Книга: Священный крест тамплиеров



Священный крест тамплиеров

Священный крест тамплиеров

Наталья Александрова


Священный крест тамплиеров

© Александрова Н.Н., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018


* * *

Эва подошла к кассе, достала кошелек, проговорила:

– Воду без газа. Не очень холодную, пожалуйста.

Девица за стойкой потянулась к шкафу с водой…

И тут начался кошмар.

К Эве подскочила незнакомая женщина – молодая, может быть, немного за тридцать, но растрепанная и разъяренная, как фурия.

– Вот ты где! Думала, я тебя не найду?

Эва удивленно оглянулась на нее:

– Чего вам надо? Вы вообще кто такая?

– Люди добрые! – заверещала незнакомка. – Вы на нее только поглядите! Она меня не знает! Нет, вы только поглядите на эту наглую шлюху! Увела у меня Валерия, а теперь делает вид, что она ни при чем! Ваще не при делах!

Эва смотрела на эту сумасшедшую с изумлением. Она точно видела ее первый раз в жизни, да с такими людьми она вообще не пересекалась. Красное от возбуждения лицо, обесцвеченные волосы торчат, как иглы у дикобраза, яркая раскраска нанесена на лицо до того неаккуратно, что помада попала не на губы, а куда-то в сторону, так что у нее получилось как бы два рта. Один рот яростно кривился и изрыгал проклятия, другой ехидно ухмылялся. Ясно, девка ненормальная. Из психушки сбежала. С такими нужно держаться спокойно, но уверенно.

– Слушайте, вы не ошиблись? – спросила она как можно тверже. – Я вас в первый раз вижу и никакого Валерия не знаю.

– Стерва лущеная! – визжала незнакомка, не слушая Эву. – Селедка сушеная! Зараза недорезанная! Лахудра нечесаная!

«Вот уж чья бы корова мычала… – подумала Эва отстраненно. – Насчет прически это скорее к тебе…»

Но сумасшедшая словно прочитала ее мысли и разошлась пуще прежнего.

– Да я тебе все твои жидкие волосенки выдеру! – визжала она, переходя на ультразвук. – Да я тебе глазенки твои тусклые выцарапаю! Да я тебе ноги твои кривые оторву и задом наперед приделаю!

За свои ноги Эва серьезно обиделась. Ноги были несомненно ее сильной стороной. Это отвлекло ее от здравой мысли послать девицу подальше и уйти. В самом деле, недосуг ей, времени совсем мало. Однако так получилось, что в узком помещении перед кассой и стойкой кафе никак было девицу не обойти, она загораживала выход.

А фурия не унималась. Она перешла на конкретику.

– Да пока ты не появилась, мы с Валериком жили душа в душу! Он вообще жениться на мне обещал! Люди добрые, вы только посмотрите на нее! Что он в ней нашел? Мымра полукопченая! Такие на продовольственном рынке идут по трешнице за килограмм!

Эва смотрела на происходящее как бы со стороны, ей не верилось, что это происходит с ней, в наше время, недалеко от большого европейского города… она надеялась, что закроет глаза – и эта фурия исчезнет, испарится… Возможно, сказалась усталость от долгой дороги и позднее время, в противном случае Эва не дала бы себя в обиду, не стояла бы окаменевшей женой Лота, слушая гадости.

Вместо того чтобы испариться, фурия перешла к активным боевым действиям. Она схватила Эву за воротник и дернула изо всех сил. Ткань затрещала.

– Да что же это такое… – пробормотала Эва и попыталась сбросить руки сумасшедшей. Она махнула рукой и попала наглой девке по плечу.

Та от этого только еще больше разъярилась.

– Стерва! Дрянь подзаборная! Ты меня еще бить надумала? Ну так ты об этом пожалеешь!

И на лицо Эвы посыпались удары.

До поры ей удавалось уворачиваться, закрываться локтями, и удары не достигали цели, но один все же пришелся в скулу. Эва вскрикнула не столько от боли, сколько от обиды и от раздражения.

Да что же это происходит! И почему никто не вмешается?

Но вмешиваться, собственно, было некому – кроме девицы за стойкой, которая смотрела на происходящее с угрюмым равнодушием, в магазине не было ни души. Все остальные немногочисленные покупатели поспешили удалиться, чтобы не попасть под горячую руку.

Хотя нет, не все… по проходу между стойками с товаром к ним приближался молодой долговязый полицейский с недовольным, неприязненным и скучающим лицом.

– Помогите же! Помогите! – обратилась к нему Эва поверх плеча сумасшедшей.

Та перехватила ее взгляд, покосилась на приближающегося полицейского и в ту же секунду перестроилась: отступила, порвала на себе ажурную кофточку и захныкала, размазывая по лицу боевую раскраску:

– Коля, ты только погляди, чего эти городские тут делают! Совсем стыда лишились! Сама у меня Валерика увела и еще драться вздумала! Кофту мне разорвала, а у меня что, деньги на огороде растут, чтобы кофты новые покупать?

Полицейский подошел, с ленивой растяжкой проговорил:

– Лейтенант Черемыкин! Па-прашу документы!

– Коля, какие документы? – всхлипнула недавняя фурия, которая внезапно превратилась в невинную овечку. – Ты же меня сто лет знаешь… мы же с тобой…

– Допустим, гражданка, я вас действительно знаю, – скучным голосом протянул лейтенант.

– Чего это ты гражданкой обзываешься?

– А я вообще не к вам, гражданка, обращаюсь, а вот к этой гражданке! Па-прашу документы!

На этот раз он определенно обращался к Эве.

Эва, которая еще не отошла от безумия предыдущей сцены, торопливо полезла в сумочку, пошарила в ней и дрожащей рукой протянула лейтенанту паспорт.

– Стрижева Ева Эдуардовна… – прочитал тот неторопливо, медленно, почти по слогам, и Эве показалось, что в его голосе прозвучали какие-то неприязненные, издевательские нотки.

– Не Ева – Эва, – привычно поправила она.

– Это что же за имя такое? – покосился на нее лейтенант, и в его глазах мелькнуло неодобрение.

– Эстонское имя, – машинально ответила Эва и тут же пожалела. Но слово – не воробей, вылетело – не поймаешь.

– Эсто-онское? – протянул полицейский и поморщился, как будто раскусил лимон. – Ничего, бывает…

С этими словами он спрятал паспорт Эвы в карман.

– Верните паспорт! – возмутилась она. – Вы не имеете права! На каком основании?..

– А вот мы разберемся, кто тут прав и кто виноват, тогда я его, может быть, и верну!

– Что значит – разберемся? – возмутилась Эва, и тут до нее дошли слова лейтенанта. – Что значит – может быть? Верните мне паспорт немедленно! На меня эта фурия напала, а вы почему-то меня же задерживаете!

Тут она взглянула на часы и поняла, что опаздывает на автобус. До времени, назначенного водителем, оставалась всего одна минута.

– Отдайте паспорт! – вскинулась она в панике. – Мой автобус вот-вот отойдет!

– Не отдавай ей, Коля! – снова подала голос фурия. – Ничего ей не отдавай! Пускай опоздает!

– Ты тут еще будешь! – шикнула на нее Эва.

– Значит, будем составлять протокол… – лениво протянул полицейский и медленно, как во сне, расстегнул квадратную сумку, которая висела у него на плече.

– Какой еще протокол? – переспросила Эва.

– Известно, какой – протокол об административном правонарушении!

И он все так же медленно достал из сумки голубой разграфленный бланк.

– Да это какое-то безумие! – Эва завертела головой, чтобы найти поблизости хоть одного нормального, вменяемого человека. – На меня набросилась эта ненормальная, и меня же в этом обвиняют! Я буду жаловаться…

– Это ваше право! – Лейтенант неторопливо положил бланк на прилавок, неспешно разгладил его и начал медленно выводить, проговаривая каждое слово вслух:

– Гражданка Стрижева Ева…

– Эва! – машинально поправила его Эва.

– Это без разницы! Стрижева Ева Эдуардовна…

Эва поняла, что автобус уходит. Что делать? Этот паразит ни за что не отдаст ей паспорт, небось нарочно тянет, ждет, что она набросится на него, и тогда он с полным правом арестует ее и отвезет в обезьянник. Нарочно издевается, садист!

Эва представила, как она сидит в грязном заплеванном помещении с бомжами и проститутками, и от этой картины на нее накатила ужасная слабость. Она закрыла лицо руками… и вдруг что-то с ней случилось, она внезапно успокоилась. Пусть этот тип пишет все, что хочет, это больше не имеет значения…

– Ой, – услышала она вдруг неуверенный голос, – Коля, а я ведь, кажется, ошиблась. Совсем эта баба на ту и не похожа, что Валерика у меня увела…

Эва опустила руки, взглянула на лейтенанта…

И с изумлением увидела, что никакого лейтенанта нет, он исчез, пока она стояла, закрыв глаза.

Не было и протокола на стойке, не было и взлохмаченной фурии с красным лицом. Эва стояла перед стойкой, и продавщица протягивала ей бутылку:

– Вы просили воду без газа, не холодную. С вас пятьдесят рублей. И вот еще, это ваше? – девица протянула ей паспорт.

– Да… без газа…

Эва машинально расплатилась, взяла воду, сунула паспорт в сумку и вышла из магазинчика.

Что же это было?

Неужели вся эта сцена ей померещилась?

Автобуса на стоянке не было.

Она взглянула на часы.

Время отправления, назначенное водителем, давно прошло.

Прислушавшись к своим ощущениям, она почувствовала саднящую боль в лице, там, куда пришлись удары сумасшедшей фурии.

Не померещилось.

Стоянка была пуста. То есть был синий «Фольксваген» у заправки, еще парочка машин, одна полицейская, с мигалкой, этого лейтенанта Черемыкина, надо думать. И все, никакого автобуса. Время позднее, народ уже к дому старается прибиться.

– Подождите! – крикнула Эва. – Подождите меня!

Никто ей не ответил, только задние огни междугородного автобуса мелькнули за поворотом.

– Ну вот, приехали. – Эва ощутила, как все ее существо заполняет холодная ярость.

Казалось, разорвала бы сейчас первого, кто попадется на пути. Уехали! Не стали ждать! А у нее билет, законно, между прочим, купленный. Видели же, что ее место пустует, так хоть бы погудел водитель! Хоть бы кто окликнул!

С другой стороны, у него расписание, предупреждал же водитель, чтобы не опаздывали. Что тут делать-то, на этой заправке, в туалет сходить да чаю выпить или воды. До города уж близко совсем, дома чаю напиться можно. Ага, тут же поняла Эва, получается, кто напьется чаю, а кто и вовсе до дома не доберется.

Ее ярость обратилась на ту мерзкую бабу, которая налетела на нее в магазине. Видите ли, ошиблась она, стерва ненормальная. Если ты психическая, то сиди дома, на людей не бросайся!

Эва развернулась на каблуках и бросилась обратно в стеклянный павильончик.

– Где эта ненормальная? – спросила она девицу за стойкой.

– Кто? – процедила та.

– Ну та баба, которая налетала на меня, скандал устроила!

– Да я-то откуда знаю! – Девица пожала плечами и отвернулась к кофейной машине. – Я посетителей стеречь не нанималась.

Эва бросилась в магазин, пробежала между стойками, никого не нашла, вспомнила, что в руке у нее бутылка с водой. Было такое чувство, что если немедленно она не зальет эту ярость, что клубилась внутри, ее просто разорвет на части. Когда она выпила залпом едва не полбутылки, ее осенило, что нужно обратиться к лейтенанту.

Он – полицейский, может позвонить и задержать автобус, а сам ее подбросит на машине. С мигалкой. В конце концов, он тоже виноват. Если бы не тянул резину и не читал ее паспорт по складам, она бы сейчас ехала в комфортабельном автобусе и спокойно дремала до самого города, вспоминая эту стоянку как страшный сон.

Или вообще не вспоминая.

Эва выскочила из магазина и заглянула в кафе.

– Где полицейский? – спросила она девицу за стойкой, та как раз подавала мужчине стаканчик кофе.

– Понятия не имею! – Девица привычно пожала плечами. – Я за посетителями следить не нанималась!

Очевидно, это была ее коронная фраза, символизировавшая ее отношение к жизни.

– А он уехал, – сказал мужчина, – вот только что.

– Черт! – Эва едва сдержала готовое вырваться ругательство покрепче, увидев, что машины с мигалкой не было на прежнем месте.

Что же теперь делать?

– Тут автобусы какие-нибудь рейсовые бывают? – спросила Эва.

– Бывают, но редко, теперь только завтра утром, в шесть первый пойдет, – бросила девица, как показалось Эве, с необъяснимым злорадством.

Вот что она им всем сделала? За что они с ней так? Хотелось сесть на шаткий пластмассовый стул и рыдать.

Эва тут же сжала зубы и приказала себе не расслабляться, сейчас не время. Загнав слезы вглубь, он прикинула свои возможности. Вещи уехали в автобусе, но сумка с деньгами и документами при ней, с сумкой она никогда не расстается в поездках. Автобусов нет, но можно вызвать такси. Правда, она еще не в черте города, так что придется долго ждать, и денег сдерут немерено, но что же делать.

Эва взялась уже за телефон и тут увидела, что он разрядился. Ну вот, новая напасть. И пока она прикидывала, как выпросить у девицы за стойкой телефон, к ней обратился мужчина, что пил кофе рядом.

– Девушка, могу вас до города подвезти, раз уж вы в такую ситуацию попали, – сказал он.

Эва была женщина современная, а это значит – самостоятельная, неглупая и осторожная. Не вчера родилась, живет в большом городе, часто ездит в командировки – работа такая. И правила безопасного поведения прекрасно знает.

Не хочешь на свою голову приключений – соблюдай правила, и все будет хорошо. Если на своей машине едешь – то не бери попутчиков даже в городе. Ни мужчин, ни женщин, ни стариков.

Эти мошенники и бандиты на все готовы. Прикинутся сухонькой старушкой с клюкой, маленьким мальчиком, беременной женщиной на последних месяцах, а потом и машины лишишься, а может, и головы, это уж как повезет.

Если нужно куда-то добраться, то вызывай такси, в случайную машину не садись, левака не бери, тем более вечером.

Да, правила, конечно, хорошие, но вот что ей делать сейчас? Отказаться от предложения и ждать такси? Так его еще вызвать надо, а девица за стойкой ни за что не даст позвонить. Ишь смотрит чуть ли не с ненавистью, вот что Эва ей-то сделала?

– Спасибо вам, – сказала Эва и подумала, что на сегодня неприятностей ей уже хватило, так что можно надеяться, что этот мужчина окажется приличным человеком.

Эва хотела еще заглянуть в туалет, чтобы привести себя в порядок, но побоялась рисковать. Кто знает, насколько простирается любезность этого водителя, возможно, он не захочет ждать и тоже уедет.

Девица за стойкой проводила их взглядом. Вот почему так получается, что одним – все, как только оказалась в трудной ситуации – так сразу найдется мужчина, который поможет, возьмет на себя ее проблемы. А другим достается только унылое стояние за стойкой придорожного кафе да грубые дальнобойщики и водители, проезжающие с вопящими детьми и их скандальными мамашами.

Нет, нужно срочно увольняться, сил больше нет…

В машине Эва поглядела на себя в маленькое зеркальце и оторопела. Очевидно, водитель «Фольксвагена» просто добрый самаритянин, если взял такое чучело к себе в машину.

Волосы растрепаны, тушь размазана, мало того, на скуле назревает приличный синяк. Пуговицы на вороте оторваны с мясом, так что шею неприятно холодит, да еще и царапины на ней видны от ногтей этой стервы.

Эва кое-как разгребла волосы, вытерла тушь, хотела подкрасить губы, но решила не заморачиваться, лучше все равно не станет.

Она вздохнула и покосилась на водителя. Тот смотрел на дорогу, руки его спокойно лежали на руле. Эве понравилось, что не лез с разговорами, не шутил и не косился на нее насмешливо. Наверно, и правда приличный человек.

– Спасибо вам, – сказала она.

– Пустяки, – не поворачиваясь к ней, ответил он, – я все равно в город еду, так отчего ж не подвезти?

– Мне только до метро, – смущенно заторопилась Эва, – не хочу вас задерживать.

– Пока доедем, метро закроется, – усмехнулся он.

Эва взглянула на часы – без четверти двенадцать. Точно, оттого водитель автобуса и торопился, чтобы его пассажиры на последний поезд метро успели. Ладно, доедем до города – там разберемся.

Эва откинулась на сиденье и стала думать, как действовать ей завтра. Будем надеяться, что до дома она доберется без дальнейших приключений.

Ключи у нее в сумке, документы тоже при ней, деньги есть, она заплатит этому человеку, сколько он скажет. Но, скосив глаза на водителя, Эва подумала, что денег он с нее не возьмет. Отчего-то стало легче на душе.

Что будет с вещами, которые остались в автобусе? Вещи ей непременно вернут, это солидная международная компания, у нее есть билет и страховка. Очень приличный чемодан, дорогой, мягкой коричневой кожи, там вещи – немного, но все хорошие, пиджак новый, в Таллине купила. Еще сумка, что лежала над ее сиденьем в автобусе. Там кое-какие бумаги, но не слишком важные, важные у нее с собой, а еще бабушка Элла отдала альбом с фотографиями. Альбом старинный, обшитый вишневого цвета кожей, с бронзовыми застежками. Тяжеленный – ужас!

Со стороны отца у Эвы не было бабушки, зато со стороны матери целых две. Бабушка Анне и бабушка Элла, родные сестры.

Родная бабушка Анне вышла замуж за русского и переехала с ним в Петербург, тогда еще Ленинград. Ее сестра осталась в Таллине. Бабушка, которую в России переделали в Анну, часто навещала сестру и возила туда свою единственную внучку. Она назвала ее Эвой в честь своей любимой актрисы Эвы Киви.

Бабушка Анне умерла рано от тяжелой болезни. И осталась только бабушка Элла. Своих внуков у нее не было, она любила Эву. Конечно, в последнее время не слишком часто получалось у Эвы ее навещать, все же другая страна, оттого и устроилась она в эту фирму, что там бывают командировки в Таллин.



Бабушка показалась Эве старенькой и очень одинокой. Но держалась бодро, только отдала Эве этот огромный альбом с семейными фотографиями, еще от ее деда остался. Сказала твердо, что все про себя знает, ничего у Эвы не просит, ухаживать за ней есть кому, зато и квартира тем людям отойдет, а Эва пускай сбережет единственную память о семье.

И так посмотрела, что у Эвы язык не повернулся фальшивым голосом утешать ее, что все будет хорошо, все наладится и они еще много раз увидятся.

Нет, если альбом пропадет, она из этих, из автобусной компании, всю душу вытрясет! На них-то жаловаться есть куда. Эва в таких делах разбирается.

Она вспомнила про ту ненормальную, которая налетела на нее в магазине при заправке. На нее жаловаться некому, да и ни к чему, толку не будет.

Вот интересно, если бы этот мент не подоспел, как его… Черемыкин, то Эва бы отбилась своими силами и успела на автобус. А он тут воду мутить начал, документы проверять. Если они с той девкой знакомы, ну да, она же его Колей называла, то он вроде бы должен знать, что она не в себе, зачем же он к ней на помощь явился? А затем, тут же поняла Эва, чтобы денег с Эвы срубить. Начал пугать, паспорт спрятал, на психику давил, в общем.

Да, но тогда отчего он так быстро слинял, когда автобус ушел? Подумал, что Эва начнет скандалить и жаловаться? Да кому? Уж этого он не боится. Ай, да наплевать на них и забыть.

Тут Эва заметила, что машина притормозила и поворачивает.

– Куда это мы? – подумала она.

– Навигатор показывает, что впереди большая авария, – ответил водитель на ее невысказанный вопрос, – придется в объезд, чтобы надолго не застрять.

Эва встревожилась, но сил не было волноваться.

«Будь что будет», – подумала она и неожиданно заснула.

Разбудило ее осторожное покашливанье, затем кто-то тронул ее за плечо.

– Приехали, – сказал рядом мужской голос.

– А? Где мы? – Эва спросонья ничего не соображала, не сразу даже поняла, где находится.

– Улица Лиственная, дом какой? – спросил водитель.

– Восемь, – машинально ответила Эва, – третий подъезд, квартира девятнадцать.

– Ну, вот же он, – сказал водитель, притормаживая, – и дом, и подъезд. До квартиры сами дойдете или проводить?

– Не надо, – буркнула Эва, выбираясь из машины, и пошла к подъезду, не оглянувшись.

Выронила ключи и окончательно проснулась, только когда наклонилась за ними. И сообразила, что водитель довез ее до дома, а она его даже не поблагодарила. Оглянулась, но синий «Фольксваген» уже мигнул вдали задними огнями.

Сил не было расстраиваться насчет своего хамства. Человек к ней со всей душой, а она…

Эва неверными руками открыла дверь собственной квартиры и перевела дух. Ну вот, она дома.

В квартире было душновато, так всегда бывает, когда хозяйка в отъезде. Эва распахнула окно в спальне, сбросила одежду и прошла в ванную. Она постояла под душем, отвернулась от зеркала, чтобы не рассматривать лицо и лишний раз не расстраиваться, и повалилась на постель.

И тотчас перед глазами побежали скошенные поля с аккуратно запакованными тюками сена, веселые рощицы, деревенские домики с нарядными палисадниками, яблоневые деревья, увешанные созревающими плодами – все то, что видела она из окна автобуса. Симпатичные ухоженные пейзажи освещались заходящим солнцем, хотелось ехать и бездумно ими любоваться. Эва так и делала наяву. Но во сне все было не так.

Сначала изредка, а потом все чаще по сторонам появлялись вырванные с корнем деревья, разоренные сады, разрушенные дома. Вон яблоня тянет вверх обломанные ветви, вон выжженное мертвое поле. А вот и пожарище на месте хутора, еще недавно он был такой красивый, как на картинке. От дома осталась одна печь, дворовые постройки обуглены, огород вытоптан, забор повален… Ужасное зрелище!

Эва во сне вытянула шею, чтобы разглядеть получше, и увидела возле дома два тела. Это же люди, мертвые люди, а вот кровь, большая темная лужа.

Эва проснулась и села на кровати. Сердце колотилось от ужаса. Что это было? К чему такой сон?

На негнущихся ногах она прошлепала на кухню и напилась воды прямо из чайника. Стало легче.

«Ничего, – подумала она, – просто перенервничала в поездке, вот и приснилось. Нужно выспаться, и все наладится…»

Спала Эва долго, потому что забыла поставить будильник. Проснувшись, она долго пыталась открыть глаза, но ничего не получалось. Было жарко, потому что солнце нашло щелочку в занавесках и светило теперь во все лопатки.

Наконец Эва открыла глаза и зажмурилась от света. Было такое ощущение, что вчера она здорово напилась.

Эва была девушка приличная, строгое бабушкино воспитание не успело еще забыться. «Женщина всегда должна быть на высоте и не давать себе распускаться в любой ситуации», – говорила бабушка. И бабушка была, несомненно, права, Эва неоднократно убеждалась в этом. Эва была от природы сдержанна и серьезна, очевидно, сказывались прибалтийские корни.

Так что мучилась похмельем она за всю жизнь считаные разы. В последний раз это было зимой, когда Светка Милашкина справляла день рождения. Выбрала ресторан и сказала, что будет девичник.

Ресторан оказался жуткой дырой, делать там было совершенно нечего, так что они все страшно напились. Ой, как потом Эве было плохо… Примерно как сейчас.

Она полежала немного, затем повернулась на бок и снова открыла глаза. Теперь солнце жарило щеку, ту самую, по которой вчера здорово попало от сумасшедшей мегеры.

От боли Эва очухалась, и тут до нее дошло, что если солнце светит прямо в окно – стало быть, уже очень позднее утро. И кажется, ей нужно на работу. Если сегодня понедельник.

Эва рывком села на кровати и, странное дело, мысли мгновенно пришли в порядок. Ну да, сегодня понедельник, она собиралась вернуться из Таллина в субботу, но задержалась по просьбе бабушки Эллы. А в понедельник в десять утра у них летучка, и она должна предоставить начальнику отчет. И предъявить документы, которых у нее нету, они остались в сумке. Ну подписанный акт у нее есть, хватило ума положить его в свою сумочку, а все остальное даже если и пропадет, можно получить из Таллина по электронной почте.

Эва нашла свои часики и охнула. Они показывали без пяти одиннадцать.

«Семь бед – один обед! – мрачно подумала она. – Вот с обеда и выйду!»

Больше всего времени ушло на то, чтобы замазать назревающий синяк на скуле. Хорошо хоть щека не опухла. Так что когда Эва открыла дверь собственного офиса, она была озабочена только одним: чтобы коллеги дамского пола ничего не заметили, а то сплетен и подколов потом не оберешься.

И первой, кого она увидела, была Светка Милашкина, которая толклась в коридоре возле кофеварки.

Светкина должность называлась офис-менеджер, на самом деле она была обычной секретаршей, но не сидела в приемной у начальства, а выполняла множество мелких обязанностей. Причем, как знали все, выполняла плоховато, поскольку была девица с ленцой. На все замечания и просьбы она только отмахивалась невозмутимо, вывести Светку из себя было невозможно.

– Ну кто из нас без греха? – философски пожимал плечами начальник, когда старая грымза Леонида Павловна жаловалась ему на Светку.

Светка была полная жгучая брюнетка, обожающая яркую одежду и аксессуары. Сегодня на ней было платье, как всегда, слишком обтягивающее пышные формы. По темно-розовому фону там летали колибри. Светка привезла это платье из Турции, где за две недели умудрилась так загореть, что можно было принять ее за мулатку. На руках у Светки было множество браслетов, а в ушах – серьги с эмалевыми тропическими рыбками. Рыбки были в разноцветную полоску, кажется, такие называются рыба-клоун.

– Привет, – сказала Эва и зажмурилась на мгновение, сегодня Светка действовала на нее, как слишком яркий прожектор.

Светка подняла глаза и вдруг широко разинула рот. Лицо ее из загорелого стало вдруг лимонно-желтым, глаза вытаращились, она пыталась что-то сказать, но, очевидно, горло перехватило, так что она только махала руками.

– Светик, ты чего? – искренне встревожилась Эва. – Кофе обожглась, что ли?

– Ва-ва… – сказала Светка и попыталась отступить, но ноги ее категорически не слушались, – ва-ва-ва…

– Да что такое? – Эва подошла ближе. – Милашка, что с тобой? Тебе плохо?

– Отойди от меня! – заорала вдруг Светка. – Не приближайся! – и выставила вперед два пальца, сложенные крестом.

– С ума, что ли, сбрендила? – рассердилась Эва. – В Турции на солнце перегрелась?

– Люди! – орала Светка, не слушая. – Помогите! Уберите ее от меня! Скорее уберите!

На крик выскочили сотрудники и повели себя как-то странно. Вместо того, чтобы унять Светку и призвать ее к порядку, они робко жались к дверям и друг к другу, глядя на Эву с ужасом. Наконец кто-то догадался позвать начальника.

– Так, – сказал он, выйдя в коридор и вытаращившись на Эву. – Так, значит.

– Да что случилось-то? – не выдержала она. – Что у меня – рога или хвост, что вы так таращитесь?

– А ты ничего не знаешь? – ахнула Леонида Павловна. – Ничего не слышала?

– Так она живая? – ахнула Светка. – А я думала – с того света призрак явился.

– Дура! – в последний момент Эва удержалась и пробормотала это себе под нос.

И прочитала в глазах у начальника, что он думает то же самое.

– Так, – он решил, что настала пора вмешаться, – значит, все идут сейчас на свои рабочие места и занимаются делом. А вы, Стрижева, пойдемте ко мне в кабинет.

Начальник всех сотрудников называл исключительно на вы и по фамилии, как в старших классах школы, исключение составляла только Леонида Павловна.

Сотрудники нехотя разошлись, так что в кабинет начальника кроме них просочилась еще Леонида Павловна. Светка сунулась было, но начальник двинул бровями и велел ей принести минеральной воды похолоднее.

– Итак, – начал начальник непривычно строго, – что случилось?

– Это я вас хочу спросить, – Эва была уже на взводе, – может, хоть вы мне объясните, с чего вдруг такая встреча? Ну опоздала я, потому что вчера поздно вернулась, с приключениями, так и что?

– С приключениями? – ахнула Леонида. – Да ты знаешь, что твой автобус взорвался вчера на семнадцатом километре? Народу погибло – ужас сколько! Мы же думали – ты там была! По всем каналам – и по телевизору, и по радио об этом твердят!

Эва почувствовала, что ей нечем дышать. Вот как будто вдруг выкачали из кабинета начальника весь воздух. И в этом вакууме они находятся все трое. Она видела, как шевелятся тонкие губы Леониды Павловны, а потом очень кстати явившаяся Светка брызнула на нее водой из бутылки.

Стало легче. Эва осторожно вздохнула, выпила воды и спросила хрипло:

– Авария?

– Подозревают теракт, – снова Леонида вылезла вперед начальника, – а нам сообщили, что ты погибла.

– Как это? – Эва соображала с трудом.

– А вот так, – теперь влезла Светка, – место – твое, я же сама тебе билеты заказывала, сумку нашли с документами и труп женский! Ой! – Она закрыла рот рукой и вытаращила глаза.

– Милашкина! – рявкнул наконец опомнившийся начальник. – Выйдите! Выйдите немедленно! И вы, Леонида Павловна, тоже. У нас конфиденциальный разговор будет.

Светка пожала плечами и вышла, покачивая бедрами, отчего казалось, что колибри на платье машут крылышками. Леонида одарила начальника оскорбленным взглядом и тоже вышла.

– Слушаю вас! – сказал начальник.

– Ну-у… Понимаете, я отстала от автобуса на заправке…

Ужасно неудобно было рассказывать про ненормальную девицу, которая приревновала ее к своему хахалю, поэтому Эва придумала, что ей стало плохо и она задержалась в туалете. А автобус уехал, потому что водитель торопился доставить пассажиров к метро, чтобы те успели на последний поезд.

– Меня подвез случайный водитель, он поехал в объезд, сказал, большая авария на шоссе, а оказалось… – Эва почувствовала, что выпитая вода просится наружу, а заодно и утренний кофе.

– Вот что, Стрижева, – строго сказал начальник, – дело очень серьезное. Если это теракт, а скорей всего так оно и есть, то не просто полиция с этим делом разбираться станет. Это – дело спецслужб. Мне уже дали понять, что все так и есть. Значит, я обязан поставить их в известность, что вы живы-здоровы. А как уж там получилось – можете мне не объяснять, это вы там у них и расскажете. Все в подробностях – отчего задержалась, как получилось, что на вашем месте другая женщина ехала – они все выяснят. Это их работа. Люди-то погибли. Вон, последние сведения, – он кивнул на стоящий в углу телевизор, – пять трупов, да еще сколько раненых. Страшное дело!

Со Светкой столкнулись в туалете.

– Эвка, может, тебе кофейку? – искательно спросила Светка.

– Да отстань ты! – буркнула Эва.

До нее вдруг дошло, что если бы не психованная девица на заправке, ее полусгоревший труп валялся бы сейчас в холодильнике морга. Выходит, нужно той девке в ножки поклониться?

Эва наклонилась к раковине и стала плескать в лицо холодную воду. Светка стояла рядом с бумажным полотенцем.

– Ну у тебя и морда, – сказала она, – похоже, что мужик побил.

– Да отстань ты, наконец! – уныло проговорила Эва, не было сил ругаться.

Впрочем, Светка сказала не со зла. Она мигом смоталась за косметикой и предложила свои услуги. Тем более что встреченный ею в коридоре начальник сказал, что дозвонился кое-куда, сообщил о новом повороте событий и Эву вызывают к трем часам по такому-то адресу, повестку с курьером пришлют прямо в офис.

Нечего было и думать идти в серьезную организацию с такой физиономией, так что Эва отдалась в умелые Светкины руки.

– Много тона не клади, – говорила она, – и губы не так ярко, не на тусовку иду…

– Да не говори под руку, все будет в лучшем виде!

Открылась дверь, и появилась Леонида Павловна.

– И как не стыдно! – накинулась она на них. – У людей несчастье, а они тут красоту наводят!

Светка открыла было рот, чтобы ответить достойно, но Эва ткнула ее кулаком в бок. Леонида поджала тонкие губы, потопталась немного рядом и ушла.

Эва подошла к мрачному зданию из серого камня, открыла тяжелую дверь, вошла в вестибюль. Вестибюль был просторный и внушительный. Эва почувствовала себя маленькой и ничтожной, как муравей, случайно заползший в Пантеон или в Большой зал филармонии. Ко всему прочему, она вспомнила о кое-как замазанных синяках и ссадинах на лице и подумала, как это выглядит со стороны. Хотя Светка старалась, надо отдать ей должное.

Рядом со входом в стеклянной будке сидел охранник. К его будке была прикреплена табличка с грозной надписью:

«Предъявляйте пропуск в открытом виде».

– Пропуск! – продублировал эту табличку охранник. При этом он взглянул на Эву строго и неодобрительно.

«Все ясно! – подумала она. – Наверняка макияж стерся и синяки проступили!»

На улице было ужасно жарко, Эва буквально сварилась в маршрутке.

– У меня нет пропуска! – проговорила Эва дрожащим, неуверенным голосом. – У меня только вот эта повестка! – И она протянула повестку охраннику.

Тот просмотрел какой-то список, сделал в нем пометку и вернул повестку Эве:

– Третий этаж, комната триста восемнадцать.

При этом на лице охранника было неприязненное выражение, мол, моя бы воля, я бы тебя и близко не подпустил.

Эва поднялась на третий этаж, пошла по коридору. Навстречу ей попалась какая-то девица, скользнула по Эве равнодушным взглядом – и вдруг в ее глазах равнодушие сменилось удивлением и презрением.

Все ясно, она разглядела синяки на Эвином лице!

Эва замедлила шаги и тут увидела справа дверь с женским силуэтом. Она подумала, что нужно поправить макияж, прежде чем идти к следователю. Ведь первое впечатление – самое главное, а какое впечатление она произведет на него со своей побитой физиономией?

Она толкнула дверь, вошла в туалет. Внутри никого не было, и Эва устремилась к зеркалу.

Да, случилось именно то, чего она боялась! Синяк проступил сквозь слой тональника и расцвел всеми цветами радуги! Немудрено, что охранник так на нее пялился!

Она достала косметичку и принялась замазывать следы того ужасного инцидента на заправке.

И тут за дверью послышались приближающиеся шаги и женские голоса.

Эва испуганно метнулась к свободной кабинке и спряталась в ней.

Она сама не знала, чего так испугалась – может быть, просто не хотела, чтобы ее застали за тем, как она замазывает синяки. Не хотела еще раз увидеть в глазах незнакомых женщин презрение. Но теперь ей оставалось только сидеть тихо, как мышь.

Судя по голосам, в туалет вошли две женщины.

– Моего-то сегодня просто не узна-ать! – говорила одна из них, сильно растягивая слова. – Прямо как будто пра-аздник у него!

– А что так? – отозвалась другая с ленивым интересом, больше чтобы поддержать разговор.

– А у него сегодня допрос главной подозрева-аемой! – тянула первая. – Представля-аешь, оставила в автобусе чемода-ан с бомбой, а сама вышла на автозаправке и была такова!

Эва похолодела.

Оставила в автобусе чемодан… вышла на автозаправке…



Речь явно шла о ней.

– Ну надо же! – лениво отреагировала вторая женщина. Чувствовалось, что ее разговор не слишком интересует.

– Но кусок чемодана сохранился, – продолжала болтушка. – Я видела. Хороший был чемодан. Светло-коричневый, из дорогой кожи…

Коричневый… кожаный… это точно ее чемодан! Хотя у нее не совсем коричневый… Нет, это точно ее чемодан. Так, значит, в нем была бомба? Ужас какой!

Эве захотелось провалиться сквозь землю, сбежать…

Нет, убегать нельзя – тогда ее точно сочтут виновной!

Тут дверь туалета снова хлопнула, и раздался новый голос – строгий, постарше.

– Рыжикова, опять болтаешь? Забыла, где ты работаешь? Забыла, что нельзя обсуждать детали следствия с посторонними?

– Но Татьяна Семеновна, я ничего такого… – забормотала болтушка. – Я ничего не обсуждала… и я не с посторонними… я только с Ириной, а она своя…

– А ты уверена, что здесь больше никого нет?

– Конечно, никого! Вы же видите!

По кафельному полу простучали быстрые, решительные шаги, хлопнула дверь одной кабинки, другой…

Эва инстинктивно вскочила на унитаз и застыла, присев на корточки.

Хлопнула третья дверь, шаги остановились перед четвертой кабинкой – той, в которой затаилась Эва. Неизвестная подергала дверцу…

– Опять замок заедает! Надо будет Константину сказать, чтобы починил! Кажется, и правда, никого нет, но ты смотри, Рыжикова, будешь болтать – вылетишь отсюда в два счета!

Открыли кран, зашумела вода, затем послышался звук отматываемого бумажного полотенца, после чего тяжелые шаги утопали прочь.

– Мымра! – сказала болтушка Рыжикова. – Зараза!

– Строит из себя начальницу, а сама просто завхоз! – поддержала ее вторая женщина. – Но ты с ней поосторожнее, у нее кругом связи…

Дверь туалета закрылась за ними.

Эва выждала еще пять минут и вышла из кабинки. Ноги у нее дрожали. Надо немедленно взять себя в руки, иначе ее арестуют прямо здесь.

Эва подошла к двери, на которой был нужный ей номер, неуверенно постучала. Ничего не произошло, тогда она постучала громче. На этот раз из-за двери донесся приглушенный женский голос:

– Войдите.

Она толкнула дверь и оказалась в узкой комнате без окон, в которой были еще четыре двери. Напротив входа, за столом с компьютером и несколькими телефонами, сидела ярко накрашенная девица с короткой темной стрижкой, которая взглянула на Эву свысока и проговорила, растягивая слова:

– Вы к кому-у?

Эва узнала этот голос. Именно эта девица болтала в туалете со своей подружкой, именно она сказала о том, что на месте взрыва нашли фрагмент коричневого женского чемодана.

– Вы к кому-у? – повторила секретарша, и в ее голосе прозвучало чувство превосходства человека, приближенного к власти, над простыми смертными. То чувство, которое писатель Достоевский называл административным восторгом.

«Ничего, подруга, – подумала Эва, – недолго тебе здесь работать, если ты так болтаешь! Вылетишь отсюда в два счета!»

Конечно, она не выдала своих мыслей ни словом, ни взглядом. Вместо этого, скромно потупив глаза, Эва проговорила:

– К Семибоярову.

– Ах, к Артуру Альбертовичу! Одну минуточку, сейчас я узнаю, свободен ли он.

Девица сняла трубку с одного из телефонов и проговорила:

– Артур Альбертович, к вам тут… – она прикрыла трубку ладонью и тихо спросила Эву:

– Ваша фамилия!

– Стрижева.

– К вам тут гражданка Стрижева. Пропустить?

Выслушав ответ, девица положила трубку на рычаг и снисходительно проговорила:

– Можете войти! – показав глазами на вторую слева дверь. – Артур Альбертович вас ожидает.

Эва толкнула эту дверь и оказалась в небольшом полутемном кабинете. Здесь было окно, задернутое плотной темно-зеленой шторой, отчего все вокруг казалось зеленоватым, как будто Эва оказалась под водой. В детстве Эву водили на оперу Римского-Корсакова «Садко», так вот там, в сцене подводного царства, было такое таинственное зеленоватое освещение. Это впечатление усиливалось оттого, что на столе стояла включенная лампа с зеленым абажуром.

Стол был чистым, на нем лежала только одна раскрытая папка и стоял старомодный телефонный аппарат – не с кнопками, а с наборным диском, в центре которого была закреплена круглая металлическая пластинка с какой-то надписью.

За этим столом сидел человек неопределенного возраста, очень худой и бледный. Кожа его была такого зеленовато-серого оттенка, как будто вся жизнь этого человека протекала под землей, в сыром и темном подвале, и он никогда не видел солнца. Хотя, возможно, все дело было в зеленой шторе и такой же настольной лампе.

– Присаживайтесь, – буркнул хозяин кабинета, указав кивком на единственный стул по другую сторону стола.

Эва села. Теперь, когда она была ближе к столу, она сумела прочесть надпись на телефонном диске.

«Будьте бдительны. Телефон не обеспечивает полную секретность разговора».

Мужчина поднял на нее взгляд, оторвавшись от созерцания папки. Глаза его оказались красными, как у кролика. Эва подумала, что он, должно быть, плохо переносит солнечный свет, оттого и сидит с задернутыми шторами.

– Гражданка Стрижева? – проговорил он бесцветным, невыразительным голосом.

– Да, это я… – ответила Эва.

Хотя взгляд этого человека и сама обстановка его кабинета произвели на нее странное впечатление, так что она теперь ни в чем не была уверена, даже в собственном имени.

Семибояров уставился на папку и некоторое время изучал ее содержимое, затем снова поднял глаза на Эву и проговорил:

– Как же так получилось, гражданка Стрижева?

Эва ждала продолжения, но его не последовало. В кабинете нависло тяжелое молчание, от которого зеленоватый подводный сумрак стал еще гуще.

– Что вы имеете в виду? – спросила Эва, когда это молчание стало невыносимым.

– Я имею в виду, что вы сели в автобус в Таллине, но когда автобус был… э-э… уничтожен, вас в нем не оказалось?

– Ах, вот вы о чем! – Эва вспомнила безобразную сцену на автозаправке, вспомнила ее так ярко, как будто снова ее пережила. Перед ней снова возникло раскрасневшееся, злобное лицо той фурии, ее идиотские обвинения…

С другой стороны, может быть, именно ей, той сумасшедшей, Эва обязана жизнью. Ведь если бы она не опоздала тогда на автобус, она погибла бы в аварии… или это была не авария, а умышленный, подготовленный кем-то взрыв?

– Вот вы о чем! – повторила Эва и придвинулась ближе к столу. – Понимаете, я вышла из автобуса на автозаправке…

– Зачем? – перебил ее следователь.

– Ну как зачем? Ноги размять, воды купить… в туалет зайти…

– Где?

– Что – где?

– Где была эта автозаправка?

– А! Это рядом с поселком… как же он называется? Берег… или Бережок…

Следователь заглянул в папку и поправил ее:

– Бережки.

– Да, точно, Бережки.

– Это всего в двадцати километрах от Петербурга. Что, вы не могли подождать еще полчаса?

– Ну, знаете! – Эва возмутилась, но быстро взяла себя в руки и проговорила сдержанно: – Автобус же все равно остановился, многие вышли размяться. Дорога долгая, все тело затекло…

– Вы правы, многие вышли – но все потом вернулись и поехали дальше. А вы не вернулись. Почему?

Эва заглянула в красные глаза следователя, точнее, пыталась заглянуть, но – странное дело! – вроде бы он сидел напротив и смотрел прямо на нее, но глаза его странным образом ускользали от ее взгляда. Тем не менее она решила, что нужно рассказать ему правду, все как есть.

– Ну, там произошла такая безобразная сцена! – со вздохом начала она. – Ко мне подскочила какая-то женщина, она стала кричать, будто я отбила у нее мужчину… какого-то Виталика… или Валерика…

– А это не так? – сухо осведомился следователь.

– Конечно, не так! – возмущенно воскликнула Эва. – Как вы могли подумать? Я эту женщину первый раз в жизни видела! Первый и, надеюсь, последний!

– А Виталия или Валерия?

– Тем более! Я вообще никогда в жизни не была в этом Бережке… или Бережках… откуда мне знать какого-то Валерия?

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Что я не знаю никакого Валерия?

– Нет, что имела место сцена, о которой вы мне сообщили. Конфликт с неизвестной женщиной.

– Ну да, конечно! – Эва оживилась. – Ведь к нам подошел полицейский…

– Полицейский? – В пустых глазах следователя впервые вспыхнул интерес. – Какой полицейский?

– Он представился… назвал свою фамилию… – Эва напрягла память, вспомнила ту сцену в мельчайших деталях. – Ну да, он представился – лейтенант Черемыкин.

– Черемыкин… – задумчиво повторил следователь и сделал какую-то пометку.

– Да, лейтенант Черемыкин! Он подошел, чтобы прекратить конфликт, но та женщина его явно знала, она к нему обратилась по имени. Коля, точно, она назвала его Колей. Тогда он потребовал у меня паспорт. Из-за этого я, собственно, и опоздала на тот автобус.

– Как так?

– А так, что не могла же я уехать без паспорта, а он нарочно тянул, начал оформлять протокол…

– Он его оформил?

– В том-то и дело, что нет! Как только мой автобус уехал, лейтенант сразу потерял ко мне интерес и исчез…

– Что значит исчез?

– Я буквально на секунду отвлеклась, а потом смотрю – его уже нет, и той женщины, которая устроила скандал, тоже нет. Буквально испарилась. И автобус уже уехал.

– Очень странно… – протянул следователь.

– Да вы спросите этого лейтенанта! Он вам все подтвердит!

– Непременно спросим…

Он что-то снова записал, потом быстро взглянул на Эву и задал новый вопрос:

– У вас было с собой много вещей?

– Нет, совсем немного, – лаконично ответила Эва, понимая, что главное – самой не сказать ничего лишнего.

Вспомнив подслушанный разговор, она поняла, что следователь подбирается к главному.

– Но чемодан у вас был?

Вот оно. Его интересует ее чемодан. Теперь нужно быть особенно осторожной. У Эвы было такое чувство, как будто она идет по минному полю и каждый следующий шаг, каждый следующий ответ может быть роковым.

– Нет, не было. Только сумка.

– Сумка? – Следователь удивленно поднял брови и взглянул на сумочку, которая лежала у Эвы на коленях. – Вот эта самая сумка? И у вас ничего не было, кроме нее?

– Нет, что вы! – Эва держалась спокойно и даже заставила себя чуть заметно улыбнуться. – Нет, конечно! Во-первых, у меня была с собой совсем другая сумочка, но я имею в виду, что кроме маленькой дамской сумки у меня была еще дорожная сумка с вещами. Это все же дальняя поездка, нужно с собой что-то везти…

– Да, нужно… – согласился следователь. – А кстати, какова была цель вашей поездки в Таллин?

– Я ездила туда по работе. Дело в том, что у фирмы, в которой я работаю, есть совместный проект с эстонской компанией, и мне часто приходится…

– Хорошо… об этом мы еще поговорим… – Следователь снова что-то записал и продолжил: – Так что это была за сумка и где она лежала, когда вы вышли из автобуса?

– Обычная дорожная сумка синего цвета, – честно ответила Эва. – Лежала она на полке над моим местом…

Она придерживалась правила говорить правду всегда, когда можно. В таком случае меньше вероятность запутаться в показаниях.

– Вот как? – переспросил следователь. – Значит, синяя дорожная сумка… а в ней был фотоальбом?

– Да, был. Мне отдала его родственница, которая живет в Таллине.

– Родственница? А в вашем досье не указаны родственники за границей.

– Ну да… это двоюродная тетя… точнее, двоюродная бабушка… – Эва начала путаться, чего ее собеседник, по-видимому, и добивался. – Не знаю точно, как это называется, но не думаю, что это считается близким родством, поэтому я не указывала ее в анкетах.

– Понятно… – Следователь сделал еще какую-то пометку. – Значит, вы ездили в Таллин, чтобы навестить свою родственницу?

Эва почувствовала, что следователь пытается запутать ее, заставить противоречить своим прежним словам, и решила, что не попадется на его удочку.

– Я ездила в Таллин по делам фирмы, – ответила она как можно спокойнее, – но заодно, когда у меня освободилось немного времени, навестила свою родственницу. Я ее давно не видела, а когда-то мы были близки…

– Вот как? – переспросил следователь невинным тоном. – А вы только что сказали, что не считаете ее близкой родственницей!

«Ну вот, напоминала же себе – не говорить ничего лишнего! – огорчилась Эва. – Отвечать лаконично, только на заданные конкретные вопросы. Все, что он узнает, он узнает от меня…»

Она не успела ничего ответить, но следователь криво усмехнулся и добавил:

– Впрочем, это не имеет отношения к теме нашей беседы. А теперь я хочу показать вам одну вещь…

Он встал из-за стола, повернулся к Эве спиной, прошел в глубину кабинета. Там стоял громоздкий старый сейф, который Эва раньше не заметила. Следователь закрыл собой замок сейфа, поколдовал над ним, что-то достал и вернулся к столу.

В руках у него был темно-зеленый брезентовый портфель.

Следователь сел за стол, положил портфель перед собой и быстро, пристально взглянул на Эву.

Он явно не спешил, видно, хотел заставить ее понервничать, надеясь, что она станет более разговорчивой.

И Эва действительно почувствовала себя неуютно, как будто в этом портфеле была спрятана ее страшная тайна.

«Да в чем дело? – подумала она раздраженно. – Мне нечего бояться, ведь я ни в чем не виновата…»

Но кто-то проговорил внутри нее противным голоском: «Ага, попробуй объяснить это вот тому типу, что сидит напротив. На него начальство давит, он готов кого угодно в подозреваемые записать, чтобы дело закрыть! Если хочешь из этого кабинета выбраться, не болтай лишнего!»

Наконец следователь торжественно расстегнул защелки портфеля, открыл его и выложил на стол, под яркий свет зеленой лампы его содержимое.

– Вы знаете, что это такое?

На столе перед Эвой лежал кусок мягкой коричневой кожи, заметно обгорелой по краям. С одного края к коже была прикреплена латунная застежка.

Эва порадовалась, что подслушала в туалете разговор болтливых секретарш. Благодаря этому она была подготовлена к тому, что увидит, и не испытала ни испуга, ни удивления.

Ну, или, по крайней мере, сумела никак их не показать.

Она наклонилась над обгорелым куском кожи, долго и внимательно разглядывала его, потом потянулась рукой.

– Нет! – следователь перехватил ее руку. – Вот трогать это нельзя! Итак, вы знаете, что это?

– Нет, – Эва пожала плечами. – То есть, я думаю, что это – кусок кожаной сумки или чемодана…

– Но это не ваш чемодан?

– Нет, конечно!

– Вы уверены?

– Естественно.

– Может быть, вы видели, как кто-то из пассажиров автобуса нес такой чемодан или ставил его в грузовое отделение автобуса?

– Нет, не видела. Честно говоря, когда я садилась в автобус, я устала и хотела спать, так что не обращала внимания на других пассажиров и тем более на их багаж.

– А чем так важен этот чемодан? – спросила Эва.

– Вообще-то здесь я задаю вопросы! – Следователь приподнялся над столом и уставился на нее, как кот на испуганную мышь. – Но я отвечу на ваш вопрос, чтобы вы поняли всю серьезность своего положения и всю важность честного ответа на мои вопросы.

Он откинулся на спинку своего кресла и указал пальцем на кусок коричневой кожи:

– Этот фрагмент чемодана найден среди обломков автобуса, оставшихся после взрыва, и на нем обнаружены частицы взрывчатого вещества. То есть у нас есть серьезные основания полагать, что именно в этом чемодане находилось взрывное устройство. Вы по-прежнему настаиваете на том, что у вас не было такого чемодана? Вы понимаете, насколько это серьезно?

– Да, – ответила Эва твердо. – У меня была только дорожная сумка синего цвета, которая лежала над моим сиденьем в салоне. Когда я вышла из автобуса, эта сумка осталась на месте.

– Что ж, так и запишем… – Следователь действительно что-то записал. – Значит, вы утверждаете, что у вас была с собой только дорожная сумка, которая лежала на багажной полке в салоне автобуса…

– И еще маленькая дамская сумочка с документами. Которая была при мне, когда я вышла из автобуса на автостоянке.

– Да-да… надеюсь, вы понимаете, что несете ответственность за дачу ложных показаний?

– Да…

Эва отвечала твердо и уверенно – но в душе у нее были смятение и растерянность.

Неужели это в ее чемодане оказалась бомба, от которой погибли ее попутчики? Но как она могла попасть в ее чемодан?

Эва уверена, что, когда приехала на таллинский автовокзал, в чемодане не было ничего лишнего, только ее вещи. Она сама поставила чемодан в багажное отделение под днищем автобуса.

Но потом, в дороге, она не следила за чемоданом. Автобус останавливался несколько раз – сначала в Эстонии, потом – на нашей территории. Последний раз – если не считать ту самую остановку в Бережках – в Кингисеппе, где какой-то мужчина поднял шум из-за своего багажа. Дескать, он заранее предупредил водителя, что выходит в Кингисеппе, а тот нарочно его чемодан задвинул в самую даль, так что теперь его не достать. Водитель не остался в долгу, они поругались. Вещи передвигали, доставали, и при этом кто-нибудь вполне мог подложить что-то в ее чемодан… Эва тогда отошла в сторонку, чтобы не слушать скандал, у нее от дальней дороги и без того разболелась голова, хотелось глотнуть свежего воздуха и постоять в тишине.

Сейчас Эва подумала, не рассказать ли все это следователю – но тут же одумалась. Он ей, конечно, не поверит и тут же запишет в подозреваемые. Да он и сейчас считает ее главной подозреваемой.

Эва понимала, что у следователя есть для этого основания.

Хотя бы то, что она единственная из пассажиров не была в автобусе в роковой момент.

– Значит, это был не ваш чемодан? – еще раз спросил следователь, сверля Эву взглядом.

– Нет, не мой! – повторила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал и глаза не бегали.

– Так и запишем! – Он действительно что-то записал.

– У вас есть еще вопросы? – проговорила Эва, удивляясь собственной дерзости. – А то мне на работу нужно.

– Это я буду решать, когда закончится наш… разговор. Впрочем, для первого раза и правда достаточно. Мы проверим ваши показания и потом обязательно еще раз встретимся.

В этих словах отчетливо прозвучала угроза – и в обещании новой неизбежной встречи, и в многозначительном местоимении «мы», которое давало Эве понять, что она имеет дело не с одним следователем, а с огромной, всесильной организацией, так что у нее нет никаких шансов выйти победителем из этого единоборства.

Тем не менее Эва поняла, что допрос подходит к концу, и вздохнула с облегчением. Кажется, она, по крайней мере, на этот раз не сказала ничего лишнего…

– А могу я спросить, – неуверенно начала Эва.

Она хотела узнать, сколько же было жертв, но следователь остановил ее властным движением руки:

– Постойте, это еще не все!

– Но вы сказали…

– Осталась еще одна маленькая формальность.

Он выдвинул ящик стола и достал оттуда плоскую пластиковую коробку, открыл ее. Оказалось, что это не коробка, а какое-то электронное устройство, внутри которого был плоский, тускло светящийся сенсорный экран.

– Приложите к этому экрану большой палец! – потребовал следователь.

– Это что – прибор для снятия отпечатков? – догадалась Эва.

– Верно, – кивнул мужчина.

Эва видела в старых фильмах, как прежде снимали отпечатки пальцев – мазали подушечки каким-то черным порошком и потом прижимали их к бумаге. После этой процедуры руки были испачканы, и требовалось много усилий, чтобы их отмыть. Видимо, с тех пор техника и в этом направлении сделала большой шаг вперед.

Эва прижала палец к экрану. В какой-то момент следователь чертыхнулся и попросил ее повторить – видимо, прибор не сработал как нужно. Старый-то способ был куда надежнее, работал без осечек…

Наконец процедура была закончена, следователь подписал повестку и отпустил Эву.

В приемной секретарша Рыжикова взглянула на нее с удивлением – она-то думала небось, что Эву выведут сейчас в наручниках, и предвкушала, как будет рассказывать об этом приятельницам в туалете. Эва насмешливо взглянула на секретаршу – при ее неумении держать язык за зубами вряд ли она долго здесь проработает!

Она показала подписанный пропуск нелюбезному дежурному и вышла на улицу.

Шел дождь, и Эва расстроилась, потому что не взяла с собой зонтик. Мимо проносились машины, и каждая вторая старалась окатить ее грязной водой. Эва вспомнила, что ее собственная машина все еще в ремонте.

Проклятие, ведь обещали же ей перед командировкой все закончить! И вот не звонят, ни слуху от них, ни духу.

Эва полезла было в сумку за мобильником, чтобы устроить этому автосервису грандиозный скандал, но поняла, что у нее совершенно нет сил. Голову сдавило, как обручем, в ушах застучали тысячи молоточков, все вокруг внезапно потеряло четкость. Она пошатнулась и оперлась о стену. И тут заметила камеру, которая висела над дверью.

Так, хорошо бы отсюда поскорее уйти, не маячить перед камерой. Кто их знает, может, обитателям этого здания покажется подозрительным, что она задержалась.

Эва стиснула зубы и приказала себе идти. Прямо, не шатаясь и не сворачивая. Никто ей на помощь не прибежит, надо самой добраться до какого-нибудь места, где можно посидеть и прийти в себя. Ничего с ней такого нету, это просто от стресса и от голода, с утра ничего не ела. Да и утром-то выпила чашку кофе с сухариком.

Дождь стал слабее, теперь только мелкие холодные капли падали с хмурого неба.

«Не сахарная, не растаешь!» – говорила в таких случаях бабушка Элла.

Эва шла, не обращая внимания на дождь, выискивая глазами вывеску кафе. Как назло, не попадалось ничего приемлемого. От свежего сырого воздуха стало легче, голову больше не стискивал железный обруч. Зато набежали мысли. Мысли были тревожные и безрадостные.

Что-то с ней происходит. И хорошо бы понять, что именно, пока эти, из очень серьезной организации, не навесили на нее участие в террористическом акте. Да запросто, дело-то вон какое громкое. Люди погибли…

Эва остановилась у витрины какого-то магазина. Вот именно, ее считают подозреваемой, а она понятия не имеет, что все-таки произошло. Все вокруг все знают, вон Леонида Павловна полностью в курсе, а она даже не удосужилась телевизор поглядеть! Да хоть в телефоне новости почитать!

Сколько человек погибло, кто выжил, кто ранен, это же важно!

И почему, черт возьми, бомба оказалась в ее чемодане? Ну, допустим, это случайность, засунули на остановке в Кингисеппе в первый попавшийся чемодан. Точно, они могли это сделать только в Кингисеппе, потому что на границе довольно строгий досмотр, собаки ходят натренированные, обнюхивают багаж.

Так, что у нее было в чемодане такого, что укажет на нее? Обычные женские шмотки, одежда, пара босоножек. Ах да, пиджак новый, с чеком, по которому ее можно вычислить, она же карточкой платила. Ну, будем надеяться, что он сгорел. Судя по тому, что следователь показал ей кусок кожи, чемодан разнесло в клочья. А вдруг кто-то из пассажиров вспомнит, что она была с чемоданом? Это вряд ли, тут же поняла Эва, после такого ужаса человек и про свои-то вещи не вспомнит.

Тут она подумала о камерах. Есть же они везде. Ну не везде, но на автовокзале точно есть. И на заправках. С другой стороны, когда она уезжала три дня назад, садились в автобус прямо на улице, не было там никакой камеры. А вот в Таллине вполне могла быть, ну пока наши с эстонцами договорятся, время пройдет.

Эва осознала себя стоящей у витрины. Дождь кончился, и она решила пройти до торгового центра, там уж точно есть кафе.

И тут рядом возник парень. Не то чтобы очень молодой, но вид у него был какой-то несолидный. Подстрижен плохо, одет очень скромно, а самое главное – на шее у него висел фотоаппарат.

– Привет! – сказал он. – Можно тебя на пару слов?

Эва мгновенно напряглась. Не хватало ей еще папарацци! Еще бы – такая сенсация – террористический акт! Им плевать, что люди погибли, лишь бы что-то новенькое напечатать.

– Отвали, – процедила она сквозь зубы и отвернулась.

– Да ладно тебе. – Он нацелился на нее фотоаппаратом. – Я же знаю, что ты в том автобусе ехала, мне только снимок и несколько слов!

– Отвали! – Эва хотела уйти, но парень очень ловко оказался на ее пути. Тогда она двинула его локтем и быстро пошла по улице. Он догнал ее и пошел рядом.

– Слушай, ну я же ничего плохого не хотел, – примирительно сказал он, – это же работа моя – новости освещать.

Эва молча шла к торговому центру, надеясь на то, что на крайний случай скроется там в туалете. Ну, не будет же папарацци ее возле двери сторожить. Можно к охране обратиться, если что. Или в толпе покупателей затеряться.

Вот показались впереди вертящиеся двери торгового центра.

– Слушай, за информацию можно и денег получить! – сказал парень и взял Эву за локоть.

– Да отстань ты! – Она пнула его под коленку, но он успел-таки щелкнуть фотоаппаратом.

– Вот не хотела по-хорошему, – сказал он, – так теперь такой чувырлой получишься!

И тут по бокам парня возникли двое мужчин, удивительно похожих друг на друга. Они были в одинаковых темных костюмах и белых рубашках, только у одного галстук был синий, а у другого – серый. Волосы тоже были разного оттенка, у одного более светлые, у второго – потемнее, зато стрижки совершенно одинаковые. Оба мужчины синхронно взяли парня под локти и едва не оторвали от земли.

– Э, ребята, вы чего? – забеспокоился парень.

– Ты сейчас отойдешь от девушки и пойдешь куда подальше, – сказал тот, у кого был синий галстук. Сказал он это без всякого выражения, смотря перед собой совершенно оловянными глазами.

– Быстро пойдешь и забудешь, что ее видел, – поддакнул серый галстук.

– Нет, а что такого? – возмутился парень. – Что я сделал-то? И вы вообще кто такие, чтобы мне приказы отдавать? Я, между прочим, пресса! Четвертая власть!

– Пресса? – в голосе синего галстука проявилось какое-то выражение, а именно – презрение. В это время его напарник сорвал с шеи парня фотоаппарат и бросил его на асфальт.

– Эй, ты что? Он же дорогой! – закричал парень и рванулся из рук тех двоих. Не успел, потому что синий галстук с размаху наступил на фотоаппарат ногой. Послышался треск.

– Ох ты! – Парень присел на асфальт. – Я же сколько работать должен… Ну вы и сволочи… Гады ползучие! – Он плюнул на ботинок того, кто был ближе, кажется, того, в синем галстуке.

– Ах ты! – Тот с размаху ударил ногой парня в челюсть.

Парень беззвучно упал на спину.

– Да что же это? – опомнилась Эва и крикнула толстому охраннику, который пялился на них сквозь стеклянные двери торгового центра. – Человека убивают, вызывай полицию!

Двое мужчин в одинаковых темных костюмах развернулись и неторопливо пошли прочь. Эва подбежала к лежащему парню, ей показалось, что он мертв.

«Этого еще не хватало!» – в страхе подумала она и ужасно обрадовалась, когда он пошевелился и открыл глаза.

– Эй, ты как?

Парень приподнялся, уцепившись за ее руку, потом сел и закрутил головой.

– Что это было?

– В морду тебе дали, – подсказала Эва, – ботинком.

– Ну, сволочь, попомнит он у меня! – Парень ощупал лицо. – Запросто мог челюсть сломать!

– Эй, вы там как, оклемались? – крикнул толстый охранник. – Тогда хорош перед дверью валяться, всех посетителей распугаете!

Парень со стоном поднялся, опираясь на Эву.

– Мне бы в себя прийти, отдышаться… – вздохнул он, – голова кружится.

– Пойдем! – Она показала на вывеску кафе, которое находилось тут же, в торговом центре.

Охранник смотрел недовольно, но ничего не сказал. Остатки фотоаппарата валялись на асфальте.

Они уселись в кафе за самый дальний столик. Парень принял от Эвы влажную салфетку и обтер лицо.

– Извини, – сказал он, – извини, что так вышло. Я и не думал… не ожидал…

– Кто эти люди? – удивлялась Эва – Чего они от тебя хотели?

– А ты не поняла? – Парень смотрел с легкой насмешкой. – Они же тебя пасут.

– Ты думаешь, они оттуда? – удивилась Эва.

– А откуда же еще? Ты вышла, они – за тобой, я видел.

Эва молчала, пораженная. Так вот почему следователь отпустил ее так легко! Он приставил к ней хвост. Точнее, два хвоста. И она, Эва, была такой идиоткой, что не заметила этих двоих, да их и слепой заметил бы!

– Слушай, давай знакомиться, – сказал парень, принимая из рук официантки большую чашку кофе и тарелку с омлетом. – Меня Федя зовут, а про тебя я знаю, ты Эва.

– Что еще ты про меня знаешь? – нахмурилась Эва. – И откуда, интересно?

– Ну, у нас, журналистов, свои источники информации, – уклончиво ответил Федор. – Я знаю, что ты в том автобусе ехала, а на заправке отстала. То есть повезло тебе, если честно. Если бы не отстала, то сейчас бы в морге находилась, обгоревшая вся, как головешка.

– Зачем ты такое говоришь? – Эву передернуло.

– Затем, что вместо тебя человек погиб!

– Не поняла… – Эва отставила чашку, – объясни.

– Да это я так… – Федя смутился. – Источник мой сказал, что на твоем месте какая-то женщина сидела, ее поначалу за тебя приняли.

– Точно, – Эва вспомнила, как все сотрудники всполошились, когда она явилась на работу, как Светка Милашкина кричала «Сгинь!» и складывала из пальцев крест. – А что ты еще про это дело знаешь?

Эве пришло в голову, что этот Федя может принести пользу. Может, и не врет он про свои источники, и она может у него что-то узнать. Но надо с ним быть поосторожнее, лишнего не болтать.

– Федя, – Эва ласково ему улыбнулась, – вижу, что человек ты осведомленный, так расскажи, я ведь тебе не конкурент.

– Ну, все считают, что это теракт, – неохотно начал Федор, поддавшись на грубую лесть, – однако пока никакая организация о себе не заявила и ответственность на себя не взяла. Эксперты пока своего мнения не высказывали, работают, землю носом роют, но… вот ты на каком месте сидела?

– Сзади, на предпоследнем справа. За мной дверь, а потом еще сиденье, там никого не было. Я специально сзади место попросила, потому что обычно никто там сидеть не хочет, и место рядом со мной было свободно. А что?

– В общем… взрывчатка была в чьем-то чемодане, – Федор наклонился к чашке и не видел, как у Эвы блеснули глаза – стало быть, он не знает, что чемодан-то был ее. – Я поспрашивал специалистов, говорят, что взрыв был направленный. То есть так получается, если взрывчатку заложить в самом конце багажного отделения.

«Точно, мой чемодан передвинули на остановке в Кингисеппе»! – сообразила Эва.

– Когда взорвалось, автобус съехал в кювет и перевернулся как раз на ту сторону, где двери, – бормотал Федор, – водитель пристегнут был, ничего с ним не случилось. Он не растерялся, окно выбил, и пассажиров через кабину выводил. Кого-то ранило, кто-то сознание потерял, кто-то руки-ноги сломал, но все живы. Кроме пяти человек, у этих шансов не было. Там всего мест было восемь, что сзади, но заняты пять.

– Точно, напротив муж с женой сидели, она противная такая, все время его пилила… – вспомнила Эва, – а дальше я уж и не помню кто.

– Как-то мне стремно. – Федор поглядел на Эву поверх чашки, и глаза его были грустными. – Может, это и не теракт вовсе, а просто заказное убийство?

– Что, целый автобус заказали? – хмыкнула Эва.

– Да говорят же тебе, что восемь мест были самые опасные! – Федор повысил голос и тут же оглянулся по сторонам.

– Не кричи, – цыкнула Эва, – вообще, тебе чего от меня надо? Только честно!

– Да и сам не знаю, – вздохнул он, – думал, может, ты что вспомнишь, чтобы это дело как-то прояснить. Потому как эти, – он мотнул головой в сторону здания серьезной организации, – ничего ведь не выяснят. Спишут на теракт, найдут какого-нибудь бедолагу…

«Уже нашли, – подумала Эва, – меня…»

А ведь, пожалуй, этот Федя прав. Мыслит разумно. И хочет сам это дело расследовать, чтобы эксклюзив получить и прославиться. И он может быть ей полезен. Потому что если выяснится, что взрыв вовсе не теракт, а заказное убийство, то эти, из организации, от нее отстанут. Будут искать заказчика, скорее всего не найдут, но все-таки…

– Ты молодец, толковый парень, – сказала Эва и погладила Федю по руке, – давай не терять связь. Обменяемся телефонами, как что узнаем – сразу друг другу сообщим. Я постараюсь вспомнить своих попутчиков, ты же выяснишь их имена и координаты. И еще про ту женщину, что на моем месте сидела. Кто она такая?

– Ладно. – Федор отвернулся, подзывая официантку.

Несмотря на его протесты, Эва положила на стол деньги и поскорее ушла.

На работу ехать не имело смысла, рабочий день кончился. По дороге домой она так интенсивно думала, что заболела голова. Этот Федя вроде бы не врет, а с другой стороны, какой-то он простоватый. Выболтал ей все, что знал, а взамен ничего не получил.

Эва не собирается ни с кем откровенничать. Тем более с журналистом. Пускай он ищет имена этих пяти погибших, а она займется другим. Ей нужно найти ту девку, что налетела на нее на заправке, а лучше – лейтенанта Черемыкина. Хоть следователь и записал его фамилию, вряд ли он станет его искать. Во всяком случае, торопиться не будет. А как придут к нему записи с камер, да как увидит он на них Эву с коричневым чемоданом – так и все, собирайте теплые вещи, сушите сухари. Никакой Черемыкин не поможет.

Утром Эва позвонила в автосервис и не успела начать ругаться, как ей сообщили, что машина давно готова и чтобы Эва немедленно ее забирала, они даром держать ее в гараже не согласны. Эва позвонила начальнику и наврала, что ее снова вызывают на допрос прямо с утра и она выйдет с обеда. Начальник не посмел возразить.

Эва забрала машину из сервиса и решила поехать на двадцатый километр, на ту заправку, с посещения которой и начались все ее неприятности.

В просторной монастырской трапезной было шумно и многолюдно. За верхним столом, стоявшим на почетном возвышении, в дальнем от входа конце зала, сидел настоятель монастыря отец Огюст. По правую руку от него расположился почетный гость – знатный рыцарь из влиятельного и богатого ордена тамплиеров Жиль де Леннуа, который третий день гостил в монастыре. Прочие места за верхним столом занимали важные священнослужители и дворяне из свиты тамплиера, за нижним столом сидели простые монахи и слуги рыцаря. Аббат был одет в традиционное для ордена францисканцев одеяние простого, скромного покроя, с откинутым капюшоном, однако этот монашеский плащ был сшит из дорогого фламандского сукна, а на шее монаха красовалось резное распятие из слоновой кости. По всему было видно, что он не ограничивает себя свойственными для его ордена аскетическими правилами.

Тамплиер был одет куда более пышно.

Устав его ордена не ограничивал своих членов почти ни в чем, и хотя официально они назывались «бедными рыцарями Храма Господня», в действительности тамплиеры окружали себя всей доступной роскошью. Жиль де Леннуа был облачен в кафтан из алого сукна тончайшей выделки. Поверх этого кафтана был накинут короткий голубой плащ, по которому были вышиты серебром цветы из райского сада. Только нашитый на плечо алый крест говорил о его принадлежности к ордену.

Орден тамплиеров был основан в двенадцатом веке несколькими христианскими рыцарями, которые поставили своей задачей защиту паломников, прибывавших в Палестину, дабы поклониться святыням Иерусалима, Вифлеема и прочих мест, где прошли трагические и величественные события, описанные в Новом Завете.

Доблестные рыцари защищали паломников от разбойников и жестоких иноверцев, не требуя за это никакой платы – они считали, что доблесть и добродетель и есть плата за благие дела. Они считали также, что истинному христианину приличествует бедность, и даже избрали своим гербом изображение двух рыцарей, едущих на одном коне.

Его Святейшество папа, узнав о замысле добродетельных рыцарей, благословил их благородный почин и учредил новый орден, который получил название ордена Бедных рыцарей Храма Господнего, или коротко – храмовников, тамплиеров.

Поскольку новый орден пользовался покровительством самого папы, его влияние чрезвычайно выросло, число рыцарей и слуг ордена стремительно умножалось, и вскоре орден тамплиеров превратился в большую и влиятельную силу.

Тамплиеры более не ограничивались защитой паломников. Теперь они помогали христианским правителям в сражениях с иноверцами, а то и друг с другом, не гнушаясь при этом брать с них плату за эту помощь.

Первоначальный завет бедности был забыт, и со временем в хранилищах ордена скопились немалые богатства.

Вскоре кому-то из руководителей ордена пришла в голову гениальная идея, которой суждено было на многие столетия пережить сам орден и даже изменить мировую экономику.

Отправляясь в Святую Землю, паломники брали с собой деньги на дорожные расходы. Неудивительно, что эти деньги привлекали воров и разбойников, делая паломничество еще более опасным. И тут тамплиеры предложили свои услуги.

Перед тем как отправиться в путь, паломник мог отдать свои деньги представителю ордена в Марселе, или в Генуе, или в Мюнхене, или в любом другом крупном европейском городе. В обмен на деньги тамплиеры выдавали паломнику особым образом составленную расписку. Добравшись до Святой Земли, паломник обращался к тамплиерам в Иерусалиме, Акре или другом городе и в обмен на расписку получал обратно свои деньги – за вычетом некоторого процента за услуги. Таким образом, путешествие становилось безопаснее, а деньги – целее.

Но паломники – люди по большей части небогатые, а ведь были и купцы, которые вели дела с Востоком и которым также нужно было безопасно доставлять туда свои деньги. И они тоже стали обращаться к тамплиерам.

В общем, тамплиеры первые додумались до идеи перевода безналичных денег и фактически создали первый банк Европы.

Богатства ордена росли. Тамплиеры занимались теперь не только и не столько защитой паломников или даже военными действиями – главным их занятием стали финансовые операции. Они предоставляли займы торговцам и феодалам, и даже суверенным правителям – королям, герцогам и прочим владыкам, временно оказавшимся на мели. Даже влиятельнейшему королю Франции и Его Святейшеству папе.

Занятие это было прибыльное, но рискованное – могущественному должнику может прийти в голову идея, что расправиться с кредитором проще и выгоднее, чем отдавать ему долги…

Трапеза была в полном разгаре. Отец настоятель пил дорогое кипрское вино большими бокалами, и лицо его раскраснелось. Не оставлял он своим вниманием и изысканные кушанья – жирных пулярок, бургундских улиток, паштет из гусиной печени и прочие деликатесы. Тамплиер был более сдержан. Несмотря на выпитое вино, на его длинном, покрытом шрамами лице сохранялось озабоченное и утомленное выражение.

Вдруг в трапезную вошел молодой прислужник. Он подошел к верхнему столу, поклонился аббату и проговорил:

– Позвольте известить вас, святой отец, вашего гостеприимства просит еще один путник со свитой. Он стоит возле ворот монастыря и ждет вашего ответа.

– Кто таков? – осведомился аббат, взглянув на прислужника через зеленоватое стекло бокала.

– Милорд де Треси, королевский комиссар! – доложил служитель.

При этих словах лицо тамплиера помрачнело пуще прежнего. Аббат же оживился и воскликнул:

– Проси! Проси милорда де Треси разделить нашу скромную трапезу и передай отцу Жильберу, что я прошу как следует принять его спутников.

– Слушаюсь, святой отец!

Прислужник вернулся к воротам.

Тяжелые дубовые створки отворились, и в монастырский двор въехал высокий сухощавый рыцарь в дорожных доспехах, на которые был накинут черный плащ. За ним последовали еще два десятка всадников – все в доспехах и при оружии.

Гости спешились. Монахи под руководством монастырского кастеляна отца Жильбера отвели их коней в конюшни, гостей же проводили в трапезную.

Войдя в ярко освещенный зал, королевский комиссар подошел к аббату, сдержанно поклонился и проговорил:

– Простите, святой отец, что я со своими спутниками прервал вашу трапезу, но вынужден просить вашего гостеприимства, ибо прибыл к вам по приказу его величества.

– Всегда рад принять у себя слуг милорда короля! – вежливо ответил ему аббат. – Прошу вас, садитесь рядом со мной и разделите наш скромный ужин.

Сотрапезники аббата передвинулись, освободив для королевского комиссара место по левую руку от отца Огюста.

Трапеза потекла своим чередом, и только тамплиер стал еще более хмур и немногословен.

Наконец трапеза завершилась. Тамплиер первым покинул зал, извинившись перед настоятелем и сославшись на боль в старых ранах, полученных им в Святой Земле. Вслед за ним и остальные гости разошлись по отведенным им покоям.

На стоянке перед заправкой машин было немного – пара грузовых фур, «Газель» и несколько легковушек.

За стойкой стоял симпатичный парень с голубыми глазами и светлыми вьющимися волосами.

Ну вот, уже прокол! Эва надеялась увидеть ту вредную девицу, которая работала здесь в роковой день… Неужели это было только позавчера?

– Чем помочь? – проговорил парень, заметив растерянность на ее лице.

И улыбнулся поощрительно – мол, говори, не стесняйся!

Улыбка у него была очень приятная.

– А здесь раньше работала девушка… – неуверенно протянула Эва.

– Вообще-то здесь я работаю…

– Такая… волосы рыжеватые, короткие…

– Так это вы, наверное, про Кристину. Она меня заменяла, пока я в отпуске был. А когда я вернулся, она уволилась с понедельника и вообще отсюда уехала. Кажется, в Челябинск. У нее там парень знакомый.

– Ничего себе! – Эва не смогла сдержать разочарованный возглас. – Это какая же даль!

– А вообще, зачем она тебе нужна? – парень незаметно перешел на «ты».

Эва тяжело вздохнула и решила озвучить заранее приготовленную историю.

– Представляешь, я была здесь позавчера, и прямо тут, вот на этом самом месте, на меня налетела какая-то ненормальная. Стала кричать, что я у нее парня отбила, полезла драться, чуть глаза не выцарапала, вот до сих пор на лице синяк остался…

Эва заметила в глазах парня недоверие и повернулась щекой к свету, так что синяк проступил сквозь слой тонального крема.

– Вот, видишь?

Тот кивнул.

– Но все же, зачем тебе Кристина?

– Ох! Придется все тебе рассказать… – И Эва с твердой почвы фактов ступила на зыбкое болото вымысла. – Представляешь, – начала она, – я замуж собралась…

– Поздравляю!

– Да не с чем поздравлять! Мой парень – в смысле жених – хотел меня со своей мамой познакомить. Как раз в тот день мы с ней должны были встретиться. А тут такое дело. У меня лицо в синяках и настроение соответствующее. Я Олегу – это жениха моего зовут Олегом – рассказала всю эту историю, все как есть. Ну, он вроде поверил, нормально все принял. Даже посмеялись вместе – каких только психов на свете не бывает! Такое нарочно не придумаешь! Я ему и говорю – может, не нужно с твоей мамой сегодня встречаться, не хотелось бы предстать перед ней с побитой рожей. Все же первое впечатление – самое главное. Свекровь, невестка – дело трудное, везде про это пишут и по телевизору даже показывают.

А он мне – нет, мама тебя уже ждет, нельзя откладывать, ты ей все расскажи, как есть, она женщина умная и все поймет. Самое главное – ничего не выдумывай, все честно расскажи, как мне. Потому что главное в отношениях между людьми – это доверие. Ну, я и согласилась. Не сразу, конечно, но согласилась.

– Зря! – парень покачал головой.

– Да теперь понимаю, что зря! – вздохнула Эва. – Но тогда Алик сумел меня убедить…

– Алик? – переспросил парень. – Ты же говорила, что его зовут Олег!

– Ну да, Олег! – Эва ничуть не смутилась. – А уменьшительное – Алик… по всякому можно называть, он говорил, у него до меня была девушка, так она его Олешиком называла. Олешик, Олешик, Олененочек… Так ему нравилось, пока не сообразил, что олень-то с рогами! В общем, скандал у них вышел, поругались насмерть, а вроде бы жениться собирались…

Тут Эва ничего не придумала, точно такая история произошла в прошлом году со Светкой Милашкиной, в коллективе ее широко обсуждали.

– Слушай, ты переходи уже ближе к делу, – посоветовал Эве парень за стойкой, ставя перед ней чашку кофе.

– Ну да. В общем, запудрила я синяки, приехали мы с Аликом к его маме, а у той глаз-алмаз, сразу все заметила. И так, знаешь, губы поджала и спрашивает: «Что это у тебя, милочка? С лестницы свалилась?»

Я с Аликом переглянулась и все ей честно выложила. Она меня выслушала, а потом Алику и говорит:

– Извини, дорогой, можно тебя на два слова?

Я чувствую, дело плохо, но что поделаешь? Алик с мамашей уединился, потом возвращается и говорит:

– Извини, но нашу свадьбу стоит отложить.

Как так? Почему?

А он в ответ – мне мама открыла глаза. Я тебе, как дурак, поверил, потому что чувства к тебе затмили мой разум… ты мне навешала лапшу на уши… сочинила совершенно неправдоподобную историю… дыма без огня не бывает… наверняка у тебя была связь с этим Валерием…

В общем, чувствую, что говорит он мамочкиными словами. Она за пять минут сумела его против меня настроить.

Говорю ему – как ты можешь? Да я вообще в том поселке никогда в жизни не бывала и Валерия этого в глаза не видела!

Но вижу – он мне не верит… так что накрылась моя свадьба медным тазом. А я уже и подруг всех пригласила…

– Сочувствую! Насчет подруг – это ты поспешила.

– Да, может, и не стоит сочувствовать. Если он так легко в это поверил – как с ним всю жизнь прожить? Опять же мамаша его все равно свадьбы не допустила бы. Мне потом рассказали, что и с той девчонкой, что передо мной была, его мама развела. Насчет оленя и рогов она все придумала, сам бы он ни за что не сообразил.

– Тогда чего же ты хочешь?

– А я решила найти ту девицу и заставить ее взять свои слова назад. В присутствии Алика. А еще лучше – не ее, а полицейского, который нас разнимал. Чтобы он рассказал Алику, как все было. Полицейскому Алик скорее поверит.

– Так ты же говоришь, что раздумала за него замуж выходить.

– Раздумала или не раздумала, а только пусть он увидит, как на мой счет ошибался! Пусть поймет! И мамаше своей передаст!

История, конечно, была шита белыми нитками, логика отсутствовала, но Эвин собеседник, похоже, поверил. Ну что взять с натуральной блондинки?

– Постой, ты сказала про полицейского, который вас разнимал, – сообразил он. – Это что за полицейский? Я тут всех знаю.

– Лейтенант Черемыкин.

– Черемыкин? – Парень удивленно поднял брови. – Ты ничего не путаешь?

– Нет, конечно! Я все, что в тот день случилось, на всю жизнь запомнила. И лейтенанта этого. Он подошел и представился – лейтенант Черемыкин.

– Странно! Здесь у нас такого лейтенанта нет. Есть Вася Столбов, мы с ним в школе вместе учились, есть Толик Васильев, а Черемыкина никогда не было.

– Точно говорю – лейтенант Черемыкин. Он сперва хотел протокол составить, а потом передумал, сел в машину и укатил.

– В машину? – переспросил парень.

– Ну да. Вот там его машина стояла… милицейская машина, с мигалкой…

– Вот как… а ведь там видеокамера стоит, так что я могу посмотреть запись за тот день. Если здесь действительно стояла милицейская машина – она должна попасть на запись. Когда, ты говоришь, вся эта история случилась?

Эва назвала дату происшествия, которое сломало привычное течение ее жизни. Парень повернулся к стойке с монитором, на который выводилось изображение с нескольких камер, пощелкал кнопками и наклонился над экраном.

– Вот запись за тот день…

Эва обошла стойку, встала рядом с ним и стала следить за быстро меняющимся изображением.

Наконец, на экране мелькнула машина с мигалкой на крыше.

– Вот, вот она! Прокрути назад!

Парень вернул изображение назад и пустил снова, на этот раз гораздо медленнее.

Теперь на экране была четко видна полицейская машина, удалось разглядеть даже ее номер.

– Интере-есно… – протянул парень, и достал из кармана мобильный телефон.

Он набрал номер своего школьного приятеля и проговорил:

– Привет, Столб! Как жизнь молодая?

– Да вроде ничего. А что? У тебя имеются конкретные предложения?

– Насчет конкретных предложений, конечно, можно подумать. А пока у меня к тебе есть конкретный вопрос. Ты на этой неделе по каким дням дежурил?

– Да в чем дело-то? С чего это вдруг ты заинтересовался моими дежурствами?

– Значит, есть причина.

– Ну, давай уже, выкладывай свою причину, а то мне некогда с тобой просто так болтать.

– Ух ты, какой занятой! Ладно, вопрос вот какой. Я тут у себя на камере засек твою машину на стоянке возле нашей заправки. С включенной мигалкой, между прочим. А тебя там не было, и Толяна не было, какой-то незнакомый парень в нее садился. Так вот, мне стало интересно – что, у вас с Толяном новый напарник появился или что? И какой у вас интерес к нашей заправке?

Полицейский на мгновение замолчал, затем переспросил:

– В какой день, ты сказал, наша машина попала на камеру?

– Вообще-то я пока насчет дня не говорил, но могу сказать, – и парень назвал роковой день, когда Эва опоздала на автобус.

– Позавчера, что ли? – мрачно спросил Вася. – Так я и думал… обещай, что никому про это не расскажешь.

– Само собой, никому, кроме вас с Толяном. А что такое?

– Понимаешь, мы в тот день заехали в гости к Люське…

– К Люське Гусевой?

– Ну да, сам понимаешь… Люська – баба добрая, мы у нее маленько засиделись…

– Во время дежурства? – уточнил собеседник.

– Ну да…

– Вот почему наше районное отделение отстает по раскрываемости преступлений!

– Да ладно тебе! Кто это тебе сказал?

– Да шучу, шучу!

– Такими вещами не шутят! Мы, между прочим, вовсе даже не отстаем, а наоборот!

– Ну ладно, ты начал рассказывать про тот день…

– Ну да. Значит, выходим мы от Люськи, смотрим – нет нашей машины. Оставили мы ее чуть в сторонке, чтобы ни у кого лишних мыслей не было насчет нас и Люськи, а какой-то гад ее угнал. Ты только прикинь, каким нужно быть отморозком, чтобы угнать полицейскую машину во время дежурства!

– А вы к Люське небось с мигалкой ехали?

– А то!

– Да, видно, у того человека серьезные проблемы с головой!

– А я тебе о чем?

– Значит, пропала машина? Вы, конечно, операцию «Перехват» объявили?

– Ты что, шутишь? Ведь это тогда пришлось бы объяснять, где мы ее оставили и по какой причине!

– Так что же вы начальству сказали?

– К счастью, ничего не пришлось говорить. Мы только еще репу чесали и думали, как быть – а тут Степаныч мне звонит…

– Это какой же Степаныч?

– Ну, тот, у которого гараж и мастерская в Запечье. Звонит, вот как ты сейчас, и спрашивает, не ищем ли мы свою машину. Мы ему – Степаныч, родной, где она? А он объясняет, что какой-то хмырь бросил ее возле его гаража. И что мы, само собой, можем ее забрать. Ну, мы с Толяном вздохнули и погнали в Запечье…

– На чем?

– У Мишки Полуянова мотоцикл реквизировали. Все равно Мишка пьяный был и мотоцикл ему ни к чему.

– Степаныча-то хоть отблагодарили?

– Ну а как же! Само собой, бутылку ему поставили.

– Дешево отделались!

– Да ладно, Степаныч нам по жизни должен! Мы его сколько раз прикрывали… он с ворованными деталями сколько раз попадался, а мы на это закрывали глаза.

– Все равно он вас от больших неприятностей спас.

– Ну да. Ты мне лучше скажи – у тебя там на записи виден отморозок, который нашу машину угнал?

– Только со спины.

– Ни на кого из наших не похож?

– Я не узнал. Со спины мужик как мужик, самый обыкновенный, молодой, росту среднего, не толстый, не худой… в общем, стандартный. В форме он был, кстати.

– Ну, елки-палки! Ладно, ты про это молчи, чтобы до начальства не дошло.

– Договорились!

– Ну, все слышала? – спросил парень Эву. – Угнали у них машину, попользовались, потом бросили. Не знаю, кто уж тебя так сильно любит, что такую подлянку устроил.

Парень смотрел с подозрением, Эва испугалась, что он сопоставит даты и сообразит, что она имеет отношение к тому самому автобусу, который взорвался на семнадцатом километре. Она поскорее распрощалась и поехала на работу.

Начальник, видно, побеседовал с сотрудниками, чтобы не приставали к Эве с вопросами, а лучше занялись своими непосредственными обязанностями. Так что Светка Милашкина только поинтересовалась, как поживает ее синяк, и снова предложила свои услуги, и злыдня Леонида Павловна шипела из угла что-то неодобрительное.

В конце дня начальник вызвал Эву в кабинет. Она шла, ожидая плохих новостей. В лучшем случае начальник узнал, что утром она не ходила на допрос, а ездила по своим делам. А в худшем, ему звонили из очень серьезной организации и что-то такое про Эву сообщили. Может, велели ее уволить?

Однако ее опасения не оправдались.

– Вот что, Стрижева, – сказал начальник, – тут такое дело, что работы с вас в последнее время, как с козла молока.

«Увольняет, – поняла Эва, – сам козел»!

– Я с вами спорить не собираюсь, – заметил начальник, поскольку Эва не уследила за своим лицом, и он сумел прочитать на нем многое. – Вас теперь, конечно, будут на допросы таскать, а у меня работа стоит. Я заказчикам не могу сказать, что у меня ведущий специалист под следствием находится!

– И ничего не под следствием! – возмутилась Эва, решив, что ей нечего терять. – Я у них как свидетель прохожу! Сами же меня в ту командировку послали!

– Голос у меня в кабинете могу повышать только я, – сказал начальник, который, все знали, никогда ни на кого не орал, предпочитал делать выволочки тихо.

Эва наконец взяла себя в руки и решила молчать. Совершенно не в ее духе скандалить с начальством.

– В общем, так, – строго сказал начальник, – со всех проектов я вас снимаю. Дела передадите Алексею. Если что нужно, он сам с вами свяжется.

«Уволил!» – мысленно вздохнула Эва. Теперь эта мысль ее не ужаснула.

– А вам предложу такой вариант, – продолжал начальник. – Можно, конечно, в отпуск уйти, но я так понимаю, что это для вас не подходит. Тогда посылаю вас на недельный семинар. С завтрашнего дня.

– Что еще за семинар? – Эва откровенно разинула рот.

Чтобы начальник ее, востребованного специалиста, послал неделю скучать на дурацком семинаре?

– Вы не ослышались, – невозмутимо ответил начальник, – там занятия с десяти до трех, потом на работу можете не приходить. И там никому не нужно сообщать, отчего вы не можете присутствовать. Я надеюсь, за неделю ваша ситуация прояснится. В ту или другую сторону. Всего хорошего, успехов в учебе.

– Спасибо, – только и успела сказать Эва.

Все же начальник у них человек неплохой, что и говорить.

Наутро Эва отправилась по указанному адресу. Здание, где проходил семинар, было буквально увешано вывесками. Были тут группы для детей, мастер-классы, музей анатомии человека и даже какой-то квест. Сбоку притулилась вывеска «Отличный театр».

– Мне на семинар, – сказала Эва старушке, сидящей у входа. Бабуля читала толстую детскую книжку с картинками.

– А это тебе сейчас направо по первому этажу, потом налево, а потом будет лестница, по ней поднимешься на второй этаж, а там люди есть, спросишь, какая комната. Если буфет нужен – то он на третьем этаже. Только иди все прямо, никуда не сворачивая и никакие двери не открывай! – крикнула старуха Эве вслед.

Эва пошла по коридору направо и все шла и шла, надеясь обнаружить поворот налево, но вокруг были только стены. И наконец, когда она уже отмахала едва ли не километр (так ей, по крайней мере, показалось), впереди обнаружилась дверь.

Может, за ней лестница? Эва нажала на ручку, дверь открылась.

Эва оказалась в узком коридоре, по стенам которого были развешены фотографии. Судя по всему, это были снимки актеров и актрис – некоторые портретные, другие сделаны во время спектакля – в гриме и сценических костюмах.

Эва поняла, что вместо семинара попала в театр, и хотела было выйти обратно, как вдруг на глаза ей попалась одна из фотографий.

Она застыла, как громом пораженная.

Это была фотография молодого артиста… и этот артист был Эве хорошо знаком. Хотя видела она его всего один раз, но запомнила на всю жизнь. Короче, это был лейтенант Черемыкин, тот самый полицейский, который задержал ее на автостоянке в поселке Бережки, из-за чего она опоздала на автобус.

И осталась жива, мысленно добавила Эва.

Под фотографией имелась подпись – «Актер Евгений Чистяков».

В первый момент у Эвы еще оставались какие-то сомнения – возможно, это просто случайное сходство, может быть, актер Чистяков действительно похож на лейтенанта Черемыкина – но тут же она увидела рядом на стене еще одну фотографию.

На этой фотографии тот же актер был изображен в форме полицейского, с погонами лейтенанта на плечах – и Эва больше не сомневалась: именно этого лейтенанта она видела на автостоянке в поселке «Бережки». Именно в этой форме. Форма даже сидела на актере Чистякове так же плохо, как на лейтенанте с автозаправки. Чувствовалось, что она с чужого плеча.

Под фотографией стояла подпись:

«Евгений Чистяков в сцене из спектакля «Ангел в погонах».

Выходит… выходит, этот актер… этот актеришка из второразрядного театра облачился в форму полицейского, позаимствованную из театральной костюмерной, и приехал на автостоянку, где сыграл роль лейтенанта Черемыкина… Ну да, говорил же тот парень с заправки, что у настоящих ментов угнали машину с мигалкой, пока они у какой-то Люськи прохлаждались!

Но зачем? Какой в этом смысл?

В результате этой импровизированной постановки она, Эва, опоздала на автобус. Но кому и зачем это могло понадобиться? Кто был режиссером и драматургом сцены на заправке?

Бывают пьесы, в которых задействован всего один актер. Бывает даже театр, который так и называется – театр одного актера. Но в ее случае сцена на автостоянке была разыграна перед одним-единственным зрителем – перед ней, Эвой.

Что же это – театр одного зрителя?

Тут она вспомнила, что как раз актеров в той сцене было двое – кроме «лейтенанта», в ней была задействована еще ревнивая бабенка, явно хорошо знакомая с липовым полицейским. Может быть, она – тоже актриска из этого театра?

Эва осмотрела все снимки на стене, но не нашла ревнивую и скандальную особу из Бережков. Впрочем, это еще ничего не значит. Может быть, она недавно работает в театре и еще не заслужила фотографию на стене.

Или она актриса из другого театра… Ага, погорелого… Надо же, какую сцену разыграла, как в образ вошла! Натурально в драку полезла, синяков наставила…

Одно Эва поняла точно: актер Чистяков должен что-то знать о событиях того рокового дня. Он должен знать, кто и зачем устроил тот спектакль. Кому и зачем понадобилось задержать ее на автозаправке, чтобы она не села в тот автобус.

Значит, ей непременно нужно поговорить с Чистяковым, и как можно скорее…

И тут за спиной Эвы раздался громкий мелодичный голос:

– Вас заинтересовали наши актеры?

Эва обернулась и увидела высокую стареющую женщину со следами былой красоты.

– Приходите на наш спектакль, ближайший будет завтра. «Соло для часов с автоответчиком», замечательная современная пьеса. Вообще, наш театр – один из лучших в городе, он так и называется – «Отличный театр»… не подумайте, что это название нескромно. Он отличный в том смысле, что отличается от всех других театров…

– Завтра я не смогу, у меня вечер занят.

– Ну, может быть, в какой-то другой вечер. Если заинтересуетесь – вот мой телефон, я занимаюсь распространением билетов на все спектакли этого театра, – и женщина протянула Эве картонный прямоугольник визитной карточки. – Может быть, заинтересуется кто-то из ваших друзей и знакомых…

Эва взглянула на визитку.

На ней был напечатан номер мобильного телефона и написано:

«Отличный театр. Татьяна Дмитриевна Ларина, заместитель директора».

– Спасибо, Татьяна Дмитриевна. Какое у вас замечательное имя! В точности как у пушкинской героини! А вообще, я хотела вас спросить вот о чем. Ваши актеры наверняка подрабатывают в разных коммерческих проектах?

– Ну, вообще-то да… – смущенно призналась Ларина. – Работа в театре – это для души, для вечности, но жить-то на что-то нужно… кто-то снимается в рекламных роликах, кому-то удается попасть в телевизионный сериал…

– Я вас вполне понимаю. И у меня есть конкретное предложение для одного из ваших актеров.

– Для кого же?

– Для Евгения Чистякова.

– Для Чистякова? – переспросила Ларина. – Но вообще он сейчас занят в съемке рекламного ролика. Но у нас и кроме него есть хорошие актеры… Может быть, у вас найдется работа для Миши Сундукова? Это замечательный, очень талантливый молодой артист! У него наверняка большое будущее…

Эва бросила взгляд на стену с фотографиями и увидела там снимок молодых мужчины и женщины, под которым было написано:

«Михаил Сундуков и Мария Сундукова в сцене из спектакля «Муравьев и Стрекозаева».

Мария Сундукова была удивительно похожа на Эвину собеседницу. Так похожа, как бывают только близкие родственники – к примеру, мать и дочь. Все понятно – Татьяна Дмитриевна пытается подыскать работу для своего зятя…

– Кстати, – спохватилась Ларина, – я не спросила, какого рода ваша работа?

– Тоже нечто вроде рекламы. Я – сотрудник фирмы «Сириус». – Эва протянула Лариной свою визитку. – Мы выпускаем программное обеспечение для мобильных телефонов и планшетов, и один из наших основных заказчиков – инспекция дорожного движения. Сейчас мы готовим для них презентацию новой программы, и нам нужен актер, который смог бы сыграть симпатичного сотрудника дорожно-патрульной службы. Так вот, Чистяков, на мой взгляд, идеально подходит на эту роль. Я видела его фотографию в полицейской форме – это именно то, что нам нужно. Тот самый типаж, который мы искали.

– Да, роли полицейских ему действительно удаются… что ж, если он вам подходит – почему бы нет? Приходите на завтрашний спектакль, он в нем участвует…

– Извините, но мне хотелось бы поговорить с ним уже сегодня. Мы сегодня должны принять решение. Если он не согласится, буду искать другую кандидатуру. Где я могу его найти?

– Ну, если сегодня… он сейчас снимается в рекламном ролике фармацевтической фирмы. Он играет в этой рекламе роль кишечной палочки…

– Какую роль? – Эва решила, что ослышалась.

– Кишечной палочки! Бактерии! – повторила Татьяна Дмитриевна с тяжелым вздохом. – Эта фирма рекламирует лекарство от желудочных расстройств.

– Что ж, это тоже востребованный продукт и значительный сегмент рынка!

– Так вот, вы можете застать его на съемках и переговорить прямо на месте.

– А где проходят съемки?

– В офисном центре «Нюанс» на Малом проспекте Васильевского острова.

Эва поблагодарила Татьяну Дмитриевну и покинула театральный коридор, выбросив из головы семинар. Ничего, обойдутся без нее! Ничего полезного там не будет.

Выскользнув на улицу, села в машину и поехала на Васильевский остров.

Однако по дороге она почувствовала какое-то смутное беспокойство.

Прислушавшись к своим ощущениям, бросила взгляд в зеркало заднего вида и тут поняла причину этого беспокойства.

За ее машиной уже довольно давно ехала черная «Тойота».

Конечно, это может быть случайностью, но у Эвы было такое чувство, что она уже видела эту машину. Она и вчера висела у нее на хвосте.

Чтобы проверить свои подозрения, Эва свернула в боковой переулок и остановилась.

И тут же черная машина выехала из-за угла и проехала мимо нее.

Эва подождала несколько минут, развернулась и выехала из переулка.

И почти сразу увидела позади ту же самую «Тойоту».

Сомнений не осталось: за ней следят, причем следят достаточно грубо, не особенно скрываясь. Если бы те люди старались скрыть слежку, они меняли бы машины, увеличили бы дистанцию…

Что ж, теперь она знает о слежке и постарается от нее избавиться.

Справа по курсу Эва увидела большой торговый центр. С трудом найдя свободное место на парковке, она вышла из машины и направилась к центру, но перед самым входом задержалась и взглянула в зеркальную витрину ювелирного магазина.

Черная «Тойота» припарковалась недалеко от ее машины.

Ну ладно, пускай стерегут ее… Эва и без машины доберется до места.

Тут из черной машины вышел рослый плечистый парень в черном костюме, огляделся и пошел следом за Эвой.

– Вот вы как!

Эва вошла в центр, поднялась на эскалаторе на второй этаж.

Сверху она увидела парня в черном. Он шел по ее следу, как гончая.

Эва усмехнулась и направилась в магазин женского белья.

Остановившись возле стойки с лифчиками, выглянула в коридор.

Вот появился парень в черном, покосился на дверь магазина, но прошел мимо. Эва огляделась и увидела второй выход. Воспользовавшись им, вышла в другую галерею, спустилась вниз на лифте и выскользнула на улицу.

Тут же перешла дорогу и села на первый попавшийся троллейбус. Проезжая мимо торгового центра, увидела, как оттуда выбежал парень в черном и растерянно завертел головой.

Проехав две остановки, сошла с троллейбуса и на этот раз остановила маршрутку, которая ехала на Васильевский остров.

Через четверть часа Эва подошла к офисному центру «Нюанс».

Когда на входе пожилой охранник спросил, куда она идет, Эва с важным видом сообщила, что направляется на съемки.

– А, кино из жизни бактерий! – продемонстрировал охранник осведомленность о текущих событиях. – Это на втором этаже, четвертая комната.

Эва поднялась на второй этаж и заглянула в комнату номер четыре.

Это оказалась не комната, а огромное помещение, в котором можно было бы разместить футбольное поле, и еще осталось бы место для фан-зоны.

Посреди этого помещения удивительно толстый человек в ярком клетчатом пиджаке поглощал один за другим посыпанные густым слоем сахара пончики. Вокруг этого обжоры разъезжала огромная камера, снимая его под разными углами и с разных расстояний, чуть в сторонке сидел в складном кресле бородатый мужчина в черных очках, вряд ли уместных в закрытой комнате.

Как раз в то время, когда Эва вошла в студию, бородач подскочил в своем кресле и закричал:

– Стоп! Стоп! Не верю! Разве это настоящее обжорство? Где голодный блеск в глазах? Где трясущиеся от жадности руки?

– Но Варфоломей Никодимович, – принялся оправдываться толстяк, – это уже седьмой дубль! Вы представляете, сколько я уже съел этих чертовых пончиков? Они у меня уже скоро из ушей полезут!

– Если ты актер – для тебя такие мелочи не должны играть роли! Ты должен преодолевать трудности! Только в преодолении трудностей может родиться подлинное искусство! Работать, работать и работать, пока мы не получим идеальный дубль!

– Но Варфоломей Никодимович, сил нет! – застонал толстяк. – Я сейчас лопну! Может быть, перенесем на завтра?

– Ты с ума сошел! Ты представляешь, во что нам обходится аренда студии?

– Тоже мне, Феллини нашелся! – раздался рядом с Эвой насмешливый голос. – Эйзенштейн доморощенный! Снимает халтуру про расстройство желудка, а шуму – как будто у него «Броненосец Потемкин» в работе или «Механический апельсин»!

Эва оглянулась. Рядом с ней стояла женщина лет сорока в кепке-бейсболке, надетой козырьком назад.

– А вы тоже из съемочной группы?

– Ну да, имею такое несчастье! – вздохнула женщина. – Главное, попала к Эйзенштейну, чтоб его черти побрали… чем с ним работать – лучше гребцом на галеры!

– Вы сказали – Эйзенштейн? – удивленно переспросила Эва. – Это что – настоящая его фамилия?

– Ну да, такая у него фамилия. Родители наградили. И он вообразил, что эта фамилия сделает его великим режиссером… а вы кто? Явно не из наших!

– Боже упаси! Но я ищу одного вашего коллегу – Евгения Чистякова. Он здесь?

– Нет, на площадке его нет, потому что до его сцены сегодня вряд ли дойдем. Так что он в гримерке, отдыхает.

– В гримерке? А это где?

– Как выйдешь в коридор – третья дверь направо.

В это время режиссер заметил Эву, побагровел, как перезрелый помидор, и заорал еще громче:

– Почему посторонние на площадке? Кто ее пустил? Я не могу полноценно работать в таких условиях! Я не могу сосредоточиться! Ко мне не приходит вдохновение! Я не могу творить, если мне мешают посторонние!

– Это – представитель арендодателя, – быстро нашлась Эвина собеседница, – приходила узнать, когда вы оплатите аренду студии. И она уже уходит.

– А… ну, тогда ладно! Если представитель, тогда пускай… Снимаем следующий дубль…

Эва вполголоса поблагодарила находчивую женщину и вышла в коридор. Отыскав третью дверь, она постучала.

Ей никто не ответил, однако, прислушавшись, Эва уловила доносящиеся из-за двери приглушенные голоса. Она тихонько толкнула дверь, проскользнула в помещение.

Эва оказалась в небольшой комнате вроде прихожей. Слева от нее была полуоткрытая дверца стенного шкафа, впереди – еще одна дверь, за которой, по-видимому, и располагалась сама гримерка, или гримуборная, как называют ее в театре.

Из этой-то гримерки доносились голоса, которые Эва услышала в коридоре. Теперь они были гораздо слышнее.

Голоса было два, оба – мужские, и один из них Эва узнала: это был голос того самого фальшивого лейтенанта Черемыкина, который задержал ее на автозаправке. В действительности же – малоизвестного актера Чистякова, вершиной карьеры которого стала роль кишечной палочки в рекламном ролике.

Второй голос был Эве незнаком. Он был низкий, хрипловатый, словно прокуренный.

Двое за дверью явно ссорились.

– Мы так не договаривались, – говорил Чистяков, – одно дело – задержать ее на несколько минут, это куда ни шло, но о взрыве речи не шло! На такое мы не подписывались! Это же совсем другой поворот… другая статья…

– Мы к этому тоже не имеем отношения! – возразил хрипловатый голос. – Никакого отношения!

– Так я и поверил! – перебил собеседника Чистяков. – Если не вы, то кто же? Как хотите, а я боюсь! Если нас вычислят, мне точно конец! И имейте в виду – я не буду молчать! Я не хочу оказаться крайним в таком серьезном деле!

– Ты меня вздумал пугать?

– Я никого не пугаю, но сегодня же хочу уйти на дно, а для этого нужны деньги. Много денег.

– Вам уже заплатили!

– Что? Это не деньги, а слезы!

– Где еще столько заплатят за десять минут работы?

– Да вы, наверное, издеваетесь? Нет, как хотите, но нам нужны деньги, и вы их заплатите, иначе я пойду сами знаете куда! Мне нет смысла вас покрывать!

– Не забывайся! Ты, мелкий лицедей, кем себя возомнил? Бактерия – вот твоя лучшая роль! Да я тебя…

Голоса смолкли, теперь из-за двери доносилось тяжелое дыхание и звуки борьбы. Вдруг послышался короткий крик боли, тут же прервавшийся и сменившийся мучительным стоном. Затем снова раздался низкий хрипловатый голос:

– Черт, только этого не хватало!

В гримерке раздались шаги, приближающиеся к двери.

Эва метнулась к выходу – и тут услышала, что по коридору тоже кто-то идет. Эва застыла в растерянности.

Перед ней была еще одна дверь – точнее, дверца стенного шкафа. Она шагнула к ней, и тут, в это самое мгновение входная дверь, через которую сама Эва только что вошла из коридора, открылась, и на пороге появилась женщина лет тридцати.

Не замечая Эву, она шагнула к двери гримерки…

И тут Эва узнала ее.

Это была та самая женщина, которая налетела на нее на роковой автозаправке, разыграв сцену ревности. Только сейчас она выглядела совсем иначе. Куда подевалась вульгарная боевая раскраска, растрепанные, обесцвеченные перекисью волосы? Женщина была аккуратно подкрашена, светло-русые волосы хорошо уложены… все ясно – там, на заправке, на ней был парик!

Однако это была, несомненно, та самая особа, Эва узнала ее по осанке, движениям, посадке головы.

Женщина протянула руку к двери гримерки, к которой с другой стороны стремительно приближался неизвестный обладатель хриплого голоса…

И тут Эва совершила неожиданный, импульсивный, непредсказуемый поступок.

Она схватила незнакомку за руку и, ни слова не говоря, втащила ее в стенной шкаф.

Та от неожиданности и изумления почти не сопротивлялась, только открыла рот, чтобы вскрикнуть – но Эва закрыла ей рот ладонью и зашипела:

– Молчи! Хочешь жить?

Круглые от удивления глаза дважды моргнули – значит, хочет!

– А тогда веди себя тихо! – прошептала Эва и тихонько закрыла дверцу шкафа.

Она сделала это очень своевременно, потому что как раз в это мгновение дверь гримерки распахнулась и снова закрылась, неизвестный прошел через прихожую и вышел в коридор.

Эва перевела дыхание, выждала еще немного и отпустила женщину с заправки.

Та шумно выдохнула и воскликнула:

– Ты что себе позволяешь? Ты вообще кто такая?

– Не узнала? – Эва открыла дверцу шкафа и выбралась из него. – А я вроде и не гримировалась, не то что ты в ту нашу встречу.

Женщина следом вылезла из шкафа, уставилась на Эву – и ее челюсть отвисла.

– Это ты?!

– Не стану спорить – я.

– Как ты нас нашла?

– А это уж мое дело.

– А ты все равно ничего не докажешь! Ты с Женей уже разговаривала? И зачем ты меня втащила в шкаф?

Не дожидаясь ответа на свои вопросы, она шагнула к двери гримерки, громко проговорив:

– Жень, ты ее видел? Чего она хочет? Ты ей сказал, что она ничего не докажет?

– Не ходи туда! – искренне посоветовала ей Эва.

– Чего это? – фыркнула женщина и дернула ручку двери.

И сделала по инерции шаг вперед.

В кресле сидел Евгений Чистяков в пухлом фиолетовом костюме, изображающем какую-то крайне неприятную бактерию. Точнее, то, как представляет себе бактерию средний телезритель. Только голова бактерии с длинными зелеными усиками и устрашающими челюстями была снята и лежала рядом, на туалетном столике.

Сзади Чистяков был в полном порядке. Если, конечно, не считать фиолетового костюма и снятой головы. Но перед ним стояло большое, подсвеченное яркими лампами зеркало, в котором отражалось его лицо. Точнее, то, что от него осталось.

Это была страшная, залитая кровью маска, из которой выглядывал единственный широко открытый глаз.

Второго глаза у него вообще не было – на его месте виднелась зияющая кровавая рана, из которой торчала ручка больших портновских ножниц.

– А-а! – вскрикнула женщина с заправки дурным голосом и попятилась.

– Я говорила тебе – не ходи! – прошипела Эва и потянула свою новую знакомую назад, прочь из этой гримерки, подальше от этого ужасного зрелища.

– А-а! – снова вскрикнула женщина.

– И заткнись! Не ори! Не привлекай к себе внимание! Ты меня поняла?

Женщина кивнула и послушно пошла туда, куда вела ее Эва – к выходу. Эва держала ее под руку и аккуратно подталкивала. Если она переставала подталкивать – женщина останавливалась. Таким манером они вышли из гримерки, прошли по коридору, к счастью, никого не встретив, подошли к лестничной площадке.

Здесь Эвина подопечная вдруг остановилась и довольно внятно проговорила:

– Это ты его?

– Ты с ума сошла? Конечно нет!

– А тогда кто?

– А ты что, не поняла? Тот человек, который вышел из гримерки, когда ты туда хотела войти! Если бы я не втащила тебя в шкаф – ты бы столкнулась с ним нос к носу! И как ты думаешь – что бы он с тобой сделал?

– А-а! – опять вскрикнула женщина. Похоже, это было сейчас ее любимое выражение.

– Заткнись, – зло проговорила Эва. – Пойдем скорее отсюда. Времени на эмоции нет.

– Куда?

– Как можно дальше. Пока твоего дружка никто не нашел. И не вздумай снова кричать – побью.

– Ладно, не буду…

Кажется, она пришла в себя – шла сама и не кричала, только что-то бормотала себе под нос.

Они благополучно прошли мимо охранника – он даже не поднял головы, вышли на улицу.

Только что новая Эвина знакомая еле передвигала ноги, безвольная, как тряпочная кукла, – но тут, оказавшись на улице, среди людей, она вдруг ожила и бросилась бежать. К счастью, Эва была начеку и успела догнать ее и схватить за локоть.

– Ты куда это? – прошипела она ей на ухо. – С ума сошла? Вон на тебя уже люди оглядываются.

Действительно, прохожие начали на них коситься, Эва перехватила чей-то подозрительный взгляд.

– Отпусти меня! – проговорила подруга покойного Чистякова, пытаясь вырвать локоть. – Отпусти или закричу!

– Не закричишь. Ты же не хочешь, чтобы тебя связали с убийством Чистякова.

– Я тут ни при чем…

– А ты попробуй это докажи! Я вот, например, тоже не имею отношения к взрыву автобуса, а думаешь, мне верят? Думаешь, меня хотя бы слушают?

В глазах женщины вспыхнула паника, и она жалобно повторила:

– Отпусти!

– Не раньше, чем я с тобой поговорю!

– Не о чем нам разговаривать!

– Очень даже есть о чем! И я тебя не отпущу, пока ты мне все не расскажешь!

– Что, так и будем говорить на улице?

– Нет, зачем же. Сейчас зайдем куда-нибудь, посидим, поболтаем, как две подруги…

На этот раз женщина взглянула на Эву как на сумасшедшую. Но Эва спокойно выдержала этот взгляд.

Они как раз проходили мимо Макдоналдса, и Эва втолкнула свою спутницу внутрь. Она рассудила, что здесь, в шумном и многолюдном месте, никому ни до кого нет дела и можно поговорить, не привлекая внимания.

– Ты есть хочешь? – спросила она свою спутницу, встав в одну из очередей.

Та взглянула на нее диким взглядом как на ненормальную, и Эва поняла, что и сама ничего не сможет есть после того, что видела в гримерке.

– Значит, кофе…

Взяв два стаканчика черного кофе, она препроводила свою спутницу к свободному столу, посадила ее и сама села так, чтобы та не смогла сбежать.

За столом слева от них целовалась юная парочка, справа какой-то длинноволосый парень остервенело молотил по клавишам компьютера. До них действительно никому не было дела, всем хватало собственных проблем.

Эва задала первый вопрос:

– Как тебя зовут?

Женщина угрюмо молчала, и Эва добавила:

– Все равно я узнаю, так что лучше сэкономь время! Имей в виду, мне терять нечего и шутить некогда, у меня такая серьезная организация на хвосте – мама не горюй. Так что стоит мне только там словечко молвить – заметут тебя сразу же! Ну, говори быстро, кто ты такая? И чтобы без фокусов!

Девица вздохнула и проговорила:

– Кристина… Кристина Бекасова.

– Да, вполне подходящее имя… – усмехнулась Эва. – Так тебе подходит…

– Чем тебе мое имя не нравится?

– Проехали! Теперь следующий вопрос. Как ты познакомилась с Чистяковым?

Это был не самый удачный вопрос. Кристина вспомнила картину в гримерке, и глаза ее наполнились слезами. В следующее мгновение она зло прошипела:

– Отвяжись! Ничего тебе не буду говорить!

– Позволь тебе напомнить, что ты мне жизнью обязана!

– Как это?

– Очень просто! Если бы я не втащила тебя в шкаф, ты столкнулась бы с человеком, который убил Чистякова. Как ты думаешь – оставил бы он тебя в живых?

Взгляд Кристины вдруг стал осмысленным, она пристально взглянула на Эву и проговорила вполне отчетливо:

– Ты мне тоже, между прочим, жизнью обязана: если бы мы с Женей не задержали тебя на заправке, ты бы села в тот автобус и погибла при взрыве. Скажешь, нет?

– А ты права, – кивнула Эва. – Мы обе друг перед другом в долгу. Может быть, это начало большой дружбы, как сказано в одном хорошем фильме?

– Иди ты… – лениво отмахнулась Кристина.

– Пойду, но не раньше, чем ты мне расскажешь все, что знаешь. Ты пойми – ведь теперь, после смерти Чистякова, только ты знаешь, что я не по своей воле опоздала на автобус. Значит, ты – мое единственное алиби. Только ты можешь доказать, что не я устроила тот взрыв! Ты хоть это понимаешь?

Кристина молчала.

– Да ты хоть понимаешь, что Чистякова убили как раз из-за этого и что тебя тоже попытаются убить?

На самом деле у Эвы были некоторые сомнения, ей показалось, что убили Чистякова случайно, во всяком случае, его убийца действовал не как профессионал. Шуму много, опять же ножницы – явно случайное оружие.

С другой стороны – вот вошла бы Эва чуть позже, или не она, а эта Кристина, увидела труп, заорала – на нее бы все и повесили. Раз были знакомы – стало быть, убийство на почве ревности. Менты такие вещи обожают.

Кристина огляделась затравленным взглядом.

– Когда мы узнали про автобус, Женя мне сказал, что мы здорово влипли и что единственное наше спасение – молчать!

– И что, помогло ему молчание? Ты видела, чем для него оно закончилось! И вообще, если бы он и правда молчал, а он решил шантажом подзаработать, денег хотел с заказчика слупить. За то и получил.

– Мы уехать хотели, а куда уедешь без денег-то… – всхлипнула Кристина.

– Так что лучше расскажи мне все, что знаешь. Ты хотя бы выговоришься. А может, вместе мы что-нибудь придумаем. Ты пойми – мы обе в ужасном положении, за тобой наверняка охотится убийца, а меня хотят обвинить в смерти нескольких человек…

Вряд ли Кристину убедили эти слова. Скорее всего, она вдруг почувствовала себя одинокой и беззащитной и действительно захотела выговориться. Затравленно оглядевшись по сторонам, она понизила голос и заговорила:

– Мы с Женькой в одном классе учились. И с детства мечтали стать артистами. Он-таки сумел поступить на театральный, а я срезалась… по русскому языку… – Кристина смущенно потупилась. – Мамаша на меня наехала, кричала – какая из тебя артистка! Нужно настоящую профессию иметь, чтобы прокормиться!

Ну, я окончила курсы косметологии и пошла работать в салон красоты. Мамаша была очень довольна. Зарабатывала я прилично и ей бесплатно маникюр делала – чего еще нужно? Но только я продолжала мечтать о театре… а Женька окончил театральный, да только работу не мог найти. Потом с трудом устроился в захудалый театрик, но и там он был не на первых ролях…

– Знаю, – вставила Эва. – «Отличный театр». Зал на пятьдесят мест, так и то половина пустует.

– Но все равно он был артист! Настоящий артист! Даже в кино снимался…

– Бактерию играл! – не удержалась Эва.

– А хоть бы и бактерию! Я и на такое бы согласилась!..

Кристина угрюмо замолчала, и Эва проговорила, чтобы подтолкнуть ее:

– Поэтому и согласилась, когда тот человек предложил сыграть сценку на автозаправке?

Кристина кивнула:

– Ну да… ты же сама понимаешь… я была готова на любую роль. Вдруг, думаю, ему понравится, как я играю, и он другую роль предложит, настоящую. Ну и деньги, конечно, не лишние. Тем более – я косметолог, загримироваться мне ничего не стоит. Женька как меня увидел в гриме – прямо в восторг пришел.

Тут она снова вспомнила, чем эта история закончилась для Чистякова, и помрачнела.

– Ладно, твой мотив мне понятен. Но он меня не очень-то интересует. Лучше расскажи про заказчика.

– А я его даже ни разу не видела.

– Как так?

– Да очень просто. Он только с Женькой общался. Предложил ему эту роль, аванс заплатил. Остальное обещал после того, как выполним работу, но тут мы узнали, что случилось с автобусом, и здорово перепугались. Так что Женька решил с тем человеком связь оборвать и залечь на дно… да не получилось. Говорила я ему – не связывайся, не требуй денег, опасно это, давай сразу уедем хоть на время…

– Видно, он пришел на съемки того рекламного ролика, не смог удержаться – тут его заказчик и нашел…

– Конечно! – вспыхнула Кристина. – Он ведь – актер, для него роль – это все, дороже всего…

– Даже жизни! – вздохнула Эва.

– Ну что тебе еще от меня нужно?

– Да хоть что-нибудь! Пока ты мне не рассказала ровным счетом ничего полезного! Неужели ты ничего не знаешь о заказчике? Хоть что-то Чистяков о нем рассказывал?

– Ничего! – Кристина помотала головой. – Он мне сказал, чем меньше я буду знать – тем для меня же лучше.

– Хорошо, тогда вот что скажи. Машину, на которой приехал Евгений, он сам где-то раздобыл?

Кристина тупо молчала, и Эва подтолкнула ее:

– Он ведь приехал туда на полицейской машине. Где он ее достал? Угнал, что ли?

– А, вот ты о чем! Теперь я вспомнила, он мне говорил, что сперва тот человек действительно хотел, чтобы Женя сам достал машину, но Женя уперся, ни в какую не соглашался. Мол, сыграть сценку – это можно, мы же актеры, но угонять машину – ни за что, тем более полицейскую! На это мы не пойдем! Это же, если что не так пойдет, серьезный срок схлопотать можно!

Эва вспомнила, какими карами грозили угонщику машины полицейские в Бережках и согласно кивнула.

– И как же они договорились?

– Очень просто. Тот человек – заказчик – сам где-то достал машину, пригнал ее, а мы с Женей приехали на Жениной машине и оставили ее неподалеку, в укромном месте, чтобы потом на ней уехать, а Женя пересел на полицейскую машину и на ней подъехал к заправке. А потом, после того как мы отыграли свое, мы уехали на его машине. Я первая в нее села и дождалась в ней Женю…

– Ну-ка, расскажи про это подробнее!

– А что там рассказывать? Я сыграла скандал, потом передала тебя Жене, дальше была его роль, а я тихонько сбежала с заправки. Зашла в туалет, вылезла оттуда через окно… ах да, тогда я как раз увидела, как пассажиры садились в тот автобус, и подумала, что мы не справились с ролью…

– Почему ты так подумала?

– Я подумала, что Женька не смог тебя задержать, что ты все же уехала.

– Да с чего ты это взяла?

– Потому что в автобус садилась женщина, очень на тебя похожая. Примерно такая же, как у тебя, одежда, примерно такой же рост и волосы… только потом я поняла, что у нее не свои волосы, а парик, а значит, это не ты, потому что у тебя свои волосы…

– Ты ничего не путаешь?

– Обижаешь! Я же в салоне красоты работаю, уж как-нибудь парик от своих волос отличу! Тем более у нас такие парики продавались, называются «Снежная королева»…

– Да я тебя не про парик спрашиваю, а про ту женщину. Я в автобусе не видела никого похожего на твое описание. И в парике не было ни одной женщины.

– Понятно, что не было. Она ведь туда на машине приехала. А тут вышла из машины и пересела в автобус…

– Ну ты даешь! Из тебя информацию нужно буквально клещами вытаскивать! Ты что, как партизанка! Что ты мне сразу-то про ту женщину не сказала?

– А ты меня спрашивала? Ты меня про Женю расспрашивала и про заказчика, а про ту девицу не спрашивала…

– Как я могла про нее спрашивать, если я не подозревала о ее существовании!

– Ну вот, теперь я тебе рассказала.

– Значит, ты говоришь, она вышла из машины и села в тот автобус. Тебе это не показалось странным? Зачем ехать в автобусе, если есть машина?

– Ну мало ли! Может, тот, кто ее подвез, дальше должен был в другую сторону ехать, ему не по пути было. Если честно, я о ней вовсе не думала, я только потому на нее внимание обратила, что она на тебя была очень похожа.

Тут Эве пришел в голову еще один вопрос.

– А вещи у нее были?

– Нет, вещей не было. Она с пустыми руками шла, точно. Ну, там все были без багажа, разве что с сумочками – ведь это была только короткая остановка. Я на ту женщину внимательно смотрела, пока не убедилась, что это не ты. Но и потом тоже. Она села, водитель проверил, все ли на месте, и поехал…

– Говоришь, ты проследила, как та женщина села в автобус. А куда она села? На какое место?

– Сзади, – ответила Кристина после недолгого размышления. – Позади задней двери, справа…

«То есть эта неизвестная женщина, похожая на меня, села на мое место… – поняла Эва. – Неудивительно, что никто не заметил моего отсутствия и водитель поехал… Все пассажиры в комплекте, чего ему еще…»

Кофе в Макдоналдсе был так себе, однако помог думать. Значит, кофеин в нем присутствовал.

Выходит, этих двоих наняли, чтобы они задержали Эву. Для того чтобы на ее место села похожая на нее девушка. Зачем? Ответа на этот вопрос пока нет, ясно только одно: эти люди, заказчики, и правда не имеют отношения к взрыву. Для чего им было своего человека на тот свет отправлять?

– Слушай, я пойду, а? – Кристина поднялась с места. – Как-то мне плохо. Женьку жалко…

– Куда? – вскинулась Эва. – Ты мне как свидетель нужна.

Она тут же поняла, что никак не может призвать Кристину в свидетели. Вот притащит она девицу в ту самую серьезную организацию, где ее допрашивали, а та упрется, скажет, что понятия ни о чем не имеет, Эву в жизни не видела.

Но, допустим, там правду из нее быстро вытащат, они это умеют, но что это дает? Да ничего, только хуже будет. Чистякова-то убили, а Эву дядька-охранник мог запомнить. Так что, на нее еще и это убийство повесить могут.

– Ладно, – Эва выхватила у Кристины мобильник и списала телефон, – значит, Бекасова Кристина…

– Анатольевна…

– Вот, если что, тебя найдут, не сомневайся. А ты сиди тихо, никуда не таскайся – ни в клубы, ни на тусовки артистические, может, и пронесет.

– Тебя бы так пронесло! – вспомнив старый анекдот, Кристина даже не улыбнулась и ушла.

После ее ухода Эва приуныла.

Куда идти? Что делать? Эти, из серьезной конторы, вскоре ее снова вызовут, и что будет? Могут вообще оттуда не выпустить. Может, уйти в подполье? Снять квартиру где-нибудь на окраине, выключить телефон… глупости какие лезут в голову, ее непременно найдут. И тогда точно арестуют.

Тут послышалась знакомая мелодия ее мобильника. «Федор», – высветилось на экране.

– Привет, – осторожно сказала Эва.

– Слушай, ты вообще где? – спросил Федя.

– А что? – тут же отреагировала Эва.

В самом деле, кто он такой, чтобы ее допрашивать? Они вообще всего один раз виделись. Если честно, она думала, что Федя больше не позвонит. Он – журналист, гоняется за сенсациями, а что она может ему сообщить?

– Нет, я ничего не имел в виду, просто хотел узнать, как ты! – оправдывался Федя.

– Пока на свободе, – буркнула Эва.

– Да ладно. Вспомнила что-нибудь?

Эва не то чтобы вспомнила, но много чего выяснила, только не хотела об этом рассказывать.

– Да так, ничего особенного. А у тебя что нового?

– А я кое-что про пассажиров выяснил. Только по телефону не хочу говорить. Если можешь, приезжай в пивную «Колыма», это на Пятой Красноармейской, там нам никто не помешает. Скажешь, что к Феде, тебя пропустят! Да не бойся ничего, потверже держись, и я там прохожу под кличкой Федя-Редя, не удивляйся!

Эва только пожала плечами. С некоторых пор она вообще ничему не удивлялась.

Эва на всякий случай оставила машину в квартале от нужного места. Впрочем, припарковать ее ближе она бы и не смогла – все свободные места поблизости от бара «Колыма» были заставлены мотоциклами.

Мотоциклы были самые разные – новенькие, сверкающие лаком и хромированными деталями, и старые, покрытые царапинами и вмятинами, прошедшие огонь, воду и медные трубы. Модели были тоже разные – «Харлеи» и «Кавасаки», «Ямахи» и «Судзуки», «Хонды» и «БМВ». Были и заслуженные отечественные «Уралы» и «Днепры».

Все эти машины объединяли мощные моторы и серьезные, внушительные габариты.

Эва никогда прежде не видела сразу столько мощных мотоциклов. С уважением оглядев их, она толкнула дверь бара и вошла внутрь.

Ей показалось, что она попала в ад.

За дверью на нее обрушилась ревущая, оглушительная музыка, вспышки света, пробивающиеся сквозь густые клубы дыма, хриплые голоса, перекрывающие рев гитар и грохот барабанов. Тут же рядом с ней возник огромный детина с рыжей бородой, заплетенной в несколько косичек, с повязанной на голове черной банданой в оскаленных черепах. Колоритный облик дополняли черные джинсы, высокие шнурованные ботинки на толстой подошве и куртка-косуха, густо усеянная заклепками. Дохнув на Эву смесью чеснока и пива, байкер прохрипел:

– Детка, ты ошиблась дверью! Кружок художественной вышивки за углом!

Эва смерила байкера хмурым взглядом и ответила:

– Ничего я не ошиблась, дядя! Меня ждут!

– И кто же тебя ждет, детка? Мамочка? – байкер уверенно теснил Эву к выходу.

– Федя.

– Какой Федя?

– Федя-Редя! – вовремя вспомнила Эва, когда байкер уже почти вытеснил ее за дверь.

– Ах, Федя-Редя съел медведя! – Байкер ухмыльнулся. – Что ж ты сразу не сказала!

– А ты мне дал?

Байкер отступил, огляделся, взглядом выхватил из толпы официантку в таких же черных джинсах и черной футболке с вышитым на ней серебряным черепом, и поманил ее:

– Хрюша, проводи девочку в заднюю комнату.

– Что?! – девица удивленно оглядела Эву. – Да она небось дверью ошиблась!

– Говорю тебе – проводи! Она к Феде-Реде.

– А, ну тогда конечно…

Официантка более приветливо взглянула на Эву и мотнула головой:

– Иди за мной. Только не отставай.

Эва оглядела официантку. Кличка Хрюша совершенно ей не подходила – она была худа, как гоночный велосипед, и подвижна, как ртуть. От посетителей бара ее отличал только повязанный поверх футболки кокетливый передник и блокнотик для заказов.

Эва двинулась за девицей сквозь ряды байкеров. Бритые и длинноволосые, толстые и тощие, как скелеты, они орали и хохотали, обменивались дружескими тумаками и пили пиво из огромных кружек. При виде Эвы в их глазах вспыхивало удивление – настолько чужеродно она здесь выглядела.

Один из байкеров, с наголо выбритой головой, на которой виднелась татуировка в виде изготовившейся к броску кобры, протянул к Эве волосатые руки:

– Детка, иди к папочке!

– Отвянь! – огрызнулась Эва, пытаясь обойти байкера.

– Ты что это, не понимаешь по-хорошему? – нахмурился тот и встал у Эвы на пути.

К счастью, официантка Хрюша заметила эту угрозу, развернулась и прошипела:

– Отвали от нее, Груздь! Она к Феде-Реде пришла!

– А, к Феде-Реде! – Байкер отступил в сторону и ухмыльнулся: – Что же ты, детка, сразу не сказала!

– Мне что, табличку на грудь повесить, чтобы всех сразу предупредить? – остервенилась Эва.

Наконец они с Хрюшей пересекли зал и подошли к стойке бара. Здесь официантка свернула вправо и остановилась возле неприметной двери. Она условным стуком постучала в эту дверь и отступила в сторону, напоследок бросив Эве:

– Дальше – сама!

– Только еще одно! – остановила ее Эва.

– Что еще?

– Почему тебя называют Хрюшей? Тебе такое прозвище совершенно не подходит.

Официантка нахмурилась.

– Ты что себе вообразила? Думаешь, если ты знакомая Феди-Реди, так можешь такие интимные вопросы задавать?

– Ну извини! Я не знала, что это так для тебя важно! Обычно я в чужие дела не лезу.

Официантка этой реплики не слышала – она уже исчезла в клубах дыма.

Поскольку дверь не открывалась, Эва решила проявить инициативу и потянула ее на себя.

И тут же испуганно попятилась: из-за открывшейся двери на нее уставились пристальные, гипнотизирующие зеленые глаза, чем-то похожие на глаза изготовившейся к нападению змеи, вытатуированной на бритой голове давешнего байкера.

С трудом оторвавшись от гипнотического взгляда, Эва разглядела обладателя зеленых глаз.

Это было гибкое и удивительно тощее существо неопределенного пола.

Худоба резко отличала это существо от прочих завсегдатаев бара. В остальном оно было на них похоже – такие же черные джинсы, такая же черная кожаная куртка. Бритая наголо голова красивой формы усиливала сходство со змеей.

– Ты куда приш-шла? – прошипело странное бесполое создание таким же бесполым, таким же змеиным голосом. – Ты зачем с-сюда явилас-сь? Тебя кто з-звал?

В то же мгновение в руке существа возник короткий нож, рука чуть заметно дернулась – и нож полетел в Эву. Эва отшатнулась, но нож был быстр, как молния, и она уже ждала боли и крови…

Но нож пролетел мимо и вонзился в стену за спиной Эвы.

– Рики, – послышался за спиной у бесполого существа знакомый голос. – Не пугай девушку. Она новенькая, может с непривычки и правда испугаться. И вообще, она ко мне пришла. По делу.

– Ну вот, – капризным голосом проговорило существо. – Уже и пошутить нельзя…

– Ну ты же знаешь, твои шутки не всем нравятся! Здравствуй, Эва!

Только теперь Эва разглядела в глубине комнаты своего знакомого – Федю.

Сегодня Федя выглядел не так, как при их прошлой встрече. Отдавая дань местной моде, он был одет в непременные черные джинсы и такую же футболку.

– Познакомься, Эва – это Рикки-Тикки-Тави. Познакомься, Рикки – это Эва, моя знакомая.

– Он… или она… или оно всех так встречает?

– Оно? – Федя расхохотался. – Да, пожалуй что всех. Зато я чувствую себя в безопасности.

У Эвы в голове мелькнула мысль, что Федя не прост, и о какой опасности он говорит? Какая опасность может грозить обычному репортеру? Скорей всего, нарочно туману напускает, интересничает.

Рикки отступила – или отступило – в сторону, и Эва смогла наконец оглядеться.

Она находилась в небольшой комнате, выгодно отличающейся от общего зала. Во-первых, здесь было тихо, сюда не проникал грохот соседнего помещения. Во-вторых, здесь было малолюдно, можно сказать, почти пусто. Всего в этой комнате было три стола со стульями. За одним из этих столов тихо переговаривались два мужчины в приличных костюмах, ничуть не похожие на байкеров. Скорее их можно было принять за бизнесменов средней руки. За вторым столом в гордом одиночестве сидел Федя. Третий стол был пуст.

Рикки встала – или встало у дверей, поигрывая ножом.

– Садись. – Федя показал на свободный стул за своим столом. – Что-нибудь хочешь?

– Да здесь, наверное, не подают ничего, кроме пива.

– Обижаешь, – Федя усмехнулся. – Даже в общем зале можно заказать любой коктейль, а уж в этой комнате и того больше…

– Тогда, если можно, кофе. Капучино.

Тут же возле их столика возникла официантка, как две капли воды похожая на ту, которая привели сюда Эву.

Кстати, Эва могла поклясться, что еще секунду назад ее в этой комнате не было.

– Вам в кофе корицы добавить? – осведомилась девушка.

– Ни в коем случае! – воскликнула Эва, которая не переносила кофе с корицей. На ее взгляд, корица уместна только в свежих булочках, в глинтвейне и в запеченных яблоках.

– Может быть, шоколад?

– Можно шоколад, а еще лучше – карамельный соус.

– Конечно, – официантка перевела взгляд на Федю. – А тебе что? Как обычно?

– Кофе по-венски. И покрепче, Степашка.

Когда официантка отошла, Эва не удержалась и спросила:

– А почему у здешних официанток такие прикольные прозвища – Хрюша и Степашка?

– Да очень просто. Фамилия одной Степанова, а другой – Харитонова…

– А почему Хрюша так возмутилась, когда я ее об этом спросила?

– А… это долгая история. Как-нибудь я ее тебе расскажу. А пока поговорим лучше о делах наших скорбных. Это – самое подходящее место для таких разговоров.

Рикки стояла у дверей. Бизнесмены за дальним столом всем своим видом демонстрировали, что увлечены разговором и не замечают больше никого.

Снова появилась Степашка, принесла кофе и тут же исчезла, как сквозь землю провалилась. Эва почувствовала божественный запах, пригубила кофе и зажмурилась от удовольствия.

– Кофе здесь варят замечательно! – проговорила она.

– Передам.

– И что тебе удалось узнать? – спросила Эва, сделав еще один глоток.

Она поторопилась задать вопрос первой, потому что еще не решила, что можно рассказать Феде.

– Всего в автобусе погибло пять человек – те, кто сидел на четырех задних сиденьях. Два слева и два справа.

Эва вспомнила автобус, представила себе четыре задних сиденья и сидевших на них пассажиров. Ну да, некоторые места были пусты, тот самый скандальный тип вышел в Кингисеппе, еще кто-то, сзади всегда есть парочка пустых мест.

– Во-первых, супруги Ершовы, муж и жена. Они сидели слева…

Эва вспомнила пару, которая всю дорогу ссорилась.

– Во-вторых, Екатерина Генриховна Сепп. Она сидела за Ершовыми…

Перед внутренним взглядом Эвы возникла сухопарая вежливая старушка, с которой они перекинулись парой слов. Старушка эта была чем-то похожа на Эвину бабушку. Ах да, когда-то у бабушки была точно такая же летняя шляпка, только там, где у этой дамы на шляпке был цветок, у бабушки была птичка. Бабушка носила шляпку, пока маленькая Эва не подсунула ее коту Марсику. Марсик давно облизывался на птичку, уж больно была хороша – с разноцветными перышками, глазками-бусинками, но бабушка была начеку и всегда убирала шляпку в шкаф на самую верхнюю полку.

И вот как-то раз Эва залезла на стул и уронила шляпку на пол. Марсик был тут как тут и осуществил свою давнюю мечту – растрепал перышки у птички, а саму шляпу разодрал когтями в клочья. Эва не ожидала, что все кончится так плохо, так что бабушка ее еще утешала.

Да, вполне возможно, что эта дама приобрела шляпку в то же время, что и Эвина бабушка. А что, такие вещи не портятся (если, конечно, не попадут в лапы коту).

– Затем Алексей Викторович Мышлаков – продолжал Федя. – Он сидел прямо перед тобой.

Эва прикрыла глаза, пытаясь припомнить сидевшего перед ней человека, – но на его месте проступило бесцветное, бесформенное пятно.

– Совершенно его не помню… – протянула она. – Да, но ты сказал – пять человек, а назвал только четверых. Кто же пятый?

Федя посмотрел на нее долгим удивленным взглядом и наконец проговорил:

– Эва Эдуардовна Стрижева. Ведь это ты сидела позади Мышлакова.

– Ох… ну да… – Эва покраснела. – Что-то я сегодня плохо соображаю… действительно, погибла та женщина, которая села на мое место… а что про нее известно?

– Ничего. Ведь официально она – это ты.

– Угу, – сказала Эва и отвернулась, думая, сказать или не сказать Феде, что она выяснила по поводу незнакомой женщины, которая села в автобус вместо нее. Получалось, что лучше не говорить, потому что тогда непременно всплывет убийство Чистякова. Уж такую-то информацию Федя точно не упустит.

– То есть ты хочешь сказать, что эта девица никому не известна? Документов при ней никаких не было?

– Может, сгорели, – неохотно ответил Федя и отвернулся.

Эва хотела спросить, что говорит по этому поводу Федин источник, ведь они там точно знают, что Эва жива, они ее допрашивали и подозревают, что именно в ее чемодане была бомба, но опять-таки решила промолчать. Что-то этот Федя недоговаривает, это точно.

– Что же теперь делать? – спросила она, сочтя, что пауза слишком затянулась.

– Единственное, что мы можем – выяснить все, что можно, об этих четырех людях. Ведь мы с тобой договорились, что взрыв в автобусе – никакой не теракт, а хитро спланированное убийство.

Эва тут же подумала, что ни о чем таком она с Федей не договаривалась. И в серьезной организации считают как раз, что это теракт. С другой стороны, они все скрывают, как сами говорят, в интересах следствия.

– В результате этого преступления погибли пять человек, но только про четверых мы хоть что-то знаем. Вот и надо выяснить, кто они такие и кто из них мог быть мишенью такого хитроумно спланированного убийства, замаскированного под теракт. Слушай, говорил же я тебе, что у меня там свой надежный источник, – добавил Федя, заметив, что Эва смотрит на него с недоверием, – так там кое-кто тоже насчет теракта очень сомневается. Так что хорошо бы раньше их успеть все выяснить, а то потом засекретят все дело.

– Что ты от меня-то хочешь?

– Между прочим, про Екатерину Генриховну мне удалось еще кое-что выяснить. Сочетание имени, отчества и фамилии редкое, она одна такая в нашем городе. То есть была одна. И работала в библиотеке номер двадцать семь, иначе – в библиотеке имени Игоря Северянина. Вот туда бы я на твоем месте и наведался…

– Сам и иди, – фыркнула Эва, – ты журналист, тебе и карты в руки.

– Нельзя мне, – вздохнул Федя, – если узнают…

Он снова отвернулся, а Эва решила, что как-то это все странно и подозрительно. Но про Федю она выяснит потом, а сейчас и правда нужно разузнать все, что можно, про четверых погибших, точнее, про пятерых. Но пожилая дама явно на последнем месте, уж у нее-то точно ничего подозрительного нету, кому может быть опасна безобидная библиотекарша…

– Кто там еще – супруги, которые всю дорогу ссорились, и этот, незначительный такой, неприметный…

– Мышлаков.

– Вот, я лучше насчет него разузнаю, а ты уж про Ершовых информацию собери, может быть, раскопаешь что. – И Эва засобиралась уходить.

Рикки по-прежнему стояла у дверей. Эва сделала каменное выражение лица и хотела пройти мимо, но не получилось. Рикки схватила ее за плечо, пальцы были железные, как тиски.

– Ты чего от него хочеш-шь? – прошипела она.

– Отвали! – рассердилась Эва и добавила так же шепотом: – Не я его искала, а он меня! Так что у него и спраш-шивай!

И обе удивились, Рикки – тому, что Эва умеет шипеть, а Эва – своему вопросу. И правда, чего этот Федя от нее хочет? Ведь он явно рассказал ей больше, чем она ему! Ладно, об этом после.

В глазах Рикки мелькнуло человеческое чувство, а именно – растерянность. Она отпустила Эвино плечо, и та ушла, не прощаясь.

Когда аббат сотворил вечернюю молитву и хотел отойти ко сну, в его просторную келью, обставленную без приличествующей монаху скромности, кто-то негромко постучал.

– Кто здесь? – спросил аббат недовольно.

На пороге кельи появился тамплиер. Он был одет не по-домашнему – на нем была стальная кираса, на боку висел короткий меч. Лицо храмовника было взволнованно.

– Что с вами, друг мой? – осведомился аббат, высоко ценивший дружбу влиятельного тамплиера. – Вас что-то беспокоит?

– Да, весьма беспокоит! – кивнул рыцарь. – Меня беспокоит появление королевского комиссара. Последнее время над нашим орденом сгущаются тучи, и вот-вот грянет гром.

– Как? – Настоятель взглянул на тамплиера с удивлением. – Ведь вам покровительствует Его Святейшество!

– Это правда, папа одарил наш орден своим доверием. Но французский король твердо решил разгромить орден, и он употребил все свое влияние в Риме, чтобы папа остался в стороне. И я думаю, что королевский комиссар не случайно прибыл сегодня в ваш монастырь. Он приехал сюда за мной и моими спутниками.

– Друг мой, вы можете не беспокоиться! – Аббат приложил руку к сердцу. – Здесь, в моем монастыре, вы находитесь под моей защитой, а значит – под защитой матери Церкви, так что с вашей головы ни один волос не упадет. Можете спокойно спать, милорд!

– Мне хотелось бы верить вашим словам, святой отец! – вздохнул рыцарь. – Однако я знаю, насколько серьезна нависшая над нашим орденом угроза. Я слышал, что в вашем монастыре есть тайный ход, по которому можно в случае опасности покинуть его стены. Прошу вас, покажите мне его. На всякий случай.

– Что ж, раз вы просите… хотя я не вижу в этом особой необходимости, но если так вам будет спокойнее…

Аббат дернул за шнур, свисающий с потолка. В соседней комнате звякнул колокольчик, и тут же вошел молодой монах.

– Позови отца Жильбера! – приказал ему аббат.

Монах с низким поклоном удалился, и вскоре пришел монастырский кастелян.

– Отец Жильбер, – обратился к нему настоятель, – покажите нашему другу вход в тот потайной коридор… ну, вы знаете, по которому можно выйти из монастыря в лесную часовню.

– Слушаюсь, – кастелян поклонился и вышел из кельи.

Тамплиер последовал за ним.

Шаги затихли, и аббат собрался отойти ко сну.

Вдруг в коридоре снова раздались шаги и голоса – на этот раз многих людей. Отец настоятель перекрестился.

Дверь кельи отворилась, и туда без стука вошел королевский комиссар. На лице его лежала печать озабоченности. За его спиной теснилась вооруженная свита.

– Что вам угодно, милорд? – спросил аббат. – Вас не устроила отведенная вам комната?

– Благодарю вас, святой отец, комната вполне удобна. Но этой ночью мне и моим спутникам не суждено отдыхать. Боюсь, что и вам нынче будет не до сна.

– Что же причиной?

– Как вам известно, я прибыл сюда по приказу его величества короля. Мне вручили конверт, который надлежит вскрыть в пятницу, тринадцатого октября.

– То есть завтра, – уточнил аббат.

В это время прозвонил церковный колокол, извещая о наступлении полуночи.

– Уже сегодня! – провозгласил комиссар, и у него в руках появился конверт, скрепленный королевской печатью.

– Отец настоятель! – произнес он торжественно. – Вы – свидетель того, что сейчас и не раньше я, королевский комиссар Бриан де Треси, вскрываю сей конверт, скрепленный печатью его величества короля Филиппа!

Аббат сложил руки со смиренным видом.

Комиссар торжественно сломал печать, вскрыл конверт и извлек из него лист пергамента, украшенный королевским гербом. Затем он откашлялся, расправил пергамент и прочел с грозным и значительным выражением:

– Мы, Филипп Четвертый, Божьей милостью король Франции и Аквитании, повелеваем всем своим подданным, получившим сие письмо, моим именем арестовать всякого члена злокозненного и еретического ордена, именующего себя орденом Храма Господня, или орденом тамплиеров, будь то рядовой служитель ордена, рыцарь или высокий чин. Буде сии тамплиеры воспротивятся аресту, применить к ним силу. Буде кто-то из моих подданных воспрепятствует исполнению сего приказа, применить силу и к ним. Арестованных тамплиеров и их пособников немедленно и с должной строгостью доставить в Париж для учинения над оными законного королевского суда.

Аббат, выслушав письмо, смотрел на королевского комиссара с видом одновременно испуганным и надменным.

– Поняли ли вы, святой отец, суть и букву оного письма? – сухо проговорил королевский посланец.

– Понял его букву, но не суть.

– Что же вам непонятно по сути? Мне кажется, воля его величества выражена весьма ясно. И во исполнение королевской воли я намерен произвести арест находящегося в вашем монастыре Жиля де Леннуа, а также его спутников. От вас, святой отец, я жду всемерного содействия и возможной помощи.

– Во-первых, милорд, – возразил аббат, – в сем письме орден тамплиеров назван еретическим и злокозненным. В то же время Его Святейшество папа одарил капитул ордена своим доверием и покровительством и даровал ордену многие права в пределах всего христианского мира. Во-вторых, оное письмо адресовано подданным его величества короля Франции, тогда как мы находимся в стенах монастыря и подчиняемся одному Владыке – Всемогущему Господу, а также его земному воплощению – Его Святейшеству…

– Кажется, вы невнимательно слушали зачитанное мною письмо! – комиссар повысил голос. – В нем ясно сказано, что, ежели кто из подданных короля посмеет противиться исполнению королевской воли, его следует рассматривать как пособника еретического ордена и, применив необходимую силу, доставить в Париж, где он предстанет перед королевским судом. Причем в письме не сказано, что следует делать снисхождение служителям Церкви…

– Как же так? До сего дня орден Храма Господнего почитался одним из самых достойных и уважаемых орденов, созданных по благословению Святой Церкви, и вдруг в сем письме он назван еретическим и злокозненным. Что послужило причиной такой перемены?

– Будьте уверены, святой отец – причина самая серьезная. Королевские чиновники допросили с пристрастием одного из членов орденского капитула, и он признался, что в этом ордене царят чудовищные и отвратительные пороки, что высшие чины и рядовые рыцари предаются самому гнусному разврату, а также в великой тайне поклоняются Врагу рода человеческого…

– Кому?! – недоверчиво переспросил аббат.

– Сатане, святой отец, Сатане!

Аббат испуганно перекрестился и промолвил:

– Не могу в это поверить!

– Истинно так! Они, эти богомерзкие тамплиеры, поклоняются ему в виде черного козла, имя которому Бафомет.

– И вы говорите, что все сие признал на допросе член орденского капитула?

– Истинно так!

– Но Его Святейшество…

– Будьте уверены, святой отец, с Его Святейшеством все согласовано!

– Ну, коли так, не смею препятствовать вам и, как говорится, умываю руки! – и аббат поднял холеные руки к потолку.

– Я знал, что вы – разумный человек! Теперь будьте любезны проводить нас к покоям, которые занимает еретик и преступник, именующий себя Жилем де Леннуа.

– Если Его Святейшество одобряет сии действия…

– Одобряет, одобряет, можете не сомневаться!

– В таком случае следуйте за мной!

Настоятель тяжело вздохнул и вышел в монастырский коридор, ничего не говоря, но взмахом руки предложив королевскому комиссару следовать за собой.

Аббат и его спутники вышли во внутренний двор монастыря – клуатр, – пересекли его и вошли в другой коридор, где размещались не монашеские кельи, а помещения для высокопоставленных гостей. Аббат указал на одну из дверей.

Перед этой дверью стояли на страже два вооруженных воина из свиты милорда де Леннуа. Увидев приближающихся людей, они схватились за оружие.

– Кто идет? – спросил один из них.

– Люди короля! – ответил комиссар.

– Мы – слуги ордена! – отвечал часовой.

– Так умрите же! – комиссар отступил в сторону и подал знак своим солдатам. Началась короткая, безмолвная и ожесточенная схватка, и вскоре часовые были убиты.

– Теперь – ваш черед, святой отец!

Аббат тяжело вздохнул, подошел к двери и постучал.

Никто не отозвался, тогда он проговорил вполголоса и с некоторым смущением:

– Милорд де Леннуа, это всего лишь я, настоятель этого скромного монастыря! Позвольте мне войти!

И снова никто не отозвался.

Королевский комиссар гневно взглянул на аббата, оттолкнул его от двери и приказал своим слугам:

– Ломайте!

Немногословные воины набросились на дверь с такой яростью, словно это был враг короля и церкви. Однако дубовая дверь устояла под градом ударов. Один из спутников комиссара обнажил меч и принялся рубить дверь – но лишь затупил свой меч.

– Обождите, господа! – проговорил аббат, когда слуги комиссара выдохлись. – Позвольте мне!

Он достал из складок своей сутаны связку ключей и вставил один из них в замочную скважину. Ключ со скрипом повернулся, но дверь по-прежнему не открывалась.

– А вот теперь понадобится ваша сила, – настоятель снова отступил от двери, уступив место воинам. – Только не нужно рубить эту дверь, господа, вы лишь испортите свои славные мечи.

Слуги комиссара дружно навалились на дверь, и она медленно, с сопротивлением отворилась.

Воины ворвались внутрь, комиссар последовал за ними. Аббат вошел последним.

За порогом они увидели огромный сундук – он был придвинут к двери, чтобы ее тяжелее было открыть.

Комната была пуста, она носила следы поспешных сборов.

– Птичка упорхнула! – процедил комиссар и повернулся к настоятелю:

– Дверь была заперта изнутри, к ней был придвинут сундук. Значит, еретик Леннуа покинул эти покои не через дверь. Следовательно, здесь есть какой-то потайной выход. Извольте показать мне его!

Аббат смиренно опустил глаза и проговорил:

– Милорд комиссар, вы знаете, что священный долг гостеприимства не позволяет мне выдать особу, нашедшую убежище в моем монастыре. Я не могу ничего вам сказать, дабы не навлечь на себя гнев Божий…

– Святой отец, вы же не хотите навлечь на себя гнев его величества короля?

– Упаси боже! – Аббат перекрестился. – Я не могу сказать вам ни слова, однако… – и он выразительно взглянул на второй сундук, стоявший возле дальней стены комнаты.

Комиссар показал на сундук своим людям. Один из них откинул крышку сундука. Внутри него были в беспорядке навалены стопки постельного белья. Королевские слуги растерянно переглянулись. Комиссар взглянул на аббата, приблизился к сундуку и, вытащив из него груду полотна, бросил ее на каменный пол.

Под ней обнаружилось не дно сундука, а железный люк с кольцом посредине. Один из воинов ухватился за это кольцо и откинул люк. Под ним были уходящие в темноту каменные ступени.

– Догнать еретика! – коротко распорядился комиссар.

Несколько воинов один за другим спустились по ступеням и скрылись в подземелье. В комнате остались только аббат и комиссар.

– Теперь, когда нас никто не слышит, – проговорил настоятель, – скажите мне, милорд, в чем истинная причина столь неожиданных гонений на храмовников.

– Я же говорил вам, святой отец, – тамплиеры погрязли в самых отвратительных грехах, они предаются мерзкой ереси и чудовищному разврату…

– Милорд! – перебил аббат комиссара. – Я повторяю – нас никто не слышит, и вы можете говорить откровенно!

– Если откровенно – храмовники слишком много о себе возомнили. Они решили, что, ежели помогли его величеству королю с финансами, то могут диктовать ему свои условия. Кроме того, они забыли завет собственного ордена, забыли, что бедность – одна из главных христианских добродетелей!

– Так я и думал! – вздохнул аббат. – Его величество не хочет отдавать долги и заодно решил поправить свои дела за счет сокровищ ордена!

– Не забывайтесь, святой отец! – одернул его комиссар. – Я – верный слуга короля!

– Что вы, милорд, я это прекрасно помню, как помню и то, что здесь нет никого, кроме нас с вами, и никто не сможет подтвердить ваши слова, ежели вам придет в голову в чем-то меня обвинить. Но вам это в голову не придет, ибо вы – в моем монастыре, и вам выгодно мое сотрудничество. Кстати, что-то долго не возвращаются ваши люди.

Алексей Викторович Мышлаков проживал в коммуналке. И не в старинном доме с окнами на Невский проспект или на Неву (там коммуналок давно уже не осталось), а в очень запущенном трехэтажном домике в районе Пяти Углов.

Похоже, дом как построили в позапрошлом веке, так с тех пор и не ремонтировали, только жильцы менялись. Попасть в дом можно было, пройдя два двора и три подворотни, одной стороной окна выходили в этот самый темный двор, а другой – на грязную стену бывшей трикотажной фабрики.

Эва спросила дорогу у миниатюрной старушки, которая выгуливала такую же миниатюрную, непонятной породы собачку, и благополучно миновала не слишком чистые дворы.

Дверь единственного подъезда стояла нараспашку, о домофоне в этом доме слыхом не слыхали.

С другой стороны, Эва поняла, что так лучше, потому что аромат в подъезде стоял удушающий. Пахло кошками, крысами, прокисшими щами и помойкой. Эва зажала нос и одним духом поднялась на третий этаж, где находилась квартира Мышлакова.

Звонок на двери отсутствовал. То есть на ней было множество звонков, но ни один из них не работал. Может, во всем доме отключили электричество? Эва дернула за ручку двери, и ручка оказалась у нее в руках. Пока Эва удивленно пялилась на оторванную ручку, дверь потихоньку начала открываться. Потянуло сквозняком, очевидно, где-то было открыто окно.

Все это Эве очень не понравилось. Все знают, что в открытую дверь входить нельзя – там могут ожидать неприятные сюрпризы. Также нельзя, услышав непонятные звуки в подвале или на чердаке, спрашивать, кто там, нужно сразу орать, что вызываешь полицию и МЧС.

Тем не менее Эва всунула голову в открытую дверь и огляделась. Смотреть было не на что – длинный темный захламленный коридор и закрытые двери по бокам. На одной висела печать, следующая была крест-накрест заколочена досками. Эва пожала плечами и все же вошла в квартиру. Дверь не закрывалась потому, что на ней не было замка, он был вырезан с мясом.

Да, вряд ли относительно нормальный человек может жить в таком хлеву. Похоже, квартира эта вовсе нежилая. Эва все же решилась пройти дальше, авось хоть одна дверь открыта. Она прислушалась и уловила мужские голоса вдалеке. Что ж, придется идти на контакт, хоть узнает что-нибудь об этом Мышлакове.

В коридоре сильно воняло тухлой картошкой, а когда Эва подошла к последней двери, из-за которой слышались голоса, аромат стал и вовсе невыносимым. Возле двери стояла картонная коробка, испускавшая вонь. Эва потянула на себя дверь, осторожно переступив через коробку. Кто его знает, что там лежит, заденешь, она раскроется, а может, там и не картошка вовсе, а дохлый кот.

Эва поежилась, как-то ей стало неуютно в этом клоповнике. Опять же встретят ее явно деклассированные элементы, кто еще тут может обретаться? Вот что она вообще тут делает, хотелось бы знать?

На миг захотелось бросить все и уйти. Но куда? Эти, из конторы, ее в покое не оставят, удивительно, что до сих пор следователь никак не проявился.

Ладно, дело есть дело, ей нужно самой найти того, кто подложил бомбу в автобус, в противном случае все повесят на нее. А от алкашей она отобьется, физическая форма у нее отличная, на фитнес ходит и курсы самообороны посещала даже.

Эва задержала дыхание и толкнула дверь.

Комната была большая, но совершенно пустая. И темная, потому что, хоть на окнах и отсутствовали занавески, стекла были покрыты таким слоем грязи, как будто их последний раз мыли в честь полета Гагарина в космос. А может, и раньше.

По углам комнаты валялись какие-то узлы и коробки, у стены был брошен рваный матрац, на нем свернутое одеяло, очевидно, это было спальное место хозяина комнаты. Посредине стоял стол, то есть не стол, а козлы, на них была положена чертежная доска. Судя по тому, что она вся была проедена жучками, доску нашли на помойке.

Не в силах больше задерживать дыхание, Эва вдохнула и тут же об этом пожалела. К запаху тухлятины прибавился еще аромат давно немытого мужского тела и дешевого спиртного.

Тел было три. То есть не совсем тел, поскольку они еще сохраняли вертикальное положение, а именно, сидели за столом. На столе стояла початая бутылка дешевого пойла, две другие валялись под столом. Еще на столе стояли мутные граненые стаканы, пластмассовая ванночка из-под селедки и половина раскрошенного батона. От вида стола Эву затошнило. Она вяло удивилась, что этого не случилось раньше.

Один из обитателей комнаты повернулся, и Эва увидела совершенно деградировавшее лицо, ни проблеска интеллекта. Тем не менее при виде Эвы глаза его зажглись, как у заводного медведя.

Была у Эвы в детстве такая игрушка, бабушка Элла из Таллина прислала. Сидит медведь на пенечке, наливает в стаканчик из бутылки, потом выпивает. И такой процесс продолжается сколь угодно долго, пока батарейка не сядет. Так вот, когда запускали медведя, его глаза точно так же загорались.

– О! – сказал абориген. – А к нам гости! Какие люди! Девушка, а вы к кому это?

– Мне нужен Мышлаков Алексей Викторович, – сказала Эва, опасливо оглядываясь.

Сейчас эти скажут, что такой здесь не живет, и она поскорее пойдет. Феде позвонить, отругать, что сведения неверные. Ну не может нормальный человек в таком кошмаре жить!

– О! – снова сказал абориген. – Опять мне не везет! И почему это, как девушка – так к Лехе, а ко мне – никто!

Эва очень удивилась и перевела взгляд на второго аборигена. Это был довольно-таки молодой парень с безобразно опухшим лицом.

– А? – спросил он хрипло. – Чего?

– Леха, к тебе пришли! – заорал первый абориген. Он выскочил из-за стола и пересек комнату, припадая к полу и едва не опираясь руками, как горилла. – Бросай свою Ляльку, эта-то покрасивше будет!

Голос у него был слабый, даже когда кричал, выходило негромко, как будто старое ведро дребезжит.

– Я Лиля, – сказал третий обитатель комнаты. Точнее, сказала. Эва вгляделась и поняла, что это – женщина. На голове у тетки был колтун волос, под глазом лиловел здоровенный синяк, губа тоже разбита. Надето на ней было что-то невообразимое – не то халат, не то рабочая роба, вымазанная грязью.

– Че те надо, фря? – спросила она с угрозой и удержала Леху, который сделал движение, собираясь встать. Впрочем, стало видно, что собирался он не всерьез, поскольку был здорово пьян.

– Мне… Мышлакова Алексея Викторовича, его нет?

– Как это нету? – снова задребезжал первый абориген. – Вот же он перед тобой сидит – Мышлаков Алексей Викторович. Леха, папаню твоего Виктором звали?

– Вроде бы, – неуверенно ответил Леха. – Если, конечно, мамаша не наврала.

– Ну вот, значицца все так и есть. Проходи! – радушно пригласил абориген. – Садись, выпей с нами.

«Еще не хватало!» – в панике подумала Эва.

– Мы не просто так сидим, мы Леху поминаем! – Абориген пошарил по углам и выставил Эве на выбор ломаный стул и табуретку с облупившейся краской.

– Какого Леху? – Эва решила не рисковать и осталась стоять.

– Как – какого? – Леха потряс головой, чтобы вспомнить. – Леху Ряпушкина, соседа моего. Мы с ним с детства знакомы. Погиб Леха, взорвали гады автобус, вот Леха и погиб, понимаешь?

– Понимаю… – протянула Эва.

Стало быть, погиб этот самый Ряпушкин, но для поездки он взял паспорт у этого Мышлакова. Тот – Леша и этот Леша, очень удобно, имя не забудешь, не перепутаешь. Но вот зачем он это сделал? Честные люди по чужому паспорту не ездят, им скрывать нечего.

– А он, выходит, тоже в этой самой квартире жил? – осторожно спросила Эва.

И тут же перехватила взгляд Ляли или Лили. Нехороший такой был взгляд, злобный. И главное – совершенно не пьяный. Лиля тут же повисла на Лехе и отвернулась. Так, может, Эве все показалось?

– Не, – сказал Леха, отмахиваясь от виснувшей на нем пьянчужки, – он квартиру где-то снимал, а тута прописан был. Комната ему от бабки досталась.

– А энти-то, – приятель Лехи вдруг хлопнул себя по ляжкам, – приходят и говорят – которая тут комната Мышлакова? И вы, говорят, кто такие будете? Ну, тут, конечно, Горобчик, участковый наш, выскочил, этот, говорит, тут живет согласно прописке, я, говорит, его как облупленного знаю, он, говорит, как мамаша его померла, так и запил, уж полтора года не просыхает, все уже с себя и из комнаты пропил. А так, говорит, ни в чем плохом не замечен. Ну, они, конечно, сразу к Лехе – зачем паспорт свой тому типу давал?

А Леха, даром что здорово пьяный был, на своем стоит – ничего не знаю, паспорт украли, когда точно – не помню. Ну, Горобчик, конечно, орет, что Леха сам паспорт продал, а эти, что пришли-то, озлились очень, хотели Леху уже оприходовать, а только что ему предъявить-то? Только штраф за то, что паспорт украли, а он своевременно не заявил. Ну так участковый их отговорил – с него, говорит, фиг что получишь. Да им и не до того, у них своих дел выше крыши. А про то, что паспорт у Лехи Ряпушкина был, мы им и не сказали. Жалко Леху.

Эва подумала, что надо ей уходить. Пускай Федя теперь выясняет, кто такой Алексей Ряпушкин, который прописан по этому адресу. Эти-то, из конторы, может, и выяснят, но не скоро.

– Куда же ты? – вскинулся абориген, когда Эва повернулась к двери. – А посидеть?

– Я… мне в туалет… – пробормотала она, изображая смущение, – тут ведь есть?

– Я провожу, – вызвался настырный тип.

– Сама найду! – Эва поскорее выскочила из комнаты, с налету наступила на коробку, та перевернулась, и на пол вылилась жутко воняющая жижа. То ли и правда картошка стухла, то ли дохлых мышей они тут коллекционируют.

Эва чертыхнулась, видя, как на светлых брюках расплывается вонючее пятно цвета болотной жижи. Нечего и думать выйти так на улицу. Она прошла в противоположную от входной двери сторону и нашла туалет опять-таки по характерному запаху. Рядом притулилась заржавленная раковина, из допотопного медного крана тонкой струйкой текла холодная желтоватая вода.

Эва кое-как оттерла пятно мокрой рукой, грязь размазалась, но хоть вонять перестало. Она наклонилась в последний раз, чтобы осмотреть результаты своего труда, и слишком поздно услышала шаги за спиной. Обернуться она не успела, ее сильно ударили по шее, и Эва стала падать на грязный пол. Не упала – чьи-то сильные руки подхватили ее и потащили по коридору.

В голове у Эвы шумело, в глазах двоилось, все тело охватила слабость. Ее втащили в какую-то дверь и бросили на диван. И тогда Эва увидела, кто на нее напал. Та самая Лиля или Ляля, жуткая баба с колтуном на голове и синяком под глазом.

– Ты что? – удивилась Эва. – Тебе чего надо-то? Ты что, с дуба рухнула?

Она потрясла головой, чтобы избавиться от звона в ушах и оглядела комнату.

Тут было гораздо чище, чем у Лехи. Была даже какая-то мебель – старый шкаф, который называли раньше гардероб, кровать с металлическими шишечками и пружинным матрацем, диван, покрытый стареньким, но не рваным пледом, круглый стол с плюшевой скатертью и несколько венских стульев. И окно было завешено вылинявшими портьерами.

По всему выходило, что это комната того самого Алексея Ряпушкина. Эва мимоходом удивилась, как же это алкаши не разнесли комнату и не продали все, что можно.

Ну, теперь непременно продадут, вот как проспятся после поминок, так растащат все.

Эвины невеселые размышления были прерваны чувствительным тычком в бок.

– Нечего пялиться, говори, кто ты такая и зачем приперлась? – вполголоса приказала Ляля. Или Лиля, черт ее разберет. – Выкладывай все, если не хочешь еще синяков!

– А тебе какое дело? – огрызнулась Эва. – Ты кто такая, чтобы меня допрашивать?

– Кто такая? – криво усмехнулась Лиля. – А вот ты сейчас это узнаешь!

И она ткнула Эве кулаком в глаз. Точнее, метила в глаз, но Эва успела отшатнуться и попало по щеке, да еще по тому же заживающему синяку. Было так больно, что Эва зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела перед собой лицо Ляли или Лили. Глаза были злые и абсолютно трезвые. И еще колтун из волос был настоящий, а вот синяк явно наведенный, вблизи видно.

– Ну чего ты пристала? – плаксиво заговорила Эва, решив сменить тактику. – Ну, у нас отношения были с Лешей, а тут он пропал, по мобильнику не отвечает, я и пришла. Он сказал, что он – Мышлаков, а я паспорт его подсмотрела, там прописка…

– Врешь… – процедила Лиля.

Но чуть расслабилась, и Эва, воспользовавшись ее замешательством, крутанулась и вскочила с дивана, приняв боевую стойку.

Она все сделала, как ее учили на курсах, но когда нанесла удар ногой, Лили там почему-то не оказалось. Зато с другой стороны Эву схватили за руку, она смогла только второй рукой ухватить Лилю за волосы. Точно, свои, не парик.

Пахнуло дешевым лаком для волос, стало быть, она лаком облилась, а потом пылью присыпалась, оттого и колтун. Только вот зачем такой маскарад?

Лиля прошипела сквозь зубы ругательство, ага, значит больно за волосы-то…

Тут все мысли вылетели у Эвы из головы, потому что Лиля что-то сделала с ее рукой, так что все тело пронзила боль, острая и внезапная, как электрический разряд.

– А-а! – невольно закричала Эва. Хватка тут же ослабла, тогда Эва упала на колени и перестала сопротивляться.

– Ну? – прошипела Лиля. – Будешь говорить?

Эва молчала, тогда ее как следует тряхнули, но она успела расслабиться и представила себя тряпичной куклой. Ноги не ходят, голова и руки болтаются.

– Эй, ты чего? – Лиля перевернула Эву, и та с размаху залепила ей коленом в подбородок.

Снова не получилось, как надо, зато Лиля отшатнулась, Эва вскочила и подбежала к двери.

– Помогите! – заорала она, обнаружив, что дверь заперта. – Ребята, на помощь!

– Тише! – Лиля подскочила к ней и попыталась заткнуть рот. – Не ори! Замолкни!

– Ага, боишься, что эти алкаши сюда прибегут! – крикнула Эва. – Их все-таки двое против тебя будет!

– Да с чего ты взяла, что они за тебя заступаться станут? – усмехнулась Лиля.

– Ну, я покрасивше тебя буду, – усмехнулась Эва в ответ, – этот, старший козел на меня явно запал. Ты бы синячок-то смыла, и волоски расчесала, авось и нашла бы свое счастье с Лехой этим.

– Слушай, не в твоем положении ерничать! – возмутилась Лиля. – Приперлась тут вынюхивать да высматривать. Думаешь, поверю, что у тебя с Ряпушкиным любовь была?

– А я также не поверю, что ты пьянь хроническая, – фыркнула Эва, – это ты можешь тем уродам впаривать.

– Ладно, давай по-хорошему, – Лиля потянула Эву к дивану, – сядем рядком да поговорим ладком.

– С этого бы начинала, – буркнула Эва.

Лиля в это время схватила ее сумочку и нашла там водительские права.

– Стрижева Эва Эдуардовна… что за имя такое – Эва?

– А тебе-то что!

Вдруг Лилины глаза загорелись:

– Слушай, значит, ты та самая баба, которую во взрыве автобуса подозревают?

– Ты откуда знаешь? – вскипела Эва. – Про это по телику не передавали! У тебя тоже в той организации источник?

– Ну да…

– Похоже, что у них там каждый второй информацию секретную сливает всяким-разным.

– Я не всякая, – обиделась Лиля, – и не обо мне речь, тебе-то чего тут надо?

– А того, что сама узнать хочу, в чем там дело с этим взрывом. Насчет теракта не слишком похоже.

– Точно… – протянула Лиля, – а дальше?

Эва вздохнула и рассказала, как ее задержали на заправке в поселке Бережки, как она совершенно случайно увидела в маленьком неизвестном театрике фотографию «лейтенанта Черемыкина» и узнала, что это – никому не известный артист Евгений Чистяков, как нашла этого Чистякова, и замолчала.

– Ну? Чего молчишь-то?

– Гну! – огрызнулась Эва. – Я тебе вон сколько наболтала, а в ответ ни слова не услышала. Ты-то что тут делаешь? Давай уж честно – я тебе, а ты мне…

– Ладно. Алеша Ряпушкин работал в частном детективном агентстве, называется «Следопыт». И я там тоже работаю.

– В таком виде? – развеселилась Эва.

– А то не понимаешь, что это маскировка, – обиделась Лиля, – сама же говорила, что синяк наведенный. Знаешь такое выражение – работа под прикрытием. В общем, суть дела, над которым он работал, я тебе рассказать не могу, имени заказчика тоже. Но ездил Алексей в Таллин, чтобы проследить кое-за кем.

– За кем?

– В том-то и дело, что не успел он сообщить. По телефону такие вещи не говорят, уехал он срочно, видно, очень спешил, оказалось даже, что паспорт у этого урода Мышлакова взял. Боялся, что тот документ, что у него был, уже засвеченный.

Эва вспомнила того человека, что сидел в автобусе почти рядом с ней. Точнее, хотела вспомнить, но ничего не получилось, тот очевидно умел быть незаметным.

– Ничего толком сообщить не успел, и вот – такое дело, узнали мы только, что погиб Мышлаков, ну, меня и послали на разведку. Эти, из конторы, ничего не выяснили, а я тут решила повертеться, может, что узнаю. Вот, тебя встретила…

Лиля перевела дыхание:

– Ну, теперь твоя очередь.

Эва решилась и рассказала про убийство Чистякова и про встречу с Кристиной. В конце концов, Лиля сможет это и сама узнать и проверить по своим каналам.

Потом она добавила про ту неизвестную, похожую на нее девицу, которая села в автобус на заправке.

– Понимаешь, – Лиля помолчала, – дело очень серьезное. А тут такие совпадения. Девица еще какая-то, с тобой форменная петрушка получается. Если не врешь, конечно.

– А ты проверь, – буркнула Эва. – Ты же детектив, у тебя свои каналы есть.

– Проверю, будь спокойна. А пока надо незаметно отсюда ноги делать. Хотя они, наверно, уже вусмерть пьяные.

Обменялись контактами, затем Эва помогла своей новой знакомой смыть синяк и кое-как распутать волосы. Лиля сняла свой балахон, под ним оказались джинсы и рубашка в клетку.

Выходить решили по очереди. Но когда Эва прошла длинный коридор, у входной двери обнаружила мерзкого аборигена.

– Куда это ты намылилась? – противным голосом завел он. – Мы так не договаривались!

Эва замешкалась было в размышлении, как бы половчее уйти, но тут ее догнала Лиля и вырубила аборигена одним ударом ноги, так что он даже не успел удивиться ее изменившейся внешности.

– Достали! – лаконично объяснила она Эве и первой спустилась по лестнице.



По мобильному Федора ответил шипящий голос:

– Ч-чего нуж-жно?

– Привет, Рикки! – по телефону Эва чувствовала себя в относительной безопасности, поэтому взяла игривый тон. – А ты теперь вместо Феди отвечаешь? Он что, говорить уже не может? Борщ ест или гамбургером подавился?

– Борщ-щ? – кажется Рики удивилась. – Поч-чему борщ? Зач-чем борщ-щ?

– Не зачем, а с чем! – веселилась Эва. – С пампушками!

– Издеваеш-шься… – прошипела Рикки, и тут, видимо, Федор отобрал у нее телефон.

– Здорово же ты работаешь, – заметила Эва, – в пивной по целым дням просиживаешь.

– Я статью пишу! – бросил Федя. – Люблю, понимаешь, работать в такой обстановке.

«Так я и поверила», – подумала Эва, но вслух ничего не сказала.

– Есть новости? – спросил Федя, и она, посмеиваясь, рассказала ему про свои приключения в жуткой квартирке. Федя обещал проверить и выяснить все, что можно, про Алексея Ряпушкина и про агентство «Следопыт».

– А ты пока сходи к этим Ершовым, узнай, как и что?

– Они же погибли, – удивилась Эва.

– Ну, может, там родственники или соседи что расскажут.

– А сам-то… – ворчливо завела было Эва, но тут же опомнилась: ей-то все это явно нужнее, чем ему. Федя хочет эксклюзив получить, статью написать, если не врет, а у нее от результатов жизнь зависит. Свобода уж точно.

– Женщине скорее все расскажут, – Федя как будто читал ее мысли, – она больше доверия вызывает.

– Тогда Рикки пошли, – фыркнула Эва.

На такой провокационный выпад Федя не отреагировал, просто сделал вид, что не слышал. Зато дал исчерпывающую справку о Ершовых.

Леонид Петрович работал курьером в небольшой торговой фирмочке, развозил заказы. Его жена трудилась там же кладовщиком. Ничего особенного, скромные люди средних лет, зарабатывают мало, оттого, верно, и характер у супруги плохой. Эва помнила, как она все время ругалась и пилила мужа противным визгливым голосом, про таких мужья и говорят «пила ржавая».

На следующее утро Эва заскочила на семинар и подарила женщине, которая отмечала посещение, коробочку марципанов из Таллина, которая, к счастью, находилась у нее в сумочке и не пропала с остальными вещами. Эва спохватилась, что обещала Светке Милашкиной какой-нибудь сувенир, и купила его перед самой границей, не успев убрать в чемодан. Марципаны были выполнены в виде фруктов и лежали в симпатичной корзиночке, а корзиночка была упакована в коробку с бантом. Все вместе выглядело очень мило.

– Какая прелесть! – восхитилась секретарь и дала понять Эве, что насчет посещений она может не беспокоиться. В самом деле, занятия оплачивала фирма, а кто там ходит, кто нет – устроителям, в общем, до лампочки.

Прежде чем ехать на разведку в дом покойных Ершовых, Эва в Интернете навела справки об этом доме.

Дом принадлежал товариществу собственников жилья с незамысловатым названием «Пальмира». Кроме жилых помещений, в этом доме располагался салон красоты «Далила», магазин товаров для дайвинга «Человек-амфибия» и стоматологическая клиника «Веселый бобр».

По дороге, увидев продуктовый магазин, Эва остановилась возле него и купила две коробки самых дорогих конфет. Просто так, на всякий случай.

Дом Ершовых Эва увидела издалека – голубая многоступенчатая башня горделиво возвышалась над всеми соседними постройками, как королева бала над незначительными соперницами. Однако подъехать к этой башне оказалось непросто: она, вместе с окружающей территорией, была огорожена высоким металлическим забором, а единственный въезд перегораживал шлагбаум.

Эва остановилась перед шлагбаумом и посигналила.

Справа от въезда, на невысоком металлическом столбе, к которому крепился шлагбаум, загорелся красный фонарь. Под ним Эва увидела крупную надпись:

«Связь с охраной».

Эва вышла из машины, подошла к столбу. На нем было установлено переговорное устройство. Эва нажала кнопку, и из динамика донесся строгий голос:

– Куда – к кому – зачем?

– В стоматологию «Веселый зубр»… то есть «Веселый бобр»! – ответила она, вспомнив данные из Интернета.

– Проезжайте! Привет бобру! – ответил охранник, как показалось Эве, с некоторым разочарованием, и шлагбаум поднялся.

Эва проехала к дому, поставила машину на парковку, вышла из нее и огляделась.

Дом покойных Ершовых, как уже было сказано, представлял собой голубую ступенчатую многоэтажную башню с застекленными зеркальными лоджиями. На террасах перед этими лоджиями были высажены хвойные растения в кадках, вокруг самого дома красовались ухоженные цветники и клумбы.

На парковке стояли дорогие новые машины – «Мерседесы», «Лексусы», «Инфинити», «Ягуары» и другие шедевры зарубежного автопрома.

В общем, все вместе указывало на то, что в доме живут обеспеченные люди.

Курьер и кладовщица плохо вписывались в эту радужную картину возросшего благосостояния.

Перед подъездом, в котором находилась квартира Ершовых, стояла красивая кованая скамейка. На этой скамейке сидела женщина преклонных лет и весьма скромного вида. Вряд ли она была хозяйкой одной из элитных квартир – скорее всего, чья-нибудь теща или свекровь, выписанная из провинции.

Обычно на скамейке перед любым жилым домом сидят несколько пенсионерок, проводящих время в оживленной беседе и в наблюдении за соседями.

Однако есть труднообъяснимый социологический феномен: чем богаче дом, тем меньше перед ним общительных старушек. На скамейке перед домом Ершовых старушка была всего одна, и даже издалека было видно, что она скучает.

Эва решила этим воспользоваться.

Она подошла к скамье и вежливо спросила:

– Вы не против, если я тут посижу?

– Садись, милая! – ответила пенсионерка, немного подвинувшись, хотя места на скамье и без того хватало. – Скамейка – она общественная, погода хорошая, почему не посидеть!

Старушка посмотрела на нее одобрительно – сегодня Эва надела скромное на вид летнее платье в неяркий меленький узорчик. Юбка была достаточно длинной, и вырез неглубокий. Платье было из дорогого магазина в Таллине, но старушка, ясное дело, про это не знала.

Эва села, достала из сумочки носовой платок и промокнула сухие глаза. После этого она повернулась к старушке и грустным голосом проговорила:

– Вы ведь в этом доме живете?

– В этом, а как же! – Женщина приосанилась, словно окружающие красота и достаток отбрасывали на нее свой отсвет, поднимая ее в собственных глазах и в глазах других людей.

– Вы тут, наверное, всех знаете?

– Ну, всех-не всех, но многих…

– Вы, наверное, и Ершовых из восемьдесят пятой квартиры знали? – и тут Эва замолчала и громко всхлипнула.

– А я ведь знаю, кто ты, милая! – проговорила пенсионерка, немного придвинувшись. – Ты ведь Тамара, да?

Эва понятия не имела, кто такая Тамара, но на всякий случай издала неопределенный звук, который при желании можно было принять за согласие. Народу вокруг не было никого, если старуха что-то заподозрит, она всегда успеет дать деру.

– То-то я смотрю, что похожа ты на нее! – проговорила женщина, преисполнившись гордости от собственной проницательности. – Волосы такие же, и глаза, и вообще…

– Мне многие говорили, что я на нее похожа! – ответила Эва, не представляя, о ком идет речь.

– Ну да, ты ведь ей, Елене, родная племянница! – продолжала развивать свою мысль словоохотливая собеседница. – Родная кровь! А кровь, известное дело, – не водица!

Тут до Эвы наконец дошло, с кем сравнивает ее женщина: с Еленой Ершовой, покойной кладовщицей из этого дома. Она вспомнила сварливую, неумеренно накрашенную особу, похожую на мопса, которая сидела в автобусе слева от нее и всю дорогу ссорилась со своим мужем, и обиделась за такое сравнение. Волосы и правда были у той светлые, но вытравленные, а Эва – натуральная блондинка, только тона чуть добавлено.

Но для пользы дела она никак не показала свою обиду, напротив, сделала вид, что польщена сравнением.

– Ты мне сразу понравилась! – продолжала пенсионерка. – Гляжу – какая идет приятная девушка! Платьице симпатичное, сама воспитанная… Не то что эта Александра…

– Александра? – переспросила Эва.

– Ну да, Александра, тоже родственница их! Со стороны Леонида! – Женщина неодобрительно поморщилась. – Надо же, не успели они погибнуть, еще и похорон не было, а она – тут как тут! И в правление забежала, и Антона Антоновича обхаживать принялась, а ведь сама-то – седьмая вода на киселе… какая-то не то троюродная, не то четвероюродная, а туда же – на квартиру рассчитывает… а я Майе Ивановне сразу сказала – никаких у нее прав! Тоже мне, родня! Ни разу у них даже не показалась, а как квартира замаячила – тут как тут!

Женщина неодобрительно фыркнула и продолжила:

– И накрашена-то, и разодета… а я Майе Ивановне сказала, что вот приедет Тамарочка – так это другое дело, Тамарочка – она им правда родня, не то что эта…

– А кто такая Майя Ивановна? – поинтересовалась Эва.

– Как? Ты Майю Ивановну не знаешь? – собеседница удивленно взглянула на нее. – Ах, ну да, ты же не из нашего дома, откуда же тебе ее знать! Майя Ивановна – это большой человек, это нашего управляющего, Антона Антоновича, секретарша. Вот она все про всех жильцов досконально знает…

Эва в основном помалкивала, уверенная, что собеседница, изголодавшаяся по общению, сама ей все расскажет, особенно если направлять ее своевременными репликами.

Но в это время погода, до сих пор прекрасная, начала портиться. На солнце набежали мрачные тучи, и начал накрапывать дождь, который обещал перейти в настоящий ливень.

Собеседница Эвы поднялась со скамьи и вздохнула:

– Ну вот, такая у вас в Питере погода – и не посидишь толком! Придется домой идти! То ли дело у нас в Зауральске – уж если погода так погода! Зимой – мороз под сорок градусов, а если лето, так тоже жара основательная!

Тут ей в голову пришла свежая идея:

– А может, Томочка, ты ко мне зайдешь? Посидим, поговорим, чаю выпьем…

– Да удобно ли это? – забеспокоилась Эва. – Может, ваши родные будут недовольны?

– Родные? Какие родные? Я одна живу. Как говорится, сама себе хозяйка.

– Одна? – удивленно переспросила Эва, снова невольно оглядев элитный дом.

– Одна, одна, спасибо Арсению Михалычу! Только вот к чаю-то у меня ничего нет…

– А у меня как раз есть конфеты! – Эва достала из пакета одну из купленных по дороге коробок.

– Ох, шоколадные! – оживилась женщина. – Мне, правда, вредно, но иногда немножко не помешает. Пойдем, и правда, пока дождь не разошелся!

Она подошла к двери подъезда, приложила ключ к домофону, открыла дверь и пропустила Эву вперед.

Подходя к лифту, женщины столкнулись с приземистой особой с короткострижеными огненно-рыжими волосами и узкими, плотно сжатыми губами.

– Здрассте, – процедила эта особа, внимательно оглядев Эву и скользнув взглядом по ее спутнице.

– Здрассте, Майя Ивановна! – подобострастно воскликнула та. – А это – как раз Тамара, покойных Ершовых родственница. Я вам говорила, что она непременно приедет, вот она и приехала.

– Здрассте! – снова проговорила секретарша, еще более внимательно оглядев Эву.

– Вот, а это вам! – проговорила Эва и протянула ей вторую коробку. – К чаю…

Майя Ивановна оглядела коробку с таким выражением, как будто в ней была спрятана бомба с часовым механизмом, однако зажала под мышкой и, не сказав ни слова благодарности, скрылась за дверью с надписью «Правление ТСЖ».

Тут как раз подошел лифт. Кабина была вся в зеркалах, размером с небольшую комнату, на полу – пушистый коврик. Женщины вошли в кабину и бесшумно взлетели на шестой этаж.

Эва вышла за своей спутницей и увидела слева табличку с номерами квартир.

Квартира покойных Ершовых находилась на этом же этаже, рядом с дверью, к которой подошла Эвина спутница.

– Так вы их соседка! – проговорила Эва, порадовавшись такому везению.

– А как же? Конечно, соседка! Прямо, как говорится, дверь в дверь. Потому я их так хорошо и знала… как выйдешь, бывало, в магазин или еще куда – так и встретишь их…

Женщина открыла дверь и пригласила Эву в квартиру.

Квартира была просторная, с хорошим ремонтом, в ней чувствовалась даже рука опытного дизайнера. Все это как-то не вязалось с обликом ее хозяйки.

– Простите, – проговорила Эва, пройдя вслед за хозяйкой на кухню. – Мы ведь с вами так и не познакомились. То есть я не знаю, как к вам обращаться.

– Да, конечно, познакомиться надо, может, мы соседями будем. Я-то знаю, как тебя звать, Томочка, а ко мне обращаться очень просто: Мария Петровна.

Кухня в квартире Марии Петровны тоже была отличная, но совершенно не подходящая хозяйке: отделанная в стиле хай-тек, всюду стекло и металл, хитро скрытое мягкое освещение, на видном месте – огромный стальной холодильник и суперсовременная кофеварка, точнее даже кофемашина.

И опять же вся эта современная роскошь не вязалась с простоватой и явно небогатой Марией Петровной.

Так же, впрочем, как квартира в этом элитном доме не подходила небогатым Ершовым.

– Красиво у вас! – не удержалась Эва.

– Красиво, красиво… – кивнула хозяйка. – Спасибо Арсению Михалычу…

При этом на лице ее промелькнуло странное выражение, в котором благодарность смешалась со смутным недовольством.

Эва не удержалась от естественного вопроса:

– А кто это – Арсений Михайлович?

– Зять мой, – вздохнула хозяйка. – Большой человек! – добавила она, подняв глаза к потолку.

Она недолго помолчала, но чувствовалось, что ее буквально распирает желание выговориться.

– Раньше-то я жила в другом месте. В Дачном. Дом пятиэтажный, хрущевский. Кому-то не нравится, а я привыкла. Я там тридцать лет прожила. Как переехала из Зауральска, так и поселилась.

Кухонька, конечно, маленькая, потолки низкие, и жилой площади немного, но я человек простой, мне много ли надо. Опять же все подруги рядом, всегда есть с кем поговорить.

А тут дочка моя, Ксения, вышла за Арсения Михалыча. Он у нее не первый муж, но прежний, Анатолий, был ни рыба ни мясо, копейку заработать не умел, а этот – большой человек, ничего не скажешь… – Женщина сделала многозначительную паузу. – И стала тут Ксения, дочка моя, говорить, что негоже мне в хрущевке жить. Зять – такой важный человек, а я в хрущевке. Не дай бог, кто-нибудь из его знакомых узнает. Или тем более журналисты какие-нибудь пронюхают. Этим только намекни. Ну и переехала я к ним. Квартира большущая, не то что эта, все есть…

– Ну эта тоже не маленькая!

– Ты той не видела, потому так и говоришь! В той квартире на кухне можно в футбол играть, ванных и то две, раньше я такое только в кино видела.

Только что-то Арсений Михалыч стал нервный. Как меня увидит – прямо весь трясется и капли сердечные пьет. А если я ему хоть что-то скажу – так он прямо зеленый делается. Я Ксению, дочку свою, спрашиваю – что это с ним? А она мне – это, говорит, мама, у него аллергия на твою внешность. А чем ему внешность моя не угодила? Внешность как внешность…

Мария Петровна покосилась на свое отражение в сверкающей дверце холодильника и продолжила:

– В общем, попил он капли, потом на таблетки перешел, а потом мне Ксения и говорит: так, мол, и так, мама, а только Арсений Михалыч хочет тебе купить отдельную квартиру. Чтобы ты в ней жила и ни в чем себе не отказывала.

Я сначала даже немножко расстроилась, Ксении говорю: что же, вы меня отселить хотите? Я вам, значит, мешаю? Если я что не так говорю, так я могу вообще молчать как рыба об лед.

А она мне – ничего ты не мешаешь, а только если Арсений Михалыч что решил – так непременно и будет.

Ну, я больше спорить не стала, потому что все равно без толку, и переехала я в эту квартиру. Все здесь хорошо, все удобно. Может, и не так, как у Арсения Михалыча, но все равно очень хорошо, одним словом, не хрущевка.

Только скучно мне здесь стало, словом не с кем перемолвиться. Все мои подруги, с кем я общалась, с кем на скамейке сидела, в Дачном остались, а здесь никого не знаю. Раз в неделю женщина приходит прибираться, по хозяйству помогать, Арсений Михалыч ее присылает, так с ней тоже не поговоришь – она по-русски не сильно понимает. Зульфия ее зовут.

Решила я тогда старых своих подруг в гости пригласить. Поговорить, чаю выпить…

Тут Мария Петровна спохватилась:

– Что же я тебя разговорами потчую? Надо же чайку налить…

Тут же на столе появился красивый чайный набор, Мария Петровна налила чаю, открыла Эвину коробку конфет и только тогда продолжила свой рассказ:

– Ну, послала я Зульфию в магазин, купила она печенья хорошего, конфет, ветчины, всего, что полагается. Наливочки опять же вишневой. Приехали мои подруги. Пока чайник стоял, повела я их на квартиру посмотреть. Вот это, говорю, ванная, тут джакузи, тут кабина душевая… а подруги что-то нехорошо смотрят. Одна, Таисия, она вообще на язык остра, так она говорит – здесь, Мария, не мыться, здесь военно-морские учения проводить можно.

Привела их на балкон. А Таисия опять – тут у тебя, Мария, воздушно-десантные войска могут тренироваться, отрабатывать парашютные прыжки с полной выкладкой.

Попили мы чаю, Таисия говорит – давай, Мария, я хоть посуду у тебя помою, по старой памяти.

А я возьми да и скажи – зачем ее мыть, когда машина есть посудомоечная? А если что нельзя в машине, так то Зульфия вымоет, ей за то и деньги платят.

И тут они все отчего-то сильно рассердились.

Таисия первая вскочила, ноги, говорит, моей у тебя больше не будет! – и прочь из квартиры, и остальные за ней.

Я им потом звонила, хотела спросить, чем их так сильно обидела, но они даже трубку не брали. Исключили, как сейчас говорится, из числа френдов. Так вот, Томочка, я с тех пор все думаю – за что они так на меня обиделись?

Тут Мария Петровна спохватилась:

– Что-то ты чай не пьешь?

– Я пью, пью… – и Эва поднесла к губам чашку.

– А может, мы с тобой, как говорится, немножко примем за знакомство? У меня хорошая наливочка есть! – Глаза у Марии Петровны заблестели, она очень оживилась.

Тут же на столе появилась бутылка вишневки и две пузатые хрустальные рюмки.

– Хорошая наливка! – Мария Петровна наполнила рюмки: – За знакомство!

Эва тоже символически поднесла рюмку к губам.

– Что же я все о своем? – спохватилась Мария Петровна. – Ты ведь, наверное, про своих родственников поговорить хочешь, а я все только про свое…

– Да, действительно… я с ними последние годы редко виделась, так хотела узнать, как они жили, чем занимались.

Мария Петровна снова наполнила свою рюмку, выпила. Лицо ее зарумянилось, и она продолжила:

– Ну, чем занимались… на работу, конечно, ходили, но только я тебе честно скажу, Томочка – странная у них была работа. Почти всегда они дома были. Другие люди утром идут и до самого вечера их нету. А эти – не так. Как ни выйду из квартиры – все их встречаю. То его, то ее. И все куда-то идут, все торопятся. А куда – не скажут. Елена бежит, явно из магазина, а где была, что купила – хоть спрашивай, хоть не спрашивай, как-то так разговор повернет, что и не скажет, – Мария Петровна снова взялась за рюмку.

– Может, конечно, они на полставки работали или еще как, этого я точно не знаю, а врать не буду, с детства не приучена. Зато очень часто они куда-то ездили. Смотришь, чемоданы соберут, такси вызовут – и покатили…

Она удивленно взглянула на свою опустевшую рюмку, наполнила ее, выпила.

– Так, может, они по работе ездили, в командировки, по служебной надобности?

– Вот уж не знаю, может, и в командировки, только больно много вещей они брали, и потом, разве бывают такие командировки, чтобы мужа с женой вместе посылали?

«Тем более если жена работает кладовщицей, а муж курьером? – подумала Эва. – Если на то пошло, кладовщиков и курьеров вообще не посылают в командировки».

– А что же ты-то не пьешь? – заволновалась Мария Петровна, заметив нетронутую рюмку.

– Да мне много нельзя… – засмущалась Эва, – у меня голова от этого болит…

– Это ты зря говоришь! От хорошего винца голова никогда не заболит, от него, наоборот, все болезни проходят! Но ты, конечно, как хочешь, принуждать тебя не буду!

Мария Петровн налила себе очередную рюмку, выпила с большим удовольствием и снова заговорила, причем от выпитого язык у нее начал немного заплетаться:

– Вот, кстати, о родственниках твоих… если так, с виду, они почти что не пили, но только один раз я видела, как Елена, тетка твоя, мужа на себе прямо тащила… как раз они из своей поездки вернулись, или там из командировки, кто их знает. Время было уже позднее, я уже спать собралась, слышу – шум на лестнице, голоса. Ну, я в глазок-то выглянула – мало ли что, может, уже в полицию звонить пора. Смотрю – соседи, родственники твои. Он еле ногами переступает, а она его на себе тащит и ласково так приговаривает: «Ну, еще немножко, Ленечка, уже почти дошли… еще несколько шагов, и будем дома».

Тут у меня с гвоздя рожок упал для обуви. А у меня рожок хороший, не пластмасса какая-нибудь, железный, считай, вечный, так что когда он упал – брякнул, как полагается, на всю лестницу загремел. Елена, видно, шум услышала, поглядела на мою дверь и сразу как переменилась. Только что она Леонида, мужа своего, ласково уговаривала – а тут как заорет на него: «Ты, пьянь подзаборная, а ну, шевели копытами! Я тебя на себе тащить не собираюсь! Алкаш чертов! Нажрался как свинья! Сколько же я от тебя натерпелась!»

И вот скажу тебе, Томочка, что странно это. Начать с того, что я Леонида, дядю твоего, и вообще-то пьяным никогда не видела, не то что пьяным, даже выпившим. С чего это вдруг он так напился? И потом, уж я-то пьющих мужчин повидала, особенно пока в Зауральске жила.

Мой-то Николай Макарович, супруг покойный, тоже по этой части был. Через то и помер, страдалец. А до того – как аванс там или получка, так я уж ничего хорошего не жду. Мы в пригороде жили. Вот, стало быть, после работы он напьется, в автобус кое-как сядет, а как выходить, его выпихнут, все уж знали, на какой остановке.

Ну, он как выйдет – так сразу в лужу падает. У нас лужа возле остановки была – прямо как Ладожское озеро. С весны до осени не просыхала! Ну, мальчишки соседские сразу ко мне бегут – тетя Маня, тетя Маня, твой дядя Коля снова в луже отдыхает! Ну, мы с Шурой, соседкой, подхватимся и бежим его вынимать. Ох, есть что вспомнить! – Мария Петровна снова приложилась к рюмке. – Так вот я тебе скажу – когда мужчина напьется до чертиков, он какой делается?

– Какой? – с интересом переспросила Эва.

– Он весь такой мягкий, расслабленный, как будто хорошо ему. Недаром говорится – пьяному море по колено. А этот-то, Леонид, весь был как деревянный. Как будто Елена не мужика тащила, а манекен магазинный, только не пластмассовый, а чугунный.

В общем, дотащила она его до двери, к стенке прислонила, как предмет неодушевленный, дверь открыла и затащила внутрь. А только я еще возле своей двери немножко постояла – мало ли что, думаю, как-то странно все…

И дождалась.

Снова лифт зашумел, и выходят из него двое. Судя по всему – врач и медсестра. У него чемоданчик докторский в руке, у нее – тоже сумка какая-то. Вышли, по сторонам огляделись – и в квартиру к ним, к родственникам твоим.

– Ну, это понятно, – вставила реплику Эва, – вызвали врача для выведения из запоя… это сейчас очень распространено, на каждом углу рекламируют.

– Это, конечно, может быть… – Мария Петровна снова наполнила свою рюмку, выпила и проговорила удивленно: – О чем это я говорила?

– О том, что приехали к соседям врач и медсестра, – напомнила Эва собеседнице.

– А, да, точно. Так вот, ты говоришь, что они из запоя Леонида выводили. А только какой же это запой? Я его незадолго до того видела, он трезвый был как стеклышко. Запой – он долго длится, мне ли не знать. И когда человек в запое – он буйный, орет, руками машет, как ветряная мельница, а Леонид еле шел, на жену опирался. Такого и выводить не надо, он сам проспится.

У нас в Зауральске сосед был Михалыч, вот он регулярно в запой ходил. Он на железной дороге работал, сменами, так начальство заранее его запои в график включало, чтобы потом накладок не было. На железной дороге порядок должен быть, сама понимаешь, там грузы срочные, расписание…

Опять же выводят из запоя тоже долго, уколы там, капельницы, а эти полчасика всего побыли – и отправились восвояси, только в дверях доктор еще остановился и что-то Елене говорил. Вроде как учил, что делать надо. А только вот как ты думаешь, что она стала делать, когда врача проводила?

– Понятия не имею.

– Вот, и ни за что бы не догадалась! Я и сама с трудом поверила, когда увидела… десять минут всего прошло – и опять шум на лестнице. Я – к глазку, смотрю – а Елена пол моет!

– Пол? – удивленно переспросила Эва. – Какой пол? На лестнице, что ли?

– Ну да, на площадке лестничной.

– Так вы же говорили, что уже ночь была.

– Ага, ночь! И она только что откуда-то приехала. И муж у нее непонятно в каком состоянии. А она ничего другого не придумала, как пол на лестнице мыть. Да такого сроду не было, это когда я в Дачном жила, мы площадку по очереди мыли, а тут порядок другой – уборщица раз в неделю по четвергам все намывает, да еще каждый день метет. Сама видишь, как чисто!

– Правда, непонятно как-то… может, его на площадке вырвало, а ей неудобно было, что утром кто-нибудь заметит?

– Всякое бывает, только я в глазок глядела, пока она его вела, и ничего такого не заметила. А самое главное – не это… – Мария Петровна сделала большие глаза и замолчала, видимо, чтобы заинтриговать собеседницу.

– Не это? А что же? – спросила Эва, чтобы показать свой интерес к рассказу.

– А вот что, девонька… на следующее утро вышла я из квартиры, в магазин собралась, вызвала лифт – зачем ноги сбивать, когда лифт есть, верно?

– Верно…

– Вот, вхожу я, значит, в кабину, и вижу – на полу пятна… – Мария Петровна снова замолчала, задумалась, затем подлила в свою рюмку, выпила. Лицо у нее заметно раскраснелось, глаза горели лихорадочным огнем.

– Пятна? Какие пятна? – нетерпеливо переспросила Эва.

– То-то и оно – какие! – женщина наклонилась к Эве и громко выпалила: – Кровь!

Эва от неожиданности отшатнулась, перевела дыхание и недоверчиво переспросила:

– Неужели кровь? Вы уверены?

– Само собой – уверена! Что я, настоящую кровь от кетчупа томатного не отличу?

Язык у Марии Петровны немного заплетался, но Эва поняла, что на трезвую голову она не рассказала бы ей и половины.

– А где же вы кровь-то видели?

– Где-где, известно где – у Ларисы.

– У какой Ларисы?

– Ты что, Ларису не знаешь? Ах, ну да, ты же не здешняя, не из этого района. Лариса в мясном магазине работает, который на углу. У нее все покупают и мясо, и курицу, и кролика. У Ларисы всегда хорошее мясо, и стоит недорого…

Эва почувствовала, что собеседница уходит от темы, и настойчиво напомнила:

– Вы говорили про кровь.

– Ну да. У Ларисы всегда кровь на прилавке – там же мясо свежее, а где мясо, там, само собой, и кровь. Так вот, здесь, в лифте, тоже кровь была!

– И как же вы это объясняете?

– А я никак не объясняю, а только я думаю, что никакой не запой у Леонида был, а рана какая-то. Кровь у него текла. А она, Елена, на лестнице кровь замыла, а про лифт не подумала. Или там забыла. В общем, там кровь осталась…

– Ну, упал по пьяному делу, расшибся…

– Э, нет! – Мария Петровна покачала головой. – Если человек пьяный, лупи его хоть поленом, хоть железной болванкой – ничего ему не будет! Вот мой Николай Макарыч уж сколько в луже той валялся. Ну, я тебе рассказывала. Один раз осенью мы с Шурой в очереди за сапогами стояли, так припозднились, забрали его только к ночи. Холодный весь был – ужас, прямо как ледышка, я уж думала – все, конец, не очухается! Ну, растерли его как следует, да под перину. Наутро встал как огурчик, даже насморка не было.

– А отчего же тогда помер, если такой здоровый был? – недоверчиво спросила Эва.

– Как от чего? – удивилась Мария Петровна. – От водки, ясное дело, от чего еще мужики помирают?

– Ну, инфаркт там или инсульт…

– Ой, до инфаркта еще дожить надо! – отмахнулась Мария Петровна. – А молодые мужики помирают исключительно от водки! Так что я тебе точно говорю – Леонид никакой не пьяный был, а сильно раненый. И Елена, тетка твоя, боялась, что его увидят, оттого и в больницу его не повезла, а вызвала платную «Скорую», те за деньги молчать будут. И следы оттого замывала.

– Надо же, какие ужасы вы рассказываете! Прямо как в кино! Кровавые следы, тайники…

– Никакое не кино, а самая настоящая правда! – Мария Петровна немного обиделась.

Вдруг она хлопнула себя по голове и воскликнула:

– Вот же я что еще вспомнила! Ты как сказала про тайники, тут у меня как это… презрение случилось. То есть прозрение. Вспомнила я, как Елена, тетка твоя, что-то прятала.

– Прятала? Что она прятала и где?

– Вроде как в тайник. На площадке такое окошечко есть… да я тебе сейчас покажу.

Эва с подозрением взглянула на собеседницу. Мария Петровна раскраснелась пуще прежнего, движения у нее стали слишком порывистые и размашистые, и в то же время неуверенные. В общем, тетка была здорово навеселе. Может, потому и сочинила драматическую историю про кровавые следы в лифте и тайник на лестничной площадке? Хотя не зря говорят же, что истина в вине, то есть пьяному можно больше доверять, чем трезвому…

– Да ты мне не веришь? – проговорила Мария Петровна. – Да пойдем, я тебе покажу этот самый тайник!

Она вышла из квартиры на лестничную площадку и с победным видом показала Эве пластмассовую решетку, укрепленную на стене чуть выше человеческого роста.

Скорее всего, это была вентиляционная решетка.

– Вот тут она что-то прятала, я в глазок видела. Тут, значит, у нее и есть тайник.

– И что же она могла там прятать?

– А кто ее знает? Мало ли, что человек может прятать. Дорогое что-то, или этот… как его… ком-пром-март.

– Компромат?

– Вот-вот, это самое.

– Да какой у нее был компромат? Откуда? Она же была простая кладовщица.

– Вот чего не знаю, того не знаю, а только я своими глазами видела, как она туда что-то прячет.

– Но почему она устроила тайник не в квартире, а на лестничной площадке?

– А, ну тогда я знаю! – оживилась Мария Петровна. – Это она, наверное, запасные ключи от квартиры там прятала. Мало ли, свои ключи где-то забудет или потеряет, а у нее тут запасные.

Я когда в Зауральске жила – это еще до Дачного – так я тоже запасные ключи возле крыльца прятала, под камнем. Хороший такой камушек возле крыльца лежал. Вот и она, наверное, так… один раз, правда, неприятность у меня вышла – у соседей собака была, фокстерьер, любопытный очень, до всего ему дело, всюду норовил нос сунуть. Ну, и перевернул он тот камень… и ключи упер, бросил на дороге… но это я, девонька, отвлеклась.

Мария Петровна доверительно взглянула на Эву и вполголоса проговорила:

– А чего мы, девонька, гадаем? Чего время попусту тратим? Ты загляни туда, проверь… сразу все и узнаем. Если ключи – то в квартиру войти можно…

– Заглянуть? – Эва удивленно взглянула на собеседницу. В глазах ее пылало неуемное любопытство, усиленное выпитой вишневкой. – Так нехорошо как-то…

– Да чего же нехорошо? Первое дело – что ты им родственница, не то что та, Александра. Так что если там что ценное – оно тебе и полагается, а ежели там ключи – опять же у тебя на них больше прав. А второе дело – они-то, Ершовы, все равно уже на том свете, и то, что в тайнике лежит, так и будет там лежать, пока какой-нибудь мастер случайно не найдет. А может, там что важное?

– А что же вы сами не проверили? – спросила Эва.

Она видела, что Мария Петровна буквально изнемогает от любопытства, и не могла понять, как она терпела столько времени и не обследовала тайник.

– Так тут понимаешь, какое дело… – нехотя протянула женщина. – Мне так до этой решетки не достать… я уже пробовала, но не дотянулась. А ты-то повыше будешь, ты дотянешься.

Эва окинула собеседницу взглядом. Та и правда была на голову ниже ее, да еще и руки имела короткие, так что при всем желании не смогла бы дотянуться до вентиляционной решетки. Но вот если встать на стремянку или хотя бы на табурет…

Мария Петровна словно прочитала ее мысли.

– Если табуретку подставить или, к примеру, лесенку, а тут кто из соседей выглянет – что они про меня подумают? Стою, понимаешь, на табуретке и шарю в стенке… в мои-то годы… это же стыда не оберешься! Не дай бог, еще Арсению Михалычу передадут… Так что давай, девонька, ты уж сама посмотри, что там она прятала, а я тебя подстрахую!

Эве и самой хотелось проверить, что спрятала в тайнике покойная Елена Ершова. Может быть, это прольет свет на загадку взорванного автобуса…

Она встала на цыпочки, с трудом дотянулась до решетки и подергала ее.

Решетка не поддавалась. Ее удерживали два винта, завинченные по диагонали. Двух других винтов не было.

– У вас монетка есть? – спросила Эва у Марии Петровны. – Тут винтики открутить нужно.

Женщина порылась в кармане и нашла случайно завалявшуюся там мелкую монету. Эва открутила винты, сняла решетку и запустила руку в открывшуюся пустоту.

Эва ощупала тайник, но не нашла в нем ничего, кроме комьев слежавшейся пыли. Да еще паутина, а где паутина – там, само собой, и пауки. Нельзя сказать, что Эва терпеть не могла пауков. Вот Светка Милашкина – та просто умирала от страха, боялась пауков до одури, до зубовного скрежета. Один раз при виде небольшого паучка она упала в обморок.

Но все же пауки противные, не хотелось бы трогать их голыми руками.

– Ну что там, девонька? – приговаривала Мария Петровна, суетясь вокруг и буквально подпрыгивая от нетерпения и любопытства, как тот самый любопытный фокстерьер.

– Да вроде ничего нет, – пропыхтела Эва, старательно обшаривая тайник.

– Точно ничего?

– Одна пыль!

Пыли в тайнике и правда было очень много, так что у Эвы зачесалось в носу и она громко чихнула.

И тут, когда она уже хотела прекратить поиски, в самом дальнем углу тайника ей в руку попал какой-то небольшой прямоугольный предмет, немного скользкий на ощупь.

– Совсем ничего? – в голосе женщины прозвучало горькое разочарование.

– Совсем! – повторила Эва.

Какое-то шестое чувство, неизвестное науке, не позволило ей рассказать Марии Петровне о своей находке. Тем более что она не знала, находка ли это или просто случайно завалявшаяся в вентиляции бесполезная мелочь.

– Как же так? – сокрушалась Мария Петровна. – Ведь видела же я, что она туда что-то прятала…

– Да, может, она потом это обратно забрала.

Эва для вида еще немного пошарила в тайнике, а потом сделала неожиданную вещь. Она вспомнила, как в детстве соседский мальчишка научил ее показывать фокус с исчезающей картой. Карту при этом нужно было зажать между пальцами, так что она находилась с тыльной стороны ладони.

Вот и сейчас Эва зажала найденный в тайнике предмет между средним и указательным пальцем, тем более что по размеру он был гораздо меньше игральной карты.

Спрятав таким образом свою находку, Эва вынула руки из тайника и незаметно спрятала находку в карман. Потом она привинтила на место решетку и еще раз попросилась в квартиру Марии Петровны – вымыть руки от многолетней пыли.

Оказавшись в ванной комнате, она осторожно достала из кармана свою находку.

Это был маленький кусочек мыла – из тех, которые кладут в ванную комнату гостиниц. Мыло было без обертки, на нем было отпечатано латиницей слово «Bravo» – наверное, название гостиницы. Очень возможно, таллинской.

Эва почувствовала разочарование.

Она рассчитывала найти в тайнике что-то важное, что-то, что позволит ей приблизиться к причине, по которой кто-то подложил бомбу в автобус, и тем самым снять с себя это страшное обвинение.

А тут – всего лишь бесполезный кусочек гостиничного мыла, какие горничные кладут каждый день…

С другой стороны – зачем Елена Ершова спрятала это мыло в вентиляции?

Эва еще раз пригляделась к мылу.

Она заметила на краю кусочка какие-то крошечные царапины, но не придала им значения. Да какое значение может быть у самого обычного обмылка?

Вздохнув, она намылила этим мылом руки – пусть будет от этой находки хоть какая-то польза.

И вот, когда она подставила мыло под струю горячей воды, кусочек распался на две половинки по тем едва заметным царапинам, которые пересекали его по краю.

Эва ахнула от неожиданности.

Из распавшегося брусочка выпал маленький блестящий предмет и скользнул к сливу раковины, так что Эва едва успела его перехватить прежде, чем он уплыл в канализацию.

Это был плоский квадратик из зеленого пластика, на котором виднелся сложный металлический узор.

Эва поняла, что это такое – компьютерный чип.

И тут же она поняла, что нашла то, что спрятала в тайнике Елена Ершова. Она спрятала там именно этот чип, предварительно засунув его в гостиничный кусочек мыла. Так, даже если бы кому-то попало в руки это мыльце, никто бы не догадался, что в нем спрятано. Сама Эва нашла его только потому, что сунула под струю воды…

Эва знала, что некоторые чипы стоят очень дорого, а что касается этого конкретного чипа, нужно обратиться…

– Что ты там так долго, девонька? – раздался под дверью ванной комнаты голос Марии Петровне. – Тебе плохо не стало? Тебе, может, помочь надо?

– Нет, все нормально, – ответила Эва, выходя. – Просто уж очень руки запачкала.

– Главное дело, что все зря! – вздохнула хозяйка квартиры. – Надо же, ведь своими глазами я видела, как она туда что-то кладет… куда же оно подевалось?

– Наверное, она потом это забрала, – выдала Эва правдоподобную версию. – Ну, или кто-нибудь другой забрал…

– Может быть, однако как же я не заметила…

Узнав о потайном выходе из монастыря, Жиль де Леннуа оставил перед дверью своей комнаты двух часовых, сам же с несколькими слугами и со своим племянником, который исполнял при нем обязанности оруженосца, спустился в подземелье.

Спускаясь по крутой каменной лестнице, тамплиер споткнулся в темноте, подвернул ногу и теперь шел медленно, опираясь на плечо племянника. Однако беглецы не успели далеко уйти, когда позади послышались звуки приближающейся погони.

– Морис, – обратился храмовник к племяннику, – я не могу идти быстрее. Боюсь, из-за меня вы все попадете в руки королевского комиссара. Лучше будет, если я останусь здесь и задержу их.

– Что вы, дядя, об этом не может быть и речи! Мы вместе уйдем – или вместе погибнем!

– Твои слова говорят о благородстве, мой мальчик, но речь идет не только о наших жизнях – твоей или моей. Речь идет о спасении предмета куда более ценного, чем любая человеческая жизнь. Даже такая прекрасная и благородная, как твоя.

– О чем вы говорите, дядя?

– Вот о чем!

Рыцарь запустил руку под свой камзол и вытащил черный замшевый мешочек. Он перекрестился, как будто держал в руках величайшую святыню, и только после этого развязал шнурок, стягивающий мешочек, и вынул из него резное распятие.

Морису показалось, что в подземелье стало светлее и сырой холодный воздух наполнился благоуханием.

Распятие, которое держал в руке старый рыцарь, было выточено из темного, очень старого дерева, украшенного тонкой резьбой. Во все четыре конца креста были вставлены темно-синие камни, напоминающие цветом полуденное южное море. В середину же распятия был помещен прозрачный камень, в глубине которого мерцало маленькое красное пятнышко. Пятнышко это пульсировало, как живое, и отчего-то при виде его у Мориса де Леннуа сердце на мгновение замерло, а потом учащенно забилось, как бывает после бешеной скачки на коне или после поединка с достойным противником.

– Что это, дядя? – проговорил молодой дворянин, когда сумел справиться с волнением и к нему вернулся голос.

– Одна из величайших святынь христианского мира! – ответил тамплиер. – Распятие, собственноручно выточенное святым Иосифом из частицы Животворящего Креста, того самого креста, на котором претерпел муку Спаситель. Но этим не исчерпывается ценность сего распятия. Кроме того, что это – часть Животворящего Креста, в прозрачном камне, который вставлен в середину распятия, заключена капля бесценной Крови Христовой. Ты видишь, что она мерцает и бьется, как живое сердце.

Морис в благоговении опустился на колени и сотворил молитву.

– Счастлив я, удостоившийся лицезреть сию великую святыню! – проговорил он с глубоким чувством. – Отныне, если мне суждено прожить еще какое-то время, вся моя жизнь будет озарена мигом, когда я ее лицезрел!

– Теперь ты видишь, мой мальчик, что речь идет не о спасении человеческой жизни или даже нескольких жизней. Речь идет о спасении бесценной реликвии. Поэтому еще раз говорю тебе – оставь меня и спаси свою жизнь и эту реликвию нашего ордена. Спаси ее и передай тому из предводителей тамплиеров, кто сумеет избежать преследований нечестивого короля.

– Лучше будет, дядя, если я останусь здесь и задержу наших преследователей, а вы с верным слугой пойдете дальше и спасете свою жизнь и сию бесценную реликвию.

– Я уже сказал тебе, мальчик мой, что не могу идти быстрее, поэтому только мешаю нашему бегству. Однако рука моя тверда, меч мой остер, и я смогу надолго задержать врагов. Ты же тем временем успеешь уйти и спасти нашу святыню.

Видно было, что юноша колеблется, что решение тяжело дается ему – но в конце концов он смирился перед неизбежным, склонил голову и почтительно проговорил:

– Не смею спорить с вами, дядя, ибо дальнейший спор только отнимет у нас драгоценное время. Повинуюсь вам и исполню ваш приказ, коли судьба мне не воспротивится.

– Благословляю тебя на этот подвиг! – Старый тамплиер перекрестил юношу и добавил: – Когда выберешься из подземелья и оторвешься от преследователей, постарайся добраться до Лангедока, там наш орден силен и влиятелен. Если же и там хозяйничают королевские комиссары, проберись в Испанию. Там французского короля недолюбливают и наши братья обретут надежное убежище. И вот еще что…

Тамплиер понизил голос.

– Распятие, которое тебе предстоит спасти, не только великая святыня. Ты видишь, что оно покрыто резьбой. Так вот, эта резьба – ключ к тайнику, в котором вожди тамплиеров спрятали сокровища ордена. Я говорю это тебе, дабы ты знал, что этот ключ ни в коем случае не должен попасть в руки людей короля.

– Я сделаю все, что в моих силах, дядя!

– Все, не теряй более ни минуты! – Тамплиер вручил племяннику распятие, еще раз перекрестил его и обнажил свой меч.

Юноша скрылся в темном коридоре, и почти сразу раздались шаги и голоса преследователей.

Из темноты показались первые воины короля. Один из них нес факел, освещая путь перед своими соратниками.

Увидев прислонившегося к стене рыцаря, предводитель отряда проговорил:

– Милорд де Леннуа, именем короля приказываю вам сложить оружие и сдаться!

– Этого не будет! – ответил тамплиер. – Я подчиняюсь государю более могущественному, чем король Филипп!

– Кому же это? – насмешливо переспросил стражник. – Византийскому императору?

– Господу Всемогущему!

Королевский слуга невольно перекрестился, но тут же сурово продолжил:

– Король, чьими слугами мы являемся, сам – добрый католик, в отличие от вас, сударь! Тамплиеры, к которым вы принадлежите, – еретики и грешники. Но за это вы понесете наказание после смерти, мне же приказано доставить вас живым к моему господину, королевскому комиссару, который уж решит вашу участь! Еще раз призываю вас, милорд, – сложите оружие!

– Этого не будет! – повторил тамплиер. – Если хотите получить мой меч, вам придется сначала убить меня. И клянусь ранами Христовыми – я дорого продам свою жизнь!

Он вышел на середину коридора и встал в боевую позицию.

Командир отряда вполголоса отдал распоряжения, и стражники бросились вперед.

Их было много, слишком много, но в узком коридоре они не могли использовать свое численное преимущество и более мешали друг другу, нежели помогали.

Тамплиер же прекрасно владел мечом и блестяще использовал преимущество, которое давал ему узкий коридор. Он наносил удар за ударом, и королевские воины вынуждены были отступить.

– Видите теперь, каково это – сражаться с настоящим бойцом, чей клинок закален в пламени Крестовых походов! – горделиво проговорил тамплиер, взмахнув над головой мечом.

– Вперед, трусы! – прохрипел командир королевского отряда. – Он – всего лишь старик и долго не устоит против нашего напора! Вперед, или я отдам вас в руки инквизиции!

Устрашенные такой угрозой, солдаты короля снова бросились на старого рыцаря. Теперь они действовали умнее – нападали по двое, остальные пережидали позади и в нужное время сменяли передовых бойцов.

Тамплиер мужественно защищался, но он и правда был слишком стар для схватки с такими многочисленными соперниками, и скоро силы начали оставлять его.

– Сдавайтесь, милорд рыцарь! – прокричал командир отряда, увидев, что тамплиер покачнулся от усталости.

– Ни за что! – ответил тот твердо. – Девиз моего рода – де Леннуа не сдаются!

– Сдавайтесь, если хотите остаться в живых!

– Бесчестье хуже смерти!

Командир снова послал вперед своих солдат, но тамплиер, казалось, обрел второе дыхание. Его меч сверкал, как молния, и вскоре один из солдат короля упал, раненый в шею.

В это время в коридоре послышались шаркающие шаги, и рядом с командиром королевского отряда появился сутулый монах с опущенным на лицо капюшоном. Королевский слуга схватился за меч, но монах поднес к губам палец и прошептал:

– Не беспокойтесь, милорд, я ваш друг! Я могу помочь вам одолеть этого преисполненного гордыни рыцаря.

– Ты? – Командир отряда смерил монаха презрительным взглядом. – Чем ты можешь нам помочь? Вряд ли ты хорошо владеешь мечом!

– Я никогда не держал его в руках, милорд, зато я знаю эти подземелья как свои пять пальцев. Если вы позволите, я проведу двоих или троих ваших солдат по боковому коридору, так что они нападут на господина храмовника со спины.

– Это не вполне по-рыцарски… – Капитан поморщился. – Однако воля короля важнее условностей. Проведи моих людей – и можешь считать меня своим должником.

Трое солдат вслед за монахом скрылись в боковом коридоре, остальные же снова бросились в атаку на тамплиера.

Мечи скрестились, высекая искры. Старый рыцарь сражался как лев, и королевские солдаты готовы были отступить – но в это время из темноты позади храмовника появились три человека в доспехах и четвертый – в монашеском облачении. Солдаты не успели обнажить свои мечи, как монах вытащил из-под плаща веревку с петлей на конце и накинул ее на тамплиера.

Рыцарь покачнулся, попытался перерубить веревку мечом, но монах изо всей силы дернул – и тамплиер рухнул на пол, как подрубленное вековое дерево.

Доспехи загрохотали о камни, и тут же на тамплиера набросились солдаты короля, как собаки на поверженного льва.

Через минуту рыцарь был связан по рукам и ногам. Он тяжело дышал и с ненавистью смотрел на своих врагов.

– Лучше убейте меня! – проговорил он, увидев среди них командира. – Бесчестие хуже смерти!

– Не беспокойтесь, милорд рыцарь! – ответил капитан. – Смерть вас не минует. Только сперва господин королевский прокурор хочет с вами поговорить. У него есть к вам несколько вопросов.

Тамплиер вдруг успокоился.

Он подумал, что его племянник уже выбрался из подземелья и теперь наверняка пробирается в Лангедок.

Значит, главная цель его жизни исполнена и реликвия ордена будет спасена…

В это время из темноты вышел монах, чье коварство помогло людям короля захватить рыцаря.

– Кто ты? – спросил тамплиер. – Что я сделал тебе?

Ни говоря ни слова, монах отбросил капюшон.

– Кто ты? – проговорил тамплиер, пристально разглядывая его лицо. – Твое лицо кажется мне знакомым, но я никак не могу вспомнить, где я тебя видел.

– Ты не узнал меня? Что ж, неудивительно, с тех пор прошло так много лет! Да и вряд ли ты меня запомнил. А вот помнишь ли ты мою сестру?

– Твою сестру?

– Да, Женевьеву де Габриак!

– Ты – брат Женевьевы? – Тамплиер помрачнел. – Что с ней сталось?

– Она покончила с собой, не вынеся позора. Наша мать умерла от горя, а я пошел в монахи. Но вот настал мой день – и я смог отомстить тебе за сестру.

Связанного и безоружного тамплиера привели в монастырскую келью, в которой разместился королевский прокурор.

– Он пытался сбежать, но мы его нагнали и остановили! – доложил капитан.

– Вы захватили меня обманом! – перебил его старый рыцарь. – В честном бою вы никогда не смогли бы меня одолеть!

– Не вам говорить о чести и достоинстве! Ваш орден запятнал себя многочисленными грехами и преступлениями!

– Это ложь и клевета!

– Прекратите пустые разговоры! – оборвал его комиссар и повернулся к капитану: – Оставьте нас. Я поговорю с ним один на один. Так я сумею его разговорить.

Едва капитан и его люди вышли, комиссар подошел к пленнику, сурово взглянул на него и проговорил:

– Все руководители вашего ордена арестованы именем короля и понесут суровое наказание, которое они заслужили.

– Это ложь!

– Я не собираюсь спорить с вами. Я уполномочен только сообщить вам от имени его величества короля, что, ежели вы отдадите мне некую реликвию, доверенную вам капитулом ордена, ваша участь будет смягчена и вместо позорной и мучительной казни вы будете отправлены в ссылку в собственное имение.

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Прекрасно знаете. Это распятие, которое вы неизменно носите при себе.

– С каких это пор христианину нельзя носить распятие?

– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Отдайте то распятие – и я отпущу вас под честное слово, что вы отправитесь в свой замок и не станете искать встреч со своими товарищами.

– К сожалению, свое распятие я потерял.

– Лучше не злите меня! Хотя я всего лишь слуга короля, от меня тоже зависит ваша участь!

– Можете обыскать меня и лично убедиться, что распятия при мне нет.

Комиссар злобно взглянул на тамплиера и снова позвал капитана и его людей.

– Обыщите его и тщательно обыщите келью, в которой он жил. Проверьте все потайные места! Он наверняка спрятал распятие где-то здесь!

– Милорд, – проговорил капитан, выслушав приказ комиссара, – мы находимся в монастыре, и искать здесь распятие – все равно что искать желтый лист в осеннем лесу. Здесь в каждой комнате, в каждой келье висит хотя бы одно. Не могли бы вы уточнить нашу задачу – какое именно распятие мы должны найти?

– Это небольшое распятие из темного резного дерева, украшенное несколькими драгоценными камнями. В четыре конца креста вставлены синие сапфиры, в середину же – большой прозрачный камень с красной точкой внутри. Но главная примета, по которой вы узнаете сие распятие – оно испускает дивное благоухание, какое, может быть, испускали цветы райского сада. Уверяю вас, вы не ошибетесь!

Прошло немного времени, когда слуги комиссара вернулись и доложили, что нигде не нашли священное распятие.

Комиссар повернулся к тамплиеру и сурово проговорил:

– Вам предоставляется последний шанс спасти свою жизнь и избежать чудовищных мучений. Если вы не скажете, где спрятали то распятие, – я отдам вас в руки палача, который вырвет у вас тайну огнем и железом!

– Я готов претерпеть любые муки во имя Спасителя нашего, во имя крестных мук, которые Он претерпел во искупление наших грехов!

– Не смейте произносить своим греховным языком святое имя Спасителя!

– Можете делать со мной все, что вам угодно, ибо святая реликвия уже вне вашей власти.

И тут комиссар вспомнил, что минувшим вечером рядом с тамплиером сидел его молодой родственник. Он снова призвал к себе капитана и спросил, был ли племянник рыцаря среди убитых и плененных слуг.

– Нет, милорд, мы не нашли его.

– Идиоты! – воскликнул комиссар. – Пока вы тратили время на бесплодные поиски, племянник этого еретика далеко ускакал, унося реликвию ордена!

– Но мы лишь выполняли ваши приказы, милорд! – смиренно ответил капитан с низким поклоном.

Комиссар, однако, перехватил его ехидный взгляд.

Распрощавшись с разговорчивой Марией Петровной, Эва вышла из дома и первым делом набрала номер Лили, предприимчивой сотрудницы из детективного агентства.

Если кто-то и может объяснить историю с компьютерным чипом в тайнике, так это она.

– Привет, это Эва, мы с тобой…

– Да уж узнала, – сухо бросила Лиля, – у тебя новости есть или просто так звонишь, поболтать?

Судя по тону, Лиля явно была не в настроении. Эва хотела было обидеться, но вовремя опомнилась. Мало ли что у Лили случилось, начальство наехало, к примеру, или машина сломалась.

– Есть у меня новости. Интересные.

– Излагай, а я уж сама решу, интересные или нет.

И снова Эва сдержала порыв бросить трубку.

– Ну, поехала я в дом Ершовых, встретила соседку. Она меня за их племянницу приняла… – Эва в нескольких словах изложила Лиле результаты своих сегодняшних поисков и по секундному молчанию в трубке поняла, что произвела на Лилю впечатление.

– Ну, так устроят тебя такие новости или не стоят твоего внимания? – не удержалась она от ехидного вопроса.

– Значит, это все-таки Ершовы! – проговорила Лиля, не отреагировав на ее ехидство. – Значит, Алексей следил за ними… По всему похоже, что так и есть, только нужно чип посмотреть.

– Что, этот чип дорогой? – поинтересовалась Эва.

– Очень!

– Так что, это из-за него убили тех людей в автобусе?

Она хотела добавить – и чуть не убили меня, но промолчала.

– Скорее всего… – протянула Лиля. – Хотя все же непонятно… нет, что я буду гадать на кофейной гуще… знаешь что, я познакомлю тебя с одним человеком.

– С каким еще человеком? И зачем мне с ним знакомиться?

– С директором нашего агентства. Он расскажет тебе все, что знает об этом деле. И все, что посчитает нужным. Сама понимаешь, я такими полномочиями не обладаю.

Эва хотела возразить – но вдруг подумала, а почему бы и нет? Может быть, директор детективного агентства поможет ей доказать свою непричастность к взрыву. И вообще – интересно познакомиться с настоящим детективом.

Она представила себе Эркюля Пуаро, Шерлока Холмса, Ниро Вульфа и других столь же знаменитых литературных детективов и решительно проговорила:

– Куда мне ехать?

– Поезжай к станции метро «Политехническая», там сойдешь с эскалатора, выйдешь на улицу. Справа от станции увидишь киоск, где продаются цифровые диски с компьютерными играми, музыкой и фильмами. Спросишь, есть ли у них диск «Аргентинское танго» в исполнении Астора Пьяццолы.

– Надо же, как интересно! Прямо как в шпионском фильме! А что будет дальше?

– Купишь этот диск, выйдешь из киоска и войдешь в телефонную будку рядом с ним. Дальше жди инструкций.

– Разве сейчас еще сохранились телефонные будки?

– Немного, но есть.

Эва хотела еще что-то спросить, но ее собеседница уже отключилась, из трубки доносились сигналы отбоя.

Заинтригованная, Эва поехала на Политехническую.

Киоск она нашла легко. Внутри было жарко. Толстый продавец с круглым лицом младенца-переростка разговаривал с покупателем средних лет, доказывая преимущества английских детективных сериалов перед скандинавскими.

– Самое главное – колорит! У них такой удивительный колорит, чисто британский… кажется, что ты не фильм смотришь, а разглядываешь альбом с гравюрами!

– А я вообще-то хотел кино посмотреть…

Дождавшись паузы в этом увлекательном разговоре, Эва спросила, есть ли у него «Танго» в исполнении Пьяццолы.

– Вам повезло – остался последний диск. Правда, у него повреждена упаковка, поэтому я его уценил.

Эва заплатила, взяла диск, поблагодарила вежливого продавца и вышла на улицу.

Неподалеку от киоска она и правда увидела телефонную будку, притулившуюся к стене одноэтажного кирпичного здания, вошла в нее и остановилась в растерянности.

Что теперь делать?

Лиля велела ей ждать дальнейших инструкций, но как эти инструкции поступят?

И тут телефон зазвонил.

Эва вздрогнула и удивленно уставилась на аппарат.

В зарубежных фильмах она видела, как звонят на уличные телефоны, но у нас, насколько она знала, такой возможности нет. С уличного телефона можно сделать только исходящий звонок.

Но телефон все звонил, и наконец Эва сняла трубку. Раздался Лилин голос.

– Что так долго не отвечаешь? Впрочем, неважно. Вставь тот диск, который купила, в прорезь телефона.

– В прорезь? – переспросила Эва, разглядывая аппарат. – В какую прорезь?

И тут она увидела в верхней части телефонного аппарата прорезь, достаточно большую, чтобы в него можно было вставить компьютерный диск.

– Нашла? – нетерпеливо спросила Лиля. – Молодец. Вставляй.

Эва вынула диск из коробки, вставила его в прорезь аппарата.

Диск с негромким жужжанием провалился, раздался громкий щелчок, и вдруг задняя часть телефонной будки отъехала в сторону. За ней оказалась уходящая вниз крутая лестница.

Эва почувствовала неуверенность и даже испуг, но она сама согласилась на эту встречу, значит, нужно было на что-то решаться. Она глубоко вдохнула, как перед прыжком в холодную воду, и начала спускаться по лестнице.

К счастью, как только она начала спуск, впереди зажглись лампы, которые ярко освещали ступени, поэтому Эва шла уверенно, не опасаясь свалиться и сломать ногу.

Однако когда она спустилась на десяток ступеней, за ее спиной послышалось негромкое гудение. Она испуганно обернулась – и увидела, что позади нее глухая стена. Так что теперь пути назад не было, оставалось только идти вперед.

Эва спускалась, думая, что сама загнала себя в эту мышеловку и что ей некого винить.

Наконец спуск закончился, и она оказалась перед самой обычной дверью, на которой висела табличка:

«Без вызова не входить».

– Вот еще! – проворчала Эва и потянулась к дверной ручке…

И в это самое мгновение дверь сама открылась перед ней, и Эва оказалась в просторном кабинете.

Прямо напротив нее находился огромный письменный стол. Впрочем, при виде человека, который сидел за этим столом, сам стол уже не показался Эве таким большим.

За столом сидел поистине огромный человек. У него была толстая короткая шея, три или четыре подбородка и такой живот, что в столешнице для этого живота пришлось сделать круглый вырез.

На столе перед этим гигантом стояла большая чашка кофе и хрустальная вазочка с конфетами.

– Хотите кофе? – спросил, точнее, пропыхтел огромный человек, вытирая затылок платком.

– Здравствуйте! – холодно проговорила Эва, давая понять, что хозяин этого странного подземного кабинета плохо воспитан.

– Здравствуйте, здравствуйте! – отмахнулся тот. – Так все-таки, вы хотите кофе? Между прочим, очень хороший кофе.

– Ничего я не хочу! – сердито отмахнулась Эва. – Я сюда не кофе пить пришла!

– И правильно! – Толстяк одобрительно улыбнулся. – Кофе вреден. Я бы и сам от него отказался, да никак не могу. Особенно от такого хорошего. Силы воли не хватает. Но вам все же советую попробовать. Вряд ли вы где-то еще такой кофе попробуете. Мне его специально привозят из Саудовской Аравии.

– Ну, если так… уговорили.

Толстяк довольно улыбнулся и нажал кнопку на переговорном устройстве:

– Мариночка, принеси, пожалуйста, кофе нашей гостье! И мне еще одну чашечку…

Буквально через несколько секунд открылась неприметная дверь в глубине кабинета, и вошла розовощекая девушка в короткой черной юбке и белой блузке. В руках у нее был поднос, на нем – две дымящихся чашки с кофе, одна – обычная, точнее – очень маленькая, а вторая – чуть ли не литровая.

Девушка поставила поднос на стол и удалилась. Эва без колебаний взяла маленькую чашечку и пригубила. Кофе и в самом деле был божественный.

Толстяк взял огромную чашку, сделал большой глоток и покосился на Эву:

– Ну как?

– Здорово!

– Я же говорил! А конфетку хотите? – он пододвинул к ней вазочку. – Хорошие конфеты. Очень рекомендую.

– Я не ем сладкого! – фыркнула Эва, но все же, против своей воли, взяла одну конфету, развернула и сунула в рот. Конфета и правда была очень вкусная.

– Ну, я же вам говорил! – пропыхтел толстяк и снова улыбнулся. Улыбка у него была очень приятная. И вообще, если бы не лишние подбородки и не центнер жира, его можно было бы назвать красивым мужчиной. Хотя непонятно, как бы он выглядел без этого центнера.

– Значит, вы действительно ничего не хотите? – проговорил он, и на лице проступило сожаление. – Что ж, тогда перейдем к делу… – Толстяк взял из вазочки очередную конфету и отправил ее в рот, затем с набитым ртом проговорил: – Покажите мне его.

– Его? – Эва не сразу сообразила, что речь идет о чипе, но как только сообразила – достала его из сумочки и протянула собеседнику, мимоходом отметив, что не знает, как его называть.

– Аскольд Аскольдович, – проговорил тот, осторожно взяв чип.

– Что? – переспросила Эва.

– Аскольд Аскольдович, – повторил толстяк. – Меня зовут Аскольд Аскольдович. Можно просто Аскольд, если вам так удобнее. Как вас зовут – мы оба знаем.

«Что он – мысли читает?» – подумала Эва.

Аскольд между тем внимательно осмотрел чип – сначала невооруженным глазом, потом – с помощью лупы, которую достал из ящика стола. Видимо, удовлетворенный, он кивнул, убрал чип в ящик и поднял на Эву взгляд:

– Да, это именно то, что мы искали.

– Эй, а что это вы его забрали? – возмутилась Эва. – Вообще-то это я его нашла!

– Я не спорю – вы. И что вы хотели с ним делать?

– Ну… я не знаю.

– Разумеется, не знаете. Если вы попробуете его продать – это кончится очень плохо. Для вас.

– Ну, не продать… но обменять на информацию! – сообразила Эва. – Мне нужно доказать, что я непричастна к взрыву автобуса, а для этого нужно найти истинного виновника.

– Это непросто, – толстяк поджал губы. – Я сам еще не знаю, кто это устроил.

– Но теперь вы знаете, что ваш человек следил за супругами Ершовыми…

– Да, знаю. И свою часть головоломки я разгадал… с вашей помощью, конечно. Но взрыв… это другое.

– Вы хотите сказать, что фальшивый Мышлаков и Ершовы к нему непричастны?

– Разумеется. – Аскольд положил локти на стол и перегнулся через него, насколько позволял живот. – Сами подумайте, кому это могло быть выгодно?

Эва смотрела на Аскольда растерянно, он снисходительно кивнул и пропыхтел:

– Ну да, вы же почти ничего не знаете… ладно, так и быть, я вам расскажу, как обстояло дело. Только сначала хочу пригласить еще одного человека…

Он снова включил переговорное устройство и проговорил:

– Мариночка, можете ее впустить. И кстати, принесите мне конфет, у меня вазочка пустая, нечем угостить посетителя!

Эва с удивлением покосилась на хрустальную вазочку и увидела, что она действительно опустела. Притом что сама она съела всего одну конфету. Впрочем, что же тут удивительного, не зря же он такой толстый…

Неприметная дверь снова открылась, и вошла та же секретарша с полной вазочкой конфет. Следом за ней шла женщина в строгом деловом костюме, в которой Эва с большим трудом узнала свою знакомую Лилю. Или Лялю.

Костюм хоть и не был слишком дорогим, но сидел отлично. Ну, что у Лили стройная худощавая фигура, Эва и раньше знала. Чисто вымытые волосы лежали свободной волной, макияж минимальный, но умелый – глаза подчеркнуты, помада наложена аккуратно.

Секретарша заменила пустую конфетницу на полную и удалилась, покачивая бедрами. Лиля кивнула Эве как старой знакомой и заняла свободное кресло.

Эва обратила внимание, что кофе ей не предложили.

Как только секретарша вышла, Аскольд заговорил:

– Наше агентство наняла фирма «Полином». Это крупная, быстро развивающаяся компьютерная фирма, специализирующаяся на производстве сложных микрочипов. И вот у них начали пропадать новые, недавно разработанные и очень ценные чипы. Они хотели выяснить, кто их ворует, и прекратить утечку. Мы некоторое время работали над этим, но серьезных успехов не было. Мы внедрили туда своего человека под видом уборщицы…

Эва вопросительно взглянула на Лилю и спросила глазами: «Тебя, что ли?»

Аскольд Аскольдович в это время отвлекся, перебирая конфеты в вазочке, хотя непонятно, для чего, поскольку конфеты все были одного сорта. Поэтому Лиля, отвечая на вопрос Эвы, подняла глаза к потолку, дескать, ясно, что меня, кого же еще-то? Одни в кабинете сидят, а другие то с алкашами пьют, то с тряпкой возятся.

– Нашему агенту удалось сузить круг поисков, – продолжал Аскольд, запихнув за щеку выбранную конфету. – Теперь у нас было четверо подозреваемых. Мы следили за всеми четырьмя, но никак не могли поймать никого из них с поличным – в момент кражи чипа или передачи его курьеру. И вот тут наш сотрудник – тот, кого вы знали под фамилией Мышлаков, – напал на след курьера.

Ситуация была такая, что он вынужден был немедленно выехать в Таллин, чтобы проследить за курьером. Точнее, за курьерами. Он даже не успел связаться с нами, чтобы получить поддержку, и вынужден был занять паспорт у своего соседа-алкоголика.

Короче, он проследил за Ершовыми и уже возвращался, чтобы завершить свою работу, но тут этот автобус взорвали. Сами посудите – кому выгоден этот взрыв?

Эва растерянно молчала, она была не в состоянии охватить проблему в целом.

– Ну, понятно, – продолжил Аскольд менторским тоном, – что не покупателю чипов – ведь он таким образом лишился надежного канала поставки. Тем более не нашим заказчикам – они ведь пока не узнали, кто ворует у них чипы.

– Так кому же?

– Пока не знаю, – признался Аскольд. – Но я могу сделать вам предложение.

– Какое еще предложение? – Эва взглянула на него с подозрением.

– Мы можем помочь вам выяснить, кто устроил этот взрыв и таким образом доказать вашу невиновность…

Эва закусила губу. Вот начинается самое интересное. Откровенно говоря, доверия к этому толстяку у нее нету, не тот он человек, чтобы заниматься благотворительностью. Не станет он ей помогать просто так. Сидит тут, доброго дядюшку из себя изображает, конфетками угощает, кофейком поит… А на самом деле он жесткий, и для раскрытия своего дела никого не пощадит. Значит, Эва ему для чего-то нужна.

– А что я должна буду сделать? – осторожно спросила она. – Я ведь понимаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке!

– Правильно понимаете! – Аскольд широко улыбнулся. – Приятно иметь дело с разумным человеком. Вы нам поможете вычислить вора в компьютерной фирме. Мы ведь пока знаем только имена курьеров, но не самого вора.

– И что же я для этого должна сделать?

– Вот что… – Аскольд наклонился и заговорил тихо, но твердо. Взглянув близко в его глаза, прикрытые тяжелыми веками, Эва поняла, что он все уже продумал.

На следующий день Эва подошла к бизнес-центру, где находился офис фирмы «Полином». Остановившись перед входом, она озабоченно посмотрела на часы.

Время операции уже близилось, а ей еще не передали то, без чего она не сможет проникнуть в офис…

И тут на нее буквально налетела невзрачная, скромно одетая женщина средних лет. На ней были короткие летние брюки и маечка, на которой был нарисован рычащий тигр. Волосы прикрывала яркая косыночка, завязанная сзади узлом.

– Смотреть надо, куда идешь! – проговорила эта женщина раздраженным, скандальным тоном.

– Что? – возмущенно воскликнула Эва. – Сама на меня налетела, а сама…

Но странная женщина уже бесследно исчезла. И только тут до Эвы дошло, что это была Лиля… или Ляля, в очередном своем образе. Лиля под прикрытием.

Она вспомнила, что Лиля должна была передать ей пропуск в фирму, и сунула руку в карман…

И нащупала там конверт, которого раньше точно не было.

Ну, Лиля, ловко все проделала! Впрочем, она и так знает, что Лиля – профи.

Эва отошла в сторонку и открыла конверт. В нем была пластиковая карточка пропуска, пачка сигарет, шариковая ручка с логотипом фирмы «Полином» и еще какие-то простенькие клипсы с круглыми розовыми камешками. Они были прикреплены к маленькой картонке с надписью «надень нас».

Эва пожала плечами. Клипсы ей не понравились, но раз Лиля просит их надеть – значит, в этом есть какой-то смысл.

Она сняла собственные сережки, надела клипсы, и тотчас услышала знакомый голос:

– Раз-два, раз-два, проверка связи! Как слышно?

– Отлично слышно, – ответила Эва. Она поняла, зачем Лиля передала ей эти клипсы.

– Хорошо, – раздался голос Лили. – Заходи в бизнес-центр, поднимайся на третий этаж и жди дальнейшие инструкции.

Эва вошла в здание, поднялась на лифте на третий этаж и подошла к турникету охраны.

– Ваш пропуск! – потребовал охранник.

Эва протянула ему карточку. Охранник вставил ее в прорезь считывающего устройства, взглянул на монитор…

– Не считывается! – проговорил он сердито.

– Скажи, чтобы проверил еще раз! – услышала Эва озабоченный голос в своем ухе. – Я только что вошла в их компьютер…

– Проверьте еще раз! – попросила Эва. – Моя карточка что-то плохо читается.

– Я, конечно, проверю, – проворчал дежурный, – но ничего не изменится… хотя нет, извините, теперь считалось. Можете проходить!

Эва облегченно вздохнула и вошла в офис.

– Иди прямо по коридору! – скомандовала Лиля. – Теперь направо, вот в этот кабинет…

Эва вошла в комнату, заставленную навороченными компьютерами и прочей цифровой техникой. За столами сосредоточенно трудились типичные программеры – длинноволосые, неопрятные парни и невзрачные девицы в драных джинсах и черных футболках с портретами Стива Джобса и Илона Маска.

– Справа у окна!

Эва подошла к дальнему столу. За ним сидел парень чуть старше остальных, шевелюра его начала редеть.

– Виктор? – окликнула его Эва.

– Вы из седьмого отдела? – отозвался программист, нехотя отрываясь от экрана. – Я же сказал, расчет для вас будет готов только завтра… я и так отложил все остальные дела…

– Я не из седьмого отдела. Я из автобуса.

– Что? – парень уставился на нее ошалелым взглядом. – О чем это вы? Из какого автобуса?

– Из междугороднего автобуса «Таллин – Петербург». Из того, который взорвался. Я на нем ехала, но осталась жива. В отличие от Лены Ершовой.

Если первые слова дались Эве нелегко, то теперь все пошло лучше. Голос больше не дрожал, она успокоилась, чего нельзя было сказать о ее собеседнике. Он всполошился, взъерошил пальцами и так растрепанные волосы, отчего стала отчетливо видна редеющая макушка.

– Что вы такое несете? Какая Лена?

– Не перебивай меня. Слушай. Она умерла у меня на руках, но умерла не сразу. Она была жива еще несколько минут и успела сказать, чтобы я нашла тебя и передала, что у них в доме через неделю будут ремонтировать вентиляцию. То есть теперь осталось только два дня. Хорошо, что я успела…

– Что за бред? – Парень смотрел на Эву, хлопая глазами. – Что ты такое несешь? Какая Лена? Какая, к черту, вентиляция? Да ты сама кто такая? Что ты здесь делаешь?

– Я сама не поняла, при чем тут вентиляция. Но раз человек перед смертью просил это передать – значит, это очень важно. Ну, я все передала, привет! – и Эва вышла из комнаты, делая над собой усилие, чтобы не торопиться.

– Молодец! Теперь – прямо вперед, до курилки! – прозвучал голос из клипсы.

Эва послушно прошла вперед, пока не увидела помещение, отгороженное от коридора прозрачной стеной. За этой стеной стояли несколько человек с сигаретами – те, кто не мог отказаться от вредной привычки.

Едва Эва подошла к стене, она раздвинулась, пропуская девушку в загон для курильщиков.

Теперь Эва поняла, зачем в подброшенном ей конверте была пачка сигарет. Ну вот, теперь еще придется здоровье гробить!

Но что не сделаешь, чтобы добраться до истины!

Эва открыла пачку, щелчком выбила из нее одну сигарету и огляделась – у кого бы попросить огня.

– Брюнет слева! – подсказал ей голос из клипсы. – Николай.

Эва шагнула к худощавому брюнету в дорогом костюме и проговорила:

– Позвольте прикурить?

– Да, прошу вас! – Мужчина улыбнулся акульей улыбкой, поднес Эве золоченую зажигалку, выщелкнул голубой язычок пламени. Эва поднесла к нему сигарету, прикурила, слегка закашлялась, затем проговорила:

– Спасибо, Николай.

Темные брови мужчины удивленно поднялись.

– Разве мы с вами знакомы? По-моему, я вас вообще раньше не видел. Я не забыл бы такую интересную женщину.

Эва удовлетворенно улыбнулась – сегодня на ней был дорогущий деловой костюм, который она надевала всего несколько раз. Последний – когда ездила с начальником в Москву на выставку.

– Мы раньше действительно не встречались, но у нас есть общие знакомые.

– Кто же? – В глазах брюнета сверкнула настороженность.

– Ершовы. Лена и Леонид.

– Первый раз о таких слышу.

– Это вряд ли. Они умерли. Точнее, погибли при взрыве автобуса. Но Лена умерла не сразу. Она успела мне кое-что сказать.

– Что вы такое несете? – проговорил брюнет. – Кто вы вообще такая? Я не видел вас раньше в нашей фирме.

– Это неважно, – отмахнулась Эва, – а важно то, что она сказала. Она попросила найти вас и передать, что у них в доме через неделю будут чинить вентиляцию. Большая часть этой недели уже прошла, осталось всего два дня.

– Что вы такое несете? Какая еще вентиляция? Вы что, душевнобольная? – голос у брюнета, прежде уверенный и спокойный, теперь стал резким, как будто железной пилкой возили по стеклу.

Остальные курильщики смотрели опасливо и попытались отодвинуться от них подальше, что было несколько затруднительно, учитывая маленькие размеры курилки.

Эва многозначительно улыбнулась, погасила сигарету и вышла в коридор.

– Теперь – прямо, до поворота… – хмыкнуло в клипсе. – Надо же, а у тебя неплохо получается…

– Не ты одна умеешь оперативно работать, – усмехнулась Эва.

– Прекратить посторонние разговоры!

Коридор повернул налево, и перед Эвой оказалась лесенка, которая вела на антресоли. Поднявшись по ней, Эва оказалась в большой комнате, где двое мужчин и одна женщина колдовали над огромным листом ярко раскрашенного картона.

– Больше красного! – уверенно говорил симпатичный мужчина лет сорока с аккуратной бородкой. – Здесь нужно больше красного, чтобы передать посыл активности и энергии.

– А я говорю – больше голубого! – возражал ему молодой бритоголовый парень в клетчатой рубахе, измазанной краской. – Это передаст ощущение уверенности и покоя!

– Мальчики, мальчики, не ссорьтесь! – пыталась примирить их женщина в бесформенном сером балахоне. – Мы ведь можем совместить красное и голубое!

– Мужчина с бородкой! – раздался в ухе Эвы знакомый голос.

Эва подошла к бородатому и негромко проговорила:

– Можно вас на минутку?

– Что? – тот удивленно оглянулся на нее. – Вы же видите – у нас творческий процесс…

– Я не отниму у вас много времени.

– Ну ладно, только быстрее… а кстати, у вас очень красивые глаза.

– Спасибо, конечно…

Мужчина неожиданно взял Эву за подбородок и по-хозяйски повернул ее лицо к свету.

– И очень интересный овал лица. Я хотел бы как-нибудь вас нарисовать.

– Да что вы говорите? – Эва усмехнулась.

– А что, вы думаете, я занимаюсь только промышленным дизайном? Нет, я художник…

– Охотно верю, но сейчас я пришла по другому поводу.

– Ах да, вы что-то хотели мне рассказать…

– Я была в том автобусе.

– В каком автобусе? О чем вы говорите?

– В том самом автобусе, в котором ехали Лена и Леонид.

– Какая Лена? Какой Леонид? Я вас не понимаю…

– А мне кажется, что понимаете. Тот самый автобус, который взорвался. Только я уцелела, а вот они… Леонид умер сразу, а Лена прожила еще несколько минут. Она умерла у меня на руках и успела мне кое-что сказать…

– Да что вы такое несете? Вы бредите?

– Она просила найти тебя и передать, что в их доме через неделю будут ремонтировать вентиляцию. Большая часть этой недели прошла, так что теперь осталось только два дня.

– Нет, вы точно бредите! Какая вентиляция? Какая Лена? Какой автобус?

– Я свое дело сделала! – Эва выразительно взглянула на дизайнера, развернулась и спустилась с антресолей.

– Молодец! – донесся из клипсы одобрительный голос. – Осталось совсем немножко, последний подозреваемый. Правда, попасть к нему будет чуть сложнее.

Эва снова шла по главному коридору офиса. Навстречу ей то и дело попадались озабоченные сотрудники.

– Направо!

Справа по коридору Эва увидела массивную дверь с табличкой, на которой было написано:

«Заместитель генерального директора по общим вопросам».

Эва замешкалась.

– Сюда, сюда! – проговорил голос.

Эва толкнула дверь и оказалась в приемной.

Справа от входа за столом сидела женщина средних лет с аккуратно уложенными светлыми волосами и холодными глазами цвета талого льда, в белоснежной блузке и идеально отглаженном темно-сером костюме в узенькую полоску. Она выглядела так строго и значительно, что никто не посмел бы назвать ее секретаршей. В крайнем случае – секретарем, а еще лучше – референтом.

За ее спиной была вторая дверь, с именем начальника.

– Что вы хотели? – проговорила ледяная блондинка голосом таким же холодным, как глаза, и привстала. В ее позе было что-то от королевской кобры, приготовившейся к броску.

Эва поняла, что пройти мимо этой особы будет посложнее, чем мимо давешнего охранника. Она обороняет кабинет своего шефа, как опытный голкипер ворота родной команды.

– Мне нужно поговорить с Андреем Борисовичем! – заявила она, прочитав имя на табличке.

– Он вас вызывал? Вы записаны?

– Да, вызывал…

– Фамилия? – блондинка одним глазом просматривала список в своем компьютере, а второй не спускала с Эвы, чтобы та не попыталась обманом проникнуть в святая святых – в кабинет начальника. Непонятно, как ей удавался такой фокус.

Тут из клипсы снова донесся голос Лили:

– Ручка!

Эва уже привыкла к своевременным и продуманным подсказкам своей новой знакомой. Она небрежным жестом вытащила из кармана шариковую ручку, которая была в том же конверте, что говорящие клипсы и сигареты, наклонилась над столом секретарши и ткнула ручкой в ее сторону:

– Да вот же, посмотрите внимательнее!

В то же мгновение из стержня ручки брызнула струя какой-то отвратительной буро-красной жидкости, которая залила блузку секретарши огромным пятном, по форме напоминающим карту бывшей Федеративной Республики Югославии.

В довершение поражающего эффекта эта жидкость распространяла запах сероводорода, а попросту говоря – тухлых яиц.

Секретарша охнула, ее лицо побагровело, как перезрелый помидор, в глазах отразились раздирающие ее мучительные, невыносимые противоречия. С одной стороны, она не могла оставить без защиты дорогого начальника. С другой – не могла оставаться на рабочем месте в безнадежно испорченной одежде.

Эва поняла, что идеальный внешний вид был для нее тем, чем панцирь для черепахи, колючки для ежа или толстая шкура для носорога: это была ее защита от враждебного и опасного окружающего мира.

Несчастная секретарша то приподнималась, готовая покинуть рабочее место, то опускалась, придавленная к креслу чувством долга. При этом она с ненавистью смотрела на Эву и едва не скрипела зубами от переполнявших ее эмоций. Тут в клипсах снова зазвучал Лилин голос, и Эва слово в слово повторила подсказку своей невидимой напарницы:

– Фу, какой отвратительный запах! Просто мерзкий! Как вы сами-то его выносите?

Эти слова переполнили чашу терпения. Секретарша взвизгнула, вскочила, подхватила свою сумочку и устремилась в коридор. На пороге она, правда, задержалась на секунду, повернулась к Эве и выкрикнула в бессильной ярости:

– Не входить в кабинет! Вернусь – убью!

– Ага, как же! – усмехнулась Эва, и едва дверь приемной захлопнулась за секретаршей, вошла в кабинет заместителя директора.

Шеф сидел за просторным, как аэродром, письменным столом, листая какой-то многостраничный документ. Это был низенький, толстенький человечек с круглой, лысой, как бильярдный шар, головой. Услышав скрип двери, он оторвался от своего занятия, уставился на Эву и удивленно проговорил:

– А вы кто?

В следующую секунду он щелкнул клавишей переговорного устройства и недовольно произнес:

– Эльза Семеновна, кого вы ко мне пустили? Почему вы мне не доложили?

– Ее нет, – сообщила ему Эва.

– Как – нет? – шеф выглядел так, как будто его мир перевернулся. – Кого нет? Эльзы Семеновны? Она всегда есть… она никого ко мне не пропускает без записи…

– А вот сейчас ее нет. Может человек выйти на минутку по своей надобности?

– Эльза Семеновна? – изумленно переспросил начальник. В его голове не укладывалось, что непоколебимая секретарша – тоже человек. Всего лишь человек.

– Давайте уже перейдем к делу! – проговорила Эва.

– К делу? К какому делу?

– К тому, ради которого я к вам пришла. Вам привет от Ершовых – Елены и Леонида…

Начальник моргнул и снова щелкнул клавишей:

– Эльза Семеновна, Ершовы у меня на сегодня записаны?

– Я же вам сказала – ее нет! Она вышла! И вернется очень не скоро – я вам гарантирую! И кроме того – Ершовых уже тоже нет, они погибли при взрыве автобуса.

– Что?! – Глаза начальника полезли на лоб.

– Только не звоните Эльзе Семеновне, чтобы спросить, что такое автобус!

– Зачем вы так? – обиженно протянул начальник.

– Так вот, Елена Ершова умерла не сразу. Она прожила еще несколько минут и кое-что сказала. Она велела мне найти вас и передать, что в их доме скоро будут ремонтировать вентиляцию.

– Что? – Начальник и до этого был удивлен, но после этих слов удивление в его глазах буквально зашкаливало. – Что? Какая еще вентиляция?

– Обыкновенная. Так вот, она велела вам непременно передать, что вентиляцию будут чинить через неделю. Сейчас, значит, осталось всего два дня.

– Что это значит? – растерянно пробормотал начальник.

– Вот уж не знаю! Просто умирающий человек попросил меня что-то сделать – и я это сделала. На сем – прощайте!

Эва развернулась и покинула кабинет.

Как она и рассчитывала, непробиваемой Эльзы Семеновны не было на месте.

Выйдя в коридор, Эва подумала, что заместителя директора Андрея Борисовича можно спокойно вычеркнуть из списка подозреваемых – он без своей замечательной секретарши не сможет найти собственный кабинет, не то что обворовать родную фирму.

– Все, ты выполнила свою задачу! – раздался голос в клипсе. – Выходи из офиса прежним путем.

Эва вышла из бизнес-центра, прошла квартал до стоянки, на которой оставила свою машину, села на водительское место и только теперь перевела дыхание.

Надо же, как, оказывается, сложно работать под прикрытием! Какого это требует нервного напряжения!

Она сняла с ушей радиофицированные клипсы и хотела убрать их в бардачок, как вдруг услышала Лилин голос:

– Не убирай, отдай мне.

Эва вздрогнула и покосилась на клипсы. Потом до нее дошло, что голос доносится не из них, а с заднего сиденья машины. Она обернулась и увидела на этом сиденье ту самую невзрачную женщину средних лет, с которой столкнулась перед бизнес-центром. Ту самую женщину, которая передала ей конверт с говорящими клипсами и прочим шпионским оборудованием.

– Ты, Лиля? – удивленно проговорила она. – Как ты сюда попала?

– Ну, я же профессионал… кстати, ты очень хорошо сыграла свою роль. Хоть ты и не профессионал.

– Ну, спасибо за комплимент! Слушай, а можно клипсы оставить? Как-то я с ними сроднилась, опять же на память…

– Ну, если на память… Но только это еще не все…

– Как – не все? Ведь твой шеф говорил, что если я помогу вам вычислить вора…

– Вот именно! Но пока мы только забросили наживку. Вора мы еще не вычислили. И хотим тебя попросить еще об одной услуге…

– Ну вот, как всегда! – вздохнула Эва. – Умеет твой шеф чужими руками жар загребать!

– Но это будет совсем не сложно…

Эва выслушала, чего хотят от нее детективы, и кивнула:

– Это и правда не сложно… кстати, можете вычеркнуть из своего списка заместителя директора Андрея Борисовича. Он без своей секретарши шнурки на ботинках завязать не сможет.

– Да? Ты так считаешь? – протянула Лиля.

– Я уверена… кстати, куда тебя подвезти?

Эве никто не ответил. Она обернулась, но Лили уже не было в машине.

– Не тяни! – сказала клипса. – Езжай прямо сейчас, время дорого!

Одинокий всадник, молодой дворянин в темном дорожном плаще подъехал к придорожной таверне, спешился, привязал коня к коновязи и вошел в таверну.

В мрачном, полутемном помещении было почти пусто. Только один запоздалый гость дремал, уронив голову на стол, да сам хозяин таверны стоял за стойкой, пересчитывая дневную выручку. При виде нового гостя он оживился, пошел ему навстречу и проговорил, изображая приветливость и гостеприимство:

– Добрый вечер, милорд! Какая счастливая звезда привела вас в мое скромное заведение? Чем я могу вам услужить? Желает ли ваша милость комнату для ночлега? Угодно ли вам отужинать? У меня есть отличная ветчина и доброе вино…

– И комнату, самую чистую, какая у тебя найдется, и ужин, но для начала позаботься о моем коне. И вот еще что: тебе передает привет один твой давний знакомый.

– Что за знакомый? – насторожился трактирщик.

– Да из тех, кто утром ходит на четырех, днем на двух, а вечером на трех.

Трактирщик вскинул на гостя быстрый пристальный взгляд, затем опасливо оглядел свою таверну. Единственный посетитель громко всхрапнул, трактирщик, видимо, успокоился и проговорил, понизив голос:

– У этой загадки есть только одна отгадка, ведомая тому, кто понимает язык сфинкса.

Поздний гость вздохнул с заметным облегчением:

– Слава богу, я попал туда, куда надо!

– Рад вас видеть, милорд! Давненько ко мне не заглядывали господа из ордена Храма Господнего. Не извольте беспокоиться, у меня вам не грозит никакая опасность. Я – верный слуга господ рыцарей. Сейчас я велю служанке накормить вас и задать корму вашему коню. Угодно ли вам будет заночевать у меня?

– Мне придется остаться на ночь, хочу я этого или нет. Мой конь выдохся и не выдержит долгого путешествия.

– Позволено ли мне спросить ваше благородное имя?

– Меня зовут Морис де Леннуа.

– Вот как! А не родственник ли вам благородный рыцарь Жиль де Леннуа?

– Это мой родной дядя, брат моего покойного отца. Он заменил мне отца после того, как я осиротел.

– То-то мне показалось знакомым ваше лицо, милорд! Вы похожи на своего дядюшку, как бывают похожи только родичи.

– Вы знакомы с моим дядей?

– Да, мне довелось сражаться рядом с ним под знаменами ордена! Мы воевали с сарацинами в Святой Земле, под стенами Акры и возле Яффы. Конечно, я был простым солдатом, но он ценил храбрость и верность, и когда я решил удалиться на покой, ваш дядюшка щедро наградил меня за службу. На те деньги, что он подарил мне, я и построил эту таверну. Так что я вечно буду помнить его доброту.

– Я рад встретить здесь доброго друга!

– Не только доброго друга, но и преданного слугу. Кстати, я не спросил, куда направляется ваша милость?

– В Лангедок, по важнейшему делу.

– В Лангедок? – Трактирщик покачал головой. – Не советую, милорд! Той дорогой нынче проехали королевские гонцы. Они остановились в моей таверне, и мне удалось подслушать их разговор. Они говорили за трапезой, что раскинут такую частую сеть, что ни один тамплиер через нее не проскользнет.

При этих словах спящий за столом посетитель пошевелился, но трактирщик, увлеченный разговором, не заметил этого.

– Что же мне делать? – взволнованно спросил молодой дворянин. – У меня, как я уже сказал, важнейшее дело, и я должен пробраться туда, где меня не достанет рука короля. Я должен выполнить поручение дяди и доставить весьма ценную…

– Тс-с! – трактирщик прижал палец к губам. – Мне послышались какие-то странные звуки… впрочем, должно быть, это крысы. Если мне будет позволено, милорд, я посоветовал бы вам изменить свои планы. На юге дороги проверяют, и вы не сможете проехать. Попробуйте повернуть на северо-восток, в бургундские владения. Оттуда вы доберетесь до владений Тевтонских рыцарей. Там у нашего ордена пока еще есть преданные сторонники.

– Благодарю тебя за совет, друг. Пожалуй, так я и поступлю завтра утром.

– Что ж, милорд, а теперь извольте отужинать! – И хозяин хлопнул в ладоши, призывая служанку.

Выходя из зала, он снова огляделся и с удивлением заметил, что гость, который только что дремал за столом, куда-то исчез.

Молодой дворянин кое-как устроился на жесткой постели в задней комнате таверны. Из тюфяка торчала солома, в углу шуршали крысы. Он думал, что не сможет уснуть в таких непривычных условиях, однако усталость взяла свое, и дворянин заснул.

Но долго спать ему не пришлось.

Над ним склонился трактирщик со свечой в руке и принялся трясти за плечо:

– Просыпайтесь, милорд! Вставайте!

– Что такое? Что случилось? – Молодой дворянин с трудом открыл глаза и воззрился на трактирщика. – Неужели уже рассвело? Я ведь только лег…

– Нет, до рассвета еще далеко.

– Так дай мне еще немного поспать!

– Некогда, ваша милость! Мне передал верный человек, что сюда едут люди королевского комиссара. Они как-то прознали, что вы здесь, и едут, чтобы арестовать вас и доставить в Париж.

Молодой человек разом проснулся от такой новости. Он вскочил с кровати и потянулся за перевязью с мечом.

– Но мой конь… он еще не отдохнул…

– Не извольте беспокоиться, я приготовил вам другого коня. Может, он и не так хорош, как ваш, но он свеж и сможет скакать до самого утра. Так что поспешите, милорд.

Дважды повторять ему не пришлось. Дворянин сложил свои пожитки в седельную суму, надел нагрудный панцирь и перевязь с мечом и выбежал во двор.

Там его уже ждал оседланный конь.

Дворянин поблагодарил трактирщика, вскочил на коня и поскакал по дороге, ведущей на восток, во владение герцога бургундского.

Эва снова подъехала к дому Ершовых.

Марии Петровны не было на скамейке. Эва подошла к двери и набрала ее номер. Женщина ответила не сразу, и голос ее звучал недовольно, как будто ее оторвали от важного и увлекательного дела.

– Кто это?

– Мария Петровна, это я, Тамара, соседей ваших племянница. Поговорить с вами хотела…

– Ах, Томочка! Ладно, поднимайся…

На этот раз Эва была во всеоружии.

Как только Мария Петровна открыла ей дверь, девушка протянула ей коробку пирожных и бутылку вишневой наливки:

– Вот, я вам тут кое-что принесла…

– Это хорошо, – довольно равнодушно ответила Мария Петровна. – Только я сейчас сериал смотрю интересный, называется «Специальный агент». Прямо не оторваться! Пойдем, посмотрим вместе!

Эва прошла за хозяйкой в гостиную, устроилась на диване. Мария Петровна в восторге следила за похождениями красавца агента, ахая и вскрикивая в волнующих местах.

К счастью, серия скоро закончилась и Мария Петровна повернулась к гостье:

– Надо же, какое кино интересное! А ты, Томочка, о чем хотела поговорить? И чтой-то ты сегодня в таком виде официальном? Прямо как депутат какой, в костюме.

Для начала Эва откупорила вишневку и налила хозяйке полную рюмку.

Та выпила, закусила пирожным и еще больше оживилась.

Эва подлила еще немного и начала:

– До чего же вы, Мария Петровна, наблюдательная женщина! Просто глаз-алмаз!

– Вообще-то да, – скромно согласилась женщина. – А к чему это ты, Томочка?

– А вот помните, как вы мне про соседей своих рассказывали, а моих родственников, Ершовых? Что они чересчур часто куда-то ездят и как он один раз вернулся раненый, а самое главное – про тайник?

– Конечно, помню! – обиделась Мария Петровна. – Вы, молодые, думаете, что у нас вообще память отшибло?

– Так вот, иду я вчера по улице, и вдруг ко мне подходят двое, примерно вот такие, как в этом сериале… – Эва выразительно кивнула на телевизор.

Там все были в костюмах и с аккуратной одинаковой стрижкой. Эва вспомнила, как видела она тех двоих, что следили за ней, и поразилась, до чего же актеры в сериале похожи.

Вот интересно, что первично – жизнь влияет на искусство или искусство на жизнь?

– Агенты? – с восторженным испугом воскликнула Мария Петровна.

– Они самые. Подошли ко мне и говорят – вы такая-то? Я отвечаю – я, а что, мне скрывать нечего. Тогда они меня попросили сесть в машину, куда-то поехали и стали расспрашивать, что мне известно про этих самых Ершовых. А мне скрывать нечего, я им и рассказала все, что от вас слышала. Сама-то я нечасто с ними общалась, вы же знаете.

– И про тайник рассказала?

– И про тайник, само собой. Они как про тайник услышали – прямо загорелись. Так что вы правильно все углядели. От вас, Мария Петровна, ничего не укроется!

– Так в тайнике-то ведь ничего не было… – здраво сказала Мария Петровна.

– И я им то же самое говорю, а они – это ничего не значит, это сейчас в тайнике ничего нету, но обязательно появится.

– Ну надо же! – глаза у Марии Петровны загорелись. – И кто такие эти Ершовы были-то?

– Ой, про это подробно они мне не сказали, – вздохнула Эва, – однако получается, что шпионы они. Или, не знаю, контрабандисты. Секретную информацию они куда-то переправляли. А секреты-то небось государственные, вот!

– Ну надо же… То-то я смотрю – не так все с ними… подозрительно как-то… – задумчиво проговорила Мария Петровна и выпила следующую рюмку наливки.

– И вот, Мария Петровна, говорит мне их начальник, что я должна им помочь.

– А что делать надо?

– А надо проследить за тайником, потому как непременно кто-то туда наведается, чтобы проверить, не осталось ли в нем чего. Или следы уничтожить, да что я говорю, вы и сами женщина грамотная, сериалы смотрите.

– Точно. – Мария Петровна слишком интенсивно закивала головой, так что Эва забеспокоилась, не слишком ли часто она подливает наливки. Этак старуха раньше времени скопытится.

– А я и говорю – что вы ко мне-то обращаетесь? Я в квартиру Ершовых и попасть-то по закону не могу, у меня ключей от нее нету, вы уж сами как-нибудь. Нет, начальник отвечает, мы-то, конечно, можем туда проникнуть, но должны исключительно официально действовать, а тогда узнают про это и получится…

– Утечка информации, – важно заметила Мария Петровна.

– Точно! – расцвела Эва. – Говорила я, что вы – женщина грамотная, с понятием! Короче, у них к вам огромная просьба: чтобы в вашей квартире агенты расположились. Временно, конечно, пока этого шпиона не поймают. Согласны?

– А как же! – важно ответил старуха. – Это вообще мой прямой долг – помочь!

Мария Петровна глядела молодцом, что там несколько рюмок вишневой наливки, она и бутылку жахнет – не поморщится!

Получив согласие Марии Петровны, Эва набрала на своем мобильном номер Лили и, услышав ее голос, проговорила:

– Ястреб, Ястреб, я Куропатка!

– Что? – удивленно отозвалась Лиля. – Какая еще куропатка? Ты что, подруга, на солнце перегрелась?

– Ястреб, докладываю! – продолжила Эва в том же духе под восторженным взглядом Марии Петровны. – Объект Канарейка согласен… объект понимает всю важность своей роли.

– Ах, вот в чем дело! – поняла наконец Лиля. – Значит, объект Канарейка?

– Совершенно верно… Можете начинать подготовительную часть операции.

Лиля отключилась. Эва повернулась к Марии Петровне и сказала с гордостью:

– Ваш оперативный псевдоним – Канарейка – утвержден руководством. Агенты и оперативные сотрудники сейчас прибудут.

Мария Петровна пришла в восторг и по этому поводу выпила еще одну рюмку вишневки.

Через полчаса в домофон позвонили, и в квартиру поднялись Лиля и двое немногословных подтянутых мужчин.

– Здравствуйте, агент Канарейка! – обратилась Лиля к Марии Петровне. – Для меня честь познакомиться с вами.

Сопровождавшие ее мужчины удивленно переглянулись.

– Где тут этот тайник? – осведомился один из них.

– Сейчас… сейчас я вам покажу… – засуетилась Мария Петровна. Она вышла с одним из агентов на лестничную площадку и показала ему тайник Ершовых. Мужчина снял решетку, повозился внутри тайника и поставил крышку на место.

Затем все вернулись в квартиру.

– Может, чайку вам налить? – беспокоилась хозяйка. – А то у меня вишневка есть…

– Что вы, нам на работе нельзя! – ответил мужчина. – А вот от чая не откажусь…

Мария Петровна принесла парадные чашки, разлила чай. Все пили чай с конфетами, как будто пришли в гости к родне, а не на секретную операцию.

Улучив момент, Эва спросила у Лили:

– Чего мы теперь ждем?

– Мы ждем, когда кто-то из тех, с кем ты разговаривала в «Полиноме», придет, чтобы забрать чип из тайника. Тут мы его и возьмем с поличным. Ты же им сказала, что скоро начнется ремонт вентиляции и рабочие могут наткнуться на тайник.

– Понятно… а почему никто не следит за тайником?

– Не бойся, за ним следит электронное устройство. Как только кто-то подойдет к тайнику – мы об этом тут же узнаем.

Агенты неспешно пили чай и разговаривали с хозяйкой о погоде. Больше ничего не происходило.

Эва нервничала, то и дело поглядывая на дверь.

– Да расслабься ты! – вполголоса проговорила Лиля. – Может, еще несколько часов ждать придется! Вообще, в нашей работе ожидание – это самое трудное…

«Времени совсем нету, – думала Эва, – эти-то свои проблемы решают, до моих им и дела нету. Хоть и обещал тот толстяк Аскольд помочь, да нет у меня к нему особого доверия, он больше о своих делах печется… В новостях все одно и тоже про взрыв говорят – идет следствие, как бы меня снова к ответу не потянули. Раньше следили, теперь вроде слежки не замечаю… Однако успокаиваться рано…»

Время шло удивительно медленно.

«Кто же из четверых придет? – думала Эва. – Хотя нет, из троих… тот заместитель директора сам ни на что не способен, он без секретарши по телефону ответить и то не сможет… кто же из троих? Программист? Дизайнер? Менеджер?»

И в этот самый момент в кармане у одного из агентов зазвучала мелодия мобильного телефона.

– Ну, вот видишь – кто-то открыл тайник! – оживилась Лиля.

Эва метнулась к двери квартиры. Агенты не слишком торопливо последовали за ней. Завершала группу Мария Петровна, изнывавшая от любопытства.

Прильнув к дверному глазку, Эва увидела на площадке очень толстого мужчину в голубом комбинезоне, который, ничуть не скрываясь, отвинчивал крышку тайника, при этом напевая фальшивым немузыкальным голосом:

– Ах, вернисаж, ах, вернисаж! Какой облом, какой пассаж!

Эва удивленно смотрела на него.

Он ничуть не был похож ни на одного из троих подозреваемых. Или на четверых.

Эва покосилась на Лилю и ее немногословных спутников. Они не рвались к дверному глазку, а разглядывали экран небольшого планшета. Видимо, туда было выведено изображение с того самого электронного устройства, которое следило за тайником.

– Не узнаешь? – спросила Лиля.

– Это не тот! – ответила Эва. – Ни один из тех…

– Дай-ка и мне поглядеть! – проговорила Мария Петровна, отпихивая Эву от глазка.

Эва посторонилась. Мария Петровна выглянула в глазок и удивленно проговорила:

– Это же Костя!

– Кто такой этот Костя? – спросила ее Лиля.

– Мастер наш. Сантехник, он же электрик, если другой какой мелкий ремонт нужен, он тоже может… как-то даже швейную машинку починил, в общем, на все руки мастер.

– Да, действительно на все руки!

– Так что же – выходит, он и шпион по совместительству?

Лиля ничего не ответила. Ее спутники переглянулись.

– Так что – брать его будете? – оживилась Мария Петровна.

– Ни в коем случае!

– Да как же? Ведь уйдет!

– От нас не уйдет! Мы должны за ним проследить. Выяснить, с кем он встретится.

– А, ну да! – Мария Петровна кивнула с важным видом. – В том сериале тоже сперва следили, а уже потом брали…

Мария Петровна снова пропустила Эву к глазку.

Толстый сантехник, продолжая напевать, поставил крышку тайника на место, вытер платком потный затылок и пошел к лестнице. Мария Петровна, которая по звуку следила за его передвижениями, снова всполошилась:

– Уйдет же!

– От нас не уйдет! – повторил агент, но на этот раз тихонько выскользнул из квартиры.

– Ну, теперь и нам пора! – проговорила Лиля. – Спасибо, Мария Петровна… то есть извините, секретный агент Канарейка! Вы нам очень помогли!

– И чай у вас хороший! – добавил мужчина.

– Можно я с вами? – вполголоса спросила Эва.

– Пошли! Ты нам пригодишься для опознания!

Все трое покинули квартиру, оставив Марию Петровну в гордом одиночестве.

Она действительно испытывала гордость, некоторое время побыв героем своего любимого сериала. Единственное, что ее огорчало – перед уходом новые знакомые попросили никому не рассказывать о сегодняшних событиях.

Выйдя на площадку, Лиля достала телефон и вполголоса переговорила с тем агентом, который последовал за Константином. Выслушав его ответ, она переглянулась с напарником и прибавила шагу.

Троица спустилась на лифте, вышла из подъезда и остановилась за массивным черным внедорожником.

Отсюда была хорошо видна детская площадка перед домом – качели, карусель, горка с лесенками для лазанья, игрушечный домик с яркими ставнями.

Посреди этой площадки, как ребенок-переросток, возвышался Константин, привинчивая что-то к качелям и по-прежнему фальшиво напевая. На этот раз он перевирал песенку из мультфильма – «Белые кораблики…»

Больше никого на площадке не было.

– А где же тот агент, который вышел первым? – тихонько спросила Эва.

– Где надо! – шикнула на нее Лиля, не сводя глаз с сантехника.

В это время на дорожке возле площадки появилась невысокая круглая женщина в длинном плаще, с йоркширским терьером на поводке. Поравнявшись с Константином, женщина остановилась и спустила свою собачку с поводка. Песик подбежал к сантехнику, остановился возле него и завилял хвостом.

Константин оторвался от своего занятия, опасливо огляделся по сторонам, опустился на колени и протянул песику какой-то маленький предмет.

– Он ему что-то передал! – зашипела Эва. – Не упустите!

– Стой спокойно, и главное – не путайся под ногами! – шикнула на нее Лиля.

Песик взял в зубы то, что получил от сантехника, и подбежал к своей хозяйке. Та наклонилась, забрала у него поноску…

И в то же мгновение из детского домика стремительно выкатился высокий мужчина, в котором Эва узнала второго агента. Он подлетел к хозяйке йорка и схватил ее за руки.

Тут же спутники Эвы тоже выбежали из укрытия. Мужчина налетел на Константина и заломил его руки за спину, а Лиля подбежала к даме с собачкой.

Та верещала, отбиваясь от агента:

– Помогите! Спасите! Грабят! Полиция! Охрана!

– Я бы на вашем месте не поднимала шум! – холодно проговорила Лиля.

Эва последней подоспела к месту действия.

Дама с собачкой затихла, только испуганно вертела головой. Ее песик тявкал и норовил укусить Лилю за палец. Лиля с победным видом держала в руке гостиничный кусочек мыла, точно такой же, как тот, что нашла в тайнике Эва.

– Это вы воровали секретные чипы у собственной фирмы! – торжественно произнесла Лиля. – Отрицать бесполезно!

– Какие чипы? Какая фирма? – верещала дама высоким истеричным голосом. – Я ничего не знаю! Я выгуливала Тяпочку, потом он убежал и что-то принес. Он всегда подбирает всякую гадость. Я говорила ему – Тяпочка, немедленно брось эту гадость… а тут вы на меня набросились! Я буду жаловаться! Я подам на вас в суд!

– Это вряд ли! А что вы можете добавить? – на этот раз Лиля обратилась к сантехнику Константину.

– А чего добавить? Нечего мне добавить! – забубнил тот. – Ничего не знаю, ничего не ведаю… эту бабу… извиняюсь, женщину вижу первый раз в жизни!

– Ага, ничего не знаете? Но у нас есть видеозапись, на которой вы достаете этот предмет из тайника. Значит, если эта женщина ни при чем, вы пойдете главным обвиняемым по делу о шпионаже… промышленном, но все же шпионаже.

– Что?! Обвиняемым? В шпионаже? Да я понятия не имел, что там такое! Это она, вот эта женщина… извиняюсь, баба, попросила меня достать что-то из вентиляции и принести ей… она сказала, что это розыгрыш… что это шутка…

– Он все врет… – закричала хозяйка песика странным ломающимся голосом, – все врет!

– Это вряд ли! Мы его показания записали, и, учитывая ваше место работы, их будет вполне достаточно…

Женщина замолчала, она только мрачно глядела на присутствующих, как затравленный зверь.

– Выходит, это не тот, кого вы подозревали? – удивленно проговорила Эва. – Не те трое… то есть четверо, на которых вы думали?

– Отчего же? – Лиля усмехнулась. – Ты разве не узнала? А если так? – И она сдернула с головы женщины парик.

– Вы не смеете! – вскрикнула, точнее, вскрикнул человек, пытаясь отобрать у нее парик.

Эва разглядела круглую, лысую, как бильярдный шар, голову и круглое лицо заместителя директора фирмы «Полином».

– Здравствуйте, Андрей Борисович!

– Видишь, а ты считала, что он ничего не может сделать без своей секретарши!

– Вы ничего не докажете! – прохрипел Андрей Борисович, моментально утратив женский голос.

– Вы забываете, что мы – не полиция, а частная детективная фирма. Нам не нужны неопровержимые улики, которые признает суд. Нам достаточно изложить вашему шефу, как все было на самом деле – а он уже сам с вами разберется!

– Только не это… – простонал Андрей Борисович, на глазах бледнея как полотно.

– Раньше надо было думать! – строго проговорила Лиля и приказала своим спутникам: – В машину его – и на базу!

Оперативники затолкали сломленного Андрея Борисовича на заднее сиденье машины и уехали. Лиля с Эвой остались на детской площадке. Лиля смотрела смущенно.

– Спасибо тебе, – проговорила она, – ты нам очень помогла. Если бы не ты…

– Между прочим, мы с твоим шефом как договаривались? Я вам помогу поймать этого типа, а вы поможете мне избавиться от обвинений… я свою часть договора выполнила, теперь ваша очередь…

– Думаешь, я не помню? – вздохнула Лиля. – Я как раз сейчас думаю, как тебе помочь. Шеф наш – он человек такой… мягко говоря, необязательный. Ты ему помогла, а он и не вспомнит, что тебе обещал. Но ты не переживай, я постараюсь тебе помочь. Я свои долги не забываю. Для начала…

– Для начала я бы хотела присутствовать при допросе Андрея Борисовича. Может быть, он признается, что организовал взрыв автобуса. Тогда с меня снимут все обвинения.

– Ладно, это я могу устроить. Хотя, честно говоря, не думаю, что из этого будет прок.

Они сели в машину и поехали на север города, к Политехническому институту.

Эва думала, что они воспользуются входом через телефонную будку, но для своих был другой вход, более удобный. В сотне метров от станции метро находилась автомойка. Лиля въехала в свободный отсек, но как только со всех сторон хлынула вода и их стало не видно снаружи, бесшумно заработало подъемное устройство, и машина с обеими пассажирками плавно опустилась под землю.

– Круто у вас все устроено! – восхитилась Эва.

– А как же! Наш шеф помешан на самых современных системах безопасности. Ты же знаешь, мужчины – те же мальчишки, только игрушки у них дороже.

Машина плавно съехала с платформы подъемника и встала в гаражном боксе.

Эва с Лилей вышли, подошли к запертой двери в углу подземного гаража, Лиля открыла ее магнитной карточкой, и они оказались в обычном офисном коридоре.

Лиля поздоровалась с шедшим навстречу человеком в черной униформе и проговорила:

– Алик, дай мне ключ от шестой!

– От шестой? – мужчина поднял брови. – Но сейчас Аскольд работает в допросной. Он в курсе?

– Может, и нет, но особенно возражать не станет.

Мужчина замялся, и Лиля пристально взглянула на него:

– Я тебя сколько раз выручала? Вспомни только Сестрорецк! Или тебе напомнить?

– Да ладно, я все помню! Разве с тобой забудешь! – И он протянул ей плоский ключ.

Лиля открыла этим ключом неприметную дверь в конце коридора и провела свою спутницу в маленькую полутемную комнату с огромным, во всю стену, окном.

За этим окном была другая комната – побольше и ярко освещенная. Посреди нее стоял металлический стол, с одной стороны которого сидел, понурившись, Андрей Борисович. Он выглядел нелепо и жалко – все еще в женском платье, смятом, испачканном и порванном на плече, с блестящей от пота лысиной.

Для полноты унизительной картины руки его были прикованы к столу наручниками.

По другую сторону стола сидел мрачный седовласый мужчина лет пятидесяти, с холеным и высокомерным лицом. С той же стороны, но чуть дальше от стола, в своем огромном кресле восседал директор детективного агентства Аскольд Аскольдович. Он сжимал в зубах толстую незажженную сигару.

Эва поняла, что окно перед ними – одностороннее, то есть они видят все, что происходит в комнате для допросов, оставаясь при этом невидимыми.

Раньше ей приходилось видеть такое только в кино.

– Вот это и есть наша допросная. – Лиля гордо показала комнату за стеклом.

– А кто тот мужчина напротив Андрея Борисовича?

– А это его непосредственный начальник, генеральный директор фирмы «Полином». Он настоял на том, чтобы лично допросить разоблаченного «крота».

Звуки из-за стекла не доносились, Эва будто смотрела старый немой фильм.

– Можно что-то сделать, чтобы мы их слышали?

– Сейчас, я сделаю… – проговорила Лиля, перехватив ее взгляд. Она подкрутила какой-то тумблер, и из-за стекла донесся издевательский голос вальяжного мужчины:

– Вот теперь, Андрюша, ты одет, как полагается! Это платье тебе очень идет! Оно чрезвычайно удачно подчеркивает твои внешние, а главное – внутренние черты!

Арестованный опустил глаза в стол.

– Сволочь! – заорал его шеф, отбросив внешние приличия. – Как ты посмел меня подставить? Как посмел меня обокрасть? Сколько лет я тебя терпел! Терпел твою бездарность, твою лень, твою жадность, твои капризы… все ради сестры! Угораздило же ее выйти замуж за такого тюфяка! Но теперь мое терпение кончилось! Воровать я никому не позволю, даже зятю…

И тут Андрей Борисович впервые подал голос.

– Она собирается от меня уйти…

– Что?!

– Катерина… она собирается со мной разводиться. И обещала при разводе отнять у меня все, буквально все… обобрать меня как липку и выбросить на улицу. Мне нужно было заработать хоть немного денег, поэтому я и решился…

– Господи! – Шеф поднял руки к потолку. – Какое радостное известие! Катерина наконец решила выкинуть тебя вон… я так рад, что, пожалуй, оставлю тебя в живых. И даже не уволю.

– Правда? – Андрей Борисович поднял испуганные глаза, в которых затеплилась надежда.

– Правда, правда! Я только переведу тебя управляющим в наше новое отделение…

– В какое отделение?

– А ты что, не знаешь? Мы открываем отделение на Колыме. Это перспективный, развивающийся район…

– Ох…

Лиля взяла в руку микрофон и проговорила в него:

– Аскольд Аскольдович, хочу вам напомнить – мы должны узнать, имеет ли он отношение к взрыву автобуса. Вы обещали это в обмен на важные услуги…

– Ах да! – проговорил шеф детективного агентства, придвинулся вместе с креслом к столу и проговорил:

– Ну, вы свои семейные дела решили, теперь я хочу задать свой собственный вопрос.

Директор «Полинома» покосился на него, недовольно поморщился и бросил:

– Я не возражаю.

– Спасибо. Это не ты заложил в автобус бомбу?

– Что?! Бомбу?! – В глазах Андрея Борисовича вспыхнул ужас. – Да я никогда… ни в коем случае…

– Этот слизняк и правда не решился бы на такое! – усмехнулся директор «Полинома».

– Но ведь решился же он обворовать вашу фирму!

– Воровство – это в его духе, но убийство, тем более многих людей… нет, я не верю! Это не его формат!

– И зачем? Зачем мне это? – воскликнул Андрей Борисович. – От этого взрыва у меня были одни неприятности! Погибли курьеры, с которыми я так хорошо работал, пропала одна поставка, то есть я потерял живые деньги, пропал налаженный канал… и в конечном счете из-за этого вы меня поймали…

– В этом есть логика, – кивнул Аскольд Аскольдович. – Но кто-то ведь взорвал этот чертов автобус… И мой человек погиб.

– Да я-то тут при чем?! – застонал Андрей Борисович. – Я вообще со взрывчаткой работать не умею!

– Можно подумать, ты вообще работать умеешь, – фыркнул его начальник, – вот, и рад бы тебя под это дело подвести, да ведь потом с компетентными органами неприятностей не оберешься.

– Ладно, забирайте его, – вздохнул Аскольд Аскольдович, – он нам больше не интересен.

– Едем! – директор фирмы «Полином» нехорошо блеснул глазами. – Едем, Андрюша, домой, к Катерине. Я ей все расскажу и вас наедине оставлю.

Андрей Борисович затрясся, но тут Лиля отключила звук. Было очень забавно смотреть на распахнутый в крике рот и вылупленные глаза Андрея Борисовича.

«Полный облом, – сердито думала Эва, – никто никого не взрывал, как этот мерзкий тип сказал – ему это было невыгодно. А если бы выгодно было, он бы и не задумался. Надо же, до чего некоторых людей жадность доводит!»

Она постаралась выбросить противного типа из головы. Агентство «Следопыт» выполнило свою задачу. С ее помощью, разумеется. А о том, чтобы ей помочь, шеф агентства и не думает. И встречаться с ней не собирается, зачем? Лиля по телефону не отвечает – ну, еще бы, у них теперь своих дел по горло. А ей что делать? Придется самой продолжать. Хотя вряд ли что-то получится.

Ниточки кончились. Кто там остался-то? Екатерина Генриховна Сепп, старушка интеллигентная, безобидная, вряд ли ее хотели взорвать, кому она мешала…

Из сумки донеслась мелодия мобильного телефона. Эва взглянула на экран и сбросила звонок. С Федей сейчас говорить не с руки, нельзя ему рассказывать про расследование «Следопыта», они с Эвы слово взяли, что никуда дальше ее информация не пойдет.

Эва тяжело вздохнула. Придется все же выяснить насчет старушки из библиотеки.

Библиотека имени Игоря Северянина располагалась в первом этаже голубого трехэтажного дома на Литейном проспекте. Фасад дома украшали пышные белокрылые ангелы, настраивающие посетителей на возвышенный лад.

Войдя в вестибюль, Эва увидела на стене большой портрет поэта с надменным и самовлюбленным лицом, под которым его размашистым почерком было написано:


«Я – гений, Игорь Северянин,


Своей победой упоен,


Я повсеградно оэкранен,


Я повсесердно утвержден».



Тут же, под портретом, находился киоск, в котором пожилая дама с задумчивым лицом и тщательно завитыми локонами продавала сборники стихов Северянина и диски с романсами на его тексты. Она тут же обратилась к Эве:

– Девушка, купите книгу поэта!

– Как-нибудь в другой раз, – отмахнулась от нее Эва.

– Ах, молодежь… – вздохнула киоскерша, поправив растрепавшийся локон.

Миновав этот киоск, Эва вошла в просторное помещение библиотеки, заставленное книжными стеллажами.

В этом помещении звучала негромкая музыка. Заунывный голос пел с надрывной интонацией:


– Это было у моря, где лазурная пена,


Где встречается редко


Городской экипаж…



В комнате было всего два или три человека. За одним из столов сидела, склонившись над книгой, бледная девушка с бесцветными волосами. За библиотечной стойкой расположилась женщина средних лет, на этот раз с короткой стрижкой и в старомодных металлических очках. На стойке перед ней стояла фотография строгой пожилой женщины. Поперек фотографии была повязана черная траурная лента.

Лицо на фотографии показалось Эве знакомым, и она догадалась, что это и есть Екатерина Генриховна Сепп. Ну да, с этой пожилой дамой они ехали в автобусе. Для госпожи Сепп это была последняя поездка. Эва вздохнула и обратилась к женщине за стойкой:

– Здравствуйте. Я – корреспондент еженедельной газеты «Воскресное утро».

– Очень приятно, – женщина поправила очки. – Что же вас привело в нашу библиотеку?

– Понимаете, наша газета – не так называемая желтая пресса, не один из тех вульгарных бульварных листков, которые интересуются только светскими скандалами и свежими новостями из жизни однодневных звезд…

– Да что вы говорите? – недоверчиво переспросила библиотекарь и пригляделась к Эве с новым интересом.

– Да, именно так! Мы стремимся просвещать наших читателей, нести им свет культуры…

– Это очень хорошо, – осторожно прокомментировала ее слова библиотечная дама. – Но все же, что конкретно вас привело в нашу библиотеку?

– В этом году отмечается сто тридцатая годовщина со дня рождения поэта Игоря Северянина, и наша газета решила посвятить этому событию специальный номер.

– Это замечательно! – оживилась библиотекарь. – В последнее время средства массовой информации редко вспоминают Игоря Васильевича, и это так несправедливо! Игорь Северянин – это яркая звезда на нашем поэтическом небосклоне! Может быть, не первой величины, но тем не менее яркая звезда…

– Яркая, чрезвычайно яркая, – поддакнула Эва, – и наша газета решила восстановить историческую справедливость и отдать должное памяти этого выдающегося поэта. Мы отобрали несколько его лучших стихотворений и хотим поместить в юбилейном номере большую статью, посвященную его жизни и творчеству…

– Это замечательно! Это давно, очень давно следовало сделать! Но лучше поздно, чем никогда…

– И разумеется, в первую очередь в редакции нашей газеты подумали о вашей библиотеке.

– Ну конечно!

– Я слышала, что ваша сотрудница Екатерина Генриховна Сепп – большой специалист по творчеству Северянина, и хотела бы поговорить с ней…

– К сожалению, это невозможно… – Библиотечная дама вздохнула и сняла очки.

– Невозможно? Почему же невозможно? Ее сейчас нет на работе? Но я могу приехать позднее или навестить ее дома… мне очень важно с ней поговорить!

– Это тоже невозможно. – Дама снова водрузила очки на нос и печально взглянула на Эву. – Дело в том, что Екатерины Генриховны больше нет с нами.

– Больше нет? – переспросила Эва, разыгрывая полное непонимание. – Она уехала?

– Она отправилась, говоря словами поэта, в страну, откуда нет возврата. Екатерина Генриховна скончалась. Умерла. Погибла. – Дама кивнула на фотографию с траурной лентой.

– Погибла? – Эва разыграла потрясение. – Какой ужас! Как это произошло?

– Дело в том… – дама потупилась. – Дело в том, что нас просили ни с кем это не обсуждать. То есть даже не просили, а очень, очень строго предупредили.

– Предупредили? – удивленно переспросила Эва. – Кто же вас предупредил?

– Ну, вы же взрослый человек! Вы должны понимать… – И дама приняла загадочный вид, тем самым давая собеседнице понять, насколько все серьезно.

– Да что вы говорите! – Эва понизила голос и пригнулась к стойке. – Неужели Екатерина Генриховна оказалась замешана в каком-то преступлении?

При этих словах Эва удивленно окинула взглядом помещение библиотеки, как бы недоумевая, какое преступление могло совершиться в ее стенах.

– Что вы такое говорите! – возмущенно воскликнула библиотекарь. – Как вы могли такое подумать! Екатерина Генриховна была кристально честным, кристально чистым человеком! Она ни в чем не виновата, ни в чем! Она – жертва преступления! Жертва террористического акта! Она ехала в автобусе, который был взорван!

Библиотекарь осознала, что в запальчивости проговорилась, и испуганно прикрыла рот ладонью.

– В автобусе? – переспросила Эва нейтральным тоном, чтобы не спугнуть собеседницу. – В каком автобусе?

– Мне не велели никому об этом рассказывать… меня строго предупредили… И потом, вы что, ничего не слышали? Все гудит – и телевизор, и Интернет…

– Я только вчера из командировки, первый день на работе. В такой глуши была – там ни телефона, ни Интернета, – Эва сделала соответствующее лицо.

– Ну если так… – На лице библиотекарши недоверие уступило место желанию поделиться информацией.

Эва решила подстегнуть это желание.

– Не волнуйтесь, я никому не передам ваши слова. Во всяком случае, никто не узнает, что это вы мне все рассказали. Но раз уж вы начали – расскажите мне, как это произошло.

Но библиотечная дама вдруг вздрогнула и испуганно замолчала.

За время их разговора все читатели разошлись, однако, кроме нее и Эвы, в помещении была еще одна женщина – уборщица, которая вытирала тряпкой пыль с книжных стеллажей. И тут она неожиданно вмешалась в разговор.

– Из Таллина она ехала, – сообщила уборщица, отложив тряпку. – В Таллин, значит, прокатилась за казенный счет…

– Как вы можете такое говорить, Марфа Михайловна! – возмущенно перебила ее библиотекарь. – Если вы не знаете – лучше молчите! О мертвых вообще нельзя…

– А вы мне рот не затыкайте, Эльза Васильевна! Я чистую правду говорю!

– И вообще, нам сказали ни с кем это не обсуждать! Ни с какими посторонними…

– А мне наплевать, что они сказали! – возразила уборщица. – Что мне сделают? В должности понизят? Ха-ха!

– А совесть у вас есть? Человек погиб, можно сказать, на посту! Она не просто так туда ездила – она ехала к нашим коллегам, библиотечным работникам, за бесценными материалами о последних днях жизни Игоря Васильевича…

– Что, разве он жил в Эстонии? – спросила Эва, пытаясь вытянуть из собеседницы как можно больше информации.

– Как же вы готовили материал о поэте, если не знаете его биографию? – рассердилась библиотекарша. – Да, конечно, он прожил последние годы своей жизни в Эстонии, там и умер… эстонский период – очень важная часть его творческой биографии…

Она набрала побольше воздуха и заговорила хорошо поставленным лекторским голосом:

– Игорь Васильевич уехал в Эстонию сто лет назад, после Октябрьской революции, в восемнадцатом году прошлого века. Он уехал туда с матерью и гражданской женой, думал, что ненадолго – а оказалось, что на всю оставшуюся жизнь, почти на четверть века. Он поселился в имении Койла, на берегу моря, через несколько лет женился на дочери домовладельца и прожил там до Второй мировой войны, до сорок первого года.

Игорь Васильевич написал в Эстонии много стихов, его стиль изменился. От манерных, куртуазных стихов раннего периода он пришел к простому и строгому стилю, почти к классицизму. В Эстонии он выпустил несколько новых книг.

Кроме собственных стихов, он много занимался переводами эстонской поэзии. Собственно, он стал первым значительным переводчиком эстонских поэтов на русский язык, можно сказать, познакомил с ними русскоязычного читателя. Так вот, Екатерина Романовна ездила в Эстонию, чтобы принять от сотрудников музея Койла уникальные материалы, связанные с эстонским периодом жизни и творчества Игоря Северянина. Она везла редкие фотографии, первые издания стихов эстонских поэтов в переводах Игоря Васильевича…

– К родственникам своим она ездила! – снова подала голос неугомонная уборщица.

– Марфа Михайловна! – одернула ее библиотекарь.

– Что – Марфа Михайловна? – огрызнулась та. – Я уже шестьдесят лет Марфа Михайловна, и нечего мне рот затыкать! Я правду говорю! Я иначе не приучена! Родственники у нее там, в Эстонии, сколько раз она сама говорила!

– Ну и что такого? – удивилась Эва. – У кого их нет – родственников-то?

– Извините, но больше ничем помочь вам не можем! – твердо сказала библиотекарша. – Заведующей сегодня нету, побеседуйте с ней, когда она выйдет на работу, может быть, она даст вам материалы, если решит, что ваша газета этого достойна. Кстати, напомните вашу фамилию, я не расслышала?

– Иванова, Эльвира Иванова, – брякнула Эва первую пришедшую на ум фамилию и попятилась, – ну, раз вы не можете, я зайду попозже, когда компетентные люди будут на месте.

– И предварительно позвоните и договоритесь о встрече! – крикнула вслед библиотекарша.

– С ума сойти, как все запущено, – проворчала Эва, – нужна больно была ваша библиотека…

– Это точно, – раздался рядом голос уборщицы, и сама она появилась в холле с неизменной шваброй, – библиотека эта никому и даром не нужна. Я потому тут работаю, что народу мало ходит, грязи нет почти. А платят гроши.

– Марфа Михайловна, с кем это вы там разговариваете? – послышался голос библиотекарши.

Уборщица мигом втолкнула Эву в крошечную каморку под лестницей, протиснулась сама и закрыла маленькую дверцу.

– Вы чего? – оторопела Эва, но тетка строго шикнула на нее и прислушалась.

– Ушла выдра наша, – сказала она шепотом, когда шаги в холле стихли, – ух, до чего они мне надоели, кобры культурные! Все про книжки да про книжки, а то еще стихи читать начнут! Этого своего Северянина. Жуть!

– Слушайте, вы зачем меня сюда привели? – спросила Эва. – Если поговорить вам не с кем, то у меня время не свое, работать надо. Журналиста ведь, как волка, ноги кормят!

– А ты не хами! – возмутилась уборщица. – Думаешь, я не знаю, кто ты такая?

– Журналистка я, из газеты, а вы имеете что-то против прессы? – Эва попыталась прорваться к выходу, но не тут-то было. Уборщица стояла насмерть.

– Да какая ты журналистка! – отмахнулась она. – То есть, может, конечно и так, но Северянин этот тебе сто лет был не нужен, не за этим ты сюда явилась.

Эва решила, что лучше ей уйти, а то тетка уже в раж вошла, глаза горят, щеки пылают, может, она ненормальная? Но как это сделать, если она выход перегородила? Не драться же с ней…

– Молчишь? – наступала уборщица. – А зря молчишь, потому как я тебя насквозь вижу. Пришла ты по поводу этого дела, про автобус поразведать. Знаю я, как вы, стервятники газетные, на чужом горе нажиться хотите!

– У вас-то что за горе? – усмехнулась Эва. – Сами же говорили, что всех в этой библиотеке терпеть не можете!

– Точно, – неожиданно мирно согласилась уборщица и присела на перевернутое пластмассовое ведро, – но вот если ты со мной по-хорошему, то я тебе кое-что скажу.

– По-хорошему – это сколько? – спросила Эва.

– Пять тыщ! – выпалила уборщица.

– Да щас! – вскипела Эва. – Чтобы я неизвестно за что пять тысяч отдала? Я не дочь Рокфеллера и не племянница Билла Гейтса! Больше тысячи не могу!

– Да я за тысячу и двух слов не скажу! Ну, так и быть, четыре, но не меньше!

– Тетя, возьмите себя в руки! – воззвала Эва. – Я живу на зарплату. Так и быть, две! Или я ухожу!

– А ты попробуй выйди, – ехидно проговорила Марфа Михайловна. – В общем, так. Три с половиной, и точка!

– Ладно, только сначала две, а остальное – потом.

– Не бойся, не обману! – Уборщица засунула деньги в карман синего халата. – Значит, так. Примерно недели две назад все ушли, а я тут подзадержалась. Ну, потихоньку пыль вытираю, вдруг слышу – телефон блямкает. А я-то думала, что никого нету, а оказалось – она, Сеппиха, у себя в комнатушке сидит. И вот, слышу я разговор. Она спрашивает: «Это господин Там?»

– Там – это где? – не поняла Эва.

– Не там, а Там, – рассердилась уборщица, – зовут его так. Фамилия такая.

– Тамм, наверное. Может быть, даже Таамм.

– Ну да, я и говорю, Там. Значит, она и говорит этому Таму, что получила его письмо, потом замолчала, слушает. А потом и говорит, что все это как-то сомнительно. На что тот Там ее заверил, видно, что все точно как в аптеке, обиделся даже. Так она у него прощения попросила, извините, говорит, все это так неожиданно, не думала, мол, не гадала, про тот дом и думать забыла, наследства ни от кого не ждала. Потом еще послушала и говорит, что раз непременно нужно приехать, то она попробует выбить командировку, давно надо насчет этого самого Северянина с эстонскими коллегами пообщаться, вот она и совместит одно и другое. Вот я и говорю, что на государственный счет она по своему делу каталась, а эта выдра мне рот затыкает!

– Не отвлекайтесь, – посоветовала Эва, – время – деньги! – и пошуршала в кармане оставшимися купюрами.

– Да, так про разговор уже все, – призналась уборщица, – потому как у меня книжка упала, и Сеппиха сразу услышала.

Выскочила из кабинетика своего, меня увидела, перекосилась вся да и начала шипеть. Вы, говорит, чего это тут делаете? Вы, говорит, снова за старое принялись?

– А это она о чем? – оживилась Эва. – Что она имела в виду?

– Да ни о чем! – рассердилась Марфа Михайловна. – Ну, допустим, вынесла я пару-тройку книжек да продала на толкучке возле метро, кому от этого вред-то? Тут, в библиотеке, книжек этих хоть пруд пруди, никто и не заметит!

– Кто-то же заметил… – усмехнулась Эва.

– Змея эта Сеппиха. Тихая такая всегда, вежливая, а тут как начала орать! Я уж повинилась, каялась, слово давала, что больше – ни-ни. И тут снова мы с ней столкнулись! Она мне – кончилось терпенье, завтра же заведующую в известность поставлю о ваших художествах. А я тогда ей – да ради бога, ну уволят меня, не заплачу! А с голоду умирать стану – так пускай это на вашей совести будет! Мы люди простые, наследства нам никто не оставит!

– А она что?

– А она так попятилась, ах, вы еще и подслушиваете?

– А нечего, отвечаю, по служебному телефону личные дела обсуждать! Так, значит, припечатала и ушла. За мной, значит, последнее слово осталось. А на следующий день тут все завертелось, какая-то проверка на них нагрянула из Комитета по культуре, так что все заняты были, потом какой-то семинар, еще что-то, а потом она уехала в свою командировку. Три дня там пробыла, в Таллине этом, и вот…

– И все? – рассердилась Эва. – За такие деньги? Это смешно! Больше ни копейки не получишь!

– Ты не кипятись, ты слушай дальше. Значит, вызывают заведующую туда, – Марфа Михайловна подняла голову к потолку, – она прибежала сама не своя. Так, мол, и так, погибла наша Екатерина Генриховна, и болтать про это никому не нужно.

– Наша-то выдра, – скривилась уборщица, – больше всех разорялась: «Ах, как жаль, ах, какой была Сепп человек, ах, как же мы теперь без нее!» Портрет повесила в траурной рамке. А сама буквально через два дня подзывает меня и говорит, что переезжает в кабинет Сеппихи, у нее, дескать, вид из окна лучше и стол больше. И чтобы я быстренько тот стол от бумаг очистила. Вот как тебе это нравится? Человека еще не похоронили, а она уже его имущество на помойку выбрасывать вздумала! Нет, это не библиотека, а чистый гадючник, точно тебе говорю!

Эва постучала по циферблату часов.

– Ладно, я все научные бумаги сложила в коробку, а личные хотела на дачу отвезти на растопку. Там бумажки какие-то, открытки поздравительные, и вдруг вижу письмо. Конверт плотный, написано не по-нашему. И поняла я, что это то самое письмо, про которое Сеппиха по телефону говорила. Так вот за письмо с тебя остальные денежки.

Уборщица вытащила из кармана халата плотный белый конверт и помахала им перед Эвой.

– Набавить бы надо, но я – человек честный. За сколько подряжались, за столько и отдам.

Эва отдала деньги и вынула из конверта лист бумаги. Письмо было написано по-английски, она легко его прочитала.

«Уважаемая госпожа Сепп!

Настоящим письмом спешу уведомить Вас, что Вы являетесь первоочередным наследником участка земли и находящегося на нем дома в Эстонской Республике, в районе Копли, в непосредственной близости от Таллина. Прошу Вас в удобное для Вас время, однако не слишком задерживаясь, прибыть в Таллин в адвокатскую контору «Тамм и компаньоны» по адресу: улица Вене, дом 14.

С уважением и надеждой на скорейшую встречу Пауль Тамм, адвокат.

Список необходимых Вам документов прилагаю».

Внизу была красивая фигурная печать и подпись адвоката.

– Пауль Тамм, – пробормотала Эва, – фамилия, конечно, распространенная, однако…

Это сочетание имени и фамилии показалось ей знакомым.

Распрощавшись с ушлой и вороватой уборщицей, она вышла на улицу и позвонила бабушке Элле. На вопрос, знает ли бабушка адвоката Тамма, бабушка отреагировала предсказуемо:

– Детка, у тебя неприятности?

«Еще какие», – подумала Эва и тут же испугалась, что бабушка знает про автобус.

Хорошо, что она прислала бабушке эсэмэску сразу же, как только проснулась утром, не зная еще ничего про то, что автобус взорвался.

Так что про аварию бабушка, конечно, слышала, но не успела испугаться по поводу Эвы.

– Так насчет Тамма…

– Ну конечно, я его знаю, мы знакомы так давно, что уже и не вспомнить, сколько лет! – в бабушкином голосе проявились молодые нотки.

– Тогда выясни у него приватно… – Эва вкратце рассказала, что ей нужно узнать про наследство.

Бабушка Элла не стала спрашивать, для чего ей это нужно, она знала, что если можно, внучка сама потом все расскажет.

В небе светила полная луна, и в ее волшебном серебристом свете был виден каждый камень на дороге. Конь скакал быстро, и скоро к молодому всаднику вернулась уверенность в своих силах. Он с благодарностью думал о добром трактирщике, который вовремя предупредил его и дал свежего коня. Благодаря ему удастся выполнить волю дяди и спасти от королевских слуг священную реликвию ордена. Правда, его дорога лежала не в Лангедок, а в Бургундию, но сейчас главное – спастись от людей Филиппа Французского, а дальше рано загадывать. Орден тамплиеров велик и силен, он справится с гонениями и восстанет из пепла, как птица феникс…

За такими мыслями племянник старого храмовника отъехал далеко от гостеприимной таверны, когда на луну набежало облако. Дорога была теперь плохо видна, и конь поскакал медленнее, а потом и вовсе перешел на шаг. Впереди показались густые заросли, с обеих сторон окружавшие дорогу.

Молодой рыцарь насторожился. Он почувствовал разлитую в ночном воздухе угрозу.

До зарослей оставался десяток шагов, когда ночную тишину нарушил крик совы, донесшийся справа от дороги. Ему тотчас ответил другой, точно такой же крик слева.

Тревога наполнила сердце рыцаря. Он вгляделся в дорогу – и с трудом разглядел натянутую поперек нее толстую веревку, о которую неминуемо споткнулся бы его конь.

Рыцарь натянул поводья, остановив коня.

И в ту же секунду на дороге появился человек в черном плаще с капюшоном. В руках у него был короткий лук, за спиной виднелся колчан со стрелами.

– Извольте спешиться, милорд рыцарь! – проговорил он и положил стрелу на тетиву лука.

В это время луна снова выглянула из-за туч, и молодой дворянин разглядел лицо лучника. Это был тот самый поздний гость, который спал в таверне. Или делал вид, что спит.

– Освободите дорогу, сударь! – потребовал племянник тамплиера. – Освободите дорогу или отведаете моего меча!

Но тут же из зарослей донесся еще один голос – грубый и злобный:

– Тебе сказали – слезай с коня!

И рядом с первым появился второй молодчик – здоровенный детина, вооруженный суковатой дубинкой.

А еще через мгновение к двум первым присоединились еще двое – одноглазый старик с длинной пикой и коренастый парень с огромным топором.

Дворянин понял, что столкнулся с шайкой разбойников, каких немало развелось во владениях французского короля. Он повернул своего коня и ударил его пятками. Впрочем, умное животное не нуждалось в таком понукании – почуяв опасность, конь сам припустил назад, в сторону знакомой таверны.

Рыцарь привстал в стременах, вглядываясь в дорогу, но в это время над его головой с зловещим свистом пролетела стрела. Он пригнулся, припав к холке коня – но тут рядом с ним пролетела вторая стрела, а затем третья.

А потом он почувствовал сильный удар в спину и жгучую боль под лопаткой.

И понял, что его настигла стрела ночного разбойника.

Силы оставили молодого рыцаря. Он выронил поводья и привалился к луке седла, думая только о том, как бы не упасть с коня.

Умный конь скакал знакомой дорогой.

Сзади бежали разбойники, крича: «Держи его! Не дай ему уйти! Не дай ему унести распятие!»

Лучник выпустил еще несколько стрел, пытаясь ранить коня, но конь ускакал уже далеко, а луна снова скрылась за облаками, так что стрелы летели мимо цели.

Наконец разбойники отстали и остановились, мрачно переругиваясь и обвиняя друг друга в неудаче.

Почувствовав, что погоня отстала, конь перешел на шаг.

Он шел и шел, пока впереди не показался тусклый свет в одном из окон таверны.

Конь остановился у коновязи и тихо заржал.

Тут же со скрипом открылась дверь, и на пороге появился трактирщик. Он был в длинной домотканой рубахе и ночном колпаке – видимо, уже лег спать, но спал чутко и мгновенно проснулся, услышав конское ржание.

Увидев у коновязи знакомого коня, трактирщик всплеснул руками и подбежал к нему, приговаривая:

– Ваша милость, что же вы воротились? Того и гляди, приедут люди короля!

Тут он увидел всадника, без сил привалившегося к седельной луке. Он всплеснул руками и вгляделся в него. Увидев кровь на плаще, ощупал его и нашел торчащую из спины стрелу.

– Ох, милорд, горе-то какое! – запричитал он.

Однако причитания не мешали ему заниматься делом: он вытащил полуживого рыцаря из седла, взвалил его на спину и потащил к дому. Звать на подмогу слуг он не стал, верно рассудив, что тайну гораздо легче сохранить, если в нее посвящен только один человек.

Молодой рыцарь был не слишком тяжел, а трактирщик, несмотря на возраст, крепок и силен, поэтому он без труда дотащил раненого до таверны. Но он не понес его в спальню. Вместо этого откинул люк позади трактирной стойки и, тяжело дыша, с неподвижным телом на плече спустился в винный подвал.

Здесь он прошел мимо бочек с вином в самый дальний угол. Там, положив раненого на пол, он откатил темный, тяжелый бочонок. В стене за этим бочонком оказалась неприметная низенькая дверца. Трактирщик отворил эту дверцу и пронес раненого рыцаря в скрытую за ней потайную комнату.

Здесь он уложил его лицом вниз на лавку, разрезал одежду на спине и резким движением выдернул стрелу.

Рыцарь вскрикнул от боли.

– Потерпите, ваша милость… – проговорил трактирщик. Он обмыл рану водой и забинтовал ее чистым холстом.

Молодой дворянин пришел в себя. Он открыл глаза и спросил слабым голосом:

– Где я?

– Вы у друзей, – ответил трактирщик, укладывая его поудобнее.

В глазах рыцаря появилось осмысленное выражение.

– Это вы, мой друг! – проговорил он с облегчением. – Слава богу, что мне удалось добраться до вас…

– Это конь принес вас. На редкость умное создание!

– Я наткнулся на шайку ночных разбойников. Видно, они подстерегали меня. Умный конь унес меня от них, но стрела разбойника настигла меня. И я не смог выполнить дядино поручение… и теперь уж, наверное, не смогу.

– Не огорчайтесь, ваша милость, вы выздоровеете и доведете свое дело до конца.

– Нет, мой добрый друг, я чувствую, что мне уже не суждено подняться. Смерть стоит у моего изголовья, я вижу ее взгляд, чувствую ее дыхание. Я не боюсь ее, но огорчен тем, что не смог выполнить дядино поручение. Дядя доверил мне одну из величайших реликвий нашего ордена. Вы облегчили бы мою душу, если бы пообещали сохранить ее, а если представится такая возможность – передать кому-нибудь из уцелевших вождей тамплиеров.

– Это великая честь для меня, но я уверен, что вы выздоровеете и выполните сами поручение милорда де Леннуа…

– Постойте, друг мой, ничего не говорите. Достаньте пока то, что спрятано у меня под камзолом. Сам я не могу это сделать, ибо силы покидают меня.

Ничего не говоря, трактирщик запустил руку за пазуху рыцаря и извлек оттуда замшевый мешочек.

Он развязал этот мешочек – и тесная комната наполнилась неземным благоуханием. Такое благоухание, должно быть, испускали цветы райского сада. В то же время в комнате стало светлее, как будто луч полуденного солнца проник в погреб под таверной.

В мешочке было распятие из темного дерева, украшенного тонкой резьбой, с вставленными в него драгоценными камнями.

Четыре камня, вставленные по концам креста, были темно-синими, как южное море, пятый же, тот, что в центре – прозрачный, как чистая вода, только в глубине его мерцало и пульсировало, как живое, красное пятнышко.

– Этот крест – великая святыня… – пролепетал юноша слабеющим голосом. – Он вырезан самим святым Иосифом из частицы Животворящего Креста, на котором принял мученическую смерть Спаситель, а в том камне, что находится в центре распятия, заключена капля крови Господней…

Трактирщик забормотал молитву.

– Обещай мне, друг мой, – продолжил юноша едва слышно, – обещай, что сбережешь эту реликвию.

– Клянусь спасением души!

Лицо молодого рыцаря разгладилось, как будто с души его свалился тяжкий камень.

– Теперь я могу спокойно умереть! – проговорил он.

– Милорд, вам ли в ваши годы говорить о смерти? – возразил ему трактирщик – но по телу юноши пробежала судорога, и он перестал дышать.

В Таллине, в самом сердце старого города, на улице Пикк, расположено кафе, которое работает на одном и том же месте больше ста лет. Черно-белые плитки пола, темное дерево стенных панелей, приглушенный свет светильников, запах корицы и марципана создают тот особенный европейский уют, который привлекает в это кафе старожилов. Каждое утро разносчик приносит в кафе свежие газеты, и официанты вкладывают их в специальные деревянные рамки, чтобы посетители могли читать их, держа в одной руке.

В это кафе поздним утром вошла элегантная пожилая дама в строгом темно-сером костюме и с нездоровым лицом, бледность которого оттеняла кремовая блузка, сколотая под горлом старинной брошью с камеей. Не останавливаясь в дверях, она проследовала в дальний угол кафе, где за столиком на двоих сидел элегантный пожилой господин с густой гривой серебряных волос и круглыми совиными глазами за толстыми стеклами очков.

Господин привстал, поцеловал даме руку и проговорил низким бархатным голосом:

– Прекрасно выглядишь, Элла!

– Ты мне льстишь, Пауль. Не старайся – я знаю, что выгляжу не лучшим образом. А вот ты и правда неплохо выглядишь.

– А ведь наша жизнь могла сложиться совсем по-другому, если бы тогда, сорок лет назад…

– Пауль, зачем ворошить прошлое? – Дама похлопала собеседника по руке. – Жизнь прожита, и прожита неплохо. И никто не знает, что было бы, если бы… давай радоваться тому, что осталось. Тем более что осталось совсем немного.

– Да, ты права… кажется, ты о чем-то собиралась поговорить?

– Да, только сначала давай закажем кофе. Такой кофе, как здесь, не подают больше нигде.

Рядом с ними тут же материализовалась официантка и приняла заказ – две чашки кофе с корицей и кардамоном и две рюмочки ликера «Вана Таллин».

– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – напомнил Пауль, сделав первый глоток ароматного кофе.

– Пауль, ты помнишь те вечера, которые мы проводили в «Тихом приюте»?

– В доме Карла Руммо? Как я могу их забыть! Мы были молоды, жизнь казалась бесконечной…

– А кому сейчас принадлежит этот дом?

Пауль быстро взглянул на свою собеседницу.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Ох уж эти адвокаты! Никогда не могут просто ответить – сразу задают встречный вопрос!

– Ладно, извини… ты же знаешь, после провозглашения независимости дома в городе стали возвращать прежним владельцам. «Тихий приют» вернули Карлу, но он не успел этому порадоваться – он умер в прошлом году, не оставив прямых наследников.

– Так кому же теперь достанется дом?

Пауль молчал, и женщина снова похлопала его по руке:

– Я же знаю, что ты занимался всеми делами Карла. Так что ты должен это знать.

– Элла, но это профессиональная тайна…

– Не такая уж это тайна! Весь город что-то знает, а ты делаешь круглые глаза, как старый филин…

– Ну, не такой уж старый…

– Ну, хорошо, как пожилой филин. Или, если хочешь, как филин преклонного возраста. Расскажи, Пауль, расскажи, мне очень нужно это знать!

– Ну… после смерти Карла дом должна была унаследовать его племянница – Екатерина Сепп… она живет… то есть жила в Петербурге, и я написал ей, попросил приехать, чтобы уладить формальности.

– Племянница? Кажется, я помню… такая маленькая девочка с двумя косичками… ей тогда было лет шесть или восемь… она ходила за тобой хвостом, все просила рассказать сказку…

– Да, – смущенно рассмеялся адвокат, – я ей очень нравился… И если бы в тот раз мне не пришлось заниматься ею, то мы с тобой…

– Ты сказал – жила? – его собеседница решила уйти от скользкой темы.

– Да, к сожалению… она приехала, мы с ней переговорили, и я начал процедуру оформления наследства, но на обратном пути в Петербург госпожа Сепп погибла. Автобус, в котором она ехала, взорвали.

– Ужасное несчастье! Я читала об этом.

Дама прикрыла глаза, чтобы ее собеседник профессиональным взглядом не обнаружил ее особенного интереса к этому делу. Чего не сделаешь ради любимой внучки!

– Да, несчастье…

– Но кто же теперь унаследует «Тихий приют»?

Адвокат замолчал, на его лицо набежала тень.

– Пауль, прошу тебя, это не праздный интерес! Мне действительно очень нужно это знать.

– Хорошо… в знак старой дружбы… надеюсь, ты не будешь болтать об этом направо и налево.

– Ты меня знаешь, Пауль, я никогда не была болтлива.

– Это правда. Что ж… после смерти госпожи Сепп единственным наследником остается некий Василий Кучинский, то ли двоюродный, то ли троюродный племянник покойного Карла.

– Ты уже общался с ним?

– Лично пока не встречался, но навел о нем справки. И честно говоря – все отзываются о нем не лучшим образом. Но это не мое дело – я должен сделать все, чтобы у «Тихого приюта» появился законный хозяин. Тем более что на него уже есть покупатели.

– Покупатели? – переспросила женщина.

– Ну да, крупный шведский концерн хочет купить дом вместе с участком, чтобы построить на его месте бизнес-центр. Ты же понимаешь – большой участок на таком хорошем месте…

– Значит, «Тихий приют» снесут?

– К сожалению, это неизбежно. Дом не имеет исторической ценности, его ценим только мы – те, кто бывал в нем в те давние годы, те, для кого с ним связаны дорогие воспоминания…

– Что ж, ты прав. Время идет, жизнь меняется, и бесполезно пытаться остановить эти перемены. Это то же самое, что пытаться остановить разогнавшийся поезд.

Бабушка перезвонила Эве тотчас же, как только явилась домой после встречи с адвокатом, и изложила все, что ей удалось узнать.

– Детка, тебе это поможет?

– Разумеется, спасибо тебе огромное!

– Будь осторожна, – помолчав, сказала бабушка, – видишь ли, Пауль не назвал мне точную цифру того, что предлагают шведы за участок, но деньги очень большие.

– Я поняла, – так же осторожно ответила Эва, – не беспокойся, я не одна.

Теперь следовало срочно звонить Лиле, что Эва и сделала незамедлительно.

– Ты меня еще не забыла?

– Да помню я, помню, тут, понимаешь, такое дело… – Лиля запыхалась, – все собираюсь тебе сказать…

– Если помнишь, то у меня срочная просьба, выясни по своим каналам все про некоего Василия Кучинского. Год рождения примерно семьдесят пятый – семьдесят восьмой, место рождения не знаю, живет сейчас в Петербурге.

– Ну, ничего себе, да таких, может, сотня! Хоть отчество скажи!

– Не знаю, – отмахнулась Эва, – ты же профи, вот и расстарайся! Извини, у меня звонок по другой линии.

Звонил Федя, но Эва его звонок сбросила.

На этот раз Лиля назначила встречу в холле кинотеатра. Здесь немногочисленные зрители дожидались начала сеанса и могли скоротать время за чашкой чая или кофе.

Эва увидела ее издалека – Лиля сидела за столиком, перед ней стояла большая чашка кофе и лежал электронный планшет. Сегодня она была, надо думать, в своем обычном виде – худощавая подтянутая женщина, одетая подчеркнуто просто, но аккуратно. Стиль спортивный, стрижка самая обычная, минимум косметики.

– Извини за такое место встречи, – сказала Лиля после обмена приветствиями, – понимаешь, шеф взвалил на меня новое дело, а про тебя словно забыл. Про тебя и свое обещание. Ну, с ним всегда так, теперь больше ни о чем слышать не желает, в новом деле по уши сидит. Но я помню, что многим тебе обязана, и постараюсь…

– Можешь не объяснять. Лучше скажи – удалось тебе что-нибудь узнать про этого Кучинского?

– Удалось. – Лиля включила планшет, открыла текстовую страницу и прочитала: – Родился в Таллине сорок два года назад, перебрался в Петербург, служил в армии…

– Может быть, не нужно так подробно? Ты бы еще детский сад упомянула!

– Нет, насчет службы в армии – это важно, потому что служил он в элитной десантной части, и как ты думаешь, какой была его военная специализация?

– Не собираюсь гадать. Мы же не в викторину играем!

– Не в викторину. Но его специализация была – подрывник. Он занимался взрывными устройствами.

– Это интересно, но еще ничего не доказывает…

– Ты права, не доказывает. После армии он окончил химико-технологический институт, защитил диплом – опять же по теме «Применение в строительстве направленных взрывов большой мощности». После окончания института сменил несколько мест работы, в последнее время работает в Институте прикладной химии, и как ты думаешь, в каком отделе?

– Взрывчатых веществ?

– Совершенно верно!

– Но это опять же ничего не доказывает.

– Слушай, что ты как на суде, в самом деле! – возмутилась Лиля. – Тебе нужно это дело прояснить, так не повторяй как попугай!

– Да потому что если я с этими сведениями сунусь в ту серьезную организацию, они меня просто подальше пошлют! Старушку убили из-за наследства, это же какая-то Агата Кристи получается!

– Сама говорила, что деньги там большие, что не просто старый дом и участок заросший, шведский концерн покупает.

– Это бабушка говорила, не могу же я ее в свидетели звать! Опять же этот ее адвокат от всего отопрется, да они вообще граждане другой страны! Ой, как-то все не складывается…

– Хорошо. Давай подойдем к делу с другой стороны.

– Это с какой же?

– Я взломала сайт транспортной компании, которая занимается пассажирскими перевозками из Таллина в Петербург и обратно. Это было достаточно легко. Нашла полный список пассажиров, выехавших из Таллина вместе с тобой. Затем раздобыла полный список тех, кто был в автобусе в момент взрыва – тех, кто выжил, тех, кто погиб или пострадал…

– И где же ты нашла этот список?

– Тебе этого лучше не знать. Могу только сказать, что это было гораздо труднее. Но важно не это. Во втором списке не было одного человека, некоего Платона Крохалева.

– Ну да, был какой-то мужчина, который вышел в Кингисеппе. Еще шумел насчет чемодана. С водителем поругался – он якобы его предупреждал, что выходит в Кингисеппе, а водитель нарочно его чемодан в самый угол задвинул…

– Верно. Вот я и заинтересовалась этим Крохалевым. Запустила программу персонального поиска, попыталась узнать, кто он такой, где живет и чем занимается – но не нашла его ни в одной базе данных. У этого Крохалева не оказалось ни собственного жилья, ни машины, ни мобильного телефона…

– Что это еще за человек-невидимка?

– Тогда я расширила поиск, проверила более ранние записи – и в конце концов нашла эту фамилию. Как ты думаешь, где?

– Ну, опять ты за свое! Говори уж!

– Я нашла его в базе данных Серафимовского кладбища.

– Он что – могильщик?

– Нет, покойник. Он похоронен на Серафимовском кладбище двенадцать лет назад.

– Как это?

– А вот так.

– То есть… кто-то ехал на автобусе по паспорту покойника?

– Именно.

– Вот черт! Так что и эта нитка, получается, оборвалась?

– Может быть, да. А может быть, и нет.

Лиля достала из своей папки фотографию и положила ее на стол перед Эвой:

– Тебе знакомо это лицо?

Эва пригляделась к фотографии.

Это был мужчина лет сорока с близко посаженными глазами, густыми темными бровями и немного искривленным носом.

И тут она вспомнила тот роковой день, вспомнила, как автобус ненадолго остановился в Кингисеппе и один из пассажиров вышел из него… А до этого скандал устроил, все чемоданы передвинул.

– Это Крохалев! – проговорила она уверенно. – То есть это тот человек, который сел в автобус в Таллине и сошел в Кингисеппе.

– Бинго! – воскликнула Лиля. – Знаешь, подруга, кто это на самом деле?

– Ну вот опять ты за свое!

– Извини, извини! Но это – Василий Кучинский.

– Правда? Тот самый загадочный наследник таллинской недвижимости?

– И специалист по взрывчатым веществам! Это я тебе его фотографию из личного дела показала.

– А вот это уже серьезно!

– Еще как серьезно. Настолько серьезно, что я связалась со своим старым знакомым в очень серьезной организации…

– Той самой? – встрепенулась Эва.

– Именно той самой. Направили меня в отдел, который занимается расследованием взрыва, и передала я им всю добытую информацию.

– Со следователем Семибояровым виделась? – полюбопытствовала Эва.

– Не пришлось, там и без него народу хватает. И заодно узнала я, что они со своей стороны тоже вышли на Кучинского.

– Да ну? Каким же способом?

– В их лаборатории исследовали следы взрывчатого вещества, оставшиеся в автобусе, провели его спектральный анализ и выяснили, что это вещество однозначно совпадает с веществом, разработанным в Институте прикладной химии. Провели там проверку и узнали, что реальное количество наличной взрывчатки не соответствует документам. То есть часть взрывчатки похищена. И доступ к этой взрывчатке имел в первую очередь… как ты думаешь, кто?

– Опять ты за свое? Ну ладно, допустим, Кучинский.

– Именно он! Так что он стал главным подозреваемым…

– Слава богу, вместо меня.

– Именно. У них была только одна проблема. У Кучинского была возможность достать взрывчатку, но не было мотива. А теперь, после того что ты узнала в Таллине, мотив появился. То есть мы с тобой принесли им этот мотив на блюдечке!

– Ну, слава богу! Опять же бабушке Элле спасибо!

– Так что теперь жди – следователь тебя в ближайшие дни снова пригласит, но уже не в качестве подозреваемой, а для того, чтобы сообщить, что дело закрыто.

– Лучше бы вообще больше его не видеть, но если уж никак нельзя – пусть будет так… Ну надо же, какая сволочь этот Кучинский, из-за наследства не только старуху, но и еще сколько народа угробил! А он хоть признался?

– За это не беспокойся, уж допросы они проводить умеют. Тем более что доказательства налицо.

Лиля как в воду глядела, через два дня пришла повестка, где было написано, что Эве надлежит явиться к следователю Семибоярову в такое-то время.

Эти два дня Эва провела на работе, стараясь нагнать упущенное. Начальник снял ее с важного проекта, заставил заканчивать старые дела и долго качал головой, сомневаясь, можно ли ей поручить что-то новое.

– Вы, Стрижева, – человек ненадежный, – вздыхал он, а Эва прижимала руки к сердцу и клялась, что она никогда, ну больше никогда и ни за что, и что он может всегда на нее положиться.

Светка Милашкина, застав их в кабинете за такой беседой, долго смеялась, ну, Эвка, ты прямо артистка… А злыдня Леонида Павловна не преминула высказаться в том смысле, что у некоторых ни стыда ни совести. Знают, что на работе завал, а сами норовят свалить все на других.

– Как, опять? – ахнул начальник, когда на его вопрос, куда это она собралась, Эва сказала, что по государственному делу.

– Да сколько можно! – начальник никогда не повышал голоса, но тут не выдержал.

Эва молча показала ему повестку, и он тут же захлопнул рот. И она подумала, что иногда неплохо иметь дело с такой серьезной организацией, по крайней мере, начальник не сможет ее уволить.

Леонида Павловна, собиравшаяся высказаться, тут же притихла в углу.

И вот Эва снова стояла перед мрачным зданием из серого камня – но на этот раз поджилки у нее не тряслись. После разговора с Лилей она чувствовала себя гораздо увереннее.

Толкнув тяжелую дверь, она вошла в прохладный просторный вестибюль.

– Пропуск! – строго потребовал вахтер – тот же самый, что прошлый раз, или похожий на него как две капли воды.

– Повестка! – спокойно ответила Эва и показала ему желтоватый листочек.

– Триста восемнадцатая комната!

На этот раз Эва никуда не заходила, она сразу поднялась на третий этаж и подошла к двери кабинета.

Постучала уверенно, и тут же из-за двери донесся голос:

– Войдите.

Эва толкнула дверь и вошла в приемную.

За столом с компьютером и несколькими телефонами сидела секретарша – совсем не та, что прежде.

Эта была старше, к сорока годам, почти без макияжа и с вполне вменяемым лицом. Видно, ту, прежнюю, болтушку Рыжикову все же уволили. «А вот не будешь больше язык распускать», – подумала Эва.

– У вас повестка? – спросила секретарша вполне доброжелательным тоном, без всякого административного восторга.

– Да, к Семибоярову. – Эва показала женщине свою повестку.

– Одну минуточку, сейчас я ему сообщу.

Секретарша сняла трубку с одного из телефонов и негромко проговорила:

– Артур Альбертович, к вам пришла гражданка Стрижева.

Выслушав ответ, она положила трубку на рычаг и приветливо проговорила:

– Проходите, пожалуйста!

Эва толкнула знакомую дверь и снова оказалась в полутемном кабинете.

Она испытала то чувство, которое французы называют дежавю. Чувство, что происходящее сейчас уже происходило с ней прежде, что она уже пережила когда-то эту самую минуту.

Как и прошлый раз, на окне была задернута плотная темно-зеленая штора, отчего все вокруг казалось зеленоватым, как в подводном царстве. И сидевший за столом следователь Семибояров выглядел повелителем этого царства, проще говоря – водяным.

На этот раз на столе было гораздо больше бумаг. В остальном ничего в этом кабинете не изменилось.

– Присаживайтесь, – проговорил следователь, показав на единственный стул.

Следователь посмотрел на нее своими красными воспаленными глазами и проговорил:

– Ну, здравствуйте, Эва Эдуардовна!

Эва подумала, что то, что он обращается к ней по имени-отчеству – хороший признак. А впрочем, у них ведь не поймешь.

– Здравствуйте! – ответила она сдержанно.

И тут случилось такое, чего она никак не ожидала. Такое, что она считала просто невозможным. На бледном, с зеленоватым отливом лице следователя Семибоярова появилась улыбка.

Конечно, это была бледная, чуть заметная улыбка, скорее даже тень улыбки, как называется знаменитый фокстрот – а чего еще можно было ожидать в этом подводном царстве?

– А я ведь вас подозревал! – проговорил следователь, смахнув со своего лица улыбку, как смахивают крошки со стола.

– Подозревали? – переспросила Эва, как будто это стало для нее открытием.

– Подозревал, подозревал! Все ведь говорило против вас! И то, что вы отстали от автобуса, и то, как вели себя во время допроса, и полицейский, который вас якобы задержал…

– Что значит – якобы? И, думаете, я не знаю, что вы назначили меня в подозреваемые, даже слежку за мной пустили!

Эва тут же пожалела о вырвавшихся словах, но Семибояров заметно удивился:

– Какую слежку? Не знаю, о чем вы говорите. Никто за вами не следил!

– Да конечно! А то я не видела тех двоих! В костюмах, стрижки одинаковые, морды, как в кино, да их слепой и то заметит!

– Морды? – переспросил Семибояров. – В костюмах, говорите? Эва Эдуардовна, да вы за кого нас держите-то? Вы что же думаете, мы и слежку нормальную организовать не сумеем? Да у меня такие агенты есть, рядом будет сидеть – и то вы его не заметите! Каждый шаг фигуранта отследят, мысли прочитают!

Семибояров помолчал и добавил более спокойно:

– Конечно, только в том случае, если это будет необходимо. Что касается вас, Эва Эдуардовна, то никакой слежки не было. Это, знаете ли, удовольствие не из дешевых, так что зря государственные деньги мы тратить не намерены.

У Эвы в голове мелькнула какая-то мысль, но она решила, что разберется с ней потом, а пока нужно как-то выходить из создавшейся ситуации.

– Простите, наверно, мне показалось, – смущенно призналась она, – понимаете, нервничала я очень, боялась. Такой стресс, такая нервная нагрузка…

– Ладно, но впредь выбирайте выражения, Эва Эдуардовна! В любом случае мы теперь нашли настоящего преступника, он уже сознался и скоро понесет наказание.

– Сознался? – переспросила Эва, чувствуя, как огромный камень сваливается с ее души.

– Сознался, под грузом неопровержимых улик. Он пытался предъявить нам фальшивое алиби, но оно рассыпалось как карточный домик, а самое главное – его уверенно опознали уцелевшие пассажиры автобуса.

– Значит, я свободна от всяких обвинений?

– Свободны, свободны! Только одно… – на лице следователя снова появилась улыбка, но совсем другая – хитрая и заговорщицкая. – Только одно, Эва Эдуардовна. Признайтесь – у вас ведь был чемодан? Коричневый кожаный чемодан?

– Нет, – твердо отрезала Эва, – не было.

– Не было? Да признайтесь уж, это ведь теперь ничего не меняет, вы все равно вне подозрения. Мне просто этот клочок коричневой кожи не дает покоя.

– У меня не было чемодана, только сумка, которая лежала на багажной полке.

Эва решила, что не будет менять показаний. Кто их знает, какие у них тут порядки, еще привяжется этот Семибояров.

– Понимаете, он же не мог оставить свой чемодан, это вызвало бы подозрения. Поэтому он нарочно стал передвигать багаж, чтобы незаметно положить взрывчатку в чужой чемодан. И признался, что положил ее в коричневый кожаный дорогой чемодан. Чей это чемодан – он не знает. Так что все выяснилось, хозяйка чемодана не несет ответственности за взрыв. Так что – был у вас чемодан?

– Нет, – Эва вспомнила о своих эстонских корнях и сделала непроницаемое лицо, – у меня была только сумка.

– Только сумка? – улыбка следователя выцвела и сошла на нет. – Вот эта?

Он запустил руку под стол и жестом фокусника выудил оттуда синюю дорожную сумку. Сумка здорово обгорела, но ее еще вполне можно было узнать.

– Ваша?

– Моя, – так же лаконично ответила Эва.

– Хорошо, тогда распишитесь вот здесь – что вы получили свои вещи из хранилища вещественных доказательств.

Он положил на стол перед Эвой разграфленный бланк и показал строчку, в которой нужно расписаться. Эва прочитала – дорожная сумка синего цвета, обгорелая – и поставила свою подпись. Следователь убрал бланк в ящик стола и придвинул к ней сумку.

Только теперь Эва как следует разглядела ее.

Обгорелая, с глубокими, обугленными по краям разрезами, с оторванным углом…

При виде этой сумки Эва представила, какой ужасной участи она избежала – и на мгновение у нее перехватило дыхание.

– Что с вами, Эва Эдуардовна? – удивленно проговорил следователь. – Вы так побледнели… может быть, вам накапать валерьянки?

– Нет, спасибо, не нужно, здесь просто душно… я выйду на улицу, и все пройдет…

– Ну, смотрите! – Семибояров придвинул к себе повестку и хотел уже подписать ее, но в последний момент ручка повисла в воздухе. – Кстати, Эва Эдуардовна, вас интересует, кто же тот настоящий преступник? Тот, кто взорвал автобус?

Эва все это уже давно знала, но не хотела в этом признаваться. Кроме того, она чувствовала, что Семибоярову очень хочется показать ей свою информированность.

– Конечно, я хотела бы это узнать. Но это, наверное… как это называется? Тайна следствия?

– Да, конечно! – на лице Семибоярова проступило чувство собственной значимости. – Конечно, эта информация не для широкого пользования, но следствие фактически закончено, а вы были так глубоко затянуты в это дело, что имеете право знать его подоплеку…

Следователь набрал полную грудь воздуха и продолжил:

– Видите ли, в Эстонии действует закон, по которому все национализированные в свое время культурные ценности и вся недвижимость возвращается прежним владельцам – тем, кому она принадлежала до войны, точнее – до присоединения Эстонии к Советскому Союзу. Так вот, значительный участок земли на берегу моря и стоящий на нем старинный дом унаследовала старушка-библиотекарь, которая ехала в том злополучном автобусе. Она была ближайшей родственницей покойного владельца. А следующим по степени родства, то есть следующим по порядку наследования был некий господин Кучинский.

Следователь сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность своих слов.

– Этот Кучинский – специалист по взрывчатым веществам, и он решил, как говорится, не ждать милости от природы и собственноручно подправить порядок наследования. По чужому паспорту он сел в автобус, заложил в багажное отделение бомбу с таким расчетом, чтобы погибла старушка-наследница, а сам вышел на остановке в Кингисеппе.

– Я помню мужчину, который там вышел… он еще поднял шум из-за багажа…

– Не только вы его запомнили. Несколько выживших пассажиров автобуса опознали Кучинского по фотографии. После этого опознания ему уже ничего не оставалось, как признаться в содеянном.

– Какой ужас! – вполне искренне воскликнула Эва. – Значит, он убил несколько человек, чтобы получить какой-то старый дом?

– Собственно говоря, дело не в старом доме, а в участке земли, на котором этот дом стоит. На этом месте крупная шведская компания собирается строить торговый центр, и владельцу участка выплатят большую компенсацию. Очень большую. Но сути дела это не меняет – Кучинский устроил взрыв, в котором погибло несколько человек, чтобы убийство старушки прошло незамеченным.

Эва уже знала все, что ей рассказывает следователь, но не стала его разочаровывать.

– На что он рассчитывал? – пробормотала Эва. – Ведь его запомнили…

– Ну, у меня сложилось впечатление, что этот Кучинский вообще небольшого ума… – усмехнулся Семибояров, – и он думал, что все тут дураки и работать не умеют. Ан нет, ошибся он, раскрыли мы это дело!

«Ага, если бы не мы с Лилей, долго бы еще копошились», – подумала Эва и постаралась, чтобы эта мысль не отразилась у нее на лице.

– Что делает с людьми жадность! – проговорил Семибояров значительно, наконец, подписал повестку и отдал Эве. – Ну что ж, удачного вам дня!

Выйдя из мрачного здания, Эва на мгновение ослепла – таким ярким показалось ей летнее солнце после тускло-зеленого полумрака кабинета следователя.

Неприятности остались позади, и ей захотелось как-то это отметить.

Единственное, что ее сейчас смущало – это рваная и обгорелая сумка в руках. С такой сумкой не пойдешь в приличное место, с ней и по улице-то неудобно ходить, вон уже прохожие косятся.

Эва подошла к первому попавшемуся киоску, купила там яркий пакет и спрятала в него сумку.

В это время зазвонил ее телефон. Эва взглянула на дисплей и узнала номер Лили.

– Ну что – разобралась со следователем?

– Да, все в порядке, спасибо тебе!

– Да мне-то за что… кстати, хотела тебе рассказать одну вещь… это может быть важно.

– Ну так рассказывай.

– Это не телефонный разговор.

В интонации Лили была какая-то напряженность. Эве казалось, что все ее неприятности позади, что все плохое закончилось, ей не хотелось снова вспоминать минувшие трагические события, но она не могла просто отмахнуться от Лили.

– Я сейчас на Литейном проспекте, – сказала она, – хочу зайти куда-нибудь перекусить. Ты далеко?

– Нет, могу подъехать через пятнадцать минут.

– Хорошо, тогда приходи в ресторан «Артемон», – Эва увидела на другой стороне проспекта яркую вывеску. – Поедим, и ты мне все расскажешь. Я угощаю.

Лиля отключилась.

Эва перешла проспект, зашла в ресторан, на вывеске которого кудрявый черный пудель с бантом на шее с большим аппетитом поглощал спагетти.

Девушка-метрдотель в ярком нарядном платье проводила ее к столику на двоих. Эва села спиной к стене, так, чтобы видеть вход в ресторан, заказала бокал вина, чтобы отметить благополучное завершение следствия, и тарелку итальянских бутербродов-брускетт, чтобы не скучать в ожидании Лили.

Вино было легкое и ароматное, брускетты с запеченными баклажанами и домашним сыром просто таяли во рту, и настроение у Эвы было превосходное.

Правда, где-то в дальнем уголке сознания темнело облачко – ее беспокоили слова Лили, точнее даже не слова, а интонация, с которой они были произнесены.

Она уже прикончила вино, когда к столику подошла Лиля.

– Привет! – оживилась Эва. – Выпьешь чего-нибудь?

– Нет, я за рулем. Разве что кофе.

Лиля сделала заказ. Как только официантка отошла от стола, Эва спросила:

– Ну и что ты хотела мне рассказать? Вроде с автобусом все ясно, подрывник арестован, с меня сняты все обвинения…

– Это так, но меня с самого начала очень беспокоили две вещи, не вписывающиеся в общую картину. Полицейский Черемыкин и та женщина, которая села на твое место.

Настроение у Эвы тут же испортилось.

Она и сама понимала, что липовый полицейский с напарницей не вписываются в картину преступления. Они никак не связаны с убийством старушки-наследницы. Кто и зачем нанял их? Кому понадобилось задержать Эву на стоянке?

Кучинскому – чтобы свалить на нее взрыв? Как-то это слишком сложно и надуманно.

И тогда кто та женщина, которая села на ее место? Наверняка она не села бы в автобус, если бы знала о взрыве.

– Ее так и не опознали? – спросила Эва.

– Официально – нет.

– Что значит – официально?

– Документов при ней не было, и она так обгорела, что не удалось найти ни одного целого отпечатка пальцев. А без отпечатков – какое уж тут опознание?

– Но? – проговорила Эва. – Я чувствую по твоей интонации, что есть какое-то «но».

– Ты права. У меня есть знакомый в институте судебной экспертизы. Лучший эксперт-криминалист в стране. И мне удалось уговорить его поработать с останками той женщины. И ему удалось кое-что сделать. Кожи на пальцах действительно не осталось, но он нашел частичный отпечаток большого пальца на подлокотнике кресла. Этот отпечаток чудом уцелел, потому что оказался не на линии взрыва. Судя по его расположению, это мог быть только ее отпечаток. Мы пропустили этот отпечаток через большую базу данных – и…

– И что? Не тяни уже!

– И нашли совпадение. Эта дамочка давно, еще в юности, засветилась – всего лишь нарушила правила перехода улицы, но начала скандалить, и ее для острастки подержали часок в «обезьяннике», и заодно уж сняли отпечатки пальцев.

– Зачем?

– Не знаю, попугать хотели, наверно. У нее небось штраф требовали, а она платить не хотела. Или нечем было. В общем, в базе ее отпечатки остались.

Так что нам удалось установить ее личность.

– И кто же она?

– А вот тут начинается самое интересное. Эта юная нарушительница порядка выросла, и теперь она известна как Василиса Ковалева, она же – Василиса Премудрая…

– Хорошее прозвище!

– И очень подходящее. Василиса – известный в определенных кругах специалист по кражам и мошенничеству, связанному с произведениями искусства и старинными артефактами. Но все, что о ней известно – на уровне слухов и сплетен, она ни разу не оставила следов, ни разу не попала в руки полиции, ни разу не была не только осуждена, но даже задержана, поэтому те отпечатки пальцев, которые сняли у нее по малолетке, – единственные.

Но каждый раз, когда похищали какой-нибудь ценный артефакт – Василиса непременно была где-то рядом.

Семь лет назад у одного московского коллекционера украли средневековый церемониальный меч японского императора. Квартира коллекционера охранялась прекрасно, и как проник в нее вор – осталось загадкой. Но за неделю до кражи жена коллекционера познакомилась в театре с интеллигентной молодой женщиной, в которой по описанию узнали Василису.

Или четыре года назад из одного провинциального музея пропала картина Моне, которую подарил этому музею миллионер, родившийся в том городе. И опять же – за неделю до кражи в музее была посетительница, удивительно похожая на Василису.

А вот – посмотри – открытие выставки средневековой японской керамики… – Лиля включила планшет и показала фотографию музейного зала. На снимке были видны стенды с экспонатами и оживленные посетители.

– На второй день с этой выставки пропала ваза четырнадцатого века, совершенно умопомрачительной ценности. А здесь – фото первого дня, и кого мы видим среди посетителей?

– Опять ты за свое! – возмутилась Эва. – Говори уже!

– Вот она, наша Василиса! – Лиля показала черенком чайной ложки на высокую девушку в углу зала. – Видишь – она действительно немного похожа на тебя.

Но Эва разглядывала не мошенницу.

Она смотрела на мужчину, который стоял рядом с ней.

– А это кто? – спросила она Лилю.

– Кто? – та внимательно пригляделась к мужчине на снимке. – Не знаю. Никогда его не видела.

На фотографии рядом с Василисой был Федя. Тот самый независимый журналист, который крутился вокруг Эвы после взрыва автобуса. Тот самый, который познакомился с ней при весьма странных обстоятельствах. Пристал к ней с вопросами, вот как обычный журналист мог узнать, что она отстала от автобуса? И Эва послала бы его подальше, если бы не налетели на него те двое, как она думала тогда, из серьезной организации и не набили бы ему вульгарно морду. И ушли, а она стала возиться с этим Федей, так они познакомились.

Но ведь сказал же ей буквально только что следователь Семибояров, что не было за ней никакой слежки! И в данном случае Эва ему верит – зачем ему врать, Эва его больше не интересует. Значит, этот самый Федя-Редя, который, возможно, вовсе и не Федя, специально нанял тех двоих, чтобы они его побили на глазах у Эвы, чтобы она, как полная дура, стала его жалеть.

Так что же получается? Выходит, никакой он не журналист, а мошенник… Эве он с самого начала показался очень подозрительным! Слишком уж настойчиво он вокруг нее увивался! Да и теперь все время звонит, хотя, казалось бы, дело о взрыве уже закрыто… Да, но он-то об этом не знает…

– Что – ты кого-то узнала на снимке? – заинтересовалась Лиля.

– Да нет, показалось… просто похож на одного моего одноклассника. А у тебя есть еще фотографии этой Василисы?

– Вот еще одна. Только менее четкая.

Лиля открыла еще один файл.

Снова музейный зал, и снова на заднем плане – высокая девушка, похожая на Эву. Только на этот раз она не блондинка, а шатенка, но долго ли перекрасить волосы? Правда, на этот раз Василиса вышла менее четко. Зато в другом конце зала очень четко получился Федор.

Нет, это не может быть случайным совпадением. Где Василиса, там и Федор.

Все с этими двоими ясно, они сообщники. Действовали вместе, это он посадил в автобус свою напарницу, и несомненно он нанял тех двоих, чтобы задержать Эву на заправке.

Но что им нужно от нее?

У нее нет ни старинных фарфоровых ваз, ни картин художников-импрессионистов…

Переполнявшая несколько минут назад Эву радость бесследно испарилась. Ее неприятности не кончились. Может быть, они вообще никогда не кончатся. Такая уж пошла полоса в жизни.

– Эй, ты меня совсем не слушаешь? – окликнула ее Лиля.

– Извини, задумалась о своем. Понимаешь, вся эта история выбила меня из колеи, но сейчас уже пора заниматься своими собственными делами. Передай от меня привет своему шефу и скажи, что мы с ним в расчете. Он мне ничего не должен.

– Ладно, обязательно передам, – Лиля усмехнулась, – если он про тебя вспомнит вообще. Но ты… ты точно в порядке? Тебе моя информация помогла?

– Быть может… – протянула Эва.

В глазах Лили мелькнуло подозрение, но она не стала больше ни о чем спрашивать.

– А сейчас мне действительно пора…

Девушки распрощались, Эва подхватила свой тяжелый пакет и вышла на улицу.

И тут ее телефон зазвонил.

Она взглянула на дисплей и увидела номер Федора.

Легок на помине!

На этот раз она не стала сбрасывать его номер. Поднеся его к уху, проговорила:

– Да, Федя! Я тебя слушаю!

– Привет! – раздался в трубке его оживленный голос. – Ты что не отвечаешь?

– Ну, вот и ответила. А до этого была слишком занята. Думаю, ты это сам понимаешь… Озадачил меня по полной программе, бегала все эти дни как савраска!

– Ну что, есть какие-нибудь новости?

– Есть. – Эва постаралась придать своему голосу загадочную и многозначительную интонацию.

– Да что ты? И какие же?

– Это не телефонный разговор.

– Ты права. Нам давно уже надо встретиться и поговорить. Это очень важно.

– А что – пожалуй, можно.

Эва подумала, что действительно нужно встретиться с Федором, посмотреть ему в глаза и потребовать ответа: что ему от нее на самом деле нужно. Только встретиться нужно в таком месте, где она будет в безопасности.

– Отлично! – Федор явно обрадовался. – Ты можешь прямо сейчас приехать в тот бар…

– Нет, мы встретимся в другом месте! – перебила его Эва.

– В другом? – удивленно переспросил Федор. – Почему в другом? Хотя мне все равно, говори где.

– В торговом комплексе «Робинзон».

Эва назвала первое попавшееся место, которое выбрала по двум причинам: она там иногда бывала и там всегда было очень людно, даже в будние дни. А в людном месте она будет чувствовать себя гораздо спокойнее.

– «Робинзон» так «Робинзон»! Хорошо, что сегодня не пятница, тринадцатое… – если Федор и был разочарован, он постарался это скрыть. И это ему почти удалось.

– На площадке второго этажа, через полчаса!

Эва убрала телефон и отправилась в торговый центр, благо до него было совсем недалеко.

Уже подходя к нему, она на мгновение задержалась.

В руках у нее был тяжелый пакет с бабушкиным альбомом. Угол пакета прорвался, и наружу выглянул край обгорелой кожи, что выглядело не очень прилично, да и вообще, тяжелая ноша могла помешать ей во время встречи с Федором.

На первом этаже торгового центра был сетевой супермаркет. Перед входом в него имелась камера хранения, где покупатели могли оставить свои вещи. Эва свернула к этой камере и положила свой пакет в свободную ячейку. Чек от ячейки сунула в кошелек и налегке отправилась на место встречи.

На втором этаже центра стояло несколько обитых бежевой кожей диванчиков.

Эва села на один из них. Отсюда ей были хорошо видны ползущие вверх и вниз эскалаторы, снующие по магазинам оживленные и озабоченные люди. Ребенок лет пяти с громким ревом тянул упирающуюся мать к киоску с мороженым. Чуть в стороне закутанная до глаз в темный платок таджичка протирала пол. Рядом с ней стояла тележка с моющими средствами.

Эва скользнула по уборщице равнодушным взглядом и тут увидела Федора. Он быстро шел от эскалатора, разговаривая по мобильному телефону. Увидев Эву, помахал ей рукой, спрятал телефон в карман, подошел.

– Ну, привет! Ты сказала, что у тебя есть новости?

– Есть, – Эва улыбнулась настороженной, интригующей улыбкой. – Я теперь свободный человек. С меня сняли все обвинения.

– Да? – Федор тоже изобразил улыбку. Улыбка получилась не очень натуральной. Или теперь Эве все в нем кажется ненатуральным, потому что она знает, что он – не тот, за кого себя выдает?

– Поздравляю.

– Спасибо.

– И что же случилось?

– Случилось то, что нашли настоящего преступника. Он уже признался… как сказал следователь, под грузом улик.

– Здорово!

– Причем, знаешь, что интересно? Это вовсе не террорист, все дело было в большом наследстве.

– В наследстве? – Федор удивленно поднял брови. Кажется, он и правда удивлен, хотя, может быть, просто удачно играет свою роль. Да нет, такое удивление не сыграешь.

– Да, его настоящей целью была старушка, которая унаследовала дорогую недвижимость в Эстонии. После ее смерти он сам надеялся стать наследником. А все остальные пассажиры оказались не в то время и не в том месте. Как говорится, сопутствующий ущерб.

– Вот как… – Федор молчал, переваривая информацию, потом быстро взглянул на Эву и спросил:

– Стало быть, к тебе у следствия нет претензий?

– Никаких! – Эва широко улыбнулась. – Отпустили меня на все четыре стороны, этот Семибояров даже извинился, что меня подозревал.

Тут она немного приврала, Семибояров вовсе и не думал извиняться, но Федор поверил.

– Так тебе и вещи отдали? – чуть помедлив, спросил он.

– Вещи? – удивленно переспросила девушка. – Какие вещи?

– Ну, не знаю, были же у тебя какие-то вещи… ты же не на один день ездила.

«При чем тут мои вещи?» – по инерции подумала Эва и тут же обострившимся чутьем поняла, что ее вещи для Федора очень важны.

– Не все же сгорело? – теперь Эва хорошо расслышала в его голосе тревогу. – Впрочем, это не важно, – тут же поправился он, увидев, надо думать, удивление в ее глазах.

Федор снова замолчал, глядя прямо перед собой.

– Что же ты не бежишь? – спросила Эва насмешливо.

– Куда?

– Как куда? Писать статью! Ты ведь журналист, правда? И ты только что узнал сенсационную новость. То, что считалось терактом, оказалось на деле убийством, совершенным по самой вульгарной и распространенной причине – из-за денег! Любой журналист на твоем месте поспешил бы первым опубликовать такую сенсацию!

Федор молчал. Эва тут же пожалела о своих словах. Нужно было действовать осторожнее, а не вываливать все сразу. Но просто очень уж она разозлилась. Противно, когда из тебя дуру делают!

Таджичка-уборщица со своей тяжелой тележкой переместилась к их диванчику и возила шваброй прямо у ног Эвы, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Эва подозревала, что в переводе на русский ее слова значат бессмертное «Ходют и ходют, пачкают и пачкают… вас много, а я одна…»

Эва передвинулась, чтобы не мешать уборщице, и проговорила тихо и зло:

– Кто же ты такой на самом деле? И главное – почему ты не оставишь меня в покое? Что тебе нужно от меня?

– О чем это ты? – Федор отстранился и посмотрел на нее с удивлением. Теперь удивление в его взгляде было самое настоящее, неподдельное.

– О чем? О том, что ты – никакой не журналист! Я знаю про тебя и Василису. Знаю, чем вы с ней занимались. Знаю, что это вы наняли двух актеров-неудачников, чтобы задержать меня на той стоянке и чтобы Василиса заняла мое место в автобусе. Вот только вам очень не повезло, из-за того человека с бомбой вся ваша операция провалилась, а Василиса погибла…

– Зря ты так… – В глазах Федора мелькнула самая настоящая горечь. – Видит бог, я не хотел…

– Не хотел – что?

И тут события понеслись, как в ускоренной съемке.

Таджичка-уборщица, которая все еще вертелась поблизости, выпрямилась, держа в руке флакон с моющим средством, направила его на Эву и брызнула ей в лицо.

Эва хотела возмутиться, закричать – но не смогла. Ее внезапно охватило глубокое равнодушие. Ей ничего не хотелось, кроме одного – спать, спать, спать…

Глаза у нее слипались, но она еще видела, как таджичка склоняется над ней, с неожиданной силой поднимает с дивана и заталкивает в свою тележку. И на грани угасающего сознания она поняла, что все сегодня не то, чем кажется – Федор оказался вовсе не журналистом, моющее средство – чем-то вроде хлороформа, а таджичка…

Но додумать эту мысль Эва уже не успела, потому что потеряла сознание.

Таджичка-уборщица огляделась по сторонам, накрыла тележку простыней, поправила свой сбившийся платок и покатила тележку в сторону грузового лифта.

Следом за ней с рассеянным видом шагал Федор. С виду – очень просто и даже слегка неряшливо одетый мужчина лет тридцати пяти. Волосы растрепанные, слегка небрит, таких на улицах сколько угодно, никому в глаза не бросится. В какой-то момент он бросил на уборщицу быстрый тревожный взгляд. Перехватив этот взгляд, уборщица оглядела свою тележку и заметила выглядывающую из-под простыни женскую руку. Она затолкала руку внутрь, поправила простыню и с озабоченным видом покатила тележку дальше.

– Кажетс-ся, она приходит в с-себя! – услышала Эва сквозь дремоту смутно знакомый голос.

– Давно пора! – ответил мужчина, его голос она точно недавно слышала.

Эва открыла глаза.

Над ней склонилась давешняя таджичка…

Впрочем, теперь Эва поняла, что никакая это не таджичка, а то существо непонятного пола, с которым она столкнулась в байкерском заведении «Колыма». Существо по кличке Рикки-Тикки-Тави. Или сокращенно – Рикки.

– Точно, очнулас-сь!

Рикки склонилась над ней, оглядела – или оглядело – зелеными змеиными глазами и прошипела:

– Тоже мне, с-спящ-щая красавица!

Она облизнула губы острым, удивительно красным языком и захихикала.

– Рикки, не пугай ее, она и так здорово напугана! – И из-за спины Рикки выглянул Федор.

Впрочем, может быть, он вовсе не Федор. Может быть, имя у него такое же фальшивое, как все остальное.

Одно понятно: эти двое собираются играть в старую игру «добрый полицейский – злой полицейский». И Федор на этот раз выбрал для себя роль доброго.

Но Эва не купится на эту банальную игру, она ему ни за что не поверит. Теперь она видит его насквозь. Поздновато, правда, прозрела, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.

– Где я? – спросила она, справившись со своим слабым, охрипшим голосом.

– А какая тебе разница? – прошипела Рикки. – Все равно ты отсюда не выйдешь. Живой не выйдешь.

– Рикки, я же просил тебя – не пугай ее, нам это не нужно! – вмешался Федор. – Эва, не принимай ее угрозы всерьез… это у нее такая манера шутить!

– Ага, и нож у меня игрушечный! – В руке у Рикки появился нож – огромный, страшный, с зазубринами на обратной стороне лезвия и с желобком для стока крови.

Федор отодвинул Рикки и оглядел Эву.

– Ну что, поговорим? Здесь нам никто не помешает.

– Здесь – это где? – Эва попыталась приподняться, но из этого ничего не вышло, она поняла, что привязана за запястья к узкой койке, на которой лежит.

– Что тебе от меня нужно?

– А ты не догадываешься? – Федор наклонился над ней, пристально уставился – глаза в глаза.

– И ты туда же? – хмыкнула Эва. – Мы что, в викторину играем? Загадки отгадываем?

– Мне нужен твой альбом, – отчеканил он наконец.

– Альбом? – удивленно переспросила Эва. – Какой альбом?

– Альбом со старыми фотографиями. Тот альбом, который ты везла из Эстонии. Бабушка его тебе отдала.

«Откуда он знает про бабушку»? – всполошилась Эва.

Этого только не хватало! Вот уж чего Эва никак не ожидала!

Кому мог понадобиться старый бабушкин фотоальбом? Кому могли понадобиться старые выцветшие фотографии людей, большинства которых наверняка давно уже нет на свете?

– О чем ты говоришь? – прохрипела Эва. – Не знаю ни про какой альбом…

Она решила потянуть время, чтобы хоть как-то разобраться в ситуации, но похоже, ничего у нее не вышло.

– Где альбом? – рявкнул Федор и схватил ее за горло. – Где альбом, сука?

Глаза его метали молнии, рот некрасиво кривился, на виске набухла жила. Куда делся не слишком удачливый, легкомысленный, однако не опасный парень?

«Вот, вот он настоящий! – поняла Эва. – Вот сейчас выглянула его подлинная сущность! Злоба и жадность управляют его душой, злоба и жадность свили в ней гнездо…»

Но Федор уже справился с мгновенной вспышкой, взял себя в руки и проговорил прежним, мягким голосом:

– Эва, лучше отдай мне альбом – и я тебя отпущу. Честное слово – отпущу.

«Так я тебе и поверила», – подумала Эва, а вслух спросила:

– Так что – все это было из-за альбома? Из-за него ты нанял тех двоих артистов-неудачников?

– Ну да! Они должны были отвлечь тебя, чтобы ты опоздала на автобус и чтобы Василиса села на твое место. После этого ей нужно было только забрать твою сумку и спокойно выйти из автобуса… но тут вмешалась судьба… вмешался тот придурок со своей бомбой…

– Да уж, действительно, не повезло вам! А особенно не повезло Василисе!

– Откуда ты знаешь про Василису? – Из-под мягкой, вкрадчивой внешности Федора снова блеснул жесткий взгляд. – Впрочем, это уже неважно…

– Так ты, выходит, и тех двоих в костюмах тоже нанял?! – продолжала Эва расспросы.

– О ком это ты?

– О тех двоих, которые изображали слежку за мной, а потом побили тебя. Ты нанял их, чтобы со мной познакомиться? – Эва снова решила тянуть время и отвлекать его разговорами.

– Ну да, да, если тебе приятно чувствовать себя умной! Да, я их нанял! Но это тоже неважно. Важно – где тот альбом? Пока ты мне это не скажешь, ты отсюда не выйдешь!

– Да что ты с ней миндальничаеш-шь? – прошипела откуда-то сбоку Рикки. – Позволь мне с ней поработать – и я из нее все вытяну! Мне это раз плюнуть!

– А вот и нет! – Эва постаралась как можно глубже загнать страх и даже сумела сложить губы в подобие улыбки. – У тебя все равно ничего не получится!

– Да? Ты о себе слишком высокого мнения, детка! Я и не таких обламывала!

– Да я не сомневаюсь, что ты можешь меня изрезать на куски, только это ничуть не приблизит тебя к альбому!

– Почему это?

– Потому что он еще в полиции… то есть, конечно, не в полиции, а в той серьезной и влиятельной организации, которая занимается взрывом в автобусе.

Конечно, Эва блефовала – больше ничего ей не оставалось. Теперь ее свобода, больше того – сама ее жизнь зависела от того, поверят ли в ее блеф.

Рикки и Федор переглянулись.

– Неужели ты ей вериш-шь? – прошипела Рикки. – Она врет, стопроцентно врет! Позволь мне с ней поработать – я все из нее вытряс-су, вот увидиш-шь!

– Ага, тогда вам не видать альбома, как своих ушей! Ведь я должна прийти за ним в ту организацию, предъявить там документы, расписаться в получении… не думаешь же ты, что твоя подружка Рикки сумеет сыграть мою роль?

Эва обращалась к Федору, потому что ей было слишком страшно смотреть в немигающие змеиные глаза Рикки. Однако следовало держаться тверже.

– Будь на ее месте Василиса – тогда конечно, – добавила она, – напарница твоя бывшая вполне бы могла сойти за меня, она уже один раз так сделала. Толковая была женщина Василиса, ловкая и неглупая, хорошо тебе с ней работалось. До поры до времени…

С вполне объяснимым злорадством Эва заметила в глазах Федора самую настоящую боль. Ох, не только деловые отношения связывали его с Василисой! А вот так тебе и надо, паразит!

– Не верь ей! – повторила Рикки. – Я чувствую, что она врет! Нутром чувствую!

– А ты проверь! Только потом, после того, как она со мной поработает, в ту организацию я уже не смогу прийти, и плакал твой альбом! Кстати, зачем он тебе нужен? Почему ты на все готов, чтобы его заполучить? – Эва отмахнулась от Рикки.

– Это не твое дело! – огрызнулся Федор.

– Не знаю, как ты, а я ей не верю! И я хочу получить свою долю, свои двадцать лимонов баксов! – прошипела Рикки.

– Замолчи! – шикнул на свою спутницу Федор. – Она все слышит!

– Плевать мне на нее!

– Пойдем, выйдем в другую комнату, поговорим без посторонних ушей!

Рикки что-то прошипела, но послушалась, и сообщники вышли из комнаты. Из-за двери тут же донеслись их голоса – резкий, раздраженный голос Рикки и глуховатый, примирительный – Федора.

Эва снова приподнялась, насколько позволяли веревки, и огляделась по сторонам.

Когда-то давно, в другой жизни, в детстве, родители отправили ее в летний лагерь. Этот лагерь располагался в старом, оставшемся еще с советских времен пионерлагере. В нем были корпуса со спальнями и небольшой отдельный домик медпункта. Одноэтажный домик из светлого силикатного кирпича.

Так вот, комната, в которой находилась сейчас Эва, была очень похожа на тот медпункт. Здесь была узкая, накрытая клеенкой кушетка – именно на ней лежала Эва, металлический шкафчик с медикаментами и инструментами, стол и пара стульев.

А еще здесь было окно – замазанное белой масляной краской, оно кое-как пропускало свет, но через него нельзя было разглядеть, что за ним находится.

Но сходство с тем давним медпунктом говорило Эве, что она находится на первом этаже. И еще – на окне не было решетки.

Значит, если она сможет отвязаться от кушетки и разбить окно, можно попытаться сбежать…

Если она сможет отвязаться…

Легче сказать, чем сделать.

Эва скосила глаза на край кушетки. Веревка, которой были туго обвязаны ее руки, крепилась к длинной металлической трубке, которая представляла собой каркас койки. Веревка была завязана очень туго, каким-то особенным узлом, наверное, морским. Развязать его не получится. Ох уж эта Рикки, несомненно, это ее рук дело.

Но зато можно попробовать сдвинуть узел по трубке…

Эва поползла на спине к изножью койки, то и дело оглядываясь на дверь и прислушиваясь к доносящимся из-за нее голосам.

Трубка была гладкая, и узел легко скользил по ней.

Она проползла двадцать, сорок сантиметров, полметра. Вот ее ноги сползли с кушетки, опустились на пол. Теперь Эва получила точку опоры, и ползти стало намного удобнее, и она вскоре сдвинулась к самому краю кушетки.

Только бы ее похитители не вернулись в самый неподходящий момент!

И тут – о радость! – трубка с обеих сторон закончилась, и узлы соскользнули с нее.

Эва была свободна!

Веревка с узлами еще была у нее на руках, но Эва могла ходить и двигаться.

Голоса за дверью стали тише – кажется, похитители о чем-то договорились и в любую секунду могут вернуться.

Ждать некогда и нечего…

Эва схватила один из стульев и с размаху швырнула его в окно.

Раздался оглушительный грохот, по оконному стеклу зазмеились трещины, в следующее мгновение оно разлетелось на мелкие куски, стул вылетел наружу, и в комнату хлынул золотистый вечерний свет, от которого Эва на мгновение ослепла.

Любоваться этим светом было некогда. Эва подбежала к окну, вскочила на подоконник и, не раздумывая, прыгнула вперед, прямо в золотое сияние…

На мгновение в ее голову пришла ужасная мысль – что, если это окно расположено на третьем или даже четвертом этаже, и она переломает себе все кости, но все оказалось гораздо лучше, и Эва совершила мягкую посадку – проще говоря, свалилась в густую пыльную траву под окном первого этажа.

За спиной уже громко хлопнула дверь комнаты и раздались раздраженные голоса преследователей, но Эва не отвлекалась на них. Она перекатилась по траве в сторону от окна, вскочила на ноги и побежала вперед.

Только теперь она разглядела окружающее.

Она бежала по большому пустырю, местами изрытому какими-то ямами и канавами и заросшему густым и высоким, чуть не в человеческий рост бурьяном. То и дело в этом бурьяне попадались какие-то ржавые железные детали неизвестного назначения и куски покореженной арматуры, так что Эве приходилось смотреть вниз, чтобы не споткнуться и не сломать ноги.

Дальше, за краем этого пустыря, виднелись строящиеся корпуса новых домов.

В какой-то момент Эва решилась оглянуться – и увидела одноэтажный домик из светлого силикатного кирпича, и правда похожий на медпункт из ее детства.

И еще она увидела бегущую за ней гибкую и быструю фигуру.

Несомненно, это была Рикки… быстрая, ловкая, смертельно опасная Рикки.

Но где же Федор?

Эва не стала отвлекаться на эту мысль, она как могла прибавила ходу.

Сердце колотилось, воздух, казалось, обжигал легкие, но она бежала, бежала, стараясь увеличить расстояние между собой и Рикки.

Прямо перед ней бурьян расступился, за ним оказалась глубокая, наполненная дождевой водой яма. Эва успела затормозить и сменила направление, взбежав на небольшой холмик.

Тут она снова оглянулась.

Расстояние между ней и Рикки не увеличилось, но и не сократилось. Казалось, Рикки не слишком спешит, словно чего-то ждет или куда-то гонит свою жертву.

И тут Эва увидела, что из-за кирпичного домика выехал темный внедорожник и поехал по асфальтированной дороге, которая шла в обход пустыря.

Эва поняла, куда подевался Федор, и догадалась о планах преследователей.

Пока Рикки бежала за Эвой, он вывел из гаража машину и теперь объезжал пустырь, чтобы перехватить Эву на его дальнем краю, к которому гнала ее его сообщница.

Что делать?

Сзади приближалась Рикки, впереди была дорога, по которой ехал Федор.

Инстинкт гнал Эву вперед.

Если Рикки догонит ее – в запале погони она набросится на Эву и изобьет ее, а может, и убьет. Нож-то небось с собой носит, не расстается с ним, гадюка такая…

Федор больше настроен на компромисс…

Ну да, старая игра – хороший полицейский и плохой полицейский.

Беда только в том, что по канонам жанра хороший полицейский оказывается хуже плохого.

Оба варианта были плохи, и Эва побежала вперед, подчиняясь инстинкту.

Рикки, словно почувствовав какую-то перемену, прибавила ходу и стала постепенно приближаться. Чувствовалось, что это дается ей легко, что она еще полна сил и энергии.

Эва тоже побежала быстрее, как могла, из последних сил. Каждый шаг давался ей все с большим трудом. Ноги то и дело проваливались в рытвины и колдобины. Сердце билось где-то в горле, воздух с хрипом врывался в легкие.

Еще несколько шагов… и еще несколько…

И когда она уже почти падала с ног, бурьян расступился и Эва выбежала на асфальт.

Она оглянулась.

Сейчас она стояла на узкой асфальтированной дорожке, которая огибала пустырь по широкому кругу. По другую сторону этой дорожки пролегал кювет, настолько глубокий, что его скорее можно было назвать оврагом. В своем теперешнем состоянии Эва просто не сможет его преодолеть. За оврагом тоже был пустырь, а за ним слышался шум машин, очевидно, это шоссе.

Слева, примерно в двухстах метров от нее, из-за поворота показался внедорожник Федора. Еще двадцать-тридцать секунд, и он подъедет к ней, и бегство кончится…

Сил больше не было, казалось, что проще всего сдаться, прекратить сопротивление, но Эва представила, как эти двое схватят ее и изобьют, как они будут издеваться над ней, а потом все равно убьют, и решила, что ни за что не дастся им в руки.

Проклятие, откуда они взялись на ее голову? Мало было неприятностей из-за взрыва, так еще эти два урода!

Эва скосила глаза на приближающийся внедорожник. Медлить больше нельзя. Эва разбежалась и с размаху перепрыгнула овраг. Сама удивилась, как это у нее получилось. Она упала на колени и едва не скатилась вниз, но удержалась, ухватившись за куст репейника. Руки обожгло болью, от которой Эва немного пришла в себя. Откуда-то появились силы, и она побежала по такому же пустырю в сторону большой дороги.

Машина Федора остановилась, ее догнала Рикки, Эве слышно было, как она ругалась, затем решила прыгать через овраг за Эвой. Федор уговаривал ее этого не делать, Рикки отмахнулась от него и прыгнула. Но не сумела допрыгнуть и рухнула вниз. Федор вытащил ее всю в грязи, и судя по тому, как он брезгливо отстранялся, Рикки еще и воняла какой-то гадостью.

Эва обрадовалась было, выходит, все же есть на свете некоторая справедливость, но ей некогда было расслабляться, нужно спешить, дорога каждая секунда.

Она понеслась по пустырю на шум машин. Там, впереди, шоссе, кто-то да остановится, а если не остановится, то хотя бы увидят и сообщат куда надо о похищении.

Утешая таким образом себя, Эва оглянулась и поняла, что никто за ней не гонится, очевидно, эти двое решили встретить ее на шоссе. Эва рванула, чтобы добежать до шоссе раньше их, но пока оглядывалась, не заметила торчащую из земли ржавую кривую арматурину, зацепилась за нее и упала.

«Сломала ногу!» – мелькнула в голове ужасная мысль, но Эва сжала зубы и попыталась встать. Наступать на ногу было больно, но это не перелом.

«Господи, помоги!» – мысленно взмолилась она, выбегая на шоссе и поднимая руку. Промчался мимо грузовик с мусорным контейнером, затем микроавтобус с затемненными стеклами, и вдруг остановился синий «Фольксваген».

– Садитесь, девушка, я вас подвезу, я вижу, что вы торопитесь! – сказал водитель, и Эва, не раздумывая, плюхнулась рядом с ним на переднее сиденье.

– Ой, только ради бога скорее! – взмолилась она.

– За вами гонятся? – спросил он.

– Нет, с чего вы взяли? – по инерции сказала Эва. – Просто я…

– На самолет опаздываете?

Тут она расслышала в его голосе некоторый сарказм и повернулась.

– Это вы? – изумилась Эва.

Ну да, теперь она узнала синий «Фольксваген» и его водителя. Именно он подвозил ее в ту ночь, когда взорвался автобус. Довез ее до дома, а она его даже не поблагодарила, свинья такая.

– Как вы тут оказались? – спросила было Эва, но тут же замахала руками. – Простите меня, простите! Я не должна спрашивать! Я так благодарна вам!

Тут она увидела, что с боковой дороги выруливает на шоссе тот самый внедорожник, и тут же сползла по сиденью вниз, чтобы ее не было видно в окно.

– Не бойтесь, тут сплошная идет, им не развернуться будет, – сказал водитель «Фольксвагена».

Однако внедорожник тут же развернулся, нарушая все правила.

– Ой! – Эва заерзала на сиденье. – Догонят!

– Спокойно, без паники, – ответил водитель.

И тут же откуда-то из-за кустов, как волк из засады, выскочил автомобиль гаишника.

– Машина за номером таким-то, остановитесь! – загремел голос в микрофоне.

Эва видела, как внедорожник затормозил и притулился к обочине. Ну, если бы за рулем была Рикки, она бы не послушалась, а Федор ведь, судя по всему, трус.

– Отвезти вас домой? – спросил водитель. – Или не стоит, они вас там будут ждать… Впрочем, мы успеем раньше.

Тут Эва вспомнила, что в прошлый раз он тоже привез ее домой, а ведь она заснула в машине и не успела сказать ему адрес.

– Кто вы? – спросила она испуганно. – Зачем вы попадаетесь у меня на пути?

– Это долгая история, Эва, – сказал он, – не в машине ее рассказывать.

– Вам тоже нужен альбом? – ляпнула Эва.

– Думаю, что он нужен прежде всего вам, – ответил водитель, – не надо меня бояться, я не причиню вам вреда. Мне просто нужно кое в чем разобраться.

Эва подумала, что в прошлый раз он очень ее выручил, а теперь так просто спас. А сейчас ей плохо, совершенно нет сил, и болит нога. И хочется сидеть и ни о чем не думать, и чтобы кто-то взял на себя заботы о ней и подставил сильное мужские плечо.

– Так отвезти вас домой? – снова спросил он. – Думаю, в кафе-рестораны нам лучше сейчас не ходить.

Эва скосила глаза на зеркало и обомлела. Волосы в колтунах от репейников, лицо в пыли, блузка разорвана, светлые брюки заляпаны грязью! Да уж, видик тот еще! И еще боль в ноге. Раньше Эва бежала на адреналине, теперь же нога пульсировала болью. Неужели все-таки перелом? Да нет, она потрогала лодыжку, чтобы проверить, не распухла ли, и увидела, что нога в крови. И балетка тоже в крови, и на брюки немного попало.

Как ни странно, от вида крови Эва не испугалась, а немного очухалась. И приняла решение. Будь что будет, а одной ей сейчас не справиться. Разумеется, этот человек возник на ее пути не случайно. Но лучше иметь дело с ним, чем с этим мерзавцем Федором и чокнутой убийцей Рикки.

– Может, в травмпункт? – осведомился водитель.

– Домой, только сначала заедем в одно место за альбомом.

В торговом центре она еще кое-как могла наступить на ногу, так что водитель только поддерживал ее за локоть, когда же приехали к ее дому, ему пришлось буквально тащить ее на себе.

Эва скрылась в ванной, а когда вышла, лицо ее было бледно.

– Никак не могу рассмотреть, что там с ногой, – пожаловалась она, кровь идет и идет.

Он нашел аптечку, обработал рану – это оказалась глубокая царапина и легкое растяжение. После того, как он туго забинтовал ногу, Эве стало легче. До того ей было все равно, в каком она виде перед незнакомым человеком – в халате, нога в крови, лицо без косметики, но после перевязки Эва опомнилась. Что бы ни случилось, а перед незнакомым мужчиной нельзя выглядеть распустехой, как учила ее в свое время бабушка Элла.

Пока она пыталась кое-что набросать на лицо в ванной, он сварил кофе. И даже нашел в шкафчике пачку сухариков. Покачал головой, но ничего не сказал. Эва в ответ посмотрела на него выразительным взглядом – мол, гостей не ждала, стало быть, разносолами его угощать не обязана, пускай спасибо говорит, что сахар для кофе нашелся.

– А теперь, – сказал он – давайте знакомиться. Меня зовут Андерс, у меня, как и у вас, есть эстонские корни. Но живу я в Европе, а сюда, в Россию, приехал по важному делу.

– Андерс… – тихо проговорила Эва, – был у меня в детстве знакомый мальчик Андерс… Я в Таллине у бабушки Эллы гостила…

– Ну да, это было больше двадцати лет назад, – он улыбнулся, – Рождество в Таллине.

И Эва вспомнила тот год.

– Мне было шесть лет, и первый раз родители оставили меня у бабушки надолго одну. Была такая снежная зима, мы много гуляли, а на Рождество она повела меня к своим друзьям. Там была огромная елка под потолок, а на ней – удивительные игрушки, сделанные очень давно. И еще на ней горели настоящие свечи. И было много детей, и один мальчик, он казался мне очень взрослым, на нем был странный костюм с «бабочкой», бабушка сказала, что он называется смокинг.

– А я помню девчушку в синем платье с льняными кудряшками и огромными голубыми глазами!

– Я их все время таращила, потому что никогда раньше не видела такую красивую елку, – улыбнулась Эва. – А платье было из синего бархата, бабушка подарила его мне на Рождество, а кружевной воротник связала сама. Значит, это был ты?

– Да, я. И я очень рад, что жизнь свела нас снова.

Эва уловила в его голосе нотку нетерпения и поняла, что пора переходить к делу. Ей и самой было интересно, что же там такое с альбомом.

Сумка приняла на себя основную силу взрыва, и поэтому альбом почти не пострадал.

Это был тяжелый, старый альбом в тисненом кожаном переплете, с некогда красивой металлической застежкой в виде двух сцепленных когтистых птичьих лап.

Впрочем, после взрыва застежка покорежилась и даже слегка оплавилась, так что Эве не удалось ее сразу открыть.

Андерс бережно взял у нее альбом, надавил на застежку сильными пальцами, и когтистые лапы расцепились.

Андерс раскрыл альбом и положил его на стол.

На первых страницах альбома были очень старые, еще дореволюционные фотографии – Эвины прадеды и прабабки, серьезные лица, строгие отглаженные сюртуки, стоячие воротнички, кисейные платья, шляпки с цветами. Фотографии удивительно хорошо сохранились. В углу карточек – печать фотоателье, имя мастера, адрес, город – еще не Таллин, а Ревель. Потом – групповые фотографии, какая-то дальняя, давно забытая родня.

Следующая страница. Лето, сад, в саду – две девочки в легких платьях, одна из них – Эвина бабушка…

Дальше – еще несколько фотографий бабушки. Вот она – совсем молодая девушка, серьезное лицо, спокойный взгляд широко расставленных глаз, строгая блузка под горло, брошь с камеей.

А вот – она же – в сорок лет. То же серьезное лицо, только уже выцветшее, увядшее раньше срока. В глазах – глубоко скрытая печаль и горечь. На шее та же брошь с камеей.

А вот – любительская фотография: Новый год или, скорее, Рождество, большая ель в старинных игрушках, вокруг нее – дети… в растерянной, смущенной девочке Эва с трудом узнала себя.

Сзади – мальчик постарше, не по возрасту солидный, с галстуком-бабочкой на шее…

Андерс перевернул следующую страницу – и время снова отступило, потекло вспять.

Перед ними лежал старый, немного выцветший от времени, но хорошо сохранившийся снимок, на котором был изображен двухэтажный каменный дом с островерхой башенкой. На заднем плане росли искривленные ветром сосны и виднелись огромные валуны.

Андерс осторожно вынул фотографию из косых прорезей и перевернул ее. На задней, желтоватой от времени стороне было написано аккуратным бисерным почерком: «Тихий приют». 1936 год».

– «Тихий приют»… тот самый дом, который должна была унаследовать Екатерина Генриховна Сепп…

– Тот самый дом, в котором до войны часто собирался кружок эстонской молодежи, сложившийся вокруг хозяина этого дома – Карла Руммо.

На следующей странице была фотография высокого немолодого человека с большой собакой на поводке. Мужчина с собакой стоял на узкой каменистой тропе, спускающейся к морю. На заднем плане виделась башенка «Тихого приюта».

Андерс перевернул и этот снимок.

На задней его стороне тем же аккуратным бисерным почерком было написано:

«Карл и Бафомет».

– Странное имя для собаки! – проговорила Эва.

– Бафомет – это имя демона, одного из спутников Сатаны, за поклонение которому осудили и казнили членов рыцарского ордена тамплиеров, или храмовников.

– Я слышала о них.

Андерс ничего не ответил. Он перевернул следующую страницу альбома.

Здесь снова была групповая фотография, но на этот раз – не Эвина родня. Несколько молодых людей и девушек в старомодной одежде сидели живописной группой в большой комнате с резным камином и высокими стрельчатыми окнами. В центре группы находился тот же мужчина, что на прежней фотографии, – Карл Руммо.

У ног его лежал Бафомет.

Эва внимательно осмотрела снимок.

Ее внимание привлекла каменная резьба камина. В центре ее находились два рыцаря в средневековых доспехах, взгромоздившиеся на одну лошадь.

– Как странно… – проговорила она, показав Андерсу это изображение. – Почему они едут вдвоем на одной лошади?

– О, это не случайно! Это изображение – традиционный символ все того же ордена тамплиеров. Он показывает принципиальную установку основателей ордена на аскетическую бедность рыцарей – мол, даже лошадь у них одна на двоих. Орден даже так и назывался – «орден бедных рыцарей Храма Господнего». На самом деле ко времени расцвета ордена тамплиеры обладали огромными богатствами!

Когда орден был разгромлен, а его предводители казнены, французский король Филипп Красивый тщетно пытался найти эти сокровища. Все эти попытки закончились неудачно, сокровища ордена бесследно исчезли, и до сих пор энтузиасты и авантюристы пытаются их найти.

«Как он много знает», – подумала Эва и хотела спросить, откуда, но передумала и задала другой вопрос:

– Не эти ли сокровища ищет Федор со своими сообщниками?

– Возможно…

– Знаешь, эта ненормальная Рикки утверждала, что получит двадцать миллионов долларов. Я, конечно, понимаю, что она не в себе, но все же откуда-то она слышала эти цифры, не с потолка же взяла. И не альбом же представляет такую ценность…

– Ценность представляют эти фотографии. С их помощью можно кое-что отыскать… и уверяю тебя, эта сумма – скорее всего, лишь малая часть сокровищ, гонорар, который обещали самой Рикки… – с этими словами Андерс перевернул следующую страницу.

Здесь была фотография все того же человека – Карла Руммо.

На этот раз он стоял перед стрельчатым окном, украшенным витражом. Снимок был, разумеется, черно-белым, но даже на нем витраж казался удивительно ярким.

Он изображал большой крест, оплетенный вьющимися растениями, покрытыми фантастическими цветами.

– Видишь, какой крест? – спросил Андерс.

– Чем он интересен?

– Он равносторонний, все его концы расщеплены наподобие ласточкина хвоста. Здесь, конечно, этого не увидишь, но в оригинале этот крест красный. Этот крест – опять-таки один из символов ордена тамплиеров.

– Тамплиеры, тамплиеры… но что в этом альбоме такого, что из-за него Федор и компания пошли на похищение и готовы были даже пойти на убийство?

Андерс ничего ей не ответил. Эве это начинало уже надоедать. Неужели он ее просто использует? Захотелось вырвать альбом у него из рук и призвать к ответу. Она еле сдержалась – помогла бабушкина выучка. От мужчины, говорила она, криком и грубостью мало чего добьешься. Лучше лаской и хитростью.

Андерс перевернул следующую страницу альбома.

Здесь снова была фотография Карла Руммо. Он стоял в той же комнате, перед тем же стрельчатым, украшенным витражом окном…

Эва удивилась – зачем помещать в одном альбоме две одинаковые фотографии. Однако, вернувшись к предыдущей странице и внимательно приглядевшись, она поняла, что фотографии немного отличаются. На предыдущем снимке Карл стоял слева от камина, на этом же – справа. Соответственно, за его спиной было другое окно.

И действительно, витраж на этой фотографии отличался от прежнего. На нем тоже был изображен крест, оплетенный вьющимися, покрытыми цветами растениями, но это был другой крест.

В отличие от первого в каждый конец этого креста был вставлен выпуклый овал из цветного стекла, должно быть, изображающего драгоценный камень, а в самом центре креста – тоже прозрачный стеклянный овал, внутри которого, внимательно приглядевшись, можно было различить пятнышко другого цвета.

Фотография, как и все остальные в альбоме, была черно-белой, но почему-то Эве показалось, что это пятно – красное, точнее – цвета живой и теплой человеческой крови.

И что самое удивительное – когда Эва присмотрелась к этому кресту, ей почудилось, что комната наполнилась удивительно тонким благоуханием, таким, какое, может быть, исходило от цветов райского сада. От цветов, которые собирала Ева до грехопадения.

А еще ей показалось, что пятнышко внутри прозрачного камня едва заметно пульсирует, как живое…

– На этом окне другой крест, – проговорила Эва, справившись с неожиданно охватившим ее волнением.

– Да, действительно, другой! – отозвался Андерс, взглянув через ее плечо. – Это не простой крест. Это – крест, о котором ходят легенды, крест, само существование которого многие специалисты по истории Церкви подвергают сомнению. Это – священная реликвия ордена Храма Господнего, так называемый крест тамплиера.

По старинной легенде, его изготовил своими руками сам святой Иосиф, или Иосиф Обручник, как называют его в священной традиции. Плотник, которому выпала высокая честь оберегать бесценную жизнь Девы Марии и ее Святого Младенца.

Святой Иосиф собственноручно выточил это распятие из частицы Животворящего Креста – того самого, на котором претерпел крестную муку Спаситель.

Но и этим не исчерпывается значение этой реликвии.

В четыре конца этого креста вставлены четыре больших сапфира удивительной чистоты и красоты…

– А в середине?

– В середину креста вделан прозрачный камень, внутри которого заключена капля крови Спасителя. Говорят, что эта капля крови пульсирует, словно живое человеческое сердце.

Эва не стала говорить, что ей показалось, будто она даже на старой черно-белой фотографии увидела эту живую пульсацию. Андерс может подумать, что она не в своем уме. Вместо этого она решила сменить тему разговора.

– Интересно, где сейчас хранится это распятие?

– Если бы знать! Французский король, арестовав предводителей ордена тамплиеров, пытался под пытками выведать у них, где они спрятали свою святыню. Храмовники умерли в невыносимых мучениях, но сохранили свою тайну.

Есть версия, что король Франции Филипп Красивый искал эту реликвию не только из-за ее святости и ценности в глазах Церкви. Кое-кто считал, что этот крест был к тому же ключом к несметным сокровищам ордена тамплиеров, и тот, кто завладеет этим крестом, – получит доступ и к этим сокровищам.

Многие века этот крест искали в самых разных уголках христианского мира – в Кастилии и Каталонии, в Португалии и Бургундии. Сначала этим занимались слуги французских королей и римских пап, потом – простые авантюристы и искатели сокровищ. В последние столетия к этим поискам присоединились ученые – историки и археологи. Но все эти поиски были безрезультатны.

По крайней мере, до последнего времени.

– И что же случилось в последнее время?

– В конце двадцатого века известный немецкий историк Юлиус Сарториус опубликовал интересную статью, посвященную символике средневековых христиан и, в частности, тамплиеров. Он рассмотрел разные варианты тамплиерского креста, который иначе называют лапчатым крестом, и важные исторические аспекты, связанные со всеми этими вариантами.

По представлениям Сарториуса, после разгрома ордена тамплиеров именно тот тип креста, который мы видим на этой фотографии, появился на геральдических изображениях рыцарей восточной части германских земель, в частности, тевтонских рыцарей.

Из этого факта Сарториус делает вывод, что некоторые из уцелевших тамплиеров, чтобы сохранить наследие ордена, влились в тевтонский орден и орден меченосцев.

В тринадцатом веке тевтонский орден вторгся в Пруссию, где со временем создал собственное государство на землях, прежде принадлежавших балтийскому племени пруссов. Позднее орден расширил свои владения на берегах Балтийского моря. В частности, в середине четырнадцатого века датский король уступил ордену Эстляндию, то есть современную Эстонию.

Именно на гербах рыцарей, обосновавшихся в Эстляндии, Сарториус нашел тот самый вариант геральдического креста, который известен как лапчатый крест, или крест тамплиеров.

– И что же из этого следует?

– Возможно, ту священную реликвию, которую хранили тамплиеры, ту реликвию, которую они спрятали от короля, следует искать не в Испании, не в Португалии или во Франции, а именно в бывшей Эстляндии, в нынешней Эстонии, на берегу Балтийского моря.

– Неожиданный вывод!

– Может быть, это смелый вывод, но, похоже, что кое-кто уже давно к нему пришел. Во всяком случае, именно о нем говорит изображение тамплиерского креста на этом витраже. И те люди, от которых ты только что сумела сбежать, верили в то, что смогут раскрыть тайну тамплиерского креста при помощи этого альбома.

– Вот и настало время тебе ответить на мои вопросы, – как могла твердо сказала Эва. – Пойми, бабушка отдала этот альбом мне и с тех пор начались мои неприятности. Ты сказал, что они верят, что смогут раскрыть тайну креста с помощью альбома. Итак, кто такие они, и самое главное – кто такой ты. Откуда ты взялся на мою голову?

– Я не все могу тебе рассказать…

– Не виляй! – прикрикнула Эва.

– Ладно, – Андерс склонил голову, – все началось с того, что умер Карл Руммо. Он был хранителем.

– По порядку, пожалуйста.

– Только не удивляйся, но тамплиеры… они не пропали. В свое время, конечно, многих казнили, но кто-то успел скрыться, раствориться на просторах Европы. Они основали тайное общество, которое помогало своим членам и следило за сохранностью тайны сокровищ. Понимаешь, прошло очень много времени, многие сведения не сохранились, никто не знает точно…

– Были ли сокровища? – усмехнулась Эва.

– Сокровища были. Только неясно, как их отыскать. И главное, нужно ли это делать. Прошло столько лет, и орден очистился от былых грехов. Теперь они помогают бедным и голодным, а на это, сама понимаешь, нужны деньги, которых у ордена не так много. Но с другой стороны, если найдутся сокровища, не ударит ли богатство в голову членам ордена, как уже было в четырнадцатом веке? Люди-то ведь не сильно изменились.

– Это точно…

– И жизнь сама расставила все по местам. Потому что умер Карл Руммо. И кроме завещания, он оставил своему адвокату письмо, в котором велел сообщить о его смерти по такому-то адресу. Адвокат все сделал, как велено, человек он ответственный.

– Ага, бабушка Элла с ним дружит.

Когда орден узнал о смерти Руммо, было решено, когда наследница вступит в права, просто купить у нее дом и поселить там своего доверенного человека.

– Уж не тебя ли? – снова с насмешкой поинтересовалась Эва.

– Возможно. Это не мне решать. Но жизнь опять-таки внесла свои коррективы. В дело вмешался крупный шведский концерн. Орден узнал, что дом скоро снесут. Можно было, конечно, заплатить больше, чем шведы, чтобы все осталось как есть, но это привлекло бы к дому ненужное внимание. Так что крест нужно найти до того, как дом снесут. Теперь одна наследница погибла, а второй под следствием, так что дом, скорее всего, перейдет государству. Конечно, там бюрократия, но шведы торопят, так что времени мало.

– А эти откуда взялись? Конкуренты?

– Ну, какие-то сведения просочились, вполне возможно, что кто-то из членов ордена проговорился. Делом заинтересовался один такой тип… Альбом хранился у твоей бабушки, его просто нужно было украсть… Очевидно, ничего не вышло.

– Вот почему бабушка отдала мне альбом! Она почувствовала, что с ним что-то не то! И хотела сохранить.

– Ну да, тогда тот тип нанял Василису, потому что она хорошо себя зарекомендовала, работая в России.

– А Федор был просто при ней, сам-то ничего не может. А когда она погибла, он эту чокнутую Рикки в напарники взял. Наобещал ей огромные деньги, она и поверила. Да их наняли только альбом добыть! Так же как и тех двоих на заправке. А тот тип и правда опасен, он ведь актера и правда убил…

– Печально, но в данный момент нас это не должно интересовать. Ты слышала, я сказал, что времени мало? Нужно искать крест.

Во время разговора Эва не сводила глаз с фотографии в альбоме. Когда Андерс замолчал, она перевернула страницу, вернувшись к предыдущей фотографии, и внимательно посмотрела на нее.

В глазах ее вспыхнуло удивление.

– Да что ты там такое нашла?

– Посмотри на камин!

– А что не так с этим камином?

– Посмотри на изображение всадника!

Андерс внимательно пригляделся к снимку.

– Странно… – проговорил он наконец. – Выходит, это не тот камин, а значит, не та комната…

– Нет, это, несомненно, тот самый камин. Вот, видишь, на каминной полке стоит та же самая ваза.

– Но тогда… тогда я ничего не понимаю. Как такое возможно? Ерунда какая-то…

На обеих фотографиях был изображен резной камин, в центре которого находилось изображение конного рыцаря.

Но на одной фотографии рыцарь ехал на коне в одиночестве, как и положено уважающему себя всаднику, тогда как на второй на коне сидели два всадника, символизируя бедность рыцарей Храма…

– Как такое возможно? – повторила теперь Эва.

– Может быть, в этом все дело? Может быть, именно ради этого те люди охотились за альбомом? Может быть, мы с тобой наткнулись на тайну «Тихого приюта»? В любом случае нам нужно поехать туда и своими собственными глазами взглянуть на этот камин. И сделать это как можно быстрее – пока этот дом не снесли, чтобы построить на его месте торговый центр.

Трактирщик перекрестил юношу, закрыл рукой его глаза и сложил руки на груди. Он начал читать над ним молитву, как вдруг услышал громкий стук в двери таверны.

Накрыв тело рогожей, он выбрался из погреба и подошел к двери.

– Кто стучится в такой поздний час? – спросил он заспанным голосом. – Добрые люди в такое время спят в своих постелях!

– Открывай! – прокричали за дверью. – Открывай немедленно!

– Я себе не враг! Разве можно открывать двери неизвестно кому посреди ночи? А вдруг вы грабители?

– Открывай, нечестивец, или мы сломаем твои двери!

– Попробуйте! Посмотрим, что из этого выйдет. Дверь у меня крепкая, из столетнего дуба, она и не таких храбрецов видывала!

За дверью раздалась ругань, затем на нее обрушились тяжелые удары. Но дверь, как и говорил трактирщик, выдержала.

– Открывай, скотина! – повторил тот же голос, но вслед за ним прозвучал другой – тихий и вкрадчивый:

– Открой, добрый человек, коли ты христианин и верный подданный французского короля! Открой именем короля нашего Филиппа, ибо мы – его слуги, и с нами – господин королевский комиссар.

– Так бы сразу и сказали, господа! А то только кричите да лупите по двери, кто вас знает, кто вы такие! Сейчас я кликну своих слуг, а то я уже стар, мне не под силу отпереть этот засов!

Трактирщик и правда разбудил своих слуг – двух дюжих парней, вооружил их топорами на длинной ручке, сам же взял тяжелую дубину и отпер дверь – впрочем, безо всякого труда.

В таверну ввалились четверо солдат, за ними шел немолодой господин в одежде дворянина.

– Ты что же не открывал нам, скотина? – рявкнул один из солдат и замахнулся на трактирщика мечом.

Тот легко отбил удар своей дубиной и с показным смирением проговорил:

– Я же не знал, кто вы такие, господа!

– Теперь знаешь!

Слуги трактирщика встали за спиной своего хозяина, подняв топоры.

– Не горячись, Пьер! – прикрикнул на вояку дворянин. – Ты же видишь, что перед нами – добрый христианин, отнесись к нему с уважением. Тем более что это – старый и немощный человек… – дворянин ехидно взглянул на дубину трактирщика.

– Сразу видно умного человека, – елейным голосом проговорил трактирщик. – Если вашей милости будет угодно, я велю своим молодцам принести чего-нибудь из еды. Много не обещаю, через нашу деревню недавно прошли люди герцога бургундского и все вымели подчистую, но пару караваев хлеба да несколько головок лука я для вас найду.

– Что? Хлеб с луком?! – возмутился вспыльчивый Пьер. – Что мы, по-твоему, свиньи?

– Не горячись, Пьер! – повторил королевский комиссар. – Господин трактирщик отдает нам последнее, что у него осталось, так что будь благодарен и за это малое.

– Благодарен? Не дождется он моей благодарности!

– А моей – дождется. И не только благодарности. Вот вам золотой экю за ваше гостеприимство, а если вам удастся отыскать в своих кладовых чего-нибудь получше хлеба и лука – я заплачу вам еще пять экю. Пять полновесных золотых экю.

– Что ж, ваша милость, может, мы и правда найдем что-нибудь, что укрылось от глаз бургундцев!

Трактирщик мигнул слугам, и те удалились, чтобы вскоре принести несколько связок колбасы, каравай хлеба и большой кувшин вина.

Обрадованные солдаты набросились на еду, но один из них тихонько выскользнул во двор.

– Вот ведь, какие чудеса творят полновесные золотые экю! – проговорил комиссар, отсчитывая монеты. – А не хочешь ли ты, добрый человек, получить еще пять экю?

– Кто же будет против, милорд! Ежели хотите еще колбасы или вина – только скажите…

– Нет, этого довольно. Нам сегодня предстоит еще работа, так что нельзя слишком набивать желудки.

– Чего же вы хотите?

– Не проезжал ли сегодня мимо твоей таверны молодой дворянин, направляющийся на юг?

– Один дворянин? Без слуг и свиты?

– Один, как есть один.

– Нет, милорд! Сумасшедших я сегодня в наших краях не видел, а в здравом уме ни один дворянин не поедет в одиночку по нашей дороге. В наших краях по ночам пошаливают грабители, так что одинокий путник далеко не уедет.

– А ты не врешь, добрый человек?

– С какой стати мне врать?

– Врет, точно врет! – В дверях таверны появился тот солдат, который прежде незаметно вышел. – Я только что заглянул в его конюшню и нашел там коня, который слишком хорош для такой деревенщины. Как есть, дворянский конь. А где дворянский конь – там и дворянин.

– Как скверно! – огорчился комиссар. – Разве ты не знаешь, добрый человек, что врать королевскому чиновнику – то же самое, что врать королю? За это я могу тебя наказать, и наказать весьма сурово! Могу велеть всыпать тебе сотню палок, а то и заковать в колодки. Знаешь, каково это?

– Что вы, ваша милость, разве же я посмею вам соврать? Вы спрашивали меня о дворянине, а не о коне.

– Что же, ты хочешь сказать, что конь прискакал к тебе один, без хозяина?

– Именно так, ваша милость! Именно так все и было. Конь прискакал один…

– Ты ври, добрый человек, да не завирайся! Где это видано, чтобы конь прискакал без всадника?

– И не такое случается, ваша милость! Должно быть, его хозяина убили ночные разбойники, а умный конь сумел от них ускакать, да почуял запах моей конюшни, вот и пришел сюда. Я и сам видел, что это – дворянский конь, и хотел, едва рассветет, отправиться на поиски его хозяина, но тут пришли вы, ваша милость…

– Врет он все! – повторил солдат.

– Обожди! – отмахнулся от него комиссар. – Ты сказал, друг мой, что собирался на рассвете отправиться на поиски дворянина. Стало быть, ты знаешь, где его искать?

– Это не мудрено. Конь прискакал по той дороге, что проходит за амбаром, стало быть, его всадник ехал на юг, в сторону Лангедока. Туда я и хотел отправиться на поиски. Я рассудил, что ежели господин рыцарь еще жив и я смогу помочь ему – он отблагодарит меня за эту помощь. Ежели же он уже умер…

– Ежели он умер, ты хотел поживиться его имуществом!

– Зачем вы так говорите, милорд! Я – бедный, но благочестивый человек, и если бы даже посмел взять пару сантимов, то непременно отдал бы половину Святой Церкви…

– Я не сомневаюсь! – усмехнулся комиссар. Значит, ты говоришь, что всадник ехал в сторону Лангедока?

– Не верьте ему! – повторил все тот же недоверчивый солдат.

– Отчего же? Он – благочестивый человек и не станет врать королевскому комиссару…

– Еще как станет!

– Главное же, его слова согласуются с тем, что я предполагал. Нечестивец наверняка пробирался в Лангедок, надеясь найти там своих единомышленников. Так что завершайте свою трапезу и поедем на поиски раненого или убитого рыцаря.

Затем комиссар повернулся к трактирщику и проговорил с угрозой в голосе:

– А ты, добрый человек, запомни: мы непременно вернемся и ежели поймем, что ты нас обманул – берегись! И не вздумай сбежать – мы тебя непременно догоним!

– Что вы, ваша милость! Как можно, ваша милость! – Трактирщик угодливо поклонился и проводил комиссара к выходу.

Как только королевские люди покинули таверну, трактирщик разбудил своего сына, крепкого молодого парня двадцати пяти лет.

– Жак, – проговорил он строго, – ты помнишь, что я рассказывал о милорде рыцаре, благодаря чьей щедрости я сумел обзавестись этой таверной?

– Конечно, батюшка!

– Так вот, сейчас настало время отплатить за его добро. Собирайся в дорогу.

– Прямо сейчас, посреди ночи?

– Именно сейчас. Дело не терпит отлагательства. Оденься как можно проще – чтобы сойти за бедного паломника. Так ты безопасно минуешь ночных грабителей и жадных баронов.

– И куда я должен отправиться?

– Сперва ты пойдешь в земли герцога бургундского. Там ты найдешь моего фламандского знакомого Якоба Маастрихта. Я дам тебе письмо к нему. Он собирается отправиться с товарами в Данию и на земли Тевтонского ордена. Там, у тевтонских рыцарей, нашли убежище последние тамплиеры. Ты отправишься с Якобом и там, в Ливонии, передашь вот это распятие господам храмовникам. Ты помнишь условные слова, с которыми следует к ним обратиться, и ответ, который они должны тебе дать?

– Помню, батюшка.

– Тогда благослови тебя Бог!

С этими словами трактирщик вложил в руки сына замшевый мешочек.

Парень развязал шнурки, и комнату наполнило чудесное благоухание. Так, должно быть, пахли цветы райского сада – в самом начале времен, еще до грехопадения Адама и Евы.

– Береги это распятие как зеницу ока!

Машина Андерса мчалась по Таллинскому шоссе, пожирая километры. Тут и там по шоссе стелились клочья тумана, которые на глазах таяли под лучами утреннего солнца.

Справа от дороги мелькнул указатель – «Бережки – 3 км».

Вот здесь все началось, подумала Эва, вспомнив тот страшный день и дикую сцену на автозаправке.

Справа за указателем от шоссе ответвлялась узкая дорога.

И тут Андерс резко затормозил.

Впереди них на обочине шоссе стояла красная машина, уткнувшись носом в кювет, а около нее на дороге вниз лицом неподвижно лежала женщина. Одежда ее была разорвана и окровавлена, и она не подавала признаков жизни.

Андерс распахнул дверцу, выбрался из машины, подбежал к неподвижному телу, нагнулся над ним, чтобы проверить пульс. Эва подошла следом.

– Кажется, жива! – проговорил Андерс, доставая мобильный телефон. – Нужно вызвать…

Договорить он не успел.

«Жертва аварии» перевернулась и вскочила на ноги.

Эва с изумлением узнала в ней подручную Федора Рикки. В руке у нее был пистолет.

– Жива, еще как жива! – проговорила Рикки и смерила Андерса своими змеиными глазами. – А вот ты умреш-шь… если не отдаш-шь мне альбом!

– Это еще кто такая? – через голову Рикки спросил Андерс.

– Охотница за сокровищами! – ответила Эва. – Это от нее я убегала, когда ты меня подобрал. Ты что, не узнал, что ли?

– Не разглядел тогда…

– Эй, вы меня что, не видите? – Рикки щелкнула предохранителем пистолета. – Быстро отдавайте альбом, иначе…

– Спокойнее, спокойнее! – перебил ее Андерс с чисто прибалтийской невозмутимостью. – Ты же не хочешь, чтобы пистолет случайно выстрелил? Тебе же это не нужно?

– Не заговаривай мне зубы! – рявкнула Рикки, наведя на него пистолет. – Я сказала – отдайте альбом, или…

– Отдай ей альбом! – Эва шагнула к Андерсу. – Отдай все, что ей нужно… только пусть оставит нас в покое!

– Слышишь, что говорит твоя подруга? – усмехнулась Рикки. – Делай, как она сказала!

– Сейчас, сейчас, я все тебе отдам! – проговорил Андерс. – Он у меня в багажнике!

Он шагнул в сторону своей машины и вдруг удивленно замер:

– А это еще что такое?

По узкой дороге, ответвлявшейся от шоссе, приближалась лошадь. Над ней плыли клубы тумана, и всадник не был виден. Но вот туман отнесло ветром, и оказалось, что на лошади едут два человека – два чем-то похожих между собой мужчины средних лет в плащ-палатках защитного цвета. Лошадь двигалась удивительно плавно, словно плыла в тумане, и совершенно беззвучно.

– Что это? – повторил Андерс, глядя на странных всадников.

– Не пытайся меня обмануть! – огрызнулась Рикки, которая стояла спиной к всадникам. – Это старый фокус, я на него не попадусь! Быстро отдавай альбом!

Но как раз в это время призрачный конь приблизился к ней. Один из всадников наклонился, протянул руку и схватил авантюристку за воротник. Он легко поднял ее, как котенка за шкирку.

Рикки выронила пистолет, испуганно заверещала, задрыгала ногами, пытаясь вырваться – но таинственный всадник бросил ее поперек седла, и призрачный конь перешел с шага на галоп, помчался по шоссе и вскоре исчез в тумане.

– Что это было? – растерянно проговорила Эва.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам! – процитировал в ответ Андерс. – Надеюсь, она нам больше никогда не встретится…

– А Федор?

– Ну, этот уже улепетывает, как заяц! Вон смотри, кусты шевелятся! Видишь ли, сейчас они действовали на свой страх и риск, потому что тот, кто его нанял, уже арестован за убийство Чистякова. Ты же сама мне рассказала.

– Да, но как его нашли?

– Нашли уж… – отмахнулся Андерс. – Ладно, поехали. У нас времени нет.

– Ой! – Эва заметила, что руки в пыли. – Заедем на заправку на пять минут!

За стойкой кафе на заправке стоял тот же симпатичный парень.

– Привет! – он узнал Эву. – Как у тебя – все путем? – он кивнул на Андерса.

– Ну да, все нормально, – улыбнулась Эва, – все наладилось. А скажи, пожалуйста, что это тут у вас лошадь ездит, а на ней двое сидят? Или мне показалось?

– А это Мишка Полуянов на рыбалку ездит. Он, понимаешь, мотоцикл свой утопил по пьяному делу, так теперь нашел у цыган лошадь, на ней с приятелем и катается. Говорит, еще удобнее, лошадь, если что, сама вывезет, куда надо, ею и управлять не надо…

Когда до Таллина оставалось ехать совсем немного, приятный женский голос из навигатора сообщил:

– Через двести метров поворот направо.

Андерс послушно свернул с главного шоссе на второстепенную дорогу – впрочем, тоже вполне приличную. По ней проехали несколько километров, и впереди открылся широкий серо-голубой простор.

Это было море.

Дальше дорога пошла вдоль моря, по высокому берегу, среди огромных валунов и искривленных ветром сосен.

Внизу шумел прибой, высоко в небе летел яркий прямоугольник параплана.

– Через двести метров поворот направо! – снова повторил голос навигатора.

Эва удивилась – справа от них был двадцатиметровый обрыв, куда же сворачивать?

Но дорога перед ними действительно раздвоилась, более широкая ушла влево, к поселку с труднопроизносимым эстонским названием, а более узкая – вправо и вниз, к самому берегу.

Теперь они ехали прямо вдоль линии прибоя, соленые брызги долетали до окна машины и оставляли на нем неровные потоки, как дорожки слез на заплаканном лице.

И тут же, словно одна влага притягивала другую, с неба посыпал мелкий, нудный дождь.

Вскоре, правда, дорога снова пошла вверх, немного удалилась от моря, и все тот же женский голос проговорил:

– Через триста метров конец маршрута.

И тут Эва увидела дом.

Он стоял на невысоком скалистом взгорке, недалеко от моря, и так подходил к окружающему пейзажу, как будто был здесь всегда, от сотворения мира.

Двухэтажный дом из серого камня – серого, как северное небо, как мрачное море, остервенело бьющееся о камни. Каменное крыльцо, стрельчатые окна, высокая башенка с флюгером в форме геральдического орла.

– «Тихий приют», – проговорил Андерс, как будто представлял Эве старого знакомого.

Впрочем, Эва и без этого представления узнала дом. По фотографиям, а больше – по какому-то внутреннему отзвуку, который этот дом вызвал в ее душе.

В это время дождь закончился, как будто кто-то главный решил, что в момент знакомства с этим домом он не нужен. Или как будто режиссер этого природного театра распорядился поднять сероватый занавес дождя, чтобы Эва могла лучше рассмотреть происходящее на сцене.

Подъехав ближе, они увидели вокруг дома временное ограждение из легкой проволочной сетки, на котором через равные промежутки были прикреплены таблички с эстонскими фразами. Судя по многочисленным восклицательным знакам, эти таблички о чем-то предупреждали или что-то запрещали.

– Что здесь написано? – спросила Эва.

– Входить запрещено, опасно для жизни.

– Что, действительно опасно? Выходит, мы зря сюда ехали?

– Я думаю, эти таблички повесили, чтобы держать на расстоянии окрестных мальчишек и просто любопытных.

Андерс подошел к ограде и передвинул один из металлических столбиков, к которым она крепилась. Они с Эвой вошли в образовавшийся проем, и Андерс поставил ограду на место.

Тут же в доме открылась дверь – не парадная, выходящая на высокое каменное крыльцо, а маленькая, незаметная, расположенная сбоку. Из этой двери вышел высокий толстый человек в накинутой на плечи оранжевой непромокаемой куртке и что-то громко, возмущенно проговорил по-эстонски.

Андерс ему ответил, завязался короткий оживленный разговор (если разговор на эстонском языке может быть оживленным), наконец толстяк махнул рукой и скрылся за дверью.

– Что он говорил? – спросила Эва.

– Что сюда нельзя входить.

– И что же ты ему ответил?

– Что нам можно.

Эва недоверчиво взглянула на него, подумав, что он шутит, но лицо Андерса было непроницаемым.

– Ну что, идем? – спросил он, подходя к двери, за которой скрылся сторож.

– Идем. Не зря же мы сюда ехали.

Они вошли в дом, оказавшись в небольшой полутемной комнате вроде кладовой или чулана, из нее вышли в коридор.

Андерс уверенно пошел направо, как будто хорошо знал дом.

– Ты что, уже бывал здесь?

– Нет, но я снаружи определил, где находится интересующая нас комната.

С этими словами он толкнул следующую дверь, и они оказались в той комнате, которую Эва сразу узнала по фотографиям.

С двух сторон были окна с витражами.

До сих пор Эва видела только их черно-белые фотографии и теперь поразилась удивительно ярким краскам. Как раз в это время солнце вышло из-за туч и витражи вспыхнули всеми цветами радуги. Засияли цветы райского сада, ярким кармином загорелся оплетенный ими тамплиерский крест на левом окне.

Но самое удивительное чудо произошло со вторым крестом, тем, что был на правом окне.

Четыре синих вставки в концах красного креста засветились густым светом полуденного южного моря, превратившись в четыре огромных сапфира. Пятая вставка – расположенная в центре креста – превратилась в ослепительно сияющий алмаз чистой воды, в середине которого билась и пульсировала капля преображенного солнечного света, капля живой крови.

– Какое чудо! – воскликнула Эва.

– И чудо, что эти витражи уцелели, – добавил Андерс. – Но мы пришли сюда не ради них.

– Да, не ради них… – как эхо, повторила Эва и перевела взгляд на середину комнаты, на камин.

Сейчас камин был в тени, между двумя ярко подсвеченными витражами, и она не сразу смогла разглядеть каменную резьбу.

Но солнце в Прибалтике не светит долго. Оно забежало за тучу, витражи погасли, и теперь Эва отчетливо видела резьбу камина.

Вот он, каменный конь – и на нем восседают, один за другим, два всадника, два бедных рыцаря Храма Господнего.

Как же так? Ведь Эва своими глазами видела фотографию, где на коне единственный рыцарь… в чем же дело? В чем секрет этого камина?

Эва подошла к камину вплотную, пригляделась к каменным всадникам.

Андерс стоял за ее спиной, она чувствовала на шее его дыхание. Он достал из кармана фонарик, включил его и направил яркий луч на каменную резьбу.

При ярком боковом освещении Эва увидела каждую шероховатость, каждую мельчайшую трещинку камня. Она увидела, что второй рыцарь, тот, что сидел позади, отделен от переднего едва заметной трещиной. А еще она заметила на его каменном плаще отпечаток ладони. Тоже едва заметный отпечаток, который можно было увидеть только вблизи и только при очень ярком свете.

Ладонь, оставившая этот отпечаток, была небольшая, хотя и не такая маленькая, как у ребенка. Должно быть, женская.

Впрочем, что за чушь? Как женская, да любая другая ладонь может оставить отпечаток на камне? Наверняка этот отпечаток высечен резцом опытного, искусного каменотеса…

Эве вдруг захотелось вложить свою ладонь в этот отпечаток. Желание это было неожиданным и сильным.

Она положила руку на камень – и ее ладонь точно легла на каменный оттиск, повторив каждый его выступ, каждое углубление, словно он был сделан именно для нее, именно по ее размеру, по ее форме.

А затем Эва нажала на камень. Нажала не очень сильно, но камень отозвался, словно давно, много лет ждал этого прикосновения.

Он отозвался, слегка качнувшись, а потом сдвинулся в сторону и в глубину камина.

Каменный рыцарь отъехал, скрывшись за своим собратом.

Теперь на камине был всего один всадник – как на фотографии из библиотеки. А на месте второго всадника появилось углубление.

И в этом углублении Эва увидела замшевый мешочек.

– Ты видишь? – проговорила она взволнованным, растерянным голосом. – Ты видишь это?

– Значит, все было не напрасно! – отозвался Андерс, и его голос, обычно такой спокойный, тоже звенел от волнения.

Эва протянула руку и взяла замшевый мешочек.

Она долго не решалась развязать его – но, наконец, потянула завязки и достала небольшой крест из темного, очень твердого дерева.

И едва она достала крест из замши, как комната наполнилась удивительным, неземным благоуханием. Благоуханием, какое, может быть, наполняло райский сад.

И еще комната наполнилась светом – золотистым и теплым, каким бывает солнечный свет на исходе долгого летнего дня.

Эва с благоговением разглядывала свою находку.

Несомненно, это был тот самый крест, изображение которого было на оконном витраже. Крест тамплиеров.

В четыре конца этого креста были вставлены четыре сапфира, в центре его находился большой прозрачный камень, в середине которого сияло крошечное красное пятнышко. Капелька крови.

Живая, пульсирующая, словно человеческое сердце.

Эва повернулась к Андерсу и увидела его лицо, озаренное светом, исходящим от креста тамплиеров. В лице его было благоговение и радость – как у путника, который дошел до цели долгого и трудного путешествия.


на главную | моя полка | | Священный крест тамплиеров |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 2
Средний рейтинг 2.5 из 5



Оцените эту книгу