1
Дым и чад выедают глаза.
Звенигора, Спыхальский и Квочка упёрлись грудью в толстые дубовые бревна, катят по деревянному жёлобу громадный камень, круглый, как жёрнов. Камень перетирает семечки. Он жёлто-зелёный от густого, тягучего масла.
Звенигора и Квочка молчат, а пан Спыхальский, тараща от натуги глаза, ухитряется подшучивать над работниками-каратюрками.
— Что, Юсуп, не байрам[58] ли у вас сегодня?
— Байрам.
— Что-то не похоже. И сегодня ты такой же грязный и закопчённый дымом, как и всегда. Какой же это у тебя байрам?
— Молчи, гяур! — шипит старый, высохший Юсуп и грозит костлявым кулаком. — Не терзай сердце! Не то разозлишь — получишь кулаком по уху! Вонючий шакал! Ишак!
И Юсуп, и его товарищи злые с самого утра: даже в такой праздник Гамид заставил их работать. Какое ему дело до того, что правоверные не смогут вовремя совершить омовение и намаз?[59] Ему бы только масло давали! Ежедневно большими бочками его отправляют из Аксу во все концы округа. Плывёт их работа в чужие края, как ручьи в ливень, чтобы возвращаться золотым потоком в карман хозяина.
Юсупа успокаивает Бекир:
— Придержи свой язык, Юсуп! Гяур правду говорит: Гамид, собака, уже на голову всем нам сел. Земля наших отцов и наша земля почти вся очутилась у него в руках. Чтобы построить лачугу, мы залезаем к нему в кабалу. Вот уже шесть лет на него работаю, как на каторге, а конца и не видно…
— А я отрабатываю отцовский долг, — сказал Реджеп, молодой, длиннорукий человек, и сплюнул вбок. — Как запрягся в пятнадцать лет, так и до сих пор… Думаешь, долг уменьшается? Куда там! Женился — пришлось одолжить у Гамида снова. Каждую зиму тоже одалживаю, чтобы не сдохнуть с голоду… Так без конца. Шайтан забери такую жизнь вместе с Гамидом! Говорят, возле Эшекдага снова появился со своими ребятами Мустафа Чернобородый… Плюну на все да пойду к нему!
— Сдурел ты, Реджеп? Шайтан помутил твой разум, несчастный! Узнает о таких словах Гамид, пропала твоя голова! — зашипел Юсуп и зло закричал на невольников, которые, прислушиваясь к разговору, остановились: — Крутите каток, проклятые собаки! Нечего уши развешивать! Грязные свиньи!..
Снова невольники налегли грудью на перекладины. Снова заскрипел каток, зазвенели кандалы. Но вдруг снаружи донёсся пронзительный крик. Все бросились к дверям.
По дороге от Аксу что есть силы бежала девушка с корзинкой в руке. Это была Ираз, дочурка Бекира. Её догонял Осман и старался схватить за длинный белый шарф, перекинутый через плечо. За ними трусил на лошади Гамид и что-то кричал да смеялся.
Бекир растолкал плечами товарищей и выскочил навстречу. Хотя Осман был вооружён и на голову выше Бекира, маслобойщик налетел на него как ястреб и с размаху ударил кулаком по уху. Ираз вырвалась из рук охранника и вскочила в круг людей.
Ошеломлённый неожиданным нападением, Осман было растерялся. На его сытом круглом лице мелькнуло удивление. Но тут же лицо стало наливаться кровью. Телохранитель набросился на Бекира с нагайкой. Посыпался град тяжёлых ударов.
— Стой, Осман, — унял его Гамид, подъезжая на сером коне. — Я хочу поговорить с Бекиром. Оставь нагайку.
Осман, сыпля проклятия, отошёл в сторону. Бекир тоже не хотел оставаться в долгу и обещал своему обидчику свернуть шею, желая сдохнуть, как паршивой собаке, или подхватить десяток быстро перечисленных им наихудших болезней.
— Да замолчите, шайтаны! — прикрикнул на них Гамид, слезая с коня.
Бекир направился к маслобойне. Гамид шёл следом.
— Я и не знал, что у тебя такая красивая дочка, Бекир, — говорил Гамид. — Сколько ей лет?
— Пятнадцать, ага, — мрачно ответил Бекир.
— Ты давно избавился бы от долгов, если бы послал её на работу в замок. Она будет чесать и прясть шерсть или прислуживать в гареме…
Они остановились на пригорке.
— Йок! Йок![60] — выкрикнул Бекир, порывисто обернувшись лицом к спахии. — Не трогай её, Гамид-бей! Она ещё молодая, ей хватает работы и дома. У меня больная жена…
Но Гамид настаивал на своём.
— Ты уже много лет отрабатываешь то, что взял на строительство сакли, Бекир, а долг не уменьшается, ибо человек так создан аллахом, что должен есть и пить… А тут ты сразу избавишься от долга, как от засохшей болячки! Подумай!
— Я отработаю сам свой долг, Гамид-бей! Буду работать ещё два года, но дочку в замок не отдам! Это не место для молодых девушек!
Гамид вспыхнул.
— Думай, что мелешь, Бекир! — зашипел он. — Рано или поздно ты все равно пошлёшь её ко мне. Долг давно просрочен… Ну, чего ты упираешься? Всем будет хорошо!
— Нет, Гамид-бей, этого не будет! — решительно ответил Бекир. — Все знают, что девушек, которые служили в замке, никто не берет замуж! Зачем ты хочешь сделать несчастными сразу четырех человек: меня, мою жену, дочку и её жениха Исмета?
— Поганая собака! — взвизгнул спахия. — Ты ещё пожалеешь! Я не забуду твоих слов!.. Паршивая свинья, вонючая гиена, как ты смеешь болтать такое о своём господине?.. Даю тебе неделю для уплаты долга! Если не уплатишь или не отработаешь вместе с женой и дочкой, я выброшу тебя из дома и выгоню из Аксу!
— Ла хавла![61] — поднял вверх руки Бекир. — Пусть будет так, как суждено быть. Но дочь тебе не отдам! Ты сможешь её взять, только если я умру, Гамид-бей! Таково моё последнее слово.
Бекир произнёс это так решительно, что все с удивлением посмотрели на него. До этого времени он никогда ни в чем не перечил ни Гамиду, ни телохранителям, которые постоянно сопровождали хозяина. Поэтому Гамид, считая Бекира умным и опытным маслобойщиком, назначил его старшим над другими наёмными рабочими и невольниками. Работу свою тот выполнял старательно, и Гамид был доволён им. Теперь Бекира трудно было узнать: глаза горят, кулаки сжаты, скажешь ему ещё слово — в горло вцепится!
Гамид ничего не ответил. Только пристально посмотрел на Ираз, что выглядывала, как испуганный зверёк, из-за плеч работников, вскочил на коня и, нахлёстывая нагайкой, погнал его галопом. Осман поспешил за хозяином.
— Собака! Жирная свинья! — хрипло сказал Бекир. — Я свободный турок, а он хочет превратить меня в раба. Он хочет посягнуть на честь моей дочери и на мою честь! Но мы ещё посмотрим, кого накажет аллах! Недаром появился в наших краях Мустафа Чернобородый: может, найдёт он тропинку и к замку Аксу.