ГЛАВА ПЕРВАЯ

10 января 1997 года. Москва

Андрей вел машину очень осторожно. Сегодня ему не нужны были непредвиденные задержки в пути.

Сегодня он не мог опоздать, а потому не спешил…

Сообщение от Хохла он получил еще вчера вечером… Текст был обычный, стандартный: «Завтра в десять утра встреча на базе. Обязательно жду. Иннокентий».

Впрочем, раньше Хохол сообщал проще и короче: «Жду». И всё тут!

А на этот раз появилось длинное и совершенно не нужное слово «обязательно»… Как будто раньше его вызов был не обязательным… Как будто раньше после такого сообщения Андрей мог не появиться пред «светлые очи пана Семена».

Андрей улыбнулся, заметив, что в своих размышлениях назвал одного и того же человека тремя разными именами.

Имя «Иннокентий» они придумали вместе… Это вроде пароля для связи с Андреем.

И правильно! Незачем оставлять следы в эфире. Сотовый телефон – он только на первый взгляд безопасная штука. Любой радиолюбитель соорудит устройство для контроля и записи сообщений. Знать бы только, какой номер отлавливать.

А дальше – работай! Анализируй разговоры и сообщения. Сопоставляй даты, места, имена… Так вот, «Иннокентий» и был придуман именно для такого случая. Если и слушает их «вероятный противник» с Лубянки или с Петровки, то ему не одну поллитровку надо будет выпить, чтобы разобраться в этих именах. И для кого Хохол – Иннокентий, для кого Викентий, а для кого Семен.

Сам-то Хохол, как он не запутается?.. Правда, он головастый. Не зря же он для своего окружения – шеф, батя, старик…

Говорят, что лысина так просто не появляется…

Если мозгам в голове тесно, они прут во все стороны и волосы заодно выдавливают… А Хохол лысый как коленка.

Это уже точно, что мозгам тесно в его черепушке… И то, правда, что не долго им в заточении мучиться. Очень уж много охотников помочь им на свободу вырваться…

Хохол – он, конечно, мужик не глупый, но такие умники долго не живут.

Хохол… эту простую кличку Андрей помнил еще с детства… Лет с пятнадцати.

Они жили в одном дворе, в большом «генеральском» доме на Горького. И Андрей наверняка видел Семена Тарасовича Грошавеня… Видел, но не запомнил его. Очень он был неприметный.

А известным всему дому Хохол стал в день своего ареста по какому-то «валютному» делу.

Уже к вечеру весь дом знал от словоохотливых понятых, что в квартире «этого хохла» вскрывали паркет, под которым «золотых монет разбросано, как гальки на пляже в Сочи».

Особенно интересовал всех рассказ о пачках американских денег, которые в последний момент были извлечены из подоконника. Понятые, купаясь в лучах славы, обстоятельно поясняли:

«Пачки толстые, а что толку? Очень, надо сказать невзрачные деньги… Серые такие. С одной стороны только зеленоватые… И все одинаковые! Что тебе десять, что пятьдесят, что сто… Одно слово – доллар!.. И чего он на них позарился? Уж если и копить деньги, то наши. Яркие, приятно посмотреть… Рубль – он желтый, а червонец, понятное дело, – красный. Все как у людей».

…Вновь Семен Тарасович появился в их дворе только через пять лет.

Московской прописки его, естественно, лишили, но в старой квартире продолжали жить его мать и тетка.

Хохол появлялся у них каждую неделю, стараясь не попадаться на глаза участковому… Впрочем, что мог сделать молоденький лейтенант с тридцатипятилетним мужиком, имеющим три высших образования: историческое, экономическое и пятилетку мордовских лагерей?

При любой встрече с участковым Хохол заявлял, что «в настоящий момент направляется за сто первый километр к месту постоянной прописки. В Москве бывает часто, потому что очень любит свою мамашу… Еще вопросы есть? Вопросов нет!»

Андрей к этому времени приобрел двухлетний опыт десантника и странную кличку Дрюсь… Странную лишь на первый взгляд. Просто вначале он был Андрюха, потом Дрюха, а затем Дрюсь.

Несмотря на свою осторожность, Семен Тарасович сразу начал привлекать Андрея к делам. Но через год, когда начался смутный период череды генсеков, хохол вдруг исчез.

Вновь они встретились лишь три года назад.

Андрей часто вспоминал потом эту встречу и этот удивительный по лаконичности и влиянию на всю его жизнь диалог:

– Как дела, Дрюсь?

– Нормально.

– Сидел?

– Да.

– Долго?

– Три года.

– За что?

– Да не тот сейф вскрыли.

– Стрелять не разучился?

– Не должен бы… Я шесть лет назад мастера спорта получил.

– Слышал! Поэтому и спрашиваю… Знаешь что, Дрюсь, есть у меня к тебе дело на десять зелененьких.

Сразу после этого Хохол показал Андрею свое удостоверение.

Теперь господин Грошавень был помощником депутата. Правда, это был не самый известный политический деятель, но зато проходил по спискам самой скандальной партии.

Уже через месяц Андрей выполнил первое боевое задание.

Он до сих пор не понял, была ли это просто проверка или кому-то так необходимо было убрать этого старика из коммуналки на Мясницкой…

Скорее всего, кто-то из богатеньких положил глаз на эту шестикомнатную квартиру с видом на Кремль и на Лубянку… А старик, вероятно, мешал… Есть еще такие несговорчивые старики.

Андрей старался никогда не думать о своих «клиентах», как о живых людях… Когда-то он работал, как в тире. Там тоже есть мишени. Если стрелок их продырявил, то приходит смотритель, срывает со стендов пришедшие в негодность листы, комкает их и бросает в большой деревянный ящик.

А уже через минуту на их месте красуются новенькие мишени, не подозревающие о том, что их ждет.

Вот они мы, попробуй-ка, попади в нас!

Правда, тот тир, в котором он проторчал почти год, упорно пробиваясь к званию мастера спорта, – тот тир и сейчас всегда открыт для него.

Можно заскочить на часок, пострелять, потрепаться, попить кофейку… И линия огня всегда на месте! Нет ветра и тумана. Светло, и мишени никуда не бегают! Не орут от страха и не прячутся от тебя после первого неудачного выстрела.

…Андрей посмотрел на часы и стал перестраиваться в первый ряд.

Он решил выбрать удобное место и постоять на обочине пять-шесть минут.

Нельзя было опаздывать, но и раньше появляться даже на минуту – совершенно незачем. В любой игре есть свои правила. В его деле одно из обязательных условий – точность.

И все-таки, почему на этот раз Хохол употребил фразу: «Обязательно жду»?

Странно это!

Семь клиентов ушли в мир иной просто так, а восьмой должен уйти обязательно.

Андрей не мог допустить, что Хохол вставил это слово случайно. По недомыслию или от волнения… Не тот это человек!

Хохол ничего просто так не делает.

Ровно в девять пятьдесят восемь Андрей остановил машину перед воротами неказистого заведения с надписью «Ремонтная база».

Это было небольшое частное предприятие, расположившееся на краю оврага, вдоль которого тянулся двухкилометровый ряд гаражей.

Основная хитрость была в том, что хозяин ремонтной конторы соорудил переезд через овраг, за которым проходила не очень бойкая дорога, терявшаяся в лесном массиве.

Андрей был уверен, что три минуты назад Хохол на своем джипе въехал с той стороны оврага во внутренний дворик конторы и сразу же пересел на неприметную светлую «семерку»… Андрей выдал три коротких гудка.

Ворота мгновенно открылись и еще быстрее закрылись, проглотив темно-синюю «Ниву» Андрея.

На площадке не было ничего настораживающего.

Все как всегда… Как надо!

Джип стоит под навесом, «семерка» с включенным двигателем готовится к броску, хозяин бежит открывать противоположные ворота.

Андрей молча сел в машину рядом с Хохлом… Они лишь обменялись взглядами. Разговаривать они будут потом, вне машины, на опушке леса, где на сотни метров просматриваются возможные подходы…

Когда они вышли из машины, Андрей продолжал молчать… Хохол для него – почти хозяин, пусть он и начинает беседу.

Грошавень тоже не торопился.

Важнее сейчас осмотреться, почувствовать, не изменилось ли настроение у Андрея, не запаниковал ли он, не скурвился ли.

Впрочем, с таким послужным списком у него уже нет другой дороги… Его поезд набрал такую скорость, что не повернуть, не соскочить.

– Ты, Дрюсь, уши пошире раздвинь – я тебе приятное буду говорить.

– Всегда готов слушать.

– Я, было, думал тебя сегодня немножко воспитывать. Я же твой старший товарищ. Я должен тебя наставлять, учить, критиковать, дрючить периодически… Так вот – не смог я повода найти. Нет у тебя зацепки, к чему можно придраться … Чисто работаешь, Дрюсь!

– Стараюсь.

– Профессионалом ты стал высокого класса… Я сам удивляюсь! По последней твоей акции, по банкиру в Хамовниках, такой хай подняли… И тишина! Даже место выстрела определить не смогли… Охранники знаешь, какие показания дают? Как в песне: «Вдруг пуля пролетела, и хозяин наш упал»… Все!

– Ты, Тарасыч, не тяни резину… Все это мне очень приятно, но давай ближе к телу… Я так понимаю, что ты мне больно хитрое задание придумал. И теперь никак не можешь подступиться. Боишься, что я откажусь?.. Или мы первый день знакомы?

– Ну, убил, Андрюха! Наповал убил! И как ловко ты меня раскусил!.. Так меня прямо мордой по батарее провел. Туда-сюда… А ведь я о тебе пекусь! Хотел нервишки твои поберечь. Хотел с подходцем, осторожненько.

– Да говори ты уже.

– На этот раз ты не со мной будешь работать. В Крым поедешь, к теплому морю.

– Это в январе-то?

– Море там, может и не теплое, а так – нормально, градусов десять тепла. И воздух чистый, прозрачный – оптика сбиваться не будет.

– Это ты, Тарасыч, намекаешь, что издалека придется работать?

– Не знаю я, Андрюха! Это я сам дотумкал… Мне только намекнули, что им надо какую-то московскую шишку снять. А это значит, толпа народа будет вокруг… Здесь клиента в подъезде не подкараулишь.

Несколько минут они стояли молча.

Вначале их отвлек от разговора лыжник, приближавшийся к ним по едва заметной старой лыжне… Но в ста метрах он остановился, огляделся и, развернувшись на месте, стал на большой скорости удаляться, демонстрируя профессиональный размашистый шаг.

Затем их внимание привлекла стайка синиц, равномерно облепивших небольшой куст… Периодически птицы как по команде взмывали вверх и, сделав над поляной небольшой круг, также одновременно занимали прежние места…

Грошавень не мог снова начать разговор. Он чувствовал себя весьма неуютно.

Три года они работали в паре, и он был для Андрея единственным и очень надежным заказчиком.

Нет, конечно, Дрюсь выполнит любое поручение. Куда он денется!.. Но очень не хотелось вот так, из-под палки.

Да и для себя тут есть определенная опасность!

Кто знает, насколько там аккуратно будет работать Зубр… Но и отказать ему он не мог… Не по понятиям это! Они же не просто кореша. У них старая дружба, политая кровью!

С Зубром, или Ильей Коровенко, Хохол познакомился еще во время первой отсидки… Тот сидел за простенький грабеж, но уверял всех, что он «политический» и что деньги ему были нужны исключительно для организации борьбы за свободную Украину.

А такое великое дело требует очень больших денег. «Да хиба ж бэз грошей такэ великэ дило зробишь?»

Сейчас Зубр боролся за свободу Украины в героическом Севастополе.

Хохла никогда не волновали политические идеи… Он интересовался политикой, но в меру, как одессит: «А что я с этого буду иметь?»

А с Зубра и его команды он мог поиметь кое-что… По украинским меркам это была огромная сумма, но и по российским – достаточно большие деньги.

– Ты, Андрей, не бери в голову!.. Все будет путем! Вот тебе билеты на завтрашний ночной поезд… Вещи и инструменты на месте получишь… Собирайся как в командировку. И легенду можешь себе такую взять: мол, ты – зеленый эколог-ихтиолог! Мол, борешься ты за чистоту Черного моря. Чтоб, значит, всех мидий не сожрали.

Хохол заразительно засмеялся собственной шутке, но, увидев смурное лицо Андрея, осекся и продолжал деловым тоном:

– На вокзале тебя встретит мой старый приятель Коровенко. А ты будешь звать его Зубром… Смешная кличка, правда?.. Вот он тебе и даст заказ.

– Значит ты, Хохол, меня этому Зубру в аренду сдал?

– Тьфу, дурак!.. Обиделся?.. Какая к черту аренда? Ты на работу едешь… И не за просто так! Ты знаешь, сколько я тебе дам?.. Помнишь последнего своего банкира, ноябрьского? Мало я тебе за него отвалил?.. Так ты считай, что сейчас одним выстрелом трех банкиров уложишь.

11 января 1997 года. Москва

Голос Павленко звучал в телефонной трубке взволнованно и даже как-то испуганно.

Савенков хорошо знал характер своего старого школьного друга. Даже самые серьезные переговоры тот проводил с шутками-прибаутками.

Это был врожденный оптимист, и выбить его из этой колеи могло только что-то действительно важное и очень страшное.

Такой серьезный голос был у Сергея Павленко тогда, в мае прошлого года, когда он вытащил Савенкова к себе на Кипр и предложил срочно создать детективное агентство. Для чего? Надо было срочно защитить его, благородного предпринимателя, от гнусных козней жалких вымогателей и шантажистов.

Конечно, сейчас, когда вся эта история завершилась полным триумфом нового детективного агентства «Сова», сейчас обо всем этом можно вспоминать с той или иной долей иронии… Но тогда, прошлым летом, всем было не до смеха и шуток.

Молоденькая «Сова», решившая быстро распутать маленький криминальный клубочек, неожиданно увидела, как дело «жалких шантажистов» разрастается. Ситуация начинала выходить из-под контроля. Пришлось столкнуться с убийствами, похищениями, покушениями и исчезновениями… Одним словом – приключений было выше крыши!..

Да, все это было почти год назад.

Сейчас у «Совы» не было недостатка в клиентах. Но основным «объектом охраны» всегда был Сергей Сергеевич Павленко.

Кроме того, он был основным акционером агентства. И, значит, основным его хозяином.

А хозяин – барин!

Поэтому взволнованный Павленко даже не просил, а просто приказал Савенкову немедленно собрать всех сотрудников в офисе «Совы» в Беляеве.

Быстро по тревоге удалось найти только Олега Крылова и Варвару Галактионову.

Правда, в этой ситуации Миша Марфин как программист был не очень нужен… А вот нужный человек – Илья Ермолов – застрял в Рузском районе, распутывая дело о жулике, продавшем два дома на берегу Москвы-реки.

Павленко ввалился в офис с шумом и грохотом, таща за собой растерянного и спотыкающегося мужчину в больших роговых очках.

Спутнику Сергея Сергеевича было, на вид, лет сорок пять… На нем были дорогие фирменные вещи, но одевался он в спешке или в большом волнении. Один конец белоснежного шарфа чуть выглядывал около шеи, зато другой спускался ниже пояса.

На рубашке не были застегнуты три верхние пуговицы, но этот недостаток частично скрывал шикарный косо завязанный галстук.

Черная норковая шапка гостя была лихо сдвинута к левому уху.

– Знакомьтесь, друзья, – прогрохотал Павленко, завалившись на диван прямо в дубленке. – Считайте, что это мой брат – Шорин Юрий Петрович. Беда у него!.. А вы можете помочь. Я в вас не сомневаюсь ни на… эту, как ее – юту, ету… Ни на грамм не сомневаюсь!.. Говори, Шорин! Как можно подробнее. Тут, брат, знаешь – одна мелочь все может решить. У меня в «Сове» такие Мегрэ работают. Такие Агаты Кристи сидят…

– Вы бы разделись, – встрепенулась Варвара при упоминании Агаты Кристи. – Жарко тут у нас… А я быстро чай с коньяком приготовлю.

– Это можно, – добродушно согласился Павленко, – только не надо мешать. Либо то, либо другое!.. И в большом количестве. Но только не чай… Да начинай же, Шорин.

Юрий Петрович долго выбирал место.

Он хотел сесть лицом ко всем… Затем обнаружил непорядок в своей рубашке, вскочил и стал застегивать пуговицы, повернувшись лицом к стене… Потом он долго поправлял галстук, протирал очки…

Павленко молчал, стиснув зубы и нетерпеливо ерзая на диване.

В старых характеристиках обычно писали: «выдержан и морально устойчив»… И если Павленко даже мечтать не мог о второй части этой формулировки, то выдержку он демонстрировал сейчас с большим успехом.

Правда, его хватило на три-четыре минуты.

– Да начнешь же ты, наконец?.. Ну, ты и Тортилла!.. Это черепаха такая… Кончай, Шорин, кота тянуть… за всякие разные места. Береги народное время! Минуты-то бегут… А для тебя сейчас время – деньги… И не только деньги. Жизнь твоей жены – это тоже немаловажно.

– Да-да, жена, – встрепенулся, наконец, Шорин. – Моя жена исчезла!

Он сделал многозначительную паузу и начал опять поправлять галстук. Но, увидев грозно поднимающегося с дивана Павленко, торопливо продолжил:

– Она у меня единственная… То есть, первая жена. Мы не так давно поженились. Всего пять лет… Она очень красивая. Она блондинка, такая вся золотистая, рыжеватая…

– Вы не волнуйтесь, Юрий Петрович, – теперь уже не выдержал Савенков. – До ее внешности мы дойдем, но в свое время. А пока с самого начала. Когда она исчезла?

– Три дня назад…

– И вы только сейчас к нам пришли?

– Нет, все не так.

Шорин сделал паузу, сняв очки и взглянув на визитную карточку Савенкова.

– Все вовсе не так, Игорь Михайлович. Зоя Александровна уехала в Севастополь десять дней назад. Поездом… Она очень самолеты не любит! Так я ей билеты в люксе взял, в СВ. Я оба места в купе выкупил, чтоб даже рядом никто… И вот она уехала. А я провожал…

– Значит, ваша жена поехала в Севастополь? Да еще первого января?

– Второго! Первого мы еще отмечали, то есть встречали… Очень большая компания была. Все руководство нашего банка… На природе встречали. Елка настоящая, шампанское в сугробах, салют… Вы знаете, поросенка пытались на углях приготовить – не прожарился.

– А она вам звонила из Севастополя?

– Сразу же!.. Утром четвертого января… Она очень в этом смысле обязательная. Она каждый день потом звонила. И я ей звонил.

– Где, простите, остановилась Зоя Александровна?

– В гостинице… В лучшей гостинице. Она так и называется «Севастополь». Это в самом центре, около Приморского бульвара.

– Знаю, Юрий Петрович, – чуть заметно улыбнулся Савенков. – Только там нет Приморского бульвара. Эта гостиница на проспекте Нахимова, а с другой стороны, снизу – набережная Корнилова.

– Верно, набережная. Она обо всем мне рассказала… У нее две комнаты было. Люкс, естественно!.. Из окон – море, пароходы, лебеди… Нет, точно – лебеди! Они там зимуют. А я и не знал.

– В каком номере она жила?

– В люксе! Я на жене не экономил… В триста двадцатом. Вот и телефон ее… Вы представляете, только у нее во всей гостинице горячая вода была. Нагреватель такой на стенке… Израильский.

– Так все-таки, Юрий Петрович, зачем она поехала в Севастополь?

– Правильно вопросы ставишь, Савенков, – вступил в разговор Павленко, который уже несколько успокоился и уютно расположился на обширном офисном диване. – А ты, Шорин, не юли, не уходи в сторону лебедей и еврейских нагревателей. Они и в Москве всех нагревают… Ты, Шорин, фактуру давай. Факты!.. А уж аргументы пусть наши Сократы сочиняют. На то они и сыщики… Варвара, ты ведь много коньяка принести грозилась. Не вынуждай меня самого в магазин бежать.

– Уже несу, Сергей Сергеевич.

– И не рюмку, а фужер. Поняла? Фужер!.. А вы, господа, продолжайте работать. Я вас свёл, я свое дело сделал… Мавр сделал свое дело – мавр может пить коньяк.

Шорин смущенно посмотрел на Савенкова, но, вдруг вспомнив его последний вопрос, начал торопливо отвечать:

– Вы спросили, зачем она поехала? Отвечаю – дом покупать!.. Она очень море любила… Она дом хочет купить на самом берегу, чтобы закат, чайки, ночные купания… Глупость, конечно. Какой сейчас дом на Украине? У них же там полный развал и разруха… Хуже, чем у нас.

– Не на Украине, а в Украине, – добродушно проворчал Павленко, наливая себе второй бокал. – А ты, москаль, не трожь нашу нэньку Украину… Хочет она разваливаться – пусть себе разваливается. Но самостоятельно. Самостийно!.. Мы не холопы, а вы не баре…

– Юрий Петрович, – продолжал Савенков, – вы сказали, что она звонила оттуда… Сколько раз?

– Каждый день! И я звонил каждый день… Она – утром, а я – вечером… Последний раз она звонила в восемь утра восьмого. Это по московскому времени. А у них там семь утра было… Все не как у людей, вы уж простите меня, пан Павленко.

– Валяй, лей всё в одну кучу! Мешай нас, хохлов, с навозом, – добродушно разрешил Павленко, приступая к наполнению третьего бокала. – Имперское у тебя мышление, Шорин. Не даешь ты моей исторической родине свободно развиваться… Семь утра ему не нравится? Да пусть хоть час ночи делают! Так нет, вам надо, чтобы как в Москве.

– Вот именно, они там готовы любую глупость сделать – но только не как в Москве… Что-то ты, Павленко, не едешь на свою историческую родину. Взял бы да поехал!..

– Ну вот, начались гонения по пятому пункту… А в Украину я, Шорин, не могу поехать. В Америку – могу, в Англию – могу… Даже в Германию – могу!.. А вот в Полтаву – не могу… Языков я, Шорин, не знаю. С «ридной мовой» у меня плохо.

Савенков начал серьезно нервничать. Ему никак не удавалось удержать беседу в деловом русле.

Мало того, что от волнения Шорин не может сосредоточиться, так теперь еще изрядно охмелевший Павленко будет отвлекать.

Пока всю значимую информацию можно уложить в два-три предложения.

Впрочем, Савенков по опыту знал, что невозможно заранее определить, какая информация станет отправной точкой в поисках исчезнувшей рыжей Зои.

Важным может оказаться и эта разница во времени, и нагреватель на стене, и лебеди, зимующие в бухте. Обязательно надо все запомнить, записывать надо. Записывать!

Савенков мгновенно подскочил к шкафу, извлек оттуда и установил на столе магнитофон с огромным, величиной с кулак, микрофоном.

Как он мог забыть об этом?! Магнитофон – лучший способ заставить людей привести в порядок свои мысли и заставить замолчать праздных говорунов.

– Вы, я надеюсь, не против? – Савенков указал на магнитофон и быстро, не дожидаясь ответа, включил его. – Я очень боюсь важные детали пропустить… Продолжим. Юрий Петрович, вы звонили жене девятого?

– Неоднократно! И девятого, и десятого, и сегодня утром… Я и в администрацию гостиницы пытался звонить. Есть там у них такая Туркина Лидия Сергеевна. Очень, знаете, ехидная дамочка. Все проверила! За номер уплачено, вещи на месте, а Зои нет… И эта Туркина меня так спокойно спрашивает: «А может быть, ваша жена у друга ночует?»

– Извините, Юрий Петрович, но надо учитывать даже и такие невероятные версии…

– Я так и знал! И вы такое могли подумать?! Я один в ней не сомневался… И вот вам всем доказательство, что я был прав.

Шорин начал лихорадочно рыться во внутренних карманах пиджака и, найдя нужную бумажку, ударом ладони припечатал ее к столу, уронив микрофон.

– Здесь все ясно сказано… Она похищена!

Сотрудники «Совы» удивленно переглянулись. Такого поворота никто не ожидал.

Им сложно было понять, почему Шорин сразу не начал разговор с этого письма похитителей… Однако у каждого своя логика!.. Вернее – свой уровень ее наличия… Или отсутствия!

– Уважаемый Юрий Петрович, вы сегодня получили эту бумагу?

– Естественно!.. Сегодня днем я извлек ее из ящика и сразу бросился к Сергею… А он притащил меня к вам.

– Скажите, а вчера вы что-нибудь из своего ящика извлекали?

– Нет!.. И позавчера – нет. Я в этом году первый раз открыл. Вы правы – письмо могло быть подброшено в любой день не ранее восьмого января.

– И еще, Юрий Петрович. У вас глухой почтовый ящик или в нем есть отверстия?

– И здесь вы правы, Игорь Михайлович. Письмо было свернуто в трубочку и просунуто в одну из трех дырочек.

– Я прочту это письмо вслух?

– Обязательно!.. Я для этого к вам и пришел… Только я вас прошу: прочтите и найдите мою жену.

– Постараемся, Юрий Петрович. Но я думаю, что процесс будет несколько сложнее.

ГЛАВА ВТОРАЯ

12 января 1997 года.

Поезд «Москва – Севастополь»

Олег Крылов проснулся на остановке.

Это был, вероятно, Курск или Орел… В поезде он всегда просыпался именно на остановках.

Не от рывков, не от гудков встречных поездов, а именно на остановках, когда тело, привыкшее к покачиванию и подбрасыванию, вдруг попадает в состояние полного покоя.

События вчерашнего суматошного вечера медленно вспоминались и выстраивались по порядку.

Решение о направлении Олега в Севастополь было принято сразу же после прочтения письма похитителей.

Почти не вязавший лыко Павленко взял на себя труд достать билеты на ближайший самолет до Симферополя… Однако, через час, когда снаряженный и экипированный Крылов вновь появился в офисе, Павленко заявил, что с полетом на юг – «труба дело».

Оказалось, что задерживаются уже три рейса. И всё потому, что в Крыму застряли все самолеты – там нет керосина.

Олег бросился на вокзал… Он не собирался шиковать! Ему нужно было место в обычном купейном вагоне. Но после долгих поисков кассирша смогла найти только один билет в СВ.

То, что она очень плохо искала, Олег понял уже вчера… Опаздывая, он вскочил в последний вагон и пробирался к своему месту почти через весь состав… Пассажиров в поезде было в пять раз меньше, чем свободных мест.

А опоздал он из-за Варвары, которая примчалась на вокзал за пять минут до отправления поезда.

Она говорила быстро, много и сумбурно… Олег запомнил только одну фразу из ее взволнованной речи. Она повторила ее пять раз: «Ты только смотри, не опоздай».

И он не опоздал! Правда, сто метров ему пришлось бежать по перрону за последним вагоном, перескакивая через баулы челноков и тележки носильщиков.

Важно, что Варвара передала ему папку, на которой рукой Савенкова было написано: «Лично тов. Крылову».

Информационная сводка: «За последний час»… Это действительно были те сведения, которые Игорь Михайлович смог вытянуть из несчастного мужа в последние час или два, пока Олег собирал вещи и покупал билеты.

Олег проснулся окончательно!

Он решил быстро привести себя в порядок и начать работать с папкой, пока еще спит сосед.

Странный сосед!.. Вчера они перекинулись всего парой фраз. Было уже поздно, и после билетных и постельных формальностей они сразу завалились спать.

Сосед был лет на пять старше Олега. Со стороны они показались бы очень похожими, как братья или как члены одной команды: кроссовки, джинсы, серые спортивные куртки, минимум вещей…

Олег разложил на столе папку… Шут с ним, с соседом. Он кто? Так – попутчик… А тут дело надо делать, спасать рыжеволосую Зою Александровну Шорину, пятьдесят седьмого года рождения.

Первым делом Крылов взял ксерокопию письма похитителей… Вчера он слышал этот текст, но в него надо было вглядеться, вчитаться. Надо по отдельным словам, речевым оборотам, по всей логике этого письма представить себе его, своего противника.

Обращение было написано аккуратно, почти печатными буквами… Ровные поля, четкие интервалы, одинаковый размер букв и в начале, и в конце письма… Кто это писал: архитектор, чертежник? Или просто дотошная, исполнительная женщина, которой дали текст и образец печатных букв?..

Теперь сам текст:

«Гр. Шорину Ю.П. Ваша жена пока жива и здорова. Готовьте 200 тыс. долларов и получайте ее назад. Даже не думайте обращаться в ФСБ, МВД и т. д. Там везде наши люди.

Будет очень плохо и ей и вам. Подробности передачи денег сообщим через пять дней.

Подумайте, ваша жена стоит этих бумажек или нет?»

Что можно выжать из этого текста?

Спокойный, уверенный тон… Далее – похитителей минимум двое… Они четко знают возможности Шорина: двести тысяч баксов за пять дней он соберет. Это его предел. И они, вероятно, это знают.

Далее – это не головорезы, не отморозки. Нет прямых угроз: будем резать, будем бить… Спокойно, но не менее грозно и веско: «пока жива», «будет очень плохо».

А главное, ни слова о технике передачи денег.

Что они сообщат Шорину через пять дней?.. Теперь уже через три?.. Дадут счет в иностранном банке?

Нет! По такому преступлению любая страна сдаст их с потрохами… Попросят закопать под пальмой в Никитском ботаническом саду?

Нет! На этом их легко поймать. Откапывать-то денежки кто будет? Они?.. Нет, скорее всего, это будут наемные посредники.

На прямой контакт они не пойдут!.. И будет очень неудобное место для наблюдения. Например, этот поезд…

Поезд – очень удобное место!.. Скажем, Шорин получает указание везти деньги в Севастополь в красной сумке. И вдруг в пути сообщение на сотовый: «Брось сумку в окно по правой стороне на таком-то километре за мостом у водокачки. Тогда жена будет на конечной станции».

И все!.. До этой водокачки пять минут! Здесь хоть полвагона муровцев – ничего не успеть решить… Очень хорошая версия!

В других документах и записках были анкетные данные Шорина и его жены, некоторые их связи по Москве, приметы Зои и ее фотография. А еще адреса и телефоны хозяев домов в Севастополе, которые она смотрела и по каким-то причинам отвергла.

Странно, но она по телефону продиктовала Шорину эти данные… Зачем?

Олег нашел только одну записку, которая его действительно заинтересовала.

Варвара писала со слов Шорина: «В Севастополе у нас есть один знакомый. Это Семен Доренко. Я не знаю его телефона, но он очень большой начальник в местной милиции. Полтора года назад мы случайно познакомились в Ялте. Он увез нас на пять дней в Севастополь. Возил по городу, организовал пикник, рыбалку… Оплачивал все я. Не люблю быть должником!.. Больше мы его не видели. Прошу обращаться к нему только в крайнем случае и без официальных заявлений. У похитителей могут быть свои люди и в севастопольской милиции… Доренко сорок лет. Чернявый, с усами, похож на грузина».

Сложив аккуратно папку и сунув ее под подушку, Олег поудобней уселся на диване и закрыл глаза.

Очень может быть, что во всей этой истории есть своя роль и у Доренко…

Позапрошлым летом супруги Шорины общались с ним пять дней… Причем, общались в обстановке шикарного загула!

Пикник, рыбалка, море, яхты, пещеры, ночной костер… Романтическая обстановка…Очень располагающая к флирту.

Вполне могла молодая, симпатичная Зоя положить глаз на высокого, чернявого, усатого «грузина» украинской национальности… А присутствие такого мужа не помеха! Это даже придает остроту… Да, банкир Шорин мог на любом пикнике сесть под куст и до вечера читать учебник по мировой экономике. Он же «ботаник», финансист он!.. Нормальная версия!

Жену Шорин любит, молится на нее. Но большинство женщин млеют, не когда их боготворят, а когда их завоевывают, укрощают.

А Шорин явно не укротитель… Он говорил, что Зоя первая его жена. А женился он в сорок лет… Или, может быть, она вообще его первая женщина.

Такое бывает! Просто все силы у мужика в голову ушли. В кредиты, в трансферты, в курсы валют на лондонской бирже. Здесь все понятно, логично, рационально… А женщины для него загадочные, иррациональные существа, а потому недоступные и пугающие.

Надо искать этого Доренко… Вряд ли он связан с похищением. Но она, Зоя, должна была бы с ним связаться. Просто так. Под предлогом помощи в покупке дома…

Или она вообще ехала только к нему!.. Нужен ей этот дом?

Ей другое нужно!

Крылов открыл глаза и обнаружил, что сосед проснулся, сидит напротив и пристально вглядывается в него, смешно наклоняя голову то вправо, то влево… Так делают овчарки, смотрящие на хозяина и старающиеся понять каждое его слово.

Сосед облегченно вздохнул и улыбнулся:

– Ты здоров, брат? Я пять минут за тобой наблюдаю. Выразительная мимика! То у тебя мировая скорбь на лице, то ехидная усмешка… Ты не актер? Я уж подумал, что ты Гамлета репетируешь… Давай знакомиться… Андрей!

– Олег!.. Олег Крылов.

– Слушай, Олежек… Чего тебя зимой в Крым понесло?

– Работа такая. Я недвижимостью занимаюсь. Продаем-покупаем. Получили заказ на дом в Севастополе. Вот еду подбирать.

– Понятно. Ты хоть деньги за это получаешь. А я дурик!.. Ученым заделался. Сижу в институте, рыбок всяких охраняю. Флору и фауну… Вот направили Черное море инспектировать.

– Давно пора!.. Мне отец рассказывал, что в детстве они креветок ведрами ловили… Плов из мидий делали! А уж бычки, кефаль, камбала… И все исчезло!

– Вот я и говорю – губят природу, гады!.. Всякую химию прямо в море льют… Ну, я им, пакостникам покажу! Они у меня добалуются, они дозагрязняются… Давай не будем о делах. Ты где, Олег, в Москве живешь? Может, мы соседи?

Олег не успел ответить.

В дверь постучали… Затем она медленно приоткрылась, и в купе просунулась голова сорокалетнего мужчины с добродушной, виноватой улыбкой.

– Извините, что я вас отвлекаю, но я по-соседски.

Говоря это, незнакомец мягкими движениями просочился в купе и примостился на краешке дивана.

– У меня к вам предложение… Я, знаете, в санаторий еду. Каждый год от язвы лечусь. Дома не получается в карты поиграть, а на отдыхе иногда балуюсь. Может, пульку распишем? Четвертого я сам найду… А то скука смертная.

Студентом Крылов считался чемпионом курса по преферансу… В последнее время играть не приходилось, и он рад был вспомнить молодость.

Сосед Андрей мялся, подавляя азартное желание играть:

– В преферанс опасно, проиграться можно. А у меня деньги казенные. На весь институт зарплата… Да и долго это в преферанс. Мы на два часа засядем. А мне документы надо почитать. Может быть, в дурачка или в покер какой-нибудь?

– Отлично, можно в покер. Меня Василием зовут.

– Олег.

– Андрей… Но только, Василий, давай недолго… На мне эти документы дурацкие висят. – В глазах Андрея явно разгорелись искорки азарта. – Мы только так, разомнемся, и все. Давай так – три партии, и порядок.

– Договорились – всего три партии… Я за четвертым побежал, уговорю кого-нибудь…

Василий выпорхнул из купе в радостном возбуждении.

Олег про себя определил его как «профессора» – старый темный костюм-тройка, солидный галстук, очки.

После его ухода Андрей встал, расправил плечи, вытащил из сумки нож и проверил его. Десятисантиметровое лезвие выскакивало почти бесшумно.

Он положил нож на подушку и взглянул на недоумевающего Олега.

– Ты что, ничего не понял? Не просек этого жука?.. Они нас «раздеть» собираются. Он же нас за «лохов» принял, за фраеров залетных… Ну я их сейчас «сделаю». Я их на пол-лимона «нагружу». Ты, Олег, играй, как играется. На меня посматривай и во всем соглашайся.

– Понятно… А ты что, Андрей, правда, зарплату институтскую везешь? Скоро таможня…

– Какую зарплату? А это я так, для понта. Завести их надо было. Чтобы не мелочились.

Василий ввалился в купе как свой человек, таща за собой слегка упирающегося парня лет двадцати пяти. Он тоже был в костюме и при галстуке.

– Еле нашел… Ну никто играть не хочет, – затараторил Василий. – Кто уже пьяный, а кто с женами едет… А что у нас для карт самый большой враг? Скатерть и жена! А здесь и жен не будет, и скатертей… Знакомьтесь – это Юра. Я его в соседнем вагоне нашел. Он и карточный столик с собой принес.

Юра смущенно показал огромный плоский кейс… На одной из его сторон в центре была вмонтирована блестящая металлическая пластинка с дарственной надписью: «Юре от друзей»… И все! Ни даты, ни повода.

– Какой это карточный столик. Так, чемоданчик, подарок от друзей. Не хотелось у себя в купе оставлять. Соседи у меня жуликоватого вида.

– Это правильно, Юра, – добродушно согласился Андрей. – От жуликов лучше подальше держаться. Хорошо мы здесь все свои собрались… Будем начинать? Но у нас карт нет…

– А у нас – есть. – Василий жестом фокусника извлек из внутреннего кармана пиджака нераспечатанную колоду. – Кому поручим сдавать?

– А пусть самый молодой сдает, – мгновенно отпарировал Андрей. – Только скорей, Юра, скорей! У меня уже руки чешутся. Давненько я не играл в карты.

Андрей всячески демонстрировал нетерпение и азарт простачка.

Он потирал руки, часто и глубоко дышал, суматошно переводил взгляд с одного предмета на другой.

В первой игре Олег, сам того не ожидая, взял банк – пятьдесят тысяч.

Вторая игра была дольше. Андрей остался с Василием. Когда банк возрос до двухсот тысяч, «профессор» сурово сдался и бросил карты.

Олег соскочил в третьей игре после первой же ставки… Затем прекратил игру Василий.

Юрий и Андрей упорно увеличивали ставки и согласились открыть карты, когда в банке было четыреста пятьдесят тысяч.

Победил Андрей! Он торжествовал, сгребая деньги и рассовывая их в карманы куртки.

Василий с грустным видом начал новую раздачу, но Андрей мягким жестом остановил его:

– Все, ребята! Я имею дурацкую привычку делать только то, о чем договорился.

– Не понял, – захлопал глазами Василий.

– Мы с тобой о чем договаривались? Три партии в покер. Так?

– Да, но тебе же везет… Ты ж скоро нас до нитки обчистишь.

– Не нужны мне ваши нитки. Три партии договаривались, три сыграли… Гуляйте, ребята!

Все четверо встали, плохо помещаясь в маленьком купе.

Самым суетливым оказался Юрий. Он решительно двигал плечами, демонстрируя силу… Затем он начал напирать на Андрея, засунув в карман правую руку.

– Так не пойдет. Дай отыграться!.. Деньги, гад, давай! Задавлю, сука!.. Урою!!!

Андрей мгновенно перехватил его кулак! А свою правую руку, в которой непонятно как оказался нож, поднес к лицу нападавшего.

Механизм ножа с легким звоном открылся, и тупой конец выскочившего лезвия довольно ощутимо ударил Юрия по кончику носа… Тот зажмурился и попятился, судорожно пытаясь освободить руку, еще находившуюся в кармане и сжимавшую, видимо, кастет.

Андрей толкнул в коридор обоих:

– Проваливайте, сявки вонючие… Или не поняли, на кого нарвались? Брысь!

Он с шумом захлопнул дверь и даже не стал закрывать ее на замок.

Крылов молчал, хотя его распирало от желания задать несколько вопросов.

Когда минут через пять поезд подошел к станции Белгород, Андрей взглянул в окно и жестом подозвал Олега.

На перроне стояли Василий и Юра… Они бурно обсуждали последние события.

Василий был без вещей и, имея свободные руки, отлично жестикулировал. Юрий держал в одной руке «подарок от друзей», а в другой – открытую бутылку водки, к которой, успокаивая нервы, периодически прикладывался.

Слов их беседы не было слышно, но мимика говорила о том, что они загрязняют окружающую среду достаточно крепкими выражениями.

Андрей впервые после их ухода улыбнулся:

– Ты погляди, Олег. На юг они собрались. Лечиться. Один язвенник, другой трезвенник… Я зла на них не держу – работа у них такая. Только зря они завелись в конце. Надо уметь проигрывать… А кинули мы их чуть-чуть. Они сегодня все восполнят. Это мы так, повеселились.

– Андрей, а ты почему перестал играть? Ты же сильней их играешь? Могли бы еще повеселиться.

– Чудак ты, Олег. Сильнее – слабее… Это когда честно играют. А здесь пройдохи – шулера, профессионалы. У них руки настороженные, чуткие, точные. У них техника настроена… Играть с ними бесполезно. Тут не сам повеселишься, а их повеселишь. Просто я манеру их знаю. Если клиент фешенебельный, с деньгами, то они дают ему три раза выиграть… Жадность у него разжигают. А уже потом работают в полную силу. Могут в середине еще раз проиграть. Надо у клиента заронить надежду, что тот может отыграться. И уж тогда раздевают до трусов.

– Здорово! Это как на рыбалке. Они три раза подкормку кинули… Ты съел, а от крючка с наживкой уплыл.

– Это же моя профессия. Я ихтиолог! Особенно по крупным рыбам специалист… Только от наживки не я уплыл, а мы уплыли. Бери свою долю. – И Андрей бросил на стол триста тысяч.

– Да ты что, Андрей, не надо.

– Бери, бери. Не густо, но на один поход в ресторан хватит.

– Андрей, а ты говоришь, что технику они какую-то настраивали. Это что такое?

– Учись, студент! Они оба в пиджаках были. Рукава широкие. Сколько там тузов было – не знаю. Они ведь пока в поддавки играли… Это первое… Ты пластинку на кейсе видел?

– Да!.. Подарок от друзей…

– Сомневаюсь я, однако… В любом случае – это зеркальце. Колоду проносишь – нижняя карта открывается. А в покере как раз нижняя и работает… Здесь варианты есть: кто перстень с полированной пластинкой на мизинец наденет, кто зажигалку «Зиппо» небрежно на стол бросит.

– Понятно… А еще? Какие еще хитрости бывают?

– Карты меченые. Колода уже могла быть крапленая. Но, допустим, мы бы свою вытащили. И на этот случай свои способы есть. Видел у Юрки кольцо ребристое?

– Да, Заметил.

– На внутренней стороне, очень возможно, острый шип был. За первые три круга почти все карты через его руки прошли. И порядок, можно играть… А иногда для этих дел ноготь специально затачивают. И берегут его потом. Палец в колпачке держат – рабочий инструмент.

Поезд тронулся, оставив на платформе незадачливых шулеров…

Через час они сядут в поезд до Курска и будут несколько часов отдыхать. С пассажира, едущего с юга, взять нечего!.. Разве что деньги на такси.

Затем они пересядут на симферопольский, и будут работать, работать и еще раз работать.

– Даже жалко ребят!.. Мы на коне, а им так и не подфартило. – Андрей произнес это искренне, без капли иронии. – Но это сейчас мы на коне. На маленькой лошадке. На пони… А что будет завтра?.. Все мы, Олег, под Богом ходим. Я прав?.. Вот ты можешь сказать точно, что день грядущий нам готовит?.. Нет!

13 января 1997года. Москва

Савенков еще вчера днем договорился о встрече с Дибичем… Выработанная годами привычка к точности никогда его не подводила. Он открыл дверь в приемную полковника ровно в десять.

По части точности Дибич тоже был педант, но сейчас что-то не складывалось… Секретарша вежливо извинилась: «Анатолий Михайлович очень занят. Совещание. Он просил вас подождать».

Савенков ждал уже сорок минут.

Он периодически подходил к широкому окну, под которым шумела легендарная Петровка… Справа реконструировался театр «Эрмитаж», а слева, за деревьями, был виден недавно установленный памятник Высоцкому.

Он мало кому нравился… Вернее, он никому не нравился. И не потому, что был плох, бездушен, бездарен скульптор… Может быть, он даже великий художник! Просто за эту работу нельзя было браться… Высоцкий доступен только в динамике, в движении. Он каждую минуту разный.

Это как море!.. Разве можно его вогнать в мрамор и бронзу?.. Памятник морской волне! Чушь!

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и в приемную по одному начали выходить офицеры.

Некоторые, очевидно, пытались задержаться и на ходу решить какие-то свои проблемы. Но Дибич решительно освобождал свой кабинет… Савенков слышал его непреклонный бас:

– Хватит! Ты мне, Севастьянов, бумаги свои не суй… Там у тебя всё гладко! А ты не с бумагами, ты с людьми работай… Иди, иди. И завтра мне доложишь по «Крабу» и по «Подранку»… Вы его три месяца назад подранили. Сажать когда будете?.. Заходи, Игорь!

Когда они остались одни, Дибич минуту молчал, приходя в себя после бурного совещания.

Потом он встрепенулся, расправил усы и широким жестом правой руки обратил внимание Савенкова на обстановку своего нового кабинета.

– Как тебе моя новая хата?.. Генеральская должность – она соответствующей обстановки требует… Долго ты меня, Савенков, в званиях обгонял. Но теперь так и останешься – полковник запаса. А я постараюсь тебя обогнать! Вчера мне намекнули насчет генерала.

– Пока не поздравляю, но мне только приятно будет… Я буду всем представляться: сыщик Савенков, школьный друг генерала Дибича и бизнесмена Павленко.

– Ты себя тоже не принижай!.. Директор фирмы все-таки.

– Не просто директор, а Генеральный директор.

– Верно!.. Вот бисово дитя, и тут ты меня обскакал.

– А ты зря, Дибич, торопишься… Сейчас генералов снимают одного за другим.

– Не всех, не всех… Это, которые в Мерседесах» ездят и коттеджи себе в три этажа строят – этих надо снимать. За дело!.. А я буду генерал новой формации. Со старой гнилой дачкой и «жигуленком».

– Не удержишься, Дибич. Будешь, как все!.. Бытие определяет сознание.

– Удержусь!.. Я из запорожских казаков… Ну, хватит шутки шутковать. Боюсь, не успеем.

Анатолий Михайлович сделал серьезное лицо и многозначительно поднял вверх указательный палец.

– В полдень к министру еду… Давай к делу! Смотри сюда.

Он положил перед Савенковым три листочка, исписанных аккуратным бисерным почерком.

Игорь начал читать, но торопящийся к министру Дибич остановил его:

– Потом, потом внимательно почитаешь… Видишь, даже отпечатать не успели… Есть у Рогова парнишка хороший. Он вчера до двух ночи сидел и эту выборку делал… Здесь по двум делам. Исчезновений и похищений много, но не все тебе подходит… А эти в самый раз! Смотри, год назад руководитель крупной фирмы Попов Сергей. Чисто исчез, никаких следов. Одно только выяснили, что за три недели до этого исчезла его жена Марина. Уехала в Евпаторию и не вернулась. Заявлений он никаких не делал, а через три недели сам исчез… Да, он снял со своего счета крупную сумму, около трехсот тысяч долларов наличными.

– Толя, а вы по Крыму не шуровали? По поводу Попова с женой.

– Мы не можем! Они в другом государстве… А запрос мы написали. В ответ не то что отписка, а так – пустышка… Мол, была, лечилась, по окончании срока села в такси желтого цвета и отбыла. Жила в одноместном люксе. Общалась мало. Выявлены две знакомые по месту отдыха, но они уехали в разные концы СНГ. Установить их адреса не представляется возможным.

– Понятно!.. Сам такие бумажки в молодости писал… А обыски проводили, опросы друзей, на работе?

– Так я же тебе и говорю: чисто исчез!.. Мы все перевернули. Вчера был – сегодня нет… И ни одного намека, ни бумажки, ни зацепки. Ты пока возьми этого Сергея Попова на заметку, но глубоко не копай… Важен пока сам факт: жена уехала в Крым, исчезла, а муж взял крупную сумму, вроде как для выкупа… Похоже?

– Очень похоже… А второе дело?

– Вот!.. Здесь еще интересней. В сентябре прошлого года жена банкира Шмакова едет в Ялту, в середине срока исчезает, а муж получает письмо… Вот, здесь оно переписано.

Дибич потянулся через стол и ткнул пальцем в середину второй страницы. Игорь два раза пробежал текст, рывком встал, затем опять сел и с силой ударил кулаком по столу.

– Попали, Дибич!.. В самую точку попали! Слова немножко другие, но я уверен, что эти тексты один человек сочинял… И похоже, совпадения есть, смотри: «Жена ваша пока жива». Почти дословно…

– Ты, конечно, великий сыщик, Савенков. Но зачем стол мой ломать?.. Так вот, этот Шмаков об исчезновении жены нам не сообщил, что понятно после такого письма. Он дождался звонка, ему сказали, когда и каким поездом ехать. Взял он деньги и поехал. В поезде его нахально ограбили… Он вернулся – и к нам.

– Вы в Ялте работали?

– Не мы. Мы только бумагу получили: ушла и не вернулась, вещи на месте. Связей было много, всех опросили, но безрезультатно. Мы, мол, будем искать дальше… Уже четыре месяца ищут!.. Ты вот что, Савенков, дай мне ксерокопию письма твоему Шорину. Пусть эксперты поработают. Хоть и печатными буквами, но они определят.

– Возьми.

– И еще главное: то, что эти дела связаны, я печенкой чую. Крым, деньги, письма – это одно. Но ты дальше смотри: Попов и Шмаков все свои дела проводили через банк твоего Шорина… Одним словом: они из одной тусовки!.. И все они трое, и их жены очень могли быть знакомы.

– Верно, Дибич! Богатых у нас не так много. Они все друг друга знают.

– У меня, Игорь, по Крыму руки связаны. Я туда своих ребят послать не могу. А ты можешь!.. Поработай… Кстати, тебя наш банкир финансирует?

– Пока оплачивает все текущие расходы, но при успехе обещал большую премию.

– Отлично!.. Я побежал, Игорь. Нет ни минуты. Могу подбросить до Октябрьской площади.

– Тебя что, сам министр пригласил?

– Сам. Не меня одного… Нас там человек двести будет. Совещание.

Из приемной Дибича Савенков созвонился с банкиром Шмаковым.

И уже через час Игорь был в банке.

Иван Фомич был внешне спокоен.

Четыре месяца спустя после исчезновения жены он ожидал только одного известия и заранее продумал все свои действия к тому моменту, когда найдут ее тело… Весь ритуал: где хоронить, кого пригласить, как поминать.

Другого исхода он уже не мог себе представить.

Много информации эта беседа не принесла.

Конечно, любопытным был момент похищения денег в поезде… Ночью, за десять минут до Белгорода в купе вошли двое в форме таможенников. Верхний свет они не включали, попросили соседа Шмакова подождать за дверью.

Банкир сразу заявил, что везет валюту, но у него есть разрешение на вывоз… Затем он вывалил на столик и то и другое.

Грабители сгребли все это в свой чемоданчик и заявили: «Разрешение фальшивое. Будем разбираться… Одевайтесь. Ждем вас у проводника».

Больше он их не видел… Когда он оделся, поезд уже стоял на станции Белгород.

Приметы грабителей?.. Так темно было! Мужчины в форме. Высокие. Без усов… Обычные спокойные голоса.

Знает ли он Шорина и Попова?.. Слышал. С Шориным даже общался несколько раз…

И жена их могла знать. Особенно их жен. Она часто ходила на презентации, на встречи с артистами, модельерами, в косметические салоны… Мы могли общаться только по делу, а у наших жен было больше поводов и мест для встреч… Могли быть знакомы, но не утверждаю.

Почему жена поехала в Ялту?.. Подруга какая-то посоветовала. Она очень хотела вылечиться, а там лечат именно это… Детей у них не было, а пора бы.

Шмаков встал и отошел к окну.

Он долго стоял спиной к Савенкову, заложив руки за спину… Дальше продолжать разговор было нельзя.

Всегда есть грань, которую не должен переходить даже самый циничный, жестокосердный сыщик.

И все же у порога Савенков произнес:

– Вы извините меня, Иван Фомич. Посмотрите в записных книжках жены, в других бумагах, нет ли упоминаний о Марине Поповой или Зое Шориной.

– Постойте! – Шмаков произнес это громко, приказным тоном, не оборачиваясь и не меняя позы. – Вы сказали, Зоя Шорина?.. Я ничего не утверждаю. Я только точно помню последние слова жены. В купе поезда. За три минуты до отправления… Она обнимала меня и шептала на ухо: «Не беспокойся!.. Зоя точно сказала, что там это лечат. Я вернусь, и у нас сразу будет ребенок… А потом еще и еще. У нас будет много детей… Зоя это точно знает. Я ей верю».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

12 ноября 1920 года. Севастополь

Это был закат белого движения!

Крушение последних надежд… Еще неделю назад казалось, что Крым неприступен для красных, что именно здесь, на этой благодатной земле, удастся на годы и десятилетия сохранить маленький островок того, что тысячу лет называлось Великой Россией.

И именно отсюда начнется ее возрождение… Так уже было и после татар и после поляков.

Но все рухнуло за три дня.

Седьмого ноября (по календарю Советов) красные ворвались в Крым… Ворвались через Сиваш и закрепились в районе Чонгара и Литовского.

Это были самые неприступные и поэтому менее укрепленные участки.

Но провидение и на этот раз отвернулось от белой гвардии… С вечера подул сильный западный ветер, который согнал с Сиваша метровый слой гнилой воды.

А в полночь грянул крепкий мороз, сковавший вековую грязь лимана… По заранее заготовленным щитам и тростниковым матам красным удалось притащить на полуостров пушки и телеги со снарядами.

Через несколько дней, оставшись без прикрытия с тыла, пал неприступный Перекоп. Его еще называли Турецкий вал… Это крепостная стена, перед которой глубокие, заполненные водой рвы. А еще множество рядов колючей проволоки.

Через Перекоп красная конница ворвалась на крымские просторы.

Сейчас она, оставив далеко позади Джанкой и обходя Симферополь, тремя мощными клиньями рвалась к Керчи, Ялте и Севастополю.

Оставались дни!.. Сколько их – три, пять, десять? Не более!..

Дни! И точно, что дни, а не недели.

За несколько дней Севастополь преобразился.

Исчезли патрули… Пропали телеги и маленькие татарские повозки с запряженными в них смешными осликами с большими трогательными мохнатыми ушами.

Еще неделю назад местные жители, используя момент, привозили в город продовольствие, которое обменивали на богатую одежду, оружие и диковинные предметы быта: серебряные подсвечники, китайский фарфор, английские курительные трубки.

Сейчас все это потеряло цену… Единственное богатство для тысяч скопившихся в городе «обломков великой империи» – место на пароходе до Стамбула.

Большая часть города переместилась к Графской пристани. Многие ночевали прямо на чемоданах, устроившись под деревьями бульвара, под навесами купальни, на пристани яхт-клуба или прямо на Екатерининской площади.

Все ждали, когда с рейда снимутся корабли и будет объявлена эта самая эвакуация.

Эвакуация!

Это слово висело над городом. Его произносили шепотом с благоговейным трепетом. Это выглядело очень достойно… Эвакуация, а не бегство же, в самом деле.

Этого момента ждали с еще большим волнением, чем когда-то ждали Рождество… Рождество было всегда и приходило в точно назначенный Богом и календарем срок. Его можно было даже пропустить, проспать.

Но нельзя было пропустить ее – Эвакуацию… Интуиция правильно вела этих людей.

Лучше гонять такси по заморскому Парижу, чем валить лес на родной Колыме.

Кирилл Васильевич Логиновский наблюдал за всем происходящим в городе не то чтобы спокойно, но без особого душевного волнения.

За последние три года он видел столько, что казалось, ни один новый, самый крутой поворот российской истории не может его уже заинтересовать.

Действительно важным, волнующим и требующим постоянных размышлений было одно – он должен, он обязан обеспечить себе достойную жизнь там, где он скоро окажется вместе с другими беженцами.

Еще недавно он был преуспевающим адвокатом, перспективным и завидным женихом. Он был красноречивым оратором – любимцем московских дам, владельцем шикарного особняка в Мытищах, начинающим писателем и непременным посетителем самых модных салонов, выставок, театральных премьер…

Но все это было где-то там, в другой жизни.

Деньги, которые он успел вывезти из Москвы еще в августе семнадцатого года, заканчивались.

Хорошо еще, что он вовремя сообразил. Он с большими потерями обменял царские ассигнации и листы «керенок» на полновесные червонцы.

Тогда, до пожирающего всё Октября, это еще можно было сделать… А сейчас подобными бумажками впору печку растапливать.

Да, деньги кончались намного быстрее, чем он предполагал… Это только кажется, что благородный металл – есть единое, постоянное и всеобщее мерило ценностей… Когда ты не ел три дня и вдруг за золотую монетку приобретаешь буханку хлеба – ты счастлив, что совершил удачную сделку.

Это странно, но многие чудаки считают, что лучше жить без гроша, чем умереть с горстью желтых кругляков в кармане.

Логиновского не устраивал ни тот, ни другой исход!..

В ранней юности, будучи восторженным студентом-юристом, Логиновский даже не задавал себе вопроса: можно ли, разбогатев после убийства, сохранить благородство души. И при этом не запятнать свою честь, совесть, достоинство?.. Ответ казался более чем очевидным… Нет, нет и нет!

Однако после первого блестяще выигранного дела об убийстве старого скряги своим шалопаем-племянником все вдруг перевернулось… Преступление было столь явным, что молодой адвокат Логиновский лишь надеялся несколько смягчить приговор.

В суде он долго и страстно описывал страдания молодой нежной души, боль мятущегося поэтического дарования, которое ежедневно терзал гнусный старик. Жадный, ехидный демон, душитель всего святого, ниспровергатель моральных устоев общества… Есть ли для таких место на земле?!. А не вела ли руку моего подзащитного божественная карающая десница?..

Логиновский и сам был ошарашен вердиктом присяжных…Невиновен!

Как невиновен?! Он же убил?.. Но значит, можно, если потом все правильно объяснить?!

И многие годы адвокат Логиновский он объяснял это, защищая грабителей, убийц, насильников. Он делал это, влезая в их шкуры, думая их мыслями, ощущая смятение их душ и дикую радость при слове «невиновен».

Его красноречие и эмоциональный напор подавляли присяжных. Публика с восторгом и трепетом слушала каждое его слово… она жаждала его победы. Она хотела скандала и переворота в умах!

Здесь, в Севастополе, все было гораздо проще.

Логиновский в одном лице оказался и подзащитным, и адвокатом, и дюжиной присяжных… А с его опытом, с его логикой не представляло большого труда оправдать самого себя.

В городе находились сотни очень богатых людей.

Если не половина и не треть, то уж точно – здесь была пятая часть всех российских банкиров, промышленников, юристов, представителей графских и княжеских родов.

Они жили, как правило, семьями, в дорогих квартирах рядом с портом… Ценные, но громоздкие вещи они давно растеряли за трехлетие постепенного движения к Крыму…

Они бежали сюда из Питера, из Москвы, из Нижнего, Самары, Киева и Екатеринбурга.

Часть их вещей просто порвалась или сломалась. Часть сгорела в буржуйках, часть была брошена на временных стоянках – в квартирах, избах, хатах.

Часть вещей досталась молодцам из Гуляй-Поля… Они, кстати, тоже вместе с красными входили сейчас в Крым. На этом повороте истории зеленые бандиты были временными союзниками красной власти.

Логиновский понимал, что такой удобный момент выпадает человеку всего раз в жизни… Да и то – не каждому.

Он не просто ощущал это, но точно знал, что за дверями сотен квартир города стоят наготове много раз перебранные компактные чемоданчики и саквояжи… И в них не столовое серебро.

Такую тяжесть уже не утащить. Люди считали по принципу: объем, вес, цена. А, значит, с собой везли золотые монеты, кресты с камнями, жемчуг, рулоны с картинами мировых мастеров, шедевры Фаберже.

Но Логиновский знал, что основные ценности не в этих, стоящих у дверей баулах… Он и раньше догадывался об этом, но после посещения первой квартиры знал это точно.

Они работали вдвоем с бывшим актером Храповым… Логиновский почти месяц изучал и готовил напарника.

Храпов звезд с неба не хватал. Театр был для него ремеслом… Когда-то в молодости он изображал рыжего смутьяна Гришку Отрепьева. Потом дикого правдолюбца Гамлета…

А затем Храпов стал крепко пить и переключился на Полония, Яго, Отелло… Правда, он уже месяц не пил ни капли! Каждый день Логиновский тряс у него перед лицом пистолетом и внушал: «Продержись еще немного!.. Еще месяц не пей, а потом хоть всю жизнь лакай!.. Сорвешься – убью!»

Тогда ночью они влезли на балкон дома на Чесменской улице по решетке, которая прикрывала тянущуюся вверх виноградную лозу.

Через пять минут они освободили от земных забот всю семью саратовского торговца Елистратова… Работали без выстрелов, обычными молотками.

Последней жертвой оставалась двадцатилетняя купеческая дочь.

В одной ночной рубашке она с ногами забралась в кресло, втянулась в него, дрожала и дико вращала глазами…

Актер скинул крестьянский тулупчик и начал подходить к ней, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами… При этом он вдохновенно шевелил губами.

Логиновский был уверен, что он читает про себя знаменитый монолог, вопрошая эту «Дездемону» по поводу ее ночной молитвы.

Потом они взгромоздили тело на стол, под свет свисавшей с потолка керосиновой лампы. Рывком сорвали рубашку – под ней находился только легкий пухлый корсет с множеством маленьких карманчиков.

Они быстро разрезали его финкой и несколько минут молча стояли, тупо уставившись на обнаженное девичье тело.

Логиновский был уверен, что никогда не забудет этого дьявольского, мерзкого чувства любования прекрасной оболочкой, из которой они только что изъяли душу.

Он испытывал злорадство!.. Именно так! Именно чувство злой радости… Радости от того, что он спокойно переступил черту!.. Радости от своего превосходства, от предвкушения будущего богатства… Радости от безнаказанного любования этой остывающей красотой.

Потом они изъяли пояса у главы семейства и двух его сыновей-подростков.

Труднее всего было с купчихой… На ней был жесткий корсет на китовом усе, и финка его не брала. Пришлось переворачивать дородное тело и расшнуровывать его со спины, путаясь в многочисленных петельках и крючочках.

Все это было почти месяц назад.

За это время у них появился третий – Витя Малышков из Питера.

Когда-то он был студентом-медиком, но на первом курсе связался с эсеровской группой и почти сразу попался, когда переносил в чемодане две бомбы на квартиру известного террориста по кличке Франт.

Ему, понятно, светила Сибирь, но в департаменте полиции его обласкали… Он заложил всех, кого мог…

Он несколько лет успешно «стучал», но эсеры его быстро раскусили.

Его собирались убить, но вышла осечка… Студент получил три пули от «товарищей по борьбе».

Виктор Сергеевич долго лечился, затем отпустил усы и стал работать филером в полиции… Часто ему доверяли «пасти» очень важных лиц – из тех, которые сейчас у власти в Москве.

Понятно, что с таким послужным списком Малышков не мог оставаться в России.

Да что там говорить, уже при Керенском в апреле-мае семнадцатого он ходил за самим Лениным… Такое не прощают!.. И отчеты его наверняка где-нибудь сохранились.

Они пытались жечь архивы полиции, но сгорело далеко не всё.

Здесь, в Крыму, Виктор немного поработал в контрразведке Врангеля, но недавно перестал появляться на службе… Он сбрил усы и начал шустрить, искать возможность приехать в Стамбул не с пустыми руками.

Именно тогда его встретил Логиновский… Встретил и рискнул – в первый же день взял его на дело.

Они помогли переселиться в лучший мир семье князя Угарского… Затем был адвокат Потоцкий… Затем был финансист Лямпе с тремя малолетними детьми.

Везде был богатый улов!.. Но больше всех их порадовал киевский ювелир Марк Ефимович Альхимович.

Они пришли к нему днем и впервые увидели свои жертвы не испуганными, заспанными и полуголыми, а аккуратно одетыми и чинно сидящими за столом.

Логиновский и Храпов тоже сели напротив четы Альхимовичей… А Виктор Малышков на всякий случай прогуливался за их спинами.

Ювелир начал первым:

– Я вижу, вы собираетесь нас убить?

– Возможно.

– Но разве вам мы нужны? Вам нужно мое золото.

– Вы правильно догадались.

– И вы думаете, вы его сразу найдете?.. Таки нет! Марк Ефимович умеет прятать золото!.. Это моя профессия.

– Вы хотите нам помочь?

– Хочу! Очень хочу. Я предлагаю вам выгодную сделку. Я отдаю вам все, а вы нас не убиваете… Вы согласны?

– Вероятно. Я почти согласился, но я пока не вижу золота.

– Пожалуйста. Молодой человек, принесите с вешалки мое серое пальто с каракулем и ту старую шубу из белки.

Храпов поднялся и отправился в коридор. Он сгреб обе названные вещи в охапку и хотел принести их вместе, но не смог. Белка глухо упала на пол, а бывший актер с трудом донес и бросил на диван десятикилограммовое пальто. Затем он притащил шубу, которая была несколько легче.

– Это все, гражданин Альхимович?

– Да. Ну, там еще у двери лежит ридикюль жены и мой кофр. Там тоже кое-что есть… Теперь всё!

– А если мы найдем маленькое колечко?

– Вот тогда вы можете нас убить… Я с вами не вру. И поверьте – мы всю жизнь будем молчать.

– Вот в этом я не уверен. Вернее, вы будете молчать, но только при одном условии.

И Логиновский махнул рукой Виктору, который с молодецкой улыбкой стоял за спиной у Альхимовичей и поигрывал молотком.

* * *

– Послушайте, капитан Сомик. Я хорошо понимаю, что мы контрразведка… Я понимаю, что это не мордобой на базаре, не кража ведра семечек… Да, это наше дело! Но людей я вам не дам.

Полковник Иноземцев говорил усталым тихим голосом. Ему не хотелось кричать, приказывать. Тем более, что капитан был в чем-то прав.

– Да, капитан. И мне очень жаль всех убитых!.. И ювелира, и Лямпе, и Потоцкого. И тем более князя Угорского… Кстати, Потоцкого я очень хорошо знал. Жена у него была просто прехорошенькая. Я танцевал с ней в ресторане дней десять назад… Она мне намеки игривые делала, прости господи.

– Олег Юрьевич. У Потоцкого не только жену, но и детей убили.

– Знаю, голубчик!.. Знаю и скорблю вместе с вами… Но людей не дам. Нет у меня людей!.. Те, кто остался – жгут документы, картотеки по сундукам пакуют. И нам самих себя надо охранять! В такой суматохе и барона Врангеля могут украсть.

– Но, господин полковник!.. Я уже вышел на их след. Мне надо только прочесать тридцать домов на Инкермане.

– Знаю. Вам нужен взвод юнкеров. Так нет их! Разбежались юнкера… Хорошо, капитан. Берите подпоручика Розанского и ловите этих душегубов… На месте их стреляйте, а то у нас уже тюрьмы нет… А я вам сразу подпишу производство в новый чин и орден дам… Любой орден. На выбор… Вон у меня сундук с орденами стоит. Послезавтра грузим на корабль – и к туркам… Идите, капитан, идите.

Сомик щелкнул каблуками, развернулся и спокойно вышел из кабинета, слегка печатая шаг.

Полковник просто не был ни на одном месте убийства, он не видел трупы детей Потоцкого, ему не снилась каждую ночь эта обнаженная прекрасная девушка на столе.

Эти сволочи и руки ей на груди сложили…

Нет! Он найдет этих бандитов… Сейчас, после случая с ювелиром, он точно знал, что найдет.

Соседи из окон видели их! Трех мужиков, которые несли одежду и несколько чемоданов и портфелей… На углу Садовой их ждала телега, на которой сидела баба в балахоне. Добрые люди успели даже заметить, что лошадь была какая-то пегая. И, главное, без правого уха!.. А телега покрашена синей краской.

Вчера Сомик опросил все посты на их возможном пути… Сначала их видели на Екатерининской у дома градоначальника. Потом они свернули на Портовую… Только баба на телеге была уже в бежевой шубе.

Затем их заметили на Малаховом проспекте.

Одним словом, для себя Сомик определил точно: бандитов надо искать в Инкермане, в поселке под горой Каламита…Или там искать, или ждать, спрятавшись в засаде.

Искать можно, когда у тебя взвод юнкеров. А с юношей Розанским лучше затаиться у дороги и ждать.

Они обязательно появятся!.. Они не усидят в последние дни.

Сомик и Розанский долго искали одежду железнодорожников, готовили веревки, чтобы бандитов связывать, снаряжали запасные наганы, добывали дрезину.

К пристани «Малый Инкерман» они подкатили, когда уже стемнело.

Сомик решил расположиться в старой дорожной будке, откуда и гора была видна, и часть бухты, и дорога из поселка… По ней и поедут бандиты на ночные грабежи.

Сомик не знал, что синяя телега уже с утра стояла в городе. Она была спрятана за наспех сбитыми деревянными лавками городского базара… И распряженная, но стреноженная одноухая пегая лошадь гуляла рядом, подбирая брошенные с вечера полугнилые яблоки.

За лошадью присматривала Мила Савельева, одетая в серый грязный балахон и солдатские сапоги.

Перед такими выездами она долго стояла у зеркала и гримировалась под крестьянку.

Логиновский встретился с ней в Ялте год назад…

До этого Мила была в полной растерянности… В Самаре во время восстания белочехов сгорел ее дом, и погибли родители.

Она долго добиралась до Ялты, где жили те, кого она считала почти родственниками. В их доме семья Савельевых отдыхала последние пятнадцать лет. Каждый год – по два, а иногда по три месяца.

Чудесные, доброжелательные люди… Мила не понимала, что ее отец щедро оплачивал эту доброжелательность.

Нет, они не прогнали ее. Даже выделили место на чердаке. Но с каждым днем все настойчивее советовали найти работу.

Шел девятнадцатый год, и беженцев в Ялте было в десятки раз больше, чем свободных рабочих мест. Тем более для недоучившейся курсистки, которая едва не стала специалистом по искусству Древнего Рима.

Мила сразу прилепилась к Логиновскому, доверилась ему, почувствовала опору и ожила.

Скоро она переехала в его квартиру в Севастополе… Она никогда не говорила и даже не думала ни о какой свадьбе… Не то время! Жизнь сама все подскажет.

Последнее время Кирилл стал брать ее на ночную работу.

Он купил лошадь с телегой и маленький развалившийся домик на Инкермане, куда они сразу переехали.

Логиновский объяснил ей все очень просто: «Ты только лошадь постереги, а я с ребятами зайду к своим друзьям и заберу у них вещи».

Она могла бы задать себе много вопросов… Почему вещи надо забирать ночью?.. Почему Кирилл с друзьями уносит вещи к пристани и прячет их там?..

Но она настолько доверяла Кириллу, что сразу же придумала себе ответы на все вопросы… «Просто у него такая секретная работа… Эти вещи – оружие для будущих подпольщиков, которые будут вредить большевикам, или важные архивы».

Это было понятно и объясняло все.

Храпов и Малышков пошли доставать продукты и одежду для скорого морского путешествия. А Логиновский направился на Графскую пристань общаться с «сигнальщиками».

Эти люди появились в городе всего два-три дня назад. Их нанимали богатые, живущие в квартирах семьи.

«Сигнальщик» обязан был не пропустить момент, когда корабли начнут сниматься с рейда и подходить к пристани для эвакуации. Он должен был бежать к своим благодетелям, тащить их в порт и помогать погрузиться… За это «сигнальщикам» обещали кому пять, а кому и двадцать золотых червонцев.

Именно с помощью этих людей Логиновский надеялся найти достойный объект для сегодняшней ночной работы.

Только через два часа он нашел подходящего субъекта. Пожилой Грек со скучающим видом примостился на ступенях около каменного льва и периодически поглядывал на рейд… Он, как ребенок, обрадовался возможности приятного общения. Тем более что Логиновский сразу вытащил бутылку красного вина и два стакана.

– Ты не захмелеешь, уважаемый? Вдруг к хозяевам бежать придется?

– Недалеко бежать.

– На Большую Морскую, что ли?

– Нет, на Соборную.

– А если ночью?

– Ночью побегу.

– Стучать будешь? Так все соседи проснутся.

– Нет там соседей. Один дверь. Маленький дом.

– Не путаешь? Где это на Соборной один маленький дом? Нет там таких.

– Есть! Костаки не врет! Двадцатый номер.

– Это за забором что ли?

– Нет забора… Есть ступеньки, три черные ступеньки и большой черный дверь.

– Собственный дом. Богатые люди?

– Богатые. Серебро с собой не берут. Кувшины, тарелки большие – все в углу бросали.

– А раз богатые – ночью не откроют, испугаются.

– Мне откроют. Я скажу: Костаки пришел… Пора в Стамбул плыть.

– Пароль?

– Не знаю. Хозяин сказал: «Ты так скажи. Я тебе тридцать золотых монет дам».

– Тридцать?! Значит, очень большая у него семья.

– Нет. Он – старый, жена – молодая. И всё.

– А прислуга?

– Нет прислуги… Двое живут.

– Ты, Костаки, допивай дальше сам. Все равно сегодня пароходов не будет. Я точно знаю.

В полночь телега была готова отправиться на Соборную.

Когда все разместились на охапках с сеном, Логиновский предупредил:

– Сегодня всю ночь не спать. Отдохнем в открытом море. С рассветом отчаливаем.

– А почему так вдруг?

– Завтра красные в Бахчисарае будут. Представь, Храпов, если наша фелюга не снимется… Нервничают на фелюге.

– Так они же золотом получают. Вы же большие деньги им платите, Логиновский.

– Каждый день по червонцу на нос.

– Они же нас уже двадцать дней ждут. Это же… Это шестьдесят червонцев!

Да! Это шестьсот золотых рублей!.. Куда они уйдут? Они еще по пятьдесят червонцев должны получить за переход до Варны.

– Нет, Храпов, жизнь дороже… У них, у греков такая национальная особенность – очень жить хотят… Вот ты, Храпов, готов гибнуть за металл?

– Нет, но… Но может быть красных остановят?.. У Врангеля пушки на Сапун-горе.

– И пушки есть, да пушкари разбежались… Самоубийц мало! Воевать можно, когда надежда на победу есть. Или еще от большой дури, от фанатизма… У красных как: «Все, как один умрем в борьбе за это»… Трогай, Людмила, погоняй.

Они долго плелись по Азовской улице, затем свернули на Таврическую. Когда начался крутой подъем, мужчины соскочили с телеги и начали помогать, к одной лошадиной силе прибавляя свои.

Телегу оставили на небольшом пустыре у Хрулевского спуска… Перед уходом Мила поцеловала и перекрестила Кирилла, а через две минуты он поднялся на три ступеньки и постучал в большую черную дверь.

– Костаки пришел. Пора в Стамбул плыть.

Логиновский предполагал, что дверь будет на цепочке, и когда были открыты все засовы, он резко рванул ее на себя.

Цепь отлетела, и вырвавшиеся из гнилого косяка медные шурупы разлетелись по всему коридору. Один из них сильно повредил глаз пожилому харьковскому промышленнику Богатову. Он слабо ойкнул и отступил на два шага… Ему было очень больно. Но это ненадолго!

Храпов жестом приказал старику идти вперед и сразу же успокоил его ударом молотка.

Только когда они задернули шторы и зажгли в большой комнате керосиновую лампу и все свечи, то заметили, что в углу в одной ночной рубашке стоит высокая и, похоже, красивая блондинка.

Она стояла молча и пока не мешала им.

Кроме стоящих в коридоре чемоданов они решили забрать и то, что валялось на полу у окна. То, что было выложено в последний момент и разложено на диване, на комодах и приставных столиках… Это тяжелое серебро, маленькие бронзовые часы, статуэтки старинного фарфора, янтарные шкатулки, меха, малахитовые безделушки.

Богатов был прав, он не смог бы все это увезти в Стамбул… И хорошо! Сегодня все это уплывет в Варну…

Они собрали еще четыре чемодана.

Затем Храпов с Малышковым притащили в комнату тело старика Богатова… Уже привычными движениями Виктор снял с него широкий нательный пояс, где, очевидно, было самое ценное.

Они осмотрелись… Все было сделано хорошо. Оставалось последнее. Это больше всех волновало Виктора:

– С этой, что будем делать? Может, с собой возьмем? Как, Кирилл Васильевич?

– Не нужна она.

– Как это, не нужна?.. Это Храпову она не нужна – он старый. Вам не нужна; у вас Людмила есть. А мне в самый раз!..

– Не заводись, Виктор! Нам мимо штаба проезжать. А его черкесы охраняют. Кричать начнет, вопить… Ты пока посмотри, нет ли на ней чего-нибудь.

Виктор вразвалочку подошел к новоиспеченной вдове и сорвал с нее рубашку. Под ней, как и у всех, был пухлый белый корсет с наспех простеганными черными нитками потайными кармашками. Виктор срезал его и бросил на стол.

Та, что стояла перед ним, даже не пыталась прикрыть руками обнаженное тело. Она волновала его больше, чем зашитые в корсете бриллианты.

Он отступил на шаг и шутливо, но громко и грозно скомандовал:

– Руки вверх!

Женщина подчинилась.

– Возьмем ее, Кирилл Васильевич – умоляющим голосом произнес Виктор. – Нам двое суток до Варны плыть.

– Остынь, Виктор! Сядь на диван.

Логиновский взял со стола лампу и подошел к женщине.

Ее глаза дико, суматошно бегали… Совсем как у той девушки, у купеческой дочки.

Почему у них у всех одинаковые глаза перед смертью… Кирилл опять ощутил пьянящее дьявольское чувство радости. Для этой нимфы он сейчас бог!.. Он распоряжается ее жизнью, вернее – ее смертью.

Это не так волнует со старухами и мужиками… А здесь он не просто ликвидирует жизнь, а разбивает красоту! Венец Создателя.

Логиновский вытащил из нагрудного кармана френча золотой червонец.

– Вас как зовут, мадам?

– Марина … Я вам помогать буду… Я и готовить умею… Я все могу делать…

– Я хороший шанс вам дам, Марина… Вам и Виктору. Вы что предпочитаете, Марина, орла или Николашку?

– Орла… Но не надо этого, я боюсь.

Кирилл подбросил монету. Она подлетела высоко, долго вращалась и со звоном упала в метре от той, чью судьбу она решала.

Было темно… Рассматривать монету можно было, только наклонившись и поднеся лампу.

Логиновский делал это долго.

– Ах, неудача!.. Вижу лик убиенного императора… Иди сюда, Храпов. Работай!.. А вы, мадам, можете удостовериться. У нас всё честно.

Марина машинально наклонилась и попыталась вглядеться в маленький красновато-желтый диск.

Вдруг ее охватила радость и смятение… Он пошутил! Он ошибся! Монета лежала орлом вверх! Сейчас она всем скажет, обрадует всех. Сейчас… Но Храпов уже взмахнул молотком.

Марина упала лицом вниз, накрыв собой монету. Когда они с обиженным Виктором выносили чемоданы, Логиновский в дверях обернулся.

Храпов переворачивал тело, пытаясь найти червонец.

* * *

К двум часам ночи в будке стало совсем холодно.

Но не это волновало капитана Сомика. Надежда таяла с каждой минутой.

Пока было светло, они нетерпеливо вглядывались в дорогу. Им казалось, что каждую минуту может появиться синяя телега.

За это время по направлению к городу прошли два грузовых «Форда» с каким-то имуществом, пять телег с офицерами, среди которых были и раненые, и множество всадников, двигавшихся небольшими группами… Это были остатки частей, бежавших из-под Бахчисарая через Качу и Северную сторону Севастополя.

А это значило, что завтра по этой дороге пройдут красные.

Сомик и Розанский старались не курить… В ночной темноте огонек папиросы можно было заметить за сто метров… И это могло все испортить.

…Они одновременно услышали телегу. Именно услышали, потому что дорога, которая вела из города, была скрыта за кустами и обломками скал… Сама телега не скрипела, но нельзя было заглушить цокот копыт и грохот железных колесных ободов по разбитой каменистой дороге.

Бандиты проехали перед ними буквально в десяти метрах… Конечно, цвета телеги не было видно. Но перед ними на фоне чуть подсвечиваемых луной облаков проплыла голова одноухой лошади.

На телеге сидело четверо.

Их силуэты были отчетливо видны. И снять их можно было бы без вопросов. Еще бы – внезапно, с десяти метров да из четырех наганов.

Но Сомик отрицательно махнул рукой перед лицом Розанского, который уже начал суетиться… Они вышли из сторожки, когда телега удалилась уже метров на тридцать.

– Вот что, подпоручик. Надо выяснить, куда они всё спрятали с прошлых грабежей… Давай за ними осторожненько вдоль дороги. Главное – их из виду не потерять.

Преследовать неуловимую телегу пришлось недолго. Через триста метров бандиты спустились к пристани, а затем, петляя между акаций, проехали еще немного.

Они остановились в каменном тупике, в углу которого, в сереющем свете луны, пробивавшейся сквозь редкие облака, был виден торчащий из скалы навес… В глубине угадывалась дверь.

Бандиты соскочили с телеги, взяли часть вещей и перенесли их под навес. За открытой дверью зажегся тусклый огонек свечи.

Они взяли остальные вещи, и некоторое время суетились, перенося добычу в глубь скалы… Скоро все затихло, но за закрытой дверью через щели и маленькое окошечко был виден слабый свет свечи.

Сомик первым направился под навес… Он долго прислушивался, а потом осторожно открыл дверь.

За дверью оказался длинный, выбитый в скале коридор. До поворота, который начинался через двадцать метров, никого не было.

Держа наготове наганы, Сомик с Розанским двинулись вперед… Было довольно светло – каждые десять метров в стене на уровне плеча была выдолблена ниша, в которой горела свеча, закрытая от сквозняков куском стекла.

За поворотом был еще один коридор, который заканчивался огромным залом, заваленным оружейными и снарядными ящиками.

Когда-то это был надежный армейский склад… Здесь надо было быть особенно осторожными.

Усиленные эхом, довольно отчетливо были слышны голоса бандитов. Хотя было ясно, что они доносятся из какого-то другого, из соседнего помещения.

Действительно, в боковой стене складского зала виднелся проем, за которым они успели разглядеть короткий десятиметровый коридор… За ним, очевидно, была еще одна комната, где и разговаривали, а вернее, кричали и спорили бандиты.

Сомик жестом указал на груду ящиков, которые размещались рядом с боковым проемом… За ними можно было спрятаться, а главное – здесь можно было услышать весь разговор.

Занимая свое место, Розанский приоткрыл крышку одного из ящиков и чиркнул зажигалкой… Ему хватило одной секунды, чтобы увидеть массу плоских брикетов, на которых было написано одно милое скромное слово: «Динамит».

Очевидно, он не очень осторожно закрыл крышку ящика – Сомик тряхнул его за плечо и приложил палец к губам.

Разговор бандитов, видимо, приближался к развязке.

– Ты, Кирилл Васильевич, не дури. Делить будем на троих. Людмила, она девица хорошая, но работали мы втроем. А она так – при тебе.

– Верно, Храпов… Если бы ты сегодня Маринку не долбанул по его указке? Мы бы ее сюда привезли, и была бы она моей бабой. И что? Мы бы на пятерых тогда делили?

– И еще, господин Логиновский, делить будем сейчас и здесь.

– Господа, это, простите, глупость. Здесь же двадцать чемоданов. Вы хотите всю ночь перебирать на кучки все эти колечки, камушки, брошки, картинки, монетки?.. Давайте так: делить будем на фелюге – нам сутки плыть, а то и двое. А делить будем справедливо: на десять частей. Всем нам по три части, а Людмиле одну.

– Нет! Здесь поделим и ровно на три части. Так, Виктор?

– Верно, Храпов… Зачем он Маринку убил? Сам-то каждый день со своей Милкой кувыркается. И ей же за это мы должны платить!

– И потом, господин Логиновский, может, я не хочу в эту вашу Варну… Я и в контрразведке не служил, и в полиции не работал… Я честный артист. И Родину бросать не хочу!.. Может, я осяду где-нибудь в Ялте и буду жить себе в богатстве.

– В богатстве? Ты при большевиках в богатстве хочешь жить? Да ты в первый же день в ЧК загремишь… Значит так, эти дни я вами командовал, и все было в порядке. Советую и дальше меня слушать… Подгоняем сейчас фелюгу и грузимся. Остальное решаем в пути… И ты, Виктор, не верти в руках свою пукалку. Это же дамский пистолетик… Мила, ложись!

Вдруг прогремело несколько выстрелов, не меньше шести. Затем послышался звук падающих тел.

Возобновившийся разговор было слышно плохо… Особенно – ответы женщины.

– Мила, ты меня прости. Да я просто не мог иначе. Он первый хотел выстрелить… И еще Храпов этот с молотком. Он же просто убийца… А так оно и хорошо. Оно так даже лучше. Все теперь наше… Давай все подготовим… Нет, давай пойдем к грекам, пусть они фелюгу свою подгоняют и помогут погрузить все это… Вместе пойдем. Я только сто червонцев с собой возьму – с греками торговаться. Они, правда, за пятьдесят обещали до Варны доставить, но кто их знает… Дай мне тот портфель. И нем все наши документы, дневники мои… Пойдем, там у пристани лодка спрятана.

Когда они поравнялись с ящиками, Розанский не выдержал.

Он выскочил из-за укрытия и первым делом оттолкнул женщину, которая сразу же бросилась назад… Левой рукой подпоручик вырвал у Логиновского портфель, а правой попытался нанести удар в челюсть.

Удар получился смазанный, совсем не такой четкий, как ответный удар Кирилла…

Розанский очнулся через две-три секунды. Он вскочил на ноги, крепко сжимая тяжелый портфель. Его взгляд задержался на Сомике, который подпрыгивал за ящиками, мерзко гримасничал и вертел наганом у своего виска, без слов показывая, что он думает о действиях своего подчиненного.

Затем подпоручик посмотрел в проем. Там, вдалеке, на пороге своего логова, развернувшись к нему лицом, стоял Логиновский и вытаскивал из кармана гранату.

Через мгновение Розанский понял, что сейчас произойдет. Ему нужно было всего три секунды, чтобы объяснить Сомику про эту гранату и про ящики с динамитом.

Но у него не было этих трех секунд… Он метнулся к выходу, летя по коридору, размахивая портфелем и гася свечи в нишах.

Грохот настиг Розанского за три метра до выхода… Взрывная волна толкнула в спину, вышибая его телом дверь.

Он пролетел еще метров десять, вначале скобля грудью настил под навесом, а затем лужайку с острыми камнями и листьями акации.

Потом был еще один взрыв, и еще…

Когда Розанский встал и оглянулся, то увидал, что перед покачивающейся на одной петле дверью был каменный завал без какого-либо намека на проход в недра горы.

Первым делом Розанский попытался перекреститься… Ведь там, кроме пещеры с сокровищами, была еще и могила капитана Сомика Павла Тарасовича.

Потом Розанский повернулся и, крепко прижимая портфель и потирая синяки, поплелся искать лодку…

Он плыл к грекам… Их рыбацкая фелюга болталась на якоре всего в пятидесяти метрах от берега.

Взрывная волна, очевидно, «знала» план этого подземелья – вся ее сила была направлена к выходу.

Логиновский и Мила почти не пострадали… Их, конечно, оглушило, посекло каменной крошкой, но не более того.

Кирилл взял лампу и пошел к завалу. Он работал минут двадцать. Скорее для самоуспокоения.

Сразу было понятно, что им ни за что не пробиться через многометровые стены этого склепа.

Потом он вернулся и занялся перетаскиванием трупов Храпова и Малышкова к завалу. Там их можно было закидать камнями.

Когда он сел за стол и взглянул на Милу, его очень удивило, что все это время она молчала.

Кирилл улыбнулся ей, и она заговорила:

– Мы здесь навсегда?

– Навсегда.

– А сколько нам осталось?

– Трудно сказать. Продукты есть. Вода есть, вино… Может быть, две недели или три.

– И что мы будем делать?

– Я буду тебе показывать, что в этих чемоданах. Буду тебя наряжать в меха, в бриллианты… И мы будем любить друг друга! Много-много раз… Пока воздуха хватит.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

14 января 1997 года. Севастополь

Вчерашний день был у Крылова очень суматошным.

Поезд прибыл в город не то поздней ночью двенадцатого, не то ранним утром тринадцатого.

Устроившись к рассвету в гостинице «Севастополь», Олег поспал два часа и начал методично работать: звонки, встречи, беседы.

Но к вечеру он вырубился. Бессонная ночь не прошла даром…

Он попытался заставить себя сидеть за столом и рисовать схемы, планировать завтрашний день, но скоро сдался.

Голова, конечно, еще кое-что соображала, правда, думать он мог только о простых, очевидных вещах… О том, что раньше, во времена «братских республик» без границ и таможен, этот поезд приходил на три часа раньше, а не посреди ночи.

И вообще – тогда жить было лучше, жить было веселее… Например, не очень приятно платить за номер в два раза больше, чем жителю Одессы или Харькова.

И не денег было жалко!.. Просто было обидно и муторно оттого, что москвичи здесь, в городе русской славы, попадают в раздел «иностранцы».

Если бы хоть жизнь в городе кипела. Если бы хоть уличные фонари в центре вечером горели. Так нет, полный мрак!.. Съесть не съели, но все понадкусывали.

…Олег рано заснул, но проспал недолго.

Что ни говори, а его задача спасти человеческую жизнь.

Плохо, что времени катастрофически мало… И зацепок почти нет.

За вчерашний день кое-какая информация появилась, но не вырисовывалось ни одной приличной версии.

Олег встал и, поеживаясь, поплелся в ванную – предстояла непривычная для москвича процедура умывания ледяной водой.

В самом центре маленькой прихожей его взгляд упал на лист белой бумаги, который сиротливо лежал перед холодильником.

Это точно, что вчера этого листа не было!..

Олег стряхнул последние остатки сна и лег на пол, заглядывая под дверь… Щель была достаточная. Ночью могли просунуть и пачку таких листов.

Крылов бросился к столу и в куче своих бумаг раскопал тонкий пластиковый конверт. А кто знает, вдруг понадобятся отпечатки пальцев того, кто это писал и под дверь запихивал.

Укупорив в прозрачный карман ночное послание, Олег вернулся к столу и включил настольную лампу…

Однако, любопытный текст:

«Дорогой друг. Я знаю, что вы ищете Зою Шорину. Я знаю, где она. Я готова вам помочь. Надо спешить!

Встретимся в полдень четырнадцатого января. Ждите меня в Херсонесе, около развалин базилики. Она видна – несколько древних мраморных колонн прямо на берегу моря.

Я не знаю вас в лицо – держите в руках пять красных гвоздик».

Олег отложил письмо, прикрыл глаза и задышал тяжело и часто.

Не от волнения. Просто он прочел весь текст, затаив дыхание. Надо было элементарно отдышаться…

Так!.. Написано печатными буквами… Без подписи…

Правда, обычно такие письма подписывают словами «Аноним… Ваш друг… или Иван Иванович».

Возможно, писала женщина… Возможно!

И не столько из-за одного глагола в женском лице. Мужчина придумал бы для пароля журнал «Огонек», бутылку вина… Всё, что угодно, но не букет гвоздик.

Отложив в сторону письмо, Олег попытался заняться другими вопросами – надо было дозвониться до хозяев домов, которые Зоя Александровна осматривала для возможной покупки… Она зачем-то диктовала эти адреса и телефоны мужу в Москву.

Крылов разложил свои записи и начал набирать первый номер, но передумал и положил трубку.

Пытаться выяснить что-либо по телефону – бессмысленно, а назначать встречу – невозможно… Когда? До встречи в Херсонесе – всё бесполезно, любые действия.

Писал ли это друг или сами похитители?.. Эта встреча даст новое направление поискам, а может быть, и вообще все решит…

Как ни пытался Олег тянуть время – к воротам Херсонесского заповедника он прибыл к одиннадцати часам.

Тот, кто назначал здесь встречу, очень хорошо знал, что делал… В это время года за стенами древнего греческого города было пустынно.

Возможно, что в столетних зданиях музея кто-то и работал, но на всей огромной площади раскопок не было видно ни души.

Еще только одного человека заметил Олег – священник в черных одеждах скрылся в разрушенном Владимирском соборе… Его реконструкция активно началась на заре перестройки и шесть лет назад прекратилась с началом «самостоятельности».

Это одно из самых святых мест для России!.. Здесь, в древней базилике, крестился князь Владимир… Отсюда он направился в Киев, в свою Древнюю Русь.

Спросить бы сейчас у него, кого он тогда крестил в Днепре: «дорогих россиян» или «щирых украинцев»?

Олег давно заметил, что обладает чувством «исторического воображения».

Сейчас он с трепетом шел по древней мостовой и заглядывал за развалины стен, внутрь бывших домов… Вот комната с ровным каменным полом… Здесь могла быть постель, на которой возлежал когда-то древний грек со своей древней гречанкой.

Вот внутренний дворик, где играли их дети… А здесь была кладовая, где солили рыбу и хранили вино…

Из этих ворот выбегали девушки в туниках и спешили туда, к морю, встречать парусники, на которых их женихи везли пшеницу, соль, амфоры, оружие…

Что случилось с этими людьми? Все ли погибли под татарскими стрелами и турецкими ятаганами?.. Или их потомки торгуют «сникерсами» на севастопольских улицах?

Место встречи Олег нашел сразу. Остатки древней базилики располагались прямо на берегу моря…

Сводчатый широкий вход, мраморные колонны и мозаичный пол с яркими цветами и диковинными птицами.

Он первый раз видел так близко пустынное зимнее море, без гомона отдыхающих и их чад, без разноцветья их купальников, без буйков, без надувных лодок и катеров вдали.

Между Олегом и морем было двадцать метров прибрежной полосы и ряд еще сохранившихся мраморных колонн базилики…

Эти колонны помнят многое. На каждой десятки выбоин – следы разных смут, революций, войн…

Олег стоял прямо, заложив за спину руку с букетом гвоздик… Он разглядывал каждую щербинку, пытаясь понять, где след от стрелы кочевника, где – от турецкого кремневого пистолета, где – от английского ружья времен Крымской войны. А где – от трехлинейки времен Гражданской или от «шмайсера»…

Крылов почти забыл цель своего прихода сюда.

Он окунулся в историю и купался в своих фантазиях… Взглянув себе под ноги, он увидел манящие крупинки золотого блеска в комке земли под фундаментом базилики. Скорее всего, это пробка из-под импортного пива.

А вдруг, это перстень древнего грека?.. А вдруг!

Крылов резко наклонился за добычей и сразу же услышал звонкий удар по мрамору колонны… Она пошатнулась, но устояла!

А в спину Олега, разрывая ткань его куртки, впились десятки острых каменных осколков… Он упал и машинально взглянул вверх: в полутора метрах от земли, там, где только что была его спина, появилась свеженькая пулевая выбоина…

Олег под прикрытием фундамента базилики прополз метров двадцать, а затем коротким броском влетел в лабиринт развалин… Здесь уже можно было передвигаться быстрее: бегом, пригнувшись.

Да, тот, кто назначил место встречи, знал, что делал.

Безлюдно! Множество мест для удобного, спокойного и скрытого прицеливания… Тут масса ниш и глубоких колодцев с кучами камней по соседству… Олег подумал, что если его и нашли бы, то лет через двести… При новых раскопках!.. И тогда он вполне мог бы сойти за древнего грека…

Лежа за одним из холмов, Олег обернулся и посмотрел вниз, на развалины базилики.

Картинка была мрачноватая: тысячелетняя греческая колонна, только что получившая еще одну выбоину, стояла на месте, а у ее подножия были аккуратно брошены пять красных гвоздик…

Однако, они шутники!.. И тот, который пригласил сюда, и тот, который стрелял.

Олег сделал еще рывок и залег в кустах под каменным выступом…

Вся комбинация этого стрелка строилась на одном-единственном выстреле… Теперь они почти на равных.

Этот стрелок не может знать, где Олег появится в следующий раз. А ему надо увидеть, зафиксировать, прицелиться, учесть движение…

Нет, сейчас они на равных… Можно рвануть к морю, вниз по склону, и затеряться на кладбище кораблей, в Карантинной бухте.

А можно проползти к Владимирскому собору и там внутри поджидать стрелка, лежа на лесах с парой булыжников…

Можно и сюда, в этот провал, в эту рукотворную пещеру, сработанную во времена, когда спартанцы добивали трусливых воинов царя Дария… Но в этом бывшем греческом подвале сейчас мокро, холодно, грязно и смрадно.

Олег вскочил, сделал еще один десятиметровый рывок, повернул за угол и грудью чуть не сбил с ног… Андрея! Своего недавнего попутчика и соседа по купе.

– Ложись! – прохрипел Олег, увлекая Андрея на груду сухой травы под стеной. – Тихо лежи… Тут, Андрей, чудик какой-то с пистолетом бегает. Похоже, на меня охотится… Я сейчас в сторону рвану, а ты будь осторожен.

– Мне-то, зачем быть осторожным?.. Это я в тебя стрелял.

– Не понял?!

– Ты, Олег, глаза-то преврати опять в круглые. Квадратные они у тебя… Ну не знал я, что это ты!.. Мне сказали, что парень с букетом гвоздик будет стоять у этих колонн… Ну, не знал я! Ты же спиной стоял.

– Кто тебе сказал?

– Ты, Олег, лежи, не вставай. Вдруг меня контролируют или дублер есть?

– Кто тебе дал это задание?!

– Ты, Олег, не ершись. Я и так работу свою не сделал… Первый раз со мной такое! А ты еще хочешь, чтоб я сразу начал своих закладывать… Теперь у меня к тебе просьба. Выполнишь?

– Обещаю!.. Ты же мне, некоторым образом, жизнь спас.

– Это точно!.. Значит, так, я в тебя стрелял, ты убежал, я тебя не догнал… И всегда на этом стой! Хоть, кто клещами будет тянуть. Договорились? Верно!.. И еще – мой совет. Срочно делай отсюда ноги! Мчись на базу, собирай шмотки и дуй в Москву. Ты понял?

– Спасибо, Андрей… И все-таки – кто?

– Кто мне дал задание – не скажу… У меня свои правила игры. Своих не закладываю, но и не в Москве это придумали… И здешние меня не по твою душу из Москвы вызвали.

– А кто меня заказал? Кому я нужен?

– Их просил какой-то Чуб… Я это краем уха слышал, потому и говорю… И задание это возникло вдруг! Вдруг и срочно… И времени у меня на подготовку не было. А значит, сами виноваты, что осечка получилась.

– Андрей, а где ты…

– Все! Слова больше не скажу!.. И чтобы через три часа тебя в городе не было. Второй раз я не промахнусь!.. Всё! Разбежались!

14 января 1997 года. Ялта

Игорь Савенков вылетел из Москвы рано утром и уже в полдень был в Ялте.

Основную информацию по делу «исчезновения Зои Шориной» он получил из бесед с Дибичем и банкиром Шмаковым… Последние три дня были заполнены встречами, пустыми разговорами, просмотром бумаг и записных книжек, поисками общих знакомых всех трех пропавших дамочек.

Очень многие соглашались, что Зоя Шорина, Марина Попова и Альбина Шмакова могли быть знакомы, но никто этого не утверждал. Никто не видел их вместе, не слышал упоминаний друг о дружке.

Ни у Савенкова, ни у Дибича не было сомнений, что между исчезнувшими женщинами есть какая-то связь. Наверняка был кто-то четвертый или, скорее, четвертая, которая знала всех троих и сейчас аккуратно готовит к поездке в Крым очередную жертву.

…Санаторий «Приморье» был не в самой Ялте, а в старинной царской Ливадии. Игорь Савенков бывал здесь с женой неоднократно… Первый раз – через месяц после свадьбы.

Фактически это было их свадебное путешествие.

С трудом, пытаясь не отвлекаться на воспоминания при виде знакомых мест, Игорь поспешил к административному корпусу. За дверью с табличкой «Главный врач» его встретила миловидная юркая сорокалетняя женщина. Ее черные хитроватые глаза быстро и с живым интересом разглядывали посетителя.

Савенков приготовился подробно объяснить цель своего визита, но Мария Васильевна Загоруйко, увидев в его руках фотографию, взяла инициативу на себя:

– Помню! Очень хорошо ее помню. Шмакова была у нас в сентябре. Ее Альбиной звали? Конечно, конечно. Очень редкое имя… Посмотрите, она и на фото смеется. Очень живая, общительная. Она все компании собирала – и в Ялту, на дегустацию. Знаете, прямо на набережной есть подвальчик от Массандры, у канатной дороги… У нее с лектором был личный контакт!. А вы из Москвы?

– Да, но…

– Я так и думала. Значит, ее не нашли… Я почему так все подробно помню? Так из Ялты Сережа приезжал, лейтенант. А муж мой, Иван Трофимович, как раз у него наставником был.

– Ваш муж работает в милиции?

– А как же!.. Я для Сережи всех сотрудников собирала. Мы с ним вместе их допросили… Но, безрезультатно! Как ушла Альбиночка утром в подвальчик, так ее и не видели.

– А почему вы думаете, что она в подвальчик пошла?

– Так она каждый день туда ходила… Мне она говорила, что сама себе такой курс лечения назначила: принимать внутрь два раза в день… Веселая такая была… И правильно! Зачем ее в санатории лечить? От чего?.. Таких женщин лечить – только портить!

– А вещи ее?

– Вещи Сережа забрал… В две коробки все сложено. А вы где у нас остановились?

– Я – проездом. Сегодня дальше поеду.

– Альбину искать будете?

– В том числе. У меня и другие дела есть.

– А вдруг я что-нибудь вспомню, важное?

– Вот вам, Мария Васильевна, моя визитная карточка. Позвоните в Москву, меня всегда найдут.

…Уже на улице Савенков вспомнил, что свою кепку оставил на вешалке в кабинете. Холодно не было, но начал накрапывать дождь.

Нормальный крымский зимний дождь.

Подходя к двери Марии Васильевны, он подумал, что надо предупредить ее о торчащей в замке связке ключей… Может быть, у них так принято, а может быть просто забыла…

Он не стал входить сразу – правила приличия требовали переждать телефонный разговор, который довольно громким голосом вела хозяйка:

– …Все как вы и говорили. Вы просто гениально все придумали… Он карточку свою оставил: Савенков Игорь Михайлович, детективное агентство «Сова»… Точно, твари пернатые! По ночам летают и все высматривают…Бандиты!.. Главный он у них – генеральный директор … Нет, сказал, что дальше поедет. И Альбину будет искать и других… Так и сказал: кроме нее и другие дела есть… А я молчала. Ни словечка – как договорились… Ой, как вы правы! Засиделся мой в капитанах…

Савенков аккуратно вытащил связку ключей, еще раз взглянул на табличку с фамилией главного врача и быстрым шагом направился к выходу.

Там в углу стояла глухая кабина с городским телефоном, возле которого висел список всего санаторного начальства.

– Мне Загоруйко нужна!

– Это я.

– Мария Васильевна?

– Да, да.

– Меня ваш муж попросил позвонить, Иван Трофимович.

– Откуда вы?!

– Я из городской больницы… Вы не беспокойтесь – он в реанимации.

– Что с ним?

– Перестрелка была. Но вы не волнуйтесь, он пока еще может говорить. Поспешите!..

…Савенков видел из своего укрытия, как с перекошенным от ужаса лицом Мария Васильевна выскочила из кабинета, захлопнула дверь и бросилась на улицу.

Как была, прямо в белом халате, она бежала по аллее, туда, на «пятачок», где автобусы и такси…

Игорь наблюдал все это без особого удовольствия. На душе было не очень уютно… Но так надо было! Не он же, в конце концов, первый начал.

С самого начала дамочка вела грязную игру. И доигралась!.. Это она только что подробно сообщила кому-то о его приходе… Отчиталась кому-то, по всей форме… Значит, что его кто-то ждал. Кто?.. Кто угодно!

Но возможно, что это сам похититель…

Сжимая в руке ключи, Савенков направился к двери главврача.

Всю эту комбинацию он придумал, когда вспомнил, что на столе госпожи Загоруйко такой же телефон, как в его московском кабинете. «Панасоник», с памятью и дисплеем.

Пока аппарат послушно набирал последний номер, Игорь торопливо списывал с экрана длинную цепь цифр… Это явно междугородка.

В трубке послышались гудки, и почти сразу же ответил суровый мужской голос: «Алло, слушаю вас, алло…»

Савенков повесил трубку… И зря! Следующей фразой мужчина на другом конце провода по военной привычке назвал свою фамилию.

14 января 1997 года. Севастополь

Олег сразу решил, что было бы довольно глупо возвращаться через центральный музейный вход.

Можно спуститься к морю и, перескакивая по скалам, добраться до городского пляжа… А затем затеряться в прилегающем к нему массиве пятиэтажек.

Но Олег под прикрытием холмов и крепостных стен направился к кладбищу старых кораблей в Карантинной бухте.

Он делал всё машинально… Очень хотелось сосредоточиться, но на ходу плохо получалось.

Ему нужно было двадцать, тридцать минут покоя.

Это время мало что изменит… Не будут же в него теперь стрелять каждый час…

Олег поднялся по трапу ржавого сторожевика и разместился на пыльном топчане в рубке радиста… Со стен и потолка уже сняли все, что можно было отвинтить, отковырять, оторвать.

Он прислонился спиной к холодной переборке, еще сохранившей ровный слой серой краски, и закрыл глаза.

…Его убийство заказал какой-то Чуб… Он местный!..

Причина могла быть только одна – Чуб боится поисков Зои Шориной… Информация пришла не из Москвы… Так где утечка?..

В поезде?.. Да, но документы были под подушкой… Андрей мог их посмотреть?.. Возможно!

Но зачем тогда весь этот спектакль? Допустим, его хотели убить или испугать. Но зачем потом проявляться Андрею?.. Да, слабая версия…

Вчера было четыре встречи, где он в явном виде обсуждал поиски Зои Александровны.

Еще ночью сразу с поезда Олег познакомился с администратором гостиницы Лидией Туркиной… Ее специально ради нового постояльца разбудил вахтер, больше похожий на бравого боцмана…

А Туркина хороша! Может быть, в ее роду были когда-то янычары с горящими глазами или чернобровые казачки. Или молдаване, евреи, караимы?

Администратор Лидия сразу «положила глаз» на Олега… Не заметить это было невозможно.

Уж очень она заботилась о финансовом положении холостяка из Москвы: «Зачем вам здесь деньги платить? Моя квартира рядом. Пустая. Уютная… Договорились?»

Потом они встретились в холле в десять утра, когда Лидия Сергеевна сдавала смену…

Ну, просто очень знойная женщина!

Она была старше Олега лет на десять и умело вела игривый разговор старой подружки: «Что это тебя так эта Зоя интересует? И муж ее звонил. Но у него очень занудный голос. Вот Зоя, допустим, и решила оторваться, погулять от него… А я что могу сделать? Она за номер до двадцатого заплатила. И вещи ее все на месте. Я сама каждую тряпочку перебрала, каждый листочек… Могу рассказать подробно, но не сейчас. Звони, Олег, вечером. Заходи. Обо всем подробно потолкуем, если время останется…»

Олег вдруг вспомнил, что письмо похитителя написано от женского имени… Возможная версия?.. А почему бы и нет…

Но нет! Никак не верилось, что это Туркина его заказала… Уж больно знойная женщина… Мечта поэта, да и только!

Потом Олег встретился с продавцом дома, который Зоя смотрела шестого января.

Спокойный, обстоятельный мужик… Он не скрывал, что построил здесь, на Фиоленте, на крутом обрывистом берегу моря уже несколько домов – специально на продажу…

Зою по фотографии узнал сразу и очень спокойно выслушал известие об ее исчезновении.

Олегу даже показалось тогда, что было что-то показное, нарочитое в этом безразличии к судьбе женщины, которую он видел неделю назад… Как будто он был готов к такому сообщению или привык, что после встречи с ним женщины непременно исчезают.

Он только вяло бросил: «Найдется. Такие не пропадают… Да и не хотела она этот дом покупать. Так – гуляла себе!.. Фифочка она».

Уже во второй половине дня Олег направился в контору, где работал старый друг отца, отставной каперанг Харитонов.

Крылов мог и по телефону передать привет и перекинуться парой слов, но ему нужен был факс… Савенков хотел передать ему две страницы с информацией по исчезновению Альбины Шмаковой и Марины Поповой.

Но, похоже, что Виктор Сергеевич провел подготовку к встрече «москвича». Был накрыт стол, за которым Олега ждали пятеро бывших военных моряков, совсем недавно ушедших «на вольные хлеба».

Они говорили много и обо всем. О столичных новостях, о флоте, об очередных кознях московских и киевских начальников.

В конце Олег подробно рассказал о цели своего визита. Он ждал помощи в поисках Зои Шориной… У моряков есть знание обстановки в городе, связи, жажда порядка и справедливости…

Не мог ли кто-нибудь из них навести убийцу на след Олега?.. Нет, он даже представить себе не мог, как связать их с сегодняшним выстрелом.

Нет! Не те люди…

Олег не мог забыть их глаза, в которых за напускным оптимизмом сквозила тоска и надежда… В каждой их фразе ему слышался подтекст: «Мы – свои. Мы русские!.. Не бросайте нас, москвичи. Не предавайте Севастополь…»

Впрочем, разве не было в истории случаев, когда на «тайной вечере» встречались единомышленники, а потом один из них оказывался…

Только вечером Олег встретился с Доренко.

Пришлось проявить настойчивость и звонить ему каждый час…

Сергей Тимофеевич оказался действительно видным мужчиной: статный, щеголеватый, черноусый полковник.

Разговор, правда, получился пустой: «Да, помню такую. Она даже звонила мне неделю назад… Хотела встретиться, но больше не проявлялась… Как так исчезла?.. Пять дней в гостинице не показывалась? Ну, это ничего, найдется… С нашими морячками любая загулять может… Помощь не нужна? Только вы уж официальное заявление оставьте…»

Да, пустой разговор…

Уходя от Доренко, Олег скорее машинально поинтересовался новостями по поиску Марины Поповой и Альбины Шмаковой.

Реакция была более, чем мгновенной… Не понадобилось даже двух секунд на уточнение, вспоминание, размышление: «Это не у нас жили… Свои дела я все помню. А эти пропали в Ялте и в Евпатории… Слышал, но деталей не знаю…»

Как будто он ждал этого вопроса.

Подозрительно?.. Немного есть. Но, может быть, у него и правда хорошая память, и быстрая реакция…

Олег открыл глаза и отвалился от холодной серой стены рубки.

Теперь он разложил по полочкам и разобрал по косточкам весь вчерашний день… Ну и что?

Больше всех на роль Чуба подходил угрюмый хозяин дома со злыми острыми глазами… Или Лидия – у нее коротко стриженый затылок и пышный черный кок с ниспадающими на лоб прядями. Чем не Чуб?

Олег спустился на заваленный ржавыми корабельными останками берег и стал пробираться к основной трассе вдоль садовых участков.

Возле старого еврейского кладбища он поймал машину и уже через пять минут был в гостинице.

Со своего места ему приветливо махнула рукой Лида Туркина… Смена была не ее, но, вероятно, она кого-нибудь выручала.

На сборы ушло не больше минуты: пару вещиц из ванной и бумаги со стола… Все свое ношу с собой!

Олег подошел к двери и замер.

Там в коридоре слышался сумбурный шепот… Затем кто-то с той стороны осторожно нажал на дверную ручку и стал вставлять ключ в замочную скважину.

Олег отскочил от двери, увлекая собой холодильник. Несколько секунд номер оглашался джазовыми ритмами.

Сначала глухой удар железного ящика, звон и скрежет полок внутри него, плеск воды из летящего на пол графина. Потом чечетка от прыгающих по полу стаканов и догоняющей их пепельницы.

Олег огляделся и быстро нашел нужный предмет.

Тяжелая банкетка, втиснутая между холодильником и стеной, намертво заклинила дверь…

Еще сегодня утром он, походя, ругнул архитекторов, которые спроектировали двери так, что они открывались вовнутрь. А ребята оказались очень предусмотрительными.

Никогда и никого нельзя ругать заранее!

Правда, архитекторы не все предусмотрели… Нет в мире совершенства!

Они соорудили под окном широкий бортик, который вел прямо к пожарной лестнице… И было-то до нее не больше десяти метров. Но бортик со скосом!

Они что не могли сделать его плоским?.. Зачем этот скос в сторону внутреннего дворика гостиницы?

Правда, падать пришлось бы не на грубые камни, а на густые и, возможно, колючие кусты… Но этого очень не хотелось.

Ребристая мягкая подошва кроссовок удерживала Олега на коварном бортике… Она даже позволяла короткими боковыми шажками продвигаться к цели.

На последних метрах он не выдержал, бросил вниз сумку и в красивом, как ему показалось, полете достиг и обнял железные ступени спасительной пожарной лестницы.

…Через минуту он оказался на пристани Артиллерийской бухты. Только что подошел паром, который еще долго будет разгружаться, а затем столько же загружаться автомашинами и людьми, желающими переместиться в северную часть города…

Он ждал!.. Хотя не очень приятно торчать здесь у причальных стоек. И ждать придется не пять минут и не десять, а больше.

Был бы август, а не январь, он рванул бы на центральный рынок. Но сейчас там – как на ладони: двадцать продавцов и три покупателя.

Пойти к городскому пляжу на мысу Хрустальный… Это ловушка! Площадка с раздевалками и зонтиками зажата между скалой и морем.

Единственный путь – вдоль моря по набережной Корнилова… Туда, где Зоя лебедей видела.

И это, конечно, не лучший вариант. В конце пути придется выходить на широченную площадь Нахимова… Но других-то путей нет…

Внезапно возник еще один вариант.

Он подкатил к Олегу на красных, прилично разбитых «Жигулях»… Задняя дверь гостеприимно открылась, и ничего не оставалось, как плюхнуться на покрытое старым ковром сиденье.

Лидия Туркина лихо рванула с места машину. Торжествующая улыбка не сходила с ее лица:

– Ты пригнись, Олежек, сейчас рынок будем проезжать, а там милиции много.

– А милиция тут при чем?

– Тебе лучше знать… Не за мной же наряд приходил. Четверо в форме и еще двое понятых… И сразу ко мне.

– А ты?

– А я их послала… К дежурной по этажу!.. Галина потом по телефону вела для меня репортаж… Когда ты начал мебель крушить, а они в дверь колотиться, я все поняла и выскочила к своей «Марфутке».

– К какой Марфутке?

– Так мы ж на ней едем… Значит, так! Я со двора прямо к подъезду причалю. Вот ключи. Четырнадцатая квартира… Я – быстро назад, алиби получать… А ты воды побольше нагрей. У меня на плите ведра стоят. А в ванной лейка есть… Очень хочется душ принять. Поможешь?

Она вернулась ровно через час и была приятно удивлена исполнительностью постояльца – кипящие на плите ведра и кастрюли создавали влажную и уютную атмосферу.

Рассказы о своих «преступлениях» Олег выслушал в ванной, попеременно работая то мочалкой, то лейкой.

– Это же, как я влипла! Торговца наркотиками пригрела.

– Лидия!.. Я не по этой части.

– Верю, сама с понятыми говорила… Они все видели. Номер пустой. Капитан к кровати подошел, из кармана что-то вынул и под подушку, а потом их зовет. «Смотрите! Вот наркотики».

– И что, они все подписали?

– Конечно, подписали… Испугались! Откажись они, то эти наркотики могли бы в их карманах оказаться… Ты поливай, поливай получше. Видишь, вот здесь мыла много.

ГЛАВА ПЯТАЯ

15 января 1997года. Севастополь

Олег Крылов никогда не бывал на партсобраниях. Не успел!

Но сейчас, видя перед собой эти суровые лица, он ощутил трепет человека, принимаемого в лоно «Ума, чести и совести».

Он мог бы улыбнуться, пошутить, перевести разговор в менее торжественное русло. Но тогда бы он не узнал что-то очень важное.

Утром Харитонов искренне обрадовался звонку Олега и настойчиво просил о встрече. В его устах это выглядело так: «Олег, я убедительно прошу вас в тринадцать ноль-ноль прибыть в мой кабинет».

Трудно отказать в просьбе старому другу отца, да и глупо было бы… Лидия готова еще долго укрывать его у себя, создавать уют, развлекать. Но сейчас нужно другое! Нужны надежные люди, имеющие связи во властных структурах города, в милиции, в службе безопасности, в Черноморском флоте, наконец.

Понятно, что наркотики – это целенаправленная провокация. Но завершиться она могла в любой момент очень просто: кутузка, следствие и суд!

А в итоге приговор Олегу Крылову десять лет валить лес в Карпатских горах.

Эти отставные моряки – его единственный и реальный шанс… В противном случае пришлось бы бежать в Россию.

И не на самолете или в поезде. А на перекладных… Через границу ночью, по ручьям, по буреломам и буеракам.

Как и прошлый раз, его ждали, но без застолья.

Олег помнил всех. Но Харитонов представил их еще раз. Теперь официально, упомянув прошлые звания, должности и заслуги.

Председательствовал лысоватый капитан первого ранга Ивановский:

– Олег Васильевич, есть у нас к вам, как бы это сказать, предложение. Важное и срочное!.. Мы доверим вам тайну. Вынуждены! Другого выхода у нас нет… Мы кое-что о вас выяснили. Уточнили, так сказать, ваш послужной список… Пока всё нас устраивает, но прошу ответить на ряд вопросов.

И Олегу ничего не оставалось, как долго, обстоятельно и серьезно говорить обо всем… О родителях, о пионерском детстве, о спортивных успехах и политических взглядах.

Проводившие допрос периодически оживлялись и удовлетворенно переглядывались… Особенно им понравилось его отношение к Крыму и Севастополю. Каждый моряк, перебивая друг друга, пытался вставить свою одобрительную фразу:

– Верно, Олег. Как можно было – взять и подарить целый полуостров другому государству?! Мало того, что здесь заводы, дома, пляжи, виноградники. Здесь еще и мы. Живые люди!.. Что мы им – крепостные? Взял нас и подарил.

– И не только живые люди. Здесь – могилы, память, слава наша! Осталось только Питер шведам подарить, а Сибирь китайцам или японцам.

– А по Севастополю вообще вопрос больной. Его и не дарил никто. Они его так захапали, заодно.

– А документы?! У меня теперь паспорт с трезубцем… Или внучка моя в институт будет поступать. Так ей велели сочинение на украинском. И не по Пушкину или Гоголю, а по какому-нибудь Мазепе или Бандере.

…Олегу пришлось рассказать и о своем бегстве из гостиницы… Он, правда не стал говорить о вчерашнем выстреле в Херсонесе, об Андрее и Чубе. Но о подкинутых наркотиках, о протоколе и понятых рассказал все. Его удивила реакция моряков.

После некоторой паузы Ивановский удовлетворенно улыбнулся и хлопнул ладонью по столу:

– Отлично! Это то, что нам надо… Пойдем, Олег, на вольный воздух. Там и поговорим о главном. У нас для этого специальное место есть.

Место для секретных переговоров оказалось простой лавочкой, располагавшейся на склоне обрывистого спуска к морю. С трех сторон ее ограждал от любопытных взглядов какой-то вечнозеленый кустарник, а впереди открывался завораживающий вид на Севастопольскую бухту.

С Олегом уединился только Михаил Евгеньевич Ивановский.

Трое других со скучающим видом расположились на разном удалении. Очевидно, обеспечивая охрану… Как на фронте – часовые в боевом охранении.

– Понимаешь, Олег, мы раньше много митинговали, базарили. Толку мало! Только засветились все.

– Понятно.

– А сейчас, значит, подумали… Стали работать умнее… Без огласки. Специальными методами.

– Тайное общество?

– Вроде того. Мы себя назвали просто: группа ТОС. Понял?

– Нет.

– ТОС – это «Третья оборона Севастополя».

– Понятно… Но «оборона» – это что, с оружием в руках?

– Ни в коем случае! Категорически!.. Но и не как шавки базарные – полаяли и разбежались. Теперь у нас своя разведка есть, цепочки, связь… Это все тебе пока знать не обязательно. Ты сказал, что ты хороший стрелок, снайпер почти?

– Да, так. Разряд имею.

– Это очень важно… Понимаешь, есть тут одна группировка. Националисты, но с бандитским уклоном… Мафия!.. Никогда у нас такого раньше не было. Бывало, пьяного редко увидишь, не то, что бандита… Мы же не Одесса какая-нибудь… Ты раньше у нас бывал, Олег?

– Бывал… Знаете, что меня удивило больше всего? Где только улицу ни переходишь, машины останавливаются и пропускают. Нигде больше такого не видел. Вроде пустяк, а запомнилось.

– Не пустяк это, Олег. Очень даже не пустяк! Это уважительность к другим, это достоинство моряков, это порядок… Такой был город – гордость России… Распустились… Так вот, в этой банде есть наш человек… Костя… Ну, фамилию его тебе необязательно знать.

– Агент?

– Вроде того… Он не в руководстве, а так, на подхвате. Мы даже не знаем, где у них база основная… Так вот, неделю назад мы узнали, что им всем задание дали: искать москвича, снайпера и желательно с судимостью.

– Ясно. Это почти мой портрет… Только судимости пока нет, но с этими наркотиками светит.

– Именно! Попробуй, Олег… Костя тебя с ними сведет, а уж ты – разведай.

– Но, Михаил Евгеньевич, я здесь по другому и тоже важному делу…

– Поможем! Всех на ноги поднимем. Найдем твою Зою… Я тебе главного не сказал… Послезавтра здесь делегация из Москвы будет. Опять новый дом для моряков принимают… А этим гадам снайпер нужен! Ты сопоставь аргументы и факты!.. Согласен?

– А кто у этих бандитов главный?

– Костя не знает. У них тоже конспирация… Он только сказал, что все его зовут – Чуб.

Олег нерешительно встал, обошел скамейку и, прислонившись к массивному дереву, замер.

Весь его вид говорил о том, что он размышляет, принимая важное решение.

Все это поняли и терпеливо молчали.

«…Мне предлагают идти к Чубу. А это он заказал мое убийство… И это он, скорее всего, навел на меня милицию и подбросил наркотики. Теперь его люди, и стражи порядка меня упорно ищут. Факт!..

И рано или поздно – найдут… Можно, конечно, наплевать на поиски Зои, отказать морякам, забиться в какой-нибудь угол и тихо сидеть. Но где гарантия, что через неделю дотошный участковый не заработает на мне благодарность в приказе?

Другой вариант: идти прямо в пасть к Чубу… Он меня почему-то убрать хотел. Слишком я активно эту Зою искал и, вероятно, в правильном направлении… Вот он и испугался.

А что? Прикинусь таким простачком… Дали мне, мол, в Москве дурацкое задание. Из-за него меня тут чуть не пристрелили. А эта Зоя мне сто лет не нужна… Спасите, ребята, обеспечьте безопасность! Любую работу готов для вас сделать…

А что? Должно пройти. Все складно получается».

Олег повернулся и не смог сдержать улыбку: моряки сидели неподвижно, как в музее восковых фигур. Они напряженно ждали его решения.

– Согласен! Зовите своего Костю… Правда, тут есть одна хитрость!.. Но это я вам потом расскажу… Если получится…

16 января 1997года. Севастополь

Савенков должен был приехать в Севастополь еще позавчера. Но он опоздал на последний автобус.

Его задержал в Ялте тот самый старый винодел с завода «Массандра», который подрабатывал лекциями в дегустационном зале на набережной. Он сразу же узнал по фотографии Альбину Шмакову.

– Жаль! Очень яркая была женщина… Глупо, но мне иногда казалось, что она приходит не только вино вкушать, но и на меня посмотреть. Знаю, что глупо. Но при ней я соловьем разливался. Это не лекция была, а песня…

Савенков слышал, что дегустаторы на работе не пьют, а только пробуют. А тут старик налил из темной бутылки два бокала. Один пододвинул Игорю, а второй начал активно дегустировать… Вероятно, что его волновали воспоминания о красавице Альбине.

– А приходила она часто. Иногда два раза в день. Но не за алкоголем. Боже упаси!.. Она разбиралась в вине. Ценила настоящий вкус. Сейчас настоящие-то только у нас. А везде – воруют!.. Хорошо еще, если на ливадийский портвейн наклеят этикетку «Бастардо» или на «Портвейн Сурож» налепят «Мускат». Так иногда и чистую бурду подсунуть могут…

Старик посмотрел на полный бокал Савенкова, пожал плечами и налил только себе.

– А она разбиралась в вине! Я по глазам это видел… Другие тоже часто приходят, но глаза у них как у судака мороженого… Был у меня один такой хохол из «новых русских». На пятый день скупил все десять билетов. Подвальчик у нас маленький… Так он велел принести ему пивную кружку. Представляете!.. Моя Марина сливала ему из рюмок в эту кружку. Все подряд, без разбора! Это… Как лучшие парижские духи все в одном грязном ведре смешать… Дурь! Я не мог этого видеть. Убежал. А потом неделю сердце болело.

– Простите, а вы помните, когда Альбину в последний раз видели?

– Помню!.. Очень хорошо помню… Она забежала до начала дегустации сказала, что они вдвоем будут, но ее новый знакомый опаздывает… Я даже затягивал начало сеанса, но она так и не появилась. Потом я рассказывал о вине и все время смотрел на эти два подноса … После сеанса я ее только издалека видел. Она стояла на набережной с этим своим знакомым.

– Вы его запомнили?

– Нет!.. Во-первых – я все больше на нее смотрел… А во-вторых – я плохой свидетель… Помню, был такой эпизод в одном фильме. Старика просят преступника описать, а он говорит: «Нормальный мужик… Штаны и рубаха». Я, пожалуй, тоже больше не вспомню: «джинсы и футболка».

– А волосы?

– Да, волосы под цвет его машины.

– Блондин?

– Нет, у него черная «Волга» была.

Потом винодел долго рассказывал о себе, о крымских виноградниках, об огромных бочках в прохладных голицынских подвалах.

При этом он изредка наливал на дно широких дегустационных фужеров по двадцать капель послевоенного хереса, мадеры, муската, Кокура, Пиногри…

Одним словом, Савенков тогда на автобус опоздал.

Он приехал в город только вчера днем и остановился в той же гостинице «Севастополь».

Олега в номере не было, и Савенков периодически ему звонил, а затем подсунул под дверь записку.

Волноваться он начал, когда Олег не появился ни в двенадцать, ни в час ночи.

В восемь утра Игорь терпеливо стоял около суровой черноволосой администраторши, ожидая, когда она закончит перекладывать квиточки и листать свои амбарные книги.

– Простите, вы Олега Крылова не знаете?

– Знаю!.. В том смысле, что есть у нас такой постоялец. Но сейчас он где-то гуляет… Вон висит ключ от его номера.

– А вы – Лидия Туркина?.. Мне о вас банкир Шорин рассказывал… У него жена здесь пропала, и он звонил вам несколько раз.

– Да-да, я помню.

– А потом Олег приехал искать эту Зою Шорину… Теперь вот он сам пропал.

– А кто вы Олегу?

– Я из Москвы. Его начальник. Даже друг… Вот моя визитная карточка…

Туркина быстрым движением взяла визитку и вдруг замерла. Савенков увидел, как ее красивые карие глаза наполняются слезами.

– Лида, помогите мне. Вы что-то о нем знаете… Надо найти Олега.

– Да, я помогу… У него такая же карточка была. С совой. Я это точно помню… Его, наверное, арестовали…

– Арестовали?! За что?!

– За наркотики… Но он не виноват, я потом все расскажу… Игорь Михайлович, вот вам адрес и ключи. У меня дома его вещи и бумаги… Мы вместе будем его искать.

– И обязательно найдем! И еще, Лида, вы не могли бы узнать, кому принадлежит этот телефонный номер. – Савенков протянул ей записку с номером, который он добыл в Ливадийском санатории. – Я попытался выяснить, но мне сказали, что это милицейский телефон.

– Узнаю!.. У меня и среди этих ребят знакомые есть.

16 января 1997 года. Севастополь

Олег ночевал в мрачной комнате с маленьким окном под потолком. Заглянуть в него можно было, только встав на тумбочку, около которой храпел парень…

Вчера парень назвал себя Михаилом. А потом Олег узнал и его второе имя – Лошак.

Поздно вечером в сквере у рынка Константин познакомил Олега с мужчиной лет сорока. Тот просил называть себя Зубром… Он дружелюбно потрепал Костю по плечу и шепнул на ухо: «Гуляй, без тебя разберемся».

После нескольких общих вопросов Зубр подвел Олега к джипу, где на заднем сиденье его ждал Лошак. Телохранитель всю дорогу молчал и лишь изредка проверял шторки, закрывавшие от Олега дорогу.

Молчал Лошак и в комнате, куда их поместили вдвоем… Молчал он и на допросе, который продолжался до двух часов ночи.

Терзали Олега вопросами двое: Зубр и более молодой и шустрый парень по кличке Шило.

Олег без труда ответил на все вопросы, изменяя лишь отдельные моменты: «Работаю в охранной фирме… Разборки проводим!.. Долги вышибаем… Направили меня к вам банкирскую жену искать, Зою Шорину. Мужик ее большие бабки обещал… Я тут в Севастополе подергался маленько, а меня в Херсонесе самого чуть не пристрелили… А потом еще с чего-то менты пытались повязать. Еле ноги унес!.. Нужна мне эта баба? Животом из-за нее рисковать? Пусть он сам ее ищет или откупается… Вы, братва, помогите мне в Москву вернуться».

Зубр внимательно слушал, задавал уточняющие вопросы, что-то записывал, давая понять, что все данные будут проверяться…

Интуиция подсказывала Олегу – они сразу узнали его. И все, что он им говорил, совпадало с тем, что они знали о нем раньше…

Сейчас Зубр побежал докладывать Чубу. Они будут тянуть время, размышлять, делать вид, что проверяют Олега. А ему надо делать вид, что он говорит чистую правду и потому спокоен…

Очевидно не выдержав, Лошак сел на кровать, поежился и собрался было выскочить в коридор… Но перед выходом, посмотрев на тумбочку, разложил на ней две пачки сигарет и поставил зажигалку «Зиппо».

Когда за Лошаком закрылась дверь, и его босые ноги зашлепали по коридору, Олег сбросил его вещички на кровать. Затем он быстро «взлетел» на тумбочку и взглянул в окно.

Перед ним был высокий забор из белого инкерманского камня, наверху выложенный аккуратными зубцами, наподобие кремлевских… И лишь далеко справа забор уходил вниз, и за ним виднелся крутой обрыв и кусочек моря.

Олег хорошо знал окрестности Севастополя.

Это могло быть только на Фиоленте – скалистом мысе, застроенном вдоль моря небольшими дачными домиками… Где-то между Балаклавой и Казачьей бухтой.

Разложив на прежние места пачки сигарет и зажигалку, Олег лег и отвернулся к стене.

Но в комнату вместо Лошака влетел Зубр.

– Вставай, Крылов, вставай… Непривычно как-то по фамилии тебя звать. И как вы там, в Москве живете? Удивляюсь я на вас, москалей!.. Давай я тебе кликуху придумаю.

– Согласен. Только в Москве это ни к чему. Представьте, как по радиотелефону орать: «Эй, Лошак, тебя Зубр ищет!»

В это время дверь открылась, и ввалился ворчащий Лошак, босой и лохматый.

– А чего меня искать? Здесь я.

– Ты вот что, Михаил, – пробасил Зубр, недовольный, что его прервали, – ты подожди за дверью, а когда будешь нужен, я кликну.

– Сейчас. Я обуюсь только. Холодно там.

– Что такое?! Бери живо свои тапки и брысь отсюда… Никакой дисциплины… Так о чем это мы, Олег?

– О кликухе моей.

– Верно! Так, ты блондин. Хочешь – будешь Белый!.. Или – нет! Ты снайпер! Значит, глаз должен быть верный, как у орла… Ястреб, сокол, беркут… Вот, что надо! Будешь у нас Беркут.

– Согласен.

– Так вот, Беркут, ты нам подходишь… Завтра с тебя один выстрел, а с нас десять кусков. И лети себе в свою столицу.

– Вы по наркотикам обещали отмазать… Я-то полечу, а по дороге заметут.

– Хитер ты, Беркут… Но мы люди слова! Обещали – сделаем.

– А кого убирать-то надо?

– Завтра тебе скажут! Все узнаешь завтра. На месте… Или тебя размеры мишени интересуют?.. Кстати о мишени! Сейчас поедем на полигон. Попробуешь винтовку с двухсот метров… И уж извини, опять за шторками поедешь… Лошак – иди сюда! С Беркутом в Казачку направляешься. Вторую винтовку проверить надо… Да и стрелка тоже.

17 января 1997 года.

Москва, Симферополь, Севастополь

Через огромные окна симферопольского аэровокзала Савенков видел Лидию Туркину, которая ждала его около машины, постоянно курила и вглядывалась в небо.

Они встречали самолет из Москвы.

За последние часы он три раза разговаривал по телефону с Варей. С одним из пятерых сотрудников «Совы» Варварой Галактионовой.

Она позвонила вчера поздно вечером… По ее взволнованному сбивчивому рассказу Игорь сразу понял, что в Москве случилось что-то неожиданное, чрезвычайно важное.

Вчера в офис «Совы» без предварительного звонка ворвался Юрий Петрович Шорин.

На этот раз он тащил за собой непривычно вялого Павленко, который все время молчал и виновато поглядывал на Варю и Мишу Марфина.

Шорин же не умолкал ни на секунду. Он размахивал видеокассетой и на повышенных тонах нервно пытался что-то объяснить… Он был взвинчен до предела, и трудно было понять его эмоциональную речь.

– Я так и знал! Я предвидел это… Ты, Павленко, меня уговорил… «Сова, Сова»… И что «Сова»?.. Это из-за вас она там страдает… Кто вас просил вмешиваться?

– Вы просили.

– Да, я просил!.. Но я не о том просил!.. Все! Я с вами договор разрываю. Здесь так в записке и сказано. Читайте: «Отзови сыщиков. Готовь деньги и жди… Иначе будет плохо»… Нет, я вас спрашиваю, что такое «плохо?! Если всё то, что здесь на пленке еще не «плохо», то что есть «плохо»?.. Всех, всех немедленно отозвать! Я рву с вами все отношения!

Когда Варя увела обоих на кухню, пообещав Шорину «самый ароматный кофе», а Павленко не менее ароматный коньяк, Марфин успел сделать копию с кассеты и записки.

Обе копии находились сейчас на борту самолета Москва – Симферополь с каким-то странным парнем.

Час назад Савенков позвонил Варе и узнал его приметы:

«Рыжие усы, зеленая куртка, серая кепка с большой пуговицей наверху, испуганные глаза».

Игорь сразу узнал его из двух десятков пассажиров.

Правда, кепку пассажир спрятал в пакет …

Правда, усы были, скорее какие-то пегие, а не рыжие…

Правда, куртка смотрелась, как бирюзовая – цвета морской волны.

Но последняя примета оказалась очень точной… Савенков сразу засек этот бегающий взгляд. Особенно, когда парень переходил через таможню… Странно, что с такими глазами его пропустили без досмотра.

Легко можно было себе представить, как этот бледный усатый молодой человек летел в полупустом самолете, пытаясь догадаться о содержании пакета, который напористая миловидная дамочка буквально впихнула ему во Внукове… Бомба? Наркотики? Порнофильмы?

Парнишка боялся, что теперь он может вместо месяца в туберкулезном санатории отдыхать в других местах…

Савенков быстро и деликатно освободил парня от тяжелой ответственности и даже демонстративно разорвал пакет: «Спасибо. Жена очень скучает. Вот передала нашу свадебную кассету. Чтобы я на других здесь не отвлекался»… При этом он подмигнул парню, махнул рукой Туркиной и поспешил к машине.

– Лидия, у тебя, я помню, видеомагнитофон есть.

– Есть.

– Поедем скорее. Мне эту кассету очень надо посмотреть.

– Поедем!.. Только вы, Игорь Михайлович, какой-то очень смурной.

– Будешь смурной, Лида… Клиент нам «отлуп» дал… И Павленко злой… Зою мы пока не нашли, а Олега потеряли.

– Потеряли?! Как у вас язык поворачивается? Найдем! Искать надо быстрее… А этот клиент ваш просто нервный. И не нужен он нам. Пусть жену свою сам ищет… А мне эта рыжая Зоя сто лет не нужна. Тьфу на нее три раза!

– Мне, Лида, эта Зоя тоже не очень позарез нужна, но найти ее надо!.. Хотя бы из общего человеколюбия и из профессиональной гордости…

– Но Олега надо найти раньше!

– Хорошо, согласен… Сначала – Олега, потом – Зою. Едем, Лида, едем!

После просмотра пятиминутного фильма Туркина не только не могла говорить о Зое Александровне в наплевательском тоне, она вообще не могла вымолвить ни слова.

Савенков отошел к окну и тоже долго молчал.

Это был шок! Это невозможно было смотреть!.. Больно, страшно и мучительно…

Качество изображения было достаточно хорошим… Сначала камера показала издалека каменную стену в подвале.

В центре стены был укреплен большой деревянный щит, перед которым стояла полностью обнаженная Зоя… Руки ее были широко раскинуты и привязаны к ржавым крюкам, торчащим по углам щита. Оператор медленно приближал изображение и фиксировал его на лице пленницы, груди, животе… Все тело женщины было покрыто темными пятнами различной формы… Невозможно было понять, что это – просто грязь или синяки и кровоподтеки.

Затем камеру поставили на стол и некто, оставаясь за кадром, начал работать длинным кнутом. После каждого удара на теле оставались багровые рубцы.

Звук тоже был записан очень хорошо: свист кнута, глухой шлепок, жалобный хрипловатый крик и долгие стоны в ожидании нового свиста.

Зоя периодически поднимала глаза и гордо, как партизанка смотрела с ненавистью на своего мучителя… Затем она поворачивалась к камере, и ее взгляд становился просящим, зовущим, надеющимся.

Удары прекратились… Кто-то взял камеру и поднес ее к лицу жертвы.

Зоя долго молчала, но, получив, очевидно, пинок ногой, вздрогнула, подняла глаза и заговорила:

– Юрик, любимый мой – спаси меня!.. Ты это можешь. Только делай все, как они говорят… Мне было хорошо, пока эти сволочи из «Совы» не начали меня искать… Убери их! Я понимаю, ты хотел как лучше… Убери их и спаси меня! Я буду ждать. Я люблю тебя.

Затем камера начала плясать… Оператор переложил ее в левую руку, а правой начал наносить удары по лицу… Камера начала удаляться, и последние кадры зафиксировали Зою Шорину во весь рост.

Савенков взглянул на часы и перевел взгляд на непривычно молчаливую Туркину.

– Поедем, Лидия Сергеевна. Я с ним на два часа договорился.

– С кем?

– А вот смотрите… Это блокнотик Олега, что у вас на столе остался. Разные отрывочные записи, а последняя – фамилия Харитонов… Олег мне еще в Москве говорил, что есть здесь старый друг его отца, моряк, добрейший человек. Фамилию я не запомнил, но, похоже, это и есть Харитонов.

– Как же вы его нашли?

– Дедукция, Лидия Сергеевна… Олег же и записную книжку здесь оставил. Открываем ее на нужную букву – вот и он, Виктор Сергеевич Харитонов… Едем!

Харитонов встретил гостей недоверчиво.

Визитная карточка «Совы» и московский паспорт Савенкова его ни в чем не убедили… После того, как Константин оставил Крылова на базарной площади, можно было ожидать чего угодно, любых ответных действий противника. Любой провокации.

И тогда Игорь выложил на стол фотографию всей своей команды и записную книжку Олега, которую тот оставил в квартире Туркиной.

– Смотрите, Виктор Сергеевич, вот это Олег Крылов, да? А это, в центре, – я. Похож? Это мы в сентябре прошлого года на даче одного милицейского полковника. Празднуем завершение одного хитрого дела… Тогда Олега тоже подставить пытались. Здесь – наркотики, а тогда его чуть за убийство не схватили… Хорошо, что мы настоящих убийц нашли. И сейчас найдем… Виктор Сергеевич, я вижу, вы мне не до конца верите?

– Почему? Я верю, только…

– Вот именно… Но я-то с вами откровенно. А почему? Смотрите, в его записной книжке вы на первом листе. Вот, смотрите – Харитонов. А после вас еще три фамилии… Это значит, что вы его старый знакомый и не можете быть причастны к его исчезновению.

– Это так, я старый знакомый. Но я, того… Я причастен к исчезновению.

Харитонов коротко и сбивчиво рассказал о встречах с Олегом… Он ни разу не упомянул о своих друзьях, о «Третьей обороне Севастополя» и о Константине.

Получилось довольно примитивно и даже глупо: «Поболтали мы с Олегом, родителей его вспомнили, а потом я отправил его в местную мафию – пусть чего-нибудь у бандитов разведает».

Савенков все понял и не стал пугать старого моряка наводящими вопросами. Пусть отдохнет, успокоится. Он и так уже сказал много больше, чем хотел.

– Вот еще что, Виктор Сергеевич, я тут один номер телефона достал. Установили мы его хозяина, а он может иметь отношение к нашему делу… Вы о полковнике Доренко не слышали?

– Доренко? Семен Тимофеевич? Как же слышал. И видел несколько раз. Даже разговаривал… Год назад на митинге у Нахимова нас взяли. Человек десять. И всем собирались по пятнадцать суток дать, а он отстоял. Отпустил!.. Он только по фамилии – Доренко, а так наш!.. В том смысле, что русскоязычный… Паша Конин его хорошо знает, дома у него бывал.

– А где Конин?

– Паша-то? Он в соседней комнате. Я ему «Кобру» принес – у соседа на день взял.

– Какую это «Кобру»?

– Фильм американский. Там еще этот играет… Ну, глаза у него как у спаниеля, и все время спичку во рту держит… Сильвестр…

– Понятно, Рембо.

– Да нет. Какая-то другая фамилия…

– Виктор Сергеевич, я понял, что у вас видеомагнитофон есть. Пойдемте к Конину.

…Павел Конин оторвался от экрана только тогда, когда Савенков начал вынимать кассету.

– Извини, Паша, очень срочное дело. Ты Доренко знаешь?

– Знаю.

– Посмотри эту пленку. Всего пять минут.

Конин так и остался перед телевизором, а все остальные разместились за его спиной.

Вначале Конин несколько раз оборачивался, демонстрируя простоватую, застенчивую, улыбку, лихорадочно пытаясь угадать – зачем ему демонстрируют эту обнаженную грязную дамочку.

Потом он что-то заметил и, подавшись вперед, ткнул пальцем в экран.

– Это я! Точно, это я.

– ?!

– Назад, назад крутите… Я все покажу… Вот здесь – стоп!.. Доски эти видите? А эти черточки? Это же отметины от ножей! Здесь около ее уха – видите, доска, и щепки вверх торчат?.. Это я в самый край нож засадил… Дурачились мы тогда и пошли в подвал ножи метать.

– Когда это было?

– На Новый год.

– Где?!

– У Доренко! У Семена Тимофеевича… Дача у него на Северной стороне. Домик на скале. Для пикников и всякого такого… А что?

17 января 1997года. Севастополь

Крылов услышал скрип замка.

Дверь открылась, и в комнату осторожно втиснулся Лошак, неся перед собой большую спортивную сумку.

– Собирайся, Беркут.

– Куда?

– На работу поедем.

– Скоро?

– Через час.

– А что мне собираться? Вот он я весь – всегда готов… Слушай, Лошак, что это вы меня под замком держите?.. Я бежать не собираюсь. Мне деньги надо получить.

– А кто тебя знает…

– Слушай, Лошак, может, это вы меня кинуть решили? Я свое дело отработаю, а потом – ищи вас… Ищи-свищи!

– Нет, Чуб еще никого не кидал. Договорились – получишь… Ты не боись! Сделаешь дело – и свободен… И бабки при тебе.

– Как это свободен? Здесь меня сразу повяжут. На мне наркотики висят.

– Да доставлю я тебя к твоим «москалям». – Лошак лениво зевнул, лег на кровать и закрыл глаза. – В Керчь тебя отвезу – и катером на Малую Землю.

Крылов понял, что дальнейшие вопросы бесполезны. Лошак спал или притворялся, что спит. Олег тоже лег на кровать и попытался сосредоточиться…

За последние два дня он очень много узнал, но до сих пор не решил, что делать дальше.

Бежать?.. Глупо!.. Если Чуб хотел его убрать еще в Херсонесе, то уж сейчас не выпустит.

Вероятно, кроме храпящего Лошака его стерегут и в коридоре и во дворе… И куда бежать? В милицию?.. «Ребята дорогие, вы мне наркотики подсунули, а я сбежал. Но по дороге террористов нашел. У них и винтовка есть…»

Забавно! Наркотики-то тоже по приказу Чуба подсунули. Они теперь и слова не дадут сказать…

Интересно, а зачем им нужен был именно москвич?

Снайпер – понятно!.. Судимый – тоже… Но зачем москвич?.. Не мог же Чуб предположить, что Константин приведет именно его. Того, кто ищет Зою Шорину… Вопрос, однако!

И еще – Зубр оговорился, что Олег должен опробовать вторую винтовку… Значит, есть первая… Еще вопрос!

Скорее всего, сценарий таков: первая винтовка стреляет в московскую делегацию, а в другом месте находят труп террориста в обнимку с винтовкой. Из ствола идет дымок, рядом гильзы.

Кто это?.. Наркоторговец!.. Москвич!.. Это не какой-нибудь львовский националист.

Олег вскочил и, сидя на кровати, стал от удовольствия с силой потирать ладони… Старая, еще детская привычка выражать таким образом свою бурную радость.

Правда, на этот раз повод для радости был довольно странный. Просто, Олег разгадал противника, точно понял, как его будут убивать…

Было бы логичней радоваться потом, когда он поймет, как из всего этого выпутаться.

…Послышался комариный писк будильника. Лошак вскочил и мутными глазами посмотрел на часы.

– Поехали.

…Когда джип остановился, Лошак приоткрыл дверь и стал ждать… Вскоре в машину просунулась голова незнакомого парня со шрамом на щеке. Он забрал сумку и бросил сквозь зубы:

– Через пять минут.

Точно по расписанию опять открылась дверь, и сосредоточенный Зубр пригласил Олега на выход.

По тропинкам между акаций они долго шли к новой длинной девятиэтажке… Лошак пытался держаться рядом, но Зубр сразу осадил его:

– Не создавай толпу. Держи дистанцию.

Правда, в лифте они все равно оказались втроем.

Лошак остался у чердачной двери, а Олег со своим наставником, низко согнувшись, побежал к бортику плоской крыши, где уже сиротливо лежала зеленая спортивная сумка.

Они улеглись на крышу и несколько минут молчали, переводя дыхание.

Декоративный просвет в бортике позволял им незаметно наблюдать за толпой у соседнего дома… Собралось не меньше тысячи человек с какими-то плакатами, с российскими и Андреевскими флагами.

В центре стоял грузовик, приспособленный под трибуну для гостей и выступающих.

Зубр начал распаковывать сумку… Собственно, он вынул только бинокль и огромный сверток – разобранную и завернутую в мешковину винтовку.

– Так, Беркут, мало у нас времени, просто зарез… Сумка тебе больше не нужна. Винтовку сам соберешь… Смотри, грузовик видишь?

– Вижу.

– Там твоя цель будет. – Зубр взглянул на часы и уточнил: – Стрелять будешь через пятнадцать минут. Ровно в двенадцать десять. Понял?

– Понял… В любого стрелять?

– Шутник! – Зубр вытащил из кармана маленький пластиковый конверт с фотографией из газеты. – В него стрелять будешь. Узнаешь?

– Узнаю.

– Мы тебя внизу встречаем. А ты лучше целься, точно в лоб. Выше не бери – кепку попортишь.

Зубр усмехнулся собственной мрачной шутке, хлопнул Олега по плечу и пополз к чердачной двери, из которой периодически выглядывал Лошак.

Крылов быстро собрал винтовку, протер оптику и проверил магазин – пять патронов.

Времени оставалось еще много… Он подтянул к себе сумку и начал быстро проверять все ее карманы. В одном из них два увесистых пакета с белым порошком.

Понятно! Раз он торговец наркотиками, то он и на дело берет их с собой…

Олег попытался приподнять сумку – слишком тяжелая для пустой. Под черной картонкой на дне было еще что-то…

Олег первым делом достал и спрятал свой паспорт… Большую конфетную коробку, туго перевязанную бечевкой, он трогать не стал. Это только в кино, в боевиках, храбрый герой в последнюю секунду останавливает взрыв, выдергивая именно тот, единственно правильный проводок…

Он схватил сумку и, согнувшись, побежал к двери, за которой только что скрылся Зубр. Она была наглухо закрыта изнутри, запертой оказалась и дверь над другим подъездом. Проверять дальше было бессмысленно. Олег оставил сумку около второй двери и вернулся на исходную позицию.

У него оставалось пять минут…

Митинг внизу уже начался. До Олега даже долетали отдельные слова: «Навсегда вместе… Спасибо за помощь… Отстоим Севастополь… Мы русские!.. Спасибо».

Толпа окружала грузовик полукольцом, и его правый борт, обращенный к морю, был свободен от людей. За милицейской цепью стоял один человек… Олег вспомнил его. Он был у него в кабинете три дня назад… Полковник Доренко что-то кричал своим подчиненным и периодически поворачивался то к машине с выступающими, то к морю, где в маленькой бухте ржавели пять бывших военных кораблей.

Сверху Олегу хорошо было видно, что по прямой до грузовика можно было достать только с верхних палуб крайнего сторожевика. Он отложил бинокль и, взяв винтовку, переполз к соседнему просвету в ограждении крыши. Отсюда сторожевик был виднее.

Оптический прицел был несколько мощнее бинокля… Вот верхняя рубка, капитанский мостик… Вот силуэт, припавший к прикладу, вот ствол… Так вот, где она – первая винтовка!

Олег навел прицел и задержал дыхание…

Выстрел!.. Киллер на сторожевике бросил винтовку и, держась за шею, сделал несколько шагов в сторону…

Олег увидел его спину в дверном проеме…

Одновременно со вторым выстрелом за спиной Олега грохнул взрыв. Его осыпало каменной крошкой, а на оптический прицел упал ремень из зеленой ткани… Хорошая была сумка!

Олег оглянулся – дверь во второй подъезд была открыта взрывом… Он вытер винтовку платком, бросил ее и рванулся вниз, обгоняя жильцов, в спешке выскакивающих из своих квартир, натягивающих на ходу одежду.

Толпа от грузовика начала перемещаться к дому.

Оказавшись на улице, Олег взглянул на соседний подъезд, на тот, через который они недавно поднялись наверх. Возле него стояли уже человек шесть-семь. Но ни Лошака, ни Зубра среди них не было. Его никто не ждал… Они и здесь его обманули.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

21 июня 1941 года. Севастополь

…Ему снилось, что он летит по небу… Под ним цветущая земля, маленькие домики, сады, виноградники, а рядом облака, до которых можно дотронуться рукой…

Вдруг он понял, что не парит, а идет, просто идет по краю высоченной огромной скалы с широкой и плоской верхушкой.

Он хорошо помнил это место рядом с Бахчисараем… Их каждый год возили туда на стареньком милицейском автобусе. Это называлось – культпоход.

Поднявшись на двухсотметровую скалу, они сразу же располагались на своих плащ-накидках под чахлыми деревьями прямо на развалинах древнего караимского города Чуфут-Кале… Девушки старались создать уют, суетились с закуской, шутили…

Потом все пили крымский портвейн, смеялись, пели песни, а затем разбредались парочками по укромным уголочкам… А таких мест здесь было множество. Под развалинами скрывался еще более древний пещерный город с выбитыми в скалах входами, лестницами, кельями, лежанками…

Но сейчас он был здесь один.

Только вдали, на самом острие этой похожей на огромный утюг скалы стояла цепочка людей.

Сначала он видел лишь их силуэты… Потом подошел ближе и стал различать лица.

Он помнил всех. В своем кабинете он задавал им сотни вопросов. Но здесь, у этих, стоящих на самом краю с безвольно опущенными руками, он спрашивал только одно: «Виновен?»

Они выдерживали его взгляд лишь несколько секунд, затем опускали голову и покорно отвечали: «Да»… И тогда он толкал их в грудь и подходил к следующему…

Только последний долго не отводил взгляд. Он даже нахально протянул руку вперед, схватил за плечо, стал трясти и что-то орать…

– Товарищ лейтенант, проснитесь!.. Товарищ лейтенант. Вас к аппарату. Дежурный вас требует.

Лейтенант сел на кровати и начал остервенело мотать головой, прогоняя сон… Затем он встал и в одних трусах, босиком поплелся по коридору общежития.

К телефону он уже подходил строевым шагом. В трубке звенел бодрый голос его сослуживца, тоже лейтенанта НКВД, Сереги Корнева:

– Ты что, Тимофей Иванович, опять вчера до утра работал?

– Ну?.. Дал бы поспать, Ирод.

– А ты, Тимоша, на меня не злись. Майор нас с тобой через час ждет… Опять троих взяли.

Майор Андрей Скорин только что отложил прошлогодние годовые отчеты. Он и так почти все помнил, но для уверенности нужны были точные даты и цифры.

Сейчас он молчал, подбирая правильные слова… Он не мог держать это в себе, но и не хотел идти против линии партии и «распространять панические слухи».

Два лейтенанта спокойно ждали начала разговора.

– Ночью взяли трех диверсантов… Курсанты помогли. Решили перед выпуском устроить ночной заплыв в Учкуевке, а тут на надувной лодке плывут… У курсантов это, конечно, самоволка, но я просил морячков не наказывать. Тем более что у них трое раненых… Печально все это. Настораживает!.. Как ваше мнение, Корнев?

– А что тут печального, товарищ майор? Задержали врагов – это же подвиг. А самоволка это так, проступок. Я сам в свое время бегал.

– Я не об этом… Вот они, отчеты, лежат. Сколько мы таких субчиков в прошлом году захватили?.. Всего девять! Да и половина из них не очень явных… А в этом году? С этими последними уже семнадцать будет. Полгода еще не прошло, а уже семнадцать!.. И почти все в мае и июне. Что скажете?

– Товарищ майор, так вы думаете, что скоро…

– Ничего я такого не думаю. Но и просто так ничего не бывает… Одним словом, когда допрашивать начнете – не упустите самого главного… Значит, так, я беру на себя Хмурого. Он у них старший. Видел я его: у него что фамилия, что морда. Хмурый, одним словом… Так, есть среди них одна девушка – это по твоей части, Корнев. Забирай!.. А тебе, Тимофей Иванович, самый разговорчивый. Он уже все про себя выложил – бывший врангелевский подпоручик… Завтра воскресенье? Давайте так, в тринадцать часов собираемся у меня. Обсудим все – и тогда отдыхать.

Перед допросом Тимофей Иванович разложил на столе всё изъятое у бывшего подпоручика… Оружие, два мощных фонаря, деньги, карты Севастополя с отметками в районе важных объектов, документы, клеенчатую тетрадь.

Именно тетрадь Тимофей пролистал первым делом… Старый личный дневник какого-то адвоката Логиновского.

Первые записи за сентябрь 1920 года… Севастополь, Ялта, опять Севастополь. Подробности любовных свиданий, размышления о погибшей России.

Всё старье и чушь!.. Зачем только надо было диверсанту тащить это с собой?

…Всем своим видом арестованный показывал, что готов отвечать на любые вопросы… Но лейтенант не торопился.

Всему свое время!..

– Это твои документы?

– Да-да, мои.

– Значит, что ты Рогов Николай Львович?

– Никак нет!.. Я – Розанский. А эту фамилию мне придумали там… Имя и отчество оставили, а фамилию придумали.

– Где?

– В школе, под Варшавой… В разведшколе.

– До школы мы еще дойдем… Давай пока с самого начала. Ты где у Врангеля служил?

– В контрразведке… Но ничего такого!.. Я, как и вы, следователем был.

– Совсем одурел Розанский! Сравнил божий дар с яичницей. Мы про ваши белые застенки все теперь знаем, как вы наших отцов пытали… Ты, когда в Стамбул убежал, тоже у них продолжал служить?.. Небось, у Кутепова?

– Нет! И не пытал я никого… И не с ними я уплыл. И совсем не в Стамбул. Я один уплыл в Варну.

– А дальше?

– Знал немножко немецкий. Обосновался в Австрии, купил дом, магазинчик держал, женился, детей завел… Потом немцы пришли. Присоединили Австрию – аншлюс называется.

– Знаю! Я уже три года немецкий учу… Давай дальше!

– Я надеялся, что меня не тронут… Меня взяли только в январе. В этом январе… Что я мог сделать? У меня там семья осталась…

Лейтенант встал, задернул плотные шторы, включил настольную лампу и направил ее в лицо Розанскому.

Безотказный прием!

– Так, Розанский… Значит, не пытал, не грабил?! А потом в Австрии дом купил? Да еще с магазинчиком?.. Откуда денежки? На пляже нашел?

– Это же самое главное, гражданин следователь… Есть очень много денег. Чемоданы, десятки чемоданов… Вы эту тетрадку еще не читали?

– Все прочтем. Ты думаешь, у меня дел других не было, как эту муру читать? Здесь твоей писанины часа на три.

– Это не моя писанина!.. Это не мой дневник. Это писал Логиновский. Адвокат Логиновский! Кирилл Васильевич… Вы посмотрите только три странички. Там, на восемьдесят четвертой, начинается список. Сто двадцать шесть пунктов…

Лейтенант нехотя взял тетрадь, начал листать и машинально спросил:

– А сейчас-то где этот Логиновский?

– Здесь, недалеко, на Инкермане. Он там, в скале со своей невестой и чемоданами. А в них все эти… предметы.

Тимофей Иванович начал читать, но с трудом одолел лишь три пункта:

1. Червонцы золотые – 2645 шт.

2. Перстни с бриллиантами – 123 шт.

3. Часы золотые с цепочками – 54 шт.

Лейтенант захлопнул тетрадку… У него пересохло во рту, и он с трудом смог выдавить из себя:

– Рассказывай, гнида!.. Все говори, гад фашистский.

…Весь следующий час говорил только Розанский… Сначала он очень подробно описал свой последний вечер в Севастополе.

Он помнил всё, что было тогда в ноябре 1920 года… Помнил холодную будку у дороги, телегу на фоне лунного неба, мрачные переходы под скалой, чемоданы и последний взгляд капитана Сомика…

Потом взрыв, контузия и бегство в Варну…

Розанский начал вспоминать детали убийств, о которых узнал из этого дневника…

Потом заявил, что согласился работать на немцев только с одной целью – вернуть ценности России… Ей нужны будут деньги. Скоро война!.. Если не сегодня, то может быть, завтра.

Их учили наводить бомбардировщики. В полночь они должны выйти на связь. И, может быть, им скажут – когда всё начнется…

Лейтенант почти не слушал последние слова… То есть он слушал, но не воспринимал. Его богатое воображение рисовало сказочные картины мрачного подземелья в инкерманской горе…

Чемоданы уже пусты!.. Они стоят по углам. Эти двое, если они не погибли при взрыве, успели высыпать все в центр пещеры… Всё: монеты, кольца, ожерелья, кресты…

Это холм, большой, как этот стол… Нет, выше!

А сейчас на этом холме, обнимая сокровища, лежат два скелета… Красота!

– Слушай, Розанский! Я очень хочу тебе поверить, но не могу… Ты можешь показать мне это место?

– Могу, но поздно уже, вечереет.

– Это мне решать! Ты и ночью поедешь, куда я скажу.

Лейтенант схватил трубку и, услышав ответ, закричал:

– Перевозку на выезд!.. Срочно!.. Нет, без конвоя… И шофера не надо – я сам повезу.

…Через полчаса они уже обогнули Малахов курган… Здесь кончалась хорошая дорога, и машину безбожно трясло на ухабах… Надо было снизить скорость, но лейтенант продолжал давит на газ.

Он остановил машину за Инкерманской пристанью, около рощи старых акаций. За ними начинался скалистый уступ, переходящий в довольно высокую гору.

Лейтенант вышел из кабины, достал наган и направился к заднему борту крытого, обитого жестью грузовичка.

Было еще светло, хотя солнце уже скрылось за холмами и скалами Северной стороны.

Дверь машины была закрыта на обычный висячий замок.

– Выходи… Шагай вперед – и не вздумай дурить – стреляю без предупреждения.

Через двести шагов они вышли на поляну, которая с двух сторон была окружена почти отвесными каменными стенами. В самом углу этого скалистого мешка видны очертания того, что было когда-то входом в подземный коридор…

Левая часть проема была засыпана грудой камней, которые, очевидно, сбросили в прошлом году, расчищая верхнюю дорогу… Правая часть заросла мелколистным плющом.

Но главное – он был!.. Он смутно виден, этот вход!

Значит, не обманул Розанский… Вот и совсем сгнивший помост перед дверью. Вот и сама дверь, лежащая в двадцати метрах от входа.

Из-за множества слоев краски она довольно хорошо сохранилась.

Глядя на эту лежащую на траве дверь, лейтенант вдруг проникся каким-то непонятным добрым чувством к арестованному… Он представил, как двадцать лет назад молоденький парнишка, подгоняемый грохотом и волной страшного взрыва, вышибает своим телом эту дверь…

Дверь спокойно лежит здесь два десятка лет, а этот бедный Розанский бежит через море, потом мечется по Европе, женится, заводит детей, служит немцам… И вот он опять возвращается сюда, к этой глупой ленивой деревяшке.

– Ты вот что, Николай Львович, можешь мне наверху показать, где это место, где эта пещера, ну – помещение с чемоданами?

– Конечно… Я и сам представляю, но в дневнике есть точное описание… И все расстояния отмечены. Вы посмотрите. Это на последней странице.

– Пойдем наверх.

Лейтенант еще раз осмотрел поляну…

Скрытая от прямого солнца молодая июньская трава еще и не собиралась желтеть… Очень уютное место.

Рядом пристань! Можно с кем-нибудь на катере сюда приехать. Отдохнуть и за местом приглядеть…

Хотя через месяц здесь будет скучная площадка с пожухлой травой.

Думая так, лейтенант ошибался… Он не знал, что через месяц здесь вообще не будет травы. Здесь будет огромная воронка от пятисоткилограммовой бомбы. Этот взрыв обрушит часть верхней дороги и навсегда завалит этот вход в инкерманские подземелья.

…Они долго осматривали местность за дорогой. Все сходилось… Вот он, старинный двухэтажный дом на большом участке с высоким забором.

В центре сада росла огромная старая груша.

– Это точно, гражданин следователь!.. Прямо под ней под грушей. И всего-то метров двадцать копать.

– Копать? Здесь не копать, здесь надо пилить, долбить, ковырять.

В полночь они спустились к машине, присели на траву, затем развели костер и долго и спокойно беседовали.

Говорил больше Розанский, вспоминая дорогу до Варны, окраины Белграда, Вену, свой домик в маленьком альпийском городке…

Наконец лейтенант решился:

– Знаешь что, Львович… Сокровища мы с тобой отдать должны. Но просто указать место – это глупо и мелко. Не тот компот получится… Пока копать будут, о нас забудут… Давай мы драгоценности вместе достанем. И уж тогда возьмем всё и передадим государству…

– Хорошо бы…Нет, это правильно! Но ведь я, некоторым образом, не совсем свободный.

– Это мои вопросы. Решу… Сделаем тебя ценным агентом на особых условиях… Или просто убежишь.

– А дом? Нам же тот дом нужен, где груша растет. Он большой! Там кто-то важный может жить.

– Разберемся!.. Важный, говоришь? Да он наверняка враг народа… А у меня и квартиры пока нет. Майор давно обещал… Разберемся!

…Они возвращались в город поздно ночью… Лейтенант периодически проверял крепление перекинутой через плечо полевой сумки, в которой лежал дневник адвоката Логиновского.

Потом он оборачивался и махал рукой перед маленьким окошком за кабиной, пытаясь приободрить своего нового товарища, запертого в трясущемся кузове.

Миновав вокзал и обогнув Южную бухту, машина начала подниматься по Портовой улице. Почти в самой верхней точке лейтенант вдруг резко затормозил… Он увидел, как в спящем ночном городе, в разных местах на берегах бухт стали загораться яркие огни.

Но он не сразу понял, что это прожектора… Затем появились цветные строчки трассирующих пуль и послышались частые ухающие взрывы зенитных снарядов.

Лейтенант взглянул на часы: три часа пятнадцать минут ночи… Не самое подходящее время для учений.

Он выскочил из кабины и побежал по дороге вдоль спускающегося к бухте обрывистого склона.

Вперед и вверх!..

Там была площадка, с которой почти всё видно. И вся Южная бухта и противоположная Корабельная сторона с высотами Малахова кургана… А еще порт и часть главной, Севастопольской, бухты.

Послышался гул моторов, и в лучах прожекторов начали появляться десятки парашютных куполов.

Это не десант – на стропах висели огромные темные ящики. Они мягко опускались на воду и почти сразу же скрывались в глубине. Большинство их падало в горловине главной бухты, у выхода в открытое море… Но некоторые попадали и на рейд, и в Южную бухту около порта.

Один из куполов отнесло к вокзалу. Ящик упал прямо на рельсы, и лейтенант зажмурился от вспышки.

А через две секунды до него долетел грохот взрыва… Он повернулся к порту, но вдруг отпрянул и машинально бросился на землю… Прямо на него медленно надвигался огромный купол. Черный ящик пролетел в двух метрах над его головой, прижатой к каменной кромке. Мощная магнитная мина двигалась вдоль дороги, вниз, туда – к машине…

Через секунду после взрыва Тимофей вскочил и успел увидеть кувыркающийся в воздухе пылающий грузовик… Задевая за чахлые кусты и каменные уступчики, он падал вниз по склону к портовому дебаркадеру.

Грохнувшись на край плоской крыши, машина немного покачалась и нехотя соскользнула в черную холодную воду. Она тонула долго – из крытого жестяного кузова без окон воздух выходил медленно.

Лейтенант стоял и долго смотрел вниз… Все время, пока вода окончательно не сомкнулась над грузовиком…

Так погиб Розанский!.. Странная судьба! Только что он рассказывал, как лихо убежал от того, последнего взрыва Гражданской войны…

Но, получается, что этот взрыв гонялся за ним все двадцать лет. Он догнал его здесь, в первые минуты новой большой войны… Странная судьба!

…Лейтенант знал, что не побежит сейчас ни в управление, ни в общежитие.

Он не спал две ночи подряд! А рядом был домик, где его всегда ждала подружка, тихая уютная вдовушка сорока с лишним лет.

Сейчас ему хотелось только одного: принять стакан какой-нибудь крепкой жидкости, положить планшет с дневником под подушку и спать. Очень долго спать… Нет, война войной, а отдохнуть он должен. Имеет право!

Тимофей проснулся в полдень и, наспех попрощавшись с растрепанной заплаканной хозяйкой, выскочил на улицу.

Он не узнал город… Сотни людей с ведрами и огромными кистями рисовали на крышах и стенах черные кляксы замысловатой формы… Маскировка!

Вместо усиленных постов он увидел на улице только одного милиционера. Его, растерзанного и прилично побитого, вела толпа гордых женщин.

Еще ранним утром по городу разлетелся слух о диверсантах в милицейской форме, и жители устроили жестокую охоту за стражами порядка… Заодно ловили и других «подозрительных».

Не трогали только моряков!

На пути в управление лейтенанту удалось избежать нежелательных встреч с «ловцами диверсантов»… Правда, одна группа уже начала его догонять и остановилась только тогда, когда он, поправив помятую форму, вошел в дверь Управления НКВД.

Через три минуты он был уже у майора…

А вечером с небольшим сборным отрядом НКВД он грузился на борт сторожевика… Им предстоял ночной переход в Одессу, поближе к фронту.

Провожавшие завидовали. Севастополь казался им глубоким тылом… Скоро враг будет отброшен и разбит на своей территории!

Так повоевать-то не успеешь!

В Севастополь Тимофей Иванович вернулся только в шестьдесят первом.

Вернулся без погон и особых перспектив. Шальная волна массовых сокращений армии зацепила и его.

Правда, с учетом его должности и военных заслуг в горкоме ему предложили возглавить какой-то далекий степной совхоз… Но он отказался и уехал к морю, поближе к тому заветному скалистому берегу, который снился ему все эти годы.

Тимофей Иванович вел размеренную спокойную жизнь. Растил сына. Сажал персики и мастерил фанерный домик на своих четырех сотках у Стрелецкой бухты.

Но каждое воскресенье уезжал на пыльную инкерманскую дорогу.

Воронку у входа в подземелье давно засыпали. Акации спилили, и на этом месте построили хорошо охраняемый военный склад.

Хозяева двухэтажного дома и той одинокой груши в центре сада были очень неприветливы. Знакомиться они ни с кем не собирались, а за их крепким забором постоянно гуляли две овчарки и злой сторож.

Последний раз Тимофей Иванович приехал сюда с сыном… Старик уже не мог и не хотел много говорить.

Он просто передал тетрадь и выдавил:

– Это твое наследство… Прочти внимательно… И запомни: все сокровища под этой грушей… Всего двадцать метров вниз.

Он думал, что оставляет в наследство красивую сказку, мечту.

Но он и представить не мог, что через пятнадцать лет старую грушу спилят и на ее месте построят большой каменный сарай. А какие-то люди будут в нем пилить камень, долбить его и по ночам на тележках вывозить обломки в дальний угол сада.

Это все произойдет весной девяносто седьмого года, когда за огромную сумму, за двести тысяч американских денег этот дом купит его сын – полковник милиции Семен Тимофеевич Доренко.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

17 января 1997 года. Севастополь

Уже обойдя дом, Олег обратил внимание на свои руки: это очень правильно – не оставлять отпечатков на оружии, но перчатки можно было снять еще на крыше.

По звукам, доносившимся из динамиков, было ясно, что митинг продолжается.

Только на минуту людей отвлек взрыв на соседней крыше… Это и дети могли салютовать китайскими хлопушками.

Пока найдут винтовку, пока сообразят, пока начнут поиски, за эти двадцать-тридцать минут можно спокойно добраться до центра города.

И не так страшны официальные поиски. Более опасны люди Чуба, которые уже все поняли и наверняка караулят его. Ищут на путях возможного отхода…

Олег не пошел к конечной автобусной остановке. Он не стал добираться до оживленного проспекта, который был виден на противоположном краю большой туманной балки…

Крылов скрылся в переулочках маленького старого поселка и быстро удалялся от новостроек, петляя между одноэтажными домиками с желтыми грязными заборами из ракушечника.

Сразу за поселком началась шеренга облезлых пятиэтажек с маленькими пристроенными магазинами.

Правда, сейчас Олегу было не до покупок!.. Он и не мог ничего купить. Перед последней поездкой Зубр под предлогом конспирации полностью очистил его карманы. Не на что было даже позвонить.

Крылов вошел в магазин. В тесный зал, заставленный мебелью, холодильниками, пластмассовыми бочками и тазами.

Молодая продавщица сразу же оторвалась от книги и с любопытством посмотрела на плечистого рослого блондина.

Олег знал, что сейчас он произнесет какую-нибудь глупую шутку, первое, что придет в голову.

При знакомствах он никогда не пользовался штампами. Он доверял своей интуиции… Но на этот раз она его подвела! Очевидно, он очень переволновался там, на крыше.

Интуиция выдала то, что больше подходило для шестидесятилетней дамы, которая в свое время бредила неотразимым Кадочниковым и подвигом его разведчика.

Поглаживая огромный предмет мебели, Олег произнес:

– У вас продается этот славянский шкаф?

Было просто нереально ожидать от двадцатилетней девушки правильный отзыв на этот пароль… Но она ответила! Ответила, как надо, и даже перешла на шепот:

– Простите, но шкаф продан… Есть никелированная кровать с тумбочкой.

– Покупаю! Особенно если на тумбочке стоит городской телефон.

– Понятно, проходите в подсобку. Телефон на столе… Я-то думала, что красивый блондин решил со мной познакомиться таким оригинальным способом… А ему просто нужен телефон.

– Ошибаетесь, барышня! Очень хочу познакомиться. Но есть маленькое дело… Первым делом, первым дело телефоны…

– Ну, а девушки?

– А девушки – потом!..

Телефон Лиды Туркиной молчал, а ключ от ее квартиры остался у Зубра.

В кабинете Харитонова откликнулся автоответчик. Олег не ожидал и произнес что-то невразумительное:

– Виктор Сергеевич! Был сегодня на митинге. Там наши новые друзья шум хотели устроить. Я не дал… Сейчас пойду по свету бродить, правду искать. Привет.

А что еще он мог сказать автоответчику?.. Подробности стрельбы и взрыва?.. Приметы и клички бандитов?.. Расположение базы Чуба?

Все это надо было бы сказать, но при личной встрече… Автоответчик – это железка. Кто и когда прослушает эту запись? Неизвестно!.. И не слушает ли ее Харитонов уже сейчас?

Таким образом, выбора у него почти не оставалось. Он в двойном розыске, и просто мотаться по городу было опасно. А без денег еще и скучно…

Ждать, что само все рассосется?.. Глупо!

Паспорт свой Олег из сумки изъял, но наркотики там остались. И, возможно, они в таких же упаковках, что и те, которые в гостинице под подушкой… Достаточно?.. А если мало, то Чуб найдет, что подкинуть к винтовке, чтоб связать наркоторговца Крылова со стрелком с крыши.

Выход один – надо искать этого Чуба!

Это значит, что надо лезть в петлю… Но сейчас это не страшно. На его шее уже висит несколько петель. И какая разница – одной больше или одной меньше.

Зато есть надежда сорвать все петли одним махом…

И есть еще Зоя Шорина… Если рыжая дамочка еще жива, то она где-то рядом с Чубом. Она в его власти.

В конце концов, он приехал в очень гостеприимный Севастополь, чтобы спасти бедную Зою…

Крылов отбросил печальные мысли и широко улыбнулся продавщице.

– Милая девушка, а нет ли у вас карты города и окрестностей?

– Так, сначала телефон, теперь – окрестности, а потом понадобится ключи от квартиры.

– Нет-нет… Ключи – не сразу… Ключи – это завтра. А сегодня только карта и ваши знания города… Я-то человек не местный.

– Вот вам карта… И что же мы ищем?

– Есть у вас такое местечко – Фиолент, а там домик на скалистом берегу.

– Адрес знаете?

– Если бы! Когда меня возили – я в таком состоянии был…

– И ничего не помните?

– Помню. Была фраза: «Не обгоняй. Девятнадцатый на поворот пошел»… А через две минуты мы приехали.

– Понятно. Смотрите сюда, незнакомец…

– Меня Олегом зовут.

– Оксана… Так вот, Олег. Смотрите на карту… Всё это – Фиолент. Километров десять вдоль берега. От Балаклавы и сюда, в Казачью бухту.

– Ясно, Оксана.

– Девятнадцатый – это автобус. Он от рынка идет и поворачивает только в одном месте… Вот здесь. А до моря тут – километр. Как раз по плохой дороге две минуты. Так что ищите ваш дом в этой точке… Держите карту, у меня еще есть.

– Спасибо, Оксана… У вас потрясающая для женщины логика! А можно быть нахалом до конца?

– Разрешаю.

– Оксана, у вас в девятнадцатом автобусе надо платить талончиками или деньгами… Просто у меня нет ни того, ни другого…

Дачные участки отличались разнообразием.

Ближе к дороге располагались маленькие домики на четырех сотках… По направлению к морю участки становились больше, а дома солиднее.

Но так или иначе, это были простые каменные дачи и дачки… А уже непосредственно на скалистых уступах обрывистого берега находились особняки.

В каждом коттедже была видна рука мастера, и имелись соответствующие вкусу хозяев «архитектурные излишества»… Всякие «Ласточкины гнезда».

И участки здесь были больше. Их можно было мерить не в сотках, а в гектарах.

Тот дом Олег нашел сразу. Правда, самого дома почти не было видно – высокий забор с характерными «кремлевскими» зубцами скрывал невысокую двухэтажную постройку.

Олег видел этот забор лишь изнутри, выглядывая из маленького окошка своей «камеры». Он был ослепительно белым, но наружная покраска еще не была закончена. В кустах у обрыва стояли бочки с краской, рядом валялись ведра, кисти и какие-то тряпки. Что-то типа телогреек, халатов и шляп.

К забору была приставлена трехметровая лестница.

Создавалось впечатление, что маляры все это специально подготовили для Олега, а сами направились за пивом в ближайший магазин, находящийся в пяти километрах.

Вскоре по лестнице начало подниматься огромное существо в рваной телогрейке и фетровой шляпе с опущенными полями.

Всю эту спецодежду покрывали экзотические белые пятна… Неотразимый образ маляра дополняло мятое ведро, которое Олег тащил за собой в левой руке. Именно это ведро первым встало между зубцами, и лишь потом из-за него начала медленно появляться шляпа.

Во дворе было пусто.

В окнах тоже никого не было видно… При этом очень соблазнительно выглядела открытая боковая дверь, зовущая в обширные полуподвальные помещения дома.

Настораживало только одно – по верхней кромке «кремлевских зубцов» была протянута тонкая блестящая проволока. Сигнализация. Но по опыту Олег знал, что устанавливают сейчас эти хитрые устройства часто, а реально их эксплуатируют – очень редко.

Но психологически это действовало… Очень не хотелось дотрагиваться до этой страхующей нитки, а тем более рвать ее…

Олег посмотрел вниз… Ему показалось, что под ним насыпь чернозема, и земля здесь ближе на целый метр… Он поставил ногу на забор, перемахнул через проволочку и приземлился на мягкую, подготовленную под газон почву.

В полуподвале было темно и пусто.

Олег продвигался вперед, осторожно нащупывая дорогу…

Где-то здесь была дверь в комнату, в которой он провел два последних дня. Но не она была ему нужна… Честно говоря, он и сам не знал, что ему сейчас нужно. Просто он был как в разведке… В свободном поиске!

Одна из дверей была открыта, и проникавший сверху свет давал возможность немного осмотреться… Помещение оказалось чуланом, хозяйственной кладовкой: ящики с углем, лопаты, бочки, банки.

В углу располагалась узкая винтовая лестница, которая вела наверх, на первый этаж.

Осторожно, проверяя каждую ступеньку, Олег начал восхождение и очутился в таком же чулане с запасом березовых дров. Очевидно, что где-то рядом был камин… Рядом с поленьями стоял пылесос, ящик с пустыми бутылками и две канистры… Олег открыл обе. И там, и там – бензин.

За полуоткрытой дверью, откуда, собственно, и проникал свет, просматривался огромный зал – кабинет или гостиная.

Пустота дома настораживала.

Правда, все могли быть на том митинге… Все при деле! Все ушли на фронт.

А после взрыва на крыше прошло чуть больше часа… Пока он убегал, пока они его искали. Одним словом, сейчас им самое время собраться всем вместе.

Олег подошел к окну и похвалил себя за сообразительность. Ворота только что открылись и на площадку, прямо под окна дома, въехал защитного цвета «уазик»… Сопровождавший его джип обогнул клумбу и встал носом к воротам.

Из машины вылез Лошак и принялся спокойно и основательно запирать тяжелые черные створки ворот.

Олегу не очень хотелось изображать хозяина дома и встречать всех стоя в центре гостиной… Он юркнул в чулан и прикрыл дверь, оставив щель для воздуха и звука.

В эту амбразуру он мог видеть лишь противоположное окно и край стола.

Через минуту комната наполнилась гулом голосов, скрипом отодвигаемых стульев, стонами раненого, которого внесли и положили на стол.

Олег видел только его затылок.

Очевидно, что последовала команда, и в гостиной, кроме раненого, остались два или три человека.

Голос одного из них Олег узнал!.. Это был полковник Доренко.

– Доктор, я убедительно вас прошу – осмотрите его еще раз.

– Конечно, Семен Тимофеевич, осмотрю, прослушаю, прощупаю, но жить он не будет. Вы поймите…

– Не пойму!.. Не хочу понимать. Он мне живой нужен. Мне его на время дали. Это же вам не шутки… Как я с его хозяевами объясняться буду? Мне вернуть его надо. Живым и здоровым.

– Я тоже этого хочу, Семен Тимофеевич. В госпиталь его надо. Немедленно на операцию!.. Правда, и тогда шансов мало.

– Так делайте эту операцию!

– Где?

– Здесь!

– Простите… Вы мне дадите инструменты, анестезию, переливание крови, контроль всех функций?.. А если сердце остановится? А оно остановится… Ассистировать вы мне будете? Для такой операции мне пять медсестер нужны и три врача… Поймите, Семен Тимофеевич, я на двести процентов гарантирую – он умрет через час. Максимум через два.

– Хорошо, доктор, я подумаю… Идите пока. Подождите у машины… Давай, Зубр, проводим профессора. О конспирации расскажем.

– Не беспокойтесь. – Олег услышал в голосе врача нотки испуга. – Я ведь знаю. Нигде я не был, никого не видел… Не в первый раз, Семен Тимофеевич.

– Но в этот раз, уважаемый, нам нужна полная гарантия – двести процентов…

Проводить доктора… Это не меньше пяти минут… Олег скинул телогрейку, осторожно открыл дверь, проник в комнату и медленно обошел стол. Раненый лежал лицом к окну, и теперь было видно его лицо, его глаза, которые спокойно и осмысленно смотрели на Олега.

– Андрей?! Так это я тебя подстрелил?

– Все правильно… А я в тебя промазал…

– Ты прости, Андрей, я лица не видел…

– Брось, Олег… Все правильно… Ты Чуба берегись. Злой он на тебя… Кейс у него хитрый!.. Бережет он его очень… Ты посмотри при случае…

– Андрей, тебя бы в больницу надо. И срочно…

– Брось… Я все слышал… Все правильно. Только зря ты так… Я бы все равно не стрелял. В него нельзя стрелять. Он храм красивый в Москве построил…

Андрей вздрогнул, закрыл глаза и отключился.

В соседней комнате послышались голоса.

Олег в несколько прыжков достиг своего убежища… На этот раз он оставил довольно широкую щель. Из темноты чулана теперь он мог спокойно осмотреть половину комнаты.

Вошли двое – Доренко и Зубр.

Полковник не выпускал из рук маленький черный чемоданчик – кейс с кодовыми замками.

Олег понял, что видит перед собой самого Чуба. И он не удивился, что Доренко и Чуб это одно лицо… Интуитивно он давно был готов к этому.

Да и не было у Крылова времени размышлять и удивляться. Надо было внимательно следить за действиями Зубра с Чубом… Милая парочка!

Они опять подошли к столу, на котором лежал Андрей.

– Ты вот что, Зубр, дай ребятам команду – пусть этого увезут и закопают где-нибудь.

– Когда?

– Сейчас.

– Так он же дышит. Живой еще…

– Живой?

Доренко переложил кейс в левую руку, а правую ладонь опустил на нижнюю часть лица Андрея, с силой зажав нос и рот…

Раненый лишь вяло дернулся всем телом… Через две минуты Чуб отвел руку, потряс ладонью в воздухе и вытер ее о куртку Андрея.

– Ты дай ребятам команду… Ты куда пошел? Тебе в ту дверь надо!

– Я к шкафу… Коньяк возьму… Ну и нервы у тебя, Чуб!.. Я бы так не смог.

Олег увидел, что Доренко разместился на диване и положил рядом с собой свой драгоценный кейс… Потом к нему присоединился Зубр, держа в дрожащих руках бутылку и два стакана.

Все это происходило прямо напротив каморки Олега. Ему даже пришлось отступить на шаг, прижаться к стене и опустить голову, закрывая шляпой лицо.

Теперь Крылов слышал звон стаканов, булькающие звуки и более оживленную беседу.

– Ты точно сказал, Зубр, про мои нервы. Это канаты!.. И голова работает, как часы… А у тебя что?.. И как это вы упустили этого Беркута?

– Так кто же его знал, что он не в ту сторону стрелять будет… Если бы не это, то всё бы было нормально.

– Всё хорошо, прекрасная маркиза!.. Нормально, за исключением пустяка.

– Ты, Чуб, тоже не хорохорься… В гостинице твои ребята этого Беркута упустили?

– Верно, упустили. Так они за это получили, что положено. И еще получат, если сегодня его не найдут… Какая задумка была! Сразу – раскрытое дело. Наркоман, террорист. И его московская контора сразу бы медным тазом накрылась.

– Это ты про «Сову»?.. Дались тебе эти москвичи… Темнишь ты, Чуб.

– Темню… Но это мои дела. Ты туда не суйся.

В этот момент в дверь настойчиво постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату ввалился Лошак.

– Зубр, у нас это… проблема.

– Что еще?

– Сигнализация…

– Что?

– Сработала…

– Ну и?..

– Думали – кошка опять…

– Ну?

– Нет, не кошка… Но там ведро стоит. Думали – маляры…

– Тормоз ты, Лошак. Быстрее давай!

– Маляры-то сегодня ушли… И следы там…

– Где?

– Да здесь, под окнами, у забора… И, главное дело, к нам, к дому ведут.

– Так ищите!

– Я и ищу…

– Да не ты один – всех, всех поднимай… А сам иди джип заводи… Пусть полковник едет. Мы здесь без него справимся.

Лошак ушел неторопливой походкой, а Доренко и Зубр бросились к окну, пытаясь разглядеть эти следы на ровной мягкой земле под забором.

Потом они переглянулись и, не доверяя действиям Лошака, бросились в соседние комнаты собирать людей, давать им команды и лично руководить поисками нарушителя.

На две минуты кейс Доренко остался без хозяина… Он так соблазнительно лежал на диване.

Но это могла быть и ловушка… Надо думать!

И Олег думал… Долго думал!.. Секунду или две!

Потом он и рванулся к черному чемоданчику Чуба… Крылов уже держал его в руках, когда на пороге появился полковник Доренко…

Когда потом Олег рассказывал об этом эпизоде, он всегда применял стандартную формулировку: все было, как в замедленном кино.

Впервые он запомнил эту фразу из рассказов отца.

…Олегу было три года… Он сидел в маленькой надувной лодке и загорал, плавая в пяти метрах от берега.

Отец, лежа на пляже, спокойно наблюдал за ним… Вдруг Олег встал в свой полный трехлетний рост и, естественно, нырнул в воду.

А лодка, перевернулась и накрыла его.

Отец оказался рядом через три секунды, преодолев по пляжу двадцать пять метров. Он рванул с низкого старта и бежал по пересеченной телами местности… Рекорд!

Но, по словам отца, эти секунды длились для него как минуты, как часы…

Он говорил потом, что стал ощущать, как от спинного мозга бегут маленькие сигнальчики к мышцам… И вот он отжимается на руках и готовит к толчку правую ногу. Вот пошла вперед коленка, и ступня медленно опускается на лежак. Потом легкий и спокойный полет над толстой соседкой в купальнике без верха… Вот опять плавный прыжок, и нога приземляется на чью-то нежную женскую руку…

Каждый такой рассказ отец завершал фразой: «Всё было для меня, как в замедленном кино».

…По злорадному взгляду полковника Олег сразу понял, что Доренко его узнал.

Только мгновение они стояли неподвижно. Затем рука Чуба потянулась к пистолету… Тогда Олег, не выпуская кейса из рук, сиганул к двери.

Первая пуля попала в дверной косяк…

Олег ворвался в свой родной чуланчик и на бегу футбольным ударом правой ноги опрокинул обе канистры… Как хорошо, как это предусмотрительно, что он не стал их закрывать!

Крылов был уже на нижней ступеньке, когда вновь прозвучали выстрелы… До них Олег слышал только стук своего сердца, грохот своих подошв и мелодичное журчание по ступенькам бензинового водопада.

Третий выстрел был наиболее удачным – пуля, ударившись о край металлической балки, высекла искру. Достаточную искру, чтобы превратить всю каморку в огромную зажигалку с фитилем в виде винтовой лестницы.

Обратная дорога по темным полуподвальным коридорам была хорошо знакома.

Выскочив на белый свет, Олег долго не раздумывал, куда бежать дальше… Пытаться перелезть через забор – пустой номер!

Только вперед! Только к воротам.

Перед воротами, около мило урчащего джипа стоял Лошак. Он туповато и ошалело глядел на приближающегося Беркута.

– Ты откуда здесь?

– Оттуда!.. Пожар видишь? Горим мы! Ты на окна посмотри!

Лошак машинально взглянул на окна первого этажа и попятился.

– Верно, горим… Во, блин!

– Пусти, Лошак! Меня Чуб за водой послал. Тушить надо!

Олег не стал дожидаться, пока Лошак переварит сказанное, пытаясь понять, кто мог дать Беркуту такой приказ.

Крылов просто отбросил парня от машины на кусты молодых роз. Чахлые кустики пытались цвести за низким ажурным заборчиком.

Ключи зажигания были на месте, и Олег быстро вскочил за руль.

Первым делом пришлось дать задний ход. При таких мощных воротах даже джипу нужен разгон.

Замок оказался достаточно прочным… Он не сломался. Просто ворота сорвались с петель и всей плоскостью упали перед машиной…

Олег пожалел, что, направляясь сюда, не изучил местность.

Отрываясь от «Уазика», за рулем которого сидел Зубр, он свернул в переулок, который оказался тупиковым… Выезд из него был, но только направо, на пустырь вдоль обрыва.

Перед поворотом Олег увидел возле стены строящегося дома громоздкую монтажную вышку.

Она не была закреплена и держалась «на честном слове», покачиваясь от порывов ветра. Повернув, Олег остановил джип и подскочил к вышке.

«Уазик» чуть притормозил. Из него начали прицельно стрелять…

Резво двигаясь во все стороны, избегая участи статичной мишени в тире, Крылов смог почти перед носом преследователей повалить эту конструкцию из труб и досок.

Послышался лязг тормозов «Уазика», скрежет бампера по металлу, звон разбитых фар.

Олег выиграл минимум три минуты, но при этом получил две пули… Одна пробила его фетровую шляпу маляра, а вторая угодила в правое заднее колесо его джипа.

С таким проколом далеко не уедешь!.. Но далеко ехать было просто некуда. Впереди короткая извилистая дорога – сто метров по краю обрыва.

Разогнав машину, Олег прижал к себе кейс и выпрыгнул в последнюю секунду… Он покатился вслед за джипом, цепляясь за прошлогоднюю траву.

Крылов уже начал спускаться к морю по скалистым уступкам, когда у далекой береговой кромки раздался взрыв… В голову пришла очень несвоевременная мысль. Что-то о загрязнении окружающей среды…

Олег спустился метров на семь вниз…

Дальше можно было двигаться только вдоль скалы, прижимаясь к ней и цепляясь за многочисленные колючие кустики, тянущиеся к свету из мелких расщелин.

Проскользнув метров двадцать, Олег оказался на довольно широкой площадке, которая уходила в глубь скалы, образуя маленькую пещеру-грот…

Во всяком случае, с верхней части обрыва его не было видно… А это было очень важно, так как наверху уже собрались его преследователи… Они шумно обсуждали план поисков беглеца.

– Слева забор, справа обрыв. Некуда ему деться. Вниз полетел наш Беркут.

– Машину жалко… У меня там, в бардачке такие кассеты были!.. Не мог, гад, машину на краю остановить. А сам бы пусть прыгал…

– Проверить надо. Он три раза от нас уходил…

– Вот и хватит. Бог троицу любит. Четвертому разу не бывать.

– Все равно – надо проверить… И кейс, главное дело!.. Достаньте мой кейс! Он крепкий, он несгораемый.

– Так там и не горит уже ничего. Волнами все сбило. Почти вся машина в воде, между двух камней застряла.

– Кейс-то, может, и плавает сейчас. Вылетел через лобовое стекло – и плавает.

– Так ищите, спускайтесь немедленно!

– Здесь не получится… За нашим домом ступеньки есть, а потом низом пойдем… Поехали.

…Голоса стихли, через минуту послышался рев «Уазика».

Все уехали?.. Могли и оставить одного.

Сидит где-нибудь в кустах и с пушкой… Очень было бы правильное решение…

Значит, выходить рано! Да и место подходящее. Ни с одной точки не видно. Только с открытого моря.

Олег поправил кучу каменной крошки в углу своего убежища и сел на нее, положив на колени кейс… Потом руки на кейс, а голову – на руки.

Поза получилась печальная и несчастная… Мысли путались, и хотелось спать… Было холодно, и он очень пожалел, что сбросил тогда в чуланчике телогрейку. Сейчас она согрела бы наверняка… Хорошо, хоть шляпа осталась.

Мысли стали стройнее… Олег вдруг встрепенулся и начал лихорадочно открывать кейс. Тот не был зашифрован и сразу же обнажил свое содержимое: связка ключей, три запасные обоймы, старая клеенчатая тетрадь, восемь десятитысячных долларовых пачек…

Не в деньгах счастье! Но Олег обрадовался приходу крупной суммы… Теперь можно не просить у продавщиц на проезд в автобусе.

В кейсе было еще что-то… Договоры о строительных работах и на рытье колодца, документы о собственности на какой-то дом, расписки и другие бумаги.

На самом дне Олег нашел большой полиэтиленовый пакет, куда свалил все это барахло… А пустой кейс он забросил поближе к машине, пытаясь попасть в море.

Затем он руками разгреб кучу песка и мелких камней, на которой только что сидел, положил пакет в угол и полностью засыпал его.

Теперь на этой куче сидеть было значительно удобней. Мягче и выше… На этой площадке можно было даже лечь спать. Тем более, что уже начало темнеть…

Январь!.. Очень короткие дни.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

18 января 1997 года. Севастополь

Январь – он и в Крыму январь!..

К рассвету Олег понял, что если бы снизу не доносился шум прибоя, его спокойно могли бы найти по стуку зубов.

Дольше оставаться в этой гостеприимной пещерке не имело смысла. Здесь запросто можно превратиться в подобие мороженой трески. А это значительно хуже, чем встретить наверху кого-нибудь из команды Зубра.

Олег встал и в очередной раз начал делать нечто отдаленно напоминающее зарядку… Телодвижения получались вялые и почти не согревали. Только еще сильнее захотелось есть… Он почти сутки без еды!

Постепенно зарядка превратилась в шаманский танец вокруг холмика, под которым покоилось содержимое кейса полковника Доренко…

Посмотреть бы сейчас эти документы… Почитать бы их спокойно. Да в мягком теплом кресле, да с чашечкой кофе, да с огромным бутербродом…

Дорога наверх оказалась намного проще, чем предполагал Олег.

На пустыре, по которому вчера джип совершил свой последний путь, было тихо. Голоса слышались только от дымившихся руин знакомого особняка.

Забор от пожара не пострадал и белел узкой полоской на самом краю обрыва.

Петляя по пустынным дачным улочкам, Олег вышел к основной трассе… Здесь, около придорожного кирпичного сооружения, облепленного прошлогодними афишами, придется ждать первый автобус.

Он, очевидно, придет очень скоро – три местных мужика ждали на остановке и нетерпеливо поглядывали на часы.

Олег встретился глазами с одним из ожидавших и замер. Он понял, что совершил ошибку!

Профессионал!.. Отошел всего пару километров от сгоревшего логова Зубра и расслабился!

Правда, издалека он все равно не узнал бы этого человека. Физиономия у мужика вся в саже, левая рука перебинтована, а на рукаве грязной куртки большая дыра с обожженными краями.

Похоже, что пока Олег мерз на ночном ветру, Лошаку было очень жарко.

Три погорельца встали и начали медленно приближаться к Крылову… Бежать было поздно, да и куда?

Куда тут убежишь? Опять в узкие дачные переулки и тупики на обрывистом берегу…

Лошак шел прямо на Олега. А его мрачноватые спутники заходили справа и слева, торопливо завершая окружение.

Они, вероятно, хорошо учились в школе и вспомнили, как Александр Невский брал в клещи тевтонских рыцарей.

Олег вдруг закатил глаза, очень натурально изображая внезапную острую боль. Затем он согнулся, схватился за живот, пошатываясь, сделал несколько неуверенных шагов в сторону левого нападающего… Со стоном Крылов мешком свалился ему под ноги.

Олег проделывал этот трюк неоднократно, и всегда срабатывало… Враги готовились к суровой битве, но вдруг неожиданно и непонятно как их противник повержен!.. Он скромно лежит у их ног.

Это шок!.. Недоумение постепенно переходит в бурную радость. И всё это длится несколько секунд.

Когда противник расслабился, Олег, крепко схватив ближайшего из парней за ноги, резко потянул их на себя. А затем вскочил, рывком разворачивая к небу подошвы несчастного парня…

Да, несчастного! Потому, что тот, смешно взмахнув руками, грохнулся затылком об асфальт и замер… Возможно, что очень надолго.

Отскочив на несколько шагов назад, Олег принял пружинистую боксерскую стойку… После такого финта можно было ожидать дикой лобовой атаки с устрашающими воплями… парной атаки!

Но вперед бросился один Лошак.

Левую обожженную руку он прижимал к груди, а правую грозно занес над собой, готовя мощный карающий удар.

Остановить такого соперника не представляло труда.

Олег изящно увернулся, сделал подсечку и, резко ударив ребром ладони по загривку, усадил нападающего на дорогу.

Третий, самым молодой, самый щуплый и самый трусливый, явно готовился бежать… Но вдруг он непонятно заулыбался, смотря куда-то вдаль, за голову Олега.

Он даже сделал невнятный приветственный жест рукой.

Надо было оглянуться!.. Парень не обманывал. Он еще не научился блефовать.

Но Олег понял это поздно, когда кто-то сзади накинул ему на шею ремень и резко рванул на себя…

* * *

– Ну вот, он уже в себя приходит… Ты поливай на него, Семен, поливай.

Веселый женский голос – это первое, что услышал Олег, очнувшись… Это приятно!

Нет, точно!.. Крылов понял, что перед смертью ему гораздо приятней слышать женский голос… Но не любой! Даже среди молоденьких девушек встречаются Мегеры, Фурии и Гарпии…

– Дай ему глоток водки… Вот, Семен, порядок! Он и глаза открыл. Какой молодец!

Олег осмотрелся… Мрачный, сырой и гнусный подвал.

На единственном столе стояло ведро воды и две свечи… На единственном стуле сидел он, крепко привязанный к передним ножкам и высокой спинке… Только руки, стянутые в запястьях каким-то грязным бинтом, были частично свободны.

Можно было их поднять, поправить мокрые волосы и смахнуть со лба капли холодной воды, которой только что Доренко поливал его.

Женщину Олег узнал сразу!

Несколько ее фотографий он оставил у Лиды Туркиной… Это была та, ради которой он приехал сюда!.. Это была Зоя Шорина.

Она искренне обрадовалась, увидев, что Олег готов к осмысленному разговору… Рыжая бестия поставила свечи на край стола и начала задушевную беседу:

– Рада! Очень рада, Олег, что вы живы и частично здоровы… Давно хотела с вами поговорить.

– Я тоже, Зоя Александровна.

– Видишь, Семен, он узнал! Сразу же меня узнал. Я же тебе говорила, что это профессионал… А твой Коровенко набрал каких-то лопухов. Тоже мне – Зубр!.. Теленок он, а не зубр… Итак, Олег, давайте пообщаемся. Вы готовы побеседовать с хорошенькой женщиной?

– С удовольствием…

– Насчет удовольствия – я очень сомневаюсь.

– Зря вы, Зоя Александровна. Просто я очень ответственно к работе отношусь. Мне поручили вас найти… Очень трудно было, но вот вы сами нашлись. Чем не удовольствие?

– Шутник ты, Олег Крылов… Ты хоть понимаешь, что я последняя женщина, которую ты видишь? Мужиков ты еще увидишь… Там наверху Миша Юматов баранину для шашлыка кромсает. Вот закончит с ней – за тебя примется.

– Все понимаю, Зоя Александровна. Понимаю и горжусь. Такая мудрая женщина меня удостоила вниманием… Ведь это вы все придумали?

– Что – все?

– Все эти комбинации с вашими московскими подругами… Одна, кажется, Альбина, а другая – Марина… Мне, как я понимаю, скоро с ними предстоит лежать. Где, если не секрет?

– Догадливый! Ляжешь здесь недалеко. На нашей даче, на Инкермане… Будешь вместе с ними персики удобрять.

Все это время Доренко стоял в углу подвала и поигрывал пустым ковшиком… Олег видел, что ему не нравится весь этот треп, и он ждет удобного момента, чтобы начать свой серьезный разговор.

Наконец Семен Тимофеевич не выдержал и подошел к столу.

– Хватит, Зоя!.. Ты его про кейс спроси. Куда он документы дел, гад?.. Зоя, давай я его свечкой пожгу.

– Фу, Семен. Это неэстетично. Пусть этим Лошак занимается… Кстати, Олег, вы очень его обидели. Злой он на вас.

– Почему это?

– Бегали вы от него. Потом больно ему сделали несколько раз. На розы колючие толкнули… Пожар тоже вы сделали, а Лошак тушил и пострадал…. И, в конце концов, вы его по шее ударили. Он до сих пор какой-то кособокий ходит.

– Не виноват я, Зоя Александровна…

– Виноваты, Олег, виноваты… И Лошак будет вам мстить. Будет жечь, колоть, резать. Правда, Семен?

– Правда. Еще как будет! Он большой любитель этого.

– Видите, Олег. Я вас не пугаю… Расскажите лучше, куда вы деньги наши спрятали. И документы.

– Какие документы, Зоя Александровна?

– А вы их не видели? И дневник не читали?

– Какой дневник?

– Послушай, Семен. Может быть, он и правда не брал ничего?

Доренко встрепенулся, начал бегать по подвалу и кричать:

– Не брал! Как же – не брал. А кейс?! Мы его в море нашли. Пустой плавал! Куда все делось?.. Не брал он? Да я его сейчас…

– Ладно, Семен, не суетись. Пусть Лошак с ним поработает… Пойдем, очень есть хочется.

Они ушли, оставив на столе обе свечи.

Это был шанс!

Олег начал раскачиваться на стуле, продвигая вперед то одну, то другую ножку.

По сантиметру, но вперед к этим спасительным огонькам…

Бинты, которыми были связаны руки, горели медленно, обжигая ладони и издавая противный запах.

Олег не знал, что именно эти бинты, пропитанные лечебными мазями, пожертвовал для доброго дела Лошак. Еще там, на дороге он разбинтовал свою обожженную руку, и сам связал Крылова.

Полностью освободившись от бинтов, веревок и ремней, Олег отодвинул стул в дальний угол, повернув его спинкой к двери… Затем он с трудом подтащил мешок с углем и аккуратно посадил его на свое место… А сверху водрузил шляпу, которую вчера позаимствовал у маляров. Олег почти сутки не снимал этот приметный головной убор.

Теперь оставалось встать за дверью с лопатой в руке… Тихо стоять и ждать Лошака.

Жаль парня! Опять придется сделать ему больно…

Харитонов постоянно чувствовал свою вину.

Это он послал молодого парня в самое пекло… Без проработки, без связи, без поддержки.

А вчера еще исчез и Константин… Он позвонил вечером и сказал только одну фразу: «Они вызывают меня. Срочно! Говорят, что на пожар».

Сказал и пропал… Дома не ночевал и до сих пор не проявился…

Конечно, в свое время, когда Константин представлял бандитам Олега, он сказал, что это случайный знакомый… Но от этих бандеровцев всего можно ждать… Одно слово – головорезы!

Да, они могли расшифровать Костю… Все было шито если не белыми, то очень светлыми нитками.

Особенно неуютно чувствовал себя Харитонов в общении с Савенковым.

Он сразу воспринял Игоря Михайловича, как старшего в организации поисков, чем мог – помогал.

– Значит, на Северной стороне у нас засада?.. Это правильно, Игорь Михайлович, что вы там Конина оставили!

– Да, пусть поскучает в машине, покараулит.

– Это хорошо… Паша очень исполнительный человек. Он минным тральщиком командовал. Красную звезду имеет. Правда, сейчас это все никому не нужно… Но он Доренко в лицо знает! И машину его, и дружков-собутыльников.

– Это действительно хорошо, Виктор Сергеевич… Плохо, что телефона там нет. К пристани надо бежать. А это минут двадцать.

– А если ему рацию армейскую достать? Как, Игорь Михайлович? Ребята найдут!.. Сейчас все раздобыть можно. Смутное время…

– Хорошо бы рацию! Только компактную… Странная у Доренко дача. Один въезд – и такой неудобный… Даже страшный. Крутой спуск прямо к обрыву и резкий поворот… Я бы к Доренко в гости на своей «Волге» не поехал. Не решился бы.

– Но ведь ездят, Игорь Михайлович… Конин говорил, что обычно сразу по три машины туда заявляются. И все на таких скоростях – колеса прямо над пропастью летят!

– Ладно, Виктор Сергеевич. Это проблема Доренко, как ему дорогу укреплять… Что у нас на Инкермане?

– О, там очень интересно!

Харитонов засуетился и начал торопливо излагать суть дела. Он любил говорить о том, что хорошо знает.

– Доренко был там вчера утром. Приехал и вдруг уволил всех рабочих… Четверо татар у него вкалывали. Так он их, представляешь, без предупреждения! Собирайте свои вещи и привет… Татары, конечно, злые. Галдят, ругаются… Ну, а мои ребята их перехватили и опросили. Устроили им сабантуй!.. Одним словом, дом пустой. Ни твоей Зои Шориной, ни Олега там нет… Татары четыре месяца там работали. Они бы заметили… Говорят, только Доренко и приезжал. Сперва один раз в неделю, а последнее время – каждый день.

– И что они там строили?

– Вот! То-то и странно. Они колодец в скале рубили. В доме водопровод есть, а они в каком-то сарае скалу долбят.

– А вода там может быть?

– Откуда, Игорь? Они, говорят, что метров на двадцать пробились и чуть в какую-то пещеру не угодили… Как раз вчера утром. Стали хозяина ждать, а он их уволил.

– Ладно, Виктор, разберемся… А что там за шум на митинге был?

Харитонов не успел ответить.

Собеседники вздрогнули, услышав телефонный звонок… Они ждали его, и именно поэтому он прозвучал для них так неожиданно и так настораживающее.

Харитонов сделал паузу, вздохнул и снял трубку:

– Слушаю… Это ты, Паша?.. Сколько их?.. Олега не видел?.. Понятно. Ну, ты дуй на место. Наблюдай. А мы будем минут через сорок… Или нет, встречай нас на остановке через час. Пока это я всех ребят соберу… Понял. Привет.

– Ну что, Виктор Сергеевич, Конин звонил?

– Да.

– Ну же?

– Похоже, что они Олега привезли… Точно Конин не видел, но кого-то они из багажника выволокли… Четверо их. Сам Доренко, рыжая женщина и двое парней. Паша их не знает.

– Собирай ребят, Виктор!.. Человек десять надо. Хорошо, если бы кто-то с оружием был.

* * *

Лошак с тихим, печальным вздохом осел на бетонный пол подвала… За последние сутки он так и не смог привыкнуть к неожиданным ударам.

При ближайшем рассмотрении подвал оказался мощным дотом или даже небольшой береговой батареей.

Ржавая винтовая лестница вела наверх, в низенькое круглое помещение, из которого через две амбразуры просматривались море и часть бухты.

В самом «подвале» Олег обнаружил остатки пушечного поворотного круга и заложенные кирпичом бойницы, охранявшие когда-то вход в Севастопольскую бухту.

Очевидно, что Доренко просто использовал этот заброшенный «военный объект» для своего летнего домика. Олег помнил, что вся высокая часть северной стороны – так называемая Радиогорка – просто облеплена такими домишками.

В углу «подвала», под корзинами и старым садовым инструментом Олег раскопал квадратный люк из тяжелой броневой стали… Десять ступеней вели вниз, в узкий мрачный проход.

Радовало то, что в дальней части этого коридора были видны кусты, а за ними – чистое янтарное небо.

В данном случае это уж точно был «свет в конце тоннеля».

В качестве возможного оружия Олег выбрал метровой длины садовый секатор с деревянными ручками…

Закрывая за собой люк, он попытался подтянуть к себе и набросить сверху мешки, коробки и другой мусор… Теперь путь его отхода определить будет не так просто.

По проходу можно было идти, хотя и не в полный рост… Протиснувшись в полуоткрытую и намертво вросшую в землю ржавую дверь, Олег оказался на соседнем, идеально ухоженном участке… Садик с побеленными персиковыми деревьями, с виноградником на узорчатых шпалерах, с грядками, окруженными кирпичными бортиками.

Можно было свободно пересечь этот участок и спуститься по склону к тропинке, ведущей вниз к пристани… А там катер, который через десять минут доставит к Графской пристани.

Но это будет позорное бегство… А за этим последует еще одна погоня.

Четвертая погоня за последние сутки. Это уже слишком!

Это выдержать трудно, особенно на абсолютно голодный желудок…

И эту погоню полковник Доренко может организовать по всем правилам. И вполне официально. С привлечением сотни сотрудников, агентуры, передвижных постов, спецтехники.

Юридически Олег Крылов – наркоторговец и террорист!

Можно даже дать приказ: «При попытке бегства стрелять на поражение».

Олег вздохнул и, пригнувшись, короткими перебежками устремился к домику, примостившемуся на краю дота… С каждым метром все явственнее ощущался головокружительный запах шашлыка.

И понятно – Доренко и Зоя собирались обедать.

По границе двух участков была натянута колючая проволока… Прихваченный в подвале секатор оказался очень кстати.

Наиболее удобной для «прорыва обороны» оказалась угловая часть забора. Там Олега прикрывали чахлые вечнозеленые кусты и стоявшая вплотную к ним черная «Волга»… На ней, очевидно, и приехал Доренко.

Машина стояла перед открытыми воротами, а за ними… Олег даже привстал, чтобы получше разглядеть эту удивительную дорогу… Двадцать метров по самому краю обрыва, а затем резкий, почти прямой поворот направо… И потом крутой подъем вверх.

Олег лег на землю и пополз под машину.

Пять минут, лежа на спине, он кромсал секатором тормозные шланги… Скрежет металла и легкое шипение, доносившиеся из-под машины, тонуло в шуме прибоя и звоне шампуров у мангала…

Дело сделано. Олег вылез на свободу и пополз к дальней стене домика. Еще с соседнего участка он заметил там маленькое открытое окно.

Разговор шел на повышенных тонах, и поэтому можно было просто стоять, прижавшись к стене, и особенно не прислушиваться.

Рыжая Зоя говорила звонко.

– Я тебя не понимаю, Семен. Не понимаю! Зачем тебе сейчас эти документы и деньги эти паршивые? Нужны они тебе?

– Нужны!

– Зачем?! Ну, смотри сам: в пещеру мы пробились?

– Пробились.

– Денег там в сотни, в тысячи раз больше, чем ты в этом дурацком кейсе потерял. Так?

– Так.

– Документы на дом пропали. А зачем он тебе сейчас? Ты сюда возвращаться думаешь?

– Нет, и не собираюсь.

– Правильно! Через неделю мы купим дом на Кипре, во Франции, в Швейцарии… Паспорта у нас готовы?

– Готовы.

– Билеты?

– Достану… «Челноки» до Стамбула каждый день плавают. Нет проблем!..

– С таможней вопросов не будет?

– Спрашиваешь! Ты, Зоя, меня недооцениваешь. Для меня таможня всегда дает добро.

– Тогда не понимаю, Семен. Зачем тянуть? Парня этого зачем терзать? Отдай его Зубру. Пусть этот Коровенко сам с ним счеты сводит – за митинг, за пожар… Поедем на Инкерман, Семен. Не могу больше терпеть, очень посмотреть на все это хочется.

– Вот! Я так и знал, Зоя! Для тебя главное побрякушки эти на себя нацепить! А дневник?

– Что дневник?

– Там же все, все подробности… За этими чемоданами десятки трупов. Пусть это было давно, но такой шум может быть! Ты не только из Франции вылетишь. Тебя и Занзибар не примет!.. Будешь сидеть где-нибудь в Ираке и бриллианты эти под чадрой носить.

– Постой, Семен. Какой шум? Когда все это было?

– Вот именно!.. Дневник для меня – это алиби! Это история… Я ним двадцать пять лет носился. Отец мой – столько же. И до него он по свету колесил. Это же реликвия! Понимать надо.

– Ладно, Семен… Где Лошак? Он работает с этим парнем? И пусть работает… Если тот за час ничего не скажет, то толку все равно не будет. Тогда поедем на Инкерман.

В этот момент дверь со скрежетом распахнулась и на пороге появился белобрысый парень с дикими глазами и с шампурами в руках:

– Убежал он, убежал! Я шашлыки делал, а он Лошака чем-то по башке хлопнул и смылся. Я и не видел ничего… Вхожу я: тот лежит, а этого нет. Сбежал, паскуда!

– Сбежал?! Лопух этот Лошак, осел!.. А ты что орешь? Ишь, глаза выпучил! Ищи! Весь участок осмотри, за домом, в сарае, под машиной!

Олег понял, что больше ничего интересного он здесь не услышит.

Не выпуская из рук своего боевого оружия, он бросился к воротам… Его сразу заметили! Вслед понеслись затихающие вопли Доренко: «В машину, Зоя! Догоним! Я все закоулки знаю. Никуда он не денется…»

Машина рванулась с места.

Миновав опасный путь вдоль обрыва, Доренко резко повернул направо и начал подъем… На вершине, в самом центре дороги, стоял Олег, держа перед собой увесистое двухметровое бревно.

В последний момент он поднял его над собой и бросил в лобовое стекло черной «Волги». Доренко машинально нажал на тормоз, но машина не послушалась и, замерев на мгновение, начала сползать вниз.

Семен очень хорошо знал, что у него там, за спиной. Он что-то крикнул Зое, открыл дверцу и вывалился из машины.

Именно вывалился… Левая нога застряла в ремне безопасности. Он остервенело дергался, цеплялся за кочки и прошлогоднюю траву.

Зоя тоже высунулась из машины, но, оглянувшись, замерла, вцепившись двумя руками в открытую дверцу. Солнце светило ей в спину, и от этого ее развевающиеся волосы выглядели рыжими… Ярко-рыжими!

Олег подбежал к машине, когда она, задрав капот, вздрогнула и, увлекая за собой пассажиров, начала скользить вниз… А затем она стала все быстрее падать, подскакивая на скалистых уступах.

Машина долетела до воды без взрыва…Она глухо шмякнулась в прибойную волну и почти сразу затонула. Здесь у прибрежных скал было глубоко.

Олег резко повернулся и увидел наверху, где он только что стоял с бревном, три фигуры… Они, очевидно, успели лишь к концу финальной сцены и стояли неподвижно, плечом к плечу… В центре, щурясь и прикрывая глаза ладонью, – Савенков. По левую руку – дородный Харитонов, а по правую – маленькая, юркая Лида Туркина… Просто «Три богатыря». Картина маслом!

Доклад Крылова руководству получился сумбурный:

– Нашел я ее, Игорь Михайлович! Нашел нашу пропавшую Зою Шорину.

– И где она?

– Там. – Олег неопределенно махнул рукой вниз, на море. – Очень вредная была женщина. Рыжая бестия!.. Она все это придумала. А Доренко у нее под каблуком был… Чуб он, одним словом!.. Я и его нашел.

– Он-то где?

– Тоже там… Нам ехать надо. Срочно!.. Но нам туда без охраны нельзя. Я там один особняк у бандитов спалил… Виктор Сергеевич, вы не могли бы…

– Понял, Олег… Сейчас Ерофееву позвоним.

– Надо человек пять… Но чтобы вид был грозный.

– Лады, Олег. А куда едем?

– На Фиолент поедем… Там была красивая дача у господина Коровенко.

– У кого?! Так это ты у Зубра дом спалил?.. Ну нет, я так к нему не поеду… Я десять человек захвачу. Или пятнадцать!

– Что это вы все о делах, – улучив момент, вступила в разговор Туркина. – Посмотрите на него: он же на человека не похож!.. Олег, ты не замерз? Хочешь чего-нибудь?

– Хочу!.. Есть хочу смертельно.

* * *

Машины остановились у обрыва рядом с тем местом, где в своей пещерке ночевал Олег.

Пока Харитонов расставлял морских пехотинцев, Крылов успел спуститься в свое «логово»… Он вытащил на поверхность пакет с доренковским добром.

Расположились прямо на камнях… Деньги и документы на дачу сразу отложили в сторону – с этим все понятно!..

Ключи, очевидно, были от инкерманского дома Доренко. Савенков сразу определил это, разложив их веером.

– Ясно?

– Нет.

– У тебя, Харитонов, дача есть?

– Не до дачи мне было. Я все время в море…

– Понятно, как в песне: «И вода нам как земля, а экипаж у нас семья»… Олег тоже по дачному делу не специалист… Смотрите, на каждом ключе кусочек пластыря и буковки: «К», «В», «Д», «Ч», «Х».

– Ну и что это?

– А это: комнатка, ворота, дом, чердак, хозблок… Эх вы дачники-неудачники!

Сложнее было с дневником.

Олег, просматривая его по диагонали, остановился на последних десяти страницах и начал отдельные выдержки читать вслух.

Там было все: даты грабежей, фамилия, списки драгоценностей, планы инкерманских подземелий.

– Все сходится, – подытожил Савенков. – И татары эти, что колодец долбили, и ключи, и документы, и дневник… Доренко давно все знал, но сделать ничего не мог. Такой дом купить – это надо много денег. А с других сторон к сокровищам не подобраться… И тут появляется рыжая Зоя…

– Которой он в порыве страсти открывает свой секрет…

– Точно! А она подсказывает, как деньги добыть. И сама активно помогает в этом.

– Все верно!.. Только что мы с тобой, Олег, будем мужу ее говорить. Бедному банкиру, убитому горем?

– А что говорить? Правду говорить.

– Да, это так! «Лучше горькая, но правда, чем красивая, но ложь»… Но ему от этого не легче.

– А ему и так плохо, и так. Жену надо было лучше выбирать… И не по размеру бюста, и не по цвету волос.

– Да, Олег, по выбору жены ты большой специалист. Когда сам жениться-то будешь? Настя в Москве заждалась.

– Всему свое время… Так мы, Игорь Михайлович, и Дибичу подарок привезем.

– Подарок?! Хорош подарочек. Но информация действительно важная. Мы можем ему даже сегодня телеграмму послать, прямо на работу: «Ищите жертвы под персиками на Инкермане… От «Совы» большой привет»… Так? Вся Петровка на уши встанет!

Слушавший все это Харитонов вдруг засуетился:

– Время теряете, ребята. Едем скорей.

Когда они разворачивались у дома с «кремлевским» забором, Олег заметил, что сбитые им вчера ворота лежат на земле.

Они так очень долго будут так лежать – охранять уже почти нечего.

У забора торчала одинокая понурая фигура с забинтованной головой… Когда Лошак увидел в кабине Олега, он, вдруг глупо улыбнувшись, помахал рукой.

Олег тоже поднял руку, а затем приложил ее к груди и склонил голову… Извини, мол, брат, – так получилось…