Глава шестнадцатая

Царские споры

«Грузин и бизнесмен» активно помогал себе жестикуляцией, руки его не знали состояния покоя: то взлетали вверх, то ладонью рубили воздух, то разлетались в стороны.

– Правда, – продолжал Каха Георгиевич, – кремлевские деятели все же добились своего, выполнили, так сказать, программу-минимум – внесли меж нами разброд и шатания. Вот Березовский уже заявил, что знать не желает, уж простите меня за цитату, – Грузин, приложив руки к груди, повернулся к Больному, – знать не желает эту свору либеральных болтунов и хитрованов. Это о нас, о «промышленниках»! А Леша Ботанин сегодня мне позвонил и сказал, что передумал… Ну, вы понимаете, насчет чего. Вот так. Словом, теперь договориться о чем-то серьезном стало во много крат сложнее. А время, кстати, идет…

– В оценке ситуации ты, конечно, Каха, всецело прав, однако выводы делаешь, на мой взгляд, неверные, – после недолгой паузы раздумчиво заметил Малышевский. – Я – и не только я, но и мои единомышленники, и Анатолий Витальевич в частности – мы не столь уж уверены в том, что за нападением стоит Кремль.

– А кто же тогда?! Что за таинственная сила такая? Инопланетяне? Марс атакует? – Грузин нервно хохотнул.

– Я так понимаю, уважаемый Александр Олегович, – Больной опустил взгляд и стряхнул с брюк несуществующую пылинку, – вы тонко намекаете на нас? Это мы, «реваншисты», дескать, подготовили захват яхты, чтобы между нами началась война?

– Я ни на кого не намекаю, уважаемый Иван Сергеевич, – четко выговорил Малышевский. – Я просто хочу рассмотреть все версии, а не хвататься за первую попавшуюся…

– Ну тогда ты скажи мне, кто еще помимо кремлевских мог быть заинтересован в подобной заварухе, а? – Грузин, колыхнув животом, повернулся к Малышевскому.

– А, к примеру, самый простой вариант вы отметаете на корню? – Олигарх откинулся на спинку кресла. – Я имею в виду самодеятельность некоего криминального авторитета, решившегося сорвать самый большой куш в своей жизни…

– Да ни один криминальный авторитет не сможет провернуть такое дело! – сказал Кривицкий. – Как к нему попала информация? Как он сумел подготовиться? Как сумел все провернуть и что ему позволяло надеяться после акции остаться в живых?!

– Это уже детали, – махнул рукой Малышевский. – Ну, например… Ну, возьмем какого-нибудь неприметного человечка, скажем, кухонного распорядителя, или как он там называется. Предположим, месяц назад ему сказали, чтобы к такому-то числу готовился дать обед на тридцать персон, готовился по самому наивысшему разряду и совершенно не заботился о ценах на что бы то ни было. И намекнули, что банкет будет проходить на воде. И все, и достаточно! Распорядитель этот где-то проболтался, пошла гулять информация, ушла в криминальную среду, попала к какому-то решительному и умному человеку. Он навел справки там-сям, в том же порту, у тех же пограничников, по интернету пробежался, сопоставил даты – мы же день свадьбы ни от кого не скрывали – и сложилась картина. Дальше оставалось только подключить к делу чеченских отморозков, которым нечего терять и которым без разницы, что школы захватывать, что яхты брать на абордаж, лишь бы навар был погуще… Мы с вами, господа, слишком высоко летаем, как говорится – слишком узок наш круг и слишком далеки мы от народа, не замечаем копошения на земле, считаем простых людей не более чем деталью пейзажа. А тем не менее деталь это живая, она может действовать. Может, что-то замышлять и затевать свою игру…

Кривицкий громко фыркнул:

– Это в вас, Александр Олегович, уж простите, романтизьм говорит. Коварный злодей-одиночка, эдакий всемогущий и всепроникающий профессор Мориарти, бросающий вызов сильным мира сего? Ха-ха. Ну, имеется, наверное, один процент из ста, что подобное возможно. Хотя с большей степенью вероятности можно предположить происки американской разведки или провокацию туркменских спецслужб… Однако давайте смотреть на вещи реалистично, вспомним о «бритве Оккама» и не станем транжирить время и силы на версии с мизерной вероятностью… Хотя я с вами, пожалуй, соглашусь в том, что не Кремлем единым. Где-то примерно с той же вероятностью, что и кремлевских деятелей, мы можем подозревать и друг друга…

– Разве к этому есть основания? – покосился в сторону Крепыша Грузин, но за своего помощника ответил Больной, грустно поджав бледные губы:

– Мы, Каха Георгиевич, не знаем, как бы развивались события на яхте, если б без помех воплощался сценарий захвата. Может быть, как ты правильно предположил, террористы вывели бы на палубу и расстреляли какую-то определенную группу лиц. Но именно определенную, строго очерченную принадлежностью к одному кругу… И я ничуть не буду удивлен, если именно так и произошло.

– Это о чем ты говоришь? – прищурился Малышевский.

– А это, Саша, я говорю о том, – спокойно проговорил Больной и сцепил пальцы в замок, – что, вполне вероятно, своей цели боевики достигли и боевую задачу выполнили. А именно – устранили того, за кем и полезли на яхту. Я имею в виду бедную Олесю Владимировну, твою незаменимую помощницу, которая, насколько мне известно, была посвящена во многие твои дела… Может, она знала нечто такое, настолько серьезное, что кому-то могла и не понравиться ее осведомленность?

Повисла тишина.

– Нет, – наконец очень серьезно сказал Малышевский. – Бред получается. Если Олесе Богданчук было что-то известно, то устраивать весь этот балаган с захватом яхты – верх глупости. Тупой голливудский боевик. Устранить Богданчук можно было бы проще, дешевле и, главное, со значительно большей гарантией успеха… И кроме того: нападение было спланировано заранее – ну и как заказчик мог быть уверен, что она не поделилась со мной своими жутко важными сведениями?

– Прошу прощения, Александр Олегович, но… – начал Кривицкий и нервно погладил бинт на руке. – Она могла и не поделиться… Не могла ли она вести какую-то свою игру? В тайне от вас…

– Извините – нет. Во-первых, у нас практически нет общих дел… а во-вторых, если помните, она все время пряталась в боцманской…

– Но ведь зачем-то она оттуда вышла, – не сдавался Кривицкий.

– В любом случае, мы не можем сбрасывать и такую возможность со счетов, – перебил Больной.

– Да ну вас! – Грузин тряхнул ладонью в сторону Больного и Крепыша, словно отмахиваясь от назойливой мухи. – У тебя, по-моему, паранойя! А «мы» – это кто, кстати? От чьего лица ты говоришь сейчас это «мы»? От своего лица и лица Березы или от всего кружка лондонско-тель-авивских эмигрантов? Или ты и нас в это «мы» зачисляешь?

«Вот оно как, – вяло подумал Мазур. Он чувствовал себя, точно зритель в кинотеатре на просмотре фильма категории „Б“. – Согласья нет даже в тесной кучке соратников. Сложно вам будет тогда заговоры-то плести…»

Иван Сергеевич не успел ответить Кахе Георгиевичу, потому что в разговор, грозящий плавно перейти в словесную стычку, вмешался Малышевский:

– Понятно, никто нам не запрещает подозревать не только всемогущий Кремль, но и друг друга. И я тут главный подозреваемый – поскольку яхта принадлежит мне, значит, мне и сподручнее было организовать все… Однако давайте априорно все же исходить из того, что за нападением стоит третья сила. А факты все расставят по своим местам.

– Правильно говоришь, – хлопнул себя ладонями по коленям Грузин. – Иначе мы только перессоримся и ни к чему не придем. Давайте думать, как строить работу.

– Следствие идет, – сказал Говоров, – лучших своих людей я подключил, информация о ходе расследования регулярно ложится вам на стол… – Он на миг запнулся. – На стол каждого, и ваш, Малышевский, и ваш, Иван Сергеевич. И будет ложиться незамедлительно и без всякого купирования. Да только возможности официального расследования… В общем, вы прекрасно знаете, что это за возможности…

– А главное – уходит время! – зло сказал Кривицкий.

– Я бы даже сказал, что это самое главное, – с недовольным видом добавил Больной. – В общем, за тем я сюда и прибыл, чтобы обеспечить начало нашей совместной работы по проблематике.

– Ох, любишь ты, Иван Сергеевич, казенные формулировки. Проще говори, – бросил Грузин, доставая из кармана довольно затертого вида футляр с позолоченной застежкой.

– Казенные формулировки тем и хороши, что не допускают двоякого толкования, – невозмутимо продолжал Больной. – Итак, что мы имеем… Большинство из тех, кто напал на яхту, были чеченской национальности, это установленный факт. Как они на яхту проникли – это другой вопрос, пусть им занимается Говоров. Но вот то обстоятельство, что это были именно чеченцы, отчасти облегчает нам задачу. Чеченцы – это особый, довольно замкнутый мир, живущий по своим законам, и, в сущности, очень небольшой, где все друг про друга знают, хоть и разбросаны по всему свету. Родственные связи, долги и обязательства друг перед другом, кровная вражда. Где бы ни оказался чеченец, он не может совершенно оторваться от своего тейпа, не получится у него это…

– Да все понятно, – поморщился Малышевский. – Ты и Береза еще с первой войны делали хар-роший гешефт с чеченцами. Если я ничего не путаю, как раз твой Березовский в девяносто шестом и насоветовал царю Бориске штурмовать Грозный. Конечно, у него должны были сохраниться старые связи…

– Давайте не будем затрагивать темы, не имеющие прямого касательства к нашим проблемам, – с каменным лицом произнес Больной. – Это не продуктивно, зато уведет в сторону от дела. Итак, мы обеспечим встречу с… очень компетентным в чеченских делах человеком.

– Мы считаем, его консультация поможет делу, – сказал Кривицкий. – Мы думаем, он сможет внести кое-какую ясность насчет того, кто из чеченов причастен к этой истории. Или – кто наверняка непричастен, что иногда бывает знать полезней. А там, глядишь, появится следочек…

– Кто этот твой авторитет? – подозрительно прищурившись, перебил Малышевский. – Или тайна?

Больной помялся, но все же сказал:

– Зелимханов.

Малышевский уважительно покивал головой и промолчал. За него сказал Грузин:

– Сильно. Это тебе не какой-нибудь лондонский болтун, называющий себя ичкерийским министром в изгнании, это крупняк.

Из потертого футляра он вытащил темную гнутую трубку и, набивая ее табаком, заметил:

– После того, как убрали неуловимого Одноногого, это второй человек в чеченской колоде. Сильно!

– Но я слышал, он давненько уже пребывает вдали от родных гор? – спросил Малышевский.

– Поверьте, это ни в малейшей степени не мешает ему быть в курсе всего того, что касается Чечни и чеченов. Собственно говоря, он лишь формально пребывает вдали, но его участие в делах диаспоры довольно значимо. Я бы сказал – имеет ключевое значение…

– Контролирует денежные потоки? – быстро спросил Малышевский.

– Я не знаю, – улыбнулся Больной так искренне, что верить ему не было ну ни малейшего желания.

– А он не откажется?

– Уже. Мы уже договорились с Зелимхановым. Через два дня он ждет гостей. Осталось определиться с гостями…

Иван Сергеевич наконец-то удостоил взглядом Мазура.

– Тоже вроде бы «уже», разве не так? – усмехнулся Малышевский. – Ведь ваш… украинский протеже со следами былых усов здесь тоже не случайно, я не прав? В общем, дорогой Каха призывал отбросить излишнюю дипломатию. Вот давайте ее отбросим и честно признаемся, что всецело доверять друг другу не сможем. Если к авторитетному консультанту отправится только ваш человек, боюсь, с нашей стороны это лишь посеет ненужную подозрительность. А мы ведь хотим строить дружеские отношения… как говорят в официальных протоколах – на основе взаимовыгодного сотрудничества, не правда ли?

– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Больной. Улыбка ему, кстати, не шла – смотрелась, как галстук-бабочка на удаве. – Поэтому позвольте поинтересоваться: не будет ли проблем у вашего протеже, товарища адмирала, с оформлением иранской визы, не нужна ли помощь?

– Ни малейших проблем, – заверил его Малышевский. – Быть может, у вас есть какие-то проблемы с авиаперелетом? Могу предложить свой скромный ероплан…

– Спасибо, нет необходимости. Не стоит привлекать к себе излишнее внимание, лучше лететь обычным рейсом.

«О-па, – опешил Мазур. – Это что значит – это значит, я полечу, что ли? Я, начальник аналитического, можно сказать, отдела, – и лететь в какой-то Иран?!»

Впрочем, инстинкты, намертво впаянные в подкорку, бунтарские мысли задавили быстро. Приказ есть приказ, и мы, люди подневольные, обязаны оные приказы исполнять без возражений… Тем более в первый же день службы.

Он глянул на Стробача. Невыразительное лицо Тимоша казалось неживым, как у восковых фигур. Из чего следовало, что эмоции в душе Стробача бушевали нешуточные.

Ну, так тебе и надо, легионер хренов, подергайся…

– Любо-дорого поглядеть на вас, товарищи олигархи, идиллия прямо, – хмыкнул Грузин. Он, как и положено правилами настоящих курильщиков, раскуривал трубку не от пошлой зажигалки, а от специальной спички, длинной и толстой. – Неужели теперь так будет всегда?

– Там поглядим, – буркнул Больной. – Я думаю, не стоит более задерживать Кирилла Степановича и Тимоша Тарасовича. Им тоже есть что обсудить. Если, конечно, у них не возникло вопросов…

– Скорее не вопрос, а пожелание, – откашлявшись, сказал Мазур. – Я бы хотел перед поездкой получить досье на этого Зелимханова. Как можно более полное, конечно. Привык, знаете ли, знать заранее, с кем предстоит иметь дело.

– Вполне разумно, – кивнул Больной. – Вы получите документы. Думаю, уже сегодня к вечеру. Еще какие-нибудь вопросы и пожелания? Нет? Тогда не смею задерживать…

Мазур и Стробач вышли из комнаты. Возле них джинном из медной лампы возник тип в темном костюме, жестом предложил следовать за собой…