Книга: Поваренная книга Бабы Яги



Поваренная книга Бабы Яги

Ольга Анатольевна Булгакова

Поваренная книга Бабы-Яги или Ведьмины кольца

— Тетя Тина! — ко мне, смеясь и весело перепрыгивая через лужицы, бежала девчушка.

— Племяшка Машка! — кричала я ритуальное приветствие, распахивая объятия. Уже через мгновение я обнимала племянницу. Вообще-то, она надеялась, что я ее подхвачу, покружу, как делала раньше. Но раньше ей не было восемь. Обаятельная обладательница двух кокетливых косичек прежде была полегче. Надорвать спину мне как-то не хотелось, так что Машке пришлось довольствоваться простенькими объятиями.

— Гляди, какие у меня сапожки! — похвасталась племяшка, демонстрируя голубые резиновые сапоги с желтыми цветочками. — А еще рюкзак! Новый!

Внимательно рассмотрев все обновки и расхвалив их, я получила высочайшее разрешение перевести свое внимание на брата и его жену.

— Привет, Виталя, — я обняла старшего брата, он царапнул мою щеку многодневной щетиной. — Кажется, папа учил тебя бриться.

— Учил, но наука впрок не пошла, — отмахнулся Виталька.

— У него три ночных подряд было, — окутав тонким ароматом липового цвета, сказала Аня.

— Понимаю, — кивнула я, выпуская из объятий невестку. — А ты день ото дня хорошеешь.

Она улыбнулась, чуть смутившись.

— Как ребенок?

— Растет, на меня такой жор временами нападает. Не знаю, что и делать, с Машкой так не было.

— Значит, пацан, — улыбнулся Виталик, притянул к себе жену, поцеловал в щеку.

— Надейся и жди, — усмехнулась я. — Будет, кто будет.

Я знала, что Аня с Виталей специально не узнавали пол ребенка. Сюрприз-сюрприз, любители неожиданностей.

— А ты кого больше хочешь? Сестричку или братика? — спросила я Машку, вцепившуюся в мою руку.

— А сразу двух можно? — явно ожидая 'да', выдала племяшка.

— Иногда можно, но, мне жаль тебя разочаровывать, не в этом случае, — улыбаясь, покачала головой Аня.


Вечер пятницы я люблю больше всего. Впереди выходные, целых два дня, когда я предоставлена сама себе. А раз так, то можно устроить себе небольшой праздник. Вот я и поехала к брату. Месяц его не видела, все на работе крутилась. И это при том, что до Чугуева час на электричке! По дороге к их дому болтали о всякой чепухе. Машка задавала уйму вопросов. Верный признак того, что соскучилась. Надо было раньше приехать. У меня хоть выходные всегда свободные, это Виталик с Аней в больнице зависают. Подневольные. Рабы от медицины.

Мы с Аней нанизывали на шампуры мясо, а Виталька возился с мангалом. Машка сновала туда-сюда между нами, сыпала вопросами, рассказывала о школе, о новой учительнице, показывала рисунки, пела песенки, которые разучивал хор. Через часик, когда устроившись на веранде, мы ели шашлыки, разговор зашел о завтрашнем дне. Собирались в лес по грибы.

Обожаю! Что может быть осенью лучше, чем бродить по красивому лесу, вдыхать запах чуть прелой палой листвы и грибной дух? Да ничего! Я втихомолку завидовала родителям, которые в молодости, еще во времена Советов, ходили на байдарках на Кольский полуостров. На фотографиях мама с папой, счастливые и довольные, держали в руках грибы-исполины или полные котелки морошки. Раньше осенью мне доставался только лесопарк. Лес, конечно, но немного ненастоящий. Ровные ряды деревьев портили общее впечатление. Но теперь осенью я гуляю в лесу под Чугуевом, в настоящем смешанном лесу! И все из-за 'ссылки' Витальки. После мединститута его распределили в Чугуев. Вначале он недоволен был страшно, меняться хотел, а потом встретил педиатра Анну Ярославовну. Там же, в Чугуевской больнице. И уже через пару месяцев вопрос о переводе обратно в Харьков отпал сам собой. Теперь брат даже рад, что они живут не в двухмиллионном городе. Говорит, экология получше, дочке это полезней. Что ж, прав, конечно.

За одиннадцать лет Виталька поднялся хорошо. Они дом купили. Да, на окраине города. Но, с одной стороны, там экология еще лучше, а с другой, — есть машина. Так что проблема транспорта остро не стояла. Зато шашлыки можно делать хоть каждый день. Красота.

— Я, когда за грибами пойду, буду только самые-самые красивые выбирать! Яркие и большущие-большущие! — вещала Машка, размахивая руками.

— О, а как же ты будешь грибы выбирать? — спросила я.

— А у меня раскраска есть, вот! — она выбежала из-за стола, кинулась в дом, чтобы через пару минут вернуться с тетрадкой. — Вот, гляди тетя Тина. Теперь я столько грибов знаю…

Я взяла протянутую раскраску. Племяшка забралась ко мне на колени.

— Какая ты умница, так хорошо все раскрасила, — Машка аж зарделась от похвалы. — И какой гриб тебе больше всего нравится?

— Вот этот! — девчушка ткнула пальцем в мухомор. Да, именно этого я и ожидала… Типично.

— А какой гриб самый полезный, знаешь? — то, что это наводящий вопрос, Машка поняла. Смешно нахмурилась, но все равно ткнула в мухомор.

— Самый красивый всегда самый полезный! — ответ прозвучал, как непреложная истина. Еще б чуть-чуть, и я бы усомнилась в своей правоте.

— А знаешь, как-то раз под одним деревом росли два грибочка. Мухомор и боровичок, — начала я сказочку. Такие простые истории племяшка любила и слушала очень внимательно. Я отыскала в раскраске боровик и показала девочке. — Мухомор давай хвалиться, какой он красивый, яркий, в белую точечку. Говорил: 'Ты погляди, как меня все любят! Даже мухи!', и посмеивался над простеньким боровичком. Тому, конечно же, было обидно. А потом к грибам спустилась белка, воскликнула: 'Надо же, какой замечательный боровичок здесь вырос!'. И забрала грибок к себе в домик. А на ядовитый мухомор даже не взглянула.

— Тетя Тина, неправильные у тебя сказки, — отмахнулась Машка. Обычная реакция, всегда так. Зато знаю, что мухомор в корзину не потянет. Она очень восприимчивая девочка. — Не умеют грибы разговаривать!

— Правда? Я всю жизнь думала, что умеют…

Машка рассмеялась:

— Нет, тетя Тина! Не умеют! Точно говорю!

— Ну, если ты уверена…


Спать легли пораньше. Машка капризничала и хотела спать вместе с тетей Тиной. Странно, раньше за ней такого не наблюдалось. Всегда была самостоятельная. Пришлось тащить раскладушку в детскую. Аня поцеловала дочку на ночь и, выйдя в коридор, поманила меня.

— Тина, — шепнула она. — Это хорошо, что ты с ней в одной комнате спать будешь. Ей последнее время снится один и тот же сон. Я не могу сказать, что он ее пугает… Скорей озадачивает.

— Что за сон? — спросила я.

— Странный… Я даже с тобой хотела посоветоваться, ты же все-таки психолог…

— Так что за сон?

— Я бы сказала, ей снится призрак мужчины. Он на нее просто смотрит.

— И ничего не говорит? — недоверчиво скривилась я.

— В том-то и дело, мне она не рассказывает, — посетовала Аня. — Я и узнала только потому, что она его нарисовала. Может, ты поговоришь?

— Конечно, — я ободряюще потрепала ее по руке. — Без проблем.

Она облегченно выдохнула 'Спасибо'.

Племяшка вначале о снах говорить не хотела, но на то я и великий семейный психотерапевт, чтоб из таких как она молчунов информацию вытягивать. Хм, таинственный 'призрак'… По рассказам это был высокий светловолосый мужчина, немного прозрачный. Он обычно появлялся у окна, стоял, смотрел, а потом исчезал. И действительно не говорил. Ничего себе у Машки сны… Но она его не боялась, это уже хорошо.


Утренняя свежесть, пьянящий запах осеннего леса… Обожаю… Мы гуляли уже довольно долго, моя корзина заполнилась наполовину, а Машкина была полна. С горкой. Гордая племяшка понесла добычу к машине, хвастаясь маме находками. Я только слышала их голоса, за густым подлеском ни машину, ни семейство видно не было. Замечательное утро. Ворчал только бродивший неподалеку Виталька, — на его вкус было слишком мало червивых грибов. Назавтра планировалась рыбалка с его приятелями, а дождевых червей брат накопать ленился. Я обошла огромный куст ежевики и тут увидела его, — очень большое и идеально круглое ведьмино кольцо. Но самым поразительным было не это. Его составляли равные по размеру белые грибы. Я всегда полагала, что в ведьмины кольца собираются поганки.

Недолго думая, встала в центр круга и стала считать грибы. Смешно будет, если их окажется двенадцать. Так, вот рядом с этим шишка лежит, этот будет первым. Два, три, четыре… двенадцать. Я посмотрела на следующий гриб, надеясь увидеть шишку. На меня, ухмыляясь всеми лепестками, глядел василек. Понимаю, выражение глупое, но это растение действительно ухмылялось. И раньше его в круге не было. Я рассматривала эту невидаль с изумлением и, наверное, минуты две мне понадобилось, чтобы заметить еще одну странность. Все пространство, ограниченное кольцом, сохранило цвета, а вокруг потеряло. За границами круга был черно-белый мир, на фоне которого насмешкой синел василек. Я подняла голову, взгляд скользнул по черным сапогам, серым старомодным брюкам, белой простой рубашке, почему-то напомнившей русские сказки, и остановился на очень хмуром лице незнакомого молодого мужчины. Выражение его глаз поразило меня больше, чем василек. Этот человек оценивал, примерялся и еще… он меня ненавидел. Именно эта медленно кипящая во взгляде ненависть, которую он пытался прикрыть пренебрежением, даже презрительностью, и не давала мне отвести глаза.

— Ну, здравствуй, Алевтина, — сказал он. Голос соответствовал взгляду. И от этого волосы на затылке зашевелились.

Он криво усмехнулся и протянул ко мне руку. Я словно окаменела, не в силах сдвинуться, только следила за тем, как его рука, вторгаясь в круг, обретает краски. Когда он коснулся меня, стало ужасно холодно, вздрогнув, отпрянула.

— Поздно, — прокомментировал человек.

— Что поздно? — почувствовала, как внутри все сжимается от ужаса.

— Значит, опоздала, Алевтина, — все еще ухмыляясь, сказал он.

— Тина, — автоматически поправила я.

Он нахмурился, словно не понял.

— Меня зовут Тина, — пытаясь взять себя в руки, уточнила я. Самоуверенность и немного наглости — вот, что мне сейчас нужно. — Так что поздно?

Он снова ухмыльнулся.

— Я успел тебя заклясть, — и, смерив меня пренебрежительным взглядом, добавил: — Алевтина.

— Заклясть? — пришла моя очередь хмуриться. Только бы не показать, что у меня от страха поджилки трясутся.

— Да… Алевтина, — черт, специально подчеркнул имя. — И теперь у тебя только два пути. Либо ты за тридцать три дня освобождаешь меня, либо составляешь мне компанию. И тогда мы вместе ждем, пока не подрастет твоя племяшка Машка. Хорошая девочка, сообразительная. И видит то, чего не видят другие.

Меня прошиб холодный пот. Почувствовала, как от страха за Машку холодеет сердце, встают дыбом волосы. И это меня безумно разозлило.

— Если ты, 'призрак', - оскалившись, прошипела я. — Хоть еще раз даже подумаешь о ней… Найду, где бы ты ни был, на части порву! И мне все равно, в каком мире это будет! Понял?

Он посмотрел на меня с удивлением, не ожидал такой реакции, был уверен, что не в моем положении торговаться, а тем более угрожать.

— Понял, — он заметно сбавил тон.

— То-то же! — напирала я. — А теперь внятно, быстро и четко рассказал, в чем дело!

— Хорошо, — с опаской поглядывая на меня, согласился собеседник. Но в мозгах у него еще не совсем прояснилось, потому что гад опять попробовал на меня орать: — Я заклял тебя! Теперь ты должна меня отсюда вытащить!

— Молчать, — процедила я, подходя к нему ближе. — Не смей повышать на меня голос!

Черно-белый собеседник побледнел и отступил на шаг.

— Я тебе что велела? Быстро и четко все рассказать! Ну, я слушаю!

'Призрак' заметно оробел.

— Не понимаю, почему ты на меня кричишь, — пробормотал он. — Я, между прочим, пострадавшая сторона.

— Пока не вижу, — отрезала я.

— Тем не менее, — он казался уязвленным. Насупился, сложив руки на груди, искоса поглядывал на меня. Во взгляде было столько обиды… Если б он не упоминал Машку, мне было бы его даже жаль.

— Это ты злобный колдун. И ты говоришь, что проклял меня. Уж извини, в твою 'пушистость' не верится, — саркастично заявила я.

— А ты вообще ведьма! — выпалил он. — Как и прапрабабка твоя! Одного поля ягоды.

— Причем тут она? — искренне удивилась я.

— Да притом, что именно она прокляла мою мать! И меня вместе с ней! — выкрикнул 'призрак'. В глазах полыхнул огонек знакомой ненависти.

— Когда, как и за что? Ты в состоянии перейти к конструктивной части разговора? — все больше распаляясь, не заметила, что подошла близко к границе круга. И неожиданно для себя стукнулась рукой о преграду, отделяющую мой цветной мир от его черно-белого. Больно, словно ударилась о стекло.

— В состоянии! — злобно рыкнул он.

— Ну так переходи! — не менее раздраженно ответила я, потирая ушибленные пальцы.

— Из-за твоей бабки я застрял в межмирье! Теперь ты должна меня вытянуть отсюда! — 'призрак' снова перешел в наступление.

— О, небо, — не выдержала я. — Похоже, имею дело с клиническим идиотом! Да что ж за жизнь такая! Мне что, пациентов мало? — я строго посмотрела на собеседника. — Слушай, давай ты просто будешь отвечать на мои вопросы? А?

Он бросил на меня неприязненный взгляд, но промолчал. Я восприняла это как знак согласия.

— Итак, как тебя зовут?

— Василий, — нехотя представился он.

— Василек стало быть? — усмехнулась я. — Ну, ладно… О какой прапрабабушке ты говоришь?

— По отцовской линии. Тикуса Владимировна, — буркнул собеседник. Создается такое впечатление, что это он мне одолжение делает… Хотя… если он действительно мог заклясть, то да. Но я в этот мистицизм не верю. Даже если именно он со мной и случился.

— Ладно. Что за проклятие?

'Призрак' молчал и лишь сверлил сердитым взглядом исподлобья.

— Ну же, — подбодрила я. — Такие вещи мне нужно знать.

Он вздохнул и начал рассказывать.

— Твоя прапрабабка и моя мама влюбились в одного парня. Две ведьмы, один мужчина… Тот еще любовный треугольник, сама понимаешь, — он неопределенно пожал плечами. — Моя мама была красивей и удачливей. Отец влюбился в нее, а не в твою бабку. Ну, мама вышла замуж за любимого, а твоя бабка прокляла их. Отца убила, а маму на тот свет отправить не смогла, потому что она уже была… ну…, - собеседник замялся. — Ну, в положении. Проклятье загнало ее в межмирье. Пятьдесят лет назад мама умерла. Так что последние годы я тут один…

Эээ…, ну, сказать, что я была в шоке, — ничего не сказать. Интересная история. Мистическая, колдовская… Если предположить, что я в нее поверила, то его злоба вполне понятна и объяснима.

— И что такое это твое межмирье? — полюбопытствовала я.

— Пространство между сном и явью. Настоящим миром и потусторонним, — вздохнул 'призрак'. — Место невеселое. Да тебе его сейчас видно. Оно везде такое серое и бесцветное.

Он снова вздохнул. Горько так. Я окинула взглядом серость вне круга… Мне стало парня по-настоящему жаль. Но не время поддаваться эмоциям!

— Допустим, — холодно сказала я. — Допустим, я тебе поверила. Как ты жил все эти годы? Так вот простенько, что кушал?

Вопрос Василия удивил.

— Нормальную человеческую еду. Домовые и лешие помогали. Им же во все миры можно.

— Домовые и лешие? — недоверчиво переспросила я.

— А ты думала, что это все сказки? — невесело усмехнулся он.

Я кивнула.

— А с кем же ты общался? Медиумы? Экстрасенсы? Или домовых хватало? — да, учитывая ситуацию, можно было и поменьше сарказма в голосе. Но как получилось.

— Нет, ну почему сразу медиумы? Они в большинстве своем шарлатаны. Есть пара толковых людей, но с ними скучно. Привидения — вот с кем действительно интересно, — поделился опытом Василий. — Они же тоже на некоторое время в межмирье застревают. С ними общался. А еще меня мама научила на настоящий мир смотреть.

— Ясно, — протянула я. Да, логично все, не прицепишься… Похоже, придется поверить.

— А почему тебе понадобилась именно я?

Он развел руками:

— Да тут все просто. Ты первая женщина в роду после Тикусы. До того три поколения только мужчины были. А колдовская сила от женщины к женщине идет.

— Интересная точка зрения, — задумавшись, пробормотала я.

— Не точка, а факт, — буркнул Василий. — Знаешь, сколько я тебя ждал? Сто десять лет! Да ты бы в межмирье и месяца не протянула!

Он опять зло зыркнул в мою сторону и отвернулся, не стараясь скрыть раздражение. Вот взял и испортил впечатление. Я уже почти его пожалела.

— Так, ладно, с проклятием разобрались, — строго сказала я. — А что это за тридцать три дня?

— Ну, я ж говорил. Если ты меня за это время из межмирья не вытащишь, то сама тут окажешься, — повторил он.

— Ну и кто из нас теперь злой колдун? — покачав головой, спросила я сама себя. Вздохнула, посмотрела на Василия. — Как тебя оттуда вытаскивать? Ты это знаешь? Потому, что если на меня рассчитывал, то зря. Я не в курсе совершенно.

— Знаю, — пренебрежительно ответил 'призрак'. — Тебе нужны вещи твоей прабабки.

Вот так новости!

— Ты с какого дуба упал? Сам же говоришь, сто десять лет прошло! Где я их тебе достану?



— Алевтина, меня это разве касается? — издевательски ухмыльнулся Василий. Уже за одну эту ухмылку хочется его удавить! И нельзя же показывать, что достал, а то он от Машки не отцепится… Холера рогатая!

— Ладно, сама буду думать… — буркнула я. — От тебя все равно кроме раздражения никакого проку.

— Подарочек прими, — он осклабился и, раскрыв ладонь, показал кольцо с малахитом.

— С какой стати?

— А вдруг тебе захочется со мной поговорить?

— Это вряд ли, — съязвила я. — Ты совершенно не в моем вкусе.

— Ну, мало ли. Вдруг помощь нужна будет. Сделай круг хотя бы из шести свечек и поверни кольцо на пальце, — с этими словами он наклонился и нацепил кольцо на василек. Едва оно коснулось земли, наваждение пропало. Мир снова обрел краски, а мой собеседник бесследно исчез.

Вот попала, так попала…


Кольцо я подняла и надежно запрятала в карман за змейку. До следующего утра лелеяла надежду, что мне все это привиделось. Но кольцо было на месте. Значит, не галлюцинации. А жаль… Весь день я активно думала, кто бы мог мне рассказать о давно покойной прапрабабушке. Спрашивать папу — гиблое дело. Он к семейным легендам и преданиям относится едва ли не пренебрежительно. Если бы ни мамины заботы, у него за всю жизнь была бы одна фотография — в паспорте. Дядя Костя… ну, у него с отношением к семейным ценностям лучше. Не зря же он историк. Может, действительно что-то знает…

— О чем задумалась, Каштанка? — спросил Виталька, сидевший рядом. Вопрос вполне оправданный, на поплавок обычно с таким лицом не смотрят. Я улыбнулась, всем видом показывая, что все великолепно.

— Да так… просто устала.

— Ага, а я поверил… Проблемы на работе?

— Нет, все в порядке, — это действительно было так.

— С парнем? Или по-прежнему с его отсутствием? — вопрос сопровождала лукавая улыбка. Уж Виталик как никто другой знает, что мама не теряет надежды выдать меня поскорей замуж. И не забывает об этом помногу раз напоминать. В первую очередь мне.

— В точку, — кивнула я. Да, правда, проблема с парнем. Только в этом случае он присутствует…

— Не переживай, найдется для тебя принц, — утешил брат.

— Обязательно. В белом кабриолете и с чемоданом акций Apple.

— Если это обязательные условия, то маме долго еще ждать твоего замужества, — рассмеялся Виталька.


В понедельник напросилась в гости к дяде Косте. Мой визит его не удивил. У нас вообще семья дружная, и отношения очень теплые, так что в гости друг к другу ходим регулярно. Долго не решалась завести разговор на интересующую тему, все не находила слов, да и атмосфера была не располагающая, слишком легкая для таких бесед. Дядя, как всегда, шутил, рассказывал о студентах. Пока готовили лазанью, прослушала занимательную лекцию об истории этого блюда. Потом что-то интересное о древнем Риме, об Италии древней и сегодняшней. Тетя Наташа и Пашка звонили ему из Пизы буквально за час до моего прихода.

После ужина устроились в гостиной рядом с электрическим камином. Дядя с удовольствием завел бы настоящий, но в квартире, даже в старом профессорском доме, это нереально. Поэтому пришлось ограничиться электрическим эрзацем. Дядя сидел в любимом кресле, пыхал трубкой, выпуская колечки ароматного дыма. Я забралась в другое кресло и смотрела на язычки пламени.

Тридцать три дня… Два уже прошло… Удивительно, но саму ситуацию я восприняла как задачку, которую необходимо быстро решить, и особенно не бесилась. Да, раздражения было, конечно, много, хотелось хотя бы влепить Василию пощечину. За то, что впутал в такую историю. Но я прекрасно понимала, что это неконструктивно. Межмирье… А если это не выдумки, если он действительно сможет утянуть меня туда?

— Коньячку к разговорчику? — предложил дядя, глянув на меня поверх очков.

— Можно, — кивнула я.

Он протянул руку к стоящему рядом столику, взял пузатый хрустальный графин, вынув пробку, щедро плеснул янтарного конька в бокалы. Протянул один мне.

— За веселые мысли, — серьезно сказал он.

Я улыбнулась.

— За них.

Хороший коньяк, да дядя Костя и не держит другого. Я покрутила бокал, наслаждаясь игрой света в благородном напитке. Красиво…

— У тебя какие-то проблемы, Тина? — тихо спросил дядя, тоже глядя на огонь.

— Нет, — я чуть покачала головой, выдавив улыбку. — Нет. Только вопросы.

— И какие же?

— Мне бы об истории семьи узнать. Про бабушек-дедушек я знаю, а дальше, так сказать, в глубь веков, нет… Может, ты что-нибудь расскажешь?

Конечно, вопрос дядю удивил. Мое отношение к семейным преданиям ему было известно. От папиного оно почти не отличалось. Но задавать неудобные вопросы дядя Костя не стал, за что ему отдельное огромное спасибо. Просто принес из кабинета три тяжеленных фотоальбома и положил их на журнальный столик.

— Ну, давай расскажу, раз тебе интересно.

Оказалось, что история семьи была очень занимательной. Об этом свидетельствовали не только фотографии, но и письма, так же заботливо сохраненные в альбомах. Перелистывая толстые страницы, дядя рассказывал о родственниках. Ту самую Тикусу Владимировну тоже упомянул, она нашлась на одной-единственной фотографии. Я задумчиво ее рассматривала. Прапрабабушке было на снимке лет шестьдесят. Высокая, стройная, с уверенным, проницательным взглядом. Определенно яркая личность, и в свои годы она все еще была очень красивой женщиной. И это мать троих сыновей, женщина пережившая голодомор и войну? Какой же неземной красавицей тогда была мама Василия, если неведомый мужчина, причина раздора, предпочел ее?

— Знаешь, о ней говорили, что она ведьма, — сказал дядя, заметив мой интерес.

— Правда? — притворно удивилась я.

— Да, и, как я думаю, не зря, — усмехнулся он. — Дед рассказывал, что во время войны к ее дому вся деревня жить перебралась. Немцы ходили близко, иногда так близко, что даже слышны были их голоса. Но ни дом, ни двор не видели. Словно их и не было.

— Выдумки, — нахмурилась я.

— Все может быть, — дядя отпил коньяка и не стал спорить. — Я только передал слова деда. Согласись, история романтичная.

— Есть такое, — согласилась я. — А что еще о ней знаешь?

Дядя улыбнулся:

— То, что я о ней знаю, больше всего похоже на сказку. Она была очень красива. Даже в старости. Прадед ее чуть ли не боготворил, на руках носил. И она его беззаветно любила. Поженились очень рано, лет в пятнадцать-шестнадцать. Прожили всю жизнь душа в душу, как говорится. Разве что умерли не в один день.

Я подумала о родителях, до сих пор любивших друг друга, как в первые годы знакомства. О дядиной семье, наполненной такими же чувствами. О семьях других родственников. Все браки были счастливыми. Хоть у киевской ветви, хоть у московской… Для меня это — норма, а не сказка.

— Не вижу ничего необычного, — пожав плечами, сказала я.

— Да ну? — усмехнулся дядя. — А о клиентах своих подумала?

Нет, о них я не подумала. Как-то так получается, что если говорят 'семья', то это только моя семья. Отношения многих других людей почему-то не укладываются у меня в этот ментальный 'ящичек'. Странно называть семьей то, что постоянно трещит по швам, рушится, погрязает в бестолковых ссорах, изменах… На этом фоне благополучие моей семьи выглядит неестественным в своей нормальности.

Заметила, что дядя с интересом наблюдает за мной.

— У тебя наверняка есть объяснение такой идиллии, — склонив голову набок, я ожидала ответа.

— Конечно, — подмигнул он. — Вот только это объяснение придумал не я. А деревенские жители. Это же они про Тикусу Владимировну говорили, что она ведьма.

— Очень логично, — хмыкнула я. — На основании чьего-то семейного счастья обвинять в связи с потусторонними силами…

— Ну, логики в таких словах было немало. Ведь были и другие причины. Например, она, якобы, дала каждому из сыновей амулет, когда те ушли воевать. Все трое вернулись живые. Прошли всю войну, у всех троих орденов и медалей столько было за храбрость, что не сосчитать. И все трое даже ни разу не были ранены. Только поседели.

— Серьезно? — удивилась я.

Дядя кивнул.

— Дед рассказывал о войне. Он не был склонен к мистицизму, но были такие случаи, когда его спасало просто невероятное везение, — дядя Костя снова пригубил коньяк. — Еще рассказывал, как к его матери, к Тикусе Владимировне, бегали девушки. Просили погадать, приворожить… А еще чаще деревенские просили рассудить споры.

— Натуральная ведьма, — задумчиво согласилась я.

— Ну, это они так считали, — откинувшись в кресле, дядя с удовольствием сделал пару затяжек.

— А ты после всех этих рассказов так не думаешь? — иронично улыбнулась я.

— В историю с немцами я не верю. А все остальное… думаю, она хорошо разбиралась в психологии, вот и все. А если так рассуждать, то теперь ты — наша семейная ведьма, — он задорно подмигнул.

— Вот еще, — фыркнула я. — Я психотерапевт, а никакая не ведьма!


Ночевать осталась у дяди. Можно было бы дойти и до дома, но в час ночи по темноте, пусть и в тихом центре, и всего два квартала, как-то не хотелось. Да, поболтали мы хорошо. Пищи для размышлений много, даже слишком. Значит, ведьма… Истории о прапрабабушке будоражили воображение. И самой даже захотелось обладать силой, способностью к настоящему колдовству.

Я растянулась на диване, но заснуть не могла. И почти не удивилась, когда в пробивающемся сквозь щель в портьерах свете фонаря увидела его. 'Призрак'. Просто стоял и смотрел на меня, заговаривать не пытался. Заметив, что я его вижу, он грустно улыбнулся, пожал плечами, словно извинялся за навязчивость, и пропал. Раздражения, что удивительно, не почувствовала. Мне стало его жалко…

Встала и снова полезла шерстить альбомы. Нашла письма, которые писали Тикусе Владимировне ее сыновья. Оказывается, она жила недалеко, село Крынычки, Харьковская область. Ну, название живописное, хотя где это, я не представляла.

Днем я слишком часто думала о семейной истории и еле дотерпела до окончания приема. Все-таки выслушивать семь часов подряд чужие проблемы, обиды, огорчения… Почему никто не приходит ко мне поделиться радостью? Ну, такая работа. Знала, на что шла, когда выбирала это направление медицины.

Дома залезла в интернет. Так, Крынычки… Боже мой! Часа три в одну сторону общественным транспортом и всего лишь час машиной! Машины, да и прав, у меня нет… А поездом, автобусом после работы не смотаешься… Тем более ехать искать то, не знаю что! Вздохнув, покосилась на лежащее на столе кольцо с малахитом. Этот наверняка знает, что мне нужно искать.

Через несколько минут я стояла в круге из шести зажженных свечек и, неодобрительно оглядев весь этот колдовской антураж, повернула кольцо.

— Ну, встань передо мной, как лист перед травой, — пробормотала я.

— Звала? — появившийся 'призрак' был удивлен. Но злобы в нем поубавилось.

— Ты хоть знаешь, что за вещи нужны? — разговаривать с ним дольше, чем это было необходимо, мне не хотелось.

— Знаю, — кивнул Василий. — Не так уж и много. Подсвечник, зеркало, котел и, самое главное, книга. В книге еще будет написано, что понадобится. Но что это будет, я не знаю.

— Спасибо. Свободен.

Он распахнул глаза и выдавил:

— Что, и это все?

— А ты чего хотел? — в свою очередь удивилась я, нахмурившись.

— Не знаю… Ну, может, ты со мной поговоришь хоть несколько минут?

В голосе появились жалобные нотки, а в глазах мольба. Наглость и пренебрежение, которые он не скрывал при первой встрече, куда-то исчезли. Теперь передо мной был растерянный и смущенный парень. Я глянула на появившийся за пределами круга обесцвеченный мир. Тусклое небо, черные стволы деревьев, серая пожухлая трава.

— Только пару минуток, — погрозила пальцем я. Доброта когда-нибудь меня погубит.

'Призрак' просиял. Но темы для разговора у него, видимо, были дефицитным товаром, потому что он молчал и смущенно улыбался. Я же воспользовалась моментом и рассмотрела собеседника. А он ничего, очень даже ничего. На вид чуть старше тридцати, правильные черты лица, живые глаза и располагающая улыбка.

— Ты уж прости, что я на тебя так набросился в субботу, — покаялся он. — Просто безвыходность положения… Ну, сама понимаешь…

Он снова улыбнулся, пожав плечами.

— Понимаю, — согласилась я. — Но и ты хорош, устроил мне безвыходное положение.

— Я не со зла, если бы у меня был выбор, я бы никогда так с тобой не поступил, — принялся убеждать Василий.

— Ну да, — смерив его недоверчивым взглядом, сказала я. — А вчера зачем приходил?

Собеседник, заметно смутившись, потупился.

— Меня кроме тебя и еще двух медиумов никто даже не видит… К девочке я ж теперь не сунусь… — тихо признался он. И добавил совсем уже шепотом: — Здесь очень одиноко…

Теперь я смутилась, обожгло жалостью к нему. У меня не было причин не верить Василию, хоть я на него и очень сердилась. А рассказанные дядей семейные легенды в некоторой степени подтвердили слова 'призрака'. Но я плохо представляла, как ему живется.

— Расскажи что-нибудь о себе, — предложила я уже куда мягче. — Есть ли у тебя там дом, например…

'Несколько минуток' растянулись на два с половиной часа. По рассказам межмирье было преотвратительным местом. Жил Василий в землянке, еду и одежду передавали лешие и домовые, потому что вырастить в межмирье хоть что-нибудь было невозможно. Он много наблюдал за настоящим миром, интересовался всем. Когда выпадала возможность, общался с призраками, медиумами… Но последние его не жаловали, боялись. К концу разговора я была о прапрабабушке очень невысокого мнения. Настоящая злая колдунья… Прямо Баба-Яга…


Пролетели среда и четверг. Наконец, наступила пятница. Я уговорила Володю, давнишнего приятеля, отвезти меня в Крынычки. На его закономерный вопрос 'зачем?' я вначале соврала, мол, по грибы. Он недоуменно поднял бровь и, подобно Станиславскому, заявил: 'Не верю!'. Поскольку вероятность того, что он поверил бы в настоящую историю, была ничтожно мала, я выдала другую ложь. Могилы предков.

— Ты что, серьезно? — опешил приятель.

— Вполне, — кивнула я и, невинно захлопав ресницами, добавила. — А после можно и по грибы.

— Не верю ни единому слову! — рассмеялся Володька.

— Но отвезешь? — с надеждой спросила я.

— Конечно, — улыбнулся он. — Конечно. С тобой хоть в Крынычки… эээ, в смысле с тобой весело.

— Да и с тобой не заскучаешь, — развеселилась я.

Это была правда. Володьку я знала с первого класса, а еще он дружил с Виталькой, хоть был значительно младше брата. Но эти двое так спелись, что до сих пор организовывали вместе праздники для нашей разношерстной компании.

В пятницу вечером после работы Володя забрал меня и повез в отдаленное село с романтичным названием и интересной историей. По дороге болтали о работе, он живо интересовался моей. Я рассказывала, конечно же, без имен. Но ситуации и выверты человеческой психики его всегда интересовали. Он о своей работе не рассказывал, как всегда, почти ничего. Нотариус… С одной стороны — никакой романтики, а с другой — все законспирировано.

Населенный пункт Крынычки оказался вполне приятным селом. Жители тут не бедствовали. Думаю, возили на базар в Харьков все, что производили. Мотеля или хотя бы захудалой гостиницы, на наличие которых так надеялся друг, не наблюдалось. Посовещавшись, мы решили попроситься на ночлег к кому-нибудь из местных. Можно было бы переночевать и в лесу в прихваченной палатке, но в конце сентября на земле холодно… Проблему организации ночевки Вовка решил взять в свои руки. Что ж, я не возражала. Не знаю почему, но к большим, недавно отстроенным домам он даже не подошел. Уже смеркалось, но парень упорно шел по деревне, даже не останавливаясь рядом с домами. На самой окраине мы набрели на настоящую украинскую хату. Раритет… Выбеленные стены, соломенная крыша, плетень по периметру огорода. Не думала, что такие еще бывают.

Дверь нам открыла старушка — божий одуванчик. Ее одежда соответствовала жилищу. При этом смотрелось все очень естественно. И жупан, и косынка на голове, и вышивки на рукавах блузы. Сказочная украинская бабуся в сказочной хатке… Ну, разговаривала она на знакомом и понятном суржике, а то я уж боялась, что на гуцулку набрели. Мы представились грибниками-фольклористами, и нас пустили на ночлег.

Бабуся Галына, местная восьмидесятипятилетняя бойкая долгожительница, нежданным постояльцам даже обрадовалась. Пока Володька перевозил к ее дому машину, бабуся, развернувшая активную деятельность у печки, нагрузила меня работой. Рядом с нашими припасами выросли миски с салатом, горячей вареной картошкой, тарелки с салом и копченым мясом, рыбой… Вернувшийся Володька был очень рад этому изобилию. Ну, понимаю, сам себе он не готовит, а вкусно поесть, как и любой мужчина, любит.

За ужином разговор крутился вокруг грибов, близкой речки, огромных сомов, живущих в ней, прекрасной еды и чудесной хозяйки. Бабуся с удовольствием рассказывала о своем селе, в котором прожила всю жизнь. И среди прочего рассказала и о деревенской ведьме, Тикусе Владимировне, у которой училась травничеству. Я задала несколько осторожных наводящих вопросов. Картинка получилась действительно очень романтичная. Всем бы деревням такую ведьму. Добрую, отзывчивую, справедливую…



Я гордилась бы прапрабабушкой, если бы только не история Василия…

История о спасении местных от немцев подтвердилась живым очевидцем событий. В качестве рационального объяснения был выдвинут замечательный аргумент: 'Ну, так Вчытелька моя видьмой була, вот леший и укрыв вид глаз ворожих'. Еще бабуся рассказала, что после войны Тикусу Владимировну дети уговорили переехать в Харьков. Дом ведьмы многие годы стоял в запустении, к нему даже местная ребятня бегать опасалась. А потом лесная изба вспыхнула и рассыпалась. А через неделю бабусе Галыне пришло письмо, что Тикуса Владимировна умерла. Как раз в ту ночь и сгорела ее избушка. Бабуся объяснила это тем, что дом ждал хозяйку, а не дождавшись, умер от горя.

Хорошенькая история. Вопросов у меня было много, очень много, а когда Володька уснул, я перестала стесняться их задавать. Бабуся была только рада новой благодарной слушательнице и рассказывала, рассказывала…


С утречка отправились гулять в лес. Конечно в сторону той самой самоликвидировавшейся полвека назад избы. Избранное направление Володьку удивило, но он не возражал. По дороге болтали, собирали грибы, раз уж оказались в лесу в самое подходящее для этого время. История о местной ведьме друга-материалиста не впечатлила. Но это меня и не удивило. Я бы тоже не поверила, если бы не пришлось.

На большой поляне черной кучей лежали не до конца прогоревшие бревна вокруг останков печки. Судя по всему, дом был большой. Подсобные строения тоже сгорели, а забор обрушился. Что я надеялась здесь найти, не знаю, но зашла на пепелище, не обращая внимания на уговоры Володьки этого не делать. Он был прав, только зря вывозилась в грязи.

— Ну что, пойдем отсюда? — предложил приятель, помогая перебраться через толстое бревно. Я вздохнула:

— Да нет, еще походим тут.

— Зачем? — удивился Володька.

— Ну, это и есть 'могилы предков', - нехотя пояснила я. — Эта деревенская колдунья — моя прапрабабушка.

— Ах, вот оно что, — развеселился он. — И ты надеялась найти источник ее силы и сама заняться черной магией?

— Почему сразу черной? — обиделась я. — Что за предубеждения!

Но Вовка не слушал. Ему нравилось дразнить меня, а тут такой повод… Сосредоточиться на исследовании местности было просто невозможно! Через полчаса я сдалась и позволила другу увести меня к деревне. Уходить не хотелось, преследовало странное ощущение незавершенности. С тоской оглянувшись на останки дома, увидела рядом со стволом дерева призрачную человеческую фигуру. Вначале решила, что это Василий, и помахала ему рукой. Хорошо, что Володька не видит, вперед ушел. Но это был не 'призрак'. Человек отвесил поясной поклон, а когда снова выпрямился, я ясно услышала: 'Поговорить нам надо, матушка'. Голос был незнакомый и чуть хриплый.

— Где и когда? — шепотом спросила я.

— Сегодня будь у дома в полночь.

— Хорошо, — согласилась я. Незнакомец снова поклонился и исчез. Что это было, и зачем я согласилась?? Вся эта история на меня плохо влияет…


О том, чтобы потащить за собой ночью Володьку к избе, не было и речи. Думаю, заикнись я об этом, он бы объявил меня буйно-помешанной и в срочном порядке отвез бы домой. Бабусе о моей отлучке тоже знать незачем, рассудила я. Поэтому сделала вид, что очень устала за день, и уговорила всех лечь спать пораньше. Тонкий храп бабуси доносился из другой комнаты уже довольно долго, а Володька все ворочался. Я лежала тихо как мышка и ждала. Друг заснул ближе к одиннадцати. Когда в комнате раздалось его мерное глубокое дыхание, я тихонько оделась и на цыпочках вышла из комнаты в коридор. А потом и из дома. Вначале меня это удивило, но сейчас очень порадовало, — у бабуси не было замка в двери. Меньше возможностей разбудить бдительного Володьку.

Вот вышла я на улицу. Тишина, благодать, в небе звезды сияют… Какая я дура! У меня даже фонарика нету! Что, идти и мобилкой подсвечивать?… Так ее надолго не хватит…

— Здравствуй, матушка, — раздался рядом с коленкой чей-то тихий голос.

Подпрыгнув от неожиданности и чудом не закричав, я посмотрела на говорившего. Маленький остроносый человечек, одетый в вышиванку, жилетку, серые брюки и лапти, держал в руке светящуюся электрическую лампочку. Она горела от одного его прикосновения. Феерично…

— Здравствуй, — прошептала я. — Ты кто?

— Никитка, домовой бабы Гали, — человечек легко кивнул.

— А что на улицу ночью вышел?

— Так тебя провести, — серьезно ответил домовой, вроде даже удивившись моей непонятливости.

— Спасибо, — промямлила я.

До полянки дошли быстро. В дороге Никитка со мной не разговаривал, и я молчала, больше озабоченная своим психическим здоровьем… У руин дома нас поджидала целая делегация. Тот, кто меня на эту встречу позвал, оказался лешим Никифором. По левую руку от него стояла красивейшая девушка в тонкой полупрозрачной длинной сорочке, — русалка Мила. А по правую руку от лешего сидел на бревне очень древний старичок, опирающийся на клюку. Это оказался бывший прапрабабушкин домовой, Емельян.

Все они собрались здесь с единственной целью — поприветствовать новую ведьму Крынычек. Подобное обращение меня очень удивило.

— Вы уж простите, — после затяжного неловкого молчания начала я. — С колдовством у меня отношения пока никакие… Я узнала-то о прапрабабушке только в субботу… Да и живу я в Харькове…

— Я так и думала, — всплеснула красивыми руками русалка. — Я все понимаю, всем в город хочется. Ведьмы не исключение! Но я себя в водопроводе не вижу!

— Да погодь ты, Мила, — отмахнулся Никифор. — Мы без видьмы жилы, тай дали житы будемо. Да, знаю, тяжко, но ничОго.

— Вы простите, но я правда в этом деле ничего не смыслю, — извинялась я.

— Покойная Тикуса тоже так говорила, — встрял Емельян. — Ты, девонька, не бойся, от тебя много не требуется.

— А что от меня требуется? — с опаской спросила я.

— По большому счету? — усмехнулся пожилой домовой. — Верить в нас.

— Верить? И все? — уточнила я, вглядываясь в морщинистое лицо Емельяна, в его улыбчивые глаза.

— Да, — пожав плечами, ответил старичок. — Это самое важное. Мы без веры слабеем.

— Это правда, — жалобным голосом подхватила Мила. — У меня вон даже морщинки появились!

Она как бы невзначай коснулась изящными пальцами внешних уголков глаз, словно сокрушаясь об исчезающей красоте.

— Могу порекомендовать отличный крем, моя мама очень хвалит, — буркнула я, глядя на восхитительно красивую и вечно молодую деву. И неважно, что ей больше четырех сотен лет, — возраст на ее внешности никак не сказался.

— Правда? — оживилась Мила. — Какой?

— Мда, ирония и сарказм тебе неведомы… — вздохнула я. — Послушайте, — обратилась я ко всем четверым. — Мне нужна помощь. Если я за тридцать дней не справлюсь с заклятием, то и такой городской ведьмы, как я, у вас не будет.

— А шо за допомога нужна? — спросил леший, глянув из-под кустистых бровей.

— Нужны вещи Тикусы Владимировны. Зеркало, подсвечник, котел и книга. Может, потом понадобится еще что-нибудь, но пока не добуду книгу, не узнаю.

Четверо ответили переглядываниями и долгим задумчивым молчанием.

— Почти все, что имела, она увезла с собой, — начал Емельян. — Знаешь, девонька, тебе нужно будет сюда вернуться. Через неделю, в полнолуние.

— Зачем? — насторожилась я.

— Если Емельян говорит надо, значит, надо, — наставила меня на путь истинный Мила.

— Мила, — престарелый домовой бросил на нее укоризненный взгляд. — Дай мне с ведьмой поговорить спокойно.

Русалка зарделась от смущения и потупилась.

— Алевтина, поверь, если я говорю, то надо, — вздохнул Емельян. — Тикуса Владимировна как-то говорила, что новая ведьма должна побывать здесь в полнолуние.

— Ладно, — согласилась я. — Если иначе нельзя, то ждите меня через неделю. Я правильно поняла, в ночь с субботы на воскресенье?

Все честное собрание дружно закивало… Ну, это они потусторонние сущности, для них луна что-то означает. Для меня, правда, тоже, — всплеск депрессий у пациентов…

— А вы про заклятого парня, застрявшего в межмирье, не знаете? — на всякий случай спросила я.

— Ты про Василия? — нахмурившись, уточнил Емельян.

Кивнула. Знают. Значит, 'призрак' не наврал.

— Это он тебя заклял? — все еще хмурясь, спросил пожилой домовой.

Снова кивнула. Заметила, как Мила испуганно смотрит на меня, Никитка изображает, что его дело — сторона. А леший прячет глаза, надеясь, что лидер группы Емельян все расскажет, а самому Никифору я вопросов задавать не буду.

— Понятно, — протянул домовой. — Отнесись к этому серьезно, девонька.

— Он что, правда, может затянуть меня в межмирье?

Все четверо закивали.

— Что это вообще за история? — спросила я. После рассказов бабуси Галыны не верилось, что прапрабабушка была просто злобной ведьмой. Значит, должно быть что-то серьезней ссоры из-за мужчины.

— Две ведьмы влюбились в одного парня, — грустно улыбнулся Емельян. — Если бы они простыми девушками были, то парубок полюбил бы Тикусу Владимировну. Она и краше была, и добрее. Но ее соперница, Василиса, приворот сделала. Забыла, что за такие вещи плата страшная. Или не забыла, а понадеялась, что обойдется. Не обошлось. Месяца через два после свадьбы тот парень умер, а вдова стала нового мужа искать. Опять приворот делать хотела. Ну, Тикуса Владимировна предупредила ее. Сказала, мол, ежели сделаешь, то приворот не подействует, а по тебе ударит. Но Василиса не послушала. А как только заклятие говорить начала, ее в межмирье и швырнуло.

— Понятно, — вздохнула я. Да, упаси Боже от таких страстей! — Спасибо большое за рассказ.

— Нема за що, — тихо ответил Емельян.

Как же 'нема'? Теперь хоть знаю, что бабушка моя не упырица была какая-то злобная, а вполне справедливая женщина. Это успокаивало, в некотором роде. Можно с чистой совестью гордиться родственницей. Но Василию я рассказывать не буду… Не поверит, у него своя правда…

— Ну, спасибо большое за помощь, пойду, пожалуй, — собралась было уходить я. — Никифор, можно я кое-что спрошу у тебя?

— Можна, — оробев, протянул леший.

— Правда, что ты деревенских от немцев спрятал? — признаться, эта история не давала мне покоя.

— Правда, — потупившись, признался Никифор.

— Спасибо, — с чувством сказала я, склонившись перед ним в поклоне.

— Да что ты, матушка, — всполошился смущенный леший. — Да где ж видано, щоб перед лешим видьма кланялася.

— За такие дела поклона мало, — улыбнулась я.

— Да что там, — бормотал польщенный Никифор.


Когда я вернулась к бабусе Галыне было часа четыре утра. К моему ужасу Володька не спал, а нарезал по селу круги с постоянно увеличивающимся диаметром. Что я потом от него наслушалась… врагу не пожелаю. Ой-йой… Столько интересного про себя узнала… Насилу уговорила его задержаться в Крынычках хоть на полдня. Бабуся Галына говорила, что достославная Тикуса Владимировна покупала свечки только у одного односельчанина-пасечника. Его наследник до сих пор делал разнообразные свечки из настоящего пчелиного воска. Я решила, что если найду подсвечник прапрабабушки, то свечка нужна будет такая же натуральная, как у нее была. Пытаясь не обращать внимания на разобиженного Володьку, я накупила у дядькы Мыколы десятка четыре самых простых свечек. На его вопрос: 'Дивчынко, навищо стилькы?' я сподобилась дать гениальный по своей сути ответ: 'Пысанки делать буду'. Дядька проникся и сделал большую скидку.

Вовка обиделся на меня не на шутку. Всю дорогу домой он дулся, как мышь на крупу, и молчал. На мои попытки его развеселить и извиниться он реагировал только ужасно хмурыми злыми взглядами исподлобья и периодически репликами типа 'Не отвлекай водителя'. Довез до дома, проводил до подъезда. Буркнул 'Бывай' и ушел. Ну что ты с ним будешь делать? В первый раз за двадцать лет знакомства я была рада расстаться с Володькой.


Дома я принялась за уборку. Родители приезжают из отпуска завтра, так что в квартире надо бы порядок навести. Вдоволь пожужжав везде пылесосом, зашла в святая святых — родительскую спальню. Сложив руки на груди, принялась оглядывать помещение, словно первый раз. На стене за спинкой большой двуспальной кровати висит старинный гобелен. Не ковер, именно гобелен. Огромное панно с мастерски выполненным сельским пейзажем. Его привез папа из Парижа. Читал там курс лекций, был на экскурсии на мануфактуре Гобелена. Тканную картину ему подарил университет. На папиной тумбочке рядом с лампой стоит очень старое пресс-папье в виде арапчонка, сидящего в позе лотоса на мраморном основании. Папе оно очень нравится, несмотря на то, что эмаль на тюрбане мальчика давно потрескалась. На маминой тумбочке палехская шкатулка. Тоже старая вещь. На туалетном столике пара золоченых подсвечников на две свечки с обеих сторон зеркала. А вот на книжной полке рядом стоит серебряный подсвечник, который я знаю с детства. Он простой, немного косой, и свечка в него не становится, все норовит выпасть, хоть и чашечка под нее ровная. Я не помню, что бы им хоть раз пользовались. А если это тот самый, нужный? Сердце забилось быстрее, когда в голову пришла такая волнительная догадка. Я взяла в руки тяжелый подсвечник… Хорошо бы, все так просто было… А то времечко поджимает. Уже восемь дней из отведенных тридцати трех прошли…

Поздно вечером выйдя на балкон и окинув взглядом укутанные в серые сумерки деревья, я вспомнила о Василии… Межмирье не самое замечательное место. А он там совсем один, ему и поговорить не с кем… Нельзя быть такой доброй, нельзя… Я снова расставила в круг свечки, обыкновенные. Восковые решила поберечь. Только теперь была умней, — в центр круга поставила кресло. А то в тот раз два с половиной часа сидела на полу… Зажгла последнюю свечу, повернула кольцо на пальце и, подняв голову, встретилась взглядом с ним.

Он был мил, ни злобы, ни даже раздражения не выказывал. Быстро же он успокоился. Хотя, он уж в некоторой степени отомстил. "Призрак" еще несколько раз извинился за свое поведение. Опять уверял, что другого выбора у него не было. После стольких повторений, я согласилась с тем, что да, действительно не было. Не знаю, как бы я себя повела на его месте… Наверное, так же… Разговаривать с ним было приятно. Он эти годы, проведенные в межмирье, даром не терял. Получил образование. Посещал лекции на разных факультетах. Свободно говорил по-французски и по-английски, разбирался в литературе и живописи. Любил классическую музыку, фольк и рок… Одним словом — интересный собеседник. Распрощались мы лишь, когда часы на кухне прокуковали полночь… Жаль…


Родители приехали, пока я была на работе. Это прекрасное чувство, когда возвращаешься не в пустую квартиру, а в Дом. Когда с порога тебя обволакивает уютом, ароматами кухни и ощущением, что ты нужен, что тебе рады, что тебя ждали… Я обожаю свою семью! Всех и каждого!… А после рассказа Емельяна я хорошо отношусь даже к той самой Тикусе Владимировне. Хотя первые дни меня эта женщина очень озадачивала.

Мама возилась на кухне, разогревая приготовленный мной вчера обед. Папа плескался в ванне.

— Ну, как ты жила тут без нас? — спросила мама, расцеловав меня в обе щеки. — Не скучала?

Да, скучной жизнь точно не была…

— К Витальке ездила, — похвасталась я, изображая на лице абсолютное отсутствие проблем. — И к дяде Косте в гости ходила.

— И как поживает Константин Георгиевич? — спросил папа, появившийся в дверном проеме.

— Хорошо поживает, — доложила я. — Курит вкусный табак, пьет прекрасный коньяк. Все как всегда.

— А мой старший отпрыск как? — обнимая меня, спросил родитель.

— Тоже все как обычно. Машка растет, у Ани все хорошо, — отчиталась я.

— Вот и славно, — кивнул папа, словно ненароком оказавшийся у плиты. — А что тут у нас?

Воспользовавшись тем, что мама отвернулась, он приподнял крышку сковородки, выпустив на волю потрясающий запах жареных грибов с картошкой.

— За стол садись, — притворно рассердилась мама, отгоняя отца полотенцем.

— Иду-иду, — сдаваясь, поднял руки он. Стоило маме обратить внимание на сковородку, ловелас-папа шлепнул ее чуть ниже спины и, до того как жена успела возмутиться, сбежал за стол. Милуются, как студенты… И не скажешь, что этим игривым профессорам давно за пятьдесят.

— Откуда грибы, доча? — уплетая за обе щеки, вопросил родитель.

— Из лесу, вестимо. Из чугуевского, — уточнила я. О поездке в Крынычки решила пока не рассказывать. Зачем?

Осторожно переведя разговор с расспросов о житье-бытье Витальки на отпуск в Сиде в бархатный сезон, а после на дядю Костю и трепетное отношение к семейным реликвиям, я подобралась к волнующей меня теме. Подсвечник оказался тем самым. После робкой просьбы отдать его мне, получила добро. 'Да забирай, раз хочешь', - отмахнулась мама: 'Он мне никогда особенно не нравился'. Чуть захмелевшие родители, похоже, не сообразили, что уже не в Турции, и продолжали очередной медовый месяц прямо на родной кухне. Папа нежно держал любимую жену за руку, целуя пальчики, заглядывая в глаза. Мама бросала на мужа кокетливые взгляды… Да, похоже, пора мне съезжать…

Выпроводила родителей в гостиную, вымыла посуду, прибрала на кухне и, сообщив, чтоб сегодня ночью меня не ждали, сбежала из квартиры. Не мешать же двум любящим друг друга личностям… Особенно сбегать было некуда, так что отправилась ночевать к дяде Косте. Он, как, впрочем, и всегда, обрадовался моему визиту. Мы очень уютно посидели у электрического камелька, развлекаясь беседой на разные темы… Но недолго. Дядя, оправдавшись необходимостью раннего вставания, ушел спать около половины десятого. Предоставленная сама себе я написала письма кузенам, а потом немножко заскучала и надумала снова вызвать Василия…. Ему же еще хуже, чем мне…

'Призрак' был очень рад моему решению, словно нежданно-негаданно получил драгоценный желанный подарок, на который и не смел надеяться. Сегодня Василий был очень молчалив, бросал на меня задумчивые взгляды и лишь под конец разговора осмелился задать не дававший ему покоя вопрос.

— Почему ты на меня не злишься?

— Не знаю, — пожала плечами я. — А должна?

— Да, — недоуменно кивнув, ответил он. — Да… Я же… я заклял тебя, а ты… ты добра ко мне…

Я улыбнулась:

— Разве не ты убеждал меня, что мы оба — жертвы обстоятельств?

— Я. И это правда, — согласился он. И тут Василий заговорил быстро, с чувством, не давая мне возможности и слова вставить: — Но… ты… Я вначале ненавидел тебя, как и прабабку твою, но потом… потом я понял, какой ты удивительный человек. Ты светлая, яркая, живая… и… И ты такая замечательная, добрая, умная… И такая красавица! Я каждую минуту ругаю себя за то, что подверг тебя опасности заточения в межмирье! Поверь, мне от этого груза даже дышать тяжело… — он прижал руку к груди, непроизвольно показывая этот моральный камень. — И я знаю, это было неправильно и нечестно по отношению к тебе, но не могу снять это заклятие, даже если очень хочу! Прости меня!

Он прямо излучал отчаяние и раскаяние. Хм… Как-то не предполагала, что мне придется утешать своего обидчика…

— Да ты не переживай, — робко начала я.

— Где уж тут не переживать, — продолжил самобичевание Василий. — Прости меня… Я идиот! Эгоистичная наглая сволочь… Как я только посмел?

Он приложил одну ладонь к разделяющей нас преграде и, пробормотав 'Прости', пропал… Что это все было? Ответ на этот непростой вопрос я пыталась найти полночи. Попробовала рассмотреть ситуацию с высоты полета своей психотерапевтической мысли… Если бы речь шла не обо мне, а о пациентке, и о нормальном парне, а не заточенном в межмирье человеке, я бы сказала, что парень влюбился… Эта мысль оказалась удивительно волнительной и приятной… Вторую половину ночи мне снились прекрасные романтические сны. И не будем уточнять, что главная героиня чем-то была похожа на меня, а герой — на Василия..


Во вторник пошла к Володьке просить прощения. Он разговаривать со мной не хотел, все еще обижался. Но когда я продемонстрировала свое полное понимание его чувств, сменил гнев на милость, немного оттаял и даже пригласил пройти из коридора на кухню.

— Тебе чаю, как всегда? — ставя чайник, спросил он.

— Да, пожалуйста, — кивнула я, выкладывая из сумки на стол его любимое печенье и конфеты. Надо же, Володька никогда не пьет чай, а для меня держит так любимый мной зеленый жасминовый… Приятно.

— Ну, это ты зря, — пожурил друг, ставя на стол вазу под печенье.

— Не зря, — возразила я, выкладывая печенье в приготовленную посудину. — Надо же мне как-то тебя отблагодарить.

Он хмыкнул и вновь занялся чайниками.

— Тем более что мне снова нужна твоя помощь, — ожидая бурной реакции, пробормотала я. С ним нельзя иначе, надо сразу в лоб. Тогда будет толк…

— Какая? — насторожился Володька.

— Мне нужно еще раз попасть в Крынычки, — зажмурившись и стараясь на него не смотреть, выдала я.

— Что? — взвился Володька. — Ты обалдела? Зачем?

— Очень надо.

Вовка встал напротив, хмуро посмотрел на меня, выдержал драматическую паузу.

— Если очень надо, я отвезу тебя. Только одолжу у знакомого наручники, — неожиданно серьезно сказал он.

— Зачем наручники? — опешила я.

— Чтобы всякие неугомонные девицы по ночам нигде не шлялись, — процедил парень.

— Но мне именно ночью и нужно!

— Вот ты мне скажи, ты на всю голову больная или пара нервных клеток выжила? Ночью девушки по лесам не ходят без сопровождения мощных накачанных парней с автоматами! А я не из таких парней, подобных приятелей у меня нет, так что ты будешь сидеть ночью дома.

— Но Володька… — я была готова расплакаться. Что за жизнь?

Видимо, неподдельное отчаяние в моем голосе оказало нужное действие, потому что следующий вопрос Володька задал куда мягче.

— Тина, зачем тебе это?

— Ты все равно не поверишь… — с трудом сдерживая слезы, пробормотала я.

— Это как-то связано с твоей деревенской ведьмой?

— Да, — я коротко кивнула.

— И это для тебя важно?

Снова кивнула. Володька вздохнул.

— Хорошо, я отвезу тебя. И приковывать не буду. Подъедем к развалинам на машине, в ней прямо и заночуем. Не хочу лишний раз привлекать к нам внимание деревенских.

— Спасибо! — от полноты чувств я бросилась к Володьке обниматься. Он неожиданно крепко прижал меня к себе, но быстро отпустил, снял с шеи мои руки.

— Да ладно, — на губах снова появилась насмешливая улыбка. — Что, я не понимаю, ведьмой тебе хочется стать настоящей. Не только на словах, но и на деле. Вот и надеешься силу прабабкину на себя перевести.

— Да ни на что я не надеюсь! — возмутилась я.

— Ага, рассказывай, колдунья, рассказывай, а я послушаю, — усмехнулся Вовка.

— Инквизитор, — буркнула я.

— Еретичка! — бросил друг.

— Ты… ты… — я почему-то не находила слов. А Вовка посмеивался, доставая чашки из шкафа.


Засиживаться у Володьки долго не стала, поспешила домой. Замечательно, что мы помирились, я этому искренне радовалась, но меня ждал Василий… После очень сокращенного варианта семейного ужина я скользнула в свою комнату, закрыла дверь и, расставив по кругу свечки, повернула кольцо. Вася… Если раньше я вызывала его, потому что жалела, то теперь, после вчерашней откровенности, мне было любопытно. Ой, сдается мне, что я не обманулась. Его взгляды, то, как он не решался что-то сказать, смущался, делал робкие комплименты… Приятно и очень романтично.


На следующий день я начала осаду дяди Кости. Давно еще заприметила у него очень старое настольное зеркало в деревянной раме. Думаю, это именно искомое зеркало. Я всегда удивлялась тому, что дядя держит его в доме. Тетя Наташа давно хотела от него избавиться, и я ее понимаю. Ведь древнее зеркало выполняло свою функцию плохо, — амальгама была повреждена, отчего в отображаемой картинке отсутствовали значительные куски. Дядя Костя все говорил, что это венецианское зеркало, что в амальгаме есть примесь золота, отчего создается впечатление, что смотрящийся светится внутренним светом. Сетовал, что теперь такое покрытие не делают, и что зеркало от реставрации только проиграет… Помню, я уговаривала его привести зеркало в порядок, тетя Наташа уговаривала его выкинуть, а дядя обещал подумать. Что он решил, я не узнавала, но зеркало не видела очень давно. Теперь от мысли о том, что после реставрации оно больше не то самое колдовское, а самое обычное, меня прошибал холодный пот. А стоило подумать, что зеркало давно выброшено или разбилось, и меня начинало трясти крупной дрожью от ужаса…

Зеркало, к моему огромному облегчению, ретроград дядя Костя решил оставить так, как есть. Да, он запрятал его на антресоли с глаз жены долой, но оно было, хвала всем святым, целым. Отдать его мне дядя согласился довольно легко. Если легким путем считать бутылку Хеннесси… Когда я выпалила 'Хорошо, будет тебе коньяк', он удивился и сказал, что вообще-то пошутил… Но если я буду очень настаивать, коньяк он, так и быть, примет.

Зеркало домой я несла так, словно от него зависела моя жизнь… хотя, почему 'словно'? Она от зеркала действительно зависела. Поставив на стол драгоценную реликвию и присовокупив к ней добытый у мамы подсвечник, я задалась вопросом, а не погадать ли? Ну и что с того, что еще не Святки? Когда я на Святки гадала? Да никогда… А тут возможность хорошая, и настроение есть. И родителей дома нет, в гостях. А вдруг 'сила колдовская', про которую мне Володька все уши вчера прожужжал, проснется?

Сказано — сделано. Мне бы еще научиться между этими двумя действиями думать… Но это, видимо, в следующей жизни. Достала из нижнего ящика стола восковую свечку, установила ее в подсвечнике. Кажется, колдовская сила уже проснулась, потому что подсвечник, против обыкновения, свечу не выронил.

Гадание… боязно как-то… Это я к ним несерьезно отношусь, а раньше отношение было другое… Может, учитывая семейную ведьму, и мне нужно относиться с пиететом? Может, и гадать не стоит?… Но решение принято, а отступать в таких случаях я не люблю. Пошла, налила себе бокальчик красного вина для храбрости…

Так, как там гадать надо? Зажечь свечу сбоку от зеркала… с какого боку? Слева или справа?… А, без разницы, главное, зажечь. Потом, кажется, нужно сесть и глядеть в глубины зеркала в надежде увидеть суженого. Ну, не могу сказать, что так уж старалась разглядеть этого неведомого мужчину, — отвлекалась на бокал. Когда через полчаса и после еще одного бокала я все еще ничего не увидела, зато заметно развеселилась, разглядывая неровные пятна на зеркале, и чуть не сшибла подсвечник, решила попытки увидеть хоть что-нибудь прекратить. Встала задуть свечу и тут случайно глянула в зеркало… Весь хмель как рукой сняло… Ноги подкосились, и я рухнула обратно на стул, как загипнотизированная глядя на изображение.

Зеркало словно подернулось дымкой и отражало оно не мою комнату… Помещение, видимое в нем, казалось маленьким и затхлым. На столе там тоже горела свеча, ее тусклое трепещущее пламя выхватывало из окружающей тьмы небольшой кусок пространства. Грубо сделанный стол, шершавые стены, низкий потолок и человека, сидевшего за столом ко мне спиной. 'Хочу видеть его лицо', - прошептала я. И картинка, словно услышав мое желание, сдвинулась, показывая незнакомца ближе… Василий… Он задумчиво, серьезно смотрел на свою работу, любовался ею. Послушное моей воле изображение снова шевельнулось, показывая листок в его руках. Это был портрет, выполненный углем. Вася добавлял к нему незначительные штрихи. Но в этих штрихах не было необходимости, — и так было ясно, что на портрете изображена я…


До субботы я ходила сама не своя. После такого откровения вызывать Васю я боялась, стеснялась… Было неловко ужасно, потому что свои чувства я не понимала, а давать ложные надежды не хотелось… Он был мне симпатичен, очень. Он мне даже нравился… Но увидеть в его руках свой портрет я была не готова. Василий несколько раз появлялся вечером в тенях, словно прося позвать его. Но я делала вид, что не замечаю.

Стараясь отвлечься от мыслей о 'призраке', я готовилась к поездке в Крынычки. На сей раз фонарик упаковала. Взяла лопату и даже раздобыла незаменимую в хозяйстве вещь — металлоискатель. И, конечно, не подумать о Васе я не могла. Поэтому приготовила и знатную продовольственную передачу. Он же говорил, что домовые и лешие могут в межмирье заходить. А у меня как раз появились знакомые домовые и леший.

Володька обещание сдержал, отвез меня в Крынычки. По дороге туда он заявил, что пойдет со мной на поляну. Я, понятное дело, воспротивилась. Он уступать не собирался, даже грозился повернуть назад в Харьков, если я не позволю ему сопровождать себя. Но эти провокации я сразу раскусила и, напомнив о святости обещаний, все разговоры на тему поляны и ведьм свернула, как смогла. Володька заставил меня поклясться, что я мобилку из рук выпускать не буду и, если мне вдруг что-нибудь привидится, сразу ему позвоню. Ну, на эту уступку мне пришлось пойти. Вовка вцепился в руль и изредка бросал на меня обеспокоенные взгляды. Надо же, как переживает… Приятно. В этом он очень похож на Витальку, тот меня так же опекает и так же называет Каштанкой.

Как и собирались, подъехали максимально близко к развалинам избушки. Когда стало темнеть, я оставила хмурого и справедливо недовольного друга в машине и ушла на полянку. Там меня уже ждал Емельян. Продуктам, которые я хотела передать Василию, домовой не удивился.

Ждать пришлось долго, очень долго. Точнее пять часов. Почему я так точно знаю? Да потому что аккурат раз в полчаса звонил Вовка и спрашивал, жива я еще или нет! Такая вот колдовская ночь… Но я постаралась насладиться и ею. В холодном небе появились звезды, взошла луна… Мы с Емельяном сидели на краю поляны и разговаривали. Он рассказывал мне о прапрабабушке, о разных случаях из ее жизни, о ее детях, о ее муже… О доме, о так называемом сердце дома — точке, в которой положительной энергии больше всего. О том, как ее находить, что там нужно делать спальню. Тогда отношения между супругами всегда будут полны любви. Семья будет счастливой. Представив план своей квартиры, план квартиры дяди Кости, я поняла, что спальни в обоих случаях были как раз в сердцах домов. Случайность? Почему-то не думаю. Домовой говорил и о плохих местах, которые могут появиться в доме, и о том, как убирать плохую энергию. Я такими вещами раньше не увлекалась, но было интересно, конечно. С удивлением узнавала, что прежде многое делала интуитивно правильно.

После очередного Володькиного звонка в два часа ночи я решила, что ничего и не произойдет, и собралась уходить. Меня остановил даже не домовой, а странный оптический эффект. Лунный свет серебрил полянку, окутывая невыгоревшие бревна и высокую траву прозрачным мерцающим покрывалом. Везде, кроме одного места. Идеально ровный небольшой прямоугольник вызывающе чернел аккуратной заплаткой рядом с разрушенной печью. Я подошла к нему и, повинуясь непонятному порыву, погладила землю ладонью. Земля была теплой и мягкой, пушистой, нежной, как пуховая перина. Захотелось опустить руку в эту землю, ощутить ее. Я, прикрыв глаза, так и сделала. В ладонь легко скользнуло что-то плотное, гладкое. Я с удивлением вытащила на поверхность небольшую книжку в кожаном переплете с медными застежками и принялась ее рассматривать. Рядом всхлипнул Емельян, утирая слезы платочком:

— Я же говорил, настоящая ведьма! Сердце дома тебе тайну доверило! А они в тебе сомневались…

В лунном свете книга казалась серой и, почему-то, живой… Пытаться читать что-либо ночью я не стала, но без пререканий осталась со стареньким домовым на поляне до самого рассвета. Больше ничего интересного не произошло, хоть я и надеялась.

Утром, успокоив нервного Володьку, которому о ночных приключениях ничего не сказала, приступила к детальному изучению местности с помощью металлоискателя. Пищал он трижды. В первый раз Володька выкопал ложку, во второй — какую-то цепочку. А в третий раз нам неимоверно повезло! Нашелся котел! Я готова была прыгать от восторга!

— Ах, так мы за колдовским котлом сюда ездили! — не сдержал саркастичного замечания друг, наблюдая, как я вытряхиваю землю из посудины. — Котлов в любом туристическом магазине полно… Да и где ты в нем готовить будешь? Подумала? Представь, выйдешь во двор, разожжешь костер…

Но я его не слушала. Это же какое счастье, — до конца отведенного срока еще семнадцать дней, а все, что упоминал Вася, я уже нашла!


Тем же вечером вызвала 'призрака', похвастаться. Конечно, Вася обрадовался, но засомневался, что все будет так просто. Его сомнение не были беспочвенны… Книжка, каждая страница которой была исписана ровным аккуратным и очень мелким почерком, конечно же, оглавления не имела. Все свободное время я проводила за чтением. Эх, почитать бы спокойно, без спешки. Не всему могла уделить должное внимание, поэтому в памяти задерживалось немногое. Но даже так, прочитывая многие страницы по диагонали, узнала массу интересного. О том, как защититься от неприятностей, которые человек делает по злобе или не нарочно, навлекая беды своей завистью. Как сделать амулет на удачу, как привлечь хорошего клиента, как выбирать продукты. Оказалось, что если покупаешь что-то на базаре, то в первую очередь нужно выбирать продавца и никогда ничего не покупать у людей, которые не вызывают симпатии. Я всю жизнь так и делала.

Было в книге много интересного о мифических сущностях. Например, домовые — настоящие магниты позитивной энергетики. В тех местах, где живут домовые, сердца домов светятся ярче, люди счастливее. В современных многоквартирных условиях достаточно одного домового на дом, чтобы обеспечить приток положительной энергии. Домовые любят жить недалеко друг от друга. Из-за этой их привычки формируются благополучные районы в городах. В таких местах и преступность ниже, и жизнь вообще приятней. Домовые не любят путешествовать, но могут преодолевать большие расстояния, если хозяин в другом городе попал в беду. Для этого им совершенно не обязательно пользоваться транспортом. Они умеют перемещаться из своего дома в дом к другому домовому, ориентируясь на сердца домов. И так до тех пор, пока не окажутся в нужном месте.

Лешие тоже не так просты, как казалось. Мало того, что они при достаточной энергетической подпитке, читай 'вере в них', защищают леса от пожаров и вырубания, так еще и следят за экосистемой. А это задачка трудная. Человек со своими умными мыслями то кроликов в Австралию завезет, то бобров куда-нибудь переселит… Еще лешие могут изменять свой облик до неузнаваемости, чтобы вывести человека из лесу или наоборот запутать его еще больше.

Кикиморы, которых я раньше считала просто злыми болотными духами, оказались родственницами русалок. Приворот болотных жительниц или, как он назывался в книжке, 'приворожение', был чуть ли не такой же сильный, как у их романтизированных кузин. Русалочий голос, песни, взгляды оказывали гипнотическое воздействие на мужчин. Причем такой приворот действовал годами, если русалка или кикимора его не снимала. И нужно все это было не для того, чтобы поймать, утопить или защекотать до смерти. Нет, такими средствами русалки защищали свои водоемы от возведения плотин, мельниц.

Если вдуматься, то существование всех фольклорных существ было оправдано и гармонично. Даже экологически обосновано. Они поддерживали баланс сил природы и человека с его неуемной жаждой деятельности. Но в последние годы домовым, лешим и прочим жилось несладко. Не хватало энергетической подпитки — веры. Что в наш урбанистический век не удивительно.

Книга, которой даже в шутку не хотелось давать какое-нибудь звучное название типа 'Книга таинств', мне очень нравилась. Если бы у меня было время, я бы зачитывалась ею, проштудировала от корки до корки… Позже так и сделаю, но сейчас мне нужна была только информация о межмирье и о том, как оттуда вытащить Васю и не попасть туда самой. Мне понадобилась почти неделя, — неделя! — чтобы найти необходимые страницы.


Несмотря на цейтнот, я много общалась с 'призраком'. Мне было очень комфортно в его обществе. Мы подолгу разговаривали. Правда, пришлось для конспирации сделать огромный круг из свечей, расставляя подсвечники так, чтобы возникающая в результате окружность не бросалась в глаза. Потому что любопытная мама стала спрашивать, почему я меньше времени провожу с родными и сбегаю в свою комнату при первой возможности. Не люблю врать, а уж врать родителям особенно, но тут пришлось. В психбольницу ведь не хочется.

Рассказала об увлекательнейшей компьютерной онлайн игре, где у меня персонаж-эльфийка, пока только пятого уровня. Но все впереди, потому что игра очень интересная. В том мире у меня много разных знакомых, с которыми общаюсь по скайпу, пока мы вместе убиваем монстров. Пришлось пролистать бестиарий какой-то ролевой игры и следить за тем, чтобы в беседах периодически мелькали катаны, восставшие скелеты, заговоренные стрелы и прочие радости фэнтезийного мира. Что поделаешь, хорошо продуманная легенда и удачно отыгранная роль — залог успеха. Мне поверили.

— А среди новых знакомых нет харьковчан? — невинно поинтересовалась мама, давно мечтающая стать тещей.

— Есть парочка, но они девочки. И младше меня, — не моргнув глазом, соврала я.

Мама заметно приуныла. Даже стало стыдно оттого, что вновь обманула ее ожидания.


Отношения с Васей меня удивляли, озадачивали. Они становились все более романтичными. Я уже с трудом представляла себе вечер без него, а днем часто, слишком часто думала о веселом, интересном и обаятельном 'призраке'. Даже странно, не представляла, что могу так увлечься. Тем более человеком, о котором я практически ничего не знаю.

Он говорил комплименты, интересовался моей жизнью. Скучал по мне днем так же, как я по нему. Если не сильнее. Нет, он не говорил об этом, нет… Я просто иногда видела его силуэт в сумраке своего кабинета, на улице в тени дома. Тогда желание быть рядом с ним вспыхивало с новой силой. Я чувствовала его присутствие, тепло и даже нежность по отношению ко мне. Это было очень романтично и в такой же степени неожиданно.

Не знаю, сколько времени я отмахивалась бы от своих чувств к Васе, но недремлющее подсознание стало показывать мне такие нескромные сны, что закрывать глаза на очевидный факт стало невозможно. Я должна была признать, что потихонечку влюбляюсь в 'призрака'.

Раньше моей задачей было вытащить заклявшего меня человека, собственно, ради спасения себя. И тогда мне было все равно, что он будет делать после. Но новое чувство поменяло все. Теперь же я должна была вытащить любимого и все чаще задавалась вопросом, как он будет устраиваться в моем современном мире.

В среду вечером я решилась на разговор.

— Вась, — робко спросила я. — У тебя какие-нибудь родственники есть?

Он покачал головой:

— Нет, а почему ты спрашиваешь?

— Тебе нужны будут документы об образовании, свидетельства. Хотя бы о рождении, — объяснила я.

— Тина, не переживай об этом, я думаю, все устроится, — он улыбнулся. Чарующая улыбка… Даже хорошо, что между нами барьер. Если бы можно было поцеловать Васю или хотя бы коснуться его… Думаю, тогда мозги совсем бы отшибло. А так приходится соображать.


В пятницу вечером, наконец, нашла нужные страницы. Я, как всегда, слушала негромкую музыку и изображала активную игровую деятельность. Вася сидел напротив, чуть покачивая головой в такт мелодии. Пробежала глазами список… Мда, чудесно, не удержавшись, скептически покачала головой.

— Ты что-то нашла? — оживился 'призрак'.

— Нашла, — ответила я, пожимая плечами. — Где я буду все это доставать?

Сказать, что книга не обрадовала, — ничего не сказать. Список ингредиентов был на страницу.

— Ты только послушай: 'Лапка черной курицы, перо из крыла совы, перо из хвоста ястреба, полынь, черемша, сырой бычий глаз'.

— Я ожидал чего-то подобного, — Вася не казался удивленным.

— А я этого опасалась, — прокомментировала я, читая список дальше. Последняя фраза меня очень позабавила. — Ты послушай, тут написано: 'большая редкость'.

Парень вопросительно изогнул брови.

— Десять обжаренных кофейных зерен! — провозгласила я.

Смеялись мы долго.

Так началась охота за составляющими зелья. За простыми ингредиентами типа когтей кролика и хвостового плавника сома бегала по базарам. За перьями разнообразных, ныне почти экзотических птиц, поспешила в зоопарк. Там я вдохновенно вешала на уши уборщице какую-то лапшу. Она сомневалась. Но убедила ее, конечно же, взятка в виде вполне скромной суммы и бутылки водки. Некоторые вещи было нереально найти в городе, за ними ездила по ближайшим деревням… Чтобы приманить удачу, я почти не снимала амулет, который вместе с зеркалом отдал мне дядя Костя. Он говорил, что это один из оберегов, который дала Тикуса Владимировна своим сыновьям. Помню, когда дядя вручил мне маленькую коробочку, я рассчитывала увидеть что-нибудь экстравагантное. Как сейчас продают 'амулеты' индейцев — на кожаных ремешках кусочки кости, украшенные перышками. Ведьминский амулет оказался скромным и даже красивым. Плоский металлический кружок на цепочке. Диаметром сантиметра четыре. В центре золотистой бляшки был небольшой округлый кусочек янтаря, а радиально расходившиеся от него змейками лучи навевали мысли о солнце. Может быть, поэтому вещь казалась теплой…


Время поджимало, но возможность заточения в межмирье меня не пугала. Об этом как-то и думать забыла. Мне не терпелось вытащить Васю оттуда поскорей. Барьер между нами последнее время очень раздражал.

Бьющую через край энергию я преобразовывала в деятельность. Тем более что не думать о том, где, как и на какие средства будет жить вытащенный из межмирья Вася, я не могла. Нужно было создать для него хоть какие-то нормальные условия. После ритуала он мог бы пожить у меня пару дней, я собиралась выдать парня за знакомого по игре. А потом надо съезжать, не могла же я посадить Васю на голову родителям. Квартиру еще подыскивать не начала, но думала над проблемой и проглядывала объявления о сдаче. Понимаю, Васе необходимо будет некоторое время, чтобы привыкнуть. А потом нужно будет искать ему работу. Потому что одной мне двоих тянуть будет трудно. О какой работе может идти речь, если у него не только бумаг об образовании нет, но и даже свидетельства о рождении? Именно, ни о какой. Даже грузчиком не возьмут.

Так что я бегала по ЗАГСам и налоговым, спрашивала, как можно восстановить, якобы, сгоревшие документы. Какие для этого нужны справки, сколько все это будет стоить. Смешно, но только когда хмурая тетка в ЗАГСе спросила у меня полное имя погорельца, сообразила, что даже этого о Васе не знаю. Мда, верно говорят, любовь оглупляет.

В тот же вечер, вызвав 'призрака', приступила к заполнению анкеты, которую мне дали в ЗАГСе.

— Твое полное имя-отчество, — требовательно посмотрев на парня, спросила я.

— Тебе зачем? — насторожился он.

— Бумажки для тебя заказывать будем, — объяснила я, показывая ему формуляр. — Нужно будет месяца два ждать, но если дать кому надо сколько надо на лапу, то можно и за месячишко справиться.

— Я очень ценю твою заботу, — улыбнулся он, коснувшись одной рукой барьера, а другой словно хотел погладить меня по щеке, но с разочарованием убрал руку, в глазах появилась горечь, он закусил губу. Если бы он знал, как мне жаль, что его движение так и осталось незавершенным… Как мне жаль, что он не может дотронуться до меня, а я до него… я подошла к ненавистной преграде, приложила к ней руку рядом с его ладонью.

— Я хочу, чтобы ты смог нормально жить в этом мире, — прошептала я.

— Мне все равно, в каком мире. Лишь бы с тобой, — сказал он, глядя в глаза, нежными, ласкающими движениями повторяя контуры моей шеи, плеча… О, как хотелось бы, чтобы это были настоящие касания… Ощутить его тепло, жар поцелуев… Когда же, наконец, не нужно будет сдерживаться?

Вслух планы не строили, но как-то предполагалось, что после его освобождения мы будем вместе.


Мелькали дни, оставшиеся до конца отведенного срока. Напряжение нарастало. Я все больше нервничала. Не знаю, что бы делала без Васиной поддержки. Все-таки он замечательный. Добрый и очень хороший. Да, ему не терпелось выбраться из межмирья, но он старался не показывать это. А уж как я хотела вытащить его оттуда… Для обозначения силы этого желания я даже не находила слов. Но у меня были еще не все ингредиенты.

— Тиночка, почему ты мне не рассказываешь, кто он? — спросила как-то за ужином мама.

Я удивилась и, вскинув брови, ожидала продолжения.

— Ну, не нужно притворяться, что ничего не понимаешь, — улыбнулась мама. — Я же вижу, что ты изменилась. Мне вот кажется, что ты влюбилась. И хочу знать, в кого.

— Да ни в кого я не влюблялась, — рассмеялась я, отмахнувшись. — Это ты тещей стать мечтаешь, вот и придумываешь мне возлюбленного.

— С тобой о зяте не помечтаешь, — притворно обиделась мама. — Но что-то определенно происходит. И, — она погрозила мне пальцем, — рано или поздно я докопаюсь до сути.

— Конечно, Шерлок, конечно, — уверила ее я.

Хоть мама и была права на все сто процентов, про Васю пока рассказывать не хотелось.

Не думала, что моя влюбленность так заметна окружающим. С другой стороны, было бы странно, если бы не была. Я действительно изменилась. Это проявлялось и на работе, и дома. А мое общение с Васей чего стоило. Я не была синим чулком и забитой, болезненно застенчивой девушкой. Нет, я наравне с Виталькой и Володькой был ядром, центром нашей компании. От недостатка внимания не страдала, временами страдала от его переизбытка. И в институте за мной ухаживали, набивались в кавалеры. Один сокурсник, Олежка, даже был полгода больше чем просто сокурсником. Но все эти парни были, как бы сказать, 'типичное не то'. Они не западали в душу и рассматривались мной только как приключение. А Вася… Он был другим. Меня словно что-то подталкивало доверять ему, открываться. Мы понимали друг друга с полуслова, полувзгляда. Так у меня было только с семьей. Это было необъяснимо с точки зрения логики, а потому очень неожиданно. Потрясающее чувство, загадочное явление, которое я не понимала. Наверное, это и есть любовь.

А еще очень радовало, что я могла не сомневаться в чувствах возлюбленного. Ведь Вася… он любил меня. Об этом говорили не только слова и взгляды, но и портрет, который я видела в его руках.

Моя жизнь теперь состояла из работы и Васи. Сама себе удивлялась. Я ждала вечера, встречи с ним, хотела скорее услышать его голос, мечтала прикоснуться к нему, поцеловать манящие губы… Влюбилась, прямо как девчонка.


Тридцатый день. Уже завтра все будет по-другому. Уже завтра птичница привезет мне целого индюка, и я получу последний ингредиент, — свежее индюшиное сердце. Ну, и мне будет что приготовить.

Привычный колдовской круг из свечей, привычный постылый серый мир за его границами. Вася… Любимый… Мы стояли друг напротив друга у барьера. Ах, скорей бы эта преграда исчезла… Вася… Мое воображение уже давно не останавливалось на объятьях и поцелуях. Оно зашло гораздо дальше. А по глазам 'призрака' я видела, что его воображение тоже не бездействует и что оно, по крайней мере, так же нескромно, как и мое. Нас словно магнитом притягивало друг к другу. И если раньше я могла спокойно сидеть за столом в центре круга, то теперь даже это расстояние казалось огромным. Кто бы мог подумать, что неприязнь и злоба, с которых мы начали общение, перерастут в любовь за такой короткий срок.

— Уже завтра вечером все будет иначе, — улыбнулась я.

— Знаю, — кивнул он. И впервые за месяц сказал: — Скорей бы.

— Я тебя так понимаю…

— Тина, мы уже об этом говорили, — начал парень. — Сразу после твоей части ритуала мне нужно будет уйти.

— Я знаю.

— Ритуал нужно завершить. Я должен побывать в стольких местах за короткий срок.

Да, мы говорили об этом. Я бы предпочла, чтобы после освобождения, Вася остался со мной, но ему нужно было уйти. На расстоянии двух поприщ четко на восток, север, юг и запад, он должен был сжечь по кусочку своей одежды, чтобы межмирье его отпустило. Я еще несколько дней назад рассчитала эти точки, нашла их адреса.

— Знаю. Я закажу такси к этому времени, чтобы ты не потерял ни минуты.

— Спасибо, Тина, ты не представляешь, как я ценю то, что ты делаешь для меня.

— Пустяки, — смущенно улыбнулась я.

— Хорошо бы все поскорей закончилось…

— Потерпи, недолго осталось. Понимаю, межмирье — ужасное место, но…

— Тина, — перебил Вася. — Не в межмирье дело… а…

Он немного смутился, словно не находил слов.

— А в чем? — подбодрила я.

Он поднял голову, заглянул мне в глаза:

— Я не могу больше молчать, должен сказать… Дороже тебя у меня никого нет.

— Вась, — начала было я, но он остановил меня.

— Не перебивай, прошу, — в его голосе звучали тоска и обреченность. — Я понимаю, что ты вынуждена возиться со мной. Я принудил тебя заклятием. Пойму, если после завтрашнего вечера не захочешь меня видеть. Уйду навсегда. Просто хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя.

— Васенька, — улыбнулась я. — Спасибо, конечно, за понимание. Но в этих жертвах нет нужды.

Он недоверчиво нахмурился, в глазах блеснула надежда.

— И я тебя полюбила, — призналась я.

Он коротко выдохнул, на губы скользнула радостная улыбка.

— Правда?

Я кивнула. Он весело рассмеялся.

— Какое счастье! — в его глазах было столько тепла, неподдельной радости. Я сама улыбалась, как ненормальная, а по щекам бежали слезы. Вот что любовь делает. Прежде я ни разу не плакала от счастья.


Тридцать первый день. Я закончила со сбором ингредиентов. Раздобыла все перья, все травки. Больше всего я боялась, что придется уезжать куда-то со всем этим добром, потому что готовить зелье на глазах у родителей не собиралась. А котел, набитый всеми нужными вещами был просто неподъемный. И я не знала, как дождевая вода, в изобилии лившаяся с небес, будет действовать на зелье. Но повезло, родители уехали к Витальке, вернуться должны были только через день. Значит, не нужно тащиться со всем необходимым в лес. И можно спокойно установить котел на газовой плите. Вот такая я современная ведьма.

Это был мой первый опыт в приготовлении зелий. И, нужно сказать честно, удачный. Постоянно сверяясь с книгой, я, глядя в зеркало, а не в руки, резала ингредиенты, нагревала в пламени свечи нож. Это было сложно, боялась порезаться, обжечься. Но справилась и очень гордилась собой. Потом вливала в булькающую в котле неаппетитную жижу разные растворы, вбрасывала в определенном порядке нарезанные составляющие. Размешивала определенное количество раз то по, то против часовой стрелки. Старалась не думать о том, как потом отмывать котел и мамину любимую поварешку. Возилась часа три, не меньше. Когда, наконец, закончила, было без четверти полночь. Символично, но в моей жизни что-то прибавилось мистики и символизма в последнее время.

Расставила свечи, на сей раз настоящие восковые, обрадовавшись тому, что заранее купила достаточно. Словно чувствовала. Как только я зажгла последнюю свечу, передо мной появился Василий. Красивый, сказочный, любимый… От радостного ожидания завершения его заключения у меня щемило сердце. Сегодня он был нетерпелив, словно все нетерпение, которое он скрывал этот месяц, теперь проявилось в полной мере. Я улыбнулась любимому, он подмигнул в ответ и многозначительно покосился на котел. Зачерпнув поварешкой зелья из стоящего у моих ног котла, я тонкой струйкой нарисовала еще один круг совсем рядом со свечами. Все-таки я большой молодец, — догадалась постелить под свечки полиэтилен и укрепить его так, чтобы жидкость не пачкала пол. Отмывать от бурого тягучего зелья еще и кафельный пол мне как-то не хотелось.

Начертила три круга. Один против часовой стрелки, два по, повторяя про себя магическую формулу. Встала в центр круга. Книга предписывала определенную позу. Странно, но это была очень закрытая поза. Полагалось закрыть глаза, опустить голову на грудь, положить руки крест-накрест на плечи, а ладони сжать в кулаки. Да хоть что угодно, лишь бы помогло. Когда я прочитала заклинание в третий раз, почувствовала, как барьер рухнул. Меня на мгновение обдало холодом межмирья, а близко, над самым ухом, раздался голос Васи.

— Спасибо, — прошептал парень.

Я подняла голову, встретилась взглядом с ним. Вася стоял рядом со мной, весело улыбался. Я тоже улыбнулась. Вначале робко, не до конца поверила, что заклятие сработало, но он привлек меня к себе, крепко обнял. Счастье, оно так близко.

— Милая, я не могу остаться надолго, — словно извиняясь, прошептал он.

— Я знаю, — выдохнула я, с трудом выпуская любимого из объятий. — Знаю.

Метнулась из круга почему-то погасших свечей в коридор, потянула Васю за собой.

— Вот, — я сунула ему в руки мобильный телефон и стопку Виталькиных вещей. Куртку, рубашку, брюки, нормальную обувь. Я давно приметила, что у них с братом очень похожие фигуры. — Это теперь твоя мобилка. Мои номера, и домашний, и мобильный, занесены в записную книгу. Вот вещи, переодевайся.

Я отвела его в мою комнату, Вася стал стягивать через голову рубаху, обнажая спину и живот. Я отчего-то смутилась, вспыхнула и отвернулась.

— Надеюсь, подойдут. Нельзя тебе в таком виде по городу ходить, — говорила, лишь бы не молчать. — Вот листок с адресами. Машину заказала. Должна быть с минуты на…

Договорить я не успела, меня перебила трель телефона на кухне.

— Машина ожидает, выходите, — сказал усталый женский голос.

— Спасибо, — ответила я гудкам. Диспетчер не стала дожидаться моей реплики.

— Вась, — положив трубку, я выглянула в коридор. Парень как раз выходил из моей комнаты. В современных вещах он выглядит совершенно иначе. Он и так был красивым, а теперь… В пору залюбоваться. Как говорится: 'наряди пень, проглядишь день'. Высокий, стройный, уверенный в себе. Да, одежда не самая дорогая, но она удивительно ему шла. Я ободряюще улыбнулась, заглянула ему в глаза. — Вот деньги. Их хватит на такси с лихвой. Пожалуйста, звони мне.

— Конечно, — он кивнул. — Разумеется.

— И будь осторожен, пожалуйста.

Вася снова обнял меня:

— Само собой. Жди, я скоро вернусь.

Он вышел из квартиры, я тихо прикрыла за ним дверь. Подбежала к окну, увидела, как он садится в машину.


Первые полчаса я еще худо-бедно держала себя в руках. Убрала свечи, полиэтилен, запрятала книгу и зеркало. Я была вполне спокойна. Это ничего, что я каждые полторы минуты хваталась за телефон. Проверяла время и не пропустила ли звонок. Мало ли, у меня же и вода шумела. Но звонка не было. Через час я не вытерпела и позвонила Васе. 'Абонент вне зоны действия сети', - сообщил автомат. Я выдержала паузу в десять минут, сделав над собой титаническое усилие. Ответ был таким же. И через пять минут, и через следующие пять минут. А потом телефон выключился, наверное. Потому что ни один из трех десятков последующих звонков не прошел.

Что делать в такой ситуации, не представляла. Позвонила диспетчеру такси, спросила, не случилось ли чего с машиной. Все было в порядке. Девушка-диспетчер была очень мила и даже связала меня с нужным водителем. Да, он высадил парня, да, по адресу первой точки. Нет, парень расплатился и сказал не ждать. Я поблагодарила таксиста за информацию, не верить ему у меня не было причин… Что делать дальше? Звонить в милицию? Самой ехать хотя бы по первому адресу? Что? Все эти идеи казались мне невозможно глупыми. Вдруг Вася вернется сюда, а меня не будет? Так что я старалась держать себя в руках и ждать.

Всю ночь драила котел, отмывала поварешку, перечистила все серебро в доме, помыла окна. И это в три часа ночи… В общем, пыталась перенаправить нервозность в конструктивное русло. Получалось плохо. Я все время ударялась в слезы. Раз сто перечитала рецепт. Вдруг это я что-то напутала и этим невольно вызвала сбой? Но нет, я совершенно правильно все сделала!

К утру я просто билась в истерике. Наглотавшись валерьянки и хлебнув коньяка, долго плакала. На работу в тот день я не пошла…


Я потеряла любимого человека… Кто-то может сказать, что невелика беда потерять какую-то странную призрачную сущность. Для меня Вася был совершенно реальным, а несколько минут даже спасенным! И чувства, что мои, что его, тоже были настоящими! А я его потеряла… Не знаю, зашвырнуло ли его куда-нибудь магией или убило. Ужасное предположение, о котором не могла не думать. Ведь Вася, если бы был жив, нашел бы способ сообщить о себе за две недели!

Я просматривала книжку в попытке найти ответ на самый важный вопрос. Не нашла. Пока ковырялась в книге, наткнулась на один рецепт. Можно было попробовать вызвать Васю, в каком бы мире он ни был, в круг из свечей. Но это заклинание требовало не только хотя бы мысленный портрет, но и полное имя вызываемого. И я в который раз удивилась своей неосведомленности. Это на меня совсем не похоже! Я очень дотошная девица и не люблю белых пятен. Но с Васей… Все было похоже на наваждение. Я же несколько раз начинала разговор на эти темы, а он всегда уводил его в другое русло… Почему я шла на поводу у него? Почему для меня важнее была романтика, а не извечная моя прагматичность?

А теперь по своей же вине я не могла даже узнать, что случилось с любимым. Какая же я идиотка! А еще советы даю другим людям. Парадокс… Хотя, в эти недели я не вела прием. Мне было хуже, чем пациентам. И мне, как и им, нужно было выговориться. В таких ситуациях хорошо бы обратиться к лучшей подруге. Но лучшей подругой судьба меня не одарила. Вместо нее у меня был лучший друг, — Володька. Мы были с ним так давно знакомы, что он в какой-то момент стал приравниваться мной к члену семьи. Конечно, с таким собеседником можно обсуждать далеко не все, но он был единственным, кто знал о моем интересе к семейной ведьме и поездках в Крынычки. Позвонив ему, я узнала, что на меня у друга нет времени. Вообще, ни минутки. И вряд ли в ближайшее время появится, но он позвонит как-нибудь. Ему очень жаль, но он очень занят. Я понимаю, что меня отшили, причем не очень-то вежливо. Но расстроило меня то, что у Володьки был бесконечно счастливый голос. На таком фоне мои проблемы показались мне еще серьезней и трагичней, чем были раньше. И ты, Вовка… Оставил меня вариться в собственном соку. Депрессия, накатившая после этого разговора, была беспощадна. Серая, бесцветная, тяжелая, удушающая и пустая… Наверное, такое оно, межмирье.


Родители, безуспешно пытавшиеся все это время понять, в чем же дело, что происходит с их дочерью, сдались и отправили меня к Витальке. Аня окружила меня заботой, а Машка не давала и на секунду погрузиться в свои мысли. Брат, выбравшийся из полона дежурств, даже провел со мной беседу по душам.

— Тина, — непривычно серьезно начал он, уведя меня в пустующую пока вторую детскую. — Что с тобой происходит?

— Ничего особенного, Виталик, ничего особенного, — вздохнула я. — Просто мне плохо. Так иногда бывает.

— Ты прекрасно знаешь, что в 'просто плохо' я не поверю, — сурово сказал брат. — Не может быть без причины плохо. Проблемы на работе?

Я отрицательно покачала головой.

— Я так и думал. Из-за таких мелочей ты бы не молчала, — кивком подтверждая свои соображения, сказал брат. — Тогда пойдем дальше. Зачем ты ездила в Крынычки?

— Тебе Володька рассказал? — спросила я. Каких бы то ни было эмоций по поводу рассекречивания другом информации не испытала. Я ведь не просила его держать все в тайне. Но на разговор с Виталькой он время нашел, а меня отбрил. Зараза, а еще друг…

— Да. Так зачем?

— Там жила наша дальняя родственница, — я пожала плечами. — Зачем я туда ездила… не знаю, захотелось.

— Допустим. Подозрительных личностей ты там не встречала?

Я помотала головой.

— Ладно, партизанка. Дальше. Странные письма, e-mail?

— Нет.

— ОК, — словно подводя черту, сказал Виталька. — Мы выяснили, что не профессиональные проблемы и не социальные. По дифф. диагнозу следующие — любовные неурядицы.

У меня почему-то екнуло сердце. Хотя почему? О Васе я никому не рассказывала, так что и вопросов на этот счет быть не может.

— Ты что, расстроилась из-за девушки Володьки?

Я нахмурилась.

— У него девушка появилась? — вот уж не думала, что первой реакцией на такую новость будет раздражение. Это на моей памяти первая особа, которая именуется девушкой Володьки. Нет, у Вовки и раньше появлялись мимолетные бабочки-однодневки, он же нормальный взрослый мужчина. Так что ничего удивительного. Но тут вспомнилось, каким он казался счастливым по телефону. Неприятно защипало глаза. Вот только слез мне сейчас не хватает.

— А ты не знала? — немного удивился брат. — Хорошая девушка. Красивая. Тебе, конечно, в подметки не годится, — капнул бальзамом на мое самолюбие Виталик. — Но Володька, кажется, увлекся серьезно.

— Ясно, — лаконично ответила я.

— То есть все переживания не из-за этой крали, — констатировал Виталька. — Тогда, может, у тебя кто-то появился?

Я тяжело вздохнула:

— В том-то и дело, что нет…

— Так в чем проблема? — искренне удивился Виталик. — Дай маме добро на поиск тебе мужа. Уже назавтра у тебя будет по три свидания в день!

При этом на лице у него отразилось такое неподдельное непонимание, что я улыбнулась.

— Ты прекрасно знаешь, что ей нельзя ничего такого разрешать. Ее ж потом не остановишь!

Брат кивнул:

— Это да. Но боюсь, что если ты будешь хандрить еще хоть пару дней, то своим состоянием дашь ей разрешение. Так что давай, улыбайся и изображай.

Я покорно улыбнулась.

— Вот и умница, — одобрил Виталька и серьезно добавил. — И еще одно. Каштанка, еще раз увижу, что ты в брюнетку перекрасилась, — побрею наголо.

— Я не красилась, — возмутилась я.

— Ну да, юная вампирша, я уже поверил. В общем, ты поняла.

Да, куда уж понятней.


Первый раз за много дней заглянула в зеркало. Нет, я себя не запускала, даже красилась. А это без помощи зеркала невозможно. Но смотреть смотрела, вот только себя словно не видела. Мда, теперь мне претензии Витальки понятны. Иссиня черные волосы вместо каштановых, чуть рыжеватых локонов, — это серьезные перемены в имидже. Присмотревшись внимательней, заметила, что не только волосы изменили цвет, но глаза из зеленых стали почти черными. Это что же получается, что я от переживаний потемнела? Говорят же 'ходил черный от горя'. Не думала, что у ведьм это так буквально. Тогда получается, что все изображения ведьм можно разделить на две большие группы. Черноволосые ведьмы — колдуньи в депрессии. А если волосы рыжие или светлые, то у ведьмы все хорошо. Ну, как-то так.

Но как бы то ни было, нужно брать себя в руки. И срочно. Черный цвет мне не идет совершенно.

Сказать оказалось, как всегда, проще, чем сделать. На восстановление моральных сил были затрачены выходные. Но в обществе всего семейства, собравшегося у Витальки 'просто на шашлыки', регенерация прошла быстро. Уже в понедельник я пошла на работу. Вдохновлять и подбадривать других.


Прошло еще две недели. Они были очень спокойными. Если бы не восковые свечки в нижнем ящике стола и запрятанная в металлической коробке на шкафу древняя книга, я бы решила, что все пережитое — сон. Воспоминания о Васе постепенно меркли. Я не знала, где он, не знала, как узнать о нем, как помочь. И постепенно начинала сомневаться если не в том, был ли он, то в том, любила ли я его.


Сидела в своем кабинете и слушала сбивчивый рассказ пациентки. Когда-то я мечтала, чтобы люди приходили ко мне поделиться радостью. Сузанна делилась.

— Та я не думала, шо с этого шо-то путное выйдет, — хлопая жвачкой, вещала клиентка. — Так, тусовались в любимом клабе, а тут заходит, — она с придыханием прижала руку к груди. — Он.

Хорошо, что ей не видно мое лицо. Про ее нового ухажера я слышала уже не раз. Но про то, как они познакомились, она рассказывала впервые. Это произошло месяц назад, и их отношения стремительно развивались. Клиентка просто летала от счастья. В любом другом случае я бы порадовалась за девушку. Но это была Сузанна… За нее радоваться у меня не получалось.

— Я сначала на него внимания не обращала, нафиг? Одет бедновато, как фейсконтрол прошел? Джинсы какие-то, куртячок и рубашка. Чуть ли не бомж. Да еще вроде, не клевый, — она снова щелкнула пузырем резинки. — Но потом он танцевал рядом со мной. Секси, а как двигался, ммм. Я все представляла, как я с ним, — она притворно смутилась. Уж кто-кто, а я знала, что она не смущается говорить о сексе. — Ну, Вы понимаете… Он словно услышал мысли. Повернулся ко мне и так посмотрел… Потом танцевал уже со мной. Потом мы к бару пошли, космополитан пили, мартини, трепались…

Я старалась не вслушиваться. Ее новый, которого она называла только ОН, видимо, подражая сериалу, был утонченным, мужественным, щедрым и 'а каков в постели'. И все это в пересказе Сузанны… Какое испытание для моей психики. И ведь не прервешь же…

Эта костлявая блондинка с увеличенной грудью, исправленным носом и подбородком меня сегодня очень раздражала. Она мне вообще была, мягко скажем, несимпатична. Но клиентов не выбирают. Ее папочка, очень влиятельный человек, в одинаковой степени хорошо обеспеченный как деньгами, так и властью, готов был все сделать, лишь бы деточка была счастлива. А пустоголовая деточка становилась счастливой, только если ее окружали такие же богатенькие детки, как она. При этом все они напивались до потери сознания, кололись, а потом лечились, пардон, консультировались у психотерапевта… Парни этой безмозглой двадцатидвухлетней дуры были ей под стать. Тупые, ограниченные мажоры. А этот, судя по рассказу, был явно не из ее круга. Слишком интеллигентен, благороден, начитан, красив, хорош, великолепен, сексуален… и прочие 'розовые' эпитеты, почерпнутые наверняка из третьесортного дамского романа! Хотя, это же Сьюззи, значит, из любовного сериала, читать она ведь не умеет. Я бы переносила этот поток легче, если бы парня звали иначе. Но в середине рассказа выяснилось, что молодого человека звали Василий.

Имя причинило почти физическую боль. И я в который раз порадовалась тому, что клиентка не может видеть мое лицо. Как я выдержала этот час, не знаю.


Бесконечно вежливо прощаясь со 'Сьюззи', я проводила ее до дверей кабинета. Распахнула перед ней дверь и тут увидела в коридоре его! Эта недобарби с визгом бросилась на шею моему Васе! Моему! Васе!

А это убожество, эта холера рогатая, этот… Он ее обнимал! Он поцеловал эту идиотку при мне! Хотя, кто в такой ситуации больше идиотка, еще вопрос…

Как я сохранила лицо, не знаю. Просто не знаю! Челюсть подобрала с пола быстренько, нацепила улыбочку, эта кукла ничего и не заметила. А Вася заметил, конечно же, он же с меня глаз не сводил. Таких наглых и хитрых… Удавила бы!

— Сьюззи, дорогая, — проворковала я. — Мы встретимся снова в четверг, как обычно.

— Ага, Алевтина Петровна, — прижимаясь всем телом к парню, ответила эта пергидрольная выдра. Этот… лапал ее и смотрел на меня, всем видом показывая превосходство и презрение.

— До скорой встречи, — мило улыбнулась я обоим.

— Ага, до свиданья, — ответила девица и, потянув за руку Васю, заканючила: — Васенька, Вась, ну пошли, нас же Танька с Олеськой ждут!

— До свидания, Алевтина Петровна, — омерзительно улыбаясь, попрощался подлец.

— До свидания, — ровным голосом ответила я.

Какое счастье, что эта 'Сьюззи' была последней на сегодня! Какое счастье!..

Я посмотрела в окно, даже не коснувшись шторы. Ну что же, постепенно все становится на свои места. Как я могла быть такой дурой? Парочка вышла на улицу. Эта мразь усаживала девчонку в машину, а Сузанна жеманно принимала ухаживания… Конечно, она млеет, естественно. Но ничего, она от него еще тоже получит. Ему же только деньги нужны. Подонок! Я проводила глазами мерзко-розовый мерседес и сделала шаг вглубь кабинета. Сволочь! Нет, я понимаю, что такому, как Васенька, именно такая кукла и нужна. И с документами никаких проблем, и денег больше, чем нужно, и связи, и власть… На ее фоне я, простой врач, совершенное ничтожество. Это я тоже понимаю, но какого черта этот… этот… разевал пасть и говорил, что любит? Садист чертов! Гадина! Я подхватила со стола тяжеленную книгу для записей встреч и швырнула ее в дверь. Книга, основательно потрепанная за год, не выдержала удара и растеряла большую часть листов.

Я рухнула в кресло и разрыдалась… Я ведь переживала о нем! И, как ни горько это осознавать, действительно думала, что любила его… До сегодняшнего дня точно… Идиотка… Какая же я идиотка…

Просидела у себя в кабинете долго, часа три. Пока не начала надрываться гудением вибрирующая в ящике стола мобилка. Конечно, мама волновалась… Я ведь давно должна была прийти домой. Соврала ей что-то про бумажную работу. Ну, теперь она у меня точно есть. Книжку чинить надо.

Собралась как в тумане, вышла, прошла по малолюдным в этот час улочкам, пришла домой… Как же это тяжело, — цеплять на лицо маску благополучия, когда на душе скребут даже не кошки, а какие-то огромные ископаемые твари…


Я честно пыталась смириться с ситуацией. Да, меня кинул парень. Не я первая, не я последняя. Да, тяжело и безумно горько. Но это не конец света! Он клялся в любви, я искренне полагала, что тоже любила его. Но что мешало ему врать, а мне заблуждаться? Я уговаривала себя, что бывает, многие попадаются на удочку альфонсов. Что как раз клюнуть на уловки подобного обаятельного проходимца, которому так и хочется доверять, проще простого. А как же ему не доверять, если он весь из себя такой замечательный? Классика жанра! И понятно, что он переметнулся к той, из которой сможет больше вытянуть.

От этого еще обидней, но, если рассуждать логически, возникает вопрос. Почему меня случившееся так удивляет? Чего я от него ждала? Он не раз признавался в том, что ненавидел мою родственницу, а потом и меня саму. Значит, все остальные слова и поступки — месть. Изощренная, но, по сути, банальная мужская месть! Это бесило, но на себя я злилась еще больше, чем на него. Ведь я, я сама позволила ему раскрутить себя на чувства!


В четверг этот гад, которого я раньше именовала Васей, снова явился забирать Сузанну после приема. Уж до чего я трезво- и здравомыслящий человек, но это уже издевательство. Очень хотелось удавить его прямо на месте. Но нельзя, нельзя!! Я старалась даже не смотреть на него, но все равно замечала, как этот гад скалится… Уж как себя в узел завязывала…

Проводимая с собой любимой психотерапия приносила скудные плоды. Я была на грани, держала себя в руках только последним усилием воли. Даже странный сон, в котором незнакомый голос спрашивал, что же я натворила, и обвинял меня в том, что я выпустила демона в наш мир, старалась игнорировать. Но сорвалась я вечером в пятницу, когда, придя домой, увидела на столе рядом с компьютером кольцо с малахитом. Это была последняя капля.

Я не помню, чтобы лезла на шкаф за книгой, она, кажется, просто появилась у меня в руках. Пролистывая ее, выхватывала глазами отдельные слова. Все не то, не то… Вот! Межмирье. Всего-то нужно произнести формулу и коснуться паразита!

Выходные я тихо кипела, лелея свою месть. Конечно, меня посещали и сомнения. В конце концов, альфонс он и в Африке альфонс. Ничего странного в его поведении, я не видела. Типично. Так, может, постараться его просто забыть? Не слишком ли жестоко закидывать его обратно в межмирье?

В понедельник выяснилось, что нет, не жестоко. Он сделал Сузанне предложение руки и сердца. Девушка хвасталась мне, заливаясь соловьем, демонстрируя кольцо и свою непроходимую глупость… Это же вообще смех! Он купил кольцо на одолженные у невесты деньги! А Сью этого словно не видела. Нет, я не буду лицемерить и говорить, что мне стало ее жаль. Не стало. Просто представила, что может натворить беспринципный, наглый, амбициозный тип, обладающий таким деньгами и связями, как Вася-муж Сузанны. И правда демон, такой по трупам пойдет. Злоба поднималась во мне обжигающей волной решимости. Сузанна вклинилась в мои размышления, восторженно расхваливая подарок, высоко подняв руку с вульгарным кольцом. А ведь у меня тоже есть колечко, полученное от этого… 'человека'. Надо бы вернуть…

Когда прием закончился, и мы с девушкой вышли в коридор, Вася там, конечно же, был. Окинув Сузанну масленым взглядом и по-хозяйски облапав ей грудь, он презрительно улыбнулся мне. Я молчала, с вежливым интересом и умилением глядя на прижимающихся друг к другу влюбленных. Когда же они закончили целоваться, сказала:

— Василий, — он насторожился. — Сузанна сказала мне, что вы собираетесь пожениться.

— Да, — с прежней презрительной улыбкой ответил он.

— Знаете, я давно знакома с Сьюззи, она замечательная девушка, — я была сама любезность. 'Замечательная девушка' тут же притянула к себе за шею жениха и попробовала поцеловать его в губы. Но он довольно грубо вывернулся из ее рук, не скрывая раздражения, и с еще большей подозрительностью посмотрел на меня. Сузанна насупилась, обиженная его поведением. Я продолжила прежним добродушным тоном. Даже улыбку подходящую нацепила.

— Второй такой Вы нигде не найдете. Это единственная женщина, которая может сделать Вас счастливым. Вы такая красивая пара.

Краем глаза заметив, как разомлела от похвалы Сузанна, я сделала к Васе пару шагов:

— Искренне желаю вам обоим счастья, — пробормотав про себя формулу, потянулась к парню. Похлопать по плечику. Мне же нужно было к нему прикоснуться. Он отшатнулся от моей руки. На его губах появилась глумливая улыбка. Мол, что, ведьма, съела? Я тоже не лыком шит, так просто не дамся! Но отпускать гада безнаказанным в мои планы не входило. Я сорвала с пальца кольцо с малахитом и, шепча заклятие, бросила его в Василия. Отпрыгнуть он не успел. Кольцо ударило парня в грудь, он рефлекторно поймал его рукой. Дальше все показалось тягуче-замедленным. Вася стал блекнуть, терять краски, а потом и плотность. Его лицо исказила злость, рот раскрылся в крике, но до меня не донеслось ни звука. Когда прозрачный 'призрак' растаял в воздухе, словно дым, я глянула на Сузанну. Как-то раньше я не подумала о свидетельнице изгнания демона в межмирье. Девушка, казалось, впала в ступор, уставившись в одну точку. На ее лице застыло странное выражение полного отсутствия мыслей, что в сочетании с немного расфокусированным взглядом производило жуткое впечатление.

— Сьюззи, — осторожно позвала я.

Девушка дернулась, мотнула головой и перевела взгляд на меня. Тут же заработала челюстями и щелкнула жвачкой. Будто ничего и не случилось.

— Все в порядке? — спросила я.

— Ага, — в ее взгляде сквозило непонимание. — А шо?

— Ничего, — улыбнулась я. — До четверга?

— Ага, до четверга, Алевтина Петровна, — кивнула Сузанна и, как ни в чем не бывало, вышла на лестницу, закрыв за собой дверь в приемную.


Дома проштудировала книгу. Если бы я сделала это раньше, реакция Сузанны меня бы не удивила. Так и должно было быть. Ну и слава богу. Она о кавалере ничего не помнит, ее окружение тоже. Так что все сложилось как нельзя лучше. Мне бы радоваться, но только не получалось. Эти переживания меня опустошили, что ли. Все казалось потускневшим и серым. Большей частью потому, что я не представляла, как быть с магическим наследством и что мне делать дальше. И мне не с кем было даже поговорить на 'околоколдовские' темы. Хоть всерьез, хоть в шутку. Не хватало Володьки, его подтрунивания, острот, способности улучшить любое, даже самое упадочное настроение. Но у него не было времени на меня. Да, кажется, с этой девушкой у него серьезно. Прежде он всегда находил возможность выкроить пару часов, чтоб поболтать со мной.


Как-то незаметно наступила зима. Город принарядился к праздникам, расцветился тысячами, миллионами разноцветных фонариков. Выпал настоящий снег. Он лежал тонким искрящим слоем на асфальте, на машинах. Кружась, падали снежинки. Я всегда любила снег. Просто постоять, посмотреть, как он танцует в теплом свете фонаря, улыбаться легкому морозцу, пощипывающему нос и щеки. До подъезда оставалось дойти всего ничего, но я остановилась и, глядя на фонарь, любовалась снегом. Наверное, случайному наблюдателю я казалась странной, но это меня нисколько не волновало.

Родители уехали на выходные к Витальке. За неделю снега нападало много, так что планировалось катание на лыжах. У меня не было настроения веселиться, поэтому, прикрывшись занятостью на работе, осталась дома. Приготовила мясо в горшочке. Самое смешное, что рецепт взяла из колдовской книги. Мясо вышло чудным, никогда прежде таким нежным оно у меня не получалось, а за крышечку из теста можно было душу отдать. Выпила бокальчик вина, от нечего делать посмотрела какую-то слезливую мелодраму. И, как полагается в таких случаях, начала себя жалеть и размышлять на тему не имеющихся у меня романтических отношений. Налив второй бокал, я вспомнила, что теперь я не что-либо-как, а ведьма. Ну, положим, приворот делать, мне в голову не придет. Меня предупредили, я знаю, чем подобное заканчивается. Но даже если бы не знала, все равно привораживать некого. Но погадать-то можно…

К этому моменту книгу я уже читала по третьему кругу, каждый раз находя что-то новое. Например, кулинарные рецепты. Еще училась видеть магию, работать с маятником. Получалось с переменным успехом. В тот вечер решила погадать больше с учебной целью. Я уже знала, почему зеркало показало мне обманщика Василия. Я просто неправильно гадала в первый раз. Во-первых, не задала зеркалу вопрос. Во-вторых, понадеялась на народную мудрость и стала гадать так, как до меня делали сотни, тысячи девушек. Если, как они, до рассвета смотреть в зеркало, то что-то увидеть можно. Но все это — игра засыпающего воображения, не более того. А вот у грамотной ведьмы всегда получается добыть нужную информацию.

Я достала со шкафа зеркало, из ящика свечу, взяла с полки подсвечник. Вроде бы все как в прошлый раз. Но в этот вечер я принесла еще блюдце полное воды и поставила его перед зеркалом, прежде чем зажечь свечу. Закрыв глаза, удобней устроилась за столом и задумалась над вопросом. Конкретику, вроде 'Покажи суженого' спрашивать не хотелось, тянуло задать размытый, зато наболевший вопрос.

— Почему у меня не ладятся любовные отношения? — шепнула я, открывая глаза и всматриваясь в блюдце, в отражение своего отражения. Поверхность воды пошла рябью, и я услышала спокойный приятный женский голос.

— Тому що дружба заважае любови.

— Не понимаю, — пробормотала я, немного напуганная таким эффектом.

— Поймешь со временем, — утешил голос, в нем мне почудилась мягкая улыбка. — И ще, непогано було б розбуваты очи хочь зридка.

Собеседница надо мной явно подтрунивала. Это было обидно, и я буркнула:

— Считаю подобные обвинения безосновательными.

— Правда? — рассмеялась женщина. — И як же ты тоди до життя такого дошла?

— Наивная дура, потому что, — пробормотала я. Ну да… Сама себе любовь придумала, сама поверила, теперь сама и страдаю. Кто же меня умной после этого назовет?

— Дивлюсь, ты розумна дивчина, — снова почувствовала в голосе собеседницы улыбку.

Надо же, оказывается, гадание — такой оживленный диалог. Не ожидала.

— А что мне теперь со всем этим колдовством делать? — вот бы не подумала, что настанет день, когда я смогу поговорить о своих проблемах только со своим же подсознанием, которое персонифицирую посредством гадания.

— Сама розберешься. Время покаже.

Я вздохнула:

— А поточней нельзя?

— Точнише? — собеседница казалась чуть удивленной. — Узнаю породу. Що ж, точнише можна. Родыни потрибна берегиня, защитница. И цэ ты.

— Стоп-стоп! — перебила ее я. — Это ж кто такой добрый меня назначил главной ведьмой? Мое желание в расчет не берется?

— А мэнэ хто пытав? Трэба та й все, — в голосе женщины было искренне непонимание моей проблемы.

— Погоди, а ты кто такая? — спросила я на всякий случай, уже догадываясь, какой услышу ответ.

Женщина рассмеялась. Поверхность воды снова дрогнула, а когда успокоилась, на меня из глубокого омута смотрела красивая седая женщина с проницательным взглядом карих глаз. Тикуса Владимировна.

— Ну, здраствуй, Тина, — улыбнулась она.

— Здравствуйте, — пролепетала я. Мда, передозировка магии на мне плохо сказывается, нервишки ни к черту.

— Давай на 'ты', я ж тоби як-нияк бабуся, — предложила женщина.

Я кивнула:

— Хорошо.

— Вот и умница, — похвалила она. — Ты не переживай. Все будэ добрэ. Не зараз, так чуть пизнише. Будуть яки-небудь вопросы, клычь.

Она подмигнула и пропала. Вот и поговорили…

Не знаю, как все произошедшее объяснять с точки зрения логики… Наверное, потому что логика покинула мой мир в тот момент, когда я по глупости встала в ведьмино кольцо. Объяснять же все магией мешало материалистическое воспитание. Но, как бы там ни было, после разговора с бабушкой мне стало легче.


А через недельку времени хандрить не осталось. Я подозреваю маму в преступном сговоре с тетей Оксаной, но доказать, конечно же, ничего не могу. Главное, что меня пригласили в Киев на католическое рождество. Я люблю этот город, мне даже некоторое время очень хотелось туда переехать. Но Харьков я люблю больше, он мне родней. В Киев ехала в приподнятом настроении. Я последнее время редко бываю в столице, а дядя Саша с семейством не часто приезжает в Харьков. Так что общаемся мы в основном по электронной почте и изредка по скайпу.

Родственники, гордо именуемые киевской веткой семьи, встретили меня на вокзале. Первым я увидела дядю Сашу, трудно не заметить в толпе человека, в котором почти два метра роста. Хрупкая тетя Оксана рядом с ним и сильно вытянувшимся за последние два года сыном казалась вообще миниатюрной. Ромка не только вырос, но и как-то возмужал. У него даже бороденка пробиваться стала. Он ею так гордился. Смешно, честное слово. Меня обняли, расцеловали, усадили в машину и повезли по заснеженным улицам Киева. Болтали о всякой чепухе, фоном чирикало радио. За нами пристроился какой-то умник и, подмигивая фарами, вынуждал дядю ехать быстрее. Ну, дядина тойота — не последняя развалюха и скорость умеет развивать приличную. Да и сам профессор Бородин любит прокатиться с ветерком и на подобные провокации поддается часто. Я почувствовала, как машина глухо заурчала, набирая скорость. Заметила, что зеленый горит давно, скоро переключится, дядя надеется проскочить на желтый. Бросила короткий взгляд на спидометр. Ровно пятьдесят. А потом… Не знаю, что это было. Мне стало очень холодно, сердце пропустило удар, а в район солнечного сплетения словно вогнали длинную иглу.

— Пропусти его, — велела я. Мой голос показался чужим, настолько глухо прозвучали слова.

Дядя, что удивительно, послушался. Прижался к правому краю, сбавил скорость. Мимо нас скользнула серебристая машина и пересекла стоп-линию на последней секунде желтого света, практически на красный. Мы остановились, дядя досадливо поморщился. В следующее мгновение с истошным гудением в серебристый бок обогнавшего нас авто влетела другая машина. Звук удара, вскрик тети Оксаны, тихое 'Твою…' дяди. Пару долгих секунд мы смотрели на две искореженные машины. Из серебристого мерседеса выбрался водитель, молодой мужчина в светлой рубашке, испачканной кровью. Из внедорожника, поборов сопротивление поврежденной двери, выскочил крупный орущий мужик и накинулся на водителя мерседеса, схватил его за рубашку и начал трясти.

— Звони гаишникам, — скомандовала я дяде, выскакивая из машины.

— Тина, не вмешивайся! — донесся до меня выкрик тети. Но я не слушала. Мы и так уже вмешались. С одной стороны свидетели, а с другой… Так не хотелось думать, что это в нас могли вмазаться. Вот только тогда малой кровью, — рассеченной бровью и покореженным металлом, — не обошлось бы. И тетя Оксана, и я сидели на той стороне, куда врезался внедорожник.

— Успокоились оба!

'Внедорожник' поперхнулся своим криком, оба мужчины удивленно уставились на меня.

— Вы, — я указала на крикуна. — Отойдите на тротуар. Вы, — обратилась к 'мерседесу'. — Возьмите из машины верхнюю одежду и тоже отойдите на тротуар. И оба включите аварийные огни, поставьте треугольники! ДАИ скоро будет. Медики тоже.

Крикун выпустил противника из рук, но собрался что-то возразить. Я не дала ему возможности.

— Все обсудим НЕ на проезжей части!

Мужчина пару раз глупо хлопнул глазами, открыл-закрыл рот и сделал, как я сказала. Пока они возились, из машины вышел дядя.

— Тина, все в порядке?

Я кивнула.

— Не ожидал, что они тебя послушаются, — пробормотал дядя, наблюдая за мужчинами.

— Кто-то же должен был их образумить. Иначе была бы только драка и еще пара врезавшихся в них машин, — я пожала плечами.

— Верно, — тихо согласился он. — Страшно подумать, что я хотел проскочить на желтый…

Я кивнула. Отвечать не стала. Что ж тут скажешь? И так все ясно.

Даишники приехали быстро, пробивая себе и скорой помощи дорогу сиреной. Оперативно, и получаса не прошло. За это время мы с водителями выяснили, что отсутствие трупов — само по себе большое счастье, и обработали порез хозяина мерседеса. Даишники скопировали записи с видео-регистраторов, запротоколировали адреса и телефоны и отпустили нас, свидетелей, с миром.

Дома много говорили об этой истории. Ромка, выложивший в сеть запись с видео-регистратора, зачитывал комментарии своих приятелей. Их за какой-то час насыпалось полсотни. И только одна знакомая Ромки задала правильный вопрос. Ее интересовало, почему я велела дяде пропустить другую машину. Этот вопрос вызвал море высказываний о женской интуиции, а потом и подтрунивания на тему женской логики. В конце дискуссии девочка обиделась и, заявив, что все равно не понимает, почему я так сказала, ушла с сайта.

— А кстати, почему? — спросила тетя Оксана.

— Не знаю, — пожала плечами я.

— Ну, должна же быть какая-то причина? — допытывалась она. — Меня мой лихач не слушает никогда, а ты один раз сказала, он тут же остановился. Должна быть причина!

Я улыбнулась:

— Наверное, но я ее не знаю, — а потом высказала правду в виде предположения. Так, проверить, как воспримут. — Может, потому что я ведьма?

Дядя Саша рассмеялся, фыркнувший Ромка пообещал рассказать все обидевшейся девочке, а тете Оксане такой вариант приглянулся. В общем, развивая колдовскую тему, вечер провели весело.

На следующий день была запланирована прогулка по городу. Киев очень красив зимой, просто великолепен. Не устаю любоваться этим замечательным городом. Мы долго гуляли, почаевничали в кафе. Обедать потом собирались со знакомыми в клубе. Отмечать католическое рождество. Хорошо современному человеку, празднуй, что захочешь, когда захочешь. Новый год так вообще можно как минимум три раза праздновать.

В тот вечер в клуб собирались с дядиными сотрудниками. Ромка пригласил подружку, а мне в кавалеры предназначался сын этих самых сотрудников, Дима. Нет, я не подозревала дядю в сводничестве, а вот тетю очень даже. Особенно это заметно было по тому, как она оценивала выбранный мной наряд, — черное маленькое платье и серебристое ажурное фигаро. Вздохнув: 'Это же все-таки праздник', она принялась колдовать над моей прической, раскритиковав просто распущенные волосы. Сделав мне мягкий узел на затылке и утыкав голову стразами, она одобрительно кивнула.

— Вот так лучше. Может, ты и ведьма, но украшать себя совершенно не умеешь. Ты же не просто умница, ты еще и красавица! А на праздник собралась, как на работу.

Хотелось возразить, что это не так, что я очень даже умею наряжаться… Но это была бы не совсем правда. Умею. Иногда. Когда хочется. Но из-за всей этой истории с Васей… В общем, настроения не было. Но мое настроение тетю-сваху нисколько не интересовало. Она поправила мне макияж, придав глазам глубину, выдала немного вычурные серебряные серьги и велела надеть кольцо. 'Не в операционной', - возразила она, когда я попробовала отказаться от украшений. Пришлось подчиниться.

Полученным результатом была довольно не только тетя Оксана, но и одобрительно присвистнувший Ромка и дядя Саша, рассыпавшийся в комплиментах. Мой украшенный внешний вид пришелся по душе и новому знакомому, Диме, который не уставал приглашать меня танцевать и выражать свое восхищение вербально. Он был, как говорится, положительный и серьезный. Юрист крупной фирмы и не мог быть иным. Приятный, интересный в общении. Но чем больше я проводила времени с ним, тем больше Дима напоминал мне другого человека. И воспоминание отзывалось тоской и приглушенной болью. Передо мной все время возникал знакомый образ: темно-русые волосы, веселые глаза, легкая полуулыбка. Я давно с ним не разговаривала, даже не представляла, что так соскучилась. Мне очень его не хватало, а после знакомства с Димой, который был похож на него только внешне, необходимость поговорить с ним стала почти физической. Я, извинившись, выскользнула из-за стола, прихватив сумочку. Запершись в кабинке туалета, набрала номер.

— Привет! — выпалила я, услышав знакомый голос. — Поздравляю тебя с католическим рождеством!

— Привет, — отозвался Володька. — Спасибо за поздравления, я тебя тоже поздравляю.

— Как дела? Отмечаешь?

— Да нет, проводим вечер дома, что-нибудь романтическое сейчас смотреть будем. А ты празднуешь?

— Да, — похвасталась я. — Меня в Киев пригласили. Отмечаем в ресторане.

— О, здорово! — я надеялась, что в его голосе промелькнет хоть намек на раздражение. Он не любит сидеть дома и смотреть слезливые мелодрамы. Но даже легкого намека не было. Вовка казался совершенно довольным жизнью, счастливым. Мне бы радоваться за него, но не выходило.

— Вовочка! — донесся далекий женский голос. — С кем ты там разговариваешь?

— Да так, — по его голосу стало ясно, что этим разговором он делает мне одолжение. — С приятелем.

— Ну, я, кажется, тебя задерживаю, — делано весело сказала я. — Да и меня уже давно ждут. Пока.

— Пока, — ответил Вовка и нажал на отбой.

Я отрешенно смотрела на экран телефона и изо всех сил старалась не расплакаться. А чего я хотела? У него своя жизнь, девушка вон появилась. Зачем я ему позвонила? Чего хотела?.. Зато знаю точно, чего я не хотела. Не хотела услышать, что я всего лишь 'да так' и 'приятель'.

Оставшийся вечер прошел как-то мимо меня. Я функционировала, а не жила. Улыбалась, шутила, танцевала с Димой, но внутри была только пустота. Машина без души. Зря я позвонила Вовке, очень зря. Хотя в тот вечер я многое сделала зря. Например, дала новому знакомому свой телефон и e-mail. Зря выпила лишнее. А еще зря позволила последним минутам, проведенным в ресторане, быть такими. В вестибюле мы с Димой остались одни. Все остальные уже оделись и вышли на улицу. Дима помог мне надеть дубленку, а потом, не выпуская из объятий, повернул к себе. В мягком полумраке он казался Володькой. Не знаю почему, но мне очень захотелось поцеловать старинного друга. Удивительно, но факт. Хотелось, чтобы это со мной он проводил вечера, отмахиваясь от окружающей действительности. Хотелось слышать его голос, шутки, хотелось его… любви. Вовка улыбнулся и поцеловал меня, а я пошла на поводу у своих чуть захмелевших чувств и поцеловала его в ответ. Зря, очень зря, ведь когда в резком свете фонарей на улице Дима перестал походить на Володьку, мне стало еще больнее.

Ну, что я, в самом деле? Вовка мне друг. Друг. И не более того. Нужно помнить об этом. Если бы он хотел большего, то дал бы понять раньше, время и возможности у него были. Но я для него тоже только друг. Точнее 'да так, приятель'. И нужно уметь с этим жить, даже если теперь кажется, что мне хочется большего. Нужно радоваться за него. У друга появилась девушка, с которой у него серьезные гармоничные отношения. Нельзя поддаваться на провокации раненного самолюбия, которые пропускает подвыпивший мозг. Этот поцелуй — ошибка. Но, если честно, он был ошибкой только потому, что я целовала Диму, а не Вовку.


Дима позвонил на следующий же день, когда я ехала в поезде домой. Не стал выдерживать почти обязательную мужскую паузу, чтобы женщина переживала, а так ли она понравилась кавалеру. Мы немножко поболтали, но я была рада, когда через десять минут разговора он, наконец, попрощался. Странная штука жизнь. Ненужный, едва познакомившись, боится отпустить, потерять. Я же слышала, как он оставлял 'маячки' для того, чтобы позвонить снова. А нужный…, а нужному до меня дела нет.

В Харькове снова занималась проблемами пациентов, все-таки праздничное время тяжелое. Депрессии цветут пышным цветом. Особенно страдают одиночки.

Звонил Виталька, привлек к подготовке Нового года. В трудах и хлопотах не заметила, как подкралось тридцатое. Брат привез Аню и Машку, я пригласила девчонок. Отправив Витальку и папу к дяде Косте, мы устроили девичник. На следующий день занимались украшательством, вместе с Аней готовили, Машка вся извозилась в муке, помогая с печеньем. По давно сложившейся традиции родители ушли к дяде Косте, отдав в наше распоряжение квартиру. Ощущение праздника заполняло меня запахом хвои, выпечки и мандарин, было легко и светло, как в детстве. А потом оказалось, что Вовка не придет встречать Новый год. Первый раз с седьмого класса мы будем праздновать не вместе. Такая новость больно ударила по приподнявшемуся было настроению. Не придет… Почувствовала, как против воли в горле встает болезненный комок слез. Не придет… Та, другая, важней друзей, компании, праздника. То, что она важней меня, я уже давно поняла, хоть это и было горько. Но, взяв себя в руки, я не позволила отсутствующему Вовке испортить мне вечер. Отпраздновали все равно весело. Виталька и Артем, его коллега, расстарались, конкурсы придумали. Вовка позвонил после полуночи брату, поздравил с наступившим Новым годом, просил передать всем собравшимся привет. Вот так, отметился и отключился. Даже Дима, позвонивший с поздравлениями, не отпускал меня от телефона четверть часа. Если бы не жгучая обида на Володьку, мне, наверное, было бы приятно такое внимание. Утром второго, когда мы с Виталькой вдвоем сидели на кухне и пили кофе, брат признался, что и его это короткое поздравление расстроило. Даже разочаровало. Оказалось, что последние пару месяцев они с Володькой разговаривали раза три. Это притом, что нормой был как минимум один звонок в неделю.

— Я понимаю, что влюбился, понимаю. Но любовь не должна превращать в затворника. Почему девушку в компанию не привел, тоже не ясно. Знает же, что не отобьют и не обидят, — пожав плечами, высказался брат. — Странно все это, не ожидал от него такого.

Я тоже не ожидала. Но было много разного, чего я не ожидала ни от Володьки, ни от жизни вообще. И я тоже была на него обижена за пренебрежение, за то, что у него не было времени на общение со мной. И за то, что у него была другая, на которую он променял меня. Хоть Вовка никогда и не показывал, что между нами может быть что-то большее, что просто дружба.


Рождество праздновали тихо, ходили в гости к дяде Косте. Хорошо посидели, пообщались. Счастье, что у меня такая семья. С ними даже прескверное настроение постепенно превращается в нормальное. Почему оно было прескверным? Потому что за пару часов до праздника я увидела через окно в кафе Вовку с его девушкой. Она сидела ко мне спиной, так что я ее не рассмотрела, заметила только, что блондинка. Да и рассматривать, если честно, не хотелось. Хватило того, что увидела выражение лица, глаз Володьки. Он разве что не молился на нее. Я быстро отвернулась и побежала дальше. Если он счастлив, если именно это ему и нужно, пусть. Пусть. Но видеть своими глазами, что ему хорошо с другой… Это было мне не по силам. Жизнь полна сюрпризов. Если бы кто-нибудь раньше сказал мне, что буду переживать из-за Володькиной нелюбви, рассмеялась бы. А вот как оно обернулось.


Старый Новый год праздновали у Витальки. Пока мама с папой помогали Ане на кухне, я развлекала детвору. Целый день с Машкой и ее друзьями строили во дворе крепость, потом устроили бой за Снежный замок и прекрасных принцесс, Машу и ее подружку Веру. Я изображала злую колдунью, держащую девочек в заточении, а три отважных рыцаря обстреливали меня снежками и вызывали на поединки. Когда колдунья была повержена, а принцессы освобождены, один из рыцарей, Тёмка, обнял Машку и поцеловал в щеку. Вот она, сегодняшняя молодежь. Это мне приходилось косички к голове пришпиливать, чтоб тот же Вовка их не отрывал. А нынче уже за косы не дергают, сразу целуют. Зрелый подход к вопросу, ничего не скажешь.

Угостив принцесс и рыцарей чаем с пирогами, я развела их по домам. Мобилку забыла дома, а когда вернулась, оказалось, что пропустила звонок Володьки. Короткое поздравление с праздником приняла Аня. Бывает, все иногда забывают дома телефоны, и мне не стоило пилить себя из-за этого весь вечер. Но я очень соскучилась по Вовке. Очень. Надеялась, что он позвонит снова, знаю, что зря надеялась. Я бы сама позвонила, но слишком хорошо помнила то, как меня отшивали прошлые разы.

Эх, Володька-Володька… Говорят же, что между мужчиной и женщиной не бывает просто дружбы. Так почему я поняла, что хочу много большего от этих отношений, только когда у него появилась другая? И как горько от того, что ему от меня нужна была лишь дружба. А я… я могла бы быть ему исключительно другом, вот только и этой возможности у меня больше нет. Теперь ему не нужна и дружба.

Пожалуй, в первый раз я всерьез задумалась о приворотных зельях. Ну, или хотя бы отворотных… Для себя, чтоб не думать о Вовке. Безответная любовь — это ужасно.


Вечером двадцатого я возвращалась домой с работы и увидела на улице Володьку с его девушкой. Погруженная в свои мысли о запланированном на сегодня девичнике, я поздно заметила эту парочку, успела подойти достаточно близко, чтобы услышать обрывки разговора. И встала как вкопанная.

— Мила, я ничего не понимаю, — с непередаваемой болью в голосе говорил Вовка.

— Тебе и не нужно, — насмешливо ответила стоящая ко мне спиной девушка.

— Но почему? Почему?

— Потому что я заслуживаю большего, — с издевкой сказала девица. — Ты разве так не считаешь?

— Но… Мила, — на Володьку было больно смотреть. Эта краля нарочито медленно рвала на мелкие кусочки его сердце, получая от этого удовольствие.

— Ты мне надоел. Только и всего. Ты не можешь мне дать то, чего мне хочется, — в ее голосе послышалась притворная жалость к парню. — Не переживай так, — она похлопала его по плечу. — Ты же говорил, что любишь, значит, поймешь. Это расставание для моего блага. А теперь прощай, пупсик.

Она коснулась его губ своими напомаженными и добавила:

— Не забывай меня.

Она отвернулась от Володьки, бодро прошла к стоящей рядом машине. Пока она садилась и целовалась с водителем, типичным 'папиком', я успела ее разглядеть. Да, девица была красивая, но не это поразило меня. Я ее знала! Идеальные черты лица, светлые волосы мягкими волнами, точеная фигурка, большие синие глаза… Русалка Мила, та самая, из Крынычек! Как? Как это могло быть правдой? Она же фольклорная сущность! Ее по идее могут видеть только ведьмы или колдуны. А она разгуливала по городу и не просто разгуливала! Она откровенно морочила голову не кому-то там, а Володьке! Моему Володьке! И наверняка его приворожила. Это объясняет его затворничество, нежелание общаться с друзьями, со мной. Машина отъехала, увозя русалку, а я глянула на Вовку.

Хорошо, что с Пушкинской сняли трамвай, а то бы он под него бросился. Кошмар, я Вовку таким никогда не видела и надеюсь, что больше не доведется. Бледный, в глазах слезы и такое горе… Ужас. Ну, эта краля у меня еще попляшет. Испепелю заразу за Вовку!

Я подошла к другу, коснулась плеча. Он повернулся ко мне и, закусив губу, закрыл глаза. Конечно, показывать свои истинные чувства ему не хочется никому, понимаю.

— Вов, — тихо окликнула я. Он отвернулся. — Пойдем домой.

Он не пошевелился. Ах, Вовка, я-то знаю, как тебе больно. Знаю. Правда, не подозревала, что русалочий приворот такой сильный.

— Вовка, — снова позвала я.

— Уйди, а? — выдавил он.

— Пойдем, нечего тут стоять.

Я взяла друга под руку и повела к нему домой. Он не сопротивлялся. На улице не разговаривали. Он был явно не способен поддерживать хоть какой-то диалог, а я только радовалась тому, что в момент разрыва отношений с русалкой оказалась рядом. Вовка эмоциональный, порывистый. Мало ли, что мог натворить… Отчасти поэтому я боялась оставить его одного. Если он что-то с собой в таком состоянии сделает, я не перенесу. Только сейчас поняла, насколько сильно люблю его. Привыкла воспринимать его как друга, близкого человека, практически члена семьи и не заметила, как дружба превратилась в любовь. Жаль, что только с моей стороны.

Володька жил в соседнем подъезде вот уже двадцать лет. Так что дошла-довела я на автомате, не задумываясь. Насколько другу плохо, я поняла по тому, как долго мы пытались проникнуть в подъезд. У него тряслись руки так, что ключом он в скважину не попадал. Отрешенно подумала, что убью эту заразу русалку медленно и очень мучительно. Мягко забрала ключ у Володьки, открыла дверь, провела парня по лестнице на второй этаж, погремев ключами, подбирая нужный, распахнула дверь в его квартиру. Включила свет. Энергосберегающие лампочки медленно разгорались под потолком, в их свете Вовка казался бледным и неживым. Да и я сама была не лучше. Отвела друга в ванную, вымыли руки, следующим пунктом назначения была кухня. Там от электричества я сознательно отказалась. Нашарила на верхней полке антресолей свечки, поставила полдесятка на стол. Вовка не возражал. Ему было все равно. Даже в теплом, живом свете свечей Володька казался болезненно бледным. Так дальше нельзя!

Я знала, где у друга бар. Забежала в гостиную, цапнула бутылку коньяка и два бокала. На кухне щедрой рукой плеснула коньяка в бокалы и сунула один в руку Вовке. Парень покосился на коньяк и, не дожидаясь моего сигнала, отпил большую часть. Ну, слава богу, сейчас ему станет полегче. Быстрая инспекция холодильника показала, что есть в доме, как я и предполагала, нечего. Обычно Вовка кормился у родителей. Они живут всего-то на этаж выше. Поэтому продовольственных запасов у него не водилось. Но морозилка порадовала замороженной пиццей. Ну, уже что-то. Включила духовку, выложила на противень универсальный продукт быстрого приготовления, достала из холодильника каким-то чудом попавшие туда помидоры и сладкий перчик. Будет салат.

Оставив Вовку на пару минут одного, запряталась в гостиной, — позвонила подружкам, чтоб не ждали. Вернувшись, увидела что друг расправился и с моим бокалом тоже.

— Тина, ты иди. У тебя наверняка дела, — начал он.

— Нет у меня никаких дел, — через силу улыбнулась я. Бедный Вовка. Выглядел он убитым, даже несмотря на коньяк. — Сейчас мы с тобой поужинаем, и все наладится.

— Ничего не наладится. Уходи, ладно?

Я покачала головой, села рядом на диванчик:

— Никуда я не пойду. И ты это прекрасно знаешь.

Он не возражал, наполнил бокалы снова, отпил из своего. Мне нужно было его успокоить, привести в чувство, объяснить, что на этой дуре фольклорной свет клином не сошелся. Но горестный взгляд в никуда, поблескивающие в глазах слезы, закушенная губа, его нежелание даже смотреть на меня. Это выбивало из колеи. Вовка — вечный оптимист. Это он меня всегда утешал. А обратная ситуация у нас первый раз за двадцать лет дружбы. Казалось бы, самое время подключить свои навыки, но я как-то растерялась. Ведь одно дело пациенты, а другое — друг. Он же мне не просто близкий, больше, любимый. У меня за него сердце болело, было так горько, что в пору обнять и плакать самой.

Щелкнула термостатом духовка, можно ставить пиццу. Пока возилась с будущим ужином, постаралась взять себя в руки. 'Не смей раскисать, Тина', - отругала себя я. — 'Не смей!'. Когда поставила противень в духовку и повернулась, это уже была настоящая я. Профессиональная, рассудительная, в меру сочувствующая, четко знающая, что больно будет все равно. Так лучше коротко сейчас, со мной, чем месяцами 'отрезать по кусочку хвост'. Я пригубила коньяк и приступила к психотерапии. Нельзя забывать, кто я ему. А я в первую очередь друг. Все остальное, мои чувства, переживания… Все это его не касается. Об этом ему и знать не нужно, только осложнять отношения, ставить под удар то единственное, что нас крепко связывает, — дружбу.

Володька рассказывал мало и очень неохотно. Вначале только отвечал на мои вопросы, выдерживая довольно продолжительные паузы. Еще пару раз попросил оставить его в покое, но меня такими нехитрыми приемами не проймешь. Мне нужно что-нибудь посерьезней, чтобы я отстала. Но после третьего бокала и куска пиццы дело пошло веселей. Хотя это было сомнительное веселье. Володьке было очень плохо, из него словно вынули душу, а я… Я жалела его, старалась помочь, оставаясь профессионалом, и одновременно сходила с ума, бесилась от ревности, которую не могла, не имела права показывать. Понимаю, это очень эгоистично, но я даже была рада, что соперницей оказалась не нормальная, обычная девушка, а русалка, с которой можно разобраться по-своему. Просто испепелю к чертям эту паразитку, и все!

Володьку понесло. Он рассказывал мне, — мне! — о девушке своей мечты, о любви всей своей жизни, об ангеле небесном… Я, конечно, необъективно к себе отношусь, но моему долготерпению нужно памятник при жизни ставить…

— Как зовут-то ее?

— Мила, — прошептал друг.

— Это сокращенное от Людмилы? — уточнила я. Наученная горьким опытом знала, что нужно полное имя негодяйки. Иначе мне ее не вызвать.

— Нет, у нее очень редкое имя, — вздохнул Вовка. — Милорада. Милорада Павловна Прилука. Я обратил на ее имя внимание еще тогда, когда первый раз в документах увидел…

Первый раз на моей памяти Володька рассказывал о своей работе. Но я не вслушивалась, просто давала ему возможность выговориться. Меня занимал другой вопрос. Как этой потусторонней крале удалось стать видимой и выдавать себя за обычную девушку так долго? Ей нужна была бы помощь сильного колдуна. Вовку выбрали жертвой тоже не случайно, думаю, целили в меня. Но кто? На ответ меня совершенно неожиданно натолкнул Вовка. Мой любезный друг познакомился с этой девицей через два дня после того, как я достала из межмирья Васю. Сомневаюсь, что это было совпадение. Очень сомневаюсь. Значит, унаследовал колдовскую силу матери или действительно демон… Но в любом случае этот гад мстил изощренно. Натравить русалку на Володьку, единственного человека, к которому я могла бы обратиться за психологической помощью… Низко… Ну, ничего, обоих достану. За себя бы не мстила, а вот за Вовку!..

А друг, которого я откровенно спаивала, рассказывал, рассказывал, изливал душу. И постепенно успокаивался. До кондиции он дошел ближе к полуночи. Я помогла ему добраться до спальни, стараясь не думать о том, что на этой самой кровати, на которую я сейчас укладываю засыпающего на ходу Володьку, буквально вчера спала ненавистная блондинка. Мне домой нужно срочно! Вовка с собой теперь точно ничего не сделает, пик мы миновали, а завтра все будет лучше. Сегодня же вызову эту Милораду Павловну… Если я правильно помню, то русалочий приворот пропадает в двух случаях. Либо русалка сама его снимает, либо он рушится с ее смертью. Так что вариантов у нее сегодня будет два. Мне предпочтительней второй…


Убедившись, что Володька заснул, я сняла с его связки ключи от квартиры и от подъезда, тихо вышла и поспешила домой. Родители уже спали, я тихо проскользнула в свою комнату и принялась реализовывать план мести. Запас свечей и спичек у меня был знатный, за рецептом тоже дело не стало, — книга, привычно порхнувшая мне в руки, сама покорно открылась на нужной странице. Я кивнула, увидев знакомые слова формулы. Вообще, меня поразило, что для вызова нужно всего лишь имя и ограниченное свечками пространство. Никаких тебе зелий, жженых корешков и прочей ерунды. Это мне на руку, потому что я и так зла без меры, а если б еще и готовить нужно было что-то… Думаю, в таком случае, я бы русалку убила, как только бы она появилась. А так ей повезло.

Бросила на комнату заклятие тишины, чтобы своими или русалочьими криками не разбудить ни родителей, ни соседей. Зажгла последнюю свечку, сказала формулу. К моему мрачному удовлетворению Мила появилась в круге почти мгновенно. Она была ужасно напугана. Случайно увидев себя в зеркале, я поняла, чем. Русалку встретила дикая злобная ведьма с огромными черными глазами-омутами, кривой усмешкой, черными растрепанными волосами. Я бы тоже испугалась.

— Я жду объяснений, — процедила я.

— А… э… каких? — промямлила эта идиотка.

— Не смей отпираться и изображать невинность. Убью, — предупредила я. Русалка затравленно закивала. — Зачем ты морочила Володьку? Как тебе удалось стать видимой для обычных людей? Кто тебе помог?

— Я не могу сказать, — пискнула Мила, молитвенно сцепив руки.

— Что? — я говорила негромко, но голос приобрел такие странные дополнительные частоты, что задрожали стекла в шкафу. Вот тут уж и мне стало жутковато.

— Я не могу сказать, — всхлипнула девушка, падая на колени. — Пожалуйста, отпусти меня. Я не виновата!

— Это ты не виновата?! — я была в бешенстве и орала, не таясь. — А кто Володьку приворожил, а потом так нагло кинул? Я что ли?

— Но не я это придумала! — разрыдалась Мила.

— А кто? — громыхнула я. В серванте треснула стеклянная дверца. Черт… Может, она что-то и бормотала, но за рыданиями не было слышно.

— Кто это придумал? — я повторила вопрос, но русалка не отреагировала. — Кто? — рявкнула я. Девушка подняла заплаканное лицо и выдала:

— Емельян.

— Что? — вот уж не ожидала. Я рассчитывала услышать имя Васи, выпытать о демоне, о том, где он сейчас, как его достать… Но бабушкин домовой… Такая новость меня ошарашила, как говориться, сбила с панталыку.

— Сейчас мы у него спросим, — мрачно пообещала я.

— У тебя ничего не выйдет, — всхлипнула русалка, по-прежнему с ужасом глядя на меня.

— Это еще почему? — поинтересовалась я, доставая из ящика свечи на еще один круг.

— Потому что использовать можно только один круг за раз, — пискнула Мила. — Отпусти меня, пожалуйста.

— Ага. Щазз, разбежалась. Приворот сними с Володьки вначале, а там разберемся.

— Конечно-конечно, сию минуту, — мелко закивала русалка. Она закрыла глаза и начала нашептывать какое-то заклинание, подняв руки к лицу. Я тоже чуть прикрыла глаза, следя за ее руками. Магическим зрением, которое я так активно тренировала последние два месяца, видела, как проворные пальцы русалки доставали из воздуха что-то, похожее на сиреневый газовый платок. В книжке было описание русалочьего приворота. Это был он. Девушка собрала приворот в ладонь, а потом споро запрятала его в небольшой кулон в виде зеленоглазой совы у себя на груди. Она открыла глаза и умоляюще посмотрела на меня.

— Все. Готово. Теперь ты меня отпустишь?

Бросив на нее суровый взгляд, я шагнула к столу. Там лежал маятник, которым за это время научилась пользоваться. Он подтвердил, что заклятия на Володьке больше нет.

— Отпущу, — хмуро пообещала я, подходя ближе к кругу. Русалка от меня шарахнулась, прижимаясь к противоположной стенке круга, как к крепкой, настоящей стене. — Иди сюда, сейчас Емельяна вызывать будем. Очную ставку устроим.

Мила отрицательно потрясла головой и еще крепче прижалась к магическому барьеру. Хм, по-хорошему не желает, придется доставать. Я протянула к ней руку, совершенно беспрепятственно проходя сквозь преграду. Русалка, которая до этого, кажется, считала себя в относительно безопасности, смотрела на меня с таким непередаваемым благоговейным ужасом, что я не выдержала и спросила, в чем, собственно, дело.

— Сквозь барьер никто не может проходить, — трясущимся голосом ответила Мила, когда я взяла ее за руку. — Это невозможно…

— Меня забыли предупредить, — буркнула я. — Следующий раз учту. А пока хватит брыкаться.

Мила смирилась и затихла. Я без проблем вытащила ее из круга и, прежде чем отпустить, спросила:

— Ты понимаешь, что бежать тебе некуда?

Она кивнула.

— Если только что-то попробуешь учудить, — прихлопну за Володьку. Ясно?

Мила снова кивнула.

— У меня с тобой будут проблемы?

Она замотала головой.

— Вот и славно, — я отпустила пораженную Милу. Тут как-то некстати вспомнились слова домового, что леший и русалка в меня не верили. Зря, нельзя недооценивать ведьму, особенно начинающую. Особенно если она мстит за любимого, даже если сама ему не нужна.

Я старалась очень, работала, как говорится, с душой, с огоньком, но домового вызвать в круг у меня не получалось.

— Если Емельян рядом с сердцем дома Тикусы Владимировны, а я думаю, он там, то вызвать его у тебя не выйдет, — дрожа как осиновый лист, встряла Мила.

— Это почему?

— Потому что он не хочет, чтобы ты его спрашивала сейчас. Хочет, чтобы ты к нему в Крынычки приехала, — прошептала русалка. — Это же все он устроил. И с Васей, и меня в город..

— Что? Что значит 'все это с Васей устроил'? — я наивно думала, что до этой новости я была в ярости. Оказывается, то были цветочки, так, немножко рассердилась.

Русалка вся сжалась в комочек и снова расплакалась.

— Я, правда, была против, — она боялась рассказывать, но боялась и молчать. Поэтому бормотала что-то сквозь плач. До меня временами доносились лишь обрывки слова. — И Никифор не хотел…. но если Емельян сказал…. что нужно…. то не спорить же с ним! Все равно ж бесполезно…. он же у нас старший. Да еще… и ведьмин домовой! С таким и не поспоришь…. Я с самого начала говорила…. что нельзя мне приближаться к твоему. Нельзя…. Я не хотела!… Но Емельян сказал, что надо, значит…

— Значит, надо, — закончила я за нее. Не знаю почему, но я ей поверила. Более того, пожалела. Напугала до полусмерти исполнителя, а разбираться нужно с тем, кто все это придумал. Я вздохнула, глянула на часы. Вот черт, уже полчетвертого… А я удивляюсь, что глаза слипаются. Хорошо, завтра суббота, можно чуть-чуть поспать. Но недолго, с раннего утра побегу к Володьке. Не хочу оставлять его одного.

— Ну ладно, хватит рыдать, — проворчала я. — Тут ночевать останешься или к себе поедешь? Должна же ты была в городе где-то жить…

Русалка вытерла слезы, но казалась смущенной и бросала на меня робкие взгляды.

— Теперь-то что? — вздохнула я.

— Мне нужно в ванную.

— Могла и раньше сказать, — буркнула я.

— Это не то, о чем ты подумала! — принялась убеждать меня Мила, искренне удивленная предположением. — Я просто так домой попаду, в Крынычки, — увидев мое недоумение, добавила. — Через водопровод. Я думала, ты знаешь…

— Нет, не знала. Но пойдем, — я устало махнула рукой, сняла заклятие тишины с комнаты, отвела смущающуюся девушку в ванную. Отрешенно пронаблюдала за тем, как русалка растворяется в воде, закрыла кран, вернулась к себе и плюхнулась на кровать. Уже даже спать не хотелось, настолько устала. Просто выключилась. Первый раз в жизни заснула, не раздеваясь.


Так, яйца, хлеб, сыр, современный аналог любимого Вовкой 'Янтаря', масло, лук, ветчина, сок, печеньки, пачка кофе. Я быстро сновала между стеллажами, проверяя покупки по списку. Кормить Володьку чем-то надо, а у этого холостяка, как вчера выяснилось, даже хлеба в доме нет. Я тихонько отворила дверь в подъезд, надеялась незамеченной проскользнуть к другу в квартиру. Но от внимания бдительной соседки, бабы Вали, ничто на свете не скроется.

— Тиночка, ты, — сердечно улыбаясь, поприветствовала меня старушка, раскрывая дверь соседней квартиры. — А что ты так рано к Володеньке? Что-то случилось?

— Он простудился сильно, баб Валя, — нашлась я.

— Ой-ой-ой, — забеспокоилась она. — То-то ты его вчера домой привела. А я уж думала, что серьезней стряслось, а простуду ты вылечишь. Ты его девушке звонила?

Вот же зараза! По больному ударить норовит. И вроде бы ненароком. Именно поэтому милую тихую старушку никто не любит.

— Вы о Миле, баб Валь? — я улыбнулась и похлопала ресницами. Пусть не думает, что ее существование для меня новость или неожиданность, тем более неприятная.

— О ней, о ней, — обрадовалась собеседница моей догадливости. — Так ты ей позвонила?

— Она знает, но, к сожалению, приехать не может. Она в командировке в Москве.

Боже мой, что я несу? Старушка сокрушенно покачала головой:

— Ай-ай-ай, в Москве… Надо же. Знаешь, Тиночка, эти подружки современных мужчин… Это все от лукавого, а к тебе вот Володенька совсем иначе относится. И ты к нему тоже, ты бы от него, поди, в Москву не укатила бы, да и он бы тебя не бросил.

— Баба Валя, Вовка мне друг, тут моя и его половая принадлежность не имеет никакого значения, — усмехнулась я, надеясь прикрыть поскорей щекотливую тему. Мне только повышенного внимания к нашим с Вовкой взаимоотношениям не хватает.

— Ну, конечно, как скажешь, — улыбнулась старушка, самым недвусмысленным образом мне подмигивая. Понятно. Она меня давно замуж за Вовку выдала. Лет пятнадцать назад точно. А я все никак не оправдаю ее надежд.

— Я пойду, баб Валя, — я решительно вставила ключ в замочную скважину. — Приятно было повидаться. Но мне еще гриппозного лечить, у него температура.

— Лечи-лечи, — благословила старушка и скрылась за своей дверью. Откуда берутся только такие любопытные?


Заглянула в спальню. Там было темно, серый свет зимнего утра пытался проникнуть сквозь портьеры, но ему это не удавалось. Вовка спал. Я прислушалась к его дыханию, а потом пошла на кухню, разбирать сумку и готовить все к завтраку. Из вчерашнего нетронутого салата сделаю яичницу по-болгарски, вкусно и быстро. Прежде чем приняться за готовку прошла по квартире. Русалка привораживала качественно, чтобы приворот в разлуке силы не терял, везде расставила 'привязки', - где фотографию, где тюбик помады, а где и просто кусочек приворота. Да, с Вовки русалка заклинание сняла, но квартиру чистить мне за ней самой нужно. Я ходила из комнаты в комнату, закрыв глаза, высматривая 'привязки', слабо мерцающие фиолетовым светом. Так поиск шел быстро. Не прошло и десяти минут, как все свидетельства пребывания русалки в Вовкиной жизни были сконцентрированы в одной коробке и нейтрализованы. Хотелось наложить отворотное заклятие на фотографии, но я сдержалась. Вовке важен чистый эксперимент.

Время у меня было, так что решила осмотреться. Володькину квартиру я знала давно, чуть ли не всю жизнь. Сколько раз мы вместе готовились к экзаменам у него в комнате, которая теперь стала кабинетом. Сколько раз с друзьями смотрели фильмы у него в гостиной. Но теперь мне было интересно рассмотреть квартиру в магическом свете, так, для практики. Я же в других квартирах тренировалась. Осмотр начала с сердца дома. Удивительно чистое, светлое. Оно стержнем проходило из Вовкиной квартиры, которую он получил в наследство от бабушки, в квартиру его родителей. Домовой не обнаружился, зато нашлось несколько мест, где он мог бы вполне комфортно существовать. Ну что ж, больше я все равно пока не умею. Так что пора приступать к завтраку.

Поставила жариться лук, а сама пошла будить Вовку. Раздернула портьеры, потрепала друга по плечу. Он отмахнулся от меня и безуспешно попробовал укрыться с головой одеялом.

— Вовка, доброе утро! — бодро сказала я, снова потряся его за плечо.

— Утро добрым не бывает, — просипел он, с трудом разлепляя глаза. — Что ты здесь делаешь? — простонал Володька, хватаясь за голову. — И Бога ради задерни шторы! Голова раскалывается…

— Не задерну, — улыбнулась я, протягивая ему стакан с почти растворившейся шипучкой аспирина. — И голову сейчас вылечим. Ведь я твоя добрая фея Антипохмелина.

— Я тебя обожаю, — выдохнул он, забирая у меня стакан и залпом опустошая его. Я усмехнулась. Если бы он только знал, как мне хочется верить, что он когда-нибудь произнесет эти слова не в шутку, а серьезно.

— Иди умываться, — хмыкнула я. — Завтрак скоро будет готов.

— И кофе? — с надеждой спросил друг.

— И кофе, разумеется.

— Ты ангел! — провозгласил Вовка.

— Я в курсе. Но все равно спасибо.

Пока Володька приводил себя в божеский вид, я доделала яичницу и оставила сковородку на маленьком огоньке, чтобы доходила. Поснимала с постели белье, запихнула его в стиральную машину. Убирать, так убирать все.


Володька появился как раз, когда щелкнул тостер, выбрасывая горячие, обжигающие пальцы гренки.

— Садись, — скомандовала я, ставя на стол ароматную яичницу.

— Тина, ты — волшебница! — выдохнул друг, за минуту проглотив свою порцию. — Потрясающе вкусно!

Я улыбнулась:

— Вовка, это завтрак на скорую руку, не смущай меня почем зря.

— Я прекрасно знаю, что если не на скорую руку, то будет просто изумительно, — он поднес щепоть к губам и мгновением позже распахнул пальцы в традиционном итальянском жесте, показывающем превосходную степень.

— Гренки ешь, пока не остыли, — я придвинула ему тарелку с тостами и масленку. Сама встала налить кофе.

Вот так и сидели. Довольный сытый Володька попивал кофе и говорил, что я вчера была права. Мало ли на свете разных Мил. Из-за каждой переживать?

— Тогда что будешь делать с этим? — спросила я, кивком указав на коробку с 'привязками', стоящую на второй половине кухонного уголка.

Друг помрачнел, со вздохом потянул к себе коробку.

— Ты все вчера собрал, но не решил, что делать с этим добром, — пожав плечами, прокомментировала я.

Володька достал фотографию в простой строгой деревянной рамке. Со снимка на друга смотрела Мила. Изящный поворот головы, лукавый взгляд немного исподлобья, легкий намек на улыбку, затаившуюся в уголках рта. Вовка задумчиво рассматривал девушку. Долго… И я пожалела о том, что не наложила отворотное заклинание на вещи русалки. Тишина давила, все казалось, что в любую секунду он скажет: 'Знаешь, я был неправ. Она потрясающая, любовь всей моей жизни! Нужно срочно ей позвонить, все исправить!'.

— Она красивая, — тихо сказала я.

— Да, — так же шепотом ответил Володька. — Но не понимаю, что я в ней нашел кроме этого?

У меня с души прямо камень свалился. Фуух, слава Богу.

— Что у меня могло быть общего с фотомоделью? — удивлялся Вовка. — Она не то что бы глупая, просто типичная блондинка. И развлечения соответствующие, и стиль поведения, и даже манера разговаривать… Меня же это все отвращает в женщинах такого рода. Как это могло привлечь в ней? Как? Наваждение, право слово.

Володька рассказывал о Миле, о бывшей девушке своей мечты. Слушать это было наслаждением в чистом виде. Освобожденный от заклинания друг стал замечать недостатки, неприятные черты характера, то, как русалка откровенно его использовала. Сожалел о том, что пропустил Новый год, отдалился от друзей, искренне не понимая, как такое могло произойти.

Когда проголодались, Вовка решил отблагодарить меня за участие, за психологическую поддержку и пригласил в ресторан. По дороге выбросили фотографии и вещи Милы. А душеспасительные беседы продолжали уже за уютным столиком в ожидании заказа. Все вдруг стало так, как было всегда. Легко, непринужденно, искренне и откровенно. Так, как должно было быть. Главное — держать себя в руках и не испортить возродившуюся дружбу своими никому не интересными чувствами.


В тот вечер я еще раз попыталась вызвать домового. Но в круге он появляться отказывался. Несколько попыток в воскресенье и на неделе тоже не принесли плодов. Хм, видно, окопался рядом с сердцем дома. Похоже, придется ехать в Крынычки. Разобраться с этим интриганом фольклорным хотелось поскорее, но Вовку просить пока даже не собиралась. Нет, я не сомневалась в том, что он отвез бы и так, а на волне благодарности и подавно. Но туда было не проехать. Все замело. Путешествие было бы просто самоубийством. А жить-то хотелось, как ни банально это звучит. Володьке было лучше. Он полностью пришел в себя, ожил, вызвонил Витальку, других друзей, общался со мной чуть не каждый день. Наверстывал упущенное. Я радовалась обретению друга безмерно, просто была на седьмом небе от счастья. Даже волосы сами посветлели и порыжели, вернувшись к натуральному цвету. А я уж собралась перекрашивать. В общем, все вернулось на круги своя.


Кризис в отношениях произошел в феврале, накануне неуважаемого мной дня святого Валентина. В субботу приехал Дима. Он уже не первый раз приезжал, обычно мы сидели в каком-нибудь ресторанчике, болтали. Все было пока в рамках дружбы, о том случайном хмельном поцелуе не вспоминали, словно его и не было. Но я же видела, что Димины стремления от простой дружбы очень далеки. Зачем я позволяла человеку, которого не любила, увлечься собой? Сложный вопрос. Тетя Оксана пару раз звонила маме, рассказывала об очень хорошем парне, который мной заинтересовался серьезно. И намерения у него были самые благородные. Мама, не уставая, твердила, что пора остепениться, что я не девочка уже. Мне давно пора обзаводиться мужем и детишками. А парень со всех сторон, как ни глянь, положительный. Более чем достойный кандидат. Так, может, мне стоит раскрыть глаза и приглядеться? А я… я особенно не сопротивлялась и поддерживала отношения с Димой. Частично потому, что мама была права, частично потому, что он был очень похож на Володьку. А чем черт не шутит? Если у меня с любимым выходит только дружба, то, может быть, с тем, кого не люблю, но уважаю, выйдет семья? Моральность такого решения несколько хромая, но тоже имеет право на существование.

Вот такие мысли крутились в голове, пока я задумчиво укладывала волосы в ожидании кавалера. Он позвонил с дороги, предупредил, что поезд немного опаздывает. Что ж, дополнительные десять-пятнадцать минут еще никогда не были лишними. Провести их я решила с пользой, хромая моральность меня все-таки смущала. Вот я и обратилась за помощью к гаданию. Скорее повинуясь новой привычке, чем в надежде на какой-нибудь четкий ответ. На гадание с зеркалом у меня времени не было, так что взялась за маятник. Но маятник, металлическое веретенце, висящее на цепочке, что я нашла у прабабушкиного дома, работать отказался. Просто повис четко вертикально, и все. Я его уговаривала, пыталась раскачивать, но он словно превратился в палку. Книга, сама раскрывшаяся на нужной странице, ситуацию не прояснила. Ну, видно, придется принимать решения самой.

В дверь позвонили. Дима, как всегда официальный, собранный, аккуратный, красиво и дорого одетый. Он располагающе улыбался, смотрел на меня с восхищением. Я тоже улыбнулась, тепло и сердечно. Хоть и поняла в этот момент, что не рада его видеть. Или я просто расстроена из-за маятника?

— Ты прелестно выглядишь, — сказал Дима, проходя в квартиру и преподнося мне очень изящный букет белых амариллисов.

— Спасибо, — ответила я, принимая цветы.

Дима осторожно и как бы невзначай, по-дружески поцеловал в щеку. Мне стало рядом с ним холодно, захотелось отступить, а лучше вообще распрощаться. Об ответном поцелуе не было и речи. Но парень не заметил неловкости. Я высвободила свою ладонь из его руки, поставила цветы в вазу, еще раз поблагодарив за букет. Дима помог мне одеться, и мы вышли из дома. Кавалер галантно предложил руку, рассказывал что-то забавное, чуть наклонившись ко мне. Глянуть со стороны — идиллическая картина. Вот только судя по раздраженному, даже злому взгляду Володьки, которого мы, конечно же, встретили, ему она не понравилась. Вовка, вооруженный каким-то запеленатым в газету букетом, преградил нам путь, вежливейшим образом поздоровался. Но меня его напускное благодушие обмануть не могло. Вовка был зол, а чем больше его злили посторонние, тем елейней были его голос и интонации. К счастью, Дима этого не знал. Я спокойно, словно не замечая настроя Володьки, познакомила молодых людей, и мы раскланялись, пожелав друг другу хорошего вечера.

Но мой вечер хорошим не был. Мы с Димой сидели в ресторане, беседовали, он что-то рассказывал. Я улыбалась, старалась не выпадать из разговора, вовремя реагировать. Дима ничего не замечал, моих коротких ответов ему было вполне достаточно. Его вечер был хорошим. Я же рассеянно смотрела на руку, накрывающую мою, подмечала улыбки, отблеск свечи на дужке очков, мимику… Но думала я о Володьке. Почему он разозлился, увидев Диму? Или раздражало его что-то другое, а я просто увидела его в неподходящий момент? Теперь уж и не скажешь, и не спросишь. Досадно.

Дима отвел меня домой. В коридоре, прощаясь, он приобнял меня и явно собирался поцеловать. Я отстранилась. Осознала, что не смогу. Не смогу поступить так с ним, не смогу поступить так с собой. Он не понял. В его взгляде появились обида и недоумение. С его точки зрения все было хорошо, давно пора было переходить на другой уровень отношений.

— Что-то не так? — спросил он, снова пытаясь обнять меня.

— Не надо, — я покачала головой, повела плечами, побуждая его убрать руки. — Прости, Дима, я не могу.

Он молчал, ожидая продолжения.

— Я не люблю тебя.

В его взгляде появилась горечь, но Дима нашел в себе силы улыбнуться:

— Но мы же не в седьмом классе, 'раз увидел — и влюблен'. Мы взрослые люди, нам нужно время.

— Оно у нас было. Именно поэтому я и говорю сейчас, — я старалась смягчить удар. — Ты замечательный человек, очень хороший. И ты заслуживаешь женщину, которая будет тебя любить. Но это буду не я.

Он отвел взгляд, его лицо словно застыло. Сложив руки на груди, смотрел перед собой, осмысливая услышанное. По-человечески мне было Диму безумно жаль, я понимала, что он чувствует. Но лучше пусть будет больно сейчас, когда мы еще недостаточно знакомы, чем потом, когда он привяжется ко мне по-настоящему. Тогда будет действительно очень больно.

— У нас с тобой много общего, — тихо сказал он. — Нам хорошо вдвоем, мы подходим друг другу.

— Да, — с этим было сложно не согласиться. — Но это не любовь.

Он снова замолчал, закусил губу.

— Мне очень жаль, — прошептала я.

Он резко повернулся ко мне. Взгляд твердый, решительный, даже отчаянный. Дима выпалил:

— Тогда дай мне шанс.

— Дима… — начала было я.

— Не отвечай сейчас, — попросил он. — Давай просто встретимся завтра, как и собирались. Я не могу от тебя отказаться. Ты мне стала слишком дорога.

Я покачала головой:

— Пойми, это ничего не изменит. Давать этот шанс было бы жестоко.

— Нет, я не понимаю и не смогу понять! Давай встретимся завтра, еще раз все обсудим, — настаивал он.

— Это ни к чему, — мягко возразила я.

— Смотрю, ты уже приняла окончательное решение, — обреченно кивнул он. — Я позвоню тебе завтра, пожалуйста, возьми трубку.

— Конечно, возьму.

— До завтра, — он открыл дверь, еще раз обернулся, посмотрел на меня, пробормотал. — Я не понимаю.

И ушел.

Да, знаю, я поступила с ним жестоко. Нужно было раньше разобраться в себе, в своем отношении к нему. Но, к сожалению, получается, как получается. Одно утешало — в правильности принятого решения я была совершенно уверена.


Володька, тайная, в первую очередь для меня, любовь всей жизни, пропал на неделю. Ссылаясь на занятость на работе, сам на контакт не шел и довольно резко обрывал меня, когда я ему звонила. Ну, я старалась не принимать это на свой счет, мало ли, бывает.

Приближалась весна, она все ощутимей чувствовалась в воздухе, в пересвистах птиц. Становилось теплее, снег потихоньку сходил. Значит, растаяла дорога в Крынычки. Ой, 'близится час торжества моего'! Прижму Емельяна, наконец-то. Будет знать, как ведьме голову дурить и мозг пудрить!

Испекла любимых Володькой ветчинных улиток, упаковала в фольгу, чтобы не остыли, прихватила печенья и отправилась к другу на поклон. Он был и оставался единственным, кто мог бы отвезти меня в Крынычки. Вовка открыл дверь, окинул меня недовольным взглядом, но в дом пустил.

— С чем пожаловала? — неприветливо спросил он, ставя чайник.

— С улитками и с просьбой, — честно ответила я.

— За улиток спасибо, конечно. Что за просьба? — он сверлил меня взглядом, стоя рядом с плитой, сложив руки на груди и чуть скосив нижнюю челюсть вправо. Кажется, никакой загруженности на работе у него не было. Он так реагировал на меня. Чем успела обидеть?

— Отвези меня на выходных в Крынычки, пожалуйста, — озвучила я свою проблему.

— Опять Крынычки, стало быть. А у этого твоего…. — Вовка пренебрежительно скривился. — Как там его? Димы? Машины нет?

Что-то явно не так. Вовка закипал быстрее чайника. И его раздражение было заразным.

— Ну, во-первых, он не 'мой', - процедила я. — Во-вторых, может, и есть. Но она вместе с ним в Киеве. В-третьих, я думала, что друг мне ты, а не он. Жаль, что это, видимо, не так.

Договаривала уже в коридоре, потому что общаться дальше с Вовкой мне как-то резко расхотелось.

— Не переживай, спасибо за хлопоты. Пока!

Прежде, чем он успел что-то сказать, я схватила с вешалки дубленку, распахнула дверь и выскочила из квартиры. Одевалась уже на лестнице.

До дома добежать не успела, как в кармане зажужжала мобилка, — звонил Вовка. Я нажала на отбой и выключила телефон. Все! Надоел!

Я игнорировала Володьку целых два дня. Даже мама подыграла. Когда Вовка, осознав, что на звонки я отвечать не буду, пришел ко мне домой, мама, не моргнув глазом, соврала, что ее любимой дочери дома нет, когда вернется, не знает.

— Тина, вы что, поссорились? — спросила мама, выпроводив Володьку.

— Есть такое, — призналась я.

— И с чего бы?

— Если б я знала! — буркнула я. — Он на меня накинулся, как на врага. Ну, я и обиделась. Он мне два дня названивает раз в час. А я трубку не беру. Вообще в черный список занесу… Надоел.

Мама усмехнулась, покачала головой:

— Милые бранятся…

— Мама, ну какие 'милые', ну скажи? — вздохнула я. — Друзья. По крайней мере, были…

— Ну да, ну да, — улыбнулась мама и вышла.


На следующий день Вовка поймал меня на улице. Я возвращалась с работы, а он караулил меня в машине.

— Тина, ты прости. Я погорячился и накинулся на тебя, — принялся оправдываться он. — Не хотел тебя обидеть.

— Да-да. Я понимаю. Загруженность на работе. Бывает, — холодно ответила я.

— Тина, не кипятись, — он улыбнулся. — Пойдем в кафе посидим? Тирамису поедим?

Я хмыкнула:

— Соблазнитель.

— Какой есть, — улыбка стала веселей. — Так пойдем?

— Пойдем, — вздохнула я, притворяясь, что делаю ему одолжение. Хотя сама была очень рада тому, что он все-таки пришел мириться.

Мы не просто посидели в кафе, еще договорились на субботу, что Володька отвезет меня в Крынычки. Сам сказал, я больше эту тему поднимать не собиралась.

Ночью, когда родители заснули, решила поговорить с Тикусой Владимировной. Это же ее домовой, в конце-то концов. Может, подскажет какие рычаги давления на него, если Емельян упрется.

— Клыкала? — спросила бабушка, проявляясь в бездонном омуте блюдца.

— Да, — кивнула я. — У меня тут новости разные. С русалкой, например, разговаривала.

— Знаю, — улыбнулась Тикуса Владимировна.

— А что еще ты знаешь? — спросила я.

— Багато чого, — усмехнулась собеседница. — Але тоби не скажу.

— Почему?

— Рано.

— Что-то не улавливаю смысла гадания, — хмыкнула я. — Кажется, его придумали, чтобы получать ответы на вопросы.

— Хиба? — удивилась ведьма.

— Ну да!

Если бы вчера гадать села, подобное поведение родственницы меня бы раздражало. А сегодня только веселило. Я поняла, что давить на нее нет никакого смысла, она все равно не расскажет ничего.

— Ты дывы, — бабушка разыгрывала искреннее удивление.

Я не удержалась и прыснула. Она тоже рассмеялась.

— Может, ты все же скажешь, что задумал Емельян?

Она отрицательно покачала головой.

— Ну и ладно. Тогда доброй ночи?

— Добранич, — откликнулась бабушка и пропала.


С утра пораньше в субботу поехали с Вовкой в Крынычки. Договорились, как и раньше, подъехать поближе к развалинам избушки. Если дорога позволит. Если нет, то Вовка решил, что будет провожать меня чуть ли не к самому пепелищу. Это в мои планы не входило. Я ехала ругаться с домовым и собиралась в случае необходимости использовать магию. И мне как-то не хотелось, чтобы Вовка это видел. После долгих уговоров он, скрепя сердце, согласился просто звонить мне. Как в прошлый раз. Снега намело порядочно, но из-за оттепели он был рыхлым, водянистым. Машина в нем завязала, Вовка не рискнул даже подобраться ближе к лесу.

— Нам же еще выбираться отсюда. А к местным на поклон за трактором идти не хочется, — задумчиво окинув взглядом просторы заснеженного поля, сказал он.

Я вышла из машины и тут же почти по колено провалилась в снег. Представив, как мне идти по полю, а потом и по лесу к избушке, обрадовалась своей предусмотрительности. Да, высокие резиновые сапоги — не самая изящная обувь, но в этих условиях самая подходящая. Я обошла машину, открыв заднюю дверцу, подхватила приготовленный рюкзак с едой и термосом с чаем. Вовка помог его одеть.

— Так, вот тебе кофе, — я стояла рядом с машиной и давала Володьке последние инструкции, указывая на плотно набитую сумку. — Если проголодаешься, то тут мясо, тут помидорки, картошка, хлеб. Здесь салфетки, вилки. Здесь, — я хлопнула ладонью по второму рюкзаку, — плед и подушка, если захочешь поспать.

— А я-то думал, что же там в сумках, — пробормотал Вовка. — А тут запасы. Не помру ни от голода, ни от холода…

— На то и расчет, — улыбнулась я. — Все, забирайся обратно и жди меня. Если что, — звони. Вопросы есть?

— Есть, — кивнул Володька. Вид у него был очень серьезный.

Я выжидающе посмотрела на него, ожидая продолжения.

— Тина, когда ты начнешь замечать меня?

Ничего себе заявки.

— Не поняла, — искренне призналась я.

— Объясняю, — сурово сказал он, сгреб меня в охапку и поцеловал. Боже мой, что же это творится…. Неужели правда? Неужели дружба и для него давно не дружба? Даже поверить боязно в то, что это происходит не во сне…

— Поняла? — спросил он через минуту, заглядывая в глаза. Взгляд был таким нежным, любящим… Мое сердце, и до того аритмичное, кажется, сошло с ума. Любит… Неужели… Я вглядывалась в его лицо, глаза. Володька улыбнулся, я почувствовала, что и сама улыбаюсь. Любит… Не могу поверить, может, мне это снится?

— Поняла? — еще раз спросил он.

— Нет, — я чуть качнула головой.

В его глазах мелькнуло недоумение.

— Объясни еще раз, пожалуйста.

— С удовольствием, — тихо сказал он и поцеловал меня снова.

Какое счастье… А мы ходили друг вокруг друга и не замечали очевидного… Как долго дружба мешала любви. Как долго…

— Я люблю тебя, — прошептала я, обнимая Володьку.

— Вот так просто взяла и сказала? — притворно удивился он. — Не дожидаясь моего признания?

— Просто сделала логичный вывод. Не любил бы, не целовал бы, — ответила я, целуя его.

— Я люблю тебя, Тина, — сказал Вовка через пару минут. — Ты для меня всё.

Расстались мы где-то через полчаса. Целовались в машине. Какие мы все-таки дураки.

— Тина, может, ты никуда не пойдешь? — спросил Володька. Правда, это была больше просьба, чем вопрос. С каким бы удовольствием я осталась… Но есть вопросы, на которые мне нужны ответы.

— Надо, Вовка, надо. Но я скоро вернусь, — пообещала я и вышла из машины.


До полянки добралась без приключений и в отличнейшем настроении. Как-то даже забыла, что я, вообще-то, ругаться с Емельяном ехала. У заснеженных развалин избушки меня поджидали трое: леший, русалка и домовой.

— День добрый, — поздоровался он, с усмешкой поглядывая на меня исподлобья.

— Добрый, — откликнулась я. Весь боевой настрой давно куда-то улетучился, осталось только любопытство. Мда, и как теперь ругаться?

— Может, кто-нибудь расскажет мне, что это за история с Милой в городе, с приворожением Володьки?

— Отчего ж не рассказать, теперь самое время, — кивнул Емельян. — Но для начала, Алевтина Петровна, позволь тебя поздравить.

— С чем? — насторожилась я.

— С тем, что ты теперь настоящая ведьма, полностью открывшая свою силу, скажем откровенно, немалую. А еще со скорой свадьбой.

— Спасибо…, наверное, — несколько смутилась я. Разговор шел совсем не так, как я представляла.

— Знаю, последние месяцы были для тебя нелегкими, но иначе было нельзя, — словно извиняясь, продолжил домовой.

— А вот с этого места поподробней, пожалуйста, — попросила я.

— Само собой, — кивнул Емельян и улыбнулся. — У тебя, как у семейной ведьмы, есть обязанности. На тебе держится семья, родственные связи, благополучие каждой отдельно взятой ветви семьи. И ты, берегиня, должна хранить семью, пока новая ведьма не войдет в силу. Даже после смерти, как Тикуса Владимировна.

— И как мне это делать? — ничего себе задание. Мало того, что ответственность за всю семью, так еще и на тот свет распространяется.

— Самое главное условие ты уже выполнила. Ты стала счастливой. Ты будешь подобно солнцу рассылать лучи счастья всей семье. А остальное… Советом, словом, помощью будешь хранить семью. Ты психотерапевт. Хорошо умеешь это делать.

— Ладно, — медленно проговорила я, вникая в услышанное. — А причем тут Вася и, так сказать, деятельность Милы в городе?

Емельян усмехнулся.

— И тут все просто. Чтобы высвободить силу, нужны сильные чувства. Гнев, например, ярость. Для этого понадобился Вася. Кстати, — домовой повернулся к Никифору. — Вася, будь добр, предложи нашей ведьме стул.

Никифор послушно кивнул, а когда поднял голову, на меня смотрел Василий. Те же чуть насмешливые глаза, красиво очерченные губы, изогнутые в чарующей улыбке, та же одежда. Я почувствовала, как роняю челюсть на землю. Быстренько взяла себя в руки и тряхнула головой, отгоняя наваждение. Никифор-Вася подошел ко мне, наколдовал стул и галантно предложил присесть. Предложение озвучил на французском.

— Мы думали, ты влюбишься в такого молодого человека, а когда узнаешь, что он тебя использовал и бросил, придешь в ярость, — подала голос Мила, робко поглядывая на меня. Видно не забыла нашу прошлую встречу. Хотя такое не забудешь. — Но ты не желала в него влюбляться.

Я села на предложенный стул. Что-то многовато новостей за один раз. И с того света семью хранить, и Вася оказался лешим. Значит, и вся его история — выдумка. Не было никакой другой ведьмы, которую заклинанием в межмирье закинуло.

— И что вы сделали?

— Пришлось тебя привораживать, — мялась русалка. — Приворот на основе моего не подействовал на тебя совершенно. Пришлось очень старым способом, через портрет. Но и так ты сопротивлялась. Поэтому Никифору приходилось часто появляться днем, чтобы заклинание поддерживать.

— Да и самому мне нужно было очень стараться, — высказался Вася. — Приходилось перебивать истинную любовь приворотом. А это тяжело, особенно, если 'жертва' — ведьма.

— Ты не мог бы, пожалуйста, стать снова Никифором? — спросила я бывшего 'возлюбленного'. Как-то не ожидала увидеть его вновь, а уж тем более слушать его жалобы на сложности с моим охмурением. — У меня из-за всего этого когнитивный диссонанс.

— Конечно, — улыбнулся Вася и, передернув плечами, превратился в лешего.

— Спасибо, — я задумалась. Компания молча ждала моей дальнейшей реакции. — Ладно, вы вызвали отрицательные эмоции. На Васю я очень сердилась, а то бы не отправляла его обратно в межмирье. Зачем нужно было морочить голову Володьке?

— Потому что Васю ты не любила. И, как ты совершенно верно сказала, всего лишь рассердилась. А это недостаточно сильные чувства, — пояснил Емельян. — Вот мы и решили подстраховаться. Тем более вас, современных умников, в любовных делах за ручку водить надо.

— Так уж все запущено? Раньше лучше было? — не удержалась я от ироничного замечания.

— Да, — улыбаясь, кивнул домовой. — Ты с Владимиром своим сколько знакома? Да он тебя всю жизнь любит. Ты ж разве заметила? Ты даже сама не поняла, когда его полюбила, — старичок покачал головой и добавил: — Эх, ума у тебя палата, а глупости — сааааррратовская степь! — и распахнул руки, показывая ширь степи.

Вот даже и не знаешь, как реагировать на такое.

— И вы решили помочь нам сойтись? — выдохнула я.

— Да, — согласился Никифор. — Еще нам нужно было, чтобы ты была в ярости. А когда Мила зацепила Владимира, а потом бросила, ты в достаточной мере разозлилась.

— Ты не представляешь, как он сопротивлялся моей магии, — встряла русалка. — Мне еще не приходилось с таким сталкиваться! Мало того, что заклинание на него трижды набрасывала, так еще 'привязки' везде расставлять приходилось. И звонить по четыре раза в день.

Нет, только подумать, эти сказочные персонажи устроили мне 'веселую' жизнь, а теперь мне же жалуются, как непросто это было! Что-то с этим миром не так…

— Разозлилась ты знатно, — вернул разговор к основной теме Емельян. — Мила говорила, ты голосом стекла побила.

Я кивнула.

— И ее из круга выдернула.

Я снова кивнула.

— И книга к тебе сама прилетает, раскрывается сама там, где надо…

Кивнула в третий раз.

— И глаза и волосы у нее от ярости почернели…, - вставила Мила. — Такого даже с Тикусой Владимировной не случалось…

— Понятно, — коротко подытожил Емельян и задумчиво добавил: — Ты сильней Тикусы Владимировны, да и семья у тебя больше. Без помощника тебе нельзя.

— Без какого помощника? — удивилась я.

— Без домового, — пояснил Емельян, глядя на меня с уважением. — А с такой силой лучше бы тебе сразу двух.

— Или одного опытного, — улыбнулась я.

— Если на меня намекаешь, то зря, — покачал головой старичок. — У меня здесь семья, друзья. Но в течение недели жди гостей. Я подумаю, кого бы к тебе лучше поселить. Под 'к тебе' я понимаю квартиру Владимира, — домовой лукаво подмигнул.

— Ну, вы даете, — усмехнулась я. — Устроили спектакль, заклинаниями-приворотами бросались направо-налево. И все без смущения совершенно.

— А чего смущаться? — Емельян пожал плечами. — У тебя свои обязанности. У нас наши. Мы должны были помочь тебе раскрыть силу и стать счастливой. Мы это сделали. Теперь каждый будет выполнять свою работу, как должно. И не переживай, Тикусе Владимировне тоже так помогали. И преемницу твою без помощи не оставят. Кольцо же ты Василию вернула.

— Кольцо? — удивилась я.

— Да, малахитовое. То, с помощью которого Никифор сквозь круг прошел и тебя 'заклял', - пояснил домовой. — Так что прошу, ты о наших делах никому не сказывай. Мало ли, вдруг Маше помогать придется.

— Хорошо, не буду, — пообещала я. — Да и не поверит мне никто.

Домовой усмехнулся:

— И то правда. Ну, вроде бы обо всем поговорили. Если какие новости будут или вопросы, то через помощников твоих свяжемся или позовешь. А теперь прощевай, матушка, а то муж твой будущий уже истосковался.

Я улыбнулась и подошла к ним ближе.

— Спасибо вам.

— Да ладно, что уж там, — заулыбался Никифор. Он обнял меня: — Не поминай лихом. Я ж не со зла.

— Знаю.

— И на меня не сердись, — Мила тоже потянулась обниматься.

— Не буду, — я обняла русалку.

— Он тебя очень любит, — защебетала девушка. — У вас все будет замечательно. Так люблю романтичные истории, которые хорошо заканчиваются. И когда деточки у вас будут, будут красивые, но только мальчики.

— Главное, чтоб здоровые, — улыбнулась я, выпуская русалку из объятий и подходя к домовому.

— Ты справишься, Алевтина Петровна, — подбодрил Емельян.

— Постараюсь, — кивнула я.

— Вот и умница, — похвалил он, обнимая меня на прощание.


Я помахала рукой и пошла к Володьке. На краю полянки обернулась, — никого из моих знакомых уже не было. Не было даже их следов в снегу. Даже мои следы исчезали, словно и меня здесь не было.

Володька ждал меня и действительно сильно волновался. Пока я шла от полянки к машине, он звонил дважды, ведь уже темнело. Встретил нежным поцелуем, крепкими объятьями и словами: 'Господи, Тина, я тебя так люблю'. Меня переполняло счастье. Невесомое и легкое, как пьянящие пузырьки в шампанском.

Доехали домой без приключений. Пошли сразу к Вовке. Он помог мне снять куртку и оставил стоять в коридоре, попросив закрыть глаза и не подглядывать. Слышала, как он зашел на кухню, как хлопнула дверца холодильника, как Володька прошел в гостиную. Потом вернулся, взял меня за руку и провел в комнату. Обнял, поцеловал, я обвила его шею рукой, другой ладонью коснулась щеки.

— Открывай глаза, теперь можно, — прошептал любимый через минуту.

В гостиной был приготовлен романтический ужин. Горели свечи, в ведерке стояла бутылка французского шампанского, на столе разные легкие закуски.


На следующее утро я проснулась рядом с Володькой. Пожалуй, это самое правильное пробуждение в моей жизни. Он обнимал меня даже во сне. Я чуть повернулась, чтобы лучше видеть его лицо. Вовка крепче прижал меня к себе, коснулся лицом плеча и проснулся. Глянул на меня, улыбнулся.

— Я люблю тебя, — прошептал он, поцеловав меня в шею и снова закрывая глаза.

— И я тебя люблю, — я легко погладила его волосы, щеку.

Он притянул меня к себе еще ближе.

Счастье… Спасибо помощникам. А то и правда, глупости, что у меня, что у Вовки, 'саааарратовская степь'.


на главную | моя полка | | Поваренная книга Бабы Яги |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 61
Средний рейтинг 4.2 из 5



Оцените эту книгу