17
- Теперь нам надо подумать, - сказал Калле, осторожно ощупывая шишку на затылке. - Вернее, вы должны подумать. Потому что, по-моему, мне отшибли мозги.
Ева Лотта снова принесла мокрое полотенце, которым обернула голову Калле.
- Вот так, - сказала она. - А теперь лежи спокойно и не двигайся.
Калле не возражал против того, чтобы полежать. После приключений последних четырех-пяти дней и ночей мягкая постель была бы блаженством. И до чего здорово, хотя и чуточку смешно, было лежать здесь, окруженным заботами Евы Лотты.
- Я думаю. Я вот сижу и думаю, - сказал Андерс, - есть ли на свете хоть один человек, которого бы я ненавидел больше, чем Петерса, но никого не могу припомнить. Даже этот преподаватель труда, который был у нас в прошлом году, если вдуматься, просто симпатяга по сравнению с Петерсом.
- Бедный Расмус, - сказала Ева Лотта.
Взяв подсвечник, она подошла к постели Расмуса и осветила ее. Он спал так спокойно и безмятежно, словно в мире не было никакого зла. И Ева Лотта подумала, что при колеблющемся свете свечи он больше чем когда-либо походил на ангела. Личико его осунулось, щеки, на которые падала тень от длинных темных ресниц, были такими худенькими, а нежный детский ротик, болтавший столько чепухи, был ужасно трогательным, когда мальчик спал. Он казался таким маленьким и беззащитным, что при мысли о самолете, который должен прилететь рано утром, у Евы Лотты заболело сердце.
- Неужто мы и вправду ничего не можем сделать? - спросила она упавшим голосом.
- Я бы хотел запереть Петерса где-нибудь вместе с адской машиной, - заявил, кровожадно стиснув зубы, Андерс. - С маленькой адской машиной, которая бы вдруг щелкнула - «клик» - и покончила бы с этим подлецом!
Калле тихонько засмеялся про себя. Ему что-то пришло в голову.
- Кстати, насчет того, чтобы его запереть! - сказал он. - Мы-то, собственно говоря, вовсе не заперты. У меня ведь есть ключ, понятно? Мы можем убежать, когда захотим.
- Правда, - удивился Андерс. - У тебя ведь есть ключ! Чего же мы ждем? Давайте удерем!
- Не-ет, Калле должен лежать спокойно, - сказала Ева Лотта. - После такого сотрясения мозга голову и с подушки-то нельзя поднять.
- Подождем несколько часов, - решил Калле. - Если мы попытаемся увести Расмуса в лес сейчас, он поднимет вой на весь остров. А здесь нам спать лучше, чем где-нибудь под кустом в лесу.
- Ты рассуждаешь вполне разумно! Можно подумать, что мозг твой начал функционировать, - согласился Андерс. - Я знаю, что нам делать. Поспим сначала, а часов в пять удерем. И надо молиться, чтобы ветер хоть немножко стих и кто-нибудь из нас смог бы переплыть залив и позвать на помощь.
- Да, иначе мы пропали, - сказала Ева Лотта. - Мы не сможем долго прятаться на этом острове. Я-то знаю, каково бродить с Расмусом в лесу, да еще без еды.
Андерс залез в спальный мешок, который Никке любезно предоставил ему.
- Подайте мне кофе в кровать в пять часов, - приказал он. - Теперь я буду спать.
- Спокойной ночи, - сказал Калле. - Чувствую, что утром предстоят большие события.
Ева Лотта легла на свой диван. Положив руки под голову, она смотрела вверх, где жужжала глупая муха и, натыкаясь на потолок, падала всякий раз вниз.
- Вообще-то Никке мне очень нравится, - заявила Ева Лотта.
И, повернувшись на бок, задула свечу.
Кальвён, лежавший в пятидесяти трех километрах к юго-востоку от Лильчёпинга, - большой и обширный остров только для тех, кто бродит в поисках шалаша в лесу. Но для того, кто приближается на самолете, остров не что иное, как маленькая-премаленькая зеленая точка в синем море, усеянном множеством таких же мелких зеленых точек. И вот теперь откуда-то издалека стартовал самолет и взял курс на маленький остров, лежавший среди тысяч других таких же островов. У самолета мощные моторы, и ему нужно всего несколько часов, чтобы достигнуть цели. Эти моторы беспрерывно монотонно гудят, и вскоре их однообразный гул слышится уже на острове Кальвён. Гул понемногу набирает силу и превращается в устрашающий рев, когда машина начинает приводняться в заливе. После бури море покрыто тяжелой зыбью, но в глубине залива ветер слабее, и самолет с последним оглушительным грохотом касается водной глади и застывает у причала.
Тут Калле наконец просыпается. В тот же миг до него доходит, что это вовсе не рев Ниагарского водопада, как ему приснилось, а гул самолета, который должен увезти Расмуса и профессора.
- Андерс! Ева Лотта! Проснитесь!
Крик его звучит словно зов о помощи, и напуганные Андерс и Ева Лотта мгновенно поднимаются. Они понимают всю глубину постигшего их несчастья. Теперь только чудо поможет им скрыться. Вытаскивая Расмуса из постели, Калле бросает взгляд на часы. Еще только пять часов утра. Что за мода прилетать на два часа раньше назначенного срока!
Расмус совсем сонный и вовсе не желает вставать, но они не обращают внимания на его протесты. Ева Лотта неумолимо напяливает на мальчика комбинезончик, а Расмус фырчит, словно рассерженный котенок. Андерс и Калле стоят рядом, подпрыгивая от нетерпения. Расмус только и делает, что упирается, и в конце концов Андерс, схватив его за шиворот, рычит:
- И не мечтай, что такой плакса, как ты, станет когда-нибудь Белой Розой.
Это помогло. Мальчик замолкает, а Ева Лотта быстро и ловко надевает на него кеды. Калле склоняется над ним и умоляюще говорит:
- Расмус, нам опять нужно удирать! Может, нам придется жить в отличном шалаше, где ты уже ночевал! Тебе надо бежать изо всех сил!
- Ничего подобного! И не собираюсь, - говорит Расмус, потому что так иногда говорит папа. - Ничего подобного! И не собираюсь. Чего придумали!
Наконец-то они готовы. Калле подбегает к двери и напряженно прислушивается. Все тихо. Похоже, путь свободен. Он ищет в кармане ключ. Ищет, ищет…
- Ой, ой, ой, - стонет Ева Лотта. - Только не говори, что ты потерял ключ!
- Он должен быть здесь, - отвечает Калле. От волнения у него дрожат руки. - Он должен быть здесь!
Но как ни ищи, а в карманах брюк пусто. Никогда еще в карманах его брюк не было так ужасающе пусто. Андерс и Ева Лотта молчат. Беспомощно кусают пальцы и молчат.
- Подумать только, неужели ключ выпал, когда они вчера вечером вносили меня сюда?!
- Да, почему бы ему не выпасть, когда все и так висит на волоске, - горько говорит Ева Лотта. - Этого и следовало ожидать.
Секунды бегут. Драгоценные секунды. Дети лихорадочно ищут на полу. Все, кроме Расмуса. Он тем временем принимается играть со своими лодочками, и они плывут по скамейке, на которой спал Калле. Скамейка - это бескрайний Тихий океан. Там, в бескрайнем Тихом океане, лежит ключ; Расмус поднимает его и превращает в капитана корабля, который называется «Хильда из Гётеборга». Это Никке так красиво окрестил корабль. Так назывался корабль, на котором Никке давным-давно плавал юнгой.
Секунды бегут. Калле, Андерс и Ева Лотта судорожно ищут ключ и чуть не кричат от волнения. Но Расмус и капитан «Хильды из Гётеборга» ничуть не переживают, ну просто ни капельки. Они переплывают бескрайний Тихий океан, и им так хорошо! До тех пор, пока Ева Лотта не срывает с криком капитана с его мостика и не оставляет «Хильду из Гётеборга» без хозяина посреди бурного моря.
- Быстрее, быстрее! - кричит Ева Лотта и отдает Калле ключ.
Он берет ключ и только собирается вставить его в замочную скважину… Но тут он что-то слышит и бросает отчаянный взгляд на Андерса и Еву Лотту.
- Слишком поздно, они уже идут, - говорит он.
Собственно говоря, сообщение это излишне, потому что на бледных лицах Андерса и Евы Лотты можно видеть: они слышали все не хуже его самого.
Тот, кто идет, торопится, страшно торопится. Они слышат, как ключ поворачивается в замочной скважине, дверь распахивается, и на пороге появляется совершенно обезумевший Петерс. Он бросается прямо к Расмусу и хватает его за руку.
- Идем! - бесцеремонно говорит он. - Да побыстрее!
Но Расмуса уже разозлили все эти глупые посягательства на его особу. Чего они тут ходят и хватают всех направо и налево? Сначала капитана «Хильды», а теперь его самого!
- А вот и не пойду, понятно? - яростно кричит он. - Убирайся прочь, глупый инженер Петерс!
Тогда Петерс наклоняется, крепко охватывает мальчика рукой и несет его под мышкой к двери. Мысль о том, что его разлучат с Евой Лоттой, Калле и Андерсом, смертельно пугает Расмуса. Он отбивается и кричит:
- Не хочу… не хочу… не хочу!
Ева Лотта закрывает лицо руками и плачет. Это так ужасно! Калле и Андерс тоже замерли и в отчаянии слышат, как Петерс запирает дверь, слышат, как он уходит, слышат крик Расмуса, который постепенно замирает вдали.
Но тут Калле приходит в себя. Он снова вытаскивает ключ. Терять им больше нечего. Они должны по крайней мере видеть печальный конец этой Истории, чтобы потом все рассказать полиции. Потом, когда будет уже слишком поздно и Расмус с профессором окажутся где-то далеко, где шведская полиция уже ничего не сможет сделать.
Они лежат за кустами близ причала и горящими глазами следят за трагическим исходом этой истории.
Там - самолет. И туда приходят Блум и Сванберг, между ними - профессор. Пленник со связанными за спиной руками не оказывает ни малейшего сопротивления. Он производит впечатление человека, почти впавшего в апатию. Безропотно входит он в самолет, садится и равнодушно смотрит прямо перед собой. Тут из большого дома выбегает Петерс. Он несет Расмуса, а Расмус так же яростно отбивается и так же дико, как раньше, кричит:
- Не хочу… не хочу… не хочу!
Петерс быстрыми шагами проходит вдоль длинного причала, и при виде сына на лице профессора появляется выражение такого отчаяния, какое Калле, Андерс и Ева Лотта даже не могли предположить в человеке.
- Не хочу… не хочу… не хочу!… - кричит Расмус.
Петерс в ярости бьет его, чтобы заставить молчать, и Расмус кричит так, как никогда в жизни еще не кричал.
И тут вдруг на причале появляется Никке - они даже не видели, откуда он взялся. Лицо у него багровое, кулаки сжаты. Но он не двигается, он только неподвижно стоит и смотрит на Расмуса с неописуемым выражением скорби и сострадания в глазах.
- Никке! - кричит Расмус. - Помоги мне, Никке! Никке, ты же слышишь…
Нежный голосок замолкает, Расмус отчаянно плачет и протягивает руки к Никке, доброму Никке, который умеет делать такие красивые игрушечные лодки из коры.
И тут происходит нечто невообразимое. Словно огромный разъяренный бык, Никке бросается вперед и мчится вдоль причала. Он настигает Петерса возле самого самолета и, свирепо рыча, вырывает у него Расмуса из рук. Никке наносит Петерсу такой удар в подбородок, что тот, качаясь, едва удерживается на ногах. А прежде чем он снова обретает равновесие, Никке уже бежит изо всех сил обратно вдоль длинного причала.
Петерс кричит ему вслед, и Ева Лотта содрогается от ужаса, потому что более страшного крика она не слыхала никогда:
- Никке, остановись! А не то стрелять буду!
Но Никке не останавливается. Он только крепче прижимает к груди Расмуса и мчится по направлению к лесу.
Тогда гремит выстрел. Еще один. Но Петерс явно слишком взволнован, чтобы тщательно прицелиться. Никке бежит дальше и вскоре исчезает в ельнике.
Вопль, который издает Петерс, вряд ли можно назвать человеческим. Вопль означает, что Блум и Сванберг должны следовать за шефом. И вот они все трое мчатся за беглецом.
Калле, Андерс и Ева Лотта по-прежнему остаются лежать за кустом, не спуская глаз с леса. Что происходит там, в ельнике? Когда ничего не можешь видеть, все кажется еще страшнее. Они слышат лишь ужасающий голос Петерса, который кричит и бранится, удаляясь все глубже в лесную чащу.
Тут Калле бросает взгляд в другую сторону. В сторону самолета. Там сидят профессор и пилот, охраняющий его и машину. Больше там никого нет.
- Андерс, - шепчет Калле, - можно мне взять твой нож?
Андерс вытаскивает из-за пояса охотничий нож.
- Что ты собираешься делать? - шепчет он. Калле пробует острие ножа.
- Саботировать, - говорит он. - Помешать самолету подняться. Это единственное, что я сейчас могу придумать.
- Для человека с проломленным черепом не так уж и плохо, - подбадривающе шепчет Андерс.
Калле раздевается.
- Крикните несколько раз погромче, - чуть погодя говорит он Андерсу и Еве Лотте. - Пусть летчик посмотрит в вашу сторону.
И он пускается в путь. Крадучись, Калле делает большой круг между елями и приближается к причалу. А когда Ева Лотта и Андерс издают клич индейцев, он пробегает те немногие метры, которые остаются до причала, и соскальзывает в воду.
Он рассчитал правильно. Пилот бдительно смотрит в ту сторону, откуда доносится клич индейцев, и не видит, как мимо, словно молния, проносится тоненькое мальчишеское тело.
Калле плывет под причалом. Плывет беззвучно, как не раз плавал во время войны Роз. Вскоре он уже добрался до края причала и очутился у самого самолета.
Он осторожно выглядывает из воды и через открытую дверцу кабины видит летчика. Он видит и профессора, но что гораздо важнее - профессор видит его. Летчик неотрывно смотрит в сторону леса и не знает, что творится у него под носом. Калле поднимает нож и делает вид, что наносит несколько ударов, чтобы профессор понял, зачем он явился.
И профессор понимает. И догадывается также, что надо делать ему самому. Если Калле начнет орудовать ножом, в самолете, несомненно, раздастся шум, который не сможет не услышать пилот. Если его внимание не отвлечет еще худший шум с противоположной стороны…
Профессор берет на себя ответственность за этот шум. Он начинает кричать, скандалить и топать ногами. Пусть летчик думает, что он сошел с ума, - да, по правде говоря, просто чудо, что профессор еще не рехнулся.
При первых громких криках пленника пилот в ужасе вздрагивает. Он пугается от неожиданности. Потом свирепеет от испуга.
- Заткнись! - говорит он с каким-то своеобразным иностранным акцентом. Он не очень хорошо знает шведский язык, но это выражение он запомнил.
- Эй ты, заткнись! - повторяет он, и благодаря своеобразному акценту голос его звучит почти добродушно.
Но профессор продолжает кричать и топать ногами.
- Я буду скандалить сколько вздумаю! - кричит он, чувствуя в эту минуту, как в самом деле приятно топать ногами и шуметь. Это успокаивает его напряженные нервы.
- Эй ты, заткнись, - говорит летчик, - а не то я расквашу тебе нос!
Но профессор кричит не умолкая, а внизу, у самой воды, быстро и методично работает Калле. Совсем рядом с ним находится левый понтон самолета. И он раз за разом всаживает в него нож, ударяет всюду, куда только может добраться. Через множество маленьких дырок начинает просачиваться вода. Калле доволен своей работой.
«Да, да, в конце концов вам бы пригодился пуленепробиваемый металл, когда кругом все рушится», - думает Калле, плывя обратно под причалом.
- Эй ты, заткнись! - снова довольно добродушно говорит пилот.
И на этот раз профессор слушается его.