Руслан Мельников
      Метро 2033: Из глубин
    

    

      

        Пролог
      

      – Пароль!
      Пароль введен в систему. Все готово. Почти все…
      В этом отсеке подземного бункера их было только двое. Каждый у своего пульта, и у каждого свой ключ. Между пультами достаточно большое расстояние, чтобы исключить роковую ошибку, которую мог совершить один, но двое – вряд ли. Старая добрая страховка от дурака. Или от психа.
      
      Щелк, щелк. Приказ выполнен. Оба ключа вставлены в замки.
      Теперь дело за малым: по команде провернуть ключи. Одновременно, в две руки. И всё. И конец. Самоликвидация. Одним секретным объектом станет меньше. И объектом, и персоналом.
      Нужна только последняя команда. Самая последняя. Полковник ждал, наблюдая за старшим. Команда ведь могла и не прозвучать. Все сейчас зависит не от Центра, а от того, кто отдает приказы и делает выбор здесь, на месте. Правильный или неправильный выбор.
      Тот, кто отдавал приказы, медлил. Что ж, полковник все понимал и не торопил. Никто никогда не спешит умирать. Даже отдающие приказы.
      – Время вышло, – раздался тихий хриплый голос. Старший все-таки решился. – Пора. Мне жаль, но так нужно. Мы должны. Честь имею, полковник.
      Еще секундная пауза. Еще одна секунда жизни.
      – Ключ!
      Прозвучала та самая последняя команда. Короткая и убийственная как выстрел. Но…
      Щелк.
      Но в замке провернулся только один ключ из двух и в тишине прозвучал только один щелчок.
      Этого было недостаточно. Взрыва не последовало. Недовольно пискнула обманутая система.
      Тот, кто отдавал приказы, открыл зажмуренные глаза.
      – Полковник? – а в голосе – растерянность и удивление.
      Полковник спокойно смотрел на старшего. Свой пистолет он успел достать раньше, и ствол уже был направлен в седой висок под фуражкой.
      Страховка от дурака не спасает от других проблем. Человеческий фактор никогда нельзя исключить полностью.
      – Это предательство?! – удивление старшего быстро перерастало в возмущение.
      Полковник покачал головой:
      – Это жизнь. Люди просто хотят жить.
      – Люди или ты, полковник?
      – Даже ты этого хочешь, верно?
      – Да не важно, кто чего хочет! – Лицо того, кто отдавал приказы, наливалось краской. – Наши разработки не должны попасть в чужие руки!
      – А ты уверен, что в той мясорубке, – полковник указал глазами на низкий потолок, – еще остались чужие руки?
      – Я уже ни в чем не уверен, – теперь голос старшего звучал устало и обреченно. – Я знаю только одно: командования больше нет, Центр молчит, а у нас приказ о самоликвидации объекта в случае потери связи в течение двадцати четырех часов. Я и так просрочил целый час.
      – Так почему бы не подождать еще несколько лет?
      Тот, кто отдавал приказы, потянулся к кобуре.
      – Не надо, – полковник говорил ровно и уверенно. – Не успеешь.
      – Наши разработки не должны…
      – Да что ты заладил: разработки, разработки, – скривился полковник. – А наши жизни?
      – Ты не понимаешь! Идет война. Последняя. А может, и не идет уже. Там, наверху, ничего не осталось. Все кончено. Машина развалилась, винтики посыпались. Наши жизни никому не нужны и ничего не стоят. Мы все равно здесь долго не протянем.
      Полковник покачал головой:
      – Не согласен. У нас большие площади, отличная система жизнеобеспечения и стратегический склад продовольствия с расчетом на эвакуацию окружного штаба.
      – Штаб уничтожен. Эвакуации не будет.
      – Тем лучше. Если придерживаться режима жесткой экономии, продуктов хватит лет на двадцать.
      – Ты уже все посчитал?
      – Не я. У нас работают хорошие спецы.
      – Кто с тобой, полковник?
      – Все. Кроме тебя и твоих людей.
      – Мои люди тебя отсюда не выпустят. И если ты выстрелишь…
      – Думаю, твои люди уже мертвы.
      С громким металлическим лязгом открылась дверь. Заглянувший снаружи автоматчик – молодой, здоровый детина с широченными плечами, бритой головой и сумрачным лицом – басовито доложил:
      – Зачистка закончена, товарищ полковник.
      – Хорошо, Киря, закрой дверь.
      Дверь снова лязгнула.
      Полковник улыбался старшему. Приятно было улыбаться тому, кто уже не мог отдавать приказы.
      – Как вы сказали? Машина развалилась и винтики рассыпались? Что ж, когда винтики военной машины рассыпаются, они становятся тем, кем были изначально. Людьми. А люди, чтобы выжить, устранят любую преграду. Вы для нас сейчас – преграда номер один. Поэтому…
      Тот, кто еще недавно отдавал приказы, судорожно расстегивал кобуру.
      – …вас придется устранить.
      Полковник нажал на спусковой крючок. В замкнутом пространстве громыхнул выстрел.
      С седой головы слетела фуражка. Багровое лицо того, кто отдавал приказы, стало еще краснее от выплеснувшейся крови. Пульт и провернутый в замке ключ забрызгало мозговой кашей. Грузное тело повалилось на пол.
      – Честь имею! – Полковник продолжал улыбаться. Теперь в этом маленьком мирке приказы отдавать будет он. Только он будет отдавать правильные приказы…
    

    

      

        Глава 1
        «Аид»
      

      Дверь… Массивная, бронированная. Тронутая ржавчиной, но столь же неприступная, как и в тот день, когда ее здесь установили, приварив к прочным петлям на стальной коробке косяка. Это было еще до Последней Войны. В другой жизни, в другой эпохе, в другом мире, о котором Стас имел смутное представление и не имел никаких воспоминаний. Он родился уже в послевоенное время.
      Стасу пришла в голову неожиданная мысль. Если бы кому-нибудь потребовался простой и красноречивый образ, символизирующий непреодолимую границу «до» и «после» то, наверное, этот прямоугольник ржавого клепаного металла в бетонной стене подошел бы идеально.
      В двери поблескивал выпуклый глазок, похожий на большую ртутную каплю: такой же бесстрастный и непроглядно блестящий. Глаз тьмы, в общем. Слепой глаз, в который давно уже никто не смотрит и который сам никого не видит. Дверная видеокамера накрылась лет десять назад.
      В стене над косяком справа выделялось темное пятно. Замурованное гнездо автоматического пулемета. Автоматика тоже вышла из строя, а снятый ствол износился во время вылазок на поверхность. Но вот сама дверь благополучно пережила послевоенные годы и надежно отсекает одну часть подземного пространства от другой.
      Дверь заперта изнутри. И ему, Стасу, за эту дверь хода нет. Не заслужил. Не тот уровень допуска. За дверью начинается сектор «А». Небольшой сектор, с немногочисленным персоналом, но при этом самый закрытый и расположенный глубже других. Полковничья зона или «офис», как еще называют его в «Аиде».
      «Аид» – это разветвленная система бункеров, укрытая в уральских горах неподалеку от Тагила. Когда-то «Аид» был секретным объектом, а Нижний Тагил – городом. Теперь на месте Тагила – мертвые руины, куда даже мутанты заходят неохотно. Так, во всяком случае, утверждают сталкеры.
      А вот «Аид» все еще цепляется за жизнь.
      Только сколько ему осталось?
      За все послевоенное время «Аид» лишь однажды принял беженцев. Еще в самом начале, когда только-только отгремела Последняя Война, аидовские сталкеры, обследовавшие окрестности, наткнулись на три потрепанные БТРа МЧС. Снабженные системой коллективной защиты, лишенные вооружения и истратившие почти всю горючку машины были забиты женщинами и детьми.
      Бронетранспортеры в белой эмчээсовской окраске так и остались гнить где-то на поверхности, а люди спустились под землю. Водители-спасатели долго не протянули. Несколько пассажиров тоже умерли в первый же месяц. Зато оставшиеся влили в «Аид» свежую кровь. Женщины и дети превратили секретный военный объект в полноценную колонию. Именно этого, насколько понимал Стас, и добивался руководитель «аидовских» подземелий полковник Гришко.
      Тогда еще казалось, что продовольствия хватит всем и надолго.
      Теперь все по-другому.
      Старые запасы из стратегического склада почти закончились. Банка просроченного тушняка ценится на вес патронов, которые, кстати, тоже в большом дефиците. Охотой не проживешь, а только быстрее скопытишься. Разных тварей на поверхности расплодилось уйма, но почти все фонят так, что за малым не светятся. А некоторые, случается, что и светятся. Есть такое мясо рискнет разве что самоубийца.
      Обитатели «Аида» давно, упорно, но без особого успеха пытались разводить условно пригодные в пищу грибы, грызунов, даже червей и насекомых. Да уж, «условно»… Стаса до сих пор мутило после недавнего скудного обеда.
      Так называемый сельскохозяйственный сектор «Г» производил недостаточно пищи, да и та частенько приводила к отравлениям, в том числе со смертельным исходом. Уже было понятно, что прокормить колонию альтернативным источником питания нереально. С его помощью можно было разве что сократить популяцию едоков. Однако другого выхода, кроме как развивать эту проклятую альтернативу, все равно не оставалось. Ну, если не считать каннибализма. Но пока до этого, слава богу, не дошло.
      Вот именно, что пока. Стас вздохнул. Если дойдет, то он, наверное, будет в числе первых кандидатов на съедение. Вместе с другими сельхозработниками.
      
* * *

      На аидовских «плантациях» и «фермах» трудилась в основном условно здоровая (да-да, опять «условно», сейчас вся жизнь такая вот условная: вроде живешь, а вроде бы и нет) молодежь, не пригодная к другой работе. Сельхозсектор «Г» стал чем-то вроде каторги для местных неудачников.
      Стас был одним из тех, кого, вроде бы, и пустить в расход еще жалко, но и кому нельзя доверить серьезного задания. Такие, как он, годились только для грязной работы в «Г». «Аидовцы» так и говорили: «работа в “г”» или «“г”-работа». При этом подразумевалось отнюдь не буквенное обозначение сельхозсектора.
      Все дело в том, что здесь, в «Г», особенности Стаса не были большой помехой для дела. Особенности… Он невесело улыбнулся. Это если мягко выражаться. В «Аиде» по этому поводу обычно выражались жестче. «Урод, мутант», – вот как выражались. Не ему одному, конечно, приходится выслушивать такое. Но все равно это утешало мало.
      Мать Стаса была из тех самых эмчээсных беженцев. В «Аид» она попала уже беременной и, судя по всему, словившей большую дозу радиации. Сама умерла при родах. Ребенок родился увечным.
      Это было не внешнее, физическое увечье. Со Стасом происходило что-то внутри. Что-то нехорошее. Приступы – так называли его изъян окружающие, и так он привык называть 
      этосам. Приступ всегда случался внезапно. Обычно все проходило быстро, но на это время Стас полностью выпадал из жизни. Будто кто-то выключал свет, звук и прочие раздражители. В памяти не оставалось ничего. Совсем-совсем ничего. Такая маленькая скоротечная смерть.
      Пока длился приступ, Стас находился в полном ступоре, ни на что не реагируя. А кому нужен сталкер, охранник или техник, который в любой момент мог отключиться? Правильно – никому. Разве что «Г»-сектор принимал таких работничков.
      Впрочем, и там у Стаса не сложилось. Проклятые приступы делали его беспомощным и уязвимым, а «гэшным» аутсайдерам «Аида» нужно было на ком-то вымещать злость и обиду за собственные неудачи. Жесткая война с односекторниками, в которой он был один против всех, шла с детства, насколько помнил себя Стас. После приступов он часто обнаруживал на теле синяки, ушибы или грязные пятна от грибного гумуса и видел вокруг глумливые ухмылки. Стас пытался разбираться, лез в драку, кого-то бил. Но рано или поздно начинался новый приступ, и все повторялось снова.
      Он так и не сблизился ни с кем из своих секторских, а об обитателях других секторов и вовсе говорить не стоило. Во всем «Аиде» с ним охотно общался только «ашный» психолог. Но у Стаса имелось подозрение, что у психолога к нему был исключительно профессиональный интерес – не более. Это задевало еще сильнее. К тому же психолог скорее пугал Стаса, чем располагал к себе. Такой уж у них, в «Аиде», психолог.
      Стас рано привык к одиночеству и даже полюбил его. Свободное время, которого было не так уж и много, он предпочитал проводить в коридорах между секторами. Здесь от людей, конечно, не спрячешься, но в переходах их все же меньше и друг на друга они обращают внимание не так часто. Люди просто идут куда-то по своим делам и заняты исключительно ими.
      В последнее время прогулка по межсекторным туннелям неизменно приводила Стаса к запертой двери «офиса». Именно здесь, в «А»-секторе, располагался «аидовский» штаб полковника Гришко, именно отсюда контролировалось всё, что еще могло находиться под контролем. Система жизнеобеспечения, водяные и воздушные фильтры, сохранившая работоспособность техника, охрана и разведка, внешние подступы к «Аиду» и его внутренняя жизнь, распределение ресурсов и улаживание конфликтов.
      Вот где работа так работа! Не пыльно, не грязно, не напряжно, престижно, почетно. Не то, что возиться в грибном гумусе, перебирать полудохлых червей и чистить клетки с тощими крысами.
      «Ашники» были элитой «Аида», и любой «аидовец» мечтал стать ее частью. Стас тоже иногда представлял, как он на законных основаниях входит в эту дверь. «Гэшник» в «А»-секторе. Смешно, конечно…
      Впрочем, к «офису» Стаса тянули не только глупые мечты. Акустик Катя – вот что… вот кто еще.
      Недавно он снова видел ее в коридоре. Катя провожала в экспедицию своего Лёню – лучшего сталкера «Аида».
      Своего… Лучшего…
      Его, Стаса, она тогда даже не заметила. А если и заметила, то не подала вида. Что ж, и Катя, и Лёня были «ашники», а он был из «Г». Ему с Лёней не тягаться. Стас и не собирался. Он приходил сюда просто взглянуть на Катю. Если повезет. Если она выйдет.
      Стас представил ее так, будто Катя стояла сейчас перед ним, в проеме бронированной двери.
      Как и все женщины «Аида», она носила короткую стрижку: за длинными волосами трудно ухаживать, но и с короткими Катя выглядела обворожительно. Косая русая челка могла свести с ума кого угодно. Да и всё остальное тоже. Нервно прикусываемые пухлые губки. Вздернутый носик, огромные – в пол-лица – зеленющие глаза. Пристальный настороженно-испуганный взгляд. И выражение такое… Как будто она все время к чему-то прислушивается. Наверное, это профессиональное. Милое такое выражение.
      Стас улыбнулся.
      Он еще вспомнил маленькие миленькие ушки Кати, мочки которых никогда не знали сережек. Наушники акустика плохо сочетаются с сережками.
      Стас провел рукой по бронедвери, ощутив холод шершавого металла. Эх, Катя-Катя-Катя… По сравнению с тем, что на самом деле разделяет его и ее, даже эта дверь не такая уж и непреодолимая преграда. Он – «гэшник», копающийся в навозе. Она – акустик «Аида», ценный сотрудник полковничьего «офиса». Он иногда наблюдает за ней со стороны, исподволь, тайком, словно подворовывая чужое счастье. А она живет с другим.
      «Счастливчик! – без злобы и ревности, но с тоской подумал об этом другом Стас. – Какой же счастливчик этот Лёня! Ну, почему так получается в жизни: кому-то достается счастье, а кому-то…»
      Пустота!
      Пустота, темнота и тишина в мозгу, глазах и ушах навалились внезапно, не дав даже додумать мысль. Как всегда, когда начинается приступ.
      Пустота.
      Темнота.
      Тишина…
      
* * *

      Тишина. Полная. Абсолютная. Как под водой. На глубине метров этак… Ну, в общем, глубоко.
      Огромные похожие на головные наросты камнегрызов наушники с плотной мягкой набивкой закрывали уши, виски и ползатылка, отсекая все звуки внешнего мира. Их ненавязчивое давление на голову было привычным и не доставляло неудобств.
      Сонар-терралокатор, контролировавший ближние подступы к «Аиду», пока был выключен. Чтобы не мешал. Сейчас Катя «слушала» датчики движения по внешнему периметру. Датчики молчали.
      В «офисе» шла рутинная работа. Всё, как обычно. За стеклянными перегородками, делившими рабочее пространство, все на виду. Акустик Екатерина Смирнова слушала тишину в наушниках и отстраненно наблюдала за происходящим.
      Персонал «офиса» двигался мало и вяло, словно придавленный толщей воды.
      Порой – это случалось редко, но все же случалось – люди открывали и закрывали рты, переговариваясь друг с другом или с кем-то невидимым – по рации или телефону. Катя не слышала их разговоров, что еще больше усиливало сходство с подводным миром.
      Подземный, подводный – разница невелика.
      «Люди, в большинстве своем, как рыбы, – думала Катя. – Много говорят, но обычно их слова значат мало, и если выключить звук, ничего ведь, по большому счету, не изменится».
      Каждый занимался своим делом. Вон, в соседней стеклянной ячейке-аквариуме престарелый тучный компьютерщик-программист и вообще правая рука Гришко по технической части Михеич снова воюет с таким же старым «железом» и глючным ПО. «Офисная» компьютерная сеть, как, впрочем, и все вокруг, дышит на ладан, а Михеич пытается хоть немного продлить ее слабое дыхание.
      Судя по сердитому лицу «аидовского» айтишника, дело не ладится. Михеич зол и раздражителен. Впрочем, в последнее время он такой всегда. Седая голова старика склонилась над монитором. Близорукие слезящиеся глаза за стеклами очков смотрят на тусклый экран с разноцветными, наслаивающимися друг на друга окошками и бесконечными колонками каких-то цифр и знаков.
      Для Кати все это темный лес. Да и для остальной молодежи тоже. Раньше, до Последней Войны, говорят, каждый ребенок был с компьютером на «ты». Но сейчас – не как раньше. Михеич до сих пор не нашел толкового преемника. Хотя, может быть, истинная причина этого кроется в скверном характере старика и полном отсутствии у него педагогических навыков. Скорее всего, когда не станет Михеича, «аидовская» сетка тоже долго не протянет.
      Михеич напоминал Кате камлающего шамана, общающегося с капризными компьютерными духами и не знающего уже, какую жертву им принести, чтобы хоть немного задобрить.
      В дальнем закутке офиса следит за работой реактора заклятый товарищ Михеича атомщик Додик. Сутулая, изогнутая знаком вопроса спина, опущенные плечи, нос с горбинкой, вечно удивленное лицо с морщинистым лбом и бровями домиком. Сам – высокий, худощавый. Тоже пожилой, тоже очкастый, тоже седой. Только уже почти лысый.
      Тоже – старая гвардия. Тоже носитель старых знаний, которые уже вряд ли удастся передать кому-нибудь в полном объеме. Тоже важная фигура. Атомный реактор «Аида» снабжает сектора энергией, а Додик его контролирует. Случись что с Додиком, и «Аиду» не избежать губительного катаклизма локального масштаба. Последней атомной аварии после Последней атомной Войны.
      Михеич и Додик не ладят друг с другом. Михеич не любит Додика, потому что Додик еврей. Додик не любит Михеича, потому что Михеич не любит евреев. Для Кати все это так же непонятно, как компьютерные программы или устройство реактора. О том, кто такие евреи, она имеет очень смутное представление, и ей ясно только одно: эти двое постоянно грызутся между собой, но при этом всегда стараются держаться вместе. Их поколение потеряло многих. Оно уже почти все повымирало это поколение, помнящее мир до Последней Войны. В таких условиях сторониться друг друга для Додика и Михеича – слишком большая роскошь. Вражда враждой, но общая память о том, как и что было раньше, – сильнее.
      
* * *

      Иногда установленные наверху датчики реагировали на движение и оживали. В тишине наушничьего аквариума возникали звуки, и Катя прикрывала глаза, чтобы лучше сосредоточиться, вслушивалась, идентифицировала шум. Пока ничего опасного или заслуживающего внимания не было. Обычная движуха. Какая-то тварь проходила мимо датчиков и шла прочь от «Аида». В наушниках снова наступала тишина, и Катя открывала глаза, так и не включив сонара.
      Беззвучная жизнь «офиса» текла своим чередом. Катя рассеянно наблюдала за ней.
      Напротив несет свою вахту Вера. Тоже сидит перед приборами, тоже в наушниках, только в других: у нее гарнитура с микрофоном. Кате микрофон на наушниках ни к чему. А вот Вере нужен.
      Вера не молчит. С кем-то переговаривается. Вера – связистка, жена и боевая подруга полковника Гришко. Веру, в общем-то, любят. Наверное, просто потому, что ненавидеть таких не за что. Безобидная она, незаметная, как мышь. Нормальная мышь, конечно, не мутантистая. Мутанты-то – они всегда заметные.
      Катя невольно залюбовалась Верой. А что, красавица… Причем красавица той особенной доброй красотой, которая отличает женщин, нашедших своего мужчину и свое место в мире возле мужчины. Свое стабильное счастье. Зрелых разумных женщин, ни к чему, кроме того, что уже есть, не стремящихся и готовых с легкостью отдать жизнь за свою тихую неброскую любовь. Вера – всегда опрятная, ухоженная. Тихая, спокойная, с мягкими чертами лица, округлыми линиями тела и такими печальными глазами, будто она задалась целью оплакать весь погибший мир.
      Вера старше Кати. Старше, но до старости ей еще далеко. И все же ранняя седина в примятых наушниками темных волосах хорошо заметна. И морщины бросаются в глаза. Последняя Война началась и закончилась, когда Вера была ребенком, но ребенком уже в сознательном, почти подростковом возрасте. В «Аид» она приехала вместе с другими беженцами в эмчээсном бронетранспортере. Вера никогда ничего не рассказывала о той поездке, но она должна была многое видеть, знать и помнить.
      Наверное, она помнила. Наверное, именно поэтому глаза у нее такие печальные, взгляд потухший, а в волосах серебро. С такими детскими воспоминаниями тяжело жить. Катя была рада, что родилась уже после всего этого. Так легче не жалеть о потерянном. Хотя иногда все равно становится жалко. Невыносимо, до слез, жалко и погибших родителей, которых она практически не знала, и погибший родительский мир.
      В наушниках снова послышался шум. На этот раз Катя безошибочно распознала человеческие шаги. Сталкерские: быстрые, легкие, мешающиеся с шуршанием защитного костюма. Может, Лёня возвращается? Хорошо бы, если он. Направление шагов, кстати, в сторону «Аида».
      Проходя мимо датчика, человек тихонько хлопнул по земле ладонью. Три раза быстро. И с большим перерывом – еще один. Правильно. Сегодняшний пароль. Тревогу поднимать не нужно: свои. «Лёня, ты?»
      Шаги стихли: ходок удалился от датчика. Ладно, подождем. Скоро все узнаем. Катя снова смотрела вокруг.
      Скользнула взглядом по темному закутку «аидовского» психолога Ильи, который, впрочем, редко проводил там время. Чаще мозгоправ пропадал на вызовах по секторам. Вот и сейчас Илья куда-то вышел. Наверное, опять у кого-то нервный срыв.
      На входе в «офис», возле шлюзового тамбура, расположилась Таня. Ежик огненно-рыжих волос контрастирует с бледным, как у всех подземных жителей, лицом. Волосы у Тани примерно того же цвета, что и некогда красный крест на выцветшей нарукавной повязке. Поджатые губы, задиристый взгляд… Дежурный медик «А»-сектора – полная противоположность Веры. Взбалмошная, непоседливая оторва.
      Оторвала себе, кстати, крутого мужика. Ее Кирилл, или Киря, как обычно называли этого бугая, дежурил возле кабинета Гришко. Шкаф на ножках. Кулачища с голову камнегрыза, плечи – с дверной проем, бритая голова, злобное выражение лица, внимательные, вечно ищущие слабину и подвох глаза, полный набор боевых реакций и умение убивать быстро и без сожаления. Убивать мутантов или людей – без разницы. Голыми руками и любым оружием. Это, в общем-то, основная специализация Кири, и, кстати, во многом благодаря ему власть Гришко ни разу не пошатнулась.
      Интересно, а каков Киря в постели? Такой же зверюга? Катя почувствовала легкое возбуждение. Да нет, не такое уж и легкое. Ей захотелось, чтобы ее грубо, хищно, по-зверски поимели.
      Стало стыдно от таких мыслей. Как всегда. Как каждый раз после этих ненужных фантазий. Опять ее занесло куда-то не туда. Не о том она думает, совсем не о том. Она любит другого, и не важно, что тот, другой, не может ей дать того, что получает Таня от Кири. У нее есть Лёня. Она его любит, он любит ее. Так чего еще надо?
      Катя перевела взгляд на то место, где обычно сидел ее Лёня. Не то чтобы соперник Кири, но в-некотором-роде-как-бы-конкурент. Если Киря был опорой Гришко в «Аиде», то на Лёне лежала внешняя разведка. Все особо важные сталкерские вылазки он возглавлял лично. И, судя по тому, что сегодня Лёни нет…
      Да, особо важные. Это значит – особо опасные.
      Катя покосилась на дверь в конце зала, откуда поступали приказы, которых она так не любила. За той дверью – кабинет полковника. И кабинет, и жилище. Впрочем, у них у всех жилье здесь же, на территории «офиса». В подземной бункерной жизни иначе и не бывает.
      Дверь открылась, словно взгляд Кати проник в замочную скважину и тихонько там провернулся.
      К подчиненным вошел полковник Гришко. Невысокий мужчина. Короткая стрижка – настолько короткая, что седина почти не бросается в глаза. Старый застиранный камуфляж. Выбритое лицо с массивным подбородком и высоким лбом. Кате порой казалось, что такой лобешник запросто остановит пулю, если кто-нибудь вдруг слетит с катушек и рискнет пальнуть в Гришко. На поясе – кобура с пистолетом. Крепкие полковничьи кулаки тоже, кстати, были серьезным оружием. Глаза под густыми бровями смотрят на окружающих пристально и уверенно.
      Гришко уже в возрасте, но крепкий и моложавый. Военный – одно слово. Наверное, такие же вот моложавые, уверенные в себе генералы довели планету до Последней Войны.
      Взгляд полковника остановился на Вере. Чуть потеплел. Та, словно почувствовала, что на нее смотрят, подняла голову. Гришко мотнул головой, указав на кабинет: зайди, мол.
      Вера сняла наушники, поднялась, пошла. Всё – молча, без слов. Эти двое давно уже понимают друг друга без слов.
      Вообще-то Гришко мог бы вызвать Веру и не выходя из кабинета: связь-то есть. Но полковник никогда не упускал возможности лишний раз проконтролировать работу подчиненных.
      Веру Гришко вызывал к себе чаще других. Обычно – по делу. Но иногда – просто так, если приспичит. Или если дело плавно перетекало в «приспичит». Катя вздохнула: а что делать ей со своим «приспичит»? Вера потом выходила из кабинета раскрасневшаяся, смущенная, как девочка, машинально оправляя одежду. А что, нормально, если муж и жена. И если муж – самый главный начальник. Как подземный бог «Аида». И кто посмеет чего сказать здешнему «аидовскому» царю? Никто не говорил. Все прятали понимающие улыбки. Начальству тоже нужна разгрузка…
      Впрочем, сейчас Гришко явно звал Веру не расслабухи ради. Об этом можно судить по его хмурому лицу. От Кати не укрылось и то, как глаза полковника скользнули по пустующему расшатанному стулу, на котором сидел Лёня. Глаза скользнули, губы недовольно скривились. Ага, похоже, Гришко хотел вызвать на ковер и разведку тоже, ан не вышло. Лёня еще не вернулся с одного задания, так что послать его на другое у вас, товарищ полковник, не получится. Катя почувствовала что-то вроде злорадства. А нечего так загружать людей работой.
      Гришко пропустил Веру в кабинет, вошел сам, закрыл дверь.
      Катя снова сосредоточилась на шуме в наушниках. Вернее, на его отсутствии. Ее опять поглотили тишина, глубина, аквариум…
      
* * *

      – Сегодня что-нибудь было? – спросил Гришко у жены, скромно присевшей на краешек старого продавленного дивана с потертой кожаной обивкой. Этот диван был единственным предметом роскоши в кабинете-квартире полковника.
      – Было, – кивнула Вера. О чем шла речь, уточнять не требовалось. – Два радиоперехвата за день. Шла колонна.
      – Время?
      – Одиннадцать двадцать пять. Двенадцать семнадцать, – четко, по-военному, как и любил Гришко, доложила она.
      – Ебург?
      Вера покачала головой:
      – Дальние окрестности. Судя по переговорам.
      – Позывные те же?
      – Да.
      «Так точно» она все-таки не сказала. Имела право: Вера была не только подчиненной Гришко, но и его женщиной.
      – Куда идет колонна?
      – На Невьянск.
      – Опять ищут место для базы?
      – Похоже, что так, – вздохнула Вера.
      Гришко кивнул. В Невьянске колонна вряд ли что-то найдет. И в Нижнем Тагиле, если двинет дальше на север, точно не найдет ничего. Но вот если колонна доберется до «Аида»…
      Можно сказать, здесь уже есть готовая база.
      – «Аид» упоминали? – спросил полковник.
      – Сегодня нет.
      Это ничего не значило. Сообщение об «Аиде» уже проскользнуло в радиоэфире пару дней назад, и этого было достаточно. Судя по всему, чужаки об объекте знали. Возможно, даже знали, что «Аид» уцелел. И очень может быть, что они знали его координаты. Значит, заявятся. Рано или поздно, но обязательно заявятся. А встретить их нечем.
      Гришко тоже сел на диван. Машинально приобнял Веру, думая, однако, не о ней. Полковник как угольки в костре ворошил в памяти последние события.
      В Екатеринбурге опять зашевелились. Какая-то там очередная движуха и дележка начиналась, судя по всему. Для Гришко и еще нескольких приближенных к полковнику человек не было секретом, что часть ебуржцев выжила, укрывшись в метро и городских убежищах. Но устанавливать с ними контакты Гришко не спешил. Ни к чему это было, совсем ни к чему.
      Да, «Аиду» угрожал голод. Но все-таки пока ситуация не критическая. Какое-то время еще протянуть можно. Это во-первых. Во-вторых, наивно было бы полагать, что жители Екатеринбурга сейчас, через двадцать лет после Войны, поделятся с «аидовцами» своими ресурсами. Скорее уж, сами предпочтут поживиться за чужой счет. Заберут последнее и избавятся от лишних ртов. Такова, увы, паскудная человеческая порода при скудных запасах.
      Было еще и «в-третьих», весьма немаловажное лично для Гришко.
      Сейчас каждый сам за себя и живет по своим правилам. Правила, установившиеся в «Аиде», вполне устраивали полковника. А сохранятся ли они, когда об «Аиде» прознают чужаки? Это вообще-то большой вопрос. И главное – удастся ли сохранить свое главенствующее положение, если в изолированную колонию вторгнется извне какой-нибудь зубастый властолюбец? Делиться властью хотелось еще меньше, чем делить ресурсы.
      Екатеринбург был ближайшим городом-соседом «Аида», в котором сохранились признаки жизни. До этого соседушки, правда, пилять и пилять, но все-таки… ближайший… А за соседями нынче нужен глаз да глаз. Особенно за ближайшими и беспокойными. Ебуржцы были не из спокойных.
      Между жителями Екатеринбурга шла грызня, к которой с недавнего времени, похоже, подключилась сторонняя сила. Из перехваченных Верой радиопереговоров на военных частотах становилось понятно, что после долгого перерыва о себе заявила федеральная власть, уцелевшая где-то на Сибирских просторах и теперь проявлявшая повышенный интерес к Уралу. И это подтверждали не только радиоперехваты. Уходившие на юг сталкеры рассказывали, что видели в небе вертолеты и слышали шум тяжелой техники. Раньше ничего подобного не было. После эмчээсных БТРов с беженцами машины по уральским дорогам не ездили. И вот началось… Это вообще-то говорило о многом.
      На связь с внешним миром Гришко и его подчиненные по-прежнему не выходили. Зато сами регулярно прослушивали эфир и делали выводы. Да уж, выводы… В районе Ебурга заявляла о себе мощная сила, которая рано или поздно подомнет под себя город. А потом доберется и до «Аида». Впрочем, возможно, она доберется до «Аида» раньше, чем падет Екатеринбург. Это тревожило Гришко даже больше, чем проблемы с продовольствием и боеприпасами.
      И ведь было от чего волноваться! На секретном объекте «Аид» велись секретные разработки, о которых знали лишь избранные. Вроде него, полковника Гришко. В случае военного конфликта и потери связи с командованием «аидовцам» надлежало ликвидировать объект вместе с персоналом. Однако в результате бунта, который, кстати, возглавил лично он, полковник Гришко, старое командование было перебито, и самоликвидация не состоялась. Новые власти могут использовать этот факт в своих интересах. И не в интересах Гришко.
      А колонны, между прочим, уже идут от Ебурга на север. Неугомонные федералы разведывают местность, ищут места для баз и укреппунктов. Судя по всему, город – не единственная и не конечная их цель. Начинается массированная экспансия. Просто затаиться под землей и выжидать, как раньше, уже не получится. Теперь это гибельная стратегия. Нужно было что-то делать. И желательно, поскорее. Собственно, полковник уже делал. Вот только…
      – Леонид на связь не выходил? – спросил Гришко.
      – Нет, – ответила Вера.
      – Долго он что-то… Должен был бы уже вернуться.
      Вера промолчала.
      – Колдун где?
      – Он…
      – Вызови, – не дал ей договорить полковник. – Он сейчас нужен мне здесь. Хватит по секторам шляться.
      
* * *

      «Чок-чок».
      Катя сморгнула и нахмурилась.
      Послышалось? Нет? А может, просто помехи давно выработавшей свой ресурс аппаратуры?
      Она прижала наушники ладонями. Особого смысла в этом не было: наушники и так обеспечивали отменную звукоизоляцию.
      Все-таки не послышалось! Вот оно, еще раз. Далекое, смутное, неясное…
      «Чок-чок».
      Где-то в глубинах наушников. На самой грани слышимости, и все же вполне различимое.
      Но, прежде чем докладывать Гришко, Катя решила убедиться наверняка. Вытерла испарину со лба, убрав заодно лезущий в правый глаз край косой челки. «Надо подровнять» – мелькнула на периферии сознания и растворилась без следа неуместная мысль.
      Девушка замерла, заметив, нет, скорее почувствовав мимоходом, что ее напряженная поза уже вызвала тревожные взгляды. Еще бы, если акустик напрягся, значит, есть повод для волнений.
      Потом Катя вся превратилась в слух.
      Теперь она еще больше была похожа на камнегрыза. Наушники на голове стали частью ее самой, как слуховые наросты на черепе мутанта. И сама Катя тоже стала частью этих наушников и системы прослушки.
      Дальние подступы к бункеру оберегали десятки чутких датчиков и сложная аппаратура. Но «железо» – ничто без опытного оператора-акустика. И сейчас именно Катя осуществляла акустический контроль.
      И она вполне отчетливо слышала…
      «Чок-чок. Чок-чок. Чок-чок».
      К «Аиду» кто-то приближался. Да нет, не кто-то. Катя хорошо умела идентифицировать звуки, улавливаемые наружными датчиками.
      Ну да, они самые. Камнегрызы. Как раз сейчас у них период миграции, и, видимо, какая-то стая движется мимо «Аида».
      Ох, мимо ли?
      В наушниках трещало уже сплошное, почти без пауз «чок-чок-чок-чок-чок», похожее на звук дозиметра, поднесенного к воде в эпицентре загрязнения. Это очень плохая вода.
      А камнегрызы – очень плохие твари.
      Катя включила сонар. Пора уже…
      Ультразвуковой терралокатор, в отличие от стандартных гидролокаторов, позволял сканировать лишь ближайшие подступы к «Аиду», зато он давал полную картину надвигающейся опасности. И в этот раз тоже… Дал. Теперь в наушниках на одной пронзительной ноте пищал отраженный сигнал. На небольшом дисплее кругового обзора появилось множество точек, сливающихся в сплошную массу. Стаи камнегрызов многочисленны. И эта стая – уже никаких сомнений! – пройдет прямо над «Аидом».
      Нужно докладывать Гришко.
      Катя щелкнула тумблером коммуникатора. Вместо скребущего душу писка в наушниках раздался голос полковника – властный, уверенный и внушающий уверенность другим.
      – Да? – Гришко отозвался сразу, словно ждал. Впрочем, он всегда быстро реагирует на вызовы. – В чем дело, Катя?
      – Угроза вторжения.
      – Уровень?
      – Красный.
      Это значит самый серьезный.
      Пауза – совсем недолго. Не пауза даже – полусекундная, четвертьсекундная заминка. И снова голос, полный озабоченности, однако не утративший уверенности и решимости:
      – Кто?
      – Точно не знаю…
      – Знаешь, – не согласился полковник. Катя «увидела» ушами, как он поморщился. – Кого ты сейчас слышишь, Катерина?
      Девушка вздохнула, собралась с духом:
      – Камнегрызы.
      Еще одна пауза-заминка. Такая же короткая.
      – Где?
      – Перешли внешний периметр датчиков.
      – Много?
      Катя щелкнула тумблером туда-сюда. Непрекращающееся «чок-чок-чок-чок-чок» и писк сонара наложились на их разговор. Теперь и Гришко мог слышать то, что слышала она.
      – Очень много… – сказала Катя, хотя можно было ничего не говорить.
    

    

      

        Глава 2
        Колдун
      

      То, что с ним случился приступ, Стас понял, когда все уже закончилось. Он обнаружил себя под запертой бронедверью сектора «А». Сколько времени прошло? Стас не знал. И никто не подскажет. Просто еще один кусочек жизни ушел куда-то безвозвратно и без следа. Еще одна маленькая смерть…
      Обидно это все-таки. Обидно и неправильно – вот так умирать при жизни по многу раз. Стас поднялся, опираясь на холодную дверь.
      – Опять депрессируем, Станислав? – раздался за спиной знакомый голос, негромкий и насмешливый.
      Стас вздрогнул, будто его застали за чем-то постыдным и недозволенным. Отдернул руку от двери. Повернулся. Увидел то, что и должен был увидеть. Кого должен был.
      Илью Колдуна.
      Илья – имя. Колдун – кликуха. Фамилии этого человека не помнил никто.
      Илья как всегда улыбался во весь рот. Под густыми бровями поблескивали прищуренные внимательные глаза, в которых трудно было что-либо прочитать. Интересно, он уже долго наблюдает или только подошел? Колдун вряд ли ответит на этот вопрос. А сам Стас спрашивать не станет.
      – Приступ? – как бы между прочим поинтересовался Илья. Вроде бы его улыбка даже стала чуть сочувствующей.
      Стас молча кивнул. Колдуна не обманешь. Об этом знает весь «Аид».
      – А чего под дверью торчишь? Хочешь, чтобы зашибли на фиг, пока в отключке?
      В принципе, могли. Бронированная дверь «офиса» – тяжелая.
      – Зачем приперся? – допытывался Колдун с таким видом, будто знал ответ. Может, и правда знал.
      Формально Илья был «аидовским» психологом. И, как считал Стас, причем, не он один, – немного психом.
      Вообще-то у Стаса были подозрения, что о психологии как таковой Колдун имеет весьма смутное и поверхностное представление. Все-таки Илья слишком молод, точнее, недостаточно стар. Вряд ли он мог получить полноценное психологическое образование и пройти хоть какую-то практику до Войны. Поэтому психолог – это, скорее, не профессия, а еще одно прозвище Ильи.
      На самом деле этот человек неопределенного возраста и не очень понятных Стасу занятий выполнял в «Аиде» вполне определенную функцию хранителя душевного спокойствия подземных колонистов. И надо признать, чужое душевное спокойствие Илья худо-бедно сохранил: на объекте пока не было явных сумасшедших. А вот свое, похоже, не уберег. Колдун порой совершал не совсем адекватные поступки и гораздо чаще говорил неадекватные вещи. В общем, псих… олог.
      Но, видимо, за то, что других душевнобольных в «Аиде» не появлялось, Гришко ценил Колдуна и держал при себе в «А»-секторе. За это, а еще за его удивительную, просто сверхъестественную, проницательность, догадливость и доскональное знание человеческой натуры. Вероятно, из-за этих способностей, кстати, к Илье и прилипло необычное прозвище, давно заменявшее психологу фамилию. Что ж, Колдун – он и в «Аиде» Колдун.
      
* * *

      – Ну? Чего молчим, Фрейда тебе в задницу и Юнга в печенку! – в лицо Стасу скалилась гладко выбритая физиономия Ильи. – Опять Катюху стережешь?
      Илья, как всегда, видел человека насквозь. И опять что-то подсказывало Стасу: дело тут не в психологии. Не в ней одной, во всяком случае. Иногда казалось, что Илья Колдун действительно колдует по-настоящему.
      – Катю, – угрюмо поправил Стас. Отнекиваться бесполезно. От психолога-Колдуна ничего не утаишь.
      Илья удовлетворенно хмыкнул:
      – А ты думаешь, я не понимаю? Думаешь, не вижу, как ты топчешься у нас под дверью и как пялишься на Катюху, когда она выходит?
      – На Катю.
      «И то, что ты видишь и понимаешь, еще не значит, что то же самое видят и понимают другие».
      Стас исподлобья смотрел на собеседника. Не менее примечательной, чем его вечно улыбающееся лицо и редкая по нынешним временам профессия, была одежда Ильи. Колдун носил старенький (а новых сейчас нигде и не найти), но опрятный костюмчик. Все как положено: пиджачок, брючки, галстучек, застиранная рубашка.
      Психолог словно сошел в бункеры «Аида» с выцветшей довоенной фотографии и забыл дорогу назад. Этот тип, в голове которого творилось невесть что, внешне выглядел слишком… даже нет, не просто слишком – непозволительно цивильно. Непонятное, ничем не оправданное, необоснованное и совершенно неуместное пижонство. Сейчас никто так не одевается. А психолог одевался.
      Или псих…
      Не зря все-таки Илью в «Аиде» втихую называли психом. Правда, делали это с опаской, убедившись, что сам Илья ничего не слышит. Хотя у Стаса складывалось впечатление, что Колдун слышит все. И слышит, и видит, и знает. На то он и Колдун. А психолог – это так, дело десятое.
      – Слушай, парень, тебе с Катюхой…
      – Ее зовут Катя, – снова поправил Стас.
      – Все равно тебе с ней ничего не светит, – лучезарно улыбался ему Илья.
      «Вот же гад, а!» – Стас угрюмо смотрел на психолога, не смея, впрочем, озвучить свое негодование. Колдуна в «Аиде» боялись не меньше, чем Гришко. Психов всегда боятся. Особенно влиятельных. А Колдун не только имел высший допуск категории «А», но и был вхож лично к полковнику. Он, говорят, даже умел…
      – Не злись на меня, Станислав. И не ругайся про себя, – да, наверное, он и в самом деле умел читать чужие мысли.
      На Стаса гипнотизирующе смотрели блестящие щелочки прищуренных глаз и широкая улыбка Ильи.
      Интересно, этот весельчак когда-нибудь перестает лыбиться? Вряд ли. Насколько помнил Стас, даже когда Илья пребывал в глубокой задумчивости, по его лицу все равно блуждала рассеянная улыбочка.
      – Я бы рассказал тебе о биохимии любви, но ты же все равно ни хренаськи не поймешь. Да и сам я, признаюсь, в этой лабуде не шибко шарю. – Илья пренебрежительно махнул рукой. – Короче, через полгодика острая фаза влюбленности пройдет. Потом будет легче. Очухаешься, пойдешь на поправку. Нужно только время, чтобы переломать себя.
      «Отвянь», – буркнул Стас. Мысленно, конечно.
      – Оставь ее. Не зацикливайся на той, кто тебе не принадлежит и принадлежать не будет. У Кати свой путь, у тебя – свой. У нее одно предназначение, у тебя – другое. Параллельные дороги, даже если они проложены рядом, не пересекутся никогда. Ничего у тебя с ней не получится. Говорю тебе это как психолог.
      «И как Колдун?»
      – Так что просто забудь.
      – Не могу, – признался Стас.
      – Брось! Человек может многое. Даже жить после смерти.
      Стас недоверчиво усмехнулся.
      – Так говорят, – пожал плечами Илья. – И я склонен этому верить.
      Стас хмыкнул еще раз:
      – Если человек может многое, то и у меня с Катей может…
      – Я же сказал: у вас не получится. «Многое» – не значит «всё». Или, скажем, так: человек может все, кроме того, что изначально решено за него и не в его пользу.
      – Кем решено?
      – Тем, кто имеет право решать. Судьба, рок, бог… Разве важно, что или кто разруливает такие вопросы за нас? Важнее другое: тех возможностей, которые нам остаются, достаточно, чтобы быть счастливыми, если искренне этого желать. Или чтобы быть несчастными, если стремиться к этому. Ты хочешь быть счастливым или наоборот?
      – Не так уж и много этих возможностей, если главное уже решено, – заметил Стас.
      – Решена лишь малая часть, и не всегда главная. Что для него главное, человек выбирает сам. И возможностей у него действительно немало. Никто не знает своих возможностей, потому что никто не смотрит вглубь себя должным образом.
      – Я знаю себя и свои возможности так же хорошо, как бункеры «Аида», – скривился Стас.
      – Ты думаешь, что знаешь «Аид»?
      – Вообще-то я здесь живу.
      – И только поэтому считаешь, что тебе известно об «Аиде» все? – Илья многозначительно глянул на запертую дверь сектора «А».
      Стас замолчал. Да уж, неудачное сравнение. Как он может знать все об «Аиде», имея ограниченный «гэшный» допуск?
      – Тебе ведь нужна не Катюха, Станислав, – вновь заговорил Илья.
      – Ее зовут…
      – На самом деле тебе нужен «офис», – казалось, насмешливо-понимающая улыбка Колдуна уже заполняет собой все пространство. – Тебе осточертела работа на плантациях сельхозсектора, тебя пугает мысль о том, что ты проживешь остаток жизни в «Г» и умрешь в «Г», выращивая пищу для других. Тебе хочется чего-то большего, хочется перемен, хочется вырваться из «Г» и выйти на новый уровень. А Катерина – это всего лишь предлог и самооправдание для того, чтобы ошиваться возле «А»-сектора, дорога в который тебе закрыта. Разве нет?
      
* * *

      Стас угрюмо смотрел на Илью. Слова Колдуна больно царапнули что-то внутри. Так шкрябается и несправедливое обвинение, и неприятная правда, в которую не хочется верить и с которой не хочется соглашаться.
      Неужели это и есть правда? Стас не верил. Он не соглашался.
      – Ну вот скажи, только честно скажи, чего тебе хочется больше – быть с Катюхой или стать одним из «ашников»? – Илья кивнул на запертую дверь.
      – Быть с Катей и стать…
      – Не-е, так не пойдет. Я тебе обозначил выбор: или Катюха, или стать. Что бы тебя устроило больше?
      – Не знаю, – угрюмо ответил Стас. Так, наверное, честнее всего.
      – Если бы ты любил Катюху, то ответил бы иначе, – улыбался ему Колдун.
      – Если бы хотел стать «ашником» – тоже ответил бы по-другому, – парировал Стас.
      – Не-е-ет. Если бы любил Катюху, ответил бы иначе, – повторил Илья. – Все остальное – ерунда.
      На этот раз Стас промолчал.
      – Ты не знаешь о себе всего, – улыбающаяся голова Ильи качнулась из стороны в сторону. Наверное, будь эта улыбка глумливой, Стас перенес бы ее легче. Появился бы повод для злости, обиды, ненависти к Колдуну. Но ничего подобного: улыбка была сочувствующей. Почти доброй. – О себе всего не знает никто.
      – Никто? А ты, Илья? Ты знаешь о себе все?
      «С твоей-то проницательностью?»
      – Я пытаюсь себя познать. Но чем больше я себя познаю, тем меньше я знаю.
      – Чем больше я знаю, тем меньше я знаю. Где-то я уже такое слышал.
      – От меня, наверное, – пожал плечами Колдун. – Я часто говорю об этом, но к моим словам, которые слышат, не всегда прислушиваются. В некоторых вопросах человек склонен слушать только себя, и до него трудно достучаться.
      – Поэтому ты заделался психологом?
      Илья покачал головой:
      – Психологом меня назвали другие, чтобы хоть как-то назвать. Сам я не верю в психологию и никогда ею всерьез не занимался.
      «Интересно, почему я не удивлен?» – подумал Стас.
      – Скажу больше, – Колдун перешел на заговорщицкий шепот, – я считаю, что психология – это лженаука, пытающаяся познать то, что на самом деле познанию не поддается, и потому лишь выдающая желаемое за действительное. Все попытки разложить по полочкам душу, сущность и внутренний мир человека – бесполезное занятие, изначально обреченное на провал. Просто после Войны всем понадобился некто… Некто…
      Илья склонил голову набок, от чего его улыбка и прищуренные глаза-щелочки стали похожи на три косых разреза: два коротких маленьких и один длинный, большой, изогнутый, с зубами.
      «“Некто” кто?» – мысленно спросил Стас.
      – Универсальный священник всех религий вместе взятых, не разуверившийся в боге и не возненавидевший людей. Чуткий и внимательный исповедник, не порицающий, но внушающий надежду. Заботливый утешитель… обо всех в равной мере заботливый и всех без исключения утешитель. Ну и, если угодно, – психолого-психотерапевто-психиатр для экстренного вправления мозгов и душ. В общем, людям позарез стал нужен кто-то вроде меня. – Илья без малого не расплывался в своей лучезарной улыбке. – Кто-то, кого можно называть и психологом, и колдуном одновременно. Или поочередно, в зависимости от ситуации.
      «Или кого можно называть психом», – подумал Стас.
      – А кто из нас сейчас нормален? – как ни в чем не бывало спросил его Колдун.
      Стасу сделалось не по себе.
      – Может быть, мы уничтожили свои безумные города и загнали сами себя в подземные норы для того лишь, чтобы отстраниться, уединиться, докопаться, наконец, до своей истинной сути и разобраться в самих себе, – задумчиво продолжал Колдун, не убирая, впрочем, улыбки с лица. Улыбка эта теперь была совсем неуместной. – Тот, кто разберется в себе, Стас, поймет больше, чем тот, кто познает мир вокруг себя. А впрочем, что такое доставшийся нам мир? Свихнувшаяся планета взбесившихся мутаций… Неинтересно. Мы приходим сюда в первую очередь для того, чтобы познать себя. Вот только человеческая жизнь так коротка.
      – Приходим и все же умираем несамопознанными? – Стас попытался съязвить и немного разрядить обстановку.
      – Не всегда. Не все, – глаза и улыбка Ильи казались застывшими. Невозможно было догадаться, о чем он сейчас думает. Разговор уходил куда-то не туда. Он, разговор этот, становился не очень понятным, но очень пугающим. – Иногда нам помогают завершить процесс самопознания.
      – Кто?
      – Двойники.
      – Двойники? – Стас посмотрел на Илью с настороженностью и опаской. Ну, точно, Колдун начинал заговариваться. С ним это случалось. Как со всеми психами.
      У каждого свои приступы…
      – Есть у меня одна теория, – рот Ильи продолжал улыбаться, а голос при этом звучал глухо и совсем не радостно. Как такое возможно, Стас не знал. – Недавно вывел…
      «Психолог-Колдун-теоретик, – ужаснулся Стас. – Гремучая смесь, должно быть». Даже предположить страшно, чем сейчас загрузят его несчастный мозг.
      – Когда человек стоит на пороге смерти, у него появляется Двойник, которому надлежит сделать то, чего не сделал при жизни умирающий, исправить его деяния или постичь себя, если умирающему не хватило на это времени, сил и воли. Или просто дожить отмеренный срок за другого, у кого это не получилось. У каждого Двойника, как и у каждого человека, есть свое предназначение.
      «Началось!» – беззвучно возопил Стас. Это была явно не психотерапия. Это больше походило на проповедь. В «Аид» забрел юродивый…
      – Откуда он появляется, Двойник-то? Как? – все же не удержался и спросил Стас. О чем тут же пожалел.
      На его вопрос последовал подробный и обстоятельный ответ. И такой же безумный, как первоначальное предположение Колдуна:
      – Двойник возникает из ниоткуда, но сам он при этом уверен, что существовал раньше и ничем не отличается от других людей.
      «А как же эти самые другие люди?»
      – Более того, вся окружающая его реальность подстраивается под эту уверенность. Даже люди, среди которых живет Двойник, не сомневаются в том, что они знали его прежде.
      Нет, определенно, это клиника. Бред. Полный. Полнейший. Илья окончательно свихнулся. Но бред сумасшедшего Колдуна все же чем-то завораживал Стаса.
      – Двойники, которые приходят к нам, продлевают жизнь нашим мертвецам. И знаешь, Станислав, сдается мне, что только благодаря Двойникам человечество в этом проклятом мире еще не вымерло полностью.
      От таких слов Стаса пробрал озноб. Больше всего его поразила уверенность Ильи. Словно Колдун действительно знал наверняка то, о чем говорил.
      – Но ты сказал, это всего лишь теория, – негромко произнес Стас.
      «Какая, на фиг, теория?! – орал внутренний голос. – Бредятина чистой воды!»
      Илья кивнул:
      – Теория. Имеющая практическое подтверждение. – Колдун все еще улыбался, только теперь – холодной и мертвой какой-то улыбкой. Он смотрел на Стаса в упор.
      Мурашки, бегающие по спине, стали крупнее и проворнее.
      – Почему ты так думаешь? Ну, насчет практического подтверждения?
      – Я не думаю – знаю.
      – Откуда?
      – Я сам Двойник.
      – Что?!
      – У меня такое чувство.
      – Это как?
      – Просто. Чужие воспоминания. Чужие страхи. Имена людей, которых я не знал. События, которые я не переживал. Как это можно назвать?
      «Шизофрения, вообще-то».
      – Это… – Стас облизнул губы. – Это все тебе снится?
      – Ага, снится, – уголки улыбающегося рта чуть дернулись. – Когда я не сплю. Наяву.
      «Точно шиза! Причем, судя по всему, острая ее стадия». Стас затравленно стрельнул глазами по сторонам. Перед дверью в сектор «А» никого, кроме них, не было. Из-за двери за ними, конечно, тоже не наблюдают. Давно прошли те времена, когда из «офиса» велось наблюдение за коридором.
      – И часто тебе такое…
      Видится? Чувствуется? Вспоминается? Как сказать? Как спросить правильно?
      – Часто, – кивнула улыбающаяся голова Ильи. – Вот сейчас, например.
      Глаза Колдуна закрылись. Улыбка осталась – никуда не делась. При других обстоятельствах ее можно было бы назвать довольной и блаженной, но сейчас в этой улыбке было что-то жутковатое.
      Губы Колдуна шевельнулись. Стасу показалось, будто он что-то шепчет.
      Что-то вроде «Оленька».
      И что-то вроде «Сергейка».
      
* * *

      – Оленька?!
      Он двигался в кромешной тьме.
      – Сергейка?
      И почему-то звал.
      Кого-то…
      Непроглядный мрак окружал и давил со всех сторон, не позволяя определить размеры помещения. Он видел только темноту, он шел через нее, как плыл. И дышал ею, а не воздухом.
      Идти было неудобно. Под ногами – гравий и грязь, сгнившее дерево, ржавое железо.
      Железная дорога? Метро?
      – Илюша? Это ты? – женский голос. Настороженный, недоверчивый, но все же полный надежды.
      – Папа! Папа! – удивленный и радостный голос ребенка.
      – Вы… кто?
      – А ты?.. – женский голос.
      – Кто? – детский.
      И еще звук. Далекий, но быстро, слишком быстро приближающийся. Догоняющий. Бездушный и беспощадный. Страшный. Отвратительный. И от этого шума не укрыться, не спастись.
      Наверное, так разговаривала с ним темнота, по которой он шел-плыл и которой дышал. Да, темнота может так разговаривать с тем, кого собирается сожрать.
      Стрекочущее «Чирихи-чирихи! Чирихи-чирихи!». Мрак вокруг словно заполняется бесчисленной ратью гигантских насекомых. И ведь правда – заполняется. Похоже на то. Ощущается неприятный резкий запах.
      – Ты – он? – вопрошает женщина. – Или не он?
      – Папа? – пугается ребенок. – Ты папа или не папа?
      У него никогда не было ни жены, ни ребенка. Или все же были? Или не у него, а у того, другого, который вместо него или вместо которого сейчас он сам.
      В каком-то другом месте.
      В какой-то другой жизни.
      А безжалостное «чирихи» лезет в уши и заглушает все прочие звуки, слова, мысли, вопросы.
      Он бежит. Пытается бежать. Наугад, вслепую, выставив перед собой руки и протыкая пальцами густой мрак.
      Спотыкается. Падает. Больно ударяется обо что-то.
      Встает снова и опять бежит.
      Сознание еще что-то улавливает… Сознание или все же воображение?
      – Илья?
      – Папа?
      – Чирихи-чирихи! Чирихи-чирихи! Чирихи-чирихи!
      Стрекот звучит уже не только сзади, за спиной. Справа и слева – тоже. И сверху. Сильно, резко воняет. Что-то шелестит под ногами. Касается ног. Раз, другой, третий…
      Эти прикосновения чего-то жесткого, колючего, скрипучего и царапучего – омерзительны до жути.
      Его догнал и теперь огибает живой поток, стремящийся погрести и поглотить, но не способный сделать это. Пока не способный. Словно пенистая грязная вода во время наводнения обтекает большой камень. Но это не значит, что прибывающая вода не может затопить преграду.
      Он спотыкается снова и снова падает. Из-под инстинктивно выставленных вниз рук что-то шарахается в стороны. Что-то твердое и гладкое, на ощупь похожее на хитиновый панцирь, каковым, по всей видимости, это «что-то» и является.
      На этот раз встать он не успевает. Его все-таки накрывает волна.
      Под нескончаемое «чирихи», слившееся с темнотой и уже ставшее ее неотъемлемой частью, по нему пробегают тысячи тонких длинных и цепких ног, усеянных шипиками. По нему проползают сотни остро пахнущих жестких, похрустывающих и шелестящих тел.
      «Чирихи-чирихи!» А он лежит, прикрыв голову и свернувшись калачиком.
      «Чирихи-чирихи!» А он орет в полный голос, но в оглушительном стрекоте, отражающемся эхом от невидимых стен и сводов, его крика почти не слышно.
      «Чирихи-чирихи!» По нему движется живой хрусткий каток, к которому налипают все новые и новые тела и лапы. Их вес становится все больше. Вонь – все нестерпимее. И дышать все труднее, труднее, труднее…
      – Муранча! Муранча! Муранча! – кричал кто-то. Где-то… Или не кричал. Или просто казалось, что кричал.
      Илья Колдун открыл глаза.
      И увидел перед собой чужие глаза: большие, испуганные, неморгающие. Незнакомые.
      Нет, знакомые.
      Не сразу, но все же он узнал Стаса. И вдруг понял, что продолжает ему улыбаться. Не потому, что почувствовал это: Илья просто увидел свое отражение в расширившихся глазах собеседника.
      И от души порадовался, что перед ним сейчас не полноценное зеркало.
    

    

      

        Глава 3
        Камнегрызы
      

      Это тоже было как приступ. Так же неожиданно и так же страшно.
      Свет вырубился. Остались гореть только тусклые лампочки аварийного освещения. В их тревожном красноватом свете лицо Ильи с застывшей улыбкой показалось Стасу особенно жутким.
      Стихло привычное и от того едва различимое гудение вентиляции, насосов и турбин. Стихли вообще все звуки. «Аид», до сих пор живший своей размеренной подземной жизнью, впал в подземную кому.
      Аварийка трижды мигнула и полуумерла. Даже резервные лампочки светились теперь вполнакала.
      За губы Колдуна по-прежнему цеплялась совсем уж неуместная сейчас улыбочка – мертвая и кривая, но прищуренные глаза смотрели неулыбчиво. Психолог конечно же всё понял. Все всё поняли.
      Тройное мигание лампочек аварийного освещения – это общий сигнал по секторам. Это значит, что энергия отключена не из-за технического сбоя. Это значит, что…
      – Камнегрызы? – без звука прошептали губы Стаса.
      – Тихо, – таким же беззвучным эхом отразился ответ от улыбки Ильи.
      Опасные мутанты были где-то рядом. Где-то снаружи, возле, а может быть, уже и над бункерами.
      Поэтому и введен режим тишины. Заглушены турбины, отключены насосы и вентиляция. Электричество – только с аккумуляторов.
      Даже разговаривать сейчас можно лишь вполголоса. А лучше – вообще помолчать. Даже двигаться следует крайне осторожно. А лучше – оставаться на месте и ничем не выдавать своего присутствия.
      «Аид» замер в напряженном ожидании.
      Стас, затаив дыхание, смотрел в низкий сводчатый потолок. Слабая лампочка аварийки над головой не столько освещала, сколько подкрашивала шершавый бетон с осыпавшейся штукатуркой в кровавый цвет. Казалось, что не пробитый светом полумрак начинает шевелиться и из темноты вот-вот появится зубастая пасть.
      Камнегрызы – пожалуй, самые страшные хищники из тех, что расплодились в окрестностях Тагила. Даже одна такая тварь способна сожрать человека с потрохами и костями. А ведь эти мутанты не охотятся поодиночке. Обычно они передвигаются большими ползучими стаями. Впрочем, главная опасность не в этом. Чтобы добраться до пищи, камнегрызы источат и камень, и бетон, и металл. Если твари услышат добычу, их не остановит никакое препятствие. А слух у камнегрызов исключительный. Они – самые лучшие акустики, которым не нужна аппаратура.
      Единственная защита от этой напасти – режим тишины.
      За последнее время камнегрызы несколько раз появлялись в непосредственной близости от «Аида», но, как правило, их удавалось перехитрить. Лишь однажды стая ползучих тварей прорвалась в сектор «Д», находившийся ближе всего к поверхности. Мутанты умудрились услышать через вентиляционную систему крик младенца. В вентиляцию, правда, тварей не пустили, но они прогрызли скалу, бетонный купол перекрытия, расползлись по сектору и…
      В общем, «дэшников» пришлось изолировать. Из обреченного сектора по внутренней связи звали на помощь и проклинали соседей, а «Аид» старательно соблюдал режим тишины, пока вопли умирающих не стихли. Впрочем, это продолжалось недолго. Камнегрызы едят быстро и так же быстро уползают. Они не задерживаются надолго там, где не слышно добычи.
      Тогда из всего сектора выжил только один человек – Илья Колдун. Во время атаки тварей он по чистой случайности оказался в межсекторном тамбуре, где и переждал бойню. У психолога хватило самообладания затаиться, не подавать признаков жизни и не пытаться покинуть опасное место. Возможно, именно после того случая Илья и тронулся рассудком. А чуть позже Гришко перевел его в «офис».
      

      Когда твари убрались из «Д», от людей остались только кровавые потеки на полу, стенах и потолке, а от мутантов – множество дыр-червоточин в сводах. Сектор словно расстреляли сверху из крупнокалиберного пулемета и не очень жалели при этом патронов.
      С тех пор сектор «Д» необитаем (восстановить поврежденные внутрисекторные коммуникации и полностью дезактивировать жилое пространство не удалось), а «аидовские» матери теперь при приближении камнегрызов пичкают неразумных младенцев грибной наркотой, которая свалит с ног и здорового мужика. Не все дети просыпаются после такого успокоительного. Зато камнегрызы в «Аид» больше не суются.
      Не совались до сегодняшнего дня.
      Стас оцепенело ждал и дышал через раз. Илья тоже стоял рядом, стараясь не шевелиться.
      Ничего не происходило. А потом…
      Потом произошло.
      
* * *

      Давящую тишину разорвали чьи-то крики и беспорядочные автоматные очереди. Гулкое эхо покатилось по подземным переходам, ударило по барабанным перепонкам. Звук, которому некуда было деться, затравленным зверем метался по «Аиду».
      Это было хуже всего. Трудно придумать что-нибудь еще, что могло бы так привлечь внимание камнегрызов, как сделает это стрельба из автоматов.
      Но с другой стороны… Если где-то нарушили режим тишины и начали стрелять, значит, не стрелять было нельзя. Значит, камнегрызы уже в «Аиде»!
      – Они здесь. – Илья снова будто читал мысли Стаса. Колдун смотрел в подсвеченный аварийкой коридорный полумрак и… Да, он опять улыбался! Даже сейчас улыбка не сходила с губ психолога. Правда, выглядела она теперь пострашнее любого оскала.
      «Сумасшедший! – подумал Стас. – Псих-одиночка!»
      Впрочем, сейчас самое время сходить с ума. Безумцам умирать не страшно.
      Взгляд Стаса скользнул по бронированной двери сектора «А». Низенькая, массивная, с облупившейся краской и пятнами ржавчины. Через такую преграду человеку не прорваться. Но для камнегрыза даже эта дверь не является непреодолимым препятствием. Она лишь на некоторое время его задержит. Хотя если «ашники» будут сидеть за дверью тихо, то, может быть, и спасутся. Элита умеет спасаться всегда и везде.
      И ладно. И пусть. Катя ведь тоже уцелеет.
      Эта мысль, однако, не принесла облегчения. Ничего не попишешь: самому умирать под запертой дверью не хотелось. Хотелось спастись вместе с Катей. Вполне понятное человеческое желание.
      Стрельба стихла. Для кого-то уже все кончилось.
      Снова тишина. Но если камнегрызы прорвались, таиться больше не имело смысла.
      Илья вытащил из кармана пиджака («Какой все-таки дурацкий у него наряд! Дурацкий, нелепый и такой неуместный в “Аиде”») магнитную карточку-ключ с «ашным» допуском. Ну да, конечно, Колдун тоже выживет. Он – «ашник».
      Илья провел карточкой по щели электронного замка. Такой замок не нуждается в большом количестве энергии. Ему хватает скудного электрического потока от аварийного контура.
      Отчетливо пискнув в тишине, замок скушал магнитку. Под бронированной поверхностью что-то несколько раз щелкнуло.
      Тяжелая межсекторная дверь отворялась медленно-медленно, с тягучим скрипом, который непременно привлечет внимание камнегрызов.
      Стас тупо смотрел на открывающуюся внешнюю и все еще запертую внутреннюю тамбурно-шлюзовые двери сектора «А». Впрочем, карточка Ильи отворит и ту, и другую. Вот сейчас Колдун войдет в тамбур. Потом так же медленно и скрипуче закроет перед его, Стаса, носом внешнюю бронедверь, и…
      Колдун оглянулся.
      – Чего стоишь, Фрейда тебе в задницу? – тихо прошипел он. – Идем.
      – Я? – удивился Стас.
      – А здесь есть кто-то еще, Юнга в печенку? Скорее, давай!
      Стас нерешительно шагнул к запретной зоне «А»-сектора. Табу, которое ему предстояло нарушить, пугало сейчас не меньше пробравшихся в «Аид» мутантов.
      В глубине темного коридора послышался шум и обозначилось смутное движение. Но тусклые мутно-красные аварийные лампочки не давали достаточно света, чтобы разглядеть, кто это.
      Камнегрызы? Нет, пока не они. Кто-то бегущий от них.
      Из полумрака вынырнула человеческая фигура, с ног до головы залитая красным. Слабый пульсирующий свет аварийки словно забрызгал её кровью.
      «Скоро мы все будем такими кровавыми», – пронеслось в голове Стаса. За беглецом наверняка уже ползли твари.
      Человек подбежал ближе. Рослый, широкоплечий. Часто оглядывающийся. «Химза» со сброшенным капюшоном, поверх – разгрузка с автоматными рожками и гранатами, противогаз на поясе, резиновые сапоги, сталкерские перчатки. Только что с поверхности. Возможно, даже не прошел дезактивацию. А кто бы ее проводил? Не до того сейчас.
      «Калашников» в руках сталкера и костюм химзащиты были покрыты темными пятнами. И это уже не иллюзия, создаваемая аварийным освещением. Это была настоящая кровь. Только непонятно: человеческая или кровь мутантов.
      – Лёня? – Илья узнал сталкера первым. Или узнал, или почувствовал: Колдун он и есть Колдун.
      Беглец повернулся к ним. Да, это был Леонид. Начальник внешней разведки «Аида», приближенный Гришко. Мужчина Кати.
      Удивительно, как сильно искажает черты пульсирующе-кровавое аварийное освещение! А впрочем, дело сейчас не в этом. Не только в этом. Что-то другое наложило отпечаток на Леонида. Причем, это другое отпечаталось глубоко и сильно.
      Мокрые волосы, перекошенное лицо, горящий взгляд. В глазах – влага, злость и вселенская тоска. Эти глаза видели то, чего человеку лучше не видеть.
      – Куда?! – страшным голосом прохрипел Лёня, направив автомат на Илью и Стаса.
      – Гришко вызывал, – спокойно ответил Илья сквозь холодную улыбку.
      – Он – куда? – АК и тоскливо-злые глаза Леонида теперь смотрели только на Стаса.
      – Он со мной!
      – У него нет допуска.
      – Послушай…
      – И для него там нет места.
      – Лёня, сейчас не время…
      – Вот именно, Колдун! Не время. Камнегрызы в общей вентиляции.
      «В общей?! – ужаснулся Стас. – Значит, уже расползаются по всему “Аиду”!»
      Илья смотрел на Лёню. Застывшая улыбка, немой вопрос в прищуренных глазах…
      – Защитный контур накрылся, – обреченно выдохнул сталкер.
      Вентиляционные выходы на поверхность были самым уязвимым местом подземных бункеров. Но потому – и самым защищенным тоже. Дело тут не только во внешних бронезаслонках, укрепленных фильтрах, внутренних перегородках и решетках. Вентиляционные шахты находились под напряжением. Мощные аккумуляторы, работающие в автономном режиме даже в условиях полного обесточивания «Аида», и замкнутый на вентиляцию охранный электрический контур, подпитываемый напрямую с реактора, служили надежной защитой.
      Любая забравшаяся в вентиляцию тварь изжарилась бы там заживо. Так было раньше. Но, видимо, беспощадное время внесло свои коррективы. Изношенное «аидовское» оборудование ломалось часто, однако никогда еще поломки не были столь фатальными. Если защитный контур вентиляции не сработал, значит, камнегрызы могли появиться где угодно. Даже в «А»-секторе. Уж обычные-то заслонки и перегородки их точно не остановят. И даже бронированные двери, по большому счету, ничего не решали.
      – Колдун, заходи в тамбур, – требовательно дернул автоматом Лёня. – Открывай вторую дверь. А ты, – ствол «калаша» вновь уставился на Стаса, – пшел вон!
      Стас отступил от дверного проема. Вспыхнувшая было надежда оказалась ложной. Конечно, его не пустят туда, куда у него нет допуска. Даже сейчас не пустят. Ему остается либо стать кормом для камнегрызов, либо получить пулю в лоб и все равно стать кормом. Но, может быть, пуля сначала все-таки предпочтительнее?
      Стас остановился.
      – Ну-ка, сдернул, мухой! – повысил голос Лёня. Сталкер терял терпение.
      – Тихо! – шикнул Илья.
      Улыбка, которую психолог вновь забыл убрать, так и осталась на его лице.
      «Дж-ж-ж-ж», – послышался глухой монотонный звук.
      Сталкер заткнулся, прислушиваясь. Завертел головой, задергал стволом.
      «Ж-ж-ж-ж».
      Кажется, звук шел откуда-то…
      «Хр-р-рух!»
      Обрушившиеся сверху куски бетона и штукатурки упали на Леонида.
      
* * *

      Из дыры в потолке сухим водопадом хлынули песок и бетонное крошево.
      «Камнегрызы! – пронеслось в голове у Стаса. – Вентиляция!»
      – Твою ж мать! – Лёня отшатнулся от дверного проема.
      В пыльном облаке видно было, как сталкер, кашляя и отчаянно матерясь, трет запорошенные глаза. Сквозь белую цементную пыль, оседавшую на волосы Леонида, сочилась кровь. Пламегаситель автомата дергался туда-сюда, рассекая сыплющиеся сверху пыльные струи и выискивая цель.
      А цель – вот же она!
      Из пролома в бетонном своде вывалилось и повисло в воздухе нечто, похожее на выпавший из креплений толстый жгут кабелей в грязном масле и с округлым массивным распределителем на конце. Живой жгут. Шевелящийся. Ищущий. Изогнутый буквой «Г», будто перископ подводной лодки. Только не поднятый над водой, а опущенный сверху – окуляром вниз.
      Здрасьте, это я, камнегрыз. Кого сожрать?..
      Стас замер. Никогда раньше он не видел этих тварей. И вот, пожалуйста – увидел. Вблизи. Во всех подробностях.
      Из прогрызенной дыры еще что-то сыпалось. Но клубы пыли уже не могли скрыть тварь.
      Длинное, лоснящееся, гибкое тело-хвост. Лишенная глаз каплевидная голова с маленькими точками ноздрей. Две раздувшиеся по бокам огромные слуховые полусферы – «уши» камнегрыза. Чем-то существо походило на гигантского головастика. Или на сперматозоид, как его изображают на старых картинках. Только вот ни у головастиков, ни у сперматозоидов нет широченной пасти с выступающими вперед острыми, мелкими зубками, способными искрошить скальную породу.
      «Чок-чок, чок-чок, чок-чок»… Сильные челюсти монстра быстро-быстро двигались. Между маленьких крепеньких зубок сыпались струйки измолотого в песок бетона.
      Камнегрызы – слепые, но от этого не менее опасные мутанты, способные передвигаться по земле и под землей. Причем, передвигаются они довольно быстро.
      Вот и на этот раз заминка не была долгой. Свисавший с потолка камнегрыз выбрал самую шумную из трех оказавшихся поблизости жертв – матерившегося Леонида. Резко качнувшись в воздухе, тварь бросилась к добыче.
      В сознании Стаса этот прыжок отпечатался четко, как след сапога в подсыхающей грязи.
      Гибкое тело мутанта, словно толстый шланг – гладкий, влажный, облепленный пылью, – выскользнуло из прогрызенной норы. Голова-набалдашник широко раскрыла зубастую пасть-капкан.
      Однако и сталкер медлить не стал. Грянула короткая автоматная очередь. Леонид не промахнулся. Тугая звуковая волна хлопнула по ушам. Взвизгнули рикошеты.
      Пули срезали тварь в полете. Разнесли голову. Отбросили камнегрыза в сторону.
      Слуховые наросты лопнули словно воздушные шарики. Нижняя челюсть, усеянная несколькими рядами маленьких острых зубок, отлетела к межсекторной бронедвери. Извивающееся тело шмякнулось о стену, оставив на ней влажные потеки, и забилось в пыли, разбрызгивая темную кровь. Ну, точно шланг под напором!
      Увы, эта победа не спасла Леонида, а лишь отсрочила его гибель. Ш-ш-шшух! Ш-ш-шшух! Ш-ш-шшух! Ш-ш-шшух! Из дыры на звук выстрелов хлынул целый поток камнегрызов. Длинные гладкие тела, шурша друг о друга, валились на пол. Игнорируя застывших в неподвижности Стаса и Илью, мутанты устремились к сталкеру, который производил больше шума.
      «Чок-чок! Чок-чок! Чок-чок!» – щелкали челюсти.
      – Суки! Падлы! Твари! – Лёня снова открыл огонь – судорожный и неприцельный.
      Сначала – по дыре в потолке, стараясь рассечь живую струю сыплющихся сверху мутантов.
      Брызнула кровь, полетели ошметки перерубленных автоматными очередями тел, но остановить тварей не удалось. Леонид, пятясь, принялся расстреливать камнегрызов, ползущих в его сторону.
      Пули вспарывали и рвали шевелящиеся клубки на полу. Дергались и брызгали кровью раненые мутанты. Но живая масса ширилась, росла и надвигалась, словно приливная волна.
      Сквозь грохот выстрелов снова пробивался пронзительный визг рикошетов. Две или три пули звякнули о раскрытую межсекторную бронедверь.
      Все было бесполезно. Камнегрызы, словно завороженные автоматными очередями, ползли мимо двух человек к третьему. Подползали. Наползали.
      «Сначала сожрут его, потом – нас с Колдуном», – подумал Стас. Но даже шевелиться сейчас было нельзя: малейший звук и движение воздуха могли привлечь чутких тварей.
      Леонида снова засыпало штукатуркой и бетонным крошевом. А в следующую секунду сверху прямо на плечи сталкера упали еще два камнегрыза.
      Автомат захлебнулся.
      Лёня закричал так, что у Стаса волосы встали дыбом. Длинные гибкие тела обвились вокруг сталкера. Хлынула кровь.
      Стас увидел, как отвалилась и упала вместе с автоматом перекушенная у предплечья правая рука в грязном резиновом рукаве.
      Леонид повалился сверху. Наползающий живой ковер накрыл его с головой, раздирая в клочья резину «химзы», кожу и плоть. Жуткое зрелище. Особенно в красном свете аварийки. А сталкер все кричал и дергался под слоем копошащихся камнегрызов. Даже зубы тварей, прогрызавших скалу, не могли убить человека сразу. Что ж, человек – живучее существо. Иначе он не смог бы пережить смерть своего мира.
      Из шевелящейся чавкающей массы выкатилась граната. То ли оторвалась от растерзанной разгрузки, то ли была выплюнута камнегрызом, то ли Лёня попытался уцелевшей рукой подорвать себя и избавиться от мучений. Попытался, но не смог.
      Округлая, перемазанная кровью болванка подкатилась к ногам Ильи. Кольцо – на месте. Значит, не рванет.
      А лучше бы рванула. Лучше бы, чтобы все закончилось побыстрее.
      Впрочем, все и так не затянется надолго.
      Леонид, кажется, еще слабо хрипел и дергался. Одни камнегрызы терзали тело сталкера, другие сползались на шум кровавого пиршества. Из двух прогрызенных дыр в потолке выпадали все новые и новые твари. «Чок-чок-чок! – разносилось по коридору. – Чок-чок-чок!»
      Когда предсмертная агония Лёни стихнет и его останки растерзают, ничто не будет отвлекать внимание камнегрызов от поисков новой добычи. И они найдут, конечно. И Стаса найдут, и Колдуна: в полной тишине, да на такой дистанции камнегрыз обязательно услышит жертву – ее дыхание, стук сердца, шелест одежды.
      Но пока слепые мутанты, привлеченные шумом пожирания и умирания, проползали мимо. Блестящие, лоснящиеся и присыпанные пылью тела в тусклом красноватом освещении напоминали кровавую реку, которая текла на расстоянии нескольких шагов. С одной стороны – эта ужасная река, с другой…
      Стас покосился на открытый тамбур. Заскочить бы сейчас туда, закрыть бы хотя бы внешнюю дверь. Отгородиться от мутантов – пусть на время. Нет, не успеть! Движение выдаст их присутствие, а тяжелая бронированная дверь закрывается так медленно и с таким скрипом!
      За шлюзом царила тишина: «ашники» тоже затаились. Оттуда сейчас помощи не дождешься.
      В общем-то, делать нечего. Вот разве что… Стас снова взглянул на гранату у ног Ильи.
      Кажется, психолог опять прочитал его мысли. Колдун быстро, но при этом осторожно, стараясь не шуметь, нагнулся. Схватил лежавшую на полу гранату. Все правильно: подорваться самим – самый лучший выход. Лёня не успел, зато они успеют. Ну, наверное, успеют.
      
* * *

      Неуловимое для человеческого уха действие Колдуна тут же привлекло тварей. Даже несмотря на шумную грызню над телом сталкера, камнегрызы услышали…
      В их сторону повернулся один мутант, второй, третий… Отдельные твари выбивались из общего потока. Останавливались и застывали в змеиной стойке, покачивали головами на длинных шеях, щелкали зубами.
      «Чок-чок! Чок-чок!»
      Раздували слуховые наросты. Прислушиваясь. Впитывая звуки, как запахи.
      Колдун держал гранату в одной руке. Палец другой – продет в кольцо. На напряженном лице – все та же застывшая улыбающаяся маска. «Да сколько же можно улыбаться?!» – захотелось заорать Стасу.
      Разумеется, он промолчал.
      Щелчок выдернутого гранатного кольца – как команда «фас». Камнегрызы дернулись было на звук, но Илья уже швырнул гранату куда-то через открытую бронедверь.
      Зачем?!
      Из-за двери не видно было, куда именно полетела «лимонка», но по звуку это можно было определить. «Звяк!» – металлическая болванка ударилась об стену. И – «тук-тук-тук» – звонко застучала об пол.
      Камнегрызы растерянно замотали головами. Несколько мутантов сорвались на шум, преследуя новый источник звука.
      «Тук, тук, тук» – все катилась и катилась граната. Хороший бросок.
      «Чок-чок-чок», – гнались за ней мутанты.
      Так вот оно что! Вот что задумал Илья. Вот почему улыбается.
      Стас тоже улыбнулся.
      А ведь это может отвлечь тварей. Да, наверняка отвлечет!
      Секунды текли, как загустевшая кровь из старой раны. Одна, вторая, третья…
      Отблеск короткой вспышки на миг перебил тусклое свечение аварийки. От взрыва в замкнутом пространстве зазвенело в ушах. Завизжали осколки. Что-то звякнуло о бронированную дверь. Если бы не она – могло бы и задеть. Сверху, как черви из куска гнилого мяса, посыпались новые твари. Да сколько же их здесь?!
      Грохот взрыва чуть не оглушил Стаса. А каково камнегрызам с их чуткими ушами-локаторами?!
      А таково! Тварей словно сдуло. Только не от эпицентра взрыва. Наоборот – к нему. Будто чья-то рука сдернула шевелящееся на полу живое одеяло туда, откуда отчетливо потянуло дымком.
      Камнегрызы схлынули, как вода в открывшийся слив.
      Ошалевшие, оставляя за собой влажный след, они ринулись на шум, даже не закончив трапезы.
      Лучше бы закончили…
      Стас мельком глянул на то, что осталось от Леонида. Бр-р-р! Изгрызенное, размазанное, растащенное месиво костей, плоти, кишок и резины. Кровавые пятна в кровавом свете. На человека это походило мало. Ну, разве что на человека, попавшего в гигантскую мясорубку. В лужах крови лежали искореженный автомат с расщепленным прикладом, несколько магазинов и гранат в обрывках разгрузки.
      Сверху упало еще с полдесятка ползучих головастиков, которые тут же устремились вслед за остальными.
      Впрочем, не все. Последняя тварь, видимо, услышала затаившихся людей. Повернула назад, поползла по опустевшему коридору обратно. Потянула голову к открытой бронедвери, распуская слуховые наросты. Едва не коснулась пастью Ильи. Но один камнегрыз – это не стая.
      Колдун поступил неожиданно, рискованно, почти безрассудно. Но, наверное, правильно. Он быстро и сильно пнул справа по раздувшейся перепончатой полусфере. Слуховой нарост беззвучно лопнул, брызнув мелкими темными каплями.
      «Чок-чок!» – Камнегрыз машинально отдернулся в сторону Стаса.
      Но тот уже понял, что надо делать. Стас принял голову мутанта, как мяч, переданный точным пасом. Коротко и что было сил ударил ногой слева.
      Лопнул второй слуховой нарост. Дезориентированная, слепая, а теперь еще и оглохшая тварь растерянно замотала башкой, вертясь на одном месте и беспрестанно чокая.
      Шум скоротечной схватки привлек внимание еще десятка полтора мутантов: камнегрызы снова ползли к ним из коридора.
      Илья шагнул к тамбуру. Стас, не дожидаясь приглашения, последовал за ним. Тамбурно-шлюзовая камера сектора «А» встретила негостеприимным ржавым металлом и потрескавшимся пластиком. Не сговариваясь, вдвоем они потянули на себя открытую внешнюю бронедверь шлюза.
      Скри-и-ип! Сейчас он показался Стасу оглушительно громким.
      Камнегрызы ускорились. Но не успели. Дверь уже…
      – Закрылась! – выдохнул Илья, услышав сухой щелчок замка.
      Снаружи стукнули в металл. Потом послышался противный – з-з-зь-з-з-зь-з-з-зь! – сверлящий звук, от которого заныли зубы.
      – Прогрызаются, заразы, – оскалился Колдун. Он снова держал в руках свой ключ-магнитку. Хорошо все-таки в такую минуту быть рядом с человеком, который имеет полный доступ ко всем секторам. Ключ-карта Ильи открыла внутреннюю тамбурную дверь так же легко, как и внешнюю.
      Следом за «аидовским» психологом Стас вошел в «офис», куда не имел права входить.
    

    

      

        Глава 4
        Бегство
      

      Небольшой, разбитый на стеклянные, хорошо просматриваемые закутки-кабинетики зал безмолвствовал. Освещение тут оказалось получше, чем в коридоре, без зловещего красного оттенка и нервирующего мигания, но тоже не яркое. Аварийное питание все-таки, экономный режим…
      В «офисе» было тихо, однако не безлюдно. В сторону Стаса и Ильи снова смотрел автомат. На этот раз их держал на мушке начальник «аидовской» охраны Киря. Гостеприимный такой приемчик, ничего не скажешь. Глаза Кири были похожи на срез пламегасителя АК в руках начохра. И там, и там – бесстрастная мертвая темнота, способная умертвить также и любого, на кого будет обращена.
      Стас глянул за широкие плечи Кирилла. Катя? Ага, вон она, тоже здесь. Сидит за стеклянной перегородкой, растерянно хлопает глазами, мнет в руках снятые с головы наушники. Кто еще? Атомщик Додик, компьютерщик Михеич, медичка Таня, радистка и полковничья супружница Вера. В общем, весь «офисный» костяк в сборе. Этих «ашников» знали все. Нет здесь только самого Гришко. И – да, еще нет Лёни. Но его уже не будет в этой компании никогда. Да и в любой другой тоже.
      «Ашники» сидят тихо, как мыши: уже в курсе, что за дверью хозяйничают камнегрызы.
      «З-з-зь! З-з-зь! З-з-зь!» – маленькие крепкие зубки сверлили внешнюю бронедверь межсекторного тамбура.
      Илья закрыл внутреннюю дверь шлюза. Плотно запертая, она отсекла неприятный звук. Но это, конечно, не означало, что камнегрызы прекратили грызть наружную дверь. И это не значило, что они не доберутся до внутренней.
      – Стоять! – едва слышно прошипел Киря. Понятное дело: лишний шум сейчас никому не нужен.
      А Илья и Стас и так стояли на месте. Колдун, как водится, лыбился своей идиотской улыбкой.
      – Меня вызывал полковник, – вполголоса сказал он.
      – Знаю. Лёня где? – Киря обращался исключительно к Илье, игнорируя Стаса. Пока игнорируя.
      Странно было, что такой приглушенный опасливый шепот исходит от уверенного в себе и своих силах начальника охраны. Раньше Киря говорил мощным раскатистым басом. Но сейчас – не раньше. Сейчас в «Аиде» полно чутких камнегрызов.
      – Леонида больше нет, – тихо и просто ответил Колдун.
      Илья по-прежнему улыбался, но его улыбка не была глумливой или насмешливой. Сейчас она была печальной и соболезнующей.
      – Камнегрызы, – добавил Колдун после небольшой паузы.
      Стас видел, как Катя прикусила губу и прикрыла лицо ладошками. Неужели расслышала? Она – акустик, она могла. Или прочла по губам.
      Наверное, смерть Лёни стала для Кати большим потрясением.
      – Уверен? – насупился Киря.
      – Мы видели.
      Стас кивком подтвердил слова психолога. Они видели… Перед глазами до сих пор стоит кровавая мешанина мяса и резины в тусклом свете аварийных ламп.
      Разговор по-прежнему велся на пониженных тонах. Это было неправильно, непривычно, неестественно.
      – Значит, Лёня погиб, а вы прошли? – тихо-тихо процедил Киря.
      – Да, – все с той же печальной улыбкой кивнул Колдун. – Так все и было. Нам повезло, ему – нет.
      «И если бы он не погиб, мы бы не прошли», – мысленно дополнил его ответ Стас.
      Киря повернулся к нему, словно подслушав. Теперь глаза и автомат в руках начохра недружелюбно смотрели только на Стаса.
      – А ты что здесь забыл? Твое место в «Г».
      Что ж, макнули. По полной. Всей рожей. Стас открыл рот, еще не зная, что сказать, но за него ответил Илья:
      – Там камнегрызы. – Колдун сказал это все так же тихо и все так же улыбаясь.
      – У тебя нет допуска в сектор. – Киря не слушал. Он сверлил Стаса глазами, как камнегрызы сейчас сверлят дверь своими маленькими острыми зубками.
      Стас вспомнил Лёню. Как же все-таки похожи эти двое. Только сталкер уже мертв, а начохр – жив. И это большая проблема.
      – Там камнегрызы, Киря, – повторил Колдун. – Надо было оставить парня им?
      – Может, и надо было. – Киря держал Стаса на прицеле и не убирал палец со спускового крючка. – Может, если бы ты оставил за дверью его, тогда прорвался бы Лёня.
      Боясь привлечь внимание камнегрызов, они шипели друг на друга на пределе слышимости, как две змеи. И это было даже страшнее, чем ругань в полный голос.
      – Он не прорвался бы, – качнул головой Илья.
      В дальнем конце «офиса» открылась дверь. Гришко!
      Полковник на секунду замер, окинув взглядом помещение. Благо, невысокие стеклянные перегородки не препятствовали обзору.
      Широким быстрым шагом Гришко вышел на середину «офиса». Теперь все взгляды были прикованы к полковнику. Киря, опустив автомат, тоже посмотрел на Гришко.
      – Где Лёня? – в отличие от Кири полковник говорил своим обычным голосом – громко, четко, спокойно и уверенно. Словно плевать ему было на камнегрызов. Словно и не было их вовсе.
      – Погиб. – Киря, следуя примеру начальства, тоже повысил голос и прибавил уверенности. – Эти говорят… – начохр указал кивком на Илью и Стаса, но закончить фразы не успел.
      – Ты здесь откуда нарисовался? – присутствие Колдуна Гришко не удивило. А вот Стас…
      Стас замялся. Под суровым взглядом пытливых полковничьих глаз он чувствовал себя хуже, чем под прицелом Кириного автомата.
      – Я… я…
      Полковник смотрел на него, морщил лоб и о чем-то размышлял.
      – Я…
      – Он может пригодиться, – с улыбкой вставил Колдун. – Раз уж Лёни нет, еще один человек нам не помешает.
      – Такой – помешает, – буркнул Киря.
      – Нам нужно его взять. – Илья сделал упор на слове «нужно». И смотрел он при этом не на начохра, а на Гришко.
      «З-з-зь! З-з-зь!» – послышалось из шлюза. Невероятно! Неужели твари уже прогрызли внешнюю дверь и принялись за внутреннюю? Или они пробрались в тамбур по вентиляции? Так, как могут, кстати, пробраться и сюда.
      – Ладно. – Полковник отмахнулся. – Некогда. Пойдешь с нами.
      «Куда?» – не понял Стас, но вовремя прикусил язык. Судя по виду полковника, да и вообще – по обстановке, вопросов лучше не задавать. Лучше идти, куда поведут.
      «Только бы не начался приступ, – промелькнула тревожная мысль. – Только бы не сейчас!»
      – Если что – прикроешь отход, – небрежно бросил Гришко.
      «Отвлечешь внимание. Станешь приманкой. Задержишь тварей своей смертью, как сделал это Леонид», – последнюю фразу полковника можно было трактовать и так. Пожалуй, именно так ее и нужно было трактовать. Ему ведь даже не выдали оружия. А прикрывать кого-то без оружия можно только своим телом.
      – И постарайся сдохнуть поскорее, – послышался злой шепот Кири. – Хвостопад, твою мать!
      Стас понял: с начохром у него дружбы не получится. Кире явно не нравилось, что вместо подготовленного бойца, опытного разведчика и сталкера на хвост группе упал никчемный балласт из сектора «Г».
      – Все – ко мне в кабинет, – спокойно, по-деловому приказал Гришко. Как будто вызывал на планерку.
      В кабинет? Очень интересно… Гришко намерен держать оборону там?
      Никто ни о чем не спрашивал, и Стас вместе со всеми молча отправился в полковничий кабинет.
      – Михеич, что с вентиляцией сектора? – на ходу спросил Гришко.
      – Межсекторные и внутрисекторные заслонки закрыты, – доложил старый компьютерщик. – До «ашных» шахт эти долбаные камнежоры пока не добрались.
      – Как долго их задержат заслонки?
      – Да шут его знает! Несколько минут.
      – Точнее?
      – Надеюсь, минут шесть-семь у нас есть.
      – Михеич, не зли меня! Еще точнее? И давай без «надеюсь», а чтоб наверняка.
      – Если наверняка, то пять минут с копейками гарантирую.
      – Быстрее! – поторопил подчиненных Гришко.
      В кабинет они уже не вошли – вбежали. Просторный такой кабинетик, кстати, с массивным столом посередине и со старым кожаным диванчиком. Здесь, наверное, полковник со своей Верой развлекается.
      Гришко остановился перед огромной – во всю стену – картой России.
      «Фига ж себе!» – озадачился Стас. Интересно, зачем полковнику, который безвылазно сидит под землей, такие просторы и с такими подробностями?
      Что сделал Гришко, пока Стас пялился на карту, он так и не понял. Наверное, что-то где-то нажал.
      Карта, словно огромный полог, поднялась вверх, открыв дверь в стене.
      Потайной ход никого не удивил. Даже Колдун, кажется, был в курсе. Или просто мастерски скрывал свои чувства под непробиваемой улыбочкой.
      – Время пришло. Вы все знаете, что делать, – сухо сказал Гришко. Покосился на Стаса, добавил: – Ну, почти все.
      И открыл дверь.
      
* * *

      Ход шел под уклон. Ровный пол – вниз, вниз и вниз. Округлый свод, бетонные стены без отделки, связки бесконечных кабелей, все тот же слабый свет аварийки.
      Стас шел замыкающим, прикрывая группу от нападения с тыла. Ну, якобы прикрывая…
      К счастью, никто пока на них не нападал: даже камнегрызам требовалось какое-то время, чтобы прогрызть бронированную дверь и заслонки вентиляции.
      Было совсем непросто двигаться вперед, смотреть назад и не отставать от группы.
      – Где мы? – не выдержал Стас.
      – Нижний ярус «А»-сектора, – ответил Илья.
      Колдун шел рядом.
      – Здесь есть еще и нижний?! – удивился Стас. Насколько ему было известно, дном «Аида», был как раз «офис».
      – Здесь много чего есть еще.
      – Не знал.
      – Тебе не положено.
      Стас замолчал. Неприятное все-таки чувство, когда понимаешь, что от тебя что-то скрывали столько времени. Вот для чего, оказывается, нужны все эти допуски и бронированные межсекторные двери.
      Коридор закончился еще одной бронедверью. Гришко без труда открыл ее своим ключом-магниткой. А за дверью…
      Жуть!
      В первый момент Стасу показалось, будто они, все время спускаясь вниз, в итоге каким-то образом выбрались на поверхность. Сколько свободного пространства! Стас никогда не видел столько в «Аиде». Под землей столько простора не бывает. Не может быть!
      Но они находились под землей.
      В пещере? Бункере?
      Ни то, ни другое.
      Это был огромный зал-ангар, освещенный тускло, но все же достаточно хорошо для того, чтобы рассмотреть…
      – Что это? – Стас уставился на серую махину, размеры которой вполне соответствовали размерам ангара.
      – Наш камнегрыз, – усмехнулся Гришко.
      – Что?
      – Субтеррина.
      «Ага, совсем понятно!» Стас недоуменно уставился на полковника.
      – Подземная лодка, – снисходительно пояснил тот. – Геоход. Подземоход…
      – Подземная?! – у Стаса округлились глаза. О подводных лодках ему слышать приходилось. Но подземная!.. Как это? Она плывет под землей, что ли? Или идет? Едет?
      Однако Гришко больше не стал тратить времени на объяснения.
      – Киря, люк! – велел полковник.
      Начохр бросился исполнять приказание. В пустом зале эхо от его быстрых шагов звучало долго и зловеще. Потом пугающе лязгнул металл.
      И вновь никто, кроме Стаса, удивления не проявил. Видимо, все собравшиеся здесь были в курсе, куда и зачем шли. Хорошо работать в «А»-секторе и всегда быть в курсе. Но все же определенная нервозность в поведении «ашников» присутствовала. И, похоже, вызвана она сейчас не только камнегрызами, которые скоро доберутся и сюда. Почти физически ощущаемый мандраж шел от другого – от того, что им всем предстоит.
      А предстояло, судя по всему, путешествие в ЭТОМ. В подземной лодке.
      Бред? Спасение?
      Стас ошалело пялился на… Субтеррина – так, вроде бы, ее назвали? До чего же все-таки она…
      – Какая странная машина, – пробормотал Стас. – И какая здоровенная!
      – Прямо как большая гусеница, – сказал Колдун. Улыбаясь сказал, но очень серьезно.
      – Таких гусениц не бывает. Не может быть гусениц таких размеров.
      – Может. – Илья говорил очень уверенно. Как будто знал. – Сейчас может быть всякое. Ты не видел муранчинной королевы.
      – Кого я не видел?
      – Неважно. – Илья отвернулся.
      Стас только пожал плечами. Колдун – он и есть колдун. Но вообще-то ему самому подземная лодка больше напоминала другое.
      На что она похожа? Ну, если грубо, если очень грубо – то на гигантскую металлическую сигару (Стас видел сигары на старых картинках), на запаянную трубу или на огромный снаряд. Хотя, пожалуй, все же самую стойкую ассоциацию эта махина вызывала с ракетой. Да, именно так: ракета, спрятанная в земле. Причем не установленная в ракетной шахте носом вверх, а расположенная в горизонтальной плоскости.
      Только такая «ракета» создавалась явно не для полетов.
      Вся носовая часть механизма представляла собой мощную систему буровых головок с устрашающими фрезерами и узкими соплами – видимо, для подачи буровой смеси на рабочую поверхность. Дальше за буром добрую треть корпуса опоясывал спиралью мощный винтообразный шнек с сильно выступающими ребристыми гранями. Пресловутый винт Архимеда, предназначавшийся либо для «вкручивания» машины в породу, либо – для утрамбовки и выпихивания измельченного грунта назад.
      Пространство от шнека до кормы занимали выдвижные гусеничные шасси, также расположенные по спирали снизу, сверху и с боков. В каком бы положении ни оказалась «подземная ракета», гусеницы будут толкать ее в нужном направлении. Кроме того, гусеничные платформы позволяли субтеррине передвигаться в пустотах и нишах, где буру и носовому винту не за что зацепиться.
      Между гусеницами тянулись глубокие желобки. Скорее всего, они служили для отвода измельченной породы во время движения. Кроме того, их можно было использовать в качестве ступеней и выступов, чтобы лазить по этой огромной махине снаружи. Для лазания годились также и маленькие крылышки с острыми передними кромками. Видимо, основным их предназначением являлась стабилизация положения подземлодки, чтобы во время движения она не крутилась вокруг своей оси. Так, во всяком случае, решил Стас.
      В кормовой части располагался выдвижной широколопастный гребной винт, до поры до времени утопленный в защитный «стакан». Такой, наверное, используется для хода по воде. По задней кромке торчали подвижные, похожие на лапы гигантских насекомых стальные штанги на шарнирах-сочленениях. Видимо, они толкают подземный снаряд-ракету вперед по прорытому ходу. Или при необходимости тянут его назад.
      На сером корпусе, ближе к корме, красовалась надпись «БК-7». Как раз под буквой «Б» Киря возился с люком, подогнанным настолько плотно, что, пока овальная дверца не выдвинулась и не открылась, трудно было даже определить точку входа в удивительную машину.
      – Все внутрь! – последовало новое распоряжение Гришко. – Быстро!
      
* * *

      Темная металлическая кишка, в которой они оказались, была забита какими-то приборами, панелями, тянущимися вдоль стен грязными трубами и толстыми связками кабелей. Только посередине оставалось небольшое пространство для перемещения экипажа, разделенное переборками и овальными полудверьми-полулюками с двусторонними герметичными запорами, круглыми ручками и маленькими окошками.
      Люди в потрохах этого холодного безжизненного монстра казались такими же лишними, неуместными и ненужными, как огненные искры в чашке с водой. Или как лучезарная улыбочка на озабоченном лице Колдуна. Тем не менее, едва войдя внутрь, люди наполнили машину деловитой суетой.
      В темноте вспыхнули фонарики. Причем, не ясно было, то ли подчиненные Гришко вытащили их из карманов, то ли взяли уже где-то здесь, в субтеррине.
      Полковник сыпал быстрыми короткими приказами:
      – Задраить… проверить… запустить… отсек управления… боевой отсек… реактор… система… связь… ходовая… навигация… бур…
      Стас улавливал лишь отдельные слова, а понимал в происходящем еще меньше.
      Кто-то его толкнул, кто-то пихнул.
      С грохотом закрылся люк шлюзовой камеры, через которую все они попали в подземную лодку. По гулкому металлическому полу загремели быстрые шаги. Залязгали двери внутренних перегородок.
      А еще некоторое время спустя мертвая машина пробудилась и ожила. Пол под ногами завибрировал, загорелись – и довольно ярко – лампочки под потолком. Что-то где-то заурчало, зарокотало.
      Каждый «ашник», судя по всему, знал свое место. Все хорошо представляли, что нужно делать или как не мешать тем, кто что-то делает. Все, кроме Стаса.
      К счастью, Колдун взял шефство над растерявшимся «гэшником». Протащив его по кишке-коридору через перегородочные двери, Илья втолкнул Стаса в какой-то тесный закуток.
      – Жилой отсек, – улыбаясь по своему обыкновению, пояснил Колдун. – Здесь отдыхают между вахтами.
      Стас осмотрелся. Вообще-то «жилой» – это слишком громко сказано. Нет, он не был избалован, но даже после подземной «аидовской» жизни в весьма стесненных условиях тут ему казалось ну очень некомфортно.
      Пара узких коек одна над другой и такой же узкий проход – вот, собственно, и все «жилье». И кстати… Если это место предназначено для отдыха между вахтами, то какими изматывающими тогда должны быть вахты?
      – Ничего, привыкнешь, – пообещал Илья, многозначительно хмыкнув.
      Что ж, по крайней мере, здесь им никто не мешал, и они ни у кого не путались под ногами. Это сейчас главное.
      – Располагайся, – посоветовал Колдун все с той же дурацкой ухмылкой. – Чувствуй себя как дома. Теперь твой дом здесь, Станислав.
      Стас вздохнул. Не самая приятная новость, вообще-то. Но остаться снаружи и быть сожранным камнегрызами было бы хуже.
      Под потолком захрипел упрятанный где-то за трубами и кабелями динамик.
      – Внутренняя связь работает. – Стас едва узнал искаженный голос Веры.
      И сразу же…
      – Додик, что с реактором?! – спросил в динамике голос Гришко.
      – Запуск, – ответил атомщик. Вообще-то нельзя было сказать, чтобы его дребезжащий голос излучал оптимизм. – Первая стадия. Пока без осложнений.
      Стас поежился. Это Додиково «пока» ему не понравилось сразу. Какое-то не очень внушающее доверие словечко.
      – Михеич, проверка общей системы! – снова Гришко.
      – Проверка идет, – прогундосил Михеич. – Система пашет. Вроде как.
      «Вроде как» вообще-то тоже ненамного лучше, чем «пока без осложнений». Но Гришко сейчас к словам не цеплялся.
      – Киря, боевой отсек? – полковник продолжал опрос.
      – К бою готов, – бодро отрапортовал начохр. – Пулеметная турель выдвинута. Прицелы открыты.
      – Без команды не стрелять.
      – Есть.
      Хрипловатая внутренняя связь становилась все более внятной: видимо, Вера что-то настраивала по ходу дела.
      – Доложить о готовности к старту, – потребовал Гришко.
      – Готовность реактора сорок восемь процентов, – после секундной заминки отозвался Додик. И добавил: – Рано еще.
      – Расчетное время полной готовности?
      На этот раз Гришко ответа от Додика не услышал.
      – Камнегрызы! – снова вклинился в переговоры басок Кири. – Камнегрызы в ангаре!
      «Уже! – ужаснулся Стас. – Так быстро?»
      
* * *

      – М-мать! – Гришко выругался. Полковник не сдерживал чувств. Он все-таки недооценил тварей. Экипаж не успевал подготовить подземлодку к старту. Гришко захотелось с досады садануть кулаком по пульту.
      – Прошу разрешения открыть огонь, – судя по голосу Кири, начохр нервничал.
      – Нельзя! – процедил Гришко в микрофон внутренней связи. – Мы соберем стрельбой всех тварей!
      – Мы их уже собираем! – флегматично заметил Михеич. – Машина работает.
      Машина действительно работала. Вибрация усиливалась, приглушенное бухтение двигательной установки разносилось по субтеррине. Но это здесь, внутри, оно приглушенное. А снаружи все гораздо громче. А с учетом эха – еще громче. Потому и лезут камнегрызы сюда, как шальные.
      – Выдвигаю перископную мачту. – Гришко решил лично оценить обстановку.
      На субтеррине имелись две телескопические выдвижные мачты: внешней связи и перископная. Первая сейчас была не нужна, а вот вторая…
      Пальцы полковника пробежались по пульту управления. На экране перед командирским креслом появилось изображение.
      Мачту с мини-буром, цифровыми камерами, приборами ночного видения, тепловизорами, дальномерами и оптико-волоконным кабелем полковник поднял совсем чуть-чуть. Пока субтеррина находится на перископной глубине, это приспособление могло легко пробуриться сквозь плотный грунт и показать четкую картинку с поверхности в любое время суток и при любом освещении. Но сейчас ничего бурить не нужно. Сейчас нужна только картинка.
      Картинка снаружи ужасала: проклятые мутанты уже растекались по ангару и сыпались с потолка прямо на титановый корпус.
      – М-мать! – повторил Гришко, запоздало осознав свою ошибку. Одна из камер зафиксировала камнегрыза, набросившегося на выдвижную мачту. Видимо, чуткую тварь привлекло жужжание перископа. На какой-то миг весь экран заполнила зубастая пасть.
      Полковник попытался втянуть перископ обратно. Поздно!
      Изображение исчезло со всех камер сразу. Скорее всего, тварь попросту перекусила мачту. Скверно! Еще до старта они остались без перископа.
      Теперь происходящее снаружи можно было видеть только через оптику боевого отсека. И Киря, конечно, видел.
      – Прошу разрешения… – начохр нервничал все сильнее.
      – Разрешаю! – выплюнул Гришко. – Огонь!
      Ничего другого уже не остается.
      В звук работающего двигателя вплелся новый шум: пулеметная стрельба. Киря лупил из двух спаренных стволов. «Тум-тум-тум-тум-тум-тум!» – звук очередей звучал глухо и отдаленно. Как ненастоящий,
      как из другого мира. Но, видимо, даже скорострельные пулеметы субтеррины не могли остановить всех камнегрызов.
      – Их слишком много! – уже не докладывал – орал по внутренней связи Киря, не переставая стрелять.
      
* * *

      – Сейчас облепят, как живность муранчинную королеву, – послышался отстраненный голос Колдуна.
      Стас взглянул на него с удивлением и страхом. О чем это он?
      Колдун улыбался, прикрыв глаза. Он смотрел сейчас словно бы не вокруг, а внутрь себя. И, возможно, даже что-то видел там, внутри. Стасу вспомнились рассуждения Ильи о природе Двойников и безумная теория о том, будто он, Илья, сам является чьим-то Двойником. А вдруг правда? Вдруг Колдун видит сейчас то, что когда-то видел его гипотетический Двойник?
      – Реактор?! – рявкнул из динамика Гришко.
      – Шестьдесят два процента готовности, – дребезжащим сухим голосом отозвался Додик.
      – Старт!
      – Не готов! – в голосе Додика слышались напряжение и тревога.
      – Старт!
      – Реактор еще не готов!
      – Камнегрызы готовы, мать твою!
      – Сейчас стартовать слишком опасно! Шестьдесят пять… шесть… семь процентов. Нужно подождать!
      – Плевать! Старт!
      – У нас титановая обшивка! – взмолился Додик.
      – У них крепкие зубы! – Гришко был непреклонен. – А нам зарываться под землю. Если твари повредят корпус – всем хана.
      «Да уж, зубки, которые прогрызают бронедвери, это не шутки» – подумал Стас.
      – Быстрее! – заорал Киря. – Они уже!
      Действительно «уже». Снаружи доносился знакомый – «з-з-з-зь!» сверлящий звук, от которого волосы становились дыбом. В отличие от приглушенного эха пулеметной стрельбы, эти звуки слышались отчетливо, ясно и близко. Очень близко.
      – Реактор нестабилен! – верещал атомщик. – Возможен перегрев…
      – Додик, ныряем сейчас же, или я вышвыриваю тебя на хрен! – пообещал Гришко.
      – Это реактор последней модели, – быстро говорил Додик. «Тянет время», – понял Стас. – Его даже толком не успели испытать. Я не могу ничего гарантировать.
      – Старт! – полковник стоял на своем.
      – После расконсервации реактор не работал на полную мощность, и если…
      – Старт, я сказал!
      – Реактор не выдержит!
      «З-з-з-зь!» – зубы камнегрызов по титановой обшивке. «Тум-тум-тум-тум!» – гул пулемета. Звуковое сопровождение было эффектным и впечатляющим. Не оставляющим времени ни для размышлений, ни для долгих споров.
      – Ста-а-арт! – яростно заорал полковник. Таким приказам не противятся. Такие приказы пострашнее и «тум-тум-тум-тум!» и «з-з-з-зь!».
      – Есть старт, – упавшим голосом отозвался Додик. – Готовность реактора семьдесят один процент. Стабилизация ниже половинной нормы.
      Из динамиков снова послышались короткие отрывистые команды Гришко:
      – Михеич, бур!
      К несмолкающей пулеметной стрельбе и урчанию двигателей присоединился еще один звук. Тонкий, звонкий.
      – Шнек!
      И – глухой, тяжелый, монотонный.
      – Шасси!
      Толчок. Качнувшийся пол.
      – Гусеничный ход!
      Тряска. Похоже, машина тронулась с места.
      – Домкратные упоры!
      Что-то лязгнуло за кормой.
      – Киря, прекращай стрельбу! Убрать турель! Заслонки на амбразуры и оптику!
      Пулеметные очереди стихли.
      Еще один толчок. Видимо, буровой нос машины уткнулся в стену ангара.
      – Убрать шасси!
      Машину тряхнуло еще раз.
      «Бурим! – понял Стас. – Стартанули! Нырнули…»
      
* * *

      – Есть старт! Входим в породу! – сообщил Гришко по внутренней связи. – Ак-к-куратненько…
      – Реакция вышла из-под контроля, – безрадостно дополнил Додик. – Красная зона! Перегрев реактора близок к критическому.
      – Так остуди его! – раздраженно посоветовал Гришко.
      – Я пытаюсь, – уныло сообщил Додик.
      Секундная пауза.
      – Критический перегрев! – Додик все же сорвался на крик. – Сейчас рванет! Сейчас!
      Стас услышал нотки паники. Значит, правда рванет.
      Сейчас…
      – Переизбыток мощности! – будто сквозь вату донесся до него голос Додика. Атомщик был уже не на грани даже – за гранью истерики. – Неконтролируемая реакция! Выплеск! Энергетический пик!
      – Сбрось излишки! – вырвался из динамиков хриплый рык Гришко.
      – Куда?!
      – На хрен! На бур, на шнек, на движки, на кормовые лапы! Куда угодно! Михеич, снимай все ограничители!
      – Вашу ж мать! – выругался компьютерщик. – Снято!
      – Не поможет! – простонал Додик. – Слишком много энергии. Нас разнесет на куски!
      – Сбрасывай! Нас разнесет, если будешь жевать сопли!
      – Даю обратный отчет! – обреченно объявил Додик. – Пять, четыре…
      – Всем держаться крепче, – вставил Гришко. – Сильно тряхнет.
      «Рванет», – мысленно поправил Стас. Он протянул руку к торчавшей из стены скобе-поручню. Не случайно они, наверное, здесь. Ладони вспотели. Металл под кожей был мокрым и скользким. У Стаса возникли сомнения: сможет ли он удержаться за скобу, когда тряхнет… Рванет…
      И есть ли вообще смысл держаться?
      Рядом, вцепившись в поручень, стоял Илья. Колдун снова улыбается, а в глазках – пусто. Идиот! Как он вообще может улыбаться сейчас?
      – Три…
      Пауза. Долгая. Или просто кажущаяся таковой.
      Внутренняя связь стихла. Если бы не слабое потрескивание динамиков, Стас решил бы, что Вера ее отключила. Но связь не отключали. Экипаж просто не пользовался ею. Люди слушали дыхание друг друга и отчет Додика. Только теперь, когда опасность быть съеденными заживо камнегрызами отступила на второй план, пришло осознание того, на какой тонкой грани они все балансируют.
      Люди молчали и ждали. Даже Гришко молчал и ждал. Целую вечность все они уже молчат и ждут.
      Перегретый атомный реактор – это не шутки.
      Субтеррина бурила породу. В подземном «Аиде» хозяйничали камнегрызы, а в подземлодке ждали взрыва.
      Ждали, ждали…
      Да сколько же можно?
      – Два…
      Стас прикрыл глаза. Вернее, они зажмурились сами собой, словно не желая видеть последнюю вспышку. Как будто сомкнутые веки помогут, защитят, спасут… Как будто сквозь них не будет видно.
      Вот и конец. Все быстро и просто. Странно, но страха не было. Было удивление и несогласие с тем, что было, вернее, что будет. Сейчас, прямо сейчас.
      Как все будет? Вернее, как все есть? Стас представил это «все» очень живо, в подробностях. Перед внутренним взором, под закрытыми веками пронеслась картина того, что случится… неизбежно должно случиться через какие-то доли секунды.
      – Один! – закончил, наконец, свой отсчет Додик.
      Собственно и не картина даже: яркий короткий импульс белого света, резанувший через закрытые глаза по мозгу. Звука даже не слышно. Не будет слышно. И тело не успеет ощутить испепеляющий жар. Оно просто будет испепелено раньше, чем нервные окончания воспримут боль. Так все будет. Так уже есть?
      Стас не понял, что же произошло. То ли лодка получила резкое ускорение, утратив при этом стабильность и закрутившись, как пуля в полете, то ли раскололась на куски. То ли и то, и другое сразу.
      Приступ случился внезапно. Как тогда, перед бронедверью сектора «А». Как всегда не вовремя.
      Вместо яркого света в мозг выплеснулась темнота и ничто.
      Сознание ускользнуло.
      И пальцы не смогли удержаться за скользкий поручень. Стаса бросило на железо. Что-то сзади больно ударило в голову. Но он этого уже не видел, не слышал, не чувствовал и не знал…
      
* * *

      – Дальний-Север! Дальний-Север! Прием!
      Старая рация всхрипывала, как смертельно раненный человек с простреленным горлом. Сигнал едва пробивался сквозь шумы и помехи вымершего эфира.
      – Дальний-Север! Вызывает метробаза! Стас, отзовись!
      Стас выпал из тяжелого полусна, еще плохо соображая, где он и что с ним происходит. Где-то под землей, похоже. И…
      Ощущение, что он здесь не один, было очень сильным. Чувство тревоги и чужого присутствия пронизывало, как жесткие гамма-лучи незащищенную плоть.
      Первая реакция – обычная сталкерская: Стас машинально схватился за оружие. После затянувшейся дремы и внезапного пробуждения только добрый старый АК в руках способен вселить хотя бы слабое подобие уверенности и спокойствия.
      – Стас! Дальний! – все хрипела и надрывалась рация.
      Наверное, это из-за нее ему почудилось, что здесь есть кто-то еще.
      Прежде чем ответить, Стас все же пошарил стволом по сторонам. Из-за противогазных стекол (он, оказывается, вырубился прямо в резине) виделся только полумрак подвала, который Стас выбрал на ночь в качестве временного убежища. Из узкого пролома наверху – единственный вход и выход, кстати, который всегда должен быть под присмотром, – падал рассеянный лунный свет.
      Вокруг – никого. Все-таки показалось. Наверное, сон, сморивший его после долгого перехода, еще не выветрился окончательно. Наверное, какие-то невнятные смутные образы застряли где-то под противогазной резиной и никак не хотят улетучиваться.
      – Дальний-Север! Стас! Вызывает метробаза. – Рация продолжала шуметь. А ведь шум привлекает незваных гостей. Значит, это надо прекращать.
      – Дальний-Север на связи, – ответил Стас, машинально проверяя пистолет в потайном кармане разгрузки, надетой поверх «химзы». Пистолет был на месте. – Прием.
      – Стас, ты пропустил сеанс! В чем дело?
      – Проспал, – буркнул Стас.
      Это, конечно, его косяк. Но после всего, что случилось… В памяти всплывали сцены стычек с мутантами и гибель спутников. Товарищи умирали один за другим. Перед глазами стояли кровавые подробности. Стас поморщился. Лучше бы он не вспоминал об этом. Как хорошо было сразу после сна. Ничего ведь не помнил. Вообще! Как будто и не было ничего.
      – Проспал?! Какого хрена, Стас?
      – Такого! – огрызнулся Стас. – Кругалей от мутантов выписывал. А жопу прикрыть некому. И на стреме стоять тоже. Короче, вымотался и отключился. Я один остался, не забыли еще?
      Пауза. Наверное, забыли. Или забылись.
      – Ладно, Стас, где ты сейчас?
      – Где-то под Невьянском.
      – Результаты есть?
      – Нет.
      – Плохо…
      Ну, еще бы! Хорошего мало. Стас вздохнул:
      – Метробаза, выйду на связь в Тагиле. Если будет информация – объявлюсь раньше.
      – Что значит выйдешь на связь? Следующий сеанс по графику…
      – Э-э, ты там не понял, да? К черту график! Я сказал, что выйду на связь сам.
      – Дальний-Север! Что ты себе позволяешь?!
      – Слушай, дитё подземелья, мать твою! – Стас потерял терпение. – Повторяю еще раз для тех, кто в грунте: я остался один! У меня нет возможности трепаться с вами и зыркать по сторонам. Я вообще-то тут ныкаюсь, как крыса в забое, а рация, знаешь ли, демаскирует. Если хотите, чтобы я продержался еще немного, и если хотите получать информацию – просто будьте на связи. Я вызову сам.
      – Когда?
      – Когда мне будет удобно и когда будет безопасно. Всё, отбой!
      Он отключил рацию. Огляделся еще раз. Снова давило ощущение чужого присутствия. Но ведь никого, кроме него, в этом подвале нет. «Нервы», – подумал Стас. Сталкерская работа вообще вредна для нервов. А уж последние дни…
      Снова из небытия выплывали воспоминания.
      Стас был сталкером дальней разведки с Уралмаша. На него и только на него могла сейчас рассчитывать северная ветка Екатеринбургского метро, регулярно выходившая на связь под позывным «Метробаза».
      

      Уралмашевцев давно и упорно теснили чудовища Царя Грез. Сведения о том, что происходит в других частях города, были обрывочными и тревожными. Упорно расползались слухи о каких-то захватчиках, хозяйничающих на юге. Вроде бы, отряды и автоколонны чужаков видели даже на гиблом востоке, где практически не было жизни. Причем, чужаки предпочитали сразу стрелять на поражение, а не вступать в переговоры.
      

      Жить в метро да и вообще в городе становилось невыносимо, а будущее рисовалось в мрачных тонах. В конце концов, руководство уралмашевской ветки приняло решение втайне готовить эвакуацию. Намечался массовый исход из Ебурга, о котором рядовые метрожители, впрочем, пока не догадывались.
      Но чтобы покинуть город, нужно знать, куда идти. В обстановке строгой секретности были снаряжены и отправлены за пределы Екатеринбурга три группы дальней разведки. Два сильных и хорошо вооруженных отряда «Дальний-Запад» и «Дальний-Юг» выдвинулись в сторону Перми и Челябинска. Еще одна группа поменьше – «Дальний-Север» – отправилась к Нижнему Тагилу.
      

      Южная экспедиция, огибавшая с востока непроходимый Пояс Щорса, сгинула где-то в районе Центрального парка культуры и отдыха.
      

      А на полпути в Первоуральск загнулся самый многочисленный западный отряд, на который возлагались особые надежды.
      Что с ними случилось, как случилось – этого никто не знал, но все догадывались. Город и окрестности кишат мутантами, и далеко не всегда огневая мощь сталкерского оружия гарантирует успех миссии.
      Дольше всех продержался «Дальний-Север». Но и этой группе не повезло. После нескольких стычек с тварями, о существовании которых в Ебурге даже не подозревали, в живых остался только Стас. Теперь на позывной «Дальний-Север» мог откликаться лишь он один. Впрочем, теперь и он откликаться не будет. Теперь он будет выходить на связь сам, по своему усмотрению.
      Усмотрению. Смотрению…
      Да что же это за наваждение-то, в самом деле?! Почему он все еще чувствует на себе чужой пристальный взгляд? Почему ЭТО никак не проходит? Почему рядом никого, а ему кажется, будто смотрят? И откуда смотрят-то?
      Стас снова завертел по сторонам резиновой мордой противогаза и автоматным стволом.
      Тут пусто, там – тоже, и в том углу, и в этом…
      Глупо так беспокоиться без видимой причины. Да, наверное, глупо. Но сталкерское чутье и интуиция уже неоднократно спасали Стасу жизнь там, где разум твердил: «Глупо, неразумно, не может быть, не бери в голову, не волнуйся».
      Он волновался все сильнее. Рация отключена. На нее уже ничего не свалишь. Нет, не в рации дело. Кто-то здесь есть! Точно есть! Кто-то за ним наблюдает.
      Опасности как таковой Стас не чувствовал. Но все-таки он что-то чувствовал. Или кого-то. Где?
      Может, там? Или там? Или под той стеной? Или…
      Стас поднял резиновое лицо противогаза с глазами-окулярами вверх.
      Увидел!
      В какое-то мгновение ему показалось, что он видит. Во тьме, на едва различимой грязной и потрескавшейся плите перекрытия он зацепил взглядом…
      Еще одно лицо! Человеческое. Бледное. Не закрытое противогазом. Нависшее сверху, прямо из шершавого бетона, смешанного с мраком.
      От накатившего ужаса пересохло в горле и свело скулы.
      Стас вскинул автомат, направив ствол на черно-серые пятна ночных чернил и серой бетонной пыли, в которых ему чудились, виделись… в которых так неожиданно и четко проступили очертания лица.
      Однако на спусковой крючок Стас не нажал. Удержался.
      Потому что понял: на него смотрит ЕГО лицо! Он сам смотрит!
      Бетон и тьма, словно зеркало, отражали его, Стаса, физиономию. Только без противогаза.
      Из бетонной плиты и скопившейся под ней темноты Стаса рассматривал Стас. В глазах наверху не было враждебности. Было удивление, нет – высшая степень изумления. А еще испуг. И непонимание.
      Как и в глазах Стаса внизу – того Стаса, что судорожно вцепился в автомат.
      Что это? ЧТО ЭТО?!
      Ментальное воздействие неведомого мутанта? Новая, никем еще не изученная и не описанная аномалия? Но с такими мутантами и с такими аномалиями сталкеры Екатеринбурга еще не сталкивались. Или уже сталкивались? Только рассказать об этом некому. Что, если «Дальний-Запад» и «Дальний-Юг» накрылись после встречи с таким вот феноменом?
      Лицо на плите поплыло, растворяясь во мраке и утопая в бетоне. Или не было вообще никакого лица? Или все-таки показалось? Или это – только нервы?
      Стас сморгнул.
      И все исчезло.
    

    

      

        Глава 5
        «Боевой крот»
      

      Шлеп. Вспышка. Боль.
      Шлеп. Вспышка. Боль.
      Шлеп…
      Стас открыл глаза.
      – А-а-а, очухался, Фрейда тебе в задницу! Ну, слава богу!
      Не без труда сфокусировав взгляд, Стас обнаружил над собой скалящуюся физиономию Ильи. Колдун, как всегда, улыбался не совсем здоровой улыбкой. Смотреть на эту идиотскую ухмылку не было никакого желания, Стас снова сомкнул веки.
      – Э-э-э! Не спать, Юнга тебе в печенку!
      Шлеп. Вспышка под закрытыми глазами. Боль в горящей щеке. А еще – тупая ноющая боль в затылке.
      Пришлось снова разлепить веки. Так и есть. Проклятый психолог приводил его в чувство самым простым и незамысловатым способом. Пощечинотерапия…
      Стас поморщился. Отбитая щека горела. Интересно, сколько психологических оплеух отвесил ему щедрый Колдун?
      Стас скосил глаза вправо-влево. Он лежал на полу тесного жилого отсека с двумя узкими койками. Пол, кстати, не вибрировал. Двигатели не работали. И вообще в субтеррине было подозрительно тихо. Похоже, подземная лодка не двигалась.
      Стас восстановил в памяти последние минуты перед отключкой. Пощупал затылок. Под пальцами – огромный шишак. А ведь все могло быть гораздо хуже. Могло быть, но не было.
      – Мы что, не взорвались? – хрипло спросил он.
      Язык едва ворочался во рту. Да уж, здорово досталось. Но ведь не взорвались же? Правда?
      – Не-а, – мотнул головой Илья. – Додик сбросил с реактора избыток мощности, и лодочка наша рванула, как в задницу ужаленная. Чуть не развалилась, но ничего, выдержала.
      – А реактор? – спросил Стас. – С ним что?
      – Ничего. Стабилизировался. Короче, жертв нет. Только ты вот башкой звезданулся, да Додик от шока отходит. По-моему, он сам не понял, что там у него в реакторе случилось. Ядерщик, блин, хренов, Фрейда ему в задницу!
      – А почему стоим? Застряли?
      Стас постарался не думать о том, на какой глубине это могло произойти.
      – Гришко приказал остановиться.
      – Но камнегрызы?
      – Они нас здесь уже не достанут. Надо проверить реактор, узлы, системы…
      «Все верно, – подумал Стас, – после того энергетического сброса, наверное, надо».
      – Мы на поверхности?
      – Нет.
      – Почему?
      – Думаешь, наверху безопаснее?
      «Это вряд ли», – вынужден был признать Стас.
      Илья ослабил галстук. Стас заметил, как над узлом бьется жилка. Все-таки Колдун тоже изрядно переволновался.
      – Чего смотришь? – Улыбающийся Илья перехватил его взгляд. – Хочешь еще о чем-то спросить?
      Да, Стас хотел. Но не сразу решился задать главный вопрос, который не давал ему покоя. А потому спросил о другом.
      – Зачем тебе это? – отвел он глаза.
      – Что «это»?
      – Ну, пиджачок, галстучек. Все давно перешли на камуфляж и «химзу», а ты…
      – Я психолог, Станислав, – и не понять, то ли гордится, то ли ерничает Колдун. – А психолог должен выглядеть безупречно. Иначе первым станет психом.
      Илья выдержал многозначительную паузу. Стас тоже промолчал. На его субъективный взгляд Колдун стал психом давным-давно. Причем, психом наипервейшим.
      – Приличная одежда – последний якорь цивилизации, удерживающий нас в определенных рамках.
      – Нас или тебя?
      – И меня. И через меня – всех, с кем я общаюсь. Как вести психотерапию в обносках? Как пудрить людям мозги?
      Стас пожал плечами. Он не знал, как. Но почему-то ему казалось, что в их ситуации такой нелепый, подчеркнуто цивильный вид мало отличается от совсем уж неприличного рванья. Это как две крайности, которые вызывают схожие чувства.
      – Скажи, Илья, а ты пудришь людям мозги или говоришь им правду?
      – Случается и так, и этак, – пожал плечами Колдун.
      Стас набрал побольше воздуха. Все-таки задать ТОТ вопрос придется.
      – А когда ты мне рассказывал о Двойниках – пудрил?
      – Нет. А что? – улыбка на лице Ильи вдруг стала какой-то… Серьезной, что ли.
      Стас поколебался еще секунду, потом все же решился заговорить о главном.
      – Кажется, я видел…
      – Что?
      – Себя. Своего Двойника. Когда был в отключке.
      – Когда был приступ? – и не разобрать, то ли удивился Колдун, то ли нет. Непонятная все-таки у него улыбка.
      – Да, когда был приступ. Я видел его, слышал, чувствовал, как тебя сейчас. И понимал. Лучше, чем тебя. Он сталкер. Из Ебурга.
      – Фрейда тебе… М-да…
      И опять ничего не понятно. Что значит недосказанная присказка про Фрейда, что значит это «м-да»?
      – Ты говорил, что Двойник появляется у человека на грани жизни и смерти.
      Колдун задумчиво поскреб подбородок.
      – А ведь мы прошли эту грань. Если бы взорвался реактор, то…
      Вздох. Пауза.
      – А ты вообще дважды без малого побывал в могиле. Ты в курсе, Стас, что башку себе чуть не проломил? Так что по поводу Двойника – может быть… очень даже может быть. Не удивлюсь, если он у тебя теперь действительно есть.
      – Почему именно у меня? Только потому, что я ударился головой?
      – Наверное, все-таки главная причина не в этом.
      – А в чем?
      – У тебя приступы. – Колдун сказал это так, будто ответ был очевиден.
      – Но раньше-то я ничего не видел. Только темнота. Как смерть.
      – Раньше твои приступы были пустые и мертвые. А сегодня ты чуть не умер сам.
      – И что?
      – Теперь они наполнились смыслом. Теперь у тебя есть Двойник.
      Стас задумался на секунду. Потом постарался заглянуть за непроницаемую улыбку Ильи:
      – Скажи, ты взял меня с собой в «А»-сектор из-за них? Из-за моих приступов?
      Постарался – и не смог.
      – Ну… – Колдун пожал плечами. – Они показались мне…
      – Интересными? Любопытными?
      – Полезными. Да, возможно, они принесут пользу. Не знаю, не уверен, но возможно.
      – Какую пользу?
      – Это мне неизвестно. Пока. Но, думаю, ты не случайно оказался возле двери «А»-сектора, когда напали камнегрызы. Ты должен был спастись, Стас. И это то, что решается за нас. Я всего лишь понял это и открыл тебе дверь. И Двойник у тебя появился не случайно. Двойники появляются не у всех. И появляются они не с пустыми руками.
      Стас вздохнул. Колдун как никто другой умел напустить тумана. Сказать многое и не сказать ничего. Вот еще и мистику какую-то приплел, проклятый псих… олог.
      
* * *

      – Ну что, терранавты, освоились? – в отсек заглянул Гришко. Глаза полковника горели. На раскрасневшемся лбу выступила испарина. Правый висок оцарапан. Ссадина свежая, кровоточит. Видать, Гришко тоже неслабо приложился головой, однако настроение у него было приподнятое.
      – Осваиваемся потихоньку, – на вопрос начальства ответил Илья.
      – А ты, приблудный? – испытующий взгляд полковника уперся в Стаса. – Как там тебя?
      Полковник даже имени его не помнил.
      – Стас, – напомнил Стас.
      – Очухался, Стас? Колдун сказал, ты чуть копыта не отбросил.
      – Ничего я не отбросил.
      – Ну-ну, – хмыкнул Гришко. – Очко не играет?
      – Нет, – коротко ответил Стас.
      – Ладно, предположим. Как вам агрегат, кстати? – непонятно к кому обратился Гришко, по-хозяйски похлопав по переборке.
      Агрегатом, судя по всему, полковник назвал подземлодку.
      – Моща, – отозвался Колдун. И, не убирая с лица улыбки, добавил: – Если бы я написал о такой машинке книгу, никто бы не поверил.
      – Не-а, не поверили бы, – хмыкнул Гришко – Закидали бы гнилыми помидорами.
      – Что такое помидор? – тихонько спросил Стас у Ильи. Слово, вроде, знакомое, но что оно обозначает, Стас никак не мог вспомнить. «Закидали бы помидорами»… Гранаты, что ли? Но почему тогда гнилые?
      Гришко услышал его шепот и сам снизошел до объяснений:
      – Овощ это такой, Стас. Или, строго говоря, ягода.
      Овощ-ягода? Странная мутация. Стас растерянно захлопал глазами, пытаясь представить диковинку. По-ми-дор.
      – У вас в «Г»-секторе такое не растет: помидору нужно солнышко, – добавил Гришко и повернулся к Илье, продолжая тему: – Точно закидали бы, Колдун. Считай, тебе повезло, что ты не пишешь о субтеррине, а катаешься в ней. А уж как тебе повезло, – взгляд полковника вновь уперся в Стаса.
      Стас подумал, что сомнительное вообще-то это везение. Он бы предпочел писать книгу о субтеррине. И плевать, что не верят! И хрен с ними, с этими помидорами, которые овощи-ягоды! А на подземлодке пусть бы путешествовали другие, если им охота. Стас бы место уступил.
      – Подземная лодка – это вам не хухры-мухры, – продолжал Гришко. – Жаль, потеряли перископную мачту при старте, – полковник нахмурил лоб. – Но ничего, это не критично. Нам под землей перископ не особенно-то и нужен. Зато все остальное на месте… – Гришко нежно, почти как женщину, погладил металлическую переборку отсека. – Сверхпрочный титановый корпус. Ядерный реактор. Силовая установка – зверь! Система скоростного кавитационного бурения. Турбоохлаждение. Террасонар. Гироскопическая навигация. Выдвижная пулеметная спарка. Две подземные торпеды. Аппаратура для регенерации, очистки и закачки воздуха. Запас топлива, буровой смеси, боеприпасов, воды и пищи. Субтеррина, кстати, может двигаться не только по земле и под землей. По воде и под водой тоже…
      – Фантастика! – пробормотал Стас.
      Гришко чему-то усмехнулся:
      – Угу, ее еще Жюль Верн нафантазировал. И после были фантазеры…
      – Жюль кто? – наморщил лоб Стас.
      – А-а-а, дремучее поколение! – отмахнулся полковник – Неважно. Ты таких книжек все равно не читал. Да и не о том речь. Главное, что фантастика эта давно воплощена в реальность.
      Лихорадочный блеск в глазах Гришко сделался еще заметнее. И вообще такая разговорчивость для полковника была нехарактерна. Что это, интересно? Результат стресса после того, как они всей командой чуть не поджарились на перегревшемся реакторе? Или тут другое? Так обычно ведут себя люди, реализовавшие свою давнюю мечту. Может, Гришко всю свою «аидовскую» жизнь мечтал вырваться из осточертевших бункеров и «поплавать» на подземлодке? И вот, наконец, сбылось…
      – Субтеррины проектировали еще в прошлом веке, – рассказывал полковник. – И не только проектировали. Были созданы экспериментальные модели. Первую подземлодку построили в тридцатые.
      «В тридцатые»? Речь явно шла не о текущих тридцатых. Выходит, сто лет назад? Фига ж себе! Стас тихонько присвистнул.
      – И построили ее, кстати, у нас, в России. В Союзе, вернее. В СССР. Тогда в Союзе и не такое могли!
      В глазах Гришко появилось непонятное Стасу ностальгическое выражение. Самому-то Стасу было побоку что СССР, что Россия. Он ни того, ни другого не видел и знал только понаслышке, не очень понимая разницу. А полковник видел. И знал. И мог сравнивать одно с другим.
      Гришко улыбнулся каким-то своим мыслям:
      – Знаешь, как разрабатывали первый подземоход?
      – Не-а, – мотнул головой Стас. Откуда ему было знать?
      – Конструкторы проследили за одной зверюшкой и сварганили машину, которая передвигалась под землей так же, как она.
      Зверюшка? Под землей? Стас задумался.
      – Камнегрыз?
      Полковник покачал головой:
      – Тогда камнегрызов не было. За кротом наблюдали. Посадили в ящик, просветили рентгеном, изучили биомеханику движения: ну, как крот норы роет, как лапами и башкой орудует, куда землю девает. Ясно?
      Стас пожал плечами. Ясно, что ж тут не ясного-то. Вот только о кротах он тоже имел весьма смутное представление. Когда в окрестностях «Аида» завелись камнегрызы, вся прочая земляная живность исчезла.
      – Самую первую подземлодку испытали здесь, на Урале. Не очень удачно, правда. – Гришко вздохнул, словно эта неудача была его личным провалом. Затем продолжил: – Над субтерриной работали и в Германии. Был у немцев такой проект: «Морской лев». Фрицам нужна была машина, способная двигаться и под землей, и под водой, чтобы незаметно переплыть Ла-Манш и проникнуть на территорию Британии.
      Полковник говорил интересно, но непонятно: «Германия», «Ла-Манш», «Британия», «фрицы» какие-то… Это все-таки не те слова, которые употребляются в повседневной «аидовской» жизни. Поэтому сейчас они звучали для Стаса чуждо и странно.
      А Гришко не думал умолкать. Видно было, что немногословный обычно полковник оседлал любимого конька и слезать с него не собирается. Стас слушал, открыв рот. Илья тоже слушал. Молча. Улыбался, кивал и слушал.
      – Другой немецкий проект, «Змей Мидгарда», – это вообще бомба! – в словах полковника послышалось восхищение. – Настоящий монстр! «Змей» тоже задумывался как подземно-подводный транспорт. Состоял из нескольких съемных секций. Точно как змея или червяк.
      «Или камнегрыз», – подумал про себя Стас.
      – Вооружение: мины, пулеметы, боевые и разведывательные торпеды, снаряды для разрушения прочных пород, спасательная капсула-«шлюп»… Правда, насколько мне известно, эта змеюка так никуда и не выползла. Зато… – полковник выдержал многозначительную паузу, – зато наш «Боевой крот» успел нарыть нор.
      – Боевой крот? – Стас вспомнил надпись на корпусе субтеррины – «БК-7»?
      Вот что она обозначала! Механический крот-переросток. Крот-мутант. Крот-махина. Боевой крот…
      – «БК-7» – это уже усовершенствованная, седьмая версия, – сказал Гришко. – Счастливое число, кстати.
      Наверное… Стас не придавал значения таким вещам.
      – В шестидесятые по распоряжению Хрущева на Украине построили секретный завод…
      Хрущев? Украина? Стасу это мало о чем говорило.
      – Подземная лодка в степях Украины… – улыбающийся Илья вставил короткую реплику.
      Гришко тоже чему-то улыбнулся, кивнул:
      – Собирались выпускать атомные субтеррины.
      – Атомные? – Стас поежился. Слово «атом» вообще-то вызывало у него негативные эмоции. Ну, как правило.
      – Работающие на ядерном реакторе, – пояснил полковник.
      Что ж, это как раз и было исключением из правил. «Аидовские» бункеры тоже снабжал энергией атомный реактор.
      – Для советских субтеррин ставились тактические боевые задачи по уничтожению вражеских подземных бункеров, коммуникаций и ракетных шахт. – Гришко не умолкал. – Еще предполагалось, что наши подводные лодки могут доставить «кротов» к берегам Калифорнии, чтобы субтеррины смогли заложить ядерные заряды на территории потенциального противника.
      Слово «Калифорния» Стас вообще слышал в первый раз. Как будто из чужого языка словечко. Иногда ему казалось, что люди, жившие до Последней Войны, и родившиеся после нее – это люди с разных планет. Из разных миров. Собственно, так ведь оно и было: миры тех и других были слишком непохожи друг на друга.
      – Был выпущен опытный экземпляр «БК», – продолжал Гришко. – Испытания проводились на Дону и в Подмосковье.
      «Дон», «Подмосковье» – тоже не очень понятные, потому что совершенно ненужные для «аидовской» жизни слова.
      – Но и украинский завод, и оба полигона предназначались для отвода глаз и дезинформации вероятного противника, – продолжал Гришко. – Основное производство и главные испытания проводились у нас, на Урале. Тут и необходимые мощности есть, и грунты потверже.
      – А где именно на Урале? – рискнул спросить Стас. Ну, раз уж с ним ведут такие разговоры.
      – Я же сказал: у нас. «Аид» был частью проекта «Боевой крот».
      Вот когда все открывается! У Стаса отвисла челюсть.
      – На этот раз испытания оказались успешнее, чем ожидалось, – как ни в чем не бывало, рассказывал Гришко. Определенно, полковнику нравились свободные уши и изумление в глазах Стаса. Тема разговора ему нравилась тоже. – «Крот» прошел твердые горные породы быстрее, чем пешеход идет по асфальту. Бункер условного противника был уничтожен. Результат оказался настолько впечатляющим, что командование решило еще сильнее засекретить проект самым верным способом: объявив о его провале. При повторных испытаниях сымитировали аварию, во время которой субтеррина якобы погибла вместе с экипажем и десантом. Программу свернули. Опять-таки – якобы. Украинский завод закрыли. На самом деле проект «Боевой крот» развивался. Подземлодки совершенствовались и испытывались снова и снова. Иногда даже вызывали сейсмическую активность, которая списывалась на естественные землетрясения. В конце концов, появился наш красавец «БК-7». – Полковник еще раз любовно погладил перегородку отсека. – Ладно, пойду посмотрю, как там Додик. Старый еврей никак не придет в себя. До сих пор не верит, что пронесло и реактор не рванул.
      Гришко вышел из отсека. Но, вспомнив о чем-то, заглянул снова:
      – Да, вот еще что. После проверки систем – общий сбор в отсеке управления. Объявлю по внутренней связи. Всем быть обязательно. Тебя это тоже касается, Стас. Раз уж ты попал в нашу команду счастливчиков.
      
* * *

      «Команда счастливчиков». «Команда счастливчиков». «Команда счастливчиков»… Слова эти не выходили из головы. Особенно тон, которым они были сказаны. Когда в коридоре стихли шаги полковника, Стас повернулся к Илье:
      – А ведь Гришко давно задумал бегство из «Аида», верно? – спросил он.
      Молчание. Холодная улыбка на лице Ильи. Внимательные глаза.
      – Это называется эвакуация, – наконец ответил Колдун.
      Ничего при этом не ответив.
      – Давно? – снова спросил Стас.
      – Да, – на этот раз Илья все же внес некоторую ясность. – «Боевого крота» готовили к подземному походу много лет.
      – Расскажешь?
      Колдун задумался на секунду. Потом пожал плечами. Наверное, решил, что можно. В самом деле: сейчас-то уже все равно.
      – По большому счету «БК-7» – это передвижной бункер со своим «офисом» и системой жизнеобеспечения. В нем можно зарыться под землю, чтобы потом начать жизнь заново.
      – В «Аиде»? – спросил Стас.
      Стоит ли возвращаться туда после атаки камнегрызов? Вообще-то у Стаса имелись на этот счет большие сомнения. Помнится, сектор «Д», подвергшийся нападению мутантов, обжить заново так и не удалось.
      Илья покачал головой:
      – Лучше основать новую колонию. Если экипаж состоит из специально отобранных людей, это реально.
      «Специально отобранных» – вот в чем фишка!
      И Гришко выбрал тех, кто достоин спасения?
      – Кто пригодится, если удастся спастись. Кто поможет выжить всей группе. Количество мест и запасов в «кроте» ограничено, поэтому – да, пришлось выбирать. Полковник собрал в своем «офисе» лучших и держал их при себе.
      «А что, – подумал Стас. – Наверное, это очень удобно, когда эвакуационная команда всегда под рукой».
      – Лучший и самый верный солдат «Аида» Киря, – начал перечислять Колдун, загибая пальцы. – Лучший сталкер-разведчик Лёня. Единственный, а потому – наш самый лучший атомщик Додик. То же самое можно сказать о Михеиче, который на «ты» с любой электроникой и техникой. Лучший акустик Катя. Лучший медик Таня. Лучший связист Вера…
      Ага, лучший связист, и к тому же женщина Гришко. Удачное такое совпаденьице.
      – А ты-то как затесался в эту отборную компанию?
      – Видимо, я тоже в чем-то лучший, – улыбка на лице Колдуна стала шире.
      «В чем, интересно?» – подумал Стас.
      – Наверное, полковник ценит меня за то, что я хорошо разбираюсь в людях, – ответил Илья на незаданный вопрос.
      Ну да, конечно. Психолог. Да еще и колдун.
      – Значит, Гришко со своим «офисом» давно собирался свалить… то есть эвакуироваться. Но когда? И куда?
      – Это ты спроси у него, если хочешь.
      Стас невесело усмехнулся. Вряд ли он когда-нибудь решится задавать Гришко подобные вопросы.
      – В любом случае камнегрызы не оставили нам выбора, – закончил Илья. – Поэтому будем считать, что нам просто повезло.
      Стас вздохнул. Повезло. Особенно ему. Повезло занять место погибшего Лёни на борту машины, где с местами вообще-то напряженка. Куда брали только лучших «аидовцев». И никак не из сектора «Г».
      – Чего вздыхаешь, Станислав? Ты, кажется, хотел попасть к «ашникам». Вот и попал.
      – Я попал, – согласился Стас с Колдуном.
      И шагнул к выходу.
      – Ты куда?
      – Прогуляюсь немного, – ответил Стас. – Хочу посмотреть, куда я попал.
      На самом деле ему просто хотелось побыть одному. Слишком многое надо было обдумать. И желательно – не при Колдуне, который видит людей насквозь.
      – А-а-а, ну давай-давай. – Илья не возражал. – Корма – туда, нос – туда. Отсек управления – в носовой части. Когда Гришко позовет – не заблудишься.
      
* * *

      Да, заблудиться в субтеррине было бы весьма затруднительно. От кормы до носа подземной лодки тянулся единственный коридор, разделенный перегородками с овальными герметическими дверьми-люками. Справа и слева, как почки на ветке, лепились небольшие технические закутки, но в целом коридорная кишка «Боевого крота» была унылой и однообразной: гулкое железо под ногами, а над головой и вдоль стен – трубы, провода, кабели, какие-то краны, вентили, циферблаты, выступы, ниши. И опять – трубы, провода, кабели…
      Одна дорога и только два направления: вперед и назад.
      В таких условиях побыть одному долго не удастся. Но по закону подлости одиночество Стаса «скрасило» появление Кири.
      Начохр с лязгом открыл как раз ту переборчатую дверь, к которой протянул руку Стас. Киря удивился: видимо, не ожидал его здесь увидеть. Но удивление в злых глазках было мимолетным. Доля секунды – и оно растворилось без следа. В глазах Кири осталась только злость.
      Стас отступил. Начохр перешагнул через порог перегородки. Захлопнул за собой дверь.
      Коридорный проход на «БК-7», конечно, тесноватый, но при желании два человека все же могут в нем разминуться.
      При желании…
      Литое плечо начальника «аидовской» охраны толкнуло неожиданно и сильно. Удар пришелся в грудь. Стаса отбросило к стене. Голова – и без того уже изрядно пострадавшая – больно ударилась о крепеж, удерживавший связку толстых – в руку Кири – кабелей.
      А руки у начохра – ого-го! Через грязный камуфляж отчетливо проступала рельефная мускулатура.
      Одна такая рука – р-раз! – обхватила кабели справа от Стаса, другая – хвать! – слева. Стас почувствовал себя зверем в клетке.
      – Как дела, Хвостопад? – презрительно-насмешливый голос. Нависшее сверху лицо с выпяченным квадратным подбородком, которым можно штамповать формы для кирпичей.
      Сейчас они были одни. Но не такого одиночества искал Стас.
      – Я спрашиваю, как ТВОИ дела на НАШЕЙ субтеррине, Хвостопад?
      Воздух, выбитый из легких плечом Кири, никак не желал входить туда снова. Стас глотал неподатливый воздух ртом и не мог ни отдышаться, ни ответить. По черепу растекались пульсирующие волны боли, и казалось, что многострадальный затылок раскалывается пополам.
      Но начохра это не особенно волновало.
      – Я к тебе обращаюсь!
      Руки Кири справа и слева держат, как прутья решетки. На губах – издевательская ухмылка.
      Не вырваться.
      А если и вырваться… Что дальше? Куцый отрезок тесного коридора между двух закрытых дверей. А в коридоре – только он, Стас, и этот вояка – ловкий, быстрый, сильный. А за дверьми – ограниченное пространство машины, зарывшейся глубоко в землю. И куда он денется с подземной лодки?
      – А, Хвостопад?
      Но все равно. Он не Хвостопад. У него есть имя.
      – Я не… – попытался выдавить Стас.
      Не дали.
      Пальцы Кири вцепились в ворот. Прижали к перегородке.
      – Ты Хвостопад! – зло прошипел ему в лицо начохр. Он больше не ухмылялся, не насмехался, не издевался. Глаза Кири налились кровью, изо рта брызгала слюна. – Хвостопад, понял?! Тебя сюда никто не звал. Ты приперся сам.
      Вообще-то это было не совсем так.
      – Отпусти! – потребовал Стас.
      Как будто его требование кто-то будет выполнять.
      – Есть люди полезные, а есть бесполезные, – продолжал Киря, не реагируя на его трепыхание. – Ты точно не из первых.
      – И не из вторых.
      – Брехня! Из них из самых! Мутант долбаный! Ублюдочный Хвостопад!
      – Я не хво… – Стас вцепился в руку Кири и попытался ее оттолкнуть. Дохлый номер! Все равно, что гнуть лом.
      Его встряхнули так, что затылок снова ударился о крепление кабелей. В голове заискрило. «Точно, будет еще одна шишка, – подумал Стас, когда снова обрел способность соображать. – Или открытая черепно-мозговая».
      А Киря все говорил. Что-то. О чем-то. Стас сконцентрировался на выпадающих изо рта начохра словах.
      – …а Лёня мужик был. Настоящий. Сталкер. Вот он полезен. Он и спину прикроет, и обстановку на поверхности разведает. А что умеешь ты, Хвостопад? Ничего! Ты здесь – балласт. Говно из сектора «Г». Ты занял чужое место. Только не удержишься на нем. Я лично постараюсь, чтобы ты вылетел отсюда поскорее. Все понял?
      Стасу вдруг стало обидно до слез. Обида и злость поглотили и растворили все – и страх, и осторожность, и элементарное чувство самосохранения.
      – Да пошел ты! – процедил Стас.
      За такие слова Киря мог бы и убить. Запросто. А и пофиг! Пусть убивает. Все лучше, чем дрожать и молчать. Быть балластом и хвостопадом Стасу не хотелось. Так пошел он, этот начохр…
      – Чё?! – Киря придвинулся ближе. Глаза прищурены, на скулах играют желваки. – Чё ты мяукнул? Да я ж тебя, сука…
      Лязгнула дверь.
      Стас не смог сдержать вздоха облегчения.
      Все, теперь они были не одни. А в присутствии свидетелей Киря вряд ли решится на что-то большее, чем угрозы.
      Начохр оглянулся на звук. Раздраженно фыркнул. Изобразил на губах кривую ухмылку.
      Стас, зажатый в стенную нишу между трубами и кабелями, не мог видеть, кто вошел в коридорный пролет. Но кто бы это ни был, возможно, сегодня он спас ему жизнь.
      – Ладно, Хвостопад, в другой раз договорим.
      Руки, удерживавшие Стаса в закутке, разжались. Киря отошел. Буркнул что-то кому-то. С кем-то разминулся, не дождавшись ответа. Хлопнул переборчатой дверью.
      «Надо держаться на людях», – подумал Стас. Пока это работает. Хотя, честно говоря, особого желания находиться в чьей-либо компании у него не было.
      Стас отлип от стены, в которую его впечатал Киря.
      И снова захотел влипнуть обратно.
      
* * *

      В коридоре стояла Катя. Маленькая, хрупкая. С большими глазищами – внимательными, осуждающими, неморгающими. Вроде и на него смотрит, а вроде бы – сквозь него. А взгляд такой… Будто она сожалеет, что своим появлением невольно помешала Кире.
      За спиной Кати – дверь-люк, за которой скрылся начохр.
      Скверно, до чего же скверно все вышло! Мало того, что она стала свидетелем его позора (тот факт, что Киря едва не придушил его, как крысенка, – разве не позор?), так еще и смотрит. Так смотрит…
      А ведь им теперь придется часто встречаться. Подземлодка тесная. Коридор – один. Не разойдешься, не спрячешься.
      Стас вздохнул. Может, лучше было бы остаться с Кирей, чем вот так, с Катериной?
      И все же он заставил себя сделать шаг ей навстречу. Один шаг. Больше не смог: взгляд Кати останавливал надежнее, чем очередь из АК в упор.
      Выдавить вымученную улыбку не получилось. Стас стоял и не знал, куда деть глаза и руки. Она просто стояла напротив. Просто смотрела. Холодно и безжалостно.
      Секунда неловкого молчания. Две. Три.
      О чем сейчас говорить? И надо ли вообще говорить о чем-то?
      – Катя… насчет Леонида… – запинаясь, начал Стас. – Мне жаль.
      – Мне тоже, – голос тусклый и жесткий одновременно.
      Она ответила на удивление спокойно, но при этом выплеснула такую волну неприязни, что у Стаса возникло желание выбраться из субтеррины и оказаться где-нибудь снаружи, в изрыхленной породе.
      Вот Киря бы обрадовался. Да и Катя, наверное.
      – Мне тоже очень жаль, – устало повторила она, не отводя глаз.
      – Если бы я мог… – Стас не закончил фразы, потому что не знал, как закончить. Что он мог бы? Что он сделал бы?
      – Если бы ты остался вместо Лёни там, в «Аиде», мне бы жалко не было, – зато Катя знала, что и как говорить. – Зря ты занял его место здесь. Оно не твое.
      Вот так. Все предельно четко и ясно. И ничего домысливать не нужно. Об этом же говорил и Киря. И хотя Катя не назвала его, Стаса, хвостопадом, смысл – тот же. Он здесь лишний, ненужный человек на чужом месте. На месте человека нелишнего и нужного. И этого ему не простят. Есть те, кто не простит. Катя – из их числа. Вот что самое ужасное.
      – Ты должен был заменить Лёню не здесь, а там, в «Аиде». Ты должен был сдохнуть, а не он!
      Глаза девушки повлажнели. Голос дрогнул.
      – Почему? – прохрипел Стас. – Почему сдохнуть должен был я?
      – Потому что он нужен здесь. Потому что он нужен мне. Он нужен всем нам. А кому здесь нужен ты? Какой от тебя прок?
      Стас не ответил, но Катя и не ждала ответа. Она прошла мимо, как призрак. Даже нет, не так: она прошла словно мимо призрака, которого не замечают. Это было еще обиднее.
      Стас снова шагнул в закуток, куда его недавно впихнул начохр. Прислонился лбом к крепежу, о который ему чуть не разбили череп. Хотелось спрятаться от всего и от всех. Металл холодил кожу, но не мог успокоить мысли.
      Интересно, кто-нибудь вообще хоть немного рад его появлению в команде? Да нет, конечно же никто. Опытный сталкер «Аида» из сектора «А» и рядовой «гэшник» – слишком неравноценный обмен получается.
      В лучшем случае к нему будут относиться снисходительно-нейтрально. В худшем – как Киря. Хотя нет, Киря – это еще не самый худший вариант. Самый худший – это все-таки то, как на него смотрит Катя. Вернее, как она на него не смотрит. Или как смотрит, будто не смотрит. Не видит будто.
      Даже расположение Ильи нельзя назвать дружеским. Психолог по прозвищу Колдун всего лишь наблюдает за любопытным экземпляром с уникальными характеристиками, попавшим в чужеродную среду. Приступы – вот в чем его, Стаса, уникальность, приступы и приглючившийся недавно Двойник.
      А если Колдуну наскучит за ним наблюдать? Если от уникальности не будет пользы?
      
* * *

      Медицинский отсек встретил Катю приглушенным светом, белыми пластиковыми панелями, ржавчиной, вылезшей из-за стыков по углам, смятой простыней на кушетке и рыжим ежиком Таниных волос.
      – Катя? – удивленно уставилась на нее медик. Верхняя пуговица на застиранном халате Тани была расстегнута. – Что-то случилось?
      Катя заставила себя отвести взгляд от смятой простыни. Ну да, начохр ведь шел по коридору отсюда. Судя по всему, парочка времени даром не теряла. Воспользовавшись остановкой субтеррины и отсутствием опасности, Киря и Таня устроили скоротечное, но бурное свидание. Отметили, так сказать, удачное бегство из «Аида». Что ж, они могли себе это позволить.
      – Нет, ничего не случилось, Тань, просто заглянула. Извини, если не вовремя.
      – Да нет, почему не вовремя? Заходи. Все нормально.
      «Это у вас с Кирей все нормально» – с обидой и раздражением подумала Катя.
      – Есть что-нибудь успокаивающее? – ляпнула Катя, чтобы хоть что-то сказать и опасаясь, что Таня прочтет по глазам все, что она думает.
      – Гришко запретил выдавать медикаменты без его ведома, – отвела глаза медик. – Связаться с ним?
      – Нет, не надо. – Катя покачала головой. Еще полковника вызывать не хватало! – Обойдусь.
      – Какая-то ты… совсем никакая, – вздохнула Таня. – Из-за Лёни, да? Ужасно все это. Я сочувствую… Правда… И все понимаю…
      «Да что ты понимаешь?! Что ты можешь понимать после того, как резвилась на медицинской кушетке со своим самцом?!» Катя постаралась взять себя в руки и не злиться. Танька-то ни в чем не виновата.
      – Но знаешь, что я тебе скажу, Кать…
      Она запнулась. По лицу медика было видно: Таня судорожно соображает, что вообще можно сказать в такой ситуации и какие слова будут уместны.
      – Не надо ничего говорить, – избавила ее от мук Катя.
      – Хорошо, не буду. – Таня охотно согласилась. – Но ты… – она смотрела в глаза. – Ты в порядке?
      «Нет, конечно!»
      – Я только что встретила «гэшника», – поморщилась Катя.
      – Урода этого? Хвостопада? – Таня всплеснула руками. – Как его… Стаса? Катюха, не бери в голову. Не думай даже о нем. Он Кире тоже не понравился. Киря его укатает и вышвырнет отсюда на раз-два. Да мы все его вышвырнем. Ему здесь не место.
      «Его, может, и вышвырнем, но кто вернет мне Лёню? – подумала Катя. – И кто меня вот так же… как тебя на кушетке?»
      Таня еще что-то говорила, размахивая руками и мотая рыжей головой. Катя не слушала. Они не были близкими подругами, но часто болтали ни о чем. Вот и сейчас Таня вела себя так, будто речь идет о чем-то неважном и несущественном. Она просто произносила какие-то слова, чтобы заполнить паузу. А Катя не понимала, зачем вообще сюда пришла. Просто для того, чтобы уйти от Стаса? Взгляд Кати нет-нет, да и соскальзывал на мятую простыню. Повезло Танюхе. А вот ей такое не светит…
      Наверное, Таня поймала ее взгляд, наверное, о чем-то догадалась. Оборвала фразу на полуслове. Быстро сдернула простыню с кушетки, посерьезнела, заглянула в лицо:
      – Кать, ты чего? Завидуешь, что ли?
      Если называть вещи своими именами, то да. Но называть их так не хотелось, во всяком случае вслух.
      – Катя?
      – Что? – сдерживаться становилось все труднее. На глаза наворачивались слезы. – Что ты хочешь от меня услышать, Тань? Что тебе сказать? Что у тебя есть то, чего нет у меня? Нет и не было никогда!
      Такого, как у вас с Кирей, – точно ведь не было. Такого бурного, страстного, что простыня – в кучу! А может, именно сейчас это особенно нужно. А может, сейчас это нужнее, чем когда-либо!
      – Катя… – Таня старалась смотреть на нее и не могла. Она знала. И про них с Лёней. И про нее без Лёни.
      – Тань, прости. Я пойду, ладно?
      Катя отвернулась.
      – Подожди! – голос Тани зазвенел то ли от обиды, то ли от гнева. – Думаешь, тебе одной плохо? Мне, может быть, тоже паршиво. Ты, может, даже не представляешь, как мне паршиво. Может, Киря меня утешить приходил.
      – Да-да-да, конечно, – кивала Катя, чуть не плача. Ее утешить было некому.
      – Экипажу субтеррины собраться в отсеке управления, – где-то на потолке прохрипел голосом Гришко динамик внутренней связи. – Повторяю: всему экипажу собраться в отсеке управления. Жду через десять минут.
    

    

      

        Глава 6
        На Москву?
      

      нятного Стасу предназначения и широкая панель с кнопками, лампочками, тумблерами, рычажками, дисплеями, динамиками и большим погасшим экраном. Перед панелью в кресле на вертящейся ножке и с расстегнутыми страховочными ремнями на широкой спинке сидел Гришко.
      Остальным пришлось стоять: больше присесть тут было не на что. Ну, если только на холодный металлический пол.
      «Ашники» молча ждали, переминаясь с ноги на ногу. Стас расположился подальше от Кири. Катя сама отошла от Стаса. Так что эти двое оказались рядом друг с другом. И еще, как выяснилось, «подальше» – это вовсе не значит «далеко». Наоборот: это ближе, чем хотелось бы. Стараясь удалиться от Кири и Кати, Стас очутился напротив них. Пришлось ловить на себе взгляды начохра и акустика и смотреть им в глаза.
      Киря пялился угрожающе, нагло, в упор и глумливо ухмылялся. У Стаса хватило силы выдержать его взгляд. Но вот взгляд Кати… Глаза сами уткнулись в нехитрый рельефный узор металлического пола.
      – Мы не на атомной субмарине, и кают-компании у нас нет… – начал собрание Гришко.
      – А можно было бы и спроектировать, – буркнул Михеич. Брюзгливый, тучный, старый, седой, в очках, он стоял справа от Стаса. – Конструкторы, мать их! Руки бы повырывал!
      – Это экспериментальная машина, – сухо сказал полковник. – К тому же изначально не предназначенная для длительных подземных операций.
      – Тут, блин, даже камбуза и столовки нормальной нет! – не унимался Михеич. – Бери паек и жри на рабочем месте. Все не как у людей!
      – Заткнись! – на этот раз одного слова полковника хватило, чтобы пресечь нежелательные разговорчики. – Кают-компании у нас нет, – повторил Гришко, – поэтому я собрал вас здесь. Сейчас я хочу не только слышать ваши голоса по внутренней связи, но и видеть ваши глаза.
      Стас уставился на Гришко. Пусть видит его глаза. Это даже хорошо, что появилась возможность смотреть на оратора, а не на Кирю с Катей.
      – Как реактор? – первый вопрос полковника был обращен к Додику.
      – Нормально, – прокряхтел атомщик. – Уже.
      В последнем уточняющем слове Стасу послышался скрытый упрек, который, впрочем, Гришко пропустил мимо ушей. Он лишь удовлетворенно кивнул.
      – Честно говоря, реактор должен был взорваться, но этого не произошло, – атомщик поднял брови, будто сожалея о неслучившемся взрыве, снял очки, почесал натертую дужкой переносицу. – Сам не знаю, почему. Должен был, а не рванул.
      – Хороший знак, – улыбнулся Колдун. Вернее, чуть расширил свою обычную улыбку. Илья стоял слева от Стаса. – Нам нужны такие знаки.
      Додик опасливо покосился на Колдуна. Снова повернулся к Гришко:
      – Зато теперь реактор работает, как часы.
      – А все остальное? – взгляд Гришко скользнул по присутствующим.
      – В норме, – буркнул Михеич. – В принципе, «Крота» можно запускать хоть сейчас.
      – Боевой отсек в порядке, – доложил Киря. – Торпеды тоже.
      – С внутренней связью проблем нет, – добавила Вера. – Внешнюю проверить не могу. («Ну, еще бы, – подумал Стас. – Под землей-то! Да и с кем им сейчас связываться по внешней-то?») Но явных поломок нет.
      – Акустика? – Гришко повернулся к Кате.
      – Бортовой террасонар работает со сбоями, – вздохнула девушка. – Аппаратура тонкая, ей сильно досталось.
      – Медицина?
      – Медотсек не пострадал, – бойко ответила Таня.
      – Ясно. Тогда начну с очевидного, – голос полковника звучал уверенно и властно – как всегда. – «Аида» больше нет. – Гришко умел говорить спокойно даже о самых страшных вещах. – И, думаю, всем понятно, что возвращаться нам некуда.
      Молчание. Всем было понятно, однако Гришко все-таки пояснил:
      – Камнегрызы попали в общую вентиляцию и уже оттуда расползлись по секторам. Значит, коммуникации разрушены, а вентиляционная система и фильтры – сплошное решето. После камнегрызов «Аид» непригоден для нормальной жизни.
      Снова молчание и тишина.
      – Предложения есть? – полковник обвел взглядом собравшихся. Стас был уверен, что в чужих предложениях Гришко не нуждался. Наверняка, ведь уже решил, как действовать дальше, но и не задать этот вопрос, полковник сейчас не мог. Они все – в одной подземной лодке.
      – Да че уж там! – снова подал голос Михеич. – Надо искать новое место.
      – Надо, – сразу согласился полковник. Стас понял: это было именно то, что Гришко ожидал услышать.
      – Вот только где? – почесал в затылке Додик.
      Снова заговорил полковник:
      – В Тагиле, в ближайших городах и населенных пунктах, нам ловить нечего. Там человеку не выжить. В Екатеринбурге, правда, люди еще есть, но лучше бы их и там не было.
      Стас насторожился. О том, что в Екатеринбурге еще живут люди, он не знал. Однако никого из «ашников» эта новость не удивила. Наверное, потому, что не была для них новостью.
      – Судя по радиоперехватам, за Ебург люди грызутся друг с другом похлеще мутантов, – продолжал Гришко. – По большому счету там идет война. Да и вообще в городе творится какая-то чертовщина. И влезать туда сейчас нам нет резона.
      – Дык, а кроме Ебурга поблизости и приткнуться-то негде, – озадаченно проговорил Михеич. Он вообще говорил больше других. Собственно, в основном беседу с полковником вел сейчас этот старик. Остальные предпочитали отмалчиваться и слушать.
      – А нам обязательно искать что-то поблизости? – улыбнулся Гришко.
      
* * *

      Вопрос полковника застал собрание врасплох. Люди зашевелились, зашушукались.
      Интересно, куда это намылился Гришко, если о «поблизости» речи не идет? Стас даже забыл на время о Кире и Кате, которые, впрочем, тоже сейчас удивленно пялились на полковника.
      Выдержав интригующую паузу, тот заговорил снова:
      – Мы неоднократно перехватывали радиосигналы из отдаленных регионов.
      – Из каких? – навострила ушки рыжеволосая медик Таня.
      – Вера, обрисуй ситуацию, – распорядился Гришко.
      Стоявшая у кресла полковника связистка выступила вперед. Машинально оправила одежду.
      «Волнуется», – понял Стас. В отличие от Гришко, Вере ораторствовать на публике приходилось нечасто.
      – Сигналов было много, – полился тихий приятный голос Веры. – Москва, Петербург, Ростов-на-Дону, Нижний Новгород, Казань, Балтийск, Новосибирск, Якутск…
      Стас слушал и обалдевал. Названия одних городов он знал, названия других слышал впервые. Но не это главное. Раньше он и подумать не мог, что кто-то еще уцелел в войне, перепахавшей всю планету. А почему, спрашивается, не мог подумать? Если выжили они в «Аиде», то и у других тоже были шансы на спасение. Пусть минимальные, пусть совсем-совсем мизерные, но ведь были же! Почему тогда он даже мысли не допускал о том, что выжил кто-то еще? И ведь не он один. Почему рядовые «аидовцы» привыкли мыслить только своими местечковыми категориями?
      Наверное, жизнь в тесных коридорах родного подземелья, откуда не высовываешь носа годами и десятилетиями, способствует узости мышления. Или дело в другом? Или размышлять о том, что творится за пределами «Аида», в сложившихся условиях просто не имело смысла? Зачем? Ведь действительно не нужно это. А что ненужное – то лишнее. Как он сам в команде «Боевого крота». Ненужное и лишнее обычно отсекается и забывается за ненадобностью.
      Проявлять интерес к далеким городам, районам и территориям было бы глупо по той простой причине, что добраться до них через зараженную, кишащую мутантами местность нереально. Такое путешествие не укладывалось в голове, а значит, не рассматривалось даже как теоретически возможное. Да, так все и было. Для простых «аидовцев». Но для Гришко, хранившего тайну «БК-7» и знавшего о возможностях подземлодки, ситуация виделась несколько иначе. «Крот» позволяет перемещаться не ПО, а ПОД зараженной поверхностью, и это в корне меняет дело. Поэтому полковник следил не только за движухой опасных соседей, но и заглядывал дальше. Гораздо дальше.
      Вера закончила перечислять российские города, но замолчала не сразу:
      – Также поступали сигналы из-за границы. Британия, Италия, Германия, Карибы, Америка. Там тоже много выживших. В городах, на островах, в глухих уголках, в метро крупных мегаполисов. Пару раз мы перехватывали сообщения с подводной лодки. Один раз – с нефтяной платформы…
      – Но это нас уже не интересует, – вновь взял слово Гришко. – Спасибо, Верочка.
      Вера отступила с видом прилежной ученицы, получившей похвалу учителя.
      – Слышь, и давно вы с Веркой в курсах? – встрял Михеич. На правах старого соратника он мог позволить себе обращаться к Гришко и на «ты» и на «слышь».
      – Достаточно давно, – ответил полковник.
      – Тогда почему мы не…
      – Потому что раньше не было необходимости ставить вас в известность. Пока жизнь в «Аиде» шла своим чередом, слухи о новой жизни были ни к чему. Зачем баламутить людей, когда и так все хорошо?
      «Хорошо?» Стас чуть не поперхнулся от такой заявы. Жизнь в подземельях «Аида», шныряющие наверху мутанты и надвигающаяся угроза голода – это «все хорошо»? Хотя с другой стороны… Сейчас, после нападения камнегрызов, «Аид», который они потеряли, действительно представлялся почти раем. Банальная истина: все познается в сравнении. Вот и позналось, блин! Наверное, полковник прав. Все действительно было неплохо. Так какой смысл рассказывать о том, что кто-то где-то, возможно, живет немного лучше. Да и лучше ли на самом деле?
      – Для нас представляет интерес вот что… – Полковник выдержал еще одну паузу. Долгую, томящую.
      Окинул взглядом собравшихся. Те ждали молча, ошарашенные и озадаченные. Тишина залила тесное пространство отсека управления, будто густая смола.
      – Чаще всего радиосигналы приходят из Москвы. – Гришко заговорил бодро, напористо, по-деловому. – Там уже наладилась жизнь. Сферы влияния поделены. Процветает торговля. Серьезных конфликтов нет, беспредела нет, войны на истребление, как в Ебурге, не предвидится, зато есть множество больших и не очень конкурирующих общин, которые не откажутся принять новичков с субтерриной.
      – Фигня какая-то, – поморщился Михеич. – По Москве должны были долбануть в первую очередь.
      – И долбанули, – пожал плечами Гришко. – Мало москвичам не показалось, уж поверь. Но кое-кто успел попрятаться в метро. Так до сих пор там и живут. Как в Ебурге. Только в Ебурге станций – кот наплакал, а московский метрополитен – это ого-го! Целый город под городом.
      – Знаю-знаю, – закивал Додик. – Бывал. Видел.
      – Погоди-ка, полковник! – Михеич тряхнул седой головой. – Ты что это, в Москву намылился, что ли?
      Вопрос повис в воздухе. И снова пауза. Тишина.
      И скупая улыбка на лице Гришко:
      – В Московское метро, если быть точнее, – наконец объявил он.
      – Как? – только и смог выдавить из себя Михеич. Только он и смог.
      – Просто, – спокойно и буднично ответил Гришко. – Проложим до столичного метрополитена свое метро.
      Раздался нервный смешок. Нервы не выдержали у Тани. Впрочем, подружка Кири быстро заткнулась.
      – Навигационные ключи, коды и пароли для автопилота у меня есть, – как ни в чем не бывало продолжал Гришко. – Если ввести в компьютер нужную информацию и корректировать в контрольных точках навигационную систему, «крот» отправится туда, куда ему укажут. Ну, так что? Прокатимся по новой ветке столичного метро «Аид» – Кольцевая? У кого-то есть возражения?
      – Сдурел?! – Михеич, снова наплевав на субординацию и уважение к начальству, покрутил пальцем у виска. – Сколько на это уйдет времени?
      – «Боевой крот» – это не черепаха и не улитка, – серьезно ответил Гришко. – При благоприятных условиях до Москвы вполне можно добраться.
      – Под землей-то? – с сомнением произнес Михеич.
      – «БэКа-Семь» – последняя разработка проекта. Усовершенствованная модель. Седьмая версия. Машина специально создавалась для быстрого передвижения под землей. И она способна передвигаться быстро. Я просчитал время и расстояние, которое мы уже прошли от «Аида». И вот что я скажу: если двигаться такими темпами, Москва – это реально.
      – А у нас достаточно запасов, чтобы… – начал было Додик.
      – Достаточно, – перебил Гришко, не дослушав. – И буровой смеси, и воды, и провизии, и топлива для реактора.
      «Если полковник готовил «крота» к эвакуации, то он, конечно, забил его под завязку», – подумал Стас.
      – При разумном расходовании ресурсов проблем возникнуть не должно, – заверил Гришко.
      – А как насчет воздуха? – поинтересовалась Таня.
      – Есть баллоны. Есть регенерационная аппаратура. Когда будем подниматься на поверхность, можно еще закачивать воздух оттуда.
      – Грязный? – тряхнула медик рыжей головой.
      – Чистый. Фильтры на «Кроте» нулёвые, и ресурс у них огромный.
      – Так это чё, типа, едем в Москву? – подвел итог Киря.
      Гришко кивнул:
      – Маршрут такой: Пермь – Казань – Нижний Новгород – Московское метро.
      – Метро? – послышался негромкий голос Кати. Стас не удержался – глянул-таки в ее сторону. Девушка слабо улыбалась. Правда, от такой улыбки – мороз по коже. – Мы с Лёней мечтали когда-нибудь побывать в Ебуржском метро.
      И – взгляд в сторону Стаса. Как зубами камнегрыза по горлу. «Мы с Лёней». Катя уже нашла виновного в том, что осталась без Леонида и без метро.
      – Побываешь в Московском, – пообещал Гришко.
      «Только без Лёни», – подумал Стас. И отвел глаза.
      Снова наступило молчание. Даже Михеич заткнулся. Все обдумывали план полковника. Вообще-то предложение отправиться в Москву на субтеррине было более чем неожиданным.
      
* * *

      – Теперь вы знаете о моих планах, – через некоторое время тишину опять нарушил спокойный и уверенный голос Гришко. – Но мне нужна команда единомышленников. Приказывать никому не могу. То есть, могу, конечно, но сейчас важнее добровольное согласие каждого. Я должен знать, что у меня за спиной надежные люди, на которых можно положиться. Поэтому пусть каждый скажет свое «да» или «нет» сейчас. Потом никого ни о чем спрашивать уже не буду. Потом любого, кто будет против, – вышвырну из «крота». Итак, кто со мной на Москву?
      – На Москву – так на Москву. Какие проблемы? – первым, не особо задумываясь, откликнулся Киря. Он вообще редко задумывается, когда полковник ведет за собой: начохр предан Гришко с потрохами и во всем, что делает и говорит полковник, видит только благо для себя и окружающих. – Я – в деле.
      – И я, – тут же поддакнула Таня. Ну конечно, медичка за своим ненаглядным – и в огонь, и в воду.
      – Я – «за», – а это Вера. Кто бы сомневался? Полковничиха без полковника тоже никуда.
      – У-у-у, блин, развели тут гнилую демократию! – поморщился Михеич. – Я еду, короче.
      – Я тоже, – буркнул Додик. – Без меня или вы реактор угробите, или он вас.
      – И я с вами. – Катин голос прозвучал негромко, но твердо. Похоже, без Леонида ей все равно – хоть в Москву отправляться, хоть к черту на кулички.
      – Ты, Илья? – Гришко повернулся к Колдуну, который молча проулыбался все это время. – Что скажешь?
      – А что я? – пожал плечами Илья. – Не в «Аид» же возвращаться. Поехали. Прокачусь до столицы. Когда еще выпадет случай Москву посмотреть.
      – Хорошо. – Гришко с удовлетворенным видом откинулся в кресле и лишь после этого, словно вспомнив о чем-то, перевел взгляд на Стаса.
      – Ну а ты? – спросил Гришко. Больше, как показалось Стасу, для проформы, чем по необходимости.
      Это пренебрежительное «ну», а также то, что его мнением интересуются в последнюю очередь и не так, чтобы очень сильно, свидетельствовало о многом и окончательно расставляло точки над «ё». Правильно говорил Киря: он здесь балласт, не имеющий права голоса.
      Вместе с полковником Стаса разглядывали и остальные. В глазах Кири кипела злость. В глазах Кати поблескивала высшая степень ненависти пополам с презрением. Стас зацепился глазами за идиотскую улыбку Колдуна. Тоже поддержка – так себе. Взгляды Гришко, Михеича и Додика были холодными и безразличными.
      Произнести хоть что-нибудь оказалось непросто: в горле застрял шершавый комок. Да и ответ Стаса ничего здесь не решал. Это же ясно.
      И все же он ответил.
      – Да, – сказал Стас, чувствуя, что говорит не очень уверенно и очень невпопад.
      – Что «да»? – уточнил Гришко, сверля его глазами.
      – Я – за!
      – За что?
      – За Москву.
      А что он мог еще сказать? Что он против? «Поднимите меня на поверхность и высадите туда, где поменьше радиации и мутантов». Ага, будет кто-нибудь напрягаться и искать ему тепленькое местечко в непригодном для жизни мире.
      – Значит, всё порешали! – Гришко хлопнул по подлокотникам. – С этого момента на борту вводится личная ответственность за любые косяки. Будет дисциплина – доберемся до Москвы. Не будет – застрянем на полпути. Но я верю, что мы доберемся. У нас хорошая машина и сплоченная команда.
      – И Хвостопад, – неожиданно добавил Киря, исподлобья глядя на Стаса.
      – Что? – Гришко стрельнул в начохра недовольным взглядом.
      – Говорю, Хвостопад у нас на борту. Из «гэшников». Лишний рот, лишняя задница и никчемные руки.
      Полковник смотрел на Кирю хмуро, но не прерывал. А тот не унимался:
      – Место будет занимать, жрать в три горла, портить воздух, а проку от него – ноль.
      Похоже, Киря решил воплотить в жизнь свою угрозу сплавить «балласт» за борт. Стас заметил, как улыбнулась Катя: ну да, такой расклад устроил бы и ее.
      – Киря, ты не прав, – неожиданно вмешался Колдун, улыбаясь по своему обыкновению во весь рот. – Он него будет польза. От тебя ведь будет польза, Стас?
      Взгляд прищуренных глаз Ильи уперся ему в переносицу.
      Стас судорожно кивнул, не понимая, впрочем, чем он может оказаться полезным на борту подземлодки. Но не мотать же сейчас башкой: мол, не будет от меня проку, не надейтесь, не дождетесь.
      – Да какая, на хрен, польза от того, кто дальше «Г»-сектора не продвинулся?! – Начохра несло. – Вышвырнуть его отсюда – и дело с концом!
      – Послушай, Киря, – улыбка Колдуна стала холоднее.
      Начохр слушать Илью не хотел:
      – Да пошел ты! От тебя, Колдун, здесь тоже, кстати, проку немного.
      Улыбка Ильи превратилась в оскал.
      – Ах ты ж Киря-Киря… – процедил он. – Фрейда тебе…
      – Засунь своего Фрейда… – отмахнулся начохр.
      – …в задницу!
      – Во-во, туда и засунь!
      – Хватит! – оборвал перепалку Гришко.
      – Но… – вякнул было разгорячившийся Киря.
      – Хочешь принимать решения за меня? – сверкнул глазами полковник.
      Начохр заткнулся, но…
      – Зачем нам «гэшник»? – послышался звонкий девичий голос. Катя! Все-таки тоже решила высказаться. Это было больнее всего. – Лёню он все равно не заменит.
      Наверное, она сильно любила своего Леонида. Любила по-настоящему. Или думает, что любила.
      – Не заменит, – согласился Гришко. – Но есть такое понятие, как элементарная человеческая гуманность, Катерина.
      «Ничего себе загнул полковник! – Стас захлопал глазами. – Интересно, это он искренне?»
      – Когда мы убирались из «Аида», о гуманности никто не думал! – с вызовом выкрикнула Катя.
      Смело! Очень смело бросать такое в лицо Гришко.
      – Не думал, – неожиданно легко и спокойно согласился полковник. – Потому что проявлять гуманность было уже не к кому. Я объявил эвакуацию, когда камнегрызы хозяйничали по всем секторам.
      Катя замолчала, тяжело дыша. Глаза ее горели.
      – Собрание закончено, – объявил Гришко. – Илья, ты задержись.
      Стас вышел из отсека управления последним. Один.
      Сказать по правде, у него имелись некоторые опасения, но они не оправдались. Он не наткнулся в коридоре ни на кулак Кири, ни на полный упрека и презрения взгляд Кати. Похоже, на время его решили оставить в покое. То ли внушение Гришко возымело действие, то ли разборки были отложены до более подходящего момента.
      Стасу вдруг стало все равно. Он уже понял, что не сможет здесь ни с кем по-настоящему сблизиться. Даже с больным на всю голову и вечно скалящимся Колдуном. Нужно просто запереться в свою скорлупу и тупо переждать и перетерпеть. Что ж, дело не хитрое, не впервой. Даже в своем родном «Г» Стас жил именно так. А здесь он кто? Еще больший чужак и изгой. «Гэшник» среди «ашников».
      Единственным близким человеком в этой железной подземной машине для него теперь будет он сам. Он, да еще, может быть, тот другой Стас-сталкер, которого Стас видел во время приступа. Если Колдун не врет и если другой Стас действительно существует, а не является глюком отшибленных мозгов. Мысли переключились на Двойника. Интересный все-таки глюк. Так странно было тогда видеть со стороны себя самого, с оружием, в сталкерской одежде, и «слышать» свои мысли, принадлежавшие себе-другому. Очень странно.
      Стас не заметил, как очутился возле своего отсека с двумя узкими койками. Лег на нижнюю. Попробовал заснуть.
      Не смог.
      
* * *

      – Колдун, я хочу понять. – Гришко пристально смотрел в безмятежно улыбающееся лицо Ильи. Кроме них в отсеке управления никого не осталось. – Сначала ты спасаешь Стаса от камнегрызов и убеждаешь меня взять его с собой. Потом защищаешь его на собрании. Ты в курсе, что серьезно впрягаешься за этого «гэшника»?
      Колдун кивнул.
      – Ты сказал, что Стас будет нам полезен.
      – Сказал.
      – И в чем же? Он не обучен управлять «кротом», он не умеет вести разведку на поверхности, и солдат из него никакой. Парень необстрелянный и, раз уж попал в «Г»-сектор, – мало на что годный. В серьезной заварушке помощи от него не будет, а вреда Стас может принести много. Кроме того, его присутствие уже сейчас раздражает коллектив. Так нужен ли нам такой человек в экипаже?
      – Ты, кажется, говорил о гуманности, полковник, – улыбка Колдуна стала шире.
      – Брось! – поморщился Гришко. – Красивые слова – для чужих ушей. Красивыми словами можно успокаивать, вдохновлять и управлять. Да и то не всегда и недолго. Для меня важны не слова, а дело. Конечный итог. Гуманисты не добиваются своих целей, а подыхают в гуамне.
      – Не могу не согласиться, – усмехнулся Илья.
      – Итак… Насчет Стаса. Чего ты ждешь от него?
      – Пока не знаю. Но Нижний мир способен одарить разными дарами, которые проявляются не сразу.
      – Нижний мир? – переспросил полковник.
      – Да. Парень был там и, может быть, часть его остается там до сих пор.
      – Колдун, если ты не заметил – мы все сейчас внизу, – скривился Гришко. – Ниже, блин, некуда.
      – Я не о том.
      – А о чем?
      – Стас побывал на грани смерти. Возможно – за гранью.
      – Считай, что все мы там побывали. Если бы рванул реактор…
      – Но не все претерпели 
      изменения.
      – Да что не так с этим «гэшником»?! – Гришко потерял терпение и повысил голос. – Что ты увидел в нем такого особенного?
      – Во-первых, когда все произошло, у Стаса был приступ…
      – Етить! Так у него еще и приступы?! Погоди-ка, это же тот самый «гэшник», который может отключиться в любой момент, верно? Выходит, Стасу вообще ничего нельзя доверить?
      – Во-вторых, – как ни в чем не бывало продолжал Колдун, – Стас не просто пережил критический момент, когда должен был взорваться реактор. Он пережил его в состоянии, близком к смерти.
      – Ага, башку себе чуть не проломил – я помню. Ближе к делу, Колдун. Что ты хочешь сказать?
      – Что Стас оставил за чертой часть своей души.
      – Опять эти твои шаманские штучки! – Гришко скривился. – Говори нормально.
      – Потерянная часть души уже вдохнула жизнь в его подобие, – объяснил Илья. – Где-то появился другой Стас. Двойник.
      – Да твою ж мать, Колдун! – вскинулся Гришко. – Если у тебя самого шиза, не надо приписывать то же самое другим.
      – Я ничего никому не приписываю, – со спокойной улыбкой возразил Илья. – Я всего лишь слушаю то, что говорит Стас, и даю объяснение услышанному. Он потерял часть своей души и тем самым породил Двойника. Но Стас получил не только его. Оригинал и Двойник, имеющие общую душу на двоих, приобретают пустоту вместо отсутствующей половинки души.
      Вот ты грузила, а! – вздохнул Гришко.
      – А природа, как известно, пустоты не терпит. Даже нематериальная природа. В особенности нематериальная. Пустоту заполняет Нижний мир, в который окунается оригинал и из которого выходит его копия. А вот чем именно заполнится пустота – это вопрос, на который я не могу ответить. Возможно, целительными способностями, возможно – смертоносными. Может быть, даром предвидения, а может быть, чем-то другим.
      – Всё! – хлопнул в ладоши Гришко. – Баста! Не желаю больше слушать эту чушь!
      – Но хочешь ее использовать, не так ли? Ты ведь взял меня в команду не как психолога. Ты прекрасно знаешь, что к психологии я отношения не имею, хотя и умею делать с людьми то, чего никто сделать не сможет. Тебе нужен штатный советник-эзотерик, камлальщик и заклинатель. Тебе нужны мои ОСОБЫЕ способности и мои ОСОБЫЕ знания. Тебе нужен тот, кто видит людей насквозь.
      Гришко обреченно покачал головой.
      – Ты веришь мне, поэтому я здесь, – продолжал Илья. – А если ты веришь мне в одном, то не можешь не доверять в другом. Поверь, Стас тоже несет в себе полезный потенциал, о котором мы пока не догадываемся. Но это пока.
      – Да какой, к чертям собачьим, потенциал?!
      – Мистический, я полагаю.
      – Вот спасибо! – буркнул полковник. – Хватит мне и одного мистика на борту.
      – Думаю, не хватит. Мы со Стасом разные. У него приступы, у меня их нет. Значит, его 
      особыеспособности будут не такими, как у меня.
      – При чем тут его приступы, Колдун?
      – Это окна, через которые он может видеть, слышать и чувствовать то, чего не увидят, не услышат и не почувствуют другие. Раньше окна открывались сами по себе, вне зависимости от желания Стаса, и раньше он не умел в них смотреть. Теперь Стас видит в них своего Двойника. Но это только начало. Если он научится управлять этими окнами и заглядывать через них не только в глаза Двойнику, но и видеть остальное, он станет самым полезным человеком в команде.
      Гришко шумно выдохнул.
      – В общем, так, Колдун. То, что у тебя с головой не все в порядке, я уже знаю. Но мне нужно знать, какой прок будет от Стаса и будет ли вообще. И мне нужно узнать это быстро. Даю тебе двенадцать часов. В твоем распоряжении психотерапия, колдунотерапия – что угодно. Но через двенадцать часов Стас должен открыть все свои окошки и проявить тот потенциал, о котором ты говоришь. В противном случае я вынужден буду убрать из коллектива этот раздражитель. Тебе все ясно?
      – Все? – Илья Колдун загадочно улыбался. – Если бы мне было ясно все в этой жизни, я стал бы самым счастливым человеком. Или наоборот, самым несчастным.
    

    

      

        Глава 7
        Инициация
      

      До возвращения Колдуна Стас лежал на своей узкой койке и размышлял о Двойнике. О единственном, как ему казалось, близком человеке. И о таком же одиноком, как он сам.
      А потом…
      – Гришко просил с тобой поработать, – бодрым голосом сообщил Илья, заглянув в отсек.
      – В смысле? – Стас удивленно приподнялся на койке.
      Колдун осклабился.
      – Станислав, как ты думаешь, зачем я здесь, в этой титановой жестянке? – ласково спросил он.
      «Колдовать? Призывать удачу? Просить покровительства у подземных духов? Размягчать породу под буром при помощи заклинаний?»
      – Не знаю. – Стас пожал плечами.
      – А ты мозги-то напряги, Фрейда тебе в задницу и Юнга в печенку! Зачем, по-твоему, вообще психологи нужны?
      Стас вздохнул. Если бы Илья был «вообще психологом»… Но вряд ли из реальных психологических практик Колдун использовал что-то, кроме своего пресловутого «Фрейда в задницу» под идиотскую ухмылочку.
      – Короче, слушай сюда. Гришко нужна сплоченная команда, а ты выбиваешься из общих рядов. Это может привести к осложнениям в коллективе.
      – Вообще-то общие ряды не горят желанием меня принимать.
      – Не в этом дело, Стас. Дело в том, что ты сам не хочешь сливаться с коллективом. Ты чувствуешь свою ущербность и чужеродность, ты не преодолеваешь, а воображаешь препятствия, которые от этого только разрастаются. Мысль материальна, ты не знал об этом?
      – Не я выдумал сектор «Г», – угрюмо заметил Стас.
      – Секторов уже нет. Они остались в «Аиде».
      – Ага, а здесь остались «ашники» и «гэшник». У которого, к тому же, в любой момент может начаться приступ.
      – Теперь приступы – это не твоя слабость, а твоя сила, Стас. Нужно только научиться ею пользоваться. И этим мы займемся тоже.
      «Приступы – это сила»? Обиднее шутки не придумаешь. Стас отвернулся. Однако Колдун не собирался прекращать разговор:
      – О чем ты думаешь, Стас? О чем беспокоишься?
      – У меня есть повод и для размышлений, и для беспокойства.
      – Например?
      – Хотя бы Киря. Сдается мне, я чем-то не понравился этому костолому.
      – Но ведь сейчас ты думаешь не о нем?
      – Не о нем, – согласился Стас. Проклятого Колдуна не проведешь.
      – И даже не о Катерине, – продолжал Илья. – Тебя волнует другое. Двойник, верно?
      Стас поежился. Блин! Неприятно все-таки, когда твои мысли читают, как открытую книгу.
      – И беда в том, что ты уже принял решение: быть в экипаже «крота», но быть не с нами, а со своим Двойником.
      Стас стиснул зубы. «Хочешь поговорить об этом?» – если прозвучит этот дурацкий вопрос, он ответит отрицательно.
      Только его ни о чем спрашивать не собирались. Более того: его даже не вытягивали на откровенный разговор. Все вышло иначе.
      Илья протянул руку. Растопыренные пальцы легли на лоб Стаса. Да что за хрень?!.. Стас попытался отстраниться. Не смог. Не вышло. Череп словно прилип к открытой ладони Колдуна.
      Темные глаза психолога смотрели, как две сплюснутые воронки, гипнотизируя, вытягивая волю и силы. Голова пустела и гудела.
      Скалящийся в улыбке разрез рта шевелил губами:
      – Не волнуйся, Станислав.
      – Какого?.. – с трудом и тоской выдавил Стас. Голос был слабый, тусклый. – Что это?
      – Сеанс психотерапии, – улыбался Илья.
      «Ага, психотерапии, как же! Какой ты, на фиг, психолог? Колдун ты – вот кто!» – на этот раз он не смог произнести вслух ни слова. Но понял: его услышали.
      Илья улыбнулся чуть шире.
      – Не надо ничего говорить, – посоветовал он. – Просто думай. Думай о том, о чем думал до моего прихода.
      Противиться этим глазам и этим словам было нельзя. Не думать о том, что его занимало сейчас больше всего, было невозможно.
      Стас думал.
      Растопыренная пятерня психолога-Колдуна словно сгребала мысли Стаса и тянула их наружу.
      – Ты думай, а я загляну в тебя. Посмотрю, что можно сделать, чтобы ты принял нас, а мы – тебя. Ты… ты… ты… мы… мы… мы… ты… мы… мы… ты…
      Стас почувствовал, как ускользает смысл слов и сами слова Колдуна преобразуются во что-то иное.
      Колдун по-прежнему открывал и закрывал рот, только то, что он произносил, уже не походило на обычную человеческую речь. Скорее, это напоминало напевное шаманское камлание. Протяжные вибрирующие звуки, глухие и звонкие, переплетались друг с другом и оплетали Стаса невидимой сетью. Глаза Колдуна смотрели в его глаза и сквозь них. Глаза-воронки заглядывали в самую душу. Или туда, где она, душа эта, должна быть. Глаза шарили, искали что-то.
      Чужая рука, приросшая ко лбу Стаса, брала мысль за мыслью. Тянула цепочку, наматывала на пальцы, все, о чем думал Стас.
      Все, о ком он сейчас думал. Мысли утекали, как мутная река, в которой что-то тревожно всплескивалось.
      Снова начинался приступ. Только на этот раз приступ пришел не сам. Его вызвали специально. И сделал это Илья Колдун.
      
* * *

      Стас, наконец, вышел из леса. Этот лес был мертв, и уже давно. Какая-то зараза или отрава уничтожила здесь все живое – и растения, и зверьё. Нельзя сказать, чтобы это обстоятельство сильно огорчило Стаса: он давно уже не ходил по поверхности так спокойно и безбоязненно. Но зловещий вид мертвого леса все же угнетал. Черные сухие ветви без листьев и хвои косыми мазками резали низкое серое небо, будто стараясь навсегда вычеркнуть его из этой жизни. Под толстыми подошвами хрустела высохшая трава, сталкерский костюм цеплял и ломал кустарник, словно тот состоял из хрупкого льда. Но хуже всего была липкая, похожая на деготь жидкость, черным гноем сочившаяся из-под коры мертвых деревьев и пачкавшая «химзу».
      Стас не знал, что это такое, но явно не сок и не смола. Чернильная субстанция не была безобидной: он заметил, как испачканная резина начинает пузыриться. Процесс, правда, протекал медленно, однако со временем проклятая жижа могла насквозь разъесть и плащ с капюшоном, и сапоги, и противогаз, и перчатки.
      К счастью, за лесом протекала небольшая речушка с мутной водой. Стас спустился к ней по пологому берегу.
      После очередного перехода безумно хотелось пить или хотя бы снять опостылевшую «химзу», противогаз и умыться в прохладном потоке. Но здесь, на поверхности, опасно даже прикасаться незащищенной рукой к воде, которая бежит неизвестно откуда и несет в себе неизвестно что.
      Не хотелось думать и о том, какие твари могут плавать в этой водичке. То, что лес, мимо которого протекает река, мертв, еще не означает, что мертва вода. Подозрительные всплески на стремнине могли быть чем угодно, и Стас десять раз подумал бы, прежде чем переправляться через реку вброд. Но сейчас выбора не было: следовало поскорее смыть с себя черные едкие пятна и спасти защитный резиновый кокон.
      Стас осторожно, с «калашом» наизготовку, вошел в воду. Он готов был в любую секунду отпрянуть назад и садануть очередью по струящемуся потоку.
      Течение, оказавшееся неожиданно сильным, обхватило ноги и попыталось утянуть Стаса от берега. Но пока его за ноги хватала только вода.
      «Это вода, просто вода» – успокаивал он себя, стоя по колено в реке и стараясь разглядеть дно. Дно было каменистым и, вроде бы, безжизненным.
      Вот именно, что вроде бы…
      Вода быстро смывала с сапог дегтярную слизь. Пленка темных разводов расплывалась по поверхности реки.
      Всплески на стремнине удалились к противоположному берегу. В маленьких бурунчиках качнулись и завертелись на волнах какие-то мелкие тварюшки, всплывшие бледным брюхом вверх. Сдохли, что ли? Ага… Стас улыбнулся под резиной противогаза. Похоже, здешним рыбкам, если это вообще рыбы, не понравились соки мертвого леса. Значит, нападать не будут.
      Черный гной из-под древесной коры нес смерть любому живому существу и защищал того, кого коснуться не мог. Пока не мог коснуться – защищал.
      Липкая едкая смерть…
      Взяв автомат в одну руку, другой Стас зачерпнул воды. Рука в широкой резиновой перчатке казалась ненастоящей, и вода, не охлаждавшая руку и не касавшаяся ее, – тоже.
      Стас разжал пальцы. Вода стекла между, унося с собой черную грязь и открывая вздувшийся слой резины, похожий на нарывы от лучевой болезни. Ладно, за дело…
      Стас начал отмываться.
      Удивительное все же ощущение: стоять на безлюдном берегу, плескаться в воде, поднимать брызги и не чувствовать при этом влаги на сопревшей коже.
      Движение воды и расплывающиеся по ее поверхности темные пятна завораживали и притягивали взгляд. Все было как во сне. «А может, это и есть сон? – подумал Стас. – Может, я и все, что вокруг, – всего лишь чье-то кошмарное видение».
      Видение?..
      Видение привиделось ему самому. Опять! Снова! То же, что было раньше.
      В мутной воде и грязных разводах отчетливо проступило лицо – его, Стаса, лицо без противогаза. Колыхаясь и подергиваясь в сильном течении, оно смотрело на него снизу внимательно и удивленно.
      Стасу сделалось страшно. Еще страшнее, чем тогда, в первый раз.
      Почему? Наверное, потому, что ЭТО случилось именно здесь.
      Мертвый лес за спиной. Мертвые твари в мутной реке. И его лицо в мертвых разводах.
      Смерть, кругом смерть! И он из этой смерти наблюдает за самим собой.
      – Нет! – проорал Стас в противогазную резину.
      Противогаз превратил его крик в глухое рычание.
      – Нет, – повторило лицо, разинув рот и исказившись в потоке воды.
      Или «нет» крикнул кто-то еще? Кто-то, кто был здесь, но кого не было видно?
      Не удержавшись, Стас сорвал с плеча автомат.
      Удар… Приклад, шлепнувший в лицо на воде, поднял облачко брызг.
      Лицо расплескалось, порвалось, разошлось кругами.
      И все закончилось.
      Хотя бы на время.
      
* * *

      Стас очнулся резко и быстро. Его словно выплеснуло из небытия вместе с брызгами от ударившего по воде приклада.
      Приступ и транс, в который его погрузил Колдун, прервался так внезапно, что Стас даже не уловил момента перехода из видения в реальность.
      А сам Колдун? Что с ним?
      Илья был мертв: это Стас понял сразу.
      «Фрейда тебе в задницу!» – промелькнула в голове присказка Колдуна.
      Психолог сжался на полу в нелепой и совсем несолидной позе эмбриона. Только торчит, как ветка срубленного дерева, вытянутая правая рука. Рука соскользнула со лба Стаса, и теперь скрюченные пальцы вцепились в пол. Дурацкий галстук, выбившийся из-под дурацкого пиджака, лежит на шее, будто удавка. А лицо…
      «И Юнга в печенку!»
      Губы и глаза Ильи, по которым при жизни постоянно блуждала не очень здоровая улыбка, больше не улыбалось. На лице мертвеца навсегда застыла гримаса ужаса – жуткого, запредельного.
      Казалось, Колдун еще при жизни увидел саму смерть.
      А может, и правда увидел?
      В чем дело? Что случилось? Что тебя так напугало? Что ты узнал и что разглядел в чужом видении, Колдун?
      Увы, мертвецы обычно не отвечают на вопросы живых.
      Стас вздохнул. В «Аиде» он часто видел, как умирают люди. Но ТАК на его памяти не умирал еще никто.
      Наверное, колдуном быть все-таки опаснее, чем просто психологом.
      
* * *

      – Признаков насильственной смерти нет. – Таня, закончив осмотр, отступила от трупа. Как показалось Стасу – излишне поспешно.
      Таня передернула плечами, будто замерзла. Посмотрела на Гришко. Покосилась на Кирю. Скользнула опасливо-неприязненным взглядом по Стасу. Больше здесь никого не было: остальным членам команды Гришко велел оставаться на своих местах и готовиться к старту.
      – Может, вскрытие и прояснило бы ситуацию, – не очень уверенно добавила Таня, – но, по-моему, все и так понятно. У Кол… у Ильи на лице все написано.
      На перекошенное лицо покойника девушка старалась не смотреть.
      – Что написано? – глухо спросил полковник.
      – Ну… в народе это называют разрыв сердца. Его что-то сильно напугало.
      И чтобы узнать такую очевидную вещь, нужно было приглашать медика? Стас вздохнул.
      – Свободна, – буркнул Гришко.
      Таня отступила к двери, но не ушла. Вытянула длинную тощую шею, готовясь смотреть и слушать. Любопытные глазки снова уставились на тело, быстрый острый язычок облизнул губки. Девчонка надеялась, что ее оставят? Зря.
      – Я сказал, свободна, – недовольно повторил Гришко.
      Таня вспыхнула. Покосилась на Кирю. Начохр хмуро кивнул подруге. Слово полковника для полковничьего пса – закон.
      Таня вышла, мотнув рыжей головой. По коридору застучали удаляющиеся шаги.
      «Обиделась», – отстраненно подумал Стас.
      – Закрой дверь, – велел Кире Гришко.
      Начохр закрыл отсек.
      – Я знал, что Колдун плохо кончит, но чтобы так… – Гришко уставился на Стаса тяжелым взглядом. – Что произошло?
      – Понятия не имею. – Стас не отвел взгляда. – Илья назвал это сеансом психотерапии. Но я не уверен, что это была она.
      – Псих проводит психотерапию. Веселенькое дельце, – совсем невесело поморщился Гришко. – И как это выглядело?
      Стас пожал плечами:
      – Он положил мне руку на голову. Потом бормотал что-то.
      – Колдовал?
      – Наверное. Может быть. Потом… Потом вот это… Когда я очнулся, он был мертв.
      – Что Колдун увидел перед смертью?
      – Не знаю.
      – Что видел ты?
      – Ничего.
      – Совсем ничего?
      Стас вздохнул:
      – Себя видел. Своего Двойника. Колдун говорил, что…
      Полковник раздраженно сплюнул.
      Стас замолчал.
      Гришко задал ему еще несколько вопросов и махнул рукой, так ничего для себя и не прояснив. Было понятно: Стасу здесь настолько не придают значения, что он оказался вне подозрений. У Гришко даже мысли не возникло обвинять Стаса в смерти Колдуна. «Кишка тонка» – читалось в переглядываниях полковника и начохра. Да и признаков насильственной смерти на трупе, опять-таки, не было. Разве что выражение безграничного ужаса. Но что напугало Илью до смерти, так и осталось загадкой.
      – Странный был тип, – скупо и хмуро высказался Гришко. – Жил странно и умер так же.
      Больше никаких речей над телом покойного произнесено не было.
      – Ладно, взяли, понесли, – распорядился полковник.
      – Куда его? В ДУК-камеру? – уточнил Киря.
      – Ну а куда еще? – буркнул Гришко.
      «Что за камера такая?» – подумал Стас, но вопросов предпочел не задавать.
      Киря взял Колдуна под руки.
      – Хватит сопли жевать, Хвостопад! – процедил начохр. – Хватай за ноги.
      Стас взял Колдуна за лодыжки. Ноги мертвеца были твердые и холодные, а труп – неожиданно тяжелый. Да и вообще нести тело по тесной коридорной кишке через переборчатые двери оказалось непросто.
      По пути никого не встретили. Может быть, Гришко специально разогнал экипаж по рабочим местам?
      Они свернули в небольшой боковой отсек с круглым и массивным люком на внешней стенке. На люке были какие-то знаки и надписи мелким шрифтом. И одна – крупным: «Не прислоняться». Рядом из стены торчал рычаг с красной головкой.
      Киря открыл люк и без лишних церемоний впихнул туда мертвого Колдуна. Стас разглядел в темноте цилиндрическую трубу с гладкими стенками, похожую на ствол ну очень крупнокалиберного орудия. Примерно так он представлял себе торпедный аппарат. Но отсюда, судя по всему, выстреливались не торпеды.
      Киря с грохотом захлопнул люк. Закрутил запорное кольцо. Вопросительно глянул на Гришко.
      – Ну, типа, покойся с миром, Илья, – буркнул полковник.
      И нажал рычаг с красным набалдашником.
      За люком что-то лязгнуло, громыхнуло. Послышался тягучий звук, вызвавший у Стаса ассоциацию с ленивым движением гигантского поршня.
      Еще раз лязгнуло.
      Скрежетнуло.
      Затихло.
      – Знаешь, что это, Стас? – Гришко кивнул на люк.
      – ДУК-камера, – пробормотал Стас, на самом деле понятия не имея о том, что это значит.
      – Камера Для Удаления Контейнеров, – просветил Гришко.
      – С трупами? – удивился Стас.
      – На самом деле – с отходами. Но и для трупов тоже сгодится.
      Понятно. То, что осталось от Колдуна, сейчас перемешалось с разрыхленной породой за бортом «Боевого Крота». Такие вот нехлопотные и скоростные похороны.
      – Живого человека, кстати, через нее тоже можно выпихнуть.
      Интересно, а это зачем было сказано? Стасу стало не по себе.
      – Колдун говорил, что от тебя будет польза, – задумчиво произнес Гришко, в упор глядя на Стаса. – Я, честно признаюсь, ему не особенно верю. Но с другой стороны… Колдун видел в людях то, чего не замечали другие. Поэтому я подожду еще немного. Совсем немного, но подожду. Идем, Киря, – полковник кивнул начохру. – Пора стартовать.
      Они удалились. Стас остался возле ДУК-камеры.
      
* * *

      Все это было похоже на отнюдь не тонкий намек. Постой, мол, подумай, проникнись. Или поскорее становись полезным, или готовься отправиться вслед за Колдуном.
      Отчаяние и безысходность навалились с новой силой, раздавили Стаса, как тот невидимый поршень за запертым люком.
      Чем дальше, тем паршивее… Вот и Колдуна не стало. А ведь с ним можно было хотя бы поговорить ни о чем. Или о чем-то, что сам Стас не всегда понимал до конца. Да, разговоры с больным на голову – это те еще разговоры. Но это хотя бы не полная изоляция. А что его ждет на субтеррине теперь?
      Что за жизнь будет у него в металлической кишке под неприязненными взглядами «ашников»? Нужна ли ему такая? А потом, когда они выберутся из-под земли, если выберутся, конечно, многое ли изменится?
      В динамике внутренней связи где-то над ДУК-камерой голос Гришко приказал стартовать. Субтеррина ожила и завибрировала. «Боевой крот» продолжил движение в породе. Но Стаса сейчас занимало не это. Сейчас он был полностью погружен в свои мысли.
      Не лучше ли было остаться в «Аиде»? Там, по крайней мере, все закончилось бы быстро. Да, там все бы уже закончилось.
      Но ведь все закончить можно и здесь. Сейчас.
      Стас опустился на пол, привалился спиной к металлической перегородке. Круглый люк ДУК-камеры, усеянный предостерегающими надписями и знаками, был прямо перед ним. Люк, закрывавший выход наружу и в смерть, одновременно пугал его и притягивал. А что? Может, выйти? Открыть люк, влезть в камеру, потом закрыть за собой.
      Нет, не получится. Кому-то нужно нажать вон тот красный рычажок. В этом долбанном «кроте» даже через ДУК в одиночку не выйдешь. Впрочем, разве это проблема? Попросить Кирю – начохр не откажет. Или Катю…
      Желающие нажать рычаг найдутся. Потом его вышвырнет туда, где для человека нет ни воздуха, ни места. Размажет, разотрет о титановый корпус субтеррины, разорвет домкратными лапами.
      И – почти мгновенная смерть. И – прощай «Боевой Крот». И – здравствуй, Колдун.
      
        «Здравствуй, Стас!»
      
      Стас вздрогнул. Голос прозвучал в его голове. Знакомый голос. Слышать который он никак не мог.
      С ним поздоровался Илья.
      Стас огляделся. Никого. Подземлодка снова движется, а перемолотые останки Колдуна лежат где-то там, за бортом, в пробуренной и разворошенной породе. Илья мертв и больше не способен с ним говорить. Но разве это не Колдун только что произнес: «Здравствуй, Стас»?
      Послышалось? Почудилось? Глюки?
      Хорошенькое дельце! Ко всему прочему, он еще и сходит с ума. Как Колдун. Псих умер, да здравствует псих!
      Стас почувствовал, как лицевые мышцы непроизвольно, сами собой пришли в движение. Словно чьи-то невидимые руки лепили из его лица нехарактерную для него гримасу. Лицо вообще казалось чужим и резиновым, как маска противогаза, и то, что творилось в голове, никоем образом не соответствовало тому, что отражалось на лице. Стас вдруг понял, что улыбается – дико, нездорово.
      Ну да, ну да. Эстафета безумия передана в надежные руки.
      Точно так же улыбался Колдун.
      Но сумасшествие – это не тот путь, который Стас выбрал бы для своего спасения. Совсем-совсем не тот.
      На фиг, на фиг, на фиг такое спасение! Уж лучше ДУК-камера.
      Стас в сердцах обрушил кулак на металлический пол.
      «Бум-м!» – гулкий звук разнесся по коридору.
      И сразу же:
      «Бум-м-м!» – послышался удар в запертый люк камеры для удаления контейнеров.
      Отчетливый, громкий, сильный удар. С той стороны.
      Будто кто-то снаружи ломится внутрь. Или не будто. Или не кто-то?
      Ясно ведь, кто.
      И снова:
      «Здравствуй, Стас», – знакомый голос в голове.
      «Колдун! Колдун возвращается!» – Стаса охватила паника. Вскочив на ноги, он попятился от люка, который еще несколько секунд назад казался самым простым выходом и самым быстрым решением всех проблем.
      Но ведь несколько секунд назад из ДУК-камеры не ломились мертвецы.
      Колени дрожали. Ноги превратились в непослушные деревянные протезы, подошвы с трудом отрывались от пола, ужас заставлял отступать все дальше. Люк с узором предупреждающих надписей был как закрытый глаз, который вот-вот откроется. Глаз или… пасть.
      Стас не сразу понял, что угодил ногой в толстый кабель, выскользнувший из креплений и валявшийся на полу, словно дохлая змея. В первый момент показалось, будто в ногу вцепилась…
      Да, рука Ильи с растопыренными пальцами вспомнилась сразу. Та самая, которую Колдун тянул к нему, даже после смерти. И вот – «здравствуй, Стас!» – дотянулся.
      Он споткнулся. Холодея от ужаса, неловко грохнулся на пол.
      «Бум-м!» – громыхнул под ним металл.
      «Бум-м-м!» – снова отозвался люк, в который стукнули снаружи.
      – Здравствуй, Стас!
      На этот раз голос Колдуна раздался не внутри черепа. Он прозвучал рядом. Сзади.
      Стас резко, чуть не вывихнув шею, обернулся.
      Илья-Колдун стоял перед ним. Просто стоял посреди коридора. Каким-то непонятным, непостижимым образом он уже выбрался из ДУК-камеры и очутился за спиной Стаса.
      
* * *

      Странное дело, но, увидев мертвеца, увидеть которого он так боялся, Стас успокоился. Ну, почти. Страх куда-то ушел. Осталось лишь легкое волнение, усталость и пустота от пережитого ужаса. И, конечно, недоумение по поводу происходящего.
      Мертвый психолог не был похож на себя живого. Собственно и психологом-то назвать его сейчас было бы весьма затруднительно. А вот Колдуном или, к примеру, каким-нибудь шаманом – запросто.
      Сейчас Илья выглядел удивительно, непонятно, но в то же время как-то правильно, что ли.
      Во-первых, он не улыбался. Вообще. Колдун смотрел на Стаса ясными незамутненными глазами. Смотрел пристально, печально и… Сочувствующе? Такой непривычный взгляд, такое непривычное выражение.
      Да и все остальное…
      Илья был одет во что-то, чему Стас даже не мог придумать название.
      В первый момент он решил, что там, снаружи, просто до неузнаваемости истрепало вызывающе цивильный костюмчик Колдуна. Но это было не так. Это были не рваный пиджак и брюки, это была совсем другая одежда.
      Какая-то бесформенная накидка, обшитая яркими лоскутками, шкурками, лентами, деревянными амулетиками и костяшками, которые, вообще-то, должны были постукивать при каждом движении, но почему-то не стучали.
      В руках Колдун держал корявую палку и… Бубен? Да, именно так. Бубен походил на миниатюрную копию люка от ДУК-камеры. С такими же предупреждающими знаками и надписями, среди которых особенно выделялась «Не прислоняться». Интересно, где он все это раздобыл? Хотя разве это так важно для живых, где покойники берут себе новые шмотки.
      – Ты же мертв, Колдун, – осторожно произнес Стас.
      – Жив, мертв… Какая здесь, под землей, разница? И какая разница для тех, кто бежит под землю из «Аида»?
      Колдун часто говорил загадками. Даже тогда, когда был жив.
      – Я поздоровался с тобой, Стас, но не услышал от тебя ответа, – негромко добавил он. – Впрочем, я не в обиде. Мне желать здоровья не обязательно. По понятным причинам. – Илья выразительно глянул на ДУК-камеру, которая не так давно стала еще и похоронной.
      Ну да, конечно, желать здоровья покойнику – как-то оно м-м-м… запоздало, в общем.
      Стас молча смотрел на призрака, выглядевшего сейчас поматериальнее некоторых живых. Шаманский наряд удивительно шел Колдуну.
      «Так и надо было тебе с самого начала, – подумал Стас. – Не корчить из себя психолога, не прикрываться психотерапией и не поминать всуе всяких Фрейдов и Юнгов, а показать свою истинную суть. Или, может быть, это какой-то другой Илья-Колдун?»
      – Так не надо было, Фрейда тебе в задницу, – очень спокойно и очень серьезно сказал Колдун.
      Стас понял: не другой, тот же самый. И еще стала понятна одна вещь. Стас может не говорить, о чем думает, вслух, но мыслей своих скрыть он не сможет. Неудивительно. Колдун и при жизни-то видел людей насквозь, а уж теперь, после своей смерти…
      – Будь я в таком виде, меня бы не поняли, не приняли и к моим словам бы не прислушивались, – сказал Илья. – Но сейчас мне можно быть тем, кто я есть.
      – И давно ты такой? – Стас решил все же проговаривать свои вопросы и мысли вслух. Так беседовать было не то чтобы удобнее… Привычнее.
      – Всегда.
      – С детства, что ли?
      Илья укоризненно покачал головой:
      – У меня не было настоящего детства, Стас. Только иллюзорное. Оно есть в моей памяти, оно с моим приходом пришло в память других, но его никогда не было на самом деле. Я Двойник. Я просто появился, когда настало время и возникла необходимость. Я ведь говорил тебе о Двойниках.
      – Говорил, – подтвердил Стас.
      – Моя теория оказалась верна.
      – И тебе известно, когда ты появился в «Аиде»?
      – Теперь – да, известно. Когда камнегрызы сожрали сектор «Д» и я вышел из шлюза. В этот момент я уже всё знал об «Аиде» так, будто жил в нем с рождения. И «Аид» всё знал о моей жизни, которую я на самом деле там не проживал. Впрочем, о себе я тоже знал то, чего никогда не было в реальности, но что казалось таким реальным. Просто раньше мне трудно было отделить иллюзию от действительности, а теперь – легко. После смерти открывается много всего… нового.
      «А кое-что открывается перед смертью», – подумал Стас. И спросил о главном:
      – Скажи, что тебя так напугало, Колдун? Когда ты колдовал надо мной и смотрел внутрь меня.
      «Чего ты испугался ТАК, что умер?»
      Илья медленно и печально покачал головой.
      «Не хочет отвечать», – понял Стас.
      – Дело не в том, чего я хочу и чего не хочу. Дело в том, что не нужно искать ответы сразу на все вопросы, Стас. На некоторые вопросы ответов лучше не знать.
      Стас почувствовал злость.
      – Тогда зачем ты здесь?
      – Помочь, когда нужна будет помощь. Подсказать, когда подсказка не навредит.
      – Да? И долго ты мне собираешься помогать?
      – Пока ты будешь принимать мою помощь. Пока не прогонишь.
      – А зачем тебе вообще со мной возиться?
      – А зачем я возился с тобой до сих пор?
      – Ты возился? – удивился Стас.
      По губам психолога скользнула мимолетная улыбка, совсем не похожая на ту широкую зубоскальную ухмылку, которая не сходила с его лица раньше.
      – Кто общался с тобой, когда тебе не с кем было поговорить даже в своем секторе? Кто провел тебя в «офис» и на «крота»? Кто убедил Гришко в том, что ты полезен?
      – Вообще-то не очень-то ты его и убедил, – заметил Стас.
      – Очень. Если полковник не вышвырнул тебя до сих пор – значит, очень. Подсознательно он верит в это. Иначе ты бы уже отправился в ДУК-камеру.
      – Да? Ну и какой тебе интерес меня опекать? Только об элементарной человеческой гуманности втирать, пожалуйста, не надо.
      Колдун вздохнул:
      – Не буду. Гуманность тут ни при чем. Считай, что у таких, как я, должны быть ученики. При жизни я обзавестись учеником не успел, – невеселая усмешка, изогнувшая губы мертвеца, на миг все же сделала его похожим на прежнего Илью. Но лишь на краткий миг: улыбка почти сразу же стерлась. Колдун посерьезнел. – Придется наверстывать после смерти.
      – Ученик, значит? – хмыкнул Стас. – Будешь учить меня психологии?
      – Это не мой профиль. Ты же знаешь.
      – Тогда чему? Колдовать и шаманить?
      – Есть вещи, которым не надо учить, но надо помогать обучаться. Самое главное ты узнаешь сам, если сможешь принять знания. Я буду только направлять. Кое-что объяснять. Кое-куда вести. Кое-где указывать путь.
      – А других кандидатур на вакансию ученика колдуна не нашлось? – поинтересовался Стас.
      – Нет. Ты подходил лучше всего.
      – С чего бы это?
      – Неприкаянный одиночка, не связанный ни с кем и ни с чем, – идеальный вариант.
      «Вот, значит, кто я такой, – подумал Стас. – Неприкаянный одиночка, не связанный…»
      – Да, это ты, – перебил его мысль Колдун. – Но дело не только и не столько в этом.
      – В чем еще?
      – В твоих приступах.
      – А они-то тут с какого боку?
      – Они – твой билет на эту лодку и твой самый главный козырь.
      – Козырь? О чем ты?
      – Ты всегда умел заглядывать туда, куда не могут заглянуть другие. – Илья смотрел на него немигающими неживыми глазами.
      – Куда «туда»?
      – На ту сторону.
      – На какую «ту»? Это все ерунда, Колдун. «Там» я никогда ничего не видел.
      – Потому что не умел смотреть. Теперь ты умеешь видеть больше, чем «ничего».
      – Ага, умею! – фыркнул Стас. – Своего Двойника. И чем это мне поможет?
      – Не только Двойника. Сейчас ты видишь меня и говоришь со мной. Это ерунда?
      А ведь и правда… Никакая это не ерунда. Это…
      – Так это все… сейчас… – Стас растерянно смотрел на Илью. – Это мой приступ? И ты – тоже мой приступ?
      «Теперь они будут такими?! – промелькнула паническая мысль. – И такими тоже?! Раньше я просто вырубался на какое-то время, а теперь говорю с мертвецом».
      Колдун молча кивнул, подтверждая то ли его слова, то ли его мысль:
      – Ты теперь хозяин своих приступов, Станислав. Ты можешь вызывать их сам, контролировать, направлять и использовать.
      – А может, это первая стадия безумия? – пробормотал Стас.
      – Нет, это та сторона, которую ты, в отличие от других, можешь видеть уже сейчас.
      Стас задумался.
      – Та сторона – это мир мертвых?
      – Это сказал ты, не я, – еще одна едва уловимая улыбка на бледных губах мертвеца. – У тебя есть особые способности, Стас. Они были и раньше, но раньше не было необходимости их развивать.
      – А теперь?
      – Теперь такая необходимость появилась. Нужно только научиться управлять своей уникальностью. И ты уже учишься.
      Стас тряхнул головой. Он не понимал.
      – Приступы – моя уникальность?
      – На самом деле теперь это не приступы, Стас. Это уже другое. Это твое 
      особоезрение, 
      особыйслух, 
      особыечувства, с которыми ты просто не очень хорошо освоился и к которым не до конца привык. Но уже скоро.
      – Скоро что?
      – Скоро освоишься и скоро привыкнешь.
      «Бум-м!» – колотушка Колдуна ударила в бубен.
      «Бум-м-м!» – отозвался гулкий удар. Снаружи, в запертый люк.
      Стас невольно повернулся на звук.
      Интересненький эффект! Эхо от бубна не покатилось по коридору, а садануло из ДУК-камеры.
      «Так вот что стучалось там, – промелькнуло озарение. – Эхо от бубна, в который бьют здесь».
      Стас повернулся к Илье. И никого не увидел.
      
* * *

      Он невесело усмехнулся. Хорошо быть призраком: появляешься, где хочешь и когда хочешь. И когда хочешь – исчезаешь. Очень удобно.
      Или Колдун – это все-таки не призрак, а банальный глюк?
      Стас снова посмотрел на люк ДУК-камеры.
      Так, а это что такое? Еще одна галлюцинация?
      На поверхности люка проступили очертания ладони. Одной. Потом второй. Будто кто-то снаружи продавил и раздвинул металл…
      Может, кто-то все-таки ломится в субтеррину из подземных глубин? «Из глубин, из глубин, из глубин», – тревожно билось в голове.
      И может, это вовсе не Колдун?
      Следы от рук втянули металл в себя. Превратились в четкие отпечатки на надписи «Не прислоняться». При этом следы закрыли, порвали и стерли «не» и «ся». Осталось «прислонять».
      К чему бы это?
      «Руки», – снова послышался голос Колдуна и – снова в голове. Стас огляделся. Да, только в голове. Рядом с ним Ильи не было. Но голос явно принадлежал Илье. Стас успокоился.
      «Прислони руки, Станислав».
      Ладно. Стас шагнул к люку. Теперь страха не было вообще. Было любопытство и ощущение важности… нужности, неотвратимой необходимости происходящего.
      Его ладони легли на контуры чужих. Совпали идеально. Настолько идеально, что…
      «Мои, что ли?» – снова пробудилась тревога.
      На какой-то миг металл показался Стасу податливым, как влажная глина. Нет, не показался – он стал таким. Стас надавил, и теперь уже не чужие руки, а его собственные глубоко отпечатались на люке по обе стороны от «прислонять».
      «Теперь вы вместе, – объявил Илья. – 
      Вместе с этой лодкой».
      Стас попытался оторвать руки. Сразу не получилось: на какое-то время он словно прирос к надписи «прислонять» и стал живой частью мертвой субтеррины. Хотя такой ли уж мертвой на самом деле?
      « 
      Смотри, слушай, чувствуй», – снова прозвучал в голове голос Колдуна.
      И Стас увидел…
      Взгляд как рентген проник сквозь закрытый люк с отпечатавшимися ладонями. Все вдруг стало видно, как через чисто вымытое стекло. Широкий ствол ДУК-камеры. И то, что за камерой. Сложная механическая и электронная начинка между внутренними и внешними стенками «Боевого крота». Выворачиваемые буром и выдавливаемые шнеком пласты рыхлой измельченной породы. И не тронутая еще порода. И что за ней. Удивительно, но чтобы видеть всё это, даже не требовалось света. Взгляд Стаса сам был как свет.
      Услышал…
      Шипение и визг буровых головок. Монотонную унылую песнь вращающегося шнека. Грохот и лязг лап-домкратов, толкающих машину вперед. Скрежет движущегося под землей металла о размолотую щебенку, и треск взламываемой скалы.
      Почувствовал…
      Тяжесть земли, наваливающуюся со всех сторон. Мощный напор и скорость подземной машины, пробивающейся сквозь грунт. Яростное кипение пузырящейся буровой смеси, выплескивающейся под давлением из узких сопел. Растекающуюся по шнеку влагу. Трение титановой обшивки о стенки прорытого туннеля, который обваливался за кормой сразу же, как только субтеррина уходила дальше.
      Это были 
      особыезрение, слух и чувства. 
      Особые– именно так говорил Колдун.
      Стас отлепил, наконец, руки от люка. В металле так и остались отпечатки его ладоней. Определенно – его, Стаса. Но, даже оторвавшись от люка, он не утратил только что обретенной связи с субтерриной. Спокойно и буднично пришло осознание того факта, что ему уже не обязательно подпирать запертый люк, чтобы видеть, слышать и чувствовать подземную лодку. Стас мог делать это по своему желанию когда угодно и в любой точке «Боевого крота». Нужно было только сосредоточиться, открыть 
      особыеглаза и уши, которых нет у других, и открыться самому.
      Вот, значит, во что переродилась его ущербность. Вот чем стали его приступы…
      « 
      С посвящением! – поздравил Илья, вновь обратившись к Стасу из Стасовой же головы. – 
      Теперь ты – глаза, уши и шкура этой машины. Нижний мир многое у тебя взял, но кое-что дал взамен. Это честный обмен».
      Честный? Ох, сомнительно вообще-то.
      « 
      Ты будешь самым полезным человеком на этой лодке, Стас. Так и передай полковнику. Да-да, передай это прямо сейчас. Я помогаю тебе, но остальным скоро может понадобиться твоя помощь. Очень скоро».
    

    

      

        Глава 8
        В недра
      

      Дверь в отсек управления была закрыта, но не заперта. Стас открыл ее. Вошел. Закрыл за собой.
      – С чем пожаловал? – Гришко всем корпусом повернулся к нему на своем подвижном кресле. Полковник не был пристегнут ремнями безопасности и почти не смотрел на панель управления. Наверное, «Боевой крот» двигался по намеченному маршруту на своем «кротовом» автопилоте и не требовал постоянного внимания командира. И, наверное, поводов для беспокойства у Гришко не было. Пульт убаюкивающе помигивал зелеными диодиками. Зеленый цвет – цвет спокойствия. «Все-идет-как-надо» – обычно сообщают такие огоньки.
      А вот Киря, стоявший у двери отсека, был словно живая красная лампочка. Огромная такая, злая, пунцовая. Напряженный начохр пялился на Стаса с подозрением и настороженностью. Ну да, опасности под землей нет и нужды в огневой мощи боевого отсека – тоже. И неудивительно, что начохр ошивается сейчас возле своего обожаемого полковника. Может, эти двое как раз беседовали о Стасе?
      Его появления здесь явно не ждали. Тем более такого наглого. Наверное, думали, что после ДУК-камеры никчемный пассажир забьется в уголок и постарается не высовываться. Но если у Гришко визит Стаса вызвал лишь любопытство, то Кирю непонятное поведение оборзевшего «Хвостопада» откровенно бесило.
      – Тебя русским языком спрашивают, какого хрена заявился? – поторопил начохр.
      Вообще-то Стас предпочел бы переговорить с полковником наедине, но и выставить Кирю отсюда было не в его власти.
      – Ты че, язык проглотил, Хвостопад? – Киря быстро заводился.
      – Я не Хвостопад, – тихо и спокойно осадил его Стас. – Больше – нет. Я могу быть полезен и хочу об этом поговорить.
      Стас смотрел не на Кирю – на Гришко. Все-таки здесь принимает решения полковник, а не начохр.
      – Да? – Гришко поднял брови. – А с чего ты вообще взял, что можешь принести пользу? До сих пор не мог, а теперь вдруг можешь. Почему?
      – Колдун сказал.
      Гришко понял его неправильно:
      – Когда Колдун был жив, он много чего говорил, только не всегда был убедительным.
      Стас покачал головой.
      – Я общался с ним несколько минут назад. И он был очень убедительным.
      – Ты чё несешь?! – снова встрял Киря. – Колдун мертв.
      Стас устало вздохнул. Трудно будет объяснить.
      – Мертв, – согласился он. – Но я его видел и говорил с ним.
      – Ты говорил с мертвецом? – холодно произнес половник. – Интересно, у меня теперь вся команда будет сходить с ума или дело ограничится только тобой?
      Наверное, место и время для разговора были выбраны неудачно.
      Стас пожал плечами:
      – Колдун велел поговорить. Я попытался.
      Он повернулся, собираясь уходить.
      – Погоди, – остановил Гришко. – Где ты видел Колдуна?
      – Возле ДУК-камеры.
      – Киря. – Гришко повернулся к начохру. – Сходи к ДУКу, посмотри, что там.
      – Ты веришь ему?! – у начохра глаза полезли на лоб. – Веришь этому Хвосто…
      – Ему – нет, – глухо оборвал Гришко. – Но Илье я все-таки доверял чаще, чем не доверял.
      – Колдун был психом! – напомнил Киря.
      – И еще каким, – не стал спорить полковник. – Но при жизни этот псих нередко давал дельные советы. Так может, и после смерти…
      – Что – после смерти? – вытаращился Киря. Глаза у него чуть не вывалились из орбит.
      – Ничего. Короче, пойди и посмотри. Если что-нибудь заметишь – вызовешь по внутренней связи.
      – А что я должен заметить?
      – Что-нибудь. Необычное. Интересное. Не знаю.
      Киря вздохнул:
      – Так бы и сказал, что хочешь перетереть с ним, – еще один неприязненный взгляд в сторону Стаса, – наедине.
      – Я сказал, что сказал, – повысил голос Гришко. – Выполняй приказ.
      Киря молча удалился и закрыл за собой дверь. Гришко снова повернулся к Стасу:
      – Ну, рассказывай, что там у вас было с Колдуном?
      – Сначала постучали в люк, – начал Стас, чувствуя себя глупее глупого. – С той стороны… снаружи…
      Гришко прищурился. Но за прищуром полковника крылись напряженность и… И страх?
      «А ведь он верит! А если и не верит, то почти готов поверить», – Стаса почему-то ужаснула эта мысль. Он бы предпочел сейчас, чтобы ему не верили и чтобы его разубеждали. А так… Так придется смириться: да, было, да, он, Стас, на самом деле трепался с мертвецом.
      – Потом? – сухо, без эмоций спросил полковник.
      – Потом Колдун поздоровался. Потом…
      Закончить Стас не успел: на пульте Гришко что-то тревожно пискнуло. Зеленые огоньки стали гаснуть один за другим. Вместо них замигали красные.
      – Твою ж мать! – Гришко в полсекунды развернулся на своем вертком кресле к панели управления. Пальцы полковника заметались над кнопками и тумблерами.
      – Что? – встревожился Стас.
      – Навигация сдохла! – процедил полковник. – Гирокомпас взбесился. Да что за хрень такая?!
      Подземлодку тряхнуло.
      – У-у-у, как не вовремя! – простонал Гришко. – Этого еще не хватало!
      «Чего “этого”», – Стас растерянно смотрел на красные огоньки, циферблаты и мигающие экранчики командного пульта. Конечно, он не разбирался во всей этой иллюминации.
      – Ладно, Стас, договорим позже, – бросил полковник через плечо. – Не до тебя сейчас.
      Гришко щелкнул тумблером внутренней связи. Затребовал в микрофон на гибкой стойке:
      – Катя, акустический анализ внешней среды.
      – Твердая порода! – раздался из динамика взволнованный голос девушки.
      – Какая? Что на радаре?
      – Не пойму. Судя по ультразвуковому сканированию, базальт или, скорее, гранит. Но очень прочный. Я не знаю такого минерала.
      – Аналоги?
      – Близок к алмазу. Только алмазов таких размеров не бывает.
      Вибрация подземлодки усилилась. Стас почувствовал, как натужно и медленно двигается «Боевой крот». Да уж, очень прочный, должно быть, там, снаружи, минерал…
      – Сплошная стена, – продолжала докладывать Катя. – Монолит. Везде. Вокруг, над нами, под нами. Сзади тоже.
      – Как это сзади? – нахмурился Гришко. – Мы же как-то прошли сюда. Нас что, запустили, а потом закрыли дверь?
      – Да не знаю я! – срывающимся голосом отозвалась девушка. – На сонаре выхода не видно.
      – Не видно или нет?
      – Понятия не имею. Я же говорила: локатору досталось при старте. Сейчас он показывает только породу вокруг.
      – Толщина пласта?
      – Не могу прощупать. Он вообще непробиваемый, зараза.
      – Всем приготовиться: будет трясти, – предупредил по внутренней связи полковник, защелкивая на груди пряжку страхующих ремней.
      Вообще-то уже трясло. И прилично так!
      – Додик, Михеич. Больше мощности на буры!
      – Да уж куда больше-то? – проворчал Михеич.
      – Вот же крепкая дрянь, а! – процедил Гришко, наблюдая за паническим помигиванием красных лампочек. На небольшим экранчике пульта управления нервно колебалась ломаная линия с короткой амплитудой. – И все крепче становится! Бур почти не берет.
      
* * *

      О присутствии Стаса полковник, похоже, забыл. А Стас стоял за креслом Гришко и, вцепившись в боковой поручень, старался разглядеть ( 
      Особоезрение. 
      Особое… Так называл ЭТО Колдун) препятствие, о которое, как рыба об лед, билась субтеррина.
      Разглядел.
      Буры яростно вгрызались в гладкую темную породу и откалывали от нее небольшие куски. Кипели струи буровой смеси. Влага испарялась на перегретом металле и минерале. Вязкое месиво грязи и мелкой крошки уходило под вращающийся винтовидный выступ наружного шнека, но результат не впечатлял. Титановый «крот», как слепой котенок, тыкался в преграду то тут, то там, однако не мог ни пробить ее, ни обогнуть.
      Гришко попытался осторожно поднять подземлодку вверх, но наткнулся на купол такой же твердой породы.
      Крепкий минерал был повсюду. Пробурить его, наверное, можно, но сколько на это уйдет времени и энергии?
      Подземлодка беспомощно ворочалась и дергалась, как пойманный зверь, пытающийся развернуться в подземной ловушке. Буры, шнек, титановые бока и кормовые домкраты скрежетали о неподатливую скалу.
      – Может, торпедой шарахнуть? – предложил Михеич. – Авось, пробьет.
      – Дурак, да? – фыркнул полковник. – Мы в каменном мешке. Подорвемся на собственном заряде.
      – И торпед у нас всего две штуки, – добавил Додик. – Поберечь надо.
      – Экономный, да? – буркнул Михеич. – Сам тогда предложи что-нибудь.
      – Подняться можно? – спросил Додик.
      – Ни хрена! – ругнулся Гришко. – Думаешь, не пробовал?
      В переговоры по внутренней связи, которые Стас воспринимал как звуковой фон, не особенно в них вслушиваясь, вклинился новый голос, шедший из его собственной головы.
      « 
      Внимательно, Станислав! – о себе снова заявил Колдун. – 
      Смотри внимательно. Вон там слева и внизу».
      Точно! Только теперь Стас заметил небольшой проемчик между выпуклыми выступами, который не смогла обнаружить аппаратура Кати. Проем, правда, был завален, но через завал «крот» пройдет легко. Завал – это не монолитная стена.
      Вообще это было похоже на пробитую кем-то и засыпанную нору. Или на ворота, уводящие куда-то вниз. Не очень широкие, но «БК» протиснется.
      – Лучше взять левее и ниже, – посоветовал Стас.
      – Что? – Гришко удивленно покосился в его сторону. – Ты еще здесь?
      – Немного левее и резко вниз. Тогда уйдем под породу. Там мягкий грунт.
      – Откуда ты…
      – Я вижу то, что снаружи, – объяснил Стас.
      – Как это видишь?
      – Не знаю. Просто вижу, и всё.
      – И давно?
      – Нет.
      – После встречи с Колдуном? – полковник внимательно смотрел на него.
      – Да, – кивнул Стас. – Я же сказал, что могу быть полезен.
      Вернее, так сказал Колдун.
      Снова захрипел динамик внутренней связи.
      – Что там у вас? – на этот раз послышался голос Кири. Судя по голосу, начохр был сильно озадачен, если не сказать – напуган. – «Крота» трясет, как на случке!
      Но вряд ли Кирю напугало именно это.
      – Жопа у нас, – коротко и емко ответил полковник. – У тебя что? Где ты?
      – Возле ДУК-камеры. – Киря замялся. – Тут это… Такое дело…
      – Какое?
      – Непонятное. Какая-то фигня с люком. Его как бы это… как бы залапал кто-то… Как бы в металл впечатался…
      – Кто впечатался? – Гришко бросил еще один многозначительный взгляд на Стаса. – Объясни, Киря.
      – Не могу. Это надо видеть.
      Гришко снова посмотрел на Стаса. Ответил в микрофон:
      – Ладно, разберемся. Только не сейчас. Позже.
      Пауза.
      – Похоже, Кирю ты удивил, Стас, – еще один многозначительный взгляд, брошенный в его сторону. – И меня начинаешь удивлять. С Колдуном, говоришь, встречался? Полезным, говоришь, стал? Видишь, что снаружи? Ну-ну, проверим. Левее и ниже, значит? Попробуем. Только учти: если что – лучше сам сразу лезь в ДУК-камеру.
      – Еще левее, – подсказал Стас, наблюдая сквозь обшивку за неуклюжими маневрами подземлодки. – Еще ниже.
      – Внимание всем, – объявил Гришко по внутренней связи. – Срочное погружение!
      – Еще! – продолжал «наводить» субтеррину Стас. – Еще ниже. Вот так!
      «Боевой крот» взял сильный крен на нос. Пол перекосился настолько, что трудно было стоять. Стас вцепился в скобу-поручень над пультом и в спинку командирского кресла. Он буквально повис над головой Гришко. Зато субтеррина попала точно в проем между твердой породой. «Боевой крот» скользнул вниз, как нож в ножны.
      Буры и шнеки вспучили забивший пустоты рыхлый грунт, как будто вспенили воду.
      Скорость резко увеличилась.
      – Михеич, сбавь мощность! – велел Гришко. Покосился на Стаса. – И правда, легко идет.
      Стас кивнул, стараясь не отвлекаться. Он полностью сосредоточился на узком проходе, в который буквально проваливалась субтеррина.
      – Катя, что скажешь?
      – Сонар барахлит! – отозвался из динамика взволнованный голос. – Ничего не вижу. Не слышу. Ничего не понимаю!
      От акустика и поврежденной аппаратуры сейчас было мало проку.
      – Куда сворачивать, ясновидец? – Гришко повернулся к Стасу.
      – Никуда. Прямо и вниз. Все время прямо и вниз.
      – Все время?
      – Да.
      Проход, похожий на русло подземной реки и заполненный сыпучим грунтом, шел именно так: вниз и прямо. Стас, 
      особоезрение которого пронизывало грунт и проникало немного дальше, с удивлением разглядывал гладкие отполированные стенки и округлые своды, которых сейчас не мог видеть никто, кроме него. Трудно было поверить, что эта труба, пробитая в необычайно твердых гранитно-алмазных (или из чего они там состоят?) залежах, – естественного происхождения.
      – Что видишь, Стас? – спросил Гришко.
      Хорошо… Если полковник спрашивает у него об этом и если спрашивает так, значит, уже не сомневался в том, что он ВИДИТ.
      – Проход, – коротко ответил Стас. Расписывать, насколько странно выглядит подземный туннель, по которому они двигались, не хотелось.
      Напряженное молчание затягивалось. Первым не выдержал Михеич.
      – Эй, мы вообще где? – раздался из динамика его ворчливый голос. – Какая глубина?
      – Большая, – процедил Гришко, вперившись взглядом в показания приборов на пульте.
      – А поточнее?
      – Тебе лучше не знать, Михеич.
      Лицо у полковника было бледным. Похоже, его самого это знание сильно огорчало.
      – «Крот» вообще рассчитан на такие глубины? – забеспокоился Додик.
      – Скоро выясним, – вздохнул Гришко.
      Гранитная труба, ведущая вниз, начала расширяться. Гладкие стенки и своды раздвинулись, образуя причудливую сеть пещер, лишь наполовину заполненную осадочными породами.
      – Теперь «крота» можно выравнивать – сказал Стас. – Аккуратно.
      – Ну, слава богу, – проворчал Гришко. – А то уж я думал, мы пройдем всю землю насквозь.
      Крен ушел. Перекошенный пол вновь стал пригодным для того, чтобы на нем стояли.
      – Куда теперь? – полковник вытер лоб.
      Стас сдержал улыбку. Ишь ты как! Сам Гришко советуется с «гэшником»-Хвостопадом.
      – Прямо. Только осторожнее: впереди…
      Договорить он не успел: подземлодку тряхнуло, затем «крот» завалился на правый борт. Пол снова сильно накренился.
      – В чем дело?! – напрягся полковник.
      – Пустоты, – объяснил Стас. – Мы вышли в пустоты.
      Выпали вернее. Вывалились.
      – Стоп машина! – приказал Гришко по внутренней связи.
      Движки заглохли. «Боевой крот» остановился.
      – Михеич, выдвинуть шасси, выровнять корпус. Запустить стабилизацию.
      Вибрация, легкое подрагивание… Из титанового корпуса выдвинулись гусеничные платформы. Завертелись треки, устанавливая машину в нужное положение. Пол снова выровнялся.
      Стас тем временем осматривал и прослушивал пространство снаружи. Искаженное эхо пустых пещер мешалось и путалось, обращая позвякивание и лязг металла в какую-то пугающую какофонию, в которой чудились чьи-то вопли, стоны, рев…
      – Михеич, запусти проверку систем. У меня что-то с навигацией. Отказала по полной, а она нам сейчас нужна как воздух. И у Катерины акустика навернулась.
      – Понял, – пробурчал Михеич. – Посмотрю, что можно сделать.
      – Посмотри-посмотри.
      Гришко щелкнул тумблером связи, перевел взгляд на Стаса.
      – И мне тоже надо кое-что посмотреть, – добавил он в уже выключенный микрофон.
      
* * *

      – Та-а-ак, ну и что это такое? – Гришко стоял перед люком ДУК-камеры и разглядывал две отпечатавшиеся в металле ладони.
      «Прислонять», – гласила надпись между ними. Киря беспокойно поглядывал то на полковника, то на Стаса.
      Стас едва сдержал улыбку. Нет, его радовало вовсе не замешательство полковника и недоумение начохра. Это все мелочи. Главное, что он не сошел с ума. Следы от рук никуда не делись, они являлись физическим свидетельством того, что здесь случилось. И что происходило после. Если ЭТО видят сейчас Киря и Гришко, значит, ЭТО точно не глюк, рожденный воспаленным воображением Стаса. Дико? Да. Необъяснимо? Факт. Но раз есть следы от рук, то было и все остальное.
      – Я спрашиваю, что это? – повторил свой вопрос Гришко, ни к кому конкретно, вроде бы, не обращаясь.
      – Следы, – судорожно сглотнув, ответил Киря. – Следы от рук.
      – От чьих? – взгляд полковника уперся в Стаса.
      – От моих, – вздохнул Стас.
      Он подошел к люку и приложил ладони к отпечаткам. Показал Гришко и еще раз убедился сам. Его ладони в точности совпали с отпечатками.
      – Ты продавил металл голыми руками? – нахмурился Гришко. – Или проплавил?
      Стас покачал головой:
      – Я просто…
      «Прислонять», – бросилось в глаза.
      – …просто прислонил ладони к люку.
      – И все?
      – И еще рядом был Колдун.
      – Ладно, – кивнул полковник. – Пойди погуляй немного. Я позову.
      Стас пожал плечами. Полковник хочет пообщаться наедине со своим верным псом? Пусть общаются.
      Он ушел, чувствуя на себе настороженный взгляд Кири. Надо же! Начохр начинает его бояться. За одно это покойному Колдуну стоит сказать «спасибо».
      Киря закрыл за спиной Стаса перегородочную дверь. Провернулась кольцевая ручка запора.
      
* * *

      – Я че-то не догоняю! – первым заговорил начохр. – Хвостопад все выдумал или как?
      – Вряд ли он выдумал все, – качнул головой Гришко. – Выдумщик из него никакой. Да и люк, – полковник повернулся к ДУК-камере, – силой мысли так не залапать. Тут другое.
      – Так он что, говорит правду, что ли?
      – Он не только говорит. Он еще и делает кое-что. Он провел «крота» по проходу, которого не нашла Катя.
      – Может, совпадение? – насупился Киря.
      – Может, да, а может, и нет. – Гришко задумчиво разглядывал закрытый люк. – Еще он утверждает, что с ним разговаривает Колдун.
      – Колдун мертв.
      – Но он Колдун, – серьезно сказал полковник.
      – Ерунда какая-то! Этого не может быть.
      Гришко пожал плечами:
      – В жизни случается многое из того, чего быть не может. Если здраво рассуждать, то и человечество не должно было себя угробить, но оно играючи сделало это.
      – Да хрен с ним, с человечеством! Я о нас сейчас говорю. То, о чем рассказывает Хвостопад… Ничего подобного ведь не происходило раньше.
      – Ты уверен? – Гришко не отводил взгляда от ДУК-камеры. – Откуда нам знать? Может, и происходило, а мы просто не замечали. Такое случается. Возможно, потенциала Стаса мы тоже не заметили. Возможно, Колдун был прав: нам нужен этот «гэшник». Колдун хорошо разбирался в людях. Он видел людей насквозь. Так что удивительного в том, что Стас научился смотреть сквозь «крота»?
      – Бред какой-то! – Киря потер лоб.
      – Если бред, то общий, если глюк, то один на всех, – усмехнулся Гришко. – Посмотри на люк. Ты видишь отпечатки?
      – Ну, вижу.
      – И я вижу. И Стас их видит. И если мы позовем сюда кого-нибудь еще, полагаю, он тоже увидит. А это уже свидетельство того, что Стас может быть прав. Или даже того, что он действительно прав. Ну, а если речь и идет о помешательстве, то – о всеобщем. А знаешь, что самое разумное в обстановке массовой галлюцинации?
      – Что?
      – Жить по ее законам и правилам. Только так можно выжить.
      Киря затряс головой:
      – Я не понимаю, ты сам-то веришь всей этой мути с воскрешением Колдуна и суперспособностями Хвостопада?
      – Я этого тоже до конца не понимаю, – устало вздохнул Гришко. – Верю или нет? Черт его знает! Очень может быть, что сейчас мы все просто дружно сходим с ума. Вообще-то «БК-7» – экспериментальная машина. Опытный образец, который до Войны не успели толком испытать. Этим сейчас занимаемся мы. Но мы испытываем и действие «крота» на себе.
      – Опять не понимаю! – наморщил лоб Киря. – О чем ты?
      – Во-первых, здесь установлен особый спецреактор, который может оказывать воздействие на человека. Во-вторых, никто еще не спускался в титановой коробке на такую глубину и при таком стрессе. К тому же «Боевой крот» простоял без дела не один, не два, не десять и даже не пятнадцать лет. Возможно, за время консервации где-то скопились, а при старте – высвободились газы, вызывающие галлюцинации. Возможно также, что из-за перегрева реактора произошла протечка, которая шарахнула нам по мозгам. Или это еще какой-нибудь неизученный эффект. Или все происходящее сейчас кажется только мне, а ты, Стас и прочие – плод моего воображения.
      – Чего-чего? – вытаращился начохр.
      – Да, Киря, я не исключаю и такой возможности. Но с другой стороны, я вижу руки Стаса, продавившие металл, и я знаю, что он помог мне провести «крота» сквозь породу, которую не брал бур. В общем, пока я готов прислушиваться к его словам.
      
* * *

      Ждать, пока Гришко с Кирей секретничают на его счет, было скучно и неприятно. Стас рассеянно шагал по коридору возле ДУК-камеры. Туда – сюда, туда – сюда.
      «Бум. Бум. Бум», – гулко отмерял его шаги металл под ногами.
      Стас остановился. Но…
      «Бум-м! Бум-м!» – звук не прекратился.
      Дважды ударило за его спиной. Негромко, но отчетливо.
      По коридору прошелся кто-то еще?
      Нет, не прошелся. Просто появился, как умеют появляться только призраки.
      Перед Стасом снова стоял Колдун в шаманских одеждах. Тихонько, с задумчиво-медитативным видом он постукивал колотушкой в бубен.
      Страха не было вообще. На этот раз не было даже удивления. Визит покойника на субтеррину Стас воспринимал теперь как нечто само собой разумеющееся.
      «Забавно! – это было первое, о чем он подумал. – Пока Гришко и Киря обсуждают, приходил ли ко мне мертвый Илья или нет, Колдун снова стоит рядом. Позвать, что ли, полковника и начохра?»
      – Не надо, – качнул головой Илья, опустив бубен и колотушку. – Я пришел говорить с тобой, а не с ними.
      Стас пожал плечами:
      – Не вопрос. Поговорим.
      «Как все-таки быстро можно освоиться беседовать с мертвецами, – промелькнуло в голове. – Привычка – великое дело!»
      – Не только привычка. – Колдун смотрел на него невеселыми глазами.
      – А что еще?
      – Тебе это надо.
      Вопрос? Утверждение? Наверное, все же второе.
      – Ну, будем считать, убедил. Так что ты хотел мне сказать?
      – Будь внимателен, Стас. Ты хорошо научился видеть, если увидел ворота в стене, но пока плохо умеешь слушать.
      – В смысле?
      – Ты знаешь, где находишься?
      – Под землей.
      – «Под землей» – понятие растяжимое. Ты знаешь, в какие ворота прошел сам и провел остальных?
      Стас вспомнил проход в непробиваемой стене, действительно вызвавший у него ассоциации с воротами. Стало не по себе. Чем-то они ему не понравились, эти ворота. Еще тогда. Странно, наверное, что, беседуя с призраком, боишься чего-то другого, но сейчас было именно так.
      – Прислушайся, Стас, – очень веско и очень серьезно произнес Колдун. – Послушай, что творится снаружи, только слушай внимательно.
      Послушать? Хорошо, какие проблемы? Послушаем…
      Стас закрыл глаза. Сосредоточился, стараясь теперь не столько смотреть, сколько слушать.
      Услышал…
      То, что уже слышал раньше, только теперь это было более явственно и отчетливо.
      По пещерным пустотам метались далекие отголоски устрашающих звуков. Пока еще далекие, но очень устрашающие. Да, точно: он уже слышал это, когда выдвигались и работали гусеницы, выравнивавшие «Боевого крота». Но тогда Стас не придал значения странному шуму. Он тогда решил, что все это – не более чем искаженное эхо работающей машины.
      Но теперь-то… Ну да! Лязга металла больше не слышно. Но звук-то не прекратился. Значит, он идет не от «крота». Наоборот – к «кроту». Из какого-то другого источника. Из какого? Откуда?
      «Ты знаешь, в какие ворота вошел сам и провел остальных?» – к чему были сказаны эти слова, от которых мурашки по коже?
      Стас вслушивался внимательнее. Слух – не обычный человеческий, а 
      особый, появившийся у него недавно, – обострился. Ухо уже различало и вычленяло из общего шума отдельные составляющие. И волосы становились дыбом.
      – А-а-а! О-о-о! У-у-у! Ы-ы-ы! М-м-м-а-а-а! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р!
      Многоголосые крики и стоны, в которых нет ничего, кроме боли, ужаса и отчаяния. Невыносимой боли, запредельного ужаса, беспросветного отчаяния. И раскатистый рык неведомых тварей – яростный и жуткий, вплетающийся в вопли и стенания.
      И все это – в полной темноте, которую, впрочем, вновь обретенное 
      особоезрение Стаса воспринимало как приглушенный серый свет.
      Но откуда здесь страдающие люди? На такой глубине? Да и мутанты вряд ли могли бы сюда забраться. Или все же могли? Или это не люди и не мутанты, а…
      А кто?
      А что?
      Не зря, ох, не зря мертвый Колдун чувствует себя здесь так вольготно.
      «Ты знаешь, в какие ворота вошел сам и провел остальных?»
      А что, если…
      Новые крики, новые стоны. Рев.
      – А-а-а! О-о-о! У-у-у! Ы-ы-ы! М-м-м-а-а-а! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р!
      Бр-р-р! Жуть!
      Что, если они попали…
      – Ад? – Стас облизнул вмиг пересохшие губы. – Это ад?
      Ад – это хуже родного «Аида». Ему рассказывали, и довольно часто, что грешники после смерти оказываются в аду, где их ждут нескончаемые мучения. Огонь, кипящая смола, сжигающее, но не убивающее до конца радиоактивное излучение.
      Стас не очень верил в это. Но очень боялся. Попадать в ад он не хотел. И в то же время прекрасно понимал, что если огненная Геенна существует, то спастись не удастся никому. Человечество, превратившее в ад целую планету, вряд ли избежит адских мук после смерти. А ведь он – часть человечества.
      – Колдун, это ад? – снова спросил Стас.
      Росло понимание, и вместе с ним нарастал ужас.
      Илья молчал, задумчиво покачивая колотушкой перед бубном.
      Неужели они в самом деле прошли ворота, через которые не стоило проходить? Да нет, не может такого быть!
      Не может? А Колдун? Мертвый колдун, разговаривающий с ним наяву, – такое быть может?
      – Ты научился видеть то, что нужно видеть, и слышать то, что нужно слышать, – наконец заговорил Илья глухим надсадным голосом. – Ты делаешь успехи, Стас. А теперь беги. Расскажи, о чем узнал. Предупреди. Попробуй убедить. Здесь оставаться опасно. Быстрее!
      Шаманская колотушка снова ударила в бубен. Едва коснулась туго натянутой кожи, поэтому звук вышел негромкий. «Бум-м».
      И еще удар – такой же несильный. «Бум-м»! На Илье дернулись одежды из шкур и ленточек.
      Страх всадил Стасу холодный лом между лопаток.
      – Быстрее, Станислав! Поспеши.
      Колдун начал бить чаше, сильнее.
      «Бум-бум-бум-бум».
      И Стас поспешил.
      
* * *

      – В общем, пока я готов прислушиваться к его словам, – закончил Гришко и…
      «Бум-бум-бум-бум-бум!»
      В переборочную дверь отсека яростно заколотили.
      Киря вопросительно посмотрел на полковника. Гришко кивнул, и начохр открыл дверь.
      За дверью стоял Стас. В первую секунду Гришко решил, что бедняга сошел с ума. Вытаращенные глаза, перекошенный рот, искаженное лицо, на котором, как следы рук на надписи «прислонять», отпечатался ужас на грани паники. Чем-то выражение Стасова лица напомнило Гришко посмертную маску Колдуна. Только Стас, в отличие от Ильи, был жив. Пока еще жив.
      – В чем дело? – полковник нахмурился. – Я тебя не звал.
      – Надо убираться отсюда! – выдохнул Стас. И затараторил как полоумный: – Быстро. Сейчас же. Здесь плохое место.
      Он говорил и понимал, что его не слушают и не слышат. На него смотрели, как на идиота.
      – Ты что несешь, Хвостопад? – скривился Киря. – Опять увидел Колдуна?
      Да, он увидел. Но дело не только в этом.
      – Там. – Стас указал на запертый люк ДУК-камеры. – Там, снаружи, ад.
      – В смысле? – нахмурился Гришко.
      – В прямом. – Стас почувствовал, как по лицу, словно скользкий угорь, дернулась нервная улыбка. – Мы слишком глубоко зарылись, понимаете?
      Киря тупо хлопал глазами. Начохр не понимал. Не мог понять. Или не мог поверить. Полковник перевел взгляд со Стаса на отпечатки его ладоней на металле – неопровержимое доказательство того, что не все в этом мире следует отметать сразу. Даже самые невероятные и безумные на первый взгляд вещи могут иметь место в действительности. Потом Гришко снова уставился на Стаса.
      Он еще сомневался, но уже начинал опасаться.
      – Ты что-то видишь? – осторожно спросил Гришко.
      – Пока только слышу. Если бы видел, наверное, было бы уже поздно.
      Гришко думал не больше секунды.
      – Идем, – приказал он. – Стас – со мной. Киря – в боевой отсек.
    

    

      

        Глава 9
        Ад
      

      Вскоре Стас снова стоял в отсеке управления за креслом полковника. Однако сразу стартовать Гришко не стал.
      Щелчок тумблера, губы к микрофону…
      – Михеич, докладывай.
      – Навигационную систему восстановить не удалось. Акустика работает, но со сбоями. Остальные системы в норме.
      – Экипажу соблюдать режим тишины, – распорядился полковник. – Повторяю: режим тишины. Катя, запускай внешнее акустическое сканирование.
      «Не верит, – подумал Стас. – Опасается, возможно, даже боится, но до конца еще не верит. Что ж, следовало признать: не так-то просто поверить в то, что где-то у тебя под боком разверзлись адские глубины».
      – Цель сканирования? – поинтересовалась Катерина, настраивая аппаратуру.
      – Цель отсутствует, – помедлив, ответил Гришко. – Просто проведи общий скан.
      – Зачем? – в голосе Кати послышалось удивление.
      Приказ действительно был необычный. Если бы Гришко поставил четкую цель: акустический или ультразвуковой анализ окружающих пород, глубины пустот, наличия или отсутствия подземных вод – вопросов бы не возникло, а так…
      – Нужен внешний звуковой фон, – пояснил полковник.
      Однако такое объяснение еще больше озадачило Катю.
      – Какой фон? Откуда он здесь? – недоумение девушки росло.
      Как, впрочем, и раздражение Гришко.
      – Выполняй!
      В их разговор никто не вмешивался: у экипажа был приказ соблюдать режим тишины.
      Пара секунд молчания и…
      – Слышу шумы и помехи непонятного происхождения, – удивленно доложила Катя.
      – Выведи на мой динамик, – потребовал Гришко.
      На командирском пульте ожила выпуклая забранная мелкой решеткой «тарелка», смахивающая на большую – больше здоровенной полковничьей ладони – кнопку. Из-под защитной сетки динамика послышались непонятное потрескивание, похрюкивание, хрипы, всхлипы, тонкие, пронзительные – на грани слышимости – визги и какой-то низкий монотонный гул. Вообще-то это было не очень похоже на те вопли, стоны и рев, которые слышал снаружи Стас.
      Он сосредоточился, закрыл глаза, прислушался снова. Нет, ошибки быть не могло: по пещерным пустотам носились все те же жуткие крики, стенания и рык. Тогда почему их слышит только он, но не улавливает акустическая аппаратура? Стас тряхнул головой, возвращаясь из-за титановой обшивки в тесный мирок «Боевого Крота».
      Полковник выставил громкость на максимум.
      – Это и есть твой ад? – недоверчиво спросил Гришко.
      – А откуда здесь эти шумы? – вопросом на вопрос ответил Стас. – Да еще и в таком количестве?
      – Ну, мало ли, какие процессы происходят под землей, – пожал плечами полковник.
      Вот именно. Мало ли какие…
      – Это полная акустическая картинка?
      – Самая что ни на есть. – Гришко кивнул. – Общий скан. Даже ультразвук и инфразвук переведены в слышимый диапазон.
      Так может, в этом и заключается причина? Может, приборы перемудрили? Или наоборот: это и есть истинные отголоски адской геенны, недоступные обычному человеческому уху. И даже 
      особомучеловеческому слуху. 
      Особому, но человеческому.
      – А если их отфильтровать? – предложил Стас. – Ну, ультразвук и инфразвук? Если оставить только то, что должно быть слышно?
      – Какой смысл? – уставился на него Гришко. – Хотя, ладно, – полковник снова склонился к микрофону: – Катя, разбей акустику на волновые спектры. Оставь обычный, средний.
      – Сделаю, – растерянно отозвалась девушка. Она по-прежнему не понимала, в чем дело, но спрашивать о чем-либо уже не решалась. Сам факт появления на такой глубине, где, по идее, должна царить могильная тишина, каких-то шумов и помех отбивал охоту задавать вопросы. А то ведь можно и на ответ ненароком нарваться. К этому Катя, наверное, не была готова.
      А еще через секунду ее удивление и тревога переросли в ужас.
      – Что это?! – все-таки с губ девушки сорвался панический вопрос.
      А из динамика уже хлынули отфильтрованные и отсеянные звуки. Те самые.
      – А-а-а! О-о-о! У-у-у! Ы-ы-ы! М-м-м-а-а-а! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р!
      Динамик командирского пульта, выставленный на максимальную громкость, оглушительно орал, стонал и ревел. А может, просто источник шума стал ближе?
      Звуки, от которых стыла кровь, разносились по всему отсеку управления. Обезумевшие, пронизанные болью голоса и рык неведомой твари. Или тварей. Этот грозный низкий рык перекрывал вопли, как взрыв гранаты в помещении заглушает автоматные очереди.
      – Что это?! – кричала перепуганный акустик. – Что ЭТО такое?!
      Это ад, Катя. Самый настоящий ад. В самом прямом смысле этого слова. Просто «крот» со всем своим экипажем очутился к нему слишком близко. Просто они чуть не влезли в ад до срока. Или все-таки влезли? Или их срок уже наступил?
      Пропущенный через звуковую аппаратуру шум казался еще более зловещим. И – что хуже – более реальным. Теперь вся эта жуть не носилось бесплотным эхом снаружи, а наполняла субтеррину изнутри. Стасу казалось, что вслед за отзвуками ада в подземную лодку скоро проникнет и все остальное.
      И, судя по всему, так показалось не только ему.
      – Старт! – заорал Гришко, щелкая тумблерами и тыча в кнопки. – Додик, реактор на полную мощность! Михеич, экстренный запуск систем!
      – Я с навигацией не разобрался, – напомнил компьютерщик.
      – Плевать! Стартуем вслепую. Киря, готовь боевой отсек!
      Боевой отсек? Против адских тварей? Было бы смешно, не будь так страшно.
      – Гусеничная тяга! – продолжал сыпать командами полковник. – Бур! Домкраты! Турборежим! Стас!
      Стас не сразу понял, что окликают его.
      – Стас, куда нам?!
      Как будто он знал, куда! Вокруг были одинаковые пещеры, а в пещерах – одинаковые стены: причудливые, бугристые и гладкие, словно барельефы безумца. А где здесь провал в ад – все равно не понять. Откуда идет звук? Где его источник? Может быть, впереди, может, сзади. Может быть, справа, может, слева.
      – Куда, Стас?
      Да куда угодно, лишь бы не стоять на месте.
      – Ку-да?! Ты видишь?
      Только пустоты и стены. Мечущиеся по пещерам звуки нельзя разглядеть даже 
      особымзрением.
      – Можно прямо, – сказал Стас, стараясь говорить уверенно, но не очень справляясь с этой задачей.
      Наверное, можно.
      – Вперед! – приказал Гришко. – Полный вперед!
      Полковник отдавал еще какие-то команды, которые незамедлительно выполнялись, но Стас уже не видел и не слышал ничего, что творится в отсеке управления. Он наблюдал за тем, что происходит снаружи.
      
* * *

      «Боевой крот» тронулся с места. Широкие траки гусениц протащили машину по неровному полу пещеры до стены напротив. Затем гусеничные шасси ушли под титановую шкуру. Бур вонзился в стену, закрутился винтовидный шнек. Сзади субтеррину подтолкнули мощные домкратные лапы.
      Они входили в темную и мягкую, как торф, податливую, как человеческая плоть, распадающуюся на части, осыпающуюся и, вроде бы, дымящуюся породу, состав которой Стас никак не мог определить.
      Или это вообще не порода?
      Странная субстанция вдруг ожила. Что-то замельтешило вокруг «крота». Какие-то размытые смазанные тени, отдаленно похожие на человеческие силуэты или представавшие таковыми в воображении Стаса. Мертвецы? Грешники? Мертвые грешники? Души? Твари? Души тварей?
      А, собственно, почему бы и нет? Адские глубины ведь наверняка принимают не только грешников-людей, но и грешников-мутантов. Стас раньше никогда не задумывался над этим.
      «Боевой крот» легко и быстро пробивался через что-то подвижное и колышущееся. Они сейчас, скорее, плыли, чем бурили.
      – Катя, где мы? – донесся голос Гришко. – В чем?
      «В дерьме», – подумал Стас, едва сдерживая нервный смех.
      – Акустический анализ, Катя!
      – Не могу! – акустик без малого билась в истерике. А может, и билась уже. – Не могу идентифицировать!
      «Спрессованные души грешников», – мысленно сделал это за нее Стас. А что? Самая правдоподобная теория. Кто сказал, что души бесплотные? Здесь, под землей, они плотные.
      – Мы как бы на поверхности и как бы нет, – простонала Катя. – Ничего не понимаю!
      Как бы… Да уж, как бы!
      Где-то под днищем «крота» в глубоком провале, также забитом подвижным псевдоторфянным киселем, мелькнул свет. Далекий, яркий, красный. Бушующее пламя. Разинутая алая пасть. Расщелина без дна, подсвеченная снизу.
      Крики и рев (А-а-а! О-о-о! У-у-у! Ы-ы-ы! М-м-м-а-а-а! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р!) сделались громче.
      Стас своим 
      особымчувством ощутил волну жара, ударившего по титановой обшивке субтеррины. Что пылает там внизу, в адских глубинах? Кипящая лава? Негаснущие костры под старомодными котлами? Или ядро суперреактора? Может быть, в аду уже никто не топит дровами и углем? Может, там переняли у человечества более эффективные технологии?
      Слава богу, они этого не узнали. Во всяком случае, пока. «Крот» проскочил через расщелину, не свалившись вниз.
      Зато снизу что-то ринулось к ним, на миг заслонив пламя адского жерла. Что-то огромное и – Гр-р-раур-р! – рычащее. Монстр (или, может быть, монстры?), которого даже Стас со своим 
      особымзрением не сумел толком разглядеть: настолько стремительными и непредсказуемыми были его движения.
      Тварь появлялась и исчезала. И появлялась снова. Неслась сквозь рыхлую породу из спрессованных душ так, словно на ее пути вообще не было препятствий. Адский монстр то сливался с колышущейся многоногой и многорукой массой, становясь ее частью, то вырывался из нее, раздирая и разбрасывая в стороны темные бесформенные клочья и комья. Наверное, ЭТО тоже не имело четкой формы. Во всяком случае, Стас никак не мог рассмотреть чудовище.
      Преследующее «крота» существо смахивает то ли на гигантскую собаку, то ли на человекоподобного великана. Но определенно, у него была голова пса. Или шакала. Или волка. Или у него было сразу несколько голов. Или это были несколько существ, сросшиеся воедино?
      Человеческие крики удалялись, зато рев твари звучал уже совсем близко. Рев, а еще… Да, еще был неприятный скрипучий смех. В паузах между взрыкиваниями собакоподобной твари Стас различил противное хихиканье, похожее на потявкивание, и заметил, как вокруг субтеррины вьются фигуры, отделившиеся от шевелящейся темной массы, сквозь которую продирался «Боевой крот». В длинных костлявых руках вспыхнули факелы, горящие тускло и без дыма.
      Глаз выхватывал размытые силуэты, рваные одеяния, вывалившиеся сквозь прорехи отвислые старушечьи груди, морщинистые лица, в чертах которых тоже угадывалось что-то собачье, безумные пустые глаза и беззубые смеющиеся рты. На головах хохочущих старух вместо волос извивались змееподобные отростки, а тощие руки с длинными когтями уже царапали титановую обшивку подземлодки.
      От пронзительного скрежета ныли зубы. Краем сознания Стас отметил, что скрежет когтей о металл слышен не только снаружи. Противный звук пробивался внутрь, его без всяких приборов мог слышать весь экипаж «крота».
      Было по-настоящему страшно. Все слилось воедино.
      – Что?! Что это такое?! – резал по ушам вопль Кати.
      – Какого хрена?! – орал Киря. И…
      – Что происходит? – Додик. И…
      – Вашу ж мать! – Михеич.
      – Молчать! – кричал Гришко. – Всем молчать!
      – Быстрее! – беззвучно шептал Стас – Нужно убираться отсюда быстрее!
      Невесть откуда взявшиеся сумасшедшие старухи вряд ли смогут расковырять титан, но если до подземлодки доберется собакоподобный монстр…
      Монстр рыкнул совсем рядом. Что-то (лапа? челюсть?) ударило в корму. «Крота» тряхнуло так, что Стас едва удержался на ногах.
      – Нижний домкрат поврежден! – потерянным голосом доложил Михеич.
      Сзади, от кормы, доносился лязг металла и разъяренное рычание. В какой-то миг Стасу удалось разглядеть огромную пасть, грызущую толстую домкратную лапу.
      – Полный вперед! – рвал глотку Гришко, стуча по кнопкам и щелкая тумблерами. – Самый полный! Додик! Михеич! Снять ограничители. Бур и двигательную – на максимальную! Приготовиться к экстренному подъему. Выполнять!
      Стас отстраненно слушал приказы полковника.
      Теперь «крот» сильно задрал нос и рвался вверх.
      Вот только отпустят ли его туда?
      Отсюда.
      Непробиваемые твердые минералы, вроде бы, больше не преграждали путь, но сейчас не они были проблемой.
      – Киря, пулемет и кормовую торпеду к бою!
      – Что? – удивился начохр.
      – К бою, я сказал!
      Стас покосился на Гришко. Полковник тронулся рассудком? Пулемет – это вообще-то оружие наземного боя. Под землей от него толку мало. Хотя в этих предадовых недрах («Мы как бы на поверхности и как бы нет», – вспомнились слова Кати. Так она определила обстановку за бортом), может, и удастся выпустить очередь-другую. Но удастся ли чего-то добиться? Да и торпеды вряд ли предназначены для того, чтобы уничтожать или отпугивать адских тварей. Эти твари ведь не мутанты.
      Или все же мутанты, невесть как забравшиеся на такую глубину?
      Или после атомной развлекухи сгинувшего человечества уже мутируют сами земные глубины, порождая в себе адских созданий? Порождая и выпуская их из запечатанной Геенны.
      – Стас, мы сможем отстреливаться? – Гришко смотрел на него. Стас – на Гришко. – Здесь сможем?
      А ничего другого и не оставалось.
      – Не знаю, – честно сказал Стас.
      Стас видел 
      особымзрением, как выдвинулась турель с двумя спаренными пулеметами. Субстанция, сквозь которую они шли, этому, вроде, не препятствовала. Но что будет дальше?
      
* * *

      – Киря, огонь! – приказал Гришко.
      – Куда? – растерянный голос начохра. – Куда стрелять-то? Ничего не вижу!
      – Куда? – Стас почувствовал, как его дернули за рукав. Увидел искаженное лицо полковника. Гришко смотрел на него широко раскрытыми глазами. – Куда стрелять, Стас?
      – Неважно куда, – он пожал плечами.
      Все равно это бесполезно.
      – Куда?! – Гришко тряхнул его сильнее. – Где они? Эти? Ты видишь? Куда стрелять?
      Ну, если это так необходимо для успокоения полковничьей совести…
      – Можно просто назад, – ответил Стас.
      Там, сзади, зубастая пасть все еще грызла домкратную лапу. Да и старухи со змеиными волосами переместились к корме, словно подзадоривая адского монстра.
      – Киря, задняя полусфера твоя! – заорал полковник. – Вся полусфера! Огонь!
      Из открывшейся боевой амбразуры загрохотал пулемет.
      Стас видел 
      особымзрением, как пули вязли в темной массе, окутывавшей «крота», и летели медленно. Будто ползли, а не летели. Пулевые отверстия сразу затягивались, так же, как и рваный кильваторный след субтеррины.
      Змееволосые старухи двигались быстрее замедляющихся пуль и с хохотом ловили их руками.
      – Это бесполезно, – сказал Стас Гришко.
      – Киря! – закричал полковник. – Торпедой – пли!
      «Пху-у-м!» – «Боевой крот» выплюнул подземную торпеду. Сама похожая на миниатюрную субтеррину, она, жужжа и вращая носовым буром, ввинтилась в шевелящуюся субстанцию за кормой. Кажется, торпеду попыталась поймать клыкастая пасть.
      Взрыв прогремел где-то сзади. Не очень далеко.
      Стас видел, как в месиве спрессованных душ образовалась прореха и завертелись темные клочья, похожие на большие комья золы.
      В корму ударила взрывная волна. «Боевой крот» словно получил пинок, ускоривший его движение. Воя и размахивая руками, с обшивки субтеррины слетели змееволосые старухи. Позади коротко рыкнуло и злобно взвыло собакоподобное существо.
      И все закончилось.
      Как отсекло!
      Теперь Стас слышал 
      особымслухом только визг буров, скрежет шнека и лязг домкратных толчковых лап.
      А как же адские создания?
      Отстали? Да неужели?
      Испугались? Или все же дело в другом?
      В том, например, что границы адского предбанника заканчиваются… пока заканчиваются где-то здесь, на незримой черте, которую пересек «БК-7».
      – Порода! – радостно закричала из динамика Катя. – Твердая порода! Мы входим в породу!
      Да, все так. Порода оказалась достаточно твердой, чтобы понять: это уже не аморфная субстанция спрессованных грешных душ, из которой они вырвались. Но и той непробиваемой стеной, которую не мог пробурить «крот», она не была тоже.
      Субтеррина привычно завибрировала. Стас больше не видел снаружи ни пугающих пустот, ни темной подвижной массы. Только однообразные унылые пласты податливого грунта. Сквозь них подземная лодка, идущая на максимальной мощности, пробивалась легко и быстро.
      
* * *

      – Все кончилось? – спросил Гришко, как-то странно глядя на Стаса. Голос полковника был тихим и уставшим. – ЭТО уже закончилось?
      – Да, – ответил Стас. – ЭТО закончилось.
      Ад остался где-то сзади и внизу. За ними больше никто не гнался.
      – Ты уверен? – уточнил полковник.
      Стас пожал плечами:
      – Я больше не вижу и не слышу ничего… Ничего ТАКОГО. Опасности нет.
      Пока, во всяком случае.
      – Хорошо. – Гришко кивнул и склонился к микрофону внутренней связи: – Стоп машина.
      «Боевой крот» остановился. Гул и вибрация стихли.
      – Выйди, – велел Гришко Стасу.
      Стас удивленно посмотрел на полковника. Опасность миновала и нужда в живом локаторе отпала?
      А если снова что-нибудь стрясется?
      – Давай-давай, Стас, отдохни, – поторопил полковник. – Понадобишься – позову.
      Ага, вот в чем дело. Опять секретики, значит… О нем снова хотят поговорить без его участия. Вернее, о его новых способностях. Да и обо всем остальном, наверное, тоже. У тех, кто заглянул в ад и сумел вырваться из преисподней живыми, найдутся темы для обсуждения.
      Сейчас его выставляли именно потому, что угрозы нет и появилась передышка. Выставляли, чтобы перетереть все по-быстренькому, пока не нарисовалась новая проблема, с которой не справиться без помощи Стаса.
      Гришко, кстати, даже не думал скрывать своих намерений. К чему скрывать очевидное?
      – Все ко мне, – приказал он в микрофон. – Есть разговор. Конец связи.
      Конец был полный: полковник вырубил внутреннюю связь.
      – Ты иди-иди, – не глядя на Стаса, произнес Гришко. – К тебе приказ не относится. Тебе надо отдохнуть, нам надо поговорить.
      Стас вышел из отсека, когда экипаж уже начал стягиваться на собрание. Киря, Катя, Михеич, Додик, Вера, Таня. И – никак не разминуться.
      На него смотрели косо и настороженно. «А ведь могли бы и поблагодарить», – с обидой подумал Стас.
      Начохр посторонился, уступая дорогу. А Киря-то боится!
      Стаса, впрочем, опасался не только Киря. Катя тоже отшатнулась от него, как от чумного.
      По коридору разнесся грохот захлопнувшейся двери. Собрание «ашников» закрылось. Отгородилось от «гэшника».
      Дверь отсека управления, в отличие от коридорных переборчатых дверей с двусторонними неблокируемыми кольцевыми гермозапорами, можно было задраить изнутри так, что снаружи уже не откроешь. Ее и задраили.
      чем был до сих пор.
      Стас саданул кулаком по мертвому металлу перегородки.
      Бум!
      «Бум-м», – раздалось за спиной.
      
* * *

      – Ты опять здесь, Колдун? – спросил Стас, не поворачиваясь.
      – А где мне еще быть? – вопросом на вопрос ответил Илья.
      Стас повернулся. По губам скользнула невеселая улыбка. Черт с тобой, Гришко. И с вами, Катя и Киря. И с остальными. Ему, Стасу, тоже есть с кем посекретничать. И есть что обсудить.
      В руках Колдуна покачивался бубен, в который только что стукнули. Бесшумно колыхалась, словно от сквозняка, одежда из шкур и побрякушек. Хотя никакого сквозняка здесь, конечно, не было. Даже движение воздуха из вентиляции почти не ощущалось. Впрочем, у мертвых свои сквозняки.
      – Ты не остался там, внизу? – Стас смотрел на призрака, который сейчас вовсе не казался таковым.
      – Мне там делать нечего, – пожал плечами Илья. – Да и места для меня там не нашлось бы.
      – Потому что ты умер здесь?
      – Не в этом дело. – Колдун поморщился. – Там вообще не хватает места. Может, поэтому на поверхности и расплодилось столько мутантов. Грешным душам нужно какое-нибудь пристанище.
      Недолгая пауза, которую Стас не стал прерывать.
      – Наверное, для исковерканных душ идеально подходят исковерканные тела. А звери в людском обличье после смерти становятся просто нелюдями. Любопытная теория реинкарнации, как считаешь? – Колдун вяло улыбнулся.
      Стас никак не считал.
      – Внизу был ад? – спросил он.
      – А ты сам что думаешь?
      Действительно, дурацкий и неуместный вопрос.
      – Но как такое могло случиться?
      – Какое такое?
      – Издеваешься? – с упреком сказал Стас. – Мы чуть не провалились в преисподнюю!
      – Вообще-то не совсем так, – голова Ильи качнулась вправо-влево. – Это преисподняя чуть не дотянулась до вас.
      «“До нас” он не сказал, – отметил про себя Стас, – сказал “до вас”».
      – В каком смысле «чуть не дотянулась»? Я думал, в ад приходят грешники, а не ад идет к ним.
      – Ну, так было раньше. – Колдун снова улыбнулся – слабо, неубедительно и печально. Совсем не так, как улыбался при жизни. – Раньше ад был ниже. Причем ниже настолько, что ваше титановое корыто («Опять “ваше”», – сделал еще одну мысленную пометку Стас) никогда бы до него не докопалось. Но сейчас все изменилось.
      – Что все?
      – После того, что мы сотворили с нашим миром…
      Ага, а теперь – «мы», теперь – «с нашим».
      – В общем, слишком много грешников разом отправилось в ад. А что происходит, когда мощный напор давит на плотину? Правильно, плотину прорывает. – Колдун вздохнул и продолжил: – Адские глубины не такие уж и бездонные. А человеческий грех постоянно растет и приумножается. Не всех грешников можно упрятать под землей. Ад трещит по швам, Станислав. Да ты и сам видел одну из таких трещин.
      Стас вспомнил пышущий жаром красный провал, над которым прошла субтеррина. Вот, значит, что это было.
      – Даже огненная геенна не способна поглотить и переварить всех. В нижнем мире стало слишком тесно. Все, что копилось в нем тысячелетия, уже не помещается там и лезет наружу, как перебродившая брага. Мертвецы, их стражи, их пламя… Уровень ада поднимается, как уровень воды при наводнении. Когда-нибудь весь мир потонет в преисподней.
      М-да, печальные перспективы.
      – Там, внизу… – Стас запнулся. – Мы пробивались через… – Запнулся снова. – Не знаю. Такое непонятное, аморфное. Мне показалось, это были спрессованные души.
      – Ты это хорошо почувствовал, – одобрительно кивнул Колдун. – Правильно почувствовал. Даже в аду есть шлак, который выдавливается наверх в первую очередь. Никчемная пена никчемных душонок.
      – И за нами гнались… Кто-то… – Стас наморщился вспоминая. – Какие-то старухи со змеями на головах и факелами в руках.
      – Вероятно, эринии.
      – Кто? – удивился Стас.
      – Богини злобы и мести. Они злились и мстили. Вы влезли на их территорию.
      – Еще была собака. Огромная. Или собаки какие-то. Или волк. Или волки. Кто это?
      Колдун пожал плечами:
      – Точно не знаю, но какая разница? Цербер или Анубис, псы Аннуна или волки Корочуна, четырехглазые собаки Ямы или демоны-аралезы, псоглавцы-кинокефалы, вервольфы или волкоподобные слуги Ферсу.
      Стас уставился на Колдуна. О чем это он? О ком?
      – Ну, или просто мутанты, – закончил тот.
      – Просто мутанты?
      Колдун качнул головой и бубном:
      – После того, что случилось на поверхности, мутации происходят даже в преисподней.
      – Ты так много знаешь, – пробормотал Стас.
      И знания эти были явно не из области психологии.
      – Много, – согласился Илья. – Настоящее познание начинается после смерти. Только не всегда оно приносит радость. Верно говорят, что во многих знаниях – многие печали.
      Стас невесело усмехнулся:
      – А мне вот и сейчас радоваться не с чего.
      Колдун понимающе кивнул:
      – Никак не можешь стать здесь своим парнем? Или уже не очень хочется?
      «Не можешь?» «Не хочется?» Каков будет правильный ответ? Стас тряхнул головой:
      – Пока я не был нужен, на меня смотрели, как на пустое место. Теперь, когда без меня нельзя обойтись, меня выставляют за дверь и о чем-то шушукаются за моей спиной. Это справедливо?
      – Это обычно. На самом деле быть лишним и быть незаменимым – это почти одно и то же. От лишних нет пользы, от незаменимых есть зависимость. А люди не любят бесполезных так же, как и тех, от кого зависят во всем. Первых не воспринимают всерьез, вторых опасаются. Поэтому и те, и другие обречены держаться особняком.
      Тебя сейчас сторонятся потому, что ты видишь и слышишь больше других и больше других знаешь. И это понятно. Твои видения внушают страх окружающим, твои знания их тревожат. Никто ведь не может повлиять на то, как ты используешь свои возможности и своё знание.
      Стас слушал и молчал.
      – Ты хотел перейти из сектора «Г» в сектор «А», но в своем стремлении перескочил «ашный» уровень и ушел дальше, а назад уже не вернуться. Поэтому просто будь тем, кем являешься.
      – Быть, кем являешься, и теряться в догадках о том, что говорят обо мне другие?
      Колдун задумчиво погладил бубен колотушкой:
      – Тебя это так сильно беспокоит?
      – Не знаю. Беспокоит вряд ли. Мне просто неприятно, что от меня запираются, как от какого-то ожившего мертвеца… Извини, Колдун. Не принимай на свой счет.
      – Ничего. – Илья скупо улыбнулся и сразу посерьезнел. – Но вообще-то я полагал, что ты будешь умнее, Станислав. Да и о полковнике я был лучшего мнения.
      – Не понял.
      – Разве закрытые двери мешают тебе видеть? Разве для того, чтобы слышать, тебе обязательно нужна включенная внутренняя связь?
      Стас нахмурился:
      – Вообще-то я вижу и слышу то, что происходит ВНЕ «крота», а не ВНУТРИ.
      – Ты просто не пробовал смотреть и слушать внутри. Попробуй, если хочешь.
      Стас задумался. Хочет ли он? Нет? Попробовать? Не стоит? Даже если на самом деле он этого не хочет, надо знать ВСЕ свои возможности. Значит, придется попробовать.
      – Хорошо, Колдун, я…
      Подняв глаза, Стас обнаружил, что Ильи рядом нет. Колдун умел уходить, когда переставал быть нужным. Или когда нужда в нем была особенно сильной.
      – Я попытаюсь, – сказал Стас самому себе.
      
* * *

      – Согласен, происходят странные вещи, которые происходить не должны… – Пар был выпущен. Взмахом руки Гришко заставил взволнованных подчиненных замолчать и теперь говорил сам. – Но они все-таки происходят, и с ними приходится считаться.
      – Да уж приходится, етить, – пробурчал Михеич. – Куда деваться-то?
      – Только разговор сейчас не об этом, а о Стасе. – Гришко вернул беседу в нужное русло. – Я рассказал, на что способен «гэшник». Теперь нужно решить, что с ним делать.
      – Я бы вышвырнул его на хрен через ДУК-камеру, – высказал свое видение Киря. – Без него спокойнее будет. А то неуютно как-то с таким типом в одной лодке.
      Полковник кивнул:
      – Стас ведет себя не… ну, скажем, не совсем обычно. Однако он помогает решать проблемы. Некоторые из них, во всяком случае.
      – Помогает решать или усугубляет их? – уточнила Катя.
      Голос акустика прозвучал негромко, но девушку услышали все.
      – Вообще-то он вытащил нас из ада, – напомнил Гришко.
      Это было правдой. Если бы Стас вовремя не поднял тревогу, неизвестно, что случилось бы с «Боевым кротом» и его экипажем.
      – Вообще-то он чуть не затащил нас в ад, – парировала Катя.
      И это тоже было правдой: именно благодаря Стасу «крот» вошел в проем, который оказался воротами в преисподнюю.
      – Не думаю, что это было его целью, – пожал плечами Гришко. – Он просто видит и слышит то, чего не замечают другие.
      – Просто видит и слышит? – Катя не сдавалась. – А может, он привлекает то, что видит и слышит? Может, он притягивает это?
      – Кто-нибудь еще так думает? – Гришко обвел взглядом собравшихся.
      – Мне этот Хвостопад не понравился с самого начала, – вставил Киря, – а сейчас нравится еще меньше.
      – Я не спрашиваю, кому он нравится, а кому нет, – поморщился Гришко. – Я спрашиваю, что вы думаете о Стасе.
      – Да ничего я о нем не думаю. – Киря отвернулся. – О таком думать – думалка отвалится.
      – Ну, я не знаю, – прошамкал Додик. – Парень непростой, конечно. Сильно доверять я бы ему не стал, но его возможности нам еще пригодятся.
      – Только с этим щенком надо держать ухо востро, – ворчливо добавил Михеич. – Всегда.
      – Таня? – Гришко посмотрел на медика.
      Татьяна бросила взгляд на Кирю. Взглянула на Катю. Ответила:
      – Раньше он был мне безразличен, потом стал противен. Теперь мне страшно, когда Стас рядом. Я согласна с Катей: мне кажется, он навлечет на нас беду.
      Гришко посмотрел на Веру.
      Связистка промолчала. Ее мнение редко отличалось от его мнения, а свою точку зрения полковник еще не высказывал. Однако от цепкого взгляда Гришко не укрылось, как Вера передернула плечами и покосилась на запертую дверь отсека. Значит, тоже боится.
      – Еще кто-нибудь хочет высказаться?
      Снова попытался Киря:
      – Этот Хвостопад или просто псих или…
      – «Или». – Гришко решил наконец поставить точку в затянувшейся беседе. – Я все-таки думаю – «или». Его привел Колдун. Колдун сказал, что он полезен. И, как говорит Стас, Илья общается с ним до сих пор. Этому можно верить или не верить, но если Колдун что-то разглядел в парне и если он выбрал именно его, значит, в Стасе действительно есть потенциал, от которого глупо было бы отказываться. Короче, так. Стас теперь – член команды, за которым, однако, нужен особый присмотр. И присматривать за ним будем мы все. Киря, позови его.
      
* * *

      Запертая дверь открылась.
      – Заходи, Хвостопад!
      Стас усмехнулся: за нарочито-развязным тоном Кири безошибочно угадывался страх.
      Начохр посторонился, пропуская его.
      Стас вошел. На него по-прежнему смотрели с опаской. Сам он старался ни на кого не смотреть. Не потому что боялся. Просто не хотелось. Насмотрелся уже. И наслушался.
      – Мы говорили о тебе, – обратился к нему Гришко.
      – Я знаю. Видел. Слышал.
      Полковник кивнул. Он не выглядел удивленным. Разве что немного огорченным. Остальные обменялись тревожными взглядами.
      – Понятно, – задумчиво произнес Гришко.
      Стасу тоже стало все понятно:
      – Что, полковник, проверял, смогу ли я видеть и слышать внутри «крота»?
      Вот для чего на самом деле все это было затеяно. И секретный совет, и запертая дверь, и отключенная внутренняя связь.
      – Я должен знать, на что способен новый член экипажа, – ничуть не смутился Гришко.
      Что ж, все правильно, все логично. Если его действительно принимают в экипаж.
      – Погодите-погодите! – заволновалась Катя. – Так он что же, может за нами подсматривать и подслушивать?
      Кажется, неприязнь и страх к нему навсегда поселились в глазах акустика. Стас вздохнул. А ведь ему дико нравились эти глаза. Да чего уж там – они нравятся ему до сих пор.
      – Вот же гадство! – скривилась Таня.
      – Не бойтесь, девушки, за вами подглядывать не буду, – зло съязвил Стас.
      Обе вспыхнули, но промолчали, а сам он не почувствовал никакого удовлетворения от этой маленькой мести.
      – Всем занять свои места, – хмуро приказал Гришко. – Стас, ты останься.
      Экипаж покинул отсек управления. Стас встал возле кресла полковника. Похоже, теперь его рабочее место будет здесь. И, наверное, не только рабочее. О жилом отсеке с узкой койкой придется забыть. Во всяком случае, до тех пор, пока Гришко нуждается в живом радаре.
      – Приготовиться к старту! – приказал полковник в микрофон.
      Руки Гришко как маленькие мутантики забегали по пульту управления. Стас наблюдал за ними. Мало ли… Может, пригодится. Может, когда-нибудь придется вести «крота» самому.
    

    

      

        Глава 10
        Подземелье
      

      Бур снова разбивал и измельчал породу, шнек раздвигал и вдавливал крошево в стенки. «Боевой крот» двигался легко и быстро. Размеренное гудение и легкая вибрация субтеррины успокаивали и помогали прийти в себя после пережитого. После ада.
      Однако странности продолжались.
      – Ничего не понимаю, – пробормотал Гришко, озадаченно глядя на пульт управления. Панель светилась успокаивающими зелеными огоньками.
      – Что-то случилось? – спросил Стас.
      «Неужели опять что-то?»
      – Ага, случилось, – руки полковника замерли над кнопками и тумблерами. Он словно боялся прикоснуться к пульту. – Навигация, мать ее, заработала. Типа починилась. Сама. Вот только…
      «Только что?»
      Полковник осторожно постучал по какому-то дисплею, щелкнул каким-то переключателем, нажал пару каких-то кнопок. Еще раз стукнул пальцем в окошко с цифрами и значками. И наконец соизволил объяснить.
      – Наши координаты… Мы никак не можем быть здесь.
      – Где «здесь»? – не понял Стас.
      – Судя по показаниям приборов, над нами Пермь. Мы, типа, прошли под Уральским хребтом.
      «Так быстро?» – поразился Стас, но промолчал. За него все высказал полковник:
      – «Боевой крот», конечно, шустрая машинка, но не настолько же! Мы бы не смогли прорыться на ТАКОЕ расстояние за ТАКОЕ время.
      Подумав еще немного, Гришко добавил:
      – В обычных условиях не смогли бы. – И многозначительно глянул на Стаса. – Понимаешь, о чем я?
      Стас покачал головой.
      – После того, что с нами случилось, я готов верить чему угодно, – пробормотал полковник. – Мало ли… Может быть, тут какие-то заморочки со временем и пространством? Не тут, вернее, а там, – он кивком указал назад и вниз. – Что, если через ад проходят самые простые и короткие пути? Тогда мы действительно могли сэкономить кучу времени и очутиться там, где нас быть не должно. Как думаешь?
      Стас пожал плечами. О подобных вещах лучше спрашивать не у него, а у Колдуна.
      Гришко вздохнул:
      – Но вообще-то пользоваться такими адскими дорогами не очень хочется.
      С этим утверждением Стас был полностью согласен.
      – Ладно. – Гришко махнул рукой и включил внутреннюю связь: – Приготовиться к подъему.
      – Куда поднимаемся-то? – поинтересовался Додик.
      – Если верить приборам, вынырнем в районе Перми, – ответил полковник.
      – Шутишь? – фыркнул Михеич.
      – Ага, мля, веселюсь от всей души! – скривил губы Гришко. – Короче, выбираемся на поверхность и проверяем навигацию. Если глючит, все равно дальше двигаться бесполезно: заблудимся под землей.
      – А если не глючит? – осторожно спросила Катя. – Если мы правда окажемся в Перми?
      – Тем лучше, – ответил полковник. – Я там и планировал «всплытие». Это первая контрольная точка на маршруте. Поднимемся, удостоверимся, что идем правильным курсом, я введу новые координаты, и двинем дальше.
      
* * *

      Порода и грунт закончились еще до того, как подземлодка поднялась на поверхность. Первым это заметил Стас. Как ни крути, а 
      особоезрение – лучше всякого локатора. И уж во всяком случае, гораздо лучше поврежденного террасонара.
      – Бетон! – предупредил Стас.
      Неопровержимое доказательство того, что здесь жили люди. Природа не бетонирует землю, этим занимается только человек. Значит, наверху – его рук дело. Возможно, город. Может, и правда Пермь?
      – Сбавить обороты! – приказал Гришко. – Малый вперед.
      Даже на «малом» ходу «Боевой крот» играючи пробился сквозь мощный фундамент неведомой постройки. Бетонные плиты, попавшие под бур, рассыпались как пласт мокрого песка. Мешая какие-то обломки, трухлявое дерево, металл и мусор с бетонной крошкой и пылью, «Боевой крот» по инерции вполз в…
      Куда? В склад? В ангар? В подземный бункер? В убежище?
      Да так сразу и не скажешь. Огромное пустое помещение с провалившимся сводом, клубы пыли, мечущееся эхо.
      – Стоп машина! – скомандовал Гришко.
      Двигатели, грозно взрыкнув напоследок, заглохли. Субтеррина остановилась, принимая на титановую обшивку оседающий цементный туман.
      Она торчала из расколотого и вздыбившегося пола, как огромный неразорвавшийся снаряд, но не упавший сверху, а ударивший снизу. Крот вынырнул не полностью. Корма и домкраты-толкачи остались под землей.
      – Что там? – Гришко нетерпеливо зыркнул на Стаса.
      Штатный живой локатор медлил с докладом, и это раздражало полковника.
      – Какое-то подземное сооружение, – ответил Стас. – В потолке – дырка.
      – Есть кто-нибудь?
      – Никого.
      – Что-нибудь?
      – Ничего. В смысле: достойного внимания – ничего.
      – Ясно. Прогуляться не хочешь?
      – Что? – Стас не понял. Его опять хотят выставить из отсека управления?
      Как оказалось – дальше.
      Полковник снова воспользовался внутренней связью:
      – Киря, готовься на разведвыход. Пойдем ты, я и Стас.
      – Чего? – судя по голосу, Киря малость обалдел.
      – Ничего, – передразнил полковник. – Мы со Стасом немного осмотримся, а ты – сопроводишь и прикроешь.
      – Но…
      – Не дедов же и женщин с собой брать.
      – Я бы попросил, – недовольно вмешался Михеич. – Не такой уж я и дед.
      – Такой, – фыркнул Гришко. – Или очень хочется с нами?
      – Ну… – Михеич замялся.
      – Останешься, – отрезал полковник. – Пойдет Киря.
      – А оно нам вообще надо – лезть наружу? – проворчал начохр. Кире явно не хотелось выбираться из субтеррины и уж тем более в компании со Стасом.
      – Надо, – ответил Гришко. – Нужно выяснить, где мы находимся.
      «Ага, а еще ты хочешь понять, на что я способен за пределами “крота”», – подумал Стас. – Для этого и потащишь меня с собой. Для этого и сам рискнешь выйти». Кажется, он научился у покойного Ильи распознавать чужие тайные помыслы. Колдун не ошибся с выбором ученика.
      – Надо разобраться с навигацией, – добавил полковник. – Она или сошла с ума, или…
      Гришко махнул рукой и договаривать не стал. Это за полковника сделал Михеич.
      – Или мы все тут рассудком тронулись, – раздался из динамика его ворчливый голос.
      – Разговорчики! – раздраженно бросил Гришко. – Михеич, ты, кстати, выдвинь фильтры и закачай воздух, пока есть возможность. И это… домкраты проверь. Их потрепало внизу. Вера, будь на связи. Таня, готовь медблок на всякий пожарный. Без нас драпать не вздумайте, что бы ни случилось, – полковник говорил об этом вполне серьезно. – Дождитесь, ясно? Учтите: ключи и пароли к навигации знаю только я, так что без меня далеко не уедете.
      «Вообще-то хорошая страховка от бунта экипажа», – подумал Стас.
      Полковник отключил связь и повернулся к нему.
      – Стас, твоя задача – смотреть и слушать. Ну, как ты умеешь.
      Стас кивнул. Его предположение оказалось верным: Гришко собирается испытать живой радар вне «Боевого крота». Ладно, испытаем. В конце концов, самому интересно.
      
* * *

      Когда они выбрались наружу, густая пыль, потревоженная появлением «крота», все еще висела в воздухе.
      Замеры показали: пыль небезопасна. От одной мысли о том, что стало бы с человеком, вдохнувшим эту радиоактивную гадость, Стасу сделалось не по себе. Слава богу, сквозь противогазные фильтры пыль не проникнет.
      Лучи трех налобных фонариков кромсали пыльную завесу вдоль и поперек.
      Из большой дыры в потолке света сюда практически не попадало. И добраться до темного пролома снизу не представлялось возможным. Нужно было искать другой выход из подземелья. Хотя нужно ли им это? Стас не был уверен. Но экспедицией командовал не он.
      Непривычный к сталкерскому облачению, Стас передвигался не очень уверенно и очень осторожно. Задранный вверх корпус субтеррины торчал как длинный толстый гвоздь, неровно вбитый в доску. Выходной люк подземлодки оказался высоко над землей, поэтому спускаться приходилось по выступу гусеничного шасси.
      Гулкое дыхание в противогазы нарушало тишину подземелья. Дыхание, да еще…
      «Бум-бум-бум», – простучали по металлу сталкерские сапоги.
      Стас напрягся. Нет, на этот раз бубен Колдуна не отозвался. То ли Илья не пошел за ними, то ли пока не счет нужным появляться.
      Разведчики оставляли следы на припорошенном пылью корпусе «крота». Впрочем, на обшивке субтеррины были не только пыль и отпечатки рифленых подошв.
      – Охренеть! – послышался глухой и, как показалось Стасу, немного нервный возглас Кири.
      Смахнув резиновой перчаткой пыль и грязь, начохр разглядывал глубокие царапины на титановой броне. Словно пятерней провели по пластилину. Что это? На зубы камнегрызов не похоже. А вот на когти… Скорее всего, отметины оставили другие существа. На память об аде.
      Еще одно подтверждение тому, что случившееся с ними не было галлюцинацией. А раз не было галлюцинацией, значит, было правдой.
      Стас заметил, что Киря дышит чаще, глубже и шумнее других. Как будто боится больше. Так не похоже на начохра… В «Аиде», да и «в кроте» он явно чувствовал себя увереннее, чем в «химзе» снаружи.
      – Идем! – поторопил Гришко. – Не задерживаться!
      Они спустились в бетонное крошево. Из-под ног прыснули какие-то необычайно шустрые белесые червячки, не представлявшие, впрочем, угрозы. Разбегающаяся мелюзга, похожая на крупных жирных опарышей, была чуть длиннее человеческого пальца, поблескивала в свете фонарей липкой влагой и вызывала чувство омерзения.
      Под ближайшей стеной возле открытого то ли люка, то ли водяного стока среди гниющих деревянных обломков валялась костяная труха и мелкие пожелтевшие осколки. Определить по растертым останкам, кому в прошлом принадлежал этот скелет – человеку или мутировавшей твари, было невозможно. Непонятно было также, что его могло так раздавить.
      Осмотрелись еще раз. От помещения, в котором они оказались, уходил туннель. Это было что-то вроде подземной «аидовской» системы: просторный бункер, широкий коридор. Только под ногами виднелись вмонтированные в бетонный пол ржавые, присыпанные мусором и пылью рельсы, а из стен торчали крепления давно обрушившихся штабелей и полок.
      – Кажись, здесь был склад, – глухо пробормотал из-под противогазной резины Киря.
      – Ага, был, – раздраженно ответил Гришко. – И сплыл. Все растащили.
      – Ну, может, где-то что-то и уцелело? – Киря вглядывался в темноту туннеля и говорил как будто через силу.
      – Проверим – узнаем, – отрезал Гришко.
      – Проверим, – с глухой тоской согласился Киря, выдавая явное нежелание проверять.
      – В чем дело, Киря?
      – Ты же знаешь… – смущенно, как показалось Стасу, пробормотал начохр. – Терпеть не могу «химзу». Неуютно мне в резине.
      «Вот так новости, – удивился Стас. – Интересно, что это? Особая форма клаустрофобии, смешанной с резинобоязнью? Или так выражается подсознательный страх перед выходом вовне? Был бы рядом психолог-Колдун, он бы помог с диагнозом».
      – И в противогазе дышать нечем, – добавил Киря. – Как будто воздуха не хватает.
      – Всем хватает, а тебе нет? Не позорься перед «гэшником».
      Киря заткнулся и взял себя в руки. Только частое шумное дыхание свидетельствовало о том, что ему действительно не по себе.
      Стасу в голову пришла неожиданная мысль. А может, Киря так взъелся на него после гибели Лёни потому, что изначально разведку на поверхности должен был проводить Лёня, а теперь все сталкерские обязанности легли на широкие Кирины плечи? И Стас никак не мог заменить Леонида. Что, если именно в этом кроется истинная причина неприязни начохра?
      – Ты сейчас видишь? – маска полковничьего противогаза повернулась к Стасу.
      Стас не понял вопроса и удивленно посмотрел на Гришко. Свет диодного фонарика на полковничьем лбу казался сейчас очень ярким. Свет слепил, глаз Гришко за поблескивающими окулярами было не разглядеть.
      – Что вижу? – спросил Стас.
      – Не что, а как. Так, как ты видел в «кроте», – видишь?
      Ах, это. Понятно. Полковник переживает: не утратил ли ходячий радар своих полезных свойств, выйдя из субтеррины.
      – Вижу, – успокоил Стас. – И вижу, и слышу.
      Его 
      особыезрение и слух остались при нем, хотя радиус действия чудо-«локатора» заметно снизился. Наверное, «Боевой крот» все-таки усиливал возможности Стаса. Но даже сейчас он мог при необходимости ориентироваться в подземелье, даже без фонарика.
      – И что? – прогудел из противогаза полковник. – Ничего такого не замечаешь?
      Такого – в смысле опасного? Нет, пока ничего «такого» не было. Ничего и никого. Ну, кроме шурудившихся в темноте червяков. Но те сами разбегались от людей.
      – Все в порядке, – сказал Стас.
      – Если станет не в порядке – докладывай.
      Стас кивнул. Молчать он, конечно, не станет.
      – За мной. – Гришко повел их по туннелю вдоль утопленных в бетоне рельсов.
      Полковник был вооружен короткоствольным пистолетом-пулеметом «Кедр». На поясе у него висела рация. Киря нес на себе целый арсенал: пара пистолетов ПМ – по одному на каждом бедре, – нож, охотничий дробовик в руках, ручной пулемет на спине, явно не пустая гранатная сумка, магазины в разгрузке. Стасу перед выходом тоже дали покоцанный АК, строго-настрого запретив, впрочем, без команды даже снимать ствол с предохранителя. «Чтобы нас с перепугу не завалил», – так сказал Гришко.
      В стрелковых качествах «гэшника» полковник сильно сомневался. И для сомнений этих, в общем-то, были основания. Разумеется, Стас умел стрелять: как и все «аидовцы», он при необходимости должен был встать под ружье по первому же приказу. Но как «гэшник», из которых никогда не готовили бойцов, Стас в этом искусстве не преуспел. И потому сейчас плелся сзади.
      «Интересно, чего полковник хочет больше, – размышлял он, – выяснить, добрался ли “крот” до Перми, или найти здесь неразграбленный склад и прихватить с собой побольше полезного груза?» Нет, все-таки он не Колдун: подслушать мысли другого человека для Стаса пока было затруднительно. Тут даже 
      особыйслух – не помощник.
      По крайней мере, эта вылазка не казалась опасной. На них никто не нападал. Подземелья были пусты. Если не считать все тех же шмыгавших повсюду опарышеподобных червей – боязливых, расторопных, покрытых противной блестящей слизью.
      «Здесь есть что-то “аидовское”, – размышлял Стас, стараясь не наступить на шуструю и мерзкую мелочь. – Может, у подземелий тоже бывают Двойники, как у людей? Пусть не точные копии, но все-таки…»
      Лучи налобных фонариков скользили по изгибу коридора: округлый проход с бетонными ребрами-выступами тюбингов куда-то заворачивал, но разветвлений пока не было. Кое-где в бетоне виднелись ноздреватые отверстия, в которые можно было просунуть палец. Судя по всему – норы отвратительных на вид, но безобидных опарышей-переростков. Стас усмехнулся. Камнегрызы в миниатюре, блин! Бетоногрызы…
      Эхо шагов разносилось по подземелью и возвращалось обратно. Где-то размеренно капала вода. Шумно сипел в противогазе Киря.
      Стас сейчас больше полагался не на глаза, слух и скудный свет фонарей, а на свои 
      особыеспособности. Они все-таки давали больше информации об окружающем пространстве.
      В темноте было пусто, за стенами лежал рыхлый, изрытый «опарышами» грунт. По полу, стенам и сводам шуршала личиноподобная мерзость. Других признаков жизни не наблюдалось. Не виделось и не слышалось.
      А вообще странно, что такая мелюзга чувствуют себя здесь так вольготно и расплодилась в таком количестве. В окрестностях «Аида» подобные тварюшки оказались бы в самом конце пищевой цепочки: желающих полакомиться жирненькими червячками нашлось бы немало.
      Гришко поддерживал с «кротом» связь по рации. Вера пока отвечала, но по мере удаления от субтеррины связь становилась все хуже.
      Так, первая развилка… Полковник осколком бетона выцарапал на стене метку. «Правильно», – мысленно одобрил Стас. Заблудиться сейчас было бы совсем некстати.
      Свернули направо. Однако длинный туннель никуда не привел. Дорогу преградил завал. Судя по всему, здесь обрушился источенный «опарышами» потолок.
      Вроде бы за завалом были какие-то пустоты: Стас их смутно чувствовал, но добраться туда не представлялось возможным.
      Пошарив лучами фонариков по земляной стене, они повернули обратно к развилке.
      Стас машинально отметил одну странность: «опарышей», в изобилии сновавших повсюду, больше не было. В первый момент он даже обрадовался: все-таки выглядели эти тварюшки гадко. Но уже в следующую секунду сердце кольнула тревога. А собственно, почему черви пропали? Чего-то испугались? Или кого-то?
      – Что-то не так! – Гришко тоже заволновался. – Стас, в чем дело?
      Стас сосредоточился, пытаясь понять, в чем…
      
* * *

      Сначала он УСЛЫШАЛ. Уловил 
      особымслухом шуршание и шелест вроде того, которые раньше издавали сновавшие по подземелью черви, только многократно усиленные, и, похоже, не только эхом.
      Потом – УВИДЕЛ. Не глазами – своим новым зрением. По туннелю, из которого они пришли, двигалась сплошная белесая волна. Живая, покрытая липкой слизью масса заполняла проход от стены до стены и от пола до сводов.
      И только теперь Стас ПОНЯЛ. «Опарыши» не уползли, не сбежали от неведомой опасности. Они сами представляли опасность. Судя по всему, юркие безобидные особи, сновавшие по подземелью, были всего лишь разведчиками, изучавшими чужаков и следившие за ними. А когда изучили, когда выяснили, где лучше напасть, вот тогда и началась охота.
      Тысячи червей слиплись в одну гигантскую «колбасу», двигавшуюся в сторону незваных гостей. Слово «колбаса» Стас знал от стариков, хотя сам видел этот странный и смешной продукт только на картинках. Раньше ему хотелось попробовать аппетитной колбаски, о которой с ностальгией вспоминало старшее поколение «Аида». Раньше – да, но не теперь.
      ь по стенам, а потом сожрать любого противника.
      Коллективный разум, коллективное оружие, коллективное тело, распадающееся на мелкие частички, когда это нужно, и объединяющееся в минуту опасности или для охоты, – вот чем были эти черви. Вот почему они чувствуют себя так вольготно, вот почему на них здесь никто не охотится.
      – Стас? – снова позвал Гришко. – Что не так?
      Киря занервничал еще больше, чем раньше, ствол дробовика в его руках качался из стороны в сторону.
      – Кто там? – выдохнул начохр.
      – Черви, – ответил Стас. – Только много. Очень. Валят стеной.
      Киря, подумав, заменил дробовик на РПК. Расстегнул гранатную сумку. Как будто это поможет против такого противника.
      – Нас загоняют в тупик. – Стас с тоской посмотрел назад, туда, где обвал намертво запечатал туннель. Очень разумная тактика, кстати: живая «колбаса» двигалась медленно, и убежать от нее не составило бы труда. Если бы было, куда бежать.
      – Загоняют? – недоверчиво переспросил Киря. – У червя хватит на это ума?
      – У одного червя – вряд ли, – ответил ему Гришко. – Но кто знает, что происходит, когда они собираются в кучу?
      Полковник попытался вызвать по рации субтеррину. Бесполезно: в эфире звучали только невнятные хрипы и шипение. Или они отошли слишком далеко, или радиоволны не проникают сквозь живую «опарышную» пробку.
      – Надо пробиваться к «кроту», – твердо сказал полковник.
      Да, это единственное, что они могли сделать. Вернее, попытаться сделать, но…
      Стас невесело усмехнулся: Гришко еще не представлял, через что именно предстоит пробиваться.
      
* * *

      – Прием… Прием… Прием…
      «Вернись! Вернись! Вернись!»
      Эфир в ответ лишь глумливо похрипывал и повизгивал помехами.
      Кто-то тронул Веру за плечо. Она обернулась. Рядом стояла Таня. «Ну что?» – читалось в глазах медика. Таня тоже ждала своего мужчину. Тоже переживала.
      Не снимая наушников, Вера покачала головой. Ничего…
      Покосилась на Катю. Акустик была здесь, с ними. Хотя ей беспокоиться уже не о ком. И некого ждать. Ее Лёня мертв. Вера поежилась. Мертв… Какое страшное слово, если так говорят о близком человеке.
      Только теперь она начала понимать, каково это, когда некого ждать и не о ком беспокоиться. Когда остаешься вроде и с людьми, но одна.
      – Прием… – Вера снова склонилась к микрофону.
      Связь с группой Гришко пропала давно. Михеич и Додик уже проверили, починили и подготовили все, что можно было проверить, починить и подготовить. Отфильтровали и закачали воздух и даже поврежденную домкратную лапу, на которой остались отпечатки огромных зубов, привели в порядок. «Крот» мог стартовать и зарыться в землю в любой момент. Мог и не мог. Гришко, Киря и Стас не возвращались и не выходили на связь.
      Возможно, ничего страшного не произошло. Возможно, группа просто ушла далеко, а связь под землей плохая. Скорее всего – да. Но если нет?
      – Прием… Прием… Прием… – взывала Вера. И мысленно заклинала: «Ты вернешься, мой полковник! Ты вернешься ко мне!»
      Как же она хотела заслонить его от неприятностей! Пусть ценой своей жизни, но лишь бы закрыть, лишь бы спасти. Собой, своим телом. От пули, от беды, от болезни. Как ребенка.
      На самом деле Вера всегда втайне мечтала об этом. Этот странный почти материнский инстинкт и готовность к бездумному самопожертвованию порой удивляли и пугали ее саму. Уж кто-кто, а ее полковник не был слабым, беззащитным и нуждающимся в чужой, тем более – женской, опеке человеком. Полковник Гришко мог и за себя постоять, и ее защитить, и от других он всегда добивался, чего хотел.
      Она боготворила своего полковника и больше всего на свете боялась, что он умрет, а она останется жить. Без него. Одна. Как Катя без Лёни. Может быть, в этом все дело, может, поэтому Вера так часто и настойчиво прокручивала в мыслях, как погибает сама, спасая его. И даже получала от этих фантазий какое-то извращенное, необъяснимое удовольствие.
      Она его просто любила. Просто, но сильно. Так сильно, как не могла и не умела показать. Вера готова была простить ему все. И все готова была ему отдать. Но ведь в обычной жизни этого любимому человеку не расскажешь, не докажешь, не выразишь словами так, как есть. Только если умереть за него, он поймет, насколько сильно и безумно она его любит!
      – Прием… Прием…
      «Пусть он вернется! Пусть, когда придет его время, умру я, а не он!» – просила, нет – требовала она у смеющихся хриплым смехом помех в наушниках.
      
* * *

      Из туннеля уже отчетливо доносился странный звук: что-то огромное терлось о пол, стены и своды. Удивительно все-таки, сколько шума могут произвести мелкие червячки, когда они собираются в одну большую кучу.
      Киря передернул затвор РПК.
      – Стрелять по моей команде, – велел Гришко. – Стас, прикрывай сзади.
      От чего прикрывать-то? От тупика?
      А что делать? Стас послушно встал в тылу.
      – Киря, длинным очередями – пару рожков, – озвучивал Гришко план предстоящей стычки. – Стреляем и отступаем. Потом бросаешь гранаты. Все, что есть, понял? Потом меняем магазины и – вперед, на рывок. Сумеем проскочить – выберемся. Нет – сдохнем.
      Весь инструктаж – полностью для начохра. Стасу не было сказано ни слова. Появилось подозрение, что его поставили в тыловое прикрытие просто для того, чтобы «гэшник» не путался под ногами у «больших дядей». Ну да, куда ему тягаться с полковником и начохром.
      Во мраке что-то шевельнулось. Ага, вот оно! То, что можно видеть уже не только 
      особымзрением.
      Кромсавшие тьму лучи налобных фонарей наткнулись на…
      М-да…
      Свет коснулся колышущейся белесой массы. Из темноты тяжело вываливала «колбаса», перекрывшая весь туннель. Двигалась она не спеша, но настырно. Словно катился неровный каменный шар. «Опарышная» масса легко обтекала выступающие ребра тюбингов, стремясь заполнить собой все пространство.
      Стас вспомнил мелкие обломки костей и костяную труху на месте «всплытия» субтеррины. Теперь понятно, что раздавило неизвестного человека или тварь. Или людей. Или тварей. Раздавило – а потом слизнуло с изломанных костей всю плоть.
      «Неужели и с нами будет так же?» – промелькнула неприятная мысль.
      «Колбаса» неторопливо надвигалась. Слипшиеся черви образовывали сплошную неровную стену со множеством шевелящихся отростков. Как они вообще могли передвигаться все вместе? Наверное, это навсегда останется загадкой.
      – Твою мать! – выругался Киря, но как-то неуверенно и жалко.
      – Огонь! – рыкнул Гришко.
      Полковник и начохр вдавили спусковые крючки. Подземелье заполнил оглушительный грохот. Хорошо, хоть барабанные перепонки защищала плотная противогазная резина. Все-таки два ствола в замкнутом пространстве – это не шутки.
      Пули глубоко входили в биомассу, разбрызгивая слизь и ошметки «опарышей», но не наносили большого урона. Казалось, сочащаяся слизью и облепленная разорванными телами червей живая «пробка» даже не замечала, что ее расстреливают.
      
      Только это пока: скоро они упрутся спинами в завал.
      На секунду наступила тишина.
      – По центру бей! По центру! – выкрикнул Гришко, меняя магазин в «Кедре».
      Киря заменил рожок в РПК.
      Теперь два ствола – короткий и длинный – молотили в одно и то же место. Это дало результат: в середине «колбасы» образовалась глубокая, выбитая пулями выемка, из которой слипшимися комьями вываливались куски червей и стекала густая вязкая слизь.
      Монолитность червяного построения нарушилась. А от этого, наверное, многое зависело. И без того нескорое продвижение «опарышей» застопорилось. «Колбаса» попыталась зарастить вырубленную очередями дыру. Прогнулась, съежилась. Между червяным комом и изъеденными сводами образовался изрядный зазор.
      Магазины полковника и начохра снова опустели.
      – Гранаты! – услышал Стас голос Гришко. И сразу же – новый приказ-окрик: – Всем к стене!
      Правильно: к ней, родимой! Ребристые бетонные выступы тюбингов, выпиравшие из стен туннеля, укроют от осколков.
      Киря метнулся к ближайшему выступу. Полковник прижался к стене за следующим.
      Стасу пришлось отбежать далеко назад, чуть ли не к самому завалу-тупику. Выступ, к которому он бросился сначала, оказался полуразрушенным и не смог бы защитить от осколков. Следующий… Тоже ненадежный: сильно изъеден червями.
      Третий – сгодится.
      – Бросаю! – уже кричал Киря.
      Кажется, начохр взмахнул рукой трижды. А может быть, Киря успел быстро, одну за другой, швырнуть четыре гранаты. Вроде бы одна попала во влажную рану-прореху на теле червяной «колбасы». Остальные залетели между белесой массой и источенным червяками потолком.
      Съежившись за бетонным выступом, Стас продолжал наблюдать за «колбасой» своим 
      особымзрением. Ну а слышать все можно было и так.
      Почти слившиеся друг с другом взрывы фугасно-осколочных гранат в замкнутом пространстве были сродни взрыву ядерного заряда. Даже пальба из двух стволов не шла с этим ни в какое сравнение. И даже противогаз не мог полностью защитить уши. Стасу показалось, будто обычный 
      нормальныйслух он потерял навсегда.
      «Колбасу» порвало на куски. Во всяком случае, всю ее переднюю часть разнесло полностью. Взрывная волна, прошедшаяся по атакующей червяной колонии, развалила и то, что было сзади.
      «Опарышей» разметало и размазало по стенам, полу и сводам туннеля. Завизжали рикошеты осколков. Мимо укрытия Стаса пролетели и ляпнулись об пол бесформенные, сочащиеся слизью комья слипшихся червей – и еще живых, и разорванных. Те, которые могли, отделялись от общего месива и вяло расползались в стороны. Но поодиночке они уже не представляли опасности.
      Сверху частыми сухими струйками посыпались земля и бетонная крошка.
      Секундная пауза. Тишина. Только шум осыпающегося грунта и шорох червей.
      – Есть! – послышался крик Кири, приглушенный противогазом.
      И…
      – Вперед! – приказ Гришко. – Огонь!
      И…
      – Твою ж мать! – ругательство Кири, слившееся с добивающими очередями по копошащимся остаткам «колбасы».
      А потом…
      Видимо, изгрызенный червями и потрескавшийся от времени бетон не выдержал взрыва. А последние очереди стали последней каплей.
      Своды туннеля прогнулись. Трещины раздались, будто раздвинувшиеся гермоворота. Стас увидел, как отделяются и падают вниз, словно в замедленной съемке, неровные расколотые пласты бетона. Как обнажается ржавая арматура. Как струйки сыплющейся сверху земли превращаются в сухие пыльные водопады из земляных комьев и гравия.
      Потом рухнуло. Все сразу.
      Стаса накрыло, свалило, придавило. Засыпало окуляры противогаза и налобный фонарик.
      И все. Темнота. Тишина.
      Могила…
      
* * *

      Как в могиле! Темно, сыро, страшно. Стас даже засомневался: надо ли туда спускаться? Увы, придется. Скоро ночь, а в темное время суток человек становится еще более беззащитным перед мутантами. Здесь же было самое подходящее место для ночлега.
      Он находился в самом центре Невьянска под старой полуразрушенной башней с накренившимся массивным четырехгранным основанием и сбитой восьмигранной верхушкой. Проход в проломленном асфальте гостеприимно разевал темный зев. Вот только соваться туда почему-то не очень хотелось.
      Это был не случайный провал. Тут явно угадывались следы человеческих рук. Ровные края под вскрытым асфальтом, грубо сбитая деревянная лестница. Возможно, здесь кто-то жил. Вернее, выживал после Войны. Но, наверное, не выжил. Выжившие не бросают открытыми входы в свои убежища.
      Выставив перед собой автомат с примотанными изолентой к цевью фонариком и дозиметром, Стас начал спускаться. Лестница под ногами тихонько поскрипывала. Дозиметр лениво пощелкивал. Судя по показаниям прибора, фон был неопасный. Противогаз можно снять. Что Стас с радостью и проделал, едва ступив на пол, засыпанный битым кирпичом.
      Темнота под башней почему-то пугала особенно сильно. Казалось, стены подземелья сдвигаются, наваливаются, наплывают, натекают со всех сторон и давят, давят, давят этой проклятой темнотой…
      Странно. Никогда раньше Стас не страдал клаустрофобией, а тут вдруг ни с того ни с сего началось… Такое ощущение, будто его прямо здесь и завалило. Или затопило. Или не совсем его и совсем не здесь? Но почему тогда такое неприятное ощущение, будто он сам погребен заживо? Погребен или утоплен. Или и то и другое сразу.
      Стас все же заставил себя осмотреть помещение.
      Подвал был старый и состоял как минимум из двух ярусов: небольшого, с темными нишами и тесными проходами вдоль стен – верхнего, и более просторного, судя по всему, нижнего. Доступ к нижнему ярусу закрывала толстая ржавая решетка. Тяжелая, но не запертая. В принципе, ее можно поднять и спуститься.
      Стас посветил вниз. Фонарный луч едва дотянулся до засыпанного кирпичами пола и рассеялся в темноте, так и не достав до стен. В какой-то миг в игре света и тени среди кирпичных обломков на полу Стасу почудилось его собственное лицо. С закрытыми глазами. Будто лицо спящего человека. Или мертвого.
      Ладно, к таким «приколам» он уже привык. Пора привыкать, во всяком случае. До сих пор эти глюки не доставляли хлопот. Но сейчас снизу почему-то повеяло чем-то нехорошим.
      Неосторожное движение – и вниз упал маленький кусочек кирпича, лежавший возле решетчатого люка. Послышался негромкий стук, потом – странное эхо… Будто бы глухой стон, всхлип, бульканье, всплеск.
      Стараясь не терять самообладания, Стас повел фонарем вправо-влево. На нижнем ярусе валялся какой-то хлам, не поддающийся идентификации. Но вроде бы никто не двигался. Тогда кто там может всхлипывать и стонать? И что может булькать и плескаться, если в подвале нет воды? Пожалуй, не стоит туда спускаться, тем более что и лестницы здесь нет. Спрыгнешь – потом не выберешься. В конце концов, переночевать можно и здесь.
      Пугающие звуки стихли, но Стас склонился над решеткой, пытаясь понять, откуда они все-таки исходили. На полу под ним по-прежнему проступали смутные контуры его лица. Что же это за хрень такая?
      Размазанное по полу лицо вдруг открыло глаза. Неожиданно и широко. Испуганно уставилось вверх, куда-то за плечо Стаса. Лицо исказилось так, словно должно произойти что-то ужасное. Вернее, уже происходило! Прямо сейчас.
      Треск открытого где-то в темноте над головой люка.
      Ловушка?!
      Опасность пришла не снизу. Стас машинально поднял автомат, прикрывая оружием голову, и метнулся в сторону.
      Из-под обрушившихся сверху кирпичей сталкер вынырнуть не успел. Его все-таки задело. Разбило дозиметр на автомате и вышибло оружие из рук. Один кирпич угодил в голову, не защищенную даже резиной противогаза. И хотя удар пришелся вскользь, Стаса сбило с ног. На какое-то время он потерял сознание. А когда пришел в себя, по ту сторону кирпичной россыпи уже виднелась чья-то тень.
      Мутант? Устроившая засаду тварь? Но с каких пор твари устраивают ТАКИЕ засады?
      Из кирпичей еще светил чудом уцелевший фонарь, но света было мало, а пыли – много, и вообще перед глазами после сильного удара все плыло, так что разглядеть нападавшего удалось не сразу.
      Тень вступила в луч света, воплотившись в человеческую фигуру. Теперь Стас даже различил стариковское лицо – морщинистое и бородатое. Под неопрятной косматой бородой болтался простенький, скорее всего, самодельный респиратор.
      Незнакомый старик, увы, оказался ближе к автомату. Он вырвал «калаш» из-под кирпичей, стряхнул с цевья остатки разбитого дозиметра. Направил оружие и свет на Стаса.
      Сталкера осветили сквозь клубы оседающей пыли. Осмотрели. Удивились:
      – Ишь ты, живой! И прыткий какой. Чуть не выскочил из-под кирпичиков.
      Голос говорившего был скрипучий и неприятный. Свет фонаря слепил глаза. Делать резких движений под прицелом автомата не хотелось. Да Стас и не понимал пока, способен ли он на движуху вообще. Сначала надо проверить.
      Стас пошевелился. Под боком что-то хрустнуло. Ага, накрылась висевшая на поясе рация. Точно – вся в хлам. Значит, связи с метробазой больше не будет. Зато, вроде, руки-ноги слушаются. И голова не пробита. Шишак будет, но черепушка цела. Пока. Да, давненько он не встречал людей. Но здесь вот не повезло. Нарвался…
      – Ты там не шибко шебуршись, – предупредил дед. – А то пулю всажу – и «мама» сказать не успеешь.
      – Ты кто такой? – прохрипел Стас, сплевывая кирпичную пыль.
      – Ну, типа, здешний сторож, – издевательски хмыкнули ему.
      – Слушай, если ты тут охотишься на мутантов и забиваешь их кирпичами на мясо…
      – На таких, как ты, я охочусь, – перебил «сторож». – Давно охочусь. Только вы здесь гости не частые. Ты первый вот заскочил за столько-то лет! – Старик противненько захихикал.
      – Чего тебе надо? – Сейчас главное выиграть время, отвлечь внимание старика болтовней, привести собственную координацию в порядок. А потом будет только одна попытка.
      – Что надо, я взял. – Стас услышал лязг затвора. Видимо, хозяин подвала проверял «калаш». Что ж, с автоматом все в порядке, и Стас это знал. – Хорошая вещь автомат. Нужная. Особенно если с патронами. Мои-то все давно закончились, а новых взять негде.
      – Ты здесь один? – спросил Стас.
      – С некоторых пор, в некотором роде, – старик невесело вздохнул. – Остальные ушли. Испугались. Но и я не совсем один остался.
      «Сторож» подцепил носком старого потрескавшегося берца кирпичный обломок и столкнул между прутьев решетки. На нижнем ярусе раздался сухой стук. Эхо тут же преобразилось в стенания, всхлипывания и плеск воды, которой не было.
      – Слышишь? – луч фонаря на секунду посветил вниз. Стас машинально отметил, что лица на полу под решеткой больше не видно. – Они тоже со мной. Их даже твари боятся. Сюда ни одна не суется. Поэтому я еще жив.
      – Кто они? Кого их?
      – А-а-а, ты ж не местный, – запоздало сообразил дедок. – Это Демидовская башня, – теперь луч фонаря указал вверх, на сводчатый потолок с открытым люком, на который Стас не обратил внимания раньше. – Невьянская наклонная, которая, – луч снова светил в лицо Стасу. – Не слыхал? Типа, исторический памятник государственного значения, и все такое. Подлежит охране. Раньше я башню охранял. А теперь – она меня.
      Стас понял только одно: перед ним действительно сторож – какой-то спятивший музейный охранник. Старик объяснил остальное:
      – Акинфий Демидов в этих самых подвалах затопил своих рабочих. Скрывал, прохвост, от государевых людей, как по его приказу здесь тайком, в обход казны, выплавляли золото с серебром и чеканили фальшивые монеты. С тех пор башня покосилась, а души утопленных тут вот и маются. Раньше их, правда, не слышно было, а теперь, когда живых людей вокруг не стало, трудно не услышать мертвых, а? Любой, кто сюда зайдет, – услышит их, горемычных. Услышит, подойдет к решеточке посмотреть, а у меня над решеточкой-то гостинчик подвешен. Дернешь за веревку – кирпичики и посыплются. Кого хошь завалят.
      «Это что же получается – приманка из призраков-утопленников, что ли?» – подумал Стас.
      – Ладно, заболтался я с тобой, – вздохнул старик. – Скидай амуницию, поднимай решеточку и лезь вниз.
      – Зачем вниз? – нахмурился Стас.
      – Посидишь с утопленничками, пока не придет твое время.
      – Какое еще время?
      – Такое, чудак-человек. Ты что, думал, я вещички твои возьму, а самого отпущу?
      – А почему бы и не отпустить? – Фонарный свет бил в глаза. Стас щурился, пытаясь разглядеть «сторожа».
      – А потому! Когда еще мясо само сюда забредет? – «сторож» захихикал. – А мясо лучше хранить в свежем виде.
      Так значит, дедок одичал уже настолько, что готов жрать человечину?
      – Я не мясо, я вообще-то сталкер, – сказал Стас. – Из Ебурга.
      Время… Сейчас надо тянуть время и выбирать подходящий момент. И заодно – проверить кое-что.
      – Да мне как-то до фени, – хмыкнул дед, – откуда ты и кто такой. Был бы вкусный, остальное приложится.
      Невьянский сторож не отреагировал на «сталкера» так, как следовало бы. Похоже, он плохо представляет, кто такие ебургские сталкеры дальней разведки. И слава богу! Если бы дед владел информацией, то был бы в курсе, что с одним стволом ни один здравомыслящий разведчик на поверхность из метро не выйдет.
      – Ну, сымай барахло, я сказал. Замаялся я тут с тобой лясы точить.
      Стас сделал вид, что собирается расстегнуть разгрузку и…
      Пистолет из внутреннего потайного кармана он выхватил все-таки быстрее, чем сумел выстрелить «сторож». Сноровка у деда не та. Давно, видать, не обращался с оружием.
      Выстрел, выстрел, еще…
      Эхо разнеслось по подвалу. Снизу опять застонали, заплакали, забулькали. То ли правда призраки утонувших рабочих, то ли просто эхо, искаженное подвальной акустикой.
      «Сторож» грохнулся в кирпичи. Все-таки хорошо, что он не призрак, а обычный мудак-старпер из плоти и крови.
      Стас забрал свой автомат с фонариком, а вот рации и дозиметра взамен разбитых у старика, увы, не нашлось. Может, плохо искал, но какое это имеет значение? Нет – значит, нет. Значит, дальше придется идти без связи и без счетчика. Это не радовало, но идти все же придется. Сам задерживаться в подвале с призраками Стас не собирался, а вести сюда беженцев из Ебургского метро смысла нет. Тут даже полстанции не поселишь. Надо искать более подходящее место. За этим ведь Стаса и послали. И он продолжит поиски, несмотря ни на что.
      Одно утешало: под кирпичным обвалом не пострадала «химза». Стас трижды осмотрел противогаз и защитный костюм и только тогда успокоился. Похоже, основные удары кирпичей принял на себя автомат и дозиметр. Ну, и голова тоже.
    

    

      

        Глава 11
        Невеста
      

      Его Двойник, которого Стас снова увидел, находясь в отключке, сумел выбраться из беды. А получится ли это у него?
      Неподъемная тяжесть прижимала Стаса к грязному полу туннеля. Наверное, примерно так чувствуют себя те, по кому проползает червяная «колбаса». Ни вдохнуть, ни пошевелиться.
      Хотя…
      Стас попробовал сделать вдох. Получилось! Воздух прошел сквозь противогазные фильтры. Пыль не прошла.
      Дышать еще можно. Чуть-чуть.
      Он двинул рукой. Земля под толстой резиновой перчаткой поддалась.
      Значит, и шевелиться – вполне реально. 
      Обычнымзрением Стас сейчас мало что видел, но чувствовал: противогаз цел, химза, похоже, тоже. Даже налобный фонарик не разбился. Бетонный выступ, за которым Стас укрывался от гранатных осколков и под которым он оказался в момент обрушения, образовал небольшую нишу, где худо-бедно, но еще можно двигаться.
      Только что это дает? Всего лишь небольшую отсрочку. Все равно его ждет медленная, но от того лишь более ужасная смерть в тесной могиле.
      «Похоронили! Похоронили заживо!» – Стас почувствовал надвигающуюся панику.
      Под плотной резиной противогаза горела и ныла кожа.
      «Бум-бум-бум!» – билась кровь в висках и ушах.
      «Бум-бум-бум!» – отчаянно колотилось сердце, непозволительно быстро расходуя скудные запасы кислорода, еще остававшиеся в земляном мешке.
      И…
      «Бум-м!» – Стасу показалось, что он слышит что-то еще.
      «Бум-м! Бум-м!» – точно! Слышит! Глухие звуки доносилось откуда-то снаружи, из-за слоя засыпавшей его земли.
      Илья-Колдун?! Неужели он? Здесь? Сейчас?
      «Бум-м!»
      Шаманский бубен словно указывал направление, в котором следует копать. И Стас начал.
      Ко-пать-ко-пать-ко-пать…
      Сначала дело шло туго. Навалившаяся земля и обломки бетона сковывали движения. Стас работал лишь пальцами одной руки, потом удалось задействовать всю кисть. Земляные оковы постепенно разрушались. Тиски завала слабели.
      Рука начала двигаться свободнее. Затем подключилась вторая рука.
      Пространства, отвоеванного у могилы, становилось больше. Свет уцелевшего налобного фонарика вселял надежду.
      «Бум-бум-бум!» – звал и подбадривал бубен Колдуна.
      В конце концов земля сдалась и отпустила добычу. Стас откопал себя. Выполз из кучи, как червь из норы.
      Колдун в своей шаманской одежде, с бубном в руках, стоял перед ним и смотрел бесстрастным взглядом. Противогаза на Илье не было. Мертвым противогазы ни к чему. После смерти, наверное, вообще живется легче, чем до.
      Свет налобного фонаря уперся в лицо Ильи. Тот даже не прищурился. Мертвый синий свет отразился от глаз призрака и вернулся к окулярам противогаза.
      Колдун молчал, и на этот раз первым заговорил Стас.
      – Раз уж пришел, мог бы не стучать в бубен, а помочь откопаться, – попенял он.
      – Не мог, – возразил Колдун. – Я лишь указываю направление и путь. Все остальное зависит от тебя.
      Похоже, эту тему с ним развивать бесполезно. Стас перешел к другой:
      – Что с Гришко и Кирей?
      – Не знаю, – мотнул головой Колдун. – Я не могу быть одновременно в разных местах. Сейчас я здесь, с тобой.
      – И это, кстати, очень странно, – признался Стас.
      – Ты удивлен?
      – Вообще-то да. Я думал, ты призрак «крота» и дальше подземной лодки не сунешься.
      – Ты часть этой лодки, – Колдун пожал плечами, от чего наброшенная на него шаманская накидка дернулась как живая, – так что мешает мне быть рядом с тобой?
      Ну, если так рассуждать, то, наверное, ничто не мешает.
      Стас осмотрел завал, из-под которого только что выбрался. Завальчик, судя по всему, основательный. Или просто его ослабленные вне «крота» 
      особыеспособности не позволяли просканировать эту плотную преграду насквозь. В общем, на ту сторону фиг пророешься. Даже если там будут бить в бубны десяток Колдунов.
      Стас посветил в другую сторону. Луч уткнулся в другой завал – старый, тупиковый, который остановил их с Гришко и Кирей. Там он уже все осматривал.
      Итак, получается, что в его распоряжении остался кусочек туннеля, перекрытый с обоих концов. Да, из могилы он выбрался. Но зачем? Чтобы сдохнуть в чуть более просторном склепе?
      Колдун молча наблюдал за ним. Хорошенькая компания в последние часы перед смертью. И все же присутствие мертвеца удивительным образом успокаивало.
      – Где мы? – спросил Стас. – Знаешь?
      – Знаю, – ответил Илья. – Секретный объект. Пермские подземные убежища. Их строили после войны пленные немцы. Хотя… Ты вряд ли что-то знаешь о той войне.
      Верно, о Последней Войне Стас знал гораздо больше, чем обо всех прочих войнах вместе взятых. Просто потому, что Последняя отразилась на его жизни, а остальные никак на нее не повлияли.
      – Значит, все-таки Пермь? – задумчиво проговорил Стас. – Навигация «крота» не глючит.
      – Ваша навигация работает нормально, – кивнул Колдун. – Просто есть места, где трудно ориентироваться и где отказывают приборы.
      «Ну да, ад, например, такое место».
      – Да, ад, – подтвердил Колдун невысказанную мысль Стаса.
      Под луч фонаря попался белый червь с оторванным хвостом, пытающийся зарыться в землю. За червяком тянулся влажный слизистый след. Стас раздавил тварюшку безо всякой жалости.
      – Кто это? – спросил он, с омерзением вытирая подошву о землю. – Что за опарыши?
      – Всего лишь еще один вид, который приспособился к новым условиям жизни. Сам по себе червь ничего не значит. Неопасная мелюзга. Добыча. Мясо. Закуска на зубок. И два червяка тоже, и десять. И даже сто – всего лишь сытный обед для твари покрупнее. И тысяча – не очень большая проблема. Но если вместе собираются десятки тысяч таких червей, они сомнут массой и мутанта, и человека. Размажут, разотрут, переломают кости. Потом – сожрут. Пока нет крупного врага или крупной добычи, червячки живут порознь и питаются, кто чем может, потому что так проще выжить. Им подходит любая органика: падаль, корни, плесень, лишай, мох… Но когда возникает необходимость, они действуют сообща.
      – Удивительно, что безмозглые твари могут действовать так слаженно, – заметил Стас.
      – Не они первые не они последние. – Колдун то ли задумался о чем-то, то ли что-то вспомнил. – Муравьи, саранча, муранча…
      – Что?
      – Неважно. Сейчас мы говорим о червях.
      – Ну да. Для меня они станут могильными…
      Стас вздохнул. Разговорчики у них, однако. Очень жизнеутверждающие такие.
      – Эти не станут.
      Хотелось бы верить. Только почему-то не получается.
      Стас снова посветил фонарем на один завал, на другой. Скверно, очень скверно. А что, если «опарыши» очухаются, прогрызутся сквозь завалы и соорудят свою «колбасу» прямо здесь?
      Илья поднял над головой бубен и колотушку.
      – Пошли.
      – Куда? – не понял Стас.
      – За мной. Мертвые ходят своими дорогами.
      – Но я ведь еще не…
      – Не бери в голову, – отмахнулся колотушкой Колдун, – я поведу. Вернее, покажу, куда можно идти.
      Он ударил в бубен. Раз, другой…
      Стасу почудилось, будто слева чуть качнулась источенная червями тюбинговая полусфера. Он посветил на нее фонариком. Присмотрелся получше. Увидел то, на что не обратил внимания раньше. По частым темным отверстиям, оставленным «опарышами», шли трещины, а на разошедшихся стыках зияли щели.
      Стас осмотрел фрагмент тюбинга еще раз. Теперь уже другим – 
      особым —зрением. За округлой бетонной стеной угадывалась пустота – узкий тесный лаз, в который, однако, вполне мог протиснуться человек средней комплекции. Странное дело: в прошлый раз, когда он был в компании Гришко и Кири и «сканировал» туннель, здесь никаких пустот не было. Когда же она появилась?
      – Когда произошел обвал – ответил Колдун, не дожидаясь вопроса. Пояснил: – Просадка грунта, сдвиг и разрушение бетонных конструкций. В общем, здесь можно пролезть. Хотя бы попытаться.
      Стас улыбнулся. Раз можно – он попытается.
      Подошел ближе. Толкнул плечом округлую бетонную стенку. Вроде шатнулась, но не поддалась. Нет, так дело не пойдет. В одиночку у него не получится.
      Стас повернулся к Колдуну:
      – Не хочешь помочь?
      – Я только указываю путь, если у тебя есть желание по нему идти, – спокойно ответил Илья.
      Ах да, конечно… Ждать помощи от Колдуна не стоило. А если попробовать так?
      Он ударил прикладом по щели на стыках тюбинга. От округлой конструкции отвалился кусок дырявого бетона.
      Снова удар – и бетонная крошка во все стороны. Второй обломок упал на пол.
      Еще удар. Еще…
      
      Вскоре за тюбингом открылась темная нора.
      Теперь – приклад между арматурой. Надави-и-ить. В одну сторону. Надави-и-ить. В другую…
      Металл раздвинулся. Можно протиснуться? Нет, пока нет. Еще раз надави-и-ить. Ага, теперь можно.
      
* * *

      Лаз вывел в другое подземелье. На этот раз – совсем старое, со стенами и сводами, выложенными из крупного кирпича и черного мореного дуба. Мощная кладка хотя и потрескалась кое-где, но выглядела добротно. Ходы были узкие, тесные. Или казались такими после обвалившегося туннеля.
      – Это что? – Стас вертел затянутой в резину головой. Снять противогаз он не рискнул. Может быть, в старых катакомбах воздух чище, но пока твердой уверенности в этом не было, а дозиметром его не снабдили. – Эти убежища тоже строили пленные… как их… ненцы?
      – Немцы, – поправил Колдун. – Нет, Стас, это уже не убежища. Тут под землей всякое попрятано. Старые купеческие подвалы, склады, склепы…
      – Склепы? – удивился Стас.
      – Да, есть и они. Есть даже древнее языческое капище. Когда-то там приносили в жертву людей и молились богам, о которых никто уже не помнит. Только мы туда не пойдем.
      – А что там теперь?
      – Ничего. Просто ходить туда не надо.
      – Почему?
      – Я же говорил, что ад выплескивается из своих глубин.
      – Ну да, говорил, и что?
      – Тот разлом, который ты видел, – не единственный. Есть разломчики поменьше, но поближе к поверхности. Они обычно образуются в таких вот местах.
      – Вроде того капища?
      – Да. От него лучше держаться подальше.
      Они вошли в небольшое помещение с диковинными чугунными колоннами и низким потолком. Оттуда через пролом в стене попали в другое – небольшое и захламленное. Здесь среди истлевших досок и мусора лежали кости. Человеческие, судя по всему. Ага, так и есть. Попавший под свет налобного фонаря череп смотрел на Стаса пустыми глазницами, скалился и, казалось, хотел что-то сказать. Или о чем-то предупредить.
      Кости, кстати, были целыми, не раздавленными. Да и вообще…
      Стас обратил внимание на то, что в стенах нет червоточин. Старый кирпич пришелся не по вкусу «опарышам»? Бетон аппетитнее? Или червяной «колбасе» в тесных ходах не развернуться в полную силу?
      – Здесь не на кого охотиться, – пояснил Колдун. – Эти ходы уже пару веков запечатаны и забыты. Здесь никто не прячется и никто не живет. Из живых – никто.
      Последнее уточнение заинтересовало Стаса.
      – А из неживых? – спросил он.
      – Я же сказал: здесь есть склепы и древнее капище.
      «А еще ты сказал, что мертвые ходят своими дорогами», – подумал Стас.
      – Верно, об этом я тоже упомянул. – Колдун легко прочел его мысли.
      «Так может быть, «опарыши»-мутанты просто не хотят пересекать пути мертвецов, плотью которых уже не поживишься? Может, здесь поделены сферы влияния?
      – Ты догадливый, – похвалил Колдун. Только почему-то от этой похвалы Стасу приятно не стало.
      Через очередной извилистый лаз-пролом, по которому пришлось пробираться на четвереньках, они попали в совсем махонькую, куполообразную комнатку с отслоившейся штукатуркой. Наверное, еще один склеп.
      Стас резанул лучом налобного фонарика по сторонам.
      В центре комнаты возвышался холмик, покрытый истлевшей тканью, толстым слоем пыли, кирпичной крошкой и обломками штукатурки. Надгробие? Могильная плита?
      В углу справа зиял провал. На противоположной стене в глубокой нише виднелась низенькая дверца, обитая ржавыми железными полосами.
      Стас подошел к надгробию. Смахнул рукой пыль и мусор.
      Отшатнулся.
      Нет, это было не надгробие и не могильная плита. Стекло! Гладкое, толстое, прозрачное. Старое.
      На небольшом возвышении стоял массивный стеклянный гроб. В гробу лежала…
      Катя?!
      Там, где остался след от сталкерской перчатки, можно было рассмотреть лицо. И в первый момент показалось, будто оно… Стас с трудом удержался от крика. Вставшие дыбом волосы чуть не проткнули резину противогаза. Нет, этого не может быть!
      Этого и не было. Стас перевел дыхание, слушая, как бешено колотится сердце.
      Нет, не Катя.
      Очень похожая на нее, удивительно красивая молодая девушка, но все же не она. Просто показалось…
      Русые, такого же, как у Кати, цвета, но очень длинные волосы заплетены в косу, челки – нет. Мягкие округлые черты, высокий лоб, точеный, чуть вздернутый нос, длинные ресницы на прикрытых веках, пухленькие щечки, чувственные губы, которые, казалось, вот-вот изогнутся в озорной улыбке. Вроде и знакомые черты, но все-таки другие.
      Миловидное, юное, спокойное, умиротворенное и совсем не тронутое тленом личико было похоже на лицо спящего человека. Только очень бледное. Но совсем как живое. Или это преломлявшийся в гробовом стекле свет фонаря создает такую иллюзию?
      Стас очистил массивный прозрачный саркофаг от комьев грязи, клочьев истлевшей ткани и толстого слоя пыли. Отступил на шаг. И даже невольно залюбовался.
      Девушка в стеклянном гробу была как с картинки. Платье с длинными рукавами, короткая кофта без воротника, на голове – странного вида убор: широкий, плоский, высокий, островерхий. Немного перекошенный.
      – Кокошник сбился, – задумчиво проговорил Колдун из-за спины Стаса.
      Кокошник? Так это называется… Странный головной убор был обшит золотом и жемчугом. Жемчужные нити тускло поблескивали на груди и шее, жемчужные серьги висели в ушах.
      «Катя, кстати, сережек не носит», – вспомнил Стас. Сережки плохо сочетаются с наушниками акустика. Конечно же это была не Катя. Катя осталась в субтеррине. В гробу лежит кто-то другой. Лежит. Спит… Стасу вдруг почудилось: девушка под стеклом вот-вот проснется, сладко потянется, улыбнется.
      – Сбился кокошник, – повторил Илья. – Ворочалась она, что ли?
      Ворочалась? Стаса передернуло. Вернулся страх.
      – Кто это? – поинтересовался он.
      – Судя по наряду – купеческая дочь, – ответил Колдун.
      – И давно она здесь лежит?
      Спит?
      Илья пожал плечами:
      – Трудно сказать. Если ее саму не спрашивать.
      «Не надо ее спрашивать! – с ужасом подумал Стас. – Вдруг ответит». Он не знал почему, но эта мертвая девушка пугала его больше, чем мертвый Колдун.
      – Может быть, двести лет, может, триста, – после паузы продолжил Илья.
      «Двести – триста лет?! – поразился Стас. – И нет следов разложения!»
      – Как такое возможно?
      Колдун подошел к гробу. Провел ладонью по гладким краям.
      – Гроб запаян. Воздух откачан. По сути, это колба, а не гроб. Вероятно, причина в этом. Хотя я не думаю, что только в этом.
      – Офигеть! – качнул головой Стас.
      – Она не первая, – добавил Колдун.
      – В смысле? – не понял Стас.
      – В Перми уже находили купеческую дочь в стеклянном гробу-колбе. Еще до Последней Войны. Только тот гроб разбился.
      – Думаешь, есть связь?
      – Может, да, а может, нет. Может, они были сестрами. А может, она… – Колдун снова тронул толстое гладкое стекло, на миг задумался, словно прислушиваясь к чему-то. И словно бы что-то услышал. Илья закончил фразу совсем другим голосом, без всякого «может»: – Она та самая и есть, Стас.
      – Как это? Если ее гроб разбился?
      – Мое тело тоже выбросили наружу из подземной лодки, и от него мало что осталось. Но сейчас я стою перед тобой.
      Да уж, у мертвых не только свои дороги, но и свои посмертные причуды, непостижимые для живых. Хотя, конечно, странно все это. Призрак Колдуна Стас почему-то воспринимал проще и легче, чем призрак покойницы в стеклянном гробу.
      Он решил не мучить себя вопросами, на которые, скорее всего, не получит внятного ответа и спросил о другом:
      – Как думаешь, почему она здесь? Почему ее не похоронили на кладбище?
      Раньше ведь людей хоронили на кладбищах?
      Рука Ильи еще раз погладила прозрачное стекло. Склонив голову набок, Колдун слушал или ощущал что-то, что было недоступно даже 
      особымспособностям Стаса.
      – Она – невеста, – ответ Колдуна прозвучал тихо, но уверенно.
      – Что?
      – Невеста без подвенечного платья. Невеста, до срока потерявшая честь. Невеста, которую обманули. Невеста, не дошедшая до алтаря и не попавшая на погост.
      Стас удивленно уставился на Колдуна.
      – Девчонка наложила на себя руки. – Тот стоял над гробом и не моргая смотрел на девушку сквозь стекло. – Самоубийц на кладбищах не хоронили.
      – Самоубийца? – с сомнением переспросил Стас. – Такая молодая?
      – Для этого дела возраст самый подходящий, – возразил Колдун. – Несчастная любовь, девичья дурость… Теперь невеста без фаты ждет в стеклянном гробу нового жениха.
      Стасу вдруг показалось, что ресницы девушки дрогнули, а уголки рта чуть приподнялись.
      Слышит? Она их слышит? И улыбается. Да нет, не может быть! Просто игра теней и света. Слабеющего фонарного света и толстого стекла, преломляющего этот свет.
      В наступившей тишине послышалось шуршание. Не из гроба, нет. Звук доносился из угла, под которым зиял пролом.
      Стас повернулся, вскинув автомат. Все-таки «опарыши» приползли за ним, наплевав на запретные дороги мертвецов? «Колбаса» почувствовала на мертвой дороге живого и отправилась на охоту?
      Однако это были не белые липкие черви.
      
* * *

      В пролом осыпалась земля, а из темной дыры в полу поднималась… поднималось… поднимались…
      В склепе показались черные руки с длинными растопыренными пальцами. Всего пять рук, синхронно тянущихся вверх. А потом…
      Потом выяснилось, что руки сами были пальцами огромной и такой же черной пятипалой лапищи, поднимающейся из-под земли. Рука шевелила пальцами, и на конце каждого пальца, там, где у человека растет ноготь, а у хищной твари – коготь, тоже двигались пальцы и сжималась-разжималась ладонь.
      Руки-пальцы… пальцы-руки… Пятерни вместо ногтей… И все это, казалось, состояло не из плоти, а из плотного мрака.
      Стас почувствовал, как вставшие дыбом волосы снова скребут противогазную резину.
      – Что это? – прохрипел Стас. Противогаз искажал голос до неузнаваемости.
      Но Колдун понял вопрос.
      – Подземное капище, – ответил Илья. – Оно далеко, но сюда дотянуться сумело.
      Капище? Это рука древнего капища? И это нужно понимать дословно?
      – И что оно здесь ищет, – голос Стаса задрожал.
      – Души, – прозвучал ответ. – Или тела. Пищу или забаву.
      Чудовищная лапа с пальцами-руками поднялась из пролома до запястья. Потянулась к Стасу. А ведь если такая схватит – не вырвешься.
      Проклятая черная рука! Ужас, который она вызывала, был особого рода. Какой-то первобытный, глубинный, от которого немеет и холодеет нутро. Стас вспомнил, как «аидовская» детвора пугала друг друга страшилками перед сном. Особое место в детском фольклоре занимала черная рука мутанта. Но вряд ли кто-то из рассказчиков имел в виду ТАКУЮ руку. Если бы речь шла о ней, дети просто не смогли бы спать. Никогда.
      Стас не выдержал – дал очередь из автомата. Пули, попавшие в черную ладонь и пальцы-руки, выплеснули облачко густого мрака, но сами сгинули бесследно. И, увы, безрезультатно. Те пули, что пролетели мимо цели, выбили кирпичную крошку из кладки.
      Взвизгнули рикошеты. Что-то просвистело над ухом. Сзади раздался звон и гулкий хлопок. «Бум!» – отразилось эхо от стен.
      «Гроб!» – промелькнула мысль.
      И сразу же – «Бум-м! Бум-м!» – раздались удары бубна.
      Обернувшись, Стас увидел, как с постамента на пол сыплются куски толстого стекла. Купеческая дочь и несостоявшаяся невеста лежала уже без защитной колбы. А среди стеклянных осколков, приплясывая, стучал в бубен Колдун.
      Рука капища отдернулась, втянулась обратно в пролом, но не исчезла совсем. Осталась там, бесшумно шевеля жуткими пятипалыми пальцами и выжидая. Видимо, удары бубна в некоторых случаях действуют эффективнее, чем автоматная очередь.
      – Идем, – голос Колдуна прозвучал напряженно и сдавленно, словно чудовищная лапа уже схватила его за горло. – ЭТО я долго не удержу.
      Словно в подтверждение его слов, из пролома поднялся палец-рука. Указательный. Указательная… Поманил-поманила к себе. Ладонь на конце «пальца» тоже изобразила призывный жест. Безумно захотелось пойти на этот безмолвный зов. Стас почувствовал, как незримая сила влечет его к пролому, и уже поднял ногу, чтобы сделать шаг.
      «Бум-м!» Очередной удар бубна над самым ухом привел его в чувство. Наваждение рассеялась, оставив лишь боль и тяжесть в голове.
      – Не смотри туда! – велел Колдун.
      Как будто это легко. Стас с трудом отвел глаза. Будто оторвал.
      – Нам в другую сторону. – Илья указал колотушкой на дверь склепа.
      Дверь была недалеко. Рядом совсем она была, эта дверь, но чтобы до нее добраться, нужно сначала пройти мимо мертвячки, лежавшей над грудой битого стекла.
      «Бум-м! Бум-м! Бум-м!» – снова стучал бубен.
      Под ногами хрустело и звякало. Крупные тяжелые осколки гроба-колбы мешали идти. Стас покосился на покойницу.
      Невероятно! Плоть и одежда, лишившиеся стеклянной защиты, разлагалась буквально на глазах. Кожа иссыхала. Миловидное лицо девушки покрывали быстро разрастающиеся пятна тлена. Тускнели краски сарафанчика, кофты и высокого кокошника. С порвавшейся нити посыпались крупные жемчужины.
      Но разве может все происходить так быстро? Здесь, наверное, может.
      «Какая красота портится!» – пронеслась еще одна не совсем уместная в данной ситуации мысль.
      А в следующий миг Стас понял, что не только он смотрит на покойницу. Она – тоже. Смотрит!
      Стас вздрогнул. Кровь в жилах превратилась в лед.
      Да, купеческая дочь смотрела на него. И улыбалась ему. Глаза открыты. Рот растянут. Губы шевелятся, словно силясь что-то сказать. Из уголков глаз и рта что-то сочится.
      Страшно! До чего же это страшно! И вдвойне страшно от того, что в ТАКОЙ ужас превратилась ТАКАЯ красота!
      «Бум-м! Бум-м!»
      – Дождалась невеста жениха, – словно сквозь вату послышался голос Колдуна.
      «Так это я? – Стас оцепенел от ужаса. – Я, что ли, жених?! Не хочу!»
      – Тогда иди, Станислав, не стой. Вынести тебя я не смогу. До двери ты должен дойти сам.
      «Бум-м!»
      Дойти? Как дойти? Его ноги словно приросли к полу.
      А мертвячка уже поднималась с гробового постамента и вставала перед ним. От истлевающего наряда отваливались клочья ткани, открывая разлагающееся синюшное тело.
      Дрожащими руками Стас направил на нее автомат. С трудом вдавил спусковой крючок.
      В склепе громыхнула еще одна короткая очередь. Три пули прошли сквозь купеческую дочь. Три маленькие дырочки на полуистлевшей кофточке – вот и весь результат.
      Глупо. Пули таких не берут.
      Покойница покачала головой. Качала медленно, размеренно, как маятник. Глаза при этом внимательно смотрели на Стаса. Левый начал течь из глазницы. Изо рта тоже тянулась и тянулась белая струйка. Струйка коснулась «сдувшейся» и совсем непривлекательной груди, поползла ниже. Из-под покосившегося и поникшего, словно вялый гребень, кокошника падали на пол сухие ломкие волосы. С левой щеки сползал клок кожи. Сквозь дыру в щеке виднелись желтые зубы. Парочка уже выпала из десен. Один зуб увяз в сочившейся изо рта жиже, другой – вывалился через дырявую щеку.
      И мимо этого ему надо…
      – Иди, Стас! – требовал Колдун. – Не стой, Фрейда тебе в задницу!
      «Бум-м! Бум-м! Бум-м!»
      – Иди, пока тебя не женили!
      Он сделал шаг, другой…
      Мертвячка не попыталась ни схватить его, ни остановить. Просто смотрела и просто качала головой. Гниющие руки висели, как плети.
      «Хорошо, что я в противогазе, – подумал Стас. – Наверное, поэтому не чувствуется вони».
      Он сделал еще шаг.
      «Бум-м! Бум-м!» – била колотушка в бубен.
      «Бум! Бум!» – стучало в ушах.
      Стас прошел мимо, едва не соприкоснувшись с покойницей, но все же счастливо избегнув этого.
      А она с сожалением смотрела на него и качала головой. Левый глаз уже почти вытек. На лбу, носу, правой скуле, левом виске и подбородке обнажилась кость. Процесс распада шел полным ходом.
      Когда Стас подошел к двери, купеческая дочь все качала и качала головой.
      Дверь была заперта. Причем, с той стороны. Стаса начал пробирать нервный смех. А как еще запирают склепы? Он оглянулся.
      Шея мертвой девушки не выдержала. Позвонки надломились. Голова отвалилась – бум…
      «Бум-м! Бум-м!»
      Откатилась в угол, к пролому, где ее тут же сграбастали цепкие руки-пальцы. Они больше не подзывали Стаса. Сейчас они были заняты другим.
      – Нашла невеста жениха, – снова послышался голос Колдуна. – А жених нашел невесту.
      «Типа, встретились два одиночества?» – подумал Стас. – Наверное, хорошо, что гроб разбился. Гроб разбился, невеста поднялась, отвлекла руку капища…
      Тело покойницы так и осталось стоять у разбитого гроба, неподвижное и страшное, как вешалка с одеждой в темной комнате.
      Наверное, именно страх и придал Стасу сил. Трухлявая дверь склепа – «Бум!» – развалилась после первого же удара прикладом.
      Выходя, Стас увидел, как черная лапа капища сначала нежно огладила безголовое полуразложившееся тело покойницы, а потом с силой сжала пальцы-руки, раздавливая плоть и ломая кость. О-о-очень страстные объятья получились. Что ж, совет вам да любовь! И горько! Горько! Горько! Ох, как горько целоваться таким молодым… Таким старым молодым.
      Зато на древнем капище теперь будет праздник. Свадьба-жертва-шабаш. Не дай бог оказаться там гостем!
      Сразу за дверью начиналась лестница. Крутая, высокая, узкая и тесная, с разбитыми и присыпанными землей ступенями.
      Они с Колдуном поднялись. Уперлись в люк. Теперь дорогу преграждали толстые дубовые доски – полусгнившие, прогнувшиеся под навалившейся сверху тяжестью.
      Стас несколько раз ударил прикладом по доскам. Бесполезно. Сыпалась труха, а приклад отскакивал.
      А снизу, из-за разбитой двери склепа, доносились какое-то копошение, шорох, шарканье, позвякивало стекло разбитого гроба, что-то похрустывало. Стас живо представил, как черная лапа шарит пальцами-руками по усыпальнице и тянется к низенькому дверному проему.
      В луч налобного фонаря попало лицо Колдуна. Колдун выжидательно смотрел на Стаса.
      Ладно, попробуем по-другому. Стас поднял «калаш» и, без малого не упершись стволом в дощатый люк, нажал на спуск.
      Длинная очередь ударила по старому дереву, прочертила в местах прогиба неровный пунктир пулевых отверстий. Узкую лестницу заполнили грохот и пороховые газы. По оставленным пулями дырочкам пошла трещина. Доски посунулись, просели. Посыпались земляные струйки.
      – Прижмись к стене, – посоветовал Стас, сам впечатавшись спиной в неровную кладку.
      Впрочем, призраку такие предосторожности, наверное, не нужны.
      Перехватив автомат поудобнее, Стас еще раз саданул прикладом снизу. Аккурат по трещине в люке. Трещина лопнула, раздалась в стороны. Доски развалились. Вниз хлынул поток земли и мусора.
      Стас едва успел скрючиться на ступенях, прикрыв голову руками и автоматом. Ему все же удалось удержаться наверху.
      Земля завалила нижние ступени и запечатала вход в склеп.
      «Кому вход, а кому и выход», – пронеслось в голове.
      
* * *

      Колдун, до обвала стоявший на лестнице сзади, теперь ждал его наверху – на краю образовавшегося лаза. Чему, впрочем, Стас нисколько не удивился. У мертвых имеются свои способы перемещения в пространстве.
      Они выбрались в подвал разрушенного дома. В просевшем фундаменте зияли дыры и трещины. Через одну такую они сюда и попали.
      Потом были пара лестничных пролетов, заваленных строительным мусором и каким-то хламом. Железная дверь – ржавая, скрипучая, без замка. Вестибюль с огромными окнами, в которых не осталось стекол.
      И – свет по глазам.
      Вообще-то пасмурное небо было затянуто тучами, но после подземелий даже такой уличный свет показался ослепительно ярким.
      «Надо бы выключить фонарик», – спохватился Стас. Не стоило без нужды сажать батарейки.
      Вот только странное дело: его налобный фонарь не горел. Когда, интересно, он погас?
      – Давно, – спокойно сказал Колдун.
      – Давно что? – недоуменно повернулся к спутнику Стас.
      – Твой фонарь погас, еще когда тебя завалило вместе с Гришко и Кирей.
      – Но ведь он же… Фонарь же светил!
      – Тебе казалось, что он светил, – покачал головой Колдун.
      – Но я видел!
      – Чтобы видеть в темноте, у тебя есть другое зрение. Фонарик для этого не нужен.
      – Все равно, я не понимаю…
      Илья вздохнул:
      – Видишь ли, Стас, на этот город помимо всего прочего сбросили много ядовитой дряни, которая вызывает глюки. Она просочилась под землю и… – Колдун развел руками. – Концентрация, конечно, уже не та, что была раньше. Здесь, на поверхности, вообще все давно развеялось, но кое-где под землей, в замкнутом пространстве, отрава еще действует.
      – Откуда ты знаешь про отраву? – недоверчиво спросил Стас.
      – Мертвый всегда узнает о мертвом городе больше, чем живой о живом. Смерть объединяет сильнее, чем разрозненная жизнь.
      «Ага, типа, все понятно».
      – И что, противогаз от этой гадости не помогает?
      – Не очень.
      – Погоди-погоди! – Стас подумал о черной лапе с руками-пальцами и о поднявшейся из стеклянного гроба купеческой дочке. – Но если фонарь на самом деле не горел, значит, и все остальное мне тоже просто могло привидеться?
      – Могло. Или не могло. Это зависит от тебя.
      – Как это – от меня? – Загадки Колдуна начинали доставать.
      – Если убедишь себя в том, что привиделось, значит, считай, что привиделось. Ну а если убедить не сможешь…
      Заканчивать фразу Илья не стал.
      Хорошенькое дельце! Стас задумался. Сможет он себя убедить? Не сможет? Ответ оказался не таким уж и очевидным. Слишком реалистично было то, свидетелем чему он стал в склепе. Да и потом… Ад-то он видел без всякой дури, просочившейся сквозь землю. И Колдуна сейчас видит, и разговаривает с ним. А ведь Илья не живее той невесты из стеклянного гроба. От подобных размышлений пухла голова. Стас решил пойти самым простым путем: положить на все это большой и тяжелый болт. Забить. Забыть. Хотя бы на время. Если получится…
      
* * *

      Приоткрытая дверь сдвинулась с тихим, почти деликатным скрежетом. В отсек заглянул Додик. Атомщик смущенно улыбнулся, застав хозяина за неожиданным занятием.
      Михеич поставил на паузу и быстренько свернул компьютерную игру. Это была его любимая игрушка, в которой маленькие парусники воевали друг с другом при помощи старых добрых пушек, не способных устроить глобального катаклизма даже в этом виртуальном морском мирке. Еще в «Аиде» в свободное от работы время Михеич многократно прошел эту игру от начала до конца, а незадолго до эвакуации втайне от Гришко установил ее на свой рабочий комп в «кроте». На всякий случай, чтобы не скучать, если что. И сейчас Михеич надеялся с помощью морской стратегии скрасить тягостное ожидание. Вот только оно никак не скрашивалось, проклятое.
      На самом деле Михеич был даже рад визиту Додика, только показывать этого, конечно, не собирался.
      – Чего приперся, семитская твоя морда? – привычно и беззлобно проворчал он, зыркнув поверх очков.
      – Твою антисемитскую не спросил, – так же по привычке огрызнулся Додик и воинственно поправил свои очки на горбатой переносице. – Куда хочу – туда иду. Реактор в порядке. «Крот» стоит на месте. Начальства нет.
      – Нет, – вздохнул Михеич.
      В том-то и дело, что нет. Было бы – не рубился бы он так спокойно в свою игруху. Но лучше бы было. Неизвестность уже достала всех. Скорее бы возвращался Гришко. И Киря. И «гэшник» этот. Со Стасом как-то чувствуешь себя не то чтобы спокойнее… предупрежденнее, что ли.
      – Что, Додик, стремно одному? – угрюмо спросил Михеич.
      – Неуютно, – признался атомщик. – Сходил в отсек связи. Но там тоже как-то невесело.
      – Девчонки все еще сидят у полканки?
      – Ага. Сидят. Ждут.
      – Связи с Гришко нет?
      – Пока нет.
      Ну конечно, была бы – ему бы уже сообщили.
      – Во что играешься? – Додик покосился на экран.
      – Какая тебе разница?
      Додик замолчал. У Михеича перед глазами колыхались компьютерные волны виртуального океана. Только почему-то любимая игрушка сегодня не радовала. Да нет, понятно, почему…
      – Слушай, Додик, тебе чего больше всего не хватает? – спросил Михеич.
      Додик аж опешил от такого вопроса.
      – Да ничего, все вроде есть.
      – Ты не понял. После Войны – чего не хватает?
      – Ну… Долго перечислять.
      – А мне – моря. – Михеич вздохнул.
      Дурацкая игрушка! Лучше бы он в нее не игрался. Только душу растравил! Уже ведь и не вспомнить, как выглядит настоящее море. Уже и не верится, что столько воды может быть не на экране компьютера, а в реальности. В «Аиде» воду цедили через фильтры и расходовали очень экономно. На «кроте» вообще вода только для питья, и то по строгому лимиту. Когда он мылся нормально, по-человечески, не жалея воды? А когда плавал? Когда нырял? И было ли такое вообще когда-нибудь? Так хочется искупаться, как раньше, до Войны, поплавать там, где не видно берегов. Это, пожалуй, была его самая заветная мечта на протяжении последних лет. Может, поэтому он и притащил на «крота» свою морскую игрушку.
      – Додик, ты был на море? Ну, до Последней Войны.
      – Был, – ответил озадаченный атомщик.
      – Бы-ы-ыл! – скривившись, передразнил Михеич.
      – Ты чего?
      – Ничего! Говоришь так, будто я тебя о соседнем секторе в «Аиде» спросил. – Михеич вздохнул еще раз. – Эх, попали бы мы на море – я бы там остался. Вот ей-ей, сдох бы, а остался! Если бы был выбор, как умереть, – утопился бы там. Лишь бы воды вокруг побольше. А то достало уже жить под землей. Как в могиле, ёпть!
      Помолчали еще.
      – А я бы хотел умереть по-другому, – неожиданно заговорил Додик. – Как-нибудь безболезненно.
      – Хм… – Михеич задумался. – Если бы у нас тогда в «Аиде» рванул реактор на старте, так бы все и вышло.
      – Не так, – покачал почти лысеющим черепом Додик. – Знаешь, как я тогда испугался?
      – Ну, все тогда шуганулись, ясен пень. А ты чего хотел?
      – Чтобы не только боли не почувствовать. Чтобы даже страха не было. Чтобы быстро все кончилось. Быстро и неожиданно. Чтобы жил, жил и – раз – умер. И чтобы понять ничего не успел.
      – А ты хитрый, – фыркнул Михеич. – Хитрый старый еврей!
      – Перестань, – поморщился Додик.
      – И сдохнуть хочешь без мучений, и штаны при этом не испачкать. Так не бывает.
      – Знаю. Это я мечтаю просто.
      «Мечты у нас с тобой, однако, – недовольно подумал Михеич. – Радужные такие, веселенькие. Про смерть. Неужели больше не о чем думать и говорить?»
    

    

      

        Глава 12
        Соленые уши
      

      Они шли по улице мертвого города, каких сейчас много. Какие, наверное, сейчас все. Разрушенные, полуразрушенные и почти целые, но малопригодные для жизни многоэтажки с пустыми оконными проемами, тоскливо смотрящими то ли вовне, то ли внутрь себя, напоминали недостроенные и брошенные строителями кварталы. Остовы сгнивших машин походили на раскрашенные ржаво-коричневой краской валуны, которые кто-то в беспорядке разбросал по улицам.
      Обезлюдевшие парки, бульвары, площади и дома охотно обживала буйная растительность. Кое-где какие-то толстые гибкие лианы оплетали многоэтажные дома до самых крыш. А в темных провалах окон порой угадывалось присутствие не только растительной жизни.
      В поле зрения Стаса попали пара растащенных на куски скелетов. Однако по изуродованным, лишенным черепов останкам, лежавшим на растрескавшемся асфальте, трудно было определить, принадлежали они людям или мутантам.
      «Вообще-то странно, что здешние твари до сих пор не объявились», – подумал Стас.
      – Живые не любят близко подходить к мертвым, разгуливающим по их территории – хмыкнул Колдун, легко угадав, о чем думает Стас. – Даже если эти живые – свирепые мутанты.
      «Выходит, от прогулки в компании призрака может быть польза».
      – Польза есть, – серьезно сказал Колдун, вновь услышав его невысказанную мысль. – Призраки не только пугают, но и отпугивают.
      А вот что пугало Стаса – так это огромное пространство вокруг. Низкое, затянутое тучами небо казалось бескрайним космосом. Широкие открытые улицы внушали суеверный трепет и тревогу. Но, наверное, это нормально для того, кто привык жить в подземельях.
      – Да, это нормально, – подтвердил его предположение Колдун.
      – Куда мы идем? – спросил Стас.
      – Идешь ты, я только сопровождаю.
      – Ты говорил, что можешь указывать путь.
      – Если это нужно. Сейчас – не нужно. Ты и так идешь правильной дорогой.
      – Правильной дорогой куда? – попытался уточнить Стас.
      – И тебе, и мне нужно вернуться под землю.
      – Звучит двусмысленно, вообще-то.
      – Только я могу сделать это в любой момент, а с тобой сложнее, – и не понятно, услышал ли его замечание Колдун или нет.
      Наверное, все-таки услышал, просто не счел нужным реагировать.
      – Мы возвращаемся к «кроту» или ты заведешь меня в могилу? – Стас все-таки хотел это знать.
      – Я, кажется, вывел тебя из склепа, – напомнил Колдун. И добавил: – Мы идем туда, куда надо.
      – Надо кому?
      – И тебе тоже.
      Вот так разговаривать с призраками: вроде, и есть ответы, а проку от них?
      – Просто иди прямо по этой большой улице, не сворачивая, и дойдешь к нужному месту, – добавил Колдун.
      Ну, и ладно. Стасу такие беседы не нравились. Он замолчал.
      Колдун тоже не возражал против тишины. Они просто шли. Просто дальше. Прямо, по большой улице прямо.
      На некоторых домах еще висели таблички, на которых можно было разобрать старые надписи. На обвалившейся многоэтажке с противоположной стороны широкой, запруженной гниющими машинами улицы… «этой большой улицы», Стас прочитал: «Комсомольский проспект». Если верить Колдуну, идти надо по нему.
      Интересно, что значит «Комсомольский»? В «Аиде» рассказывали о мелкой зубастой рыбешке-мутанте, иногда заводившейся в грязных дождевых лужах и способной прогрызть подошву сталкерского сапога. Эту рыбку называли то ли камсой, то ли комсой. Может, проспект назван в честь истребителей этих самых мутантов? Ну, в честь сталкеров, которые «перемалывают» комсу… Хотя, вряд ли. Когда строился этот проспект, таких тварей, наверное, еще и в помине не было.
      Они подошли к полуразрушенному зданию с уцелевшей вывеской.
      «Отель “Прикамье”», – прочитал Стас.
      – Гостиница, – пояснил Колдун.
      На площади перед гостиницей располагалось…
      – Что это? – удивился Стас.
      – Памятник, – отозвался Илья.
      Очень странная композиция… Из двух частей.
      С одной стороны возле какой-то массивной бронзовой конструкции на треноге стоит бронзовый же человек. Голова бронзового закрыта то ли сталкерским капюшоном, то ли накидкой, но при этом нормальной «химзы» на нем нет. Только пиджачок и брючки. Никчемный и непрактичный костюмчик, вроде того, в котором ходил до своей смерти Колдун и в котором по поверхности разгуливать точно не стоит. Но какой тогда смысл прятать голову, если все остальное не защищено? И что это за дура на треножнике? Противогаз, что ли? Но Стас никогда не слышал о противогазах, для которых требуются подпорки. Как с таким ходить вообще? И почему он только с одним окуляром?
      – Это фотоаппарат, – пояснил Колдун. – Только очень старый.
      Так значит, это памятник фотографу? Или все-таки не ему…
      Бронзовый протягивал руку вперед, словно указывая на что-то или, скорее, привлекая внимание к себе и своему аппарату. Ага, а вон в пальцах крышка от окуляра. То есть, от объектива.
      Напротив располагалась другая часть композиции, вовсе уж непонятная. Невысокая гранитная колонна на небольшом постаменте. Сверху – округлая… рамка? кольцо? с диковинными наростами по бокам. Тоже из бронзы, кстати.
      В пустую рамку кто-то вставил и закрепил проволокой человеческий череп. Проволока – ржавая, тонкая, но череп еще держится в бронзовом кольце и скалится желтыми зубами в объектив фотографа.
      Фотограф… рамка…
      «Так это что же, выходит, как бы фотография?» – с отвращением подумал Стас.
      – Любопытная инсталляция, – пробормотал Колдун. – Привет, так сказать, от любителя черного юмора. Видимо, привет посмертный. Что ж, пермяки всегда умели веселиться, Фрейда им в задницу!
      Они подошли ближе, и Стас, наконец, понял, что за странные наросты прикреплены с двух сторон рамки. Уши! Обычные человеческие уши. Точнее – необычные: не бывает у людей ушей таких размеров. Ну, разве что если появились в результате мутаций. Только теперь до Стаса дошел смысл жестокой шутки. Череп, вставленный в кольцо из бронзы, словно обрел новые бронзовые уши.
      Этот его оскал и эти огромные уши… Бр-р-р! Стаса аж передернуло. Кому такое могло показаться забавным?
      Ну да бог с ним, с черепом! У Стаса был еще один вопрос. Что или кого хотел увековечить создатель памятника?
      «Пермяк соленые уши», – гласила надпись на колоне с рамкой.
      Стас совсем запутался.
      – Это памятник мутанту? – предположил он.
      Может быть, в городе еще до Последней Войны очень уважали какого-то обладателя больших ушей? Или очень его боялись?
      – Ушам, – буркнул Колдун.
      – А «пермяк соленые уши» – это кто?
      – Считай, что собирательный образ. Была такая старая байка о пермских солеварах. Якобы от того, что те таскали на плечах мешки с солью, у них распухали и краснели уши. Потом эту легенду обыграли. Любой желающий мог вставить лицо в рамку с пермскими ушами и сфотографироваться на память. Этого бедолагу, – Колдун указал на примотанный проволокой череп, – тоже вот запечатлели. Надолго. И безо всякой фотографии. Я же говорю, в Перми весельчаки живут. Жили… Ладно, идем.
      Немного удалившись от странного памятника, Стас остановился. Спину под резиной «химзы» неприятно засвербило, словно от чьего-то пристального взгляда.
      Стас резко обернулся.
      Из бронзовой рамки с ушами им вслед смотрел вовсе не череп, а купеческая дочь. Та самая невеста из стеклянного гроба. Вернее, ее голова.
      Смотрела, улыбалась.
      То же милое, похожее на Катино лицо, непостижимым образом вновь обретшее плоть, причем, обретшее еще быстрее, чем потеряло ее. И не только плоть: между бронзовыми ушами торчит высокий кокошник, из-под которого выбиваются волосы. Вдоль гранитной колонны свисает тугая русая коса. Тускло поблескивают в ушах жемчужные сережки. А вот ржавой проволоки уже не видно.
      И кроме головы в бронзовой рамке на гранитном столбике больше ничего нет. И эта голова без плеч снова качается. То ли укоризненно, то ли сочувствующе, то ли предостерегающе. То ли просто не соглашаясь с тем, что Стас уходит.
      Вправо-влево, вправо-влево качается.
      Вместе с бронзовой рамкой и бронзовыми ушами.
      Что это? Обман зрения из-за запотевших противогазных окуляров и разыгравшегося воображения? Остаточное явление невыветрившихся галлюцинаций от отравленного подземного воздуха? Или никакой галлюцинации на самом деле нет, а просто есть то, что есть. То, что видно.
      Что, если этот череп действительно принадлежит купеческой дочке, разложившейся с рекордной скоростью и мгновенно нарастившей плоть? Что, если его подняла из-под земли и вставила в бронзовую рамку та самая черная лапища с рукоподобными пальцами?
      Стас сморгнул, тряхнул противогазом. Наваждение рассеялось: в неподвижной рамке с ушами вновь скалился череп на ржавой проволоке.
      Тихонько выругавшись, Стас поднял автомат. Череп в бронзовом кольце был похож на мишень. Стас прицелился. Нажал на спусковой крючок.
      На пустынной улице прогремела короткая очередь. Он промазал. Стас был неважнецким стрелком. Но сейчас он чувствовал: ему нужно попасть. Это было необъяснимо, нерационально. Просто нужно. Чтобы в спину больше не пялились чужие и мертвые невесты.
      Колдун его не останавливал и не мешал.
      Стас подошел на пару шагов ближе.
      Еще одна очередь.
      Снова мимо. Пули лишь откололи кусок левого бронзового уха.
      Да что же это такое! Череп в рамке скалился, череп словно смеялся над ним, чувствуя свою неуязвимость.
      Стас приблизился еще. Сосредоточился, заставил себя выждать немного, успокоиться, унять дрожь в руках. Прицелился снова. Нажал на спуск. Череп разлетелся вдребезги.
      Попал!
      – Хвостопад, мать твою! – прозвучал сзади сиплый, приглушенный противогазом голос. И это был не голос Ильи. – Ты что творишь, сука?! Сюда сейчас мутанты со всего города сбегутся!
      
* * *

      Киря? Обернувшись, Стас увидел, как из-за ржавого автобуса, давным-давно съехавшего с проезжей части на тротуар, появилась человеческая фигура в мешковатой «химзе», с ручным пулеметом наперевес. Широкие плечи, резиновая морда и – в круглых окулярах противогаза – злые, испуганные глаза начохра.
      Откуда он здесь взялся?
      И куда подевался Колдун?
      Колдуна не было. Исчез. Ушел.
      «Я могу сделать это в любой момент», – так, кажется, он говорил. Вот и сделал, что говорил.
      А что, если начохр тоже всего лишь призрак? Хотя, не похоже: слишком напуган Киря для призрака. Слишком сильно нервничает.
      – Обсосок долбаный! – не унимался тот, затравленно озираясь по сторонам и тяжело дыша под резиной. – «Гэшник» недогашенный! Ты что, думаешь, один в городе?
      – Нет, – ответил Стас. Он так не думал.
      Здесь есть еще призрак Колдуна. Был, по крайней мере. И мертвая купеческая дочка, пролежавшая пару-тройку веков в стеклянном гробу, а потом решившаяся подняться, покачать головой и размять шейные позвонки. И где-то внизу шурудит черная лапища, у которой вместо пальцев – руки.
      – Пристрелить бы тебя на месте, сука! – Киря вертел по сторонам головой и пулеметным стволом и сипел в противогаз, будто никак не мог вдохнуть как следует.
      «Пристрелить бы тебя»… Наверное, это было его самым большим желанием. Только почему-то начохр себя не порадовал.
      – Как ты выбрался? – спросил Стас. – Где Гришко?
      – Иди за мной! – вместо ответа велел Киря. – Живее! Шевели ходулями!
      Они прошли мимо ржавых машин, сбившихся в кучу, словно перепуганные травоядные, атакованные хищниками, свернули за угол полуразрушенной гостиницы и…
      Стас непроизвольно вскинул автомат.
      – Охренел?! – Рука Кири пригнула ствол к земле.
      Да как же так?! Начохр не видит, что ли?
      Прямо перед ними стояла внушительных размеров зверюга. Мутант, очень похожий на медведя, поднял морду и лапу. Под лапой лежал человек в сталкерском костюме, с «Кедром» в руках.
      «Гришко», – узнал Стас.
      Полковник пошевелился. А зверь как стоял, так и остался стоять, словно… Да нет же, так и есть – вылитый из бронзы. Памятник! Это тоже просто памятник. Как те пермяцкие соленые уши.
      Подошли ближе. Только теперь Стас понял, что полковнику сильно досталось. На правую ногу Гришко была наложена шина из подручных материалов: арматурина, кусок трухлявой доски, обломок жесткого пластика, все туго перемотано проволокой. Рядом на асфальте валялся шприц-тюбик промедола. Наверное, кололи через «химзу».
      – Рад тебя видеть, Стас, – хрипло произнес полковник.
      Ну, еще бы не рад… Теперь Стас понимал, почему Киря не пристрелил его, а привел сюда. Трудно одному тащить на горбу раненого командира и при этом держать под прицелом окрестности. Начохру нужен был помощник.
      – Я тоже, – пробормотал Стас. – Тоже рад.
      – Так рад, что расстрелять меня хотел?
      – Его. – Стас указал на бронзового зверя.
      – Он не опасный, – в голосе Гришко послышалась усмешка. – Это Легенда о пермском медведе. Всего лишь легенда.
      – Что?
      – Ничего. Памятник так называется: «Легенда о пермском медведе». Мы в Перми, ты в курсе, Стас? Навигация «крота» в порядке.
      Стас машинально кивнул. Киря тревожно озирался по сторонам. Дыхание начохра было все таким же тяжелым и сбивчивым, будто ранили его, а не полковника. Наверное, Кире и правда очень неуютно в «химзе».
      – Ишь, как оно получается, – продолжал Гришко. – Раньше иностранцы думали, что в России по городским улицам бродят медведи. Вот пермяки и поставили здесь медведя. Типа, материализовали легенду. Специально для туристов. А сейчас по улицам какое только зверье не шляется. И ни одного туриста. Мы вот только…
      Из-под полковничьего противогаза раздался смешок.
      Стас покосился на Кирю. Заговаривается Гришко? Болевой шок или просроченный промедол? Или, может быть, тоже надышался чего через противогаз?
      – Во-во, всякое шляется, – вмешался Киря. – Валить отсюда надо, пока до нас не добрались. А то Хвостопад тут пальбу устроил.
      – Валить-то надо, – согласился Гришко. – Знать бы только куда. Ты знаешь, Стас? – окуляры полковничьего противогаза уставились на него как дульный срез двустволки. – Ты же у нас теперь много чего знаешь и чуешь. Где «крот»? Чувствуешь его? Нет?
      – Не чувствую, – признался Стас. – Но куда идти – знаю.
      – Откуда знаешь? – встрепенулся Киря.
      – Колдун сказал.
      – Тьфу ты! – начохр досадливо сплюнул. Ну, якобы сплюнул: в противогазе не очень-то поплюешь.
      
      – Что именно тебе сказал Колдун? – уточнил полковник, не отводя от Стаса круглых стеклянных «глаз» противогазной маски.
      – Что идти надо по этой улице. – Стас указал на широкий проспект. – По Комсомольскому проспекту. Идти прямо, не сворачивая. В ту сторону. Тогда можно дойти.
      – Куда? – снова встрял Киря.
      – Куда нужно. Колдун сказал так.
      – Так пошли, – полковник повернулся к начохру: – Киря!
      – А-а! – махнул рукой тот. – Один хрен, куда идти. Лишь бы не на месте стоять. Бери полковника – распорядился Киря. – Будешь нести. Я прикрываю.
      Стас шагнул к Гришко.
      – И это… – Киря помялся. – Глянь-ка, как ты там умеешь, твари поблизости есть? Видишь кого-нибудь? Слышишь? Чуешь?
      Стас сосредоточился. Вне «крота» и на поверхности его 
      особыеспособности живого локатора оставляли желать лучшего, но кое-что он все-таки смог различить. Стас ощутил чье-то присутствие в глубине ближайших полуразрушенных зданий. Неведомая жизнь (или нежизнь, – после ходящих покойников все возможно) копошилась в темных углах и подвалах. Разобрать толком, что это такое, не получалось, однако было ясно, что неведомые твари не спешат выбираться на свет. Это могли быть либо ночные хищники, либо создания мрака, вроде черной руки из древнего капища, либо просто новый приступ глюков.
      – Твари есть, – ответил Стас. – Но явной опасности, вроде, нет.
      – Что значит «вроде»? – недовольно уточнил Киря. – В каком смысле «явной»? Выражайся поточнее, Хвосто…
      – Идем, – перебил его Гришко.
      Собственно самому полковнику идти не пришлось: его тащил на себе Стас. Рядом мягко и быстро двигался Киря, вертевший ручной пулемет на 360 градусов и тяжело сипевший под противогазом. Ну, точно – будто задыхался.
      Впрочем, Стасу было не до Кириных проблем. Гришко оказался тяжелее, чем он предполагал. Фильтр полковничьего противогаза давил на плечо и скулу. К тому же защитный костюм мешал нести раненого. Резина скользила о резину, да и руками в толстых перчатках удержать Гришко было непросто. В общем, ситуация для разговоров была не самой подходящей. И хотя было о чем поговорить, это пришлось отложить на потом.
      
* * *

      Провал зиял посреди улицы между покосившимися столбами, оплетенными оборванными проводами и гибкими лианоподобными растениями с широкими листьями. Огромные куски потрескавшегося асфальта сползли в городскую канализацию. А чуть дальше, уже под землей, канализационный коллектор, в свою очередь, обрывался над еще более глубоким провалом.
      То, что они попали, «куда нужно», подтвердила рация. Связь с «кротом» здесь была четкой, без помех. Переживавшая за Гришко Вера безумно обрадовалась возвращению группы. Связистка чуть не плакала от счастья.
      Недолгий переход по канализации – и включенный на полную мощность налобный фонарик Кири (фонарь, как выяснилось, работал только у начохра) нащупал в глубине нижнего провала задранный нос субтеррины. «Крот» был прямо под ними. Оставалось только спуститься. Задача не из легких, но все же решаемая. Это подняться снизу через пролом в сводах было невозможно, а спуститься – вполне реально.
      Весьма кстати пришлись «лианы» и провода с уличных столбов. Сплетенные из них «веревки» оказались достаточно прочными, чтобы выдержать вес человека. Первым спустили Гришко, которого приняли и перетащили в медотсек Вера, Таня, Додик и Михеич. Затем пришел черед Стаса: так распорядился полковник.
      Когда Стас увидел над головой глаза Кири за круглыми стеклами противогаза, ему стало не по себе. Подумалось, что начохр непременно перерезал бы проволочно-лианную «веревку», если бы не нуждался в ней сам.
      Киря спустился последним.
      
* * *

      Побывав у Тани в медблоке и получив первую помощь, Гришко пожелал поговорить со Стасом наедине. Беседа состоялась в отсеке управления.
      Полковник снова сидел в своем рабочем кресле. Стас стоял рядом. Теперь на ноге у Гришко была не самодельная шина, а профессионально наложенная гипсовая повязка. Да и вообще выглядел он гораздо лучше, чем ожидал увидеть Стас.
      И еще была одна деталь, которая сразу бросилась в глаза. Расстегнутая кобура с ПМ на поясе. Вот именно, что расстегнутая… Это кое о чем говорит. И явно не о рассеянности полковника. Чем-чем, а склерозом Гришко не страдал. Скорее уж, это своеобразная страховка при встрече со Стасом тет-а-тет. Может такое быть? «Может», – вынужден был признать Стас. Значит, его уже опасаются настолько…
      Стас смотрел на полковничью кобуру с многозначительно торчащей пистолетной рукоятью и ничего не мог с этим поделать. Гришко заметил его взгляд.
      – Так мне спокойнее, – пояснил он, не вдаваясь в подробности и всем своим видом показывая, что подробностей не будет.
      Стас, сделав над собой усилие, опустил глаза. Уставился на загипсованную ногу Гришко.
      На этот раз полковник оказался более многословным.
      – Перелом несложный, – заговорил он. – Не перелом даже, а так, небольшой надкол. А Танюша – хороший медик. И лекарства у нее что надо. Хотя и просроченные.
      Стас молча кивнул. Конечно, его вызывали не для того, чтобы похвалить медика или похвастаться пистолетом.
      – Как ты выбрался из туннеля? – спросил Гришко после недолгой паузы.
      – Колдун помог, – честно ответил Стас.
      Гришко хмыкнул, однако недоверия в этом его многозначительном хмыканье Стас не уловил. Скорее, оно подтверждало догадки самого полковника.
      Рука Гришко как бы между делом коснулась пистолетной рукояти. Так, если что, удобнее будет выхватывать. Удобнее и быстрее.
      «А ведь он и правда сильно напуган, – подумал Стас. – Не показывает виду, но боится». Ничего удивительного: все непонятное пугает. Стас был частью творившихся вокруг непоняток. Но лишь частью.
      – А вы? – в свою очередь поинтересовался Стас. – Как выбрались вы с Кирей?
      Ведь Колдунов-спасателей на всех не хватит.
      – Чудом, – ответил Гришко. – Если вкратце, то так…
      
* * *

      Взрывы гранат, разметавшие колонию слипшихся белых червей, обрушили не только своды туннеля. Пол тоже провалился. Впрочем, придавленный грунтом и кусками бетона Гришко понял это не сразу. Дикая боль под правым коленом пронзила и на миг парализовала все тело. «Перелом!» – пронеслась паническая мысль. Гришко закричал. Захлебнуться сразу сыпучей землей и пылью ему не дал противогаз. Потерять сознание – сила воли.
      Вцепившись обеими руками в торчавший из стены кусок толстой гнутой арматуры, полковник словно перебросил на нее часть своей боли и заставил себя не отключиться. Это была решающая секунда между жизнью и смертью. А потом…
      Лежавший на ноге кусок бетона вдруг провернулся и соскользнул куда-то вниз. Навалившаяся сверху земля тоже просела и осыпалась в открывшуюся под туннелем широкую щель. Земляной поток и бетонные обломки уходили, как вода в бездонный слив. Туда же затягивало ошметки слипшихся червей.
      Гришко обнаружил, что до сих пор не провалился вниз сам лишь потому, что держится за спасительный арматурный выступ.
      Какой-то округлый фрагмент тюбинга горбатым мостиком лег поперек щели, так что на него можно было опереться здоровой ногой. Гришко наступил на бетонный полукруг. Полковник больше не висел. Теперь он полустоял, привалившись спиной к стене, а вокруг все сыпалось и сыпалось… Земля, бетон, щебень, глина…
      Сзади, там, где остался Стас, обвал запечатал туннель плотной пробкой. Впереди – тоже теперь сплошная стена из земли и бетона: к «кроту» не пробраться. Но здесь, посередине, где в полу появился провал, практически все, что обваливалось сверху, сразу уходило вниз.
      Ненасытная воронка, казалось, хотела поглотить весь мир. Однако на краю, вернее, на стенке этой воронки, сумел удержаться не только Гришко. Киря потерял дробовик, но удачно уперся пулеметным стволом и прикладом в края разлома и тоже благополучно переждал обвал под обломанным козырьком от верхнего изгиба тюбинга.
      Когда потоки осыпающейся земли начали иссякать, начохр схватил Гришко за надетую поверх «химзы» разгрузку. Потянул за собой.
      – Наверх! – услышал Гришко голос Кири – глухой, напряженный, испуганный, почти на грани паники. – Надо наверх.
      Полковник глянул вниз, в разлом. Понял: причина для паники есть. Внизу что-то копошилось, быстро разрывая сыплющуюся землю.
      Страх придал сил. Превозмогая боль в ноге, Гришко полез наверх. Вернее, он, как мог, лишь помогал начохру вытаскивать себя. Киря, надсадно хрипя и сипя, карабкался за двоих. И только поэтому они выбрались вдвоем. Сначала попали в какие-то старые полуразрушенные подвалы, потом – в развалины, оттуда – на улицу.
      А внизу, в темноте, что-то шумно двигалось, разгребая землю. Но, наверное, это что-то боялось солнечного света. Во всяком случае, за людьми наверх оно не полезло.
      
* * *

      – Это было похоже на руки, – рассказывал Гришко, морщась то ли от боли в ноге, то ли от неприятных воспоминаний. – Пять черных рук из одного клубка, как… как пальцы из ладони. Может, именно эта тварь и подрыла пол под туннелем, может, поэтому он под нами и провалился – не знаю. Она загребала землю у меня под ногами и тянулась ко мне. Она чуть не дотянулась. Понимаешь, Стас, что это значит: чуть?
      Полковника передернуло. Стас кивнул. Он понимал.
      – То же самое видел Киря, – помолчав, добавил Гришко. – Ни я, ни он никогда не встречали такого мутанта.
      «Я встречал, – подумал Стас. – Черная лапа с руками-пальцами. Рука капища. Получается, она привиделась не только мне. А если не только мне, то и не привиделась вовсе. Так получается?»
      – В общем, Киря меня оттуда выволок, – продолжал Гришко. – Может быть, из верности. А может, потому, что без моих навигационных ключей и паролей от «Боевого крота» будет мало проку. Потом мы шли наугад, лишь бы убраться подальше. Вернее, шел Киря: я висел у него на спине, как рюкзак. Из меня был плохой ходок, но Киря, слава богу, здоровый лось. Хотя в «химзе» становится нервным.
      Гришко вяло улыбнулся. Стас из вежливости тоже изобразил подобие улыбки.
      – Потом услышали выстрелы. Нашли тебя.
      Пауза. Но совсем недолгая.
      – В кого ты стрелял, Стас? – вопрос полковника застал его врасплох. Пальцы Гришко по-прежнему лежали на пистолетной рукояти. – Киря никого не видел. Говорит, ты просто расстреливал памятник с ушами.
      – Череп, – угрюмо поправил Стас. – Череп на памятнике. Его там кто-то привязал.
      – Ладно, пусть череп. И что? Почему ты в него стрелял?
      – Потому что мне показалось, что…
      – Что? Что тебе ПОКАЗАЛОСЬ? – жадно спросил полковник, делая зачем-то упор на последнем слове. Его пальцы сжали рукоять ПМ и даже чуть вытащили пистолет. Наверное, сейчас лучше ответить.
      – Что это не просто череп.
      – Рассказывай, – потребовал Гришко, не выпуская оружия.
      А собственно, почему бы и нет?
      Стас выложил ему все. Рассказал и о появлении Колдуна после обвала в туннеле, и о путешествии по старинным подземельям, и о мертвой купеческой дочери, восставшей из разбитого гроба. И о черной лапе капища с пальцами-руками Стас рассказал тоже, заметив при этом, как полковник стиснул зубы. Неприятное, надо полагать, воспоминание. Оно и понятно. Одно дело, когда кто-то говорит, что видит разверзшийся под субтерриной ад, и совсем другое, когда сам видишь, как адская тварь тянется к тебе. Стас сообщил и о том, что на город была сброшена какая-то дрянь с сильным галлюциногеном, остатки которой могут до сих пор воздействовать на человека даже через противогаз.
      Гришко невесело усмехнулся:
      – Знаешь, Стас, я буду очень рад, если все это только глюки. Я даже готов поверить, что один и тот же глюк может привидеться разным людям. Тебе, мне, Кире. Но… – Тяжелый вздох, тоскливый взгляд. – Но что-то мешает мне в это верить.
      – Мне тоже, – признался Стас.
      Полковник наморщил лоб:
      – Что-то происходит, Стас. То, чего я никак не могу понять и объяснить. И, сдается мне, происходит это не там, снаружи, а здесь, в «кроте». И даже если что-то происходит там, то потому, что наш «крот» оказался рядом. Вот о чем я думаю…
      Стас молчал.
      – Возможно, причина происходящего кроется в Колдуне, которого ты видишь, – продолжал Гришко. – А возможно, в тебе, потому что ты видишь Колдуна.
      Полковник умолк, внимательно наблюдая за Стасом. Пальцы Гришко вцепились в рукоять ПМ так, словно пытались ее раздавить.
      – Как ТЫ думаешь, что происходит?
      Хороший вопрос. Кто бы ему самому объяснил?
      – Не знаю, – честно сказал Стас.
      Целую минуту, две или все три Гришко молча сверлил его взглядом. Стас глаз не отводил. В конце концов, игра в молчалки и гляделки полковнику надоела. Высмотреть он так ничего и не смог.
      – Ладно, предположим, что ты ничего не знаешь. Но учти, Стас: если узнаешь… Хоть что-то. Хоть от своего Колдуна, хоть от кого угодно. В общем, не утаивай этого от меня. Ты понял?
      – Да.
      Ответ полковника не удовлетворил.
      – Ты все понял? – уточнил он.
      – Да.
      – Ты все понял правильно?
      – Да, я понял, – в третий раз сказал Стас.
      Подземлодку качнуло.
      Вправо…
      – Это еще что такое?! – побледнел Гришко.
      Влево.
      – В чем дело?! – Полковник полоснул взглядом по Стасу.
      Увидеть сразу, что это такое и в чем дело, Стас не мог. Даже чтобы просто что-то увидеть, нужно сначала открыть глаза. Чтобы увидеть не просто, а 
      особымзрением, нужно открыться.
      Стас сосредоточился…
      – Рука! – донесся хриплый голос Кири из динамика внутренней связи.
      Начохр, дежуривший в боевом отсеке, сумел разглядеть все на мгновение раньше. Сейчас, когда «крот» был не в земных недрах, а в подземелье, Киря мог кое-что заметить через открытые прицелы и смотровые триплексы: приборы ночного видения, которыми был снабжен боевой отсек, позволяли наблюдать за пространством даже в темноте.
      Потом Стас увидел сам. Безо всяких прицелов и приборов.
      – Рука! – шепотом повторил он.
      Та самая! Все-таки это не галлюцинация. Ну, или очень качественно материализовавшаяся галлюцинация.
      Черная, неестественно длинная, лишенная суставов лапища тянулась, словно толстенный шланг, со стороны обвалившегося (и провалившегося, как выяснилось) туннеля. Чудовищная конечность по-змеиному поднималась вверх и пальцами-руками обхватывала фрезеры буровой головки. Хватка была мертвой. Сила – нечеловеческой.
      Лапа капища дергала и расшатывала торчавшую носом кверху субтеррину, словно пытаясь выворотить титановую махину из расколотого бетона.
      Полковник все понял быстро. Гришко отдавал правильные приказы:
      – Запуск всех систем. Экстренное погружение. Убрать воздушные фильтры. Полная изоляция. Гусеничные шасси. Бур – на полную. Шнек – на полную. Двигатели – на полную. Кормовые домкраты – на полную. Ста-а-арт!
      Все-таки проклятая лапа схватила добычу неудачно. Не стоило цапать «крота» за морду. На морде бывают зубы. Или буры – в зависимости от разновидности «кротов». А буры – это не пули, это посерьезнее.
      Взвизгнувшие фрезеры вмиг срубили рукообразные пальцы. Все пять. Изорвали в клочья саму лапу. Однако Стас не слышал ни визга, ни воплей, ни рева. Под землей сейчас ревела только их подземлодка. Впрочем, неудивительно: это ведь была лапа не живой твари, а древнего капища, которое вряд ли умеет реветь.
      Подталкиваемая кормовыми домкратами субтеррина перевалилась через изуродованную конечность. Гусеницы подтянули машину к стене и стали не нужны.
      – Убрать шасси, – скомандовал Гришко.
      «Крот» дернулся и осел. А буровая головка уже входила в бетон, как в пластилин. Где-то сзади посыпались своды. Во взметнувшихся клубах пыли Стас различил, как изуродованная выше «запястья» шлангоподобная конечность отращивает новую пятерню. Казалось, черная ладонь и руки-пальцы лепятся прямо из клубящегося мрака и пыли. Впрочем, на процесс восстановления потребуется некоторое время, а «крот»…
      «Боевой крот» уже ушел в землю. И быстро, очень быстро продолжал погружаться. Опасность осталась позади.
      Иногда даже адские руки бывают коротки…
      
* * *

      Радость от возвращения Кири, хлопоты с пострадавшим Гришко и бегство от не совсем понятной Тане, но, несомненно, серьезной опасности остались позади.
      Они снова были под землей. И, судя по всему, – в безопасности.
      Перегнувшись через жесткую спинку кресла, Таня обнимала Кирю.
      Если бы эту картину увидел Гришко, полковника, наверное, хватил бы удар. Но Гришко с загипсованной ногой сидел сейчас в своем отсеке и управлял «кротом». Заглянуть в боевой отсек он никак не мог.
      На самом деле присутствие Тани не мешало Кире нести службу. Он находился на посту, а это, по большому счету, все, что от него требовалось в настоящий момент. Вести наблюдение под землей Киря все равно не мог. И от наземных пулеметов проку не было: боевой отсек полностью закрыт снаружи, выдвижная турель спрятана, на прицелах и амбразурах – бронезаслонки. Сейчас нанести удар по противнику «крот» может только подземной торпедой. Но и для нее целеуказание должно поступить от Гришко.
      Да и противника никакого не было. Хвостопад Стас ничего не видел. Так что можно поговорить.
      – Как было там, наверху? – спросила Таня.
      – Хреново, – ответил Киря. – Страшно. Непонятно. Ждешь нападения из-за каждого угла и даже не знаешь, от чего сдохнешь. – Он вздохнул. – Не, я-то – человек военный и ко многому могу привыкнуть. Даже к тварям, похожим на руки…
      – На что? – удивилась Таня.
      – Не важно. Уже не важно, – об этом Киря говорить не хотел. Или он хотел поговорить о другом. – Но есть вещи, к которым невозможно привыкнуть.
      Киря помолчал пару секунд, потом продолжил:
      – Знаешь, что достает там, наверху, больше всего? То, что постоянно дышишь через фильтр, а надышаться воздуха не хватает. Что кожа под «химзой» преет, и фиг почешешься. И что когда смотришь не глазами, а сквозь окуляры – не понимаешь до конца: то ли привиделась тебе какая-то хрень, то ли на самом деле так все и есть. – Киря раздраженно цокнул сквозь зубы. – Тань, я ведь потому и не пошел в сталкеры, как Лёня, а остался во внутренней охране. Ненавижу всю эту резиновую сталкерскую упряжь! Ну не могу я в ней долго. Даже в коротких вылазках накрывает. Не знаю, как сегодня выдержал. Еще и мерещится всякое…
      – Да ладно тебе. – Таня погладила его короткие колючие волосы. – Главное, живым вернулся.
      – Вернулся, – вздохнул Киря. – И что с того? Потом снова придется подниматься на поверхность. Опять надевать резину, натягивать противогаз… Осточертело все это! Там, наверху, живешь как в презервативе. Как будто не по своей планете ходишь.
      – Ну а как иначе-то сейчас, Киря? – Таня попыталась его успокоить.
      – Да в том-то и дело, что никак! Но хочется-то по-другому. Знаешь, как хочется скинуть наверху всю эту резину, вдохнуть полной грудью, почувствовать ветер. Танюха, неужели мы уже никогда не надышимся вволю, чтобы не через фильтры, а так, как дышали раньше? Неужели всегда будем носить на себе эти резиновые шкуры? И-эх! Выйти бы наверх, в чем мать родила! Вот чего мне хочется больше всего на свете.
      – А меня? – Таня вспомнила Катю. Ее завистливый взгляд, тоскливое одиночество и неудовлетворенность в глазах.
      – Что?
      – А меня тебе уже не хочется, Киря?
      – Ну конечно хочется, Тань, что за вопрос? Ладно, забудь, что я наплел. – Киря натужно улыбнулся. – Это все отходняки после вылазки и этой долбаной резины. Мы с тобой еще покувыркаемся и порадуемся жизни. Мы с тобой назло всем и всему будем, мля, жить долго и счастливо. Правильно я говорю?
      Таня не ответила. На самом деле неправильно, Киря. На глаза навернулись слезы. Долго и счастливо не получится. Второе – вряд ли, потому что в этом мире счастье погибло первым. Да и первое тоже… Насчет «долго» у Тани были большие сомнения. Точнее, никаких сомнений на этот счет не было. Ни сомнений, ни иллюзий. Ей все было предельно ясно. Но только ей одной. У нее есть тайна, о которой не знал даже Гришко. Даже Киря. Такие тайны незачем раскрывать даже близким людям. Близким – так особенно не нужно.
      Мать Тани – врач из беженцев, попавших в «Аид» с МЧСовских БТРов, плакала, когда рассказывала дочери о том, что в мозгу у Тани поселился ее личный, Танин, мутант. Медленно, но неумолимо вызревающая под черепной коробкой опухоль-убийца – вот она, ее тайна.
      – Эта дрянь тебя убьет, – умирая, мать рассказала ей все честно, как есть. – Только я не знаю, когда это произойдет.
      Таня тоже не знала, сколько ей осталось. Но о долгой жизни в таких случаях говорить не приходится. О счастливой – тоже.
      Ее часто мучили головные боли. Но кого они сейчас не мучают? У Тани, правда, имелось преимущество перед болезнью и окружающими: она имела доступ к медикаментам и сама была одним из лучших медиков «Аида» (спасибо маме – постаралась, научила, чему смогла). Зная все о чужих болезнях, Таня могла успешно скрывать свою. Так было надо.
      Если бы Гришко знал тайну Тани, вряд ли он взял бы ее в «офис» и уж тем более – на «крота». А если бы знал Киря? Взял бы ее он?
      – Тань, ты чего? – Киря повернулся к ней. – Ты чё, плачешь?
      – Ничего, ничего, Киря. Конечно, мы будем жить. Будем жить долго и счастливо.
      Конечно, мля!
      Проклятая опухоль! Если Киря мечтал избавиться от «химзы» и противогаза, Таня все отдала бы за то, чтобы вырвать ее из своего мозга. Тогда можно было бы не лгать ему. Тогда можно было бы верить своим собственным словам.
      – Будем. Долго. Счастливо…
      Слезы застилали глаза, а она все пыталась улыбнуться дрожащими губами.
    

    

      

        Глава 13
        Лес
      

      Сложно следить за временем, когда его нет. Не в смысле цейтнота, а наоборот – в том смысле, что понятие времени отсутствует почти полностью. Под землей нет смены дня и ночи, а у Стаса не было часов.
      Хронометры в «Боевом кроте», конечно, имелись. Главным образом, на рабочих местах экипажа. Но у Стаса своего рабочего места тоже не было, и, проводя часы дежурства (и часы отдыха, кстати, тоже) в отсеке управления за спиной Гришко, он не всегда видел маленький электронный циферблат. Да и смотреть на часы, честно говоря, не хотелось. Когда все вокруг одинаково и однообразно, в повторяющемся движении секундной стрелки или в смене цифр на циферблате теряется сам смысл времени. Он словно растворяется в уходящих секундах, этот смысл. И тоже уходит в никуда.
      Стас не заметил, как потерял счет времени, но, сказать по правде, не особенно сожалел об этой утрате. Одиночество и безвременье – одно другого стоило. Он по-прежнему был в экипаже субтеррины, но еще больше был вне его. За ним настороженно наблюдали, но его же и сторонились.
      Его терпели, потому что он был нужен, и его боялись.
      С ним разговаривал только один человек – полковник Гришко. Редко и только по делу.
      Все проходило, как в глубоком сне. Или в шаманском – привет, Колдун! – трансе.
      Кстати, Илья тоже давно не появлялся.
      Но и в породе, сквозь которую пробивалась субтеррина, никак не проявлялось то, что могло бы представлять опасность. А значит, в присутствии Колдуна не было необходимости. Возможно, потому он и не напоминал о себе. А может, у мертвецов просто есть свои дела, о которых живым знать не обязательно.
      Стас концентрировался снова и снова, смотрел, слушал и пытался почувствовать, что происходит за бортом подземной лодки, но не видел, не слышал и не ощущал ничего, кроме серой, трескучей мертвой и твердой породы. Однако находиться в таком состоянии слишком долго и слишком часто невозможно. Нельзя все время жить на 
      особыхспособностях. Это отнимает уйму сил. Время от времени приходилось делать перерывы.
      Часы бодрствования и отдыха перемешивались, проплывали мимо сплошным потоком и оставались где-то сзади, в тоннах измельченного грунта за кормой «Боевого крота».
      У Стаса был перерыв. После очередного изматывающего сеанса 
      всматриванияв унылую однообразную породу он задремал на полу отсека управления. Кажется, во сне ему о чем-то рассказывал Колдун, но о чем, Стас не помнил. Угрозы он не чувствовал, так что можно было отдохнуть. Можно было, но не сложилось.
      Подземлодку затрясло, словно «крот» с разгону вбурился в изрытую пустотами скалу.
      – Стас! – окликнул Гришко.
      Ну да, теперь он здесь безотказная палочка-выручалочка. Кого звать на помощь, как не штатного живого локатора? Стас тряхнул головой, сбрасывая остатки тяжелой дремы. Сейчас ему нужно было время, чтобы войти в нужное состояние. Совсем немного времени, но нужно.
      – Изменение структуры породы! – встревоженно прохрипел динамик голосом Кати. Их поврежденный террасонар работал. Иногда. Сейчас вот, например.
      – Ультразвуковой анализ? – затребовал Гришко.
      – Древесина, – совсем убитым голосом доложила акустик.
      – В смысле «древесина»? – не понял полковник. – Уголь, что ли?
      – В смысле – дерево, – сдавленно уточнила Катя. – Обычное дерево.
      – Здесь? Откуда дерево на такой глубине?
      – А откуда я могу об этом знать? – с тоской отозвалась девушка.
      – Ста-а-ас?! – еще громче проорал Гришко. – Не тормози! Ты видишь? Что-нибудь видишь?
      Да, он видел. Все видел.
      В первый момент, заглянув за пределы «крота» 
      особымзрением, Стас не понял, что произошло. Потом на время потерял дар речи.
      В стене базальта проступала стена леса. Подземного леса. Точная копия… идеальный отпечаток леса настоящего. Или это и был настоящий?
      Деревья росли прямо в породе и сквозь нее. Самые обычные по нынешним временам деревья. Мутировавшие ели, кривые березы, покореженные осины… Словно вулканическая лала таковой. Погребенные на невероятной глубине деревья росли как ни в чем не бывало. Только ветер не шевелил неподвижные листья. Ветер вот так же поймать и замуровать невозможно.
      Что это? Сама природа прячется под землей от того, что натворил на земле человек? Или это новая форма флоры? Деревья-корни какие-нибудь, прорастающие сквозь земную мантию? Но в том-то и дело, что на корни это не похоже. А на деревья – очень даже.
      Так не могло быть, но именно так все и было.
      – Что там, Стас?! – рявкнул полковник.
      – Лес, – тихо ответил Стас.
      – Какой, на хрен, лес?
      – Густой.
      И страшный.
      И мы идем лесом… Этим самым. Густым. Под землей.
      «Крот» пробуривался сквозь породу и ломал деревья как спички. Разница в плотности камня и дерева вызывала тряску и вибрацию.
      Но лес становился гуще, стволы – толще, древесина – крепче. Тряска уменьшалась.
      А потом… Потом породы между деревьями не стало совсем. Остались только деревья. Теперь вокруг было лишь необъятное пустое пространство, заросшее деревьями-колоннами, корни и кроны которых переплетались в густую сеть сверху и снизу. И ветер по-прежнему не тревожил листву.
      Куда их занесло? Перенесло? Вынесло? Где они находятся сейчас? Под землей? Или уже на поверхности, где царит вечное безветрие? Так сразу и не понять.
      Дальше подземлодка двигалась тяжело. Ползла на брюхе, словно гигантский лесной ящер. Кормовые домкраты и шнек толкали субтеррину вперед, бур крошил и валил стволы. Машина, предназначенная для бурения грунта и горных пород, пробивала просеку в дремучей чаще, безжалостно сминая подлесок и буераки. Разлетались в стороны клочья взрезанного дерна, плотный тяжелый мох и перемолотая трава, падали срубленные и вывороченные с корнем корявые лесины, трещали сломанные ветки, сыпалась кора и щепки, на вращающийся шнек и титановую обшивку налипала листва и хвоя.
      И чем больше зелени облепляло «крота», тем сильнее Стасу казалось, что машина становится частью этого странного леса.
      Наверное, он все-таки перенапрягся, слишком часто заглядывая за титановые борта подземной лодки и слишком мало отдыхая. В какой-то момент то, что было снаружи, в его восприятии вдруг оторвалось от того, что осталось внутри.
      Что-то произошло. Стас словно перенесся из субтеррины в густую чащу. В эту или, скорее всего, в другую. Он, вернее, какая-то его часть, просто перешла отсюда туда. «Боевой крот» больше не воспринимался как нечто из «здесь» и «сейчас». «Здесь» и «сейчас» был только подземный лес. Или уже не подземный. И сам Стас. И еще один Стас. Другой. Который Двойник.
      Которому угрожала опасность.
      Которого надо было предупредить.
      
* * *

      От компаса в этом проклятом лесу проку не было. Стрелка вертелась как сумасшедшая то в одну, то в другую сторону. Что ж, подобные вещи происходили и раньше: Стас уже попадал в места, где магнитное поле Земли превращалось из верного друга путешественника в насмешливого врага. У сталкеров бытовали две теории на этот счет. По их мнению, компас сходит с ума либо там, где во время Войны взрывались заряды с особой начинкой, повлиявшие не только на жизнь вокруг, но и на физику пространства, либо на стрелку воздействуют мутанты, способные одним лишь своим присутствием вызывать магнитные аномалии. В последнее, впрочем, верилось с трудом, но легче от этого не становилось.
      Спрятав бесполезный компас, Стас с тоской посмотрел вверх. Разросшиеся кроны полностью закрывали небо, так что ориентироваться по солнцу или звездам он тоже не мог. Хуже того: начинали подводить его собственные чутье и интуиция.
      Стас отчетливо ощущал опасность, скрытую в лесу, но не имел ни малейшего понятия о том, как ее избежать и куда идти дальше. Случилось самое неприятное, что могло произойти со сталкером: Стас заблудился.
      Надо было хотя бы найти место для ночлега. Но подходящего – то есть безопасного – места не было нигде.
      С автоматом наизготовку, осторожно раздвигая стволом кустарник и гибкие побеги, он медленно продвигался по густому подлеску. Стас старался смотреть в оба и не наступать на непроверенные участки почвы.
      Взгляд вперед, вправо, влево, вверх, вниз. Оглянуться.
      И снова: вперед, вправо, влево, вверх, вниз. Оглянуться.
      «Химза» тихонько шуршала при каждом движении. Новые, только что вкрученные фильтры шумно гоняли воздух.
      Стас не решился снять противогаз: его дозиметр был разбит в подвале Невьянской башни. А лес был какой-то… Странный, в общем. Странный и неприятный. Рисковать не стоило.
      Никаких тварей пока на глаза не попадалось, но это, скорее, настораживало, чем успокаивало. Все-таки этот лес живой. В таком, по идее, должна вовсю кишеть мутировавшая фауна. А то, что ее нет, означало лишь одно: все местное зверье что-то распугало.
      Шуршание. Хруст. Не под ногой – сзади.
      Стас резко обернулся, готовый срезать очередью подкрадывающегося мутанта.
      Мутанта не было. Было другое. Шипастый куст, мимо которого он только что прошел и от которого отвел глаза лишь секунду назад… Куст, вроде, не изменился. И в то же время преобразился до неузнаваемости.
      Может, потому, что Стас посмотрел на него под другим углом? А может, куст стал другим. Не совсем кустом.
      В игре теней и листьев Стас снова различил преследовавшее его лицо. Свое собственное лицо без противогаза.
      Так может, это и есть то самое, что распугало всю живность вокруг.
      Лицо шевельнуло губами-листьями, будто силясь что-то выговорить.
      Нет – говоря уже…
      «Стас!» – голос, его собственный голос, но идущий не из его уст, прозвучал в голове, как едва различимый отзвук.
      Призрачное лицо заговорило! Странно было слышать, как сам себя называешь по имени.
      «Вверх, – разобрал Стас – еще одно слово. И еще: – Посмотри вверх!»
      Что заставило его поднять глаза от куста с лицом? Наверное, его собственный страх, отразившийся на лице, как в зеркале. И потом… лицо ведь однажды уже пыталось его предупредить. В Невьянске. Но он тогда оказался недостаточно расторопным и попал под кирпич.
      И теперь это не было попыткой обмануть или отвлечь от опасности. Это было еще одним предупреждением. Стас слишком хорошо знал самого себя и свой голос – все его оттенки. Он поверил. Доверился. Тому, другому себе.
      И лишь потому не погиб.
      Всего несколько мгновений назад он проконтролировал верхний ярус леса и готов был поклясться, что там никого не было.
      А теперь – было. Были.
      За то время, пока он не смотрел наверх, на деревьях словно вызрели диковинные плоды – огромные и мохнатые. Всего с полдюжины. Хотя никакие это, конечно, не плоды.
      Сначала Стас увидел волосы. Длинные, густые, темные, они целиком закрывали непонятных существ, расположившихся на кривых ветках. Из плотного покрывала волос выступали только рога и конечности, отдаленно похожие на человеческие руки и ноги. У каждого создания было по одному рогу, по три руки и столько же ног. Одна из ног, насколько мог судить Стас, росла из живота. Одна из рук – из грудины.
      Ближайшая тварь находилась прямо над головой, и ее Стас успел разглядеть лучше всего. Две ноги поджаты под скрюченное тело так, что справа и слева из-под волос торчат острые мозолистые колени. Третье колено – впереди. Его с трех сторон охватывают ладони с тремя длинными пальцами. На загнутый кверху рог намотана прядь волос со лба, и в образовавшейся волосяной прорехе едва угадываются большие немигающие глаза.
      Неопрятные космы колыхались, словно их обладатель подрагивал от нетерпения. Впрочем, это могла быть и обладательница.
      Еще с полсекунды волосатые твари сидели на ветках неподвижно и в одинаковых позах. Потом дикий визг и хохот разорвали тишину леса. Мутанты бросились вниз.
      Маленькое уродливое тельце, большая рогатая голова с огромными глазами, шесть конечностей, растопыренные в разные стороны, развевающийся шлейф длинных грязных волос… В полете твари напоминали чудовищные кометы, устремившиеся к Стасу.
      Он дал очередь из автомата.
      Хорошо, что рожок полный: хватило на всех.
      Первой кувыркнулась в воздухе и вломилась в высокую траву тварь, спрыгнувшая с ближайшей ветки. Еще одно существо, отброшенное пулями, упало в колючий куст, на котором Стасу привиделось его собственное лицо. Видение, кстати, уже рассеялось. На шипах смятого растения остались лишь клочья вырванных волос, а на листве – брызги темной липкой жижи. Раненый мутант, хрипя и брызжа кровью, проворно отполз в подлесок. Стас успел заметить, что на рог твари, оказывается, были намотаны не только волосы со лба. С затылка – тоже. Там у уродца имелась еще одна пара больших вытаращенных глаз.
      Впрочем, удивляться подобным открытиям времени не было.
      Следующие два волосатика напоролись на очередь, едва приземлившись на ноги в полудесятке шагов от Стаса. Оба, опутанные собственными космами и похожие на плетеные мячики, с пронзительным воем откатились в заросли.
      Еще двое отказались от попытки атаковать и пустились наутек. Стас разрядил остаток магазина по мелькнувшим в зеленой стене волосатым фигурам. Машинально заменил рожок. Передернул затвор, замер с поднятым «калашом», ожидая нового нападения.
      Повторной атаки не последовало. И хотя ему не удалось убить ни одной твари, волосатики больше не появлялись. Судя по всему, каждый из них получил свою порцию свинца, и снова испытывать судьбу мутанты не спешили.
      Стас с благодарностью посмотрел на шипастый куст. «Я себе не враг», – подумал он. Похоже, странное лицо, появлявшееся без предупреждения в самый неожиданный момент, зла ему не желало. Что ж, помощь, от кого бы она ни исходила, лишней никогда не будет.
      
* * *

      Все-таки Стас заблудился в проклятом лесу. Или где-то на неуловимой границе лесов – подземного и наземного. Он до сих пор не мог определить, где находится. Двойник, к которому подкрались волосатые мутанты с шестью конечностями, четырьмя глазами и рогом на голове, был спасен, но вот сам он… Удастся ли ему отыскать дорогу к субтеррине, где осталась его телесная оболочка, – это теперь большой вопрос.
      «Бум-м! Бум-м! Бум-м!» – послышался вдали знакомый стук.
      И Стас с облегчением понял: удастся. Он направился на звук бубна.
      Колдун ждал его под сухим корявым деревом, на голых ветвях которого скалились уродливые косматые двурогие головы. А может, это было и не дерево вовсе, а какая-то древовидная тварь. И ветки на самом деле были ее шеями.
      Илья тихонько пошатывался в ритм редким ударам бубна. Головы тоже покачивались и что-то злобно шипели.
      – Не подходи близко, – предупредил Колдун, кивнув на живые ветки-шеи с жуткими наростами.
      Стас остановился. Странный лес, странные деревья…
      – Это заккум-дерево с головами шайтанов. Может загрызть, – сказал Колдун. И сразу, без перехода: – Помог Двойнику? – поинтересовался Илья, опустив бубен.
      Стас не стал отвечать. Что-то подсказывало ему: Колдун уже знает ответ.
      – Ты научился 
      ходить далеко, – задумчиво произнес Илья. – Раньше ты только смотрел из «крота», а теперь умеешь его покидать.
      Если это похвала, то от нее не было ни горячо, ни холодно.
      – Только больше не надо так делать, Станислав. Можешь потеряться. Если меня рядом не будет – точно потеряешься.
      – А давно тебя не было, – заметил Стас.
      – Ошибаешься, – пожал плечами Колдун. – Не так уж и давно. Ты просто неправильно мерил время, которого не чувствовал. Люди иногда теряются во времени. Как, впрочем, и в пространстве. – Илья обвел многозначительным взглядом густой лес вокруг. Добавил: – Такое бывает.
      – А бывает так, чтобы деревья росли под землей? – хмуро спросил Стас.
      – Это дерево всегда растет поближе к аду. – Колдун кивнул на заккум с шипящими головами. – Но сейчас оно злится. Ему тесно. Вокруг появилось много других деревьев, которым здесь не место.
      – Тогда почему они появились здесь?
      Колдун вздохнул:
      – После Последней Войны многое изменилось. Даже то, что меняться не должно. Кое-где перемешались друг с другом срединный и нижний миры, а живое и мертвое поменялось местами. Помнишь, я говорил, что ад выплескивается наверх. Но и то, что наверху, иногда проваливается вниз под тяжестью грехов своего мира. Случается, что леса растут под землей, а не там, где им положено расти. Но они все равно сохраняют связь с лесами на поверхности, и расстояния тут не имеют значения. Войдя в один лес, можно попасть в другой, а войдя в другой – попадаешь в первый. Так обитатели одного мира порой оказываются в другом.
      – И кто куда забрел сейчас? Мой Двойник в подземный лес или я в лес, где заблудился он?
      – А это имеет значение?
      Стас замолчал.
      – Значение имеет лишь то, что ты помог своему Двойнику. И это правильно.
      Понятно. Что ничего не понятно.
      – Значит, те волосатые трехрукие мутанты, которые на него напали…
      
      – Что?
      ой смертью. Любят пугать, мучать и путать.
      – Путать? – захлопал глазами Стас.
      С Колдуном иногда так трудно разговаривать.
      – Они запутали в лесу твоего Двойника и запутали тебя. Даже запутали лодку, в которой ты сейчас плывешь под землей. Но арсури уже убежали. Твой Двойник разогнал их с твоей помощью. Так что теперь каждый может идти дальше своей дорогой. Если дорога известна.
      Колдун занес колотушку.
      «Бум-м!» – снова ударил бубен.
      
* * *

      «Ух-хум!» – отдалось в голове, мотнувшейся под тяжелой рукой.
      Стас пришел в себя от мощной зуботычины и удара затылком об пол. Он лежал возле рабочего кресла Гришко.
      Полковник, сидя в кресле, потирал кулак. Лицо у Гришко перекошено от ярости. Интересно, как он смог достать его с кресла? Наверное, очень хотелось. Или, может, поднялся, наплевав на загипсованную ногу? А, может, нога у полковника уже не болит?
      О своей челюсти Стас такого сказать не мог.
      Больно, блин!
      Однажды его уже приводили в чувство подобным способом. Колдун. Сразу после старта. Правда, в тот раз все было более… более щадяще, что ли. Сейчас же Гришко вмазал, что называется, от души.
      – Ты где витаешь, мать твою?! – проревел полковник. Да, Гришко был в бешенстве. – Я к тебе обращаюсь!
      Видимо, это было уже не первое обращение.
      Стас облизнул кровоточащую губу. Солоно. Нехило его приложили. После такого не захочешь – очухаешься.
      – Встать! – приказал Гришко.
      Стас поднялся. Его пошатывало. Впрочем, может быть, это был результат не удара по роже, а затянувшейся прогулки по лесам. Да и «крота» сильно водило по сторонам и вверх-вниз.
      – Я до тебя не могу доораться, – процедил Гришко. – Стоишь, как сомнамбула в ступоре, – и ноль реакции. Что с тобой, Стас?
      – Отключился немного. Устал, наверное.
      – Да мне по хрену, что ты устал! Ты тут не для мебели нужен, усек?
      Стас усек это давно. Конечно, его держат не как мебель. Как локатор-детектор-сканер. Вот для чего. Видимо, Гришко снова понадобились его услуги.
      – Что-то случилось? – спросил Стас.
      – Да уж случилось! – раздраженно фыркнул полковник. – Пока ты стоял у меня за спиной, как выключенный, мы нырнули под лес.
      При слове «лес» Гришко поморщился. Ну да, трудно осознать тот факт, что леса теперь растут и под землей тоже.
      – Сначала все шло нормально, – продолжал полковник. – Потом… В общем, потом влезли куда-то.
      – Куда?
      Стас заметил, что микрофон внутренней связи на панели управления выключен. Их разговора сейчас не мог слышать никто из экипажа.
      – Да чтоб я так знал! – взорвался Гришко. – Навигация снова сдохла.
      «Ад? – вздрогнул Стас. – Снова ад?» Преисподняя никак не хочет их отпускать. Или это они сами липнут к подземному миру грешников.
      – Снаружи какие-то лабиринты: бур не берет! – сокрушался Гришко. – Петляем по ходам. Акустический и ультразвуковой анализ ни фига не дают. Но Катя говорит, снаружи что-то происходит. Какие-то там непонятные посторонние шумы. Короче, нужно, чтобы ты взглянул.
      Опять? Стас поморщился. Ну да, он ведь здесь не для мебели. И ему это ясно дали понять.
      – Попробую, – вздохнул он. И добавил: – Только если снова отключусь, бить меня не надо.
      Твердость, прозвучавшая в его голосе, удивила не только Гришко. Самого Стаса она тоже удивила.
    

    

      

        Глава 14
        Корни
      

      Лабиринт выглядел более чем странно. Собственно, это был и не лабиринт даже в обычном смысле слова, а гигантская структура из переплетающихся друг с другом огромных, необычайно прочных и изогнутых под самыми разными углами трубовидных отростков. Трудно было определить, что это: какие-то великанские, беспорядочно разросшиеся подземные кораллы, сталактито-сталагнато-сталагмические образования или что-то еще. В этой переплетающейся ветвистой структуре имелись пустоты и засыпанные осадочными породами проемы и провалы. Вот по ним-то, словно по ячейкам скомканной сети чудовищных размеров, и двигался «крот», постоянно меняя направление. Субтеррина ползла наугад, на минимальной скорости – не быстрее пешехода. А иначе здесь никак. Гусеничные шасси не выпускались. «Крот» двигался только за счет толчковых домкратов, бура и шнека.
      Бесчисленные ходы-ответвления уходили в стороны, вверх, вниз, по диагонали. Бур бессильно скрежетал по гладким изгибам выпуклых стенок, но не мог их взломать. Что само по себе, кстати, очень странно: вроде, и не алмазная поверхность, а даже царапин не остается. Только влажные пятна от буровой смеси. Словно пятна крови, когда бьешься головой о стену.
      Подземная лодка тыкалась в препятствия, как слепой котенок, и бессмысленно петляла в переплетении гигантских отростков, не имея никакой возможности выбраться из ловушки.
      Но хуже всего оказалось то, что они были здесь не одни. Вокруг субтеррины вились тени – размазанные бесплотные, самых разных форм и размеров. Не слитые воедино, не спрессованные друг с другом в единую массу, как тогда, в адском предбаннике, а вполне себе самостоятельные.
      Для теней не было преград. Они одинаково вольготно чувствовали себя и в пещероподобных пустотах, и в пространстве, забитом плотным грунтом. Тени мелькали то тут, то там, сливались с выпуклыми стенками лабиринта, вплывали в них и выплывали обратно, легко, как струи воды, протекали друг сквозь друга. Только титановую броню чужеродной машины, вбурившейся в их мир, они преодолеть не могли. Возможно, поэтому подземлодку сопровождало тягостное и заунывное завывание на одной ноте – такое же размытое и нечеткое, как издававшие его тени.
      Кто это? Духи или души? Призраки или видения? Спросить было некого. Или… Или все же было кого?
      «З-з-зж-ж-жу-м-м-м!» – фреза «крота» соскользнула с попавшей под бур гладкой стенки пещеры, куда только что пробилась субтеррина.
      «Бум-м!» – укатилось в темноту и вернулось обратно измененное эхо.
      Вслед за ним из проема между двумя отростками, похожими на сплетшиеся друг с другом сюрреалистические колонны, вышел Колдун.
      Безбоязненно стоя под работающим буром, Илья призывно взмахнул бубном. Словно поманил широкой круглой ладонью.
      «За ним! – понял Стас. – Нужно двигаться за ним!»
      – За мной, за мной – прозвучал в голове голос Колдуна. – Не отставайте, Фрейда вам в задницу!
      Колдун куда-то бодро зашагал. Стасу показалось, будто ноги Ильи месят воздух и темноту, не касаясь пола пещеры.
      Рядом послышался другой голос извне. Нетерпеливый, напряженный, настырно лезущий в уши.
      – Стас, что видишь? – голос Гришко.
      – Большой клубок, – стараясь не сбиться с нужного настроя и сохранить Колдуна в поле 
      особогозрения, ответил Стас. – Очень большой, и мы в нем запутались.
      Клубок… Это была, пожалуй, самая точная аналогия. Правда, спутанные «ниточки» в подземном клубочке были потолще «Боевого крота».
      – И что теперь делать?
      Показалась или в голосе полковника действительно прозвучала несвойственная ему растерянность?
      Колдун свернул в широкий проем справа.
      – Направо, – сказал Стас.
      – Что? – не понял Гришко.
      – Нужно повернуть направо. Быстрее.
      Пока Колдун не потерялся. Сейчас он был их единственной путеводной нитью в этом губительном клубке.
      «Боевой крот» раздвинул буром размазанные тени и сунулся вправо. Немного не вписался в поворот, задев вращающимся шнеком и титановым бортом о стенку.
      Они легко прошли сквозь забитый рыхлым грунтом проем. В следующей каверне Стас заметил лишь полу шаманской накидки, мелькнувшей в левом проеме, и сквозь рев машины расслышал призывно ударивший бубен.
      – Теперь налево! Скорее!
      Гришко повернул раньше времени. Фреза опять скрежетнула по трубовидному отростку. Подземлодка содрогнулась, упершись в препятствие.
      – Нет, не здесь, чуть дальше!
      Оказывается, иногда можно отдавать приказы самому Гришко. И полковник будет их послушно выполнять.
      «Крот», скользнув буром по стенке, попал в проем.
      Колдун вел их по извилистой пещерке дальше. Подталкиваемый кормовыми домкратами, «Боевой крот» двигался за ним, в точности следуя указаниям Стаса. Вьющиеся вокруг размытые тени шарахались от них в разные стороны и просачивались между изгибами стенок.
      – Можно пустить торпеду, – пробормотал полковник. – У нас осталась. Одна.
      Какая наивность! Гришко повезло, что он не видит той ловушки, в которой они оказались.
      – Торпеда здесь не поможет, – ответил Стас. В лучшем случае она разорвет пару-тройку отростков. Хотя, сказать по правде, Стас сильно сомневался в том, что удастся повредить хотя бы один. – Нам просто нужно выбраться отсюда.
      – Ты видишь выход? – с надеждой спросил Гришко.
      – Нет, – честно сказал Стас, – пока нет.
      И, вероятно, нескоро еще увидит.
      – Тогда откуда ты знаешь, куда нам надо… – полковник не закончил фразы.
      – Не я знаю. Колдун. Он ведет. Нам нужно не отставать.
      Гришко замолчал. То ли решил не мешать, то ли боялся узнать больше, чем уже знал. Скорее, второе: Стас почти физически ощущал страх бесстрашного полковника. Гришко сейчас мало походил на того уверенного в себе царька, который держал в подчинении свой «Аид». За обшивкой «Боевого крота» были другие правила, и там власть полковника заканчивалась.
      Гришко боялся вести машину вслепую, боялся доверять Стасу, боялся проводника-призрака, о котором рассказал Стас, боялся лабиринта, которого мог не увидеть и разрушить всесокрушающим буром. Неизвестность – вот чего страшился полковник, потому что был перед нею бессилен. Неизвестность, воплотившаяся сейчас в подземном лабиринте, пугала его больше всего. И больше всего на свете Гришко хотел выбраться из этой западни.
      Что ж, его желание можно понять.
      Колдун снова повернул.
      – Теперь вниз и направо, – распорядился Стас. Подземлодка, управляемая Гришко, повернулась. – Нет, еще ниже и еще правее. Да, вот так.
      Этот поворот они прошли удачно.
      Вообще-то махиной «крота» управлять было непросто даже на малой скорости, но, к счастью, в переплетении странных отростков имелись достаточно широкие ходы, дающие пространство для маневра. Пока имелись.
      По ним и шел Колдун, указывая наиболее подходящий подземный «фарватер».
      
* * *

      Бесплотные тени куда-то подевались. Вместо них из мрака, который, впрочем, ничуть не мешал 
      особомузрению Стаса, материализовывались теперь другие обитатели лабиринта.
      Стас различал не всех, лишь некоторых. Вот по соседней пещере небольшим табунком прошлась шумная визгливая толпа рогатых-хвостатых силуэтов с ногами, подозрительно похожими на копыта. Вот под округлый выступ стены забились низкорослые карлики-бородачи, нелепо переваливающиеся на гусиных лапах. А там вон из щелей и проемов пялятся уродливые морды, ворочаются обросшие шерстью и покрытые толстой бугристой шкурой тела, скалятся пасти с торчащими наружу кривыми зубами, торчат длинные уши, смотрят не мигая горящие кошачьи глаза…
      Кто это? Мутанты, забравшиеся под землю, или…
      – Бесы, гномы, цверги, альвы, гоблины и прочая мелочь, – раздалась в голове Стаса скороговорка Колдуна. Безмолвную речь Ильи, никто, кроме него, не слышал. – Не обращай внимания. Безобидные низшие демоны и духи. На мой бубен не сунутся.
      Действительно, удар бубна смел тварей, как порывом ветра. Впрочем, не всех.
      Из глубокой пещеры, закрытой, словно решеткой, ветвистыми отростками, за продвижением «крота» наблюдало чудовище с человеческим торсом и головой быка.
      – Тор-ро! – насмешливо бросил ему Колдун, проходя мимо, и, будто дразня, покрутил бубном.
      Рогатая башка повернулась за Ильей, глаза полубыка-получеловека горели, из ноздрей шел отчетливо видимый пар. Секунда – и огромная туша бросилась вперед – то ли на Колдуна, то ли на ползущего за ним «крота». Однако ветвистая «решетка» выдержала удар, а протиснуться в проемы между отростками тварь не смогла. Застряв одним рогом в «решетке», существо издало ужасающий рев, перешедший в низкочастотную вибрацию.
      Шум снаружи пробился даже сквозь титановую обшивку субтеррины.
      – Что это? – встревожился Гришко. – Кто это?
      Стас ничего не ответил.
      «Хотел бы я знать», – подумал он.
      И узнал.
      – Минотавр, – пояснил Илья. – Свирепый, как бык, и такой же дурной. Ему до нас не добраться. Пока отыщет проход сюда, мы будем уже далеко.
      «Это его лабиринт?» – мысленно спросил Стас.
      – И да, и нет, – ответил Илья. – Да, потому что Минотавр бродит здесь, контролируя часть пространства. Нет, потому что кроме него тут полно других обитателей.
      Двух «других обитателей» они встретили в следующей неожиданно просторной пещере. Один – словно огромный, заросший густой шерстью лось с парой изогнутых гладких бивней. Подпирая загривком своды, он выковыривал между коралловидными отростками глыбы твердой породы и сосредоточенно грыз их, удерживая длинным отростком на морде. Второй – здоровенный полуконь-полукозел с каменоподобной бугристой шкурой и единственным рогом на голове – бодал заваленный проход на противоположной стороне пещеры. Существо мотало головой, словно бур ввинчивая в грунт свой крепкий, прямой и закрученный спиралью рог.
      – Мамон-зверь и Индрик-зверь, – не замедлил с очередным объяснением Колдун. – Бивнями и рогом пробивают себе путь под землей. Там, где можно пробить, конечно. Гибнут под солнцем и на воздухе. Боятся света. Едят камень.
      Эти зверюги, несмотря на свои немалые размеры, оказались не опасны. Мамон и Индрик даже не обернулись, когда между ними бесшумно прошел Колдун и с грохотом проползла субтеррина. Хотя, возможно, подземные монстры просто были слишком заняты своим делом и потому не уделили чужакам должного внимания.
      Вынужденная экскурсия по сюрреалистическим подземным лабиринтам продолжалась.
      – Сворачиваем! – забеспокоился вдруг Колдун. – Быстрее.
      Шаманская накидка нырнула влево – под аркоподобный свод, образованный идущей сверху изогнутой и раздваивающейся колонной.
      – Налево! – сообщил Стас полковнику. – Прямо сейчас, да.
      Субтеррина едва протиснулась сквозь узкий проход. Титановые борта снова скрежетнули о округлые выступы стен.
      Стас услышал, как грязно и витиевато выругался полковник. Интересно, зачем так рисковать? Могли ведь и застрять.
      – Этих дам лучше пропустить, – отозвался Колдун.
      Дам?
      Стас глянул назад, за корму. 
      Особоезрение не подвело.
      «Дамы» были весьма… Колоритные, в общем, это были дамочки.
      Первая – сгорбленная косматая старуха в рванье. Безобразное лицо, распущенные волосы, грязь, струпья…
      Вторая – высокая полуголая девица, которую можно было бы даже назвать привлекательной, если бы не пылающее как угли лицо и медная нога-костыль, которую обитательница лабиринта совсем неграциозно подволакивала за собой.
      Третья – вообще монстр. Абсолютно нагая пышная и крупнотелая женщина с большими отвислыми грудями и – бр-р-р! – львиной башкой на плечах. Причем, на каждой груди львиноголовой болтается… Стас не сразу понял, что к женщине присосались подергивающие лапами свинья и собака.
      Отвратительное зрелище!
      Стас даже не успел поинтересоваться, кто это. Колдун сам назвал «дам» по именам:
      – Мара, Эмпуза, Ламашту… – Кажется, Илья усмехнулся. – Я и не знал, что девочки подружились. Втроем демонессы могут быть опасны. Бубном таких не отгонишь, так что лучше не стоять у них на пути.
      «А то что?» – мысленно поинтересовался Стас.
      – А то заболеть можем, – ответил Колдун. – Сильно.
      «Можем? Даже ты?»
      – Даже я.
      «Кошмар какой!» – Стас через силу попытался выдавить улыбку.
      – Верно, кошмар, – серьезно сказал в его голове голос Колдуна. – В этом слове, чтоб ты знал, тоже кроется Мара. Кош-мар…
      Стасу сразу расхотелось изображать даже подобие улыбки.
      Еще поворот. И новая тварь в новой каверне. Мутант? Дух? Демон? Мутант-дух-демон? Уродливая птичья голова, неопрятные грязные и растрепанные крылья. Взъерошенные волосы, в которых что-то копошится, лошадиные уши торчком, крючковатый нос. Красавец, одним словом. Увидев Колдуна и подземлодку, тварь злобно заклекотала, но нападать не стала.
      – Тухулка, – представил Илья. И добавил: – Тухулка Птицеголовый.
      И снова добавил:
      – Демон смерти.
      И – помолчав немного – опять:
      – Один из них.
      Следующий поворот, следующая пещера, следующий демон.
      – Тифон Змееногий, – на этот раз Колдун был краток.
      Стас успел разглядеть несколько драконьих голов на мощном, покрытом перьями, почти человеческом торсе. На чешуйчатых головах страшно и нелепо смотрелись бороды и спутанные космы, а под телом твари вместо ног извивались толстые кольца змеиных тел и хвостов. Шипя, ревя и подлаивая в несколько глоток, монстр отполз в сторону. Сгинул где-то в переплетении лабиринтных ходов.
      В большой просторной пещере мимо «крота» пронеслось еще одно существо, да так, что сверху посыпалась земля и упала пара каменных глыб. Существо походило на огромную лошадь, только с восьмью ногами. Еще одна жертва мутации или…
      – Слейпнир, скакун Одина, – сообщил Илья.
      И повел дальше.
      Наверное, все эти имена, названия и краткие объяснения Колдуна что-то значили, но не для Стаса. Он понятия не имел, о ком и о чем говорит проводник с бубном и в шаманской одежде. Он просто видел и слышал вокруг себя и подземлодки тварей, видеть и слышать которых на самом деле не хотелось.
      Что породило всех этих подземных чудовищ? Человеческая фантазия? Мутации? Или они здесь жили всегда?
      И кстати, что все-таки значит это самое «здесь»?
      
* * *

      Казалось, проходы, пещеры, каверны, проломы и провалы, по которым петляла субтеррина, никогда не закончатся. Как и твари, которых они встречали по пути. Колдун продолжал что-то рассказывать о подземных монстрах, но Стас уже не запоминал диковинные имена и названия. Да и не старался запомнить, если честно. Сейчас ему хотелось лишь поскорее выбраться из запутанных ходов.
      «Этот лабиринт можно как-то обогнуть стороной?» – мысленно спросил Стас.
      – Нет, – ответил Колдун.
      «Почему?»
      – Потому что ты уже в нем.
      «А если под него поднырнуть?»
      – Бесполезно. Внизу будет то же самое.
      «Но можно опуститься еще ниже».
      – Так низко твоя лодка опуститься не сможет. А если и сможет, то уже не поднимется обратно.
      «Эти лабиринты связаны с адом?
      – Ад, Аид, Тартар, Хельхейм, Кур, Амента, Шеол, Джаханнам, Нарака, Буни, Ел, Преисподняя, Геенна… – задумчиво перечислил Колдун. – Это и раньше было растяжимым понятием, для которого придумано множество разных названий. А теперь и подавно. Но да, ты прав, Стас, можно сказать и так: эти лабиринты связаны с адом. Поэтому нырять придется в самые адские глубины.
      «Ну, а если подняться вверх?» – продолжал предлагать варианты Стас.
      – Нельзя, – прозвучал в голове ответ. – Вверху не будет свободных ходов. Вверху проходы сужаются, и все это, – Колдун стукнул бубном о выступающий отросток, – смыкается. Твоя лодка там застрянет, как рыба в сети.
      «И что же нам остается?»
      – Двигаться дальше. Вперед. Сквозь. Пока не пройдем.
      «Сквозь что мы должны пройти? Куда мы попали, Илья? Что это за дрянь такая?»
      – Ты еще не понял, на что это похоже? – в голосе Колдуна послышались упрек и разочарование: мол, я был о тебе лучшего мнения. – Это корни, Стас.
      «Что?!»
      Он как-то слышал, что давно, еще до Последней Войны, ученые изучали корневую грибницу опенка. Тогда выяснилось, что подземная часть гриба весит шестьсот тонн. Наверное, муравей, попавший в лабиринт такой грибницы, чувствовал бы себя так же, как они сейчас.
      – Корни, – повторил Колдун. – Корни мирового древа.
      «Какого древа?»
      – Соединяющего нижний, средний и верхний миры. После Войны все гибнет и рушится. Подобие былого миропорядка держится сейчас только на Великом Древе. Хотя и оно уже надломлено и искривлено, – с тоской произнес Колдун. – Теперь его корни – в одном месте, ствол – в другом, крона – в третьем. Великое Древо тоже гибнет. С его крон опадает листва, похожая на черный пепел, его ствол расколот, ну, а корни… Видишь, какие сухие у него стали корни?
      Сухие, твердые, омертвелые, окаменевшие – да, они такие. Даже бур «крота» их не берет.
      – Кто-то живет в этих корнях, кто-то гибнет. Но когда мировое древо иссохнет совсем и упадет, погибнут все. Даже те, кто выжил после Последней Войны. Даже те, кто живет после смерти. Когда мировое древо умрет, закончится всё. Наступит Хаос.
      «Когда это случится?» – мысленно спросил Стас.
      – По человеческим меркам, времени еще полно. Впрочем, люди всегда так считали. Даже когда губили свой мир.
      «А по другим меркам?»
      – Для тех, кому время и смерть не важны, ждать осталось чуть-чуть. Поэтому ад стремится наверх. Поэтому в корнях Великого Древа такое шевеление. Бессмертные чувствуют начало конца и ищут виновных.
      Последние слова особенно встревожили Стаса.
      «Ты вытащишь нас отсюда?»
      – Я лишь указываю путь, – напомнил Колдун. – И лишь до тех пор, пока ты сам готов по нему следовать. А свою лодку ты должен вести сам. Так что постарайся не отстать.
      Колдун снова повернул. Направо.
      – Направо, – подсказал Стас Гришко.
      Махина «Боевого крота» повернула в очередной раз.
      – Еще раз направо.
      В какой-то миг Стасу показалось, что это не Колдун ведет их субтеррину по подземному лабиринту, а он сам указывает дорогу тому, кто нуждается в его советах.
      Впрочем, ощущение это было смутным и скоротечным. Стас постарался не отвлекаться на странные мысли: хватало более насущных проблем.
      Колдун снова повернул. И поднялся на верхний ярус лабиринта.
      – Теперь налево и вверх, – сказал Стас.
      
* * *

      Лес изменился до неузнаваемости. Теперь Стас пробирался сквозь частокол одинаковых, удивительно похожих друг на друга стволов без листвы – изогнутых, переплетавшихся друг с другом и поднимавшихся на немыслимую высоту.
      Стас не знал даже, были ли это отдельные деревья, или здесь из земли росло одно. Сам он не видел ничего подобного. Но говорят, раньше, до Последней Войны, где-то было такое дерево-лес. Баньян – так, кажется, называлось. Может, он тоже попал в какой-то баньян. Только послевоенный, подверженный мутациям?
      Толстые сплетенные стволы, покрытые жесткой потрескавшейся корой и сухими сучьями, вонзались в брюхо неподвижных туч – очень низких, мертвенно-синих, а верхушки терялись где-то еще выше. Крон за тучами видно не было. Словно кто-то вознамерился насадить пасмурное небо на колья. Или, наоборот, с неба опустили густую решетку, чтобы ловить тех, кто копошится внизу.
      Стас вот попался. Он затравленно смотрел по сторонам через окуляры противогаза и всюду видел одно и то же: уродливые древесные переплетения. Хищных тварей здесь не было, зато во все стороны торчали сучья, похожие на отколотые щепки и представлявшие серьезную опасность для защитного сталкерского костюма.
      Неловкое движение и… Чпок! На и без того уже изорванной «химзе» появилась еще одна прореха.
      Стас неловко отдернулся. И тут же поплатился за это.
      Еще один сучок вошел под капюшон. Еще один смачный щелчок порванной резины. Сук пропорол и капюшон, и противогаз под скулой, и оцарапал кожу под противогазом. А ведь мог бы и горло перерезать: проклятые сучки – острые, как ножи.
      Дозиметра у него не было, и испорченная защита обрекала Стаса на неминуемую смерть, как только он выйдет на зараженную территорию. Но пока это волновало его меньше всего. Сейчас первоочередной задачей было выбраться из проклятых зарослей, вымахавших до самого неба. А уж потом можно будет решать прочие проблемы.
      Он упрямо пробирался сквозь плотный частокол. Иногда – там, где переплетенные стволы и сучья образовывали непролазную стену, – приходилось подниматься наверх, иногда – там, где стена нависала над головой, – Стас подныривал под корявые арки.
      Куда идти, он не знал. Но его вели.
      – Направо! – снова послышался голос, шедший не извне, а откуда-то изнутри. Его собственный голос.
      Стас повернул направо.
      – Еще раз направо.
      Стас повернул еще раз.
      – Теперь налево и вверх.
      Он перелез через очередное препятствие.
      – Прямо и вниз, – да, слова произносились его голосом, но их произносил не он. Зато он им верил.
      Стас пробрался под покосившимся стволом.
      – Налево. Нет, не здесь, чуть дальше.
      Он послушно прошел дальше и повернул влево.
      Призрачного лица, в котором Стас, как в зеркале, узнавал свои собственные черты, он сейчас не видел. Но этого и не было нужно. Сейчас достаточно голоса, которому доверяешь.
      – Направо и вверх. Налево и вниз. Вперед.
      Он шел, следуя указаниям.
      И он вышел.
      В зарослях появился просвет. Странный лес закончился. И…
      Стас проснулся.
      – Все. Вроде, выбрались, – еще успел разобрать он где-то на грани сна и яви.
      И очнулся окончательно.
      Стас лежал под массивной корягой, где прошлым вечером оборудовал себе ночлег. «Химза»?! Противогаз?!
      Все цело. И никакого леса, теряющегося в тучах, конечно же нет.
      Сон. Это был всего лишь сон.
      Но сон, заставляющий задуматься.
      Тот, другой он, которого Стас поначалу считал призраком и наваждением, оказался верным помощником, который оберегает даже во сне.
      Что ж, приятно осознавать, что в своем одиночестве он не один.
      
* * *

      – Все. Вроде, выбрались. – Стас посмотрел на Гришко.
      – Ну, слава богу! – с облегчением выдохнул полковник.
      Лабиринт из древесных корней, населенный тварями-духами, остался позади. Теперь «Боевой крот» на минимальной скорости полз прямо, никуда не сворачивая. Грунт оказался рыхлым и податливым, так что лодка шла легко. Впереди, сквозь рассыпчатые земляные пласты, словно не замечая препятствий, по-прежнему двигалась фигура в шаманской накидке и с бубном в руках. Вот только Колдун как-то уж очень настороженно поглядывал по сторонам.
      Да, из лабиринта-то они выбрались. Но миновала ли опасность?
      – Внимание всем! – Гришко склонился к коммуникатору, намереваясь отдать какой-то приказ. Наверное, хотел прибавить скорости и убраться подальше от подземной ловушки.
      – Нет, – протянув руку, Стас выключил тумблер внутренней связи: Колдун почему-то остановился. Поднял бубен над головой, словно предупреждая о чем-то.
      – Ты что себе позволяешь?! – Гришко срубил руку Стаса с панели управления.
      Стас постарался не отвлекаться на слова и гнев полковника. Он сосредоточился на звучавшем в голове голосе Колдуна:
      «Назад! Стас, поворачивай назад, здесь опасно! Плохая земля!»
      – Назад! – Стас посмотрел в сердитые глаза полковника. – Нам надо возвращаться.
      – Сдурел?! – Страх перед подземной ловушкой уже переплавился в ярость. Гришко рассвирепел. – Сзади лабиринт! Мы еле выкарабкались оттуда. И ты хочешь опять?
      «Обратно в корни! – торопил Колдун. – Еще можно успеть. Быстрее! Назад!»
      – Быстрее! – повторил Стас вслух. – Назад!
      В этот раз полковник его не послушал.
      – Ну уж нет! – Наверное, Гришко слишком боялся лабиринта. – Это все равно, что вернуться в ад.
      – Сейчас нам нужно вернуться! – попробовал убедить его Стас.
      Наверное, иногда приходится возвращаться даже туда.
      – Зачем? Что впереди?
      – Не знаю. Пока ничего, но…
      – Если ничего – значит, проскочим.
      – Колдун сказал: «плохая земля»!
      – Стас, а она где-нибудь сейчас бывает хорошей?
      Он замолчал, прекратив спор. А может, и правда плохую землю можно по-быстренькому проскочить? На самом деле Стасу и самому очень не хотелось возвращаться в то жуткое переплетение корней.
      – Нельзя, – огорченно проговорил в его голове Колдун. – Не проскочишь. Жаль, что ты не понял. Я подсказал, но ты не понял.
      «Или все-таки можно?» Червячок сомнения грыз душу, как гнилое яблоко.
      Червь, червь, червь…
      Стас больше не пытался остановить полковника.
      Щелчок тумблера. Приказ Гришко:
      – Полный вперед!
      «Боевой крот» взревел двигателями. Взвыли раскрученные бур и шнек, лязгнули кормовые домкратные толкачи. Субтеррина рванулась вперед, сметя с дороги Колдуна, намотав его на шнек, смяв бесплотную фигуру в шаманской накидке и впечатав ее в грунт.
      А потом…
      «Крота» перехватили на разгоне.
      Мощный удар из ниоткуда и отовсюду сразу потряс субтеррину.
      Казалось, со всех сторон ударила земля. «Плохая земля».
      Стас успел заметить разветвленные струи концентрированной тьмы, пронзившие подземлодку сразу в нескольких местах. Похоже на электрический разряд, только какого-то неестественного цвета. Словно кто-то разлил чернила. Или нет, тут больше подойдет другая аналогия. Словно черные корни нового, юного еще мирового древа-побега мгновенно проросли сквозь «крота». Проросли и исчезли, не оставив ни следа, ни пробоин в обшивке. Только треск аппаратуры, россыпи искр, запах озона, вонь сгоревшей проводки и невесть откуда взявшийся могильный смрад.
      Свет погас. Замигала аварийка. Все как тогда, в «Аиде». Судя по звуку, начали глохнуть двигатели и бур.
      – Твою ж мать! – послышался в динамике голос Михеича. – Питание сдохло!
      И…
      – Резервный контур! – крик Гришко в микрофон.
      – Есть резервный контур!
      Освещение заработало снова, правда, не такое яркое, как прежде. Половина огней на пульте управления не горели, но буровые фрезы и движок, вроде, снова заработали.
      Полковник повернулся к Стасу:
      – Какого чёр… – договорить Гришко не успел. Многотонную машину тряхнуло так, что Стас на миг очутился в воздухе. Упал. Больно ушибся.
      – Стас?! – заорал Гришко, которого в кресле удержали страховочные ремни. – Что видишь?!
      Да ничего он не видел! Вообще ничего. Стоя на четвереньках, Стас потерянно тряс головой, стараясь разобраться с расплывающимися перед глазами радужными кругами и разлетающимися искрами. Он сейчас находился в таком состоянии, в котором трудно видеть не то что 
      особым– даже обычным зрением.
      Еще одна встряска. Стаса снова бросило в сторону. Опять приложило об пол.
      – Катя, ультразвуковой и акустический анализ! – не дождавшись от него ответа или уже не надеясь на ответ, воззвал Гришко по внутренней связи.
      – Аппаратура полетела! – раздался в ответ испуганный крик акустика. – Вся накрылась! И сонар, и остальное!
      – Стас! – снова позвал Гришко.
      А Стаса швыряло по отсеку управления так, что он не мог ответить. Неведомая сила трепала многотонную махину «Боевого крота», как щепку в бурном потоке.
      – Киря?! – крикнул полковник в микрофон – Что у тебя в боевом?
      – Не вижу! – хрип начохра из динамика. – Ни хрена не вижу! Кругом порода! Прицелы и амбразуры не открываются. Стрельбу вести невозможно.
      Новый рывок.
      – Додик, следи за реактором! – крик-приказ Гришко. – Не дай бог рванет!
      Атомщик не ответил. Наверное, следил.
      – Ста-а-ас! – пристегнутый к креслу полковник опять развернулся в его сторону и, дико вращая глазами, потянулся к пистолету. – Пристрелю, сука!
      Стасу удалось, наконец, подняться, вцепиться в спинку полковничьего кресла и немного прийти в себя.
      Машину трясло немилосердно. Слышались отчетливый скрежет титановых боков и захлебывающийся рев двигателя. И движок, и бур, судя по всему, работали на полную мощность, но на движение подземлодки это влияло мало. Ею сейчас двигало что-то другое.
      Что?
      Что вообще происходит?
      Землетрясение? Ох, хотелось бы верить, что они всего лишь вошли в зону сейсмической активности. Но почему-то не верилось.
      Сосредоточиться в такой болтанке, удалось не сразу, и все же Стас заставил себя сконцентрироваться.
      Всмотрелся. Увидел.
      
* * *

      Снаружи «крота» опутывало толстое кольчатое тело – огромное, длиннющее, склизкое, похожее на кишки, вывалившиеся из брюха самой земли… Хотя нет, это было не тело даже, всего лишь часть тела. Хвост гигантской змеи? Червя?
      Червь, червь, червь…
      Хвост, растущий из земли и сливающийся с ней.
      На субтеррину словно набросили многопетлевый аркан, пульсирующая веревка от которого тянулась далеко в сторону. Очень далеко. Стасу пришлось здорово напрячься, чтобы разглядеть в изрытом грунте – «Вот почему он такой рыхлый и мягкий – потому что кто-то его рыхлит и измельчает. Вот почему земля плохая!» – подземную тварь, свившуюся во множество толстых колец. Живой клубок двигался, словно перетекал из себя в себя. Было понятно: из такого лабиринта им точно не выбраться.
      Тварь извивалась и, судорожно сокращаясь, подтягивала захваченную добычу.
      «Это ж какой силищей нужно обладать, чтобы справиться с “кротом”?» – ужаснулся Стас.
      Тряска почти прекратилась: монстр полностью подчинил себе «крота» и приноровился к работе его двигателей. Он просто плавно тащил субтеррину на себя, как рыбак подтаскивает к берегу крупную рыбу, севшую на крючок.
      – Что там?! – снова проорал Гришко.
      – Червь, – коротко ответил Стас.
      Огромный, невообразимо огромный кольчатый червяк, по толщине не уступающий крупным корневым отросткам мирового древа. Да и по крепости, пожалуй, тоже. Даже «колбаса» из пермских «опарышей» не шла с этим монстром ни в какое сравнение.
      То ли тварь проявила разумную осторожность, то ли так получилось случайно, но ее хвост-петля не попал под бур и не намотался на вращающийся шнек. Живые кольца сжались на титановых боках подземлодки и, казалось, вот-вот их промнут.
      Бур работал безрезультатно, нелепо дергались кормовые лапы-домкраты. Да и вообще грозный «Боевой крот» походил сейчас на букашку в цепком кулаке.
      – Какой червь, Стас?! – допытывался Гришко.
      Какой червь? Откуда ему-то об этом знать?
      Впрочем, ему как раз было откуда.
      – Это Олгой-хорхой. Кишка-червь. – Колдун снова заговорил со Стасом посредством речи, доступной лишь им двоим. – Оживший корень мирового древа, отторгнутый им же за свою ненасытность, когда Олгой-хорхой начал пожирать другие корни.
      Стас сначала услышал Илью и лишь потом увидел его. Тот неподвижно стоял в рыхлой земле и наблюдал за схваткой со стороны. Нисколько не помятый и не потрепанный, словно и не побывал недавно на шнеке субтеррины. У мертвого состояния есть свои преимущества…
      – Что за червь? – не унимался Гришко.
      – Кишка размером с туннель «Аида», – ответил Стас, лишь бы отвязаться от полковника.
      Сейчас важнее была другая беседа.
      «Ты поможешь, Колдун?»
      – Я только указываю путь и предупреждаю, – ответил Илья. – Ты либо идешь по этому пути, либо сворачиваешь с него. Либо внимаешь моему предупреждению, либо нет.
      Ну да, сегодня они не вняли. Гришко не повернул назад.
      «Не все зависит от меня» – оправдание глупое и вряд ли уместное сейчас.
      – Все, – не согласился Илья. – И только от тебя. Твоя лодка не повернула, когда можно было повернуть, потому что ты не был достаточно убедителен.
      «Но сейчас… Что делать сейчас?»
      – Мне – ничего. Мой бубен бесполезен против Олгой-хорхоя. Кишка не умеет бояться. Она умеет только жрать. Она пожирает все – и живое, и мертвое. А ее черные молнии-плевки сразят любого.
      Молнии-плевки? Так вот что шарахнуло по субтеррине!
      – Против земляного тока-яда Олгой-хорхоя вам не устоять.
      «А как его убить?»
      – Никак. Его можно только порвать и на время ослабить, пока кишка не срастется вновь. Тогда можно вырваться.
      «Чем порвать?»
      – Люди создали много оружия, чтобы отбирать жизни друг у друга.
      Такая простая и очевидная подсказка!
      – Стас, ты слышишь меня? – казалось, Гришко орал ему в самое ухо. Перед лицом мелькал пистолет, которым полковник размахивал как дубинкой. – Куда нам двигаться? Что делать?
      Двигаться – никуда. Поздно уже дергаться. Но сделать кое-что еще можно. Порвать ненасытную кишку.
      – Торпеда. – Стас повернулся к полковнику. – У нас ведь еще есть торпеда?
      – Одна, – с небольшой заминкой ответил Гришко. – Последняя.
      И что с того, что последняя?
      – Обидно будет унести ее с собой в могилу.
      Если они уже не в могиле.
      Полковник нагнулся над коммуникатором:
      – Киря, носовой торпедный отсек к бою.
      – Есть к бою… Только это… Куда стрелять-то? Не видно ж ни хрена!
      – Куда стрелять? – Гришко переадресовал вопрос Стасу.
      – Не важно, – ответил он. – Главное, выстрелить. Хоть куда-нибудь.
      «Колдун, ты сказал, что можешь указать верный путь».
      – Сказал, – согласился Илья. – Могу.
      «Так укажи его торпеде».
      – Хорошо…
      – Огонь! – тихо шепнул Стас.
      – Огонь! – проорал в коммуникатор Гришко.
      «Пху-у-м!» Субтеррина вздрогнула всем корпусом – и на этот раз не от рывка гигантской подземной кишки. «Крот» выплюнул продолговатую сигару с буром на конце и мощным зарядом под буром.
      Отследить 
      особымзрением движение подземного снаряда было нетрудно.
      Торпеда яростно ввинтилась в рыхлый грунт. Пошла мимо цели – это было видно сразу. Но…
      «Бум-м!» – Колдун ударил в бубен. Невидимые волны – и, наверное, не только звуковые – разошлись в стороны, подтолкнули торпеду, развернули в нужном направлении.
      «Бум-м!» – еще один удар бубна. Еще один поворот подземного снаряда.
      «Бум-м!» – и третий…
      Торпеда, ушедшая сильно вправо, развернулась по широкой дуге.
      Целеуказание при помощи шаманского бубна сработало. Торпеда навелась в самый клубок толстых пульсирующих колец Олгой-хорхоя. Ударила с тыла, откуда червь-монстр, увлеченный крупной добычей, явно не ждал нападения.
      Заряда, изначально предназначавшегося для уничтожения подземных бункеров и ракетных шахт, хватило и для того, чтобы разорвать спутанную живую кишку на несколько частей.
      Подземный взрыв, взбухший тусклой вспышкой, разметал толстые шевелящиеся кольца. Докатившаяся до «крота» взрывная волна основательно тряхнула и субтеррину тоже, но Олгой-хорхою, конечно, досталось больше.
      Хвост червя ослабил хватку, кольчатое тело соскользнуло с титановой обшивки. Бур, шнек и домкратные лапы, до того работавшие вхолостую, впихнули подземлодку в податливую породу. «Боевой крот» зарылся в нее, быстро удаляясь от ненасытной кишки.
      А разорванное тело червя утекло в рыхлые земляные пласты, как вода. Чтобы продолжать свой обжорнический образ жизни, живой кишке нужно было сначала зарастить раны. Все-таки прорехи и дыры в чреве не очень способствуют чревоугодию.
      Колдун стукнул на прощание в бубен и тоже ушел в перемолотую породу, полностью в ней растворившись. Призраки это умеют…
    

    

      

        Глава 15
        Додик
      

      – Та-а-ак, а навигация-то снова чудит, – задумчиво констатировал Гришко. На этот раз полковник даже не выглядел удивленным. – Пока мы петляли по лабиринту и разбирались с тем червячком, нифига не работала, а теперь, вроде как, в норме.
      – Может, потому и уцелела, что не работала? – предположил Стас.
      – Может, поэтому, – пожал плечами Гришко. – А может, и нет. А может, на самом деле, и не уцелела вовсе.
      – С ней что-то не так?
      – А ты угадай с одного раза, – хмуро предложил полковник.
      Сказано это было таким тоном, что гадать, в общем-то, не пришлось.
      – Неужели опять? – поразился Стас.
      – Угу, – скривился Гришко. – Судя по показаниям приборов, мы не блуждали по лабиринту и не долбались с подземной кишкой, а мчались по прямой, причем с охренительной скоростью.
      – В смысле – «с охренительной»?
      – В смысле – прошли под землей до хрена и больше. «Крот» продвинулся дальше, чем это теоретически возможно. Ну, если верить навигации.
      Стас понимающе кивнул. Вернее, непонимающе. Есть такие места, говорил Колдун. Места, где пространство и время не имеют значения. Колдун, наверное, такое понимал. Он, Стас, – пока нет.
      – Если верить навигации, мы неслись, как ракета. Причем, в нужном направлении. – Гришко сообщал об этом так, словно новости его не радовали.
      Хотя, наверное, не в этом дело. Просто что-то другое беспокоит его больше.
      – Мы подходим к Казани. Чего конечно же быть не может.
      Ну, так ли уж и не может? Когда они оказались под Пермью, в это тоже не очень верилось.
      – Ладно, будем считать, что навигация рабочая. Надо проверить остальное, – дальше полковник забубнил под нос, колдуя над пультом. Стас теперь различал слова с трудом: – Автопилот… ага, тут проблем нет. Выключен был, все в порядке. Система жизнеобеспечения? Слава богу, в норме, родимая. А вот это? А это?..
      Щелк-щелк-щелк, клац-клац-клац – тумблеры, переключатели, кнопки. Слабое перемигивание лампочек на пульте. И погасшие лампочки – как мертвые глаза. Огни на панели управления горели через один.
      – Что? – затаив дыхание, спросил Стас.
      – Хорошего мало, – признался Гришко. – Но могло быть и хуже.
      Полковник склонился к микрофону внутренней связи, скомандовал:
      – Все-всё цело? Ну-ка, быстренько проверить и доложиться!
      – Какое там, к чертям, «цело»! – Стас узнал раздраженный голос Михеича. – Половина систем накрылась медным тазом. Но двигатель пока пашет. Бур, шнек, домкраты – отказов тоже, вроде, нет. И я жив-здоров, если это кому-нибудь действительно интересно. Ну, разве что штаны немного…
      – Твои штаны меня не интересуют, – перебил Гришко. – Дальше.
      – Акустика не работает, – сообщила Катя. – Вообще. Глухо…
      Стас поймал быстрый, но выразительный взгляд Гришко, брошенный в его сторону. Ясно, теперь он здесь вместо акустики.
      – Киря? – поторопил полковник.
      – Боевой отсек в норме. В целом. Правда, торпед у нас больше нет, и прицелы посбивались. Надо настраивать.
      – Вера?
      – Мы остались без внешней связи, – послышался тихий уставший голос связистки. – Что-то шарахнуло по аппаратуре. Разряд какой-то, что ли.
      «Плевок-молния, ток-яд, – подумал Стас. – Так, кажется, называл этот “разряд” Колдун».
      – Таня? – продолжал опрос Гришко. – Что с медблоком?
      – Раздолбало, но кое-что собрать можно.
      – Додик? Я вас всех что, за язык тянуть должен? Как реактор?
      «В норме, надо полагать, – подумал Стас. – Если бы попало по реактору, они бы сейчас не разговаривали».
      Атомщик не ответил.
      – Чего молчишь, Додик? – нахмурился Гришко. И опять не дождался ответа.
      
* * *

      Подземлодку все-таки пришлось остановить на время.
      Реактор уцелел. Додик был мертв. Но он был мертв как-то по-особенному. 
      Оченьмертв, – Стас сказал бы так.
      С рабочего кресла атомщика свисали обрывки страховочных ремней. На полу валялось почерневшее и усохшее, словно обугленная деревяшка, тело. Правая рука и левая ступня отломились. Голова с жиденькими волосами откатилась в угол. Очки разбились. Видимо, все это произошло во время болтанки, устроенной червем-кишкой.
      Но, странное дело: лицо Додика почти не пострадало. По крайней мере, можно было различить его выражение. Лицо было спокойным и безмятежным. Судя по всему, смерть была мгновенной.
      Открытые глаза Додика невидяще смотрели сквозь людей и предметы, как Стас смотрел 
      особымзрением сквозь обшивку «крота». Может, это тоже какое-то 
      свехособое зрение, недоступное живым?
      – Что его убило? – спросил Гришко.
      – Можно было бы предположить, что высокая температура, – неуверенно промямлила Таня, осматривавшая труп. – Или мощный электрический разряд. Но глаза и волосы почему-то целы.
      Почему-то? Ну да, такая смерть не вписывалась в привычную картину мира. Как, впрочем, и многое другое. По мере их продвижения под землей рамки этой картины размывались все сильнее.
      – Что? Его? Убило? – четко проговаривая каждое слово, повторил Гришко.
      – Не знаю, – честно призналась Таня.
      Медицина порой бывает бессильна не только в лечении, но и в установлении причины смерти. Самый позорный вид врачебного бессилия.
      «Я знаю, – подумал Стас. – Бедняга попал под плевок-молнию Олгой-хорхоя».
      Вслух он, впрочем, говорить ничего не стал. Зачем?
      Интересно, кому теперь будет являться призрак мертвого атомщика: Гришко или ему? Ведь, если разобраться, они оба виновны в смерти Додика. Полковник не повернул «крота» назад, в корни, когда была такая возможность. Стас не смог, или… да, наверное, так будет точнее – не захотел настоять на том, чтобы «крот» повернулся. Впрочем, бедняга Додик – не Илья-Колдун. Вряд ли его призрак будет сильно кого-то беспокоить. А если даже и будет. Под землей, как оказалось, полно всякой нечисти. Так что призраком больше, призраком меньше – не беда.
      – Старый глупый еврей, – прошептал Михеич, глядя на покойника. – Какого ж ты хрена так, а?
      Глаза компьютерщика блестели от слез.
      В последний путь Додика отправили через ДУК-камеру. При этом все присутствующие старательно отводили глаза от Стаса и старались не смотреть на люк с отпечатками его ладоней. Будто и не было ни того, ни другого. Наверное, людям так проще.
      
* * *

      Дальше продвигались медленно и осторожно, хотя никаких опасностей за бортом не было. Только обычная порода – в меру податливая, без пугающих проявлений жизни. Или нежизни.
      Да, там, снаружи, все было спокойно. А вот внутри…
      На подземлодке царило напряжение. Словно одна из черных ветвистых молний Орхой-холхоя растворилась в воздухе и теперь давила на мозги. После смерти Додика что-то изменилось. Внутренняя связь молчала. Уцелевшие члены экипажа как будто избегали общаться друг с другом. Даже Гришко не отдавал команд и не требовал отчетов.
      Смерть Додика угнетала всех. Субтеррина шла на автопилоте. Автоматика вела «крота» к очередной точке всплытия, указанной полковником.
      Двигались в щадящем режиме. Гришко берег потрепанную машину и нервы людей. А еще он снова хотел поговорить. Причем разговор намечался не из простых.
      Полковник смотрел на Стаса. Хмурый такой, озадаченный, настороженный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Впрочем, Стас валился с ног от усталости, и ему уже было на все наплевать.
      – Мне нужно отдохнуть, – сказал он.
      – Отдохнешь, – согласился полковник. – Только сначала я хочу выяснить раз и навсегда, кто ты и что ты.
      Стас улыбнулся. Браво, полковник! Попытка отчаянная, заслуживающая уважения, но, увы, совершенно бессмысленная и, мягко говоря, немного запоздалая.
      Гришко терпеливо ждал ответа. А какой может быть ответ на такой вопрос?
      – Меня зовут Стас, – пожал плечами Стас.
      – Не ерничай.
      – А большего я не смогу сказать при всем желании.
      Гришко недовольно поджал губы:
      – Сегодня погиб Додик.
      – Разве в этом виноват я? – спросил Стас.
      «Разве только я в этом виноват?» – наверное, так было бы правильно.
      Его словно не слушали.
      – Это многое изменило, – продолжал Гришко. – И может изменить еще больше. В том числе и отношение к тебе.
      Пауза. Пристальный взгляд. Странные какие-то намеки. Что мешает говорить прямо, начистоту? Стас решил сделать это первым.
      – А почему Додик погиб? – Стас почувствовал, что теряет контроль над собой и своими словами. Это было небезопасно, но это его уже не беспокоило. Просто надоело бояться и беспокоиться. Просто на это не оставалось сил. – Кто не захотел возвращаться в лабиринт, когда еще можно было вернуться?
      «И кто не мог убедить вернуться?» – не преминул вставить подленький внутренний голосишко.
      Стас поморщился. Гришко тоже. Ну да, неприятные слова, неприятные мысли…
      – Нам надо было просто вернуться, – вздохнул Стас.
      Для тебя так надо было, полковник, и для меня тоже.
      – Возможно, если бы мы вернулись, то блуждали бы по лабиринту до сих пор, – с трудом сдерживаясь, произнес полковник. – А может, уже сдохли бы там все.
      Что это? Нежелание признавать свою вину? Тупое упрямство и стремление убедить себя и окружающих в том, что он, полковник Гришко, прав всегда и во всем? Или…
      Или – кто знает? – может, действительно, они сдохли бы там все. Все-таки подземный лабиринт, сплетенный из корней мирового древа, нельзя назвать безопасным местом. Даже если по нему ведет Колдун.
      С минуту они молча смотрели друг на друга. Стас видел, как Гришко борется с гневом. Пальцы полковника поглаживали кобуру. Кобура, кстати, опять расстегнута.
      – Ладно, – наконец, выдохнул Гришко. – То, что мы потеряли Додика, – плохо, но это не самое главное.
      «Даже так? – Стас с интересом посмотрел на собеседника. – Что же тогда для тебя, полковник, главное?»
      – Пока реактор работает без сбоев, его можем контролировать я и Михеич. Даже я один справлюсь. Но вот люди…
      Ах да, людей ведь тоже надо контролировать. Вот что хочет сказать Гришко.
      – Люди взволнованы, напуганы и подавлены.
      А разве могло быть иначе?
      – Но и это тоже не главное.
      Так-так-так… Стас внимательно слушал дальше.
      – Сегодня ты вел «крота», а я выполнял твои указания, как какой-то мальчишка, просто потому что у меня не было выбора, – теперь слова давались Гришко с трудом. – Я никак не мог повлиять на ситуацию.
      «Вообще-то, повлиял. И именно поэтому Додик погиб», – мысленно поправил Стас. Но только мысленно. Впрочем, Гришко угадал, о чем он думает. Наверное, сейчас направление его мыслей угадать легко.
      – Я попытался повлиять, но… – Тяжелый вздох, скорбное покачивание головой. – В общем, получилось плохо. Жаль Додика.
      И все же не похоже на искреннее и глубокое чувство вины. Скорее – на досаду.
      – Додик был… – Полковник задумался. Видимо, подбирал подходящее определение. – Толковый он был. Полезный.
      И все? И всего-то? Старый соратник и верный помощник, ушедший в мир иной в том числе и из-за упрямства Гришко, удостоился от командира лишь этих слов. Не скупо ли? Не маловато? Стас, который почти не знал атомщика, и то мог бы сказать о нем больше.
      Но, видимо, разговор сейчас действительно шел не о покойнике.
      – Знаешь, Стас, я тут думал… В общем, у меня такое ощущение, будто смертью Додика мне дают понять, что на «кроте» главным становлюсь не я, – продолжал откровенничать Гришко. Или полковник так вызывал на откровенность Стаса? – Как считаешь, такое возможно?
      «Что именно? Что главным становишься не ты или что тебе дают об этом понять?»
      Стас молчал.
      – Не знаю, кто мутит воду, – твой Колдун или вся его подземная кодла. Не знаю, может быть, ты замешан в этом тоже…
      Стас молчал.
      – Короче! – раздраженно мотнул головой Гришко. – Сегодня вышло так, что я… что все мы полностью зависели от тебя.
      «Не в первый раз, между прочим, – подумал Стас. – И не в последний». Но, наверное, прогулка в корнях мирового древа и гибель Додика оказались двумя последними каплями, переполнившими чашу. Ага, каплями… Водопадиками такими.
      – И это меня тревожит, – признался полковник.
      «Это или утрата власти? Пусть временная, пусть вынужденная, но все же утрата. А?»
      Гришко играл желваками и гладил пальцами рукоять торчащего из кобуры пистолета. Что ж, дискомфорт, возникающий у командира, теряющего управление, понять можно. Только трудно понять, что потеря человека отходит при этом на второй план. О погибшем Додике полковник уже не вспоминал.
      – Я не знаю, куда и зачем ты заведешь нас в следующий раз, Стас, – вновь заговорил Гришко. – Я не знаю, насколько тебе можно верить. Я не знаю, как тебя контролировать. И я не знаю, что на уме у тебя и твоего Колдуна.
      Стас вздохнул. Обычное дело: шатающийся трон превращается в шило в заднице, заставляя ерзать, волноваться и дергаться.
      – Но я должен держать все под контролем. Все и всех. Иначе какой из меня командир? А нам сейчас, как никогда, нужно единовластие.
      – Я не стремлюсь в вожаки, – устало сказал Стас, – но тебе придется доверять мне, полковник, – кажется, впервые за все время общения Стас обратился к Гришко вот так, запросто, на «ты». И, судя по скривившейся физиономии собеседника, полковник уловил перемену. – И тебе придется с этим мириться.
      «И делиться властью над “кротом” придется тоже».
      – Тебе придется, – повторил Стас. – Иначе можешь сразу закопаться поглубже. Или подняться на поверхность и открыть люк там. Что, в принципе, одно и то же.
      Гришко молчал две секунды. Три. Четыре… Потом сказал:
      – Я готов доверять тебе, Стас. Я готов мириться с тем, что доверяю тебе. Я даже готов заставить доверять тебе и мириться с этим остальных, хотя они будут против. Но учти, я готов и к другому. И я хочу, чтобы ты об этом знал.
      Полковник вынул пистолет из кобуры. Показал Стасу.
      Стало ясно: сейчас пойдут угрозы и предупреждения. Как предсказуемо. Скучно…
      «А ведь мог бы просто поблагодарить за помощь», – с тоской подумал Стас. Вряд ли без него, Стаса, и без Колдуна «Боевой крот» вообще выбрался бы из лабиринта и ушел от подземного червя.
      – Если что-то пойдет не так, – говорил тем временем Гришко. Говорил серьезно, внушительно. Пыжился, изо всех сил. – Если у меня хотя бы возникнет мысль, что что-то идет не так, ты сдохнешь первым, Стас. И никакой Колдун тебе не поможет.
      Стас сдержал улыбку. Откуда полковнику знать, на что способен Колдун? Откуда ему знать, на что способен теперь сам Стас? Если даже он, Стас, этого не знает до конца.
      – Я хочу, чтобы ты это хорошо усвоил, – закончил Гришко.
      – Я усвоил, – спокойно, без эмоций ответил Стас. – А теперь мне все-таки надо отдохнуть. А то ведь потом, когда будет нужно, от меня проку не будет. Я лягу здесь, чтобы ты не воображал, будто я строю козни за твоей спиной. Такие переживания, наверное, отвлекают от командования.
      Гришко вспыхнул.
      – Если что – разбудишь.
      Стас растянулся на подрагивающем полу. Легкая вибрация машины убаюкивала. Лежать было спокойно, удобно и уютно.
      Надувшийся полковник, сидевший с загипсованной ногой и с пистолетом в руках перед полупогасшим пультом управления, выглядел довольно глупо. Он как будто хотел застрелиться и никак не мог на это решиться. Гришко, наверное, понял, насколько нелепо он сейчас смотрится со стороны. Спрятал пистолет в кобуру. Повернулся на вертящемся кресле к приборной панели, склонился к коммуникатору.
      – Михеич, поддай мощности на бур, – услышал Стас голос полковника. – Скоро всплываем.
      «Крот» завибрировал сильнее. Стас провалился в сон без сновидений. Их, видения эти, будто кто-то подло украл. Или, может быть, он исчерпал свой «виденческий» лимит наяву. А и хрен с ними! Без них проще забыться. Хотя бы ненадолго.
      Он не проснулся даже тогда, когда «БК-7» поднялся на поверхность.
      
* * *

      – Спит? – Гришко смотрел со своего рабочего кресла на Таню.
      Девушка боязливо, словно над опасным мутантом, склонилась над Стасом.
      Рядом стоял Киря. Чуть поодаль – Катя. Вера и Михеич тоже топтались неподалеку. Весь экипаж… весь живой экипаж, был в сборе.
      Стас казался сейчас таким беззащитным.
      «Хорошая возможность избавиться от “гэшника”», – промелькнула в голове у Гришко не такая уж и неожиданная мысль. Полковник готов был поспорить, что о том же думают сейчас и остальные.
      – Мальчик еще совсем, – тихо сказала Вера. – Жалко его.
      И, поймав на себе непонимающие взгляды, отошла в сторону.
      – Я спрашиваю, он спит? – повторил Гришко свой вопрос.
      – Похоже на то, – растерянно подняла голову Таня.
      – А если без «похоже»? – нахмурился полковник.
      – Ну, я не знаю.
      – Должна знать. Ты у нас медик или кто? Стас спит или нет?
      – Да, – не очень уверенно, но все же ответила Таня.
      – Просто спит, как спят все, или…
      Многозначительная пауза.
      – Или что? – осторожно уточнила Таня.
      – Ну не знаю, что там у него и как происходит, когда он… – Гришко нервно дернул щекой, – сама, в общем, знаешь. Когда видит, слышит, чует.
      – Судя по внешним признакам, он просто спит.
      Вот именно: судя по внешним. А что происходит внутри?
      Во время подземного путешествия даже он, Гришко, мог позволить себе недолгий отдых, временно переключая на Михеича управление «кротом». А вот у Стаса замены не было. Стас долго бодрствовал, много дежурил и наверняка сильно перенапрягся, высматривая и выслушивая то, что было недоступно другим членам экипажа. Значит, «гэшник» вполне мог вымотаться и отключиться. А мог и не отключаться. Ведь это Стас.
      Полковник вздохнул.
      – Мне нужно знать, – негромко, но четко произнес он. – Стас вообще когда-нибудь спит просто так, не слыша наших разговоров, или он только притворяется?
      – Любой человек должен отдыхать, – предположила Таня.
      Впрочем, голос ее прозвучал не очень убедительно.
      – Любой нормальный человек, – хмуро уточнил Гришко.
      – Во-во, а это ж мутант какой-то! – вмешался Киря, неприязненно глядя на Стаса.
      – Может, он сейчас с Колдуном общается? – робко предположила Вера.
      Отодвинув Таню, над Стасом склонился Михеич.
      – Не-е, точно дрыхнет, – буркнул он. – Без задних ног. Прямо как мертвый.
      Губы компьютерщика недобро изогнулись.
      – А ведь мы можем сделать и без «как», – тут же подхватил невысказанную идею Киря. – Его можно пристрелить. Прямо сейчас.
      – Я тебя понимаю, Киря, – сказал Гришко. И это действительно было так: он понимал. – Но в нашей ситуации это все равно, что пустить пулю в голову самому себе. Стас нам нужен.
      – Иногда мне начинает казаться, что в нашей ситуации правильнее было бы как раз пустить пулю в голову, – задумчиво произнесла Катя. Обхватив плечи и зябко ёжась, она пугливо смотрела на Стаса.
      – Мочкануть Хвостопада – и всем станет спокойнее, – стоял на своем Киря.
      – Не станет. – Гришко покачал головой. – Под землей творятся странные вещи. Без него мы уже не обойдемся. Он нам поможет.
      – Что-то Додику он не больно-то помог, – скривился Михеич. – А может, наоборот, это Стас его подставил?
      – Никто никого не подставлял, – поджал губы Гришко. – Додику просто не повезло. Это во-первых. А во-вторых и в главных, без акустики «крот» полностью оглох и ослеп, так что теперь в Стасе мы нуждаемся больше, чем раньше. Но… – Гришко вздохнул. – Но и больше, чем когда-либо, зависим от него.
      Полковник замолчал на пару секунд. Обвел подчиненных тяжелым взглядом. Все подавленно молчали. Зависеть от Стаса не хотелось никому, а не зависеть они не могли.
      – Он здесь чужак, – тихо сказала Катя. – И всегда был таким. И всегда останется. Он не просто не из нашего сектора и не из нашей команды, он не просто Колдунский приблуда. Он другой. Мутант со сдвигом в голове. А мутант никогда не будет своим среди людей. Он нам не нужен.
      – Нужен, – возразил Гришко. – Может, Стас и чужак, но он нужный чужак. Уж не знаю, кто ему помогает – Колдун или сам Дьявол, но до сих пор Стас вытаскивал нас из неприятностей, о которых мы толком даже не знаем.
      – Вот именно, что не знаем, – нахмурилась Катя. – А может, их и не было вовсе, неприятностей этих? Может, все это выдумки Стаса?
      – Неприятности были, – голос Гришко прозвучал тяжело и хрипло. – Думаю, вы и сами прекрасно это знаете. Кое-что из того, что творилось за обшивкой, мы слышали безо всяких приборов. Кое-что у нас сломалось от воздействия извне. И кое-кто умер. Да, неприятности были на самом деле, и, скорее всего, они будут продолжаться. Но, со своей стороны, я могу гарантировать одну вещь. Если возникнет необходимость, я лично прострелю Стасу башку. – Гришко многозначительно похлопал по кобуре.
      «Если возникнет такая необходимость или если Стас станет внушать больший ужас, чем всё остальное», – мысленно добавил полковник.
      – И Стас, кстати, об этом знает.
      Михеич присел на корточки, всматриваясь в безмятежное лицо спящего.
      – Интересно, почему Колдун выбрал именно этого сопляка? – пробурчал старый компьютерщик.
      – Завидуешь? – хмыкнул Гришко.
      Михеич покачал головой:
      – Сочувствую. На самом деле Стас – несчастный человек. Что, впрочем, не делает его менее опасным. – Михеич поднялся над спящим, посмотрел на него недружелюбно, сверху вниз. – Несчастные бедолаги иногда оказываются самой большой проблемой. И иногда разумнее ее устранить. Надо решить сейчас, полковник: будить «гэшника» или убить.
      Все смотрели на Гришко.
      – Я уже сделал выбор, – ответил тот.
      Полковник пнул Стаса ногой. Чуть сильнее, чем следовало, чтобы разбудить.
      – Подъем, Стас! Мы на поверхности. Ты нам нужен.
      Пока еще нужен. Так что поднимайся скорее.
      Гришко пнул ворочающееся сонное тело еще раз. Еще сильнее.
    

    

      

        Глава 16
        Зилант
      

      Субтеррина лежала на дне провала, похожего на воронку от мощного взрыва. Над провалом возвышалась гора с оползшими склонами. В склонах виднелось несколько темных углублений. Пещеры? Гроты? Норы? Разрушенные подземные ходы? Непонятно…
      На горе громоздились развалины то ли церковного комплекса, то ли монастыря, некогда обнесенного невысокой оградкой, а ныне – открытого обзору и ветрам. Полуразвалившиеся здания с облупившейся штукатуркой, потускневшие дырявые купола, погнутые кресты… Чудом уцелевшая звонница, на которой, вроде бы, даже висел колокол.
      Запустение, царившее в храме, создавало гнетущую атмосферу. Стас передернул плечами: жутковато все-таки на это смотреть. Даже если смотришь 
      особымзрением.
      Впрочем, сейчас наружу смотрел не он один.
      – Вижу церковь на горе, – докладывал по внутренней связи Киря. – Под церковью какие-то норы.
      Из смотровых триплексов боевого отсека сейчас, наверное, тоже открывается неплохой обзор. Выдвинутые из открытой амбразуры спаренные пулеметные стволы на турели были направлены на гору.
      Но Гришко больше интересовал доклад другого наблюдателя.
      – Стас, что там? – спросил полковник.
      Храмовый комплекс казался необитаемым и от этого – особенно зловещим. А вот странные пещеры под ним…
      Стас всматривался в темные дыры на обвалившемся склоне. В одном из углублений, кажется, что-то копошилось во мраке. Приближалось к выходу. Что-то или кто-то. Пока трудно разглядеть. Все-таки 
      особоезрение более эффективно под землей, а не на поверхности. Да и вообще, нора слишком далеко, слишком высоко, слишком глубоко. Но одно можно сказать точно. Стас и сказал:
      – Там кто-то есть. В норах.
      – Кто? – Не дожидаясь ответа, Гришко щелкнул выключателем внутренней связи: – Киря, держи на прицеле норы.
      – Есть, – отозвался напряженный голос начохра. Пулеметы «Боевого крота» чуть опустились.
      – Движется к нам, – продолжал Стас.
      – Кто, Стас? Кто движется?
      – Выходит…
      – Да кто, мать твою?!
      Человек. Из норы вышел обычный человек. В защитном костюме с капюшоном, в респираторе и темных очках. Без оружия.
      – Человек, – озадаченно произнес Киря. – Вижу человека. Оружия не вижу.
      В динамиках слышалось чье-то напряженное дыхание. Экипаж, затаив дыхание, слушал переговоры полковника и Кири.
      – Не стрелять. – Гришко облизнул пересохшие губы. – Пока не стрелять.
      Незнакомец махнул рукой.
      – Машет, – доложил Киря. – Он нам машет.
      – Он один?
      – Вроде, да. – Киря ошибочно принял вопрос на свой счет.
      – Стас? – Гришко повернулся к более компетентному наблюдателю.
      Стас снова всмотрелся в темноту пещер. Покачал головой:
      – Нет, не один.
      В норах были еще люди. И у этих людей оружие было. Но эти наружу пока не выходили. Прятались.
      – Парламентер, что ли? – пробормотал Гришко.
      Чужак ловко спустился по склону. Остановился на дне провала под горой, однако ближе к субтеррине подходить не стал. Снова помахал руками. Словно…
      – Кажется, он зовет нас, – сообщил Киря. – Приглашает, типа.
      – Точно переговорщик. – Гришко насупился. – Кому-то придется выйти.
      Кому? Стас покосился на полковника. Тот размышлял недолго.
      – Катя, – Гришко снова склонился к микрофону внутренней связи, – на выход.
      – Почему она? – вскинулся Стас.
      – Почему я? – испуганно спросила Катя.
      Ни ему, ни ей Гришко отвечать не стал. Не дело полковника отчитываться перед подчиненными. Да и так ведь все понятно. Террасонар не работает, а от акустика без акустической аппаратуры на борту пользы мало, поэтому Катей можно рискнуть. Такова безжалостная логика полковника. Сейчас Катя стала наименее ценным членом экипажа. Тем более, что и акустика, и акустику с лихвой заменяют 
      особыеспособности Стаса.
      – Пойдешь одна, – распорядился Гришко. – Возьми противогаз, «химзу» и рацию. Оружие не бери.
      – Но я…
      – Не волнуйся, – полковник не дал ей сказать. – Киря прикроет. Просто передашь рацию этому типу и можешь возвращаться. А мы уж с ним дальше как-нибудь сами перетрем.
      
* * *

      Под широким, с двумя большими фильтрами на скулах респиратором, огромными очками с зеркальной поверхностью и туго затянутым капюшоном лица собеседника видно не было. Даже глаз за стеклами не разглядеть. А глаза у человека, особенно незнакомого, – это главное. Если вместо чужих глаз видишь собственное отражение, закрадывается сомнение: а человек ли это вообще?
      В своем противогазе с незатемненными окулярами Катя чувствовала себя почти голой.
      – Салам, – обратился к ней местный со странным приветствием, в котором Кате послышалась насмешка. Потом добавил: – Привет, что ли?
      Голос у незнакомца глухой, низкий и сиплый. Может быть, от природы такой, но скорее – из-за респиратора.
      – Здрасьте, – растерянно отозвалась Катя, нервно сжимая рацию.
      – Баба?! – удивился незнакомец.
      Наверное, по голосу ее пол оказалось распознать легче, чем по мешковатой «химзе». Катя снова почувствовала себя голой.
      – Вот, – она протянула рацию. – Командир велел передать.
      – Угу, – незнакомец не спешил брать рацию, и Кате было неловко стоять вот так, с протянутой рукой. А еще ей было страшно. Страшно до боли в затылке.
      – Значит, твой командир посылает на переговоры женщин? – затянутая в капюшон голова незнакомца чуть качнулась. – Вай-вай, как нехорошо!
      Нехорошо, кто бы спорил. И кто бы втолковал это полковнику?
      – Вы поговорите с ним. – Катя подняла рацию чуть ли не к зеркальным очкам собеседника.
      – Поговорим-поговорим… – а он словно и не замечал прямоугольной коробочки с толстой упругой антенной. – Только сначала – с тобой.
      Стало ясно: все будет не так просто. Катя обреченно опустила уставшую руку. Долго держать на весу рацию и тяжелый рукав «химзы» было утомительно.
      Человек, стоявший напротив, наверняка скалился сейчас под своей респираторной маской. Катя, конечно, не видела этого. Но знала: он улыбается, он смеется, он потешается над ней и ее страхом.
      – Вы… вы здесь живете? – спросила она. Просто потому, что нужно было хотя бы что-то спросить. Так ей казалось.
      – Ну, как тебе сказать? – под респиратором перхнуло. – Некоторые считают, что здесь жить невозможно. Что здесь люди умирают… Но на самом деле здесь удобно и жить, и быть мертвым. Здесь хорошая защита. Слава Аллаху и Святой Троице, у нас тут все в порядке.
      В руке Кати ожила рация.
      – Спроси, что это за город, – прохрипел голос Гришко. – Спроси, это Казань?
      До чего же она сейчас его ненавидела, этот голос и этого человека, выгнавшего ее из-под защиты титановой брони. Ненавидела, но послушно спросила. Попыталась спросить, вернее.
      – Это… – начала она.
      Ее перебили:
      – Да, это Казань. То, что от нее осталось. Там, – незнакомец в респираторе указал на гору, – то, что осталось от Зилантова монастыря. Или Успенского, если тебе это о чем-то говорит. А эта воронка, – казанец обвел руками котловину, в которой они находились, – и наши лазы, – он, не оглядываясь, махнул назад, где в склонах зияли темные пещеры, – то, что осталось от старых подземелий.
      «Значит, все-таки не пещеры», – подумала Катя. – Ходы какие-то. Туннели, может быть».
      – Здесь был многоярусный бункер, – добавил собеседник. – Теперь его нет. Прямое попадание…
      Он хмыкнул, увидев, как дернулась Катя:
      – Не боись, заряд не атомный. Вакуумный. С радиацией все более-менее в порядке.
      – Это Казань, – сказала Катя в рацию, нажав тангетку.
      Рация молчала. Катя тоже не говорила ни слова.
      – А что? – хмыкнул казанец. – Думали, у нас только мечети и минареты? Нет, у нас тут всего хватает. Хватало…
      И снова Катя не знала, что сказать.
      – Ладно, давай, – казанец взял, наконец, рацию. – Хватит играть в испорченный телефон.
      Катя с радостью избавилась от прибора, который, казалось, жег ладонь через резиновую перчатку.
      – Ну… я пойду. А вы тут сами… без меня. Да? – она повернулась, едва сдерживаясь от желания сорваться с места и побежать к субтеррине.
      – Нет, – на резиновое плечо «химзы» легла резиновая перчатка. – Не спеши. Останься пока.
      Внутри у Кати все опало. Она с тоской глянула на «крота». Потрепанная исцарапанная махина была недалеко, но резиновые пальцы держали крепко. Да и голос у казанца был такой…
      «Не отпустит», – поняла Катя. И еще поняла кое-что. Этому, в респираторе, сейчас нужен не столько переговорщик, сколько заложник. Заложница, каковой, по всей видимости, ей и предстоит стать.
      – Слышь, ты, который телок на переговоры посылает, теперь давай с тобой полялякаем, – предложил местный в рацию.
      – Сначала отпусти девчонку! – грозно прохрипел голосом Гришко маленький динамик.
      Катя поморщилась. Конечно, хорошо полковнику сейчас быть грозным там, за титановой обшивкой. Она бы тоже так смогла.
      – Хочешь получить девку обратно? – серьезно, даже очень серьезно поинтересовался чужак. – Действительно хочешь?
      – Отпусти ее.
      – Отпущу. Если договоримся.
      – О чем мне с тобой договариваться?
      – Об обмене. Я тебе верну твою девку, а ты… Что ты можешь дать взамен?
      Рация молчала. Зато спаренные пулеметы «крота» красноречиво опустились, целя уже не по норам, а в переговорщика. Кате стало не по себе: стволы ведь были направлены и на нее тоже. Казанец будто ничего и не заметил.
      – Знаешь, мне понравилась ваша машинка. Нам такая пригодится. Ну что? Махнемся? Я тебе девку, ты мне свою землеройку? А? Жизнь гарантирую. Вы мне нужны живыми. Кто-то ведь должен научить моих ребят управлять этой подземной тачкой.
      «Пока будем учить – будем нужны, – мысленно уточнила Катя. – Потом нужда в нас, скорее всего, пропадет».
      Вообще-то делать подобные заявления со стороны безоружного человека, стоявшего перед титановой махиной с пулеметами, было верхом идиотизма. Однако что-то подсказывало Кате: идиотом парламентер не был.
      – И ты всерьез рассчитываешь, что я соглашусь? – судя по голосу Гришко, он даже не злился. Он удивлялся.
      – А чё? – пожал резиновыми плечами казанец. – Некоторые согласились бы.
      – Я не некоторые, – отрезал полковник. – Хватит девчонку пугать. Она рацию отдала, пусть возвращается. А мы побазарим, если хочешь. Катя, уходи.
      – Катя, останься!
      Казанец держал ее все так же крепко, прикрываясь заложницей, как щитом.
      – Хочешь умереть? – поинтересовалась рация.
      – А ты? – хмыкнул под респиратором парламентер.
      Он поднял руку. Откуда-то из нор-ходов послышался долгий заунывный звук. Труба, что ли? Наверное, это был сигнал: из пещер выскочило десятка полтора человек, вооруженных противотанковыми гранатометами и луками.
      «Странное сочетание», – удивилась Катя.
      Пулеметы «крота» снова поднялись к норам.
      – Рискнешь проверить крепость своей брони? – спросил в рацию казанец. – Или все-таки просто отдашь машину?
      Вот для чего затеяны все эти переговоры. Местным приглянулся «крот», и они намерены его отобрать. Или расстрелять. Всех вражеских гранатометчиков не сможет уложить сразу даже Киря. Кто-нибудь да успеет шарахнуть гранатой.
      – А может, мне перепахать ваши норы? – спросила в ответ рация. – Если ты надеешься только на своих гранатометчиков…
      – Не только, – перебил казанец.
      Похоже, Гришко что-то отвлекло. Вернее, кто-то.
      – Что, Стас? – едва разобрала Катя раздраженный голос полковника. Рация отключилась.
      
* * *

      Казанец смотрел на Катю зеркальными очками.
      – Кто такой Стас?
      – Что-то вроде советника, – пробормотала она. – Псих, который видит немного больше, чем другие.
      – Значит, он должен заметить и это, – казанец махнул рукой на разрушенный монастырь.
      Катя глянула туда же. Обомлела. Монастырская колокольня – вот что привлекло ее внимание. Вернее, не сама колокольня, а то, что по ней поднималось.
      – Что это? – прохрипела Катя.
      Из земли словно вырастала новая звонница. Росла, обвивая старую. По островерхой башне ползла гибкая черная тварь, покрытая крупной чешуей и запеленутая в огромные перепончатые крылья. Уродливая змеиная башка, покрытая шипами, стреляла длиннющим языком, словно пробуя на вкус обшарпанные стены. Кате показалось, будто колокольня покачивалась под тяжестью массивного тела.
      Пулеметы «крота» дернулись к мутанту, потом снова опустились к гранатометчикам. И опять нацелились на гору. Киря никак не мог выбрать приоритетную цель.
      Змееподобная тварь тем временем обвила колокольню, как ветку дерева. Расправила одно крыло, второе: у звонницы словно выросли паруса. Потом опять сложила крылья. Но на этот раз они не обняли тело, как раньше, а обвисли до земли, готовые в любой момент раскинуться вновь. Монстр задел шипастой головой верхнюю площадку.
      «Бум-м-м-м!» – ударил колокол. Да, там все еще висел колокол.
      «Ум-м-м-м!» – разнесся по окрестностям протяжный звук – гулкий и вибрирующий. Башка твари покачивалась под колокольный звон над проломленной крышей. С такого наблюдательного насеста монстр мог видеть все вокруг. И мог атаковать в любой момент.
      Рация в руке казанца снова ожила.
      – Что за тварь? – Гришко старался говорить спокойно. Катя понимала: сам он видеть чудовище не может, но Стас, наверное, уже описал все в красках. Да и Киря, небось, доложился: из боевого отсека колокольню хорошо видно.
      – Зилант-змей, – так же спокойно ответил парламентер. – Наш защитник. Это вообще-то его гора. И его город. Его даже не гербе Казани рисовали – знаешь? нет? Зилант жил здесь раньше. Еще до людей. А теперь вот вернулся. После людей. Так что вы, ребята, вторглись в его владения.
      – А вы не вторглись?
      – А мы с Зилантом хорошо уживаемся. Мы – змеиные люди. Ведем себя тихо, не отсвечиваем. Не шумим. Приносим Зиланту жертвы.
      – Какие жертвы? – не удержалась Катя. Ей стало совсем нехорошо.
      – Мутантов, в основном. Но Зилант не отказывается и от человечинки, – казанец смотрел на Катю темными зеркальными очками.
      – Это вы его позвали? – спросил по рации Гришко.
      – Да. Наш трубач трубил ему. Нас-то самих Зилант не трогает, если его не злить. Наоборот, оберегает наши подземелья.
      «Приручили! – ужаснулась Катя. – Они смогли приручить мутанта. Или на самом деле это Зилант приручил своих змеиных людей?»
      – Раньше в земляных норах прятались змеи, а не люди, – заметил Гришко.
      – Теперь мы как змеи, – ответил казанец. – А змеи как люди. Все в этом мире пошло кувырком, да? – Он фыркнул в респиратор. Затем продолжил другим тоном – сухим и деловым: – Я, собственно, к чему. Шуметь вам не рекомендую. Зилант этого сильно не любит: нападает сразу.
      «Как камнегрызы, – подумала Катя. – Они ведь тоже реагируют на звук». И еще стало понятно, зачем казанские змеиные люди носят луки. Бесшумное оружие. Чтобы лишний раз не нервировать змеюку.
      – Начнете стрелять – Зилант атакует, – продолжал казанец. – Мы-то дадим залп из гранатометов и разбежимся по норам. А вот вы… Не думаю, что вы успеете зарыться под землю. И на броню свою не очень надейся. Она у вас и так уже потрепанная, а Зилант охотится на таких тварей, по сравнению с которыми ваша машина ему – как орешек. Он и бетон пробьет, если захочет, и сталь порвет. Я лично видел, как Зилант мял БТРы и разбивал танки. И, кстати, пулеметы его не остановят. Чешую Зиланта возьмет только кумулятивка.
      – Блефуешь?
      – Не-а. Я за свои слова отвечаю. Так что не нужно искушать судьбу. Жалко будет, если ваша машина сломается. Лучше просто отдайте ее нам.
      
* * *

      – …Лучше просто отдайте ее нам, – прохрипела рация на пульте управления Гришко.
      «Лучше просто отдайте», – Стас покосился на полковника. Не просто это будет, совсем не просто. И не лучше. Да и не отдаст, конечно, полковник «крота». Пожертвует Катей, рискнет всем экипажем, но не отдаст. Без «крота» им верная смерть. Это прекрасно понимали и Стас, и Гришко. И оказавшаяся в заложниках Катя тоже, разумеется, все понимает.
      Отключив внешнюю связь, полковник склонился к микрофону внутренней:
      – Киря, без моей команды не стрелять. Михеич, приготовиться к старту.
      – Да готов я, – буркнул Михеич, – давно готов.
      – А как же Катя? – Стас попытался заглянуть в лицо Гришко. Это нелегко, когда к тебе обращен затылок.
      – Катя остается, – бросил полковник через плечо. – Сам видишь: ничего сделать нельзя.
      Вообще-то кое-что еще можно.
      Стас протянул руку к кнопке внешней связи. К той самой, которой пользовался во время переговоров Гришко. Вдавил кнопку в пульт.
      – Ты что?! – Гришко попытался перехватить его руку.
      Поздно.
      – Катя, беги! – проорал Стас. – Быстро!
      И сам бросился из отсека управления.
      – Куда?! – проорал вдогонку Гришко.
      Стас бежал к выходному шлюзу.
      Коридор. Переборчатая дверь. Еще одна. Еще…
      Стас бежал и видел 
      особымзрением, как…
      Катя услышала его. Катя поняла. Саданула кулаком по очкам казанца, рванулась.
      Чужак держал заложницу крепко, но резина все же выскользнула из руки.
      Вот только дожидаться Катю, похоже, никто не собирался.
      – Михеич! Шасси! – послышался из коридорного динамика голос Гришко.
      – Есть шасси! – и ответ Михеича.
      «Боевой крот» вздрогнул, выдвигая гусеницы. Перекличка по внутренней связи продолжалась:
      – Двигатели!
      – Есть двигатели!
      – Бур!
      – Есть бур!
      – Шнек!
      – Есть шнек!
      – Домкраты!
      – Есть домкраты!
      Стас был уже возле выходного шлюза. Катя тоже почти добежала до субтеррины. Но почти – это только почти. 
      Особымзрением Стас видел, как в Катино левое плечо впилась стрела. Казанцы начинали бой бесшумным оружием.
      Девушка упала, но тут же поднялась снова. Держась за плечо и пошатываясь, она все-таки добралась до «крота». Полезла к закрытому люку.
      – Старт! – донесся из динамиков внутренней связи приказ Гришко.
      «Боевой крот» тронулся с места. Тяжело переваливаясь на гусеницах, подталкиваемая сзади комовыми домкратами, субтеррина ползла к земляной стене с зияющими норами.
      На монастырской звоннице заволновалась змееподобная тварь. Раскинула крылья, захлопала по воздуху. Снова загудел колокол.
      Стас открыл шлюзовой люк. Высунулся наружу – без защитной одежды и противогаза. Плевать! Если ненадолго – можно.
      Катя висела снаружи, прямо над лязгающими гусеницами. Сорвется – и конец: упадет под траки.
      Стас не дал ей сорваться. Схватил, втащил в люк, обломав о металлический край торчащую из плеча стрелу. Катя потеряла сознание и обессиленно рухнула на пол.
      В шлюз влетела еще одна стрела. Звякнула о металл, отскочила. Не страшно. Если бы залетела граната, было бы хуже. Но гранатометчики то ли только готовились к залпу, то ли пока не решались стрелять.
      Стас захлопнул люк.
      – Киря, огонь! – скомандовал Гришко. Здесь, в шлюзе, тоже имелся динамик внутренней связи. – Сними гранатометчиков!
      Загрохотали пулеметы. На склонах горы взбухли земляные фонтанчики. Очередь хлестнула по казанцам. Но кто-то из гранатометчиков все-таки успел выстрелить.
      Две гранаты ударили по «кроту». Стас поморщился. Сейчас, в 
      особомсостоянии, все воспринимается острее. И это тоже. Словно попали в него самого.
      Кумулятивные струи прожгли броню в районе отсека связи, но не остановили «крота». Машина двигалась дальше. Увы, не так быстро, как хотелось бы.
      А змей? Как его там… Зилант?
      Мутант уже поднялся с колокольни. Взмыл в небо…
      Казанцы прекратили обстрел. Змеиные люди спешили укрыться в ходах-пещерах. Парламентер карабкался по осыпающемуся склону к ближайшей норе.
      Спаренные пулеметы «Боевого крота» уже нацелились на тварь.
      Благодаря 
      особомузрению, Стас видел, что летающая змеюка избрала тактику хищных птиц. Взмыв под облака, Зилант камнем рухнул вниз. Огромная туша, сложив крылья, падала на субтеррину, словно бомба.
      Да, так, наверное, можно пробить стыки между титановыми пластинами наружной брони.
      Киря встретил тварь градом свинца. Но то ли начохр не мог попасть в движущуюся мишень, то ли пулеметные очереди не могли нащупать на ней уязвимое место, то ли чешуя монстра действительно хорошо защищала от пуль.
      Летающий змей, похоже, вообще не чувствовал боли. Он ни на миг не отвлекался от атаки. Секунда и – ба-бах! – живая бомба рухнула на боевой отсек.
      Мощный удар сотряс всю подземлодку и чуть не проломил корпус.
      Пулеметы захлебнулись. Слетевшие с выдвижных турелей стволы закувыркались в воздухе.
      – Хана пулеметам! – заорал из динамика Киря. – Не могу вести огонь!
      – Закрывайся! – отозвался Гришко. – Входим в грунт!
      Искореженные турели задвинулись в боевые ниши. На амбразуры и прицелы опустились изолирующие бронещитки. Бур и шнек ввинтились в земляную стену. Дрыгнулись напоследок кормовые домкратные рычаги. Субтеррина скрылась в облаке пыли.
      Просевший склон горы завалил входы в подземелья змеиных людей.
      Поднявшийся для новой атаки Зилант разочарованно шикнул сверху и опустился под монастырскую колокольню. Свернулся кольцом, злобно шипя и зализывая простреленные крылья. Прочная чешуя защитила тело летающего монстра от пуль, а дырки в перепончатых крыльях зарастали под длинным раздвоенным языком и вязкой слюной твари быстрее, чем затягивается пробитая камнем болотная ряска.
      
* * *

      Полковник хотел побыть перед ДУК-камерой один. И его оставили наедине с мертвым телом.
      Ускользнувший от Зиланта «крот» зарылся глубоко в землю и вновь остановился, обратившись в неподвижный титановый склеп. Машина отдыхала, выключенные двигатели не работали, отсек управления был пуст. Как и отсек связи. Экипаж ждал командира, не смея его потревожить.
      За открытым тяжелым люком ДУК-камеры как в крематорной печи лежала Вера. Гришко прощался со своей женщиной.
      Два кумулятивных заряда, попавшие в отсек связи, стоили ей жизни. Скачок температуры и резкий перепад давления, расплавленные брызги, мелкие осколки… Выжить она никак не могла.
      Полковник подумал о том, что отсек связи находится как раз над отсеком управления. Если бы его там не было, от кумулятивных зарядов погиб бы сам Гришко.
      – Эх, Вера, Вера!
      Они провели вместе слишком много лет и слишком сильно привязались друг к другу, чтобы сейчас просто закрыть ДУК-камеру, просто нажать рычаг с красным набалдашником и просто забыть. Тихая, неприметная Вера, как оказалось, многое значила в его жизни. Даже больше, чем он думал. Только по-настоящему полковник прочувствовал это, когда ее не стало.
      Да, Вера всегда старалась быть незаметной, она старалась не мешать ему в его важных полковничьих делах, и, может быть, поэтому он не уделял ей должного внимания, а порой откровенно игнорировал, как игнорируют привычную вещь, которая никогда и никуда не денется. Но даже вещи, случается, пропадают. А что уж говорить о людях?
      – Прости, – прошептали губы.
      Насколько помнил себя полковник, никогда и ни у кого он прощения не просил. Во всяком случае, после Последней Войны – точно. Никогда. Ни у кого. Но сейчас он был виноват. Вера погибла и по его вине тоже. Он привел субтеррину в Казань, и он не успел вовремя увести подземлодку. Поэтому сейчас надо было сказать то, чего Гришко не говорил…
      – Прости, – повторил он.
      Он сказал. Но будет ли прощен?
      Зрение стало каким-то размытым. Четкий округлый срез люка поплыл. Показалось, будто тело в камере чуть шевельнулось. По щеке потекла капля. Полковник стер ее пальцем, удивленно посмотрел на поблескивающую влагу. Когда он плакал в последний раз? Наверное, в детстве. В очень раннем. Пока не усвоил, что слезы – это слабость.
      Хорошо, что подчиненные не видят сейчас его слабости. Плохо, что он видит ее сам.
      «Стоп! – щелкнуло в мозгу на эту жидкую текучую слабость. – Хватит! Не раскисать!»
      В самом деле – нельзя. Это сейчас непозволительная роскошь.
      Он тряхнул головой. Шумно и глубоко вдохнул. Выдохнул. Сжал и разжал кулаки. Снова сжал.
      Полковник Гришко взял себя в руки. Вера мертва, и ее не вернуть. Жаль, безумно, дико жаль, что так получилось. Но – получилось, но – не вернуть.
      Он всего лишь хотел осуществить свою давнюю мечту. У него была простая и ясная цель. Отправляясь в это путешествие, Гришко надеялся найти такое убежище, в котором можно навсегда укрыться от зараженной поверхности и от обитающих на ней тварей. Да и от людей тоже. И как-то само собой предполагалось, что вместе с ним будет Вера. Он никогда не думал об этом. Это просто предполагалось. Само собой.
      Но теперь Вера мертва. А он жив. Она не добралась, а ему придется продолжить путь одному.
      Значит, надо разделить живое и мертвое. Надо провести черту. Захлопнуть люк и отрезать тот кусок жизни, который был с Верой, от того, который придется прожить без нее. Не забыть – нет, забыть не получится, да и не нужно забывать. Отрезать – это другое. Отрезают то, что не должно мешать.
      Вера после своей смерти не должна и не будет мешать ему, Гришко. Так же, как она не мешала, когда была жива. Так будет правильно, так будет хорошо и для него, и для нее. Немного тоски – и все пройдет. Должно пройти. Он заставит все пройти.
      Вера любила его. Она поймет. Она не станет являться к нему, как приходит к Стасу призрак Колдуна.
      – Прости, – еще раз сказал Гришко. Добавил: – Прощай.
      И с грохотом захлопнул люк. Положил руку на рычаг с красной головкой. Помедлил еще секунду.
      – Покойся с миром, Верочка.
      Нажал.
      Кажется, полковнику Гришко стало легче. Значит, со временем будет еще легче.
      После недолгой остановки подземлодка продолжила движение.
      
* * *

      В медицинском отсеке было светло, чисто, тихо и страшно. Катя лежала без сознания. Пристегнутая к кушетке на случай болтанки и непроизвольных судорог, она казалась мертвой. Собственно, она почти была такой: Катя умирала.
      Совсем не обязательно быть медиком, чтобы понять это. Правое плечо девушки разбухло. Из-под широкой повязки проступала пугающая чернота. Уже почернела шея. Чернота перекинулась на прикрытую простыней грудь девушки. И хотя обломок стрелы был извлечен из раны, это уже ничего не решало.
      Над Катей хлопотала Таня в белом медицинском халате. Медик что-то вкалывала раненой, ставила капельницы, но Стас чувствовал: Таня не верит в выздоровление пациентки. Это легко читалось по выражению ее лица и суетливым движениям рук.
      Кроме них в медотсеке был еще Киря. Начохр исподлобья смотрел то на Стаса, то на Катю. Главным образом – на Стаса. Видимо, боялся оставлять с ним наедине свою Таню. И Таня боялась оставаться с ним. Это тоже угадывалось без труда.
      Они молчали. В отсеке слышался только привычный гул двигателей.
      Гришко и Михеич вели «крота» на пару. Порода была податливой, и никаких опасностей под землей пока не было, так что, в принципе, субтерриной сейчас мог бы управлять и один человек. Но вдвоем все-таки проще. Михеич помогал и страховал полковника. После смерти Веры тот находился в подавленном состоянии, хотя и старался не показывать этого.
      Катя тоже скоро отправится за Верой. Это вопрос времени. Возможно, только поэтому полковник ненадолго отпустил Стаса в медотсек.
      – И что, совсем ничего нельзя сделать? – спросил Стас. – Никак нельзя ей помочь?
      – Я не могу, – честно призналась Таня. – Я даже не знаю, каким ядом была смазана стрела.
      Стас посмотрел на нее. Таня отвела взгляд.
      – Я попытаюсь снять боль. Возможно, удастся привести Катю в чувство.
      Стас молчал и смотрел.
      – Больше ничего не смогу. Сейчас на поверхности ядов туева хуча, – она словно оправдывалась перед ним или перед Катей. – Я понятия не имею, у какой твари его взяли казанцы или из какого растения добыли. Я ничего не знаю об этом яде и его свойствах. Знаю только, что он убивает. Яд очень сильный. Противоядия нет. Кате осталось недолго.
      – Сколько? – спросил Стас.
      – День-два, – не очень уверенно ответила медик. И, словно в утешение, добавила: – Может, три. Если сильно повезет.
      – Если повезет? – Стасу трудно было совладать с мышцами собственного лица. Он чувствовал, что гримасничает, как сумасшедший, но ничего не мог с собой поделать. – Это ты называешь везением? Три дня жизни, а потом сдохнуть?
      – Эй, – негромко окликнул его Киря. – Ты бы лучше вышел отсюда, а? Ты ее пугаешь.
      – Катя без сознания, – отмахнулся Стас. – Она уже ничего не боится.
      – Я говорю о Тане.
      Побледневшая Таня, отступив за кушетку, испуганно смотрела на Стаса. Киря тоже выглядел напуганным.
      – Говоришь о Тане, а думаешь о себе? – процедил Стас.
      Киря поджал губы. И снова разжал их:
      – Да, черт подери! Ты пугаешь и меня тоже, етить твою! Это ты хотел услышать? Ну так слушай! Ты всех здесь пугаешь, Хвостопад! Потому что чем дальше, тем меньше мы тебя понимаем! Зачем ты без противогаза и «химзы» полез за Катькой, когда приказано было стартовать? Зачем подставлял башку под отравленные стрелы? Чего нам ждать от тебя в следующий раз?
      С кушетки донесся слабый стон. Стас повернулся.
      Катя пришла в себя. И смотрит на него. Но как она на него смотрит! В расширенных глазах нет ничего, кроме страха.
      Катя замотала головой, забилась в ремнях. Тихонько заскулила на одной ноте:
      – Уйди-уйди-уйди-уйди…
      Тоже боится. Господи, как же она его боится!
      – Тебе придется уйти, Стас, – тихо сказала Таня. – Она не хочет тебя видеть, а ее состояние…
      – Уйди-уйди-уйди-уйди…
      Да что же это такое?! Стас выскочил из отсека, захлопнув за собой дверь.
      «Бум!» – грохнул металл.
      «Бум-м!» – покатилось эхо по пустому коридору.
      Впрочем, уже не пустому. Перед Стасом снова стоял Колдун, задумчиво поглаживающий колотушкой бубен.
      – Что это такое, Колдун? – повторил Стас свой вопрос вслух. – Что это?!
      Илья пожал плечами:
      – Обычное дело. А чего ты ждал от Катерины?
      – Я же ее… Я ей помог… А она…
      – Думаешь, она помнит, кто ее спас? Ты уверен, что ей было до того?
      Стас непонимающе смотрел на мертвеца.
      – Станислав, Катю ранили отравленной стрелой. Она была вне себя от боли и ужаса и в «крота» влезла на чистом адреналине. По большому счету она отключилась еще до того, как ты втащил ее в шлюз. Она ничего не видела и не понимала тогда и теперь ничего не помнит. А если даже и помнит… Думаешь, сейчас она будет благодарна тебе за то, что ты не дал ей упасть под гусеницы и умереть быстро? Думаешь, Катя скажет «спасибо» за то, что ты обрек ее на страдания без надежды на выздоровление? – Илья покачал головой. – Ты совсем не знаешь психологии умирающих.
      «Умирающих! Умирающих! Умирающих!» – мерно отзывалось в голове.
      – А ты знаешь? Психолог, мать твою!
      – Я Колдун, Фрейда тебе в задницу! – Илья говорил так, будто обиделся, но спокойным и совсем не обиженным тоном. – И – да, теперь я знаю много больше, чем знал раньше.
      – А что за яд был на стреле – знаешь?
      – Яд змея. Яд Зиланта.
      – Как его нейтрализовать, знаешь?
      – Знаю. Никак.
      Стас сплюнул.
      – Станислав, Зилант-змей – не та тварь, которую можно сбить из пулемета, и его яд – не тот яд, против которого можно найти противоядие. Я говорил тебе: ад выталкивает на поверхность то, что варится в его котлах.
      «Ад… яд… яд… ад…» – теперь в мозгах застряла дурацкая рифма.
      – Зилант тоже вышел оттуда, – продолжал Колдун. – И оттуда же вынес свою отраву. От этого не вылечиться. Если такой яд попадает в человека, человек умирает. И если человек умирает от такого яда, внизу всегда найдутся охотники до его души. Опасность заключается в том, что они вместе с ней могут забрать и души других. Катя умирает, и желающие прибрать ее к рукам уже рядом. Скоро начнутся проблемы. Тебе нужно вернуться к полковнику и помочь ему вести лодку.
      – Полковник потерял жену.
      – Но он справился с этим. Он смирился. Тебе тоже нужно справиться и смириться, Стас. И лучше – еще до того, как ты потеряешь. Тогда легче будет терять.
      Стас промолчал. «Легче» и «терять» – это два несовместимые друг с другом понятия, если речь идет о человеке, которого… к которому небезразличен.
      – В конце концов, какое тебе дело до Кати, если она тебя боится и ненавидит? – продолжал Колдун. – Кто она тебе? Что она тебе?
      – Она Катя, – ответил сквозь зубы Стас.
      
* * *

      Гришко даже не обернулся, когда он вошел в отсек управления. Только спросил:
      – Ты, Стас?
      Голос у полковника был негромкий и уставший.
      – Я, – ответил Стас.
      – Что с Катей?
      – Скоро умрет. Через один, два или три дня.
      Гришко кивнул:
      – Люди умирают. Вера, вот, тоже…
      Молчание. А что тут скажешь: да, люди умирают, да, Вера тоже.
      – Что-нибудь еще? – спросил полковник.
      – Колдун сказал, что скоро будут проблемы.
      Еще один кивок.
      – Я думаю, они уже начались, – вздохнул Гришко. – «Крот» идет слишком тяжело. Посмотри, что снаружи.
      Снаружи было нагромождение огромных черных валунов, покрытых налетом и скрепленных таким же черным раствором. Кое-где между камнями зияли узкие проемы и трещины, напоминавшие амбразуры и бойницы. Налет на глыбах был похож на ржавчину, только черную. Подземный мир жил по своим необъяснимым законам.
      Бур «крота» с трудом пробивал дорогу.
      «Странная порода», – подумал Стас.
      – Это не порода. Это стена, – раздался в голове голос Ильи. Ну, конечно, куда им сейчас без него – без мертвого советчика и проводника по земным недрам.
      «Какая стена?» – мысленно спросил Стас.
      – Стена из черного железа и черной грязи. Это дворец Эрлик-хана.
      «Какого хана?»
      – Повелителя мертвых. Его владения нужно пройти быстро. Иначе в них можно застрять навсегда.
      – Ну? И куда мы попали на этот раз? – вяло поинтересовался Гришко.
      – Там железная стена, – ответил Стас. – Колдун считает, что это дворец повелителя мертвых.
      – Мертвых? Кто бы сомневался! – процедил полковник с невеселой улыбкой.
      – Колдун советует пройти это место поскорее.
      – Ну, раз Колдун советует… – Гришко склонился к микрофону на пульте. – Михеич, бур – на максимум!
      Черная стена не выдержала. Развалилась под натиском субтеррины. «Боевой крот» оказался в просторных пустотах, наполовину заполненных жирной грязью. Нижняя часть подземлодки погрузилась в густую черную жижу.
      Бур взбивал и поднимал в воздух грязевой гейзер. Грязь вокруг струилась, как живая, охватывая машину и стараясь ее задержать. Скрежеща титановым брюхом о невидимый пол и подталкиваемый задними домкратными лапами, «крот» скользил по грязевым потокам.
      Машина проползла по дворцовой зале. Уткнулась буром в новую стену. Пробила и ее.
      Так они и двигались дальше: стена, грязь, стена, грязь, стена…
      Полужидкая грязь устремлялась в пробитые субтерриной проломы, но не вытекала из них, а залепляла дыры в стенах, как смола.
      В одной из пустот-зал грязевой поток вдруг взорвался, извергнув из себя целую ораву каких-то визжащих и орущих тварей, Стас даже не успел разглядеть нападавших. Сами похожие на комья грязи, стремительные и свирепые, они обрушились на «крота» со всех сторон сразу.
      Подземлодка словно попала под обвал. По титановой броне загрохотало так, что даже Гришко втянул голову в плечи. Полковник, впрочем, не проронил ни слова и не стал ни о чем расспрашивать. А уже через пару секунд все закончилось: неведомые существа, так и не сумев пробиться сквозь обшивку, попрыгали обратно в грязь и будто растворились в ней.
      – Эрлики. – Стас снова услышал голос Колдуна. – Духи-приспешники Эрлик-хана. Это еще не страшно.
      «А что тогда страшно?» – подумал Стас. Но на этот раз не получил ответа.
      «Крот» пробил очередную стену.
      Теперь Стас ждал нападения и, наверное, поэтому успевал разглядеть нападавших тварей. Из грязи на броню кидались какие-то жуткие уродцы. Однорукие, одноногие, одноглазые, двух-, трех-, пяти-, девятиголовые, змее– и лягушкоподобные, бородатые, взлохмаченные, пупырчатые, покрытые шерстью и коростой. То ли демоны, то ли мутанты, то ли демоны-мутанты, то ли мутанты-демоны…
      – Эрлики, чотгор-терены, шулмасы, мангусы… – перечислял Колдун.
      Да уж, нечисти здесь хватало. А вскоре объявился и сам хозяин подземного дворца.
      Он поднялся из чавкающей пузырящейся жижи в самой большой зале. Огромной, больше «аидовского» ангара, в котором ждал своего часа «БК-7».
      Это был настоящий великан. Рогатая башка, три глаза, перемазанная красным пасть, длинные черные усы, заброшенные за уши, грязные взлохмаченные волосы. На шее – ожерелье из человеческих черепов. В руках – веревка. Вернее, целый канат с петлей на конце.
      Аркан.
      – Эрлик-хан! – напряженно произнес Колдун в голове Стаса. – Не попадитесь в его петлю!
      Повелитель мертвых бросил аркан.
      – Направо! – крикнул Стас Гришко.
      «Крот» резко изменил направление.
      Тяжелая петля перелетела через залу и упала рядом, подняв грязевые брызги и лишь скользнув по борту. Колыхнувшаяся жижа отбросила субтеррину в сторону. Очень удачно отбросила, кстати, – работающим буром в стену.
      Пока Эрлик-хан подтягивал аркан к себе и пока раскручивал его в воздухе снова, стена развалилась. Дворцовые залы, наконец, закончились. «Крот» выскользнул в пролом и…
      Субтеррина застряла, балансируя на узкой скользкой кромке, похожей на мост без перил. Слева текла широкая река, столь же прозрачная и чистая, сколь и безжизненная. Справа куда-то вниз низвергался грязевой водопад.
      Что-то держало подземлодку сзади и не давало двигаться дальше. Нет, не просто держало – втягивало обратно через пролом в дворцовой стене.
      Аркан! Эрлик-хан все-таки успел набросить петлю на ускользающую добычу. Веревка зацепила кормовые домкраты.
      «Поймал! – отчетливо осознал Стас. – Нас поймал хан мертвецов!»
      «Боевой крот» бессильно дергался на привязи и скользил титановым брюхом по узкому мостику между грязевой и водной стихией. Домкратные толкачи скрежетали по гладкой поверхности.
      – Почему мы движемся назад? – Гришко поднял голову над панелью управления. – Стас?
      – Сворачивай, – раздался в голове взволнованный шепот Ильи. – Если лодка упадет, может быть, аркан порвется!
      Похоже, Колдуну тоже не хотелось попадать во власть хана.
      «Влево?» – Сползающий куда-то в темную бездну грязевой сель пугал Стаса. Прозрачная река все-таки более предпочтительный вариант. Меньшее из двух зол. Наверное. Он уже открыл рот, чтобы крикнуть Гришко.
      – Нет, не туда! – Колдун в его голове закричал чуть раньше. – Не влево. Вправо – в грязь.
      «Почему?» Грязь справа казалась опасной и отвратительной, а прозрачная вода слева – такой манящей и чистой.
      – Это не вода, Стас! Это река из слез. В ней потонет все.
      «“Крот” может двигаться на воде и под водой», – напомнил Стас.
      – Я же сказал: в слезах потонет все! И ваша лодка – тоже.
      «Но грязь… Куда она нас вынесет?»
      – Под дворец. Ниже. Эрлик-хан там уже не властен.
      «А кто властен там?»
      Колдун только вздохнул в ответ.
      – Стас! – поторопил Гришко. – Нас затягивает назад!
      Да, затягивает. И скоро затянет. Времени для споров и раздумий не оставалось.
      – Вправо! – решился Стас. – Надо повернуть вправо.
      Гришко повернул субтеррину.
      – Еще сильнее! Еще!
      Подземлодка дернулась. Соскользнула с обрывистой кромки в густую селевую массу.
      Стаса бросило на панель управления. Рядом в страховочных ремнях повис на кресле полковник.
      Несколько мгновений «крот» болтался на аркане Эрлик-хана вниз буром, разбрызгивая грязь вращающимися фрезерными головками и прокручиваясь в текучем черном месиве. Но вес субтеррины и вес давившего сверху грязевого потока оказался слишком велик даже для веревки повелителя мертвых.
      Петля то ли порвалась, то ли соскользнула с кормовых толкачей.
      Крот полетел вниз в плотном водопаде грязи. В грязепаде…
      

      Как долго длилось свободное падение, Стас не знал. Все закончилось быстрее, чем он ожидал, но продолжалось, пожалуй, дольше, чем хотелось бы. К счастью, вязкая грязь смягчила удар. «Крот» нырнул куда-то в бездонные глубины черной жижи, а затем всплыл, как гигантский поплавок.
      При падении вроде бы никто не пострадал.
      Колдун успокоился и замолчал. В голове у Стаса было пусто и тихо. Только звенело в ушах после падения: он все-таки сильно приложился к панели управления.
      – Где мы теперь? – Гришко снова смотрел на Стаса.
      «В дерьме», – подумал Стас.
      – В грязи. Здесь много жидкой грязи. Очень много.
      – Что ж, это не самое страшное, – сделал выводы полковник. Или попытался убедить себя.
      Гришко отдал несколько приказов. На пару с Михеичем они выровняли субтеррину.
      Черная жижа вокруг была гораздо плотнее воды, но не столь твердой, как порода. И все же по ней можно было передвигаться.
      – Выдвинуть гребной винт, – распорядился полковник. – Шнек – на полную. Кормовые толкачи – во вспомогательный режим. Пошли помалу!
    

    

      

        Глава 17
        Ящер
      

      – Осторожно! – слово-предупреждение вырвалось само.
      И почти сразу же плывущую по грязи субтеррину что-то мягко толкнуло снизу.
      Стас напряженно вглядывался наружу своим 
      особымзрением.
      А там, снаружи, определенно что-то происходило.
      Тяжелая черная масса вокруг подземлодки ожила и зашевелилась. Откуда-то из грязевых глубин поднялись и лениво лопнули крупные пузыри. Один, два, три, десять… Пузырей становилось все больше, и вскоре густая жижа взбурлила, как кипяток. Внизу словно пробудился гейзер. В грязевых глубинах что-то двигалось. Что-то большое. Огромное. А еще пару секунд спустя из всколыхнувшегося плотного слоя показалось… показалась… показались…
      Зубы? Скалы?
      В первый момент Стас не смог толком рассмотреть преграду. Из вязкой грязи поднялось кольцо зубчатой стены, которая буквально опоясала «крота». Стена была выше и толще, чем субтеррина.
      Или нет… Стас пригляделся получше. Это не стена. Спина! Увенчанная мощным шипастым гребнем, облепленная черной грязью спина чудовищного монстра, по сравнению с которым даже Орхой-холхой и Зилант-змей казались безобидными тварюшками.
      Преграда была живой. Она чуть заметно шевелилась, лишь наполовину выступая над грязевой поверхностью, но явно не собиралась снова опускаться. Под медленно стекающей грязью Стас различал чешуйки размером с входной люк «Боевого крота».
      Зубчатое кольцо медленно плыло по грязи с той же скоростью, с какой двигалась субтеррина, и при этом неторопливо сжималось, словно затягивающийся аркан Эрлик-хана. Над кольцом-петлей так же медленно (все здесь, в этом грязном, вязком мире происходило медленно) поднималась голова – огромная, страшная, уродливая, похожая на бесформенный полураздавленный грязевой ком, насаженный на толстую длинную шею.
      Кто это? Какой-то дальний родственничек казанского Зиланта, которого ад пока не смог поднять и выпихнуть на поверхность?
      Частые загнутые зубы, казалось, не помещались в широкой пасти. Длинный раздвоенный язык ощупывал тьму. Вытянутую и немного приплюснутую морду покрывали то ли крупные бородавки, то ли роговые наросты, на которых шевелились целые пучки щупалец? усов? отростков? Кто знает? Под облепленными грязью, далеко выступающими надбровными дугами не моргая смотрели маленькие выпуклые глазки.
      Голова твари вползла-водрузилась на спину, примяв пару-тройку плоских шипов. Задумчиво и вожделенно (так показалось Стасу) уставилась на добычу.
      Выстреливающий из пасти язык уже облизывал титановый бок «крота», шевелящиеся, словно пальцы, отростки на морде тоже тянулись к субтеррине. Однако кольцо-тело перестало сжиматься. Интересно, почему? Тварь была таких размеров, что Стас не удивился бы, если бы она смогла раздавить подземлодку.
      Видимо, давить их монстр пока не хотел. Он хотел их просто остановить. Или чего-то еще хотел?
      – Что там? – Голос полковника вывел Стаса из оцепенения.
      – Гадина какая-то, – он не стал вдаваться в подробности.
      – Где?
      Полковник, конечно, не видел, что происходит за пределами «крота». Только поэтому он задавал такие нелепые вопросы.
      – Вообще-то везде, – ответил Стас. – Мы у нее в кольце.
      – Михеич, бур, шнек, кормовые толкачи и винт – на максимум! – распорядился Гришко по внутренней связи. – Полный вперед!
      Не помогло. Субтеррина дернулась. Наткнулась на плавучую стену. Бур, бессильно взвизгнув, выбил из чешуйчатого бока фонтан грязных брызг и сноп искр. Бешено вращающиеся фрезерные головки и упругие струи буровой смеси на пару мгновений очистили прочную чешую от грязи.
      Лодку отбросило назад. Кормовые домкраты уперлись в противоположный изгиб живого кольца. Гришко снова бросил «крота» в атаку. И опять потерпел неудачу.
      Опоясывавшая подземлодку тварь даже не вздрогнула.
      Бурить такое – бесполезно! Это, наверное, то же самое, что бурить корни мирового древа.
      И торпед у них больше не осталось. Впрочем, если бы торпеды и были, кольцо твари удержало бы «крота» в самом эпицентре взрыва.
      – Бур не берет! – сообщил Стас безрадостную новость.
      – Да понял уже! – процедил Гришко. И отдал новый приказ: – Экстренное погружение!
      «Хочет поднырнуть», – понял Стас.
      – Не стоит! – предупредил он.
      Но то ли не был услышан, то ли на его слова не обратили внимания, то ли полковник просто не успел отменить приказ.
      Нос «крота», разбрызгивая грязь, ушел вниз, и бур практически сразу же уткнулся в непреодолимую преграду. Тело твари, собранное в плотные кольца, было и под ними тоже.
      «Крота» выбросило на поверхность, как пробку. Субтеррина запрыгала по взбаламученной грязюке.
      На них все так же взирала голова чудовища. Длинный раздвоенный язык снова лизнул бок подземлодки за вращающимся шнеком.
      Гришко предпринял еще несколько попыток вырваться за пределы живого кольца. Увы, все было бесполезно.
      – Стоп машина, – обреченно приказал полковник.
      Колыхание тяжелой плотной грязи прекратилось. Двигатель и винт отключились, бур не работал, шнек не вращался, не дергались кормовые домкраты.
      Зажатый в кольце-стене «крот» пару раз стукнулся о бока чудовища. Потом все стихло. Монстр не выпускал их, но и не пытался ни раздавить, ни сожрать, ни утопить. Смотрел немигающими глазами. Облизывал беспомощную жертву длинным быстрым языком. Не нападал. Ждал? Но чего?
      
* * *

      – И что теперь делать? – спросил Гришко.
      Стас не знал. Он смотрел на тварь, а тварь смотрела на него, и титановая обшивка препятствием не была.
      «Кто ты? Чего хочешь?»
      На ответ Стас не рассчитывал, но ему все же ответили.
      – Это Ящер, – прозвучал в голове голос Колдуна. – Владыка подземных вод и топей…
      Стас заметил шевеление на гребнистой спине монстра. Шаманская накидка, бубен… Ну, здравствуй-здравствуй.
      Илья-Колдун расположился между двух плоских зубцов, каждый из которых был больше человека. Чудовище, казалось, не замечало «наездника». А может, просто не обращало на него внимания. Видимо, мертвый Колдун не представлял для него ни опасности, ни интереса.
      «Вовремя же ты появился», – мысленно усмехнулся Стас, подразумевая, что вообще-то Илья мог бы объявиться и раньше.
      – Дело не в том, когда я появился, а в том, когда ты меня увидел. – Колдун говорил спокойно и уверенно.
      Ладно, спорить об этом нет ни времени, ни смысла.
      «Что нужно твоему Ящеру?»
      – Он не мой, – с сожалением качнул головой Колдун. – Я не могу на него влиять. Ящер – создание древнее и сильное. Против таких мой бубен бесполезен. Но я могу сказать, что ему нужно. Если ты действительно хочешь знать.
      Если хочешь? А разве есть выбор?
      «Говори».
      – Ящер ждет жертву.
      «В каком смысле?»
      – В прямом. Если будет жертва, он вас отпустит.
      «И кем же мы должны пожертвовать»?
      – Раньше Ящеру приносили в жертву девственниц.
      «В самом деле? – абсурд какой-то! Стасу даже стало смешно. – И где нам их раздобыть?»
      После смерти Веры на борту осталось всего две девушки, или, если уж быть точнее, – молодые женщины. Таня – подруга Кири и умирающая в медотсеке Катя, подруга Лёни. Подруги, любовницы… Вот именно! Ни та, ни другая на роль жертвы-девственницы ну никак не подходит.
      – Ящер не остановил бы эту лодку, если бы с нее нечего было взять, – вновь заговорил Илья. – Он просто утопил бы вас в грязи. Но Ящер этого не сделал. Он ждет жертву. Я сказал то, что тебе нужно знать, Стас.
      Гребень на спине Ящера дернулся. Широкие плоские зубцы спихнули мертвого психолога-шамана в грязь. Быстрое, беззвучное падение – и нет ни шамана, ни «булька», ни кругов по поверхности.
      Он сказал… А может, на самом деле это Ящер позволил мертвецу сказать то, что нужно было знать Стасу?
      – Бред! – пробормотал Стас.
      – Ты говоришь с Колдуном? – встрепенулся Гришко.
      – Говорил, – уточнил Стас.
      – Колдун здесь?
      – Там. – Стас махнул рукой перед собой. – Был там. Снаружи. Но он не сможет ничем помочь.
      «И вряд ли вообще станет помогать», – с неприязнью подумал Стас. Колдун ведь только указывает путь и дает советы, но не более того.
      – Что он тебе сказал? – Гришко не отставал.
      – Ерунду какую-то, – ответил Стас, лишь бы отвязаться.
      Однако отвязаться не получилось.
      В руке Гришко появился пистолет. Щелкнул затвор. Ствол уставился в голову Стаса.
      – Что тебе сказал Колдун, Стас? – потребовал полковник совсем другим голосом.
      В глазах Гришко Стас заметил что-то похожее на панику вперемежку с безумием. Наверняка они скоро сдохнут все, но все-таки умирать первым из-за глупости призрака с бубном не хотелось. Стас ответил:
      – Мы в плену у Ящера.
      – Какого еще ящера? – непонимающе заморгал Гришко.
      – Просто Ящера. Колдун назвал эту тварь так.
      – И что этой твари нужно? – полковник не убирал пистолета. – Почему она не нападает и не пропускает нас?
      – Жертва ей нужна, – невесело усмехнулся Стас. – Девственница.
      Полковник его улыбки не поддержал.
      – Как будто она у нас…
      – Есть. – Гришко смотрел на него странным взглядом. Очень серьезно, пугающе серьезно смотрел. – Она у нас есть, Стас.
      – Что? – Стас опешил. – Кто?
      Полковник щелкнул тумблером коммуникатора. Позвал по внутренней связи:
      – Таня?
      – Я! – настороженно откликнулась медик.
      «Он что, идиот? – удивился Стас. – Таня – с Кирей, она давно уже не…»
      – Как там Катя?
      Теперь к удивлению примешалась тревога. Катя? А она-то тут при чем? Она же тоже не… Она же с Лёней. Давно. Была.
      – Плохо, – голос Тани стал тише и глуше. Стас представил, как медик прикрывает микрофон и рот руками, чтобы не волновать пациентку. – И становится все хуже. Может быть, сутки еще протянет. И то я не уверена.
      – Киря, Михеич! – вызвал Гришко и, получив от подчиненных отклики, распорядился: – Дуйте оба в медотсек. Поможете Татьяне.
      – В чем? – не поняла Таня.
      – Как? – удивился Михеич.
      – Нужно вынести Катю к ДУК-камере.
      – Зачем? – на этот раз от вопроса не удержался Киря.
      – Ей надо наружу.
      – Мне? – раздался в динамике удаленный слабый и испуганный голос Кати. Бедняжка! Она была в сознании и все-таки слышала разговор. – Мне туда не надо!
      – Вообще-то это надо главным образом нам, – сухо и холодно сказал Гришко. – От Катерины придется избавиться. Прямо сейчас. Только не вздумайте ее убивать!
      – Она представляет опасность? – попытался по-своему истолковать слова начальства Киря.
      – Она представляет спасение, – ответил полковник. – Наше спасение.
      – Кто сказал? – снова вмешался Михеич.
      – Колдун.
      Пауза.
      Чьими устами говорит мертвый Колдун, было известно всем.
      – Что за?.. – начал было то ли возмущаться, то ли разбираться Михеич.
      – Это приказ, – жестко оборвал его Гришко. – Выполнять. Если не хотите сдохнуть сами, действовать надо быстро.
      Щелчок выключенного тумблера оборвал связь.
      
* * *

      Стас, на время потерявший дар речи и ошеломленно слушавший переговоры, отказывался верить собственным ушам. Вот так, значит? На тебе, боже, что нам не гоже… Гришко намеревается скормить Ящеру обреченную на смерть девушку? И чего он этим добьется?
      – Надеешься отвлечь Ящера, бросив ему кусок мяса? – Стас смотрел в лицо полковнику.
      – Кусок отравленного мяса, – спокойно уточнил тот. – В Катерине сейчас полно яда. Если ящерица за бортом – обычный мутант, то пусть подавится!
      – А если не обычный?
      – Это тоже сработает.
      – Ты хочешь обмануть Ящера? Подсунуть ему вместо девственницы…
      – Никакого обмана, – поморщился Гришко. – Тварь хочет девственницу – она ее получит.
      Стас опешил:
      – Но ведь Катя…
      – Да что ты знаешь о ней? – раздраженно фыркнул Гришко.
      – А ты? Что такого знаешь ты? Катя была с Лёней.
      – И что?
      Как что?
      – Она жила с ним!
      – И что?
      Гришко решил поиздеваться?
      – А то, что твоя хитрость не поможет!
      Полковник устало вздохнул:
      – Лёня был не просто сталкером, Стас. Он был лучшим разведчиком «Аида». Он добирался туда, куда не заходил никто из наших.
      – И что? – на этот раз уже Стас не понимал, что хочет сказать Гришко.
      – Знаешь, сколько раз он бывал в зараженной местности? Знаешь, сколько времени он там провел? Знаешь, сколько бэр словил? И знаешь, как это отражается на мужском здоровье?
      Стас ошарашенно смотрел на Гришко. Так вот в чем дело!
      – Каждый член экипажа прошел медосмотр. Катя – чистая девочка. И она все равно умирает. Так путь ее смерть принесет пользу живым.
      До сих пор все происходящее казалось Стасу жутким фарсом. Только теперь стало ясно: да, Гришко действительно намерен пожертвовать Катей ради спасения «крота» и оставшегося экипажа. Но эта жертва… Это же дикость! Это…
      – Это безумие!
      – Как и все, что творится вокруг, – пожал плечами полковник. – Как и твои разговоры с призраком! Как ящерица, которую не берет бур! Как подземные дворцы и цари с арканами! Как червяки, способные убивать сквозь титановую обшивку! Как лабиринты, в которых полно нечисти! Как деревья, растущие под землей! Как лапы с пальцами-руками, тянущиеся неизвестно откуда! Как ад, через который мы едва проскочили! Да, все это безумие, но мы попали в его эпицентр, а значит, чтобы выжить, тоже должны поступать безумно и действовать по безумным законам! Колдун ясно дал понять, что нужно сделать.
      – Ты веришь Колдуну?
      – Как и ты.
      – Сейчас я ему не…
      – А я верю! Он уже спасал наши задницы. Пусть с твоей помощью, но спасал-то все равно он! Когда я ему не поверил, погиб Додик.
      – И сейчас ты хочешь по его совету погубить Катю.
      – Стас, да посмотри же ты правде в глаза! – не выдержал полковник. – Катя уже мертва. А днем раньше это произойдет или днем позже – неважно. Нам все равно придется отправить ее в ДУК-камеру.
      – Но если это произойдет сейчас, значит, ты убьешь ее.
      – Вообще-то мы убьем, – безжалостно уточнил Гришко. – Я, ты, Колдун, Киря, Таня, Михеич. Все вместе. Но только для того, чтобы выжить самим. Если Колдун говорит правду.
      – А если нет?
      – А если да?
      – Ты хочешь вышвырнуть ее наружу живой, не будучи ни в чем уверен.
      – Я уверен в одном: если бы той долбанной ящерице нужна была мертвая девственница, тварь нашла бы способ расправиться с нами или хотя бы попыталась сделать это. А она ждет.
      Захрипел динамик.
      – Мы у ДУК-камеры, – доложил Михеич.
      Пауза.
      – С Катей.
      Еще пауза. Стасу показалось, будто на заднем плане он слышит Катин плач. И снова голос Михеича:
      – Это действительно необходимо?
      – Да, – ответил Гришко без заминки. – Катерину – в камеру и наружу. Стой, Стас! Ты куда?!
      Он воспользовался тем, что полковник отвлекся на переговоры, и выскочил из отсека управления. Гришко со своей покалеченной ногой не смог бы за ним угнаться при всем желании. Возможно, догнала бы пуля. Но полковник то ли не захотел стрелять, то ли опоздал. Наверное, все-таки не захотел: Стас был слишком ценным членом экипажа. В отличие от Кати, которая никакой ценности уже не представляла. Ну, разве что как жертва.
      Проклятый Колдун!
      Стас бежал по коридору-кишке.
      «Бум-бум-бум»! – грохотал под ногами металлический пол.
      «Бум-м!» Илья – легок на помине, гад! – появился в проеме переборчатой двери. Стоит со своим дурацким бубном, чистенький, словно и не купался в грязюке. К мертвякам грязь не липнет, наверное, что бы они ни делали и что бы ни советовали.
      – Не надо, Стас! – Колдун предостерегающе поднял бубен. – Остановись.
      – Пшел вон! – Стас оттолкнул фигуру в шаманском одеянии, даже не успев понять, ощутили ли руки сопротивление или прошли сквозь призрака. Не до того сейчас.
      Он пронесся мимо.
      – Внимание! – прохрипели динамики внутренней связи в кишке-коридоре. – Стас направляется к ДУК-камере. Его не пускать. Катерину – за борт. Живой.
      Проклятый Гришко!
      
* * *

      Дверь в отсек с ДУК-камерой была закрыта. С той стороны запорное кольцо держал Киря, так что пробиться сквозь преграду у Стаса не было никаких шансов. Он мог только видеть кое-что сквозь маленькое запотевшее смотровое окошко. Но кое-что его не устраивало. 
      Особыезрение и слух давали возможность видеть и слышать всё, и Стас конечно же ими воспользовался.
      Таня, отвернувшись, прислонилась к стене, смотрела в сторону и всхлипывала. Типа, жалостливая и не при делах. Ерунда: такая же соучастница, как и остальные.
      Михеич втаскивал Катю в ДУК-камеру. Ослабевшая и перепуганная, та слабо сопротивлялась, но не могла вырваться даже из старческих рук. Лицо, опухшее от слез и потемневшее от яда (отрава уже добралась и до лица), казалось страшным и жалким одновременно. От былой красоты ничего не осталось.
      Михеич бросил девушку в темный зев камеры, будто в пасть огромному идолу. Жертвоприношение начиналось. Неужели они избежали руки подземного языческого капища в Перми лишь для того, чтобы устроить свое капище здесь?
      Катя с трудом приподнялась. Ее черное, будто измазанное изнутри грязью лицо и растрепанные волосы были сейчас в открытом люке как на страшной картине в огромной круглой рамке.
      – Нет! – Стас яростно забарабанил в запертую дверь.
      «Бум-бум-бум-бум!»
      Колдун не пришел. Впрочем, он бы здесь ничего не сделал, да и не хотел он ничего делать. Он – как они, которые за дверью. Он тоже на их стороне.
      Катя посмотрела в окошко запертой двери. Наверное, увидела Стаса. Ткнула в его сторону пальцем.
      – Ты! Ты! Ты! – плюясь и дергаясь, прохрипела она. Сама Катя вряд ли могла его слышать, но его особый слух позволяли услышать ее. – Ты сказал!.. Чтобы меня!.. Туда!.. Наружу!..
      Подурневшее Катино лицо жило своей жизнью. Жуткие гримасы сменяли одна другую.
      – Нет! – надрывая связки, крикнул ее лицу Стас.
      Обманывая ее и себя.
      Да! Это он сказал. Пусть не прямо, но косвенно. Именно он, не подумав, передал слова Колдуна Гришко.
      – Чтоб ты сдох, проклятый «гэшник»! – ее лицо пылало от ненависти.
      – Все мы когда-нибудь сдохнем. – Михеич начал закрывать люк. – Прости, девочка!
      – Лучше убейте! – взвизгнула Катя. – Не надо так! Так не надо!
      – Киря, застрели ее! – взмолился сквозь запертую дверь Стас. – Ну что тебе стоит, а?!
      Начохр его не слышал. Или просто не ответил. Или дело в том, что Гришко приказал выбросить Катю наружу живьем, а Киря никогда не ослушается приказа своего обожаемого полковника.
      Тяжелая крышка люка закрыла темный проем с черным лицом. Отсекла Катю от них. А их – от нее.
      Стас тупо уставился на надпись «прислонять» с отпечатками его собственных ладоней.
      С той стороны слабо стукнули. Раз, другой, третий.
      – Сброс, – кому-то зачем-то сказал Михеич.
      И нажал рычаг с красным набалдашником.
      С той стороны стучать перестали.
      Грязевая субстанция под брюхом «крота» колыхнулась, будто заглатывая жертву. «Крота» ощутимо качнуло.
      Михеич подошел к коммуникатору внутренней связи возле ДУК-камеры и сухо доложил:
      – Сделано, полковник.
      
* * *

      Его оставили перед отсеком с ДУК-камерой. Михеич, Киря и Таня ушли быстро и тихо.
      Через некоторое время заработал двигатель подземлодки. Судя по мелкой вибрации и слабому покачиванию, Гришко на свой страх и риск тронул «крота» с места.
      Субтеррина двинулась вслепую, осторожно прощупывая путь.
      И на этот раз она ни на что не наткнулась. Потому что не на что было. Стас видел и чувствовал это. Ящер, получив требуемое, погрузился в грязь. Он отпускал пленников, откупившихся жертвой. Все было так, как и сказал Колдун.
      Всезнающий, указывающий верный путь, дающий правильные советы проклятый Колдун!
      «Бум!» – удар кулаком о железо. Сильный, аж рука отсохла.
      «Ну, где же ты, падла!» – Стас снова занес руку.
      «Бум!»
      «Появись!»
      «Бум!»
      «Бум-м!» – наконец послышался в ответ тихий-тихий, едва различимый звук бубна, который чуть тронули колотушкой.
      Илья стоял рядом. Когда и как он появился, Стас не заметил, но это было не важно. А то, что Колдун появился, удивления не вызвало. Им надо поговорить. И разговор будет серьезный.
      Грязь за бортом затвердевала. Владыка подземных топей ушел, исчезала и сама топь. Душа и сердце Стаса тоже покрывались коркой.
      – Где сейчас Катя? – спросил Стас.
      – Снаружи, – ответил Илья.
      Каков вопрос – таков ответ.
      – Что с ней?
      – Какая разница, Стас? Сейчас?
      – Я ее не вижу! Не слышу и не чувствую.
      – Значит, ее больше нет.
      – Нет вообще?
      – Она у Ящера. Она – Ящера. Для тебя ее нет. Она ускользнула от Зиланта и Эрлик-хана, потому что ей суждено было попасть к Ящеру. Ты этого изменить не в силах. И лучше тебе об этом больше не думать.
      – Ее для меня нет, а ты есть? – задумчиво пробормотал Стас. – Почему так?
      – Наверное, потому, что я тебе нужен.
      – Нужен? – На ум пришли последние слова Кати. – Да чтоб ты сдох!
      – Это уже неактуально, – невесело усмехнулся Илья.
      Верно. Неактуально.
      – Ты не нужен мне больше, Колдун.
      – Стас, пожалуйста, не бросайся такими словами! – Илья нахмурился, прикрывшись бубном, как щитом. – Ты сейчас не в себе и…
      – Проклятая тварь, вот ты кто, – без чувств и эмоций сказал Стас. Иногда просто устаешь чувствовать и испытывать эмоции. – Проклятая тварь, хуже Ящера.
      – Зря ты так, – печально сказал Колдун. – Проклятия здесь, под землей, – совсем не то, что наверху. Здесь они имеют большую силу.
      Вот как? Стас даже обрадовался услышанному.
      – В таком случае, я тебя проклинаю, понял?! Проваливай в ад, из которого вышел…
      – Я не был в аду. У меня другой путь.
      – Так пора бы тебе там побывать! Проваливай и не возвращайся.
      – Стас, я тебе еще…
      – Нет, ты мне больше не нужен.
      – Хочешь, чтобы…
      – Да!
      – Ты уверен, что…
      – Да!
      Илья неодобрительно покачал головой:
      – Стас, возьми себя в руки. Мне действительно придется уйти, если ты еще раз скажешь…
      – Да!!! – Он не знал, что еще нужно сказать, чтобы избавиться от этой назойливой опеки, но сейчас он готов был сказать все, что угодно.
      Вздох. Призраки, оказывается, тоже могут вздыхать тяжело и горестно. Совсем как живые.
      – Прощай, Стас! Может быть, когда-нибудь…
      – Пошел на…
      Хрусть! По бубну Колдуна прошла трещина. Бубен раскололся надвое. За ним на две части распалась фигура в шаманской накидке.
      Нижняя часть разломанного силуэта ушла в пол. Верхняя – поднялась к потолку и растворилась где-то там, в переплетении труб и кабелей.
      Стас вдруг ощутил такую тишину и пустоту, что заныло под ложечкой и зазвенело в ушах.
      Колдун действительно ушел. Ушел по-настоящему. А вместе с ним не стало чего-то еще, к чему Стас успел привыкнуть. Чего? Он не смог бы сформулировать. Дружбой это назвать сложно. Помощью? После того, что стало с Катей, – вряд ли. Такая помощь хуже вреда. Пусть Колдун теперь подсказывает и помогает кому-нибудь другому. Ему он не нужен.
      – Катя! – позвал Стас.
      И ничего не услышал в ответ. Только почувствовал. Мимолетно. Вскользь.
      Неприятное что-то.
      Кати больше не было, зато остался ее страх. На миг Стас ощутил – очень явственно и отчетливо, – КАК она боится его. Боится даже сейчас, после своей смерти. Боится больше, чем Ящера, заполучившего свою жертву.
      Стасу самому стало страшно от такого ее страха.
      Как-то отстраненно Стас понял, что «Боевой крот» движется уже не по грязи, а в твердой породе. Причем движется довольно бодро. Неудивительно: машина находилась в той стихии, для которой создавалась.
      Густая жижа за бортом затвердела окончательно. А короста безразличия, сковавшая душу Стаса, была, наверное, крепче титановой брони субтеррины.
      Смерть Кати… нет, хуже, чем просто смерть, – жертвоприношение – он переживал тяжело. Путь до следующей точки «всплытия» Стас почти не помнил. Он снова потерял счет времени.
      Кажется, навигация опять выкидывала какие-то коленца. Вернее, не в навигации было дело, а в том, что творилось за бортом. То ли это случилось в крепости Эрлик-хана, то ли – в грязевой ванне Ящера, то ли и там и там, но «Боевой крот» снова продвинулся на такое расстояние, которое он никак не мог преодолеть. Вероятно, произошла очередная пространственно-временная аномалия, характерная для адских глубин.
      Стас послушно дежурил в отсеке управления, рассказывая Гришко, что происходит за титановой обшивкой. Но теперь он выполнял свои обязанности как во сне. Кажется, пару раз они натыкались на каких-то тварей, однако Колдуна больше не было рядом, чтобы объяснить, кто это такие, а у тварей не хватило для нападения сил, смелости или интереса к субтеррине.
      Стас тоже не проявлял интереса к тому, что происходило вокруг и внутри машины. После смерти Кати он сам был как машина. Он был сам в себе и сам с собой. Да еще, пожалуй, с тем, с другим Стасом. Который Двойник. Который как мог поддержал и посочувствовал.
      
* * *

      Почему-то на душе у Стаса сейчас было особенно скверно и тягостно. Его словно давили непонятные чужие переживания. Или просто у этого унылого места такая гнетущая аура?
      В городе, по которому шел Стас, было пусто. Собственно и городом назвать эти развалины теперь сложно. Нижний Тагил был уничтожен почти полностью. Большинство построек сметены до первого-второго этажей. По выгоревшим улицам, заваленным строительным мусором и оплавленными машинами, будто прошелся чудовищный сель, выметая губительным веником всю здешнюю жизнь без разбора. Даже деревья тут не росли, даже травы не было. Все – мертвое. Голый расколотый асфальт щерился провалами и трещинами. Усиливающийся время от времени, 
      пульсирующийветер гонял туда-сюда редкие, залетевшие откуда-то из-за городской черты листья и уличный мусор. Над головой Стаса поднимались в воздух старые желтые газеты и прозрачные целлофановые пакеты, каким-то чудом не сгоревшие вместе с домами и машинами.
      И – никого. Ни людей, ни мутантов. Так, наверное, должно выглядеть царство Смерти.
      И даже дозиметра нет, чтобы узнать: можно ли здесь вообще ходить человеку? Стас не снимал противогаза.
      Он остановился перед разрушенным постаментом, под которым валялся перевернутый ржавыми гусеницами кверху танк. Когда-то, наверное, это был памятник чему-то выдающемуся и значительному. Теперь это память совсем о другом. О чем ни знать, ни вспоминать не хочется.
      За танком громоздилось здание, похожее на источенный водой и ветром песочный брусок. И не понять уже, сколько в нем изначально было этажей: три, четыре или пять. Осталось два. Возле здания – кучи мусора и битого стекла. Над входом угадывались большие буквы. Надпись не полная, но прочитать можно: «Ура…агонзавод».
      «Ура», значит, «агон», значит… М-да, завод здесь был. И не маленький притом. Завод – ура, завод – агония. А полуразрушенное здание, что устояло за сползшим с пьедестала танком, – то ли заводская контора-администрация, то ли помпезная проходная.
      Дальше располагались необъятные производственные территории. Над развалившимися цехами виднелись огрызки заводских труб. Куцых, потрескавшихся, рассыпавшихся. Их словно косо срубили огромными саблями-труборубами. Над трубами вился то ли пепел, то ли мусор. Если смотреть издали, впечатление складывалось такое, будто остатки труб все еще дымили.
      А может, это какие-то мелкие летающие твари? Стас поднял автомат.
      «Дым» над трубами, который конечно же не был дымом, обрел форму и сложился в лицо. В его, Стаса, лицо, не закрытое противогазом. Что ж, знакомая картинка, хотя и масштабы другие.
      Стас опустил оружие.
      Лицо смотрело на него. Он смотрел на лицо. Смотрел и ужасался. Страшно было видеть себя таким. Тому, другому ему, было сейчас хуже, гораздо хуже, чем ему самому. Почему – Стас не знал, но это было видно в зависшей над заводскими развалинами туче. Горе, отчаяние, безысходная тоска и что-то еще читалось на этом лице.
      – Не надо, – хрипло пробормотал Стас в противогазную маску. – Так не надо. Слышишь? Все проходит. Это тоже пройдет.
      Он понятия не имел, что «это». Но другие слова утешения на ум не приходили. Трудно утешать самого себя, если даже не знаешь, в чем твоя проблема. Зато он сочувствовал своему неизвестному горю искренне, всей душой.
      Лицо из «дыма» кивнуло ему.
      Что это? Благодарность? Вежливость? Порыв ветра? Глюк?
      Кивнуло и рассеялось.
      На территорию завода Стас решил не заходить. Да и вообще зря он сунулся в этот мертвый город. Лучше обогнуть его стороной. Может, тогда перестанут, наконец, скрести на душе проклятые кошки!
      Стас повернул назад.
    

    

      

        Глава 18
        Нижний
      

      Апатия сменилась вялым интересом, когда «крот», вышедший из твердой породы, неожиданно вбурился в…
      – Вода! – сообщил Стас Гришко. – За бортом вода!
      Вода была необычной. Она светилась слабым зеленоватым светом. Нехорошая такая водичка.
      – Стоп машина! – мгновенно сориентировался полковник.
      «Боевой крот» остановился посреди подземной реки. Вернее, нет, не реки. 
      Особоезрение позволяло Стасу видеть все как есть.
      То, что он поначалу принял за речное русло-пещеру, оказалось рукотворным сооружением.
      На бетонном дне лежал толстый слой ила и наносного мусора, а над подземлодкой нависали ненадежные округлые своды. Очень ненадежные. Прочные тюбинги словно размыло или разъело кислотой. В истонченных стенках между арматурными ребрами виднелись трещины, дыры и проломы.
      Дело в мутной светящейся воде? Вроде нет. Странная вода светилась, но не более того. Стас не ощущал агрессивной среды, хотя многое мог сейчас почувствовать обшивкой «крота», с которым слился воедино. 
      Особоечувство – это особое чувство. К тому же под водой тюбинги почему-то сохранились гораздо лучше, чем над ней.
      Почти все пространство туннеля было затоплено, но огромная субтеррина едва не упиралась в хлипкий арочный потолок, где еще оставалась воздушная подушка. Куда-то в неизвестность уходил широкий, прямой, подсвеченный тусклым зеленоватым свечением туннель.
      Взбурлившая вода устремилась было в пробитый подземлодкой проход, но схлынуть не успела: титановый «крот» не оставлял за собой глубоких нор. Субтеррина все-таки не была туннелепроходческим комбайном. Грунт за кормой обваливался сразу же, как только домкратные лапы проталкивали машину дальше. Проход обваливался, «кротовая» нора смыкалась, так что воде попросту некуда было стечь. Потенциальный «слив», из которого вынырнула подземлодка, забился слишком быстро.
      Грязный пенистый светящийся поток крутнулся водоворотом вокруг субтеррины и устремился дальше по привычному руслу.
      Стас попытался определить возраст и предназначение подземного сооружения. Это оказалось непросто. Ясно было одно: похожий на огромную трубу туннель изначально возводился явно не в дренажных целях.
      – Опять мы попали в катакомбы, – пробормотал Стас. После Пермских подземелий и разбомбленного Казанского бункера это уже начинало надоедать. – Только в затопленные на этот раз.
      – А чему ты удивляешься, Стас? – пожал плечами Гришко. – Под крупными городами всё изрыто. Если прорываешься к ним снизу, обязательно угодишь в подземные коммуникации, туннели, метро или секретные бункеры.
      – Под верхним городом есть нижний… – задумчиво пробормотал Стас. Это, наверное, как верхний и нижний миры. Он вспомнил Колдуна. – И мы сейчас, стало быть, в нижнем.
      – Это ты точно сказанул, – усмехнулся Гришко. – Навигация показывает, что мы сейчас в нем самом, в Нижнем. – Поймав удивленный взгляд Стаса, полковник пояснил: – В Нижнем Новгороде. Название такое. Как наш Нижний Тагил.
      «Странные название для городов, которые стоят на поверхности», – подумал Стас.
      – Видишь что-нибудь? – поинтересовался, как водится, Гришко, отключив внутреннюю связь. – Кого-нибудь?
      Стас еще раз прощупал туннели 
      особымзрением. Туннели были пусты.
      – Ничего, – ответил он. – Никого. Только вода течет. И светится.
      – Светится? – удивился Гришко.
      – Ага.
      – Это опасно?
      – Не думаю. Она просто светится. Опасно другое: тут все держится на соплях. Удивительно, что не обвалилось, когда мы сюда вползли. И…
      Стоп! Стас не закончил фразы.
      – Что? – встрепенулся Гришко.
      – Я что-то вижу!
      Небольшая то ли ниша, то ли пролом в сводчатом потолке сразу за кормой. Узкая лестница с выложенными старым, очень старым кирпичом стенами. Уходящие вверх ступени. В темноте, на ступенях, – движение. Наверное, Стас не заметил его сразу, потому что рассматривал затопленный туннель, а не то, что было за его стенками.
      – Что ты видишь, Стас?
      Не что, а кого.
      – Кажется, женщина какая-то, – озадаченно произнес Стас.
      – Кто? – Полковник удивленно смотрел на него.
      Стас смотрел вовне.
      Так и есть! Чтобы рассмотреть это, хватило бы и 
      особогозрения. А тут еще и подсветка от воды.
      Женская фигура в длинном сарафане и расшитом платке. Без противогаза, без респиратора, без химзы. Вообще без какой бы то ни было защиты! На плече – изогнутое коромысло. На коромысле – два ведра. Не железные, не пластиковые. Деревянные, охваченные ржавыми обручами.
      Странно, очень странно. И немного страшно.
      Стасу вспомнилась купеческая дочь из стеклянного гроба – невеста, от которой он едва унес ноги в Перми. Но нет, это что-то другое. Эта – старше и как-то степеннее, что ли…
      Незнакомка протиснулась со своей ношей в узкий проход. Вид «Боевого крота» ее, похоже, не впечатлил. Хотя не заметить его она не могла. Женщина глянула в сторону субтеррины лишь мельком и занялась своими делами. Сняла с плеча коромысло. Поставила ведра на широкие ступени, мимо которых протекала вода. Взяла одно ведро.
      Стас заметил, что в ведре ничего не было. Зачерпнет воду? Но зачем ей такая грязная, нехорошая и подозрительно светящаяся?
      Не зачерпнула. Наоборот, подняла пустое ведро и начала…
      Стас ничего не понимал. Она будто «лила» эту самую пустоту в грязный поток. Все делала так, как будто льет. Через край. Аккуратной тоненькой струйкой.
      «Вылила». Потрясла, словно стряхивая последние капли.
      «Сумасшедшая», – подумал Стас.
      – Сумасшедшая баба, – сказал он вслух. – Без «химзы», с коромыслом и ведрами. Трясет пустым ведром над водой.
      – Ты сам-то в своем уме? – забеспокоился Гришко. – Стас, если ты все еще переживаешь из-за Кати…
      – Хватит, – тряхнул головой Стас. – Не надо больше о Кате!
      Полковник поморщился. Мало кто отваживался говорить с ним в таком тоне. Но и мало в ком он нуждался так, как нуждается в Стасе.
      – Ладно, – кивнул Гришко, взяв себя в руки. – О Кате не будем. Поговорим об этой бабе. Может, она выжила, но спятила от того, что пришлось пережить?
      – Может быть.
      – Она одна?
      – Да?
      – Ее стоит бояться?
      Стас пожал плечами:
      – Просто чокнутая. Больше ничего сказать не могу.
      Полковник щелкнул тумблером внутренней связи. Позвал в микрофон:
      – Киря!
      – Слушаю! – откликнулся начохр.
      – Готовься на выход. Надо кое-что выяснить.
      Пауза.
      – Что? – осторожный вопрос, в котором Стасу послышалось нежелание выбираться наружу.
      – Стас говорит, снаружи какая-то баба.
      – Какая еще баба? – озадачился начохр.
      – С коромыслом и ведрами. Кажется, свихнувшаяся.
      – И чего мне с ней делать?
      – Поговоришь, порасспрашиваешь.
      «Зачем?» – покосился на полковника Стас.
      – О чем? – спросил Киря.
      – Мы влезли в затопленные туннели. – Гришко ввел подчиненного в курс дела. – Начнем двигаться дальше – порушим все к едрене-фене.
      – Ну и чё? – не понял начохр.
      Стас тоже не понимал. Обвал – вещь, конечно, неприятная, но вряд ли он сможет серьезно навредить «кроту».
      – Я хочу знать, где мы, что это за подземелья, есть ли здесь что-нибудь полезное, – давал указания полковник. – Спросишь у бабы, куда ведут туннели, все ли затоплено, живут ли тут люди.
      Вообще-то да, полковник прав. Пожалуй, не помешает узнать все, что можно, о местных и о местности, прежде чем выбираться на поверхность. А то, чего доброго, здесь тоже «крота» встретят кумулятивными гранатами.
      – Спроси, может, в этих подземельях есть старые склады, – продолжал Гришко. – Будет возможность проверить слова бабы – проверь. Возьми побольше патронов. Пойдешь один.
      – Один? – переспросил Киря.
      – Да. Нас слишком мало, а с бабой, если что, ты справишься и сам.
      – С бабой-то я справлюсь… – озабоченно пробормотал Киря.
      – Если возникнут проблемы – возвращайся. Но Стас кроме бабы пока ничего не видит, верно, Стас?
      – Верно, – неохотно подтвердил Стас. Неприятно все-таки, когда на тебя переводят стрелки и перекладывают ответственность. – Только и она уже уходит.
      Не спеша «опорожнив» пустые ведра, незнакомка прицепила их к коромыслу и скрылась в проломе над сводами.
      – Поторопись, Киря, – заволновался Гришко. – Нужно ее догнать. Да, и еще… Там снаружи вода светится.
      – Светится? – удивился Киря.
      – Стас говорит это не опасно, но ты в воду все-таки не лезь. И фонарик возьми на всякий случай. Лишний свет никогда не помешает.
      
* * *

      Чтобы шлюзовой люк оказался над поверхностью воды, пришлось завалить «крота» на бок.
      Киря открыл шлюз. Уже сейчас в «химзе» и противогазе он чувствовал себя крайне неуютно, а что будет дальше?
      Вода снаружи действительно светилась каким-то пугающим зеленовато-мертвенным светом. Но ничего не поделаешь: придется идти.
      В очередной раз помянув недобрым словом Стаса, Киря вылез на внешнюю обшивку, затем по растопыренным лапам-домкратам перебрался к темной нише в своде. Старые истертые ступени с осыпавшимися краями, неровная кирпичная кладка, укреплявшая стены. Кирпичи – большие, старые. Бетона нет.
      Именно здесь, как ему объяснили, Стас видел бабу с коромыслом и ведрами.
      «Вернее, это Хвостопад говорит, что видел ее», – недовольно подумал Киря. Сейчас и ниша, и узкая, ведущая куда-то верх лестница за ней были пусты. Да и откуда здесь взяться человеку? Тем более, какой-то бабе? Тем более, без противогаза и «химзы».
      Настроение было совсем ни к черту. Психу приглючилась сумасшедшая, а кого посылать на разведку? Его, конечно, Кирю. У-у-у, проклятый «гэшник», чтоб тебя!
      Дышалось трудно. Киря часто и шумно гонял воздух через противогазный фильтр, но это не помогало. Фильтр-то исправлен: он проверил его перед выходом несколько раз, но воздух был какой-то спертый. То ли из-за влажных (а может, и ядовитых, кстати) испарений от люминесцирующей воды, то ли кислород вытесняло что-то другое. Захотелось снять противогаз и вдохнуть, наконец, полной грудью. Впрочем, Кире всегда хотелось этого, если приходилось надевать на морду резину.
      Свет от воды освещал лишь первые ступени лестницы, которую надо было проверить. Дальше – густой пыльный мрак.
      Выставив перед собой автомат с прикрепленным к цевью фонариком, Киря посветил в темноту и поднялся на несколько ступенек вверх.
      Нету тут никого! Точно нет. Была бы связь – так и доложил бы полковнику. Но внешняя связь «Боевого крота» вышла из строя вместе со связисткой, а обычные портативные рации не пробьют титановый корпус субтеррины. Поэтому связи не было. Ну, разве что Хвостопад, сука, сейчас за ним наблюдает. А если наблюдает, значит, придется идти дальше.
      Киря поднялся еще на десяток ступенек. Как же тяжело здесь дышать! Тяжелее, чем когда-либо. Будто выкачали воздух. А сердце, подхлестнутое адреналином, билось часто и сильно. А кровь требовала кислорода. Но кислорода не было. Наваливалась слабость и сонливость. Киря не на шутку встревожился.
      Хватит, пожалуй, пора возвращаться. Вот только как?
      Он остановился. Прислонился к стене. Передохнуть, перемочься немного… Прикрыл глаза. Казалось – на миг только. Или все-таки он отключился на какое-то время от нехватки кислорода?
      Что-то стукнуло в тишине. Отчетливо, громко. Совсем рядом.
      Киря дернулся. Ткнул перед собой автоматом со светящимся на цевье фонарем. Чуть не сбил стволом диковинное деревянное ведро, висящее на крючке.
      Баба! Та самая! Без «химзы» и противогаза. Так это не он, получается, ее догнал. Это она спустилась к нему по лестнице.
      Фонарь освещал ее всю. Длинное платье непривычного покроя, платок на голове. Пышные округлые формы, миловидное лицо. На плече – изогнутое коромысло с ведрами. Ведра пустые.
      Незнакомка шагнула на одну ступеньку вниз. «Тук!» – ударилось о стену ведро.
      Киря отступил на одну ступеньку, держа женщину на прицеле.
      Баба, печально улыбаясь, смотрела на него. Кожа бледная. Глаза и брови – черные. Щеки – вроде, красные, только краска наносная какая-то, будто кирпичной пылью намалеванная.
      Киря таращился на незнакомку из запотевших окуляров. В фильтре гудел воздух, а он все никак не мог надышаться. До чего же скверная тут вентиляция! Еще чуть-чуть – и он потеряет сознание. Но сейчас – нельзя, сейчас – не время.
      Его шатнуло. Киря оперся о стену, стараясь удержаться. Не смог – пополз вниз.
      Женщина сняла коромысло с плеча, поставила ведра на ступени. Покачала головой – то ли сочувствующе, то ли осуждающе.
      Непонятно: Киря задыхался, а ей – хоть бы хны. Может, все-таки тоже снять резину?
      – Тяжко дышать, милок? – она заговорила первой. Голос у незнакомки был тихий, приятный и мелодичный. Понимающий такой голос. – На, выпей воздушка.
      Женщина протянула ему ведро. Пустое.
      «Точно сумасшедшая», – пронеслось в голове у Кири.
      Однако ведро, поднесенное к противогазному фильтру, оказало удивительный эффект. Словно в затхлое подземелье подуло ветерком. Воздух посвежел, дышать сразу стало легче.
      Чем объяснить такое, Киря не знал. Да и не до объяснений сейчас: надышаться бы.
      – Да ты личину-то свою сними, милок, – посоветовала незнакомка. – Сподручнее будет воздушек пить.
      А может, и ничего? Ей же – ничего.
      Киря нерешительно приподнял маску, сдвинув на лоб фильтр.
      – Ладошки подставь, – снова раздался негромкий женский голос.
      Киря сдвинул вместе широкие сталкерские перчатки. Женщина чуть приподняла деревянное ведерко над его ладонями и будто плеснула через край воды на резину.
      Только не вода это была – воздух.
      Возможно, зараженный, возможно, с поверхности. Но такой чудесный, сладкий, свежий.
      Снова почудился ветерок. На этот раз он тронул резину перчаток. Киря приподнял руки, поднося сложенные лодочкой перчатки к лицу.
      Как же славно дышалось сейчас! Киря действительно словно пил этот воздух. Пил и не мог напиться. Живительный кислород дурманил. Силы возвращались.
      Все, теперь он в порядке. В полном. Киря снова натянул на лицо маску противогаза.
      Теперь даже через фильтр дышится легко. В пустых деревянных ведрах словно лежали невидимые кислородные шашки.
      Незнакомка, склонив голову к плечу, рассматривала его тусклыми черными глазами.
      – Ты кто? – глухо спросил Киря из-под противогаза.
      – Алёна, – ответила она.
      Киря еще раз осветил ее с ног до головы. Не прищурилась, не прикрыла блеснувших глаз. Платье, платок, коромысло, ведра. И чего-то не хватает. Ну да, конечно. Фонаря.
      – Ты ходишь здесь без света?
      – Я привыкла.
      – Но как же ты… под землей…
      – А как вы из-под земли? – Алёна улыбнулась. – Туда, откуда вы поднялись в своей железной бочке, даже вода не захотела уходить.
      Вода не захотела? Наверное, в этом есть какая-то логика.
      – Нам надо было, – пробормотал Киря не очень уверенно.
      – Мне тоже надо, – а вот она точно знала, что говорит.
      – Откуда ты здесь такая, с коромыслом? – спросил Киря, немного помолчав и подумав.
      – Из Коромысловой, – ответила она.
      – Чего-чего?
      – Из Коромысловой башни.
      – Башни? – Киря хмыкнул. Ему показалось, что его собственная «башня» дает течь. – Там, наверху, есть башня?
      – Там, наверху, целая крепость. Кремль.
      Она улыбалась ему спокойной безмятежной и немного грустной улыбкой.
      – Да? А что еще наверху?
      – Нижний.
      – Нижний – наверху? – не сразу понял Киря.
      – Нижний Новгород, – пояснила она. – Был.
      Был, значит…
      – А что-нибудь осталось в твоем Нижнем? Ну, кроме башни и крепости.
      Алёна покачала головой:
      – Мало что остается наверху. Теперь все уходит вниз. Даже Волга и Ока-река прячутся под землей. Видел, там, – она указала на лестницу за спиной Кири, – все затопило?
      Киря машинально кивнул.
      – Там крепостные ходы? – спросил он.
      – Нет, крепостные ходы – здесь, – она тронула обложенные кирпичом стены. – А те ходы строили похоже. Рыли много, шумели много, прятали много.
      – Что прятали? – насторожился Киря.
      – Всякое. Разное. Мне не интересно. Я туда не хожу.
      – Ты живешь в башне? В этой… которая Коромыслова?
      – Под башней. – Алена снова печально улыбнулась. – И живу – это не совсем верное слово.
      Кире стало не по себе. Если она не живет, значит…
      Начохр попятился, не отводя от Алёны фонаря и автоматного ствола.
      – Да не хватайся ты так за свою пищальку. – Алёна кивнула на автомат. – Все равно не поможет. И не надо меня бояться, милок. Неживое – не обязательно страшное.
      Значит, все-таки неживое!
      – Меня замуровали, – женщина говорила об этом с удивительным спокойствием. – Давно еще, когда строили крепость.
      – К-к-ак замуровали? – Киря не сразу совладал с собственным языком. И не до конца: он начал заикаться.
      – Живой, – пожала плечами Алёна. – Вместе с коромыслом и ведрами. Я вышла по воду. Рано, до зорьки, темно еще было. Меня схватили. Затащили. Заложили камнями. Там, – она указала наверх, – в фундамент башни.
      – З-з-зачем? – Киря не отрывал рук от «калаша». От «пищальки», как назвала автомат Алёна. Впрочем, замурованная заживо женщина не проявляла агрессии. Может, и правда: неживое – не обязательно страшное?
      – Надо было – вот зачем, – об этом Алёна тоже сказала отстраненно и бесстрастно. – Кого-то живого надо было замуровать, чтобы потом мертвая башня стояла дольше и крепость была крепче. Так ведь и вышло. Все вокруг порушилось, а Коромыслова башня – стоит. И весь кремль теперь за нее держится.
      – А ты… – Киря сглотнул, не закончив фразы.
      – А что я? – еще одна невеселая улыбка. – Земля просела, под башней появился пролом. Я хожу себе с коромыслом и ведрами, как раньше. Только тогда я ходила на реку по воду и таскала водицу домой снизу вверх. Теперь все по-другому. Теперь мой дом здесь. И воды теперь вокруг – хоть залейся. Теперь я воздух сверху ношу. Если бы не я, здесь бы вообще уже воздуха не было.
      Определенно, из ее ведер тянуло свежим воздухом. Как это возможно, Киря не знал, и голову над таким феноменом он ломать не стал.
      – Да что я тебе объясняю-то, милок? Ты и так все знаешь. Сам чуть не задохнулся.
      Киря кивнул, признавая ее правоту, но не до конца понимая ее слова. Алёна вздохнула:
      – Теперь вода течет под кремлем. Течет и несет… В общем, всякое она сверху приносит. Нехорошее всякое.
      – Поэтому она светится? – спросил Киря.
      – То, что светится, – не страшно, – махнула рукой Алена. – Это даже удобно.
      Ну да, наверное. Тому, кто гуляет под землей без света, – удобно.
      – Хуже, что она дышит, – продолжала Алена. – Выдышала уже все, окаянная. От такой воды здесь даже после смерти тяжко без воздушка.
      Даже после смерти… Киря передернул плечами. А прав, оказывается, Хвостопад: можно, выходит, разговаривать с мертвыми. Но если можно разговаривать, то, наверное, и вызнать у них кое-что тоже можно.
      
* * *

      – Скажи, Алёна, – осторожно начал он, сделав над собой усилие, – а кроме тебя здесь есть кто-нибудь еще?
      – Наверху много всякого водится, – ответила она. – Да и внизу тоже кое-что встречается…
      «Много всякого» и «кое-что» – это вообще-то не совсем то, о чем хотел бы узнать Киря.
      – Я имею в виду людей, – уточнил он. И внес еще одно немаловажное уточнение: – Живых людей.
      – Люди иногда приходят, – кивнула она. – С той стороны Оки. Но живые они или нет – точно не скажу. Не знаю. Да и не интересно мне. Я тут привыкла, сама по себе. Мы друг другу не мешаем. Я воздух в ведрах вниз ношу. А они снизу что-то выносят.
      – Что? – Киря насторожился. – Что выносят? Откуда?
      – Тут у нас под кремлем большой схрон. Его тоже затопило, но кое-что выловить, наверное, можно. Ну, раз приходят, вылавливают и воду баламутят…
      – И где этот схрон?
      – Недалече. Тот большой ход, в котором лежит твоя подземная бочка, аккурат туда и ведет.
      – Спасибо, – не опуская автомата, Киря начал пятиться по лестнице назад. Хватит на сегодня разговоров с мертвецами. Пусть с ними Хвостопад общается. А он, что нужно, уже узнал. Есть о чем доложить Гришко.
      – Только ты по этому ходу в схрон не попадешь, милок, – предупредила Алёна.
      – Почему? – Киря остановился.
      – Там все затоплено, завалено… И бочка твоя туда не докатится. Только порушит, что еще осталось. И ходы, и сам схрон. Там все сильно размыто. Много воды течет. И вообще провалиться можно.
      – Куда провалиться? – не понял Киря.
      – В море, милок, в море, куда ж еще? Все реки впадают в моря. И у подземных рек тоже есть свое море. Внизу.
      – Ну а как же тогда другие добираются до схрона?
      – Так они ж поверху приходят. Под Тайницкой башней земля тоже просела. Там лаз. В него и спускаются. Иногда возвращаются с добычей. Иногда – вообще не возвращаются.
      – Почему не возвращаются? – насторожился Киря.
      – Ну, как тебе сказать? Там бывает хуже, чем здесь, милок.
      – Тоже с воздухом проблема?
      – Нет, там другое. Туман.
      – Туман?
      – Плохой туман. В большом схроне оседает больше грязи, а он из самой грязной воды поднимается. Противный такой туман. Иногда по ходам и промоинам сюда заползает. Воздух мешает носить. – Алёна вздохнула. – Но тут уж ничего не поделаешь. Вода дышит – туман выходит. Живая вода – живой туман. Понимаешь?
      – Не совсем, – признался Киря. Но с опаской посветил фонарем назад. Никакого тумана, вроде бы, не было.
      – Показать, где схрон-то? – Алёна через окуляры противогаза заглянула ему в глаза. – Хочешь счастья попытать?
      Киря раздумывал пару секунд. Ладно, разведывать – так уж до конца. Тем более, что, как говорит Алёна, «тут недалече».
      И дышится с ней легко. Даже в резине.
      – Покажи.
      – Ну, тогда и ты, милок, подсоби мне малость. Донеси ведрышко. Вылей воздушек в водичку.
      Поколебавшись, Киря перевесил автомат на правое плечо, сунув приклад под мышку и не убирая пальца со спускового крючка. Взял свободной левой рукой одно из ведер – то, из которого ему «лили» воздух на ладони.
      Ведро оказалось неожиданно тяжелым. Гораздо тяжелее, чем могло быть пустое деревянное ведро. Киря спустил его до затопленного туннеля. Хотел просто опрокинуть ногой в зеленоватое марево под ступенями.
      – Аккуратнее, – остановила его Алёна. – С воздушком бережнее нужно.
      Свое ведро она опорожняла не спеша.
      Киря последовал ее примеру, действуя левой рукой и не выпуская из правой автомата. Медленно перевернул стоящее на ступеньках ведро.
      Странно, но глупо начохр себя при этом не чувствовал. Ему показалось, будто и правда вниз, в светящуюся воду, что-то льется из ведра, в котором ничего нет.
      – Вот и славно, – сказала Алёна, когда Киря перевернул свое ведро вверх дном. – Хорошо у тебя получается.
      Она забрала ведра, повесила оба на коромысла. Кивнула Кире:
      – Теперь ступай за мной, милок.
      Глянув на вздымающийся из воды массивный корпус «крота» в затопленном туннеле («А может, все-таки вернуться?» – промелькнула тревожная мыслишка. Промелькнула и исчезла), Киря пошел за Алёной вверх по лестнице.
      Деревянное ведро снова стукнулось о стенку узкого прохода.
      
* * *

      На поверхность поднялись из-под угловой круглой башни. Оказались в старой крепости на мысе с обрывистыми склонами. «Та самая, что ли, Коромыслова?» – покосился на башню Киря.
      Под обрывом виднелось болотистое русло двух сильно обмелевших рек. Одной – широкой, большой, другой поменьше. Волга и Ока? Ну да, Алёна, помнится, говорила, что обе реки ушли под землю.
      Крепостные укрепления были густо оплетены странными фиолетовыми вьюнками с длинными и гибкими, лишенными листьев стеблями и побегами. Провал под башней, кстати, тоже сильно зарос, так что когда они с Алёной выбирались наружу, пришлось раздвигать тонкие податливые лианы.
      Вот он, значит, какой, Нижегородский кремль…
      Склоны осыпались. Фундамент стен и башен выступал из земли, словно слившись со скалой, а в некоторых местах стенные пролеты буквально висели над изрезавшими обрыв провалами и промоинами, так что кладку с землей соединяли лишь хвосты фиолетовой растительности.
      Возле соседней круглой башни и еще кое-где в стенах зияли широкие бреши, которых почему-то сторонились даже вездесущие вьюнки. Причем, здесь кладку явно порушило не время. Либо ударная волна, либо люди разобрали, либо пробили нелюди. Хотя нет, ни то, ни другое, ни третье. Фрагменты стены словно… словно бы слизнули их, что ли… Или прожгли. То ли оплавленные, то ли оплывшие края кладки заставляли Кирю теряться в догадках о том, какое оружие могло быть тут использовано. Должно быть, какой-то особый всепрожигающий напалм.
      Тем не менее, в целом крепость выглядела очень даже ничего. Во всяком случае, по сравнению с постройками, возведенными позже как на территории кремля, так и за его пределами. Собственно, в самом кремле уцелела только небольшая церковь да пара этажей административного здания. А через проломы в стенах с высоты холма можно было видеть, во что превратился Нижний Новгород. В сплошные руины – вот во что.
      Жалкое, гнетущее зрелище. Разваленные, будто домики из кубиков, многоэтажки, забитые ржавыми остовами машин и заросшие незнакомой флорой улицы, невидимая, неведомая, но явно присутствующая здесь мутантистая жизнь, с которой совсем не хотелось знакомиться поближе. Нижнему Новгороду досталось, может быть, не так сильно, как Нижнему Тагилу, но явно больше, чем, к примеру, Перми, по пустынным улицам которой Киря тоже имел сомнительное удовольствие прогуляться.
      Устоявший на мысе-горе кремль, пусть даже с пробитыми-прожженными стенами, казался среди всей этой разрухи незыблемым, несокрушимым и неприступным. «Умели же строить раньше! – подумал Киря. – Или в самом деле крепость выдержала и Последнюю Войну, и разрушительное воздействие времени лишь благодаря замурованной в фундамент бабе с коромыслом и ведрами?»
      – Вон Тайницкая башня. – Алена указала на соседнюю башню, ту самую, возле которой зияла одна из брешей. К башне тянулся длинный стеной пролет. – С той стороны пролома – лаз в схрон. Сразу увидишь. Ну а мне надо воздушек носить.
      Женщина взяла одно из своих ведер за край и дно. Плавно, с поворотом подняла снизу вверх, будто зачерпывая пространство возле себя. Затем то же самое проделала с другим ведром. Повесила оба на коромысло. Протянула коромысло Кире:
      – Подашь, милок?
      Киря едва удержал одной рукой пустые (хотя такие ли уж и пустые?) ведра на изогнутой палке. Другая рука по-прежнему лежала на автомате, повешенном через плечо.
      Алёна раздвинула фиолетовые заросли и спустилась в провал под башней. Протянула руки:
      – Давай!
      Опершись плечом о кладку башни, Киря опустил коромысло вниз. Алёна печально улыбнулась ему на прощание.
      Киря зачарованно наблюдал, как женский силуэт растворяется во мраке. Наблюдал, наблюдал…
      «Тук, тук, тук», – постукивали деревянные ведра о стенки узкой лестницы.
      
* * *

      Он обнаружил себя привалившимся к древней кладке на самом краю ямы, укрытой густой решеткой из фиолетовых стеблей. Тонкий гибкий отросток елозил по противогазному окуляру. Правая рука, плечо и автомат с прикрепленным к цевью и все еще горевшим фонарем уже были оплетены вьюнком. Шустрая, зараза! Киря дернулся, вырываясь из фиолетовых объятий сам и вырывая оружие.
      Или это не вьюнок так быстро растет, а он сам слишком долго стоит на одном месте?
      Оторванные и упавшие на каменистую землю стебли шевельнулись, будто живые. Вцепились сочащимися соком концами в щели между камнями. Наверное, теперь будут расти отсюда.
      Киря отключил фонарик. Диодики светились совсем тускло: батарейки садятся. Значит, действительно времени прошло не так уж и мало.
      Он тряхнул головой. И что все это было? И как все это понимать?
      «Это все» было похоже на сон. Или на галлюцинацию.
      Киря помнил, как, задыхаясь в тяжелом воздухе затопленных подземелий, он прислонился к одной стене, а вот теперь оторвался от другой. Но как он перенесся из одного места в другое? Может, просто перешел в полубессознательном состоянии на грани бреда? А Алёна с ведрами ему лишь привиделась? Или все же не привиделась? Или она была здесь на самом деле?
      В заросшем фиолетовым вьюнком провале под башней – пусто и тихо. А вокруг…
      Он огляделся. Все тот же Нижегородский кремль. И все та же разруха.
      И снова дышится трудно. И давят, будто душат, сталкерский костюм с противогазом.
      «Не психуй! – приказал себе Киря. – Успокойся!»
      Он двинулся к пролому, на который указала… якобы указала ему Алёна. Остановился у Тайницкой – так, кажется, ее назвала баба с ведрами – башни. Выглянул за оплывшую кладку.
      По ту сторону бреши сидел человек. Точно в таких же, как у самого Кири, противогазе и «химзе» с натянутым на голову капюшоном. Тоже с «калашом». Похож на часового, кстати.
      Автомат незнакомого сталкера лежал на коленях. Руки – на автомате. Вроде, расслабился, но в любой момент может схватиться за оружие.
      Мужик контролировал территорию сверху и пока ничего тревожного внизу не замечал. Со стороны кремля он, похоже, нападения не ожидал. Наверное, уже проверил кремль и успокоился.
      Рядом, под башенным фундаментом, Киря увидел небольшой лаз, в который спускалась веревка. Тот самый схрон? Наверное, его-то и сторожит часовой.
      Судя по всему, человек в противогазе был, в отличие от Алёны, живым и вполне себе материальным. Это радовало. Обращаться с живыми Киря умел. И имел представление о том, как обращать живых в мертвых.
      Вступать с местными в мирные переговоры он не собирался. В Казани уже были одни переговоры, и ни к чему хорошему это не привело. Здесь все, что нужно, он узнает по-своему.
      Ну-ка, ну-ка, голубчик…
      Киря прислонил автомат к краю пролома и вытащил из ножен на поясе штык-нож. Сейчас лучше обойтись без шума. Скорее всего, этот тип здесь не один.
      Киря нырнул в брешь. Часовой с «калашом», кажется, все-таки услышал его, однако сделать ничего не успел. Киря пинком сбил оружие с колен дозорного. Самого схватил сзади. Чужак попытался было приподняться, но Киря уже повис на нем всем телом. Руку – на фильтр, нож – под фильтр. Задрать голову, резиновый затылок – на себя. Теперь не вырвется. Если начнет трепыхаться – лишится противогаза, а лезвие полоснет по горлу.
      – Сидеть тихо. Отвечать быстро, – глухо просипел Киря. – Сколько вас? Где остальные? Что делаете? Ну!
      Мужик не захотел. Ни сидеть, ни отвечать. Все-таки попытался вырываться. Причем извернулся довольно грамотно. Чуть-чуть не освободился от захвата. Но чуть-чуть – не считается.
      Киря полоснул ножом под противогазным фильтром. Разрезал плотную резину и податливое горло. Отпихнул хрипящее и брызжущее кровью (точно – живой, пока еще живой…) тело под стену, в фиолетовые заросли безлистного вьюнка.
      Переплетение гибких стеблей, цеплявшееся за кладку, вдруг опало вниз, как оборвавшийся занавес. Фиолетовая сеть бесшумно накрыла и умирающего человека, и забрызганную кровью землю. Все произошло так быстро и неожиданно, что Киря сам едва успел отскочить. Он не смог даже выдернуть из-под вьюнков автомат часового.
      В стеблях открылись похожие на надрезы складки. Послышались отвратительные чавкающие звуки: фиолетовая дрянь жадно всасывала человеческую кровь.
      Так вот что это за ползучие кустики! Вьюнок оказался вампиром-клептоманом! Не в силах справиться с жертвой самостоятельно, он поджидает, пока кто-нибудь более сильный пустит кровь жертвы, а когда это происходит – старается урвать свое и впитать побольше живительной влаги.
      Возможно, кровь и не была единственной пищей растения-упыря, но она явно была для него излюбленным лакомством.
      Шевелящиеся стебли ворочали истекающее кровью тело. С головы часового соскользнул противогаз. То ли его стянули ожившие побеги, то ли в агонии сорвал сам человек, но на миг в переплетении стеблей Киря увидел… себя. На начохра смотрело его лицо – искаженное и окровавленное, с выпученными глазами.
      Кровоточащую шею опутало толстым слоем фиолетовых стеблей с надрезами-«пастями», в рот, из которого лилась красная жидкость, тоже вползал целый пучок шевелящихся отростков. Но Киря узнал себя даже в таком виде. Он замер в ужасе, судорожно сжимая штык-нож. Один из фиолетовых стеблей, поднявшись над дергающейся кучей, потянулся к окровавленному лезвию клинка, раскрыл щелеобразный рот… Киря рубанул тонкий гибкий побег. Обрубок упал на землю и тут же врос-впился в нее обоими концами. Видимо, это растение нисколько не страшилось расчленения.
      
* * *

      Из состояния ступора Кирю вывели выстрелы. Автоматная очередь грянула снизу – из провала под башней. Потом – еще одна очередь. Потом раздался чей-то дикий крик. Спущенная в лаз веревка задергалась, и через пару секунд на поверхности показался еще один человек в защитном костюме и противогазе.
      Сталкер что-то заорал. Причем, кричал он ему, Кире. Наверное, принял за часового, которого погребла под собой фиолетовая дрянь. Что ж, неудивительно: в костюмах химзащиты и противогазных масках люди становятся похожими друг на друга.
      – Туман-мутан! Туман-мутан! Туман-мутан! – разобрал Киря приглушенный противогазом панический вопль. – Там туман-мутан! Помоги!
      Туман? Мутан? Не тот ли это туман, о котором упомянула Алёна?
      И – новый крик, полный боли и ужаса:
      – Помоги-и-и!
      Сталкер задергался так, словно кто-то или что-то схватило его снизу.
      Киря сунул штык-нож в ножны и бросился к бреши в крепостной стене, где оставил автомат. Схватил оружие.
      Когда он вновь выглянул в пролом, сталкер уже выбрался на поверхность и попытался уползти. Только что-то с ним было не так, с этим сталкером. Вернее, не с ним – с его ногами. И еще как не так!
      Обе ноги были в крови. Резиновые штаны и сапоги словно разъело кислотой. И не только их. Рваная резина смешалась с лоскутами пузырящейся кожи и плоти. А еще…
      Киря увидел, как что-то окутывало ноги бедолаги и тянулось за ним по кровавому следу. Какая-то аморфная муть, вытекающая из пролома, плотная, молочная, лениво клубящаяся, действительно похожая на густой туман.
      Туман-мутан?
      Белое марево полупрозрачными потоками заструилось по склону вверх и вниз, словно раскинутые щупальца, ищущие добычу. Кажется, Алёна говорила, что это живой туман из живой воды. И, наверное, не зря она так говорила.
      – Сука! – проорал сталкер непонятно кому.
      Перевалившись на спину, он выпустил по бесформенно-молочной массе очередь во весь рожок. Стрелять по ЭТОМУ, впрочем, оказалось бесполезно. Все равно, что стрелять по…
      По туману, в общем.
      В следующую секунду туман-убийца накрыл сталкера с головой.
      Раздался новый крик. Отчаянный, долгий, громкий и надсадный.
      Что-то держало Кирю у бреши в стене и заставляло смотреть. Страх? Нездоровое любопытство? Или это было парализующее действие клубящегося тумана?
      Киря смотрел, как противогаз и «химза» чужого сталкера расползаются, словно оплывая под воздействием высокой температуры. Только огня не было. Над бьющимся телом вился лишь белый дымок, который почти сразу же смешивался с таким же молочно-белым туманом.
      Сначала туман («Туман-мутан! Туман-мутан! Туман-мутан!» – все еще звучал в голове крик сталкера) разъел резину, потом принялся за то, что было под ней. Кожа несчастного вспухала волдырями, волдыри лопались, обращаясь в глубокие кровавые язвы.
      Крики из-под рваного противогаза перешли в истошный визг. Сделав над собой усилие, Киря все же вышел из ступора и заставил себя поднять автомат. Оружие показалось тяжелым, как коромысло Алёны с пустыми ведрами.
      Короткая очередь разнесла на куски череп и разъеденную резину сталкера.
      Еще одна очередь – по туману. И – ничего.
      Туман уже слизнул плоть несчастного до костей, да и сами кости истончались и крошились буквально на глазах. Мутный, аморфный и полупрозрачный, он еще переваривал мертвого сталкера, а струящиеся молочные щупальца уже выискивали новых жертв. Туман-хищник не поднимался высоко, он слепо шарил по земле, порой оставляя после себя проплавленные следы на каменистом склоне.
      «Вот что прожгло стены! – вдруг отчетливо осознал Киря. – Наверное, кто-то пытался спрятаться в крепости. Пытался, но не смог».
      Одно из щупальцев дотянулось до копошащегося клубка фиолетовых лоз. Туман сжег и обратил в белый призрачный дым два или три отростка, после чего вся спутанная масса, извиваясь, будто клубок змей, вползла на стену. Вьюнок вырывал из земли корни и, раскидывая цепкие побеги по трещинам в кладке, сам себя поднимал наверх, словно живое существо. Не очень высоко, правда, но и это расстояние, судя по всему, было непреодолимым для текущего над самой землей тумана.
      Обескровленный труп с перерезанным горлом так и остался лежать у подножия стен. Фиолетовый вьюнок оставлял добычу более сильному хищнику.
      Туман накрыл труп. А одно из клубящихся щупалец потянулось к бреши, из-за которой выглядывал Киря.
      Начохр оттолкнулся от стены. Упал. Больно ударился плечом. Может быть, именно эта боль и вывела его окончательно из полупарализованного состояния.
      Он бросился к Коромысловой башне. Если под кремлем и есть подземный склад, то вряд ли удастся оттуда что-нибудь вытащить. С таким-то соседом!
      Оглянулся Киря только возле провала под башней.
      Туманное щупальце только-только прошло сквозь брешь в стене. Эта тварь (хотя тварь ли это в привычном смысле слова?), может, и неуязвима для пуль, но и медлительна тоже.
      Киря скользнул в провал. Включил фонарь. Сбежал по ступенькам. Никакой Алёны с ведрами здесь не было. Зато была знакомая узкая лестница.
      Снова стало трудно дышать. Нет, только не сейчас! Сейчас терять сознание ему нельзя.
      Киря благополучно добрался до затопленного туннеля и… в ужасе остановился. Над водой стелилась знакомая уже субстанция. Туман-мутан. Плотный, полупрозрачный. Живой…
      Здесь, в туннеле, матовый слой тумана подсвечивался снизу, от воды, и было хорошо видно, что происходит за тяжелой клубящейся дрянью.
      Туман-мутан медленно струился по воде, окутывая и облизывая верхнюю часть «Боевого крота». Шлюзовой люк заваленной на бок субтеррины был задраен.
      Вода под туманом бурлила и испарялась, множа и насыщая и без того густую молочную пелену, но хуже всего, что титановая обшивка «крота» тоже поддавалась воздействию неизвестного существа. Или вещества. Броня субтеррины походила на долину вулканов, испещренную дымящимися кратерами.
      Значит, проклятый туман добрался и сюда. Заполз сам через затопленные туннели или протянул одно из своих щупалец. И вот теперь…
      Едкое матовое марево потянулось к Кире. Медленно. Словно издеваясь. Словно понимая, что эта добыча точно никуда не денется.
      
* * *

      Субтеррина зарокотала, завибрировала и затряслась, готовясь к старту. Вода вокруг взбурлила сильнее.
      «Уйдут! – вдруг отчетливо понял Киря. – Ведь они сейчас уйдут. Вот прямо сейчас. Без меня!»
      Впускать его внутрь никто не собирался. Между ним и закрытым люком клубился туман. Туман-мутан. Но если проскочить быстро? В конце концов, до плоти туман доберется не сразу. Сначала ему нужно разъесть защитный костюм. Ну, проскочит он, и что? Люк-то заперт.
      А может, его, Кирю, просто не видят? Может, его сочли погибшим?
      Нет, должны видеть. Хотя бы один человек, должен был сейчас и видеть и слышать Кирю.
      – Ста-а-ас! – он обратился к этому человеку, размахивая автоматом. – Стас, откройте люк! – Голос в противогазе звучал глухо и тонул в туманной пелене, как в вате. Но Стас все равно должен его слышать. – Проклятый Хвостопад, ты же знаешь, что я здесь! Скажи Гришко! Откройте люк, мать вашу!
      Подземлодка дернулась.
      Субтеррина начала выравниваться. Запертый и изъязвленный люк погружался в туман, в воду. И времени на раздумья больше не оставалось.
      Нет! Нет! Нет! Трижды нет!
      Киря прыгнул в туман. К люку.
      Еще в полете он почувствовал, как лопается резина «химзы».
      Упал на обшивку. Отчаянно замолотил кулаками по титану. Плотные сталкерские перчатки расползлись. Кожа на руках тоже начинала отслаиваться.
      Киря заорал от страха, боли и отчаяния.
      – Стас! Мать твою! Долбаный «гэшник»! Скажи Гришко! Я здесь! Откройте люк!
      Противогаз уже не мешал кричать: резина порвалась, окуляры выпали, фильтр болтался где-то под подбородком.
      – Это Нижний! Нижний Новгород!
      Кожа на лице горела и слазила. Звуки глушила уже не противогазная маска, а туман.
      – Здесь есть какой-то схрон! Старый склад! Слышите!
      Жгло язык, десна, нёбо и гортань.
      – Я видел! Я знаю где! Открывайте! Открывай, Стас!
      Было больно, безумно больно. И было трудно… очень трудно, нечем было уже дышать.
      – Ста-а-ас! – просипел Киря спаленной глоткой. – Хвостопа-а-а…
      Сознание ускользнуло. Оставляя на изъязвленной броне субтеррины след из пузырящейся резины и слезшей плоти, он сполз по обшивке в туман. И ниже – в воду.
      И – под воду.
      Вокруг бурлило, пузырилось, рокотало. «Боевой крот» спешил спрятаться от едкого тумана под землю. Но Киря всего этого уже не видел и не осознавал.
      Его приняли заботливые женские руки. Приняли и…
      – Не бойся, милок, выпей воздушка.
      Он пил и дышал. Жадно и много. Не задумываясь и не задавая вопросов.
      – Тебя бросили люди из железной бочки, так пусть они сами катятся в ней под землю. Я тебя не брошу, милок.
      Потом Кире казалось, будто он лежит на поверхности, под Коромысловой башней. И нет больше ни тумана, ни воды. А рядом – только склонившаяся над ним темнобровая женщина с печальными глазами. И два неказистых деревянных ведра. И изогнутое коромысло на земле.
      – Потерпи, я умою тебя воздушком.
      Женские руки и воздух смывали боль и память.
      – Воздушек исцелит. Воздушек овеет раны. Я помогу тебе. И ты, милок, тоже будешь мне помогать. Я тут сама уже не справляюсь. Будешь наверху черпать воздушек и подавать ведерки. Вместе-то оно сподручнее, чем одной. Верно?
      – Верно, – послушно шевельнул губами Киря. – Сподручней.
      – Тебе больше не нужны ни личина, ни доспех, в который ты кутался.
      На нем не было ни противогаза, ни «химзы». Все разъело туманом, все сползло вместе с кожей и плотью.
      – Без них легче дышать и двигаться. Верно?
      – Верно, – снова согласился Киря. – Легче.
    

    

      

        Глава 19
        Мертвая вода
      

      И снова – привычная вибрация вгрызающейся в породу субтеррины и гул двигателей.
      И тягостный разговор не глаза в глаза, а по внутренней связи.
      – Таня, пойми ты, наконец, что Киря мертв, – в очередной раз объяснял Гришко в микрофон. Стас и Михеич в переговоры не вмешивались. – Пойми, успокойся и смирись. Он не мог вернуться. А если бы мы задержались еще ненадолго, то подохли бы сами. Мне жаль. Я соболезную…
      – Он жив! – судя по голосу из динамика, медик была на грани истерики. – Жив! Жив! Я слышала, он стучался!
      – Тебе показалось. – Гришко был непреклонен. Но не был ни правдив, ни убедителен.
      – Надо было только открыть люк!
      – Он погиб. Стас все видел. Киря даже не смог дойти до туннеля.
      Вранье! Стас дернулся. Но…
      – Мне жаль, Таня, – полковник уже отключил внутреннюю связь.
      «Боевой крот» уходил все ниже и ниже. Они опускались уже долго. Исследовать затопленные подземелья Гришко не стал. Такие подземелья оказались слишком опасными даже для машины из титана.
      «Крот» пробил стенку туннеля и нырнул в земные недра, заваливая за собой проход. Светящаяся вода и опасный туман остались где-то наверху. Далеко наверху. Высоко… Опасность миновала. Для них, не для Кири.
      Гришко бросил своего начохра.
      – Киря был снаружи, – сказал Стас в затылок полковнику.
      – Ты говорил, что снаружи был не только он, – парировал Гришко.
      Стаса передернуло от неприятного воспоминания. Да, он говорил. Говорил, что видел и что чувствовал. А видел и чувствовал Стас, как густая и едкая, похожая на туман, субстанция, приползшая откуда-то из глубин затопленного туннеля, разъедала обшивку субтеррины. Это ощущалось так, будто клубящаяся матовая муть растворяла его собственную кожу. 
      Особоечувство, роднившее Стаса с субтерриной, – не такое уж и безобидное.
      – Киря кричал. – Стас не мог забыть тот крик начохра, он до сих пор звенел у него в ушах. – Кричал нам… Мне… Кричал, что мы в Нижнем Новгороде.
      – Значит, навигация не подвела, – холодно отозвался Гришко.
      – Кричал про какой-то схрон.
      – Нас самих там чуть не похоронили. В боевом отсеке нарушилась герметизация.
      Герметизация нарушилась и в отсеке связи. Но там броню пробили кумулятивные гранаты, а в бовом – даже не понятно, что.
      – Если бы не внутренняя перегородка…
      – Киря во всем винил меня, – сказал Стас.
      Гришко пожал плечами. Многозначительный жест. За таким может скрываться все что угодно. Например: «Мы все виним тебя». Или: «Тебя можно винить во многом». А еще: «На тебя всегда можно переложить любую вину, и это очень удобно».
      – Мы могли его спасти.
      – Ты сам в это веришь? – покосился на него полковник.
      Стас промолчал.
      – Не-е, с Танькой мне все понятно. Но ты-то чего так распереживался из-за Кири? Вы, вроде бы, не успели подружиться. Или я что-то упустил?
      – Я переживаю не из-за него, – насупился Стас. – А из-за того, что, умирая, он думал, будто его убиваю я.
      – Не важно, что он думал. Важно, что мы живы.
      «А это действительно так важно?» – Стас молча отвернулся.
      – Если бы мы впустили Кирю, то впустили бы и все остальное, разве не так, Стас?
      Так. Все было бы именно так.
      – Пусть о Кире теперь позаботится та баба с ведрами. А нам нужно заботиться о себе.
      Стас снова промолчал.
      Разговаривая с полковником, он отвлекся и не пользовался 
      особымзрением. Поэтому и не заметил, как…
      Порода закончилась.
      «Крот» врубился буром в ничто.
      – Стоп машина! – приказал Гришко.
      Поздно.
      Субтеррина по инерции продолжила свое движение и с уже выключенным буром провалилась в пустоту. Клюнула носом. Стаса бросило на пульт управления, как тогда, в грязевом водопаде у подземного дворца Эрлик-хана. Он едва успел вцепиться в кресло полковника.
      Пустота, недолгое падение. Удар. Толчок. Болтанка. Зрение… 
      особоезрение запоздало «включилось».
      Беспомощный «Боевой крот» выравнивался, слабо покачиваясь на…
      – Вода? – догадался Гришко. – Опять вода?
      Стас кивнул.
      Да, это была вода. Но не так, как там, в затопленном Нижегородском туннеле. Много воды. Море воды. И эта вода не светилась.
      – Обычная вода, – сказал Стас.
      – А туман? – спросил Гришко. – Здесь есть ТОТ туман?
      – Нет, – ответил Стас.
      ТОГО тумана здесь не было. Ни ТОГО, ни какого-нибудь другого. Только вода. Море воды.
      
* * *

      Конечно, «Крот» не утонул. Субтеррина могла передвигаться не только под землей, но и по воде тоже. Как, впрочем, и под водой.
      Стас внимательно осмотрелся, благо, 
      особоезрение позволяло.
      Он заметил несколько больших пещер-проток, которые, по всей видимости, питали водоем. Сверху нависали обросшие сталактитами своды подземной «линзы». Кое-где массивные неровные колонны опускались до водной глади и уходили ниже, возможно, до самого дна, а из-под воды, наоборот, поднимались, подпирая потолок, причудливые арки и островки. «Берегов» как таковых видно не было. Дна – тоже. Об истинных размерах затопленной подземной залы можно было только догадываться. Хотя, скорее всего, это было множество соединенных друг с другом зал.
      Обостренный 
      особыйслух Стаса улавливал эхо далекой капели. И больше – никаких звуков.
      На гладкой поверхности не было волнения, если не считать расходящихся по воде кругов от «крота». Но что таится в глубине?
      А там могло затаиться всякое. После того, что им пришлось пережить под землей, подземные воды тоже не сулили ничего хорошего. Но…
      – Нужно двигаться дальше. – Гришко склонился над навигационными приборами. – Туда…
      Полковник указал рукой направление.
      – По воде? – спросил Стас.
      – А есть другие варианты?
      Стас покачал головой. Других вариантов здесь не было.
      Гришко склонился к микрофону внутренней связи.
      – Михеич, подключай гребной винт, – распорядился он.
      Сзади, в районе кормы, что-то взвыло и лязгнуло. Между лап толчковых домкратов выдвигался широколопастный винт.
      – Готово, – доложил Михеич.
      – Малый вперед, – приказал Гришко. – Самый малый.
      «Боевой крот» поплыл. Медленно и осторожно.
      – Ну? – Гришко снова повернулся к Стасу. – Что?
      – Ничего, – ответил он, осматривая пространство вокруг субтеррины и под ней. – Пока ничего.
      – Полный вперед! – распорядился полковник.
      Движение машины ускорилось.
      Гришко вновь повернулся к Стасу:
      – Следи, чтобы ни на что не наткнулись.
      Стас кивнул. Пока натыкаться было не на что. Пока вокруг была только вода да редкие островки, подпиравшие своды. Огибать эти препятствия не составляло большого труда.
      Субтеррина рассекала воду буром с выключенными фрезами, оставляя позади небольшой фарватерный след. Движители работали негромко, но отраженное от воды и сводов эхо многократно усиливало шум.
      Плыли довольно долго. И что удивительно – без приключений. В этих подземных водах, казалось, вообще не водилось ни тварей, ни демонов.
      
* * *

      Неподвижную гору, возвышающуюся над поверхностью воды, Стас принял за еще один поднявшийся со дна остров. И лишь когда «крот» подплыл ближе, стало ясно: никакая это не гора и не остров.
      ЭТО плавало на воде, ЭТО было покрыто не валунами, как вначале показалось Стасу, а бугристыми наростами и огромными бородавками. И ЭТО имело щупальца – совсем маленькие и огромные, ненамного меньше червя-кишки Олгой-хорхоя. Много щупалец. Притопленные гибкие конечности, усеянные присосками, колыхались под водой, словно распущенные космы.
      И в ЭТО запросто могло поместиться несколько «кротов».
      Вот и объяснение той тишины и спокойствия, которые царят в здешних водах! Просто еще один монстр терпеливо поджидает добычу. Все, кто знает о нем, давно убрались подальше, а кто не знает – обречены.
      – Назад! – закричал Стас, еще на что-то надеясь. – Назад! Быстро!
      – Полный назад! – приказал Гришко в коммуникатор. Судя по голосу, полковник был напуган неожиданной реакцией Стаса не меньше, чем сам Стас видом чудовища. Во всяком случае, тратить время на расспросы Гришко не стал.
      Гребной винт за кормой взвыл, однако тяжелый «крот», уже набравший изрядную скорость, не смог сразу изменить направление движения. Субтеррина, замедляясь, все же проплыла по инерции еще пару десятков метров и…
      То ли это вода, взбаламученная винтом, притянула конец ближайшего щупальца, то ли чудовище само заинтересовалось добычей. Скорее, второе. Так или иначе, но контакт произошел. Их уже не могли не заметить.
      «Бум!» – ударило снизу, справа.
      Как бревном.
      Спасительного отзвука шаманского бубна не последовало. А значит, некому сейчас будет давать советы и уводить «крота». Колдуны не приходят на помощь к тем, кто их гонит.
      «Всё! – подумал Стас. – Конец!»
      И ошибся.
      Щупальце, стукнувшее в субтеррину, не впилось в титановую обшивку мощными присосками, не захватило жертву, не потащило «крота» под воду или в пасть горы-монстра.
      Оно просто отплыло в сторону.
      Точно: как бревно.
      Огромная тварь даже не шевельнулась.
      «Крот» попятился назад, набирая скорость, и его по-прежнему никто не пытался поймать.
      – Стой-стой-стой! – закричал полковнику Стас.
      – Что? – удивленно глянул на него тот. – Мы на что-то наткнулись?
      – На кого-то, – поправил Стас. – Но… В общем, похоже, этот кто-то сдох.
      
* * *

      Стас давал указания. Гришко правил субтерриной. Движители работали на минимальной мощности.
      Они плыли мимо издохшей твари, стараясь не зацепить гребным винтом безжизненные щупальца. Крались осторожно, как кружащие вокруг трупа падальщики, не уверенные до конца, что добыча мертва.
      Но это чудовище было мертво, вне всякого сомнения.
      Вблизи Стас разглядел, как огромная разбухшая туша сочится целыми водопадами омерзительного гноя из лопнувших нарывов и волдырей. Неподвижная вода вокруг мертвого монстра была вязкой и липкой. Кое-где плавали куски отвалившейся шкуры и плоти. Какая-то гадость липла к бортам и винту.
      Стас только качал головой и брезгливо морщился.
      – Теряем скорость, – сообщил Михеич.
      – Знаю. – Гришко, следивший за показаниями приборов, повернулся к Стасу: – Что скажешь?
      – Что мы плывем мимо разлагающейся дохлятины.
      А что еще можно сказать?
      – А если подробнее? – нахмурился полковник. – Что там, снаружи?
      – Тварь. Большая и мертвая. Уже разваливается на куски. Кое-что из них, кстати, наматывается на наш винт.
      – Это мутант?
      – Не знаю.
      – Так узнай у своего Колдуна.
      – Колдуна здесь нет, – сухо сказал Стас.
      Гришко внимательно посмотрел на него.
      – Означает ли это, что нет опасности?
      «Это означает, что я послал его куда подальше!» – подумал Стас.
      – Не знаю.
      – Как выглядит тварь? – никак не успокаивался полковник.
      – Кусок тухлого мяса с щупальцами.
      – Каракатица, что ли? – предположил Гришко. – Кальмар?
      Стас пожал плечами. Он имел весьма смутное представление о каракатицах и кальмарах. У них в «Аиде» такие не водились. В «аидовских» окрестностях – тоже.
      – Очень большой кусок тухлого мяса с очень длинными щупальцами, – уточнил Стас.
      – Может, кракен? – прохрипел голосом Михеича динамик на панели управления.
      Связь была включена, и помощник полковника слышал их разговор.
      – Что за кракен? – нахмурился Гришко.
      – Была такая мифическая тварь.
      «Познания, однако, у старика!» – удивился Стас.
      – Мифическая? – фыркнул Гришко. – Ты у нас теперь за Колдуна, да, Михеич? Сказки будешь рассказывать?
      – Если то, что видит Стас, стучится нам щупальцами в борт и липнет на винт – это уже не сказки.
      Как вскоре выяснилось, это было хуже, чем самая страшная сказка. Гора тухлого мяса с щупальцами оказалась не единственной падалью, плавающей в подземных водах.
      За «кракеном» появились «островки» поменьше, но зато в каком количестве…
      И в каком виде!
      
* * *

      Проклятое 
      особоезрение! Стас в ужасе смотрел на разбухшие и лопнувшие тела, на раздутые белесые брюха, вздымавшиеся над водой, на сочащиеся гноем зубастые пасти и уродливые морды невиданных тварей, на распластанные по водной поверхности и колышущиеся под ней хвосты, щупальца и клешни, на оторвавшиеся и плавающие сами по себе конечности и ошметки слезшей плоти, на растекающиеся по воде пятна густой липкой слизи.
      – Что там? – Гришко не мог наблюдать всего этого, но его встревожило выражение на лице Стаса.
      – Плавучее кладбище мутантов, – сглотнув, ответил Стас. – Или демонов.
      Колдун бы сказал точнее, но Колдуна сейчас рядом нет.
      Интересно, что здесь произошло? Или им лучше этого не знать?
      – Кладбище мутантов? И что их убило?
      – Понятия не имею. Может, вода, может, воздух.
      Колдун бы сказал точнее…
      – Повернуть назад? – Стас взглянул на Гришко.
      Полковник сверился с навигационной аппаратурой, покачал головой:
      – Нам нужно вперед, Стас. Прямо…
      – Ну, совсем прямо точно не получится, – вздохнул Стас. – Сейчас нужно свернуть вправо, а то врежемся.
      Гришко повернул.
      Они обогнули гигантскую двухвостую мокрицу размером с «Боевого крота». Мерзкое зрелище. На сочленениях мертвой туши что-то пузырилось. Над разбухшим выгнутым брюхом торчали скрюченные лапки. Похожий на длинный шланг ус мертвой твари безжизненно скользнул по корме и все-таки попал под винт. Вращающиеся лопасти вырвали ус с корнем. Тварь колыхнулась и начала медленно разворачиваться. Хитиновый панцирь скрежетнул по титановой броне, оставив на ней слизистый след. Стас брезгливо дернулся, будто мазнули по его коже. Ничего не поделаешь: издержки обострившихся 
      особыхчувств…
      – Теперь влево, – приказал он, с трудом преодолевая отвращение.
      Субтеррина повернула налево.
      – Вправо.
      И – направо.
      «Кроту» приходилось лавировать между большими и малыми тушами, но чем дальше они заплывали, тем больше вокруг становилось мертвечины.
      Не прошло и получаса, а падаль уже лежала на воде сплошной массой – полуразложившейся, булькающей, вязкой и липкой, образуя еще более плотную и неподатливую субстанцию, чем грязь, в которой копошился Ящер.
      Подземлодка шла сквозь нее, как ледокол, но густой мертвый «бульон» не раскалывался надолго. Пробитый слой падали вновь смыкался за кормой, как болотная ряска.
      О брюхо «крота» что-то шуршало, скрежетало и постукивало снизу: там тоже было полно дохлятины.
      Гришко велел увеличить мощность гребного винта до максимума. Пока это помогало, но продираться сквозь слипшуюся мертвечину становилось все труднее. Потревоженная субтерриной, она лениво колыхалась, как толстое одеяло, и норовила навеки «укутать» собой «крота» вместе с экипажем.
      Попробовали включить бур и шнек, однако здесь от них было мало проку: не та среда. Фрезы разносили мертвую плоть в клочья и поднимали фонтаны гнойной жижи, а края шнека вспучивали воду и терзали плавающие в ней останки, но вбуриться в вязкую массу субтеррина не могла. Между тем гребной винт уже не справлялся с возложенной на него задачей.
      – Скорость падает, – доложил Михеич, – напряжение на винт растет. Слышь, полковник, так нельзя, етить! У нас на лопастях уже куча всякой дряни налипла. Если винт полетит, «крот» застрянет здесь надолго.
      В какой-то момент Стасу показалось, что Гришко отдаст команду двигаться назад. Это было бы глупо: они уже забрались слишком далеко, и сзади было то же, что впереди. К тому же, чтобы дать задний ход, придется сбросить даже ту небольшую скорость, которую они еще сохраняли. А вот удастся ли разогнаться снова в этом болоте из мертвечины – большой вопрос.
      Выход был только один. Рискованный, но…
      – Стоп машина, – хмуро приказал Гришко. – Приготовиться к погружению.
      Натужный гул работающего на пределе винта стих. Скорость упала. Плотная вязкая масса погасила инерцию. Они остановились.
      – Внизу вообще-то тоже полно падали, – напомнил Михеич.
      – Попробуем пробиться. Надо нырять.
      – А вынырнуть-то потом из этого дерьма сумеем? – задал Михеич вполне закономерный вопрос.
      – Должно же это дерьмо когда-нибудь кончиться? – ответил Гришко.
      – А хрен его знает! – вздохнул Михеич. И неохотно добавил: – Ладно, к погружению готов.
      – Таня? – позвал Гришко молчавшего все это время медика. – Ты как?
      – Готова, – тусклым голосом ответила она. Таня только-только начала приходить в себя после смерти Кири.
      – Погоди-ка. – Стас остановил полковника.
      Ему показалось или… Вон там, впереди. Он напряженно вглядывался 
      особымзрением сквозь титановую обшивку.
      – Отставить погружение! – среагировал Гришко. – В чем дело, Стас?
      Точно, так и есть. Не показалось.
      Стас улыбнулся:
      – Вода! Вижу чистую воду.
      Прямая широкая полоска рассекала неподвижный слой мертвечины. Странно, что дохлятина ее не затянула. Течение там сильное, что ли? Впрочем, неважно, только бы туда добраться!
      – Где вода? – встрепенулся Гришко. – Далеко?
      – Не очень. Прямо по курсу.
      – Вперед! – распорядился Гришко. – Слышишь, Михеич, полный вперед! Винт – на максимальную.
      – Да он же…
      – На максимальную, я сказал! Выдержит.
      – Есть на максимальную, – неохотно сдался Михеич.
      За кормой снова надсадно взвыло. «Крот» тяжело сдвинулся с места. По бортам и днищу зашуршала падаль.
      Дотянуть бы, только бы дотянуть!
      
* * *

      Они не доплыли. «Крот» дернулся и остановился, уткнувшись бесполезным буром в мертвую массу. Корму ощутимо тряхнуло и… И все. Тишина.
      «Увязли – пронеслось в голове у Стаса. – Застряли. Обидно-то как!»
      – Винт вырубился, – прохрипел в динамике внутренней связи усталый голос Михеича. – Перегруз. Я предупреждал.
      – И навигация накрылась, – полковник качнул головой. – Ох, чувствую, не к добру это.
      Стас тоже усвоил: когда навигация взбрыкивает – это верный признак приближающихся неприятностей.
      – Михеич, центр тяжести на нос, – велел Гришко. – Поднять винт.
      Пол под ногами накренился. Морда «крота», увенчанная буравыми фрезами, ушла под воду. Корма приподнялась.
      Гребной винт выглядел ужасно. Собственно, винта как такового даже не было видно: на лопасти намотался огромный ком разлагающихся ошметков плоти, оторванных конечностей, хвостов и раздувшихся потрохов. Определить, каким тварям все это принадлежало раньше, не представлялось возможным.
      Омерзительная картина. «Иногда 
      особоезрение начинает напрягать», – подумал Стас. И, между прочим, уже не в первый раз промелькнула такая мыслишка.
      – Нужно выбираться наружу и чистить винт, – распорядился полковник.
      Интересно, кто пойдет, а кто останется?
      – От меня там толку мало. – Гришко глянул на больную ногу. – А работы будет много. Короче… Полковник склонился к коммуникатору: – Переключаю все системы на свой пульт. Михеич, вырубай панель.
      – Ну, вырубил, – недовольно доложил Михеич. – И чего?
      – Я остаюсь, остальные – на выход. Займитесь винтом.
      – Я тоже? – уточнила Таня.
      – Ты тоже. У нас равноправие. Михеич, ты – за главного. А ты, Стас, как выйдешь – смотри в оба. Если почувствуешь что – сразу гони всех обратно. Да, и еще… Что там, за бортом, с кислородом, я не знаю. Почему твари передохли – тоже непонятно. Может, траванулись чем-нибудь. А обычный противогаз не от всякой гадости защитит…
      – Во-во! – подхватил Михеич. – И падали снаружи столько, что, наверное, в противогазе задохнуться можно.
      – Поэтому возьмете ребризеры, – закончил полковник.
      – Что? – не понял Стас.
      – ИДА, – вздохнул Гришко. – Изолирующие дыхательные аппараты. На борту есть с полдюжины исправных. По паре каждого размера. Михеич, поможешь Стасу разобраться. Он раньше только обычную резину носил.
      – Помогу-помогу, – без энтузиазма проворчал Михеич.
      – Оружие тоже прихватите. «Укороты» возьмите какие-нибудь. Так, чтоб было, на всякий случай.
      
* * *

      В фонарном свете (не все ведь могут похвастаться 
      особымзрением) заваленная мертвечиной вода выглядела еще отвратнее. Слабенькие, в общем-то, диодные налобные фонарики, закрепленные на ребризерных масках, здесь, в кромешной тьме, горели как прожекторы. Вернее, Стасу казалось, что они горят излишне ярко, освещая неприглядную картину во всех подробностях.
      Толстый слой плавучей дохлятины словно бы жил своей посмертной жизнью. В месиве слипшихся разлагающихся останков что-то булькало, пузырилось, шипело и едва заметно колыхалось, однако реальной опасности Стас пока не видел и не ощущал.
      Субтеррина, увязшая в мертвечине, больше не тревожила воду. Вокруг не было видно никакого движения. Разве что по полоске чистой воды в их сторону медленно дрейфовала какая-то бесформенная плавучая глыба, похожая одновременно на черный айсберг и на большой кусок пемзы. Но не настолько большой, впрочем, чтобы создать проблемы «Боевому кроту» и его экипажу.
      Стас еще издали различил глыбу 
      особымзрением. Свет фонариков до нее пока не доставал. Странная, конечно, штука, но не более того. Не страшная, во всяком случае. Не страшнее, чем всё вокруг. Никакой угрозы этот плавучий кусок не внушал, и жизни в нем не чувствовалось. Скорее всего, что-то оторвалось от какой-то сдохшей твари и попало в течение на чистой протоке.
      Три человеческие фигуры по бортовым желобам на помятой, исцарапанной и покрытой противной слизью титановой броне продвигались к задранной вверх корме – туда, где уродливым наростом громоздился облепленный падалью гребной винт. У каждого на плече висел компактный укороченный «калаш» со складным прикладом, а в руках был нехитрый инструмент. У Михеича – портативная электропила, у Стаса и Тани – ножницы с длинными рукоятками и мощными клешнями, которыми запросто можно перекусывать тросы и кабели.
      Стас, непривычный к изолирующим дыхательным аппаратам, чувствовал себя в противогазе новой конструкции не очень уверенно. Он шел осторожно, старался не свалиться с «крота» в вязкую топкую массу: из такого болота можно ведь и не выбраться. Еще он очень боялся повредить сумку с регенеративным патроном ребризера. Гришко прав: вряд ли атмосфера из газов, скопившихся над поверхностью подземного моря с разлагающимися трупами, пригодна для дыхания.
      – Спускайтесь на домкратные лапы, – послышался голос Михеича. – Только аккуратнее.
      Переговорное устройство, которым был снабжен каждый ребризер, искажало голос еще сильнее, чем динамик внутренней связи.
      Они добрались до домкратных рычагов-толкачей. Здесь все было облеплено какой-то склизкой дрянью, омерзительной на ощупь даже через толстые перчатки. Домкраты и винт словно опутывала сеть водорослей. Под огромным комом мертвечины нельзя было различить широких лопастей. Немудрено, что винт не крутится. К воде свисали клочья плоти и мерзопакостные соплевидные нити.
      Да уж, чем ближе, тем хуже. Стаса чуть не вырвало прямо в противогаз. Удержался, наверное, только из-за страха захлебнуться в рвотных массах.
      Они постарались закончить неприятную работу как можно скорее. По очереди светили и помогали друг другу. Стараясь не повредить лопасти, искромсали намотанные на винт органические останки, сбросили в воду.
      та не представлялось возможным. И все-таки теперь винт должен был крутиться. Теоретически должен был, хотя это еще предстояло проверить.
      – Отойти от кормы, – приказал Михеич.
      Они отошли, всем телом прижимаясь к титановой обшивке, чтобы не свалиться.
      Внешняя связь на субтеррине не работала, а переносные рации не могли пробить корпус «крота», поэтому общаться с Гришко нужно было по-другому.
      – Танюха, возьми-ка пилу, пока я ее тут не утопил. – Михеич протянул свой инструмент девушке. Та послушно взяла измазанную слизью электропилу. Вопросительно уставилась на Михеича через окуляры ребризерной маски.
      – Теперь дуй к полковнику. Скажешь: пусть по моему сигналу запускает винт. Только на малых оборотах, чтобы нас не стряхнул. А мы посмотрим, как оно тут работает и работает ли вообще.
      – По какому сигналу? – уточнила девушка.
      Михеич взял у Стаса ножницы. Показал Татьяне.
      – Стукну по обшивке два раза – пусть включает винт. Стукну один – пусть сразу выключает. Не перепутай.
      – Ясно, я пошла. – Таня была только рада поскорее вернуться в безопасное чрево «крота».
      – Только на малых оборотах, на малых! – крикнул Михеич в спину девушки. Та махнула рукой – поняла, мол, – и скрылась в люке.
      Михеич выждал немного, дав Тане время добраться до отсека управления и передать информацию Гришко. Затем дважды саданул тяжелыми ножницами по обшивке.
      Бум! Бум!
      Гулкое эхо прокатилось над покрытой падалью водой.
      Отклика от бубна Колдуна не было. Но снаружи гудело еще долго. Внутри Гришко тоже не мог не услышать сигнала.
      Услышал.
      Подземлодка вздрогнула, завибрировала, колыхнув толстый слой разлагающихся останков. Поднятый над водой винт медленно, с натугой, но все же провернулся. Раз, другой, третий… Потом завертелся легче, быстрее, разбрызгивая то, что еще оставалось на лопастях и под ними.
      Михеич ударил ножницами еще раз.
      Бум!
      Гришко отключил двигатель.
      – Сойдет пока. – Михеич вернул инструмент Стасу. – Держи.
      Тот сунул длинную ручку ножниц в ременную петлю: свободными руками все-таки удобнее держаться за «крота».
      – До чистой воды доберемся, а там, глядишь, все лишнее само смоется, – пробубнил Михеич.
      Ну и слава богу! Стас шагнул к люку, и…
      – А это еще что за дрянь? – прозвучал за спиной встревоженный голос Михеича.
      Стас обернулся. Ага, старик тоже увидел черный пемзоподобный «айсберг» в полоске чистой воды. Луч его налобного фонаря уперся в плавучую глыбу. Близоруко прищуренные глаза за окулярами противогаза пытались ее рассмотреть, а руки уже снимали автомат с плеча.
      Стас был спокоен. От этого куска непонятно чего по-прежнему никакой угрозы не исходило. Он, во всяком случае, ее не чувствовал. Хотя что-то Стаса все-таки смутило. Только что именно, он и сам пока не мог понять.
      – Ничего страшного, – не очень уверенно сказал Стас.
      – Ничего? – Михеич посветил вниз.
      Вот в чем дело! Вот в чем странность!
      Черный «айсберг» никак не мог подплыть к ним так близко. Там, где он был сейчас, совсем недавно колыхалась плотная масса гниющей мертвечины. Теперь же… Невероятно! «Айсберг» словно раздвигал ее. Он плыл сквозь нее, протягивая за собой полоску чистой воды, которая уже не смыкалась. Выходит, вовсе не течение влекло его по незатянутой падалью протоке. Он сам прокладывал себе путь.
      Плавучая глыба медленно, не спеша приближалась к «кроту».
    

    

      

        Глава 20
        Харон
      

      Пару секунд они молчали, и эта мертвая тишина посреди мертвых подземных вод показалась Стасу невыносимой.
      – Если эта штука доплывет до нас, мы сможем выбраться по его следу даже с нашим калечным винтом, – пробормотал Михеич.
      Вот почему он не спешит укрыться в субтеррине. Хочет убедиться, что «штука» доплывет.
      – Похоже на старика в лодке, – задумчиво произнес Михеич.
      А ведь действительно похоже. Сейчас, в фонарном свете, Стасу тоже показалось, что бесформенная глыба все же имеет определенную форму. Если мысленно отсечь многочисленные бугры и наросты, то получится… Внизу получится вытянутое основание, как у лодки. Вверху – сгорбившаяся фигура лодочника. Ну точно какой-то дремлющий старик, упершийся руками в колени и опустивший голову на грудь.
      – И плывет как будто… – луч от фонаря Михеича скользнул по расступающемуся перед носом «лодки» гниющему месиву и вскрывающейся чистой воде. – Как будто по реке плывет!
      Протока чистой воды в слипшейся мертвечине в самом деле напоминала реку, несущую свои воды мимо заболоченных берегов.
      Михеич тряхнул головой:
      – Не, ты посмотри! Твою ж мать, а! Прямо Харон на Стиксе.
      Стас уловил беспокойство в его словах. Михеич все-таки побаивался эту непонятную, но, вроде, неопасную плавающую глыбу. Он по-прежнему держал «айсберг» на прицеле.
      – Кто такой Харон? – спросил Стас. – Что такое Стикс?
      – Стикс – река в мире мертвых. Харон – перевозчик умерших на этой реке. – Михеич недовольно фыркнул. – Ты жил в «Аиде», Стас, мог бы и знать такие элементарные вещи.
      Элементарные? В самом деле?
      – Откуда я мог их знать? – удивился Стас.
      – Ну да, ну да. – Михеич по-прежнему смотрел не на него, а следил за глыбой-«лодкой». – Вы же у нас потерянное поколение.
      Ничего не происходило. Плавучая глыба вела себя, как… Как обычная плавучая глыба. Только чистая вода все ближе, ближе. Как будто «айсберг» подтягивает ее за собой к застрявшей субтеррине.
      – А ты откуда знаешь такие вещи? – спросил Стас. – Стикс? Харон? Кракен, опять-таки. – В голове вдруг мелькнула невероятная догадка. – Ты, случайно, с Колдуном не общаешься?
      «Пока Колдун не общается со мной».
      – Дурак ты, Стас! – фыркнул в противогаз Михеич. – Чтобы знать о Хароне и Кракене, не обязательно якшаться с колдунами. Информацию можно брать и из других источников.
      – Книги?
      – Никогда не любил читать. Зато с детства режусь в компьютерные игрушки. Из них и нахватался кое-чего.
      Стас пожал плечами. Он плохо понимал, о чем говорит Михеич.
      «Айсберг»-Харон тем временем приблизился уже почти вплотную. Лодкообразная глыба остановилась в нескольких метрах от задранной кормы «крота». Там же закончилась и чистая вода.
      
* * *

      – И что дальше? – спросил Стас. Вопрос был риторический, но Михеич все-таки ответил:
      – Вообще-то Харону… ну, настоящему Харону, полагается дать плату за перевоз, – неуверенно пробормотал он. – Может, этому тоже нужно заплатить?
      Этому? ЭТОМУ? Чему этому? Нелепая, дикая, сумасшедшая идея – платить плавучему куску непонятно чего. Но здесь, в мертвом подземном море, после всего, что уже видел и пережил Стас, она почему-то уже не казалась такой нелепой, дикой и сумасшедшей. Может, просто потому, что других идей не было. А может, потому, что черный «айсберг» остановился вот так: «носом» и «лицом» к ним. И сейчас неподвижный «лодочник» будто ждет от них чего-то. Как ждал Ящер.
      Перевозчик в мире мертвых… У него, наверное, много времени. Он, наверное, может ждать вечно.
      Что ж, кому-то приносят в жертву девственниц, а кому-то…
      – Чем платят Харону? – спросил Стас.
      – Раньше с ним расплачивались деньгами, – ответил Михеич.
      Деньгами? Очень интересно. Настоящими, что ли? А где их взять? Купюры и монеты были самыми бесполезными вещами в послевоенном мире. А бесполезные вещи с собой не носят и не возят. Вряд ли на субтеррине найдется хотя бы мелкая монетка или захудалая банкнота.
      – А патронами можно? – предложил Стас.
      Патроны в «Аиде» были самой ходовой обменной валютой.
      – Наверное, можно, – не очень уверенно отозвался Михеич. И уточнил: – Во всяком случае, можно попробовать.
      Стас отсоединил магазин. Выщелкнул патрон. Бросил на «айсберг». Звякнув, патрон отскочил в сторону, упал в плотный слой плавучей мертвечины и остался лежать там, тускло поблескивая в свете фонаря. Стас бросил еще один патрон. Постарался закинуть в «лодку». Бесполезно: этот тоже скатился вниз.
      «Харон» (или чем ЭТО было на самом деле) словно беззвучно смеялся над ними, не желая принимать то, что ему предлагали. А может, ему предлагали не то, что нужно? А может, предлагали не так? А может, перевозчик мертвых не собирался брать плату у живых?
      – Ладно! – Стас снова прищелкнул магазин.
      Что им двигало? Злость? Усталость? Отчаяние или безразличие к своей судьбе и судьбам остальных? Или это было другое? Смутное наитие, которое, минуя разум, побуждало к действию?
      Или просто хотелось сделать хоть что-то и хоть чем-то стронуть с места застывшее время и остановившуюся плавучую глыбу. Лишь бы не сдохнуть в мертвом подземном болоте среди булькающей мертвечины!
      Стас дернул затвор.
      – Ты что?! – вскинулся Михеич. – Сдурел?
      Одиночный выстрел прогремел гулко и страшно.
      Надо же – попал! На верхней части «айсберга» – там, где у каменного «лодочника» была «голова», – брызнуло облачко пыли и мелких осколков.
      В эхо выстрела отчетливым послезвучием вплелся продолжительный треск. Словно лопнул свод над головой.
      Но нет, обвала не последовало. Зато…
      Качнувшийся от удара пули «Харон» вновь пришел в движение. Черная глыба подалась назад. Потом – снова вперед.
      К ним!
      – Харон принял плату! – выдавил Михеич.
      «Так вот, значит, какая плата ему была нужна, – подумал Стас. – Пуля в башку».
      Плотное месиво перед «лодкой» лопнуло и раздалось в стороны, словно под действием незримой силы. Какой силы? Почему так происходит? Это Стаса интересовало в последнюю очередь. Честно говоря, его это не интересовало вовсе. После тех необъяснимых странностей, что остались за кормой «крота», эта была не самой странной.
      Черный «айсберг» неторопливо проплыл вокруг субтеррины, освобождая ее из вязкого плена.
      Гниющая падаль отступила. Под слоем разлагающихся останков появилась вода. По такой уже можно плыть, не опасаясь застрять.
      Лодкообразная глыба уткнулась в титановую обшивку и словно прилипла к ней.
      Она коснулась их случайно? Причалила? Взяла на буксир? И куда теперь потянет их Харон, перевозчик мертвых?
      – Смотри-ка, да он весь в трещинах! – Михеич посветил на отметину, оставленную пулей Стаса. Действительно, от маленькой черной точки по всему «айсбергу» густой паутинкой разбегались маленькие трещинки и трещины побольше.
      Похоже, выстрел нарушил целостность…
      Целостность чего?
      – Дай ножницы. – Михеич протянул руку к висевшему на поясе Стаса инструменту.
      – Зачем? – не понял тот.
      – Дай, говорю. И прикрой меня на всякий случай.
      Стас вынул ножницы из ременной петли, протянул их Михеичу, сам взялся за автомат.
      Михеич нагнулся. Дотянулся инструментом с длинными ручками до плавучей глыбы. Осторожно зацепил раскрытой «клешней» одну из трещин. Подковырнул. От черного «айсберга» откололся маленький кусочек. Выпал, словно фрагмент мозаики. Шлепнулся в воду, но не утонул. Остался плавать рядом. В глыбе, до того казавшейся монолитной, появилась дырка. В дырке зияла пустота.
      Михеич отколупнул еще один кусок – побольше. И еще. Он словно очищал от скорлупы огромное яйцо неправильной, совсем не яичной формы. Потом посветил в образовавшееся отверстие налобным фонариком.
      Нет, внутри пусто не было. Что-то там скрывалось внутри, под черной коркой. Что-то непонятное. Неподвижное. Оно было покрыто толстым слоем коросты так, словно это что-то облепили черной глиной. Причем, облепили наспех, небрежно, без всякого старания, лишь бы сохранить форму внутри, а не снаружи.
      – Эй?
      Стас непроизвольно дернулся на голос и чуть не пристрелил высунувшуюся из люка Таню. Михеич с перепугу тоже едва не запустил в девушку ножницами.
      – Гришко спрашивает, чем вы тут за… Ой, что это?! – Таня уставилась на плавучую глыбу.
      – Заткнись и не мешай, – не очень любезно отозвался Михеич.
      И, размахнувшись, стукнул ножницами по расколу на плавучей глыбе.
      На этот раз потрескавшаяся черная корка осыпалась вся.
      Луч фонаря осветил то, что скрывалось под ней.
      От неожиданности и страха Михеич подался назад и чуть не упал с «кротовой» брони. Сумел удержаться, но выронил ножницы. Инструмент плюхнулся в воду, которую очистил…
      Кто?
      «М-да, хорош Харон! – подумал Стас. – Ничего себе перевозчик!»
      
* * *

      На самом деле это оказалась не лодка. Но лодочник в не-лодке все-таки был. Скрючившись, он сидел в перевернутом бугристом панцире какой-то твари. Панцирь – вытянутое роговое образование, разделенное на отдельные сегменты, – лишь отдаленно напоминал лодку. Куда больше оно походило на длинную тарелку с невысокими, немного загнутыми вверх зубчатыми краями. В обычной речке, озере или море через такой низенький «бортик» перехлестнула бы даже слабая волна, но под землей нет ветра, и волн в подземных водоемах, наверное, тоже не бывает.
      Человек, сидевший в панцире неведомого монстра, был очень тощим и сильно заросшим. Длинные спутанные волосы закрывали опущенное вниз лицо и грудь. Грязные, тонкие ноги и руки, словно паучьи конечности, торчали из-под рваного балахона, который и одеждой-то назвать было трудно. Незнакомец был бос. Под прорехами в грубой мешковине виднелось ржавое железо. Стас разглядел консервную банку, большую шестеренку и целую связку крупных гаек. Все это висело на проволоке, намотанной поверх голого тела. Хотя какое там тело – кожа да кости. Натертая железом кожа, выпирающие кости… Скелет – не человек. Мумия. На которой кое-где чернели прилипшие куски разбитой коросты.
      И еще… Трудно было разобрать, на чем сидел «лодочник». Или, вернее, на ком. Явно не на скамеечке. Под тощим задом угадывалась какая-то усохшая дохлая тварь, сложившаяся в жесткое хитиновое бревно. Что-то с крыльями, упрятанными под накрылки, с поджатыми лапами, покрытыми крюкастыми шипиками, с массивными челюстями, напоминавшими по форме ножницы, которые держал в руках Михеич.
      Похоже на гигантского сверчка. Или на муравья. Или… Стасу трудно было даже подобрать подходящее сравнение. Подобных насекомых он еще не видел. А это, вне всякого сомнения, было насекомое. Этакая букашка, размером с…
      Вообще-то пока она находится в таком сжатом и скрюченном положении, ее истинные размеры определить трудно. Но и так понятно, что тварь немаленькая.
      После того, как раскололась и осыпалась черная корка, «лодочник» сидел неподвижно секунды три или четыре. Пораженные Стас, Михеич и Таня молча смотрели на него. Все трое, не сговариваясь, взяли «Харона» на прицел.
      Потом в мертвой тишине звякнуло надетое на незнакомца железо: человек-мумия пошевелился. Первыми ожили руки. Беспокойно задергались пальцы, двинулись предплечья, плечи. И лишь после этого человек поднял голову. Из-под неопрятных, сбитых в колтуны волос, появилось истощенное лицо. Впавшие щеки, глубокие провалы глазниц.
      Человек улыбнулся. Доброй такой, но совершенно неуместной здесь и неприятной улыбкой, еще более неуместной и неприятной, чем даже улыбка Колдуна, когда Илья был жив. В глазах незнакомца горели огоньки безумия. А вот оно сейчас и в этой обстановке было как раз-таки очень уместным.
      Во рту «лодочника» не хватало зубов. Во взгляде – осмысленности.
      – Ему что, противогаз не нужен? – ошеломленно пробормотал Михеич.
      Действительно, странно. Здесь же повсюду падаль толстым слоем! Как живой человек может дышать ядовитыми испарениями от плавучего могильника, да еще и улыбаться так непринужденно, даже не морщась? А впрочем, кто сказал, что этот, в балахоне и железках, – живой? То, что он движется, вовсе не значит, что он живет. Стас уже видел движущихся мертвецов. Колдуна, например.
      Или приплывший к ним «Харон» в рванье и ржавых веригах каким-то образом умеет очищать от мертвечины не только воду, но и воздух?
      Стас, Михеич и Таня смотрели на него, не решаясь ни стрелять, ни бежать. Впрочем, убежать и запереться в своей титановой скорлупе они бы все равно не успели: «лодочник» был слишком близко, ему ничего не стоило запрыгнуть на «крота» и схватить любого.
      
* * *

      – Мира вам, добрый дедушка, добрый дяденька и добрая тетенька! – приветствие незнакомца было столь же странным и пугающим, как и лучившаяся улыбка на его нездоровом изможденном лице.
      «Интересно, как он разглядел “тетеньку” под противогазом и в “химзе”?» – подумал Стас. Внешне Таня сейчас ничем не отличалась от мужчин. Да и разницу между «дедушкой» и «дяденькой» уловить практически невозможно.
      Тем не менее, «Харон» знал, кто есть кто. То ли по голосам определил, пока сидел в своем черном коконе, то ли еще как-то. Может, он тоже обладал каким-то 
      особымзрением и заглянуть за противогазы и защитные сталкерские костюмы ему оказалось проще, чем Стасу – за толстую коросту, которая не так давно покрывала «лодочника».
      – Ты кто? – спросил Михеич.
      Вопрос из-под противогаза прозвучал сдавленно, тихо и глупо. Как-то само собой получилось, что полномочия вести переговоры перешли к Михеичу, как к самому старшему. И Стас, честно говоря, был этому только рад.
      – Тютя, дедушка, – незнакомец продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. – Тютя Приблажный с тобой говорит.
      Странное имя. Не менее странное, чем сам «лодочник». Но что приблажный – это точно. И это еще мягко сказано.
      – Как ты… Ты здесь как? – прозвучал следующий вопрос Михеича – дурацкий и сбивчивый.
      – Тю на тя, дедушка! – безумец улыбнулся еще шире. – Просто Тютя здесь, совсем просто… Тютя шел, Тютя плыл, Тютя спал и… И Тютя встал.
      Тощий человек с безумными глазами и ненужной сейчас, а от того – особенно жуткой улыбкой, поднялся на ноги. Тихонько хрустнуло, расправляясь, примятое насекомое-скамейка, на котором он сидел. Осыпались висевшие на Тюте остатки коросты. Панцирь-«лодка» чуть качнулся под весом человека, однако не перевернулся. Эта «плоскодонка» устойчиво держалась на воде. А может, переместившийся центр тяжести был не так уж и велик, чтобы ее опрокинуть. Задохлик Тютя не производил впечатления массивного человека. И все же он внушал страх.
      Стас не опускал оружия. Михеич и Таня – тоже.
      – Как ты проплыл через все это? – Михеич указал автоматным стволом и лучом фонаря на разлагающуюся мертвечину.
      – Это Тютю не принимает, – прозвучал ответ, в котором послышались жалобные нотки. – Это Тютю пропускает. Тютя не это. Тютя сам по себе плывет. Тютя и вас может отсюда вывести.
      Такой, значит, здесь Харон…
      «Лодочник» с интересом осмотрел субтеррину.
      – А вы на ковчежце думаете спастись? – он говорил негромко, спокойно, убежденно и ласково. Так обычно взрослые разговаривают с упрямыми неразумными детьми. – Ох-ох-ох, не спасетесь уже.
      – Чего-чего? – пряча за угрожающим тоном страх, пробасил Михеич.
      – Грешникам от небесной кары по воде не уплыть и под землей не спрятаться. Тютя знает!
      И – сразу, без перехода:
      – А кто в Тютю стрелял? Ты стрелял?
      Палец – тонкий, узловатый, длинный, грязный, – ткнул в сторону Стаса.
      – Ты Тютю разбудил, добрый дяденька?
      Стасу стало не по себе.
      – Спасибо, добрый дяденька, – «лодочник», задрав голову, улыбнулся ему открытой щербатой улыбкой. – Тютя долго спал. Тюте просыпаться давно пора.
      Бр-р-р! Стаса аж передернуло от таких слов. И, наверное, не только его.
      – Слушай, Тютя, валил бы ты отсюда, а? – осторожно предложил Михеич.
      «В самом деле, – мысленно взмолился Стас. – Путь свободен, фарватер чист». Больше нужды в странном «лодочнике» не было. «Крот» теперь обойдется и без него.
      – Плыви, куда плыл, – добавил Михеич почти просительно.
      – Куда? Плыл? – «лодочник» задумался. Заканючил, как обиженный ребенок. – Тютя не знает, куда плыл. Тютя не помнит, зачем плыл. – Обвел взглядом падаль вокруг. – Тюте непонятно, Тюте страшно. Тюте надо… – он наморщил лоб, будто силясь что-то вспомнить. – Надо… – Видимо, вспомнил: – Тюте надо встретить…
      И замолчал.
      – Кого? – не удержался Стас.
      «Лодочника» как прорвало:
      – Дяденьку Колдуна не видели? – затараторил он. – Да-да-да, Колдуна. Тютя ждет его, Тютя ищет. Давно ждет и ищет.
      – Колдуна? – опешил Стас. – Илью, что ли?
      – Тю на тя! Колдун, Илья, Илья, Колдун. Какая разница, дяденька? Он в вашем ковчежце?
      – Нет, – ответил Стас.
      – Но он ведь был там? Правда?
      – Твой дяденька Колдун в могиле, понял? – снова вступил в разговор Михеич.
      – Так, а мы сейчас где, дедушка? Ты, я, он, она. – Тютя поочередно указал на Михеича, на себя, на Стаса, на Таню и противненько захихикал. – Здесь глубоко, темно, сыро. И мертвое кругом все, не живое. И над головой – землица. Это тоже могилка. Только большая и мокрая. Тютя знает.
      – Хватит каркать! – Михеич дернул автоматом. Наверное, сейчас ему было очень страшно.
      – Тю на тя! Тютя каркать не умеет. Тютя не черный пилот.
      – Что еще за пилот? – буркнул Михеич.
      – Который черный и летает.
      – Зачем тебе Колдун? – вмешался Стас.
      – Тюте надо, – лодочник понизил голос до шепота. – Дяденька Колдун с мертвыми разговаривает. Пусть с Тютей тоже поговорит. Тюте скучно.
      – А Тютя… э-э-э, то есть ты, – мертвый?
      «Лодочник» нервно дернулся, скуксил физиономию, будто собираясь плакать, беспокойно завертел головой. Забормотал, словно разговаривая сам с собой:
      – Тютя мертвый? Тютя живой?.. Тютя не знает. Тюте трудно понять. Пусть дяденька Колдун Тюте скажет. Дяденька Колдун разберется.
      Он всхлипнул, размазав по грязному лицу выступившие слезы.
      – Откуда ты его знаешь? – не отставал Стас.
      – Дяденьку Колдуна? – странный человечек, стоявший в панцире неизвестного существа, снова заулыбался. Наверное, у всех сумасшедших переменчивое и непредсказуемое настроение, вне зависимости от того, мертвые они или живые. – О, Тютя знает! Тютя видел. Тютя говорил…
      – С Ильей?
      – С Колдуном.
      – Где? – наседал Стас. – Когда?
      – В Ростове. Когда пришла последняя кара.
      В каком Ростове? Стас не понимал. И…
      – Какая кара?
      – Большая саранча. Саранча-муранча.
      – Кто-кто? – не понял Стас.
      – Му-ран-ча, – по слогам повторил Тютя. – Так ее называли глупые, которые стали мертвыми. Вот смотри, дяденька. – Тютя пихнул ногой дохлое скукоженное насекомое, на котором сидел. – У меня есть одна такая. Поднимайся, милая, давай-давай, вставай!
      Насекомое оказалось вовсе не дохлым. Или дохлым, но при этом достаточно подвижным. Призрак, что ли? В конце концов, если бывают призраки людей, почему бы не появиться призракам мутантов?
      
* * *

      Тварь приподнялась, зашуршала. Шевельнулись хитиновые надкрылки. Словно толчковые домкраты «крота», выдвинулись мощные задние лапы, покрытые бугристыми наростами. Лапы начали быстро и сильно елозить по жесткому пупырчатому хитину.
      – Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… – над мертвой водой разнеслось звонкое и такое же мертвое стрекотание, лишенное каких бы то ни было эмоций.
      Мутант расправил длинные узкие крылья. А в следующую секунду саранча, или как ее там… муранча – взлетела. Просто оттолкнулась от плавучего панциря-«лодки», на миг зависла над водой…
      Стасу показалось, что она вот-вот упадет. Но нет, не упала.
      «Рух-рух!» – крылья, как лопасти пропеллера, ударили по воздуху. И – «рух-рух-рух-рух!» – забили чаще, быстрее, разрубая темноту.
      – Твою ж мать! – выдохнул Михеич.
      Взвизгнула Таня.
      Лучики фонарного света не успели за тварью: она взлетела в темноту, к нависающим над водой сводам. Зацепилась где-то там, среди расщелин и сталактических сосулек.
      – Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… – теперь звук шел сверху. Казалось, мутант висит над самой головой. И чего от него теперь ждать – неизвестно.
      Как, впрочем, и от Тюти-«Харона».
      Стас вдруг с удивлением обнаружил, что Тютя залез на «крота». Взлетевшая тварь отвлекла внимание лишь на пару мгновений, а «лодочник» – вот он, стоит на выступе титанового крыла субтеррины. Когда только успел? Словно тоже перелетел, как эта… муранча. Так умеют только призраки и очень быстрые сталкеры.
      – Куда?! – Михеич направил автомат в грудь Тюте.
      Тот лишь улыбнулся в ответ. Своей кроткой, доброй, немного печальной улыбочкой душевнобольного.
      – В Тютю уже стреляли. Тюте не больно.
      И разве это не правда? Стас покосился на Михеича.
      – Назад, говорю!
      – Тютю не надо бояться, – увещевал «лодочник», пробираясь к ним. – Тютю надо слушать. Тютя поможет. Тютя спасет. Тютя ищет Колдуна. Колдун был здесь. И если был, значит, вернется.
      – Не вернется, – отрезал Стас.
      – Вернется, – стоял на своем сумасшедший. – Тютя подождет, сколько нужно. Тютя поплывет с вами.
      – Еще чего! – голос Михеича дрогнул. – Ну-ка проваливай ко всем четям!
      – Тютя к чертям не хочет. Они плохие, злые.
      – И тварь свою забирай!
      – Это не тварь, это кара! За неправедную жизнь и недостойные деяния! Саранча, сошедшая с небес на землю и еще ниже. Муранча, сожравшая грешников и не нашедшая праведников.
      – Тварь – она тварь и есть, – просипел Михеич. – Тварей стрелять надо.
      – Тю на тя, дедушка! – Тютя противненько захихикал. – Всех не расстреляешь. Каждая тварь послана на каждый человеческий грех. Сколько грехов понаделали люди, столько тварей и пришло им на погибель. На всех патронов не хватит. Ото всех не спасешься и не отобьешься. Тютя знает! Слушайте Тютю!
      – Стоять! Еще шаг – и шмальну!
      Стас уже не верил Михеичу. Если б хотел – шмальнул бы раньше. Тютя, наверное, тоже не верил. Или просто не слышал уже никого, кроме себя.
      – Но это еще не самая страшная кара, – продолжал он. – Хищные твари, насылаемые на род людской, – это всего лишь хищные твари. Есть вещи пострашнее. Возьмите Тютю с собой. Тютя защитит. Тютя вразумит. Всех вас.
      – Ага, еще одного психа на борту нам только и не хватало, – процедил Михеич.
      «Еще одного, потому что первый – я», – отстраненно подумал Стас. Но сейчас он был полностью согласен с Михеичем: Тютю внутрь впускать нельзя. Пока «лодочник» находился под черной коростой в виде застывшего айсберга, он опасности не представлял. Сейчас же… Сейчас Стас явственно ощутил исходящую от него угрозу. Такую мягкую, ласковую и неотвратимую.
      Тютя улыбался и шел к люку. Прямо на автоматы.
      Михеич не стрелял. Парализованная, онемевшая Таня – тоже. И Стас прекрасно понимал, почему. По той же причине, по которой не стреляет и он сам. Страшно.
      Ну не мог обычный человек находиться здесь, среди плавучего могильника, без изолирующего противогаза. И тем более вообще – без противогаза. А если он все же находится здесь без защиты – значит, он не обычный. И не человек вовсе. А если начнешь в него стрелять, то окончательно в этом убедишься. Вот поэтому-то и страшно.
      – Пустите Тютю в ковчежец. Дяденька. Дедушка. Тетенька. Пустите, – канючил «лодочник».
      Стас и Михеич отступали к люку. Таня уже почти добралась до него.
      – Пу-у-усти-и-ите-е-е! – Тютя, как капризный ребенок, забарабанил по титановой обшивке.
      Бум! Бум! Бум!
      Колдуна вызывает, что ли?
      Однако шаманский бубен не откликался.
      Бум! Бум! Бум!
      А удары становились все сильнее. Стас увидел, как под маленькими хиленькими кулачками дребезжит и прогибается титан. Субтеррина дергалась и покачивалась. Это было невозможно, но так было!
      А если Тютя собьет обшивку, как с него сбили черную корку? Или просто стряхнет в воду тех, кто не хочет его пускать в «крота»?
      Таня не выдержала первой. За ней – Михеич. Дали очередь. Еще одну. Еще…
      Пули прошили «лодочника» насквозь в районе груди и живота. Но как-то неправильно они его прошили. Не было ни крови, не вывороченного мяса. Были только сухие сквозные дырки. Пробитые железки на ржавой проволоке. Простреленные балахон и плоть. Свет от фонарей проникал сквозь пулевые отверстия, и Стас видел, как истончившиеся лучи режут тьму за спиной «лодочника».
      Но саму ходячую мишень это, похоже, ничуть не волновало. Тютя снова двинулся к ним. И даже улыбка никуда не делась.
      – Глупцы! Не отталкивайте Тютю!
      Таня закричала и юркнула в шлюзовой люк. Михеич выпустил еще одну бесполезную очередь. А потом…
      «Рух-рух-рух!» – услышал Стас. Звук шел сверху.
      Он едва успел поднять свой автомат навстречу падающему из темноты насекомому-мутанту.
      Если бы Стас ориентировался только на свет фонаря, ничего бы не вышло, но 
      особоезрение – это 
      особоезрение. Стас открыл огонь.
      Да, он был никудышным стрелком, но сейчас дистанция оказалась слишком мала, чтобы промахнуться, если видишь цель. Стас увидел. Успел увидеть. И нажать на спусковой крючок он успел тоже. Нажать раз, другой, третий…
      Часть пуль ушла мимо, посбивав сталактиты со сводов пещеры и осыпав «крота» градом гремящих осколков. Но некоторые все же попали в мутанта.
      От твари отлетело крыло, пара сбитых лап и несколько кусочков хитина. Они ударились о титановую обшивку с таким же звуком, что и осколки сталактитов.
      Саранча, или, как ее… муранча перекувыркнулась в воздухе, рухнула в полоску чистой воды. Трепыхнулась пару раз, подняв небольшой фонтанчик брызг. Пошла ко дну.
      Наверное, в автомате Михеича закончились патроны: он больше не стрелял. Дырявый, изрешеченный с ног до головы Тютя вцепился обеими руками в его ребризер.
      Стас направил автомат на этих двоих, но выстрелить не смог: широкая спина Михеича полностью заслонила маленького тощего Тютю. Да и какой прок стрелять в «лодочника»? Старый компьютерщик этим ничего не добился.
      Тютя дернул шланг ребризера. Сорвал с Михеича резиновую маску.
      Старик повернулся, пытаясь сбежать, и Стас увидел его лицо.
      Михеич все-таки вдохнул ядовитых испарений от гниющих останков. Это стало понятно сразу – по выпученным глазам Михеича, по его открытому рту, по рукам, метнувшимся к горлу.
      Да, обычный человек не мог жить в такой атмосфере. Только необычный. Только не человек. Такой, так Тютя.
      На свою беду «лодочник» слишком крепко держался за Михеича. Или просто, падая вниз, старик случайно увлек за собой и Тютю тоже. Они ушли под воду вместе, и, возможно даже, Михеич умер там быстро.
      Стас едва успел проскользнуть в закрывающийся люк шлюза: перепуганная до смерти Таня не собиралась ждать долго.
      
* * *

      – Что произошло? Кто стрелял? Почему стучали по обшивке? Как винт? Где Михеич? – едва они ввалились в отсек управления, Гришко засыпал их вопросами.
      Стас ответил только на последний:
      – Михеич погиб.
      – Да что у вас там…
      – Там Тютя! – нервно выкрикнула Таня, не дав полковнику договорить.
      – Что?
      – И чистая вода, – подхватил Стас. – Нужно убираться отсюда.
      Пока еще можно убраться…
      То ли слова, то ли состояние вернувшихся членов экипажа убедили полковника. Гришко больше не стал задавать вопросов. Склонившись над пультом, он выравнивал «крота», опуская задранный кормовой винт в воду. Без Михеича всю работу по управлению лодкой ему приходилось выполнять самому.
      Стас 
      особымзрением осматривал пространство вокруг субтеррины. Странно, но ни Тюти, ни тела Михеича он не увидел и не почувствовал. Зато оставшаяся после «лодочника» дорожка чистой воды еще не затянулась.
      «Крот» выровнялся.
      – Стас, куда нам? – спросил Гришко.
      – Чуть направо и прямо, – ответил Стас.
      Кормовой винт работал тяжело, но все же работал. Субтеррина постепенно набирала скорость.
      Следуя указаниям Стаса, «Боевой крот» двигался по свободному фарватеру. Справа и слева тянулись плавучие поля слипшейся мертвечины. Перемешанные разлагающиеся останки – как толстая болотная ряска.
      А впереди был…
      – Берег! – вскрикнул Стас.
      Хотя, конечно, это был не берег в обычном понимании этого слова, а…
      – Стена прямо по курсу, – пояснил он.
      Полоска чистой воды проходила мимо выступающего из глубин основания подземного свода. Здесь вода заканчивалась. Здесь можно было не выйти, но войти в сушу.
      Получается, что «Харон»-Тютя все же провел их по мертвой воде.
      – Слава богу! – облегченно выдохнула Таня.
      – Приготовиться к бурению! – Гришко тоже обрадовался. – Сейчас немного потрясет.
      Что ж, всегда трясет, когда одна внешняя среда сменяется другой. Пусть. Это не страшно.
      Кормовой винт «крота» втянулся в защитный стакан. Заработали бур и шнек. Потом подключились кормовые домкраты.
      В гладкую, обточенную водой отвесную стену субтеррина вошла легко. В твердой породе она двигалась даже быстрее, чем по воде. И это сейчас устраивало всех.
      – Ишь ты, навигация заработала, – сообщил Гришко.
      – И? – Стас ожидал продолжения. – Мы опять переместились туда, где быть не должны?
      – Опять, – подтвердил его предположение полковник.
      – И почему я не удивлена? – подала голос Таня.
      Истеричный смешок. Пауза.
      – Будем считать, что на этот раз нас переправил Харон, – задумчиво произнес Стас.
      – Что? – повернулся к нему Гришко.
      – Хотя нет, не Харон – Тютя, – поправил сам себя Стас. – Его зовут Тютя.
    

    

      

        Глава 21
        Объект
      

      Помещение, в котором они оказались во время очередного «всплытия» в контрольно-навигационной, как выразился Гришко, точке, по форме напоминало огромную цистерну с ребристыми краями, причем, цистерну, забитую множеством полезных вещей.
      На самом деле это был небольшой подземный комплекс из нескольких таких «цистерн», соединенных друг с другом туннелями и переходами. Убежище и склад в одном флаконе. Безлюдное убежище. Заброшенный склад. Заброшенный и, что самое главное, неразграбленный.
      «Всплытие» оказалось более чем удачным. Настолько удачным, что в такую удачу даже не верилось. Пробив толстую бетонную стену, субтеррина вынырнула из подземных недр прямиком в мародерский рай. Выбираться наружу пришлось по громоздившимся вокруг завалам из поломанных ящиков и коробок.
      И по их содержимому.
      Здесь было все, и всего было много. Продукты, оружие, боеприпасы, необходимое для выживания снаряжение… Немыслимые, невообразимые богатства, на которых весь «Аид» смог бы продержаться не один год.
      «“СОСНа”. Секретный объект стратегического назначения» – так туманно и расплывчато назвал это место Гришко.
      Стас изучал «объект» долго и внимательно, однако его 
      особыезрение и слух не выявили ничего подозрительного. Ну, то есть, совсем ничего! Никакой опасности. Никакого движения. Никаких признаков жизни. Ни людей, ни мутантов.
      Но как такое возможно?
      Гришко объяснил, как:
      – Все, кто знал об этой заначке, погибли раньше, чем смогли ее распечатать. Так что объект дожидался нас в целости и сохранности.
      Замеры показали: радиации за бортом нет. Да и прочей отраве здесь взяться вроде бы неоткуда. Можно было смело снимать противогазы. Стас сделал это первым. Осторожно вдохнул со смешанными чувствами и смутной тревогой… В воздухе, запечатанном под землей еще до Последней Войны, не было ничего примечательного. Воздух как воздух. Обычный затхлый и несвежий.
      Неподалеку обнаружилась генераторная с простенькой системой рубильников. Стас и Таня без особого труда запустили вентиляцию и включили свет. Изучать подземелья они отправились вдвоем, взяв все же на всякий случай по автомату. Гришко со своей больной ногой остался ждать возле «крота» с рацией.
      Тщательнейшая разведка подтвердила первое впечатление Стаса и предположение полковника. Внутри не было ни одной живой души, и в то же время здесь было все, что только могла пожелать душа. Невероятная находка!
      Округлые стены и своды больших бочкообразных залов, гулкие переходы, небольшие дежурки, оружейки, каптерки, подсобки, мастерские, жилые комнатушки и целые казематы, хозяйственные камеры, технические ниши и помещения, вентиляционные шахты, генераторы, выходные шлюзы, фильтры, гермодвери. Система жизнеобеспечения, система поддержания избыточного давления, система радиационной, химической и бактериологической защиты. Вроде бы все – в исправном состоянии. В общем, полная инфраструктура: заселяйся, подключайся и живи. И – самое главное – запасы, запасы, запасы, уложенные штабелями.
      В бункерах имелась даже пара скважин, пробуренных так глубоко, что вряд ли в воду могла попасть радиация с поверхности. Да, радиация – вряд ли, но… Стаса передернуло от неприятных воспоминаний. Подземное море, гниющие останки тварей… Если уж пить отсюда, то и эту воду лучше пропускать через фильтры.
      Таня пребывала от всего увиденного в восторженно-удивленном шоке. На какое-то время она забыла даже о смерти Кири и ужасах, через которые им всем пришлось пройти. Стас, наоборот, находился под гнетом непонятного давящего чувства. Чем-то «СОСНа» напоминала ему «аидовские» сектора и подземелья Перми. Вполне возможно, что разрушенный казанский бункер и затопленные нижегородские туннели тоже имели что-то общее с этим убежищем. Впрочем, это и неудивительно: наверное, все зарытые под землей секретные объекты в той или иной степени похожи друг на друга. Правда, закрытыми военными разработками, как в «Аиде», здесь не пахло, зато вовсю несло интендантской службой, стратегическими запасами или каким-то госрезервом на случай ядерной войны.
      Вот только тщательно собранный и бережно сохраненный резерв этот так никому и не понадобился. Никому, кроме случайных подземных путешественников.
      Хотя таких ли уж случайных?
      
* * *

      После разведки они собрались возле открытого шлюзового люка «Боевого крота». Расположились на груде поломанных ящиков с консервами, в которых подземлодка без малого не тонула. Тушенка, рыба, овощи, сгущенное молоко… Изобилие, которое почему-то сейчас не радовало Стаса. Вот не радовало, и все тут. А ведь вроде нигде никакого подвоха.
      – Кроме нас здесь никого нет, – доложил он полковнику.
      Гришко удовлетворенно кивнул.
      – Надо бы затариться в дорогу, – возбужденно предложила Таня. – Тут столько… столько всего…
      Полковник ничего не ответил. Ну да, он-то со своей больной ногой к погрузочным работам не пригоден: тут придется прыгать по завалам и таскать тяжести. Да и вообще… начальство. Наверное, Таня так все и поняла.
      – Мы сами справимся, – она покосилась на Стаса.
      Стас пожал плечами. Справиться-то можно.
      – Подержи. – Таня протянула свой автомат Гришко.
      Тот молча взял оружие, положил рядом.
      Стас тоже отдал полковнику автомат. Здесь им ничто не угрожало, а для работы нужно освободить руки. Гришко флегматично подтянул к себе и его «калаш».
      Так странно было чувствовать себя в безопасности за пределами «крота». Отвыкли они уже от такого.
      Гришко по-прежнему молчал, задумчиво разглядывая продуктовые завалы. В уголках его рта вызревала едва приметная улыбка.
      О чем думает сейчас полковник? Да о чем угодно, но только не о предстоящей возне с погрузкой. Конечно, чего о ней думать Гришко? Эти ходки совершать не ему.
      Таня неловко отошла по расползающимся консервам на несколько шагов и нерешительно уставилась в россыпи жестяных банок под ногами. Да уж, непростая задача: тут еще надо выбрать, что тащить в «крота», а без чего можно обойтись. Вообще-то затащить хотелось все. Странно все-таки, что Гришко не проявляет энтузиазма. Или он собирается оставить все здесь? И кстати, «здесь» – это вообще где?
      – Где мы находимся? – поинтересовался Стас.
      – Я уже говорил, – недовольно поморщился Гришко. – «СОСНа». Это секретный объект стратегического…
      – Я не об этом, – перебил Стас. – Географическое местоположение? Что показывает навигация?
      – Мы в Подмосковье, – ответил полковник. – Если быть точнее, то восточнее Москвы. А если совсем точно, то на юго-востоке.
      Очень интересно… Стас задумался. До сих пор Гришко поднимал «крота» на поверхность в крупных городах. Пермь, Казань, Нижний Новгород… А сейчас контрольно-навигационная точка «всплытия» почему-то оказалась не в Москве, а в Подмосковье. И ведь как удачно они «промахнулись». Если это вообще был промах.
      – Значит, Москва рядом? – улыбнулась Таня. Пожалуй, это была ее первая настоящая улыбка с тех пор, как погиб Киря.
      – Значит, рядом, – улыбнулся ей в ответ Гришко.
      – И Московское метро тоже?
      – И метро тоже, – с улыбкой подтвердил полковник.
      – И когда мы туда отправимся?
      – Никогда, – все так же улыбаясь, ответил Гришко.
      Улыбка сползла с лица Тани. Девушка утратила дар речи, поэтому следующий вопрос за нее задал Стас.
      – В каком смысле «никогда»? – осторожно поинтересовался он. – Мы, кажется, хотели добраться до Москвы и найти там людей?
      – Планы изменились, – отрезал полковник.
      – Разве? – Стас внимательно смотрел на Гришко. – А когда? Когда они поменялись, твои планы, полковник? Или, может быть, твои настоящие планы на самом деле не менялись никогда?
      Гришко снова улыбнулся:
      – Ты уже понял, Стас, да?
      – Тебе Москва не нужна была с самого начала? – Стас начинал жалеть, что они с Таней отдали оружие. Теперь-то уже поздно: их стволы под рукой у Гришко. А вокруг «Боевого крота», как назло, громоздятся только ящики и коробки с консервами. Штабеля с оружием – в другом помещении. Побежишь туда – полковник может и пулю вдогонку пустить.
      – Не-а, не нужна. – Гришко покачал головой. – На кой она мне сдалась, Москва эта? Мне нужно было попасть в безопасное и сытое место, где можно спокойно дожить свой век, а «крот» – это всего лишь способ до него добраться.
      – И ты не собирался никого искать?
      – Чтобы оказаться в положении бедного родственника? Нет уж, увольте! Я искал только возможность выжить и ни от кого при этом не зависеть.
      – То есть, ты искал склады, вроде этого, да? «СОСНы» искал? Каждый раз, когда «крот» поднимался на поверхность, мы оказывались в каком-нибудь подземном секретном объекте. Только в Перми он был разграблен, в Казани – взорван, в Нижнем Новгороде – затоплен.
      – Верно, – не стал отрицать Гришко. – До «Аида» мне довелось послужить на разных объектах, в том числе и там, где имелись нычки на случай глобальной войны и прочих катаклизмов.
      – Дай-ка угадаю, где ты служил. – Стас невесело усмехнулся. – Пермь, Казань, Нижний Новгород, Подмосковье…
      – Вообще-то, была еще пара мест, но они слишком далеко от «Аида», да и запасов там поменьше. Я вбил в навигационную систему координаты наиболее перспективных объектов. Мы их проверили все. Подходящим оказался последний. Этот. – Гришко обвел руками вокруг.
      – Подходящим для чего?
      – Для жизни, Стас, для жизни. И теперь можно сказать, что жизнь удалась. Так чего еще надо?
      Таня молча слушала и растерянно хлопала глазами. Наверное, для нее все это тоже было откровением.
      – Твоя жизнь удалась, а жизни тех, кто остался в «Аиде»? – Стас в упор смотрел на Гришко.
      – Они все равно должны были умереть. Запасы продовольствия кончились, а ваш «гэшный» сельхозсектор не оправдал надежд. Мы бы не смогли прокормить даже малую часть «Аида». Начались бы внутренние разборки, война за еду, хаос. Дело закончилось бы голодным мором или каннибализмом. Мне в этом участвовать не хотелось.
      – Но если ты знал, где находятся склады с продовольствием, и если у тебя был «Боевой крот»…
      – То что? Что я, по-твоему, должен был сделать, Стас? Гонять субтеррину туда-сюда и возить жрачку через полстраны? Ну, привез бы я одну партию, ну две, ну три… ну продлил бы агонию еще на какое-то время. И все. «Крот» старенький, на ладан дышит. Его бы на большее не хватило. Да и сама дорога… Вспомни, с каким трудом мы добрались сюда. А ведь это только покатушки в один конец.
      – Но ведь можно было… – Стас наморщил лоб. – Можно было… Ну, не знаю! Хотя бы взять с собой больше народу.
      – Нельзя было. – Гришко покачал головой. – Во-первых, я взял ровно столько людей, на сколько рассчитана система жизнеобеспечения субтеррины в условиях длительного пребывания под землей. Во-вторых, я брал только тех, кому мог доверять. Не считая тебя, конечно: ты-то на борт попал случайно – скажи спасибо Колдуну. А если бы все было по-другому? Если бы по «Аиду» поползли слухи о том, что полковник Гришко набирает команду и намеревается куда-то свалить, представляешь, что бы тогда началось?
      – Надо было все-таки выйти на контакт с ебуржцами, – заговорила, наконец, Таня. – Попросили бы у них помощи. Может, и договорились бы. Раз у нас был не только «крот», но и координаты складов… Это хорошие козыри.
      – Нет, не договорились бы, – возразил Гришко. – Это не козыри, а соблазн. Если бы мы дали о себе знать, то огребли бы по полной. Возникли бы проблемы похлеще голода.
      – Проблемы для тебя или для нас? – уточнил Стас.
      Гришко дернул щекой, словно его задели за живое. Или правда задели? Полковник, привыкший чувствовать себя маленьким «аидовским» князьком, просто не хотел быть свергнутым чужаками?
      – Ты боялся конкурентов? – спросил Стас напрямую.
      – Не конкурентов, – процедил полковник. – Карателей. Ебург подминают под себя федералы. Может быть, уже подмяли.
      – Какие федералы? – не понял Стас.
      – Войска федерального правительства. Оно восстанавливается.
      – Так значит, надо было договариваться с федералами! – хлопнула себя по коленке Таня. – Это же еще лучше!
      – Это хуже. Для них мы – дезертиры. Не забывай, Танечка, когда-то я сорвал самоликвидацию «Аида».
      Вообще-то трудно забыть о том, о чем «аидовцам» рассказывают с детства. Чувство благодарности было одним из столпов, на которых держалась власть Гришко. Даже если благодарность эта смешана со страхом.
      – Но прошло столько лет! – пробормотала Таня.
      – Все равно. Такого не прощают.
      «Тебя, возможно, и не простят, – подумал Стас. – Остальных федералы, может, и простили бы. Но ты ведь всегда думаешь о себе, полковник. И когда не позволил уничтожить «Аид», ты тоже в первую очередь спасал свою драгоценную полковничью задницу».
      – Нас обнаружили бы, – продолжал Гришко. – Рано или поздно. И, скорее всего, рано. В сторону «Аида» уже двигались военные колонны. Думаете, они везли гуманитарную помощь? Я в этом сильно сомневаюсь.
      – Мы бы могли попробовать отбиться, – насупилась Таня.
      – Попробовать – могли бы. Отбиться – нет. Федералам тоже нужна подземная лодка. И если бы они выяснили, что «Аид» уцелел…
      – Как вовремя появились камнегрызы, а? – перебил его Стас. – Очень вовремя, не так ли, полковник? Появились и разом решили все проблемы.
      Таня изменилась в лице. Девушка с ужасом смотрела на Гришко.
      Стас еще раз посмотрел на автоматы. Нет, не получится. Не дотянуться.
      
* * *

      Полковник не по-доброму улыбнулся.
      – Стас, ты всегда был таким проницательным или нахватался у Колдуна?
      – Так значит… значит… – простонала Таня, но не закончила фразы.
      – Ладно, чего уж там. – Гришко махнул рукой. – Я попросил Лёню об одной услуге.
      – Впустить мутантов в вентиляцию? – уточнил Стас.
      Вот кто это сделал!
      – Открыть наружные заслонки, отключить защитный электрический контур, привлечь внимание мигрирующих камнегрызов, привести их за собой к «Аиду», а потом убраться вместе с нами на субтеррине. Хороший сталкер справился бы с этим, – вздохнул Гришко. – Но, видимо, я переоценил Лёню. Он оказался недостаточно хорош. Этот сталкерский экзамен Лёня не прошел.
      Стас вспомнил злой и полный тоски взгляд в глазах Лёни. А может быть, тогда, в коридоре, перед бронированной дверью сектора «А», он просто не захотел спасаться. Может, после того, что уже было сделано, Лёня понял, что жить с этим дальше не получится. Может, да, а может, нет… Как теперь узнать?
      Таня покачала головой:
      – Лёня не мог согласиться на такое.
      – Мог. И согласился. Он хотел, чтобы спаслась Катя, а я убедил его в том, что спастись и остаться в «Аиде» – это две большие разницы. Ну и… Чего не сделаешь ради такой девочки, а, Стас? – полковник усмехнулся. – Ты ради нее тоже, помнится, лез под отравленные стрелы и бросался на ДУК-камеру. В общем, я вкратце обрисовал Леониду сложившуюся ситуацию, чуть подробнее описал печальные перспективы «Аида», если все оставить как есть, и он выполнил задание. Жаль, что сам при этом погиб.
      Или не просто погиб? Или сделал сознательный выбор? Или, спасая Катю, Лёня вовсе не собирался спасать себя?
      – И никто больше не знал о твоих планах? – спросил Стас. – Даже Колдун?
      Проницательность которого давно стала притчей во языцех и от которого очень непросто что-либо скрыть.
      – У нас с Колдуном был разговор, – ответил Гришко. – Мне удалось убедить его в том, что я поступаю правильно.
      «Интересно, каким образом?» – подумал Стас, но спросить не успел.
      – Зачем? – Таня качала головой. – Я все равно не понимаю, зачем нужно было так поступать?
      – Как зачем, Танюша? – Гришко поднял брови в деланом удивлении. – Вы все знали о «Боевом кроте», вы втайне готовились к экстренной эвакуации, но не будь для нее серьезного повода… не будь камнегрызов, кто бы отправился со мной под землю на старой субтеррине? И кто бы согласился на путешествие в один конец? Ты сама, узнав о федералах, первым делом предложила договариваться с ними или драться за «Аид». Но вести переговоры на равных с сильным противником невозможно.
      «Переговоры-то вести можно, – подумал Стас. – Просто лично для тебя, полковник, такие переговоры крайне невыгодны. И ты это прекрасно понимал».
      – Как нет смысла отстаивать в неравной борьбе то, что уже обречено, а значит, не имеет ценности.
      – А люди? – спросил Стас. – «Аидовцы»?
      ается иного выбора, кроме как бегство из «Аида». Такая команда во всем доверяет командиру и беспрекословно выполняет его приказы. Она действует слаженно и сплоченно. У такой команды не возникает дурных мыслей о правильности и неправильности происходящего. Такая команда ни в чем не упрекнет своего лидера и у нее не возникнет соблазна пустить пулю в голову вожака. На время путешествия мне нужна была команда верных помощников. Но теперь, когда мы нашли место для новой жизни, зачем вспоминать о прошлом?
      – Говорят, без прошлого нет будущего, – заметил Стас.
      И правильно говорят. Некоторые события из прошлого сильно влияют и на настоящее, и на будущее. Последняя Война, к примеру, ну о-о-очень сильно повлияла.
      – О будущем я тоже подумал, – ухмыльнулся Гришко. – Я ведь не случайно подбирал команду из мужчин и женщин. Новая колония на старых запасах, – полковник обвел рукой пространство вокруг себя, – должна была стать гармоничной. И конфликтов в ней быть не должно. В том числе и конфликтов из-за самок.
      Грубо, цинично, но честно.
      – Дорога оказалась опаснее, чем я предполагал, – продолжал Гришко. – Мы многих потеряли, но изначально все было просчитано правильно.
      – Для чего правильно? – нахмурившись, спросила Таня.
      – Для получения здорового потомства, – как ни в чем не бывало ответил полковник. И пояснил: – Я и Вера – одна пара. Киря и ты, Танечка, – вторая.
      – А Лёня и Катя – третья? – закончил за Гришко Стас.
      Он вспомнил, как Тютя назвал их субтеррину ковчежцем. А что? Каждой твари… только на этот раз каждой человеческой твари – по паре. И еще немного. Про запас, так сказать.
      – С Лёней и Катей не все так просто, – покачал головой Гришко. – Лёню я выбрал как лучшего сталкера «Аида». Но по той же причине для Кати нужна была другая пара. Рано или поздно и ему, и ей пришлось бы с этим смириться.
      Глумливая ухмылка полковника напомнила Стасу, в чем дело. Ну да, конечно… Бедолага Лёня, нахватавшийся на поверхности радиации и растерявший в сталкерских вылазках мужскую силу, не годился для продолжения рода.
      Может, поэтому он и не прошел тогда через бронированную дверь сектора «А»? Может, поэтому – тоже? Предпочел выместить злость на камнегрызах и погибнуть. Впрочем, все это было не более, чем домыслы.
      – И с кем же ты собирался свести Катю? – поинтересовался Стас.
      Селектор хренов, блин!
      – Михеич – слишком стар. – Гришко говорил с таким видом, будто разъяснял прописные истины. – Додик – тоже. К тому же возня с реактором не добавила еврею здоровья. Этих технарей я взял только потому, что они прекрасно знали свое дело и заменить их было некем.
      – Тогда остается Колдун? – удивился Стас. – Ты хотел отдать Катю Илье?
      – Это было его условие, – кивнул Гришко. – Он поддержал мою затею с камнегрызами и вынужденной эвакуацией, но попросил себе акустика. Наш Колдун давно положил глаз на девочку.
      Вот оно что! Вот чем Гришко купил лояльность «аидовского» психолога. Стас только покачал головой. И не потому ли Илья так усердно убеждал его самого в том, что Катя ему, Стасу, не нужна. Ну и гад!
      – Колдун готов был ждать, сколько нужно, пока Лёня поймет, что в новых условиях Катерина должна принадлежать другому. К тому же Илья знает подходы к людям, и, возможно, он смог бы убедить Лёню и Катю…
      – Вот только Колдун погиб первым, – сказал Стас.
      – Вторым, – уточнил полковник. – После Лёни. Но на «кроте» – да, первым. Когда его не стало, я подумал, может, у вас с Катериной что-нибудь получится.
      Очень смелое предположение.
      – Она меня… – начал было Стас.
      – Ненавидела, знаю, – перебил Гришко.
      «И боялась, – мысленно дополнил Стас. – И еще неизвестно, что хуже».
      – Но говорят же: стерпится – слюбится.
      – А если бы не стерпелось? Если бы не получилось?
      – Тогда я сам от второй женщины отказываться бы не стал. И Вера, полагаю, не стала бы возражать.
      Таня фыркнула. Стас сжал кулаки. Ну конечно, альфа-самец, обзаводящийся гаремом. Старая как мир история. Жаль, все-таки, что они с Таней так глупо отдали стволы.
      – Только не сложилось… – Гришко помрачнел. – Ни у тебя, ни у меня, ни у кого. Мы теряли людей слишком часто, и мои планы полетели к чертям. Теперь придется все переиграть.
      – Как? – насторожилась Таня.
      – Думаю, из нас с тобой, Танечка, тоже получится хорошая пара. Новые местечковые Адам и Ева. – Гришко повернулся к Стасу. – Ты же не станешь претендовать на подругу Кири?
      Стас покосился на Таню. А подругу Кири Гришко спрашивать не собирается?
      Девушка заговорила сама.
      – Быстро же ты забыл свою Верочку, полковник. – Таня сейчас даже не смотрела на Гришко. Скривив губы, она разглядывала старые консервные банки, ради которых, собственно, все было затеяно и проделано. Она разглядывала их так, словно это были какие-то омерзительные жестяные твари-мутанты. И что-то подсказывало Стасу: хорошей пары из Гришко и Тани уже не получится.
      – Я ее не забыл. – Гришко нахмурился. Его голос звучал тихо и глухо. – Мне жаль ее, как и твоего Кирю. Вера была хорошей женой, Киря был хорошим бойцом. Но сейчас нет ни ее, ни его.
      – Его нет, потому что ты так захотел, – заметил Стас.
      – Что? – Таня встрепенулась и подняла глаза. Она недоверчиво смотрела то на Стаса, то на полковника.
      Стас собрался с духом:
      – Когда мы уходили под землю в Нижнем, Киря был у нас на броне.
      – Это правда? – девушка снова поочередно смотрела на них двоих, не зная, на ком остановить взгляд.
      Гришко предпочел отмолчаться, и ей ответил Стас.
      – Правда, – может, нужно было сказать Тане об этом раньше? А может, не нужно было говорить вообще.
      – А ведь я слышала, как Киря стучал по обшивке, но… – Таня всхлипнула.
      «Но полковник убедил тебя в том, что это тебе просто показалось. – Стас с сочувствием смотрел на девушку. – Гришко умеет убеждать людей в том, что ему выгодно».
      – Я видел, как Киря стучал. И полковник это знал. Я говорил ему. Но он предпочел поступить так, как поступил.
      – Это правда? – теперь Таня смотрела только на Гришко, и по глазам медика видно было, что в отрицательный ответ она уже не поверит.
      – Стас, ну и зачем ты? – досадливо поморщился Гришко. – Зачем рассказал? Кому от этого станет легче?
      – А зачем ты?! – Теперь глаза Тани горели от ярости. Казалось, она испарит полковника взглядом, как мегатонным ядерным ударом. – Зачем ты так?! С Кирей, со мной, со всеми?
      Только Гришко не испарился, не испепелился и даже не поплавился. Люди вроде него – особая порода. Тугоплавкая. Как титановая броня «Боевого крота».
      – Зачем? – не унималась Таня. – Зачем? Зачем?
      Ее взгляд скользнул по автоматам, бывшим, увы, вне пределов досягаемости. Наверное, тоже жалеет, что так неосмотрительно отдала ствол.
      – Прекратить! – Гришко повысил голос, добавив командных ноток. Вот только сработает ли это сейчас? – Хватит о том, что было. Сейчас надо думать о том, что будет. А будет так, как я сказал. Жизнь продолжается. И не надо, не надо на меня так зыркать, Танечка. Ни у тебя, ни у меня нет выбора. Ты же не выберешь этого. – Гришко пренебрежительно кивнул на Стаса. – Если у нас не получилось создать полноценную колонию – создадим семью. В этом тоже есть положительный момент: припасов надольше хватит.
      – А я кем буду? – усмехнулся Стас. – Другом семьи или ее запасным э-э-э… членом?
      – Стас, извини, – сухо сказал полковник. – Ты свою миссию уже выполнил и, сказать по правде, успел нагнать на меня страху.
      «Мои 
      особыеспособности, – подумал Стас. – Наверное, он об этом».
      – А жить рядом с тем, кого боишься или боялся раньше, – неправильно и глупо. К тому же ты слишком много болтаешь. В общем, третий лишний. Мы уж здесь как-нибудь сами, без тебя.
      – Изгнание? – невесело усмехнулся Стас.
      Ему вспомнился Двойник. Тот, другой Стас-сталкер. В одиночестве тоже можно жить. Даже на поверхности. Некоторое время.
      Однако он не угадал.
      – Нет, Стас, не изгнание. Сделаем все проще, быстрее и надежнее, – полковник вытащил из кобуры пистолет.
      Гришко не собирался оставлять в живых того, кто способен был его напугать или хотя бы напоминал своим существованием о былом страхе. И тратить автоматную очередь на того, кого можно пристрелить из проверенного пистолета, он тоже не собирался.
      
* * *

      Стас смотрел в черный глаз ствола. Пистолет в руке Гришко смотрел на него. Вот и всё? Долгий путь под землей закончен. Найдена уютная нора, доверху забитая жратвой и полезными ништяками. Больше нужды в живом локаторе нет.
      – Прости, Стас, и прощай.
      Великолепно! У полковника хватило совести попросить прощения, прежде чем пустить пулю.
      Стас видел, как палец Гришко медленно вдавливал спусковой крючок.
      А вот как кувыркнулась в воздухе запущенная Таней консервная банка, он заметить не успел.
      Кажется, эта была тушенка.
      Удар пришелся полковнику в ухо. Голова и рука Гришко дернулись.
      Выстрел. Пуля ушла правее и, оцарапав плечо Стаса, звякнула о борт «крота».
      – Твою ж мать! – теперь полковник старался держать на мушке и Стаса, и Татьяну. Из-за левого уха Гришко текла тонкая струйка крови. – Ты что творишь, сука?!
      Конечно, Тане было плевать на Стаса. Она не спасала его. Наверное, она просто сорвалась.
      – Киря тебе верил! – тряхнула девушка рыжей головой. Глаза ее горели. – Мы все тебе верили!
      – А я никого и не обманывал. Разве что не договаривал правды.
      – Ты спасал свою шкуру!
      – Но при этом и ваши шкуры приходилось спасать тоже.
      – Киря погиб из-за тебя!
      – Он умер бы в любом случае.
      – Чтоб ты сдох, гнида!
      – Ну что ж, спасибо, Танюша. – Гришко криво усмехнулся. – Спасибо за то, что не скрываешь своих чувств. Знаешь, если ты ставишь меня перед выбором: провести остаток жизни с истеричной стервой или жить одному, я, пожалуй, выберу последнее.
      – Припасов надольше хватит, да, урод?!
      В бесстрастной тишине бункера прогремел еще выстрел. Стас видел, как рыжая голова Тани взорвалась, забрызгав кровью банки с тушенкой.
      Когда пистолет вновь начал поворачиваться в его сторону, Стас уже действовал. До полковника было слишком далеко – не допрыгнуть, а старые консервы оказались не очень эффективными метательными снарядами. Зато рядом темнеет открытый люк «крота».
      Стас змейкой скользнул в шлюз субтеррины. Гришко опоздал лишь на долю секунды. Но, отвлекшись на Таню, он все же упустил Стаса.
      Выстрел.
      Пуля влетела в шлюз вслед за Стасом. Срикошетила у самой головы. Не попала.
      А полковник уже карабкался по груде поломанных ящиков и коробок к люку.
      Стас протянул руку – закрыть люк.
      Не вышло.
      Гришко выстрелил еще раз. Пуля вошла в правое предплечье и отбросила руку. Жгучая боль резанула по кости. Шипя сквозь зубы, как раненый мутант, Стас выкатился через внутренний люк шлюза в коридор. Задраить тяжелую, с тугим запорным кольцом дверь шлюзовой камеры одной рукой было нереально. Оставалось только одно: бежать.
      Но куда убежишь в подземной лодке?
      «Оружейная?» – промелькнула мысль. Бесполезно: отсек, в котором хранится оружие и сталкерское снаряжение, заперт, а как его открыть, Стас не знал.
      Он бросился к отсеку управления. Из простреленного предплечья хлестала кровь. Сил хватало лишь на то, чтобы открывать и закрывать за собой переборчатые двери. А вот крутить неподатливые кольца запоров… Да и какой смысл? На коридорных дверях они не блокируются, а с противоположной стороны каждой двери имелось такое же запорное кольцо, с которым полковник справится быстрее.
      Сейчас следовало использовать другое преимущество: здоровые ноги и скорость. Гришко со своей покалеченной ногой не так проворен, как он. Зато у полковника были две руки. А еще – пистолет. И автоматы Стаса и Тани.
      Стас ввалился в отсек управления. Здесь дверь уже можно не просто закрыть, а заблокировать изнутри. Что очень кстати.
      Он навалился на переборчатую дверь. Слава богу, она не столь тяжела, как шлюзовая. Стиснув зубы от боли, Стас прокрутил запорное кольцо. Получилось не до конца, но и так сойдет. Ударом ладони вбил блокирующий фиксатор. Все, теперь с той стороны дверь не открыть.
      Вероятно, так было задумано, чтобы никто не мешал командиру принимать и – главное – выполнять непопулярные решения. Вообще-то на его памяти Гришко запирал отсек изнутри лишь однажды – после их визита в адский предбанник, когда команда, выставив Стаса в коридор, обсуждала его дальнейшую судьбу. Теперь пришла пора поквитаться. Теперь Стас оставил по ту сторону двери самого Гришко.
    

    

      

        Глава 22
        Прозрение
      

      На пульте управления ожил динамик внутренней связи. Полковник хочет поговорить? А что ему остается? Запертую изнутри дверь не выломать и не расстрелять.
      – Стас! – донесся из динамиков голос Гришко. Немного искаженный, но в целом – спокойный. Полковник уже взял себя в руки.
      – Слышишь меня, Стас? Я знаю, ты слышишь.
      Он-то слышал. Только отвечать не собирался.
      – Открой, Стас!
      Ага, разбежался!
      – Ты же понимаешь, что рано или поздно тебе придется выйти.
      Да, он это понимал. Но пока выходить не собирался.
      Выйти сейчас – это верное самоубийство. Но ведь свести счеты с жизнью можно и не выходя из отсека. Причем, можно свести счеты с собственной жизнью так, что и Гришко в живых не останется.
      Не то чтобы ему очень понравилась идея. Просто других не было. А за дверью ждал вооруженный полкан, готовый рвать его на куски. Стас склонился над пультом управления.
      За время подземного путешествия он провел много времени, стоя за креслом Гришко и наблюдая за ним. Полноценно управлять «кротом» Стас, конечно, не научился, но некоторые элементарные вещи ему уже были под силу.
      Например, запустить двигатели.
      – Стас! – хрипел динамик голосом полковника. – Мы еще можем договориться!
      Вранье. Не можем. Стас это знал, и это знал полковник.
      – Стас, отзовись!
      Внутреннюю связь можно было бы вообще отключить, но голос Гришко Стасу не мешал. Наоборот, хотелось услышать, что скажет полковник, когда все начнется. Да и вообще, Стас был занят.
      Щелчок тумблера. Еще один переключатель. Теперь нажать пару кнопок. И еще вот эти две…
      Хорошо, что управление всеми системами субтеррины сейчас замкнуто на командирском пульте. И хорошо, что автоматика берет на себя большую часть функций. Человеку остается только нажимать кнопки.
      Стас нажимал. Два или три раза он ошибся – вдавил в панель не те переключатели, но быстро исправил ошибку.
      Пульт управления ожил, вспыхнул разноцветными огоньками. Подземлодка вздрогнула. Тихонько завибрировал под ногами пол. Загудели двигатели.
      – Ты что творишь, Стас?! – голос в динамике зазвучал громче: ага, полковник все-таки нервничает. – Идиот! Ты не сможешь вести «крота»!
      Ну, это мы еще увидим. Стас смотрел на пульт и – 
      особымзрением – на подземлодку. В лодку. И за нее. Сейчас он видел все сразу.
      Выдвинуть гусеничные шасси не получилось. Зато кормовые толкачи пришли в беспорядочное движение, вороша складские завалы. Субтеррина засучила задними лапами-домкратами, как издыхающий механический паук, – лязгая, звеня, царапая пол.
      Взвыли, завертелись, кроша ящики и коробки, фрезерные головки бура.
      Заработал шнек, сминая консервные банки.
      Подземлодка завалилась на бок. Стас удержался в накренившемся кресле лишь благодаря высоким подлокотникам. Надо бы пристегнуться. Он щелкнул пряжками страховочных ремней. Вот так… Порядок.
      Многотонная махина уже ползла – без гусениц, на домкратах и вращающемся шнеке. Она словно плыла по грудам коробок и консервным банкам. Субтеррину немилосердно трясло. Что-то орал Гришко. Не по внутренней связи уже – просто так орал. Полковника бросило на коридорную стенку, в переплетение труб и кабелей, и теперь он пытался оттуда выбраться.
      Стас его не слушал, но видел 
      особымзрением, как Гришко продвигается обратно к шлюзовому отсеку. Только вряд ли полковник успеет. При таком крене и при такой болтанке лезть по коридору через внутренние перегородки было непросто. Тем более, с больной ногой. Гришко двигался налегке: он то ли выбросил автоматы Стаса и Тани, то ли оставил их где-то снаружи, но и это ему вряд ли поможет.
      Скрежеща титановым брюхом о пол, разнося в щепки поваленные штабеля с продуктами, перекошенный «Боевой крот» медленно полз по подземному складу. Но бетонная стена – округлая ребристая – совсем рядом. «Крот» был перед ней. Нет – уже в ней.
      Бур вгрызся в бетон. А когда Гришко добрался, наконец, до люка, в стену вошел корпус субтеррины.
      Полковник не смог ни выскочить наружу, ни закрыть люк. Из открытой шлюзовой камеры в коридорную кишку валил рыхлый грунт вперемежку с измельченным бетоном, да так, что Гришко едва успел запереть дверь внутренней перегородки. Теперь выход из «крота» был для него закрыт.
      «Теперь мы с тобой в одной лодке, полковник, – не без злорадства подумал Стас. – В одной подземной лодке».
      В твердой породе тряска почти прекратилась, а положение «крота» стабилизировалось.
      Стас снова пытался разобраться с управлением. Получилось плохо, но кое-что все-таки получилось. После манипуляций с кнопками – большей частью наугад, по наитию, «крот» изменил направление движения. Увенчанный буром нос машины ушел вниз, причем так резко, что Стас повис на страховочных ремнях. Что ж, пускай. Стаса это устраивало. Больше он на пульте ничего не трогал.
      Машина вбуривалась все дальше и дальше, «крот» уходил все ниже и ниже, и они вместе с орущим Гришко все глубже и глубже погружались в земные недра.
      Дальше, ниже, глубже…
      – Ты что, Стас?! – полковник снова воспользовался внутренней связью. Удивительно, как он смог дотянуться до коммутатора при таком крене. – Куда ты?!
      Дальше, ниже, глубже…
      – Остановись! Прекрати это!
      Стас усмехнулся. Даже если бы он и мог, даже если бы он и умел управлять субтерриной, останавливаться все равно бы не стал.
      «Крот» шел в свое последнее подземное пике, и пусть себе идет. А Колдун, помнится, говорил, что ад тоже прет наверх. Значит – поднимается им навстречу. «Повышенный уровень ада», – пришла в голову дурацкая формулировка.
      В общем, слишком долго спускаться не придется. Рано или поздно полковник Гришко окажется там, где ему самое место. Ну а он, Стас… Он будет проводником полковника на этом пути. Хароном. Тютей.
      Гришко добрался до запертого отсека управления. Он словно съехал с катушек. Полковник колотил по металлу пистолетной рукоятью и разбивал в кровь кулаки, как будто это могло что-нибудь изменить. Он даже стрелял по двери. Высадил всю обойму, чудом не попав под рикошет.
      «Ну, и дурак», – отстраненно подумал Стас. Лучше бы Гришко просто застрелился.
      
* * *

      «Крот» уходил в нижний мир, где нет места живым. И плевать! Наверху Гришко тоже не даст жизни.
      Болела простреленная рука, из раны сочилась кровь. Сознание с трудом цеплялось за реальность.
      Время мешалось с пробуренными пластами и терялось где-то в перемолотой породе. Гришко умолял, уговаривал, убеждал, угрожал, но его лживые слова растворялись в хрипах динамиков и теряли смысл, не доходя до сознания Стаса.
      Перед глазами дергались и прыгали какие-то стрелки, плясали цифры на циферблатах. Кажется, навигационные приборы снова взбесились. За компанию с полковником. Впрочем, Стас все равно ничего не понимал в навигации. Да и не нужна она ему сейчас. И никогда уже не будет нужна. А то, что навигация отказывает снова… Не есть ли это верный признак того, что адские глубины уже близко?
      Они оказались ближе, чем предполагал Стас.
      Стрелки и цифры на панели управления могли обманывать и вводить в заблуждение, но то, что видел, слышал и чувствовал Стас, не могло. Его 
      особыезрение, слух и чувства, слившиеся с машиной и распространившиеся за ее пределы, как всегда, открывали суть, скрытую от других.
      «Так быстро»? – Стас даже ощутил некоторое разочарование.
      За обшивкой уже слышались знакомые звуки – стоны, крики, завывания. Там, снаружи, метались чьи-то размытые бестелесные тени. И непонятно было, где кончается одна тень и начинается другая. Растрепанным бесплотным клубком они катались вокруг машины, вторгшейся в их обиталище, и старались отпугнуть, вытолкнуть. Старались, но не могли.
      Для этих теней, казалось, вообще не существовало той твердой породы, сквозь которую пробивалась субтеррина. В какой-то момент Стасу почудилось, что и для «крота» ее больше не существует. Создавалось такое впечатление, будто «крот» бурился сквозь плотную пустоту и мрак. И даже больше – будто сам «крот» становится тенью, пустотой и мраком.
      Снизу пахнуло жаром. Резко подскочившую температуру Стас тоже ощутил 
      особымчувством – не кожей, а обшивкой «крота», с которым стал единым целым. Он ощутил ее буром, шнеком, титановыми боками…
      Где-то внизу, сквозь трещины и расколы в… в породе? во мраке? в пустоте? уже виднелись зловещие кроваво-алые отблески.
      В прошлый раз, в самом начале их путешествия, «крот» бежал от этого подземного огня. Теперь – наоборот, пробивался к нему.
      Крики и стоны грешников теперь звучали громче. Они звучали теперь так, будто несчастные обитатели адских глубин стоят рядом и кричат в самое ухо. А вместе с грешниками выли, визжали, рычали и захлебывались в истошном лае обеспокоенные хранители ада. Стремительные, слитые с мраком и такие близкие адские стражи уже начали грызть и царапать обшивку «крота». Чтобы слышать все это, не нужно было обладать 
      особымслухом.
      За запертой дверью орал от ужаса Гришко. Орал, потому что слышал.
      Геенна гостеприимно распахивала им свои объятья, и оставалось спуститься еще немного, как вдруг… когда вдруг…
      Натужный треск и скрежет металла Стас сначала воспринял как хруст собственных костей – настолько прочным оказалось его единение с подземлодкой. Титановая обшивка рвалась, как бумага. Внутренняя начинка рассыпалась, как бусины с лопнувшей нити.
      «Боевой крот» не выдержал близости с адом. Может быть, испытания, выпавшие на долю старой машины, превысили предел ее прочности и доконали «крота». Может, точкой разлома стало слабое звено – открытый наружный люк. Может, лодку сгубило неумелое управление Стаса. Может, субтеррину разорвали беснующиеся стражи подземного царства.
      А может, ад просто брал одну душу, но еще не готов был забрать другую.
      Задняя часть «Боевого крота» отвалилась. Вся корма, вместе с домкратами-толкачами, которые – Стас отчетливо видел это 
      особымзрением – еще дергались в своей механической агонии.
      Машину будто раскромсал на два неравных куска огромный тупой нож. Линия разлома прошла за запертой дверью отсека управления. Крики Гришко оборвались. Хотя, возможно, они просто смешались с хором других голосов снаружи и растворились в нем.
      Еще истошно хрипел динамик неотключенной внутренней связи. Но уже вырубился бур. И шнек тоже больше не работал.
      Переднюю часть машины развернуло и приподняло носом кверху. Она остановилась, словно вплавленная в раскаленную породу-пустоту-мрак перед створками адских врат.
      Задняя часть «крота» опускалась вниз вместе с проседающими пластами. Будто чьи-то невидимые руки подгребали к себе добычу.
      В какое-то мгновение Стасу показалось, что он все-таки услышал последний вопль Гришко, прорвавшийся сквозь чудовищную какофонию. В этом диком захлебывающемся крике полковника не оставалось уже ничего человеческого. А потом…
      Потом отсекло все звуки. Сразу и вдруг. И ничего не стало.
      Вернее, снаружи стало тихо, темно, неподвижно, мертво и твердо. И даже жарко уже не было.
      Ад захлопнул свою пасть. «Меня не принимают даже туда, – пронеслось в голове Стаса. – Места закончились».
      Значит, подыхать придется на пороге ада.
      Панель управления прощально мигнула гаснущими диодами, но Стас не нуждался в свете. Он сидел в кресле Гришко, прикрыв глаза. Безумно захотелось отключиться, как обесточенная лампочка на пульте.
      Что ж, некоторые желания имеют свойство сбываться.
      
* * *

      Странное это было подземелье. Бункеры, туннели, переходы… В сводах зияли червоточины непонятного происхождения, но если их заделать и восстановить систему жизнеобеспечения… В принципе, здесь можно было бы жить. Работы, конечно, будет уйма, но, пожалуй, это место могло бы стать новым домом для беженцев из Екатеринбурга. Если, конечно, они сумеют сюда добраться.
      Освещая дорогу сталкерским фонариком, примотанным изолентой к автоматному цевью, Стас осторожно двигался по незнакомому туннелю. Туннель уходил вниз.
      Он обнаружил убежище случайно. Неприметный провальчик в выступающем из-под земли скалистом основании оказался не естественной пещеркой, как подумал сначала Стас, а приоткрытым люком.
      Люк вел в узкий вентиляционный ход. Вообще-то этот лаз был неплохо защищен, но кто-то или что-то сумело пробиться сквозь бронезаслонки, решетки и фильтры, да и саму вентиляцию разнесло на фиг. Через пролом в вентиляционной шахте Стас спустился в туннель. Туннель вывел в бункер, потом – в другой.
      Здесь кто-то жил. Причем, не так давно. Только хозяева подземелья плохо кончили. Повсюду виднелись следы жестокой бойни. Засохшая кровь на полу, стенах и даже на сводчатом потолке, валяющиеся в беспорядке вещи, клочья растерзанной одежды, брошенное оружие, стреляные гильзы, пробитые, или уж, скорее, прогрызенные насквозь стальные двери. И еще эти странные дыры-червоточины в бетонных сводах.
      Человеческих останков Стас не обнаружил нигде. Судя по всему, обитателей подземелья пожирали сразу, быстро и без остатка. Но кто мог такое сотворить?
      Это вскоре выяснилось: Стас наткнулся на изрешеченный пулями труп мутанта.
      Тварь была похожа на огромного червяка с длинным гибким телом, большой головой и раздувшимися головными наростами непонятного предназначения. Широко раскрытая пасть – в такую запросто поместилась бы голова человека вместе с плечами – была усеяна множеством мелких остреньких зубок. Вероятно, именно эти червячки грызли бетон и сталь и жрали местных.
      Стаса замутило. Странно. Вообще-то он никогда не был чувствительным человеком, но сейчас отчего-то вдруг стало нехорошо. Устал, наверное. Или это такое новое проявление страха?
      Переждал. Прошло, вроде…
      Стас прислушался. Ничего. Никого. Не видно, не слышно. Ни людей, ни тварей. Видимо, мутанты, сожравшие колонию, убрались искать новую добычу. В противном случае они бы его уже обнаружили.
      Стас осторожно двинулся дальше. Обошел еще одного дохлого зубастого червя. Потом еще. Трупы тварей стали попадаться чаще. Разветвляющиеся туннели – тоже. Пришлось ставить метки, чтобы не заблудиться.
      Это было не метро, но это было больше, гораздо больше любой станции Ебуржского метрополитена. Это было, как несколько станций, собранных воедино и соединенных друг с другом широкими переходами. Причем, Стас даже затруднялся предположить, сколько же здесь «станций» и «переходов». А вот привычной железной дороги – нет. И так странно было идти по огромному – метрошных масштабов – подземному сооружению, не спотыкаясь при этом о трухлявые шпалы и ржавые рельсы.
      Может, снять противогаз? Нет, без дозиметра рисковать пока не стоит. Через дыры в сводах с поверхности могла попасть радиоактивная пыль или еще какая-нибудь зараза.
      Стас шел по подземелью все дальше, дальше. Пол опускался все ниже, ниже… Казалось, этому не будет конца. Казалось, так можно пройти всю землю насквозь.
      – Ну и что это такое, интересно? – спросил Стас в темноту.
      Голос из-под противогазной маски прозвучал глухо и невнятно.
      Темнота пережевала вопрос и отрыгнулась негромким эхом.
      Вопрос, конечно, был риторическим: на ответ Стас не надеялся. Но ответ все же прозвучал.
      – «Аид», – коротко и отчетливо сказала темнота, когда эхо стихло.
      Темнота заговорила голосом Стаса. И тот факт, что луч фонарного света вырвал из пыльного мрака лицо – его, Стаса, лицо, – уже не вызвал удивления. Лицо, правда, проступило в игре света и тени лишь на миг и практически сразу же распалось на свет и тень.
      Знакомое явление. Хотя и по-прежнему необъяснимое, но больше не пугающее. Наоборот, присутствие здесь того, другого, Стаса сейчас, скорее, успокаивало, чем тревожило.
      – «Аид» – это убежище? – задал Стас следующий вопрос.
      И снова услышал ответ:
      – Секретный объект. Система бункеров.
      Стас споткнулся о труп зубастого червя и чуть не упал.
      – Ублюдские мутанты! – вырвалось у него.
      – Камнегрызы, – просветила говорящая темнота. – Это камнегрызы.
      Стас посветил по сторонам, вверх, вниз. Прогрызенный потолок. На полу среди бетонных обломков вповалку лежат мертвые червеподобные твари. Камнегрызы…
      Мерзкое зрелище. Стас снова почувствовал подступившую тошноту и слабость. Вдобавок ко всему начала болеть голова. Ему определенно нужно отдохнуть. Вот закончит осмотр и устроит привал. Прямо здесь, в «Аиде».
      – Они, что ли, тут всех сожрали? – спросил Стас, снова скользнув фонарным лучом по червям. – Камнегрызы?
      – Они, – прозвучал ответ.
      Слева из стены выступала запертая дверь. Тяжелая, бронированная. Дырявая.
      – Это ж какие зубы надо иметь, чтобы прогрызть броню! – пробормотал Стас.
      – Крепкие, – ответила тьма-собеседник.
      Стас заглянул в дырявую дверь. Ровные и гладкие, словно просверленные гигантским сверлом края. Ничего ж себе челюсти у камнегрызов! Бронегрызов…
      За дверью располагался небольшой тамбур-шлюз. Дальше – еще одна дверь. Тоже дырявая и проточенная насквозь. За ней виднелось какое-то помещение.
      – Что там? – спросил Стас.
      – «Офис», – ответила темнота. – «А»-сектор. Центр управления «Аидом».
      Центр управления? Интересно…
      Через оставленные камнегрызами дыры человек мог пробраться, не повредив костюма химзащиты. Стас пролез.
      Одна дверь, вторая…
      Луч фонаря заметался по сторонам, отражаясь и искажаясь.
      «Офис» представлял собой просторное помещение, разделенное стеклянными перегородками, уставленное компьютерами и какой-то техникой. Действительно, центр управления. Здесь в потолке тоже зияло несколько дыр, за которыми угадывалась вентиляционная шахта. Видимо, черви-камнегрызы проникли сюда не только через шлюзовой тамбур.
      На дальней стене «офиса» виднелась открытая дверь. За дверью был чей-то рабочий кабинет приличных размеров. И еще одна дверь в стене. И узкий, уходящий куда-то вниз коридор.
      – А там… – Стас не успел закончить вопрос.
      – Там ангар, – ответила темнота его голосом.
      – Для чего?
      – Уже неважно. Он пустой. Впрочем, если хочешь посмотреть…
      – Хочу.
      Стас чувствовал себя нехорошо. Но чем глубже он заберется и чем дальше от поверхности устроится на привал, тем безопаснее будет отдых.
      Коридор закончился дырявой и вывороченной вместе с косяками бронедверью. Причем дверь, явно прогрызенную с этой стороны, похоже, выбили с той. Чем выбили? Зачем? Как?
      Наступив на дверь, Стас выглянул из коридора. Сейчас об истинных размерах подземного ангара можно было только догадываться. Уцелела лишь та его часть, что примыкала к коридору. Покосившиеся плиты перекрытия образовывали здесь подобие защитного козырька. Но и под ним все выглядело ужасно.
      Обрушенные своды, закопченный бетон. Какие-то бесформенные и оплавленные обломки металла. И повсюду – разорванные, раздавленные, обугленные останки камнегрызов.
      Стаса снова затошнило – на этот раз сильнее. Голова ныла просто невыносимо. Да что же это за напасть такая?! «Что-то мне совсем хреново», – подумал он. И спросил вслух:
      – Что здесь произошло?
      – Не знаю, – на этот раз темнота ответила не сразу. Голос – его голос, которым разговаривал с ним мрак «Аида», – прозвучал растерянно и даже испуганно.
      Закрыв глаза и стиснув зубы, Стас преодолел новый приступ тошноты. Пошатываясь, вышел из коридора, опасливо глянул на ненадежный потрескавшийся и перекошенный потолок.
      В проеме между плитами застрял кусок искореженного металла, на котором, кажется, что-то написано. Точно: можно различить три буквы, проступающие сквозь слой пыли и копоти. Вернее, две буквы и одну цифру. Стас посветил фонариком. Прочел… «БК-7». И что бы это значило?
      Он не понимал. Но что-то явно понял другой Стас, говоривший с ним из темноты.
      – Не может быть! – прошептал призрачный сопровождающий. – Этого же не может быть!
      Того, другого, Стаса, который был рядом, где-то в темноте, и который сам был темнотой, странная надпись напугала до полусмерти.
      Полу? Смерти?
      – Чего не может быть? – прохрипел Стас.
      Да почему же ему сейчас так отвратно-то? Никогда еще так скверно он себя не чувствовал.
      – Мы же… я же… а это здесь… – растерянно бормотала темнота голосом Стаса. – Неужели… Так значит…
      – Что? – с трудом выдавил из себя Стас. – Что это значит?
      – Нет-нет-нет! Это невозможно!
      – Да что невозможно-то?!
      Говорить становилась все труднее. Голова раскалывалась. К горлу опять подкатывала тошнота. С чего бы? Может, противогаз подсасывает? Может, фильтр неисправен? Да нет, проверял же. Все должно быть нормально.
      Но было ненормально. Все было очень-очень ненормально.
      Из желудка поднималась волна, которую уже не остановить. Стас едва успел сорвать противогаз. Ничего, он уже достаточно глубоко под землей, он далеко от поверхности и радиации. Здесь, наверное, можно и без противогаза. В противогазе он попросту захлебнется в собственной…
      – А-а-агх-х!
      Рвало его долго и мучительно. Прямо на «химзу», на снятый противогаз, на пыльный, в копоти, бетон под ногами. Было больно и нехорошо. Совсем нехорошо. Словно внутри ворочалась, терзая кишки, какая-то шипастая тварь. Словно жевал потроха маленький камнегрыз.
      Что-то кричала темнота. Но что именно, Стас смог различить, только когда прекратилась рвота.
      – Противогаз! – выл ему в уши его собственный голос. – Надень противогаз!
      Эту вонючую грязную маску? Нет, надеть ее на себя он не сможет. Его снова тошнило.
      – Надевай противогаз, мать твою, и беги!
      – Куда? Зачем? – простонал Стас и не услышал своего голоса. Он не понимал. И чего ему сейчас хотелось меньше всего – так это бежать. Голова гудела. Непонятная слабость сковывала тело. Руки и ноги тряслись.
      – Да беги же ты! Скорее!
      Почему он должен бежать? От кого и от чего?
      – «Крот»! Это наш «крот»!
      – Что? – создавалось такое впечатление, будто тот, другой, Стас сошел с ума. Как же не вовремя!
      – «Боевой крот»!
      Точно, спятил. Или это он сам давно уже слетел с катушек. А что, запросто! Слетел и не заметил. Точнее, заметил, но не придал этому должного значения. Ведь нормальные люди сами с собой не разговаривают и свою рожу без зеркала увидеть не могут.
      – Какой еще крот? – хрипло спросил Стас.
      – «БК-7»! Субтеррина! Подземная лодка!
      Лодка? Откуда здесь лодка? Да еще и подземная. Это вообще как? Мозг отказывался воспринимать информацию.
      Теперь какой-то маленький камнегрызик точил изнутри не потроха, а череп. Сильно, очень сильно тошнило. Тело била мелкая дрожь. Температура, что ли? Состояние, не самое подходящее для разгадывания дурацких загадок.
      – Атомная лодка! – никак не унималась темнота. Голос ее становился все истеричнее. – Здесь взорвался реактор, понимаешь?! Прямо здесь! Реактор «крота»! При старте! Здесь мы все взорвались! Сдохли! Все! Мы! И я тоже! Тоже! Тоже! Тоже! Давно!
      Да, это была самая настоящая истерика. Казалось, другой, растворенный где-то во мраке и бетонной пыли разваленного ангара, Стас вот-вот начнет хохотать над тем фактом, что он «Тоже! Тоже! Тоже!».
      – Дурак! Дурак! Какой я дурак! Дохлый дурак! Дурак-призрак! Дурак-мертвяк! Идиот! Ходячая падаль!
      Это была речь безумца, но в ней все же проскользнуло кое-что, что могло объяснить паршивое состояние Стаса. О, еще как могло! Атомный реактор… В сознании не сразу, с запозданием, но все же включилась тревожная лампочка. Если здесь действительно взорвался реактор, то…
      Стало жутко от одной мысли об этом. Ноги подкосились, Стас привалился спиной к стене. Господи, сколько бэр он нахватал, пока шел сюда? И какую дозу получил, оказавшись в эпицентре взрыва. Да еще со снятым противогазом. И сколько зараженной пыли успел вдохнуть?
      Стас тупо смотрел на перепачканную рвотными массами маску в дрожащих руках. Только теперь он заметил клок выпавших волос на внутренней поверхности резины.
      Поздно. Ни противогаз, ни «химза» ему уже не помогут.
      «Здесь взорвался реактор, понимаешь?!»
      Тот, другой Стас, который смешался с темнотой, еще что-то кричал. То ли себе, то ли ему. Но слова другого Стаса ускользали, не успевая отложиться в сознании. Куда-то ускользали и собственные мысли. Все, кроме одной.
      Облучение – вот в чем причина! А ведь можно было и самому догадаться по симптомам. Слабость, головная боль, помутнение сознания, температура, рвота…
      Проклятая рвота!
      Его снова полоскало – долго и больно. Когда все закончилось, Стас обнаружил себя лежащим на полу в вонючей липкой луже. Противогаз валялся где-то в стороне. Из носа и ушей текла кровь.
      – Беги! – снова кричала ему темнота его собственным голосом.
      Он попытался, но бежать, конечно, не смог. Жуткая слабость не позволила даже подняться на ноги. Единственное, что удалось Стасу, – это проползти несколько шагов, размазывая зловонную лужицу в широкий влажный след.
      Лужа его не отпустила. Стаса захлестнула новая волна боли и рвоты. Когда рвота прошла, осталась только боль. Жуткая, страшная боль во всем теле. Казалось, его жарят изнутри, а кожа снаружи распухает, пузырится и лопается.
      Больше Стас ничего не видел, не слышал и не осознавал. Не очень долгий, но очень мучительный процесс заканчивался. Он умирал.
      
* * *

      «Как я». – Стас открыл глаза, когда обреченный Двойник еще был жив, но выжить уже не мог.
      Отсек управления подземлодки заполнял мрак. Сейчас здесь не горел ни один диодик. «Боевой крот» был мертв. Давно.
      «Как я».
      Впрочем, Стасу свет был не нужен. 
      Особоезрение не нуждается в освещении. Мертвый может видеть и без света. Наверное, потому что мертвый.
      Мертвый…
      Жуткое слово! Даже применительно к другим. А когда примериваешь его на себя…
      Стас застонал. Нет, страха не было. Была глухая беспросветная тоска и горькое понимание. Двойник, с которым он все это время имел мистическую связь, своей смертью показал его смерть. Правду показал. Стас знал теперь, как все было.
      Эвакуация не удалась. На самом деле все кончилось, так и не начавшись. Вся команда погибла при старте субтеррины. Додик не смог укротить вышедший из-под контроля реактор «крота». Сброс мощности привел к взрыву. Взрыв смешал то, что осталось от людей, с тем, что осталось от подземной лодки.
      А что осталось-то? Искореженные обломки, может быть, немного биомассы и… Призраки? Как еще назвать эту субстанцию, Стас не знал. Что ж, наверное, есть призраки людей, и есть призраки машин.
      Стас вспомнил, как тогда, в критический момент, он отчетливо представил яркую вспышку, резанувшую по глазам даже сквозь закрытые веки. Вспомнил навалившуюся темноту последнего приступа-отключки. Теперь-то ясно: это была не фантазия, а настоящая вспышка, и это был не приступ, а момент смерти. Не маленькой скоротечной смерти, какая случалась раньше, во время обычных приступов, а смерти настоящей, фатальной и бесповоротной. После которой все становится по-другому. После которой даже его приступы стали другими. Приступы, бывшие его проклятьем и слабостью, обратились в 
      особыечувства. Да что там приступы! После смерти вся жизнь его была 
      особая, посмертная. Или уже не было вообще ничего.
      И никакого путешествия на самом деле тоже не было. Или было что-то другое, заменившее это путешествие. Что-то с теми тварями под землей и на поверхности, что-то со стычками и с жертвами, что-то с необъяснимыми навигационными загадками и адом, разверзшимся под брюхом «крота».
      Кажется, Колдун говорил о смешении миров – Срединного и Нижнего. Может быть, причина в этом. А может, и нет. Но главный факт остается главным фактом. Для него, для Стаса, главным. Он, Стас, мертв, и именно поэтому на поверхности появился его Двойник. Только поэтому.
      Стас машинально потрогал простреленное предплечье. Рана совсем не болела и не кровоточила. Это только подтверждало: все, что с ним случилось после старта субтеррины, было не по-настоящему. Или было как-то иначе. По- 
      особому. Как бывает только у мертвых.
      Да, да, да, он мертв. Без вариантов. Но в одиночку трудно такое принять. Об этом хотелось поговорить. И Стас знал, с кем.
      – Колдун! – позвал он.
      Он помнил, как проклинал и прогонял Илью после гибели Кати, но теперь это не имело значения. Катя ведь тоже была мертва задолго до встречи с Ящером.
      – Слышишь, Колдун? – Теперь Стас не гнал, а звал психолога-шамана. И что-то – возможно, новое состояние, вернее, новое осознание своего состояния – подсказывало ему: Илья отзовется. Это живым трудно докричаться до мертвецов. А если мертвый зовет мертвого – получается совсем другое дело.
      Стас хлопнул ладонью по мертвой – тоже мертвой, все здесь мертвое! – панели управления. Сзади в ответ тихонько стукнул бубен.
      – Слышу, – раздался голос Ильи из-за спины Стаса. – Я тебя слышу, Станислав.
      Колдун был за креслом. Стоял там или просто был. Или просто говорил с ним. Это неважно. Стас даже не стал к нему поворачиваться.
      – Ты был прав, Илья.
      – В чем?
      – Насчет Двойников. Двойник действительно появляется, когда человеку грозит смерть. Но ты ошибся в одном: Копии не будет, пока жив Оригинал.
      – Может быть, – помедлив, сказал Колдун.
      – И ты тоже стал Двойником, когда твой Оригинал умер.
      – Возможно.
      Секунду, две или много-много часов (кто знает, что значит и как течет время для мертвых) Стас смотрел в темноту. Колдун, наверное, тоже смотрел.
      – Илья, – снова позвал Стас.
      – Что?
      – Когда ты обо всем догадался?
      – О чем «обо всем»?
      – О том, что мы мертвы?
      – Ты же сам знаешь, Фрейда тебе в задницу, – привычная присказка прозвучала пресно, без эмоций. Не весело и не зло.
      – Когда проводил со мной сеанс психологическо-шаманской терапии?
      – И когда заглянул внутрь тебя.
      – Поэтому ты так испугался?
      – Поэтому я стал, кем был. Мертвым. Притворяться живым перед самим собой после такого уже нельзя. А если не можешь обмануть себя, то и других бесполезно вводить в заблуждение.
      – А почему ты не рассказал, кто мы есть… какие мы есть? Почему не сказал этого раньше, когда приходил ко мне?
      – Раньше было рано. Раньше ты бы этого не принял. Как и остальные.
      – Остальные? – Стас усмехнулся. – А я уж решил, что остальных не было. Что все это – только мой глюк.
      – Ошибаешься. Все были. Ведь мы все погибли вместе с тобой. Я, Катя, Гришко, Додик, Михеич, Киря, Таня, Вера. Всех смешало в одно. В тебе появилась часть нас, а в каждом из нас – часть тебя.
      – Значит, это было чем-то вроде коллективной галлюцинации?
      – Это не галлюцинация, Стас.
      – Иллюзия, самообман, выдающий желаемое за действительное?
      – Тоже не совсем верно. Эвакуация из «Аида» состоялась. Просто каждый… В общем, каждый сходит на своей остановке. И каждый получает своё.
      – Что своё? Что получает?
      – Чего хотел и к чему стремился. Ты, Стас, может, и не знаешь о сокровенных желаниях тех, кто был с тобой, но «Боевой крот» услышал, почувствовал и впитал в себя все наши желания. И помог нам обрести желаемое. Возможно, в несколько искаженном виде, в меру своих возможностей и понимания, но он исполнил наши мечты. Я получил способного ученика и возможность заниматься делом, к которому у меня всегда лежала душа, но которым нельзя было открыто заниматься в «Аиде».
      «Твой ученик – это я, а твое любимое дело воплощено в шаманском бубне, – подумал Стас. – И все это…»
      – Ты получил все это только после смерти, – сказал он.
      – Но все же я получил. И не только я. Гришко, к примеру, тоже нашел, что искал.
      – Что?
      – Надежное убежище, в котором его не достанут с поверхности ни твари, ни люди.
      «Что ж, ад – действительно наилучший вариант для воплощения полковничьей мечты, – вынужден был признать Стас. – Но не для самого полковника».
      – А что скажешь насчет Кати? – спросил он. – Она, помнится, хотела попасть в метро, но…
      – Но она хотела не только и, возможно, не столько этого.
      «А чего же тогда?» – удивился Стас.
      – Катя испытала то, о чем мечтала втайне от всех и даже от самой себя и чего ей не мог дать Лёня, – продолжал Колдун. Кажется, он намекал на мужскую слабость растерзанного камнегрызами сталкера. – Но теперь ее женская суть удовлетворена в полной мере и даже больше.
      – Удовлетворена Ящером? – хмуро процедил Стас.
      – Это уже вопрос десятый. Никаких условий не ставилось и не оговаривалось. Мечты – вообще дело такое. Их редко прорабатывают детально, от и до. Так вышло и здесь. Просто самец сделал из девушки женщину. И не важно, был это человек, мутант или древнее подземное божество. В конце концов, Ящер – тоже страстный любовник. Излишне страстный, правда. Но, может быть, истосковавшаяся по плотской страсти Катя в глубине души хотела чего-то подобного…
      – Замолчи! – потребовал Стас. Он больше не желал развивать эту тему. – Хватит о Кате!
      – Хорошо, давай поговорим о других… Киря мечтал выйти на поверхность без защитного костюма и дышать там полной грудью, без противогаза. Его желание исполнилось. «Химза» и противогаз Кири разъедены Туманом.
      – Вместе с кожей и плотью, – напомнил Стас.
      – Зато теперь Киря может ведрами черпать воздух, которого ему так не хватало. И сталкерский костюм не сковывает его движений.
      – А Михеич? Вера? Таня? Додик? – Стас помнил, как они погибли. Неужели и их смерть… смерть после смерти – тоже результат каких-то сокровенных желаний.
      – Михеич грезил о море, – объяснял Колдун. – Он хотел, чтобы вокруг было много воды, в которой можно нырять и плавать. И море приняло его.
      «Только это было подземное море, покрытое плавающей падалью», – мысленно добавил Стас.
      – Вера подсознательно мечтала пожертвовать собой ради любимого мужа. Так и вышло: отсек связи заслонил полковника от казанских гранат, и Вера ценой своей жизни спасла Гришко. Таня хотела избавиться от опухоли мозга, о которой никто, кроме нее, не знал, но которая неумолимо ее убивала. В итоге нашего медика избавила от опухоли пуля. Правда, вместе с опухолью она вынесла из черепа половину мозга. Ну а Додик просто пожелал умереть быстро, чтобы не чувствовать ни боли, ни страха. Плевок-молния Олгой-хорхоя убивает именно так.
      – Бойся своих желаний, да? – скривился Стас.
      – Ну, скажем так: опасайся и хорошенько обдумывай, прежде чем чего-то пожелать.
      – Ну а мои желания? Они тоже исполняются? ТАК исполняются?
      – Конечно. Все желания мертвого экипажа мертвой машины исполняются ТАК или ИНАЧЕ. В той или иной мере. Просто у тебя на этой лодке свой маршрут. Но и тебе не на что жаловаться, Стас. Ты хотел быть с теми, кто тебя никогда бы не принял. И ты прошел с ними этот путь. А мертвы они или живы – какая разница?
      – Ну, так уж и никакой?!
      – Абсолютно никакой, – невесело усмехнулся Колдун. И продолжил: – Ты хотел оказаться ближе к Кате. И ты был с ней на одной лодке, пусть и подземной.
      – Вот только Катя меня ненавидела и боялась.
      – Разумеется. Ты же никогда не хотел по-настоящему, чтобы она тебя любила.
      – Почему это не хотел?
      – Потому что сам не верил, что такое возможно.
      Стас задумался. Верил ли он? Нет, не верил. Он слишком привык к той границе, что разделяла «ашников» и «гэшника». Так привык, что, даже когда ее не стало, сам провел эту черту в собственной голове и бдительно ее охранял.
      – Что еще? – вновь заговорил Колдун после недолгой паузы. – Тебе хотелось стать полезным и незаменимым. И это тоже у тебя было. Ты стал таким же, как «ашники», но при этом остался собой, открыв в себе то, чем не умел пользоваться раньше.
      – Да уж! Ты говорил, что я умею заглядывать на ту сторону. В другой мир.
      – Так и есть. В другой.
      – В мир мертвых?
      – В мир живых. Ты видел его глазами своего Двойника.
      – Но я видел и то, что происходило за пределами «крота» здесь, в этом мире. В неживом мире демонов и прочей нечисти. Я видел то, чего не видели остальные.
      – Не видели, потому что были уверены, что живы. Если бы они знали, что умерли, – они бы тоже видели все, что могут видеть мертвые.
      – Но ведь и я был уверен, что жив! Я не знал, что я мертв.
      – Но ты полагал, что можешь видеть мир мертвых. Ты истолковал мой «другой мир» так. И поэтому видел его. Всё просто, Стас.
      Стас покачал головой. Не всё.
      – А Двойник? Он ведь тоже для чего-то нужен. Ты говорил, у всякого Двойника есть свое предназначение. Мой Двойник умер там же, где погибли мы. Тогда зачем он вообще появлялся?
      – Полагаю, твой Двойник должен был убедить тебя в твоей смерти. Иначе ты бы не поверил никому, даже мне. Ты бы не смирился и продолжал 
      казатьсяживым.
      – Кому казаться? – не понял Стас.
      – Себе. Прежде всего – себе самому. Казаться себе тем, кем ты не являешься, – это самая большая ошибка человека при жизни и тем более – после нее. Но теперь тебе придется принять факт собственной смерти.
      – Считай, что принял, – поморщился Стас.
      – Но все еще корчишь из себя живого.
      – Разве?
      – Если до сих пор задаешь вопросы – то да. Мертвым всё равно.
      – Что всё равно?
      – Всё всё равно. Они, как правило, ничем не интересуются.
      – Не знаю, – покачал головой Стас. – Может быть, ты прав. Может, я и корчу из себя живого. Только это получается как-то само собой.
      Молчание. Тишина. Темнота.
      – Тебя искали, Колдун, – вспомнил вдруг Стас. – Его звали Тютя.
      – Знаю, – послышался ответ. – Он меня нашел.
      – Твой знакомый?
      – Не мой. Но знакомый.
      – Знакомый твоего Двойника? – догадался Стас.
      – Да. Старая история. Муранчиная. Ростовская.
      – Какая-какая?
      – Она произошла в Ростове-на-Дону. В метро.
      – Там есть метро? Повезло ростовчанам.
      – В том Ростове – есть. А насчет везения – не уверен.
      – Что значит «в том Ростове»?
      – Возможно, где-то существует другой Ростов-на-Дону, в котором метро еще не построили. Как знать…
      И как понять? Колдуна всегда нелегко было понимать.
      – В каком смысле – другой Ростов? – спросил Стас.
      – У городов, как и у людей, тоже могут быть Двойники. Они появляются, когда город находится на грани уничтожения. Если Оригинал вымирает подчистую, Копия может остаться. Выжить. Ну, или, скажем, погибнуть не так сильно. Она даже может просигналить о себе в эфир. В радиоэфире сейчас много фантомных сигналов.
      – Города-Двойники? – Стас попытался осмыслить услышанное. – Это вообще как? Как параллельные миры?
      – Как параллельные города. Так будет точнее.
      Да, Колдуна бывает очень трудно понять.
      – Ты упомянул какую-то ростовскую историю. – Стас вернул разговор в прежнее русло.
      – Да, упомянул. Она похожа на нашу. – Колдун засмеялся неприятным скрипучим смехом. – Знаешь, Стас, Двойники ведь есть не только у людей и построенных людьми городов. У историй – тоже. Многое в этом мире повторяется. Кто-то впускает в свои и чужие дома муранчу, кто-то – камнегрызов. Кто-то при этом руководствуется одними соображениями, кто-то другими. Кому-то помогает безумец-фанатик, вообразивший себя спасителем чужих душ, кому-то – влюбленный, который мечтает спасти лишь одного человека.
      Лёня. Катя… Стас вздохнул. Последние слова Колдуна он понял. Все остальное было как темный лес. Темный-претемный…
      – Здесь так темно, – сказал Стас.
      – Можешь включить свет, – предложил Илья.
      – Не могу. – Стас покачал головой. – «Крот» сломался.
      – Этот «крот» не ломается. Сломался тот, что остался в «Аиде». А тот, что прошел над адом, будет работать столько, сколько нужно. Сколько тебе это по-настоящему нужно. И, судя по тому, что «крот» все еще здесь, ты в нем еще нуждаешься. Так что можешь включать свет. Можешь даже плыть на этой подземной лодке дальше.
      – Как? – удивился Стас.
      – Нужно просто нажать на кнопку.
      – Какую?
      – Это не имеет значения, Стас, – устало вздохнул Колдун. – Любую.
      Стас нажал ту, что первой попала под пальцы.
      
* * *

      Пульт управления ожил и замигал. Вспыхнуло освещение – не аварийное даже, обычное, показавшееся после кромешной тьмы ослепительно ярким. Что-то завибрировало. Похоже, работал двигатель. И бур, и шнек тоже работали. Только без звука. На этот раз все было совершенно бесшумно. Стас догадывался, почему: шум – всего лишь иллюзия, которая требовалась экипажу «крота» раньше, чтобы чувствовать себя живыми. Теперь, когда все мертвы, вернее, когда все знают, что все мертвы, это никому не нужно. Теперь все происходило иначе.
      Призраки ведь на самом деле не нарушают тишину. Даже призраки-машины.
      Стас подумал о том, что силовой и реакторный отсеки располагаются не на отвалившейся корме, а за отсеком управления, ближе к носу. Но это, наверное, уже не важно. Если бы «Боевой крот» потерял и их, вряд ли что-то изменилось бы. Мертвые машины двигают не двигатели.
      – Надо же… – Колдун опять заговорил с ним из-за спинки кресла. – У тебя получилось.
      – Тебя это удивляет? – Стас снова не стал оборачиваться. – Ты сам посоветовал нажать кнопку.
      – Хотелось проверить.
      – И что?
      – Проверил. Ты действительно все еще цепляешься за жизнь, которой у тебя больше нет. Ты смог даже оживить мертвую машину.
      – И что это значит?
      – Бесприютность. Что-то не дает тебе покоя, Стас. Не позволяет упокоиться, понимаешь?
      – Успокоиться?
      – Нет, именно упокоиться.
      – Что не дает?
      – Этого я знать не могу. Этого никто не может знать, кроме тебя. Ты чего-то не доделал в той жизни, Стас. О чем-то не договорил. Чего-то не досмотрел. Подумай…
      Он думал некоторое время. Колдун не мешал. Они молчали.
      – Помнишь, давно, в самом начале… – наконец заговорил Стас. – Еще в той жизни. Еще при жизни.
      – Что?
      – Ты как-то спрашивал меня, чего я хочу больше – войти в команду «ашников» или быть с Катей.
      – Ну.
      – Тогда я сказал, что не знаю. А ты сказал, что если бы я любил Катю, то ответил бы иначе. Ты сказал правильно. Я – нет. Я хотел бы быть с Катей.
      – Знаю. В Казани ты втягивал Катю в лодку, рискуя жизнью, которой у тебя уже не было. И после ДУК-камеры ты проклял меня из-за Кати.
      – Рискуя жизнью, которой у меня не было, – задумчиво повторил Стас. Он зацепился за эту фразу. – А ведь Катя тоже была мертва. Уже тогда.
      – Была, – согласился Колдун.
      – И как же живые казанцы смогли подстрелить отравленной стрелой мертвую Катю?
      – А с чего ты взял, что они живые?
      – Они что… тоже?
      – Многие в этом мире – «тоже», Стас. Но немногие осознают это в полной мере. Поэтому мертвые часто кажутся живыми себе и другим. Даже Ящер принял Катю за живую, потому что она сама искренне верила в это. Ну и, может быть, еще потому, что по-настоящему живые под землю давно не попадают. Так что не с кем сравнивать. Но важно не это.
      – А что? – спросил Стас.
      – Важно не казаться, важно разобраться в себе. Как сделал ты.
      – Я разобрался? Да я всю дорогу только и делал, что запутывался!
      – Нет, Стас, ты разбирался. Ты и правда любил Катю, а не «А»-сектор. Ты хотел быть с ней, а не в «офисе». Или, скажем так, с ней ты хотел быть больше, чем стать «ашником». Просто ты не сразу понял это. Даже я не понял этого сразу.
      Стас невесело усмехнулся:
      – Наверное, потому, что не хотел понять. Тебе самому нужна была Катя. Гришко говорил, что ты положил на нее глаз и только ради нее согласился участвовать в авантюре с камнегрызами и вынужденной эвакуацией.
      – Да, она мне нужна. Была. – Колдун выделил последнее слово. – Но когда умираешь, вернее, когда осознаешь себя мертвым, некоторые желания и привязанности утрачивают былое значение или пропадают совсем. Если они не были важны по-настоящему.
      «Значит, Катя для тебя не так уж и важна», – подумал Стас.
      – А некоторые желания, наоборот, усиливаются, – сказал он. – Если они были важными.
      – Так тоже бывает, – не стал спорить Илья.
      Но Стас уже не хотел с ним разговаривать. Сейчас он хотел другого.
      – Я хочу увидеть Катю, Колдун.
      – Зачем?
      А вот теперь Стас обернулся. Голос принадлежал Катерине. Колдуна за его креслом не было. Призраки – такое дело: умеют появляться и исчезать в одно мгновение. Или подменять друг друга.
      – Зачем ты хотел меня видеть, Стас?
      
* * *

      Она выглядела как раньше, еще до того, как ее изуродовал яд отравленной стрелы. Только теперь на Кате было платье. Белое, легкое, воздушное. При жизни она такого никогда не носила. Таких в «Аиде» вообще не носил никто. А главное, она больше не боялась Стаса. Смерть придала Кате смелости. Лицо ее было грустным, глаза – мертвы и безрадостны.
      Кто она, эта Катя. Та, которую он знал, или совсем-совсем другая? Призрак умершего человека и уже после смерти принесенного в жертву или его, Стаса, собственная фантазия. Тоже – фантазия мертвеца. Фантазия призрака, думающего о призраке…
      От всего этого голова шла кругом.
      – Ты здесь? – тихо спросил он.
      – Да.
      – Ящер тебя отпустил?
      – Ему нужны живые девственницы.
      «Живые или убежденные в том, что они живы», – мысленно дополнил Стас.
      – А ты?
      – Уже нет. Ни то, ни другое.
      Ни другое… Значит, Катя не живая и не… уже не…
      – Ящер? Неужели он…
      – Не будем об этом. – Бесстрастное лицо Кати дрогнуло. Наверное, все-таки она тоже еще не до конца мертва. Раз ей не всё равно. – Мне это неприятно.
      – Я только хотел сказать… Насчет Ящера…
      – Знаю, – перебила она. – Ты не виноват. Но и виноват тоже.
      Стас никак не мог понять, чувствует он вину или сожаление. Или, может, обиду. Очень сложно было разобраться сейчас в собственных чувствах.
      – Мне жаль, – всё же произнес он.
      – Мне тоже. А теперь давай лучше помолчим об этом, ладно?
      Помолчим. Ладно… Об этом.
      Они были вдвоем в одном отсеке. Впервые. Она стояла за его креслом. Красивая. Сама полупрозрачная, платье – такое же.
      Ее белое платье будто светилось. Белое… Цвет савана и подвенечного наряда. Стас вспомнил о купеческой дочери из стеклянного гроба. Нет, то была не его невеста. А эта? Разве Катя – его?
      – Так зачем ты меня звал, Стас? – Она первой нарушила тишину. Тут он был чист: он честно молчал, как его и просили. – Только для того, чтобы сказать то, чего можно не говорить и чего говорить уже не нужно?
      – Нет, не только. Вообще-то я хотел не говорить, а кое-что сделать для тебя.
      – Что? – спросила Катя без интереса.
      – Сядешь? – он начал вставать с кресла перед пультом.
      – Нет, – ответила она. – Здесь твое место. Я просто зашла.
      И может так же просто уйти в любой момент. Сказано это было именно так.
      – Ты хотела посмотреть метро, Катя.
      – Мы с Лёней хотели, – вздохнула она.
      «Мы с Лёней». Это вообще-то не совсем то, что хотел предложить Стас и что он мог дать.
      – Только после того, что произошло… После Ящера… В общем, теперь нам с Лёней лучше быть порознь.
      «После Ящера или после того, что Лёня сделал с “Аидом”? – подумал Стас. – Ведь если бы сталкер не впустил камнегрызов, не было бы эвакуации и Катя бы не погибла… Так, как она погибла. По крайней мере, не досталась бы Ящеру. Но вышло так, что, надеясь спасти любимую, Лёня сам же ее и погубил. Может, поэтому после смерти они избегают друг друга?»
      – А ТЫ хотела посмотреть метро? – спросил Стас. – САМА хотела?
      Без Лёни…
      Он видел ее бледный профиль над белоснежным кружевным воротничком воздушного платья. Катя ответила не сразу. Но все же ответила:
      – Да. Хотела. Никогда не видела метро. При жизни как-то не довелось. Даже Ебургское.
      – Посмотришь Московское.
      Пусть хотя бы и после смерти. Это, конечно, слабое утешение для Кати, но все-таки. А он хоть немного искупит вину за то жертвоприношение. Даже если на нем никакой вины нет.
      Показалось? Нет: по губам девушки скользнуло подобие улыбки. Катя действительно еще держалась за ушедшую жизнь. Не так сильно, может быть, как он, но всё же… Всё-таки ей не всё равно. Она не всё доделала, что хотела.
      Стас даже удивился немного. Неужели можно так сильно хотеть увидеть метро? Наверное, можно. Что ж, у каждого есть своя мечта при жизни, которую на самом деле можно осуществить только после смерти. И не всегда эта заветная мечта понятна другим.
      – Поехали, – сказал он.
      А вот теперь можно и помолчать. Можно даже замолчать навсегда.
      Стас нажал кнопку. Опять – первую, которая попалась.
      
* * *

      «Боевой крот» без кормы бесшумно скользил сквозь пласты породы. И не важно, что без кормы. Это не имело ровным счетом никакого значения. На самом деле для того, чтобы мертвецам путешествовать под землей на лодке, которой уже не существует в мире живых, не нужно ни кормовых лап-домкратов, ни ядерного реактора, ни двигателя, ни бура, ни навигации, ни пульта управления. Чтобы попасть туда, куда хочется попасть, достаточно сильного желания.
      Желание было.
      Машина-призрак с призрачным экипажем из двух человек… из двух мертвых человек легко преодолевала любые препятствия. Субтеррина двигалась без тряски, мягко, как будто летела под землей. До Москвы было недалеко, да и расстояние как таковое для их транспорта теперь фактор маловажный. Совсем мало. Практически не важный.
      Стас покосился на спутницу. Промелькнула неожиданная мысль: а ведь у Кати тоже может быть Двойник. Не обязательно, но, наверное, может.
      Как был у него. Был-был, а потом не стало.
      «Интересно, а у Двойников, когда они погибают, появляются новые Двойники?.. Тройники?.. Как назвать правильно?»
      Говорить с Катей на эту тему не хотелось. Да и не станет она. Надо было спросить у Колдуна. Хотя вряд ли даже всезнающий Илья знает ответ на такой вопрос.
      А было бы здорово, если бы его, Стаса, Двойник – нет, Двойник его уже мертвого Двойника – когда-нибудь, где-нибудь повстречался бы с Двойником Кати. Как было бы замечательно, если бы у этой пары все сложилось хорошо. И чтобы это хорошее сложилось еще при их жизни, а не после смерти.
    

    

      

        Эпилог
      

      ОНО возникло в туннеле из ниоткуда. Будто из стены вывалилось. Причем, совершенно бесшумно, не оставив после себя ни пролома, ни следов.
      Огромное, непонятное, тускло светящееся в темноте, быстрое. Очень быстрое.
      Кто-то из охраны каравана открыл огонь. То ли с перепугу, то ли на рефлексах. Однако стрельба не принесла результата. Автоматные очереди разорвали тишину, ударили по ушам, разбудили и погнали по перегону гулкое эхо. Но и только. Стрелять по ТАКОМУ было бесполезно.
      А ОНО, словно жуткий поезд-призрак, уже летело по ржавым рельсам на беззащитную группку людей.
      – К стене! – хрипло заорал кто-то. – Все к стене!
      Небольшой караван челноков рассыпался, как патроны, выпавшие из неумелых рук. Люди прятались за выступами тюбингов, прикрывая собой тюки с товарами и руками – головы.
      Секунда – и пути свободны. Вторая – ОНО пронеслось мимо, обдав неприятным мертвым холодком.
      Пронеслось. Исчезло. Растворилось в темноте, а может, ушло в стену.
      Что ЭТО было, никто так и не понял. Никто не успел ничего толком разглядеть.
      На несколько секунд в туннеле повисла напряженная тишина. Свидетели необычного происшествия выжидали: а вдруг вернется?
      Слава богу, не вернулось. Когда стало ясно, что опасность миновала, людей прорвало. И челноки, и охрана принялись оживленно обсуждать случившееся:
      – М-мать! Чуть в штаны не наложил и в червепоклонники не записался!
      – Братан, окстись! Это не Великий Червь. Точно говорю. Машина какая-то.
      – Да какая, на фиг, машина?! На дрезину не похоже. Колес нет. И тихо было, как в могиле. Машины так не ездят.
      – Кто еще чего видел?
      – Я видел. Морда острая такая, вытянутая, как у крысы. И че-то крутится спереди.
      – Ага, и сразу за мордой тоже что-то движется. Вращается, как сверло.
      – Это тело так сокращалось. Мышцы, типа, или хрен его знает. Мутант это. Сто пудов – мутант.
      – А сзади – какие-то ошметки.
      – Да не-е, то обломки были. Железо по рельсам волочилось.
      – Железо греметь должно, умник!
      – Ох, мужики, чувствую, новая страшилка у нас в метро появилась.
      – Стас, слышь, а ты чего молчишь-то? Стоишь, как грибов в рот набрал.
      – А? – встрепенулся молодой охранник, к которому был обращен вопрос.
      – Ты же во все глаза на это чудо пялился. Даже головы за тюбинг не убрал. Видел чё? Не?
      – Так, кое-что, – охранник по имени Стас повесил на плечо «калаш», который держал в заметно подрагивающих руках. – Блин, нехорошо мне что-то, мужики.
      – Чё такое, Стас?
      – Ерунда какая-то привиделась. Показалось, будто там, внутри, был я.
      – Ты?! В этой хреновине?
      – Ну да. Я, и, вроде как, не я.
      – Один?
      – Нет. С Катей, – незнакомое имя само сорвалось с языка.
      – С какой еще Катей? – на Стаса со всех сторон смотрели удивленные и немного испуганные глаза. – Совсем крыша съехала? Ты же за Валюхой уже полгода бегаешь.
      – С какой Катей? – Стас задумался. – Не знаю.
      И добавил после небольшой заминки:
      – Пока не знаю…
    

    

      

        От автора
      

      Здравствуйте!
      Меня зовут Руслан Мельников.
      Чем занимаюсь? Пишу. Бывает. Как вот сейчас, например.
      Редактор «Вселенной Метро 2033» Вячеслав Бакулин просит поторопиться с рассказом о себе, поэтому буду краток.
      Писать начал еще в школе. Как многие, наверное. Обычное дело: стишки, рассказики, фантики (хотя тогда такого понятия не было и в помине) в тетрадках. Еще был юнкором (если кто не знает: юный корреспондент). Писал в местную газету, даже получал гонорар, что, конечно, очень льстило самолюбию старшеклассника с ручкой и блокнотом. Ну и втайне лелеял мечту когда-нибудь стать писателем.
      Мечта исполнилась, хотя и не сразу. Сначала окончил факультет журналистики, поработал в прессе, на радио и телевидении. Потом стал… Ну, «стал писателем» – это все-таки звучит слишком громко и пафосно. Стал писать книги, скажем так. Жанр – фантастика в разных ее проявлениях: постапокалипсис, антиутопия, историческая фантастика, фэнтези… Кому интересно – мои книги можно поспрашивать в магазинах или найти в Интернете. Только большая просьба: не нужно качать тексты с пиратских сайтов. У «пиратов» висят самые первые, «сырые» варианты. Книги в новой авторской редакции я размещаю исключительно на легальных площадках.
      А теперь собственно о «Вселенной Метро 2033». Почему решил присоединиться? Прежде всего, потому, что этот межавторский проект представляется мне на сегодняшний день наиболее перспективным. Дмитрий Глуховский – настоящий человек-паровоз – сумел вытянуть «Вселенную» на международный уровень. В серии публикуются зарубежные авторы, книги российских писателей выходят на иностранных языках. А сама книжная серия постепенно складывается в единую картину мира. Какие еще проекты могут похвастать таким успехом на фоне общего спада в издательском бизнесе?
      В общем, захотелось принять участие в столь масштабном эксперименте. Тем более, что и сам Дмитрий, и редакторы серии, как оказалось, очень бережно и с пониманием относятся к задумкам и текстам авторов. Но при этом во «вселенском» проекте есть чему поучиться.
      Сначала во «Вселенной Метро» вышла «Муранча». Теперь вот дошла очередь и до «Из глубин». Эта книга совсем другая, не похожая на «Муранчу» и в то же время крепко с ней спаянная. Как и задумывалось.
      Честно признаюсь, в какой-то момент было даже жалко отдавать «Из глубин» в межавторскую серию. Казалось, не совсем тот формат, да и вообще хотелось доработать, доредактировать текст и выпустить его самостоятельным изданием. Но здравый смысл возобладал. Все-таки книга писалась для метрошной серии. И все-таки она слишком связана с «Муранчой». Если разорвать эту связь, будет уже не то: «Из глубин» многое потеряет.
      И вот еще что… Идея со строительством ростовского метро, судя по всему, надолго (а может быть, и навсегда) заглохла. А ведь в «Муранче» действие разворачивается именно там – в недостроенном ростовском метрополитене. С этим надо было что-то делать, как-то нужно было объяснять такую вопиющую несвязуху между миром «Вселенной» и реальностью. Я попытался.
      Но все-таки это в «Из глубин» не главное.
      Главное пусть каждый читатель найдет сам. Свое собственное главное, как водится.
      Жму лапу всем!
      

      
        С уважением и наилучшими пожеланиями,
      
      Руслан Мельников
    

  


          See more books in http://e-reading.club