глоток слабого, купленного ею ранее чая, скорчила гримасу и отставила его в сторону, забрав сидр, который оставила купчиха. – Так-то лучше. А теперь замолчи. Гозен выходит на поле, я его просто обожаю!

– Минуту назад ты и знать не знала о Гозене.

– Не говори глупостей, жрец. Гозен работает на семью Сифен. Они выращивают манго.

Она вновь повернулась к полю.

– Ты ужасный человек, – пробормотал брат Коун.

Кажется, старуха приняла это за похвалу.

На площадку выехали два рыцаря. Тот, что был одет в желтое и синее, Гозен, выглядел так, как будто буквально только что приобрел основной стартовый комплект рыцаря. То ли новичок, то ли попросту неудачник, еще не обзаведшийся полной броней и защитой для своего коня, он вышел против рыцаря в полных красных доспехах, который был явно старше его. Судя по цветам и знаменам соперника, тот был из Красных Копий – компании наемников, продающих свой меч тому, кто больше заплатит.

Два рыцаря вышли во двор и сделали обычный первый круг по полю, сопровождая свой путь ругательствами. Брат Коун увидел, как граф Джанель, или, точнее, Черный Рыцарь, вошел на территорию.

Никто этого не заметил. На Черного Рыцаря не обращали никакого внимания раньше, не обратили и сейчас, ведь он по-прежнему носил черные доспехи и ездил на вороной огнекровке, поцелованной пламенем. Брату Коуну казалось, что любой мог бы понять, что это другой рыцарь. Да, он ехал на черной огнекровке, поцелованной пламенем, но поскольку Таларас не позволил Джанель выехать на нем, это была не та же вороная огнекровка, поцелованная пламенем. Тигриные полосы на ногах легко его выдавали, а доспехи Черного Рыцаря внезапно оказались слишком большими, сидящими на чересчур стройном теле.

Никто по-прежнему не обращал на это никакого внимания.

Все внимание сосредоточилось на двух мужчинах, стоявших перед стражем и столом, на котором разместилось восемь не похожих друг на друга статуэток^[48].

Годзен наклонился в седле и взял маленькую статуэтку беременной женщины, сидящей, скрестив ноги, на спине черепахи, – Галава, Мать, а затем поднял статуэтку как можно выше, чтобы толпы на трибунах могли увидеть его выбор.

– А, – сказала Дорна, жуя свернутый лист пори, – еще одна вещь, которую Коун не видел, чтоб она покупала. – Четвертое Соревнование. Интересный выбор.

– Какое Четвертое Соревнование?

– Ш-ш-ш. Оно начинается.

Жрец стиснул зубы, обратив внимание на сражающихся и их соревнование – что бы это ни означало. Красное Копье подъехал к столу, ожидая, когда подбегут оруженосцы с веревками. Их было два вида: маленькие тонкие веревки, которые можно использовать для связывания узлов, и одна большая веревка толщиной с запястье крепкого мужчины. Поскольку именно Гозен выбрал соревнование, Красное Копье теперь имел право выбирать, какое «оружие» они будут использовать.

Красное Копье наклонился, коснулся веревки поменьше, помолчал, а затем, передумав, поднял толстую веревку.

Толпа разразилась ликующими криками и протестующим свистом – в зависимости от предпочтений и от того, на кого они поставили металл.

Граф подъехал к Гозену как раз в тот момент, когда тот поднял другой конец веревки. По толпе прокатился ропот; группа, окружавшая их, встала. Брат Коун поймал себя на том, что чувствует себя одновременно виноватым и благодарным Дорне за то, что она нашла им такое удобное местечко.

Затем Черный Рыцарь выдернул веревку из руки Гозена и жестом велел молодому рыцарю отойти в сторону. Джанель не должна была сражаться в этом бою. Но она собиралась.

– Она имеет на это право? – прошептал Дорне брат Коун.

– Да, – ответила Дорна. – Честно говоря, Черному Рыцарю позволено не так уж много. И наименьшее, что он может сделать, – стать на одну из сторон. Если она победит, это будет ее победа, но это все равно будет иметь значение для семьи Сифен.

– А если она проиграет?

Кобыла Дорна хлопнула его по груди:

– Закрой свой рот, жрец. Мой граф не может проиграть.

Черный Рыцарь выехал на середину поля. Красное Копье поскакал за ним, держа другой конец веревки, так что оба рыцаря могли ехать рядом, на расстоянии нескольких ростов друг от друга.

– Они?.. – Нахмурившись, брат Коун наклонился вперед: – Это ведь детская игра!

– Ну да, правила достаточно просты. Каждый всадник держит один конец веревки, стараясь его не выпустить. Тот, кто это сделает, проигрывает. А тот, кого стащат с лошади, обязательно ее отпустит.

– Но ведь это единственное соревнование ничего не решит?

Дорна оглянулась на него:

– Я думаю, что это решит, какую цену семья Сифен поставит за свои манго.

– Что? Но… – брат Коун указал подбородком на клетку с пленниками, – я имел в виду их.

Дорна изучала клетки с угрюмым выражением лица. Она огляделась по сторонам на случай, если кто-нибудь их подслушивал.

– Проблема с ними в том, что…

Толпа взревела.

Дорна прервалась, не договорив, и вскочила на ноги. Брат Коун вытянул шею, чтобы посмотреть, что произошло на ринге, пока он отвлекся.

Матч закончился. Упавший на землю Красное Копье пытался встать. Его лошадь стояла неподалеку, рыла копытом землю и выглядела удивленной. Судья побежал, чтобы обсудить все со стражем, или, скорее, с сиделкой стража, но результат, казалось, был ясен. Судьи подняли флаг семьи Сифен – квадратную метку торговой группы на сине-желтом поле.

Она победила.

Дорна хлопнула Коуна по плечу:

– Я же тебе говорила.

Граф Джанель, или, скорее, Черный Рыцарь, теперь привлекла всеобщее внимание.

Арасгон проскакал обратно в центр, повернувшись к ложе, где сидел барон. Капитан Дедрю развалился в кресле неподалеку от ложи, наслаждаясь напитком и задержавшись там на случай, если кто-нибудь по глупости попытается посоревноваться с ним.

Барон уже поднял руку и наклонился вперед, чтобы отдать какой-то приказ или вынести приговор, когда вдалеке раздался крик. Люди встревоженно начали указывать на что-то.

Коун огляделся, пытаясь понять, что происходит. Из толпы раздались удивленные и встревоженные крики.

Наконец жрец понял, что люди указывают назад, на замок, из-за стен которого шел густой черный дым.

Что-то горело внутри замка Мерейна.

Дорна и брат Коун переглянулись.

– Ты же не думаешь?.. – Дорна обеспокоенно прикусила нижнюю губу.

– Нинавис, – согласился он.

Брат Коун не знал, что могло случиться, но он наложил шину и подлечил ей ногу. Сколько вреда она могла бы причинить…

Да. Это точно была она. Возможно, вместе с Кэлазаном, но он нутром чуял, что она приложила к этому руку.

Барон Тамин приказал солдатам вернуться в замок, и, судя по его жестикуляции, он был в ярости. Брату Коуну не надо было стоять рядом, чтобы понять это.

Возможно, жрец сам это придумал, но ему показалось, что он слышал, как по ветру плывет имя Кэлазан.

Сам Тамин не ушел. Вместо этого он вернулся на свое место, бросая сердитые хмурые взгляды на крепость.

Пока барон разбирался с новой проблемой, граф Джанель выхватила меч и направила его на Дедрю. Арасгон выкрикнул что-то, привлекая всеобщее внимание к этому вызову.

Дорна присвистнула:

– О, а я думала, как же она собирается справиться с этим, не пробиваясь с боем через толпу рыцарей. Этот вариант действительно лучше.

Барон Тамин подошел к краю ложи. Хотя Брат Коун и не мог расслышать слов барона, его испуг и замешательство были очевидны. Тамин, должно быть, понял, что это не его Черный Рыцарь, не сэр Барамон. Он, вероятно, тоже узнал огнекровку – и тогда он должен был понять, кто сейчас носит доспехи.

Толпа хлынула вперед, дикая и кричащая. Турнир превратился в нечто совершенно неожиданное, пробудив воображение людей. Тамин поднял руку, ожидая, пока все утихнут, и жестом велел Черному Рыцарю покинуть поле боя.

Арасгон переступил с ноги на ногу и важно шагнул вперед. Граф Джанель снова указала мечом на Дедрю.

Брат Коун видел, как барон наклонился и выслушал что-то, что ему сказала сиделка стража, видел, как Тамин отрицательно покачал головой, а затем жестом приказал солдатам, которые еще не ушли в замок, убрать Черного Рыцаря с поля боя. Но стоило ему сделать это – толпа на трибунах, затопав ногами, закричала:

– Черный Рыцарь! Черный Рыцарь! Черный Рыцарь!

Толпа ожила, скандируя эти слова в унисон.

Брат Коун понял, что он и не догадывался, какую роль на самом деле Черный Рыцарь играл на этих турнирах и заодно – в джоратском обществе.

Да, это шут. Сидящий на лошади безумец, развлекающий толпу во время перерывов в шоу. Но если, глядя на этого человека, ты видишь лишь шарлатана, то ты упускаешь весь смысл.

Черный Рыцарь, может быть, и был безумцем, но этот безумец служил богам. Черный рыцарь был святым идиотом, шутливой рукой удачи, озорным вестником божественной судьбы.

Люди знамени Барсина ненавидели Дедрю. И теперь Черный Рыцарь вызывал его на бой. Из этого не могло ничего выйти. Несомненно, это была лишь попытка барона разрядить утренние зверства. Это не могло быть правосудием Восьми. Это была просто шутка, розыгрыш и ничего больше.

Но что, если?

Что, если?

Барон кисло посмотрел на толпу и кивнул туда, где сидел Дедрю. Капитан охраны осушил бокал и встал. Он подозвал коня и вскочил в седло, направляя жеребца по кругу.

– Кто смеет думать, что может победить меня? – крикнул он. – Думаешь, я боюсь неизвестного? Что я буду дрожать в темноте? Я сам – тьма! Я – тот неизвестный, которого боятся все люди! Я разорву самозванца на куски! – Вытащив меч, он взмахнул им в воздухе. И, продолжая кружить по двору, он подробно описывал все те способы, которыми он превратит в пыль бедного дурака, достаточно глупого, чтобы бросить ему вызов.

Бахвальство Дедрю не казалось чем-то необычным. По причинам, не поддающимся пониманию брата Коуна, каждый рыцарь на турнире позволял себе этот петушиный парад оскорблений. Возможно, они делали это, чтобы запугать своих противников, дать толпе возможность сделать ставки или произвести впечатление на своих преданных поклонников. Некоторые традиции складываются из таких пустяков.

Черный Рыцарь ждал на ринге. Он не издал ни звука.

К турнирному столу Арасгон подошел с высоко поднятыми головой и хвостом.

Ни Рыцарь, ни Дедрю не двинулись, чтобы взять статуэтку.

Разумеется. Ведь выбирает тот, чья идорра ниже, а признаться в этом не мог ни тот, ни другой.

– Мы в знамени моего господина, – прорычал Дедрю. – Ты выбираешь первым.

Вначале Джанель не ответила. Затем она склонила голову – столь низко, как могла кивнуть, надев шлем, – и протянула руку в черной перчатке, подняв статуэтку выпрямившегося человека с крыльями и головой орла: Хоред Разрушитель. Брат Коун не был уверен, что означало это состязание, но, учитывая выбор бога, вероятно, стоило предположить, что оно будет жестоким.

Граф подняла статуэтку над головой, давая толпе возможность разглядеть свой выбор. Все, как один, одобрительно взревели.

Вместо того чтобы выбрать вариант боя, Дедрю немедленно атаковал ее^[49].

Соскочив с лошади, Дедрю набросился на графа Джанель с такой силой и яростью, что брат Коун не подумал бы, что это возможно, если бы не видел этого собственными глазами. Дедрю двигался столь быстро, что даже Арасгон, должно быть, был застигнут врасплох; прежде чем огнекровка успел хоть что-то предпринять, граф Джанель с глухим стуком рухнула на землю.

Толпа за спиной кобылы Дорны и брата Коуна наседала все сильнее, так что вскоре жрец оказался прижатым к забору. Зрители, казалось, понимали, что они стали свидетелями чего-то необычайного, чего-то, чего они, возможно, никогда больше не увидят. Черный Рыцарь всегда был фальшивым рыцарем, рыцарем на бумаге: в лучшем случае – символом, а в худшем – грубым пасквилем. Но этот Черный Рыцарь вел себя иначе.

С другой стороны, если Черный Рыцарь воплощал божественную тайну, возможно, это изменение и соответствовало его роли.

Барон Тамин стоял неподвижно, опершись на край своей ложи. Белокожая сиделка стража тоже вышла вперед, вцепившись в деревянные перила и наблюдая за матчем. И, кажется, ни ее, ни его увиденное не радовало.

Два рыцаря покатились по грязи. Оба так же быстро встали. Если предполагалось, что пластинчатая броня сделает их движения неуклюжими или затрудненными, то, похоже, им забыли об этом сказать. Обоих рыцарей объединяла животная грация.

Дорна нервно схватила брата Коуна за аголе, комкая ткань в кулаке. Жрец чувствовал то же самое.

Дедрю обнажил меч, а Арасгон подошел к Джанель, чтобы она могла вытащить клинок, все еще прикрепленный к седлу. Граф едва успела выхватить оружие, прежде чем Дедрю обрушил на нее град ударов, и она отступила назад, почти прижавшись к трибунам.

Дедрю замахнулся на нее; Джанель пригнулась под ударом. Но Дедрю с такой силой взмахнул мечом, что тот вонзился в деревянную ограду, и капитан прикрыл руку щитом, чтобы выиграть секунды, необходимые для того, чтобы вытащить оружие. Меч Джанель скользнул по его бедру там, где кольчуга была более тонкой. Пролилась кровь.

Брат Коун сказал себе, что эта битва не должна быть смертельной. В конце концов, ей нужно было только смутить Дедрю, заставить его признать ее превосходство, поклониться ее идорре.

Дедрю взревел от ярости, и брат Коун понял, как же он был наивен. Дедрю высвободил меч и снова замахнулся на врага. Джанель приняла удар на щит, а сама бросилась вперед, норовя воспользоваться открывшимся преимуществом.

Брат Коун подумал, что Джанель быстрее использует возможности, не говоря уже о том, что она быстрее передвигается. Дедрю оказался неуклюжим зверем на поле боя, полным ярости и не имеющим никакой стратегии. Против врага, равного ему по силе, этого было недостаточно.

Дедрю нанес еще один мощный, рубящий удар. Граф Джанель отскочила, ударив щитом по его щиту, и с силой опустила меч ему на локоть. От его кольчуги оторвалась полоска, крошечные кольца посыпались на песок, подобно тому, как богач опустошает кошелек в руки нищего.

Граф Толамер рассмеялась.

Разъяренный Дедрю рванулся вперед, и Джанель отскочила на шаг. Брат Коун вдруг с удивлением понял, что она копирует стратегию Нинавис: подстрекает врага к атаке за атакой, нападая, когда он открывался для атаки и ослабевал. Затем она споткнулась, и он взревел от удовольствия.

Это была ловушка.

Ее меч вновь нашел слабое место, то самое, где она ранее повредила его доспехи. Меч погрузился глубоко, разрезая на этот раз сталь и кожу, посылая искры в песок и распространяя в воздухе запах горящего металла. Ее лезвие прошло через кожу, мускулы и кости.

Меч Дедрю упал на взрытую соперниками землю, а секундой позже за ним последовала и его рука.

Толпа разразилась оглушительным ревом.

Брат Коун почувствовал, как сработал инстинкт, неподвластный его контролю или обуздываемому желанию. Вырвав свой аголе из рук Дорны, он перепрыгнул низкое ограждение. Если он сможет добраться до Дедрю достаточно быстро, прежде чем его убьет потеря крови, брат Коун, возможно, сможет спасти ему жизнь.

Но толпа затихла.

Толпа затихла, и Дедрю не упал.

Вместо этого он стоял и с какой-то странной нежностью смотрел на Джанель. А потом он засмеялся, и от его хохота кожа на руках Коуна покрылась мурашками. Ни один человек не мог издавать такого звука.

Кровь, капавшая с отрубленной руки Дедрю, не была красной. Она была черной – густой черной жижей старой свернувшейся крови, сочащейся из трупа.

Из очень старого трупа.

Дедрю до сих пор не упал, потому что он уже был мертв.

Он был мертв все это время, оживленный вселившимся в него демоническим духом. Такому духу было бы все равно, что он требовал от тела больше, чем то было возможно. Такому духу было бы все равно, что это тело получало травмы. Такую беспечность легко принять за сверхъестественную силу. И легко спутать с тем же проклятием, которое придало графу ее адскую силу.

Они совершили ужасную ошибку.

***АХ, Я ЗНАЛ, ЧТО ЭТО БЫЛО СЛИШКОМ ХОРОШО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ДЛИТЬСЯ ДОЛГО.***

Из горла Дедрю не вырывалось ни звука. Он не использовал ничего настолько прозаичного, как голос.

Каждый человек в толпе, включая брата Коуна, чувствовал, как демон кричит эти слова ему прямо в голову.

– О, Селанол, – сказал брат Коун, не заботясь о том, что кто-то может его услышать. – Он не Дедрю. Он совсем не Дедрю. – Брат Коун перегнулся через перила и схватил Дорну за плечо. – Дедрю не запятнан демонами. Его телом овладели. Ты слышишь меня? Он и есть демон.

Брат Коун не думал, что Дорна его слышит. Старуха стряхнула его руку и что-то пробормотала себе под нос, ее внимание было сосредоточено лишь на Джанель и демоне.

***Я ЧУТЬ НЕ ЗАБЫЛ. ЧТО ТЫ СКАЗАЛА, ТЫ МНЕ СДЕЛАЕШЬ, МАЛЫШКА?***

Дедрю ухмыльнулся. Он уронил щит и положил пальцы оставшейся руки себе в рот.

А затем резко дернул вниз. Кости и мышцы лопнули с тошнотворным хрустом.

Дедрю оторвал себе челюсть^[50].

Люди кричали, падали в обморок, разбегались.

***МНЕ ЭТО БОЛЬШЕ НЕ ПОНАДОБИТСЯ.***

Воздух заполнили хлопающие звуки – это ремни, удерживающие его броню на месте, лопались под давлением его расширяющегося объема. Из трещин в плоти сочилась густая черная кровь. Отрубленная рука начала восстанавливаться, деформированная, похожая на опухоль, плоть у самого плеча была светлой, становясь постепенно темно-синей на кончиках пальцев, заканчивающихся острыми черными когтями.

– Касмодей, я полагаю? Неужели ты думал, что это меня напугает? Потому что следующее, что я собираюсь сделать, это оторвать тебе голову полностью и…

***ТЫ ЗНАЕШЬ МЕНЯ?***

– О, я знаю твое имя. Мы не встречались, но ты ведь знаешь, демоны такие сплетники!

Он облизал скулы длинным языком.

***Я БУДУ НАСЛАЖДАТЬСЯ ТВОЕЙ ДУШОЙ.***

– Ты такой льстец! – Граф рассмеялась и подняла щит. – Но если хочешь произвести на меня впечатление, тебе понадобится что-то большее, чем сладкие слова!

Взревев, он прыгнул на нее, и они покатились по земле. Воздух распорол ужасный рык.

Толпа запаниковала. Большая часть зрителей не знала, следует ли им бежать или, может, стоит пододвинуться поближе, чтобы получше рассмотреть происходящее. И никто не пришел на помощь графу.

Брат Коун задумался, что же он может предпринять, чем помочь.

Она назвала имя демона. Отец Зайхера когда-то требовал, чтобы брат Коун запомнил все их имена и качества – и сейчас их следовало вспомнить.

Касмодей. Демон среднего уровня, связанный с жестокостью и отчаянием тех, кто так голодал зимой, что обратился к каннибализму. Предпочитал использовать мужскую форму и любил жертвы, приносимые ему во время огненных подношений. К его слабостям относились талая вода от первого снега и чистая вода, благословленная святыми людьми.

Чистая вода…

На трибунах не было воды. Сливовое вино, зеленый чай или пиво с перечной мятой – все, что угодно, кроме чистой воды. Перегнувшись через перила, брат схватил украденную Дорной флягу и побежал к поилкам для лошадей возле ложи знати.

Позади себя брат Коун слышал крики. Люди бежали, пытаясь спастись от рычащего смеха демона. Коун вылил сидр на бегу.

Барон Тамин жестами подзывал стражников, которые, казалось, совсем оглохли. Старый страж наклонился вперед и шокированно заморгал, привлеченный творящимся на турнире. Сиделка стража, которую Джанель описала как похожую на йорку, оперлась на перила ложи. Ее руки лежали на резном дереве, ее внимание было приковано к Дедрю и графу Джанель. Стоило брату Коуну увидеть ее, он понял, почему граф Джанель ошиблась в ее расе.

Она не только не была родом из Джората, но даже не была родом из Куура. Она была из долтарцев, расы, живущей далеко на юге от границ империи, расы, представителей которой обычно видели в Кууре только в качестве рабов.

Потрясенный рев толпы заставил брата Коуна споткнуться, и он оглянулся – лишь для того, чтобы увидеть, как фамильный меч Джанель, перекувыркнувшись в воздухе, описал ленивую дугу и вонзился всего в нескольких футах от прикрытых клеток, расположенных около кольев для казни.

Граф была безоружна.

Дедрю-Касмодей ухмыльнулся и изготовился нанести последний удар.

Арасгон рванулся вперед, но Джанель крикнула огнекровке, чтобы тот держался подальше, а сама, увернувшись от замаха Дедрю, побежала к кольям.

Брат Коун заставил себя сосредоточиться на текущей задаче. В любой другой провинции воде, налитой в лошадиные ясли, не стоило доверять, но джоратцы возвели заботу о лошадях в ранг религии. Вода, которую пили скакуны, была чище, чем та, что пили люди.

Вытащив из-под мантии медный солнечный медальон, брат Коун зашептал над корытом с водой молитву, а после увидел, как рабыня-долтарка вытащила из-под корсажа гладкую каменную табличку, которую она, должно быть, прятала у себя на груди, а затем достала из корзины крошечную серо-голубую бутылочку, а из белоснежных волос длинную тонкую шпильку.

«Нет, – подумал брат Коун, – не шпильку. Заостренную на конце кисть для каллиграфии».

Вновь раздался рев. Брат Коун попытался его игнорировать, но сохранять сосредоточенность, когда за твоей спиной чувствуется сильный жар, очень трудно.

Коун моргнул. Жар? Закончив освящать воду, он оглянулся. Граф Джанель выдернула из земли один столб, собираясь использовать его как молот, демон же…

Касмодей был охвачен огнем.

Демоны всегда были большими поклонниками огня. Они разжигают пламя, когда это только возможно: купаются в сиянии, поглощают тепло. Питаются огнем.

Попытаться сжечь призванного волшебником демона – ужасная идея, но сейчас все было по-другому: демон вселился в труп. Касмодею нужен был труп Дедрю. Ему нужна была эта связь с физическим миром. Уничтожение тела вполне может разорвать связь демона с физическим миром и отправить его обратно в Ад.

Но что могло поджечь его?

Эту загадку стоило оставить на потом. Коун зачерпнул полную флягу теперь уже освященной воды и пустился бежать.

– А, вот ты где^[51].

Брат Коун повернулся. Долтарка отвлеклась от драки ровно для того, чтобы вонзить острый конец своей каллиграфической кисти себе в ладонь, а затем смазала щетину кисти своей же кровью.

Она нарисовала у себя на лбу один-единственный символ. Тот же самый символ немедленно появился на лбу у каждого стражника.

Братом Коуном овладело ужасное предчувствие.

И пусть он относился к колдовству не так, как джоратцы, но он вполне мог определить, что перед ним произносится заклятье, когда видел это.

– Что ты творишь?! – закричал брат Коун. – Остановите ее! Остановите ее! Барон! Вы должны остановить ее!

Белокожая женщина посмотрела на него и улыбнулась.

И даже зима не была столь холодна, как ее улыбка.

В следующий миг она толкнула бутылочку. Та перевалилась через край перил и, издав тихий звон, не заметный в суматохе, бушевавшей на турнирной площадке, вдребезги разбилась о землю.

Из разбитой бутылки повалил густой синий дым, который вился вокруг лица долтарки, не касаясь его. Старому стражу, однако, повезло меньше. Дым хлынул ему в ноздри, попал в рот, и страж, хрипло закашлявшись, оттолкнул от себя щенка дола, который заскулил и защелкал зубами, ловя завитки дыма.

Долтарка подняла щенка, нарисовала у него на лбу ту же отметину и повернулась, чтобы уйти^[52].

– Сенера, что ты творишь?! – возмутился Тамин.

– То, что должна, – отрезала она. – Следуйте за мной, мальчики. Здесь мы закончили.

Солдаты, которые теоретически работали на барона, подчинились ее приказу.

Барон начал было протестовать, но дым все усиливался. Его завитки поползли вверх, ему в нос, и вниз – в рот. Дым окутал все.

За спиной брата Коуна раздался новый рев. Жрец обернулся и увидел Джанель, стоявшую над лежащим на земле обугленным телом Дедрю. Граф схватила Дедрю за волосы, резко дернула вверх: с шеи и позвоночника потекла черная кровь. Со стороны могло показаться, что она попросту оторвала мертвецу голову.

Вероятно, так оно и было.

Плоть горела очень быстро без всякого хвороста. Брат Коун не сомневался: Касмодею будет нечего оживлять.

Но у них самих было не так уж много времени.

Голубой дым поплыл и над братом Коуном.

10: Удушье Мерейны

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после уничтожения гаэшей

Брат Коун закрыл дневник и отложил его в сторону.

Кирин терпеливо ждал.

Брат Коун взял чашку с чаем и сделал долгий, расслабленный глоток.

– Так что случилось дальше? – Кирин уставился на жреца. – Что произошло с дымом?

Брат Коун откашлялся:

– Я просто… э-э-э… Не могли бы вы чуть-чуть подождать? Продолжение меня слишком вымотает.

– Хочешь, я продолжу? – спросила Джанель.

Брат Коун вздохнул с явным облегчением.

– А вы можете?

– Конечно.

Рассказ Джанель.

Мерейна, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Я часто сражаюсь с демонами, но в мире живых это приходится делать редко. Вероятно, не стоило признавать, что мне нравилось сражаться с Касмодеем? Я имею в виду, мы должны искать битвы только по необходимости. Жеребец обязан защищать свой табун, и потому получать слишком большое удовольствие от боя – это… ну… это, вероятно, смахивает на то, чтобы быть торра? Глупо признавать, что я могла бы наслаждаться, преследуя этого зверя, играя с ним, обманывая его, отрывая ему голову.

Вероятно, не стоило признавать, что я испытала глубокое разочарование от того, что, кроме Касмодея, никого не было? Что я не хотела останавливаться на его убийстве, что я хотела заняться следующим врагом, и следующим, и следующим – и до бесконечности!

Несмотря на то что я знала, что изгнание Касмодея – лишь временная мера, и на мою уверенность, что ни один здравомыслящий человек не может наслаждаться подобным варварством, я попросту не смогла удержаться от улыбки.

Да, признавать это совсем не стоило^[53].

Забудь, что я это говорила.

Как бы то ни было, я помню, что услышала, как брат Коун выкрикнул мое имя. За то, что он выдал меня, его стоило выпороть! И я даже повернулась к нему… Но слова застряли в горле, когда я увидела, как из ложи барона валит синий дым, движущийся со скоростью сильного прогуливающегося мужчины. И это совсем не казалось естественным.

Ухаживавшая за стражем смертельно-бледная сиделка, находившаяся внутри ложи, подобрала свою корзинку для вышивания и щенка, а затем приказала солдатам Тамина следовать за ней. Самого Тамина я не видела.

Ни сиделку, ни солдат дым, казалось, не беспокоил – и у каждого из них на лбу был нанесен странный символ. Что бы он ни означал, раньше я его не видела.

Я увидела, как синий дым окутал одного из слуг, запустил струйки ему в нос и рот – и мужчина уронил поднос и, схватившись руками за горло, начал хватать ртом воздух.

Я резко повернулась к толпе:

– Бегите! – изо всех сил закричала я, но зрители уже мчались в укрытие. Я же поспешила к клеткам с бандитами и мятежниками.

– Арасгон, помоги мне!

Он закричал в ответ, давая знать, что услышал меня.

Брат Коун, спотыкаясь, вынырнул из дыма. На лбу у жреца горел желтый символ, но в остальном было не похоже, что ему плохо. Увидев меня, он рванулся навстречу. Кончик его пальца светился.

Шлем. Он кричал:

– Шлем!

Крики вокруг меня изменились по высоте и тональности, смешавшись с кашлем, стонами от удушья и рыданиями. Судя по всему, с анонимностью пора было кончать, так что я стянула шлем с головы. Подбежавший брат Коун провел кончиком пальца по моему лбу. Воздух стал другим. Я больше не чувствовала запаха пепла или дыма, гнилостной вони несвежей крови, горящей плоти или теплого травяного запаха конского навоза. Теперь воздух пах чистотой и такой свежестью и резкостью, словно ты вернулся домой после целого дня, проведенного в горах.

– Быстрее! – выпалил брат Коун. – Мы должны пометить этой руной как можно больше людей.

– Где Дорна? – спросила я.

– Я здесь! Здесь! – Старая нянька выбежала к нам навстречу, спотыкаясь на взрытой, грязной земле. У нее на лбу уже был нанесен знак, хотя написан он был чем-то влажным и красным, слишком темным для того, чтобы быть свежей кровью.

– Это… это соус чили? – недоверчиво спросил брат Коун.

– Нет времени на выяснения, – сказала я. – Я освобожу остальных. Отметьте знаком Арасгона, а затем отряд Ни-навис.

Арасгон уже стащил парусину с клетки, так что показались Дубина, Кей Хара и Видан, которые закричали, привлекая мое внимание, но у меня не было на это времени. Так что я попросту сломала замок на двери клетки.

– Брат Коун сейчас нарисует знак у вас на лбу, – сказала я им. – Его благословение защитит вас от колдовства, – и перешла к следующей клетке. У меня не было времени на то, чтобы объяснять им то, что я и сама не знала. Что бы там ни сделал брат Коун и как бы это ни повлияло на наши души – все это будет совершенно неважным, если мы не выживем^[54].

Я сорвала замок со второй клетки – той, в которой сидели Ган, дочь мельника, Джем Накиджан и Данго. Слышавшиеся в отдалении крики становились все громче. Я думала, что придется сражаться с солдатами барона Тамина, но этих солдат не интересовали турнирные трибуны или горожане, оказавшиеся там в ловушке. Пока все остальные пытались укрыться от ожившего ведьминого дыма, солдаты попросту исчезли.

Стоявший рядом со мной Арасгон вскинул голову:

– Посмотри на замок!

Я проследила за его взглядом и почувствовала, как все внутри заледенело.

Синий дым разошелся уже во все стороны. Подполз к нам, приблизился к городу, занял ярмарочную площадь. И, подчиняясь влекущей его черной магии, он двигался против ветра, направляясь к замку Мерейна.

– Приди в себя! – Арасгон толкнул меня головой в плечо.

Я покачала головой и сделала знак Данго.

– Найди всех, кого сможешь. Дорна покажет тебе, какой знак нарисовать на лбу. – По крайней мере, я предполагала, что она сможет это сделать. Если бы это сотворил один лишь брат Коун, я бы заподозрила, что он противостоял дыму заклинанием, но у Дорны не было такой силы. Она каким-то образом сохранила себе жизнь, используя лишь приправы, а потому она вполне могла сделать это снова. Конечно, возможно, для того, чтобы люди позволили незнакомой старой леди нарисовать что-то на их лицах острым соусом, Данго, возможно, придется их удерживать, но я была уверена, что он справится с этим.

Я вскочила на спину Арасгону и протянула руку брату – Коуну:

– Поехали. У нас мало времени, чтобы добраться до замка.

К его чести, он не отказался. Я всегда подозревала, что он создан из более твердого металла, чем притворяется.

Без могучей воли нельзя изгнать демона.

Я даже не столько подтягивала его к себе, сколько позволила ему опереться на мою руку. Арасгон чуть наклонился, чтобы брату Коуну было легче усесться в седло позади меня, – времени на то, чтобы учить, как правильно ездить на Арасгоне, у меня не было: на гигантской огнекровке не получится скакать так же, как на обычном коне.

– Держитесь! – закричал Арасгон.

И мы рванулись к замку, пытаясь обогнать облако дыма.

Несмотря на то что руны очищали воздух вокруг наших голов, синий дым скрывал все вокруг хуже любого самого плотного тумана.

– Если я споткнусь и сломаю ногу, – рявкнул Арасгон, – я найду тех, кто в этом виноват, и пооткусываю им языки!

– Я тебе разрешаю! – выкрикнула я.

– Что он сказал? – спросил брат Коун. Странно, что он вообще услышал Арасгона во время этой дикой скачки, да еще и через крики, раздававшиеся в городе.

– Он сказал, что он так несчастлив!

– О! Я тоже. Но не стоит разговаривать без необходи-мости!

Я повернулась в седле:

– Что? Почему?

– Не знаю, очищается ли весь воздух вокруг нас или у нас его ограниченный запас, как будто мы дышим в мешке^[55].

Я инстинктивно сделала глубокий вдох, не в силах заставить себя прекратить. Уменьшился ли от этого воздушный пузырь вокруг меня? Не знаю.

Как бы то ни было, дальше, до самого замка, ни я, ни Арасгон не обмолвились ни словом.

Мы вырвались из дыма в ста футах от ворот. Синие щупальца вцепились в нас, как хищник, оплакивающий побег своей жертвы, но предстоящая битва вызывала не меньшее беспокойство. В замке царил совсем иной дым – густой и черный от тех пожаров, что горели в разных частях крепости: конюшнях, кладовых и даже в башне.

Саботаж. Я была готова сделать ставку, что это устроила Нинавис – если бы не знала, что Кэлазан все еще на свободе – и уж он-то прекрасно разбирался во всех служебных проходах в замке.

Судя по всему, стражники как раз пытались закрыть ворота замка, надеясь, что это убережет от клубящегося дыма, надвигающегося с ярмарочной площади, когда вместе с сэром Барамоном прискакали несколько рыцарей, надеющихся, что их пустят внутрь и внутри замка будет безопасно. Разгорелась стычка – и конец ей положил повисший у нас на хвосте колдовской дым. Сдерживающий двух солдат сэр Барамон еще сражался вдалеке, но с каждым шагом он выглядел все слабее. А вот другие солдаты…

– Джанель!

– Вижу! – ответила я.

Они поднимали мост.

От дыма это их бы не спасло, а мы бы оказались отрезаны.

– Давай, Арасгон! – закричала я.

Мы рванулись вперед.

Мы прыгнули.

Я повернулась и схватила брата Коуна за аголе, но он столь плотно прижался ко мне, что мне показалось, будто я даже через броню почувствовала, как он впился в меня ногтями. Уже во время прыжка я увидела, как сэр Барамон воспользовался тем, что солдаты замерли, испуганно распахнув глаза, и, пронзив ногу одному солдату, выхватил у него меч и разрубил бедро второго. Возможно, сэр Барамон и прибавил в весе, но мастерства он не утратил.

Время едва двигалось, а мы навечно зависли в воздухе. Но затем секунды снова ускорились, Арасгон тяжело приземлился на деревянный настил с такой силой, что у меня даже кости задребезжали, а Коун удивленно вскрикнул.

Затем мы вновь помчались вперед. Солдаты разбежались в разные стороны, но среди них я не видела, чтобы хоть один был бы отмечен знаком на лбу. Эти бедные дураки только что пытались защитить себя деревом и камнем. И потерпели неудачу, потому что они понятия не имели, с чем столкнулись.

Так же, как и я. Но, по крайней мере, я знала чуть больше, чем они. Арасгон перешел на рысь, приветствуя своего брата Талараса.

– Позвольте моему человеку благословить вас, – приказала я сэру Барамону. – Это защитит вас, когда колдовской дым будет здесь.

– Он уже здесь, граф! – крикнул сэр Барамон.

И это была правда. То, что подъемный мост закрыли, дало нам несколько секунд, но синий дым сочился сквозь трещины и вползал по краям, подобно живому существу, ищущему теплую плоть и кровь.

Брат Коун наполовину упал, наполовину соскользнул со спины Арасгона и рванулся вперед, нанося руну на лоб сэру Барамону и Таларасу. Для окружающих это выглядело так, словно он провел по коже светящимся кончиком пальца, оставляя такие же светящиеся следы.

– Мы должны найти Нинавис! – крикнула я.

– У нее сломана нога, – ответил брат Коун. – Я сказал ей остаться в комнате и отдохнуть.

– Сомневаюсь, что она послушалась. – Арасгон указал носом на внутренний двор: – Кто-то ведь разжег огонь.

Я увидела, как на другой стороне из подвала выходят двое в плащах-салли с капюшонами – один поддерживал второго, причем второй хромал. И пусть лиц я их не видела, но зато прекрасно узнала вторую из лучших юбок Дорны для верховой езды.

– Нинавис! – закричала я. – Нинавис, подожди!

Хромающая фигура подняла глаза.

Нинавис колебалась. Кэлазан, по-прежнему обнимающий ее одной рукой, явно напрягся. Подозреваю, они оба подумали о том, насколько проще могла бы быть их жизнь, если бы они сейчас просто сбежали. Тем более что они пока что не знали о синем дыме и не понимали, какой ужас только что охватил знамя Барсину. Они не понимали, что между их свободой и мерзкой смертью стояла иноземная Кровь Джораса, которую они едва знали.

Нинавис откинула капюшон:

– Мои люди у тебя?

И в этот же момент Кэлазан спросил:

– Что с бароном Тамином? Ты убила его?

Я подбежала к ним, зная, что брат Коун следует за мной.

– Неважно, что с Тамином. Твои люди в безопасности. И, возможно, они единственные, кто в безопасности.

– Не поняла…

– Я должен нарисовать знак благословения у вас на лбу, – выдохнул догнавший нас брат Коун. – И быстро. Синий дым убивает любого, кто не отмечен этим знаком.

Нинавис глянула в сторону главных ворот поверх плеча Коуна и побледнела. Колдовской дым уже заполз внутрь и быстро распространялся. Испорченный проклятьем воздух уже нашел новых жертв, слышались стоны от удушья. По какой-то иронии судьбы, этот пар заглушил огонь, разожженный Кэлазаном, чтобы отвлечь внимание, пока он спасает Нинавис. Стоило колдовскому дыму ворваться внутрь и изменить воздух, пожары стихли.

– Что?..

– У нас нет времени, – отрезала я. – Опусти капюшон, мой Кэлазан. – Я использовала слово, которое не имела права использовать. Мой Кэлазан, мой приверженец. Я только что объявила его своим вассалом, приняв предложение, которое Кэлазан сделал мне накануне вечером, назвав меня своим графом.

Он глубоко вздохнул, но подчинился – возможно, лишь потому, что увидел, как дым через весь двор плывет к нам.

Брат Коун закончил рисовать глиф на лбу у Нинавис и перешел к Кэлазану.

Дым окутал нас. Кэлазан закрыл рот, закрыл глаза и зажал ноздри. Дым попытался обвить его, но брат Коун дорисовал линию, соединил последние точки, завершил глиф. Струйки дыма буквально отбросило назад, образовав вокруг головы Кэлазана пузырь из чистого воздуха.

– Найди как можно больше… – Я не успела закончить приказ, но брату Коуну это и не нужно было, он действовал инстинктивно. Он уже спешил к служанке, которая, широко распахнув глаза, лежала на земле, задыхаясь и хватая ртом воздух. Коун нарисовал символ у нее на лбу.

Но колдовской дым уже проник ей в легкие. Она умерла на наших глазах, а мы были не в силах ей помочь.

Они все умерли.

Кэлазан первым обрел дар речи.

И первым потерял рассудительность.

– Что здесь произошло? Что это вообще такое? – Он смотрел на нас сумасшедшими, широко распахнутыми глазами, с тем враждебным гневом, возникающим у человека, который не понимает то, чему он стал свидетелем, но готов найти кого-нибудь, чтобы обвинить во всем.

Мне было почти жаль его, но времени на сантименты не было.

– Не стоит зря расходовать воздух. – Я повернулась к Нинавис: – Успокой его. У нас много дел и очень мало времени.

Она и сама выглядела немного удивленной, но расправила плечи и коснулась ладонями рук Кэлазана:

– Мы и так зашли очень далеко. Просто пойдем со мной еще немного дальше.

– Что здесь творится? – Он никак не хотел успокаиваться.

– Колдовство, – огрызнулась я. – Настоящее колдовство, а не те сказки, которые используются как предлог, чтобы убить старых кобыл, у которых слишком много бородавок на подбородке. Нам нужно уходить, Кэлазан. И как можно скорее. Сейчас. Клянусь, как только мы уйдем отсюда, я все тебе объясню.

Его лицо побледнело от страха, или гнева, или и от того, и от другого одновременно.

– Это сделал барон?

– Нет, – сказал брат Коун. – Я видел женщину, которая произнесла это заклинание. Если бы они были с бароном заодно, она бы не оставила его умирать^[56].

Кэлазан замер:

– Он мертв? Тамин мертв?

В его голосе звучала такая надежда, такой ужас, такое… сожаление, что у меня просто разбилось сердце.

Я заглядывала в знамя Барсину лишь по особым случаям, подбирая в качестве оправдания турниры. Кэлазан вырос вместе с Тамином. Они вместе играли, вместе исследовали мир, шепотом делились тайнами и мечтали стать рыцарями.

– У нас нет времени выяснять это. Дорна, нужно… – Я поморщилась, вспомнив, что Дорна на площадке для турниров. – Неважно. Я соберу наши вещи. Каждый пусть возьмет свои, но даю на это всего пять минут. Берете, что можете, и следуете за мной.

– Не хотелось бы портить такой хороший план, но дым, похоже, убивает не только людей, но и лошадей. – Нинавис оглянулась на конюшни.

Я выругалась. Она была права. Наши животные были беззащитны.

Сэр Барамон, склонившийся над павшим рыцарем и державший его за руку, поднял голову. Прежде чем встать, он поцеловал его в губы и снял с тела мужчины полосатый шарф.

Я стиснула зубы и отвернулась. Вот уж что мне не было сейчас нужно, так это напоминание о том, что погибшие были людьми, которые жили своей жизнью, любили кого-то, были для кого-то важны. Задумавшись об этом, я бы просто не смогла жить дальше, так что я прогнала эти мысли и попыталась быть как можно жестче.

Думаю, мне это было проще, чем остальным.

У меня было больше практики.

Я поймала себя на мысли, что рада тому, что синий дым мешает видеть. Колдовской дым клубился в воздухе, над землей, скрывая под туманом мертвые тела. А еще мне бы хотелось, чтобы он замаскировал зловоние, идущее от такого количества трупов.

Сэр Барамон повязал шарф вокруг руки.

– Если Таларас и Арасгон готовы, они могут какое-то время выполнять тяжелую работу. По крайней мере, до тех пор, пока мы не установим, насколько большую площадь заполняет дым. Может быть, он не достиг города.

– Если на то будет воля Восьми, – согласилась я. – Собери все, что тебе нужно. Арасгон, не будешь ли ты так добр, чтобы позволить Нинавис еще раз воспользоваться твоим седлом? Мы сможем встретиться на ярмарке и найти там остальных.

– Ган? Данго? Ты сказала, с ними все в порядке? – спросила Нинавис.

– Если только с ними не случилось что-нибудь в мое отсутствие. Но нам нужно узнать это как можно быстрее.

Я побежала наверх. Все наши пожитки мы везли в одном саквояже и нескольких тюках. В том, чтобы путешествовать налегке, есть свои преимущества, хотя для меня это означало, что на торжественный вечер у местного аристократа у меня практически не было красивой одежды.

О вечеринках я сейчас думала меньше всего.

Затем я опустила подъемный мост, и мы отправились в путь.

Для того чтобы разгрузить ногу Нинавис, она ехала верхом на Арасгоне, а я пошла рядом с ним, так что мы помогали друг другу ориентироваться в этом непроницаемом тумане.

Я задумалась, было ли это похоже на путешествие через песчаные бури Хорвеша или метели в далеком Северном Йоре. Если, конечно, не считать воздушные пузыри вокруг головы…

Ладно. Думаю, если бы не свежий воздух, державшийся вокруг головы, я бы была не в том состоянии, чтобы ломать голову над этим дымом.

Уже на полпути к ярмарочной площади я заметила, что кто-то движется по главной дороге. Не идет, как кто-то, отмеченный знаком, а ползет. Как раненый. А может быть, умирающий.

– Брат Коун, там кто-то есть… – Я не могла поверить, что кто-то мог выжить в этом проклятом дыму. Судя по тому, как этот кто-то корчился в конвульсиях и полз на коленях, ему было очень больно. Если у него и был знак на лбу, то он был ранен.

Я подошла и наклонилась, чтобы получше разглядеть этого человека. Желудок подкатил к горлу, и я почувствовала привкус желчи на губах.

– Во имя Восьми! – прошептала я.

Это был Тамин.

У него не было знака на лбу, да и где бы то ни было тоже. Белокожая колдунья оставила его умирать. Каким-то образом он не умер.

Хотя и пытался.

Лицо Тамина безобразно побагровело. Синий дым танцевал вокруг его губ и ноздрей. Он открывал рот, хватая ртом воздух, но, несмотря на это, он каким-то образом все еще был жив.

Однажды я слышала о девочке, которая утонула в реке, протекающей недалеко от замка Толамер. Она провалилась зимой сквозь тонкий лед, а потом обнаружила, что не может подняться на поверхность. К тому времени, как местные фермеры пробили лед и привели ее к жрецу, она была без воздуха целых десять минут – и выжила. Все согласились, что такова была милость Восьми. Ну и, конечно, ее спасла холодная вода.

У Тамина таких преимуществ не было, и будь я проклята, если Восемь были на его стороне.

Брат Коун опустился на колени рядом со мной. Он не колебался ни мгновения. Впрочем, как никогда не колебался, если чья-то жизнь была в опасности. Он нарисовал символ на лбу Тамина.

Я покачала головой:

– Дым уже проник ему в легкие.

– Я найду способ вытащить его, – сказал он. – Какая-то сила удерживает этого человека в живых. Его случай не похож на другие. Если из раны не вытащить меч, ее не получится излечить даже магией.

Я услышала за спиной крик Нинавис:

– Кэлазан, нет!

Мне этого было достаточно.

Я вскочила и обернулась как раз вовремя для того, чтобы увидеть Кэлазана, рванувшегося ко мне с мечом на изготовку. Но метил он не в меня. Кэлазан приберег свой гнев для барона, приказавшего казнить его отца, сделавшего преступником самого Кэлазана и готового убить его и всех его товарищей. Приберег свой гнев для человека, предавшего их дружбу.

Кэлазан увидел меня и прикинул свои возможности:

– Уйди с дороги, мой господин.

– Я – твой господин?

Он дернул уголком рта. Даже несмотря на дым, стоявший между нами, я видела, как горят его глаза.

– Похоже на то.

– Тогда опусти меч.

– Но он… – Кэлазан указал на Тамина. – Он был твоим другом еще до того, как ты встретила меня. Тебя он тоже предал.

– Он был нашим другом, – поправила я его. – Но нашего друга больше нет. Не знаю, что с ним случилось, но подозреваю, что что-то ужасное. Я не знакома с той тварью, что корчится на земле позади меня. Если ты боишься, что я собираюсь защищать Тамина, вместо того чтоб свершить правосудие, будь спокоен.

– Тогда позволь мне… – Он шагнул вперед и замер, когда я вскинула руку:

– Он здесь единственный, кто, вероятно, сможет рассказать, почему произошло все то, что случилось сегодня, а также назвать виновных в этом. Как граф Джората, я связана клятвой защищать эту провинцию. Я обязана узнать, кто это сделал, и убедиться, что они никогда не смогут повторить это. Меня не волнует, что случится с бароном Барсины, но мне нужен живой свидетель до тех пор, пока я не выясню правду о том, что здесь произошло. Понял?

Кэлазан облизнул губы, его лицо было угрюмым, как у собаки, которой не дали воды.

– Понял? – повторила я.

Он вложил клинок в ножны.

– Я понесу его за ноги, а ты сможешь взять его за голову.

Я могла бы нести Тамина и сама, но, если нести его вместе, брат Коун мог сделать для этого человека все, на что он был способен. Я кивнула и взяла Тамина под мышки.

Мы направились дальше к ярмарочной площади. По пути я изо всех сил старалась не смотреть на тела, усеивающие землю. И дым помогал в этом, гневно скользя между нами, ярясь нашему побегу.

Не думаю, что это преувеличение. Возможно, туман и в самом деле был зол. Дым действовал почти разумно. Надеюсь, я просто это выдумала^[57].

Добравшись до площадки для соревнований, я увидела Данго и Дубину вместе с дюжиной других людей, которых мы спасли. Все они были заняты тем, что складывали тела рядом с заготовленными для костра дровами. Дорна помогала им.

Я еле сдержала себя, чтоб не наорать на них, не рассказать, что они идиоты, а то и хуже.

Они не знали о демонах столько, сколько знала я.

Кроме того, я не могла кричать: неизвестно, сколько продержится пузырь из воздуха.

Я опустила Тамина и жестом приказала Кэлазану сделать то же самое. Тамин немного успокоился – служение брата Коуна принесло свои результаты, – но цвет его лица оставался все таким же ужасным. Может, он и выживет, но уже никогда не поправится.

– Что вы задумали? – спросила я Дорну. Спокойствие, напомнила я себе. Я должна сохранять спокойствие.

– О, Данго сказал, что мы должны разжечь погребальный костер. Ну, знаешь, потому что… – Дорна сделала многозначительный жест.

– Сейчас не время для погребений, – сказал брат Коун.

Я вздохнула и подавила желание ущипнуть себя за переносицу или врезать кулаком кому-нибудь в лицо, все равно кому.

– Мы, в Джорате, сжигаем наших мертвых не по религиозным соображениям, брат Коун. Мы делаем это, чтобы убедиться, что демоны не захватят их тела. Вы видели, что случилось с Дедрю. Это может случиться с любым, чье тело оставлено гнить^[58].

Брат Коун удивленно заморгал, глядя на меня:

– Что?

Я нахмурилась:

– Твой орден – эксперт по борьбе с демонами. Как случилось, что отец Зайхера никогда не рассказывал об этом?

Брат Коун уставился на меня:

– Что?

Я вздернула бровь.

– Я видел, что Дедрю одержим, – взвизгнул он, – но я предположил, что черная магия вызвала демона… – Он повернулся к Нинавис и уже шепотом спросил: – Она серьезно?

Нинавис понимала наши обычаи.

– Как металл. Демоны должны завладеть живым человеком, чтобы призвать больше себе подобных, но они могут завладеть и мертвыми. Заставить их двигаться. Заставить их убивать. Там, откуда ты родом, все иначе?

Он что-то забормотал себе под нос.

Я же вновь повернулась к Данго и Дорне:

– Так что у меня всего два вопроса. Во-первых, как вы собирались разжечь костер, если колдовской дым гасит огонь? И во‑вторых, вы действительно собираетесь сжечь эти тела, используя зачарованные с помощью ритуала колья, предназначенные для отправки душ прямо к поджидающим их демонам?

– О боги, – выдохнула Дорна.

Глаза Данго расширились от ужаса:

– Но?..

Я указала на колья:

– Это дерево нельзя использовать. Это дерево нельзя использовать и здесь нельзя сжигать мертвецов – иначе ты просто выполнишь за колдунью всю ее работу.

Дубина в ужасе отбросил кремень и брусок стали, с помощью которых он хотел разжечь костер.

– Будь они все прокляты! Мы должны сжечь тела!

– Нет, – поправила его я. – Мы хотим сжечь тела. Но так уж получилось, что мы не можем это сделать. Так что прекрати тратить мое время.

Выпрямившись, он уставился на меня:

– Если мы не сожжем их, мертвецы недолго останутся мертвыми.

– Если мы не уедем отсюда в ближайшее время, мы недолго останемся живыми. Мы не знаем, когда рассеется дым. Может быть, когда демоны начнут использовать наших убитых вместо платьев, он все еще будет здесь. Мы не можем ждать. Понимаешь? Мы не можем остановить все это.

– Это тот самый барон? – спросил незнакомый голос. Я мысленно застонала: люди вполне могли захотеть обвинить его во всем произошедшем.

И, возможно, они будут правы.

Послышались новые голоса.

Кэлазан – единственный из всех – заставил их замолчать:

– Кто бы это ни сделал, он не предпринял ничего для того, чтобы защитить Тамина. Он был такой же мишенью для дыма, как и любой из нас.

– А кто сказал, что это не ты виноват? – крикнул кто-то. – Он говорил, что ты помогаешь колдунам. Это твоих рук дело?

– Нет! – нахмурился Кэлазан. – Конечно, нет!

– Замолчите! – приказала я.

Они не обратили на это никакого внимания.

Я вздохнула, а затем набрала полную грудь воздуха. Но прежде чем я повысила голос, за меня это сделал Арасгон:

– Мой господин сказал замолчите! Вы все живы лишь потому, что она спасла вас! А ну тихо!

Голоса смолкли.

– Спасибо, Арасгон, – сказала я. – Хватайте все, что можете. Встретимся в городе, если дым туда еще не дополз. А если он там, двигайтесь вперед, пока не найдете место, где его не будет, и ждите там.

– Но мой муж…

Несмотря на все мои усилия говорить тихо, мне пришлось повысить голос:

– Если его здесь нет и если мои люди не смогли дать ему благословение, то спасать его уже слишком поздно. Сегодня мы оставляем мертвых там, где они пали. А теперь идите!

– Откуда мы знаем, что вам можно доверять?

Я вновь повернулась обратно к толпе. По сравнению с тем, сколько их было совсем недавно, сейчас их было так мало.

– Потому что я все еще здесь. Пусть ваша совесть посоветует, доверять мне или нет. Но если вы останетесь здесь и ничего не будете делать или останетесь здесь, чтобы сжечь своих мертвецов, то скоро сами присоединитесь к ним. Ваши трупы просто добавятся к остальным! Так что делайте свой выбор. А мы уходим сейчас же.

Собравшаяся толпа бросилась искать свои азоки и пожитки, в отличие от Нинавис и ее людей, которые уже расстались со своим скудным скарбом.

Отряд Нинавис увеличился в размерах. Я узнала кузнеца, что выходил из азока посмотреть на нас прошлой ночью, а также чернокожую девушку с серебряными волосами, которая привела его.

Дорна хорошо справилась, спасая их всех, плюс свою лошадь, Кусачую Крошку, и милого мерина брата Коуна, Облако. Всего несколько десятков людей в дополнение к тем, кого спас брат Коун. А ведь ярмарку посетили тысячи.

Нет. Я не должна была задумываться об этом.

– В какой стороне город? – спросила я Арасгона.

Он вскинул голову, указывая сквозь дым. Насколько я могла судить, он с таким же успехом мог указывать на замок, но я знала, что он лучше меня чувствовал направление.

Я помогла Кэлазану поднять Тамина, и мы отправились в путь.

11: Восемь Врат

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после того, как Деворанские пророчества перестали быть чем-то гипотетическим

– Этот дым уничтожил целый город? – Кирин даже не пытался скрыть ужас в голосе. – Сколько людей погибло?

Джанель нахмурилась:

– Я не считала.

– Чуть больше трех тысяч, – сказал брат Коун^[59]. – Нам еще повезло. В обычной ситуации население Мерейны составляло около пятнадцати тысяч человек, но большая часть сбежала, скрываясь от охоты на колдунов, устроенной бароном.

– И все же… – Кирин обнаружил, что не может выразить, насколько опустошенным он себя почувствовал от этой новости.

Она бросила на него проницательный взгляд:

– Ты должен знать, с чем столкнешься. Эта бутылка голубого дыма наверняка не уникальна.

– Любой, кто использует подобное оружие, – монстр.

– Не буду с тобой спорить, – мягким голосом сказала Джанель.

Кирин наклонился вперед и вытер глаза ладонью:

– Это неправильно. Я до сих пор не знаю, сколько человек погибло в столице. Не знаю, слышали ли вы…

– Я слышала, – сказала она. – В том, что произошло в столице, нет твоей вины.

– Если бы я не вернулся… – Он уставился на огонь в камине, оборвав речь на полуслове.

– Если бы ты не вернулся, Гадрит все еще был бы «жив» – или как еще можно назвать его частичное освобождение от разложения?

Кирин нахмурился:

– Это звучит почти так, как будто ты его знала.

– Может быть, и знала, но не стоит забегать вперед, не так ли? Давай позволим брату Коуну продолжить. – Она улыбнулась: – Ему нравится эта часть.

– Неправда! – запротестовал брат Коун. – Эта часть очень печальна! – Но читать он тем не менее начал.

Рассказ брата Коуна.

Мерейна, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Увидев солнечный свет, брат Коун с трудом справился с искушением упасть на землю и вознести молитву Селанолу – это означало, что дым не достиг города. Там должны были быть выжившие.

По крайней мере, хотя бы немного.

На окраине города их поджидала небольшая кучка людей. Всего несколько десятков, которые по разным причинам не были рядом с ярмарочной площадью, когда случилась катастрофа. Но и среди них были погибшие. По крайней мере, несколько горожан попытались разыскать родных и близких, не обращая внимания на облако. О том, что с ними случилось, говорили лежащие на границе колдовского дыма тела.

В отличие от людей, у животных дела обстояли лучше: какой-то врожденный инстинкт побудил их к раннему бегству. Расстроенные и раздраженные долы стаями бродили по главной улице. Все шесть используемых на ярмарке слоних сбежали и сейчас бродили по улочкам в поисках утешения или заунывно трубя в поисках друг друга. Несколько лошадей тоже вырвались на свободу, но большинство все-таки погибло в загонах.

Брат Коун с каким-то тупым оцепенением наблюдал за беспокойно снующей Джанель, чувствуя, что он не готов смириться с тем, что только что произошло.

Не будь Коун знаком с графом, он бы сейчас и не догадался, сколько ей лет. Казалось, Джанель невосприимчива к смертям, свидетелями которых они только что стали, невосприимчива к ужасу, да даже к шоку. В то время как сам брат Коун чувствовал, что он готов в любой момент сломаться, граф приказала выжившим разделиться на группы и велела обыскать город: кто-то мог не знать о том, что появился демон, а кто-то мог просто сбежать. А раз так, они могли укрыться в своих домах, молясь о том, чтобы весь этот кошмар миновал их. Джанель приказала людям собрать все припасы, конфисковать фургоны, подготовиться к эвакуации.

Она была обучена этому, подумал он. Всю свою жизнь она училась быть тем голосом, за которым в чрезвычайной ситуации последует любой. Она считала себя главной, и, следовательно, это было правдой^[60].

Брат Коун наблюдал, как люди исчезали во внутренних двориках, пока наконец не сообразил, что же он видит. Сходни. В каждом из двориков были расположены сходни, уходящие под землю или в глубь склона холмов. Создавалось впечатление, что жители Мерейны попросту забыли построить дома над своими подвалами. Круглые груды камней, которые он принял за кострища, были дымоходами.

Услышав крики, брат Коун очнулся от размышлений: это Данго рявкнул, чтоб выжившие замолчали. Граф Джанель накинула на плечи длинный красный плащ, который, должно быть, прихватила с турнирной площадки. Было очевидно, что на ней доспехи, но догадаться, что именно она и была Черным Рыцарем, было нельзя. Сейчас граф заняла место Нинавис на спине у Арасгона, используя высоту его роста для того, чтобы обратиться к толпе.

– Сегодня на Мерейну напали, – объявила Джанель. – Против людей Мерейны была использована подлая черная магия. Синий дым, который виден позади нас, – проявление колдовства, и он убьет любого, кто задержится рядом с ним, не имея защиты. Мы не знаем, сколько продержится дым, но пока он здесь – нельзя сжигать мертвых. А потому здесь небезопасно находиться после захода солнца.

– А как насчет Привратного Камня? – крикнул кто-то из-за спин людей.

– А что с ним? – откликнулся сэр Барамон. – Он сейчас в замке! Для нас он с таким же успехом может находиться на дне озера Джорат.

Нинавис нахмурилась:

– А что случится завтра утром, когда Хранитель Врат откроет портал?

Джанель заколебалась, и выражение ее лица смягчилось.

– Все зависит от того, будет ли он достаточно глуп для того, чтоб пройти сюда… – Дорна вытерла об юбки пальцы, перепачканные перцем. – Конечно, он должен пройти. Только так он сможет открыть ворота всем участникам турнира и путешественникам, которым нужно возвращаться домой. Если он будет достаточно умен, он сможет остаться там, и тогда он увидит дым и расскажет своим людям в Доме Де Арамарин, что что-то пошло не так. Но если он не обратит на это внимания? – Дорна пожала плечами: – Думаю, он либо умрет от колдовского дыма, либо встретится с местным исчадием ада, когда они начнут бродить здесь, в округе, и тогда он умрет от этого.

– Но ведь получается, что это хорошо, да? Когда Хранители Врат поймут, что один из них не вернулся, они пошлют армию, – сказал Данго. – Как раз через Врата.

– Нет, – сказал Кэлазан, – это как раз таки последнее, что они сделают.

Джанель склонила голову в знак признания:

– Он прав. Если Хранитель Врат шагнет сюда завтра, для того чтобы открыть порталы, по которым смогут вернуться посетители турнира, то его уничтожит либо дым, либо одержимые демонами мертвецы. В любом случае после этого не будет открыто ни одного нового портала. А если у него хватит ума не проходить сюда? Тогда тоже не будет открыто ни одного нового портала. Но протокол будет соблюден, и от него не будет никаких отклонений.

– Протокол? – послышался новый голос. Это спросил Гозен, который до этого был вынужден уступить свое место на соревнованиях Джанель.

– Система Врат – величайшая сила Куура, – объяснила Джанель, – но она же и ее самая большая слабость^[61]. Если вражеские силы получат контроль хотя бы над одним из Привратных Камней, они смогут за считаные секунды переместить армию в любую точку империи. Каждый титулованный аристократ в каждой провинции обучен протоколам действия при вторжении смертных или демонов. В этом случае Привратный Камень считается утерянным и находящимся в руках врага. И тогда куурская армия действительно откроет Врата, но не здесь. Здесь этого ни за что не произойдет. Они попытаются открыть Врата через Привратный Камень, который находится как можно ближе к нашему. И убедившись, что Врата можно открыть безопасно, армия вернется сюда, чтобы узнать, что случилось с местным Привратным Камнем. Но это займет как минимум неделю.

– Неделю?! – разинула рот Нинавис. – Да за неделю здесь оживут все трупы!

– Я в курсе.

– Но что мы можем?..

– В зависимости от близости к Мерейне армия может использовать восемь мест, – объяснила Джанель. – Они наугад выберут Врата, которые откроют, для того чтобы гарантировать, что ни одни вражеские силы не смогут предсказать, откуда прибудут солдаты империи, и залечь в засаде. Для того чтобы встретиться с армией и рассказать им, что произошло, нам нужно разделиться на девять групп. Восемь из них отправятся к точкам открытия Врат и встретят солдат до того, как они прибудут в Мерейну.

– А зачем девятая группа? – спросил кто-то.

Джанель посмотрела на Нинавис:

– Не все из нас могут путешествовать быстро. Среди нас есть дети, раненые, больные и старики. Им нужно будет укрыться в безопасном месте. Едва зайдет солнце – и город станет небезопасен для любого живого существа. Я не знаю этого знамени и потому спрашиваю у вас: где мы можем укрыться?

Люди зашептались и начали переглядываться:

– Старая мельница…

– Там поместимся только мы двое… Да вдобавок она насквозь прогнила…

– А как насчет Холодных Вод? Сейчас там никого нет.

– Сейчас и Холодных Вод нет.

– Да? А что там случилось?

– Там? Дедрю.

Нинавис вздохнула:

– Я знаю место, где можно спрятаться.

Джанель смотрела лишь на нее. Должно быть, она знала, что у Нинавис есть логово, но она давала женщине шанс самой рассказать об этом.

Но стоило Нинавис заговорить, и это, казалось, развязало руки остальным. Закивал и Джем Накиджан, и Дубина, и Видан, и Ган, Которая-Как-Выяснилось-Не-Была-Дочерью-Мельника.

– Да, – согласился Данго. – Там хватит места на всех.

– Отлично. – Джанель махнула рукой в сторону толпы. – Теперь мне нужны восемь лучших всадников и все лошади, которые есть. Добровольцы, шаг вперед.

Пока Джанель и остальные занимались распределением команд, брат Коун сосредоточил свое внимание на бароне Тамине. Изгнать дым из легких Тамина он, конечно, не мог, но то, что они выехали за пределы дыма, весьма помогло барону. Больше всего Коуна мучила слепая паника, горевшая в глазах барона. Казалось, что он очнулся, уже пришел в сознание и чувствовал, с каким трудом ему дается каждый вздох.

– Этот знак ему так и не помог? – Дорна опустилась на колени рядом с Тамином, проверяя его глаза, рот и нос. Тамин по-прежнему задыхался, хотя уже вроде и не находился при смерти.

– Он очищает воздух вокруг головы, но не думаю, что он может сделать что-то с тем, что уже находится в его легких. Новый воздух не может проникнуть внутрь. – Брат Коун покачал головой: – Этот знак… Я никогда не видел ничего подобного, Дорна.

Старуха нахмурилась:

– О чем ты говоришь? Ты ведь сам им пользовался. Я просто скопировала то, что сделал ты.

– Но это не должно было сработать! Единственная причина, по которой… – Он осекся на полуслове. – Я объясню все позже. Нужно придумать, как очистить его легкие.

Дорна уставилась на него так, словно он упустил что-то очевидное.

Брат Коун поднял глаза:

– Почему вы так смотрите на меня?

Она наклонилась вперед:

– Разве не предполагается, что ты обучен надлежащим образом? Получил эту блестящую лицензию Синего Дома на магию и все такое?

– Я никогда не говорил вам… – Брат Коун понизил голос до шепота: – Я никогда не говорил вам, что у меня есть лицензия Гильдии Врачей.

В Джорате не стоило рассказывать об этом. Местные верования не очень хорошо сочетались со знаниями, полученными им при прохождении строгого обучения и получении разрешения на практику магии. Джоратцы даже с Хранителями Врат примирялись лишь потому, что этого требовала военная сила Куура и экономическая стабильность. Все закрывали глаза на небольшое применение языческой магии, позволяющей пересекать всю область, чтобы регулярно смотреть на выступления своих любимых рыцарей.

– Ой, да ладно. До того как старый граф нас покинул, он рассказывал о таких, как ты. У тебя ведь есть книжное обучение. Вот к чему я клоню.

– Мне сейчас не нужны ваши насмешки, Дорна…

Она демонстративно закатила глаза и указала на Тамина:

– Так ответь мне на вопрос, жрец: разве подобное не влечет подобное? Ты ведь должен был это выучить, не так ли?

– Что вы имеете… – Брат Коун оборвал речь на полу-слове.

Он ошеломленно уставился на нее, несколько очень долгих, напряженных секунд не понимая, что она имеет в виду. Он ничего не мог поделать с колдовским дымом в легких барона. Однако, да, если бы он мог связать проклятый туман с чем-то достаточно близким к его основной природе – например, с обычным дымом, – он мог бы создать симпатическую связь. А потом то, что случилось с одним, случилось бы и с другим. Брат Коун бросился к своему вьюку и принялся шарить руками по карманам.

– Свеча, – бормотал он. – Мне нужна свеча.

– Хм-м-м-м-м… – Дорна протянула ему маленькую свечу из пчелиного воска, но, прежде чем он успел взять ее, отдернула руку. – Не здесь! – возмутилась она. – Ты с ума сошел, жеребенок? Не стоит показывать это всему городу, да и вообще любому, кто захочет посмотреть. Лучше отнести его за знамена кузнеца.

Брат Коун почувствовал, как к лицу прилила кровь, но в логике Дорне было не отказать. Если бы местные жители увидели, как он использует на бароне Тамине магию, времени на то, чтобы объяснить, что он жрец, уже не будет.

Они просто сразу потянутся за дубинками и ножами.

А затем он вдруг осознал, что Дорна каким-то образом поняла правила симпатической магии, но сейчас было не время выяснять, откуда она все это знает.

– Ты берешь под мышки. – Дорна подняла ноги барона.

Брат Коун подхватил Тамина, и они втроем неуклюже прошаркали дальше, прячась за большими знаменами и направляясь ко внутреннему дворику с большой крепкой кузницей и рабочей зоной.

Конечно, подумал он. Без особой на то необходимости лошади не захотели бы спускаться под землю, даже если бы здание было с мостками.

Остальные горожане были заняты тем, что слушали инструкции Джанель, а потому не уделяли внимания странной троице. Брат Коун надеялся, что им удалось отнести Тамина в кузницу незаметно для остальных.

Откинув в сторону полотнище, Коун открыл дверь в каменную кузницу. В этой части Куура коней подковывали нечасто, так что Коун предположил, что кузницу использовали для мелкого ремонта турнирной брони и тому подобного. Огня в топке было достаточно, чтобы зажечь небольшую щепку, от которой брат Коун, в свою очередь, и зажег свечу Дорны.

Плохо сделанная свеча сильно дымила. Дым был совершенно обычным – густым и серым. Идеально подходящим.

Взяв свечу в одну руку, Коун, скрестив ноги, сел на усыпанный соломой каменный пол патио, убедился, что ему хорошо видно тело хрипло кашляющего Тамина и дым, поднимающийся спиралью от крошечного оранжевого огонька, а затем глубоко вдохнул и попытался войти в Озарение.

Это было нелегко. За сегодня он видел столько ужасного. Все, чему он стал свидетелем, промелькнуло в сознании, подобно преследующим призракам. Наконец он успокоился достаточно для того, чтобы видеть, пусть при этом и не пользовался обычным зрением.

Внутри Тамина закручивалась темная, извивающаяся синяя масса, которая боролась с золотой аурой, вспыхивающей над его телом. Световые волны отбивались от синего облака; когда золотой свет отступал, возвращалась тьма.

Голубая энергия казалась скользкой от злобы. Брат Коун сконцентрировался и атаковал своей волей это создание и обнаружил, что оно реагирует подобно живому существу. Оно попросту вывернулось из его рук, выскользнуло из его хватки.

Дым, подумал брат Коун. Ты всего лишь дым.

Пот тек у него по лбу, оставляя дорожки на коже, покрытой пылью и пеплом, но брат Коун не собирался сдаваться, не собирался останавливаться. Победа пришла так внезапно, что мужчина даже пошатнулся, как будто земля ушла у него из-под ног.

Тембр кашля Тамина изменился. Если раньше он походил на кашель человека, давящегося костью, то сейчас он стал кашлем человека, давящегося мокротой после долгой болезни. Затем он перекатился на бок, и его вырвало дымом, вырывавшимся у него из носа и рта.

Обычным дымом.

Барон, тяжело дыша, перекатился на спину. Закрыл глаза и глубоко, прерывисто вздохнул. Лицо тоже обрело нормальный цвет.

Дорна хлопнула брата Коуна по плечу:

– Отлично сработано, жеребенок.

Брат Коун откинулся назад на пятки и посмотрел на Дорну:

– Как давно вы знаете обо мне?

Пожилая женщина пожала плечами, делая вид, что разглядывает свои ногти:

– Думаешь, я могла не заметить, как охранник, которому проломили череп, не умер? Я стара, а не слепа. – Взяв с верстака копытный крючок, она осмотрела его наконечник, а затем небрежно положила себе в карман. – Тебе ведь не объясняли, что значит быть Кровью Джораса?

– Мне нужно… – Хриплый голос Тамина почти не напоминал речь.

– Что тебе нужно, так это хороший пинок под зад, – заявила Дорна. Наклонившись, она схватила аристократа за воротник и потащила его за собой. В обычных условиях у нее бы ничего не получилось, но сейчас силы Тамина иссякли. Вначале он поковылял за ней почти на коленях, но затем смог встать. В конце концов он выкрикнул что-то бессвязное и вывалился на улицу.

Брат Коун последовал за ними, не уверенный, хочет ли он видеть, что произойдет дальше.

– Мой граф! – окликнула Дорна.

Джанель оглянулась. Стоило ей увидеть Тамина, и она тут же бросила горожан и направилась к Дорне с братом Коуном:

– Ты исцелил его.

Брат Коун не мог сказать, обрадовала ли ее эта новость. Возможно, она и сама этого не знала.

– Как бы то ни было, он не умрет от дыма. У него и без этого куча других проблем.

– Джанель… – выдохнул Тамин.

Граф стиснула зубы и, раздувая ноздри, уставилась на Тамина. А затем медленно уперла кулаки в бока:

– Кто была та женщина, Тамин? Сиделка стража. Чужачка.

– Я не… – сдавленно прохрипел он. – Я не знал… Я понятия не имел… что она… что она устроит.

– Я не спрашивала тебя, знаешь ли ты, что она устроит. Я спросила тебя, кто она.

Вокруг начала собираться толпа. Нинавис и Кэлазан с трудом сдерживали остальных людей, пытаясь убедить их, что нужно потерпеть. Джанель не обращала на это никакого внимания.

– Она была… – Тамин облизал губы. – Она была рабыней. Рабыней-долтаркой. Сенера. Ее звали Сенера.

Джанель нахмурилась еще сильнее:

– Она командовала этими солдатами. Рабыни не командуют солдатами^[62].

– Релос сказал… сказал, что она была рабыней. Он привел ее… – Тамин поморщился: – Можно воды?

Брат Коун потянулся за бурдюком с водой, а Джанель склонилась на Тамином:

– Кто такой Релос Вар? Расскажи мне о нем.

Брат Коун протянул Тамину бурдюк, и барон принялся жадно пить воду. И, похоже, после этого ему полегчало, поскольку голос зазвучал лучше:

– Что я натворил?

– Слишком много всего и еще больше – недостаточно. Но прямо сейчас мне нужно, чтобы ты сосредоточился, Тамин. Кто такой Релос Вар?

Поддерживаемый Коуном, Тамин с трудом сел.

– Учитель. Мой отец нанял его, чтобы… – Он замялся.

– Чтобы что?

Глаза Тамина засверкали стеклянным блеском. Он глубоко вздохнул:

– Чтобы вылечить меня от того, что я колдун.

Кто-то в толпе ахнул. Еще кто-то выругался. Дорна, уперев руки в бока, повернулась к толпе:

– Замолчите, вы все! Либо вы дадите человеку сказать, либо будете отвечать передо мной, понятно?

Джанель, прищурившись, склонила голову набок:

– Колдовство – это не то, от чего можно вылечиться, как от костоломной лихорадки или оспы.

– Я не хотел быть колдуном, – прошептал Тамин, – но я не мог… я ничего не мог с собой поделать. Я таков, каков есть. – Он вскинул голову, пытаясь поймать взгляд Джанель: – Ты знаешь, каково это.

Джанель, скривившись, возвела глаза к небесам, словно обращаясь к своим богам, а затем сосредоточила внимание на друге детства:

– Уверена – не знаю. Расскажи мне. Расскажи мне, как ты можешь быть колдуном против своей воли.

– Если тебя прокляли. А я всегда был проклят, – выдохнул Тамин, – с самого детства. Я лечил животных, лечил порезы и ушибы. Я не понимал, что делаю что-то не так. Точней, я не сразу это понял. Но когда… – Он скривился: – Когда отец был ранен на охоте… Я любил отца, поэтому я… я спас ему жизнь.

– Бедняга, – пробормотал брат Коун. – Если бы вы родились в другом месте, такой подарок судьбы принес бы вам стипендию Академии, а заодно и финансовую помощь от Гильдии Врачей. Вы не колдун. Вы – чародей.

Тамин бросил на жреца растерянный взгляд тяжелобольного человека:

– Я способен творить магию. Это колдовство.

– Я так понимаю, – в голосе Джанель звучало явное недовольство, – твоему отцу не нравилось, что у тебя есть дар?

– Нет… – Тамин сжал зубы и отвел взгляд. – Не нравилось.

– Тогда странно, что ты вообще дружишь с человеком, которого твой отец нанял, чтобы наказать тебя.

– Нет, все было не так. Релос Вар – великий человек. Он показал мне, что мне не нужно стыдиться. Мне не нужно было скрывать, кто я такой. – Он понизил голос и бросил короткий взгляд в сторону ярмарочной площади. – А когда отец… – Он не договорил.

– Что случилось с твоим отцом?

Тамин закрыл глаза.

– О, я думаю, и так все понятно, – откликнулась Дорна. – Его отец ненавидел колдовство. А Тамин учился использовать свои «колдовские» способности прямо под носом у своего отца. Так что это был лишь вопрос времени, когда старик поймает его за этим, верно?

Выражение лица Джанель и раньше казалось мрачным, но когда Дорна заговорила, оно стало холоднее льда.

– Так что ты сделал, Тамин?

– Я в этом не виноват!

– Ты барон Барсины. А значит, ты, по определению, виноват во всем, что происходит в этом знамени^[63].

Он вздрогнул от гнева, прозвучавшего в ее голосе.

– Релос Вар сказал, что колдуны и колдуньи прокляли меня. Ты должна знать, каково это. Ты тоже проклята.

Ноздри Джанель раздулись от гнева:

– Кто тебе это сказал?

– Релос Вар. И он ведь прав? Ты проклята.

– Не колдунами.

– В этом нет никакой разницы!

Брат Коун вцепился в плечи барону:

– Это не так! – запротестовал он, хотя, скорее всего, Тамин не обратил на это никакого внимания.

– Это ты убил своего отца, Тамин?

Мужчина загнанно оглянулся по сторонам, но собеседников со всех сторон окружала толпа. Все жители города прислушивались к разговору, смотрели с нетерпением, ждали его ответа.

– Я не убивал его, – сказал Тамин, – я просто… Я просто убрал свое исцеление. Забрал его обратно. Он должен был умереть еще в первый раз, так что во второй он просто… умер.

Брат Коун заморгал:

– Это действует совсем не так! – и, повернувшись к графу, прошептал: – Исцеление действует не так. Нельзя просто его забрать!

Джанель кивнула, показывая, что услышала его слова, и подняла руку, жестом показав брату Коуну, чтобы он замолчал. А затем вновь повернулась к Тамину:

– А казнить управляющего за смерть твоего отца была твоя идея или Релоса Вара?

– Это была… – Тамин не договорил, но в его глазах появилось что-то темное и призрачное. Казалось, он только что очнулся от кошмара.

Тишину распорол голос маленькой краснокожей девочки с белыми пальцами, поставившей корзинку на землю перед Тамином:

– Кобыла Ксала приготовила тебе на ужин булочки на пару.

На вид ей было лет шесть.

Девочка шмыгнула носом и, вытерев его рукавом, повернулась к пожилой женщине:

– Я правильно сказала?

Та кивнула:

– Все правильно, жеребенок. – И она бросила под ноги Тамину зеленый шерстяной сверток: – Еще тебе понадобится плащ, чтобы согреться.

Дорна выпрямилась и положила руку на плечо Джанель.

Глаза графа расширились.

Брат Коун почувствовал, что настроение толпы изменилось, но он не понимал, что происходит. Тамин сперва выглядел озадаченным, но затем на его лице появилась паника:

– Нет. – Тамин покачал головой: – Нет, мне не нужна ваша милость!..

– Ты возьмешь то, что мы тебе дадим, – мягко ответил ему Кэлазан. Вытащив из-за пояса кинжал в ножнах, он положил их у ног Тамина: – Тебе понадобится клинок, чтобы быть в безопасности

– У меня есть для тебя пара седельных сумок, – предложил Данго. – Твой путь очень долог.

Брат Коун потянул Дорну за рукав:

– Я не понял. Он только что признался, что убил собственного отца, и обвинил в этом отца Кэлазана. Почему они дают ему подарки?

Дорна, скрестив руки на груди, наблюдала, как горожане выбирают разную мелочь: какой-то мешок, веревку, сушеные яблоки.

– Это не совсем подарки… – Она нахмурилась, с трудом подбирая слова по-гуаремски. Она указала на толпу: – Это скорее «оплата услуг»^[64].

– Что? Не понимаю!

Толпа засуетилась. Подарки были импровизированными, их подбирали из запасов, взятых, когда люди убегали от дыма, – и вряд ли без них можно было обойтись. И все же они со всем презрением отдавали их барону. Отдавали с такой злобой, словно готовы были предложить ему яд, нанести удар ножом.

Тамин заплакал.

Он встал, и по щекам его бежали слезы.

– Пожалуйста, Джанель. Пожалуйста, не позволяй им…

– Не позволять им? – На лице у Джанель появилось недоверчивое выражение. – Это их право.

В его глазах вспыхнул прежний гнев:

– Ты лицемерка! Единственная причина, по которой ты находишься здесь, – это лишь бы избежать собственного Осуждения! И ты смеешь упрекать меня в том, что я не желаю отказываться от того, что принадлежит мне по праву, когда сама бежишь от такой же судьбы?!

У Джанель перехватило дыхание. На мгновение Коуну показалось, что она ударит Тамина, но вместо этого она лишь сжала кулаки:

– Я не скрываюсь от правосудия. Я скрываюсь от ублюдка, который думал, что сможет купить кантон Толамер и подкупить людей – моих людей, чтобы они Осудили меня, если я откажусь согревать ему постель. Сэр Орет явился со своими войсками, ультиматумами и требованиями о лишении меня имущества, не дожидаясь даже, пока остынет тело моего дедушки, – поправила его Джанель. – Но я не позволяла колдунам, йоранским шпионам и демонам иметь полную свободу действий для того, чтобы отправить души моих людей прямо в ад.

– Я не знал, что делаю это! – выпалил Тамин.

– И это лишний раз показывает, что ты слишком молод и наивен для того, чтобы тобой не манипулировали, заставляя делать это вместо себя.

Его смех походил на сдавленное рыдание.

– Слишком молод? Джанель, я на год старше тебя.

– И намного младше во всем остальном.

Тамин вскочил на ноги, не обращая никакого внимания на одеяла, заплечные сумки и завернутую в ткань еду.

– То есть ты ничего не будешь с этим делать? Ты же граф!

– Я не твой граф! – выкрикнула Джанель.

Разговоры разом стихли. Все, кто готовился к отъезду, замерли, стоило ей повысить голос.

– Будь благодарен за это, – уже мягче продолжила она, – потому что, будь я твоим графом, я бы приказала казнить тебя за то, что ты здесь сделал. Я бы сама держала меч. Понимаешь, Тамин? Я видела, как ты приказал убить человека, которого ты только что признал невиновным. Ты убил своего собственного управляющего за преступление, которое сам же и совершил. Ты смеялся, когда демон, которого ты наделил полномочиями, убил рыцаря и ее оруженосца, превратив поле чести в посмешище. Ты сжег невинных людей на костре, обвинив их в колдовстве. Ты убил бы еще больше, и все ради одобрения этого Релоса Вара и пророчества, которое он сам же, наверное, и выдумал. Не проси меня вмешаться, Тамин. Тебе не понравится, как бы я поступила с тобой, будь я твоим графом.

Брат Коун вдруг понял, что с тех пор, как Джанель вышла сражаться с Дедрю, она ни разу не назвала Тамина бароном.

На несколько долгих, напряженных мгновений повисла тишина. А затем Ган, дочь мельника, – точнее, Ганар, дочь стража Докмара, – вышла вперед, ведя на поводу старую лошадь, и улыбнулась Тамину, хотя это явно далось ей с трудом.

– Я оседлала тебе лошадь. Мне сказали, ее зовут Орхидея. Ночью она плохо видит, так что тебе нужно будет убраться подальше от города до захода солнца.

– Ган… – Тамин выглядел пораженным.

– Не смей, – сказала Ган. – Просто – не смей. Тебе нужно уходить, Тэм, сейчас же. – Ган посмотрела на мужчину, за которого когда-то собиралась выйти замуж. – Я не уверена, что буду мешать Кэлазану, когда он захочет отрубить тебе голову. Думаю, когда он нанесет удар, я даже буду его подбадривать.

Тамин сглотнул. Затем поднял подношения, сунул их в заплечную суму и вскочил на лошадь.

Он поехал на юг. Выжившие молча смотрели ему вслед. А затем, как только он миновал крытое флагом патио самой дальней беседки, все взгляды снова обратились к графу Джанель.

Она настороженно помолчала, а затем отрицательно покачала головой:

– О нет, только не я. Я уже граф Толамер. Я не могу одновременно быть бароном Барсины.

– Ну, и кто же тогда? – спросил Данго. – Уж точно не я. Я точно не хочу.

Брат Коун нахмурился:

– Вы ведь не можете просто… – Он повернулся к Дорне: – Они собираются просто… выбрать… нового барона? Как будто они просто могут его выбрать? Разве тот, кому Тамин присягнул на верность… – Он прикусил губу. – Разве граф, которому он присягнул на верность, не будет возражать, чтобы простолюдины просто решили, что барон Тамин больше не главный?

Дорна уставилась на него:

– Это делается не так, жеребенок. Не знаю, как это происходит у вас в Казиваре…

– Я из Эамитона.

– Неважно. В Джорате жеребец, который не может защитить свой табун, более чем уверен, что он не может им править. Здесь все, что ты защищаешь, – это то, чем ты правишь.

– Но ведь на самом деле не жеребцы являются вожаками табуна, а кобылы! – С тех пор как он приехал в Джорат, это несоответствие доводило его до безумия.

Она закатила глаза:

– Прекрати говорить об обычных лошадях, когда мы говорим о политике. В Джорате вожаками человеческих табунов становятся жеребцы и только жеребцы. Как бы то ни было, если старого жеребца выгоняют, потому что он не может выполнять свои обязанности, кто решит, кем его заменить? Вожак другого табуна, которого никогда не будет рядом? Нет, конечно, жеребенок. Своего вожака выбирает сам табун. – Она склонила голову набок: – Вот почему я не положила подарок в стопку. Он не мой правитель. Я не давала ему никакого тудадже.

От еретичности этой идеи у брата Коуна закружилась голова^[65]. А Дорна говорила об этом столь буднично! Конечно, народ сам определится со своим правителем. Конечно, табун сам может выбрать. Разве может быть по-другому? И если вожак плохо справлялся со своими обязанностями, табун просто… просил уйти… даже не спрашивая, хочет ли он этого. Как Тамин, который только что понял, что ему следует уйти.

Ган положила руку на плечо Кэлазана:

– Бароном должен стать ты.

– Я? Но я… – Он оборвал речь на полуслове и повернулся к Нинавис: – Нет, ты должна стать бароном. Ты осознала опасность раньше любого из нас. Ты возглавила борьбу против него.

Нинавис покачала головой:

– О нет, малыш. Я ничего не знаю о том, как управлять знаменем, и не хочу знать. Я воровка, а не лорд. Так что она права. Я желаю тебе удачи самой Таджи.

Сглотнув комок, застрявший в горле, он огляделся по сторонам:

– Ну, если все согласны, то я, конечно, возьму на себя такую ответственность.

Толпа одобрительно зашумела, и громче всех кричал отряд Нинавис.

– Отлично, – сказала Джанель. – Это хороший выбор. Но сейчас… – Она склонила голову, что выглядело, будто она извинялась. – Вам понадобятся восемь лучших наездников и все лошади, которые у нас остались. Нужно, чтобы они могли сменить скакунов, когда те устанут.

– Все? – охнула Дорна. – И моя Кусачая Крошка? И Об-лако?

Выражение лица Джанель стало печальным:

– Нам ничего не остается, Дорна. Так что да, им понадобятся и наши лошади тоже. Восемь человек отправятся к вратам, чтобы рассказать о произошедшем – или перехватить армию и предупредить их. Остальные отправятся в крепость Нинавис.

– Остальные? Ты поедешь с нами? – Нинавис казалась удивленной.

– Конечно. Я уже позволила навредить тебе. И еще раз этого не повторится.

Нинавис нахмурилась:

– Значит, Арасгон тоже поедет с нами? Но твоя лошадь… – Она запнулась и прочистила горло: – Я хочу сказать, что огнекровки – лучшие скакуны.

– Он сам решает за себя.

Арасгон вскинул голову и что-то произнес. А затем что-то сказал другой огнекровке, Таларас. Брат Коун не понимал их языка, но, судя по их поведению, между собой они не договорились.

– Я бы поехал верхом, – сказал сэр Барамон, – но я давно не практиковался.

– Я тоже не в лучшей форме, – сказала Дорна.

Но рыцарь не обратил на нее внимания.

– Но Таларас может бежать без меня. Он уже делал это раньше.

Джанель задумалась над этим, а затем повернулась к огнекровке:

– Это ты так хочешь?

Таларас вскинул голову и топнул ногой, так что было очевидно, что это его решение.

Она кивнула:

– Отлично. Если Арасгон отправится с…

Таларас зло всхрапнул, обращаясь к Арасгону, а тот явно гневно ответил ему. Таларас стоял на своем, но казалось, что он в любой момент готов вступить в схватку.

– Мы справимся и без тебя, – сказала Джанель Арасгону. – Мы возьмем с собой слонов. И опять же, когда вы закончите, кому-то надо будет привести Кусачую Крошку и Облако в Атрин. Так что мы сможем встретиться там, когда убедимся, что горожане в безопасности.

Арасгон, похоже, не поверил ей, но все же, резко всхрапнув, отступил на шаг и повернулся к своему собрату.

Джанель подняла сумку с земли.

– Пора идти. Совет, который Ган дала Тамину, применим и к нам. До заката нам нужно оказаться как можно дальше от города. – Она повернулась к Нинавис: – Если, конечно, ты будешь настолько любезна, что покажешь нам дорогу.

– Надо было заставить этого ублюдка Тамина вылечить мою ногу, прежде чем он ушел, – задумчиво протянула Нинавис, а затем повернулась к владелице слонов: – Сана, как ты думаешь, кто-нибудь из твоих деток позволит мне забраться к ней на спину?

Женщина средних лет окинула ее взглядом:

– Да ты для нее как пушинка. Тишар даже не заметит. – Она вымученно улыбнулась, даже не пытаясь скрыть слезы.

– Тогда табуну пора трогаться, – сказала граф Джанель. – До того как стемнеет, нам предстоит долгий путь.

Оранжево-красное солнце село, когда на горизонте показались деревья, под сенью которых путники планировали остановиться на ночь и разбить лагерь. Сумерки окрасили сине-зеленое небо в оттенки выгоревшей киновари.

Первые несколько часов горожане держались на адреналине, но ужасы, свидетелями которых они стали, и память о людях, которых они потеряли, начали овладевать разумом. Беженцы погрузились в молчание. Кто-то тихонько заплакал. И все они смотрели на камфарные деревья и кедровник виднеющегося впереди леса глазами путников, вечно бродивших в пустыне и внезапно увидевших озеро.

Если удастся добраться до деревьев, то все будут в безопасности.

Нинавис и ее отряд чувствовали себя как рыба в воде. Они управляли слонами, следили за тем, чтобы взрослые, способные на это, несли детей на плечах, и патрулировали по краям небольшого отряда, следя за тем, чтобы не было неожиданных сюрпризов, – и все это с улыбками, песнями о замечательном приключении, шутками. Они даже поддразнивали стариков по поводу растраченной молодости. Они почти помогли забыть все ужасы, что остались позади.

Почти.

Внезапно брат Коун увидел, что граф Джанель чуть приотстала от группы и идет сама по себе, на некотором расстоянии от остальных. Дорна, которая как раз помогала детям, ничего не заметила.

Но ведь Дорна и не должна была присматривать за эмоциональным и физическим исцелением графа. В отличие от Коуна.

Уже подойдя к графу, брату Коун заметил, что она вытирает лицо.

Она плакала. Она очень тихо плакала, и соленые слезы оставляли на ее красных щеках мокрые дорожки.

– Граф… – начал было брат Коун.

Джанель отвела взгляд:

– Не надо. Другие не могут видеть, что я плачу.

– Никто не стал бы винить вас за то, что вы расстроены произошедшим, граф. Это было… – Брат Коун с трудом подобрал слова: – Это было ужасно.

Она снова шмыгнула носом и, проглотив короткий смешок, запрокинула голову:

– Я жеребец. Они должны думать, что я сильная. Когда все это закончится и они окажутся в безопасности – тогда они поймут, что я второй раз обманула их доверие.

– Граф Джанель, вы говорите чепуху, – сказал брат Коун. – Если бы не вы…

– Если бы не я, – сказала она, – все эти люди в Мерейне по-прежнему были бы живы!

– Неправда^[66].

– Нинавис была права: я должна была сразить Тамина, когда у меня был шанс. Разве я не Джанель Данорак? Это я настояла, что не надо этого делать, – и в итоге все закончилось городом, полным мертвецов.

– Убийство Тамина ничего бы не решило! Это не он выпустил колдовской дым, а вы и понятия не имели, что Сенера опасна.

– Не имела, – согласилась Джанель. – Но она сделала это из-за того, что случилось с Дедрю. Потому что я показала, что он Касмодей. Она сделала это, чтобы скрыть настоящие преступления, и доказала, что для того, чтобы стереть свои следы, они зайдут очень далеко. – Джанель поморщилась: – Слишком далеко, если на то пошло.

Брат Коун закусил губу. Ему, наоборот, казалось, что граф неверно поняла мотивы долтарской колдуньи. Странно, но ему почудилось, что Сенера была… удовлетворена… тем, что Джанель одержала победу над Касмодеем. Все выглядело так, будто долтарка наконец завершила то, зачем пришла. Ничто в поведении Сенеры не указывало на то, что она считала все произошедшее неудачей.

– Вы не можете винить себя в произошедшем, – сказал брат Коун. – Кроме того, вы ведь ни в чем не ошиблись. Вы сами это сказали. Если бы вы тогда убили Тамина, его люди просто бы вас застрелили. Думаете, Дедрю отменил бы турнир? Или, может, думаете, что «голос» стража Сенера сделала бы это? Нет. Всех людей Нинавис сожгли бы на костре.

– Думаешь, жители Мерейны сочтут это честным обменом? – возразила Джанель. – Смерть всех этих людей в обмен на меньше чем дюжину жизней?

– Это заклинание – не ваших рук дело. Вы не можете брать на себя ответственность за него.

– Моя работа – брать на себя ответственность. И явив всем, что Дедрю – демон, я вызвала все произошедшее.

– Тогда вам просто надо постараться поступать правильно в дальнейшем – так же, как вы это можете. Думаю, Релос Вар и Сенера были бы весьма удивлены, увидев, как вы взваливаете на себя вину за их преступления^[67].

Джанель остановилась.

– Но разве я не прав? – с нажимом спросил он.

– Я просто… я… – Она встряхнулась, и в глазах вновь появилась сосредоточенность. – Спасибо.

– Не за что. Как бы то ни было, нужно обсудить еще кучу других вопросов.

Она ускорила шаг.

– Разве?

– Например, то, почему мы выжили. – Брат Коун оглянулся на беженцев, высматривая, не подошел ли кто-нибудь слишком близко, чтобы услышать их разговор.

– Это не так уж и сложно. Ты спас нас от дыма.

Брат Коун удивленно заморгал и на мгновение застыл с открытым ртом.

– Я… э… – Он почувствовал, что краснеет. – Да. Хорошо. Я так понимаю, вы ничего не знаете о магии.

Она бросила на него косой взгляд, которым, наверное, можно было бы поджечь весь лес.

– Так я и думал. – Брат Коун прочистил горло: – Не утомляя вас долгими разговорами, скажу проще. Знак, который я нарисовал на лбу у каждого, спас наши жизни. Но я понятия не имею, почему он сработал.

Граф удивленно заморгала:

– Я тоже, но, признаюсь, я предполагала, что ты будешь более осведомленным.

– Все предметы обладают своей… энергией… люди называют ее тенье. Это жизненная сущность, принадлежавшая всем: вам, мне, тому дереву. И нет никакой разницы между тенье бога и тенье колдуна, кроме ее величины…

– Как я понимаю, брат Коун, твой орден именно поэтому и считается в империи наполовину еретичным.

Он кашлянул:

– Проблема с ересями в том, что они названы так потому, что затрагивают неудобные истины. Моя точка зрения такова: у искусства нет тенье.

Джанель моргнула:

– Не поняла?

– У любого превосходного рисунка столько же тенье, сколько было в материалах, использованных для него^[68]. В бумаге, краске, чернилах. Для тенье нет разницы между каракулями и шедевром. Символы в книге передают информацию, но они не содержат дополнительного тенье. И магия возможна только с тенье, которую она подпитывает. – Брат Коун указал за спину, в сторону Мерейны. – И там я занимался именно этим. Как и Дорна. Это вообще не должно было сработать. Я сделал это прежде всего потому, что надеялся связать символ, который скопировал у этой женщины – Сенеры – с ее заклинанием. Я надеялся, что, если это сработает, я окажусь в той же категории, что и солдаты, находящиеся под его защитой. Я стрелял наугад!

– И все же ты попал в цель. Это сработало.

– В том-то и дело, что нет! Это объясняло бы, почему это получилось у меня, но как насчет Дорны, которая понятия не имела, какое заклинание я собираюсь сотворить, и использовала знак, пока меня не было? У нее не должно было ничего получиться. А если я вдруг выловлю Нинавис, Данго или Дубину и попрошу их нарисовать этот знак, это все равно сработает. Этот символ магический по своей сути – что попросту невозможно.

Граф задумалась над этим, не переставая шагать.

– Но как насчет вызова демона? Для этого требуются особые символы. Разве эти символы не являются по своей сути магическими?

Брат Коун прищурился:

– Это… весьма проницательно.

– Но разве я не права?

– Нет. Нет, вы ошибаетесь, но тут очень легко ошибиться, – сказал брат Коун. – Символы, используемые для вызова демонов, не имеют присущей им магической природы, но мы – и люди, и демоны – согласились придать им таковое значение. Они символизируют договор между нашими расами.

Джанель пораженно остановилась:

– Договор? Между нами заключен договор? Ксалторат ни за что бы… – Она оборвала речь на полуслове и пошла вперед, уставившись перед собою.

– Между нами заключен договор, – мягко согласился брат Коун. – Говоря конкретней, гаэш. То, что мы называем связыванием демонов, на самом деле является созданием для них гаэша. Для демонов создается гаэш, и они обязаны подчиняться его командам. Например, им запрещено проявляться в физическом мире, если их не призовут. А еще они должны следовать приказам призвавшего.

Граф Джанель вздрогнула:

– И почему демоны согласились на это?

Брат Коун нахмурился:

– Не думаю, что они согласились. Вероятно, им это навязали.

– А я уверена, что они согласились. Любой, кто достаточно силен, чтобы заставить демонов заключить подобный договор, был бы достаточно силен и для того, чтобы уничтожить их. А это значит, они попросту согласились. Но почему? Что они получили взамен?

– Я всегда предполагал, что они проиграли изначальную войну между Четырьмя Расами и демонами, и потому боги навязали им этот договор.

Джанель рассмеялась:

– Нет. С демонами это бы не сработало. Должно быть, они что-то получили взамен. Иначе они бы никогда и ни за что не согласились на такую сделку.

– Может быть, вы и правы, но речь сейчас не об этом. Вы же поняли, что демонические символы не имеют никакой внутренней силы? Они действуют лишь потому, что мы договорились, что начертание символов влечет конкретный результат^[69].

– А почему это может не сработать здесь? Почему этот символ не может иметь конкретный результат, потому что мы договорились?

Брат Коун поморщился. Это был очень хороший вопрос. Очень хороший и очень тревожный вопрос. Он попытался подобрать правильный ответ:

– Договорились с кем, мой граф? С богами? Для создания такого эффекта потребовалась бы божественная сила, но ни один жрец из Восьми не использует подобную силу. Отец Зай-хера знает о магии больше, чем любой человек, которого я когда-либо знал. И если бы было что-то подобное, он бы сказал.

Граф Джанель нахмурилась:

– Тогда о чем вообще речь?

– Эта долтарка, Сенера, учитывая то, что мы видели, вероятно, вызывает демонов, и, следовательно, ее можно назвать колдуньей. Но что кроме этого? У нее есть доступ к магии, которую я никогда раньше не видел и которую я не понимаю. Единственное, что в этом хорошее, – это то, что сила воздушного знака не заканчивается. Иначе огнекровки бы задохнулись.

Она вздохнула:

– Не знаю, кто из них главный…

– Кого вы имеете в виду?

– Сенера или Релос Вар.

– Мы не должны предполагать, что они связаны между собой.

– Тамин сказал, что Релос Вар привел ее. Я встречалась с ним всего один раз, но он не произвел на меня впечатление человека, способного быть чьим-то орудием. Я бы подумала, что он кобыла, раз он – учитель, но… – Она печально улыбнулась. – Не думаю, что Релос Вар расценивает все так же, как это сделал бы джоратец. Настоящий вопрос: он ушел из-за того, что действительно случилась неприятность, или он просто не должен был присутствовать при том, что последовало?

– Эта логика предполагает, что они могли спланировать использование дыма с самого начала, а не выпускать его при непредвиденных обстоятельствах.

– А что, если они так и поступили? – спросила граф Джанель. – У нас недостаточно информации. Опять же, ничего не объясняет, почему йорцы притворяются джоратцами. Тем более что ни Сенера, ни Релос Вар не являются йорцами, хотя я изначально думала, что Сенера – йорка. – Она сорвала три стебля высокой полевой травы, пока они шли, и принялась вплетать их в пряди. – Говоришь, она дол-тарка?

– Они чаще попадаются на западе, – признал брат Коун. – Да и вообще они считаются несколько примитивным народом.

– Ну, или как минимум не очень хорошо ускользают от работорговцев^[70].

Он кашлянул:

– Да. И это тоже.

Она расправила плечи:

– Отлично. Итак, все это вопросы, на которые я должна найти ответы.

– Должны? – Брат Коун приподнял бровь. – Разве вы не выполнили свою роль? Разве все остальное не должно быть обязанностью армии?

– Возможно, – фыркнула она. – Или даже вероятно. Но я не собираюсь вываливать все это кому-нибудь на колени и требовать, чтоб это стало их проблемой. Кем бы ни были эти люди, они использовали Тамина. Они убили… Я даже не знаю, сколько людей. Я не собираюсь это игнорировать. – А затем добавила: – Ты ведь тоже обратил внимание на пророчество?

Брат Коун промолчал, надеясь, что за последнее время она не научилась чуть лучше распознавать, о чем он думает:

– Пророчество?

– Не притворяйся, что ты не заметил. Релос Вар сказал Тамину, что нужное демону дитя станет его погибелью. Так и случилось. – Джанель озадаченно замерла.

– Вы о чем-то задумались?

– Нет, что-то случилось…

Земля сотряслась от трубного слоновьего рева, а затем раздался панический хор его сотоварищей. А уже через миг все стадо бросилось бежать, не обращая никакого внимания на людей. По травянистым равнинам эхом разнеслись вопли.

Брат Коун узнал одного из кричащих. Нинавис.

– Что происходит? – Он оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что могло напугать слонов.

Небо потемнело.

Огромная тень накрыла лес, проплыла над полями, скользнула обратно к Мерейне. Люди бросились врассыпную.

Брат Коун вскинул голову. Гигантская фигура волной прошла по небу, расправив крылья, подобно огромной птице. Заходящее солнце осветило силуэт чудовища, но не смогло скрыть его мерцающего белого цвета, опалово светящегося изнутри голубым и фиолетовым, отчего казалось, что фигура состояла изо льда. Голова напоминала змеиную, но ни одна змея никогда не была столь огромной и не парила на массивных крыльях.

Дракон понесся вниз.

Люди с криками упали на землю, и чудовище, расправив крылья, пронеслось над лугом.

Слоны, понял брат Коун. Дракон охотился за слонами.

– Нинавис! – воскликнула Джанель, рванувшись обратно к основной группе.

– Граф! Подождите! – крикнул брат Коун ей вслед, но у него было столько же шансов поймать ее, сколько и у дола, преследующего сокола.

Нырнув, дракон схватил по слону в каждую переднюю лапу, а затем на могучих крыльях взмыл обратно в небеса.

Все побежали. Большинство бросилось в разные стороны, но были и другие: Джанель, брат Коун и отряд Нинавис рванулись вперед. Оставшиеся слонихи неистовствовали, мечась взад и вперед, тщетно пытаясь вернуть своих похищенных сестер.

С полдюжины стрел, выпущенных откуда-то из высокой травы, ударили в дракона, но он лишь продолжил свой полет. Пусть стрелы и попали в цель, но они не причинили зверю никакого вреда. Казалось, дракон даже не заметил, что на него напали.

Когда брат Коун добрался до Джанель, она стояла над сидевшей в траве Нинавис. Главарь банды натянула тетиву лука и выстрелила в уносящегося прочь дракона. Увидев, что это не дало никаких результатов, Нинавис разразилась проклятьями:

– Ублюдок! – заорала она. – А ну вернись сюда, ты, ублюдок!

– Не думаю, что он тебя слышит. – Джанель скрестила руки на груди. – И не думаю, что нам бы действительно этого хотелось. Главное, что, стреляя в него из лука, ты не привлекла его внимания. Это было бы просто глупо.

Нинавис разразилась новыми ругательствами.

– Брат Коун, – сказала граф Джанель, – не мог бы ты позаботиться о ранах Нинавис? Кажется, она опять пострадала.

– Не я, а лишь моя гордость, – проворчала Нинавис.

– О? А я могла бы поклясться, что ты, должно быть, ударилась головой.

Нинавис нахмурилась и натянула тетиву лука.

– Что это было за чудовище?

– Дракон, – откликнулся брат Коун. – Раньше я никогда не видел их живьем. – Брату Коуну очень хотелось сказать, что существо показалось ему очень красивым, но он побоялся, что эти чувства не найдут ни в ком отклика.

– Тогда пошли. – Граф Джанель протянула руку Нинавис: – Обопрись на меня. Нужно успокоить слонов и как можно быстрее двигаться дальше. – Она указала на небо.

Стоило дракону улететь, и небо начало темнеть, но не от приближения ночи, а от грозовых туч.

– Что?..

– Надвигается буря, – сказала граф. – Так что, где бы ни находилось ваше убежище, надеюсь, оно близко.

12: Пир демонов

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после того, как королева Хаэриэль, находясь в Доме Де Мон, потеряла терпение

– И что дальше устроила Эйан’аррик? – спросил Кирин.

Комната резко содрогнулась. Причина была очевидна: что-то массивное только что приземлилось на склон холма, расположенного над таверной.

Вероятно, что-то такое тяжелое, как гигантский дракон.

Разговоры в таверне мгновенно смолкли. Все уставились на потолок, ожидая, не повторится ли это снова.

В наступившей тишине Кирин отчетливо услышал, как сидевшая около бара старуха сказала:

– Ты же не думаешь, что она начнет рыть?

В этот момент Кирин отчетливо понял, что посетители таверны прекрасно знали, что происходит снаружи. Они не паниковали, не кричали и не спрашивали, что это за шум. Они не оглядывались по сторонам, пытаясь определить, откуда исходит угроза. Они дружно уставились на потолок.

Они все прекрасно знали.

Кирин встретился взглядом с Джанель. Она не оглядывалась по сторонам. Она наблюдала за ним.

– Ты думал, я им ничего не скажу? – спросила она.

– Ну, предполагал.

Она встала со стула и, проведя пальцами по руке Кирина, вышла в центр комнаты:

– Так, ребята, внимание!

И все сразу повернулись к ней. Немедленно.

– Уверена, что вы уже все слышали о той небольшой проблеме, что ждет нас снаружи, – сказала Джанель.

– Да, и что нам с ней делать?! – спросил крупный мужчина. – Из-за этого проклятого дракона мы потеряли тринадцать человек в Ферре^[71].

– Мы потеряли пятнадцать человек в Ферре из-за того, что они не выполняли приказов! – рявкнула бармен, рассеянно откинув волосы.

На ее лице виднелось родимое пятно винного цвета.

Может быть, это было просто совпадение… Но нет. Кирин так не думал. Нинавис.

– Что за… – Кирин снова огляделся по сторонам. Здесь было слишком много жеребцов – особенно теперь, когда он знал, как они выглядят. Такого не могло бы быть в маленьком городке, а вот в военном отряде – вполне. Кирин взглянул на брата Коуна; он тоже не выглядел особо удивленным.

– У меня есть предположение, что здесь происходит, – сказала Джанель. – Надеюсь, я ошибаюсь, но в то же время мы можем только ждать. И да, Дорна, если бы она хотела прорыть сюда ход, она бы уже это сделала. Эйан’аррик не пытается нас убить. По крайней мере пока.

– Но как она нас нашла?.. – спросил крупный чалый мужчина с впечатляющими усами. Сэр Барамон.

Джанель не дала ему договорить:

– Не знаю, но это ничего не меняет. Устраивайтесь поудобнее, не тушуйтесь.

Джанель вернулась обратно к столу.

– Не смотри на меня так, – сказала она Кирину. – Или ты хочешь сказать, что сам никогда не устраивал подобного трюка при встрече в нейтральном месте, когда всех можно заменить своими людьми? Вообще ни разу?

– Устраивал, но все закончилось тем, что я оказался на аукционе, так что я не рекомендую так делать.

– Если бы у меня был выбор, я бы этим не занималась.

Кирин обвел комнату взмахом руки:

– Эти люди ведь все из Мерейны, да?

– Здесь есть несколько людей, которых я не узнаю, – сказал брат Коун. – Но мы давненько не виделись.

– Мы кое-что приобрели, кое-что потеряли, – хмыкнула Джанель. – И я бы рассказала тебе все гораздо раньше, Кирин, но ты показался мне достаточно подозрительным.

Как ни крути, в этом была доля правды. И все же…

– Ты сказала, у тебя есть какое-то предположение по поводу нашего друга – дракона. Не так ли? Или ты сказала это лишь для того, чтобы их успокоить?

Джанель покачала головой:

– В отличие от тебя, меня можно выследить с помощью магии, так что, скорей всего, это Релос Вар сообщил Эйан’аррик, где меня найти.

Кирин уставился на нее. Похоже, она не шутила. Хотя в принципе он вообще не мог придумать никаких обстоятельств, при которых было бы забавно упоминать Релоса Вара.

– Но вы не знаете точно, что это сделал именно он, – сказал брат Коун. – У нас нет никаких этому доказательств.

– Верно, – сказала Джанель. – И я надеюсь, что ошибаюсь. Полагаю, что, когда мы встретимся в следующий раз, мне просто надо будет его об этом спросить. Так я продолжу свой рассказ?

Кирин выдохнул:

– Разумеется. Мы уже собрались на этой вечеринке. Так почему бы не спеть?

Рассказ Джанель.

Руины эставы, Знамя Барсина, Джорат, Куур

К тому времени, как мы добрались до убежища, все уже отчаянно в нем нуждались. Вскоре после того, как дракон умчался, начал накрапывать мелкий дождик, но уже через несколько минут он превратился в ужасный ливень. Сильные ветры хлестали ледяным дождем с градом, который постепенно усиливался. К счастью, крона деревьев, под которую мы вошли, пропускала не так уж много влаги, но мы все равно промокли. Деревья скрипели, гнулись под усиливающимися порывами ветра и порою трещали от напряжения. Молнии резкими вспышками освещали воздух, а парочка промелькнула так близко от нас, что вся земля содрогнулась от последовавшего раската грома.

– Оно впереди! – завопила Нинавис. – Как раз под этим холмом!

Она указала на прогалину между деревьями, в сторону зеленого, заросшего деревьями холма, на склонах которого виднелись старые каменные блоки и осыпающиеся руины. От подножия вверх шел грубый каменный пандус, ведущий к зияющему черному отверстию. Вход в пещеру можно было бы принять за естественный, если бы отверстие не было столь симметрично.

И когда я поняла, что передо мной, на меня нахлынуло облегчение.

– Что это за место? – спросил брат Коун.

– Эстава^[72], – ответила я. – Слава Восьми.

– Что? – Он выглядел озадаченным.

– Убежища, построенные Хорсалом и его кентаврами. – Дорна поморщилась, словно попробовала на вкус что-то мерзкое.

– Поскольку она спасает наши жизни, мне плевать на ту кучу лошадиного дерьма, которая его построила, – сказал Нинавис. – Все внутрь, прямо сейчас. Живо, живо, живо!

Присматривающая за слонами Сана покачала головой:

– Эти места прокляты!

Я повернулась к женщине:

– Кобыла, если под проклятием ты подразумеваешь «место, где Нинавис и ее люди скрывались от капитана Дедрю несколько месяцев», то ты совершенно права, но у нас нет времени разыскивать что-нибудь получше. Поэтому будь любезна, иди внутрь! – Я старательно изобразила тоном, что обращаюсь к ней совсем не с просьбой.

Сана хотела возразить, но люди Нинавис уже двигались вперед. Треск молнии и раскат грома, раздавшийся почти рядом с нами, решили проблему. Женщина повела оставшихся слоних внутрь.

Брат Коун спросил:

– Что значит эстава?

Дорна ответила первой:

– Штормовое убежище. – По ее лицу скользнула мерзкая ухмылка. – Ты ведь не видел еще ни разу джоратского торнадо, жеребенок?

Он в ужасе распахнул глаза.

Дорна схватила его за мантию, и я с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Пошли, – сказала она. – Этой ночью нельзя оставаться на улице.

Пусть и не все джоратские дома представляют из себя землянки – хотя и очень многие, – мы стараемся не забывать, что именно у нас могут разразиться самые ужасные бури, какие только можно найти в империи. Джоратская архитектура происходит от эстав, так что сейчас подземные дома не особо от них отличаются – разве что масштабами. Они не были крепостями; скорее они были укрытиями для тех случаев, когда, по каким бы то ни было причинам, Повелители Лошадей не хотели уводить свои табуны от приближающихся бурь.

Когда мы вошли в убежище, люди Нинавис зажгли несколько ламп. Слишком мало для столь огромного помещения. Вероятно, для бандитов в бегах ламповое масло было редким удовольствием.

Туннель вывел нас в поддерживаемый массивными гранитными колоннами гигантский каменный зал – такой огромный, что лампы не освещали дальние стены. Эстава была очень древней – на полу виднелись трещины, кое-где с потолка обрушились камни. За пределами света, отбрасываемого факелами, эхом разносился шум бегущей воды, но не знаю, шумел ли это дождь, стекающий по холму, или в убежище был постоянный доступ к свежей воде.

А Нинавис вместе со своим отрядом наверняка знала.

Нынешние владельцы зала оставили свой след. Вдоль каменных стен стояли раскрытые ящики, заполненные продовольствием и свертками с тканями, припасами и пайками, украденными со всего знамени. Я даже опознала, у каких торговцев их позаимствовали. Там – чай от торгового консорциума «Восемь монет», а вон там – сушеное манго, переданное не кем иным, как семьей Сифен. Основное место для сна отмечала огромная груда подушек и ковров, и вдобавок кто-то потратил время, чтобы изготовить глиняную печь.

Беженцы не нуждались в инструкциях; рассредоточившись, они сложили свои пожитки и начали разбивать лагерь.

Брат Коун дождался, пока я помогу Нинавис присесть на кусок обрушившейся каменной кладки, а затем склонился над женщиной:

– Дайте мне взглянуть на вашу ногу.

Я увидела, что она собирается начать протестовать.

– Нинавис, я несу ответственность за твою травму. Позволь брату Коуну вылечить твою ногу. Жрецы Вишаи не имеют равных себе в искусстве врачевания. – Усевшись на деревянный ящик, я потянулась и принялась снимать черные, покрытые эмалью доспехи, позаимствованные у сэра Барамона. Сэр Барамон был прав насчет того, что они были плохо подогнаны. У меня жутко болели мышцы.

– Гильдия лекарей не оценила бы, если бы ты рассказала об этом людям, – сказала Нинавис.

– Гильдия лекарей больше озабочена пополнением своей казны, чем помощью людям^[73], – ответила я. – И вряд ли они утруждают себя в Джорате даже этим.

– Может быть, если бы вы перестали сжигать их как колдунов, – предположила Нинавис, – они бы охотнее брали ваш металл.

Я начала было протестовать, но поняла, что она дразнит меня. Но настроения на это у меня не было. Я все равно собиралась ответить ей, но в этот момент к нам присоединился сэр Барамон. Его лицо покраснело от тягот долгого похода и от слез, которые он пролил по пути. Я напомнила себе, что всего несколько часов назад он потерял кого-то очень близкого.

А я даже не знала имени его любовника.

Сэр Барамон сел рядом со мной.

– Это… – Он резко сжал губы и попробовал начать заново: – Мне ведь не показалось?! На нас напал дракон? Я думал, это миф…

– О нет, – сказал брат Коун, распаковывая свою сумку в поисках того, что ему было нужно для лечения Нинавис. – Это было нападение Эйан’аррик.

Все замерли.

Нинавис удивленно заморгала:

– Ты знаешь его имя?

– Ее имя, – поправил брат Коун. – И да, я знаю ее имя. Существуют восемь драконов^[74]. Судя по описаниям, которые я читал, это Эйан’аррик, Несущая Лед, Повелительница Бурь. – Увидев выражение наших лиц, он заколебался: – Отец Зайхера научил меня их именам.

– Их восемь, – повторила я. – Как и богов?

Брат Коун бросил на меня шокированный взгляд, которым он одаривал меня каждый раз, когда я задавала вопрос, которого не стоило задавать.

– Нет! Я имею в виду, что богов гораздо больше, чем восемь…

– Только восемь богов важны.

Он прочистил горло:

– Ладно. Хорошо. Драконы – это живая противоположность естественному порядку, который олицетворяют боги, так что их нельзя сравнивать! – Он вскинул руки: – Иногда число – это просто число^[75].

Я уставилась на него, нутром чувствуя, что мой жрец только что солгал мне в лицо.

– Итак, их восемь в целом мире, – сказала я. – И вот один из них – одна из них – являет свой лик прямо здесь. И сейчас. – Я закончила снимать пластины с рук. – И даже если мы предположим, что нам так повезло, потому что драконицу заинтересовали наши слоны, я все равно чувствую себя неуютно. Она направилась к Мерейне…

– Это может быть простым совпадением, – сказал Коун.

– О да. И когда стервятники кружат в небе после битвы, это тоже просто совпадение. – Дорна принялась собирать брошенные мною доспехи и раскладывать их аккуратными, упорядоченными рядами рядом с сэром Барамоном. – Я бы могла помочь приготовить беженцам ужин, но боюсь, за сегодня у них было достаточно катастроф. Хотя я могу помочь им с прощальным ритуалом.

Меня захлестнула волна смущения. Конечно, горожане все равно собирались устроить похороны. Даже если у них не было тел, которые можно было бы сжечь, и пепла, который можно было бы развеять над полями, они все равно собирались почтить память тех, кого потеряли. Пусть у нас и не хватило бы еды на поминальный пир, но…

Именно, что «но». Они должны были что-то сделать.

Я не могла их винить за это.

– Как вы думаете, они будут возражать, если я скажу несколько слов? – спросил брат Коун.

– Но ты же не жрец Восьми, жеребенок, – запротестовала Дорна.

Коун разочарованно нахмурился:

– Дорна, но я жрец Восьми! Мой повелитель Селанол – один из Восьми. Я такой же жрец Восьми, как и любой, кто следует за Хоредом или Галавой.

– Ой, – она пожала плечами, – ну извини. Я просто не подумала над этим.

Я коснулась руки брата Коуна:

– Я уверена, что они были бы благодарны тому, кто скажет для их мертвых. Пожалуйста.

Дорна бросила на меня странный взгляд:

– Что? А ты сама этого не сделаешь?

– Я не могу. Я сейчас пойду спать.

Руки Дорны замерли на доспехах.

– А не рановато-ли? – спросил сэр Барамон.

– Совсем наоборот. Я надеялась, что мы сможем разбить лагерь раньше. Сейчас, боюсь, я и так опоздала. – Я встала и подобрала плащ, который сняла с тела Красного Копья. Заприметив, где собирались расположиться для сна остальные, я направилась в противоположную сторону, подальше ото всех.

Я бы, конечно, предпочла, чтобы рядом со мной был Арасгон, но, с другой стороны, было бы еще лучше, чтобы ничего из того, что произошло сегодня, не случилось бы вовсе. Скатав плащ в импровизированную подушку, я легла, свернувшись калачиком.

Прикосновение Смерти пришло незамедлительно. Как и всегда.

Рассказ Джанель.

Загробный Мир

Во сне я хожу по землям мертвых.

Даже в Загробном Мире я часто просыпаюсь и обнаруживаю, что меня влечет к какой-то сцене смерти. К какому-нибудь месту, где частое прохождение душ через барьер, разделяющий Мир Живых и Мир Мертвых, истончило его. Демонов, похоже, тоже тянет в эти места, они жаждут возвращения в Мир Живых, в который при других обстоятельствах им так трудно добраться.

Но так ли это?

(Им мешает нападать на нас по собственному желанию обычный договор, заявил брат Коун.)

Я снова оказалась в Мерейне.

В этой старой крепости прошло много жизней, так ее легко было узнать. И каждая смерть отправляла сквозь Завесы эхо, придавая все больше силы этому замку. При других обстоятельствах новый город мог бы быть здесь невидим. Раньше город был слишком молод и слишком миролюбив для того, чтобы его сооружения оставили память, резонирующую в Загробном Мире.

А теперь?

И город и замок мрачно возвышались передо мною, прочные и незыблемые. Фосфоресцирующий свет обводил зубчатые стены и очерчивал внутренние дворики, турнирные трибуны и азоки. Призраки бродили по замку, растерянные и напуганные. И как они умерли, так они сейчас и выглядели. Даже бедный страж с посиневшим лицом стоял в ложе для знати, избавленный от болезни, но озадаченный нынешним затруднительным положением.

К сожалению, у меня не было времени отвести эти бедные души в сторону и прояснить для них ситуацию, провести их в Страну Покоя Таэны, дать им совет. У меня не было времени объяснять, что они могут умереть дважды и вторая смерть будет более неизменна, чем первая, потому что демоны используют эти смерти, чтобы получить то, чего они хотели больше всего на свете.

А именно: весь мир.

О да, демоны пришли в Мерейну. Если бы они могли, они бы устроили настоящий Адский Марш, они бы гнали этих мертвецов через весь Джорат, истребляя села, деревни и города, до тех пор, пока не соберут достаточно душ, чтобы привлечь внимание принцессы демонов^[76].

И тогда убийства никогда не прекратятся.

Демоны прибыли, чтобы опустошить души умерших.

Я прибыла в поисках более сложной добычи.

И я не теряла времени даром. Обнажив меч, я рассмеялась, первым же замахом снеся голову демона с плеч, а затем, блокируя щитом нападение адской гончей, отступила в сторону. Я начала эту бойню, позволив ненависти и ярости наполнить меня огненным теплом. Кровь первого демона была черной, второго – ярко-фиолетовой; впрочем, она могла быть любого цвета.

Пронзив челюсть демонического тигра мечом, я услышала какой-то рев и вскинула глаза как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как массивный молот врезался мне в лицо, отбросив меня назад.

Происходи это в Мире Живых, и я бы погибла, но, когда твое существование весьма метафорично, действуют другие правила.

Ударив по земле рукой, чтобы найти точку опоры, я поднялась. Передо мной стоял огромный демон без кожи – между белыми клочками соединительной ткани и желтым жиром блестели красные мышцы.

Однако у него по-прежнему не хватало нижней челюсти.

– Касмодей? – Я сплюнула кровью. – Ты выздоровел быстрее, чем я думала, учитывая, как легко ты умер в прошлый раз.

Мышцы на его скулах напряглись. Ухмылка или что-то настолько близкое к ней, насколько он мог изобразить.

***ДРУГИЕ ДЕМОНЫ БУДУТ КРИЧАТЬ И ЗАКРЫВАТЬ ГЛАЗА РУКАМИ, КОГДА ОНИ УВИДЯТ, ЧТО Я С ТОБОЙ СДЕЛАЮ!***

Я рассмеялась:

– Значит, ты планируешь спасти несколько тонущих щенков? Или сварить суп для старой больной кобылы? – Я улыбнулась: – Или подарить ей розы? Тебе не стоит это делать.

Его глаза вспыхнули гневом.

***УМРИ, ШЛЮХА!***

Он взмахнул своей дубиной, позволив ей моментально рухнуть вниз.

Я едва увернулась от него. Он был более могущественен, чем раньше, но, опять же, он украл по крайней мере несколько бедных душ, которые умерли слишком близко к этим проклятым кольям. Кто знает, сколько душ он забрал во время ужасных жертвоприношений на предыдущих турнирах?

Он не дал мне времени собраться с мыслями. Грязь еще даже не разлетелась в разные стороны, как он принялся замахиваться вновь и вновь. Один сокрушительный удар следовал за другим. Я вскинула щит, блокируя удары и давая себе шанс на более короткий замах. Очередной удар заставил меня упасть на колени. Я стиснула зубы и ударила мечом. Острие попало точно в цель, пронзив мышцы и грудную клетку.

Он этого даже не заметил. Или, возможно, ему было все равно.

Его молот, в свою очередь, ударил меня по ребрам, и я закричала, когда треснули кости. Как и на турнире, я почувствовала, как меня охватывает разливающийся по телу жар…

Огонь вырвался из-под земли у самых кончиков пальцев, спиралью распространился вокруг меня по траве. Этот красно-белый узор на фоне голубых и пурпурных оттенков Загробного Мира выглядел так нереально. У меня не было времени на удивление, но я чувствовала, как черпаю силу от этого жара.

Он ухмыльнулся остатками рта.

***Я БУДУ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ТЕБЯ В КАЧЕСТВЕ ПОДСТАВКИ ДЛЯ НОГ. Я СДЕЛАЮ ИЗ ТВОЕГО ЧЕРЕПА ПОБЕДНУЮ ЧАШУ!***

Он поднял свой молот.

– Почему бы тебе не придерживаться практичности? Для начала тебе нужна челюсть…

Вдалеке послышался слоновий рев.

Я вскинула голову.

Он замер.

Все больше и больше слонов перекликались друг с другом, их рев был подобен раскатам грома. В Мире Живых в этом не было бы ничего необычного. Слоны там не были такой уж редкостью. Однако как насчет Загробного Мира?

В Загробном Мире у слонов есть только одна хозяйка. Я расхохоталась:

– Ну что ж, похоже, смерть нашла нас обоих.

13: Пережидая бурю

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после резни в Доме королевской семьи Де Мон

Джанель улыбнулась, замолчала и потянулась за своим на-питком.

Кирин вздохнул, стараясь не смотреть на брата Коуна и не думать о грязных, уродливых сложностях его религии. Самым неловким во всем происходящем было то, что жрец, сидевший напротив него, поклонялся… Кирину^[77].

Или, по крайней мере, тому, кем Кирин был в прошлой жизни.

Молчание Джанель вывело его из размышлений.

Кирин посмотрел на нее:

– Подожди, ты ведь не закончила.

– Кто-нибудь голоден? – спросила она. – Думаю, я могла бы посмотреть, что у них есть на кухне.

– Нет-нет-нет, – запротестовал Кирин. – Ты не можешь просто закончить на этом! Неужели там действительно появилась Таэна? Я имею в виду, что там произошло?

– О, я подумала, что мы могли бы сделать перерыв. – Если дикую ухмылку Джанель и нельзя было назвать злой – то совсем чуть-чуть. – Может быть, пропустим вперед Коуна?

Она дразнила его.

Брат Коун открыл свою книгу.

– Мы действительно переходим к моей части истории? – безрадостно спросил он.

– Да нет, не бойся, брат Коун. Ты ведь хочешь что-то добавить, прежде чем я продолжу?

– Совсем чуть-чуть. Можно?

Она махнула рукой:

– Начинай.

Рассказ брата Коуна.

Руины Эставы, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Увидев, что граф Джанель уходит, Нинавис нахмурилась:

– Эй, мы ведь еще не договорили!

Граф не обратила на нее никакого внимания и, свернувшись калачиком, уснула.

Нинавис поковыляла было к ней, но выругалась от боли и остановилась.

Брат Коун вздохнул:

– Вы такая упрямая. – Он протянул руку Нинавис: – Разве вы умрете, если не будете несколько дней ступать на ногу?

– Учитывая то, отчего мы сбежали, я бы сказала, что ответ – да. – Нинавис, прихрамывая, подошла к Джанель.

– Побереги силы, – сказала Дорна. – Она спит, и ты ее не разбудишь.

– Э-эй, – окликнула спящую Нинавис, а когда та не откликнулась, повысила голос до крика.

Несколько человек, расположившихся в главном лагере, оглянулись.

– Тебе что-то нужно, босс? – крикнул в ответ Данго.

Нинавис, балансируя на здоровой ноге, наклонилась, чтобы встряхнуть Джанель за плечо. Молодая аристократка даже не пошевелилась.

– Дорна права, – сказал брат Коун. – Вы ее не разбудите. Она проспит до утра, и я никогда не видел, чтобы что-то ускорило этот процесс.

Нинавис испуганно отпрянула от Джанель.

– Жрец, она не дышит!

– О, она дышит, – сказал он. – Только медленно. И, пожалуйста, зовите меня братом Коуном. Я ненавижу, когда меня называют жрецом.

– Но она не дышит, жрец. Я вижу, что она не дышит!

Сэр Барамон придвинулся ближе, с растущей тревогой прислушиваясь к разговору.

– Что это за магия?

Дорна пожала плечами, разглаживая руками юбки для верховой езды.

– Она проклята. Неужели никто из тех, кто распространяет эти треклятые истории о «Данораке», никогда не упоминал о проклятии?

– Что? Но…

Дорна указала на спящую Джанель:

– Она спит. Жрец сказал, что она сейчас не мертва, хотя по ее виду этого не скажешь. Она не дышит. Ее тело холодеет. Мертва для всего мира, и это не просто фигура речи. Мертва для Мира Живых. Эта эстава может упасть нам на головы, и она проснется так же, как мог бы проснуться любой труп. За исключением того, что, когда наступит рассвет, она снова будет на ногах, как будто всю ночь крепко спала.

Нинавис вцепилась в плечо Джанель еще сильнее.

– А я думала, что она колдунья.

– Прошу прощения? – Дорна приподняла одну бровь.

– Она такая сильная. Я думала, она колдунья!

– Мой жеребенок не занимается вызовом демонов! – Казалось, Дорна была сама готова вступить в схватку.

– Я имею в виду… – вздохнула Нинавис. – Я имею в виду, она использует магию. А это ведь делает ее колдуньей? – Она махнула рукой в сторону стоящего на земле ящика: – Ты не мог бы помочь мне добраться, жрец?

На его вздох она не обратила внимания, а сам брат Коун помог ей добраться до импровизированного сиденья.

– Граф Толамер не использует магию, – возразил сэр Барамон.

Дорна и брат Коун переглянулись.

Дорна склонила голову набок:

– Конечно, нет. Никто этого и не говорит. А теперь почему бы тебе не пойти проведать наших прекрасных новых друзей из города – посмотреть, как скоро они будут готовы к поминальному обеду? Или они готовят тушеное мясо, или я граф перевала Леанан^[78].

Он прищурился:

– Я не должен тебе тудадже, ты, старая карга!

Дорна усмехнулась:

– О мой милый Барамон. Теперь ты находишься под идоррой графа, а я ее главная кобыла. Так что я достаточно близка к ней, нет? А теперь убирайся. Наш разговор не предназначен для твоих нежных ушей.

Сэр Барамон фыркнул и удалился на импровизированную кухню.

– Почему он так тебе не нравится? – спросила Нинавис.

– Сэр Барамон? О, я люблю его до безумия. Мы знакомы с тех пор, как были жеребятами, и если бы я бегала за жеребцами, а он за кобылами, мы бы поженились много лет назад. – Она скорчила гримасу: – По крайней мере, должны были жениться. Из нас получились бы отличные родители для табуна.

Нинавис посмотрела на спящую девушку.

– Когда она спит, она кажется такой юной. – Главарь банды проверила, выдержит ли ящик ее вес, и присела на него. – Моя Хава была бы ее ровесницей.

Брат Коун поморщился:

– Мне очень жаль.

– Не извиняйся. Это ведь не твоя вина. – Она уставилась на свои колени. – Она была милой девочкой, с сердцем чистым, как весна. У тебя когда-нибудь были дети, Дорна?

Старуха улыбнулась и жестом указала на Джанель:

– Разве она не считается? Я люблю ее как родную.

Брат Коун не был уверен, осмелится ли он спросить, что случилось с дочерью Нинавис^[79]. Боль женщины казалась такой ощутимой, темной и личной.

Нинавис опередила жреца, указав на спящую графа:

– Мой муж умер во время Адского Марша, который она остановила. А дочь – сразу же после него.

Дорна и брат Коун замерли.

Нинавис ждала, что они что-нибудь скажут, что угодно, но что они могли сейчас сказать?

– Я видела, что демоны делают с людьми, – продолжила Нинавис. – Они творят с ними ужасные вещи, но они не… они не «проклинают» их. Так почему бы вам двоим не перестать врать мне и не рассказать, что происходит?

– Мы не лжем, – сказал брат Коун. – Джанель – особый случай.

– Так она колдунья или нет?

Брат Коун откашлялся:

– Если колдуны – это те, кто заключает сделки с демонами, то мой ответ – нет. – Брат Коун старательно обходил вопрос, насыщая его техническими деталями, хотя выбора у него особого не было. – Тамин тоже не колдун. Люди путают способность использовать магию с колдовством, хотя это совсем не одно и то же.

– Мой народ – не путает, – напомнила ему Нинавис. – Как бы то ни было, просто расскажи мне, что с ней случилось. Расскажи мне, почему она такая.

– О, он не знает, – с сердитым выражением лица сказала Дорна. – Коун присоединился к нам всего несколько месяцев назад, потому что ему поручила это его церковь. Уверена, отец Зайхера рассказал ему, во что он ввязался, но получить сведения из вторых рук – это не то же самое, что быть на месте событий.

Нинавис нахмурилась:

– А если я попрошу вас рассказать, что с ней случилось, вы скажете мне, что это не мое дело?

– А разве это не так?

– Ошибаешься, – сказала Нинавис. – Это мое дело. Может, я и не родилась здесь, в Джорате, но мой муж и дочь были джоратцами. И я достаточно знаю здешние обычаи для того, чтобы понять, что эта девчонка просто зашла ко мне на задний двор и украла моих людей прямо из-под моей руки. Теперь ей предан даже Кэлазан. Может, он и новый барон этого знамени, но я гарантирую вам, что именно она – его новый граф. – Она склонила голову набок: – Не уверена, что старый граф этому обрадуется.

Дорна закатила глаза:

– Меня это совершенно не волнует. Старый ублюдок должен был положить конец глупостям Тамина до того, как он зашел так далеко.

Нинавис вскинула руку:

– Я не об этом. Моя маленькая банда воров – такой же конский народ, как и вы. И если я что-то и знаю о джоратцах, так это то, что вы безумно доверчивы. В отличие от меня. Мне нужно знать, за каким человеком я следую, особенно если ты говоришь мне, что она проклята.

Дорна вздохнула:

– Меня там не было, когда они уехали в Лонеж – когда она была ребенком. В тот год я была на Фестивале Поворачивающихся Листьев и… – Она покачала головой: – Они просто навещали двоюродных братьев ее отца. Ничего особенного. Собирались просто посмотреть турнир. Не знаю, что там случилось, но…

– Но в историях говорится… – запротестовала Нинавис.

Дорна вскинула руку:

– Все, что касается Данорака, – легенды врут. Она не убегала от демонов для того, чтобы предупредить императора. Ее поймали так же, как и остальных, но демоны не убили Джанель. Вместо этого их предводитель, этот принц демонов, ну, он решил завладеть ее телом, чтобы вызвать еще больше демонов. Использовал ее, как люди используют платье для верховой езды. Так что эта армия демонов прошествовала путем разрушения и смерти из одной части Джората в другую под предводительством восьмилетней девочки. И даже когда император вышел и остановил марш, он не смог заставить этого ублюдка отказаться от своего прелестного нового тела.

– Отец Зайхера считает, что демон хотел заставить императора убить ребенка, – предложил брат Коун.

– Еще раз напомни мне, кто он?

– Отец Зайхера. Он – исток моей веры! – Брат Коун прижал руку к груди. – Когда Ксалторат овладел Джанель, никто не мог заставить демона уйти. Император надеялся, что отцу Зайхере повезет больше^[80]. Так и вышло. Отец Зайхера вылечил одержимость Джанель, а затем присматривал за ней, чтобы убедиться, что…

– Убедиться в чем? – спросила Нинавис.

– Одержимость оказывает пагубное влияние на разум. Большинство людей никогда больше не будут в здравом уме. Отец Зайхера позаботился о том, чтобы Джанель выздоровела. Она нуждалась в умственном и духовном исцелении, а не в физическом.

– Да-да, – сказала Дорна. – Отец выполнил все отлично. Джанель оставалась с ним в его причудливом храме в течение шести месяцев, пока он вылавливал этого демона. Когда она вернулась в Толамер, отец поехал с ней. Пробыл еще года три или около того, чтобы убедиться, что она в своем уме. И это так… Но это не значит, что она стала прежней. Я думаю, что эти шесть месяцев, должно быть, показались годами. Она вернулась сильной, как слон, и с этим проклятием, которое каждую ночь отправляло ее обратно в Ад, как будто Ксалторат все еще держит ее душу.

– Я же говорил тебе, это не Ад, – запротестовал брат Коун.

Нинавис уставилась на лежащую девушку:

– Так кто же она такая?

– Ты что, меня не слушала? – Дорна, усевшись, покачала головой: – Я же тебе это и пытаюсь объяснить: я понятия не имею.

14: Ночная охота

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после того, как верховного лорда Терина Де Мона видели в последний раз

– Хорошо, теперь твоя очередь рассказывать, – сказал Кирин.

– Ты уверен, что не хочешь отдохнуть? – Джанель улыбнулась, явно поддразнивая его. – Очевидно, что у этой истории счастливый конец – во всяком случае, для меня. Я-то все еще здесь.

Он покачал головой:

– Просто расскажи все.

– Ладно-ладно. Знаешь, ты скоро появишься в моей истории. В то время я не знала твоего имени, но все же… – Она пожала плечами: – Думаю, мы действительно знаем одних и тех же людей.

Рассказ Джанель.

Загробный Мир

Что-то огромное прогремело в лесах Загробного Мира. И этого огромного было несколько штук. Я слышала, как рушились деревья, когда звери двигались по темному лесу и вороны разлетались при их приближении.

Касмодей остановился, отведя молот в сторону, и пораженно уставился на звук.

Я не могла его винить. Прибытие Охоты не предвещало ничего хорошего.

И не только для него.

Я откатилась в сторону и подняла свой щит так высоко, как только позволяли мои сломанные ребра.

Он оглянулся на меня.

***МЫ МОГЛИ БЫ ДЕЙСТВОВАТЬ ВМЕСТЕ. ДАВАЙ ОСТАВИМ ЭТУ МЕЛКУЮ ССОРУ ПОЗАДИ И ОБЪЕДИНИМ УСИЛИЯ. ПРИБЫВ СЮДА, ОНИ УБЬЮТ ТЕБЯ ТАК ЖЕ, КАК И МЕНЯ.***

Я смахнула перчаткой кровь с лица, хотя, подозреваю, просто разбрызгала эту гадость повсюду.

– Интересная идея, – сказала я. Слоны подходили все ближе, и, когда демоны воспользовались возможностью убежать, спасая свои жизни, призраки Мерейны исчезли.

Демоны мало чего боятся. Это их боятся остальные, это они питаются страхом, это они заставляют матерей кричать, а стариков мочиться в постели. Однако Восемь Богов относятся к числу существ, которые вызывают у демонов уважение.

Демоны убегают, когда боги выходят на поле боя.

И тот, кто приближался к нам, был, по меньшей мере, слугой тех Восьми. Если нам повезло – всего лишь слугой.

А если нет, то это была сама Таэна. Я не питала иллюзий по поводу того, переживу ли такую встречу. Я вторгалась сюда так же часто, как и любой демон. Касмодей знал это; вот почему он сделал такое предложение.

Я улыбнулась:

– Увы, но есть маленькая проблема.

Демон склонил голову набок.

***КАКАЯ?***

Я пронзила его мечом.

– Боги мне не враги. В отличие от тебя.

Молот Касмодея был тяжелым оружием, способным ошеломить любого, но это не всегда работало на пользу демону. На моей стороне была скорость, а демону было трудно блокировать мои удары.

Кроме того, мне нечего было терять. Я в любом случае была мертва.

Я напомнила себе, что боль была лишь в моем сознании. В буквальном смысле этого слова. Я выдернула меч и ударила демона снова. Я не думала, что смогу победить, но надеялась, что смогу помешать ему уйти до того, как прибудут силы Смерти, чтобы прикончить его.

Касмодей поглотил много душ. Я хотела быть уверенной, что у него не будет шанса извлечь выгоду из этого безумного пира. Обеспеченная мною смерть была бы временной, она была лишь кратковременным ослаблением, а потом он вновь вернется в Ад, чтобы восстановить свои силы.

Но что могла с ним сделать Таэна? Она могла возродить все души, которые он погубил, устраняя нанесенные им повреждения, чтобы те, кто умер, могли возродиться. Демоны разорвали цикл реинкарнации; и именно это делает их отвратительными. Я ничего не могла сделать, чтобы восстановить правильный баланс.

А Таэна могла.

Я распорола ему руку, разорвав мышцы и сухожилия, позволяющие ему размахивать своей огромной мясорубкой. Несмотря на это, он по-прежнему оставался опасным и смертоносным и все так же был вдвое больше меня. Я пожалела, что Ксалторат никогда не учила меня менять облик. С другой стороны, если бы она попыталась, я бы отказалась от ее уроков.

Взревев, Касмодей взмахнул рукой и, ударив молотом в мой щит, заставил меня отвлечься. Это, конечно, выбило меня из колеи, но то, что он с трудом управлялся с молотом, помешало ему нанести завершающий удар. Я закричала и боднула его головой, когда он наклонился вперед, думая сделать то же самое. От удара он замер, и я пнула его, затем вонзила меч ему между ног, чтобы отвлечь внимание, а затем снова полоснула его по животу.

Рев слона – теперь уже совсем близко – заставил Касмодея оглянуться.

В воздухе что-то засвистело. Я замерла, пытаясь сообразить, где я слышала этот звук. Нинавис, подумала я.

Ох… Стрелы.

Я прикрылась щитом от белых стрел, дождем посыпавшихся с темного, как во время бури, неба. Демоны, не успевшие скрыться с поля боя, закричали от полученных ран. Касмодей взревел, но этот крик не защитил его. Белая стрела пронзила ему грудь, другая – левую руку, еще несколько попало в живот и ноги. Испуганный Касмодей пошатнулся от удивления – от ран, нанесенных стрелами, распространялось сияние.

Несколько стрел воткнулось в мой щит.

А затем одна стрела нашла свою цель, пронзив мне ногу насквозь.

Такой сильной боли я раньше никогда не испытывала, мне казалось, что я чувствую агонию. Из раны излилось обжигающее пламя, и я стиснула зубы, чтобы не закричать. Казалось, пылающий под кожей огонь сжигает ногу.

Но опустить свой щит я не могла: дождь из стрел не ослабевал.

Я видела, как Касмодей получил одну стрелу в шею, вторую – в правый глаз. Тело демона пульсировало от света, изливающегося из множества ран.

Мышцы Касмодея начали отслаиваться и улетать по ветру светящимися лохмотьями.

Глянув на свою ногу, я увидела на ней такие же хлопья света – пусть они были и меньше, чем у Касмодея, но от этого не менее мучительные. Новые и новые стрелы били по моему щиту. Одной удалось пронзить дерево, остановившись на расстоянии волоска от моего лица.

Я расхохоталась^[81].

Я собиралась там умереть. Умереть по-настоящему.

Я не собиралась смиряться с этим. Я так многого не сделала за свою жизнь. Где-то в голове билась детская мысль, что, если я умру, человек, изгнавший меня из дома, победит. Что таким образом я позволю сэру Орету поступать с моим кантоном и моими людьми, как он пожелает.

И все же…

И все же здесь и сейчас я остановила Адский Марш. И поэтому выживут тысячи людей.

Не такой уж плохой способ закончить свои дни.

И тогда я опустила щит, потому что хотела увидеть лица своих убийц.

В отличие от обычных серых слонов, возящих лес и помогающих в городах и деревнях по всей империи, эти светящиеся белым слоны были вдвое больше их. Их глаза, так же как и мои, горели алым.

И это понятно. Белый и алый, священные цвета Таэны. Разумеется, цветами ее слонов были белый и алый. Доспехи на животных были красиво и богато украшены гравировкой в виде переплетающихся между собой роз и ветвей, покрытых остро заточенными шипами.

Мужчины и женщины, ехавшие на их спинах, казались скрадываемыми сияющим блеском их скакунов размытыми тенями. Одетые в темное, вооруженные луками и стрелами – они были тенями, обрушивающими правосудие смерти на тех, кто его заслужил.

Последняя стрела пронзила мою грудь. Я не закричала, скорее, я тихонько всхлипнула. Слава ледяного огня охватила меня – это было что-то настолько недоступное пониманию, что моя душа перестала понимать, насколько опасны раны. Весь мир потемнел. В лесу воцарилась тишина.

Дождь из стрел стих.

Я знала, что Касмодей умер – он перестал кричать.

Умер – неподходящее слово. Разве можно умереть в Загробном Мире? Распался, разрушился, развоплотился.

И меня ждала та же судьба.

Я много раз задавалась вопросом, оставалась ли я человеком после того, как Ксалторат впервые обманом заставила меня принять ее помощь. Если да, возможно, меня будет ждать новая жизнь.

А если я все же демон, меня ждет совсем иная судьба.

Слон замедлил шаг, затем опустился на землю с таким ударом, что, казалось, сотряслась вся земля. С его спины спрыгнул наездник.

На нем была странная одежда, зеленая с золотом, а узор напоминал змеиную чешую. Рубашки на нем не было, и ткань свисала с торса подобно длинной бахроме, напоминая парадное рыцарское платье – если только рыцарь, о котором шла речь, по глупости забыл надеть доспехи.

Его кожа была черной, и черты лица было трудно различить в тусклом свете, но я подумала, что он чрезвычайно красив.

Его глаза сияли, как чистый, яркий нефрит.

В руках он держал два кинжала, а через плечо был перекинут лук, так что это был не праздный пассажир, но один из воинов Таэны, охотящийся на демонов.

Я закашлялась и почувствовала влагу на губах – то ли кровь, то ли то, что здесь ее заменяло.

– Ты все еще жива, – сказал он мне. Кажется, он сам был удивлен этим открытием.

Я хотела рассмеяться, но не смогла от боли. Вместо этого я ему улыбнулась, ну, или, по крайней мере, попыталась это сделать. Скорее всего, выражение моего лица напоминало гримасу.

– Думаю, это ненадолго. – Я поморщилась, стараясь не дать агонии захлестнуть мой разум. – Подойди ближе. Я хотела попросить тебя преподнести мне дар.

– Дар? – Склонив голову набок, он перехватил оружие.

– Да, мой прекрасный убийца. Дар. Одолжение, которое сможешь мне сделать, прежде чем заберешь мою голову.

Он подошел ближе.

– Итак? – Он опустился рядом со мной на одно колено, но я заметила, что глаза его были все такими же подозрительными и настороженными, а оружие он продолжает держать наготове, не ослабляя бдительности.

Отлично. Он мне уже нравился.

– Они пытались устроить Адский Марш, – сказала я ему. – В Джорате. Они пытались создать принца демонов вместо того, чтобы призвать его. Они собирались продолжить убивать людей, предлагая все эти души одному демону, который бы становился все сильнее с каждой смертью. Каждая душа, скормленная ему, сделала бы его все более могучим, пока он бы не стал таким же сильным, как и принц демонов. Достаточно сильным для того, чтобы самостоятельно открыть врата в Ад. Выпустить демонов на свободу. Ты должен предупредить их. На этот раз им это не удалось, но они попытаются снова^[82].

Он встретился со мной взглядом.

– С чего ты взяла, что мне не наплевать, что творится в Кууре?

Я замерла.

Я проморгалась и вновь посмотрела на него. Мне и в голову не пришло заинтересоваться его высоким ростом, его идеальными чертами лица, изящными очертаниями его скул. Он не был куурцем. Он даже не был человеком. Он мог быть только ванэ – бессмертным существом, обитающим в джунглях Манола на юге. Ванэ, которые остались непобежденными после того, как добились единственного поражения Куура.

Ванэ из Манола действительно было бы наплевать, что творится в Кууре.

– Ты не… – Я стиснула зубы, с трудом сдержавшись от ядовитого смеха. – Конечно. Ты – ванэ из Манола.

Он улыбнулся:

– Кто-то решил внимательно посмотреть на своего учи-теля?

– Было бы трудно этого не сделать. Я веду свою родословную от императора Кандора. – В обычной ситуации я бы произнесла это с большей гордостью в голосе, но этот мужчина принадлежал к расе, которая убила Кандора.

Он засмеялся, сверкнув клыками, такими же белыми, как у слонов позади него, но мне не казалось это забавным. Думаю, ему тоже – в его смехе было больше юмора висельника, чем радостного веселья. Похоже, я рассказала ему развязку шутки, которую сама не поняла.

Невольно я задалась вопросом, не был ли он тем самым ванэ, который убил моего предка во время неудачной попытки Кандора вторгнуться в Манол. Тогда, если бы этот же ванэ убил и меня, это была бы прекрасная шутка.

Но мне нужна была помощь слуг Таэны; я должна была показать, что это важно и для него тоже.

– Они собирались начать Адский Марш, – повторила я. – Не знаю почему. Это замыслили женщина по имени Сенера и мужчина по имени Релос Вар. Злые колдун и колдунья, которые все еще живы и которые попытаются сделать это снова. Даже если тебе безразличен Куур, Таэна должна заботиться обо всех душах, которые никогда не достигнут Страны Покоя.

Наверное, я могла гордиться, что произнесла эту речь, не подохнув… ну, или как минимум не упав в обморок.

– Релос Вар? Ты встречалась с Релосом Варом? – В его голосе проскользнуло удивление, и он резко перестал ухмыляться.

Он попытался приподнять меня за плечо, но я с трудом сдержала крик, и он отдернул руку.

– Да, – сказала я, – но он ушел до того, как все началось. Пошел за своим братом.

Его взгляд стал острее:

– Его… брат. Его брат? Ты уверена?

– Я уверена, что именно это он и сказал. Ему пришлось уехать, потому что его брата выставили на аукционе, чтобы продать в рабство в каком-то месте под названием… Кеша-Фаригона, что ли?

– Кишна-Фаррига^[83].

– Да. Точно. – Закашлявшись, я напомнила себе, что должна остаться в живых хотя бы еще ненадолго. – Он ушел до того, как началась схватка, но я не думаю, что он невиновен. Они убили всех до единого. Ты понимаешь? Всех. Пожалуйста, не дай мне умереть напрасно. Ты должен их предупредить.

Он положил ладонь на пронзившую мою ногу стрелу. На мгновение его рука вспыхнула, и стрела, тоже вспыхнув, исчезла, заставив меня стиснуть зубы от боли. Его прикосновение к моей ноге казалось таким интимным – даже сквозь броню.

– Ты неправильно поняла, что я имел в виду, – сказал он. – Я сказал, что ты все еще жива. У тебя все еще есть тело. Твоя связь с Миром Живых слаба, но она существует. Ты не мертва, и ты не демон. Ты не умрешь здесь этой ночью.

– И все же я демон. Я…

Он наклонился ко мне. Его глаза казались драгоценными камнями.

Я обнаружила, что совершенно отвлеклась от боли: та отошла на второй план как нечто несущественное.

– Ты не демон. Иначе ты бы уже разорвала мне горло.

У меня в горле пересохло. А вот его горло… О, его горло было очень красивым – сухожилие проходило бархатной нитью от уха до ключицы, и это было так чувственно, так элегантно. Я поднесла руку к его лицу, и он не пошевелился, не попытался меня остановить. Я коснулась его губ, не зная, могу ли я доверять себе, не попытаюсь ли я сделать что-то большее. Я не знала, не помешает ли моя сила мне и здесь, где я всегда лишь охотилась и убивала демонов.

– Я не виновата, но ты слишком красив, чтобы тебя убивать, – сказала я ему.

Он улыбнулся моей шутке, а затем положил руку на пронзившую мою грудь стрелу – ту, что излучала яркий свет, но пока не превратила меня в ничто. Возможно, он был прав насчет моей природы: на Касмодея стрелы подействовали гораздо быстрее.

– Это будет больно, – предупредил он меня.

Я коснулась его ладони.

– Не так больно, как не знать твоего имени.

Он в открытую рассмеялся:

– Спроси меня об этом, когда мы встретимся в следующий раз, – и растворил стрелу.

Я помню лишь свой крик.

15: Там, где бродит табун

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после того, как освобожденные демоны начали бесноваться в Мире Живых

Стоило Джанель замолчать, Кирин встал и вышел из ком-наты.

Он ничего не мог с собой поделать. Вдобавок он прекрасно понимал, что, если потеряет самообладание на глазах у Джанель, вряд ли это произведет на нее хорошее первое впечатление.

Ну, или второе, если они встречались раньше.

Кирин прошел мимо основного сборища. Кем они были сейчас? Военными? Наемниками? Они казались слишком хорошо организованными для бандитов. Сейчас они уже притихли, тихим шепотом обсуждая что-то между собой. Звезда сидел с краю бара и не обращал на него внимания или, скорее, по-прежнему увлеченно беседовал с Дорной. В какой-то момент Кирину захотелось узнать, что же связывало Звезду и Дорну. Тем более что за это время им удалось залиться чем-то, что выглядело намного крепче, чем сидр.

Кирин глубоко вздохнул и опустился на стул рядом с длинной высокой деревянной стойкой, напоминая себе, что, если он перережет сейчас кому-нибудь глотку, это ему ничем не поможет.

Тем более что человека, которого он хотел убить, здесь не было.

Бармен подняла на него глаза и, вытащив полотенце из-за пояса, протерла стойку:

– Чем я могу служить?

– Нинавис, верно?

Она улыбнулась:

– Да, верно, но… ш-ш-ш… – Она откинула волосы назад. – Я маскируюсь.

Кирин рассмеялся:

– Точно. Я бы тебя ни за что не узнал. Что у них налито? – он указал на Звезду с Дорной.

Хмыкнув, бармен сунула руку под стойку и вытащила бутылку с янтарным напитком.

– Вот, держи.

Кирин подхватил бутылку, принюхался к ее содержимому и заморгал – глаза начали слезиться.

– Постарайся не дышать, когда его пьешь, будешь меньше кашлять, – посоветовала ему бармен.

Он сделал глоток и, несмотря на предупреждение, закашлялся. На вкус напиток напоминал пепел от костра и продирал огнем до самого желудка – как будто кто-то взял сасабимское бренди и забрал из него всю сглаженность.

– Что, будь я проклят, это такое?

– Арис, – довольно гордо сказала она^[84]. – Местная винокурня делает его из ячменя, затем выдерживает в деревянных бочках в течение нескольких лет, пока он не станет мягким.

– Пока он не станет мягким? Он что, поджигает бочки?

– Разве это не придает ему приятный вкус?

Он решил, что лучше быть дипломатичным:

– Я полагаю, что к этому можно привыкнуть. Что я тебе должен?

Она улыбнулась:

– Ничего. Сегодня вечером счет оплачивает добрый благотворитель.

– Когда я был ребенком, слова «счет оплачивает добрый благотворитель» означали, что кого-то только что ограбили до нижнего белья.

Она усмехнулась.

– Понятно. – Кирин поставил стакан. – Я выпью еще.

Нинавис наклонилась вперед, облокотившись о стойку:

– Ты недолго разговаривал с Джанель. Мне показалось, что ты до самого конца пытался завести друзей. Или ты бегаешь за жеребцами?

Кирин вспомнил предыдущие уроки Джанель, касающиеся джоратских ритуалов ухаживания. Жеребец ты или кобыла – не имело никакого отношения к биологии, за исключением тех случаев, когда это касалось секса. И тогда оно имело к этому самое непосредственное отношение.

– Я почти уверен, что бегаю за кобылами.

Женщина усмехнулась:

– Всего лишь почти уверен?

– Абсолютно уверен, – твердо поправил он ее. – К такой откровенности нужно привыкнуть.

– Да, джоратцы такие забавные, – усмехнулась она. – Мне это нравится. С ними невозможно ничего предугадать, и редко встретишь кого-то, кто не может услышать, как ты говоришь «нет». Может, старый бог-король и был придурком, но Хорсал так и не удосужился рассказать своим людям, что на сексе не стоит зацикливаться^[85]. – Нинавис наполнила его стакан и уставилась куда-то мимо него: – Привет, Джанель.

– Привет, Нина. – Джанель села у стойки бара рядом с Кирином и повернулась к нему: – Что такого я сказала?

Кирин искоса взглянул на нее:

– Это сложно объяснить.

Джанель фыркнула и помахала Нинавис:

– Сидра, если ты не возражаешь, Нина. И чашку чая кульма.

– Что-нибудь еще, Ваше Святейшество?

Джанель улыбнулась:

– Ты поставила кофе на огонь?

Нинавис закатила глаза и минуту спустя вернулась с чашкой холодного чая, который она налила из большой стеклянной банки^[86].

Джанель взяла кружку двумя руками. От нее тут же пошел пар.

– В любом случае давай поговорим о том, что я сказала такого, отчего ты расстроился. Это ведь не из-за того, что я флиртовала с этим ванэ из Манола, не так ли?

Он задумался, не выпить ли залпом еще один бокал ариса.

– Да, – Кирин повернулся к ней на стуле. – Но дело не во флирте. Я расстроен, потому что это был не какой-нибудь там ванэ из Манола; это был сын Таэны, Тераэт. Который, как ни странно, мой лучший друг.

– Ой. И это все? – Джанель выпила всю чашку чая одним долгим глотком.

– Когда Тераэт выкупил меня в Кишна-Фарриге… – Он сделал паузу. – По-видимому, за это спасение я должен поблагодарить тебя, так что… спасибо. Как бы то ни было, впоследствии мы с Тераэтом подружились. Но были люди, которым я был нужен в Кууре, и я хотел уехать. А он этого не хотел. Мы поссорились из-за этого. Он убедил меня остаться, втянув во все это тебя.

– Меня?

– Да. Не буду вдаваться в подробности. Я спросил его, откуда он вообще знает, как ты выглядишь, а он… – Кирин рассмеялся. – Он мне не солгал. Он просто позволил мне поверить в ложь. Он не мог просто встать и сказать, что вы двое познакомились. Он понимал, что если б я узнал это, то обязательно бы уехал, чтобы найти тебя.

Он забарабанил пальцами по столешнице.

Бармен принесла сидр и поставила его перед Джанель. Нинавис явно хотела что-то сказать, но затем покачала головой и вернулась на кухню.

Джанель отставила чай и взяла сидр.

В комнате, где всего несколько часов назад множество людей смеялось и пело, было очень тихо.

Кирин искоса взглянул на Джанель:

– Не так больно, как не знать твоего имени? – вскинув бровь, процитировал он ее слова. – Серьезно? Это худшая из попыток подцепить мужчину.

Она с достоинством выпрямилась:

– Я страдала от боли и бредила. Заткнись.

Он громко расхохотался, и через несколько секунд она к нему присоединилась.

– Я не виновата, – пробормотала она. – Ты его видел? Он красивый.

– О, он весьма красив. Тут не поспоришь. Просто, если бы я умирал в Загробном Мире, лежа в чьих-нибудь объятиях, у меня бы просто не было сил на то, чтобы заниматься любовными играми.

Она повернулась к нему лицом и, улыбнувшись, заморгала:

– Ты уверен?

Это заставило его задуматься.

Кирин уставился на Джанель:

– Подожди, а что я тебе говорил в Загробном Мире? И что я делал?

Она усмехнулась:

– Много чего, хотя и ничего такого, из-за чего я бы держала на тебя обиду. Извини, я не хотела тебя расстраивать.

– О нет, – сказал Кирин, – это я должен извиниться за то, что сорвался.

– Я рада. Хочешь присоединиться к нам снова?

– Да, пожалуй.

Она встала со стула и направилась обратно к их столику, но потом вернулась обратно:

– Кирин!

– Да?

– Когда мы были вместе в Загробном Мире, я сказала тебе, что я оскорблена… – Она на мгновение замолчала, с трудом подбирая слова. – Что я оскорблена тем, что Ксалторат предполагала, что между нами будут отношения – еще до того, как ты согласился. Что мой интерес к тебе уже был воспринят как должное.

Кирин чувствовал себя так, будто наелся камней.

– Ох…

– Ты должен знать, что я не отвергну тебя просто назло Ксалторат. Если отношения с тобой меня заинтересуют. – Она поморщилась и подняла палец: – Получилось неправильно. Я хочу сказать вот что: Ксалторат была права. Они меня заинтересовали.

Камни в его животе превратились в бабочек – и это чувство было гораздо приятней. И все же…

– А как насчет Тераэта?

– О, я бы советовала спросить его самого о его влечении к тебе. Это ведь не мое дело. – Уголок ее рта приподнялся.

– Очень смешно, – сказал Кирин.

– Я так и подумала, – улыбнулась Джанель. – Еще одна история. Затем мы прервемся на ужин.

Кирин взял свой бокал и направился обратно. Настала очередь Коуна рассказывать.

Рассказ брата Коуна.

Руины эставы, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Дождь лил как из ведра.

На следующий день дождь прекратился, превратившись в слякотный промозглый снег. Выжившие из Мерейны жались друг к другу, чтобы согреться. Брат Коун был рад тому, что оказался под землей; огромная каменная пещера оберегала людей от непогоды, но все по-прежнему держались поближе и делились одеялами.

Судить, когда наступило утро, они не могли, но Джанель открыла глаза как раз в тот момент, когда, как подозревал брат Коун, солнце поднялось над горизонтом на западе. Сев, Джанель откинула одеяла и принялась потягиваться и рассматривать свои конечности, как будто удивляясь, что они все еще находятся на месте.

Затем она подошла к очагу в поисках завтрака.

– Они действовали умно, – сказала она позже, когда Дорна, сэр Барамон и Данго собрались поиграть в кости.

– Умно? – Брат Коун изо всех сил старался, чтобы его голос звучал нейтрально.

– Да, – согласилась она. – Они знали, что дым убьет всех в городе. Затем демоны должны будут сожрать их души и оживить тела и, в свою очередь, убьют еще больше людей, которыми могли бы обладать их братья. Затем появляется дракон и хоронит деревенскую местность в бурях и снегу. – Она ткнула пальцем в потолок, указывая на бурю, по-прежнему бушевавшую над головами. – Поэтому, когда придет армия, их задержит непогода^[87].

– О, я понял, – сказал брат Коун. Он прикусил губу. – Ненавижу умных. Я бы предпочел, чтоб мы имели дело с глупцами.

Она вздохнула:

– Увы. Это было бы предпочтительнее. – Она просияла: – Но, по крайней мере, им это не удалось. Может, погода и мрачная, но это все напрасно. Никакого Адского Марша не будет.

– Вы уверены?

Она улыбнулась:

– Уверена.

– Мы не можем оставаться здесь. – Нинавис, прихрамывая, направилась в их сторону. – У нас не хватит припасов на всех людей. Уходя, люди хватали то, что попадется под руку. К снегопаду никто не был готов – здесь просто никогда не идет снег.

Джанель откинулась назад, опираясь на одну руку. Она выпила чашку крепкого чая из запасов Дорны, но в целом все были согласны на половинный паек. Никто не знал, когда же закончится эта неестественная буря.

– Когда буря закончится, тебе следует вернуться в Мерейну, – сказала Джанель.

– В Мерейну? – Нинавис была потрясена. – Туда, где демоны?

– Где были демоны, – поправила ее Джанель. – Больше их там нет. И ты ведь знаешь, что армия отправится именно туда. Ты не можешь просто оставить это место, Нинавис. Теперь это твой дом. Тебе некуда больше идти.

– Ты все время говоришь «ты», – сказала Нинавис. – Я чувствую явный недостаток слова «мы».

Джанель вздохнула:

– Я не твой барон. Когда Кэлазан вернется…

– Если Кэлазан вернется, – огрызнулась Нинавис. – Мы не знаем…

Джанель посмотрела туда, где Ганар Венос (которой уже не было смысла притворяться Ган, дочерью мельника) помогала с готовкой.

– Пожалуйста, говори потише.

Выражение лица Нинавис смягчилось:

– Отлично. То есть ты просто уходишь?

– Кто-то должен попытаться предупредить остальных. Я не просто говорю об армии, которая прибудет. Кто-то должен убедиться, что люди знают, что здесь произошло. Мои люди и я отправимся в Атрин и поговорим с герцогом Ксуном.

Дорна оторвала взгляд от игральных костей:

– В Атрин? О, жеребенок, мы не можем! Я знаю, ты сказала Арасгону встретиться с нами там, но это ужасный риск… – Не оглядываясь, она хлопнула сэра Барамона по руке: – Не пытайся подменить кости, или я тебя порежу. Смотри у меня!

– Да я бы никогда! – запротестовал сэр Барамон, убирая руку от игральных костей. – Э-э, а почему поездка в столицу провинции может быть рискованной?

Данго кивнул:

– Я тоже хотел спросить об этом.

Брат Коун старательно делал вид, что он изучает свои ладони, не обращая внимания на то, как напряглись Джанель и Дорна.

– Есть что-то, о чем ты мне не рассказала? – прищурился сэр Барамон. – Тамин что-то говорил о том, что ты избегаешь Осуждения. Это правда?

Джанель вздохнула:

– Это правда. Но это не… – Она покачала головой: – Это незаслуженно, ты же понимаешь. Тело моего дедушки еще даже не остыло, когда сэр Орет появился на пороге вместе с небольшой армией.

– Сэр Орет? Второй сын маркрива Ставиры?

Дорна закатила глаза:

– Он самый. Наши родители устроили этот брак, когда мы были детьми, но… из этого ничего не вышло.

– Естественно, из этого ничего не вышло, – согласилась Дорна. – Ты прекрасная молодая аристократка, а он – лошадиная задница. Межвидовые отношения в этих краях не одобряются. – Она ухмыльнулась, на ее лице появилось озорное выражение. – Разве не это ты сказала в том последнем письме, которое оставила перед нашим отъездом?

Джанель не смогла удержаться от улыбки:

– Думаю, возможно, так оно и было.

Сэр Барамон широко распахнул глаза:

– Тогда понятно, почему он так из-за тебя расстроен.

– Нет, я подозреваю, что он просто затаил обиду – потому что сразу после нашей помолвки он вел себя как торра, и я преподала ему урок хороших манер. – Джанель нахмурилась: – Он хотел, чтобы я ему поклонилась, а я отказалась, и он попытался меня заставить.

– О да! – фыркнула Дорна и, наклонившись к сэру Барамону, пояснила: – Я слышала, она сломала Орету обе руки и протащила его за ноги в спальню его отца. О, как бы я хотела присутствовать при этом! – Она скорчила гримасу: – Но мне не рады в поместье Ставиры.

– Я хочу сказать, он считает, что я должна ему тудадже, – объяснила Джанель, презрительно махнув рукой. – Приехав после смерти моего дедушки, он поставил меня перед выбором: или я выйду за него замуж, соглашусь занять место кобылы и смирюсь с этим, или… или расплачусь с людьми, которых он подкупил, чтоб объявить мне Осуждение. Поскольку у меня не было такой возможности, я уехала.

– То есть именно таков и был твой план? Продолжать двигаться вперед, пока ему не надоест гнаться? – Сэр Барамон нахмурился, глядя на девушку.

– Нет! – Джанель замолчала. – Хорошо… Да. Но сэр Орет не может продолжать это вечно. Орет думал, что сможет вой-ти в мои земли со своими солдатами и держать меня в плену, пока меня не Осудят. Он думал, что это займет неделю. Чем дольше я тяну с этим, тем больше Орету приходится давать взяток и тем сильнее истощается терпение его отца. У маркрива Арота могут быть полные сокровищницы металла, которые можно потратить, но это не значит, что он сделал бы это добровольно.

– Арот всегда был проницателен в вопросах финансов. – Дорна бросила кости. – Я снова выиграла.

– Проклятье, кобыла! – Сэр Барамон нахмурился.

Данго покачал головой:

– Никому не может так везти.

– Мне это совсем не нравится, – сказала Дорна. – Идти в Атрин слишком рискованно. Для тебя вообще лучше держаться подальше от столицы. – Она на миг замолчала. – Ты ведь умеешь писать. Отправить весточку: «Здравствуйте, герцог Ксун, надеюсь, это письмо застанет вас в добром здравии. Извините, что не смогла вас навестить. Кстати, в Барсине вынашиваются злые планы. С этим нужно что-то сделать. С любовью, Джанель».

Джанель покачала головой:

– На письма могут не обратить внимания, их могут потерять, они могут попасть в чужие руки. И если мы пойдем пешком – а нам придется поступить именно так, потому что мы отослали всех наших четвероногих друзей, – мы доберемся до Атрина примерно к Великому Турниру. Участие в этом турнире обязательно для всех аристократов ранга стража или выше. Я могла бы избежать встречи с Оретом, но только для того, чтобы герцог Ксун лишил меня титула за то, что я не оплатила расходы. У меня нет выбора.

– Это просто означает, что Орет рассчитывает на твое присутствие, – настаивала Дорна.

– Это не такой большой риск, как можно подумать. Даже если сэр Орет будет в Атрине, ему все равно потребуется время, чтобы найти всех людей, которые ему нужны, чтобы вынести мне Осуждение. И их гораздо больше, чем требовалось для Осуждения Тамину, который в конце концов потерял очень много населения своего знамени. Если я не буду сильно задерживаться, я смогу проскользнуть к герцогу и уйти до того, как у Орета появится шанс противостоять мне.

– В ее словах есть смысл, – сказал сэр Барамон.

Дорна сжала губы в тонкую линию:

– Мне все равно это не нравится.

Джанель улыбнулась:

– Принято к сведению, дорогая Дорна. – Она повернулась к Нинавис: – Это тебя удовлетворит? Я знаю, тебе кажется, что я бросаю тебя, но я делаю все наоборот. Я должна выяснить, кто такой этот Релос Вар, кто такая Сенера и, самое главное, чего они пытаются достичь. У нас не будет лучшего шанса остановить их.

Нинавис по-прежнему выглядела угрюмой и все никак не могла успокоиться, но она кивнула и склонила голову в знак согласия.

– Отлично. Вы все идете в Атрин. Мы останемся здесь и перестроимся. – Она замолчала. – Хотя нам придется нелегко. Осталось не так уж много способных людей.

– Делайте то, что должны делать, – сказала Джанель, – хотя я бы рекомендовала попытаться убедить армию оставить здесь какую-то часть в качестве меры предосторожности. Возможно, вся цель состояла в том, чтобы ослабить этот район обороны Джората.

Нинавис уставилась на нее:

– Этот район Джората? Мы находимся в самом центре Джората. Прямо посередине него. Если бы кто-то вторгся, им пришлось бы пересечь полдюжины кантонов и около тридцати знамен, чтобы добраться досюда. Это место совсем не подходит для военного вторжения.

– Но если у вас есть незащищенный Привратный Камень, без Хранителя Врат, – сказала Джанель, – это станет отличным способом обойти нас с фланга и позволить йорцам тайком проникнуть в наши владения^[88].

– Пусть так, но все же я бы сказала, что есть места получше, чтобы закрепиться. Ну, не знаю… – Нинавис махнула рукой.

– Толамер, – предложил сэр Барамон. – Кантон графа Джанель прекрасно бы подошел.

– Точно. Толамер, – согласилась Нинавис. Затем она замерла и оглянулась на Джанель.

– Да, – сказала Джанель, – именно поэтому я бы хотела получше прояснить всю эту ситуацию с сэром Оретом, хотя я сомневаюсь, что он в сговоре с решившими вторгнуться йорцами.

– Но разве йорцы могут вторгнуться? – спросил брат Коун. – Я имею в виду, они часть империи. Разве не странно будет, если одна часть империи попытается захватить другую, не так ли?

Остальная троица переглянулась, будто переговаривалась друг с другом – и одновременно напоминая друг другу, что брат Коун происходил не с восточной стороны Драконьих Башен.

– Йор – последняя из провинций, присоединенных к империи, – объяснила Дорна.

– Я знаю, – сказал брат Коун.

– Ну… – Дорна пожала плечами. – Они от этого не в восторге. Я имею в виду, джоратцы стали куурцами уже лет пятьсот как – ну, или около того. Нас это вполне устраивает. Мы гордимся этим. Кроме того, здесь, в Джорате, мы сами перешли на сторону Куура, чтобы император Кандор помог нам изгнать нашего старого бога-короля. Мы хотели стать частью Куура. Но есть йорцы, чьи бабушки и дедушки прекрасно помнят, как ими правил бог-король Чертхог и противная богиня-королева Сулесс. Ни у кого не было Уртанриэля, поэтому убийство богов-королей было делом тяжелым и грязным. Настоящей кровавой баней. Бойня от одной двери до другой, с поджиганием любого, у кого есть хоть капля магической силы. Настоящие йорцы по-прежнему не допущены к власти. Им не разрешается исповедовать свои убеждения или говорить на старом языке. Я хочу сказать, что они не стремятся считать себя верными империи, как мы.

– Все равно это лучше, чем в Маракоре, – пожаловалась Нинавис. – По крайней мере, йорцам разрешено владеть оружием.

– Это потому, что йорцы не продолжают бунтовать, – возразил сэр Барамон, а затем пожал плечами: – Или, может быть, они просто гораздо терпеливее относятся к этой идее. Разве ты стала бы жить в таком жалком месте, как Йор, если бы в этом не было необходимости.

Нинавис закатила глаза:

– Нет.

Сэр Барамон вскинул руки:

– Ну, вот и все. Мотивов более чем достаточно для того, чтобы попытаться расширить свою территорию до земель более солнечных и плодородных, чем их родной заснеженный, замерзший, личный Ад.

– Релос Вар, – пробормотала Джанель.

Остальные посмотрели на нее.

– А что Релос Вар? – спросила Дорна.

Джанель покачала головой:

– Не бери в голову. Я выясню, кто он такой, как он замешан во всем этом и как он связан с этой колдуньей, Сенерой.

– А затем? – спросила Нинавис.

Джанель склонила голову набок:

– Затем я просто убью их. Что ж еще?^[89]

Они прервались на ужин.

Вечерняя трапеза состояла из длинной лапши, политой острым рагу из бычьих хвостов с томатами. Кирин ел большую часть еды с помощью хлеба, но он признавал и использование двузубых вилок, которыми местные ели лапшу.

Закончив есть, он вдруг понял, что запах горящего дерева стал сильнее. Его глаза наполнились слезами, а люди вокруг начали кашлять.

Так же, как и он.

Кирин оторвал взгляд от тушеного мяса как раз вовремя, чтобы увидеть, как из камина рядом с ним повалил дым. Так же, как и из большого камина в другом конце комнаты. Мужчина, которого он раньше не видел, задыхаясь, выбежал из коридора, который, как он предполагал, вел на кухню. За беглецом следовало серое облако дыма, вырвавшееся из соседней комнаты.

Джанель вскочила:

– Всем на землю! Не вставать!

– Что происходит? – выкрикнул кто-то.

– Рисуйте знак! Срочно! – Это, похоже, была Нинавис.

Кирин присел на корточки. В тот же миг рядом с ним опустился Коун.

– Откинь волосы назад, – сказал брат Коун.

– Зачем? Что ты… – Он не договорил, вспомнив, как брат Коун расправился с колдовским дымом в Мерейне. Этот дым был обычным, но это не означало, что в нем нельзя было задохнуться до смерти. Он откинул волосы назад.

Брат Коун колебался.

– Подожди, меч… – Он посмотрел на пояс Кирина, где отдыхала Уртанриэль.

– Все равно должно сработать, – сказал Кирин. – До тех пор, пока я не попытаюсь развеять его или пока Уртанриэль не решит, что это мне угрожает. Ты ведь воздействуешь на воздух, а не на мое тело или тенье, верно?

– Верно. – Коун коснулся пальцем лба Кирина и что-то нарисовал на нем, а затем перешел к следующему человеку. Воздух сразу же стал сладким и свежим на вкус. Кирин больше не чувствовал запаха дыма. Он встал и увидел, как дым расступился вокруг его головы, как будто там был невидимый барьер. Далеко в дыму Кирин не мог видеть, но, по крайней мере, он мог стоять. И дышать.

– Сначала лошади, – приказала Джанель всей комнате. – Иначе они окажутся быстро на земле.

– Кто-нибудь потушите огонь в очаге!

Кирин чуть не вызвался добровольцем, но внезапно вспомнил, что у него Уртанриэль. А значит – ему не полагалось никакой магии, потому что, как бы ему ни хотелось помочь, отпускать ее не хотелось еще сильнее.

Кроме того, он не был уверен, что Уртанриэль позволит ему отпустить ее.

– Чем я могу помочь? – крикнул Кирин^[90].

– Проверь задние комнаты, – ответил какой-то мужчина. – Убедись, что там никто не спит… ну или не занимается чем-нибудь еще.

Кирин не мог видеть достаточно далеко, чтобы найти, где располагались задние комнаты, но примерно это представлял, так что смог, спотыкаясь, подойти к ним и принялся открывать двери.

– Здесь есть кто-нибудь?

Гостиница предлагала номера для ночлега.

Последний из которых был занят.

Кирин отвернулся.

– Так, ребята, надевайте одежду и быстро наружу. Высоко не подниматься – из каминов дым.

Троица в кровати откликнулась, и он сразу ушел.

Когда он вернулся, дым уже рассеялся. Учитывая ворчание Уртанриэль, можно было предположить, что кто-то использовал магию, чтобы рассеять его. Джанель вернулась из конюшни с Арасгоном, Таларасом и Хамаррат. Никому это не показалось странным.

– Внимание всем! – крикнула Нинавис. – Давайте успокоимся. Холодно станет не сразу, так что мы сможем убрать дым. Возможно, даже сможем нагреть для тепла эти камни.

– Эйан’аррик сделала это нарочно? – спросил кто-то^[91].

– Не думаю, – ответила Джанель. – Должно быть, накопившийся снег и лед наконец заблокировали трубы. Это ничего не меняет, так что расслабьтесь.

Толпа не расходилась, но они хотя бы успокоились. Люди отодвигали столы и стулья в сторону. Поскольку большинство чувствовало, что ложиться спать еще рано, они располагались не для сна, а скорее для отдыха. У всех на лбу были нарисованы знаки, некоторые – пеплом или мелом, но большинство было создано элегантными светящимися желтыми линиями, явно волшебными – и это в стране, которая, как известно, ненавидела любое проявление магии.

Кирин надеялся, что их предупредят до того, как прибудет человек, которого ждала Джанель, и будет время удалить метки.

А если нет… Вряд ли они кого-нибудь смогут одурачить.

16: Черный Лотос

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как женщина наконец стала императрицей

Когда все закончили уборку и разобрались с различными мелкими проблемами, Кирин устроился на стуле у бара рядом со Звездой.

– О, привет! Меня зовут Кирин. А тебя? И не мог бы ты представить меня этой очаровательной женщине, которая на весь вечер монополизировала твое внимание?

Звезда на мгновение глянул на него, а затем скорчил гримасу:

– Продолжай звать меня Звездой. Я не возражаю.

– Я Дорна. – Старуха окинула Кирина взглядом с ног до головы. – Хм.

Кирин понятия не имел, что это значит.

Джанель села рядом с Кирином так близко, что их бедра соприкоснулись. Было так смешно осознавать, что их бедра соприкасаются. Он чувствовал каждый нерв. Каждый раз, когда Кирин хотя бы слегка приближался к Джанель, казалось, что воздух звенит от напряжения.

Через секунду Нинавис зашла за стойку бара, схватила бутылку ариса и налила всем по стакану.

– Мне воды. Мы так пили сегодня вечером, как на свадьбе или на похоронах. – Дорна обвела рукой всю компанию: – Вам тоже стоит начать пить воду, слышите?

– Да, мама, – сказал Звезда.

– Итак, этот твой отсутствующий друг… – сказал Кирин.

Джанель прижала костяшки пальцев к вискам:

– Мы ждем волшебника, который знает, как открывать Врата. Не думаю, что он воспользуется входной дверью.

– И он должен уже быть здесь?

– Да, но… – Джанель оборвала речь на полуслове, увидев, что рядом с Дорной сел брат Коун.

Жрец отодвинул стакан с арисом:

– Чай есть?

– Сзади есть кофейник.

– Еще лучше, – согласился брат Коун.

– Коун, есть что-нибудь от Турвишара? – спросила Джанель.

– Турвишар? – Кирин удивленно моргнул: – Вы ждете Турвишара Де Лора?^[92]

Он испытывал смешанные чувства к лорду-наследнику Дома Де Лор. Турвишар работал на некроманта Гадрита Де Лора, но только потому, что ему в детстве был сделан гаэш. После устранения гаэша Турвишар проявил большую готовность помочь Кирину, чем другим соратникам Гадрита – включая Релоса Вара^[93]. Кроме того, Турвишар действительно был безумно могущественным волшебником. Его сил хватило бы для того, чтобы самостоятельно открыть Врата без использования Привратного Камня.

– Я же говорила тебе, что мы знаем одних и тех же людей?

– Кто такой Турвишар Де Лор? – спросила Дорна. – Кроме того, что он никчемный отброс из королевской семьи. – Она взглянула на Кирина: – Не обижайся.

Кирин пожал плечами:

– О нет. Тут я полностью согласен.

– Я оставлял ему сообщения, – сказал Коун. – Пока ничего. О, спасибо, Нинавис. – Он потянулся за кофе.

– Подожди, вы можете связаться с Турвишаром? Как? – Кирин посмотрел на него мимо Звезды и Дорны.

Брат Коун закусил губу:

– Это…

– Только не говорите, что это сложно, – сказал Кирин.

Брат Коун сглотнул:

– Мой Краеугольный Камень, Сердце Мира, позволяет мне видеть сквозь источники тепла на большом расстоянии. Это один из способов, с помощью которых мы узнаем, что Мориос еще не атаковал Атрин, – я проверял это через фонарь в городе. Я также могу… э-э… Я также могу накладывать заклинания в любом месте, которое я вижу, и таким образом я оставляю сообщения.

Кирин присвистнул. Любой Королевский дом в Столице отдал бы дюжину любимых сыновей и дочерей, чтобы иметь такую способность^[94].

Проклятье, Тераэт тоже был бы очень счастливым убивашкой, если бы обладал такой способностью. Кирин почти почувствовал ревность: Кандальный Камень был артефактом, которым вряд ли бы кто пожелал пользоваться. На повседневном уровне Краеугольный Камень брата Коуна казался намного более полезным.

– Ты недавно проверял Атрин? – спросила Джанель.

Жрец кивнул:

– Как раз перед обедом. По-прежнему ничего.

– Будем надеяться, так и останется. Мы втроем просто… – Джанель окинула взглядом бар. – Мы кое-чем занимались. Дорна, Нинавис… – Она посмотрела на Звезду. – Э-э…

– Звезда, – подсказал он.

– Верно. Знаю, что веду себя грубо, но не могли бы вы оставить нас наедине…

– Нет, не могли бы! – сказала Дорна. – Я не видела ни тебя, ни Коуна со времени Великого Турнира, и ты знаешь, что там произошло. Прошли годы. И нам нужно наверстать упущенное. Я останусь здесь! – Для выразительности она скрестила руки на груди.

– Я тоже, – сказала Нинавис.

Кирин усмехнулся:

– Я думаю, теперь твоя очередь рассказывать, Джанель.

Очередь Джанель.

Загробный Мир

Сейчас будет часть истории, которую никто из вас – даже брат Коун – раньше не слышал.

Позвольте мне рассказать, что произошло после того, как мы покинули Мерейну и наше убежище.

Бури закончились. Ко мне, кобыле Дорне и брату Коуну теперь присоединился сэр Барамон (который настаивал, что путешествие пойдет ему на пользу). Мы отправились в столицу Джората, Атрин. Я настояла на этом. Я знала, что армия движется к Мерейне, но чувствовала себя обязанной доложить о катастрофе герцогу Ксуну. Нинавис и горожане согласились вернуться и присмотреть за Мерейной – и проверить, рассеялся ли колдовской дым.

К тому времени, как мы разбили лагерь, настроение у нас было испорчено. Мы отдали большую часть еды Нинавис и горожанам. Лед и снег не по сезону нанесли много вреда дикой природе, которая уже приготовилась к весне. Дорна собирала травы и растения – съедобные, если их заморозить. Я поймала себя на том, что тоскую по кому-нибудь с луком и острым охотничьим чутьем. Стараниями Дорны мы получили не больше нескольких пригоршней кореньев и ягод.

И все же, даже когда я ложилась спать голодной, для того, чтобы пересечь Вторую Завесу, мне было достаточно закрыть глаза^[95].

Открыла я их для того, чтобы обнаружить, что нахожусь на небольшом холме с видом на город. Мое сердце заныло от его сходства с Холодными Водами – возможно, здесь было больше азоков, но тут были такие же общие зоны для приготовления пищи, те же конюшни и землянки.

И такие же мертвецы, запертые внутри.

Вдалеке ревели демоны. Я обнажила меч, зная, какая ночная работа мне предстоит.

А затем слоны Таэны снова наполнили воздух своими трубными голосами. Ухмыльнувшись, я сменила тактику. Вместо того чтобы броситься в бой, я погнала демонов прямо к светящимся боевым слонам Богини Смерти. На этот раз я держалась подальше от светящихся стрел, убивая отставших демонов, посчитавших, что я представляю меньшую угрозу, чем Охота.

Я поискала его глазами. Все это время я осматривала линию деревьев, изучая слонов, выискивая взглядом ванэ из Манола в зеленом и золотом. Того, которого я предупреждала о Релосе Варе^[96]. Того, кто спас мне жизнь.

Но его там не было. Разочаровавшись, я направила свой гнев в его естественное русло: убийство демонов.

Эти демоны – молодые, глупые, зеленые – не понимали, что лес Загробного Мира стал их склепом. Им была обещана власть и страх убитых ими жертв. Их никто не предупредил, что они и сами могут стать добычей.

Когда пал последний демон, я стряхнула фиолетовую кровь с меча, наблюдая, как слоны трубят о своей победе. Они не заметили моего присутствия. Учитывая, что альтернативой было стать их жертвой, меня это вполне устраивало.

Однако по-прежнему не было никаких признаков моего безымянного ванэ из Манола.

– Кого ты ищешь?

Я резко обернулась.

Он, одетый в тот же наряд, который я видела на нем в прошлый раз, стоял позади меня, скрестив руки на груди и прислонившись к стволу мертвого дерева. На этот раз его кинжалы оставались на поясе.

На груди у него была рана, словно его ударили ножом, но, казалось, он даже не заметил ее.

– Это ты?.. – благоразумно спросила я, подходя к нему. Я не услышала и не почувствовала его приближения, и на мгновение у меня возникло подозрение. Могла ли это быть Ксалторат? Могла ли она знать о нашей предыдущей встрече? Неужели она сейчас выдавала себя за него?

Нет, сказала я себе. Она не знала. А если бы и знала, то не осмелилась бы подойти так близко к месту, где могла появиться сама Таэна. Это все было реально. Или, по крайней мере, настолько реально, насколько это может быть в Загробном Мире. Я тонула в его зеленых глазах, и от него пахло кровью, мускусом и глубоким, бескрайним морем.

– А кем еще я могу быть?

– Неважно, – сказала я, и…

Ну, нет смысла этого стесняться. Я поцеловала его.

Это было глупо. Я знаю, что это глупо. Я не спросила у него разрешения. Я все еще держала меч. Если бы он решил, что я нападаю на него, это была бы лишь моя вина. Но даже если нет, было бы невежливо начинать такую увертюру без определенных обсуждений. Я позволила своему желанию взять верх над здравым смыслом.

Я почувствовала, как он вздрогнул. Он потянулся к оружию, инстинктивно предположив, что это ловушка. У меня вообще не было оправдания. Он остановился.

– Ты помнишь меня? – Он посмотрел на меня так, словно я была чудом.

– Конечно, я тебя помню. Ты спас мне жизнь.

Он отступил назад, выглядя странно разочарованным^[97].

Затем кто-то позади нас откашлялся.

Он шумно втянул воздух. Я обернулась и увидела…

Таэну.

Таэна, Богиня Смерти, стояла прямо позади нас.

Подобно своим статуям, она была темнокожей и одетой в белый шелк. Розы и черепа обнимали ее бедра, венчали ее мерцающие волосы. И было понятно, кто она. Дело было не только в том, что она являлась красотой, воплощенной в обсидиане, костях и багровом цвете. Ее аура, ее ужасная манера держаться, ее облик провозглашали, что она пережила все абсолютное и неизбежное. В ее глазах каждый находил свой окончательный суд, все людские грехи и милости обнажались пред ее ртутным взором.

Я опустилась на колени и наклонила голову, распростершись перед ней ниц. Позади я услышала, как ванэ из Манола отошел в сторону. В каждом его движении чувствовалась вина, словно его поймали с поличным, – и я поймала себя на том, что задаюсь вопросом, не Таэне ли принадлежит его тудадже. Я слышала много шуток о брачном ложе Таэны как эвфемизме для обозначения смерти, но мне никогда не приходило в голову, что за этим юмором может скрываться что-то реальное. Неужели меня только что поймали на вольностях с любовником Таэны?

Затем я услышала шум шагов, шуршание ткани, свист металла, рассекающего воздух.

Что? Нет!

Жизнь, потраченная на то, чтобы пережить грубые и резкие «уроки» Ксалторат, сделала некоторые инстинкты необратимыми.

Я успела откатиться в сторону за мгновение до того, когда меч Таэны вонзился в землю там, где я только что была.

– Мать, нет! – закричал ванэ из Манола.

– Значит, не любовник, – сказала я, перекатываясь на бок.

Сын было не намного лучше.

Она держала по клинку в каждой руке и двигала ими с невероятной скоростью.

Она приближалась неуклонно, неумолимо – подобно тигру, идущему, медленно и уверенно, к добыче, слишком тяжело раненной, чтобы убежать. И хотя она не бежала, она мгновенно приблизилась ко мне, появившись рядом в мгновение ока, хотя, казалось, шла не спеша и не торопясь.

– Пожалуйста! Остановись! – закричала я, пытаясь увернуться. Щит задрожал от мощного удара мечом. – Я тебе не враг!

Моя рука онемела от удара.

– Нет? – Таэна шагнула ко мне: – Тогда почему Ксалторат пощадила тебя? Почему она выбрала тебя, дав возможность выжить в Адском Марше кантона Лонеж?^[98] По какой еще причине, кроме того, что ты поклялась ей в верности?

Протест застыл у меня в горле. Слезы навернулись на глаза.

– Я не знаю, почему она пощадила меня.

– Нет, знаешь. – Она вновь замахнулась.

Я увидела, что ее сын отодвинулся в сторону, и поднырнула под ее замах. А она неглубоко полоснула мне по бедру, прорезав броню насквозь.

Моя сила здесь не шла мне на пользу. Моя способность отбить оружие врага или даже сломать его ничего не значила против бога. И эта полнейшая бесполезность проявлялась в каждом замахе, каждом увертывании, каждом близком или не очень близком промахе. Новые и новые разрезы пересекали мою броню, подобно бритвенным следам, оставленным врагом, которому не нужно было торопиться с неизбежным исходом.

Я не нанесла ей ни одного удара.

Я не подходила близко.

Я отбросила меч и щит и вновь опустилась на колени.

Я почувствовала, как холодный металл прикоснулся к моей шее и два лезвия остановились у самой кожи.

– Я не знаю почему, – повторила я. – Она спросила меня, хочу ли я ее защиты. Она не была похожа на демона. Она выглядела как красивая женщина. Поэтому я согласилась. Но я никогда не подчинялась ей. Однажды она… – Я не решилась сглотнуть, все время ощущая на себе пристальный взгляд Таэны, понимая, что единственное движение способно положить конец моему существованию. – Однажды она потребовала от моей матери – моей настоящей матери… заключить с ней сделку, чтобы защитить меня. Я не верила ей тогда и не верю сейчас: Ксалторат любит лгать.

– Да. Да, любит. Посмотри на меня. – Она приподняла мой подбородок лезвиями.

Я скорее почувствовала ее голос костями, чем услышала ее. И не выполнить приказ я не посмела.

Я подняла глаза. Наши взгляды встретились.

Смотреть в глаза Таэны – означало смотреть в зеркало каждого прошлого греха, который я когда-либо совершала, каждой ошибки, каждой обиды. Эти глаза видели все. Каждый постыдный поступок или поступок, которого я должна была стыдиться. Эти глаза говорили: «Я видела все, что ты сделала. Ты можешь скрыть свои грехи от всех остальных, даже от тебя самой, но не от меня. От меня не скроешь никогда».

Я находила в этом своего рода утешение.

Я знаю, это звучит странно, но утешение может быть и в том, чтобы сорвать струпья с раны. Это приносит боль, да, но еще и облегчение. Наконец-то все открыто. Наконец-то я призналась в своих грехах. Наконец-то кто-то знает.

Я не видела, как она уронила мечи или убрала их, но они исчезли. Она взяла мое лицо руками, продолжая смотреть мне в глаза, изучая мои черты.

– Кто твой господин? – спросила она меня. – Кому принадлежит твое тудадже?

– Маркриву Став… – начала отвечать я.

– Нет, – поправила меня она. Я вздрогнула, когда поняла правду, заключенную в этом единственном простом слове. Возможно, я была обязана своим тудадже маркриву Ставиры, Ароту Малкоссиану. Возможно, я знала свое место, отдала ему свою преданность. Но, по правде говоря, у меня не было к нему никаких чувств с того дня, как он решил поставить амбиции своего сына выше чести моего дома. Но кто же тогда оставался? Ксун, герцог Джората? Возможно, герцог Ксун. Но я не видела этого человека много лет; трудно быть верным тому, от кого осталось только имя.

Затем я поняла очевидный ответ:

– Ты, – сказала я. – Восьмая. У тебя всегда была моя ту-дадже.

Ее осуждающий и справедливый взгляд продолжал ловить мой, но ее руки изменили свое положение, прижавшись к моим щекам. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб, а затем отпустила меня.

– Я ошиблась на твой счет.

– Ошиблась?

Это было хорошо или плохо? Она имела в виду, что не должна была пощадить мою жизнь?

Она отвернулась, освобождая меня от своего пристального взгляда. Я чувствовала себя так, словно меня только что держали на веревочках и теперь освободили, так что я рухнула на землю, пытаясь восстановить дыхание. Я попыталась обратиться к ванэ за объяснением, но он уставился на меня так, словно видел в первый раз.

– У меня есть плохая привычка слишком рано списывать людей со счетов, считая их безнадежными, – объяснила Таэна. – Я предполагала, что, как только Ксалторат вцепится в тебя когтями, ты будешь потеряна для нас.

– Я не понимаю.

– Мать не поверила мне, – наконец вмешался ванэ из Манола, – когда я сказал ей, что ты все еще не демон.

Таэна развела руками:

– В мою защиту скажу, что это небывалый случай. Демоны или пожирают, или заражают. Демоны не проявляют милосердия.

Я вскинула голову:

– Я бы не назвала это милосердием.

На меня снова уставились эти зеркальные глаза:

– О, я понимаю почему. – Она протянула руки, то ли благословляя, то ли извиняясь. – Я ошибалась в тебе, – повторила она, – и поэтому ты не получила помощи, которая могла бы тебе послужить. Так что теперь я в долгу перед тобой. Что ты хочешь? Попроси меня об одолжении, и если в моей власти даровать его, я сделаю это.

Мое сердце билось так быстро, что я не слышала ничего, кроме стука крови в ушах. Дар Богини Смерти. Я могла бы попросить достаточно металла, чтобы восстановить мое фамильное поместье, выкупить залоги, причитающиеся маркриву Ставиры, вернуть лояльность моих вассалов в Толамере. Я могла бы попросить о смерти Орета, человека, который вынудил меня покинуть мой собственный дом, или о том, чтобы Таэна вернула моего дедушку. Я могла бы попросить снова увидеться с родителями…

Я закрыла глаза от боли. Нет. Я не могла.

«Если в моей власти даровать…»

Сюда не входило возвращение моих родителей или даже просто встреча с ними. Души моих родителей пребывали за пределами досягаемости богов.

В наших двойственных и переплетенных мирах нелегко по-настоящему умереть, но все-таки это возможно. И легче всего приносят эту истинную смерть другим именно демоны^[99].

Но в любом случае я могла обратиться с одной только просьбой и жить спокойно.

– Тогда я прошу вот о чем: покончите с Релосом Варом.

Таэна моргнула, глядя на меня. Затем она усмехнулась и повернулась к сыну:

– Что ты ей рассказал?

– Это не я, – запротестовал он. – Она сама узнала о волшебнике.

– Пожалуйста, – сказала я, вставая. – Я знаю, что Релос Вар замышляет недоброе в Джорате. Ему помогают колдунья и дракон, и я не знаю его целей, но они не могут быть добрыми.

– О, тебе не нужно убеждать меня, – сказала Таэна. – Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, на что он способен. К сожалению, ты назвала дар, который не в моей власти предоставить^[100].

Я почувствовала слабость.

Я предполагала, что Релос Вар будет сильным. Ну или хотя бы достаточно сильным. Но то, что он достаточно силен, чтобы пребывать вне суда богов? Я в шоке уставилась на нее.

– Действительно, возможность остановить Релоса Вара очень занимает меня и моих собратьев из Восьми, – призналась Таэна. – Так что вместо того, чтобы помочь тебе, все будет совсем наоборот.

Я нахмурилась:

– Не поняла.

Она сделала какой-то жест. Ничего такого уж витиеватого, но только что ее руки были пусты, а уже в следующее мгновение она держала копье. Золотое копье, прекрасное и сияющее. И она предложила его мне.

Имей в виду, копье – не мое любимое оружие.

Я не могу вспомнить ни одного случая, когда я когда-либо использовала его. По большей части я практиковалась с мечами и булавами, но это совсем не одно и то же.

Однако, когда бог вручает вам оружие, вы берете его. Вы не просите чего-нибудь другого.

Металл казался теплым на ощупь. Длинное зазубренное копье было украшено вдоль древка символами солнца. Оно было легким и хорошо сбалансированным. И без всяких объяснений я знала, что каждый дюйм его был волшебным.

– Оно зовется Хоревал, – объяснила Таэна. – Когда-то оно принадлежало старому другу. И если я права, то это одно из немногих видов оружия во всем мире, которое может убить дракона. Я сожалею, что не могу дать тебе само это оружие.

Я посмотрела на богиню, ответив ей улыбкой на улыбку.

– Вот как? – Затем до меня дошли ее слова. – Что значит «ты не можешь дать мне оружие»? Оно же здесь?

– Нет, дитя, это всего лишь видимость. Настоящий Хоревал спрятан за многими замками во дворце Ажена Каэна, герцога Йора, который является поборником Релоса Вара.

– Это действительно усложняет дело^[101].

– Так что, похоже, я даю тебе задание, а не дарую тебе милость. Верните это копье в Мир Живых. Если копье способно убивать драконов, то у тебя есть возможность убрать одно из величайших орудий Релоса Вара – Эйан’аррик.

– Но, Мать, это безрассудно. Даже Братство никогда не было в состоянии проникнуть в Ледяные Владения…

Она вскинула руку. Он замолчал.

Я улыбнулась ему, польщенная тем, что он заботится о моей безопасности.

– Знаешь, твой сын не так уж и ошибается. Не имею ни малейшего представления, как можно проникнуть туда. Я не воровка и не шпионка.

Таэна наклонила ко мне голову:

– Когда доберешься до Атрина, поищи человека по имени Митрос. Он руководит компанией наемников, состоящей из свободных всадников. Он будет только рад посоветовать тебе, как лучше всего решить эту проблему.

– Мать, ты не можешь просить ее об этом!

Таэна посмотрела на него так, что тысяча слонов бросилась бы в паническое бегство.

– Это слишком опасно, – продолжал настаивать он. – Релос Вар уничтожит ее, если даже предположить, что герцог Каэн не сделает этого первым. Не может быть, чтобы Релос Вар не знал, кто она такая. Ее невозможно замаскировать. Не получится притвориться, что она другая!

– Да, – мягким и опасным голосом согласилась Таэна. – Я рассчитываю на это. Я рассчитываю именно на это. Я знаю, что он не причинит ей вреда. Ему нравится настраивать наши семьи против нас. Это желание будет непреодолимо^[102].

– Это не тебе решать! – огрызнулась я на слова ванэ, который, казалось, был очень удивлен моему вмешательству. – А мне!

– Ты ничего не знаешь о рисках…

– Какие риски имеют здесь значение? Что он контролирует людей и силы, способные убивать тысячами? Я это знаю. Что он обладает магией и силой, недоступными моему пониманию? Я узнала это, когда Таэна сама сказала мне, что не может победить его. Я знаю, что это опасно. Имеет ли это значение, когда на карту поставлено так много жизней?

Он нахмурился:

– Почему ты такая упрямая?

– Почему ты думаешь, что я не могу выбирать свой собственный путь?

Он выпрямился:

– Я этого не говорил.

– За кого ты меня принимаешь? – Я указала на его мать, Богиню Смерти: – Моя тудадже у нее, но не думай, что передала тебе свои поводья. Я этого не делала.

– Тераэт, она приняла решение.

Я замолчала.

– Его зовут Тераэт?

– Да.

Я прикусила нижнюю губу, глядя на Тераэта. Он казался достаточно молодым. Не намного старше меня.

Я снова повернулась к Таэне:

– На него уже кто-нибудь претендовал? Он так прелестен.

Она удивленно заморгала, а Тераэт и вовсе уставился на меня в немом шоке. Затем Таэна улыбнулась:

– Почему… Что ты предлагаешь за него?

– Ну, ты все еще должна мне дар.

– Очень хорошее замечание.

– Но Мать! – Возмущенный тон Тераэта развеял все сомнения, которые могли быть у меня по поводу их отношений. Он был оскорблен. Его мать смутила его.

Прекрасно. Очаровательно.

О, я хотела его.

Я крутила в руках иллюзорный Хоревал.

– Думаю, я соберу для тебя великое множество душ, великий господин, и я начну сегодня ночью. – Я понятия не имела, какие обряды ухаживания существуют у богов или их потомков, но по обычаям моего народа я заявила о своих намерениях. О его отце я не беспокоилась – идорра Таэны возвышалась над любым, кто мог бы лечь в ее постель. Так что за ее сына я торговалась только с ней.

– Мать, ты не можешь продавать меня. – В его дразнящем тоне проклевывалось что-то более острое, чем смех. Что-то более темное. Сомненье. В этом утверждении таился вопрос, и очень некрасивый вопрос.

– Разве я не Правосудие? – ответила Таэна. – Разве, если я поступлю так, это не значило бы, что ты этого заслужил?

И вдруг она перестала смеяться или улыбаться. Все стало слишком серьезным, и я совершенно не понимала почему.

Тераэт взглянул на меня, и эти прекрасные зеленые глаза наполнились сожалением и чувством вины.

– Что здесь происходит? Что мне нужно понять, чтобы прояснить все происходящее?

Таэна и Тераэт посмотрели друг на друга в течение еще одного удара сердца, а затем он вздрогнул и отвел взгляд. А Таэна повернулась ко мне:

– Мы не всегда избегаем грехов прошлых жизней. Но если тебе нравится мой сын и ты завоюешь его сердце, тогда он твой, и с моей стороны ты не найдешь возражений. А пока – удачной охоты, дитя мое.

– Тераэт?

Он поднял глаза от земли:

– Да?

Я наклонила к нему голову:

– Мы еще увидимся.

Улыбка Тераэта стала кривой:

– У меня ведь есть право голоса по этому вопросу?

– Всегда. А до тех пор… – Я отсалютовала Таэне и зашагала в лес, в поисках демонов.

17: Перевал Тига

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как две женщины стали фактическими главами Дома Де Мон

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не замужем за Тераэтом, – сказал Кирин.

– Технически… – начал было говорить брат Коун, но Нинавис протянула ему чашечку кофе.

– Я не замужем за Тераэтом, – сказала Джанель, хлопнув пальцами по плечу жреца. – Не доводи его до сердечного приступа.

Коун с улыбкой отхлебнул из чашки.

– Кто этот жеребец, о котором ты говоришь? – спросила Дорна. – Тераэт? Как получилось, что я его не знаю.

Представлять таким же образом Кирина Дорна не требовала. Но Кирин подозревал, что каждый в таверне знал, кто он такой.

– Дорна, я никогда не встречала его в Мире Живых, – сказала Джанель, – но если я когда-нибудь его встречу, обещаю, я приведу его сюда, чтобы познакомить с тобой. – Она на миг замолчала. – Если он когда-нибудь поймет, что не он главный.

– О, ты должна перестать влюбляться в жеребцов, которые думают, что ты должна быть кобылой, – покачала головой Нинавис. – В любом случае ты даже не знаешь, жив ли он.

– О, Тераэт жив, – сказал Кирин, чувствуя себя намного лучше после всего этого разговора. Тераэт еще не покорил сердце Джанель? Прекрасно^[103]. – Я провел несколько лет, тренируясь с ним. Однако он убийца и потенциальный революционер.

Нинавис ухмыльнулась:

– О, вот это я понимаю. Это прямо мой тип мужчин.

Дорна подняла палец:

– Но он вожжи или седло? Вот в чем вопрос.

Кирин нахмурился:

– Что… о боги, ты ведь опять сейчас говоришь не о лошадях? Прекрати!

Все, за исключением, возможно, брата Коуна, рассмеялись.

– А теперь продолжай, – махнув рукой, сказала Дорна. – Я хочу услышать, что случилось с моим жеребенком.

– О, мы меняемся друг с другом, кобыла Дорна, – объяснил брат Коун, – чтобы не надрывать голоса.

Он вытащил свой дневник и начал читать.

Рассказ брата Коуна.

Сразу за перевалом Тига, Джорат, Куур

Путешествуя из Мерейны в Атрин, они представляли собой самое жалкое зрелище. С тех пор как они покинули эставу, погода оставалась все такой же отвратительной. Брат Коун прибегнул к магии, чтобы помочь не отморозить руки и ноги, и даже сэр Барамон не протестовал. Они смогли добыть пропитание лишь через несколько дней, когда погода наконец улучшилась. Позже путники остановились в небольшой деревне, чтобы купить припасов.

Брат Коун предпочел не заострять внимание на том, что граф, похоже, никогда не нуждалась в исцелении. Ее кожа оставалась теплой, каким бы холодным ни был лед или снег, как будто в ее алых глазах горел настоящий огонь.

На второй неделе они выехали в районы Джората, недоступные для холодного дыхания Эйан’аррик. На земле распускались цветы. Улыбаться стало легче. Однажды утром граф проснулась так, словно никогда не знала ни боли, ни страданий, с такой широкой улыбкой на лице, что даже Дорна замерла и уставилась на нее.

– Будь ты кем-то другим, жеребенок, я бы сказала, что тебе, должно быть, снились сладкие сны.

– Достаточно сладкие, – согласилась граф. Она посмотрела на Дорну, проморгалась, а потом покачала головой: – Мне все время кажется, что я сейчас увижу Арасгона.

– Он скоро нас найдет, – сказал сэр Барамон, потянувшись и застонав: – О-о-о… У меня болит все тело. Даже ногти на ногах.

– О, мне нужно взглянуть… – предложил было брат Коун.

– Я в порядке, – огрызнулся сэр Барамон.

Граф перестала улыбаться.

– Ты же знаешь, что Коун – Кровь Джораса^[104],– сказала Дорна. – Не обращайся с парнишкой, как с местной кобылой. Позволь ему помочь тебе.

– Кровь кого? – спросил брат Коун. – Подожди, кто я?

Но Дорна уже и не думала о нем. Пристальный взгляд старухи сфокусировался на Джанель:

– Жеребенок? Что случилось?

– Перевал Тига, – махнула рукой Джанель. – Глянь туда.

Брат Коун повернулся на север. Они уже почти доехали до переплетения троп и мостов, ведущих из Пастбищ Южного Джората в Великие Степи, где находились Толамер и столица Джората, Атрин. Именно этим же путем они и прибыли в Барсину. Коун предпочитал восхождению на острые степные скалы тропы, но и они были столь узки, что от этого кружилась голова.

Но от одного взгляда на белый как снег цвет земли на перевале начинали слезиться глаза

Не обмолвившись ни словом, они бросились сворачивать лагерь – и поспешность, с которой этим занялась граф, заразила всех. Брат Коун вдруг понял, что ему не хватает Облака – мерина, которого Джанель подарила ему, узнав, что у Коуна нет лошади. Жрец, конечно, не считал себя наездником (и, скажи он это вслух, Дорна бы сразу подтвердила, что так оно и есть), но он очень привык к Облаку.

– Мы всегда можем воспользоваться Большим Подъемником, – заметила Дорна.

– Это еще сотня миль, – отрезала Джанель.

– Посмотри на снег. На перевале Тига никогда не бывает снега. Если дракон здесь, мы должны быть от него как можно дальше.

– Мы должны в этом убедиться! – Граф даже не замедлила шаг.

Дорна выругалась под нос и родительски глянула на сэра Барамона, но он лишь пожал плечами, как бы говоря: «Что мы можем поделать», и последовал за Джанель.

Как и остальные.

Поднявшись на перевал, брат Коун понял, что худшие подозрения графа сбылись. Перевал Тига всегда считался оживленным местом, и с его помощью было проще всего добраться с плато на расположенные внизу пастбища, так что воспользоваться им могли все, кто был слишком беден или слишком упрям для того, чтобы использовать систему врат Куура. Они и сами прошли этим путем, не заходя в расположенный рядом город, потому что были слишком бедны, чтобы позволить себе платить за гостеприимство, и слишком горды, чтоб просить милостыню.

Впрочем, именно это и вдохновило Джанель начать охоту на преступников.

А сейчас намертво замерзшие город и перевал лежали под толстым слоем льда.

Увидев это, граф бросилась вперед, не дожидаясь своих спутников.

– Мы за тобой не успева… – Дорна проглотила рвущееся с языка ругательство, увидев, как на дальнем краю города кто-то пошевелился.

Проснувшаяся Эйан’аррик, Повелительница Бурь, подняла голову.

Граф резко остановилась. Следом замерли и остальные – до конца не веря, что они могли быть так легко застигнутыми врасплох – да еще и на голом пространстве, где не было ни малейшего укрытия: ни домов, ни деревьев.

И дракон их увидел.

Брат Коун знал, что они сейчас умрут.

Эйан’аррик могла убить их в одно мгновение. Коун не владел боевой магией и потому не смог бы отбиться от дракона. Да и оружия, способного поразить такое создание, которое было больше, чем целый город, у них не было.

Граф Джанель замерла. Дракон и девушка смотрели лишь друг на друга.

Затем Эйан’аррик взмыла в воздух и улетела, устремившись на север.

Над замерзшим городом повисла тишина.

Брат Коун не знал, что спасло их, но некоторые подозрения у него были. Эйан’аррик не убила их вовсе не потому, что пожалела. Она просто отнеслась к ним как к каким-нибудь жукам – разве ей есть до них дело?

Стоило Эйан’аррик подняться в воздух, и Джанель рванулась к городу, надеясь, что сможет помочь хоть кому-нибудь… Но увы. Все жители были мертвы.

Брат Коун тоже не мог никому помочь, но единственная мысль, которая билась у него в голове, – как же все произошедшее здесь напоминало трагедию Мерейны. Неужели светлокожая колдунья-долтарка и здесь выпустила облако волшебного голубого дыма? Или это все-таки было случайное нападение дракона?

В последний раз Коун видел разъяренного дракона очень давно.

Графа они догнали уже в центре города – девушка стояла на коленях, и ее глаза блестели от слез.

И учитывая, что вокруг был лишь лед, температура рядом с ней явно была выше, чем полагается. И с каждой секундой температура все сильнее повышалась. Лед под ногами Джанель начал таять, обнажая весеннюю траву.

Сэр Барамон оглянулся по сторонам и обнажил меч, словно ожидая новой атаки.

– Жеребенок, ты не должна себя винить, – прошептала Дорна. – Прекрати.

Граф Толамер сдавленно всхлипнула.

Дорна положила руку на плечо Джанель:

– Пожалуйста, дитя. Остановись.

Оттаявшая трава у ног Джанель вспыхнула пламенем. Дорна убрала руку и попятилась.

– Мы должны найти убежище, – предложил брат Коун, не зная, что еще можно сказать. Небо темнело с каждой минутой. Надвигались бури, вызванные уходом Эйан’аррик.

– У нас нет времени, – отрезал сэр Барамон.

– Граф, я понимаю… – Брат Коун прочистил горло, чувствуя, как в душе поднимается волна паники, и не зная, что сказать. Он понятия не имел, как убедить Джанель прекратить использовать ее чары – при том, что она, вероятно, вообще не знала, что у нее есть дар. Может, она вообще не понимала, что сейчас топит лед или поджигает все, что находится рядом?

– Если мы согреем азок изнутри, – продолжил Коун, – то сможем укрыться в нем, по крайней мере, до тех пор, пока буря не утихнет. – О еде, которой у них не было, он благоразумно не сказал.

Все, затаив дыхание и не произнося ни слова, ждали ответа. То, что граф была как-то связана с огнем, понимали уже все, хотя никто не осмелился произнести это вслух.

Брат Коун задумался, сможет ли он приписать себе этот небольшой пожар, заявить, что это сработало его заклинание. Кажется, слова Дорны о том, что Коун относился к Крови Джораса (что бы это ни значило), дали ему какой-то иммунитет от наказания за занятие магией. Возможно, сэру Барамону будет проще признать, что источником магии является Коун, а не его граф.

Джанель вытерла глаза руками.

– Я не могу это контролировать, – прошептала она^[105].

– Вы можете этому научиться, – предложил брат Коун. – Вы не колдунья.

Она вздрогнула:

– Ты имеешь в виду, что я такая же, как и Тамин?!

Он пропустил ее вопрос мимо ушей. На него можно будет ответить позже.

– Что такое Кровь Джораса?

Она вздохнула и вместо нее ответила Дорна:

– Когда император Кандор освободил нас от лошадиного бога, Хорсала, взамен он попросил всех наших магов – потому что наши маги были сильнейшими в мире. В основном это относилось к великому волшебнику Джорасу, возглавившему восстание против Хорсала. Он был велик, этот Джорас, – ты ведь слышал, что Кандор назвал нашу провинцию в его честь. В любом случае Джорас собрал свою семью и всех своих кровных родственников. Он взял весь свой клан, и они отправились на запад, чтобы обучать и породниться с вами, куурцами…

– Джорат – часть Куурской империи. Мы все куурцы.

– Нет, – поправила его Дорна. – Ты куурец. Мы – джоратцы. Как бы то ни было, его родственники направились туда, чтобы у вашего народа тоже были могущественные маги. И вот почему вы все так хорошо знаете магию. Это означает, что кровь Джораса течет в твоих венах, давая тебе его силу. Любой другой, кто может творить магию, либо должен заключить сделку с демонами, либо запятнан кровью маракорцев. И уж они-то точно заключают сделки с демонами!

Брат Коун удивленно заморгал:

– Ты… ты хочешь сказать, что использование магии нормально, если ты происходишь из определенной наследственной линии?

Он посмотрел на остальных собеседников, но никого из них слова Дорны не шокировали и не прозвучали как что-то странное.

Она хмыкнула:

– Я не говорила, что я в это верю. Думаю, что это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала, но ты сам спросил.

Брат Коун снова повернулся к Джанель:

– У вас красные глаза. В остальной части империи это бы означало, что вы огенра из Дома Де Тал. Их волшебники специализируются на огне. Так что, возможно, вы тоже Кровь Джораса и потому не колдунья, как на это ни по-смотри.

О том, что ее все равно бы считали колдуньей, потому что у нее нет лицензии, как и у любой женщины, он просто промолчал. Об этом можно будет сказать позже.

– Ты намекаешь, что у нее порченая кровь?! – вмешался в разговор сэр Барамон.

Дорна изо всех сил ткнула его в плечо:

– Да заткнись ты. Мать Джанель была простолюдинкой. Может быть, Френа была одной из этих огинрей. Мы ведь не знаем.

– Огенра, – поправил ее брат Коун.

– Ой, ну можешь на табличке это написать! – огрызнулась Дорна. – Я даже спелой сливы не дам за то, как правильно произносить это проклятое слово.

Джанель встала:

– Все вы – держитесь подальше.

Дорна схватила сэра Барамона за руку и начала оттаскивать его назад – словно Барамон был ребенком, не понимающим, как не попасть под колеса повозки торговца, – а на его лице застыло страдающее выражение.

Лед вокруг Джанель начал таять, обнажая лежащие на земле тела.

Тела, которые внезапно зашевелились.

– О, Селанол! – взмолился брат Коун. – Граф, смотрите!

Дорна испуганно отпрянула назад, а сэр Барамон обнажил меч:

– За спину мне, живо!

Брат Коун заставил себя вспомнить, что, несмотря на свой вес, Барамон весьма неплохо владел мечом.

Граф не сдвинулась с места. Она лишь обнажила меч, дожидаясь, когда одержимые демонами мертвецы приблизятся.

Брат Коун судорожно пытался придумать, чем он мог бы помочь. Благословение может заставить демонов остановиться, но не более того, тем более что физически они здесь не находились. Они лишь использовали эти трупы как марионетки в Мире Живых. Получалось, что демоны, должно быть, овладели мертвецами лишь для того, чтобы оказаться в ловушке во льду.

Коун нахмурился. Дракон помешал демонам начать Адский Марш^[106].

Джанель взмахнула мечом. Голова крестьянки скатилась с плеч. Еще один мертвец замахнулся на графа Толамер, и та нырнула в сторону, с размаха ударив его в челюсть, а затем рубанула мечом сверху, одним ударом располосовав труп от плеча до паха.

Ни одной капли крови не вытекло из замерзшего тела.

– Не размораживай их больше! – выкрикнула Дорна.

Если граф ее и услышала, виду она не подала, лишь шагнула вперед и замахнулась на следующего демона.

Дорогу заступила маленькая девочка.

Граф заколебалась.

Внимание Коуна привлекло движение сбоку. Повернувшись, жрец увидел, что какой-то обряженный в домотканую потрепанную одежду труп с каштановыми волосами не пошел напрямую в атаку на Джанель, а решил обойти их с фланга.

Вскрикнув от ужаса, Коун отпрыгнул назад, но запутался ногой в подоле своего аголе и рухнул на землю.

Сэр Барамон рванулся ему на помощь, изо всех сил ударил мечом, но плоть демона столь замерзла, что, не имея демонической силы графа, рыцарь смог нанести нападающему лишь легкую рану, и тот, не обращая на это никакого внимания, замахнулся на брата Коуна.

Коун закричал.

Демон уже поднял когтистую лапу, но в этот момент сэр Барамон смог вытащить брата Коуна из-под удара, а сам ударил снова, отрубив нападающему руку.

Правда, тот так и не остановился. Что совсем не странно.

Но затем его голова скатилась с плеч.

Позади упавшего тела стояла граф Джанель, и глаза ее сверкали, как два солнца.

– Это был последний, – обронила она. – Вы двое в по-рядке?

– Проклятая тварь поцарапала мне руку, – вздохнул сэр Барамон. – Впрочем, бывало и похуже. Ничего страшного.

– Давай я осмотрю рану, – тут же обратился к нему Коун.

Барамон отмахнулся:

– Это может подождать. Мы должны убедиться, что больше здесь нет демонов.

– О, я уверена, они тут в каждом замороженном, – фыркнула Дорна, отряхивая ладони. – Но они все заперты подо льдом, так что, пока мы не начнем его растапливать, мы в безопасности, как жеребята. – Замерев, она уставилась на Джанель: – А теперь успокой меня. Скажи мне, что ты не будешь настаивать на том, чтобы мы их разморозили.

На Джанель было страшно смотреть. За ее спиной лежала скомканная домотканая ткань, под которой покоились сотни трупов. Джанель указала на азок, стоявший достаточно далеко от главного города – в отличие от остальных, он не был заморожен и из него не лезли мертвецы.

– Укройтесь там. И не выходите, пока я не вернусь.

– И что потом? – Дорна не собиралась ее отговаривать – ее бы просто не послушали.

– А потом мы продолжим путь в Атрин. И если понадобится, растопим весь снег по дороге.

Джанель дождалась, пока остальные спрятались в укрытии, а затем начала свою смертоносную работу.

18: Демонский Водопад

Через три дня после того, как Джарит Миллигрест был убит Ксалторатом

Брат Коун закрыл книгу и жестом указал на Джанель:

– Теперь ваша очередь.

Поездка в столицу нашей провинции была мрачной по многим причинам, но не в последнюю очередь и из-за того, что мы видели на перевале Тига.

Нинавис наклонилась вперед:

– Подожди, а что случилось дальше?

Джанель уставилась на свои руки:

– Ничего особо необычного. Я разморозила деревню, разобралась с одержимыми, а затем, пока я разбиралась с демонами в Загробном Мире, мы отдыхали в том же азоке.

Ее голос звучал столь ровно и деловито, что было видно, каких усилий ей это стоило.

– Я очень сожалею… – сказал Кирин. Конечно, в том же возрасте у него были и свои проблемы – невольно вспоминалось, как ему сделали гаэш и продали в рабство. И все же он не мог не заметить, что с Джанель мало кто мог сравниться на поле боя. Однажды Джарит Миллигрест предложил ему военную службу, лишь потому, что он был готов сразиться с одним демоном. Что он скажет о женщине, которая сражалась с сотнями?

Что бы сказал Джарит, поправился Кирин. В прошедшем времени.

– Ты сожалеешь? Ты не имеешь к этому никакого отношения, – ответила Джанель.

Он очень надеялся, что это правда.

Рассказ Джанель.

Дорога в Атрин, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Зачем убивать целый город, а потом замораживать его? Демоны могли бы охотиться за этими убитыми душами и в Загробном Мире. Но демоны никогда не упускали возможности отправиться в Мир Живых, даже если не в полной мере. Но эти демоны были заморожены. Для чего это было сделано?

Пусть мне и хотелось получить ответ на этот вопрос, но внутри меня бушевал хаос, поднятый совсем другим. Пламя, которое я вызвала. В ушах вновь и вновь звучали слова Тамина. Я была колдуньей так же, как и он – колдуном.

Поглощенная своими мыслями, я даже не заметила, как мы добрались до водопада.

– Что это за шум? – спросил брат Коун, когда мы спустились на лошадях вниз по главной дороге.

О да. Мы снова нашли лошадей.

Когда городок Тига подвергся нападению, городские лошади сбежали. Хотя и не все. Некоторые из них были такими же одержимыми, как и люди, но обычно мы, джоратцы, никогда не запираем наших лошадей, если только им не нужно укрыться от бури. Как только город оттаял, мы подобрали упряжь и смогли уговорить нескольких лошадей вернуться.

Сэр Барамон удивленно покосился на брата Коуна и хлопнул жреца Вишаи по плечу:

– Ты что, никогда раньше не видел Демонский Водопад?

– Демонский?.. – Жрец удивленно моргнул. – Я думал, нам еще день до него ехать.

– Самое большее – несколько часов, – поправила его я.

– И при этом он уже слышен? – Кажется, его это совершенно сбило с толку.

Прищелкнув языком, я направила лошадь вперед. Я решила ее назвать Цветком Ясеня. Хотя она и должна была всю жизнь прожить простой фермерской лошадью, я нашла, что она довольно мила, хотя и немного пуглива. Она заслуживала кого-то, кто кормил бы ее морковкой, называл бы ее красивой и водил на прогулки. И пусть это буду не я, но я пообещала себе, что найду ей достойного спутника в Атрине^[107].

Мы поднялись на вершину холма. Я остановила Цветок Ясеня, дожидаясь, пока меня нагонит брат Коун.

Наконец он появился – и на лице его читалось множество вопросов. Вместо ответа я просто указала ему вперед.

Он проследил взглядом за моей рукой, и у него отвисла челюсть.

– Демонский Водопад, – сказала я.

Я много раз бывала в Атрине, но обычно прибывала с помощью Привратного Камня и потому никогда не видела его с такой высоты. Я никогда не видела этот изгиб Великой Степи, когда озеро Джорат переливается через край, образуя гигантский водопад шириной в несколько миль.

Атрин, цветок Джората, расположился на вершине этого водопада, в центре плотины, сдерживающей воды озера Джорат. Город взмывал ввысь, подобно горе из белого кварца и голубого гранита, с дворцом и храмами, образующими ряд высоких шпилей, царапающих грозовое небо. Город раскинулся кругом. Защищавшие его толстые стены из белого камня с такого расстояния выглядели изящными и тонкими, как фарфор.

С внешним миром Атрин соединяли два моста – две дорожки из каменного кружева, протянувшиеся от города до берега. В действительности мосты были шириной в сотни футов и длиной в несколько миль, по ним могла проехать целая армия лошадей, но с такого расстояния масштаб искажался и все выглядело крошечным и хрупким, как яичная скорлупа.

Я нахмурилась, пристально вглядываясь вперед. С мостом было что-то не так.

– Что это за пятно на мосту?

Сэр Барамон сморгнул:

– Пятно, граф?

Дорна наморщила нос:

– Ах, у меня уже не то зрение, что раньше. – Прикрыв глаза рукой от солнца, она прищурилась, вглядываясь в даль.

– Это… – Она на миг замолчала. – Кажется, это здания на дамбе?

– Кто будет строить на мосту? – спросила я. – Это странно.

К моему удивлению, в голосе брата Коуна прозвучало негодование:

– Города, они как реки, граф. Они выходят из берегов и распространяются за пределы своих границ. Это происходит повсеместно.

– Это другие города, – пренебрежительно фыркнула я. – Я слышала, что столица регулярно переполняется человеческим мусором, но за стены Атрина никому не выйти. Город – это остров.

– Это правда, жеребенок, – сказала Дорна, – но ты забываешь, насколько широки эти мосты. И вообще, большую часть года город пустует. Места предостаточно.

Брат Коун нахмурился:

– Не понимаю, зачем городу такого размера пустовать?

– Потому что это ловушка, – пожала плечами я и под удивленным взглядом Коуна выдавила то, что могло сойти за улыбку: – Понятно, что сейчас это не ловушка, но Атрин не был построен, чтобы быть городом. Он был построен в качестве… издевки. Видишь ли, у императора Кандора была пехота, и он сражался с богом-королем лошадей. Огромная кавалерия Хорсала включала тысячи кентавров, и это не считая огнекровок и прочих конных чудовищ в его армии. Куур не мог выиграть войну, вступив в бой с Хорсалом на своих условиях, поэтому Кандор запрудил все реки плато, затопил Бесконечный Каньон и построил этот город в качестве приманки. Император Кандор спроектировал Атрин таким образом, что эго Хорсала потребовало бы напасть на него. Он построил Атрин, чтобы убить бога, а то, что его потом заняли люди, было случайностью. – Я неодобрительно сжала губы. – Здесь не должно быть столько людей, чтобы они не помещались в городе.

Сэр Барамон нерешительно, словно извиняясь, пожал плечами.

– Ты посещала его в последнее время, граф?

Моя челюсть непроизвольно сжалась.

– Мы были здесь до… – Продолжить я не смогла. До кантона Лонеж. До Ксалторат. – С тех пор прошло много лет, – пришлось признаться мне.

– Ну что ж, граф. – Он почесал начинающую отрастать бороду. – Все меняется.

Я вздохнула:

– Или кое-что. – Я повела Цветок Ясеня обратно к главной дороге. – Пошли, что ли. Чем скорее мы доберемся до города, тем скорее я смогу предупредить герцога Ксуна об опасности, грозящей Джорату. Это угрожает всей провинции. Ему придется что-то предпринять.

– Я бы не спешила, – сказала Дорна. – Ты же знаешь, что Орет ждет тебя.

– Это ничего не меняет, – отрезала я. – У меня есть долг, Дорна. Герцог должен быть предупрежден.

– Хорошо, – угрюмо сказала она, явно показывая, что все совсем не хорошо.

Мы тронулись в путь.

Стоило пересечь мост Мерат, соединяющий сушу с островом, и масштабы Атрина становились очевидны. По сравнению с озером Джорат, обширным внутренним морем, заканчивающимся бесконечной чередой демонических водосбросов, разбрызгивающих струи воды, город выглядел таким крошечным. Из-за масштаба Атрин казался причудливым пасторальным замком, ожившей сказкой о боге-короле. А потом вы замечали людей и понимали истинные размеры города.

Все было так, как я помнила с детства.

Ну, или почти так.

Я не помнила ветхие трущобы, притаившиеся на мосту, ведущем непосредственно в город. Кто-то понастроил хижин из дерева и глины, добытой на берегу озера. Я увидела десятки различных стилей архитектуры – от отделки родом из Западного Куура до какой-то спиральной глиняной конструкции, напоминающей улей. Ни один из них не напоминал джоратский азок.

– Маракорцы, – сказала я. Я заметила, как из-за занавесок на нас бросают угрюмые взгляды. А еще я увидела ровный цвет кожи, от светло-коричневой до темно-каштановой, и темные волосы, рыжие или черные. – Что здесь делают маракорцы?!

Меж нагромождения зданий петляла узкая дорожка, достаточно широкая для того, чтобы по ней могли гуськом двигаться лошади. Мы решили, что безопаснее идти пешком, чем ехать верхом. И с каждым шагом я чувствовала на себе укоризненные взгляды поселенцев.

– Они – беглецы и беженцы… По общему признанию, ситуация… э… за последние несколько лет стала немного хуже, – сказал сэр Барамон.

– Ты хочешь сказать, что так было годами? – Я моргнула, глядя на него. – Кто владеет их тудадже?

– Никто, – удивленно ответил он. – Я имею в виду, они маракорцы!

Внезапно впереди раздался крик. Я увидела, как солдаты вытащили какую-то женщину на мост и приковали ее кандалами к земле, пока вторая группа обыскивала развалюху, в которой ее нашли. Через несколько секунд они, крича, вышли наружу, таща за собой какого-то маракорца. Женщина, завопив в полный голос, потянулась к нему, но солдаты сбили ее с ног.

Я почувствовала, как рядом напрягся брат Коун.

– Мы разве не собираемся что-нибудь предпринять?

Я заколебалась:

– Это не наше дело. Кроме того, эти мужчины носят цвета герцога.

Сердце бешено колотилось в груди. Я хотела вмешаться! Мне следовало отнестись ко всему происходящему спокойно, доверив людям герцога следить за соблюдением законов. Но то, что произошло в Барсине, по-прежнему жгло мою душу. Я больше не могла…

И в этот миг охранник полоснул кинжалом по горлу маракорца.

Воздух распорол оглушительный женский вопль.

Я успела перехватить брата Коуна за одежду за мгновение до того, как он успел рвануться к маракорцу – попытаться спасти ему жизнь.

– Но я могу помочь!

– Ошибаешься!

Солдаты ушли. Отбросив в сторону тело и не обращая никакого внимания на женщину, они направились к воротам. Какова бы ни была их цель, они либо достигли ее, либо считали, что оно того стоило.

Я отпустила брата Коуна. Он рванулся к женщине, которая рыдала над убитым мужчиной. Он мог быть ей кем угодно: братом, отцом, другом, мужем. Сперва она не обращала на брата Коуна никакого внимания, а затем с криками набросилась на него.

– Пошли. – Сэр Барамон оттащил от нее Коуна. – Клянусь, здесь ты ничем ей не поможешь.

Я чувствовала на себе пристальный взгляд Коуна. Хотя он не произнес ни слова, я знала, о чем он думал.

Ты могла остановить их.

– Хватит! – рявкнула я на него. – Это не наше дело. Здесь все живут лишь с позволения герцога. Мы не знаем всех обстоятельств.

– Вы говорили, что джоратцы не убивают преступников просто так! А как насчет этого саэлена? Где его испытание боем? Его турнир? Кто собирался победить его тудадже?

– Брат Коун…

– Разве это справедливо?! – По его лицу текли слезы гнева.

– Ах ты, милый жеребенок, – сказала Дорна, похлопав жреца по плечу. – Ты же знаешь, что это относится только к джоратцам.

Я прошла прочь вслед за Цветком Ясеня, не собираясь проверять, идут ли за мною остальные. Не собираясь проверять, что стало с мертвым маракорцем.

Я не знала всех обстоятельств. Я ничего не знала о преступлениях этого человека. Возможно, он это заслужил. Возможно, нет. Но одно я знала наверняка.

В Джорате ты защищаешь то, чем правишь.

Брат Коун не понимал этого. Он не понимал, что заступничество за какого-то случайного беженца из Маракора может быть воспринято как попытка бунта.

Натянув на голову капюшон, я подошла к воротам, которые всегда мне казались обескураживающе малы – Кандор спроектировал их так, чтобы лошадям было трудно, почти невозможно пройти через них.

Что императору Кандору было до лошадей? Он пришел не спасти их, а уничтожить.

Если передние ворота были маленькими, то площадки для стрельбы из лука – нет.

– Мой граф, – сказал сэр Барамон, – позвольте мне сказать.

Я с облегчением кивнула, по-прежнему не доверяя собственному голосу. Слова брата Коуна ранили мою душу, как бритвы.

Я надеялась на незаметный, тихий въезд в город, но этому не суждено было сбыться. Вся эта история с беженцами и кое-как построенными на мосту зданиями, похожими на осаждающую город армию, показывала, что охранники не только проверяли каждого входящего, но и записывали о нем все подробности, чтобы потом составить отчеты. Получалось, если их передадут моим врагам – проникнуть в город будет гораздо труднее.

– Имя и причина визита? – спросил охранник у ворот.

Сэр Барамон расхохотался:

– Причина визита? Скажи мне, мой добрый человек, разве кто-нибудь назовет иную цель, кроме турнира, который состоится через две недели? С таким же успехом можно сказать, что тот, кто плавает в Зайбуре, просто хочет увлажнить лоб!

Охранник прочистил горло и окинул сэра Барамона оценивающим взглядом:

– Посмотреть или поучаствовать?

– Победить! – рявкнул сэр Барамон. Он наклонился к мужчине, понизив голос: – Ну, побеждать буду не совсем я… Прошло несколько лет, – для выразительности он похлопал себя по животу, – с тех пор как я был звездой турнира. Тем не менее ты наверняка слышал о великом сэре Кависарионе из Далрисии? – Он снова понизил голос до шепота: – В этом году я привез свою новую протеже, Эмбер, – это ее первое шоу, но ты точно заметишь ее на играх, обещаю, – а также нашего тренера Крошку и ее личного слугу Пухлозада^[108].

Брат Коун удивленно заморгал. Дорна, напротив, ухмыльнулась от уха до уха и выпятила грудь.

Охранник внимательно оглядел нас, особо задержавшись на моем красном плаще, а затем, вздохнув и закатив глаза, вновь обратил свое внимание на сэра Барамона:

– Почему ты не сказал, что вы с Красными Копьями? – и нацарапал что-то у себя на бумаге. – Ваши люди находятся там же, где всегда: на Лугу рядом с Храмом Хореда. Передай капитану Десроку привет от меня.

– Десрок? – Барамон приподнял бровь: – Ты имеешь в виду капитана Митроса?

Я изо всех сил старалась сохранить скучающее и спокойное выражение лица. Именно это имя, Митрос, назвала мне Таэна. А значит, это именно он – человек, который поможет мне найти путь во дворец герцога Каэна.

Охранник улыбнулся:

– О, точно. Ошибся. Наслаждайтесь играми, – и он жестом велел нам заводить коней.

Насколько же странными мы ему показались! Участники турнира обычно пользовались Привратным Камнем. Мы пришли пешком, с плохими лошадьми, слишком слабыми для ринга.

Так что он решил устроить нам проверку.

К счастью, сэр Барамон прошел ее.

Внезапно я услышала вопль и, оглянувшись, увидела сэра Барамона, прыгающего на одной ноге.

– Проклятая старуха! Что ты творишь?!

Дорна уперла руки в бока:

– Будто ты не знаешь что. Ты назвал меня Крошкой?!

– Ну, не похоже, что к старости ты увеличиваешься!

Кобыла Дорна ткнула пальцем сэру Барамону в живот:

– В отличие от некоторых!

– Граф! – Брат Коун тихо и предостерегающе обронил одно-единственное слово, но и этого было достаточно, чтобы я проследила за его взглядом: он смотрел наверх – на один из многочисленных городских мостов, протянувшихся с крыши на крышу. На ближайшем ко входу мосту висела почерневшая от огня клетка, предназначенная для того, чтоб ее видели все, кто проходил мимо. На крыше клетки сидела ворона. И тот огонь, что сжег клетку, несомненно, убил и человека внутри: теперь от него остался лишь обугленный скелет.

С клетки свисала деревянная табличка, возвещавшая о деяниях преступника.

Колдун.

Люди позади меня замолчали, даже Барамон и Дорна прекратили пререкания.

В отличие от того, что я видела в Барсине, на этой клетке не было рун. Похоже, это было скорее обычное сожжение. Учитывая, что рядом находились трущобы маракорцев, и зная, что у них была репутация демонопоклонников и колдунов, думаю, я могла бы достоверно назвать этническую принадлежность этого колдуна.

В конце концов, последний Адский Марш начался в Маракоре. Начался в Маракоре, но закончился в Джорате.

Мы никогда этого не забывали.

Я почувствовала, как мне на плечо легла рука. Сэр Барамон сказал:

– Нам не следует здесь задерживаться.

Я кивнула и повела всех в замок герцога.

Атрин всегда считался красивейшим из городов^[109], но сейчас я этого не замечала.

Каждый угол таил в себе опасности. Каждая тень скрывала лезвие ножа. Я изо всех сил пыталась оставаться спокойной и уравновешенной, улыбаться и вести себя так, словно у меня не было врагов и не было причин прятаться.

Впрочем, капюшон своего позаимствованного плаща я все-таки подняла.

Сам город был выложен в виде круглого лабиринта, но его узкие, извилистые дороги и переулки, ведущие над землей, служили одной цели – убивать лошадей.

Улицы предназначались для того, чтобы заманить захватчиков Хорсала в ловушку, загнать кентавров и лошадей в ущелья, где на них сверху могли обрушиться кипящее масло, тяжелые камни или зазубренные стрелы.

Пригодные для жизни районы города начинались со второго этажа или выше. Попасть туда можно было по узким лестницам, извилистым и изгибающимся таким образом, что лошади не могли по ним подняться. Брат Коун спрашивал, почему в пригодном для проживания городе люди проводят так мало времени, но ответ был очевиден. Как джоратец, достойный своей гривы, мог вынести то, что он так долго находился вдали от своего табуна?

В центре города находилось несколько заметных зданий: дворец герцога, собор, посвященный Восьми, и еще больший собор, посвященный Хореду, божеству-покровителю императора Кандора. Перед этими зданиями плескался целый травяной океан – единственное достаточно большое пространство для того, чтобы здесь могли находиться лошади, огнекровки и даже слоны. Таким образом, было лишь одно место, где можно провести Великий Турнир Вызовов.

На Лугу кипела бурная деятельность – плотники заканчивали строительство зданий и возводили азоки. Участники турнира тренировались до последнего, пока у них еще была такая возможность. Несмотря на размеры Луга, большая его часть была занята. У Дорны были все основания для беспокойства.

Но я подумала, что это может сработать нам на пользу. Переполненное поле могло послужить отвлекающим хаосом.

По крайней мере, я на это надеялась.

Мы уже дошли до тени, отбрасываемой дворцом, когда я вдруг услышала крик Арасгона:

– Это недопустимо!

И стоило мне понять, на кого он кричал, как я сразу предостерегающе вскинула руку, останавливая Дорну и Коуна. Сэр Барамон и вовсе замер на месте с таким видом, будто он только что вышел из-за угла посмотреть на пирующих львов.

– Джанель Данорак – это не вещь, которую можно продать по собственной прихоти! Ее родословная насчитывает пять сотен лет! – Арасгон показал зубы, и я чувствовала гнев в каждом его напряженном мускуле. Он еще не встал на дыбы, но этот момент был близок.

– Маркрив Ставиры, – сказал сэр Барамон. – Арот Малкоссиан.

– Да, – согласилась я, чувствуя, как внутри у меня все переворачивается.

Рядом тихо выругалась Дорна.

Хотя маркрив и был довольно стар, но он все еще находился в расцвете сил. У него, как и у его сыновей, Илвара и Орета, была золотая грива и темная кожа. Я никогда в жизни не видела, чтобы этот человек улыбался. И я не видела его лично с того дня, как вошла в спальню маркрива и рассказала ему о преступлениях его младшего сына.

Из всех моих врагов я считала его худшим. Но он был моим маркривом.

Я была обязана ему своим тудадже.

Но отдавать ему свой тудадже я не собиралась. Арасгон был прав: маркрив Ставиры обращался со мной как с вещью. И этого я ему никогда не прощу.

– Я ее и не продавал. – Маркрив скрестил руки на груди и выпрямил спину. И хотя его люди выглядели весьма обеспокоенными этой ситуацией, самого его не могла испугать ни одна разъяренная огнекровка. – А где твой хозяин?

– Я не видел ее несколько месяцев, – сказал Арасгон, и если бы он до сих пор меня не заметил, возможно, это было бы правдой. – Я…

Маркрив скривился:

– Мы уже дважды обсуждали это. Я поговорю по этому вопросу со своим сыном, но что сделано, то сделано. Ты испытываешь мое терпение. Убирайся, пока я не решил, что ты переступил черту.

Арасгон фыркнул и, вскинув голову, поскакал прочь от парадной двери.

Сам же Арот Малкоссиан, маркрив Ставиры, вошел внутрь, и его люди направились следом.

Точнее, большинство из них. Не все пошли за ним. Я заметила, как охранник обменялся взглядом и многозначительным кивком с садовником, притворяющимся, что занят обрезкой цветов. Я узнала прячущуюся неподалеку от Луга огнекровку – Соминию, прекрасную кобылу, которая долгое время была другом и компаньоном жены маркрива, Шинии.

Итак, маркрив следил за входом во дворец. Нетрудно догадаться почему.

Теоретически я служила маркриву. Ему было достаточно приказать мне сопровождать его, и Орет, его сын, мог добиться моего Осуждения просто на досуге. И не имело бы никакого значения, что для того, чтобы купить волю горожан Толамера, он использовал подкуп. Все протоколы были бы соблюдены. А что потом, когда меня бы изгнали? Благодаря все тем же взяткам, людей бы легко убедили избрать Орета вместо меня.

– Ну, – пробормотала Дорна. – У нас прекрасная коллекция проблем. Думаешь, Арасгон видел нас?

– Да, – сказала я. – А теперь пошли отсюда.

– Куда? – спросил брат Коун.

Я вздохнула:

– Домой.

19: Орет Гадюка

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как Турвишар Де Лор удалился в Шадраг-Гор поработать над своими заметками

– Так ты была помолвлена с этим Оретом? – спросил Кирин.

– Да, со вторым сыном маркрива, – ответила Джанель. – Но у нас с Оретом были очень разные представления о моем положении в отношениях. Я не кобыла и никогда ею не стану.

– И кобыла – это ведь не означает… женщину? – Кирин хотел убедиться, что он все правильно понял.

Нина рассмеялась:

– Ни капельки. Кобылы остаются дома и присматривают за хозяйством, да, но они также становятся фермерами, учителями, смотрителями, организаторами. А жеребцы – это прихорашивающиеся, гарцующие воины, кружащие вокруг табуна на случай, если появятся львы. Спросите у большинства жеребцов, и они скажут вам, что они за главного, в то время как кобылы, следящие за тем, чтоб все было сделано, просто хихикают.

– Не все так просто, – упрекнула ее Джанель. – И не все делится именно так.

– Не все, – согласилась Дорна, – но ты никогда не останешься дома выращивать жеребят, пока твой приятель-жеребец отправляется на войну, и это факт. – Дорна погрозила Кирину пальцем: – И ты должен это запомнить.

– О, это не проблема, – сказал Кирин, вскидывая руки. – Как говаривал мой старый друг, я вступаю в романтические отношения лишь с теми, кто может содрать с меня штаны в битве.

Нинавис повернулась к Джанель:

– Ну, по крайней мере, с этим все в порядке.

– О, спасибо. Теперь, когда у меня есть одобряющая печать от бабусек…^[110]– Джанель указала взглядом на Дорну и Нинавис, а затем повернулась к Коуну: – Теперь твоя очередь рассказывать.

Коун откашлялся и начал читать.

Рассказ брата Коуна.

Атрин, Джорат, Куур

К тому моменту, как они добрались до дома графа Толамера и его семьи, брат Коун почувствовал, что он заблудился. Извилистые городские проходы и повороты образовывали лабиринт, сбивавший с толку любого, кто не знал, куда поворачивать.

К тому же никто не пользовался дорогами.

Без крайней на то необходимости люди практически не спускались на первый этаж. И необходимость эта включала в себя въезд в город через главные ворота или переход к Лугу – гигантскому парку в центре города. В остальных случаях все пользовались лестницами, поднимаясь по спиральным ступеням до мостов и магистралей на третьем этаже (который, если считать с уровня земли, был четвертым). Именно они и были истинными дорогами Атрина.

Граф Джанель остановилась перед деревянной дверью, абсолютно ничем не отличающейся от дверей, мимо которых они до этого проходили. Пока Дорна зажигала старую латунную лампу, Джанель вытащила из-под плаща-салли древний на вид ключ и отперла дверь.

Она подождала.

Никто не издал ни звука. Никто не подошел к двери. Внутри не было ни движения.

Джанель открыла дверь и впустила всех внутрь. Они миновали приемную и гостиную, затем расположенную справа кухню, а потом спустились по главной лестнице.

Спускаясь с лестницы, брат Коун ударился голенью о низкий приставной столик и с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Кобыла Дорна подняла фонарь, освещая просторные комнаты. При одной мысли о том, что семья Теранон пользовалась этими покоями почти половину тысячелетия, с момента создания Атрина самим императором Кандором, брат Коун чувствовал трепет.

Граф Джанель осматривала нижний зал, словно пыталась определить по узорам пыли, лежащей на полу, были ли здесь незваные гости. Но в конце концов она пожала плечами и подошла к расположенным вдоль одной из стен главной гостиной встроенным шкафам с изящными каменными дверями с узорчатыми решетками. Открыв каждую по очереди, она порылась внутри, а затем достала оттуда коробки.

– Я закончу здесь и посмотрю внизу. – Дорна начала разжигать фонари в комнате.

Сэр Барамон сидел на низкой каменной скамье.

– Все это навевает воспоминания.

– Придержи их при себе, – отрезала Дорна. – А лучше прекрати сидеть и помоги мне…

Джанель достала из шкафа маленькую металлическую шкатулку и поднесла ее поближе.

– Все в порядке, Дорна. Я нашла то, что нам нужно. – Она поставила шкатулку на стол и открыла крышку.

В шкатулке были драгоценности. Цепочки из драгоценных металлов, камеи из резных раковин, нефритовая брошь с такими же заколками для волос, сердоликовая подвеска с изображением льва, ожерелье из огненных опалов и нитка идеального темного жемчуга.

Джанель облегченно вздохнула:

– Я так рада, что они все еще здесь. Я беспокоилась, что дедушка уже продал их.

– Почему он этого не сделал? – спросила Дорна. – Возможно, это помогло бы с залогами. – Стоило ей услышать о находке Джанель, и она прекратила препираться с сэром Барамоном и даже забыла о том, что ей надо что-то делать внизу.

– Потому что это было бы воровством. Это принадлежало моей матери. Теперь они принадлежат мне. – Она снова закрыла коробку и протянула ее Дорне: – Не могла бы ты вместе с сэром Барамоном продать их?

Дорна моргнула:

– Но ты только что сказала, что они принадлежали твоей матери.

– Для того чтобы помнить ее, мне не нужны драгоценности.

Глаза Дорны заблестели. Затем старуха опустила голову и щелкнула пальцами, подзывая сэра Барамона:

– Ну, тогда пошли. Пойдем посмотрим, покупает ли Гериос украшения в своем магазине так же хорошо, как продает безделушки. – Она взяла коробку и начала подниматься по лестнице, ведущей ко входу.

– Не смей щелкать пальцами, обращаясь ко мне, женщина. Перестань говорить со мной так, словно я твой лакей!

– Размечтался! – Дорна вновь щелкнула пальцами, а затем повернулась к Джанель и постучала костяшками по узору на двери: – Когда мы вернемся, мы постучим так. Так что ты поймешь, что это мы.

– Спасибо тебе, Дорна. – Джанель вернулась к вещам: убрала коробки, закрыла дверцы и направилась к следующему шкафу.

– Могу ли я чем-нибудь помочь? – спросил брат Коун.

Джанель остановилась и указала на стол, придвинутый к стене:

– Там могут быть письма. Какая-нибудь переписка. Даже просто перечисление долгов моего дедушки даст мне очень многое. – Она улыбнулась: – Мои кредиторы могут сказать, что я должна им любую сумму. У меня нет возможности опровергнуть их.

Брат Коун кивнул и начал рыться в ящиках, чувствуя, что он больше этого не вынесет.

– То, что произошло на мосту…

Тишина была ему ответом. Брат Коун только решил, что Джанель не захочет продолжать начатую им фразу, как она сказала:

– Ты во мне разочарован.

– Я просто не понимаю. Вы вмешались в Барсине…

– Мне не следовало этого делать. Барсина не входит в число моих знамен. Если кто-то скажет, что я не имела на это права, он не ошибется.

– Я просто не… – У него перехватило горло. – Я не понимаю.

– Неужели это так сложно? – Она повернулась к нему лицом. – Вот вы видите, как под присмотром родителей играют дети. К одному ребенку пристают другие, и он начинает плакать. Что вы сделаете?

Брат Коун моргнул:

– Я скажу другим детям, чтобы они перестали задираться.

– И что ты этим покажешь?

Он нахмурился:

– Я не… Что вы имеете в виду? Я покажу, что детям нельзя издеваться друг над другом.

– Нет, ты покажешь, что ребенку нужен кто-то, кто защитит его, и одновременно ты покажешь, что его родители не выполняют свои обязанности.

Брат Коун проглотил раздражение:

– Граф, это сравнение не подходит, когда родители явно не выполняют свои обязанности.

– А они не выполняют? Откуда ты знаешь? Возможно, ваш гипотетический ребенок – хулиган, и родитель поощряет смену ролей в качестве урока эмпатии. Возможно, ребенок склонен плакать, потому что ему нравятся сладости, которые родители дают ему, чтобы он перестал. Возможно, ребенку нужно научиться сопротивляться издевательствам, потому что они не прекратятся, едва он достигнет совершеннолетия. Ты оказался в центре ситуации и принял поспешное решение, а затем принял поспешное решение о том, как все исправить. Все, что ты сделал, – это доказал свое высокомерие.

– Высокомерие? Я?

Она не отступала:

– Разве в смирении нет высокомерия? Или в исцелении и добрых делах? Разве в глубине души – где-то очень глубоко – ты не считаешь, что твой пацифизм и добрые дела делают тебя человеком лучшим, чем Дедрю или я?

– Дедрю был демоном!

– Я тоже демон. Что в имени? Может быть, не стоит так автоматически предполагать, что все монстры злы?

Брат Коун подавился от этой ереси.

– Граф…

– Я согласна, что на мосту произошло нечто ужасное. Но если бы я вмешалась, то своими действиями я бы заявила, что понимаю ситуацию лучше, чем ответственный за это человек – герцог Ксун.

Брат Коун вздохнул и покачал головой:

– Эта аналогия работает только тогда, когда вы говорите о джоратцах. Герцог не предоставляет маракорцам тех же прав, которые ваши люди считают само собой разумеющимися.

Джанель вздохнула и села на ящик. Ее взгляд стал отстраненным.

Он прервал свои поиски, чтобы посмотреть на нее:

– Я ошибаюсь, мой граф?

– Нет, но…

Ее прервал какой-то шум наверху. Шум, подобный тому, как если бы кто-то вставил ключ в замок.

И при этом никто не постучал – ни условно, ни как бы то ни было еще.

Вскочив, Джанель схватила брата Коуна за руку и, прежде чем он успел запротестовать, затащила его вслед за собой в шкаф, и они присели на корточки за штабелями коробок.

Уже когда дверь открылась, Коун вдруг вспомнил, что они не потушили фонари и оставили открытыми коробки, а их содержимое так и осталось разбросанным. Любой бы заметил, что кто-то что-то искал. А значит, их легко могли обнаружить – если не услышав усиленное сердцебиение жреца, то уж по остальным признакам точно.

– Что?.. Клянусь Хоредом, кто здесь был?

Услышав этот голос, брат Коун вздрогнул. Пусть он и недолго служил у графа Джанель, но голос сэра Орета Малкоссиана, младшего сына маркрива Ставиры, а заодно и нареченного жениха графа, он узнал прекрасно.

– Одну минуту, сир. Позвольте мне проверить. – Голос его собеседника был незнаком.

Брат Коун пригнулся еще ниже и услышал, как шаги приблизились, а затем хлопнула дверца шкафа. Нет, слава Селанолу, не того, где прятались он и граф. Жрец услышал, как кто-то разбрасывает коробки. Если бы вновь прибывший решил обыскать все шкафы, он бы их нашел.

– Мне очень жаль, сир. Они забрали шкатулку с драгоценностями.

– Ты уверен, что они хранили ее в том шкафу? – Орет зарычал от гнева.

– Да, сир. Я в этом совершенно уверен. Кажется, нас ограбили, хотя я не могу представить, кто бы мог вообразить, что здесь есть что красть.

– Не можешь, Ковингласс? – огрызнулся Орет. – А ты не думаешь, что, возможно, внучка твоего бывшего сеньора могла знать о шкатулке с драгоценностями, принадлежавшей ее матери?!

– Она не настолько глупа, чтобы показаться здесь, сир, – ответил Ковингласс.

– Мне нужны эти драгоценности, чтобы заплатить проценты, установленные моим отцом!

– Возможно, вы сможете убедить его продлить вам срок?

Сэр Орет усмехнулся:

– Сомневаюсь в этом. Он думает, что это закаляет характер.

– Да, сир. – Ковингласс сохранял нейтральный тон.

– Он хочет, чтобы я потерпел неудачу. Он мечтает лишь о том, чтобы увидеть, как я приползу к нему. – Голос сэра Орета сочился ненавистью. – Пусть слуги все уберут. Возможно, мы сможем спасти что-нибудь ценное.

– Я не помешал? – В разговор вмешался третий голос – приятный тенор с западным акцентом.

Лязгнули металлическая пластина и цепь.

– Кто ты такой? Что ты здесь делаешь?

– Простите мою грубость. Я ищу графа Толамера.

– Я снова спрашиваю: кто ты?

– О? Меня зовут Релос Вар.

Повисла тишина.

Брат Коун представил, как эти двое мужчин удивленно смотрят друг на друга. Он мог только догадываться о реакции Джанель – должно быть, это был тот самый человек, которого она встретила в Мерейне.

– Я граф Толамер, – сказал Орет.

Релос Вар усмехнулся:

– Вы? Вы что-то сделали с волосами? Я вас не узнал. Возможно, потому, что вы мужчина и совсем не похожи на Джанель Данорак…

– Ее зовут Джанель Теранон.

– И так тоже. Милая юная леди. Как вы называете ее окрас? Поцелованная ночью? Вполне ей подходит.

– Джанель – моя невеста, – поправился Орет. – Я скоро стану графом Толамером.

– Без сомнения, она считает минуты до этого счастливого дня^[111].

– Ее здесь нет, – сказал Ковингласс, – так что, возможно, вам следует уйти.

– Ах да. Уверен, ты прав. – Шаги последовали к лестнице, а затем остановились. – Но прошу прощения. Я не мог не услышать ваш разговор и считаю, что у нас сложилась ситуация, которая может быть взаимовыгодной. Я был бы весьма неосторожен, если бы не упомянул об этой возможности.

– Говори яснее, – сказал сэр Орет. – Что ты имеешь в виду?

Шаги направились обратно: Релос Вар вернулся.

– Очевидно, что вы – человек, который не приковывает себя к этим причудливым джоратским обычаям. Идорра и тудадже – увлекательные понятия, но мудрый человек использует все имеющиеся в его распоряжении ресурсы.

– Тщательней подбирай слова, старик.

– Если я ошибся, то приношу свои извинения. Я пытался достичь торгового соглашения со старым графом, но его это не интересовало. Я не могу понять почему, ведь это решило бы все его финансовые проблемы. Я думал, что его внучка, возможно, согласилась бы рассмотреть мое предложение, но, услышав о вашем затруднительном положении… – Релос Вар оборвал речь на полуслове. – Извините, что отнимаю у вас время. Хорошего вечера, джентльмены.

Шаги снова направились прочь.

– Подожди! – не выдержал сэр Орет. – Какое предло-жение?

– О, вы хотите его услышать? – Судя по голосу Релоса Вара, он улыбнулся.

– Что?.. Да. Поэтому я и спросил. – Сэр Орет вполне мог бы скрежетать зубами.

– У меня есть несколько друзей, которые хотят проложить торговый маршрут в Джорат и нуждаются в… Давайте назовем это безопасной гаванью. Метафорически, а не буквально^[112]. Кантон Толамер очень удачно расположен. И в обмен на льготный доступ к Привратному Камню и ваше благоразумие мои партнеры готовы предоставить щедрую стипендию, чтобы компенсировать вам ваши труды.

– Стипендия? – тут уже заговорил Ковингласс. – Когда вы просите нас нарушить устав Привратника? Вы собираетесь сколотить состояние, избегая королевских тарифов?!

– Я уверен, что мы сможем прийти к подходящему соглашению, – ответил Релос Вар. – Если бы покойный граф был готов выслушать меня, всех его финансовых проблем удалось бы избежать.

– Я не помню, чтобы граф когда-либо упоминал о вас, – сказал Ковингласс.

В его голосе прозвучало подозрение.

– О, я не приближался к нему, когда ты был рядом. В конце концов, ты Привратник. С чего бы мне делать такое предложение, если после этого ты сразу убежишь в Дом Де Арамарин с моими планами?

– И все же ты сообщаешь их сейчас?

Релос Вар усмехнулся:

– Сейчас я знаю, сколько ты стоишь.

– Да как ты смеешь!..

Коун услышал какую-то возню и бульканье. Он затаил дыхание. Он никогда не встречал Ковингласса лично, но он знал его имя: Ковингласс был Привратником кантона Толамер. И заодно – человеком, чьи плохие советы поставили дедушку Джанель в тяжелое финансовое положение.

Брат Коун подумал, что этот Релос Вар выбрал неплохую цель для оскорблений.

Потом он понял, что ошибся.

– Э-э… – сказал сэр Орет. – Не могли бы вы не убивать моего человека? Он мне нужен.

Что-то тяжелое упало на землю.

– Спасибо, – сказал сэр Орет.

– Не за что. Но вы уверены, что он вам нужен? По моему опыту, человек, чью преданность покупаешь за свой металл один раз, в следующий раз будет куплен кем-то другим.

Сэр Орет рассмеялся:

– О? И как ты покупаешь преданность?

– Целью, ее значением и моей признательностью, – уверенно ответил Релос Вар. – Мои люди верны не из-за моей казны: они верны моему делу. – Он на миг задумался. – Хотя сундуки не повредят.

Брат Коун начал понимать, почему граф Джанель решила, что этот человек – настоящая угроза.

Ответ, казалось, застал сэра Орета врасплох:

– Откуда, говоришь, ты прибыл?

– Совсем недавно? Из Казивара.

Ящик заскрипел, когда сэр Орет встал.

– Позволь мне оказать свое гостеприимство, чтобы мы могли обсудить все подробнее за ужином. Я… – Он на миг замолчал. – Слугам нужно прибраться и развести огонь в печи. Могу я предложить нам удалиться на Луг? Я знаю там фантастическую таверну.

– Ничто не доставит мне большего удовольствия. Проснись. – Последний приказ сопровождался нетерпеливым щелчком пальцев.

Ковингласс вздохнул:

– Что? Что? Что случилось? Что…

– Релос Вар и я собираемся поужинать. Приберись здесь, пока нас не будет.

Последовала долгая пауза. Привратники не были слугами. Они часто выступали в качестве советников просто потому, что их уровень образования делал их хорошо подходящими для этой роли. Но прежде всего они были магами, которые платили взносы Дому Де Арамарин.

В конце концов Ковингласс прорычал:

– Да, сир.

Брат Коун вознес про себя благодарственную молитву. И в тот же миг Релос Вар и сэр Орет ушли. В комнате воцарилась тишина. В конце концов, брат Коун начал было сомневаться, уехал ли Ковингласс вместе с ними.

Затем Привратник подошел к шкафу, в котором прятались Джанель и брат Коун, и распахнул дверцы.

Брат Коун едва сдержал крик, когда Ковингласс открыл верхний сундук в стопке. Привратник порылся в том, что могло быть тканью, и остановился, когда кто-то открыл входную дверь наверху.

Брат Коун затаил дыхание, вопреки всему надеясь, что это не вернулись Дорна и сэр Барамон. Удача ему улыбнулась.

– Что вас так задержало? – рявкнул Ковингласс. – Нам нужно свежее постельное белье на кроватях, и кто-то должен убрать на кухне. Ею не пользовались уже много лет. Начинайте!

Хор голосов:

– Да, мастер Ковингласс, – вознаградил его за выговор: прибыли домашние слуги.

Какая-то женщина спросила:

– Не хотите ли чаю, мастер Ковингласс? Я принесла котелок из замка вместе с паровыми булочками с кунжутом. Синон устраивается на кухне.

– Да. О да. – Раздражение Ковингласса, казалось, растаяло при одной мысли о чае и свежей еде. Стоило ему отойти от шкафа, и голос стал тише. – Сива, что бы я без тебя делал?

Она рассмеялась:

– Остались бы голодными и без чая, мастер Ковингласс. А теперь идите. Вы, потомки Крови Джораса, слишком важны для того, чтобы оставлять вас подметать. Я сама займусь этим.

Брат Коун нахмурился. Женский голос показался ему знакомым.

Шаги Ковингласса затихли вдали, и уже через мгновение Джанель встала.

– Нинавис, что ты здесь делаешь? – прошипела она.

Брат Коун заморгал и выглянул из-за сундука.

Там действительно стояла Нинавис, одетая в скучную коричневую юбку с разрезами и тунику джоратской служанки-кобылы. Одна ее рука застыла, как будто она потянулась за оружием, которого больше не было.

– Клянусь Восемью! – прошептала Нинавис. – Не делай так больше! Какого демона вы здесь делаете?!

– Я спросила об этом первой.

Встав, брат Коун встал и выбежал из шкафа:

– Не обращайте внимания. Мы должны уйти, пока никто не вернулся.

Джанель глянула в сторону кухни, затем схватила Нинавис за руку и потащила ее в коридор и вниз по второму лестничному пролету. Брат Коун последовал за ними, чувствуя себя таким голым и уязвимым, как будто их могли обнаружить на любом повороте. Все ли слуги спустились вниз? Промолчат ли они? От всего этого у него заболел живот.

Лестница, ведущая на первый этаж, заканчивалась в длинном коридоре, в котором уже горел разожженный слугами свет. Болтовня эхом разнеслась по дому, когда прислуга убирала и открывала мебель, подготавливая дом к заселению. Граф не обратила внимания на этот шум и жестом позвала всех следовать за ней в темную кладовую.

Оказавшись в комнате, Джанель схватила со стены фонарь и протянула его брату Коуну:

– Зажги его! – Она подошла к толстой железной решетке в полу, закрытой на цепь.

– Что ты… – начала было Нинавис.

Джанель голыми руками разорвала металлическую цепь.

– Следуйте за мной. – Она подняла решетку и отложила ее в сторону.

Пока граф помогала Нинавис спуститься, брат Коун зажег фонарь, удерживая его над люком. Затем Джанель помогла и брату Коуну.

– Что за…

Семья маракорцев приподнялась со своих спальных мест, испуганно моргая при виде незваных гостей. Судя по тому, что ящики были сдвинуты в сторону, образуя мини-форт, казалось очевидным, что они потревожили незаконных захватчиков, воспользовавшихся тем, что подвалы на первом этаже редко использовались или посещались.

В течение нескольких ударов сердца никто не произнес ни слова.

– Извините нас, – объявила граф Джанель. – Я приношу извинения за то, что помешала вам, и рекомендую вам всем уйти. Наши преследователи в конце концов будут искать и здесь, – и она направилась к выходу, перешагнув через старика.

– Извините, – сказал брат Коун семье. – Если я могу для вас что-нибудь сделать…^[113]

Нинавис схватила его за руку и потащила за собой.

Подвал выходил на первый этаж Атрина. Граф сняла засов с двери и открыла ее, явив взору усыпанные мусором улицы города. По запаху брат Коун предположил, что беженцы сливали на них сточные воды.

Граф Джанель повернулась к Нинавис:

– Что ты делаешь на службе у Ковингласса? Говори, – с каменным лицом прошептала она.

Брат Коун знал графа уже достаточно хорошо, чтобы понять, что она в ярости.

Нинавис закатила глаза:

– Я тоже рада тебя видеть.

Ноздри Джанель раздулись.

– Нина, пожалуйста! – взмолился брат Коун.

Главарь бандитов пожала плечами:

– Это была идея барона. В смысле, Кэлазана. Мы решили, что, поскольку вы все шли пешком, поход в Атрин займет у вас некоторое время. Тем временем, как только армия уладила все дела в Мерейне, их Привратник открыл этот камень для всех, кто хотел уйти. Я попросила разрешения поехать в Толамер. Решила, что смогу найти работу в замке, присматривать за сэром Оретом и, если когда-нибудь увижу тебя, предупредить, как у него продвигается вся эта история с Осуждением.

– Помет Хорсала! – пробормотала Джанель, ущипнув себя за переносицу. – Мне не нужна твоя помощь!

Учитывая их последний разговор о защите, брат Коун понял, почему она так сказала, хотя – с его точки зрения – она солгала. Графу Джанель действительно нужна была помощь. Ей нужна была настолько большая помощь, которую она только могла получить.

Нинавис приподняла бровь:

– Я не придерживаюсь ваших обычаев идорры, граф. Я помогаю тем, кто мне безумно нравится, и я не жду никаких рукопожатий или клятв в ответ.

– Я просто имела в виду… – выдохнула Джанель. – Ты не должна была этого делать. Кэлазану не нужно было этого делать.

– Прошу прощения, но мы – будь все это проклято – знаем, что делаем. Кэлазан должен тебе тудадже, и не пытайся это отрицать. Он стал бароном благодаря тебе. Думаешь, он просто так это забудет?

– А ты? Ты же только что сказала, что не веришь в идорру или тудадже? Зачем ты это делаешь?

– Потому что…

Брат Коун прочистил горло:

– Мне неприятно вас прерывать, но как мы собираемся найти Дорну и сэра Барамона? Если мы этого не сделаем, есть очень большая вероятность, что, когда они вернутся, они столкнутся с Ковинглассом. Или, еще хуже, с сэром Оретом или Релосом Варом.

Нинавис вздрогнула:

– Релос Вар? Он здесь?

– Да, – сказала Джанель, – и он такой же злодей, каким я видела его в последний раз.

Брат Коун повернулся к ней:

– Он действительно что-то предлагал вашему дедушке?

– Нет, – отрезала Джанель. – Я никогда не встречала этого человека до Мерейны и не видела, чтобы его имя упоминалось в бумагах моего дедушки. Он солгал Орету, вливая ему мед в уши, а поскольку Орет дважды проклятый дурак, ему и в голову не пришло искать яд. – Она хлопнула себя ладонями по бедрам. – И вот в тот момент, когда я узнаю, что Орет находится там, где я хочу – на грани разорения, будучи неспособным продолжить свои планы! – появляется Релос Вар. С подарками и лекарством от всех проблем Орета. Я была неправа. Орет в сговоре с Йором. По крайней мере, теперь, будь он проклят и в Аду!

Брат Коун не был уверен, кому именно она желает отправиться в путешествие к демонам. Вероятно, и тому, и другому.

– Но зачем ему сближаться с Оретом? – спросил брат Коун. – Какую выгоду Релос Вар надеется извлечь из такого партнерства? Может, хочет отомстить?

– Дело не в мести, – сказала Джанель. – Мы стоили Релосу Вару незащищенного Привратного Камня в Мерейне. Он заменяет его на лучший. На мой. – Она сделала паузу. – Хотя, может быть, это небольшая месть.

– Мы можем поговорить об этом позже, – нервно обронила Нинавис. – Пошли. Здесь небезопасно оставаться, не говоря уже о том, какую болезнь можно подхватить, вдыхая эти пары.

Граф кивнула и, с отвращением окинув взглядом грязные улицы, взяла фонарь у брата Коуна.

– Если я правильно помню, в конце улицы есть лестница.

– Вот, – сказала Нинавис, вытаскивая из фартука кованый железный ключ. – Ключ от апартаментов Барсины, расположенных здесь. Кэлазан сказал, что ты можешь ими воспользоваться. Если после того, как я уехала, ситуация не изменится, он пробудет в Атрине достаточно долго, чтобы принести клятву верности, но не останется для Испытаний. В Барсине слишком много работы.

– Подожди, ты не пойдешь с нами? – Джанель даже не подумала взять ключ.

Нинавис покачала головой в ответ:

– Если я не останусь там, я не смогу шпионить для тебя.

– Я не просила для меня шпионить! – запротестовала Джанель. А затем добавила: – Кроме того, я не знаю дороги к Дому Барсины. Кэлазан рассказал, как туда добраться?

Нинавис стиснула зубы:

– Несносная девчонка!

Граф ухмыльнулась – и в этот редкий момент она действительно выглядела на свой возраст.

– Но ведь за это ты меня и любишь!

– О, во имя благословения солнца, вы двое! – Брат Коун вздохнул и покачал головой: – Мы можем, пожалуйста, обсудить это в другом месте?

Нахмурившись, Нинавис спрятала ключ обратно в карман.

– Ладно. Идите за мной. И смотрите под ноги.

20: И снова бандиты

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как Турвишар Де Лор совершил преступления против исторической точности

– Оглядываясь назад, я думаю, что Релос Вар сказал правду. Возможно, он действительно обращался к моему дедушке, – призналась Джанель. – В некотором смысле, Орет вмешался в планы Релоса Вара, и мне кажется, что в этом есть странная ирония.

Дорна моргнула:

– Твой дедушка никогда бы не взял металл у посторонних.

– О, я знаю, – согласилась Джанель. – Но я бы взяла.

– Джанель!

– Нет, Дорна. Я бы непременно так и поступила! Кантон нуждался в помощи. Если бы Релос Вар или его люди прибыли бы в Толамер, предложив помощь в обмен на «незначительные услуги», я бы приняла их предложения. За исключением того, что Орет предпринял попытку конфисковать мои земли и замок, едва услышав, что мой дедушка скончался, и прежде чем кто-то успел отреагировать.

– Но почему это должно волновать Релоса Вара? – спросил Кирин.

– Между Йором и Джоратом не так уж много перевалов, – объяснила Джанель, – но один из них находится в Толамере. Действительно, помимо самого Привратного Камня у нас есть горный перевал и морской путь. И с тех пор как я выгнала Ковингласса, в штате не было Привратника, который мог бы предупредить кого-либо о несанкционированном использовании Привратного Камня. Точно так же, как никто в Мерейне не предупредил бы об этом Дом Де Арамарин или имперскую армию. Когда ты хочешь куда-нибудь вторгнуться, разве ты не хотел бы, чтобы для ваших сил было открыто как можно больше подходов?

– Это не единственная причина, по которой Релос Вар выбрал Толамер, – сказал Коун. – Герцог Каэн хотел бы получить ваш кантон для этого, но я сомневаюсь, что для Релоса Вара это была единственная причина.

– Это правда, – согласилась Джанель. Она встретилась взглядом с Кирином. – Ты ведь сам рассказывал о том, что Ксалторат разыскивала меня. Релос Вар охотился на «добровольцев» – людей, которые согласились помочь Восьмерым. Он искал меня. – Она улыбнулась: – Я должна поблагодарить Таджу, что ты оказался на том аукционе в Кишна-Фарриге. Благодаря этому у Релоса Вара не было времени разобраться со мной в Барсине.

– Хм. О таком неожиданном благословении я не подумал, – согласился Кирин.

– В любом случае я должна закончить следующую часть, – продолжила Джанель. – Я ее совсем не люблю.

Рассказ Джанель.

Атрин, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Мне никогда не было комфортно в городах.

Я признаю, это связано с тем, что я их мало знаю: Толамер – сельский кантон. Турниры были самым близким эквивалентом города, который я когда-либо знала. Город, каким его видит Западный Куур – то есть большая группа постоянно живущих там людей, – лежал за пределами моего понимания или представлений о комфорте.

Тем не менее оказалось, что города в одном очень важном отношении похожи на леса: и там, и там есть бандиты.

Всего несколько минут – и мы на них наткнулись.

– Итак, отлично, – сказал их главный, выходя из переулка. – Прекрасный вечер для прогулки, не так ли?

Этот человек спрятался в засаде, и его намерения могли быть какими угодно, но только не приятными. На нем была лоскутная маска и темно-серый плащ поверх потертой, изношенной кожаной одежды. Я не могла сказать, был ли он джоратцем, маракорцем или кем-то более экзотическим. Я достаточно легко узнала лишь его заряженный арбалет.

А также арбалеты его друзей.

Я вздохнула и шагнула вперед:

– Вечер действительно прекрасен, но нам не нужны проблемы, так что проваливайте.

Шансы на то, что он примет мое предложение, были весьма невелики. Так и случилось.

– Это не твое дело, девчонка! – фыркнул мужчина. – А за то, чтобы пройти этой дорогой, нужно заплатить пошлину. Так что вы должны нам по пять тронов за каждого – и можете идти своей дорогой.

Он был маракорцем. Джоратец не назвал бы меня девчонкой. Я оглянулась на брата Коуна и Нинавис, оба они были безоружны.

Ну или, по крайней мере, брат Коун, – я прекрасно помнила, как пиналась Нинавис. У меня, конечно, был меч, но орудовать им в столь узких переулках было неудобно. На мне не было ни доспехов, ни другой защиты. Арасгон не пасся поблизости, чтобы броситься в стремительную атаку с фланга. Они превосходили нас числом, и на их стороне была возможность стрелять издали.

И самое главное, у нас не было металла, чтобы заплатить им.

– Это невозможно, – сказала я, – но поскольку то, о чем вы просите, является незаконным – почему бы нам не посчитать, что мы в расчете, и не разойтись?

Бандит усмехнулся:

– О, вот как ты заговорила, мелкая дрянь. Но мне нравится, как ты выглядишь, так что я заключу с тобой сделку. Ты оставляешь у нас свой модный меч, и если ты хочешь его вернуть, то ты просто вернешься с нашим металлом. – Он нацелил арбалет мне в голову. – Впрочем, у тебя нет выбора.

Я сжала зубы. Его требования сами по себе были ужасными, но то, что он требовал мой меч, было ужасно само по себе. Моя семья владела этим мечом пятьсот лет, с момента основания Джората.

Нинавис, должно быть, увидела выражение моего лица. Она встала рядом со мной:

– Ты что, идиот? Ты же знаешь, что по закону такие, как мы, не могут владеть мечами. Зайдешь в любой магазин в городе, и они узнают, что ты его похитил.

– Вот почему это выкуп, а не кража. Я расплавлю эту пакость, прежде чем… – Мужчина наклонил голову и, уставившись на Нинавис, поднял бровь: – Подожди минутку. «Такие, как мы», говоришь? Из какого ты клана, женщина?

– Это не имеет значения.

– О, а я говорю, что имеет.

Она окинула мужчин критическим взглядом:

– Кто вы такие, ребята? Леумиты? – Она усмехнулась. – Проваливайте отсюда. Вам совершенно не нужны проблемы, которые могу причинить я, не говоря уже о ней. Уж она-то и вовсе заставит тебя кричать о твоей старой богине-королеве. – Сняв фартук, Нинавис принялась его скручивать.

И, по-моему, она совсем не нервничала.

– Посмотри на ее лицо. – Один из бандитов ткнул пальцем в родимое пятно Нинавис. – Держу пари, она Дираксон.

Я изо всех сил сохраняла невозмутимое выражение лица. Дираксон. Леумиты. Эти имена ничего для меня не значили. Может, это районы Маракора, откуда они происходили? Так же, как я происходила из Толамера, кантона Ставиры?

А вот бандиты, казалось, были более знакомы с клановым именем Нинавис. Арбалеты дрогнули. Один из бандитов и вовсе вскинул арбалет и в страхе прижал его к груди.

– Дираксон. Но… – Он сделал шаг назад.

Их лидер оказался более невосприимчив к запугиванию.

– Я мог бы назвать себя главнокомандующим Куура, и это было бы точно так же. А теперь снимите ценные вещи и бросьте их на землю.

– А как насчет предложения просто взять меч? – спросила я, вынимая оружие из ножен и держа его клинком вниз.

– Это было до того, как я узнал, что эта сучка – Дираксон. – Он, по-прежнему держа арбалет направленным на меня, указал подбородком на Нинавис. – Считай, тебе повезло, что ей до сих пор не перерезали горло. Большинство добрых людей сочли бы своим долгом убить любого Дираксона, которого встретили на пути после того, как они вызвали Адский Марш.

После того, как они… Мои мышцы напряглись. Я глянула на Нинавис, ожидая объяснений, но она не обратила на меня никакого внимания. Пусть она и не отрицала его обвинений, но лишь потому, что она не слушала.

Нинавис готовилась к бою.

– Не делай этого, – сказала я, не совсем уверенная, обращаюсь ли я к мужчине или к Нинавис. Я опустила руку – все еще не убирая меч. Пусть против арбалетов он и был почти бесполезен, но, по крайней мере, сейчас он был не в ножнах.

– Знаешь что? Не бери в голову. Я передумал, – сказал он и поднял руку, чтобы отдать приказ, который, я была в этом уверена, совершенно мне не понравится.

– Не делай этого, – повторила я, но он тоже не обратил на это никакого внимания. – Все не обязательно должно быть так.

Никто не обращал на меня ни малейшего внимания; все глаза были прикованы к Нинавис.

– Я граф! Причини вред мне или моим людям, и герцог вечно будет охотиться на тебя!

Бандит усмехнулся:

– Герцог пусть идет на мороз!

– Брат Коун, спрячься.

– Граф, пожалуйста…

– К демонам тебя, – сплюнул главарь банды и нажал на спусковой крючок.

Я повернулась. Перья болта свистнули, и он промчался, разорвав тунику и плащ, и проделал рваную рану на моей левой руке. А потом помчался дальше, ударившись о грязную белую мраморную стену.

Я зашипела от боли.

– Проклятье! – выругалась Нинавис и, с размаха ударив свернутым фартуком по одному направленному на нее арбалету, одновременно несколько раз быстро ударила ногой в голову другого бандита, который тут же рухнул на землю.

Остальные, впрочем, были готовы в любой миг обрушить на нас шквальный огонь – и все они считали Нинавис большей угрозой.

Мне нужно было изменить их мнение.

Я бросилась на главаря бандитской шайки. У него была время уйма времени обдумать все ошибки в своей жизни до того, как мой кулак, усиленный рукоятью моего фамильного меча, проломил ему череп. На стену брызнула струя крови, – но мне было не до этого. Я лишь подхватила труп за тунику и выставила его щитом перед собой, прикрывая им Нинавис от еще двух выстрелов. Развернулась и швырнула труп в следующего бандита и уже через миг распорола его мечом от паха до живота. Кто-то предостерегающе окликнул меня по имени.

Я повернулась и на мгновение…

Ох, всего лишь на мгновение.

Я не узнала Нинавис. Я не увидела в ней друга. Она уставилась на меня широко распахнутыми глазами – должно быть, она поняла, что я была на волосок от того, чтобы направить свой меч против нее.

И те же бандиты, что пытались убить ее, спасли ей жизнь.

Арбалетный болт попал мне в спину.

По моему позвоночнику прокатилась горячая волна пламени. Закричав от боли и ярости, я, забыв о Нинавис, развернулась к нападавшему.

Я не стала возиться с мечом.

Я когтями вырвала ему трахею и, отшвырнув ее, шагнула к следующей жертве и разодрала ему брюхо – кишки вывалились на землю дымящейся кучей. К запаху пролитой крови и мокрого металла присоединилась вонь фекалий – более резкая, чем запах сточных вод на дороге.

Не знаю, что происходило с Нинавис или братом Коуном. Я их в тот момент не видела, за что буду вечно благодарна. Двое оставшихся мужчин попятились назад, вскинув руки над головой. Думаю, они молили о пощаде, но у меня не было ушей для человеческих слов.

Их я убила тоже.

И для всех вас лучше, если я не буду вдаваться в подроб-ности^[114].

Не знаю, сколько я там простояла, прежде чем ко мне начали вновь возвращаться чувства. В какой-то момент я поняла, что стою в окружении полудюжины трупов маракорцев – и на людей их тела походили не больше, чем забитый скот. Меня покрывала кровь – возможно, и моя собственная.

И я не знала, живы ли Нинавис и брат Коун.

– Нина? Коун?

Я услышала в стороне какой-то шепот. Брат Коун встал из-за сломанной, перевернутой телеги, Нинавис судорожно пыталась затащить его обратно. Жрец в ужасе оглядывал происходящее. Пожалуй, мне не стоило ему завидовать, что его вырвало, но иногда я забываю, что он не падает в обморок при виде крови.

Я хотела что-то сказать, но у меня в глазах начало темнеть.

– Надо сказать, я рада, что в первый раз, когда мы встретились, ты не стала мне показывать, как владеешь мечом, – усмехнулась Нинавис, но ее шутка ушла впустую. – Джанель? Джанель!

Земля поплыла у меня под ногами, и я рухнула в бездну.

21: Тяжелое исцеление

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как Кирин Де Мон, Хамаррат и Звезда уехали из столицы в поисках Привратного Камня

Кирин нахмурился.

– А я ведь сказала, что не люблю эту часть истории, – сказала Джанель.

– Да нет, просто я вдруг представил, как ты убиваешь демона, используя чью-то оторванную руку. – Кирин окинул ее изучающим взглядом. – Но ты такого не рассказывала. Кстати, напомни мне держаться подальше от тебя в бою.

– Больше я практически никогда не теряла контроль.

Кирин покачал головой:

– Видишь ли, вот это «почти никогда» малость приводит меня в замешательство.

– Добро пожаловать на нашу вечеринку, – хмыкнула Нинавис. – По крайней мере, пиво здесь бесплатное.

Джанель прочистила горло и на секунду отвела взгляд.

– То, что ты описал, – это твои воспоминания о Загробном Мире, когда мы встречались в прошлый раз.

– Хм. – Кирин не был уверен, как относиться к мысли, что он может помнить загробную жизнь или, косвенно, свою прошлую жизнь. Как минимум это тревожило.

Дорна, протянув руку, хлопнула Коуна по плечу:

– Продолжай, жрец. Меня там тогда не было. Расскажи, что произошло дальше.

Рассказ брата Коуна.

Апартаменты Барсины, Атрин, Джорат, Куур

Пока Нинавис и брат Коун несли графа Джанель прочь от засады, Коун размышлял о том, какая же она легкая. Бодрствуя, она занимала так много места в комнате, что было очень легко забыть, каков ее истинный размер.

Уже поднявшись на несколько пролетов и пройдя мимо нескольких зданий от места засады, они услышали шум и крики позади.

Нинавис оглянулась через плечо:

– Похоже, кто-то только что нашел тела.

– Останавливаемся.

– Мы не можем, – нервно ответила Нинавис. – За нами скоро погонятся.

Но брат Коун все равно остановился, а вместе с ним и Джанель. Нинавис зло заговорила на незнакомом Коуну языке. Жрец предположил, что Нинавис подробно описывает его родословную.

– Что ты делаешь?

– Я ничего не вижу, – ответил брат Коун. – Мы оставили фонарь позади. Я боюсь, что мы споткнемся о какую-нибудь скамью и упадем с двадцати футов. А вы не боитесь?

– И где нам взять свет?

Брат Коун вызвал маленький, светящийся желтым шарик. На расстоянии это походило на свечу – достаточно яркую, чтобы осветить им дорогу.

Она покачала головой:

– Это демонски рискованно. Если люди заметят, они не остановятся, чтобы сначала убедиться, что ты – Кровь Джораса. – Она воспользовалась остановкой, для того чтобы передвинуть на поясе ножны с гигантским мечом семьи Теранон^[115]. В конце концов, она перекинула пояс вместе с ножнами через плечо. – Пойдем. – На ее бледном лице светилось мрачное выражение. Когда закончилась битва, ее начала бить дрожь.

Она наклонилась, чтобы поднять Джанель за плечи, а брат Коун взял ее за ноги. Оба они старательно не обращали внимания на покрывавшую их кровь – в основном кровь Джанель.

Апартаменты оказались рядом, хотя без Нинавис брат Коун их бы и не заметил. Для жреца все эти коридоры без окон выглядели одинаково. Но когда они добрались до нужного, Нинавис скомандовала отпустить раненую, достала из кармана железный ключ и, отперев ворота на крыше, впустила всех внутрь. Вместе они перенесли графа Толамера в апартаменты, отведенные для барона Барсины.

Брату Коуну не было дела до украшений или мебели: он искал то, что ему было нужно. Вон тот стол. Да.

– Помогите мне уложить ее на него. На живот.

– Тебе нужна горячая вода? Я могу развести огонь…

– Давайте. У нас не так много времени. – Брат Коун сделал жест, и маленький волшебный огонек свечи превратился в дюжину свечей, достаточных, чтобы осветить комнату.

Нинавис разинула рот.

– Разожгите огонь! – рявкнул брат Коун. – Вскипятите воду. Кто знает, какая отрава на их арбалетных болтах?!

– Леумиты не используют яд.

Брат Коун облегченно выдохнул:

– Но им нравится обмакивать наконечники стрел в навоз.

Внутри него что-то сжалось. Он склонил голову.

– Селанол, даруй мне свет! – Брат Коун попытался достичь Озарения.

Нинавис уставилась на него.

Он выпрямился и вытащил из-за пояса маленький нож.

– Ну? Помогите мне или найдите Дорну, чтобы она мне помогла, потому что у меня нет времени, чтобы смотреть, как вы преодолеваете свои суеверия.

Нинавис покраснела, дернула челюстью, а затем, повернувшись, бросилась к очагу и принялась укладывать поленья из дровяного ящика в камин.

Брат Коун начал срезать одежду Джанель, освобождая рану. На западе, где большинство женщин носили расиги, которое оставляло живот открытым, это было бы проще. Увы, там очень многое было бы проще. Джоратцы предпочитали полные туники, а те, кто еще и туго шнуровал грудь, дополняли их на груди усиленным камышом лифом. Из-за этого ткань было очень трудно резать. Окончательно расстроившись, Коун разрезал завязки лифа и разорвал одежду.

При виде открывшейся раны брат Коун недовольно поморщился.

Пока они бежали, Нинавис отломила древко болта, чтобы не открылась рана, но теперь у него не оставалось выбора. Стоит ему только выдернуть оставшуюся часть болта, свернувшаяся черная кровь хлынет наружу, и кровотечение возобновится.

Нинавис чем-то загрохотала. Чем-то металлическим. Кухонной кастрюлей. Он поднял глаза.

– Так это тоже было из-за проклятия? – спросила она.

Брат Коун стиснул зубы:

– Я пытаюсь сосредоточиться!

– Ведь в ее случае это не было просто использованием магии, нет так ли?..

Брат Коун хлопнул ладонью по столу:

– У меня нет на это времени! У нее нет на это времени. Замолчите!

Ответа он не стал дожидаться. Он вновь сосредоточился на Джанель и еще раз попытался изменить свое видение. Он мог это сделать. Он должен был это сделать.

На этот раз Нинавис не перебивала.

Аура графа Джанель оказалась непохожей ни на одну из тех, что раньше видел Коун. Она извивалась и расплывалась, сворачиваясь сама по себе, как дым, поднимаемый кружащимися зефирами.

Аура, казалось, насмехалась над его попытками вернуть ее телу здоровье.

Брат Коун попробовал еще раз.

И снова потерпел неудачу.

Он не мог исцелить ее. Паника скрутила ему сердце.

Джанель уж побледнела от потери крови и шока. Если брат Коун не сможет найти способ исцелить ее…

Если он ничего не сделает, она умрет. Стрела не задела ее позвоночник, но попала ей в печень. Если она не умрет от сепсиса и инфекции, одного этого достаточно, чтобы убить ее.

Брат Коун порылся в мантии и вытащил маленькую металлическую коробочку.

– Что это? – спросила Нинавис. Должно быть, все это время она наблюдала за ним.

– Отчаяние, – выдохнул он. Жрец открыл шкатулку. Внутри находилось гнездо, сплетенное из маленьких веточек и пуха, а в середине лежало идеальное голубое яйцо малиновки.

Ну, точнее, это было похоже на яйцо малиновки.

На самом деле оно было сделано из тонкой глины, раскрашенной, чтобы выглядеть как настоящая вещь – такая же красивая и хрупкая.

Брат Коун с силой швырнул его о каменный пол – и оно разлетелось на множество осколков.

– Отец Зайхера, мне нужна ваша помощь!

Секунда растянулась в вечность. Тысяча забот породила еще тысячи.

Неужели магия не сработала? Или что-то случилось с отцом Зайхерой? А может, он слишком занят?

Соседняя стена засветилась. Свечение сгустилось, начало перетекать в фигуры, соединенные во фракталы, кружащие друг вокруг друга, а центр пятна снова погрузился в ничто.

– Что за… – начала было Нинавис.

Брат Коун вспомнил, как дышать.

– Слава Селанолу!

Он знал отца Зайхеру с детства.

Отец Зайхера – высокий, худой и мудрый.

Человек, который, когда у Коуна впервые проявился магический дар, предложил его родителям другой вариант, вместо Дома Де Лор.

Его белые завитые облаком волосы спутались в толстые пряди, удерживаемые сзади бамбуковыми заколками, а одет он был в такую же мантию, как у Коуна. Отец Зайхера больше походил на простого монаха, чем на главу целой религии.

Зайхера одним взглядом оценил ситуацию и, отмахнувшись от Нинавис, бросился к брату Коуну:

– Как давно это случилось?

– Около получаса, наверно. Она потеряла так много крови, и все же она сопротивляется моим усилиям исцелить ее.

– Я нисколько не удивлен. – Отец Зайхера снял аголе с плеч и отложил его в сторону. – Давай начнем.

Всего одна простая вещь напомнила брату Коуну, что джоратцы жили в городе, который они не строили: в Атрине имелся рабочий водопровод.

Даже по стандартам Западного Куура, ванные комнаты в Атрине поражали воображение: прекрасная плитка на стенах, эффективная очистка сточных вод, углубленные бассейны для купаний – с подогревом, разумеется.

Он задавался вопросом, принимали ли джоратцы все это как должное. Задумались ли они вообще об этом? Останавливались ли когда-нибудь горожане, чтобы подивиться колдовству, которое приносило свежую воду в их апартаменты, а также уносило отходы? Поддерживала ли канализационную систему какая-то забытая ветвь Дома Де Эвелин – или магия Атрина Кандора в этом городе была настолько велика, что все это продолжало функционировать спустя столетия? Сбрасывались ли сточные воды в озеро Джорат или реку Зайбур или кто-то занимался этим бурливым бизнесом, продавая удобрения Королевским домам?

И пока Коун мыл руки, его мысли занимали эти тривиальные вопросы.

– С ней все будет в порядке, дорогой мальчик. Я вижу по твоему лицу, что ты все еще беспокоишься о ней. – Отец Зай-хера вошел в дверь за спиной Коуна и подал жрецу чашку горячего чая – вода, вскипяченная Нинавис, послужила иной цели.

– Я беспокоюсь за нее. Дело не только в ее ране. – Коун принял из рук своего главы чашку казиварского фарфора с голубой глазурью и невольно задумался, находилась ли чашка в этом доме или Зайхера принес ее с собой. Так. Надо сосредоточиться. – Я не думаю… – Брат Коун запнулся и начал снова: – Я не думаю, что я тот человек, который может ей помочь, отец. Я знаю, как много она для вас значит. Я думаю, что посылать меня к ней было ошибкой.

Отец Зайхера уставился на брата Коуна, а тот, в свою очередь, попытался не съежиться под его пристальным взглядом. Зайхера умел смотреть с тем родительским разочарованием, которое было способно вызвать слезы на глазах у любого ребенка. Видеть недовольство в глазах главы Вишаев было больнее, чем чувствовать прикосновение лезвия кинжала.

– Расскажи мне, что случилось. Думаю, дело ведь не только в ране, нанесенной разбойниками.

Брат Коун жестом пригласил отца Зайхеру следовать за ним – это был не тот разговор, который стоило продолжать в ванной. Они спустились вниз, в небольшую гостиную, где стояли удобные кресла и столы, за которыми можно было выпить чаю.

Нинавис отправилась на поиски кобылы Дорны и сэра Барамона. Больше в апартаментах никого не оставалось, кроме спящей Джанель, которая проспит мертвым сном всю ночь.

– Я последовал вашим советам, – присев, начал брат Коун, – я избегал обсуждать источник ее способностей. С тех пор как я впервые встретил ее, она поддерживала свою силу благодаря проклятию Ксалторат. Но в последние недели… – Брат Коун сделал паузу, чтобы отхлебнуть чаю. – Становится трудно игнорировать способности, которые нельзя описать таким образом.

Отец Зайхера выглядел удивленным:

– У нее развился второй дар?

Никто из них не собирался называть ее колдуньей. Колдуны – это не просто люди, которые забыли заплатить за лицензию.

– При всем уважении, отец, я полагаю, что у нее развился третий. Вы долго утверждали, что ее сила – это ее собственные способности, защитный механизм, возникший после травмы, которую она пережила в Лонеже. Я верю, что проклятие, которое каждую ночь отправляет ее в Загробную Жизнь, также является ее даром… И я думаю, что она начинает проявлять признаки третьей способности, связанной с огнем.

Отец Зайхера усмехнулся:

– Впечатляет. Но это такой позор, ее дед никогда бы не позволил мне тренировать ее.

– Конечно, не позволил. Она не Кровь Джораса, – брат Коун бросил на старшего жреца укоризненный взгляд. – Вы никогда не рассказывали мне об этой концепции.

– Хм-м? Ах да. Я совсем забыл о ней.

– Ну, а я никогда не забуду этот ярлык. Интересно, смогу ли я найти кого-нибудь, кто вышьет его мне на мантии. Может быть, Дорна… – Брат Коун вздохнул и потянулся. – Это еще не все. И даже не половина. – И, не дожидаясь ответа, он продолжил: – Мы были в Мерейне, когда на город напали. Это была изощренная атака, организованная настоящими колдунами, которые уничтожили почти весь город и всех, кто собрался на турнир. Там были тысячи погибших.

Отец Зайхера, казалось, не удивился услышанному. Брат Коун предположил, что этого и следовало ожидать. Отец Зай-хера знал очень многих людей и ведал очень многое.

– Среди тех, кто виновен в нападении, была долтарка по имени Сенера. Она выпустила магический дым, который удушил всех жертв – они умерли именно от этого. Однако я также видел, что она сделала для того, чтобы самой не быть охваченной этим дымом. – Брат Коун протянул руку и провел в воздухе линию, вычерчивая символ. Пока что он просто светился – Коун предположил, что это потому, что воздух вокруг был прозрачным и чистым. Демонстрация была бы более очевидной, если бы он нарисовал знак рядом с дымом.

На лице отца Зайхеры быстро сменилось несколько выражений – в том числе и гнев, но в конце концов на лице появилось грустное беспокойство. Он долго и пристально смотрел на руну, а затем вздохнул и откинулся на спинку стула.

Брат Коун знал отца Зайхеру всю свою жизнь. Он знал, как читать его настроения.

– Вы ведь знаете, что это?

– Это символ… – начал было старший жрец, а затем покачал головой: – Нет, прошу прощения. Это определение звучит как игрушка, которую можно нарисовать на удачу в детской комнате. А то, что ты только что нарисовал, является символическим и эквивалентным представлением тенье, истинной сущности объекта. Скажи мне, эта женщина, Сенера, держала ли она при себе маленький камень? Ожерелье или другие украшения? Может быть, что-то такого размера? Какой-нибудь кристалл? – Он показал большим и указательным пальцами нечто в несколько дюймов длиной.

– Нет, ничего подобного… – Брат Коун замолчал. – Нет. Нет, подождите. Не украшения, нет, но у нее был чернильный камень. Небольшой такой. И когда она нанесла себе рану, то вытащила его из-за корсажа. Она использовала свою кровь, чтобы нарисовать этот знак на лбу. Я думал, это ритуальная магия. – Он нахмурился: – Ну, я до сих пор так думаю. Эта кисть, вероятно, была сделана из волос, вырванных у всех ее йорских солдат. Симпатическая магия позволила сделать так, чтобы ее «знак» появлялся на лбу каждого одновременно.

– Да, – согласился отец Зайхера. – Ты проницателен. И еще более ты проницателен, потому что заметил сам символ и смог использовать его в своих интересах^[116]. Я горжусь тобой.

Брат Коун покраснел:

– Отец, я… благодарю вас, но этот символ… вот что меня беспокоит. Какова его природа? Откуда это все берется? Я не вкладывал никакого тенье в его создание. Он не должен обладать силой, но каждый раз, когда рисуется этот символ, его магический эффект один и тот же.

Долгое время отец Зайхера ничего не отвечал, лишь потягивал чай, обдумывая свой ответ. Но наконец он заговорил:

– Эта женщина, Сенера. Если это ее настоящее имя^[117], – кивнул он брату Коуну. – Камень, который она использовала, не просто какой-то там речной камень. Это самый опасный из всех Краеугольных Камней, и называется он Имя Всего Сущего.

Брат Коун почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Жрец знал о Краеугольных Камнях очень немного. Отец Зай-хера редко говорил о них, но брат Коун помнил достаточно, чтобы знать, что это были восемь артефактов с различными и весьма значительными магическими свойствами.

– Вы однажды сказали мне, что Краеугольные Камни – это боги, заключенные в камне, – прошептал брат Коун.

Зайхера раздраженно махнул рукой:

– Я был слишком поэтичен. Это описание придает камням ту разумность, которой у них нет и которую они совсем не заслуживают. Краеугольные Камни – это восемь драгоценных камней, связанных с универсальными концепциями. Они содержат божественную силу, но не волю и разум божественного существа. Такое направление должно быть предоставлено другим. Тем, кто ими обладает. – Его улыбка стала сардонической. – Даже если это беглая рабыня из Долтара.

– На что… – У брата Коуна пересохло в горле. – На что способен камень под названием Имя Всего Сущего? Каковы его силы?

Зайхера пожал плечами:

– Кто может сказать уверенно? Он предоставляет информацию. Его сила неуловима. Его сферой является знание. Похоже, камень можно использовать для ответов на вопросы. Даже, возможно, эзотерические вопросы, такие как «какой знак тенье может сделать воздух чистым и прозрачным».

– Любые вопросы? – Брат Коун почувствовал, как панически затрепетало сердце в груди. – Мог ли его владелец предсказывать будущее или исследовать слабые места своих врагов? И как бы тогда поступил любой, имея такие ответы под рукой?

– Не могу сказать. – Отец Зайхера отставил чай в сторону. – Но ты должен распутать эту загадку.

– Но я…

Зайхера поднял два пальца:

– Ты нужен ей, сын мой^[118]. Ей нужен кто-то, кто осветит ей путь, потому что вокруг нее тьма. Ксалторат оказала на нее ужасное влияние, и ты видел, во что она превращается, когда теряет над собой контроль.

– Она должна быть обучена! Я никогда не знал никого, у кого был бы такой огромный потенциал. Три дара, отец! Она хранит все это время свои силы и даже не осознает, что делает это.

– Обучена кем? – спросил отец Зайхера. – Она женщина. Империя не предоставляет женщинам лицензий на использование или изучение магии. Женщина, которая обладает хотя бы одним даром, каким бы большим потенциалом она ни обладала, является колдуньей. А колдовство – это преступление, за которое империя карает смертью, а не рабством.

– Но вы ведь знаете, что законы Куура отвратительны. Тем более что я не уверен, что здесь они будут применимы из-за джоратского отношения к полу. Например, закон Джората ясно дает понять, что только мужчины могут носить благородный титул, да?

Отец Зайхера нахмурил брови:

– Да.

– Нет! – Коун даже палец поднял, чтоб заострить на этом внимание. – Только жеребцы могут носить благородный титул. Но остальная часть империи предполагает, что это означает мужчин. Например: как перевести с гуаремского корень слова идорра?

– Ну… мужчина… – Отец Зайхера замолчал. – Мужчина, но это не совсем правильный перевод идорры.

– Нет, совсем неправильный. Идорра – это гендерно-нейтральное понятие. Но поскольку мы, западные куурцы, не можем представить себе власть или лидерство, привязанные к чему-либо, кроме мужественности, мы предполагаем, что это слово должно означать мужчина. Но это совсем не так.

– Но тогда это просто неправильный перевод. Джоратцы явно понимают разницу между мужчиной и женщиной.

– Неужто? Они знают разницу между жеребцами и кобылами. Но если вы им скажете, что только мужчина может унаследовать аристократический титул в Кууре, они кивнут и согласятся, что здесь они тоже так поступают. А если бы вы указали, что титул унаследовал кто-то вроде Джанель, они все равно согласились бы, что так и есть. Потому что они не понимают, в чем тут противоречие.

Отец Зайхера выглядел смущенным.

– Но она женщина?..

– Физически, – согласился брат Коун. – Но вы помните, как вы впервые рассказали мне о ней? Как вы сказали, что все эти сообщения о том, что у графа Толамера есть внук, – ложные? Вы предположили, что люди видели ее одетой в мальчишескую одежду и потому делали неправильные выводы. Я не думаю, что так и было, потому что на самом деле джоратцы видят происходящее не так, как вы или я. Она не кобыла, она жеребец. Для джоратцев граф Джанель – и обратите внимание, граф, а не графиня – мужчина по всем стандартам, которые мы использовали бы на западе. За исключением одного: она женщина.

– Но она была помолвлена с этим мальчишкой…

– Для двух жеребцов нет ничего позорного в том, чтоб жениться, – и обратите внимание, как эта маркировка не будет иметь ничего общего с биологическим полом. И у них их вообще три.

– Три чего?

– Три гендера. Так же существует мерин. И это название не имеет никакого отношения к тому, любите ли вы секс или даже способны ли вы на секс. Мерин – это универсальный термин для всех тех, кто не совсем вписывается в определения жеребца и кобылы или кто не хочет вписываться в эти определения. В любом случае нет причин, по которым два жеребца не могут быть парой. Но, я так понимаю, сэр Орет решил, что она должна быть кобылой, и попытался форсировать этот вопрос. Она не согласилась. – Он сделал паузу. – Весьма жестко…

– Хм. – Отец Зайхера покачал головой. – Ну разумеется, не может быть никаких сомнений, что это совсем чуждая нам земля. Но даже если они подумают, что она мужчина – или жеребец, – ее все равно сожгут как колдунью.

– Они сожгут любого с этой стороны гор как колдунью. С магическими способностями или нет. Только нам, немногим счастливчикам с запада, дают такую вольность. – Брат Коун вздохнул: – И еще я должен упомянуть пророчество.

Глаза отца Зайхеры смотрели на него, яркие, как драгоценные камни.

– Об этом вы тоже знали, – догадался брат Коун.

– Всегда трудно понять, к чему приведут пророчества, – согласился отец Зайхера. – Полагаю, если бы у меня, например, был этот Краеугольный Камень, Имя Всего Сущего, то у меня было бы преимущество^[119]. Тем не менее я уже давно знаю, что Джанель замешана во всем этом. Иначе с чего бы демонам выделять ее среди остальных людей? Продолжай заниматься тем же, чем занимался, не высовывайся, отчитывайся обо всем, старайся помочь Джанель, не подвергая себя риску. Помните, что мертвый врач не вылечит пациента. Что касается графа Джанель… – Он снова взялся за свой чай.

– Да?

Отец Зайхера улыбнулся:

– Если тебя прокляли демоны, то этим ты не нарушаешь никаких законов, сын мой, и неважно, какого ты пола. Поэтому я и говорю, что любые силы, которые она может проявить, связаны с проклятием. И ты тоже так скажешь. Мы ведь поняли друг друга?

Брат Коун кивнул:

– Да. Конечно, отец. Я прекрасно все понял.

22: Цена идорры

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как в столице начались пожары

Джанель изучала Коуна всего мгновение.

– Значит, ты всегда это знал.

Коун зашевелился под ее пристальным взглядом, окинул взором других людей в таверне и уставился на собственные руки.

– Что именно?

– Каков источник моей силы.

– Я не знал этого наверняка, – поежившись, признался он, – но мы это подозревали. Травма часто вызывает появление дара, и, ну, ваш талант проявился сразу же после довольно ужасающего количества травм, не так ли?

Кобыла Дорна покачала головой, цокая языком:

– Мой бедный жеребенок.

– Ты по-прежнему общаешься с этим отцом Зайхерой? – нахмурился Кирин.

Джанель и Коун переглянулись.

– Я полагаю, мы могли бы с ним связаться, если бы захотели, но зачем? – спросила Джанель.

– Послушайте, я понимаю, что вам обоим очень нравится этот мужчина, но что-то во всей этой истории меня беспокоит, хотя, конечно, палец на кон я не поставлю. – Кирин вдруг щелкнул пальцами: – Подожди. Я все понял. Коун, ты никогда не говорил отцу Зайхере, что Сенера была сбежавшей рабыней-долтаркой^[120].

Брат Коун моргнул:

– Я… Что?

– Ты никогда не говорил отцу Зайхере, что она была рабыней, сбежавшей или что-то в этом роде. Так почему же он назвал ее так?

– О, – брат Коун сдвинул брови. – Я этого совсем не заметил.

– И он не ошибся, – медленно произнесла Джанель. – Но до недавнего времени мы не знали этого о Сенере. Коун, ты уверен, что он сказал именно это?

Коун поморщился:

– Уверен.

– Ну и что это значит? – пожала плечами кобыла Дорна. – Может быть, он просто это предположил. Я слышала, что большинство долтарцев оказываются в Кууре именно так, верно?

Кирин пожал плечами и откинулся на спинку стула.

– Я не знаю. Это все показалось мне странным, но, возможно, Дорна права, и он просто предположил, что она могла быть рабыней.

– Нет. – Коун на секунду прикрыл глаза. – Нет, он совершил ошибку – или он проверял меня. В любом случае я должен был это заметить.

Джанель странно посмотрела на Коуна:

– О чем ты говоришь?

– Мы еще не добрались до этой части истории, – сказал брат Коун, – но теперь ваша очередь рассказывать.

Рассказ Джанель.

Апартаменты Барсины, Атрин, Джорат, Куур

Я часто думаю, не было бы лучше, если бы я не могла вспомнить, что произошло той ночью. Была бы я чище, счастливее, если бы я проснулась на следующее утро, будучи невинной в своем неведении, не уверенной в том, что я сделала? Могла ли я притвориться, что не совершила ничего дурного, или я бы погрязла в сомнениях? Что было бы хуже – проснуться в надежде, что я никого не убила, или открыть глаза с абсолютной уверенностью зная, что мои руки в крови?

Неважно. Я знала. Я вспомнила. Я сбросила покрывало и потянулась за халатом.

– Ах, жеребенок! – накинулась на меня Дорна, стоило мне пошевелиться. – Тебе не следует вставать с постели. – Дорна сидела за маленьким столиком у камина, штопая прорехи на моей окровавленной тунике. Она и сама была готова признать, что ужасно готовит, но при этом она потрясающе управлялась с иголкой и ниткой; к тому времени, когда Дорна закончит, я вряд ли смогу найти, где на ткани была дыра. Тем более что она покрасит все в новый цвет, чтобы скрыть пятна.

– Я в порядке, Дорна. – И это было чистой правдой: я совершенно не ощущала никакой боли, а когда прикоснулась к пояснице, даже не почувствовала, что была ранена.

Я взяла корсет со стола, рядом с которым сидела Дорна.

– Кто исцелил меня? Коун? – Я просунула палец в дыру в корсете. Его еще можно было починить. А ведь совсем недавно я просто бы выбросила эту одежду и приказала слуге подобрать мне новую.

Теперь же придется довольствоваться этим.

Дорна ничего не ответила. Она была так занята шитьем, что, глядя на нее, я невольно задавалась вопросом, что же случилось со мной, пока я была без сознания.

– Дорна? Это Коун исцелил мои раны?

Дорна отложила пяльцы в сторону, сделав вид, что не услышала моего вопроса:

– Как ты себя чувствуешь? До этого у тебя еще ни разу не было таких серьезных ран…

Я положила корсет обратно на стол.

– Где мы находимся? Это те самые апартаменты Барсины?

– Да, жеребенок, – улыбнувшись, сказала она. – Мы даже находимся здесь на законных основаниях. Кэлазан разрешил нам.

– Я знаю. Ты нашла Арасгона и Талараса?

Дорна пристально посмотрела на меня и только собралась что-то сказать, но затем сжала губы:

– Жеребенок…

– А что с драгоценностями моей матери? Ты их продала?

Дорна вздохнула:

– Нет. Арот всегда был хитрым ублюдком. За ломбардами тоже следят. Но я хорошо разбираюсь в его уловках. – Она заметила выражение моего лица. – Мы что-нибудь придумаем. У меня есть немного накопленного металла, так что пока не придется выворачивать карманы. С огнекровками тоже все в порядке: они резвятся на Лугу и гарцуют со старыми друзьями. Ну и флиртуют с кобылами, как бесстыдные жеребцы. Впрочем, это ж они и есть. – Старуха встала. – Нинавис рассказала мне, что произошло. Не будь к себе строга. Они были плохими людьми.

– Они были отчаянными людьми, – поправила ее я. – И больше мы ничего не знаем об их характерах^[121].

– Они бы убили тебя.

– Я не знаю, так ли это. И ты тоже. И если только в следующий раз я не встречу их души в Загробном Мире, их истинные намерения останутся мне неизвестными. – Я потерла кончики пальцев друг о друга. Дорна или кто-то еще, наверное, Коун, должно быть, помыли мне руки, пока я спала. Впрочем, справились они с этим не особо хорошо: под ногтями осталась липкая корка крови. – Все, что я знаю наверняка, – это то, что я уничтожила их^[122].

Дорне нечего было мне ответить на это – либо потому, что она в конце концов согласилась со мной, либо потому, что она решила, что спорить со мной бесполезно.

– Давай я принесу тебе завтрак.

– Нет, давай все-таки вернемся к моему первоначальному вопросу. Неужели… Коун… исцелил… мои… раны? – спросила я.

Раз уж Дорна не захотела мне ответить, то ее молчание превратило праздный вопрос в важный.

– Ой, я думаю, да, но с помощью Зайхеры…

Зайхера? Я распахнула глаза от удивления.

– Тебе нужно отдохнуть! – крикнула она мне вслед, но я уже выскочила в главную комнату.

Большинство апартаментов в Атрине похожи друг на друга. Этажи не столь уж разнообразны в планировке, но поскольку барон занимает более низкое положение, чем граф, то апартаменты Барсины меньше, чем апартаменты Толамера, хотя все остальное одинаково: точно так же расположен камин, те же самые декоративные карнизы, такой же резной потолок и главный зал. Сотни живших здесь поколений отполировали оштукатуренные стены до такой мягкой гладкости, что их легко можно было принять за мраморные.

Кастрюля, стоявшая на очаге, пахла чем-то более острым, чем обычная джоратская овсянка, готовящаяся на завтрак. Большой и хорошо заметный алтарь Восьми занимал почетное место в главном зале, но сами апартаменты украшало всего несколько картин или гобеленов. Здесь не было ни скульптур, ни книг, и это вполне соответствовало тому, что я помнила об отце Тамина – мрачном человеке, который считал, что все, от искусства до поэзии, может стать потенциальным началом для демонического разложения.

Сэр Барамон, брат Коун и Нинавис сидели в главном зале, разговаривая с еще одним человеком, который с искренним энтузиазмом наклонился к ним, совершенно забыв про приправленную специями кашу, остывающую на столе рядом с его локтем. Белая борода и заплетенные в косу волосы цвета облака ярко выделялись на фоне смуглой кожи куурца с мудрыми глазами и веселой улыбкой.

Без него я никогда бы не дожила до совершеннолетия. Отец Зайхера спас меня тысячами способов. Он дал мне возможность игнорировать вопли, звучавшие у меня в голове, позволил поверить, что я могу быть не только дщерью Ксалторат.

– Вы уже видели ее в таком состоянии? Это просто ужасно… – Сэр Барамон толкнул Нинавис сапогом, и она оборвала речь на полуслове. Стоило людям понять, что я вошла, и в комнате повисло неловкое молчание.

Впрочем, был человек, который не собирался молчать.

– Моя дорогая Джанель! – Старый жрец Вишаи поднялся на ноги и с распростертыми объятьями направился ко мне. – Мое дорогое дитя, мы так давно не виделись! Мне так жаль слышать о твоем дедушке. Его свет сиял до самых дальних уголков наших душ.

– Отец Зайхера. – Я изо всех сил старалась говорить спокойно, и хотя мне безумно хотелось броситься ему в объятия и, разрыдавшись, спрятать лицо у него на груди, просто положила руку ему на затылок, а затем прижалась лбом к его лбу. Он ответил на мое приветствие, хотя, вероятно, он в последний раз здоровался по-джоратски много лет назад, когда мы встречались. – Я думала, вы сейчас по ту сторону Драконьих Башен.

Брат Коун встал:

– Так и было, граф. Я отправил для него сообщение. – Он замолчал на мгновение, и тень пробежала по его лицу. – Я подумал, так будет лучше.

Я отступила на шаг от главы веры Вишаи и опустила руки.

– Я понимаю. Спасибо тебе, брат Коун. – Я смотрела на них и чувствовала, как разбивается мое сердце. Брат Коун выглядел встревоженным, сэр Барамон – пристыженным, а Нинавис…

Нинавис вообще не смотрела на меня^[123].

– Мне нужно, чтобы вы освободили комнату, – сказала я. – Нам с отцом Зайхерой надо кое-что обсудить наедине.

Повисло молчание, а затем все неохотно направились к выходу.

– Нинавис?

Она оглянулась, остановившись в дверях.

– Мы закончим, и я с тобой поговорю.

Нинавис открыла рот, собираясь что-то сказать, но затем нахмурилась и, утвердительно кивнув, последовала за остальными.

Я проводила ее взглядом, а затем вновь посмотрела на отца Зайхеру:

– Ваше Сияние, вы знаете, я обязана вам всем, но вам не следовало сюда приходить.

Старик улыбнулся:

– Присядь со мной. Расскажи, как все было.

– Зачем? Разве я должна поверить тому, что брат Коун до сих пор не полностью отчитался перед вами?

Он зацокал себе под нос и похлопал по подушке стула напротив:

– Не будь столь строга к нему, дитя. Брат Коун позвал меня, потому что он узнал то, что я знал уже некоторое время: тебя нелегко вылечить. Ты борешься с этим. Ты сражаешься с этим так, как колдун сражается с проклятием своего соперника^[124]. – Его добрый взгляд стал суровым: – А теперь сядь.

В его голосе прозвучало что-то такое древнее, что-то похожее на тон, которым все родители воспитывают детей, что я невольно подчинилась его приказу и села у огня напротив него.

– Что он вам рассказал?

– Немного о злом колдуне и злой колдунье, а также о том, что тебе нужно найти способ увидеться с герцогом. А еще об этих бесконечных проблемах с семьей Малкоссиан. – Он наклонился вперед: – Ничего такого, что ты не можешь решить, моя дорогая. Я абсолютно верю в тебя.

Я глубоко вздохнула, вновь борясь с искушением упасть в его объятия, подобно маленькой девочке, находящей утешение в жреце, который всегда был рядом. Ну, или, по крайней мере, в жреце, который был рядом со мной с тех пор, как мне исполнилось восемь.

Вместо этого я сказала:

– Прошлой ночью я убила шесть человек. Это Коун тоже рассказал?

– Убийство, – ответил отец Зайхера, – требует преднамеренности. И если я правильно понимаю требования закона, ты имела полное право защищаться от этих людей или даже лишить их жизни за нанесенное оскорбление. – Я начала было спорить, но он вскинул руку: – Они не принадлежали к твоему табуну. Они не были саэленами. Это были опасные люди, совершавшие незаконные действия. Но проблема ведь не в этом, верно?

Я вздохнула и уставилась на свои черные пальцы:

– Нет, настоящая проблема в том, что я потеряла контроль.

– Возможно, так и может показаться. Но было ли это одержимостью? Ксалторат вернулась?

– Нет, я… – Отвернувшись, я уставилась на танцующее пламя. – Я внезапно стала столь злобной. Яростной. Это чувство просто вспыхнуло во мне, как огонь, который я могла погасить только кровью. Боюсь… боюсь, что становлюсь тем, кого ненавижу.

– Хм…

Я, заморгав, оглянулась на него:

– Хм? И это все, что вы можете сказать? Хм?

Он пожал плечами и, откинувшись на спинку стула, принялся за кашу.

– Просто восхитительно. Это Дорна приготовила?

– Вы сами сказали, что это восхитительно, так что нет.

– Тебе повезло, что она рядом с тобой, дитя мое. Это ведь не рис, не так ли?

– Понятия не имею. Может, ячмень? Вы меняете тему.

Вместо ответа он усмехнулся и продолжил есть. И лишь когда я уже почти была готова закричать на него, он отставил миску на соседний стол.

– Мне кажется, молодежь так… любит драмы!

– Драмы?! – Я вытаращила глаза. – Я убила…

– Да, да, да. Ты молодая девушка, оказавшаяся в трудной ситуации, вынужденная делать трудный выбор, когда испытываешь чрезвычайное давление на свои плечи и имеешь в собственном распоряжении еще более необычное оружие – саму себя. Нужен ли демон, чтобы объяснить, почему ты могла потерять контроль? Даже если испытания, свалившиеся на тебя, и дали тебе огромный опыт, несоизмеримый с твоим возрастом, – ты всего лишь подросток. Так что это никакая не тайна, что у тебя могут быть трудные времена. – Он сложил руки на коленях. – Меня гораздо больше беспокоит это дело с бароном Барсины. О чем ты только думала?

Я разинула рот. Этого не было в списке вещей, за которые, я думала, он будет меня ругать.

– Не понимаю, о чем вы.

Старый жрец вздохнул:

– Я не принадлежу к вашему народу, но знаю достаточно о джоратских обычаях, для того чтобы понять последствия.

Я прищурилась:

– Какие последствия? Я остановила Адский Марш, отец Зайхера. Помните, что было во время предыдущего, когда я была ребенком? Они создавали принца демонов из душ, принесенных в жертву Касмодею. Они собирались вскрыть Джорат, как гнилую сливу.

– Да, и ты Осудила барона и назначила своего человека в качестве нового правителя…

– Я никого не Осуждала, и Кэлазан – не мой человек…

Отец Зайхера только отмахнулся:

– Я знаю, как работают идорра и тудадже, моя дорогая. Кэлазан – твой человек. Ты правишь Толамером…

– Орет бы не согласился с этим…

– Пока сэр Орет не найдет способ лишить тебя титула, ты граф Толамера. И что произойдет, моя милая девочка, когда ты войдешь во дворец герцога, объяснишь ему, какова существует опасность, а он… отвергнет угрозу?

– Он этого не сделает! – запротестовала я.

– О, сделает! Потому что, если не считать последний Адский Марш, Джорат уже почти сто лет не знает войны. Ваш юный герцог Ксун даже представить себе не может, как быстро это все может измениться. Он подумает, что, выехав предупредить Джорат, ты на самом деле пытаешься соответствовать своему прозвищу, Джанель Данорак. Он решит, что ты переутомлена, расстроена смертью своего дедушки, ищешь причину своей вражды с Оретом Малкоссианом. Он отмахнется от твоих опасений, как от слов простой молодой девушки, которая думает, что она жеребец, в то время как она должна была принять свое место кобылы. И что ты тогда будешь делать?

Я застыла в ужасе, когда его слова проникли мне в душу. Нет, нет, этого не может быть!..

Я содрогнулась.

– Мне нужно остановить Релоса Вара. Я должна остановить Релоса Вара! Города на перевале Тига больше нет, отец! Холодные Воды пропали! Сколько еще городов исчезнет так, как исчезла Мерейна? Сколько людей еще погибнет?^[125]

Он наклонился вперед, упершись локтями в колени:

– А задумывалась ли ты когда-нибудь о том, что это будет означать для остальных, если ты будешь спасать эти города, знамена и кантоны? Если ты спасешь их после того, как их правители отвергнут угрозу? Как герцог Ксун отреагирует на то, что его люди будут должны тебе больше тудадже, чем ему?

Кровь отхлынула от моего лица, когда я, наконец, поняла, что он имел в виду. В своем стремлении поступить правильно, остановить этих демонов и безумцев, я забыла самое фундаментальное правило в политике Джората.

То, что вы защищаете, – это то, чем вы управляете.

– Я могу… – Я сглотнула комок в горле. – Я могу сделать это во имя герцога. А он возьмет на себя ответственность за ту защиту, которую я предложу.

Он кивнул:

– Похвальный план, если предположить, что герцог Ксун достаточно умен, чтобы признать твою лояльность. Но так ли это? – Он обнял меня за плечи. – Я всегда знал, какая ты особенная, Джанель. Однажды ты уже провела армию через весь Джорат…

Я протестующе захныкала:

– Я этого не делала. Ксалторат…

– Она выбрала тебя не случайно^[126]. Орет совершает ту же ошибку, что и его отец Арот, и эту же ошибку совершит герцог Ксун – они видят в тебе низшего, того, над кем они владеют идоррой. Они видят в тебе невесту, вассала, просителя… Кого-то покорного. И это неправда. Запомни мои слова, дочь моя, – прежде чем все кончится, ты вновь поведешь армию через весь Джорат. Твоя идорра покроет всю империю, и Куур склонится пред тобой.

Его слова поразили меня, подобно ударам. Я уставилась на него, во рту пересохло, а горло сжалось.

– Я всегда ценила ваш совет. Вы помогли мне, когда остальные не смогли. Но это… Вы ошибаетесь, отец. Вы ошибаетесь. – Я замолчала, чтобы собраться с мыслями. – Это ведь проверка, да? Подобно тем играм, в которые вы играли со мной раньше, чтобы убедиться, что я избежала порчи Ксалторат. Вы пытаетесь убедиться, что я не потеряю себя из-за гордости и амбиций.

Он улыбнулся:

– Ты так легко видишь меня насквозь.

– Я знаю, я – своевольна, – сказала я, – но я не торра. Я знаю свое место. Когда придет мое время подчиниться идорре герцога Ксуна, я это сделаю.

Отец Зайхера обнял меня за плечи. Но стоило ему заговорить, и на лестнице раздались шаги. В комнату ворвалась Нинавис:

– Джанель! Ты ведь сказала, что та колдунья в Мерейне была белокожей долтаркой? – Она не выглядела напуганной, но ее настойчивость было невозможно игнорировать.

– Да. А что случилось?

– Ну, мне не хотелось бы вас прерывать, но она здесь^[127].

Поскольку император Кандор построил Атрин как скотобойню, а не как столицу, на многих крышах были расположены башни. Башни, где можно было сидеть и наблюдать за несколькими извилистыми, петляющими улицами одновременно, или, например, поднять тревогу, или организовать оборону.

Сэр Барамон как раз сидел в одной из таких башен, когда увидел, как женщина с кожей цвета снега^[128] ведет к нам вооруженных солдат, и потому послал Нинавис найти меня.

– Я ведь не ошибся? – Сэр Барамон прищурил глаза, разглядывая фигуры. Солдаты остановились в тупике, споря о том, в каком направлении идти.

– Нет, – сказала я. – Не ошибся. Это Сенера. – Я узнала ее даже на таком расстоянии; то, как она стояла, как покачивала бедрами, произвело на меня столь же неизгладимое впечатление, как и цвет ее кожи. Я почувствовала охватившую меня дрожь ужаса. Эта колдунья уничтожила целый город, используя магию.

Теперь она прибыла в Атрин. И направлялась в апартаменты Барсины.

Не нужно было быть великим гением, чтобы понять зачем. Только тот, кто знал, что барон Тамин мертв или Осужден, мог надумать поселиться в его пустых апартаментах. Только тот, кто пережил нападение на Мерейну. Так что либо у Сенеры возникла та же идея, что и у нас, и она искала место, где могли бы спрятаться она и ее люди…

… либо она искала нас^[129].

– Вон, – Нинавис потянула меня за руку, – небесные пути. – Она указала на крыши. Я увидела, как все больше мужчин переходили дорогу, направляясь к нам.

Может быть, это было просто совпадение. В конце концов, по небесным путям в Атрине путешествовало больше людей, чем по улицам лабиринта.

Но и не заметить, что подобное путешествие отрезало нам пути к отступлению, было нельзя.

И вели себя эти люди, шедшие по небесным путям, как солдаты.

– Они здесь из-за нас, – пробормотала я. – Наверняка. Быстро собирай наши вещи.

– Может быть, я могу помочь? – предложил отец Зайхера.

Сэр Барамон нахмурился, глядя на него:

– Хотя это, конечно, хорошее предложение, жрец, но я не уверен, что ты можешь помочь…

Отец Зайхера не обиделся на этот отказ – глаза его все так же светились теплым весельем:

– Куда бы вы хотели направиться? Я предполагаю, куда-нибудь в пределах Атрина?

Я заморгала, уставившись на него, а брат Коун испуганно пролепетал:

– Но, отец! Это же Джорат. Вы уверены, что такая демонстрация разумна?

– Не волнуйся. Меня никто не будет преследовать за то, что я колдун. Эта глупая сказка бога-короля о Джорасе и его потомках все-таки дает некоторые преимущества. Но не вздумай рассказать об этом Дому Де Арамарин. Я ни разу не платил им взносов^[130].

Отец Зайхера поправил аголе и поднял руки, став в позу танцора перед выступлением. Он что-то прошептал, тихо, нежно и бархатисто, голосом, способным увлечь в объятия дремы тысячи беспокойных младенцев. Энергетические нити выплывали из его пальцев, фрактальные формы сливались в воздухе в математические мотки. Во всем этом был какой-то порядок, закономерность. Это притягивало меня, словно я могла понять его значение. Энергетический круг посветлел, а затем остыл, оставив в центре зеркальный блеск.

Зеркальный блеск, который не отражал крыши позади нас.

– Колдовство, – пробормотал сэр Барамон.

– Кровь Джораса, ты, болван. Он не может быть колдуном, как на это ни посмотри. – Кобыла Дорна поднялась по ступенькам с несколькими сумками, перекинутыми через плечо. – А теперь хватай наши вещи и пошли. Ты ведь знаешь поговорку про коня и подарок? Она сейчас как раз применима, так что хватит ныть.

Сэр Барамон запротестовал.

– Следуй за мной, – приказала я ему, нырнув обратно в дом. Мне совершенно не было нужно, чтобы джоратское отношение сэра Барамона к магии вступило в противоречие с нашей потребностью в отступлении. Я взвесила свой дорожный саквояж и позволила ему забрать его собственные сумки, размышляя о том, что я должна быть рада, что с самого Толамера обычно держала свои вещи собранными, как будто мы всегда готовы к дороге. Я понятия не имела, какие безделушки из барсинских апартаментов случайно соскользнули в карманы Дорны, но, как только у меня выдастся такая возможность, я обязательно пошлю Кэлазану свои извинения и замену.

Вернувшись на крышу с дорожными запасами, я увидела, что солдаты притаились на расстоянии всего нескольких крыш отсюда. Я даже могла разглядеть их светлокожие лица и почти была уверена, что под гримом и масками прячутся йорцы.

В нижнюю дверь громко постучали.

– Вперед! – рявкнула я, отдала солдатам честь и прошла через Врата.

23: Луг

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как мимик Коготь сбежала из плена

– Итак, давайте проверим, правильно ли я понял, – сказал Кирин, – ты хочешь сказать, что в Джорате героические поступки рассматриваются как акт… завоевания?

– Необязательно, – сказала Джанель. – Если в Толамере вдруг появятся кентавры, и я отобью их нападение, то я выполню свой долг графа. И поступлю – и героически, и приемлемо. Это обязанность жеребца – защищать табун от угроз. Если я не могу этого сделать, какая от меня польза?

– А если ты не сможешь, но появится кто-то другой, кто сможет… Что тогда? Неужели люди ждут, что тогда ты уйдешь с поста и позволишь этому новичку взять верх? – Кирин не мог поверить, что кто-то может быть таким наивным. Люди, у которых была власть, не могли так просто отказаться от нее. Сила предусматривает совсем иное.

Кирин вспомнил слова отца Зайхеры. Этот человек понимал, в чем заключается сила. Он понимал, что потребность Джанель спасти свою родину неизбежно приведет ее к конфликту. Она столкнулась бы с людьми, которые восприняли бы ее помощь только как угрозу их собственной власти. И к чему это могло привести?..

К свержению герцога Ксуна? Джанель сказала, что он хочет ее смерти. К восстанию против всей империи? Вполне возможно, что да. На фундаментальном уровне Куурская империя не могла позволить женщине – к тому же колдунье – обладать подлинной властью. Они бы раздавили ее за одно только это. Кирин подумал о пророчествах, описывающих, как Адский Воин разрушит Куур и перекроит его. А заодно напомнил себе, что Адский Воин – это не один человек, а четверо.

А это означало, что, когда армии пройдут через Куур, ему не придется быть их командиром. Эта честь может принадлежать Джанель.

– Так должно быть, – сказала Джанель, опустив голову. – Но, кажется, наши правители забыли, почему они вообще обладают властью.

Нинавис приподняла одно плечо и улыбнулась:

– Эх! Значит, нам просто придется им напомнить. Теперь твоя очередь рассказывать, Коун?

Брат Коун кивнул.

Рассказ брата Коуна.

Атрин, Джорат, Куур

Мало кто во всей империи достаточно силен в магическом искусстве, чтобы открыть Врата самостоятельно. Брат Коун не обладал такими способностями: его навыки всегда были направлены на исцеление. На самом деле даже большинство Привратников, обязанных Дому Де Арамарин, не могли открыть Врата без посторонней помощи. Вот почему им нужны были Привратные Камни.

Дом Де Арамарин тщательно охранял свою монополию. Поэтому они были бы в ужасе, если бы когда-нибудь узнали о ком-то достаточно сильном, чтобы открыть Врата в одиночку, и при этом не подчиняющемся приказам их гильдии. Хуже того, он возглавлял маргинальную религию, которую многие считали немногим лучше культа.

Наблюдение за тем, как отец Зайхера прикасается к чему-то божественному, всегда наполняло Коуна радостью: благодаря Зайхере заклинание казалось таким же простым, как написание молитвы кистью и чернилами. Его движения формировали универсальное тенье с таким мастерством, что брат Коун невольно этому завидовал^[131].

Отец Зайхера благословил их одним лишь своим присутствием. Коун знал, что теперь все будет в порядке.

– Отец Зайх… – Они уже проходили через портал, когда брат Коун увидел, что с�