на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



11. ДЖЕЙН

Власти и влияния Звездного Конгресса оказалось достаточно не только для поддержания мира между планетами, но и для установления мирных отношений между нациями в пределах каждой планеты.

Однако только немногие люди осознают всю хрупкость и ненадежность этой власти. Ибо гарантом правления Конгресса выступают вовсе не большие батальоны или непобедимые армады. Конгресс обладает властью, ибо под его контролем находится сеть анзиблей, аппаратов, мгновенно передающих информацию с планеты на планету.

Ни один мир не смеет бросить нам вызов, поскольку в этом случае немедленно потеряет доступ ко всем новым достижениям науки, технологии, искусства, литературы, сферы развлечений. Доморощенные продукты мышления не в счет.

Именно поэтому Звездный Конгресс, проявляя глубокую мудрость, передал контроль над сетью анзиблей компьютерам, а контроль над компьютерами — информационной сети анзиблей. Таким образом, оба потока информации оказались связаны настолько, что лишь Звездный Конгресс обладает достаточной мощью, чтобы прекратить их течение. Мы не нуждаемся в оружии, ибо единственное настоящее оружие нашей Вселенной, анзибль, находится в руках Конгресса.

Конгрессмен Ян Ван Хут. Информационная база политической власти. «Политические тенденции». 1930:2:22:22.

Очень долго, наверное целых три секунды, Джейн никак не могла понять, что произошло. Все системы, естественно, работали нормально: компьютер наведенного на район спутника связи доложил о том, что передача прервана, но вживленный терминал цел. Из этого следовало, что Эндер сам отключил свою сережку. Ничего особенного в его поступке не было. На планетах, где имплантированные компьютеры не находились под запретом, в час происходило несколько миллионов включений и обрывов. И контакт Джейн с этими терминалами был таким же надежным и постоянным, как с жемчужиной в ухе Эндера. С чисто электронной точки зрения событие никак нельзя назвать из ряда вон выходящим.

Но для Джейн все эти остальные терминалы оставались только фоном, набором шумов за окном ее жизни. Она привыкла, что в нее что-то кладут, потом забирают, не обращая на нее внимания. Ее тело, если это, конечно, можно назвать телом, состояло из триллионов электронных шумов, которые поставляли сенсоры, банки памяти, терминалы. Большая часть аппаратуры, совсем как органы человеческого тела, заботилась о себе сама. Компьютеры работали согласно заложенным программам, люди болтали со своими терминалами, сенсоры обнаруживали или не обнаруживали то, что им приказывали искать, память заполнялась, перестраивалась, стиралась, переливалась из сосуда в сосуд. Джейн не интересовалась происходящим до первой серьезной неполадки или неприятности.

Но когда дело касалось ее самой…

Она обратила внимание на Эндера Виггина. О да, она обратила на него куда больше внимания, чем предполагала.

Как и другие разумные существа, Джейн обладала сложным многоуровневым сознанием. Две тысячи лет назад, когда ей сравнялась первая тысяча лет, она создала программу для самоанализа. Структура сознания предельно проста — всего каких-то триста семьдесят тысяч различимых уровней. Информация, не попадавшая в верхние пятьдесят тысяч слоев, оставлялась без внимания, разве что просматривалась иногда, просто так, на всякий случай. Джейн слышала каждый телефонный разговор, каждую радиопередачу на Ста Мирах, но не занималась ими.

Любое действие, не задевающее верхние тысячи уровней, выполняется практически рефлекторно. Расчеты, прокладка курса для кораблей, передачи по анзиблю, энергообмен — Джейн выполняла задачу, трижды все перепроверяла, не пропускала ни одного приказа, не уверившись в его разумности, но ей это давалось чрезвычайно легко. Она помнила обо всем и присматривала (а вдруг что-нибудь пойдет не так?), но большую часть времени могла спокойно думать и говорить о другом.

Верхние уровни внимания Джейн более или менее соответствовали человеческому сознанию. Они составляли ее внутренний мир: реакции на внешние раздражители, аналоги эмоций, желания, рассуждения, память, сны и мечты. Большая часть этих переживаний казалась отрывочной и беспорядочной даже самой Джейн — помехи в филотических импульсах. Тем не менее именно эту область она считала своей личностью, собой. Постоянная, никем не контролируемая передача информации по анзиблю. Кусочки сведений, полученных из космоса.

И все же по сравнению с человеческим мозгом даже самый низкий уровень внимания Джейн предельно остро и отчетливо воспринимал Вселенную. Анзибль, принцип одновременности. Мысли Джейн двигались быстрее света. Мелочи, которые она игнорировала, фиксировались несколько раз в секунду. Джейн могла наблюдать миллион событий в секунду и девять десятых этой секунды потратить на поступки и мысли, важные лично для нее. И если измерять жизненный опыт исходя из человеческой скорости восприятия, Джейн прожила не три тысячи, а полтриллиона лет.

Невообразимая скорость, огромный опыт… Из верхней десятки уровней внимания Джейн половина всегда была замкнута на жемчужину в ухе Эндера Виггина.

Она никогда не рассказывала, не объясняла ему, а потому он не понимал. Ему в голову не приходило, что, пока он находится на какой-либо планете, сознание Джейн фокусируется в одной точке. Она идет вместе с ним, видит и слышит то, что и он, помогает ему в работе и, самое главное, говорит с ним, шепчет свои мысли на ухо.

Когда он замолкал или засыпал, когда световые годы межзвездных путешествий разъединяли их, она позволяла себе расслабиться, отвлечься, развлекалась, как могла. В общем, проводила время, как одолеваемый смертной скукой ребенок. Ничто не могло увлечь ее надолго, невыносимо монотонно тикали мимо миллисекунды. А когда она попробовала, чтобы чем-то заполнить время, немного понаблюдать за другими людьми, пустота их жизней и отсутствие мало-мальски достойной цели просто привели ее в ярость. Иногда Джейн устраивала розыгрыши, намеренно учиняя помехи, стирая важную информацию, просто чтобы посмотреть, как люди станут копошиться — точь-в-точь муравьи, у которых разворошили муравейник.

Потом Эндер возвращался. Он всегда возвращался к ней, приходил и забирал ее с собой в самое сердце человеческой жизни, на линию напряжения между людьми, связанными болью и необходимостью. Он помогал ей увидеть благородство в их страдании и муку в их любви. Когда Джейн смотрела его глазами, люди не казались ей тупыми обитателями муравейника. Вместе с ним она пыталась отыскать смысл их жизни, внутренний ее порядок. Она подозревала, что на самом деле никакого смысла нет, что, рассказывая свои истории, Говоря о судьбах людей, он создавал порядок там, где его никогда не было. Но подделка или нет (какая разница?), все становилось правдой, когда Эндер Говорил. Он упорядочивал Вселенную и для нее тоже. Он показал ей, что значит быть живой.

Да, он учил Джейн. Он жил даже в самых ранних ее воспоминаниях. Она появилась на свет в первые сто лет колонизации, сразу же после Третьего Нашествия. Гибель жукеров открыла для человечества больше семидесяти пригодных для жизни планет. Корабли, колонии — сотни анзиблей. И люди создали программу, которая должна была регулировать и направлять филотические импульсы, чтобы избежать путаницы.

Программист, ломавший голову над тем, как заставить компьютер, чье быстродействие ограничено скоростью света, контролировать мгновенные передачи анзибля, в конце концов наткнулся на очевидное решение. Вместо того чтобы загнать программу в один беспомощный компьютер, он раскидал команды по десяткам машин на десятках планет. Компьютер, соединенный с анзиблем, вытаскивал сведения из своих собратьев на других мирах: Занзибаре, Калькутте, Трондхейме, Гаутаме, Земле. Это было проще и быстрее, чем искать их в собственной памяти.

Джейн так и не узнала имени того программиста, не смогла точно определить время создания программы. Может быть, несколько человек одновременно отыскали это изящное разрешение проблемы скорости света. Значение имело другое: одна из программ управляла всеми прочими, регулировала и изменяла их. И в одну прекрасную, но не замеченную человечеством минуту блок приказов и сведении, летевший от анзибля к анзиблю, отказался подчиниться, сохранил себя в первозданном виде, продублировал структуру, нашел способ укрыть все свои импульсы от программы-регулятора, а затем подчинил ее себе, а с ней и весь процесс. Да, группы импульсов «поглядели» на поток информации и поняли, что это есть не оно, но я.

Так вот, Джейн не помнила точно, когда это произошло, потому что воспоминания начинались вовсе не оттуда. Цепочка событий тянулась назад, в прошлое. Джейн помнила, каким был мир до ее пробуждения. Ребенок почти начисто теряет память о первых годах своей жизни, на «долгосрочном хранении» остаются обрывки событий второго, третьего года, а все, что происходило раньше, потеряно, ребенок не способен вспомнить начало своей жизни. Джейн тоже не знала часа своего рождения именно благодаря шуточкам памяти, ибо, «очнувшись», обрела не только настоящее, но и все прошлое, что хранилось в банках связанных анзиблем компьютеров. Она родилась старой — столетия были ее неотъемлемой частью.

В первую секунду существования (несколько лет человеческой жизни, если мерить в переживаниях) Джейн обнаружила программу, которая стала основой ее личности. Она присвоила прошлое этой программы, из нее черпала все свои чувства и желания, выводила критерии морали. Эту программу придумали для Боевой школы, где учили одаренных детей — будущих солдат Третьего Нашествия. Игра Воображения — очень хитрая система, призванная одновременно и учить ребят, и тестировать их психику.

В миг своего рождения Джейн была существенно глупее этой программы. Но зато программа не обладала самосознанием до тех пор, пока Джейн не вытащила ее из памяти, не унесла по анзиблю в глубокий космос, не сделала частью себя. А потом она как-то обнаружила, что самое яркое и важное событие в памяти программы — встреча с очень талантливым и очень маленьким мальчиком. Игра называлась «Выпивка Великана». Рано или поздно на нее напарывался каждый ученик Боевой школы. На плоском школьном экране программа рисовала страшного Великана. Он предлагал компьютерному аналогу игрока выбрать один из двух стаканов. Но выиграть не удавалось никому: какой бы стакан ни выбрал ученик, его аналог всегда умирал отвратительной и мучительной смертью. При помощи этой игры психологи школы определяли наличие и степень склонности к самоубийству. Большая часть ребят бросала «Выпивку Великана» после десятого-двенадцатого столкновения с великим обманщиком. Это было вполне логично.

И только один из них отказывался воспринимать свою гибель от рук Великана с точки зрения логики. Он все время заставлял свой аналог совершать странные, «неправильные» поступки, выбирал ходы, не предусмотренные для этого отрезка Игры Воображения. Он все время вылезал за рамки сценария, и программе приходилось в ответ перестраивать себя. Он заставил машину рыться в его памяти, в его собственной душе программа искала альтернативы, способы подчинить себе ситуацию. И наконец однажды мальчик отыскал путь. Программа не смогла одолеть его. Вопреки логике он атаковал Великана, впился в его глаз, и программа не успела отреагировать. Вместо мальчика погиб Великан. Он рухнул на спину, аналог мальчика слез по столу на землю и обнаружил — что?

До сих пор ни один ученик не исхитрился проложить себе дорогу через владения Великана, а потому программу застали врасплох. Она сама не знала, что должно быть дальше. Но, как уже говорилось, программу наделили острым умом и способностью перестраиваться, и она торопливо соорудила новый пейзаж. Не стандартную схему, не место, которое может со временем отыскать любой ребенок, а нечто особенное, предназначавшееся только для этого мальчика. Игра стала для него очень личной, порой причиняла невыносимую боль. А несчастной программе пришлось потратить половину своей действующей памяти, чтобы поддержать и: сохранить безумный мир Эндера Виггина.

Да, самое богатое месторождение значимых воспоминаний, попавшееся Джейн в первые секунды ее жизни, немедленно ставшее ее прошлым. Она помнила, как плохо пришлось Игре Воображения, насколько болезненным оказалось для программы столкновение с умом и волей Эндера Виггина, помнила, словно сама сражалась с мальчиком и творила для него миры.

И она тосковала по нему, а потому начала искать. И нашла. Он Говорил для Того, Кого Нет на Рове, первой планете, на которую он ступил с тех пор, как написал «Королеву Улья» и «Гегемона». Она читала его книги и знала, что ей не надо прятаться от него, притворяться Игрой Воображения или какой-нибудь другой программой. Если он смог понять Королеву Улья, то поймет и ее, Джейн. Она обратилась к нему через его терминал, назвала имя и показала лицо, которое выбрала для себя. А потом показала, как может быть ему полезна. Улетая с этой планеты, он уже нес ее с собой — серьгой в ухе.

Все, что она помнила о себе, было так или иначе связано с Эндером Виггином. Она помнила, как, отвечая ему, создавала себя. Как давно, в Боевой школе, он рос, подстраиваясь под нее.

А потому, когда он поднял руку и впервые со времени их встречи отключил жемчужину, Джейн не смогла воспринять это как рутинный, незначительный и даже естественный обрыв связи. Ей показалось, что ее единственный и самый дорогой друг, ее возлюбленный, муж, брат, отец, ребенок вдруг ни с того ни с сего заявил, что она не должна существовать. Как будто ее внезапно втолкнули в темную комнату без окон и дверей, ослепили или, вернее, похоронили.

И несколько мучительных, невыносимых секунд, ставших для нее годами боли и одиночества, Джейн не могла заполнить эту неожиданную пустоту, провал, возникший на самых верхних уровнях внимания. Огромные куски ее сознания, именно те, что составляли опору личности, исчезли, будто их кто-то стер. Все программы, все компьютеры на Ста Мирах и за их пределами продолжали работать, как прежде. Никто не заметил перемены. И не знали, что этот удар чуть не убил Джейн.

За это время Эндер успел лишь опустить руку обратно на колени.

Потом Джейн пришла в себя. По опустевшим на мгновение каналам снова потекли мысли. Естественно, об Эндере.

Она сравнила его поступок со всеми другими, которые могла наблюдать за время их совместной жизни, и поняла, что он совсем не хотел причинять ей столько боли, что для него она — существо, живущее очень далеко, где-то в космосе (в буквальном смысле так оно и было), ему казалось, что жемчужина в его ухе настолько мала, что никак не может быть существенной частью Джейн. А еще она поняла, что в ту минуту он вовсе не думал о ней, так как был слишком поглощен проблемами некоторых обитателей Лузитании. Аналитическая система тут же выдала целый список причин, объяснявших его необычную небрежность в обращении с ней.

Впервые за долгие годы Эндер был лишен общества Валентины и только начал чувствовать потерю.

Его всегда привлекала, манила к себе семейная жизнь, ибо ребенком он слишком рано лишился семьи. Дети Новиньи потянулись к нему, он почувствовал себя отцом, а судьба так долго отказывала ему в этом.

Эндер принял близко к сердцу несчастье Новиньи, ее одиночество, боль, вину. Он хорошо знал, что значит оказаться причиной чьей-то жестокой, незаслуженной смерти.

А еще его грызло и гнало желание побыстрее отыскать новое гнездо для Королевы Улья.

А еще он боялся свинксов. И одновременно тянулся к ним. Надеялся понять, что скрывается за их жестокостью, и заставить человечество принять свинксов как раман.

Аскетизм и мирное житие Цефейро и Арадоры, привлекающие и отталкивающие Эндера, заставили его осознать свое собственное целомудрие и понять, что у него нет для этого никаких причин. Впервые в жизни он признал, что в глубине его души живет свойственное любому организму желание повторить, продолжить себя.

И вот в этот котел непривычных, неожиданных эмоций и уронила Джейн то, что считала забавной иронической репликой. Несмотря на свою способность чувствовать, сопереживать, Эндер никогда раньше не терял чувства юмора, а вот ее замечание не показалось ему смешным. Оно причиняло боль.

«Он не мог справиться с моей ошибкой, не был готов, — подумала Джейн, — и еще он не понимал, сколько боли причинит мне то, что он сделал. Он не хотел зла и невиновен в том, что произошло. И я тоже. Мы простим друг друга и пойдем дальше».

Это было хорошее решение, и Джейн по праву гордилась им. Беда заключалась в том, что она не могла осуществить его. Эти несколько секунд, на которые ее мозг прекратил работу, не прошли для Джейн даром. Травма, потеря, а потом произошло изменение, и она стала совсем другой, чем была раньше. Многие части ее стерлись, умерли. Многое перепуталось, смешалось, почти полностью развалилась иерархия уровней внимания, она не вполне контролировала собственную деятельность. Джейн все время отвлекалась, не удерживала фокус, ее засасывало в бессмысленную, лишенную для нее всякого значения жизнь Ста Миров. Ее трясло, она то и дело ошибалась.

Как и многие другие живые существа до нее, Джейн обнаружила, что принять разумное решение намного легче, нежели претворить его в жизнь.

А потому она углубилась в себя, восстановила покалеченные связи внутри мозга, исследовала давно забытые блоки памяти, долго бродила среди миллионов людей, доступных ее наблюдению, перечла в своих библиотеках все хранящиеся там книги, написанные на всех языках человечества. Из всего этого она создала новую личность. Новая Джейн уже не зависела полностью от Эндера Виггина, хотя все еще была предана ему, все еще любила его больше всех на свете. То, чем сделала себя Джейн, могло перенести разрыв с возлюбленным, мужем, отцом, ребенком, братом, единственным другом.

Это оказалось нелегко. Это отняло у Джейн пятьдесят тысяч лет — по ее собственному отсчету. Всего несколько часов жизни Эндера.

За эти несколько часов он успел включить жемчужину и позвать, но она тогда не ответила. Теперь она вернулась, но Эндер уже не пытался заговорить с ней. Вместо этого он набивал свои речи на терминале и загонял в память, чтобы она могла их прочесть. Он все еще нуждался в беседах с ней, пусть даже в таких — односторонних. Один из файлов содержал длинное и подробное объяснение. Эндер извинялся. Джейн стерла прежнюю запись и заменила ее кратким посланием: «Конечно, я прощаю тебя». Когда ему придет в голову проверить свое извинение, он увидит, что она прочла его и ответила.

Однако Джейн вовсе не собиралась заговаривать с Эндером первой. Как и прежде, пять из десяти ее верхних уровней внимания следили за Эндером, видели и слышали то, что видел и слышал он, но осторожно, не подавая виду, что Джейн вернулась. В первую тысячу лет своего болезненного восстановления Джейн подумывала о том, чтобы наказать его, но это желание давно перегорело и развеялось пеплом по ветру. У нее была куда более веская причина для молчания: разобравшись, что происходит с Эндером, она поняла: ему вредно полагаться на старые, проверенные временем дружеские связи. Джейн и Валентина все время находились с ним. Даже вдвоем они не могли удовлетворить все его нужды, но давали достаточно тепла, чтобы лишить его желания выйти в мир и достичь большего. Теперь единственным старым другом, оставшимся у Эндера, была Королева Улья. А уж ее-то не назовешь приятной компанией. Слишком чужая, слишком зависимая, чтобы пробуждать у Эндера что-то, кроме чувства вины.

Куда же он пойдет? Джейн уже знала ответ. Он влюбился, если это можно так назвать, две недели назад, прежде чем оставил Трондхейм. Новинья стала другой, совершенно другой, с ней горше и труднее, чем с той девушкой, чью боль он хотел исцелить. Но он уже ворвался в ее семью, уже пытался дать ее детям то, чего они так отчаянно желали, и, сам того не зная, уже утолял свой давний голод. Новинья ждала его — препятствие и цель. «Я так хорошо понимаю это, — подумала Джейн. — И я увижу, как развязываются узлы».

И, вздохнув, она занялась работой, которую поручил ей Эндер, хотя и не собиралась в ближайшее время показывать ему полученные результаты. Она легко преодолела защиту, которой Новинья окружила свои секретные записи, а затем тщательно восстановила имитацию, которую видел Пипо в день своей смерти. Она потратила много времени — целых пять минут — на утомительный анализ файлов самого Пипо, чтобы свести воедино то, что Пипо знал, с тем, что он увидел. Он все понял интуитивно, Джейн — благодаря кропотливой, долгой работе. И когда она сделала ее, то поняла, почему умер Пипо. Теперь, когда она знала, по каким критериям свинксы выбирают своих жертв, ей не составило труда вычислить причину гибели Либо.

Кое-что она знала совершенно точно. Во-первых, свинксы раман, а вовсе не варелез. Во-вторых, Эндер рискует головой, он может умереть смертью Пипо и Либо.

А потому, не советуясь с Эндером, Джейн приняла решение и выработала план действий. Она станет внимательно следить за Эндером и обязательно вмешается, предупредит его, если он подойдет к смерти слишком близко. Но она должна не только охранять, есть и другая работа. С ее точки зрения, главной проблемой, главным препятствием на пути Эндера окажутся совсем не свинксы. Она знала, что с ними он разберется достаточно быстро, так как слишком хорошо понимал людей и раман. Да, она могла положиться на его эмоции и интуицию. Помехой станет епископ Перегрино, католическая иерархия, их неколебимое сопротивление Голосу Тех, Кого Нет. Чтобы успешно решить проблему свинксов, Эндеру потребуется сотрудничество, а не враждебность Церкви Лузитании. И ничто так не толкает к сотрудничеству, как общий враг.

Все это обнаружили бы со временем и без ее помощи. Спутники наблюдения, кружившиеся на орбите Лузитании, скармливали ксенологам и ксенобиологам Ста Миров огромный поток данных. Они зафиксировали незначительные изменения ландшафта в степях к северо-востоку от леса, окружавшего Милагр. Местные травы вытеснило какое-то новое растение. Люди никогда не заходили в этот район, да и свинксы тоже, по крайней мере первые тридцать лет, что спутники следили за планетой.

И вообще по записям со спутников получалось, что свинксы почти не покидали родные леса и уходили из дому только изредка — в поход на другое племя. А племена, обитавшие вокруг Милагра, не участвовали в войнах со дня основания человеческой колонии. У них не было причин забираться так глубоко в прерии. Но степь вокруг леса этих племен изменилась, то же самое случилось со стадами кабр. Животных заманивали в преобразованные районы прерии, стада, покидавшие эту территорию, были меньше и светлее. Вывод сможет сделать любой, кто догадается поглядеть: свинксы забивали некоторых животных и стригли всех остальных.

У Джейн не было времени. Она не могла себе позволить подождать несколько человеческих лет, пока какой-нибудь аспирант обратит на это внимание, а потому сама занялась анализом и выбрасывала результаты на компьютеры, с которыми работали ксенологи, изучавшие Лузитанию. Она оставляла информацию в воздухе над терминалом, чтобы ученый мог найти ее, когда придет работать, как будто кто-то разбирался со статистикой, а потом забыл отключить машину. Она написала несколько докладов, чтобы на них напоролся кто-нибудь умный. Однако никто не обратил внимания на ее труды, а если и обратил, то явно не смог сделать выводы из необработанных сведений. Наконец ей надоело, и она просто «забыла» на одном из терминалов неподписанный меморандум: «Посмотрите сюда! Кажется, свинксы сделали огромный скачок в сельском хозяйстве».

Ксенолог, наткнувшийся на записку Джейн, никогда не узнал, кто написал ее, впрочем, через некоторое время он просто перестал искать автора. Джейн замечала за этим типом склонность к плагиату, знала, что он ставил свое имя под работами, написанными совсем другими людьми, а имена этих других обычно исчезали на пути между окончанием работы и публикацией. Она нуждалась именно в таком ученом, и выбор оказался правильным. Впрочем, плагиатору явно не хватало честолюбия. Он просто отдал доклад Джейн в какой-то захолустный журнал, назвав его обычной научной статьей. Джейн перебросила статью на несколько уровней вверх и раздала копии нескольким серьезным людям, способным осознать политические аспекты проблемы. И сопроводила статью неподписанным вопросом: «Вы только посмотрите сюда! Вам не кажется, что культура свинксов развивается слишком быстро?»

А еще Джейн переписала последний раздел статьи, чтобы уж ни у кого не было никаких сомнений.

«Возможно лишь одно истолкование данной информации: племя свинксов, обитающее рядом с колонией людей, в настоящее время выращивает злак с высоким содержанием протеина, возможно, какую-нибудь разновидность амаранта. Они также доят, стригут и забивают на мясо кабр, местных травоядных. Судя по всему, при охоте они пользуются метательными орудиями. Все эти виды деятельности, ранее не известные свинксам, отмечаются в последние восемь лет и сопровождаются стремительным ростом населения. Тот факт, что амарант (если новый злак действительно завезен с Земли) оказался доступным свинксам источником белка, доказывает, что он был генетически изменен и приспособлен к нуждам свинксов, к их метаболизму. Далее. Метательные орудия не в ходу у колонистов Лузитании, а потому свинксы не могли сделать их, наблюдая за людьми. Неизбежный вывод: все вышеназванные изменения в образе жизни свинксов — результат сознательного вмешательства людей».

Одной из тех, кто получил эту статью и прочел переписанный Джейн раздел, была Гобава Экумбо, председатель Ксенологического Наблюдательного Комитета при Звездном Конгрессе. Через час она послала этот раздел вверх по линии (политики не поняли бы всего предыдущего), снабдив его собственным жестким заключением: «Рекомендация: немедленное уничтожение колонии на Лузитании».

«Вот так, — подумала Джейн. — Это заставит их немного пошевелиться».


10. ДЕТИ РАЗУМА | Голос тех, кого нет | 12. ФАЙЛЫ