3

В маленькой гостиной, которую нередко использовали для особо важных персон, громко всхлипывала девушка в форме кассира.

Таня Ливингстон усадила её на стул.

— Успокойся, — деловито сказала Таня, — спешить некуда. Поговорим, когда ты придёшь в себя.

И Таня тоже села, разгладив узкую форменную юбку. В комнате больше никого не было. Слышалось лишь всхлипывание да гудел воздушный кондиционер.

Между двумя женщинами было примерно пятнадцать лет разницы. Девушке едва исполнилось двадцать, а Тане — подходило к сорока. Но глядя на неё, Таня почувствовала, что их разделяет куда большая пропасть. И пропасть эта, объяснялась, видимо, тем, что Таня уже была замужем — хоть и недолго и давно, но всё же была.

Второй раз за сегодняшний день она думала о своём возрасте. В первый раз эта мысль мелькнула у неё, когда, расчёсывая утром волосы, она заметила серебряные нити в своей короткой густой ярко-рыжей гриве. Седины стало куда больше, чем примерно месяц тому назад, когда она впервые обратила на это внимание. И снова, как тогда, она подумала о том, что сорок лет — рубеж, когда женщина должна уже чётко представлять себе, куда и зачем она идёт, — не за горами. А кроме того, она ещё думала, что через пятнадцать лет её собственной дочери будет столько же, сколько этой Пэтси Смит, которая рыдала сейчас перед ней.

Тем временем Пэтси вытерла покрасневшие глаза большим полотняным платком, который дала ей Таня, и, ещё давясь от слёз, произнесла:

— Они бы никогда себе не позволили… так грубо разговаривать дома… даже с женой.

— Это ты про пассажиров?

Девушка кивнула.

— Да нет, многие так разговаривают и дома, — сказала Таня. — Вот выйдешь замуж, Пэтси, возможно, и тебе придётся с этим столкнуться, хоть я и не пожелала бы тебе такого. Видишь ли, когда у мужчины ломаются планы, он ведёт себя, как сорвавшийся с цепи медведь, — тут ты права.

— Я же очень стараюсь… мы все стараемся… весь сегодняшний день и вчера тоже… и позавчера… Но они так с нами разговаривают…

— Ты хочешь сказать, они ведут себя так, будто это ты устроила буран. Специально, чтобы осложнить им жизнь.

— Да… А потом подошёл этот мужчина… До него я ещё как-то держалась…

— Что же всё-таки произошло? Меня ведь вызвали, когда скандал уже кончился.

Девушка постепенно начала успокаиваться.

— Ну… у него был билет на рейс семьдесят два, а рейс отменили из-за непогоды. Мы достали ему место на сто четырнадцатый, но он на него опоздал. Говорит, что был в ресторане и не слышал, как объявили посадку.

— В ресторанах посадку не объявляют, — сказала Таня. — Об этом висит объявление, а кроме того, это напечатано на всех меню.

— Я ему так и сказала, миссис Ливингстон, когда он подошёл ко мне. Но он продолжал грубить. Вёл себя так, точно это я виновата, что он опоздал на посадку. Сказал, что все мы безрукие и спим на ходу.

— А ты вызвала старшего?

— Да, но он был занят. Мы все были очень заняты.

— Что же было дальше?

— Я дала этому пассажиру место в дополнительном отсеке, на рейс двенадцать двадцать два.

— Ну и что дальше?

— Он спросил, какой там будут показывать фильм. Я выяснила, и тогда он сказал, что видел этот фильм. И снова стал мне грубить. Он желал смотреть тот фильм, который должны были показывать на отменённом рейсе. И спросил, могу я ему дать билет на такой рейс, где показывают этот фильм. А ведь у стойки толпилась уйма пассажиров. И кое-кто из них стал громко ворчать, что я-де еле шевелюсь. Ну и вот, когда он снова спросил меня насчёт фильма, тут я… — Девушка помолчала. — Очевидно, это называется — сорвалась.

— И швырнула ему в лицо расписание? — подсказала Таня.

Пэтси Смит кивнула — вид у неё был глубоко несчастный. Казалось, она вот-вот снова заплачет.

— Да. Сама не знаю, что на меня нашло, миссис Ливингстон… Я швырнула ему расписание через стойку. И сказала, пусть сам выбирает себе рейс.

— Надеюсь, — заметила Таня, — ты попала в него.

Девушка подняла на неё глаза. Теперь вместо слёз в них уже появилась смешинка.

— Конечно, попала. — И, словно что-то вспомнив, хихикнула: — Вы бы видели его физиономию! Он был потрясён. — Лицо её снова приняло серьёзное выражение. — А потом…

— Я знаю, что произошло потом. Ты разрыдалась, что вполне естественно. Затем тебя отправили сюда, чтобы дать выплакаться. Ну, а теперь возьми такси и отправляйся домой.

Девушка в изумлении уставилась на неё.

— Вы хотите сказать… это всё?

— Конечно. А ты что, думала — тебя сейчас уволят?

— Я… я не знаю.

— Мы будем вынуждены тебя уволить, Пэтси, хоть нам это и очень неприятно, — заметила Таня, — если подобная история повторится. Но ты ведь больше не будешь, правда? Никогда?

Девушка решительно замотала головой.

— Нет, не буду. Не могу объяснить почему, но я твёрдо знаю, что во второй раз такого не сделаю.

— Тогда поставим на этом точку. Если, конечно, тебе не хочется узнать, что произошло после того, как тебя увели.

— Очень хочется.

— Один из стоявших в очереди подошёл к стойке и заявил, что всё слышал и видел. У него есть дочь такого же возраста, как ты, сказал он, и если бы кто-то разговаривал так с его дочерью, он бы собственноручно расквасил ему нос. Тогда другой человек из очереди — он оставил свою фамилию и адрес — сказал, что, если тот нахал на тебя пожалуется, пусть его известят и он засвидетельствует, как всё было на самом деле. — Таня улыбнулась. — Так что, как видишь, на свете есть и славные люди.

— Я знаю, — сказала девушка. — Их немного, но когда попадается такой милый, приятный человек, хочется обнять его и расцеловать.

— К сожалению, нам этого нельзя — как нельзя швырять в пассажиров расписанием. Мы должны ко всем относиться одинаково и быть вежливыми, даже когда пассажиры не очень-то вежливы с нами.

— Конечно, миссис Ливингстон.

С Пэтси Смит всё будет в порядке, решила Таня. Девушка не станет подавать заявление об уходе, как это делали другие, попав в подобную передрягу. Более того: сейчас, успокоившись, Пэтси словно прошла закалку, а это ещё пригодится ей в будущем.

Да, подумала Таня, одному богу известно, сколько нужно выдержки, да и твёрдости для того, чтобы работать с пассажирами — на любом посту. Взять хотя бы службу бронирования.

Она понимала, что сотрудникам этой службы в городских отделениях достаётся, наверно, ещё больше, чем тем, кто работает здесь, в аэропорту. С тех пор как начался буран, им пришлось оповестить по телефону несколько тысяч пассажиров о задержках и изменении расписания. Заниматься этим никто не любит, поскольку подобные звонки неизменно вызывают раздражение и нередко кончаются перепалкой. Такое впечатление, будто задержка вылета или прилёта вдруг пробуждает дремлющий в человеке инстинкт дикаря. Мужчина ни с того ни с сего обрушивает на незнакомую женщину поток оскорблений — даже люди, обычно вежливые и мягкие, становятся язвительными и грубят. Хуже всего почему-то иметь дело с теми, кто летит в Нью-Йорк. Сотрудники отказывались предупреждать по телефону пассажиров на Нью-Йорк о новых задержках или отменах рейсов, — лучше лишиться места, чем подвергать себя граду оскорблений, который, они знали, обрушится на них. Таня частенько задумывалась над притягательной силой, которой обладает Нью-Йорк и которая словно бацилла поражает всякого, кто стремится туда: стоит человеку собраться в путь — и он уже умирает от желания побыстрее добраться до цели.

Таня знала, что когда сегодняшняя лихорадка спадёт, многие подадут прошение о расчёте — и из службы бронирования, и из других служб. Так бывало всегда. Будет и несколько случаев нервного расстройства — преимущественно среди девушек помоложе, более остро реагирующих на бестактность и грубость. Не так-то просто всегда быть вежливой, даже если ты имеешь хорошую тренировку. И, думая об этом, Таня порадовалась, что сумела успокоить Пэтси Смит и девушка теперь уже так не поступит.

В дверь постучали. Она приоткрылась, и на пороге появился Мел Бейкерсфелд. Он был в меховых сапогах, с тёплым пальто, перекинутым через руку.

— Я проходил мимо, — сказал он. — Могу зайти позже, если вы заняты.

— Нет-нет, заходите. — Таня радостно улыбнулась при виде его. — Я скоро освобожусь.

Она внимательно смотрела на Мела, пока он шёл к ней, и подумала: «У него усталый вид». Потом снова повернулась к девушке, заполнила бланк и протянула ей.

— Передай это диспетчеру такси, Пэтси, он отправит тебя домой. Отдохни как следует и выходи завтра на работу. Надеемся увидеть тебя бодрой и жизнерадостной.

Когда девушка ушла, Таня повернулась на вращающемся кресле лицом к Мелу и весело сказала:

— Ну, а теперь здравствуйте.

Мел сложил газету, которую принялся было просматривать, и улыбнулся.

— Привет!

— Получили мою записку?

— Я как раз пришёл затем, чтобы поблагодарить вас. Хотя, наверно, и без того зашёл бы. — И, кивнув на дверь, за которой только что исчезла Пэтси, спросил: — В чём дело? Перенапряжение?

— Да. — И Таня рассказала, что произошло.

Мел хмыкнул.

— Признаться, я тоже устал. Может, и меня отправите домой в такси?

Таня испытующе посмотрела на него. Взгляд её ясных голубых глаз проникал в самую душу. Она сидела, слегка склонив голову, — в лучах света, падавшего с потолка, волосы её отливали медью. Плотно пригнанный форменный костюм подчёркивал женственную округлость её тоненькой стройной фигуры. И Мел уже не в первый раз вдруг почувствовал, до чего она желанна и как ему с ней хорошо.

— Надо подумать, — сказала она. — Что ж, я, пожалуй, отправила бы вас на такси, если бы вы поехали ко мне и согласились у меня пообедать. Я бы приготовила вам, скажем, тушёную телятину.

Он помедлил, взвешивая все «за» и «против», затем с сожалением отрицательно покачал головой.

— Очень бы мне хотелось, но… У нас тут столько неполадок, а кроме того, мне скоро надо быть в городе. — Он поднялся. — Но кофе мы выпить можем.

— Хорошо.

Мел открыл дверь, пропустил Таню вперёд и вышел вслед за ней в шумный, забитый людьми зал.

Стойку «Транс-Америки» осаждала толпа — народу здесь стало ещё больше, чем ранее, когда Мел проходил мимо.

— Придётся поторопиться, — сказала Таня. — Мне ещё два часа дежурить.

И они стали пробираться сквозь толпу, то и дело обходя груды багажа, — Таня шла медленнее обычного, приспосабливаясь к Мелу. Она заметила, что он сильно хромает. И ей захотелось взять его под руку, помочь, но она понимала, что это невозможно. Она ведь в форме, а сплетни и без того распространяются слишком быстро. В последнее время их с Мелом частенько видели в обществе друг друга, и Таня не сомневалась, что машина слухов, работавшая в аэропорту со скоростью доисторического телеграфа в джунглях или современной счётно-вычислительной машины, уже зарегистрировала это обстоятельство. По всей вероятности, все служащие аэропорта считали, что она спит с Мелом, хотя это было и не так.

Они направлялись сейчас в «Кафе заоблачных пилотов» в центральном зале.

— Кстати, насчёт тушёной телятины, — сказал Мел. — Не могли бы мы устроить это пиршество в другое время? Хотя бы послезавтра?

Танино приглашение застигло его врасплох. Правда, они уже не раз встречались и проводили вместе время — за рюмкой вина или в ресторане за обедом, — но до сих пор Таня не приглашала его к себе. Вполне возможно, что и на этот раз она приглашала всего лишь на обед. Однако… могло быть и иначе.

С некоторых пор Мел чувствовал, что если они будут встречаться не только на работе, их отношения, естественно, могут пойти дальше. Но он не ускорял событий: инстинкт подсказывал ему, что роман с Таней может перерасти в нечто более серьёзное, чем лёгкий флирт, и глубоко увлечь их обоих. А Мелу надо было ещё учитывать свои отношения с Синди. Уладить их будет не так-то просто, если вообще удастся; человек не всегда может справиться со всеми проблемами, которые наваливаются на него. Любопытная штука, подумал Мел: когда брак прочен, завести роман легко, а вот когда брак распадается — гораздо труднее. И всё же слишком было заманчиво приглашение Тани, чтобы пройти мимо него.

— Послезавтра воскресенье, — напомнила она. — Я не дежурю, но если вы сумеете освободиться, то мне это даже удобнее: у меня будет больше времени.

Мел улыбнулся.

— При свечах и с вином?

Он совсем забыл, что послезавтра воскресенье. Но ему всё равно придётся поехать в аэропорт: даже если буран утихнет, он оставит следы. Ну, а Синди — она сама без всяких объяснений не раз уезжала куда-то по воскресеньям.

Таня внезапно отскочила в сторону, уступая дорогу запыхавшемуся человеку, за которым следовал носильщик в красной фуражке, толкавший перед собой тележку, нагружённую чемоданами; поверх них лежали теннисные ракетки и палки для гольфа. «Летит куда-то на юг», — не без зависти подумала Таня.

— О'кей, — сказала она, когда они с Мелом снова оказались рядом. — При свечах и с вином.

Как только они вошли в кафе, разбитная метрдотельша, сразу узнав Мела, подошла к ним и провела в дальний угол к маленькому столику, на котором стояла дощечка «Занято» и за которым обычно обслуживали администрацию. Опускаясь на стул, Мел зацепился за ножку стола и, покачнувшись, ухватился за руку Тани. Это не укрылось от зоркой метрдотельши, и она усмехнулась. «Машина слухов уже готовит очередной бюллетень», — подумала Таня.

— Ну и толпа, — сказала она, — вы когда-нибудь видели такое? Все эти три дня — просто светопреставление.

Мел окинул взглядом переполненное кафе; сквозь гул голо сов морзянкой прорывался звон посуды. За стеклянной дверью колыхалось неспокойное море голов.

— Если вы считаете, что у нас сегодня столпотворение, — заметил он, — подождите, пока С-5А войдёт в строй.

— Знаю. Мы и сейчас едва справляемся, когда летят «боинги семьсот сорок семь», а если придётся регистрировать сразу тысячу пассажиров… Не приведи господь! — Таня содрогнулась. — А представляете себе, что будет твориться, когда все они начнут получать багаж? Даже думать об этом неохота.

— Не только вам, но и многим другим неохота, хотя им-то следовало бы задуматься — и уже сейчас. — Мела забавляло то, что их беседа, не успев начаться, перескочила на авиацию. Всё, связанное с рейсами и самолётами, притягивало Таню как магнит, и она любила говорить об этом. Любил это и Мел, чем отчасти и объяснялось то, что ему нравилось бывать в её обществе.

— Кто же ещё не желает над этим задумываться?

— Те, в чьём ведении находятся наземные сооружения — аэровокзалы, взлётно-посадочные полосы и рулёжные дорожки. Большинство ведёт себя так, точно реактивные самолёты всегда будут такими, как сейчас. Они считают, что если сидеть тихо и спокойно, новые большие самолёты не появятся и никаких сложностей не возникнет. И перестраивать наземные службы не придётся.

— Но во всех аэропортах идёт такое большое строительство, — задумчиво заметила Таня. — Всюду, куда ни прилетишь.

Мел предложил ей сигарету, но она отрицательно покачала головой. Тогда он закурил сам.

— В большинстве своём это строительство — всего лишь заплаты, небольшие изменения и расширения аэропортов, построенных в пятидесятых или в начале шестидесятых годов. Пока для будущего почти ничего не делается. Есть, конечно, исключения — например, Лос-Анджелесский аэропорт, или аэропорт Тампа во Флориде, или Даллас-Форт-Уэрт. Это будут первые в мире аэропорты, готовые к приёму новых гигантских реактивных и сверхзвуковых самолётов. Неплохо обстоит дело в аэропортах Канзас-Сити, Хьюстона и Торонто. Есть план реконструкции Сан-Францисского аэропорта, хотя наши политики могут это завалить. Вот, пожалуй, и все в Северной Америке.

— А в Европе?

— В Европе — одно старьё, — сказал Мел, — кроме Парижа. Новый северный аэропорт, который заменит Ле-Бурже, будет, пожалуй, одним из лучших. А в Лондоне такая бестолковщина, какую способны создать только англичане. — Он помолчал, задумавшись. — Впрочем, не надо принижать другие страны: у нас у самих плохи дела. Нью-Йорк в ужасающем состоянии, хотя в аэропорту Кеннеди и производятся некоторые изменения, но слишком уж забито небо над городом. Скоро я сам стану ездить туда только поездом. Вашингтон ещё кое-как справляется, хотя Национальный аэропорт — это жуткая дыра. А вот аэропорт Даллеса — это гигантский шаг вперёд. Рано или поздно и в Чикаго поймут, что они отстали на двадцать лет, — Мел помолчал, подумал. — Помните, в те годы, когда стали летать первые реактивные, что творилось в аэропортах, построенных в расчёте на ДС-4 и «констеллейшн»?

— Помню, — сказала Таня. — Я именно в таком и работала. И в обычные-то дни не протолкнёшься, а когда много рейсов — просто дышать было нечем. Мы ещё говорили, что это всё равно как если б вздумали снимать большое сражение на детской площадке.

— В семидесятых годах, — заметил Мел, — будет хуже, много хуже. И не только из-за обилия пассажиров. Нас задушит другое.

— Например?

— Трудно будет со взлётно-посадочными полосами и диспетчеризацией движения, но это уже особая статья. А главное, чего никак не предусматривают те, кто планирует аэропорты, это то, что скоро — и очень скоро — наступит день, когда грузовые перевозки намного превысят пассажирские. Так было на всех видах транспорта, начиная с каноэ. Сначала перевозят людей и немного груза, а не успеешь оглянуться, и грузы начинают вытеснять человека. В авиации мы уже подошли к этому рубежу, хотя ещё мало кто это сознаёт. Когда грузовые перевозки получат перевес — а это произойдёт в ближайшие десять лет, — наши нынешние представления о том, каким должен быть аэропорт, окажутся безнадёжно устаревшими. Хотите доказательства? Взгляните, куда стремится попасть молодёжь, поступающая на работу в управленческий аппарат авиации. Ещё совсем недавно почти никто не хотел идти в отделы грузовых перевозок. Это рассматривалось как ссылка, — возможность блеснуть была лишь у тех, кто занимался пассажирами. А теперь это уже не так! Теперь все, у кого есть голова на плечах, хотят работать на грузовых перевозках. Они уже поняли, что в этом — будущее и возможность быстрой карьеры.

Таня рассмеялась.

— Ну, значит, я старомодная, потому что я предпочитаю иметь дело с людьми. Грузовые перевозки как-то…

К их столику подошла официантка.

— Порционных уже нет, и если народ не схлынет, то скоро вообще ничего не останется.

Они заказали кофе, и к нему Таня — лимонный пирог, а Мел — сандвич с яичницей. Когда официантка отошла, Мел усмехнулся.

— Я, кажется, произнёс что-то вроде речи. Извините.

— Наверное, захотелось попрактиковаться. — Она пытливо посмотрела на него. — В последнее время не так уж часто вам приходится произносить речи.

— Да, я ведь больше не президент Совета руководителей аэропортов. Я не езжу ни в Вашингтон, ни в другие места. — Однако не только этим объяснялось то, что Мел нигде больше не выступал и вообще стал менее заметной фигурой. И он подозревал, что Таня знает об этом.

Как ни странно, но именно на одном из выступлений Мела и свела их судьба.

Однажды на совместном совещании, какие изредка проводятся авиакомпаниями, Мел говорил о грядущих изменениях в авиации и об отставании наземных служб от прогресса, намечающегося в воздухе. Он воспользовался совещанием как поводом для того, чтобы «обкатать» речь, которую собирался произнести на общеамериканском форуме через неделю. Таня была там в числе представителей «Транс-Америки» и на другой день прислала ему одну из своих «обезглавленных» записок:

Записка эта не только позабавила Мела, но и заставила призадуматься. А ведь и в самом деле, решил он, всё его внимание сосредоточено на цифрах и системах машин, а люди оказались за бортом. Он пересмотрел набросок речи и переставил акценты, как предлагала Таня. В результате выступление его имело огромный успех — как никогда. Ему горячо аплодировали и широко цитировали потом в газетах и журналах всего мира. Он, разумеется, позвонил Тане и поблагодарил её. С тех пор они начали искать встреч друг с другом.

Вспомнив об этом первом послании Тани, Мел по ассоциации вспомнил и о записке, которую он получил от неё сегодня вечером.

— Спасибо, что вы сообщили мне насчёт докладной комиссии по борьбе с заносами, хоть я и не очень понимаю, как вам удалось увидеть её раньше меня.

— В этом нет ничего таинственного. Её печатали у нас в бюро «Транс-Америки». И я видела, как капитан Димирест просматривал её и усмехался.

— Вернон показал вам докладную?

— Нет, просто листы лежали перед ним, а я умею читать текст вверх ногами. Кстати, вы не ответили на мой вопрос: почему ваш зять так вас не любит?

Мел нахмурился.

— Должно быть, догадывается, что и я не слишком в восторге от него.

— Если хотите, можете ему сейчас об этом сказать, — заметила Таня. — Великий человек здесь собственной персоной. — Она мотнула головой в сторону кассы, и Мел оглянулся.

Капитан Вернон Димирест, высокий широкоплечий красавец, на голову выше всех окружающих, расплачивался по счёту. Хотя он был в обычном штатском костюме — твидовом пиджаке от Харриса и безукоризненно отутюженных брюках, — от всей его фигуры исходило удивительное ощущение властного превосходства («Ну прямо генерал в гражданском платье», — подумал Мел.) Его волевое, с правильными чертами лицо было замкнуто и холодно, — оно не изменилось и тогда, когда он заговорил с другим пилотом «Транс-Америки», стоявшим рядом. Видимо, Димирест давал пилоту указания, потому что тот выслушал его и кивнул. Димирест тем временем окинул взглядом кафе и, заметив Мела с Таней, слегка наклонил голову. Потом посмотрел на часы, ещё что-то сказал пилоту и направился к выходу.

— Видно, спешит, — заметила Таня. — Времени у него действительно не так уж много. Он летит сегодня рейсом два в Рим.

Мел улыбнулся.

— Рейсом «Золотой Аргос»?

— Вот именно. Я вижу, сэр, вы читаете нашу рекламу.

— А её трудно не читать. — Мел, конечно, знал, как знали миллионы людей, любовавшихся четырёхцветным разворотом в «Лайфе», «Луке», «Посте» и других крупных журналах, что рейс два «Транс-Америки», именуемый «Золотой Аргос», является самым фешенебельным, самым рекламным рейсом этой компании. Знал он и то, что выполняют такого рода рейсы лишь пилоты самого высшего класса.

— К тому же общеизвестно, — заметил Мел, — что Вернон на сегодня один из наиболее опытных наших пилотов.

— О да. Наиболее опытных и наиболее спесивых. — Таня помедлила и всё-таки решилась: — Если вы не прочь послушать сплетни, могу сказать, что вы не одиноки в оценке вашего зятя. Я слышала, как недавно один из наших механиков сказал: жаль, что нет больше у самолётов пропеллеров, тогда хоть была бы надежда, что капитан Димирест попадёт под лопасть.

— Не слишком-то гуманная шутка, — оборвал её Мел.

— Согласна. Я лично больше склоняюсь к мнению президента нашей компании мистера Янгквиста. Насколько мне известно, он сказал про капитана Димиреста так: «Держите этого надутого индюка от меня подальше, но летать я буду только с ним».

Мел усмехнулся. Он знал обоих: да, Янгквист мог сказать такое. Мел, конечно, понимал, что не следовало ему опускаться до обсуждения Вернона Димиреста, но известие о докладной, составленной комиссией по борьбе с заносами, и мысль о неприятностях, которые она ему причинит, всё ещё вызывали у него раздражение. Интересно, подумал он, куда спешит сейчас его зять, — наверно, на какое-нибудь очередное любовное свидание: говорят, он на этот счёт не промах. Мел посмотрел вслед Димиресту, но толпа в центральном зале уже поглотила его.

Сидевшая напротив Таня быстрым движением разгладила юбку. Мел давно подметил эту её привычку, и она ему нравилась. В этом было что-то удивительно женственное, притягивавшее взгляд и заставлявшее вспомнить, что лишь немногим женщинам идёт форма, а Тане она шла и только увеличивала её обаяние.

Мел знал, что некоторые авиакомпании разрешают своим служащим определённого ранга ходить без формы, но в «Транс-Америке» считали, что синий с золотыми нашивками костюм придаёт служащему больше веса. О высоком и ответственном положении Тани свидетельствовали два золотых кольца с белой каймой, которые украшали её рукав.

Словно угадав мысли Мела, Таня сказала:

— Я, видимо, скоро сниму эту форму.

— Почему?

— Нашему управляющему пассажирскими перевозками предложили аналогичный пост в Нью-Йорке. Заместителя переводят в управляющие, а я подала заявление с просьбой предоставить мне освобождающееся место.

Мел посмотрел на неё со смесью восхищения и любопытства.

— Что ж, я думаю, вы его получите. И пойдёте дальше.

Она удивлённо подняла брови.

— Вы, может, считаете, что я и вице-президентом стать могу?

— А почему бы и нет? Конечно, если захотите. Я имею в виду: если захотите стать начальством.

— Я ещё не уверена, хочу я этого или чего-то другого, — задумчиво ответила Таня.

Официантка принесла еду. Когда она ушла, Таня сказала:

— Правда, у нас, работающих женщин, не всегда есть выбор. Если не хочешь торчать на одном месте до самой пенсии — а многим из нас это вовсе не улыбается, — единственный путь: карабкаться вверх.

— А замужество вы исключаете?

Таня долго и тщательно выбирала кусок лимонного пирога.

— Нет, не исключаю. Но однажды я уже обожглась, значит, могу обжечься и снова. Да и не так уж много претендентов — я имею в виду холостяков — на руку женщины с ребёнком.

— Но может ведь найтись исключение.

— Этак я могу и Ирландский кубок выиграть. Вот что я вам скажу, дорогой Мел, на основе собственного опыта: мужчины предпочитают женщин без обузы. Можете спросить моего бывшего супруга. Если вы, конечно, разыщете его. Мне это пока не удалось.

— Он оставил вас, когда у вас родился ребёнок?

— Что вы! Нет, конечно! Тогда Рою пришлось бы целых полгода заботиться обо мне. По-моему, в четверг я сказала ему, что беременна — я просто не могла больше молчать, — а в пятницу, когда я вернулась домой с работы, уже не было ни Роя, ни его вещей. Вот так-то.

— И с тех пор вы его ни разу не видели?

Она отрицательно покачала головой.

— Но в итоге это намного облегчило развод: ушёл — и всё. И никаких объяснений. Впрочем, нельзя быть совсем уж стервой. Рой не был законченным подлецом. К примеру, он не снял ни доллара с нашего общего счёта в банке, хотя и мог. Я нередко думала потом, было ли это от доброты или просто он забыл. Так или иначе, все восемьдесят долларов, которые там лежали, достались мне.

— Вы никогда мне об этом раньше не рассказывали, — заметил Мел.

— А следовало?

— Возможно — чтобы я мог посочувствовать.

Она отрицательно покачала головой.

— Если бы вы лучше меня знали, вы бы поняли, что я рассказала вам это сейчас вовсе не потому, что нуждаюсь в сочувствии. В результате всё ведь сложилось для меня не так уж плохо. — Таня улыбнулась. — Я даже могу стать со временем вице-президентом компании. По вашим словам.

За соседним столиком какая-то женщина воскликнула:

— О господи! Ты только взгляни, который час!

Инстинктивно Мел посмотрел на часы. Прошло сорок пять минут с тех пор, как он расстался с Дэнни Фэрроу. Он быстро поднялся на ноги, сказав Тане:

— Подождите меня здесь. Мне надо позвонить.

Возле кассирши стоял телефон, и Мел набрал один из незарегистрированных номеров пульта управления снежной командой. В трубке послышался голос Дэнни Фэрроу: «Обождите!» — прошло несколько секунд, потом Дэнни сказал:

— Я как раз собирался звонить тебе. Насчёт этого самолёта «Аэрео-Мехикан», который блокирует полосу.

— Ну, слушаю.

— Тебе известно, что компания запросила о помощи «ТВА»?

— Да.

— Так вот, им туда нагнали грузовиков, кранов, уйму веялкой техники. Вся взлётная полоса и рулёжная дорожка забиты машинами. Но чёртов самолёт так и не удалось сдвинуть с места. Мне сообщили, что «ТВА» послала за Патрони.

— Рад это слышать, — сказал Мел, — жаль только, что они раньше не додумались послать.

Джо Патрони был главный механик ремонтной бригады «ТВА». Человек это был деловой, динамичный, буквально незаменимый при любых авариях и к тому же большой приятель Мела.

— Да они вроде сразу попытались найти Патрони, — сказал Дэнни. — Но он был дома, и не так-то просто оказалось добраться до него. Говорят, из-за бурана повреждено много телефонных линий.

— Но теперь-то его известили? Ты уверен?

— В «ТВА» утверждают, что он уже выехал в аэропорт.

Мел мысленно прикинул: он знал, что Патрони живёт в Глен-Эллине, милях в двадцати пяти от аэропорта, и даже при идеальных условиях, чтобы добраться оттуда, нужно сорок минут. Сегодня же, когда дороги покрыты снегом и запружены машинами, Джо крупно повезёт, если он управится быстрее чем за полтора часа.

— Да, — сказал Мел, — если кто и сумеет сдвинуть этот самолёт с места, так только Патрони. Но это вовсе не значит, что надо сидеть сложа руки и ждать его. Доведи до сведения всех, что нам нужна ВПП три-ноль — и срочно. — Эта полоса нужна не только для нормальной работы аэропорта, невесело подумал Мел, но и для того, чтобы самолёты не взлетали над Медоувудом. Интересно, кончилось ли уже собрание, которое, по словам начальника КДП, решили устроить медоувудцы?

— Я уже им говорил, — сказал Дэнни. — Могу повторить ещё раз. Кстати, есть и хорошие вести: мы всё-таки нашли этот «пикап» компании «Юнайтед».

— Шофёр в порядке?

— Был без сознания. Машину занесло снегом, а мотор продолжал работать, и, как мы и полагали, скопился угарный газ. Но шофёру сейчас дают кислород, и он, конечно, очухается.

— Хорошо. Я выезжаю на поле, чтобы лично проверить обстановку. Буду радировать оттуда.

— Одевайся теплее, — сказал Дэнни. — Ночь хуже некуда.

Когда Мел вернулся к столику, Таня уже добиралась уходить.

— Подождите, — сказал он, — пойдём вместе.

Она указала на нетронутый сандвич.

— А как же с ужином? Если это, конечно, ужин.

— Пока — да. — Он откусил большой кусок, поспешно глотнул кофе и схватил со стула своё пальто. — А вообще я сегодня ужинаю в городе.

Пока Мел расплачивался, двое служащих «Транс-Америки» вошли в кафе. Один из них, заметив Таню, направился к ней.

— Извините, мистер Бейкерсфелд… Миссис Ливингстон, вас ищет управляющий перевозками. У него к вам срочное деле…

Мел сунул в карман полученную от кассирши сдачу.

— Ну-ка, попробуем угадать. Наверное, опять кто-нибудь швырнул в пассажира расписанием.

— Нет, сэр, — Служащий осклабился. — Если кто сегодня и швырнёт ещё в пассажира расписанием, так это буду я. На восьмидесятом рейсе из Лос-Анджелеса обнаружен безбилетный пассажир.

— И только-то? — Таня была явно удивлена: на всех авиалиниях попадались безбилетные пассажиры, и это никогда не было-поводом для серьёзных беспокойств.

— Видите ли, — сказал инспектор, — на этот раз пассажир, как я слышал, с приветом. Получена радиограмма от пилота, и к выходу выслана охрана. Так или иначе, миссис Ливингстон, вас зовут. — И, дружески кивнув, он пошёл к своему коллеге.

Мел и Таня вышли из кафе в центральный зал. У лифта, который должен был доставить Мела в подземный гараж, где находилась его машина, они остановились.

— Осторожнее ездите по полю, — предупредила его Таня. — Не попадите под самолёт.

— Если попаду, то вы, конечно, об этом скоро узнаете. — Он надел тёплое пальто. — Сегодняшний ваш безбилетник, видно, особенный. Я постараюсь заглянуть к вам перед тем, как ехать в город: интересно, почему подняли такой шум. — Он помедлил и добавил: — По крайней мере, у меня будет повод ещё раз увидеть вас сегодня.

Они стояли очень близко. Внезапно их словно ветром качнуло друг к другу; руки их встретились. Таня мягко сказала:

— Разве для этого нужен повод?

В лифте, спускаясь вниз, он всё ещё чувствовал ласковое тепло её руки и слышал её голос.