на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Пролетарская дискотека

«Иногда наступает засушливый год, и тогда грибов на поверхности земли совершенно не видно. Некоторые могут поторопиться с выводами и решить, будто бы грибов больше не будет — но так думать неправильно. Грибы не лисы и не хорьки: если уж они появились в лесу, их ни за что оттуда не выведешь».

Новый микологический словарь

Трудной была зима 99-го — пьяной и скользкой, ветреной и ледяной. Холод сковал бесчисленные реки, неподвижными громадами застыли обледенелые мосты. Улицы превратились в сплошной каток, на обочинах дорог громоздились серые от грязи шапки исполинских сугробов. На морозных просторах бесчинствовал лютый северный ветер: рвал с домов кровлю, гудел в проводах, швырял в воздух целые тучи белесой снежной крупы.

В первых числах января судьба занесла меня в район станции метро «Московская», на квартиру, доставшуюся Вите Орку в наследство от его бабушки. Кроме квартиры, Вите достался целый шкаф бабушкиных вещей: пальто, юбок, сарафанов и прочего добра. А поскольку пьяные мы были мало сказать — «в умат», то никак не могли оставить без внимания такое «богатство». К тому времени мы с Витей остались одни — все товарищи разбрелись, оставив нас наедине со стылой разрухой, недоеденными салатами и поллитрой насквозь паленой водки. Делать было нечего: мы потерянно сидели на полу, меланхолично поднося ко рту стопку за стопкой. На дворе стояла ночь со второго на третье, суббота уже закончилась, через несколько часов в мире должно было наступить утро воскресенья.

Тут мы вспомнили, что недавно до нас дошли любопытные слухи: всего в нескольких троллейбусных остановках от Витиного дома (в парке Авиаторов) повадились устраивать «ролевые тренировки» какие-то вырожденцы. Проводились такие встречи по воскресеньям, в районе двух часов дня. Так почему бы нам, предложил Витя, не навестить этих наглых пидоров? Переоденемся двумя старухами-синявками, спрячем под пальто эбонитовые дубинки и таким образом легко подберемся вплотную к доверчивым ролевикам.

Предложение было принято «на ура» — мы бросились к бабушкиному шкафу и вывалили на пол пеструю кучу всевозможного тряпья. В конце концов мы остановили свой выбор на двух стареньких пальто, паре длинных шерстяных юбок и на двух допотопного вида вязаных цветастых платках. После этого мы взяли из цветочных горшков немного земли, влили туда полстакана растительного масла и за небольшое время привели выбранную нами одежду в совершенно непотребный, абсолютно «бомжовский» вид.

Довольные сделанным, мы поспешили примерить наши новые костюмы. Нам пришлось изрядно повозиться, обматывая друг друга тряпками (чтобы при надетом пальто возникал эффект кажущейся полноты), но вскоре и с этим было покончено. Получилось недурно, но нас здорово выдавала обувь: на мне были необычные для бомжихи ботинки с высокими берцами, а наряд Виконта выглядел и того хуже. Из-под его грязной, с масляными разводами юбки торчали лакированные туфли с модными квадратными носами.

Посовещавшись с минуту, мы разорвали на части старое одеяло и сделали обмотки на ноги — на манер тех, в которых в Великую Отечественную Войну разгуливали полуобмороженные фашисты. Теперь дело было за малым: обмотать руки и лицо смоченными в камфоре бинтами (из-за этого они приобретают отвратительный гнойно-желтый цвет), налепить побольше пластыря и надеть квадратные очки. После этого достаточно по-старушечьи укутать голову и плечи вязаным платком — и все. Создание образа завершено.

Теперь нам предстояло научиться во всем этом правильно двигаться. Во мне росту один метр восемьдесят пять сантиметров, а ходить я привык размашисто, широко ставя ноги. Понятное дело, что на улице не каждый день встретишь старуху такого роста и с такою походкою! Поэтому мне пришлось согнуться почти вдвое, после чего Витя запихал мне под пальто скомканную спортивную сумку, долженствующую изображать горб. Теперь я вынужден был передвигаться на полусогнутых, пряча колени под юбкой — из-за чего мой действительный рост потерялся, а я в самом деле стал похож на жирную, скособоченную горбунью.

Вите перекинуться оказалось немного попроще — он меньше ростом, и вместо обличья горбуньи выбрал внешность безобразной хромой. Для этого он взял бабушкину клюку, обмотал левую ногу грязно-белыми тряпками, и уже через пару минут добился вполне сносной «приволакивающей» походки. Любо-дорого было смотреть как он, кряхтя и покачиваясь, переносит тяжесть со «здоровой» ноги на клюку, делает неуверенный шаг и застывает, ненадолго обретая хлипкое равновесие. Впрочем, минут через десять Витя научился «хромать» достаточно ловко, так что мы решились выйти из дома и предпринять небольшую «пробную вылазку».

Для этих целей я сунул за пазуху эбонитовую дубинку, а Витя — кошелек и сотовый телефон. Мы решили прогуляться в сторону ларька, купить выпивки поприличнее, а заодно проверить на случайных путниках силу и убедительность наших новых амплуа. А самая первая наша «проверка» вышла такая.


Возле дома № 121 по Краснопутиловской улице нам попался сумрачный мужчина средних лет. Он курил, прислонившись к стене, а у его ног стояла сумка-тележка, доверху забитая какой-то сомнительной рухлядью. Он даже не пошевелился, когда две пьяных бомжихи вышли из-за угла и двинулись в его направлении. Состояние алкогольного опьянения — единственное, чего нам с Виконтом не было нужды симулировать, изрядное подпитие лишь добавляло правдоподобия нашим костюмам.

Первый раз мужчина посмотрел на нас, когда до него оставалось всего три метра. Резанул взглядом по заношенным юбкам и грязным пальто, по промокшим от снега обмоткам, мельком заглянул под нахлобученные наподобие капюшонов платки — и отвернулся, не вынеся вида сочащихся желтым, расползающихся бинтов.

Второй раз он глянул на нас, когда мы подошли уже практически вплотную — быстрый, исполненный брезгливого отвращения взгляд, каким смотрят на сифилитиков или на прокаженных. На всякий случай он отлепился от стены и сделал пару шагов в сторону, освобождая нам дорогу и давая возможность пройти. Так что он мало сказать «охуел» — у него чуть глаза не лопнули — когда увидел, что мы никуда не пошли, а склонились над его сумкой и принялись копаться в ней самым вольным и независимым образом.

Несколько секунд он просто стоял и смотрел на это безобразие, а затем пересилил отвращение, бросился к нам, ухватил за отвороты пальто и начал орать:

— Вы что, суки старые, совсем охуели? Я вам сейчас…

Именно «начал орать», не больше. Потому что в следующую секунды мы с Виконтом распрямились, схватили мужика за грудки, приподняли над землей и со всей дури шарахнули об обшарпанную каменную стену. А в следующую секунду ему в горло уперлась эбонитовая дубинка.

— Ты что, старость не уважаешь?! — сурово спросил Виконт. — Зря! Ты кто такой?

— А… — мужик от удивления только и мог, что хрипеть и вращать глазами по сторонам. — Я…

— Тебе пиздец! — оборвал его излияния Виктор, доставая из кармана сотовый телефон и наугад тыкая в клавиши, отзывавшиеся на его прикосновения тихим мелодичным пиликаньем. — Ты сорвал нам спецоперацию, теперь тебя…

Жаль, но закончить Витя не успел: вид бомжихи с сотовым телефоном в руках враз вывел мужика из состояния ступора. Извернувшись немыслимым образом, он вырвался у нас из рук и припустил вдоль дома, бросив свою сумку на произвол судьбы. Какое-то время мы еще смотрели ему вслед, а затем двинулись дальше: возле ларька нас ждали дела.

К одиннадцати утра мы окончательно утратили человеческий облик. Весь район стоял на ушах из-за бесчинства двух «новогодних старух», которые повадились врываться в торговые павильоны и скандалить с продавцами и посетителями. Впрочем, нам это быстро надоело, и последние два часа мы провели, разъезжая на троллейбусах вдоль всего Ленинского проспекта. Неправда, будто народ у нас невежливый да грубый: стоило положить кому-нибудь из пассажиров на плечо обмотанную бинтами руку, как двум «бабушкам» сразу же уступали место.

Из последнего троллейбуса, в котором мы ехали, сбежали почти все пассажиры: «новогодних старух» укачало на колдобинах и стало со страшной силой тошнить. Дошло до того, что водитель остановил вагон посреди площади Конституции и велел нам убираться вон — ну а мы, понятное дело, не спешили выходить.

В конце концов мы все-таки вышли и, поскольку приключения нас уже порядком утомили, решили добираться до дома Виконта без личин, сложив части «костюмов» в имеющуюся у нас спортивную сумку. «Разоблачаться» мы принялись прямо на выходе из троллейбуса, вольготно расположившись под рекламным щитом, установленным на заснеженном газоне посреди площади Конституции.

Теперь попробуйте себе представить удивление бойцов наряда УВО, припарковавших свою машину на другой стороне площади. Сидят они в машине и видят: из остановившегося посреди площади троллейбуса водитель матюгами гонит двух пьяных бомжих самого безобразного вида. Видят, как эти бомжихи хромают в направлении рекламного щита, как начинают разматывать обмотки и кошмарные желтые бинты, стаскивать через голову грязные пальто, высвобождаться из юбок… И как в конце концов превращаются в двух подозрительного вида молодых людей, которые спешно грузят все это добро в спортивную сумку и чешут через площадь в направлении улицы Краснопутиловской. Тут бы и ленивый забеспокоился!

Впрочем, пока менты заводили свой тарантас и объезжали площадь по кругу (а движение на площади Конституции весьма оживленное), мы успели «нырнуть» во дворы. Через час, забежав в магазин за бухлом, сигаретами и снедью, мы созвонились с товарищами и уселись дожидаться ихнего визита на лавочке перед парадной Виконта. Ради этого мы с Орком облачились в наряды «новогодних старух» еще раз — с тем, чтобы испытать их силу на наших друзьях. Поначалу все шло как нельзя лучше. Дэд, Сокол и Гор прошли мимо двух бомжих глазом не моргнув, даже не глянули. Дэд и Сокол уже скрылись в подъезде, Гор шагнул следом за ними, но вот Гаврилу нам провести не удалось. Он вдруг остановился как будто в задумчивости, медленно развернулся и в упор посмотрел на нас. Секунду его взгляд цепко обшаривал окружающее — меня, Виктора, скамейку и все остальное — а затем Гаврила подошел ближе и произнес:

— Петрович, Витя! Вы чего?

Мы с Виконтом недоуменно переглянулись, после чего я повернулся к Гавриле и задал резонный вопрос:

— Гаврила, как?! Как ты нас узнал?

— Ну вы даете! — рассмеялся Гаврила. — Конспираторы! Сидят две бомжихи на лавочке, курят «Camel», пьют коньяк, шоколадом закусывают. Пива стоит ящик, оливки, сыр… Напомните, кого вы хотели наебать?!

Наш обман был раскрыт, и с расстройства, а, может, из-за крайней степени утомленности, но охотиться на ролевиков в парк Авиаторов мы не пошли. Впрочем, мы не остались в накладе: через пару дней щедрая судьба подарила нам заместо этого чудную «охоту на сорокомана». Она стала одной из лучших наших «акций возмездия», вровень с достославной «Видессой» (о которой еще пойдет речь) и семинаром Торина Оукеншильда (о котором речь уже была). Вышло это так.


Четвертого января в доме культуры «Пролетарский» проходило масштабное мероприятие сорокоманов, включавшее в себя дискотеку, КВН, ряд конкурсов и прочие никуда не годные вещи. Теперь трудно сказать, кто были организаторы этого праздника, да это, пожалуй что, уже и неважно. Главное, что мы вовремя узнали о нем.

Около шести часов вечера мы встретились на выходе с эскалатора метро «Ломоносовская» и выдвинулись в сторону ДК. Путь наш пролегал через дворы к проспекту Обуховской обороны, который в этом месте проходит почти по самому берегу Невы. Отсюда открывается живописный вид на замерзшую реку и на мост Володарского, поднятый надо льдом на двух исполинских бетонных «быках».

Впрочем, нас интересовал не мост, а дом № 125, расположенный на набережной через квартал от парка им. Бабушкина. И хотя идти до места было недалеко, мы еще по пути увидели знаки, обещающие нам вполне успешное мероприятие.

— Смотрите! — привлек наше внимание Барин. — Кто это там ковыляет?!

Присмотревшись как следует (уличное освещение не работало, и на набережной было довольно-таки темно), мы разглядели впереди пару смутно знакомых фигур. Одной из них оказалась горбатая карлица по прозвищу Ханна, а второй был её муж, имени которого нам так и не довелось узнать. Я попробую передать вам представление об этом человеке с помощью слов Барина, которыми он живописал не попавшим на «дискотеку» товарищам про эту чудную встречу:

— Все знают, какая Ханна страшная, — толковал Кузьмич, морща лицо и беспомощно разводя руками. — Бабы уродливее, наверное, во всем Питере нет! Но когда я увидал её мужика, то здорово удивился: как же это Ханна согласилась выйти за него замуж? Такая парочка, что просто охуеть! В средние века их держали бы в клетке при каком-нибудь богатом дворе, а гулять выпускали только по праздникам!

Что-то похожее получилось и на этот раз: намечался грандиозный праздник, в свете которого мы посчитали встречу с Ханной добрым предзнаменованием. И если вначале у нас еще были кое-какие сомнения, то теперь стало ясно — мы не зря собирались в путь. Дискотека будет, а те, кто нам нужен, по собственной воле набьются в ловушку, расставленную беспечными устроителями мероприятия. Все было сделано за нас, оставалось лишь войти в здание и захлопнуть дверь изнутри.


ДК «Пролетарский» — огромный домище, в котором есть собственный гардероб, актовый зал, танцпол, буфет и множество подсобных помещений. Вот только за вход на дискотеку взималась кое-какая плата, и местная охрана (состоявшая сплошь из сорокоманов) уперлась и ни в какую не хотела нас бесплатно пускать.

Это не довело их до добра: к этому времени перед входом столпилось аж девятнадцать человек наших. Здесь было с десяток представителей нашего братства, несколько человек из «Моргиля»,[244] а также «свободные художники» вроде Видгри и его брата Юры. Пять мест в этом списке занимали девушки (Партизанка, Королева, Ярославна, Ирка и Стерх), но охране от этого легче не стало.

— Они что, совсем охуели? — удивился один из представителей Моргильской братии, Ильюша по прозвищу «Бабанияз». — Ждут, пока мы заплатим им денег?! Ну пиздец!

Открыв входные двери, Бабанияз, Юра и Эйв ухватили троих (столько их всего было) представителей сорокоманской стражи за куртки и рывком вытащили на улицу. Затем друзья отволокли так называемых «охранников» за угол и надавали им горячих «вразумляющих» пиздюлей. После этого сорокоманы были изгнаны в стылые просторы, раскинувшиеся возле парка им. Бабушкина, с наказом «идти и никогда сюда больше не возвращаться». Все это удалось провернуть настолько ловко, что никто из собравшихся в ДК даже не заметил, что охрана на входе сменилась. Потому что свято место пусто не бывает: теперь деньги за вход на дискотеку собирали Юра и я. Некоторые сорокоманы вздумали возмущаться, когда мы вдвое подняли оговоренную плату, но нас их вопли не особенно интересовали.

— Приказ администрации! — категорично заявлял я, а Юра кивал: — Хочешь на дискотеку — плати! Никто тебя сюда насильно не тащит!

От прошлой охраны нам достались в наследство стол, два стула и отпечатанные на принтере «списки приглашенных», среди которых оказалось немало известнейших «неуподоблюсь». Поэтому мы отнеслись к своему дежурству чрезвычайно серьезно: заказали в местном кабаке два чайничка водки (по каким-то причинам водку здесь подавали разлитой в небольшие керамические чайники), взяли красный маркер и принялись отмечать «особо опасных неуподоблюсь», замеченных при входе в ДК.

К половине восьмого через наш с Юрой «пост» прошло около ста пятидесяти человек. У меня рябило в глазах от невообразимого количества плащей-занавесок, обилия бисерных «фенечек» и нелепых деревянных мечей. Повсюду, куда не кинь взгляд, толпились сорокоманы, перумисты, «неуподоблюсь» и прочая сволочь. Доставшиеся нам «списки» были как будто в огне от многочисленных красных пометок, но были и такие «неуподоблюсь», которых мы видели сегодня впервые.

Почти нигде не было видно нормальных лиц, на которых бы отдыхал взгляд. Жирные бабищи и кривые, субтильные юноши, сведенные судорогой надменности скулы и маслянисто блестящие, бегающие глаза. Мне редко доводилось видеть в одном месте такое количество вырожденцев — разве что в Москве, на сборище под названием «Эгладор». Для Санкт-Петербурга же это был своеобразный «рекорд».

Разумеется, мы не сидели без дела: как только в дверь протискивался кто-нибудь из «числящихся в особых списках», мы с Юрой подавали засевшим в кабаке товарищам условный сигнал. Тогда двое наших брали новоприбывшего под руки, аккуратно разворачивали и без лишнего шума сопровождали до расположенного неподалеку входа в туалет. Его двери распахивались всего на секунду, чтобы тут же захлопнуться — словно окровавленная пасть, одного за другим пожиравшая наиболее безобразных гостей этой дискотеки.

Отлаженный механизм работал, словно часы — до тех пор, пока в ДК не начали ломиться бывшие охранники-сорокоманы. Один из них оказался местным и сумел разжиться подмогой в лице четверых здешних гопников, которые ворвались в помещение и принялись «гнуть пальцы» и угрожать. По-видимому, «охранники» не успели толком сосчитать, сколько именно наших успело проникнуть в помещение, а с опиздюлившими их Юрой, Бабаниязом и Эйвом думали разобраться с помощью своих новых друзей. Да не тут-то было!

По древнему обычаю, драку внутри ДК местные гопники устраивать не захотели, требуя, чтобы Юра, Эйв и Бабанияз вышли на улицу «поговорить». Компанию «переговорщикам» решили составить Кримсон и Строри, так что в конце концов наши товарищи оказались впятером против семерых.

Местная гопота оказалась не в пример сноровистей убогих сорокоманов, так что когда друзья вернулись в помещение, кулаки у них оказались сбиты едва ли не до костей. Тем не менее победа осталась за ними, так как местные «охранники» сделали в этом бою не многим больше, чем в первый раз. А с четырьмя гопниками наши товарищи справились, хоть и не без некоторого труда.

— Дельные, судя по всему, люди! — охарактеризовал недавних противников Эйв. — Только вписались не за тех! Впрочем, парни это местные, так что после дискотеки мы наверняка их еще увидим! Обмывали победу в баре, тесно сдвинув столы, на которых было расставлено пиво, орешки и вездесущие чайнички с водкой. Братья поздравляли друг друга, высоко поднимая вверх тонкие фужеры из-под шампанского, которые в местном кабаке выполняли функцию стопок. Крепкий алкоголь мешался с горячей кровью, рождая всесокрушающий дух праздника — непередаваемое ощущение веселого буйства.

Из-за неимоверного количества выпитого панорама ДК и лица собравшихся запомнились мне не чётко, а как будто бы по кускам. Вот стайка сорокоманов возле туалета, вот заполненное танцующими парами обширное помещение, а вот актовый зал, в котором устроители мероприятия собирались проводить КВН. К восьми часам вечера я с трудом различал отдельные предметы, а к половине девятого уже полностью «перекинулся».

В моей памяти, словно сквозь толщу воды, проступали очертания незнакомого человека, наряженного в розовую кофту с многочисленными бантами, держащего в руках здоровенный коричневый бокен. Этот человек высился посреди моих воспоминаний, словно скала, вокруг которой бушевало черное море беспамятства. Залы и коридоры ДК кружились вокруг меня, как будто охваченные штормом, мир подернулся темной пеленой и исчез. Когда это произошло, нечто огромное, извиваясь и крича, поднялось из глубин моего существа, и тогда мое привычное «я» забилось в уголок, сжалось в комочек и перестало существовать.


Я пришел в себя от лютого холода, раздиравшего на части все мое тело. Казалось, что в меня разом впились тысячи ледяных крючьев, терзавших мою кожу губительным холодным огнем. Я открыл глаза и увидел, что лежу под слоем снега, а в полуметре надо мной простирается днище речного катера, поднятого на деревянные стапеля.

Я лежал в этом странном «убежище» и размышлял — как же, твою мать, я здесь оказался? В просвет под днищем виднелась застывшая поверхность Невы и гранитная облицовка набережной, возвышающаяся на несколько метров над вмерзшей в речной лед стоянкой для катеров. Пробиравший до костей холод немного отрезвил меня, сквозь ватную пелену забвенья начала проступать жуткая панорама недавних событий.

Первое, что поднялось на поверхность из глубин моей памяти — это тяжеленный бокен, которым я с остервенением «рубил» собравшихся на танцполе людей. Бах! Вот, нелепо размахивая руками, валится на пол дородный молодой человек в плаще-занавеске. Бах! Схватившись руками за голову, ныряет в толпу другой. Бах! Люди вокруг начинают разбегаться, словно круги по воде. Бах! Бах! Бах!

Какое-то время я бесновался подобным образом, а потом упал прямо посреди танцпола и крепко заснул. Я спал, а мой сон охраняли товарищи, жестоко избивавшие всякого, кто приближался ко мне и заступал в «опасную зону». И хотя проспал я едва ли полчаса, последующие эпизоды отложились у меня в памяти едва ли лучше, чем этот беспокойный, полный мерного топота ног и постоянного грохота музыки сон.

— Вставай, Петрович! — голос Королевы ворвался в мой сон. — Петрович, вставай! Дискотеку закрывают!

Когда я открыл глаза, сел и огляделся по сторонам, то увидел, что дискотека вокруг меня превратилась в театр военных действий. Все смешалось в единой круговерти — кровь на полу, блевота на стенах и истошные крики старой мегеры из администрации ДК. Она во весь голос проклинала устроителей мероприятия и требовала, чтобы собравшиеся немедленно покинули помещение.

У нее были на это причины: пока я спал, Барин подобрал мой бокен и пошел бить развешанные вдоль стен исполинские зеркала. Весь пол был густо засыпан битым стеклом, а из-за угла продолжали доноситься мощные удары и разрывающий уши оглушительный звон. Кое-как поднявшись на ноги, я поплелся вдоль стены к выходу, но в фойе меня скрутило не на шутку. Мне стало до того нехорошо, что я вынужден был согнуться пополам, опереться руками о банкетку и извергнуть из себя часть выпитого накануне. К несчастью, то, как я блюю на банкетку, заметила «мегера из администрации», с выпученными глазами и побелевшим лицом взиравшая на картину причиненных её ведомству разрушений. Видно было, что она просто не в силах поверить своим глазам, но вид изгаженной банкетки живо вывел её из состояния ступора.

— Ах ты, мразь! — заорала она, стремительно приближаясь и рывком вздергивая меня на ноги. — Урод вонючий!

Это была мощная, дородная женщина, а мне было слишком худо, чтобы я мог сопротивляться как следует.

— Пошла на хуй, — произнес я заплетающимся языком, делая слабую попытку вырваться. — Что тебе надо?!

— Что мне надо, козел? — заорала схватившая меня баба. — Ну, сволочь!

С этими словами она отпустила мой ворот и сделала попытку вцепиться ногтями мне в лицо. Это могло бы у нее получиться, но тут в поле моего зрения неожиданно возникла Королева. В руках у нее была пивная бутылка, которой она наотмашь ударила схватившую меня бабу. Удар был что надо: край донышка с хрустом вошел в переносицу, свалив женщину с ног и вмиг лишив ее всей стремительности и напора. Она упала на жопу прямо посреди коридора и так и сидела, вращая глазами и размазывая по лицу хлынувшую из разбитого носа кровь. В этом она была не одинока: еще один сокрушительный удар по носу нанес Эйв. Его оппонентом оказался высокий молодой парень, который сначала залупался, а потом стал ускользать от конфликта, прячась за спинами парочки знакомых баб. Причем те ему в этом всячески потворствовали — растопырив руки, отталкивали Эйва в сторону, царапались и орали:

— Отойди! Чего тебе от него надо? Вали отсюда!

— Вижу я, что сейчас он от меня ускользнет! — рассказывал впоследствии Эйв. — И так бы и вышло, кабы он не расслабился. Ему бы валить, пока была такая возможность — а он, видать, решил «сохранить лицо». Встал он у девок за спинами и говорит: «Мы с тобой потом разберемся!». А башка его аккурат между ними виднеется! Собрался я с силами, да как врежу! Здорово получилось: у него нос так на щеку и лег. Так что лица он все же не сохранил!


В конце концов мы высыпали на улицу, где к тому моменту столпилось уже около тридцати человек. Среди них были как гости этой дискотеки, так и грядка местных гопников, решивших расквитаться с нами за свою давешнюю неудачу. По счастью, к этому времени я сумел немного прийти в себя: умыться снежком, продышаться и набить полные карманы разномастной стеклянной посуды. Протрезветь я не протрезвел, но своих от чужих отличал, а это в нашем деле самое главное.

Справедливости ради скажу, что первый раунд в последовавшей за этим драке остался за одним из приготовивших нам такую любезную встречу парней. Это был крепкий молодой человек в дубленке и цветастой «рэперской» шапке, который шагнул навстречу нашему Кузьмичу и оприходовал его по голове завернутым в газету обрезком бейсбольной биты.

Время как будто остановилось: застыли машины на набережной, стих ледяной ветер, неподвижно зависли в воздухе одинокие снежинки. Картина людей, собравшихся перед входом в ДК, запечатлелась в моей памяти подобно мгновенному черно-белому снимку. Два полукруга — они и мы — а в центре Кузьмич и незнакомый парень с обрезком биты в поднятой кверху руке. Затем бита опустилась, придавая картинке динамику и цвет: плеснуло красным, Кузьмич упал, зажимая руками голову, а вокруг парня с битой сомкнулись наши товарищи. Это произошло практически мгновенно: так схлопывается воздух после слепящей вспышки вакуумного взрыва. Секунду назад противник Кузьмича еще стоял на ногах, и вот на этом месте уже беснуется тугой комок человеческих тел.

И хотя я думал, что так бывает только в дешевых фильмах, парень с битой сумел каким-то образом выползти из этой кучи-малы. Я видел, как он на четвереньках, едва ли не ползком, выкарабкивается из-под навалившихся на него братьев и начинает вставать. Тогда я вынул из кармана бутылку из-под шампанского, шагнул вперед и прицелился, словно в гольфе или в крокете. В следующую секунду я нанес сокрушительный удар — бутылка лопнула, а парень с битой упал и больше не поднимался.

Как это ни странно, но до этого момента никто из собравшихся не предпринял никаких попыток нам помешать. Такая ситуация сохранялась до тех пор, пока с земли не поднялся окровавленный, ошалело мотающий головою Кузьмич. Но как только он встал, из задних рядов сорокоманов вылетела бутылка, попавшая Кузьмичу в лоб и вновь опрокинувшая его на землю. Это было той каплей, что опрокинула и без того уже полную чашу: увидав это, братья как будто взбесились. Вспыхнула драка, теперь уже общая. Мелькали руки и лица, события сменяли друг друга с пугающей быстротой. Впрочем, мне приходилось в них ориентироваться: в этой драке я был «вторым номером», и мне ни в коем случае нельзя было зевать.

«Вторые номера» — термин с ролевых игр, слово, применяющееся для описания групповых боев с применением «обходного маневрирования». Оно обозначает людей, которые в бою заходят противнику за спину и наносят удары с тыла, а также тех, кто защищает собственный строй от подобных вылазок. У наших противников «вторых номеров» не оказалось, так что мне очень пригодились запасенные заранее бутылки.

Везде, где бы я ни видел дерущихся братьев — я заходил сзади и бил их противников бутылками по головам. Наших врагов никто не прикрывал, так что работать было сущее удовольствие: я носился позади вражеского строя, нанося удары пивными, водочными, винными и другими бутылками. Дважды я отбегал к ближайшей урне за пополнением «боеприпасов», и лишь однажды от моих действий вышел некоторый вред. Произошло это так.

Моим напарником в этом бою был брат Кримсон: он прикрывал меня, я — его. Мы понемногу присматривали друг за другом, и если Кримсон ввязывался в бой, я тут же оказывался рядом и разбивал об его оппонента парочку подходящих бутылок. В один из таких разов я привычно скользнул его противнику за спину, размахнулся и со всей одури врезал ему бутылками по ушам. Бах! Стекло лопнуло, противник Кримсона упал, а сам Кримсон заорал дурным голосом и схватился за лицо. Оказалось, что отлетевшие куски стекла воткнулись ему под кожу и только чудом не повредили глаза. Так мы узнали, что при драке бутылками «второй номер» должен наносить удар не сзади, а сбоку, чтобы осколки стекла не попали его товарищу в лицо. Впрочем, как бы там ни было — сегодня я был слишком пьян и не мог следить за ВСЕЙ ситуацией. Израсходовав очередную бутылку, я отпрыгнул назад, но споткнулся и врезался в кого-то спиной. Тут меня схватили под руки и принялись «винтить» — в горячке я не заметил, как ко мне подобрались бойцы милицейского патруля. Оказывается, пока мы дрались, к ДК прибыли две «кареты» скорой помощи и три милицейских машины.

Меня засунули в одну из них — УАЗ «буханку», оборудованную под перевозку хулиганья. Я оказался один в полной темноте, в гулком, холодном металлическом кузове. Вынув из кармана перочинный нож (меня не успели обыскать), я принялся ковыряться в запоре, но все без толку. С этой стороны был сплошной металлический лист — ни щели, ни даже самой маленькой дырочки. Так бы я и уехал в местный отдел, если бы не Королева. Во время драки она была сильно занята: собирала брошенные нашими противниками вещи и досматривала их на предмет материальных ценностей, валяющихся без дела. В результате этого ей достался чей-то рюкзак, синяя шапка с помпонами и набор кассет с музыкой для сорокоманского КВН. Рюкзак Королева выбросила, а вот кассеты сунула в шапку и запихала поглубже в карман.

Пока она этим занималась, драка практически закончилась, а на площадке перед входом в ДК появились сотрудники милиции и врачи. Они принялись растаскивать по машинам продолжавших бесчинствовать и наиболее тяжело пострадавших. Из всех наших в милицию попал один только я, а в скорую — никто, так как Кузьмич к середине драки пришел в себя, поднялся на ноги и орудовал кулаками с завидными упорством и силой.

Увидав, что меня нигде нет, Королева пошла вдоль ряда милицейских машин и вдруг услышала, как у одной из них в кузове кто-то скребется. Ни секунды не медля, она обошла машину сзади, повернула ручку (на мое счастье, там оказалось не заперто) и открыла дверь. Стоящий в пяти шагах мент только-только начал поворачиваться на звук, как я уже выскочил из машины, в два прыжка пересек проспект Обуховской Обороны и припустил улепетывать по набережной. Мент, конечно же, бросился за мной. Но у меня был отрыв примерно в десять метров, который я постепенно сумел увеличить почти до пятидесяти. В конце концов я добежал до неосвещенной стоянки для катеров, перепрыгнул через парапет, пролетел пару метров по воздуху и приземлился в обледенелый сугроб.

Затем я пробежал метров двадцать по промерзшей земле, закатился под одну из едва различимых в темноте лодок и как мог забросал себя снегом. Невероятное количество выпитого, драка и сумасшедший бег подкосили мои силы: я натянул поглубже капюшон куртки, сунул руки в рукава, поджал под себя ноги и выключился, как свет.


Лежа под лодкой, я не знал, что наши товарищи сумели благополучно спастись от милиции и давным-давно покинули пространство возле ДК. Я пробыл в забытье не более получаса, но этого хватило, чтобы задубеть чуть ли не до смерти и забыть половину из того, что со мною произошло. Так что последние события, связанные с этой дискотекой, дошли до меня значительно позже: финальную историю рассказал мне при встрече Эйв.

— Когда Королева выпустила тебя из милицейской машины, ты повел себя как полный кретин! — для начала обрадовал меня Эйв. — Это тебе спьяну грезится, что ты сразу же по набережной побежал: на самом деле ты сначала повернулся к ментам, кривлялся и орал, словно пьяная обезьяна. И только когда за тобой ломанулись — только тогда ты с хохотом и воем умчался по набережной. К этому моменту все наши уже разбрелись, так что я тоже решил делать оттуда ноги. Направлялся я в «Сетеборец»,[245] но не знал, что за мной увязался хвост — двое из тех гопников, с которыми мы на сцепились дискотеке.

— Да ну на хуй! — удивился я. — Им что, мало? До чего же упорные пидоры!

— Ну! — продолжал Эйв. — Слов нет! А вход в «Сетеборец» сделан в подъезде жилого дома, и от обычной парадной внешне ничем не отличается. Вот они и решили, наверное, что я домой иду. Думали настигнуть меня возле квартиры и как следует «прессануть». Захожу я, значит, в подъезд, поднимаюсь на один пролет, и тут за мной эти двое влетают. Кричат: «Стоять, сука, теперь тебе пиздец!» А там лестница на четыре пролета, и на верхней площадке наших человек восемь тусуется: Боря и Скив, Трейс и Альбо, Гурт, Фуфа и еще кое-кто. Поимщики мои увидели это и встали, как вкопанные, а потом назад ломанулись. Посмотрели мы на них, плюнули и даже гнаться не стали. Незачем — и без того хороший был день!


Вейся, наше знамя! | Сказки темного леса | Будда мирового света