Пролог

Анахита

Сегодня мне исполняется сто лет. Я не только прожила целый век, но и встретила новое тысячелетие.

За окном, над вершинами Канченджанга, встает солнце, а я лежу в постели и улыбаюсь своим мыслям. Просто смешно. Будь я, например, изящным креслом, давно считалась бы антиквариатом. Меня бы отреставрировали, отполировали и выставили напоказ, чтобы все могли оценить мою красоту. К несчастью, с человеком такого не сделаешь. В отличие от произведений краснодеревщика наше тело с годами не становится прекраснее. Моя телесная оболочка превратилась в прохудившийся мешок с костями. Вся красота – глубоко внутри: накопившаяся за сто лет мудрость и сердце, которое бьется в такт с чувствами.

Ровно сто лет назад мои родители, как принято в Индии, попросили астрологов предсказать судьбу своей новорожденной дочери. По маминым словам, мне предрекли долгую жизнь, однако в тысяча девятисотом году мама с папой считали, что я проживу в лучшем случае лет шестьдесят.

Раздается негромкий стук в дверь. Моя верная служанка Кева принесла поднос с чаем «Английский завтрак» и кувшинчиком холодного молока. Пить чай по-английски – привычка, от которой я не смогла отказаться за семьдесят восемь лет жизни в Индии.

Я не отвечаю на стук, желая в это особенное утро подольше побыть наедине со своими мыслями. Кева наверняка захочет обговорить со мной события дня и потребует, чтобы я немедленно вставала с постели, торопясь привести меня в порядок, прежде чем начнут съезжаться гости.

Облака над заснеженными вершинами загораются розовым, и я устремляю взор в небеса в поисках ответа на вопрос, который задаю себе каждое утро уже семьдесят восемь лет.

Пожалуйста, пусть это будет сегодня, прошу я богов, потому что знаю: мой сын жив. Всегда знала, с того самого дня, когда увидела его в последний раз. Если бы он умер, я бы почувствовала. Я всегда чувствую, когда уходит кто-то из близких.

На глазах выступают слезы. Я поворачиваюсь к прикроватному столику, где стоит единственная сохранившаяся фотография моего первенца – двухгодовалый херувимчик улыбается, сидя у меня на руках. Этот снимок я получила от своей подруги Индиры вместе со свидетельством о смерти, через несколько недель после страшной новости.

Целую жизнь назад. Мой сын теперь тоже в преклонном возрасте. В октябре нынешнего года он отпразднует восемьдесят первый день рождения. Я всегда отличалась богатым воображением, но не могу представить его старым.

Решительно отвожу взгляд от фотографии: сегодня мне положено наслаждаться праздником, который устраивают в мою честь родные. Хотя почему-то именно в праздничные дни, когда я вижу дочь, внуков и правнуков, боль от потери сына становится еще невыносимее.

Все они уверены, что мой сын умер семьдесят восемь лет назад.

– Тебе ведь даже выдали свидетельство о смерти, оставь его покоиться с миром, – со вздохом говорит моя дочь Муна. – Радуйся, что у тебя есть мы.

Прошло столько лет; я знаю, что огорчаю Муну, и, по-своему, она права. Дочери хочется, чтобы мне хватало ее одной, она не понимает, что потерянный ребенок навсегда остается в материнском сердце.

А сегодня все пройдет так, как хочет моя дочь. Я буду принимать поздравления и радоваться, что стала прародительницей такой славной династии. Зачем докучать внукам рассказами о прошлом? Они ездят в быстрых мощных автомобилях, а их дети играют современными электронными игрушками. Им не интересно, что мы с Индирой скакали по горным тропам Дарджилинга верхом на лошадях, а электричество и водопровод считались роскошью. А как жадно я проглатывала любую самую потрепанную книгу, попавшую мне в руки! Молодежь раздражают истории о далеких временах. Они хотят жить настоящим, как в свое время и мы.

Думаю, большая часть моей семьи не слишком рада необходимости лететь через полстраны в гости к древней старухе, отмечающей сотый день рождения. Впрочем, возможно, я слишком строга к ним. Последние несколько лет я много размышляла о том, почему юные испытывают неловкость, встречаясь со старшим поколением. А ведь мы могли бы многому их научить.

Я догадалась, в чем дело: глядя на наши немощные тела, они видят, что готовит им будущее, понимают, что они, такие красивые и полные сил, когда-нибудь тоже увянут, и не задумываются о том, что получат взамен.

Со временем они научатся видеть то, что внутри, и поймут, что жизненный опыт облагораживает душу, приглушает импульсивность и усмиряет эгоистичные мысли. Такова человеческая природа, во всей ее сложности и многообразии. Спорить с ней бессмысленно.

Когда Кева вновь стучит в дверь, я отзываюсь. Она что-то быстро щебечет на хинди, а я потягиваю чай и вспоминаю имена четырех внуков и одиннадцати правнуков.

В сто лет нужно постоянно доказывать себе, что ты еще не выжила из ума.

Внуки, которых подарила мне дочь, добились успеха в жизни и сами стали заботливыми родителями. Они живут счастливо в новой, свободной стране, а их дети пошли еще дальше. По меньшей мере шестеро создали свой бизнес или получили престижную профессию.

Мне всегда хотелось, чтобы хоть один из моих многочисленных отпрысков проявил интерес к медицине, пошел по моим стопам, однако я понимаю, что это эгоистично; нельзя требовать от жизни всего.

Пока Кева ведет меня в ванную и помогает мыться, я размышляю о том, что на стороне моих потомков были удача, хорошая наследственность и семейные связи. Нашей стране потребуется еще не один десяток лет, чтобы миллионы ее жителей, которые голодают и не имеют крыши над головой, смогли удовлетворить свои основные потребности.

Я долгие годы делала все возможное, чтобы им помочь, однако мои усилия – лишь рябь на поверхности безбрежного океана нищеты и лишений.

Терпеливо жду, пока Кева наденет на меня новое сари – подарок от Муны, и обещаю себе не грустить. Я всегда старалась помогать людям, с которыми свела меня судьба, и мне не в чем себя упрекнуть.

– Прекрасно выглядите, мадам Чаван.

Зеркало подсказывает, что Кева лжет, но все равно приятно. Я провожу пальцами по нитке жемчуга, которую ношу, не снимая, почти восемьдесят лет. Согласно завещанию, она достанется Муне.

– Ваша дочь приедет в одиннадцать, а остальные – часом позже. Где вас устроить, пока не соберутся гости?

Я улыбаюсь, чувствуя себя антикварным креслом.

– У окна, посмотрю пока на свои горы, – говорю я.

Кева помогает мне встать, подводит к окну и усаживает.

– Принести вам что-нибудь?

– Нет, лучше сходи на кухню и проверь, как дела с обедом.

– Хорошо, мадам.

Она ставит колокольчик с прикроватной тумбочки на столик рядом со мной и выходит.

Поворачиваю лицо к солнцу, льющему лучи в большое панорамное окно коттеджа на вершине холма. Греясь на солнышке, как старая кошка, вспоминаю друзей, которые уже отправились в мир иной и не смогут прийти на торжество. Моя лучшая подруга Индира умерла больше пятнадцати лет назад. Признаюсь, это был один из немногих моментов, когда я не смогла удержать себя в руках и разрыдалась. Даже преданность дочери не сравнится с любовью и дружбой Индиры. Несмотря на эгоистичный и взбалмошный характер, она поддерживала меня в самые трудные минуты.

Мой взгляд падает на письменный столик в нише напротив; в запертом ящике лежит письмо из трехсот страниц, которое я написала сыну. В нем – вся моя жизнь. Шли годы, и я боялась, что подробности изгладятся из памяти, станут размытыми и зернистыми, как черно-белая пленка старого немого кинофильма. Если мой сын жив – а я в это верю – и если он меня найдет, я хотела бы рассказать ему о своей жизни, о том, как его любила и как потеряла. Когда я начала писать, мне было около пятидесяти, и я полагала, что могу уйти в любую минуту. Рукопись пролежала в столе почти полвека, никем не прочитанная, ведь сына я до сих пор не нашла. Даже моя любимая дочь не знает, как я жила до ее появления на свет. Порой я чувствую себя виноватой, что не раскрыла ей правду. Впрочем, она, в отличие от своего брата, знает, что такое материнская любовь.

Воскрешая в памяти стопку пожелтевших листков, я прошу богов дать мне знак. Нельзя, чтобы после моей смерти, которая уже не за горами, рукопись попала в чужие руки. Может, просто попросить Кеву сжечь бумаги?

Нет, я по-прежнему надеюсь найти сына. В конце концов, я дожила до ста лет, а вдруг доживу до ста десяти? Вот только кому доверить письмо?

Я мысленно перебираю всех членов семьи, прислушиваясь к себе, и останавливаюсь на одном из правнуков. Ари Малик, первенец моего старшего внука, Вивека. Когда по позвоночнику поднимается дрожь – знак свыше, от тех, кто понимает гораздо больше меня, я улыбаюсь. Ари – единственный в нашей семье, кому достались голубые глаза. Не считая моего любимого потерянного ребенка.

Я стараюсь вспомнить, где он живет и чем занимается. Это не просто – у меня одиннадцать правнуков, которые живут в разных городах, и я редко их вижу.

Вивек, отец Ари, – самый обеспеченный из моих внуков. Он всегда был умным, хотя немного медлительным. Вивек стал инженером и в состоянии обеспечить жене и троим детям все самое лучшее. Ари получил образование в Англии. Он с детства отличался множеством талантов, только вот не помню, чем занялся после школы. Сегодня присмотрюсь к нему внимательнее. И обязательно узнаю, верна ли моя догадка. Приняв решение, я успокаиваюсь, прикрываю глаза и позволяю себе вздремнуть.

– Где же Ари? – прошептала Самина мужу. – Просила ведь не опаздывать! – взволнованно добавила она, оглядывая толпу собравшихся в гостиной родственников, осыпающих виновницу торжества подарками и комплиментами.

– Не паникуй, Самина, – успокоил жену Вивек, – сейчас будет.

– Он обещал, что встретит нас на вокзале в десять часов, чтобы прийти на праздник вместе, как все нормальные семьи. Клянусь, Вивек, этот мальчишка не уважает семейные ценности, и я…

– Тише, дорогая, он хороший мальчик, просто очень занят.

– Ты думаешь? – спросила Самина. – Я что-то начинаю сомневаться. Каждый раз, когда я звоню ему по городскому телефону, мне отвечает новый женский голос. Знаешь ведь, что такое Мумбаи: там полно бессовестных болливудских хищниц! – Она понизила голос, не желая, чтобы их услышали.

– Между прочим, нашему сыну двадцать пять лет, у него свое дело, и он как-то справляется, – пожал плечами Вивек.

– Пора открывать шампанское и произносить тосты. Кева опасается, что бабушка устанет, если мы заставим ее ждать, – вздохнула Самина. – Если Ари не появится в течение десяти минут, я попрошу начинать без него.

– Я же сказал, что сейчас будет… – Вивек широко улыбнулся своему любимому сыну, входящему в комнату. – Твоя мама, как всегда, поднимает панику, – добавил он, тепло обнимая Ари.

– Ты обещал быть на вокзале, мы прождали целый час! – нахмурилась Самина, отлично понимая, что не сможет долго сопротивляться обаянию своего отпрыска.

– Прости, мамуля. – Ари нежно взял ее за руки и торжествующе улыбнулся. – Меня задержали срочные дела, и я пытался дозвониться, но твой мобильный, как всегда, отключен.

Ари с Вивеком заговорщически переглянулись. Неумение Самины пользоваться мобильным телефоном всегда было в семье поводом для шуток.

– Как бы то ни было, я здесь. Я что-то пропустил? – Ари обвел глазами комнату.

– Нет, к счастью, у Анахиты столько гостей, что она не заметила твоего опоздания, – ответил Вивек.

Повернувшись к основательнице рода, гены которой передались ему через поколения, Ари заметил на себе испытующий взгляд.

– Ари, ты все-таки решил к нам присоединиться, – улыбнулась Анахита, – подойди и поцелуй свою прабабушку.

– Может, твоей бабушке и сто лет, но она все замечает, – прошептала Самина Вивеку.

Анахита протянула к Ари хрупкие руки. Толпа расступилась, и все глаза обратились на него. Молодой человек подошел к имениннице, опустился на колени и склонился в глубоком поклоне, ожидая благословения.

– Прости, что опоздал, нани^[1], мне пришлось проделать долгий путь.

Анахита посмотрела ему в глаза так пристально, словно хотела заглянуть прямо в душу.

– Ничего, – ответила она, легко прикоснувшись тонкими иссохшими пальцами к щеке внука. – Хотя я всегда считала будильник чрезвычайно полезным изобретением, – добавила она почти шепотом, исподтишка подмигнула ему и показала, чтобы он встал. – Поговорим с тобой позже. Кеве не терпится начать церемонию.

– Да, нани, – залившись краской, ответил Ари, – с днем рождения!

Возвращаясь к родителям, молодой человек недоумевал, откуда прабабушка знает причину его опоздания.

Дальше все шло по плану. На правах старшего внука Анахиты Вивек произнес прочувствованную речь о ее замечательной жизни. Шампанское лилось рекой, языки развязались, и неловкость, всегда сопровождающая массовые семейные сборища, исчезла. Редко встречающиеся между собой старшие родственники вспомнили, кто есть кто, неизбежное соперничество отошло на второй план, а их отпрыски перестали стесняться и нашли общий язык.

– Ты только посмотри на своего сына! – сказала Вивеку Муна. – Кузины вокруг него так и вьются. Ему пора подумать о женитьбе.

– Сомневаюсь, что это входит в его планы, – ответила свекрови Самина. – Современные мужчины не женятся раньше тридцати.

– Значит, вы не собираетесь искать ему невесту? – поинтересовалась Муна.

– Мы бы с радостью, только вряд ли он согласится с нашим выбором, – вздохнул Вивек. – У нового поколения свои понятия. У Ари собственное дело, он путешествует по всему миру. Времена изменились, мама, и мы с Саминой позволим детям выбирать спутников жизни самостоятельно.

– Неужели? – подняла бровь Муна. – Какая современная точка зрения! Между прочим, из вас вышла неплохая пара.

– Да, мама. – Вивек взял Самину за руку и улыбнулся. – Ты нашла мне прекрасную жену.

– Мы не можем плыть против течения, – поддержала его Самина. – Молодежь теперь поступает, как им заблагорассудится, они хотят решать все сами. – Желая поменять тему, она нашла взглядом Анахиту. – Ваша мать – такая прелесть, просто чудо!

– Мама – большая умница, только меня беспокоит, что она живет здесь с одной лишь Кевой, – вздохнула Муна. – Зимой в горах холодно, это вредно для ее старых косточек. Я много раз звала ее к нам в Гухагар, но она упорно отказывается. Говорит, что здесь чувствует себя ближе к корням и к своему прошлому.

– Ох, уж это таинственное прошлое, – сказал Вивек. – Мама, ты когда-нибудь выпытаешь у нее, кто твой отец? Я знаю, что он умер еще до твоего рождения, но и только.

– Меня это интересовало, когда я росла. Тогда я засыпала ее вопросами, а сейчас… Какая разница? Мама любила меня за двоих, и я не хочу ее огорчать, – пожала плечами Муна, с любовью посмотрев на Анахиту.

Та поймала ее взгляд и поманила дочь к себе. Муна подошла к матери.

– Что ты хотела, матаджи?^[2]

– Я немного устала. Пожалуй, вздремну, – подавила зевок Анахита. – А потом мне надо поговорить со старшим правнуком, Ари.

– Кева, отведи маму в спальню, пожалуйста. – Муна помогла матери встать и, оставив ее на попечении служанки, вернулась к сыну с невесткой. – Мама пошла отдыхать, а после хочет поговорить с Ари.

– Правда? – удивился Вивек. – Интересно, о чем?

– Кто знает? – вздохнула Муна.

– Надо предупредить Ари: по-моему, он не собирался задерживаться. У него рано утром деловая встреча в Мумбаи.

– Ничего, пусть хоть раз в жизни поставит на первое место семью, – сердито сказала Самина. – Пойду разыщу его.

Когда мать сообщила Ари, что прабабушка хочет с ним поговорить, тот, как и предполагал Вивек, вовсе не обрадовался.

– Я не могу пропустить самолет, – заявил он. – У меня важные дела.

– Тогда пусть отец скажет своей бабушке, которая отмечает столетний юбилей, что ее старшему правнуку некогда.

– Ну, мам… – вздохнул Ари, увидев, как помрачнела мать. – Ладно, останусь. Только мне надо найти сигнал и позвонить, чтобы отменить встречу.

Самина проводила взглядом своего первенца, уткнувшегося в телефон. Он с детства отличался редкостным упрямством, и его, конечно же, избаловали. Ари всегда был особенным, с той минуты, как открыл голубые глаза, из-за которых Вивек в шутку упрекал жену в измене. А когда они показали малыша Анахите, та сообщила, что ребенок унаследовал цвет глаз от погибшего отца Муны.

Кожа у Ари была светлее, чем у брата и сестры, его удивительная внешность привлекала всеобщее внимание, и к двадцати пяти годам он слегка задрал нос. Юношу спасала только мягкость характера. Самого ласкового и заботливого из детей, его никогда не надо было просить о помощи – пока он не уехал в Мумбаи и не открыл свое дело.

Самину беспокоило, что в последнее время старший сын отдалился, стал жестким и эгоистичным, и все же она надеялась, что со временем это пройдет.

– Теперь можешь позвать моего правнука, – объявила Анахита, когда Кева усадила ее на кровати и поправила подушки.

– Да, мадам. Я приведу его.

– И проследи, чтобы нас не беспокоили.

– Хорошо.

– Добрый день, нани! Хорошо отдохнула? – В комнату вошел Ари.

– Да. Садись, дружок, – указала на стул Анахита. – Прости, что нарушила твои планы.

– Ничего страшного, – вновь покраснел Ари, удивляясь, как престарелой родственнице удается читать его мысли.

– Твой отец сказал, что ты живешь в Мумбаи и у тебя успешный бизнес.

– Ну, пока еще не очень, но я упорно работаю и рассчитываю добиться успеха.

– Я вижу, ты честолюбивый юноша, и уверена, что в один прекрасный день твое дело принесет плоды, на которые ты надеешься.

– Спасибо, нани.

Женщина едва заметно улыбнулась:

– Хотя вряд ли это принесет тебе счастье. Жизнь – не только карьера и богатство. Со временем ты и сам это поймешь… А сейчас, Ари, я хочу дать тебе одну вещь. Пожалуйста, открой бюро и достань рукопись.

Ари взял протянутый ему ключ, открыл ящик и вытащил стопку пожелтевших листков.

– Что это? – удивленно спросил он.

– История моей жизни. Я написала ее для своего потерянного сына. К несчастью, я так и не нашла его.

Глаза Анахиты увлажнились.

Много лет назад Ари краем уха слышал разговоры о сыне прабабушки, который умер совсем маленьким во время войны. Вроде бы ей пришлось оставить ребенка в Англии, когда она возвращалась в Индию… Очевидно, Анахита отказывалась поверить, что ее сын мертв.

– Гм… я думал…

– Знаю, тебе сказали, что у меня даже есть свидетельство о смерти, а я – всего лишь обезумевшая от горя мать, которая отказывается поверить в гибель своего ребенка.

Ари неловко поерзал на стуле.

– Да, так думают твои родные и почти наверняка думаешь ты, – холодно произнесла Анахита. – Но поверь, на земле и в небесах существует много такого, что невозможно отразить в документах. Существуют материнское сердце и душа, которые говорят на особом языке. И я знаю, что мой сын жив.

– Я верю тебе, нани.

– Сомневаюсь, – пожала плечами Анахита. – Не важно. Я сама виновата, что моя семья мне не верит: не потрудилась объяснить им, что произошло много лет назад.

– Почему же?

– Потому что… – Она перевела взгляд на свои любимые горы и покачала головой. – Нет, я не буду ничего говорить. Все – там. Придет время, и ты прочтешь мою историю. Тогда сам решишь, стоит ли этим заниматься.

– Понимаю, – произнес Ари, хотя ничего не понимал.

– Прошу лишь не обсуждать прочитанное ни с кем из моей семьи, пока я жива. Я вверяю тебе свою жизнь, Ари. Ты ведь понимаешь, мое время истекает.

Молодой человек удивленно посмотрел на прабабушку.

– Ты хочешь, чтобы я прочел это и попробовал найти твоего сына? – уточнил он.

– Да.

– А с чего мне начинать?

– С Англии. Иди по моим следам. Все, что нужно, – в твоих руках. Кроме того, твой отец говорит, что ты владеешь компьютерной компанией. В твоем распоряжении все эти «сети»…

Ари подавил смешок:

– Ты имеешь в виду интернет?

– Уверена, тебе ничего не стоит найти место, откуда все началось, – заключила Анахита.

Ари проследил за взглядом старушки.

– Потрясающий вид, – произнес он, не придумав ничего лучшего.

– Да, поэтому я не хочу отсюда уезжать, несмотря на просьбы дочери. В один прекрасный день я с радостью улечу высоко-высоко, выше этих гор. Я встречу там многих, кого оплакивала в этой жизни. Но не того, кого хотела бы увидеть больше всего на свете.

– Откуда ты знаешь, что он жив?

– Там все написано, – устало прикрыв глаза, ответила Анахита.

Ари понял, что аудиенция окончена.

– Отдыхай, нани.

Анахита кивнула. Ари встал на колени, поклонился и поцеловал ее в щеки.

– До свидания, надеюсь, скоро увидимся.

– Все может быть, – ответила она.

Уже на выходе молодой человек неожиданно обернулся:

– Нани, почему я? Почему ты не отдала эти записи своей дочери или моему отцу?

– Потому что в них – не только мое прошлое, но и твое будущее, Ари, – загадочно произнесла она.

Странный разговор истощил все его силы. Ари прошел в прихожую, взял из-под вешалки свой портфель и засунул туда пожелтевшие листки. В гостиной к нему подошла Муна.

– Чего она от тебя хотела?

– Ну, – непринужденно ответил Ари, – Анахита не верит, что ее сын умер, и хочет, чтобы я отправился в Англию для расследования. – И для пущего эффекта закатил глаза.

– Что, опять?! – Муна тоже закатила глаза. – Послушай, ее сын умер в три года. Я могу показать тебе свидетельство о смерти. Пожалуйста, не обращай внимания, не трать свое драгоценное время на старческие причуды. Поверь мне на слово, я уже сто раз об этом слышала. – Она ласково похлопала внука по плечу. – Пойдем выпьем по бокалу шампанского с родными.

Ари успел на последний самолет в Мумбаи из аэропорта Багдогра. В полете он пытался сосредоточиться на деловых бумагах, однако не мог отогнать мысли об Анахите. Конечно же, бабушка Муна права – ее мать заблуждается. И все-таки прабабка говорила такие вещи, которых просто не могла знать. Возможно, в ее истории действительно что-то есть… Надо будет просмотреть записи, когда найдется свободное время.

Несмотря на поздний час, Ари встречала в аэропорту нынешняя подружка – Бамби. Остаток ночи он провел в своей квартире с видом на Аравийское море, предаваясь радостям любви.

На следующее утро, опаздывая на деловую встречу, Ари забросил в портфель нужные документы и вытащил рукопись Анахиты. «Обязательно прочту, когда будет время», – подумал он, засовывая манускрипт в нижний ящик письменного стола и торопливо выбегая из квартиры.

Год спустя

…Я вспоминаю. Тихим вечером дует легкий ветерок, дарящий благословенное облегчение от невыносимого, иссушающего зноя Джайпура. В такие вечера мы – обитатели женской половины Лунного дворца – забираемся на крышу и там устраиваем себе постель.

Лежа в темноте под звездным небом, я слышу чистое, сладкоголосое пение. Кто-то из моих близких уходит с Земли и возносится на Небо.

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Не на крыше дворца в Джайпуре, а у себя в спальне в Дарджилинге. Стараюсь убедить себя, что мне это приснилось, но пение продолжает звучать в ушах, и в конце концов я понимаю, что не сплю.

Постепенно возвращаюсь к реальности и осознаю: в эту минуту умирает человек, которого я люблю. Закрыв глаза, перебираю в памяти всю свою семью. Сейчас я узнаю кто.

Ничего не получается. Странно, боги еще никогда не ошибались. Кто же?

Вновь закрываю глаза и слушаю, делая глубокие вдохи. И внезапно понимаю: сын. Сегодня ушел из жизни мой любимый сыночек.

Мои глаза наполняют слезы, и я обращаю взгляд к небесам. Стоит глубокая ночь, за окнами непроглядная темень.

Раздается тихий стук в дверь, на пороге появляется встревоженная Кева.

– Мадам, вы плакали? У вас что-то болит? – спрашивает она, подходя ко мне и нащупывая пульс.

Я отрицательно качаю головой, а она берет платок и осторожно утирает мои слезы.

– Нет, ничего не болит.

– А что случилось? Приснился плохой сон?

– Нет. – Она, конечно, не поймет, но я говорю правду. – Только что умер мой ребенок.

Кева смотрит на меня с ужасом:

– Как вы могли узнать, что мадам Муна умерла?

– Не дочь, а сын, Кева. Тот, которого я оставила в Англии много лет назад. Ему был восемьдесят один год, – бормочу я. – Боги даровали ему долгую жизнь.

Кева не может понять, в чем дело, и прикладывает руку к моему лбу.

– Мадам, ваш сын умер давным-давно. Очевидно, вам что-то приснилось. – Она убеждает не столько меня, сколько себя.

– Возможно, – мягко говорю я, чтобы она не волновалась, – и все-таки надо записать время и дату. Видишь ли, мое ожидание окончено, и я хочу запомнить этот момент.

Кева пишет на листке бумаги время и число и протягивает его мне.

– Теперь можешь идти, со мной все хорошо.

– Да, мадам, – неуверенно отзывается она. – Вы точно не заболели?

– Все в порядке, доброй ночи, Кева.

Когда она выходит из комнаты, я беру со столика ручку и пишу короткое письмо, затем вытаскиваю из ящика потрепанное свидетельство о смерти сына. Завтра попрошу Кеву положить их в конверт и отправить адвокату, который уполномочен вести мои дела. Он позвонит, и я скажу, кому отправить конверт, когда я умру.

Закрыв глаза, я призываю сон, потому что внезапно мне становится отчаянно одиноко. Я ждала этой минуты. Мой сын ушел, настал и мой черед…

Три дня спустя Кева постучалась к Анахите в обычное время. Сначала она не удивилась, не услышав ответа: в последние дни мадам Чаван частенько позволяла себе поспать подольше. Кева занялась домашними делами, а через полчаса вновь подошла к двери спальни. Не получив ответа и на этот раз, она встревожилась, тихонько отворила дверь и увидела, что старушка все еще крепко спит. Служанка раздвинула шторы, по привычке рассказывая хозяйке об утренних происшествиях, и вдруг заметила, что та не отвечает.

Телефонный звонок застал Ари за рулем на оживленной улице Мумбаи. Увидев, что это отец, которого он не слышал целую вечность, Ари включил громкую связь.

– Папа! – радостно сказал он. – Как ты?

– Здравствуй. Я-то хорошо, только…

Ари понял, что отец чем-то расстроен:

– Что случилось?

– Твоя прабабушка Анахита скончалась сегодня утром.

– О, папа, мне очень жаль.

– Да, она была прекрасная женщина, и нам всем будет ее не хватать.

– По крайней мере, она прожила долгую жизнь, – утешительным тоном сказал Ари, объезжая резко остановившееся перед самым его носом такси.

– Это правда. Похороны состоятся через четыре дня, чтобы вся семья могла собраться. Приедут твои брат и сестра, и все остальные. Надеюсь, и ты.

– В эту пятницу? – с упавшим сердцем поинтересовался Ари.

– Да, в полдень. Ее кремируют на гхате в Дарджилинге в присутствии семьи. Затем состоится поминальная церемония – с Анахитой многие захотят попрощаться.

– Папа, – простонал Ари, – в пятницу я никак не могу… У меня встреча с перспективным клиентом, который специально прилетает из Штатов, чтобы заключить крупный контракт. Я возлагаю на эту сделку огромные надежды. При всем желании попасть в Дарджилинг в пятницу…

На другой стороне провода повисло тяжелое молчание.

– Ари, – отозвался наконец Вивек, – даже я понимаю, что в некоторых случаях необходимо пожертвовать делами ради семьи. Мама никогда не простит тебя, тем более что Анахита относилась к тебе по-особенному.

– Извини, папа, – твердо сказал Ари, – я ничего не могу сделать.

– Это твое последнее слово?

– Да.

Отец бросил трубку.

В пятницу вечером Ари вернулся из офиса в восхитительном настроении. Встреча с американцами прошла просто блестяще, сделку заключили прямо на месте. Он решил повести Бамби в ресторан, чтобы отпраздновать это событие, и заглянул домой – принять душ и переодеться. Достав из почтового ящика в холле конверт, поднялся на шестнадцатый этаж. По пути в спальню разорвал конверт и прочел письмо.

Ари плюхнулся на кровать, сообразив наконец, что из-за волнения по поводу встречи и подготовки к ней похороны прабабушки совсем вылетели у него из головы. Он тяжело вздохнул, открывая вложенный в письмо конверт. Судя по всему, родители смертельно обиделись: он не только не приехал, но даже не позвонил.

Ари раздраженно хмыкнул и вытащил из конверта лист бумаги.

Ари снова вздохнул. Не хотелось портить замечательный вечер мыслями о прабабушкиных загадках и о том, как разозлились на него родители. Поставив ритмичную музыку, он долго стоял под душем, а затем надел пошитый на заказ костюм и свежую рубашку и направился к выходу. Когда выключал музыкальный центр, письмо Анахиты вновь попалось ему на глаза. Он машинально засунул листок в конверт и положил в ящик стола, где лежала пожелтевшая рукопись. Выключил свет и вышел из квартиры.

1

Ребекка Брэдли прижалась лбом к иллюминатору. Самолет пошел на посадку. Лоскутное одеяло всех оттенков зелени переливалось в лучах утреннего солнца. Вскоре показался Лондон. По сравнению с нью-йоркскими небоскребами Биг-Бен и здание Парламента выглядели игрушечными домиками.

– Мисс Брэдли, мы выведем вас из самолета в первую очередь, – сообщила ей стюардесса.

– Спасибо, – вежливо улыбнулась Ребекка и достала из сумки на плече темные очки, чтобы прикрыть усталые глаза. К счастью, вероятность появления папарацци невелика, поскольку ей так не терпелось покинуть Нью-Йорк, что в день вылета она поменяла билет на более ранний рейс. Ребекка радовалась, что никто не знает, где она, даже ее личный агент и Джек. Бедняга улетел в Лос-Анджелес, не получив ответа: она сказала, что ей нужно подумать.

Ребекка нащупала в сумке красную бархатную коробочку с великолепным, хотя и слишком вычурным, на ее вкус, кольцом. Один из самых знаменитых и высокооплачиваемых актеров в мире, Джек привык делать все с размахом. Тем более что если она скажет «да», фотография этого кольца появится во всех солидных газетах и журналах. Джек Хейворд и Ребекка Брэдли считались самой крутой парой в Голливуде, и каждый их шаг подробно обмусоливался в средствах массовой информации.

Ребекка закрыла коробочку и вновь посмотрела в иллюминатор. После знакомства с Джеком – на съемках романтической комедии около года назад, она перестала принадлежать себе, оказалась заложницей кинолюбителей, которые стремились присвоить жизнь не только сыгранных ею героинь, но и ее собственную. А горькая правда заключалась в том, что их с Джеком неземная любовь была такой же выдумкой, как и сценарии фильмов. Даже Виктор, агент, подталкивал ее в объятия Джека, не уставая повторять, что это поможет ее всемирной славе.

– Публика без ума от голливудских пар, – говорил он. – Пусть ты перестанешь сниматься, они все равно будут пускать слюни при виде твоих детишек, играющих в парке.

Ребекка задумалась, сколько времени они с Джеком провели вместе за год. Он жил в Голливуде, она – в Нью-Йорке, оба вечно заняты, не виделись неделями. А как только появлялась возможность побыть вместе, на них шла настоящая охота.

Вот и вчера, когда они зашли перекусить в неприметный итальянский ресторанчик, им не дали спокойно посидеть, докучая просьбами об автографах и фото. В конце концов Джек потащил ее в Центральный парк, чтобы спокойно сделать предложение. «Надеюсь, хоть там нас никто не заметил», – подумала она. В такси, по дороге домой в Сохо, ее одолела клаустрофобия, да еще Джек настойчиво требовал ответа, и она внезапно решила улететь в Англию раньше, чем планировала.

Это невыносимо, когда весь мир следит за каждым твоим шагом и чужие люди ведут себя так, будто ты – их собственность. Тебя рассматривают, как под микроскопом; стоит выйти за хлебом или выпить кофе, и сразу собирается толпа.

Месяц назад Ребекка сорвалась: возле самого дома ее окружили репортеры, она вбежала в квартиру, закрылась в ванной и расплакалась. Врач выписал валиум. Лекарство помогло, но Ребекка понимала, что это не выход. Она не хотела встать на скользкую дорожку зависимости. В отличие от Джека.

В первые дни их пылкого романа он утверждал, что употребляет кокаин от случая к случаю и может в любой момент бросить, наркотик просто помогает ему расслабиться. Однако, узнав его получше, Ребекка поняла, что это неправда. В ответ на упреки Джек обижался и закатывал скандалы. Ребекка ненавидела, когда он был под кайфом – сама она не признавала наркотики, а пила очень мало. Когда они только начали встречаться, Ребекке казалось, что ее жизнь идеальна: головокружительная карьера и красивый талантливый мужчина рядом. Увы, разлука, наркотики и нестабильность эмоционального состояния Джека превратили розовые очки в серые. Кульминацией стал жуткий скандал, когда семь месяцев назад ее номинировали на «Золотой глобус», а Джека прокатили.

Предложение главной роли в фильме «Под покровом ночи» – о жизни английской аристократической семьи – подоспело как нельзя вовремя. Это был не просто гигантский шаг вперед по сравнению с несерьезными ролями, в которых Ребекка большей частью снималась, но и огромная честь – ее выбрал маститый британский режиссер Роберт Хоуп. Джек заявил, что Хоупу просто нужно голливудское имя, чтобы умаслить спонсоров, и стал уверять Ребекку, что вся роль будет заключаться в том, чтобы хорошо выглядеть в исторических костюмах, а ее талант никого не интересует.

– Ты слишком красива, чтобы тебя принимали всерьез, дорогая, – сказал он, плеснув себе в стакан щедрую порцию водки.

Шасси мягко коснулись земли, самолет прокатился по взлетно-посадочной полосе Хитроу и замер. Загорелся свет. Ребекка отстегнула ремень.

– Вы готовы, мисс Брэдли? – спросила стюардесса.

– Да, благодарю вас.

Ребекка провела щеткой по густым темным волосам и скрутила их в узел на затылке. Джек уверял, что с такой прической она – вылитая Одри Хепбёрн. С легендарной актрисой постоянно сравнивали ее и журналы. Кое-кто начал поговаривать о новой экранизации «Завтрака у Тиффани».

«Я не должна слушать Джека, иначе окончательно потеряю уверенность в себе», – подумала она. Две последние картины бойфренда не оправдали ожиданий, его звезда горела уже не так ярко, и он жутко ревновал ее к успеху. Ребекка сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Что бы там ни говорил Джек, она докажет, что представляет собой нечто большее, чем смазливое личико, тем более что сценарий картины это позволяет.

«По крайней мере, пребывание в английской деревенской глуши успокоит расшатанные нервы и позволит не спеша все обдумать», – рассуждала Ребекка. Она любила Джека, несмотря на все его недостатки, и в то же время не собиралась принимать его предложение, если он не освободится от зависимости.

– Сейчас мы выведем вас из самолета, мисс Брэдли, – сказал появившийся возле ее кресла сотрудник службы безопасности в темном костюме.

Опустив на глаза очки, Ребекка вышла из первого класса. Все же ничего не получится, пока Джек не признает свои проблемы. Надо так ему и сказать.

– Мисс Брэдли, багаж уже в машине, – сообщил офицер, – но должен вас предупредить, что там собралась куча фотографов.

– Их много?

– Целая толпа. Не волнуйтесь, я вас проведу.

Ребекка встала.

– Я этого не ожидала, – пояснила она. – Я вылетела раньше, чем планировала.

– Вы прибыли в Лондон одновременно с сенсационной новостью. Вас можно поздравить?

– Какая еще новость?

– О вашей помолвке с Джеком Хейвордом, мисс Брэдли.

– Я… О господи, – пробормотала она.

– Фотографию, где он надевает вам на палец кольцо, можно увидеть на первых страницах всех утренних газет. Ладно, вы готовы? – Офицер остановился у двери.

Ребекка сердито кивнула. В глазах закипали слезы.

– Тогда пойдемте.

Четверть часа спустя она сидела в машине, беспомощно уставившись на фото в «Дейли мейл» под заголовком: «Джек и Бекки – свершилось!»

На снимке Джек надевал ей на палец кольцо, а она смотрела на него с ужасом, который журналистка описала как «восторженное удивление». Больше всего Ребекку взбесил комментарий Джека, сделанный им, очевидно, сразу после ухода из ее квартиры. Он признался, что попросил ее руки, но дата свадьбы пока не назначена.

Ребекка трясущимися руками достала сотовый. Увидев кучу сообщений от Джека, Виктора и представителей прессы, она выключила телефон и вернула его в сумку, не в силах отвечать на вопросы. И кто его за язык тянул? Уже завтра все будут обсуждать, не беременна ли она, кто шьет ей платье и где пройдет церемония.

Ребекка закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Ей шел тридцатый год, но до вчерашнего вечера замужество и дети казались делом отдаленного будущего. Джеку было под сорок, он переспал с подавляющим большинством своих экранных партнерш и решил, что пришло время остепениться. У Ребекки, которая много лет встречалась со своей школьной любовью, он был всего лишь вторым. Первой любви положили конец набирающая обороты карьера и надвигающаяся всемирная слава.

– Дорога до Девона займет больше четырех часов, мисс Брэдли, – дружелюбно сообщил ей водитель. – Кстати, меня зовут Грэм, и если захотите сделать остановку, дайте мне знать.

– Хорошо, – сказала Ребекка, всеми фибрами души желая очутиться в далекой африканской пустыне, где нет ни фотографов, ни газет, ни мобильных телефонов.

– Мы едем в настоящую глушь, – продолжал Грэм, словно прочтя ее мысли. – В Дартмуре почти нет ни ресторанов, ни магазинов. Чудесные места. Другая эпоха. Не думал, что в наше время такое бывает. Должен сказать вам, сельские дороги кажутся мне приятной переменой, обычно приходится возить актеров на съемки в студиях по лондонским пробкам.

Его слова немного утешили Ребекку. Может, газеты забудут о ее существовании, если она уедет на край Земли.

Не тут-то было.

– Смотрите-ка, за нами увязался мотоциклист, – подал голос Грэм, взглянув в зеркало заднего вида. – Не бойтесь, мы оторвемся от него, как только выедем на трассу.

– Спасибо, – ответила Ребекка, стараясь успокоить свои расшатанные нервы. Она устроилась поудобнее, закрыла глаза и расслабилась.

– Почти приехали, мисс Брэдли.

На протяжении всей поездки Ребекка, сбитая с толку сменой часовых поясов, то и дело проваливалась в сон и сейчас недоуменно смотрела в окно, за которым простирались поросшие вереском холмы.

– Где мы?

– В Дартмуре. В солнечный день здесь довольно приятно, а вот зимой, судя по всему, мрачновато. Извините, мне надо ответить на звонок. Это администратор съемочной группы.

Пока водитель разговаривал, Ребекка открыла дверь, вышла на обочину, поросшую травой, и с наслаждением вдохнула свежий, сладковатый воздух. Дул легкий ветерок, на горизонте виднелись острые очертания скал. И ни души на много миль вокруг.

– Райский уголок, – выдохнула она, вернувшись в машину, – а какая тишина!

– Это да, – согласился Грэм, – вот только администратор сообщил, что возле отеля, где остановилась съемочная группа, уже собралась толпа репортеров, пронюхавших о вашем прибытии. Он предлагает отвезти вас прямо в Астбери-холл, где будут проходить съемки.

– Хорошо, – закусила губу Ребекка.

– Простите, мисс Брэдли, – сочувственно произнес шофер. – Знаете, я всегда говорю своим детям, что быть богатой и знаменитой кинозвездой не так весело, как им кажется. Тяжело вам, наверное, особенно в такие моменты.

От его сочувственного тона у Ребекки запершило в горле.

– Да, бывает непросто.

– Зато во время съемок вас точно никто не побеспокоит. Поместье находится в частных владениях, занимающих несколько сотен акров, а от въезда до самого особняка – не меньше полумили.

Автомобиль подъехал к огромным кованым воротам, за которыми стоял охранник. Грэм посигналил, и тот открыл ворота.

Ребекка удивленно рассматривала раскинувшийся по обе стороны дороги обширный парк с вековыми дубами, каштанами и березами. Впереди возвышался огромный дом, более походивший на дворец, из тех, что она до сих пор видела только в книгах или в исторических программах по телевизору – монументальное сооружение из резного камня.

– Ничего себе!

– Впечатляющее зрелище, не правда ли? Страшно представить, сколько они платят за отопление, – пошутил Грэм.

Когда они подъехали ближе и Ребекка увидела перед домом роскошный мраморный фонтан, она пожалела, что не знает правильных названий всех этих архитектурных деталей, чтобы описать открывшуюся взору красоту. Грациозная симметрия здания с двумя элегантными крыльями по обе стороны от центрального купола заставила ее затаить дыхание. По всему фасаду тянулись, словно ожерелье из драгоценных камней, сверкающие на солнце окна идеальных пропорций, а каменную кладку между ними украшали херувимы и вазы. Под массивным центральным портиком, который поддерживали четыре величественные колонны, красовалась двустворчатая дубовая дверь.

– Просто королевский дворец. – Грэм въехал в боковой двор, где стояли несколько фургонов и грузовиков. Там царила суматоха, какие-то люди тащили в дом аппаратуру, прожекторы и провода. – Мне сказали, что съемки планируют начать уже завтра, – добавил водитель, остановив машину.

– Спасибо, – кивнула Ребекка, выбираясь из авто.

Грэм подошел к багажнику и достал ее чемодан.

– Это весь ваш багаж, мисс Брэдли? Кинозвезды вашего уровня обычно привозят с собой целый контейнер.

– Я торопилась, – с улыбкой ответила Ребекка.

Они пошли через двор к дому.

– Не забывайте, мисс Брэдли, я прикреплен к группе на все время съемок; если вам понадобятся мои услуги, дайте знать. Буду рад вас видеть.

– О, вы приехали! – К ним спешил высокий худощавый парень. Он протянул Ребекке руку. – Добро пожаловать в Англию, мисс Брэдли. Я Стив Кэмпион, администратор. Извиняюсь за нашу бесцеремонную прессу, зато, по крайней мере, здесь вы в безопасности.

– Спасибо. А вы не знаете, когда можно будет поехать в отель? Я бы не отказалась принять душ и немного поспать, – отозвалась уставшая с дороги Ребекка.

– Понимаете, мы не хотели, чтобы вас опять атаковали папарацци, как в аэропорту. Поэтому лорд Астбери любезно согласился принять вас в своем доме, пока мы не сможем предложить вам другое жилье. Вы, наверное, заметили, что у него есть парочка свободных комнат, – с усмешкой добавил Стив, махнув рукой в сторону здания. – Роберт, наш режиссер, планирует начать съемки уже завтра и не хочет, чтобы вы или остальные актеры отвлекались на бытовые проблемы.

– Извините, что из-за меня столько хлопот, – покраснела Ребекка, охваченная чувством вины.

– Пустяки, мы сами виноваты, что пригласили в фильм такую знаменитость. Ладно, экономка велела найти ее, когда вы приедете, и она покажет вам комнату. Все собираются в гостиной сегодня в пять, у вас есть несколько часов на отдых.

– Благодарю, – ответила Ребекка, заметив по тону Стива, что тот уже записал ее в капризные звезды, и подумав, что остальные британские актеры, которым далеко до ее славы и гонораров, с ним согласятся.

– Подождите здесь, я найду миссис Треватан.

Стив ушел, а Ребекка осталась стоять во дворе, испытывая неловкость – съемочная команда носила мимо нее свое оборудование.

Через минуту из дома выбежала упитанная женщина средних лет с седеющими кудрявыми волосами и розовым лицом.

– Мисс Ребекка Брэдли?

– Да.

– Ну конечно, это вы! – радостно улыбнулась женщина. – Я сразу вас узнала. Знаете, в жизни вы еще красивее, чем на экране. Я видела все фильмы с вашим участием и рада познакомиться. Миссис Треватан, экономка. Пойдемте, покажу вам спальню. К сожалению, путь не близкий. Ваши вещи принесет Грэм, – добавила она, заметив, что Ребекка потянулась к чемодану. – Вы не представляете, сколько миль я наматываю за день.

– Боюсь, что нет, – согласилась Ребекка, с трудом разбиравшая сильный девонширский акцент экономки. – Какой восхитительный дом!

– Ну, сейчас, когда я ухаживаю за ним одна, изредка нанимая временных помощников, он уже не тот, что прежде. Я просто сбиваюсь с ног. Много лет назад здесь ежедневно трудилось не меньше тридцати человек.

– Да, могу представить, – ответила Ребекка, проследовав за миссис Треватан в огромную кухню. За столом сидела женщина в сестринской форме с чашкой кофе.

– Удобнее всего пройти в спальни из кухни по лестнице для обслуги, – пояснила миссис Треватан, ведя Ребекку по узким крутым ступеням. – Я выделила вам чудесную комнату в задней части дома. Оттуда открывается прекрасный вид на сад и вересковую пустошь. Вам повезло, что лорд Астбери согласился вас принять: он не любит гостей. Когда-то в этом доме могли с комфортом переночевать сорок человек, но те времена давно ушли в прошлое.

Пройдя в еще одну дверь, они попали в просторный мезонин. Ребекка восхищенно оглядела высокий купол над головой и заторопилась за миссис Треватан в широкий темный коридор.

– Вот и ваша спальня, – сказала экономка, открывая дверь в просторную комнату с большой двуспальной кроватью. – Здесь немного прохладно: я открывала окна, чтобы проветрить комнату, но это лучше, чем запах сырости. Если замерзнете, включите электрический камин.

– Спасибо. А где можно привести себя в порядок? – спросила Ребекка.

– Вы имеете в виду ванную? – улыбнулась миссис Треватан. – Третья дверь налево, на другой стороне коридора. К сожалению, в спальнях нет отдельных удобств. Отдыхайте.

– А можно стакан воды?

– Ох, конечно. Вы ведь с дороги… Вы что-нибудь ели? – миссис Треватан остановилась на полпути к двери.

– Нет, я не ем в самолетах.

– Тогда как насчет чая с тостом? У вас очень усталый вид.

– Было бы чудесно. – Почувствовав легкое головокружение, Ребекка опустилась в кресло у камина.

– Я сейчас принесу. – Миссис Треватан бросила на нее задумчивый взгляд. – Вы такая хрупкая под всей этой мишурой… Устраивайтесь, я скоро.

Придя в себя, Ребекка вышла в коридор и отыскала ванную, предварительно по ошибке заглянув в кладовую для белья и в другую спальню. Посреди огромного помещения стояла внушительная чугунная ванна, а с бачка над унитазом свисала поржавевшая металлическая цепь. Выпив воды из-под крана, Ребекка вернулась в комнату. Прошла к высоким окнам и посмотрела на открывающийся внизу вид. Вдоль задней части дома тянулась просторная терраса, за которой виднелся ухоженный сад с множеством цветущих растений, пестрота которых красиво оттеняла зелень центрального газона. Сад окаймляла высокая живая изгородь из тиса, а дальше раскинулась вересковая пустошь. Сбросив туфли, Ребекка прилегла на кровать.

Постучавшая в дверь спустя десять минут миссис Треватан нашла ее крепко спящей. Поставив поднос на столик у камина, она прикрыла гостью покрывалом и тихо удалилась.

2

– Леди и джентльмены, рад приветствовать вас в Астбери-холле! Уверен, вы согласитесь, что это идеальное место для съемок фильма «Под покровом ночи». Для меня большая честь – снимать картину в одном из самых красивых старинных поместий Англии, и я надеюсь, что проведенное здесь время будет для всех нас продуктивным и приятным.

Роберт Хоуп доброжелательно улыбнулся собравшимся актерам.

– Хочется верить, что эти старинные стены встрепенутся от разнообразия ваших талантов. Многие из вас знакомы между собой, но я хотел бы особо поприветствовать Ребекку Брэдли, которая прилетела из Америки, чтобы привнести в нашу застоявшуюся британскую жизнь толику голливудского блеска.

Все глаза в комнате обратились на Ребекку, которая пряталась в углу, ошеломленная видом такого количества английских знаменитостей.

– Привет, – покраснев, улыбнулась она.

– Передаю эстафету Хьюго Мэннерсу, чей замечательный сценарий позволит вам проявить себя наилучшим образом, – продолжал Роберт. – Чуть позже мы предоставим всем окончательный вариант сценария. Администратор Стив также раздаст каждому его расписание. Мне остается только пожелать вам успешных съемок. Теперь слово Хьюго.

Раздались аплодисменты, и вперед выступил оскароносный сценарист Хьюго Мэннерс. Ребекка слушала его вполуха, только сейчас начиная осознавать, во что ввязалась. Больше всего ее беспокоило произношение. В Нью-Йорке она брала уроки дикции и произношения и последние пару месяцев старалась говорить в обыденной жизни как англичанка. И все равно понимала, что, приняв эту роль, идет на огромный риск. Британская пресса обожала критиковать американских актрис, играющих англичанок. Для журналистов не имело никакого значения, что она получала стипендию в Джульярдской школе и стала лучшей актрисой года, сыграв Беатриче в «Много шума из ничего». Все голливудские актрисы считали себя «серьезными», даже если пришли в профессию с модельного подиума. Ребекка к ним не относилась. Эта роль давала возможность подтвердить классическое актерское образование и получить признание критиков.

Когда Хьюго закончил, все вновь захлопали, и Стив начал раздавать экземпляры сценария и расписания.

– Завтра вы не задействованы в съемках, Ребекка. Утром у вас встреча с художником по костюмам для примерки нарядов, а после этого вас хотят видеть стилист и визажист. Роберт также предлагает вам позаниматься с консультантом по сценической речи – пройтись по роли перед первым днем съемок.

– Отлично. А когда я смогу попасть в отель? Хотелось бы разобрать вещи и устроиться.

– Скорее всего, там до сих пор отираются фотографы, так что Роберт договорился с лордом Астбери, чтобы вы некоторое время побыли здесь. Можно сказать, вам повезло – мне досталась каморка над местным пабом, – с улыбкой добавил Стив. – К тому же вы сможете погрузиться в атмосферу.

К Ребекке подошел поразительно красивый мужчина с тонкими чертами лица.

– Мисс Брэдли, если не ошибаюсь? Я – Джеймс Вог, играю Лоренса. У нас с вами будет, если можно так выразиться, несколько достаточно интимных сцен, – подмигнув, сказал он, и Ребекка мгновенно попала под очарование выразительных голубых глаз, которые, несомненно, помогли Джеймсу выйти на передний край британских киноактеров.

– Рада знакомству, Джеймс. – Ребекка пожала протянутую руку.

– Бедняжка, – сочувственно сказал он, – вы, должно быть, в шоке: не успели прилететь из Штатов – и произвели такой фурор своей помолвкой с Джеком Хейвордом.

Ребекка не знала, что сказать.

– Я… вообще-то, да…

– Кстати, примите мои поздравления. Он счастливчик. – Джеймс все не выпускал ее руку.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила она.

– Если вдруг возникнет желание пройтись по нашим сценам до съемок, дайте мне знать. Я сам в шоке. Страшно подумать, что придется работать на одной площадке со всеми светилами кино и театра.

– Да, – согласилась Ребекка, внезапно проникшись к Джеймсу симпатией.

– Уверен, вы будете неотразимы, а если соскучитесь в этой глуши, только свистните.

– Хорошо. И спасибо.

Вог многозначительно посмотрел ей в глаза, отпустил наконец ее руку и удалился.

Стесняясь общаться с незнакомыми актерами, Ребекка вновь села и стала изучать расписание, удивляясь непринужденности, с какой англичанин ухитрился чуть ли не в одном предложении поздравить ее с помолвкой и дать понять, что не прочь познакомиться поближе.

– Ребекка, через несколько минут все возвращаются в отель на ужин, – обратился к ней выросший словно из-под земли Стив. – Все необходимое сюда привезут завтра утром, а тем временем я попросил вашу новую лучшую подругу миссис Треватан подать ужин. Вы растрогали ее до глубины души; она говорит, что вас нужно подкормить.

– Очень мило с ее стороны, но я лучше почитаю новый сценарий, – ответила Ребекка.

– Что-то не так? – Стив озабоченно посмотрел ей в глаза.

– Все в порядке, просто смена часовых поясов, и, если честно, я переволновалась от встречи с таким количеством знаменитостей. Боюсь не справиться.

– Понимаю. Если вас это утешит, могу сказать, что работаю с Робертом много лет, и он ни разу не промахнулся с выбором актеров. Он очень высокого мнения о ваших способностях.

– Спасибо, Стив, – искренне поблагодарила она.

– Тогда до завтра. Приятного вечера и доброй ночи во дворце. Здесь до вас точно никто не доберется.

Администратор отошел и начал торопить актеров. Когда все разошлись, Ребекка наконец смогла осмотреться. В огромные окна светило июльское солнце, придавая строгой мебели красного дерева теплый оттенок. В центре комнаты возвышался огромный мраморный камин, вокруг которого стояли диванчики и легкие кресла. Ребекка вздрогнула, почувствовав вечернюю прохладу.

– Вот вы где, красавица! – В комнату вошла миссис Треватан. – Стив сказал, что вас надо накормить. У меня есть кусок пирога с мясом и почками и немного картошки, оставшиеся от ланча его светлости.

– Я не слишком голодна, меня вполне устроит салат.

– Понятно, вы на диете. – Экономка критически оглядела хрупкую фигурку гостьи. – Да будет мне позволено сказать, мисс Ребекка, что вас скоро ветром унесет.

– Мне нужно следить за фигурой, – смущенно ответила Ребекка.

– По-моему, вам не повредило бы немного нормальной человеческой еды. Принести ужин в комнату?

– Было бы очень любезно с вашей стороны, спасибо.

Ребекка действительно ограничивала себя в еде: что поделаешь, если от этого зависит твоя карьера?

Выйдя из гостиной, она прошла в величественный холл, откуда вела лестница наверх, остановилась и подняла голову к великолепному куполу. Стеклянные витражи посылали блики света на мраморный пол под ногами.

– Добрый вечер, – произнес глубокий мужской голос за спиной.

Ребекка подпрыгнула от неожиданности и обернулась. В дверях стоял мужчина лет пятидесяти пяти, одетый в допотопный твидовый пиджак и поношенные брюки из рубчатого плиса, заправленные в высокие сапоги. Спутанные волосы, тронутые сединой, явно нуждались в стрижке.

– Здравствуйте, – неуверенно ответила она.

– Я – Энтони, а вы?..

– Ребекка, Ребекка Брэдли.

– А-а, – в глазах мужчины блеснул огонек узнавания, – кинозвезда из Америки. Говорят, вы невероятно знамениты, но боюсь, что никогда о вас не слышал. Я не из любителей кино. Извините.

– Можете не извиняться, вы не обязаны обо мне слышать.

– Это правда. Ладно, мне пора. Нужно поработать, пока не стемнело. – Сдержанно кивнув, он скрылся за дверью.

Ребекка прошла через вестибюль и поднялась по лестнице, рассматривая написанные маслом картины, на которых были изображены различные поколения семьи Астбери. Следом за ней в комнату вошла миссис Треватан с подносом.

– Вот и я, милочка. Нашлось немного супа, свежий хлеб и масло. И я захватила для вас кусочек бейкуэлльского пирога с франжипаном и ванильным кремом, – произнесла она, торжественно снимая крышку с десерта.

– Спасибо.

– Желаете что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. Потрясающе красивый дом!

– Что правда, то правда. Если бы вы знали, на какие жертвы приходится идти, чтобы сохранить его! – тяжело вздохнула миссис Треватан.

– Представляю. Кстати, внизу я встретила садовника, – добавила Ребекка.

– Садовника? – Миссис Треватан удивленно подняла бровь. – В доме?

– Да.

– Хм… к нам приходит раз в неделю паренек, чтобы покосить газоны. Возможно, искал его светлость… Хорошо, я удаляюсь, чтобы вы могли спокойно поужинать. Во сколько подать вам завтрак?

– Я вообще-то не завтракаю… разве что фруктовый сок и йогурт.

– Ладно, подумаем. – Миссис Треватан неодобрительно фыркнула и направилась к выходу, но у самой двери обернулась и с улыбкой сказала: – Доброй ночи, голубушка, приятных снов.

– Доброй ночи.

Съев ароматный суп из картофеля и лука-порея вместе со свежим хрустящим хлебом, щедро намазанным маслом, Ребекка поняла, что все еще голодна. Попробовав странный пирог, оказавшийся необычайно вкусным, она прикончила и его, и лишь после этого прилегла на кровать, говоря себе, что не должна набрасываться на сытную английскую еду, какой бы вкусной та ни была.

Полежав немного, она встала и нашла в сумке телефон. Включила, чтобы прослушать сообщения, однако, взглянув на экран, поняла, что нет сигнала. Проверила планшет и убедилась, что сеть недоступна.

Ее губы непроизвольно растянулись в улыбке. Лишь сегодня утром она мечтала попасть туда, где никто не сможет ее найти, и, похоже, Бог услышал ее молитвы. Ребекка вновь устроилась на кровати и устремила взгляд в окно. Солнце медленно катилось к горизонту, стояла оглушительная тишина.

Ребекка взяла с прикроватного столика сценарий и углубилась в чтение. Она играла юную красавицу по имени Элизабет Сэйерс, дочь богатого помещика. Действие происходило в тысяча девятьсот двадцать втором году, в период расцвета джазовой музыки. Отец намерен выдать Элизабет за владельца соседней усадьбы, а девушка идет против его воли. Фильм рассказывал о жизни британской аристократии в стремительно меняющемся мире, когда женщины начали борьбу за эмансипацию, а рабочий класс больше не хотел мириться со своим подчиненным положением. Элизабет влюбляется в мятежного поэта Лоренса, с которым познакомилась на богемной тусовке в Лондоне. Старая как мир история о девушке, вставшей перед выбором: послушаться родителей или последовать зову сердца, не отличалась оригинальностью. Однако благодаря остроумному и трогательному сценарию Хьюго Мэннерса, роль превратилась в настоящую жемчужину.

Как обычно, эпизоды фильма снимались вразброс, и Ребекке предстояло сниматься в своей первой сцене с Джеймсом Вогом, игравшим опального поэта, послезавтра. Эпизод в саду включал страстный поцелуй. Она вздохнула. Хотя ей уже не раз приходилось играть любовь на камеру, Ребекка всегда страшно боялась любовных сцен с малознакомыми партнерами.

Краем глаза она заметила в саду легкое движение и увидела на скамье садовника, который даже издалека показался ей одиноким и печальным. Мужчина сидел неподвижно, как изваяние, глядя прямо перед собой в сгущающуюся темноту.

Приняв ванну, Ребекка забралась в постель с белоснежными накрахмаленными простынями. Просматривая свою роль и продолжая практиковаться в британском акценте двадцатых годов, она подумала, что этим вечером словно перенеслась в прошлое, когда происходит действие фильма. В доме так мало изменилось с тех времен, что Ребекке стало не по себе.

В начале одиннадцатого, уверенная, что не сможет уснуть из-за смены часовых поясов, Ребекка выключила ночник. К своему удивлению, она крепко проспала всю ночь и проснулась только после появления на пороге миссис Треватан с завтраком на подносе.

В десять утра она спустилась на первый этаж и пошла на поиски костюмерной. Художник по костюмам Джин, взглянув на нее, заявила:

– Дорогая, вы просто созданы для этой роли! У вас даже лицо из тех времен. И… у меня для вас сюрприз.

– Правда?

– Я вчера разговорилась с экономкой. По ее словам, в одной из спален наверху хранится коллекция платьев двадцатых годов. Очевидно, они принадлежали давно умершей родственнице нынешнего лорда Астбери. Я спросила, нельзя ли на них взглянуть, просто из любопытства, а заодно и посмотреть, – она подмигнула Ребекке, – не найдется ли там чего-нибудь для вас. Было бы здорово использовать их в фильме!

– Наверное.

– И вы только взгляните! – с торжествующей улыбкой Джин сняла с вешалки шелковое покрывало.

– Вау! – ахнула Ребекка. – Они великолепны!

– И прекрасно сохранились. Не скажешь, что им девяносто лет. Многие платья – из коллекций знаменитых дизайнеров тех времен: Ланвен, Вионе, Пату. Просто чудо, – восхищалась Джин, вместе с Ребеккой перебирая вешалки и любуясь восхитительными нарядами. – На аукционе они стоили бы целое состояние. Не могу дождаться, когда вы их наденете. По-моему, они точно вам подойдут.

– Вы думаете, мне разрешат их надеть?

– Не знаю, экономка обещала спросить у лорда Астбери. Но сначала давайте примерим. Как вам вот это для первой сцены с Джеймсом Вогом?

Десять минут спустя Ребекка стояла перед зеркалом. Она не надевала исторических костюмов со времен Джульярдской школы: в Голливуде ей обычно доставались роли современниц, которые носили джинсы и футболки. Асимметричный подол шелкового платья Ланвен, отделанного тонким шифоном и вручную расшитого бисером, красиво колыхался при каждом движении.

– Даже если мне придется встать на колени и умолять со слезами на глазах, я все равно выпрошу у лорда Астбери эти платья! – твердо заявила Джин. – Давайте примерим следующее.

После того как Ребекка продефилировала во всех нарядах, которые ей идеально подошли, Джин с улыбкой сказала, что полностью удовлетворена, и отпустила ее к стилистам, пообещав при первой возможности поговорить с экономкой.

– Вы будете сногсшибательны! – добавила она. – Стилист и визажист превратят вас в настоящую красавицу двадцатых годов. Их владения дальше по коридору.

– В этом доме нужен навигатор, – с улыбкой пожаловалась Ребекка. – Я здесь постоянно теряюсь.

– Как вы отнесетесь к стрижке и окрашиванию волос? – спросила у Ребекки парикмахер-стилист, взвесив в руке густую темную прядь.

По условиям контракта, Ребекка соглашалась на стрижку в стиле двадцатых и осветление волос для придания сходства с актрисой, играющей ее мать, поэтому она лишь пожала плечами.

– Я не против, со временем отрастут.

– Конечно. А после съемок мы восстановим ваш родной цвет. Приятно, что вы не делаете из этого проблемы, как многие другие актрисы, – одобрительно отозвалась стилист. – А может быть, вам понравится новый стиль. Прическа боб идеально подойдет к вашим тонким чертам.

– И возможно, меня перестанут узнавать на улице, – задумчиво сказала Ребекка.

– Боюсь, в вашем случае это не поможет, – вмешалась визажистка, присев напротив. – У вас слишком приметное лицо. А Джек Хейворд, какой он в жизни? На экране он просто божественно красив! Как он выглядит утром, когда только встанет с постели?

– Он и по утрам ничего, – подумав, ответила Ребекка.

– Наверняка, – ухмыльнулась визажистка. – Как же вам повезло, что вы за него выходите.

– Да, просто не верю своему счастью, – сыронизировала Ребекка. – Ладно, девушки, встречаемся завтра утром, а сейчас мне пора. – Она улыбнулась, чтобы смягчить резкость тона, помахала рукой и вышла из комнаты.

До встречи с консультантом по речи оставалось два часа, а кто-то из группы сказал, что можно поймать сигнал, если пройти в сторону пустоши, и Ребекка решила сбегать за телефоном, а затем прогуляться.

В гостиной уже началась съемка. Завтра перед камерами окажется и она.

Спустившись по каменным ступеням в сад, Ребекка быстрым шагом прошла по дорожке и села на скамью, где вчера заметила садовника.

– Черт! – выругалась она, обнаружив, что сотовый по-прежнему не ловит сигнал.

– Что-то случилось?

Вздрогнув от неожиданности, Ребекка посмотрела в направлении розовых клумб и увидела вчерашнего садовника с секатором в руке.

– Нет, просто сотовый не ловит.

– Да, со связью у нас здесь совсем плохо.

– Может, и хорошо. Даже приятно побыть отрезанной от мира. А вам нравится здесь работать?

Он удивленно посмотрел на нее, затем кивнул:

– Довольно неожиданный вопрос… Пожалуй, да. В любом случае я не могу представить себя в другом месте.

– Здесь просто рай для садовника. Какие волшебные розы! Потрясающие цвета, особенно та, которую вы сейчас подрезаете. Такой глубокий, бархатистый пурпурный цвет, почти черный.

– Это таинственное растение называется Полуночная роза, она растет здесь, сколько я себя помню, и должна была погибнуть много лет назад, однако цветет каждый год, словно только что посаженная.

– У меня в квартире всего пара горшков с комнатными цветами, – посетовала Ребекка.

– Вы любите садоводство?

– В детстве у меня была своя грядка в саду. Мне нравилось копаться в земле.

– Работа в саду замечательно успокаивает, – кивнул садовник. – Как вам у нас нравится после Штатов?

– Здесь невероятно тихо и безмятежно. Я впервые за много лет так хорошо спала. Увы, сегодня меня отвезут в отель: говорят, лорд Астбери не любит гостей. Если честно, я бы хотела остаться, – призналась Ребекка. – Здесь я чувствую себя в безопасности.

– Ну, как знать, лорд Астбери может и передумать. Кстати, – он указал на телефон, – спросите у миссис Треватан, не разрешит ли она вам позвонить по обычному телефону у него в кабинете.

– Спасибо, я спрошу. – Ребекка встала. – До встречи.

– Погодите… – Садовник срезал красивую пурпурную розу на длинном стебле. – Поставьте у себя в комнате.

– Спасибо, – растроганно поблагодарила Ребекка, – я сразу же поставлю ее в воду.

Найдя на кухне миссис Треватан, она попросила вазу и сказала, что садовник посоветовал ей позвонить из кабинета хозяина. Миссис Треватан отвела ее в маленькую, темную комнатушку, все стены которой занимали книжные полки, а на столе высились неровные стопки бумаг.

– Пожалуйста, только не говорите слишком долго, если звоните в Америку. Его светлость и так в ужасе от телефонных счетов.

Ребекке подумалось, что слова «его светлость» наводят на мысли о чудовище, которым пугают детей.

Присев на стул, она нашла в сотовом нужный номер, сняла трубку древнего телефона с цифрами на круглом диске и, с трудом поняв, как набирать, позвонила Джеку. Когда звонок переключился на голосовую почту, Ребекка одновременно обрадовалась и почувствовала себя виноватой.

– Привет, это я, здесь ни сотового покрытия, ни интернета. Ближе к вечеру меня переселят в отель, и я позвоню. Со мной все в порядке. Я… – Она запнулась, думая, что ему сказать. Слова не хотели складываться в логическом порядке. – Позвоню позже, пока.

Затем она набрала номер своего агента и оставила примерно такое же сообщение.

Выйдя из кабинета, Ребекка отправилась на поиски Стива, чтобы припереть его к стенке и выяснить наконец, где ей жить на протяжении съемок.

– Я как раз собирался найти вас и сообщить новость, – ответил Стив, – которая, надеюсь, покажется вам хорошей. Пять минут назад ко мне подошел лорд Астбери и сказал, что вы, если пожелаете, можете остаться в его доме на все время съемок. Честно говоря, я удивлен, учитывая, что до этого он был категорически против гостей. Мы нашли вам приличную гостиницу в близлежащем городке, но, по совести, она не соответствует вашим стандартам. К тому же нет никаких гарантий, что папарацци не найдут вас и там. В общем, решайте сами.

– А можно мне подумать? – Хотя Ребекку устраивали безопасность и комфорт нынешнего жилища, ей не очень-то хотелось находиться в гостях у таинственного лорда Астбери.

– Да, – ответил Стив. В этот момент затрещала рация. – Извините, требуют на съемочную площадку.

У себя в комнате Ребекка прошлась по сценарию перед встречей с консультантом, встала и посмотрела в окно. Здесь она действительно чувствовала себя в безопасности. Чтобы сосредоточиться на роли, которая могла стать поворотной в карьере, ей требовались тишина и покой.

После занятия она нашла Стива на террасе и сказала, что с радостью останется в Астбери-холле.

– При нынешних обстоятельствах это разумно, – улыбнулся он. – К тому же миссис Треватан сказала, что с радостью будет для вас готовить. Похоже, она взяла вас под свое крылышко.

– О, я ем по вечерам совсем мало, так что…

– Доброго вечера, – произнес кто-то у нее за спиной.

К ним подошел садовник.

– Добрый вечер, лорд Астбери, – сказал Стив, – Ребекка решила остаться у вас. Чрезвычайно любезно с вашей стороны сделать для нее исключение.

– Можете называть меня Энтони, – кивнул мужчина.

Ребекка непонимающе переводила взгляд с одного на другого.

– Может быть, по вечерам, когда все разъедутся, вы будете помогать мне в саду, – иронично блеснув глазами, добавил Энтони.

– Я… вы – лорд Астбери? – ошеломленно пробормотала она.

– Да, хотя, как я только что сказал Стиву, все называют меня Энтони.

Ребекка почувствовала, что ее щеки заливает краска стыда.

– О боже, мне так неудобно, я не сообразила, кто вы…

– Ну, очевидно, я не соответствую вашим представлениям, – спокойно ответил Энтони. – Как ни печально, в наши дни обнищавшие аристократы вынуждены сами выполнять грязную работу. Нам больше не положены черные галстуки и фраки. А теперь, если вы меня извините, я должен вернуться к своему занятию.

Он удалился в сад.

– Ну, вы даете, Ребекка! – расхохотался Стив. – Просто классика жанра! Не знаю, как у вас в Америке, но английские аристократы – самая затрапезная часть общества. Они считают делом чести одеваться в жалкие обноски и ездить в разваливающихся колымагах. Ни один уважающий себя пэр в наши дни не станет наряжаться дома.

– Понятно, – смущенно пробормотала Ребекка. – Надо же было так опростоволоситься!

– Так или иначе, ваша неосведомленность не принесла никакого вреда, – продолжал Стив, – и даже помогла вам получить приглашение пожить в этом чудесном доме.

Тем временем к ним прогулочной походкой подошел Джеймс Вог.

– Ребекка, что вы делаете сегодня вечером? Может быть, вы не откажетесь перекусить со мной? Заодно познакомимся поближе. Завтра утром у нас первая сцена, и она… довольно личная, – развязно улыбнулся он.

– Вообще-то, я собиралась пораньше лечь спать, – ответила Ребекка.

– Грэм отвезет вас обратно, так что одно другому не помешает.

– Думаю, не стоит… журналисты…

– Сегодня утром их уже не было, – сообщил Джеймс.

– Ну, хорошо, – нехотя сдалась Ребекка, не желая показаться высокомерной.

– Тогда в восемь часов у меня в отеле. Не волнуйтесь, я попрошу отдельный столик, где вас никто не побеспокоит.

Когда Джеймс ушел, Стив покачал головой:

– По-моему, Джеймс тоже на вас запал. Берегитесь, у него репутация отъявленного сердцееда.

– Спасибо за предупреждение.

Ребекка покинула террасу и поднялась к себе. Через несколько минут в дверь постучали. Это оказалась миссис Треватан.

– Простите за беспокойство, Ребекка, – сказала миссис Треватан. – Вы уже познакомились с его светлостью?

– Да, – пробормотала Ребекка, продолжая развешивать свою одежду в платяной шкаф красного дерева.

– Давайте я вам помогу.

– Спасибо, я отлично справлюсь сама.

– Присядьте, поговорим.

Ребекка умостилась на краешке кровати, а экономка вытащила из чемодана остальную одежду.

– У вас так мало вещей, – удивилась миссис Треватан. – Вообще-то, я пришла сообщить, что его светлость приглашает вас сегодня на ужин. Он всегда ужинает ровно в восемь.

– Боюсь, что не получится. Я приняла другое приглашение.

– Понятно, – неодобрительно поджала губы экономка. – Его светлость очень расстроится, а ведь он согласился вас приютить.

– Пожалуйста, передайте ему мои извинения. Я буду счастлива поужинать с ним в любой другой день, – примирительным тоном сказала Ребекка.

– Передам. Он терпеть не может чужаков, разгуливающих по дому. Его светлость нуждается в покое. Однако против рожна не попрешь.

– Извините?

– Я имею в виду, чтобы содержать дом, нужны деньги, – пояснила миссис Треватан.

– Понятно. А у лорда Астбери есть семья? – поинтересовалась Ребекка.

– Нет.

– Он здесь один живет?

– Да. Ладно, тогда увидимся утром. С первыми лучами солнца. Смотрите, не задерживайтесь на этом своем ужине, хорошо? Завтра вам надо хорошо выглядеть.

– Обещаю не задерживаться. И спасибо, миссис Треватан.

Экономка относилась к ней по-матерински, и это было приятно. Ребекка не любила вспоминать свое детство. Правды о ее прошлом не знал даже личный агент. Она рассказала только Джеку. Однажды осенним вечером, когда они уехали на выходные в продуваемый всеми ветрами Нантакет. Она плакала в его объятиях, а он осторожно вытирал ей слезы.

Ребекка потрясла головой и вздохнула. Тогда он любил ее по-настоящему. Это воспоминание не вязалось с более поздними, когда Джек под влиянием наркотиков стал агрессивным и невменяемым. Ей далеко не впервые захотелось, чтобы они были самыми обычными людьми, как в тот уик-энд, согревающими друг друга в объятиях, никем не узнанными. Просто влюбленными. Но что толку мечтать о невозможном?

Отогнав грустные мысли, Ребекка посмотрела на часы и поняла, что до ужина с Джеймсом осталось меньше часа.

3

– Добрый вечер, – приветствовал ее коллега по цеху, когда она вошла в небольшую гостиную в номере, где был накрыт стол на двоих. Джеймс расцеловал ее в щеки и повел к столу. – Я подумал, что при сложившихся обстоятельствах вы предпочтете поужинать здесь.

– Да, спасибо, – согласилась Ребекка, радуясь, что спасена от любопытных взглядов в ресторане, но в то же время опасаясь стать жертвой сплетен, распространяемых персоналом. Еще неизвестно, что хуже: поужинать с привлекательным коллегой в ресторане на виду у всех – или в его апартаментах.

– Не волнуйтесь по поводу обслуги, – сказал Джеймс, словно прочел ее мысли. – Роберт потребовал, чтобы все сотрудники подписали документ о неразглашении информации. Если хоть одно слово просочится в прессу, наши юристы любого засудят.

– Тогда хорошо.

– Безумие какое-то, правда? – вздохнул Джеймс. – Ладно, суп уже принесли, давайте есть, пока не остыл. Немного вина?

– Нет, спасибо. Завтра утром надо быть бодрой и свежей, – ответила Ребекка.

– Расскажите, как вас «открыли», – попросил Джеймс, наливая себе вина.

Ребекка задумчиво помешала жидкий безвкусный суп, не идущий ни в какое сравнение с ароматным угощением миссис Треватан.

– Собственно, меня никто не открывал. В двадцать лет я получила небольшую роль в телесериале, потом – другую… Так постепенно и росла, – пожала плечами она.

– Я еще не добрался до Голливуда, – сказал Джеймс, – внимание журналистов и здесь достаточно неприятно, но там, говорят, сущий кошмар.

– Это правда, поэтому я там и не живу, – ответила Ребекка. – У меня квартира в Нью-Йорке.

– Разумно. Один мой друг пару лет назад летал в Лос-Анджелес снимать кино, так он рассказывал, что большинство кинозвезд вообще не выходят из дома. Сидят безвылазно за непроницаемыми стенами под усиленной охраной. Я бы так не смог, – с усмешкой добавил он.

– Ваш друг прав, я бы тоже не смогла, в Нью-Йорке все проще.

– Вот только сейчас вас приходится прятать даже в Девоншире.

– Да, сущий кошмар. – Устав бороться с невкусным супом, Ребекка отставила ложку.

– Мне всегда казалось забавным, что начинающие актеры мечтают добиться славы и богатства, – задумчиво сказал Джеймс, – а ведь за это приходится платить. Я, конечно, не в вашей лиге, но даже мои шалости попадают в газеты.

– К этому можно привыкнуть, – вздохнула Ребекка, – таковы правила игры. Меня больше возмущает, когда они врут.

– Но ведь ваша помолвка – не ложь?

Девушка помолчала, собираясь с мыслями. Джеймс доел суп и достал из подогрева две тарелки.

– Я бы назвала это объявление несколько… преждевременным. Джек действительно попросил моей руки.

– И вы сказали «да»?

– Вроде того. Впрочем, мы ведь собирались поговорить о фильме? – сухо спросила она.

– Конечно. – Джеймс понял намек. – Итак, мисс Брэдли, завтра утром я поцелую одну из самых красивых женщин в мире. Горе мне! – Он возвел глаза к небесам и тяжело вздохнул. – Пакостная у нас работа. Должен сказать, Ребекка, вы действительно великолепны. – Джеймс наклонился, чтобы лучше разглядеть ее черты. – Я не вижу на вашем прекрасном лице ни единого следа косметики. Даже помады.

– Ничего, завтра меня так наштукатурят, что я стану похожа на разрисованную куклу.

– Вы когда-нибудь влюблялись в сценического партнера, не считая Джека?

– Нет, – честно ответила Ребекка. – А вы?

Джеймс пригубил вино.

– Не могу похвалиться безупречной репутацией, – признал он, лукаво блеснув глазами. – Работая со столькими восхитительными женщинами, я порой ощущал себя ребенком в кондитерском магазине. Я не лучше и не хуже других, разница только в том, что мои подвиги широко освещались в средствах массовой информации.

Он улыбнулся и сменил тему:

– Как вы находите Англию?

Пока ужинали, Ребекка заметно потеплела к Джеймсу. Он обладал редким для известного актера чувством юмора и относился к себе со здоровой иронией, не принимая свою карьеру слишком всерьез. После Джека, который вечно жаловался, что никто не ценит его талант, а роли, которые ему предлагают, не дают возможности проявить себя, такое отношение показалось Ребекке глотком свежего воздуха.

В конце трапезы Ребекка попросила мятный чай, а Джеймс – кофе с коньяком.

– Давайте признаемся себе, – пожал он плечами, – выгляди мы как огородные пугала, то не играли бы Элизабет с Лоренсом. Такова жизнь.

– Пожалуй. И кстати, мне пора идти.

– Конечно, я отправлюсь в свою спальню-чулан, а вас отвезут спать во дворец, как принцессу, – улыбнулся Джеймс. – Ничего, если я распрощаюсь с вами здесь? Не хочу, чтобы рыщущие вокруг отеля фотографы неправильно нас поняли.

– Да, спасибо, – сказала Ребекка, вставая. – До завтра, увидимся на площадке.

Джеймс вновь поцеловал ее в щеку:

– Серьезно, Ребекка, если вам что-нибудь нужно, я всегда готов помочь.

– Спасибо, доброй ночи, – прошептала она и вышла из номера. Чтобы не столкнуться с кем-нибудь в лифте, она спустилась по лестнице и поспешила к выходу, где в «Мерседесе» ждал Грэм.

Пятнадцать минут спустя Ребекка уже входила в свою спальню. Миссис Треватан включила ночник и заботливо отвернула краешек покрывала. Раздевшись и нырнув под простыни, девушка и вправду почувствовала себя принцессой.

Среди ночи ее разбудил какой-то звук. Включив лампу, Ребекка убедилась, что в спальне никого нет. Спросонок ей показалось, что в комнате пахнет духами с яркими цветочными нотами – приятными, хотя слишком резкими. Ребекка пожала плечами, выключила свет и вновь провалилась в сон.

– Вам на площадку через пять минут, мисс Брэдли, – сообщил посыльный, заглянув в гримерную.

– И она готова, – торжественно заявила визажистка Крисси, припудрила Ребекке лоб и сняла с нее защитный фартук.

– Вау! – воскликнул посыльный, когда Ребекка встала и повернулась к нему. – Потрясающе выглядите, мисс Брэдли, – восхищенно добавил он.

– Еще бы! – с гордостью сказала Крисси.

– Благодарю, – кивнула Ребекка, которая никак не могла привыкнуть к своей новой прическе, тщательно накрашенным глазам, алебастровой коже и темно-красной помаде. Она не узнавала себя в зеркале. Пройдя вслед за курьером в главный вестибюль, Ребекка увидела спускающегося по широкой мраморной лестнице Энтони. – Доброе утро!

Заметив ее, тот остановился как вкопанный, и его лицо исказил ужас.

– О господи…

– Что случилось?

Энтони молчал, не отводя от нее взгляда.

– Пойдемте, мисс Брэдли, – поторопил посыльный.

– До свидания, – невпопад сказала Ребекка застывшей на лестнице фигуре и прошла вслед за курьером к двери.

Пока операторы выставляли камеры на террасе, Джеймс ждал в гостиной.

– Потрясающая прическа, милая! А это вы или не вы под всем этим макияжем?

– Местами, – ответила Ребекка.

Их тут же позвали на площадку.

– Вам, наверное, говорили, что вы сногсшибательны, – игриво прошептал Джеймс, подавая ей руку, – хотя мне вы больше нравитесь без ничего… Я имею в виду косметику.

Подошел Роберт, одобрительно приобнял ее за плечи.

– Вы – само совершенство. Готовы?

– Как всегда, – взволнованно ответила Ребекка.

– Уверен, у вас все получится, – подбодрил ее режиссер. – Давайте начинать.

Два часа спустя Ребекка с Джеймсом вернулись в гостиную. Измученная от нервного напряжения, она упала в кресло.

– Слава богу, закончили!

– Вы были прекрасны, – заметил Джеймс, прикуривая сигарету у открытой двери. – И у вас идеальное произношение.

– Спасибо, – с чувством сказала Ребекка. – Вы очень мне помогли.

– Вам не кажется, что из нас вышла неплохая пара? Я получил огромное удовольствие от поцелуя, – подмигнув, добавил он.

Ребекка покраснела и встала.

– Пойду выпью чего-нибудь холодненького. До встречи.

Она быстро вышла из комнаты, не желая утверждать его в мысли, что экранные отношения могут перерасти в нечто большее. Так вели себя многие партнеры по фильмам. Джеймс ей нравился, однако Ребекке сейчас нужен был друг, а не любовник.

У фургона с напитками ее остановил Стив.

– Только что в студию позвонил ваш агент, он вне себя. С ним связался ваш жених. Оба хотят знать, где вы. Можете им позвонить?

– Я оставила им сообщения, что со мной все в порядке, просто здесь нет сотового покрытия.

– Я знаю. Это жутко неудобно для всех, и мы спросили у лорда Астбери, не разрешит ли он нам пользоваться обычным телефоном. Компания согласна оплачивать счета, так что звоните сколько угодно, не то скоро в газетах появятся страшные истории, что вас похитили с целью выкупа.

Вздохнув, Ребекка отправилась к себе в комнату, чтобы взять мобильный с номерами.

– Ребекка!

Внизу стоял Энтони.

– У вас найдется пара минут? Хочу вам кое-что показать.

– Конечно.

Лорд Астбери, не отрывая от нее взгляда, протянул руку.

– Пойдемте.

Она прошла вслед за ним по коридору в заднюю часть дома.

– Приготовьтесь к неожиданности.

– Хорошо, – ответила Ребекка.

Энтони открыл дверь в просторную библиотеку, вывел ее на середину, взял за плечи и развернул к камину.

– Взгляните.

Над камином висел портрет молодой женщины со светлыми волосами, одетой точно так же, как она сама, с украшенной стразами повязкой на лбу. Но Ребекку поразила не одежда, а лицо женщины: она могла с таким же успехом смотреть в зеркало.

– Она… похожа на меня!

– Вот именно. Поразительное сходство! Сегодня утром, увидев вас, я подумал, что вижу призрак.

Ребекка не могла оторвать взгляда от огромных карих глаз, бледного лица сердечком, курносого носика и пухлых губ.

– Кто это?

– Моя бабушка Вайолет. А самое интересное, она была американкой. Вышла за моего дедушку Дональда в тысяча девятьсот двадцатом году и приехала жить с ним сюда, в Астбери. И в Америке, и в Англии считалась одной из красивейших женщин своего времени. К несчастью, она умерла молодой, и я ее не знал. Дедушка умер месяцем позднее.

Энтони замолчал и тяжело вздохнул:

– Можно считать, что смерть бабушки стала началом конца семьи Астбери.

– А от чего она умерла?

– Как и многие женщины того времени, она умерла родами…

– Мне очень жаль, – растерянно промолвила Ребекка.

Справившись с волнением, Энтони продолжил:

– Моя бедная святая мать, Дейзи, выросла сиротой, ее воспитывала бабушка. Вот мама. – Он указал на портрет женщины средних лет, со страдальчески поджатыми губами. – Не хочу показаться сентиментальным, но после смерти Вайолет над семейством Астбери словно навис злой рок.

Внезапно Энтони переключил внимание с портрета на Ребекку.

– Вы, случайно, никак не связаны с семейством Драмнеров из Нью-Йорка? В начале двадцатого века это был очень богатый и могущественный клан. Фактически именно приданое Вайолет спасло поместье от разорения.

Энтони пристально смотрел ей в глаза, ожидая ответа. Однако Ребекка не собиралась делиться тайнами своего прошлого с чужим человеком.

– Нет, я из Чикаго и никогда не слышала фамилию Драмнер. Наверное, это просто совпадение.

– Тем не менее очень странно, – Энтони напряженно улыбнулся, – что вы приехали в Астбери, играете героиню из тех времен, когда жила Вайолет, и так похожи на нее.

– Да, странно, но уверяю вас: я никак не связана с вашей семьей, – твердо заявила Ребекка.

– Что ж, вам виднее. Я просто хотел объяснить, какой шок испытал сегодня утром. Пожалуйста, простите меня.

– Конечно.

– Не смею больше вас задерживать, я чувствовал себя обязанным показать вам портрет Вайолет. И еще: не согласитесь ли вы разделить со мной сегодняшний ужин?

– Спасибо, с удовольствием. А теперь мне действительно пора, через час продолжение съемок.

– Да-да, конечно. – Энтони открыл дверь и пропустил девушку вперед.

Они молча прошли в вестибюль. Улыбнувшись на прощанье, Ребекка поднялась к себе и без сил упала в кресло у камина.

Она соврала. Единственное, что она знала о своих родителях, – это имя матери: Дженни Брэдли. И то, что Дженни отдала ее в приют в пятилетнем возрасте.

Ребекка считала своими родителями Боба и Маргарет, у которых жила с шести лет. Они долгие годы пытались удочерить девочку, однако биологическая мать каждый раз отказывалась подписать бумаги, надеясь, что когда-нибудь сможет сама заботиться о дочери. Все детство Ребекка мечтала о постоянстве и безопасности. По ночам ее охватывал страх, что мать вновь заберет ее к себе. И только в девятнадцать лет Боб с Маргарет осторожно сообщили Ребекке, что Дженни умерла от передозировки.

Она не знала, кто ее отец. Наверное, не знала и сама Дженни, если торговала своим телом, чтобы купить спиртное и наркотики.

Ребекка смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Даже если ее отец приходился родственником Вайолет Драмнер, установить это не представлялось возможным. В свидетельстве о рождении стоял прочерк.

Впервые за все время здесь она почувствовала, как ей не хватает Джека, схватила телефон и отправилась в кабинет Энтони. Звонок опять был переадресован на голосовую почту, но Ребекка прекрасно знала, что Джек никогда не отвечает на незнакомые номера из соображений безопасности.

– Привет, любимый, это я. Здесь нет связи, только обычный телефон. Позвоню еще раз попозже. Мне через час снова на площадку. Надеюсь, у тебя все хорошо. Пока.

Завершив звонок, она набрала Виктора. На этот раз агент ответил:

– Как ты, солнце? Я уже собирался ЦРУ подключать.

– Все в порядке. Съемки проходят в великолепной старинной усадьбе, за мной охотились журналисты, и хозяин поместья лорд Астбери разрешил мне пожить здесь. Не волнуйся, я в полной безопасности.

– Понятно. А что за катавасия с вашей помолвкой? Прежде чем соглашаться, могла бы у меня спросить.

– Правда? А я почему-то думала, что могу решать сама, за кого выходить замуж. – Ребекка раздраженно побарабанила пальцами по столу.

– Ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду, – примирительно сказал Виктор. – Просто следовало предупредить меня, что хочешь сделать объявление, и я бы все устроил.

– На самом деле, строго между нами, я еще не сказала «да».

На другом конце провода повисло затяжное молчание.

– Что? Ты издеваешься? – В голосе Виктора звучала паника.

– Я сказала Джеку, что должна подумать. И думаю. Я не виновата, что он решил форсировать события и подтвердить информацию о помолвке, не дождавшись моего согласия.

– О боже, Ребекка! Если ты дашь задний ход, поклонники Джека завалят тебя письмами ненависти и начнут бойкотировать твои фильмы!

Кровь бросилась ей в голову.

– Виктор, мне надо подумать, – твердо повторила девушка.

– Ладно. Только на этот раз не забудь сообщить мне свое решение. Сперва Джеку, а потом мне. Очень надеюсь, что ответ будет положительным. Не вешай нос, малышка, – добавил он. – Не понравится – всегда можно развестись. Сейчас наступает поворотный момент в твоей карьере, и я не хочу ставить ее под угрозу негативной рекламой.

На той стороне снова замолчали, а затем раздался неуверенный голос:

– Ничего не случилось, точно?

– Да успокойся уже! – Ребекка начала терять терпение.

– Ладно, разберемся. Только не позволяй никаких вольностей этому англичанину, который играет твоего любовника. У него жуткая репутация.

– Лекция окончена? Может, тебе интересно, как прошел первый день съемок?

– Послушай, крошка, давай поговорим в другой раз, а? Мне пора выдвигаться на встречу.

– Ладно.

– Умница! Позвонишь мне попозже?

– Хорошо. Пока.

Завершив звонок, Ребекка раздраженно уставилась на свои атласные туфельки. Она знала, что Виктор желает ей добра. Он очень хороший агент и делает все правильно. Но порой его опека заходит слишком далеко. Он мне не хозяин и даже не отец, сердито подумала она.

Окинув взглядом ряд черно-белых фотографий в серебряных рамках, Ребекка по-хорошему позавидовала хозяину дома: у него была настоящая семья, он знал своих предков, живших много поколений назад. На одном из снимков мать Энтони держала за ручку хорошенькую маленькую девочку с длинными белокурыми кудряшками; должно быть, его сестру. Поднявшись из-за стола, Ребекка бросила взгляд на старый дорожный будильник. До начала послеобеденных съемок осталось двадцать минут, а надо еще перекусить.

4

Без четверти восемь, услышав негромкий стук в дверь, Ребекка подумала, что не стоило принимать приглашение Энтони – она страшно устала.

– Вы готовы? – В дверь просунулось розовое лицо миссис Треватан.

– Спущусь через несколько минут.

Сбросив халат, она влезла в джинсы и футболку и привела в порядок непривычную короткую прическу. Посмотрелась в зеркало. Без косметики лицо из-за нового цвета волос казалось болезненно бледным.

Спускаясь по лестнице, Ребекка задумалась о том, насколько миссис Треватан предана своему хозяину. Их отношения словно пришли из другой эпохи, как будто время никак не повлияло на Астбери-холл и его обитателей.

Девушка остановилась перед дверью в столовую и постучала.

– Войдите.

Толкнув дверь, Ребекка увидела, что Энтони уже восседает во главе изящного длинного стола. То, что он сидел один в огромной комнате, за столом, где могло поместиться много людей, только подчеркивало его одиночество.

– Добрый вечер. – Хозяин с улыбкой указал на прибор слева от себя, встал и отодвинул стул.

– Спасибо, – неловко пробормотала Ребекка.

– Вина? – спросил Энтони, вернувшись на место и подняв с серебряного подноса графин с рубиново-красной жидкостью. – Кларет прекрасно подходит к говядине.

– Разве что совсем немножко. – Ребекка редко пила спиртное, а тем более – красное вино. Говядину она тоже не слишком любила.

– Разумеется, у моей дорогой матери был дворецкий, который наливал и подавал вино, – пожал плечами Энтони, – но, когда он ушел на пенсию, у нас не оказалось денег, чтобы найти ему замену.

– Не представляю, во сколько обходится содержание такого дома…

– Об этом лучше не думать, – вздохнул Энтони.

Вошла экономка с подносом и поставила перед ними по тарелке супа.

– Но мы пока держимся, не так ли, миссис Треватан? – с теплой улыбкой обернулся к ней Энтони.

– Да, милорд, – кивнула экономка и вышла.

– Миссис Треватан справляется с хозяйством практически в одиночку. Не представляю, что я буду делать, если она решит уйти. Ну ладно, давайте есть.

– Она всю жизнь здесь проработала?

– Да, как и ее предки. Ее мать, Мейбл, нянчила меня в детстве.

– Наверное, приятно знать историю своей семьи, – сказала Ребекка, опустив ложку в суп.

– Пожалуй. Хотя, как я уже упоминал, со смертью Вайолет все начало приходить в упадок. Вам известно, что платье, в котором я увидел вас сегодня утром, принадлежало ей?

У Ребекки мурашки поползли по коже.

– Правда?

– Да. Ее дочь Дейзи, то есть моя мама, сохранила платья в идеальном состоянии.

– Как я понимаю, Дейзи не знала свою мать, ведь Вайолет умерла родами?

– Да, и все-таки она боготворила Вайолет, вернее, свое представление о ней. А я боготворил ее, – печально произнес Энтони.

– Давно умерла ваша мать?

– Двадцать пять лет назад. Если честно, я до сих пор по ней скучаю. Мы были очень близки.

– Потерять мать – это самое страшное, – согласилась Ребекка.

– Видите ли, у нас больше никого не было. Она стала для меня всем.

– А что случилось с вашим отцом?

Лицо Энтони буквально потемнело.

– Он был скверным человеком. Бедная мама чего только не натерпелась с ним! Отец с самого начала терпеть не мог Астбери и почти все время жил в Лондоне. Мамочка ни капли не огорчилась, когда он умер в грязном борделе в Ист-Энде. Напился, как свинья, упал и сломал себе шею.

Энтони содрогнулся. Ребекка прекрасно понимала его чувства. Ей вдруг захотелось поделиться своей болью, и все же она не могла открыть тайны своего прошлого практически незнакомому человеку.

– Простите, вам, наверное, тяжело об этом вспоминать, – промолвила она.

– Мне было всего три года, так что я почти не помню отца. Не могу сказать, что мне его не хватало. Ладно, давайте больше не будем говорить о прошлом. – Энтони отложил ложку. – Расскажите лучше о себе.

Миссис Треватан убрала суповые миски и поставила перед каждым по солидной порции говядины.

– Ну, я обычная американская девушка из Чикаго…

– Только не скромничайте! Все говорят, что вы одна из самых красивых и знаменитых женщин своего времени. То же самое говорили в ее лучшие дни о моей бабушке.

Ребекка смущенно покраснела.

– Мне просто повезло, в отличие от многих других молодых актрис.

– Думаю, здесь не обошлось без таланта, – продолжал Энтони, – хотя я, как уже говорил, не смотрел ни одной картины с вашим участием. Кроме того, хотелось бы заметить, что красивых женщин много, но мало кого из них отличает присущее вам личное обаяние. Оно присутствовало и у Вайолет. Она была душой общества и в Лондоне, и в Нью-Йорке. А здесь, в Астбери, устраивала приемы для очень богатых и известных людей. Вот были времена! Мне иногда кажется, что я опоздал родиться. Но хватит об этом.

Энтони молча доел свою говядину, а Ребекка не осилила и половины.

– Вы уже поели? – спросил наконец он.

– Да. – Ребекка опустила виноватый взгляд в тарелку. – Извините. У меня не очень хороший аппетит.

– Я так и понял. Видимо, не стоит соблазнять вас яблочно-смородиновым крамблом, который приготовила миссис Треватан?

– Боюсь, что нет. – Ребекка подавила зевок.

Энтони нежно взял ее за руку:

– Вы устали.

– Да, немного. У меня был ранний подъем.

– Понятно. Уверен, меньше всего вам сейчас хочется развлекать скучного старикашку. Ступайте наверх, а я попрошу миссис Треватан принести вам теплого молока. Конечно, старомодно, но я верю в его снотворный эффект.

– Если не возражаете, я так и сделаю.

– Ничуть, хотя буду рад, если вы согласитесь составить мне компанию в другой раз. Мне было очень приятно с вами побеседовать… Миссис Треватан, гостья меня покидает, и я пообещал, что вы принесете ей теплого молока.

– Да, ваша светлость.

– Вот и славно. – Энтони поднялся и поцеловал Ребекке руку. – Спасибо за компанию и доброй ночи.

– И вам спасибо за ужин.

Забравшись в постель, Ребекка вглядывалась в сгущающуюся темноту за окном и размышляла о своем разговоре с хозяином дома. Энтони с его старомодными манерами казался ей таким же пережитком прошлого, как само поместье.

Находясь в особняке, погруженном во вчерашний век, легко было представить, как жили его обитатели сто лет назад. Когда актеры и киношники разъехались, усадьба вернулась к обычному ритму жизни, и Ребекка словно попала в прошлое. Завтра нужно заставить себя вырваться из заколдованного мира Астбери в реальную жизнь и обязательно связаться с Джеком. Она выключила свет и уснула.

Среди ночи Ребекка опять почувствовала сильный цветочный аромат, напоминающий об экзотических местах, где всегда мечтала побывать. Затем ей почудилось, что откуда-то раздается тихое пение. Девушка вскочила с кровати, прошлепала босиком к двери и выглянула в темный коридор. Звук резко оборвался.

Убедив себя, что это сон, она вернулась в постель и уснула.

5

Мумбаи, Индия

Неделя выдалась напряженная, и пятница тянулась бесконечно, поэтому Ари несказанно обрадовался, попав наконец домой, в просторную двухуровневую квартиру с видом на море. Он сразу прошел на кухню, чтобы смешать себе солидную порцию джина с тоником – успокоить нервы. Лали не станет упрекать его в излишнем пристрастии к спиртному. По сравнению с западными деловыми партнерами он практически не пил. Гостиная оказалась пуста, и Ари подумал, что девушка принимает душ внизу. Удобно устроившись на диване, он с наслаждением отхлебнул большой глоток.

Ари и сам не знал, почему находится в постоянном напряжении. Дела в компании шли блестяще, особенно в последние месяцы. Мировой экономический кризис заставил Америку и европейские страны обратить свои взоры на Индию. Теперь у фирмы было больше работы, чем она могла осилить. Наверное, в этом и проблема – где найти компетентных и достойных доверия менеджеров? Приходилось работать за десятерых.

Лали уже давно уговаривала его взять отпуск, подсовывала проспекты тихих пляжных курортов, словно не понимала, что сейчас не время для отдыха.

– Мы поедем отдыхать, как только я найду надежных помощников, – обещал Ари.

– Милый, ты повторяешь это целых три года, – печально вздыхала она, отправляя проспекты в корзину для бумаг.

Чувствуя себя виноватым, он приносил девушке кольцо или браслет, выбранные секретаршей, или платье от ее любимого дизайнера. Просил прощения, что не уделяет ей достаточно времени, старался вернуться домой пораньше и вел ее в ресторан. Затем они обсуждали, как проводить больше времени вместе… А уже в понедельник Ари возвращался к привычному восемнадцатичасовому рабочему дню.

Осушив стакан, он пошел за второй порцией. Вдруг вспомнилось, как порой срывался и кричал на нее.

– Если я не буду работать, откуда мы возьмем деньги на эту роскошную квартиру или на твои красивые платья?

– Мне все равно, где жить и что надевать, – отвечала Лали. – Это важно для тебя, Ари, а не для меня.

Выйдя на террасу, он пытался убедить себя, что это неправда. Лали думает, что может обойтись без денег, но она ошибается.

Ари понимал, что дело не только в его одержимости работой. Лали под тридцать, ей хочется замуж. Четыре года назад она рискнула переехать к нему вопреки воле родителей, надеясь, что рано или поздно он сделает предложение. Однако Ари не мог заставить себя сказать нужные слова, хотя сам не понимал почему: без всякого сомнения, он любил Лали. Она была очень красива, а ее мягкий, спокойный нрав прекрасно уравновешивал его буйный темперамент. Друзья в один голос утверждали, что она ему идеально подходит.

К тридцати шести годам в любовницах Ари побывала целая плеяда восхитительных женщин, но каждый раз что-то удерживало его от решительного шага.

Он заметил, что в последний месяц Лали как-то отдалилась. Раньше всегда встречала его после работы, стараясь приласкать и накормить, а теперь все чаще где-то пропадала: то в спортзале, то на прогулке с подругами. Да и не удивительно: работая дома, Ари ее практически не замечал.

Пройдясь по квартире, он понял, что Лали нет дома, она даже не оставила записки или сообщения о своем местопребывании. После душа Ари прошел на кухню, разогрел в микроволновке остатки вчерашнего ужина и вернулся в гостиную с тарелкой и бокалом вина. Включив огромный телевизор, стал перелистывать каналы в поисках футбола. Как всегда, работы было по горло, но он чувствовал себя слишком вымотанным.

На горизонте маячила хорошая новость: один из молодых менеджеров, который пришел в компанию два года назад, оказался на голову выше остальных. Недавно Ари переговорил с ним и предложил повышение: взять в свои руки индийскую часть бизнеса, которая набирала обороты вместе с национальной экономикой. Если Дирен хорошо проявит себя в ближайшие полгода, можно будет поставить его директором.

Через три недели Ари предстояло лететь в Лондон на встречу с потенциальными клиентами; хотелось оставить вместо себя надежного человека.

Ему пришла мысль взять с собой Лали. Конечно, он не сможет проводить с ней много времени, зато она погуляет по городу, посмотрит достопримечательности. Да, надо сказать ей, когда вернется.

В половине одиннадцатого Ари выключил свет в гостиной и спустился в спальню. Очень странно. Лали никогда не задерживалась так поздно, тем более без предупреждения. «Наверное, обиделась», – подумал он, вспомнив несколько случаев, когда девушка угрожала его бросить. Ему всегда удавалось вымолить прощение – он умел убеждать. Никуда она не денется.

В восемь утра, допивая кофе перед выходом на работу, Ари услышал поворот ключа в замке, и в кухню вошла Лали. Измученная и бледная, без косметики, девушка напоминала обиженного ребенка. Увидев ее в дверном проеме, Ари понял, что она нервничает.

– Можно поинтересоваться, где ты была?

– Я ночевала у родителей.

– Правда? Я думал, ты с ними не разговариваешь, – удивился он.

– Я и не разговаривала: знала, что они тебе не нравятся.

– Подожди! – возмутился Ари. – Насколько я помню, когда ты решила переехать ко мне, они заявили, что не пустят тебя на порог. Я думал, ты тоже от них не в восторге.

Она посмотрела на него огромными карими глазами, полными слез.

– Они – мои родители, Ари. Я скучала по ним и чувствовала себя виноватой, что подвела их.

– Что значит подвела? Ты просто приняла решение, с которым они не согласились, вот и все.

– Я… – Она вздохнула и помотала головой. – Ари, ты очень сильно переменился.

– Что ты имеешь в виду?

– Теперь уже все равно… Я не хочу ссориться.

– В чем дело, Лали?

Она помолчала, собираясь с духом.

– Я переезжаю обратно к родителям. Пришла за вещами.

– Понятно. И надолго ты к ним? Еще на одну ночь? На месяц? А может, навсегда?

– Навсегда. Извини.

– То есть ты меня бросаешь? – наконец сообразил Ари.

– Да. Я не хочу ссориться или выяснять отношения. Просто заберу вещи и уйду.

Ее била нервная дрожь.

– Ты точно не хочешь со мной поговорить?

– Не о чем. Я пошла собирать вещи.

Она повернулась и вышла из кухни.

Ари не слишком волновался: они это уже проходили. Тем не менее ему было неприятно, что Лали решила переехать к родителям, которые с самого начала его невзлюбили. Он встал из-за стола и пошел в спальню.

– Лали, любимая, я вижу, что ты расстроена. Между прочим, я как раз собирался предложить тебе поехать со мной в Европу. Ты права, нам нужно почаще бывать вместе.

– У тебя никогда нет на меня времени. Я буду сидеть в отеле, а ты – пропадать на встречах и возвращаться уставшим.

Лали достала с нижней полки шкафа чемодан, водрузила его на кровать и начала складывать одежду.

– Лали! – Ари подошел и хотел ее обнять. – Я…

– Не трогай меня! – Девушка вырвалась и стала снимать с вешалок платья.

– Лали, объясни, что на тебя нашло! Пожалуйста! Ты знаешь, что я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходила.

– Нет. – Она подняла на него глаза, полные невыразимой печали. – Я верю тебе, но я должна уйти.

– Почему? Я думал, у нас все хорошо.

– Да, ты думал, что все хорошо, – горько произнесла Лали и застегнула молнию на чемодане. Затем взяла портплед и стала складывать туда все, что лежало на туалетном столике. – Ты не виноват, Ари. Просто так случилось.

– Не говори загадками, родная, я не понимаю. Если не я, то кто виноват?

Лали остановилась и тяжело вздохнула, глядя в никуда.

– Мы хотим от жизни разного, вот и все. Я хочу семью, детей и мужа, у которого найдется время побыть со мной. – Она перевела взгляд на любимого и едва заметно улыбнулась. – А тебе нужны успех и деньги. Надеюсь, они принесут тебе счастье. Извини, мне надо идти, внизу ждет отец. – Она вынула из кармана джинсов ключи от квартиры и машины и положила на столик. – Прощай, Ари. Я всегда буду любить тебя. Счастья тебе.

Ари стоял, окаменев, пока Лали катила чемодан, и пришел в себя, только когда хлопнула входная дверь. Выбежав из квартиры, он увидел закрывшуюся дверь лифта.

– Лали! – Ари ударил кулаком по кнопке и медленно вернулся в квартиру. Конечно же, она не уйдет. Просто решила устроить сцену, чтобы заставить его жениться. Ну, нет, ничего не получится. Шантажа он не потерпит.

Кроме того, она и двух минут не выдержит в хижине своих родителей. Придется жить в одной комнате с младшими братьями и сестрами, а их четверо. Вряд ли ей это понравится после роскоши, в которой она жила с ним.

На смену отчаянию пришла злость – он дал ей все, а она так поступила. Лали всегда говорила, что ее не интересуют материальные ценности, что живи он в убогой хижине на пляже, торгуя шамбалой^[3] и выручая несколько рупий в день, она бы любила его не меньше.

– Ну что ж, – с вызовом произнес Ари, – пусть поживет у родителей, а там посмотрим.

Поняв, что опаздывает на работу, он схватил ключи от машины и выбежал из квартиры.

Через неделю оптимизма у Ари поубавилось. Лали ни разу не позвонила. Сначала он даже радовался, что никто не отвлекает его от работы, но вместо того чтобы работать, целыми днями смотрел в окно на пляж, где загорали и купались люди, отдыхающие со своими семьями.

На самом деле он страшно скучал по Лали. Он и не подозревал, что будет так скучать. Бесчисленное множество раз набирал ее номер… Останавливала гордость. «Это она ушла, – шептал ему внутренний голос, – значит, она и должна позвонить первой. Выслушаю извинения и без упреков приму обратно, а потом, когда сам решу, сделаю предложение».

Однако шли дни, и его уверенность стала ослабевать. Сидя вечером в огромной пустой квартире, он думал, с кем можно поговорить, у кого спросить совета, – и не мог вспомнить ни одного человека, который его выслушает. Последние годы Ари был слишком занят, чтобы поддерживать дружбу со школьными приятелями, а после отказа приехать на похороны Анахиты десять лет назад родители и другие родственники махнули на него рукой. Он звонил домой раз в месяц, спрашивал, как их здоровье и что нового, не более. Даже мать, если брала трубку, вела себя холодно и отстраненно.

«Они от меня отказались», – со вздохом подумал Ари, спускаясь в спальню, где стояла слишком большая для одного кровать. Лежа на спине и положив руки за голову, он размышлял, как так получается: пока не ушла Лали, у него вечно ни на что не хватало времени. А теперь вечера тянутся как целая жизнь.

На следующее утро, заранее ужасаясь долгому, пустому уик-энду, Ари принял решение. Нужно наступить на свою гордость и попросить ее вернуться. Глубоко вздохнув, он набрал номер и впервые дождался соединения. Но вместо звонкого голоса Лали услышал лишь монотонный гудок, который означал, что номер не обслуживается.

Впервые после ухода любимой его сердце сжалось от страха. До сих пор он был уверен, что произошедшая ссора – всего лишь столкновение личностей, и готов был с достоинством принять поражение. Он не верил, что Лали всерьез решила прекратить отношения.

Ари не на шутку испугался и стал думать, как ее найти. Он знал лишь, что родители Лали живут где-то в закоулках бедного района Дхарави; за все время он был там один раз и понятия не имел, как найти их дом. Потом начал вспоминать, что ему известно об окружении Лали. Девушка никогда не знакомила его с подругами, потому что те большей частью выросли в такой же бедности, как она сама, не отличались изысканностью манер и не подходили для совместного похода в «Индиго кафе».

«Как можно было прожить под одной крышей четыре года и не знать, чем она живет, выходя за порог? – спрашивал себя Ари, меряя шагами залитую солнцем террасу. – Неужели это я во всем виноват? А кто же еще?»

Он ясно дал понять, что не желает иметь ничего общего с ее родителями. Даже не попытался наладить с ними отношения, хотя бы ради нее. Они были неплохие люди – бедные религиозные индусы, которые воспитывали своих детей, руководствуясь строгими моральными принципами, и, несмотря на весьма ограниченные средства, старались дать им образование.

Ари в изнеможении упал в кресло и наклонился вперед, сжав руками виски. Он презирал не только этих людей, но и их ценности: слепую веру в богов, смирение и покорность судьбе. Как и его собственные родители, они относились к «старой Индии», которую более чем столетнее правление британцев приучило к рабской покорности. Старшее поколение словно не понимало, что власть изменилась, что больше нет нужды в смирении. Индийский народ поднимал голову, и каждый мог творить свою судьбу.

Закипела необъяснимая злость. Неожиданно для самого себя он уронил голову на руки и впервые за много лет разрыдался.

Ари знал, что не скоро забудет этот долгий, черный уик-энд. Он и сам не понимал, что оплакивает – потерю любимой или себя самого. Пятнадцать лет ежедневной погони за успехом, должно быть, привели к нервному срыву.

Да, он организовал успешное дело и получал хороший доход. Но в процессе потерял себя, превратился в одинокого, злобного, самовлюбленного эгоиста. Куда пропали присущие ему человеческие чувства, любовь к ближним и сострадание? Вспомнились годы, проведенные в школе-интернате в Англии. На него смотрели свысока только потому, что он из Индии. Хотя Индия получила независимость шестьдесят лет назад, британские аристократы по-прежнему претендовали на свое врожденное превосходство.

Британское правление имело множество страшных последствий для индийского народа. Культура и традиции хозяев оставили неизгладимый отпечаток на его родителях. Для них обучение сына в английской школе было пределом мечтаний.

Пять лет, проведенные в Англии, доказали: он не хуже и не глупее своих британских сверстников. Однако, отказавшись от отличительных качеств своего народа, он превратился в такого же империалиста, как те, что правили его страной раньше. Он потерял свою индийскую душу.

Воскресным вечером Ари вышел из квартиры и, притворившись приезжим, спросил у первого попавшегося прохожего дорогу к ближайшему храму: ему было стыдно. Оказавшись в храме, он снял обувь и проделал все полагающиеся ритуалы, когда-то естественные, как дыхание, а теперь странные и непривычные. Совершая пуджу^[4], Ари предложил подношения не богине богатства Лакшми, как делал это в свои редкие визиты в храм в последние годы, а Парвати, богине любви, и Вишну, всемогущему защитнику. Он просил у них прощения за то, что отдалился от родителей, и умолял вернуть Лали.

Вернувшись из храма в более спокойном состоянии духа, он сразу же позвонил домой. Трубку взяла мама.

– Привет, мам, я…

– Что случилось, сынок?

Мама сразу поняла, что ему плохо, и у него на глазах вновь появились слезы. Ари, плача, стал просить у нее прощения.

– Сынок, твой плач разбивает мне сердце. Это из-за Лали?

– Откуда ты знаешь, мама?

– Она не говорила, что была у нас две недели назад?

– Нет.

– Понятно.

– Что она сказала?

– Что больше не может ждать, пока ты сделаешь ей предложение, – вздохнула Самина, – что ты не любишь ее достаточно сильно, и будет лучше, если она даст тебе свободу. Ты ведь знаешь, как ей хотелось иметь семью.

– Да, понимаю. Пожалуйста, поверь, я люблю ее. Я скучаю и хочу, чтобы она вернулась. Если ты знаешь, где она, передай ей мои слова. Я… – Ари запнулся.

– Нет, сынок, она не вернется.

– Почему?! – Ари и сам понимал, что говорит, как избалованный трехгодовалый ребенок, которому не купили понравившуюся игрушку.

– Мне очень жаль, что приходится тебе это говорить, но ты должен знать. Помнишь, родители хотели выдать ее замуж, а она отказалась, потому что полюбила тебя?

– Да. Какой-то троюродный брат из-под Калькутты, фермер, на двадцать лет старше…

– Вчера она вышла за него замуж.

Ари потрясенно молчал.

– Ари?

– Как это? Я не понимаю…

– А я понимаю, – спокойно ответила мать. – Лали уже под тридцать. У нее нет профессии, которой она могла бы зарабатывать на жизнь, а ее родители слишком бедны, чтобы содержать взрослую дочь. Выйдя за этого фермера, она будет обеспечена до конца своих дней.

– Разве я ее не обеспечивал? У нее было все! Может, я не уделял ей достаточно времени, но в финансовом отношении давал…

– Ты не давал того, чего ей больше всего хотелось. Чего хочет каждая женщина, особенно в Индии.

– Ты имеешь в виду брак? – простонал Ари.

– Разумеется. Лали понимала, что если она тебе надоест, ты можешь в любую минуту выставить ее на улицу. У нее не было никаких прав, положения в обществе, собственности. Знаешь, насколько это важно?

– Если бы она мне сказала… – кусал губы Ари.

– Думаю, она говорила, и не раз, только ты не слышал, – вздохнула Самина. – У нее были только молодость и красота. А время шло.

– Мама, я не понимал, поверь мне…

– А она слишком гордая, чтобы умолять тебя.

– Что же делать? – в отчаянии спросил он.

– Может быть, начать сначала? Но Лали ушла навсегда.

– Я… мне надо идти… работать…

– Не пропадай, звони…

Не в силах больше слушать, Ари нажал отбой.

На следующий день он впервые в жизни не поехал на работу. Позвонил Дирену, новому менеджеру по продажам, и сказал, что подхватил вирус с высокой температурой. На следующие несколько дней впал в спячку. Вылезал из постели поесть, выпить что-нибудь и сходить в туалет. Всегда кипевший энергией, он чувствовал себя вялым и бессильным. Просыпаясь, лежал, уставившись в потолок, и размышлял, куда делась его хваленая целеустремленность.

Во вторник вечером Ари выполз на террасу и долго глядел вниз, на огни бурлящего жизнью города. Будущее казалось ему беспросветной черной дырой.

– Лали, что я наделал…

Вдруг из квартиры раздался звонок домофона. Молясь, чтобы это была она, Ари подбежал и схватил трубку.

– Алло!

– Сынок, это я.

– Поднимайся, мама, – разочарованно и в то же время удивленно произнес он.

Родители жили в добрых пяти часах езды.

– Сынок!

Самина заключила его в объятия. В этот момент обида и горечь последних лет ушли, и Ари расплакался, как ребенок.

– Прости, мама, я так виноват…

Самина убрала с его глаз прядь волос и улыбнулась:

– Самое главное – что ты вернулся к своей семье, остальное неважно. Ну-ка, сделай матери чашку чаю. Устала я с дороги.

В тот вечер Ари высказал матери все, что мучило его в последние дни, поделился своими сомнениями и неуверенностью.

– Я рада, что ты говоришь сердцем, а не разумом, – пыталась утешить его Самина. – Я места себе не находила, гадая, куда пропал мой сын и вернется ли он когда-нибудь. Ты получил ценный урок. Счастье состоит из многих вещей, а не из чего-то одного. Деньги и успех не принесут тебе счастья, если твое сердце закрыто.

– То же самое говорила мне в нашу последнюю встречу прабабушка, – задумчиво сказал Ари. – Что когда-нибудь я это пойму.

– Анахита была мудрая женщина.

– Да, и мне очень стыдно, что я с ней не попрощался.

– Ну, если ты, подобно ей, веришь в духов, то она здесь, с нами, и принимает твои извинения. А теперь, – Самина зевнула, – я устала после долгой дороги, мне нужно поспать.

– Конечно, мама. – Ари провел ее в самую красивую спальню.

– Я буду спать одна, как королева, и целую ночь не услышу храпа твоего отца, – улыбнулась Самина. – Может, отсюда и не уезжать?

– Оставайся сколько хочешь, мама, – ответил Ари, с удивлением понимая, что говорит это не из вежливости. Ему стало стыдно, что он никогда не приглашал мать к себе. – И спасибо, что приехала, – добавил он, целуя ее на ночь.

– Неважно, какая у тебя квартира и сколько денег, ты всегда останешься для меня любимым первенцем. – Самина ласково погладила его по щеке.

Укладываясь в постель, Ари чувствовал странное умиротворение: в соседней комнате спала мать. Она не упрекала его за прошлое и немедленно приехала, узнав, что ему плохо. Затем вспомнилась Анахита, которая отказывалась верить, что ее сын все эти годы был мертв. Может, у матери действительно есть шестое чувство, когда речь идет о детях?

Взгляд Ари упал на ящик стола, где лежала история прабабушки, и его щеки залила краска стыда. Он не удосужился прочесть рукопись, хотя прошло уже одиннадцать лет. Если бы Анахита знала, как он в этом раскаивается!

Встав с постели, Ари открыл ящик и вытащил пожелтевшие листки. Записи были сделаны ровным, красивым почерком, на английском.

Однако глаза слипались. Пообещав себе, что начнет читать рукопись завтра, он лег в постель и уснул.

На следующий день Ари повел маму завтракать, после чего она засобиралась домой.

– Выходи завтра на работу, – посоветовала Самина. – Займись делом. Лучше, чем сидеть в одиночестве в пустой квартире.

– Нет, мам, да что же это такое! – улыбнулся Ари. – То ты говоришь, что я слишком много работаю, а то сама толкаешь меня в офис!

– В жизни нужно находить равновесие, – парировала Самина, – только тогда ты обретешь счастье. Ой, чуть не забыла! – Она порылась в сумке и вытащила потрепанный томик стихотворений Редьярда Киплинга «Подарки фей». – Отец просил передать тебе книгу. Сказал, чтобы ты прочел стихотворение «Заповедь», одно из его любимых.

– Я знаю это стихотворение. Правда, не перечитывал со школьных времен.

Мама уехала, заручившись обещанием, что Ари приедет в гости, как только вернется из поездки, а он поехал в офис. Пригласив к себе в кабинет Дирена, сообщил, что оставляет его вместо себя, и может задержаться в Лондоне дольше, чем планировал. А следующим вечером взошел на борт самолета, вылетающего в Хитроу. Даже не взглянув на список предлагаемых к просмотру фильмов, Ари прочел стихотворение и иронично улыбнулся. Он понял, что хотел сказать отец. Заказав бокал вина, он достал из портфеля прабабушкину рукопись.

6

Анахита

Я помню, мой сын. Тихим вечером даже легчайший намек на дуновение ветерка приносил благословенное облегчение от невыносимого зноя Джайпура. Мы с другими женщинами и детьми, живущими на женской половине Лунного дворца, забирались на крышу и устраивались там на ночь.

Джайпур стоит на равнине, окруженной бурыми пустынными холмами. Ребенком я думала, что живу в самом красивом месте на свете, потому что город был просто сказочным. На широких улицах стояли каменные особняки с куполообразными крышами, резными колоннами и верандами. И между ними, конечно же, Лунный дворец – город в городе, окруженный цветущим садом. Лабиринты узких дорожек с зубчатыми арками вели в многочисленные внутренние дворики, которые таили свои секреты от посторонних глаз.

Обитатели Джайпура тоже были яркими и многоцветными. Мужчины носили желтые, синие или рубиново-красные тюрбаны. Я любила смотреть на них с высоких террас дворца. Сверху люди казались сотнями пестрых муравьев, снующих по своим делам.

Во дворце посреди волшебного города я чувствовала себя принцессой, хотя в отличие от большинства моих подружек до девятилетнего возраста жила внизу, среди обычных людей. Моя мать, Тира, происходила из старинного рода вайдья^[5], женщины которого занимались ведовством и целительством.

С раннего детства я часто сидела рядом с мамой, когда к ней приходили за помощью. Мама выращивала в палисаднике душистые травы и смешивала аюрведические снадобья. Я часто наблюдала, как она растирает на каменной дощечке гуггул, манжишту или гокхру^[6], чтобы приготовить лекарство. Посетители уходили довольными, в полной уверенности, что к ним вернется любовь, исчезнет опухоль или родится долгожданный ребенок.

Бывало, когда на прием приходила женщина, мама просила служанку увести меня на пару часов из дома. Я заметила, что в таких случаях посетительницы ждали на подушках в задней комнате, испуганные и поникшие. Лишь много позже я поняла: она помогала несчастным прервать нежеланную беременность.

Мой сын, тебе может показаться, что это противоречит воле богов. Но так поступали женщины, у которых уже было по дюжине детей, а то и больше. В те дни в Индии не знали, как не допустить зачатия, а многие бедняки просто не могли прокормить лишний рот.

Мама помогала и при родах. Когда я подросла, она стала приобщать и меня. Впервые увидев, как рождается ребенок, я в ужасе закрыла глаза руками, но постепенно привыкла и стала смотреть на это как на чудо.

Порой мы с мамой выезжали в соседние деревни на низкорослой лошадке, которую отец держал в конюшне за городом. Тогда я начала понимать, что далеко не все дети живут в красивом городе с любящими родителями и едят по нескольку раз в день. Я видела нищету, болезни, голод и страдания и очень рано узнала, что жизнь несправедлива.

Моя мать, как все индусы, верила в приметы; отец даже шутил, что она возвела суеверие на новый уровень. Однажды мы собирались поехать к родственникам, которые жили в двухстах милях от нас, на веселый праздник холи, когда принято осыпать друг друга цветным порошком и к концу дня все с ног до головы покрыты всеми цветами радуги.

Мы вышли из дома и отправились на железнодорожную станцию, чтобы сесть на поезд. Внезапно перед нами пролетела белая сова. Мама остановилась с выражением неподдельного ужаса на лице.

– Надо возвращаться, – сказала она. – Мы никуда не поедем.

Отец, которому очень хотелось навестить родственников и отпраздновать холи, покачал головой.

– Дорогая, мимо нас просто пролетела красивая птица. Это ничего не значит.

Однако мама развернулась и пошла назад. Несмотря на уговоры отца, она отказалась изменить свое решение. Мы с папой страшно на нее обиделись: пока все наши родственники наслаждаются праздником красок, мы в одиночестве сидим дома. А через день мы узнали, что в том регионе случилось наводнение, и поезд, в котором мы должны были ехать, упал в реку вместе с мостом, не выдержавшим его веса. Погибло больше ста человек.

После этого папа стал относиться к маминым суевериям с большим вниманием. По мере того как я росла, мама учила меня готовить простые снадобья от кашля, простуды и разбитого сердца, наблюдать за лунным календарем. В определенные дни каждого месяца лекарства действовали лучше, чем в другие. Мама говорила, что женщины обязаны своей властью луне, а самая могущественная сила на планете – природа, созданная богами, чтобы дать людям все необходимое для жизни.

– Когда ты услышишь, как поют духи, Анни, – сказала она однажды, укладывая меня в постель, – тогда мы точно узнаем, что тебе передался мой дар.

В тот момент я ничего не поняла и лишь кивнула:

– Да, мамочка.

Для меня не было тайной, что семья матери считает ее брак мезальянсом. Мама принадлежала к высшей касте и приходилась троюродной сестрой махарани^[7] Джайпура. Хотя, если честно, мне всегда казалось, что все, кого я знаю, приходятся друг другу какими-нибудь родственниками. В двухгодовалом возрасте маму пообещали в жены зажиточному кузену из Бенгалии, который в шестнадцать лет некстати подхватил малярию и скончался. Пока родители искали ей нового достойного мужа, она встретила на фестивале наваратри^[8] моего отца, и они начали тайно переписываться.

Когда бабушка с дедушкой объявили маме, что нашли ей высокородного пятидесятилетнего мужа, для которого она станет третьей женой, та пригрозила убежать из дома, если ей не разрешат выйти за моего отца, молодого и красивого. На какие только ухищрения не приходилось идти моим родителям, чтобы видеться друг с другом!.. Эти истории стали частью семейного фольклора. В конце концов бабушка с дедушкой неохотно согласились с маминым выбором.

– Я сказал, что не могу дать их дочери рубины, жемчуга и дворец, но она всегда будет купаться в моей любви, – вспоминал отец. – Запомни, дочка, настоящая любовь стоит всех драгоценностей в королевстве махараджи.

Мой папа, Камалеш, был полной маминой противоположностью. Философ, поэт и писатель, верный последователь великого Рабиндраната Тагора, он писал статьи, в которых выражал свои радикальные убеждения, в том числе и по поводу британской колонизации. При этом папа в совершенстве знал английский язык и, несмотря на свои политические взгляды, зарабатывал на жизнь, преподавая его знатным индийцам, чтобы те могли общаться со своими британскими друзьями.

Меня он учил не только английскому, но и другим предметам, от истории до естественных наук. Пока мои сверстницы овладевали искусством вышивки и осваивали молитвы, чтобы найти хорошего мужа, я читала «Происхождение видов» Дарвина и изучала математику. К восьми годам я уверенно сидела на лошади без седла. Отец не делал скидок на возраст и требовал, чтобы я от него не отставала. Я обожала папу, как многие девочки, и старалась ему угодить.

Благодаря таким разным родителям: радикально настроенному отцу, который всегда рассуждал логически, и матери, которая, увидев однажды в спальне летучую мышь, позвала колдуна, изгоняющего злых духов, в моей голове сложилась удивительно противоречивая картина мира. Я впитала многое от обоих, при этом оставаясь собой.

Увидев однажды, как мальчишки избивают бродячую собаку, я в слезах забралась к папе на колени. Он взял меня за подбородок и посмотрел мне в глаза.

– Милая Анни, у тебя отзывчивое сердце, которое бьется громче сотни табла^[9]. Как и твой отец, ты не приемлешь несправедливости, – сказал он. – Но будь осторожна, дочь, потому что люди – сложные существа, и души у них, как правило, серые, а не черные и не белые. Там, где ты надеешься найти добро, может обнаружиться зло. А там, где ты видишь одно лишь зло, может найтись и добро.

Когда мне было девять лет, отец скоропостижно скончался во время вспышки тифа, которая разразилась в городе в сезон дождей. Не помогли даже мамины снадобья.

– Пришло его время, доченька, – только и сказала она.

Я не понимала, как она может оставаться такой спокойной. Я выла над его бездыханным телом, как безумная, а мама сидела тихая и невозмутимая, в глазах – ни слезинки.

– У каждого свой срок, Анни, ничего не поделаешь, – утешала она меня.

Я билась в истерике и цеплялась за тело отца, когда его поднимали на погребальный костер. Меня еле оттащили. Свами^[10] запели мантры и зажгли брикет соломы. Воздух наполнился едким дымом. Я отвернулась и зарылась лицом в мамину юбку.

После папиной смерти мы едва сводили концы с концами, и махарани Джайпура предложила нам жить у нее. Мы с мамой переехали из нашего славного маленького домика в Лунный дворец, в зенану, где жили женщины и дети. В те времена все женщины соблюдали пурду – ни один мужчина, кроме мужа и близких родственников, не мог видеть наших лиц. Даже если кто-то из нас заболевал, врач ставил диагноз через ширму. Сейчас мне и самой в это не верится, а тогда таков был порядок вещей.

Когда я впервые попала во дворец, мне стоило немалых усилий привыкнуть к постоянному шуму и суете. Дома нам помогали справляться с хозяйством служанка и мальчик-садовник; вечером они уходили, мы закрывали двери и оставались втроем. Жизнь во дворце разительно отличалась от нашего домашнего уклада. Мы жили, ели и спали все вместе. Порой мне не хватало тишины и спокойствия нашего дома, где я могла закрыться в своей комнате и без помех читать книгу.

Однако в такой жизни были и преимущества. Я не испытывала недостатка в подругах – в зенане жило много девочек моего возраста. Всегда находился кто-то, чтобы составить компанию в нарды или подыграть на ви́не, когда я пела.

Мои подружки, дочки местной знати, отличались хорошим воспитанием и манерами. Мне не хватало лишь уроков с папой. Только переступив порог дворца, я поняла, насколько опережал свое время отец, стараясь дать мне образование.

Это он придумал называть меня Анни; мое настоящее имя означало «грациозная», и в глубине души я считала, что оно мне не подходит. Мне легко давалась учеба, и я была превосходной наездницей; типично девичьи увлечения меня не интересовали. В зенане я часто наблюдала, как женщины прихорашиваются и часами вертятся перед зеркалом, выбирая правильный оттенок корсета к юбке – традиционные сари в провинции Раджастан не носили.

Все принцессы и многие их знатные родственницы были чуть ли не с младенчества обручены с мужчинами, которых выбрали их родители. Я же происходила из высокой касты, но бедной семьи. Отец почти ничего нам не оставил, и у мамы не было денег на приданое. Я не могла считаться удачной партией, и мама тщетно искала в нашем генеалогическом древе подходящего мужа. Меня это не слишком беспокоило: помня папины слова, я хотела найти настоящую любовь. В одиннадцать лет, когда мы прожили во дворце уже год, отцовская наука начала приносить плоды. Махарани выбрала меня в компаньонки для своей старшей дочери, принцессы Джамиры.

Хотя статус компаньонки давал множество привилегий – доступ в части дворца, которые раньше были под запретом, и сопровождение принцессы на различные увлекательные мероприятия, – я не могу назвать это время счастливым. Донельзя избалованная принцесса Джамира отличалась тяжелым характером. Потерпев поражение в игре, она в слезах бежала к матери и жаловалась, что я мошенничаю. Когда я говорила с ней по-английски, как просила махарани, она закрывала уши и не слушала. А если я обгоняла ее на утренней конной прогулке, она выла от обиды и весь день со мной не разговаривала. Мы обе отлично понимали, в чем дело: хоть она и была принцессой, ей не хватало многих моих талантов и умений. Еще хуже, что, несмотря на мое нежелание прихорашиваться, все замечали мою стройность и хорошее сложение, а Джамира не могла похвастаться ни тем ни другим.

– Мамочка, – плакала я, – Джамира меня ненавидит!

– Да, у нее непростой характер, – утешала мама, – но ты ведь понимаешь, родная, мы не можем ничего сделать. Не скажем же мы махарани, что тебе не нравится ее старшая дочь. Постарайся смириться. Нам оказана большая честь – она выбрала тебя. Когда-нибудь это окупится.

Как всегда, мама оказалась права. В тысяча девятьсот одиннадцатом году все индийские княжества пришли в великое волнение. Годом ранее скончался Эдуард VII, император Индии. Королем стал его сын, Георг V, и в июне в Англии должна была пройти его коронация. А в декабре предстояло устроить дарбар^[11] в Дели, куда пригласили всех принцев Индии.

Меня включили в свиту махараджи Джайпура в качестве компаньонки принцессы.

Мама не на шутку разволновалась.

– Когда ты родилась, Анни, – сказала она, взяв меня за подбородок и глядя мне в глаза, – я, как принято, попросила астрологов составить твой гороскоп. И знаешь, что там говорилось?

– Нет, матаджи, что?

– Что в одиннадцать лет с тобой произойдет что-то необычное. Ты встретишь человека, который изменит всю твою жизнь.

– Надо же, как интересно, – ответила я.

И только сейчас, когда я пишу эти строки, я понимаю, что астрологи были правы.

7

Невозможно описать словами великолепие и размах имперского дарбара. Когда мы приблизились к Парку коронации на окраине Дели, мне показалось, что там собралась вся Индия.

Мы с Джамирой и младшими принцессами сидели в закрытом паланкине на спине самого огромного слона в процессии махарани и выглядывали в щелочки между занавесями. Пыльные дороги были забиты всевозможными видами транспорта. Всю проезжую часть занимали велосипеды, автомобили, слоны, нагруженные вещами повозки, влекомые блестящими от пота буйволами. В Парк коронации спешили богатые и бедные.

Для каждого махараджи разбивали отдельный лагерь, состоящий из множества шатров – целый город, куда проводили воду и электричество. Когда мы прибыли в свой лагерь, я стала восхищенно разглядывать богатые помещения.

– Здесь есть даже ванна, – удивлялась я современным чудесам.

Джамиру все это не впечатлило, она плохо переносила дорогу.

– Где моя шкатулка для пуджи? – прикрикнула она на горничных, которые распаковывали бесчисленные чемоданы.

– Эти простыни жесткие! – возмутилась она, потрогав пухлыми пальчиками белье на кровати. – Поменяйте их!

Капризы Джамиры никак не отразились на моем настроении. Я помогла служанкам распаковать вещи принцессы, а когда ее увели в ванную, вышла из шатра. Вокруг нашего лагеря раскинулся чудесный сад, в вечернем небе светились огни огромного парка. Вдалеке взрывались цветные водовороты фейерверков, в воздухе висел едкий запах дыма, смешанный с ароматом благовоний, где-то трубили слоны и раздавались сладкие звуки ситаров.

Меня охватила чистая, ничем не омраченная радость. На нескольких квадратных милях парка среди тысяч людей, собравшихся на дарбар, присутствовали самые почитаемые, могущественные и образованные люди на земле. И среди них – я, Анахита Чаван.

Я подняла взгляд в небеса и обратилась к отцу.

– Я здесь, папа! – радостно сказала я ему.

Нет нужды говорить о том, что такое собрание сильных мира сего не могло обойтись без духа соперничества. Каждый махараджа хотел иметь более пышную свиту, большее количество слонов и лучше обставленные апартаменты, чем его соседи. Каждый старался устроить более роскошный обед или прием. «За рубины, бриллианты, изумруды и жемчуга, украшающие тела великих правителей и их жен, можно купить весь мир», – думала я, помогая Джамире одеваться на первый банкет, устраиваемый ее родителями. Все находились в состоянии крайнего возбуждения.

– Сегодня вечером к нам придут восемнадцать князей со своими женами, – сообщила мне Джамира, с трудом втискивая пухлую руку в золотой браслет. – Мамочка сказала, что на приеме будет присутствовать отец моего нареченного. Учти, я должна выглядеть как можно лучше.

– Конечно, – согласилась я.

Наконец четыре жены махараджи и старшие родственницы уселись за специальной ширмой, чтобы наблюдать за гостями-мужчинами на приеме перед банкетом. Остальные испустили вздох облегчения, что все отбыли в хорошем настроении, и стали ждать прибытия женщин и детей, которые должны были обедать с нами, отдельно от мужчин.

Вечером шатер наполнился женщинами и их отпрысками. Наши махарани приветствовали жен других махараджей. Мне, одиннадцатилетней, эти женщины казались сказочными феями: умащенные маслами и благовониями, разрисованные хной, украшенные жемчугами размером с куриное яйцо, в сверкающих головных уборах, инкрустированных рубинами и изумрудами, с бриллиантовыми клипсами в носу. Не меньше украшений сверкало и на детях – малютки трех лет от роду были увешаны неописуемо красивыми браслетами из чистого золота, ожерельями и кольцами.

Помню, что все это произвело на меня огромное впечатление и в то же время выбило из колеи. Невообразимая роскошь, принимаемая ее носителями как должное, спокойно уживалась с бедностью и лишениями, от которых страдали миллионы простых людей.

И все-таки я не могла удержаться от восхищения.

Именно в тот день начали сбываться предсказания астрологов. Люди редко замечают судьбоносные моменты, которые преподносит им жизнь.

Я тихо сидела в укромном уголке, рассматривая окружающее меня великолепие. В конце концов мне стало скучно и душно, я встала и прошла к выходу, чтобы глотнуть воздуха. Откинув полог, подняла взгляд в небо и почувствовала легкое дуновение ветерка.

Вглядываясь в бесконечность звезд, я вдруг услышала за спиной звонкий голос.

– Тебе скучно?

Передо мной стояла девочка примерно моего возраста, с густыми волнистыми волосами. По многочисленным ниткам жемчуга на шее и сверкающему драгоценными камнями головному убору я поняла, что она принадлежит к богатому и знатному роду.

– Нет, ни капельки, – поспешно ответила я.

– А вот и скучно! Я вижу, потому что сама умираю от скуки.

Я с трудом заставила себя посмотреть ей в глаза. Несколько секунд мы играли в гляделки, пытаясь понять, кто на что способен.

– Пойдем погуляем! – предложила незнакомка.

– Что ты, нельзя уходить отсюда, – испуганно ответила я.

– Почему? Здесь столько народу, никто и не заметит, что мы вышли. – Ее огромные карие глаза, отливающие янтарем, испытующе посмотрели на меня.

Я сделала глубокий вдох, с ужасом представляя, что будет, если обнаружится мое отсутствие, и, к своему удивлению, кивнула.

– Нужно держаться в темноте, не то нас заметят, – прошептала моя новая подруга. – Пошли.

И протянула мне руку с длинными тонкими пальцами. В ее глазах горели озорные искорки.

– Смотри, – показала она, – там обедают все махараджи.

Вокруг центрального шатра стояли тысячи свечей в стеклянных канделябрах, освещающие экзотический сад.

Девочка повела меня по мягкой траве, щекочущей босые ноги. Она явно знала, куда идет, и скоро мы оказались перед огромным шатром. Пройдя в темноте вдоль стены, она опустилась на колени, подняла тяжелый холст, наклонилась и заглянула в крошечный зазор.

– Пожалуйста, будь осторожна, тебя могут увидеть, – попросила я.

– Никто никогда не смотрит вниз, – хихикнула девочка, поднимая холст еще выше. – Иди сюда, я покажу тебе моего папу. Он самый красивый из всех махараджей.

Я тоже встала на коленки, приподняла плотную ткань и заглянула в дырочку, но увидела только лес мужских ног. Не желая огорчать свою новую подругу, я сказала:

– Да, невероятно впечатляющее зрелище.

– Мой папа вон там, слева.

– Ага, вижу, – сказала я, обозревая длинный ряд мужских лодыжек.

– Я думаю, он красивее твоего, – блеснула глазами девочка.

Я поняла: она думает, что я тоже принцесса, дочь махараджи Джайпура.

– Моего отца здесь нет, он умер.

Она сочувственно положила свою теплую руку на мою.

– Мне очень жаль.

– Спасибо.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Меня зовут Анахита, но все называют Анни.

– А меня – Индира, но все называют Инди. – Девочка с улыбкой легла на живот и подперла голову руками. – А как же ты сюда попала? – Она пытливо вглядывалась мне в лицо своими тигриными глазами. – Ты красивее остальных принцесс из Джайпура.

– Я не принцесса. Моя мама – троюродная сестра махарани Джайпура. Два года назад папа умер, и мы живем в Лунном дворце.

– А я, к несчастью, принцесса. – Она презрительно подняла брови. – Младшая дочь махараджи Куч-Бихара.

– Тебе не нравится быть принцессой? – поинтересовалась я.

– Вообще-то, нет. – Инди грациозно перевернулась на спину, положила руки под голову и обратила взгляд к звездам. – Я бы лучше стала укротительницей тигров в цирке.

Я хихикнула.

– Не смейся, я серьезно. Мама говорит, что я очень плохая принцесса. Я вечно пачкаю одежду и попадаю в неприятности. Она подумывает отправить меня в английский пансион поучиться манерам, только я сказала, что убегу оттуда.

– Почему? Я бы хотела побывать в Англии. Я никогда не путешествовала, – мечтательно сказала я.

– Везет тебе, а мы только и делаем, что куда-то едем. Мама очень общительная и всюду тащит нас с собой – то на сезон в Европу, то еще куда-нибудь. Я бы хотела просто жить в нашем чудесном дворце и присматривать за животными. Если не получится стать укротительницей тигров, стану погонщицей слонов. А в Англии – тоска. Серо, холодно и вечная сырость. Все в нашей семье постоянно простужаются, особенно папочка, – вздохнула Индира. – Я жутко беспокоюсь о его здоровье… А ты говоришь по-английски? – неожиданно спросила она.

Я уже начала понимать, что ее живой ум перелетает с предмета на предмет, подобно мотыльку.

– Да, – ответила я по-английски.

Индира села на колени и чинно протянула мне руку.

– Как поживаете? – церемонно спросила она, в совершенстве спародировав чеканное оксфордское произношение. – Ужасно рада с вами познакомиться.

Наши руки встретились.

– Я тоже рада, – ответила я, продолжая трясти ее руку. Мы повалились в траву, корчась от смеха. Когда мы немного успокоились, я поняла, что пора возвращаться в зенану, пока меня не хватились, и встала.

– Ты куда? – спросила Инди.

– Обратно в шатер. Нам обеим влетит, если кто-то узнает, что мы выходили.

– Подумаешь, – беспечно ответила Индира, – мне всегда влетает. Полагаю, они уже поняли, что принцессы из меня не получится.

Я хотела сказать, что меня так легко не простят, поскольку я не принцесса и должна отрабатывать свой хлеб.

– Еще пять минуточек! – попросила она. – В шатре такая тоска… – И тут же задала новый вопрос. – А за кого ты выйдешь замуж?

– Я еще не помолвлена, – честно ответила я.

– Везет тебе! Я впервые увидела своего будущего мужа пару дней назад. Он старый и безобразный.

– И ты все равно выйдешь за него?

– Ни в коем случае! Я найду красивого принца, который будет любить меня и обязательно разрешит держать тигров.

– Я бы тоже хотела найти своего принца, – согласилась я.

Мы лежали на траве, две маленькие девочки, глядя на звезды и мечтая каждая о своем принце. Людям всегда хочется знать, что ждет их в будущем, но, вспоминая первую встречу с Индирой, когда мы были такими юными и беспечными и впереди у нас была целая жизнь, я радуюсь, что мы не знали.

8

Празднества в Парке коронации продолжались три недели, за которые мы с Индирой стали неразлучны. Не понимаю, как моя подруга ухитрялась улизнуть из дома, но она всегда ждала меня в условленном месте. Лагерь стал нашей детской площадкой, садом удовольствий для двух пытливых душ.

На лотках продавалось множество соблазнительных вещей – панипури, румяные самосы с острыми овощами, зажаренные в масле, а в сувенирных магазинчиках – всевозможные статуэтки из глины и дерева. Индира, у которой всегда водились денежки, подарила мне глиняную фигурку тигра, которым я особенно восхищалась.

– Когда меня не будет рядом, просто посмотри в глаза этому тигру и вспомни, что я думаю о тебе, – сказала она.

На мое счастье, принцесса Джамира была частенько занята своими делами, вроде официальных визитов к другим махараджам с родителями, и в таких случаях мое присутствие не требовалось. Я спросила Индиру, почему она не посещает подобные мероприятия со своей семьей.

– Ну, я ведь младшая дочь, – беззаботно ответила она, – и мной никто не интересуется.

Это было не совсем так, потому что иногда она все-таки не могла встретиться со мной, а потом жаловалась, что пришлось несколько часов просидеть в душном шатре, пока родители общались с друзьями. Однако мы виделись почти каждый день.

Однажды утром, когда праздники подходили к концу и я с ужасом думала о скором возвращении в Лунный дворец, Индира примчалась на место встречи с горящими глазами.

– Пойдем скорей! – воскликнула она и потянула меня за собой.

– Куда? – спросила я.

– Увидишь.

Через пару минут мы подошли к лагерю махараджи Куч-Бихара – раньше Индира показывала мне резиденцию своего отца лишь издалека.

– Первое и самое важное, – сказала она, – я познакомлю тебя со своей любимой слонихой. Она еще совсем маленькая, ей только два года. Ее не хотели брать на дарбар, потому что она не умеет ходить в процессии, но я упросила. Она бы не выжила без меня и своей мамы.

Когда мы вошли в слоновник, мне в нос ударил резкий запах. «Здесь, наверное, не меньше сорока слонов», – подумала я, следуя за Индирой, которая здоровалась с животными, называя их по имени. В последнем стойле я увидела маленького слоненка. Услышав наши шаги, он издал приветственный клич.

– Как ты тут, малышка? – ласково спросила Индира.

Слоненок обнял ее хоботом за талию. Индира взяла несколько бананов из связки и протянула детенышу.

– Дитти, погонщик слонов, разрешил мне выбрать для нее имя, – пояснила она. – Я решила назвать ее Примой, что по-латыни означает «первая», потому что это первый слоненок, чьи роды я увидела. А теперь я называю ее Притти. Правда, она хорошенькая?

Посмотрев в добрые, доверчивые глаза животного, я почувствовала странный укол ревности.

– Да, очень славная.

К нам подошел сухопарый старик-индус с орехово-коричневой кожей.

– Дитти, моя подопечная хорошо себя ведет?

– Да, ваше королевское высочество, и все же она будет рада вернуться домой.

– Мы тоже, – заметила Индира.

Пожилой погонщик уважительно наклонил голову, и мы вышли из загона. Я впервые наблюдала, что к моей подруге относятся как к принцессе. На меня нахлынуло отчаяние. Девочка, с которой я болтала, играла и смеялась, как с сестрой, принадлежит к совершенно иному кругу и скоро вернется в свой далекий мир.

Я быстро заморгала, чтобы удержать закипающие в глазах слезы. Индира стала центром моей вселенной, а я впервые осознала, что не являюсь центром ее мира. Эти несколько недель я была для нее всего лишь развлечением. Она улетит, словно бабочка, порхающая с цветка на цветок.

Я старалась не расстраиваться и быть благодарной судьбе за время, проведенное вместе. В детские годы мама часто укоряла меня во внезапных приступах меланхолии, говоря, что я могу почувствовать себя несчастной из-за любой мелочи.

– Ты владеешь даром счастья, однако легко впадаешь в отчаяние, – говорила она.

– Пойдем скорее, я тебя еще кое с кем познакомлю, – сказала Индира.

Я с трудом отогнала грустные воспоминания и улыбнулась:

– Что на этот раз: животное, камень или человек?

Мы часто играли в такую игру, и подруга улыбнулась в ответ:

– Конечно, человек. Я познакомлю тебя с мамой.

При этих словах мое сердце забилось быстрее. Еще в Джайпуре я много слышала о прекрасной Айеше, махарани Куч-Бихара. Джамира и ее мать язвительно замечали, что та считает себя выше других только потому, что встречалась в Букингемском дворце с самой королевой Викторией, императрицей Индии.

– В Европе она говорит по-английски и носит западную одежду! – восклицала мать Джамиры. – Но одежда от французских дизайнеров и драгоценности, которыми осыпает ее муж, не делают ее лучшей индийской женой!

Я понимала, откуда взялась такая неприязнь. Несколько дней назад отец Джамиры побывал на неофициальном приеме у махараджи Куч-Бихара и по возвращении домой объявил, что в жизни не видел такой красавицы, как тамошняя махарани.

Женскую зависть вызывают чаще всего не ум, положение в обществе или количество драгоценностей в сейфе. Нет, больше всего женщины завидуют способности очаровывать мужчин.

– Мам, ты где? – крикнула Индира, когда мы вошли на женскую половину.

– Здесь, доченька, – ответил ласковый голос.

Индира протащила меня через какие-то шатры на симпатичную веранду, закрытую от солнца фиалковыми деревьями. Посреди дворика журчал фонтан.

– Я привела свою подругу Анни. Можно, мы зайдем поздороваться?

– Конечно, я как раз заканчиваю завтрак.

Мама Индиры полулежала на груде шелковых подушек. Она встала, подошла к нам и обняла дочь. Само по себе это было необычно: у нас в зенане полагалось в присутствии махарани склоняться в глубоком поклоне, пока она не разрешит встать.

– И где же ты была, непослушная девчонка? – с улыбкой спросила махарани.

Пока они обнимались, я во все глаза рассматривала женщину, о которой слышала столько сплетен. Она не сгибалась под тяжестью драгоценностей и не злоупотребляла косметикой. Стройную фигуру обтягивало простое шелковое платье, а длинные волнистые волосы свободно падали на плечи.

Она перевела на меня огромные янтарные глаза – точь-в-точь как у Индиры – и посмотрела оценивающим взглядом. Я была полностью согласна с отцом Джамиры: такой красивой женщины я никогда не видела.

– Я всего лишь показала Анни малышку Притти, – ответила Индира.

Махарани улыбнулась и поцеловала дочь в макушку.

– Ну, тогда познакомь меня со своей новой подругой.

– Анни, это моя мама, Айеша. Мам, это моя подруга Анахита Чаван.

– Здравствуй, Анахита. – Махарани тепло улыбнулась мне идеально очерченными губами.

От избытка чувств я покраснела до корней волос и лишилась дара речи, но в конце концов сложила руки, наклонила голову и заставила себя произнести:

– Для меня большая честь встретиться с вами.

– Посидите со мной, девочки. Хотите чаю?

Айеша подвела нас к подушкам и предложила сесть по обе стороны от нее. Я сомневалась, что можно так делать – у нас в зенане махарани полагалось сидеть выше подданных, – и все же последовала примеру Индиры.

Айеша хлопнула в ладоши, и на веранде немедленно появилась служанка.

– Чай, – приказала мама Индиры.

Девушка поклонилась и скрылась в шатре.

– Знаешь, Анахита, – обратилась ко мне Айеша, – Индира в последние дни только о тебе и говорит. Ты действительно свободно владеешь английским языком? Где ты его изучала?

– Меня папа научил, ваше высочество, он был учителем, – несмело ответила я.

– Тебе повезло. Образование – великий дар. К несчастью, многие в нашей стране до сих пор считают, что не стоит забивать девочкам головы лишними знаниями. Может быть, ты научишь мою дочь дисциплине, когда речь идет об уроках? – добавила она, любовно взъерошив Индире волосы. – Инди умная девочка, даже умнее своих братьев, ей бы еще терпения и усидчивости.

– Ты ведь знаешь, мам, я хочу быть укротительницей тигров, а не профессором, – надула губы Индира.

Я вновь поразилась искренности и открытости между матерью и дочерью.

– Ты живешь в Лунном дворце в Джайпуре? – продолжала махарани.

– Да.

– Джайпур – красивый город, – улыбнулась она.

Принесли чай, и я осторожно отхлебнула душистый напиток, не в силах поверить, что сижу рядом со знаменитой махарани Куч-Бихара.

– Знаешь, мам, – объявила неожиданно Индира, – я не могу оставить свою лучшую подругу, когда мы уедем отсюда. Я хочу, чтобы она поехала с нами и жила у нас во дворце.

Я вновь покраснела и опустила голову.

– Понятно. – Махарани подняла бровь и обернулась ко мне. – Индира обсуждала это с тобой, Анахита?

– Э-э… нет, ваше высочество, – пробормотала я.

– По-твоему, Анахита должна бросить свою семью, дом и друзей, чтобы жить с нами? Ты снова проявляешь эгоизм, Индира. Я приношу извинения за свою дочь, Анахита: порой она сначала говорит, а потом думает.

– Мам, мне так одиноко во дворце, пока братья и сестра учатся в своих школах! И ты ведь сама сказала, что Анни заставит меня заглядывать в книжки и поможет с английским, – упрашивала Индира. – Она сейчас делает все это для принцессы Джамиры.

– Тогда тем более нельзя, ведь ты понимаешь, что бедная принцесса Джамира будет скучать по Анахите. Ты не можешь похитить человека, даже если тебе очень хочется, милая моя Индира.

Я уже открыла рот, желая сказать, что с радостью соглашусь быть похищенной, но язык застрял в горле, и я сидела молча, пока махарани упрекала свою дочь в эгоизме.

– Мам, ты не понимаешь, я не могу без Анни! Если она не поедет с нами, я просто зачахну.

– Тогда мы попросим Анни приехать к нам в гости, – утешила дочь махарани. – Можно я тоже буду называть тебя Анни? – обратилась она ко мне.

– Конечно, ваше высочество, – торопливо ответила я. – И я бы очень хотела приехать к вам в гости.

– Значит, мы все устроим. А сейчас мне пора одеваться. У нас завтрак с вице-королем.

Махарани поднялась, я тоже вскочила на ноги.

– Приятно было познакомиться, Анни. Надеюсь, скоро ты нас навестишь, – улыбнулась она.

Индира тоже была приглашена на завтрак, поэтому я поплелась домой сама, ругая себя за стеснительность. Надо было признаться, что ради Индиры я согласна переехать хоть на Луну.

Праздники подходили к концу, и мы с Инди виделись все реже. Рабочим предстояло разобрать лагерь, а нам – складывать вещи и готовиться к путешествию домой.

– Что с тобой? – спросила у меня Джамира. – Ты как кошка, которой наступили на хвост. Не понравился праздник?

– Понравился, – ответила я.

– Так скажи мне спасибо, что попала сюда.

– Спасибо.

Принцесса надула губы и отвернулась. Я понимала, что выказываю значительно меньше благодарности и почтения, чем требуется, но меня это перестало беспокоить. Общаясь с Индирой и ее мамой, я чувствовала, что мне рады, меня ценят и уважают. Это было необычно и очень приятно.

В последний вечер в Дели я улеглась в постель в нашей с Джамирой комнате, глотая слезы. Мы уезжали рано утром, и я знала, что не смогу попрощаться с Индирой. Мы даже не успели обменяться адресами; вряд ли до нее дойдет письмо, адресованное «принцессе Индире, дворец Куч-Бихар».

Кроме того, горько думала я, она вернется к своей роскошной жизни и наверняка забудет меня. Так я и уснула в слезах под храп Джамиры.

Меня разбудил громкий шепот.

– Анни, проснись!

Открыв глаза, я поняла, что это не сон.

– Как ты сюда попала?

Индира приложила палец к губам и потянула меня за руку. В белых ночнушках, словно два привидения, мы пробежали по спящему лагерю и остановились между двумя шатрами, вдали от людских глаз.

– Я пришла попрощаться.

У меня сразу пропали ужасные мысли, что она меня забудет. Индира бежала ночью через весь лагерь, чтобы попрощаться со мной, и мне стало стыдно, что я в ней усомнилась. Глаза вновь наполнились слезами. Я протянула руки, и Инди бросилась в мои объятия.

– Я буду скучать по тебе, – плакала я ей в плечо.

– Я тоже, – отвечала она. – Не беспокойся, милая Анни, я найду способ сделать так, чтобы ты приехала в Куч-Бихар и мы уже никогда не расставались.

– Так не бывает…

– Не волнуйся, все бывает. Ладно, я пошла, пока меня не хватились. – Инди сняла с себя золотой кулон с Ганешей^[12] и надела мне на шею. – Чтобы ты меня не забывала. Прощай, сестренка, я люблю тебя. Скоро мы будем вместе, обещаю.

Блеснув глазами, чудесное видение исчезло в ночи.

По дороге домой, в Джайпур, моя рука постоянно тянулась к кулону, спрятанному под платьем. Я не осмеливалась показать украшение Джамире – она подумала бы, что я его украла.

Вернувшись в Лунный дворец, все, кроме меня, быстро привыкли к обычной жизни, а я не могла, как ни старалась. Мысли постоянно возвращались к обещанию Индиры. Что же она придумает?

Прошло несколько недель нового, тысяча девятьсот двенадцатого года, а подруга все не давала о себе знать. Я тщетно вглядывалась в глаза глиняного тигра, мысленно умоляя ее вспомнить обо мне.

В конце января, когда я уже начала терять надежду, за мной послала мать Джамиры. Мама усердно вымыла мне лицо, чуть не содрав кожу, и тщательно причесала волосы.

– Пойдем, тебя хочет видеть махарани! Надо хорошо выглядеть.

Нас провели в покои, и я склонилась в низком поклоне.

– Садись, дитя. И ты, Тира, садись.

Мы сели перед ней на пол, скрестив ноги.

– Сегодня утром я получила письмо от Айеши, махарани Куч-Бихара. Она пишет, что ее дочь Индира подружилась с тобой, Анахита, на дарбаре. Это правда?

Я не знала, как ей ответить. Вдруг она расценит мою дружбу с другой принцессой как пренебрежение к собственной дочери? Я пыталась понять, что думает махарани, но ее лицо, как всегда, не выдавало никаких чувств.

Пришлось сказать правду.

– Да, ваше высочество.

– Она пишет, что принцесса Индира заболела и отказывается от еды, пока ты не приедешь. Говорит, что девочка совсем плоха.

Я не понимала, верит ли в это сама махарани.

– Она серьезно больна? – взволнованно спросила я.

– Настолько серьезно, что ее мать просит немедленно отпустить тебя к ним в Куч-Бихар.

Я повернулась к маме, но ее лицо тоже не выражало никаких эмоций.

– Что ты об этом думаешь? – спросила у меня махарани.

Я постаралась принять серьезный и обеспокоенный вид. Неуместно было показывать ей, что искра, тлеющая в моей душе, вспыхнула ярким пламенем.

– Я почту за честь помочь принцессе Индире, если нужна ей, – ответила я, низко наклонив голову, чтобы мамы не заметили радости, вспыхнувшей в моих глазах.

– А ты что скажешь, Тира? Ты согласна на много недель отпустить свою дочь в чужой город?

Мама отлично понимала, что творится в моей душе. Она кивнула:

– Как и Анахита, я почту за честь выполнить просьбу ее высочества.

– Я уже говорила с Джамирой, она тоже считает, что Анахите нужно ехать, – добавила махарани.

Я едва удержалась, чтобы не поднять голову и не возблагодарить небеса. Неудивительно, что Джамира не стала препятствовать моему отъезду: ей хотелось иметь более уступчивую компаньонку.

– Что ж, раз все согласны, готовься к поездке, Анахита.

– Благодарю, ваше высочество, – ответила я, почтительно склонив голову, но не смогла удержаться от вопроса. – А когда я поеду?

– Я дам вам знать, – ответила махарани.

Мы с мамой, пятясь, вышли из комнаты. Как только мы оказались наедине, мама обняла меня, затем взяла за подбородок и посмотрела в глаза.

– Ты этого хочешь?

– Больше всего на свете, мамочка.

9

Вот так, дитя мое, началась новая страница моей жизни. Мама Индиры прислала адъютанта, который сопровождал меня в пути. Выйдя из поезда на одноколейной железной дороге, связывающей далекий Куч-Бихар с другими княжествами, я увидела на горизонте острые очертания Гималайских гор. Носильщик помог отнести старый отцовский чемодан в присланную за мной тонгу.

До отъезда из Джайпура я прочитала все, что смогла найти, о далекой северо-восточной провинции, где жила Индира. Тому, кто никогда не бывал в моей стране, сложно представить, какая она разная. Индия – страна контрастов, в каждом княжестве живут совершенно не похожие друг на друга народы со своим языком и самобытной культурой.

Как только я села в тонгу, одежда прилипла к телу. Жаркий и влажный климат Куч-Бихара разительно отличался от иссушающего зноя Джайпура.

Проезжая через город, я заметила, что жилища здесь совсем простые, сделанные из бамбука и тростника, а крыши увиты гибискусом. Здания строили на сваях, чтобы спасти от мощных наводнений. Никто здесь не выбрасывал деньги на каменные хоромы, как в Джайпуре, рассчитанные на двести-триста лет. Жители Куч-Бихара привыкли к наводнениям и землетрясениям, которые могут в считаные минуты смести их дома с лица земли.

Лошадь неспешно цокала копытами по пыльной дороге, и я изнывала от нетерпения. Дворец показался, когда мы выехали из города: два гигантских крыла с огромным куполом посередине. По обе стороны дороги раскинулся парк с ухоженными изумрудными газонами, а во всю длину дворца простиралось озеро. Из слоновника раздавались трубные крики.

Даже тогда я отметила, что это монументальное сооружение не похоже на традиционный образчик индийской архитектуры, а впоследствии я выяснила, что дворец Куч-Бихар спроектирован по образцу английского поместья. Из-за гладких стен и отсутствия типичных для Индии кружевных орнаментов он выглядел слишком строгим по сравнению с затейливо украшенным Лунным дворцом в Джайпуре.

Меня всегда поражал контраст атмосферы снаружи и внутри индийских дворцов. Постороннему наблюдателю они кажутся необитаемыми, потому что вся жизнь сосредоточена внутри, во множестве затененных двориков, защищающих обитателей от жаркого индийского солнца. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне приходит в голову, что их можно сравнить с людьми: гладкая поверхность кожи не выдает живости духа, скрывающегося внутри.

Именно так встретил меня Куч-Бихар: когда тонга остановилась и передо мной открыли дверь, я осознала, что не видела ни единой души с тех пор, как мы въехали в парк.

Кучер снял с повозки мой тощий чемодан, и я услышала за спиной голос:

– Сюрприз!

Индира прыгнула сзади мне на шею и обвила ее худыми руками.

– Ой! – закричала я: прядь моих волос попала в ее браслет.

Она сразу же отстранилась и развернула меня к себе.

– Ты приехала! Я же говорила, что мы встретимся!

– Да, приехала, – смущенно ответила я, чувствуя усталость после долгой дороги и неловкость – мы очень давно не виделись.

Я немедленно начала искать в облике подруги признаки болезни, которую так живо описывала ее мать. Но глаза Индиры блестели, густые черные волосы отливали синью, а гибкая фигурка была не тоньше, чем в нашу последнюю встречу.

– Я думала, ты чуть ли не при смерти, – укорила я ее. – Даже спать не могла, волновалась.

Она поставила руки на бедра и закатила глаза.

– Ну да, я болела. Не ела ничего целый месяц. Мама без конца вызывала врачей, чтобы выяснить, что со мной не так. Они решили, что я сохну по чему-то. Или по кому-то. А в один прекрасный день мама согласилась, что ты должна приехать, и я сразу же встала с постели и захотела есть. Ну, разве не чудо? – Индира возвела руки к небесам. – С тех пор у меня просто зверский аппетит.

Взглянув мне в лицо, она посерьезнела:

– Я ужасно скучала по тебе, Анни. Я бы точно умерла, если бы ты не приехала.

Меня поразило, что она пошла на такую уловку ради моего приезда. Я никогда не отличалась излишней доверчивостью, тем более – к особам королевской крови и принцессам, и мои чувства, очевидно, были написаны у меня на лице.

– Анни, ты сомневалась во мне?

Я молча опустила голову, а затем взяла ее руки в свои и крепко сжала.

– Да, и мне очень стыдно. Больше никогда не буду.

Первый месяц во дворце Куч-Бихара был полон удивительных открытий. Весь жизненный уклад там резко отличался от Джайпура. Женщины у нас в зенане частенько судачили, что махарани Куч-Бихара не соблюдает индуистские традиции. Мало того что Айеша не придерживалась пурды в дворцовых стенах, так она еще и путешествовала вместе с мужем и детьми по всему миру. По строгим канонам индуизма, королевская семья нарушала тем самым законы касты.

Джайпурские дамы также неодобрительно замечали, что махарани ведет западный образ жизни и постоянно приглашает во дворец иностранцев, в том числе европейских аристократов и американских актеров. Слушая бесконечные упреки, я хмуро кивала. Они не знали, что их рассказы не приводят меня в ужас, а напротив, восхищают.

Как я вскоре поняла, они говорили правду. Махарани вела дом в современной манере. Каждое утро мы с Индирой вставали ни свет ни заря и отправлялись на конюшню, где нас ждали оседланные лошади. Сначала мне было трудно состязаться с Индирой – прекрасной наездницей. Летя на безумной скорости через парк, смеясь и крича от восторга, я чувствовала себя живой, свободной и, как никогда, счастливой.

Мне удалось обогнать Инди лишь через пару недель, и когда это случилось, она радовалась моему триумфу не меньше меня самой.

После завтрака в будни мы шли в большую комнату, где с нами занимался частный преподаватель. Непоседливая Индира не могла сосредоточиться на уроках, и мне стоило немалого труда убедить ее позаниматься. Она мечтательно смотрела в окно, дожидаясь, когда ее выпустят на волю и она сможет навестить свою драгоценную Притти, покататься у нее на спине или поиграть в теннис на прекрасно оборудованном корте.

Что касается меня, то я радовалась возможности продолжить образование. Наш учитель, профессор из Англии, поощрял мою любовь к книгам. Мы с ним, что называется, нашли друг друга. Мой словарный запас заметно увеличился, и я старалась, как просила махарани, как можно больше говорить с Индирой по-английски.

Айеша также наняла для своей младшей дочери английскую гувернантку. Мягкая и добросердечная мисс Рид очень старалась, однако быстро потеряла надежду превратить свою неугомонную подопечную в настоящую леди. Индира частенько игнорировала ее просьбы не опаздывать на завтрак или посидеть тихонько с книгой. Как только мисс Рид поворачивалась спиной, моя подруга задорно подмигивала мне, и мы отправлялись на поиски приключений.

Одним из моих любимых мест во дворце была обширная библиотека с прекрасным собранием книг лучших писателей мира. Правда, стеклянные шкафы с книгами были всегда закрыты. Они служили всего лишь украшением, и я сомневалась, что кто-нибудь хоть раз держал в руках один из этих томов. Я часто рассматривала полки, мечтая взять книгу. Приходилось довольствоваться потрепанными экземплярами «Грозового перевала», «Оливера Твиста» и «Гамлета», которые привез из Англии наш ментор. В тихие послеобеденные часы я снова и снова перечитывала эти замечательные произведения.

Во второй половине дня мы с Индирой обычно шли отдыхать в красивую просторную спальню. Я лежала на кровати, рассматривая лазурно-голубые стены, вручную разрисованные гималайскими маргаритками, и страстно благодарила богов за то, что попала в такое чудесное место. Индира, тратившая из-за своей импульсивности слишком много нервной энергии, мгновенно засыпала, а я долго прокручивала в памяти события дня.

С наступлением темноты дворец оживал. Я обожала это время, да и все остальные с нетерпением ждали вечера. К ужину собиралось множество гостей со всех концов света. Мы с Индирой наблюдали, как слуги накрывают стол в гигантской столовой, расставляя тарелки из чистого золота, ножи и вилки, инкрустированные драгоценными камнями, и огромные вазы с чудесными цветами. В воздухе витал аромат благовоний – слуга проносил через комнаты серебряную курительницу.

В первый же вечер во дворце я столкнулась со странным ритуалом, несказанно меня удивившим.

– Мы будем смотреть, как твоя мама одевается и готовится к вечеру? – переспросила я. – Зачем?

– Не знаю, – пожала плечами Индира. – Просто она хочет, чтобы мы все собрались у нее.

Как можно одеваться в присутствии кучи людей? – недоумевала я, проходя через зал для приемов с купольным потолком и таким высоким входом, что туда мог въехать махараджа на огромном слоне.

Когда мы вошли в личные покои махарани, я не поверила своим глазам, столько народу толпилось в будуаре: служанки, родственницы, гости, дети. Посреди всей этой суеты восседала за роскошным туалетным столиком сама махарани.

Индира провела меня прямо к матери.

– Мамочка, Анни приехала! – радостно воскликнула она.

– Я вижу, – улыбнулась Айеша, – и полагаю, милая Индира, что теперь к тебе окончательно вернутся сон и аппетит.

Мы обменялись понимающими взглядами.

– Добро пожаловать, Анни. Надеюсь, тебе у нас понравится.

– Спасибо, – ответила я, – нисколько в этом не сомневаюсь.

Признаться, в тот первый вечер я почти не слышала, что она говорит. Я, как зачарованная, смотрела на лицо с подведенными черным глазами и губами, приобретающими красный цвет, по мере того как Айеша проводила по ним кисточкой. Воздух наполнял аромат ее любимых французских духов. Махарани одновременно приводила себя в порядок и поддерживала светскую беседу, свободно переходя с хинди на английский или бенгальский, в зависимости от того, к кому обращалась.

– Пойдем, – сказала Индира, – я покажу тебе остальные мамины комнаты.

Она потащила меня в роскошную дамскую комнату с настоящей ванной в западном стиле, где из серебристых кранов расточительно лилась проточная вода, а затем в бело-золотую спальню с высоким потолком и огромной мраморной кроватью. Вдоль комнаты тянулась тенистая веранда, выходившая во дворик, где росли фиалковые деревья, гибискус и жасмин.

Мой сын, если когда-нибудь на свете существовала настоящая сказочная королева – молодая, красивая и добрая, живущая в прекрасном дворце, то это Айеша, махарани Куч-Бихара. Как и все, кто ее знал, я попала под очарование этой удивительной женщины.

Позже, когда махарани – сногсшибательно красивая в изысканном изумрудном сари – подготовилась к встрече с гостями, мы с Индирой вернулись к себе. Мисс Рид с трудом заставила нас надеть ночные рубашки и улечься в постели.

– Правда же, моя мама – самая красивая на свете? – спросила Индира.

– Да, правда, – не колеблясь, ответила я.

– А самое главное, – сонно зевнула подруга, – что мамочка с папочкой без ума друг от друга. Папа обожает маму. И он самый красивый мужчина на свете. Скоро ты его увидишь. – Она протянула мне руку в темноте. – Доброй ночи, милая Анни. Я так рада, что ты приехала.

10

Однажды утром, получив письмо от мамы, я с удивлением осознала, что живу в Куч-Бихаре без малого два месяца. Первоначально мы договаривались, что я пробуду в гостях всего пару недель. Мне стыдно об этом говорить, но я с таким удовольствием погрузилась в новую жизнь, что потеряла счет дням. В письме мама спрашивала, когда я вернусь. При мысли, что я здесь только временно, я застыла как громом пораженная.

Мы с Индирой понимали друг друга без слов, и она сразу же заметила, что со мной что-то происходит.

– Что случилось?

Я опустила глаза в письмо:

– Мама спрашивает, когда я вернусь.

– Куда? – удивилась Индира.

– В Джайпур, куда же еще.

– Ты не можешь взять и уехать, – заявила она. – Ты теперь живешь у нас. Пусть твоя мама приедет в гости.

– Сомневаюсь, что она захочет ехать в такую даль.

– Я поговорю с мамочкой, она что-нибудь придумает.

У меня сердце ушло в пятки, когда Индира помчалась разыскивать свою маму. А вдруг махарани из-за занятости просто не заметила, что я еще здесь? Что, если – я содрогнулась от ужаса – меня навсегда отправят в Джайпур?

Вернувшаяся через полчаса Индира удовлетворенно кивнула:

– Не волнуйся, Анни. Мама все устроит.

В тот вечер, когда мы все собрались у махарани в будуаре, Айеша подозвала меня к себе.

– Индира говорит, что твоя мама скучает и хочет тебя видеть.

– Да, так она написала в письме, – взволнованно ответила я.

– Я ее прекрасно понимаю. Любая мать хочет быть ближе к своему ребенку. Мы пригласим ее в гости.

Я почтительно поклонилась.

– Благодарю вас, ваше высочество.

На самом деле мне хотелось ее обнять и расцеловать.

– Я сегодня же напишу твоей маме. Нам с ней все равно нужно кое-что обсудить.

С моей души словно камень свалился: она не собирается отправлять меня домой.

Через несколько дней махарани появилась на пороге нашей комнаты.

– Пойдем со мной, Анни. – Она указала на дверь, выходящую на веранду.

– А можно мне с вами? – жалобно спросила Индира.

– Нет, – твердо ответила ее мать.

Мы сели на скамью в тени деревьев. Махарани была потрясающе красива даже в простой тунике и брюках, которые носила дома в отсутствие гостей.

– Анни, я хочу поговорить с тобой без Индиры.

– Да, ваше высочество.

– Тебе у нас нравится?

– О да, ваше высочество.

– Ты хочешь жить здесь и дальше?

– Да, если можно! Мне очень нравится!

Мой тон не оставлял никаких сомнений в искренности ответа.

Махарани посмотрела вдаль.

– Наконец-то, – вздохнула она. – Я хотела услышать это из твоих собственных уст. Я отдаю себе отчет, что Индира своенравна и избалована. Она младшая, с ней все носятся, и мы предоставляем ей больше свободы, чем следовало бы. Это моя вина. Я знаю, что она скучает по братьям и сестре, и ей было одиноко, пока не появилась ты. Тем не менее она не может ожидать, что все будут исполнять любой ее каприз, особенно когда речь идет о людях.

– Я люблю ее, – сказала я самые простые и правдивые слова, которые знала.

Махарани с улыбкой повернулась ко мне:

– Я знаю, Анни. Это написано у тебя на лице. Настоящая дружба, которая заключает в себе любовь, преданность и доверие, – огромная редкость. Надеюсь, что вы сохраните ее на долгие годы. Тем не менее, – внезапно посерьезнев, махарани взяла меня за руки прохладными, тонкими пальцами, – у тебя тоже есть своя жизнь, свои мысли и желания. Пообещай, что не побоишься сказать мне о них. Индира – сильная личность.

Айеша вновь улыбнулась:

– Как ни грустно, она похожа на меня. Не иди у нее на поводу, хорошо? Это может плохо кончиться для вас обеих.

– Да, ваше высочество, – ответила я, глубоко тронутая тем, что она считает меня достойной таких советов. В тот момент я поняла, почему знаменитую махарани Куч-Бихара обожают практически все, кому посчастливилось ее узнать. Она понимала человеческую природу.

– Через неделю приезжает твоя мама, и я с ней поговорю, – добавила Айеша.

– Спасибо, ваше высочество.

– Это я должна тебя благодарить, Анни. Моей дочери очень повезло иметь такую подругу.

Она отпустила мои руки и встала.

Десять дней спустя во дворец Куч-Бихар прибыла моя мама.

– Анни, ты так выросла! – воскликнула она.

Я повела ее на экскурсию по дворцу. Было заметно, что мама смущается при виде комнат, обставленных бесценными сокровищами, которые собирала махарани по всему миру. Я уже привыкла к окружающей меня роскоши.

– А где здесь зенана? – нервно спросила мама.

– Гм… ну, – я неопределенно помахала рукой, – где-то там…

– Но ведь махарани живет вместе с другими женщинами в зенане?

– Нет, мам, у нее свои отдельные комнаты.

Ведя маму по дворцу, я понимала, что ей не по себе. Вокруг сновали адъютанты и слуги-мужчины, не обращавшие на нас никакого внимания. Хотя мама занималась целительством и частично переняла папины прогрессивные взгляды, я видела, что ей неловко. Она никогда раньше не появлялась с непокрытой головой в присутствии мужчин.

– Вы с принцессой Индирой скоро станете девушками. Вы будете придерживаться пурды и жить в зенане?

– Не знаю, матаджи, – честно ответила я.

Мы сели во дворике рядом с нашей комнатой выпить чаю.

– Если хочешь, я спрошу у махарани. Или спроси сама. Я знаю только, что она и ее муж дружат с Рабиндранатом Тагором, которым так восхищался папа. Он не одобряет пурду, – сказала я, подсластив пилюлю упоминанием об отце.

Я до сих пор помню мамино взволнованное лицо: в ее сердце шла борьба старого с новым.

– Я бы хотела отдохнуть с дороги, – наконец промолвила она.

Я знала, что вечером маму пригласят в покои махарани. У меня замирало сердце при мысли, что она там увидит. Будуар Айеши представлял собой алтарь современного образа жизни, и я с ужасом представляла, как испугает маму верховная жрица всего этого великолепия с ее французскими духами и прочими благами западной цивилизации.

Если мама решит, что меня здесь воспитывают не в настоящих индуистских традициях, она вправе забрать меня в Джайпур.

Переживала я зря. Как только мы втроем вошли в комнату, Айеша встала и устремилась навстречу, чтобы поприветствовать маму. На махарани было мерцающее золотистое сари, ее шею украшало бриллиантовое колье, а в носу сверкала крупная рубиновая клипса, отражавшая свет хрустальной люстры.

– Для меня большая честь встретиться с вами, ваше высочество, – взволнованно сказала мама.

Глядя на этих двух женщин, я подумала, что они представляют собой две полные противоположности. Одна – невероятно красивая, богатая и независимая, другая – усталая, преждевременно постаревшая от жизненных тягот.

– Нет, это вы оказываете мне честь, – ответила махарани. – Ваша дочь – удивительная девочка, и нам несказанно повезло, что она здесь. Пойдемте, я покажу вам свою комнату для молитв, и мы совершим пуджу Брахме за то, что он благословил нас такими чудесными детьми.

С этими словами она провела мою маму мимо удивленных наблюдателей в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь.

Четверть часа спустя они вернулись в будуар, болтая запросто, словно давние подруги. Мамина нервозность пропала без следа, и я мысленно поблагодарила богов за то, что махарани сумела найти к ней подход.

Мама попала под очарование Айеши в первый же вечер. Она восторгалась прекрасным вкусом своей новой подруги, ее обширными познаниями в поэзии, философии и других областях. Они увлеченно обсуждали аюрведу, и махарани заинтересовалась маминым даром предвидения.

– Мам, а ты ей гадала? – полюбопытствовала я однажды, когда она вышла из покоев махарани.

– Ты прекрасно знаешь, Анни, что это личное дело, – ответила она.

К концу первой недели мама уже спокойно гуляла со мной по саду на виду у обитателей дворца. Правда, она по-прежнему прикрывала лицо гунгхатом^[13]; во всем остальном она восхищалась дворцом и его обитателями не меньше моего.

За день до маминого отъезда махарани призвала ее к себе на частную беседу. Мы с Индирой, зная, что именно они намерены обсуждать, караулили под дверью, не находя себе места от волнения.

– А вдруг мама захочет, чтобы я поехала с ней домой? Я там просто умру! – прошептала я.

Индира спокойно сидела рядышком, держа меня за руку.

– Не бойся, не захочет.

Как всегда, Инди оказалась права. Мама вышла, улыбаясь, и повела меня в комнату, чтобы поговорить с глазу на глаз.

– Махарани спросила, готова ли я оставить тебя в ее семье на постоянной основе, а также предложила дать тебе образование вместе с Индирой, а ведь этого так хотел бы твой папа.

– Да, матаджи, – пробормотала я.

– А еще она сказала, что понимает, как трудно мне будет без тебя, и предложила проводить несколько месяцев в году здесь – пока вы живете во дворце. Так что, дочка, хочешь остаться у них, когда я вернусь в Джайпур?

– О, мама… не знаю… – к моим глазам подступили слезы, – наверное, да. Я, конечно, буду страшно скучать по тебе, но папа был бы рад, что я смогу учиться дальше. А в Джайпуре это невозможно.

– Согласна, здесь больше возможностей. Ты всегда была особенной, моя милая девочка. – Она ласково потрепала меня по щеке. – Будешь писать мне каждую неделю?

– А как же, мамочка, хоть каждый день.

– Хватит и раза в неделю. Я приеду через четыре месяца, когда закончится сезон дождей.

– Я буду скучать.

– Я тоже. И помни, я всегда с тобой.

– Знаю, матаджи.

Мы крепко обнялись. Даже сейчас помню: она посмотрела на меня таким печальным взглядом, что я спросила:

– Может, все-таки поехать с тобой?

– Нет, Анни. – Она обратила взор к небесам. – Твоя судьба – остаться здесь.

Мама уехала в Джайпур, нагруженная подарками от махарани. Хотя мое заветное желание сбылось и я могла теперь считать дворец Куч-Бихар своим постоянным домом, мне было чуточку неприятно, что мою мать, столь мудрую и духовно одаренную женщину, так легко убедили от меня отказаться.

Летом, когда наступила невыносимая жара и раскаленная земля впивалась даже в наши огрубевшие подошвы тысячами пчел, королевский двор вместе с остальными аристократами страны переместился в горные районы с их свежим, прохладным воздухом.

Мы отправились в Дарджилинг – чудесный регион на высоте чуть больше двух тысяч метров над уровнем моря, знаменитый зеленеющими по холмам чайными плантациями.

Тогда и начался мой пожизненный любовный роман с Дарджилингом. У меня поднималось настроение от захватывающего вида на Гималаи. Британцы тоже давно привыкли пережидать жаркий сезон в Дарджилинге, в силу чего город подвергся английскому влиянию, в том числе и в архитектуре. На склонах холмов выстроились ровные ряды белых коттеджей, названные в честь английских местностей, и весь город, в отличие от наших хаотичных поселений, был спланирован безукоризненно. Глядя на него, я мечтала когда-нибудь посетить настоящую Англию.

В Дарджилинге я познакомилась со старшими братьями и сестрой Индиры – погодками пятнадцати, шестнадцати и семнадцати лет. Все трое приехали на каникулы из частных пансионов в Англии. Они души не чаяли в Индире и баловали ее, как могли. Пятнадцатилетняя Минти казалась мне совсем взрослой и рассудительной. За ужином я увлеченно слушала их рассказы о жизни в Англии. Они учили меня играть в крикет на аккуратных зеленых лужайках, а средний брат Индиры, весельчак Абивант, развлекал карточными фокусами. Больше всего меня смущал наследный принц Радж, старший брат Инди, – такой красивый и обаятельный, что в его присутствии я буквально лишалась дара речи.

Дом был гораздо меньше, чем дворец в Куч-Бихаре, и жили мы по-семейному. Поскольку особняк стоял высоко в горах, куда можно было добраться только на лошадях или с помощью рикш, там царили тишина и спокойствие.

Красавец махараджа, которого я редко видела в Куч-Бихаре в силу его занятости государственными делами, проводил больше времени со своей семьей. Почти каждый день мы устраивали пикники в саду. В Дарджилинге я наблюдала жизнь, которой мне хотелось бы для себя в будущем. Я видела, как Айеша с мужем обмениваются тайными улыбками за обедом, как его рука незаметно проскальзывает ей на талию. Это напоминало мне моих родителей.

Управляя вдвоем целым королевством и будучи чрезвычайно занятыми людьми, они черпали силы во взаимном восхищении, любви и доверии.

В то лето мы с Индирой вставали чуть свет и скакали по крутым тропам к Тигриному холму, чтобы увидеть восход солнца над Эверестом. А то отправлялись на рынок в центре города, где продавали всякую всячину торговцы из Тибета и Бутана в огромных меховых шапках. Я чувствовала себя невероятно счастливой: семья Индиры приняла меня, как родную.

Мое детство трудно назвать беззаботным, и все-таки тогда я еще не понимала, как быстро может все измениться. Безоблачное счастье на каком-то этапе жизненного пути не обязательно гарантирует, что так будет всегда.

Менее удачливым жителям Индии, оставшимся в стороне от нашего горного рая, в том сезоне не повезло. Внизу бушевали песчаные бури; даже через незаметную трещину в стекле за ночь могло нанести полный дом пыли. Разбухшие от непрерывных дождей реки выходили из берегов, смывая все на своем пути.

Кроме того, наступил сезон чумы – время, когда каждая мать боится за своих детей. Бродя как-то по кладбищу Дарджилинга, я с удивлением обнаружила много детских могил – не только индийцев, но и англичан. Множество людей каждый год умирало от тифа, малярии и желтой лихорадки. То лето выдалось особенно тяжелым: в разных частях страны то и дело возникали вспышки чумы.

Однажды августовской ночью мне приснилась целая серия страшных снов, и я проснулась в холодном поту, с ощущением невыразимого ужаса. Через неделю меня попросили явиться в гостиную махарани. Пока я шла, сердце выскакивало у меня из груди. Когда мама сказала, что я унаследовала ее дар, я не поверила, но в тот день меня охватило страшное предчувствие. Я уже знала, что скажет Айеша.

Махарани держала в руках письмо. Она указала на кушетку, чтобы я села рядом с ней.

– Милая Анни, даже не знаю, как сообщить тебе страшную новость.

– Как умерла моя мама?

Я впервые в жизни увидела, что Айеша растерялась.

– Я… кто тебе сказал? Я получила письмо только сегодня утром.

– Я просто… знала, – ответила я, едва сдерживая слезы.

– Говорят, некоторые люди чувствуют, когда уходят близкие, – сказала она, овладевая собой, – а ты, Анни, невероятно восприимчива к таким вещам. Как ни печально, ты права. Твои мама, тетя и дядя спасались от жары в горах. К несчастью, однажды ночью произошел оползень, который погубил всю деревню. Никто не выжил. Мне очень жаль, милая Анни. Ты потеряла не только маму, но и тетю с дядей, и пятерых кузин и кузенов.

Я сидела ни жива ни мертва, чувствуя тепло ее руки, вспоминала свою маму, тетю, дядю и их детей – самому младшему не исполнилось и двух лет – и никак не могла примириться с тем, что их больше нет.

– Если мы можем чем-то помочь, только скажи, Анни.

Я покачала головой, слишком убитая горем, чтобы произнести хоть слово.

– Это случилось неделю назад, – продолжала махарани. – Поиски тел продолжаются. Если их найдут, тебе, разумеется, придется поехать в Джайпур на похороны.

– Да, – сказала я, хотя мы обе знали, что их не найдут. Моя мама навсегда останется лежать в иссушенной солнцем, спекшейся красной земле.

– Наверное, ты захочешь пойти в храм помолиться. И вот, возьми, – махарани протянула мне белую тунику из тончайшего шелка. – Я всегда находила утешение в том, что мы, индийцы, носим белое, а не черное, оплакивая своих близких. В мире и без того хватает печали. И еще… милая Анни, не бойся за свое будущее. Я оторвала тебя от семьи и теперь за тебя отвечаю, понимаешь?

Я тогда мало что понимала. И все же кивнула.

– Помни: те, кого мы любим, всегда с нами, даже если мы их не видим, – добавила она.

Я молча встала, не в силах найти утешение в ее словах.

Я надела белую тунику, и за мной прислали адъютанта, который отвез меня на рикше в небольшой индуистский храм. Я в одиночестве принесла подношения богам и прочла молитвы, чтобы облегчить путь умершим. Затем села перед богами, опустив голову на колени. Мне страстно хотелось верить, чувствовать, что мама по-прежнему со мной, однако осознание чудовищной реальности заставляло думать о том, как жить дальше. Я осталась сиротой; у меня нет ни денег, ни собственности: полная зависимость от милостей королевской семьи. Я даже замуж не смогу выйти – ни один приличный мужчина не позарится на сироту без приданого.

В тот день в храме я плакала не только о своей потерянной семье, но и о недоступности жизни, какой желал для меня папа. Он так мечтал, что я смогу применить свой пытливый, смелый ум, который он старательно питал и взращивал. У меня безжалостно отобрали это будущее.

Чья-то рука вцепилась мне в плечо; я не шелохнулась.

– Анни, мне мама сказала, какой ужас, мне так жаль, так жаль… – донесся голос Индиры. – Не плачь, Анни, я не дам тебя в обиду, никогда, обещаю. Я люблю тебя. – Она протянула мне руку, и я вцепилась в нее, как в спасательный круг.

Она обняла меня, словно пытаясь защитить своим худеньким телом от всех бед. Мы долго так сидели, а затем я встала, навсегда попрощалась со своей семьей и ушла из храма рука об руку с единственным человеком в мире, которому была небезразлична.

Поздно вечером я не могла уснуть и, осторожно убрав с плеча теплую руку Инди, вышла на веранду. Меня охватила приятная ночная прохлада, над головой ярко сияли звезды.

– Мамочка, я должна быть с тобой – там, наверху, а не здесь, совсем одна, – прошептала я. Горюя по маме, я понимала, что если бы уехала с ней в Джайпур, то покинула бы этот мир вместе с родными.

Внезапно раздался странный высокий звук, похожий на пение. Оглянувшись, я убедилась, что вокруг никого нет. Пение, напомнившее мне материнские колыбельные, продолжалось, утешая и успокаивая.

Я вдруг вспомнила мамины слова и поняла, что услышала его впервые, а значит, мне передался мамин дар. Мой черед еще не настал, я нужна кому-то в этом мире.

Спустя месяц, когда дожди почти прекратились и стало прохладнее, мы вернулись в Куч-Бихар, и меня разыскала пожилая женщина, которую я мельком видела во дворце раньше.

– Анахита, пойдем со мной.

Она провела меня в тихий уголок, чтобы спокойно поговорить.

– Ты знаешь, кто я?

– Нет.

– Меня зовут Зена, я – вайдья и делаю здесь то же, что твоя мать в Джайпуре.

Она внимательно посмотрела на меня бездонными черными глазами.

– Вы целительница?

– Да. Когда Тира навещала тебя, она, очевидно, предчувствовала, что скоро умрет, и просила передать тебе это, если с ней что-то случится.

Зена протянула мне небольшой полотняный мешочек, перевязанный бечевкой.

– Я не знаю, что там. Пойди в укромное местечко и посмотри сама.

– Хорошо. Спасибо, что передали, что бы там ни было. – Я благодарно поклонилась и встала.

– Твоя мама сказала, что ты обладаешь даром целительства, и просила тебе помочь, – продолжала женщина. – Я вижу, что она была права. Если хочешь, научу тебя всему, что знаю.

– Когда я была маленькой, мама говорила, что мне это передастся, – взволнованно ответила я, – и я знала, что она умерла, еще до того, как мне сообщили.

Зена улыбнулась и поцеловала меня в лоб.

– Найди меня, когда будешь готова начать.

– Спасибо.

Я поспешила в свою любимую беседку, посвященную Дурге – богине женской силы, спрятанную в тени деревьев, где любила в уединении читать книги и размышлять. Села, скрестив ноги, и нетерпеливо развязала бечевку. Я понимала, что в этом мешке – последние подарки от мамы, хотя не представляла, что это может быть.

Я осторожно достала из мешка конверт, адресованный мне, толстую тетрадь в кожаной обложке и мешочек поменьше, тоже крепко завязанный. Я решила сначала открыть письмо.

Я перечитывала письмо много раз, потому что сначала не могла разглядеть написанного из-за слез. Затем дрожащими руками открыла мешочек. В нем лежало три камня, с виду похожих на самые обычные, которые валяются на земле по всей Индии. Я повертела в руках самый крупный, не понимая, почему папа назвал их «страховкой», вернула камушки в мешочек, встала и пошла во дворец.

Лишь через несколько недель я узнала их настоящую стоимость. К махарани приехал торговец драгоценностями, чтобы она выбрала камни для нового колье, которое хотел подарить ей муж. На подносе лежали точно такие же камни, как мои; ювелир взял специальный инструмент и стал откалывать кусочки верхнего слоя. Когда внутри блеснуло что-то красное, я поняла: папа оставил мне в наследство три рубина.

Я решила отнести мешочек с камнями обратно в беседку, руками выкопала в углу ямку и спрятала его там. Мама была права: я не знала истинной стоимости рубинов, но чувствовала себя более защищенной, имея что-то на черный день, и на сердце стало немного легче.

Когда Индира была занята своими делами, я проводила дни в саду с Зеной. Не имея намерения становиться целительницей и готовить снадобья по рецептам из кожаной тетради, я все же чувствовала себя обязанной выполнить волю матери. Просмотрев тетрадь, Зена преисполнилась ко мне еще большим уважением.

– Ты происходишь от могущественной ветви вайдья. Здесь есть рецепты, известные лишь очень немногим. Смотри, вот эти снадобья способны убить человека на месте, – поведала она, перевернув несколько страниц.

Я спросила у нее, приходилось ли ей применять свои знания, чтобы навредить человеку.

Она внимательно посмотрела на меня, обдумывая ответ.

– Я целительница, Анахита. Одни лишь боги могут говорить мне, какое снадобье использовать.

У меня никогда не было тайн от Индиры, однако о своих уроках с Зеной и о закопанных в беседке рубинах я ей не говорила. Я чувствовала, что это надо держать в секрете от всех.

11

Год спустя

Индира вбежала в спальню, бросилась на кровать и ударила кулаком по подушке.

– Не поеду! Не хочу! Не буду!

Я беспомощно смотрела, как моя тринадцатилетняя подруга изображает несмышленого ребенка.

– Не выйдет! Я отказываюсь! Я убегу!

За последние несколько месяцев я не раз наблюдала такие сцены, если Индире что-то не нравилось. Я сидела молча, пока она не успокоилась. Потом тихонько спросила:

– Что случилось, Инди?

– Родители хотят послать меня в Англию, в школу. Я ненавижу Англию! Она мрачная и противная, и я там всегда болею!

Я пришла в ужас. Если ее отправят в школу, что будет со мной?

– Они ведь не могут тебя заставить?

– Это папа придумал. А он здесь – бог, и его желание – закон. В том числе и для меня. Клянусь, я умру! – трагическим голосом добавила Индира.

Что касается меня, то я всегда мечтала побывать в Англии – на знаменитой родине тех, кто управлял нашей страной. Увидеть нарциссы, которые описывал Вордсворт, посетить мрачные пустоши Йоркшира, где сестры Бронте писали свои увлекательные истории, и, конечно же, Лондон – столицу мира. При этом я отлично понимала, что моей расстроенной подруге плевать на английские соблазны.

– А когда ты уезжаешь?

– В августе, а занятия начинаются в сентябре. Они не понимают, что я не создана для учебы и не могу сидеть спокойно! Я просто увяну в этом вечном холоде, как замерзшая ромашка.

– О, Инди, я буду ужасно скучать по тебе.

– Нет, Анни, не будешь, тебя отправляют в Англию вместе со мной.

– Меня?

– Ну да! Они, конечно, злые, но не настолько, чтобы нас разлучить. Ты тоже поедешь, если я не уговорю оставить меня дома. Это непросто: мама обожает Англию, и она не на нашей стороне. А что будет с Притти? – вспомнила Индира. – Бедняжка погибнет без меня, я точно знаю!

Я старалась выглядеть столь же озабоченной и несчастной, как до того, когда узнала, что тоже отправляюсь за океан.

– А может, не все так плохо? Твоим родителям там нравится, братьям и сестре тоже. Они рассказывали, что Лондон – красивый город с электрическими фонарями на улицах, а женщины могут свободно ходить, куда захотят, и даже не прятать лодыжки.

– Нас отправляют не в Лондон, – повесила голову Индира. – Мы едем в дурацкую школу, где училась моя сестра, возле холоднющего Северного моря. О, Анни, что нам делать?

– По крайней мере, мы будем вдвоем. – Я села рядом с ней и взяла ее за руки. – Пожалуйста, не плачь, Инди. Пока мы вместе, остальное неважно, правда?

Опустив глаза, Индира пожала плечами. Она знала, что в этот раз ей не удастся настоять на своем.

– Я позабочусь о тебе, обещаю.

Последующие три месяца Индира большей частью пребывала в мрачном расположении духа, а мое возбуждение росло. В жаркий сезон мы вновь переехали в резиденцию королевской семьи в Дарджилинге.

– Здешний более прохладный климат подготовит тебя к путешествию через океан, – сказал Индире ее отец однажды теплым вечером, когда все собрались после ужина на веранде.

– Я никогда не привыкну к Англии, ты прекрасно знаешь, как я ее ненавижу, – сердито проворчала моя подруга.

– Мне тоже не слишком нравится заниматься государственными делами, не имея ни единого свободного дня, – укорил ее махараджа. – В самом деле, Индира, пора понять, что жизнь состоит не только из удовольствий.

Чтобы подготовиться к поездке, мы вернулись в Куч-Бихар раньше, чем обычно. В Англию отправлялась вся семья, на пароходе, и это подразумевало бесчисленное количество чемоданов и ящиков: куда бы ни ехала махарани, она считала необходимым захватить с собой «частичку дома». Индира погрузилась в трясину отчаяния, из которой не могла ее вытащить даже я. Подруга спала с Притти в слоновнике и не поддавалась на мои уговоры вернуться в спальню.

– Я даже не смогу приехать домой на рождественские праздники, – в слезах говорила она, обозревая наполовину собранные чемоданы. – Каникул не хватит, чтобы доплыть сюда и обратно. Я не увижу Притти почти целый год!

Я упаковала свои немногочисленные пожитки: мамину книгу рецептов, каменную дощечку и кое-какие сушеные травы на случай болезни. После долгих размышлений я решила оставить камни в беседке, подумав, что там они будут в большей сохранности, чем в дорожной сумке или чемодане.

Четыре дня спустя я стояла на палубе самого внушительного судна, которое мне приходилось видеть в жизни, отходящего из Калькутты. Тогда я еще не знала, что все мы пробудем в дальних краях значительно дольше, чем могли себе представить.

Королевский двор разместили в роскошных каютах на верхних палубах. Нам с Индирой выделили отдельную каюту в отсеке, предназначенном для семьи, адъютантов, дворецких и персонала, составляющего свиту. Мне, привыкшей считать каждую рупию, казалось, что за деньги, обеспечивающие такой стиль жизни, можно дважды купить все богатства мира.

Когда мы рассматривали всякие современные диковинки в каюте, даже на лице Индиры появлялась улыбка. Нам разрешили участвовать в коктейлях, которые устраивали ее родители в роскошном салоне – как-никак обеим скоро исполнялось четырнадцать. Махарани позаботилась о нашем гардеробе, накупив кучу одежды в европейском стиле – муслиновые платья непривычной формы и колючие шерстяные свитера, которые, как мне сказали, понадобятся, когда мы достигнем холодных берегов Англии.

Борясь с маленькими жемчужными пуговками на непривычно узкой блузке, я рассматривала в зеркале свою изменившуюся фигуру. Я страшно смутилась, когда мисс Рид сообщила, что мне пора начинать носить бюстгальтер. Она же снабдила меня мягкой полотняной тканью для того, что она называла «месячными». Они действительно вскоре начались, и я очень испугалась. Мои пышные формы казались еще более заметными в сравнении с Индирой, которая просто вытянулась и обогнала меня в росте на добрых три дюйма. Я казалась себе круглым гранатом рядом с бананом.

– Вы готовы, девочки? – спросила гувернантка, когда горничная закончила причесывать блестящие волосы Индиры.

– Да, мисс Рид, – ответила я за двоих.

– Там будет скука смертная, – сердито заявила Индира, когда мы вышли из каюты и направились в салон.

Мы попали в просторное, богато украшенное помещение. На сцене пел эстрадный певец в сопровождении оркестра. Дамы блистали драгоценностями. Все женщины были в европейских нарядах, включая махарани в шикарном сапфирово-синем вечернем платье. Я никак не могла решить, какая одежда идет ей больше – Айеша была одинаково прекрасна и в сари и в платьях.

– Не отставай, – сказала Индира и потянула меня за собой.

– Желаете напиток, мадам? – Стюард в белоснежной форме протянул ей поднос.

Инди подмигнула мне и взяла два бокала шампанского. Официант бросил на нее удивленный взгляд, но прежде чем он успел что-то сказать, моя подруга унеслась прочь. Я потрусила за ней.

– Попробуй, это вкусно. – Она протянула мне бокал и поднесла к губам свой. – Только пузырьки щекочут нос.

– Ты думаешь, можно? – Я нервно огляделась по сторонам. – Алкогольный напиток… Если кто-то заметит, нам несдобровать.

– Кому какое дело, Анни? И вообще, мы почти взрослые. Пей!

Я поднесла шампанское ко рту, сделала глоток и закашлялась, на глазах выступили слезы. Индира с хохотом наблюдала за моими действиями.

– Ну, вы даете, девчонки! В вашем возрасте пить шампанское!

Я чуть не сгорела со стыда, увидев Раджа – старшего брата Индиры. Он протянул мне платок.

– Спасибо, – проблеяла я, вытерев глаза и высморкавшись.

Нет, ну как назло! Весь последний год я была безнадежно влюблена в Раджа, приехавшего на лето в Дарджилинг из знаменитой школы в Хэрроу, где учились отпрыски британской и зарубежной аристократии. Высокий, стройный, в модном европейском костюме, он казался мне совсем взрослым, умным и таким красивым, что дух захватывало.

– Разрешите представить вам моего друга, принца Варуна из Патны. В этом семестре мы вместе едем в Оксфорд, научим их играть в крикет. – Он сделал движение, как будто подает мяч.

– Точно, – поддержал его принц Варун. – Вам нравится путешествовать, девочки?

Я повернулась к Индире, которая в таких случаях всегда отвечала за двоих. Но подруга смотрела на принца Варуна, как громом пораженная, и я поняла, что заговорит она не скоро. Пришлось выручать.

– Я еще ни разу не бывала за океаном, – торопливо ответила я.

– Тогда готовься: Англия – удивительная страна, а самое ужасное в ней – погода, – засмеялся Радж. – Надеюсь, вы захватили с собой достаточное количество шерсти и английской соли. А если заболеешь, тебя ждут ванны с горчицей. Не представляешь, какая это гадость!

Индира так и стояла, не отрывая глаз от Варуна, и я сказала Раджу:

– Не волнуйся, мы хорошо подготовились.

– Ну, тогда я спокоен. Ладно, девчонки, до скорого. – Радж поклонился мне и бросил подозрительный взгляд на сестру. – Ты что-то притихла, Инди, с тобой все хорошо?

– Да, – ответила Индира, с трудом оторвав взгляд от принца Варуна. – Мне очень хорошо, лучше и быть не может.

Вопреки ее намерению как можно скорее покинуть скучную вечеринку, она заявила, что хочет посидеть в уголке и понаблюдать за гостями. Мы сидели так долго, что у меня начали закрываться глаза, и я мечтала только о том, чтобы добраться до кровати.

– Пойдем, Инди, я засыпаю, – не выдержала я.

– Еще пять минуточек, – попросила она, следя взглядом за Раджем и Варуном, которые оживленно болтали с двумя юными англичанками.

Мне кое-как удалось вытащить подругу из салона; наконец мы пришли в каюту, разделись и забрались в постель.

– Инди, ты какая-то подозрительно тихая. Ничего не случилось?

Не открывая глаз, она тихонько вздохнула:

– Нет, все в порядке, просто сегодня я встретила мужчину, за которого выйду замуж.

– Что?!

– Да, я как увидела его, сразу поняла.

– Ты имеешь в виду Варуна?

– А кого же еще?

– Он ведь принц, Индира, и его родители давно решили, на ком он женится.

– Мои тоже, – беззаботно ответила Индира и посмотрела мне в глаза своим глубоким, убежденным взглядом. – Но я знаю, Анни: однажды он станет моим мужем.

Жизнь на корабле превратилась для нас в игру в кошки-мышки. По настоянию Индиры мы буквально преследовали Раджа с Варуном, чтобы подруга могла полюбоваться своим «будущим мужем». Мы крутились неподалеку от их кают, когда парни уходили на завтрак или на обед, шли в бильярдную или поиграть в крокет на палубе. Притворившись, что оказались рядом чисто случайно, мы наблюдали за игрой.

Индира, которая до сих пор не обращала внимания, во что одета, стала часами вертеться перед зеркалом, мучаясь, что надеть на ужин, стащила с туалетного столика матери духи, а у сестры конфисковала помаду.

Меня все это смешило и даже чуточку раздражало. Индира впервые в жизни влюбилась, и я знала, что рано или поздно это пройдет. Однако Инди отдавалась новой страсти с таким же пылом, с каким делала все.

В последний вечер перед прибытием в Саутгемптон королевскую семью пригласили ужинать за капитанским столом. Индира чуть с ума не сошла, выбирая наряд для последней встречи с принцем Варуном. Я дипломатично удержалась от замечания, что даже если она вообще ничего не наденет, Варун все равно будет видеть в ней ту, кем она является в действительности: малолетнюю сестренку своего друга.

– Посмотри, Минти отдала мне свое старое платье! – Индира ворвалась в каюту, держа на вытянутых руках шифоновое вечернее платье персикового цвета. – Оно как будто на меня пошито.

– Надеюсь, ты не собираешься его надеть? – с тревогой в голосе спросила я. Наряд выглядел слишком смелым по сравнению со скромными платьицами из ситца и муслина, застегивающимися до самой шеи и подходящими к нашему детскому статусу.

– Вот именно, собираюсь! Разве ты не понимаешь, Анни: чтобы Варун меня заметил, я должна совершить что-то из ряда вон выходящее.

– Тебе не позволят. Мисс Рид ни за что в жизни не разрешит тебе появиться на людях в таком наряде. А что скажет твоя мама?

– Через четыре месяца мне исполнится четырнадцать. Господи, многие девушки в Индии в этом возрасте уже выходят замуж, – надула губы Индира. – Послушай, Анни, мне нужна твоя помощь. Я надену обычное платье, а затем, когда мисс Рид отведет нас в ресторан, придумаю какой-нибудь повод, спущусь и переоденусь. Как тебе план?

На моем лице отразился ужас.

– Пожалуйста, не выдумывай, Инди. А твой папа? Ты хочешь его опозорить?

– Ну что ты, в самом деле! Я же не в трусиках и лифчике выйду. Обычное платье, просто взрослое и красивое.

Платье действительно было достаточно скромным и очень красивым; с квадратным вырезом и завышенной талией, оно спадало к ногам мягкими шелковистыми волнами.

– Минти надевала его на шестнадцатилетие, – заметила моя подруга.

Я только вздохнула, прекрасно понимая: что бы я ни сказала, она уже все решила.

Вечером, когда гувернантка провела нас к входу в ресторан, Индира начала свой спектакль.

– Ой, мисс Рид! Я пообещала Элис Карратерс книгу и должна была принести ее сегодня на ужин, ведь завтра, когда мы пришвартуемся, будет ужасная суматоха.

– Ты хочешь, чтобы я сходила за книгой? – спросила мисс Рид.

– Нет, не беспокойтесь, я сама сбегаю. Я знаю, где она лежит.

Оставив нас перед входом, Индира повернулась и помчалась по трапу.

Я села в позолоченное кресло в вестибюле:

– Мисс Рид, я подожду ее здесь. Вы еще не ужинали, а завтра тяжелый день. Не волнуйтесь за меня.

– Пожалуй, ты права, – кивнула гувернантка. – У Индиры вещи валяются где попало, и книга найдется не раньше чем через четверть часа, а мне еще чемодан собирать.

– Не переживайте, – сказала я, обрадовавшись, что удалось убедить ее пойти в столовую на нижней палубе, где питалась обслуга. – Я с места не сдвинусь, пока она не вернется.

– Ну, ладно, спасибо. Я вернусь за вами в десять часов.

Глядя, как мисс Рид спускается по трапу, я думала: как хорошо, что она считает меня достойной доверия. Я никогда ни шагу не делала без разрешения. Дожидаясь Индиру, я рассматривала нарядно одетых гостей, входящих в ресторан. Они говорили между собой на британском английском, и я с трудом понимала их речь. Мне подумалось, что выучить английский в Индии – еще не значит хорошо понимать его в Англии.

Наконец, когда мимо меня прошли последние гости, и я отчаялась дождаться Инди до застольной молитвы, на трапе возникло видение в персиковом шифоне.

Я моргнула, не веря, что сорвиголова Индира могла так измениться. Платье красиво облегало ее стройную фигурку. Заколов волосы наверх и воткнув в прическу персиковую розу, она была очаровательна и походила на свою мать.

– Ну, как? – взволнованно прошептала она.

– Прекрасно! Пойдем!

Мы открыли двери в ресторан в тот момент, когда церемониймейстер хлопнул в ладоши и объявил:

– Дамы и господа! Леди и джентльмены! Слово капитану.

Все головы повернулись в сторону капитана, который, как назло, сидел во главе стола в нескольких метрах от двери. Я стояла, словно кролик в свете фар, и мои щеки пылали ярче, чем помада на губах Индиры.

Заметив нас, капитан сделал приглашающий жест.

– Леди, прошу вас занять свои места, прежде чем я произнесу молитву.

– Благодарю. – Индира, ничуть не смутившись, подошла к капитанскому столу. В тот момент я впервые увидела в ней не подругу по детским играм, а особу королевской крови. Мы уселись за стол. Следуя за Инди, я поймала взглядом принца Варуна и поняла, что он смотрит на нее с другим выражением.

Я весь вечер наблюдала за Индирой. Казалось, персиковое платье придало ей взрослости, изысканности и шарма. Даже ее родители, отойдя от первоначального шока, смотрели вполне благосклонно.

Вот на что способна красота, отметила я, чувствуя себя нескладной и неуклюжей в детском муслиновом платьице. Никто и не думал злиться на Индиру, все ею восхищались. Когда заиграла музыка, махараджа пригласил младшую дочь на танец. Его примеру последовал Радж, а затем – принц Варун.

Ровно в десять часов ко мне подошла мисс Рид.

– А где Индира?

Я указала рукой на танцпол.

– Не вижу, – близоруко сощурилась гувернантка.

– В персиковом платье, танцует с принцем Варуном.

Мисс Рид в ужасе прикрыла рот рукой и нашла взглядом махарани.

– Ну, все, я осталась без работы… Ты знала?

– Да, – ответила я, – но что я могла сделать?

– Ни ты, ни я ничего не могли сделать, – тяжело вздохнула мисс Рид. – Она ведь принцесса.

Лежа вечером в постели, я в сотый раз выслушивала подробности триумфа Индиры, кульминацией которого стал танец с Варуном. По словам подруги, в конце танца Варун прошептал, что она превратилась в красивую девушку и похожа на свою мать.

Слушая излияния подруги, я кусала губы, чтобы не заплакать, потому что вдруг осознала: рано или поздно ей станет недостаточно моей дружбы; она захочет испытать любовь мужчины.

На следующий день я проснулась в состоянии крайнего беспокойства, ожидая репрессий после вчерашнего выступления Индиры. К моему удивлению, их не последовало. Все бегали по судну, прощаясь с друзьями, которыми обзавелись за время путешествия. Я только и слышала, как сногсшибательна была Индира вчера вечером. Гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя, и нарушение приличий никого не волновало.

Индира носилась из каюты в каюту, прощаясь с новыми друзьями, а я в одиночестве вышла на палубу, чтобы посмотреть на страну, о которой столько мечтала.

Несмотря на то что август считается в Англии одним из самых теплых месяцев, я изрядно продрогла в тонкой хлопчатобумажной блузке. Стояло раннее утро, над Саутгемптоном висел густой туман. Впервые в жизни вдохнув английский воздух, я обнаружила, что он не пахнет ничем, кроме чистого соленого ветра.

Стараясь не поддаваться грусти, я подумала, что через какой-нибудь час впервые окажусь на знаменитой английской земле, вдохновлявшей моих любимых писателей и поэтов. Но легче не стало.

Я утешала себя тем, что просто устала от эмоционального напряжения вчерашнего вечера, хотя прекрасно понимала, что причина не только в нем. Все еще непривычная к новым странным чувствам, которые приходили с таинственным пением, я стояла, чувствуя дрожь в позвоночнике. По коже пробежали мурашки, крошечные волоски на руках встали дыбом. Позже я узнала, что это предупреждение об опасности.

Судовая сирена издала последний оглушительный гудок, корабль встал у причала, на палубах началась веселая кутерьма. Толпа на набережной размахивала английскими флагами, высматривая родных и друзей. Пассажиры разошлись по каютам, чтобы выносить вещи и готовиться к выходу на берег, палуба опустела, и лишь я осталась стоять, дрожа от холода и одиночества.

– Что ты здесь делаешь? Я тебя обыскалась. – Индира подошла сзади и обняла меня за плечи. Ее теплое дыхание растопило лед в моих венах.

– Смотрю на Англию.

Подруга развернула меня к себе:

– Ты плакала, Анни? Почему?

– Не знаю, – честно ответила я.

Она пальцем вытерла слезинку на моей щеке и крепко обняла меня.

– Не плачь, Анни, и ничего не бойся. Помни, я всегда буду с тобой.

12

Следующие две недели мы жили в прекрасном викторианском особняке на Понт-стрит, в Найтсбридже. Несмотря на то что по сравнению с дворцом он казался кроличьей норой, это не имело значения – в городе было чем заняться. Хоть Индира и жаловалась, что ненавидит Англию, она немедленно реквизировала семейного шофера, чтобы показать мне лондонские достопримечательности. Мы посмотрели Букингемский дворец и смену караула и побывали в Тауэре, где Индира развлекала меня жуткими подробностями личной жизни короля Генриха VIII, который отрубил головы двум женам, чтобы жениться на третьей.

– Как глупо, что им разрешается иметь только одну жену, и приходится убивать ее, если хочешь жениться на другой, – хихикнула Индира. – Мой папочка мог бы иметь хоть восемь жен.

Мы кормили голубей на Трафальгарской площади у колонны Нельсона, а затем катались на лодке по Темзе. Однако самое любимое место Индиры в Лондоне находилось в двух шагах от дома на Понт-стрит.

Когда мы вошли в универмаг «Хэрродз», подруга сообщила мне, что это лучший магазин в мире.

– Обожаю «Хэрродз», здесь можно купить все, что хочешь, – заявила она. – Ключи для сломавшегося замка, сыр, одежду и даже индийского слона! И маме все записывают на счет, так что если тебе что-нибудь нужно, говори, не стесняйся.

Магазин и вправду показался мне пещерой Аладдина. Индира развлекала меня, спрашивая у обходительных продавцов, есть ли у них волнистые попугайчики или фиалковые деревья.

– Попугаи продаются в отделе животных, а деревья – в садовом отделе, – отвечали продавцы. – А если у нас нет необходимого вам товара, мы его закажем.

– Ах, Инди, перестань их дразнить, – урезонивала я подругу, а она весело хихикала.

Мы поднялись в отдел игрушек, где ее приветствовали как старую знакомую.

– В раннем детстве я тайком уходила из дома, заказывала здесь все, что хотела, и записывала на мамин счет, а она даже не замечала, – засмеялась Индира, ведя меня к движущейся лестнице – эскалатору.

– Ты не будешь сегодня покупать игрушки?

– Нет, по-моему, я из них выросла, а ты? Пойдем лучше в отдел одежды – я еще ни разу в жизни не примеряла готового платья. Вот будет весело!

Индира нагрузила продавщиц кучей красивых платьев, и мы отправились в примерочную. Часа через два мое терпение начало иссякать.

– Ты уверена, что мама не станет возражать? – спросила я, когда Индира вдоволь навертелась перед зеркалом в следующем умопомрачительном наряде и велела продавщице добавить его к остальным.

– Когда ей пришлют счет, будет поздно, – лукаво улыбнулась она.

По пути к выходу нам попался книжный отдел, и я на секунду остановилась. Заметив мой страждущий взгляд и, очевидно, чувствуя себя виноватой, что так долго мерила платья, Индира предложила:

– Давай зайдем, если хочешь.

Я попала в страну чудес. Вокруг тянулись бесконечные полки с книгами, такими же, какие хранились в дворцовой библиотеке за стеклом, но здесь их можно было взять в руки, потрогать и даже полистать. Я брала в руки то одну, то другую, нежно проводя пальцами по золоченым буквам на обложках.

– Выбирай все, что хочешь, Анни, – сказала Индира, которой было здесь так же скучно, как мне в отделе женской одежды.

Не в силах отказаться, я выбрала три книги: «Холодный дом» Чарльза Диккенса, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте и «Гордость и предубеждение» Джейн Остин. Покидая универмаг, я крепко прижимала томики к груди, не веря, что они теперь мои и их не надо возвращать.

Я с гордостью водрузила книги на полку в нашей с Индирой спальне. В тот день я пообещала себе, что когда-нибудь смогу зарабатывать столько, чтобы купить все книги, какие захочу.

Несмотря на массу новых впечатлений, жизнь в Лондоне обострила мое чувство зависимости от королевской семьи Куч-Бихара. Во дворце я жила на всем готовом и была одной из сотен людей, кого там кормили и обеспечивали, а здесь я задумалась. Хотя у Индиры хватало средств и ее щедрость не знала границ, мне было неловко у нее просить. Однажды я встала на колени в маленькой комнате для молитв и помолилась Лакшми, богине благосостояния, в надежде обрести финансовую независимость.

Несколько дней спустя мы вновь посетили «Хэрродз», на этот раз в сопровождении бдительной мисс Рид, и отправились прямо в отдел школьной формы.

– Мы будем носить галстуки, как мужчины? – с притворным ужасом воскликнула Индира, когда мисс Рид показала нам, как завязывать узел на галстуке. – Я в нем задохнусь!

Потом нам пришлось примерить кучу блузок, жакетов и джемперов, таких колючих, как будто по коже прыгали тысячи блох.

– А это специальные девичьи костюмы для подвижных игр: нетбола и хоккея, – сказала продавщица, протягивая нам бесформенные коричневые туники и широкие штаны.

– Я не намерена играть в их глупые игры, – высокомерно заявила Индира.

– Я уверена, что тебе понравятся английские игры с мячом, – терпеливо ответила ей мисс Рид. – Ты так любишь игры на свежем воздухе, что будешь чувствовать себя как рыба в воде.

– А я уверена, что нет! – сердито воскликнула Индира.

Мы с мисс Рид лишь переглянулись, когда она вошла в примерочную, захватив несуразное одеяние.

Неделю спустя нас отвезли в городок Истборн в графстве Сассекс. Индира сидела рядом со мной на заднем сиденье роскошного «Роллс-Ройса», с несчастным видом глядя на живописный английский пейзаж, который я находила невероятно красивым. Уже чувствовалась осень, в листьях деревьев появилась первая желтизна, а мягкость утреннего тумана оказывала на меня усыпляющее действие. Сопровождавшая нас мисс Рид сидела впереди, беседуя с шофером. Наконец мы подъехали к мрачному серому зданию, которое напомнило мне – возможно, безосновательно – «Дотбойз-холл» – школу из романа Диккенса, где получил место помощника-преподавателя юный Николас Никлби.

Шофер выгрузил из багажника чемоданы, мы с мисс Рид выбрались наружу и рассматривали школу, а Индира упрямо отказывалась покидать убежище.

– Не волнуйся, дорогая, – сказала мне гувернантка, – пребывание здесь пойдет вам на пользу. И еще… – добавила она, понизив голос, – Индира впервые остается без горничной, и ей придется делать все самой. Запомни, ты хоть и не принцесса, но девушка из хорошей семьи, родственница махарани. Не позволяй ей обращаться с тобой как со служанкой.

– Она не будет, – вступилась я за подругу.

Индира наконец соизволила выйти из машины и с обиженным видом уселась на гравиевую дорожку, скрестив ноги.

– Встань, пожалуйста, – воззвала к ней гувернантка, – и веди себя как взрослая девушка, которой ты так отчаянно стремишься стать в последнее время.

Индира не шелохнулась. Она сжала кулаки и невидящим взглядом смотрела перед собой.

Я обошла автомобиль и присела рядом с ней на корточки.

– Вставай, Инди, если ты будешь так себя вести, другие девочки подумают, что ты еще ребенок. И вообще, здесь может быть интересно.

– Не-на-ви-жу, – со слезами на глазах простонала Индира. – Никому в моей семье нет до меня дела. Папа так занят, что даже не попрощался. Они просто хотели от меня избавиться.

– Неправда. Они тебя обожают, и твой папа хочет тобой гордиться. Послушай, – продолжала я, решив пойти на хитрость, – у тебя ведь есть деньги?

Она кивнула.

– Вот и хорошо. Если нам здесь совсем-совсем не понравится, просто убежим и сядем на первое попавшееся судно, которое идет в Индию. Как тебе идея?

Инди повернулась ко мне, и ее глаза вспыхнули при мысли о таком приключении.

– Здорово! – сказала она, вставая и отряхивая юбку. – Тогда они пожалеют!

– Да. Пойдем?

– Пойдем.

Крепко взявшись за руки, мы поднялись по ступенькам и вошли в здание.

Мисс Рид заранее предупредила нас, что мы станем объектом повышенного внимания. Индийские девочки в английских частных школах встречались крайне редко. Другие ученицы бросали на нас косые взгляды, шептались за спиной и хихикали, когда нам подавали на обед цыпленка вместо говядины.

Мы держались вместе. Вечером в продуваемой сквозняками спальне на десять человек Индира забиралась ко мне в постель, ища тепла и утешения.

– Я хочу домой, – плакала она, орошая слезами мою ночную рубашку. – Пожалуйста, Анни, давай убежим, как ты говорила.

– Хорошо, – отвечала я, – только надо побыть здесь еще немножко, чтобы твои родители поняли, что ты действительно старалась привыкнуть.

Если честно, я страдала не меньше Индиры. Я не переносила холодных английских рассветов: промерзала до костей, и вся кожа покрывалась пупырышками, которые не исчезали до самого вечера, когда мы прижимались друг к дружке, согревая телами ледяную постель. Мне становилось дурно от безвкусной английской еды, приготовленной без добавления специй. И хотя мне всегда делали комплименты по поводу моего английского, я с трудом понимала, что говорят ученицы и учителя. Они говорили быстро и произносили даже знакомые слова совсем по-другому. Когда мне задавали вопрос, я долго соображала, чего от меня хотят, и все думали, что я их не понимаю. Я терпеть не могла хваленые английские игры в мяч – на мокрой траве, с деревянными палками и запутанным набором смешных правил.

Из-за бесконечных дождей кругом стояла сырость. По вечерам здесь не окуривали помещения благовониями, как во дворце Куч-Бихара, а под потолком спальни висела голая электрическая лампочка, посылавшая неприятный резкий свет.

К концу второй недели мне хотелось убежать сильнее, чем Индире.

А в одно прекрасное утро в холодной классной комнате появился учитель истории, который задержался в отпуске за границей – совсем молодой, с орехово-коричневой кожей.

– Доброе утро, девочки! – сказал он, войдя в класс.

– Доброе утро, сэр, – дружно пропели мы, встав с мест.

– Надеюсь, все хорошо провели лето, – продолжал он. – Я – просто прекрасно. Ездил к родителям в Индию.

Это сообщение не заинтересовало никого, кроме нас с Индирой.

– Мне сказали, что у нас две новые ученицы, приехавшие из этой страны, и одна из них принадлежит к королевской семье. Интересно, кто из вас принцесса?

По классу пронесся вдохновенный шепот, все взгляды обратились на нас.

Индира неторопливо подняла руку:

– Я, сэр.

– Ее высочество принцесса Индира из Куч-Бихара, – улыбнулся историк. – Два года назад я был в Куч-Бихаре и видел прекрасный дворец, в котором живет ваша семья.

Класс вновь оживленно зашептался.

– Да, сэр, – скромно опустила глаза Инди.

– Возможно, Индира, вы когда-нибудь поделитесь с нами историей своей семьи и расскажете, как вы живете. Я думаю, это будет интересно всем.

– Хорошо, сэр.

– А вы где живете? – обратился он ко мне.

– Я живу с Индирой во дворце, сэр.

– Понятно. Но вы ведь не принцесса?

– Нет, сэр.

– Анни – моя лучшая подруга, – смело заявила Индира. – И компаньонка.

– Чудесно! Надеюсь, девочки, вы поможете принцессе Индире и мисс Чаван почувствовать себя как дома. А сейчас я хочу рассказать о своем путешествии по Британской Индии.

Когда закончился урок, нас отправили пить молоко на второй завтрак и дышать бодрящим морским воздухом: британцы считали то и другое крайне полезным для растущих детских организмов. Обычно мы с Индирой стояли в дальнем углу двора и тайком выливали молоко в близлежащие кусты. На сей раз нас окружила стайка девочек.

– Ты правда принцесса?

– Ты живешь во дворце?

– У тебя много слуг?

– А ты каталась на слоне?

– А дома ты носишь корону?

Восторженные девочки окружили Индиру, оттерев меня на задний план. Я стояла и смотрела, как она с вежливой улыбкой отвечает на вопросы. Позже, когда прозвенел звонок на обед и мы собрались в столовой, к нам подошла местная заводила по имени Селестрия, с которой мечтала дружить вся школа.

– Хочешь сидеть за нашим столом, принцесса Индира?

– С удовольствием, – ответила Индира.

Я с ужасом подумала, что все кончено, но она, указав на меня, продолжила:

– Если там найдется место и для Анни.

Селестрия кивнула. Правда, когда мы подошли к длинному раздвижному столу, девочки оставили место для Индиры и Селестрии в центре, а мне пришлось кое-как примоститься с краю.

Индира просто расцвела от внимания и восхищения одноклассниц, и я не могла ее винить. Мою подругу всю жизнь окружали люди, выказывавшие почтение, исполнявшие любой ее каприз. Она родилась особенной, а я, Анахита, – нет.

Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой и несчастной, как в ту первую, суровую зиму в Англии. Благодаря живому темпераменту и врожденному обаянию Индира быстро завоевала авторитет среди девочек, все искали ее расположения. Она стремительно взлетела на принадлежащее ей по праву рождения место королевы школы. Это был столь же закономерный процесс, как ежедневный восход солнца. Следует отдать должное моей подруге: она честно старалась приобщить меня к своему успеху, однако остальные девочки ясно давали понять, что им не интересна простая компаньонка, которая не излучает искрящегося природного очарования, как сама Индира. Все больше отдаляясь от нее, я целыми днями просиживала в библиотеке за книгами, чтобы избавить подругу от своего тягостного присутствия.

Не помогало делу и то, что фигура Индиры оформилась, приобретя правильные пропорции, подростковая угловатость исчезла, и она стала еще красивее, а я, благодаря гормонам и сытной английской еде, сильно раздалась вширь. В довершение ко всем моим бедам, я заметила, что, читая при плохом освещении, я с трудом разбираю слова. Меня отправили к школьному доктору, который выписал уродливые очки для чтения с толстыми стеклами.

Время от времени Индира по привычке забиралась по вечерам ко мне в постель.

– У тебя все хорошо, Анни? – шептала она мне в ухо.

– Да, конечно, – лгала я.

Днем она меня почти не замечала, занятая общением с новыми подругами-аристократками. Остро чувствуя, что превратилась в обузу, я пряталась в своем книжном мире и с нетерпением ждала июня, когда мы вернемся во дворец и все станет по-прежнему.

Я обрадовалась, когда пришла весна и мы приехали на пасхальные праздники в Лондон. Увы, там я виделась с Индирой еще реже, чем в школе: новые подруги наперебой приглашали ее то выпить чаю в роскошном отеле, то в гости с ночевкой.

Однажды после обеда, вернувшись с очередного мероприятия, она застала меня, как обычно, за книгой.

– Анни, можно попросить тебя об огромном одолжении? – спросила она с появившимся у нее недавно британским акцентом.

– Да, Инди, что ты хотела? – Я сняла очки.

– Видишь ли, родители Селестрии уезжают во Францию, и она говорит, что ей будет ужасно скучно дома в компании одной лишь гувернантки. Она спросила, нельзя ли пожить это время у нас на Понт-стрит. И мама согласилась.

– Как мило, – выдавила я.

– Дело в том, – продолжала Инди, – что здесь нет свободной комнаты, не считая глухой комнатушки в конце коридора. Мы не можем поселить туда Селестрию, она ведь как-никак дочь лорда. Я подумала: может быть, ты не обидишься, если я попрошу тебя – всего лишь на недельку – переселиться туда?

– Да пожалуйста, – ответила я.

В сущности, мне было все равно, я не видела ничего плохого в том, чтобы пожить в комнате для прислуги. Но это происшествие усилило чувство ужаса, которое давило мне на сердце всю зиму. Я не винила Индиру, сознавая, что она вырастет и покинет меня. Ей на роду написано вращаться в высшем обществе и в один прекрасный день стать женой махараджи, тогда как я…

Я не знала, что со мной будет.

В довершение ко всему, в то время как Селестрия заняла место на моей кровати рядом с Индирой, в Англии все громче раздавался грохот грядущей войны. Все в Лондоне уверяли друг друга, что кайзер не настолько глуп, чтобы совершить неспровоцированное нападение на соседнюю страну. Я думала только об одном: если начнется война, мы не сможем вернуться в Индию на летние каникулы, до которых оставалось два месяца.

После Пасхи родители Индиры отправились домой – ее отцу нужно было в Куч-Бихар по государственным делам. По дороге в школу после весенних каникул, когда мы остались вдвоем, я заговорила с Индирой о войне.

– Все говорят, что войны не будет, – беспечно отмахнулась она, – а в крайнем случае поживем на Понт-стрит. Я слышала, сезон в Лондоне будет просто потрясающим.

Меня поразило ее безразличие. Лишь несколько месяцев назад она неутешно рыдала, что скучает по своей любимой слонихе. Мне захотелось взять ее за шиворот и хорошенько встряхнуть: так неприятна была фальшивая искушенность, которую Индира моментально переняла у своих английских подруг.

Позднее, когда мы приехали в школу и Индира спросила, не обижусь ли я, если она переселится в спальню к Селестрии и остальным подругам, я молча согласилась. Мне следовало понять, что она никогда не станет прежней.

Весенний семестр пролетел гораздо быстрее двух предыдущих, возможно, по той причине, что я поняла: Инди потеряна для меня навсегда. Бывшую кровать Индиры заняла Шарлотта – милая и добрая девочка. Ее отец, военный священник, служил за границей. Она не могла заменить мне Индиру, но у нас было много общего. За ее обучение платило военное ведомство, и в отличие от многих одноклассниц, рассматривавших школу как место, где можно провести время, пока их не выпустят в свет и не выдадут замуж, Шарлотта относилась к учебе серьезно. После окончания учебы она хотела стать гувернанткой.

– Отец получает сущие крохи, которые копит на пенсию, родители не в состоянии меня обеспечивать, – спокойно объяснила она. – Мне надо или жить с ними, или самой зарабатывать свой хлеб.

Я подумала, что тоже могла бы стать гувернанткой. Окончив школу, я получу достаточное образование, чтобы учить маленьких детей. Вот только кто возьмет меня в гувернантки? В Индии считалось признаком высокого положения нанимать на работу англичанок, однако ни там, ни здесь ни одна семья не захочет, чтобы их детей воспитывала индианка, будь она хоть семи пядей во лбу.

Да, я воспитана во дворце, но бедна; получила образование в Англии, но не могу его применить из-за неправильного цвета кожи; не принадлежу к рабочему классу, но недостаточно аристократична, чтобы обеспечить себе приличный брак. Вспоминая о полотняном мешочке, зарытом в беседке дворца Куч-Бихар, я молилась всем богам, чтобы его никто не нашел.

13

В начале июня слухи о войне вспыхнули с новой силой. О возвращении в Индию не могло быть и речи. Мы с Индирой не могли жить и в особняке на Понт-стрит: его закрыли, большую часть обслуги призвали в армию. К тому же махарани боялась вполне реальной угрозы бомбежек и решила, что мы должны уехать на лето как можно дальше от столицы. В конце концов Айеша списалась со вдовой бывшего министра-резидента Куч-Бихара, и та пригласила нас провести каникулы в ее поместье в графстве Девон, на юге Англии.

– Просто не верю, что мама решила засунуть нас в эту дыру! – возмущалась Индира, как попало швыряя вещи в чемодан. – Войну еще даже не объявили! Я просила разрешения пожить у Селестрии, но она сказала «нет». Что я буду делать все лето у черта на куличках, совсем одна, скажите на милость!

Я не осмелилась напомнить Индире, что еду с ней. Когда мы тронулись в путь, она забилась в самый угол черного кожаного сиденья и отвернулась, всем своим видом показывая, что не рада моему обществу. Я подумала, что лучше бы осталась на лето в школе, как другие девочки, родители которых находились за границей, в том числе и Шарлотта. Но как я могла объяснить махарани, что Индира больше во мне не нуждается? У меня не поворачивался язык сказать это женщине, которая приняла меня, как родную, и платила за мою учебу, потому что верила, что я нужна ее дочери.

Оказавшись в парке, окружавшем Астбери-холл, мы ехали еще минут пять, прежде чем вдалеке показался дом. Я смотрела на него с несказанным удивлением: он напоминал по очертаниям дворец в Куч-Бихаре. Словно две родственных души, подумалось мне, только одна из пламени, а другая – из льда. Позже я узнала, что архитектор, строивший дворец, действительно вдохновлялся Астбери-холлом: неудивительно, что выросшая передо мной холодная громада с куполообразным центром выглядела знакомой.

Когда автомобиль остановился у огромных каменных ступеней, ведущих к парадному входу, дверь распахнулась, и по обе стороны лестницы выстроилась челядь. Принцессу Индиру ждал поистине королевский прием. Она прошла мимо слуг и остановилась перед широкобедрой женщиной с суровым выражением лица, в старомодном платье с туго затянутой талией.

– Я – Мод Астбери. Добро пожаловать в Астбери-холл, принцесса Индира, – сказала она.

– Благодарю вас, леди Астбери, – вежливо ответила Индира.

Хозяйка повела гостью в дом, я последовала за ними.

– Надеюсь, вы останетесь довольны комнатой. Рабочих рук не хватает, почти все мужчины ушли на войну, – жаловалась по дороге леди Астбери.

Индира – сама любезность, когда люди вели себя соответственно ее положению, – сочувственно кивнула:

– Понимаю. Благодарю, что вы меня приняли.

– Через несколько дней приезжает на каникулы мой сын Дональд. Возможно, вам будет веселее.

Я, как обычно, стояла за спиной Индиры, испытывая страшную неловкость. Леди Астбери наконец заметила и меня.

– Я вижу, вы захватили горничную.

– Нет, – поспешно ответила Индира, – Анахита – моя подруга и компаньонка.

– Понятно. – На лице леди Астбери появилось испуганное выражение. Она отвела Индиру подальше от меня, к основанию огромной лестницы, и стала говорить что-то шепотом. Затем сказала уже громче: – Конечно, мы все устроим. А теперь, принцесса Индира, горничная проведет вас и вашу… компаньонку в комнаты. Если вам что-то понадобится, дайте знать. Увидимся вечером за ужином.

– Извини, Анни, – в который раз произнесла Индира, оглядывая маленькую клетушку на чердаке, куда меня поместили. – Очевидно, мама в суматохе забыла сказать, что со мной приедешь и ты. Леди Астбери пообещала, что завтра тебе приготовят комнату на моем этаже. Ты не против переночевать здесь?

– Ничуть, – ответила я, тронутая ее искренней озабоченностью. – Отсюда прекрасный вид.

– Да, действительно. – Индира выглянула в крошечное окошко. – Если тебе будет совсем неудобно, на моей кровати можно спать хоть вчетвером.

– Мне и здесь неплохо.

– Ладно, тогда я пойду к себе. Анни, – добавила она, взяв мои руки в свои, – прости, что я бросила тебя в школе. Я не хотела, честное слово.

Она обвила руками мою шею, как в давние времена, когда мы были вдвоем против всего мира.

– Спускайся ко мне, когда распакуешь вещи.

Спустя неделю после нашего приезда леди Астбери благополучно забыла о своем обещании переселить меня в нормальную комнату. Я так и осталась в крохотном мансардном помещении, где проснулась в шесть утра от ослепительных солнечных лучей. Выглянув в незанавешенное окошко, я настроилась на чудесный день. Умывшись, спустилась по черной лестнице в кухню, вышла на просторную открытую террасу и с наслаждением вдохнула сладкий аромат свежескошенной травы. Сад благоухал розами. Купаясь в мирной тишине раннего утра, я вспомнила летние рассветы в Индии. Здесь, в умеренной и стабильной Англии, погода не рвалась к превосходству и не отличалась склонностью к разрушениям. Зимой температура падала, делая жизнь менее приятной, однако, насколько я знала, на Британских островах не бывало ни наводнений, ни землетрясений, ни других природных катастроф.

Не то что Индия: живая, пестрая, драматичная. Жара сменяла холод, бушевали ветры, реки выходили из берегов. Ее отличали необузданность и непредсказуемость. В то время я уже начала понимать, что и сами англичане, в отличие от моих экспрессивных соотечественников, никогда не выражают своих чувств. В конце прошлого семестра, когда Шарлотте сообщили о смерти матери, она приняла новость стоически, лишь тихонько всплакнула. Я вспомнила, как выла и рыдала два года назад, узнав о маминой смерти.

Кроме того, я знала, что, хотя Британия постоянно находилась в состоянии войны с какой-нибудь отдаленной частью света, все эти войны уже более двух сотен лет велись на чужой территории. Но в течение нескольких месяцев или даже недель все могло измениться. Что, если кайзер пройдет своим тяжелым кожаным сапогом по Европе и начнет угрожать небольшому народу, которому удалось каким-то непостижимым образом завоевать такую огромную часть мира и создать могучую империю, где, как любят напоминать друг другу сами англичане, никогда не заходит солнце?

– Здравствуйте, это вы – индийская принцесса?

Увлеченная патетическими размышлениями, я не заметила приближения незнакомца. Никогда в жизни я не видела глаз, сияющих такой чистейшей голубизной. Они принадлежали юноше, еще не переступившему черту окончательного взросления. Его густые жесткие волосы напоминали цветом пшеничную солому, а типичной для англичан бело-розовой коже позавидовала бы любая индийская девушка.

Прекрасный Адонис из греческих мифов, которые мы проходили на уроках истории.

– Я…

Не успела я ответить, как в ушах зазвенело пение, а по спине пробежала дрожь. У меня возникло чувство, что этот человек сыграет важную роль в моей жизни.

– Вы говорите по-английски?

– Да, говорю, – произнесла я, стараясь заглушить голоса, дать им понять, что я вняла предупреждению.

– Вас зовут Индира?

– Нет, я ее компаньонка. Меня зовут Анахита Чаван, сокращенно – Анни.

– Здравствуйте, мисс Чаван, сокращенно Анни. Я – Дональд Астбери. Как поживаете? – сказал юноша, протянув руку.

Как все англичане, он отличался безукоризненными манерами.

– Спасибо, хорошо, – скромно ответила я.

Дональд дружески присел рядом со мной на скамейку.

– Можно спросить, что вы делаете в саду в такой ранний час?

– Меня разбудило солнце. А вы?

– Я вчера вечером приехал домой из школы. Проснулся в полседьмого по привычке. Сегодня такое славное утро, что я решил встать и проверить, как поживает моя лошадь.

– Люблю лошадей, – мечтательно сказала я.

– И умеете ездить верхом?

– Да, я научилась ездить на лошади раньше, чем ходить.

– Не знал, что в Индии учат верховой езде с пеленок, как у нас.

– Конечно, иначе на чем бы мы ездили все эти тысячелетия?

– Интересная точка зрения, – улыбнулся Дональд. – Хотите, покажу вам конюшни?

– Очень хочу!

– Тогда пойдем. – Он помог мне встать, и мы пошли через сад. – И как вы находите Англию?

– Кое-что мне нравится, кое-что – нет.

– Вы чрезвычайно рассудительны и прекрасно говорите по-английски. Можно спросить, сколько вам лет?

– Через пару месяцев исполнится пятнадцать, – ответила я, немного преувеличив.

– Надо же, большинство моих соотечественниц в вашем возрасте – сущие дети.

– Благодарю вас.

– Не за что.

Мы подошли к конюшне.

– Это моя лошадь, – сказал Дональд. – Мама назвала ее Глорией в честь одной своей тетушки, старой девы, а я переименовал в Глори. Как она вам?

Глори была чистокровна и прекрасна. Я погладила лоснящуюся породистую морду.

– Ничего себе! – поразился Дональд. – Обычно она злится и капризничает, когда ее пытаются погладить чужие. Вы умеете обращаться с лошадьми.

– Просто я их понимаю.

– Хотите проехаться? Мне интересно, согласится ли Глори вас покатать. Как правило, она брыкается и сбрасывает незнакомцев.

– Если вы не против, я попробую.

– Выводите ее, а я оседлаю. Если она не намерена вам подчиняться, мы это увидим.

Я последовала его указаниям. Когда Глори спокойно остановилась, я, насколько позволяли приличия, приподняла длинную юбку и запрыгнула в седло.

– По-моему, она вам рада, – улыбнулся Дональд. – Я возьму жеребца.

Пять минут спустя мы неспешно трусили по парковой дорожке. Дональд остановил лошадь и посмотрел на меня.

– А как насчет более серьезной прогулки? В нескольких минутах в той стороне – Дартмур. Маршрут чудесный, и я уверен, вы справитесь.

– Конечно, – ответила я, не имея ни малейшего представления, что такое Дартмур. Я давно уже не чувствовала себя такой свободной. – Я буду ехать за вами.

– Ладно, – согласился Дональд и рванул с места.

Мы покинули парк и понеслись по пустоши. Мои волосы развевались от ветра, и тяжесть, накопившаяся на душе, развеялась без следа. Сначала я пыталась направлять лошадь – дорога была неровной и каменистой, но скоро поняла, что Глори знает местность лучше меня. Я расслабилась и стала получать удовольствие от прогулки.

Минут через сорок мы вернулись в конюшню, все четверо запыхавшиеся и усталые.

– Господи, – с неподдельным восхищением произнес Дональд, слезая с лошади и передавая поводья сонному конюху, – вы – лучшая наездница, которую я когда-либо встречал в своей жизни!

– Спасибо, – смущенно ответила я. – Принцесса Индира ездит верхом не хуже.

– Тогда я устрою испытание и для нее. Хотя сомневаюсь, что она держится в седле лучше вас.

Дональд помог мне слезть с лошади.

– Надеюсь, вы еще покатаетесь со мной, Анни? – спросил он по дороге к дому. – Может быть, завтра? Ровно в шесть тридцать?

– С удовольствием, – ответила я.

Я на одном дыхании взлетела на чердак, торопясь помыться перед завтраком. Давно я не чувствовала себя такой счастливой.

Несмотря на то что меня огорчала невозможность вернуться в Индию, я никогда не забуду то первое лето в Астбери-холле. Четвертого августа Англия официально объявила войну Германии, но жизнь в усадьбе пока что текла своим чередом. Мы почти не заметили перебоев с продовольствием, потому что поместье с тысячами акров плодородной земли полностью обеспечивало свои потребности.

Хотя Дональд был слишком молод для призыва в армию, война затронула их семью. Домой приехала Селина, дочь леди Астбери. Ее мужа, капитана британской армии, отправили во Францию. Они поженились чуть больше года назад, и Селина была на восьмом месяце беременности.

После обеда я часто встречала ее в оранжерее, где росли экзотические для Англии растения, привезенные многими поколениями семейства Астбери из путешествий в далекие страны. Некоторые значились в маминой тетради рецептов. Я стала собирать их, измельчать на дощечке и сушить на подоконнике в своей комнате. Кое-какие знакомые травы я находила в саду, другие – во время вылазок в Дартмур. Я попросила на кухне пустые банки из-под джема и постепенно собрала целую коллекцию лекарственных растений.

– Зачем ты собираешь травы, Анни? – спросила как-то Селина, глядя на меня с неподдельным интересом.

Я решила сказать ей правду.

– Делаю лекарства.

– Правда? Ты научилась этому в Индии?

– Да, меня мама научила.

Я не хотела слишком распространяться, боясь, что она сочтет меня ведьмой или знахаркой.

– Надо же, какая ты умная! – с восхищением сказала Селина. – Когда мой отец служил в Индии, он тоже увлекся восточной медициной. А у тебя нет случайно какого-нибудь средства, чтобы мой ребенок поскорее появился на свет? Я была бы тебе чрезвычайно признательна.

Посмотрев на ее живот, я заметила, что за последние дни он опустился. Следовательно, головка плода уже внизу.

– По-моему, ждать осталось недолго.

– Правда?

– Ага, – улыбнулась я, – мне так кажется.

С Индирой мы почти не виделись. Леди Астбери снизошла к ее просьбе приглашать подруг из Лондона. Складывалось впечатление, что она преследует свои корыстные цели. В недалеком будущем Дональду предстояло задуматься о женитьбе – разумеется, на британской девушке хорошего происхождения, а Индира могла познакомить его с подходящими кандидатками.

– В нашем доме никогда не собиралось столько очаровательных юных девушек, – сообщила мне однажды хозяйка, когда мы столкнулись на главной лестнице. – Анахита, милочка, ты не сбегаешь наверх взглянуть, поставили ли горничные цветы в комнату леди Селестрии?

– Конечно, – ответила я и пошла наверх.

Мне не нравилась леди Астбери, и эта неприязнь была взаимной. Она жила в Индии, когда ее муж служил министром-резидентом Куч-Бихара, и по ее разговорам я поняла, что она ненавидела каждую секунду, проведенную в моей родной стране. Со мной она обращалась не лучше, чем со служанкой. Ее надменное отношение к моим соотечественникам – раз я услышала, как она назвала индусов «грязными язычниками» – выражалось в презрении ко мне. При этом она была ревностной католичкой и каждый день ходила в часовню.

Жесткая педантичность и неприкрытое высокомерие леди Астбери олицетворяли для меня самое худшее в англичанах. К Индире – девочке из королевской семьи, воспитанной по-европейски, – она относилась как к равной… во всяком случае, пока.

Хотя я тоже принадлежала к индийской королевской семье, хозяйка дома постоянно находила для меня какие-нибудь поручения – то сбегать за вышивкой, то принести книгу из библиотеки. Дело осложнялось нехваткой слуг. Многих мужчин призвали в армию и отправили воевать во Францию, так что у служанок прибавилось работы. Не желая показаться грубой и неблагодарной, я всегда выполняла «просьбы» леди Астбери. Мне не составляло труда помочь горничным, милым и вежливым девушкам, перестелить постель или вытереть пыль.

Первые три дня я ужинала в столовой с Индирой, однако хозяйка дома упорно меня не замечала, и я испытывала мучительную неловкость. На четвертый вечер мне принесли ужин в комнату, и я поняла намек. Надо сказать, я не расстроилась: мой гардероб все равно не включал достаточного количества платьев, подходящих для формального ужина, а признаваться в этом Индире не хотелось.

Горничная Тилли, которая каждый вечер взбиралась с подносом по бесконечным лестницам на чердак, однажды заметила, что мне, должно быть, скучно ужинать в одиночестве, и предложила есть с остальной прислугой в кухне. Пожалев ее ноги, я согласилась. С тех пор я каждый вечер ужинала с ними внизу, отвечая на вопросы о жизни во дворце. Однажды кухарка, миссис Томас, пожаловалась на артрит. Я предложила ей сделать лекарство.

– Не думаю, что оно поможет, – скептически заявила она, – но почему бы не попробовать?

Растерев в порошок корень аира, обнаруженный в оранжерее, я смешала его с водой, чтобы получилась паста.

– Втирайте эту пасту в руки два раза в день в течение недели, – велела я ей.

Как и следовало ожидать, через неделю миссис Томас рассказывала всем, что я – настоящая волшебница. Ко мне потянулся ручеек клиентов, которые просили избавления от самых разных хворей. Я радовалась, что могу помочь, применив на практике то, чему учили меня мама и Зена. Обслуга поместья стала относиться ко мне тепло и сердечно, и это было очень приятно. Но главной причиной, по которой я чувствовала себя счастливой – такой счастливой, что мне не портили настроение ни отчуждение Индиры, ни высокомерие леди Астбери, – были утренние верховые прогулки с Дональдом.

На следующее утро после нашей первой прогулки я подхватилась с постели ни свет ни заря, гадая, придет ли он на конюшню, как мы договаривались.

– Анни! – улыбнулся он. – Готова?

– Да, – радостно кивнула я.

Мы оседлали лошадей и понеслись через пустошь в мягком свете утреннего солнца. С тех пор мы встречались почти каждое утро и очень подружились. Дональд, добросердечный и открытый, оказался полной противоположностью своей матери, с ним можно было говорить обо всем. Он любил слушать мои рассказы об Индии, ее обычаях и культуре.

– Отцу всегда очень нравились Индия и ее люди, а вот матери, к сожалению, нет. Поэтому они вернулись в Англию, когда мы с Селиной были совсем маленькими. К несчастью, пять лет спустя папа умер. Мама обвиняла в его смерти Индию. Он действительно страдал от приступов малярии, однако умер от воспаления легких. Он говорил, что ему не подходит английский климат. Папа был очень хороший, старался всем помогать.

– Ты похож на него? – спросила я.

Мы лежали на траве, а лошади поодаль пили из ручья.

– Мать говорит, что похож. Ей не нравилась его «мягкотелость» и вечное стремление помочь всем, кто нуждается в помощи, в том числе и материально. И он не судил о людях по цвету кожи или вере. Мама более… консервативна в таких вещах.

Во время прогулок Дональд делился со мной своими страхами, неуверенностью в собственном будущем из-за войны, а также опасениями, что не сумеет управлять поместьем через несколько лет, когда ему исполнится двадцать один год.

Уже тогда его матери, которая получила поместье в наследство, с трудом хватало средств на оплату текущих расходов, не говоря о необходимости реставрации. Его отец не отличался деловой хваткой, и уж тем более никто не ожидал, что он так рано умрет. А мать прятала голову в песок, точнее, пряталась в часовне.

– Я не хочу говорить ей, насколько все плохо, – размышлял вслух Дональд, – но сомневаюсь, что нам может помочь даже ее всемогущий бог. От меня зависит, смогут ли заработать на жизнь многие и многие люди.

Глядя на Дональда, я удивлялась: ему всего шестнадцать, а на его плечи свалилась тяжесть целого мира.

Он встал и улыбнулся:

– Видно, придется взять в жены богатую наследницу! Поехали, Анни, пора возвращаться.

После того как Дональд уходил к себе, чтобы переодеться к завтраку, я обычно не видела его до следующего утра. Днем он развлекал Индиру и ее подруг обедами, игрой в теннис и куда более спокойными верховыми прогулками, чем со мной. Сомневаюсь, что он рассказывал кому-нибудь о наших утренних поездках – я так точно ни с кем не делилась: хранила эту тайну от всех.

14

В конце августа, за пару дней до нашего с Индирой возвращения в школу, у Селины начались схватки. Горничные забегали вверх-вниз по лестницам с полотенцами и горячей водой. В кухне образовалась напряженная атмосфера – обычное ожидание новорожденного ребенка смешивалось с опасениями, что может случиться что-то ужасное.

– Хоть бы доктор Трефузис успел вернуться из больницы в Эксетере! Только леди Селина могла выбрать для родов воскресный вечер, – закатила глаза миссис Томас.

Часом позже в кухню вбежала до смерти перепуганная Тилли, горничная Селины.

– Ей совсем плохо, она катается по кровати и визжит от боли. Я не знаю, как ее успокоить. Что делать, миссис Томас? Может, ребенок застрял или что?

– Ты позвала ее светлость? – спросила кухарка.

– Вы ведь знаете, леди Астбери не заставишь и близко подойти к комнате, где проходят роды. Не понимаю, как ей удалось самой родить двоих детей!

– Леди Селина, должно быть, устала, – предположила я со своего обычного места в углу кухни.

– Она изнемогает от усталости, мисс Анни, уже шесть часов мучается, – пояснила Тилли.

– Принеси ей немного воды с сахаром, чтобы поднять уровень глюкозы, – спокойно посоветовала я. – И заставь ее двигаться.

Все взоры в кухне обратились на меня.

– Вы когда-нибудь видели, как рождается ребенок, мисс Анни? – спросила миссис Томас.

– Да, много раз. Я часто смотрела, как моя мама принимает роды.

– В бурю любая гавань хороша, – заметила стряпуха. – Может, вы подниметесь к леди Селине и взглянете на нее?

– Если это удобно, схожу, – нерешительно поднялась я.

– По-моему, ей нужна помощь. Сходите, будьте добры.

Поднявшись вслед за Тилли наверх, я услышала душераздирающие стоны из спальни. Горничная просунула голову в дверь и поманила меня к себе.

– Заходите, она от боли не понимает, что я спрашиваю.

Селина лежала на спине, бледная и вспотевшая.

– Леди Селина, это Анахита. Я немного разбираюсь в акушерстве. Вы не против, если я попробую вам помочь?

Она устало подняла руку. Я расценила это как знак согласия.

– Сначала нужно усадить ее на подушки, чтобы она могла выпить сладкой воды, потом сбегай вниз и принеси влажное полотенце, которое нужно положить ей на лоб, – велела я Тилли. – И собери ей волосы, чтобы было не так жарко.

Мы с трудом приподняли Селину на подушках, и Тилли дала ей выпить подслащенной воды. Пульс сильно частил.

– Леди Селина, можно вас обследовать? Мне нужно знать, как продвигаются роды.

Она едва кивнула, не открывая глаз.

Обследовав ее, я увидела, что шейка матки раскрылась всего на четыре пальца, а должно быть десять, только тогда имеет смысл тужиться.

– Леди Селина, ребенок уже хочет появиться на свет, но ваше тело пока недостаточно готово к родам. Позвольте, я помогу вам встать и пройтись.

– Нет, мне больно… – простонала она.

– Давайте попробуем.

Подложив руку ей под спину, я приподняла роженицу, спустила ее ноги с кровати и поставила на пол.

– Теперь пройдемся. Это ослабит боль.

Я начала медленно и осторожно водить ее по комнате, придерживая и подбадривая.

– Вот, хорошо, у нас получается…

Так я выгуливала ее часа два, не меньше, дыша с ней в такт и шепча ободряющие слова. Движение успокоило боль, пульс нормализовался.

– Мне хочется тужиться! – неожиданно сказала она.

Я поняла, что время пришло, попросила Тилли застелить кровать полотенцами и помогла Селине лечь.

– Еще не тужьтесь, просто дышите, как собака, которая хочет пить…

Я показала ей, как дышать, и ободряюще улыбнулась, когда она повторила за мной. Затем проверила раскрытие: пройдет ли ребенок. Убедилась, что это так, и велела ей тужиться изо всех сил, когда начнутся схватки. Ночная тишина огласилась новым стоном, и я увидела головку ребенка. Последовала еще серия потуг. Селина так крепко сжимала мою руку, что грозила раздавить кости. Вновь показалась головка ребенка, и крошечное тельце выскользнуло мне в руки.

– Анахита, с ребенком все хорошо? – Селина попыталась поднять голову, но не смогла.

– Ой, девочка! – восторженно прижала ладони к лицу Тилли. – Поздравляю, леди Селина!

Я подняла ребенка и положила Селине на грудь. В этот момент открылась дверь, и вошел доктор.

– Отлично, – сказал он, убедившись, что с роженицей и ребенком все в порядке. Достал из медицинского сундучка инструменты и перерезал пуповину. – Не возражаете, если я приму эстафету?

– Нисколько, – ответила я и повернулась к двери, понимая, что мои услуги больше не требуются.

– Спасибо, Анни, – с чувством произнесла Селина. – Ты мне очень помогла.

На следующее утро, когда я спустилась в кухню завтракать, такая уставшая, что не смогла даже встать на прогулку с Дональдом, со мной обращались как с героиней.

– Вы спасли ей жизнь! Она сама так сказала! – объявила Тилли на всю кухню. – Мисс Анни – просто чудо! Она знала, что делать, и успокаивала леди Селину до самого конца. Надеюсь, у старой хозяйки хватит совести отблагодарить вас, мисс Анни. Представляете, она даже не подошла к своей бедной дочери, когда та корчилась в муках. А потом еще рассказывала доктору, что леди Селине повезло родить быстро и безболезненно. На самом деле ей повезло в том, что рядом оказались вы.

После обеда Селина пригласила меня посмотреть на ребенка. Она умиротворенно лежала в постели, обнимая новорожденную дочь, и улыбнулась, когда я вошла.

– Привет, Анни. Ты только посмотри на это чудо! – Селина похлопала рукой по кровати, приглашая меня присесть рядом.

– Она просто красавица! – сказала я, осторожно проведя пальцем по бархатистой коже малышки. – Как вы ее назвали?

– Боюсь, что в этот раз у меня не было выбора. Ее зовут Элинор, в честь бабушки по отцу. Правда, она персик? Хочешь подержать?

– С удовольствием, – ответила я, и она передала мне малышку.

– Хочу сказать тебе, Анни, что ты просто умница. Не знаю, что бы со мной было, если бы не ты. Спасибо от нас обеих.

– Не за что, – улыбнулась я. – Для меня большая честь – участвовать в таинстве рождения новой жизни.

– Как бы я хотела, чтобы ее отец был рядом! Мы отправили ему телеграмму, но одному богу известно, получит ли он это известие.

Внезапно я услышала тихое пение, и мое сердце погрузилось в черноту: я поняла, что новорожденной не суждено увидеть своего отца. Я заставила себя улыбнуться и солгала:

– Он скоро вернется.

– Я могу только молиться об этом. Принцесса Индира сказала, что вы завтра возвращаетесь в школу?

– Да.

– Как жаль, Анни. Я бы с удовольствием взяла тебя в няни вместо этой противной старухи, которую наняла моя мать. Обещай, что приедешь к нам еще.

– Хорошо, – ответила я, передавая ей ребенка.

– До свидания, Анни, и еще раз большое спасибо.

– До свидания. Всего доброго вам и малышке.

Я встала и направилась к двери.

– Тебе правда всего четырнадцать? – спросила вдогонку Селина. – Просто не верится. Вчера ты действовала как опытная акушерка.

– Правда. – Я улыбнулась на прощанье и вышла из комнаты.

Мы должны были уезжать в школу в одиннадцать утра, и у меня оставалось время на последнюю прогулку с Дональдом. Разумеется, ему стала известна история о том, как я помогла появиться на свет его племяннице.

Мы сидели на нашем любимом месте у ручья.

– Откуда ты знала, что нужно делать? – спросил он.

– Все очень просто. Нужно всегда следовать природе. Тело твоей сестры само знало, что делать, она должна была лишь довериться ему.

Я увидела в его глазах еще большее уважение.

– Боже мой, почему остальные люди этого не понимают? Мой отец тоже уважал природу… Ты так мудра для своего возраста, Анахита.

– Порой это скорее проклятие, чем благословение, – сказала я, ковыряя носком ботинка сухую, вытоптанную землю.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, иметь ум, который хочет найти во всем смысл. Для большинства женщин достаточно быть хорошенькой и иметь кучу новых нарядов.

– В нарядах я не разбираюсь, – улыбнулся Дональд, – однако могу сказать, что ты хорошенькая. Даже очень. Ладно, пора возвращаться.

Когда мы шли от конюшен к дому, он неожиданно произнес:

– Заешь, мне будет не хватать наших утренних прогулок.

– Мне тоже, – чистосердечно ответила я.

Он наклонился и нежно поцеловал меня в щеку.

– До свидания, Анни, приезжай к нам снова. Ты невероятная, и я очень рад, что с тобой познакомился.

Всю дорогу в Истборн мое сердце пело от радости. Мне не испортила настроения ни болтовня Индиры о том, с каким нетерпением она ждет встречи с Селестрией и остальными девочками, ни мысль, что придется провести в заточении еще несколько унылых, одиноких месяцев.

Потому что я встретила человека, который испытывал ко мне искреннюю симпатию. Я честно старалась убедить себя, что мы всего лишь друзья, хотя воспоминание о его губах на моей щеке говорило совсем другое.

15

Следующие два года в Европе бушевала война, и мы с Индирой не могли вернуться домой. На каникулы я оставалась в школе, а Индира гостила у своих многочисленных подружек. Я смирилась: в подобном положении оказались многие другие девочки, в том числе и моя подруга Шарлотта. Я старательно училась и готовилась к экзаменам.

Мы обе скромно отпраздновали шестнадцатилетие с каменными тортами из порошковых яиц. Индира заводила новых подруг, затем ссорилась с ними и обращалась за утешением ко мне. Я постепенно привыкла к ее переменчивой дружбе, зная, что мне вновь придется ее утешать, когда она разочаруется в очередной подруге.

Я страдала, но говорила себе, что благодаря ей у меня появилась возможность получить образование, чего так хотел мой папа. Я была если не самой способной, то уж точно самой старательной ученицей, и преподаватели заговорили со мной о поступлении в университет. Я понимала, что это невозможно, но было приятно, что они такого высокого мнения обо мне.

Рождество тысяча девятьсот шестнадцатого года мы провели в Астбери. Как я и ожидала, муж Селины погиб во Франции в октябре, и от поместья, погруженного в траур, трудно было ожидать веселых праздников.

Увидев меня, худая и бледная Селина в черном вдовьем платье улыбнулась.

– Здравствуй, милая Анни, я очень рада тебя видеть, – сердечно произнесла она.

На следующий день Селина разыскала меня и предложила пройтись.

– Я глубоко опечалена смертью вашего мужа, леди Селина, – сказала я.

Мы шли по замерзшему саду. Спустился туман, и несмелое зимнее солнце быстро сдавало свои позиции надвигающейся темноте.

– Спасибо, Анни, – ответила Селина. – Я все еще не могу смириться. Хьюго был так молод, вся жизнь впереди. А теперь его больше нет. Мать считает, что мне следует искать утешения в боге и в молитвах. А я, честно говоря, просто повторяю пустые слова, лишенные для меня всякого смысла, и с трудом заставляю себя войти в часовню. Наверное, ужасно, что моя вера пошатнулась именно сейчас, когда она мне больше всего нужна?

– Ничего ужасного, – ответила я. – Всегда бывает трудно понять, зачем уходят те, кого мы любим. Однако, отбирая, боги обязательно дают что-то взамен. У вас есть прекрасная дочь, которая несет в себе частичку Хьюго.

– Да, и я благодарна за это богу, или богам, как ты говоришь. И все равно мне страшно подумать, что я осталась вдовой в двадцать два года, вынуждена вернуться домой к матери и прожить здесь до конца своих дней, не имея никаких надежд на будущее.

– Я уверена, что вы еще обретете счастье, леди Селина, – сказала я, повинуясь какому-то внутреннему чувству. Не следовало в такое время говорить ей о новой любви, что ждала ее за углом, но я чувствовала свою правоту.

– Ты действительно так думаешь, Анни?

– Да. И запомните: не обязательно каждый день ходить в церковь. В каждом человеке живет частичка бога. Он услышит нас, где бы мы ни были.

– Спасибо, милая Анни, – с чувством поблагодарила меня Селина, и мы повернули к дому.

В то Рождество мне пришлось обойтись без утренних конных прогулок. Дональда несколько недель назад призвали в армию.

Морозным декабрьским утром, когда я пришла на кухню за завтраком, мне передали письмо.

Я перечитала письмо раз сто, а затем вышла в сад. Я знала, что если Дональду суждено скоро покинуть наш мир, то я почувствую, услышу. Однако я ничего не услышала. Ничего.

Мое сердце преисполнилось радости: он вернется домой целым и невредимым. Значит, я с чистой совестью могу написать ему письмо.

На рождественские каникулы в Астбери не приехала ни одна из подруг Индиры. Почти все они жили в южных графствах, а бензин стал дефицитом. В новогодний вечер в гостиной наверху было так мрачно и пусто, что даже Индира решила спуститься в кухню, где отмечали праздник мы с прислугой. Благодаря пианино, на котором миссис Томас наяривала старые английские мелодии, там царила наиболее жизнерадостная атмосфера.

Однажды вечером, вскоре после наступления нового года, в мою каморку постучали.

– Войдите, – сказала я.

На пороге стояла Индира – заплаканная, с красными, как у кролика, глазами. Неохотно выбравшись из постели, я накинула на себя одеяло – в моей комнатке не было камина – и подошла к ней.

– Что случилось?

– Ах, Анни, я так скучаю по маме с папой… и по Индии. Ненавижу Англию! Здесь скучно и холодно. Я чувствую себя такой же сиротой, как и ты!

– Ничего, война скоро закончится, и ты увидишь своих родных, – утешила я подругу.

– И еще, Анни… я поняла, как плохо к тебе относилась… бросала тебя одну и ничего не сказала леди Астбери, когда она засунула тебя на этот ледяной чердак. Послушай, пойдем ко мне, ты можешь спать со мной, там есть камин, и мы поговорим.

Я, как всегда, повиновалась ее желанию. Завернувшись в пледы, мы уселись в кресла перед камином. Задумчиво глядя на огонь, Индира вздохнула.

– Знаешь, мне каждую ночь снится наш дворец. Я никогда его не ценила. И тебя, – добавила она. – Я плохая подруга. А может, и плохой человек. Ты можешь простить меня, Анни?

– Конечно, могу, – улыбнулась я.

– Мы обязательно вернемся в Индию, правда?

– Обязательно. Все говорят, что мы выиграем войну, причем совсем скоро.

– Знаешь, я поняла: Англия мне чужая. Я жутко скучаю по Индии. Притти, наверное, думает, что я ее бросила.

Вспомнив о слонихе, Индира вновь разрыдалась.

– Возможно, война научит нас ценить то, что есть, а не мечтать о том, чего нет.

Она посмотрела на меня широко распахнутыми янтарными глазами.

– Ты такая мудрая, Анни. Мама всегда просила меня прислушиваться к тебе.

– Я не мудрая, я лишь принимаю жизнь такой, как есть. Не в наших силах предотвратить то, чему суждено произойти.

– А еще, – закусила губу Индира, – мне кажется, что мой принц совсем забыл обо мне.

– Я же тебе говорила: если вам предназначено быть вместе, этому ничто не помешает.

– Да, ты права. Анни, поспишь со мной сегодня? Я не хочу оставаться одна.

– Хорошо.

Мы забрались в ее постель и обнялись, как когда-то в детстве.

– Ты правда простила меня? – спросила Индира.

– Я люблю тебя, Инди, и всегда буду прощать.

Когда мы вернулись в школу, Индира, верная своему слову, уделяла мне значительно больше времени, чем в предыдущем семестре. Частично потому, что Селестрию из школы забрали. Существовала реальная угроза бомбежек, и ее мать хотела, чтобы дочь была на глазах. Уехали и многие другие девочки, и хотя главной мишенью воздушных атак считался Лондон, вся страна жила в страхе.

Перед Пасхой мы паковали чемоданы, рассчитывая отправиться поездом в Дартмур. Неожиданно за нами приехал шофер на «Роллс-Ройсе».

– Куда мы едем? – непонимающе спросила Индира.

Водитель промолчал, и лишь когда мы оказались на знакомых улицах Лондона, лицо моей подруги озарилось улыбкой. Мы подъехали к дому на Понт-стрит. Индира выпрыгнула из машины и помчалась к входу. На пороге стояла махарани.

– Мамочка! – завизжала Индира, бросаясь в ее объятия.

– Сюрприз! – Айеша прижала к себе дочь. – Я не хотела вам сообщать, пока судно не пришвартовалось в Англии. Вчера утром.

– Как тебе удалось? – поразилась Индира. – Ведь все суда реквизировали на военные нужды!

– Я все вам расскажу. Это было удивительное приключение! – засмеялась махарани, наконец переведя взгляд на меня. – Анни, как ты выросла! Превратилась в настоящую красавицу!

Я сочла этот комплимент обычной данью вежливости. Мы вошли в уютную гостиную с горящим камином. Махарани попросила служанку подать чай.

– Мама, как же ты попала в Англию? – нетерпеливо спросила Индира.

– Я сказала министру-резиденту, что моя младшая дочь серьезно больна и мне необходимо во что бы то ни стало попасть в Лондон. Капитан военного судна согласился взять меня на борт. Он предупредил, что не может гарантировать мою безопасность, – улыбнулась махарани, – и сказал, что мне придется спать в гамаке вместе с матросами. Конечно же, в конце концов мне выделили отдельную каюту, а ужинала я в кают-компании с капитаном и офицерами.

– Ой, мамочка, – вскричала Индира, – ты ведь могла погибнуть! Знаешь, сколько судов мы уже потеряли?

– Знаю, милая, но я больше не могла без тебя. К тому же мы всю дорогу неслись на полном ходу. Путешествие заняло вдвое меньше времени, чем обычно. Как вы здесь жили?

– Очень плохо, как птицы в сезон дождей, – пожаловалась Индира. – Отвратительная еда, невыносимый холод. Ты не понимаешь, что такое Англия, мам. Это ужасная, мрачная страна, и я страшно хочу домой.

– В Индии сейчас тоже трудно, – вздохнула махарани. – Многие наши юноши сражаются на войне. Мы все переживаем нелегкое время. Однако нельзя падать духом, – бодро закончила она. – Раз уж я в Лондоне, надо как следует повеселиться.

Махарани не бросала слов на ветер. Дом наполнился гостями, истосковавшимися по удовольствиям. Она устраивала обеды и коктейли. Я не представляла, где она достает деликатесы: перепелиные яйца, копченую лососину, икру.

Айеша пришла в ужас от моего гардероба, который не пополнялся почти два года. Я выросла из всей одежды, и она отправила нас с Индирой в «Хэрродз». В этот раз отдел женской одежды интересовал меня гораздо больше, чем в прошлое посещение. Я не согласилась с махарани, когда она назвала меня красавицей, но, глядя в зеркало, заметила, что мой детский жирок исчез, и я стала стройнее.

– Анни, почему ты мне не написала? – вновь и вновь укоряла она меня. – Пожалуйста, не стесняйся, если тебе что-то нужно.

Затем махарани отправила меня к окулисту за новыми очками: старая оправа сломалась, и я кое-как скрепила ее проволочкой. Мы с Индирой посетили парикмахерский салон и гордо вышли из него с наимоднейшими стрижками боб. В довершение ко всему нам сделали первый в жизни маникюр. В тот вечер, выйдя к ужину в новом шелковом платье из «Хэрродз», я даже заслужила восхищенные взгляды некоторых гостей.

А в середине каникул Индира чуть не сошла с ума от радости, когда на одном из вечеров махарани появился принц Варун, приехавший в Лондон в двухнедельный отпуск.

Моя подруга превратилась в ослепительно красивую девушку. Глядя на них, я гадала, замечают ли остальные гости их взаимное притяжение.

После ужина Индира пришла в спальню, когда я уже улеглась в постель. Она светилась от счастья.

– Ах, Анни, правда он красивый? – спросила Инди, растянувшись на кровати с мечтательным выражением на лице.

– Да, очень красивый.

– Знаешь, он пригласил меня на свидание. Представляешь? Конечно, мама не разрешит мне пойти одной. Послушай, Анни, давай ты пойдешь со мной на чай в «Ритц», а сама оставишь меня у входа и погуляешь часок. Пожалуйста, милая Анни! Я должна пойти. Неизвестно, когда еще мы сможем увидеться!

– Я не могу, Инди. Тебя не должны видеть в общественном месте с мужчиной. Ты принцесса, и существуют правила.

– Мне все равно! – Индира зарылась лицом в подушку, затем повернулась ко мне, лукаво блеснув глазами. – В конце концов, нам вряд ли удастся сделать что-либо предосудительное за чашкой чаю и сэндвичем с огурцом, правда? Если, конечно, он не пригласит меня в номер.

Я в ужасе закатила глаза:

– Не смей даже думать! Если твоя мама узнает, а она обязательно узнает, нам обеим не поздоровится.

– Ерунда, мне не привыкать. Что она сделает – запрет меня? Пожалуйста, Анни, помоги, только один разочек.

– Ладно, – тяжело вздохнула я, – один раз, и не больше часа.

– Спасибо! – обняла меня Инди, добившись своего. – Ты самая лучшая подруга на свете!

На следующий день после обеда мы нарядились в приличествующую случаю одежду и вызвали шофера, чтобы отвез нас в «Ритц». Индира сидела как на иголках.

– Ты все поняла? Попросим шофера забрать нас в четыре. Ты притворишься, что заходишь со мной, а сама останешься у входа.

– Да, – нахмурилась я, потому что она в сотый раз повторяла одно и то же. – Удачи, – сказала я, когда мы оказались перед входом в «Ритц» и шофер уехал.

Инди послала мне воздушный поцелуй и вошла в отель. Я развернулась и побрела в сторону парка. Если не придумаю ничего лучшего, придется целый час сидеть на скамейке в холодный весенний день. Мой взгляд упал на красивое каменное здание с табличкой: «Королевская академия искусств». Перейдя через дорогу, я увидела объявление о выставке молодых художников. Прошла через портик с колоннами и направилась к конторке посреди холла.

– Сколько стоит билет на выставку? – спросила я у женщины за конторкой.

– А вы член академии?

– Нет, а что, выставка только для членов академии?

Она задумалась на секунду и ответила:

– Да.

– Тогда простите за беспокойство, – сказала я и с подчеркнуто непринужденным видом пошла к выходу.

Следом за мной к конторке подошли две англичанки. На вопрос женщины они ответили, как и я, отрицательно.

– Тогда по пять шиллингов с человека, – сказала та. Англичанки заплатили и прошли на выставку.

В тот день я в первый, но далеко не в последний раз столкнулась с расовыми предрассудками в Великобритании, которая правила нами более ста пятидесяти лет.

Следующие три свидания Индиры с ее прекрасным принцем я провела в Грин-парке, дрожа от холода. Хотя «Фортнум и Мейсон» и прочие соблазны Пикадилли находились на расстоянии вытянутой руки, меня слишком испугало отношение дамы из Академии, чтобы осмелиться зайти куда-то без Индиры. Я понимала, что со своей экзотической внешностью я выгляжу в европейском платье странно и неуместно. Сидя на скамейке в парке, я прятала взгляд от любопытных прохожих, утыкаясь в роман Томаса Гарди «Вдали от обезумевшей толпы».

Встречаясь в условленное время у бокового входа в «Ритц» и садясь в машину, мы с Индирой находились в прямо противоположных состояниях духа. Она упивалась первой любовью, а я все яснее понимала, что никому не нужна.

– Ах, Анни, – восхищенно шептала она и вываливала на меня кучу восторженных эпитетов в превосходной степени о своем принце. – Я так его люблю, и сегодня он сказал, что тоже меня любит.

– Я рада за тебя, Инди, но… Ты прекрасно знаешь, что он женат.

– И что с того? Он ведь принц. Его женили, когда он еще ходить не умел. Это просто для проформы. Он ее не любит.

– Как и ты – махараджу Дарампура, – напомнила я. – Кроме того, ты не согласишься на роль второй жены. И не смотри на своего отца, который относится к супруге как европеец. Принц Варун наверняка захочет, чтобы во время его путешествий ты оставалась во дворце и соблюдала пурду.

– Ну, может, в самом начале, для вида. А потом я буду всюду ездить с ним, как мамочка с папой.

– Ты хочешь сказать, что вы это обсуждали?!

– А как же! Он хочет на мне жениться. Сегодня он признался, что в первый же день понял: мы будем вместе.

Я в ужасе уставилась на нее. Инди говорила глупости. Она обещана другому, и брак, о котором много лет назад договорились две правящие семьи, не может быть аннулирован.

Я прекрасно понимала, что Индира умеет добиваться своего, но даже для нее это было слишком. Вдобавок ко всему, я злилась на себя за то, что покрывала их роман.

– Инди, разве ты не понимаешь, что вам не быть вместе? Это невозможно.

– Не говори ерунды! Когда люди любят друг друга, все возможно!

Как всегда, когда я в чем-то не соглашалась с Индирой, она стала отдаляться от меня. Я отказалась покрывать ее дальше, хотя прекрасно знала, что Инди встречается с Варуном в послеобеденные часы, когда говорит маме, что идет в гости к подружке.

Неделю спустя Варун возвратился в полк, а Индира впала в глубокую депрессию. Она не выходила из комнаты, сказываясь больной.

За пару дней до нашего возвращения в Истборн махарани вызвала меня на разговор.

– Дорогая Анни, мне кажется, пришло время обсудить твое будущее.

– Да, ваше высочество.

– Садись, пожалуйста. – Она указала на кресло у зажженного камина. – Хочешь чаю?

Я взяла чашку.

– Индира еще не знает, но через несколько дней я забираю ее домой. Я решила так из-за ее внезапной болезни. Я хочу, чтобы в это трудное время наша семья была вместе, а в Индии пока сравнительно безопасно. Теперь вот что. Мне известно, что ты, в отличие от моей дочери, добилась значительных успехов в учебе. Ты умная девочка и всегда показывала Индире хороший пример.

Я покраснела, коря себя за участие в недавнем обмане.

– Благодарю, ваше высочество.

– Так вот, пришло время спросить, чего хочешь ты сама, Анни. Через несколько недель ты должна сдать экзамены и окончить школу. Для Индиры это не столь важно, – вздохнула махарани. – Самое большее через полгода она выйдет замуж за махараджу Дарампура. В нашем доме всегда найдется для тебя место, и я не сомневаюсь, что Индира будет рада видеть тебя в своем новом дворце. Тем не менее мне надо понять, хочешь ли ты вернуться с нами в Индию или предпочла бы остаться в Англии и закончить учебу.

– Не знаю, ваше высочество.

– Кроме того, я получила письмо от леди Селины из Астбери-холла. Тебе ведь известно: она дружит с моей старшей дочерью Минти. Селина пишет, что ты помогла ей во время родов.

– Да, ваше высочество.

– Итак, – махарани сложила вместе ухоженные руки с идеальным маникюром, – если ты решишь остаться в Англии, Селина предлагает тебе ухаживать за ее малышкой. Она никак не может найти хорошую няню.

При мысли, что я могу жить там, куда по окончании войны вернется Дональд, мое сердце забилось быстрее.

– Очень любезно с ее стороны, я обязательно подумаю над этим предложением.

– Выбирать тебе. По моему мнению, ты не должна удовлетвориться должностью няни.

Я сразу поняла, что она имеет в виду. Эта женщина не была обязана спрашивать, чего я хочу от жизни, и все же предлагала мне свободу выбора.

– Я страшно скучаю по Индии, – искренне ответила я, – и если останусь здесь, то буду скучать по Индире. Она мне как сестра.

– Мы все тоскуем по Родине и по своим близким, когда уезжаем, – согласилась махарани, – но я сомневаюсь, что ты захочешь жить там, когда вырастешь. Хотя моей дочери будет тяжело потерять тебя, я бы не хотела, чтобы ты прожила всю оставшуюся жизнь в зенане, где никто не оценит по достоинству твой блестящий ум. И еще… – вздохнула Айеша, – прости за откровенность, как бы я ни старалась помочь, твои брачные перспективы, так сказать, весьма ограничены.

– Я понимаю.

– Так что решай, Анни. Я буду в равной степени рада, если ты захочешь остаться и продолжить учебу – ведь ты приложила к этому столько усилий – или поедешь с нами в Индию. Я уже заказала тебе билет, но могу его сдать.

– Мне нужно подумать, ваше высочество, – ответила я.

– Конечно, – ответила она. – Поговорим завтра утром. Надеюсь, Индира оправится от болезни и сможет поехать.

– Да.

Я встала и пошла к двери. Махарани догнала меня и положила руку на плечо.

– Не забывай, Анни, я очень хорошо знаю свою дочь. Инди слишком похожа на меня. Она думает сердцем, а не головой.

Айеша дала мне понять, что знает о влюбленности дочери в принца Варуна и может с этим разобраться. Я была уверена, что это одна из причин, по которым она забирает Индиру с собой. С моих плеч свалился тяжелый груз.

Всю ночь я мерила шагами комнату, не в силах уснуть. Впервые в жизни моя судьба была в моих собственных руках – от того, что я решу, зависела вся моя будущая жизнь. Остаться одной в Англии и завершить образование – отчаянно смелый шаг. А вернувшись в Индию, я буду и дальше находиться под защитой королевской семьи. Вспомнив происшествие в Королевской академии искусств, я вздрогнула. Но если Индира действительно выйдет за договорного мужа, то, как тонко намекнула Айеша, мои горизонты будут ограничены ее новой зенаной, и я почти наверняка останусь старой девой.

Англия давала мне свободу, и здесь жил Дональд, именно поэтому предложение Селины казалось мне таким заманчивым. Я понимала, что мы всего лишь друзья и, учитывая наше положение в обществе, никогда не станем друг для друга чем-то большим. Однако если я вернусь в Индию, то вообще никогда больше его не увижу.

В конце концов я поступила как любая девушка, оказавшаяся перед нелегким выбором: посоветовалась с родителями. Я села на пол, скрестив ноги, и подняла голову к небесам. Спросила, что мне делать, и стала дожидаться ответа.

– Я решила остаться в Англии и окончить школу.

– Я так и думала, – с улыбкой сказала махарани.

– Наверное… – Я впервые произнесла вслух мысль, которая уже давно запала мне в голову, а окончательно выкристаллизовалась прошлой ночью. – Наверное, пойду учиться на медсестру.

– Да, тебе это подойдет, учитывая твои способности, – вновь ободряюще улыбнулась махарани.

– А как же принцесса Индира? Мы не разлучались почти шесть лет.

– Ты прекрасно знаешь, Анни, что Индире сейчас не до тебя. Она никого вокруг не замечает.

– Да, – сказала я, и мы обменялись понимающими взглядами.

– Ничего, предоставь это мне, Анни. Я буду каждый месяц высылать тебе небольшую сумму и, если хочешь, напишу Селине, что ты согласна принять ее предложение.

– Только на лето, ваше высочество. Потом я окончу курсы медсестер и вступлю в добровольческий медицинский отряд.

– Замечательно, там ты сможешь получить необходимый опыт. Значит, решено?

– Да. Не знаю даже, как благодарить вас за все, что вы для меня сделали. Вы великодушны и добры! – Мои глаза наполнились слезами, и я закусила губу.

– Милая Анни, я обещала твоей маме позаботиться о тебе. Дай слово, что напишешь, если что-нибудь понадобится, ведь никто не знает, когда мы теперь увидимся. Иди ко мне.

Она обняла меня и крепко прижала к себе.

– Я люблю тебя, как родную дочь. Что бы ни случилось, я всегда помогу тебе, только скажи.

– Спасибо, ваше высочество, – прошептала я, глотая слезы, и возблагодарила небеса за то, что встретила на своем жизненном пути эту прекрасную женщину – сильную, благородную и добрую.

Как и предвидела махарани, Индиру не слишком расстроило мое решение остаться в Англии и получить аттестат.

– Будешь мне писать? Каждый день? – спросила она.

– Ну, каждый день не обещаю, надо же еще и учиться, – улыбнулась я, – но очень часто.

Когда я уже собрала чемодан и спустилась вниз, она остановила меня.

– Ты ведь ненавидишь Англию. Почему вдруг решила остаться?

– Потому что так нужно, – ответила я.

Лишь когда я поцеловала махарани, обняла Индиру и села в машину, которая должна была увезти меня от них, – быть может, навсегда, – я осознала невероятную значимость принятого мной решения.

16

Сидя в машине на обочине узкой проселочной дороги, Ари раздраженно стукнул кулаком по навигатору. Он знал, что это не поможет: прибор забарахлил минут десять назад, и примерно тогда же Ари миновал последний дорожный указатель. Он окончательно заблудился в забытом богом Дартмуре.

От нечего делать он вышел из автомобиля и вдохнул свежий воздух, отдававший торфом и вереском.

Денек выдался жаркий. Окинув взглядом холмистую пустошь, Ари поразился красоте, которую так живо описывала его прабабушка. Больше всего его удивила тишина, нарушаемая лишь протяжным криком канюка, летящего вдалеке над болотом. Казалось, здесь ничего не изменилось со времен Анахиты.

Из-за напряженного рабочего графика Ари не успел дочитать прабабушкину историю, но прочитанное так его заинтриговало, что он решил взять напрокат машину, съездить в Девон и взглянуть на Астбери-холл. Еще не достигнув цели, он уже начал догадываться, что произошло.

Стоя посреди пустоши, Ари вдруг понял, что следующие несколько дней будут больше похожи на отпуск, чем все, что он делал за последние пятнадцать лет. Даже если выяснится, что история Анахиты ни к чему не привела, это прекрасная возможность прочистить мозги перед тем, как вернуться домой и разобраться со своей жизнью.

«Потому что это и твое будущее», – звучали у него в голове слова прабабушки.

Ари принял решение ехать дальше до какого-нибудь населенного пункта, а там спросить дорогу. Час спустя он оказался перед коваными воротами, от которых шла в глубину парка неширокая дорога. У ворот стоял охранник. Пока Ари раздумывал, что делать, с другой стороны ворот показался белый фургон. Охранник открыл ворота, чтобы пропустить его.

– Заблудился, приятель? – спросил у Ари водитель, когда они поравнялись.

– Не знаю, это ведь Астбери-холл?

– Ага, я тоже с трудом его нашел. Привез дополнительный кабель и почти час блуждал по окрестностям. Ты на съемки?

– Да, – соврал Ари.

– Если тебе нужен Стив Кэмпион, администратор, то езжай прямо, а доедешь до дома – поверни направо. Стив во дворе.

Когда ворота начали закрываться, Ари принял решение и быстро проехал на территорию поместья.

– Я ищу Стива Кэмпиона, – сообщил он охраннику.

Тот равнодушно кивнул. Проезжая по парку, окружающему дом, Ари подумал, что поместье, наверное, используется теперь в качестве гостиницы или конференц-центра, как многие старинные дворцы в Индии.

Когда показался дом, у Ари перехватило дух – и не только от того, что сам Астбери-холл представлял собой впечатляющее зрелище. На парадной лестнице собралось множество людей: мужчины в цилиндрах и фраках, дамы в старинных вечерних платьях. Перед зданием стоял древний «Роллс-Ройс».

Ари притормозил, не веря своим глазам: он словно попал в другую эпоху. Лишь заметив камеры и осветительное оборудование, он понял, о каких съемках говорил водитель белого фургона.

Кто-то отчаянно замахал ему руками, показывая, что нужно объехать здание справа. Очевидно, он чуть не ворвался на съемочную площадку в разгар съемки очередной сцены. Во дворе, куда свернул Ари, кипела жизнь. Припарковав машину, он вышел на лужайку. Персонал и актеры в старинных костюмах стояли в очереди к фургону с закусками. Никто не обратил на него никакого внимания. Заметив сбоку дома открытую дверь, Ари прошел через просторный холл и оказался в огромной кухне.

Посреди кухни стоял длинный деревянный стол, у стены – большая старинная плита, а напротив – пианино. Рядом с камином расположилось потертое кресло.

«Похоже, что эту самую кухню описывала в своих воспоминаниях Анахита», – подумал Ари.

Его вернул к реальности женский голос.

– Чем могу помочь?

На него смотрела в упор плотная женщина средних лет.

– Все ваши питаются снаружи, им привозят еду на машине, милый, – сообщила ему женщина, – а мобильные туалеты – там, за домом.

– Простите, – ответил Ари, – но я не из съемочной группы.

– А что вы тогда делаете у меня на кухне? – удивилась женщина.

– Я приехал посмотреть Астбери-холл.

– Это частная собственность, его нельзя «посмотреть». Вы журналист? – подозрительно прищурилась она. – Как вы сюда попали? На воротах охрана.

– Нет-нет, – поспешно сказал Ари, лихорадочно придумывая, как объяснить свое вторжение, – я по личному делу.

– Вот как?

– Да. Много лет назад здесь работала моя родственница.

– Кто?

– Ее звали Анахита Чаван.

– Никогда о такой не слышала, – ответила женщина.

– Это было девяносто лет назад. Я оказался в Англии по делам и решил посмотреть на место, о котором мне столько рассказывали.

– И вы просто так зашли в чужой дом?

– Пожалуйста, примите мои извинения. Я не знал, с кем можно поговорить. У Астбери-холла есть хозяин?

– Лорд Астбери слишком занят и не может встретиться с вами без предварительной договоренности.

– Понятно. Тогда, если не трудно… – Ари достал из кармана визитку, – вы не могли бы ему передать? Здесь мой мобильный телефон и электронная почта.

Пока она рассматривала карточку, в кухню вошла молодая, поразительно красивая женщина, одетая в старинное платье из тончайшего шелка, элегантными складками спадающее к полу.

– Я вам помешала, миссис Треватан? – спросила она с легким американским акцентом.

– Нет, солнышко, джентльмен уже уходит. – Дама вновь повернулась к Ари. – У лорда Астбери нет электронной почты, и он редко пользуется телефоном. Лучше напишите ему обычное письмо. Что вы хотели, мисс Ребекка?

– Нет ли у вас чего-нибудь от аллергии? У меня чешется нос и слезятся глаза. Сейчас, наверное, сезон амброзии…

– Не знаю, что такое амброзия, но в июне всех одолевает сенная лихорадка. Его светлость тоже страдает.

Миссис Треватан прошла к буфету, достала из ящика пластмассовую коробочку и протянула молодой женщине пакетик с таблетками.

– Благодарю, миссис Треватан.

– Простите за беспокойство, – сказал Ари. – Я последую вашему совету и напишу лорду Астбери. До свидания.

Он прошел вслед за девушкой и открыл перед ней дверь.

– Спасибо. – Она внимательно посмотрела на него огромными карими глазами.

– Простите мою самонадеянность, – извинился Ари, – мне почему-то кажется, что я вас знаю. Мы нигде не встречались?

– Сомневаюсь, – ответила та. – Мое лицо многим кажется знакомым. Вы из съемочной группы?

– Нет, я приехал по семейному делу. Давным-давно здесь работала моя родственница. Хотел поговорить с лордом Астбери, но у меня сложилось впечатление, что это не так просто.

– Да, миссис Треватан считает своим долгом защищать его от всех, – ответила девушка, остановившись возле машины Ари.

– Очень жаль. Полагаю, ему была бы интересна глава семейной истории, о которой он ничего не знает. В любом случае я последую совету этой женщины и напишу ему.

– Я часто вижу лорда Астбери и могу замолвить словечко, – предложила его собеседница.

– Ох, спасибо! Тем более я пробуду в Англии не так долго, – обрадовался Ари. Он достал из кармана ручку и еще одну визитку и написал на ней несколько слов. – Я Ари Малик, а это имя моей прабабушки, которая здесь работала. Как знать, вдруг он о ней слышал.

– Анахита Чаван, – задумчиво произнесла девушка. – Не беспокойтесь, мистер Малик, я передам.

– Спасибо.

Ари уже хотел сесть в машину, но, поддавшись непонятному порыву, достал с заднего сиденья историю Анахиты, отделил листы, которые не успел прочесть, и протянул остальные девушке.

– Может, передадите ему и ксерокопию рукописи моей прабабушки? Думаю, история ее жизни представляет интерес даже просто как описание Астбери-холла и его обитателей в двадцатые годы прошлого века.

– Мы как раз снимаем фильм о том времени! – воскликнула девушка. – Уверена, у Астбери есть множество тайн.

– Я не дочитал до конца, но, похоже, вы правы, – улыбнулся Ари, садясь в машину. – Кстати, вы не сказали, как вас зовут.

– Ребекка. Ребекка Брэдли. Увидимся, мистер Малик.

Ари посмотрел на нее в зеркало заднего вида, мучительно вспоминая, где мог видеть эту поразительно красивую блондинку. Вообще-то, он всегда предпочитал темноволосых девушек. Так и не вспомнив, он выехал за ворота и отправился на поиски ближайшей гостиницы.

После окончания дневных съемок Ребекка прошла в темный кабинет, где находился единственный в доме телефон. Закрыв за собой дверь, она устроилась в кожаном кресле и набрала номер Джека.

В Лос-Анджелесе десять утра, к этому времени даже Джек должен прийти в себя. Однако знакомый голос звучал сонно.

– Алло-о…

– Привет, это я, Ребекка.

– Черт! Что за фигня, Бекс! Я уже начал сомневаться, что ты жива.

– Я оставляла тебе голосовые сообщения, Джек. Ты их не получал?

– Ну, получал… Как ты? У вас там дождь?

– Нет, с чего ты взял?

– Ну, по ту сторону лужи всегда дождь, разве нет?

– Вовсе нет, – ответила она, сама не понимая, что ее раздражает. – Чем занимаешься?

– Да так… просматриваю сценарии, ищу подходящий проект. Есть пара неплохих предложений, но агент не в восторге от гонораров.

– Жаль.

– А ты, Бекс? Скучаешь по мне?

– Конечно. Меня поселили в чудесном поместье, куда не могут пробраться никакие журналисты. Здесь невообразимо спокойно. Съемки идут хорошо, и Роберт Хоуп мной доволен.

– Здорово. Сколько ты там еще пробудешь?

– Думаю, около месяца.

– Чертовски долго, золотце. Как я без тебя?

– Ничего, ты справишься, – невольно усмехнулась она.

– А может, я слетаю к тебе? Нам нужно обсудить планы, наметить даты.

– Джек, я… – Ее голос прервался, и она тяжело вздохнула.

Он явно упустил из виду тот факт, что газеты объявили о помолвке, не дождавшись ее ответа.

– Давай не будем торопить события. У меня очень напряженный график. Ты ведь знаешь, что это такое.

– Да, конечно, но я скучаю, крошка.

– Я тоже. Мне надо идти, позвоню на выходных.

– Да уж, позвони. Черт побери, с тобой невозможно связаться. Там точно нет сигнала? Ты меня не обманываешь?

– Что за чушь? Зачем мне тебя обманывать? Послушай, мне правда пора.

– Ладно, люблю тебя.

– Я тебя тоже, пока.

Положив трубку, Ребекка медленно поднялась в спальню и со вздохом упала в кресло у камина. Она сама не понимала, что с ней творится. Еще несколько месяцев назад она была без памяти влюблена в Джека, а сейчас с трудом заставляла себя говорить с ним, не то что шептать нежные словечки и уверять, что скучает.

Ребекка никогда не могла привыкнуть к тому, что у Джека больше кремов и лосьонов, чем у нее самой. Она хихикнула, представив, что таким арсеналом косметических средств пользуется лорд Энтони. Наверное, его единственный предмет ухода за собой – опасная бритва, принадлежащая ему с того дня, когда он впервые побрился.

Кстати, надо найти Энтони, отдать ему визитку Ари Малика и рукопись. Выглянув в окно, Ребекка увидела, что тот подрезает розы, и спустилась на террасу. Заметив ее, хозяин поместья поспешил навстречу.

– Как дела, Ребекка?

– Спасибо, хорошо. А у вас?

– Тоже неплохо, – приветливо отозвался он.

– Миссис Треватан упоминала, что у вас сегодня был гость?

– Нет, что за гость?

– Парень из Индии по имени Ари Малик. Он сказал, что много лет назад здесь работала его родственница. Попросил передать вам копию рукописи, написанной его прабабушкой. О том, как она жила в Астбери-холле в начале девятисотых. Вот ее имя. – Ребекка достала карточку.

– Анахита Чаван… ни разу о такой не слышал, но если она из обслуги, то ее имя должно значиться в бухгалтерских книгах, которые хранятся в библиотеке.

– А вдруг эти записи расскажут вам что-то новое? Мистер Малик надеялся, что вы захотите их прочесть.

На лице Энтони отразилось сомнение.

– Семейная история – это не мое. Не вижу смысла ворошить прошлое, в котором столько горя.

– Извините, Энтони, я не хотела вас огорчать.

– Это вы меня извините. – Энтони выдавил слабую улыбку. – Я и в настоящем с трудом выживаю.

– А вы не будете возражать, если я прочту? Возможно, это поможет мне проникнуться эпохой, когда жила Элизабет.

– Какая Элизабет?

– Героиня, которую я играю.

– Ах да, конечно, читайте. Не хотите выпить со мной, когда у вас появится свободная минутка?

– С удовольствием.

– Буду ждать. До свидания. – Он сунул визитку в карман и вернулся к своим любимым розам.

Следующие полчаса Ребекка наблюдала за съемками сцены деревенского праздника в парке перед домом. По лужайкам бегали нарядные ребятишки из соседних деревень. Ребекка заметила медсестру, которую встретила в первый день на кухне; та катила по дорожке старушку в инвалидной коляске. Марион Деверо – легенда британской сцены и экрана – на одном дыхании произнесла длинный и сложный кусок диалога.

Устало зевнув, Ребекка вернулась к себе. Умостившись на кровати, прошлась по сценарию, а затем ее вниманием завладела папка с листками, которую оставил Ари Малик.

Она оторвалась от истории далеко за полночь, залезла под одеяло и немедленно уснула. Всю ночь ей снились махараджи, рубины и прекрасный индийский принц с голубыми глазами.

17

Следующие три дня стояла теплая и сухая погода, по вечерам на усыпанном звездами небе ярко светила полная луна. Роберт принял решение снимать ночные сцены, и Ребекка добралась до кровати лишь в начале третьего ночи. В одном из эпизодов они с Джеймсом должны были сбежать от всех в древнем «Роллс-Ройсе».

– А еще говорят, что у нас интересная работа, – зевнул в темноте Джеймс. – Я с радостью убежал бы с вами на край света, Ребекка, но повторять это семь раз подряд в час ночи, не продвигаясь дальше десяти метров – сомнительное удовольствие. Странный мы выбрали способ зарабатывать на жизнь.

– По крайней мере, мы дышим свежим воздухом в невероятно живописном месте, а не сидим в душном голливудском павильоне, – напомнила ему Ребекка.

– Согласен. Уж не влюбилась ли наша американская очаровательница в Англию? Я видел, как вы болтали недавно в саду с хозяином поместья. Какой он? Не высокомерный?

– Энтони – замечательный. И, напротив, очень скромный и стеснительный.

– Так запросто – Энтони? Да вы с ним на короткой ноге! А хотели бы носить титул, Бекс? Как вам идея пойти по следам своих состоятельных предшественниц? Многие богатые наследницы променяли семейные капиталы на место в рядах британской аристократии. По-моему, неплохо звучит: леди Ребекка Астбери! – поддразнил Джеймс.

Ребекка тихонько засмеялась.

Тем временем звукооператор дал знать, что все готово.

– Двадцать секунд!

– Нет, серьезно, этим древним руинам не помешало бы свеженькое американское состояние. Я бы на вашем месте задумался. Лорд Энтони может иметь на вас виды.

– Он милый, но не в моем вкусе, – прошептала Ребекка.

– Пять секунд!

– А кто в вашем вкусе?

Времени ответить не было: щелкнул нумератор, и Джеймс вновь нажал на газ.

Через несколько минут ассистент режиссера объявил, что сцена снята и на сегодня все. Стив открыл дверь, и Ребекка выбралась из машины.

– Все хорошо? – спросил он.

– Да, спасибо.

– Боюсь, завтра утром вам снова придется встать пораньше, зато весь уик-энд мы отдыхаем, – сказал Стив, пока они втроем шли к главному входу. – Хотите остаться здесь или попросить Грэма отвезти вас в Лондон?

– Поехали в Лондон, – предложил Джеймс. – Покажу вам достопримечательности.

– Очень любезно с вашей стороны, но на следующей неделе у меня плотное расписание, – ответила Ребекка, – так что я лучше останусь здесь и спокойно поучу роль. Ну, может, посмотрю окрестности.

– Без проблем. Грэм отвезет вас, куда скажете, – заверил ее Стив. – Ладно, тогда встречаемся в шесть утра.

– Вы уверены, что не хотите поехать со мной, Бекс? – спросил Джеймс. – Как-то негоже оставлять вас на милость таинственного лорда Астбери и местной миссис Денверс^[14]. В общем, если передумаете, я уезжаю сразу после съемок, завтра пополудни.

– Спасибо, Джеймс, и доброй ночи, – ответила Ребекка и направилась в костюмерную, чтобы переодеться. Вероятно, сказывалась усталость, но в данный момент у нее не было ни малейшего желания покидать Астбери-холл. Кроме того, их почти наверняка заметят, сфотографируют, и неуместное фото облетит весь мир.

Съемочная группа уехала на следующий день около пяти часов дня, и Ребекке захотелось от души помокнуть в ванне. Она решила, что на следующий день попросит Грэма отвезти ее в ближайший городок, чтобы купить кое-какую одежду и более сильный препарат от аллергии.

Выбравшись из ванны, Ребекка пошла в свою комнату. Перед дверью стояла миссис Треватан.

– Я принесла вам домашнего ромашкового чаю, милочка.

– Спасибо.

– Расслабитесь немного после рабочей недели… Его светлость приглашает вас посидеть с ним на террасе сегодня вечером. Он говорит, вы это обсуждали.

– Да, в котором часу?

– В половине восьмого подойдет? А потом можете поужинать с ним, если хотите, – добавила миссис Треватан.

– Спасибо, не сегодня. Моя сенная лихорадка что-то совсем разгулялась.

– Бедняжка! Нет лучшего лекарства, чем сон. Я скажу его светлости, что вы спуститесь в полвосьмого.

Выпив ромашковый чай, Ребекка с головой погрузилась в сцены, запланированные на следующую неделю. Спустя час оделась, взяла кардиган и вышла на террасу.

Энтони сидел за кованым столом с той стороны, откуда открывался чудесный вид на сад, лужайку и парк.

– Добрый вечер! – с улыбкой произнес он, вставая и отодвигая для девушки стул.

– Благодарю, – ответила Ребекка. – Какой восхитительный закат! Природа показывает нам настоящий спектакль. Знаете, я никогда не обращала внимания на небо, пока не оказалась в Астбери. Звезды здесь такие яркие!

– Наверное, в городе их просто не замечаешь, – предположил Энтони, поднимая кувшин и наливая в ее бокал янтарного цвета жидкость с кусочками фруктов и льда.

– Что это?

– Пиммс – излюбенный напиток британцев в жаркие летние вечера. Его основная составляющая – лимонад, так что вы не опьянеете.

Ребекка сделала глоток:

– Спасибо, очень вкусно.

– Я рад, что вам понравилось. Миссис Треватан сказала, что вы страдаете от сенной лихорадки.

– Да. У меня это с детства, очень неприятная болезнь. Кстати, вчера вечером я прочла первые страницы истории, которую оставил мистер Малик. Пока никаких скелетов, – улыбнулась Ребекка, – зато среди действующих лиц появляется Дональд, который, как вы говорили, приходится вам дедушкой.

– Правда? – Энтони с задумчивым видом отхлебнул крюшона. – А я проверил бухгалтерские книги и не нашел в указанном вами временном промежутке ни следа Анахиты Чаван.

– Если верить ее рассказу, она точно работала здесь, хотя, возможно, недолго. Нянчила Элинор, племянницу вашего дедушки.

– А, дочь Селины Фонтейн! По словам мамы, считалось, что Селина бросила пятно на репутацию семьи. Она вышла за французского графа, уехала во Францию и с тех пор почти не бывала здесь.

– Жаль, – сказала Ребекка, – по записям, она очень славная. Простите, Энтони, неужели вас не интересует прошлое вашего рода? Я бы обрадовалась случаю узнать больше о своих предках.

– Не могу с вами согласиться, – внезапно разволновавшись, ответил Энтони. – В случае моей семьи, как говорит миссис Треватан, меньше знаешь – спокойнее спишь.

– Может, и так, однако события, о которых я читаю, произошли почти сто лет тому назад. Никому не повредит, если вы узнаете больше о людях, которые жили здесь до вас.

– Думаете, нужно? – Энтони смотрел на нее, как ребенок, спрашивающий совета у матери.

– Наверное, это слишком американский подход, но я всегда предпочитала знать факты, – пожала плечами Ребекка.

– Возможно, вы правы и мне следует прочесть документ, показавшийся вам столь увлекательным, – наконец согласился он.

– Извините, Энтони, зря я вмешалась не в свое дело.

– А этот мистер Малик показался вам хорошим человеком?

– Ну, по-моему, ему от вас ничего не нужно, он просто хотел поговорить о своей прабабушке.

– Ладно, подумаю. А какие у вас планы на выходные? – внезапно переменил предмет Энтони. – Должен признаться, я несказанно рад перерыву, благодаря которому мой собственный дом вновь оказался в моем распоряжении.

– Могу представить! Я вас завтра тоже не побеспокою, – поспешно произнесла Ребекка. – Попрошу Грэма отвезти меня в ближайший городок, нужно купить какую-нибудь одежду. Я почти ничего не взяла с собой, а здесь теплее, чем я ожидала. А потом я хотела осмотреть местные достопримечательности. Посоветуете что-нибудь интересное?

– Когда я сказал, что рад оказаться один, я не имел в виду вас. На самом деле могу даже устроить вам экскурсию. Вряд ли кто-нибудь знает эти места лучше меня.

– Вовсе ни к чему! Полагаю, вам не слишком приятно все выходные играть роль экскурсовода.

– Нет, серьезно, я с удовольствием покажу вам окрестности. Миссис Треватан сказала, что вы отказались от приглашения на ужин, так что встретимся на террасе, скажем, в десять утра?

– Ладно, если вы настаиваете, – согласилась Ребекка, – хотя я на самом деле не хочу вас беспокоить.

– Никакого беспокойства. Лучше расскажите, как продвигаются съемки.

Ребекка стала рассказывать ему о фильме и с облегчением увидела, что лицо Энтони разгладилось, напряженность исчезла.

– Конечно, главная звезда картины – само поместье. Все от него в восторге, и оно будет потрясающе смотреться на большом экране.

– По крайней мере, Астбери-холл в кои-то веки заработает на свое содержание, – вздохнул Энтони. – Горькая ирония заключается в том, что именно благодаря отсутствию средств на реконструкцию моя усадьба так подходит для съемок вашего фильма.

– Мне здесь очень нравится, несмотря на старомодные удобства, – с улыбкой ответила Ребекка.

– Правда? Вам правда нравится?

– Да, очень.

– Я рад, – сказал Энтони, и его лицо озарилось детской улыбкой.

Когда вышедшая на террасу миссис Треватан объявила, что ужин готов, Ребекке стало даже неловко: так она обрадовалась, что можно улизнуть к себе наверх и перекусить в одиночестве.

На следующее утро Ребекка проснулась разбитая, с тяжелой, будто с похмелья, головой.

Не слишком ли много я выпила? – подумала она. Интересно, сколько алкоголя во вчерашнем коктейле?

Ровно в девять в спальню прибыла миссис Треватан с подносом, на котором стояли чай, тост и отварное яйцо.

Ребекка села в кровати, чувствуя легкое головокружение, и безуспешно попыталась что-то съесть. Проглотив таблетку ибупрофена, она натянула джинсы с футболкой и спустилась вниз.

Энтони ждал ее на террасе.

Они спустились на дорожку, где стоял древний «Рейндж-ровер».

– Добро пожаловать на борт! Простите, вы, наверное, к такому не привыкли, – извиняющимся тоном сказал Энтони.

Сев в машину, Ребекка скользнула взглядом по клетчатой рубашке и старому твидовому пиджаку. «Очевидно, у лорда Астбери нет другой одежды. Надеюсь, миссис Треватан хоть иногда их стирает», – подумала она.

– Думаю, надо отвезти вас в Эшбертон. Там есть какие-то магазины одежды, – рассуждал по дороге Энтони. – Затем можно поехать в Уайдком и пообедать в пабе. А Дартмур хотите посмотреть? Туда приятней всего ехать на лошади, но вы, наверное, не ездите верхом?

– Вообще-то, езжу, – обрадовалась Ребекка. – Пришлось научиться несколько лет назад, когда снималась в вестерне. Правда, это было в Монтане, и меня учили настоящие ковбои, так что мой стиль езды не слишком аристократичен.

– Вот как! К сожалению, наши конюшни уже не те, что в старые времена. Я сдал их в аренду девушке, у которой школа верховой езды, а она в счет оплаты ухаживает за парой моих лошадей. Я и в молодости не особо любил верховые прогулки, а теперь еще и спина выкидывает шутки. Можете брать лошадь, когда захотите.

– А знаете, с удовольствием! – согласилась Ребекка.

– Кстати, я долго думал над вашими вчерашними словами. Утром связался с господином Маликом и пригласил на ланч. Он приедет завтра. При одном условии…

– И что за условие?

– Если вы придете тоже. В конце концов, это ведь вы убедили меня встретиться с ним.

– Спасибо, с радостью, – согласилась Ребекка. – И еще, Энтони, раз уж такое дело, может быть, вам стоит прочесть хотя бы начало истории его прабабушки. Она действительно очень увлекательна.

Лорд Астбери в замешательстве посмотрел на нее:

– Вы обещаете, что в нашем семейном шкафу действительно нет скелетов?

– Никаких скелетов. Во всяком случае, я до них не дошла. Анахита рассказывает о своем детстве в Индии. Пока читала, я с головой ушла в удивительный незнакомый мир, мне даже захотелось попасть в эту страну. Анахита была компаньонкой принцессы и жила в прекрасном дворце, а затем их отправили в Англию, в пансион.

– Теперь я вижу связь, – задумчиво произнес Энтони. – Мой прадедушка за несколько лет до смерти занимал должность министра-резидента в Куч-Бихаре.

– Да. И у меня сложилось впечатление, что он любил Индию, а ваша прабабушка, Мод, – нет.

– Точно. К несчастью, она мало что любила, а нас, мужчин, просто ненавидела, – с чувством добавил Энтони.

– В общем, мне кажется, вам нужно прочесть это самому.

– Хорошо. И надо предупредить миссис Треватан о ланче. – Машина остановилась на симпатичной центральной улице. – А теперь пойдемте за покупками.

Утро прошло приятнее, чем ожидала Ребекка. Гуляя по залитой солнцем мостовой с галантным кавалером, она чувствовала себя защищенной и свободной – благодаря новой прическе и цвету волос ее никто не узнавал. Девушка заскочила в пару магазинчиков и выбрала несколько новых футболок, затем купила антигистамины в аптеке, и они поехали в Уайдком.

Ребекка с Энтони сели на открытой площадке паба «Рагглстоун инн» и заказали свежий крабовый салат.

– Такой я и представляла себе Англию, – промолвила Ребекка, любуясь сказочными домиками с соломенными крышами, живописно разбросанными по узким улочкам. – Красиво, как на открытке. Кстати, если уж речь зашла об открытках, надо послать парочку.

– Да, у нас удивительные места. Приятно посмотреть на все это свежим взглядом. Я не любитель путешествий, а то, что видишь постоянно, приедается.

– А вас в детстве отправляли в школу, как вашего дедушку Дональда? – поинтересовалась Ребекка.

– Нет, я получил домашнее образование: мама не одобряла школы.

– Правда? Странно. Из сценария фильма и прочитанных книг я поняла, что школа для мальчиков из аристократических британских семей – нечто вроде обязательного обряда посвящения.

– Мама бы слишком по мне скучала. Представляете, как она тосковала бы в Холле совсем одна?

– Да. – Ребекка заметила, что каждый раз, когда Энтони упоминает о матери, в его облике появляется что-то девичье. Ей пришло в голову, что, вероятно, он не был женат из-за нетрадиционной ориентации.

– Если то, что я слышала о частных школах, правда, то вам повезло. Не понимаю, зачем рожать детей и отправлять их далеко от дома.

– Мама всегда находила забавным, что британцы отправляют своих сыновей в школу, чтобы подготовить к управлению империей. К концу пятидесятых, когда я подрос, управлять было уже нечем… Правда, я слышал, что современные школы не так суровы. Там даже есть горячая вода.

– Я бы не хотела расставаться со своими детьми.

– Как вы правильно заметили, это традиция. Ну что, прокатимся после обеда в Дартмур?

После еды Ребекка вновь почувствовала слабость, заболела голова.

– Лучше завтра. Я что-то устала.

– Тогда давайте вернемся домой, и я покажу вам нашу семейную часовню, – предложил Энтони. – Она построена по проекту знаменитого архитектора Джона Ванбру и спрятана внутри дома.

– С радостью, – ответила Ребекка.

Двадцать минут спустя они прошли через длинную галерею к огромной дубовой двери, которую лорд Астбери открыл гигантским ключом. Ребекка восхищенно замерла, подняв голову к небольшому куполу, украшенному облаками и херувимами.

– Как красиво!

– Да, только эта красота пропадает зря: я сюда почти не захожу. Можете пройтись.

Ребекка обошла часовню, наслаждаясь умиротворенной атмосферой. Потертый мраморный пол хранил следы тех, кто приходил сюда за утешением в далеком прошлом.

Она оглянулась на своего спутника. Лорд Астбери сидел, глядя прямо перед собой, погруженный в свои мысли, одинокий и несчастный. Присев рядом, Ребекка спросила:

– Энтони, вы верите в Бога?

– Прабабушка была очень религиозна. Она воспитала мою мать ревностной католичкой. Ну и меня пыталась. Лично я, если честно, никогда не верил, просто повторял заученные слова. А вы?

– В моей жизни не было места для религии. Особенно в детстве.

– Религия… В моем детстве она играла важную роль. Ничего не значащие ритуалы. Смертельно скучные, как уроки математики. Я вижу, сколько горя принесла религия на протяжении веков. И одержимость ею Мод не пошла нашей семье на пользу. Она была… бездушная, что ли. Впрочем, неважно. Пойдемте?

– Да. Спасибо, что показали часовню.

– Мне было приятно.

– А где похоронены ваши предки? – спросила вдруг Ребекка, от всей души надеясь, что не у нее под ногами.

– В роще на краю парка есть жутко безобразный мавзолей. Если хотите, покажу.

– Нет, лучше в другой раз. У меня опять голова разболелась.

– Надеюсь, к завтрашней встрече с нашим юным другом из Индии боль успокоится. Миссис Треватан всегда подает на ланч превосходное жаркое.

– Да, конечно, отдохну – и все пройдет.

– Ребекка, я… – Энтони заглянул ей в глаза, однако не решился продолжить и покачал головой. – Нет, ничего. Надеюсь, завтра вам станет лучше. Я могу чем-то помочь?

– Мне просто нужно выспаться.

– Хорошо, тогда я – в сад. Благодарю за прекрасный день.

Он прошел на террасу, а Ребекка поднялась к себе. Закрыв за собой дверь, она проглотила еще таблетку ибупрофена и легла на кровать, впервые за все время пожелав оказаться в гостинице, где можно повесить на дверь табличку: «Не беспокоить». Закрыв глаза, девушка провалилась в сон.

18

– Ребекка… Ребекка!

Голос миссис Треватан.

– Вы проспали больше трех часов. Я решила вас разбудить – уже почти семь, вы потом ночью не уснете. Выпейте чаю со сконами.

– О, спасибо. – Ребекка никак не могла прийти в себя.

– Его светлость сказал, что у вас голова болит. Что еще принести? Вы такая бледная.

– Ничего не нужно, спасибо. – Ребекка спустила ноги с кровати и прошла к столу. – Я вздремнула, и мне уже лучше.

– Налить вам чаю?

– Да, спасибо.

– У нас завтра гости? Это вы рассказали его светлости об индийском джентльмене? – На лице миссис Треватан отразилось сильнейшее неодобрение.

– Да, а что, нельзя было?

– Ничего страшного, просто здесь и без того ужасная суета. Мы не привыкли к нарушению заведенного порядка.

– Представляю, – сочувственно отозвалась Ребекка. – Лорд Астбери очень добрый человек. Только мне кажется, что он невероятно одинок. Не мое дело, конечно, но интересно, у него когда-нибудь была девушка?

– Никогда. Его светлость – закоренелый холостяк.

– Не понимаю, как можно прожить всю жизнь в одиночестве, – вздохнула Ребекка, отхлебнув чаю.

– Ну, каждому свое. Не могут же все люди быть счастливы в любви, правда? Кроме того, я всегда составляла ему компанию… Хорошо, я пошла.

– Ой, подождите, я обещала Энтони рукопись, привезенную мистером Маликом, чтобы он мог прочесть ее до завтра.

Ребекка взяла с ночного столика пачку листов и протянула экономке. Та подозрительно посмотрела на папку.

– А о чем там?

– В основном об Индии, ну и, конечно, об Астбери-холле.

– Понятно. А там нет ничего такого, что может расстроить его светлость? Он чрезвычайно… чувствительный, ему нельзя волноваться.

– Да нет же!

– А что ему нужно, этому индийцу? – не успокаивалась миссис Треватан.

– Просто больше узнать о своей прабабушке. Что ему может быть нужно?

– Не знаю, не знаю, – проворчала экономка. – Ладно, пейте спокойно свой чай, а я пойду.

Отщипывая кусочки тающих во рту сконов, Ребекка размышляла о том, что миссис Треватан относится к Энтони как к своей собственности. Фактически они живут как муж и жена. Она выполняет все женские домашние обязанности, и так продолжается много лет. Интересно, как бы миссис Треватан отнеслась к появлению другой женщины? Отношения между хозяином поместья и экономкой выглядели странными. Между ними существовала какая-то почти интимная связь, они полностью полагались друг на друга и в то же время сохраняли дистанцию. Наверное, так бывает и в браке.

Ребекка вынесла поднос с пустой тарелкой за дверь – показать, что ее не следует беспокоить, и, усевшись в кресло, попыталась представить семейную жизнь с Джеком. У них не будет отношений «хозяин и прислуга», потому что они равны. Хотя как сказать… Джек безмерно эгоистичен, а у нее эта черта выражена менее ярко, и ей свойственно любой ценой избегать конфликтов, так что она сдастся первой.

Ребекка приняла ванну, взяла сценарий и забралась в постель. Чтение не шло: мысли постоянно возвращались к Джеку и его предложению. Когда глаза стали закрываться, она окончательно уяснила, что пока не готова к замужеству.

– О, Ребекка! А я уже хотел посылать за вами миссис Треватан. – Энтони встал из-за стола. – Выглядите гораздо лучше. Прошла голова?

– Да, спасибо, – ответила она, входя в столовую.

– Ребекка, это господин Ари Малик, вы уже встречались.

– Здравствуйте. – Она с улыбкой протянула руку.

– Извините, – смущенно сказал Ари, – мне так стыдно, что не узнал вас в нашу первую встречу. До меня только потом дошло, кто вы.

– Да ну, пустяки. Наоборот, весело, – засмеялась она.

– Вчера я видел в газете ваше фото с женихом, – продолжал Ари. – Примите мои поздравления.

– Благодарю, – покраснела Ребекка.

– Вы помолвлены и выходите замуж? – удивленно поднял бровь Энтони. – Я не знал.

– Хм… да.

– Понятно. Присаживайтесь. Не уверен, что угощение придется вам по вкусу, господин Малик. Моя экономка придерживается английских традиций в приготовлении пищи.

– Пожалуйста, называйте меня Ари. Не волнуйтесь, я привык к английской кухне в Хэрроу.

– Вы учились в Хэрроу? – вновь удивился хозяин дома.

– Да, мои родители свято верят, что английское образование – лучшее в мире, и поэтому…

Ари продолжал говорить, однако Ребекка ничего не слышала, пораженная его красотой. Волнистые черные волосы, отливавшие синевой в солнечном свете, доходили до воротника, и все равно он выглядел невероятно мужественно. Темно-медовая кожа резко контрастировала с белизной тщательно выглаженной рубашки. Но больше всего потрясли Ребекку глаза – голубые, с зеленоватыми и янтарными искорками, напомнившие ей калейдоскоп – любимую игрушку детства.

– А вы как считаете, Ребекка? – обратился к ней Энтони.

– Простите, я отвлеклась.

– Я говорил Ари, что после падения Британской империи английские традиции утратили свое прежнее значение в мире.

– Не сказала бы, – улыбнулась Ребекка. – Мы, американцы, до сих пор неравнодушны ко всему английскому. Судите сами: мы сейчас снимаем фильм о британской аристократии для американского рынка.

– Я согласен с Ребеккой, – кивнул Ари. – Многие укоренившиеся обычаи моей страны тоже ведут начало со времен британского правления. В нынешние времена мы поддерживаем их старательнее, чем вы сами. Один крикет чего стоит, – пошутил он.

– Вы живете в Индии? – спросила Ребекка.

Миссис Треватан поставила перед каждым тарелку супа.

– Да. У меня квартира в Мумбаи, но я много путешествую по миру.

– А чем вы занимаетесь?

– Моя компания предоставляет технологические решения для предприятий. Проще говоря, мы разрабатываем программное обеспечение.

– Правда? Тут я настоящий динозавр, – сказал Энтони. – У меня даже компьютера нет.

– А мой шестилетний племянник управляется с компьютером быстрее, чем перелистывает страницы книги, – пожал плечами Ари. – Нравится нам это или нет, цифровые технологии навсегда изменили жизнь.

– Только не мою, – убежденно заявил Энтони. – Как вы заметили, я и мой дом несовременны, и мне это нравится. Приятного аппетита.

На протяжении обеда Ребекка держалась на заднем плане, с интересом слушая беседу мужчин о британской и индийской истории, о взаимопроникновении двух таких разных культур.

Когда все поели, Энтони предложил выпить кофе в гостиной. Миссис Треватан налила мужчинам кофе, а Ребекке – ромашкового чаю. Энтони достал из ящика бюро рукопись и отдал ее Ари.

– Спасибо. Очень увлекательно, особенно интересно было почитать об Индии в тысяча девятьсот одиннадцатом году. В то время там жил мой прадед.

– Да, я тоже узнал из этих записей много нового о нашей культуре, – согласился Ари.

– Вот только не вижу, – продолжал Энтони, – какое отношение имеет все, что я до сих пор прочел, к моей семье и Астбери-холлу.

– Понимаю ваше недоумение, – ответил Ари, – но я прочел все до конца и смею вас уверить, что очень даже имеет.

– Ваша прабабушка пишет, что работала здесь, однако, как я уже говорил Ребекке, в бухгалтерских книгах за тот период ее нет.

– Не удивительно. К несчастью, ее пребывание здесь закончилось трагически.

– Тогда мне лучше оставаться в неведении, – произнес Энтони.

– Честно говоря, я надеялся, что вы поможете мне сложить недостающие кусочки мозаики в истории моей семьи, – сказал Ари.

– Каким образом?

– Если коротко, вскоре после смерти Вайолет Астбери моей прабабушке сообщили, что ее сын умер. Но она всю свою жизнь отказывалась в это поверить. – Ари указал на папку с рукописью. – История довольно запутанная. Полагаю, записи Анахиты объяснят все лучше, чем я. Хотите прочесть остальное?

– Не знаю. – Внезапно разволновавшись, лорд Астбери порывисто встал с места. – Ребекка, вы вчера изъявили желание совершить конную прогулку.

– Верно.

– А вы ездите верхом, Ари?

– Да.

– Тогда почему бы вам не проветриться? Мне надо поработать в саду.

– Я бы с радостью прокатилась в такой чудесный денек, – сказала Ребекка. – Составите мне компанию, Ари?

Она видела, что Энтони хочет от них отделаться.

– Конечно, с удовольствием. Спасибо за вкусный обед, Энтони, и за гостеприимство. – Ари понял намек и поспешил вслед за Ребеккой на террасу. – Только у меня нет сапог для верховой езды и подходящей одежды.

– Поверните налево и идите все время прямо, через полмили увидите конюшни. Скажите Дебби, что вас прислал я. Она предоставит вам все необходимое. Приятной прогулки.

– Спасибо, – ответила Ребекка. – Увидимся.

– Я чем-то его расстроил, – заметил Ари, когда они отошли подальше.

– По-моему, он что-то скрывает, – пожала плечами Ребекка.

– Похоже. А вы у него живете?

– Да. Энтони кажется немного странным, но на самом деле он добрый и гостеприимный. В любом случае спасибо, что согласились покататься, – сказала Ребекка, когда они подошли к конюшне. – Очевидно, ему надо побыть одному.

– Пожалуйста, – улыбнулся Ари.

Дебби предложила Ребекке холеную серую кобылу, а Ари – рослого гнедого жеребца. Седлая лошадей, девушка указала в сторону пустоши.

– Не отклоняйтесь от тропы, пока не изучите окрестности. Здесь заблудиться – раз плюнуть. Я буду в конюшне до шести.

– Чудесный день! – заметил Ари. – Английский климат – такой сдержанный, никогда не вдается в крайности. Как и сами англичане, – иронично добавил он.

– Кажется, ваша прабабушка писала что-то подобное. Согласна, англичане не привыкли так бурно выражать свои чувства, как мы, американцы.

– Мы, индийцы, тоже экспансивны. Правда, несколько лет в Англии научили меня сдержанности, – улыбнулся Ари. – Перейдем на галоп?

– Я попробую. Если отстану, не обращайте внимания.

Ари пришпорил лошадь и унесся вперед. Ребекка поехала за ним чуть медленнее. Постепенно обретя уверенность, она наконец поравнялась с Ари. Лошади неслись во весь опор, всадники молчали. Наконец Ари указал на ручей, вытекающий из расщелины.

– Пусть лошади попьют, а мы отдохнем, – предложил он.

– Давайте, – ответила Ребекка, спешилась и отвела лошадь к ручью.

Опустившись на траву, она посмотрела в безоблачное небо. Ари последовал ее примеру.

– Слышите? – спросил он.

– Что?

– Тишину.

– Да, здорово, – ответила Ребекка. – А вы долго пробудете в Англии?

– Пару дней точно. Посмотрю, захочет ли Энтони прочесть продолжение истории. Надо еще кое-куда съездить, чтобы найти след потерянного Анахитой сына. Честно говоря, мне требовалось уехать из Индии.

– Почему?

– В моей жизни… наступил поворотный момент. Или у меня рано начался кризис среднего возраста… Все, чему я придавал огромное значение, стало вдруг неважным.

– А что послужило поводом? – спросила Ребекка.

– Как вам сказать… из-за одержимости карьерой и успехом я потерял чудесную девушку. И только потом понял, чего лишился.

– Так поговорите с ней.

– Две недели назад она вышла за другого. Я сам виноват: не замечал, что она рядом, меня интересовала только работа. Ладно, – печально вздохнул Ари, – что сделано, то сделано.

– А я, – отозвалась Ребекка, устроившись поудобнее и подложив руку под голову, – приехала сюда не за ответами, но все равно их нашла.

– Вы о чем?

Ребекка сделала глубокий вдох.

– Между нами говоря, я решила, что не хочу пока выходить замуж.

– Понятно. А вы не боитесь, что теперь у вас могут возникнуть проблемы? Насколько я понимаю, весь мир уже планирует вашу свадьбу.

– По-моему, лучше небольшие проблемы сейчас, чем скандальный развод через пять лет. Наверное, мы с Джеком побудем пока помолвленными… – Она перевернулась на живот и сорвала травинку. – Впрочем, это тоже не выход.

– Вы его любите?

– Теперь уже не знаю.

– Прежде чем принимать решение, постарайтесь разобраться. – Ари перевернулся на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза.

Ребекка снова поразилась, как он красив. Ее и обрадовала и огорчила откровенность собеседника, который ясно дал понять, что переживает потерю возлюбленной и не заинтересован в новых отношениях. Ребекка тоже легла на спину и закрыла глаза. Она привыкла, что все знакомые мужчины пытаются за ней приударить, и ей было приятно, что с Ари спокойно.

– Почему вы улыбаетесь? – спросил он вдруг.

– Здесь так хорошо, безмятежно…

– Мудрецы утверждают, что путь к счастью – радоваться каждому мгновению. Хотите еще покататься?

– С удовольствием, – согласилась Ребекка, и они вновь взобрались на лошадей.

– Если это тот самый ручей, который описывает моя прабабка, то где-то неподалеку должен быть коттедж. Давайте поищем, – предложил Ари.

Они вернулись на пустошь, проехали вдоль ручья и через несколько минут увидели дымовую трубу, выглядывающую из зарослей.

– Так я и знал! – воскликнул Ари.

– Что вы имеете в виду?

– Коттедж, где жила Анахита. Поехали!

– А разве она жила не в Астбери-холле? – крикнула ему вслед Ребекка.

– Всему свое время, – отозвался он через плечо.

Ребекка поскакала за ним по склону, и вскоре они оказались перед входом в дом. Молодой человек спешился и подал ей руку. Они прошли к калитке. Сад зарос высокой травой и кустарником.

– Здесь давно никто не живет. Похоже, со времен Анахиты, – с трудом открывая калитку, заметил Ари.

Они добрались до парадной двери. Стены коттеджа увивали густые заросли плюща. Ари хотел раздвинуть ветки, чтобы заглянуть в окно, однако не вышло. Затем он навалился всем весом на дверь, тоже безуспешно.

Ребекка ждала, стоя по пояс в траве. Внезапно ее глаз упал на яркое пятнышко в зарослях. Наклонившись, она увидела розу – точно такую, как подарил ей Энтони, когда она только приехала в Астбери-холл. Ей стало грустно при виде этой неземной красоты, затерявшейся в окружающем хаосе.

– Может, разобьем окно? – предложил Ари. – Или поищем черный ход?

– Думаю, не стоит, – испугалась Ребекка. – Ведь дом кому-то принадлежит.

– Энтони, кому же еще, – ответил Ари.

– Значит, надо попросить у него ключ, – предложила Ребекка, которой вдруг захотелось покинуть это странное место.

– Я посмотрю, нет ли другого входа. – Ари пошел назад.

– Надо ехать, – упорствовала Ребекка. – Уже начало седьмого, а мы обещали Дебби вернуться к шести.

Ари посмотрел на часы.

– Вы правы. Ладно, теперь я хотя бы знаю, где находится коттедж. Наверное, попрошу у Энтони разрешения посмотреть.

– А что вы хотите там найти? – спросила Ребекка. Ей стало легче, когда они оседлали лошадей и тронулись в путь.

– Остались ли в доме предметы, указывающие на присутствие моей прабабушки.

– Что там могло остаться, это было девяносто лет назад?

– Наверное, вы правы, но все равно интересно.

Вернувшись на конюшню, они тысячу раз извинились перед Дебби за опоздание. Подойдя к террасе, Ребекка увидела, что Энтони все еще возится в саду.

– Хорошо покатались? – спросил он, помахав рукой.

– Да, спасибо, что дали лошадей, – поблагодарил Ари.

– Не за что. Бедняжкам не хватает прогулок. Вы надолго приехали?

– Пока не знаю, – ответил Ари.

– Я тут решил, пока копался в земле: не стоит бояться прошлого. Я прочту историю вашей прабабушки. А после поговорим.

– Спасибо, я рад. Тогда буду ждать от вас весточки.

– И в любом случае приезжайте, когда захотите. В это время года здесь чудесно. До свидания.

Энтони отвернулся и присел перед розами.

– Будьте осторожны, если приедете завтра, то угодите на большой экран, – улыбнулась Ари Ребекка.

– Надеюсь, в сценарии картины нет немой роли индийского слуги?.. Ладно, я поехал. Спасибо, Ребекка. Без вашей помощи лорд Астбери даже видеть меня не захотел бы.

19

– С вами все в порядке? – спросил Джеймс в понедельник утром на съемочной площадке. – Вы что-то не похожи на себя.

– Сама не понимаю. – Ребекка посмотрела на свои трясущиеся руки, зная, что дрожь вызвана чем угодно, только не волнением по поводу следующей сцены. – Я неважно себя чувствую, хотя уже два дня отдыхаю.

– Может, вирус поймали, или тяжелая британская пища не подходит к вашей нежной конституции. Попросить Стива вызвать врача?

– Голова болит постоянно, вчера вроде бы прошло, а сегодня опять. Мигрени у меня отродясь не бывало… Подожду еще немного, может, пройдет.

– Внимание, тридцать секунд!

Час спустя, когда она поднималась к себе за лекарством, ей преградил дорогу Стив.

– Сегодня утром в офис звонил ваш жених. Он чрезвычайно обеспокоен: вы обещали связаться с ним на выходных и не вышли на связь.

– Здесь нет сигнала, а я не люблю пользоваться обычным телефоном, – объяснила Ребекка.

– Я вас прекрасно понимаю, а вот он, кажется, нет. Я же говорил, счета оплачивает компания, так что звоните из кабинета лорда Астбери, когда и сколько угодно.

– Хорошо, я позвоню. Простите за беспокойство.

Ребекка отвернулась и стала подниматься наверх.

К счастью, в тот вечер ее присутствие на площадке не требовалось. С трудом добравшись до своей комнаты, она без сил упала на кровать.

Через несколько минут на пороге появилась встревоженная миссис Треватан. Она подошла к девушке и потрогала ее лоб.

– Вы плохо себя чувствуете?

– Все нормально, просто голова разболелась.

– Температуры вроде бы нет. А давайте я принесу вам немного вкусненького супчика, и вы пораньше уляжетесь в кровать?

– Спасибо, я не голодна, – ответила Ребекка, желая только одного: чтобы миссис Треватан вышла из комнаты и можно было закрыть глаза.

– Ладно, милочка, я зайду попозже – проверю, как вы.

– Вовсе не обязательно…

– Понятно, вам нужны тишина и покой, – сдалась экономка, понизив голос почти до шепота. – Тогда спокойной ночи.

«Интересно, тем, кто жил в Астбери в прошлом, тоже досаждали слуги? – подумала Ребекка. – Просто невозможно остаться одной».

Она разделась и нырнула под одеяло, так и не позвонив Джеку. «Поговорю с ним утром, на свежую голову», – решила она.

Ночью Ребекке приснился странный сон. Она каким-то образом оказалась в коттедже на пустоши, и ей грозила опасность, но дверь не открывалась, а когда она хотела открыть окно, ветви плюща обвились вокруг запястий и связали ей руки. Донесся навязчивый запах духов, кто-то положил руку ей на лицо…

Ребекка вздрогнула и проснулась. Сердце выскакивало из груди. Выбираясь из постели, она столкнула с тумбочки стакан с водой. Ничего страшного, всего лишь ночной кошмар, вызванный, должно быть, высокой температурой. Открыв дверь, она добрела до ванной, умылась и пошла в свою комнату. Неожиданно в полумраке возникла темная фигура, и Ребекка с трудом сдержалась, чтобы не закричать.

– С вами все в порядке?

На нее смотрел Энтони – взъерошенный, в пестрой ночной рубашке с восточным орнаментом.

– Я… я не ожидала кого-то встретить.

– Извините, что напугал. Я услышал крик и вышел посмотреть, что случилось.

– Мне приснился страшный сон. Простите, что потревожила.

– Не волнуйтесь, я вообще плохо сплю. Ну если все в порядке, то доброй ночи.

– Доброй ночи. – Ребекка тщательно прикрыла за собой дверь.

– Джек опять звонил, – сообщил с утра пораньше Стив. – Пожалуйста, позвоните ему в перерыве, не то газеты обвинят меня в том, что я расстроил ваш сказочный роман.

Он ухмыльнулся и отошел.

Как только отсняли эпизод на террасе, Ребекка поспешила в кабинет Энтони. Головная боль наконец успокоилась, теперь можно выдержать разговор с Джеком. Как обычно, и домашний и мобильный его телефоны переключились на автоответчик. Разочарованно вздохнув, Ребекка направилась в дальний конец южной террасы, где обедала съемочная группа.

Марион Деверо похлопала по стулу рядом с собой.

– Присаживайтесь ко мне, милочка.

– Благодарю, – смущенно улыбнулась Ребекка.

До сих пор она стеснялась даже подойти к легендарной актрисе, собравшей за свою сценическую жизнь все мыслимые и немыслимые награды.

– Я наблюдала за вами сегодня утром. Хорошо. Честно говоря, хорошо, даже очень.

– Спасибо, – покраснела Ребекка.

– Да, вы очень естественно держитесь перед камерой. Приходилось играть на сцене?

– Во время учебы в Джульярдской школе, а так – только в кино.

– Постарайтесь найти возможность. Лишь игра перед живой аудиторией вызывает всплеск адреналина и заставляет актера показать все, на что он способен. – Марион улыбнулась и прикурила тонкую сигарету. – Правда, за это мало платят.

– Деньги для меня – не главное.

– Еще бы, – сухо заметила Марион, – за вашими плечами столько голливудских фильмов…

Ребекка снова покраснела.

– А что бы вы мне посоветовали? Как я могу улучшить свое актерское мастерство?

Пожилая актриса внимательно посмотрела на нее знаменитыми фиалковыми глазами.

– Просто живите. Набирайтесь опыта и познавайте себя. Понимание человеческой природы придаст игре вес и эмоциональность, которых не добиться никакими техническими приемами. Играйте сердцем, а не только разумом, – сказала она, прижимая руки к пышной груди.

Ребекке стало смешно, но она торжественно согласилась.

– Спасибо, Марион. Я постараюсь.

– Хотелось бы мне оказаться на вашем месте – столько замечательных ролей впереди, – вздохнула Марион. – Правда, сейчас я играю гораздо лучше, чем в вашем возрасте. Надо поужинать как-нибудь вместе до окончания съемок. Ладно, пора идти. Солнце испортит макияж, – сказала она, вставая.

Ребекка осталась сидеть, радуясь похвалам, теплому деньку и отсутствию головной боли. Подошел Джеймс и занял стул, который освободила Марион.

– Ну, прошла голова? Вид у вас получше.

– Да, спасибо.

– Поужинаем вместе? Можно махнуть в тот классный паб, о котором вы рассказывали.

– Почему бы и нет? – Ребекке хотелось хоть на время вырваться из Астбери-холла.

– Отлично, только надо попасть туда не позже восьми. В этой дыре все так рано закрывается.

– Вы прямо настоящий городской парень, – поддразнила его Ребекка.

– Да, я не создан для деревенской жизни. То ли дело прокуренные ночные клубы в три часа ночи! Впрочем, в чужой монастырь… – С этими словами Джеймс удалился.

– Куда это вы нарядились? – потребовала отчета миссис Треватан, когда Ребекка впустила ее в комнату.

– Всего лишь новая футболка. Ужинаю в пабе с коллегой.

– Так вас не будет к ужину?

– Сегодня – нет, – ответила Ребекка, едва удержавшись от искушения добавить: «с вашего любезного разрешения».

– Лорд Астбери надеялся, что вы поговорите с ним об истории индийского джентльмена, которого он пригласил на завтрашний ужин. Ну хоть завтра-то придете?

– Конечно. Передайте, пожалуйста, мои извинения и скажите, что я с нетерпением жду завтрашней встречи.

– Хорошо, еще увидимся. Я подожду вашего возвращения. Его светлость требует, чтобы я закрывала дом, прежде чем лягу спать.

– Мне совестно вас задерживать. Может, дадите мне ключ? Только на сегодняшний вечер?

– Нет, – твердо ответила экономка.

– Как хотите, – сдалась Ребекка. – Я буду не слишком поздно. И еще… хотела спросить, в какой части дома находится спальня его светлости?

– В западном крыле, по другую сторону главной лестницы, а что? – удивилась миссис Треватан.

– Ничего, просто прошлой ночью мне показалось, что кто-то разговаривает у меня под дверью. Наверное, приснилось.

– Наверное. Хорошего вечера, милочка.

«Если Энтони спит в другом конце дома, он не мог слышать моего крика, – соображала Ребекка, идя по дорожке к машине Грэма, где ждал ее Джеймс. – Что же он делал под моей дверью?»

– Я вас не узнал в этом модном прикиде! – шутливо вскричал Джеймс.

По пути в «Рагглстоун инн» они говорили о съемках. В пабе их усадили в тихий уголок.

Джеймс прошел к бару и вернулся с бутылкой вина. Сел за стол и начал наполнять бокалы.

– Спасибо, мне совсем немного, – остановила его Ребекка. – После этой ужасной мигрени нельзя рисковать.

– Вы так мало пьете? – удивился Джеймс.

– Это плохо?

– Вообще-то, нет. В Голливуде все пьют только чай. Наши по сравнению с вами – просто банда разнузданных алкоголиков. Будем здоровы! – Джеймс поднял бокал. – За наши пороки. Как вам живется в Астбери-холле?

– Между нами говоря, чем дольше, тем страннее, – призналась Ребекка. – Например, экономка миссис Треватан так старательно опекает лорда Астбери, что это граничит с одержимостью.

– Может, она влюблена в него? Женская прислуга часто западает на своих хозяев. Банально, но такое бывает.

– Ну, хорошо, допустим. А зачем она без конца торчит в моей комнате, суетится вокруг меня, постоянно приносит то еду, то чай?

– А что? Я бы хотел, чтобы хоть какая-нибудь женщина вокруг меня суетилась, – ухмыльнулся Джеймс.

– Я знаю, она делает это по доброте душевной, но почему бы ей просто не оставить меня в покое?

– Так это же здорово – жить, как принцесса во дворце. Все тебя обхаживают… В нашей гостинице после десяти даже чашку чаю в номер не принесут. По-моему, при сложившихся обстоятельствах вам полезно пожить в тишине и покое.

– Да, вы правы, я говорю, как избалованный ребенок. Просто мне как-то не по себе.

– А что с загадочным лордом Астбери? Он не пытается за вами приударить?

– Конечно нет! – в ужасе закатила глаза Ребекка. – У меня сложилось впечатление, что его не интересуют женщины. Да и мужчины.

– Честно говоря, я не понимаю, как можно жить в этом огромном старом доме в одиночестве, без интернета и современных удобств. Нет, он определенно странный.

– Ну да, странный, но милый и такой печальный. Иногда хочется его обнять, – призналась Ребекка.

– Так вы в него влюбились?

– Боже упаси! Просто такое чувство, что он нуждается в защите, вот и все. О господи, я уже как миссис Треватан!

– Раз так, хорошо, что за ним ухаживает безмерно преданная миссис Треватан, – рассудительно произнес Джеймс.

– Думаю, дело в другом, – вздохнула Ребекка. – Встреть он кого-то, у них бы ничего не вышло: миссис Треватан следила бы за каждым их шагом.

– Она точно влюблена в него! Может, они тайно встречаются уже много лет, – ухмыльнулся Джеймс. – Представляете, секретное свидание в кладовке для белья? Или за дровяным сараем?

– Прекратите! – Ребекке стало неловко. – В любом случае это не наше дело.

– Интересно ведь вообразить себе, как живут другие. Мы с вами – актеры, и нам приходится постоянно анализировать поведение людей. Это важная часть нашей работы.

– Знаете, что меня пугает? Энтони постоянно твердит, что я – копия его бабушки, Вайолет.

– А вы действительно на нее похожи?

– Я видела ее портрет. По-моему, похожа, особенно со светлыми волосами.

– «Чем дальнее, тем страньше», как говорила Алиса. Вы, часом, не родня этой Вайолет?

– Нет. Среди моих родственников не было английских аристократов. Скорее, наоборот.

– Хм… очевидно, происходящее в Астбери-холле могло бы стать сюжетом для куда более захватывающего фильма, чем тот, что мы сейчас снимаем, – заключил Джеймс.

– Знаете, когда я надеваю старинное платье, мне начинает казаться, что я действительно Вайолет и живу в Астбери в двадцатые годы. Мистика какая-то.

– Постарайтесь не съехать с катушек, дорогая, вы уже начинаете путать фантазии с действительностью. Всякий раз, когда нужна помощь с возвращением в реальный мир, зовите меня. Ну, что будем заказывать?

Тем временем к их столику нерешительно подошла пожилая женщина.

– Извините, вы случайно не Джеймс Вог и… О боже!.. Вы – Ребекка Брэдли! Я не узнала вас с этим цветом волос.

– Верно подмечено, – улыбнулся Джеймс.

– Если можно, ваши автографы… и фото…

– Конечно. – Джеймс взял протянутые салфетку с ручкой и расписался. Не успел он передать салфетку Ребекке, как щелкнула вспышка.

– Огромное вам спасибо! Извините, что побеспокоила. Приятного пребывания в Англии, мисс Брэдли.

Когда счастливая кинолюбительница отошла от столика, Ребекка с ужасом посмотрела на Джеймса.

– Вы разрешили ей сделать фото? Сначала нужно было взять расписку, что она не будет использовать снимок в коммерческих целях, а только хранить в личном альбоме.

– Успокойтесь, Ребекка, я уверен, что она не собирается отправлять мое фото в первую попавшуюся бульварную газетенку.

– Именно так обычно и случается, когда меня фотографируют без расписки, – парировала Ребекка.

– Надеюсь, что я не пользуюсь такой популярностью у журналистов, как вы.

После этого к их столику потянулся ручеек взволнованных местных жителей, желающих получить автографы.

– Нам пора уносить ноги, – заявил Джеймс, едва они поели. – Простите, Ребекка, я недооценил вашу всемирную славу, добравшуюся даже до этой сонной деревушки, – добавил он по дороге к машине.

– Ничего, – с дрожью в голосе сказала Ребекка. – Больше никогда не скажу плохого слова об Астбери-холле. Я так рада туда вернуться! Там хоть безопасно. Я чуть не забыла, чем заканчиваются обычно попытки поесть в ресторане, на глазах у людей.

– Черт, у вас адски тяжелая жизнь. Как вы это выносите?

– Не выношу. Знаете, я на самом деле еще не согласилась выйти за Джека! А они как с цепи сорвались. Я вообще не знаю, как быть, – закусила губу Ребекка.

– Понятно, – тихо произнес Джеймс.

Небо над пустошью купалось в звездном сиянии.

– Разберусь, когда приеду домой, – вздохнула девушка. – Я не говорю, что между нами все кончено, просто не хочу торопиться со свадьбой.

– Если вы все-таки захотите его отшить, я с радостью выдвину свою кандидатуру.

– Благодарю вас, сэр, – улыбнулась Ребекка. – Думаю, в этом нет необходимости.

– А жаль.

Когда машина остановилась перед входом, Джеймс сказал:

– Насколько я понял, вы не намерены приглашать меня на чашечку кофе или стаканчик виски, так что прощаюсь здесь.

– Спокойной ночи, Джеймс, и спасибо за ужин.

Ребекка открыла дверцу, но Джеймс вдруг схватил ее за руку, притянул к себе и обнял.

– Помните, я всегда готов помочь.

– Спасибо. – Освободившись из объятий, Ребекка вышла из машины, послала воздушный поцелуй и помахала рукой. Машина уехала. Повернувшись к лестнице, Ребекка сначала не поверила своим глазам. У входной двери стоял ее бойфренд.

– Джек! Как ты сюда попал?

Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Я звонил – хотел предупредить. Ты не ответила. Теперь понятно почему. И кто же твой новый любовничек?

– Нет, Джек… – Ребекка потрясла головой, – он не… нет, правда… я…

– Теперь понятно, почему ты полмесяца не звонила. Мне прямо сейчас уехать?

– Джек, это не то, что ты подумал!

– А что, черт возьми? Может, объяснишь? Ты уехала, согласившись стать моей женой, и нашла время поговорить со мной всего один раз за две недели?

– Я не соглашалась! Послушай, Джек, – Ребекка сообразила, что они стоят перед широко распахнутой дверью и их могут услышать, – давай хотя бы зайдем в дом, и я все объясню.

– Господи боже! – расхохотался Джек. – Ты говоришь точно как я, когда попадаю в неловкую ситуацию.

В дверях появилась миссис Треватан, преисполненная праведного гнева.

– Пожалуйста, заходите в дом! Его светлость почивает, его нельзя беспокоить.

– Извините, миссис Треватан, – сказала Ребекка, – я не знала, что мой… друг… приедет.

– Потому что развлекалась с новым любовником и не удосужилась ответить на мои звонки!

– Сэр, я была бы вам чрезвычайно благодарна, если бы вы говорили потише, – прошипела экономка.

– Может, нам лучше поехать в гостиницу? – спросила Ребекка, входя вслед за экономкой в дом.

– Сомневаюсь, что вас туда впустят в половине одиннадцатого ночи, – сердито ответила та и провела их в небольшую комнату в конце коридора. – Можете уладить свои разногласия здесь. – Она закрыла дверь и ушла.

– Ну и мегера! – возмутился Джек, скрестив руки на груди. – Так ты расскажешь мне, что происходит? Между нами все кончено и ты просто побоялась мне сказать?

– Я уже говорила тебе, Джек, здесь нет ни сотового, ни интернета, только обычный телефон, которым я не люблю пользоваться.

– Похоже, ты не врешь, – признал он. – Это какое-то допотопное место из учебника истории. И все-таки почему, даже если здесь действительно плохая связь, когда я просил тебя со мной связаться, ты или вообще не звонила, или звонила в такое время, когда я не мог взять трубку? Объясни, Бекс.

Ребекка бессильно опустилась на диван, чувствуя, что не готова к решительному разговору.

– Я просто хотела подумать.

– О чем подумать? О нас? За день до твоего отъезда я вручил тебе кольцо и попросил стать моей женой! А ты сбежала, ничего толком не ответив! А в тот единственный раз, когда нам удалось поговорить, ты была как чужая и не могла дождаться окончания разговора. Я чуть не сошел с ума. Разве ты не понимаешь, как это жестоко: заставлять меня мучиться? Я люблю тебя, Бекс! В тот вечер я попросил тебя остаться со мной на всю жизнь! Зачем ты сбежала?

– Я не сбегала, – ответила Ребекка, стараясь не заводиться. – Как ты помнишь, я в любом случае собиралась лететь в Англию. Просто вылетела на пару часов раньше.

– Ты будешь мне рассказывать! Не делай из меня идиота!

– Извини, наверное, я просто… испугалась. Брак – серьезное решение, а у нас в последнее время возникли проблемы.

– Какие еще проблемы? Я ничего не знал, иначе не попросил бы твоей руки.

– Ну… – Она сделала глубокий вдох. – Я имею в виду наркотики. Ты слишком к ним пристрастился.

– Что?! Не смеши меня, Бекс! Думаешь, у меня проблемы? Весь Голливуд что-нибудь принимает, это нормально. Ты делаешь из меня какого-то монстра!

– Извини, Джек, просто я это ненавижу.

– Каждый имеет право немного поразвлечься. Тем более у меня сейчас сложный период. Впрочем, тебе это, конечно же, неизвестно, – ехидно добавил он.

– Джек, пойми, пожалуйста: мне требовалось время подумать. Не успела я выйти из самолета, как меня окружила толпа газетчиков, поздравляющих с помолвкой. Я чуть с ума не сошла. – Ребекка в отчаянии заломила руки. – Ты объявил журналистам о помолвке?

– Ничего я не объявлял!

– Правда? А откуда же они это взяли?

– Ты прекрасно знаешь, откуда: от моего пресс-секретаря, который решил, что так лучше. Не будь наивной, Бекс, такова наша кухня. Мне обидно, что ты винишь меня.

– Прости, – вымолвила Ребекка.

– А знаешь, что меня больше всего беспокоит? – Джек встал в позу. – Если бы я даже подтвердил, что просил твоей руки, разве это плохо? Видно, я ошибся. Я надеялся, что ты обрадуешься.

– Это важное решение и…

– Ладно, у тебя было время подумать. Можно спросить, что ты решила?

Ребекка молчала, не зная, как ответить.

– Ясно, – вздохнул Джек. – Будем считать, что ты уже ответила. А этот, в машине – он утешал тебя, пока ты размышляла?

– Нет! Джеймс – мой партнер по фильму. Он отличный парень, но я почти не вижу его вне съемочной площадки. А сегодня поужинали в пабе, вот и все.

Джек уставился на нее тяжелым взглядом:

– По-твоему, я поверю? Шуры-муры с экранным партнером – старо как мир. Не делай из меня дурака. Я приезжаю к своей девушке после двухнедельного молчания и вижу ее в объятиях другого мужчины. Будешь убеждать меня, что эти два факта не связаны между собой?

– Уверяю тебя, что нет, – устало ответила Ребекка. – Спроси у миссис Треватан, местной экономки. Она подтвердит, что я каждый вечер здесь. Я понимаю, как это выглядело со стороны, но я говорю правду.

– Блин, ты даже разговариваешь не так. У тебя дурацкий английский акцент.

Они посидели молча, измученные словесной баталией.

– Хочешь сказать, что мы по-прежнему вместе? – спросил наконец Джек.

– Да, все знают, что это так.

– Вопрос в том, знаешь ли ты, Бекс. Ты подумала над моим предложением? У тебя, черт возьми, было достаточно времени. И если ты скажешь «да», то я, быть может, даже поверю, что ты не трахала этого английского актеришку.

В голове у Ребекки все смешалось.

– Я… – Она приложила руки к вискам. – Джек, я все еще не могу прийти в себя – ты свалился как снег на голову. Давай успокоимся, отдохнем и поговорим обо всем завтра. У меня была жуткая мигрень…

– Не дави на жалость, Бекс. Ты чувствовала себя вполне сносно, если поехала ужинать с этим типом. Ладно, я все понял, – вздохнул Джек. – Мне лучше вернуться домой.

– Джек, не уезжай, пожалуйста! Нам нужно многое обсудить. То, что я испугалась твоего предложения, еще не означает, что между нами все кончено. У нас вечно не хватало времени, чтобы побыть вдвоем и поговорить спокойно. Сейчас появилась такая возможность. Так давай этим воспользуемся.

Джек повалился на диван рядом с ней и помотал головой.

– Я теперь сам не знаю, чего хочу, Бекс. Меня держала на плаву только мысль жениться на тебе. Моей карьере крышка, хороших ролей не предлагают; не исключено, что это конец. Я…

Джек всхлипнул. Ребекка потянулась и обняла его.

– Никакой это не конец. У тебя просто трудный период, такое у всех бывает.

– У тебя впереди – слава и признание, а я уже через это прошел. И да, я баловался наркотиками, но клянусь, Бекс, я не наркоман. Я просто упал духом, и мне надо было отвлечься. Ты веришь?

– Да, верю, – ответила Ребекка.

Что она могла еще сказать? Она пошла на попятную, как только увидела Джека.

– Мне ужасно больно, Бекс, что ты не приняла мое предложение всерьез. Ты не понимаешь, как сильно я тебя люблю.

Ребекка ласково погладила его по голове.

– Я не хотела сделать тебе больно.

– Ладно, проехали. Я бы сейчас выпил. В этом забытом богом местечке можно достать что-нибудь горячительное?

– Сомневаюсь, тем более среди ночи. Пойдем лучше наверх, постараемся уснуть. Поговорим завтра. Хотя мне с утра на площадку…

– Если ты правда хочешь видеть меня в своей постели, – пожал плечами Джек. – И если ты точно не крутила любовь с этим типом, потому что в таком случае это известно всей съемочной группе, а я не собираюсь становиться посмешищем.

– Нет, Джек, я с ним не спала.

Джек наконец улыбнулся.

– Как ни странно, я тебе верю. Веди меня в свою башню, прекрасная дева, и я наверстаю упущенное.

Он притянул Ребекку к себе и поцеловал.

– Пойдем. – Она взяла его за руки и подняла с дивана. – Скорее всего, миссис Треватан еще не спит. Она всегда ложится последней.

Ребекка провела Джека по темным лабиринтам коридора в главный холл. Перед ними, как из-под земли, выросла миссис Треватан.

– Ваш… друг остается на ночь?

– Да, если вы с Энтони не против.

– Ну, я не могу спросить разрешения у его светлости: он давно спит. Я сообщу ему о присутствии в доме вашего молодого человека утром. Доброй ночи.

– Доброй ночи, мадам, спасибо, и простите за вторжение. – На лице Джека появилась его легендарная улыбка, однако миссис Треватан и глазом не моргнула.

– Ну и ведьма! – сказал Джек, когда они поднялись наверх и закрыли за собой дверь спальни. – На этой двери что, нет замка? – удивился он, усевшись на кровать.

– Как видишь, – ответила Ребекка, почувствовав неловкость, когда Джек потянулся к ней.

– Иди ко мне. Я и забыл, какая ты красивая. Тебе идет такой цвет волос. Я скучал по тебе, Бекс.

Насытившись ею после долгой разлуки, Джек уснул. Ребекка сходила в душ, забралась в постель и выключила свет.

Перед утром, когда Джек проснулся и вновь потянулся к ней, Ребекке вдруг показалось, что в комнате кто-то есть, что на них смотрят…

Положив голову на широкое плечо любимого, она отогнала эту мысль и крепко уснула.

20

Ночной приезд Джека наделал немало шума. Визажистки чуть не упали в обморок, когда утром он заглянул к ним в поисках Ребекки. Джек очаровал всех с первого взгляда.

– Какая вы счастливая! В жизни он еще красивее, чем на экране, – сказала Крисси, когда Джек чмокнул Ребекку в макушку и отправился к фургону с закусками поискать что-нибудь на завтрак.

– Откуда он взялся? – удивленно спросил Джеймс. – Вы не говорили, что он приезжает.

– Я и сама не знала. Он ждал меня, когда я вышла из машины. К несчастью, он увидел, как вы меня обняли, и вообразил невесть что, – вздохнула Ребекка.

– Понятно. Пока не дошло до дуэли, миледи, надо ввести его в курс дела. Я честно скажу ему, что с радостью приударил бы за вами, но вы не проявили интереса, – задорно улыбнулся Джеймс. – Он красавчик. Просто вне конкуренции.

К обеду Джек уже со всеми перезнакомился и наслаждался всеобщим вниманием.

– Я рад, что приехал, – говорил он Ребекке, отхлебывая пива, которое достал для него Стив. – Они все такие классные.

– Да, тебя очень хорошо приняли.

– Не могу дождаться, когда залезу к тебе под юбку и потрогаю шелковые чулки, – прошептал он ей на ухо. – А волосы – вообще бомба. Такое впечатление, что у меня новая девушка.

После ланча Джек потащил Ребекку в дом.

– Надо вздремнуть часок, – сказал он, подходя к лестнице.

– Ребекка, не хотите познакомить меня с вашим гостем? – раздался у них за спинами строгий голос.

– Здравствуйте, Энтони. – Ребекка повернулась, чувствуя себя виноватой. – Простите, у меня не было случая представить вам своего бойфренда. Он неожиданно приехал вчера вечером, и миссис Треватан сказала, что вы уже спите. Это Джек Хейворд. Джек, это лорд Энтони Астбери.

– Здравствуйте, сэр… то есть лорд Энтони, – сказал Джек, моментально потеряв свою обычную самоуверенность.

Он спустился и протянул руку хозяину дома.

– Спасибо, что позволили ворваться без предупреждения.

Энтони стоял с каменным лицом.

– Насколько я понимаю, мне не предоставили выбора, но раз уж вы здесь, добро пожаловать.

– Благодарю. Мы с Бекс сегодня же переселимся в гостиницу, если вы находите это более приемлемым.

– Но ведь миссис Треватан нашла для вас комнату?

– Нет, сэр… ваша светлость… Я спал с Бекс… то есть в ее комнате.

Ребекка чуть не захихикала, видя смущение Джека.

– Понятно. – Энтони поднял бровь. – Если вам что-то понадобится, обратитесь к миссис Треватан. Ребекка, вы, наверное, не сможете поужинать со мной? Сегодня приезжает господин Малик.

– Простите, Энтони, никак не получится. Нам с Джеком нужно кое-что обсудить.

– Очень хорошо. – Он кивнул и удалился.

– Господи боже! Мне экономка показалась странноватой, но этот парень даст ей сто очков вперед! – поразился Джек.

– На самом деле он очень славный. Просто ему сложно общаться с людьми.

– Ты хочешь сказать, что он социопат? – засмеялся Джек, открывая дверь спальни.

– Я хочу сказать, что он живет здесь совсем один и мало с кем общается, – вступилась за хозяина дома Ребекка.

– Точно, полный дикарь. Ему явно не понравилось, что мы спим в одной комнате. Может, ты еще скажешь, что он верит в секс только после свадьбы? – спросил Джек, проводя рукой по шелковому чулку у нее на бедре.

– По-моему, он вообще не верит в секс, – хихикнула Ребекка.

Джек толкнул ее на кровать и закрыл рот поцелуями.

После обеда Ребекка должна была сниматься в сложной сцене. Джек решил тем временем съездить в гостиницу к Джеймсу, чтобы воспользоваться беспроводным интернетом.

– Ты ведь не шутила, что здесь нет сигнала? – спросил он, чмокнув ее в нос. – Джеймс пригласил меня выпить – хочет возместить моральный ущерб за превратное впечатление, которое создалось у меня вчера вечером. Не волнуйся, Бекс, я тебе верю, извини, что поспешил с выводами.

– Тебя можно понять. Ты тоже извини.

– Джеймс уверяет, что я должен попробовать местное светлое пиво, а я предпочел бы пару стопок водки.

– Желаю хорошо провести время, – улыбнулась Ребекка.

Кажется, мужчины подружились. В сущности, они были похожи, и Ребекка содрогнулась, представив себе реакцию местного женского населения при появлении этого дуэта в гостиничном баре.

– Изумительно выглядите, – подмигнул ей Роберт, когда полчаса спустя она появилась на площадке. – Я просмотрел отснятый материал, вы просто сияете. Может, в следующих контрактах следует оговорить присутствие на съемках вашего жениха?.. Шучу, шучу. Давайте начинать.

Как ни странно, сцену отсняли чуть ли не с первого дубля, и в половине восьмого Ребекка, переодевшись в джинсы, отправилась на поиски Энтони, чтобы извиниться за неожиданный приезд Джека. Рассчитывая найти лорда Астбери в саду, она спустилась с террасы и обнаружила на скамейке среди розовых клумб индийца.

– Здравствуйте, Ребекка.

– Добрый вечер, а что вы не заходите?

– Миссис Треватан сказала, что Энтони еще у себя, и предложила подождать в саду. Кажется, она меня недолюбливает, – вздохнул он.

– Ей не нравятся все, кто нарушает привычный распорядок, – заметила Ребекка.

– Не хотите пройтись? – встал со скамейки Ари.

– Можно.

– Красиво здесь, правда? Английской глубинке присуща такая… – Ари поискал слово, – безмятежность, которой не найдешь в Мумбаи.

– Или в Нью-Йорке, – согласилась Ребекка.

– Вы из Нью-Йорка?

– Да.

– Простор – вот что отличает эти места от Индии. Города моей родины переполнены – там идет борьба за каждый сантиметр свободного пространства. Улицы шумят день и ночь. Даже в храмах постоянно шумно. Найти тихое местечко практически невозможно.

– Я никогда не бывала в Индии, – ответила Ребекка. – Честно говоря, я почти не выезжала из Соединенных Штатов. Странно, что вы описываете ее такой беспокойной. Судя по книгам, люди едут в вашу страну, чтобы обрести мир и душевный покой.

– Этого у нас тоже хватает, – согласился Ари. – Но посудите сами, если вы живете в одной комнате с родителями, мужем и детьми и у вас есть всего пара рупий на рис, то вам нужна очень сильная вера. Здесь, на Западе, у людей нет столь острой потребности верить в высшие силы. Я думаю, современный комфорт – материальная составляющая, так сказать, – враг настоящей духовности. Когда человеку тепло и он сыт, можно прожить и с пустой душой. А это, как я недавно понял, самая страшная бедность.

– Никогда об этом не задумывалась, но вы правы.

– Наверное, я приехал в Англию, чтобы найти свою душу, – блеснул улыбкой Ари, вперив взгляд в янтарную полосу заката.

– Как ни печально, я знаю очень мало по-настоящему счастливых людей, – заметила Ребекка. – Все уж очень… алчные. Не хотят довольствоваться тем, что у них есть.

– Нас учат: для обретения нирваны нужно освободиться от материальных благ. Если ты – бедный индиец, то полдела уже сделано. Очень удобно. Думаю, многое зависит от наших ожиданий. Чем меньше человек ждет от жизни, тем он счастливее. Видите? – Ари поднял руки к небесам. – Мы строим свой собственный ашрам^[15] на землях английского поместья.

Ребекка улыбнулась:

– Становится прохладно, не пора ли нам возвращаться?

– Да.

– Вы ужинаете с нами?

– Нет, у меня гость. Ночью приехал мой бойфренд – совершенно неожиданно.

– Понятно. И как все прошло, с оглядкой на наш разговор на пустоши?

– Ну… нормально. Боялась, будет хуже.

– Ладно, пожелайте мне удачи. Надеюсь, Энтони не слишком расстроила история моей прабабушки.

– Не знаю, я ведь не дочитала до конца, – ответила Ребекка.

Тем временем они оказались в холле.

– Когда-нибудь я вам расскажу, но сейчас должен спешить. Если опоздаю, то не смогу ничего узнать.

– Удачи, – сказала Ребекка и пошла к лестнице.

– Спасибо.

Энтони бросил внимательный взгляд на вошедшего в столовую Ари.

– Здравствуйте, господин Малик. Пожалуйста, закройте за собой дверь – я не хочу, чтобы нас подслушали. Как ваши дела?

– Спасибо, хорошо, – ответил Ари, закрыв дверь и подойдя к столу. – А ваши?

– Если честно, меня шокировало прочитанное до сих пор.

– Понимаю, – ответил Ари, уловив напряженность хозяина.

Энтони налил гостю вина.

– Итак, мы должны поговорить о прошлом…

21

Анахита

Вернувшись в школу, я стала прилежно готовиться к экзаменам, прекрасно отдавая себе отчет, что если я хочу стать в Англии даже простой медсестрой, то мои оценки должны быть самыми высокими. Пролетела экзаменационная пора с бессонными ночами за учебниками, головной болью и волнением. Мне казалось, я показала себя с лучшей стороны, но результаты должны были объявить лишь в конце лета.

Сразу по окончании семестра, до того как приступить к работе няней у Селины, я покинула Истборн вместе с моей подругой Шарлоттой, дочерью викария, и поехала к ней в Йоркшир. Я много раз изъявляла желание увидеть места, где жили когда-то мои любимые сестры Бронте.

Отец Шарлотты молился в каком-то уголке Африки, а ее мама, как ты помнишь, скончалась год назад. Кроме них, у Шарлотты был брат-близнец, Нед, очень славный парнишка. Мы все вместе съездили на автобусе в Хоэрт, где жили знаменитые сестры, а вечером ужинали в саду. За кофе я спросила у Неда, чем он планирует заниматься после школы.

– К несчастью, если эта мерзкая война скоро не закончится, в чем я очень сомневаюсь, то меня через месяц заберут в армию. Драться – не по мне, я бы лучше последовал примеру сестер Бронте, – благодушно заявил Нед.

– Значит, ты не хочешь становиться священником, как твой отец?

– Ни за что! Если я и верил во что-то, пока не началась война, то теперь уже нет.

– Не говори так, пожалуйста, милый брат, – возразила Шарлотта. – Я уверена, что война скоро кончится.

– И мы не должны терять веру, Нед, – добавила я, – иначе что у нас останется?

На следующий день Шарлотта поехала навестить тетушку, а мы с Недом решили прогуляться в Кейгли-Мурс. По дороге говорили о литературе, немного о философии, он расспрашивал меня о жизни в Индии. Мне нравился его задумчивый, мягкий нрав, и, признаться, я часто вспоминала его в последующие месяцы. Утром я в слезах попрощалась с Шарлоттой на железнодорожной станции в Кейгли и выехала в Девон.

– Добро пожаловать, милая Анни! – Селина, радостно улыбаясь, бросилась мне на шею, как только я вылезла из двуколки. – Заходи же! Прости, что мы не смогли прислать за тобой машину, с бензином просто беда, надо экономить буквально на всем. – Тебе приготовили комнату на втором этаже рядом с детской, – говорила она, ведя меня по лестнице. – Малышка Элинор обычно хорошо спит ночью, но лучше, если ты будешь поблизости, если она вдруг проснется.

– Спасибо, – ответила я, взволнованная теплым приемом. – Вы знаете, что у меня нет особого опыта в уходе за маленькими детьми?

– Анни, ты ведь помогла ей появиться на свет! Я полностью тебе доверяю. Вот мы и пришли, – продолжала Селина, открыв дверь спальни. – Тебя устроит эта комната?

Я оглядела довольно просторную комнату с великолепным видом на сад и пустошь.

– Да, спасибо, чудесно.

– Позвонить, чтобы тебе принесли чай?

– Вообще-то, я бы с удовольствием спустилась на кухню и повидала своих друзей. Там и чаю выпью.

– Я так рада, что ты приехала, Анни. Я просто отчаялась найти нормальную няню. Старуха, которую нашла мама, была ужасна, и я ее выгнала. Мама очень рассердилась, – закатила глаза Селина. – Представляешь, последние месяцы мне приходилось ухаживать за Элинор самой. Когда разберешь вещи и поздороваешься с подругами, приходи к нам в детскую.

Распаковывая чемодан, я не могла удержаться от улыбки, думая о том, что мать считает чем-то из ряда вон выходящим самой заботиться о своем ребенке. Приведя себя в порядок, я спустилась в кухню. Вокруг меня столпились горничные, миссис Томас суетилась с пирогами и чаем, Тилли не выпускала меня из объятий, и я почувствовала себя дома.

Затем я поднялась в детскую. Почти трехлетняя Элинор оказалась славной малышкой. Под наблюдением Селины я искупала ее, переодела в ночнушку и уложила спать.

– Анни, ты – чудо, – заявила Селина, когда мы на цыпочках вышли из комнаты, – и Элинор тебя уже любит. Я подумала, когда вы получше привыкнете друг к дружке, съезжу в Лондон. Я не выезжала из дома целый год и хотела бы повидаться с друзьями.

– Конечно, леди Селина. Для этого я и приехала. Если вы мне доверяете, можете ехать, куда захотите.

– Обязательно поеду! Здесь ужасно тоскливо. Ты поужинаешь сегодня с нами? Не терпится услышать, как поживают Минти, Индира и вся их семья.

Надев лучшее платье из «Хэрродз», я спустилась в столовую. Леди Астбери всем своим видом выражала презрение и делала вид, что меня нет. Ей было неприятно сидеть за столом с простой нянькой. Зато Селина внимательно слушала мои рассказы о том, как мы с Индирой жили в Лондоне после приезда махарани на военном судне.

– Мама, можно мне на следующей неделе съездить в Лондон? – спросила Селина за десертом. – Теперь, когда рядом Анни, я спокойна за Элинор.

Мне стало ее жалко. Подумать только, взрослая женщина, имеющая собственного ребенка, должна отчитываться перед матерью за каждый шаг! Судьба распорядилась так, что самостоятельная жизнь Селины закончилась, не успев начаться.

– Если это необходимо, дорогая Селина, – неодобрительно посмотрела на нее леди Астбери. – Вы уверены, что справитесь с ребенком, мисс Чаван? – обратилась она ко мне. – У меня не будет времени с ней возиться.

– Безусловно, леди Астбери.

Через несколько дней Селина собралась в Лондон. Когда она надевала дорожные перчатки и усаживалась в двуколку, на ее лице отражались волнение и трепет.

– Желаю хорошо провести время, леди Селина, – сказала я ей. – Вы молоды и красивы и заслужили небольшой отдых.

– Спасибо, Анни, ты всегда знаешь, что сказать. Если с Элинор возникнут проблемы, отправь телеграмму на наш лондонский адрес.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Селина, уверенная, что ее дочь в надежных руках, пробыла в Лондоне почти месяц. «И кто может ее винить?» – размышляла я однажды вечером. Над Астбери висела пелена отчаяния. Даже я, привычная к таким неудобствам, как отсутствие горячей воды и осыпающаяся штукатурка, понимала, что усадьба разваливается.

Ко всему прочему, наследник поместья, мой возлюбленный Дональд, все еще сражался за границей. От него не было вестей уже несколько недель. Когда мы с Элинор ходили на конюшню посмотреть лошадей, я прижималась головой к шелковистой гриве Глори и шептала ей: «Твой хозяин скоро вернется, обещаю».

Пришел август. Потемневшие кукурузные поля стояли неубранными – не хватало рук, чтобы собрать и обмолотить урожай. Оставшиеся нестрижеными овцы все лето потели в своих шубах, а ведь их тепло могло согреть солдат в далеких холодных краях.

Во главе всего этого хаоса возвышалась стоическая фигура Мод Астбери. Каждый божий день я наблюдала, как она пьет чай на лужайке ровно в половине четвертого, а в шесть часов направляется в часовню. Что бы ни случилось, она никогда не меняла заведенного порядка.

Я старалась быть снисходительной, напоминая себе, что она вышла за отца Дональда двадцать пять лет назад. То была другая эпоха, ее не научили в одиночку управлять таким огромным поместьем, как Астбери. Я объясняла это и слугам, которые стали проявлять недовольство неспособностью хозяйки изменить положение вещей.

– Коли ее светлость не умеет, то пусть поскорее научится, – заявила как-то миссис Томас. – Если она не примет меры, то к возвращению молодого хозяина здесь ничего не останется.

– Будем надеяться, что все наладится, – шепнула я однажды Элинор, гуляя с ней по парку. – Только бы духи оказались правы и твой дядя вернулся живым и невредимым.

В середине августа я получила результаты экзаменов. Они оказались блестящими. Ужасное, бесконечное лето в Астбери-холле убедило меня в том, что мне, в отличие от других его обитателей, не нужно сидеть и ждать окончания войны, чтобы начать новую жизнь.

Через пару дней после возвращения Селины из Лондона я подошла к ней.

– Леди Селина, я собираюсь на фронт. Записалась в Добровольческий медицинский отряд.

– О господи! – расстроилась Селина. – Махарани упоминала, что ты захочешь сделать это в конце лета, но я надеялась, что ты передумаешь.

– Боюсь, что нет. Курсы медсестер начинаются в Лондоне в сентябре. Понимаю, вам нужна няня, но я заметила, что Джейн, новая молоденькая горничная из деревни, очень любит Элинор, и та отвечает ей взаимностью. Думаю, из Джейн получится отличная няня.

Селина тяжело вздохнула.

– Надеюсь, ты понимаешь, что тебя там ждет, Анни. Одна моя подруга пошла в Добровольческий отряд и не выдержала больше недели. Ей приходилось выносить горшки! – Селина брезгливо сморщила нос. – Наверное, с моей стороны непатриотично просить тебя передумать, так что ты должна ехать. А я буду сидеть в забытой богом дыре и каждую неделю играть в бридж с мамой, священником и его семидесятилетней сестрицей.

Я взяла ее за руку:

– Леди Селина, вы еще найдете свое счастье. Думаю, вы уже поняли это, когда ездили в Лондон.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Откуда ты знаешь, Анни? Я действительно встретила мужчину, но я всего лишь год как вдова, и маме он не понравится. Он иностранец, французский граф, работает в Лондоне по поручению французского правительства.

Она залилась смущенным румянцем:

– Если честно, Анни, он нравится мне гораздо больше, чем следовало бы.

– Обещаю, леди Селина, если вы послушаетесь своего сердца и не позволите никому вас переубедить, то все будет хорошо.

– Спасибо, Анни, ты всем даришь надежду.

– Я всего лишь говорю то, что чувствую.

– Да будет мне позволено сказать: ты тоже заслуживаешь кого-нибудь особенного.

– Спасибо, леди Селина.

Уходя к себе после этого задушевного разговора, я подумала, что даже она не одобрила бы мой выбор, если бы знала, о ком я мечтаю.

22

Ноябрь 1918, Северная Франция

Дитя мое, я не буду вдаваться в подробности, что мне пришлось увидеть, когда я ухаживала за нашими бедными мальчиками во Франции. О том, что там творилось, можно прочесть в учебниках истории. Скажу лишь, что это было ужасно.

Не прошло и месяца после начала занятий, как меня отправили во Францию. Я быстро овладела основами профессии, а медсестер на передовой не хватало. Страшные воспоминания о том времени навсегда запечатлелись в моей душе. Я приходила в отчаяние, наблюдая, как представители человечества уничтожают себе подобных, и моя вера подверглась суровым испытаниям.

В детстве, когда мама брала меня в поездки по окрестностям Джайпура, мне приходилось видеть человеческие страдания. Во всяком случае, я была подготовлена к этому лучше, чем большинство моих товарок. Представляешь, однажды я встретила Неда, брата моей подруги Шарлотты. Он попал в наш полевой госпиталь с ранением в голову. Перевязывая его рану, я радовалась, что вижу знакомое лицо из мирной жизни. Должно быть, Нед чувствовал то же самое. Когда он пошел на поправку, в редкие свободные часы мы ездили гулять в городок под названием Альбер. Мы говорили о книгах, об искусстве и театре – обо всем, что хоть немного отвлекало от страшной реальности.

Мы гуляли с Недом и в день, когда объявили перемирие. К тому времени окопы наполовину опустели в результате кровопролитной битвы на Сомме. Кроме того, власти не видели смысла в отправке нового пушечного мяса, поскольку стало очевидно, что немцам осталось только сдаться.

Вместе с другими медсестрами и солдатами мы отправились на джипе в Альбер, не смея поверить, что это правда. Городскую площадь запрудили военные всех национальностей – англичане, французы, американцы, даже индийцы. Сборный оркестр играл веселую какофонию мажорных мелодий.

Я живо помню, что, когда начали запускать салюты, вся площадь вдруг притихла. Люди боялись, что их неправильно информировали и это немецкие ракеты. Зато когда небо озарилось разноцветными фейерверками, все поняли, что наступил мир.

Салюты закончились, мы с Недом танцевали в толпе под звуки джазового оркестра. Вдруг кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулась и увидела Дональда Астбери, повзрослевшего и возмужавшего.

– Это ты, Анахита?

– Дональд?!

Я затаила дыхание, не веря своим глазам.

– Да. Селина писала, что ты ушла на фронт медсестрой! Какая счастливая случайность, что я тебя нашел!

Нед стоял по стойке «смирно» – Дональд был офицером, поэтому я поспешила представить их друг другу.

Дональд смотрел на меня с любовью.

– Знаете ли, сержант Брукнер, в последний раз я видел эту юную леди, когда ей было пятнадцать лет. А теперь… Вы только посмотрите на нее! – В его глазах отражалось неподдельное восхищение. – Анни! Как ты выросла! Я с трудом тебя узнал! Это Анни сказала мне, что я доживу до конца войны, – продолжал объяснять он Неду. – Анни, там, в окопах, я постоянно перечитывал твое письмо и начинал верить, что останусь жив. И вот я здесь! – Его осунувшееся лицо вновь озарилось улыбкой.

Музыканты заиграли «Позволь мне называть тебя любимой».

– Не возражаешь, старик, если я потанцую с Анни? – спросил Дональд у Неда.

– Разумеется, нет, сэр, – грустно ответил тот.

– Спасибо. Пойдем, Анни, отпразднуем этот счастливый случай.

Дональд взял меня за руку и потянул в толпу. Стыдно признаться: я так и не вернулась к Неду. Мы с Дональдом протанцевали весь вечер, отмечая начало новой жизни.

– Не могу поверить, как ты повзрослела! – в сотый раз повторял Дональд. – Ты такая красивая, Анни!

– Не выдумывай, – краснела я, – моему платью три года, и я не помню, когда была в парикмахерской.

– У тебя великолепная прическа! – говорил он, проводя рукой по моим волосам. – Ты прекрасна! Нам суждено было встретиться.

Я понимала, что все в этот вечер находятся в состоянии неописуемой эйфории. Дональд осыпал меня комплиментами и говорил, что три года думал обо мне каждый день. Я старалась не принимать его излияния близко к сердцу, понимая, почему он это говорит.

Площадь наконец опустела. Мы сели на край фонтана, глядя на яркие звезды в морозном ноябрьском небе. Дональд предложил мне сигарету. Мы сидели, прижавшись друг к другу, и курили, как старые друзья.

– Просто не верится, что все закончилось, – сказал он.

– Да. Жаль, что мне пора возвращаться в госпиталь. Перемирие или нет, я нужна своим пациентам – больным и раненым.

– Я уверен, что ты вернула их к жизни. Ты прирожденная медсестра, Анни.

– Так грустно, когда люди умирают, – вздрогнула я. – Я делала все, что могла, но это не всегда помогало. Наверное, буду работать медсестрой и дальше, когда война закончится.

– Она уже закончилась, милая Анни! – напомнил он, и мы радостно улыбнулись друг другу.

– Мне правда пора возвращаться. Сестра-хозяйка с меня три шкуры сдерет.

– Сегодня – вряд ли. Но если тебе надо идти, я тебя провожу.

– Тебе ведь не по дороге? – спросила я, вставая.

– Не важно, сегодня я могу пройти хоть тысячу миль.

Рука в руке, мы вышли из городка и оказались на пустынной дороге. В воздухе пахло гарью.

– Знаешь, я правда верю, что ты – мой талисман, – сказал Дональд, когда мы подошли ко входу в лагерь, где находился мой госпиталь. – Я много раз рисковал жизнью и не получил даже пустяковой царапины.

– Я знала, что ты родился счастливчиком, – улыбнулась я.

– Возможно, но поверить в это помогла мне ты. Доброй ночи, Анни.

Дональд наклонился и поцеловал меня в губы. Это был очень долгий поцелуй.

Следующие две недели у меня было много работы – мы готовили оставшихся пациентов к отправке в Англию. Дональд приезжал каждый вечер на джипе и вез меня гулять. Другие медсестры поднимали брови и шушукались.

– У нашей Анни появился поклонник, да еще офицер, и руки-ноги на месте. Счастливая! – беззлобно подтрунивали они.

Я отчаянно старалась закрыть свое сердце от Дональда, зная, что это может плохо кончиться. В те счастливые дни, в мире без правил и условностей, где никто не указывал нам, как себя вести и кого любить, ни один из нас не заговаривал о будущем. Мы просто жили сегодняшним днем, ценя каждое мгновение, проведенное вместе.

Дело шло к закрытию госпиталя, мне предстояло возвращаться в Англию на санитарном судне с оставшимися пациентами, и мы оба горели, как в лихорадке, отчаянно страшась предстоящей разлуки.

– Мы увидимся в Лондоне? – вновь и вновь допытывался Дональд в наш последний вечер. – И ты приедешь в Астбери-холл, правда? Ты ведь знаешь, тебя все там просто обожают.

– Все, кроме твоей мамы. – Я закатывала глаза, удобно устроившись в его объятиях.

– Не обращай внимания, ей никто не нравится. Господи, я с таким нетерпением ждал окончания войны, а теперь как подумаю, что надо ехать в поместье к дорогой мамочке… – Он болезненно поморщился. – Астбери по закону перешло ко мне, когда мне исполнился двадцать один год, пару недель назад. Теперь за него отвечаю я.

– Да уж, тебе придется попотеть, – ответила я, понимая, что это еще мягко сказано.

– Где ты остановишься?

– В больнице в Уайтчепел, куда меня отправляют с пациентами, есть общежитие для медсестер. В обозримом будущем я буду работать там.

– Анни, – умоляющим тоном произнес вдруг Дональд, – пожалуйста, останься сегодня со мной. Поехали в город, я снимаю там комнату. По крайней мере, побудем вместе еще несколько часов.

– Я…

– Не бойся, Анни, я джентльмен, и ты можешь не опасаться за свою честь.

– Конечно, я поеду с тобой.

Той ночью случилось неизбежное: как повелось с сотворения мира, без памяти влюбленные друг в друга мужчина и женщина не могли удовлетвориться объятиями и поцелуями. В темноту комнаты струился сквозь жалюзи мягкий свет фонарей, Дональд бережно раздевал меня, и я ни капельки не чувствовала себя виноватой. Он обцеловал каждый сантиметр моего тела, мы слились в одно, и я вновь поверила в богов и в человечество.

– Я люблю тебя, милая Анни, – простонал он, – я должен быть с тобой, ты нужна мне…

– Я тоже люблю тебя и всегда буду любить, – прошептала я ему в ухо, и нас захватила новая волна страсти.

23

После возвращения в Англию я не видела Дональда целый месяц. Он впервые за три года провел Рождество с семьей в Астбери-холле, однако писал мне каждый день длинные, сердечные письма: как сильно скучает и с каким нетерпением ждет встречи.

В ответных посланиях я описывала, как проходят мои дни в больнице. Хотя мое сердце разрывалось от любви к нему, я сдерживалась и не выплескивала чувства на бумагу. Вернувшись в Англию, я стала рассуждать более практично, понимая, что нельзя отдаваться эмоциям, поскольку у наших отношений нет будущего. В больнице хватало работы, которая отвлекала меня от грустных мыслей. Однажды после Нового года меня вызвала старшая медсестра.

– Медсестра Чаван, – сказала она, – сегодня мы говорили о вас с врачами. Все согласились, что у вас есть склонность к медицине. Вы прекрасно проявили себя во Франции, и ваша работа здесь заслуживает высочайших похвал.

– Благодарю, – с чувством произнесла я.

До того дня я ни разу не слышала, чтобы эта суровая женщина кого-нибудь похвалила.

– Перед отправкой во Францию вы прошли только основной курс в качестве помощницы медсестры, не так ли?

– Да, – ответила я, – но рабочих рук не хватало, и я многому научилась у врачей в процессе работы. Я умею профессионально накладывать швы, перевязывать раны, делать инъекции, а еще помогала врачам проводить срочные операции.

– Мне это известно. Вам присущи такие качества, как спокойствие и уверенность, благодаря которым пациенты вам доверяют. Я заметила, что даже более подготовленные медсестры берут с вас пример. Поэтому мы хотим предложить вам учиться дальше, чтобы получить более высокую квалификацию и со временем стать старшей медсестрой отделения.

Меня переполняла радость: я даже не надеялась, что мои старания будут так высоко оценены.

– Благодарю вас, это большая честь.

– Вы будете продолжать работу, а три раза в неделю посещать курсы, чтобы овладеть техническими приемами, которых вам не хватает. Через год получите полноценный диплом медсестры. Что скажете?

– Я очень хочу учиться.

– Хорошо. Я запишу вас прямо сейчас, а занятия начнутся со следующей недели.

– Большое спасибо. – Я встала и вышла из комнаты.

Оказавшись снаружи, я не удержалась от победного возгласа. Как гордились бы мной родители!..

Два дня спустя меня ждала еще одна радость: в Лондон приехал Дональд. Он остановился в лондонском доме на Белгрейв-сквер, где жили в данный момент Селина с Элинор и няней Джейн.

Зная о его приезде, я взяла выходной и отправилась на автобусе в универмаг «Селфридж», где потратила часть тяжело заработанных денег на новое, невероятно модное пальто. Пока я шла к Пикадилли-серкус – мы условились встретиться у статуи Эроса, – мое сердце выскакивало из груди. «А вдруг Дональд передумал и не придет?» – переживала я, ища в толпе знакомое лицо. В конце концов он появился, подошел и схватил меня в объятия.

– Боже, как я скучал! – Он взял меня за подбородок и посмотрел в глаза. – А ты скучала?

– Еще как! И у меня куча новостей. Пойдем куда-нибудь, выпьем чаю? – предложила я.

– Хорошо. – Он зарылся лицом мне в шею. – Хотя чай – последнее, что у меня сейчас на уме. Но идем.

Мы просидели в кафе «Лайонс корнер хаус» на Шафтсбери-авеню, оживленно беседуя, до самой темноты. Дональд тоже страшно обрадовался моему карьерному росту.

– Ты прекрасная медсестра, – с жаром сказал он. – Все ребята, которые прошли через твои руки на фронте, тебя помнят. А моя сестра просто обожает. Кстати, я сказал ей, что встречаюсь с тобой сегодня, и они с Элинор тоже хотят тебя видеть. Сможешь вырваться к нам завтра вечером? Увидишь Элинор, а затем останешься на ужин со мной, Селиной и ее новой любовью – Генри Фонтейном.

Я захлопала в ладоши от радости.

– Леди Селина влюбилась? Я так и знала!

– Да, совсем потеряла голову, – подтвердил Дональд. – Впрочем, по понятным тебе причинам, мама об этом ничего не знает. Она бы не одобрила избранника Селины.

– Надо проверить график дежурств, но, кажется, смогу. На следующей неделе начинаются курсы, тогда будет легче. Занятия заканчиваются в четыре. А леди Селина знает… о нас? – нерешительно спросила я.

– Ну я не вдавался в подробности: семейное Рождество, мама рядом… Однако Селина в курсе, что мы часто виделись во Франции. Не переживай, она догадается, как только увидит нас вместе.

– И ты не боишься?

– Анни, почему я должен бояться? Селина тебя любит. А кроме того, – с улыбкой добавил Дональд, – ей самой предстоит объяснить матери, почему она безвылазно сидит в Лондоне.

– Твоя мать не любит иностранцев.

– Ты ведь знаешь, Анни, мама живет в прошлом, в другой эпохе.

– Да, но…

– Довольно. – Он приложил палец к моим губам. – Ее здесь нет, и она не испортит нашу встречу.

Посмотрев на время, я поняла, что скоро наступает комендантский час, после которого меня не пустят в общежитие.

– Мне надо ехать.

– Точно?

– Да.

Дональд попросил счет, мы вышли в морозную ночь и направились к автобусной остановке на площади Пикадилли. По дороге он притянул меня к себе и страстно поцеловал.

– Увидимся завтра вечером. Не забудь: Белгрейв-сквер, двадцать девять. Завтра в шесть вечера я встречаюсь в клубе с представителем банка, так что могу немного задержаться, в зависимости от того, насколько у нас плохо с финансами.

– А что, очень плохо?

– В общем, если банк откажется продлить ссуду, у меня будет только один выход – продать и дом, и землю. Так что хуже некуда.

– Не теряй надежды. До завтра. – Я поцеловала его и бросилась к автобусу.

На следующий вечер я поехала на Белгрейв-сквер. Как и говорил Дональд, Селина с Элинор страшно обрадовались.

– Анни, я так тебе рада, – сказала Селина, подведя меня к дочке, которая рассматривала книжку с картинками на коврике перед камином. – Смотри, Элинор, Анни пришла!

Девочка тотчас же вскарабкалась мне на колени, а Селина велела служанке подать чай.

– Пока нет Дональда, расскажи мне о своих приключениях во Франции, – заговорщически улыбнулась Селина, – и как вышло, что ты встретила его здесь.

Я предоставила ей тщательно отредактированную версию своей жизни на фронте и коротко рассказала о том, как мы возобновили знакомство в Лондоне. Селина попросила Джейн уложить Элинор в постель, а когда мы остались одни, продолжила допрос.

– О, Анни, так вы встретились с Дональдом в день заключения перемирия и протанцевали всю ночь? Как романтично! И все-таки, по-моему… – Она наклонилась ко мне и понизила голос. – Ты что-то скрываешь. Я очень хорошо знаю своего братца и сразу поняла, что он влюблен. Пожалуйста, Анни, признайся. Если у вас любовь, это чудесно! – Она засмеялась.

– Лучше спросите у Дональда.

– Не беспокойся, спрошу. Не забывай, Анни, это ведь ты сказала, что я еще найду свое счастье. И ты была права!

– Я очень рада за вас, леди Селина.

– Пожалуйста, просто Селина, ведь мы почти семья, – улыбнулась она и продолжила: – Я без ума от Генри, и мы собираемся пожениться как можно скорее, что бы ни сказала мама. Надеюсь, мой Генри тебе понравится. Он вот-вот будет здесь. Знаешь, Анни, порой я чувствую себя виноватой. Боюсь, я не испытывала к бедному погибшему отцу Элинор таких чувств, как к Генри.

– Мы не выбираем, кого любить, не так ли?

– Наверное, ты права. Хьюго был хорошим человеком и, как утверждала мама, отличной партией, но он не владел моим сердцем.

– Так вы останетесь в Лондоне или переедете во Францию?

– И то и другое. У Генри старинный замок на юге страны, и там очень красиво. И в то же время он любит Лондон.

В этот момент вошел Дональд, ужасно расстроенный. Увидев меня, он просветлел лицом и хотел подойти, однако, заметив сидевшую напротив сестру, остановился.

– Селина, ты, как всегда, прелестна.

И лишь после этого обратился ко мне:

– Здравствуй, Анни! Как поживаешь? – Его взгляд сказал мне больше, чем любые слова.

– Спасибо, хорошо, – официально ответила я, задорно блеснув глазами.

Селина зачарованно наблюдала за нашей игрой, но у нее не осталось времени на расспросы. Дверь вновь отворилась, и в гостиную вошел тщедушный усатый человечек с недопустимо длинными по английским меркам волосами.

– Добро пожаловать, Генри. – Селина подошла к нему, и они тоже разыграли формальное приветствие. – Познакомьтесь с моим братом, лордом Дональдом Астбери, и моей подругой, мисс Анахитой Чаван.

– Очень приятно, мадемуазель, – сказал граф, галантно приложившись к моей руке.

– Кто что будет пить? – спросила Селина.

За ужином, когда мы уселись за стол и выпили вина, напряженность пропала. Мы стали обсуждать планы Селины и Генри. В какой-то момент Генри наклонился ко мне через стол и прошептал:

– Их мать вправду такая страшная женщина, как уверяет меня Селина?

– К несчастью, да. И терпеть не может иностранцев, – ответила я, и мы оба расхохотались.

Дональд протянул под столом руку и нашел мое колено, а Генри продолжал поверять мне свои тревоги.

– Через две недели я еду с Селиной в Девон просить ее руки. Мадам Дракон съест меня живьем?

– Думаю, по возвращении вы недосчитаетесь парочки пальцев. Маловероятно, что она прикоснется к остальному. Вы ведь француз, так что вряд ли придетесь ей по вкусу.

После ужина, в духе времени, Дональд с Генри остались за столом выпить бренди и выкурить по сигаре, а мы с Селиной удалились в гостиную.

– Правда, Генри – чудо? – спросила она, усаживаясь в кресло перед камином.

– Он очень славный, – ответила я, – и думаю, будет хорошим мужем.

– Могу поклясться, что Дональд любит тебя так же сильно, как Генри – меня. Может, устроим общую свадьбу? – рассмеялась Селина.

Я внезапно помрачнела.

– Видишь ли, Селина, ты в другом положении, чем Дональд – наследник Астбери. Как он однажды сказал, ему придется искать жену, которая поможет спасти поместье. Ты прекрасно знаешь, в каком оно упадке.

– Наверное, ты права. Я совсем не разбираюсь в деловых вопросах.

– По его словам, ваши финансы в крайне плачевном состоянии.

– Значит, ему нужна рядом сильная женщина, такая, как ты, которая поддержит его, пока он будет исправлять ситуацию, – заметила Селина.

– К сожалению, ваша мать считает по-другому.

– Ты любишь его, Анни?

– Больше жизни, – искренне ответила я. – Но я не хочу портить ему будущее. У меня нет наследства, и смешанные браки в Англии не одобряют. Да он мне и не предлагал замуж, – поспешно добавила я.

– Глупости! Буквально на прошлой неделе я получила письмо от Минти, старшей сестры Индиры, в котором говорится, что ее подруга вышла замуж за англичанина.

– Скорее всего, ее подруга – принцесса, а не простая нянька, – вздохнула я. – Сама знаешь: твоя мама пришла бы в ужас.

– К черту маму! Дональд – совершеннолетний, он хозяин поместья и своей собственной судьбы. Он счастлив с тобой, остальное не имеет значения.

Мы прекратили разговор: вернулись мужчины. Увидев, что на часах уже одиннадцать, я тихонько сказала Дональду, не желая прерывать вечер:

– Мне пора, я должна вернуться не позже двенадцати.

– Хорошо, я поймаю тебе такси.

Я попрощалась с Селиной и Генри, и Дональд пошел меня провожать. Пока ждали такси, я спросила:

– Как прошла встреча с банкиром?

– Как я и предполагал, поместье на грани разорения, и мне в категорической форме сообщили, что банк не продлит ссуду. Мама не задумывалась об экономии.

– Мне очень жаль, Дональд, – грустно промолвила я.

– Управляющий сказал, что я не единственный, кто вернулся домой после войны и оказался в такой ситуации, однако дело осложняется тем, что все началось гораздо раньше. Отец умер десять лет назад. Выход только один – срочно продавать имение.

– Думаешь, твоя мать согласится?

– Придется. Хочет она того или нет, у нас нет выбора, – вздохнул Дональд и поднял руку, чтобы остановить такси.

Я назвала водителю адрес. Дональд, крепко обняв меня, вложил в мою руку купюру.

– Увидимся завтра? – спросил он.

– Я освобожусь не раньше восьми вечера.

– Тогда я приеду, и мы поужинаем где-нибудь в Уайтчепел.

– Боюсь, тебе там не понравится.

– Мне и во Франции не слишком нравилось, пока не встретил тебя, – улыбнулся он. – Значит, договорились, Анни, у входа в больницу в восемь. Доброй ночи.

Устроившись на мягком кожаном сиденье, я прокручивала в голове события прошедшего вечера и слова Селины. Если Астбери все равно продадут, то не исключено, что мы с Дональдом сможем быть вместе. Я впервые поверила, что это возможно, и стала представлять наше совместное будущее.

Следующие две недели мы с Дональдом изыскивали возможности встречаться каждый день. Селина вернулась в Астбери, чтобы подготовить мать к приезду Генри и объявлению о помолвке, и дом остался в нашем распоряжении.

– Старшая медсестра скоро выгонит меня за частые отлучки, – сказала я Дональду однажды вечером. – За эти две недели я семь раз отпрашивалась на ночь.

– Она ведь знает, что твоя любимая тетушка, кузина махарани Куч-Бихара, приехала в Англию и хочет видеть свою племянницу, – пошутил Дональд, ласково гладя мои волосы.

Мы лежали в обнимку на большой кровати в спальне.

– Послушай, Анни, – внезапно посерьезнел он, – мне надо в ближайшие дни вернуться в Девон, чтобы поговорить с матерью о продаже поместья. Я решил сделать это после того, как Селина сообщит ей о помолвке с Генри. Две такие новости одновременно – даже для нее слишком.

– Ты прав.

– Остается открытым вопрос с нами.

– Ты о чем?

– Анни, ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать. Я люблю тебя. Ты – моя любовь, мой лучший друг, ты – самая умная и красивая женщина, которую я когда-либо встречал. И я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Я удивленно уставилась на него.

– Женой?

– Да, Анни, женой. А что тебя удивляет? Я не могу без тебя жить. Ты знаешь более вескую причину для женитьбы?

– Нет, но…

– Никаких «но». – Дональд приложил палец к моим губам, обхватил меня за плечи и прижался теснее. – Ты знаешь, что мне сейчас непросто. Чтобы решить все вопросы, нужно время. Тем не менее ты должна знать: я намерен на тебе жениться. Надеюсь, ты понимаешь, что, выйдя за меня, ты не станешь хозяйкой великолепного дома. После продажи усадьбы почти ничего не останется, тем более что я должен на вырученные деньги приобрести достойное жилье для матери. Мы могли бы пожить пока здесь, в Лондоне, а когда появятся дети, подумать о покупке небольшого дома за городом.

Тут я не выдержала и расплакалась.

– Что с тобой, милая?

– Мне просто… – Я высморкалась и начала заново: – Мне даже в голову не приходило, что ты хочешь связать свою жизнь со мной.

– А ты разве не хочешь? – Дональд казался удивленным и расстроенным.

– Как ты не понимаешь: я не смела даже мечтать об этом! Мы из разных миров. Я – индийская медсестра без гроша в кармане, а ты – отпрыск аристократического рода.

– Ты тоже из аристократического рода в своей стране.

– Да, но наша семья пережила тяжелые времена. Видишь ли, моя мама вышла замуж по любви.

– Вот и ты выйдешь по любви, – улыбнулся он.

– Дональд, пойми, против нашего брака будет возражать не только твоя мать. В Англии я не раз сталкивалась с предрассудками относительно моей расы и цвета кожи. Ты уверен, что будешь счастлив с индийской женой?

– Я в восторге от твоего цвета кожи, – сказал он, целуя меня в шею, – а если кому-то не нравится, то пусть помалкивают.

За эти слова я полюбила бы его еще сильнее, будь такое возможно.

– Ты – удивительный человек, Дональд Астбери.

– А ты – необыкновенная девушка. Я тебя обожаю.

На следующий день Дональд уехал в Девон, а я начала мечтать, как мы будем жить вместе. Шкатулка, в которой я хранила свои истинные чувства, треснула и раскололась.

24

После отъезда Дональда я с головой погрузилась в учебу, на которой до тех пор не могла сосредоточиться. Что бы ни уготовила нам судьба, я хотела добиться совершенства в своей профессии.

Говорят, если женщина чувствует себя любимой, она сияет счастьем и уверенностью в себе, которые делают ее неотразимой. Никогда раньше я не получала столько приглашений на танцы и свидания от врачей нашей больницы.

– Ты прямо нарасхват, – заметила одна из моих товарок, когда я в очередной раз отвергла приглашение симпатичного молодого хирурга. Впервые в моей жизни так оно и было.

Лишь много позже я поняла: нельзя принимать как должное быстротечные мгновения счастья, подаренные нам судьбой. Еще вчера я казалась себе непобедимой, а сегодня все закончилось. Через неделю после отъезда Дональда в Девон я получила письмо, которое переправила мне Селина.

На письме стояла королевская печать. Присев на узкую койку в общежитии, я отдалась воспоминаниям. За последние годы я так погрузилась в новую английскую жизнь, что почти забыла дворец и лица людей, которые когда-то так много для меня значили.

В голове кружил водоворот мыслей, которые постепенно вытеснила одна: «Что скажет Дональд?»

Безусловно, махарани просила слишком многого: как я могу бросить все и вернуться, пусть ненадолго, к жизни, с которой попрощалась несколько лет назад? Я взволнованно ходила по комнате, постепенно начиная понимать, что даже если я пробуду там всего две недели, дорога туда и обратно займет без малого два месяца. Махарани не могла найти более неудобное для меня время.

С другой стороны, я отдавала себе отчет: всем, чего я добилась в жизни, всем, что у меня есть, я обязана Айеше и ее семье. Они поддерживали меня и помогали, как никто другой. В прошлую нашу встречу махарани предоставила мне выбор, сейчас – нет.

– Очень жаль, – сказала на следующее утро старшая медсестра, когда я сообщила, что вынуждена срочно ехать в Индию по семейному делу. – А когда вы сможете вернуться?

– Надеюсь, не позднее, чем через три месяца, – ответила я.

– Тогда мы дадим вам отпуск по семейным обстоятельствам, оставив за вами место и в больнице, и в колледже. Мы не хотим вас потерять.

– Мне очень жаль, что подвела вас, но я должна ехать. Это очень важное дело.

– Вы ведь вернетесь, сестра Чаван?

– Обязательно вернусь. – Я встала и улыбнулась. – Теперь вся моя жизнь – в Англии.

Как и предложила махарани, я обратилась в судоходную компанию и оформила билет на ближайшее судно в Индию. Затем отправила телеграмму, когда приезжаю, и стала набираться духу, чтобы сказать Дональду, который должен был на днях вернуться из Девона. Как я и предполагала, он пришел в ужас.

– Это невозможно, Анни! Ты обязательно должна ехать?

– Да. Они – моя единственная семья. Махарани заменила мне мать, отправила в Англию и заплатила за мое образование.

– Но что ты можешь сделать? – настаивал Дональд. – Если Индира решила не выходить за этого махараджу, как ты ее переубедишь? Никто не заставит меня разлюбить тебя, – с грустной улыбкой добавил он.

– Ты прав, я и сама понимаю, что не в состоянии ничего сделать, однако махарани просит меня приехать, и я не вправе ей отказать.

– А сколько это займет времени?

– Думаю, около трех месяцев.

Дональд крепко сжал мои руки.

– Обещаешь, что ни днем больше?

– Обещаю одно: вернусь, как только смогу, – нахмурилась я.

– Ты давно не была в Индии. А вдруг ты не захочешь возвращаться?

– Захочу, – твердо сказала я. – Расскажи лучше о Девоне, и как твоя мама приняла известие о помолвке Селины.

– Ужасно, – признал Дональд. – Когда Селина сообщила, что выходит за Генри и будет жить во Франции, мама чуть не лишилась чувств. А потом заявила, что не пустит ее на порог и оставит без гроша. Правда, она так и так оставит Селину без гроша, потому что у нее ничего нет… К моему приезду она сказалась больной, не вставала с постели и не хотела никого видеть. Когда она все же впустила меня, я не заметил никаких признаков плохого самочувствия. Тем не менее, учитывая ее реакцию на замужество Селины, я решил пока не говорить ей ни о продаже поместья, ни о наших отношениях, – добавил он.

– Да, это было бы уже слишком, – согласилась я.

– Так что мы пока в безвыходном положении. Когда ты уедешь в Индию, я вернусь в Девон искать покупателя. И буду ждать удобного момента, чтобы сказать маме.

– Да уж, не завидую тебе, Дональд. А где сейчас Селина?

– Они с Генри и Элинор уплыли во Францию. Он хочет показать им свой замок в Провансе. Счастливая! Как бы я хотел поехать с тобой в Индию!

– Я бы тоже этого хотела, – с чувством ответила я.

Мы помолчали, размышляя о превратностях судьбы.

– Ты ведь будешь писать? – спросил Дональд.

– Конечно. Время пролетит незаметно. Тебе будет чем заняться.

– Не напоминай. У меня мороз по коже от одной мысли, что придется провести несколько месяцев наедине с мамочкой. Поверь, Анни, я действительно собираюсь сообщить ей не только о продаже поместья, но и о наших планах на будущее. Я хотел сделать тебе официальное предложение, как только скажу ей. Все, как полагается: встать на колено, вручить кольцо. Мы поженимся, Анни. Клянусь! Ты ведь этого хочешь?

– Да, так сильно, что меня это даже пугает, – искренне ответила я.

– Значит, ты меня любишь?

– Конечно, люблю!

– Порой мне кажется, что ты больше англичанка, чем я, – пошутил Дональд. – Ты умеешь сдерживать свои чувства. У меня это никогда не получалось – все на лице написано. Так что, мы можем считать себя неофициально помолвленными? – Он нежно поцеловал кончики моих пальцев.

Я посмотрела ему в глаза, вложив в этот взгляд всю свою любовь.

– Да, милый, я очень этого хочу.

В оставшиеся дни все барьеры были сломаны. Под угрозой разлуки, да еще убедившись в серьезности намерений Дональда, я искренне и открыто выказывала ему свою любовь. Меня уже отпустили из больницы, и пришлось выехать из общежития, так что я собрала чемодан и переехала на Белгрейв-сквер. Дональд, в свою очередь, дал служанке неделю отпуска, чтобы мы могли побыть наедине.

Днем мы гуляли по прекрасным лондонским паркам, а по ночам предавались радостям любви. Я забросила чепец за мельницу и позабыла о предосторожностях, для меня все стало не важно, кроме нашей любви.

В день отплытия в Индию Дональд отвез меня в Саутгемптон, поднялся со мной на борт судна и полюбовался прекрасной каютой с современными удобствами.

– Принцесса возвращается во дворец, – улыбнулся он и увлек меня на кровать. – Как думаешь, кто-нибудь заметит, если я спрячусь под матрасом и поеду с тобой?

– Наверное, нет, – ответила я.

– Если бы я только мог, – вздохнул он, когда прозвенел звонок, уведомляющий, что судно готовится к отплытию и провожающим пора сойти на берег. – Но я лучше поеду домой и постараюсь найти способ предоставить тебе условия, к которым ты привыкла.

– Ты знаешь, что мне не нужна роскошь.

Когда мы вышли на палубу, чтобы сказать последнее «прощай», Дональд обнял меня и прижал к себе.

– Я люблю тебя, Анахита. Возвращайся как можно скорее.

– Обязательно вернусь, – ответила я.

В наших глазах стояли слезы.

– Ладно, пока. – Он страстно поцеловал меня на прощанье. – Береги себя.

– И ты. – Я так расстроилась, что с трудом могла говорить.

Дональд махнул рукой и пошел вниз по трапу вслед за последними гостями. Когда он был уже внизу, я крикнула:

– Дождись меня! Пожалуйста, дождись, во что бы то ни стало!

Но мои слова унесло ветром.

25

Дорогу в Индию можно было назвать даже приятной, если бы не тоска по Дональду. Пассажирское судно предлагало развлечения на любой вкус, включая молодых людей – как англичан, так и индийцев, которые хотели сидеть рядом со мной за обедом и приглашали танцевать.

Я наконец осознала, что неуклюжая тринадцатилетняя девчонка, приехавшая в Англию шесть лет назад, превратилась в привлекательную девушку.

Меня это обрадовало, я почувствовала себя достойной Дональда. Он слал на судно телеграммы, стараясь меня развеселить. Писал, что удалось продать картину и приобрести несколько овец, а вот молотилка ушла с аукциона задешево. И что его мать по-прежнему не встает с постели, притворяясь больной. Последняя телеграмма заставила меня улыбнуться:

Судно на всех парах несло меня на родину, и мои мысли обратились к Индире. Зная упрямый характер подруги, я сомневалась, что смогу ее убедить. Однако махарани скажет спасибо за то, что я хотя бы попыталась. Выполнив свой долг, я как можно быстрее вернусь в Англию, к Дональду.

Лежа в каюте парохода, мерно покачивающегося на волнах, я не хотела слышать голоса духов, говорящие мне, что этому не бывать. Я – хозяйка своей судьбы, шептала я им.

Утром, когда судно пришвартовалось в Калькутте, я сложила на дно чемодана теплые шерстяные свитера и надела старенькое летнее платьице, видавшее лучшие дни. Вышла на палубу и вдохнула горячий соленый воздух. Внизу, на причале, колыхалась пестрая толпа встречающих. Я приехала домой.

Суреш, один из посыльных махарани, встретил меня и провел на поезд в Куч-Бихар. Я так давно не слышала родного языка, что с трудом понимала быструю речь своего попутчика. Да, мне придется заново привыкать к родной стране, которую я практически забыла. Стояла невыносимая жара, в ушах гудело от шума, производимого Индией с ее неугомонными обитателями. Вокруг царила суета, и после размеренной, спокойной жизни в Англии я никак не могла привыкнуть к этой напряженной атмосфере.

Оказалось, я даже забыла, как красив дворец Куч-Бихар. Когда машина остановилась перед входом, я жадно впитывала истосковавшимися по красоте глазами его великолепие.

– Махарани встретится с вами на закате, – сообщил мне Суреш. – Она придет к вам сама. А пока отдыхайте.

Мне выделили роскошные апартаменты в гостевом крыле. Когда горничная с поклонами удалилась, до меня вдруг дошло, что Индира, должно быть, не знает, что я здесь. Интересно, как я, по уши влюбленная в неподходящего мне человека, полностью погруженная в запретный роман, смогу убедить подругу пойти против зова сердца?

В шесть часов вечера по дворцу поплыл запах благовоний, слуги зажгли масляные лампы, и на пороге комнаты появилась махарани – как всегда, красивая и элегантная.

– Добро пожаловать домой, Анахита. – Она обняла меня, а затем отошла немного назад, чтобы рассмотреть хорошенько. – Ты не только превратилась в красавицу, но и повзрослела. Я знаю о твоей храбрости во Франции из писем Селины к Минти.

– Благодарю, ваше высочество, я – одна из тысяч людей, которые делали, что могли. Я должна извиниться перед вами, что у меня нет подходящей к случаю одежды, – смущенно сказала я, рассматривая ее темно-фиолетовое сари, расшитое золотыми цветами гибискуса.

– Пустяки, завтра пришлю к тебе портного. Пойдем поговорим.

Мы вышли во дворик, благоухающий плюмерией и жакарандой. Над дворцом садилось солнце. Махарани стала рассказывать мне об Индире.

– Она отказывается выходить из комнаты, пока мы с мужем не аннулируем брачный контракт с махараджей Дарампура и не разрешим ей выйти за принца Варуна. Как тебе известно, Индира умеет добиваться своего, и она вбила себе в голову, что любит этого человека. Но ты ведь понимаешь, что это невозможно? – говорила Айеша, ожесточенно звеня браслетами. – Я не могу допустить, чтобы моя дочь опозорила нас на всю Индию.

– Инди знает, что я здесь?

– Нет, я ей не говорила. Пусть думает, что ты просто приехала в гости.

– Простите, ваше высочество, – ответила я, – у Индиры есть определенные недостатки, однако глупость не входит в их число. Она сразу поймет, что вы за мной послали.

– Ты, конечно же, права, – в отчаянии взмахнула руками махарани, – но мне кажется, ты единственная, кого она послушает. Индира не понимает, что любовь приходит со временем. Мой брак с ее отцом тоже договорный. Я его не выбирала, тем не менее мы полюбили друг друга и счастливы вместе.

– Я знаю, ваше высочество. Это видно.

– У меня не было такого детства, как у Индиры. Мы всюду брали ее с собой и воспитывали в свободном духе. Она выросла на границе двух миров. Мы думали, что расширяем ее горизонты, а на самом деле только запутали ее. Позволили поверить, что она вправе решать сама.

Махарани печально посмотрела в сгущающуюся темноту.

– Тебе и самой это знакомо, правда, Анни?

– Да. Я и там и там – чужая.

– Ты, по крайней мере, не связана договорным браком и вольна следовать зову своего сердца, а Индира – нет. Прошу, поговори с ней. Постарайся объяснить, что она должна внять доводам рассудка, что она не имеет права опозорить свою семью.

– Я не питаю особых надежд, но приложу все усилия.

Махарани похлопала меня по руке.

– Я в тебя верю.

Через час я пошла к Индире. У нее в комнате до сих пор стояла кровать, на которой я спала в детстве. Подруга с закрытыми глазами лежала на своей.

– Инди, – прошептала я, – это я, Анни.

– Анни? – Она открыла один глаз. – Господи, это правда ты!.. Не могу поверить, что ты приехала!

– Как я могла не приехать?

– Я ужасно рада тебя видеть. – Инди протянула ко мне тонкие руки. Махарани не преувеличивала, она действительно была смертельно худая и бледная. Судя по ее виду, она решила голодать, пока не умрет или не добьется своего.

– Твоя мама написала мне, что ты заболела. – Я присела рядом с ней, и Инди уткнулась мне в плечо.

– Да, заболела: я больше не хочу жить, – вздохнула она.

Мне стало смешно: моя подруга ничуть не изменилась. В детстве она привыкла по первому требованию получать все, что захочет. И тогда я поняла: с возрастом наши проблемы становятся более серьезными, однако поведение не меняется.

– Почему ты не хочешь жить? – тихо спросила я, погладив ее по голове.

– Не говори со мной как с маленькой, Анни, – вздохнула она, отстранившись и поглядев мне в лицо лихорадочно блестящими глазами. – Я знаю, тебя мама позвала и все тебе рассказала, так что ты прекрасно понимаешь, что со мной. Если пришла переубеждать меня, то лучше уходи прямо сейчас. Потому что я не стану тебя слушать. Ах, Анни…

Индира расплакалась, все ее тщедушное тело содрогалось от рыданий. Я тихо сидела рядом, ничего не говоря, и ждала, пока закончится всплеск эмоций. Когда рыдания утихли, я протянула ей платок.

– Спасибо, – проговорила она в нос.

– Да, я знаю, в чем дело, и меня позвала твоя мама. Но я сама решила приехать. Бросила все свои дела, потому что ты – моя подруга. Я люблю тебя и хочу помочь.

– Чем тут поможешь? – Индира громко высморкалась. – Даже ты, со всей своей мудростью и даром предвидения, не в силах изменить тот факт, что ровно через четыре месяца я должна выйти за противного старика и провести остаток лет у него в зенане, в отвратительном дворце, где даже не бывает гостей. Лучше уж я умру здесь, у себя дома, чем сидеть там совсем одной.

– Послушай, тебя ведь мучает не только это? Ты несчастна, потому что любишь другого, так? – осторожно сказала я.

– От того, что я не могу быть счастливой с Варуном, которого люблю всей душой, мне еще хуже.

– Я тебя понимаю, – откликнулась я, – потому что тоже люблю.

– Правда? Жаль, что родители меня не понимают.

– Инди, я сейчас попрошу, чтобы нам принесли поесть, и ты расскажешь мне о своем принце.

Я позвонила и отдала распоряжения служанке, которая молча кивнула и вышла.

– А теперь вставай. Сядем во дворике, где нас никто не сможет подслушать, и ты мне все расскажешь.

Индира с трудом сползла с кровати, и я усадила ее на подушки на веранде. Она рассказала, что за прошедшие три года виделась с Варуном при любой возможности. Пока шла война, было трудно, зато последние пять месяцев ее старший брат Радж часто приглашал Варуна во дворец, и их страсть вспыхнула с новой силой.

– Анни, мы жить друг без друга не можем!

Пока она говорила, я кормила ее из ложки супом, который принесла служанка, применяя тактику отвлечения, незаменимую для пациентов с плохим аппетитом. Наша беседа убедила меня в том, что спорить с Индирой бесполезно: она все решила. Я могла только выслушать ее и, как профессиональная сиделка, помочь подкрепить силы. Плачевное состояние, в котором она находилась, не способствовало принятию логических решений.

Я всем сердцем болела за подругу. Как это ужасно – выйти за нелюбимого и провести всю жизнь в зенане.

– Вот так, – закончила Индира свою печальную историю и съела последнюю ложку супа.

– До сих пор помню тот день на пароходе, когда ты впервые увидела Варуна и сказала, что выйдешь за него замуж, – сказала я.

– Да, выйду, – порывисто обернулась ко мне Индира. – Я должна это сделать! Как здорово говорить с тем, кто тебя понимает!

– К несчастью, я тебя понимаю.

Индира обвила руками мою шею и прижалась ко мне.

– Как чудесно, что ты приехала, Анни. Я забыла, какая ты особенная. И мне кажется, ты не только похорошела, но стала еще умнее, чем была.

Она взяла с тарелки чапати и отщипнула кусочек.

– Так ты не будешь уговаривать меня выйти за этого гнусного старикашку?

– Конечно, нет! – с улыбкой ответила я. – Я слишком хорошо тебя знаю и понимаю, что это бесполезно. Дело в другом, Инди. Мы должны придумать, как тебе выйти за любимого человека, избежав войны между двумя княжествами.

Она сверкнула глазами, и мы захихикали, как в детстве.

– Полагаешь, старикашка придет к моему отцу и вызовет его на дуэль, потому что задета его честь?

– Вполне возможно, – согласилась я, – и по-моему, будет лучше, если из-за твоей любви к Варуну никто не погибнет.

– Но как это сделать? – спросила она.

Я тоже пожевала чапати, обдумывая создавшееся положение.

– Дай подумать.

– Милая Анни, ты правда на моей стороне? – обеспокоенно спросила она. – Ты не расскажешь маме?

– Конечно, я на твоей стороне и никому ничего не скажу. Но если мы составим план, у тебя должны быть силы его выполнить. От того, что ты лежишь здесь, как мученица, и моришь себя голодом, никому легче не станет. Если хочешь, чтобы я тебе помогла, пообещай, что будешь есть три раза в день, вместо того чтобы лежать и жалеть себя.

– Ничего себе, – улыбнулась Инди, – ты научилась командовать!

– Да ты посмотри на себя! Даже если мы найдем способ выдать тебя за Варуна, он не захочет на тебе жениться! От тебя же ничего не осталось!

– Ты права, – согласилась она, – я совсем отощала и ужасно себя чувствую. Пока ты не приехала, мне было все равно.

– Теперь не все равно. Значит, договорились?

– Я могу доверять тебе, Анни?

– Инди, – вдруг разозлилась я, – я когда-нибудь тебя обманывала? Я проехала полмира, чтобы тебе помочь. И да простят меня боги, по своим личным причинам я хочу решить твои проблемы как можно быстрее, потому что есть человек, к которому я отчаянно стремлюсь вернуться.

– Правда? Расскажешь мне о нем завтра?

– Хорошо. Итак? – Я вопросительно посмотрела ей в глаза.

– Да. – Она протянула мне руку. – Договорились.

26

Будучи опытной сиделкой, я понимала, что Индира поправится не сразу – она потеряла большой процент веса и никогда не отличалась крепкой конституцией. Следующие несколько дней я заставляла ее вставать с постели и завтракать. Затем мы гуляли по саду, и она шла отдыхать до ланча. Я попросила поваров готовить простые питательные блюда, которые мог удержать ее желудок, ослабленный голоданием. По вечерам мы ужинали вместе на веранде перед ее комнатой. Я пообещала рассказать ей свой план, когда она окрепнет и будет в состоянии его выполнить.

О самом плане я не имела ни малейшего представления, хотя кое-какие мысли начали появляться. Махарани навещала меня каждый день, когда Индира отдыхала после обеда, удивляясь переменам, происходящим с дочерью.

– Ты волшебница, Анни, я благодарна, что ты приехала. Может, она образумится?

– Пока у нее всего лишь появилось желание жить, – предостерегла я Айешу.

По вечерам я писала Дональду, рассказывая о жизни во дворце. Я предупредила его, что пробуду в Индии дольше, чем рассчитывала. Я невыносимо скучала по нему, а выздоровление Индиры шло очень медленно.

Приблизительно через месяц она стала хоть немного похожа на себя прежнюю, начала проявлять интерес к жизни и набралась сил, чтобы совершать короткие верховые прогулки по парку. Во время этих прогулок я рассказала ей о своей любви к Дональду и о наших с ним планах, а также поделилась опасениями по поводу предрассудков его матери.

– Судя по тому, что ты рассказывала, Дональду безразлично, что думает его мать, – заметила Индира. – Поместье принадлежит ему, и он может жениться на ком захочет.

– Но он пока не осмелился рассказать ей обо мне.

– Расскажет, куда денется. Все будет хорошо. Подумаешь, зловредная свекровь, – мне грозит война между княжествами! Ты такая счастливая, Анни: можешь делать что захочешь.

Я старалась найти утешение в словах Индиры, хотя понимала, что она не осознает всей сложности моего положения. В тот момент у меня возникло еще одно основание для беспокойства, и я могла только надеяться, что ошибаюсь. Уложив Индиру спать, я ходила взад и вперед по комнате, размышляя, как ей помочь. Я знала: если ее заставят выйти за нелюбимого и запрут в зенане, она вновь перестанет есть и зачахнет. А меня рядом не будет.

В тот вечер я спросила совета у звезд: мама с детства внушала мне, что надо проявлять осторожность, вмешиваясь в судьбу людей.

– Будь осторожна, доченька, – учила она меня, – помогая людям, ты становишься частью их судьбы.

Отдавая себе отчет, что махарани – женщина, заменившая мне мать, – расценит любой мой план как предательство, я все же не видела другого выхода.

На следующий день, еще до завтрака, я пробралась к беседке, где шесть лет тому назад спрятала свое наследство, выкопала мешочек, достала два камня поменьше и положила в карман сари, а третий, самый крупный, вернула на место.

Гуляя с Индирой после обеда, я отвела ее в укромное местечко, где нас не могли подслушать, и усадила под кустом жасмина.

– Ну что, придумала план? – нетерпеливо спросила Индира.

– Ну, это не совсем план… – ответила я. – Обычно, когда люди имеют дело со свершившимся фактом, они его принимают. Инди, ты знаешь, где сейчас принц Варун?

– По-моему, где-то в Европе, – задумчиво почесала нос подруга, – но ему передадут мое письмо, где бы он ни был.

– Тогда напиши, что приедешь к нему через несколько недель. Например, в Париж. Назови время и место и назначь ему свидание.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Ты считаешь, что мне надо сбежать?

– Это единственный выход. Я скажу твоей маме, что тебе нужно восстановиться после болезни в Швейцарии. Свежий горный воздух и перемена обстановки не только помогут выздоровлению, но и отвлекут тебя от мыслей о Варуне. Скажу, что ты согласна после этого вернуться в Индию и выйти за махараджу Дарампура.

– Ой, Анни. – Индира сжала мою руку. – А мама тебе поверит?

– К несчастью, поверит. Я сыграю свою роль до конца и солгу, что убедила тебя выполнить свой долг. Ты тоже должна сделать вид, что готова принять их точку зрения.

Индира закусила губу:

– Они ведь не дадут мне благословения выйти за Варуна?

– Не дадут. И если таково твое решение, смирись с этим, – твердо произнесла я.

Она долго обдумывала мое предложение. А я размышляла о том, что, наверное, даже для нее это слишком: потерять любовь родителей, столкнуться с их неизбежным гневом и разочарованием. Ей предстояло сделать трудный выбор. Но она должна была полностью осознавать последствия своих поступков.

– Мне придется выйти за него втайне от всех?

– Да. И если он любит тебя так же сильно, как ты его, то поймет, что это единственный выход. Ничего не поделаешь, у вас не будет грандиозной свадебной церемонии, на которую соберутся два княжества.

– У меня совсем нет денег! Даже на свадебное платье! – нервно засмеялась Индира, начиная осознавать, на что себя обрекает. – Мамочка и папочка оставят меня без единой рупии.

– Я немного скопила, – сказала я.

Какая ирония судьбы: находясь во дворце, принадлежащем богатейшему семейству мира, предлагать свои скромные средства наследнице!

– А они когда-нибудь простят меня?

– Хочешь быть с Варуном – придется рискнуть. Знаешь, что я поняла, работая медсестрой на войне? Жизнь слишком коротка. Если хочешь жить так, как считаешь нужным, чем-то надо жертвовать.

– Мы с Варуном должны быть вместе. Я напишу ему и назначу встречу в Париже.

– Да, и если он согласится, я поговорю с твоей матерью.

Индира встала и взволнованно заходила по комнате, не в силах принять решение. Наконец остановилась и повернулась ко мне.

– Я напишу ему прямо сейчас. Сможешь отправить письмо после обеда?

– Конечно.

Отправив письма Варуну и Дональду, я шла по шумной, запруженной людьми улице, свыкаясь с мыслью, что мое участие в очередной афере Инди навсегда закроет передо мной ворота дворца. И все же я знала, что передо мной – новая жизнь, которая пройдет в другом месте.

Я вошла в ювелирный магазин и, черпая силы в своей любви к Дональду, протянула мужчине за прилавком два рубина.

Часом позже я вернулась на стоянку рикш. По глазам торговца я поняла, что камни оказались невероятно ценными, и он дал мне за них от силы четверть настоящей стоимости. Тем не менее денег теперь хватало на свадебное платье для Индиры и приблизительно на год скромной жизни, если потребуется.

Больше двух недель мы с Индирой изнывали от нетерпения, ожидая ответа от Варуна. Когда пришло письмо, я сразу же отнесла его подруге. Она дрожащими руками открыла конверт, и ее глаза засияли.

– Он пишет, что не может без меня жить и согласен, что это единственный выход. Что дальше?

– Я сегодня же поговорю с твоей мамой.

– О, Анни! – Индира заключила меня в объятия. – Как я смогу отблагодарить тебя за помощь?

– Когда-нибудь отблагодаришь.

В тот вечер, собравшись с духом, я вызвала махарани на разговор и рассказала о своем плане. Ее прекрасные темные глаза смотрели на меня с доверием и любовью. Я сама поразилась, как легко смогла ее обмануть. Когда я закончила говорить, она взяла меня за руки и улыбнулась.

– Спасибо за помощь, Анни. Я знала, что она тебя послушает. Мы все тебе очень благодарны.

Покидая покои махарани, я чувствовала себя лгуньей и предателем. Я отправила Индиру к матери, и она тоже блестяще сыграла свою роль. На следующий день нам купили билеты в Европу. Судно отправлялось через десять дней.

Тем временем мне предстояло разобраться с еще одним делом, не терпящим отлагательства. Для этого я нашла мою старую подругу и наставницу Зену. Мы отправились в сад, она пощупала мой пульс, заглянула мне в глаза и кивнула.

– Я знаю, зачем ты пришла.

– Можешь мне помочь? – с дрожью в голосе спросила я.

– Ты не хочешь ребенка?

– Хочу, только не сейчас. Будут другие…

Она наклонила голову:

– Приходи после обеда, посмотрим, что можно сделать.

Я вернулась к ней, сходя с ума от волнения. Обследовав меня, Зена покачала головой.

– Уже больше двенадцати недель. Сама знаешь, что на таком сроке это опасно.

Я знала, но трусливо зарывала голову в песок.

– Отец ребенка тебя любит?

– Да.

– Тогда зачем ты пришла?

– Это сложно…

– Любовь – всегда непросто. Скажи, что у тебя есть для него бесценный подарок. Если он действительно тебя любит, то будет счастлив.

Лишь в ту минуту до меня дошел весь ужас моего положения.

– Зена, ты не понимаешь! Я не знаю, что делать.

– Ты найдешь выход, Анахита.

Я ушла от нее в слезах. Отправилась на конюшню и попросила конюха приготовить лошадь. Скача во весь опор, я ругала себя за беспечность, выкрикивая в раскаленный воздух злые слова. Конечно же, я знала. Почему я отказывалась признать факты? Неглупая женщина с обширными медицинскими познаниями, всегда готовая помочь другим, умудрилась разрушить собственную жизнь.

Пришпоривая лошадь, я раздумывала, не броситься ли прямо сейчас на землю, чтобы не страдать от ужасных последствий своей глупости. Дональд, конечно, меня любит, однако, если я вернусь из Индии беременной, в то время как желанный для нас обоих союз невозможен, даже он решит, что я зашла слишком далеко. Я думала о его матери, ревностной католичке, которая не моргнув глазом утопила бы любого ребенка, рожденного вне брачных уз, не говоря уже об отпрыске собственного сына и «язычницы» из Индии.

Резко остановившись, я спрыгнула с лошади, упала на колени и дала волю слезам.

В конце концов я встала, утешая себя мыслью, что у меня есть еще несколько недель, чтобы все обдумать, а деньги, вырученные за рубины, помогут выжить, что бы я ни решила. Так или иначе, растущий во мне ребенок появится через шесть месяцев.

Я часто говорила пациентам, что надо принимать волю богов и молиться, чтобы хватило сил. Теперь мне оставалось только следовать этой мантре.

На следующей неделе мы отплыли в Европу. Судно вышло из порта. Мы стояли на палубе, глядя, как исчезает из виду любимая Индия. Подруга сжала мою руку. Каждая из нас думала о своем.

Индира вскоре ожила и танцевала ночи напролет с многочисленными поклонниками, ищущими ее общества. У меня появилось время разработать план.

Когда корабль пришвартовался в Марселе, мы сели на поезд до Парижа, а там поселились в «Ритце». Я сразу отправила телеграмму махарани, в которой сообщила, что мы благополучно прибыли в Париж и на днях выезжаем поездом в Швейцарские Альпы. Принц Варун должен был приехать на следующее утро. Взвинченная сверх всякой меры Индира примеряла взятые с собой платья и отвергала одно за другим.

– Мне нечего надеть! Я сто лет ничего не покупала! Вся моя одежда вышла из моды!

– Твоему принцу все равно, какое на тебе платье, – заметила я.

В ту ночь мы обе не могли уснуть.

– А куда вы с Варуном поедете после свадьбы? – спросила я.

– Он пишет, что мы поженимся как можно скорее и побудем в Европе, пока дома все утихнет. Анни, тебе не кажется, что я поступаю неправильно? Родители с ума сойдут.

– Я ведь говорила тебе, Инди: мы должны сделать все, чтобы найти свое счастье.

– Даже если это причиняет боль тем, кого мы любим?

– Надеюсь, все будет хорошо. Твои родители любят тебя слишком сильно, чтобы отказаться навсегда. А вот меня твоя мама никогда не простит, – сказала я в темноту.

– Простит: она поймет, что я тебя заставила. Ты здесь ни при чем.

– И прекрасный принц, который тебя любит, станет твоим мужем, как мы мечтали в нашу первую встречу.

– А ты вернешься к своему, и мы все будем жить долго и счастливо.

Бессонно ворочаясь в постели до самого рассвета, я начинала бояться, что чудесная сказка скоро превратится в ночной кошмар.

На следующий день мы с Индирой сидели в гостиной и ждали ее принца. Наконец дверь отворилась, и он появился на пороге. Инди с радостным криком бросилась в его объятия. Я тихонько удалилась.

Вернувшись через несколько часов, я застала Индиру за письменным столом с ручкой в руке, в глубокой задумчивости.

– Слава богу, что ты пришла, Анни. Мне нужна помощь. Варун просит написать родителям, что мы женимся. Когда письмо придет в Индию, они уже не смогут нас остановить. А я не знаю, что писать.

– Я помогу тебе. Только сначала скажи: твой принц оправдал ожидания?

– О да, – мечтательно произнесла Индира. – Варун уже выхлопотал разрешение на брак. Он говорит, что надо спешить, потому что у нашей семьи всюду шпионы, и они могут узнать о наших планах. Поэтому церемония назначена на послезавтра. В городской ратуше. И мне нужен свидетель. Ты согласишься?

– Семь бед – один ответ, – ответила я. – Куда же я денусь. Давай напишем письмо.

На следующий день пришел Варун. Я видела, что их чувства взаимны: оба светились от счастья.

– А куда вы поедете, когда поженитесь? – спросила я у него.

– Один мой друг предлагает жить в его доме в Сан-Рафаэле сколько понадобится. Обеим семьям нужно время, чтобы примириться с нашим поступком. Я не хочу еще больше расстраивать родных, выставляя наш брак напоказ, поэтому мы пока заляжем на дно.

– Думаю, европейское общество найдет это невероятно романтичным, – улыбнулась я. – Просто сказочный сюжет: влюбленные принц и принцесса убегают, чтобы быть вместе.

– Варун говорит, что я должна написать милое письмо брошенному махарадже, – скорчила рожу Индира. – Что я ему напишу? «Дорогой старый принц! Вы толстый и безобразный, и я вас никогда не любила. Мне нисколечко не жаль, что я выхожу замуж за другого. Искренне ваша, принцесса Индира». Так, что ли?

Мы посмеялись, затем Варун ласково обнял Индиру.

– Своим решением мы причиняем боль многим людям, поэтому надо стараться вести себя честно и достойно.

– Понимаю, – вздохнула Индира.

Варун встал и повернулся ко мне.

– Спасибо тебе, Анахита, за все, что ты сделала для моей принцессы. Мы оба перед тобой в долгу. Мне надо идти, я тоже должен написать родным. Увидимся утром в муниципалитете.

– Bon nuit, mon amour, – пропела Индира, послала ему воздушный поцелуй и повернулась ко мне. – Просто не верится, что завтра у меня свадьба. Я всегда воображала пышную церемонию в Куч-Бихаре, с принцем в официальном наряде, въезжающим во дворец на слоне. А мы просто поймаем такси и поедем в муниципалитет.

– Тебя это огорчает? – спросила я.

– Нисколечко, и его тоже.

– Варун – хороший парень, Инди. Тебе с ним повезло. А главное – он тебя любит.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – посерьезнела Индира. – Когда я стану его женой, придется покончить с капризами.

– Вот именно. – Я улыбнулась ее самокритичности. – Предлагаю поужинать.

На следующее утро, несмотря на то что Индиру было некому купать, умащивать маслами и заворачивать в многослойное свадебное сари и ей помогала одеваться только я, она выглядела настоящей красавицей: в белом кружевном платье, с кремовыми бутонами роз в роскошных иссиня-черных волосах.

Сидя в невыразительной комнате муниципалитета со слугой Варуна и глядя, как моя любимая подруга выходит замуж за своего ненаглядного принца, я чувствовала, что круг нашей юности замкнулся. Будущее оказалось не похожим на сказки, которые мы придумывали маленькими девочками, лежа на траве и глядя на звезды. Мы обе узнали любовь, и она изменила нашу жизнь так, как нам и не снилось.

После церемонии мы выпили шампанского, присланного в номер для медового месяца, который снял Варун.

– Милая Анни, не забудь дать мне свой адрес, – потребовала Индира.

– Да, я обязательно напишу тебе в Сан-Рафаэль, когда вернусь в Лондон.

Через двадцать минут я ушла к себе, видя, что им не терпится остаться наедине. На прощанье я одарила Индиру ободряющей улыбкой, понимая, что она со страхом и трепетом ждет своей первой брачной ночи. Уходя, я и радовалась, и боялась того, что завтра смогу наконец заняться собственными делами.

На следующее утро, когда молодожены выбрались из своего любовного гнездышка, я уже сложила вещи и собралась уходить. Увидев мой закрытый чемодан, Индира погрустнела.

– Ты точно не хочешь поехать с нами в Сан-Рафаэль?

– Думаю, вы и без меня не соскучитесь. Кроме того, я должна вернуться к своему любимому, – как можно более жизнерадостным тоном сказала я.

– Я так благодарна тебе за то, что ты помогла устроить мое счастье.

– Ну что ж, прощай.

Мы обнялись и расплакались.

Коридорный унес мой чемодан.

– Будь счастлива, подружка, – сказала я.

– Обязательно буду. Ты тоже, Анни. Я никогда не забуду, что ты для меня сделала. Не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить тебе, но если что-то понадобится, дай знать.

– Спасибо, – кивнула я, не в силах произнести еще хоть слово. – До свидания.

Сделав глубокий вдох, я отвернулась и пошла к двери.

Оказавшись на Вандомской площади, я постояла несколько минут, чтобы прийти в себя, нашла почтовый ящик и опустила письмо Дональду, в котором объясняла, что некоторое время не смогу с ним увидеться. Затем подняла чемодан и сделала первый шаг в неизвестность.

27

– Хотите бренди? – спросил Энтони у Ари, когда миссис Треватан нарушила затянувшееся молчание, явившись убирать тарелки после десерта. – Мне так точно рюмочка не повредит.

– Спасибо, с удовольствием.

Хозяин дома взял с подноса графин, налил две рюмки бренди и протянул одну гостю.

– Ваше здоровье, – провозгласил Энтони.

– И ваше, – ответил Ари. – Примите мои искренние извинения, если эта история вас расстроила.

– Признаться, я прекратил читать, когда дошел до беременности Анахиты. Просто не верится, что ваша прабабушка ничего не выдумала, – ответил Энтони.

– А я уверен, что она написала правду. Любовь – непростое чувство.

– Единственное, что в ее рассказе похоже на правду, – это описание моей прабабушки Мод. Она была чудовищем. Мы с мамой боялись ее до последнего дня.

– Могу сказать, что Мод, несомненно, сыграла важную роль в последующей трагедии, – вздохнул Ари.

– Факт остается фактом: ничто не подтверждает ни существования отношений между вашей прабабушкой и моим дедом, ни самого ее присутствия здесь, в Астбери.

– Однако окажись Дональд отцом ребенка Анахиты, это грозило бы грандиозным скандалом, и все следы их пребывания в поместье могли тщательно спрятать?

Ари заметил, что Энтони вздрогнул.

– Ребенок все равно умер: вы сами говорили, что подруга вашей прабабушки Индира передала ей свидетельство о его смерти.

– Это так, и у меня пока нет никаких доказательств, что он выжил, – признал Ари. – С точки зрения здравого смысла мои поиски кажутся сумасбродной затеей. И все равно я рад, что приехал: увидел место, сыгравшее такую важную роль в ее жизни.

– Я не могу помочь вам с дальнейшим расследованием, – заявил Энтони. – Надеюсь, вы сознаете, что ваша прабабушка могла дать волю фантазии? Она написала это тридцать лет спустя, а всем известно, что память порой играет с нами злые шутки.

– Я согласен, кое-где она может преувеличивать. Тем не менее хотелось бы выяснить одну деталь. Далее Анахита упоминает коттедж, где прожила целый год или даже два.

– Какой именно? Здесь их полно, – проворчал Энтони.

– Тот, что на пустоши, в низине у ручья. Мы с Ребеккой проезжали мимо, когда катались верхом. Я уверен, что Анахита говорила о нем.

– Боже правый! Эта хибара давно развалилась, там ничего нет! Ее пора снести, да все руки не доходят.

– Вы видели коттедж изнутри?

– Да, – твердо заявил Энтони.

– В любом случае я хотел бы напоследок воспользоваться вашим предложением покататься верхом, если оно еще в силе, – добавил Ари.

– Конечно, – ответил Энтони, опустошив свою рюмку. – А когда вы возвращаетесь в Индию?

– Еще не решил. Послезавтра надо освободить номер в гостинице. Сейчас разгар сезона, и хозяйка ждет семью, которая забронировала его на две недели, так что мне придется искать другое жилье.

– Ясно, – Энтони резко встал. – Заезжайте попрощаться перед отъездом.

– Хорошо. – Ари понял, что его выгоняют, и тоже поднялся.

Энтони пошел к двери, однако на полдороге остановился.

– Если будете кататься завтра, не вздумайте заходить в коттедж у ручья. Он заброшен, и я не хочу отвечать, если с вами что-то случится. Вы меня поняли?

– Да. – Ари проследовал за Энтони в холл. – Спасибо за ужин.

– Дверь не заперта; я не буду вас провожать. – Кивнув, Энтони направился к лестнице. – Жаль, что ваша поездка в Астбери-холл оказалась бесполезной. Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Ари вышел во двор. Стоял тихий вечер, ярко светили звезды. Он был недостаточно хорошо знаком с владельцем поместья, чтобы понять, действительно ли Энтони ничего не знает и руководствуется одним лишь желанием защитить доброе имя своих предков или же намеренно скрывает правду.

Приняв ванну и вернувшись в комнату, Ребекка увидела, что уже начало одиннадцатого, а Джека все еще нет. «Мог бы и предупредить, что так поздно вернется, – с досадой подумала она, – я бы спокойно поужинала с Энтони и Ари внизу».

С трудом подавив раздражение, она взялась за сценарий.

В полдвенадцатого раздался осторожный стук в дверь.

– Войдите, – сказала она.

В дверь просунулась голова миссис Треватан.

– Простите за беспокойство, мисс Ребекка, я хотела спросить, ваш молодой человек будет сегодня ночевать?

– Извините, миссис Треватан, Джек уехал с Джеймсом Вогом в Эшбертон. Ложитесь спать, а я его дождусь.

– В этом нет необходимости, но если он собирается здесь пожить какое-то время, то, возможно, в будущем мог бы сообщать мне, когда вернется?

– Хорошо. Я сама не ожидала, что он так задержится.

– Ничего страшного. Приятных снов, дорогая. Увидимся утром.

Миссис Треватан закрыла дверь, а Ребекка решила, что если Джек намерен остаться, то им лучше переехать в гостиницу. Пресса, конечно, поднимет шум, и папарацци возьмут отель в осаду, но нельзя злоупотреблять гостеприимством Энтони и миссис Треватан.

Сегодня она рассматривала приезд Джека в более радужном свете. Ей было приятно, что он приехал, и хорошо с ним в постели. Возможно, она недооценивала силу его чувства. Прилететь в такую даль, только чтобы увидеть ее – это о чем-то говорит!

В полночь Ребекка сдалась и выключила свет. Завтра ранний подъем.

Под утро она проснулась от грохота. Включив свет, увидела, что Джек растянулся на полу, споткнувшись о кофейный столик.

– Прости, – хохотнул он, – не хотел будить.

Ребекка посмотрела на него с тревогой.

– Хорошо погуляли?

– Джеймс – классный парень, умеет повеселиться. Он остался у себя в номере с какой-то дамой…

Со второй попытки Джеку удалось встать и добрести до кровати, на которую он повалился, не раздеваясь.

– Какая… ты красивая…

Ребекка увидела расширенные зрачки.

– Джек, ты снова нюхал кокс?

– Всего пару дорожек. Иди ко мне. – Джек потянулся к ней, но она резко отстранилась.

– Мне надо поспать – вставать через четыре часа.

– Не ломайся, малышка, я быстренько. – Он тронул ее за грудь, просунув руку под футболку.

– Нет! – Ребекка вырвалась и потянулась к выключателю.

– Ты злюка, испортила мне все удовольствие, а я всего лишь хотел любить свою девушку… всего лишь…

Ребекка ждала, по опыту зная, что он отключится через две минуты, и вскоре услышала знакомый храп. Глаза защипало от слез, но Ребекка заставила себя уснуть.

Дебби приготовила ему гнедого жеребца, и Ари поскакал через пустошь. Утро выдалось на славу, дорога до коттеджа заняла минут двадцать, не больше. Он соскочил с лошади и подошел к высокой деревянной изгороди с калиткой. С этой стороны было меньше разрушений; наверное, где-то здесь должен быть черный ход. Он потянул за кольцо в середине калитки, однако обнаружил под ним замок. Несколько попыток перелезть через забор оказались безуспешными.

Тогда Ари подвел лошадь к изгороди, вскарабкался на нее, схватился руками за верхний брус, подтянулся и спрыгнул вниз. Потом огляделся по сторонам и увидел несколько хозяйственных помещений. В углу сарая стояла старая двуколка.

Ари подошел к задней двери и взялся за ручку. К его удивлению, дверь распахнулась. Он шагнул внутрь и попал на кухню.

Судя по непролазным зарослям плюща снаружи и по вчерашнему разговору с Энтони, Ари ожидал увидеть запустение и паутину. Он провел пальцем по поверхности деревянного стола, стоящего посреди кухни. Его покрывал слой пыли, но явно не девяностолетней давности. Чашки аккуратно висели на крючках, старая черная плита не поржавела, а в шкафчике стояли чистые тарелки. Пол, вымощенный плиткой, тоже был относительно чистым.

Внезапно его взгляд упал на современный электрический чайник на столешнице рядом с плитой. Ари выдвинул из-под стола стул и уселся. Очевидно, коттедж не настолько опасен, чтобы его надо было сносить, как утверждал Энтони.

До Ари вдруг дошло, что таинственный обитатель коттеджа может быть дома. Он вскочил на ноги, прошел к внутренней двери и открыл ее. Постоял в коридоре, прислушиваясь. За дверью слева оказалась небольшая гостиная. Глаза Ари с трудом приспособились к полумраку: увитые плющом окна не пропускали дневной свет. На каминной решетке лежал тонкий слой пыли, недавно высыпавшийся из дымохода. Перед камином стояло обшарпанное, но чистое кресло.

Подойдя к книжным полкам, он обнаружил, что среди книг преобладает британская классика, которую так любила Анахита.

Ари поднялся по узкой лестнице и постоял на лестничной площадке, затем осторожно толкнул одну из дверей и вошел в маленькую спаленку с выцветшими занавесками в цветочек и стареньким лоскутным покрывалом на металлической кровати. Белье на кровати было свежее – вплоть до простыни и наволочек. На туалетном столике стояли баночки с лосьонами и кремами и большой флакон духов.

В коттедже явно кто-то жил. Идеальное место, чтобы спрятаться.

Когда Ари увидел вторую спальню, на него нахлынула новая волна эмоций. В комнате стояла тронутая ржавчиной детская кроватка с изъеденным молью одеяльцем на матрасе. Из колыбельки на него смотрела пара печальных глаз. Ари взял в руки старенького мишку и прижал к себе.

– Господи боже, – прошептал он, только сейчас поверив, что история прабабушки – правда, от начала и до конца.

28

Утром, когда Ребекка встала с постели, Джек даже не шевельнулся. Стараясь не думать о его вчерашней выходке, девушка натянула спортивные штаны и спустилась в гримерную. День выдался тяжелый, снимали много, и она поднялась к себе только в шесть вечера, чувствуя себя как выжатый лимон.

– Ты что, уезжаешь? – удивилась она, войдя в комнату и увидев Джека, который укладывал в сумку свои рубашки.

– Ага, в Лондон. Мой новый закадычный приятель Джеймс рассказал мне о фильме, который снимает Сэм Джеффри. Я позвонил сегодня утром агенту, он связался с Сэмом и сказал, что я здесь неподалеку, и тот назначил мне встречу завтра утром. Здорово, правда? Серьезный молодой режиссер, за плечами уже пара наград Британской киноакадемии. Поеду на такси. Вернусь, наверное, завтра к вечеру.

– Понятно, – ошеломленно ответила Ребекка.

– Не зря я притащился в такую даль! – Он обнял ее и поцеловал. – Пожелай мне удачи и обещай, что не упадешь в объятия моего нового друга, как только я выйду за порог. А то я его знаю. Пока, любимая. – Джек подмигнул ей и скрылся за дверью.

– Я думала, ты приехал ко мне, – растерянно прошептала она, садясь на кровать.

Просидев так несколько минут и свыкнувшись с мыслью, что Джек уехал, Ребекка решила принять ванну, чтобы прийти в себя после тяжелого дня, а затем подышать воздухом. В такой прекрасный вечер трудно было усидеть в душной комнате.

По главной лестнице поднималась миссис Треватан.

– Подождите, Ребекка, – сказала она. – Столкнуться на лестнице – плохая примета.

– Правда? Никогда об этом не слышала, – пожала плечами Ребекка.

– Ну, не слышали так не слышали. – Миссис Треватан выглядела ужасно взволнованной. – Ваш молодой человек уехал?

– Да, вернется завтра вечером.

– Понятно. Так вы будете ужинать?

– Нет, я плотно поела за обедом.

– Тогда я принесу попозже сэндвичи и ваш любимый ромашковый чай.

– Большое спасибо.

Съемочная группа уехала в деревню на вечерние съемки, дом и сад притихли. Ребекка спустилась с террасы и села на скамью. Розы источали божественный аромат.

Ее вывел из размышлений голос лорда Астбери:

– Добрый вечер. Я слышал, ваш молодой человек отбыл в Лондон?

– Завтра вернется. Если мы причиняем вам неудобства, то можем переехать в гостиницу.

– Нет, ничего страшного. Только…

– Что?

– Я представлял его совсем другим, – признался Энтони. – Извините, не мне рассуждать об отношениях между мужчиной и женщиной.

– Вам не за что извиняться.

– Главное – что он о вас заботится и вы с ним счастливы.

– Да. – Ребекка не стала вдаваться в подробности, чтобы не сболтнуть лишнее.

– А что вы думаете о нашем юном друге из Индии?

– Мне он нравится, – честно ответила Ребекка.

– Да, вроде бы неплохой малый, хотя, честно говоря, я не верю в его историю. Поверь я, это изменило бы мои представления о Дональде и Вайолет, моих дедушке с бабушкой, и я бы сильно расстроился.

– Зачем бы ему или его прабабушке придумывать эту историю? – пожала плечами Ребекка.

– Незачем, если только он не преследует какие-то свои цели, – мрачно пробормотал Энтони.

– Какие, например?

– Деньги? Поместье?

– Энтони, я прочла только первую сотню страниц, поэтому сказать ничего не могу. Однако Ари кажется мне порядочным человеком. По-моему, он просто хочет разобраться в прошлом своей семьи.

– Денег у меня все равно нет, – угрюмо заявил Энтони.

– Насколько мне известно, Ари – успешный бизнесмен. Он не за этим приехал.

– Вы так считаете?

Ребекка вновь почувствовала, что Энтони, как ребенок, нуждается в утешении.

– Да.

– В таком случае, – с видимым облегчением произнес Энтони, – я, кажется, показал себя не слишком гостеприимным хозяином. Прошлым вечером он сказал, что с послезавтрашнего дня остается без жилья. Может, предложить ему провести оставшиеся до отъезда несколько дней здесь?

– Это было бы чрезвычайно благородно с вашей стороны.

– Надо же, у меня годами не бывало такого количества гостей, – промолвил Энтони.

– А вам это нравится?

– Как ни странно, да, в отличие от миссис Треватан. Благодарю за совет, Ребекка. Надо позвонить господину Малику. – Он сдержанно улыбнулся и пошел к дому.

Ребекка решила прогуляться по парку, чтобы проветрить мозги и подумать, как поступить с Джеком. Не пробыв рядом с ним и суток, она уже вспомнила, почему так испугалась его предложения. Идя по залитой солнцем лужайке среди каштанов, девушка размышляла о том, как сильно изменилась за две недели в Астбери. На фоне бескрайних девонширских просторов многое виделось более ясно, словно через увеличительное стекло. Она поняла, что прошлой ночью, когда Джек появился в спальне пьяный и под кайфом, не чувствовала к нему ничего, кроме отвращения.

Здесь, в Астбери, он казался типичным порождением Голливуда. Там его эгоизм и потакание своим слабостям воспринимались как должное. Но в реальном мире, где жили обычной жизнью самые обычные люди, все было по-другому. Как ни пыталась Ребекка найти оправдание зависимости Джека от алкоголя и наркотиков, ничего не получалось.

Она просто не может принять его предложение. Ее не поймут? Какая разница, жить-то с ним ей. Надо сказать ему, что ничего не выйдет, пока он не откажется от своих привычек. И лучше сказать здесь и сейчас, пока Астбери-холл надежно защищает ее от нападок прессы. Агент, конечно, будет в бешенстве. Впрочем, Ребекка уже поняла, что в последние годы слишком часто позволяла посторонним людям решать, что ей делать. Довольно!

Возможно, ее отказ станет для Джека хорошим предупреждением и поможет посмотреть правде в глаза. Хотя, конечно, сомнительно.

Оторвавшись от размышлений, девушка осмотрелась и увидела, что забрела в незнакомый уголок парка. В купе деревьев стояло здание с белыми колоннами, похожее на греческий храм и совершенно неуместное на фоне английского пасторального пейзажа. Она поднялась по ступенькам и тронула ручку. К ее удивлению, дверь открылась.

Оказавшись в темной прохладе мавзолея, Ребекка с ужасом поняла, что здесь похоронены предки Энтони. Она хотела сразу уйти, но ей стало интересно. Таблички на стенах сообщали, чей прах покоится под ними, начиная с шестнадцатого века. Ребекка подошла к более поздним надгробиям и остановилась перед местом упокоения Дональда и Вайолет.

Дональд Чарльз Астбери

1 декабря 1897–28 августа 1922

25 лет

Вайолет Роуз Астбери

14 ноября 1898–25 июля 1922

23 года

По спине пробежал холодок. Дональд умер таким молодым… всего на месяц пережив Вайолет. Интересно, это совпадение? Рядом с Дональдом и Вайолет покоилась Мод Астбери, пережившая сына на тридцать три года и скончавшаяся в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году в возрасте восьмидесяти трех лет. Ее похоронили рядом с мужем, Джорджем, который скончался в тысяча девятьсот одиннадцатом году. А это мать Энтони:

Дейзи Вайолет Астбери

25 июля 1922–2 сентября 1986

64 года

На том же самом камне было высечено имя Энтони, без указания даты смерти.

Энтони Дональд Астбери

20 января 1952 – …

У надгробия стояла огромная ваза со свежими розами. Ребекка наклонилась и вдохнула их аромат, размышляя, почему отца Энтони не похоронили рядом с его матерью, Дейзи. Рядом с ней когда-нибудь упокоится Энтони.

Внезапно Ребекку проняла дрожь. Почему Энтони еще двадцать пять лет назад решил, что будет похоронен рядом с матерью, а не с женой, которой может обзавестись в будущем?

Она пошла через парк к дому. Наверное, он все-таки гей. Или вообще не интересуется ни мужчинами, ни женщинами и всегда это знал.

Как бы то ни было, посещение мавзолея утвердило Ребекку в одной мысли: жизнь слишком коротка, чтобы беспокоиться о последствиях поступков, которые считаешь правильными. Как только Джек вернется из Лондона, она сообщит ему свое решение.

29

Утром Ребекка вновь ощутила ставшую уже привычной тошноту и приближение головной боли. Запив две таблетки ибупрофена, принесенные миссис Треватан, чаем, она спустилась в гримерную.

– Вы снова какая-то бледная, Бекс, – заметил Джеймс по дороге в гостиную, где планировалось снимать следующую сцену.

– Все нормально, просто голова не отпускает.

– Надо все-таки попросить Стива вызвать врача. С вами явно что-то не так.

– Не вздумайте никому говорить, – взмолилась Ребекка. – Не хочу, чтобы меня считали американской ипохондричкой.

– Вот уж о вас никто такого не подумает.

– Если не станет лучше, попрошу вызвать врача.

– Кстати, когда мой дружбан Джек возвращается из Лондона?

– Точно не знаю. Слышала, вы неплохо повеселились? – саркастично заметила Ребекка.

– Да уж. Ваш жених – молодец. Кстати, беру обратно свои слова по поводу отношения Голливуда к спиртному. По сравнению с Джеком я – жалкий любитель, – ухмыльнулся он.

После ланча Ребекка не знала, чем заняться до вечера, когда устраивался торжественный ужин на террасе в честь дня рождения Роберта Хоупа. Она спустилась вниз и, повинуясь безотчетному импульсу, направилась в библиотеку. Остановившись у камина, девушка стала рассматривать портрет Вайолет.

– Да, поразительное сходство, – раздался голос у нее за спиной.

Резко повернувшись, она увидела за кожаным креслом с высокой спинкой улыбающегося Ари Малика.

– Вы меня напугали, я вас не заметила.

– Извините. А вы, случайно, не родственница Вайолет Астбери?

– Как я уже сказала Энтони, когда он впервые показал мне этот портрет, моя родня – из Чикаго.

– Как бы то ни было, бедняге Энтони, наверное, кажется, что его преследуют призраки прошлого, – вздохнул Ари.

– Да, я говорила с ним прошлым вечером; он не знает, что и думать. По-моему, он боготворит память Вайолет и своей матери, Дейзи. Вы к нему приехали?

– Вообще-то, да, хотя сегодня мы еще не виделись. Он ни с того ни с сего позвонил мне вчера вечером и предложил пожить здесь до отъезда в Индию. Миссис Треватан показывала мне комнату со страшно недовольным видом.

– Нашли то, за чем приехали?

– Я видел достаточно, чтобы убедиться: моя прабабушка действительно здесь жила, и ее история правдива. Я приехал не для того, чтобы портить кому-то жизнь, и прекрасно понимаю, что Энтони чрезвычайно чувствителен и не хочет ворошить прошлое. Наверное, он подозревает, что я преследую какие-то корыстные цели.

– А это так?

– Нет, – покачал головой Ари. – Я просто хотел убедиться, что Анахита была в Астбери и ее сын действительно умер в детстве, как написано в свидетельстве о смерти.

– Думаете, Энтони что-то скрывает?

– Порой мне кажется, что да; а с другой стороны, когда мы ужинали, он сказал, что не в силах читать дальше, и я ему поверил. Произошла страшная трагедия. Возможно, Энтони прав: смерть Вайолет и Дональда привела к падению Астбери.

– Как я поняла, в истоках трагедии лежали отношения Анахиты и Дональда?

– Да, – кивнул Ари.

– Не хочу совать нос в чужие дела, но означает ли это, что прошлое каким-то образом связывает вас с Энтони?

– Все слишком запутано…

– Первое, что приходит на ум: возможно, вы имеете законное право на наследство, – продолжала Ребекка.

– Об этом я не думал. – На лице Ари отразилось неподдельное удивление.

– А вот Энтони, вероятно, думает. Надо его успокоить. Вы же видите: Астбери для него – все.

– Вы правы, но мне трудно с ним разговаривать, – признался Ари.

– Это для него слишком больной вопрос. Так бывает.

– Я не хочу на него давить. Есть другие направления расследования, с которыми я могу справиться сам. Ладно, хватит обо мне и о загадках прошлого. Расскажите лучше, как у вас дела, как проходят съемки.

– Спасибо, я неплохо, съемки тоже. Только голова постоянно болит.

– Странно. А раньше такое бывало? – озабоченно спросил Ари.

– Нет, никогда. Однако я не позволю дурацкой мигрени испортить мое пребывание в Англии.

– А как ваш жених?

– Уехал в Лондон на встречу с режиссером по поводу роли. Если честно, Ари, у нас что-то не клеится, – вздохнула она.

– Вы же говорили, что все наладилось?

– Боюсь, я принимала желаемое за действительное, – покачала головой Ребекка. – Пора мне научиться верить в себя и самой принимать решения.

– Вы сейчас практически процитировали строки из недавно прочитанного мною стихотворения. Редьярд Киплинг, «Заповедь» – любимое стихотворение моего отца. Вы его знаете?

– К сожалению, нет.

– Прочтите как-нибудь. Там говорится, что надо быть верным себе.

– Постараюсь, – ответила Ребекка. – А сейчас мне пора. У нас праздничный ужин в честь дня рождения режиссера, надо привести себя в порядок.

– Я хочу поискать могилу сына Анахиты на местном кладбище, а затем съезжу в Эксетер и узнаю, зарегистрирована ли официально его смерть.

Они направились к двери.

– Дадите знать, если что-нибудь выяснится? Как ни странно, я почему-то чувствую себя причастной. Вероятно, из-за моего сходства с Вайолет. Ваша прабабушка ее знала?

– Да, знала, – ответил Ари. – Хорошего вечера, Ребекка. И обратитесь к врачу, если головные боли не пройдут, хорошо?

– Обязательно.

«Понятно, почему лорда Энтони так взволновало появление Ребекки», – думал Ари, глядя, как она грациозно поднимается по лестнице. Даже его, стороннего наблюдателя, поражало сходство девушки с Вайолет. Несмотря на славу и успех, в Ребекке присутствовала какая-то внутренняя уязвимость. Ари казалось, что ее привела в Астбери сама судьба, как невинную пешку в сложной шахматной игре.

Даже он, не говоря уже об Энтони, не мог отделаться от мысли, что история повторяется: холостые наследники Астбери Дональд и Энтони, красивые американки Вайолет и Ребекка, они с Анахитой – жители далекой экзотической страны.

Подняв глаза к куполу у себя над головой, Ари подумал, что если Анахита сейчас там, среди духов, которые, как она считала, указывали ей путь, то, должно быть, она с интересом наблюдает за новым поколением игроков, ведущих сложную игру под названием жизнь.

Несмотря на ударную дозу болеутоляющего, Ребекка все равно с трудом сидела на банкете.

– Вы что-то притихли, – сказал Джеймс, положив руку ей на плечо. – Неважно себя чувствуете?

– Все нормально, Джеймс.

– Негодник Джек сегодня вернется?

– Полагаю, да, но сюда ведь невозможно дозвониться.

– Удивляюсь, как вы смогли его приручить, Бекс. В тот вечер в баре ему такие девчонки вешались на шею, а он ни на одну даже не посмотрел. Он действительно вас любит.

– Вы думаете?

– О да! – Джеймс сделал глоток шампанского. – Не представляю, какой должна быть женщина, чтобы я хранил ей верность.

– Буду считать это комплиментом, – ответила Ребекка. – Я, пожалуй, пойду к себе и постараюсь уснуть. До завтра.

Поднимаясь по лестнице под взрывы смеха и звон бокалов, Ребекка думала о словах Джеймса. Даже если Джек ее любит и готов отказаться ради нее от других женщин – до поры до времени, – у него все равно есть проблемы, которые невозможно решить, не посмотрев правде в глаза.

А может, она слишком требовательна?

Чувствуя себя совершенно разбитой, Ребекка разделась и нырнула в постель. Отхлебнув ромашкового чаю, взглянула на часы. Куда, черт возьми, подевался Джек? Выключая свет, она втайне надеялась, что бойфренд не приедет и удастся спокойно проспать до утра.

Он появился после полуночи.

– Привет, крошка. – Джек бодро пересек комнату, поцеловал Ребекку и обнял ее за плечи. От него разило перегаром, и Ребекка, которую и так тошнило, отвернулась. – С тобой все в порядке, Бекс? Ты какая-то зеленая.

– Голова болит, и тошнит. Если не пройдет до завтра, придется вызывать врача.

– Да, обязательно. – Джек сел на край кровати и взял ее руки в свои. – Бедная малышка. Слушай, а ты, случайно, не беременна?

– Нет, Джек, исключено. Я принимаю противозачаточные.

– Знаю, а здорово было бы, правда? Клянусь, получится самый красивый ребенок на свете! Обещаю, если ты беременна, я буду как шелковый. Все брошу. Стану самым заботливым папочкой.

– Джек, я на сто процентов уверена, что нет, – слабым голосом произнесла Ребекка. – Как прошла встреча?

– Отлично. Мы с этим парнем прекрасно поладили, а затем устроили небольшой мальчишник, который окончательно скрепил нашу мужскую дружбу.

– А что с ролью?

– Он сообщит на днях. Ладно, пойду посижу в корыте на той стороне коридора, а то здесь нет душа. Господи, как можно жить в таких условиях! – Он чмокнул ее в нос. – Ты пока отдохни.

Ребекка кивнула и закрыла глаза. Джек взял свои туалетные принадлежности и вышел.

Через четверть часа он вернулся и лег рядом с ней.

– У тебя остались силы, чтобы заняться ребенком?

– Нет, Джек, мне очень плохо, дай поспать.

– Вот зануда! – Он потянулся поцеловать ее, и она, к своему ужасу, увидела у него в ноздре белую полоску. – Прости, Бекс, ты, кажется, не понимаешь, что я лежу в постели с женщиной, которую мечтают трахнуть все мужчины Западного полушария. Она чертовски красива, и неудивительно, что я завожусь.

– Уймись, Джек! Мне плохо, и я хочу спать.

– Извини, – обиженно пробормотал он.

Утром Ребекка попросила Стива вызвать врача. Поскольку она не хотела оставаться в постели с мертвецки пьяным Джеком, пришлось сойти вниз и ждать доктора в гостиной.

Через двадцать минут Стив провел в комнату высокого мужчину лет пятидесяти с медицинским чемоданчиком в руке.

– Здравствуйте, мисс Брэдли. Меня зовут доктор Трефузис. На что жалуетесь?

Ребекка рассказала ему о симптомах, и он подверг ее тщательному осмотру.

– У вас учащенный пульс и повышенное давление, – сообщил ей доктор несколько минут спустя и добавил, улыбнувшись одними глазами: – Возможно, это объясняется волнением перед встречей с незнакомым врачом, который хочет выяснить, что с вами не так.

– Не понимаю, в чем дело, я почти никогда не болею, – вздохнула Ребекка.

– Все мы живые люди, мисс Брэдли, каждому случается заболеть. Я попрошу вас сдать анализ мочи и возьму немного крови, чтобы исключить некоторые заболевания. Похоже на вирусную инфекцию. У вас нет температуры, но ее мог сбить принятый вами ибупрофен.

Ребекка сходила с баночкой в ванную и отвернулась, когда врач вставил иглу ей в вену, чтобы не вспоминать о матери.

– Пока все. Вот мой номер на случай, если вам станет хуже. Выйду на связь через пару дней, как только получу результаты анализов. До этого – постельный режим. Пейте побольше жидкости, продолжайте принимать ибупрофен.

– Какой постельный режим? – возмутилась Ребекка. – Доктор, у меня работа, я не могу задерживать съемки!

– Вы больны, мисс Брэдли, и в настоящее время не можете сниматься. Где этот парень, что меня привел? Я объясню ему ситуацию. – Доктор закрыл саквояж и пошел к выходу. По дороге он резко остановился. – А вы не могли забеременеть?

– Я принимаю таблетки, – ответила Ребекка.

– Ладно, я на всякий случай добавлю тест на беременность, чтобы наверняка исключить эту возможность. До свидания, мисс Брэдли.

Ребекка легла на диван, не зная, от чего ей хуже – от болезни или от чувства вины, что всех подводит. Больше всего ей хотелось подняться в спальню, задернуть шторы и уснуть, однако мысль, что придется в таком состоянии объясняться с Джеком, была невыносима.

Десять минут спустя пришел Стив.

– Не волнуйтесь, я все уладил. Мы с Робертом уже переделываем расписание, чтобы вы пару дней могли отлежаться.

– Мне так неудобно, из-за меня столько проблем.

– Ребекка, что за паранойя? Мы все вас любим и знаем, как вы относитесь к работе. Болезнь есть болезнь. Через пару дней все будет хорошо.

– Спасибо.

– Давайте я помогу вам подняться в спальню, и вы постараетесь уснуть, – предложил Стив.

– Там Джек отдыхает – устал после поездки. Я здесь полежу, пока он не проснется.

– Вот как! – Стив бросил на нее странный взгляд. – Понимаете, Ребекка, сейчас меня больше беспокоит то, что вы болеете и должны лежать в постели. Я поговорю с миссис Треватан и попрошу временно выделить вам другую комнату.

Когда он ушел, Ребекку передернуло от унижения. Она разболелась и не может работать, а в ее комнате храпит пьяный бойфренд.

– Приветик, солнышко, как себя чувствуете? – В гостиной появилась миссис Треватан – само сострадание.

– Ужасно, – простонала Ребекка, при виде ее сочувствующей улыбки забывшая о необходимости «держать лицо». Ее глаза наполнились слезами.

– Ну-ну, не плачьте. – Экономка ласково положила руку ей на плечо. – Стив мне все объяснил, и я приготовила вам другую спальню.

Через полчаса Ребекка лежала в огромной кровати с балдахином, а миссис Треватан носилась туда-сюда с водой, чаем, тостами и журналами – вдруг Ребекка захочет что-нибудь почитать.

– Там и о вас есть, – лукаво сказала она, протягивая Ребекке стопку журналов.

– Такая чудесная спальня, просто королевская, – слабо улыбнулась Ребекка.

– Это апартаменты леди Вайолет, и за сорок лет, что я здесь работаю, они практически не использовались. Когда я спросила у его светлости, куда вас поселить, он сам предложил. Отсюда прекрасный вид на сад, и это единственная спальня с отдельной ванной. Там, за дверью, есть еще гардеробная и маленькая гостиная.

– Пожалуйста, поблагодарите от меня Энтони. Обещаю, это только временно.

– На вашем месте я бы осталась здесь. Вам надо поспать.

– Спасибо за вашу доброту.

– Это моя работа, – улыбнулась экономка и вышла.

Проснувшись через несколько часов, Ребекка почувствовала, что ей лучше. Она села в кровати и стала пить чай, рассматривая комнату. Просто не верилось, что здесь много лет никто не жил. Все было безупречным – даже плинтусы как будто только что выкрашены. Ее взгляд упал на отполированный до блеска туалетный столик в стиле ар-деко, где стояли флаконы с духами и лежала щетка для волос, а с трюмо свисала нитка жемчуга. Выбравшись из постели, Ребекка подошла к столику, открыла флакон и вздрогнула от неожиданности – запах был знаком. По ночам она иногда слышала этот легкий цветочный аромат у себя в спальне.

Девушка босиком прошлепала в ванную и вновь удивилась чистоте и порядку. Старая, прекрасно сохранившаяся ванна, длинный ряд зеркальных шкафов во всю стену. Открыв один, Ребекка ахнула при виде висящих там великолепных старинных нарядов, упакованных в прозрачные целлофановые чехлы. «Одежда Вайолет», – сообразила она.

Поспешно закрыв шкаф, Ребекка вернулась в спальню и прошла ко второй двери. За ней оказалась небольшая, прекрасно меблированная гостиная. На бюро стояли фотографии в серебряных рамках, с которых смотрело лицо Вайолет – ее собственное лицо. Рядом с девушкой стоял красивый молодой мужчина – должно быть, Дональд, дедушка Энтони.

Третья дверь вела в совсем маленькую, скупо обставленную комнату без всяких женских штучек. Меблировку составляли узкая деревянная кровать, гардероб красного дерева, комод и книжная полка. Ребекка внимательно рассмотрела книги – от детских книжек с картинками до Томаса Гарди. Ее заинтересовала одна; на коричневом переплете кожаного томика сияли золотые буквы: Редьярд Киплинг, «Заповедь». Вспомнив, что стихотворение с таким названием упоминал в недавней беседе Ари, она осторожно сняла книгу с полки и села на кровать. На внутренней обложке была надпись выцветшими чернилами:

После прогулки в мавзолей Ребекка помнила, что Джордж Астбери скончался всего несколько недель спустя, в январе тысяча девятьсот одиннадцатого года.

Она перевернула первую пожелтевшую страницу и увидела стихотворение, каллиграфически написанное от руки. Прочтя его, Ребекка поняла, что ни один отец в мире не мог сделать сыну лучшего последнего подарка.

Написанные сто лет назад слова даже ее заставили поверить в себя. Она встала, чтобы вернуть книгу на полку, когда вдруг заметила чернильное пятно и перевернула страницу. Вновь села на кровать и прочла первую запись.

Дальше ничего не было. Перелистывая страницы, Ребекка обнаружила, что дневник вновь начинается в тысяча девятьсот двенадцатом году и содержит нерегулярные записи на протяжении следующих трех лет, а затем возобновляется лишь в феврале тысяча девятьсот девятнадцатого, после окончания Первой мировой войны.

Услышав свое имя, Ребекка неохотно вернула дневник на полку и прошла в спальню.

– Как вы, дорогуша? – спросила только что вошедшая миссис Треватан.

– Немного лучше.

– У вас хоть лицо немного порозовело… Джек проснулся и хочет вас видеть. Я сказала, что вы отдыхаете, и зашла спросить, готовы ли вы принимать гостей.

– Вообще-то нет, – честно призналась девушка.

– Хотите, я придумаю, чем его занять до завтра? Могу предложить, чтобы он съездил в Эшбертон с мистером Джеймсом. Кстати, тот спрашивал, как вы, и передавал привет.

– Очень мило с вашей стороны, но если Джек поедет куда-то с Джеймсом, то вернется поздно, и…

– Понимаю. Не волнуйтесь, я с ним разберусь.

– Если что, отправляйте его ко мне…

– Могу вас уверить, что в свое время имела дело с гораздо более сложными случаями, – прервала ее экономка. – В общем, я оставила вам ужин, много воды и стакан теплого молока – по просьбе его светлости. Кстати, он передает вам привет и желает скорейшего выздоровления. Индийский джентльмен, который теперь поселился у нас, тоже беспокоился и хотел вас видеть, – добавила миссис Треватан. – Пойду прослежу, чтобы вас сегодня не тревожил никто из ваших поклонников. Если что-то понадобится, позвоните в звонок возле кровати.

– Он до сих пор работает? – удивилась Ребекка.

– А как же!.. На вашем месте я бы сейчас хорошенько помокла в ванне и пораньше легла спать. Принести что-то из вашей старой комнаты?

– Нет, спасибо, я последую вашему совету. Вы правы, мне нужно отдохнуть.

– Да, деточка. Положитесь на меня.

В порыве благодарности Ребекка подошла к экономке и обняла ее.

– Спасибо.

Смущенная неподобающим проявлением чувств, миссис Треватан освободилась от объятий и быстро пошла к двери.

– Доброй ночи, приятных снов.

Зная, что можно не опасаться появления Джека, Ребекка успокоилась, приняла ванну и сходила за дневником Дональда. Забравшись в постель, она отыскала страницы, где описывалось время после Первой мировой войны. Первая запись гласила:

Наверное, Дональд пишет об Анахите, осенило Ребекку.

Если ее догадка верна, то книга, столько лет простоявшая на полке, подтверждает, что история Анахиты – правда, и содержит доказательства, которые ищет Ари.

Прочтя еще две записи, Ребекка посмотрела вверх и иронично улыбнулась небесам.

– Ты привела нас обоих сюда, Анни, и я нашла ее, – прошептала она, устраиваясь поудобнее и погружаясь в прошлое.

30

Собравшись с духом, Дональд постучался к матери. За дверью звякнула чашка, а затем раздалось едва слышное «Войдите».

– Здравствуй, мама. Позволь, я раздвину шторы? Здесь такая темень, что я тебя не вижу.

– Поступай как хочешь. Солнце слепит мне глаза, – слабым голосом ответила Мод.

Дональд приоткрыл одну штору и подошел к матери.

– Можно сесть?

– Поставь стул поближе.

– Как ты, мама?

– Плохо.

– Лицо вроде бы посвежело.

– Это Бесси меня нарумянила, мне с каждым днем хуже, – безапелляционно заявила Мод.

Дональд набрал в грудь воздуха:

– Мама, я понимаю, что ты болеешь, но нам нужно кое-что обсудить.

– Ты имеешь в виду брак твоей сестры с этим мерзким французишкой? Отец перевернулся бы в гробу.

Дональд вспомнил отца, добрейшего, мягкого человека, и представил, как бы тот обрадовался, что Селина, пережившая такое горе, нашла хорошего любящего мужа.

– Что сделано, то сделано, мама, мы не в силах ничего изменить. Селина – взрослая, она имеет право принимать решения.

– Если ты не согласен, зачем едешь на их жалкую свадьбу? Мне совершенно точно известно, что там не появится ни один приличный человек.

– Мама, она моя сестра. И если честно, мне нравится Генри. Он любит Селину и сумеет позаботиться о них с Элинор.

– В таком случае что же ты хочешь со мной обсуждать? – переменила тему Мод.

– Мама, мы в отчаянном положении, и если я не предприму что-то немедленно, дом в буквальном смысле упадет нам на голову. Не говоря уже о том, что банк просто отберет у нас поместье за долги.

Мать не ответила, и Дональд продолжал:

– Все, что я могу сделать, – продать его как можно быстрее. Надо молить бога, чтобы нашелся покупатель с деньгами, который увидит его возможности и не побоится вложить средства.

Мать распахнула полные ужаса глаза.

– Продать Астбери? – Она запрокинула голову и расхохоталась. – Дональд, я признаю, что дому не повредит небольшой ремонт, но ты преувеличиваешь. Как же мы продадим имение! Оно принадлежит нашей семье с семнадцатого века!

– Понимаешь, мама, я целый месяц веду переговоры с банком, бухгалтером и управляющим, и все говорят одно и то же. Поместье обанкротилось, ему конец. Прости, но дела обстоят именно так.

– Я могу согласиться на все, что угодно, только не на продажу Астбери-холла, – неожиданно сильным голосом заявила Мод.

– Смею тебе напомнить, мама, – спокойно сказал Дональд, – что три месяца назад, когда я вступил в совершеннолетие, поместье перешло ко мне. Следовательно, решать его судьбу буду я. Мне тоже не нравится создавшееся положение, однако выбора у нас нет. Если мы не продадим имение, у нас его отберут.

Мод откинулась на подушки и схватилась за сердце.

– Какой ты злой! Я больна, а ты преподносишь мне такую новость! У меня болит сердце… пожалуйста, позови Бесси… и врача…

Дональд увидел, что она и вправду побледнела.

– Мама, я не хотел тебя огорчать, просто нет другого выхода.

Мод тяжело задышала. Дональд встал.

– Я позову доктора Трефузиса. Извини, что расстроил, мама. – Он тяжело вздохнул и вышел из комнаты.

Доктор прибыл немедленно. Обследовал пациентку и обратился к встревоженному Дональду, который ждал под дверью.

– У нее нервный приступ. Я дал ей легкое снотворное, а утром вернусь и посмотрю, как она. Ради всего святого, прошу вас больше не поднимать вопросы, которые вы с ней обсуждали.

Наступил апрель, на пустоши зажелтел утесник. Дональд радовался ясным солнечным денькам, которые пробудили к жизни сад. Но однажды утром, когда Дональд выводил из конюшни Глори, его охватила мучительная тревога. Анни не писала уже целый месяц – с тех пор, как прибыла в Куч-Бихар. Пришпоривая лошадь, Дональд не мог отогнать мрачные мысли.

А вдруг она вернулась в Индию и встретила другого? Анни – красивая, образованная женщина, пусть не принцесса, но из аристократического рода, воспитанная, утонченная и умная. Любой мужчина почтет за честь иметь такую жену. А он – владелец разорившегося поместья, ни гроша за душой, король без королевства.

За прошедший месяц Дональд осознал, что полученное им образование годится лишь на то, чтобы стать помещиком и управлять имением. Если он не вернется в армию – а его ужасала сама эта мысль, – что ему делать после продажи поместья?.. Спешившись у ручья, где они с Анни так любили сидеть в то, первое лето, он прилег на траву.

После пережитого на войне Дональд не видел смысла в праздном существовании. Кроме того, его грызло чувство вины – ведь именно ему придется положить конец истории Астбери-холла, насчитывающей сотни лет. Он снова и снова пытался придумать, как спасти имение, но ничего не получалось. Он бы ухватился за любую возможность, не только из-за истории семьи, но и потому, что это давало средства к существованию двум сотням слуг и фермеров-арендаторов, не говоря уже о его собственной матери, которая действительно страшно переживала.

Дональд встал и вернулся в седло, говоря себе, что нужно просто смириться с неизбежным и сосредоточиться на своем будущем с Анни, в котором только и можно найти новый смысл жизни.

Дональд швырнул ручку на стол, поднялся и мрачно уставился в окно. Солнце стояло высоко в небе, но его не радовал прекрасный погожий день, он думал только об одном: что с Анни? Почему она не отвечает? А может, ее письма просто не доходят? Почтовая связь между Индией и Англией всегда пользовалась дурной славой… И все равно он понимал, что не успокоится, пока не получит весточку.

Спустившись в кухню завтракать, Дональд увидел, что мать с аппетитом доедает яичницу с беконом.

– Я рад, что тебе лучше, мама, – с натянутой улыбкой произнес он.

– Ты ведь знаешь, как действует на меня зима. По счастью, лето не за горами, и у меня полно дел.

– Правда? – удивился Дональд, не понимая, что она имеет в виду.

– Да. – Мод протянула через стол письмо. – Нас хотят навестить старые друзья отца, и я согласилась их принять.

На почтовом штемпеле стоял нью-йоркский адрес.

– Здесь говорится, что они приедут через семь недель. Кто вообще такие эти Драмнеры?

– Ральф Драмнер – глава одной из старейших и, смею заметить, наиболее обеспеченных семей Нью-Йорка. По-моему, у него свой банк, а его жена, Сисси, насколько я помню, просто прелесть. У них еще есть дочь, Вайолет, примерно твоего возраста; она сейчас путешествует по Европе, а позже присоединится к родителям.

Дональда чрезвычайно удивил материнский энтузиазм. Мод считала подавляющее большинство американцев заурядными посредственностями.

– Ну, если у тебя хватит сил развлекать их, то я рад, что визит старых друзей так поднял твой дух.

– Да, я очень рада, – улыбнулась Мод.

«Пока мать в хорошем настроении, – подумал Дональд, – надо прозондировать почву с Селиной».

– Может, когда приедут твои друзья, позовем в гости Селину? Маленькая Элинор скучает по своей бабушке и по Астбери.

– Как тебе известно, Дональд, пока Селина замужем за этим человеком, ноги ее в моем доме не будет, – безапелляционно заявила Мод.

Дональд лишь вздохнул, хотя прекрасно понимал, что, будучи законным владельцем поместья, может приглашать в гости сестру, когда ему заблагорассудится. Не хотелось вновь расстраивать мать, которая так воспрянула духом.

– Драмнеры вернутся в половине четвертого, как раз к чаю, – объявила во время завтрака Мод. – Можно накрыть стол на террасе. Ты ведь знаешь, что они поехали в Лондон за дочерью? Вайолет прибыла вчера вечером из Парижа.

– Да, мама, – с отсутствующим видом ответил Дональд.

– Поскольку она твоя ровесница, ты мог бы посидеть с нами, чтобы девушка не скучала.

Дональд сложил «Таймс» и встал из-за стола.

– Не волнуйся, мама, я не пропущу очную ставку.

После обеда Дональд решил проехаться по угодьям. Фермеры-арендаторы радовались благоприятным условиям для урожая пшеницы, который нужно было убирать в течение следующих недель. Еще не зная, что их ждет, они спешили сообщить хозяину хорошие новости.

Дональд нашел потенциального покупателя. Мистер Кингхорн, успешный бизнесмен из Корнуолла, во время войны сделал состояние на олове. Приобретя Астбери, он надеялся подняться по сословной лестнице. Имение доставалось ему за бесценок, потому что в суровые послевоенные годы конкуренции практически не было. И все же Дональд медлил с окончательным решением. Передав лошадь конюху, он направился к дому, утешая себя тем, что, по крайней мере, новый владелец будет вести хозяйство эффективно и по-деловому.

Мать с гостями уже пили чай на террасе. «Придется им потерпеть меня в брюках для верховой езды, иначе мама рассердится», – подумал Дональд. Взбегая по ступенькам, он увидел за столом девушку, и его мужское начало не могло не признать, что Вайолет Драмнер – красавица. Легкое платьице ловко обхватывало точеную фигурку, светлые волосы были острижены по последней моде. Подойдя ближе, он рассмотрел бледное лицо с тонкими чертами. На безупречной алебастровой коже выделялись живые карие глаза и красиво очерченные губы.

– Всем доброго дня, – сказал Дональд, войдя на террасу. – Мама, Ральф, Сисси, примите мои извинения за опоздание, и добро пожаловать в Астбери, мисс Драмнер. Можно я буду называть вас Вайолет?

– Да, пожалуйста. – Девушка улыбнулась, обнажив полоску белоснежных зубов.

– Рад знакомству, – сказал он, усаживаясь. Служанка поспешила налить ему чаю. – Как добрались?

– Очень хорошо, – ответила Вайолет, – я раньше совсем не видела Англии, не считая Лондона. Все вечеринки в начале лета проходили там.

– А в прошлом году Вайолет впервые вышла в свет в Нью-Йорке, – вмешалась Сисси.

– Вот как! – Мод едва заметно подняла бровь. – Как вам здешний сезон?

– Чудесно! Я познакомилась с такими интересными людьми! Просто обожаю Англию! – жизнерадостно прочирикала Вайолет.

– Наша дочь стала во всех отношениях королевой лондонского сезона, – подключился к разговору Ральф. – За ней увивалась целая толпа титулованных наследников. Попробуй только сказать, что это не так.

– Ой, папа! – мило покраснела Вайолет. – За всеми девочками ухаживали.

– А вам, Вайолет, кто-нибудь понравился больше остальных? – спросила Мод.

– Я еще слишком молода для серьезных отношений, – дипломатично ответила гостья.

– А вы катаетесь верхом? – спросил Дональд, чтобы переменить тему.

– Да, в Центральном парке, очень часто, а в Ньюпорте, где мы обычно проводим лето, у меня есть собственная лошадь.

– Тогда обещаю вам увлекательную конную прогулку.

– С удовольствием, Дональд!

Дональд понял, что за последние две недели ему стало как-то легче. Драмнеры с их типично американским оптимизмом развеяли гнетущую атмосферу, нависшую в последнее время над Астбери. Несколько дней назад взбодрившаяся Мод устроила ужин, на который пригласила наиболее достойных представителей местного дворянства. Даже слуги, казалось, не возражали против лишней работы, связанной с приемом гостей. Горничные бегали вверх-вниз по лестнице, готовя ванны для американок и приводя в порядок их обширный гардероб. В коридоре, ведущем в гостевую спальню, витал аромат духов Вайолет, летний и легкий, как она сама.

За завтраком дамы приветствовали молодого хозяина улыбками, а Ральф огласил план в ближайшие дни «махнуть в Корнуолл».

– Мама, а можно я не поеду с вами? – сказала Вайолет. – Эми Венаблс пригласила меня на вечеринку. Очень хочется перед отъездом в Нью-Йорк увидеть своих лондонских друзей!

– Понимаю, доченька, однако одна ты в Лондон не поедешь, об этом не может быть и речи, – ответствовала Сисси.

– В нашем лондонском доме полно свободных комнат, – сказала Мод. – Почему бы тебе не остановиться там, дорогая Вайолет?

– Очень любезно с вашей стороны, леди Астбери.

– А ты разве не собирался на днях в Лондон, Дональд? – добавила Мод.

– Собирался, – ответил Дональд, не желая показаться грубым.

– Вот и хорошо! – захлопала в ладоши Вайолет. – И ты пойдешь со мной на вечеринку! Я уверена, Эми Венаблс не будет возражать.

– Чудесная мысль! Значит, решено. – Мод улыбнулась всей честной компании.

После завтрака Дональд удалился с газетой в библиотеку, но не мог сосредоточиться на чтении. Хотя Анни не давала о себе знать уже пять месяцев, он чувствовал неловкость при мысли, что будет провожать Вайолет на вечеринку. Однако мать его перехитрила, и теперь уже глупо давать задний ход.

Размышляя о внезапно вспыхнувшем у матери интересе к жизни и неожиданно проявившихся дипломатических способностях, Дональд впервые задумался, так ли случайно появление Драмнеров. Буквально позавчера Ральф говорил о крупном трастовом фонде, которым сможет распоряжаться Вайолет через три месяца, достигнув совершеннолетия. Без сомнения, все это достанется ее мужу.

– Будь ты проклята, мама! – Дональд швырнул «Таймс» на стол и подошел к окну, укоряя себя за наивность. Как он мог не видеть сплетенной матерью сети?

Теплое августовское солнце заливало мягким светом лужайки парка.

– Я не продамся и не позволю собой манипулировать, – скрипнув зубами, сказал он.

«К счастью, Мод не властна над чувствами Вайолет, – подумал Дональд. – С ее богатством, красотой и обаянием эта девушка может выбирать в мужья кого захочет. Сомнительно, что я ее интересую».

И тут же вспомнил взгляд из-под длинных ресниц, очаровательную улыбку и то, с какой радостью она соглашается на все его предложения…

В поезде, по дороге в Лондон, Вайолет рассказывала Дональду о жизни в Нью-Йорке, о своем доме на Парк-авеню и о том, что видела интересного в Европе.

– Боюсь, мне будет тяжело вернуться домой. Американцы такие ограниченные, – сказала она, как будто за три месяца в Европе стала гражданкой мира.

– Предпочитаешь Англию? – вежливо поинтересовался Дональд.

– Да, я обожаю английскую литературу, и мне очень нравится английская загородная местность: все так и дышит стариной.

Когда они приехали в дом на Белгрейв-сквер, служанка увела Вайолет в ее комнату, а Дональд обнаружил в гостиной Селину, сидящую за письменным столом.

– Дональд! – Она с улыбкой встала и обняла брата.

– Как ты, Селина?

– Только что приехала из Франции. Генри остался там, у него дела, а мы с Элинор поживем здесь, пока не будет готов наш новый дом в Кенсингтоне. Хочешь чаю?

– С удовольствием, – ответил Дональд, усаживаясь в кресло.

– Как в Астбери? – спросила Селина.

– Ну, маме значительно лучше – по сравнению с тем, что было в вашу последнюю встречу, – хмыкнул Дональд.

– Есть надежда на прощение?

– Если честно, в последнее время я не касался этого предмета. Она так ожила, что не хотелось снова портить ей настроение.

– Кроме того, ты, наверное, был ужасно занят – показывал достопримечательности Девона юной американской наследнице.

– Долг гостеприимного хозяина. Я и сегодня веду Вайолет на идиотскую вечеринку, где будут все ее подруги-дебютантки.

– Тебе она нравится?

– Да, милая девушка, – помрачнев, ответил Дональд.

– Понимаю. А от Анни есть новости?

– Нет, – вздохнул он. – Я даже писал в Скотленд-Ярд, не могут ли они выяснить ее местонахождение, но ничего не вышло. Она просто растворилась в воздухе.

– Ну, это уже что-то. Значит, она жива.

– Селина, с ней могло случиться все, что угодно. Она могла вообще не вернуться в Англию, как говорила. Я начинаю подозревать, что она осталась в Индии и просто не решилась мне сказать.

Наступило молчание. Селина разлила по чашкам принесенный служанкой чай и задумчиво посмотрела на Дональда.

– Дональд, милый, мне не хочется этого говорить…

– И не нужно, – остановил он сестру. – Я и сам начинаю понимать, что у меня нет выбора – надо двигаться дальше.

– Боюсь, что так. Я знаю, как ты ее любил, но…

– Люблю, – поправил ее Дональд.

– Да, любишь. Только неизвестно, что вышло бы из вашей женитьбы. Ты ведь знаешь, насколько консервативно английское общество. Тебя бы не поняли.

– Мне на это плевать, – сердито заявил Дональд. – На войне я стоял плечом к плечу с людьми разного цвета кожи и веры и видел их храбрость. Им было так же больно умирать, как и всем остальным.

– Хорошо, что у тебя нет предрассудков, – спокойно сказала Селина, – хотя ты прекрасно понимаешь: они есть у других.

– Ты хочешь сказать, Анни оставила меня, чтобы защитить от этого?

– Я лишь предложила возможную причину. То, что она прекратила писать, поразило меня не меньше твоего.

– Надеюсь, я ни разу не дал ей повода стыдиться своего цвета кожи.

– Дональд, милый, – стала успокаивать брата Селина, – речь не о тебе, а о других. Посмотри на свою собственную мать. А если бы у вас появились дети? Они были бы наполовину…

– Довольно! – Дональд грохнул чашкой о блюдце.

– Прости, – чуть не расплакалась Селина. – Я просто хотела показать тебе все подводные камни: что могло произойти, если бы все случилось так, как ты планировал.

Дональд встал:

– Пойду переоденусь на эту чертову вечеринку.

Он поднялся к себе и упал на кровать.

Неужели Селина права? Вдруг Анни решила спасти его от самого себя и подумала, что так будет лучше? Нет, исключено, Анни знала, что ему плевать на предрассудки.

Он снова и снова приходил к тому же выводу. Теперь он был убежден: она просто поняла, что не любит его. Или полюбила кого-то другого сильнее.

В глазах закипели слезы, и Дональд, начав терять надежду, впервые задумался о будущем без нее.

31

Вайолет решила побыть в Лондоне дольше, чем планировала. Дональду, со своей стороны, страшно не хотелось возвращаться в Девон и принимать окончательное решение о продаже имения. Он сопровождал Вайолет на всевозможные обеды и вечеринки, показывал достопримечательности, с удовольствием возобновил старые знакомства и до позднего вечера болтал с приятелями о войне.

Вся его жизнь в Лондоне после объявления мира вращалась вокруг Анни и любви к ней. Остальное тогда не имело значения. У него не было ни времени, ни желания делать что-то еще. Он жил в выдуманном мире, полностью закрытом от внешних воздействий, и нынешнее социальное разнообразие было приятно.

Ему нравилось, что приятели завидуют его отношениям с Вайолет, которую считают первой красавицей лондонского общества. Она была хороша собой, сообразительна и, как выяснилось в отсутствие родителей, обладала живым нравом и остроумием.

Дональда восхищали ее ненасытная тяга к удовольствиям и бьющая через край жажда жизни. В отличие от глубокой, страстной натуры Анни, Вайолет обладала веселым, свободным и светлым нравом. Она отличалась бесконечной щедростью и любила устраивать сюрпризы для своих многочисленных друзей.

Приглашения приходили пачками. Ей были рады за каждым столом. Мужчины добивались внимания Вайолет и хотели наслаждаться ее обществом. Дональд почти каждый вечер сопровождал ее на очередное сборище и в конце концов понял, что хорошо проводит время.

В конце пребывания в Лондоне Вайолет с Дональдом получили приглашение на обед в доме лорда и леди Чарлсуорт в Гайд-парке. Их сын Гарри, потрясающе красивый и обаятельный молодой человек, был единственным наследником одного из крупнейших поместий в Англии. Как обычно, Вайолет посадили рядом с молодым хозяином дома, и Дональду пришлось наблюдать, как они весь вечер шепчутся, не сводя друг с друга влюбленных глаз. Ближе к десерту он понял, что ревнует.

Это застигло его врасплох, и всю дорогу домой он пребывал в глубокой задумчивости. Вайолет – как всегда, в прекрасном настроении – непринужденно болтала обо всем на свете и сообщила, что Гарри пригласил ее в свое поместье в Дербишире на открытие охотничьего сезона, через несколько дней.

Утром Дональд обнаружил на подносе в холле письмо для Вайолет. Передавая ей послание, он заметил на конверте печать Чарлсуортов. Вечером она не попросила Дональда сопровождать ее, как обычно, а вызвала подружку и уехала, ошеломляюще красивая, в новом платье от Пакен и шлейфе своего любимого цветочного парфюма.

Он так и не смог уснуть, пока не услышал под утро ее легкие шаги по лестнице.

Вайолет не вышла к завтраку, а ближе к обеду появилась за столом, зевая.

– Хорошо повеселились? – вежливо спросил Дональд.

– Чудесно, – мечтательно сказала она. – Гарри знает все интересные места в Лондоне. Он водил меня в подпольный клуб, где играют лучший джаз на свете! Мы танцевали всю ночь, у меня до сих пор ноги болят! У него прекрасные друзья!

– Ты встретишься с ним снова?

– Надеюсь. Он такой милый!

– Понимаешь, Вайолет, мне пора возвращаться в Девон. Хочешь остаться в Лондоне? Думаю, ты и без меня здесь не соскучишься.

Она беззащитно посмотрела на него из-под длинных ресниц.

– Мне будет скучно возвращаться одной.

– Я ни в коем случае не собирался портить тебе удовольствие, – ответил Дональд, чувствуя себя вдвое старше своих лет. – Почему бы нам не пойти на компромисс и не поехать в конце недели?

– Чудесно! Я отлично повеселилась в Лондоне! Спасибо, Дональд!

– Не за что. Мне пора в клуб.

Он встал и пошел к двери, но на полпути остановился.

– Может, до отъезда сводишь меня в одно из этих новых мест, которые показал тебе Гарри?

– Конечно, с радостью!

Внезапно все изменилось. Желая доставить удовольствие Вайолет, Дональд три оставшиеся ночи учился танцевать под новую джазовую музыку, столь популярную в Америке и вызвавшую такой ажиотаж в Англии. Они возвращались домой перед рассветом, потные и хохочущие. Дональд по-братски целовал Вайолет на ночь, она улыбалась и взбегала по лестнице.

В последний вечер Вайолет скрылась наверху, а Дональд прошел в гостиную и налил себе бренди. Отпив глоток, он признался себе, что сегодня ему хотелось поцеловать ее по-настоящему, и со вздохом подумал, что с нетерпением ждет возвращения в Девон, где останется с Вайолет наедине.

– Прости меня, Анни, – чуть слышно прошептал он.

В поезде Вайолет, утомленная бурной лондонской жизнью, почти всю дорогу спала, а Дональд переосмысливал свои чувства.

Не понимая до конца, является ли растущая привязанность к Вайолет всего лишь ответной реакцией на несчастье от потери Анни, он не упускал из виду и тот факт, что в прекрасных глазах американки скрывается ключ к новой жизни. Если придется продать Астбери, все потеряет смысл. Когда он впервые обдумывал необходимость продажи имения, его утешала только одна мысль – начать новую жизнь вместе с Анни. «Но теперь, – тяжело вздохнул Дональд, – если я продам имение и останусь один, зачем мне жить?»

С другой стороны, разве плохо жениться на очаровательной девушке, которая ему нравится? Вайолет с ее деньгами, положением и связями способна возродить былую славу Астбери.

Селина в какой-то степени права. Сразу после войны он испытывал эмоциональную пустоту, ему необходимо было разделить свои чувства с понимающим человеком. В долгосрочной же перспективе…

Глядя в окно, Дональд спрашивал себя, что вышло бы из брака с Анни, и не находил ответа. Возможно ли, что он находился в плену иллюзий?

Он также признавался себе, что получил массу удовольствия, окунувшись в знакомую среду, в пустую и суетную привычную жизнь. Он знал, что никогда не полюбит ни одну женщину так, как любил Анни, но, по большому счету, кто из людей его класса мог позволить себе роскошь жениться по любви? К примеру, брак его родителей представлял собой всего лишь успешное партнерство.

«Кроме того, трудно найти невесту красивее, чем Вайолет», – размышлял Дональд, глядя на сидящую напротив девушку. И внезапно осознал, что ему бы очень хотелось заняться с ней любовью.

Вайолет вполне может ему отказать: у нее куча более интересных и обеспеченных поклонников. Однако к концу поездки он твердо решил сделать ей предложение.

За ужином Драмнеры заговорили о своем отъезде домой, до которого оставалась неделя.

– Мы будем скучать по английским берегам, правда, Вайолет? – спросила Сисси.

– Ужасно, – со вздохом ответила Вайолет. – Я полюбила Англию!

– Англия тебя тоже полюбила, – с улыбкой произнес Дональд.

Оставшись наедине с Ральфом Драмнером за бренди и сигарами в библиотеке, Дональд решился.

– Господин Драмнер…

– Пожалуйста, лорд Астбери, называйте меня Ральфом.

– Тогда называйте меня Дональдом. Ральф, от вашего внимания, наверное, не ускользнуло то, какие чувства я испытываю к Вайолет.

– Правда? – поднял бровь Ральф. – Наверное, за последний месяц ваши отношения сильно продвинулись.

– Да. Вайолет – необыкновенная девушка, и… – Дональд задумался. – Она очень сильно расположила меня к себе.

Ральф посмотрел на него изучающим взглядом:

– Она действительно необыкновенная. И наследница крупного состояния. Я бы очень не хотел, чтобы этим кто-нибудь воспользовался.

– У меня и в мыслях такого не было, – поспешно сказал Дональд. – Смею вас уверить, это не в моих правилах.

– Даже несмотря на то, что Астбери в данный момент нуждается в существенных финансовых вливаниях? Поверьте, Дональд, я не слеп и не глуп. У меня было время оглядеться по сторонам и собственными глазами увидеть, какие колоссальные суммы требуются, чтобы поставить поместье на ноги.

– Извините, Ральф, я хотел поговорить о своих чувствах к вашей дочери, а не о состоянии моих финансов, – решительно ответил Дональд. – На самом деле я уже нашел покупателя и намерен принять его предложение.

На лице Ральфа отразилось неподдельное удивление.

– Вот как? Вы готовы расстаться с родовым гнездом, которое олицетворяет историю вашей семьи и принадлежит ей, насколько мне известно, с семнадцатого века?

– Если придется, я это сделаю. В данный момент поместье превратилось в обузу, и если я не изыщу средства, чтобы расплатиться с долгами и восстановить дом, а я предпочитаю смотреть правде в глаза, то я его продам.

Ральф задумался:

– Где же вы будете жить?

– Понятия не имею. Главное для меня – обеспечить достойное существование нам с матерью, а также моей будущей жене и детям.

– Кажется, я недооценил вас, молодой человек. За свою жизнь мне приходилось принимать множество сложных финансовых решений, не руководствуясь при этом эмоциями. Я встречал очень мало людей, которые способны смотреть на такие вещи с практической точки зрения, особенно когда речь идет о семейном наследии.

– Уверяю вас, Ральф, в конце недели я встречаюсь с потенциальным покупателем, господином Кингхорном, и намерен сообщить ему о своем окончательном решении.

– То есть о продаже?

– Да. Честно говоря, у меня нет выбора.

– Ваша мать будет вне себя от горя.

– Как вы заметили, я не должен руководствоваться эмоциями.

– А вы говорили об этом с Вайолет? – спросил Ральф.

– Нет, но я предполагаю, что если она любит меня и хочет выйти за меня замуж, то ей не столь важно, где мы будем жить.

Увидев выражение лица своего собеседника, Дональд не удержался от улыбки.

– Да, конечно, – помолчав, согласился Ральф. – А когда вы заплатите долги, у вас что-нибудь останется?

– У меня будет достаточно средств, чтобы купить что-нибудь за городом и сохранить за собой наш лондонский дом.

– Ясно.

– Надеюсь, этого хватит, чтобы удовлетворить требования вашей дочери?

– Я правильно понял, что вы просите руки Вайолет?

– Да, – ответил Дональд, – хотя после нашего разговора я понимаю, что вы можете счесть неразумным дать свое согласие. Я не в состоянии дать ей то, что могут другие претенденты.

– Послушайте, молодой человек, несмотря на то что я сейчас сказал, даже я понимаю, что деньги – не самое главное. Меня больше волнует счастье моей дочери. Вы говорили с ней о своих чувствах?

– Нет. Я полагал, что надо сначала побеседовать с вами.

– Ну, молодой человек, дали вы мне пищу для размышлений… Однако я склоняюсь к мысли, что главное слово – за Вайолет.

– То есть вы разрешаете мне попросить ее руки?

– Да. Только на вашем месте я не стал бы говорить ей о необходимости продажи имения. Вы ведь понимаете: если она примет ваше предложение, этого не будет. Я – отец, и я хочу для своей маленькой девочки всего самого лучшего.

Ральф выцедил остатки бренди и бросил на собеседника тяжелый взгляд.

– Должен признать, Дональд, что я в вас сомневался, но ваша искренность произвела на меня самое приятное впечатление. Думаю, вы станете хорошим мужем для моей дочери.

– Спасибо, Ральф, я рад.

– Я счастлив, если моя дочь счастлива. Не присоединиться ли нам к дамам?

Когда Ральф с Дональдом вошли в комнату, все женщины выжидающе посмотрели на них, словно что-то почувствовали.

– Я – на боковую, – объявил Ральф. – Сисси, составишь мне компанию?

– Конечно, милый. – Сисси поцеловала дочь и вслед за мужем вышла из комнаты. За ними последовала и Мод.

– Вот мы и одни, – неловко произнес Дональд.

– Да, – ответила Вайолет.

Дональд сел в кресло напротив нее.

– Знаешь, я только что говорил с твоим папой о том, как сильно буду скучать по тебе, когда ты вернешься в Нью-Йорк.

– Правда? – Девушка удивленно распахнула глаза.

– Да, Вайолет. Ты, должно быть, заметила, что за последний месяц я очень к тебе привязался.

– Очень мило с твоей стороны, Дональд, спасибо.

– И мы с твоим отцом обсуждали, как я могу заставить тебя остаться здесь.

– Что?

– Ну… – Дональд набрал в грудь воздуха. – Вайолет, я понимаю, что тебе это может показаться плохой идеей, ведь я не знаю, что ты ко мне чувствуешь… Но я понял, что очень сильно тебя полюбил. И подумал, что могу спросить… э-э… не хочешь ли ты стать моей женой?

На ее губах промелькнула улыбка.

– Дональд Астбери, вы делаете мне предложение?

– Да, извини, если это прозвучало немного странно. Не каждый день предлагаешь девушке стать твоей женой. – Дональд снова глубоко вдохнул, встал перед Вайолет на колено и взял ее за руку. – Вайолет Драмнер, я прошу вас сделать меня самым счастливым человеком на свете, оказав мне честь стать моей женой.

Она посмотрела ему в глаза, но ничего не ответила.

Почувствовав неловкость, Дональд продолжил:

– Я понимаю, что ваше сердце может принадлежать другому, и обещаю принять отказ, как мужчина.

Вайолет запрокинула голову и звонко рассмеялась:

– Ты имеешь в виду Гарри Чарлсуорта?

– Честно говоря, да.

– О, Дональд, Гарри никогда не питал ко мне романтических чувств. Он вообще не интересуется девушками, если ты понимаешь, о чем я.

– Ты хочешь сказать, что он гомосексуалист?

– Конечно! Разве не видно?

– Я понятия не имел.

– Ну что ж, Гарри всегда останется моим лучшим другом. Мы с ним только и говорили что о тебе. Он сказал, что ты – темная личность.

– Неужели?

– Да. В прошлом году по Лондону ходили слухи, что у тебя есть какая-то таинственная женщина, которую ты от всех скрываешь.

– Надо же, я и не знал, что за мной пристально следят.

– Ты – наследник крупного состояния, Дональд, разумеется, за тобой следят! Прежде чем ответить, я хочу знать, правда ли это. У тебя была тайная любовь?

Дональд лихорадочно пытался придумать достойный ответ, зная, что от этого зависит его судьба.

– У меня действительно была женщина, но уверяю тебя, Вайолет, все давно закончилось.

– Честно?

– Совершенно честно. – Дональд сам впервые поверил, что это так.

– Откровенно говоря, ты меня удивил. Мне казалось, что я тебя не интересую, – призналась Вайолет.

– Правда?

– Ага, – мило покраснела девушка. – Иначе ты бы давно понял, насколько мне небезразличен.

– И сейчас тоже?

– Конечно, Дональд! Как ты можешь сомневаться? В последние недели я делала все, чтобы тебе это показать. Неужели ты ничего не замечал?

– Я думал, ты влюблена в нашего друга Гарри Чарлсуорта.

– Глупенький! Я только и жаловалась ему, что ты не обращаешь на меня внимания! Весь Лондон знает, что я без ума от тебя!

– Не может быть! – поразился Дональд.

– Я полюбила тебя с первого взгляда, когда ты взошел на террасу в брюках для верховой езды! – кокетливо опустила глаза Вайолет.

– Значит, ты подумаешь над моим предложением?

– Да. На самом деле я согласна.

– Тогда я – самый счастливый человек на свете! Можно тебя поцеловать?

– Конечно. А у меня будет кольцо?

– О боже, Вайолет! – испуганно вскричал Дональд. – Оно наверху! Я сейчас принесу!

Вайолет приложила к его губам свой хорошенький пальчик:

– Успокойся, я пошутила.

Дональд потянулся к губам девушки, мягким и податливым. Он не почувствовал головокружения, как с Анни, но было приятно, что Вайолет с такой готовностью отвечает на поцелуй. Переведя дыхание, он взял ее за подбородок и заглянул в глаза.

– Ну что, мы можем завтра объявить всем, что у лорда Астбери есть невеста?

– Это будет чудесно. Только не думаю, что они удивятся. Мы догадались, почему вы так долго сидели за бренди и сигарами. Уверена, что мои родители будут рады. Мама знает о моих чувствах, а папа не ушел бы так рано спать, будь он против. А если папочка согласен, то сделка состоится.

– Да, похоже, что так, – улыбнулся Дональд, которого позабавило это словосочетание из уст Вайолет.

Внезапно он зевнул:

– Прости, Вайолет, я что-то совсем выдохся. Наверное, от волнения. Пойдем спать?

Он подал ей руку и сжал тонкие, прохладные пальцы. Они прошли в главный холл и остановились у подножия лестницы.

– Даже не верится, что этот дом станет моим! – восхищенно сказала Вайолет, подняв глаза к куполу, и тут же добавила: – Правда, ему не повредит небольшой ремонт.

– Безусловно, – согласился Дональд.

– И нужно будет установить новую систему отопления. Боюсь, зимой здесь ужасно холодно.

– Ты права. Доброй ночи, прекрасная Вайолет.

– Доброй ночи, – тихо сказала она и направилась в свою спальню.

У себя в комнате Дональд сел на кровать и посмотрел в окно.

– Анни, где бы ты ни была, знай: я всегда буду любить тебя. Прости.

Он уронил голову на руки и заплакал.

32

– Итак, – благодушно сказал Ральф, налив себе большой бокал бренди, устроившись в кресле и поджигая сигару, – моя малышка просто сияет, и это радует мое отцовское сердце.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы так было всегда, – ответил Дональд, садясь напротив.

– Теперь надо обсудить все подробно. Я имею в виду состояние Вайолет, которое переходит в ее руки через полтора месяца, когда моей дочери исполнится двадцать один год. Я отдаю себе отчет, что солидная часть этой весьма крупной суммы уйдет на то, чтобы расплатиться с долгами и восстановить поместье, которое Вайолет сможет назвать своим домом.

– Ральф, как я уже сказал, когда просил руки вашей дочери, если вы не хотите лишних расходов, то я могу хоть сегодня сообщить господину Кингхорну, что продаю имение. Мы устроимся в более скромном жилище.

– Ты прекрасно понимаешь, что Вайолет придет в ужас от такой идеи, – возразил Драмнер. – Давай проясним ситуацию: я хочу знать, о какой сумме идет речь. И накинь сразу тысяч пятьдесят сверху на внутреннюю отделку. Скоро ты узнаешь, что моя дочь привыкла получать все самое лучшее. Ты можешь назвать цифры, сынок?

– Хорошо, я постараюсь сделать это в ближайшее время, – согласился Дональд.

– Только не стесняйся. Нужно с самого начала делать все, как положено, и я хочу, чтобы у Вайолет, черт побери, был самый лучший дом в Англии, чего бы это ни стоило! Уверяю тебя, денег у меня хватит. После войны инвестиции принесли огромный доход. Вайолет невообразимо богата. От тебя требуется одно: позаботиться, чтобы моя малышка была счастлива. Если где-нибудь напортачишь, я буду очень недоволен. Ты меня понял?

– Да, – ответил Дональд, подумав про себя, что Ральфу Драмнеру не свойственны не только лишние эмоции, но и малейшее чувство такта.

– Поскольку мы друг друга понимаем, я обеими руками за ваш брак. Перед тобой стоит серьезная задача, и поскольку оплачивать счета буду я, то позволю себе дать совет: как можно быстрее подсчитай расходы.

– Хорошо.

Дональд начал выяснять стоимость капитального ремонта, а Вайолет занялась внутренней отделкой. Дом был завален образцами тканей; началось паломничество торговцев из Лондона, предлагающих модную современную мебель, ковры, абажуры и матрасы, которые Вайолет хотела непременно испытать вместе с Дональдом.

– Не могут же наши гости, которых мы будем приглашать на уик-энд, спать на старых матрасах! К тому же они наверняка кишат клопами, – передернулась от отвращения Вайолет, встав с матраса, положенного на пол в гостиной. Она схватила со стола кусочек золотистой парчи и подняла к окну. – Тебе не кажется, что этот оттенок идеально подходит для стен? А может, мне заказать такую фату? – Девушка приложила ткань к своим светлым локонам, подошла к Дональду и нежно поцеловала его в щеку. – Как будет здорово, если мы успеем навести красоту к свадьбе, когда сюда съедутся все наши друзья!

Дональд понимал, что если кто-то и способен привести дом в порядок за такой короткий срок, то это Вайолет. Рабочие вскрывали полы, снующие по дому сантехники и электрики проводили современные системы отопления и электроснабжения. Маляры готовились красить стены, как только будут закончены черновые работы. Дональд отправлял отчеты Ральфу, ужасаясь суммам, но тот не жаловался.

Вайолет пригласила модного дизайнера интерьеров, Винсента Плезанса, которого рекомендовали ей лондонские друзья. Сам Дональд на дух не переносил Винсента, который расхаживал по дому, представляя Вайолет свое видение обновленного Астбери-холла.

– Господи боже, – сказала однажды за завтраком Мод, когда Вайолет с Винсентом удалились обсуждать переделки хозяйской спальни. – Разве она не видит, что это «новое платье короля»? Если ты пойдешь у него на поводу, Дональд, этот мерзкий человечишка заставит тебя спать в будуаре кокотки.

– Я сказал, чтобы он не трогал мою комнату, мама. Меня там все устраивает.

– Вайолет предложила, чтобы он взглянул на Дауэр-хаус, куда я перееду после вашей свадьбы. Я отказалась от его услуг. Мне и так подходит.

Свадьбу назначили на начало апреля. Дональд уехал в Лондон, предоставив Вайолет полную свободу в обустройстве дома и организации торжества. Она не упускала из виду ни одной мелочи, и Дональд понял, что лучше ей не мешать.

В клубе его хлопали по плечам и угощали шампанским.

– Повезло тебе с невестой, старик!

– Она приведет в чувство и тебя, и поместье!

– Восхитительная девушка! Наверное, не можешь дождаться свадьбы?

На Рождество вернулись из Нью-Йорка Драмнеры, которых весьма впечатлили достижения дочери. Дональд отказался высказать свое мнение по поводу ковра для гостиной, сшитого из восемнадцати леопардовых шкур знаменитым итальянским дизайнером. Увидев лицо матери, впервые лицезревшей это чудо, он не смог удержаться от улыбки.

– Как вам, мама? – Вайолет уже привыкла называть Мод мамой.

– Ну, в наши дни таких не было, – сдержанно ответила Мод.

– Великолепный ковер, – одобрила выбор дочери Сисси, устроившаяся на диване с модной красной обивкой. – Ты создала здесь настоящий уют.

– А тебе нравится, Дональд? – повернулась Вайолет к жениху. – Шкуры животных сейчас на пике моды.

– Поразительно, – дипломатично ответил он.

Основную часть работ по реконструкции решили проводить после торжества, когда Дональд с Вайолет отправятся в свадебное путешествие. Они планировали остановиться в Нью-Йорке, чтобы Вайолет могла ввести мужа в местное общество, а затем вернуться в Европу и снять на лето дом в Италии.

– Представляешь, как романтично, – радостно сказала Вайолет, – только ты, я и Венеция!

Зная Вайолет, Дональд прекрасно понимал, что романтичное «ты и я» продлится не долго. Она уже упоминала о живущих неподалеку друзьях. Дональд, не особый любитель светских развлечений, мог только надеяться, что Вайолет угомонится, когда они вернутся в Астбери после медового месяца. Но и в этом начал сомневаться, когда по субботам в поместье потянулись лондонские друзья. Граммофон играл не переставая, кругом звучали музыка и смех.

– Нам нужно больше слуг, Донни, – сказала как-то февральским утром после особенно шумного уик-энда Вайолет.

– Разумеется, – ответил Дональд, встал и отправился на конюшню.

Оседлав Глори, он поскакал через пустошь. Долго сидел на своем любимом месте у ручья, размышляя, сможет ли когда-нибудь возразить будущей жене. Сомнительно, ведь платит за все она.

Продрогнув, он стал ходить взад-вперед, чтобы согреться. Интересно, что останется от Астбери, когда Вайолет закончит свои переделки?

В настоящее время она подбирала картины и не далее как сегодня утром выразила недовольство семейными портретами на лестнице.

– Они такие мрачные, милый! Работы современных художников оживят интерьер. Я ужасно люблю Пикассо, – мечтательно произнесла она. – Я намекнула папе и надеюсь, что он подберет нам что-нибудь в качестве свадебного подарка. Здорово будет, правда?

Дональд прикусил язык, решив, что лучше пока не спорить.

Последние две недели он плохо спал, просыпался среди ночи в холодном поту и со страхом думал о будущем. Его успокаивало только то, что Астбери-холл теперь в безопасности – по крайней мере, на пару поколений. Если не считать опасностью постоянное присутствие друзей Вайолет.

Дональд вздохнул. Спасая Астбери, он пожертвовал собой, и теперь ничего не изменить. Колеса пришли в движение, поезд набирает скорость.

Закончив запись, Дональд отправил дневник на полку. Это стало для него единственным способом самовыражения – с кем еще он мог поговорить об опасениях по поводу будущего? Он видел, как поднимаются брови матери, когда Вайолет предлагает что-нибудь особенно вульгарное и безвкусное. Однако Мод терпела, поскольку сама стала инициатором процесса, который приведет ее сына к алтарю в семейной часовне.

Дональд в последний раз улегся на узкую холостяцкую кровать. Завтра вечером он перейдет в заново отделанную хозяйскую спальню, чтобы разделить постель и жизнь с Вайолет.

Он пролежал без сна до самого рассвета, вспоминая Анни – спокойную, мудрую, сильную духом. И ее светло-коричневую кожу. Будь это она…

Почувствовав возбуждение от одной мысли, он перевернулся на другой бок и закрыл глаза, призывая сон.

Даже по прошествии нескольких месяцев свадьбу Вайолет Драмнер и лорда Дональда Астбери вспоминали не иначе как с благоговейным трепетом. Гости, которым посчастливилось присутствовать на торжестве, восторженно рассказывали о часовне, богато украшенной живыми цветами, роскошном завтраке и танцах в галерее под музыку квартета «Савой», прибывшего из Лондона. Предметом всеобщего восхищения стала и сама невеста – ослепительно красивая во французских кружевах ручной работы, со шлейфом, тянувшимся на весь проход. Беспрецедентный случай – «Татлер» посвятил торжеству восемь страниц, напечатав фотографии присутствующих на нем сливок американского и британского общества, известных политических деятелей и звезд сцены.

Когда Дональд спустился к завтраку, чета Драмнеров рассматривала свадебные фото в газетах.

– Сдается мне, наша скромная вечеринка произвела небольшой фурор, сынок, – заметил Ральф, растянув рот до ушей.

– Вайолет такая красавица на фотографиях, и ты тоже хорошо вышел, Дональд, – сказала Сисси. – Как там моя девочка? – подмигнула она зятю.

– Все хорошо, Вайолет принесли завтрак, и я решил, что нужно дать ей возможность привести себя в порядок.

– Разумно, – пробормотал Ральф. – Ты уже понимаешь, что к чему.

В столовую начали стекаться гости, оставшиеся ночевать, Дональд извинился и пошел к себе.

Он остановился и поглядел в окно, раздумывая, как облечь свои чувства в слова.

Месяц спустя Селина сидела в гостиной особняка на Белгрейв-авеню, рассматривая фотографии брата и его невесты в «Татлере».

Дональд заезжал к ней перед свадьбой – сообщить, что убедил мать позвать на торжество их с Генри и маленькую Элинор. Селина тогда спросила, счастлив ли он.

– Насколько возможно, – ответил Дональд и заговорил о другом.

Селина приехала на Белгрейв-авеню во второй половине дня, чтобы собрать последние вещи, которые нужно было перевезти в их с Генри новый дом в Кенсингтоне. По возвращении Дональда с Вайолет из свадебного путешествия дом на Белгрейв должен был перейти в их полное распоряжение. Горничная упаковывала всякие мелочи в спальне наверху.

Селина услышала звонок. Через несколько минут в дверь просунулась голова экономки.

– Извините, графиня, вас хочет видеть какая-то… иностранка. Она еще вчера приходила: якобы несколько месяцев назад оставила здесь вещи, но я отправила ее восвояси.

– Правда? А как она назвалась?

– Какая-то Анахита.

У Селины замерло сердце.

– Пожалуйста, проведите ее ко мне, – с трудом овладев собой, сказала она.

В комнату вошла Анни, исхудавшая и бледная, как смерть.

– Здравствуй, Селина. Я пришла за чемоданом, который оставила здесь перед отъездом.

– Садись, Анни, я попрошу сделать тебе чай.

– Спасибо.

Она села, Селина отправила горничную за чаем и сказала:

– Что с тобой случилось, Анни? Где ты пропадала? Ты ужасно выглядишь. Мы с Дональдом с ума сходили от волнения.

– Это долгая история. Во Франции я заболела. Вернулась в Англию и много месяцев пролежала в больнице.

– Анни, почему ты не связалась со мной? Я бы непременно помогла.

– Я знаю, Селина, и очень благодарна тебе, но я очень сильно болела и не могла написать. В жизни случаются всякие… неожиданности.

– Мне так жаль, что ты заболела…

– Спасибо. Я уже выздоравливаю, мне с каждым днем лучше. – Анни впервые едва заметно улыбнулась.

– А где ты живешь? – спросила Селина, понимая, что девушка не хочет говорить о причинах своего исчезновения.

– Моя школьная подруга Шарлотта предложила пожить у нее в Йоркшире, пока не окрепну. У ее отца там дом, и мы… я там живу. Когда наберусь сил, вернусь в Лондон и найду работу.

– Почему ты не обратилась к кому-то из нас? – недоумевала Селина.

Горничная принесла чай.

– Из Парижа я отправила Дональду длинное письмо, в котором сообщала, что буду отсутствовать некоторое время, и просила дождаться меня. И после этого ему писала. Он не получал моих писем?

– Нет, он ничего не получал – с тех пор как ты приехала в Калькутту.

Анни побледнела, судорожно сжав чашку.

– Как Дональд? – спросила она.

– У него все хорошо, даже очень, только он… уехал за границу на лето… – Селина не знала, как сказать этой печальной, изможденной женщине правду.

– Понятно. Значит, я не увижу его еще несколько месяцев… – Анни слабо улыбнулась. – Что ж, мы ждали больше, подождем и меньше.

– Конечно. – Селина чуть не расплакалась от отчаяния.

Анни осторожно отхлебнула чай:

– А где именно сейчас Дональд?

– Сейчас в Нью-Йорке, а затем до конца лета пробудет в Европе.

– Как я понимаю, он продал имение, и ему пришлось уехать?

– Нет, Анни, Астбери не продали.

– Правда? Я рада за Дональда. Он не хотел его продавать.

– Да. Хорошо, что ты меня застала. Я приехала собрать вещи – переезжаю в наш с Генри новый дом в Кенсингтоне. Мы ждем второго ребенка.

– Как чудесно, Селина, что твоя любовь пришла к такому счастливому завершению! – радостно сказала Анахита.

– Да, все замечательно.

Пока Анни пила чай, Селина окончательно решила ничего не рассказывать. Не ее дело говорить этой несчастной, которая писала Дональду и просила дождаться, что ее любимый женился на другой.

– Можешь попросить горничную найти мой чемодан? – спросила Анни. – Он должен быть у Дональда в спальне.

– Конечно. Дашь мне свой адрес? Я передам его брату, как только он вернется.

– Спасибо.

Отправив горничную за чемоданом, Селина отыскала в ящике стола бумагу и ручку.

– А теперь скажи честно, Анни, тебе нужны деньги?

– Нет, спасибо, мне хватает, – гордо ответила она.

Селина протянула ей ручку:

– Напиши адрес, а я дам тебе свой. Если что-то понадобится, пока Дональд в отъезде, пиши мне. Обещаешь?

– Хорошо, но я скоро устроюсь на работу, – ответила Анни.

Тем временем горничная принесла чемодан.

– А у тебя нет нью-йоркского адреса Дональда? Я бы ему тоже написала. Если он не получил моего письма, то, наверное, волнуется.

– У него нет постоянного адреса, – солгала Селина. – Когда он позвонит, я скажу, что ты заходила. Он очень обрадуется, что ты жива и здорова.

Анни поставила чашку на стол, и ее взгляд скользнул по журналу с фотографиями.

– Это Дональд? – спросила она, наклоняясь поближе.

– Да, на каком-то приеме…

Слишком поздно: Анни схватила журнал.

«Журнал «Татлер» рад сообщить своим читателям о свадьбе года. Лорд Дональд Астбери женится на Вайолет Драмнер…»

– Он… женился? Я… Почему ты не сказала? Как ты могла!

– Анни, я…

– Не могу поверить, что он женился… я ведь просила его дождаться… – Она бессильно уронила голову на руки.

– Дональд не получал от тебя известий больше года. Твоя подруга Индира сообщила, что из Парижа ты поехала в Англию. Когда ты не объявилась, Дональд решил, что ты его больше не любишь. Пойми, с тех пор как ты уехала в Индию, прошло пятнадцать месяцев… Прости, Анни, ты заслуживаешь большего, – беспомощно закончила Селина.

– Ладно, мне надо идти. – Девушка встала и нетвердой походкой пошла к двери. – До свидания.

– Анни, клянусь, он ее не любит! Он всегда любил только тебя!

Дверь захлопнулась – Анахита ушла.

Дональд сидел за столом в библиотеке, разбирая огромную кипу почты, собравшуюся за четыре месяца. Письма, касающиеся денежных вопросов, он откладывал в отдельную стопку для Вайолет, которая передавала их отцу. В комнате стояла невыносимая духота – у него впервые появилось искушение открыть окно, чтобы впустить немного воздуха. Вайолет испытывала новую систему отопления, и по всему дому пахло свежей краской. Туфли Дональда утопали в мягком ковре с длинным ворсом, соперничающим с травой на газоне, а кофе он пил из чашки лиможского фарфора. Все в доме было устроено для удобства его обитателей – новые мягкие матрасы на всех кроватях, белоснежные ванны с блестящими позолоченными кранами, из которых в любое время суток текла горячая вода.

Вновь сосредоточив внимание на почте, Дональд узнал на очередном конверте почерк Селины и открыл письмо.

Дональд несколько раз перечитал письмо, боясь поверить, откинулся на спинку кресла и потянулся к недавно установленному телефону.

Через два дня он поехал в Лондон – прямо к новому дому Селины в Кенсингтоне.

– Она приходила на Белгрейв-сквер? Ты ее видела? Как она? Где пропадала все это время? Я…

– Успокойся, Дональд, я все тебе расскажу, только давай пройдем в гостиную, там можно спокойно поговорить.

– Прости, Селина, я двое суток глаз не смыкал.

– Понимаю. Скоро полдень, полагаю, мы можем позволить себе по стаканчику джина?

– А он понадобится?

– Мне – так точно.

Селина вздохнула и попросила дворецкого принести в гостиную напитки. Плотно прикрыв за собой дверь, она посмотрела брату в глаза.

– Во-первых, ты прекрасно выглядишь. Понравилось путешествовать?

Только тут Дональд заметил ее округлившийся животик.

– О боже, Селина, ты беременна! Как чудесно! – Он подошел к сестре и обнял ее. – Поздравляю! Когда ожидаете пополнение?

– Через два месяца, и, если честно, хотелось бы поскорее. Я еле пережила это лето. Генри запретил нам ехать во Францию – боится, что поездка повредит малышу.

– Ты просто сияешь, Селина!

– Да, я невероятно счастлива. Мы с Генри очень хотим второго ребенка.

– И у вас прекрасный дом.

– Мы выбрали его, чтобы дети могли играть в саду, когда мы живем в Лондоне, – пояснила она. – Я лишь недавно поняла, как нам с тобой повезло вырасти в Астбери с его парком и пустошью.

Вошел дворецкий с подносом, налил им джин, и Дональд сделал большой глоток. Вновь оставшись наедине с сестрой, он не выдержал.

– Скажи, Селина, что с Анни?

– Ну, единственная радость – она жива. Но выглядит ужасно. Худая, как щепка. Очень долго лежала в больнице.

– Господи! – Дональд оцепенел от ужаса. – А сейчас ей лучше?

– Дело в том, что я не успела ее толком расспросить. Анни увидела фотографии в «Татлере», который лежал открытым на журнальном столике, вскочила и убежала.

Селина закусила губу. Дональд подпер голову руками.

– Боже, какой кошмар! А она объяснила, почему не писала?

– По ее словам, она писала тебе, что будет отсутствовать дольше, чем планировала, – в глазах Селины показались слезы, – и просила тебя дождаться. Я сказала, что ты не получал такого письма, потому что обязательно рассказал бы мне. Или получал?

– Разумеется, нет, – покачал головой Дональд. – Конечно, я рассказал бы тебе. И дождался бы. Ты знаешь, где она сейчас?

– Она написала адрес – до того, как увидела журнал. Я обещала передать его тебе, как только ты вернешься.

– Где она живет?

Селина подошла к письменному столу и достала из ящика клочок бумаги.

– Вот адрес. Это в Йоркшире, там живет ее школьная подруга.

– Черт, Анни знала, что я всегда ей помогу! Знала, как я ее люблю, и что если ей что-нибудь нужно…

– Все эти три месяца я изо дня в день задаю себе те же самые вопросы, – заломила руки Селина. – Очевидно, у нее были свои причины.

– Я должен увидеть ее как можно скорее. Ты мне поможешь?

– Конечно, только я не уверена, что ты найдешь ее там. Она могла уехать.

– Во всяком случае, мне скажут, куда она уехала. Господи, Селина, почему я не получал ее писем?

– Я тоже об этом думала, – сказала Селина, – и боюсь, что тут есть доля моей вины.

– Как это? – удивился Дональд.

– Дело в том, что незадолго до скандала с моим замужеством я ненароком упомянула при маме, что после окончания войны ты встретил Анни во Франции. И что она приходила к нам в гости на Белгрейв, – с несчастным видом произнесла Селина.

– Понятно, – промолвил Дональд.

– Я ничего не утверждаю, однако маме очень не хотелось, чтобы ты продал семейное гнездо и женился на индианке.

– То есть мать могла перехватывать письма Анни? – ужаснулся Дональд.

– Спроси у нее сам, если посмеешь. Конечно, она наверняка сообразила, что к чему, увидев адресованные тебе письма с почтовым штемпелем Индии или любой другой страны. А потом, когда ты поверил, что Анни не вернется, мамочка пригласила в гости красивую и богатую Вайолет Драмнер, чтобы та излечила твое разбитое сердце и заодно пополнила казну Астбери.

– Не верю, что она могла так поступить, – покачал головой Дональд.

– А я верю. Для нее это вполне естественно. Мама всегда думала только о себе. К несчастью, она бесчувственна и способна на все. Одному богу известно, как уживался с ней папа.

– Если она это сделала, Селина, – Дональд в отчаянии сжал кулаки, – то скоро я окажусь в тюрьме по обвинению в убийстве. У нее что, нет сердца?

– Ну почему же, есть. Надо отдать ей должное: она тоже пошла на жертвы, чтобы спасти Астбери. Думаешь, ей приятно смотреть на то, что сделала твоя женушка с ее родовым гнездом? Один только ковер Скиапарелли, сшитый из восемнадцати леопардовых шкур, чего стоит!

– Он жутко безвкусен, – нахмурился Дональд. – Что же мне делать, Селина?

– Я в растерянности. Теперь, когда Анни узнала, что ты женат, она ни за что тебя не побеспокоит. Она страшно гордая.

– Да, а хуже всего, что хотя у меня было множество опасений по поводу Вайолет, в последнее время мы с ней прекрасно ладим, – признал Дональд. – Я поклялся быть ей хорошим мужем и не хочу ранить ее чувства.

Селина положила руку ему на плечо:

– Может, не будить спящую собаку?

– Ты знаешь, что это невозможно, – печально ответил Дональд.

33

Дональд остановился возле дома приходского священника в Оксенхоуп – симпатичной йоркширской деревушке на болотах. С бьющимся сердцем выбрался из машины, прошел к деревянной калитке и во все глаза смотрел на дом, боясь поверить, что оттуда может выйти женщина, о которой он все это время мечтал.

– Ради бога, пусть она будет здесь…

Набравшись мужества, Дональд нажал кнопку звонка. Через несколько секунд вышла служанка.

– Чем могу помочь?

– Я ищу Анахиту Чаван. Мне сказали, что она здесь живет.

– Никогда не слышала о такой, сэр. Это дом священника Брукнера и его дочери. Хотя я работаю у них всего два месяца, они живут здесь много лет.

– Понятно. А сам священник или его дочь дома?

– Его преподобие проводит службу, мисс Брукнер в саду.

– Можно мне с ней повидаться? – спросил Дональд, доставая из кармана визитку.

Служанка изучила ее и посторонилась, чтобы Дональд мог войти, затем провела гостя в темную гостиную.

– Подождите, пожалуйста, здесь. Я позову мисс Брукнер.

– Благодарю.

Упав духом, Дональд ждал появления Шарлотты. Наконец в комнату вошла просто одетая молодая женщина с теплыми карими глазами.

– Лорд Астбери? – спросила она, закрыв за собой дверь. – Полагаю, что это вы, раз ищете Анахиту.

– Да, – ответил он, пожимая ей руку. – А вы – подруга Анни, мисс Брукнер?

– Да, садитесь, пожалуйста.

– Спасибо. Вы, конечно, знаете, зачем я здесь? – спросил Дональд.

Она окинула его печальным взглядом:

– Думаю, да.

– Вам известно, где она?

– Да, но я поклялась ей молчать.

– Как она себя чувствует? Моя сестра говорила, что Анни очень больна.

– В нашу последнюю встречу она была относительно здорова.

– Анахита сказала моей сестре, что вы были очень добры к ней.

– Я старалась помочь… в ее затруднительных обстоятельствах. Однако два месяца назад вернулся из Африки мой отец, и, учитывая создавшееся положение, Анни пришлось уехать.

– Можно спросить, что вы называете «создавшимся положением»?

– Мой отец – духовное лицо, и, несмотря на все свое сострадание к заблудшим душам, попавшим в беду, он не мог приютить под своей крышей женщину в таких обстоятельствах. Его менее терпимые прихожане не одобрили бы этого. Мы живем в маленькой йоркширской деревушке, а не в Лондоне.

Помолчав, Шарлотта добавила:

– Честно говоря, я не ожидала, что вы приедете.

– Поверьте, получи я ее письма, то приехал бы гораздо раньше.

– Я могу лишь подтвердить, что она вам писала. Одно письмо я отправляла лично, когда Анни лежала больная и не могла даже встать с кровати.

– Прошу вас поверить: я не получал ни единого известия от нее более года.

– По правде, когда Анни не получила ответа в течение нескольких месяцев, я махнула на вас рукой. И посоветовала ей сделать то же самое. Именно тогда она решила предпринять последнюю попытку и отправилась в Лондон.

В вежливом тоне Шарлотты угадывалась скрытая враждебность.

– Вы как раз были в свадебном путешествии, – мрачно добавила девушка. – Надеюсь, оно вам понравилось?

– Да, я… Послушайте, мисс Брукнер… Шарлотта, мне нужно, чтобы вы сказали, где сейчас Анни. Я должен по меньшей мере объяснить ей, что не получил ни единого письма после Калькутты. Я чуть не сошел с ума от беспокойства. Я не знал, жива ли она. Я бы ни за что не женился на другой, не будь уверен, что Анни потеряна для меня навсегда.

– Она любила вас больше всего на свете и не хотела слышать о вас ни единого дурного слова, хотя я часто говорила, что вы этого заслуживаете.

– Я понимаю, вы считаете меня подлецом, думаете, что я ее бросил…

– Нет, лорд Астбери, я считаю, что ваше положение в обществе все равно не позволило бы вам жениться на бедной индианке, – искренне ответила Шарлотта.

– Анни ведь говорила вам, что я просил ее выйти за меня замуж, перед тем как она уехала в Индию?

– Да, говорила. Но я не удивилась, что, когда дошло до дела, вы передумали.

– Неправда! Я почти уверен: это моя мать позаботилась о том, чтобы я не получил ни единого письма от Анни, после того как она прибыла в Индию. Ее не устраивало, что я хочу жениться на Анни и продать Астбери-холл.

– А через несколько месяцев вы женились на американской наследнице!

– Я прождал больше года, и мне было все равно, на ком жениться, если не на Анни. – В глазах Дональда показались слезы. – Ради бога, мисс Брукнер, поверьте, мне очень больно!

Увидев его искреннее раскаяние, Шарлотта смягчилась и ласково похлопала его по руке.

– Если вы говорите правду, то произошло трагическое стечение обстоятельств. К несчастью, я не вижу, как можно все исправить.

– Умоляю, скажите, где она, и мы что-нибудь придумаем!

– Я поклялась никому не говорить.

– Вы должны! – настаивал Дональд.

– Хорошо, я скажу вам, – сдалась наконец девушка. – Хочет Анни вас видеть или нет, вы имеете право хотя бы объясниться. Даже если вам не удастся ничего исправить, она должна знать, почему так произошло.

– Спасибо, – облегченно выдохнул Дональд.

Шарлотта встала, подошла к письменному столу в углу комнаты, достала записную книжку и написала на листке бумаги несколько строк.

– Она живет в Кейгли, фабричном городке в сорока пяти минутах езды. Должна признаться, что ни разу не навещала ее, с тех пор как она уехала. Мне приходится ухаживать за отцом, который вернулся из Африки практически инвалидом.

Дональд вскочил на ноги.

– Не знаю, как вас благодарить, мисс Брукнер, – сказал он, засовывая листок в карман. – Я немедленно еду к ней.

– Если не трудно, сообщите мне, как она, – попросила Шарлотта, провожая его к двери. – Я ничего о ней не знаю. Видите ли, она такая гордая. Я предлагала ей немного денег, но она отказалась.

– Да, это похоже на Анни, – вздохнул Дональд. – До свидания, мисс Брукнер, и еще раз большое спасибо.

Вскоре он припарковал машину в Кейгли и стал пробираться через лабиринт узких улочек с черными от копоти домами. На крылечках играли замурзанные дети, босоногие, несмотря на сентябрьскую прохладу. Ему пришлось пару раз спросить дорогу, однако в конце концов он вышел на Ланд-стрит и нашел нужный номер. На стук открыла изможденная женщина с грудным младенцем на руках, за юбку которой цеплялся ребенок постарше. Она измерила Дональда подозрительным взглядом.

– Вы за арендной платой? Я же сказала, что заплачу в пятницу. Мой старик остался без работы.

– Мне сообщили, что по этому адресу проживает Анахита Чаван, – объяснил Дональд. – Возможно, я неправильно понял?

– Анни снимает у нас комнату, только не говорите хозяину. Он запрещает пускать жильцов, но когда тебе надо накормить семь ртов, приходится выкручиваться. Значит, вы ее друг?

– Да, меня зовут Дональд. Она дома?

– Анни почти никуда не выходит, всегда сама по себе. Славная девушка. Заходите.

Дональд протиснулся через узкий коридорчик в маленькую комнатку, служившую, по всей видимости, кухней.

– Присаживайтесь, сэр, я ее позову.

Когда женщина ушла, Дональд заметил в дверном проеме две пары уставившихся на него любопытных глаз.

– Как вас зовут, мистер? – спросил у него мальчик лет семи.

– Дональд, а тебя?

– Я – Том, – сказал мальчик, подходя ближе. – Вы говорите, как богач, и у вас такая шикарная одежда. Вы владелец фабрики?

– Нет.

– А я, когда вырасту, буду владельцем фабрики, по-настоящему богатым, как вы.

К Дональду подползла на четвереньках девочка лет полутора, схватилась грязными ручонками за его штанину и попыталась встать.

– Джоанна, отстань от дяди! – прикрикнула на нее мать, вернувшаяся на кухню. – Анни сейчас спустится, вы можете поговорить в большой комнате. Она не очень-то обрадовалась вашему приходу. Идемте со мной.

– Спасибо, – сказал Дональд.

Женщина провела его по коридору в комнату чуть побольше. Боже, до чего дошла бедная Анни, содрогнулся от ужаса Дональд.

Дверь отворилась. На пороге стояла Анахита, экзотическая красота которой резко контрастировала с чудовищной убогостью обстановки. На исхудавшем лице с выступающими скулами еще ярче выделялись огромные янтарные глаза.

– Анни, я приехал. – Дональд так долго ждал этого момента, что растерялся, и все слова вылетели у него из головы.

– Вижу, – наконец ответила она.

– Я… у тебя все хорошо?

– Да, – холодно ответила Анни. – А у тебя?

Дональд опустился на стул, чувствуя, что у него подкашиваются ноги.

– Я не знаю, что сказать…

– Что уж тут скажешь.

– Ты должна поверить: я не получил ни единого твоего письма, с тех пор как ты сошла на берег. Я не знал, где ты и что с тобой. Я ездил в твою больницу и запрашивал Скотленд-Ярд. Я отчаялся. В конце концов я поверил, что ты меня больше не любишь и нашла в Индии кого-то другого.

– И женился на другой? – спросила она резким отрывистым тоном.

– Если я не мог жениться на тебе, мне было все равно на ком. По крайней мере, деньги моей жены помогли спасти Астбери.

– Я читала, что твоя новая жена богата. Надеюсь, вы счастливы, – равнодушно сказала Анни.

– Конечно же, я не счастлив!

– На фотографиях ты выглядишь счастливым.

– Возможно, – признал Дональд, – но когда тебя фотографируют, положено улыбаться.

Вновь наступило молчание. Анни смотрела куда угодно, только не на него, а он не отрывал от нее взгляда.

– Зачем ты приехал?

– Не знаю! Я хотел рассказать, что, скорее всего, моя мать перехватывала твои письма.

– Дональд, даже если бы у меня не было с тобой связи, я бы ждала целую вечность и никогда не вышла за другого. Да что теперь говорить, какая разница?

Его пугала холодная отстраненность Анни. Ему отчаянно хотелось схватить ее в объятия, прижать к себе, узнать в ней страстную, одухотворенную женщину, которую он так любил.

– Пойдем где-нибудь посидим. Здесь невыносимо, – взмолился он.

– Здесь нет «Ритца», где можно выпить чаю, – саркастично ответила девушка. – А кроме того, это теперь мой дом.

– Анни, милая, я понимаю, что ты пережила и что ты обо мне думаешь. Клянусь: я никогда не переставал любить тебя. За эти полтора года не прошло ни единого дня, чтобы я тебя не вспоминал.

Анахита бесстрастно посмотрела на него.

– С прошлым покончено, Дональд, теперь у каждого из нас своя жизнь, и ты женат на другой.

– Мои чувства к тебе не изменились. Пожалуйста, пойми, ты ведь знаешь меня лучше, чем кто-либо другой.

– Когда-то думала, что знаю. А теперь… Не все ли равно?

– Анни, милая, самое главное – что после всего этого кошмара я тебя нашел, мы наконец встретились. Ты не понимаешь, что это для меня значит!

Она не ответила. Раздался короткий стук в дверь, и в комнату вошла хозяйка с плачущим ребенком на руках.

– Извини, Анни, так раскричался, что сил никаких нет.

Анни взяла малыша на руки.

– Спасибо, – сказала она женщине, которая бросила подозрительный взгляд на Дональда, а затем на ребенка и вышла.

– Зачем она принесла тебе своего ребенка? – удивился Дональд.

Анни внимательно посмотрела на него, взвешивая что-то в уме, и вздохнула.

– Это мой ребенок.

Дональд во все глаза уставился на малыша: медово-коричневая кожа, шапка темных волос и ярко-голубые глаза, рассматривающие его с неподдельным интересом.

– Я… что… – непонимающе прохрипел он.

– Да, Дональд, это твой сын, Мо.

34

– Есть хочешь? – спросил Дональд, когда они проезжали через Дербишир-Дейлс.

– Нет. Только надо поменять ему подгузник.

– Хорошо. – Дональд остановился у гостиницы на окраине Матлока, и они вышли из машины. Дожидаясь Анни в ресторанчике, он спросил у официанта, есть ли у них телефон. По дороге у него созрел план. Дональд решил сдаться на милость Селины, которая наверняка сможет предложить Анни с малышом комнату в своем новом доме. В качестве временной меры ему не приходило в голову ничего лучшего. Он хотя бы знал, что Анни никуда не денется из-под самого носа сестры.

Официант сказал, что телефон имеется, и Дональд пошел звонить. Когда он вернулся в ресторан, Анни ждала его за столом, а мальчик крепко спал у нее на руках.

– Я поговорил с Селиной. Поживете у нее, пока я не придумаю, где вас устроить, – сказал Дональд.

– Да, – безразлично ответила Анни.

– Я заказал суп и сэндвичи, хочешь что-то еще?

– Нет, спасибо.

Дональд в отчаянии протянул к ней руки.

– Послушай, Анни, я могу только представить, что тебе пришлось пережить и как ты меня ненавидишь, но я тебя нашел и никогда больше не оставлю, клянусь. Пожалуйста, поверь: если бы я не потерял всякую надежду, то никогда не женился бы на Вайолет.

Она медленно подняла глаза:

– Ты ее любишь?

– Она мне нравится, – честно ответил Дональд. – Она милая и совсем как ребенок, хотя старше тебя, и я не хотел бы причинить ей боль, это уж точно. Однако я не люблю ее и никогда не любил. Это такой же договорный брак, какие приняты у вас в Индии.

– Она очень красивая.

– Ради бога, Анни, – Дональд в отчаянии потряс головой, – я ведь тебе уже говорил: мы все совершаем ошибки…

Анни съела суп и откусила сэндвич. Она слегка ожила, на щеках появился несмелый румянец. Дональд понял, что она голодает. Они вернулись к машине, и Анни с ребенком проспали все оставшееся путешествие.

У дома Селины он осторожно разбудил Анни.

– Приехали? – спросила она.

– Да. Помочь тебе с ребенком?

– Нет! Селина знает о нем? Я ей не говорила.

– Не волнуйся, я сказал, все в порядке, – успокоил ее Дональд. – Теперь она понимает, почему ты исчезла.

Горничная отвела Анни с малышом наверх, а Дональд выпил джина в гостиной.

– О, Дональд, как это ужасно. Могу представить, каково сейчас Анни. Я живу здесь в чистоте и уюте с ребенком и жду второго, а она, бедняжка…

– Господи, ты бы видела, где я ее нашел…

– Они-то могут временно пожить здесь, но что ты собираешься делать дальше? – спросила Селина. – Ведь это твой сын, и пока у вас с Вайолет не появится ребенок, он – твой наследник. А вдруг о нем узнает Вайолет?

– Я сам не знаю, что делать. Главное – Анни нашлась. Я думал только о том, чтобы вытащить их из этого кошмара. У меня не было времени все обмозговать. Можно было бы устроить их в Лондоне и навещать, когда бываю здесь, но я не хочу относиться к Анни как к любовнице, и она тоже этого не потерпит.

– А она сказала, чего хочет?

– Молчит, словно воды в рот набрала, – хмуро ответил Дональд. – Понимаешь, последние несколько месяцев она просто пыталась выжить. Ей нужно время, чтобы окрепнуть – душой и телом.

– По крайней мере, я могу предоставить ей теплую постель, хорошую еду и няню, которая будет заниматься малышом, пока она отдыхает. Где один – там и двое, – улыбнулась Селина. – В конце концов, они ведь брат и сестра.

– Как бы я хотел, чтобы все знали!

– Исключено. Бедняжка Вайолет ни в чем не виновата. Мы никогда с ней особо не дружили, но представь, как она будет страдать, если узнает, что у ее мужа есть… – Селина запнулась, – ребенок от другой женщины.

– Ты права, – сказал Дональд, наливая себе вторую порцию джина. – Я собираюсь поехать в Девон и выяснить отношения с матерью. Хочу удостовериться, что это ее рук дело.

– Ты скажешь ей о ребенке?

– О да! – мрачно усмехнулся Дональд. – Пусть узнает, что у нее есть незаконный внук смешанной расы, которого я могу признать наследником Астбери-холла.

– Господи, Дональд, эта новость уложит ее в могилу!

– Сомневаюсь. Хотя порой она ведет себя как восьмидесятилетняя старуха, ей еще и пятидесяти нет, – напомнил сестре Дональд. – Она здорова, как лошадь, еще нас переживет. Если мы правы в своих предположениях, это все она натворила. Я больше не боюсь ее.

Сославшись на плохое самочувствие, Анни отказалась ужинать с Селиной и Дональдом, и горничная отнесла ей еду наверх. Перед сном Дональд постучал в дверь ее комнаты.

– Кто там?

– Я. Можно?

Не получив ответа, он толкнул дверь и увидел, что Анни сидит на кровати и кормит ребенка грудью.

– Извини, – сказала она, оторвав малыша от груди и прикрывшись.

– Тебе не за что извиняться. Мне кажется, это прекрасно, хотя большинство моих знакомых почему-то не кормят своих детей сами.

– У меня не было выбора: это дешевле, чем покупать молоко. Но Мо уже большой, почти одиннадцать месяцев, и ему не хватает грудного молока, поэтому он так часто плакал в Кейгли.

– Можно посидеть с вами? – со вздохом спросил Дональд.

– Если хочешь.

Дональд присел на край кровати и посмотрел на малыша, который насытился и уснул на руках у матери.

– А можно его подержать?

– Конечно, – ответила Анни и передала ему мальчика.

Дональд посмотрел на ангельское личико своего сына, уловил теплый, молочный аромат детской кожи, и его охватила такая любовь, что на глазах выступили слезы.

– Я просто не верю, что мы сотворили такое чудо.

– Каждый ребенок – чудо, что бы его ни ожидало в жизни.

– Анни, ты меня ненавидишь?

– Я старалась тебя возненавидеть. Ты сделал мне очень больно, но я полюбила тебя с первого дня, – помолчав, сказала Анни.

– А теперь, когда я нашел тебя? Ты позволишь мне заботиться о тебе и о нашем сыне?

– А что мне еще остается? – печально спросила она.

На следующий день Дональд оставил Анни с малышом на Селину и няню, а сам поехал в Астбери-холл – прямо в Дауэр-хаус, где жила теперь мать.

– Она дома, Бесси? – спросил он горничную, быстрым шагом входя в дом.

– Отдыхает наверху, милорд.

Дональд на одном дыхании взлетел на второй этаж и постучал в дверь спальни.

– Войдите.

Мод сидела в кресле у камина с книгой.

– Что ты здесь делаешь, Дональд? – возмутилась она.

– Мы должны поговорить. Пожалуйста, отложи книгу. Я хочу задать тебе несколько вопросов, – ответил он, садясь напротив.

– О чем?

– Недавно я выяснил, что в прошлом году в Астбери-холле бесследно исчезло несколько адресованных мне писем, и у меня есть основания предполагать, что именно ты позаботилась о том, чтобы я их не получил.

– Письма? – Мод изо всех сил старалась разыграть полнейшее неведение.

– Да, мама, письма. Из Индии, из Парижа, затем из Йоркшира – от одной юной леди, которая, как ты знаешь, была мне небезразлична. Да будет тебе известно, я любил ее и люблю до сих пор.

– Гм… послушай, Дональд, мы получаем много писем, из всех уголков мира. Наверное, в пропаже корреспонденции следует винить почтовую службу. При чем здесь я?

– Думаю, очень даже при чем. Я могу пойти к слугам, которые, как ты знаешь, теперь подчиняются мне, и выяснить у них правду.

Дональд хотел встать, однако Мод властно взмахнула рукой.

– Ты выжил из ума? Не хватало еще, чтобы слуги болтали о наших частных делах, – прошипела она.

– Мне все равно.

– Даже если это дойдет до ушей Вайолет?

– Я же сказал, мне все равно, потому что я нашел Анахиту. Она сейчас у Селины в Лондоне, пока я не решу, как лучше поступить.

На лице матери отразился такой ужас, что Дональд с трудом подавил желание рассмеяться.

– Что ты имеешь в виду? Ты ведь не собираешься рассказать Вайолет о своей… интрижке с индианкой?

– Если ты не признаешься, что перехватывала письма, то так и сделаю.

– Господи! Дональд, ты окончательно спятил! Ты поставишь нашу семью на колени. Вайолет немедленно с тобой разведется, и что тогда будет с Астбери?

– Думаешь, меня это волнует? Ты прекрасно знала, что я готов его продать и даже нашел покупателя. Но тебе это не подходило, да, мама? Признай это, пока я не пошел к Вайолет. Поверь, мне терять нечего. Я с самого начала намеревался продать Астбери. Я хотел всего лишь спокойно жить с женщиной, которую люблю. И, между прочим, – Дональд разыграл козырную карту, – Анни не так давно родила ребенка. У меня есть сын, а у тебя – внук.

Мать была раздавлена.

– Хочешь, чтобы я сообщил об этом моей жене? Представляешь, какой будет скандал?

– Прекрати! Как ты смеешь? Я – твоя мать… – простонала она.

– Да, мать, которая ставит свои прихоти выше потребностей сына. Анни принадлежит к аристократическому роду, она умная и образованная женщина, а не безродная крестьянка, которую я подобрал в борделе!

– Довольно!

– И да будет тебе известно, в наше время заключается немало смешанных браков даже в самых высших слоях общества. Так нет же, твои глупые предрассудки не позволили твоему сыну жениться на такой женщине. Ты всегда была холодной, расчетливой и нетерпимой. Я…

– Прекрати! Хватит! – вскрикнула Мод и разразилась слезами.

Вид ее слез заставил Дональда прервать обвинительную речь.

– Перестань плакать, мама. – Он неловко сунул ей платок.

– Ты прав, – выдавила наконец Мод. – Я просила приносить почту мне и прятала ее письма, но разве ты не понимаешь, что я всего лишь пыталась защитить тебя? Ты говоришь, на таких теперь женятся. Может, и так. Но ты ведь еще и собрался продать имение. Что бы у тебя осталось?

– У меня осталась бы любовь, мама, – тихо сказал Дональд. – Я был бы счастлив.

Она долго молчала, погруженная в свои мысли.

– Что ты собираешься делать?

– Ну, думаю, тебе будет приятно узнать, что я не намерен причинять боль Вайолет. Она ни в чем не виновата.

Дональд заметил, что мать покраснела.

– В то же время я не собираюсь прятать любимую женщину и ребенка, которого она мне родила, словно постыдную тайну. Я хочу видеть, как растет мой сын. Поэтому предложу Анни поселиться где-нибудь неподалеку, на территории поместья.

– А если узнает Вайолет? – ужаснулась Мод.

– Об этом знает всего пять человек. Даю голову на отсечение, что никто из них не скажет.

– Знаешь, Дональд, ты сам решил жениться на Вайолет, – парировала Мод. – Я не тащила тебя под венец.

– Когда человек теряет всякую надежду, ему безразлично, что с ним будет. Так что, решено?

– Как тебе угодно, – не поднимая глаз, ответила она.

– Хорошо. Тогда я займусь поисками подходящего дома. И возможно, – добавил он, идя к двери, – тебе захочется как-нибудь повидать внука. У него твои глаза.

35

Проснувшись, Ребекка обнаружила, что так и сидит, сжимая в руке дневник Дональда. Она не помнила, как уснула, однако слышала сквозь сон странное пение на высоких нотах.

Пролистав дневник, она заметила, что после сентября записи резко прерываются. И даже огорчилась, потому что хотела узнать больше, особенно о Вайолет. На часах было начало десятого.

Выбравшись из постели, Ребекка пошла в ванную, умылась и посмотрела в зеркало. Вспомнив описание американки, приведенное Дональдом, она подумала, что тот мог с таким же успехом описывать ее.

Ребекка внезапно вздрогнула. Судя по тому, что она прочитала, Дональд, как ни грустно, любил не свою молодую жену, а экзотическую индийскую красавицу из другого, сказочного мира. Девушка прошлась по комнатам, трогая вещи Вайолет, вдыхая уже знакомый аромат ее духов, не в силах стряхнуть чувство нереальности происходящего. На этой кровати Вайолет спала с Дональдом. Она каждый день надевает одежду Вайолет, проигрывает ее жизнь.

Ребекка бессильно упала в кресло.

Господи! Что за странная прихоть судьбы привела ее в Астбери? Почему они так похожи?

Из размышлений вывел знакомый голос:

– Бекс, ты там?

– Да, – ответила она.

В дверь ворвался Джек, а следом за ним – раскрасневшаяся миссис Треватан.

– Привет, малышка.

– Извините, Ребекка, я знаю, что вам нужен покой, и просила мистера Хейворда вас не тревожить.

– Спасибо, миссис Треватан, – спокойно ответила Ребекка. – Не волнуйтесь, мне гораздо лучше.

– Хорошо, я просто выполняла вашу просьбу. – Экономка вышла и закрыла за собой дверь.

– Спасибо. – Джек плюхнулся в кресло и испустил шутливый вздох облегчения. – Что, черт возьми, происходит? Какое она имеет право не пускать меня к моей собственной невесте? Обними меня, детка.

Ребекка не двинулась с места, холодно рассматривая налитые кровью глаза Джека и его растрепанные волосы. Не иначе, снова гулял с Джеймсом.

– Хорошо повеселился?

– Ага.

– Рада за тебя.

Джек бросил на нее растерянный взгляд. Сообразив, что Ребекка иронизирует, он перешел в наступление.

– Не делай из меня идиота, Бекс! Знаешь, в чем твоя беда? – Он погрозил ей пальцем. – Ты – мисс Совершенство, которая не пьет, не курит и ничего не делает в свое удовольствие. Мисс Чистюля думает, что она выше нас, простых смертных.

– Ничего подобного. Послушай, нам надо поговорить.

– Да сколько можно! Опять лекция о том, какой я плохой. Ладно, мамуля, отшлепай меня по заднице.

– Тебе нужно разобраться со своей жизнью, Джек, – спокойно сказала Ребекка. – Я серьезно беспокоюсь о тебе. Если ты не остановишься, будет только хуже.

– Ты о чем?

– Не паясничай. Нам обоим известно, что ты слишком много пьешь и не можешь без кокаина. У тебя зависимость. И пока ты не начнешь с этим бороться, – собралась с духом Ребекка, – я не могу продолжать с тобой встречаться.

Джек запрокинул голову и расхохотался:

– Не смеши меня, Бекс! С тех пор как ты улетела в Англию, я знал: что-то не так. Или ты меня разлюбила, или у тебя есть другой. Теперь ты готова на любые ухищрения, чтобы со мной порвать. Выдумываешь несуществующие проблемы. О да, я все вижу.

– Клянусь, Джек, наша единственная проблема – твое отношение к спиртному и наркотикам. Когда ты трезв, ты лучший, и я тебя обожаю. В других случаях, а это происходит все чаще, я тебя просто не выношу. Разберемся в Лос-Анджелесе. Если ты согласен, обещаю помогать и поддерживать. Если нет… – Ребекка замолчала.

– Значит, ультиматум? – Джек встал перед ней, скрестив руки на груди. – Или я решу проблемы, которых у меня нет, или между нами все кончено? Так?

– Нет, не так, и ты это знаешь. Кто еще скажет тебе правду? Разве ты не понимаешь, что мне не легче, чем тебе? Я не хочу разрыва, Джек. Я полюбила тебя с первого взгляда. Единственная причина, по которой я не сказала тебе «да», – твои проблемы со спиртным и наркотиками.

– То есть я должен лечь в клинику, чтобы доказать, что люблю тебя?

– Называй это как хочешь, но я так больше не могу. Я заболела, мне надо работать, и я хочу, чтобы ты обратился за помощью. Давай обсудим все, когда я вернусь.

– Слушай, Бекс, когда ты прекратишь обращаться со мной как с ребенком? – Джек вновь уселся в кресло. – Видишь ли, я почти наверняка буду сниматься у парня, с которым встречался на днях, да и дома меня ждет парочка шикарных сценариев. Так что я не могу лечь в клинику, лишь бы тебя ублажить. У меня просто нет времени.

– Я рада, что у тебя появились перспективы работы, – устало ответила она.

– Да, похоже, твой парень еще не такой конченый человек, как ты думала. А если я немного увлекся спиртным, то лишь от скуки. Ты действительно хочешь порвать со мной?

– Ты не оставляешь мне выбора.

– Ладно! – Джек хлопнул ладонями по бедрам и встал. – Я больше не собираюсь сидеть здесь и оправдываться, как провинившийся школьник. Ты сама напросилась.

– Мне очень жаль. – Глаза Ребекки заблестели от слез.

– Еще бы! – презрительно усмехнулся Джек. – Не понимаю, зачем ты на меня напустилась из-за такой ерунды. Я не твоя конченая мамаша-алкоголичка, Бекс, и не заслуживаю такого отношения. И не надейся, что разбила мне сердце. Следите за рекламой! Тебе, видно, нужен безгрешный святоша, а не нормальный мужчина из плоти и крови, только это уже не мое дело. Прощай!

Ребекка сидела молча, не в силах ответить, как будто ей дали пощечину.

– И еще, – добавил Джек. – Поскольку меня бросили и отослали домой за то, что я такой дрянной мальчишка, будет только справедливо, если я преподнесу эту новость прессе. Попрошу своего агента выступить с коротким заявлением. Не возражаешь?

– Преподноси что хочешь.

– Обязательно. Надеюсь, ты не пожалеешь о том, что сделала. Счастливо!

Хлопнула дверь. Ребекка прижалась щекой к прохладному шелку кресла, прокручивая в голове злые слова Джека о ее матери. В чем-то он прав. Пережитое в детстве привело к полному неприятию любых форм зависимости.

Однако это не оправдывало поведения Джека.

Когда она поняла, что пути назад нет, в глазах вновь закипели слезы. Джек привык, что женщины вешаются ему на шею. Его еще никогда не бросали, и он, конечно же, быстро найдет ей замену. Его фотографии с новой пассией облетят весь мир, и от этого будет еще больнее. Надо принять, что Джека, которого она любила, больше нет.

– Ну, как вы, дорогуша?

В дверях стояла миссис Треватан.

Ребекка молча пожала плечами.

– Не мое дело, конечно, но думаю, вы поступили правильно, – мягко произнесла экономка. – Как говорила моя матушка, на нем свет клином не сошелся, особенно для такой прелестной девушки, как вы.

– Спасибо за добрые слова, – хрипло прошептала Ребекка. – Дадите мне знать, когда он уедет?

– Конечно. – Женщина сочувственно улыбнулась и вышла.

Через полчаса вновь появившаяся на пороге с чаем и тостами миссис Треватан сообщила, что Джек благополучно отбыл.

– Как вы себя чувствуете?

– Неважно. Надеюсь, я поступила правильно.

– Если вас это утешит, я была замужем за таким, как этот Джек. Через год сбежала. Если мужчина так часто заглядывает на дно бутылки, никогда не знаешь, чего от него ожидать.

– А вы любили своего мужа?

– Очень. – Она печально вздохнула. – Во всяком случае, первое время. В конце уже видеть его не могла. Поверьте, вам сейчас больно, однако так лучше.

– Спасибо, миссис Треватан, – благодарно отозвалась Ребекка.

– Ладно, там кое-кто рвется вас навестить, а я всем говорю, что вы отдыхаете. Правильно?

– Да. Может, попозже.

– Как голова?

– Сегодня почти не болит, спасибо.

– Вы все еще бледная, и неудивительно, – сочувственно хмыкнула экономка. – Поспите. Я поднимусь потом и узнаю, в состоянии ли вы принимать гостей.

Проспав несколько часов, Ребекка почувствовала себя лучше. Умылась, оделась и попросила миссис Треватан пригласить к ней Стива, который уже справлялся, можно ли ее видеть.

– Извините, я хотел узнать, как вы, – сказал он с порога.

– Голова почти прошла, завтра точно смогу работать, – заверила она администратора.

– Хорошая новость, Ребекка. Хотя напряженная обстановка последних дней не способствовала выздоровлению, а?

– Что вы имеете в виду?

– Милая девочка, мы, между прочим, киношники. От наших взглядов не ускользнули небольшие затруднения Джека. В первую же нашу встречу он спросил, есть ли у меня кокс.

– О господи!.. Извините, Стив.

– А вы тут при чем? Несколько часов назад он просил у меня водителя, чтобы отвезти его в Лондон. Без лишних вопросов, по его виду я понял, что на планете «Джек и Ребекка» не все ладно.

– Да, – согласилась Ребекка, решив, что лучше всего признаться. – Я сказала, что расстанусь с ним, если он не завяжет. Только не надо об этом распространяться.

– Боюсь, все уже догадались. Вы же знаете, как быстро у нас разлетаются слухи. Однако в данный момент меня больше всего волнует ваше самочувствие. Надеюсь, теперь, когда он уехал, вы поправитесь.

– Да, завтра буду в форме.

– Посмотрим. Завтра у вас только одна небольшая сцена ближе к вечеру. Выше нос!

Через полчаса снова раздался стук в дверь. На пороге стоял Энтони. Встретившись с ней взглядом, он тяжело вздохнул и смущенно улыбнулся.

– Пришел проведать. Как вы?

– Кажется, лучше. Спасибо, что позволили пожить в этих прекрасных комнатах.

– Никто не заслуживает жить в них больше, чем вы. Я слышал, ваш молодой человек уехал?

– Да, и больше не вернется.

– Понятно. А я сегодня снова ужинаю с нашим другом из Индии.

– Правда? – растерянно спросила Ребекка.

– Ладно, надеюсь, завтра вы придете в себя.

– Я тоже. Спасибо, что навестили.

– До свидания, – сказал Энтони и вышел.

После его ухода Ребекка понежилась в ванне, напоминавшей бассейн. Выспавшись, она чувствовала себя бодрой и свежей. Когда миссис Треватан принесла чай со сконами, она съела все до последней крошки.

– Мне определенно лучше, – сообщила она экономке.

– Я рада, милочка.

– А вы не встречали господина Малика? – спросила Ребекка.

– Он уезжал, но уже вернулся. Ужинает сегодня с его светлостью.

– Если увидите его, попросите, пожалуйста, зайти ко мне.

– Хорошо, – ответила миссис Треватан и удалилась.

Через двадцать минут в дверь постучали.

– Войдите, – произнесла Ребекка.

– Здравствуйте, Ребекка, вы хотели меня видеть?

– Да, Ари. Удалось что-то узнать?

– Я прогулялся по кладбищу, но не нашел могильного камня с именем Мо. Затем поехал в Эксетер поискать его в книге записей рождений и смертей и тоже ничего не обнаружил. Увы, я в тупике.

– Странно. – Ребекка помолчала. – Там ведь должны быть зарегистрированы все свидетельства о смерти?

– Я тоже так думал.

– Ари, вчера я нашла здесь вещь, которая доказывает, что Анахита действительно жила в Астбери.

– Правда? И что же это?

– Дневник Дональда Астбери. Возможно, вам многое уже известно, но записи в дневнике подтверждают, что он любил вашу прабабушку и у них был ребенок.

– Невероятно! – воскликнул Ари. – Как бы я хотел его прочесть!

– Вы поразитесь, когда увидите сам дневник. Сейчас принесу.

Ребекка прошла в гардеробную и взяла с полки дневник.

– Вот.

Открыв книгу, Ари не удержался от удивленного возгласа:

– Не может быть! Это стихотворение, о котором я вам говорил.

– Я помню, поэтому и взяла книгу с полки. Нас словно ведут какие-то высшие силы.

– Знаете, Ребекка, я никогда особо не верил в прабабкины выдумки, как я их называл. Теперь же… – Он посмотрел на томик у себя в руке. – Как вы полагаете, Энтони его читал?

– Наверное, нет, – ответила Ребекка, – ведь дневник замаскирован под обычную книгу и мог все эти годы спокойно простоять на полке.

– А можно мне взять его на один вечер?

– Он ведь принадлежит не мне…

– Да, но я не рискнул бы спрашивать у Энтони. Спасибо, Ребекка.

– А взамен я попрошу вас об одолжении.

– Все, что в моих силах.

– Как ни странно, мне начинает казаться, что между мной и Вайолет действительно существует какая-то связь. Это не дает мне покоя.

– Я вас понимаю, – сочувственно сказал Ари.

– И поэтому я хочу знать, как умерла Вайолет.

– Ясно. – Ари взглянул на часы. – Через двадцать минут я ужинаю с Энтони. Что, если я дам вам рукопись Анахиты? Она объяснит все лучше, чем я.

– А можете принести прямо сейчас? – спросила Ребекка. – Я тогда сразу начну читать.

– Хорошо. – Ари вышел, держа под мышкой дневник, и вскоре вернулся с пластиковой папкой. – Хочу предупредить: веселого там мало.

Когда Ари ушел, Ребекка устроилась на диване, достала пачку листов и начала искать, на чем остановилась в прошлый раз.

36

Когда Дональд сообщил, где хочет нас поселить, я пришла в замешательство.

– А что скажет твоя мать?

– Не важно, Анни, – решительно ответил он. – Все это стало возможным благодаря ее эгоизму. Если бы не ее козни, я продал бы Астбери, женился на тебе и спокойно растил своего сына.

Хотя он старался меня успокоить, мне все равно было неловко. Мод всегда меня недолюбливала, и я подсознательно чувствовала, что дело не только в расовых предрассудках. Она знала, что я насквозь вижу ее себялюбивую натуру.

– А если слуги проболтаются? – спросила я у Дональда. – Они ведь знают, кто я.

– Я все продумал. Мы скажем, что ты уехала в Индию и вышла замуж, а твой муж, к несчастью, умер, и ты теперь вдова. Может, поменять вам фамилию? – Он взял меня за руку. – Анни, поедешь со мной в Астбери? Я хочу, чтобы вы были рядом. Другого выхода я пока предложить не могу.

Я попросила дать мне время подумать. Мне многое не нравилось в этом предложении. Как я смогу жить рядом с Дональдом и видеть его вместе с новой женой?

Теперь я понимаю, что находилась в безвыходном положении. В Кейгли я проживала последние гроши, боясь думать, что ждет нас впереди, милый Мо. Почти все деньги, вырученные за рубины, ушли на оплату больницы, комнату и еду. Хотя мне очень хотелось отказаться от поддержки Дональда, к моменту нашей встречи нам грозила полная нищета.

Я бы скорее умерла, чем забыла о гордости, но не хотела обрекать на такую страшную судьбу тебя. Провидение распорядилось так, что Дональд нашел нас как раз вовремя. При мысли, что он будет нас прятать, к горлу подкатывала горечь, и все же я знала: выбора нет.

Прожив у Селины неделю – она великодушно предоставила мне лучшую гостевую спальню, – я набралась сил. Благодаря хорошей еде и отдыху мои мысли прояснились. «В конце концов, если такое положение покажется мне невыносимым, – думала я, – можно рассматривать его как временную передышку. Когда я окрепну, попробую найти работу и стать независимой».

Больше всего меня пугала мысль, что придется делить Дональда с его женой. Наша любовь всегда была столь полной; я не могла представить, что между нами встанет кто-то третий.

Однажды Селина, которая поддерживала отношения с Минти и сообщила ей, что я нашлась, передала мне письмо от Индиры, в котором моя подруга писала, что ждет ребенка. Она, не стесняясь в выражениях, жаловалась на утреннюю тошноту и на недружелюбие первой жены Варуна, которой принадлежало первенство во всем, за исключением сердца мужа.

Это письмо заставило меня задуматься о том, что мы находимся примерно в одинаковом положении. У наших мужчин имелись жены, которые обладали законными правами, а их сердца принадлежали нам. Выйди я за индийского принца, мне пришлось бы делить его по меньшей мере с одной женщиной. И хотя Дональд не дарил мне обручального кольца, мы считали себя настоящими мужем и женой, во всех смыслах.

Посмотрев на сложившуюся ситуацию под таким углом, я испытала огромное облегчение. Женитьба Дональда на Вайолет, которая подходила ему по положению и принесла приданое, позволившее спасти Астбери-холл, представляла собой не что иное, как договорный брак, которые заключались в моей стране испокон веков. Когда я начала считать себя второй женой Дональда, а не любовницей, ситуация показалась мне более приемлемой.

А кроме всего прочего, я безумно любила твоего отца. В конце концов я сказала ему, что поеду в Девон.

– Милая Анни, я так рад! – вскричал он. – Я понимаю, что это не идеальное решение, и мне очень хотелось бы сделать тебя хозяйкой Астбери-холла. Однако я знаю один коттедж, который находится не в имен