Книга: Невыдуманные истории



Невыдуманные истории

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Все книги автора

Эта же книга в других форматах


Приятного чтения!




Невыдуманные истории

Анна Гин

Невыдуманные истории


От автора

Это не книга. Не художественная литература. Это сборник. Статьи, очерки, посты. Такое…

Сейчас объясню.

В 2005 году я вдруг стала журналистом. Именно «вдруг». Спасибо Зурабу Аласания. Зашел

однажды усатый дядька в облгосадминистрацию, где я тогда работала (в пресс-службе), и

сказал: «Эй, птичка, летим со мной, там столько вкусного». Если правдиво цитировать, он

сказал: «Ты — журналист, иди к нам, бросай все это». «Все это» — это фотография, которой я

тогда занималась. Была кем-то на предмет личного фотографа губернатора. Почему он так

сказал, понятия не имею, но так как люблю «столько вкусного», я пошла. Была

корреспондентом новостей, автором всевозможных проектов, телепрограмм, документальных

фильмов... Написала в газету. Не знала газетных форматов и написала, как чувствовала.

Получилось странно, но читабельно. Попросили еще, потом еще, потом дали колонку.

Еженедельную. Газета давно не печатается, и даже интернет-версии нет. А я все не могу

остановиться. Теперь это называется «блог».

Спустя пять лет встретился мне тот самый губернатор, которого фотографирует теперь

другая девушка, и сказал: «Я тебя читаю, давай книжку издадим». Вслух я засмущалась

страшно, а про себя подумала: «О Боже, я ж там нецензурная бываю до крайности». В общем, кому сборник понравится, «спасибо» отправляйте Арсену Авакову.

Сюда не вошло очень личное, то, что с матюками, и там, где без фотографии смысл

теряется.

Фамилии, имена, явки, пароли частично изменены. Не ругайтесь. Всех люблю.

Еженедельник «Объектив-Но» №07 от 16 февраля 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

ОН СУЩЕСТВУЕТ, И ОН МЕНЯ ЛЮБИТ Несвятому Валентину посвящается

Я, Анна Гин, находясь в твердой памяти и трезвом уме, перед лицом своих читателей торжественно заявляю:

«Чудо есть! Сказка бывает! Параллельные прямые пересекаются! Два человека могут встретиться на расстоянии

три тысячи километров друг от друга! Да, и Дед Мороз существует! Клянусь рассказать правду, только правду и

ничего кроме правды. Точка. Подпись. Печать».

Войти

14 февраля, 2005-й. Обычный рабочий день. Сижу в Интернете. Какой-то сайт. Конкурс на

лучшую историю «Как вы проведете День святого Валентина»!? Стоп. Какого святого? Ах, да, сегодня День влюбленных. Почему я не люблю этот праздник?

Напрягаюсь. Вспоминаю. 14 февраля 2004-го. Дочка с ангиной, я на кухне пеку торт.

Печеночный торт. Торт-сюрприз. Торт-сердце. Запах! До сих пор помню этот запах. Так не

пахнет даже в самых шикарных ресторанах, где изысканнейшие торты готовят из отборных

сортов печени. Шучу, потому что не знаю, как пахнет в «самых шикарных ресторанах». Мой

запах — запах дома, уюта. Украшаю шедевр кусочками ананаса из заботливо припрятанной

консервной банки, аккуратно вырезаю в виде сердца. Жду. Остывает, подогреваю, меряю


дочке температуру, даю лечебный сироп. Жду. Упорно остывает. Подогреваю. Подогреваю.

Наконец поворот ключа в двери — Он.

— Это и ВСЕ?! Я с работы, голодный. Картошки пожарь.

Пожарила. Открыл пиво. Закуска — жареная картошка и мое печеночно-майонезное

сердце.

Начать

Вспоминаю. Злюсь. Пишу в строке «Конкурс»:

«Хотелось бы, конечно, как обычно,

отправиться с семьею на Канары.

Но надоело, каждый год привычно  —

Шампанское, икра, омары…

Тоска. Народ на горках ледяных

Как будто из рекламы кока-колы

Клубнику ест, зимой, на выходных

Ну и так далее, такие же приколы.

А вместо этого какая красота!

Стою, любуюсь видом из окошка,

А вместо колы кипяченая вода

И как клубника выглядит картошка».

Два часа дня. Работаю. О конкурсе забыла напрочь. «Вам письмо» — пищит почтовый ящик.

Открываю. Читаю.

«Привет. Стихотвореньице так себе... Банально... Грустишь? А чем тебе можно поднять

настроение»?

Хамство, думаю. Но отвечаю. Без эмоций, пара строк, через запятую.

«Шоколад, Даниил Хармс, Рисунки моей дочери, Взрослые мужчины, которым кажется, что

они Цари, Водка с виноградным соком в компании трёх подруг… и зарплата».

Ответила честно.

Вечер. Собираюсь на девичник. Подруги детства плюс «отвертка». 14 февраля — это наш

праздник! Праздник несбывшихся надежд. Выключаю компьютер: «Завершить работу». Он

настойчив: «Вам письмо». Открываю.

«Ув. anna, проблемы со связью, текст дошел с искажениями, поэтому есть вопросы: 1. Где продают шоколад «Даниил Хармс»? (Я уверен, что это не молочный шоколад.) 2. В каком стиле Ваша дочь рисует взрослых мужчин, «которым кажется, что они Цари» (она

рисует только такое?!).

3. Водка с соком вместе или раздельно? (Это важно.)

4. Три подруги — логично, только, наверное, шумно?!

5. Зарплата должна поднимать не настроение, а материальное благосостояние...»

Поработаю над списком более подробно и найдусь, не теряйся. :) ЦАРЬ».

Смеюсь. Мне смешно. Я давно не смеялась.

Следующий уровень

Не помню, в какой момент жизнь приобрела другой смысл. Какой-то «не совсем» или

«совсем не» такой. Если бы доктор-психиатр взялся описать мой тогдашний диагноз, наверное, это выглядело бы так: «У больной наблюдаются частые немотивированные приступы

смеха, в некоторых случаях — хохота. Неадекватные реакции чаще всего вызваны

присутствием монитора. На другие внешние раздражители больная не реагирует».

Это Любовь. Любовь, не обусловленная ничем. Ни лицами, ни именами, ни анкетными

данными. Нежность — уменьшительно ласкательные варианты ников. Буквы, слова, пароли.


Электронные откровения от Никого к Никому. Зигмунд Фрейд медленно переворачивается в

гробу. Психоанализ отменяется. То, что происходит, — это следующий уровень.

8 марта. Очередная дань феминизму. Девичник, «отвертка», я: «Девочки, я, кажется, влюбилась в человека, которого никогда не видела…» Молчание. Непереводимая игра слов.

Резюме (естественно, три, по количеству присяжных :) 1. Дура. 2. Идиотка. 3. Замуж тебе надо.

Изменить правила

— Как тебя зовут? — спросила я у человека, которому сказала в жизни больше, чем всем на

свете людям, с которыми когда-либо говорила. К середине марта нас связывало шестьдесят

мегабайт (больше шестидесяти миллионов знаков!) текстовой информации на двоих. Это

сопоставимо с двумя, нет, пожалуй, с тремя общими детьми.

— Валентин, — ответил он.

Его звали Валентин. Я даже не сразу связала ДЕНЬ нашего знакомства и историю, связанную с ним. Это было первое из тех невероятных совпадений, которые ожидали нас

впереди. Оказалось, нас разделяют три тысячи километров и пара-тройка морей. Такая

мелочь, как география, мне и в голову не приходила.

Валик эмигрировал в Израиль несколько лет назад, а до этого мы всю жизнь(!) жили в

одном дворе и… ни разу не встретились. Причем всегда находились где-то рядом. Школы, офисы — параллельно. (Теперь за Фрейдом отправляется Евклид, ну насчет «никогда не

пересекаются»).

Мы говорили по мобильному. Часами. Я «водила» его по Харькову. Намотала

километраж хорошо подержанного автомобиля. Он отлично знал город, гораздо лучше

меня, до мелочей. Истории людей, улиц, памятников и кафешек — это был новый

Харьков, я не знала свой город таким никогда.

Диффузия «Моторолы» и человеческого уха — образец. Вот как это выглядело.

Психоаналитики не могли пройти мимо без слез: «Куда сегодня пойдем? — спросила она

у Трубки. — Давай на угол Мельникова и Гражданской, я покажу тебе места, — отвечала

Трубка». — Палата номер семь, из неизданного…

Шизофрения — насморк

по

сравнению

с

теми

диагнозами,

которые

мне

инкриминировали. Однако друзья постепенно смирились с историей болезни. Более того, активно включились в процесс. То есть вопрос подруги на ее дне рождения: «А Валик

будет?» к марту не вызывал удивления даже у знакомых моих знакомых. Это означало, что когда зазвонит телефон, трубку будут брать все присутствующие и подолгу трепаться

с чужим человеком из чужой страны, как с «к сожалению, ненадолго покинувшим нас

товарищем».

Его никто никогда не видел

Шизофрения (или какая-то ее сестра) с наступлением весны приобрела параноидально-

маниакальный оттенок. Появилась навязчивая идея: «Его нет. Его не существует».

Пятница. Мы с девчонками на дискотеке. Звонок. Закатываю скандал. Настоящий, с

ритуальным битьем тарелок! Слезы, сопли: «Ты не настоящий»!

— Вы где? — спрашивает.

— Там-то.

Кладет трубку. Проходит десять минут. Голос диджея: «Я — НАСТОЯЩИЙ, И Я ЛЮБЛЮ

ТЕБЯ».

Тишина… Мне показалось, она тянулась минуты три. Очень звонко упала вилка у Наташки.

Это любимая история моих подруг. Самое потрясающее в ней то, что она не может обрасти

преувеличенными подробностями, как всякая женская история. Она и так нереальна! Я бы не


поверила. Бедолагу диджея мы пытали часа два…Тайну он унес с собой домой, оставив нас с

открытыми ртами верить в Чудо.

Это потом я узнала, что владелец этого кафе (очередное совпадение!) школьный товарищ

Валика, и волшебство произошло при помощи двух телефонных звонков.

Призовая игра

В мае я попала в больницу. Нет, не в ту, в другую, не по профилю. Операция несложная, но

все-таки операция. Две недели в хирургии, пара дней в реанимации. Он был со мной, даже на

операционном столе. Бережно зажатый в руке медсестры мобильник — первое, что я увидела, когда отошла от наркоза. Девушка в белом халате хмурилась и заглядывала мне в глаза, что-

то там заметив, радостно заверещала в трубку: «Все в порядке! Она пришла в себя!» Он знал

всех моих врачей и медсестер, знал количество уколов и таблеток.

Потом мы выписались. И я услышала главное:

— Приехать не смогу. Приезжай ты. Приглашение пришлю факсом. Паспорт начинай

оформлять завтра же.

Мы никогда не говорили об этом. Правила игры были определены нами же еще на первом

уровне. С этих слов началась реальность.

Количество невероятных совпадений начало зашкаливать. У меня никогда не было

загранпаспорта. Я пришла в ОВИР, заполнила необходимые документы и пошла себе с богом

ждать строго отведенные законом минимальные три недели. Через три дня мне позвонили и

сказали, что документы готовы. Ошибка в пользу клиента в ОВИРе(!) — мои документы в

срочном порядке оформили в силу какого-то мифического совпадения. Я готова была просить

прощения у Деда Мороза за пресловутое «так не бывает»!

Дальше — круче. Посольство Израиля в Киеве. Это не очередь, это многоступенчатая, многоуровневая гиперочередина. Люди пытаются оформить выезд к близким родственникам

по несколько месяцев! Я четко понимаю: не то что не уеду, а даже никому не расскажу, что

тут была, потому как все будут громко-громко смеяться.

Стою посреди этого Хаоса, и вся скорбь еврейского народа бегущей строкой на лбу. Видимо, надпись еще и подсвечивалась неоновым — меня заметили. Молодой человек просто шел

мимо и, не останавливаясь, видимо, из вежливости, спросил с акцентом: «Что-то случилось?»

Скорбь побежала по лбу быстрее и ярче, я понесла спасительную чушь: «Недавно узнала, что

еврейка... Просто интересно стало… Народ… Культура… История...» Мужчина понимающе

улыбнулся: «Документы с собой»? Это был какой-то дипломат.

Выйти из игры… И войти в реальность

Борисполь — Бен-Гурион. Семь дней. Я впервые в жизни летела на самолете. Летела в

прямом и в переносном смысле одновременно! Потрясающе.

Первое впечатление на Земле Обетованной — воздух. Второе — пальмы. Пальм я раньше

не видела никогда. А воздуха не было. Совсем. То есть он был, конечно, но из-за высокой

влажности не ощущался. Говорят, первые минуты в Израиле, как в вакууме. У многих

начинается паника. Внутри аэропорта был кондиционер. Воздушно-пальмовые эмоции резко

уступили ясности, померещилась медсестра, хмуро заглядывающая мне в лицо: «Она пришла в

себя»!

Реальность выглядела так: я — за три тысячи километров от дома. Никто не знает, где я

(всем сказала, что еду в командировку в Днепропетровск). У меня почти нет денег. Мобильный

отключен. Я не знаю ни одного языка, кроме русского устного, и тот почти забыт в связи с

вышеперечисленным. Человека, к которому прилетела, видела только на ксерокопии черно-

белой фотографии размером 3х4. Дрожащими руками достаю из паспорта приглашение

(вызов) от Валика, где, по идее, адрес, фамилия, ну и все эти вещи. О ужас! Все на иврите.


Палочки-закорлючки. А если он меня не встречает??!! — подумала она и потеряла сознание.

Шутка.

Я вышла из аэропорта последней. Трудно было подыскать человека на контроле, говорящего на нервно-русском.

Он был высокий. Весь в белом! С огромным букетом роз и воздушным сердцем.

Мы поехали в Ашдод и всю ночь пили шампанское на берегу Красного моря. Было 14 июня.

Р. S. Израиля я почти не видела, неделю провели на полуострове Эйлат.

Р. P. S. А когда я выпрошу у главного редактора еще одну полосу, я расскажу, что случилось

потом (продолжение еще невероятнее, чем начало).

Р. P. P. S. А песня тогда, в кафе, называлась «Все только начинается», «Звери».

Еженедельник «Объектив-Но» № 08 от 23 февраля 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

ЗАЩИТНИКИ МОЕГО ОТЕЧЕСТВА Двум солдатам посвящается

Учитель: «Назовите слова-антонимы».

Дети: «Лето  —  зима, белое  —  черное».

Я: «Папа  —  мама. Мои».

Представьте себе классическую русскую девушку, с классическим русским именем, в

классической русской местности. А теперь представьте классического еврейского юношу, с

тем же набором классического. Представили!?

Правильно.

1963 год

Валентина — село Паноморевка. Далеко. Холодно. Сибирь. Коса до пояса, хата-рубленка, за

хатой тайга. Братья (пятеро) охотники — белки без глаз. Пельмени лепит со скоростью звука, нет, света. Света, кстати, нет. Телевизор и космос в одной смысловой категории. Знает секрет

катания валенок.

Иосиф — район Москалевка. Харьков. Украина. Математическая школа, золотая медаль, интеллигентные родители. Два иностранных языка, спортивная секция. Неприлично начитан, сильно урбанизирован, русскую печь видел только на картинках.

Поистине бескрайни советские просторы. Ну где, скажите мне, и при каких обстоятельствах

эти люди могли встретиться?! Правильно, только в необъятных рядах Советской армии!

Она защищала отечество, можно сказать, не выходя из дома. Каких-то сто пятьдесят

километров от вышеупомянутой рубленки. Ему родина доверила нести службу там же. Поезд

ехал четверо суток. Когда новобранцы услышали про Новосибирск, сильно обрадовались, что

везут не на Чукотку.

Сверхсекретные ракетные войска. Она — связист. Он — наводчик-оператор.

Армейско-родительские истории я слышала тысячу раз, я их обожаю, многие знаю наизусть.

И все-таки на этот раз хочу подробностей.

(Поправка, редактор хочет.)

Беру карандаш, бумагу. Развожу родителей по углам. Маму на кухню, ее пытаю первой.

— Ма, а какое платье на тебе было, когда вы в первый раз танцевали?

— Ты с ума сошла! Сорок лет прошло! Я не помню!

(Это такое словосочетание-паразит, оно неизменно следует после каждого моего вопроса.)

— Хотя… Розовое!

(Далее следует скороговорка, читать не выдыхая.)

— Да, розовое, чуть ниже колена, рукавчик воланчиком, воротничок стоечкой, шифоновое, материал мне Варвара из Новосибирска привозила, я еще его швее отдала, она меня смерила, приезжаю забирать, одеваю — ни вдохнуть, ни выдохнуть, на три размера мало, представляешь?! Расстроилась, ухожу, вижу: дочка ее, ну швеи этой, в юбочке до боли

знакомой розовой расцветочки…

(Ни фига себе, думаю, «не помнит», а если б помнила!)

Как вы встретились? Версия мамы

— Зачем-то мне понадобилась ручка. Заскочила в казарму, говорю: ребята, ручка есть?! Да, ответил хор из пяти, нет (задумалась), восьми (пауза), десяти человек! И ручки со всех сторон!

Ближе всех (небрежно) оказался смешной конопатый мальчишка.

— Когда?!

— Был февраль. Февраль шестьдесят четвертого. Середина.

— Каким он был?!

— С книжкой все время ходил. Даже на танцах с книжкой. Думала, может, роман какой-то

интересный читает, спросила, а это математика! Представляешь, задачник по математике!

Как вы встретились? Версия папы

— Подшиваю воротничок, заходит... ужас… разноцветные волосы! Рыже-бело-черная голова

с серыми глазами.

(Цветовой эксперимент вызвал живой интерес у несостоявшегося физика-математика.

Главное, про пресловутую ручку ни слова.)

— Когда?

(Задумался. Закурил.) — Было холодно. Зима.

— Какая она была?!

— Смеялась все время. Хохотушка такая. Очень красивая. Только вот волосы. Ну, я ее потом

налысо подстриг.

Очная ставка

Я сдала стометровку по квартире, причем на «отлично». Маршрут: кухня — зал — кухня.

— Это спроси у папы, он точно помнит!

— Не, это к маме, я такого не помню!

Плохая была идея допрашивать их по отдельности. Собираю родителей вместе. Задаю им

один абсолютно простой вопрос: «А кто из вас был старше по званию?»

Через пятнадцать минут у меня заболела шея. Голова не выдержала амплитуды, умноженной на скорость движения. Диван — кресло — диван. Думаю, надо посадить их

рядом. А то окосею. Иду делать всем чай. Возвращаюсь. Точка не поставлена, но

определенный компромисс все же достигнут, ура. Вникаю. Значит, так — примерно полсрока



службы папа был старшим сержантом, а мама просто сержантом, потом папа подрался со

старшим лейтенантом, который, по маминой версии, был просто лейтенантом, (оп, беру на

карандаш, воспользуюсь моментом, когда они будут вдыхать и, если повезет, успею спросить

про эту драку), за это папу разжаловали в младшие сержанты, соответственно, мама, будучи

просто сержантом, автоматически стала старше по званию. Но, оказывается, не все так

просто, помимо званий, еще были должности, и папина должность даже при учете звания

была выше… Вдох. Мой вопрос:

— А подрались-то чего? (Успела!)

Ответы читать одновременно.

Мама: Из-за меня!

Папа: По дурости!

Про разноцветные волосы, драку и многое другое


Задача. Дано: В военной части служило двести семь солдат, семь из них — девчонки-

связистки. Вопрос: Зачем этим семерым надо было красить волосы (я бы даже сказала, вообще

расчесываться) при таком богатстве выбора с одной стороны и практически отсутствии

конкуренции с другой?

Ответ: Потому что модно. (Обожаю убедительные причины!)

Сначала было модно быть блондинкой. Таблетка гидроперита в медсанчасти по блату.

Развели, намазали, шапку-ушанку на голову — отбой. Наутро волосы, те, которые остались, окрасились в неприятно желтый.

Шутки и подколки солдат выдержали, офицерам не смешно.

— Отставить произвол, — парировал майор. — Вернуть прежний внешний вид.

Как вернуть «прежний внешний вид»? В медсанчасти противоядия от гидроперита не было, спрашивали.

Отправили гонца в ближайшую деревню за советом. Через пару дней получили по пакету

хны — развели, намазали, шапку-ушанку на голову — отбой. Справка: хна — трава для

окрашивания волос в каштановый и его оттенки.

Вы когда-нибудь видели волосы цвета хны после гидроперита? Я — нет, кто-то мне

подсказывает, что лучше не надо.

Шапку-ушанку решили не снимать. Хорошо, что Сибирь. Зима десять месяцев в году.

Третий этап по возвращению прежнего внешнего вида (каким он был, помнили уже

немногие) лежал через басму. Справка: басма — трава для окрашивания волос в черный и его

оттенки.

Аналогов полученного в результате цвета в природе до сих пор не существует. А если

учесть, что из-за непрофессионализма модниц все три красителя ложились неровно, пятнами...

Вот такой он и увидел ее впервые. А спустя несколько недель уговорил побрить голову

наголо. Эффект оказался приятнее предыдущих, даже товарищ майор одобрил.

А тем, кому не нравилось, предлагалось не смотреть. Особо упертые, в количестве одного

старшего (или просто) лейтенанта, соглашались с идеальностью женского черепа

исключительно после убеждения железными мужскими аргументами. Вследствие чего и

произошло разжалование из старших в младшие сержанты, с чего и началась вся

вышеперечисленная путаница с чинами.

Волосы у мамы отрасли еще до дембеля.

Самоволка

В самоволку они бегали дважды. Первый раз на концерт Кобзона и Кристалинской в

Новосибирск. Второй — знакомиться с родителями.

Хата. Стол. Дубовый. На столе бочковые огурцы, хлеб, бутылка водки, два стакана.

Граненых. Будущий тесть:

— Тебя, сынок, как звать?

— Иосиф.

— Как??

— Иосиф.

— Садись, Оська, поговорим.

В два сибирских граненых стакана помещается одна обыкновенная бутылка водки.

Разливается за один раз. Иосиф не пил. Совсем. А Оське пришлось. Это был тест. События

следующих нескольких дней сохранились только в глубоком подсознании младшего сержанта.

На самом деле папа всегда восхищался этими людьми из далекой сибиркой глубинки. Все

пьют, но нет ни одного алкоголика. Шумно гуляют, но постоянно работают. Не богатые, но

невероятно щедрые.


Дембель

Уже через год они ехали в Харьков. Не просто с ответным визитом, а насовсем. Навсегда.

Мамин багаж — чемоданчик с тем самым розовым платьем и пуховая подушка. Валенки

папа брать с собой запретил.

Южный вокзал — венец архитектурного искусства, в котором воплотилось величие

большого города и чудеса технического прогресса… Это мамины ощущения.

В стеклянном киоске на платформе продавали яблоки. Обыкновенные зеленые яблоки. Мама

как вкопанная стала перед витриной. Она никогда их не видела. Ей было двадцать пять лет

(!). Естественно, было куплено самое большое и сочное.

— Ты что — со шкуркой откусила?! Выплюнь! Она ядовитая!

Папа у нас шутник.

На гражданке

Золотой

медалист

физико-математической

школы.

Он

готовился

поступать

в

политехнический. На факультет, название которого мама даже выговорить не могла. Они

снимали ма-а-аленькую комнатку — восемь квадратных метров плюс в договор входила

сварливая старуха-хозяйка. Хотя не мудрено быть сварливой, если у тебя на кухне постоянно

околачиваются бесконечные родственники из далеких краев и армейские друзья (отовсюду), попеременно останавливающиеся «буквально на одну ночку», потому что приехали «всего на

пару дней посмотреть город, а сколько там того отпуска».

Он занимался по ночам, днем работал электриком. Поступил. А на следующий день узнал, что у них будет ребенок. Учиться он так и не пошел. А зачем? И так все знал. Ведь какими

физико-математическими способностями надо обладать, чтобы умудриться впихнуть в

квадрат четыре на четыре кровать, письменный стол, шкаф с книгами и детскую кроватку?!

Плюс чемодан с розовым платьем и пуховую подушку.

Это была не я. С квадратом повезло моей старшей сестре. Каким-то чудным образом она

помещалась туда вплоть до первого класса.

Видимо, в семь лет тело, помещаемое в пространство с вышеуказанными параметрами, достигает критической массы. Троица задумала хитрость.

Расширенная жилплощадь на бескрайних советских просторах полагалась только

счастливым обладателям двух и более отпрысков. Спасибо товарищу Брежневу за такое

продуманное законодательство! Я ему жизнью обязана. В прямом смысле слова.

— Мать, а «квартирный ребенок» ничего так получился! (Я говорила, что папа шутник?) Да, я такая. Медаль мне! Лучше орден.

Вот и сейчас мы сидим на этой ба-а-а-альшой кухне, точнее, я — на кухне, а из

родительской спальни все еще доносятся обрывки фраз: «Младший сержант… Старший

сержант... Еще скажи «лейтенант»...»

Сейчас пойду и скажу. Скажу, ГЕНЕРАЛЫ! Оба. Люблю вас. Очень. С праздником, защитники

моего Отечества.

Еженедельник «Объектив-Но» №09 от 2 марта 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

ОНА УМЕРЛА

Смерть —

    закономерна, потеря —

    ужасна. Вахтерша Михална никогда не болела, не вязала, не сюсюкала с

детьми, не улыбалась, не кричала, не лузгала семечки, не обсуждала сериалы, не задавала дурных вопросов, не носила

платка и не собирала денег. Но…


За сто метров до подъезда я замедляла шаг и нервно смотрела на часы. Может, она спит?! В

ее возрасте… Переутомилась за день и дремлет на посту. Репетирую лицо.

Улыбнусь: «Здрасьте…» Нет, заподозрит в употреблении спиртного. Лучше строго: «Добрый

вечер»! Нет, это долго. А может, поговорить с человеком: «Здравствуйте, не спится? И у меня на

работе завал… Может быть, вам хлебушка купить? Или в аптеку»? Что я несу?! Ночь на дворе, какая к черту аптека?! Берусь за ручку двери. Если дернуть резко, она скрипнет громче, но

короче. Если открывать медленно, скрип как-то мягче, но растянут во времени. Как же быть, блин?!

Классический вопрос возникает каждый раз перед дверью подъезда, когда появляешься

позже положенного времени. Это ода двери. А скрип — все равно приговор, хоть резко, хоть

плавно. Интересно наблюдать застывших на мгновение жильцов нашего подъезда перед

финальным рывком двери. Наверное, жители соседних домов думают, что у нас ток подведен

к дверной ручке.

Она никогда не спит

Набрасываю капюшон. Жалкая попытка замаскироваться. Она же старенькая, не заметит, уговариваю себя. Знаю, она не только меня, она всех моих друзей и знакомых и даже их

детей узнаёт. Помню, приехала ко мне одноклассница с сыном, дети играют, мы болтаем, замечательно. Вечером она звонит мужу, просит забрать их на машине, он до этого был у

меня один раз, год назад. Заходит он в подъезд, набирает воздуха в легкие, чтобы уточнить

у вахтера, в какой точно квартире я живу, а та, не дождавшись вопроса, чеканит: «С-о-р-о-к

— в-о-с-ь-м-а-я — т-в-о-и — е-щ-е — т-а-м».

И после этого я пытаюсь спрятаться под капюшоном?! Детский сад.

Проскочу. Возьму скоростью. Узнает, конечно, но не успеет отреагировать. Пролетаю.

«Здрасьте» на ходу, не глядя. Пешком по лестнице. Кнопка лифта — боже упаси.

Задерживаться нельзя. Пространственно-временной континуум нарушается. Я бегу, но не

отдаляюсь. Медленно открывается дверь сторожки… Нет, она не скрипит, я ее не слышу, ощущаю.

«Ч-е-т-в-е-р-т-ь — п-е-р-в-о-г-о»!!! С грациозностью дворецкого и артикуляцией чтеца. Такое

ощущение, что это вовсе не упрек и вообще не в мой адрес, просто жильцы втихаря

сбрасываются и платят ей за то, чтобы она констатировала время моего прибытия. А если кто-

то в этом подъезде уже спал, то извините.

«Мегера», — произношу я одними губами. Не сомневаюсь, она слышит.

Почему-то хочется бежать вниз и оправдываться. Упасть на колени и клясться. Клянусь, была

на работе. Клянусь, монтировали программу. Ни грамма спиртного, клянусь. Завершить

коленопреклонение пресловутым «я больше так не буду» и прощенной уйти...

Как без нее? Как?— прочно засели строчки из поэмы Роберта Рождественского. К чему?

Ведь я же не любила ее. Ее никто не любил. Хотя нет. Нелюбви я не испытывала. Точно. Это

было что-то другое. Не могу сформулировать.

Люди как-то растерянно смотрят друг на друга. Рождественский читается в глазах всего

подъезда. Сталкиваюсь возле лифта с соседкой. Я не знаю, как ее зовут. Я не знаю, из какой она

квартиры. Я вообще о ней ничего не знаю! Нам не нужно было знать друг друга. У нас была ОНА.

Дух подъезда, стержень. Если хотите, философия подъезда. В каждом из нас была Михална.

Каждый из нас замирал перед дверью после десяти вечера. Мы — единый организм. Были.

Соседка с пятого. Привычное «здрасьте» звучит как-то вопросительно. Она несет на прогулку

собачку. Именно несет, хотя собачка совсем не инвалид и вполне в состоянии самостоятельно

передвигаться. Но женщина ее несет, потому что так ее, собачку, удобнее контролировать.

Пасть зажать, чтоб не гавкнула возле сторожки, или, не дай бог, не справила нужду в радиусе


пятидесяти метров от подъезда. Странно, но ведь теперь ее можно отпустить. И даже

скомандовать «Голос» прямо на первом этаже! Но она ее несет.

Замечаю, как чисто в подъезде. Раньше не замечала, всегда бегом. Ух ты, и цветы в

горшках. Цветут. В лифте зеркало. Целое. И коврик. Коврик в лифте! Кусочек, такой

маленький зелененький квадратик. Голову на отсечение, у Михалны дома лежит большой

зеленый ковер, в котором не хватает куска квадратной формы, по размерам абсолютно

равного основанию нашего лифта.

Как ее звали? Какое имя было у человека, отчество которого было нарицательным? В какой

квартире она жила? С кем? Сколько ей было? Семьдесят? Восемьдесят?

У меня никогда не было ключа от почтового ящика. А зачем? В нашем подъезде почтовые

ящики — это архаизм. Вся почта, включая ценные письма и денежные переводы, выдавалась

из окошка сторожки. Подозреваю, что почтальоншу даже на порог никто не пускал. Однажды

выгуливали детей с мамашкой из соседнего дома. Что-то нам там понадобилось, буквально

заскочить на пять минут, а, да, примерить комбинезончик на мою дочку, из которого ее

девочка уже выросла. Неважно. Важно, что, заходя к ним в подъезд, я привычным движением

оставила санки у входа. «Ты что? — искренне удивилась моя знакомая, — Бери с собой». «Как

это?» — в свою очередь не поняла юмора я. Тащить санки с собой, зачем? Сейчас эта ситуация

вспомнилась так ясно. Отчетливо понимаю, что, не задумываясь, оставила бы у входа в наш

подъезд филиал швейцарского банка.

Мой дом — моя крепость. Надо было написать такую табличку и повесить над входной

дверью. Это как нельзя лучше иллюстрировало бы особенность нашего подъезда. По крайней

мере наши жильцы такой юмор бы оценили, точно. Но ЕЕ больше нет.

Я долго учила свою дочь здороваться с соседями. Хотя мое глубокое убеждение — учить

ребенка вежливости глупо. Это качество развивается исключительно примером взрослого.

Особенно пятилетние девочки терпеть не могут, когда с ними сюсюкают чужие.

«Ой, кто это у нас такой большой?! Какое платьице красивое! Это кто тебе такое купил?!»

Ужас. Мне всегда казалось, что это такая специальная речевка, которая записана на бумагу и

выдается женщинам, достигшим пенсионного возраста в момент выхода на лавочку под

подъезд. Главное — в сценарии четко указаны не только вопросы, но и интонации, с которыми

они произносятся. Изменяться в зависимости от обстоятельств может только последний вопрос.

В моем случае это: «А папа твой где?» Голову непременно надо склонить набок и изобразить

доброжелательность. «В Караганде», — это меньшее, что хочется ответить. Но дочке, естественно, я этого не говорю. «Ну поздоровайся, что тебе стоит», — уговариваю я

пятилетнюю упрямицу. И каждый раз она проходит молча. «Ой, она такая стеснительная» — у

меня тоже речевка есть.

Михална — единственная соседка, с которой моя псевдостеснительная дочь не просто

здоровалась, а здоровалась первой, громко, четко, начиная с расстояния пяти метров.

В каждой семье, наверное, есть страшилка для «разгулявшихся» детей. Кого-то пугают

дядей-милиционером, кого-то — выброшенными с пятого этажа игрушками. У нас заветное

словосочетание — «Михална услышит».

«Тише! — командует моя дочь толпой (кто не знает, трое детей в квартире — это уже

толпа). — Михална сегодня на смене. Ма, уже есть десять?»

Мой ребенок, не понимающий по часам, четко знает, что десять часов — это граница между

детским беспределом и началом ночи. Причем «комендантский час» распространяется только

на ЕЕ смену и исключений не имеет. Новый год и дни рождения включены.

Я никогда не понимала графика наших вахтеров. Скорее всего, та пара человек, которые

иногда были замечены в окошке-амбразуре, только заменяли Михалну в некоторые дни. Но на

праздники — никаких замен!


Не помню, какой-то праздник был, типа Дня машиностроителя. Ну, не праздник, скорее

повод. Звонят друзья. Может, кто-то из них таки машиностроитель, не помню. «Мы едем! С

детьми, гитарой, пивом. Встречай!» Я обрадовалась, дочка в восторге, следующий звонок:

«Выйди, пожалуйста, забери нас, мы в подъезде». Выхожу. Немая картина. Две семейные

пары, двое детей, гитара (пива не видно, бутылки в рукавах). Взрослые, состоявшиеся люди

стоят, как школьники, пред бабушкой-вахтером и не ругаются, не спорят, не оправдываются.

Слушают. Вспомнилась линейка в пионерском лагере. Вожатый зачитывает распорядок дня:

«Ровно в десять — отбой!»

Как она это делает? Не кричит, не ворчит. Говорит мало, четко и главное — доходчиво.

Как? Чужой человек. Я перед родителями так не стояла на вытяжку.

— Мы будем только тихие песни петь, честно. А детей сразу спать уложим. Всех. (Под

гипнозом, добавляю про себя.)

— Бред! Свободная страна! — доказываем мы друг другу уже в безопасном месте, за

дверью квартиры. Но, несмотря на это, начиная с десяти, по очереди одергиваем детей:

«Тише!»

Сами переходим на спокойные романсы. Вопрос: «Кто пойдет за пивом?» звучит как

приговор.

Смотрю в окно. Венки. Ее больше нет. Воскликнуть цинично: «Свобода!»? Не то чтобы я не

цинична. Просто не хочется. Конечно, смерть — это всегда страшно, даже если совсем чужая.

Я подумала, а вдруг бы она не умерла, а переехала. В другой дом, в другой город. Мне

кажется, мы, жители этого подъезда, все равно ощущали бы потерю. Парадокс? Скорее

закономерность.

Кем она была? Может быть, учитель? Актриса? Физик-ядерщик?

Михална — это и возраст, и профессия, и пол, и семейное положение. Это образ, легенда.

Какое невиданное чувство мы испытывали к этому человеку? Любовь? Ненависть? Уважение?

Страх? Не знаю. Но, кажется, все мы, жители первого подъезда, и каждый из нас в

отдельности, потеряли что-то очень важное.

Еженедельник «Объектив-Но» № 10 от 9 марта 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

ОН СУЩЕСТВУЕТ, И ОН МЕНЯ ЛЮБИТ. Несвятому Валентину посвящается

(По многочисленным просьбам трудящихся, или ЧАСТЬ ВТОРАЯ*)

—  Ты опять не выключила свет в коридоре.

—  Если тебе так важен этот свет, выключай его сам.

—  Ну неужели это так сложно, нажала на кнопку —

    и все.

—  У меня в голове просто не хватает места для этой кнопки, там полно более важных вещей.

—  Ну конечно, думаешь у нас только ты.

—  Короче…

—  Все понятно…

Монолог Золушки и принца. За занавесом.

Там, где заканчивается сказка и начинается быль, всегда есть занавес.

Но «The end», «Finitа» и «Конец» — это не все. Почему? Потому что у любой сказки всегда

есть продолжение. А когда продолжение заканчивается, начинается следующее продолжение

или… Или следующая сказка. А монолог Золушки и принца за занавесом — это переход. Для

удобства.


Мы всю ночь пили шампанское на берегу Красного моря. Море почему-то было синим. Темно-

синим. Я, наверно, даже под гипнозом не вспомню, о чем мы говорили тогда. Романтическая



чушь. Мне нравится это словосочетание. Обычно, когда в кино наступает такой момент, я иду

мыть посуду. Наверное, только два человека, сидящих с шампанским на берегу моря, способны получать кайф от бреда, который несут. Остальные должны скривиться и уйти мыть

посуду. И это правильно.

Шесть утра. Впереди шесть часов езды по пустыне и шесть дней с Ним. Хочется еще

добавить шестьдесят градусов жары, но совру, конечно. Скажем так, было ОЧЕНЬ жарко.

Дорогу из центра Израиля в Эллат местные жители называют «адский путь в райское

место».

«Райское место» находится где-то между Египтом и Иорданией. У меня мобильный «завис», пытаясь определить координаты. А главное — из всех этих стран почти одновременно пришли

sms-ки: «Вас приветствует такая-то страна». Приятно. Меня столько стран одновременно

никогда раньше не приветствовали. Я почувствовала себя главной героиней сказки.

Поразили верблюды. Они были маленькие и одногорбые. Я, наверное, проболела нужный

раздел зоологии. Или географии. Мне казалось, они должны, просто обязаны быть огромными

и непременно с двумя горбами. По скученности напоминали наших коров. Как будто по

Харьковской области едешь и встречаешь стадо то тут, то там.

Пальмовые плантации я себе такими и представляла. А бедуины очень похожи на наших

цыган.

Он спал. Хорошая возможность рассмотреть мужчину повнимательнее.

Я уселась на сиденье перед ним и… И задумалась над темой диссертации «Отличия полов в

свете разницы влияния на них романтических ночей».

Эллат. Если с термином «адский путь» я бы еще поспорила, то «райское место» — идеальное

название, без сомнений. Такая себе отдельно взятая Ялта, умноженная на двадцать пять — по

красоте, сервису и концентрату хорошего настроения. Тут все отдыхают. Отдыхают в широком

(глубоком) смысле этого слова. Персонал в гостиницах напоминает актеров, играющих приторно

положительные роли.

Гостиницы. В них хочется жить вечно. Бассейн. Огромный, голубой. Метра два глубина, не

больше. А спасатель всегда рядом. Стоит целый день возле бассейна без дела, аж жалко.

Утонуть, что ли, разок, ну чтоб ему не обидно было.

Какие-то чересчур вежливые люди. Отсутствие драк и пьяного пения напрягает. Все

здороваются. На разных языках. Пожалела, что проболела и английский заодно с географией.

Я, видимо, часто болела в школе. Болезненная была.

Кроме пропущенных уроков, я вообще жалела только об одном: НИКТО НЕ ВИДИТ! Блин, столько счастья привалило, и ни одной подружки рядом! Приеду, расскажу, не поверят же!

Жадно запоминаю детали.

Рыбный ресторан. Представьте себя внутри аквариума. Да, да, внутри. То есть стены, пол, потолок и даже колонны стеклянные. За ними — жизнь. Красная, синяя, желтая, полосатая и

пятнистая — это декоративные рыбки. А еще морские коньки, звездочки, ежи и, по-моему, даже медузы. Все это живет вокруг и тебя не замечает. Конечно, цинично при этом есть рыбу.

Даже неудобно как-то перед ее декоративными собратьями. Но есть мясо в таком антураже, наверное, было бы глупо.

Джаз. Здесь играют только джаз. Наш первый медленный танец.

Это никогда не закончится, потому что так не бывает — ага, дома ждет дочь, я в

Днепропетровске, а оттуда возвращаются. Всегда.

Мы воровали финики за забором. Нам обоим за тридцать. Мы могли покупать их

килограммами, тут же, не выходя из гостиницы. Но не покупали, потому что не любили

финики. Воровали и отдавали двум рыжим немецким мальчишкам из соседнего номера.


Мы ловили геккона. Я визжала. Громко. Он был похож на ящерицу, только породистую. Мы

проверяли, умеют ли гекконы плавать. В бассейне. Ночью. Умеют, но не долго. Потом мы его

сушили феном, ему понравилось. Потом геккон ушел. Наверное, пошел рассказывать другим

гекконам, что их вид таки водоплавающий и обожает фены.

В последний день подарок от гостиницы (там постоянно дарят какие-то подарки.

Количество сувениров исчисляется килограммами) — путешествие на корабле.

Деревянное судно. Белые паруса. Капитан в тельняшке, фуражка с якорем, борода и трубка.

Вот-вот появятся пираты. Чистое кино. (Одесская киностудия, массовка.) Через пять минут

понимаю — Голливуд. Включают (где — непонятно) песню Селин Дион из «Титаника». К носу

бегут два матроса, один забирается другому на шею, они раскидывают руки и… Мы

отчаливаем. Ощущение супер — мороз по коже. Неясно только, от чего, то ли от неожиданно

романтичного начала, то ли от каких-то нехороших ассоциаций. На всякий случай ищу глазами

спасательные жилеты. Порядок. Штук по пять на человека.

Удивительно чистая вода. Дно видно даже в открытом море. Музыка. Прямо на палубе

танцуют девушки. Красивые. Ревную. Шикарный сервис, но танцовщиц я бы вычеркнула.

Выход капитана! (Он действительно курит трубку! Взатяжку!)

— Дамы и господа, — говорит он по-английски, — верите ли вы в чудо?!

— Ничего себе, а он откуда про чудо знает? — удивляется моя мания величия. Он

договаривает фразу, фух, это не про нас. Хотя странно.

— Посмотрите за борт, пли-из. Видите ли вы там что-нибудь?

Все послушно уставились за борт. Там, правда, ничего не было. Море как море (эпитеты о

красоте воды через два часа путешествия закончились).

— Внимание! — объявляет капитан и поднимает руку с куском обыкновенного белого

хлеба. — Чудо!

Это круче, чем «раз-два-три, елочка, гори». Тем более что зажженная кем-то втихаря

гирлянда — это единственное рукотворное чудо, в которое я всю жизнь свято верила.

Он бросил хлеб за борт, и через секунду море стало черным. От количества рыбы. Такие

серые невзрачные селедки. Они выпрыгивали из воды и хватали хлеб плавниками. Шучу, но

так казалось. Хлеб они точно съели еще до того, как тот коснулся воды.

Может, их специально обученные водолазы морили голодом до нашего прибытия? — не

унималось во мне рациональное.

Потом капитан сказал «Оп!», и рыбы исчезли. Девочки-танцовщицы раздали всем хлеб.

— Бросайте! — скомандовал капитан. — КАЖДЫЙ СПОСОБЕН СДЕЛАТЬ ЧУДО.

Потрясающе! Здесь, в открытом море, в наш последний день, за несколько часов до

самолета. Он это сказал! По крайней мере, так перевел переводчик. Да Бог с ними, с рыбами.

Капитан прав! Это все объясняет и все решает.

Вопрос занавеса жил рядом и был третьим в нашей компании. Я, Он и «Что дальше?». И вот

капитан дальнего (или ближнего) плавания вдруг взял — и дурацким рыбьим фокусом

третьего лишнего швырнул в море. Как просто.

Рыба появлялась и исчезала, бедная, она уже замучилась туда-сюда нырять, а хлеба

наелась на ближайшие две недели. (Интересно, с какой частотой проводят морские

путешествия?) Что поделать, такова ее, рыбья, судьба. Всем надо поверить в Чудо.

Аэропорт. Держусь, чтоб не расплакаться. Как я ненавижу войну между «очень хочется» и

«сильно надо». У меня всегда побеждает последнее. Хочется — порвать билет. Надо —

вернуться. Объявляют мой рейс. «Бен-Гурион — Борисполь». Провожающим не входить.

— Пока.

— Увидимся.

Два обыкновенных слова. Дежурных, ничего не значащих. Сколько раз в жизни произносят

их люди? Тысячу? Миллион?


Я разрыдалась уже в самолете.

Дом. Удивительно, но ничего не изменилось. Дочка — с порога:

— Ура! Мама приехала, что ты мне привезла?!

Мама:

— Как командировка?

Какая разная бывает неделя. Неделища, которая перевернула жизнь — для меня, и всего-

то неделька, без мамы, — для дочки. Здорово.

Мы «рискнули» созвониться не сразу. Как будто каждый назначил себе экзамен. Несколько

дней, чтобы решить. Решить, каким будет занавес. Я ждала звонка, но очень не хотела

услышать банальное: «Как ты? Как долетела?» Это испортит сказку.

Звонок.

— А когда у тебя день рождения?

Супер! Я смеюсь. Мне смешно. Я давно так не смеялась.

Он прилетел на мой день рождения. Билет на три дня (в Израиле никто не продает билет в

одну сторону. Обратный через столько-то дней прилагается по определению.). Реально —

минус дорога из Киева и обратно — он приехал в Харьков на один день. День моего

рождения.

— Собирай друзей. Не терпится увидеть людей, с которыми уже год дружу по телефону!

Мы гуляли шумно и весело. По-нашему, по-настоящему. В пику уютным буржуям. Пили и

танцевали, пели и играли в «Корову» прямо в ресторане. И рассказывали друг другу истории.

Правдивые и не очень. И громко смеялись над бедными рыбами. И заставляли официантов

весь недоеденный хлеб собрать и отправить «посылкою к морю».

И тут появился ОН, в смысле капитан. Ну, тот, который одной фразой все решит. Мессия в

образе моего школьного товарища произнес главную фразу вечера. Точнее, задал главный

вопрос. Так запросто: «А когда ты уезжаешь, Валик?» Зависла пауза.

— Никогда. Я дома.

Как? Я же видела билет! Это юмор? Нет. Это капитан: «Каждый способен сделать чудо...»

— Ты опять не выключила свет в коридоре.

— Если тебе так важен этот свет, выключай его сам.

— Ну неужели это так сложно, нажала на кнопку — и все.

— У меня в голове просто не хватает места для этой кнопки,

там полно более важных вещей.

— Ну конечно, думаешь у нас только ты.

— Короче…

— Все понятно…

Закрываю дверь, иду на работу, дохожу до метро… Блин, я опять не выключила свет в

коридоре!

Еженедельник «Объектив-Но» № 11 от 16 марта 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

ДУЭЛЬ ТЮЛЬПАНОВ С ВИШНЯМИ И никаких наркотиков!

Даешь невыдуманную историю! Этим лозунгом меня встречает главный редактор, начиная за три дня до выпуска.

И добавляет: сама напросилась.

Да, правда, сама напросилась. И историй много. Но повода нет. Дата, место, событие — как

учили в школе журналиста, — должен быть повод, чтобы что-то рассказать. С поводом напряг.

Наш разговор слышит Виталик, монтажер. Вклинивается, не расшаркиваясь:


— У меня! У меня есть история! Невыдуманная, не поверите! Самое яркое впечатление из

детства…

— Да, щассс! У меня тут патент на самое яркое, полоса забита, до свидания.

— Спорим, что у меня впечатление ярче?!

— Спорим! Леночка, разбей.

Госпожа главный редактор в эти игры не играет, у нее, как известно, «мнение

необъективное». Говорит, что любит нас обоих и непременно станет подсуживать. Обоим.

Выходим с Виталиком в коридор на НЕлитературные разборки. Дуэль впечатлений. К

барьеру!

Фиолетовые тюльпаны

Дело было где-то в Змиевском районе. Сельская свадьба. Женятся какие-то дальние

родственники, все село гуляет. Виталику лет пять. Отец взял его и младшего брата на пруд.

Помнит, что шли далеко, там был холм, а на холме луг. Абсолютно зеленый.

В зелености луга клянется с такими глазами, что не поверить — преступление против

личности (личности отца, брата и зеленого луга).

Подошли к воде, отец скомандовал: «Кричите! Кричите изо всей силы!» Дети заорали в

сторону воды, стоя спиной к зеленому холму-лугу. Потом обернулись. Луг стал фиолетовым.

На нем появились цветы. Цветы фиолетового цвета, похожие на тюльпаны, с такими рваными

лепестками.

Не могу удержаться: «Ты уверен, что папа ничего такого не закуривал, пока вы орали на

воду?! А за столом ты что-то необычное, незнакомое на вкус, не пил?» Обижается: «Не

веришь?»

Я верю.

Тем более, что Виталик с братом предоставили тюльпаны родственникам в качестве

вещественного доказательства в количестве трех полных оцинкованных ведер. Последнее, что запомнилось моему коллеге, это остатки чуда наутро. Цветы завяли и тоскливо свесили

фиолетовые головки из ведра. Он почувствовал себя предателем.

Единственное, во что мне трудно поверить, это как можно было столько лет жить без

ответа на вопрос: «Что это было?»

— Неужели ты ни разу не спросил?

— Зачем?

— Но ведь у тебя же должна быть какая-то версия?

— ЗАЧЕМ?

Лезу в инет, там про фиолетовые псевдотюльпаны ничего вразумительного. Не могу

успокоиться, иду в «монтажку».

— Слушай, есть версия. Может, это такие цветы, которые от крика или шума раскрываются, от воды отражается звуковая волна и… О! А может, там просто лягушки сидели, вы заорали, они ускакали, а под ними…

— Как ты не понимаешь?! Я не хочу знать разгадку! Это самое яркое впечатление из

детства. Разоблачение может его испортить. Или убить.

Нет, я не понимаю. Как можно посмотреть фокус и не выяснить, в чем фокус? Или хотя бы

попытаться. Я, конечно, романтик и все такое, но, блин…

Я до сих пор пристаю ко всем возможным орнитологам с одним вопросом. Ответа пока не

получила, но надежды не теряю.

Дело было осенью. Мы с подружкой гуляли с собаками на пустыре (теперь на этом месте

фармакадемия стоит). Нам было лет по двенадцать. Деревья были желто-красные, листья

падали, вороны каркали — ну все, как в октябре. Октябрь, собственно, и был. Остановились

собаки. Обе. В одном месте. У подруги был боксер, у меня эрдельтерьер. Причем не застряли, вынюхивая что-то, как обычные собаки, а как-то странно застыли, типа засмотрелись. Мы

подошли и обалдели. На одном дереве, сухом абсолютно, сидели разные птицы. Вы когда-

нибудь видели филина в городе? Да? А ворону рядом с ним, плечо к плечу? В смысле крыло к

крылу? А голубя, синицу, воробья, галку, дятла и (!) кукушку на одной ветке? Это только те, которых мы знали в пятом-то классе. Я бы никому не поверила, если бы не видела это

собственными глазами. На ветках не было пустого места. Птицы все летели и летели. Мы

простояли с открытыми ртами, наверное, часа два. Даже страшно не было, настолько

завораживало. Стемнело. Дома влетело так, что никакие рассказки о чудо-дереве не спасли.

Но было же. У меня версии есть. Жиденькие, правда. Просто знатока не встретила еще.

Это не самое яркое детское впечатление. Я спорила с Виталиком совсем о другом. У ТОГО

есть разгадка. И мне кажется, оно не было бы ярче, даже если бы правду я не узнала никогда.

Вишни в январе

Мне было десять. Точнее, девять и триста шестьдесят три. Канун дня рождения, ангина.

Горло болит, глотать не могу, говорю с трудом. Дети приглашены, свечи закуплены. Мама

печет торт. Мой любимый, с вишневым вареньем. Кроме торта в меню «День рождения

советского школьника начала восьмидесятых»: апельсины импортные с наклейками, шоколадные конфеты «Ассорти» в коробке, лимонад «Буратино» и ОНО. Мороженое. Не какое-

нибудь там за двадцать восемь копеек «Каштан» или пломбир за двадцать. А «Б-е-л-о-ч-к-а» с

орехами и шоколадом (произношу медленно с придыханием), специально заказанное по

случаю в «Кристалле». При мысли о том, что ЕГО не будет, в горле становится еще больнее.

Смысл дня рождения теряется. А с ним и смысл жизни заодно. Причем мое разочарование

меркнет в сравнении с остальными семью разочарованиями, точнее, с четырнадцатью

глазами, полными слез и обиды. Детям, естественно, ЕГО наличие объявлено заранее, задекларировано письменно в виде отдельной пометки на пригласительных открытках.

Пытаюсь прокашляться. Пью сырое яйцо. (Ужас, с тех пор я и вареные, жареные не ем.) Не

помогает.

— Мам, ты знаешь, не болит. Вот сама удивляюсь, вроде красное и голоса нет, а не болит.

— Мороженого не будет.

Не пролезло.

— А вот другие же дети не виноваты, что у меня горло. Так не честно. Пусть они едят!

— Если они тебе настоящие друзья, они поймут, что тебе неприятно будет смотреть, как

другие едят мороженое.

Скала.

— Подумаешь, мороженое. Выздоровеешь, позовешь детей, купим килограмм мороженого

— и ешьте, сколько влезет.

— Хочу завтра!

— Нет.

— Тогда вообще не хочу дня рождения. Скажи всем, что я умерла. От ангины.

Это мне сейчас кажется, что детские слезы (слезы дочери) — ерунда. А ребенку... Ребенку

— горе. Переоценка ценностей, несправедливость мира, несовершенство тела и

бестолковость взрослых.

Но все-таки она вертится

Рецепт абсолютного детского счастья (добытый через несколько лет). Немного мудрости, щепотку фантазии, терпения добавьте по вкусу.

Отца с работы я встречала где-то на последней стадии заплаканности. Красный нос, опухшие глаза и перемотанное горло.

— Горе.


— Знаю.

— Мороженое…

— Не будет.

Зато будет что-то другое. Лучше, чем мороженое. Сказал — отрезал, как будто что-то знал.

Лучше, чем мороженое?!? На день рождения?!? Нет. Не верю (Станиславский). Не может быть.

Не бывает.

— Посмотри в окно. Видишь вишню?

Маленькое деревце под окном нашего дома. На нем и в сезон-то вишен почти не бывает.

Вырастало штук семь, но краснеть никогда не успевали. Съедали зелеными. Даже не кислыми, горькими еще.

— Завтра утром проснешься, а на ней вырастут вишни.

Зима. Середина января. Просыпаюсь, подхожу к окну. Вишни.

На дереве растут вишни. Круглые вишни вишневого цвета. Листьев нет, а вишни есть. Они

для меня, и они мои.

МОИ ВИШНИ НА МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, ПОТОМУ ЧТО МОЙ ПАПА ВОЛШЕБНИК.

Других вариантов не было. Не было еще много лет. Потом, конечно, мама под пытками

призналась, что всю ночь папа, ретельно (не подберу более удачного слова в русском) нанизывал замороженные вишни на зеленую нитку и все утро их развешивал на дерево.

Это таки круче, чем мороженое. Пожалуй, даже тазик «Белочки» с орехами и шоколадом не

тянет на титул «самое яркое впечатление детства».

Все, меня понесло. Иду по ньюз-руму и задаю всем еще живым (конец рабочего дня) обитателям Медиа-группы «Объектив» один простой вопрос: «Какое ваше самое яркое

впечатление из детства?»

Дмитрий Грузинский. Про настоящего Деда Мороза.

— В новогоднюю ночь к нам домой пришел Дед Мороз. Настоящий! С бородой и в халате. Он

принес мандарины…

— Дим, у дедов Морозов обычно шубы.

— У настоящих — халаты.

Юлия Боревич. Про теорию относительности в децибелах.

— Это, наверное, бред. Я, в общем, не уверена. Но это самое яркое впечатление. Не

история — ощущения. Маленькой я никак не могла понять: на улице тихо или громко? Дома

все понятно, музыка играет — громко, сделали тише — тихо. А вот на улице как? Каждый

вечер засыпала с одной мыслью: ой, забыла послушать, как на улице...

— Прошло?

— Не знаю.

Лидия Калашникова. Про размеры и дружбу народов.

— Я потерялась в ГУМе, в Москве. Просунула голову в какую-то решетку и громко орала: ма-

ма! Меня нашел огро-о-омный негр, метра два ростом, посадил на плечи, и мы искали

родителей…

— Нашли?

— Кажется, да.

Дмитрий Литвиненко. Про смертный бой и пенопластовый меч.

— В детском саду была вечеринка под названием «утренник». Я играл Илью Муромца, у

меня был настоящий меч из пенопласта и длинная такая накидка, мама пошила. Алеша


Попович или Добрыня Никитич, не помню, скакал сзади и наступил мне на накидку. Она упала.

Я обиделся и попытался отрубить ему голову. Завязалась битва. Не по сценарию…

— Ругались взрослые?

— Да, когда у них истерика закончилась.

Александра Митина. Про собственную гениальность.

— Я в четыре года прочла «Три мушкетера» Дюма. Мне настолько понравилось, что

дочитывала книгу до конца и начинала снова. И так раз тридцать. Или сорок. Каждый раз

читала и жалела, что память нельзя стереть. Ну, прочесть, все забыть и начать снова, как

будто в первый раз. А в садике воспитательница попросила рассказать стишок, все дети

рассказывали какие-то коротенькие, а я ей Конька-Горбунка! Полностью!

— Дослушала?

— По-моему, да, я только первые полчаса помню.

Любовь Шевченко. Про сахар, искусство и ванную комнату.

— Мы жили в Пархомовке, где была художественная галерея и сахарный завод.

Школьников каждую пятницу (!) водили на экскурсию в галерею. От Рембрандта через год

слегка подташнивало. А еще все пархомовские дети грызли сахар. Кусками. Почти у всех

родители работали на сахарном заводе. А я, учительский ребенок, им страшно завидовала.

Потом мы переехали на Новые Дома, и я впервые увидела ванну. Купалась часа четыре…

— Сахар ешь сейчас?

— Только в кофе. Но предпочитаю пиво. И душ.

Еженедельник «Объектив-Но» № 12 от 23 марта 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

ТРИ ИДИОТА В ОДНОМ ТАМБУРЕ. ПЬЕСА

Всю неделю я мечтала выспаться. Воскресенье, 8 утра. Нет, не так. ВОСКРЕСЕНЬЕ! ВОСЕМЬ УТРА! Звонок в

дверь!

В такое время прийти в дом, куда тебя не звали, имеют моральное право только близкие

родственники. Или милиция. Однажды к нам приходила милиция в воскресенье, только около

шести утра. Тогда я посмотрела на часы и подумала, что только мама сможет избежать

ненормативной лексики. Оказалось, не только. Мужчина за дверью представился

подполковником таким-то и произнес довольно странное предложение: «В вашем дворе нашли

человеческую ногу, что вы можете сказать по этому поводу»? Что я могла сказать по этому

поводу?!? Но я сказала. Я сказала буквально следующее: «Я не знаю, где все остальное, честно».

Это была правда. Подполковнику ответ не понравился, и он потребовал документы. Все

закончилось хорошо, в паспорте не обнаружилось ни малейшего отношения к потерянным во

дворе частям тела. Но после этого случая звонки в дверь до полудня по выходным вызывают у

меня устойчивые ассоциации.

Я открыла (привычку спрашивать «Кто?» или смотреть в глазок родители так и не привили, хотя старались), передо мной стояла женщина. Явно не милиционер и точно не мама. Она

была странно одета. Малиновая шапка, зеленое пальто и почему-то синие сапоги. Я обычно

невнимательна к деталям, друзья обижаются, что не замечаю обновок. Но тут каждая вещь

кричала о своей самостоятельности, даже о независимости друг от друга. В композиции не

хватало только оранжевого шарфика.

— Доброе утро! — не сказала — взвизгнула женщина. У нее явно было отличное

настроение.


Я не стала хамить, в смысле отвечать на любезность. Точнее, не успела.

— Скажите, сколько человек будет голосовать в этой квартире?

Она улыбнулась как-то странно — голову склонила в один бок, а губы сдвинула в другой.

Потом занесла карандаш над тетрадкой в клеточку и… Вспомнился учитель истории, который

с упоением рассказывал о древнегреческих скульптурах: «Посмотрите на него! «Мальчик, вытаскивающий занозу» — он всем своим видом показывает сиюминутность происходящего, вот сейчас он достанет занозу и побежит дальше…»

Я обернулась, внимательно посмотрела на собственную дверь.

— В этой?

Не то чтобы я не поняла вопрос, просто плохо поняла, поэтому тянула время, чтобы

подумать.

— Да, в этой.

Она наклонилась так, что ее ухо находилось на одном уровне с моим дыханием, карандаш

уткнула в бумагу.

— Мы не будем тут голосовать.

Тетя мгновенно черкнула горизонтальную линию в тетради. Губы вернулись на место.

Я продолжила:

— Мы пойдем на участок.

Я не издевалась, просто говорила медленно. Потому что воскресенье, восемь утра. В конце

концов, она могла говорить о людях, которые должны голосовать на дому. Формулировать

надо точнее.

Не меняясь в лице, она с такой же скоростью зачеркнула горизонтальную линию напротив

номера моей квартиры и вернула губы на щеку, ближе к правому глазу.

— Вы меня не поняли. Я имела в виду, сколько людей имеют право голоса в этой квартире?

Я задумалась. Второй вопрос мне показался сложнее.

— В этой?

Она выровняла голову. И опустила руку с тетрадкой.

— Да, в этой. Вы здесь живете?

— Да.

— Странно. Вы не можете посчитать людей у себя дома?

Я обиделась. Конечно, я могу посчитать. Я не могу быстро сообразить, кто, кроме меня, обладает там правом голоса. Ну, когда я дома, понятно, а когда меня нет?

Медленно открылась соседняя дверь. Голова, которая высунулась из-за нее, напомнила

какой-то до боли знакомый мультик, она была лохматая, небритая, ей явно не нравился

дневной свет. Хриплым, но человеческим голосом она спросила: «Шо тут»?

Это был сосед Дима. Наверное, «любительница вопросов» позвонила сразу в обе квартиры. Я

обрадовалась, что у меня реакция лучше.

Женщина потеряла ко мне интерес и взвизгнула «Доброе утро!» в сторону Димы.

— Здрасьте, — ответил он.

— Молодой человек, скажите, пожалуйста, какое количество людей имеет право голоса в

вашей квартире и сколько человек двадцать шестого марта собирается принять участие в

выборах?

Ничего себе, думаю, дискриминация! Мне так односложными, плохо сформулированными

предложениями, а ему вот так сразу все и разжевала! А тамбур, между прочим, я открыла, вот.

— Шо-о?!

Диму, должно быть, потрясло количество слов. Зря я обижалась.

Он вышел в тамбур полностью. Под мультяшной головой была тонкая шея в вязаном

свитере и семейные трусы в полоску. Женщина шарахнулась, но не сдалась.


— Мужчина!

— Шо?

Она повторила спич слово в слово и замерла с выражением лица, полным надежды на

понимание. Дима обратился ко мне:

— Кто это?

Меня учили говорить правду.

— Не знаю.

Диму не учили быть вежливым.

— Что она сказала?

Я попыталась перевести с тетиного на Димин:

— Ты на выборы пойдешь?

— Сегодня?

— Нет, в воскресенье.

— А сегодня что?

— Воскресенье.

Пауза. Пазлик не складывался. Причем ни у меня, ни у соседа, ни у малиновой шапки. Что-то

было не так. Наверное, все-таки воскресенье. Женщина почувствовала себя лишней, но

заговорила снова. Теперь она сунула тетрадь под мышку и попыталась жестикулировать.

Дима водил глазами за кончиком карандаша, как на приеме у невропатолога.

— Молодые люди!

Вступила так, как будто секунду назад вошла. Она простила нам последние десять минут

легко, даже снисходительно как-то. Но один глаз таки перестал блестеть. Я заметила.

— Меня зовут Валентина Ивановна. Я (внимание!) произвожу мониторинг жителей этого

микрорайона…

Зря она сказала это. Я покосилась на Диму. Дима не любит незнакомых слов. Они его

раздражают. Когда-то я предложила ему работу мерчендайзера. Товарищ набирал на фирму, а

сосед как раз искал работу и по всем параметрам подходил. Я предложила без пояснений:

«Хочешь поработать мерчендайзером»? Дима обиделся в матерной форме.

Сосед навел резкость на малиновое.

— Шо?

Надо отдать должное нашей гостье, она оказалось проницательной. Или у Димы слишком

читаемое выражение лица. Интересно, кто-нибудь претендовал на рекорд в Книге Гиннесса на

самое большое количество смысловых оттенков местоимения «Шо»?

— Я хотела сказать, что провожу опрос. Я пытаюсь выяснить у жителей этого микрорайона, определились ли они, в смысле уверены ли они уже сегодня, за кого отдадут голос через

неделю? Вот вы определились с выбором, молодой человек?

— С выбором?

Я проснулась. Обычно без чашки кофе этого не происходит. Сегодня исключение. У

Валентины Ивановны потух второй глаз.

— Вы пойдете на выборы?

Она произнесла это без всякого энтузиазма. Дима неожиданно ответил так, как будто сразу

понял вопрос:

— Да!

По ее лицу пробежала надежда. Дима, в общем, нормальный. Просто вчера он отмечал день

работников ЖэКэХа. Димино отношение к жилищно-коммунальной сфере, конечно, спорно, но

он умеет клеить обои и дружит с электриками. Тем более что последнее sms от него пришло

не поздно. Где-то в два ночи. Эта такая традиция. Когда наш сосед-холостяк выпивает, он

непременно шлет сообщения на мобильный. Причем по ним можно проследить (произвести

мониторинг) степень опьянения в динамике. Например, после трех-пяти бутылок пива я


получаю sms: «Погуляйте с собакой, пожалуйста». Потом сосед переходит на более крепкие

напитки: «Собаку погуляли?». Глубокой ночью скромная пометка: «Собака». Это обычно

финальное. Можно ложиться спать. Не то чтобы я злилась, просто уже не смешно. Тем более

что у Димы НЕТ собаки. Была когда-то. Но на другой квартире. Может, он любил ее очень, а

может, она, собака, была единственным любящим его существом, не знаю. Только привычка с

ней гулять — точнее, просить об этом соседей — доведена до автоматизма. Валентина

Ивановна взяла тон любящей мамы и заговорила ласково.

— Так, если вы на выборы пойдете, — снова достала тетрадь, — вы наверняка уже знаете, за кого будете голосовать?

— Знаю.

— Отлично.

Она поставила галочку напротив Димы, в смысле номера его квартиры, и шумно выдохнула.

Я заметила там еще несколько граф. Четыре оставались пустыми. Надо налить всем кофе. Это

надолго.

— Вы уходите?

— Я принесу кофе.

— Вы можете мне ответить на те же вопросы?

— Да.

— «Да» — можете? Или «да» — это ответ на вопрос?

— На какой?

— На первый.

— А какой был первый?

— Несите кофе.

Это пьеса. Я даже знаю ее название. Все. Проснулась и все понимаю. Адекватность

вернулась. Но меня разбудили. Разбудили безжалостно и бесцеремонно. Это надо как-то

компенсировать. Женщина потянулась за чашкой.

— Это кофе?

— Это чай.

— Да? А пахнет, как кофе.

— Такой чай. Кофейный.

Я дурацких вопросов не люблю. Ну ладно еще про право голоса, но зачем спрашивать про

кофе, кофе ли это?! Дима после трех глотков сильно оживился.

— А что вы еще хотите спросить?

— Я хочу спросить, сколько человек у вас голосует?

— Знакомых?

Я не пойму, Дима включился в игру или он серьезно?

— Нет, из квартиры.

— У меня нет никого в квартире.

Надеюсь, включился.

Валентина Ивановна решила дать Диме тайм-аут и повернулась ко мне.

— Вы мне обещали ответить.

— Я помню.

— Значит, давайте по порядку, первое…

Она думает, что у меня все гораздо хуже, чем у Димы. Я решила реабилитироваться

— Я помню, что первое!

— И что?!

Гостья вернула тон воспитательницы и сдвинутую улыбку в другой бок.

Я постаралась в точности процитировать ее первый вопрос: «Скажите, сколько человек

будет голосовать в этой квартире?»


Валентина Ивановна изобразила бровями домик.

— Откуда я знаю, это же ваша квартира?!

Дима хихикнул. Стоп. Кто кого играет? Или все серьезно? Стоило это подозревать после

вопроса про кофе.

— Это ваш вопрос.

— Какой?

— Тот, который вы мне задали в самом начале.

— Ну, так и ответьте на него.

— Я и собиралась, просто показала, что помню.

— Помните что?

— Ваш вопрос.

— Моя очередь! — вмешался Дима.

Валентина Ивановна сняла шапку.

— Молодой человек, помойте чашки.

Она вручила ему свою (вообще-то мою) чашку, не сводя с меня глаз.

— Девушка, я сейчас буду задавать вам вопросы, а вы отвечайте только «да» или «нет», договорились?

— Да.

— Вы пойдете на выборы?

— Да.

— Вы знаете, за кого будете голосовать?

— Да.

— Вы знаете, сколько еще человек, проживающих в этой квартире, пойдут на выборы?

— Так не честно! — возмутился Дима. — Давайте по очереди, я на эти вопросы уже

ответил. Три мне, три ей.

Женщина, не меняя выражения лица и позы, повернулась к Диме. Он врулил мне чашки и

довольно потер руки:

— Я готов!

Может, он думает, что ему дадут приз? В любом случае у каждого из нас уже было

заполнено по две графы.

— Ваша фамилия Черненко?

— Нет.

— Андрей Валерьевич?

— Нет.

— Это имя кого-то из ваших родственников?

— Нет.

Дима отвечал «нет» с таким восторгом, как будто его спрашивали о судимостях.

— Это сто двадцатый дом?

— Нет.

Валентина Ивановна — видимо, в надежде на женскую солидарность — растерянно

повернулась ко мне.

— Это не сто двадцатый дом?

Мне стало жаль ее. Это действительно не сто двадцатый дом. Более того, сто двадцатый

дом находился через дорогу и был прикреплен к другому микрорайону. Она переспросила мою

фамилию и имя. Я оказалась мужчиной тридцать девятого года рождения. Она застегнулась и

надела шапку.

— Спасибо за кофе. В смысле за чай.

— На здоровье.

— Заходите, — ляпнул Дима, но от души.


Она посмотрела на него так странно, как воспитательница и детсадовский ребенок

одновременно.

Было почти девять утра.

— Ты на выборы пойдешь? — почему-то спросила я у Димы.

— Так я же паспорт потерял еще полгода назад, никак не восстановлю. А ты?

— А я не успею — работаю целый день.

Еженедельник «Объектив-Но» № 13 от 30 марта 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

А МЕСТО ТАМ ТИХОЕ... Внимание!  Первое апреля начинается в субботу!

За два дня до срока у меня пищит «напоминалка» в мобильнике. Каждый год первого апреля шесть абсолютно

чужих людей созваниваются и поздравляют друг друга с праздником. Все шестеро живут в разных городах. Так

получилось. Случайно. Связывает нас банальный первоапрельский розыгрыш. Хотя, кто кого разыграл, до сих пор не

понятно.

Я собиралась поужинать с приятелем в «тихом месте». В честь праздника приготовила

сувенирчик, купленный в специализированном магазине. «Прикол» незатейливый, абсолютно

не смешной, но очень даже подходящий. Такой себе бутафорский бокал вина. Мой приятель не

пил. Совсем. И ужасно страдал от того, что его везде и всегда упрашивали сделать «ну хоть

глоточек, из уважения, не выделывайся».

Я заготовила сопроводительный текст с элементами юмора, зафиксировала его в открытке, купленной в том же магазине, и, довольная собой, спустилась в метро упаковать весь этот

веселенький наборчик. Упаковщица подарков моя знакомая — Наташка из параллельного

класса. Разговорились.

— Ой, это что у тебя? А, стаканчик?! С вином?! Сегодня третья будешь. Непьющий, да?

Я искренне удивилась, но виду не подала. Моя «оригинальная» идея с треском провалилась

еще до полного воплощения.

— Какие планы? — спросила Наташка. Мы не были подругами, но надо было продолжать

«непринужденную» болтовню, пока она заворачивала мой тривиальный сюрприз.

(Третьей!? Кошмар!) Дабы реабилитироваться за псевдооригинальность, я с гордостью

произнесла название «тихого места».

— Да ты что?! Правда?! — Наташка явно обрадовалась.

Я подумала, что произвела впечатление на упаковщицу и приподняла подбородок выше

обычного. Хотела в дополнение сказать, что это так, постоянное место, вообще собирались

пойти вон аж куда (!), но передумали, потому что рабочий день, переодеться некогда и все

такое… Пока я перебирала в памяти известные названия «вон аж каких» мест, Наташка

продолжила:

— Ну, прикинь, Харьков — деревня! И мы туда идем!

Второй удар по самолюбию был ниже и больнее.

— Слушай, — не унималась упаковщица, — у меня идея!

Потрясающе. За последние три минуты она умудрилась дважды наступить мне на гордость

и даже не заметить этого. Она мне нравилась.

— Давай мужиков разыграем! Ты с кем идешь?

У меня появился третий шанс.

— Я с…

— Ну, неважно.

Нет, она мне определенно нравилась.

Дальше Наташка изложила свою нехитрую идею. Заключалась она в следующем.


В «тихом месте» мы «случайно» встречаемся. И мой спутник «случайно» окажется ее бывшим

супругом. Она на глазах своего почти-мужа (она собиралась замуж второй или пятый раз) закатает моему скандал за неуплату алиментов. Тем самым практичная Наташка убивает двух

зайцев. Проверяет почти-мужа «на вшивость» и дарит ему совсем недорогой первоапрельский

розыгрыш. Праздник смеха в этом гениальном сценарии служит отличной отмазкой, мол, если

что, имею законное право на пошутить, и календарь под нос.

У меня зазвонил мобильный, и я, прервав увлеченную знакомую на полуслове, побежала на

работу.

«Тихое место» было действительно тихим. Людей было мало. Столики были расположены

так, чтоб никто никому не мешал.

Мы уселись недалеко от окна и еще минут десять обсуждали бурный рабочий день.

Компания студентов недалеко от нас шумно засмеялась. Я вспомнила про праздник и полезла в

сумку за подарком. Нашарив шуршащую обертку, вспомнила про все остальное и посмотрела по

сторонам. Наташки вроде не было. Я водрузила подарок на стол, заказала бокал вина и

приготовилась сказать тост. По моей, естественно, блестящей задумке, мы должны с ним

чокнуться бокалами, и я сообщу ему, что этот волшебный (бутафорский) бокал вина отныне

станет его талисманом и что больше ему никогда не придется оправдываться за то, что он

непьющий. А потом, может быть, я расскажу ему про Наташку и ее дурацкую идею. Таков был

мой абсолютно не смешной, но очень душевный план.

Мне принесли вино.

— Виталик?!?

Сильно накрашенная женщина в вечернем платье с черными перьями (!), отдаленно

напоминающая мою знакомую (в пуховике и валенках из перехода метро), застыла возле

нашего столика. Причем застыла в таком искреннем недоумении, упершись взглядом в моего

спутника. Он не был Виталиком, но уставился на нее так, как будто был. Меня больше

интересовали перья.

— Что же мы, Виталик, не звоним, не пишем?! А?! А я телефон не меняла! И адрес тот же! И

мальчик маленький такой, помнишь?! Все еще живет, представь себе, по тому же адресу?! А?!

Виталик?!

Переигрывает. Явно переигрывает. Я посмотрела на «Виталика» с интересом. А хорошо, что

не предупредила. Самой интересно. Мой взгляд он трактовал по-своему:

— Я не знаю эту женщину! Я ее в первый раз вижу, клянусь!

Наташка зыркнула на меня с укором. Она явно растерялась. Такой поворот не вписывался в

ее сценарий.

— Садись, Валера, — предложила она своему спутнику сесть за наш столик.

— Что все это значит?! — возмутился мой «Виталик».

— Ты женат? — спросила я, пытаясь все-таки подыграть Наташке. Получилось очень

естественно.

— Да, но не на этой женщине!

Я обалдела: «В смысле?» Может, я ослышалась. «Да-но-не-на» он произнес как-то одним

словом. Меня сильно заинтересовал первый слог.

Наташка ничего не поняла и продолжала читать свою роль, теперь уже обращаясь ко мне:

— Знаете, девушка, он женат. Причем я не единственная его жена. А детей у него... — она

демонстративно пересчитала пальцы, — четверо!

Наташка старалась для своего Валеры. Но он оказался равнодушным зрителем.

В «тихом месте» воцарилась тишина. Компания студентов развернулась вместе со стульями

в «зрительный зал» — к нашему столику. Справа сидел пожилой мужчина в шляпе и с

сигарой. То ли стареющий мачо, то ли цыганский барон. Оригинальный образ. Я заметила еще


парочку слева — лысый мужчина и женщина в зеленых колготках, которая постоянно

щурилась в нашу сторону.

— Что вы несете, девушка?! Вы сумасшедшая?! Я вас не знаю! Аня, у меня всего один сын.

Я подавилась вином.

— Пойдем отсюда. Эти люди издеваются.

— Сядь, — сказал Наташкин Валера. Это было первое слово, которое он произнес.

Мужчина в шляпе курил сигары и пускал клубы дыма. Я подумала, это спецэффекты к

нашему кино. Запланированные заранее.

Непьющий «Виталик» глотнул из бутафорского бокала-талисмана. Вино не выливалось, и он

стал нервно его вытряхивать. Мне могло больше не представиться шанса узнать о семейном

положении своего спутника.

— Извини, я не расслышала, ты женат? Или БЫЛ женат?

— Я первый раз вижу эту женщину! — повторил он честно, от души.

— Я знаю. Мой вопрос не касается этой женщины.

Наташка таки ничего не поняла. И беспардонно вклинивалась. Она, видимо, хорошо заучила

свою роль и никак не хотела сходить с курса, тем более что Валера по-прежнему был

равнодушен к происходящему.

— Как это в первый раз вижу?! — Наташка продолжала сильно переигрывать, плюс после

каждой реплики поглядывала на почти-мужа, и это читалось. — А сын у меня откуда? Ветром

надуло?

— Заткнись! — Я не выдержала. Мне хотелось услышать ответ от «Виталика» —

трезвенника, а она своей откровенно плохой игрой все портила.

Валера оживился и произнес второе слово. Даже два: «Спокойно, дамочка».

Наверное, он сказал это слишком громко.

— Валерий? — послышалось слева. Дама в зеленых колготках отделилась от своего

столика и подошла к нам. Валера вздрогнул. — Что ты здесь делаешь?!?

Наташка затихла. «Виталик» автоматически вытряхивал вино из бокала-прикола. Мужчина в

шляпе прикуривал сигару от сигары. Студенты не дышали.

— Ты же в Рай-Еленовке к соревнованиям готовишься?!

Я не поняла, что это было, вопрос или утверждение со стороны зеленых колготок. Она была

похожа на библиотекаршу. Мне даже показалось, что это часть праздничного замысла. Я

глянула на Наташку, собираясь ей подмигнуть, заодно извиниться за грубость. От удивления у

нее был открыт рот, в прямом смысле слова. Экспромт, подумала я.

— А с кем это ты? — Валера встал. И повернулся влево всем корпусом.

Лысый мужчина, единственный, кто все это время сидел спиной к нашему столику, говорил

по мобильному, слышались обрывки фраз, какие-то цифры.

— Это Виктор Геннадьевич, Валера, не надо.

Библиотекарша что-то знала. Что-то не очень хорошее. Последнюю фразу она произнесла

уверенно, как-то автоматически даже.

Валера подошел к столику слева молча. Виктор Геннадьевич шумно рухнул. Все произошло

настолько быстро, что мы даже не заметили, от чего упал лысый, от страха или таки от удара.

Некоторые из студентов привстали. Наташка подошла к телу и громко сказала «ой». Потом

наклонилась и повторила «ой», только с другой интонацией. Третье «ой» заинтересовало даже

барона. Мужчина нервно потушил сигарету.

— Виктор Геннадьевич, — медленно сказала Наташка, в голосе наметилась предстоящая

истерика. Стало непонятно, рассмеется она сейчас или разрыдается.

Если бы это был сериал, то лысый должен был непременно оказаться настоящим бывшим

мужем.

— Наташка, кто это? — спросила я искренне.


— Это же Виктор Геннадьевич! Наш шеф! — Наташку явно радовала эта неожиданная

встреча, но одновременно расстраивало положение шефа в пространстве.

— Дурдом, — сказал «Виталик» и хлебнул из моего бокала.

Подошел официант, присел возле тела и деловито взялся за пульс. Все подошли ближе.

— Вы не врач? — спросила Наташка у моего спутника, «своего бывшего мужа Виталика».

— Нет, — честно ответил он и добавил: — И не ваш муж.

— А жаль, — она кокетливо улыбнулась.

Я в этом не была уверена.

— ГАВ!!! — Крикнул труп Виктора Геннадьевича. — Первое апреля!!!

Вздрогнули все. Кроме официанта.

— Получилось? — весело спросил он у зеленых колготок.

— Отлично, Витя, вы только посмотрите на их лица! — библиотекарша сияла.

Наташка определилась с эмоциональной окраской своей истерики и расхохоталась.

— Кто это? — обратилась я к знакомой, кивнув в сторону библиотекарши.

— Сестрица Валеркина, старая дева, вредная. Следит, хуже мамаши.

— А чего он на лысого накинулся?

— Из-за меня, это шеф мой. Валера ревнует.

— Мне показалось, ты искренне удивлена была, когда его увидела.

— Ну да, я не ожидала, что он с Валеркиной сестрицей тут. Хотя сами их познакомили, блин.

Мы все уселись за один стол. И стали поднимать тосты за первое апреля.

Оказалось, Валера с самого начала был в курсе. Наташка еще днем проболталась, какой

сюрприз ему готовит, но, чтоб не подвести меня (!), таки решила сыграть. После изменений в

сценарии Валериной задачей было оценить Наташкины актерские данные и не ударить лицом

в грязь передо мной. За игру он поставил ей двойку. Она посчитала оценку несправедливой и

пообещала обязательно отыграться.

Валера признался, что был не готов к тому, что «бывший муж» не узнает Наташку, и не

знал, как себя вести, чтобы лицом в грязь не ударить. Поэтому молчал.

Мой спутник с трудом, но убедил всех, что тоже играл. О том, что первое апреля, он

вспомнил сразу же, как только я достала подарок. Тут же подскочила Наташка, и он понял, что это розыгрыш. Только думал, что разыгрывают меня, и подыграл. По-своему.

Елена Максимовна, она же библиотекарша, придумала историю с очками, колготками, чтобы

замаскироваться. Когда-то Валерка действительно знакомил ее с Наташкиным шефом. Но что-

то там не срослось. А в этот вечер она заезжала к Наташке на работу, узнать, не звонил ли из

Рай-Еленовки ее братец, и у киоска встретила шефа. Тот, не зная о Рай-Еленовке, выдал на-

гора «тихое место». Елена Максимовна расстроилась и обиделась, и Геннадий Викторович

подарил ей в качестве прикола зеленые колготки. Потом они вместе решили разыграть

молодежь. Зная о «тихом месте», они приехали первыми, замаскировались и придумали

незатейливый розыгрыш о заявлении в ЗАГС. Наши же разборки были неожиданными, поэтому

они долго не показывались. Когда Наташкин шеф понял, что план с женитьбой не сработает, он инсценировал сердечный приступ.

Я, в свою очередь, призналась, что была уверена, что дама в зеленых колготах —

Валеркина жена. Причем она тут в компании с любовником, а он типа на курорте. Еще у меня

был вариант, когда Наташка ойкала над телом, что это таки ее бывший муж. В общем, мы

просмеялись до закрытия «тихого места», придумывали разные схемы развития событий и

смаковали подробности. К утру от смеха болели ребра. Студенты ушли где-то в полночь, а

барон курил сигары до утра. Как же без спецэффектов!?

Мне казалось, он — единственный в этом заведении, кто сразу все понял. Весь вечер

смешно было только ему, но он ни разу не улыбнулся.


Еженедельник «Объектив-Но» № 14 от 6 апреля 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

МИР ЗАТАИЛ ДЫХАНИЕ. МИР СЛУШАЛ

Меня устраивал мой папа столяр. Но не хотеть быть дочкой космонавта было позором в школе номер пять.

— Ма, а что такое День космонавтики?

— Это профессиональный праздник космонавтов, — я обычно сама восхищаюсь

собственными блестящими ответами на детские вопросы. Но, как правило, мою шестилетнюю

дочь они не впечатляют.

— Космонавты живут в Космонавтике?

— Нет.

— А где?

— Космонавт — это профессия. Эти люди летают в космос. Летчики на самолетах, а

космонавты на ракетах. Неужели вам в садике этого не рассказывали?!

— Нет. Сказали только взять три гривны, потому что на День космонавтики мы пойдем в

планетарий.

Двенадцатое апреля — мой личный праздник. День воспоминаний и просмотра школьных

альбомов с черно-белыми фотографиями.

Далекие звезды в небе горят,

Зовут они в гости умных ребят.

Собраться в дорогу недолго для нас,

И вот мы к полету готовы сейчас.

В нашей обыкновенной советской школе День космонавтики был абсолютно красным днем

календаря. Мне даже кажется, чуть краснее, чем в других обыкновенных советских школах.

Каждый год накануне двенадцатого апреля бессменный учитель труда Иван Степанович

приколачивал к фасаду здания один и тот же пожухлый плакат: «Наша школа гордится тобой, Гагарин». Причем недалеко находилось еще несколько школ, но так публично Гагариным

гордилась только наша. Возникало ощущение причастности.

В этот день, как правило, был всего один урок — тематический. И праздник. Каждый класс

должен был выразить гордость Гагариным на сцене актового зала. Театрализованные действа

из года в год сильно не менялись. Сценарии передавались из поколения в поколение вместе с

костюмами и нотами.

Начальная школа. Я почему-то была ракетой. Меня обернули в кусок ватмана и на лбу

написали «Союз». Праздник шел около часа. Было скучно стоять просто так (у ракеты не было

текста), и я подсказывала слова Гагарину через иллюминатор. Роль первого в мире космонавта

играл отличник Саша Никитин, и все дети ему завидовали. Даже девочки. От возложенной на

него ответственности он сильно нервничал и все время забывал текст. Я за время репетиций

выучила наизусть все тексты и помню их до сих пор.

Ведущей была географичка:

«С давних времен загадочный мир планет и звезд притягивал к себе внимание людей, манил их своей таинственностью и красотой. Раньше, давным-давно, когда люди только

начинали узнавать Землю, они представляли ее перевернутой чашей, которая покоится на

трех гигантских слонах, важно стоящих на панцире огромной черепахи… С тех пор прошло

несколько тысяч лет. На нашей Земле выросло много поколений добрых и умных людей».

В конце этого спича я всегда хотела задать вопрос: «Сколько за это же время выросло

недобрых и не очень умных?» Но стеснялась.


Прочла этот монолог современной шестилетней девочке, которая рисует только в Рaint, а

пишет исключительно в Word.

— Это из Гарри Поттера? — спросила она.

Иногда детские вопросы ставят меня в тупик. Однажды я вела дочь в детский сад, и она

сказала:

— Мам, Лидия Васильевна учит прикрывать рот рукой, когда кашляешь.

— Правильно, — поддержала я воспитателя, — чтобы не заразить других детей.

— Так вот у меня вопрос, — на полном серьезе продолжила трехлетняя дочь, — когда

пукаешь, надо попу прикрывать?

Про Гарри Поттера мы, советские дети, «і гадки не мали». Зато отлично знали, кто такие

Константин Эдуардович Циолковский и Сергей Павлович Королев. «Эти два человека

положили начало освоению космоса». И конечно, Юрий Гагарин. Когда он сказал «Поехали!» и

махнул рукой, мне было минус двенадцать. Но где-то до плюс двенадцати не мечтать о

космосе было неприлично.

Не попросив подмог ни у кого,

Сама восстав из пепла и из праха,

Моя страна, не знающая страха,

Шлет в космос ныне сына своего.

Мир затаил дыхание. Мир слушал.

Его, летевшего над странами.

И люди в этих странах повторяли:

«Гагарин», «Юрий», «СССР».

Моя подружка Танечка играла радио:

«Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Московское время — 10

часов 2 минуты. Передаем сообщение ТАСС о первом в мире полете человека в космическое

пространство».

Я завидовала ей больше, чем Гагарину. Космонавт мне не светил по половой

принадлежности, а «радио» было следующим по важности. Но я была ракетой.

Мой выход, в смысле вылет, был финальным. Когда загремит «Широка страна моя родная» и

родители в зале заплачут, я должна выбежать со сцены, оббежать весь зрительный зал и

«вылететь» вон через двери. Гениальная режиссерская задумка, — такое себе создание

эффекта присутствия — в тот день стоила мне переоценки ценностей, испорченной

репутации и суицидальных мыслей.

Я упала. Грохнулась шумно, классически растянулась между вторым и пятым рядом… «Мир

затаил дыхание. Мир слушал». Я бы сказала — мир перевернулся!

— Доченька, а ты знаешь, кто такой Гагарин? (А ты Ленина видел? — напрашивается.)

— Нет.

«12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире

космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом

космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Советского Союза летчик

Гагарин Юрий Алексеевич».

Географичка произносила это с таким восторгом, что долгое время мне казалось, Юрий

Алексеевич — ее отец.

Мы гордились. Гордились по-настоящему. Тем, что мы — советские дети, граждане

Советского Союза, так же, как ГАГАРИН.

В формат этих высоких, искренне высоких чувств, совершенно не ложилось банальное

падение. Я не просто «Испортила праздник! Финальную часть! Апофеоз!», а «надругалась над

чувствами советских людей». Фраза парторга школы. Я плакала. Плакала горько и

безудержно. От позора, стыда и обиды. И, конечно, оттого, что оскорбила все советское.


Моему падению был посвящен целый классный час. Я стояла у доски и проклинала день, когда согласилась быть ракетой (хотя кто меня спрашивал). Некоторые дети со мной перестали

разговаривать. Помню очень противоречивые чувства. С одной стороны, мне казалось, если бы

Гагарин видел, как я раскаиваюсь, он бы обязательно меня простил. С другой, я думала (с

ужасом от того, что позволяю себе об этом думать) — если бы Юрий Алексеевич вовсе не летал

в космос, не случилось бы этой трагедии в моей жизни. Драматичности добавляла дыра в районе

коленки. Колготки были совсем новенькие. Белые, ажурные, специально купленные по случаю. Я

красовалась в них целый день до спектакля, потому что мне было заранее обидно, что за

картонным цилиндром ракеты их никто не увидит.

Мама глянула с укором. Правда, не из-за оскорбленного советского народа, а из-за

разодранной коленки. Но тогда я этого не понимала. Мне казалось, она никогда не сможет

больше мной гордиться. Я поставила клеймо на нашу семью. «Враги» буквально. Так мне тогда

казалось.

За несколько лет до моей «трагедии» в школе было ЧП. Мальчишки на перемене играли в

футбол, то есть гоняли по коридору шапку-ушанку. Ответственные моменты матча, удар, гол

и…

На втором этаже, в конце коридора, висела огромная чеканка Владимира Ильича, мяч, то

есть шапка, угодил непосредственно в нее. Никто бы и не заметил, стена и стена. Но мимо

проходил тот самый парторг школы.

Мой час позора меркнет по сравнению с тем, что пережили эти дети. ДО того, как их

исключили (!) из школы. Старшая сестра училась в параллельном классе, и я отлично помню, как к нам домой приходила ее классный руководитель обсудить с родителями это

чрезвычайное происшествие. Сестру угораздило ходить с «главным героем» в шахматный

кружок, и «предателя» она знала лично. Классуха в присутствии родителей учиняла допрос.

— Он отзывался плохо об учителях?

— Нет.

— Еще о ком-то?

— Нет.

Я сидела в соседней комнате и хранила страшную тайну. Он был у нас дома! Заходил! И

даже пил чай!

Мне было чуть больше, чем сейчас дочери. Самое потрясающее — она не боится взрослых.

Это не хамство или неуважение. Это другое. «Закройте, пожалуйста, форточку, мне дует».

Вежливо? Вполне. Я рада, что она может это произнести. Думаю, в ее возрасте я бы скорее

покрылась инеем, чем позволила бы себе намекнуть на собственную некомфортность. Или

дует всем, или никому.

Географичка: Космонавт, не забудь...

Дети: Во Вселенную держишь путь.

Географичка: Главным правилом у нас...

Дети: Выполнять любой приказ!

Я очень надеялась, что спустя год, к следующему празднику, мне доверят хотя бы рисовать

декорации. Но осенью умер Брежнев, а с ним и помпезное празднование Дня космонавтики.

Ни в коем случае не хотела показаться неуважительной к людям этой редкой профессии, а

также ко всем тем, кто себя к ним относит. И совершенно искренне от всей (широкой

постсоветской) души поздравляю всех с праздником.

Р. S. Ночь почти не спала. Снился парторг. Почему-то в противогазе. Он вычитывал меня в

учительской, сюжета не помню, но вернулись ощущения. Утром в детской на рабочем столе

компьютера висела записка восемнадцатым шрифтом (это аналог корявого шестилетнего

почерка):

«МАМА НИЗАБУТЬ ТРИ ГРИВНЫ НА ДЕНЬ КАСМАНАФТИКИ!»


Еженедельник «Объектив-Но» № 16 от 20 апреля 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

Я НЕ ДОКТОР

Цивилизация погибает только после расцвета культуры. Значит, мы не погибнем никогда.

Ночью у моей шестилетней дочери ни с того ни с сего поднялась температура. Она не

чихала, не кашляла, но я все равно решила утром вызвать врача. Мало ли?! Я же не доктор.

В поликлинику удалось дозвониться с пятнадцатого раза.

— Ваш доктор такой-то. Обход с девяти до одиннадцати.

Надо сказать, я крайне редко обращаюсь к врачам и правил поведения с участковыми

педиатрами не знаю.

— Скажите, а можно начать с нас? Мне на работу к десяти, как раз успею.

— Обход по маршруту или степени болезни.

Я не совсем поняла это словосочетание и на всякий случай переспросила:

— Так можно доктор сначала зайдет к нам?

— Адрес?

— Такой-то.

— Ожидайте.

Так и не въехала, зайдет доктор пораньше или нет, но решила послушно ожидать. Мне

повезло. В дверь позвонили еще до десяти утра. Без пяти десять.

— Что у вас? — спросила доктор.

— Температура ночью была, и все.

— И все?!

Доктор округлила глаза. Видимо, температуры 39 было крайне мало, чтобы начать обход с

нас. Простите, что не холера.

— Открой ротик шире, шире.

— Может быть, включить свет? — предложила я, глядя на раздирающего рот ребенка.

— Не надо, я и так вижу, что ангина. Вот сами посмотрите!

Мне не хотелось смотреть, но она настаивала.

— Ну, загляните же, я даже вижу гнойничок! — доктор так радовалась, что обидеть ее

было как-то неудобно.

В глазах ребенка, послушно стоявшего с распахнутым ртом, читалась мольба «мама, загляни, она не отстанет». Я заглянула.

— Вот, видите!

Врач приготовилась к моим восторгам. На ее лице, как на суфлере, засветилась моя

следующая фраза: «Да, да, конечно, определенно ангина, вы правы, доктор».

Я промолчала. Промолчала не потому, что ничего, кроме горла, возможно, покрасневшего, не увидела. А потому, что не понимаю, зачем. Зачем мне заглядывать в рот ребенку?

Подтвердить диагноз? Подтвердить профессионализм медика? Бред.

Во время беременности меня часто смотрели на аппарате УЗИ, и милая докторша в женской

консультации каждый раз поворачивала монитор в мою сторону, приговаривая: «Ой, посмотрите, пальчики какие длинные, а ножки как смешно поджимает». Я так ни разу и не

смогла понять, где там пальчики, где ножки, а где, собственно, все остальное. Я ей верила, но

всякий раз, когда она это делала, чувствовала себя дурой.

Участковая засобиралась. На ходу диктуя названия лекарств, она заглядывала в блокнот, выбирая следующий адрес. Я пыталась стенографировать, прижав лист к стене в коридоре.

— Семь-восемь раз в день, по четвертинке, за тридцать минут до еды…


— Извините, но мой ребенок столько не ест! (Тем более ребенок, больной ангиной, при

которой, если я не ошибаюсь, больно глотать).

Она сделала паузу, но побоялась сбиться с заученного текста и, не ответив, продолжила:

— Если не поможет, не давайте лекарство больше…

Мне показалось, это была фраза дня, но я ошиблась. Доктор, наматывая шарф перед

зеркалом, учила меня, как «обработать горло раствором». Это была инструкция по

эксплуатации существа живого, шестилетнего. Я не перестала писать только потому, что

такие формулировки нужно цитировать. Повторять слово в слово:

«Зафиксируйте ребенка строго вертикально (ага, желательно пользоваться отвесом). Угол

палочки должен быть девяносто градусов по отношению к горлу (и транспортиром). Наносите

раствор на слизистую горла по часовой стрелке, и если у ребенка вдруг (!) возникнет рвотный

позыв, уберите палочку и научите ребенка глубоко вдыхать носом».

Она завершила этот спич, стоя спиной уже в дверях. Потом обернулась, если бы она

улыбнулась, я бы оценила чувство юмора участкового доктора, но она сказала серьезно:

— Вы все поняли?

— Да, спасибо.

Ангина оказалась странной. Дочка сильно кашляла и на горло не жаловалась. Кроме

обработки горла раствором и кормления семь-восемь раз в сутки я выполняла все требования

и предписания. Три вида таблеток, два — капель, сироп и орошение. Не помогало.

Температура спадала только на время действия лекарства. Две ночи мы не спали. Дочка не

могла дышать носом.

Я позвонила в поликлинику, нашего врача не оказалось, трубку взяла ее коллега.

— Она не спит две ночи, носом не дышит!

— Это капали?

— Да.

— А так промывали?

— Да.

— А это?

— ДА. ДА. ДА.

— Ну, привозите, покажем лору.

Одноглазый лор (на одном глазу у него блестящий круг), вооруженный железным крючком, велел моему ребенку задрать голову. А вы бы не заплакали?! Она не плакса, просто надо

соизмерять размеры инструментов с воображением ребенка. Я понимаю, что у него очередь.

Но, возможно, ласковое слово ускорило бы процесс. Не надо было бы тратить время на

вытирание слез и на долгие уговоры открыть-таки и показать дяде ротик.

Нас отправили на рентген.

— Не бойся, тебе сделают фотографию носика изнутри!

Я вообще-то строгая мама, но в поликлинике я излучала столько света, что солнце

зажмурилось. Надо было как-то компенсировать ребенку встречу с правдой жизни.

Естественно, после того, как мы отстояли очередь, выяснилось, что для рентгена

необходима специальная бумага. Которая, опять же естественно, продается в аптеке, в

которую (все так же естественно) буквально минут десять ходьбы (ну, там, за углом).

Лор сказал — гайморит. Я спросила — откуда?! Лор попросил сдать денег «на

благотворительность». Я спросила, как это!? Не в смысле денег, а в смысле формулировки. Я

правда не поняла, «сдать на благотворительность» — это как? Я сдаю, а кто-то потом

благотворит этими деньгами? Я положила десять гривен в подставку для ручек, он написал

нам список лекарств.

С ангиной было проще. Новый список состоял всего из пяти пунктов, правда, никак не

пересекался с предыдущим. Доктор отвел мою дочь в процедурную.


— Подождите за дверью, ей сделают промывание носа.

Я бы не ушла, но из процедурной вышла совершенно очаровательная бабушка-медсестра и

добрым голосом залепетала какую-то чушь про кудряшки моей девочки, про чудную ее

кофточку и так далее.

Я металась под кабинетом в унисон с диким ревом собственного ребенка. Через пять минут

вместо своей, обычно веселой, я получила всхлипывающую и распухшую от слез девочку.

— Промывания нужно будет сделать не меньше пяти раз. И еще прогревания.

Звучит как приговор. Не по количеству процедур, а по тону произнесенных слов.

Я не доктор, но, по-моему, греть воспаления нельзя.

— Вы знаете, два дня назад у нее была ангина. С гнойником.

Доктор снова взялся за крючок.

— Подойди ко мне, девочка.

— Нет! — дочка вцепилась в мою руку. Я ощутила ее температуру. Не меньше тридцати

восьми.

Это какой-то фильм ужаса, страшная сказка.

— Вы знаете, она и так откроет рот, не надо инструментов, пожалуйста.

— Мамочка, кто из нас доктор? Вам что-то не нравится? Лечите сами.

Хороший аргумент. Работает безотказно.

Не хотелось ни возмущаться, ни ругаться, ни объясняться. Хотелось, чтобы она была

здорова. И все. Идти искать другую поликлинику, других докторов с больным ребенком?

Я присела на корточки.

— Солнышко, любую игрушку. Любую!

Да простят меня педагоги. Я все понимаю. Кроме того, как можно приказать ребенку не

бояться. Вот если бы дядя с крючками спросил, например, как ее зовут, или рассказал

смешную историю…

Прошлым летом мы отдыхали в Анталии. Меня предупреждали, что у детей трудно

проходит адаптация к чужому климату и ребенок в первый же день может заболеть. Я

набрала кучу лекарств, но все обошлось.

А вот прибалтийскому мальчику из соседнего номера повезло меньше. После первого же

купания в море он слег с отитом. Ночью его мама постучала ко мне и на сильно ломаном

русском спросила, хорошо ли я знаю английский. Она не могла по телефону объяснить, что с

ребенком и какой доктор ей нужен. Когда я в турецкой гостинице на русском языке объяснила

по телефону (не используя жестов) доктору немцу, что ребенок кричит от боли в ухе, он при-

мчался через десять минут. Самое потрясающее, он привез с собой игрушку. Ночью.

Обыкновенный надувной мячик. Первое, что он сделал, это протянул игрушку ребенку и

спросил: «Как тебья зофут»?!

Ангины уже не было. Или не было совсем. Мы заехали в аптеку и купили очередной мешок

лекарств. А также очередную Барби с набором доктора.

Температура спала. Теперь дочь не спала, потому что кашляла. Кашляла громко и

беспрерывно. Блин, а ведь никто из врачей ее не послушал. Ни педиатр, ни лор.

Я пошла в круглосуточную аптеку. Описав «характер кашля», получила две бутылки сиропа.

— Похоже на бронхит, — сказала аптекарша.

Мне стало нехорошо. Всего четыре дня назад у меня была абсолютно здоровая девочка.

Ангина, гайморит, бронхит... Если завтра кто-то скажет «птичий грипп», я не удивлюсь.

Зря я так думала.

Утром ребенок проснулся весь покрытый сыпью. Воскресенье. Звонить в поликлинику

бессмысленно. Скорую? Нас тут же уволокут в инфекционку. Пойти в аптеку и описать

«характер сыпи»?

Я решила, что это аллергия на лекарства, и перестала их давать. Вообще. Не помогло.


Всю ночь я читала ей сказки. Она засыпала буквально на несколько минут и снова

просыпалась. Странно, но нос дышал, температура была нормальная и кашля почти не было.

Она жаловалась на боль то ножки, то ручки, то животика. Где-то в три часа ночи шестилетняя

девочка произнесла фразу, которая заставила меня расплакаться:

— Мама, мне кажется, завтра никогда не наступит.

Откуда она знает этот набор слов? Что с ней? Я злилась на себя, на врачей, на аптекарей, на

страну и на всю систему.

Утром я пыталась дозвониться доктору. Через полчаса поняла, что есть более быстрый

способ. Мы сели в такси и поехали в поликлинику. Очередь попыталась возмущаться. Я

ворвалась со словами: «Вылечите мне ребенка! У нее уже аллергия на лекарства, а толку нет!»

— Что за аллергия? Покажите.

Дочка, находясь на безопасном расстоянии от доктора, задрала свитер и оголила живот.

— Вы с ума сошли, мамочка! — завопила докторша. Ребенка с ветрянкой привести в

поликлинику!

Я села.

— Ветрянка? Я думала, аллергия.

— Вы думали!? — передразнила меня педиатр. — Вы что — доктор, чтобы диагноз

устанавливать?! Нет, ну это ж надо! Она, видите ли, думала! Вы б еще в грудной день пришли!

Быстро одевайтесь и домой. И ни с кем по дороге не общаться! Десять дней из дому не

выходить! Мазать зеленкой! Не мочить!

Мне было стыдно. Да, я не смогла отличить пятна ветрянки от аллергии. Но ведь я же не

доктор. Я и не хотела им быть. Никогда. Даже в детстве. Меня вынудили поставить диагноз.

Если бы первый доктор хоть намекнул на возможность ветрянки. Если бы не псевдоангина, гайморит и бронхит...

— Я королева зеленки!!

У моей дочери мания величия. На ней, правда, почти нет незеленого места. Зеленые цветы

на руках, зеленое солнце на животе и зеленые зайцы на пятках. Ей лучше. Кризис прошел.

Но теперь же все чешется! Уговорить ребенка не чесать пузыри, потому что «останутся

шрамы и будешь похожа на Бабу-ягу» можно. Но ненадолго. Отвлечь, заиграть, зачитать тоже

можно. Но также ненадолго.

Вы будете смеяться. Звоню в поликлинику.

— Скажите, чем помочь ребенку во время ветрянки, чтоб не чесалось?

— Диазолин, супрастин. Как можно этого не знать? — отвечает информатор.

А я не знаю. Не знаю, потому что я НЕ ДОКТОР!

Еженедельник «Объектив-Но» № 17 от 28 апреля 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

СВЯЩЕННЫЙ ХАДЖ В ДЕМЕНТИЕВКУ Детям войны посвящается

Мне пришла телеграмма. «Украина. Харьков. Ане. Поздравляю вас и всех моих близких в Харькове и Дементиевке с

наступающим Днем Победы, желаю мирного неба над головой и счастья. Сын солдата Садык».

Всех моих БЛИЗКИХ в Харькове…

Прошел год. Точнее, почти полтора. Это случилось прошлой зимой. В январе 2005-го. Я

работала тогда в пресс-службе областной администрации. Видимо, номер рабочего телефона

в кабинете не менялся еще со времен обкома партии и был «забит» в справочники СССР.

У меня зазвонил телефон.

— Алло! С вами будет говорить Таджикистан.

— Таджикистан?!


Я подумала, разыгрывают коллеги. Но у меня нет ничего общего с Таджикистаном. Да и

фантазия ни у кого дальше, чем «Алло, это бухгалтерия, зайдите, пожалуйста, за зарплатой», никогда не доходила. Я сама так делала. Звонишь в соседний кабинет, сообщаешь о зарплате, выходишь в коридор и наслаждаешься стремительным бегом коллег в сторону заветной двери

бухгалтера.

В трубке послышались помехи и сильный акцент.

— Это Харьков? Алло, Харьков? Харьков?

Мужчина кричал. Кричал с каким-то надрывом, было слышно, он сильно волнуется.

— Да, это Харьков. Я вас слышу, говорите!

Две минуты мы пытались наладить связь. Как радисты. Хотя мне показалось, он услышал

меня сразу, просто не мог поверить, что дозвонился.

— Здравствуйте. Это правда Харьков?

Мне, конечно, льстило быть целым городом, и в другом случае я бы обязательно ответила:

«Нет, это всего лишь одна двухмиллионная его часть», но шутить было неуместно. Тем более

что со мной говорил Таджикистан.

— Да, это правда Харьков. Что случилось?

Я сформулировала вопрос именно так. В том, что что-то случилось, сомнений не было.

Мужчина заплакал.

— Сейчас. Минуту. Мне очень трудно говорить. Минуту.

Очень странная ситуация. Взрослый мужчина, по голосу ему было лет шестьдесят, рыдал в

трубку. Что говорить? Как себя вести?

Женщины могут плакать по-разному. У меня есть подруга, которая манипулирует

мужчинами, используя плач. Причем материальные ценности измеряет исключительно

литрами пролитых слез. Так и говорит, выбирая в магазине очередной парфюм: «Хорошие

духи. Дорогие. Два каприза делов». Шуба в ее системе координат стоит трех истерик. А

поездка в Египет равна пяти дням ровного, полусухого нытья. Плач от несправедливости и от

сострадания, слезы для подруг и для любимого. Это целая система передачи эмоций. Для

женщин.

Когда плачет мужчина, я теряюсь. Это всегда трагедия.

— Я тридцать лет искал могилу отца. Мне пришел ответ. Сегодня. Я направлял запросы во

все города бывшего Советского Союза. Мне пришел ответ. Я вам сейчас прочту.

Помехи исчезли. Я слышала в трубке, как дрожат руки мужчины. Он разворачивал

бумажный листок. И читал.

— Сообщаем вам, что ваш отец погиб в боях под Харьковом. Вы слышите, ПОД ХАРЬКОВОМ.

Я слышала. Слышала и понимала, что если он читает с листа и там так и написано: «в боях

под Харьковом», то это почти нигде. «Подхарьков», конечно, сильно сузил географию поиска

по просторам бывшего СССР. Но все равно это огромная территория.

— Что мне делать? — спросил мужчина.

Что я могла ему ответить?! Ведь в тот момент я не была Аней Гин, я была Харьковом. А он

— Таджикистаном.

— Приезжайте. Найдем.

Возможно, я слишком много на себя взяла. Но любой другой ответ был бы глупым и даже

абсурдным. Человек всю сознательную жизнь шел к этому бумажному листку. Найти в

справочнике более подходящий телефон? Организации ветеранов? Службы поиска? Да мало

ли кто был компетентнее меня в этих вопросах? Но по-другому ответить этому человеку я не

могла.

— Да? Можно приезжать? Спасибо! Как Вас зовут? Что с собой нужно взять? Я хочу

приехать в мае. В День Победы. В день шестидесятилетия Победы!

— Да, конечно, приезжайте. Возьмите с собой паспорт и ЭТУ бумагу.


Он звонил еще раз в марте. Его звали Садык. В паспорте Содык Содыкбоев. Он снова плакал

и спросил, ничего ли не поменялось в связи со сменой власти на Украине? Я успокоила его. Он

спросил, какой у меня размер — объяснил, что непременно должен привезти мне в подарок

таджикский национальный костюм.

Из школьного курса «Пятнадцать республик — пятнадцать сестер» (это ежегодная

демонстрация костюмов братских республик) я вспомнила только косички. Девочку на роль

Таджикистана непременно брали с темными длинными волосами и заплетали много косичек.

Третьего мая Садык позвонил уже из Москвы.

— Я в Москве! Завтра буду у вас! Поезд такой-то. Встречайте.

У Цоя, по-моему, была такая песня: «Я знал, что так случится, но не знал, что так скоро».

Не то чтобы у меня не было времени подготовиться, я просто не знала как.

Как? Чем? Я помогу шестидесятилетнему мужчине из Таджикистана, который собирается

разыскать могилу отца под Харкьовом?!

Рассказала коллегам. Удивилась: они не только не покрутили у виска, но и взялись

помогать.

Четвертое мая. Четыре тридцать утра. Поезд Адлер-Москва задерживается. На перроне я с

коллегой Витькой Алексеевым и съемочная группа новостей. (Мы позвонили им накануне, рассказали про Садыка, тогда еще не подозревали, что вся эта история — настоящая

журналистская удача).

Я страшно переживала. А вдруг окажется что-то не так? Вдруг мужчина из Таджикистана

что-то напутал, вдруг не Харьков, а Хабаровск, например. Вдруг ему нужно было оформлять

еще какие-то документы, чтобы заехать в город. (А я, идиотка, назвала только паспорт.) Поезд с диким гудком вползал на платформу. У меня вспотели ладони и похолодела шея.

«Мамадарагая, я не помню номера вагона»! Мы метались под Адлер-Москва, заглядывая в

вагон к каждому проводнику.

— Садык?? Из Таджикистана??

— Хм-м-м.

Через пять минут историю тридцатилетних поисков отца знал весь поезд и сотрудники

вокзала.

— Нашли! Здесь! — закричала проводник из девятого.

В дверях девятого вагона стоял худенький пожилой мужчина в обычном костюме, без

халата и тюбетейки, как мы ожидали.

— Аня?!?

Это слово — имя — единственное, что он произнес. Только тогда до меня дошло, КАК

волновался он. Я-то была в своем городе. А он ехал за тысячи километров из места, которого я

так и не нашла на карте, так и не смогла выговорить.

Содык

Содыкбоев,

житель

Бабаджангафуровского

района

Согдийской

области

Таджикистана, знал про Харьков только две вещи: номер моего рабочего телефона и имя.

Он привез с собой сто гвоздик. Цинковое ведро ярко-алых гвоздик. Он привез лаваш с

надписью «60 лет Великой Победы». Лаваш испекла его жена. Он привез родную землю. Если

точно, песок в пластиковой баклажке. Он привез черно-белые фотографии и письма-

треугольники отца. Он привез таджикский национальный костюм моего размера. Он привез

сумку невиданных плодов под названием урюк и почему-то помидоры.

Потрясли гвоздики. От лаваша, бережно замотанного в платок, захотелось плакать.

Мы сели в такси. Я сразу взялась за справку. Читаю: «Хайдаров Сидик, 1915 года рождения.

Погиб в бою 12 июля 1943 года, захоронен в Дергачевском районе Харьковской области, в

числе 87 воинов 116-й Гвардейской стрелковой дивизии им. М. Кутузова».

Фух! Дергачевский район! Кодовое словосочетание. Найдем. Однозначно найдем.


Пока ехали в гостиницу, Садык рассказывал подробности поисков отца. Оказалось, он его

совсем не знал! Когда отец в тридцать седьмом уходил на войну, финскую войну, Садыку было

семь месяцев. А когда ему исполнилось семь лет, война кончилась, но отец так и не вернулся.

Он ждал. Ждала мама. В семьдесят пятом на ее могиле сын поклялся найти отца.

Около ста запросов (!) начиная с Центрального архива Министерства обороны СССР и

заканчивая всевозможными общественными организациями по всему Союзу. Тридцать лет! И…

Его Величество Случай! В 2003-м в Ленинабаде на рынке к нему подошел старик и спросил:

«Ты не сын ли Сидика Хайдарова»? Они, правда, очень похожи. Я даже подумала, черно-белая

военная фотка, которую привез Садык, это его, в молодости. Оказалось, старик —

однополчанин Хайдарова, они вместе воевали под Харьковом. Последний запрос и…

Мы поселили гостя в гостинице, с трудом уговорили отдохнуть пару часов, и с кульками, полными помидоров и урюка (а я — с ярким полосатым платьем), бросились на поиски.

Через час телефонных переговоров по области я знала точный адрес! «Памятник

неизвестному солдату», село Дементиевка. Без всякого пафоса кланяюсь руководству

Дергачевского района. В принципе, я сделала только один звонок — главе райадминистрации.

Потом только созванивалась, узнавала, на каком этапе поиск.

Вечером мы отправились в Дементиевку на разведку. Дороги нет. Направление. Пятнадцать

хат. Самой младшей жительнице, Никитичне, семьдесят восемь лет. Аккуратный, ухоженный

памятник на краю села. Серебристый солдат в шинели и с винтовкой. На пьедестале список.

Нашли. «С. Хайдыров. 1943». Тишина. Поют птицы и пахнут сосны. Другой мир. Это то самое

место, я его узнала — «край земли», «необитаемый остров», «у черта на куличках» — ну, когда хочется бежать. Совсем. От проблем, работы, детей и соседей. Это здесь.

Приехал сельский голова Иваныч. Петр Иванович. Колоритный мужик с седыми усами и

смешным говором. Рассказали. Иваныч обрадовался, как ребенок.

— Та вы шо?! Из самого Таджикистана?! Везите! Встретим! Только давайте завтра. Мы

подготовимся.

Мы договорились встретиться с Садыком в девять утра в холле гостиницы. Консьержка

сказала, он ждал с шести. Белая выглаженная рубашка, пиджак, тюбетейка, гвоздики, лаваш

и слезы. Организовали автобус — журналисты, операторы, микрофоны. Он абсолютно не

стеснялся видеокамер. По дороге рассказывал о своей семье, показывал фотографии. Шестеро

детей и восемнадцать внуков. Все в полном составе провожали его в далекие края. В Харьков.

«Мы подготовимся» в интерпретации Иваныча значило следующее. Как только остановился

наш автобус, по взмаху невидимого дирижера на все село заиграла трогательная музыка. Нас

встречали ветераны в орденах и медалях, у памятника стояли микрофоны, нарядные

школьники повторяли слова четверостиший. Бабушки в парадных платочках накрывали на

импровизированный стол тут же. Сам Иваныч стоял среди этого праздника с хлебом-солью (не

хитровензельный каравай, а обыкновенная буханка черного хлеба, с вдырявленной солонкой).

В Дементиевке «було справжнє свято».

Садык водил пальцем по высеченному в камне имени отца. Долго стоял. Молча. Потом

сказал: «Наконец-то я дома». Честно, не прослезились только самые железные.

Он раздал гвоздики ветеранам. Он разломил лаваш и по кусочку раздал детям. Он высыпал

из баклажки бабаджангафуровский песок к подножию памятника и набрал харьковской земли.

Он водрузил на голову Иваныча тюбетейку, и тот совершенно чудным образом превратился в

настоящего таджика. Он выпивал сто грамм с ветеранами и говорил о войне.

Он поднял стакан и сказал: «Я совершил свой хадж».

Объяснил. В мусульманской стране люди всю жизнь собирают деньги, чтобы помолиться в

Мекке. Это главная цель. Поход туда — Священный Хадж.

— Я, наверно, единственный мусульманин, кто совершил хадж в Украину, в Харьков, в

Дементиевку.


P. S. На Новый год Садык прислал мне письмо. Приветы и поздравления через запятую:

«Виктору

Алексееву,

водителю

Егоровичу,

Наташе

Стативко,

Арсену

Авакову,

фотокорреспонденту Сергею Козлову, журналисту Маше Малевской, всем работникам

харьковского телевидения, Владимиру Шумилкину, Петру Ивановичу, Никитичне, всем

преподавателям, ученикам и директору Токаревской школы. Всем ветеранам. В общем, всему

Харькову».

Вот так. Без всякой субординации, чинов, регалий и политкорректности. Такой себе список

харьковчан. Здорово. Мне нравится.

А где-то там, далеко-далеко, в месте, которого нет на карте, а название произнести почти

невозможно, есть дом, а в нем стена, а на стене фотка. Фотка нашего города. Я горжусь тобой, Харьков!

Еженедельник «Объектив-Но» № 18 от 6 мая 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

МУЖЧИНА, ЭТО ВАШ РЕБЕНОК?

Мужик мечется по группам детского сада, приговаривая: «И  в  кого ты только удался? Как можно не помнить

свою группу?! Не узнавать воспитателя?! Как можно быть таким невнимательным? Рассеянным?»

Мальчик дергает мужчину за рукав: «Пап, пап, но я уже во втором классе!»

Анекдот

Утро было необычным. Необычным, потому что в детский сад, как правило, мы приходим

последними. Дочка забегает в группу где-то к середине завтрака, а про утреннюю зарядку

знает только по рассказам товарищей.

Традиционно я провожаю ее до дырки в заборе и мчусь на работу. А тут то ли будильник

ошибся, то ли бури магнитные. В общем, в раздевалке подготовительной группы «парасолька»

мы были одни из первых. У детей, оказывается, есть такой прикол — кто первый, тот герой.

В предбаннике оказалось одновременно несколько детей, завязалась словесная битва на

тему первенства. Я, пользуясь случаем, заглянула в именной шкафчик с изображением

потертой лисьей морды (для опознания). Причем не с «лисичкой», как когда-то заметила

добрая тетя-воспитатель, а именно с лисьей мордой, как уточнила моя дочь в первый же день

детсада.

Содержимое этой гигантской чудо-шкатулки приятно порадовало. Нашлась открывалка

фирмы «Цептер», бесследно исчезнувшая из домашнего хозяйства несколько месяцев назад; почти фамильная брошь, всего-то без трех камушков (вот бабушка обрадуется); панамка, которая так давно числилась без вести пропавшей, что теперь оказалась маленькой; пара-

тройка якобы забытых на отдыхе игрушек и прочие приятные мелочи. Пока я увлеченно

составляла опись неожиданно найденных предметов, раздевалка наполнилась до отказа.

Вспомнилось классическое вступление к сюжету о пикетах: «по оценкам правоохранителей, на

площади около тысячи человек… участники акции утверждают — больше пяти…» В контексте

это выглядело бы где-то так: «…в раздевалке подготовительной группы 20 детей, утверждают

сотрудники детского сада… родители настаивают — не меньше ста…»

— Где твоя расческа?

— Там, где полосатый носок!

— А где носок?

— В кулечке!

— Где кулечек???

Кощей Бессмертный со своей смертью в яйце нервно перекуривает в сторонке. Всего-то

заяц, утка и один-единственный сундук. Один! А тридцать шкафчиков?! Квест. Натуральный.


Переодеваются, расчесываются, плачут, жуют, кусаются, меняются, хвастаются, упираются…

Все вместе и причем одновременно.

«И воцарился Хаос…» Все вспоминала, откуда это? Теперь поняла.

Плюс ко всему, дети разного возраста. Летом в детский сад ходят не все (воспитатели, видимо, тоже), и поэтому несколько групп соединяют в одну. Получается вопящие вслед

уходящим мамам трехлетки и ликующие во славу «свободы» по той же причине переростки-

дошкольники. В общем, вся эта длинная предыстория для того, чтобы воссоздать атмосферу, или, на языке журналиста, создать эффект присутствия для адекватного восприятия (не знаю, на чьем языке) того, что произошло дальше.

На маленькую девочку в зеленом сарафане я обратила внимание не сразу. Точнее, я видела

ее боковым зрением (пока наводила порядок в «лисьей морде»), и что-то меня в этой фигуре

напрягало. Во-первых, она стояла, во-вторых, стояла молча, и в-третьих, стояла молча ровно

посредине раздевалки. Ребенку было годика три. Весила она на полтора.

— Не найдешь шкафчик? — первое, что пришло в голову.

Она не ответила, но посмотрела на меня достаточно осознанно. Я попыталась еще раз.

— У тебя кто на шкафчике нарисован? Давай вместе поищем!

— Крокодил Гена, — уверенно сказал ребенок.

Я бегло оглядела дверцы в поисках знакомого зеленого силуэта. Яблочко, грибочек, машинка, мячик, кубики, клоун… О! Чебурашка! По логике вещей, Крокодил Гена должен быть

где-то рядом. Ни фига. Слева клоун, справа почему-то Человек-паук. Подошла поближе, возможно, Гена мутировал. Нет, со Спайдерменом ничего общего.

— Ты уверена насчет Крокодила Гены? Может, Чебурашка?

Ребенок внимательно посмотрел на меня снизу вверх, не поднимая головы. На языке

взрослых этот взгляд звучал бы так: «Не надо меня недооценивать, я вполне в состоянии

отличить зеленое пресмыкающееся от коричневой ушастой игрушки».

Я растерялась. На помощь пришла мамаша, которая состояла в родительской тройке. Она, как выяснилось, знала в лицо и по-фамильно всех детей в группе, а также родителей (с

пропиской, местом работы и количеством браков).

— Ты новенькая? Кто тебя привел? Мама? Она уже ушла? Пошла относить справки?

Пауз для ответов женщина не оставила, ребенок растерялся.

— Ее мужчина привел, я видела. Мужчина в белой футболке! — вмешалась еще одна

мамочка.

Вокруг ребенка начала собираться толпа. Малышка молчала. Позвали других детей, для

сличения.

— Дети, внимание! Кто знает эту девочку?

Тишина.

Мамаша из тройки зачем-то похлопала ребенка по платьицу. Наверное, заподозрила в ней

«шахидку». Так как взрывчатки у девочки не оказалось, тетка включила богатое, но

примитивное воображение. Причем вслух.

— Подкинули! Раньше в роддома подкидывали, а теперь в детские сады! — заговорила она

речитативом. — Кормить нечем, вот и подкидывают, вы посмотрите, какое оно худенькое, платьице дешевенькое, и вши могут быть, а кто рассмотрел мужчину?

Сцена стала напоминать линчевание или по крайней мере судилище. Девочка не плакала, но явно собиралась. Зашла воспитатель: — Что за шум?!

— Вы представляете, Ольга Николаевна! («Тройка» явно собралась вывалить расширенную

версию.)

Я театрально посмотрела на часы:

— Думаю, ребятам пора завтракать!


Надо отдать должное проницательности Ольги Николаевны, она видела меня в третий раз, но отреагировала моментально. Может, потому, что «тройку» она видела часто.

— Та-а-ак, у кого-то каша остывает! Кто последний — тот убирает со стола!

Непедагогично, но работает. Дети рванули в группу.

Ольга Николаевна наклонилась к девочке:

— Кто тут у нас заблудился такой хорошенький? (В вопросе воспитателя читался

профессионализм и опыт.)

— Тебя как зовут?

— Соня.

— А воспитательницу твою как зовут?

— Оксана Сергеевна, — без запинки ответил ребенок.

— ЕЛЕНА Сергеевна?!  — опыталась поправить ее воспитатель.

Девочка подняла глаза и, не моргнув, повторила с твердым ударением на первом слове: ОКСАНА Сергеевна.

— Все плохо, — прошептала Ольга Николаевна скорее себе, чем кому-то. — У нас нет

воспитателей с таким именем. И нянечек Оксан тоже нет.

«Тройка» снова попыталась пропихнуть идею с подкидышем.

— Да подождите вы! — оборвала ее воспитатель. — Сонечка, тебя кто в садик привел?

— Папа.

— У папы есть телефон?

— Да.

— А ты знаешь, какой, Сонечка?

— Знаю. «Сименс».

Примерно на этих словах за дверью раздевалки послышался истеричный женский голос:

«ГДЕ?! ЗДЕСЬ!?» Дверь с грохотом отлетела, шваркнув по «Спайдермену». За ней влетела

растрепанная и перепуганная женщина.

— Мама! — запищала Соня и наконец-то расплакалась.

— Сонечка, доченька! — женщина наклонилась и сжала ребенка так, что поморщилась

даже Ольга Николаевна.

— Вы ее раздавите, — сказала она. В голосе слышалось явное облегчение.

Теперь включилось мое воображение, правда, не вслух. Я представила, что мать несколько

лет искала ребенка. Девочку выкрали цыгане (как вариант — любые злодеи), и вот сегодня

(не знаю почему, может, магнитные бури) подкинули в детский сад и позвонили… А может, мать долго собирала выкуп, и вот наконец… Или нет, отец скрывал ребенка…

— КАК МОЖНО БЫЛО ОТВЕСТИ РЕБЕНКА В ДРУГОЙ ДЕТСКИЙ САД?!

Я очнулась. Все уставились на мужчину в белой футболке. Он прижался к шкафчику

«Чебурашки». Побитые собаки — львы по сравнению с ним, папа даже оправдываться не

пытался.

Я хихикнула. Цинично по отношению к трогательно воссоединившейся семье, но смешно —

папа просто отвел дочку не в тот детский сад.

Эстафету подхватила Ольга Николаевна, она не просто хихикнула, она заразительно

захохотала. Это нервы. Через минуту смеялись все, включая Соню с мамой. Смеялись наши

дети, которые последнюю сцену наблюдали из дверного проема раздевалки. Вряд ли они

понимали комичность ситуации, просто у Ольги Николаевны правда заразительный смех.

Не смеялся только папа. Потом у него спасительно зазвонил телефон «Сименс», и он вышел.

Оказалось, мама приболела, решила поваляться в постели и попросила мужа отвести дочку

в садик. Он честно отвел…

— Жаль, не додумалась нарисовать ему карту, — сожалела мама.


Пока мы тут отрабатывали на «подкидыше» методы дедукции, ей позвонила та самая

Оксана Сергеевна из настоящего детского сада (через дорогу от нашего) и поинтересовалась, почему Сонечки до сих пор нет и заказывать ли на девочку завтрак?! Мама, соответственно, перезвонила папе на уже ставший притчей во языцех «Сименс» и сильно удивилась, когда

узнала, что дочку он оставил в детском саду. Еще через пятнадцать минут «Спайдермен»

получил по лбу…

— Говорят, в последних моделях «Сименса» будут встроенные компасы!

Прощаясь, мы шутили, как приятельницы. Такой юмор. Женский.

По дороге на работу я вспомнила собственную историю в тему.

Дочке было месяца три, я кормила ее смесью из бутылочки. Где-то через каждые три-

четыре часа она требовала порцию, а когда наедалась, засыпала. В общем, обычный режим

грудного ребенка. Куда-то мне надо было уйти, не помню. Помню, что надолго — часа на

четыре. Я оставила мужу кучу инструкций, в том числе приготовленную бутылочку со смесью.

Подробно научила, как разогреть (поставить на три минуты в кипяток), и с чувством

выполненного долга ушла…

Вернулась. Дверь открыл красный, вспотевший, взмыленный мужчина, отдаленно

напоминающий мужа: «Фух! Еле укачал, орала ТАК!»

В кроватке лежала девочка, похожая на мужа — такая же красная и вспотевшая. Спала, но

нервно вздрагивала. Я решила, что ребенок так неадекватно перенес первую разлуку (на 4

часа) с мамой. С мыслями о неразрывной связи и ужасным чувством вины зашла на кухню. И

ЧТО?! Стоит. На том же месте. Бережно приготовленная перед уходом бутылочка со смесью. Я

обалдела. Как можно ЗАБЫТЬ покормить грудного ребенка?! Который, собственно, только и

делает, что ест (и спит)?!

— Да, а ты попробуй укачай голодного ребенка!

Муж считал себя героем.

Тогда я злилась и нервничала. Сейчас смеюсь. Потому что смешно.

Смешно, когда муж подруги каждый раз спрашивает, что надеть ребенку на прогулку. А

что, он не понимает по градуснику? Или у него терморегуляция не такая? «Света, а ему можно

мороженое»? Это человек о собственном сыне!

Варианты (знакомое подчеркнуть):

— Когда забирать из садика?

— Чем покормить?

— Как зовут учителя?

— Какой у него размер?

— Какие мультики она смотрит?

— Он ест шоколад?

P. S. В вагоне метро я увидела дремлющего папу, на коленях у него сидел мальчик лет пяти.

Захотелось спросить: «Мужчина, это ваш ребенок?»

Еженедельник «МediaPost № 02 от 13 июля 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

М А М А М Ы Л А Р А М У

Через тернии в школу,

или Первый раз в первый класс

—  Что такое чешуя?

—  Это кожа такая у рыбы.

—  Как зовут жену отца твоей мамы?


—  Бабушку?!?

—  Миша выше Сережи, Сережа выше Тани, а Таня ниже Миши, кто самый высокий?

—  М-м-м. Наш сосед, он волейболист.

Заплаканная подруга прибежала ко мне сразу после собеседования: «Скажи, у меня

ребенок дебил?» «Не похож, — говорю честно, — а что случилось?» «Катастрофа! — отвечает.

— Нас в школу не взяли!»

В тот же вечер 5-6 мам на детской площадке коалиционно постановили: считать ребенка

нормальным, вышеупомянутую школу отвратительной, а ее сотрудников — некомпетентными.

Подруга повеселела, а сын перестал задавать вопрос: «Мам, мы в ту школу больше не

пойдем?» А что? Ребенок хотел себя обезопасить. И каждые пять минут нуждался в

подтверждении того, что экзекуция закончилась и больше не повторится. Вот где психолог

нужен. (Надеюсь, не психоневролог.)

Детский психолог — это второй этап собеседования. Вообще, вступительные тесты или

собеседование для будущего первоклашки проходят в три этапа: учитель, психолог, директор.

Первый — унизительный (судя по мониторингу мамаш) для большинства. Учитель просит

ребенка почитать и пересказать.

Это только когда дети вырастают, каждый уважающий себя родитель считает своим долгом

заявить: «А мой-то с трех лет начал читать!» Или: «Мой в первый класс шел, Пушкина читал!»

Варианты — Носова, Некрасова, Дюма и даже Булгакова. Выбор автора, как правило, зависит

от возраста хвастающего родителя.

Я не спорю, наверняка бывают уникумы, но, пожалуй, гораздо реже, чем о них говорят.

Как мама шестилетки утверждаю: не встречала! Диапазон способностей друзей моей

дочери колеблется от невнятного «МЫ-А, МЫ-А— мама» до сносного «МА-МА МЫ-ЛА РА-МУ».

Причем пересказать это устойчивое словосочетание не может ни один из опрошенных.

Шучу. Но где-то так.

Кстати, в нашем детском саду висит объявление большими буквами: «Родители, убедительная просьба, НЕ УЧИТЕ ДЕТЕЙ ЧИТАТЬ». Воспитатели объясняют это тем, что: а) мы, родители, портим им всю методику, и что наше, родительское обучение зачастую сводится к

обыкновенному, пардон, заставлянию и б) ребенку, который хорошо читает, будет скучно в

первом классе.

Лично я свою не напрягаю. Зачем? Никогда не встречала взрослого человека, не умеющего

читать. Людей, которые не любят читать, сколько угодно много. А вот тех, кто не умеет

составлять буквы в слова, не видела. Связи между началом обучения и любовью к книгам тоже

не замечала.

Дочь очень рано пошла. В восемь с половиной месяцев уверенным шагом, ни за что не

держась. В полтора года она абсолютно внятно говорила, причем чуть ли не

сложноподчиненными предложениями. Помню, у мамы был юбилей, собралось много гостей, тетки с работы, родственники. Кто-то сунул дочке соленый огурец, ребенок в ползунках

отчеканил: «Я это не ем. Это невкусно!» Стол замер…

Ну и что?! Думаете, она теперь ходит по-другому? Лучше, чем Женька из второго подъезда, который первый шаг сделал в два с половиной года?! Или у нее словарный запас больше, чем

у Алешки, который до трех лет молчал как рыба?!

Да простят меня профессионалы, если ошибаюсь. На компетентное мнение и не претендую.

Опыт.

Мнением компетентным я интересовалась позже. Несколько дней спустя я звонила в

чиновничий кабинет для ответов. Образованнейший педагог одноименного ведомства четко и

внятно объяснила:

— При подготовке ребенка к обучению в школе его не рекомендуется учить читать!


— Как же так, а собеседование?

— Структуру собеседования, — сказала она, — придумывает руководство школы.

У специализированных школ (профильных) есть право проводить вступительные тесты для

учеников. Им нужно оценить уровень подготовки и понять, осилит ли ребенок в будущем их

программу.

Стоп, секундочку, а разве есть программы, даже профильные, в которых первоклашки

начинают с чтения Гомера? Или есть буквари, в которых вместо буквы «А» на первой страничке

«Муму» Тургенева? Нет?! Тогда зачем же шестилетнему ребенку дают книгу и просят почитать?

Это неправильно, говорит чиновник, и еще раз напоминает о том, что у специализированных

школ есть право.

У обычных общеобразовательных такого права нет. Принимают всех. Желающих. Желающих

немного. В одной из трех школ в нашем микрорайоне недобор. В первые классы записалось аж

12 человек — если верить маме, которая принесла документы ребенка тринадцатой, но из

суеверия ушла, предварительно сплюнув через левое плечо.

Для сравнения: в той самой, «отвратительной», где есть право, уже сегодня

укомплектованы А, Б, В, Г — четыре первых класса, в каждом — не меньше двадцати пяти

человек.

«Русско-английский лицей» звучит как-то приятнее, чем «загальноосвітня номер 584». И

благозвучие первого некоторых родителей заставляет проглотить фразу: «Извините, ребенок

очень слабо читает, вы не потянете программу» и пообещать нанять репетитора. По крайней

мере моя заплаканная подруга таких мам там встречала.

НАНЯТЬ РЕПЕТИТОРА, ЧТОБЫ НАУЧИТЬ РЕБЕНКА ЧИТАТЬ, ПЕРЕД ТЕМ КАК ПОЙТИ В ПЕРВЫЙ

КЛАСС И НАЧАТЬ УЧИТЬ БУКВЫ.

Ничего абсурдного не улавливаете? Я — нет. Ведь репетиторов предлагают тут же, из

числа своих учителей. Зарплата учительская маленькая. В общем, все логично.

Психолог — это следующий после чтения этап, имеет право на вердикт — не готов к

обучению с шести лет. Почему? Потому что ребенок не смог дать четкого определения научно-

зоологическому термину «чешуя».

Кругозор и словарный запас, безусловно, важен. Сама дико нервничаю, если дочка не может

сформулировать мысль или заменяет нужные слова жестами и междометиями. «Мама, а где

лежит эта… ну, такая… синяя… круглая…?» Напрягаюсь, но предлагаю ей игру:

— «Оно» он или она?

— Она.

— Она съедобная?

— Хи-хи, не-а.

— Она влезет ко мне в портфель? А к тебе в рюкзак? А смогла бы ее поднять маленькая

Соня? А нужна ли она нашей бабушке?

В эту игру можно играть часами. Главное — задавать вопросы посмешнее. В конце концов

отгадаю, конечно, это тарелка «фрисби». После такой игры дочка запомнит слово наверняка.

Открываю учебник по педагогике: « Интеллектуальная готовность к школьному обучению связана с

развитием мыслительных процессов  —  способностью обобщать, сравнивать объекты, классифицировать их, выделять существенные признаки, делать выводы. У ребенка должна быть определенная широта представлений, в

том числе образных и пространственных, соответствующее речевое развитие, познавательная активность».

Все понятно, только непонятно, должна ли входить в эту широту представлений «чешуя». И

самое главное, если «чешуя» таки не входит, значит ли это, что ребенок к школе не готов? И, насколько я понимаю, проверять логично было бы обучаемость ребенка, то есть способность к

обучению, а не обученность. А если, например, родители шахматисты-гроссмейстеры вместо

того, чтобы, как все, учить малыша читать-писать, с пеленок обучали его играть в шахматы?!

Он идет в школу, читает еле-еле по слогам, про чешую слыхом не слыхивал, зато шах и мат


ставит в три хода. Значит ли это, что с такой высокой обучаемостью он не догонит через пару

месяцев сверстников?

Среди прочих вопросов по готовности чада часто встречается:«Кем работает мама, папа?»

Это переход к третьему этапу собеседования. Беседа с директором. Это директорский вопрос.

— Где вы работаете?— спрашивает директор той самой, «отвратительной».

— В частной фирме,— отвечает мама.

— Кем?— интересуется руководитель школы.

— Бухгалтером.

— Чем занимается фирма?— не унимается директор.

— Я же сказала, я — бухгалтер.

Какой этап собеседования расстроил мою подругу больше всего, она не знает.

Главное — снова на повестке дня вопрос: «Куда отдать ребенка?»

При всем богатстве выбора вариантов три. Первый — обычная общеобразовательная школа

по месту жительства. Никаких собеседований, чтения вслух и вопросов о работе. Принес

документы, привел ребенка первого сентября с хризантемами. Все.

Второй

вариант — специализированные

школы.

Английские,

музыкальные,

хореографические, экономические и прочие. Если туда, то см. выше и будь готов. И частные

школы.

Выбор зависит от того, чего мы, взрослые, вообще хотим в результате получить. Я задала

этот вопрос заплаканной подруге и всей площадочной коалиции. Ответ номер один — знаний.

Согласны 100% опрошенных. Продолжение списка идет с натяжкой, вариантов немного, в

основном размытые и неопределенные типа: «Ну, личность чтобы, ну характер как бы». Мамы

мальчиков единогласно добавляют дисциплину и мужество.

У меня, наверное, ценности смещены или приоритеты не те. Но знания я тихонько сдвинула

с первого места. Так тихо, чтоб дедушка-математик (в смысле — мой папа) не услышал.

Если ребенок в восемь не будет решать уравнения с двумя неизвестными, а в двенадцать

определять валентность, я не расстроюсь. Я расстроюсь, если она нагрубит взрослому, обидит

малыша, если будет бояться принять решение, очень расстроюсь, если ее мнение не будет

отличаться от мнения толпы. В общем, я выбрала вариант №3, частная школа со слоганом «мы

воспитываем личность». Не примите за рекламу.

Вот сейчас подумала насчет валентности… Помню, что из химии. И все. Сколько слез

пролила из-за нее. Химичка была железная. Нужно было определение из учебника наизусть

заучивать. Целый урок, по очереди, все тридцать человек выходили к доске…

Валентность — это… (не помню). Хорошо помню, как боялись, тряслись, нервно на часы

смотрели, завидовали тем, у кого фамилия на Э, Ю, Я— их спросить не успевали. Двойки несли

в дневниках, рыдали, прогуливали и врали. Все помню. А вот что такое валентность — не

помню, хоть убей.

P. S. Единственный вопрос, который мне задала учитель в школе: «Вы отдаете в школу

шестилетку, хотите ли пообщаться с психологом?»

Еженедельник «МediaPost № 03 от 20 июля 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

ТАМА ВАМ НЕ ТУТА

—  Мужчина, а не угостите ли вы нас пивом?

—  WAS?

—  Ну да, меня и моего друга.


Любимая шутка русских эмигрантов в Германии. Кому не смешно, перевожу: «WAS?» на

немецком — «ЧТО?».

Первое, что спросила моя сестра, когда вошла в квартиру: «У нас есть белая простынь»?

Постельное белье в Германии дорогое. Все остальное дешевое. В категорию «все

остальное» входит немного. У эмигрантов запросы скромные.

Моя сестра уже два года как фрау (Frau), а ее муж, извините, хер (Herr). В гости домой она

приехала второй раз. Словосочетание «в гости домой» устойчивое, употребляется

исключительно эмигрантами.

— Ну, как там? — первый вопрос, который задают на родине все. Родственники, друзья, соседи, знакомые и знакомые знакомых.

Вопрос простой. Ответ сложный.

«Социал» — это такое волшебное слово. На русский переводится как халява. Социальное

обеспечение эмигранта — это, прежде всего, денежное пособие от государства.

Взрослый получает 300, ребенок (до 27 лет!) 200 евро в месяц. Итого 800 хваленых евер на

скромное сестрицыно семейство. Немцы удивляются: это деньги, чтобы не умереть с голоду?

Ха-ха, три раза.

На хлеб эмигранты не тратятся. Каждое утро по улицам города разъезжает машина с

булочками, батонами, пирожными, кренделями, круасанами и ватрушками, которые пекарни

не продали с вечера. По нашим меркам, выпечка — ультрасвежая, разве что не горячая. Все

это добро плюс фрукты и овощи раздают совершенно безвозмездно, то есть даром. Не то

чтобы немцы альтруисты, просто за продажу несвежих продуктов там полагается штраф.

Яблоки — 80 центов за кило, курица — полтора евро, мороженое — два. За килограмм.

Черная смородина и крыжовник — редкий деликатес, дорогой — семь евро кг. Яблок с запахом

отечества типа белый налив нет вообще, вишня только в замороженном виде. Зато харьковский

майонез, купянская сгущенка, а также родные квас, зефир и пряники — в ассортименте.

С курящими сложнее. Сигареты для эмигранта — непозволительно вредная привычка. В

среднем пять евро пачка. Для двоих курящих — это почти половина «зарплаты».

Зато алкоголикам рай. Приходишь в мэрию, честно признаешься, что алкоголик, и

получаешь каждый день деньги на спиртное. А что?! Чтоб не воровал. Можно еще бесплатно

лечиться от всяческой зависимости. По желанию. Никакого насилия. Единственное

неудобство — алкоголика вносят в специальный реестр — электронная база данных, где так

и пишут: «Хер Иванов — алкоголик». При приеме на работу менеджер по подбору персонала, начальник отдела кадров по-нашему, первым делом туда — в базу данных. Алкоголик?

Извините!

Раз в три месяца немцы выносят мусор. Нет, не тот, что в мусорном ведре, а тот, что мебель

и бытовая техника. Телевизоры, компьютеры, диваны, шкафы, стиральные машины и столы.

Они не старые, просто надоели. Немцам. Незаконная утилизация — штраф, поэтому

выбрасывают мебель строго по графику. В четко отведенное время выносят «мусор» на улицу, а специальная машина объезжает дворы и вывозит добро на свалку. Должна вывозить.

Предприимчивые эмигранты печатают маршруты этих грузовиков на год вперед. Для своих.

Любую покупку можно обменять или вернуть в течение двух недель. Даже если сломал —

уронил — собака покусала. Все просто: купил туфли — натер ногу — поменял туфли.

Два раза в неделю бесплатно приносят газеты. Немецкие. Читайте, пожалуйста, интересуйтесь.

В ресторан сходить можно. Днем. Опять же, по графику. В китайском ресторане, например, с двенадцати до трех эконом-ланч. Это такой шведский стол — платишь 5 евро за вход и ешь, пока не лопнешь. Говорят, туда частенько подъезжают «скорые», увозить, в самом

неприглядно прямом смысле слова, обожравшихся эмигрантов. (Брешут, наверное.) В десять вечера на улицах пусто. Фонари горят всю ночь, наши без слез мимо не проходят, жаба давит. «Ну, вот скажите мне, пожалуйста, что этот фонарь всю ночь освещает?! И не

жалко им, буржуям, электричество палить, тьфу!»

Пьяное пение под окнами, смех, любые признаки жизни после десяти вечера — однозначно

русские.

Молодежь развлекается культурно: фитнес, бассейн, шопинг и Интернет. Подвижные игры

типа «казаки-разбойники» отсутствуют. Бассейн, тренажерный зал (15 евро в месяц за

абонемент), и плавай, прыгай «досхочу». Правда, если хотеть будешь долго, заподозрят в

тунеядстве. Все под контролем и в законе прописано. Не работаешь — учись, не учишься —

лечись, ну и так далее.

Квартира большая, огромная. Выдается государством, опять же на халяву. Математика

простая, даже тупая. Два человека — две комнаты. Три — три, четыре — четыре. За

квартиру эмигранты не платят, только за электричество.

Когда человеку, независимо от гражданства, исполняется 25 лет, он имеет полное право

зайти в муниципалитет, стукнуть кулаком по столу, немецкому, и сказать:

— Я взрослый, желаю жить отдельно!

Бац. Желание сбылось. После 25 жить с мамой неприлично.

За год сестра побывала в Бельгии, Австрии и Голландии.

В Голландию наши за сыром ездят. Он там вкуснее. Вообще голландцы к эмигрантам с

юмором относятся. На базарах таблички на русском «Вобла», «Килька», «Сало». Немцы

русский язык не любят, таблички даже в русских магазинах дублируют на немецком.

Добраться на автобусе из Дюссельдорфа до Киева можно за 140 евро. Это цена взрослого

билета, туда и обратно. Переезд не дорогой, но утомительный. Граница — вообще песня.

Немцы всю процедуру проверки укладывают в 15 минут. Пограничники улыбаются, один идет

по автобусу документы смотрит, второй печати шлепает, третий подозрительные сумки

просит открыть.

Наши людей из автобуса непременно выгоняют, причем в дождь, в снег, с детьми — не

вопрос. Про улыбку ничего не слышали. Три часа сумки перерывают, упаковки с трогательно

уложенными подарками для родственников — в клочья. Униженные пассажиры в момент

перестают испытывать пресловутое чувство ностальгии. Родина. Ею пахнет километров за

восемьсот.

На въезде в Польшу появляются бродячие собаки. На въезде в Украину — люди.

Автобус затрясло, детей затошнило, телик перестал показывать. «Мы дома!» — радуются

эмигранты. Глухонемую девочку на границе знают в лицо. Это символ. Подают молча. С ней

семилетний мальчик, который подходит к каждому водителю и спрашивает, что можно

сделать, чтобы заработать денежку. Обычно нужно вынести мусор из автобуса. Мальчик

выносит, получает гривну и довольный переходит к следующему рейсу.

В Германии бомжей нет в принципе. Есть люди, отдаленно их напоминающие. Но это —

образ жизни или, чаще, выражение протеста. В любом случае бродяги, так их называют, не

голодные. Питаются три раза в день, горячее — обязательно, имеют карманные деньги.

Получают в специальном окошке пять евро ежедневно.

Однажды сестра попала на немецкий день рождения. Пришла, как положено, с подарком и

заготовленными для поздравления словами. Ни фига. Подарков не дарят. Только деньги. Причем

сумма стандартная. На столе одна большая шоколадка, поделенная на ровные кусочки, точно по

количеству гостей. Пьют исключительно пиво. Тостов душевных не говорят. Стандартные фразы

про здоровье и карьеру. Во время «праздника» у одной из гостей зазвонил телефон, подруга ей

сообщила, что родила ребенка. Немка честно поздравила, положила трубку и сообщила новость

всем: Мэри родила ребенка. «За Мэри и ее ребенка!» — прозвучал тост. Все чокнулись пивом.

— А кого? Мальчика или девочку? — поинтересовалась сестра.


Такого странного вопроса никто не ожидал, гости уставились на нее, как на дуру. Кому

нужны такие подробности?!

Зато в каждом банке, магазине, больнице — специальное место для детей. Мультики, кубики, горки. Обязательно. Школа абсолютно бесплатная. Словосочетания «фонд школы» в

немецком языке нет, а фраза «сдайте на ремонт класса» в принципе не переводится.

Племяннице — шестнадцать. Она пишет стихи на немецком и рисует на шелке. Изостудия и

литературный кружок — бесплатно. Для всех.

Друзей нет. Дружить в немецкой школе не принято. Только совместный шопинг. Дети два

раза в неделю после школы устраивают коллективный поход по магазинам. Покупка одежды

— это вообще национальный вид спорта. После пива и сосисок.

Наши дети немцев копируют, стараются соответствовать. Племянница увидела, как мама

гладит ей рубашку: «Что ты делаешь!? Не гладь, немцы не гладят!» Да, такие они, педантичные, но помятые. А зачем? Из машинки вытащил безразмерную футболку, надел и

пошел. Вечером все равно стирать. Надеть одну и ту же блузку на следующий день —

моветон, даже если успел постирать и высушить.

По магазинам вместе, по домам — врозь. Зато не сплетничают. Можно до десятого класса

доучиться и не знать, где одноклассник живет, кто родители, есть ли братья-сестры. Главный

критерий «хорошести» школы для ребенка-эмигранта — «меня там не обижают».

На детей кричать нельзя. Совсем. Даже голос повышать опасно. А ремнем по

воспитательному месту — боже упаси. Отпрыски настучать могут. Запросто. В школах

объявления в каждом классе висят, на трех языках: «Дети, если у вас проблемы с родителями, звоните по таким-то телефонам». Проблемы — не обязательно ремень. Например, недостаточно большая сумма денег на карманные расходы — проблема. Недодают предки

денег на жвачки, позвонил, настучал, проблему решил. Все просто.

Дети законы читают. Предмет специальный есть, «Права ребенка» называется. Племянница

отцу говорит: «Что-то вы мне мало денег выделяете!» Отец в закон, в законе черным по

белому: «Не меньше 25 евро на личные расходы школьнику положено». Не то чтобы рашин-

папа боялся, что дочка настучит, но она по наивности немецким одноклассникам брякнет, а

немецкие одноклассники, по доброте душевной, немецкой учительнице, учительница — в

социальную службу, те к родителям: «Как так, ребенка обделяете? Штраф!»

С 18 лет ребенок имеет право курить. И если родитель недоволен — это проблемы

родителя. Будешь наезжать — схлопочешь штраф за ущемление прав ребенка. Тинейджеры

этим правом ловко пользуются: «Не купишь помаду — начну курить». Работает.

Школьная программа: их девятый — наш шестой. Разницу отечественные дети

компенсируют изучением языка. Система оценок шестибалльная. В классе 30 человек. Имен

нет, только фамилии. Учителя меняются каждый год, их переводят из школы в школу, чтоб не

привыкали к детям. Профилактика предвзятости.

Бабушки с внуками не нянчатся, для этого есть специально обученные люди.

Пенсионеры счастливые. Бабки с прическами, в шортах, на велосипедах и даже на роликах.

Не ворчат, не сидят под подъездами с семечками, а тусуются в парках с фотоаппаратами.

Кстати, семечки там не жарят и не едят. В принципе.

Больше удивляет другой феномен. Электронная уборка унитаза. В общественном туалете.

Крышка опускается (брюки пре-вра-ща-ются), из нее выезжают щетки и проворачиваются.

Наши поначалу в туалет на экскурсию ходят, схему, наверно, передрать пытаются. Но фишка

не в этом. Перед тем, как чудо-туалетом, пардон, воспользоваться, нужно монетку 50 центов

опустить в аппаратик, аппаратик за это — талончик. С этим талончиком в ближайшем

продуктовом магазинчике получаешь скидочку — 50% на любой товар. В чем прикол —

непонятно. Опытные экономисты пытались разобраться. Дулечки. Тайну знают только немцы.


Немцы вообще много чего знают. Например, как оказать первую необходимую помощь

хомяку при зубной боли. Приобрести грызуна там — головняк, сравнимый с оформлением

субсидии по безработице здесь.

Наши купили хомячка. Полдня оформляли бумаги. Что-то среднее между паспортом, гарантийным талоном и инструкцией по эксплуатации: возраст, полное имя, особые приметы; как кормить, чем кормить, когда делать прививки, кому звонить в случае болезни левой

задней лапы, кому насчет правой передней; не мочить, в банке не держать, крышкой не

накрывать, феном не сушить, в микроволновке не разогревать; к огню не подносить; хоронить

в случае безвременной хомячиной кончины там-то. В финале покупатели подписывают

трогательную бумагу: «Обязуюсь любить, холить и лелеять. Точка».

Немцы — не бюрократы, скорее педанты, говорит сестра. Они долго не могли привыкнуть к

тому, что все ходит точно по расписанию. Графики маршрутов транспорта точны до маразма, в

смысле до секунд. Так и пишут: «Автобус прибывает в 16.40.30». И не дай бог ему прибыть в

16.40.50. Недовольные пассажиры тут же сообщат куда надо. На крайняк — везде

видеокамеры. Стукачество не зазорно. Павлик Морозов, сто пудов, был немецкого

происхождения.

Соседи — страшные люди. Заносить в дом дорогую вещь опасно. Если телевизор, по

мнению соседей, слишком дорогой для эмигранта, его лучше покупать и заносить в дом

ночью, пока они спят. Настучат. Социальные работники тут же примчатся: «А ну-ка, ну-ка, скок

стоит?!»

Наши, по неопытности, продают на родине дома и квартиры, вывозят нетрудовые доходы, покупают песцовые шубы и гуляют в них днем, при соседях. Потом долго возмущаются

несправедливостью немцев, которые пособие им урезают.

Если ты на «социале» — должен быть бедным. Это аксиома. Не обсуждается.

Соседи между собой почти не общаются. Только на предмет уборки подъезда. Когда мои

въезжали в квартиру, сразу же выбежала тетка-немка и сообщила: «Мы тут по графику

убираем, следующая неделя ваша». В уборке важно не просто убирать, а убирать громко.

Греметь ведрами, ронять швабры. Если тихо, непременно спросят: «Вы что — не убирали»? Для

них наше «Там и так чисто» — не аргумент. Немцы не то чтобы совсем не сорят, просто

убирают часто, как результат — у них маниакально чисто.

Заветная мечта эмигранта — работа. Работа — синоним слова «свобода». Работать круто.

Если русский у русского спрашивает, чем занимаешься, и тот неожиданно отвечает:

«Работаю!» — второй непременно восклицает: «Та ты шо!» (или «че» — в зависимости от

региона). Вопрос «Где?» второстепенен. Работа — это, прежде всего, возможность взять

кредит, как следствие — построить дом, купить машину и перестать, наконец, оправдываться

перед теми, кто тебя содержит, за нецелевое использование хозяйских средств.

На работу устроиться запросто. Главное — знать язык. Но 95% работы — ручной труд.

Уборка, ремонт — в общем, обслуживающий персонал у немцев. Но всегда есть возможность

карьерного роста. То есть если ты парикмахер и много учишься, то обязательно станешь

старшим парикмахером, потом самым старшим. К старости непременно директором

парикмахерской. А потом — пенсия, ролики, парки…

Мы проболтали с сестрой целую ночь. Какой вывод я сделала? Эмиграция — это смена

одного пакета проблем на другой пакет проблем. Выбор пакета — это и есть пресловутая

свобода выбора.

P. S. Пошла провожать сестру в соседний дом. Пришлось вернуться. Забыли простынь.

Еженедельник «MediaPost» № 07 от 10 августа 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

ЗАЛОЖНИЦА ЧУЖОЙ ВОЙНЫ


Они прилетели на Украину в один день. Разными самолетами. Они не знают друг друга. Они ненавидят друг друга.

Они практически ровесники. Они оба видели войну. Близко. Они оба приехали в Харьков к детям. Они оба улетят

назад.

Ятим Мухаммед Ахмад — в Ливан.

Виктор Говоруха — в Израиль.

На один день я стала заложницей войны. Чужой войны.

С разницей в несколько часов каждый из них пытался доказать мне, что второй говорит

неправду. Мужчины никогда не видели друг друга. Меня потрясла их похожесть. Они

одинаково нервничают, когда говорят о войне, у них одинаково дрожат руки, когда

вспоминают о семьях, они одинаково вздрагивают, когда звонит телефон, они говорят

одинаковые фразы. Слово в слово. Я спросила:

— Почему?

— Мы защищаем свою страну, — ответили оба.

Я спросила:

— Зачем?

Виктор ответил:

— Если я, мой сын или брат не выйдут с оружием — нас убьют. У нас нет выбора!

Мухаммед сказал:

— Если я не буду стрелять, то будут стрелять в меня. Мне не оставляют выбора!

Я спросила, кто первый начал. Оба, не задумываясь, ответили: «Они».

Виктор живет в Назарете, в 65 километрах от Бейрута (Ливан). Ему 39 лет. Шесть из них он

живет в Израиле. Он говорит, там моя родина, там мой дом. Говорит с легким акцентом. Мне

показалось, он старается говорить с акцентом, чтобы подчеркнуть: «Я здесь иностранец». В

Харькове у него дети от первого брака. Он приехал к ним. Там тоже сын. Там бомбят.

— Снаряд взорвался где-то в 300 метрах от меня. Я шел на работу, на фабрику. Это

страшно. Сразу начал звонить домой, долго не мог дозвониться, нервничал.

— Какие слова ты произнес, когда понял, что жив? — спрашиваю.

— Барух Ашем, — говорит, — слава богу.

В день, когда Виктор улетал в Украину, сирена, предупреждающая о взрывах, звучала

четыре раза. За две минуты нужно собраться и спрятаться в бомбоубежище. Его семья живет в

современном доме, где есть комната безопасности — «хедер битахон». Это одна из комнат в

квартире, в которой толстые стены и железные ставни. Дома с такими комнатами начали

строить с 94 года, объясняет Виктор. Есть и общие бомбоубежища, как правило, в подвалах.

Когда он впервые услышал вой сирены, спустился с семьей в подвал, а там старые

холодильники, велосипеды…

— О чем говорят люди в бомбоубежище? Что чувствует человек, когда в любую минуту…?

— Ты драматизируешь, — говорит Виктор. — Обычные разговоры, как в метро или в

автобусе. Вот молодежь жалуется, как ужасно, что отменили дискотеки, — смеется мой

собеседник.

Дискотеки,

концерты,

фейерверки — публичные

увеселительные

мероприятия —

запрещены. Пока. Свадьбы, дни рождения евреи тоже стараются не «гулять». Война.

Виктор показывает мне металлический шарик, небольшой, как от подшипника. Это —

сувенир войны, говорит он. Такими шариками нашпигованы их бомбы. После обстрела ими

усыпаны улицы, дети выбегают из убежищ и собирают, как монетки на свадьбе.

Комендантского часа как такового в Назарете нет. Есть время, когда мусульмане не

молятся.


«Пока они кланяются своему Аллаху, — говорит Виктор, — я могу спокойно ехать по делам, стрелять не будут, сто процентов».

— Ты их ненавидишь? Ты делишь арабов на шиитов и нешиитов? На членов «Хезболлы» и

других партий? На мусульман и православных?

Он не дает мне договорить. Он хорошо понимает вопрос.

— Я ненавижу арабов. (Пауза.) Уточняет: — Арабов-мусульман.

Виктор просит меня подчеркнуть в записях (я делаю пометки в блокноте во время

интервью), что он не считает «Хезболлу» партией. «Это террористы. Обыкновенная

террористическая группировка, настаиваю», — говорит он.

Рассказывает: на фабрике, где он работает, много арабов. «Ахлян, хабиби — доброе утро, друг», — приветствует он коллег. «Шалом, Виктор», — говорят они. В Назарете есть целые

арабские кварталы и пригородные районы. Арабы на территории Израиля живут в основном

обособленно. Они — граждане страны и пользуются теми же правами, что и евреи. В одном

доме с Виктором живет две арабские семьи.

— Мы не ссоримся, — говорит мужчина, — но я им не доверяю. Арабы готовят очень

вкусно, и я частенько заезжаю в арабский квартал, могу и поздно вечером, чтобы купить

любимое лакомство — фалафели (овощная лепешка со специями), а вот ребенка туда не

отпущу, даже днем.

Из окна дома Виктору видна «арабская деревня», там живут мусульмане.

— Они радуются каждой ракете! Понимаешь?! Они не стесняются петь, и включать громко

музыку, и пускать петарды, когда «их» бомба попадает в «нашу» цель! А ведь они на

территории Израиля! И их никто здесь не притесняет! — он нервничает, заводится.

Я обычно провоцирую собеседника на эмоции, а тут боюсь задавать уточняющие вопросы. У

него и так дрожат руки. Пытаюсь «вывести» его из арабской деревни.

— Тебя могут призвать?

— Теоретически да.

— Пойдешь?

— Однозначно. Да.

Виктор не служил на территории Израиля, он переехал уже после тридцати и не подходил по

возрасту. Сейчас призывают тех, кто в запасе. Служить в израильской армии престижно, утверждает он, молодежь стремится попасть на «передовую». Отбор строгий.

— Почему престижно? — спрашиваю.

— И патриотизм, и мальчишеская романтика, и даже выгода в какой-то степени. После

службы можно бесплатно учиться в любом вузе страны.

— Какая романтика?! — не выдерживаю я. — В чем? Девятнадцатилетние пацаны учатся

убивать!

— Не убивать, а защищать. Защищать свою Родину. Это называется патриотизм.

— Скажи мне честно, ты чувствуешь вину, когда видишь по телевизору тела детей? Не

важно, с какой стороны. Что ты чувствуешь?

— Понимаешь, у них непонятно, кто мирное население, а кто «Хезболла».

И поэтому война кровавая. И поэтому дети гибнут. Мне жаль их детей, я тебе клянусь, но у

них в каждом доме оружие. Почти каждый дом — это военная база. Мы не уничтожим эту базу

— завтра из этого оружия выстрелят в моего ребенка!

Он снова заводится. У меня еще много вопросов. Но я задаю последний.

— Что для тебя будет окончанием войны?

— Если они отдадут наших пленных солдат, примут наши законные границы и перестанут

стрелять в нашу сторону.

Через несколько часов иду на другую встречу. На кардинально другую. Противоположную.

Нервничаю. Впервые в жизни прячу «могендовид» (кулончик на шее — Звезда Давида), который ношу много лет — подарок. Не то чтобы страшно, а вдруг… Вдруг кто-то с такой же

шестиконечной звездой на шее убил его ребенка?! Знаю, драматизирую. А вдруг...

Мухаммеду 41 год. Десять из них он живет в Харькове. Он родился и вырос в Бейруте. Там

его Родина, там его дом. Он тоже говорит с акцентом, но, по-моему, стесняется этого. Он

учился в медицинском. Женился. Остался. В Ливан ездит часто, там мама, братья, сестры, друзья. Там бомбят.

— В 300 метрах от меня взорвалась ракета. Я упал, мне было страшно. А потом увидел тела

людей.

Я в шоке. Воспоминания о первой ракете. Совпадение до метра!

— Какие слова ты произнес, когда понял, что жив?

— Хамдул Алла — слава богу.

Мурашки по телу. Ощущения, слова, жесты — похожи, как братья.

Он только что звонил домой. Вертит в руках карточку для международных переговоров.

Утром в новостях узнал, что бомбили его улицу. Погибло 70 человек.

— Как дома? — спрашиваю абсолютно искренне.

— Все живы, — коротко отвечает он.

Он показывает мне фотографии семьи, снятые на мобильный телефон. Они в

бомбоубежище. Это брат, его жена, их дети. В маленьком экранчике мобильника улыбающаяся

девчушка. Они играют. Играют в бомбоубежище.

— Сирены нет, — рассказывает Мухаммед, — говорят в громкоговорители, предупреждают

о бомбежках: «Сейчас тут будут бомбить, чтобы уничтожить боеприпасы, выходите из домов».

Предупреждает израильская сторона. Мухаммед уверен, что это делают специально.

— Люди начинают выходить, а они их бомбят.

— Ты их ненавидишь, евреев? Ты делишь их на хасидов и…

Он не дает мне договорить. Он понимает хорошо вопрос.

— Я ненавижу евреев. (Пауза.) Смотрит мне в глаза. Уточняет: — Евреев — израильтян.

Каждый раз, когда он говорит о евреях, он извиняется и повторяет, как присказку:

— Я не хочу никого обидеть.

Я проверяю кулончик. На месте. Под волосами.

— Что для тебя «Хезболла»?

— «Хезболла» переводится как «партия Аллаха». Это духовное сообщество верующих

людей. Это партия. Ее поддерживают в каждой шиитской семье. Я не знаю семьи в Южном

Бейруте, где хотя бы один человек не был членом «Хезболлы».

Не успеваю задать вопрос о терроризме. Мухаммед продолжает:

— Понимаешь, нас путают с террористами, потому что Бен Ладан создал такой имидж

всему арабскому миру. Я осуждаю поступки «Аль-Каиды», я не хочу, чтобы нас путали. Вот я

сейчас в Харькове, и я знаю, где находятся еврейские общества, «Сохнут» и другие, но я не

пойду туда с бомбой. Я не террорист. Мы — патриоты. — Мухаммед просит меня подчеркнуть

в записях: — Мы защищаем Родину.

— От кого?

— Как от кого? — теперь заводится Мухаммед. Я не хотела провоцировать, так получилось.

Он говорит почти скороговоркой:

— Мы дома не чувствуем себя дома! Их самолеты летают по нашему небу. Моего знакомого

рыбака чуть не застрелили за то, что он просто рыбачил, а мимо границы вообще пройти

нельзя, даже приближаться! Сразу предупреждают, что будут стрелять!

И стреляют. Они тут везде как хозяева, а это наша территория, понимаешь?!

— Зачем им вас убивать?

— Хобби у них такое, ненавидеть мусульман. Они считают себя избранным народом. Если

ты не еврей — умирай.


Я не хочу спорить. Не хочу уточнять. У меня нет цели разобраться в конфликте.

Я пришла увидеть войну глазами тех, кто там был. В конце концов, они могут врать. Оба. А

могут свято верить в то, что говорят, но это не обязательно истина. У Мухаммеда дрожат руки.

— Ты стрелял в людей?

Он не отвечает прямо. Он отвечает так:

— Я не знаю взрослого мужчину у себя на родине, который не держал бы в руках оружие.

Мухаммед сказал, что их не призывают в армию. Воюют только добровольцы. Он сказал, что

воевать престижно. Сказал, что мужчина, который не воюет, — не патриот.

— Вы учите детей в школах обращаться с оружием?

— Нет. У нас нет таких уроков. Как у вас в Украине НВП. Нет такого.

Он сказал, что в Украине есть народ и есть армия. Сказал, что в Ливане это одно и то же. Он

так сказал. «Если в стране есть ребята, которые готовы отдать за нее жизнь, то это хорошая

страна».

В центре Бейрута работают банки и ходит транспорт. Бомбят южную часть города, где

живут в основном шииты. Дом, где живет его семья, теперь «с видом на море», шутит

Мухаммед. Деревни, которая разделяла море и его дом, больше нет. В их бейрутской квартире

сейчас живет около тридцати человек, приютили родственников, которые остались без дома.

— Что для тебя будет окончанием войны?

— Конец войны… Пусть вернут всех наших пленных и часть Израиля, хотя в глубине души я

хотел бы забрать весь, и выведут войска, и отдадут карты наших земель. И пусть не нарушают

наши воздушные пространства и не стреляют в людей. Тогда, может быть, война закончится.

Я ухожу. Ухожу, чтобы не спать ночь и думать о двух мужчинах, почти ровесниках, которые

так похожи друг на друга и так ненавидят друг друга. Ощущаю себя заложницей. Заложницей

чужой войны.

Еженедельник «MediaPost» № 11 от 7 сентября 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

САМЫЙ ПЕРВЫЙ ЗВОНОК

Советы опытного очевидца

Люди делятся на три категории. «Еще», «Уже» и «По третьему кругу». Еще школьники, уже родители

школьников и бабушки с дедушками.

Последние лет пятнадцать первое сентября меня нисколько не интересовало, день как

день. На прошлой неделе эта дата вошла в мою жизнь снова, стремительно и, думаю, надолго.

Как минимум лет на десять, пардон, на двенадцать. Ужас. Первого сентября я отвела дочь в

первый «А» класс.

Наша учительница еще 28 августа на собрании призналась, что считает школьную

реформу преступлением против человечества. Они еще дети, сказала она, им бы в куклы

еще год играть, сорокаминутный урок для шестилетки — как две смены на заводе для

взрослого. Мышцы шестилетней спины не готовы держать ее ровно в течение сорока

минут, говорила она, шестилетние глаза не готовы долго смотреть на доску, а рука не

готова писать.

Ж-ж-ж-ж-ж, возит мальчик карандаш-самолет по воздуху, им, конечно, можно еще и

писать, но кому это интересно, ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж. С другой стороны, как объяснить

ребенку, что все его одногруппники пошли в школу, а он еще посидит годик в садике?

Или потом привести ребенка в семь с половиной, и он будет на голову выше всех? А

вдруг начнет комплексовать?!


Учительница призывала подойти к вопросу индивидуально, особенно родителей летних

детей: «Посмотрите внимательно, готов ли ваш ребенок к школе!?»

«Мой-то готов», — подумал каждый родитель, и первое сентября наступило.

Они не просто маленькие, они микроскопические! Фотографы замучились, пытаясь

«поймать» лица, их за хризантемами не видно! Так и стоят на торжественной линейке, 20

букетов и ножки в беленьких колготочках и наглаженных брючках.

Совет первый: Хорошо подумайте, отдавать ли ребенка в школу с шести лет.

Купить первого сентября цветы — это как взять кредит в новогоднюю ночь. Выбор невелик: пресловутые хризантемы с завядшими листьями (вырастили их, судя по всему, еще весной), огромные розы по цене, равной стоимости школьной формы, за букетик. И сильно пахнущие

лилии. Мы выбрали лилии — из всех зол запах был самым меньшим. Вообще, цены на

представителей флоры в День знаний баснословные, Восьмое марта, думаю, не попадает. Мне

показалось, продавцы ночью просто подописывали нули на ценники и не парились.

Совет второй: купите цветы за пару дней.

Нарядное платье, туфельки на каблучке и, конечно, рюкзак, в смысле портфель. Вообще, портфель и пенал — это чуть ли не единственная причина, по которой малыши хотят идти

в школу. Дочка носилась с рюкзаком за несколько недель до первого сентября. Надо

сказать, функциональное применение этого предмета весьма разнообразно. Как

выяснилось, в него легко помещаются мелкие игрушки, с трудом, но входит ведерко с

лопаткой, а если хорошо утрамбовать, то и плюшевый мишка влезет. Это «до», «после»

выяснится, что сменку положить некуда, а о бутербродах и речи быть не может, потому что

пачка гуаши и пластилина вытеснили завтрак из портфеля навсегда. Пенал с ручками, карандашами и фломастерами дочке подарили еще на выпускной в детском саду, то есть в

начале лета... К первому сентября пришлось покупать новый. С пеналом можно спать, есть

и — главное — гулять, поэтому за пару месяцев из новенького блестящего он легко

превращается в поношенно-засаленный.

Совет третий: не покупайте «сильно заранее» школьные принадлежности.

Мы устроили тотальную закупку «по списку» за два дня до первого сентября. Отдельное

спасибо людям, которые придумали супермаркеты. Взял тележку, список и поехал... Через час

список готов. Точнее, кажется, что все готово. Очень обманчивое ощущение. Тетрадки, ручки, альбомы и прочее — это только часть необходимого. А ковер и телевизор?!

— Вы хотите, чтобы дети пили чай на переменках? Хотите, чтобы им было тепло и уютно

зимой? Хотите, чтобы они могли слушать музыку? Смотреть телевизор? Хотите, чтобы дети

занимались по современным, авторским учебникам?

— Хотим, хотим, хотим, — отвечают родители, и первоначальная сумма вырастает как

минимум втрое. Нет, никто не заставляет. Покупка шкафчиков, чайника, ковра, магнитофона, обогревателя, микроволновки, а в отдельных случаях телевизора и холодильника, дело

глубоко добровольное, решать родителям.

Я не жалуюсь, правда, я за то, чтобы создать уют в классе, это же для моего ребенка.

Просто в качестве совета. Предупреждающего. «Канцелярский список» с портфелем, «уют в

классе», авторские учебники, нарядная одежда (формы у нас в школе нет), цветы, шампанское

(а по пятьдесят в честь такого праздника?!)…

В общем…

Совет четвертый: не тратьте все семейные деньги на летний отдых.

Но никакие долги не способны омрачить столь светлый праздник. Первый раз в первый

класс! Вспоминаю собственное первое сентября.

Туман. В переносном смысле. В тумане цветы, портфель, тогда ранец, красный лаковый с

чебурашкой и светофором. Огромный светлый класс, в классе пахнет мелом. Учительница


Анна Ивановна что-то рассказывала про Брежнева. Мне почти восемь. Первый звонок —

первая обида, в колокольчик на плече у десятиклассника звонила другая девочка.

— Почему не я? — спрашиваю у мамы.

— Ты весишь вдвое больше, — справедливо отвечает она.

Моя дочь так же, как я когда-то, самая высокая в классе. Последняя парта и первая в

строю — это, видимо, родовое проклятие. Как объяснить ей, что высокий человек — это не

уродство?

На торжественной линейке малышей выстроили по парам возле табличек «1-А», «1-Б». Мой

шестилетний ребенок явно не понимал, что происходит, несколько раз она отрывалась от

строя, выискивала меня в толпе и подходила со словами: «Я лучше возле тебя постою».

Я отводила ее назад и меняла место дислокации, не помогало. Смешанные чувства жалости

и гордости. Когда заиграла мелодия «Учат в школе, учат в школе», родители заплакали.

Старшеклассники отвели малышей в класс. Родителей с фото-, видеотехникой оставили за

дверью. Сорок минут нервных перекуров: «Как она (он) там? Где посадили? С кем посадили?

Может, лучше у окошка, там светлее? Нет, у окошка дует...»

Объявление у дверей класса: «Родители, подробно расспросите ребенка о его впечатлениях, запишите все!» Хорошая идея.

Совет пятый: возьмите с собой диктофон! Это память покруче, чем фотки.

Я записывала впечатления дочери от руки. Обязательно сохраню, вручу ей на окончание

школы.

«Мы стали возле доски, и воспитательница (учитель, поправляю я), учительница сказала, как ее зовут, а потом спросила, как зовут нас, и мы все заорали, не по очереди, а хором, как на

пении, и смеялись, а воспитательница (учитель, поправляю я), ну да, она ничего не поняла и

говорит: как-как? Она прикидывалась, мам, она это специально сделала, чтоб нас повеселить, ну, чтобы мы не нервничали и не боялись ее. А мы ее и не боялись».

Они, оказывается, не боялись. А мы боялись! Боялись и нервничали.

Второго сентября моя дочь проснулась со словами: «Включай мультики». Мой отказ, точнее, причина отказа, ее удивил.

— Никаких мультиков, нужно собираться в школу.

— Как, мы же были там вчера?!

Это не анекдот, цитата, ей-богу. 

— Это надолго, — говорю я дочери. — На очень долго, привыкай.

Что она будет есть? Чем заниматься на продленке, не забудет ли переобуться? С кем

подружится? Сможет ли записать домашнее задание? Найдет ли в шкафчике спортивную

форму? Не постесняется ли подойти с вопросом к учителю? Сколько еще переживаний! Но это

уже другая история. Первый звонок отзвенел.

Еженедельник «MediaPost» № 17 от 19 октября 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

ПО БАРАБАНУ!

Путеводитель

Городские власти запретили торговлю возле метро. В связи с этим станция метро имени академика Барабашова

прекращает свое существование. Шутка.

В воскресенье я поехала на базар. Базары — это моя слабость. В смысле фобия. Особенно

самый главный харьковский рынок. Рынок у станции метро «Имени академика Барабашова».

Так он правильно называется. Люди обычно так не говорят. Потому что это длинно и сложно.

Люди говорят просто — «Барабан». Хотя легкое название нисколько не упрощает

замысловатости лабиринта.


Особенно если нужно купить одновременно детские колготки, кипятильник, обложки для

учебников формата А4, разделочную доску, «любую новую игрушечку, хорошо бы домик для

Барби», свечи на день рождения, носки мужские («только смотри, чтоб без рисунка»), перчатки и что-нибудь маме «на свое усмотрение». Список, в общем-то, незатейливый, но!..

Я не выношу лабиринтов, у меня топографический кретинизм. С детства. Это такая болезнь, когда у человека напрочь отсутствует ориентировка на местности. Например, он легко может

заблудиться в здании детского сада. А рынки (на мой взгляд, вообще географически

неупорядоченные субстанции) у такого больного могут вызвать осложнения. Кстати, диагноз

легко проверить: самый страшный вопрос — вопрос таксиста: «Сейчас куда, направо или

налево»? Если у вас потеют ладони, пересыхает в горле и дергается левый глаз, вам в мою

палату. Левый глаз дергается оттого, что я пытаюсь вспомнить, какой рукой пишу. Пишу

правой. Часы ношу на левой. Учила. Не помогает. Поэтому на такси я не езжу. Боюсь.

Я поехала на троллейбусе. На зеленом. Через весь троллейбус было написано «Туры в

Анталию». Мне показалось это смешным. Даже очень. Тем, кому не смешно, объясняю: троллейбусные линии не тянутся до Турции, они имеют хитрую, но замкнутую конструкцию и

находятся исключительно в рамках одного региона. Люди, вас обманывают!

Троллейбус остановился как-то странно. В эпицентре событий. Между «носками-трусами-

любых-размеров» и «пирожками-горячими-вкуснячими». Я твердо решила начать с самого

актуального — с детских колготок, и сразу растерялась. Надо было все-таки ехать на метро.

На метро я уже ездила и точно знаю, как попасть на детскую площадку. От «щеночки-почти-

даром-в-хорошие-руки» два шага прямо, вплотную к «весь-товар-по-одной-гривне», потом вниз

по ступенькам, долго прямо, на повороте спросить: «Как пройти на детский рынок», — далее

следовать по направлению руки.

Путь недолгий, но с препятствиями. Главное — обойти афроамериканцев с фломастерами

«двадтатьцитыри-твэта-нэдолага» и одноразовыми лезвиями, выговорить названия которых

могут только сами афроамериканцы. Я не расист, напротив, когда-то я из вежливости и

уважения к гостям нашей родины имела неосторожность на секунду остановиться… Купила и

то, и другое. Фломастеры не писали, а лезвия я проверять не стала.

Далее по пути следования обязательно встретятся некие молодые люди, ничего не

продающие. Вежливый вопрос: «Что вам подобрать?» несколько не вписывается в

окружающую среду. Напрягает. Сначала я думала, что это администрация рынка специально

нанимает молодых людей для создания эффекта бутика.

— Чем могу помочь? — спрашивает услужливая, улыбающаяся, слегка навязчивая

красавица.

— Я бы хотела подобрать помаду под вот эту сумочку от Гуччи, — отвечаете вы

снисходительно, позволяя красавице вмешаться в таинство вашего шопинга…

Здесь все по-другому. Хотя суть та же. Бутиковскими красавицами работают молодые

парни, их называют «бегунки», они таки да, найдут и принесут вам желаемый товар. Но

дороже. Раза в два. Друзья рассказывали. Сама не пробовала — неудобно как-то объяснять

чужому мужику, какого цвета колготки и размера носки мне бы хотелось.

В общем, с троллейбусной остановки тоже есть выход. Найти метро. А от метро

соответственно по отработанному маршруту. Я так и поступила, благо дело, кто-то умный

придумал в качестве ориентира ба-а-альшую букву «М» на высо-о-о-окой ножке.

Двигаясь по пустому ряду «изделий из чистой кожи», очень хотела спросить у продавцов:

«Где продают изделия из грязной кожи?», но не решилась.

До колготок я добралась практически без приключений, всего два раза переспросила

дорогу. Так, подстраховаться. Там, на детской площадке, хорошо запараллеленные ряды, очень удобно, дает ощущение уверенности. Ненадолго.


Главное: если нашел что-то, хоть примерно подходящее по цвету и размеру — надо

хватать. Мысль о том, чтобы «походить посмотреть, а потом, если что, вернуться», — глубоко

утопическая. Напрасно я писала на руке номер торгового места, на котором были заветные

«белые-теплые-на-шесть-лет». Узор мне, видите ли, не очень! Ну и что?! Все закончилось

«розовыми-капроновыми-на-вырост». Плюс «гольфик-тепленький-под горлышко-обязательно-

надо, вы что?!» пошел бонусом. Подошел по цвету к розовым колготкам.

Черт меня дернул выйти из «рая параллелей» через другой вход. Противоположный. Просто

там заманчиво виднелись игрушки, а пункт второй списка гласил: «Любую новую игрушечку, хорошо бы домик для Барби». Я рискнула. Россыпи плюшевых мишек раскинулись абсолютно

хаотично. Лотки, прилавки и палаточки без намека на логику размещения. Через три минуты

домик Барби меня перестал интересовать в принципе. Я заблудилась.

Надо остановиться и подумать. Лучше выпить кофе. Из яств, предлагаемых на рынке, я ем

только кофе. Хотя еда под названием «пирожки с ягодичным фаршем» сильно порадовала.

Пробовать не стала.

— Скажите, как мне попасть обратно на детский? — поинтересовалась я у женщины, которая наливала кофе.

— Прямо, — с улыбкой ответила она.

Прямо стоял лоток с конструкторами. Я, конечно, могла бы попытаться перелезть через

него, но что-то мне подсказывало, что есть как минимум еще один, менее хамский путь. Я

подошла к продавцу конструкторов с тем же вопросом

— Прямо, — ответил он, не отрываясь от игрушечной отвертки.

Пространственно-временной континуум нарушился окончательно, и я пошла искать то

самое «прямо».

По дороге мне, как назло, не встретился ни один пункт из списка. Разве что был шанс найти

«и что-нибудь маме на свое усмотрение». «Джинсы-недорого» как вариант я не

рассматривала, хотя эта номинация меня преследовала больше всего. Я силилась запомнить

хоть какие-то знаки-ориентиры, вдруг когда-нибудь понадобятся джинсы, но все «джинсы-

недорого» казались абсолютно одинаковыми. Их было два варианта: «как раз на вас» и «есть

интересная моделька», причем разницы реально не заметила.

— Прекрасно смотрится, а главное — попа села идеально!

Женщина, которой адресовывались восклицания, стояла на цыпочках и пыталась соединить

«джинсы недорого» на талии, точнее, в том месте, где она должна быть. Одновременно дама

выкручивалась перед зеркалом, пытаясь рассмотреть то самое место, которое село идеально.

Если бы она могла его увидеть, наверняка бы расстроилась. Я остановилась. Почему-то

захотелось сказать правду. И будь я совсем невоспитанная, я бы сказала: «Женщина, это

плохо, с вашей фигурой вообще плохо, а в джинсах еще хуже, и чтобы посадить в брюки то

самое место, брюки вам нужно заказывать в ателье, потому что…» Но снова постеснялась.

Через час мне стало казаться, что я хожу по кругу. По крайней мере, фразу

«одеждаверхняявсеразмеры» (произносится слитно) я слышала раза три. Присмотрелась. Они

говорят

правду.

Это

не

были

куртки,

пиджаки

и

плащи,

это

была

«одеждаверхняявсеразмеры».

Было холодно. Я подошла к девушкам, которые торговали купальниками. Из-за отсутствия

даже намека на покупателей они играли в карты. Пили коньяк. Запивали пивом. Грелись, наверное.

Я не стала умничать и рассказывать, что с лимоном вкуснее, они были самые незанятые и

могли помочь. Спросила, как пройти к метро. Девушки оказались отзывчивыми и подробно

описали маршрут, используя только жесты.

Путь лежал через «вьетнамский рынок». Я вспомнила про «носки мужские, только смотри, чтоб без рисунка» и смело ступила на территорию под огромной желтой вывеской «Площадка


вьетнамского землячества». Рассуждая на тему, «зачем выдумывать такие сложные названия, когда люди все равно никогда не станут говорить так», снова заблудилась. Носки купила. С

рисунком. Назло.

Вьетнамцы — они хитрые. Они «типа» не понимают и «как бы» понимают. То есть там, где

«дайте пять», понимают хорошо, без переводчика, а там, где «уступите пару гривен» — не

понимают ни слова.

Я без труда рассталась с необходимыми пунктами списка. Кипятильник, обложки для

учебников формата А4, разделочная доска и свечи на день рождения казались уже

незначительными. В конце концов, коврик для компьютерной мышки уже полгода служит

прекрасной разделочной доской — и нормально. Кипятильник вообще не нужен, по крайней

мере, пока. Лето прошло, отдыхать — в лучшем случае на Новый год, бог с ним. Учебники

можно обернуть обоями, то бишь их остатками после ремонта, как в старые добрые советские

времена. Правда, у меня нет остатков обоев, зато есть остатки каких-то плакатов после

выборов. А свечи для торта — это вообще вещь необязательная. Вот.

Наконец увидела оранжево-красную «М» на высо-о-о-окой ножке. Спасена!

Под землей все было логично, вагоны параллельно, выходы перпендикулярно.

Это, конечно, еще не повод для человека с диагнозом «топографический кретинизм»

отправиться в нужном направлении и выбрать правильный выход. Я, например, восхищаюсь

людьми, которые заранее способны определить соответствие между выходом из метро и

головой (хвостом) поезда.

Я зашла в вагон, прижимая к груди пакетик с узорчатыми носками и розовыми колготками.

Они мне дороги. Даже если их никто никогда не наденет (и совершенно справедливо), на

покупку этих элементарных вещей я потратила 4 часа времени и бог знает сколько здоровья.

Домой я вернулась с ощущением подвига, а мои покупки выглядели, как настоящие трофеи.

P. S. Зато теперь я знаю, где продают джинсы. «Джинсы-недорого». :) Еженедельник «MediaPost» № 18 от 26 октября 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

«ГДЕ-ТО ВОСЕМЬ»,

или Особенности развития современных детей

Иногда мой ребенок кажется мне гениальным, а иногда… Ее  рассеянность возмущает до истерики. Ее

находчивость восхищает до зависти.

Помню сцену в детском саду. Воспитатель выносит в коридорчик, где собираются домой

дети с родителями, забытую кем-то кофточку…

— Дети, кто забыл кофточку?

Тишина. Дети смотрят на кофточку, я смотрю на дочь. Она не может не помнить. Эта

кофточка у нас, наверное, с рождения, синенькая такая, с красным рисуночком, она

вспомнит…

— Дети, посмотрите внимательно, — призывает воспитатель, — чья кофточка?

Она вспомнит, она сможет, она должна! Ни-фи-га.

Забираю шмотку, наезжаю на ребенка.

— Это ТВОЯ? — спрашиваю с металлом в голосе.

— Да, — говорит дочка, — только это не кофточка, а футболка! Спрашивали же про кофту, а это фут-бол-ка.

Как ругать?!


Однажды собираю дочку в садик, уже на выходе, перед дверью, хлопаю ее по кармашкам, чтоб выгрузить лишнее (обычно обертки от конфет, фрагменты игрушек), нахожу растаявший

и растекшийся по карману кусок пластилина(!).

— ЧТО ЭТО??? — смотрю на свою руку в пластилине и прихожу в ужас.

— Ты что, не знаешь, мама??? Это — пластилин! — в круглых глазах искреннее изумление:

«Такая большая и до сих пор не знает, что это!»

Думала, это пройдет. Пока не прошло.

Вчера встречала дочь на остановке школьного автобуса. В силу нереальной занятости я

делаю это нечасто, а если быть честной, совсем редко. Дочь выскочила первая — куртка

нараспашку, шапка набекрень, в высоко поднятой руке бумажный тюльпан, раскрашенный с

одной стороны.

— Ма, это тебе! Вот тут я не успела разукрасить, потом, ага, а ножку мне Женька поломал, ниче?!

Я поинтересовалась, как прошел день, что было интересного, нового, что запомнилось?

— Все нормально, хочешь, песню спою?

И, не дожидаясь ответа, загромыхала на всю Сумскую: «Украина моя — моя ридна страна-а-

а-а». Со слухом у девочки не очень, поэтому нужно было перебить ее любым вопросом.

— Ты передала учителю деньги на питание? — поинтересовалась я.

Далее последовал диалог, который, на мой взгляд, достоин театра сатиры.

На сцене молодая женщина, уставшая после творческой работы, и маленькая девочка с

ранцем за спиной.

Ведущий (помпезно): — Диалог матери с дочерью-первоклассницей по дороге домой. При

постановке пьесы ни один шестилетний ребенок не пострадал!

(В сторону) Как ни странно…

Действие первое и единственное.

Мать: Ты денежку передала на питание? (Вопрос риторический, задается почти формально, с материнским умилением в голосе. По сценарию предполагается короткий ответ дитяти: «Да, конечно».)

Дочь: Не помню.

Мать: Как не помню? (Заводится мгновенно.) Я тебе деньги утром в дневник положила, две

бумажки по 20 гривен, зелененькие такие, помнишь?

Дочь: Да. Как положила — помню, как доставала — не помню. (Отвечает честно, слегка

сдвинув брови к середине лба.)

Мать: (на ходу открывает ранец, достает дневник, безнадежно пролистывает.) Вспоминай.

Ты утром пришла в класс, открыла портфель, достала дневник… (Тянет каждое слово, любое

из них может оказаться ключевым.)

Дочь: Подожди (обрывает бесцеремонно), давай начнем с автобуса, так логичнее.

Мать: (с удивлением) Зачем ты открывала портфель в автобусе?!

Дочь: (честно) Я не открывала.

Мать: Зачем же начинать с автобуса, если ты не открывала там портфель?

Дочь: (ехидно, наклонив голову набок) Мам, а помнишь, у тебя мобильный телефон пропал?

Мать: (про себя очередной раз удивляется детской прозорливости) Помню — не то слово.

Дочь: (с живым интересом, рот приоткрыт, глаза лукавые) Ты тогда откуда вспоминать

начала?

Мать: (абсолютно честно) Не помню.

Дочь: Вот видишь! Ты даже не помнишь, откуда вспоминать начала! (В голосе слышится

победа.)

Мать: (соглашается, пытаясь побыстрей замять тему мобильного) Ладно, хорошо, давай с

автобуса.


Дочь: Та-а-а-ак, я села в автобус… Нет, я стояла в автобусе! Да, точно, стояла! (Радуется так, как будто к тяжелобольному амнезией неожиданно вернулась память.) Мать: (нетерпеливо) Ты снимала портфель с плеч?

Дочь: Не помню.

Мать: (Считает про себя до десяти, делает глубокий вдох.) Дочь: О! Хочешь, я прочту, что написано на этой вывеске!? (Проходят мимо продуктового

магазина.)

Мать: Нет.

Дочь: (читает медленно по слогам) Га-а-ас-тро-о-о-но-о-ом.

Мать: Не отвлекайся, вернемся в класс, ты пришла, достала дневник…Ты дневник

доставала?

Дочь: Мама, ты невнимательная, как мы можем вернуться в класс, если мы еще из автобуса

не вышли?!

Мать: (твердо) Вышли.

Дочь: Я еще не про все вспомнила, может, я там вспомню, где между парком Горького и

поселком Жуковского?!

Мать: Ты издеваешься?! (Фраза слегка отредактирована.) Дочь: Нет. Я по правде. (Морщит лоб, продолжает воспоминания под нос, через запятую, водит руками по воздуху.) Та-а-ак, на этой остановке зашел Славик из третьего «Б», толкнул

Марка, потом Ленку, потом толкнул меня, я еще подумала, не раздавил ли он печенье… О!

Точно, значит, портфель висел на спине, так, это было уже где-то на… на повороте…

(Резюмирует громко.) На повороте портфель висел за спиной!

Мать: (слегка успокоившись, предвкушая конец маршрута автобуса) Отлично, давай

подъезжать к школе.

Дочь: Подожди, еще две остановки.

Мать: (делает вид, что кашляет, маскируя смешок)

Дочь: Мам, а что такое «каторга»?

Мать: (нарочито спокойно) Место отбывания наказания заключенных.

Дочь: А зачем они там камни обтесывали?

Мать: (сильный кашель) Что делали?! И кто — они?

Дочь: Ну, это так, читали просто… Ладно, на какой мы остановке?!

Мать: На конечной. Выходи из автобуса.

Дочь: (сильно зажмуривается, переносясь в прошлое) Вышла.

Мать: Где портфель?

Дочь: (открывает глаза с удивлением, заглядывает за спину) Вот он! (В голосе ощущается

непонимание того, как взрослый человек может задавать такие идиотские вопросы.) Мать: Я тебя не про сейчас спрашиваю, а про тогда!

Дочь: Про когда?

Мать: Про тогда, когда ты вышла из автобуса.

Дочь: Тю.(Девочка — харьковчанка.)

Мать: Ну?

Дочь: Мама, ты меня с мысли сбила.

Мать: Извини.

Дочь: Ничего.

Мать: Переходи к дневнику (пауза), пожалуйста.

Дочь: Я зашла в класс.

Мать: Дневник!

Дочь: Подошла к своей парте. Поставила портфель на парту. Села.

Мать: (продолжая за дочь, пытаясь аналогично интонировать) До-ста-ла дневни-и-ик…


Дочь: Зачем?

Мать: (очень нервно, правая рука слегка дергается в сторону детского затылка) Посмотреть, какой урок первый.

Дочь: (с недоумением) У нас расписание на доске висит.

Мать: Ты доставала дневник в классе?

Дочь: Да.

Мать: Ты видела там деньги?

Дочь: Не помню.

Мать: Ты обедала в столовой?

Дочь: (задумалась)

Мать: Расстегни куртку. (Девочка в светлом свитере, на свитере пятно.) Мать: (утвердительно) Обедала.

Дочь: Да, точно.

Мать: Мне будет стыдно, но я позвоню классному руководителю и узнаю, сдавала ли ты

деньги.

Дочь: Почему тебе будет стыдно?

Мать: А как ты думаешь?

Дочь: Ты говорила, что вопросом на вопрос некрасиво отвечать.

Мать: Некрасиво не помнить вчерашний день.

Дочь: Это было сегодня!

Мать: Я в фигуральном смысле.

Дочь: Что такое в фигуральном?

Мать: (демонстративно достает мобильный) Я набираю классного руководителя!

Дочь: В прямом смысле или в фигуральном?

Мать: В прямом! (Долго молчит в трубку.)

Дочь: Что, не берет?

Мать: Ты продолжай вспоминать, пока я не дозвонилась!

Дочь: (говорит речитативом, для отмазки, исподлобья косится на трубку) На математике я

доставала дневник, но там не было денег, на русском я тоже доставала, но там их опять не

было…

Мать: Алло, Людмила Эдуардовна? Добрый вечер, простите ради бога, глупый вопрос: Саша

сдавала деньги на питание?

Голос из глубины сцены: Да. Деньги лежали у нее в дневнике. Я проверяла дневники, увидела, поняла, что на питание.

Мать: Спасибо, извините. (Короткие гудки.)

Дочь: Ну, что? Сдавала?

Мать: Да.

Дочь: (с неподдельным облегчением) Фух!

Занавес.

После занавеса публика не расходится, актеры на бис выполняют домашнее задание. Дэ/зэ

— это вообще отдельный спектакль, даже мюзикл. Но у меня не хватит терпения расписать

либретто. Одна из партий (клянусь, не преувеличиваю) звучит так: дочь решает пример в

тетради, написано: 4+3 =…

Над знаком «равно» ручка зависает, ребенок размышляет вслух: «Четыре плюс три равно-

о-о-о, — ручка отправляется в рот… на лбу глубокая задумчивость, — четы-ы-ыре плюс три-

и-и… Ну-у-у… где-та-а-а… ГДЕ-ТО ВОСЕМЬ!» — резюмирует ребенок и начинает выводить

корявую восьмерку после знака «равно».

— Подумай еще, — спокойно говорит мать, в мыслях перебирая все возможные мировые

премии, есть ли среди них «за самообладание»?


Пишет под диктовку. Одно предложение: «Коля проснулся рано утром, быстро оделся и

умылся». Предложение само по себе странное, особенно после запятой, хотя до нее мы так

и не добрались. Судя по тексту, Коля — мальчик возраста моей девочки. Что значит быстро

оделся? А тем более умылся? Ну да ладно.

Диктую: «Ко-ля про-о-осну-у-улся-я-я ра-а-ано-о-о», — смотрю в тетрадь, пишет: «Коля

порснилса рана». Говорю, прочти, что у тебя написано, читает: «Коля про-о-осну-у-улся-я-

я ра-а-ано-о-о». (Буквы, «я», «и», «р» написаны в обратную сторону.) При этом дочь

успевает задать «где-то восемь» вопросов по тексту. «А кто этот Коля и почему надо

писать именно про него? А когда мальчик Коля вырастет, как его будут звать, Николай, да? А сын тогда его будет Николаевич, да? А дочь Николаевична? А если он рано встал, значит, рано лег?

Учим стишок по украинскому:

Обережний хитрий лис

До нори вечерю ніс.

Біг додому лісом лис,

Шелестів над лисом ліс.

Просто, да?! Это кажется просто! Произнесите правильно последние две строчки. Не

надо быстро, обычно. Ото ж. Кто над кем шелестел, вот в чем основная проблема

произведения. В общем, как я ни билась, результат не менялся. Привожу в русской

транскрипции: Биг додому лисам-лис (лисам-лис — это такое животное, типа жук-рогач), шелестел над лысом лыс (во втором случае произносится раздельно, как два слова, воображение рисует две лысины одна над другой). Исправить невозможно. И естественно:

— А что он нес на вечерю? Почему не написали? А кто его ждал там? Лысята? Гы-гы, лысята.

Да, еще важно отметить, что перед ежевечерним раскрытием дневника неизменно следует

предупреждение: «Домашку можешь не проверять, я все-все на продленке сделала!»

P. S. Нашла в дневнике записку: «Уважаемые родители, приглашаем вас на семинар

«Особенности развития современных детей»! Надо же, в тему. Дальше текст: «По

наблюдениям психологов, дети «доперестроечные» и «послеперестроечные» сильно

отличаются друг от друга. Этот феномен связывают с общим процессом изменений мозговых

структур человека, что порождает разнообразные изменения физического, эмоционального и

интеллектуального характера детей…»

Ужас. Права была моя мама, этот компьютер таки сделает из ребенка идиота. :) Пойду на

семинар, послушаю, потом расскажу.

Еженедельник «MediaPost» № 19 от 2 ноября 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

ПУТЕШЕСТВИЕ С «ДЗЕРЖИНСКОЙ» ДО «СТУДЕНЧЕСКОЙ»

Баллада о шпротах

Вы когда-нибудь присматривались к шпротам? На них клевещут. Клевещут люди в общественном транспорте, сравнивая себя с этими милыми созданиями, мирно покоящимися в просторной жести. Присмотритесь! Рыбки

лежат аккуратненько, даже узорчато, стопочкой  —  хвост к морде, морда к хвосту. Им не тесно! Им хорошо! Они

спят. Даже, по-моему, во сне улыбаются.

Я несколько месяцев не ездила в метро. Отвыкла. Жизнь в центре — как эмиграция, быстро

забываются привычные ощущения периферии. Наглость, приобретенная в общественном

транспорте под девизом «А мне тоже ехать надА», отмирает через неделю приятных прогулок

пешком до работы.


Я напрочь утратила доведенную до автоматизма привычку «работать локтями». Вообще, инстинкт самосохранения в общественном транспорте надо вывести в отдельный раздел

поведения человека.

Метро. Станция «Университет». Девять вечера. Раньше людей, желающих ехать в разные

стороны, разделял довольно широкий коридор пространства. Теперь его нет. Я подумала, по

телевизору в центре станции дают премьеру, возможно, фильм-номинант на «Оскара»…

Показывали рекламу.

«Как шпроты в банке»! — ахает тетка, с трудом протискиваясь через турникет.

Я представляю себя рыбой. Человеческий облик медленно тает. Спускаюсь.

Электронные часы с одной стороны показывают девять минут отсутствия поезда, с другой

— вообще потухли. Две точки на электронном табло демонстрируют абсолютную

неприспособленность техники к действительности. Ее программировали люди, живущие возле

работы, иначе как можно объяснить, что после двухзначного показателя ожидания часы

теряются и тухнут.

В тоннеле зашумело. Зашумело обнадеживающе. Шпроты-люди замерли. Важно понять, с

какой стороны шум. Шумело слева. Условно правый коридор выдохнул, с его стороны снова

послышался гул. Наш, условно левый, замолчал и напрягся. Низкий старт, левая толчковая…

В вагон меня внесло волной.

— Света! Где сумка?! — загремело над ухом.

— Я не Света, — испуганно призналась я.

— Да я не к вам обращаюсь! Света! (Тетка озиралась по сторонам, на всякий случай

придерживая ногой дверь.)

— Отпустите двери, — спокойно попросил машинист.

— Да, щас прям! Света!

— Женщина, давайте мы поедем, а потом поищем Свету, — предложил парень в очках, висящий надо мной. Земли он не касался вообще. Висел на поручне.

Второй раз «отпустите двери» прозвучало нервно, с нотками истерики.

Мне никак не удавалось выдохнуть.

Я глубоко вдохнула перед входом в вагон, а теперь хотела бы выдохнуть, но места не было.

— Третий вагон! Мы никуда не поедем, пока не отпустите двери! — заорал машинист.

— Ой-ой, как мы испугались! — передразнила его женщина в зеленом пальто. Она сидела.

И могла себе позволить.

— Света! — не выдержал висящий парень. Он рассчитывал, что когда поезд тронется, сможет найти место хотя бы для одной ноги. Наивный.

— Мама, я здесь! — отозвался подростковый голос из глубины вагона.

— Сумка с тобой?! — крикнула тетка в направлении голоса.

— Черная с заклепками?! С ней! — ответил мужчина в шляпе.

— Поехали! — тетка убрала ногу, и двери с грохотом хлопнули у меня перед носом.

«Следующая станция «Пушкинская»! — констатировал металлический голос. Мне

показалось, с особым цинизмом.

Придавленная вплотную к дверям, я влипла щекой в надпись «Не прислоняться». Было в

этом что-то издевательски-противоречивое.

— Молодой человек, может, вы мне на голову сядете? — съехидничала девушка, сидящая

слева.

— Извращенка! — парировал юноша.

Несколько человек хихикнули. Вряд ли со стороны девушки это было предложение, но

парня тоже можно понять. Он и вправду практически лежал на девушке, но в позе его не было

ничего личного. Во-первых, она была крайне неестественна, думаю, даже «Камасутра» не


предусматривает таких изысков, во-вторых — у него на спине практически сидела Светина

мама — крупная женщина.

— Мужчина, ну хоть дышите в другую сторону, это ж невозможно! — взмолился женский

голос из центра вагона.

— А шо-акое?! — невнятно поинтересовался мужчина.

— Воняет, — честно ответила женщина.

Я узнала в ней автора теории о шпротах.

— А шо, я не имею права выпить после работы?! — начал мужчина знакомую речевку.

Его перебил металлический голос. «Пушкин — великий русский поэт…»

Я онемела. Это что, урок эстетического воспитания шпрот?! В контексте последнего

диалога знакомство с русской классической литературой выглядело нелепо. Голосу надо было

еще почитать пару строк для пущего контраста. «Я помню чудное мгновенье», например. Хотя,

«Во глубине сибирских руд», думаю, звучало бы гармоничнее.

На «Пушкинской» несколько человек из середины вагона стремительно вышли, выдавив на

перрон еще с десяток впередистоящих. Я предусмотрительно зацепилась за поручень и с

удовольствием наблюдала, как «выдавленные» пытаются вернуться обратно. Среди них был

«висящий» студент и Светина мама. Перед дверью завязалась потасовка. Люди, которые уже

ехали в вагоне, считали, что имеют право первого шага, а новенькие с «Пушкинской» сильно

сопротивлялись.

Я вспомнила урок физики. Диффузия. Учительница долго объясняла нам смысл термина на

примере двух кусков металлов. Добиться диффузии твердых тел в реальном времени за один

урок невозможно, утверждала она, поэтому рисовала на доске: два прямоугольника

прилеплены друг к другу. «Из-за тесного соседства металлы как бы меняются атомами…» —

говорила физичка на доступном шестикласснику языке. Теория, оторванная от жизни, только

сейчас показалась мне крайне наглядной.

— Двери закрываются, — предупредил машинист.

— Ага, — снова поёрничало «зеленое пальто».

— Пятый вагон, отпустите двери!

Блин, неужели Света с мамой перебрались в пятый вагон?!

Поехали. Новенькие с «Пушкинской» оказались крайне капризными. Неудобно им, видите

ли. А нам удобно?!

— Не, ну тока зашли и сразу командуют! Без вас тесно было! Скажите спасибо, что вас

вообще пустили! Да не стою я на вашей ноге! Очень надо!

Автора монолога я не видела. Не могла повернуть голову. Зато могла свободно вдыхать и

выдыхать, потому что «висящего» вынесло насовсем. Пространство, которое раньше занимало

его тело, освободилось, и теперь ничто не затрудняло моего дыхания. Я даже смогла оторвать

щеку от «Не прислоняться». Ненадолго. Рассмотрела плакат над дверью. Порадовалась.

Красивая, светлая станция метро, улыбающаяся проводница, надпись: «Тепло! Светло!

Комфортно!» и подпись «50 копеек». Я не знаю, кому принадлежит оригинальный псевдоним, но тоже хотела бы ездить в том метро.

До «Киевской» я наслаждалась свободным дыханием, поэтому время пролетело быстро.

Там входящих-выходящих почти не было. Но как только двери на «Киевской» закрылись, народ оживился. Многие хотели покинуть вагон на станции имени «Академіка в галузі

астрономії» и стали готовиться заранее, перемещаясь ближе к выходу. Другие, напротив, устремились в центр вагона. Люди услужливо уступали друг другу, как в шахматной

рокировке. С места сдвигались, только не в нужном направлении. Броуновское движение.

Иллюстрация абсолютной хаотичности.

— Вы на следующей выходите?

— Да.


— Тогда давайте поменяемся.

— Зачем?

— Спешу.

Я оказалась лицом к лицу с мужчиной, который «имеет право после работы». Вежливо

поинтересовалась, собирается ли он выходить. Это было важно, потому что я планировала

оставаться в вагоне до «Студенческой».

— Да что вы все от меня хотите!? — взорвался он. — Я почти не пил!

— Мне без разницы, пили вы или нет, — призналась я, — у меня вообще нос заложен, я

просто хочу на ваше место!

— На мое место?! Ой, девушка, вы столько не выпьете… — залабузил мужик и расплылся в

улыбке. Двух передних зубов у него не было.

— Козёл! — подумала я. А вслух почему-то добавила: — Беззубый.

— Рыжая! — отомстил мужик (представляю, что подумал).

Я могла бы ответить, и бог его знает, сколько еще мы могли бы обмениваться

анатомическими «комплиментами», но, как всегда, вмешался «металлический голос».

— Станция «Имени академика Барабашова».

Двери разъехались…

— Руку! — крикнул беззубый и потянулся ко мне.

Я поняла: метро — это национальный вид транспорта. Вот он, корень современной

ментальности. Вот почему буржуи никак не могут понять нашего отношения друг к другу.

Ведь у них национальный вид транспорта — такси. Духовное единение бывает только на

стадионах раз в четыре года, во время трансляции чемпионата мира по футболу. Скучно. А у

нас каждый день. Даже два раза в день. Вот она — сермяжная правда жизни. Человек

спасает Человека!

«Студенческая». Я вышла на поверхность. Глубокий вдох. Выдох. Еще. Хорошо-о-о.

На сумке больше не было брелочка. Бог с ним. На ботинках следы человеческих ног. На

щеке отпечаток «Не прислоняться». Шутка.

— Ой, ну что же ты не предупредила, что приедешь?! — засуетилась мама. — Я бы

вкусненького приготовила. Ты же голодная с работы? О! У меня шпроты есть, будешь?

Она открыла банку шпрот. Внутри было уютно, даже красиво. Рыбины покоились

аккуратненько, с намеком на узор, стопочкой — хвост к морде, морда к хвосту. Не было

ощущения, что им тесно. Как ни цинично это по отношению к мертвым рыбам, но они

счастливы. Они спят. Даже, по-моему, во сне улыбаются.

Бедные, спят и не подозревают, что нет места подвигу в их копчено-масляном мирке.

Еженедельник «MediaPost» № 20 от 9 ноября 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

ПРОСТО ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ

Колбаса по два двадцать  —  это хорошо. А когда ее всего три вида  —  плохо.

Что если смешать красную краску и черную? Результат — грязно-коричневый. Или

бордовый. А добавить желтого? Серо-бурый. Ужас. Красный день — скандируют одни, черный

день — настаивают другие. Спустя 89 лет с той самой неодноцветной даты, чтобы никого не

обидеть, выбираю незатейливый компромисс: День 7 ноября — просто день календаря.

Вспоминаю детство. Отца, музыку и запах пирожных. А еще игру. Есть такая отличная

детская игра — «Хорошо-плохо».


Я играла в такую с первоклассниками, когда работала в школе. Очень занимательная игра.

Класс делится на две части, ведущий загадывает любое явление или предмет, а команды по

очереди доказывают — это хорошо или плохо. Например, дождь.

— Дождь — это хорошо, потому что от него растут цветы и деревья! — кричит Леша.

— Дождь — это плохо, потому что можно промочить ноги и заболеть! — возражает ему

Ира.

К концу урока дети доходили до таких изысканных аргументов, что взрослые чувствовали

себя неловко. Самое потрясающее, что счет, как правило, был равный.

— Сегодня седьмое ноября! — сообщила главный редактор и почему-то посмотрела в мою

сторону. Я оглянулась, конечно, но за спиной никого не было. Шаблонная заготовка «Почему

я…?» не пролезла.

— Пойди подыши праздником, проникнись! — настаивала редактор. И я пошла.

Проникаться не хотелось абсолютно. Потому что вчера был Новый год. Настоящий — с

елкой, апельсинами, шампанским и речью президента. Ввиду крайне приятной снежной

погоды мы с коллегами решили, что называется, ловить момент. (Ведь в ночь с 31-го на 1-е сто

процентов будет дождь и слякоть.) Поймали. Нарядили кактус, перевели часы в редакции.

Дважды. По российскому и по украинскому времени. Позвали «президента». Сначала он залез

на лесенку и вещал «дорогие мои соотечественники», а через час уселся в кресло и сказал

«любі друзі». Потом мы лепили снежную бабу и снежного деда. Все было замечательно, вот

только 1 января в нашем новом году выдалось рабочим днем…

С чашкой горячего чая в пластиковом стаканчике я пошла проникаться на площадь, к

памятнику Ленина. Два часа дня. Холодно. Ветрено. Слякотно.

На площади давали парад снегоуборочной техники. Женщины и мужчины с лопатами и в

оранжевых жилетках суетились возле грузовиков и тракторов. Машина-веник тщательно

елозила щетками по серой брусчатке, а машина-конвейер (с такими движущимися полочками

для снега) гудела на всю площадь. По задумке автора, картина, наверное, должна была

вызывать гордость у харьковчан: во какая у нас снегоуборочная мощь! А если добавить к

этому пару тонн знаменитой песчано-соляной смеси — ого-го-го! Вместо гордости мизансцена

вызывала недоумение. Снега почти не было.

У подножия вождя, там, где обычно томятся в ожидании романтики с розой в руке, мерзли

человек сорок молодых мужчин. Двадцать в синем и столько же в черном. Те, что в черном, отгородились от синих колючей проволокой. Я подошла ближе. Проникаться.

На проволоку были нанизаны белые листки с фамилиями.

— Что это за списки? — поинтересовалась я.

— Списки людей, уничтоженных советской властью! — без запинок отчеканил улыбчивый

юноша в черной кепке.

Я вычитала имя из середины листа: Гольденберг Моисей Натанович. Зашла за изгородь.

Женщин там не было совсем, стало неуютно.

— Скажите, кто такой Гольденберг Моисей Натанович?

— Не знаю, еврей какой-то, — ответил парень.

Другой рассказал мне, что у нас все очень плохо. Что в стране демографический кризис, и

поэтому арабов и негров надо выгнать из Украины. Я подумала, молодой 27-летний парень

вопросы демографии мог бы решать другим, более практическим путем, но промолчала. Они

говорили о красном терроре, о чистоте нации, о радикальных решениях. Говорили тихо.

Вообще было тихо. Юноши разбрызгивали на деревянные опоры под «колючку» черную

краску из баллончиков. Воняло краской.

Я почему-то вспомнила запах. Запах пирожных. Заварных. Папа всегда мне их покупал на

праздник. Громко играла музыка. Было очень много людей, и все шли куда-то, и голос гремел, мне казалось, с неба: «Слава Коммунистической партии Советского Союза!» И все кричали:


«Слава!» Папа держал меня за руку. Крепко. Не помню, откуда и куда мы шли, не помню

зачем. Помню только ощущение отца рядом. Проходящим мимо детям хотелось показывать

язык и ехидно говорить: «А я с папой!» Мама на демонстрации не ходила и пыталась не

пускать меня. Язвительное замечание: «Пойдете вслух родину любить?!» до меня не доходило, очень хотелось побыть с отцом, рука в руке… Понимание того, что с Родиной что-то не так, появилось тогда, когда мама сменила нам, двум дочерям, фамилии. С папиной еврейской на

свою русскую. Выросшая, я вернула фамилию обратно.

От вождя мирового пролетариата я побрела на другую площадь, к тем, кто «выносит

холодильник». (Кого скульптура олицетворяет на самом деле, в Харькове, пожалуй, знают

только преподаватели истории). Там, перед обшарпанными телами когда-то боевых танков, собирались люди под красными флагами, точнее сказать, знаменами.

Я пошла пешком по Сумской, чтобы проникновение было настоящим. У меня замерзли руки

и перестала писать ручка.

Маршрут «Вождь — ломбард» усиленно охранялся. Через каждые пять метров — люди в

синем. Блокнот я не прятала, поэтому хранители общественного порядка узнавали во мне

союзника и даже подмигивали. Вообще, духовное единение милиции и журналистов на всяких

митингах-пикетах-праздниках очевидно. События, когда и те, и другие могут сказать о себе

обобщенное «мы». Видите, возле людей с транспарантами болтаются замерзшие и

безыдейные?! Так это мы — участники поневоле. Ой, по работе.

Милиции было действительно много, возле театра Шевченко я услышала диалог мужчины и

женщины, которые выходили из машины, с недоумением озираясь по сторонам:

— Слушай, а шо ментов стока, кошмар?!

— Не знаю, может, президент опять приперся.

— Та был же на днях!

— Гы-гы, зажигалку забыл, вернулся.

У ломбарда собралось человек двадцать стариков. Несколько бабулек держали красные

флажки с серпом и молотом. Худощавый дедушка нес на длинной палке выцветший портрет

молодого Ульянова. Люди в синем здесь были, но держались особнячком, ближе к танкам.

Играло какое-то подобие музыки. Один старичок к допотопному проигрывателю приставил

мегафон, получилось что-то типа динамика. Скрипящая и хрипящая мелодия звучала

препротивно.

— Девушка, что вы там записываете?! — подскочил ко мне бойкий пенсионер в серой

фуфайке.

— Вы не волнуйтесь, я из газеты, — как можно мягче произнесла я.

— Какой? — он нахмурил брови.

— MediaPost, — сказала я внятно, с улыбкой и даже с нежностью.

— Ну, ладно, пишите, — помолчав несколько секунд, позволил дед.

Его снисходительность меня растрогала. Писать на самом деле было нечего. Кроме

ощущений. Но их я не записываю. Несколько пожилых женщин, закутанных в платки, стояли

кружком и оживленно беседовали, размахивая руками.

Я подошла ближе. Проникаться.

— А помните?!

Эта фраза звучала то от одной, то от другой старушки. По очереди они вспоминали, как

были молоды, красивы и счастливы.

И мне кажется (забросайте меня камнями, если я не права), это «а помните» не зависит от

режимов, власти и идеологии. Даже несмотря на то, что в промежутках между

воспоминаниями бабульки крыли «демократов» на чем свет стоит, потому что сейчас все не

так и все намного хуже.


— Помните тот магазин, ну, в котором сейчас мебель продают!? У-у-у, какие там были

торты!!!

— А сейчас разве торты?!? Тьфу!

— О-о-о-ой, Марья Осиповна! Давно вас не было! Как поживаете?!

В отличие от бабушек, чьи разговоры напоминали собрание клуба по интересам, дедушки

были немного агрессивнее. О тортах не вспоминали, говорили о заводах, танках, самолетах, миллионах рабочих мест и бесплатных квартирах. Говорили о советской власти. Говорили о

войне. Когда старики вспоминают войну, мне хочется плакать. Не то чтобы возражать или

комментировать, а вопросы уточняющие задавать неудобно. Несмотря на ворох прочитанной

литературы о «правде той войны». Может, это и глупое благоговение, но по-другому не могу.

Не умею.

Я замерзла окончательно. У меня промокли ноги и окоченели пальцы. Состояние выдавал

цвет носа, ко мне подошла бабушка с какими-то листовками в руках. Я потянулась к бумажке

автоматически, чтобы не обидеть.

— Замерзла, деточка? Иди домой, грейся. Хотя как сейчас дома согреешься? Батареи ж еле

топят. Ох-ох-ох, вот когда я была такая, как ты, ТАК топили. Прикоснуться нельзя было к

батарее, кипяток!

Я побрела к автобусу. Буду проникаться на ходу, пешком не могу больше. Автобус

покатился по тому же маршруту в обратную сторону: «Ломбард — вождь». Я думала, батареи-

кипяток — это хорошо, а то, что люди жили по 10 человек в одной квартире (нельзя было ни

купить, ни снять жилье) — плохо. Вкусные торты — хорошо, километровые очереди за ними

— плохо. Танки по тысяче в день — хорошо, а то, что это были не стиральные машины —

плохо. Хорошая игра, в нее можно играть бесконечно. Я приехала в редакцию, громко стуча

зубами.

— Ты на площадь идешь? — коллеги засобирались на улицу.

— Я только что оттуда.

— Ты что?! Все только начинается!

Вечером на площади Свободы (какая ирония — называть главную площадь именно так) собралось несколько тысяч человек. Красные, желтые, синие, зеленые флаги стягивались из

разных концов города. Грузовик, микрофон, музыка. «С чего начинается Родина» в

профессиональных динамиках. Транспаранты, лозунги, пенсионеры с гвоздиками, молодежь в

буденновках, у молодых мужчин алые знамена на добротных древках. Началась политика. Те, что в синем, окружили тех, что в черном, и заглушали их двадцатиголосное «Геть-ганьба!»

спинами.

Другие «безыдейные», те, что по работе, суетились с блокнотами и камерами, выискивая

место получше — между красными и желтыми флагами, там, где вероятнее всего могла

получиться «сенсация». Не надо думать, что журналисты людей не любят. Любят. Просто

митинг — пресно, митинг с рукоприкладством — сенсация.

«Есть у революции начало…» — начитывали коллеги стендапы на фоне развивающихся

флагов.

Я позвонила папе, спросить, как его здоровье, и, безыдейная и замерзшая, побрела домой.

Нет у революции конца.

P. S. По дороге домой я купила заварное пирожное. Фу. Какая гадость, должна я вам

сказать…

Еженедельник «MediaPost» № 22 от 23 ноября 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

МАМА, Я ГЕЙ


Он сказал это в реанимации. Сказал, когда пришел в себя, после неудачной (или удачной) попытки покончить с

жизнью. Она не разговаривала с сыном почти год. Год понадобился взрослой женщине, чтобы произнести такие

знакомые, почти банальные слова: «Знаешь, я подумала, главное, чтобы ты был счастлив…»

На фразу «guy as you» я наткнулась случайно в Интернете. В свои «немного за тридцать» я

«і гадки не мала», что ГЕЙ — это аббревиатура. Переводится как «такой же парень, как и ты».

Вообще, идея покопаться журналистскими щупальцами еще и ТАМ меня не то чтобы

преследовала, но периодически посещала. А тут еще праздник со странным названием «день

толерантности». Короче, не вижу повода «не».

Пятница.

— Кто пойдет со мной в гей-клуб?!

Саркастический смешок коллег игнорирую, но на всякий случай добавляю:

— По работе.

— Лес рук! — как любила говаривать моя классная руководительница.

Юлька робко пытается задавать уточняющие вопросы:

— А где? А как? А безопасно?

— Я пойду, — твердо заявляет Маша Малевская — смелая женщина. И Юлька, поколебавшись, тоже записывается.

Возле входа в клуб очередь за входными билетами. «Командировочных» у нас нет, поэтому

вопрос актуальный.

— Скажите, сколько стоит вход?

— Для женщин сорок гривен.

— Ого! Сколько же тогда мужчинам? — сокрушаемся мы, дети современной гендерной

политики.

— Двадцать, — отвечают нам в окошке, и мы замолкаем. То ли перевариваем смысл, то ли

оцениваем свои возможности, а может, и то, и другое.

В сторонке от входа беседуют двое мужчин с разноцветными воздушными шарами.

— Смотрите, они целуются! — шепчет Юлька и неприлично смотрит на них в упор.

Фраза «Здравствуйте, мы из газеты» радует своим идиотизмом — «а шо делать?», вариантов нет. Подходим:

— Мы долго думали, как подойти, но решили сказать правду. В общем, мы журналисты, хотели бы написать статью в газету. О геях. Гей — это не обидное слово? Ищем героев, вот, смотрим, вы с шариками, может, посоветуете что-нибудь?

Все это я выпаливаю на одном дыхании, ощущая абсурдность произносимого почти

физически. Странно, но «тремя дурами» нас никто не называет. Мы входим в клуб.

Виктору — двадцать семь, Андрею — девятнадцать. Шарики — потому что дата. Год и

месяц — вместе. Я оставляю девчонок в зале и захожу в гримерку. Виктор готовится к

выступлению, он певец. Три стула, пепельница и зеркало. Передо мной двое мужчин.

Молодые. Симпатичные. Приятные. Никакой косметики и платьев. Шутят, даже

прикалываются. Обычные ребята. Только за руки держатся. Первый вопрос, который хочется

задать: «Скажите, а мама знает, чем вы тут занимаетесь?» Шутка.

Не надо обвинять меня в сопливо-слезности, в смысле драматизме или даже трагизме. Еще

больше не хочу быть уличенной в тайном замысле популяризировать гей-культуру и все такое.

Просто я под впечатлением. А это значит, что кнопка «delete» не работает. Пишу, как

чувствую.

— Я класса до десятого не думал ни о чем таком, — признается Виктор. — У меня девушка

была. А потом я влюбился…


Он влюбился в одноклассника. В крепкого, спортивного мальчишку. Тот был таким, каким

Витя хотел видеть себя. Мучился от неразделенной любви, как любой подросток в 16 лет.

Даже признаться пытался, записки писал. В ответ — агрессия.

— А я с детства в куклы любил играть, — вклинивается Андрей. — У меня сестры старшие, я с ними играл, а солдатиками не интересовался. Ни футболом, ни войнушками. Перед

зеркалом любил крутиться. По полтора часа мог в школу собираться!

Ощущение такое, будто меня разыгрывают. Вот сейчас они засмеются и скажут, что это все

неправда! Но это правда.

— Подумаешь, год и месяц! — говорю я. — Тоже мне дата, мы такие даже не отмечаем...

— не успеваю договорить и уже корю себя за противопоставление «мы». Они не обижаются.

Привыкли.

Оказывается, из «год и месяц» надо вычесть еще восемь месяцев разлуки, с больницами и

глубоким самокопанием.

— Мои всю жизнь подозревали, — говорит Андрей. — И мама, и отец, и, наверное, соседи.

Но вслух никогда не говорили об этом. Когда я по-настоящему влюбился (нежный взгляд в

сторону Виктора), мать почувствовала, что ли, и стала уговаривать: «Не ходи, не общайся, тебя обманывают, ты запутался…» Лечить пытались, водили к психологу. У меня тогда, наоборот, все хорошо в жизни было, я был счастлив. Но на меня давили. Давила мама.

Сильно. Я пытался…

Он пытался соответствовать маминым представлениям о мужчине. Перестал общаться с

Виктором, стал выходить пить пиво с ребятами из подъезда, обсуждал футбол.

— Она приходила и наезжала, что от меня пивом несет. Я не понимал, что она хочет? Как

угодить? Какие доказательства нормальности ей нужны? Она меня ломала, и было больно.

Однажды Андрей не выдержал. Совершенно по-киношному наглотался первых попавшихся

таблеток и, естественно, загремел в больницу. Отчаяние. Одиночество. Кто из нас,

«нормальных», в 17-18 лет не испытывал подобного? Поднимите руки. Лес рук...

После больницы домой не вернулся. Говорит, две недели бомжевал. Потом вмешался отец-

бизнесмен. Вечно занятой мужчина никогда «не парился» юношескими странностями сына.

Снял квартиру. «Только мальчиков поменьше води», — пошутил, вручая ключи. Это

единственное, что отец вообще произнес «на тему», рассказывает Андрей. Сейчас с семьей он

почти не общается. Только по телефону.

Виктор тоже побывал в больнице. По той же причине.

— Я очень переживал, когда Андрей исчез. Страдал. Ведь я остался один с пониманием

того, что гей, понимаете? Не ел, не пил. Депрессия. Помню, потерял сознание, пришел в себя в

больничной палате. Возле меня мать. «Мама, я гей».

Она не разговаривала с ним почти год.

Блин, как сценарий к мексиканскому сериалу. Но это правда.

— А как сейчас? — спрашиваю. — Ты говорил, мама все понимает и принимает, насколько

принимает? Варенье передает?

Виктор смеется.

— А тебе твоя передает?

— Да, — отвечаю честно. — И варенье, и котлеты.

— И мне. Нам.

Они действительно выглядят счастливыми. Оба. Правда, Виктор часто говорит лозунгами:

«Общество не готово», «Кругом агрессия», «Нам приходится выживать».

— В чем неготовность общества? — спрашиваю. — Тебя били?

— Нет, не били. Зачем ты так? Унижают часто. Чувство обиды уже притупилось. Но вот на

улице, днем, я не могу пройти с любимым человеком за руку. Заплюют.


Не переживайте, я знаю кучу «нормальных» мужиков, которые тоже не могут днем на улице

взять любимого человека за руку. И ничего.

— Это все шаблоны, — заводится Виктор. — Такое восприятие воспитывалось годами.

Была же статья за подобную любовь в уголовном кодексе СССР. И в Библии…

— Кстати, вы верующие?

— Я в церкви три раза был. Первый раз, когда в институт поступал, второй, когда дед

умирал, а третий... Третий, когда Андрей ушел...

Андрей считает храмы и их служителей лишними посредниками:

— Я верующий, но по-своему, — говорит он. — А насчет того, что Библия не признает

однополой любви, так она столько раз переписывалась, наверняка что-то напутали.

— Подождите, а продолжение рода, Виктор?

— Ты что-нибудь слышала о естественном отборе? Геи — это такая форма контроля над

количеством человеков. Профилактика перенаселения.

— Хорошая теория. Ну почему тогда такие жесткие стереотипы? Слово «гей» в одном

смысловом ряду со словом «извращение»?

— Зоофилия и педофилия — это извращения, вот они точно не естественны для человека.

— Так же, как и однополая любовь?! — решаюсь я на провокацию.

— Ты сама себя послушай. «Однополая любовь», — цитирует меня Виктор. — Любовь!

А сексуальные утехи с животными и, не дай бог, с детьми — это к любви отношения не

имеет. Там речь идет только о сексе, а не о чувствах. И там насилие, потому что ни те, ни

другие не могут за себя постоять, а мы — взрослые люди.

— А вы дарите друг другу подарки?

— Ну конечно.

— А читаете что? Романы женские?

— Я Ахматову люблю, — говорит Виктор. — И Жана Жене.

— А ревнуете?

— Я ревную сильно, — говорит Андрей. — Витя же популярный, со всеми целуется при

встрече, а я ужасно злюсь.

Продолжаю блиц из глупых вопросов на тему «Неужели вы такие же?!» Меня перебивает

Андрей.

— А знаешь, знаешь, откуда еще берутся стереотипы манерных накрашенных мальчиков?! А

вот из-за таких вот, которые вот тА-Ак вот пА-АдкуривА-Ают и вот так вот разгА-АвариА-Аают.

Блин, терпеть не могу! — он пародирует типичного в моем представлении гея. Смешно.

Я вспомнила своего одногруппника Данила. Над парнем не издевались только ленивые. А

беда его заключалась в том, что он считал себя писателем и для соблюдения стиля носил

кашне. Имидж у человека был такой. А еще (о боже) у него был носовой платок, как ни

странно, каждый день чистый и выглаженный. А то, что он перед женщинами краснел и

смущался, никого не волновало. У него ж кашне. Если бы он брил затылок или хотя бы курил

трубку, может, ему не пришлось бы эмигрировать?

У Андрея вообще с обществом отношения нормальные. Он студент, будущий программист.

В институте все ЗНАЮТ — и ничего.

— Это потому, что у него я есть, — смеется Виктор. — Он в себе уверен, не ходит, по углам

не прячется, глаз не отводит. Нормальный, уверенный молодой человек. Его уважают, несмотря на то, что его девочки не возбуждают. Мне хуже было. Лет пять назад мы еще

прятались. Стеснялись. А когда добился чего-то в жизни, состоялся профессионально, уже

взгляд другой, не запуганный. Главное — не бравировать своими «странностями», а

гордиться «традиционными» успехами.

— А зачем геи манерничают? — спрашиваю я.


— А зачем мальчишки девчонок за косички тягают? Чтобы внимание к себе привлечь.

Знаешь, как трудно найти себе пару, если ты такой?!

— Не знаю.

Андрей посмотрел на часы: пора. Он начал открывать шампанское, я почувствовала себя

лишней. Мы, оказывается, час проболтали. Я вышла в зал, думая о шаблонах. Не люблю

шаблонов. Меня раздражают выражения «нехороший кашель» и «контактный телефон».

— Ой, какой у тебя нехороший кашель.

Или:

— Оставьте свой контактный телефон.

А кто-нибудь назовет для примера хоть один неконтактный телефон? Или, может быть, кашель бывает хорошим? Но ведь мы употребляем эти словосочетания. Не задумываясь.

Шаблон?

Я застала Машку с Юлькой на лестнице. Мест в зале почти не было. Бросилась извиняться, что так задержалась, а они и не думали обижаться.

— Слушай, тут так здорово!

Харьковский гей-клуб, оказывается, единственный на Восточной Украине, по крайней мере

нам так объяснили. (Киев не в счет.) Запорожье, Донецк, Днепропетровск — так потом

представляла гостей ведущая. Правда, мужским голосом, но это только первые три минуты

— шок. А потом — просто трансвестит, подумаешь. Главное, от ее импровизаций

обхохочешься.

Мы уселись на балконе. Нас, видимо, выдавали открытые рты, а может, мы даже тыкали в

людей пальцами? Потому что через несколько минут к нашему столику подошел молодой

человек и оч-ч-чень мило спросил:

— Девочки, вы из налоговой?

— Боже упаси! — ответили мы хором. Оказаться в таком «меньшинстве» показалось

оскорбительным.

Сначала мужчин, танцующих медленный танец, хотелось фотографировать. Срабатывали

профессиональные инстинкты. А через час все стало выглядеть нормально. Когда выступал

Виктор, мы отыскали глазами Андрея — он стоял на лестнице и переживал.

Геи, лесбиянки, натуралы, натуралки. Весело. Клуб как клуб. Почти. Мы вывели его

формулу: «Ты есть ты, кем бы ты ни был».

На стене висел плакат «С праздником, товарищи женщины!» А у рыжего парня на футболке

я прочла надпись: «guy as you».

Разъезжались мы под утро. В каждом прохожем нам непременно мерещился гей. Матрица.

Еженедельник «MediaPost» № 23 от 30 ноября 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

САНТЕХНИКА ВЫЗЫВАЛИ?

Развитая современная система канализации  —  неотъемлемый признак цивилизованной страны.

Некто.

Верите ли вы в Бога? А в сантехнического? А я верю, потому что, как только начинает

капать из трубы, я вспоминаю имя Его. Всуе.

Квартиру я снимаю, и законных (с печатями) оснований на обычного сантехника из ЖЭКа не

имею. Друзья посоветовали обратиться в альтернативную службу. Слово «альтернативная» в

контексте читать как новая-модная-типа-евро. Дозвонилась мгновенно; после первого же гудка

нежный

(даже

слишком)

женский

голос

ответил:

«Обслуживание-сантехнического-

оборудования-слушаю вас!»


— Здравствуйте, у меня капает. Из трубы.

— Какой вид труб вы используете?

— Железный, — ответила я, не меняя падежа.

— Конкретизируйте, пожалуйста! — добавив еще нежности, попросил голос.

— А огласите весь список, пожалуйста, — типа пошутила я, но голос и не думал улыбаться.

— Существует как минимум пять видов труб, — со знанием дела начала лекцию мисс

«нежность». — Простые стальные, как правило, отечественного производства, трубы

оцинкованные, медные паяные системы, пластиковые клееные трубы и металлопластик.

Я сидела на тумбочке перед телефоном и, широко открыв рот, водила сиреневым

фломастером на клочке детского рисунка — сработал профессиональный инстинкт: это надо

записывать!

— Проблема в ванной комнате? Санузле? Кухне? — спросил голос, не дождавшись моего

вердикта по видам труб.

Это, может, у вас ванная КОМНАТА, обиделась я про себя, а у меня просто ванна —

резервуар, вокруг четыре стены. А санузел у меня в соседней комнате, и мы называем его

просто — унитаз. И, кстати, у меня нет сантехнического оборудования, у меня просто трубы.

Ну да ладно.

— В ванной комнате, — ответила я. — Вода капает из-под умывальника.

— Вы пытались устранить течь самостоятельно?

Пыталась ли я? Да. Я закрутила краны. Крепко. Не помогло. Интересно, на языке

безупречного сервиса значит ли это, что я пыталась?

— Скорее нет, чем да.

Я искренне надеялась, что пространными ответами смогу прекратить эту оду ново-модным-

типа-евро услугам, и мы перейдем к делу. Ага!

— Уточните место течи!

Это напоминало розыгрыш, но я решила держаться до последнего.

— Я же вам сказала: капает в ванной, из-под умывальника!

Не представляла, что место течи можно указать еще подробнее.

— Вы меня не поняли, — снисходительно улыбнулся голос. — Нужно конкретизировать, какой отрезок трубы дает течь (!). Зайдите в ванную, внимательно посмотрите на трубу, убедитесь, что система у вас действительно железная, в смысле стальная, как вы утверждали

ранее, и проверьте место вокруг накладной гайки, чаще всего труба дает течь в районе

резьбы, между поджимной и накладной гайками (!).

Весь этот спич голос произнес, не сбавляя нежности ни на грамм. Исключительно из

уважения к этой потрясающей женщине со странным, но оправданным именем

«Обслуживание-сантехнического-оборудования-слушаю-вас!» я пошла в ванную. В ванную

КОМНАТУ.

Хозяин квартиры, видимо, был художником. Несостоявшимся. Любил, бывало, порисовать

масляной краской по трубам. Наверняка делал это часто или даже слишком часто. Толщина

краски тщательно скрывала место расположения вышеупомянутой резьбы. То есть никаких

гаек я не обнаружила, ни поджимных, ни накладных.

— Гаек нет, — честно призналась я.

— А трубы какие?

— Белые. Маслом.

— Тогда нам придется включить в предварительную расходную смету диагностику, —

сообщила «нежность».

— А сколько это стоит? — меркантильно поинтересовалась я.

— Все будет зависеть от сложности диагностирования…


Моим трубам сделают УЗИ!? А может, даже не обойтись без энцефалограммы?! Томограмма?

Кардиограмма?! Я мысленно перевела диагностику в гривны по курсу человеческого

эквивалента. Не так уж сильно и болит, в смысле капает!

— Скажите, а если заниматься самолечением? Что бы вы посоветовали?

— Вы хотите попытаться устранить течь ДО приезда специалиста?

«ВМЕСТО», — подумала я, а вслух ответила:

— Я смогу «пригласить специалиста» только завтра. А сегодня хотела бы ВРЕМЕННО

«устранить течь»!

— Попытайтесь, конечно, — «нежность» приобрела ментоловый оттенок. — Для этого

нужно…

Я схватила фломастер:

— Сначала уберите все лишнее из-под мойки (странно, у меня там только тазик, в который, собственно, и капает, как же я его уберу?!)

— Подведите с помощью удлинителя к мойке настольную лампу (я была уверена, следующим пунктом пойдет «возьмите любимую книжку и почитайте там до прихода

специалиста». Но не все так просто!).

— В задней полочке мойки обычно есть четырехугольное отверстие. В него вставляется

верхняя часть смесителя. Она закрепляется на полочке с помощью поджимной гайки, а

уплотнение достигается установкой двух металлических шайб и двух резиновых прокладок.

Чаще всего течь начинается потому, что эти шайбы и прокладки меньше нужного диаметра, в

вашем случае они могли стереться от ветхости или сместиться, поэтому возникла щель, в

которую и стекает вода.

Я слушала, как завороженная, и промолчала, конечно, о том, что гайки искала где-то в

середине трубы. Мне казалось, что они должны быть именно там...

Все-таки как важен в человеке голос! Рассказ про гайки мне очень понравился. Более того, я даже заглянула под мойку, туда, где «четырехугольное отверстие». Иллюстрация оказалась

менее

завораживающей.

Искренне

поблагодарив

«мисс

нежность — обслуживание-

сантехнического-оборудования-слушаю-вас!», я положила трубку и набрала номер ЖЭКа.

— Здравствуйте, могу я вызвать сантехника?

— Шо у вас?

— У меня возникла проблема в ванной комнате. Скорее всего, в процессе пользования

смесителем разболталась поджимная гайка, также, возможно, стерлось уплотнение, я имею в

виду две резиновые прокладки, которые находятся между…

— Валя, это ты?!

— Нет, меня зовут Аня.

— Ой, а я подумала, это меня Валька из 22-го разыгрывает, так шо, у вас труба потекла?

— Да. Кстати, забыла сказать, у меня труба, скорее всего, обычная, стальная, отечественного производства, но сильно закрашена краской, поэтому диагностика

затруднена.

— Валя?!?

— Нет.

Сотрудница ЖЭКа с «пэрэляку» забыла поинтересоваться моими законными основаниями на

вызов специалиста. Через два часа в дверь позвонили.

— Сантехника вызывали?

Фраза анекдотическая. Я улыбнулась. Сантехники не меняются. Машину времени

придумали ЖЭКи. И хранят этот секрет от нас, прикидываясь нищими организациями. Да, они

— номинанты на Нобелевскую премию! Потому что знают секрет вечности. Все течет, все

изменяется… Только не сантехники с их налипшей на сапоги грязью, черными руками и

устойчивым перегаром. Жалкая попытка рекламистов перепозиционировать НАШЕГО


сантехника в некоего улыбающегося мачо в синей униформе с треском провалилась. Вот она

— настоящая бессмертная классика — с клочком пакли в одном кармане и с мотком

проволоки в другом. Человечество придумало Интернет и хай-тек, а сантехникам по барабану.

Я поняла — они правят миром.

— У меня труба течет, — призналась я, не выпендриваясь.

— Ща глянем, — сказал мужчина и потопал в ванную, оставляя на ковре цементно-

черноземное месиво в виде следа ноги размера 45-49. И не надо думать, что на потертой

фуфайке его написано что-то типа «Реформа ЖКХ». Нет. Там ничего не написано. И слава богу.

— Прокладка сдохла, — сказал он, не касаясь моего «сантехнического оборудования».

— Патологоанатом, — подумала я.

— Щас сделаем! — сказал и добавил несколько слов, которые на русский язык не

переводятся, какое-то специальное заклинание для устранения течи.

Оказывается, замена прокладки — совсем не сложная операция. Проводится под местной

анестезией,

без

предварительных

рентгеновских

снимков.

Стационарное

лечение

необязательно.

— Ты трубы менять собираешься?

— А что, надо?

Велик и могуч русский язык. Из нескольких последующих предложений я вычленила четыре

знакомых слова: «стояк» и «мало не покажется». Не то чтобы я матюков не знаю. Я знаю, просто не в таких падежах, склонениях и не с такой изысканной формой суффиксов и

окончаний. Интуитивно я смысл уловила. Перевожу близко к тексту: если вовремя не поменять

трубы, в смысле не заменить устаревшее сантехническое оборудование на новое, с ними

может случиться ужасное (дальше неразборчиво), и соседи, преимущественно снизу, будут

крайне недовольны этим фактом.

Абсолютно согласна. Когда-то, на старой квартире, «ужасное» уже случалось со мной. Дело

было в новогоднюю ночь. Да, да, в новогоднюю. Мы были у друзей в соседнем доме, и так

хорошо было, что уходить от друзей из соседнего дома совсем не хотелось. И вдруг (именно

вдруг) мне понадобилось домой. Я стала одеваться, друзья бросились меня останавливать, а

мне вот зачем-то понадобилось. Когда приблизилась к собственному подъезду, из него (!), из

подъезда, текла вода. Ручьем, как в кино. Внутри ручейки красиво извивались по стенам и по

лестнице, заливали электросчетчики у дверей. И я, почти атеистка, произнесла фразу:

«Господи, неужели это у меня»?! Ничего не ответил Создатель. Потому что молчание, как

известно, знак согласия. В квартире у меня воды было выше, чем по пресловутую

«щиколотку», а из розеток сверкали фейерверки. Оказалось, просто так, вдруг, в новогоднюю

ночь в трубе, гордо именуемой полотенцесушителем, появилась ма-а-а-а-аленькая дырочка, способная испортить жизнь целому подъезду (света в доме не было все праздники). Смешно?

А кто-нибудь пытался вызвать сантехника первого января в три часа ночи? Нет?

Но все-таки Бог есть, потому что жила я тогда всего лишь на втором этаже и оплатила

ремонт всего шести квартир: собственной, соседской и четырех (!) снизу. Так вот, с тех пор, особенно незадолго до Нового года, мне очень не нравится, когда что-то капает из трубы.

— Надумаешь трубы менять, вот моя ВИЗИТКА, — сказал сантехник, отрывая от пачки

«Ватры» голову (кусок картонной упаковки). Карандаш он достал из-за уха (а где ж еще

носить карандаши, в пенале, что ли?!)

— Спасибо большое, — сказала я и привычно замялась в том месте, когда надо протягивать

деньги. Нет, мне не жалко, просто неудобно как-то. Сказал бы «это стоит столько-то» — и

вопрос решен. Но ему не положено, а мне неудобно. Он оказал мне услугу, отремонтировал

сантехническое оборудование, в конце концов, должна же я (нет, обязана) быть ему

благодарна. Я решила, с учетом отсутствия диагностики и дорогостоящих лекарств, двадцати

гривен благодарности будет достаточно и… не поверите! Десять из них он вернул мне обратно


со словами: «Да ну что ты, я ж ниче не сделал почти, там вообще пластилином можно было

подмазать, сто лет бы держалось, просто ты, это, молодая еще…».

То ли от сомнительного комплимента, то ли от изысканного благородства я скорчила

идиотскую улыбку и ничего не ответила. Развернула «визитку». Не сомневайтесь: «ВАСИЛИЙ.

САНТЕХНИК». А как, вы думали, его должно было звать?!

Еженедельник «MediaPost» № 24 от 7 декабря 2006 г., колонка  «Невыдуманная история»

МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК С БОЛЬШОЙ БУКВЫ

Ее рост 120 см, она на голову ниже моей шестилетней дочери. Ей 33 года. Она говорит на трех языках. Она

ненавидит слово «карлик».

Есть такое выражение «кризис жанра». Не знаю, как для кого, для меня — это когда

сидишь не меньше часа перед монитором, а писать не о чем. А писать-то надА.

И вот идешь ты с горя на улицу, за хлебом. Идешь и размышляешь (может, даже вслух) о

смысле жизни и бессмыслии работы, и обгоняет тебя маленький человечек. Маленький, но

взрослый. И говоришь ты незнакомому человечку с отчаяния: «Пойдем кофе попьем!» А

человечек не озирается пугливо, а неожиданно отвечает: «Запросто!»

— Меня Наташа зовут. Ты из жалости или из любопытства?

Я понимаю значение слова «запросто», но никогда не чувствовала это слово настолько

буквально. Действительно, вот так запросто…

— Я журналист.

— А-а-а-а, понятно.

Не знаю, понятно ли Наташе, что у меня «кризис жанра», понятно ли ей, что я шла за

хлебом и мне нереально свезло в этот вечер, и понятно ли ей, что мне стыдно. Стыдно за то, что мы встретились случайно.

— Меня дядька один из жалости в ресторан водил, представляешь?! Наелась до отвала! А

домой на джипе привез, соседи аж из окон вывалились!

— Не-е-е, — говорю. — На ресторан не рассчитывай, я же сказала — журналист.

Мы зашли в кафе.

— Сейчас все будут пялиться, так чтоб ты знала, это внимание не тебе! — изображая

шепот, шутит Наташа.

— Не поверишь, на меня тоже внимание обращают. Иногда, — подыгрываю я ей.

— Та! Считай, ты вообще не существуешь, по сравнению со мной!

Наташа смеется. С первых ее слов, со слова «запросто», я понимаю — мой человек. Есть

такое ощущение, оно даже не из общих тем возникает, а из похожего чувства юмора. Когда

люди шутят в одном стиле и смеются над одними и теми же анекдотами.

Когда она забиралась на вполне стандартный стул, я невольно улыбнулась.

— Смешно?!

Она говорила иронично, но по-доброму, за весь вечер я не почувствовала ни агрессии, ни

обиды, ни слез, ни соплей, ничего такого, чего обычно ожидаешь от «не такого» человека.

— Смешно, — честно признаюсь я, и она хихикает.

Двое мужчин за столиком обернулись и минуты три (как это долго!) рассматривали мою

спутницу.

— Знаешь, о чем они говорят?! Они решают: карлик я или лилипут.

— Почему ты так уверена?

— Шутишь?! Мне тридцать три года, я могу диссертацию написать на тему «Особенности

психических реакций нормальных людей при виде особей на метр ниже».


Из ненаписанной диссертации Натальи К.

«Лилипутов придумал Свифт (Д. Свифт «Приключения Гулливера». — А.Г.), в смысле слово

«лилипут», но он молодец, потому что так проще отличить маленьких людей с абсолютно

разным диагнозом! Наша патология в больничной карте звучит как «нанизм» (от греч. nanos —

карлик). Не вздумай улыбаться и всякие там пошлые ассоциации выдавать! Так вот, есть

пропорциональный и непропорциональный нанизм. У первых все в порядке с пропорциями, просто у них проблемы с гипофизом, не выделяется гормон роста, и они не растут, у вторых

проблема с хромосомами, и у них не растут только конечности. Вот. Я откуда все знаю — у

меня была подруга виртуальная, мы в Интернете переписывались, так вот она лилипут. Мы все

спорили, кто из нас несчастнее (смеется), читали, присылали друг другу ссылки, информацию.

Знаешь, лилипутами рождаются, они сразу такие мелкие детеныши, но их можно лечить! Если

вовремя заметить болезнь и колоть гормон роста, то они и по полтора метра вырастают.

(Задумалась на несколько секунд.) Зато они не рожают детей, не могут. Но они женятся друг

на друге! Кстати, ты знаешь, они никогда не разводятся! Это мне «Гном» сказала, ну, ник у нее

такой был, тоже мне, соригинальничала. :) А я нормальная родилась. Я вообще нормальная

была где-то до трех лет. А потом голова растет, а ноги нет. Ой, а они стареют, очень страшно, сморщиваются сильно и становятся похожи на гоблинов. Помнишь Фреда Набоковского (речь

идет о рассказе Набокова «Картофельный эльф». — А.Г.), так в книге он называет его то

лилипутом, то карликом, это неправильно, хоть и в словарях эти слова часто дают как

синонимы. Ее, Гнома, часто с ребенком путают, представляешь, ей в «Макдоналдсе» шарик

дают! А мне нет».

Наталья замолкает. Вообще она говорит быстро, с запалом, с блеском в глазах, с живой

мимикой, такой интересный рассказчик, которого хочется слушать. Иногда замолкает.

Ненадолго.

— Скажи, а «карлик» — это обидное слово?

— Еще какое! Вообще ненавижу слово «карлик», когда его произносят другие. Сама могу, запросто, а вот когда слышу, бешусь. Особенно в очереди где-нибудь: «Я вон там стою, за

карликом». Представляешь?! Ужас, убить готова. Если бы я так говорила: «Я вон за тем

уродом-великаном занимала!» Хуже «карлика» только «карлица» — это вообще кошмар. Ой, как меня только не называли: и «квазимодо», и «гоблин», нет бы эльф, а то и «пигмей», и

«метр с кепкой»…

— Странно, при таком количестве «эпитетов» ты такой жизнелюбивый человечек!?

— «Человечек» — это ты хорошо сказала, «человечек» мне нравится. Знаешь, я в поселке

росла и до конца школы не ощущала ничего такого, все меня знали с детства и воспринимали

нормально, как так и надо. Поэтому у меня детских комплексов не было почти. Отец был в

колхозе уважаемый человек. Они у меня нормальные, кстати, и отец, и мама, и сестра

старшая. И я тебе хочу сказать, у меня было вполне счастливое детство. А вот когда школу

закончила и поехала поступать в город (Наталья поднимает указательный палец, подчеркнуть

ВСЮ значимость населенного пункта), тогда все и началось. Но я же не маленькая была, поэтому, наверное, выстояла, что ли.

— Может, вино? — болтать с «человечком» было интересно и приятно, а кофе уже «не лез».

— Ты что?! Ты представляешь себе пьяного карлика?! — она захохотала.

Обожаю людей, которые умеют шутить над собой. Любопытные мужчины за соседним

столиком снова обернулись.

— А сейчас они о чем говорят? — спросила я у собеседницы.

— Сейчас, — Наталья смерила взглядом количество бокалов на соседнем столе, — они

обсуждают сексуальность инвалидов. Знаешь, о мужчинах-карликах ходят легенды. Точнее, об

их сексуальности, мол, нормальные бабы за ними бегают, так все у них замечательно.

Извращенки, наверное, хотя черт его знает, я не проверяла.


Последнюю фразу она сказала без свойственной иронии, я интуитивно почувствовала, что

тему личной жизни поднимать не стоит.

— Кто ты по профессии?

— Переводчик. Английский, французский, немецкий чуть хуже.

— Ух ты, здорово!

— А ты думала, выражение «ума, как у лилипута» правдивое?!

— Не думала. Я вообще никогда не думала о маленьких людях.

— Ну и правильно, что о нас думать, мы люди маленькие, — захихикала она.

Все-таки мой человек. Человечек.

— Ты достаешь до окошка с жетонами в метро?

Доверительный тон моей собеседницы, ее собственные приколы позволяли мне такие

вопросы запросто. :)

— Та еле-еле. Причем продавщицы там меня не видят в упор. Чтоб сказать: «Дайте два», приходится подпрыгивать. Дома у меня все под меня, под мой рост и выключатели, и полки, и

специальное положение на гладильной доске. Все отец сделал. Сам.

Когда Наталья поступила в институт, она наотрез отказывалась жить в общежитии.

Ей хватило одного дня там или даже одного слова (чьего, уже и не помнит). Чтобы

расплакаться, собрать чемодан и побежать к телефону. Звонила отцу: «Не останусь здесь, не

буду учиться, не стану жить в этом общежитии, заберите!» Отец приехал в тот же день, снял

квартиру и поселился там вместе с дочерью. Полностью все переделал, переставил полки, мебель, чтоб родному «человечку» было комфортно. Вот только лифт. Чудо городской техники

совершенно не желало везти 30-килограммовую Наталью на 12-й этаж.

— Ой, куда он только не ходил, не звонил! Даже механизм придумал, он же у нас механик

от Бога, как лифт переделать, чтоб тот легкий вес поднимал. Но ему везде отказывали.

Однажды я с ним пошла в какой-то там «Лифттранс», что ли, услышала папин голос из

кабинета, он какому-то чиновнику кричал: «Вы понимаете, ребенок — инвалид!» Я

расстроилась до слез и сказала ему, что буду ходить пешком, и никакой лифт мне не нужен, и

я НЕ ИНВАЛИД! — и добавляет тут же: — Инвалид, конечно, но как это неприятно слышать!

До 18 лет люди с маленьким ростом считаются инвалидами детства, после 18 инвалидность

дается по росту. Ниже 140 сантиметров — III группа, ниже 120 — нерабочая II.

Маленькой Наталью родители повезли в санаторий на море. Она до этого никогда на море

не была и ужасно рвалась в поездку. Там она впервые услышала, точнее, прочла на одном из

плакатов в коридоре это словосочетание — «ребенок-инвалид». Помнит, как спросила у мамы, что это за слова? Мама ответила: «Это когда ребенок не может сделать что-то такое, что

могут остальные дети».

— А с чем трудности чаще всего?

— С высотой, конечно же. Как я детей понимаю! Прихожу к знакомым великанам (так

Наташа ласково обзывает «нормальных» людей), сидим на кухне, пиво пьем, а я кошусь из

коридора на выключатель возле туалета и прикидываю: допрыгну — не допрыгну? А иногда, наоборот, удобно, закатит, например, собака мячик под шифоньер, ребята меня зовут:

«Наташка, достань, тебе и наклоняться не надо». Или заходишь в кабинет к кому-нибудь, или

в дом, или в кафе, сразу оцениваешь высоту стульев. Вот тебе легко сесть и придвинуть стул к

столу, а мне — целое дело! Ну не беда, у меня всякие секретики есть. Не выдам! А вот по

улицам ходить с великанами неудобно. Мне одна знакомая однажды сказала: «На концерт с

тобой пойду, но поедем порознь, потому что мне с тобой неудобно»! Думаешь, мне удобно?!

Голову задирать приходится. Вот погуляешь часик с великаном, поболтаешь непринужденно, а потом шея весь день болит.

— А ты общаешься с людьми такими же, как ты?


— Почти нет. Даже, наверное, намеренно избегаю такого общения. Плакаться друг другу в

жилетку? Какие мы не такие? Мне приятнее с «нормальными» общаться, вот с тобой, например.

Вот лилипуты, они часто общинами живут, их по одному не встретишь нигде.

Да и работают маленькие люди часто вместе. В цирке, например. Я бы в цирк ни за что бы

не пошла. Словосочетание «цирк лилипутов» для меня, как «зоопарк карликов» — одно и то

же. Вот в кино бы снялась, где-нибудь в «Гарри Поттере», например, правда, если бы феей

доброй, лишь бы не троллем.

— Наташ, это ведь о Фреде из «Картофельного эльфа»: «Жизнь его шла по кругу, мерно и

однообразно, как цирковая лошадь»?!

— Да, да. Но не про меня. Я еще за границей не была. Буду обязательно. У меня еще все

впереди. Знаешь, есть такой хороший злой анекдот: «Настоящий карлик должен посадить

бонсай, построить скворечник и воспитать мальчика-с-пальчика. Так вот, я еще о мальчике-с-

пальчике подумываю. Точнее, нет, о девочке-дюймовочке».

P. S. Мы проболтали несколько часов. Как будто встретила старого друга. Прощаясь с

Человечком возле кафе, я уже не понимала, почему люди так странно смотрят на нас?

Еженедельник «MediaPost» № 25 от 16 декабря 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

КИЕВ — ГОРОД КОНТРАСТОВ, ТАКСИСТОВ, СТРОЕК И ГОСТИНИЦ

«Командировка-а-а-а!!!» Как много в этом звуке… Нас пригласили в столицу освещать «эпохальное» мероприятие.

Подписание партнерства между… В общем, между умными и богатыми, чтобы нам, всем остальным, жить стало

лучше, жить стало веселее. Девять часов мы, я и оператор, провели в Киеве.

Глава первая. Столичное такси

Поезд №63. Где-то на подъезде к Киеву.

— Здравствуйте, можно вызвать такси? Нам бы с чеком, мы в командировку…

— На когда-куда ехать? Ваш телефон, пожалуйста.

— Через 30 минут, у вокзала, ехать в гостиницу.

— Ожидайте. (Короткие гудки.)

Через три минуты

— Синее «деу» возле «Макдоналдса»!

— (?) Мы заказывали через полчаса.

— Ожидайте! (Короткие гудки.)

Через пять минут:

— Вы заказывали такси?

— Да, но не на сейчас.

—Что вы мне голову морочите!? Белое «деу» возле «Макдоналдса». (Короткие гудки.) Перезваниваем.

— Алло, можно еще раз, спокойно? Хотим такси на 7.30 на вокзале, ехать в гостиницу. С

чеком.

— Приняла. Ожидайте. (Короткие гудки.)

Через три минуты:

— Это номер такой-то?

— Да.

— Вас ожидает «деу» возле «Макдоналдса».

Я решила промолчать. Вариантов ответа не было.

В назначенное время мы подошли к «Макдоналдсу». Точнее, попытались подойти. Выставка

«деу» всех цветов и оттенков! Мы выбрали самую синюю.


— Вы ожидаете поезд из Харькова?

— Садитесь быстрее, разберемся! — нервно сказал водитель.

— У вас нет кассового аппарата? Мы просили, нужен чек.

— Разберемся!

Таксист, чертыхаясь на коллег, отъехал от злосчастной закусочной.

— Харьков?

— Да.

— Командировочные?

— Да.

Он не успел закончить мысль, у меня зазвонил телефон. Знакомый голос спросил:

— Заказывали такси на 7.30?

— Спасибо, мы уже сели, «встретились-поехали».

— Как? Вас ожидает белое «деу»!

— Мы едем на синем.

— Передайте трубку водителю.

Голос перезванивал еще как минимум трижды и все сокрушался: как так, мы уехали на

Синем?! Типа Белое обиделось.

Мы глазели по сторонам, пытаясь рассмотреть утреннюю красоту столицы. Башенный кран, еще один, еще, еще... Киев — это огромная строительная площадка. Нам так показалось.

Может, маршрут неудачный?

Подъехали к гостинице. Водитель достал из бардачка засаленный чек на сумму 115 гривен.

— Ща исправим, — сказал он и потянулся за ручкой. Сдвинув брови к середине лба, таксист

долго работал на калькуляторе. Цифра 115 чудным образом превратилась в 32.

— Ну вот, а вы переживали, — успокоил нас мужчина, протягивая почерканную бумажку.

Новый типа-чек выглядел как-то фальшиво, тем более мы ехали максимум десять минут, с

учетом выруливания с «выставки». Я промолчала, мы же в гостях.

Глава вторая. Гостиница

Ни одного автомобиля отечественного производства на гостиничной парковке не

зафиксировано. Мы подошли к ресепшну.

— Здравствуйте, мы из Харькова, нам тут номер заказан…

— Номера освобождаются не раньше двенадцати, — сообщила девушка, не отрываясь от

пасьянса на компьютере.

— Хау ду ю ду, — перебил нас не в тему веселый иностранец.

На ресепшнский русский это переводится как команда: «Вырубить пасьянс и улыбаться». Во

всяком случае, милая девушка сделала именно так.

Мы уселись на шикарный кожаный диван в ожидании положенного времени, вокруг

разложили сумки, камеру, штативы. По холлу шныряли иностранцы почему-то в смокингах (это

в восемь утра-то). Нам не хватало таблички «сами мы не местные, отстали от поезда». От

безделья стали играть в игру «найди человека в джинсах». Не нашли. Зато консьержка

любезно позволила воспользоваться туалетом. Я поняла разницу между «санузлом» и

«туалетной комнатой». «Колонный зал Дома Союзов» — словосочетание, которое у меня

всегда вызывало восхищение. Такая устойчивая ассоциация неоправданного простора и

строгой изысканности. Теперь я знала, как это выглядит. Как «туалетная комната» гостиницы

«Русь». Правда, краны… Они не откручивались. В этой конструкции не было ничего, даже

отдаленно напоминающего вентиль. Из раковины торчал монолитный блестящий хобот без

признаков функциональности. Я «называла фамилию» и «стучала по колесам». Не работало.

Позвонили организаторы, выяснилось, что мы вообще не в том корпусе. С сумками и

штативами мы побрели в указанном портье направлении. Там на стоянке наблюдался


небольшой процент отечественных автомобилей, а на ресепшне не было компьютера. Мы

поселились.

Глава отдельная. ЛИФТ

На шестнадцатый этаж, видимо, селят только соотечественников. Чтобы им было веселее.

В лифте мы провели минут пятнадцать, покатали представителей всех развивающихся и

развитых до безобразия стран. Вверх-вниз. Это развлечение такое. Аттракцион. Нет, нам, конечно, выдали ключ-карточку, но не дали к ней инструкцию по эксплуатации. А кто знал, что

доехать до своего этажа могут только жители гостиницы?! Что прежде чем нажать нужную

кнопку, надо ткнуть карточкой в прорезь?! На первом мы честно нажали кнопку «16» и поехали

вверх. На третьем дверь открылась, заглянул мужчина, ткнул пальцем в оператора с зажатым в

руке штативом и спросил:

—Эн-Тэ-Вэ?

—Йес, йес, — обрадовался оператор.

Мы отвезли щедрого на комплименты гостя на пятый. На шестом к нам снова подсели

иностранцы и нажали кнопку «2 — ресторан». Мы любезно «проводили» их в ресторан, всем

видом показывая, что это у нас просто проявление гостеприимства, такое «рашн-юкреньен

радушие». Они были финны, поэтому верили и сильно улыбались. Мы снова нажали «16». На

этот раз удалось доехать аж до десятого! Счастье было так близко, но лифт снова

остановился.

— ВЫ ДАУН?! — спросил гладковыбритый улыбающийся юноша.

Оператор почему-то обиделся. А что тут обидного?! Вот если бы вы знали по-английски

обращение «ю» и не знали слова «вниз», но очень хотели быть вежливым. Получилось бы «Ю

вниз!?» И еще неизвестно, как бы это звучало на языке принимающей стороны. Но оператор

обиделся, потому что в свете пятнадцатиминутного катания вопрос иностранца выглядел

издевательски уместным. «Хама» мы в лифт не взяли, вспомнили волшебное слово «ап».

Вместо него (слава богу) в закрывающуюся дверь влетела соотечественница в халате и

тапочках.

— Какой вам? — как приятно слышать русскую речь в столичной гостинице.

— Шестнадцатый! — хором ответили мы.

— Карточка есть?

С восьмого раза карточка сработала, загорелся зеленый свет и мы добрались до места.

Глава третья. Номер 16-07

Теперь-то, после лифта, мы понимали, почему вместо замочной скважины в двери — щель, чем сильно разочаровали уборщицу на этаже. Когда мы подошли к номеру, она оперлась на

швабру в конце коридора и приготовилась к шоу. Женщина убирала исключительно на

шестнадцатом и страшно завидовала коллегам с нижних этажей, потому что ей никто не

говорил «хау-ду-ю-ду» и не угощал конфетами. Кодовые замки-прорези были ее единственным

развлечением. Ей не повезло, мы прошли стажировку в лифте.

В комнате 16-07 с первого взгляда хотелось жить вечно. Сильно подкупали ковер и

телевизор. А еще чистая пепельница, работающий кондиционер (зимой!) и встроенное в стол

радио. Перед входом лежала кожаная папка без названия. Открыли.

«Дорогой гость! Мы рады приветствовать Вас в нашей гостинице и желаем приятного

отдыха. Если Вы захотите взять на память аксессуары гостиницы, пожалуйста, ознакомьтесь с

ценами:

Банное полотенце — 50 гр.

Среднее полотенце — 30 гр.

Маленькое полотенце — 15 гр.


Коврик для ног — 25 гр.

Халат — 250 гр.

Информационная папка — 60 гр».

Первым делом оператор уточнил, вписан ли в прейскурант телевизор? Узнав, что нет, счел

это серьезным упущением гостиничной администрации, пошел в ванную и оттуда стал

перечислять все позиции, для сличения. Все, что не вошло в реестр, по умолчанию считалось

бесплатным и автоматически зачислялось в другой список: «Сувениры в Харьков». Зачем

нормальному человеку чепец для душа? А два? А нечего нам обидные объявления

подсовывать! Мы пожалели администрацию — не тронули пепельницу, открывалку и обувные

щетки. Пусть не думают, что мы жадные.

Глава четвертая. Завтрак

Кнопка лифта «2 — ресторан», легкое движение карточкой — и мы на месте. Я поняла, почему иностранцы в смокингах. В 10 утра человек в бабочке играет на рояле. Стало неуютно

в потертых джинсах, но есть хотелось, и мы вошли. Никто не подскочил с салфеткой через

руку и не спросил, «что нам угодно». Весь обслуживающий персонал суетился вокруг

столиков, за которыми бесшумно завтракали иностранцы.

— Скажите, а как тут можно поесть?

— Вилкой, — усмехнулся официант.

— Бу-га-га, — смешно.

Мимо проходила девушка в униформе, новенькая, наверное, еще не зараженная

гостиничной ненавистью к соотечественникам. Она объяснила фуршетную систему и указала

направление к пищеблоку.

Зачем там столько видов еды? Тем более что иностранцы в зале ели только сосиски.

К сосискам мы не прикоснулись и из глубокого чувства патриотизма ели селедку. Появилось

чувство сожаления об отсутствии рядом друзей и водки.

Быстро разделавшись с завтраком, я вышла в холл. К роялю.

— Что вам сыграть, мадемуазель?

«Мадемуазелью» в своих солдатских ботинках и потертых джинсах я себя, мягко говоря, не

чувствовала, а рядом с роскошным белым инструментом выглядела вообще нелепо. Однако, не

задумываясь, парировала:

— «Болеро» Равеля.

Недавно мы монтировали ролик и долго подбирали узнаваемую классическую музыку, запомнила. Он заиграл. Это было красиво. Очень. Я подошла поближе.

— Как вас зовут?

— Илья. Я родом из Донецка.

— Простите мою бестактность, но все ЭТО для жующих иностранцев?

— Что вы?! — возразил музыкант. — Мне хорошо платят за то, что я занимаюсь любимым

делом. Да мне завидуют коллеги из симфонического оркестра! Иностранцы говорят, ни в

одной гостинице мира они не видели, чтобы за завтраком играли на рояле.

В нашей гостинице Илья играл только завтраки (так он выражался), обеды он играл в

другой гостинице, а ужины — в каком-то модном ресторане.

Со смешанным чувством гордости и обиды за державу мы побрели на мероприятие.

Глава пятая. Марш-бросок

Ви коли-небудь бачили Лозівське телебачення у Харкові? (Не хочу никого обидеть, чес-

слово.) Ні?! Я думаю, это очень похоже на «Харківське — у стольному граді Києві».

После съемки помпезных речей и торжественных подписаний мы с оператором отправились

на поиски места для записи стенд-апа (то, что журналист произносит в кадре). Хотелось, чтоб


на заднике был фон — какое-нибудь знаковое столичное сооружение. С камерой, микрофоном

и штативами мы вышли из гостиницы.

— Скажите, а до Кабинета министров далеко?

Самим смешно, а что делать?! Заказывать такси больше не хотелось, тем более что на наши

суточные-командировочные мы бы доехали только до соседнего корпуса, но туда тоже не

хотелось. Под девизом «Погуляем, Киев посмотрим, когда еще придется» мы пошли пешком.

Киевляне, наверное, раньше людей с камерой на улицах не встречали, поэтому оборачивались.

Один мужчина на светофоре не выдержал и ехидно спросил через окошко автомобиля:

— А что, телевидение больше не возят?

— Нам разрешили погулять, — огрызнулась я.

Марш-бросок до Кабмина длился минут сорок. Мы нашли его! Стемнело… Уставшие, но

довольные, вернулись в гостиницу. До поезда оставалось совсем немного времени. Горячий

душ — и по коням.

Глава последняя. Выселение

На ресепшне толкалась группа иностранцев — заполняли бумаги. Девушка-консьержка

пыталась активно участвовать в процессе, широко улыбалась и любезно тыкала ручкой в

графы для заполнения. «Йес» и четыре «ноу» у нее получалось неплохо, почти без акцента.

— Извините, мы выезжаем, спешим на поезд.

— ТЮ, ви шо, не бачите, в мене іностранці?!

— Я бачу, просто спешу, — говорю. — Они же вселяются, им спешить некуда, а у нас

поезд.

— Понаехали, блин! — с презрением произнесла девушка в наш адрес, не переставая

улыбаться пожилому американцу. — Номер какой? Давайте карточки. До свидания.

Процесс занял 34 секунды.

«До свидания» — не то слово.

Еженедельник «MediaPost» № 27 от 28 декабря 2006 г., колонка «Невыдуманная история»

ЗДРАВСТВУЙ, ДЕДУШКА МОРОЗ…

Я верила в Деда Мороза лет до двенадцати. Аж пока не увидела сказочный образ на скамейке перед подъездом.

Пьяный, с бородой набекрень и шубой нараспашку, он распевал матерные песни и запивал их пивом. Миф рассеялся

моментально. С Дедом Морозом паровозом ушли феи, сказочники, волшебники и даже фокусники из цирка. Я выросла.

Волшебный мир собственной дочери я охраняю ревностно и всячески поддерживаю. Может

быть, это и непедагогично, но пока так.

Она, конечно, гораздо современнее, поэтому подыгрывать «сказку» сложнее. Девочка тоже

пишет письма Деду Морозу, но, в отличие от меня, не передает их без конверта, через маму, а

запечатывает и прячет.

— Ты написала письмо Деду Морозу?

— Да!

— А где оно?

— А тебе зачем???

По мнению современной шестилетней девочки, у нее с Дедом Морозом «свои расклады», и

посредники в виде родителей им совершенно не нужны.

— Я брошу в почтовый ящик!

— Здрасте! Он же волшебник(!), неужели ты думаешь, он пользуется почтой?!


В прошлом году дочь заказала Деду Морозу принтер. Ей очень нужно было распечатывать

рисунки, а у нас, видите ли, не цветной. Никакие мольбы-аргументы типа: «Пожалей Деда, это

же тяжеленная вещь, представляешь, как он ее из Лапландии на горбу потащит?!» — не

сработали. Она не уступала: «Вы что, не знаете про волшебные сани? Про оленей? Что же вы

думаете, он пешком пойдет?! Вы на карту посмотрите! Кошмар!»

Трогательный симбиоз логики современного ребенка и старомодной веры в чудо.

Коробка с принтером никак не лезла под маленькую настольную елочку. Даже рядом

поставить нельзя, перекрывала всю. А еще надо ж было незаметно (!) подложить подарочек.

Праздник отмечали у нас дома. Кроме дочки, было еще трое детей. Начиная с одиннадцати

вечера, родители пытались выманить детвору из комнаты, чтобы перетащить надежно

спрятанные в тамбуре коробки. Не удавалось. Решили провернуть главный трюк — «пока часы

двенадцать бьют». А это 12 секунд, между прочим! Вот где наконец понадобились бесцельно

потраченные семь лет спорта. Папа одного из малышей торжественно объявил, что, пока бьют

куранты, нужно крепко зажмуриться и еще раз вспомнить свое пожелание. «Главное — не

передумывать!» — подчеркнул он. С первым ударом часов дети послушно зажмурились и для

надежности прикрыли глаза руками. Мы на цыпочках ломанулись в тамбур. На десятой

секунде четыре коробки (одна из них принтер!) с грохотом грюкнулись на пол. Тем временем

другая мама, стоя на табуретке, цепляла на приоткрытую форточку кусок ваты. Бом-бом…

Чудо случилось!

— ОН залетал! — кричала моя дочь. — Вон кусок бороды на окне!

Кто-то из пап полез снимать с окна чудо-бороду, но «случайно» уронил ее за борт.

Вещественное доказательство существования Деда Мороза унесло ветром.

— Ой, простите, я случайно, — сокрушался «неуклюжий» папа вполне натурально. Дети

особо не расстроились, так как занялись подарками.

Взрослые, по-моему, радовались не меньше. Мужчины с чувством выполненного долга

перешли на водку.

Сегодня моя дочь разучивает стишок к новогоднему утреннику.

Дует ветер со снежком,

Дед Мороз идет пешком,

Он несет большой мешок,

А в мешке его  —  стишок.

— Ни снежиночки, — вздыхает ребенок, с грустью глядя в окно. И переделывает стих.

Очень грязно во дворе,

Дед Мороз идет ко мне,

На плече несет мешок,

А в мешке его  —  снежок.

Она еще не знает, что снежок (я очень надеюсь) будет ей подарком в этом году. Карпаты…

Там Дед Мороз (по прейскуранту) должен будет спускаться с горы на санях. Правда, не с

оленьей, а с собачьей упряжкой, но тоже ничего.

— Мам, а в Австралии есть зима?

— Везде есть зима, только в некоторых странах она жаркая, как лето.

— А Дед Мороз туда ездит?

— Конечно, ездит.

— Да?! А как же ему не жарко в шубе и бороде?! — дочь ехидно прищуривает глаз.

Это значит, начинается поток вопросов, который остановить нельзя.

— Он бреется и одевает майку.

— Гы-гы.

Дед Мороз, Дед Мороз… Когда-то она тоже была Дедом Морозом, правда, еще до рождения.


Я тогда работала в школе, психологом. Школа обычная, бывшая заводская, в общем, не

лицей искусств. Нанять настоящего, в смысле — профессионального Деда Мороза УЖЕ стоило

дорого, а собирать с родителей деньги ЕЩЕ было неудобно. Коллектив в младших классах, как

на подбор — молодые специалистки. Комсомолки. Энтузиастки, блин.

Мужиков у нас не было в принципе, даже физкультурница — баба. Она, кстати, и играла

бабу. Бабу-ягу. Дети потом ее еще долго боялись и физкультуру не прогуливали. Роль у нее

была кровавая, она ссорилась с Лешим (классухой второго «Б») и «изгоняла» его из школы, при этом натурально била метлой по хребту. «Лешего» она не любила по каким-то сильно

личным причинам, поэтому сцена изгнания нечистого выходила крайне натурально.

Сценарий утверждала завуч младших классов. Педагог-консерватор, она терпеть не могла

новаторства, поэтому выцветшие желтые листочки со сценариями из советской, заверенной

ГОСТом школьной программы считала идеальными.

На роль Деда Мороза требовалась «фактурная женщина», а из фактурных была только Вера

Ивановна из третьего «А». Но она была слишком фактурная, к тому же невысокая, и от

заранее утвержденной на роль Снегурочки секретарши Леры отставала на две головы. Такое

несоответствие расценивалось как аморальное, тем более реквизитное пальто-шуба было

шито на мужика не менее двух метров ростом.

На тот момент я была глубоко беременна и собиралась вообще отсидеться в креаторах.

Но оказалось, моя временная фактурность как нельзя лучше подходила к ситуации, тем

более у меня у единственной белые полы раритетной шубы-пальто не волочились по полу...

Вариантов не было.

— Здравствуй, Дедушка Мороз!!! — завопили первые классы.

Борода у меня, правда, была не из ваты, а самая что ни на есть натуральная — старый

парик математички Марины. Жгучая блонда, накануне истерзанная маникюрными ножницами

самым кощунственным образом.

— Здравствуйте, дети-и-и-и-и, — тянула я жутко ненатуральным басом, — вы меня

узнали?!

По сценарию должен был быть именно такой текст. «Для плавного перехода», —

настаивала завуч. После дружного скандирования «ДЕД-МО-РОЗ!» начиналась меркантильная

песенка со словами «Дед Мороз — Красный нос, что принес, что принес?»

— Конечно, узнали! — издевалась на репетициях Снегурочка. — Это же БЕРЕМЕННАЯ

«ПСИХИЧКА»! (Дети называли меня на манер предметников: «математичка», «русичка»,

«психичка».)

Я была активным Дедом Морозом, собиралась играть с «белками» в снежки, прыгать с

«зайцами» под елкой и кружить хороводы со «снежинками». Четыре первых, четыре вторых и

три третьих класса! Где-то в середине этой агонии я почувствовала, что теряю сознание.

Вместо «ватной» бороды «ватными» становились ноги. Утренники проходили в огромном

актовом зале, кроме детворы зрелищем любовались родители и учителя. Опозориться было

невозможно. Пришлось импровизировать.

— Ох, внученька, стар я стал, присяду, ОтдОхну! — басила я, обращаясь к Снегурочке.

Лерка была сообразительной «внученькой» и подыграла мне тут же.

— Может, ты приляжешь дедушка? ХудО тебе?

— Да нет, милая, не настолькО худО мне, присяду, пОди, пОпустит.

Не знаю, как родители, дети точно ничего не поняли, только завуч поменялась в лице. Мы

сильно отошли от сценария.

— Эй, белочки рыжие! — звенела Лерка-Снегурка. — А давайте-ка поставим пенек Деду, он присядет передохнуть, а мы поводим вокруг него хороводы! Зайки, несите-ка Морозу

водицы студеной испить, устал с дороги Мороз наш!


Ничего не подозревающие «белки» усадили меня на стул-пенек и кружили с Внученькой

хороводы. Да так долго, что стошнило зрителей.

Финалом утренника были рифмованные откровения детей. Каждому обязательно надо было

рассказывать стишок Деду Морозу, и непременно лично. А главное, для этого нехитрого

мероприятия каждый норовил взгромоздиться Дедушке на колени.

Вы представляете себе, сколько весит третьеклассник?! На восемнадцатом откровении

Снегурка смотрела на меня с нескрываемой жалостью.

— Ребята! Девочки и мальчики, представляете, у нашего Деда Мороза по дороге из Лапландии

сломались сани! И ему пришлось идти пешком! У него сильно-сильно устали ножки! ДА, ДЕДУШКА?!

— Да, внученька!

— Поэтому, детки, не садитесь, пожалуйста, к Дедушке Морозу на колени!

«Да-а-а, конечно-о-о», — затянули детки, и вместо того, чтобы усаживаться на колени, стали на Дедушку облокачиваться и заваливаться по-всякому.

Сообразительная Снегурка предложила вместо индивидуальных стихов спеть всем вместе

новогоднюю песенку.

«В лесу родилась елочка, в лесу она росла-а-а-а-а-а-а», — дети организовались в хоровод, а

мы с Внученькой стали танцевать медленный танец. Я завалилась на Лерку, как на партнера, вопреки законам жанра. Не сбиваясь с ритма, Снегурочка пела мне на ухо:

— Дедулечка-Морозушка, ну как твои дела?

— Внучуленька-Снегурочка, пока не родила-а-а-а-а! — пела я ей в ответ.

Последний — третий «В». Чувствуя приближение финала, я встала с пенька и покружилась

со «снежинками». «Заек» с «белками» уже не тянула. Кульминационный момент: Снегурочка

размахивается волшебной палочкой...

И вдруг! Вдруг случилось чудо. Обыкновенное чудо. Кто-то прикоснулся ко мне с той

стороны живота. Я впервые почувствовала, как моя будущая дочь «толкается». Удивительное

ощущение...

Шестилетняя девочка продолжает монолог у окна.

— А зачем ему снег?! — рассуждает она вслух. — Он же по небу лететь будет, а тут, у

подъезда, пройдется пешком. Не так уж и грязно, нормально.

С серьезнейшим выражением лица она всматривается в окно. Такая взрослая

рассудительность и такая детская наивность. Наверное, вера в чудо заложена у нее

генетически. :)

P. S. С наступающим! И пусть оно случится! Обыкновенное чудо!

P. P. S. Ни на что я не намекаю!!

Еженедельник «MediaPost» № 03 от 25 января 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

GAUDEAMUS — НЕ ПАРЬСЯ, БУДЬ СЧАСТЛИВ!

Умирает студент, и его спрашивают: «Ты, студент, в какой хочешь рай  —  обычный или студенческий?»

Студент думает: «Ну, в студенческом не интересно, я только что оттуда, пойду в обычный». Приходит, там все

замечательно, сплошное веселье и все бесплатно, только одно плохо  —  каждый день приходит черт и забивает

гвоздь в попу. Неприятно очень. Студент помучился, помучился, попа болит… Пошел к вратам и стал проситься в

рай студенческий, вдруг там лучше? И правда, пустили его в студенческий, там все замечательно и опять же

бесплатно, а главное, не приходит по вечерам черт с гвоздем! Студент думает: «Какой же я был дурак, что с самого

начала не выбрал студенческий рай». Так прошло полгода, он  — счастлив… Однажды стук в дверь, студент

открывает, на пороге черт с ведром гвоздей и молотком: «Ну, что, студент?! Сессия!»


Прошу прощения за анекдот с «бородой», просто он в тему очень. День студента —

прекрасный повод, если не встретиться с одногруппниками за пресловутым «а помнишь!?», то

хоть полистать альбом с черно-белыми фотографиями. Приступим.

Время «ДО»

Вот они мы — в полном составе! Молодые, счастливые, еще ДО свадеб и ДО разводов.

Вот — Катька, еще ДО того, как окрасилась в черный. Это только сейчас ее босс свято

верит в жгучебрюнеточность своей секретарши. А секрет — вот он, здесь, на групповом

снимке факультета психологии. А это Маринка, еще ДО того, как родила троих детей и

поправилась вчетверо. Ой, Наташка в очках, обхохочешься! Кто сейчас рассмотрит в ее

«голубых, как небо, глазах» контактные линзы? А ведь девяносто процентов комплиментов в

адрес «восхитительной» Наташки относятся именно к этой «небесной» детали ее внешности.

Макс! Макс, такой смешной, в спортивных штанах и с гитарой. Здесь его совсем не узнать без

офиса на Данилевского и «лупатого» «мерседеса». А вот мы в общаге с «биологами» пришли

знакомиться, а это мы отмечаем Новый год на крыше (ужас). А это, это кто? Как же его, ну

того, который был влюблен в Ксюху… Или в Ирку…

Первой лекцией по понедельникам почему-то была логика. Полезный предмет, интересный, зачем же ставить его на восемь утра в понедельник!? Логик был у нас классический, с бородой

и в полосатой шапочке.

— Ни один химик не является пчеловодом! — гремел препод в огромной полупустой

аудитории.

Мы спали. Я, как правило, спала на первой парте, потому что была наглая и «все и так

знала».

— Девушка, проснитесь! Что следует из умозаключения «ни один химик не является

пчеловодом»?

— Химики боятся пчел? Пчелы терпеть не могут химиков?

У меня обычно было несколько вариантов ответов, но традиционно ни один из них не был

абсолютно правильным.

— НЕТ! — раздражался логик. — Из этого умозаключения следует, что «ни один пчеловод

не является химиком»!

— Странно?!. —возмущалась я, зевая. —Но, по вашей ЛОГИКЕ, если сказать «ни один

лектор не спит при студентах», то отсюда неизменно должен следовать вывод: «ни один

студент не спит при лекторе»!

Он обижался и остаток лекции аргументированно доказывал собственную правоту. Я

продолжала спорить, а он обижался еще сильнее… Наверняка он был прав со своими

химиками и пчеловодами, просто его предмет поставили в неудачное место сетки расписаний.

В любом случае «пчеловоды-химики» — единственное из курса логики, что я запомнила на

всю жизнь.

Вообще, когда рассматриваешь этот черно-белый мир студенческого альбома, почему-то

меньше всего вспоминаешь лекции. Вроде были интересные и даже очень, но не помню.

Время «ПОСЛЕ»

После лекций мы неизменно отправлялись «тусить». Этот чудный термин включает в себя

всю многогранность молодости, красоты и свободы. Интересно, как это сейчас называется?

Студенческие годы бедны и в бедности своей прекрасны. Вы уже находитесь в том возрасте, когда хочется сходить на рок-концерт и выпить вина с друзьями, но вы еще находитесь в том

возрасте, когда для этого необходимо просить у мамы с папой «гривен десять» и непременно

указать причину.


Классический студент пятнадцатилетней давности отдыхал на скамейках парка Шевченко с

гитарой и пивом. Сегодняшний — географически там же, только пиво в летних кафешках, а

песни под «караоке». А как же неизменные атрибуты свободы?! Рваные джинсы и феньки по

локоть.:)

Мы ходили босиком и упивались осуждающими взглядами прохожих. Мы ездили в Крым на

электричках! Я даже маршрут помню «Харьков-Лозовая» — «Лозовая-Днепропетровск» —

«Днепропетровск-Запорожье», дальше на «собаках». :) Каждая электричка по три часа, во

время проверки билетов — «перекур» в тамбуре.

И кто, кроме вечно голодных студентов, мог изобрести самую веселую игру в мире

«Саранча»?! Второе название — «Еда без правил». Играют в общаге, количество игроков

неограниченно. В каждом общежитии, думаю, на каждом этаже каждого общежития

обязательно есть комнатка заветная, с зановесочками тюлевыми и даже с гладильною доской.

И живут там, поживают три девушки из села Перпендикуляровка Урюпинскозамажайского

района. И родители у них в Перпендикуляровке добрые, даже очень. Высылают им к

праздникам кабанчика жареного, а по будням просто сала и сметаны передают. Много. Так

вот, когда у остальных пятнадцати жителей этажа заканчивается жареная картошка и пиво, надо громко кричать: «Са-ран-ча-а-а»! И бежать стремглав в заветную комнатку. И жевать все, что встретится на пути! По возможности съесть даже сырые крупы и обязательно запить

постным маслом.

Время «СУПЕР»

Колхозы! Интересно, сейчас еще студенты ездят оказывать безвозмездную помощь

колхозникам? Если нет, мне их искренне жаль. Потому что поездки «на картошку» — это такой

вид активного отдыха, который по экстремальности уступает разве что рафтингу, а по

«концентрату жизненного опыта, полученного в рекордно сжатые сроки», не уступает ничему!

На первом курсе мы ездили на яблоки. Нашему факультету сильно повезло, потому что

«историки», например, отправились на черноплодную рябину. Вы когда-нибудь закусывали

черноплодной рябиной?!

Демоверсия общественно-полезной жизни выглядела так:

«Здравствуйте, дорогие родители!

У меня все хорошо. Кормят нормально. Утром мы просыпаемся и едем на автобусе в сады.

Там 10 сортов яблок! Надо собрать 30 ведер — это норма. Яблоки вкусные, особенно белый

налив. У нас есть лестницы, так что все безопасно. Обед нам привозят, суп в больших бочках и

второе. Коллектив хороший, вечерами играем на гитаре. В общем, все, как в пионерском

лагере, только нужно работать. Яблок, наверное, год есть не буду. Как у вас? Пишите, жду.

Дочь».

Ну не рассказывать же папе с мамой про десять способов извлечения сока из яблок в

попытке запить водку. Хотя они наверняка бы стали восхищаться «детской» находчивостью.

Пиво с яблоками тоже не фонтан, но когда собираемые ингредиенты съедобны без

дополнительной обработки, это уже «свезло».

Изловив хрупкую сорокакилограммовую девушку Лену… «мальчики посадили ее в

контейнер и засыпали яблоками так, что она не смогла выбраться самостоятельно» — из

докладной записки старосты группы П-24.

На странные звуки, издаваемые Леной из контейнера, откликнулся преподаватель

религиоведения Игорь Иванович. На «Ивановича» он не тянул никак, потому что был чуть

старше старосты и чуть тяжелее Лены. Он прислонил к контейнеру ухо и спросил:

— Кто здесь?


Лена промычала что-то невнятное. А «Игорь типа Иванович», так его называли, вместо того, чтобы попытаться откопать бедную девушку, взялся читать ей лекцию о вреде плохого

поведения. За соседними контейнерами беззвучно ржала группа П-24.

Из-за постоянных, часто изощренных, издевательств со стороны студентов педагог

чувствовал легкую неуверенность в себе, а тут подвернулся неплохой повод безнаказанно

поумничать… Игорь типа Иванович стал в позу лектора, запустил одну руку в карман, а другой

стал по-всякому пафосно размахивать возле контейнера с жалостно мычащей Леной.

—…И я уверен в том, что ваши родители были бы неприятно удивлены вашим поведением, более того, они наверняка пытались привить вам уважение к старшим, и им бы стало стыдно, если бы они видели вас сейчас…

—МЫМАМИМЕ МЕЯ ОМУМА!

Думаю, Лена взывала о помощи... Но преподаватель ее не слышал и наслаждался

собственной нравоучительной речью. Когда наш годовой запас циничности был исчерпан, мы

вышли из укрытия и спасли хрупкую девушку. Лена сильно обиделась, а Игорю типа Ивановичу

стало стыдно, и он в течение следующих двух лет Лену не спрашивал вообще, а зачеты ставил

ей «автоматом».

Время «ВО ВРЕМЯ»

Сессия! Время, когда коришь себя за бесцельно выпитое и клятвенно обещаешь себе же в

следующем семестре НАЧАТЬ учиться!

— Билет №13: «Закономерности основных стадий и феноменов онтогенетического и

функционального развития психики»…. Можно я перетяну?..

— Пожалуйста! Оценка на бал ниже.

— Билет №28: «Механизмы формирования личности в детском, подростковом и юношеском

возрастах, анализ особенностей интеллектуального развития ребенка на различных

возрастных стадиях и возможности целенаправленного влияния на эффективность

умственного развития». Фух! Знакомые слова. Поехали!

Исписанные правилами колени сейчас, наверное, заменяют функции мобильных телефонов.

Технологии меняются, студенты, скорее всего, нет. «Шпоры» — это вообще субкультура.

Попробуйте написать между пальцев основные принципы возрастной психологии. Слабо?! А за

ухом разместить исторические и социальные предпосылки возникновения науки?! Это за

правым, за левым — культурные и биологические детерминанты развития.

На «госах» преподаватели тактично вышли из аудитории, «мы ненадолго, минут на десять».

Нерешительное шуршание шпаргалок сменилось наглым громыханием учебников. Один из

педагогов, которого мы все пять лет звали неизменно «злобный препод», оказался редким

шутником, всю эту оду списыванию он снимал домашней видеокамерой с верхних ступеней

амфитеатра. Правда, дискредитирующая кассета была использована только в качестве шутки

на выпускной вечер. Смеялись все, включая самых «злобных преподов»…

Вообще было весело. И от сессии до сессии, и после сессии, и даже во время.

Я, собственно, чего? Я просто так, чтобы вспомнили. Чтобы открыли фотоальбом, позвонили

одногруппникам, а может, даже преподавателям. Пообщались, посмеялись, а может, даже

поплакали. Потому что время это, студенческое, на самом деле классное, прекрасное, а

может, даже лучшее. С праздником всех студентов! Бывших, нынешних, а может, даже

будущих. :)

Еженедельник «MediaPost» № 06 от 15 февраля 2007 г., колонка «Невыдуманная история»

УЖ ЗАМУЖ НЕВТЕРПЕЖ?!


Мужчинам рекомендуется читать внимательно, местами конспектировать.

Он сделал ей предложение. Предложение назвали Васей. (Юмор.) Будильник звенел, как всегда, мерзко и не по-праздничному. «Восемь часов утра, четырнадцатое февраля», — объявил электронный голос с китайским акцентом. Я включила

радио. «В этот день, — зазвенел FM-голосок, — влюбленные мужчины делают дамам

предложения». Фраза вырвана из контекста. Радио я выключила.

Первый раз мне сделал предложение Вадик из первого «А». Я согласилась. Согласилась

церемонно, с пресловутым «я подумаю», точнее, «я подумаю до следующей перемены». У

Вадика было одно неоспоримое преимущество — он учился в более престижном классе, точнее, в букве (он в «1-А», а я — в «1-Б»). Что само по себе делало его не просто завидным

женихом, а практически суперменом. Это была любовь. Поэтому я не думала. Ведь в семь лет я

еще не знала, что слово «замуж», кроме романтики, пакетом включает в себя грязные носки, неженатых друзей, вредную свекровь и всеобъемлющий термин «я по работе».

Не помню, на каком этапе «подготовки к свадьбе» Вадика перевели в другую школу, но

расставание прошло безболезненно. До выпускного я получила еще штук пять-семь

предложений, что дало основания считать себя завидной невестой. Таинство предложения

превратилось в конвейер и напрочь отбило всякий вкус к самому мероприятию. Я стала

коллекционировать. Коллекционировать руки и сердца (а также «ноги и почки»). В общем, предметом моего увлекательного хобби стали не собственные женихи, а церемониал

ПРЕДЛОЖЕНИЙ.

В коллекцию входит опыт подруг, знакомых и родственниц.

В то время, когда я и мои ровесницы «перебирали харчами», бойфренды были еще

женихами (у родителей это вообще называлось ухажерами), а голливудские шедевры

смотрели только в глубоком подполье. Поэтому привычка в «тот самый момент» дарить даме

кольцо в ресторане не входила в отечественную ментальность. Самый большой изыск — поза

рыцаря.

— Представляешь! — захлебывалась в восторгах одноклассница, романтично прикрывая

глаза. — Он сделал мне предложение в позе рыцаря!

— Ух ты, а как это?

— Темная ты, Анька. Это когда мужчина зовет замуж, стоя на одном колене!

— На левом или на правом?

— Дура.

Нам было по восемнадцать. Чуть позже я увидела эту позу. Очень смешно и неестественно.

Жених опускается на колено (в моем случае с грохотом плюхается) и сбивчиво говорит что-то

невнятное. Происходит это, разумеется, в квартире невесты, а где ж еще на коленях стоять?!

Стоит недолго, нервно озираясь, так как поблизости «прячутся» ее родители.

По позам, пожалуй, все. Особое внимание стоит обратить на невнятное бормотание.

Вариантов немного, если опустить прилагательные и свести монолог к сухой сути, пожалуй, два: «выходи за меня замуж» и «будь моей женой»... («Я прошу руки вашей дочери»

рассмотрим отдельно. :)

В любом случае, не поверите, важны знаки препинания.

Точнее, один знак, вопросительный или восклицательный. Причем наличие этого знака в

конце ПРЕДЛОЖЕНИЯ может запросто повлиять на ответ. Да, да! Не поверите, но моя

коллекция ценна именно этим наблюдением. Вот сравните:

— Любимая, выходи за меня замуж!

Или:

— Любимая, ты выйдешь за меня замуж?

Чувствуете разницу?! Нет? Открываю свой «кляссер»...


Обладатели утвердительных или даже восклицательных интонаций гораздо чаще

получают положительный ответ. Вопрошающие обычно довольствуются обещанием

подумать. Причем время на раздумье прямо пропорционально невнятности. Чем сложнее и

путанее жених излагает, тем дольше «думает» избранница.

Из моих любимых экземпляров (привожу почти дословно, подруга просто близкая, девичники и все такое).

Либретто: они встречаются полтора года, ей 24, ему 28, женаты не были. Хотят. Оба.

Причем друг за друга. Он в обычной жизни проявляет все признаки адекватности.

Мизансцена: кухня (ее), на столе кофе, бутерброды с сыром.

Он (без контекста): — Я это... Ты что делаешь двадцать восьмого августа?

Она (искренне не понимая): — В каком смысле?

Он (лукаво): — В прямом.

Она (ехидно): — Сейчас загляну в свою бальную книжечку!

Он: — Я это... Подумал... Может, мы поженимся?

Она (раздраженно): — Ты делаешь мне предложение?

Он: — Нет, я это... Спрашую(!)

Она (нервно): — Что ты спрашиваешь?

Он (уши малиновые, на лбу капли пота): — Бутерброд доедать будешь?

Она: — Нет.

Он: — Я доем?

Она: — Ты про бутерброд спрашивал?

Он: — Нет, я это... Узнал в ЗАГСЕ: если в субботу подать заявление, то двадцать восьмого

распишут.

Она: — Леш, ты дурак?

Он: — Лен, ты чего?

Она: — А я это... СПРАШУЮ!

Ленка с Лешкой все-таки поженились, только не двадцать восьмого августа и не того года.

Поженились без церемоний, потому что Кирюшке было уже четыре месяца. Потом они

несколько раз пытались разводиться, но Кирюшка сильно хотел сестричку или собачку, а на

собак у Ленки аллергия. :) В общем, классика. Спустя восемь лет после ПРЕДЛОЖЕНИЯ Ленка

на той же самой кухне признавалась мне. Тихо, чтобы дети не слышали.

— Знаешь, мне тогда таки надо было подумать, точнее, задуматься. Когда услышала это

«может, поженимся?» Он спросил, понимаешь?! Спрашивал, а не утверждал. В этом «вопросе» и

был ответ.

Я как дипломированный, но не состоявшийся психолог, стала приставать с дурацким

вопросом ко всем знакомым особям женского пола: «Спрашивал или утверждал?»

Знаете, что потрясло?! Восстановить текст про руку и сердце могут единицы, а вот знак

препинания... Почти все ответили не задумываясь. Помнят! Причем варианты со знаком

вопроса чаще совпадают с последующими разводами.

А словосочетание «Я прошу руки вашей дочери»!? (Я даже не знаю, какой знак поставить в

конце предложения). Это вообще из избранного.

Либретто: ей 19, ему 22, студенты, жить негде, денег нет. Замуж хотят. Хотят по причинам, пардон, физиологическим. Негде просто.

Мизансцена: День рождения жены брата по папиной линии. :) Семейный стол. За столом ее

родители, родственники. Он поднимается, говорит тост.

Он: — Я хочу пожелать имениннице здоровья, счастья, успехов и... (поворачивается к папе

невесты) попросить руки вашей дочери. Все чокаются. Дочка давится салатом, мама нервно

стучит ей по спине, папа отставляет бокал с шампанским и наливает себе водки.


Она его потом три часа пытала: «Почему мне не сказал, почему сразу отцу?». И что, вы

думаете, он ответил?! «Та мужикам договориться проще!»

Эти, кстати, поженились и развелись через год, жених-муж до сих пор общается с ее папой.

Хорошо, сейчас есть Интернет, вводишь в поисковик вопрос «как сделать предложение» и

получаешь четыре тысячи пятьсот сорок семь ответов. Просто инструкция к применению

какая-то.

1. Романтический ужин  —  классика, при условии, что это один из самых дорогих ресторанов. Выберите дорогие

блюда и изысканное вино. Можно просто опуститься на колени или же попросить официанта положить кольцо в

десерт. (Прикольно, хорошо бы еще пометку типа: «Если вы студент, на ресторан займите у

папы, также на вечернее платье, кольцо и смокинг. Папа мальчик, он поймет».) 2. Экстремальный вариант. Можно сделать предложение в «Макдоналдсе» или в торговом центре, но только если

вы уверены в том, что ваша подруга поймет вас. Главное, не забудьте про кольцо! (Это, видимо, вариант-лайт, для студентов, интересно, кольцо можно без бриллианта?)

Вот это мне тоже очень понравилось:

3. На самом верху Эйфелевой башни захватывает дух от высоты и красоты. Ах, Париж, Париж! Столица

влюбленных  —  кто сможет отказать? Конечно же, если вы уже были там, почему бы не попробовать Колизей в

Риме или гондолу в Венеции. (На выбор предлагаются Мальдивы, Финляндия, острова Фиджи или

кругосветное путешествие.)

Считаются романтичными также прыжок с парашютом и нырок с аквалангом. :) Более распространенный вариант, квартирный, дословно звучит так: 4. Если вы с любимой не любите выходить из дома, то в выходной встаньте пораньше, приготовьте завтрак, разбудите спящую красавицу поцелуем и произнесите, что если ей нравятся такие пробуждения, то ей стоит выйти

за вас замуж. (Правда, не сказано, сколько еще выходных жених обязан выполнять ритуал

пробуждения после свадьбы. А жаль.)

Нет-нет, никакого пессимизма. Просто коллекция обязывает поделиться с читателем. :) P. S. Когда дописывала статью, в редакцию забежала Светка Фролова, она снимала

тематический сюжет ко Дню Валентина во Дворце бракосочетаний :) и объявила: «В Харькове

разводов больше, чем свадеб! Прикиньте?!»

P. P. S. Нет, нехорошо так заканчивать. С праздником, товарищи влюбленные!

Еженедельник «MediaPost» № 08 от 1 марта 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

ХОЧЕШЬ ПОСЕДЕТЬ, СПРОСИ МЕНЯ КАК

—  В Харьковском цирке готовят аттракцион со львами!   —  сказала выпускающий редактор отдела новостей.

Я дозвонилась сразу. Алексей Житницкий, директор цирка, оказался очень контактным

человеком. Я спросила: «У вас львы?» Он ответил: «Семь». Я спросила: «А можно напроситься с

оператором на репетицию?» Он ответил: «Не вопрос!»

Редкая удача. На самом деле договориться о съемках зачастую гораздо сложнее, чем

собственно снимать сюжет. А ситуация, когда с момента появления темы до окончательной

договоренности о съемках и интервью проходит пять минут, вообще почти фантастическая. Я

испытывала профессиональную эйфорию.

Цирк, в котором не играет оркестр, не верещат дети, не гремит голос конферансье и не

сверкают одежды артистов — это совсем другой цирк. Из знакомых ощущений — только

запах. Причем запах цирка усиливается за кулисами. Я никогда не была за кулисами. Там, в

коридоре, за заветной шторкой, бродят артисты и разбросан реквизит. Обручи, мячи, тумбы, клетки. Клоуна я узнала по рыжим волосам. Он разговаривал с пуделем. Пудель что-то

отвечал, но я не расслышала. У входа стоял большой железный шар, то есть сфера из

нескольких металлических обручей, в нем сидела маленькая худенькая девушка.


— Зачем она там сидит? — поинтересовалась я у директора.

— Привыкает.

Я решила не уточнять. На манеже репетировали воздушные гимнасты. Мне показалось, совсем мальчишки. Они были в обычных спортивных костюмах и от посетителей спортклуба

отличались только тем, что подбрасывали друг друга в воздух. Манеж был покрыт не ярким

алым ковром, а потертым-потертым красным. А внутри мягкий! Так интересно, каблуки

проваливаются, как в песок.

Мы уселись с директором в первом ряду. Я оглядывалась по сторонам, восхищалась и

задавала глупые вопросы. Он смеялся.

— А когда выйдут львы?

— Через десять минут.

— Они на поводках?

— Гы.

Алексей Житницкий — серьезный мужчина в костюме. Он успевал отвечать мне, командовать осветителями, делать замечания гимнастам и рассказывать оператору, где

лучшее место съемки.

Я узнала, что в Харьковском цирке постоянной труппы нет. Все гастролеры. Узнала, что

жонглер тренируется каждый вечер по два часа, чтобы выйти к зрителю раз в неделю на

десять минут. Узнала, что аттракцион со львами, который мы приехали снимать, уже почти (!) готов, и в сентябре (!) состоится премьера. А начали его готовить два (!) года назад. Я узнала, что двухлетний лев считается подростком. А пять подростков за одну двухчасовую репетицию

съедают четырнадцать килограммов мяса! За десять минут до того, как пришли

дрессировщики Вероника и Алексей Пинко, я их уже уважала. Правда.

Вероника и Алексей уже два года живут в Харьковском цирке. В гримерке. Уже два года они

не выходят по воскресеньям на ярко-алый ковер под звуки оркестра. Уже два года они каждый

вечер приходят сюда, на потертый-потертый. Выкормить месячных львят, вылечить их от

болезней (малышей рано отнимают от львицы, чтобы привыкали к человеку, поэтому почти все

они болеют в младенчестве), придумать номера, разработать сценарий репетиций, создать

эскизы реквизита — это только первый этап. А потом… Каждый день. Два года.

Сейчас уже двухлетних львов приучают к оркестру и к публике. Сначала они репетировали

под магнитофон, точнее, даже под радио. А теперь пару раз в неделю на репетиции приходит

оркестр. Когда первый раз музыканты «тихонько» заиграли, смеется директор, львята залезли

под тумбы и полчаса их не могли достать. Не работал ни кнут, ни пряник.

Вокруг манежа натянули сетку.

— Идут, — сказал Житницкий.

Послышалось рычание. Я встала. На самом деле они не шли, а ехали. Пять клеток, выстроенных, как вагончики в поезде, везли рабочие. Торцевые стенки каждого вагончика

открываются. Первый подвозят встык к воротам манежа и открывают. Когда один хищник

выходит, подвозят встык следующий, открывают и так далее. Это не были львята. Это были

львы. Правда, гривы у них еще не выросли. Но лапы! Зубы! Вполне.

Вероника оказалась хрупкой девушкой. В руках у нее была палка. Это была палка-ложка, как потом выяснилось. На заостренный конец она нанизывала кусочки мяса.

Цезарь, Симба, Семен, Персик и Дукат. Только первые три минуты они кажутся

одинаковыми. Они разные. Абсолютно. Почти полтора часа мы наблюдали за репетицией.

Цезарь — вожак стаи, постоянно рычал. Нет, конечно, прыгал с тумбы на тумбу и ходил по

брусьям, как все, но перед каждым телодвижением непременно высказывал «фе». Симба

постоянно засыпал. Прыгнет и уснет. Проснется, кувыркнется и снова уснет. Семен падал.

Падал с тумбы и с брусьев. Причем падал настолько смешно, что смеялся даже папа Леша.

Главное, упадет и идет жаловаться. Как ребенок. Закидывает лапы на плечи и голову кладет


на шею. Обязательно нужно гладить и приговаривать: «Семен, Сеня, Сенечка, ну что же ты, мальчик, так неосторожно…» Вообще-то, Алексей строгий папа. Именно папа, а не

дрессировщик. Он и прикрикнуть может: «Я кому сказал, сын!». А хвалит так: «Молодец, сыночек, умничка!»

Персик с Дукатом братья. Чуть кто-то из «взрослых» отвернется, они начинают беситься

между собой. Кусаются, кувыркаются. Кстати, идею одного трюка подали именно они. Он

называется «Чехарда». Это когда один лев прыгает через другого. «Их даже не обучали, просто, когда они так играли, их хвалили и угощали лакомством. Они запомнили, и получился номер»,

— рассказывает Алексей.

Я, как и большинство взрослых людей, испытываю жалость к животным в зоопарке или цирке.

Странно, но привычных ощущений это семейство не вызывало. Во-первых, они выглядели

сытыми и ухоженными. Хотя перед репетицией их не кормят, такие правила. Во-вторых, я не

почувствовала никакой агрессии ни с той, ни с другой стороны. Люди шутят, хищники играются.

Все — как на детском утреннике. В конце репетиции — смертельный номер, наверное, так это

будет выглядеть на представлении. Дрессировщик Алексей Пинко кормит льва Семена мясом.

Изо рта. На самом деле после неуклюжих падений Семена-Сени это выглядит не так уж

смертельно.

Основная часть репетиции закончилась. Взрослые хищники ушли, точнее, уехали в своих

вагончиках, а вместо них приехал молодняк. Два годовалых львенка после подростков

выглядят, как котята. В манеже остался Сеня. Чтобы малыши привыкали к запаху старшего,

— объяснила Вероника. Маленьких львят пока обучают сидеть, не соскальзывая, на тумбах.

Да, это сложно. Зря, правда, для примера выбрали Сеню. Когда со скользкими тумбами было

покончено, Семену разрешили поиграть с малышами.

Нам нужно было записать интервью с дрессировщиками.

Сетка, которая отделяет человека от хищника, напоминает рыболовную. Когда через нее

смотришь, львы кажутся милыми и очаровательными. Сидишь и умиляешься — котятки.

— Заходи, не бойся, тут только добрые остались, — шутит Алексей.

Я обрадовалась, что злые ушли, и смело шагнула ТУДА.

Вход в манеж представляет собой дверь из толстых железных прутьев с грохочущим

засовом. Альфред Хичкок отдыхает. Делаешь шаг внутрь, и за тобой захлопывается мир.

Красный круг сужается. Сильно. Я не знаю, какой диаметр у циркового манежа, когда там

клоуны, но когда львы, знаю точно — 3,14! Это такая постоянная величина.

Сеня весит около двухсот килограммов. Он хороший, даже смешной. У него просто взгляд

тяжелый. Озорной такой взгляд, игривый. Но тяжелый.

Как только грохнул засов, Семен поднял голову и удивился. Место на шее, где через пару

лет будет грива, приподнялось. Нас разделяли десять человеческих шагов и два львиных

прыжка.

Страх — это предыдущая стадия.

— Не бойся, смотри ему в глаза. Это вызов! Ты сильнее! — подсказывал директор.

Я сильнее?!

Сеня не стал прыгать. Куда ему спешить, он же слышал засов.

Он не шел, он крался. Я успела поседеть и сделать два открытия. Первое — абсолютно

точно знаю, о чем думают кролики перед удавами. Они вспоминают своих родственников

песцов. Не надо думать, что песцы из семейства лис или собак. Это совершенно особенные

животные, они родственники всем видам и подвидам. Особенно людям в клетках со львами.

Зашел в клетку — и первая мысль о песцах. Точнее, об одном из них. Любом.

Второе — адреналин похож на пот. Он такой же липкий и холодный. Только потеют люди, когда бегают или отжимаются, а когда стоят в клетке у льва — это адреналин.


Сеня толкнул меня лапой. Нежно толкнул. Вероника объяснила этот жест как призыв

поиграть. Мне так не казалось. Мне вообще никак не казалось. Ступор. Это единственное

описание моего состояния. Наступил глубокий ступор. Мне даже не было стыдно. Потому что

сектор стыда находился в правом полушарии, а оно больше не работало.

— Погладь, погладь! Не бойся, — уговаривает Алексей.

Вокруг сетки собрались зрители. Воздушные гимнасты явно получали удовольствие от шоу

и, по-моему, даже аплодировали. В цирк во время репетиций редко заходят чужие люди.

Наверное, еще реже бывают журналисты-самоубийцы. Поэтому всем было весело. Не смеялись

только клоуны.

Я положила деревянную руку на мохнатую голову. Этот жест не имел ничего общего с

ласковым поглаживанием животного. Но Сеня отреагировал мгновенно. Он поступил точно так

же, как поступают его мелкие домашние родственники в таких случаях. Попробуйте кошку

погладить по голове. Скорее всего, она попытается вывернуть голову и слегка прикусить за

руку. Не зло. По-доброму. В Сенином исполнении этот жест выглядел, как попытка откусить. Я

пожалела, что «гладила» не левой. Правая мне нужнее.

Умом понимаю: он ребенок, он неуклюжий, смешной и действительно пытается поиграть.

Ему интересна новая тетя в клетке. ОН БЕЗОПАСЕН — в один голос твердят дрессировщики.

Но посмотреть ему в глаза не могу. Может быть, поэтому львов называют царями зверей?

Первый вопрос, который я задала Веронике Пинко, дрессировщице львов, выглядел

банальным, но в последние десять минут моей жизни самым актуальным.

— Вам страшно?

— Нет. Совсем. Мне страшней на улицу вечером выйти. Честно. Я людей боюсь больше, чем

своих животных, потому что мои львы предсказуемы, а люди иногда, к сожалению, нет. Я, наверное, чего-то в этой жизни не понимаю.

Колени дрожали еще не меньше часа. С восторгом рассказывала коллегам о львах, о цирке, об адреналине. А колени дрожали. Позвонила домой поделиться впечатлением.

— Мам, я заходила в клетку ко львам! — из трубки запахло валидолом, и я добавила: — К

новорожденным!

На выходных схожу в парикмахерскую, закрашу седину. А потом обязательно поведу дочку

в цирк. Сеня с товарищами не выступает. Но я буду знать, что где-то там, за кулисами, бегает

и падает львенок. Хищник, который научил меня ощущать адреналин.

Еженедельник «MediaPost» № 09 от 8 марта 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

ТРИ ТЮЛЬПАНА В ЦЕЛЛОФАНЕ

Ну вот, опять. Восьмое марта неизбежно, как Новый год и день рождения. И как бы мне ни хотелось «проболеть»

этот светлый праздник, ОН все равно наступит.

— Дорогая, ты самая лучшая женщина! Я поздравляю тебя с праздником!

И букетик из-за спины — оп!

Чудо свершилось, долг исполнен, можно идти и быть счастливой до следующего Восьмого

марта. Свободна.

Я верю в искренность мужского внимания, мне не нравятся дозы. Один, строго

определенный день в году, — оскорбительно мало. Плюс раздражает обязательность цветов и

комплиментов.

У одного знакомого в блокноте, на странице с датой 08.03, я увидела запись: 1. Цветы — Машке, Лизе Г., маме, Наталье Алексеевне.

2. Позвонить — Андрюхиной Ирке, Рыжей, Катьке с Ленкой.


3. Маринке, Кузьке, Тане Л. — смс.

Не то чтобы мне не жалко Маринку и ее подруг из пункта три, мне за другую половину

человечества обидно. Вспомнить! Записать! Разбить по пунктам! И, наконец, выполнить

намеченную программу. Это насилие над мужчиной, я протестую!

Если честно, запись обидная. Обидная не потому, что кому-то цветы, а кому-то смс. Обидно, что вообще существует запись. Варианты: «обязательно поздравить», «позвонить утром»,

«заскочить в перерыве».

В назначенный день мне хочется спрятаться, чтобы не напрягать знакомых мужчин

собственной половой принадлежностью. Попасть в классификацию по степени внимания или

влияния — ужас. Но страшнее всего — получить от НЕГО пресловутые тюльпаны.

Воображение рисует классический мужской перекидной календарь: 364 белых (черных, зеленых — по вкусу) листа и единственный красный день «Восьмое марта» с пометкой

— «осчастливить».

Ниже — короткая незамысловатая инструкция:

1. Принцип распределения счастья: «Бабе — цветы, детям — мороженое» (главное — не

перепутать).

2. Порция счастья измеряется в цветках поштучно (минимум три).

3. Осчастливливать начинать непременно с утра (пока теплая).

Про целлофан ни слова.

Цветы как явление сами по себе прекрасны. Они красивы, они восхитительны, они пахнут, наконец. Но где вы видели, господа мужчины, чтобы цветы росли в целлофане? В оберточной

бумаге? С бантиками и буклями? Забрызганные перламутром? С искусственными бабочками на

лепестках? А главное, с резиночками на бутонах?!

Тюльпаны. Три. Целлофановорезиночное чудо природы, специально изобретенное по

случаю. Среда обитания — точки продажи цветов, форма приобретения — конвейер.

Вышел с утра, потолкался пару часов в очереди с соплеменниками, закупил «чудо», по

количеству осчастливливаемых, вручил — и можно ставить галочку в календаре.

Зато порция счастья у всех одинаковая. Ну, чтоб никому не обидно.

Я бы предложила этот акт вообще унифицировать, довести до примитивного автоматизма, так сказать. Вместо выращивания вышеуказанных букетиков штамповать таблички:

«Ты такая же, как все, никакая ты не особенная, получи свою ежегодную порцию счастья и

не выпендривайся. Будь счастлива, дорогая!»

Можно было бы их тиражировать заранее, миллионами, и выдавать мужчинам по месту

работы.

Моя подруга Наташка точно знает количество счастья в штуках, которое она получила от

спутника жизни за семь лет совместного проживания. Четырнадцать букетов, или сорок два

цветочка. Три розы на день рождения и три тюльпана на Восьмое марта.

— Нет, он не плохой, он хороший, — уверяет Наташка, — просто...

Просто он проболел ботанику в школе и не знает, что в нашей климатической зоне

произрастает около тысячи видов цветов.

— Мне эти тюльпаны, — откровенничает она, — хочется ему в морду кинуть. Но так

нельзя, он же искренне! Утром бежит на рынок, пока я сплю. Тысячу раз пыталась сказать, что

ненавижу тюльпаны, но не могу, боюсь обидеть.

Конечно, как же обидеть? Ведь он от чистого сердца...

Не верю, что сердце бывает чистым только раз (два) в году. Верю, что не хватает фантазии, воображения, внимания. И раз уже с легкой руки Клары и Розы на проявление чувств

выделено всего двадцать четыре часа, пользуйтесь! Пользуйтесь остальным временем.

У него было 364 дня, чтобы заметить, как она восхищается ромашками. 364 дня, чтобы

услышать фразу:


«Ух ты! Как здорово, я бы хотела…»

или:

«Обалдеть, какая красота! Вот бы весной…»,

или:

«Потрясающий звук!», «О! Какой запах!», «Нереальный дизайн!», и даже:

«Ого! Четыре гигабайта!»

ЗАПИСЫВАТЬ надо!!! Потому что это и есть ОНА. Ее неповторимость и ее желания.

Да, и, кстати, 364 дня, чтобы, извините, накопить на это денег.

Подарки — это вообще отдельная песня. На самом деле Восьмое марта — это не женский

праздник. Это праздник владельцев парфюмерных лавок и магазинов бытовой техники.

Традиционно-весенняя доза женских разочарований: кофеварка, электрочайник, сковородка

(непременно с тефлоном, а как же?!), туда же супер-непригорающий-чудо-утюг, трехскоростная швабра обязательно, крем от морщин, чулки на два размера меньше и, если

шо, розовый коврик для мышки.

Слышали бы вы, как бабы обсуждают потом все это в курилках! Ежегодная номинация на

худший подарок! Мужики, за вас обидно!

Да, угодить женщине трудно. Любой подарок выглядит как упрек. Велотренажер —

толстая, парфюм — дурно пахну, шмотка — не так одета.

Но выход есть! Например, отменить Восьмое марта. :)

Или нет, подарить женщине настоящую весну. Скажем, в Париже. Ну, на крайняк в

соседнем лесу! Представляете, заранее закопать где-нибудь под сосной ключи от «Пежо-307».

Ну, или пусть записку: «Ты — лучшая!» Главное, чтобы этот подарок был только для нее.

И ЧТОБЫ НИКТО БОЛЬШЕ НЕ ПОЛУЧИЛ ТАКОЙ ЖЕ!

(Только никому не рассказывайте, это наш бабский секрет.)

Еженедельник «MediaPost» № 10 от 15 марта 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

ОПЯТЬ ХОЧУ В ПАРИЖ

Сразу должна признаться, что название статьи к содержанию не имеет никакого отношения. А жаль. Просто весна, а весной любой материал хочется назвать именно так. И писать хочется непременно о Париже, ну или о любой другой

европейской столице. Пошел бы даже заголовок «Прага —

    город-мечта». Ну и что, что банально? Зато красиво.

Вообще, на этой неделе на красивое потянуло сильно, эстетические чувства, видимо, птицы стимулируют. Чирикают за

окном с шести утра, спасу нет. Разве можно в таких неадекватных условиях писать о рейдерстве, например?! Трудно.

Так вот, я о красоте, о прекрасном, так сказать.

Утром от Ксюхи пришло смс: «Я приболела, встречу переносим». Не заподозрив подвоха, вся

в мыслях о прекрасном (Париж и все такое), после работы я набрала ее мобильный со словами:

«Собираюсь навестить больную подругу, не знаешь, дома сидит или умотала с

температурой?!». Юмор Оксана не оценила.

— Вообще-то дома, — вяло призналась она, явно не расположенная к гостям.

— Что тебе вкусненького принести? (Я же о Париже думаю…)

— Ничего. Разве что яду, — сообщила подруга и повесила трубку.

Ничего не могло омрачить французского настроения. Ничего, кроме…

Ксюха открыла дверь в темном коридоре, и я инстинктивно потянулась к выключателю.


— Не трогай, — рявкнула она и удалилась на кухню.

Там горел тусклый свет. Но этого было достаточно.

Есть такая рыба, не помню, как называется, с такими огромными непропорциональными

губами, так вот эта рыба отдыхает, точнее, нервно перекуривает в сторонке.

Такого количества лихорадок на один квадратный сантиметр я вообще никогда не видела.

Это были не губы. Это были сплошные раны в нижней части лица.

— ЧТО ЭТО?

— Татуаж.

— В смысле?

— В прямом смысле, красивой хотела быть.

Тема красоты, видимо, модная в этом сезоне. Птицы. Сволочи. До чего человека довели.

Между прочим, красивого человека и, как по мне, с вполне безупречными губами. Правда, ДО

того, как…

Идея перевоплощения в абсолютную красавицу пришла подруге внезапно. Вот так — бац!

Два часа делов и триста гривен денег, подумаешь, жертва! Зато ж потом — «глаз не

отвесть».

Ксюха попеременно наносила на то место, где раньше были губы, какие-то мази. Не

помогало.

— Есть хочешь? — процедила подруга сквозь зубы. Рот не открывался. Сама она уже двое

суток не ела, а пила через соломинку.

— Ты же хотела похудеть, вот заодно и диета, — попыталась я пошутить, отодвигая из

солидарности салат.

По закону сохранения, если рот у человека не работает, другие части лица, глаза, например, становятся очень красноречивыми. Я заткнулась.

Лихорадки сойдут и, возможно, под ними окажутся губы нужной формы и приятного цвета, еще краше прежнего. Меня другой вопрос волнует. Зачем мы это делаем?!

Чего я только не выслушала после «Трех тюльпанов в целлофане»! В основном, конечно, от

мужчин.

— Ой-ой, цветы вам не такие?! Целлофан вам не нравится? А что вы для нас такого

делаете, чтобы мы должны были в фантазии изгаляться? — кривлялся знакомый за

постпраздничным столом девятого марта.

— Мы, между прочим, рожаем! — пискнул женский голос. И началось!

Вечный спор. Классический. По сценарию дальше пошло бритье. Ежедневный акт насилия

над лицом (или тренировка силы воли, я так и не поняла) по-прежнему занимает первое (и

почти единственное) место в рейтинге мужских жертв. Человечество изобрело пластическую

хирургию, липосакцию, подтяжку, имплантаты, наконец, а им все бриться тяжко. И вообще, с

тех пор, как появилась, извините, депиляция, я бы постеснялась бритьем бравировать. А два

часа иголками губы колоть слабо?

Противопоставление, конечно, отвратительное. «Мы — для вас! А вы нам что за это?»

Просто Ксюхино лицо слишком показательное, в тему пришлось. Ведь все эти сумасшедшие

жертвы «во имя красоты» на самом деле имеют вполне осязаемых адресатов. Даже если их

имена не конкретны, половая принадлежность не обсуждается. Ошибочна мысль, что мы это…

друг перед другом выделываемся. :)

Я долго работала в женском коллективе и скажу по секрету: дамы в кабинетах в тапочки

переобуваются. Доковыляла грациозно до рабочего места, каблуки под стол — и в стертые

тапки. А если бы в кабинете работал хоть один представитель противоположного пола?

Сидели бы в каблуках как миленькие!


Неудобная обувь, замазанные веснушки, вредные краски для волос, бесконечно рвущиеся

чулки, непрактично длинные ногти и самым кощунственным образом выщипанные брови —

все, чтобы оправдать гордое звание пола прекрасного. Все для вас.

Весна пришла — наслаждайтесь!

P. S. А в Париже я не была, потому что и в Старом Салтове нормально. :)

.

Еженедельник «MediaPost» № 14 от 12 апреля 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

РЫБЫ ПО ПОЛЮ ГУЛЯЮТ, ЖАБЫ ПО НЕБУ ЛЕТАЮТ

У меня зазвонил телефон.

—  Кто говорит?

—  Слон.

—  Откуда?

—  От верблюда.

—  Что вам надо?

—  Шоколада.

Если найдете русскоговорящего человека, не знающего этих строк, позвоните мне. Хочу на

него посмотреть. Вот она — классика. Бессмертная, непотопляемая режимами и новейшими

технологиями. Сорри за пафос, но правда ведь. «Откуда — от верблюда» — в русском языке

давно уже устойчивое словосочетание, как «нелетная погода», например. Давно — это

больше, чем сто лет назад. В этом году автору знаменитых строк исполняется 125 лет.

Корней Иванович Чуковский — это на самом деле псевдоним. Настоящее имя писателя —

Николай Васильевич Корнейчуков. Классик просто переставил буквы в собственном имени.

Смешно, но даже Word (текстовый редактор ПК) подчеркивает красным фамилию

Корнейчуков, намекая на ошибку, а имя «Корней Чуковский» воспринимает спокойно.

Попросите любого более-менее взрослого человека, не задумываясь, назвать поэта — почти

однозначно это будет Пушкин. А детского писателя?

«Великий русский поэт и прозаик Корней Иванович Чуковский родился 19 марта 1882 года в

Петербурге», — вещает со сцены молодая учительница с раскрасневшимися щеками. Детвора

в зале шумит и ерзает на стульях. Конечно, они знают «Муху-Цокотуху», они не знают

словосочетания «поэт и прозаик».

Сюжет к юбилею классика на языке журналистов-новостийщиков называется «вкусняшка».

Правда, это куда приятнее, чем снимать лопнувшие трубы или рухнувшие стены, конфликты

застройщиков или политические дебаты. А тут еще и школьники отмечают. Сами позвонили, сообщили: так, мол, и так, отмечаем юбилей, стихи будем читать, сценки ставить и все такое.

Дети, костюмы, «Айболит» и «Федорино горе», ну что может быть позитивнее?!

Насмеялись. Паук-злодей в костюме Спайдермена — это что-то. А Муха-именинница в маске

Пчелки Майи, героини импортных мультфильмов?!

— А теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться! — заявляет Человек-Паук Пчелке Майе. :) Но все-таки — это Чуковский.


Слушают, читают, цитируют, декламируют, стоя на стульчиках перед умиляющимися

родителями. Моя бабка обожала «Мойдодыра», мама в четыре года читала наизусть

«Айболита», я поступала в школу с «Цокотухой» на устах, а первая книга моей дочери

называлась «Федорино горе». Обалдеть. Четыре поколения!

Один первоклашка сказал, что «У меня зазвонил телефон» — это про его мобилку, потому

что ему часто звонят. Они другие. Но им нравится то, что нравилось нам и нашим родителям.

Потрясающе.

Странно, по идее, им должно быть неинтересно: Чуковский переполнен устаревшими

словами типа «коромысло», «самовар», «кочерга», «ушат». И там совсем ни слова про Спанч

Боба (как, вы не знаете, кто такой Спанч Боб?! О! Как я вам завидую. Скажу по секрету — это

говорящая мочалка!)

Учитель в школе уверяла меня, что устаревшие слова нисколько не смущают современных

малышей, наоборот, привлекают. Это ведь отличный повод для потока вопросов родителю! А

родителю — прекрасная возможность, извините, поржать.

Моей дочери было года три, когда мы «сидели» на «Мухе-Цокотухе».

— Муха, Муха-Цокотуха, позолоченное брюхо!

— Мам, а что такое «брюхо»?

— Это автор так называет животик.

— Потому что на нем брюхи застегиваются? (Дочь не выговаривала букву «к», заменяла ее

«х».)

Это я не вспоминаю про варианты детской этимологии слова «крендельком» (а букашки по

три чашки с молоком и крендельком).

А как ребенок меня доставал на предмет предоставления когтей паука! Помните: «Где

убийца? Где злодей? Не боюсь его когтей!».

— Вот видишь, — упрекала меня дочь, — а ты говорила — у насекомых лапки.

— Да, лапки, просто писатель так написал, чтобы показать, какой страшный злодей

главный герой.

— У насекомых, может, и лапки, — соглашался ребенок, — а у пауков — когти!

Где-то я вычитала, что феномен Чуковского (именно так называли в школе нетленность его

произведений) в том, что он умел писать именно для детей, скорее коверкая слова, чем, боже

упаси, употребляя штампы или канцеляризмы. Вот вы спросите, спросите у своего чада, кто

такой поэт-прозаик? Что, не? А теперь спросите, кто такая «жидконогая козявочка-

букашечка»! Сколько вариантов ответа вы получили?!

По собственному опыту могу сказать, что писать детские стихи ой как не просто. Слова

должны быть понятны, доступны, сложены в простые предложения и четко рифмованы. Рифма

типа: «Сестра — двоюродная сестра» не подходит. :) Несколько лет назад я писала для

одного издательства. Это была серия книжек «для самых маленьких». Одна из трилогий

«цвет — вкус — величина». Объяснить двух-, трехлетнему ребенку категорию «цвет» в одном

четверостишье — думаете, легко?! Все основные цвета дались мне относительно просто: В синем море синий кит

Синей рыбе говорит:

«Ты как будто мини-я —

Абсолютно СИНЯЯ».

Или:

Белый, белый снеговик

Умываться не привык.

Повторяет то и дело:

«Все равно я самый БЕЛЫЙ».


В общем, синий, белый, желтый, красный — были готовы к печати. Мне звонил редактор и

гневно кричал: «Зеленый давай! Срываем выпуск!». И все такое. Стыдно было признаться ему, что есть один вариант, но он не совсем, точнее, совсем НЕ литературный. Запал, блин, в

голову, и переделать его я никак не могла:

В огороде у петрушки

Есть друзья и есть подружки:

Лук, Капуста, Огурец  —

Все зеленые  —  ........

Выпуск, конечно, напечатали, с другим, как сказал потом редактор, «худшим» вариантом

зеленого:

У петрушки, у зеленой

В огороде есть влюбленный

Лук зеленый и, похоже,

Огурец зеленый тоже!

Прошу прощения, увлеклась. Чуковский.

Читала в воспоминаниях его внучки Елены, что в советские времена произведения писателя

издавали пятидесятимиллионными тиражами! Сегодня в любой книжной лавке бок о бок с

Гарри Поттером стоит сборник Чуковского. Спрашивала. Покупают. А еще есть электронные

версии, аудиокниги, мультфильмы и даже компьютерные игры с героями его сказок, а в

школах по-прежнему самая распространенная театральная постановка — «Муха-Цокотуха».

Может, я преувеличиваю, конечно, не обессудьте. Знаю много людей, которые скажут, что

стихи Корнея Ивановича кровожадные и мрачные. Знаю одну маму, которая принципиально не

читает ребенку этого автора. Согласна: «Волки от испуга скушали друг друга» — может

вызвать неприятные ассоциации. По смыслу. А звучит, по-моему, совсем не кровожадно. Для

ребенка. Для взрослого по-другому. Отец рассказывал мне, что вокруг «Тараканища» ходили

легенды. Легенды шепотом. О невероятном сходстве главного героя — усатого тирана и

одного из советских диктаторов. В общем-то, главного и, по сути, единственного. Хотя сказка

датирована 1921 или 1923 годами (в разных изданиях по-разному) и Сталин был еще не тем

Сталиным. Во взрослом возрасте я, перечитывая, поражалась сходству. Вот, например, приход

к власти:

Вот и стал Таракан победителем,

И лесов, и полей повелителем.

Покорилися звери усатому.

(Чтоб ему провалиться, проклятому!)

А это у меня почему-то ассоциируется с эмиграцией:

А лихие обезьяны

Подхватили чемоданы

И скорее со всех ног

Наутек.

А животный страх, который испытывали перед генсеком? Не напоминает?

Звери задрожали,

В обморок упали.

Волки от испуга

Скушали друг друга...

А это?!

Бедные, бедные звери!

Воют, рыдают, ревут!

В каждой берлоге

И в каждой пещере


Злого обжору клянут.

Да, Корней Иванович написал эти строки задолго до прихода Сталина к власти. Но очень

похоже на какое-то предсказание.

Мы ехали со съемок. Со съемок школьного праздника — юбилея Корнея Чуковского. В

центре города ходили люди с флагами, стояли агитпалатки, собирались пикеты. Я готовилась

к сюжету и взяла из дому томик писателя. Случайно открыла на странице 103...

Замяукали котята:

Надоело нам мяукать!

Мы хотим, как поросята,

Хрюкать!

Свинки замяукали,

Кошечки захрюкали...

Рыбы по полю летают,

Жабы по небу гуляют...

Я снова посмотрела в окно. Неужели таки оракул? Срочно перелистала к концу. Все будет

хорошо! Правда, море синее все-таки подожгут, и будет оно гореть, и будем мы его дружно

тушить пирогами и блинами, и сушеными грибами, но потом все-таки хеппи-энд. Читайте

классику, господа!

Еженедельник «MediaPost» № 16 от 26 апреля 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

НА «ФЭ» НАЧИНАЕТСЯ, НА «И» КОНЧАЕТСЯ...

Кем ты будешь, когда вырастешь? Абитуриентам и их родителям читать обязательно!

Что может интересовать нормального человека в последние дни апреля?! Правильно —

праздники! Вчера по дороге с работы я встретила бывшую коллегу. — Что на майские? —

шаблонно поинтересовалась я. — Что ты?! Какие майские?! Сын ПОСТУПАЕТ!

Она сказала это таким тоном, что мне стало стыдно за все остальное человечество. То, которое в конце апреля может позволить себе мысли о шашлыках.

Слово «экзамен» до сих пор вызывает во мне нехорошие ощущения. А категории «начало

жизненного пути», «ответственное решение», «выбор профессии» давно утратили всякий

смысл. Хотя нет, смысл остался, исчезла причинно-следственная связь с когда-то заветной

аббревиатурой «ВУЗ».

— Кем ты будешь, когда вырастешь? — поинтересовались родители у трехлетней дочери.

— Отгадайте! — заинтриговал ребенок. — На «фэ» начинается, на «и» кончается!

Мои родители ломали голову несколько дней, сдавались и размахивали белым флагом. Я

была неумолима и требовала, чтобы они пришли к ответу самостоятельно. Вариант «ФеллинИ»

меня не устраивал по причине непонимания такого набора звуков. Юмористическое

«ФигушкИ» я не рассматривала, видимо, по той же причине. А «ФиникИ собирать» — мне

казался абсолютно нелогичным и даже издевательским.

Лет через пятнадцать родители повторили вопрос, несколько видоизменив форму.

— Ты уже выросла. Пора выбирать профессию, кем ты хочешь быть?

Теперь вариантов не было у меня. Возможно, первое утверждение было неверным, а может, сказался тот, неудачный, опыт. Психотравма детства, так сказать.


Я попала в первый экспериментальный год, когда абитуре разрешили поступать в

несколько вузов одновременно. С подружкой Виткой мы выбрали два — ИНЖЭК и ХИРЭ.

Страшно вспомнить.

ИНЖЭК — не обсуждался. Просто туда мы девять месяцев отходили на подкурсы. Не

ходить на подкурсы в девяностом было неприлично. А почему мы ходили на подкурсы именно

в инженерно-экономический, я, честно говоря, уже не помню. Могу предположить, что там они

(подкурсы) были дешевле, а может, туда ходил Виткин парень?..

А ХИРЭ — потому что… Мы были на каблуках. :)

В тот самый день — день подачи документов (он же — день «самого главного в жизни

выбора») мы встали рано и оделись модно. На улице пахло сиренью и взрослой жизнью. По-

моему, был июнь.

В очереди на ксерокс (надо было «отксерить» документы, почему-то в шести экземплярах) у

нас с Виткой возникли разногласия по поводу главности выбора. Она считала, что выбор

будущего мужа главнее, чем выбор профессии, поэтому женские вузы и факультеты не

рассматривались. Витка была на 14 дней старше, и к ее авторитетному мнению пришлось

прислушаться.

В ИНЖЭК мы приехали рано. Дверь с устрашающей табличкой «Приемная комиссия» была

еще закрыта, но под ней уже образовалась толпа таких же «модных» и «взрослых». Каша из

желающих осуществить «самый главный выбор», с томиками ксерокопий под мышками, бурно

обсуждала особенности факультетов. Их было штук пятнадцать — выбор усложнялся.

Решили поступить мудро и заодно деликатно. Пропустили всех страждущих вперед и еще

несколько минут подождали в сторонке. Приемная комиссия оказалась огромным кабинетом

со множеством столов, каждый из которых представлял отдельный факультет. Мы выбрали

самый свободный столик, на котором стояла странная, никем не оцененная табличка «АСУ».

Имя Алсу тогда еще было неизвестным, поэтому ассоциаций аббревиатура не вызывала.

Никаких. Подруга протянула документы:

— Здравствуйте, мы очень хотим у вас учиться!

Эту фразу в совокупности с улыбкой Витка два дня репетировала перед зеркалом, что

придавало ей особой, неповторимой фальшивости.

— Да?! — удивлялась женщина в толстых очках. — А знаете ли вы, какую профессию

получают на нашем факультете?

Пауза. «Родители, я выбрала! На «А» начинается, на «У» заканчивается», — подумала я. И

сказала:

— Конечно, знаем! Самую современную, актуальную и нужную профессию!

Тетка расплылась в улыбке и приняла документы. Выбор сделан! На листочках, прибитых

кнопками к дерматиновым дверям, мы изучали расшифровку собственного будущего.

«Автоматизированные Системы Управления» — самое чарующее словосочетание в моей

жизни. До сих пор.

Процедура «главного в жизни выбора» заняла несколько часов, непривыкшие к шпилькам

ноги начали болеть и пухнуть. С оставшейся пачкой ксерокопий мы пошли выбирать запасной

«самый главный». Принцип отбора сузился до географического. В пределах пешеходной

досягаемости был только ХИРЭ.

Очень порадовало гендерное неравенство. Однополых представительниц в коридорах

института радиоэлектороники было раз в семь меньше, чем в предыдущем. Факультет

выбрали, не мудрствуя, по тому же принципу «свободного столика». К стыду своему, воспроизвести его (факультета) длинное название я сегодня уже не смогу, не вспомню. Помню

только, что документы у нас принимал пожилой мужчина. Всячески нахваливал наш

правильный выбор и крайне уважительно улыбался.


Первый экзамен был в ИНЖЭКе. Математика. Школьную алгебру я знала неплохо, более

того, предмет любила и поэтому не готовилась в принципе. На всякий случай мы забили места

рядом с круглыми отличницами, которые на подкурсах вели конспект при помощи трех (!) ручек — синей, красной и зеленой. Мне досталось уравнение всего с одним неизвестным; пара

несложных интегралов и задачка типа — из пункта «А» в пункт «У». Я успела решить свой

вариант, Виткин и проверить еще пару соседских. Мы получили по «четверке», «отлично»

почему-то не ставили никому, и довольные пошли хвастаться родителям.

Подготовка к следующему экзамену — диктанту по украинскому языку — заняла ровно

одно предложение.

— Запомни! — учила меня Витка. — Как слышишь, так и пишешь! И ВСЕ.

Я доверяла подруге, тем более что она имела в табеле «5» з рідної мови, а я в этой графе

имела запись «не вивчала». Пунктуацию Витка обещала наводить пожирнее, чтобы мне сзади

было лучше видно, а вся украинская грамматика укладывалась в единственное

вышеупомянутое правило.

Писали мы «фрагмент одного из великих произведений великого Кобзаря». В общем, что-то

из Шевченко. Я неукоснительно следовала «единственному правилу». Но то ли правило поняла

слишком буквально, то ли со слухом у меня были проблемы, то ли со зрением…

В общем, после оглашения результатов, то есть позорного их вывешивания на стенах

вузовского коридора, наше оскорбленное достоинство потребовало сатисфакции! В смысле

апелляции.

Какой ручкой, синей или красной, был написан мой диктант, было непонятно. Оригинал

произведения я потом отыскала. Вот только одно предложение:

«Тільки де-не-де стоять край нього корчми з величезними стодолами та глибокими

криницями, що викопано їх, властиво, для московських фурщиків, бо наші чумаки ніколи не

спиняються в корчмах; а вздовж шляху часто трапляються земляні, порослі пирієм, різні на

вигляд шанці — то більші, то менші».

В моем варианте предлог «де-не-де» был написан в строгом соответствии «единственному

правилу» — «ДЭ НЭ ДЭ». А смысловую нагрузку словосочетания «з величезними стодолами» я

изменила самым кощунственным образом. В результате у меня получились ВЕЛИЧЕЗНІ СТО

ДОЛЛИ, что экзаменаторы сочли за непристойный намек на иностранную валюту. Шутка.

Мы получили двойки! Обе. Мечта освоить таинство Управления Автоматизированными

Системами растворилась в горьких слезах поражения. Плакали. Правда! Навзрыд. От обиды.

От несправедливости судьбы и неудачного расположения звезд. Спасибо, звезды! Как я вам

сейчас благодарна.

Они же, звезды, расположились неудачно и по отношению к ХИРЭ. По украинскому языку

там был не диктант, а СОЧИНЕНИЕ. Я решила даже не ходить. Не позориться.

Третьим «самым главным выбором» стал выбор по принципу «зона без языка». В

педагогическом

мне

попался

факультет

с

понятным

названием,

к

тому

же

экспериментальный — там все сдавали только один экзамен — биологию. За две недели я

перечитала весь школьный курс. Это четыре тоненькие книжки — ботаника, зоология, общая

биология и анатомия. Жутко интересно, кстати. Я легко поступила и провела прекрасные пять

лет жизни.

Только на третьем курсе мы стали взрослее и начали понимать, что выбор высшего учебного

заведения и будущая профессия — это необязательно одно и то же. И если поступил в

педагогический — это еще не значит, что нужно состариться и умереть училкой

кацапетовского УВК.

Витка в результате не поступила никуда. Сейчас она — Виктория Владимировна — очень

ценный работник очень крупной корпорации.


Я до сих пор пишу с ошибками, за что редактор (кстати, биофизик по специальности) меня

тихо ненавидит. :) А моя шестилетняя дочь хочет стать губернатором.

P. S. На «фы» начинается, на «и» кончается…

— Ну что же вы, родители, такие недогадостливые?! Ф циркИ я хочу работать!!!

P. Р. S. Детская мечта, можно сказать, осуществилась. Бу-га-га.

Еженедельник «MediaPost» № 17 от 17 мая 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

У МЕНЯ БУДЕТ МАМА

Утром я выбирала ролики. Подарок на день рождения дочери. Те, которые за 250, мне казались не очень

качественными  —  пластмасса ненадежная, а те, которые за 300,   —  неудачного цвета... Выбрать я так и не

успела, потому что надо было ехать «работу работать». В детский дом. Точнее, в семью. Еще точнее, в детский

дом семейного типа. Срочный материал, извините за цинизм, к празднику, ко Дню матери.

По дороге я раскладывала на молекулы понятие «альтруизм». Мы ехали в семью, где шесть

(или девять) детей. Чужих. Зачем? Просто так? Так не бывает!

Нет, я верю, что в отдельно взятом случае Ахметов может быть альтруистом. Или Мадонна, как вариант. В общем, верю в альтруизм как в явление, которое можно (или нельзя) себе

позволить.

Проезжая мимо замков и дворцовых сводов (не преувеличиваю, сами проедьтесь) в

Харьковском районе с картой на коленях, мы всматривались в номера домов. Правда, нужный

нам оказался просто домом, я бы даже сказала, домиком.

Пыльная дорога, цветущая сирень, куры, мотоцикл с коляской, детвора на завалинке.

— Это восемнадцатый дом?

— Мама Лиля! К нам гости! Баба Лиля, гости!

Странно. Девчонки вроде ровесницы. Так мама или бабушка?! Из калитки вышла красивая

женщина. Красивая женщина с усталыми глазами.

— У нас тут строительство, — засуетилась она. — Вы не пугайтесь, проходите.

Мы аккуратно пробрались во дворик, за домом я достала ручку. Мячи, велосипеды, лопатки, свирепый пес по кличке Джек и куча детей. Наверное, придется рисовать схему. Кто чей, где и

сколько вообще детей?

— Лилия Алексеевна, извините за дурацкий вопрос, но кто здесь ваш, а кто — чужой?

Смеется.

— Все мои. Все до единого!

Через пять минут общения с мамой Лилей моя молекулярная теория об альтруизме начала

рассыпаться. В промежутках между: «Дашка, не лезь! Владька, переобуйся! Сережа, аккуратней!» она отвечала на мои вопросы. Без всякого пафоса.

Да, детский дом семейного типа — это особая категория с особым статусом. Ты не

усыновляешь ребенка и не берешь его под опеку. Тебя государство как бы нанимает на

работу. Зарплата — пособие на каждого воспитанника от 800 до 1000 гривен в месяц —

зависит от возраста ребенка. В трудовой книжке — соответствующая запись. Стаж идет. С

правами-обязанностями тоже все просто. Ребенка в любой момент кто-то может усыновить, мнение «воспитателя» не учитывается. Но и ребенок ни на что не претендует, ни на

имущество, ни на наследство.

— Ужас! — возмущаюсь я. — Они вас мамой называют, у вас семья, а тут кто-то придет и

усыновит? Вдруг мать родная заявится, «верните»!


— Что ты! Усыновляют в основном малышей, да чтобы наследственность хорошая, а у меня

вся детвора от алкашей. Я бы усыновила их, но в таком случае помощь государственная не

положена. Не потяну, конечно.

На дорожке сидит девчушка лет семи, что-то чертит мелком на асфальте. Глаза

нереальные — голубые-голубые, встретила бы взрослого с такими глазами, не сомневалась

бы — линзы.

— Привет, что рисуешь?

— Звезды.

На асфальте, правда, звезды. Много. Пятиконечные, разноцветные. Нарисованные так, как

учили, помните — не отрывая руки. Даша рисует пока только звезды. Это легко. Форма не так

важна, главное — цвет. Ей нравится все, что оставляет цветной след — краски, карандаши, мелки, фломастеры. Любимый урок, конечно, «малювання». С остальными предметами хуже.

Сложнее.

Первую в жизни сказку девочке прочла мама Лиля год назад. Буквы, цифры, книги, тетради

для Даши — категория, близкая к космосу. Отправляясь в первый класс, она не знала, что

такое алфавит.

Год назад Рудаковой позвонили из приюта.

— Тут две девчонки, возьмете?

— Возьму.

«Матом ругались, как сапожники, — рассказывает мама Лиля. — Ели, не переставая, а

главное, воровали. Ночью встанет малая, из холодильника схватит кусок колбасы и под

подушку! Говорю: Маринка, это ж твое, утром проснешься и позавтракаешь, а она только

глазенками луп-луп».

Маринка — младшая. Тогда ей было четыре — почти не говорила. Знала только матерные

слова и словосочетание «кушать дай». Причем произносила его каждые десять минут. Дашка, сводная сестра, вспоминает: «Ночью мы не спали, караулила, пока мамка уснет, потом

Маринку бужу и бегим на кухню есть то, что на столе осталося». А днем девчонки воровали у

соседей кошачий корм: «Маленькое такое коричневое печенье, там кошечка нарисована...»

— Лилия, зачем вам это все?

— Не знаю. Как хочешь, так и понимай. Нужно было. Тут вот, в поселке, многие считают, что

у меня бизнес такой. На детях зарабатываю. Пусть говорят, Бог им судья.

Мама Лиля по профессии режиссер-постановщик, окончила московский университет.

Правда, практиковала мало. Влюбилась, выскочила замуж, родила детей. Сына и дочь. С

гордостью показывает фото мужа. На обложке тоненького сборника стихов.

— Он таким был классным, и... он так любил жизнь…

Случай. Судьба. В тот вечер Лили не было дома. Утечка газа. Ни мужа, ни сына не спасли. А

дочери Ирине поставили страшный диагноз. Врачи обещали полный паралич на всю жизнь.

Спасла. Выходила, вылечила, вытащила. Это ее, Ирины, девчонки кричали «баба Лиля». Две

близняшки, пятилетние Ксеня и Настя...

О! Мальчишки пришли. Точнее, примчались на велосипедах.

— Ма, можно на другую площадку?

— Аккуратней там, за малыми смотри.

Сереге почти тринадцать. Рослый, симпатичный мальчишка. «Мамой» называет только маму

Лилю. О родной матери говорит исключительно в третьем лице — «она» — или небрежно

— «мать». Взрослый такой. Малышня его слушается. Смешно. Заходит во двор — за ним

вереница пацанов: «Сергей, помоги достать! Серег, почини пистолет!»

Мне буквально пару дней назад подруга жаловалась на тринадцатилетнего сына. Подарили

ему на день рождения мобильный телефон, так он истерику закатил, что без блютуса. Типа в

школе засмеют. Она никак не могла решить, что правильнее: поменять на «с блютусом», чтобы


не засмеяли, или отобрать и этот, в порядке воспитательного момента. Я честно призналась, что склонна к варианту «два». Но подруга обвинила меня в непедагогичности и решила

отпрыска наказать альтернативно, зажав денег на супермодный чехол для того же

мобильника.

Я смотрю на Сергея и думаю об элементарных ценностях.

Мама Лиля взяла их троих. Как же братьев разлучать?! Сергей, Андрей и Владик. Владику

скоро пять, шкодный такой.

— Мать принесла его из роддома, положила на кровать, сказала: «Воспитывайте!». И ушла,

— Сергей рассказывает это, будто чужую историю, спокойно, без эмоций, как

информационное сообщение. Ему тогда было девять, Андрюше шесть.

— Чем же вы кормили грудного ребенка??? — я, если честно, в шоке.

Мальчишка удивляется, как взрослая женщина может не знать, чем кормить

новорожденного:

— Молоком сначала. Потом кашу ему варил. Манную.

Владик сейчас учится есть ложкой. Год назад не умел и этого.

Меня поразило, какие они послушные. Сказали сними шапку — снял шапку. Надень тапки

— надела тапки. Плакать хочется. Я свою расчесаться с утра до хрипоты уговариваю, а тапки

— это вообще бич.

— Не ходи босиком!

— Ты тоже босиком!

— Я взрослая!

— Я тоже уже взрослая!

—Ты можешь заболеть, пол холодный!

— Не холодный совсем!

— Сейчас по шее получишь!

— Детей нельзя бить! — ну и так далее. Такие «качели» у нас могут по полдня

продолжаться. А тут... Взрослый в их глазах, как Бог. Не знаю, это страх или благодарность?! А

может, и то и другое…

Маринка тихая-тихая. Лежит, как котенок, калачиком. Голова у мамы на коленях, кажется, сейчас замурлычет.

— Ой, слава богу, спит уже спокойнее, а то было каждый вечер: «Возьми меня к себе, боюсь, дядька Вовка придет, ножом зарежет».

Я возмущаюсь. Как же так, если детям угрожали, надо же заявлять в милицию, бить в

колокола!

— Нет, — говорит мама Лиля. — Не надо. Пусть они забудут. Я хочу, чтобы поскорей

забыли весь этот ужас.

Потом в семье появился еще один — десятилетний Андрей. Мальчик сильно отстает в

развитии. Зато, хвалит мама Лиля, он такой добрый, лучший помощник.

— А как вы их выбираете? — мои вопросы выглядят глупо и цинично, понимаю.

— Да никак не выбираю. Ведь когда детей рожаешь, не выбираешь, мальчик или девочка, здоровенький или не дай бог что...

«Бабушка! Дедушка!» Вся ватага сорвалась с места с криками. Пришли Лилины родители.

Малышня облепила бабушку, как саранча. Каждый норовит сунуть деду лизнуть чупа-чупс:

«Попробуй мой! А мой попробуй!»

Мы засобирались.

— Хорошо, что родители пришли, хоть чуть-чуть отдохнете, — говорю я маме Лиле. — Все-

таки восемь детей!

— Девять, — поправляет меня женщина. — Пашка прячется, стесняется. А я не устала

совсем. Сейчас обед приготовлю. Эй, команда! Что хотите на обед?


Мы уже садились в машину, как из ворот вышел дед:

— Подождите!

Он вручил нам по ветке сирени и пожелал удачно доехать. Так трогательно. Тут ехать

минут пятнадцать, а как будто в другой мир.

Ехали молча. Пахло сиренью. Мне захотелось обнять маму. Захотелось провести целый день

с дочкой. Не обязательно кататься на роликах. :) Просто побыть вдвоем.

Еженедельник «MediaPost» № 20 от 7 июня 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

СИНХРОН СТЕНДАПОВИЧ ТАЙМКОДОВ

Почему-то многие не любят журналистов…Почему, а?

—  Ты кто?

—  Журналист?

—  А-а-а, понятно.

Что понятно??

Мне не посчастливилось быть стажером. Не знаю, почему, наверное, по возрасту не

подходила на эту должность. Может, у меня лицо обманчиво умное, а может, журналистов

в редакции в тот день не хватало. Когда я впервые переступила порог ньюз-рума (комнаты

новостей) с испуганным «здрасьте», редактор — милая девушка — первым делом любезно

показала мне, где туалет. Следующей фразой была команда ехать на съемку. Очень

правильная, надо признать, последовательность.

Конечно, я боялась. Что значит «ехать на съемку»?

— Езжай в неотложку, — парировала Маша Малевская. — Там девочка — 50% ожога, ей

нужна кровь. Оператор такой-то, машина внизу, вот кассета!

Вообще-то я планировала пару месяцев созерцать. Прикинуться ветошью и наблюдать со

стороны за акулами пера. Не свезло.

Пока ехали, я выспросила у оператора, что означает термин «съемка». Успокоилась.

Смело ступила на порог палаты с микрофоном в руке. Я БУДУ БРАТЬ ИНТЕРВЬЮ! Профессия

представлялась мне как школа первоклашке, самое главное в ней — это новенький ранец за

спиной.

Я не знала, что такое человек без кожи. Не знала, что такое ребенок с половиной

обожженного тела. Его не укрывают и не бинтуют. В палате — специальная температура, мне показалось, градусов шестьдесят, — чтобы человек не замерз. Без кожи. Диана, так

звали малышку, улыбнулась и звонким голоском спросила:

— Тетя, вы к нам?

Наверное, под действием наркотика (или каких-то обезболивающих, не буду врать, не

помню) она вела себя, как обычная шестилетняя девчонка, улыбалась и щебетала. Точнее, ее голова выглядела обычно. Остальное тело было… Это было страшно. Я не могла

произнести ни слова. Шок. Через минуту я вылетела из палаты, рыдая. Как-то не так мне

представлялась журналистика.

Умылась. Взяла интервью. У мамы и у доктора — оператор подсказал.

И, конечно, сдала кровь. Ехала назад под впечатлением, думала, сейчас «убью» своим

рассказом всю редакцию… Мой бледный вид и зажатая в районе вены вата не вызвали никой

реакции. Кроме чьей-то фразы: «Что, кровь сдавала? А, новенькая!»


— Иди, расписывай синхрон! — тем же тоном, что и утром, скомандовала редактор. Потом

строго посмотрела на часы и добавила: «Дедлайн!» (синхрон — фрагмент интервью, дедлайн

— минимальное время до выпуска новостей — ред.)

Да, журналисты циничны. Цинизм — профессиональное качество. Вырабатывается, как

адреналин.

Через полгода я попаду на съемку в специализированный детский дом, где директор

встретит меня с баночкой нашатыря и словами: я же просил, чтоб корреспондент был

мужчина… А я уже смело войду в отделение, на дверях которого написано «ползучие». Да, да, дети, которые перемещаются альтернативным способом. И буду брать интервью у

санитарки тети Лены, которая расскажет, что Ванечку она похоронила вон там, за тем

тополем, потому что до кладбища не донесла, тяжелый он. А еще через год девяностолетний

дедушка будет держать меня за руку и рыдать, потому что он помнит каждую минуту тех

дней, когда от голода умирала его семья. А я не буду плакать. Я все выплакала в палате у

обожженной девочки.

Диана стала моей прививкой. Вакциной от чрезмерного проявления эмоций на работе.

Точнее, «по работе». Больницы, детдома, колонии, аварии, пожары, наводнения, лгущие

чиновники, одержимые художники, мутные оперативники, ноющие бабушки, нервные

политики, звездные музыканты, злые священники, заумные ученые и просто хорошие люди.

Каждый день.

Через несколько часов после Дианы горело здание детского сада, а наутро была сессия

горсовета, а после обеда в харьковском зоопарке родился медвежонок… События, люди, горе

и курьезы чередуются с такой скоростью, что если реагировать по-человечески, можно сойти с

ума.

Утром — сюжет об уникальной методике в детском саду, где дети на занятиях слушают

Моцарта. Днем — на Клочковской прорвало трубу и всех затопило (а жители непременно

тянут тебя за рукав показать, что еще и мусор месяц не вывозили, причем тянут в разные

стороны, потому что в соседнем доме свинтили кодовый замок вместе с дверью).

Вечером — горит «Мивина». И снова утро — горсовет, там выделяют пару гектаров

земли то ли влиятельным особам, то ли их детям, и пока на обратном пути лопатишь 248

страниц документа, пытаясь разобраться в причинно-родственных связях, умножить на

гектары, разделить на вырубленные деревья, на дороге встречается ДТП, а завтра

обязательно привезут Почаевскую икону в Свято-Озерянский храм. Чудодейственную. А

дома у дочки непременно ветрянка, а в детском саду, естественно, отключили отопление

за неуплату. И поломанные ногти уже не в счет, потому что кассета посыпалась, камеру

заглючило, ручка не пишет, микрофон упал в лужу, машину замело снегом, каблук

отвалился, Интернет не работает… А ДЕДЛАЙН никто не отменял!

Звонки в редакцию.

— Здравствуйте, это новости? Новости? Ага. Значит так: в тысяча девятьсот семьдесят

восьмом году я вышла замуж за Иван Васильича Петрова, а в тысяча девятьсот восемьдесят

девятом у нас пропала кошка. По документам сын не имеет права на жилплощадь, потому что у

невестки дочь от первого брака, а у племянника сестры мужа по материнской линии аллергия

на котов… Вы записываете?

Звонки из редакции.

— Здравствуйте, это новости. Новости! Можно услышать руководителя? А когда будет?

Через сколько? Нам бы комментарий по состоянию посевов... Да, в связи с засухой. Кому

перезвонить? Спасибо.

— Здравствуйте, это новости. Нам посоветовали к вам обратиться.. Посевы… Через сколько

перезвонить? Через неделю-две? Нет, мы — новости, нам сегодня надо.

— Здравствуйте, это новости… Официальный запрос на имя кого?


Нет, все не так плохо. Иногда в зоопарке рождаются медвежата. Просто так. Никаких тебе

смет, документов, землеотводов и рейдерских захватов. Сюжет выдается корреспонденту

бонусом, прилагается к теме «Жилкомсервис».

Однажды, в день очередного президентского визита с неизменными сопутствующими ему

митингами «за» и «против», с бесконечными звонками в редакцию недовольных, редактор от

усталости увлеклась чтением неуместно стороннего ресурса. Томно, почти с благоговением, она

цитировала топ-новость популярной английской газеты: «...в лондонском зоопарке уже неделю

туман, и у розовых фламинго началась депрессия…». Тишина в ньюз-руме. Не то чтобы мы

сильно пожалели птичек, просто так захотелось работать в популярной английской газете или

хотя бы в лондонском зоопарке…

— Я буду давать интервью только в этом кресле!

— Вы сольетесь с белой стеной...

— Нет, только тут.

— Контровой свет...

— Нет.

— Неудачный задник…

— Нет, я сказал!

Бли-и-и-ин. Я не злая, у меня дедлайн. У меня короткие, до боли конкретные вопросы.

Не надо давать развернутое интервью, дайте двадцатисекундный синхрон. И не надо

говорить, что ваши слова вырвали из контекста. Не надо контекста! И, пожалуйста, ответьте

прямо:

— Подорожает жилье?

— В свете сложившейся ситуации на рынке первичного жилья обнаруживается некоторая

степень неадекватности ценообразования…

— Что произошло?

— В результате поступившего сигнала была выехата (!) оперативно-спасательная группа в

составе трех человек, ведется следствие…

— Какой уставной фонд фирмы?

— Политические инсинуации вводят вас в некое заблуждение…

— Как это случилось?

— Модель самолета была украдена путем снятия ее с постамента…

— Как самочувствие пациента?

— Колото-резаные раны четвертой степени тяжести…

— Жарко?

— Порывы ветра до 14 метров в секунду…

— Скользко?

— Соляно-песчаная смесь использована согласно уставу, в полном объеме…

В старших классах у нас ввели новый предмет — «УПК». Распределили по профессиям в

порядке алфавита. Нам с подружкой досталась торговля промтоварами. Я завела новенькую

тетрадь в клеточку и пришла на первое занятие. Нина Ивановна, сотрудник райторга, продиктовала нам тему урока: «Горжусь своей профессией». Написать велела красной ручкой, а в конце непременно поставить восклицательный знак. Нина Ивановна оказалась редкой

занудой, и больше на уроки теории торговли промтоварами мы не ходили. Новенькая тетрадь

с единственной красной строчкой так и осталась валяться в столе. Сначала я хотела вырвать

испорченный лист и приспособить ее, например, под математику, но потом Советский Союз

закончился, и тетради в клеточку перестали быть проблемой. Да она и сейчас, наверняка, еще

валяется в родительском доме. И я почему-то о ней вспоминаю.

Короче, с праздником, коллеги! А также читатели, зрители, слушатели, все! С праздником, синхронируемые вы наши!


P. S. И все-таки не пойму, почему многие не любят журналистов…

Еженедельник «MediaPost» № 23 от 28 июня 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

«АLL INCLUSIVE» — РУССКОЕ СЧАСТЬЕ

Я знаю три слова. Не, не матерных, турецких. «Чок», «бузлу» и «тешекюр». Перевод потрясающий. В той же

последовательности  —  «много», «со льдом» и «спасибо». Миф о языковых барьерах разрушен. Этих трех слов

любому русскоговорящему человеку хватает, чтобы абсолютно уверенно чувствовать себя в далекой солнечной

стране… Хотя нет, помнится, москвичи обходились одним. Первым. :) Этот лингвистический багаж вместе с тремя средиземноморскими камушками и

неустойчивым загаром я привезла с собой из Анталии всего несколько дней назад… Блин, как

у ВАС холодно!

Две недели назад я почувствовала почти физическую тягу к соленой воде. Уговоры коллег

насыпать соль в ванну не работали. Хотелось много. «Много соленой воды», судя по плоскому

варианту планеты Земля, висящему на моей стене, отмечалось синим цветом и встречалось

удивительно часто. Но далеко. По пути с работы я зашла в подвальчик с деревянной вывеской

«Турагентство».

— Сколько-сколько денег вы планируете потратить на отдых? — спросила милая девушка.

— Сколько?! В день? За ВЕСЬ отпуск? С ребенком? А-а-а-а...

Сотрудницы агентства посмотрели на меня с глубоким сочувствием. Но я не обиделась.

Вариант был. Суперпупергорящая путевка. «Горит» — не то слово, аж дым столбом.

Платишь ту самую вышеупомянутую сумму и через четыре-пять часов едешь. Или летишь.

Причем куда бог пошлет. Главное, туда, где много, очень много соленой воды.

Из четырех часов, отведенных на сборы, полтора ушли на оформление документов, пол —

на убеждение подруги в полезности соленой воды (в больших количествах) и десять минут

занял поиск купальника. Остальное — волнение. Приятное, почти сладкое, с замиранием

сердца и дрожью в коленях. Состав: две мамы, двое детей. Самолет.

Не. Сначала аэропорт. Харьковский, международный. Желающих путешествовать в салоне

было значительно больше, чем тех, кто собирался лететь в кабине. Видимо, из-за этого

математического несоответствия в международном аэропорту было удивительно тесно. Даже

теснее, чем удивительно. Вообще не смешно. Пилотов за ворота вышло трое. Черных

чемоданчика три. Мы считали. А рейсов объявили пять. Сразу. Последние слова на чистом

русском языке звучали потрясающе:

— ЗАПУСКАЙ!!! — заорал мужик со взлетного поля. Его коллега, навалившись всем телом

на забор, распахнул ворота. Я бы даже сказала, врата.

Этой чисто русской команде «запускай» мы научили потом даже турков. Им нравилось.

Некоторые люди летают на самолетах по несколько раз в неделю и даже не замечают

спусков и подъемов. Не с моим еврейским счастьем. Мы, естественно, попали в грозу. По

сравнению с этим путешествие с Героев Труда до Пушкинской в автобусе номер

девятнадцать — легкая неутомительная прогулка после завтрака. Нас трясло так, что

автоматически выпадали кислородные маски, а молния, казалось, проходила через салон.

Когда милая, слишком милая девушка в разгар этой агонии вышла, сверкая улыбкой, в центр

салона, я ни на секунду не сомневалась, что она произнесет эпохальную фразу: «Экипаж

прощается с вами и желает вам приятного полета». Она предложила завтрак. Звучало как

издевка. Но есть все-таки стали. Наверное, нервы.

Через два часа, как Алиса в Зазеркалье, мы очутились в другом международном аэропорту, Анталийском. Компас нам не выдали, а надо было. Глухие после полета, еле различая по губам

отдельные слова соотечественников, в основном о благодарности Господу Богу, мы пошли


искать багаж. Сумки кружились и кружились на закольцованной резиновой ленте, а наши все

стояли и смотрели на это поистине чарующее изобретение человечества. Надо будет в

Харькове такое сделать, забавная штука, я вам скажу.

— Лена, лови, це ж наша!!!

— Та не! Наша без плям, Толик, а ця якась вообще корычнева!

— Лена, кажу тоби — наша, вон ручка изолентой перемотана! А коричнева, тому шо у

ковота шота розлилося!

Моя сумка была такой же черной, как и до отлета, но коньяком «Десна» от нее

действительно несло хорошецки, таки Толик был прав.

Анталия из автобуса похожа на Крым. По крайней мере тот район, по которому мы ехали.

Деревья, дома, магазинчики, местами степь, местами мусорки, реже хвоя. Фауны нет в

принципе. Может, она спряталась от русских туристов?! За десять дней мы видели двух котов

породы «сфинкс», ну или просто худых, одну ящерицу и пять черепах.

Черепаший остров — это такая легенда. Острова уже давно никакого нет, а черепахи есть.

Огромные. Красивые. Время от времени они выплывают подышать на поверхность и

высовывают головы. Чистые динозавры. Все восхищались и хлопали, особенно немцы, а потом

капитан предложил самым смелым «туркиш аттракцион». Приз — бутылка вина (кстати, отвратительного, как потом выяснилось). Предлагалось сигануть в море с яхты прямо в пасти

к этим окаменелым водоплавающим. Немцы сразу замахали руками «нихт-нихт». Тю?! А шо тут

такого! :) Подумаешь, черепахи! У меня на пятом этаже два бультерьера живут, я с ними

каждое утро в лифте езжу. Мы разогнались и под бурные немецко-турецкие овации прыгнули.

Черепахи приблизиться побоялись. (Видимо, стойкий запах бультерьеров. Или лифта.) Но черепахи были день на третий. В первый девушка со странным именем

«Явашгидпослушайтеминутку» тоном спящей красавицы приветствовала нас на турецкой

земле. «Добро пожаловать». Та не то слово! Здрасьте! Она еще говорила «бубубу 20 евро, бубубу 30 евро», но это точно была не познавательная лекция об исторических и культурных

достопримечательностях Турции, поэтому к гиду мы потеряли всякий интерес. Тем более, к

вечеру мы уже сносно говорили по-турецки: «чок — бузлу — тешекюр».

На территорию отеля мы вошли рано утром. Стали посреди шести бассейнов (конечно, пересчитали сразу же) и это… в зобу дыханье сперло. «Супер» — это предыдущая стадия.

Мой урбанизированный ребенок дал точное определение красоте, так как мне эпитетов

реально не хватало: «Мама, мы с той стороны телевизора!». (Наверное, имелась в виду какая-

то тропическая реклама или сериал.)

«С той стороны телевизора» оказалось даже лучше, чем там, где «много соленой воды». На

море мы были два раза, первый день — посмотреть, последний — бросить монетку на

прощание.

Потому что там были огромные витиеватые бассейны. Шесть штук. Горки водные. Две.

Пальмы. Много. Турецкие сладости круглосуточно. 118 видов. И, конечно, бар. С десяти утра. 

И это ВСЕ ВКЛЮЧЕНО, то есть платить НЕ НАДО. На самом деле термин «аll inclusive» на

русский язык переводится как «еще-е-е!». Знаете, когда маленькие дети (клянусь, мы

наблюдали такую картину), извините, блюют от переедания прямо за столом. Потому что мама

старается впихнуть в дитятко хотя бы четверть разнообразного содержимого башни-тарелки.

Ведь халява же! Когда на обед — четыре вида мяса, три — рыбы, а также сосиски-колбаса, а

гарниров — восемь. Как быть?! Это ж тяжелейший выбор на самом деле. Поэтому непременно

в тарелку надо навалить и пюре, и картошку-фри, штук десять пельмешек и буквально пару

ложек спагетти. О салатах молчу. Столько жрачки, я считаю, нельзя русскому человеку даже

показывать, а тем более бесплатной. Я воспитываю дочь по принципу «проголодается —

поест» и на предмет кулинарных пристрастий ребенка вообще не парюсь. Если честно, девчонок мы вообще не видели. У них была своя тусовка, детская комната, аниматоры, бассейны и горки. Иногда они приходили и просили доллар. Потому что все, что продавалось

вокруг за деньги, стоило ровно доллар: будь то мороженое, сладкая вата, леденец или

кукуруза. Я не думаю, что детям очень хотелось это попробовать, но сам процесс траты

доллара был привлекательным.

Я поняла, что такое НИЧЕГО не делать. То есть вообще ничего. Гипертрофированная лень

— это, видимо, часть климата. Мы даже не читали. То есть берешь в руки бокал с бузлу :) и

полулежишь на шезлонге возле бассейна. И смотришь на воду. Потом на пальмы. Снова на

воду. Опять на пальмы. Часами. Вообще не надоедает. На крайняк можно привстать и

посмотреть на горы. Тоже ничего. Правда, в «халяву» входят такие активные виды спорта, как

сауна, тренажерный зал и оба тенниса (большой и настольный). Но идут они крайне вяло, так

как это очень большие энергозатраты.

Убирают, меняют, кормят, поят, за детьми смотрят — это ода безделью. «аll inclusive» —

определенно лучшее изобретение человечества после колеса, лифта и памперса.

Я вывела формулу последней стадии лени. Это когда вы в ресторане замечаете, что на вас

майка шиворот-навыворот, и не переодеваете. ЛЕНЬ. Очередь только в бар и то за счет тех, кто оттуда не выходит в принципе. А смекалистые соотечественники это замечают и гоняют

«пьяниц» постоянно в конец очереди. Те так и циркулируют, как конвейер с чемоданами. К

вечеру турки их разносят по номерам.

Через пять дней мы поняли, что умрем от пролежней, и отправились на экскурсии. То самое

«бубубу 20 евро» было про них. Кроме черепашьего острова, мы были в аквапарке, в

старинном городе Сиде и на рафтинге. Рафтинг — это потрясающе. Мы плыли (правильно

говорить «сплавлялись») по горной реке. С порогами. Адреналин сумасшедший. Наших, кстати, сажают в отдельную лодку и дают русскоговорящего капитана. Не помогает. Право

борт — лево борт — суши весла — это сложноподчиненные команды. Нет, мы понимаем

только «запускай!». Вот немцы — они за борт никогда не падают! Почему, а?

Турки не злые, говорят «как деля?», «Раша?» и «каряшо?». Причем можно не отвечать, потому что все равно не поймут. Хотя один немолодой турок все-таки порадовал, причем не

столько знанием языка, сколько историко-географическими способностями. На ответ «Не

Раша, Юкрейн, Харьков» он заулыбался и сказал: «А-а-а, Карькав — ШМОТКА, ДА?! БАРАБАШО-

О-ОВА?!». Было непонятно — радоваться за свой знаменитый город или плакать, потому что

турок «і гадки не має», что академик Барабашов — всемирно известный астроном.

— Мамы, оставьте нас ту-у-у-ут! — ныли дети, вцепившись в пальмы. Они плакали, прощаясь с аниматорами, и пытались целовать воду в бассейне. Уезжать правда не хотелось.

Еще больше не хотелось улетать — снова на самолете, но вариантов не было.

До автобуса нас провожали все, включая тех, кто раньше не выходил из бара. Выносили нам

«последнюю халявную» дозу бузлу, громко чокаясь с криками «на посошок». Последний тост

произнес Толик из Полтавы.

— За русское счастье, — сказал он, — высоко поднимаю бокал с турецкой водкой. — За

«ол инклюзив». Ура!

Мы так и не смогли разобраться в смешанных чувствах и всю дорогу обратно пытались

выяснить, это был веселый тост или грустный? Зато долетели быстро, почти незаметно.

— Запускай! — заорал знакомый голос в родном аэропорту. Ворота с грохотом открылись, и

мы вернулись. Блин, а у ВАС холодно...

Еженедельник «MediaPost» № 25 от 12 июля 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

ЧЕРНЫЕ ЛЕБЕДИ — ИДЕАЛЬНАЯ СИСТЕМЫ ОХРАНЫ


Вы когда-нибудь были на птичьем дворе? Нет? А я когда в мультфильмах видела, так себе все и представляла.

Фазаны, павлины, необычные куры, говорящие попугаи и редкие черные лебеди. Все это поет, кричит, гудит и машет

крыльями в обычном частном доме на Салтовке. Всего  —  около ста экзотических птиц.

В дом Валентины Цыганенко мы приехали шумной съемочной группой из четырех человек.

Калитка была открыта. Как только я коснулась ручки, послышался очень странный звук. Похожий

на гудок парохода. Это они. Лебеди. «Идеальные охранники, — смеется Валентина Цыганенко, хозяйка, — собака на чужих реагирует не так быстро». Красавцы! Я думала, что черные лебеди

— это такие же, как белые, только черные. Ни фига. Они совсем другие. Хвост пышный, немного

вьется, шеи длинные, но не мощные, скорее изящные.

К вольеру мы подошли с хозяйкой, тогда Гоша и Маша успокоились. Теперь их голоса

звучали традиционно, по-птичьи. Валентина повела нас на экскурсию по двору. По птичьему

двору. «Пуховые куры» — действительно пуховые, то есть перьев нет совсем, только пух.

Огромный «петух-брама» — ростом с холодильник «Донбасс», я вообще не знала, что кто-то

из породы куриных может иметь такой неприличный размер. Он сидел на ветви в вольере и

делал вид, что орел. Надо признать, не без оснований. Павлин Яша нагло разбросал хвост, точнее перья, по вольеру. Они с брамой соседи. Делят жилплощадь неспроста. Хозяйка

объяснила: если павлин живет один, он ведет себя как аристократ — капризничает и

перебирает харчами. А в большой семье — нормально. Ест все и клювом не вертит. Очень

любит малину и косится на соседний вольер, точнее, на Машу. Но Маша ноль внимания, у нее

отличный Гоша. :) Она от мужа ни на шаг, плавают только парой.

— Ужасно не любят грязную воду, — рассказывает хозяйка, — неделю не поменяешь, они

так ругаются! Особенно Гоша, сам в воду не идет и подругу не пускает.

Они — редкий вид — австралийские черные лебеди. Венец коллекции Валентины

Цыганенко. Она уже много лет увлекается птицами. Страсть перешла по наследству от отца-

голубятника.

— Почему птицы? — спрашиваем.

Говорит, птицы — секрет молодости и долголетия. Маме Валентины уже девяносто, она

себя прекрасно чувствует и с удовольствием возится с птенцами. А все начиналось с милого

подарка на день рождения:

— Друзья притащили двух фазанят, потом мне захотелось павлинов, потом лебедей, и

пошло-поехало...

Чтобы купить парочку черных лебедей, Валентина Цыганенко продала машину. Правда, старенькие «жигули», но все-таки... Говорит, не жалеет, — теперь в доме никогда ни у кого не

бывает плохого настроения и ничего не болит. Такая птицетерапия. Когда мы познакомились с

Катей, попугаем-жако, я убедилась, плохого настроения здесь действительно не бывает. Катя

— не говорящий, она говорливый попугай. Рот не закрывается. Говорит голосами всех ста

домочадцев. Пародирует фазанов, павлинов, кур и петухов — отличить невозможно. А еще

«звенит», как телефон, так что хозяйке приходится по двадцать раз на день бегать на ложный

вызов.

Подошли к клетке, Катя насторожилась.

— Ну, поговори, Катюша, — уговаривала хозяйка.

Нет, насупилась и смотрит исподлобья. Валентина Ивановна достала из кармана орешек

кешью:

— За кешью она и спеть может, и даже сплясать.

Катя взяла орешек в руку, ой, в лапу, низко наклонила голову, открыла клюв, чтобы куснуть

заветное лакомство, и, почувствовав на себе пристальные чужие взгляды, которые уставились

на нее в ожидании сенсации, резко повернулась к нам и сказала, чтоб отвязались: «ТРА-ТА-

ТА».


Мы расхохотались. Катя запросто могла бы сказать: «Люди, не могли бы вы перестать на

меня пялиться и дать пожрать спокойно»,— но это было бы тривиально. Голос — абсолютно

человеческий, аж страшно. После угощения черешенкой Катя чуть подобрела и сообщила (с

великолепной дикцией): «ОЧЕНЬ ВКУСНЕНЬКО».

— Это еще что, — расхваливала любимицу хозяйка, — вы бы слышали, как она по

телефону разговаривает!

Верю. Эта точно треплется часамаи, про погоду там, политику, разное.

Уже на выходе мы заметили небольшой вольер — ясли. Там пищал однодневный

фазаненок.

— Куда вы деваете малышей?

— Раздаю. То в зоопарк, то в монастырь, то просто по знакомым. Экзотические птицы

потомством сильно не балуют. Так что проблем нет.

Проблем, конечно, нет, но так, на минуту: чтоб накормить всех питомцев, нужно встать в

пять утра и к десяти, дай бог, они все будут сыты. Правда, там и до обеда недалеко.

А Валентине нравится. Потому что — страсть!

Еженедельник «MediaPost» № 28 от 9 августа 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

ШАМПАНСКОЕ В БОКАЛАХ НЕ ПОДАЕМ! Особенности национального обслуживания

По законам жанра в газетных текстах основную мысль положено выносить в первый абзац. Так, чтобы

читателю было понятно, о чем пойдет речь дальше. Я долго пыталась сформулировать эту самую МЫСЛЬ в

нескольких предложениях, но ничего подходящего на ум так и не пришло. Кроме одной-единственной фразы: «Я

ФИГЕЮ, ДОРОГАЯ РЕДАКЦИЯ!»

Студенческую подругу я встретила случайно. В центре города. Неглубоким вечером.

— Ленка! Потрясающе! Что ты здесь делаешь, ты же в Канаде?!

— Да на недельку заехала к маме. Вчера прилетела, еще не звонила никому, пойдем по

шампусику за встречу!

Выбирать место для «шампусика» не было времени. Заскочили в ближайшую кафешку «Т».

По пятизвездочной системе — твердые три с плюсом.

На небольшой летней площадке было три вида столиков и четыре — зонтиков. С зонтиками

просто — покосившиеся, зеленые, выцветшие и закрытые. Со столиками сложнее —

деревянные, но грязные; пластмассовые, но относительно чистые, и еще один стол, накрытый

скатертью, с табличкой «стол заказан». Мы уселись за пластмассовый.

Пока Ленка захлебывалась впечатлениями о северных оленях, которых она «блин-зараза, так и не увидела, а ужас как хотелось», я нервно косилась в сторону места дислокации

официанток. Они не шевелились.

Надо сказать, я в некотором смысле осуждаю эмиграцию. Мало-мальски осознанно и

аргументированно. Но скорее — это фишка. Среди множества знакомых, «безвременно

покинувших пределы нашей замечательной родины», у меня реноме закоренелого «совка».

Люблю, каюсь, провоцировать «гостей», бросаться словами типа «предательство» и заводить

бессмысленный спор о преимуществах общей исторической родины. Официантки плохо

иллюстрировали предстоящую беседу. Я пошла в атаку.

— Девушка!

— Вы — не мой столик! — на ходу бросила пробегавшая мимо «девушка».


Фраза очень порадовала. «Немой» столик? Нетушки, очень даже говорящий!

Ну как в такой ситуации доказывать преимущества? А? Я встала. Под уважительным

предлогом «попудрить носик» поплелась в сторону бара.

— Скажите, кто обслуживает во-о-он тот столик?

— Синицина, — равнодушно, но честно ответил молодой человек с табличкой

«администратор».

Табличка была изготовлена из «чистого золота» и так сияла на солнце, что мне пришлось

зажмуриться.

— Она на больничном? — поинтересовалась я.

— Нет, — все так же «равнодушно, но честно» ответил администратор.

Я помолчала в надежде, что человек с золотой табличкой заинтересуется тем, что я

интересуюсь Синициной. Ну, «обернется посмотреть, не обернулась ли она, чтоб посмотреть, не обернулся ли я». Он не обернулся. Просто жевал жвачку мне в лицо. Я решила не

сдаваться. И задать жесткий журналистский вопрос. В лоб!

— А где она?

— Работает! Присаживайтесь, сейчас подойдет.

Ответ исчерпывающий. На уточнения я не решилась. Хотя спросить «ГДЕ она работает?»

очень хотелось.

В течение последующих десяти минут я, автоматически кивая, слушала Ленкину болтовню

про Страну кленового листа. Слава Богу, она пока ничего не замечала. Я тупо пялилась на

одинокую баночку с зубочистками. Становилось стыдно за отечество. На пластиковой, в тон

столику, баночке зеленым по белому значилось: «Зубочистки одноразовые» (!). Скажите

пожалуйста, а что, есть варианты?!

Круче одноразовых зубочисток были только разрезанные пополам салфетки.

Нет, не так. Бережно разрезанные пополам салфетки, торчащие из пластмассовой в синий

горошек подставочки. Это важно — не нервно растерзанные с неровными краями, это да, это, конечно, кощунство, не спорю, а разрезанные ножницами (!). Я поняла, где работают

официантки! Точнее, чем они занимаются в «свободное» время. Они режут салфетки!

— Я вас слушаю!

Ленка нервно дернулась. За спиной стояла девушка лет четырнадцати с табличкой

«Юлианна» на груди.

— Синицина? — спросила я.

— Да, а что?

Тон фразы «да-а-что» добавил подростку лет пять, и я успокоилась. Назревающая тема

материала «работодатели тайно используют труд несовершеннолетних» улетучилась. Имя

официантки показалось мне интересным, и я уточнила отчество. Степановна.

— Скажите, Юлианна Степановна, а если мы заранее стол не заказывали, значит ли это, что мы

не можем рассчитывать на скатерть?

Сложноподчиненные предложения не входили в курс подготовки персонала. Госпожа

Синицина с горой пепельниц в правой руке почесала лоб левой и застыла, как мыслитель

Родена.

«Ctrl-Alt-Delete, снять задачу». С компьютерного на русский переводится как: ничего-ничего, я пошутила, не обращайте внимания, вопрос снимается, расслабьтесь.

— Да ну ее, эту скатерть! — оживилась Ленка. — Принесите нам бутылочку шампанского и

лед! Пожалуйста!

Юлианна Степановна молча удалилась. Еще через десять минут об стол шваркнулась

бутылка теплого шампанского и два пыльных бокала.

— А лед? — Ленка, кажется, учуяла запах родины...

— Льда НЕТ! — парировала госпожа Синицина и, считая дискуссию оконченной, удалилась.


— Как может не быть льда??? — искренне удивилась подруга, обращаясь ко мне. В ее

голосе послышались истеричные нотки. Запах родины усиливался.

Я предложила версию: «Наверное, не работает холодильник», но Ленка стала возмущаться

еще больше. Она справедливо заметила, что «если долбаный холодильник сломался, надо, блин-зараза, честно об этом сказать, к тому же извиниться и пообещать принести лед, как

только долбаный холодильник починят». Ленкин лексикон — это чуть ли не единственная

живая память о Родине. О Харькове. О Салтовке. Следующие полчаса превратились в Ленкин

монолог об особенностях канадского национального обслуживания. Время от времени она

присербывала теплый шампусик и кривилась. Мои слова о «преимуществе» и «предательстве»

в этом контексте были явно не уместны. Я предпочла кивать. Молча.

Где-то на фразе «да ну его к черту, все равно я Родину люблю, а иностранцы дебилы», шампанское — о ужас! — закончилось. Предвкушая второе явление Юлианны Степановны, я

засобиралась «по работе, очень надо». Ага. Щас! Убедительное «ты шо, с ума сошла, блин-

зараза, раз в пятилетку видимся, всем надо, ща еще по бокальчику, и все» меня остановило.

Синицина пришла после восемнадцатого взмаха руки. Но пришла ведь.

— Нам еще по бокальчику! — весело чирикнула Ленка. Она порозовела и подобрела от

предыдущей порции напитка. Меня не брало.

Взмахнув головой с грацией ящерицы, Юлианна Степановна Синицина тоном принцессы

Уэльской произнесла фразу, которая не переводится ни на один язык мира:

— Шампанское в бокалах не подаем!

...Я посмотрела на Ленку и зажмурилась. ЩАС НАЧНЕТСЯ!

И началось. Единственное печатное словосочетание было: «Как это?! Не подаем?!» Через

десять минут рядом с заплаканной Синициной оправдывался человек с золотой табличкой

«администратор». Нет, он честно пытался объяснить, что «у нас, понимаете, шампанское

только в бутылках, исключительно в целях безопасности клиента». На что Ленка проорала ему

целую лекцию на тему «Сервировка стола винами. По-канадски». Бог знает, сколько бы еще это

продолжалось, но я поманила Синицину и на ушко прошептала волшебное слово «повторить».

Через минуту бутылка шампанского стояла на пластмассе. Ленка глубоко вдыхала, я разлила

вино по бокалам и на бутылке с остатками синей шариковой ручкой нацарапала «Юлианне

Степановне. Вместо чая». Подруга улыбнулась: «И все-таки я не понимаю...» Не надо, Ленка. Не

хочу выяснять. Правда.

По дороге домой я успокаивала себя: «Это случайность, просто попали не в то место, может, не в то время и не на тех людей?» Но в голову в качестве контраргумента лезли другие

примеры.

Недалеко от работы (опять же центр города, сердце, так сказать) есть местечко под

названием «Ч». Пицца и прочие шедевры кулинарной современности. Мы частенько бегаем

туда пообедать и — что греха таить — поужинать. Обслуживающий персонал «Ч» знает нас

не только в лицо, но и поименно. Всю редакцию. Я намекаю на гордое звание «постоянные

клиенты». Однажды жребий посыльного лег на мои хрупкие плечи. Тщательно переписав

пожелания коллег, я зашла в заведение: «Одну с мясом, одну с колбасой, половинку с

ветчиной… и одну вегетарианскую для главного редактора».

— Вегетарианской пиццы нет, — отрезала девушка.

Я искренне улыбнулась:

— Что может быть проще, сделайте просто без мяса!

— Как это «просто без мяса»? — возмутилась знакомая физиономия.

— Очень просто, — не снимая улыбки, предложила я, — положите в пиццу все, что вы

обычно кладете, а мясо не надо!

Программа зависла. Минуты четыре продолжалась перезагрузка.

— У меня в прейскуранте нет такого наименования!


После десятиминутного обсуждения существующих вариантов был выбран единственно

возможный. Пицца продавалась, как обычная мясная (по той же цене), но по преступному

сговору мяса в нее все-таки не положили. Вот.

Еще один шедевральный случай произошел в заведении «В», все в том же центре города.

(Замечу, речь не идет о ресторанах, назовем эти заведения обычными «кафешками» среднего

класса). Мои коллеги возжелали полакомиться «вырезкой свиной 320 граммов». Но так как

порции показались им слишком большими, одна из коллег наивно предложила официантке

разложить порцию на ДВЕ тарелки! Это был — культурологический шок.

Официантка обалдела и пошла справляться о законности данной процедуры у начальства.

Через полчаса вернулась с отрицательным результатом. Выяснилось, что «это невозможно, потому что это невозможно!». Коллега не сдалась и выдвинула альтернативный, компромиссный вариант: «Тогда принесите нам ОДНУ порцию и одну ПУСТУЮ тарелку!».

Бедная «девушка, как там вас» обреченно, как на Голгофу, снова побрела в сторону

хозяйской двери. Не поверите! Ответ не изменился.

Я шла и думала над вечным вопросом... ЗАЧЕМ они разрезают пополам салфетки?..

Вспомнилась картина, которую год назад увидела в туалете столовой номер двенадцать

села Кацапетовка Мухостанского района — разрезанный пополам РУЛОН ТУАЛЕТНОЙ БУМАГИ!

Это правда, клянусь. Предложите мне функциональное назначение полоски туалетной бумаги

шириной в три сантиметра!? Я тогда не постеснялась, задала вопрос местной

«администрации». И знаете, что они ответили?! «Никто не жаловался!».

Вот так. Все правильно. Мы же ходим в эти заведения. Смеемся и плачем над

особенностями национального обслуживания. Но идем снова. Чаще всего.

Почти возле дома мне попался билборд с надписью: «Харьков готовится к Евро-2012!»

«Блин-зараза» — единственная фраза, которая пришла в голову. Возвращайся, Ленка!

Счастливого пути...

Еженедельник «MediaPost» № 36 от 15 октября 2007 г., колонка  «Невыдуманная история»

ПРОСТИ МЕНЯ, МАЛЫШ. ОТКРОВЕНИЯ «КУКУШКИ»

С разницей в два дня в Харькове нашли двух подкидышей. Двухмесячного малыша оставили в подъезде панельного

дома на Салтовке. Однодневного ребенка бросили между гаражами на улице Черномазовской.

Я, как правило, не пишу в эту колонку о новостийных сюжетах, только если сильно

зацепило. В силу профессионального цинизма цепляет редко. Но тут…

«Салтовский» подкидыш лежал на пороге подъезда, прямо на бетонном полу первого

этажа. Завернутый в одеяло, он тихо хныкал. Рядом пакетик — бутылочка, памперс, иконка.

За пазухой записка:

«Прости меня, мой любимый сыночек, за то, что пустила тебя на этот свет, прости меня, умоляю. Я больше не

могу вырастить тебя...»

Соседи нашли, позвонили в милицию, в «скорую». Малыш здоров, утверждают врачи, небольшое переохлаждение и недобор в весе грамм триста.

Смешной, волосатый. Спит. Во сне улыбается.

— Первые сутки кричал сильно, — рассказывает старшая сестра педиатрического

отделения, — день и ночь носили его по отделению.

Как медик она предполагает — у грудничка сильный стресс, как женщина добавляет — он

все чувствует, маленький...

— Вы знаете, ведь она все очень хорошо спланировала, — уверена женщина-вахтер того

подъезда, где нашли малыша. — Ведь наш подъезд почему выбрала?! У нас тут черный выход


есть, сбежать незаметно можно, и я на посту сижу, то есть сверточек сразу замечу. Малышик

был ухоженный такой, чистенький, одеяльце теплое, чтоб не замерз. Какое же тут отчаяние?!

Все продумано, — возмущается пожилая женщина и добавляет: — Как он там, мальчик наш?!

Всем подъездом за него переживаем...

«Я буду Господа Бога просить, чтобы послал тебе хороших родителей, не таких, как я. Прости меня, маленький

мой. Я люблю тебя. Пускай Бог поможет вырасти тебе здоровым и счастливым, и чтобы у тебя в жизни было все, что ты пожелаешь»...

Пока у подкидыша есть только бутылочка и несколько костюмчиков, подаренных

студентами-аспирантами. В палате он самый младший. Годовалая Соня — старшая. Хнычет

— сегодня внимание не ей.

— Эта палата никогда не пустует, — говорит завотделением больницы.

Сегодня тут пятеро малышей. Кроме подкидыша, просто брошенные и ненужные. Самый

распространенный сценарий, рассказывают медики, — уезжающие на заработки мамы просят

присмотреть за детьми соседей. Чужая игрушка быстро надоедает...

— Малыш тут надолго, — вздыхает нянечка. — Таким вообще документы оформить очень

трудно.

Дети живут в клиниках годами. Персонал надеется, что на этот раз мама просто была в

отчаянии, пройдет пару дней, она одумается и вернется...

«Говорят, если похож на маму , то будешь счастливым. А ты похож на меня, мой зайчик. И вы простите меня

все. Помогите моему сыночку. Прошу вас, отдайте его в хорошие руки. Прости меня, сыночек, прости».

— Лучше бы она год рождения ребенка написала, — психует капитан милиции. Его записка

не растрогала. Оперативники обязаны разыскивать таких матерей, причем не для того, чтобы

наказать, а для того, чтобы упросить оформить отказ от ребенка. Иначе брошенного малыша

никто не сможет усыновить. Таков закон.

Персонал больницы собирается назвать мальчика Колей, в честь Николая-Чудотворца, объясняет медсестра. Маленькая иконка с ликом этого святого была в пакетике рядом с

ребенком. Она и сейчас лежит в кроватке рядом с малышом.

Другому, однодневному ребенку уже дали имя в неонатальном центре. Табличка над

кювезом (пластиковая люлька для новорожденных) — Баринов Виктор Александрович. Герой

любимого сериала, признаются сотрудницы центра. Новорожденного нашел прохожий, сверток с младенцем лежал под дворовым гаражом. Пуповину, рассказывают врачи, перерезали в домашних условиях. Мальчик здоров.

Как ни парадоксально, судьба детей все еще в руках матерей. Если они вернутся и хотя бы

оформят официальный отказ (записка не считается), малышей усыновят очень быстро.

Здоровые младенцы, извините за цинизм, пользуются спросом. Если нет, дети сначала будут

жить в больницах, потом — детдомах и интернатах…

«MediaPost», on-line, 2008 г.

НЕ ТУ СТРАНУ НАЗВАЛИ ГОНДУРАСОМ! (Путешествие из Украины в Беларусь)Лет пятнадцать назад я моталась к тетке в Белоруссию (тогда еще не Беларусь) по несколько раз за лето…

Маленький городок Орша  —  микрорайончик буквально в лесу, птички щебечут, от свежего воздуха голова

кружится. Окно откроешь  —  запах хвои! Под подъездом кусты дикой малины. Три шага от дома  —  маслята, черника, белки, ежи и даже лоси… Тетя Варя умерла, так и не узнав про государственную границу между нами.

Слава Богу.


Неделю назад мою восьмилетнюю дочь выписали из больницы. «Если есть возможность, —

строго рекомендовала доктор, — повезите ребенка на природу, желательно лес, лучше

хвойный». Девочка перенесла менингит, не в тяжелой форме, но все-таки. Купаться в

водоемах — нежелательно, качели-карусели — запрещены, солнечные лучи — как можно

меньше. Мы с мамой разом вспомнили любимую Оршу. Идеальный вариант! Созвонились с

родственниками (со времен Беловежской Пущи мы только созванивались, съездить не могли

себе позволить ни мы, ни они).

— УРА! УРА! — заверещал детский голос на том конце трубки. — Я познакомлюсь со своей

троюродной сестричкой!

— А ведь действительно здорово, — радовалась моя мама, протирая пыль с чемодана, —

вот не было б несчастья, так бы и не решились съездить к родным.

Несколько дней мы посвятили выбору гостинцев.

— Ой, а колбаса у них есть? А может быть, с постельным бельем напряженка? Сыр?

Конфеты?

Моя мама человек того поколения, и категории «дефицит», «а вдруг» и «на всякий случай»

у нее, как программные файлы, не стираются.

Благодаря поездке в Анталию я знала про необходимость нотариально заверенного

разрешения от родителей на выезд ребенка за границу. (Путем несложных ассоциативных

параллелей мы понимали, что в Беларусь такие бумаги тоже понадобятся. Может быть, что-то

еще?). Я зашла в первую же попавшуюся нотариальную контору.

— Здравствуйте, моя мама с моей дочерью собираются в Беларусь к родным, что для этого

нужно?

— Сто гривен, — не отрываясь от монитора, ответила ярко накрашенная девушка.

Процедура заняла минут пятнадцать, кроме стогривенной купюры, нотариус попросила мой

паспорт и, ЕСЛИ ЕСТЬ, свидетельство о рождении ребенка. В результате я получила гербовую

бумагу, в которой черным по синему значилось: «Я, мати, даю згоду на тимчасову поїздку за

кордон до Білорусії моєї малолітньої доньки у супроводі бабусі».

Документ резюмировал текст от лица нотариуса: «Сповіщаю, що підстав, які відповідно до

статті 6 Закону України «Про порядок виїзду з України і в'їзду в Україну громадян України»

обмежують право Олександри на виїзд за кордон, немає».

Перечитала. Меня, как человека, работающего с текстами, улыбнуло повторяющееся четыре

раза в одном предложении слово «Украина». Но это так, между прочим. На самом деле сама

суть мне понравилась. «ОСНОВАНИЙ, КОТОРЫЕ ОГРАНИЧИВАЮТ ПРАВО ВЫЕЗДА ЗА ГРАНИЦУ, у

моей дочери НЕТ». Твердо, уверенно, точка, печать!

Такую же бумагу оформил Сашенькин отец.

Магнитики с символикой Харькова, футболочки с гербом родного города и еще восемь

килограммов подарков собраны. Я поехала в предварительные кассы за билетами.

— Поезда Орша-Донецк уже год как нет, — сообщила кассир (именно этим поездом мы

ездили всю жизнь к родным). — Есть только проходящие, билеты брать за три часа!

Первую неприятность мама стоически пережила. На следующий день я отправилась на

вокзал за положенных три часа до поезда Адлер — Минск. Мама уселась на чемоданы.

— Только плацкарт, верхние полки, в разных вагонах! — без всяких эмоциональных оттенков

отчеканил голос в громкоговорителе.

— Как же так?! — растерялась я — У меня бабушка с ребенком едут… Посоветуйте еще

вариант.

— Тут не справочная! Следующий!


Я дважды бегала в справочную и трижды созванивалась с мамой, наконец, мы выбрали

более-менее удобный вариант. Поезд через сутки. Правда, тоже плацкарт и полки верхние, но

хоть в одном вагоне — и на том спасибо.

Для того, чтобы оформить скидку на детский билет, кассир попросила СВИДЕТЕЛЬСТВО О

РОЖДЕНИИ ребенка. Я протянула документ и 238 гривен. ВСЕ.

День отъезда. Два часа пополудни. Симферополь-Мурманск, 8-й вагон. Провожаем всей

семьей: счастливого пути-хорошо-отдохнуть-слушайся бабушку, слезы, платочки — в общем, весь классический набор.

— Кто едет? — поинтересовался проводник.

— Бабушка с внучкой, — отвечаю.

Дальше дословно.

Проводник: Разрешения от родителей есть?

Я: Да, два, заверенные у нотариуса.

Проводник: СВИДЕТЕЛЬСТВО О РОЖДЕНИИ ребенка?

Я: Да, оригинал.

В поезде дышать нечем, окна забиты, розетки не работают… Бог с ним, не привыкать.

Тронулись.

Два часа ночи. Звонок на мобильный.

Мама: АНЯ, НАС ВЫСАЖИВАЮТ С ПОЕЗДА!

— КАК? КТО? ЗА ЧТО???

— Мы на границе, в каких-то Хоробычах... тут проверка... их пять человек...говорят: у

ребенка нет какого-то проездного документа, что это, я не знаю..

— Мама, не выходи! Дай трубку пограничнику! Фамилия, звание?!

Голос на заднем плане: «Не надо мне трубку совать, покиньте вагон». Слышу плач дочери:

«Бабушка, что происходит?» Мама срывается на истерику: «Аня, наши вещи уже выбросили на

перрон…»

— Мама! Мама! Алло!

Ту-ту-ту — «абонент не може прийняти ваш дзвінок».

В течение следующих трех минут я судорожно пытаюсь дозвониться до мамы, до знакомого

пограничника, снова набираю маму, папу, пограничника… Связь постоянно прерывается, у

меня дрожат руки, я не попадаю в кнопки, не могу ни до кого дозвониться. Что происходит?!

Шок. Моя шестидесятисемилетняя мама и восьмилетняя дочка посреди ночи в «каких-то

Хоробычах». Вышвырнутые из поезда, как преступники. По перрону разбросаны сумки с

бережно упакованными гостинцами. Сашка, всхлипывая, собирает выпавшие из рюкзачка

фломастеры…

Им повезло. Они взяли билеты назад до Харькова уже через 40 минут. Вместе с ними из того

же поезда высадили еще восемь семей с детьми. Одна женщина ехала в Мурманск (!) с тремя

(!) внуками, один из которых семимесячный (!) малыш. Весь свой валидол мама скормила ей.

У женщины среди кипы правильных документов оказался один неправильный, то есть

вместо оригинала свидетельства о рождении одного из детей была копия, заверенная

нотариусом.

Слезы, истерики, ругань, проклятия, крики детей — такая себе ночь на станции Хоробычи.

Пока наши ехали обратно, я объявила войну. Кому? Не знаю. Все, что я испытывала — это

злость и обида. На чиновников, на систему, на законы. Единственная фраза, которая крутилась

в голове — «Гондурас, блин».

Почему никто не сказал, даже не намекнул на этот чертов проездной документ? Ведь я

была как минимум в трех «инстанциях». Нотариус, кассир и проводник, в конце концов?! «Они

НЕ ОБЯЗАНЫ вам сообщать», — объявил мне по телефону начальник погранотряда. Да, я

понимаю, они не должны, но ведь могли же! Ведь каждый из них знал об этом документе.


«Законом Украины не предусмотрено дополнительное информирование…» — монотонно

читал мне нотацию все тот же начальник. Да, я, извините, лох, я не позвонила в четыре

инстанции, прежде чем отправить родных в «соседнее государство». Это уже совет юриста: он

рекомендовал ДО покупки билетов побывать в паспортном столе, в ОВИРе, на личном приеме у

пограничников и желательно было еще поговорить с кем-то в консульстве Беларуси.

Войны не получилось. «Донкихотство», — сказал мой отец и оказался абсолютно прав.

Ветряные мельницы в виде отечественного законодательства оказались мне не по зубам. С

чиновниками, юристами, пограничниками и еще пятью инстанциями я общалась уже на

следующий день. Вердикт прост до безобразия: незнание Закона не освобождает от

ответственности.

Остаток ночи я металась по Интернету.

На сайте пограничной службы Украины сотрудники государственной (ни фига себе!) границы

с гордостью сообщают (я бы даже сказала: хвастаются), что с начала года при попытке

незаконного (аж страшно) пересечения границы были сняты с поездов около 800 (!) семей с

несовершеннолетними детьми. Супер! МО-ЛОД-ЦЫ!

Почему-то мне кажется, что при такой статистике они должны кричать, причем кричать по

радио каждые полчаса про «необходимый перечень документов», который у них на сайте

можно найти только с собаками, а прочесть с увеличительным стеклом и переводчиком. Или

им нравятся такие ночи (слезы-истерики-ругань-проклятия-крики детей)? Или это «законное

снятие нарушителей» все-таки кому-то выгодно? А?

Может быть, железной дороге? Ведь моей маме вернули за детский билет аж 90 копеек (!).

А обратно из Хоробычей в Харьков за тот же билет взяли 83 гривны. Не, ниче такого, просто

разница почти в сто раз, а так ничего.

Я понимаю, я все понимаю. Даже не обсуждаю сам Закон. Возможно, из 800 несчастных

попался действительно один злодей, и доблестные пограничники поймали похитителя детей!

Ура!

Я ёрничаю не потому, что пограничники — хамы, об этом вообще не сейчас.

Я о другом. Ну скажите мне, почему, например, одним маленьким внутренним

распоряжением не обязать кассиров продавать детский билет до Беларуси не по

свидетельству о рождении, а по тому же, будь он неладен, проездному документу. Ну почему

нет?

Или повесить чертов перечень документов у каждой кассы, а? Ведь это же дешевле и

проще, чем сотни испорченных отпусков, море слез и невосстанавливающихся нервов.

В ОВИРе я выяснила, что свидетельство о рождении, оказывается, не является документом, удостоверяющим личность, потому что там нет фотографии… А проездной документ — это то

же свидетельство, только с фото. Оформляют его около месяца, стоит в районе пятидесяти

гривен. Да, так просто. А вы очереди в ОВИРЕ видели? Слушайте, а может быть, стоит каждый

год просто вклеивать фотку в свидетельство? Ну, как вариант.

Я не знаю, что делать, но делать что-то надо. Последнее, что сказал мне юрист — «дело не

имеет судебной перспективы». Да, я уже поняла: никто не виноват в том, что мой ребенок

после менингита катался 24 часа в душных поездах. Никто не вернет потраченных денег.

Никто внятно не сможет объяснить белорусской заплаканной девочке причину, по которой ее

сестричка не приедет. Все потому, что НЕ ТУ СТРАНУ НАЗВАЛИ ГОНДУРАСОМ.

«MediaPost», on-line, 2008 г.

ЧТО В ИМЕНИ ТЕБЕ МОЁМ?


—  А вы Пушкина ПОЛНОСТЬЮ знаете??

—  ЗНАЮ! А Л Е К С А Н Д Р. С Е Р Г Е Е В И Ч. П У Ш К И Н.

В воскресенье меня разбудил звонок.

— Послушай!!! — завизжала трубка.

Опуская правила приличия, без всяких волшебных слов типа «привет» или «извини, что

разбудил» мой товарищ взахлеб читал до боли знакомые строки. Что-то в них было не так.

—  Край лукомор'я дуб зелений.

І золотий ланцюг на нім:

Щодня, щоночі кіт учений

На ланцюгу кружляє тім…

— В смысле? — спросила я.

— В прямом! — ответил товарищ.

Пользуясь воскресеньем, мой друг решил проверить уроки сына-пятиклассника. На глаза

попался учебник «Зарубежная литература». Открыл. Прочел. Не понял. Позвонил. Разбудил

жену, удостоверился, что не сошел с ума, и перезвонил снова. Потом перезвонил еще как

минимум трижды, и с каждой новой главой читал на тон выше. На пункте «рекомендовано для

внеклассного чтения» перешел на фальцет. Через час я знала наизусть программу зарубежной

литературы за 5-й класс. Контрольный в голову выглядел так (дословно):

— Нет, ты чуєш!? Травка зе-ле-ні-є! Сонечко бли-щить! Ластівка з весною в хату к нам

летить!

— Угу, а можна, я напишу тільки зе-ле-ні-є?

Не смешно, решил товарищ и повесил трубку. Впереди его, видно, ждала математика.

Неподготовленный советский родитель был в шоке. Шкала несгибаемых ценностей

рассыпалась, как пазлик.

«Зачем переводить Пушкина детям, понимающим русский? — возмущался он. — Нет, я

понимаю, зачем переводить классику, и ничего не имею против Пушкина по-японски, но

нашим-то зачем?»

Вопрос спорный. Спорить не хотелось. На самом деле я прекрасно отношусь к украинскому

языку. Не к разговорам о том, как нам, украинцам, стыдно его не любить, а к настоящей, колоритной мове. Обожаю. В институте мы часами слушали Остапа из Полтавы, о чем бы он ни

рассказывал — это был шедевр. Потрясающий язык, пересказать невозможно, я даже

половины аналогов не находила в русском. Некоторые фильмы и мультфильмы с хорошим

украинским дубляжом мне нравятся значительно больше, чем в русском варианте, а «Енеїду»

Котляревского я перечитывала раз восемь. Короче, к мове я со всей любовью, а к переводам —

так себе.

Я пошла к соседке и спросила, в каком классе учится ее дочь. У нее было 3 дочери-

школьницы, и, по теории вероятности, одна должна была быть в пятом. Мне повезло.

Олександр ПУШКІН (1799 — 1837). Вступ до поеми «Руслан і Людмила». Для вивчення

напам'ять.

Край лукомор'я дуб зелений.

І золотий ланцюг на нім:

Щодня, щоночі кіт учений

На ланцюгу кружляє тім.

Может, я не очень хорошо розумию державну мову, но у меня, честно говоря, ассоциация

четкая — кот, к дубу прикованный цепью, и кружит, бедняга, вокруг дуба по строго

определенному диаметру.

Іде праворуч  —  спів заводить,


Ліворуч  —  казку повіда.

Дива там: лісовик там бродить,

В гіллі русалка спить бліда.

Тут совсем неясно. Мало того, что украинская русалка почему-то спит, она еще и бледная.

Хотя, может, она и прилегла потому, что заболела?! Оригинальная пушкинская, если мне не

изменяет память, бодрствовала. По крайней мере, на ветвях сидела и не выказывала никаких

признаков недомогания.

На невідомих там доріжках

Сліди нечуваних страхіть;

Там хатка на курячих ніжках

Без вікон, без дверей стоїть.

В детстве словосочетание «следы невиданных зверей» вызывало ощущение сказочности, чувство необыкновенного и диковинного. Не буду терзать этимологию словосочетания

«Нечуваных страхить», но, читая ребенку на ночь, я бы эту строчку «случайно» пропустила.

В примарах там ліси й долини;

Там на світанні хвиля лине

На берег дикий пісковий,

І тридцять витязів чудових

Із хвиль виходять смарагдових,

Та ще й дозорець їх морський.

Не знаю, кто такой «дозорець», но как-то неудобно перед дядькой получилось. Он, по

Пушкину, вроде как главный у витязей прекрасных, а в сочетании с украинскими

междометиями «та ще й» звучит пренебрежительно, типа — еще и этот, как его… дозорець.

Там королевич мимоходом

Полонить грізного царя;

Там серед хмар перед народом

Через ліси, через моря

Чаклун несе богатиря;

В темниці там царівна тужить,

А бурий вовк їй вірно служить;

З Ягою ступа там бреде,

Вперед сама собою йде.

Я, конечно, не претендую, но коль семь строк автор выдержал так близко к тексту, нашлись, слава богу, почти абсолютные аналоги, можно было и последние две не

перекручивать, ведь словосочетание «идет-бредет сама собой» практически нарицательное.

Ну, что бы изменилось, если бы строки звучали так: «Там ступа з бабою Ягою вперед бреде

сама собою». Или это типа креативный авторский вариант?

Хотя, возможно, автор в этом месте хотел использовать другой размер стиха, чтобы

подвести к следующей рифме:

З Ягою ступа там бреде,

Вперед сама собою йде;

Там цар Кощей над златом чахне;

Там руський дух... Там Руссю пахне!

(А по задумке было — тхнэ!?)

І я там був, і мед я пив;

Край моря бачив дуб зелений,

Під нім сидів, і кіт учений

Своїх казок мене учив.

Одну згадав я; добрі люди,


Нехай для вас ця казка буде.

По сути, этот отрывок — всего лишь предисловие, сама история впереди. Но самое обидное, что дальше сказку перевести никто не потрудился. То есть если гипотетически предположить, что пятиклассник заинтересуется началом (с учетом опускания строчки про «нечуваных

страхить», конечно), то продолжение все равно читать будет оригинальное, тогда надо отдать

должное моему товарищу, он прав. «А ЗАЧЕМ?»

Я пошла к соседке.

— Старшая в каком классе учится?

— В девятом.

— Зарубежная литература есть?

— Есть.

— Давай!

«Я ВАС ЛЮБИЛ…»

Два варианта (!). Сорри, но в ритм напрашивается: «Я Вас кохав, любив і все такоє…».

Перекладач М.Чернявський:

Я вас кохав; в душі моїй ще, може,

Кохання пал і досі не погас,

Та хай воно вас більше не тривоже,   —

Не хочу я нічим журити вас.

Я вас кохав мовчазно й безнадійно,

Боявся вас і потай ревнував;

Я вас кохав так ніжно і так мрійно,

Як дай вам Бог, щоб інший вас кохав!

Я не злая, меня просто товарищ завел. В воскресенье. Но тут что-то с родами не так, и это

искажает если не смысл, то тон, однозначно. «Кохання пал» — огонь любви в смысле, вроде

мужской род, и поэтому строчка «Та хай ВОНО вас більше не тривоже» смотрится как-то

сильно по-хамски.

Перекладач І. Муратов:

Я вас любив, а може, і люблю я,

Огонь у серці не погас моїм;

Та ця любов нехай вас не хвилює,

Не хочу я печалить вас нічим.

Я вас любив безмовно, безнадійно,

То ревнував, то ніжно вірив знов,

Я вас любив сердечно так і мрійно,   —

Дай боже вам ще раз таку любов!

Мне даже понравилось. Красиво. Правда. Но это если бы «до» Пушкина, а «после»… А

«после» лично я к объективности не готова. Убейте меня, но в последней строчке я слышу

издевку над женщиной. Я ощущаю колоссальную смысловую разницу в финальных фразах

«Как дай Вам Бог любимой быть другим!» и «Дай боже Вам ще раз таку любов!».

Может, я придираюсь?! Но ведь это тот самый возраст. 9-й класс, 15-16 лет. Тот самый, когда «поэты, книги, строки нам жизни подают уроки», откуда это, не помню.

А может… Может, я ошибаюсь. Ведь Александр Сергеевич сам памятник себе воздвиг.

Нерукотворный. И юзать памятник поэт не запрещал.

А это так, на память…

У лукоморья дуб зеленый;

Златая цепь на дубе том:

И днем и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом;


Идет направо  —  песнь заводит,

Налево  —  сказку говорит.

Там чудеса: там леший бродит,

Русалка на ветвях сидит;

Там на неведомых дорожках

Следы невиданных зверей;

Избушка там на курьих ножках

Стоит без окон, без дверей;

Там лес и дол видений полны;

Там о заре прихлынут волны

На брег песчаный и пустой,

И тридцать витязей прекрасных

Чредой из вод выходят ясных,

И с ними дядька их морской;

Там королевич мимоходом

Пленяет грозного царя;

Там в облаках перед народом

Через леса, через моря

Колдун несет богатыря;

В темнице там царевна тужит,

А бурый волк ей верно служит;

Там ступа с Бабою Ягой

Идет, бредет сама собой;

Там царь Кащей над златом чахнет;

Там русской дух... там Русью пахнет!

И там я был, и мед я пил;

У моря видел дуб зеленый;

Под ним сидел, и кот ученый

Свои мне сказки говорил.

Одну я помню: сказку эту

Поведаю теперь я свету...

«MediaPost», on-line, 2008 г.

БЕЗ ЛОХА ЖИЗНЬ ПЛОХА

Граждане! При потере документов будьте бдительны!

Моя знакомая потеряла паспорт. Банальнейшая ситуация. Человек собирается отдохнуть

недельку в теплых краях, приходит в турагентство, залазит в сумочку, чтобы достать

документы, и тут — бац, паспорта нет! Нет его! Сумку вытряхнула — тщетно, домой

пришла — шкафчики перерыла — нету. Родственников обзвонила, в игрушках детских

глянула, мало ли... НЕТ. Караул, ужас, что делать-что делать и все такое. Отпуск накрылся, деньги пропали, впереди — мытарства по инстанциям.

В общем, так или иначе, ситуация узнаваемая. А вот дальше...Дальше — внимание!

Дает человек объявление в газету. Мол, потерялся паспорт, если кто найдет, люди добрые, верните, плиз, будь ласка, готова вознаградить (лишь бы не мытарствовать), ну пожалуйста, ну очень надо. Правильно. А вдруг?! «Вдруг я его обронила просто, а человек поднял, ну зачем

ему чужой паспорт?» — искренне надеялась женщина. Действительно, зачем? Вот! Теперь

особое «внимание»!

После того, как объявление в газете опубликовано, вам на мобильный звонит приятный

мужской голос («ой, как хорошо, не зря я надеялась, ура-ура!») и сообщает: «Здравствуйте, я

нашел ваш паспорт, давайте встретимся, отдам». Господи, ну чего ж проще-то, а?!

— А как я вас узнаю? — интересуется знакомая.

И получает несколько ироничный ответ, даже с поддевкой:

— Ну что же вы... Я сам вас узнаю, у меня же ваше фото в паспорте!

Вы, конечно, смущаетесь, обзываете себя дурой («надо же, не догадалась совсем!»), на

крыльях летите на встречу со спасителем! Ах да, еще одна деталь. Он говорит:

— Когда на место (в данном случае на «стекляшку») приедете, по этому же номеру (с

которого он набирает) перезвоните, я подскочу.

Летите, значит, вы с мыслями о доброте человеческой, о везении, об отпуске, который еще, может, и состоится, перезваниваете по дороге в турагентство, сообщаете радостно, чтоб не

вычеркивали вас, потому как через пятнадцать минут паспорт ваш, так сказать, найдется! А

потом нервно топчетесь на «стекляшке» и, набирая заветный номер:

— Алло, я на месте!..

— Знаете, я подумал, — отвечает голос, — я не знаю вас совсем, вдруг вы из милиции...

Давайте лично не будем встречаться... Вот оглянитесь, видите человека в ярко-желтом

переднике «пополнение счета»?

— Вижу!

— Вот вы (в виде вознаграждения, значит) пополните счет на мой номер, гривен так это на

двести, а парень вам паспорт тут же и отдаст!

Господи, ну чего ж проще-то, а?!

Вот люди умные, сомневающиеся, сразу бы что-то недоброе заподозрили. Только вот когда

в отпуск очень хочется и инстанции сильно не любишь, то сектор сомнения отключается...

Знакомая, деньги доставая, как-то случайно (от волнения, видно) спросила у «пополнителя

счета», а чой-то, мол, парень с паспортом испугался-то так (ха-ха-ха)?!

— Какой парень? С каким паспортом? — удивляется «желтый передник».

ПАУЗА. ПРОЗРЕНИЕ.

.... А мне бы тоже мысль в голову не пришла спросить у нашедшего номер паспорта, серию!

Вот просто не подумала бы. Потому что верю, доверяю. Люди же все...

Был однажды год девяносто какой-то. Я студенткой подрабатывала в киоске (шоколад, ситро, спички). Сижу, значит, в киоске, останавливается такси (что само по себе в то время

являлось признаком если не привилегированности, то однозначно крутости). Выходит

мужчина в дубленке, подходит.

— Ребят, я тут не местный, подскажите, как на рынок проехать, на радиорынок (ничего, что

он на такси, тю, кто об этом подумал-то). Товарищ (со мной в киоске сменщик-однокурсник) с

чувством глубокого благоговения бросается объяснять дорогому-крутому-гостю-нашего-

города, как удобнее добраться до точки «Т». А тот, поддерживая вполне естественную для

ситуации беседу, продолжает: «Я вот из Уфы (Семипалатинска, Крыжополя, нужное

подчеркнуть), представляете, завод-то наш развалился, а я — главный инженер (менеджер, начальник транспортного цеха, ваш вариант), продукцию-то реализовать надо, вздыхает. Вот

(протягивает на ладони какую-то, извините, хрень, сильно напоминающую волчок-типа-юла в

миниатюре). Я слышал, в Украине вообще этот синхрофазотрон не производят (деталь

используют, конечно же, в авиационной промышленности, ну иногда в кассетных

магнитофонах), вот решил попробовать у вас на рынке разузнать, пользуется ли спросом? И

да, ребят, не в службу, а в дружбу (тю, не вопрос, ведь за последние десять минут он стал


лучшем другом подрабатывающей вечерами молодежи) — повесьте у себя на витрине, может, кто поинтересуется…

Гость уезжает в направлении радиорынка.

Через час-полтора подъезжает к киоску джип. Точнее, ДЖИП (напоминаю, начало

девяностых, Харьков) — такси и дубленки меркнут.

Выходит парень, плавно приближается к окошку нашего киоска и начинает заказывать: «Во-

о-он ту коробочку конфет (самых дорогих), вот эту баночку кофе (соответственно), пару (!) килограммов бананов, 18 плиток шоколада с орехами, ну и так далее. А еще ключевое слово

«и все это во-о-он в тот красивый пакетик». Вау. Ничего себе, думаем и, развесив

восторженные слюни, упаковываем всю эту непомерно дорогую ерунду в праздничный пакет.

— О! — вдруг восклицает крутой парень (мы, от благодарности за недельную кассу, внимаем с вожделением). — А откуда у вас синхрофазотрон на витрине?? Сколько их у вас??

Беру все!

Надо сказать, наш «уфинский друг», уезжая, оговорился, мол, деталек этих у него вагон и

маленькая тележка, и «сбросит» он их по 10 копеек, потому что не местный, а реальная цена

им, естественно рубль.

Водитель ДЖИПА небрежно бросает на прилавок 50 баксов (!) со словами «вечером заеду, заберу всю партию, чем больше, тем лучше, и уезжает…»

Мой товарищ-сменщик хватает калькулятор!

— Так, этот из Уфы приедет, покупаем у него все. ВСЕ по 10 копеек. И продаем ДЖИПУ по

двадцать. Нет, по пятьдесят копеек!

Капли пота выступают у него на лбу. Или это алчность сочится? Я, полный профан в

финансовых вопросах, молча верую в аналитические способности сокурсника и с улыбкой

идиота, получившего мороженое, мечтаю о море...

Еще через полчаса к нам совершенно случайно (еврейское счастье сработало) заглянул

хозяин киоска.

— Что у вас тут? (Он был хороший, незлобный барыга.)

Я патологически не умею хранить секреты, меня ни в коем случае нельзя брать во всякого

рода заговорческие-комбинации-махинации. На одном дыхании я выпалила незлобному барыге

всю историю. Напарник смотрел с укором, да что там, он смотрел на меня, как на предателя, нет — как на непроходимую дуру-предателя. Хозяин расхохотался. Раскатисто, нарочито

громко. В хохоте его гомерическом читалось однозначно — нас… как это помягче...

«надурили».

Оказалось, кидалово это старо как мир и в народе называется «телевизор». Дальше по

сценарию должен был подъехать «гость из Уфы», мы, два меркантильных идиота, к тому

времени должны были занять кучу денег и купить квадриллион штук этой хрени

(синхрофазотронов) по десять копеек, а потом с маразматическими улыбками сидеть и ждать

ДЖИП… Который, как вы уже догадались, никогда не приедет.

Но наш незлобный барыга-хозяин когда-то так купил фуру комнатных тапочек. Розовых.

Поэтому и ржал гомерически.

Потом было весело, когда, согласно сценарию, подъехал «житель Уфы» и сильно удивился

тому факту, что НИКТО не интересовался его синхрофазотронами. «Что, совсем никто???».

Закончилось все разборками кучи крутых парней, но главное, для нас с напарником случился

хеппи-энд.

В общем, ушла моя знакомая, по дороге снова перезванивая в турагентство... А потом ей

еще таких приятных мужских голосов штук пять звонило. Даже смс приходили. Схема

одинаковая: «нашел ваш паспорт, давайте встретимся»...


Господи, ну чего ж проще-то, а?! Посмотрел объявления в газете, раздел «пропал-потерял-

помогите, люди добрые», и звонишь голосом «доброго людя» — нашел, пляши польку-

бабочку! А она, то есть я, то есть вы, то есть МЫ — пляшем, верим, летим, а как же?!

P. S. В походах по инстанциям (паспорт новый оформляя) забрела моя знакомая к

правоохранителям, в районное, что ни на есть, отделение милиции. И обиженная, но

бдительная, выложила им все (бережно сохраненные) номера мобильных телефонов, с

которых «люди добрые, паспорт нашедшие» звонили. И эсэмэсочки тоже. А милиционер и не

удивился вовсе, говорит: «Не нужны мне, дамочка, номерочки-то ваши, заберите ради бога! И

впредь, дорогуша, бдительнее будьте, потому как без лоха жизнь плоха»! Во как!

MediaPort blogs, 2009 г.

КЛАССНАЯ РАБОТА

«А классная у вас работа», — сказал один человек на форуме. Я улыбнулась. Таки «да». У каждого из нас

(журналистов) есть миллион историй, связанных с работой. Смешных, страшных, дурацких, всяких. Мне сильно

свезло с животными.

Все началось с удава. Точнее, с королевского питона Кеши. Он, так сказать, окрестил все

предстоящие зоотемы. Обычный сюжет. Ничего такого. Я рассказываю об уникальной операции, которую в Харькове провел ветеринар-энтузиаст, бла-бла-бла. Все происходит в частном

серпентарии. Для красоты стенд-апа (это когда журналист говорит в кадре) наматываю на руку

подружку Кеши. Она раз в пять меньше и на его фоне смотрится игрушечной змейкой.

Непосредственно Кеша в это время ползает где-то по комнате.

«Уникальную операцию на позвоночнике перенес королевский питон…» Где-то на третьем

слове ощущаю Кешу на коленях. Он не ползет, он перемещается… Он весит тонну, он зловеще

шуршит, он подбирается к шее, он… Я без запинки договорила текст исключительно от страха.

На последних словах к ощущению зловещего шуршания на коленях добавилось еще одно. Менее

ужасающее и какое-то до боли реалистичное. Ощущение мокрых штанов. О боже! Мне, конечно, было страшно, даже сильно страшно, но я не могла! Это не я. :) Знаете, питоны, извиняюсь, «ходят в туалет» раз в полгода. Вот оно — еврейское счастье!

Сначала я отстирывала брюки, потом мы долго хохотали с оператором и хозяйкой Кеши.

Потом этот случай стал почти легендой. Но следующие сюжеты о животных затерли остроту

боевого крещения.

Впервые в зоопарке дикие кошки сервалы

Операторы — самые жестокие в мире люди. Игорь сказал:

— А давай запишем стенд-ап с открытой дверью клетки. С ОТКРЫТОЙ дверью! Вы когда-

нибудь поворачивались спиной к диким кошкам? За сеткой они кажутся такими милыми…

Сетка между человеком и диким животным съедает 95% ощущений. Поверьте!

— Игорь, они смотрят на меня?

— Нет, они даже не обращают внимания. Играются. Говори текст.

— В Харьковском зоопарке… Игорь, а они далеко?

— Да, далеко, в углу клетки, говори текст. Главное — не оборачивайся.

— В Харьковском зооПАКРЕ, зооПРАКЕ, зоо…

С какого дубля я записала этот стенд-ап, не помню. Когда на деревянных ногах вставала с

корточек (именно так, по мнению оператора, надо было снимать), я обернулась. Лучше бы не


оборачивалась! Они были рядом, они шипели, они смотрели на мою шею! От неожиданной

близости я вскрикнула. Молниеносная реакция — укус за ногу. А-А-А-А! Мне не больно, мне

страшно.

Спустя несколько месяцев я заходила в клетку ко львам, чему посвятила целую статью.

Дикие кошки сервалы — детский лепет на лужайке.

В Харьковский цирк привезли слонов

Казалось бы, что тут такого, господи? Слоники. Ну, большие, но такие милые, безобидные.

Вы не представляете, какой это ужас — стоять в трех метрах перед «слегка нервничающими

после переезда слонами, но не волнуйтесь, все под контролем». Контроль — это три молодых

человека с какими-то неубедительными прутиками. Когда фургон открыли и слоны вышли (с

дикими криками), у нас с оператором одновременно остановилось сердце.

Пять слоняр по пять тонн, прутики, мальчики, капец.

В Харьков привезли московских слонов. Точнее, слоних, самцы этих животных не поддаются

дрессировке, объяснили нам. Впервые на арене цирка одновременно пять…

Мы выставили камеру перед фурами. От фургонов (во внутреннем дворе цирка) до входа в

слоновник 100 метров. Первые две слонихи почти мирно пошли в указанном направлении, а

третья… Что-то пошло не так. Она типа передумала (ну, может, запах не понравился) и

развернулась!

Заорали дрессировщики. Что они кричали, я разобрать не могла, но абсолютно четко

слышались интонации. Интонации надвигающейся беды…

Животные перекрикивали дрессировщиков. Водитель орал матом. Слониха ломанулась

обратно к фургону. На ее пути стояли трое. Оператор, штатив и я. Оператор со штативом

отреагировали молниеносно. А я... На меня напал ступор. Вспоминала Кешу. Все закончилось

хорошо, девочки промчали мимо, меня только ветром обдало.

После каждого зоосюжета я зарекаюсь, что он последний.

Был еще уникальный черный лебедь, подло ущипнувший меня за задницу. Были кабаны в

Краснокутском питомнике. Кабан, жена его и дети их маленькие полосатенькие, которых мы, собственно, и собирались «заснимать до смерти». Когда папа с мамой побежали, клянусь, задрожала земля. Мы с оператором, камерой и штативом залезли, нет, запрыгнули с одного

прыжка на забор, и уговорить меня слезть обратно приезжал сам начальник областного

управления лесного хозяйства.

Да, сколько всего еще было. Прав человек с форума, классная у нас работа.

MediaPort blogs, февраль, 2009 г.

ПЫТКА ЗАБОТОЙ

«Похороните меня за плинтусом!» Название бессмертного произведения Санаева стало моим личным слоганом.

Слоганом акции «Проведай родителей». Вчера была. Продержалась 2,5 часа…

Обычно мне с порога хочется взять маму за плечи, приподнять и громко так, на ухо

проорать: «Я НЕ ГОЛОДНАЯ! МНЕ НЕ ХОЛОДНО! Я НЕ БЛЕДНАЯ! НЕ ЗАБОЛЕЛА! НЕ ПОХУДЕЛА!

У МЕНЯ НЕТ НЕПРИЯТНОСТЕЙ!»

Как вариант можно заранее изготовить соответствующую табличку. Но он не работает.

— Ой, ну что же ты никогда не предупреждаешь?! Я бы твое любимое приготовила.

— Ма, нормально, я папино любимое съем.


— Не хватай из холодильника! Сейчас горяченького…

— Все, наелась, спасиб, чмок.

— Да ты ЧТО? Разве это еда?!

И понеслась! Речитатив. Знаки препинания можно не учитывать, проговаривается на одном

дыхании.

«…Анечка, горячее нужно кушать ежедневно, ну что же ты на сухомятке живешь и ребенка

на сухомятке держишь, ну как же можно, а?! И душа опять нараспашку! У тебя что, шарфика

нет?! (Идет за шарфиком. Очередным. У меня, если шо, дома складик уже.) Доченька, тапочки обуй, пол холодный, простудишься (фраза от времени года никак не

зависит). Ой, дырочка на носке, снимай, зашью! Ты что, без колготок под джинсами? С ума

сошла, зима же! (Не важно, что на улице плюсовая температура, ЗИМА же!). Эта погода самая

обманчивая! Только кажется, что тепло, а на самом деле ветер! (Я по умолчанию ветра не

чувствую. Ни ветра, ни снега, ни дождя. Я вообще по погоде не понимаю и одеться

соответственно ей не способна). Ой, ну какая же ты худая, кошмар! (Тоже никак не зависит от

набранных килограммов. Ничего, что джинсы не сходятся!?)

Я тебе сейчас сырнички быстренько сделаю («Я не хочу, мамуль» не действует.) Ну хочешь, картошечки поджарю? Может быть, рагу? Салатик? Оладушки? Яичницу? Чайку хоть попей!

(Чаек в нашем доме называется «ну что ж ты без печенья?!») Ну хочешь бутербродов твоих

чертовых сделаю? Только горячих… «

Названия разнообразных блюд повторяются со строгой периодичностью — «каждые 5

минут». И никак, опять же, не зависят от ответов.

«Я не голодна, мамусь», «Мам, я же уже покушала», «Мамочка, не хочу, спасибо» и т. д.

Через час мой голос приобретает металлический оттенок.

Мама обижается. Ее легко обидеть. А я не могу, я с ума схожу от этой маниакальной

заботливости. Через два часа мне хочется назад, в холодную съемную квартиру, с вечно

пустым холодильником и незастеленными кроватями.

Без консервации из родительского дома выйти нельзя. Табу. Вход в шарфике — выход с

малиной «пятиминуткой»! Сколько тысяч раз было сказано: «Ма, мы варенье не едим!» И что?

Я хоть раз вышла без банки варенья? Не взять с собой пирог («ты что, с ума сошла, я

специально готовила») нельзя, автоматически наступает вендетта.

Я иногда думаю: вот прийти, что ли, раз здоровой. (Не дай бог при маме кашлянуть! Боже

упаси чихнуть и (аж страшно) пожаловаться на «болит»! Мгновенно будет сунут градусник, налеплены горчичники, а внутрь влита какая-то жижа из редьки.) Прийти вот такой: с

розовыми щеками, в шарфике, с колготками под джинсами (нет, под аккуратненькими

брючками, не как у сявки), в длинной куртке (чтоб нигде не продувало, а лучше в скафандре).

Прийти и с порога заказать восемь блюд (а лучше позвонить, предупредить о приезде часа за

четыре). Все это съесть, заказать добавку и обязательно чай с печеньем (ничего, что я НЕ ЕМ

печенье, тю). А! Еще подстричься (прическа ж, как у охламона), уходя, заказать пять банок

варенья разного, огурцов, помидоров, полмешка картошки («ну что же вы на базаре мерзлую

покупаете). Да, и привезти Сашкин дневник с двенадцатками («что ж вы ее в такую далекую

школу возите, изверги, у меня ж тут под боком»). В общем, прийти такой и… Сбой программы.

Системная ошибка. ЕRROR.

Мне хочется иногда не выдержать и сказать: «Мамочка, мамулечка, я взрослая, я все могу, все умею, не волнуйся, а». Но я это говорила. Неоднократно.

Слово «командировка» — синоним слова «апокалипсис». «КАК?! Я буду одна ехать в

поезде?!» Купе брать нельзя, а вдруг «алкаши»? У мамы вообще есть ровно два

отрицательных сектора, делятся только по гендерному принципу — «алкаши» и «хамки».

Туда входит все плохое, что существует в принципе. Хотя и эти ругательства она произносит с


нежностью. Все мои мужья — «хорошие мальчики», все подруги — «прекрасные девочки», все соседи — «душевные люди».

— Вы что, по кабакам будете шляться, деньги тратить на всякую дрянь!? Приглашай всех к

нам, я приготовлю, потом уберу и заходить к вам не буду, буду телевизор тихо смотреть в

спальне…

— Мам, это 30 человек!

— Ничего!

Мама святая. Отрицательные эмоции типа «злость», «зависть» у нее отключены. Просто

«файлы не найдены», и все. Но как выдержать эту пытку заботой? Она искренняя, она от

доброты, от любви, но ее так много.

Бедная Сашка. Ведь когда приезжает она, мама перестает быть мамой. Она становится

БАБУШКОЙ! А это капец.

P. S. Справедливости ради надо сказать, что на главную героиню Павла Санаева

«Похороните меня за плинтусом» мама не совсем похожа, та была крикливой сумасбродкой.

Но произведение отличное, кто не читал — очень рекомендую.

MediaPort blogs, июль, 2009 г.

РАЗВЕ ЭТО ВАЖНО?!

Или голубая пирамидка

Так не бывает, потому что так не бывает! Эта противоречивая мысль застряла в дверном проеме купе №5

восемнадцатого вагона фирменного поезда Киев-Харьков. Застряла вместе со мной, чемоданом и бутылкой теплой

минералки.

—  Ну, что же вы, девушка? Заходите! — сказал человек…

Минералка похолодела. Но я зашла.

Вообще, купе-спутники — это у нас родовое проклятие. Моя мама однажды ездила в

Новосибирск (трое суток пути) в одном купе с пятимесячными близнецами… Но я ее

переплюнула. Тремя пограничниками в День пограничника.

Нет-нет, ничего такого. На этот в раз купе находился всего один человек. Даже... Даже не

совсем верно говорить «один» человек. Скорее, человека было пол. Извините за цинизм, но

сильно захотелось спросить Боженьку, что он курит?! Я подобрать толерантное описание

могу, но не буду. Скажу, как есть — это был ОДНОНОГИЙ КАРЛИК.

Не спешите швыряться камнями. Если бы не события следующих четырех-пяти часов, то

начало было бы не таким циничным. Хотя не было бы начала. И поста тоже. Ну, человек, ну, инвалид. Даже слишком инвалид. Бывает. Жалко, да. Как всем. Но…

Но человек этот говорил по телефону. Практически беспрерывно. К тому же громко.

Оторвался он от увлекательного мобильного диалога только раз. Чтобы с неестественно кривой

улыбкой спросить: «Может, мне выйти, чтобы вы переоделись»? Меня стошнило.

Переоделась я, не выходя из купе и даже не отворачиваясь. Да, это была бравада. Можно

было сказать в лицо, что в купе НЕТ мужчин и поэтому некого стесняться, но говорить с ним не

хотелось. Совсем. Я злилась. Злилась потому, что к моменту ехидно-игривого вопросца уже

понимала, с кем он постоянно говорит и что происходит. Слышимость хорошая просто. Очень.

Конечно, выходила я в тамбур и курила часто, но, знаете ли, хотелось прилечь после трудного

командировочного дня.

Девочку звали Наташа. Точнее, Натусечка, Натусеночек и даже Насюсючничек. Школьница.

Выпускница. Семнадцать лет. Девочка, которая никогда не видела свою ПЕРВУЮ (и, конечно


же, единственную и настоящую) ЛЮБОВЬ в глаза. Интернет-роман. Обычное дело нашей с

вами современности. Сначала сайт знакомств (с левыми фотками), потом почта, аська, телефон. Ну и наконец долгожданный реал. Схема вполне традиционная, с теми или иными

поправками проверенная мной лично и десятком близких знакомых. Да, но если бы ей не

СЕМНАДЦАТЬ, а он не ОДНОНОГИЙ КАРЛИК (лет тридцати пяти).

— Малыш, почитай мне что-нибудь! Да, давай Пушкина.

— Конечно, милая: «У лукоморья дуб зеленый…»

— Завтра выпускной экзамен. Нет, не волнуюсь. У меня же есть ты.

— Ты моя хорошая. Я так люблю тебя…

— Когда мы увидимся?

— Мы обязательно увидимся. И мы будем счастливы…

— Я так жду нашей встречи! Ты, наверное, такой красивый!

— Разве это важно?

— Нет, нет, не важно…

Захотелось найти эту девчонку и заорать: Это ВАЖНО, Натусечка! Это очень важно. Потому

что тебе семнадцать. Потому что ты, зайка, сейчас готовишься к самому главному экзамену в

жизни. Это экзамен на доверие. И ты его провалишь, Натусеночек. Потому что, как только эта

долгожданная встреча произойдет (если произойдет), то вдруг окажется, что ты больше не

умеешь верить. Верить человеку, верить мужчине, верить людям и верить в любовь. И этот

чертов урок, которого нет в школьном расписании, будет преследовать тебя всю жизнь.

Потому что он — одноногий карлик. И важно то, что он тебе этого НЕ СКАЗАЛ. Забыл.

Подумаешь, мелочь, ну, не Аполлон, ну, чуток с недостатками физического развития, господи, проблема!

Драматизирую? Отнюдь. Более того, в свои «немного за тридцать» я, давно пережившая

юношеский максимализм, уже философски отношусь и к категории «внешность» и к категории

«правда». Первое, таки да, не самое важное в жизни. Второе — имеет пару-тройку сторон. Но

я прожила вдвое больше, чем эта девочка, и к встрече с одноногим карликом подготовлена

десятками мелких обманчиков и легких недоговоренностей.

А она? Готова ли она понять, что ее «единственный» — урод, причем прежде всего

моральный. Потому что он так самореализуется. Даже если влюблен и любит искренне, все

равно это подло. У меня взрослеет дочь, может быть, поэтому я почти физически ощущаю боль

и трагедию этой девочки. И злюсь. Очень злюсь.

Курю. Сомневаюсь. А вдруг НЕ ПРАВА?

У Рэя Брэдбери есть потрясающий рассказик «И все-таки наш», где у семейной пары

рождается… голубая пирамидка. Здоровый ребеночек, только пирамидка. Родителям

объясняют: все хорошо, просто малыш родился в другом измерении, поэтому мы его видим не

человеком. В конце родители принимают решение отправиться в измерение сына. Для всего

человечества эти двое становятся кубом и ромбом, но они счастливы.

Лежа на верхней полке купе №5, я думала об этом. Может быть, девочка Наташа примет

своего любимого в облике пирамидки, гнома, гоблина…Разве это важно?

И будут они счастливы и умрут в один день (предварительно пережив инфаркт Наташиной

мамы и суицид папы). Снова злюсь. Нет, так нельзя, неправильно, не может быть…

Я уснула. Когда проснулась, его уже не было. Вышел где-то под Харьковом. Но разве это

важно…

MediaPort blogs, июль, 2009 г.

ПЕДАГОГИКА... МАТЬ ЕЕ


Вчера по дороге на работу встретила одноклассницу. С некоторых пор (я заметила) процентное соотношение

традиционных бабских тем: мужики, шмотки, адронные коллайдеры и дети  —  стало сильно перевешивать в

сторону последней. Скажем так  —  10 на 90.

— Караул! Беда! Не знаю, что делать, малой страшно жадничает!

— Да ну, брось ты, Катька! Это нам еще в институте объясняли (педагогическом).

В таком возрасте (три годика) у детей формируются механизмы будущего взрослого

поведения… Я не зануда, просто помню книжные определения. Это формирование

элементарного чувства собственности. Вот взрослый же не раздает направо и налево

стиральные машинки, телевизоры и холодильники? Так же и ребенок относится к игрушкам

— «это собственность, и я ее защищаю»! Правда, выглядит такая защита несколько

гипертрофированно, но это пройдет. Главное — беседовать с ребенком, объяснять, приводить

примеры… Это из учебников по педагогике, а на самом деле…

На самом деле, когда моей дочери было три (даже меньше, годика два с половиной), этот, с

позволения сказать, «механизм» приводил меня, дипломированного психолога, в бешенство.

Она выходила во двор и первым делом объявляла: МОЁ! Игрушки — мое, песок — мое, горка

— мое, да что там горка, деревья — мое! Прикоснуться к ее лопатке означало мгновенно

получить этой же лопаткой в глаз. Беседовала, объясняла, приводила примеры. НЕ работает.

Когда мы приходили на площадку, некоторые особо бдительные мамаши в срочном порядке

собирали своих чад и бежали «по неотложным делам». Было обидно. Однажды, после

очередного «скандала» из-за пачки печенья, я поступила крайне непедагогично. Мы заходили

в подъезд, и на лавочке, как обычно, сидели старушки.

— А знаешь, доченька, это не настоящие бабушки. Это девочки, которые жадничали. Ведь

именно от жадности появляются морщины…

В тот вечер я разрешила дочке поплескаться в ванне больше обычного, скажем, вдвое

больше.

Знаете, что бывает от воды, когда долго в ней пробудешь? Вот-вот!

— О боже! — театрально изумлялась я, глядя на сморщенные пальчики. — Посмотри на

свои ручки! Все! Началось! Ты превращаешься в старуху!

На следующий день все законы педагогики были разрушены и уничтожены. Макаренко с

Сухомлинским в гробу перевернулись. Мой ребенок не просто делился (!). Она делала это так

навязчиво, что даже дети растерялись. «Возьми мою лопатку и копай! Заберешь ее домой, дарю»! Дочь кормила детей печеньем и конфетами (даже тех, кто категорически есть не

хотел), она раздарила все игрушки и прибегала каждые пять минут с просьбой купить еще

чего-нибудь, потому что не всем досталось.

Сработало. Я, если честно, волновалась, вдруг сделала ошибку?! В памяти всплывало

устойчивое словосочетание из того же институтского курса — «психотравма детства». Но

через несколько дней дочка забыла эту «страшную» историю и стала вести себя нормально.

Деревья и песок стали общими, а игрушками, оказалось, можно меняться без риска потери и

даже выгодно. После того случая проблема жадности в нашей семье не стояла никогда. Я

поступила по наитию. Не педагогично, не правильно, а так, как чувствовала.

После рождения дочери я вообще переоценила весь теоретический курс педагогики и

психологии. Ребенок — это, оказывается, такая пропасть индивидуальности, что всякие

законы, шаблоны и правила выглядят просто смешными.

В соседнем подъезде жила семья, мальчик — ровесник моей дочери. Он не говорил ни

слова до трех лет. Бедная мамочка обошла всех мыслимых и немыслимых специалистов, включая деревенских бабушек со снятием сглаза-порчи. Даже неудобно было с ней


сталкиваться, всегда с какой-то грустью-завистью смотрела она на моего ребенка. «Конечно, вам хорошо, вам вон два, а вы уже говорите сложноподчиненными предложениями, легко

растить вундеркинда…» Это была правда. По крайней мере, отчасти. Дочь, действительно, в

два года легко и четко выдавала фразу: «Я эту булку есть не буду, она невкусная».

Ну и что?! Сейчас мальчик, которому пророчили и немоту, и глухоту, и отставание в

развитии, и даже аутентизм — круглый отличник, очень общительный парень. Мой

«вундеркинд» таскает двойки с той же частотой, с которой этот отличник разговаривает. И

что самое потрясающее, мальчику не помог волшебный доктор, нет. Он просто заговорил, когда посчитал нужным.

Я о чем, о педагогике... Не зря же начала с собственного антикнижного метода воспитания

(пусть и ситуативного).

У меня нет цели разрушить общепринятые правила, честно. Но одноклассница зачем-то же

встретилась?! Так что есть повод систематизировать некоторые давно накопившиеся мысли.

В памяти всплыли мамочки из традиционной колясочной тусовки. Есть в каждом дворе. Вот

где образчик педагогики.

Вспомнилась девушка Лена, которая меня за историю со «старушками» всячески осуждала и

порицала. Собственную дочь (на год старше моей девочки) Лена воспитывала исключительно

со ссылкой на педагогические талмуды. Любо-дорого посмотреть — мамашки на скамеечках, извиняюсь, трындят (изредка бросая в сторону детей фразы типа «Сережа, не сыпь песок

Наташе на голову»), а Лена в песочнице, непосредственно рядом с дитятей:

— Вот так нужно копать, загребать и откладывать в сторонку, а теперь насыпаем, стучим, аккуратненько снимаем…

Признаюсь, я Лене завидовала, это ж надо так раствориться в ребенке, что даже

элементарное копошение в песке превратить в воспитательный процесс. Наверное, такой и

должна быть настоящая, ответственная мама. И, что греха таить, в каждой из нас Лена

вызывала некое чувство неполноценности. Но потрындеть и отвлечься от памперсов-уборки-

готовки хотелось больше, чем соответствовать.

Иногда Лена снисходила до нашей скамеечки (с мужиками, шмотками и адронными

коллайдерами), и то только потому, что по плану у ее Ирочки было «самостоятельное общение

с ровесниками». Она занималась с ребенком по всевозможным системам Монтессори (и

харакири:), громко хвасталась ее успехами.

— Ирочка уже знает 150 английских слов… Ирочка складывает большой пазлик… Ирочка

пошла на гимнастику…

Успехи Ирочки росли и размножались с такой скоростью, что мы даже если б побежали, не

догнали бы до старости. Спустя несколько лет я (давно переехавшая в другой район, а

соответственно, в другую «песочницу») случайно услышала фамилию Лены. Оказалось, ее

дочь учится в одном классе с сыном соседки. Я не злорадствую, я искренне удивляюсь, КАК

при таком правильном воспитании могла вырасти девочка, которая врет, ворует, прогуливает

школу и ни с кем не дружит?!

Как сын учительницы английского, золотой медалист, мог умереть от передозировки

наркотиков? А дочь знакомых, неоднократная титулованная чемпионка по бальным танцам

(мама всегда была рядом), забеременеть в 15 лет?

Моей дочери сейчас девять, конечно, впереди непростой подростковый возраст. Но мне

кажется, я поняла одну очень важную родительскую истину, если хотите, аксиому (да простят

меня педагоги и психологи за смелость). Ребенок НЕ ДОЛЖЕН! Не должен быть лучше

соседского, не должен соответствовать нормам, не должен стать отличником, чемпионом, профессором…

И самое важное. Когда я это осознала, в доме стало намного спокойнее.


MediaPort blogs, сентябрь, 2009 г.

ЛИСТЬЯ С ГРЯЗЬЮ

Нам нельзя называть их имен. Нам нельзя рассказывать их истории. Я понимаю. Их жизнь может измениться.

Должна измениться. И то, что сегодня ловит мой объектив  —  завтра станет прошлым, которое хочется забыть…

Первый проект «Без фамилии» (два года назад) мы снимали в детских домах и интернатах.

На кондовом языке это называлось популяризацией усыновления. Получилось. Правда.

Сегодня чиновники взахлеб (в хорошем смысле) бравируют положительной динамикой, или, как правильно сказать, — образцовой статистикой. Выставку посмотрели тысячи людей.

И во второй раз мы уже фотографировали детей, которые обрели близких. Это были совсем

другие глаза…

Вот снова. Теперь дети улиц. Они не ищут семью, наоборот, бегут от нее. Парадокс?!

Я попала в приемник-распределитель. Туда, куда везут малышей, спасенных по сигналу

соседей. А подростков, пойманных по сигналу прохожих. Туда, куда везут их всех: нюхающих, попрошайничающих, ворующих, голодающих…

— ТЕТЯ, ПОСМОТРИ, КАК Я УМЕЮ!

Младшая группа. Их всего десять, но такое ощущение, что сорок пять. Они подпрыгивают и

отжимаются, становятся в мостик и крутят колесо. Все. Одновременно. Отталкивают друг

друга, стараясь выйти на передний план. Чтобы я увидела!

— Тетя, а посмотри, как Я умею…

Да, моя тоже вечно тянет свои поделки гостям, похвастаться. Здесь не то. Они не делают

ничего особенного, обычное баловство дошкольника, но в каждой ужимке читается, горит

неоновым: «Никто. Никогда. Не замечал меня!»

С такой жадностью они глотают банальное: «умничка», «ух ты, здорово», «какой

молодец»… ХВАЛИТЬ! Еще. Еще и еще!

Одна крошка восемь раз спросила у меня: «Тетя, я красивая?» И я восемь раз гладила ее по

белобрысой головке: да, зайка, ты очень красивая…

Я не могла сказать ей правду. «Солнышко, я хочу, чтоб ты долго-долго оставалась

маленькой девочкой. И не понимала, что такое зеркало. Потому что у тебя, милая, лицо

истерзано шрамами. Страшными, глубокими, уродующими». И одному Богу известно, почему у

пятилетней девочки ТАКОЕ лицо. Хотя нет, еще одно «существо» должно знать эту историю…

МАМА.

Я поймала себя на страшной мысли. Я почти не испытываю жалости к этим детям. Это

чувство перебивает другое, более сильное. Злость. Даже ненависть. Ко взрослым. Дайте мне

хотя бы одну МАМУ, я хочу образцово-показательно порвать ее на мелкие кусочки.

Знаю. Это плохо. Ничего не могу с собой поделать. После таких мест хочется бить. Потому

что больше «не можется» плакать.

Я прошла «вакцинацию» от эмоций в детском ожоговом отделении. Первый

самостоятельный сюжет снимала о девочке, которая практически сварилась в кипятке. Тогда

вылетела из палаты с истерикой и долго не могла прийти в себя. Спустя год снова

разрыдалась на съемках в одном… Скажем так, спецзаведении. Директор, когда увидел меня

на пороге, вслух заругался: говорил же, пришлите мужчину-корреспондента! Я ухмыльнулась: тю, напугал. А он: Семеновна, принеси нашатырь! Да, понадобился. Такого не увидишь нигде.

Дети с психофизическими расстройствами. Названия отделений: «ходячие», «ползучие»,


«лежачие». Это не просто малыш с болезнью Дауна, он без рук. Это не просто девочка с ДЦП, она слепая.

Они не понимали. Не понимали категорий «завтра», «сегодня», «вчера». Не понимали, кто

они, зачем они, их не интересовало, почему тетя плачет. Но почти все они знали и

произносили одно слово — МАМА.

Я думала, что после ТАКОГО уже никогда не заплачу…

Глаза этого мальчика я заметила сразу. Страх, грусть, одиночество, ужас. Не знаю, что еще

в них намешано. Он единственный не пытался обратить на себя внимание. Не плакал, не

смеялся, не дрался. Просто шел, если звали.

Не удержалась.

— Что с ним?

— Ой, — зашептала санитарка. — Шок. Он не знает, что такое дети, игрушки. Ни на кого

не реагирует. Мать попрошайничала с ним в метро. С рождения.

На улице вся детвора с неподдельным удовольствием играла в фотомоделей. «А давайте

сфотографируемся возле того дерева!», «А давайте в лодочке!», «И в песочнице!».

Он не участвовал. Уселся в крошечную качельку и смотрел в никуда. На мое: «Ты такой

хорошенький, не грусти, хочешь, я тебя сфотографирую?!» он даже взглядом не ответил.

Когда мы с коллегой засобирались, одна девчушка принесла мне желтый кленовый

листочек «на память». Все тут же подхватили идею. Кленовые, липовые, березовые...

— Тетя, посмотри, какой у меня!

— А я вот какой нашел!

— А мой красивее!

Я хвалила каждый листочек и аккуратно складывала в букет. И вдруг тянется ручонка, как

мне показалось, с мусором. ОН сгреб листья с земли вместе с песком и грязью, но он принес их

мне!

— Посмотрите! Посмотрите! Ожил! — санитарка чуть не захлопала в ладоши.

Я расплакалась.

MediaPort blogs, февраль, 2009 г.

СОЛИ НЕТ

—  Скажите, а в каком отделе у вас соль?

—  Да вы ЧТО?!? Новости не смотрите?! СОЛИ НЕТ!

Я не то чтобы не смотрю, я даже в каком-то смысле их делаю. Ну, скажем так, причастна.

Каждый раз, когда вижу одержимо выпученные глаза и брызгающую изо рта сенсацию со

слюной, неизменно начинающуюся словами «ТЫ ЧТО, НЕ ЗНАЕШЬ?!?», хочется дать в рыло. Или

смеяться. Или плакать. Вот, никогда не могу определиться.

— А че соли-то нет? Куда делась?

— Размели! С утра размели! Один мужик тридцать килограммов купил! Все! На складе даже

нет. И отсыревшей нет. Ни-ка-кой.

Да что он ее, солить, что ли, будет? Зачем человеку тридцать кг соли? Ну да ладно, это его, человека, проблемы. Дело не в этом. Дело в том, с какой скоростью расходится слух-бум-

паника. Ураган «Катрина» курит. Еще два дня назад никому нах не нужная белая смерть


преспокойно пылилась на прилавках. Два дня назад (!). Сегодня только ленивый не говорит о

ПРОБЛЕМЕ соли.

Ветки форумов: «Куда исчезает соль?», «Что с солью?», «Соль. Что происходит?»

А «аналитические статьи» на авторитетных страницах: «Артемовский завод стал!»,

«Соляные махинации!», «Перед повышением цены монополист прекратил поставки!»

Центральные каналы звонят региональным корреспондентам: «Срочно СОЛЬ В ВЫПУСК!!!»

Мамадарагая!

В трамваях, такси, кабинетах, приемных, на кухнях, под подъездом... Все говорят об ЭТОМ!

Это ОДА СОЛИ какая-то. Заметьте: два дня (!).

А еще пару недель назад первые места в рейтинге сенсаций авторитетного регионального

издания «ОЖЗ» (одна женщина сказала) занимали МАНЬЯКИ! Они стремительно множились по

районам города, слегка видоизменяя кличку: «Салтовский маньяк», «Алексеевский маньяк»,

«Маньяк с Новых домов»… А их зверствования с каждым часом приобретали

душещипательную, хладнокровную, извращенную жестокость. Сначала они просто резали

прохожих, потом отрубывали им головы, потом глумились над неостывшими телами… До чего

могло дойти это клеточное деление воспаленного народного мозга, неизвестно, если бы не

ПРОПАЛА СОЛЬ.

Кстати, до маньяков была вооруженная до зубов банда, которая грабила ТРАМВАИ

(электрички, троллейбусы, маршрутки, нужное подчеркнуть).

Знаете, у меня такое ощущение, что в мир приходят новейшие (давно забытые старейшие) PR-технологии. Для большой политики, большого бизнеса, большой аферы… Вы не ощущаете

себя подопытным? Нет чувства, что кто-то (КТО-ТО) проверяет (вычисляет) скорость

распространения слухов? Высоту (глубину, ширину) нарастания паники? Степень идиотизма

пересичного громадянина? Нет? А-а.

P. S. www.soli.net — если ввести в строку браузера этот адрес, выпадает англоязычный

сайт, на первой странице которого в виде девиза-слогана написано: «What you need, when you need it». Дословный перевод: «Что вам нужно, когда вам нужно это».

MediaPort blogs, июнь, 2009 г.

ОТВАЛ БАШКИ

Это словосочетание сразу стало устойчивым. В первый же день на Крите. Дело в том, что другие

словосочетания, которыми мы выражали эмоции, слишком непечатны. Никакая превосходная степень слова

«красиво» не сможет передать того, что называется критским пейзажем. Самое литературное слово —

ОФИГЕННО.

Вообще отпуск — это хорошо, море — это замечательно, компания из пяти подруг —

превосходно, а когда все это на Крите... Эх!

На греческом мы заговорили в первый же день. И даже научили говорить на этом

несложном языке самих греков. Это просто. Надо сначала научить их говорить по-русски, а

потом добавить окончание «ус» (в настоящем греческом, правда, многие слова заканчиваются

на — ус, -ис, -ас) .

— Приветус! — здороваются официанты в баре.

— Альбатросус! — кричит грек и тычет в чайку.


Было весело. Вряд ли сами греки понимали прикол, но мы смеялись, и они нам с

удовольствием подыгрывали. Вообще, более дружелюбных людей я еще не встречала на

отдыхе.

Мы уже два дня дома (ужас!), но привычка добавлять «ус» ко всем словам прилипла даже к

домашним.

Из вчерашней смс-переписки: «Ксхюхус, купи мне сигаретус, плизус»!

Кстати, английский тоже претерпел изменения в сторону греческого. Голландцы провожали

нас со словами «Вэлкамус ту зе Холандус».

Мы решили, что наши «лексус», «кактус» и «уксус» тоже греки. :) Кстати, о греках. Конечно, миф о их нереальной красоте слишком преувеличен, и

обещанный Фроловой в самолете оргазм от вида каждого второго греческого мужчины не

состоялся... однако. Однако они страшно галантны и безумно гостеприимны. Никаких «раша-

Наташа» в спину (как в Турции). Комплимент женщине — это часть их культуры.

Я десять дней была королевой. Да что там мелочиться — богиней! Когда один молодой

человек, протягивая руку, представился: «Аристотель» (!), ответить: «Аня» было как-то

неприлично. Я на автомате выдала: «Клеопатра». Ну все, капецус, я была Клеопатрой.

Мне дарили цветы и угощали коктейлями. Причем на каждом шагу. Пройти мимо кафешки

незамеченной нельзя. Не зайти и не выпить коктейль «пожалуйста, попробуйте дринк и у

нас» — это значит обидеть хозяина.

Со словами: «Заметьте, не я это предложил!» мы перемещались из заведения в заведение.

Очень трудно не спиться. Попробовали все мыслимые и немыслимые коктейли (из той

странички, которую в Харькове обычно не открывем, дорого). Естественно, все бесплатно, то

есть даром. Скажу честно, мы испытывали неловкость каждый раз, пока окончательно не

убедились в том, что это искренняя греческая гостеприимность, не больше (ну, может, отчасти

маркетинговый ход, но точно ничего личного).

Никалаус, Димитрас, Костас, Панаетис, Одиссеис... Как много мужчин целовали мне руку за

эти десять дней. Все время хотелось остановить кого-нибудь из соотечественников и

спросить: «Нет, вы это видели!?» Но соотечественников было совсем немного, что, кстати, придает острову особую, европейскую атмосферу.

Корону я решила оставить в Ираклионе, ритуально сняла ее с головы и бережно сложила

возле трапа.

Но до трапа было еще десять дней. Было потрясающего цвета море, были сумасшедше

стильные деревушки, были обалденно вкусные морепродукты и, конечно, был греческий салат

(а как же!!) .

В общем, что говорить, Крит, несомненно, входит в список того, ради чего стоит жить.

ИМХОсус, конечно, но попробуйте меня разубедить.

MediaPort blogs, декабрь, 2009 г.

ЧТО НЕ ТАК?

(Два часа в «11-А»)

—  Мам, а как подчеркнуть слово «где-то», отрывистой линией или точкой-тире?

—  Доченька (начала я занудную проповедь родителя), для того, чтобы не задавать глупых вопросов, нужно

открыть учебник и посмотреть правило…

Запнулась. Стоп. Секундочку. А зачем? Кто-нибудь, когда-нибудь, во взрослой жизни хоть раз подчеркнул, извините, член предложения?


Сколько всего было выучено, вымучено, прогуляно, зазубрено, не понято, забыто… А что из

этого оказалось полезным? Законы Ома? Таблица Менделеева? Может быть, письмо Лариной к

Онегину?

Пользуясь служебным положением, хочу. Хочу в школу! (В период с 1980 по 1990 такое

словосочетание выглядело бы неприличным. . Надо же выяснить наконец, что это было?

Двадцать лет назад. А главное — зачем?

Я решила не мелочиться и сесть за парту выпускного класса. Школу выбрала по

территориальному принципу. Для объективности.

Дверь с надписью «директор» заставила немного изменить осанку и выражение лица.

Легкая сутулость, глупая улыбка…

— Здравствуйте, я журналист, хотела бы провести один день в 11-м классе. Мне нужно для

материала.

— Пишите заявление.

Папка с примерами официальных бумаг сильно порадовала. «Ввиду отсутствия ожидаемой

эффективности за истекший квартальный период…» Господи, кто придумал этот птичий язык?

Ведь люди так не говорят! В лучшем случае: «отказываюсь от факультатива, он бесполезен».

Представляете диалог на кухне: «Дорогой, ввиду нарушения баланса влаги моего организма

за истекший восьмичасовой период я испытываю дискомфортное состояние и по

вышеуказанной причине вношу предложение о проведении мероприятия чаепития». А может, вот они — дополнительные члены предложения, которые необходимо подчеркнуть?

«Когда с формальностями было покончено», «На следующее утро», «Вооружившись

фотоаппаратом» — ожидаемое начало абзаца, правда? Я шла домой и думала о шаблонах.

Очень удобно. Писать (говорить) так, как положено, по примеру, не задумываясь. Но абзац

начнется по-другому.

«Общество мертвых поэтов»! Какого черта именно этот фильм и именно в этот вечер? Не

знаю. Когда дочь задает вопрос, на который сложно ответить, я обычно говорю: так устроен

мир, дорогая. За ночь до школы и через двадцать лет после нее мне случайно попадается на

глаза фильм о гениальном педагоге. О свободном, творческом, талантливом человеке, который перевернул сознание учеников, научил их главному — мыслить.

Так устроен мир, подумала я и завела будильник на семь (!) утра.

Проспала. Банально проспала «Вітчизняну історію». Вот оно, настоящее вхождение в образ.

Вывод первый — я не изменилась.

Школа утром — это совсем не такая школа, как на родительских собраниях вечером. Она

живая. Другой свет, другой звук и пахнет по-другому. Смешанные ощущения ТОЙ тревожности

и ЭТОЙ ностальгии. На входе дежурные проверяют «сменку». Меня не остановили — я

взрослая. Странно, а что, у взрослых обувь чище? И они не оставляют комья грязи «по всему

этажу, как не стыдно, Марьиванна полы все утро натирала»!?

Все-таки ностальгия. Тревожность уходит. У меня карт-бланш. Джекпот. Грин-карт. Я —

взрослая.

Нашла нужный кабинет, уселась на подоконник в коридоре. Мне можно!

Школа! Вот ты! Здравствуй! Белые потолки… Зеленые стены… Фотографии в рамочках…

Бог мой, на каждой — мэр! Мэр с детьми, мэр с учителями, мэр награждает, мэр танцует...

Дежавю. Лица другие. Рамки те же.

Из кабинета выбежала девчушка, прикрывая ладошкой мобильник:

— Да, мам, у меня урок, да, хорошо, взяла, конечно, до хоро…

— Выключила телефон и зашла в класс! Взяли моду.

Дежавю в квадрате. Думаю, это завуч. Не вижу, спинным мозгом чую. Ее тон за двадцать

лет не изменился ни на йоту. Не только тон, но и построение предложений. Без подлежащего, без «кто-что». ВЫКЛЮЧИЛА и ЗАШЛА! Без дополнений и обстоятельств. Вот она, тема, всплыла. И «повелительное наклонение» заодно.

Из кабинета №13 доносится продолжение: «Так! Сели на места! Я сказала, СЕЛИ!»

Я поняла, чем пахнет в школе. Превосходством взрослого. Устойчивый запах. Перебивает и

булочки, и котлеты. Унижение. Хамство. Власть. Глупость.

Школа! Вот ты! Здравствуй!

ЗВОНОК. Такой же. Всегда заставляющий вздрогнуть. Громкий, визжащий, переходящий в

истерику.

Вышли «мои». Точнее, шумно вывалились из класса. Смеются. Кидаются тетрадями.

— Димка, дай домашку по матеше списать!

Фух. Дети, слава богу, тоже не изменились. Хотя нет, вон тот симпатичный паренек

поцеловал девочку в коридоре. В щечку, но тем не менее. Девочку! На глазах у всех! Смело.

Демократическая пыль таки просочилась сквозь школьные щели. Джинсы, распущенные

волосы, сережки…

Моя директриса Лариса Георгиевна раз в неделю непременно проплывала по широкому

вестибюлю, контролируя нравственность подрастающих девиц. Как коронованная особа, она с

начесом до потолка и в платье до пола снисходила до челяди, дабы собственноручно собрать

дань. Томно манила пальцем жертву, которая покорно останавливалась, молча снимала с себя и

хоронила в царственной ладони нехитрые украшения. (Потом приходили родители, униженно

выслушивали лекцию о вреде мещанства и получали ценности назад).

Мой первый урок. АЛГЕБРА.

Я любила математику в школе, чесслово. Хотя прикладная часть предмета в моей взрослой

жизни ограничивается элементарной арифметикой (рубль сорок плюс два восемьдесят).

Тихонько села за последнюю парту. На свое место.

На доске тема урока: «Знаходження найбільшого та найменшого значень функції».

Что-то вроде знакомое... или нет?

— Сідайте, будь ласка, діти. Сьогодні нова тема. Теорема Вейерштрасса.

КОГО? Чуть не сказала вслух. Это что, из новой программы? Я не то что не помню, даже

ассоциаций никаких!

— Якщо функція неперервна на проміжку від А до Б включно, то вона набувае найбільшого

та найменшого значень на цьому проміжку.

Сильно захотелось спросить: «Мужчина, вы сейчас с кем разговаривали?»

Мимо меня пролетела записка. Я отвлеклась от Вейерштрасса и заинтересовалась

одноклассниками. Дежавю в кубе. Это они или мы? Вон же, на первой парте, сидит наш Саша

Носков и нервно дергает ногой. Он, конечно, одет по-другому и зовут его теперь Никита, но

это ОН! Мальчик, до слез переживающий каждую оценку, вечно измазанный мелом Саша. Где

он теперь? А за ним сидит Ленка Марченко! Точно, она! И косичка та же. Она собиралась в

«мед» и алгебру вслух презирала, я помню. Поступила. Через полгода вышла замуж за (по-

моему) индуса и уехала. Ирка-отличница на первой парте! Лицом к лицу с учителем. Руку

тянет правильно, как положено, как надо. Теперь она бухгалтер, двое детей, муж пьет...

— ДО ДОШКИ ПІДЕ…

Очнулась. Это словосочетание, наверное, одинаково звучит на всех языках мира. Я

пригнулась рефлекторно вместе со всеми. Повезло. Не вызвали. :) После звонка подошла к учителю.

— Скажите, а как эту теорему можно применить на практике?

Через десять минут переформулировала вопрос:

— Могу я, гуманитарий, как-то использовать эти знания?

— Ну… можете рассчитать оптимальные размеры коробки.


Странно, но я много раз рассчитывала оптимальные размеры коробки и без Вейерштрасса.

Другой, наверняка менее талантливый, но куда более известный математик с удивительной

фамилией Наглаз, до сих пор справлялся с моими потребностями в области коробок.

Заболталась. Чуть не опоздала на УКР. МОВУ.

«Контрольний переказ. Творче завдання» (это шанс реабилитироваться, «творче» я люблю).

Оповідання «Настольна книга українця».

— З-поміж безлічі книг, з якими має справу історія світової літератури, — с придыханием

читала ласковая седая женщина, — поодиноко виділяються ті, що ввібрали в себе науку віків і

мають для народу значення заповітне. До таких належить «Кобзар», книга, яку народ

український поставив на першому місці серед успадкованих з минулого національних духовних

скарбів...

Мне нравилось ее слушать. Хорошо поставленный голос, приятный тембр. Но даже мысль о

том, что сейчас бы по-честному пришлось «переказувати», была глубоко неприятной.

Женщина дочитала текст и написала задание на доске:

1. Написати докладний переказ тексту.

2. Доповнити текст власними враженнями й почуттями, які виникають у вас після читання

творів Кобзаря.

3. В чому актуальність поезії Шевченка сьогодні?

Учитель из «Мертвых поэтов» читал классу о методологии написания стихов. Бубнил

скучные термины, дети конспектировали… И вдруг говорит: «Это чушь! Вырывайте листы из

книги! Поэзию можно только чувствовать! Ее нельзя изучать! Это душа, интуиция, любовь…»

Пока ребята, шурша шпаргалками, «доповнювали текст власними враженнями й

почуттями», ласковая седая женщина тихонько подошла ко мне. Она достала из шкафа пачку

папок с «творческими работами» восьмиклассников.

— Ось, подивіться, яке чудо! З якою любов'ю в серці виконано!

Обожаю таких учителей, категория — «святые люди». Она искренне верит, что реферат под

названием «Кобзарі — виконавці народних дум» написан после глубочайшего изучения

материала и, конечно же, от всей тринадцатилетней души. Хорошо представляю маму, которая

до утра судорожно машет фломастерами, иллюстрируя дитятин интернет-опус колоритными

усатыми дядьками.

На перемене я увязалась за мальчиками. Честно говоря, думала, они пойдут в курилку

(оазис откровений), но они дружно отправились в столовую. Набор из куска холодной

гречневой каши и хлебной котлеты за двадцать лет не поменял ни цвета, ни вкуса. Какая там

степень дежавю? Не важно. Я села за стол.

— Ребят, честно, Кобзаря читали?

— Да-а-а, — протянули хором. (Ну да, я же взрослая.)

— Понравилось?

— Да-а-а.

— А что именно понравилось?

Тишина.

Я попыталась выяснить, собирается ли кто-нибудь написать правду в задании номер два?

Меня не поняли. Или побоялись. Зато когда спросила, кто куда думает поступать, компания

заметно оживилась.

Из шести человек четверо готовились в юракадемию.

— Неужели у всех призвание быть судьями и адвокатами? (Я правда удивилась.)

— Призвание? — улыбнулся Андрей. — Нет, это просто перспектива. Деньги, машина, дом.

Понимаете?

Понимаю. Я только не понимаю, как совместить жизненные ценности этих подростков и

«актуальність поезії Шевченка сьогодні». Какой-то алогичный симбиоз. Школа и реальность


— как параллельные прямые. (О! Евклида вспомнила.) ТАМ дети говорят на одном языке, ТУТ

на другом. Там они пишут враження про Кобзаря, тут упиваются Гарри Поттером. Что-то не

так.

Следующим уроком должна была быть «зарубіжна літ-ра». Но ее не было. 11-«А» обреченно

побрел на укр. мову дописывать переказ.

Я ушла. Двух часов для «материала» оказалось достаточно. Вспомнила главное. То, что

важнее Вейерштрасса. Этот урок мне точно пригодится. Теперь уже как родителю.

P. S. Зачем все-таки подчеркивать слова в предложении? Чтобы выражаться

художественнее? Но разве для этого не стоило просто обожать читать? Влюбиться в учителя

литературы? Прекрасного, свободного, творческого, интеллигентного. Который никогда не

произнесет фразу «выключила и зашла», который вместо программных сочинений «Катерина

— луч света в темном царстве» на всю жизнь оставит в сердце иронию Островского. Поэзию

Пушкина, драму Достоевского, слог Булгакова…

Да, я не люблю школу. Никогда не любила. Может быть, мне просто не везло с педагогами?!

Тот, из «Мертвых поэтов», говорил своим ученикам: «Если не можете чего-то понять, поменяйте угол зрения»! Сумасшедший. Он залазил на стол и видел класс по-другому, дети

повторяли за ним. С ногами (!). На учительский стол (!). КАКОЙ УЖАС!

А ведь цена вопроса — всего лишь протертая тряпкой деревяшка. С одной стороны. С

другой — свободные, мыслящие личности! Нужное подчеркнуть (и не важно, какой линией, отрывистой или точкой-тире).

Вечером я поделилась впечатлениями с девятилетней дочерью. Рано? Отнюдь. Самое время

менять угол зрения.

Потому что... Что-то не так. Уже двадцать лет не так.

MediaPort blogs, январь, 2010 г.

МОЕМУ МУЖЧИНЕ

Завтра твой день рождения, пап. Мама испечет пражский торт «Ёсенькин любимый»!

Встанет потихоньку, почти на рассвете, чтобы сюрприз... Ведь ты удивишься, правда!? Сашка

с утра начнет рисовать открытку «любимаму дидули». Достанет меня до белого каления: «А

этот цвет подходит? А деду понравится? А когда мы уже поедем?»… Ты наденешь байковую

тельняшку и целый день будешь принимать звонки. Хайфа, Мельбурн, Нью-Йорк, Тель-Авив, Вупперталь…

— Здоровье?! Отлично! Спасибо… Дети?! Дети замечательно! У меня прекрасные дети!

Внучка?! Внучка — ангел! Чистый ангел, я вам говорю… Нет, нет, не болею… тьфу, тьфу…

Ты стал совсем седой, пап. Почти не выходишь из дому. Стесняешься палки. И тебе очень

больно. Я знаю.

Ну зачем ты позволяешь Сашке взгромождаться тебе на колени?! Она ведь весит почти 30

кил! А потом ты тайком потираешь больную ногу, думаешь, не заметно?

Видела, как ты идешь со своей палочкой по двору. К тебе подбегают мальчишки: «Деда Ёся, почини»! И ты садишься на здоровое колено и надеваешь цепь на маленький велик. Как мне в

детстве. Руки в мазуте. Счастливый…


Помнишь мой первый велик, пап?! Мы купили его в «Детском мире». Красный такой, настоящий, двухколесный «Орленок» (не какой-то там «Зайчик» с колесиками по бокам). Он

пах краской и мазутом. Ты снял обертку с седла прямо возле входа в магазин: «Садись и едь!».

— Пап, я ж не умею!

— Ты моя дочь. Ты все умеешь!

И я поехала. Доехала аж до Центрального универмага. А ты бежал за мной и кричал на весь

центр: «Молодец! Умница! Отлично!».

Ты хоть представляешь себе, как я гордилась?! Собой. Тобой. И великом. :) Я и сейчас горжусь. Знаешь, хочется подойти к этим мальчишкам и сказать: «Это мой папа!

Мой!» И язык показать.

Ты самый сильный, пап! Даже с этой палочкой…

Помнишь, как мы любили ходить пешком?! Путешествовать. Ты будил меня рано-рано в

воскресенье: «Доча! Подъем! Мы отправляемся в путешествие!» Это я сейчас понимаю, что мы

ходили всего лишь на Северную Салтовку. Тогда мне казалось, на край света! Мы исследовали

норы кротов и даже одного выследили, помнишь?! Он оказался хомяком, только без глаз, чудище такое. :) Я больше никогда не видела живого крота, пап… На обратном пути ты

рассказывал о планетах и чертил на земле Солнечную систему.

А помнишь груши на спуске Жилярди?! Мы шли пешком в центр, был август, и прямо у

дороги стоял старенький стул, на нем огромный таз с грушами и табличка «Угощайтесь! Груши

мытые!». Ты тогда сказал: «Вот это настоящее, доча. Это НАСТОЯЩЕЕ!».

Из путешествия мы приносили землю для цветов. Господи, сколько их у нас было?! Не

меньше ста, наверное. У тебя всегда цветут цветы, пап. Даже нецветущие виды! Помнишь

лиану?! Мы думали, она заболела, а потом вычитали в энциклопедии, что растение так цветет.

Причем один раз в 15 лет! В нашем доме она цвела каждые три года. Может, ты какую-нибудь

Нобелевскую премию флористов проморгал?

И птицы. К нам всегда залетают птицы, почему?! Однажды зимой в двадцатиградусный

мороз голубиха снесла яйцо на балконе, помнишь? Это, наверное, была премия орнитологов. :) Кого только не было! И сорока была, и ласточка залетала, и даже снегирь! Синиц, воробьев я

вообще не считаю, эти, как к себе домой. :) А Кешка, Кешка наш, он же тоже залетный!

Главное, говорит только твоим голосом.

Помнишь, мы скворечник на балконе ставили?! Ты уставший, с работы, а я прицепилась:

«Пап, ну давай скворечник сделаем, ну давай!» И мы до ночи с фонариками на балконе

возились... Я подавала гвозди, а мама ворчала, что поздно. А потом в нем воробьи поселились, помнишь?!

А недавно Сашка по телефону с одноклассницей разговаривает, слышу, гордо так заявляет:

«А мы с дедой кормушку для синиц на окно повесили!» С ДЕДОЙ!

Только теперь они, заразы, с шести утра клювами в окно колотят, завтрак им подавай. А

мама говорит, что «они, поросята, за день две буханки хлеба съедают». :) Понимаешь ли ты, как я люблю тебя, пап?! Знаешь ли, как горжусь тобой?!

Никогда не говорила тебе этого. И ты мне не говорил. Потому что: «Пойми, доченька, деревья зеленые, и ты это точно знаешь, и это не нужно произносить».

Пап, я могу цитировать тебя часами. Все, что ты говорил тогда, сейчас можно высечь на

мраморе. И все-таки мне всегда не хватало этого: «Я горжусь тобой, доча».

Мне кажется, ко многому в жизни я стремилась только ради этих слов…

А недавно не выдержала и спросила прямо. Мы сидели на кухне вдвоем. Я долго собиралась

духом и наконец сказала:

— Пап, ты мной гордишься?!

Я держала «наготове» все написанные книги, снятые фильмы, статьи, репортажи, медали, грамоты… А ты ответил:


— Понимаешь, доченька, ты не сделала в жизни самого главного. Ты не создала крепкую

семью.

Я не обиделась, пап. Честно. Я понимаю. Ты никогда не говорил о нравственности, не читал

нотаций, не произносил вслух: семья — это настоящее. Но я всегда знала, что это так. Как

зеленые деревья. Как груши. Мытые.

Знаешь, пап, я хочу тебе кое-что сказать. В моей личной жизни виноват ТЫ!

Ты — причина моих бесконечных разочарований в мужчинах (я не вредная, мам, не

капризная, я просто воспитанная слишком сильным человеком, твоим мужем).

Я искала пап. Каждый раз искала, чтобы хоть чуть-чуть похожий. ТАКИХ нет, понимаешь?!

Есть другие. И они нормальные, даже хорошие...

Но зачем ты научил меня, например, тому, что Мужчине не может быть больно?!

Мне было чуть больше, чем Сашке сейчас, когда ты пришел с перебинтованной рукой и

сказал, что порезался.

— Ничего, ничего, не волнуйтесь, я слегка поранился. Да брось ты, Валюш, ничего я не

бледный, просто свет так падает…

Ты был белый, пап. Но мама еще долго не догадалась бы ни о чем, если б я случайно не

проснулась среди ночи, помнишь? В зале был странный свет, слишком приглушенный. Ты

набросил на лампу полотенце и сидел, сгорбившись, в кресле. Да, пап, я всю жизнь буду

помнить эту картину. Зажатая между коленей рюмочка с раствором фурацилина, в которой ты

вымачивал культи. Остатки пальцев. И знаешь, меня, ребенка, потрясли не увечья, меня потряс

ты!

Ну почему нельзя было сказать, что тебе больно?! Что тебе оторвало пальцы! Папа! Взять

больничный, лежать, стонать, просить чаю…

Понимаешь ли ты, что именно поэтому я не выношу, когда у мужчины «болит голова», «ноет

зуб», когда он «устал», «немного поваляется», «не в настроении поиграть с ребенком»…

А «порезался» ты потому, что работал на двух работах, днем электриком, вечером

столяром. Да, конечно, я помню: «У меня же две дочери, значит, и работ должно быть две!».

Смешно, ага. Смеялась бы, пап, если б не знала, что ты отличник, выпускник физико-

математической школы...

Почему ты ни разу в жизни не сказал, что зверски, нечеловечески устал?! Почему никогда

не брал отпуск? Ну хоть раз бы напился, расслабился. Я бы знала, что такое возможно, что это

нормально. Нет же, ты всегда после работы спешил домой. Мыл руки и бежал в детскую: «Что

нового в школе?».

Зачем: Ты выращивал цветы!? («Это же так красиво и уютно».) Раз в три года делал

ремонт!? («Обязательно надо что-нибудь новенькое».) Сам занимался сантехникой, электрикой и прочим!? («Не нужен нам мастер, я же мужчина».) Мыл окна и полы!? («Это

тяжелая и не женская работа».) Не давал маме даже приблизиться к консервации!? («Очень

опасно, можно ожечься».)

Почему в нашем доме никогда ничего не капало, не дуло, не засорялось, не замыкало, не

держалось на скотче?

Почему все соседи идут к тебе: «Почини, подскажи, научи, помоги»?

Ты знаешь наизусть таблицу Брадиса, а когда занимаешься с Сашкой, такое ощущение, что

только что закончил четвертый класс. Почему я не помню этих правил, пап!? Старшая внучка

звонит из Германии и просит объяснить ей высшую математику. И ты объясняешь. Часами.

Почему ты не уехал, пап? Знаю. «Это наша Родина, доча. Это как дом. Вот если в доме есть

проблемы, кран потек, свет погас — ведь мы же не убежим в другой дом...»

Почему ни разу не нарушил слова? Ну хоть разок можно было пообещать пойти в парк и не

смочь, по работе?!


Почему никогда не спросил у мамы, что надеть ребенку на прогулку? Можно ли мне

шоколад? Как зовут учителя? Я бы не считала эти вопросы идиотскими!

Зачем ты каждый день брился?! Я бы знала, что у мужчины бывает щетина (!) — ничего

такого, ну лень, господи.

И наконец, пап, ну почему ты никогда не лежал на диване? У нас же есть диван. :) Глупая, нелепая шутка природы — у тебя дочери. Ну ладно Ленка, она мамина, но я-то, пап, я точно должна была быть пацаном. Из-за этой дурацкой ошибки столько мужчин пострадало.

Пап, не считай меня неудачницей, что бы ни случилось в моей жизни, у меня был, есть и

будет самый лучший мужчина на Земле. И у него завтра день рождения. Я приеду вечером, и в

доме будет пахнуть тортом. Ты смущенно станешь принимать нехитрые подарки. Потом

потихоньку выйдешь в коридор и засунешь руку в мой сапог, не мокрый ли… А ведь мне уже

тридцать пять! Правда, за все эти годы я так ни разу и не сказала тебе: «Я люблю тебя, папа!»

MediaPort blogs, февраль, 2010 г.

ПО ПОВОДУ ГРАФОМАНИИ

Решила сделать уборку в папке «Документы». Ненужное поудалять, поностальгировать трохи. :) Открыла эту

многоуровневую систему «папка-надпапка-в подпапке-папка» и ужаснулась. Почти ГИГ доков… Пипец, я  —

графоманка!

Ладно статьи, рассказы и очерки. А немыслимые сценарии к сериалам, клипам, передачам, праздникам, фильмам, роликам, рекламные стратегии, скетчи, песни, некрологи, оды, эпиграммы... На букву «И» восемьдесят четыре документа, и у всех окончание одинаковое

— «дея». И это только за последние пять лет. Благо предыдущее сгорело вместе с винтом.

Среди прочего, в папке «Фигня», попался мне забавный документик двухлетней давности

под названием «Стажерам читать. Местами учить наизусть». Поржала. От души.

Шедевральная статья одной коллеги (даже не знаю, что брать в кавычки — коллегу или

шедевральную). Не постебаться было грех, клянусь. Этот листок (статья с комментами

каждого абзаца) висел у нас в «Новостях» на туалетной двери. Изнутри.

Хотела увековечить опус тут (там слог, там тема, там логика, да там все — иллюстрация к

юмористической брошюре «Профнепригодность»). Но не стала. Не то чтобы меня тяготило

хорошее воспитание или коллегиальная честь, просто струсила взять на себя ответственность

публично осмеять. «Да кто ты такая?!» — справедливо возмутилась бы девочка и была бы

права. Писать-то все могут...

Вспомнилась мне одна история. Про зеленую тетрадь. Чужую.

В какой-то момент, еще школьницей, я вдруг стала считаться «писателем», ну или

«писарем», в общем, пишущим человеком. Сначала было: «Анька, напиши!» (стишок, сочинение, рефератик, стенгазетку — по нарастающей). И, если честно, мне это нравилось

всегда. А после появилось новое, и оно мне не понравилось категорически. Называлось:

«Анька, почитай!». Хотя вру, в этой ипостаси форма была уже поуважительнее

— Анечка, почитайте, я роман пишу. Вы уж только внимательно почитайте, там каждое

слово ценно…

Ценность слов я понимаю, я иногда не понимаю смысла. Смысл для меня, по старинке, важен. И порядок слов в предложении, и согласованность. От штампов переворачивает, может, я капризная?

Тетрадь та, зеленая (обильно пропитанная слезами и потом гения), много лет хранилась.

Принесла мне ее девушка с восьмого этажа. Ира.

—  Анечка, почитайте, я роман пишу. Вы уж только внимательно почитайте, там каждое слово ценно…


На полях пометки, сноски типа «здесь автор имел в виду то-то», «тут автор подчеркивает

яркий образ того-то». Я улыбнулась и потерла руки, обожаю хороший стеб!

«В синеве синего неба, не омраченного дневными суетно кричащими, алчущими пищи презренной, чайками, под

клубящимися темными тучами, в густом, мрачновато-сером тумане горизонта еле виднелся слабо заметный

образ белоснежного, мягкого, обволакивающего, почти утопающего в одинокой, зыбкой мечте девственника

паруса…»

Не снимая улыбки (вдруг все-таки стеб), я посмотрела на соседку: ЧТО ЭТО?!

— Это эпиграф!

Девушка высоко подняла брови, на лбу «еле виднелась слабо заметная» бегущая строка:

«Тетка не знает, что такое эпиграф, фи, а я ей шедевр доверила!». Но похвалы она вожделела

сильно, поэтому позволила мне продолжить.

Я снова посмотрела в тетрадь. Почерк ровный, крупный, наклон букв правильный до

градуса. Вспомнилась Ирина Валерьевна: «Дети! От почерка зависит ваше будущее! Брежнев

получает десятки писем, но читает только те, которые красиво написаны! Гин, тебя это

касается в первую очередь. Леонид Ильич никогда не взял бы твое письмо в руки!» Всегда

хотелось сказать: «Тю, естественно, потому что я бы ему никогда и не писала», но я боялась.

« ОН, тяжело всматриваясь в туман, снова и снова напрягая глаза, щурясь и раскрывая их, но попытки эти

были жалки и тщетны, ибо образ то появлялся, то исчезал, то растворившись, казалось бы, навеки, снова

появлялся, как невидимая дымка золотистого тумана, как тончайшая серебристая нить связывающая

сиюминутную реальность и глубокую девственную мечту, что не давала ему возможности расстаться с

надеждой…»

Я перечитывала предложение несколько раз. Не в надежде поймать смысл (ритм, форму, чувства). Нет. Я оттягивала момент. Поднять голову, посмотреть в глаза и (о боже!) что-то

сказать!? Не хочу. Не могу. Блин.

«Ир, это чушь», «Забери и никогда никому не показывай», «Немного поработай над

согласованностью», «Мне кажется, ты слегка переборщила с образностью», «Боже, это

прекрасно, как поэзия Петрарки!» Что? Что я должна была сказать? Мы стояли на заплеванной

лестничной клетке, она смотрела так, как может смотреть только моя дочь, когда распахивает

дневник с «двенадцаткой» по английскому.

— Оставь. Это не просто. Я должна почитать полностью. Не хочу делать выводов «на ходу».

Презирая себя за трусость, я хлопнула дверью. Все, пипец, теперь эта тетрадь — мое

проклятие. Заноза, кость, бельмо, орущее не о бездарности автора, не-е-ет. О моем

малодушии. И буду я прислушиваться к шагам соседей, прежде чем нажать кнопку лифта, чтобы не дай бог не встретиться в тесном прямоугольнике с алчущими признания глазами…

Через год эта семья переехала в другой район. Каждую генеральную уборку я натыкалась

на «роман» и почти доносила его до мусоропровода. Так и не смогла поднять руку.

Ну кто я такая?! Человек от души, человек, может, талантлив по-своему. Непонятый

современник, может, даже гений…

Спустя лет пять, абсолютно бесцеремонно, без всяких нравственных терзаний, зеленую

дерматиновую тетрадь сожрал бультерьер Лелик.

Ирочку я больше никогда не видела. Но иногда заглядываю на блоги и думаю: ОНА!

Р. S. И еще думаю, кто из нас графоман: я со своим гигом документов или «синева синего

неба»? А папочку я закрыла, ага. Нисиводня…

MediaPort blogs, сентябрь, 2009 г.

КАК ЗАВОЕВАТЬ ДРУЗЕЙ И… ВСЕ ТАКОЕ


Не помню, как там точно у Карнеги, да оно и неважно (не люблю я эти буржуйские нравоучения. :) Сейчас

расскажу собственную версию. Точнее, вариант дочери.

По тривиально-материальным причинам нам пришлось сменить квартиру. За ней, прицепом, школу. Так получилось. Жаль. Новая школа — не такая уж и новая, дочь несколько лет

занимается там танцами. По крайней мере коридоры-туалеты-спортзалы ей родные. Тем не

менее мы волновались. Смешанное чувство грусти (по родному «Очагу») и тревоги (а как

будет на новом месте?) преследовало нас обеих последние недели лета.

Ближе к первому сентября Сашка стала плохо спать, часто просыпалась (вообще она спит, как пьяный грузчик — не растолкаешь) с вопросами типа «Ма, а форма в новой школе будет?

А как думаешь, учительница молодая?» Я старалась излучать спокойствие и уверенность:

«Учитель идеального возраста (размера и цвета), форма чудесная, школа прекрасная, а

главное, все будет хорошо, у тебя все получится».

Серьезных (долгих, глубоких, широких) монологов я намеренно избегала и даже отвечала

на вопросы с легким пренебрежением. Таким образом я убеждала скорее себя, что «ниче

такова, подумаешь, новая школа, да проходняковая ситуация, господи». Но бабушки-дедушки-

друзья-знакомые не давали расслабиться, все звонки и гости начинались с риторического

вопроса: «Ну что, волнуетесь?!»

Когда моя девочка в два часа ночи босая, сонная, в трогательной пижаме с мишками вышла

на кухню со словами: «Мама, надо всем детям из «Очага» позвонить, ведь никто же не знает

моего нового номера!», я чуть не расплакалась.

Утром решила устроить аттракцион «сделай кассу канцелярскому магазину». Шопинг-

терапию еще никто не отменял. :) Купили ВСЕ, включая штангенциркуль (на фига он в 4-м

классе, непонятно, но мы ж стресс снимаем), масляные краски (нет, это не школа искусств), немыслимую подставку для книг (кто ими вообще пользуется, по моему, это часть

интерьера, как велотренажер) и «оту зелененькую штучку, она прикольная».

Килограммы пластилина и километры ватмана сделали нас чуть-чуть счастливее. Волоча

весь этот мотлох (судьба которого решится летальным исходом максимум через неделю), мы

обсуждали всякие поделки из серии маминого юного творчества. Было весело. И вдруг, совершенно некстати, абсолютно выдранный из контекста вопрос: «МАМ, А КАК ЗАВОЕВАТЬ

ДРУЗЕЙ?»

Упс. Не то чтобы меня врасплох застали, но к такой формулировке я точно была не готова. С

ходу бахнула ребенка по башке Кантом, конкретно — золотым правилом морали: «Поступай с

другими так, как бы ты хотел, чтобы поступали с тобой». Не пролезло. Дочь требовала

прикладных советов. Главный вопрос: «Как познакомиться? О чем говорить? А если…»

За пять минут я получила такое количество «а если», что опытный психоаналитик бы

потерялся.

— А если я предложу познакомиться, а девочка, например, промолчит?

— Значит, она глухая.

— Мама, не шути, я серьезно. А если я скажу: «Меня зовут Саша», а она ответит: «Ну и

что»?! А если она скажет: «Я не хочу с тобой знакомиться!?» А если…

Я пыталась остановить этот поток комплексов (которых, я была уверена, у моего ребенка

нет) шутками. Но ничего не работало. Дочь даже гипотетически отказывалась предположить, что на вопрос: «Как тебя зовут?» она получит очевидный ответ: «Маша».

И потом, совершенно непонятно, можно ли девочке первой познакомиться с мальчиком?!

На мое искреннее «почему нет?» дочь делала треугольные брови и круглые глаза: «А если

он подумает, что нравится мне, а ведь я только познакомиться подошла». И так далее, и так

далее.


Короче, я взяла на себя смелость резюмировать: фразу типа «Привет, меня зовут Саша, я

новенькая, а тебя как зовут?» — считать нормальной. Все «неправильные» ответы —

глупыми. Получив глупый ответ, следует молча отойти в сторонку и подумать: «Вот дура(к)».

ВСЕ.

И первое сентября началось…

С переляку мы забыли дома цветы, а возвращаться — плохая примета. И еще мы забыли

мой мобильник, поэтому все-таки вернулись. Потом мы вспомнили, что снова забыли цветы, но… Но несмотря на все препятствия, мы героически дошли до школы (это метров 100)!

И имя им легион… Казалось, людей было тысячи, а после маленького «Очага» даже

миллионы. Но кого это пугает?! Александра, как заведенная, бросилась знакомиться с

ровесниками.

— Привет, я Саша, а ты в каком классе учишься? — Привет, я тут новенькая, меня Саша

зовут! — Привет, прикольный портфель, я Саша...

Выходило очень естественно, но я чувствовала — это нервы. Пока мы дошли до ее класса, она уже знала полшколы. «Неправильных» ответов вроде не было, однако изумление у детей

проскакивало.

Школа оказалась супермодной. (Не знала, ей богу, пошли, что называется, по месту

жительства). Я только и успевала здороваться с чиновниками. Здрасьте... Здрасьте... Блин, как

на работе, только микрофона не хватает. Прям выездная сессия облсовета какая-то. Когда в

конце линейки торжественно объявили, что звонить в колокольчик будет первоклассница

Вероника Протас, я даже не удивилась.

Девочка отзвонила, и ведущий объявил финальный номер: «Выступает клуб

акробатического рок-н-ролла-а-а-а…»

Сашка выбежала в костюме, красивая, уверенная, с родной командой. Отработали на ура. А

потом… Потом она вернулась в «строй», и одноклассники сами облепили ее с вопросами: Как

тебя зовут? А ты давно занимаешься? А медали есть? А это вы на «Украина має талант»

победили?

Через две минуты я почувствовала себя лишней и пошла домой. Вечером мой ребенок изрек

фразу, достойную всех Карнеги, вместе взятых: «Я поняла, мам, друзей не надо завоевывать.

Они тебя сами завоюют, если ты чего-то стоишь».

MediaPort blogs, март, 2010 г.

ЯША!

За последние 24 часа мой дом твердо, уверенно и, надеюсь, надолго приобрел приставку «дур».

У нас появился ЯША!

Я уже забыла ощущение щенка в доме. Сумасшедшее ностальджи. Из детства.

Оно грызет, рычит, писает, виляет хвостом, ест, прыгает, гавкает, грызет, рычит, писает…

Нон-стопом!

Подумать только, а ведь еще вчера у меня были шнурки в ботинках… Вот оно. Началось!

На собаку никогда не наступает «то время». «Давай подумаем об этом через пару лет!»

«Это колоссальная ответственность!» «А  учеба, а тренировки, а работа?!»

Последние несколько лет все письма дочери к Деду Морозу непременно начинались с

пункта: 1) Собака!

Я пользовалась классическими взрослыми отмазками, почти не задумываясь, по инерции.


Кого я обманывала?! Признаюсь, с тех пор как не стало Рады, я провожала глазами каждого

неуклюжего щенка на чужом поводке.

Мне подарили собаку в пятнадцать. Каким чудом я уговорила отца, уже не помню. Мама

стояла стеной. От классического «я вам тут сама как собака!» до последнего: «только через

мой труп!» Но однажды, со словами «клянемся, она вырастет во-о-о-от такой» (постукивая по

щиколотке), мы с папой занесли в дом крошечного, месячного эрдельтерьера. Надо ли

говорить, что через два часа мама кричала: «Куда вы, ироды, грудного ребенка молоком из

холодильника поите!» А к моменту шестидесяти (!) сантиметров в холке фраза «только через

мой труп» была вырвана из контекста: «вы мою девочку по такой погоде на дачу повезете».

Да, безусловно, это колоссальная ответственность. Это прогулки в дождь и снег, это

подъемы в шесть утра (включая отпуск и выходные), это походы на рынок (мы-то консервы

поедим, а ребенка чем кормить). Это истерзанная мебель, сжеванные в тряпку туфли, шерсть, лужи, клещи, ветеринары… Но, блин, ЯКЭ ЦЭ ЩАСТЯ!

Вот оно метётся со всех копыт, встречает тебя из школы. Звонки наизусть знает. Бежит, обрубок ходуном, лапы грязные. И на белый фартук — оп! Кричишь, ругаешься, свиньей

обзываешь… А сама смеешься. Потому что понимаешь, даже в пятнадцать, что мебель-туфли-

лужи-фартук — это такая ерунда.

Когда через десять лет Рада уходила, последнее, что я сказала ей: «Ты самое дорогое, что у

меня в жизни было». И я не преувеличила…

И снова вот оно! Воюет с мочалкой. Рычит. Злое. Все должны страшно бояться. Особенно

мочалка. Стратегическая задача — истрепать врага в клочья, пасть рядом и уснуть

мгновенно. Через шесть минут вскочить (вдруг че интересного упустим) и напасть на веник!

(Вообще охамел, стоит на кухне!) Потом «пропылесосить» под диваном и обязательно за

холодильником — если клюв не в пыли, это не комильфо, тю. А специально купленными

игрушками пусть дураки играются!

Тряпки, баклажки, веники и особенно рулон туалетной бумаги, ПРЯЧЬТЕСЬ, Яша проснулся!

MediaPort blogs, апрель, 2010 г.

НЮХ У МЕНЯ

Сегодня утром я совершенно четко сформулировала ответ на вопрос зловредного своего товарисча: «Ну и на фига

тебе собака?» Традиционно я отвечала вопросом таким же риторически бессмысленным: «А на фига мне ребенок?!»

Получала в ответ «дуру-ну-ты-сравнила», и нелепый диалог заканчивался. Однако на днях товарисч конкретизировал

претензию: «Вот скажи, ЧТО тебе дала собака?» Я уж было набрала воздуха в легкие, чтобы по обыкновению

ввернуть вопрос про дочь, но задумалась.

Три магнитофона импортных, три портсигара отечественных, куртка замшевая... Три.

Мой список однозначно поувесистее будет. Два подзарядных устройства, сумка кожаная.

Две. Кошелек, чехол от мобильника, веревочки в спортивных брюках (все), подолы халатов, пояса и ремни (все без исключения), бахрома на скатертях, уголки занавесок, носки, тапки, одеяла, пледы, ножки стульев, тряпочки и полотенечки, ОБОИ…

В общем, все то, без чего, оказывается, можно жить почти такой же полноценной жизнью, как и ДО.

Да. Ну вот, если со списком осязаемых «минусов» проблем не возникает, то оформить

ПРЕИМУЩЕСТВА в некую таблицу-график оказалось весьма затруднительно. Оно и понятно: эмоции же сплошные. Безусловно, аттракцион «залижи хозяйку до смерти», если ее (о боже) не

было дома несколько часов, польстит любому человеческому существу. Но это НЕ ВСЕ. В моем

случае даже не половина.

Надо сказать, я не отношусь к категории фанатично влюбленных в животных хозяев, которые часами могут перечислять награды, регалии, высоту в холке, степень шелковистости

шерсти и каждого конкретного клеща на теле питомца. Как, впрочем, и не отношусь к столь

же фанатичным мамашам, коллекционерам, идейным и прочая. Короче, я априори не фанатик.

Что дает возможность относительно объективно, однозначно честно и местами цинично

ответить на поставленный вопрос.

Хотя, признаться, Яшка (Яков, Янкеле, Яшидзе, Яшкоман, Наша-Яша, Яшкодралище), косолапый, клювчатый, грызуще-лающий сгусток энергии, заслуживает отдельной рубрики.

Кстати, анекдот: «— А ну-ка, полай! — Лай-ла, ла-ла-ла-ла-лай-ла» — это про него.

Но я сегодня о другом хотела. Про утро. И про оформленное наконец понимание «ЗА».

ЗАпах.

Да, запах. Как бы смешно и двусмысленно это ни звучало в контексте собаки в доме. :) В моей жизни появились новые запахи. Запах Утра, запах Дома, запах Хвои.

Я объясню. И подчеркну — все ниже объясненное ни в коей мере не тенденция, а частный, конкретный опыт. Мой.

Кощунственно по отношению к дочери, но в последние черт-те сколько лет в нашем доме по

утрам пахло чашкой кофе и сигаретой.

Днем пахло школой, уроками, Интернетом, офисом, статьями, звонками. Вечером —

дневником, домашним заданием, тренировками, мультфильмами и снова Интернетом, статьями, звонками…

Иногда пахло родительскими собраниями, иногда гостями, цирком, театром, книжкой. Реже

лесом, травой и морем.

Но по утрам у нас всегда пахло одинаково: «Доча, вставай... Бутерброд... Алло, да, выхожу, несу диск... Чай остывает... Скорей... Расчесывайся... Не подходит эта юбка сюда... Алло, нет, я

не успела с титрами... Саш, косички завтра, обещаю... Да, алло, иду, уже подхожу... Обувайся, доча... Ну яблоко съешь... Математику положила? Алло, да, текст готов, выслала... Сколько раз

говорить, клади ключи на место...»

Честно говоря, я была готова к тому, что в привычный ритм ворвется еще один аромат —

скоростная прогулка с собакой. Поводок — палочка — мячик — лапы — домой. Не-а!

Ирония судьбы: Яша — единственный жаворонок в нашем малочисленном семействе. В

ПЯТЬ УТРА я обычно еще стучала по клавишам, в лучшем случае, если позволяли

обстоятельства, могла на два-три часа прилечь на рассвете.

В юности у меня был эрдельтерьер, девочку нередко приходилось будить в одиннадцать (!) и умолять выйти на прогулку.

Боюсь насмешить того, кто в курсе, но для меня оказалось совершеннейшим откровением

— улица в 5.30! Причем при любой погоде. Месяц назад — это сумерки и запах зимы. Сегодня

уже можно унюхать лето.

Яшка терпеливо ждет, пока я наливаю кофе, беру чашку в одну руку, его в другую (таксам

нельзя спускаться по ступенькам), и мы выходим в абсолютно пустой, чужой мир. Мир без

людей, без машин, без кошек, без криков с балкона, без музыки из окон, без бабушек у

подъездов. Оказывается, в этом мире ПОЮТ птицы! И так неожиданно витиевато. В этом мире

есть роса, улитки и белки! Но нет пыли. Это, без преувеличения, — таинство. Таинство УТРА.

Конечно, мне приходилось в такое время бывать на улице. Но иногда. Эпизодически. Бегом.

Возвращаться или бежать. На поезд, по делам, с депешей…


Мы гуляем долго-долго, а когда возвращаемся, все равно еще слишком рано. У щенка

интересная манера — после прогулки и мытья лап он, не подходя к миске, отправляется

досыпать.

А я… Проснувшаяся на всю голову, после кофе, свежего воздуха и душа, сочиняю новый

запах: запах вкуснятины.

Стыдно признаться. Я никогда не готовила завтрак. Мои нехитрые рецепты: «Залить

овсянку молоком», «намазать хлеб маслом» или «открыть коробку с творогом и смешать со

сметаной» не требовали обоняния в принципе.

Уже несколько недель каждое утро я пеку блинчики, оладьи, печенье. Омлет, зразы, сырники. Сегодня жарила деруны.

Кайф даже не в еде, кайф в запахе! Домом пахнет. Маминым. Настоящим.

Когда-то, в прошлой жизни, которую моя десятилетняя дочь почти не застала, я пыталась

играть в настоящую маму. Но роль «папы» давалась в нагрузку, а двоих Боливар не вынес.

Запах вкусного утра остался в детстве. Потерялся, забылся, застрял где-то на очередном

витке эмансипированной круговерти, пал в сражении за реноме «сильной-смелой-

самостоятельной и шоб жишь не дай бог не в халате с бигудями».

И вот, вдруг, я испытываю невероятное удовольствие, когда мой заспанный барсучоныш

вылезает из детской и тянет носом по ветру: «Ма, чем это так вкусно пахнет?!»

Конечно, я и без собаки могла бы вставать в пять-шесть часов, гулять и готовить. Наверняка

для тысяч женщин — это обыкновенное утро. Но я этого не делала. И не сделала бы. Я просто

забыла об этом. А он напомнил.

P. S. Вчера прогуляли школу. А вот так. Тупо прогуляли. Взяли Яшку и пошли в пустой

будничный парк Горького, потом к мемориалу. Какой-никакой, а лес. Для нас, детей

асфальта, — это непроходимая чаща. Набесились в прошлогодних листьях, грязные по уши.

Сейчас стала шмотки стирать, хвоей пахнут…

Не знаю, товарисч мой зловредный, ответила ли я на твой вопрос?!

MediaPort blogs, июнь, 2010 г.

ВИННИПЕГ И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ

Прошлое  —  родина души человека.

Генрих Гейне

Я вернулась! Я снова могу убивать!:) Первое, что я сделала на этом континенте,   —  позвонила в International House и спросила, есть ли курс для лингвистических кретинок? Есть. Записалась.

По-честному, очерк должен начинаться и заканчиваться словами «Гребаный «Аэросвит», причем капслоком.

Однако в рейтинге незабываемых впечатлений предыдущей недели отечественная авиакомпания заняла даже не

второе место. Шестнадцать часов в аэропортах перебила случайная встреча с живым медвежонком. Просто так, у

дороги. :)

Америка. Северная.

ПАТРИОТИЗМ. ДЕМОКРАТИЯ. ЭКОЛОГИЯ. ЛЮДИ…

За восемь дней эти слова наполнились смыслом. Таким простым и осязаемым, что мне

больше никогда не придется подсматривать определения в учебниках.


В 2007-м, снимая фильм о Харьковской области, я даже предположить не могла, что по-

настоящему пойму, ЗАЧЕМ я это делала, только три дня назад. На другом конце Земли. В

Канаде. В провинции Манитоба. В городе Виннипег.

Когда зимой получила письмо с просьбой «позволить перевести фильм «Жернова» на

английский язык», я улыбнулась. Шутка. Юмор. Что ж еще? Однако «позволила». Через

несколько месяцев получила приглашение на «Мировую премьеру», так значилось в

официальном письме и в тексте афиши. Я снова улыбнулась. Смешно.

Мой фильм теперь назывался «Stone mill», и мне страшно понравилось это словосочетание.

Другое сочетание слов меня напугало. Под приглашением подпись: «Украинская диаспора».

Националисты (!). Я их боюсь — и наших, и не наших. Затравленная здесь на форумах после

показа фильма только за фамилию, поспешила честно признаться: «Я — еврейка и очень

плохо говорю по-украински». Получила из Канады смайлик и подпись: «Все нормально».

Я правда боялась. Местные вечно воинствующие националисты, занимающиеся

исключительно тем, что ненавидят вслух все русскоговорящее, давно и твердо убедили —

диалога быть не может.

— Не поеду, — ныла я месяц подруге. — Меня убьют.

Но страсть к путешествиям победила. Если честно, другие страны — это моя единственная

настоящая страсть. Я могу пять лет ходить в одних и тех же ботинках, могу почти ничего не

есть, месяцами работать без выходных ради одного заветного слова — путешествие…

Торонто —


 город контрастов :)

Я намеренно опускаю подробности (читай — маты) перелета по-украински. Хотя нет, один

вопрос я все-таки задам, может, кто-то знает ответ. Скажите мне, зачем при покупке билета

авиакомпания вносит в базу телефоны пассажиров? Мне казалось, для того, чтобы

предупредить о задержке рейса на ВОСЕМЬ часов. Нет? Тогда зачем? При том что самой

авиакомпании об этом маленьком недоразумении было известно минимум за сутки. Да, и

самое главное: КАК авиаперевозчик может не знать о причинах задержки?

Надеюсь, никто не предположил, что нас поселили в гостиницу или хотя бы покормили?!

Надо ли говорить, что неработающие в салоне телевизоры уже никого не удивили. НУ

ПОЛОМАЛИСЯ, ТЮ. Так, на минутку, — билет стоит штуку баксов, лететь 11 часов…

Из-за задержки я опаздывала на следующий рейс: Торонто-Виннипег (2,5 часа лету). А он

последний в тот день. Ночевать в аэропорту не страшно, страшно ночевать в аэропорту другой

страны, другого континента. Не зная английского.

Чуть ли не в воздухе получила смс: «Не волнуйтесь, все проблемы решили, Вас встретят в

Торонто наши».

Нашими оказалась семья из Тернополя — Наташа и Николай. С них началось мое

бесконечное удивление Северной Америкой и ее людьми.

Посреди ночи, с табличкой «Anna Gin», меня встречал молодой приветливый мужчина. Я

долго извинялась «за незручності», было неудобно. Он долго уговаривал меня «не

турбуватись», ведь мы же соотечественники.

Он возил меня по ночному городу. Огромному, красивому, с захватывающими дух

небоскребами и маленькими аккуратненькими домиками, окутанными зеленью. Что-то в этих

домиках смущало. Поняла только спустя полчаса — вокруг не было заборов.

Дома ждал горячий ужин, Наталья приготовила для меня комнату, но мы не ложились, проговорили остаток ночи. А у ребят грудной ребенок (!).

Они были искренне рады мне только потому, что МЫ РОДИЛИСЬ В ОДНОЙ СТРАНЕ и БОЛЬШЕ

НИПОЧЕМУ. Я оставила на их холодильнике маленький кусочек Харькова — магнитик с

изображением «Зеркальной струи». Я думала: Господи, как же мне повезло с этими людьми. Я


еще не знала, что буду произносить эту фразу по отношению ко всем людям, которых встречу

в Канаде. Потому что они ТАКИЕ.

Перелет в Виннипег был очень необычным. Я впервые находилась на борту самолета, где

нет ни одного «своего». Нервничала. Трудно быть лингвистическим кретином. Нет, я

элементарную английскую речь понимаю, но произнести не могу ни слова, ступор.

Удивили бортпроводницы. Глаз, привыкший к длинноногим блондинкам с натянутыми

улыбками, начал часто моргать при виде обыкновенных женщин среднего возраста, которые

беспрерывно шутили. «Эй, кто боится лететь, может сесть в кабину, пилот все равно не

придет, он заболел!» Это поняла даже я. Все смеялись. Атмосфера была такая, будто народ на

борту — хорошо знакомая компания.

Люди, которые любят людей. Это, пожалуй, самое потрясающее открытие, которое я

привезла из-за океана. «Hello», «Hi», «Morning», «How are you», «Welcome» и даже «It's good colour» (в моем случае — на каждом шагу). Я говорю о совершенно незнакомых между собой

людях. Они улыбаются друг другу. Они рады, как мне показалось, потому что живут в одной

стране, в одно время, на одной планете и больше нипочему.

Телевизоры работали. Пилот вышел в салон и тоже что-то пошутил, я не поняла, но народ

снова разразился хохотом. Я, дикая самолетофобка, первый раз в жизни не вцепилась в

сиденье при взлете. И даже рискнула смотреть в окно. Мне не было страшно. Мне больше не

было страшно аж до самой «Мировой премьеры», которая была назначена на 6 июня, День

журналиста (абсолютно случайное совпадение). Но до нее было еще целых пять дней...

Виннипегщина :)

«Страшная украинская диаспора» в виде симпатичного парня с букетом роз вообще выбила

из колеи. Воображение заранее придумало дядькe з вусами, в вышиванке. Оказалось? меня

встречал молодой человек в деловом костюме, Денис Волков, Дэн, бывший харьковчанин, теперь виннипежец, помощник мэра. Это он случайно увидел фильм, приволок диск в Канаду и

заварил все эту историю.

Небольшой городок, чем-то напоминающий Харьков. Особенно флорой. Травы такие же.

Только подстриженные, чистенькие. Природа в Северной Америке — это мое второе

откровение после Людей.

Вот огромное болото. Самое обыкновенное, за городом. Лягушки, ящерицы, бобры, рыбы и

очень много птиц. Фишка в том, что через все болото проходят дорожки. Где-то деревянные

настилы, где-то тропинки, иногда встречаются лавочки. На дорожках небольшие стенды с

описанием видов животных и птиц. Это не зоопарк, нет. Это болото. Но каждый день сюда

приходят люди, гуляют, слушают удивительные трели птиц, дышат необычайно чистым

воздухом. Это бесплатно.

Канада вообще показалась мне какой-то до боли некоммерческой. В парках просто парки, там ничем не торгуют, не кричат «сладкая вата», не ставят киосков и аттракционов (для этого

есть отдельные места).

Духовное единение человека с окружающей средой. Люди просто сидят и лежат на

лужайках, максимум — играют в бадминтон, баскетбол, кидают «летающую тарелку». Вокруг

них скачут суслики и зайцы.

В городе тоже практически нет рекламы. Редкие бигборды. Никаких листовок на каждом

шагу (это же бумага — лес!), людей-транспарантов «куплю золото недорого» или воплей «пА-

пАлнение счета».

Я спросила у одного бизнесмена, где его реклама. Он ответил: «В газете и на ТВ».

— А наружная? — уточнила я.

Он не понял. Я объяснила. А он сказал: «НО ЭТО ЖЕ ИСПОРТИТ ВИД ГОРОДА!»


Скажите мне, ДО КАКОЙ СТЕПЕНИ нужно любить свою страну, свой город, чтобы так

ответить?! Чтобы так думать?! Чтобы на обыкновенном болоте установить дорожки для

людей?! Не вырубить, не высушить, не построить супермаркет?!

(Тихо. Я обещала себе не заводиться. Я добрая, я улыбаюсь, я люблю людей.) Вернемся к людям. Моя канадская семья — дом, в котором я жила, — люди, даже не дети, внуки эмигрантов.

— Ты боялась националистов? Так это мы и есть :), — смеется Мирослав. Он профессор, изучает историю и культуру славянских народов, преподает в университете. Он говорит на

русском, украинском, английском. Это ОН занимался переводом фильма.

Стоит ли пояснять, что весь проект «Мировая премьера» ни для него, ни для нянчащего

меня неделю Волкова не был ни на йоту прибыльным.

Наталка совершенно не понимает русского. Она называет мужа «коханый», это так

трогательно. У них взрослые дочери, они тоже неплохо розмовляють мовою, правда, с сильным

акцентом.

Мы проговорили с Наталкой несколько часов на кухне. Я смело пыталась перейти на

украинский. Потому что с первый минуты точно знала: меня никто не ткнет носом в

неправильно сказанное слово, никто не упрекнет в русизме, не посмеется над акцентом, не

обвинит в оккупации. Меня хотят услышать. Меня хотят понять.

Я бесконечно благодарна судьбе за встречу с этими людьми. Они показали мне, что

украинские националисты на самом деле не воинствующие мерзавцы, Они Настоящие

Интеллигенты, искренне любящие язык, культуру, историю Родины. Хранящие ее в трех

поколениях.

Мне ЗАХОТЕЛОСЬ РОЗМОВЛЯТИ УКРАЇНСЬКОЮ!

Что я и пыталась делать в первый же день, когда давала интервью в прямом эфире

украинского радио…

Посмотрите, у меня Корона не сдвинулась :)

О том, что фильм и тема привлекут ТАКОЕ внимание в Канаде, я и «гадки не мала».

Сообщение Дениса: «Мы едем на ИНТЕРВЬЮ» сначала приняла за стеб. На четвертой или

шестой встрече с местными журналистами расслабилась. Коллеги. :) Радио, газеты, ТВ... Я рассказывала о фильме, об Украине, о Харькове. Многие вещи их

удивляли. Они, в большинстве канадцы украинского происхождения, пропустившие 70 лет

советской истории, никак не могли понять, как это — в Запорожье ставят памятник Сталину?!

Этот вопрос был популярным.

Когда я от волнения в прямом эфире суто українського радіо перешла на русский, ведущая

меня не остановила. Она сказала: «Є речі, які не треба перекладати»...

Меня поразило их желание знать и понимать историю своих семей. Но эти ощущения я

глубже переживу через три дня, в кинотеатре. На «Мировой премьере»…

Меня знакомят с людьми, представляя «известным журналистом», «документалистом». Я

страшно смущаюсь и прошу: «Денис, не делай так, я ни фига не известна, ну и какой я

документалист?!» А он отвечает: «Ты свой фильм видела!?»

Я познакомилась с владельцами банков, рабочими, чиновниками, бизнесменами, журналистами, учителями и школьниками. Люди разных возрастов, профессий, статусов, национальностей желали мне приятного дня в их городе. Я была представлена:) мэру Виннипега.

Сэм Кац запросто пожал мне руку и наговорил кучу комплиментов. Он спешил на встречу с

миротворцами. Подъехал на скромном авто, без мигалок, суперномеров, охраны, сам за рулем.

Вышел, поздоровался, сказал что-то очень коротко, и зал взорвался аплодисментами.


Потом я увидела, а главное, услышала настоящий шотландский оркестр (не уверена, что это

называется именно так). Никогда не думала, что музыка волынки вызовет у меня столько

эмоций. Что-то невероятное!

Когда Мирослав показал здание Парламента и пригласил войти вовнутрь, я сначала не

поверила. Но нас не только пустили(!), нам мило улыбались и говорили «вэлкам».

Вообще, отсутствие понтов у чиновников, бизнесменов, миллионеров — это, видимо, такая

национальная традиция. :) Составляющая демократического общества.

Любой человек может войти в Парламент и посмотреть, как работают депутаты, посидеть

на заседании, заглянуть в кабинет.

Заглянула, посидела, все равно ощущение розыгрыша не покидало. Я не могла успокоиться

и пять раз переспрашивала: «Точно не нужна никакая корочка?!» Точно. Единственное

условие — отсутствие оружия.

Удивлялась молча. Мило улыбалась, чтобы ни одним мускулом не выдать страшную тайну

— У НАС ПО-ДРУГОМУ…

У нас люди не относятся ТАК к людям. К истории. К природе. К стране. Будете спорить?

«Мировая премьера»

Меня начало колотить с утра. Сказать, что я волновалась — это даже не намекнуть на мое

состояние. Тряслись ноги и руки, пересыхало во рту и ежесекундно хотелось разрыдаться. «Я

не хочу! Я передумала! Отмените!» Клянусь, в последний раз подобный нервный припадок я

испытывала, когда заходила в роддом за несколько часов до рождения дочери…

Полный зал людей. Аншлаг. Я села в уголочке и притаилась. Никогда не видела свой фильм

на большом экране. Расплакалась на первых же кадрах. Стало безумно обидно, что об этом

никогда не узнают мои старики, герои фильма. Представляете, их видели в Канаде (!). Сильно

захотелось обнять коллег, которые работали вместе со мной над лентой. Так жаль, что они

этого не видели. Макс Головачев, Сережка Козлов, Игорь Лукашов, Владька Аксенов. Я потом о

них рассказывала. И о МедиаПорте, и о Зурабе, и об Авакове…

Казалось, это происходит не со мной. В кинотеатре стояла гробовая тишина, никто не

ходил, не жевал, не разговаривал. Я боялась, что зрители встанут и начнут расходиться, что

они не поймут, что им это не нужно…

Никто не шевельнулся.

На титрах зал встал и зааплодировал.

«Я не расплачусь, я не расплачусь, я не расплачусь», — убеждала я себя, пока шла на

сцену…

Я впервые в жизни давала автографы, впервые сидела перед аудиторией в 300 человек и

отвечала на вопросы.

Вопросы были самые разные. А ответы скорее лаконичные…

Меня спросили, как часто показывали этот фильм в Украине? Где показывали? Как

реагировали зрители? Получили ли копии в школах и библиотеках?

Я ответила: «Часто. Благодарили. Да, конечно».

А что я должна была сказать? Правду? Что «Жернова» транслировали только на

харьковском ТВ, и то полтора раза? Пока тема была «актуальной». Что никакого тиража нет и

не было. Что я должна была сказать?!

Что благодаря «перегибчикам на местах» (как говорил Юрий Поляков в «Козленке») тема

голодомора в Украине набила оскомину до отвращения? Что История, которая не приносит

бабло или политические дивиденды, никому не интересна?

Я не сказала ни одного плохого слова о своей стране. Я люблю ее. Как больного ребенка.

Насколько он болен, видно только оттуда, из-за океана. Оттуда, где Патриотизм, Демократия, Экология, Люди — это слова со смыслом.


Диагноз читается без всякого медицинского образования сразу же на «входе» в Украину.

— ПАСПОРТ! — рявкнула тетя-таможенник. И это было первое, что я услышала на Родине.

«Здравствуйте», — напомнила я ей простую вещь.

Хотя нет, Родина началась еще раньше. Я благодарна компании «Аэросвит» за возможность

многое переосмыслить. День в аэропорту Торонто (естественно, обратный рейс тоже

задержали, видимо, для красоты выстроенных логических цепочек) — это достаточное время

для куда более глубоких умозаключений, чем просто: «У них хорошо — у нас плохо».

Я увидела очень много грудных детей. Я мать, и мне страшно представить, как можно

путешествовать с новорожденным?! Оказывается, можно. Когда во всех туалетах есть

пеленальные столики, а во всех заведениях — детское меню. И не надо малышей прятать и

укрывать коляски марлей, никто их не сглазит и не обидит, — люди любят людей.

Я увидела огромное количество инвалидов, которые не считают путешествия проблемой.

Потому что ВЕЗДЕ, в каждой двери, проходе, лифте, парковке есть специальные

приспособления для них.

Я увидела компанию подростков, которые громко болтали друг с другом на пяти языках (!).

Английский, французский, итальянский, немецкий, идиш. Они подсказывали друг другу слова

и помогали жестами. Хохотали сами с себя, но главное, никто никого не ненавидел. Они были

граждане одной страны.

Да, и чуть не забыла самое важное! Я видела МЕДВЕДЯ. :) За день до премьеры мы ездили

«на природу». Хотя как можно из природы выехать на природу? Просто в Онтарио водятся

медведи, поэтому природа считается еще природистее. :)

Маленький черный медвежонок! Он вышел на обочину и с любопытством смотрел на наше

авто. Захотелось выйти, погладить его, но меня отговорили, — согласно народной примете, где-то рядом была мама. :)

В Онтарио я познакомилась с прекрасными людьми, москвичами. Когда они услышали про

«цель визита» (читай: тему фильма), то сильно насторожились. Через несколько минут

выяснилось, что никто никого не обвиняет, не боится и не собирается линчевать. Еще через

час мы пили шампанское на берегу озера и рассказывали друг другу анекдоты. Потому что мы

люди, потому что мы современники, потому что мы живем на одной планете и больше

нипочему.

Когда бросала на прощание монетку в маленький виннипегский фонтанчик, я загадала:

«Пусть моя страна будет такой же». (Сама не ожидала от себя такого альтруизма, обычно тупо

прошу миллион. :)

По классическому правилу «начинай с себя» я решила никогда не закуривать там, где нет

мусорки (пепельницы). Решила, что буду улыбаться людям. И честно улыбалась на весь

Крещатик, пока ждала поезда до Харькова. (Видимо, на центральной улице страны слишком

много иностранцев, — меня поняли).

А вот улыбка в поезде Харьков-Киев не пролезла. После 16 часов в воздухе очень хотелось

курить (да, да, я курю, причем много, но это единственное преступление против человечества, честно :)), выскочила в тамбур, где всегда была пепельница, щелкнула зажигалкой…

— ТЫ ПОПАЛА НА 80 гривен! — прогундосил из дверей милиционер с красным лицом.

— Здравствуйте, — напомнила я ему простую вещь.

Я не против законов, даже мне неудобных, я «за»! Клянусь, за предыдущую неделю мне

понравилось быть законопослушным гражданином. Я пристегнулась в самолете сразу же, как

вошла, по привычке. :)

Я против хамства и вымогательства взятки. Я против перекошенных злобой и отвращением

лиц.

В Торонтовском аэропорту, узнав о задержке рейса, я пыталась позвонить друзьям и не

могла разобраться в кодах, ко мне подошел полицейский:


— Кен ай хелп ю? — с широченной улыбкой спросил он.

— Сори, ай донт спик инглиш, — пропищала я заученную фразу.

— Ноу проблем!

Жестами, обрывками фраз мы общались не меньше получаса. Он набирал все возможные

номера со своего мобильного, и когда наконец я дозвонилась, не поверите, он спросил: ЧЕМ

ЕЩЕ может помочь?

Помоги мне, канадский полицейский, сделай так, чтобы твои коллеги в Украине тоже

улыбались, а?

P. S. Не с моим еврейским счастьем пережить просто задержки рейсов. А аварийная посадка

на острове Ньюфаундленд, как вам? Когда пилот объявил: «Уважаемые пассажиры, самолет

вынужден сесть в ближайшем аэропорту» (!), не поседели только самые стойкие. А я не

боялась. Я почему-то подумала, что теперь могу позволить себе умереть. Шутка. 

MediaPort blogs, июль, 2010 г.

38 С ПОЛОВИНОЙ

У меня с погодой одинаковая температура. Это так забавно. Интересно, ее так же

колбасит?

Я, например, когда 38,5, думаю о смысле бытия. А она? Главное, когда 36,6, смысл мне

очевиден, как яблоко. А через пару градусов все меняется. В сложную сторону.

Меня оса укусила. В запястье. Зачем?

Я бы могла интерпретировать этот поступок как самооборону, но извините.

Я на нее не нападала, у меня свидетели есть. Они и на суде пролаять могут. Через

переводчика.

И не надо тулить неосторожность или халатность при исполнении. Ни один суд эту бодягу

не потерпит. Даже самый гуманный, Дзержинского района.

Летела. Села. Жало вонзила. Все. Никаких апелляций. Умышленное. Однозначно.

Мне «приведение в исполнение» снилось. Или мерещилось. Я вот не пойму в последнее

время.

Я требовала публично вырвать крылья. А шмель, он судья, конечно, долго говорил о

толерантности. Странный, он что, об инквизиции не читал?

Думаю, мне хочется спать или рисовать лошадь. Впрочем, надо поесть панадола, он

съедобный.

«Я вам пишу, потому что плохо слышу». Михаил Жванецкий.

Мне захотелось почитать Жванецкого, но я забыла, как его фамилия, и гугл выдавал мне

Петросяна.

MediaPort blogs, июль, 2010 г.

ТРИЛОГИЯ НОСА

Сегодня утром один дяденька из металлопластикового окна грозился мне красивое лицо разбить, если я не

заткну пасть своей уродской собаке.


За комплимент спасибо, конечно. Эстет. Другие ограничивались рыжей мордой. Но с

уродскостью собаки я категорически не согласна. Во-первых, он милашка. Во-вторых, я в

умном Интернете прочла, что таксы не просто так лают, а очень даже функционально. Когда

такса на работе (в норе то есть), она таким образом сообщает хозяину подробности

подземного передвижения. Это что-то типа азбуки Морзе. Шифровка от лисицы. Поэтому

«заткнуть пасть» таксе невозможно, инстинкт.

Я постоять за себя могу, но, как правило, неудачно.

Однажды слышала хороший совет. Весной на основянском водохранилище мы, три

барышни, включая меня, прогуливали уроки. Вдоль берега отдыхал до безобразия

голубоглазый парень, одетый наполовину. На нижнюю. Верхняя была рельефна, как Кентавр.

Во время пятой случайной встречи мы сами спросили его про античность. Парень красиво

ораторствовал, что при таких формах было в принципе странным. Внимали молча, с пиететом.

Через несколько часов удивительных историй о храбрости духа, белковой диете и объемах в

сантиметрах он резюмировал. Дословно: главное, девочки, быстро бегать! Две барышни

разочарованно фыркнули, а я, будучи камээсницой в легкой, ле-е-егонькой атлетике, конкретно — бегуньей на короткие дистанции, посчитала совет как минимум мудрым. Однако

применить его на практике никогда не удавалось. Мне нос ломали. Трижды.

Премьера была заурядной. Моя старшая сестра выходила замуж почему-то в парке

Горького. Креатив конца восьмидесятых. Я не люблю каруселей, вообще не люблю ничего, что

хаотично движется без пункта назначения. Но свидетель был красив, к тому же брюнет, что в

совокупности

с красной

лентой через весь

блестящий

пиджак давало повод

пятнадцатилетнему воображению. Я говорю о непорочном стремлении к подвигам «во имя».

На пути к прекрасному попалась зеленая прямоугольная кабинка с траекторией колеса, но в

профиль. Внутри адской машины было душно и неромантично. Взмокшие от волнения девичьи

руки соскользнули с поручней на первом же вираже. Носом в лоб. Или по лбу, что, впрочем, результата не меняет.

Больше носа болело самолюбие. Гости до сих пор помнят девочку, которая широко

улыбалась, бормотала «мне не больно» и прикладывала к лицу тупые железные предметы.

Зажило аккурат ко второму акту.

У меня была большая добрая собака. Добрая, даже слишком. За кошками гонялась, но если

догоняла, сильно извинялась. Гуляли мы на пустыре. Салтовском — темном — страшном —

криминальном. Один раз там же гуляла плохая девочка с большой, но недоброй собакой (и

еще двумя вообще непонятными мальчиками). Вдруг девочка по необъяснимым причинам

громко обратилась к своей собаке командой «фас». Я заметила: все недобрые собаки

удивительно послушны.

Собачья разборка была непродолжительной. Моя отделалась прокушенной губой и клочком

шерсти в правом боку. Недобрая — маленьким кусочком уха. Остановились они сами, наверное, силы равные, так, говорят, бывает. Однако я все равно разозлилась и решила справиться у

девочки о ее психическом здоровье.

Пока шла, автоматически наматывала брезентовый поводок на руку. Длина поводка совпала

с количеством шагов, так что к риторическому вопросу: «Дура ли девочка?» чугунный (я

думаю) карабин оказался на кисти. Собственно, я ее не била, просто махнула рукой в качестве

аргумента.

Плохая девочка неожиданно громко закричала: «Та-а-аня-я-я!» Я тогда еще не знала, что

слово — волшебное. Через мгновение, с грацией бегемота, между нами возникла Та-а-аня-я-я.

У нас на районе эту женщину называли Таня-Терминатор. Надо сказать, название очевидное

до глупости, это как таксу назвать Такса. Таня стукнула по мне кулаком один раз. Без каких-


либо секретных подвывертов, прямо. У меня одновременно сломался нос и рот, в смысле

челюсть.

Единственное, чем я могла себя утешить — это тремя метрами совершенно свободного

полета, без всяких давинчиевских заморочек.

Таня-Терминатор торговала розами на рынке, что само по себе — паноптикум, покруче попА

с балалайкой. Плохой девочке она приходилась сестрой. С тех пор я не люблю розы. Можно

сказать, презираю.

Третий перелом был классическим. Как оказалось. На втором курсе мы играли в феминизм.

Забегая вперед, скажу: проиграли с большим отрывом.

Без всяких сильных и мужественных рук мы поперлись к реке замачивать шашлык, собирать

хворост и разбивать палатку.

Палатку разбили. Причем в мелкие кусочки.

На рассвете к нашему эмансипированному лежбищу приблизилась группа товарищей с

плохими намерениями. Местные! (Страшилка начала девяностых.) На факультете психологии еще не научили искусству вести диалог, начинающийся со слов:

«Слышь, шо за херня, кто разрешал?». Да и гендерное равноправие по нашему, городскому

мнению, все же имело пределы: мальчики не бьют девочек. Ни фига. В будянском, если не

ошибаюсь, поселке золотое правило не работало. Хотели равенства? Получите! Я получила

первой.

С тех пор больше роз я не люблю слишком личных, а тем более хамских разговоров о своем

лице.

В качестве постскриптума дам собачий совет. (Не знаю, подействует ли на менее противные

породы, чем такса.) Наблюдение настолько революционное, что делиться «жаба давит». Но я

добрая.

Когда вам край надо на работу, кушать, писать, утюг, встреча, сковородка, молоко

убежало… А любимое (еще час назад) чадо заигралось с очаровательным шпицем, слилось в

нирване с подсохшей до мягкой грязи лужей, вдохновенно загоняет кота на дерево, жрет, скотина, кость, вынюхивает следы зверей, метит территорию или просто прикинулся

слепоглухонемой пуськой в одуванчиках, — не надо истошно орать: «Яша, Яша!». Не надо, сдвинув брови в грозную морщину, нестись в сторону сволочи — ятебещаспокажу-у-у (а

бывают монологи покруче, например: ты на часы смотрел, свинья неблагодарная).

Напротив, нужно заткнуться за деревом и постоять молча три минуты (дольше редко, проверено). Через указанное время он (она, оно, в зависимости от степени загрязнения) трижды обернется растерянно, как вроде помнит, что был с кем-то, а на четвертый бросится

стремительно в сторону источника звука. На лице изобразит характерное «бро-о-оси-и-или-и-и

га-а-а-а-ады-ы-ы».

Заловить можно в подъезде. Но поводком в лифте эмоций не выражайте, фишка

психологически тонкая, сломаете, второй раз не пролезет. Зажмите волю в ласковые слова

типа «вот умничка». Покричите лучше на домашних (уроки ж по-любому не сделаны, посуда не

мыта). Работает!

А на дяденьку я не обиделась вовсе. Но окошко запомнила...

MediaPort blogs, август, 2010 г.

ЧЕТЫРЕ СТЕНЫ

В связи с безвыходным положением продам душу дьяволу или обменяю на двухкомнатную квартиру в центре…

А. Гин


Если классически сравнивать переезды с пожарами, моя жизнь — пепелище.

Я умею за четыре часа упаковать в клетчатые сумки восемнадцать лет жизни. Я таскаю их

за собой по районам и улицам, как Моисей таскал свой народ по пустыням. Мне скоро сорок

лет. И у меня нет Дома.

Бесконечно чужие стены, в которые гвоздик (под детскую медаль) можно забить

исключительно после великодушного Позволения Хозяина, не просто давят. Они воспитывают

чувство ничтожности и закаляют веру в безысходность.

И не надо приводить в пример европейский опыт, где собственное жилье — роскошь и

аренда — норма. Не-е-е-ет, друзья мои, это совсем другое…

Раньше моя дочь наверняка думала, что ее полное имя «не мешай, мама работает». К

десяти годам у девочки назрел совершенно справедливый вопрос: «Если мама так много

работает, почему мы не можем позволить себе аквапарк так часто, как хотелось бы?»

Объясняю, милая: почти все, что мама зарабатывает, нужно отдавать тете (дяде), у

которого есть четыре стены.

Это такое бетонное достоинство, случайная привилегия, кастовое превосходство. Четыре

Стены. Они делят людей на Хозяев и Холуев. Мы — второе.

Хозяин имеет право поднять оплату по причине изменения климата в Зимбабве, в

зависимости от скачка мировых цен на нефть или в силу неурожая ранних зерновых. Ошибочно

думать, что какая-то бумажка, гордо именуемая «договор», остановит разыгравшуюся

алчность. Ничего в этой стране не имеет такой юридической силы, как словосочетание «Это

МОЕ! Не нравится —  убирайтесь».

Хозяин имеет право прийти однажды и сказать дословно следующее: «Спать не могу, тянет

домой, я передумал, съезжайте». И его совершенно не волнует, что вы месяц назад заехали, с

любовью расставили вазочки и развесили фотографии, наполнили шифоньеры и прибили

крючки, постирали шторы и отмыли туалеты, подключили стиральную машину и Интернет, раздали новый телефон друзьям и родителям, перевели ребенка в соседнюю школу и стали

считать (хоть и очень временно) эти стены — своим Домом. Понимаете, он спать не может! Он

хотел спать у родственников и, не вставая с лежанки, рубить бабло, но не может, домой тянет.

Хозяин имеет права, холуи — обязанности. Главная обязанность — перемещаться по

квартире, не касаясь стен и пола. Летать.

— Что это!? Точка на стене?! Это же фломастер! О ужас! Говорили мне, не бери с ребенком!

Вы срочно должны переклеить обои!

Да, конечно, я переклею. Отмою, побелю, выстираю. Только можно вопрос? В сумму аренды, которая вдвое превышает среднюю заработную плату в этом городе, входит понятие

«амортизация»? Вы вообще знакомы с этим термином? Нет?

Скажите, а если вы прибавляете в стоимость трагически погибший сантиметр обоев, не

справедливо ли будет вычитать из нее новое зеркало в ванной, полочки, шторки, скатерти —

все то, что чужую квартиру превращает в мой Дом. Или вы думаете, что уходя, я выкорчую уют

с корнем и унесу с собой?

И, наконец, объясните, пожалуйста (мне так, для себя, поржать), как формируется цена на

вашу квартиру? И главное, как она коррелируется с моим доходом? Вам пофиг? Я так и знала.

Понимаю, все понимаю. Спрос, предложение… Не понимаю только, СКОЛЬКО нужно

зарабатывать и где выдают такие работы, чтобы платить за квартиру три тысячи гривен в

месяц.

Нет, сначала, конечно, две с половиной, потом климат в Зимбабве, и только потом «еще

двести гривен за собачку».

На собачку у всех Хозяев аллергия. Это кастовое. Однако двести гривен снимают симптомы

мгновенно.

— Мы на животное не договаривались!


Да мы, собственно, тоже. Надо ли рассказывать, что собачка наша — найденыш.

Вышвырнутый двухмесячный щенок. В парк. Посреди февраля. Бережно так, с подстилочкой.

«Плембрак, — сказал ветеринар, — излом хвоста и родимое пятно на груди. Утопить

жалко, продать невозможно, подарить стыдно. Вынесли в расчете на добрые руки…»

Я всегда тащу в жизнь все убогое. Как говорится, за добрыми руками клетчатым сумкам

покоя нет.

Вот и сейчас стану их собирать. Периодически подходить к монитору, высказаться.

Интернет уже отключен, остались только я и Word.

Хотя нет, как же, мы не одни. А любимый Хозяйский аттракцион — «покажи квартиру

новым жильцам», и совершенно пофиг, что это все еще чей-то Дом!? Да, Master! Вы можете (о

ужас) потерять деньги за несколько дней. Понимаю.

— Скажите, это ваше или ихНЕЕ?

— ИхНЕЕ, ихНЕЕ, они заберут.

— А шкафчик?

— А шкафчик наш!

Эй, люди! Я здесь! Стою рядом, жарю яичницу. Я не шкафчик, не плита «эмалированная

почти новая». Не холодильник «прекрасно морозит, что вы». Я — человек.

Ну давайте хотя бы притворимся (за три тысячи гривен в месяц), что вы меня уважаете.

Давайте я съеду и сниму нижнее белье с веревки в ванной, в которую вы заводите мужчин

доказать, что «все в плитке, как видите».

Да, мой доход и ваши аппетиты не имеют никакой прогрессии, ни арифметической, ни

геометрической. Но разве это отменяет человеческое лицо?

Да? Пойду собираться…

День следующий. Поиск другой квартиры

— Здравствуйте, риелтор? Я бы хотела снять квартиру. Не архидорогую, максимум две

тысячи. Район? Ну, желательно в пешей досягаемости от школы N. Нет? А пару остановок на

маршрутке? (Уже большая, проедется, не скиснет.) Нет? А вообще за эту цену что есть? А-а-а, ну давайте посмотрим.

Это отмыть невозможно. Никак. Ничем. Не изобрело человечество такие моющие средства.

— Проходите, смотрите. Можете не разуваться.

А что, были варианты? Тут вообще когда-нибудь разувались?

— У Вас собака, да? Ну, мне бы не хотелось…

Вам бы не хотелось?! Собаку? А стадо свиней, живших здесь последние лет тридцать, вас

не смущало? Нисколько?

— Вижу, вы не в восторге, ну что же вы хотите за такие смешные деньги?! Всего-то две

тысячи!

ВСЕГО-ТО??? Тетя, вы для разнообразия их заработать не пробовали? Желательно так, чтоб

эта «всего-то сумма» составляла процентов тридцать дохода. Потому что неплохо бы еще

позволить себе такое хамство, как поесть. И транспорт от вашей чудной «по смешной цене»

квартиры прибавьте. Да, и цистерну моющих средств туда же, это чтоб я могла собачку на пол

опустить…

Капец.

Давайте я вам, тетя, в абсолютных цифрах расскажу про две тысячи гривен.

Зарплата на канале ОТБ — половина от «смешных денег». Это обхохочешься. За этот

гомерический хохот нужно каждый день искать, снимать, писать, начитывать, дозваниваться, договариваться, снова искать, снимать, начитывать и писать. Бог с ним, с госканалом, на

частном круче. Можно позволить себе пожить в ваших свинячьих хоромах и даже еще два раза

в неделю накормить ребенка.


Я не жалуюсь, журналист всегда найдет где подработать. Это правда. (Сделки с совестью

сейчас не считаются и не обсуждаются.)

Я пишу для трех журналов, пары газет, сотрудничаю с несколькими компаниями на предмет

литературного перевода (с электронного на человеческий), придумываю разные проекты для

ивента, креативлю в области рекламы, сочиняю для детского издательства, снимаю

документальные фильмы, делаю авторскую программу, фотографирую... НО! Меня почему-то

совершенно не смешат две тысячи гривен. Может, с чувством юмора беда?

Вот на днях закончила литредакцию каталога для одного магазинчика. Сначала текст был

на японском, потом его перевели на английский, с английского на русский, а я все эти 100

страниц переводила на удобоваримо-логично-читабельный. Знаете, тетя, это трое суток за

компом. Суток, подчеркиваю. Вас щас порвет от ржаки — стоит эта работа 400 гривен.

И когда ты наконец ставишь точку, получаешь деньги и мечтаешь только об одном —

выспаться, у тебя звонит мобильный: «Как насчет поснимать мероприятие на площади для

сайта такого-то?» И ты не идешь, нет. Ты бежишь!

Повторяю, я ни в коем случае не жалуюсь. Напротив, я счастлива, когда работы много (тьфу, тьфу, тьфу). Но расскажите же мне, тетя, как и сколько нужно зарабатывать, чтоб цена на

вашу аренду возымела эффект анекдота?!

Пойду собираться…

День следующий. Сборы

Все еще жду звонка от риелтора. Может быть, чудо случится?!

Пыталась резать шпагат, перевязать коробку — устроила себе несанкционированную

линию на руке. Наверное, линия квартиры. Короткая, но очень глубокая. Залила кровью кухню.

На прощание. Очень символично.

Почти расплакалась. Телефон молчит. Впадаю в отчаяние. Вот она, вся моя жизнь, в сумках и

коробках. От ниток до стиралки, от компьютера до альбомов с фотографиями. Книги, одежда, санки, посуда…

Куда это тащить снова?

Не раскисать! Я все могу, я сильная. Не лентяйка, не уродка, не дура. Или дура?

В памяти всплывают моменты, где б чуть меньше принципиальности и чуть больше

компромисса, и, возможно, у меня были бы уже собственные Четыре Стены. Но даже в

сегодняшнем подавленном состоянии я ни на секунду не жалею, что поступала именно так.

Более того, и буду.

Однажды попала в кабинет к очень крупному начальнику в штатском. Попала случайно, как кретинка купилась на «не надо по электронке, я компьютером не умею пользоваться, вы

вечером занесите в распечатанном виде». Занесла. Больше двух часов не могла выйти.

Захлопнулась дверь, потерялись ключи, совещание. «Подождите во-он в то-ой комнатке, там

вино, конфеты, диванчик… Ну, что же вы ни к чему не прикоснулись, я же от души… Не надо

меня бояться, я оч-ч-чень добрый, даже щедрый…». Вырвалась. Банально сбежала, не

постеснялась целого круглого стола в погонах.

Когда руки дрожать перестали, жаловалась девчонкам. Возмущалась громко, с

ругательствами. Те, как должность дяденьки услышали, дурой обзывались.

По работе отличные предложения были. Например, команду «фас» исполнять задорого. Еще

когда-то итальянец один хотел безобидные ролики снимать. Про тетенек, одетых даже, которые хотят замуж выйти за иностранцев. Анфас, профиль, крупно, несколько слов о себе...

— Ну какое ж это сутенерство, Анечка?! Дамы сами хотят, никто их не заставляет, —

коллеги убеждали. А я уперлась: торговля людьми! Я в этом не участвую!

Сто процентов подруг считают меня идиоткой, потому что я не напрягаю бывшего мужа

участием в жизни дочери. За шесть лет ни разу не напомнила ему о нашем существовании.


— И что? Ты этим гордишься? И кто тебя умной назовет?!

Я не горжусь, мне просто кажется, нельзя заставить любить, попросить заботиться, убедить

в ответственности.

Парадокс, в детстве на популярный вопрос: «Ты что, красивой жизни захотела?» я всегда

отвечала честно: «ДА».

И я пыталась. Правдами и неправдами откладывала, копила, занимала, отдавала, но ездила

с девчонками на Крит, в Черногорию.

Однажды Ленка призналась под действием шампанского: ей было некомфортно заказывать

дорогое блюдо, зная, что я могу позволить себе только греческий салат.

Признаюсь и я. Мне всегда было некомфортно обсуждать дизайнерские ремонты, покупку

новых автомобилей и часами принимать участие в нелегком выборе между диваном красным

за пять тысяч евро и серым за шесть...

Я знаю секреты. Например, если позавтракать сырком плавленым «Дружба», то есть

захочется только часов через пять. Если «Дружбой» пообедать и поужинать, то суточный

бюджет не превысит 10 гривен. На сырках можно жить очень долго, они сытные.

Ладно, признания окончены, пойду собираться…

День следующий. Переезд

— Здравствуйте, это риелтор. К сожалению, ни-че-го.

Мои возможности и желания оказались несовместимы.

Изучила досконально тему кредитов и ипотеки. Кабала несравнимая даже со съемными

квартирами.

Сумки собраны. Решение принято. Этот переезд последний. Больше не могу. Сломалась.

Мама, папа, я сдаюсь. Я возвращаюсь. Жаль, что отчий Дом, то бишь родительскую

квартиру, проектировали дебилы. Там не то что впятером, втроем тесно. Стиральную машину

можно установить только кому-нибудь на голову.

Знаю, они обрадуются. «В тесноте, да не в обиде», — обязательно скажет мама. Банально, но совершенно искренне.

Видит Бог, я пыталась. Все эти годы пыталась держать марку успешной и независимой.

Приезжать к ним по выходным и привозить вкусненькое. Надевать что-нибудь новенькое, чтобы не услышать тревожные нотки в мамином голосе: «Ты что, в одном и том же сарафане?

Тебе что, не хватает?» Не набрасываться на котлеты (ты что, голодаешь?), улыбаться и

делиться исключительно хорошими новостями.

Хочу отдельно обратиться к директорам и владельцам этой страны. Причем совершенно

независимо от цвета или аббревиатуры. Голубые, оранжевые, зеленые, красные (неужели кто-

то действительно думает, что есть разница?!).

Дорогие (очень дорогие) Отцы! Пишет вам народ, электорат, или как там вы меня

называете? В общем, Homo sapiens, человек обыкновенный придурковато-честный.

Пожалуйста, откройте курсы, мастер-классы, семинары, тренинги. Научите, КАК в вашей

стране заработать на квартиру?! Или идите к черту со своей ипотекой. Все. Точка. Газель

приехала.

MediaPort blogs, август, 2010 г.

ДЕТСКИЕ КОНФЛИКТЫ — ВЗРОСЛЫЕ ПРОБЛЕМЫ

—  Аня, у нас неприятности,   —  заговорила трубка тревожным маминым голосом.   —  Если можешь, не

задерживайся.   —  Гудки.


Я таких звонков не люблю, сразу начинаю подозревать самые ужасные из возможных

неприятностей. Задержаться после этого можно только в аптеке, в очереди за валидолом.

За двенадцать минут в подземке я успела разобрать этимологию слова «неприятности» до

запаха букв и отпеть половину родственников.

Все оказались живы. Из видимых повреждений — надутые щеки дочери, хмурые брови

мамы и два незнакомых тюка с одеждой у двери.

Выяснять стала по старшинству. У «неприятностей» оказалось три разных версии. Но

красноречивее прочих оказались тюки.

Эта пятнадцатиминутная история началась несколько лет назад, когда моя подросшая дочь

отдала игрушечную коляску младшей соседке.

В рамки двора обычно заключены дети от 7 до 12 лет. Совсем малышня тусит с мамашами

по песочницам, у подростков свой пердимонокль (подальше от родительских окон), эта же

небольшая весовая категория хаотично перемещается по периметру «колодца» с утра до ночи

(в прямом смысле слова, потому что домой низзя — загонят!). В летний период у них

образовывается нечто похожее на профессиональный коллектив. Модель.

Детские хитросплетения, разбивки по парам, тройкам, шайкам можно наблюдать

ежедневно (если наблюдать). Особенно показательна игра «в войнушку». Но в отличие от

взрослых, группировки неустойчивы, уловить, кто против кого дружит, невозможно, процесс

перманентный, определяется только «по состоянию на сегодня».

В общем, если с учетом сбивчивых показаний и с оглядкой на предысторию воссоздать

картину вечера, дело было примерно так.

Условно-Ира сказала: «Соня-я-я, дай коляску поката-а-ать».

Соня ответила: «Не дам».

Саша решила заступиться за условно-Иру резким «А это вообще не твоя коляска, а моя!»

Соня в слезы. Крик: «Бабушка-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, а меня де-е-е-е-евочки оби-и-и-идели».

Собственно, на этом детский конфликт заканчивается. И начинается взрослая глупость.

Точнее, те самые «неприятности», которые не позволяют задерживаться на работе.

Подозреваю, что дети (с обеих сторон) не имели в виду и пяти процентов того, до чего

разыгралась фантазия в седой голове бабушки-и-и-и-и.

Унизили! Намекнули на несостоятельность! Ужас! Закатить скандал! Вернуть все вещи, которые отдавались! С хлопком двери.

Действительно, ужас. Ужас в том, что взрослые дружили годами. Десятилетиями. Ходили в

гости за спичками и измеряли друг другу давление. Впрочем, в тот вечер без этого

измерительного прибора в нашей семье не обошлось.

Альтернативная экранизация «Репки» произошла еще до моего прихода. Бабка за

воспитание внучки, внучка извиняться к соседям (правда, тщетно, была выставлена), дедка за

воспитание бабки, бабка за таблетки, внучка в слезы. Короче. Бред.

Мне по сценарию выделялась роль мышки. То бишь главная роль — вытянуть. Вытянуть из

пальца справедливость и равномерно распределить между участниками конфликта (коих, к

сожалению, оказалось значительно больше, чем две-три маленькие девочки).

Я так и поступила: велела всем успокоиться и заняться чем-то более важным в жизни. Как в

общем, так и в частности.

И впредь по таким пустякам начальство просьба не беспокоить.

Курс лекций по «конфликтологии» дочь все-таки прослушала, правда, неполный. Я опустила

тему «значимых противоречий, возникающих в процессе социального взаимодействия

субъектов, сопровождающийся негативными эмоциями по отношению друг к другу» и перешла

сразу к сути.


Следующие десять километров мы говорили про взрослых и детей, про мудрость и

глупость, моделировали ситуации на примере «Репки». Больше всех в этой истории повезло

нашей собаке, щенок вместо положенного часа гулял три.

Вслух я просила ребенка мысленно поменяться ролями с этой девочкой и предположить, что

такие слова действительно могут обидеть. Про себя пыталась понять, что помешало взрослой

женщине произнести, например, фразу «была ваша, стала наша» и тем самым улыбнуть обеих

разбушевавшихся. «Неприятности» заняли бы ровно 40 секунд.

Я обычно так и делаю. Никогда не вдаюсь в подробности детских «разборок». Отшучиваюсь.

Откровенно жадничаю, жалко сил и времени на выяснения «ситуации». В десяти случаях из

десяти дети помирятся значительно быстрее, чем взрослый разберется в версиях

случившегося.

Однажды к нам домой пришла дама с мальчиком, чуть ли не вдвое превышающим мою дочь

по росту и весу. Повернула сына спиной, задрала футболку и шумно продемонстрировала укус

в лопатку. Надо признать, видный укус. И тем не менее. Что предполагалось? Что мы сначала

выслушаем длинный и сбивчивый рассказ укушенного:

— А она-а-а мою лине-е-ейку без спроса взяла-а-а, а я ей кулак показа-а-а-ал, а она мне…

И так далее, почти до бесконечности.

Потом соблюдем принцип объективности и станем так же долго выслушивать

противоположную сторону:

— А он меня кулако-о-ом стукнул, а Машке на переменке подножку поставииил…

Может, я плохой педагог или того хуже — черствая мать, но, пожалуйста, избавьте!

Вместо этого я протянула крупному мальчику руку: «Кусай! Сильно кусай, от души, чтоб

обида прошла. И миритесь!»

Мамаша от такой демократии впала в анабиоз, тихо поругалась на лифт и удалилась, волоча за собой крайне смущенного сына.

Через пару часов обе стороны конфликта мирно гасали на великах.

Хочу отдать должное собственному ребенку. За десять лет она не втянула меня ни в одну

«разборку». Ни разу. Даже в те «серьезные», которые заканчивались синим в районе глаза.

— Та, мамуль, все в порядке, мы уже с Женькой все выяснили, — традиционный ответ.

Единственное, что я уточняю, являются ли участники драки ровесниками (хотя бы

приблизительными). Если да, то слоган «сами разберутся» еще никогда не подводил.

Обидеть маленького в нашей семье — преступление. Априори. Прецедентов не было.

Родителей, активно участвующих в детских ссорах, я по умолчанию считаю, мягко говоря, незагруженными. Ни морально, ни физически.

Вот честно: у меня новый проект на канале (заставки не сделаны, студия разобрана), две

статьи на вчера (интервью еще в диктофоне валяется), ролик без озвучки (заказчик с утра

беснуется), а еще фильм моей мечты (сценарий в разработке). Я молчу про «глюкнувшую»

камеру (караул, что делать?), обещанные блины с медом (черт, опять не купила мед), список

канцелярских принадлежностей к школе (какое сегодня уже число?), клеща на лапе (где-то

был телефон ветеринара) и долгое так далее…

Ну не помещаются в полушариях детали с линейками, колясками и прочими яблоками

раздоров.

Кстати, несколькими днями раньше «неприятностей», утром, меня встретила девочка в

зеленой панамке из соседнего дома:

— А ваша Саша вчера пла-а-акала! Ей Соня (между прочим, та самая) сказала, что у нее па-

а-апы нет.

— А ябедничать н хорошо-о-о, — протянула я тем же тоном, улыбнулась и умчала на

работу.


Дети. Спичечный макет мира. Они моделируют будущее поведение во взрослом социуме.

Подсознательно. Без анализа. Пробуют, ошибаются, определяются, кем быть лучше? Другом, трусом, ябедой, героем, предателем?

Мне кажется, стоит всего лишь вовремя подсказывать ценности.

Соня с Сашей на следующий день играли в том же дворе как ни в чем не бывало. С ними

условно-Ира, Миша, Леша, Алиса, Тема. Дети выясняли отношения, сорились, мирились и снова

дружили...

О вчерашних «неприятностях» напоминала только детская коляска у мусорного бака, публично вышвырнутая в знак протеста против несовершенства мира. Тюки с когда-то

бережно переданными шмотками покоились там же. Я вынесла их рано утром без всякой

бравады. Впрочем, покоилось все это недолго, кто-то забрал.

Трещина во взрослых отношениях ремонту не подлежит.

MediaPort blogs, сентябрь, 2010 г.

СПЕШИТЕ! ДО КОНЦА АКЦИИ ОСТАЛОСЬ...

050 323 04 03

Знаете, что это? Это артефакт! «Предмет, появление которого в наблюдаемых условиях по естественным

причинам невозможно или маловероятно». (Википедия)

Листочек передается пенсионерами из рук в руки. Вместо подписи убедительный

комментарий (произносится многозначительно, с вертикальными движениями головы широкой

амплитуды): «ОНО РАБОТАЕТ!». «Оно» — не уничижительное обращение к владельцу десяти

волшебных цифр, «Оно» — фишка, прием, гаджет.

Старейшина семьи сначала готовит взвешенную речь, после церемонно надевает очки и, вдумчиво щурясь, целится в мелкие кнопочки мобильного:

— Алло! Геннадий Адольфович?!

Это заклинание. Заговор на сломанные лифты, текущие крыши, ветхие деревья…

Четыре часа назад наш обычный панельный подъезд со стороны юга, запада и востока имел

лишь еле уловимые очертания. Наличие стен и окон угадывали только коренные жители, и то

— по памяти. Окружающую дом среду последние двадцать лет затмевал американский клен.

Хамоватое, надо признать, растение. В ветреные дни он угрожающе скрипел и хлестал

жильцов ветками по окнам. Родители, с первого по девятый этаж, велели детям к

подоконникам не приближаться.

«Разобьет — не разобьет» — любимый ребус жителей. В аутентичном варианте звучит

непечатно. Главное, замереть с веником-совком на безопасном расстоянии, и можно гадать

часами. Такие себе адреналиновые вечера нашего подъезда.

Признаться, лично я представителя буржуйской флоры (уж не знаю, за что клен

«американский») уважала. Он служил шторой, занавеской и жалюзи. Причем одновременно.

«Супер-Анти-Любопытин». В условиях «колодца» (четыре дома лицом к лицу) — вещь

незаменимая. Можно было смело переодеваться, не запираясь в ванной, и вообще, заниматься

черт-те чем. Например, летать на метле по периметру комнаты, ну или печатать деньги.

Однако соседи конспиративных качеств дерева не ценили. Обвиняли его в распущенности

веток, мрачности помещений и, как результат, в чрезмерном пожирании дорогостоящего

электричества. Каждый год к обвинителям добавлялся один этаж.


Тетя Лена живет на третьем. Ее с кленом связывает многолетняя история, заключенная в

эпистолярный жанр. Она писала в инстанции и собирала подписи. Звонила и подолгу слушала

произведения раннего Моцарта, где в качестве конферансье выступал приятный женский

голос: «Абонент ответит вам через сорок... пять... минут». Ожидала пару дней, пока чиновник

вышел на перерыв, потом еще недельку, пока шло совещание, потом праздники с декабря по

май… Шли годы. Менялись лица, фамилии и оскалы власти. Тетя Лена с кленом ждали.

Неожиданное появление артефакта изменило жизнь первого подъезда мгновенно и до

неузнаваемости. От звонка «старейшины» до приезда мужчин с пилами прошло не более двух

часов. Мне показалось, клен впервые за много лет сменил хамскую позу на застенчивую и

сложил лапы так, что даже листья не касались окон. Мужчины с пилами этой смиренности не

заметили. Все зажужжало, завертелось, посыпалось. Тетя Лена стояла у окна и не верила.

На глазах изумленной женщины заклятый враг ее превращался во множество пней, пеньков

и пенечков разного диаметра.

Двор оживился. Забеспокоились сигнализации авто, соревнуясь в противности визга.

Выбежали дети, чтоб успеть занять места поближе к точкам падения веток. Из окон

перекрестно заорали бабы:

— Нина! Шо цэ вони пылять? Лять-лять-лять-лять (во дворах-колодцах удивительно

красноречивое эхо).

— А кто их прыслав? Ав-ав-ав-ав...

— Кернес! Эс-эс-эс-эс...

— Кернес?? Эс-эс-эс-эс...

— Кернес!!! Эс-эс-эс-эс...

— А хто цэ будэ вбыраты? Ты-ты-ты-ты...

— Та його ж компания! Ни я-ни я-ни я...

Вышли «старейшины» других подъездов, стали умолять мужчин с пилами записать их

клены (каштаны, липы, тополя) в очередь на ликвидацию. По рукам пошел измятый листок с

магическими цифрами.

Эс-эс-эс-эс — раскатывалось эхо во всех уголках двора. Через сорок минут в окна подъезда

№1 пришел Свет…В детстве я ненавидела Шарля Перро за эту его фишку с боем часов, когда

наконец заслуженно счастливая Золушка снова оказывалась в лохмотьях. Помните, еще такой

трогательный момент в мультипликационной экранизации, когда на всем скаку карета

превращается в тыкву, кони в крыс, и девушка аж спотыкается от неожиданности.

«Сволочь»! — всегда обзывала я сказочника, и папа давал мне подзатыльник.

Вот мне теперь интересно: ровно в полночь 31 октября — превратится ли артефакт в

реликвию?

«Реликвия — свято хранимая, почитаемая вещь, связанная с историческими событиями

прошлого». (Википедия)

MediaPort blogs, октябрь, 2010 г.

ПЛАНЕТА «ШКОЛА». ПОДАЙТЕ НА НУЖДЫ КОСМОСА

Перевела ребенка в другую школу. За два часа. Система почти не сопротивлялась, даже не спросила «почему». Не

успела. Я  на нее обиделась сильно, хлопнула дверью так, что обсыпалась штукатурка по двести евро за грамм…

Пару дней рассказ был совсем непечатным. Самые острые эмоции пришлось выплеснуть на

друзей. Наташа покивала и сказала «хм», Таня отметилась словосочетанием «вообще уже».

Все остальные реакции можно объединить в одно предложение: «Ты что, с другой планеты?

ЩАС ВЕЗДЕ ТАК!»


В младшей школе на моей планете все было хорошо. Ну, или относительно хорошо. Теперь

дочери предстояло перейти на следующий уровень. Кабинетная система, разные учителя, новые предметы...

— Вот, — объясняла я ребенку еще в конце августа. — Начальные классы — это вообще, считай, была не школа — так, разминка. Сейчас у тебя появится шанс показать себя по-

новому. Проявить лучшие качества.

Ну и так далее. Люблю поумничать. Дочь хитрая, она в таких случаях говорит: «Да, конечно, конечно» и «Я все поняла, мамочка», а потом быстро спрашивает про адронный коллайдер и

надолго переводит тему.

Не важно. В общем, форму купили, на учебники сдали. Косички, дневник, шарики — и

вперед навстречу новым знаниям-открытиям.

Черт меня дернул на второй неделе дневник открыть. Там красным по грязно-серому

безапелляционно значилось: «Родительское собрание. Явка обязательна». Я так не люблю, нет

бы написали: «Приходите, пожалуйста, будет забавно». Никакого креатива.

Пошла. Полетела в смысле, через пару тысяч световых лет. Роковая была ошибка. Дело в том, что я по наивности своей инопланетной посчитала поводом для такого мероприятия (в начале

сентября) именно переход детей в другое школьное измерение. Ну, там, адаптация к новой

системе, встреча с «предметниками», «тощо».

Пришла, блокнот открыла, ручку достала, деловая. Классная дама — очень красивая. Такая

вся брюнетка с хвостом и в макияже. Я легко простила ей то, что преподавать она будет

«укрАинский язык». Может, уже и двоякое употребление ввели, уговаривала я себя на

последней парте, удивляясь замысловатости современных педагогических пиджаков.

— После уроков староста ЛОЖИТ мне на стол журнал и только тогда уходит! — почти

крикнула дама, заканчивая какую-то длинную сентенцию про перемещение журнала в

пространстве.

От неожиданности я вздрогнула и автоматически написала в блокноте: «Лишь бы человек

был хороший». Мысли о пиджаках рассеялись.

По сути еще очень понравилась фраза: «Если дети НЕ ХОЧУТ посещать факультативы, не

заставляйте их». К форме я перестала придираться еще на эпиграфе.

Собственно, на всякого рода организационные вопросы типа траектории журнала (так и не

поняла, зачем это родителям), наличия «сменки» и дополнительных занятий ушло минут пять.

Остальные два с половиной часа (!) нанесли непоправимый моральный ущерб моей

солнечной системе и незначительный материальный — штукатурке вокруг двери.

То, что педагог «ложит», конечно, ужас, но не ужас-ужас-ужас. И я готова с этим жить, о

чем свидетельствует соответствующая запись в блокноте. Впрочем, это единственное

прописное предложение, остальное — цифры.

— Родители! — помпезно вступили губы, очерченные красным татуажем. — В нашем

классе двадцать шесть человек. По ГОСТу (!) это надвое не делится. Нет, конечно, можно

учить английский всем вместе, но вы же понимаете (длинная многозначительная пауза)… это

совершенно не продуктивно!

По мнению преподавателя укрАинского, продуктивность изучения иностранного языка

достигается исключительно путем найма родителями второго учителя. Как следствие, в

бесплатной школе произойдет чудо — деление числа 26 пополам.

Неприкрытая борьба с ГОСТами стоит недорого, всего шестьдесят гривен в месяц. С

каждого.

Когда

взрослым

снисходительно

предоставили

право

выбора

демократической

формулировкой «решать вам, давайте проголосуем», дяди и тети единодушно зашумели:

— Да-а-а-а! Хотим, чтоб продуктивно!


Я подняла руку — уточнить, где можно ознакомиться с вышеупомянутым ГОСТом. Родители

обернулись и почему-то посмотрели на меня, как на прокаженную.

Классная дама не стала отвлекаться.

— Точно такая же ситуация с «трудами»! — продолжила она, играя контурной улыбкой. —

Помните, как раньше? Девочки — «оливье», мальчики — «скворечники»! Хотите? Сорок

гривен! Иначе все вместе будут вырезать аппликации.

Ностальгия, думаю, была фальшивой, скворцы исчезли как вид еще до того, как педагог

окончила школу. Нет, я, конечно, и за салат, и за английский, но вопрос ГОСТа меня мучил.

Впрочем, мучил недолго. С каждым новым предложением классного руководителя

предыдущее просто терялось.

Нужно было сдать на шкафчик, потому что без шкафчика образовательный процесс не

сдвинется с места. На магнитофон, иначе как же. На какие-то флаги к приезду какой-то

делегации. На остальные нужды класса — 50 грн в месяц, нужды школы — 50 грн в месяц.

В школе около тысячи человек, при несложных калькуляциях можно мысленно застелить

шкафчиками, магнитофонами и флагами всю свободную поверхность. Но не факт, ведь даже

26 не всегда делится на два.

Я все ждала, когда же станут говорить о важном. Мечтала познакомиться с «математиком», послушать «историка». В моем представлении на собрание непременно должен был заглянуть

психолог. Старшие классы — серьезный перелом для десятилеток, хотелось совета.

Предметники не пришли. О них оптом рассказала классная дама. Выглядело это дословно

так:

— Да, и, родители, напоминаю, что близится праздник «День учителя»! У нас двенадцать

учителей, два завуча и директор!

Это была феерия. Апофеоз предыдущих ста двадцати минут. Потрясающе, но родители

даже не переглянулись. Я смирилась с собственной прокаженностью после вопроса про

ГОСТы, но тут? Неужели только на моей планете произносить такое как минимум стыдно?

Взрослые всерьез бросились обсуждать, какое вино (почему-то вино) закупать? Грузинское

или французское, пятнадцать бутылок.

Во втором классе на День учителя мы с дочкой до полуночи рисовали «газету». Просто так.

Нам захотелось. Накопилась куча прикольных фотографий, мы их клеили на огромный ватман, придумывали смешные подписи, рисовали фломастерами цветочки. Было весело.

— Открытку на хлеб не намажешь! — убеждал меня знакомый позже, вечером после

собрания.

Он попытался успокоить мое негодование философскими сентенциями типа:

— Голодный не может быть нравственным, как ты не понимаешь, Аня! У педагогов не

обеспечены базовые потребности (это я цитирую). Сначала прокорм, потом внутренняя

культура и высокие идеалы.

Но это же бред! Давайте тогда оправдаем врача, который откажется вылечить ребенка, потому что «голоден». Или (о!) давайте я в конце каждого интервью буду ненавязчиво

напоминать чиновнику (бухгалтеру, строителю): «Кстати, шестого июня День журналиста, у

меня в редакции восемь корреспондентов, три оператора и два монтажера!»

Дело не в деньгах. Хотя, безусловно, печатный станок хотелось бы. Я заплачу, сколько

скажете. Только скажите это коротко и честно. Какие к черту ГОСТы? Что за загадочные

«нужды»? И зачем на все это тратить столько времени?

За два с половиной часа учитель даже не намекнула на вопросы образовательно-

воспитательные.

— У Ирочки, по-моему, плохо со зрением, я бы пересадила ее поближе к доске.

Или:


— Андрюша отлично знает программу по математике, рекомендую давать индивидуальную, за следующий класс.

В крайнем случае:

— Совершенно не могу справиться с Сашей, пожалуйста, поработайте с тестами на

внимательность.

На моей планете родительские собрания проходят приблизительно так.

Я хлопнула дверью, не дождавшись вотума по грузино-французским винам. На следующий

день забирала документы. Не хочу, чтобы моего ребенка учил и воспитывал человек с

искривленной шкалой ценностей. В кабинете директора мне предложили причину попроще:

«Забираете из-за второй смены?». Я кивнула. Ругаться не хотелось, «стучать» на классную

даму — бессмысленно.

Спросить

про

неделимое число 26 — прослыть

«мамашей-

скандалисткой».

Слава Богу, у этой системы есть альтернатива. И знаете, «по деньгам» — это вдвое дороже.

Но только «по деньгам». Если кто не понял.

MediaPort blogs, октябрь, 2010 г.

ЭРОТИЧНОЕ

Валентину Гарриевичу в преддверии тридцатидевятилетия посвящается.

Процедура выедания глазных яблок начинается в шесть утра независимо от погодных

условий. Мне щекотно и весело только когда за окном не воскресенье. Кроме глазниц, собака

питает страсть когтями к волосам — это больно.

Я жалостливо попросила еще полчасика, но таксы очень черствые животные — сразу

угрожающе задирают лапу на шкаф-купе. Криком «иду-иду-не надо» я проснулась полностью, с ногами.

У меня есть специальное зеленое пальто, которое мне подарила Маша Малевская за то, что

я молодец. (Вообще-то оно ей было великовато на семь размеров и зеленое слишком.) Спасибо, Маша! Пальто оказалось волшебное — его можно надевать сверху на пижаму, никто

и не заподозрит. Я так и делаю. А если начну джинсы натягивать, мальчик снова к шкафу-купе

идет и хитро косится.

По воскресеньям в шесть утра особенно темно, темнее, чем в будни. Серое пятно из семи-

тринадцати собак мы сразу не заметили. Оно молча стояло во дворе, а потом пошло на нас, недружелюбно так, со вздыбленными холками.

Яша сказал звонко «ВАШУ МАТЬ» и помчался прочь. Даже голова с третьего этажа не успела

договорить «заткни пас…», как изломанный в двух местах хвост скрылся за линией горизонта.

«Прочь» по собачим меркам находится где-то в районе окружной дороги или даже дальше.

Я бежала, бежала, потом плюнула кусочком легкого и вспомнила, что бегать не люблю еще со

времен, бесцельно потраченных на легкую атлетику. Поэтому просто пошла спортивной

ходьбой по следу.

На полпути к Концу Света встретила маньяка. Натурального, с бородой и в фуфайке на

голое тело. Если б четверг или вторник, то мог бы за электрика сойти, а в

воскресеньешестьутра — чистый маньяк.


Он остановился и говорит человеческим голосом: «Вы собачку потеряли?» Я от страху сразу

честно призналась. А он: «Ага, я и смотрю, похожи».

Сказал, мол, видел, ТУДА побежала. И махнул рукой в сторону острова Гренландия.

Если по формуле: скорость «борзойрысцой» умножить на десять минут, то получится

расстояние «дохренаидти». А я в пижаме.

Расстроилась, закурила и вспомнила одного мужчину по имени Валик, который долго, но не

аргументированно отговаривал меня усыновлять собаку. Счастья тебе, Валик, долгих лет

личной жизни. С днем рождения в среду!

А Яша вернулся. Походил, подумал и вернулся. Пришел весь в мыслях о Гренландии.

А название это я по совету одного редактора написала. Он говорит, что такое все читают, ага.


MediaPort blogs, ноябрь, 2010 г.

НЕТ У РЕВОЛЮЦИИ НАЧАЛА

Внучка декабриста слышит шум на улице и посылает прислугу узнать, в чем дело. Вскоре прислуга возвращается.

—  Там революция, барыня!

—  О, революция! Это великолепно! Мой дед тоже был революционером! И чего же они хотят?

—  Они хотят, чтобы не было богатых.

—  Странно. А дед хотел, чтобы не было бедных...

Прямых параллелей не предъявлю. Однако последние недели этот известный диалог

назойливо крутится в моем левом полушарии. Ассоциации неустойчивые, но и «едва

уловимыми» обозвать их сложно.

В здании Харьковской областной государственной телерадиокомпании установили

турникет. На входе или на выходе — кому как понятней. Это символ. «Скипетр» нового

порядка или «Держава» старой власти, опять же — на выбор.

Громоздкое сооружение уже стояло когда-то в пятом подъезде Госпрома, тяжелое, как

бегемот. Я при весе в шестьдесят килограммов попадала вовнутрь только с третьей попытки.

Зимой с пятой. Потом была революция, Арсен, Зураб... «Бегемота» снесли на фиг.

Вход оказался широченным. Ощущение свободы проникновения сулило новое настроение.

Сработало. Дяденьки-охранники перестали здороваться словом «пропуск». В огромные

«врата» просочились новые идеи, студии, заставки, программы и даже кофе-автомат.

Государственное учреждение из «режимного объекта» со сложным названием превратилось

просто в «ОТБ».

Помню, мы дружно ржали с этого названия и, не попадая в ноты, горланили: «О ТЭБЭ и обо

мнэ в прэдрассвэтной тишинэ». Было весело. Думаю, не всем…

Есть такая детская игра «хорошо — плохо». Я о ней писала.

Так устроен мир. Кому-то хорошо — «трудодни», удобно — «по графику», достаточно

«скамеек и фонтанов». Кто-то, убей, не понимает смысла «служебных записок», «должностных

обязанностей» и «режима с девяти до шести». Тем более, если твой труд — идея, производство — творчество, режим — всегда.

Зураб научил: ни минуты не сиди без идеи, не важно, где ты и какое время суток. Речь не

только о журналистике. Мне кажется, в любой профессии — либо ты «работаешь работу», либо


«болеешь делом». Болячка похуже алкоголизма — вообще не лечится. Заражает, как правило, руководитель. Не умеет — ставит турникет.

— Довожу до сведения, — сообщил незнакомый мужской голос по телефону, — что был

вынужден известить начальство о вашем отсутствии на рабочем месте в течение нескольких

дней.

— Да че уж там дней, пару месяцев не появляюсь, — призналась я. — Кино снимаю, сейчас

вообще в пятистах километрах от Харькова.

Голос напомнил, что я — табелированная (!) и поэтому права не имею. Оскорбление я

проглотила, конечно, но объяснить попыталась. Мол, план сильно перевыполнила, просили 12

программ в год, а я 18 сняла за несколько месяцев. Сейчас проекты новые, задумки

интересные, что-то и на ОТБ принесу, пока, мол, в разработ… Не дослушал меня голос, сказал, что в ЭТИ творческие дела НЕ вмешивается! А на работу надо ходить строго по графику! И

пригрозил по статье уволить, если срочно к начальству не явлюсь на ковер.

Страшно. Не увольнение, разумеется. Страшно, что на телеканале может быть человек (и не

просто, а «на посаде»), который в творческие дела не вмешивается. Ну уборщице, пожалуй, простительно не интересоваться контентом, оно ведь и не надо, когда дерьмо разгребаешь…

Я пришла на ОТБ ровно год назад, девятого ноября. Приволокла идею, буквально за неделю

сняла пилотный проект программы. «Кухня новостей», кто помнит. Собирались мы там с

корреспондентами, операторами, режиссерами, болтали о том, как новости делают, вкусненькое готовили, смеялись, сюжеты обсуждали. Про то, что за кадром осталось и про то, почему оно в кадре появилось. Получалось здорово, «больные» загорелись и снимать, и

сниматься. Меня в какой-то важный темплан записали как «ежемесячную передачу, хронометраж 30 минут». Я раз в месяц не умею, мне мало. Снимали каждую неделю, монтировали ночами, работали в режиме «нон-стоп со среды по воскресенье». Просто

нравилось очень, «перло» по-нашему.

В июне из-за такого темпа сдохли, плюс жара под сорок, а нам на кухнях снимать. В общем, ушли в творческий загул. К концу лета на канале случилась демоверсия новой власти. Идея

умерла автоматически.

Ну что? Прийти и спросить, например, Ирку, выпускающего редактора ОТБ-новостей:

— Ирка, а че у вас из пяти блицев («блиц» — короткое интервью, опрос прохожих на

определенную тематику — ред.) все пятеро «за» дорогу в лесопарке?

Причем абсолютно с тем же сарказмом, если б все «против». Не важно. Блицы вообще «фу»

(дурной прием, как по мне), но по законам жанра, если уж писать мнения пэрэсичных, то разные, для баланса.

Баланс больше не приветствуется, законы новостийной школы потеряли актуальность. Не

говорить об этом я не смогу, говорить — тоже. Потому что Ирка, равно как и остальные

потенциальные герои «Кухни», — это коллеги, приятели, друзья. Им и без меня тошно.

Было бы честнее пойти уволиться сразу, но обидно терять команду. Оператор Женька. Из

«больных». Талантище. Жалко. Думала, пока планы-нормы позволяют, накреативлю чего-

нибудь новенького. Детский проект готовила, чтоб подальше от политики, а тут опа — звонок.

Обладателя голоса я увидела возле главной приемной. Пришел проследить самолично, чтоб

злостная прогульщица не увильнула от ответственности. По сценарию, видимо, мне положено

было бояться. А я так, повидаться на прощание. Из любопытства.

Новый гендиректор, собственно, не произнес ничего неожиданного. Несколько раз

повторил, что «люди должны работать на рабочих местах, согласно рабочего графика».

Вместо ответа на вопрос: «Что для вас важнее — трудодни или продукт?» зачем-то трижды

пообещал навести порядок.

Еще сказал: «Мы в вашей программе больше не нуждаемся». Интересно, видел ли он ее

когда-нибудь? Знает ли, какой ценой она оказывалась в эфире каждое воскресенье?


Бог с ней, с «Кухней», сколько их еще будет. Я, кстати, в тот же день снимала детскую

программу для S-TETа. Дело не во мне, я — пыль, в контексте.

ТИШИНА ДОЛЖНА БЫТЬ В БИБЛИОТЕКЕ! Вот что важно. Слоган очень напрашивался в

последний день на областном государственном телевидении.

Не успела зайти в отдел кадров, там звонок. Уже знакомый голос спрашивал у сотрудницы, пришла ли я? Женщина кивнула:

— Не волнуйтесь, «ИванИваныч», тут она, сейчас рассчитаю.

Вздохнула как-то понимающе и сказала в пустоту: «Вакансии им нужны, для своих».

Несмотря на то, что меня впервые в жизни уволили, я обрадовалась — «чужая». Приятно

находиться по ту сторону турникета. Ненавижу систему с детства. Не спала в садике, не

ходила на линейки в школе. Презирала форму, игнорировала «смотр строя и песни».

Меня в пот бросает от фразы: «Заполняем ведомость на новогодние подарки, срочно

принесите свидетельство о рождении дочери». Ужас! Найти документ (я никогда не помню, где он), пойти «отксерить» (там, конечно, очередь), принести в канцелярию (естественно, перерыв), а копию, оказывается, надо было поперек листа печатать, вы шо, не знали?!

Ничего, что за это время я успею сочинить рекламный ролик и заработать ребенку на такой

же подарок? Мне так проще. Дешевле купить батарейки в киоске, чем полдня таскать

«мертвую» петличку по комиссиям и выписывать заявку-полотно про серийный номер С-15142.

По этой же причине я никогда не вызываю врача, не хожу в поликлинику, не развожусь, не

меняю паспорт, не оформляю субсидий, стараюсь не попадать туда, где «Стучать», «Ждать» и

«Зайдите завтра».

В Канаде один эмигрант спросил про «следы революции», я улыбнулась — трудности

перевода). А он требовал наглядности, иллюстраций к демократии:

— Покажи мне, плиз, удалось ли в Украине, у тебья в Харькове, хоть немного поломать

систьему?

— Снесли турникет! — вспомнила я тогда «картинку». Даже не представляла, насколько

она окажется символичной.

«Хорошо-плохо» — помните игру? Ответов почти поровну. Почти. А значит, кто-то все-таки

проигрывает. Есть у революции конец.

MediaPort blogs, январь, 2011 г.

РАСКРЫТ СЕКРЕТ ХОККУ

—  Ой, мамочка, нам такое прикольное задание задали по русскому! Нужно придумать связный рассказик, чтоб

каждое слово в нем было по алфавиту!


До этого восклицания мы складывали дурацкие дроби и вечер не обещал ничего

гомерического.

После математики я собиралась отдышаться и вывести собаку. Домашка по русскому, однако, заинтересовала (любовь к творческому у нас — семейное). Буквально на выходе

предложила дочери, как мне казалось, великолепное логическое начало:

«Алиса была высокой голубоглазой девочкой».

И, довольная собой, оставила ребенка наедине с алфавитом. Вернулась. Читаю:

«Алиса была высокой голубоглазой девочкой.

Ей ёжики жадно завидовали. И как-то летом мама неожиданно отбросила принципы. Розовый слон тогда

укусил фламинго. Хоботом цапнул черную шиншиллу. Это юбилей ящерицы».


Моей дочери десять лет. Со мной была истерика. Конечно, если б как-то летом мама

неожиданно отбросила, скажем, копыта — я бы обиделась. Но принципы все меняют.

— Сашенька, — сказала я, утирая слезы. — Это прекрасно! Но просили рассказик связный, подумай еще.

И девочка подумала.

«Алена блуждала в городе древнем. Её ждали знакомые и йога, который летал много. Но однажды пришла

рысь с тупыми ушами. Фыркнула, хохотнула, цыкнула, чмокнула, шикнула. Элементарный юрский язык».

Ржали все, по дедушку включительно. Я напомнила про упущенные в первом случае «й», во

втором «щ». (На самом деле хотелось доп. шедевров.) Ребенка настолько вдохновило

семейное веселье, что она сверхурочно придумала «связный рассказик по алфавиту»

наоборот.

« Яркий южный экватор. Щука шумит, часами цитирует хрестоматию фокусника. Улитка топает с

разорванным панцирем. Одеяло, набитое молью, лоскутное, которое йога искал за железными ёлками ельника, давно горит в большом амбаре».

…. В общем, я считаю, что загадочная японская поэзия разоблачена. Да что там, ее просто

порвало д/з по русскому языку за пятый «а» класс.


MediaPort blogs, февраль, 2011 г.

КУПИ СЛОНА!

Встретили кавказца. Он вел на поводке неубедительного молодого человека. Парень вдвое уступал собаке в весе.


Яша решил завести светскую беседу. Таксы любят поболтать с кем попало. Стал звонко

рассказывать, как провел день. А кавказец в ответ заорал голосом индийского слона и изверг

пену из пасти. Нас разделяло двести метров.

Я сразу, как сказано в самоучителе «Встреча с медведями в дикой природе», прикинулась

мертвой. За деревом. Только прошептала строго: молчи, Яндекс!

Когда я строжусь, называю собаку полным именем. Раньше мальчика звали просто Яша, но

он уже полгода живет с моей мамой и страшно возмужал. Преимущественно вширь. Соседи

стали подозревать в нем добермана. Кроме того, он отлично отрабатывает слоган «найдется

все». Как под диваном, так и под подъездом. Поэтому мы его переименовали временно.

Так вот, я прошептала: молчи, Яндекс! И он машинально стал мне отвечать. Кавказец

принял на свой счет и с хрипом потащил неубедительного молодого человека в нашу сторону.

Хозяин упирался и всячески уговаривал Арика(!) не есть нас. Даже угрожал расправой. Его

хилое «Я тебя накажу» заглушал рев и заливала пена.

150 метров, 140 метров, 130… В самоучителе все наврали, подумала я, ожила, схватила Яшу

на руки и побежала.

Пока бежала, думала, какую ногу Арик откусит мне первой, левую или правую? Мне

казалось это важным.

У подъезда мы обернулись. Парень лежал на кавказце в прямом смысле слова. Вдавливал

его человеческим авторитетом в грязь.

Я потеряла два года жизни и написала эту заметку. А что будет делать он? В следующий

раз...

Р. S. Если собираешься завести слона, будь как минимум китом…



Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора


на главную | моя полка | | Невыдуманные истории |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу